х лиц  браконьеров. Ее  сердце  начало  биться быстрее,  и
внизу живота отозвалось пульсирующее возбуждение. Она  на ощупь нашла ночной
столик,  взяла  флакончик  с  духами,  которые ей купил Марын, сбрызнула ими
пальцы и этими душистыми  пальцами натерла кожу шеи и груди.  Наверное, Юзва
любил этот запах, раз купил для нее  в городе  именно эти, а не другие духи.
Она хотела стать для  него женщиной, похожей на тех, которые  окружали его в
таинственном  мире, откуда прибыла сюда  его  бывшая  жена  Эрика.  Ее  тоже
окружал тонкий аромат духов,  совершенно не  похожих на  духи  официантки из
Гауд. Может, потому Марын больше не хотел этой девушки, что она пахла иначе,
чем Эрика?  Марын ждал любви  великой  и  настоящей.  Вероника  тоже жаждала
именно такой любви.
     Кто знает, не случится  ли между ними чудо рождения этой  любви, именно
здесь, в доме Хорста, этой ночью? Можно ли упустить такой шанс?
     Она встала с постели, набросила на  голое тело халат, распустила волосы
и  босиком  бесшумно  спустилась вниз. Так же  тихо открыла  дверь в комнату
Марына и на миг задержалась  возле двери. В комнате  было темно. Несмотря на
вездесущий шум леса, услышала ровное дыхание спящего на кровати мужчины. Она
хотела,  чтобы его разбудило тепло ее нагого тела. Только он  был как дикий,
всегда чуткий зверь  или  как  великий лес, который в самом деле никогда  не
спал. Внезапно  он словно перестал дышать, а потом, когда почувствовал запах
ее духов и уже знал, кто к нему пришел, раздался вопрос:
     - Чего ты хочешь от меня, Вероника?
     В  голове у нее был ответ: "Дай мне любовь большую и настоящую". Но она
стиснула губы и в  темноте  подошла к кровати. Сбросила  с себя халат. Голой
скользнула под одеяло. Он тоже  был голый, она почувствовала своим плечом  и
бедром  тепло  его  обнаженной  кожи.  Они  неподвижно  лежали, может  быть,
оробевшие  от  присутствия друг  друга. Как долго это было? Минуту? Час? Она
вдруг осознала, что его тело сделалось холодным. Аж дрожь ее  пронзила.  Она
лежала на спине так, как и  он, и не знала, что должна делать дальше. Ждать,
пока  -  так, как это  делал  Кулеша,-  он бросится на нее и придавит  своим
телом.  Она пожалела о том, что пришла сюда, потому что в ней уже  корчилось
что-то от  страха при мысли об ожидающей боли. Но  он все  лежал  возле нее,
прикасаясь  своим холодным бедром. Может  быть, чего-то  другого  нужно было
ожидать от мужчины,  к которому женщина пришла сама чем от  мужчины, который
пришел к женщине, как Кулеша? И она повернулась на правый бок и левой  рукой
погладила его по лицу.
     И снова  он не  пошевелился и не  отозвался.  Тогда  ее  рука осторожно
передвинулась с его  закрытых век на слегка  раскрытые губы. Кончики пальцев
находили  удивительное  наслаждение от  прикосновения  к  его губам,  у  нее
появилось  впечатление,  что низ  ее  живота наполняется  какой-то  чудесной
тяжестью.  Эта   тяжесть  словно  бы  нарастала.   Ее  поразило  собственное
возбуждение, она ощутила  влагу  на губах мужчины. Ее  пальцы снова побежали
вверх, к коротким  жестким  волосам на  его голове. Она  погладила их, потом
передвинула  руку на лоб и снова  на  закрытые веки.  По шершавым от  щетины
щекам  пальцы сползли на его  шею, чтобы  наконец  успокоиться на безволосой
груди. Под рукой оказался сосок  мужской груди, желание отозвалось еще более
пронзительно, тяжесть внизу живота  стала еще большей. Вдруг она представила
себе, что Марын лежит так  неподвижно  и с закрытыми глазами потому,  что он
наполовину  мертв,  измучен  болью,  может,  ранен.  Тогда  ее  пальцы стали
горячечно искать  на  его  теле царапину или кровоточащую рану, блуждали  по
животу. Она была переполнена желанием. Но неожиданно ее пальцы наткнулись на
горячий, твердый, мощно торчащий  член. Она с трудом сдержала громкий крик и
в  ужасе вскочила  с кровати. Обнаженная, путаясь ногами в  брошенном на пол
халате, выбежала из  комнаты  и  судорожно  схватилась  за перила  лестницы.
