здоровался. Держалась она королевой, хранящей инкогнито. Разумеется, несмотря на пышность ее туалетов, решительно все знали, что это Кетхен Циллих, что она, пройдя в Берлине хорошую школу, с успехом занимается своей профессией на бывшей вилле фон Бриценов. Всем было также ясно, что такие обстоятельства не очень-то способствуют повышению авторитета пастора Циллиха. Весь приход чувствовал себя глубоко оскорбленным, а тут еще подливали масла в огонь насмешники, которые были в восторге от этой истории. Во избежание катастрофы пастор потребовал, чтобы полиция искоренила зло, но натолкнулся на сопротивление. Оставалось предположить, что существует некая связь между виллой Бриценов и высшими властями города. Поколебленный в своей вере в земную справедливости не меньше, чем в божественную, отец поклялся, что сам выступит в роли судьи, и действительно как-то под вечер явился к погибшей дочери, которая еще нежилась в постели, и подверг ее телесному наказанию. Только матери, которая обо всем догадалась и побежала за мужем, обязана была Кетхен своим спасением, как утверждали прихожане. Матери приписывали позорную слабость к дочери, блиставшей во всем великолепии греха. А пастор Циллих объявил с амвона, что Кетхен умерла и истлела, и этим спасся от вмешательства консистории{424}. Впоследствии испытание, постигшее пастора, пошло ему на пользу... Из числа лиц, вносивших свою долю на содержание Кетхен, Дидерих официально был знаком лишь с Ядассоном, хотя Ядассон давал меньше всех, а может быть, и вовсе ничего не давал, как имел основания думать Дидерих. Отношения Ядассона с Кетхен с давних пор походили на закладную, полученную под предприятие. Поэтому Дидерих без всяких стеснений поверял Ядассону заботы, которые это предприятие ему причиняло. Из понятного чувства такта по отношению к пастору Циллиху, рассуждавшему неподалеку о христианских пушках, они придвинулись друг к другу за столиком в нише, украшенной надписью: "Чтоб жене муженька ублажить, надо сладко его накормить", - и принялись толковать о делах бриценской виллы. Дидерих жаловался, что Кетхен ненасытна в своих посягательствах на его кошелек: вот если бы Ядассон оказал на нее благотворное воздействие! Но Ядассон лишь спросил: - Зачем же вы сохраняете эту связь? Она, разумеется, стоит денег и денег! И он был прав. Испытав кратковременное удовлетворение оттого, что он все же добился Кетхен, хотя бы таким путем, Дидерих вскоре стал рассматривать ее только как статью расхода, и очень солидную, под рубрикой "реклама". - Мое положение, - ответил он Ядассону, - требует представительства в самом широком масштабе. Иначе я, откровенно говоря, давно бросил бы всю эту волынку: между нами, Кетхен не так уж пикантна. Ядассон выразительно улыбнулся, но ничего не сказал. - Вообще, - продолжал Дидерих, - она в том же жанре, что и моя жена, а моя жена, - он приложил руку к сердцу, - намного изобретательнее. Видите ли, со своей совестью ничего не поделаешь, после каждой вылазки на бриценскую виллу мне все чудится, что я в долгу перед женой. Это может показаться смешным, но в таких случаях я всегда ей что-нибудь дарю. Боюсь только, как бы она в конце концов чего не заподозрила! Ядассон рассмеялся, и для этого у него было больше оснований, чем думал Дидерих, - он давно уже счел своим нравственным долгом просветить на этот счет супругу генерального директора Геслинга. В сфере политической у Дидериха с Ядассоном установилось такое же плодотворное сотрудничество, как и на вилле Кетхен: рука об руку они старались очистить город от неблагонамеренных, особенно от тех, кто сеял заразу оскорблений величества. Дидерих, с его разносторонними связями, вылавливал подобные элементы, а Ядассон предавал их суду и расправе. После появления "Гимна Эгиру"{425} деятельность друзей стала особенно плодотворной. В доме у самого Дидериха учительница музыки, которая давала уроки Густе, назвала "Гимн Эгиру" попросту... С тем самым, что она назвала, ее и смешали. Даже Вольфганг Бук, с недавнего времени вновь поселившийся в Нетциге, - даже он заявил, что приговор отнюдь не суров, ибо он удовлетворяет оскорбленные монархические чувства. - Оправдательного приговора народ не понял бы, - сказал он за столиком Дидериха в погребке. - Среди политических режимов монархия то же, что в любви строгие и энергичные дамы. Кто питает склонность к такого рода любви, тот требует наступательных действий, мягкость его не удовлетворяет. Дидерих покраснел... Жаль только, что Бук выражал такие взгляды лишь в трезвом состоянии. Позднее он своей уже всем приевшейся манерой втаптывать в грязь священнейшие блага давал достаточно поводов исключить его из приличного общества. И что же? Не кто другой, как Дидерих, уберег его от подобной участи. Он защищал своего приятеля. - Надо же, господа, считаться с его тяжелой наследственностью, ведь в этой семье явно выражены симптомы прогрессирующего вырождения. С другой стороны, мы знаем, что сцена все же не удовлетворила его и он вернулся к профессии адвоката, а это доказывает, что натура у него здоровая. Ему возражали: весьма подозрительно, почему Бук ни слова не говорит о своей трехлетней деятельности на сцене. Быть может, он уже опустился до того предела, когда человек чести его и на дуэль не вызовет? На это Дидерих ничего не мог сказать; вопреки всякой логике, его неодолимо влекло к сыну старика Бука. То и дело он завязывал с ним жаркие споры, неизменно кончавшиеся взаимными резкостями, так как вскрывались острейшие противоречия в их взглядах. Дидерих даже ввел Бука в свой дом, но результат получился совершенно неожиданный. Если вначале Бук приходил, вероятно, только ради превосходного коньяка, которым его потчевали, то потом его явно заинтересовала Эмми. Через голову Дидериха оба отлично спелись, и притом самым поразительным для Дидериха образом. Они вели острые, рискованные разговоры, словно бы далекие от всякой задушевности или иных чувств, которые в нормальных случаях пробуждает общение представителей разного пола. А когда понижали голоса и переходили на интимный тон, Дидериху делалось прямо-таки не по себе. Оставался выбор: либо вмешаться и восстановить корректный тон, либо удалиться из комнаты. К собственному удивлению, он избрал последнее. "Оба они претерпели удары судьбы, и вполне заслуженные", - думал он с подобающей ему рассудительностью, не очень задумываясь над тем, что он, в сущности, горд за Эмми; ему было лестно, что Эмми, его родная сестра, оказалась достаточно умной, достаточно незаурядной и даже, пожалуй, достаточно непутевой, чтобы подружиться с Вольфгангом Буком. "Кто знает... - начинал он, колеблясь, а затем решительно доканчивал: - А впрочем, почему бы и нет! Точно так же поступил Бисмарк с Австрией. Сначала растоптал, а потом заключил союз!"{427} Из этих, пока еще расплывчатых, соображений Дидерих вновь стал проявлять определенный интерес к отцу Вольфганга. Старик, страдавший болезнью сердца, редко показывался в городе, а если и выходил, то большей частью стоял перед витриной какого-нибудь магазина, делая вид, что углублен в ее созерцание, а на самом деле беспокоясь лишь об одном - как бы скрыть, что ему не хватает воздуха. О чем он размышлял? Что думал о новом деловом расцвете Нетцига, о подъеме национализма, о нынешних властях предержащих? Переменил ли он свои убеждения? Чувствовал ли себя внутренне побежденным? Случалось, что генеральный директор доктор Геслинг, могущественный представитель нетцигской буржуазии, хоронился где-нибудь в подворотне, чтобы затем незаметно следовать по пятам за утратившим всякое влияние, уже наполовину забытым стариком: хотя Дидерих и пребывал на вершине, но этот умирающий почему-то смущал его душевный покой... Так как старик платил теперь проценты по своим закладным с запозданием, Дидерих предложил молодому Буку продать дом. Само собой, он предоставит старику право пожизненно пользоваться им. Вместе с домом он купит и обстановку, немедленно уплатив за нее. Вольфганг уговорил отца принять предложение. Тем временем миновало 22 марта. Исполнилась столетняя годовщина со дня рождения Вильгельма Великого, а памятник ему в городском парке все еще не был сооружен. В собрание городских гласных без конца поступали запросы, неоднократно после упорной борьбы одобрялись дополнительные кредиты, но требовались все новые и новые на покрытие перерасхода. Тяжелый удар постиг город, когда его величество отверг проект монумента, где его августейший дед был изображен пешим; приказано было соорудить конную статую. Дидерих, подгоняемый нетерпением, вечерами часто отправлялся на Мейзештрассе, чтобы лично убедиться, насколько продвинулись работы. Был май, стояла жара, и даже после захода солнца было еще душно, но на пустынной территории парка с его молодыми насаждениями дул ветерок. Дидерих, уже в который раз, с раздражением думал о том блестящем деле, которое сварганил помещик господин фон Квицин. Ему это далось без особого труда! Не шутка спекулировать земельными участками, когда регирунгспрезидент твой кузен. Городу волей-неволей пришлось купить весь участок под памятник кайзеру Вильгельму и заплатить столько, сколько фон Квицин потребовал... Неожиданно показались две фигуры; Дидерих вовремя разглядел, кто это, и укрылся за кустами. - Здесь хоть можно дышать, - сказал старик Бук. - Если бы этот вид не отравлял все, - ответил сын. - Они задолжали полтора миллиона, чтобы навалить эту груду мусора. - И он показал на недоделанный постамент - нагромождение каменных цоколей, орлов, львов, балюстрад, ниш и человеческих фигур. Одни орлы, распластав крылья, вцепились когтями в пока еще пустой цоколь, другие гнездились в нишах, симметрично рассекавших балюстраду; там же расположились и львы, готовые прыгнуть на передний план{428}, где и без того было столпотворение: развевались флаги, метались и неистово жестикулировали люди. Заднюю стенку цоколя украшал Наполеон Третий{428}. Мало того, что он, согнувшись в три погибели, в позе побежденного следовал за триумфальной колесницей, но жизни его еще постоянно угрожал лев, зловеще изогнувший спину позади него на лестнице постамента... А Бисмарк и другие паладины{428} чувствовали себя в этом зверинце как дома, они протягивали руки с подножия цоколя вверх, чтобы приобщиться к подвигам еще отсутствовавшего властелина. - Кто вознесется на этот цоколь? - спросил Вольфганг Бук. - Старик был лишь предтечей. В конце концов весь этот мистико-героический спектакль загородят от нас цепями, нам останется только глазеть, что и является конечной целью всего. Комедия, и притом бездарная. Через некоторое время, - уже спустились сумерки, - отец сказал: - А ты, сын мой? Ведь и тебе некогда игра казалась конечной целью. - Как всему моему поколению. Ничего другого мы не умеем. Нынче нам следовало бы, в ожидании будущего, держаться тише воды, ниже травы. Это самое безопасное. И я не отрицаю, что мой уход со сцены - не больше, чем тщеславие. Смешно, отец, но я покинул сцену потому, что однажды, когда я играл, начальник полиции заплакал. Подумай только, можно ли стерпеть такое? Тончайшие нюансы душевных эмоций, жизнь сердца, высокая мораль, современные чаяния ума и души - все это я воспроизвожу перед людьми, как будто равными мне, потому что они растроганно кивают, и я вижу их взволнованные лица. А потом эти люди преследуют революционеров и стреляют в бастующих. Мой начальник полиции, разумеется, собирательное