ть отсюда, пока не закрыли аэропорт". Госпожа Норонья сказала своим пророческим тоном: "Одежда. Мы должны запасать одежду". Кто-то спросил: "Это зачем же?" После Карлы Коррейи еще никто не говорил так с госпожой Нороньей. Госпожа Норонья сказала: "Теперь мы как израильтяне в пустыне". Кто-то ответил: "Я никогда не слышал, чтобы израильтяне запасали одежду". И бедная госпожа Норонья, растерявшая весь свой авторитет медиума, признавая, что она запуталась в своих пророчествах, прижалась головой к плечу, закрыла глаза и была выкачена из нашей жизни. Позже мы узнали, что после прихода партизан к власти ее репатриировали в Португалию одной из первых. Задолго до этого дом Грасы был закончен. Они с Луисом устроили новоселье. У них было очень мало мебели. Но Луис держался как настоящий хозяин; он предлагал гостям выпивку, наклоняясь к ним с почти доверительным видом. Через две недели он и его лендровер пропали. В колониальной полиции, которая тогда еще кое-как действовала, сказали, что его, наверное, похитили партизаны. Ни один чиновник из нашего города не имел связей с партизанами, так что прояснить ситуацию не было никакой возможности. Граса чуть не сошла с ума от горя. Она сказала: "Он был в отчаянии. Не могу передать тебе, в какое отчаяние он впал после того, как мы переехали в новый дом. Это должно было бы его обрадовать, но все получилось наоборот". А потом, еще через несколько дней, какие-то пастухи нашли его с лендровером на порядочном удалении от дороги, около пруда, на который они водили свое стадо. Дверца лендровера была открыта, внутри валялись бутылки. Он был почти гол, но еще жив. Разум покинул его; по крайней мере, так говорилось в отчете. Все, на что он был способен, - это повторять сказанные ему слова. "Вы собирались покутить?" И он говорил: "Покутить". "На вас напали партизаны?" И он отвечал: "Партизаны". Его привезли обратно в новый, пустой дом. Там его ждала Граса. Мне на память пришло стихотворение, которое мы учили в третьем классе миссионерской школы: Бойца принесли - он уже не дышал. Ни слезинки не проронила жена. "Ей надо заплакать, - кто-то сказал, - Иначе сейчас умрет и она". Мы больше никогда не устраивали свиданий. Она стала ухаживать за ним в новом доме. Это была ее новая роль - сиделки, пекущейся о нем как сестра из монашеского ордена. Если бы не война, можно было бы найти врача, который сказал бы, что делать. Но специалисты вроде врачей и им подобных покидали провинцию и колонию каждый день; имение было далеко от города, дорога туда опасна, и Луис со своим разрушенным мозгом и печенью медленно угасал в пустом доме. Большие события в жизни колонии, последние перемены прошли вдали от нас. Колониальные правительственные учреждения в столице попросту закрылись; власть перешла к партизанам. Португальцы начали постепенно уезжать из страны. Армия покинула наш город. Казармы опустели; после двенадцати лет привычной суеты и ежедневного отправления военных ритуалов, похожих на церковные, это затишье выглядело противоестественным. Оно продержалось несколько недель, а потом в военном городке появился совсем маленький отряд партизан; они заняли лишь часть казарм, которые много раз достраивались во время войны. Где-то действительно погибали люди, но армия на самом деле не хотела вести эту африканскую войну, и жизнь в городах оставалась нормальной до самого конца. Война напоминала идущую в отдалении игру; даже под конец трудно было поверить, что эта игра может иметь по-настоящему серьезные последствия. Складывалось впечатление, что армия ради какой-то политической цели вступила в тайный сговор с партизанами (которые по-прежнему придерживались тактики внедрения в лагерь противника своих безоружных агентов) и мир в городах сохраняется для того, чтобы партизаны, придя к власти, могли получить эти города неразоренными. Некоторое время, как после распыления гербицидов, ничего не было заметно; казалось, что товары будут и дальше поступать в магазины, а бензин - в бензоколонки. Но потом вдруг - тоже как с гербицидами - перемены дали о себе знать. Многие магазины опустели и закрылись; их владельцы уехали в Южную Африку или в Португалию. Несколько домов на центральной площади тоже лишились своих