Наверху  бросилась  на диван  и  тихо заплакала,  потому  что  любила  этого
мужчину, и хотела, чтобы  и он ее полюбил. Это оказалось невозможным, потому
что  словно  невидимой стеной  ее отгораживал от него  страх  перед болью  и
отвращение. Кто же виноват в том, что  она никогда не узнает любви большой и
настоящей? Не лес  ли опозорил ее когда-то и отобрал у нее женскую душу? Она
сейчас  ненавидела лес так  же сильно, как Хорст Собота, и, когда рыдания ее
прекратились, она закрыла ладонями уши, чтобы  не слышать шума раскачавшихся
на ветру деревьев.




     <b>Сожженные мосты. Глава двенадцатая</b>


     В то  самое время, когда  реактивный самолет вознесся на  такую высоту,
что  над  дверями пассажирского  салона погасло световое  табло с  надписью,
запрещающей  курение, и Кристофер Баллоу вытащил из  кармана плоский золотой
портсигар,  лесничий Кароль  Стемборек остановил  "харлей" на просеке  возле
делянки. Потом он,  вдруг сгорбившись, словно бы у  него разболелся желудок,
побежал к единственному подвязанному  к  колышку саженцу. Осторожно коснулся
иголок лиственницы и  увидел,  как  они осыпаются на  землю. С тихим треском
сухого  дерева  в пальцах Стемборека сломалась и веточка саженца. У  него не
могло больше  оставаться сомнений  - единственная  уцелевшая на его  делянке
лиственница тоже  уже была  мертва. Стемборек упал  на колени,  закрыл  лицо
руками и хотел пронзительно закричать, но  только застонал.  Случилось самое
плохое:  лес не принял его жертвы -  лжесвидетельства  против Хорста Соботы.
Лес  не хотел полюбить Стемборека, хотя  он так глубоко признал законы леса,
что  даже  стал  плохим  человеком:  привел  Кожушника,  чтобы тот  построил
лесопилку  в  овраге  возле  дома  Хорста   Соботы,   а  потом  выступил  со
лжесвидетельством  против  ближнего. Но  появился  этот странный  человек  с
холодными глазами, человек-волк,  как называли его лесные рабочие,  и правда
вышла наружу. А  у Стемборека засохла последняя  лиственница.  Вчера  лесник
Вздренга рассказал Стембореку, что охотинспектор вдруг исчез из леса  так же
таинственно,  как появился, оставив в  конюшне  Соботы  свою буланую кобылу,
седло и  хлыст.  Но в  Стембореке,  однако,  не  ожила  надежда,  что  снова
каким-нибудь   нехорошим  способом,  лжесвидетельством  или  коварством  ему
удастся  завладеть  домом  старого  Хорста.  В  эту минуту  он  склонен  был
поверить, что охотинспектор  в  действительности не  исчез,  а только сменил
обличье и  ночами  в шкуре волка бесшумно носится  по тропам  великого леса.
Рассказывали, что  Будрыс  и Карась  поздней ночью,  когда  дом  Хорста  был
погружен в глубокий сон, хотели  сквозь  окно влезть в  комнату, где не  так
давно  жил  Юзеф Марын,  чтобы забрать  оставленные, может быть, им какие-то
страшные фотографии. Они перепрыгнули через забор, прокрались  к окну, и тут
из темноты  вдруг  выскочил  дикий  волк.  В полном молчании, как это обычно
делают  дикие звери,  он бросился на Будрыса, чтобы схватить  его  за горло.
Будрыс остался цел, и в живых остался  Карась, но одежда их была изорвана, а
руки  изранены.  "Это  был  пес Иво",-  сказал Вздренге лесничий  Стемборек.
Вздренга кивнул головой, что он, мол, согласен с  такой оценкой события,  но
оба, однако, про  себя подумали, что если даже и был это только пес, то ведь
тот,  кто его дрессировал,  мог  передать  ему что-то от себя.  То  есть  он
таинственно  исчез,  но  одновременно  оставался  и  постоянно  заботился  о
безопасности старого  Хорста  и его  дома.  И  так стало ясно, что  никто не
освободится  от дружбы  с охотинспектором, если уже запутался  в сетях  этой
дружбы. Поэтому никто не принимался снова браконьерствовать, несмотря на то,
что  не было уже охотинспектора, потому что где-то там существовали какие-то
доказательства преступления и кто-то стал их опекуном.
     Стемборек поднялся и  глубоко вздохнул. Стемборек вдруг  почувствовал в
своем сердце  словно  бы страшный  холод.  А если лес ревнует его к жене? Не
принимает от него  никаких жертв, потому что вместо любви к  лесу  он  живет
любовью к Мальвине. Вместо того, чтобы заботливо ухаживать за лиственницами,
он в своем  доме ухаживает за женщиной. Но нет, он не позволит самую меньшую
часть своей души отобрать у Мальвины и отнести ее в лес.  Пусть лучше сохнут
делянки, пусть он  будет плохим лесничим и покинет проклятый лес,  забрав  с
собой Мальвину. А куда они пойдут? В другой лес?