лицо, таковы все они. - Бук повернулся прямо к тому кусту, за которым спрятался Дидерих. - Искусство остается для вас искусством, и борение духа неведомо вам. Если б настал день, когда мастера вашей культуры поняли бы это, как я, они, подобно мне, оставили бы вас одних с вашими дикими зверями. Он показал на львов и орлов. Старик тоже посмотрел на памятник и молвил: - Они стали могущественны, но с их властью мир не обогатился ни духовными сокровищами, ни человеколюбием. Значит, все было напрасно. И наша жизнь тоже, по-видимому, была напрасна. - Он посмотрел на сына. - А все-таки вы не должны уйти и оставить им поле битвы. Вольфганг тяжело вздохнул: - На что надеяться, отец? Они остерегаются перегибать палку, не в пример привилегированному классу в канун революции сорок восьмого. Уроки истории, к сожалению, научили их умеренности. Их социальное законодательство носит охранительный и развращающий характер. Оно насыщает народ ровно настолько, чтобы не стоило вести серьезную борьбу за хлеб, не говоря уже о свободе. Кто же теперь свидетельствует против них? Старик выпрямился. - Совесть человечества, - сказал он вдруг полным, звучным голосом и, глядя на сына, опустившего голову, продолжал: - Ты должен веровать в нее, сын мой. Когда катастрофа, которой они надеются избегнуть, разразится и станет достоянием прошлого, не сомневайся, что человечество назовет нынешние нравы еще более позорными и безрассудными, чем нравы, существовавшие до первой революции. - И вдруг голос его прозвучал тихо, словно издалека: - Жить только сегодняшним днем - значит не жить совсем. Он, видимо, зашатался. Сын быстро подхватил его, и старик, опираясь на руку Вольфганга, согбенный, едва передвигая ноги, исчез во мраке. Дидерих же поспешил удалиться другой дорогой: ему казалось, что он очнулся от дурного, хотя большей своей частью и непонятного сна, в котором - и это совершенно ясно - потрясались устои. И хотя все, что он услышал, было отмечено печатью несбыточности, ему казалось, что никогда еще столь знакомая ему крамола не потрясала эти устои так глубоко и сильно. Дни одного были сочтены, у другого тоже не было особенных перспектив, но Дидерих чувствовал, что лучше бы они подняли в стране здоровую бучу, чем шептаться здесь, в темноте, об одних лишь духовных ценностях и о будущем. В реальной действительности, разумеется, были куда более ощутимые дела. Вместе с автором памятника Дидерих набросал программу художественного оформления празднества в честь открытия монумента. При этом скульптор оказался гораздо предупредительнее, чем можно было ожидать. И вообще он пока обнаруживал лишь то лучшее, что свойственно людям его профессии, - талант и возвышенный образ мыслей, а в остальном отличался корректностью и деловитостью. Этот молодой человек, племянник бургомистра Шеффельвейса, являл собою пример того, что, вопреки изжившим себя предрассудкам, порядочность можно встретить повсюду и что нет никаких оснований отчаиваться, если молодой человек по лености не желает обучаться хлебной профессии и становится художником. Когда он в первый раз вернулся из Берлина в Нетциг, на нем еще была бархатная куртка и семье он причинял одни неприятности, но во второй свой приезд он уже носил цилиндр, а некоторое время спустя на него обратил внимание монарх, и ему дозволено было изваять для Аллеи Победы{431} очень удавшийся скульптурный портрет маркграфа Оттона Могучего{431} и такие же портреты двух виднейших современников маркграфа - монаха Тассило, знаменитого тем, что он мог выпить в день сто литров пива, и рыцаря Клиценцица, который учил берлинцев работать до седьмого пота, хотя они его позднее и повесили. На заслуги рыцаря Клиценцица его величество соизволил обратить особое внимание обер-бургомистра, а это, в свою очередь, благоприятно отразилось на карьере молодого скульптора. Ясно, что молодому человеку, на которого пал луч монаршей милости, выказывали беспредельное радушие; Дидерих предоставил в его распоряжение весь свой дом, взял для него напрокат верховую лошадь, необходимую художнику, чтобы дать волю играющим молодым силам. А какие надежды засияли, когда именитый гость назвал многообещающими первые, сделанные еще неуверенной рукой рисунки маленького Хорста! Дидерих, не долго думая, решил, что Хорст посвятит жизнь искусству - этой столь модной карьере. Вулков, ничего не смысливший в искусстве и не сумевший стать с фаворитом его величества на дружескую ногу, получил от комитета по сооружению памятника две тысячи марок в виде почетного дара, на который имел право, как почетный председатель, но выступить с торжественной речью на открытии комитет поручил фактическому председателю, духовному творцу памятника и основоположнику националистического движения, детищем которого памятник и является, - господину городскому гласному генеральному директору доктору Геслингу. Браво! Дидерих, растроганный и ликующий, видел себя у подножия новых вершин. Ждали самого обер-президента. Дидериху предстояло держать речь в высоком присутствии его сиятельства, - какие возможности перед ним открывались! Вулков, правда, пытался ставить ему палки в колеса: раздраженный тем, что его оттерли, он отказался допустить Густу на трибуну "официальных" дам. По этому поводу у Дидериха произошла с ним горячая стычка, но без положительного результата. Пыхтя, как паровоз, Дидерих вернулся домой к Густе. - Не вышло. Затвердил, что ты, дескать, не "официальная". Но мы еще посмотрим, кто официальнее, ты или он. Он еще просить тебя будет! Я, слава богу, больше в нем не нуждаюсь, уж скорее он во мне. И верно: когда вышел очередной номер "Недели", как вы думаете, что было в нем, кроме обычных фотографий кайзера? Два снимка: на одном автор памятника кайзеру Вильгельму в Нетциге, запечатленный в момент, когда он в последний раз прикасается резцом к своему творению; на другом - председатель комитета и его супруга, Дидерих с Густой. И ни слова о Вулкове. Это было всеми замечено и истолковано как признак того, что его положение пошатнулось. Он, видно, и сам это почувствовал, так как предпринял шаги, чтобы тоже попасть в "Неделю". Он побывал у Дидериха, но Дидерих велел сказать, что его нет дома. Скульптор тоже под каким-то предлогом не вышел к посетителю. Тогда Вулков, как Дидерих и предсказывал, в самом деле подошел на улице к Густе. История с местом на трибуне для официальных дам, мол, недоразумение... - Стоял на задних лапках, как наша Менне, - рассказывала Густа. - Поздно спохватился! - решительно сказал Дидерих и не побоялся растрезвонить о случае с Густой по всему городу. - Стоит ли церемониться, - сказал он Вольфгангу Буку, - если это конченый человек? Полковник фон Гафке и тот уже махнул на него рукой. - И смело прибавил: - Теперь он увидел, что на нем свет клином не сошелся. На свою беду, он не сумел вовремя приноровиться к современному требованию - широкой гласности, - которое накладывает свой отпечаток на нынешний курс. - Абсолютизм, ищущий популярности в народе, - сформулировал Бук. Теперь, когда положение Вулкова пошатнулось, Дидерих с каждым часом находил все более наглой ту сделку с земельным участком, в которой его так бессовестно облапошили. Его негодование приняло такие размеры, что приезд в Нетциг депутата парламента Фишера, как раз в эти дни решившего посетить свой родной город, явился для Дидериха поистине благодетельной разрядкой. Парламентаризм и депутатская неприкосновенность имеют все-таки свои хорошие стороны. Ибо Наполеон Фишер немедленно выступил в рейхстаге с разоблачениями. Он разоблачил, ничем не рискуя, спекуляции регирунгспрезидента фон Вулкова в Нетциге, рассказал об огромных барышах, нажитых им на участке под памятник кайзеру Вильгельму Первому, который, по словам Фишера, фон Вулков вымогательским образом получил от города, упомянул о почетном даре - что-то около пяти тысяч марок, назвав его "взяткой". Судя по газете, среди представителей народа поднялась буря негодования. Правда, причиной тому был не столько Вулков, сколько сам разоблачитель. Депутаты с пеной у рта требовали доказательств и свидетелей; у Дидериха душа в пятки ушла: а вдруг в следующей же строчке выплывет его имя? К счастью, этого не случилось. Наполеон Фишер остался верен долгу народного представителя. Вместо этого выступил министр и сказал, что он представляет собранию самому судить о неслыханных, сделанных, к сожалению, под защитой депутатской неприкосновенности нападках на отсутствующее лицо, которое не имеет возможности защищаться. И собрание выразило свое суждение: оно ответило господину министру одобрительными аплодисментами. Таким образом, в рамках парламента инцидент был исчерпан, оставалось только, чтобы и пресса выразила свое негодование. За ней дело не стало, причем не вполне благонадежные газеты лишь слегка перемигнулись. Зато редакторам социал-демократических газет, пренебрегшим осторожностью, пришлось предстать перед судом, в том числе и редактору нетцигского "Гласа народа". Дидерих воспользовался этим предлогом и начисто порвал со всеми, кто когда-либо сомневался в честности господина регирунгспрезидента. Вместе с Густой он нанес визит Вулковам. - Я знаю из первых рук, - говорил он после этого, - что фон Вулкову обеспечено великое будущее. Он недавно ездил на охоту с его величеством и отпустил блестящую остроту. Несколькими днями позже в "Неделе" появился портрет во весь разворот: лысина и борода на одной странице, брюхо на другой, и подпись: "Регирунгспрезидент фон Вулков, духовный отец памятника кайзеру Вильгельму в Нетциге, недавно подвергшийся в рейхстаге возмутительным нападкам. В ближайшем будущем ожидается его назначение на пост обер-президента..." Портреты генерального директора Геслинга и его супруги заняли всего четверть страницы. Дидерих убедился, что подобающая дистанция восстановлена. Как во все времена, так и в наши дни, с их требованием широкой гласности, власть остается властью - она недосягаема. Вопреки всему такой вывод доставил Дидериху глубокое удовлетворение. Этот инцидент как нельзя лучше помог ему внутренне подготовиться к торжественной речи. Она рождалась в честолюбивых видениях бессонных ночей и в оживленном обмене мнениями с Вольфгангом Буком, а особенно с Кетхен Циллих, проявившей недюжинную чуткость и правильно оценившей великое значение предстоящего события. В исторический день, когда Дидерих, чувствуя, как стучит его сердце о рукопись с речью, в половине одиннадцатого подъехал с супругой к месту торжества, там еще почти никого не было, но зато какой порядок чувствовался во всем! Главное - военное оцепление было уже выставлено! А стоило, предъявив пропуск, оказаться по ту сторону, как душу охватывало праздничное чувство, чувство превосходства над толпой непривилегированных людишек, которые стоят за цепью солдат на самом солнцепеке у высокой черной стены и вытягивают потные шеи, пытаясь что-нибудь разглядеть. Трибуны по правую и левую сторону от длинных белых полотнищ, под которыми, как нетрудно было догадаться, скрывался Вильгельм Великий, были затенены тентами и множеством флагов. Дидерих заметил, что на левой трибуне господа офицеры, у которых дисциплина вошла в плоть и кровь, размещались со своими дамами сами, без посторонней помощи; вся строгость полицейской бдительности устремилась направо, где дрались за места штатские. Густа, как и все, тоже была недовольна своим местом, ее мог удовлетворить только тент для официальных