обитателей. Очень скоро фонарные плафоны у их ворот и на верандах оказались разбиты; еще чуть позже оконные стекла, которые простояли нетронутыми много лет, таинственным образом выпали; потом и рамы были сняты с петель; стропила там и сям начали гнить, и черепичные крыши просели в разных местах. Раньше мы думали, что муниципальные службы в нашем городке существуют лишь номинально. Теперь мы заметили их отсутствие. Уличные стоки засорились, и песчаные глетчеры (поросшие травой там, где повыше, и изборожденные мельчайшими желобками, оставленными дождевой водой) стали медленно, дюйм за дюймом, наползать с дорог в пересохшие канавы. Сады сначала заросли, а потом превратились в такие же выжженные пустыри, каким стал роскошный сад перед "Немецким замком", заброшенным уже лет тридцать назад; в нашем климате все перемены происходили в ускоренном темпе и быстро достигали финальной стадии. Асфальтовое шоссе, ведущее в глубь материка, сплошь покрылось ужасными выбоинами. Некоторые поместья потеряли своих хозяев, и африканские семьи, поначалу робевшие перед такими людьми, как Ана, стали потихоньку переселяться на широкие веранды, увитые бугенвиллеей. Это была тяжелая пора. Накануне всеобщего кризиса госпожа Норонья советовала нам запасаться одеждой. Мы запасались бензином. У нас в поместье была своя колонка; мы наполняли канистры и прятали их; без наших лендроверов мы пропали бы наверняка. Генератор уже никто не включал. Наши ночи стали тихими, и мы познакомились с волшебной игрой теней при свете масляной лампы. В считанные месяцы все пришло в упадок и вернулось к тому состоянию, в котором пребывало на заре освоения страны, когда дед Аны жил здесь вплотную к земле, бок о бок с погодой, насекомыми и болезнями и бок о бок со своими соседями и работниками-африканцами, когда комфорт еще не выжали из этого сурового края, точно кровь из камня. Граса неплохо справлялась со своим новым хозяйством. В каком-то смысле ее мечта все же исполнилась: теперь у нее был домик и участок в два акра, свои куры и фруктовые деревья. Смена государственного режима пугала ее меньше, чем Ану. Она сказала: - Они хотят все разделить поровну. Так справедливее. Видишь, монашки в конечном счете оказались правы. Пришло время, когда мы все должны стать бедными. Нам надо поделиться тем, что у нас есть. Это правильно. Мы должны быть такими же, как все. Служить и приносить пользу. Я отдам им все, что имею, и даже не буду ждать, пока меня попросят. Пусть возьмут этот дом. - Двое детей Грасы вместе со многими ее родственниками отбыли в Португалию. - Уехали, и на здоровье. Я на них рассердилась. В Португалии они должны будут заполнить кучу бумаг, чтобы объяснить, кто они такие. Разве кто-нибудь может это сделать? Как человек может объяснить, кто он такой? Они должны будут написать в своих бумагах, что они португальцы. А мне здесь это не нужно. Здесь похоронен мой дед. Он умер молодым. Сейчас он со всеми остальными предками. Каждый год я хожу на его могилу, чтобы поговорить с ним. Рассказываю о своей семье. Я говорю ему обо всем, и мне сразу становится хорошо. Конечно, люди ничего об этом не знают. Они думают, что я езжу на рынок. Я посмотрел в ее страдальческие глаза и подумал: "У меня был роман с сумасшедшей. Неужели это правда - то, что между нами было?" Слышав от меня о намерениях Грасы, Ана сказала: - Ничего она им не отдает. Даже в своем горе она себя обманывает. Это они все у нее отнимают. Говорят, что и у меня тоже все отнимут. Но я не сбегу. Половину того, что оставил мне дед, украл отец. Я останусь здесь, чтобы защитить другую половину. Не хочу, чтобы кто-то испражнялся в моем доме и спал на моей постели. Мало-помалу новое правительство ввело в действие свою собственную административную систему. Все занимало в три-четыре раза больше времени, чем раньше, но мы постепенно притерпелись к новым порядкам. Самая трудная полоса миновала. Но тут вдруг пошли слухи о новой войне, на этот раз между племенами. Партизаны, боровшиеся с португальцами, начали свое движение в буше; так и теперь люди, враждебные победителям, начинали в буше. Партизан поддерживали черные правительства за границей. Новые мятежники пользовались поддержкой белого правительства