     Да,  сейчас Стемборек был уверен, что лес  умеет говорить  и что он уже
понимает его язык. Лес требовал от Стемборека, чтобы  свою любовь он поровну
поделил между ним и Мальвиной...
     Он оставил "харлей" во дворе и вошел в дом. Мальвина была еще в халате,
сонная и  позевывающая. Она уже накормила  ребенка  и сообщила мужу, что  от
этого чувствует себя  очень  усталой. И раз уж Стемборек приехал, то, может,
он займется ребенком, а она снова ляжет спать.
     - Нет,- твердо сказал Стемборек.- Я возьму вас с собой в лес,-  добавил
он твердо, так  что Мальвина,  которая никогда не слышала  такого тона, даже
испугалась.- Нам нужно в лес. Тебе, мне и ребенку.
     Было что-то такое в голосе мужа, что Мальвина не запротестовала. Потом,
когда она одела  ребенка в комбинезончик, завернула  в одеяльце  и взяла  на
руки, он вывел их во двор.  Завел мотор "харлея".  Мальвина с  ребенком, как
всегда, уселась за его спиной. Стемборек медленно выехал и сразу свернул  на
лесную  дорогу, ведущую к его делянке.  Он  остановил мотоцикл  на маленькой
полянке где рос старый дуб, сейчас роняющий желуди.
     Ребенок заснул  во  время езды,  и Стемборек  взял  его у Мальвины.  Он
высмотрел тенистое  место далекое от муравьиной тропы, положил туда ребенка.
Потом внимательно осмотрелся вокруг и даже затаил дыхание. Он услышал только
далекий шепот старых деревьев и решительное требование леса.
     - Задери юбку и сними трусы,-  сказал он Мальвине, глядя не  на нее,  а
куда-то вбок, в сторону делянки.
     - Что ты?  Кароль! Здесь? Сейчас? Кто-нибудь нас увидит,- пискнула она,
потому что не умела кричать.
     -  Тут никого  нет.  Ни человека,  ни  зверя. Я  должен  дать семя этой
делянке.  Такие  наши  лесные законы,- объяснил  он, все так же  внимательно
оглядываясь.
     Боязнь, что кто-то может за  ними подсмотреть, сопротивление Мальвины и
необычайность  ситуации,  в  которой он  должен был увидеть обнаженную жену,
возбудили Стемборека. Он почувствовал, что  хочет ее сейчас, здесь, на  этой
поляне.
     - Подними юбку и снимай  трусы,-  рыкнул  он, проглатывая слюну, потому
что во рту у него стало очень сухо.
     Мальвина  была так поражена тем,  чего  от нее  ожидал муж, что,  кроме
писка,  ни на  какой  другой  протест не  была способна.  Подстегиваемая его
приказами, она правой рукой  задрала юбку, левой стянула с живота трусы.  Ее
смуглая кожа посерела от страха, в глазах появились слезы.
     Кароль  Стемборек  отвернулся от делянки  и посмотрел  на  жену,  чтобы
насладиться  ее  наготой.  Он  увидел  слегка   обвисший  живот   с   синими
растяжениями  кожи  после  беременности,  худые  бедра  и  кривые ноги.  Его
поразила  серость  ее лица,  искривленный  в  плаче маленький рот,  слезы  в
глазах. Он  почувствовал себя негодяем и даже  ощутил отвращение к тому, что
хотел  сделать  со своей женой. С  ума он сошел, что  ли? Поддался идиотской
болтовне лесных людей. Он - человек просвещенный  -  вывел жену в лес, чтобы
возле делянки иметь с ней сношение, как с какой-то деревенской шлюхой?
     - Я с  ума  сошел,- прошептал он,- На минуту сошел с ума, Мальвина. Это
из-за  этого  проклятого леса,  глупой  болтовни  безумных  людей.  Я  хотел
поделиться с лесом своей любовью к тебе.
     Он взял себя в руки. Помог  одеться, положил ей на руки спящего ребенка
и завел мотоцикл. И снова он ехал по лесу, но уже быстрее,  потому что хотел
выбраться на  свободное  от  деревьев пространство,  к  полям и  домам.  Ему
казалось, что он сохранил в себе гордость и честь.
     В пол ночь Кароль у белился в том, что Мальвина и ребенок крепко  спят,
осторожно встал с  постели и вышел во двор. Там он наполнил бензином бутылку
и  прокрался  на лесопилку. Стемборек  колебался  только минуту.  Он чиркнул
спичкой и бросил ее на политую бензином доску. Когда красное зарево осветило
окно  в   спальне,  он  снова  лежал   в  постели,  и  Мальвина  начала  его
расталкивать, чтобы он проснулся, хотя он и не спал.