лиц, расположенный напротив памятника. Она ведь "официальная" дама, и Вулков это признал. Если Дидерих не трус, он поведет ее туда... Но его храбрая атака, как он и предчувствовал, получила энергичный отпор. Престижа ради и ради того, чтобы Густа не усомнилась в нем, он запротестовал против тона, каким с ним говорил полицейский офицер, и его чуть было не арестовали. Его орден Короны четвертой степени, его черно-бело-красная лента через плечо и набросок речи, предъявленный им, только-только избавили его от ареста, но ни в глазах мира, ни в его собственных не могли сравниться с военным мундиром. Этой единственно подлинной чести, чести мундира, ему не хватало, и он - уже в который раз - отметил про себя, что без мундира человек, будь он хоть семи пядей во лбу, проходит по жизни с неспокойной совестью. Совершенно подавленные, супруги Геслинг на виду у всех начали отступление - Густа иссиня-багровая и надутая под своими страусовыми перьями, кружевами и бриллиантами, Дидерих - сопя и изо всех сил выпячивая живот с черно-бело-красной лентой, точно желая прикрыть национальным флагом свое поражение. Так пришлось им пройти позади офицерской трибуны, где с одной стороны выстроился ферейн ветеранов, в цилиндрах, с венками из дубовых листьев вокруг тульи, под предводительством Кюнхена, на котором был мундир лейтенанта ландвера{435}, а с другой - отряд богоугодных дев в белых одеяниях, подпоясанных черно-бело-красными шарфами, во главе с Циллихом в пасторском облачении. Наконец супруги подошли к своей трибуне. И кто же, как вы думаете, сидел на стуле Густы в позе королевы?! Потрясающе: Кетхен Циллих! Уж тут-то Дидерих счел себя обязанным не хуже других прочих сказать свое властное слово. - Эта дама ошиблась, она заняла не свое место, - заявил он, обращаясь отнюдь не к Кетхен, - очевидно, он с ней не знаком и считает ее подозрительной личностью, - нет, он обратился к распорядителю. И если бы даже сочувственный ропот голосов не подтвердил его правоты, он все равно стоял бы здесь на страже безмолвных сил порядка, морали и закона; трибуна рухнет, прежде чем он допустит, чтобы на ней оставалась Кетхен Циллих... Однако произошло нечто непостижимое: распорядитель под ироническим взглядом Кетхен лишь пожал плечами, и даже полицейский, которого подозвал Дидерих, промычал что-то невнятное: он явно поощрял дерзкую вылазку порока. Дидерих, уже совсем ничего не понимая в этом мире, незыблемые законы которого, казалось, рушатся, позволил оттеснить Густу в самые верхние ряды. Она обменялась с Кетхен несколькими репликами, подчеркнувшими пропасть между обеими дамами. Неизвестно, чем бы все это кончилось, - в обмене мнениями уже начали принимать участие третьи лица, - если бы не грянул "Марш гостей в Вартбурге"{436}. И действительно, гости заняли места под тентом для официальных лиц: впереди шел Вулков, его легко можно было узнать, несмотря на красный гусарский мундир, рядом с ним некто во фраке и с орденской звездой на груди - какой-то важный генерал. Возможно ли? Еще два высокопоставленных генерала! И адъютанты, мундиры всех цветов, сверканье орденских звезд. А как статны! - Кто этот желтый, высокий? - вся загоревшись, вопрошала Густа. - Вот красавец так красавец! - Не извольте наступать мне на ногу! - крикнул Дидерих, так как сосед его тоже вскочил. Все вертели головой, рискуя свернуть себе шею, всех лихорадило, все таяли от восторга. - Погляди на них, Густа! Эмми дура, что не пошла с нами. Неповторимое, грандиозное зрелище, величественнее и представить себе нельзя! - А этот, с желтыми отворотами! - мечтательно говорила Густа. - Как строен! Уж наверняка аристократ, сразу видно. Дидерих сладострастно хохотнул. - Здесь все без исключения аристократы. Тут уж не ошибешься. Достаточно сказать, что здесь присутствует флигель-адъютант его величества! - Желтый! - Собственной персоной! Понемногу начали осваиваться. - Вот тот - флигель-адъютант! Целых два дивизионных генерала, черт возьми! Как четко они отдают честь! Сколько шика! Очаровательно! Оказана честь даже бургомистру доктору Шеффельвейсу, которого вытащили из задних рядов, где он в своем мундире обозного лейтенанта запаса{436} держался как можно более неприметно: он стал во фронт перед высоким начальством. Господин фон Квицин, одетый уланом, разглядывал в монокль участок, который некогда принадлежал ему. Вулков же, красный гусар, только теперь, козыряя и поворачивая к публике профиль своего мощного, обрамленного шнурами зада, по-настоящему давал почувствовать вес своего регирунгспрезидентства. - Вот столпы нашей власти! - восклицал Дидерих под бравурные аккорды марша. - Пока у нас такие правители, мы всегда будем грозой мира! - И в неодолимом порыве, полагая, что его час настал, он устремился вниз, к ораторской трибуне. Но полицейский, охранявший трибуну, преградил ему путь. - Нельзя, нельзя, еще не время, - сказал он. Внезапно остановленный в своем стремительном разбеге, Дидерих столкнулся с догонявшим его распорядителем, тем самым, с которым у него вышла заминка. Это был один из служащих городского управления. Ему хорошо известно, заверил он Дидериха, что желтоволосая дама сидит на месте господина гласного, "но оно предоставлено ей по приказу свыше". Последовавшее затем разъяснение сказано было уже замирающим шепотом, и Дидерих отпустил распорядителя жестом, как бы означавшим: "Ну, тогда все в порядке!" Флигель-адъютант его величества! Тогда все в порядке! Дидерих заколебался: не следует ли вернуться и публично отвесить Кетхен Циллих почтительный поклон? Но он не успел. Полковник фон Гафке скомандовал отряду знаменосцев: "Вольно!" - Кюнхен, в свою очередь, повторил его команду своим ветеранам, за тентом полковой оркестр заиграл: "На молитву". Этому приглашению последовали белые девы пастора Циллиха и весь состав ферейна ветеранов. Кюнхен, в своем историческом мундире офицера ландвера, украшенном не только Железным крестом, но и доблестной заплатой, - в этом месте французская пуля пробила его, - встретился в центре площади с облаченным в пасторское одеяние Циллихом, а когда подоспел отряд знаменосцев, Циллих начал церемонию, и старому союзнику на небесах были вознесены молитвы. На штатской трибуне публику подняли распорядители, господа офицеры поднялись без напоминания. Хор дев запел: "Бог наш оплот"{437}. Пастор Циллих, по-видимому, еще что-то имел в виду, но желтолицый обер-президент, явно полагая, что со старого союзника хватит и этого, опустился в кресло; то же сделали стоявший справа цветущий флигель-адъютант и слева - два дивизионных генерала. Когда все общество под тентом для "официальных" разместилось согласно своим внутренним законам, все увидели, как регирунгспрезидент фон Вулков сделал знак, и один из полицейских тронулся с места. Он направился к коллеге, охранявшему ораторскую трибуну, а тот обратился к Дидериху. - Ну, теперь пожалте. Дидерих, всходя на трибуну, изо всех сил старался не споткнуться - ноги у него вдруг обмякли, а перед глазами все поплыло. Немного отдышавшись, он приметил на полукруге голой площади деревце без единого листочка, зато густо увешанное бумажными черно-бело-красными цветами. При виде этого деревца к нему вернулись память и силы. Он начал: - Ваши сиятельства! Ваши превосходительства! Милостивые государи! Сто лет прошло с тех пор, как нам и нашему фатерланду ниспослан был великий кайзер, памятник которому сейчас откроет представитель его величества; в то же время - и это делает настоящую минуту особенно знаменательной - вот уже почти десять лет, как его великий внук вступил на престол!{438} Как же нам прежде всего не оглянуться с чувством гордости и признательности на то великое время, в которое нам дано жить? И Дидерих оглянулся. Он воздавал хвалу поочередно беспримерному расцвету хозяйственной жизни и взлету националистической идеи. Он долго распространялся об океане. - Океан необходим для величия Германии{438}. Океан показывает нам, что ни на нем самом, ни по ту сторону его без Германии и без германского кайзера не может быть принято ни одно решение, ибо мировая торговля теперь самое главное. Но Германия переживает не только беспримерный деловой расцвет, она переживает такой же расцвет в области духовной и нравственной. Что было раньше? Дидерих набросал далеко не лестную для старшего поколения картину: сбитое с пути односторонним гуманитарным образованием, воспитавшим в нем безнравственные взгляды, оно было чуждо идее национализма. Если подобное положение сейчас в корне изменилось, если мы, справедливо сознавая себя самым дельным народом в Европе и на всем земном шаре, объединились, за исключением смутьянов и отщепенцев, в единой националистической партии, то кому мы этим обязаны? Только его величеству, отвечал Дидерих. - Он пробудил граждан от спячки, его высокий пример сделал нас тем, что мы есть!.. - Дидерих стукнул себя кулаком в грудь. - Сила его личности, неповторимой, несравненной, так велика, что позволяет всем нам увиться вокруг него плющом{439}, поднимаясь все выше и выше! - воскликнул он экспромтом; в наброске его речи это не значилось. - Во всем, что его величество предпринимает на благо германского народа, все мы, имущий и бедняк, с восторгом придем ему на помощь. Мы приветствуем и простого мастерового! - опять неожиданно для себя прибавил он, вдохновленный запахами потеющей толпы, которая теснилась за военным оцеплением, - их донес поднявшийся ветер. - Изумляя мир своей деловитостью, исполненные высокой нравственной силы, направленной на созидательную деятельность, и обладая отточенным оружием, мы являемся грозой врагов, завистливо обступивших нас, мы - избранная нация, мы - знаменосцы вознесенной на небывалую высоту германской культуры господ, которую никто и никогда не превзойдет! Тут все увидели, что обер-президент кивнул, а флигель-адъютант беззвучно похлопал ладонью о ладонь - и на трибунах разразилась буря аплодисментов. На штатской развевались носовые платочки. Махала по ветру платочком Густа, махала, несмотря на недавнюю обиду, и Кетхен Циллих. Дидерих, с легким, как развевающиеся платочки, сердцем, вновь вознесся на вершины красноречия: - Но такого небывалого расцвета нация господ не достигает в вялой, гнилой атмосфере мира; нет, наш старый союзник на небесах счел необходимым в огне закалить немецкое злато. Нам пришлось пройти сквозь горнило Йены и Тильзита{439}, но в конечном счете наши победоносные знамена водружены повсюду, и на поле брани выкована германская корона. И Дидерих напомнил о богатой испытаниями жизни Вильгельма Великого, показывающей нам, что создатель не отвращает лик свой от избранного им народа, который он сделал своим орудием. Великий кайзер никогда не впадал в сомнения на этот счет, что неопровержимо доказывает исторический момент, когда он, монарх божьей милостью, со скипетром в одной руке и мечом империи в другой, лишь господу честь воздал и от него принял корону. Верный высокому чувству долга, он не пожелал воздать честь народу и от народа принял корону и не побоялся страшной ответственности перед одним господом богом, от которой его не мог освободить никакой министр и никакой парламент! Голос Дидериха растроганно задрожал. - Это признает теперь и народ, он положительно обожествляет личность почившего кайзера. Ведь кайзер имел успех! А где успех, там и бог! В средине века Вильгельм Великий был бы причислен к лику святых. Ныне же мы воздвигаем ему первоклассный