- Они для  меня  чересчур
активны. В восемь утра они уже купались и, как только проглотили  завтрак,
унеслись в машине Роджера играть в гольф.
   - Я рада, что они подружились.
   Джулия сказала это искренне. Она  была  немного  разочарована,  что  не
смогла погулять с Томом у реки, но ей очень хотелось, чтобы он  понравился
Роджеру, у нее было  подозрение,  что  Роджер  весьма  разборчив  в  своих
симпатиях и антипатиях. В конце концов Том пробудет у них  еще  целых  две
недели.
   - Не скрою от тебя, рядом с ними я чувствую себя настоящим стариком,  -
заметил Майкл.
   - Какая ерунда! Ты куда красивее, чем любой из  них,  и  прекрасно  это
знаешь, мой любимый.
   Майкл выдвинул подбородок и втянул живот.
   Мальчики вернулись к самому ленчу.
   - Простите за опоздание, - сказал Роджер. - Была чертова  куча  народу,
приходилось ждать у каждой метки для меча. Мы загнали шары в лунки, сделав
равное число ударов.
   Они были "чертовски" голодны, возбуждены и очень довольны собой.
   - Как здорово, что сегодня нет гостей, - сказал Роджер. - Я боялся, что
пожалует вся шайка-лейка и нам придется вести себя пай-мальчиками.
   - Я решила, что не мешает отдохнуть, - сказала Джулия.
   Роджер взглянул на нее.
   - Тебе это не повредит, мамочка. У тебя очень утомленный вид.
   ("Ну и глаз, черт побери. Нет, нельзя показывать, что меня это трогает.
Слава богу, я умею играть".)
   Она весело засмеялась.
   - Я не спала всю ночь, ломала  себе  голову,  как  тебе  избавиться  от
прыщей.
   - Да, ужасная гадость. Том говорит, у него тоже были.
   Джулия перевела  глаза  на  Тома.  В  открытой  на  груди  тенниске,  с
растрепанными волосами, уже немного подзагоревший, он  казался  невероятно
юным. Не старше Роджера, по правде говоря.
   - А у него облезает нос, - продолжал со  смехом  Роджер.  -  Вот  будет
пугало!
   Джулия ощутила легкое беспокойство. Казалось, Том скинул несколько  лет
и стал ровесником Роджеру не только по годам. Они болтали чепуху. Уплетали
за обе щеки и осушили по нескольку кружек  пива,  и  Майкл,  который,  как
всегда, пил и ел очень умеренно, смотрел на них с улыбкой. Он радовался их
юности и хорошему настроению. Он напоминал Джулии  старого  пса,  который,
чуть помахивая хвостом, лежит на солнце и наблюдает за возней двух  щенят.
Кофе пили на лужайке. Было так приятно сидеть в тени, любуясь  рекой.  Том
выглядел очень стройным  и  грациозным  в  длинных  белых  брюках.  Джулия
никогда раньше не видела, что он курит трубку. Ее это  почему-то  умилило.
Но Роджер стал подсмеиваться над ним.
   - Ты почему куришь - потому  что  это  тебе  нравится  или  чтобы  тебя
считали взрослым?
   - Заткнись, - сказал Том.
   - Ты кончил кофе?
   - Да.
   - Тогда пошли на реку.
   Том нерешительно взглянул на Джулию. Роджер это заметил.
   - О, все в порядке, о моих почтенных родителях можешь не  беспокоиться.
У них есть воскресные газеты. Мама подарила мне недавно гоночный ялик.
   ("Спокойно, спокойно... Держи себя в руках.  Ну  и  дура  я  была,  что
подарила ему гоночный ялик!")
   - Хорошо, - сказала она со снисходительной улыбкой, -  идите  на  реку,
только не свалитесь в воду.
   - Ничего не случится, если и свалимся. К чаю вернемся. Папа,  теннисный
корт размечен? Мы хотели поиграть после чая.
   - Пожалуй, твой отец сможет  кого-нибудь  найти,  сыграете  два  против
двух.
   - А, не  беспокойтесь,  одиночная  игра  еще  интереснее,  да  и  лучше
разомнемся, - и, обращаясь к Тому: -  Кто  первый  добежит  до  сарая  для
лодок?
   Том вскочил на ноги и бросился бежать, Роджер -  вдогонку.  Майкл  взял
одну из газет и принялся искать очки.
   - Они хорошо поладили, правда?
   - По-видимому.
   - Я боялся, Роджеру будет здесь скучно с нами.  Хорошо,  что  теперь  у
него есть компания.
   - Тебе не кажется, что Роджер ни с кем, кроме себя, не считается?
   - Это ты насчет тенниса? Да мне, по правде говоря,  все  равно,  играть
или нет. Вполне естественно, что мальчикам хочется поиграть вдвоем.  С  их
точки зрения, я старик и только испорчу им игру. В конце концов главное  -
чтобы им было хорошо.
   Джулия почувствовала угрызения совести. Майкл был прозаичен, прижимист,
самодоволен, но он необычайно добр и уж совсем  не  эгоист!  Он  не  знает
зависти. Ему доставляет удовольствие - если это только не  стоит  денег  -
делать других счастливыми. Майкл был для Джулии  раскрытой  книгой.  Спору
нет, все его мысли банальны; с другой стороны, ни одна из  них  не  бывает
постыдна. Ее выводило из себя, что при всех его достоинствах, вместо  того
чтобы вызывать в ней любовь, Майкл вызывал такую мучительную скуку.
   - Насколько ты лучше меня, моя лапушка, - сказала она.
   Майкл улыбнулся своей милой дружелюбной улыбкой и покачал головой.
   - Нет, дорогая, у меня  был  замечательный  профиль,  но  у  тебя  есть
огромный талант.
   Джулия засмеялась.  Это  даже  забавно  -  разговаривать  с  человеком,
который никогда не догадывается, о чем идет речь. Но  что  имеют  в  виду,
когда говорят об актерском таланте?
   Джулия часто спрашивала себя, что именно поставило ее  на  голову  выше
других  современных  актеров.  В  первые  годы  ее  карьеры  у  нее   были
недоброжелатели. Ее сравнивали - и не  в  ее  пользу  -  с  той  или  иной
актрисой, пользовавшейся благосклонностью публики. Но уже давно  никто  не
оспаривал у нее пальмы первенства. Конечно, известность  ее  была  не  так
велика, как у кинозвезд. Джулия попытала удачи в кино, но не имела успеха;
ее лицо, такое подвижное и выразительное на  сцене,  на  экране  почему-то
проигрывало, и после первой же пробы она, с  одобрения  Майкла,  отвергала
все предложения, которые получала время от времени.  Играть  в  кино?  Это
ниже ее достоинства. Ее позиция сделала Джулии прекрасную рекламу.  Джулия
не завидовала кинозвездам: они  появлялись  и  исчезали,  она  оставалась.
Когда выпадал случай, она  ходила  смотреть  игру  других  ведущих  актрис
Лондона. Джулия не скупилась на  похвалы  и  хвалила  от  чистого  сердца.
Иногда чужая игра казалась ей  настолько  хорошей,  что  она  искренно  не
понимала,  почему  люди  поднимают  такой  шум  вокруг  нее,  Джулии.  Она
прекрасно знала, какой высокой репутацией пользуется у  публики,  но  сама
была о себе достаточно скромного мнения. Джулию всегда удивляло, что  люди
восторгаются какой-нибудь ее интонацией или жестом, которые приходят к ней
так естественно, что ей кажется просто невозможным сыграть иначе.  Критики
восхищались ее  разносторонностью.  Особенно  хвалили  способность  Джулии
войти в образ.  Не  то  чтобы  она  сознательно  кого-нибудь  наблюдала  и
копировала, просто когда, она бралась за новую  роль,  на  нее  неизвестно
откуда мощной волной набегали смутные воспоминания,  и  она  обнаруживала,
что знает о своей новой героине множество вещей, о  которых  раньше  и  не
подозревала. У Джулии часто возникал в памяти кто-нибудь из  знакомых  или
даже случайный человек, которого она видела на улице или  на  приеме.  Она
сочетала  эти  воспоминания  с  собственной   индивидуальностью,   и   так
создавался характер, основанный  на  реальной  жизни,  но  обогащенный  ее
опытом, ее владением актерской техникой и личным  обаянием.  Люди  думали,
что она играет только те два-три часа, что  находится  на  сцене;  они  не
знали, что олицетворяемый ею персонаж подспудно жил в  ней  весь  день;  и
когда она,  казалось  бы,  увлеченно  с  кем-нибудь  беседовала,  и  когда
занималась каким-нибудь делом. Джулии часто казалось, что в ней сочетаются
два  лица:  популярная  актриса,  всеобщая  любимица,   женщина,   которая
одевается лучше всех в Лондоне, но это - лишь иллюзия, и героиня,  которую
она изображает каждый вечер, и это - ее истинная субстанция.
   "Будь я проклята, если я знаю, что такое актерский талант,  -  говорила
она себе, - но зато  я  знаю  другое:  я  бы  отдала  все,  что  имею,  за
восемнадцать лет".
   Однако  это  была  неправда.  Если  бы  ей  представилась   возможность
вернуться назад в юность, еще не известно, пожелала бы  она  это  сделать.
Скорее нет. И не популярность, даже если хотите - слава, была  ей  дорога,
не ее власть над зрителями и не та искренняя любовь,  которую  они  к  ней
питали, и уж, конечно, не  деньги,  которые  принес  ей  талант;  нет,  ее
опьяняло другое - та неведомая сила, которую она ощущала в себе, ее власть
над материалом. Она могла получить роль, и даже не очень хорошую  роль,  с
глупым текстом, и  благодаря  своим  личным  качествам,  благодаря  своему
искусству, благодаря владению актерским ремеслом, на  котором  она  собаку
съела, вдохнуть в  нее  жизнь.  Тут  ей  не  было  равных.  Иногда  Джулия
чувствовала себя божеством.
   "И к тому же, - засмеялась она, - Тома не было бы еще на свете".
   В конце  концов,  только  естественно,  что  ему  нравится  возиться  с
Роджером. Ведь они почти ровесники. Они принадлежат  к  одному  поколению.
Сегодня первый день его отпуска, пусть повеселятся, впереди еще целых  две
недели. Тому скоро надоест проводить время с семнадцатилетним  мальчишкой.
Роджер очень мил, но скучен, материнская любовь  не  ослепляет  ее.  Нужно
следить за собой и ни в коем  случае  не  показывать,  что  она  сердится.
Джулия с самого начала решила, что не будет  предъявлять  к  Тому  никаких
требований; если  он  почувствует,  что  чем-либо  ей  обязан,  это  может
оказаться для нее роковым.
   - Майкл, почему бы тебе не  предложить  вторую  квартирку  над  гаражом
Тому?  Теперь,  когда  он  сдал  последний  экзамен   и   получил   звание
бухгалтера-эксперта, ему просто неприлично жить в  той  его  меблированной
комнате.
   - Неплохая мысль. Я у него спрошу.
   - Сэкономишь на плате агенту по сдаче внаем. Поможем ему обставиться. У
нас стоит без дела куча старой мебели. Пусть лучше Том ею пользуется,  чем
она будет просто гнить на чердаке.
   Том и Роджер вернулись к чаю, проглотили  кучу  бутербродов  и  дотемна
играли в теннис. После  обеда  они  засели  за  домино.  Джулия  разыграла
блестящую сцену - молодая мать с нежностью следит  за  сыном  и  его  юным
другом. Спать она легла рано. Вскоре мальчики тоже  поднялись  наверх.  Их
комнаты были расположены прямо над ее спальней. Она  слышала,  как  Роджер
зашел к Тому. Они принялись болтать; окна и у нее и у них были открыты, до
нее доносились их оживленные голоса. О чем, ради всего святого, они  могли
столько  говорить?!  Она  ни  разу  не  видела  ни  одного  из  них  таким
разговорчивым. Через некоторое время раздался голос Майкла:
   - А ну, марш в постель, мальчики! Болтать будете завтра.
   Они засмеялись.
   - Хорошо, папочка! - закричал Роджер.
   - Ну и болтуны вы!
   Снова послышался голос Роджера:
   - Спокойной ночи, старина.
   И сердечный ответ Тома:
   - Спокойной ночи, дружище.
   "Идиоты!" - гневно вскричала про себя Джулия.
   На следующее утро, в то время как она завтракала в постели, к ней зашел
Майкл.
   - Мальчики уехали в Хантерком играть в гольф. Они намерены сыграть  два
раунда и спросили, обязательно ли им возвращаться к ленчу. Я ответил,  что
нет.
   - Не скажу, чтобы я была в восторге оттого, что Том смотрит на наш дом,
как на гостиницу, - заметила Джулия.
   - Милая, они же мальчишки. Право, пусть развлекаются как хотят.
   Значит, сегодня она вообще не увидит Тома - между  пятью  и  шестью  ей
надо выезжать, если она хочет попасть  в  театр  вовремя.  Майклу  хорошо,
отчего ему не быть добрым... Джулия была обижена. Ей хотелось плакать. Он,
должно быть, совершенно к ней равнодушен - теперь она думала о Томе,  -  а
она-то решила, что сегодня  будет  иначе,  чем  вчера.  Она  проснулась  с
твердым намерением быть терпимой и принимать вещи такими, каковы они есть,
но ей и в голову не приходило, что ее ждет такое разочарование.
   - Газеты уже принесли? - хмуро спросила Джулия.
   В город она уехала разъяренная.
   Следующий день был немногим лучше. Мальчики решили не играть  в  гольф,
зато с утра до вечера сражались в  теннис.  Их  неуемная  энергия  страшно
раздражала Джулию. В шортах, с голыми ногами,  в  спортивной  рубашке  Том
казался не старше шестнадцати лет. Так как они купались по три-четыре раза
в день, он  не  мог  прилизывать  волосы,  и,  стоило  им  высохнуть,  они
закручивались непослушными кольцами. От этого он  казался  еще  моложе  и,
увы, еще прелестней. Сердце Джулии терзала  мука.  Ей  казалось,  что  его
манера вести  себя  странно  изменилась;  постоянно  находясь  в  обществе
Роджера, он потерял облик светского человека, который так следит за  своей
внешностью, так разборчив в том, что ему надеть, и снова  стал  неряшливым
подростком. Ни намеком, ни взглядом он не выдавал, что он -  ее  любовник;
он относился к ней так,  как  приличествует  относиться  к  матери  своего
приятеля. Каждым замечанием, проказами, даже самой  своей  вежливостью  он
заставлял ее чувствовать, что она принадлежит к другому поколению.  В  его
обращении к ней не было и следа рыцарственной галантности, которую молодой
человек должен проявлять по отношению  к  обворожительной  женщине;  такую
снисходительную доброжелательность скорее пристало  выказывать  незамужней
старой тетушке.
   Джулию возмущало, что Том послушно идет на поводу  у  мальчишки  моложе
себя. Это говорило о бесхарактерности. Но она не винила  его;  она  винила
Роджера. Его  эгоизм  вызывал  в  ней  отвращение.  Все  это  прекрасно  -
толковать, что он еще молод. Его безразличие ко всему, кроме  собственного
удовольствия,  говорит   о   безудержном   себялюбии.   Он   бестактен   и
невнимателен. Он ведет себя так, словно и дом, и прислуга, и мать, и  отец
существуют лишь для его удобства. У Джулии уже не раз сорвалось бы  резкое
слово, но она не осмеливалась при Томе читать Роджеру нотации.  Незавидная
роль. К тому же стоило побранить Роджера, у  него  сразу  делался  глубоко
обиженный вид, глаза - как у раненого олененка, и вы чувствовали, что были
жестоки и несправедливы к нему. Это доводило Джулию до исступления. Джулия
и сама так умела, это выражение глаз Роджер унаследовал от нее, она тысячу
раз пользовалась им на сцене с соответствующим эффектом и знала,  что  оно
ровно ничего не значит, но когда оно появлялось в глазах сына, это страшно
расстраивало ее.  Даже  мысль  об  этом  вызвала  в  ней  нежность.  Столь