     - Это  лесопилка. Загорелась лесопилка,-сказал Стемборек. выскакивая из
постели. Мальвина удивилась, что он так сразу угадал, что  горит, раз только
красное зарево разливалось за окном.
     Стемборек  надел  деревянные сабо,  набросил  старый плащ и  выбежал во
двор. Со стояка он снял багор и побежал на пожар.
     Он был первым  возле пылающей  лесопилки. Только несколько минут спустя
прибежал бородатый Лукта -  в одних кальсонах и майке, а еще позже несколько
лесорубов из лесного поселка. Наконец на ободранной машине приехал Кожушник.
Сразу после него прибыла  пожарная  машина, начали  разворачивать  шланг, но
поблизости не было даже лужи с водой, и лесопилку только поливали пеной.
     Лесопилка  горела  медленно.   Красно-золотые  языки   пламени  сначала
охватили стену с  электрооборудованием, потом лизнули крышу  над  пилорамой.
Лукта   удивился,   что   Стемборек,   вместо   того.   чтобы   схватить   с
противопожарного щита  огнетушитель  или,  открыв  ящик  с  песком,  бросать
лопатой  песок на  дощатые стены,  только  что  охваченные  пламенем,- бегал
вокруг огня, размахивая багром, как алебардой. Он бормотал при этом какие-то
непонятные слова, кричал что-то себе.  Словно какой-то танец начал танцевать
с алебардой в руках, то приседал, то вдруг вскакивал, тыча  острым  концом в
горящую  стену, то снова отбежал  на несколько шагов назад  и с выставленным
вперед багром скакал на огонь. Потом он  начал размахивать багром, бил им по
трещащим в огне черепицам. Лесные  люди и  пожарные видели какие-то странные
пируэты Стемборека, когда он то вертелся, как веретено, то колотил багром по
тем  балкам,  где еще не было  огня. Казалось, что он  чувствует потребность
бить  эту лесопилку, колотить куда  попало. Его оттащили от огня,  чтобы  не
мешал пожарным.
     ...В это самое время Кристофер  Баллоу, едущий на украденном автомобиле
по автостраде, тоже увидел разливающееся на  горизонте зарево огней большого
города.  Оно  напоминало  бушующий  где-то пожар, но  это был  отсвет  тысяч
уличных огней,  неона, освещенных окон,  фонарей в  скверах  и  вдоль  улиц.
Автострада вдруг  вошла в  лес.  Свет фар  заскользил  по  стволам деревьев,
далекое зарево словно  пригасло,  а  близость леса  придала Баллоу смелости.
Ведь он  уже  знал, что такое лес. Это странно, что  когда-то  он чувствовал
себя  в лесу  как за решетками тюрьмы,  ненавидел сумрачные  чащобы,  и  эта
ненависть связала его с Хорстом Соботой. Но  лес не отплатил ему нелюбовью и
даже совершил нечто удивительное.  Среди волнующего  запаха деревьев и  мхов
Баллоу  окончательно  убедился в  том,  что человек имеет право  кого-нибудь
любить. Он  перестал восхищаться  собой  как  бездушным точным механизмом  и
обнаружил  в себе  совершенно  неизвестные  ему  до  сих  пор  потребности и
желания. Может быть, лес,  о котором говорили, что он отбирает у людей души,
ему единственному ее вернул, потому что  он пришел туда с пустотой в сердце.
И может  быть,  из-за  этих нескольких месяцев, проведенных в  лесу, сейчас,
летя по автостраде на краденой машине, он оставался Юзефом Марыном,  который
очень боится,  в то  время как Кристофер Баллоу не чувствовал  бы страха,  а
самое большее  - понимая, что попал  в  переделку,  весь свой  ум напряг бы,
чтобы выбраться из этой ситуации.  Разве прежнему  Баллоу вообще пришло бы в
голову,  оказавшись  в  опасности, так  просто  украсть  машину  и броситься
наутек, хоть это обрекало его на еще большую опасность? Ему казалось, что он
пришел в лес наполненный злом, но  по какой-то причине  творил добро, иногда
наперекор самому себе. Может быть, в лесу все  оставалось вне добра и  зла в
человеческом понимании  Этих слов,  а значит, не этими категориями он должен
оценивать свои поступки. Ведь фактом оставалось то,  что ему достаточно было
несколько  дней  подышать свежим воздухом, а его  уже  стал раздражать скрип
кровати над головой, хотя раньше он  оставался абсолютно равнодушным к таким
делам. Откуда  взялась  у  него  тогда  мысль  о  женщинах, которые  шли  за
мужчинами, чтобы  хоть  издали  и раз в  день окинуть их  любовным взглядом?