монумент! Обер-президент опять кивнул, и за кивком опять последовала буря аплодисментов. Солнце скрылось, подул свежий ветер; и, словно под влиянием нахмурившегося неба, Дидерих трагически воскликнул: - Кто стал на его пути к высокой цели? Кто был врагом великого кайзера и преданного ему народа? Разбитый им Наполеон! Наполеон получил корону от народа{440}, а не от бога, отсюда и все его беды! Это придает приговору истории вечный, потрясающий смысл! Тут Дидерих дал себе труд нарисовать картину растленного демократией, а потому забытого богом царства Наполеона Третьего. Скрытый под личиной лжерелигиозности, распоясавшийся материализм породил страсть к безудержной наживе, а пренебрежение духовными благами шло, естественно, рука об руку с низменной жаждой наслаждений. Движущей общественной силой тогдашней Франции служила мания афиширования, помпезность, неизменно переходившая в манию преследования. Опираясь во внешней политике только на престиж, во внутренней - на полицию, ни во что, кроме насилия, не веря, Франция Наполеона Третьего стремилась лишь к театральным эффектам, трескуче бахвалилась своим героическим прошлым, и единственно, в чем она действительно достигла вершины, это в шовинизме... - Все это нам не присуще! - возопил Дидерих{440} и взметнул вверх руку, призывая небо в свидетели. - Поэтому нас никогда не постигнет грозный рок, уготованный империи нашего исконного врага! На этом месте речи блеснула молния; между цепью солдат и глухой стеной дома, где, невидимый, стоял народ, черную тучу прорезала яркая вспышка, за ней последовал удар грома, - это было уже слишком. Господа под тентом для "официальных" недовольно поморщились, а обер-президент вздрогнул. На офицерской трибуне все, разумеется, сохраняли безукоризненную выдержку, на штатской можно было заметить некоторое беспокойство. Взвизгивания там стихли, когда Дидерих, соперничая с громовыми раскатами, прогремел: - Господа, наш старый союзник на небесах подтверждает это! Мы - совсем другое дело. Мы суровы, верны и правдивы! Быть немцем - значит ратовать за дело во имя дела! Кто из нас когда-либо торговал своими убеждениями? Где найдешь у нас продажного чиновника? Мужская честность и женская чистота сливаются у нас воедино, женственное возвышает нас{441}, мы не видим в нем орудия низменных наслаждений. Сияющий образ истинно немецкой натуры вырос на почве христианства, и это единственно надежная почва, ибо всякая языческая культура, как бы прекрасна и чудесна она ни была, погибает от первой же катастрофы; а душа германской культуры - это почитание власти, традиционной благословенной богом власти, против которой все бессильно. Поэтому мы и впредь должны видеть наш высочайший долг в защите фатерланда, нашу высочайшую честь - в королевском мундире и наш высочайший труд - в ремесле воина. Гром грохнул, правда, уже потише, словно присмирев под оглушительными раскатами дидериховского голоса; зато упали первые капли дождя, такие тяжелые, что слышно было, как они ударяются о землю. - Из страны нашего исконного врага, - кричал Дидерих, - устремляется к нам мутный поток демократии, но немецкая стойкость, немецкий идеализм преградой встают на его пути. Французы - это враги божественного миропорядка, это люди без роду и племени, которые хотят подточить наш государственный строй, их надо истребить всех до единого, так, чтобы в час, когда нас призовут к небесному сбору, каждый мог с чистой совестью предстать пред своим небесным судьей и своим старым кайзером и на вопрос, от всего ли сердца ты действовал на благо империи, ответить, ударив себя в грудь: да! И Дидерих опять с такой силой хлопнул себя в грудь кулаком, что у него сперло дыхание. Этой вынужденной паузой воспользовалась публика на штатской трибуне, там беспокойно задвигались, давая понять, что считают речь Дидериха оконченной; гроза нависла теперь прямо над головами торжественного собрания, и в желтом, как сера, свете медленно, точно предостерегая, непрерывно стучали о землю капли дождя с яйцо величиной. Дидерих отдышался. - Когда через несколько мгновений спадут покровы, - начал он с новым пылом, - когда в знак приветствия мы склоним штандарты, опустим шпаги и, салютуя, сверкнут штыки... Тут в небесах грохнуло так неистово, что Дидерих втянул голову в плечи и не успел опомниться, как очутился на корточках под своей ораторской трибуной. К счастью, он вылез прежде, чем его исчезновение было замечено, потому что остальные тоже попрятались кто куда. Вряд ли кто-нибудь уже слышал, как Дидерих, обратившись к его сиятельству господину обер-президенту, почтительнейше попросил отдать команду: "Сбросить покровы..." Так или иначе, но обер-президент вышел из-под тента для "официальных". Он был желтее обычного, мерцание его орденской звезды погасло, и он произнес слабым голосом: - Именем его величества приказываю: да спадут покровы! И они упали. Оркестр заиграл "Стражу на Рейне". Зрелище Вильгельма Великого, скачущего верхом по воздуху с видом отца семейства, но окруженного грозными атрибутами власти, укрепило дух верноподданных, подавленных разбушевавшимся небом. "Ура" кайзеру, возглашенное обер-президентом, было с воодушевлением подхвачено. Звуки гимна "Славься в венце побед"{443} возвестили, что их сиятельству надлежит направиться к подножью памятника, осмотреть его и в краткой речи воздать должное скульптору, уже стоявшему там в ожидании. Все понимали высокопоставленного мужа, который в нерешительности поднял взор к небу. Но, как и следовало ожидать, чувство долга победило, и победило тем блистательнее, что он единственный был во фраке среди множества собравшихся здесь храбрых воинов. Он отважно выступил из-под навеса и под дождем, падавшим крупными, редкими каплями, направился к памятнику, а за ним - уланы, кирасиры, гусары и обоз... Вот уже все увидели надпись "Вильгельм Великий", вот уже скульптор выслушал обращенное к нему слово обер-президента, получил свой орден, и уже очередь дошла до духовного отца памятника, Геслинга, которого надлежало представить и украсить орденом, как вдруг небо разверзлось. Оно разверзлось от горизонта до горизонта, и с такой яростью, что все это походило на долго сдерживаемый взрыв. Не прошло и минуты, как все стояли по щиколотку в воде. У его сиятельства из рукавов и штанин хлестала вода. Трибуны исчезли за каскадами ливня, тенты, точно окруженные бушующим морем, осели под тяжестью воды, в их мокрых объятьях справа и слева бились и кричали люди. Господа офицеры бросились на разбушевавшуюся стихию с обнаженными шпагами; вспарывая парусину, они прокладывали себе путь на волю. Штатские спускались с трибун огромной серой змеей, которая бешено извивалась в воде, захлестывавшей площадь. При таких обстоятельствах обер-президент счел за благо отменить дальнейшие номера праздничной программы. Озаренный молниями, взметая фонтаны брызг, он начал поспешное отступление, а по его пятам бежали флигель-адьютант, оба дивизионных генерала, драгуны, гусары, уланы и обоз. По дороге его сиятельство вспомнил об ордене, все еще болтавшемся у него на пальце и предназначенном для духовного отца памятника, и, до конца верный долгу, однако не желая ни минуты задерживаться, он на бегу, взметая брызги, передал орден фон Вулкову. Тот, повстречав полицейского, еще не спасовавшего перед натиском событий, в свою очередь, доверил ему вручение высочайшего отличия, и полицейский, невзирая на светопреставление, творившееся вокруг, пустился на поиски Дидериха. Он нашел его под ораторской трибуной, сидящим на корточках в луже воды. - Нате вам орден, держите, - сказал полицейский и бросился что есть духу бежать: блеснула молния, да так близко, точно хотела помешать вручению ордена. Дидерих только вздохнул. Когда он решился наконец выглянуть одним глазком из своего убежища, он увидел, что бушевавший на земле мятеж все разрастается. Высокий черный брандмауэр напротив треснул, - казалось, он вот-вот рухнет вместе с домом позади него. Лошади, запряженные в парадные кареты, вздымались на дыбы над ворочающимся клубком сцепившихся человеческих существ, озаряемых, призрачными бледно-желтыми и голубоватыми вспышками, и пускались вскачь. Счастливо унес ноги народ попроще, стоявший за цепью полицейских, а имущие и просвещенные попали в такой переплет, что им уже мерещились рухнувшие на их головы обломки ниспровергнутого строя вместе с огнем небесным. Ничего удивительного, что их поведение соответствовало обстоятельствам, и иные дамы, далеко не по-рыцарски оттесненные от выхода, летели кувырком друг через друга. Уповая лишь на собственную доблесть, господа офицеры пускали в ход оружие против всякого, кто вставал у них на пути, а черно-бело-красные флаги, сорванные бурей с остатков трибун и тента для "официальных", носились в воздухе и хлопали сражающихся по головам. Вдобавок ко всему среди этого безнадежного хаоса полковой оркестр без конца играл "Славься в венце побед", играл даже после того, как было смято военное оцепление, а вместе с ним и весь миропорядок, играл, как на тонущем корабле, сопровождая ужас и всеобщую погибель. Новый порыв урагана разбросал наконец и музыкантов, и Дидерих, шатаясь от головокружения, зажмурив глаза и ожидая конца света, снова нырнул в прохладную глубину своей ораторской трибуны, за которую цеплялся, как за последнее, что осталось на земле. Прощаясь с жизнью, он выглянул и увидел совершенно сверхъестественную картину: забор вокруг парка, увитый черно-бело-красными полотнищами, рухнул под тяжестью наседавших на него беглецов, люди перекатывались друг через друга, карабкались на гору сбившихся тел и сползали с нее, кувыркались, сцеплялись, стояли чуть ли не на головах и садились на чьи-то головы, а сверху хлестало, все сдувая и все выметая под непрерывные вспышки небесного огня, как после пьяного маскарада, выметая всех, господина и холопа, изысканнейшего офицера и пробудившегося от спячки бюргера, столпов общества, богом ниспосланных мужей, идеальные ценности, гусаров, улан, драгун и обоз! Но апокалипсические всадники{445} промчались дальше: Дидерих понял, что это только репетиция Судного дня, настоящий Судный день еще впереди. Обеспечив за собой свое убежище, он рискнул покинуть его и установил, что дождь все еще льет, что кайзер Вильгельм все еще высится на своем месте, со всеми атрибутами власти. Дидериху все время казалось, что памятник вдребезги разбит и унесен бурным потоком. От празднично украшенной площади осталось только страшное воспоминание, ни единая человеческая фигура не оживляла картины опустошения. Впрочем, нет, там, позади, кто-то двигался, да еще в форме улана: господин фон Квицин; он осматривал рухнувший дом. Пораженное молнией здание еще дымилось за остатками черного брандмауэра. Из всего блестящего общества только господин фон Квицин не поддался панике; его поддерживала некая идея. Дидерих читал его мысли. "Жаль, - думал фон Квицин, - что не удалось сбыть этому сброду дом. Ничего нельзя было поделать, уж я ли не старался. Но страховку-то я получу. Есть еще бог на свете". И он пошел навстречу пожарной команде, которая, к счастью, уже мало что могла спасти. Поощренный его примером, Дидерих отважился пуститься в путь. Шляпу свою он потерял, в ботинках хлюпала вода, в отвисших мешком брюках назади образовалось целое озеро. На извозчичий экипаж нечего было рассчитывать, и он решил пойти через центр. В закоулках старых улиц ветру негде было разгуляться, и