внезапная перемена чувств открыла Джулии правду -  она  ревновала  Тома  к
Роджеру, безумно ревновала.
   Это открытие ее потрясло; она не знала,  смеяться  ей  или  сгорать  со
стыда. Несколько минут она размышляла.
   "Ну, я тебе обедню испорчу".
   Уж теперь воскресенье пройдет  совсем  иначе,  чем  в  прошлый  раз.  К
счастью. Том - сноб. "Женщина привлекает к себе  мужчин,  играя  на  своем
очаровании,  и  удерживает  их  возле  себя,  играя  на  их  пороках",   -
пробормотала Джулия и подумала: интересно, сама она придумала этот афоризм
или припомнила его из какой-нибудь пьесы.
   Джулия позвонила кое-кому.  Пригласила  на  конец  недели  Деннорантов,
Чарлза Тэмерли - тот гостил в Хенли у  сэра  Мейхью  Брейнстона,  министра
финансов. Он принял приглашение приехать и пообещал привезти сэра Мейхью с
собой. Чтобы  их  развлечь  -  Джулия  знала,  что  аристократы  вовсе  не
интересуются друг другом, когда окунаются, как они воображают, в богему, -
она позвала своего партнера по сцене Арчи Декстера и его хорошенькую жену,
игравшую под своим девичьим именем - Грейс Хардуил. Джулия не сомневалась,
что, если на горизонте появятся маркиза и маркиз, в  обществе  которых  он
сможет вращаться, и член кабинета, на которого  ему  захочется  произвести
впечатление, Том не пойдет кататься на ялике или играть в гольф. На  таком
приеме Роджер займет подобающее ему место школьника, на которого никто  не
обращает внимания, а Том увидит, какой  она  может  быть  блестящей,  если
пожелает.  Предвкушая  свое  торжество,  Джулия  смогла  стойко  перенести
оставшиеся дни. Она почти не видела Тома и Роджера, а когда у  нее  бывали
утренние спектакли, не видела их совсем. Если они не играли в  теннис  или
гольф, то носились по окрестностям в машине Роджера.
   Джулия привезла Деннорантов после спектакля. Роджер лег спать, но Майкл
и Том ждали их к ужину. Это был чудесный ужин. Слуги тоже уже легли, и они
сами себя  обслуживали.  Джулия  заметила,  как  Том  старается,  чтобы  у
Деннорантов было все, что им нужно, с какой готовностью вскакивает,  чтобы
им услужить. Его вежливость казалась чуть  ли  не  назойливой.  Денноранты
были скромной молодой парой, им и в голову  не  приходило,  что  их  титул
может иметь хоть какое-то значение, и Джордж Деннорант порядком  смутился,
когда Том забрал  у  него  грязную  тарелку  и  протянул  ему  чистую  для
следующего блюда.
   "Думаю, завтра Роджеру не с кем будет играть в гольф", -  сказала  себе
Джулия.
   Они просидели за разговорами до трех часов,  и  Джулия  заметила,  что,
когда Том желал ей спокойной ночи,  глаза  его  сияли,  но  от  любви  или
шампанского - этого она не могла сказать. Он сжал ей руку.
   - Чудесный вечер! - воскликнул он.
   Было уже позднее утро, когда Джулия в платье из органди [батист жесткой
выделки] вышла в сад во всем блеске своей красоты. Роджер сидел в шезлонге
с книгой в руках.
   - Читаешь? - спросила Джулия, поднимая действительно прекрасные  брови.
- Почему вы не играете в гольф?
   У Роджера был надутый вид.
   - Том говорит, что слишком жарко.
   - Да? - отозвалась она с очаровательной улыбкой. - А я испугалась,  что
ты счел своим долгом  остаться,  чтобы  занять  моих  гостей.  Будет  куча
народу, мы вполне сможем без тебя обойтись. Где все остальные?
   - Не знаю. Том ухлестывает за Сесили Деннорант.
   - Она очень хорошенькая.
   - Похоже, сегодня будет жуткая скука.
   - Надеюсь, Том этого не скажет, - проговорила  Джулия  с  таким  видом,
словно это ее сильно беспокоит.
   Роджер ничего не ответил.
   День прошел в точности так, как ожидала Джулия. Правда, она мало видела
Тома, но Роджер видел его еще меньше. Том очень понравился Деннорантам; он
объяснил им, каким образом избежать огромного подоходного налога,  который
им приходилось платить. Он почтительно  слушал  министра  финансов,  в  то
время как тот рассуждал о театре, и Арчи Декстера, когда тот излагал  свои
взгляды на политическую ситуацию. Джулия  еще  никогда  не  была  в  таком
ударе. Арчи Декстер обладал живым умом, неисчерпаемым запасом  театральных
историй и удивительным даром их рассказывать,  и  во  время  ленча  они  с
Джулией на пару заставили весь стол хохотать, а после чая, когда игроки  в
теннис  устали,  Джулию  уговорили  (нельзя  сказать,  чтобы  она   сильно
сопротивлялась) доставить  всем  удовольствие  своей  пародией  на  Глэдис
Купер, Констанс Колье и Герти Лоренс. Однако Джулия не забыла,  что  Чарлз
Тэмерли - ее преданный и бескорыстный воздыхатель,  и  улучила  минутку  в
сумерки, чтобы погулять с ним вдвоем. С Чарлзом она не старалась  быть  ни
веселой, ни остроумной, с ним она была мечтательна и нежна.  На  сердце  у
Джулии было тоскливо, несмотря на блестящий спектакль, который она  играла
весь день; когда вздохами, печальными взглядами и  недомолвками  она  дала
Чарлзу понять, что жизнь ее пуста и, несмотря на  свою  успешную  карьеру,
она не может не чувствовать, что упустила нечто  очень  важное,  она  была
почти искренна. Как часто она вспоминает о вилле  в  Сорренто,  на  берегу
Неаполитанского  залива...  Прекрасная  мечта.  Возможно,  там  ее   ждало
настоящее счастье, стоило лишь руку протянуть. Она сделала  глупость.  Что
все ее сценические триумфы? Иллюзия. Pagliacci [шутовство  (итал.)].  Люди
не понимают, насколько  это  верно.  Vesti  lagiubba  [буквально:  сменная
одежда; здесь маскарад (итал.)] и прочее. Она так одинока. Естественно, не
было необходимости  говорить  Чарлзу,  что  сердце  ее  тоскует  не  из-за
утерянных  возможностей,  а  из-за  того,  что   некий   молодой   человек
предпочитает играть в гольф с ее сыном, а не заниматься любовью с ней.
   А потом Джулия и Арчи Декстер сговорились  и  после  обеда,  когда  все
собрались в гостиной, без предупреждения, начав  с  нескольких  ничего  не
значащих слов, устроили друг другу ужасную  сцену  ревности,  словно  были
любовниками. В первый момент остальные не догадались, что  это  шутка,  но
вскоре их взаимные обвинения стали  столь  чудовищны  и  непристойны,  что
потонули  во  всеобщем  хохоте.  Затем  они  разыграли   экспромтом,   как
подвыпивший   джентльмен   подбирает    уличную    девку-француженку    на
Джермин-стрит. После этого с  невозмутимой  серьезностью  изобразили,  как
миссис Элвинг из "Привидений" пытается  соблазнить  пастора  Мэндерса.  Их
небольшая  аудитория  покатывалась  со  смеху.  Закончили  они  "номером",
который часто показывали на  театральных  приемах  и  отшлифовали  его  до
блеска. Это был кусок из чеховской пьесы; весь текст шел по-английски,  но
в особо патетических  местах  они  переходили  на  тарабарщину,  звучавшую
совсем как русский язык. Джулия призвала на помощь весь  свой  трагедийный
талант,  но  произносила  реплики  с  таким  шутовским  пафосом,  что  это
производило неотразимо комический  эффект.  Джулия  вложила  в  исполнение
искреннюю душевную муку, но с присущим ей живым чувством юмора сама же над
ней подсмеивалась. Зрители хохотали до упаду, держались за  бока,  стонали
от неудержимого смеха. Быть  может,  это  было  ее  лучшее  представление,
Джулия играла для Тома, и только для него.
   -  Я  видел  Сару  Бернар  и  Режан  [Режан,  Габриэль  (1857-1920)   -
французская актриса], - сказал министр финансов. - Я видел  Дузе  и  Эллен
Терри, видел миссис Кендел. "Nunc  Dimittis"  ["Ныне  отпущаеши"  (лат.)].
Сподобился.
   Джулия, сияющая, кинулась  в  кресло  и  одним  глотком  осушила  бокал
шампанского.
   "Черт меня побери, если я не испортила Роджеру обедню", - подумала она.
   Но, несмотря на все это, когда  она  спустилась  на  следующее  утро  к
завтраку,  мальчики  уже  ушли  играть  в  гольф.  Майкл   успел   отвезти
Деннорантов в город. Джулия чувствовала себя усталой. Ей пришлось  сделать
над собой усилие, чтобы весело болтать, когда Роджер и Том пришли к ленчу.
Днем они втроем отправились на реку, но у Джулии  было  чувство,  что  они
взяли ее с собой не потому, что им хотелось, а потому, что не сумели этого
избежать. Она подавила вздох, когда  подумала,  как  ждала  отпуска  Тома.
Теперь она считала дни, оставшиеся до его конца. Она испытала  облегчение,
когда села наконец в машину, чтобы ехать в Лондон. Джулия не сердилась  на
Тома, но была глубоко уязвлена; сердилась она на себя за то, что  потеряла
над собой власть. Однако, когда Джулия вошла в театр,  она  почувствовала,
что стряхнула это наваждение, как дурной сон,  от  которого  пробуждаешься
утром. Здесь, в своей уборной,  она  вновь  стала  себе  хозяйкой,  и  все
события повседневной жизни утратили важность. Ей ничто не страшно, пока  в
ее власти есть такая возможность обрести свободу.
   Так прошла вторая неделя. Майкл, Роджер и Том наслаждались жизнью.  Они
купались, играли в теннис и гольф, слонялись у реки. Осталось четыре  дня.
Осталось три дня.
   ("Ну, теперь уж я дотерплю до конца. Все изменится, когда мы вернемся в
Лондон. Нельзя показывать, как я несчастна. Нужно делать вид,  что  все  в
порядке".)
   - Повезло нам, отхватили такой кусок хорошей погоды, - сказал Майкл.  -
А Том пользовался успехом, правда? Жаль, что он не может остаться  еще  на
недельку.
   - Да, ужасно жаль.
   - Я думаю, Роджеру хорошо иметь такого товарища. Абсолютно  нормальный,
чистый английский юноша.
   - О, да, абсолютно. ("Ну и дурак! Ну и дурак!")
   - Прямо удовольствие глядеть, как они едят.
   - О, да, аппетит у них завидный. ("Господи, хоть бы они подавились!")
   Том должен был возвращаться в Лондон с  ранним  поездом  в  понедельник
утром. Декстеры, у которых был загородный дом в Борн-энде,  пригласили  их
всех в воскресенье на ленч.  Ехать  туда  собирались  на  моторной  лодке.
Теперь, когда отпуск Тома закончился, Джулия была рада, что ни разу  ничем
не  выдала  своего  раздражения.  Она  была  уверена,  что  Том  даже   не
догадывается, какую боль он ей  причинил.  Надо  быть  снисходительной;  в
конце концов, он - всего только мальчик, и если уж ставить точки над  "i",
она годится ему в матери. Конечно, печально, что она потеряла  из-за  него
голову, но что поделаешь, слезами горю не поможешь, она  с  самого  начала
сказала себе, что он не должен  чувствовать,  будто  она  как-то  на  него
притязает. В воскресенье они никого не  ждали  к  ужину.  Джулии  хотелось
побыть вдвоем с Томом в этот последний вечер. Конечно, это невозможно, но,
во всяком случае, они смогут погулять вместе в саду.
   "Интересно, он заметил, что ни разу меня не поцеловал с  тех  пор,  как
сюда приехал?"
   Можно было бы покататься на ялике. Как божественно будет хоть несколько
мгновений побыть в его объятиях, это вознаградило бы ее за все.
   У Декстеров собрались в основном  актеры.  Грейс  Хардуил,  жена  Арчи,
играла в музыкальной комедии, и там была целая куча  хорошеньких  девушек,
танцевавших в оперетте, в которой  Грейс  тогда  пела.  Джулия  с  большой
естественностью изображала примадонну, которая ничего из себя  не  строит.
Она очаровательно улыбалась девицам с обесцвеченным перекисью перманентом,
зарабатывающим в хоре три фунта в неделю. У многих  гостей  были  с  собой
фотоаппараты, и  она  любезно  позволяла  себя  снимать.  Она  восторженно
аплодировала, когда Грейс исполнила свою знаменитую арию под аккомпанемент
самого композитора. Она громче всех смеялась, когда комедийная  "старуха",
изобразила ее, Джулию, в  одной  из  самых  известных  ролей.  Было  очень
весело, шумно и беззаботно. Джулия искренно наслаждалась, но когда пробило
семь,  без  сожаления  собралась  уезжать.  В  то  время  как  она  горячо
благодарила хозяев дома за приятный вечер, к ней подошел Роджер.
   - Послушай, мам, тут собралась компания,  едут  в  Мейднхед  ужинать  и
потанцевать и зовут нас с Томом. Ты ведь не возражаешь?
   Кровь прихлынула к щекам Джулии. Она не  могла  совладать  с  собой,  и
голос ее прозвучал довольно резко.
   - А как вы вернетесь?
   - Не беспокойся, все будет в порядке. Кто-нибудь нас подкинет.
   Джулия беспомощно взглянула на сына. Ей нечего было возразить.
   - Будет страшно весело, мама. Том безумно хочет поехать.
   Ее сердце упало. Лишь с величайшим трудом ей удалось овладеть  собой  и
не закатить ему сцену.
   - Хорошо, милый. Только не возвращайся слишком поздно. Помни, что  Тому
вставать чуть свет.
   В это время Том сам к ним подошел и услышал ее последние слова.
   - Вы действительно ничего не имеете против? - спросил он.
   - Конечно, нет. Надеюсь, вы хорошо проведете там время.
   Она весело улыбнулась, но глаза ее сверкали холодным блеском.
   - А я рад, что мальчики уехали, - сказал Майкл, садясь в  лодку.  -  Мы
уже целую вечность не были с тобой вдвоем.
   Джулия  стиснула  зубы,  чтобы  не  взорваться  и  не   попросить   его
попридержать свой  дурацкий  язык.  Ее  душила  черная  ярость.  Это  было
последней каплей. Том не замечал  ее  все  две  недели,  он  даже  не  был
элементарно вежлив, а она -  она  вела  себя,  как  ангел.  Какая  женщина
проявила бы столько терпения? Любая другая  на  ее  месте  велела  бы  ему
убираться вон, если он не  знает,  что  такое  простое  приличие.  Эгоист,
дурак, грубиян - вот что он такое. Жаль, что  он  уезжает  завтра  сам.  С
каким удовольствием она выставила бы его за дверь со всеми его  пожитками!
Как он осмелился так с ней обращаться, этот  ничтожный  маленький  клерк?!
Поэты, члены кабинета министров, пэры Англии с радостью отменили бы  самую
важную встречу, лишь бы поужинать с ней,  а  он  бросил  ее  и  отправился
танцевать с кучей крашеных блондинок, которые совершенно не умеют  играть.
Ясно, что он глуп как пробка. Что уж  тут  говорить  о  благодарности.  За
последнюю тряпку, которая надета на  нем,  плачено  ее  деньгами.  А  этот
портсигар, которым он так гордится, разве не она подарила его?  А  кольцо?
Ну, нет, это ему даром не пройдет, она с ним сквитается. И она даже  знает
как. Она знает его самое уязвимое  место,  знает,  как  ранить  его  всего
больней. Уж она сумеет задеть его за живое! Джулии стало немного  полегче,
когда она принялась в подробностях придумывать план мести. Ей не терпелось
поскорее привести его в исполнение, и не успели они вернуться  домой,  как
она поднялась к себе в спальню. Вынула из сумочки четыре купюры  по  фунту
стерлингов и одну - на десять шиллингов. Написала короткую записку:

   "Дорогой Том.
   Вкладываю деньги, которые надо оставить слугам, так как не  увижу  тебя
утром. Три фунта дай дворецкому,  фунт  -  горничной,  которая  чистила  и
отглаживала тебе костюмы, десять шиллингов - шоферу.
   Джулия".

   Она позвала Эви и велела, чтобы горничная, которая разбудит Тома завтра
утром,  передала  ему  конверт.  Когда  Джулия  спустилась  к  ужину,  она
чувствовала себя гораздо лучше. Пока они ели, вела  с  Майклом  оживленный
разговор, потом они сели играть в безик. Даже если  бы  она  целую  неделю
ломала себе голову, как сильней уколоть Тома, она не придумала  бы  ничего
лучшего.
   Но уснуть Джулия не смогла. Она лежала в постели  и  ждала  возвращения
Роджера и Тома.  Ей  пришла  в  голову  мысль,  прогнавшая  весь  ее  сон.
Возможно, Том поймет, как он мерзко себя вел. Если он хоть на  секунду  об
этом задумается, он увидит, как он ее огорчил; быть может, он пожалеет  об
этом, и  когда  они  вернутся  и  Роджер  пожелает  ему  доброй  ночи,  он
прокрадется к ней в комнату. Если Том это сделает, она  ему  все  простит.
Письмо, наверное, лежит в буфетной, ей будет нетрудно спуститься  тихонько
вниз и забрать его. Наконец подъехала машина. Джулия включила свет,  чтобы
взглянуть на часы. Три часа. Она слышала, как  юноши  поднялись  наверх  и
разошлись по своим комнатам. Джулия ждала. Зажгла ночник у кровати,  чтобы
Тому было видно, когда он откроет дверь.  Она  притворится,  что  спит,  а
когда он подойдет к ней на цыпочках, медленно откроет  глаза  и  улыбнется
ему. Джулия ждала. В тишине ночи она  услышала,  как  он  лег  в  постель;
щелкнул выключатель. С минуту она глядела прямо перед собой, затем,  пожав
плечами, открыла ящичек в тумбочке возле кровати и взяла из  пузырька  две
таблетки снотворного.
   "Если я не усну, я сойду с ума".



        15

   Когда Джулия проснулась, был двенадцатый час.  Среди  писем  она  нашла
одно, которое не пришло по почте. Она  узнала  аккуратный,  четкий  почерк
Тома и вскрыла конверт. Там не было ничего, кроме четырех фунтов и  десяти
шиллингов. Джулия почувствовала легкую  дурноту.  Она  и  сама  не  знала,
какого ждала  ответа  на  свое  снисходительное  письмо  и  оскорбительный
подарок. Ей не пришло в голову, что он может просто  его  вернуть.  Джулия
была вчера встревожена и расстроена, она хотела его унизить,  сделать  ему
больно, но теперь испугалась, что зашла слишком далеко.
   "Надеюсь все же, что он дал прислуге на чай", - пробормотала она, чтобы
себя подбодрить. Джулия пожала плечами. "Ничего, опомнится, ему не  вредно
узнать, что я тоже не всегда сахар".
   Но весь день она  оставалась  в  задумчивости.  Когда  Джулия  приехала
вечером в театр, ее ждал там пакет. Как только она взглянула  на  обратный
адрес, она поняла, что в нем. Эви спросила, вскрыть ли пакет.
   - Не надо.
   Но не успела Джулия остаться одна, как сама  его  вскрыла.  Там  лежала
булавка для галстука, и пуговицы для жилета, и жемчужные запонки, и  часы,
и золотой портсигар - гордость Тома. Все до одной вещи,  которые  она  ему
подарила. И никакого письма. Ни слова объяснения.  Сердце  ее  упало,  она
заметила, что вся дрожит.
   "Какая я была идиотка! Почему не сдержалась?!"
   Каждый удар сердца причинял Джулии боль. Она не в  состоянии  выйти  на
сцену, когда ее терзает такая адская мука. Она будет ужасно  играть.  Чего
бы ей это ни стоило, она должна с ним поговорить. В его доме был телефон с
отводом к нему в комнату. Джулия набрала номер. К счастью, Том был дома.
   - Том!
   - Да?
   Он немного помолчал  перед  тем,  как  ответить,  и  голос  его  звучал
раздраженно.
   - Что все это значит? Почему ты прислал мне все эти вещи?
   - Ты получила утром деньги?
   - Да. Я абсолютно ничего не понимаю. Я тебя обидела?
   - О, нет, - ответил он. - Мне, конечно, очень приятно,  чтобы  со  мной
обращались, как с содержанкой. Мне, конечно, приятно, когда мне бросают  в
лицо упрек, что даже чаевые и те я не могу сам заплатить. Удивительно еще,
что ты не вложила в конверт деньги на билет третьего класса до Лондона.
   Хотя Джулия чуть не  плакала  от  боли  и  тревоги  и  с  трудом  могла
говорить, она невольно улыбнулась. Ну и глупыш!
   - Неужели ты думаешь, что я хотела тебя оскорбить? Ты достаточно хорошо
меня знаешь и должен понимать, что это мне и в голову не могло прийти.
   - Тем хуже. ("Будь я проклята", - подумала Джулия.) Мне  не  надо  было
брать у тебя эти подарки, мне не надо было занимать у тебя деньги.
   -  Не  понимаю,  о  чем  ты  говоришь.  Все  это  -  какое-то   ужасное
недоразумение. Зайди за мной после спектакля, и мы во всем  разберемся.  Я
все тебе объясню.
   - Я иду обедать к родителям и останусь у них ночевать.
   - Тогда завтра.
   - Завтра я занят.
   - Я должна увидеться с тобой, Том. Мы слишком много  значили  друг  для
друга, чтобы вот так расстаться. Как ты можешь осуждать меня, не выслушав?
Это несправедливо - наказывать человека, когда он ни в чем не виноват.
   - Я думаю, будет гораздо лучше, если мы перестанем встречаться.
   Джулия совсем потеряла голову.
   - Но я люблю тебя, Том. Я тебя люблю. Разреши мне еще раз увидеть тебя,
и если ты по-прежнему будешь сердиться на меня, что ж, будем считать,  что
дело кончено.
   Его молчание тянулось до бесконечности. Наконец, он ответил:
   - Хорошо, я зайду во вторник после дневного спектакля.
   - Не думай обо мне слишком плохо. Том.
   Что бы там ни было, он придет. Джулия  снова  завернула  присланные  им
вещи и спрятала их туда, где их не увидит  Эви.  Она  разделась,  накинула
старый розовый  халат  и  начала  гримироваться.  Настроение  у  нее  было
ужасное: она впервые  призналась  Тому  в  своей  любви.  Ее  грызло,  что
пришлось унизительно умолять его, чтобы он к ней пришел.  До  сих  пор  он
искал ее общества. Было невыносимо думать, что их роли переменились.
   Джулия очень плохо играла на дневном представлении во  вторник.  Стояла
страшная жара, публика принимала спектакль вяло. Джулии было все равно. Ее
сердце терзали дурные предчувствия. Что ей до того, как  идет  пьеса!  ("И
какого черта им вообще надо в театре в такой день?") Она была рада,  когда
представление окончилось.
   - Я жду мистера Феннела, - сказала она Эви. - Я  не  хочу,  чтобы  меня
беспокоили, пока он будет у меня.
   Эви не ответила. Джулия взглянула на нее: у Эви был очень хмурый вид.
   ("Ну ее к черту. Плевать мне, что она там думает!")
   Том уже должен был к этому времени прийти: шел шестой час. Он не мог не
прийти, ведь он же обещал. Джулия надела халат, не  тот  старый  халат,  в
котором обычно гримировалась, а мужской, из темно-вишневого шелка. Эви все
еще возилась, прибирая ее вещи.
   - Ради бога, Эви, перестань суетиться. Я хочу побыть одна.
   Эви не отвечала. Она  продолжала  методично  расставлять  на  туалетном
столике предметы в том порядке,  в  каком  Джулия  всегда  желала  их  там
видеть.
   - Черт подери, ты почему не отвечаешь, когда я с тобой говорю?
   Эви обернулась и посмотрела на Джулию. Задумчиво подтерла пальцем  нос.
"Может, вы и великая актриса, но..."
   - Убирайся к черту!
   Сняв сценический грим, Джулия совсем не стала краситься, лишь чуть-чуть
подсинила под глазами. У нее была гладкая, белая кожа, и без губной помады
и румян она выглядела бледной и изнуренной. В мужском халате она  казалась
беспомощной, хрупкой и вместе с тем  элегантной.  На  сердце  у  нее  было
тяжело, ее снедала тревога, но,  взглянув  в  зеркало,  она  пробормотала:
"Мими в последнем акте "Богемы".  Сама  не  замечая  того,  она  раза  два
кашлянула, словно у нее чахотка. Джулия погасила яркий свет  у  туалетного
столика и прилегла на диван. Вскоре в дверь постучали, и  Эви  доложила  о
мистере Феннеле. Джулия протянула ему белую худую руку.
   - Прости, я лежу, мне что-то  нездоровится.  Возьми  себе  стул.  Очень
мило, что ты пришел.
   - Нездоровится? Что с тобой?
   - О, ничего страшного, -  бескровные  губы  шевельнулись  в  вымученной
улыбке. - Просто не очень хорошо спала последние две-три ночи.
   Джулия  обратила  к  Тому  свои  прекрасные  глаза  и  несколько  минут
пристально смотрела на него в молчании. Вид  у  него  был  хмурый,  но  ей
показалось, что он испуган.
   - Я жду, что ты объяснишь мне, в чем моя вина.  Что  ты  имеешь  против
меня? - сказала Джулия наконец тихим голосом.
   Она  заметила,  что  голос  ее  чуть  дрожал,  но  вполне  естественно.
("Господи, да я, кажется, испугана").
   - Нет смысла к этому возвращаться. Я хотел  сказать  тебе  единственную
вещь: боюсь, я не смогу сразу выплатить  тебе  те  двести  фунтов,  что  я
должен, у меня их просто  нет,  но  постепенно  я  все  отдам.  Мне  очень
неприятно просить у тебя отсрочку, но нет другого выхода.
   Джулия приподнялась и приложила обе руки к своему разбитому сердцу.
   - Я не понимаю. Я две ночи пролежала без сна, все думала, в чем дело. Я
боялась, что сойду с ума. Я пыталась понять. И не могу. Не могу. ("В какой
пьесе я это говорила?")
   - Не можешь? Ты все прекрасно понимаешь.  Ты  рассердилась  на  меня  и
решила меня наказать. И сделала это. Ты расквиталась со мной как надо!  Ты
не могла придумать лучшего способа выразить свое презрение.
   - Но почему бы мне было тебя наказывать? За что? Почему я  должна  была
на тебя сердиться?
   - За то, что я поехал в Мейднхед с Роджером на эту  вечеринку,  а  тебе
хотелось, чтобы я вернулся домой.
   - Но я же сама сказала, чтобы вы ехали. Я пожелала вам хорошо  провести
время.
   - Да, конечно, но твои глаза сверкали от ярости. У меня не было  особой
охоты туда ехать, но Роджеру уж так загорелось. Я  говорил  ему,  что  нам
лучше вернуться и поужинать с тобой и Майклом, но он сказал  -  вы  будете
только рады сбыть нас с рук, и я решил не поднимать из-за  этого  шума.  А
когда я увидел, что ты разозлилась, уже было поздно идти на попятную.
   - Я вовсе не разозлилась. Не представляю, как это могло прийти  тебе  в
голову. Вполне естественно, что вам хотелось пойти на  вечеринку.  Неужели
ты думаешь, я такая свинья, чтобы быть недовольной, если ты поразвлечешься
в свой отпуск? Мой бедный ягненочек, я боялась только одного  -  что  тебе
будет там скучно. Я так мечтала, чтобы ты весело провел время!
   - Тогда почему ты написала мне эту записку и вложила  эти  деньги?  Это
было так оскорбительно.
   Голос Джулии сорвался. Губы задрожали, она не могла совладать со  своим
лицом. Том смущенно отвернулся - сам того не желая, он был тронут.
   - Мне было невыносимо думать,  что  ты  выкинешь  свои  деньги  на  мою
прислугу. Я знаю, что ты не так уж богат и потратил кучу денег на  чаевые,
когда играл в гольф. Я презираю женщин, которые идут куда-нибудь с молодым
человеком и позволяют ему за себя платить. Форменные эгоистки. Я поступила
с тобой так, как поступила бы с Роджером. Я никак не  думала,  что  задену
твое самолюбие.
   - Поклянись!
   - Честное слово. Господи, неужели после всех этих месяцев ты так  плохо
меня знаешь! Если бы то, что ты  подумал,  было  правдой,  какой  я  тогда
должна  быть  подлой,  жестокой,  жалкой  женщиной,  какой  хамкой,  какой
бессердечной вульгарной бабой! Ты такой меня считаешь, да?
   Трудный вопрос.
   - Ну, да неважно. Все равно, мне не следовало принимать от тебя дорогие
подарки и брать взаймы деньги. Это поставило  меня  в  ужасное  положение.
Почему я думал, что ты меня презираешь? Да потому, что сам чувствую  -  ты
имеешь на это право. Я действительно не могу  позволить  себе  водиться  с
людьми, которые настолько меня богаче. Я был дурак, думая, что  могу.  Мне
было очень весело и интересно, я великолепно проводил время, но  теперь  с
этим покончено. Больше мы видеться не будем.
   Джулия глубоко вздохнула.
   - Тебе просто на меня наплевать. Вот что все это означает.
   - Это несправедливо.
   - Ты для меня - все на свете. Ты сам это знаешь. Я  так  одинока.  Твоя
дружба так много значит для меня. Я окружена паразитами и  прихлебателями,
а тебе от меня ничего не надо. Я чувствовала, что могу на тебя положиться.
Мне было так с тобой хорошо. Ты - единственный, с кем я  могла  быть  сама
собой. Разве ты не понимаешь, какое для  меня  удовольствие  хоть  немного
тебе помочь? Я не ради тебя дарила эти мелочи, а ради  себя;  я  была  так
счастлива, видя, что ты пользуешься вещами, которые я купила.  Если  бы  я
что-нибудь для тебя значила, тебя бы это не унижало, ты был бы тронут.
   Джулия снова посмотрела на него долгим взглядом. Ей и  всегда  нетрудно
было заплакать, а сейчас она чувствовала себя такой  несчастной,  что  для
этого не требовалось даже малейшего усилия. Том еще ни разу  не  видел  ее
плачущей. Она умела плакать  не  всхлипывая,  -  прекрасные  глаза  широко
открыты, лицо почти неподвижно, и по нему катятся большие  тяжелые  слезы.
Ее оцепенение, почти полная  неподвижность  трагической  позы  производили
удивительно волнующий эффект. Джулия не плакала так с тех пор, как  играла
в "Раненом сердце". Господи,  как  эта  пьеса  выматывала  ее!  Джулия  не
глядела на Тома, она глядела прямо перед собой; она обезумела от боли.  Но
что это? Другое, внутреннее ее "я" прекрасно понимало, что она делает. Это
"я" разделяло ее боль и  одновременно  наблюдало,  как  она  ее  выражает.
Уголком глаза Джулия увидела, как Том побледнел,  ощутила,  как  внезапная
мука пронзила его до глубины души, почувствовала, что его  плоть  и  кровь
просто не в состоянии выдержать ее страдания.
   - Джулия!
   Голос изменил ему. Она медленно  перевела  на  него  подернутые  влагой
глаза. Перед ним была не плачущая  женщина,  перед  ним  была  вся  скорбь
человеческого рода, неизмеримое, безутешное горе - вечный удел людей.  Том
кинулся на колени и привлек ее в свои объятия. Он был потрясен.
   - Любимая! Любимая!
   Джулия не двигалась. Казалось, она не осознает, что он тут, рядом.  Том
целовал ее плачущие глаза, искал губами  ее  губы.  Она  отдала  их  Тому,
словно была беспомощна перед ним, словно она не понимает,  что  с  ней,  и
утеряла всю свою волю. Почти незаметным движением Джулия прижалась к  нему
всем телом, руки ее словно ненароком обвились вокруг его шеи. Она лежала в
объятиях Тома не то чтобы совсем мертвая, но так, будто все ее  силы,  вся
энергия оставили ее. Он чувствовал во рту соленый вкус ее  слез.  Наконец,
утомленная, все еще обвивая  его  мягкими  руками,  Джулия  откинулась  на
диван. Том прильнул к ее губам.
   Глядя на нее четверть часа спустя,  такую  спокойную  и  веселую,  лишь
немного раскрасневшуюся, никто бы не догадался, что совсем недавно она так
горько плакала. Они выпили оба по бокалу  виски  с  содовой,  выкурили  по
сигарете и с нежностью смотрели сейчас Друг на друга.
   "Он - душка", - подумала Джулия.
   Ей пришло в голову, что она может доставить Тому удовольствие.
   - Сегодня на спектакле будут герцог и герцогиня Рикби, потом мы  пойдем
вместе ужинать в "Савой". Ты, наверное,  не  пожелаешь  разделить  с  нами
компанию? Я без кавалера.
   - Если ты этого хочешь, пойду с удовольствием.
   Румянец, сгустившийся у него на щеках, явственно сказал ей о  том,  как
он  взволнован  возможностью  встретиться  с  такими   высокопоставленными
особами. Джулия не стала говорить ему, что чета Рикби  готова  отправиться
куда угодно, лишь бы  угоститься  за  чужой  счет.  Том  взял  обратно  ее
подарки; смущенно, правда, но  взял.  Когда  он  ушел,  Джулия  присела  к
туалетному столику и посмотрела на себя в зеркало.
   "Как удачно, что у меня не распухают от слез глаза, - сказала она.  Она
немного помассировала веки. - И все равно, до чего мужчины глупы!"
   Джулия была счастлива. Теперь все будет  хорошо.  Она  заполучила  Тома
обратно.
   Но где-то в самых тайниках души, она чувствовала к Тому хоть и  слабое,
но презрение за то, что ей удалось так легко его провести.