Отчего  он перешел в  дом  старого  Хорста, вместо того, чтобы  оставаться у
лесничего Кулеши? Отчего он, который мог  бы привести десятки примеров своей
необычайной  отваги,  возвращаясь  ночью от  Кулеши, где  совершалось  самое
обычное на  свете дело  - муж овладел женой без  ее согласия - открыл в себе
какой-то род трусости? Что было причиной того,  что он  не захотел в  другой
раз  официантку из  Гауд, раз на  самом  деле не  верил в  любовь великую  и
настоящую? Отчего он пошел к старшему  лесничему и  принудил его  к  дружбе,
если понимал, что  рано  или поздно Хорст Собота должен проиграть в борьбе с
силами леса?  Какой вообще смысл  имеет  справедливость, восстановленная  по
отношению к костям умерших и к одному старому человеку? Вероника сама пришла
к нему в постель, чтобы одарить его ласками, он чувствовал ее желание, но не
сделал ни одного  жеста, чтобы показать ей  свое  желание, потому что боялся
прикоснуться  к ее  покалеченной душе, даже  слегка  ее  ранить.  И  так она
убежала от него с  криком, но он  не должен в этом винить  себя, и эта мысль
доставляла ему удовольствие.  До сих пор  он знал удовольствие, которое дают
мелкие хорошие поступки -  купить кому-нибудь любимые духи,  взять с собой в
интересную  поездку или  на изысканный ужин. Теперь он понял, что существует
более глубокая доброта, а он только стоял на ее берегу.
     Лес  закончился,  он  заметил голубую  неоновую табличку  со  стрелкой,
указывающей въезд в мотель "Дубовая беседка". С погашенными фарами он въехал
на  почти  пустой  паркинг  перед  мотелем, вышел  из  машины,  помассировал
затылок, несколько  раз  глубоко  втянул  в  легкие  влажный осенний воздух,
насыщенный запахом реки, которая протекала неподалеку.
     Ганс Вебер, хромой немец, который работал на Баллоу, на Иво Бундера,  а
может,  и  еще  для кого-то  другого, потому что раньше или позже так должно
было случиться,  жил  в  маленьком домике  позади мотеля.  Баллоу  был здесь
несколько раз днем  и ночью. Он прокрался к домику и постучал в окно: четыре
сильных удара, потом пауза, и снова четыре сильных удара.
     Он  услышал покашливание  заядлого  курильщика.  Дверь  открылась, Ганс
узнал его, несмотря на темноту.
     - Я не один,- предостерег он Баллоу и снова раскашлялся.
     Баллоу не  спрашивал,  кто  у него.  Какая-нибудь  шлюха  или приятель.
Хромая, Вебер вернулся в дом, поверх пижамы надел теплое пальто, шею обернул
шарфом. Молча они прошли асфальтированной аллейкой в сторону реки.
     -  Ты  должен  перебросить  меня через  границу,  -  сказал  Баллоу.  -
Достаточно будет грузовика. Спрячешь меня среди ящиков и мешков.
     - Ты один?
     - Да. На краденой машине.
     -  Эго  не  по правилам.  Здесь  не  может  быть  ничего  незаконного,-
разозленный Вебер аж брызгал слюной и снова раскашлялся.
     - Я не мог  иначе.  В  эту  минуту мой  фоторобот уже разослан  на  все
пограничные посты. Я сгорел, понимаешь? Не могу рисковать, ехать на краденой
машине через границу.
     Вебер ни  о  чем не спрашивал. О таких людях,  как  Бундер или  Баллоу,
лучше  и безопаснее ничего  не знать. Как  долго Ганс Вебер работал  по этой
специальности? Кажется, еще со  времен  войны, ему сейчас было самое меньшее
шестьдесят  пять  лет.  Хромота  осталась  у  него со  времен  войны. Может,
когда-то неудачно приземлился с парашютом?
     - Сначала мы должны избавиться от машины,- сказал Вебер. Злость у него,
похоже,  прошла. Может,  он  понял,  что Баллоу не мог поступить  иначе? - В
тридцати метрах отсюда есть обрыв  и омут. Мы столкнем машину в реку. Только
не зажигай фары.
     Баллоу   вернулся  на   паркинг,   пятью   минутами   позже  выехал  на
асфальтированную аллейку. Ему понравилась мысль сбросить машину с обрыва. Он
знал это  место, обрыв был  в самом деле высоким. Вебер хороший  специалист,
понятно, что первым делом  нужно избавиться  от машины.  Ничего  хорошего не
было  бы,  если  бы  на  паркинге  мотеля  "Дубовая беседка"  нашли  машину,
украденную  в  трехстах  километрах  отсюда.  Что  случилось с  постояльцем,
который украл машину? Отчего именно  здесь он оставил машину? Баллоу нарушил
их  законы, и,  находись  в опасности,  начал подставлять других.  "Спасайся
один",- таков закон. Но Баллоу не мог спастись один.
     Вебер сел  на  место рядом  с водителем, и в темноте  они проехали  еще
несколько десятков метров.