Дидериху стало теплее. "От насморка я застрахован. Но компресс на живот Густа мне положит. Только бы она, чего доброго, не занесла в дом инфлюэнцы!" После этой беспокойной мысли он вспомнил об ордене. "Орден Вильгельма, учрежденный его величеством, дается только за выдающиеся заслуги в борьбе за процветание и облагораживание народа..." - Орден у нас в кармане! - сказал Дидерих на всю улицу, где не было ни души. - Хотя бы с неба падал динамит! Бунт стихийных сил против власти был попыткой с негодными средствами. - Дидерих показал небу свой орден Вильгельма, крикнул: - Чья взяла? - и прикрепил его рядом с орденом Короны четвертой степени. На Флейшхауэргрубе, и, как ни странно, перед домом старого Бука, стояло несколько экипажей, в том числе и сельская двуколка. Уж не?.. Дидерих заглянул в дом; стеклянная входная дверь была, к его изумлению, распахнута настежь, точно ожидался редкий гость. В просторной прихожей стояла торжественная тишина, и только из кухни, мимо которой проскользнул Дидерих, донесся тихий плач: плакала старая служанка, опустив голову на скрещенные руки. "Значит, уже..." И Дидериху стало вдруг не по себе, он остановился, подумывая об отступлении. "Мне здесь теперь нечего делать... Ну, нет! У меня здесь есть дело, ведь тут все до последнего гвоздя мое, я обязан позаботиться, чтобы они ничего не унесли". Но не только эта мысль влекла его вперед; от предчувствия чего-то очень тяжелого и серьезного у него сперло дыхание и начались кишечные колики. Сдерживая шаг, поднялся он по старым плоским ступенькам и подумал: "Почет и уважение мужественному врагу, павшему на поле чести! Господь вершит свой суд, да, да, никто не знает, не окажется ли и он в один прекрасный день... Но, послушайте, есть же разница, дело может быть правое или неправое. А во славу правого дела ничего нельзя упускать; старому кайзеру тоже, вероятно, пришлось взять себя в руки, когда он отправился в замок Вильгельмсгее, где ждал его окончательно поверженный Наполеон". Дидерих был уже в бельэтаже, осторожно ступил он в длинный коридор, дверь в конце коридора открыта настежь - да, и здесь открыта настежь. Прижаться к стене, заглянуть внутрь. На кровати, стоящей изголовьем к окнам, на высоко взбитых подушках лежит старый Бук, уже без сознания. Ни звука; неужели он один? Крадучись Дидерих перешел на другую сторону. Отсюда видны занавешенные окна, напротив полукругом расположилась вся семья: ближе всех к кровати в застывшей позе сидит Юдифь Лауэр, рядом Вольфганг; никто бы не поверил, что у него может быть такое лицо. Между окнами - сгрудившейся стайкой пять племянниц вместе со своим банкротом-отцом, теперь даже не элегантным. Дальше - недоучка сын и его жена, она тупо смотрит перед собой. Последний в ряду - Лауэр, тот, что отведал тюрьмы. Не напрасно эти люди держатся так тихо; в этот час они теряют последнюю возможность еще когда-либо играть ведущую роль в обществе. Пока старик был в силе, они принадлежали к высшему кругу и не знали нужды. Он пал, и они пали вместе с ним, он исчезнет, и они вместе с ним. Он всегда стоял на зыбкой почве, ибо не опирался на власть. Никчемны цели, уводящие от власти! Бесплоден дух, ибо ничего, кроме тлена, от него не остается. Самообман - всякое честолюбие, если нет кулака и денег в нем! Но отчего такое лицо у Вольфганга? В нем нет горя, хотя из жадно устремленных на отца глаз текут слезы; оно выражает зависть, скорбную зависть. А все остальные? Юдифь Лауэр сдвинула темные брови, ее муж часто вздыхает, а жена старшего сына даже закрыла лицо своими натруженными руками. Дидерих в решительной позе стал в дверях. В коридоре темно, из комнаты его не видно, а если б его и увидели, что из того? Но старик? Его лицо повернуто к двери, и чувствуется, что там, куда устремлен его взор, есть нечто большее, чем реальные предметы, - видения, которые ничто не может заслонить от него. Отблеск их светится в его изумленных глазах, он медленно, как для объятья, раскидывает на подушках руки, пытается поднять их, поднимает, шевелит ими, словно машет кому-то, приветствуя... Приветствуя? Так долго? Кого? Вероятно, целый народ, но что это за народ, почему при его появлении таким нездешним счастьем просияли черты старого Бука? Вдруг он испугался, словно увидел кого-то чужого, страшного, испугался, и у него перехватило дыхание. Дидерих, в дверях, выпрямился еще грознее, выставил живот с черно-бело-красной лентой, выкатил грудь со звездами орденов и на всякий случай метнул испепеляющий взор. Голова старика внезапно упала, низко, как подкошенная. Родные вскрикнули. Сдавленным от ужаса голосом жена старшего сына крикнула: - Он что-то увидел! Он увидел дьявола! Юдифь Лауэр медленно поднялась и притворила дверь. Дидерих уже успел скрыться. ПРИМЕЧАНИЯ Стр. 18. Геслинг (от нем. hasslich) - отвратительный, скверный. Отрицательные персонажи Генриха Манна нередко носят имена, являющиеся их характеристикой. Стр. 19. ...все войны своего времени... Захватнические войны, которые вела Пруссия во второй половине XIX в. В 1864 г. Пруссия в союзе с Австрией отняла у Дании герцогство Шлезвиг и Гольштейн. Австро-прусская война происходила в 1866 г. Пруссия совместно с Италией нанесла поражение своему бывшему союзнику (поддержанному Саксонией, Баварией, Баденом и другими мелкими немецкими княжествами) и тем самым добилась гегемонии среди германских государств. Наконец, франко-прусская война 1870-1871 гг., в которой Пруссия одержала победу. Война велась со стороны Пруссии под национальным немецким флагом и послужила основой для объединения Германии. 18 января 1871 г., еще во время войны, в Зеркальном зале Версаля - резиденции французских королей - была провозглашена Германская империя, в которой главную роль играло милитаристское прусское государство. ...когда деньги сами шли в руки... - Имеется в виду период после франко-прусской войны, вошедший в историю Германии под названием грюндерства (от нем. grunden - основывать). Прилив в Германию французских денег (Франция принуждена была выплатить огромную контрибуцию) вызвал пышный расцвет акционерных компаний, способствовал различного рода аферам и спекуляциям. Грюндерская горячка охватила широкие слои буржуазии и помещиков. Голландер - машина для измельчения и промывания сырья, из которого производится бумага. ...слеза... скатилась на щетину серебристых усов. - Геслинг-старший носит усы а-ля кайзер Вильгельм I (1797-1888). Стр. 25. "Был у меня товарищ..." - Слова популярной немецкой песни. Текст - стихотворение немецкого поэта Людвига Уланда (1787-1862) "Хороший товарищ" (1809). Мелодия в духе народных песен написана композитором Фридрихом Зильхером (1789-1860). Стр. 26. Старик Геслинг, дважды - в 1866 и 1871 годах - проходивший с армией под Бранденбургскими воротами. - Бранденбургские ворота - архитектурное сооружение в центре Берлина, между главной улицей города Унтер-ден-Линден и парком Тиргартен. Представляют собой колоннаду в античном стиле, наверху конная группа с римской богиней победы Викторией. Через эту триумфальную арку торжественным маршем проходили прусские войска после побед 1866 и 1871 гг. После разгрома фашистской Германии в 1945 г. красное знамя Победы было поднято не только над рейхстагом (находится рядом), но и над Бранденбургскими воротами. ...выше известных господ, что хотят все и вся лечить железом и кровью... - Имеется в виду граф Отто фон Бисмарк (1815-1898) - знаменитый политический деятель, первый канцлер Германской империи (1871-1890). Еще в начале своей карьеры открыто высказался за проведение жестокой политики силы: "Не речами и резолюциями большинства будут решаться великие вопросы эпохи, - заявил он в 1862 г., - а кровью и железом". Стр. 27. ...народ потом плати по их чудовищным счетам. - Для проведения своей агрессивной политики и увеличения армии Бисмарк требовал от рейхстага все новых и новых военных ассигнований. Господин Геппель открыто признавал себя свободомыслящим... - Немецкая партия свободомыслящих - либеральная партия немецкой буржуазии. Образована в 1884 г. Отражая интересы мелкого и среднего бюргерства, находилась в оппозиции к правящим кругам, к политике Бисмарка В 1890 г. на выборах резко увеличила число своих представителей в рейхстаге: шестьдесят шесть вместо тридцати двух. Молодой кайзер - Вильгельм II (1859-1941), в то время только что вступивший на престол (1888 г.), последний германский император. В 1918 г. был свергнут. ...говоривший... на мекленбургском диалекте... - Мекленбург - местность на севере Германии между Балтийским морем и нижним течением реки Эльбы. С запада Мекленбург граничит с Любеком - родным городом Г.Манна. В настоящее время здесь расположены округа Германской Демократической Республики: Росток, Шверин, Нойбранденбург. Вследствие долгой феодальной раздробленности в Германии конца XIX в. сохранились диалекты, довольно далеко отстоящие друг от друга. Это сказывается еще и теперь в речи даже образованных людей. В Мекленбурге, как и везде на севере Германии, разговаривают на нижненемецком наречии (Plattdeutsch), которое отличается от немецкого языка (Hochdeutsch), распространенного в центральной и южной Германии. Стр. 28. ...вы ведь в некотором роде доктор. - По старинной традиции, химию в то время изучали на медицинском факультете (кафедра фармакологии). Стр. 38. "Новотевтония" - тевтоны - одно из древнегерманских племен. Студенческие корпорации в Германии объединяли сыновей дворян и буржуазии и являлись очагом реакции и национализма. Корпоранты посвящали свое время попойкам и дуэлям. На сборищах соблюдался строгий традиционный церемониал. Г.Гейне в "Путешествии по Гарцу" высмеял дикие нравы и привычки корпорантов (см.: Г.Гейне. Соч., т. 4, 1957, с. 8-9). Г.Манн, продолжая традиции сатиры Гейне и его борьбу против тевтономанов, запечатлел современные ему образы "новотевтонцев" и вскрыл связь некогда независимых студенческих корпораций со всем социальным правопорядком Германии. Сам кайзер Вильгельм II состоял в корпорации "Боруссия" (латинское название Пруссии). Фармацевт - здесь: студент на кафедре фармакологии. "Собутыльник" (нем. Konkneipant) - официальное звание для студента, который посещает пирушки, но не является членом корпорации. Стр. 39. "Саламандра" - название особого тоста. Корпоранты должны по команде презуса (см. ниже) поднять кружки со стола, по команде выпить и одновременно, одним ударом, поставить их на стол, при этом никто не должен опоздать, чтобы не получился "горох" - разнобой. Стр. 40. Презус (лат. praesidare - председательствовать) - один из руководителей корпорации. Председательствовал на сборищах и отвечал за соблюдение правил дуэли. Назывался также первым уполномоченным. Стр. 42. Ты словно уже выдержал свой экзамен... уже доктор! - Выпускникам университетов в Германии после защиты дипломной (докторской) работы присваивается звание "доктор". ...являлся в черной шапочке... - Раненный на дуэли корпорант носил поверх повязки черную шелковую шапочку. ...он готов был танцевать от счастья... - Шрамы на лице почитались в корпорациях как свидетельство мужества и принадлежности к касте аристократов. Стр. 43. Лейб-фукс - низший член корпорации, новичок, которого опекает бурш - полноправный член корпорации, именуемый по отношению к лейб-фуксу лейб-буршем. По обычаю, лейб-фукс прислуживает старшему. Так воспитывается послушание и исполнительность. Стр. 44. Франц-Иосиф I (1830-1916) - австрийский император с 1848 по 1916 г. Стр. 46. Референдарий - так называется юридический экзамен после трехлетнего обучения в университете. Одновременно он является первым государственным экзаменом для чиновника, начинающего судейскую карьеру, и термином, обозначающим самого этого чиновника. Стр. 48. ...