        16

   Ссора, каким-то  непонятным  образом,  сломав  разделявший  их  барьер,
сблизила Джулию и Тома еще больше. Том не так  сильно  сопротивлялся,  как
она ожидала, когда она снова подняла вопрос о квартире. Казалось, после их
примирения, взяв обратно ее подарки и  согласившись  забыть  о  долге,  он
сделался глух к  угрызениям  совести.  Как  увлекательно  было  обставлять
квартиру! Жена шофера убирала ее и готовила Тому завтрак.  У  Джулии  были
свои ключи, и иногда она заходила туда и сидела в гостиной, поджидая  Тома
из конторы. Раза три в неделю они ужинали где-нибудь вместе,  танцевали  и
возвращались на такси к нему. Эта осень была для Джулии очень  счастливой.
Пьеса, которая тогда шла, имела успех. Джулия чувствовала себя  энергичной
и молодой. Роджер должен был приехать к рождеству, но  дома  он  собирался
провести всего две недели, а затем поехать в Вену. Джулия понимала, что он
опять завладеет Томом, и решила не расстраиваться по этому поводу.  Юность
естественно тяготеет к юности, и нет никаких причин  волноваться,  если  в
течение нескольких дней мальчики будут так поглощены друг другом, что  Том
и думать забудет о ней. Теперь она крепко держала его.  Он  гордился  тем,
что он ее любовник, это придавало ему уверенности в себе. Ему льстило быть
так  близко  знакомым  со  многими  более  или  менее  высокопоставленными
особами, а это было для него  возможно  только  через  нее.  Тому  страшно
хотелось вступить в хороший клуб, и Джулия подготавливала для этого почву.
Чарлз никогда ни в чем ей не отказывал, и она  не  сомневалась,  что  если
взяться за дело тактично, она уговорит его, и он предложит  Тома  в  члены
одного из своих клубов. Тратить свободно деньги также было для Тома  новым
и восхитительным ощущением; Джулия  потворствовала  его  расточительности.
Она вбила себе в голову, что он привыкнет к такому образу жизни и  поймет,
что без нее ему просто не обойтись.
   "Понятно, это не может длиться вечно, - убеждала она себя, -  но  когда
все кончится, ему будет о чем вспомнить. И это так  много  ему  даст!  Это
сделает из него настоящего мужчину".
   Но хотя Джулия говорила себе, что их связь не может длиться  вечно,  на
самом деле она не понимала, почему бы и нет. Со временем Том повзрослеет и
постареет, и разница между ними не будет такой уж большой. Через десять  -
пятнадцать лет он не будет так молод, а она стареть не собирается. Им было
очень хорошо вместе. Мужчины - рабы привычек,  это  помогает  женщинам  их
удержать. Джулия не чувствовала себя старше его и на день, и  конечно  же,
сам он и не вспоминает о разнице их лет. Правда, был один момент, когда ее
охватило по  этому  поводу  некоторое  беспокойство.  Том  причесывался  у
туалетного столика. Джулия, в чем мать родила, лежала  на  его  постели  в
позе тициановской Венеры, которую как-то видела в одном  загородном  доме.
Она чувствовала, что представляет собой прелестную картину,  и,  абсолютно
убежденная  в  этом,  не  меняла   положения.   Она   была   счастлива   и
удовлетворена.
   "Как в настоящем любовном романе",  -  думала  она,  и  быстрая  легкая
улыбка порхала на ее губах.
   Том заметил ее отражение в зеркале, повернулся и, не говоря  ни  слова,
быстрым движением натянул на нее простыню. Хотя  она  одарила  его  нежной
улыбкой, внутри у нее все перевернулось. В чем дело - он боится,  что  она
простудится, или, по присущей всем англичанам  стыдливости,  шокирован  ее
наготой? А вдруг теперь, когда его юношеское вожделение удовлетворено, ему
просто противно глядеть на ее стареющее  тело?  Вернувшись  домой,  Джулия
вновь разделась догола перед трюмо и подвергла себя внимательному осмотру.
Она решила не щадить себя. Она посмотрела  на  шею  -  никаких  следов  ее
возраста, особенно если держать повыше подбородок. Грудь у нее маленькая и
упругая, совсем девичья. Живот плоский, бедра неширокие, жира на них самая
малость, да и у кого его нет; можно  приказать  мисс  Филиппе,  чтобы  она
согнала его совсем. Никто не скажет, что у  нее  нехороши  ноги:  длинные,
стройные, прекрасной формы. Джулия провела руками по всему телу; кожа  как
атлас, ни  пятнышка,  ни  шрама.  Конечно,  под  глазами  уже  прорезалось
несколько морщинок, но  нужно  очень  пристально  вглядываться,  чтобы  их
заметить; говорят, существует пластическая операция,  при  помощи  которой
можно от них избавиться, надо будет разузнать. К счастью,  она  совсем  не
седеет, как хорошо ни покрасишь волосы, от крашеных волос грубеет лицо;  у
нее они до сих пор сохранили свой сочный темно-каштановый цвет. Зубы  тоже
в полном порядке.
   "Излишняя скромность, вот что это было, только и всего".
   Однако с того дня Джулия старалась держать себя соответственно понятиям
Тома о благопристойности.
   У Джулии была такая прочная  репутация,  что  она  считала:  ей  нечего
бояться показываться с Томом  в  публичных  местах.  Для  нее  было  внове
посещать ночные клубы, она наслаждалась  этими  вылазками,  и  хотя  никто
лучше нее не знал, что, где бы она ни появилась,  она  привлекает  к  себе
внимание, Джулии и  в  голову  не  приходило,  что  такая  перемена  в  ее
привычках может вызвать в  городе  толки.  Имея  за  спиной  двадцать  лет
супружеской верности - Джулия, естественно, не принимала в расчет испанца,
такой инцидент мог произойти с кем угодно, - она была убеждена, что  никто
и на миг не вообразит, будто у нее роман с мальчиком, который годится ей в
сыновья. Она не подумала, что сам Том  не  всегда  ведет  себя  достаточно
осмотрительно. Она не подумала также, что ее собственные глаза, когда  они
с Томом танцуют, выдают ее с головой.  Джулия  считала,  что  она  -  выше
подозрений, ей было невдомек, что о ней уже начинают судачить.
   Когда сплетни достигли ушей Долли де Фриз, та только расхохоталась.  По
просьбе Джулии она приглашала Тома к себе на приемы и  раза  два  звала  в
свой загородный дом на  уик-энд,  но  она  никогда  не  обращала  на  него
внимания. Славный мальчик, удобный телохранитель для Джулии,  когда  Майкл
занят, но абсолютный нуль. Один из тех людей, которых никто  не  замечает,
чьего лица не можешь вспомнить на следующий день. Человек, которого  зовут
в последний момент на обед, если не хватает  кавалера.  Джулия  со  смехом
называла его "мой поклонник" или "мой воздыхатель"; вряд ли  она  говорила
бы о нем так спокойно, так откровенно, если бы между ними что-нибудь было.
К тому же Долли знала, что для Джулии  существуют  только  двое  мужчин  -
Майкл и Чарлз Тэмерли. Но, конечно, странно - всю жизнь заботиться о своей
репутации и вдруг зачастить в ночные клубы. Три-четыре раза в  неделю,  не
реже. Долли редко видела Джулию в последнее время и,  сказать  по  правде,
была несколько  задета  ее  невниманием.  У  Долли  было  много  друзей  в
театральном мире, и она стала осторожно их  расспрашивать.  Ей  крайне  не
понравилось то, что она услышала. Она не знала, что и  думать.  Одно  было
очевидно: Джулия не подозревает, какие вещи о ней говорят.  Кто-то  должен
ей об этом сказать. У самой Долли не хватит на это  смелости.  Даже  после
стольких лет знакомства Долли ее немного побаивалась. Джулия была  женщина
уравновешенная, и, хотя язык ее частенько бывал резким и даже грубым, мало
что могло вывести ее из себя. Однако было в ней что-то, пресекающее всякую
фамильярность; казалось, если зайдешь с ней слишком далеко,  горько  потом
раскаешься. Но надо же что-то сделать! Целых  две  недели  Долли  тревожно
обдумывала этот вопрос. Она постаралась забыть о своей уязвленной гордости
и рассматривать его только с точки зрения того, что полезно или вредно для
репутации самой Джулии. Наконец она пришла к заключению, что поговорить  с
Джулией должен Майкл. Долли он никогда не нравился, но в конце  концов  он
муж, ее долг рассказать ему, чтобы он пресек то, что  происходит,  неважно
даже - что.
   Долли позвонила Майклу и условилась встретиться с ним в  театре.  Майкл
любил Долли не больше, чем она его, хотя и по другой причине, и,  услышав,
что она хочет его видеть, чертыхнулся.  Его  бесило,  что  ему  так  и  не
удалось убедить ее продать свой пай, и  любое  ее  предложение  он  считал
недопустимым вмешательством.
   Но  когда  Долли  провели  к  нему  в  кабинет,  он   встретил   ее   с
распростертыми объятиями и поцеловал в обе щеки.
   - Располагайтесь поудобнее,  будьте  как  дома.  Заглянули  посмотреть,
продолжает ли фирма загребать для вас дивиденды?
   Долли де Фриз уже стукнуло шестьдесят. Она  сильно  растолстела,  и  ее
лицо с крупным носом и полными красными губами казалось больше натуральной
величины. Было что-то неуловимо мужское  в  покрое  ее  черного  атласного
платья, но на шее у нее висела двойная нитка жемчуга,  на  поясе  сверкала
бриллиантовая пряжка, другая  красовалась  на  шляпе.  Коротко  стриженные
волосы были выкрашены в густой рыжий цвет. Губы  и  ногти  были  пунцовые.
Говорила  она  громко,  низким  гортанным  голосом;  когда   приходила   в
возбуждение, слова обгоняли Друг друга и обнаруживался еле заметный акцент
кокни.
   - Майкл, меня очень расстраивает Джулия.
   Майкл - как всегда, безупречный джентльмен - слегка поднял брови и сжал
тонкие губы. Он не собирался обсуждать свою жену даже с Долли.
   - Мне кажется, она заходит слишком  далеко.  Не  понимаю,  что  на  нее
нашло. Все эти вечеринки, на  которые  она  зачастила...  Ночные  клубы  и
всякое  такое...  В  конце  концов  она  уже  не  так  молода,  она  может
переутомиться.
   - Ерунда. Она здорова, как лошадь, и прекрасно себя чувствует. Она  уже
давно не выглядела  так  молодо.  Неужели  вам  жалко,  если  она  немного
повеселится, когда закончит свою работу? Роль, которую она сейчас  играет,
не  забирает  ее  всю  целиком,  я  очень  рад,  что  ее  еще  хватает  на
развлечения, это показывает, сколько в ней жизненной силы.
   - Она никогда раньше не увлекалась такими вещами. Странно,  право,  что
она вдруг полюбила танцевать допоздна, да еще в ужасной духоте.
   - Для нее это единственная физическая разрядка. Нельзя же ожидать,  что
она наденет шорты и побежит вместе со мной по парку.
   - Я думаю, вам следует знать, что о ней уже начинают чесать языки.  Это
сильно вредит ее репутации.
   - Что вы хотите этим сказать, черт подери?
   - Ну, что  просто  нелепо  в  ее  годы  ходить  повсюду  с  молоденьким
мальчиком. Это, естественно, бросается всем в глаза.
   С минуту Майкл глядел на Долли недоуменным взглядом, когда же  до  него
дошел наконец смысл ее слов, он разразился громким смехом.
   - С Томом? Не говорите глупостей, Долли.
   - Это не глупости. Я знаю, о чем говорю. Когда женщина пользуется такой
известностью, как Джулия, и ее все время видят с одним и тем же  мужчиной,
люди начинают болтать.
   - Но Том такой же друг мне, как и ей. Вы прекрасно  знаете,  что  я  не
могу водить Джулию на танцы.  Мне  нужно  вставать  каждое  утро  ровно  в
восемь, чтобы  успеть  перед  работой  сделать  свой  моцион.  Полагаю,  я
как-никак научился разбираться в людях, пробыв в театре тридцать лет.  Том
- типичный английский юноша, чистый, честный, даже можно сказать - в своем
роде джентльмен. Я не спорю, он  обожает  Джулию,  мальчики  его  возраста
часто думают, что они влюблены в женщину старше себя; вряд ли это причинит
ему вред, напротив, только пойдет на пользу.  Но  вообразить,  что  Джулия
способна смотреть на него всерьез... Бедная моя Долли, не смешите меня!
   - Он надоедлив, скучен, вульгарен, и он сноб.
   - Ну если он таков, не кажется ли вам тем более странным, чтобы  Джулия
могла им увлечься?
   - Только женщина знает, на что способна другая женщина.
   - Неплохая реплика, Долли. Мы  закажем  вам  следующую  пьесу.  Давайте
выясним все до конца. Вы можете положа руку на сердце  утверждать,  что  у
Джулии роман с Томом?
   Долли взглянула Майклу в лицо. В ее глазах была мука. Хотя  сперва  она
только смеялась, слушая, что ей рассказывают  о  Джулии,  она  была  не  в
состоянии полностью подавить  сомнения,  все  больше  обуревавшие  ее.  Ей
вспоминались десятки мелких подробностей, на которые она в свое  время  не
обращала внимания,  но  которые,  если  хладнокровно  на  них  посмотреть,
выглядели очень и очень  подозрительно.  Она  не  думала,  что  можно  так
терзаться. Доказательства? У  нее  не  было  никаких  доказательств,  лишь
интуиция, которая никогда не обманывала ее. Долли хотелось ответить  "да",
это желание казалось неудержимым, но Долли пересилила себя. Она  не  могла
предать Джулию. Вдруг этот дурак Майкл пойдет и  все  ей  выложит?  Джулия
больше никогда в жизни не станет с ней разговаривать. Вдруг  установит  за
Джулией слежку и поймает ее на месте преступления?! Кто знает,  что  может
случиться, если она, Долли, скажет ему правду.
   - Нет, не могу.
   Слезы переполнили глаза Долли и покатились по  массивным  щекам.  Майкл
видел, что она страдает. Он считал ее комичной, но понимал,  что  горе  ее
неподдельно и, будучи по натуре добрым, принялся ее утешать:
   - Ну, вот видите. Вы же знаете, как  хорошо  Джулия  к  вам  относится,
право, не надо ревновать ее к другим друзьям.
   - Бог свидетель, мне ничего для нее не жалко, - всхлипнула Долли. - Она
так изменилась ко мне за последнее время. Стала так холодна. Я всегда была
ей верным другом, Майкл.
   - Да, дорогая, я в этом не сомневаюсь.
   - "Служи  я  небесам  хоть  вполовину  с  таким  усердьем,  как  служил
монарху..." [Вильям Шекспир, "Генрих VIII"]
   - Ну, полно, полно, не так уж все плохо, как кажется. Вы знаете,  я  не
из тех людей, что обсуждают свою жену  с  другими.  Я  всегда  считал  это
ужасно дурным тоном. Но, честно говоря, вам  неизвестно  о  Джулии  самого
главного. Физическая любовь для нее ничто. Когда мы  только  поженились  -
другое дело. И могу вам признаться - ведь все это было так  давно,  -  что
мне тогда нелегко пришлось. Я не хочу сказать, что  она  была  нимфоманкой
или что-нибудь в этом роде, но  порой  она  бывала  немного  утомительной.
Постель, конечно, вещь по-своему  неплохая,  но  в  жизни  существует  еще
многое  другое.  К  счастью,  после  рождения   Роджера   она   совершенно
переменилась. Стала куда более уравновешенной. Все  ее  инстинкты  ушли  в
игру. Вы читали Фрейда, Долли, как он это называет, когда так происходит?
   - Ах, Майкл, что мне до Фрейда!
   - Сублимация, вот как. Я часто  думаю:  потому-то  она  и  стала  такой
великолепной актрисой. Актерская игра - такое дело, которое требует  всего
твоего времени, и если хочешь  чего-нибудь  достичь,  надо  отдавать  себя
целиком. Меня просто возмущает наша публика: думают, что актеры и  актрисы
черт знает чем занимаются. Да у нас для этого просто нет времени.
   Слова Майкла так рассердили Долли, что помогли взять себя в руки.
   - Но, Майкл, пусть мы с вами и знаем, что Джулия  не  совершает  ничего
дурного, то, что она повсюду разгуливает с этим жалким  мальчишкой,  очень
вредит ее репутации. В конце концов примерная супружеская жизнь была одним
из ваших самых верных козырей. Все  вас  уважали.  Зрителям  было  приятно
думать о том, какая вы преданная и дружная пара.
   - Но мы такие и есть, черт побери!
   Долли начала терять терпение.
   - Говорю вам, по городу ходят сплетни. Вы же не глупы.  Неужели  вы  не
понимаете, что иначе и быть не может. Я хочу сказать, если бы она заводила
один скандальный роман за другим, никто бы теперь и внимания  не  обратил,
но  после  примерного  поведения  в  течение  стольких   лет   вдруг   так
сорваться... Естественно, начались пересуды. Это может повредить театру.
   Майкл кинул на нее быстрый взгляд.
   - Я понимаю, о чем вы толкуете, Долли. В ваших словах, пожалуй,  что-то
есть, и  при  создавшихся  обстоятельствах  вы  имеете  полное  право  так
говорить. Вы так нам помогли, когда  мы  начинали,  мне  крайне  неприятно
теперь вас подводить. Знаете, что я предлагаю? Я откуплю у вас пай.
   - Откупите у меня пай?
   Долли выпрямилась.  Ее  лицо,  еще  минуту  назад  искаженное  горем  и
тревогой, окаменело. Она  была  объята  негодованием.  А  Майкл  вкрадчиво
продолжал:
   - Я вижу, куда вы клоните. Если Джулия будет болтаться черт  знает  где
целыми ночами, это  скажется  на  ее  исполнении.  С  этим  не  приходится
спорить. У Джулии есть забавные поклонницы. На дневные спектакли  приходит
куча старых дам, потому что они считают  ее  такой  милой  добропорядочной
женщиной. Не могу отрицать - если ей начнут перемывать косточки, это может
отразиться на сборах. Я знаю Джулию достаточно  хорошо;  она  не  допустит
никакого вмешательства в свою жизнь. Я ее муж и должен с этим мириться. Вы
- нет. Я не стану вас порицать, если вы  захотите  выйти  из  предприятия,
пока оно еще на мази.
   Долли насторожилась. Она была далеко не  глупа  и  в  деловых  вопросах
вполне могла потягаться с Майклом. Гнев вернул ей самообладание.
   - Я думала, что после стольких лет знакомства, Майкл,  вы  знаете  меня
лучше. Я считала своим долгом  вас  предупредить,  но  меня  не  испугаешь
превратностями судьбы. Я не из тех, кто бежит с тонущего корабля. Осмелюсь
сказать, я скорее могу позволить себе потерять деньги, чем вы.
   Долли с большим удовольствием наблюдала, как у Майкла вытянулось  лицо.
Она знала, как много значат для него деньги, и  надеялась,  что  ее  слова
крепко засядут у него в голове. Майкл быстро овладел собой.
   - Что ж, подумайте еще, Долли.
   Она взяла сумочку, и они расстались со взаимными заверениями в любви  и
пожеланиями удачи.
   - Старая ведьма, - произнес Майкл, когда за Долли закрылась дверь.
   - Старый осел, - произнесла Долли, спускаясь в лифте.
   Но когда она села  в  свой  великолепный  и  очень  дорогой  лимузин  и
вернулась к себе на Монтегью-сквер,  она  не  смогла  сдержать  горьких  и
жгучих слез. Долли чувствовала  себя  старой,  одинокой,  несчастной.  Она
отчаянно ревновала.