     - Стой! - приказал Вебер.
     Дальше была река. Еще два  метра -  и они скатились бы с обрыва. Баллоу
резко затормозил.
     -  Черт  побери, выключи  мотор и  сними клемму  с аккумулятора,- снова
разозлился Вебер. Они вышли из машины, Баллоу поднял капот, выдернул клемму.
Осторожно, чтобы не шуметь, опустил капот.
     - Садись  за руль,  потому что машина может свернуть.  Когда  будешь на
краю обрыва, я перестану толкать, и ты выскочишь,- инструктировал его Вебер.
     Баллоу  не  раздумывая  снова сел  за руль.  Он хотел  как можно скорее
затереть следы своей глупости.
     Было  темно и  тихо.  Откуда-то  снизу долетал только  шум реки. Только
когда нос  машины вдруг  начал  падать  вниз,  Баллоу  понял,  что Вебер  не
задержал машину на  краю обрыва,  а сталкивает  его в реку вместе с машиной.
Сколько  метров отделяло край обрыва  от поверхности воды?  Четыре, а может,
пять. На этом коротком расстоянии Баллоу все понял и успел выскочить, упав в
воду рядом с машиной. Громкий всплеск воды, в которую ударила  масса железа,
совершенно заглушил  плеск от  падающего в реку человеческого  тела.  Баллоу
подхватило сильное течение,  но достаточно было нескольких  сильных движений
рук, чтобы коснуться  прибрежных зарослей. Тонущая  машина  громко булькала,
заглушая треск и шелест зарослей, среди которых взбирался наверх  по  обрыву
Баллоу. Скользя в промокших ботинках и  мокрой  одежде, он наконец  оказался
наверху. Вебер  в  этот  момент  закуривал  сигарету  и,  стоя над  обрывом,
прислушивался к стихающему бульканью воздуха, выходящего из тонущей машины.
     Марын подошел к нему сзади. Ребром ладони ударил его в затылок, а когда
тот  упал,  несколько раз  сильно  пнул в  живот  и  грудную  клетку.  Потом
наклонился над лежащим, осмотрел карманы его пальто, вынул  из одного старый
немецкий пистолет, а из другого пачку сигарет и зажигалку. Из рукавов у него
текла  вода, три  сигареты вымокли, прежде чем он  закурил. Лежащий на земле
Вебер начал покашливать и медленно подниматься на ноги.
     -  Я  должен был  так  сделать...  Ты  сам  знаешь,  что  должен  был,-
неразборчиво говорил он. Его мучил кашель.
     -  Дай  мне  сухую  одежду.  А  завтра попробуешь перевезти меня  через
границу.
     Он не чувствовал  ненависти  к  этому  человеку,  который минуту  назад
пытался его  убить. Он,  Баллоу,  может быть, поступил  бы  так же,  если бы
оказался в подобной ситуации. Не годится приезжать  к кому-нибудь ни  с того
ни с сего на краденой машине.
     С  невидимой  в темноте  реки  уже  не  было слышно  бульканья,  машина
утонула. Они пошли к мотелю, старик хромал еще сильнее.  У него все болело и
после удара Баллоу, и  после его пинков. Баллоу подумал,  что  не стоило так
сильно бить старика, вообще его не надо было бить, потому что и так, если бы
он оказался за его  спиной живой и здоровый,  старик  сделался бы послушным.
Это, однако,  хорошо, что он обыскал  его карманы и забрал  пистолет.  Вебер
никогда  не  отдаст его в руки  полиции,  но, может быть, еще раз  попробует
убить. Из-за Баллоу, который приехал сюда на краденой машине, слишком многим
людям могла грозить опасность. Жизнь  одного человека за жизнь многих других
- таким всегда был счет, и старик поступил честно по отношению к тем другим,
которые не были виноваты в глупости одного человека.
     - Подожди,- Вебер остановился недалеко от главного здания.- Дома у меня
гость. Я возьму  в регистратуре ключ  от  свободной  комнаты, потом  принесу
сухую одежду. Отдохнешь, а завтра переедем границу.
     Несколько  минут спустя  Баллоу оказался в  комнате  с  ванной  и двумя
застеленными топчанами. Только теперь он почувствовал, что сильно  замерз, и
снял  мокрую одежду. В ванной  растерся шершавым  полотенцем  и завернулся в
одеяло,  которое  нашел в  шкафу. Проверил  пистолет, убедился,  что магазин
полон, и  послал пулю в ствол. Когда раздался тихий стук, он встал за шкаф с
пистолетом, готовым к выстрелу.
     Старик молча положил на кровать потертые джинсы и грубый черный свитер,
носки и серый  плащ. На столик он  поставил утюг, чтобы Баллоу мог  высушить
вымокшие в карманах документы.