на западе и были гораздо более свирепы. По их законам новобранцев полагалось "крестить кровью": каждый новичок должен был кого- нибудь убить. Они совершали налеты на городские окраины, убивали людей, жгли дома и сеяли панику. Я решил, что еще одной войны мне не выдержать. Я еще мог поверить, что в ней будет какой-то смысл для Аны. Но для себя я в ней смысла не видел. Несколько недель я провел в смятении. Я не знал, что делать. Наверное, мне не хватало мужества признаться Ане. Стоял дождливый сезон. У меня был повод запомнить это. Пыльца с дерева, которое росло перед главным домом нашей усадьбы, густо усыпала полукруглые мраморные ступени, сделав их скользкими. Я поскользнулся и сильно расшибся. Когда я пришел в себя - меня привезли в военный городок, где еще кое-как работал жалкий госпиталь, - физическая боль в моем разбитом теле была под стать другой боли, с которой я жил все последние месяцы, если не годы. Когда в госпиталь приехала Ана, смелость вернулась ко мне и я сказал, что хочу развестись с ней. Когда она приехала в следующий раз, я сказал ей: - Мне сорок один год. Я устал жить твоей жизнью. - Ты сам этого хотел, Вилли. Ты меня попросил. Мне тогда пришлось думать. - Я знаю. Ты сделала для меня все. Благодаря тебе я здесь освоился. Без тебя я бы не смог здесь жить. Когда я просил тебя в Лондоне, мне было страшно. Я чувствовал, что попал в тупик. Кончался семестр, меня должны были выставить из колледжа, и я не знал, что мне делать, чтобы не пропасть. Но теперь лучшая часть моей жизни уже позади, а я еще ничего не сделал. - Ты просто боишься новой войны. - И даже если бы мы поехали в Португалию, если бы меня туда пустили, это все равно была бы твоя жизнь. Я прятался слишком долго. Ана сказала: - Думаешь, это действительно моя жизнь? Я не уверена. Март 1999 - август 2000 ============================================================================ [1] "Мэр Кастербриджа" - роман Томаса Гарди ( 1840-1928 ). ( Здесь и далее - прим. перев. Если не указано иное) [2]Уэссекс - здесь: вымышленное графство, где происходит действие многих романов Гарди. [3]ПАНЕГИРИК (от греч. panegyrikos logos похвальная публичная речь), 1) литературный жанр: хвалебная речь (античность 18 в.). 2) Всякое восхваление в литературном произведении (напр., в оде) или выступлении. С 19 в. неоправданное восхваление. (www.km.ru) [4]"Векфильдский священник" (1766) - роман Оливера Голдсмита (1728-1774). [5]Лорд Бивербрук (1879- 1964) - крупный английский изда тель, владелец газет "Дейли экспресс", "Санди экспресс" и "Ивнинг стандард", выступавший за сохранение Британской империи. [6]Костюм "зут" - длинный пиджак, мешковатые брюки и широкополая шляпа - был особенно популярен в 1930-e и 1940-е годы среди латиноамериканской и негритянской молодежи больших городов. [7]"Пеликан" - серия издательства "Пенгуин букс", в которую входят научные и научно-популярные книги. [8]Ноттинг-хилл - бедный район, населенный в основном иммигрантами из стран Содружества. [9]Виктор Соудон Притчетт (1900-1997) - английский журналист, писатель и критик, мастер короткого рассказа. [10]"Нью стейтсмен" - еженедельный общеполитический журнал, издававшийся в то время и освещавший также вопросы литературы и искусства. [11]Имеется в виду Маркус Мозайя Гарви (1887-1940) - негритянский политический деятель, родившийся в Вест-Индии. [12]Поль Робсон (1898-1976)-американский певец, актер и общественный деятель. [13]Генерал Хулио Рока- президент Аргентины в 1880- 1886 гг., проводивший успешные кампании по освоению новых земель; Эва Перон (1919-1952)- вторая жена Хуана Перо-на, президента Аргентины в 1946-1955 и 1973-1974 гг., политический лидер; была очень популярна среди низших классов. [14]Из элегии "Сельское кладбище" Т. Грея (пер. В. Жуковского). [15]Эдвардианский стиль - стиль относящийся к эпохе правления короля Эдуарда VII (1901-1910 гг.). [16]Гоа - территория на юге Индийского полуострова, ранее принадлежавшая Португалии, но в 1962 г. окончательно перешедшая к Индии. [17]Кейто-Катон. [18]Шарлоттенбург - район Берлина. [19]Лунги - набедренная повязка. [20]Новена - в римско-католической церкви девятидневный период, в течение которого возносятся особые молитвы.