в западной части Берлина. - Здесь были расположены наиболее аристократические кварталы города. Стр. 49. "Старик" - член корпорации, не принимающий в ее делах активного участия. Стр. 52. ...отслужить свой год. - В вильгельмовской Германии юноши с гимназическим образованием - обычно дети буржуазии - находились на военной службе только один год. Для остальных срок службы был три года. Только вольноопределяющиеся могли стать офицерами. Стр. 62. Штеккер Адольф (1835-1909) - немецкий священник и реакционный политический деятель. Основал в 1878 г. антисемитскую "христианско-социальную рабочую партию". Ярый враг социалистического и рабочего движения, для борьбы с которыми использовал так называемый "христианский социализм". Будучи придворным проповедником, сблизился с кайзером Вильгельмом II и имел на него влияние. Идеи Штеккера, предвосхищавшие в основных чертах демагогию "национал-социализма" Гитлера, имели значительное распространение не только среди буржуазной молодежи, но и среди отсталой части рабочих. Штеккер ставил своей задачей вернуть "зараженных ядом социализма" рабочих в ряды добрых христиан и верноподданных кайзера. Его политический идеал... это сословное представительство, как в блаженную пору средневековья... - Романтические мечты немецкого дворянства о возврате к "седой старине" находили себе поддержку в высказываниях Вильгельма II, государственно-правовые взгляды которого отличались явным архаизмом. Тридцатилетняя война (1618-1648) - война между немецкими протестантскими и католическими князьями, которая превратилась в европейскую войну (участвовали Швеция, Англия, Франция, Голландия, Дания, Испания и т.д.). Германия была разорена и раздроблена. Население уменьшилось больше чем наполовину. Страна была отброшена в своем развитии на много лет назад. Стр. 63. "Айспаласт" - увеселительное заведение в Берлине, в помещении которого происходили также и собрания. "Социал-демократию я беру на себя", - сказал кайзер - Манн часто цитирует подлинные слова Вильгельма II, вкладывая их в уста героев, особенно Дидериха. После восшествия на престол (1888 г.) Вильгельм II решил, что одними репрессиями невозможно бороться с растущим рабочим движением. В 1850 г. рейхстаг отказался продлить "исключительный закон" против социалистов, действовавший с 1878 г. Кайзер провозгласил новый курс, предусматривавший частичное урегулирование фабричного труда и введение социального законодательства, в частности в 1889 г. был принят закон о страховании рабочих для обеспечения на случай инвалидности и старости. Новый курс продолжался недолго. Солдатам внушают, что им, возможно, придется стрелять в своих родных и близких. - Обращаясь в 1891 г. к молодым рекрутам, Вильгельм II сказал: "Может случиться, что вам придется стрелять в собственных родных, в братьев. Проявите же тогда свою верность, жертвуя родной кровью". ...вчерашние слова его величества: "Пусть злопыхатели отряхнут с ног своих прах Германии"... - Эти слова Вильгельм II произнес в своей речи перед Бранденбургским ландтагом 24 февраля 1892 г. "Отрясти прах с ног своих" - евангельское выражение: уйти, отколоться навсегда. Стр. 64. ...в борьбе с внутренним врагом я выполнил бы свой долг до конца. - Внутренний враг - так немецкая реакция называла социалистически настроенных рабочих и оппозиционную часть мелкой буржуазии. Стр. 65. ...и двадцать шестого как будто окончательно созрел. - 25-27 февраля 1892 г. в Берлине происходили серьезные уличные волнения, в которых наряду с безработными принимали участие и деклассированные элементы. Демонстрации сопровождались грабежами и другими эксцессами. Социал-демократическая партия призвала берлинских рабочих воздержаться от участия в этих беспорядках. Памятник Фридриху - бронзовая конная статуя прусского короля Фридриха II (1712-1786) на Унтер-ден-Линден. Стр. 66. Темпельгофское поле - здесь проводились парады берлинского гарнизона. Стр. 67. Он, богом поставленный владыка... - Сущность политического мировоззрения Вильгельма II заключалась в том, что бог для достижения своих высших целей поставил во главе избранного немецкого народа род Гогенцоллернов. Никто не вправе вырвать у них из рук этой высокой миссии, не нарушая заветов самого бога, и сами они не имеют права никому отдать своей державной власти - иначе они вступят в конфликт с божественной волей. На практике эта идея служила оправданием для попыток непарламентарного управления. Стр. 68. Седан - город в северной Франции (на границе с Бельгией). Здесь 1-2 сентября 1870 г. произошло решающее сражение франко-прусской войны. Французская армия во главе с Наполеоном III капитулировала. Стр. 69. Тиргартен - городской парк в центре Берлина. Примыкает к Бранденбургским воротам. Стр. 78 "Тех, кто хочет мне помочь..." - эти слова Вильгельм II произнес в речи на банкете Бранденбургского ландтага 5 марта 1890 г. Стр. 80. Паноптикум - музей редкостей в Берлине. Стр. 83. С богачами он, по крайней мере, вначале, враждовал... - В мае 1889 г. кайзер во время стотысячной забастовки рурских шахтеров пытался играть роль посредника между ними и работодателями. Он принял делегацию рабочих. Затем, выступая перед шахтовладельцами, он говорил о плане деления прибылей: "Рабочие читают газеты и знают, в каком соотношении находятся зарплата и прибыли компаний. Понятно, что они хотят принять в них большее или меньшее участие". Однако очень скоро идиллическую мечту кайзера о патриархальной власти государя, великодушно охраняющего слабых от эксплуатации сильных, вытеснила забота о повышении доходов капиталистов. Наступила эра Круппа. Стр. 83-84. Лассаль Фердинанд (1825-1864) - знаменитый немецкий социалист, основатель "Всеобщего германского рабочего союза", пользовался огромным авторитетом в рабочей среде. Пытался вести переговоры с Бисмарком о государственном социализме. Стр. 84. Гогенцоллерны - династия прусских королей и германских кайзеров, последним из которых был Вильгельм II. Стр. 86. Пандекты - главная часть (гражданский кодекс) свода законов (530 г.), опубликованного по поручению римского (византийского) императора Юстиниана. Стр. 88. ...я продал своего Шиллера. - Фридрих Шиллер (1759-1805) - великий немецкий поэт, его творчество - олицетворение высоких идеалов человечества. Стр. 92. Кюстрин - город на берегу Одера. Ныне Костшин. Стр. 102. ...уложил ему усы под прямым углом вверх. - То есть а-ля Вильгельм II. Стр. 105. Магдебург - город на Эльбе в средней Германии. Стр. 107. "Отныне я сам становлюсь за штурвал... тех, кто вздумает стать мне поперек дороги, сокрушу!" - Это высказывание Вильгельма II. Пародируя на протяжении всего романа речи кайзера, автор высмеивает не только манию величия националиста Геслинга, рассуждающего о своих маленьких делах в духе "большой империалистической политики", но и того, кому он подражает. "Лишь перед богом и собственной совестью обязан я держать ответ..." - Слова из речи Вильгельма II 24 февраля 1892 г. В моих глазах всякий социал-демократ - это враг моего предприятия, враг фатерланда... - Ср. высказывание Вильгельма II: "В моих глазах каждый социал-демократ - это враг порядка и фатерланда" Стр. 108. Завоевать место под солнцем! - Выражение из арсенала немецкой империалистической политики Пользуется известностью с 1897 г., когда статс-секретарь по иностранным делам Б.Бюлов, позднее имперский канцлер (с 1900 по 1909 г.), выступая в рейхстаге по поводу захвата Германией китайского порта Киаочао (Цзяочжоу), потребовал для Германии места под солнцем. Стр. 109. Рихтер Эйген (1838-1906) - либеральный политический деятель, противник Бисмарка. Лидер партии свободомыслящих. Стр. 110. Непотизм (от лат. nepos - внук) - кумовство, замещение по протекции денежных и почетных должностей. В Италии XV в. непотами называли родственников римских пап, которым предоставлялись доходные места. Стр. 115. ...очень скоро изберут вас в гласные. - Гласный - выборный член городского самоуправления (магистрата). Стр. 117. ...нужно свободное волеизъявление, а где оно у нас? - В общегерманской конституции говорилось, что рейхстаг избирается на основе всеобщего избирательного права. Фактически большинство трудящихся было лишено избирательных прав. В Пруссии, крупнейшем государстве империи, до 1918 г. сохранялась реакционная трехклассная избирательная система, обеспечивавшая преобладание голосов юнкерам и крупной буржуазии. Гервег Георг (1817-1875) - немецкий революционный поэт Перед революцией 1848 г. прославился сборником "Стихи живого человека". Один из немногих, кто в годы реакции продолжал свободолюбивую линию немецкой революционной поэзии. Сопоставляя Бука с Гервегом, Генрих Манн указывает на политическое одиночество таких людей, как Бук. Цитируемые строки взяты из стихотворения Гервега "Опьяненным победой" (1871). Стр. 118. ...флот... в ту пору мы построили бы сами. - В начале 1840-х годов велась пропаганда в пользу создания немецкого военного флота, и для этого был даже объявлен сбор средств. "И в бороздах, Колумбом проведенных, грядущее Германии восходит". - Строки из стихотворения Г.Гервега "Немецкий флот" (1841), написанного в юбилей Ганзейского союза. ...я... защищал суверенитет Национального собрания... - Первое общегерманское Национальное собрание собралось во Франкфурте-на-Майне 18 мая 1848 г. для выработки демократической конституции будущего единого германского государства. 18 июня 1849 г., когда революция пошла на убыль, Национальное собрание было разогнано вооруженной силой. Единство Германии, которое мы хранили в наших сердцах... - Одним из основных лозунгов немецкой революции 1848 г. было единство страны, раздробленной в ту пору на тридцать шесть феодальных государств. Это единство мыслилось на основе свободного волеизъявления, как подлинное демократическое единство "снизу". Вопреки этому Германия была объединена Бисмарком "сверху" под гегемонией Пруссии. Сторонников такого объединения Бук иронически именует "так называемыми творцами германского единства". ...народ мыслителей и поэтов... - Такое традиционное название немецкий народ получил во времена Гете и Шиллера, Канта и Гегеля. Стр. 119. Регирунгспрезидент. - Прусские провинции делились на округа (Regierungsbezirke). Во главе такого округа стоял назначаемый правительством чиновник - регирунгспрезидент. Стр. 120. Мы и поэтами были... в ту пору. - В период революции 1848 г. необычайного расцвета достигла немецкая политическая лирика, звавшая народ к ниспровержению тиранов. Многие выдающиеся деятели революции были поэтами. Стр. 126. Юнона - в древнеримской мифологии богиня - покровительница браков и рождений. Супруга Юпитера (Зевса). У древних греков ей соответствовала богиня Гера. Стр. 129. ...с помощью ферейна ветеранов. - Союз ветеранов войны. Такие союзы использовались правящими классами Германии для воспитания немцев в духе национализма и милитаризма. Стр. 131. ...обрушить кару небесную... - По библейскому преданию, бог наказал города Содом и Гоморру и, обрушив на них ливень серы и огня, обратил их в груды развалин. Стр. 134. ...