     Два часа он сушил документы и деньги, потом, уже одетый в вещи старика,
лег на один из топчанов и попытался заснуть.
     Наступил рассвет, Вебер не появлялся. В Баллоу начали расти подозрения.
Он то  и  дело  срывался с топчана, раздвигая опущенные жалюзи,  наблюдал за
входом в мотель. Однако  вид из этого окна  был очень ограниченным - краешек
газона, несколько деревьев и малюсенький участок асфальтовой дороги, ведущей
к  автостраде.  В соседней комнате  слева  он слышал  какую-то  возню, потом
какой-то мужчина вынес чемодан и,  похоже, уехал. Баллоу подумал, что мог бы
на всякий  случай  перейти в  ту  комнату.  Но  была  опасность, что  кто-то
заметит, как он манипулирует с замком. Итак, он должен ждать и каждую минуту
поглядывать на часы.  Когда минуло десять, Баллоу пришел к выводу, что снова
ведет себя как  дурак. Надо было убить старика и бросить его в реку, потом с
пистолетом в руке войти в его квартиру и того кого-то, кто там  был, хотя бы
и  шлюху, заставить немедленно выехать по направлению  к  границе. В  мотеле
есть  небольшой грузовичок, Вебер возил  на  нем продукты для ресторана. Под
мешками и ящиками можно было бы перевезти Баллоу через границу  без большого
риска. Но Баллоу с самого начала не везло.  Могло бы оказаться,  что у шлюхи
Вебера  нет  прав.  Или это не шлюха, а кто-то  из  их коллег, кто убрал  бы
Баллоу ловчее,  чем  Вебер.  В  действительности  он не  жалел,  что не убил
старика. Ни разу он до сих пор не убил  человека, но ни разу и не оказывался
в  такой ситуации. Во  всем этом было  немного  его вины - у него  появились
неадекватные реакции.  Напрасно он выбежал из парадных  дверей, вместо того,
чтобы уйти черным ходом через сад. Так ведет себя невиновный человек, словно
бы  в его ситуации можно было  остаться невиновным. Уже садясь в самолет, он
понимал, что должен убить в себе Юзефа  Марына, потому что иначе завалит всю
работу.   Он  убегал  через   парадный  вход,  потому  что  чувствовал  себя
невиновным, потом собирался  остаться в городе, хотя бы в  квартире на улице
Сквер Северин, а, однако,  украл машину,  потому что хотел как можно  скорее
оказаться в родной стране. Его подсознанием управлял Юзеф Марын.
     Только  около одиннадцати  он услышал  покашливание и тут  же  выглянул
сквозь  раздвинутые  жалюзи.  Старик  нес  в руках пластиковую  коробочку  и
газету.
     -  Машина  утонула.  Ее не  видно. Газеты  напечатали твой фоторобот. Я
решил, что будет лучше, если мы попробуем переехать  границу вечером. Обычно
не проверяют таких, как я, из приграничных мотелей. Мы  покупаем разные вещи
там, где они дешевле. Я принес тебе завтрак.
     Баллоу почувствовал, что голоден.  В пластиковой коробке были сэндвичи,
старик вынул из кармана пальто термос с черным кофе.
     - Машина утонула. Это очень хорошо,- заключил Баллоу.
     -  Конечно.  Если  бы  было  видно  крышу,  я  должен  был  бы от  тебя
избавиться,- равнодушно сказал Вебер.
     - Что значит избавиться? - Баллоу перестал есть.
     Старик  сделал неопределенное движение рукой, который мог выражать все,
что угодно: выезд Баллоу или его убийство.
     - Я не люблю таких шуток,- Баллоу снова принялся за еду.
     -  Это не шутки,- старик положил на стол газету.-Я прочитал ее. Советую
тебе,  сиди тут  спокойно до  вечера. Я принесу ужин и подготовлю  машину  к
поездке. Не делай никаких глупостей. Не выходи.
     Он  ушел,  и тогда  Баллоу  взял  газету.  Информация  была  на  первой
странице.  Убийство  Клода  Имбера,  владельца  ломбарда.   Рядом  фоторобот
Кристофера Баллоу, достаточно верно передающий  его черты.  Не  было никакой
возможности без помощи Вебера перебраться через границу.
     Наевшись,  он  почувствовал  усталость. Вытянулся  на топчане  и вскоре
погрузился в  чуткий сон, который  позволял слышать голоса  за стеной и шаги
перед мотелем.  Хорст Собота  сказал  ему  когда-то,  что  именно  так зимой
засыпает лес.  Все деревья кажутся  почти мертвыми,  но достаточно  зайти  в
глубь леса, чтобы внезапно осыпал человека распыленный снег с низко растущей
ветви,  испугал  крик  птицы,  похрюкивание  кабанов.  На   снегу  виднелось
множество следов, которые говорили о  том, что даже в зимнюю морозную пору в
лесу не прекращалась суета. Марын  никогда не видел зимнего леса, он приехал
туда ранней весной и исчез  ранней  осенью. Увидит ли он когда-нибудь зимний
лес? Думает ли еще  там кто-нибудь о нем, помнит  ли,  вспоминает,  скучает?