        17

   Майкл  гордился  своим  чувством  юмора.  Вечером  в  воскресенье,   на
следующий день после разговора с Долли, он вошел в  комнату  Джулии  в  то
время, как она одевалась. Они собирались в кино после раннего ужина.
   - Кто идет, кроме Чарлза? - спросил он.
   - Я не смогла никого найти и позвала Тома.
   - Прекрасно. Я хотел его видеть.
   Майкл засмеялся при мысли о шутке, которую он для них припас. Джулия  с
удовольствием предвкушала ожидающий их  вечер.  В  кино  она  сядет  между
Чарлзом и Томом, и тот не выпустит ее руки,  в  то  время  как  она  будет
вполголоса болтать с Чарлзом.  Дорогой  Чарлз,  как  мило  с  его  стороны
столько лет так преданно ее любить; она в лепешку расшибется,  чтобы  быть
ему приятной. Чарлз и Том приехали вместе. Том в первый  раз  надел  новый
смокинг, и они с Джулией обменялись украдкой взглядом; в его  глазах  было
удовольствие, в ее - восхищение.
   - Ага, попался, молодой человек, - весело сказал Майкл, потирая руки, -
а знаешь, что я о тебе слышал? Я слышал, что ты компрометируешь мою жену.
   Том испуганно взглянул на него и  залился  краской.  Привычка  краснеть
страшно его угнетала, но отучиться от нее он не мог.
   - О, господи! - воскликнула весело Джулия. -  Как  чудесно!  Всю  жизнь
мечтала, чтобы  кто-нибудь  меня  скомпрометировал!  Кто  тебе  рассказал,
Майкл?
   - Сорока на хвосте принесла, - лукаво ответил он.
   - Что ж. Том, если Майкл со  мной  разведется,  знаешь,  тебе  придется
жениться на мне.
   Чарлз улыбнулся добрыми грустными глазами.
   - Что вы такое натворили, Том? - спросил он.
   Чарлз держался  нарочито  серьезно;  Майкл,  которого  забавляло  явное
смущение Тома, шутливо; Джулия, хотя внешне  разделяла  их  веселье,  была
настороже.
   - Оказывается, юный распутник водит Джулию по ночным клубам, в то время
как ей давно пора "бай-бай".
   Джулия завопила от восторга.
   - Ну как, Том, признаемся или будем начисто все отрицать?
   - И знаете, что я сказал этой сороке, - прервал ее Майкл, -  я  сказал:
до тех пор, пока Джулия не тащит меня в ночные клубы...
   Джулия перестала прислушиваться к его словам. Долли,  подумала  она  и,
как ни странно, употребила те же самые два слова, что и  Майкл.  Объявили,
что ужин подан, и их веселая болтовня обратилась к  другим  предметам.  Но
хотя Джулия принимала в ней живейшее участие, хотя, судя по ее  виду,  она
уделяла гостям все свое внимание и даже с величайшим  интересом  выслушала
одну из театральных  историй  Майкла,  которую  слышала  по  меньшей  мере
двадцать раз, все это время она вела про себя оживленную беседу  с  Долли.
Долли все больше и больше съеживалась от страха, пока Джулия говорила  ей,
что именно она о ней думает.
   "Вы, старая корова, - сказала она Долли. - Кто вам позволил совать  нос
в мои дела? Молчите. Не пытайтесь оправдываться. Я знаю слово в слово, что
вы сказали Майклу. Этому нет оправдания. Я думала, вы мне друг. Думала - я
могу на вас положиться. Ну, теперь конец. Больше я вас знать не  хочу.  Ни
за что. Думаете, мне очень нужны  ваши  вонючие  деньги?  И  не  пытайтесь
говорить, что не имели в виду ничего дурного. Да что бы вы были,  если  бы
не я, хотела бы я знать? Если вы хоть кому-нибудь известны, если что-то  и
представляете собой, так только потому,  что  случайно  знакомы  со  мной.
Благодаря кому все эти годы ваши приемы имели такой успех?  Думаете,  люди
приходили любоваться на  вас?  Они  приходили  посмотреть  на  меня.  Все.
Конец".
   По правде сказать, это был скорее монолог, чем диалог.
   Позже, в кино, она сидела рядом с Томом, как и  собиралась,  и  держала
его за руку, но рука казалась на редкость безжизненной. Как рыбий плавник.
Видно, его встревожили слова Майкла, и теперь он сидит и думает о них. Как
бы улучить минутку и остаться с ним наедине? Она сумела бы его  успокоить.
В конце концов никто, кроме нее, не выпутался  бы  из  положения  с  таким
блеском. Апломб - вот точное слово. Интересно все-таки, что  именно  Долли
сказала Майклу. Надо будет  узнать.  Майкла  спрашивать  не  годится,  еще
подумает, что она придала какое-то значение  его  словам;  надо  узнать  у
самой Долли. Пожалуй, не стоит ссориться  с  ней.  Джулия  улыбнулась  при
мысли, какую сцену она разыграет с Долли. Она будет со старой коровой сама
нежность, она подластится к ней и выспросит все, та и не  догадается,  как
она, Джулия, на нее сердита. Любопытно все-таки... Ее прямо мороз по  коже
пробрал при мысли, что о ней болтают. В конце концов, если  она  не  может
поступать как хочет, кто тогда может? Ее личная жизнь никого не  касается.
Однако, если люди начнут над ней смеяться, хорошего будет мало. Интересно,
что выкинет Майкл, если узнает правду? Не очень-то ему удобно будет с  ней
развестись и оставаться ее антрепренером. Самое умное с его  стороны  было
бы закрыть глаза, но в некоторых  отношениях  Майкл  -  человек  странный:
нет-нет да и  вспоминает,  что  его,  родитель  -  полковник,  и  начинает
изображать из себя бог весть что. Он вполне может вдруг  сказать:  пропади
оно все пропадом, я должен поступить как джентльмен. Мужчины такие дураки,
они способны наплевать в собственный колодец. Конечно, она не  очень-то  и
расстроится. Поедет на гастроли в Америку на год или два, пока скандал  не
затихнет, а потом найдет себе нового антрепренера. Но это такая докука!  И
потом, у них есть Роджер, об этом тоже  нельзя  забывать;  он  так  станет
переживать, бедный ягненочек, все это  будет  для  него  так  унизительно.
Нечего закрывать глаза: она будет крайне глупо выглядеть, разводясь  в  ее
возрасте из-за мальчишки двадцати трех лет. Конечно, замуж она за Тома  не
выйдет, на это у  нее  достанет  ума.  А  Чарлз  женится  на  ней?  Джулия
обернулась и посмотрела в полумраке на его аристократический  профиль.  Он
безумно любит ее уже много лет, он - один из  тех  великодушных  галантных
идиотов, которых женщины запросто обводят вокруг пальца; возможно,  он  не
откажется выступать в суде в роли соответчика при расторжении брака вместо
Тома. Это был бы прекрасный выход. Леди  Чарлз  Тэмерли.  Звучит  неплохо.
Возможно, она и правда была несколько  безрассудна.  Она  всегда  следила,
чтобы ее никто не заметил, когда шла к Тому, но ее мог увидеть  кто-нибудь
из шоферов по пути туда или обратно и  вообразить  невесть  что.  У  таких
людей всегда только непристойности на уме. Что до  ночных  клубов,  она  с
радостью ходила бы с Томом в тихие местечки, где бы их никто не увидел, но
он не хотел. Он любил, чтобы была куча  народу,  ему  нравилось  вращаться
среди элегантных людей, на них посмотреть и себя показать. Он хотел, чтобы
их видели вместе.
   "Черт подери! - сказала себе Джулия. - Черт подери! Черт подери!"
   Да, вечер в кино оказался далеко не таким приятным, как она ожидала.



        18

   На следующий день Джулия позвонила Долли по ее личному аппарату.
   - Милочка, я не видела вас тысячу лет. Что вы поделывали все это время?
   - Да ничего особенного.
   Голос Долли был холоден.
   - Послушайте, завтра возвращается Роджер. Вы знаете, он совсем  бросает
Итон. Я пошлю утром за ним машину и хочу, чтобы вы  приехали  к  ленчу.  Я
никого не зову. Только вы и я, Майкл и Роджер.
   - Я уже приглашена на завтра к ленчу.
   За двадцать лет Долли ни разу не была занята,  если  Джулия  хотела  ее
видеть. Голос на другом конце провода казался враждебным.
   - Долли,  как  вы  можете  быть  такой  злючкой?  Роджер  будет  ужасно
разочарован. Его первый день дома; к тому же я сама хочу вас видеть. Я уже
целую вечность не видела вас и страшно соскучилась. Вы не можете  отложить
вашу встречу? Один только раз, милочка, и  мы  с  вами  всласть  поболтаем
после ленча вдвоем, лишь вы да я.
   Когда Джулия чего-нибудь хотела, ей  просто  немыслимо  было  отказать;
никто не мог вложить столько нежности в  голос,  быть  такой  обаятельной,
такой неотразимой. Наступило молчание, и Джулия поняла, что Долли  борется
со своими оскорбленными чувствами.
   - Хорошо, дорогая, я как-нибудь ухитрюсь это уладить.
   - Милочка! - но, дав  отбой,  Джулия  процедила  сквозь  зубы:  "Старая
корова!"
   Долли приехала. Роджер вежливо выслушал, что  он  сильно  вырос,  и  со
своей серьезной улыбкой отвечал как положено на все то,  что  она  считала
уместным сказать мальчику его лет. Роджер ставил Джулию в тупик. Хотя  сам
он говорил мало,  он,  казалось,  внимательно  слушал  все,  что  говорили
другие, и все же ее не оставляло странное чувство, будто голова его занята
собственными мыслями. Казалось, он наблюдает за ними со стороны с  тем  же
любопытством, с каким мог бы наблюдать за зверьми в зоопарке. Это вызывало
в ней легкую тревогу. При первом удобном случае Джулия произнесла реплику,
которую заранее приготовила ради Долли:
   - Роджер, милый, твой несчастный отец занят  сегодня  вечером.  У  меня
есть два билета в "Палладиум" на второе представление,  и  Том  звал  тебя
обедать в Кафе-Ройял.
   - Да? - секундное молчание. - Ладно.
   Джулия повернулась к Долли.
   - Так хорошо, что у нас есть Том. Можно всюду пускать  с  ним  Роджера.
Они большие друзья.
   Майкл бросил  на  Долли  многозначительный  взгляд.  В  глазах  у  него