господами, входившими в дом масонской ложи. - Масонские ложи ведут свое происхождение от средневековых объединений каменщиков, которые, живя долгое время вместе при сооружении церковных зданий, образовывали ложи (от англ. Lodge - помещение). В XVIII-XIX вв. масонские ложи превратились в буржуазные религиозно-философские секты с туманными либеральными идеалами. Официальная церковь преследовала масонство, считая его ересью. Стр. 147. Нам, офицерам, его величество молвил: "Вот люди, на которых я могу положиться". - Эти слова Вильгельм II сказал 18 апреля 1891 г. Стр. 151. Воистину, господь избрал Хаммураби своим орудием! - Хаммураби - царь Древнего Востока (1892-1750 гг, до н.э.), завершил политическую и территориальную централизацию Вавилонского государства. Известен своим Кодексом - древнейшим сводом законов. В одном из своих писем Вильгельм II перечисляет десяток монархов (и среди них Хаммураби), которых бог избрал своим орудием. Сам кайзер неоднократно заявлял, что чувствует себя орудием в руках бога. Вильгельм Великий. - Такое пышное наименование своему деду дал Вильгельм II. Народ же звал его "картечным принцем", так как в 1848 г. он, будучи наследником короны, требовал открыть огонь по восставшему народу. Стр. 154. Шерль Август (1849-1921) - крупный берлинский издатель книг и газет. В 1883 г. основал "Berliner Lokalanzeiger" - монархическую ежедневную газету, пользовавшуюся известностью. С 1899 г. в его издательстве выходил журнал "Die Woche" ("Неделя"). "Стража на Рейне" ("Die Wacht am Rhein") - немецкая националистическая песня. Текст ее был создан еще в 1840 г. поэтом Максом Шнекенбургером (1819-1849). Однако огромную популярность в Германии она приобрела начиная с франко-прусской войны, когда Карл Вильгельм (1815-1873) положил ее на музыку (в 1870 г.). Стр. 155. "Валгалла" - в древнегерманской мифологии местопребывание павших героев. Стр. 157. Эшвейлер - город в Западной Германии вблизи Аахена. Стр. 160. Дамоклов меч - меч, подвешенный на конском волоске над головой Дамокла, царедворца сиракузского тирана Дионисия Старшего, во время пира. Синоним непрестанно угрожающей опасности. Врачебная палата - государственное объединение врачей в Пруссии. Стр. 167. ...видел себя облаченным в горностай. - Мантия из меха горностая считалась атрибутом королевской власти. Стр. 172. Зачислен в ландштурм. - В вильгельмовской Германии ландштурм предназначался для тыловой и гарнизонной службы. В него зачислялись мужчины, не вполне пригодные к постоянной службе в армии. Стр. 178. "Тихая ночь" - рождественская песня австрийского органиста и хормейстера Франца Грубера (1787-1863) на слова Иосифа Мора (1792-1842). Создана в 1818 г. Стр. 197. ...глаза великого Фридриха... - то есть прусского короля Фридриха II (1712-1786). Г.Манн писал: "Фридрих Великий, которого прославляли все прусские историки до тех пор, пока ему не стал слепо подражать Гитлер, - самый ложный из кумиров". Стр. 198. ...что дает пищу зоилам? - Зоил (IV в. до н.э.) - критик, осуждавший древнегреческого поэта Гомера. Зоилами называют недобросовестных и завистливых критиков. ...война, призрак которой он непрерывно призывает... - Имеются в виду агрессивные речи Вильгельма II. Стр. 211. "Готский альманах" - точнее: "Готская генеалогическая карманная книга" ("Cothaische Genealogische Taschenbucher"). Ежегодник, издававшийся с 1763 г. в городе Гота. В нем публиковались родословные всех знатных фамилий Европы. Стр. 216. ...справедливо названных его величеством бродягами, не помнящими родства. - Так Вильгельм II именовал немецких социал-демократов и свободомыслящих. Стр. 219. Мартин Лютер (1483-1546) - вождь немецкой реформации XVI в., основатель протестантизма (лютеранства). Своим переводом Библии на немецкий язык оказал огромное влияние на развитие немецкого литературного языка. "Свободная община" - масонская ложа. Стр. 224. Какой, с божьей помощью, оборот! - Знаменитое выражение Вильгельма I, которым заканчивалась его депеша о победе под Седаном в 1870 г. Стр. 227. Нет, что-то гнило в королевстве Датском!.. - Слова Гамлета из трагедии Шекспира "Гамлет". Крестоносцы - участники средневековых крестовых походов. Под видом борьбы за "гроб господень" грабили население. Стр. 229. ...я не ограничиваю себя механистической доктриной, столь милой сердцу партии так называемого бунта. - Молодой Бук имеет в виду социал-демократическую партию и марксизм. Стр. 234. ...он коснулся трудностей, которые чинятся в рейхстаге новому военному законопроекту. - В конце 1892 г. правительство внесло в рейхстаг новый военный законопроект, предусматривавший увеличение численности армии (на восемьдесят тысяч человек) и военных ассигнований. ...на заседании Бранденбургского ландтага кайзер недвусмысленно выразился насчет рейхстага. "Если эти молодчики не дадут мне солдат, я разгоню всю эту лавочку". - Г.Манн прибегает к интересному приему. Его герой предвосхищает крылатую фразу, произнесенную в 1910 г. в рейхстаге помещиком Ольденбургом. Последний утверждал, что за кайзером должно остаться право сказать прусскому лейтенанту: "Возьмите десяток солдат и закройте рейхстаг" Стр. 252. Бронированным кулаком! - Это выражение сделалось крылатым после речи Вильгельма II 15 декабря 1897 г., когда он грозил ответить "бронированным кулаком" тем, кто покушается на интересы Германии. Стр. 253. Сатинировальная машина - служит в бумажном производстве для тиснения на поверхности бумаги рельефного рисунка. Стр. 260. Майоратное владение - порядок наследования, при котором все владения феодала ради сохранения могущества рода нераздельно переходили или к старшему в роде, или к старшему из живых сыновей умершего. Стр. 273. ...землевладельцев Восточной Пруссии - К востоку от Эльбы наиболее полно в Германии сохранились юнкерские хозяйства. Крупные помещики сосредоточили здесь в своих руках пятьдесят процентов всей обрабатываемой земли. Юнкерские хозяйства в основном существовали за счет полуфеодальном эксплуатации батраков. Стр. 282. "Побочная дочь" - пьеса в стихах Гете (1749-1832), написана в 1803 г. Главная героиня пьесы является побочной дочерью герцога. Стр. 300. ...кто страдал от произвола эпохи рококо... - Имеется в виду время перед французской революцией 1789 г. Рококо - стиль в искусстве XVIII в. Но бродяги, не помнящие родства, следуют за вами по пятам. Они там, в зале... - Имеется в виду пролетариат. Бук развивает взгляды, наиболее четко и образно сформулированные Гейне: "Современное буржуазное общество торопится в вихре наслаждений осушить последний кубок; подобно старому дворянству накануне 1789 года, оно также слышит уже в коридоре мраморную поступь новых богов, которые, не постучавшись, войдут в зал и опрокинут столы". Возможно, Г.Манн имеет в виду именно это место (Гейне. Соч., т. 9, с. 176). Стр. 301. ...это цвета французской триколоры... - Знамя французской революции 1789 г. имело цвета: красный, синий, белый. ...он силком тащил вас за собой... - Имеется в виду так называемый конституционный конфликт 1862-1866 гг. В 1862 г. прусский ландтаг (палата депутатов) голосами либеральной буржуазии отверг военный законопроект. Несмотря на это, Бисмарк расходовал незаконно деньги на усиление армии, нужной ему для объединения Германии силой (об этом же мечтала буржуазия). После успеха в австро-прусской войне Бисмарк добился того, что ландтаг задним числом узаконил его действия. Сила выше права! - Лозунг политики силы, был популярен у немецких националистов. Выражение приписывалось Бисмарку, против чего он протестовал. Стр. 302. Его величество кайзер сказал... - 16 октября 1888 г. после вступления на престол Вильгельм II в речи во Франкфурте-на-Одере действительно сказал: "Уж лучше положить на месте все наши восемнадцать армейских корпусов и сорок два миллиона жителей Германии, чем отказаться от какой-либо части территориальных приобретений Германии". Дальнейшие восклицания молодого Бука и Геслинга - это цитаты из речей кайзера. Германский орел - эмблема на гербе Германской империи. Стр. 315. Библейские общества - ставили своей целью изучение и распространение Библии. Стр. 322. ...вспомните божий суд в "Лоэнгрине". - "Лоэнгрин" - опера выдающегося немецкого композитора Рихарда Вагнера (1813-1883), либретто на основе древнегерманских сказаний написано в 1845 г., музыка - в 1848 г. Божий суд в "Лоэнгрине" должен выяснить, виновна ли принцесса Брабантская Эльза в гибели своего брата, наследника престола Готфрида. Для этого объявляется поединок между обвинителем Эльзы графом Тельрамундом и тем, кто возьмет на себя ее защиту. Вызов принимает рыцарь Лоэнгрин, который и побеждает. По понятиям, распространенным в средние века, божий суд карает зло на земле и награждает добродетель. Стр. 327. Ортруоа - супруга Тельрамунда, воплощает в опере злое начало. Оба - "бунтовщики", по терминологии Дидериха. Стр. 332. ...она не могла удержаться, чтобы не выведать у мужа его политические тайны. - Лоэнгрин принадлежит к волшебному содружеству рыцарей, охраняющих священную чашу Грааля и поклявшихся бороться за правду и справедливость. Лоэнгрин наделен несокрушимой силой, но при условии, что никто не должен знать его имени и происхождения. Стр. 333. В этой опере... и текст и музыка отвечают всем требованиям национализма. - Геслинг ценит в "Лоэнгрине" не его художественные достоинства, а то, что эту оперу легко приспособить к политическим идеям немецких шовинистов. Во многих театрах Германии при постановке "Лоэнгрина" утверждалась тема мощи и величия Германии. Генрих Манн писал: "Герои вагнеровских опер пробудили в народе, который заслушался его музыкой, самые низменные инстинкты, вызвали к жизни воинственные стремления...". Об отношении автора "Верноподданного" к Вагнеру см.: Г.Mанн. Соч. т. 8, с. 325-327. Стр. 334. "Театр - тоже оружие". - Высказывание принадлежит Вильгельму II. Он предложил послать Вагнеру поздравительную телеграмму. Густа объяснила ему, что - увы! - это никак невозможно. - Вагнер умер в 1883 г. Действие романа происходит в 90-е годы. Стр. 340. Орден Короны - учрежден Вильгельмом I в 1861 г. по случаю коронации для награждения гражданских лиц. Стр. 341. ...решил написать Бедекеру. - "Бедекер" - известная издательская фирма, специализировавшаяся на выпуске путеводителей по разным странам. Основатель - Карл Бедекер (1801-1859). Одалиска (тур.) - наложница. ...кайзер собирается нанести визит королю Италии... - Вильгельм II бывал в Риме несколько раз. В апреле 1893 г. он предпринял поездку в Рим по приглашению итальянской королевской четы, отмечавшей серебряную свадьбу. За страсть к путешествиям Вильгельма II называли путешествующим кайзером. Вильгельм II много раз посещал все столицы Европы (кроме Парижа), бывал в Константинополе и Палестине, не говоря уже о городах Германии, которым он наносил визиты по поводу всякого рода исторических годовщин. Стр. 345. Квиринал - один из семи холмов Древнего Рима. Здесь расположен дворец того же названия, в котором находилась королевская резиденция. Стр. 346. ...как в некой сказке... - Имеется в виду Свинегель - еж, персонаж немецкой народной сказки (обработана братьями Гримм). Еж соревнуется в беге с зайцем и при помощи хитрости (используя ежиху) оказывается все время первым, с возгласом: "А я уже здесь". Стр. 347. ...точно взгляд древнегерманского воина, совершающего набег на латинские земли. - Имеются в виду нападения варваров на Римскую империю. Стр. 349. Капитолий - древняя крепость в Риме, расположенная на высоком холме над рекой Тибром. Стр. 350. ...