заплясали чертики.
   -  Том  -  очень  приличный  молодой  человек.  Он  не   даст   Роджеру
набедокурить, - сказал он.
   - Мне кажется, Роджеру интереснее общаться со своими друзьями по Итону,
- отозвалась Долли.
   "Старая корова, - думала Джулия, - старая корова!"
   После ленча она позвала Долли к себе в комнату.
   - Мне надо  отдохнуть.  Я  лягу,  а  вы  мне  расскажете  все  новости.
Хорошенько посплетничать, вот чего я хочу.
   Она нежно обвила рукой  массивную  талию  Долли  и  повела  ее  наверх.
Какое-то время они болтали о том о сем: о  нарядах,  прислуге,  косметике;
позлословили об общих  знакомых;  затем  Джулия,  облокотившись  на  руку,
доверительно посмотрела Долли в глаза.
   - Долли, мне надо с вами кое о чем поговорить. Мне нужен совет, а вы  -
единственный человек на свете, к кому я обращусь за советом. Я  знаю,  что
вам я могу доверять.
   - Ну, конечно, дорогая.
   - Оказывается, обо мне пошли гадкие сплетни. Кто-то сказал Майклу,  что
в городе болтают обо мне и бедном Томе Феннеле.
   Хотя  глаза  ее  хранили  все  то  же  обворожительное  и  трогательное
выражение, перед которым - она это знала - Долли не могла устоять,  Джулия
внимательно следила за ней.  Напрасно:  Долли  не  вздрогнула,  налицо  не
шевельнулся ни один мускул.
   - Кто рассказал Майклу?
   - Понятия не имею. Он не говорит. Сами  знаете,  какой  он,  когда  ему
вздумается изображать из себя джентльмена.
   Ей  только  показалось  или  лицо  Долли  действительно   стало   менее
напряженным?
   - Мне нужна правда, Долли.
   - Я так рада, что вы обратились ко мне,  дорогая.  Я  терпеть  не  могу
вмешиваться, куда меня  не  просят,  если  бы  вы  сами  не  затеяли  этот
разговор, ничто не заставило бы меня его начать.
   - Милочка, кому, как не мне, знать, какой вы верный друг.
   Долли скинула туфли и уселась поудобнее в кресле,  затрещавшем  под  ее
тяжестью. Джулия не спускала с нее глаз.
   - Люди злы, для вас это не тайна. Вы всегда вели такой спокойный  образ
жизни. Так редко выезжали и то лишь с Майклом или Чарлзом Тэмерли. Чарлз -
другая  статья:  всем  известно,  что  он  вздыхает  по  вас  тысячу  лет.
Естественно, все удивились, что вы вдруг, ни с  того  ни  с  сего,  начали
разгуливать по развеселым местам  с  клерком  фирмы,  которая  ведет  ваши
бухгалтерские книги.
   - Ну, это не совсем так. Том не клерк. Отец купил ему пай в деле. Он  -
младший компаньон.
   - Да, и получает четыреста фунтов в год.
   - Откуда вы знаете? - быстро спросила Джулия.
   На этот раз Джулия была уверена в том, что Долли смутилась.
   - Вы уговорили меня  обратиться  к  его  фирме  по  поводу  подоходного
налога. Один из главных компаньонов мне и сказал. Немного странно, что  на
такие деньги он в состоянии платить за квартиру,  одеваться  так,  как  он
одевается, и водить вас в ночные клубы.
   - Возможно, он получает денежную помощь от отца.
   - Его отец - стряпчий в северной части Лондона. Вы прекрасно понимаете,
что, если он купил ему пай в фирме, он не станет  помогать  ему  наличными
деньгами.
   - Может быть, вы вообразили, будто я его содержу? - сказала  Джулия  со
звонким смехом.
   - Я ничего не воображаю, дорогая. Но люди - да.
   Джулии не понравились ни слова, произнесенные Долли, ни то, как она  их
произнесла. Но она никак не выдала своей тревоги.
   - Какая нелепость! Том - друг Роджера. Конечно,  я  с  ним  выезжаю.  Я
почувствовала, что мне надо встряхнуться. Я устала от однообразия,  только
и знаешь - театр и забота о самой себе. Это  не  жизнь.  В  конце  концов,
когда мне и повеселиться, как не сейчас? Я старею, Долли, что уж отрицать.
Вы знаете, что такое Майкл. Конечно, он душка, но такая зануда!
   - Не больше, чем был все эти годы, - сказала Долли ледяным тоном.
   - Мне кажется, я - последняя, кого можно обвинить в шашнях с  мальчиком
на двадцать лет моложе меня.
   - На двадцать пять, - поправила Долли. - Мне бы тоже  так  казалось.  К
сожалению, ваш Том не очень-то осторожен.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Ну, он обещал Эвис Крайтон, что получит для нее роль  в  вашей  новой
пьесе.
   - Что еще за Эвис Крайтон?
   - О, одна моя знакомая молодая актриса. Хорошенькая, как картинка.
   - Он просто глупый мальчишка. Верно, надеется  уломать  Майкла.  Вы  же
знаете, как Майкл любит молодежь.
   - Он говорит, что может  вас  заставить  сделать  все,  что  хочет.  Он
говорит - вы пляшете под его дудку.
   К счастью, Джулия была хорошая актриса. На миг сердце ее  остановилось.
Как он мог так сказать? Дурак. Несчастный дурак! Но она  тут  же  овладела
собой и весело рассмеялась:
   - Какая чепуха! Да я не верю ни единому слову.
   - Он  очень  заурядный,  вульгарный  молодой  человек.  Вы  так  с  ним
носитесь, ничего удивительного, если это вскружило ему голову.
   Джулия, добродушно улыбаясь, посмотрела на Долли невинным взглядом.
   - Но, милочка, надеюсь, вы не думаете, что Том - мой любовник?
   - Если и нет, я единственная, кто так не думает.
   - Но вы думаете или нет?
   Долли молчала. С минуту они, не отводя глаз, смотрели друг на друга;  в
сердце каждой из  них  горела  черная  ненависть,  но  Джулия  по-прежнему
улыбалась.
   - Если вы поклянетесь, что это не так, конечно, я вам поверю.
   Голос Джулии сделался тихим, торжественным, в нем звучала  неподдельная
искренность.
   - Я еще ни разу вам не солгала,  Долли,  и  уже  слишком  стара,  чтобы
начинать. Я даю вам честное слово, что Том никогда не был мне никем, кроме
друга.
   - Вы снимаете тяжесть с моей души.
   Джулия знала, что Долли ей не верит, и Долли это было  известно.  Долли
продолжала:
   -  Но  в  таком  случае,  Джулия,  дорогая,  ради  самой  себя   будьте
благоразумны. Не разгуливайте повсюду с этим  молодым  человеком.  Бросьте
его.
   - Не могу. Это будет равносильно признанию, что люди были правы,  когда
злословили о нас. Моя совесть чиста. Я могу позволить себе высоко  держать
голову. Я стала бы презирать  себя,  если  бы  руководствовалась  в  своих
поступках тем, что кто-то что-то обо мне думает.
   Долли сунула  ноги  обратно  в  туфли  и,  достав  из  сумочки  помаду,
накрасила губы.
   - Что ж, дорогая, вы не ребенок и знаете, что делаете.
   Расстались они холодно.
   Однако две или три оброненные Долли  фразы  явились  для  Джулии  очень
неприятной неожиданностью. Они не выходили у  нее  из  головы.  Хоть  кого
приведет в замешательство, если слухи о нем так близки к истине. Но  какое
все это имеет значение? У миллиона женщин есть любовники, и это никого  не
волнует. Она же актриса. Никто не  ожидает  от  актрисы,  чтобы  она  была
образцом добропорядочности.
   "Это все моя проклятая благопристойность. Она всему причина".
   Джулия  приобрела  репутацию  исключительно   добродетельной   женщины,
которой не грозит злословие, а теперь было  похоже,  что  ее  репутация  -
тюремная стена, которую она сама вокруг себя  воздвигла.  Но  это  бы  еще
полбеды. Что имел в виду Том, когда говорил, что она пляшет под его дудку?
Это глубоко уязвило Джулию. Дурачок. Как он осмелился?! С этим она тоже не
знала, что предпринять. Ей бы хотелось отругать его, но что толку? Он  все
равно не сознается. Джулии оставалось одно - молчать. Она  слишком  далеко
зашла: снявши голову, по  волосам  не  плачут;  приходится  принимать  все
таким, как оно есть. Ни к чему закрывать глаза на правду: Том ее не любит,
он стал ее любовником потому,  что  это  льстит  его  тщеславию,  что  это
открывает ему доступ ко многим приятным вещам и потому,  что,  по  крайней
мере в его собственных глазах, это дает ему своего рода положение.
   "Если бы  я  не  была  дурой,  я  бы  бросила  его.  -  Джулия  сердито
засмеялась. - Легко сказать! Я его люблю".
   И вот что самое странное: заглянув в  свое  сердце,  она  увидела,  что
возмущается нанесенной ей обидой не Джулия Лэмберт - женщина; той было все
равно. Ее уязвила обида, нанесенная Джулии Лэмберт -  актрисе.  Она  часто
чувствовала, что ее талант - критики называли его  "гений",  но  это  было
слишком громкое слово, лучше сказать, ее дар - не она сама и не часть  ее,
а что-то вне ее, что пользовалось ею, Джулией Лэмберт, для  самовыражения.
Это была неведомая ей духовная субстанция,  озарение,  которое,  казалось,
нисходило на нее свыше и посредством нее, Джулии, свершало то, на что сама
Джулия была неспособна. Она была  обыкновенная,  довольно  привлекательная
стареющая женщина. У ее дара не было ни внешней формы,  ни  возраста.  Это
был дух, который играл на ней, как скрипач  на  скрипке.  Пренебрежение  к
нему, к этому духу, вот что больше всего ее оскорбило.
   Джулия попыталась уснуть. Она так привыкла спать днем,  что  стоило  ей
лечь, сразу же засыпала, но сегодня она беспокойно ворочалась  с  боку  на
бок, а сон все не  шел.  Наконец  Джулия  взглянула  на  часы.  Том  часто
возвращался с работы после пяти. Она страстно  томилась  по  нему,  в  его
объятиях был покой, когда она была рядом с ним,  все  остальное  не  имело
значения. Джулия набрала его номер.
   - Алло! Да! Кто говорит?
   Джулия в панике прижала трубку к уху. Это был голос Роджера.  Она  дала
отбой.



        19

   Ночью Джулия тоже почти не спала. Она все еще  лежала  без  сна,  когда
услышала, что вернулся Роджер, и, повернув выключатель, увидела, что  было
четыре часа. Она нахмурилась. Утром он с грохотом сбежал по ступеням, в то
время как она еще только собиралась вставать.
   - Можно войти, мамочка?
   - Входи.
   Он все еще был в пижаме и халате. Она улыбнулась ему: он выглядел таким
свежим, таким юным.
   - Ты очень поздно вернулся вчера.
   - Не очень. Около часа.
   - Врунишка! Я поглядела на часы. Было четыре утра.
   - Ну, четыре так четыре, - весело согласился он.
   - Что вы делали до такого времени, ради всего святого?
   - Поехали после спектакля в одно место ужинать. Танцевали.
   - С кем?
   - С двумя девушками, которых мы там встретили. Том знал их раньше.
   - Как их зовут?
   - Одну Джил, другую Джун. Фамилий их я не знаю.  Джун  -  актриса.  Она
спросила, не смогу ли я устроить ее дублершей в твоей следующей пьесе.
   Во всяком случае, ни одна из них не  была  Эвис  Крайтон.  Это  имя  не
покидало мыслей Джулии с той минуты, как Долли упомянула его.
   - Но ведь такие места закрываются не в четыре утра.
   - Да. Мы вернулись к Тому. Том взял с меня слово, что я тебе не  скажу.
Он думал, ты страшно рассердишься.
   - Ну, чтобы я рассердилась,  нужна  причина  поважней.  Обещаю,  что  и
словом ему не обмолвлюсь.
   - Если кто и виноват, так только я. Я зашел к нему вчера днем, и мы обо
всем  сговорились.  Вся  эта  ерунда  насчет  любви,  которую  слышишь  на
спектаклях и читаешь в книгах... Мне скоро  восемнадцать.  Я  решил,  надо
самому попробовать, что это такое.
   Джулия села в постели и, широко раскрыв глаза,  посмотрела  на  Роджера
вопросительным взглядом.
   - Роджер, ради всего святого, о чем ты толкуешь?
   Он был, как всегда, сдержан и серьезен.
   - Том сказал, что он знает двух девчонок, с которыми можно поладить. Он
сам с ними обеими уже переспал. Они живут вместе. Ну, мы  позвонили  им  и
предложили  встретиться  после  спектакля.  Том  сказал  им,   что   я   -
девственник, пусть кидают жребий, кому я достанусь. Когда мы  вернулись  к
нему в квартиру, он пошел в спальню с Джил, а мне оставил гостиную и Джун.
   На какой-то миг мысль о Томе была вытеснена ее тревогой за Роджера.
   - И знаешь, мам, ничего в этом нет особенного. Не понимаю, чего  вокруг
этого поднимают такой шум.
   У Джулии сжало горло. Глаза наполнились слезами, они потоком хлынули по
щекам.
   - Мамочка, что с тобой? Почему ты плачешь?
   - Но ты же еще совсем мальчик!
   Роджер подошел к ней и, присев на край постели, крепко обнял.
   -  Ну  что  ты,  мамочка!  Ну,  не  плачь.  Если  бы  я  знал,  что  ты
расстроишься, я бы не стал ничего тебе рассказывать. В конце концов,  рано
или поздно это должно было случиться.
   - Но так скоро... Так скоро! Я чувствую себя теперь совсем старухой.
   - Ты - старуха?! Только не ты, мамочка. "Над ней не  властны  годы.  Не
прискучит ее разнообразие вовек" [Вильям Шекспир, "Цезарь и Клеопатра"].
   Джулия засмеялась сквозь слезы.
   - Глупыш ты, Роджер. Думаешь, Клеопатре понравилось бы то, что сказал о
ней этот старый осел? Ты бы мог еще немного подождать.
   - И хорошо, что этого не сделал. Теперь я все знаю. По  правде  говоря,
все это довольно противно.
   Джулия глубоко вздохнула. Ее обрадовало, что он так нежно ее  обнимает,
но было ужасно жалко себя.
   - Ты не сердишься на меня, дорогая? - спросил он.
   - Сержусь? Нет. Но уж если это должно было случиться, я  бы  предпочла,
чтобы не так прозаично. Ты говоришь об этом, точно  о  любопытном  научном
эксперименте, и только.
   - Так оно и было, в своем роде.
   Джулия слегка улыбнулась сыну.
   - И ты на самом деле думаешь, что это и есть любовь?
   - Ну, большинство так считает, разве нет?
   - Нет, вовсе нет. Любовь - это боль и мука, стыд, восторг,  рай  и  ад,
чувство, что ты живешь в сто раз напряженней, чем  обычно,  и  невыразимая
тоска, свобода и рабство, умиротворение и тревога.
   В неподвижности, с которой  он  ее  слушал,  было  что-то,  заставившее
Джулию  украдкой  взглянуть  на  сына.  В  глазах  Роджера  было  странное
выражение. Она не  могла  его  прочесть.  Казалось,  он  прислушивается  к
звукам, долетающим до него издалека.
   - Звучит не особенно весело, - пробормотал Роджер.
   Джулия сжала  его  лицо,  с  такой  нежной  кожей,  обеими  ладонями  и
поцеловала в губы.
   - Глупая я, да? Я все еще вижу в тебе того  малыша,  которого  когда-то
держала на руках.
   В его глазах зажегся лукавый огонек.
   - Чему ты смеешься, мартышка?
   - Чертовски хорошая была фотография, да?
   Джулия не могла удержаться от смеха.
   - Поросенок. Грязный поросенок.
   - Послушай, как  насчет  Джун?  Есть  для  нее  надежда  получить  роль
дублерши?
   - Скажи, пусть как-нибудь зайдет ко мне.
   Но когда  Роджер  ушел,  Джулия  вздохнула.  Она  была  подавлена.  Она
чувствовала себя очень одиноко. Жизнь ее всегда была так заполнена  и  так
интересна, что у нее просто не  хватало  времени  заниматься  сыном.  Она,
конечно, страшно волновалась, когда он подхватывал коклюш или  свинку,  но
вообще-то ребенок он был здоровый и обычно не особенно занимал  ее  мысли.
Однако сын всегда был к ее услугам, если  на  нее  находила  охота  с  ним
повозиться. Джулия часто думала, как будет приятно, когда  он  вырастет  и
сможет разделять ее интересы. Мысль о том, что она потеряла  его,  никогда
по-настоящему не обладая им, была для Джулии ударом. Когда она подумала  о
девице, укравшей у нее сына, губы Джулии сжались.
   "Дублерша! Подумать только! Ну и ну!"
   Джулия так была поглощена своей болью, что почти  не  чувствовала  горя
из-за измены Тома. Джулия и раньше не сомневалась, что он  ей  неверен.  В
его возрасте, с его темпераментом, при том,  что  сама  она  была  связана
выступлениями и всевозможными встречами, к которым ее обязывало положение,
он, несомненно, не упускал возможности удовлетворять свои желания.  Джулия
на все закрывала глаза. Она хотела немногого  -  оставаться  в  неведении.
Сейчас впервые ей пришлось столкнуться лицом к лицу с реальным фактом.
   "Придется примириться с этим, - вздохнула она.  В  ее  уме  одна  мысль
обгоняла другую. - Все равно что лгать и не подозревать,  что  лжешь,  вот
что самое фатальное. Все же лучше знать, что ты дурак, чем быть дураком  и
не знать этого".