кайзер этой же ночью отбывает из Рима и что он распустил рейхстаг! - 6 мая 1893 г. рейхстаг отклонил военный законопроект, и в тот же день указом Вильгельма II рейхстаг был распущен и назначены новые выборы на 15 июня 1893 г. Стр. 351. Люцифер (лат.) - одно из имен сатаны. По библейскому преданию, так звали ангела, восставшего против бога и низвергнутого в преисподнюю. Стр. 357. Хотите, чтобы ваш кайзер подарил вам колонии? - К этому времени Германия уже владела в Африке Того, Камеруном и так называемой Германской Юго-Восточной Африкой вместе с островом Занзибар, а также северной частью Новой Гвинеи и прилегающими островами. В конце 90-х годов германские империалисты захватили в Тихом океане Маршалловы, Каролинские, Марианские и часть островов Самоа. Свободные профессиональные союзы - находились под влиянием социал-демократии. Кроме них, в Германии существовали христианские профсоюзы, охватывающие довольно значительные слои отсталых рабочих, и так называемые гирш-дункеровские профсоюзы. Стр. 358. "Воля кайзера - высший закон". - В 1891 г. во время пребывания в Мюнхене Вильгельм II записал в книге почетных посетителей городской ратуши: "Regis voluntas - suprema lex" ("Воля монарха - высший закон"). Стр. 363. Существует еще перебаллотировка! - Если на выборах в рейхстаг ни один из кандидатов не получал абсолютного большинства голосов, назначалась перебаллотировка: второй тур выборов между двумя кандидатами. Победителем объявлялся получивший простое большинство. На перебаллотировку и надеется Дидерих в своих предвыборных махинациях. Стр. 364. ...он не желает вечного мира, ибо это мечта - и даже не прекрасная. - Здесь Дидерих повторяет выражение прусского фельдмаршала Хельмута Карла Бернгарда Мольтке (1800-1891), начальника германского генерального штаба. Стр. 365. Зекингенский трубач - герой одноименной лиро-эпической поэмы (1854) немецкого писателя Иосифа Виктора Шеффеля (1826-1886). Стр. 377. Не рассчитывайте... что... мы одобрим военный законопроект! - Военный законопроект был одобрен новым рейхстагом 13 июля 1893 г. Стр. 384. Мар-ла-Тур - деревня в северо-восточной Франции (неподалеку от Меца). 16 августа 1870 г. здесь разыгралось одно из решающих (наряду с Седаном) сражений франко-прусской войны, в котором французская армия потерпела поражение. Стр. 385. ...не повторять снова и снова ошибки, которая уже была совершена в пору моей юности... - Эти слова Бука относятся к революции 1848 г., когда немецкая либеральная буржуазия, испугавшись революционного движения рабочих, способствовала кровавой победе контрреволюции. Стр. 386. Исконный враг снова поднимает голову! - Исконным врагом немецкие националисты называли Францию. Стр. 387. ...полицейский офицер, дежуривший на сцене, уже взялся за свою каску... - Если присутствовавший на политическом собрании полицейский чиновник надевал свою каску и вставал - это означало конец собрания. Этим правом полиция пользовалась главным образом для того, чтобы воспрепятствовать критике существующего социального порядка. Стр. 394. ...и в рейхстаг прошел социал-демократ. - На выборах 15 июня 1893 г. социал-демократия собрала 1 миллион 787 тысяч голосов (на 300 тыс. больше, чем в 1890 г.) и провела в рейхстаг сорок четыре депутата. Свободомыслящие потерпели поражение и получили вместо шестидесяти шести мест только тридцать семь. Стр. 410. ...законопроекта против крамолы (нем. Umsturzvortage). - Так назывался законопроект чрезвычайных мер, внесенный в рейхстаг 6 декабря 1894 г. Он был направлен прежде всего против немецкой социал-демократической партии, претендуя на роль нового "исключительного закона". Под давлением успешной борьбы рабочего класса был отклонен рейхстагом И мая 1895 г. Стр. 416. Держись трех великих основ: "бог, кофе и дети". - В оригинале - "трех больших" "G": Gott, Gafee und Goren. Пародия на знаменитые три больших "К" (Kirche, Kuche, Kinder), то есть "церковь, кухня, дети", которыми Вильгельм II ограничил призвание немецкой женщины. Стр. 418. Императрица Фридрих (1840-1901) - имя, принятое вдовой Фридриха III (1831-1888), занимала германский престол всего в течение трех месяцев. Ее полное имя Виктория-Адельгейда-Мария-Луиза. Она была старшей дочерью английской королевы Викторин и матерью Вильгельма II. В придворных кругах возбуждали антипатию ее либеральные взгляды. После смерти мужа покинула двор. ...предавшую нас в Англии... - По-видимому, имеется в виду конфликт из-за некоторых личных бумаг Фридриха III, которые после его смерти были увезены его вдовой в Англию, несмотря на притязание прусских архивов. ...не говоря уже о семейном скандале в замке Фридрихскрон. - После смерти гофмаршала императрицы Фридрих графа фон Зеккендорфа буржуазная пресса писала, что он был ее вторым мужем. Принц Уэльский - титул наследника британской короны. Здесь имеется в виду будущий король Эдуард VII (1901-1910). Стр. 419. Он подписывался под каждым словом каждой речи кайзера, и именно в первом, наиболее сильном варианте, а не в смягченном, в каком они печатались на следующий день - Страстью Вильгельма II было произносить речи экспромтом Германские министры хватались часто за голову, когда коронованный оратор, ни с кем не посоветовавшись и увлекаемый своим настроением, делал публичные заявления, противоречащие государственному устройству Германии или несовместимые с уважением к соседним народам. После этого правительству приходилось различными путями исправлять просчеты кайзера Однажды канцлер фон Бюлов дал даже от лица Вильгельма II в рейхстаге обещание не выступать с заявлениями, которое, разумеется, было нарушено. Трезубцем должны владеть мы! - С трезубцем изображался бог моря Нептун. В переносном смысле означает владычество на морях. Губертусшток - охотничий замок Вильгельма II под Потсдамом. Мальтийский орден - древнейший в Европе духовно-рыцарский орден, основан в 1099 г. во время крестовых походов. Если какого-либо монарха награждали Большим крестом ордена, он становился его почетным членом. Стр. 422. Франкфуртский парламент. - См. примеч. к с. 118. Quos еgо - окрик бога морей Посейдона (Нептуна) по адресу расшалившихся ветров, из поэмы "Энеида" римского поэта Вергилия (70-19 гг. до н.э.). Стр. 423. ...наше будущее зиждется на морях... - Слова Вильгельма II, сказанные 23 сентября 1898 г. при освящении нового порта в Штеттине. Стр. 424. Консистория - административный орган управления в лютеранской церкви. Стр. 425. "Гимн Эгиру". - Эгир - в северогерманской мифологии гигант, символ спокойного моря. Так был назван немецкий крейсер, спущенный на воду 3 марта 1895 г. Этому эпизоду и посвящен "Гимн Эгиру", автором которого считался Вильгельм II. На самом деле гимн был написан при участии лиц из ближайшего окружения кайзера. Стр. 427. "Точно так же поступил Бисмарк с Австрией. Сначала растоптал, а потом заключил союз!" - После разгрома Австрии в 1866 г. Бисмарк в 1879 г. заключил с ней военный союз, к которому в 1882 г. примкнула Италия. Этот Тройственный союз, направленный против Франции и России, положил начало созданию военных блоков в Европе. Стр. 428. ...львы, готовые прыгнуть на передний план... - Описание нетцигского памятника всеми своими деталями удивительно соответствует действительному памятнику Вильгельму II в Берлине, который берлинские шутники окрестили "Вильгельм в львином логове". Наполеон Третий (1808-1873) - французский император с 1852 по 1870 г. попал в плен в битве при Седане, был отвезен в замок Вильгельмсгеэ, близ Касселя, где находился до 19 марта 1871 г. Паладин - в средние века рыцарь, принадлежавший к свите князя. Стр. 431. Аллея Победы - аллея в восточной части Тиргартена, в которой по приказу Вильгельма II были выставлены мраморные скульптуры прусских монархов, в большинстве своем исторически совершенно незначительных. Народ перекрестил Аллею Победы (Sieges-allee) с ее безобразными памятниками в Аллею Кукол (Puppen-allee). Маркграф Оттон Могучий (912-973) - император и основатель (962 г.) так называемой "Священной римской империи германской нации". Ее расцвет относится к средневековью. Позднее ее существование было номинальным. После разгрома Австрии Наполеоном в 1806 г. окончательно прекратила свое существование Оттон Могучий, разумеется, почитался основателем "Священной немецкой империи прусской нации" (Ф.Энгельс). Стр. 435. Ландвер. - К ландверу в вильгельмовской Германии относилась категория военнообязанных, отбывших срок действительной службы и находящихся в резерве. Стр. 436. "Марш гостей в Вартбурге" - марш из оперы Р.Вагнера "Тангейзер и состязание певцов в Вартбурге" (1845). Вартбург - старинный замок (под Эйзенахом) в Тюрингии. Известен также тем, что Лютер работал здесь над переводом Библии на немецкий язык. ...в своем мундире обозного лейтенанта запаса... - Буржуа без связей не могли стать офицерами в "благородных" родах войск и, несмотря на солидный возраст, не получали высокого офицерского звания. Стр. 437. "Бог наш оплот". - Протестантский хорал, автором которого является Мартин Лютер. В эпоху Великой крестьянской войны 1524-1525 гг. в Германии был гимном восставших крестьян и плебеев. Энгельс назвал его марсельезой XVI в. Впоследствии превратился просто в религиозную песню. Стр. 438. ...вот уже почти десять лет, как его великий внук вступил на престол! - Вильгельм II стал кайзером в 1888 г. Океан необходим для величия Германии. - Дидерих повторяет слова из речи Вильгельма II от 3 июля 1900 г. Стр. 439. Сила его личности... так велика, что позволяет всем нам увиться вокруг него плющом... - "Как плющ обвивает дупло старого дуба, украшая его и прикрывая, когда буря сотрясает его вершину, так и прусское дворянство связано с моим делом" (из речи Вильгельма II 6 сентября 1894 г.). Нам пришлось пройти сквозь горнило Йены и Тильзита... - Иена и Тильзит - эти слова служили в XIX в. синонимом национального унижения Пруссии. 14 октября 1806 г. Наполеон в битве при Йене нанес жестокое поражение прусской армии. По Тильзитскому мирному договору 1807 г. Пруссия лишилась половины своих провинций и была переведена на положение второстепенного государства Европы. Стр. 440. Наполеон получил корону от народа... - Имеется в виду провозглашение Наполеона III императором Франции в 1852 г. после народного плебисцита, который был осуществлен уже в условиях узурпации власти Наполеоном - тогдашним президентом Французской республики. Все это нам не присуще! - возопил Дидерих... - Г.Манн проводит историческую аналогию между реакционными режимами Наполеона III и Вильгельма II. Стр. 441. ...женственное возвышает нас... - Неточная и неверно использованная Геслингом цитата из финала "Фауста". У Гете "вечно-женственное" имеет философский смысл, служит символом обновления человечества. Стр. 443. "Славься в венце побед" - старый прусский национальный гимн. Написан на мелодию английского гимна "Боже, спаси короля (королеву)". Автором немецкого текста считается пастор Генрих Гарриес (1762-1802). Стр. 445. Апокалипсические всадники. - "Апокалипсис" (греч.) - откровение; раннехристианское произведение, приписываемое пророку Иоанну Богослову, пронизано мрачным духом. В нем говорится о неизбежном "конце света", для чего на землю должны ступить четыре всадника, наступлении Страшного суда (Судного дня), и установлении "на новой земле" тысячелетнего царства Христа и праведников. А.Ибрагимов