        20

   На рождество Том уехал  к  родителям  в  Истбурн.  У  Джулии  было  два
выступления  в  "день  подарков"  [второй  день  рождества,  когда  слуги,
посыльные и т.п. получают подарки], поэтому они остались в городе и  пошли
в "Савой" на грандиозную встречу Нового года, устроенную  Долли  де  Фриз.
Через несколько дней Роджер отправлялся в Вену. Пока  он  был  в  Лондоне,
Джулия почти не видела Тома. Она не расспрашивала Роджера, что они делают,
когда носятся вместе по городу, - не хотела знать; она старалась не думать
и отвлекала свои мысли, отправляясь на одну вечеринку за другой. И  с  ней
всегда была ее работа. Стоило Джулии  войти  в  театр,  как  ее  боль,  ее
унижение, ее ревность утихали. Словно на дне баночки с гримом она находила
другое существо, которое не задевали никакие мирские тревоги.  Это  давало
Джулии ощущение силы, чувство торжества. Имея под рукой  такое  прибежище,
она может выдержать все что угодно.
   В день отъезда Роджера Том позвонил ей из конторы.
   - Ты что-нибудь делаешь сегодня вечером? Не пойти ли нам кутнуть?
   - Не могу. Занята.
   Это была неправда, но губы сами за нее ответили.
   - Да? А как насчет завтра?
   Если бы Том выразил разочарование, если бы попросил  отменить  встречу,
на которую, она сказала, идет, у Джулии достало бы сил порвать с  ним  без
лишних слов. Его безразличие сразило ее.
   - Завтра? Хорошо.
   - О'кей. Захвачу тебя из театра после спектакля. Пока.
   Джулия была уже готова и ждала его, когда Том вошел к  ней  в  уборную.
Она была в страшной тревоге. Когда Том увидел ее, лицо его озарилось, и не
успела Эви выйти Из  комнаты,  как  он  привлек  Джулию  к  себе  и  пылко
поцеловал.
   - Вот так-то лучше, - засмеялся он.
   Глядя на него, такого юного, свежего, жизнерадостного, душа нараспашку,
нельзя было поверить, что он  причиняет  ей  жестокие  муки.  Нельзя  было
поверить, что он обманывает ее. Том даже не заметил, что они  не  виделись
почти две недели. Это было совершенно ясно.
   ("О боже, если бы я могла послать его ко всем чертям!")
   Но Джулия взглянула на  него  с  веселой  улыбкой  в  своих  прекрасных
глазах.
   - Куда мы идем?
   - Я заказал столик у Квэга. У них в  программе  новый  номер.  Какой-то
американский фокусник. Говорят - первый класс.
   Весь ужин Джулия оживленно болтала. Рассказывала  Тому  о  приемах,  на
которых она была, и о театральных  вечеринках,  на  которые  не  могла  не
пойти. Создавалось впечатление, будто они не  виделись  так  долго  только
потому, что она,  Джулия,  была  занята.  Ее  обескураживало  то,  что  он
воспринимал это как должное. Том был рад ей, это не вызывало сомнений;  он
с интересом слушал ее  рассказы  о  ее  делах  и  людях,  с  которыми  она
встречалась, но не вызывало сомнения и то, что  он  нисколько  по  ней  не
скучал. Чтобы увидеть,  как  Том  это  примет,  Джулия  сказала  ему,  что
получила приглашение поехать с их пьесой на гастроли в Нью-Йорк. Сообщила,
какие ей предлагают условия.
   - Но это же чудесно! - воскликнул Том, и глаза его заблестели. - Это же
верняк. Ты ничего не теряешь и можешь заработать кучу денег.
   - Да, все так, но мне не очень-то хочется покидать Лондон.
   - Почему, ради всего святого? Да я бы на твоем месте  ухватился  за  их
предложение обеими руками. Пьеса  уже  давно  не  сходит  со  сцены,  чего
доброго, к пасхе театр  совсем  перестанут  посещать,  и  если  ты  хочешь
завоевать Америку, лучшего случая не найдешь.
   - Не вижу, почему бы ей не идти все лето. К тому же я  не  люблю  новых
людей. Предпочитаю оставаться с друзьями.
   - По-моему, это глупо. Твои друзья прекрасно без тебя  проживут.  И  ты
здорово проведешь время в Нью-Йорке.
   Ее звонкий смех звучал вполне убедительно.
   - Можно подумать, ты просто мечтаешь от меня избавиться.
   - Конечно же, я буду чертовски по тебе скучать. Но ведь мы  расстанемся
всего на несколько месяцев. Если бы мне представилась  такая  возможность,
уж я бы ее не упустил.
   Когда они кончили ужинать и швейцар вызвал  им  такси,  Том  дал  адрес
своей квартиры, словно это разумелось само собой. В такси он  обвил  рукой
ее талию и поцеловал, и позднее,  когда  она  лежала  в  его  объятиях  на
небольшой односпальной кровати, Джулия почувствовала,  что  вся  та  боль,
которая терзала ее последние две недели, - недорогая  цена  за  счастливый
покой, наполнивший теперь ее сердце.
   Джулия продолжала ходить с Томом в модные рестораны  и  ночные  кабаре.
Если  людям  нравится  думать,  что  Том  ее  любовник,  пускай,  ей   это
безразлично. Но все чаще, когда Джулии хотелось куда-нибудь с  ним  пойти,
Том оказывался занят. Среди ее  аристократических  друзей  распространился
слух, что Том Феннел может дать толковый совет, как  сократить  подоходный
налог. Денноранты пригласили его на уик-энд в свой загородный  дом,  и  он
встретил там кучу их приятелей,  которые  были  рады  воспользоваться  его
профессиональными  познаниями.   Том   начал   получать   приглашения   от
неизвестных Джулии персон. Общие знакомые могли сказать ей:
   - Вы ведь знаете Тома Феннела? Очень неглуп, правда? Я слышал, он помог
Джиллианам сэкономить на подоходном налоге несколько сот фунтов.
   Джулии все это сильно не нравилось.  Раньше  попасть  к  кому-нибудь  в
гости Том мог только через нее. Похоже,  что  теперь  он  вполне  способен
обойтись без ее помощи. Том был любезен и скромен, очень хорошо одевался и
всегда имел свежий и аккуратный вид, располагающий к нему людей; к тому же
мог помочь им сберечь деньги. Джулия достаточно хорошо изучила тот  мирок,
куда он стремился проникнуть, и понимала, что он скоро  создаст  себе  там
прочное положение. Джулия была не очень высокого мнения  о  нравственности
женщин, которых он там встретит, и  могла  назвать  не  одну  титулованную
особу, которая будет рада его подцепить. Единственное, что ее утешало: все
они были скупы - снега зимой не выпросишь. Долли сказала, что он  получает
четыреста фунтов в год; на такие деньги в этих кругах не проживешь.
   Джулия решительно отказалась от поездки в  Америку  еще  до  того,  как
говорила об этом с Томом; зрительный зал каждый день  был  переполнен.  Но
вот неожиданно во всех  театрах  Лондона  начался  необъяснимый  застой  -
публика почти совсем перестала их посещать, что  немедленно  сказалось  на
сборах. Похоже, спектакль действительно не продержится дольше пасхи. У них
была в запасе новая пьеса,  на  которую  они  возлагали  большие  надежды.
Называлась она "Нынешние времена", и они намеревались открыть  ею  осенний
сезон. В ней была великолепная роль для Джулии и то  преимущество,  что  и
Майклу тоже  нашлась  роль  в  его  амплуа.  Такие  пьесы  не  выходят  из
репертуара по году. Майклу не очень-то улыбалась мысль ставить ее  в  мае,
когда впереди лето, но иного выхода, видимо, не было, и он начал подбирать
для нее актерский состав.
   Как-то днем во время  антракта  Эви  принесла  Джулии  записку.  Она  с
удивлением узнала почерк Роджера.

   "Дорогая мама!
   Разреши представить тебе мисс Джун Денвер; о которой я тебе говорил. Ей
страшно хочется попасть в "Сиддонс-театр", и она будет счастлива, если  ты
возьмешь ее в дублерши даже на самую маленькую роль".

   Джулия улыбнулась официальному тону записки; ее позабавило, что ее  сын
уже такой взрослый, даже пытается составить протекцию своим  подружкам.  И
тут она вдруг вспомнила, кто такая эта Джун Денвер. Джун и Джил. Та  самая
девица, которая совратила бедного Роджера. Джулия  нахмурилась.  Любопытно
все же взглянуть на нее.
   - Джордж еще не ушел?
   Джордж был их привратник. Эви кивнула и открыла дверь.
   - Джордж!
   Он вошел.
   - Та дама, что принесла письмо, сейчас здесь?
   - Да, мисс.
   - Скажите ей, что я приму ее после спектакля.
   В последнем действии Джулия появлялась  в  вечернем  платье  с  треном;
платье было очень роскошное и выгодно подчеркивало ее прекрасную фигуру. В
темных волосах сверкала бриллиантовая диадема, на  руках  -  бриллиантовые
браслеты. Как и требовалось по роли, поистине величественный  вид.  Джулия
приняла Джун  Денвер  сразу  же,  как  закончились  вызовы.  Она  умела  в
мгновение ока переходить с подмостков  в  обычную  жизнь,  но  сейчас  без
всякого усилия со своей стороны Джулия  продолжала  изображать  надменную,
холодную, величавую, хотя и учтивую героиню пьесы.
   - Я и так заставила вас долго ждать и подумала, что не буду откладывать
нашу встречу, потом переоденусь.
   Карминные губы Джулии улыбались улыбкой  королевы,  ее  снисходительный
тон держал на почтительном расстоянии. Она с первого взгляда  поняла,  что
представляет собой девушка, которая вошла в  ее  уборную.  Молоденькая,  с
кукольным личиком  и  курносым  носиком,  сильно  и  не  очень-то  искусно
накрашенная.
   "Ноги слишком коротки, - подумала Джулия, - весьма заурядная девица".
   На ней, видимо, было ее парадное платье, и тот же  взгляд  рассказал  о
нем Джулии все.
   ("Шафтсбери-авеню. Распродажа по сниженным ценам".)
   Бедняжка страшно нервничала. Джулия указала ей  на  стул  и  предложила
сигарету.
   - Спички рядом с вами.
   Когда девушка попыталась зажечь спичку, Джулия увидела, что руки у  нее
дрожат. Первая сломалась, второй пришлось три раза  чиркнуть  по  коробку,
прежде чем она вспыхнула.
   ("Если бы Роджер видел ее сейчас! Дешевые румяна, дешевая помада, и  до
смерти напугана. Веселая девчушка, так он о ней думал".)
   - Вы давно на сцене, мисс... Простите, я забыла ваше имя.
   - Джун Денвер.  -  В  горле  девушки  пересохло,  она  с  трудом  могла
говорить. Сигарета ее погасла, и она беспомощно держала ее в руке.  -  Два
года, - ответила она на вопрос Джулии.
   - Сколько вам лет?
   - Девятнадцать.
   ("Врешь. Добрых двадцать два".)
   - Вы знакомы с моим сыном?
   - Да.
   - Он только что окончил Итон.  Уехал  в  Вену  изучать  немецкий  язык.
Конечно, он еще очень молод, но мы с  его  отцом  решили,  что  ему  будет
полезно провести несколько месяцев за границей,  прежде  чем  поступать  в
Кембридж. А в каких амплуа вы выступали? Ваша сигарета  погасла.  Возьмите
другую.
   - О, неважно, спасибо. Я играла в провинции.  Но  мне  страшно  хочется
играть в Лондоне.
   Отчаяние придало ей храбрости, и она произнесла  небольшую  речь,  явно
заготовленную заранее:
   - Я невероятно восхищаюсь вами, мисс Лэмберт. Я всегда говорила, что вы
- величайшая актриса английской сцены. Я научилась у вас  больше,  чем  за
все годы, что провела в  Королевской  академии  драматического  искусства.
Мечта моей жизни - играть в вашем театре, мисс Лэмберт. Если бы вы  смогли
дать мне хоть самую маленькую роль! Это величайший шанс, о котором  только
можно мечтать.
   - Снимите, пожалуйста, шляпу.
   Джун Денвер сняла  дешевенькую  шляпку  и  быстрым  движением  тряхнула
своими коротко стриженными кудряшками.
   - Красивые волосы, - сказала Джулия.
   Все с той же  чуть  надменной,  но  беспредельно  приветливой  улыбкой,
улыбкой королевы, которую  та  дарует  подданным  во  время  торжественных
процессий, Джулия пристально глядела на Джун. Она ничего не говорила.  Она
помнила афоризм Жанны Тэбу: "Не делай  паузы,  если  в  этом  нет  крайней
необходимости, но уж если  сделала,  тяни  ее  сколько  сможешь".  Джулия,
казалось, слышала, как  громко  бьется  сердце  девушки,  видела,  как  та
съеживается  в  своей  купленной  на  распродаже  одежде,  съеживается   в
собственной коже.
   - Что навело вас на  мысль  попросить  у  моего  сына  рекомендательное
письмо?
   Джун так покраснела, что это было видно даже под  румянами,  и,  прежде
чем ответить, проглотила комок в горле:
   - Я встретила его у одного своего приятеля и сказала ему,  как  я  вами
восхищаюсь, а он сказал, что, возможно, у вас найдется что-нибудь для меня
в следующей пьесе.
   - Я сейчас перебираю в уме все роли.
   - Я и не мечтаю о роли. Если  бы  я  могла  быть  дублершей...  Я  хочу
сказать, это дало бы мне возможность посещать  репетиции  и  изучить  вашу
технику. Это уже само по себе школа. Все так говорят.
   ("Дурочка, пытается мне польстить. Словно  я  сама  этого  не  знаю.  А
какого черта я буду ее учить?")
   - Очень мило с вашей стороны так на это смотреть. Я самая  обыкновенная
женщина, поверьте. Публика так ко мне добра, так добра... Вы - хорошенькая
девушка. И молоденькая. Юность прекрасна. Мы всегда старались предоставить
молодежи возможность себя показать. В конце  концов  мы  не  вечны,  и  мы
считаем своим долгом перед публикой готовить смену,  которая  займет  наше
место, когда придет срок.
   Джулия произнесла эти слова своим прекрасно  поставленным  голосом  так
просто, что Джун Денвер воспрянула  духом.  Ей  удалось  обвести  старуху,
место дублерши у нее в кармане! Том  Феннел  сказал,  если  она  не  будет
дурой, то знакомство с Роджером вполне может к чему-нибудь привести.
   - Ну, это случится еще не скоро, мисс Лэмберт,  -  сказала  она,  и  ее
глазки, хорошенькие темные глазки, засверкали.
   ("Тут ты права, голубушка, еще как права. Поспорю,  сыграю  лучше  тебя
даже в семьдесят".)
   - Я должна подумать. Я еще не знаю, какие дублеры понадобятся  нам  для
следующей пьесы.
   - Поговаривают, что Эвис Крайтон  будет  играть  девушку.  Я  могла  бы
дублировать ее.
   Эвис Крайтон. На лице Джулии не дрогнул ни один  мускул;  никто  бы  не
догадался, что это имя для нее что-нибудь значит.
   - Мой муж упоминал о ней, но еще ничего не решено. Я ее совсем не знаю.
Она талантлива?
   - Думаю, что да. Я была вместе с ней в театральной школе.
   - И говорят, хорошенькая, как картинка. - Поднявшись,  чтобы  показать,
что аудиенция окончена,  Джулия  сбросила  с  себя  королевский  вид.  Она
изменила тон и в одну секунду стала славной, добродушной актрисой, которая
с радостью окажет дружескую услугу, если это в ее силах.  -  Ну,  милочка,
оставьте мне ваше имя и адрес, и если что-нибудь появится, я вам сообщу.
   - Вы не забудете про меня, мисс Лэмберт?
   - Нет, милочка, обещаю, что нет. Было так приятно с вам  познакомиться.
Вы славная девочка. Найдете сами выход? До свиданья.
   "Черта лысого она получит что-нибудь в моем театре, - подумала  Джулия,
когда та ушла. - Грязная шлюха, совратить моего сыночка! Бедный ягненочек.
Стыд и срам, да и только; таких надо карать по всей строгости закона".
   Снимая свое великолепное платье, Джулия посмотрела в зеркало. Взгляд  у
нее был жесткий, губы кривила ироническая усмешка. Она обратилась к своему
отражению:
   - И могу сказать тебе, подруга, есть еще один человек, который не будет
у нас играть ни в "Нынешних временах", ни вообще. Это Эвис Крайтон.



        21

   Но неделю спустя Майкл упомянул ее имя.
   - Послушай, ты слышала о девушке, которую зовут Эвис Крайтон?
   - Никогда.
   - Говорят, она очень неплоха. Леди и  все  такое  прочее.  Ее  отец  из
военных. Я подумал, не подойдет ли она на роль Онор.
   - Как ты о ней узнал?
   - От Тома. Он знаком с ней. Говорит, у нее есть  талант.  Через  неделю
будет выступать в  воскресном  театре.  Том  считает,  что  стоит  на  нее
посмотреть.
   - Что ж, пойди и посмотри.
   - Я собирался поехать на уик-энд в Сэндуич поиграть в гольф. Тебе очень
не хочется идти? Пьеса наверняка дрянь, но ты сможешь  сказать,  стоит  ли
давать ей читать роль. Том составит тебе компанию.
   Сердце Джулии неистово билось.
   - Разумеется, я пойду.
   В  воскресенье  она  позвонила  Тому  и  пригласила  его  зайти  к  ним
перекусить перед театром. Том появился раньше, чем Джулия была готова.
   - Я задержалась или ты поспешил? - спросила она, входя в гостиную.
   Джулия увидела, что Том с трудом сдерживает нетерпение. Он нервничал  и
сидел как на иголках.
   - Третий звонок ровно в  восемь,  -  ответил  он.  -  Терпеть  не  могу
приходить в театр после начала спектакля.
   Его возбуждение сказало Джулии все, что она хотела знать. Она не  стала
торопиться, когда пила свой коктейль.
   - Как зовут актрису, которую мы идем смотреть? - спросила она.
   - Эвис Крайтон. Мне страшно хочется  услышать  твое  мнение  о  ней.  Я
думаю, что она - находка. Она знает, что ты  сегодня  придешь,  и  страшно
волнуется, но у сказал ей, что для этого нет оснований.  Ты  сама  знаешь,
что такое воскресные спектакли: репетиции наспех и все та