Стоит  ли  возле  кормушки  в конюшне  Хорста  Соботы  его  буланая  кобыла,
поглядывает ли  Иво на  дорогу,  ожидая прихода  человека, который голодом и
страхом научил его любви? Что происходит с Хорстом, с его домом и садом, раз
он  потерял  ощущение  безопасности? Какую новую ловушку  готовят  для  него
лесные люди?  Где-то там  жила  и Вероника с пышным телом,  которое не могло
принести  ей  наслаждения. Что привело ее тогда в его  постель?  Может быть,
надежда, что когда-нибудь она окажется настоящей женщиной, что-то вроде веры
Марына  в  любовь  великую и настоящую.  Вечное ожидание калек, что найдется
какое-нибудь волшебное лекарство, что свершится вымоленное чудо.
     Вечером Кристофер Баллоу лег  на  пол  грузовика.  Вебер  обставил  его
ящиками  и набросал  на него  пустых  мешков... Перед полуночью без  всякого
контроля они переехали через границу. На рассвете Баллоу снова увидел зарево
большого города, и Вебер подумал, что их поездка близится к концу. Но Баллоу
велел ему наполнить бак и сам сел за руль.
     - Мы пересечем еще одну границу,- проинформировал он старика.
     - Почему ты считаешь, что твои дела важнее моих? - запротестовал Вебер.
     - Это не я убил Клода Имбера,- сказал Баллоу.- Ты мне веришь?
     Вебер не ответил. Он завернулся  в  пальто  и  заснул на сиденье  возле
водителя.  Какое это имело значение -  верил он словам Баллоу или нет.  Клод
Имбер  убит, и  только это важно.  Баллоу был молодым и более сильным, кроме
того, у него пистолет Вебера. Только это сейчас имело значение.
     В полдень они пересекли другую  границу. На этот раз Баллоу не прятался
между пустыми  ящиками. Он  был гражданином страны, в которую  они въезжали,
достаточно  было, что под шапкой, взятой у  Вебера, он спрятал свои короткие
волосы. Небритый,  в свитере, за  рулем грузовика,  он не  мог  походить  на
фоторобот  убийцы  Клода  Имбера,  владельца ломбарда  в  городе  и  стране,
лежащего в нескольких сотнях  километров отсюда. В  четыре часа Баллоу знал,
что  они приближаются к цели.  Он остановил  машину  у  моста через  широкий
ирригационный канал, сказал Веберу:  "Возвращайся",- и  пошел дальше пешком,
засунув руки в карманы...
     В тот самый день Мальвина встала с  постели и взяла  на  руки плачущего
ребенка.  Вчера  в   полдень  по  постановлению  районного   прокурора   два
милиционера пришли за Каролем, с ними был Лукта, который кричал на весь дом,
что Стемборек  поджег лесопилку, потому что не хотел, чтобы она стояла рядом
с его  домом.  Крича на Кароля, он,  казалось, наполняет своим голосом  весь
дом,  ругаясь, он брызгал слюной на грязную  бороду, по  комнате разносилась
вонь от его дыхания. Мальвина тряслась от страха и прижимала к себе ребенка,
Кароль  пожал плечами  и потребовал доказательств  своего  преступления.  Но
доказательства должны  были быть  представлены только в отделении милиции  в
Бартах,  и он, милиционеры  и  бородатый Лукта сели в  милицейскую машину  и
уехали. А Мальвина приготовила  ребенку еду на электроплитке,  печь, однако,
не  растопила, потому  что  никогда  этого  не  делала.  Спать  легла  рано,
забаррикадировав  двери.  Погасила  свет  и  чутко прислушивалась  к каждому
шороху во дворе.  Она слышала только шум деревьев и, когда подходила к окну,
видела только опушку леса. Молчала  пилорама, и  это наполняло ее  радостью.
Она заметила еще, что земля-жилище ночи, над лесом еще  долго было светло, а
землю охватил мрак.
     Ребенок не хотел спать, и она укачивала его на коленях. Наконец уложила
его в кроватку и подошла к окну,  вспоминая страх мужа  перед лесом. Сколько
раз ночами он вскакивал и подходил к окну, чтобы посмотреть на лес, иногда с
большой холодной луной над  деревьями. Он передал ей когда-то слова старшего
лесничего, что лес его не  полюбил.  Отчего он не полюбил именно ее  мужа, а
других  одаривал счастьем? Им обещали дом Хорста  Соботы,  и ничего из этого
обещания  не вышло. Не дали ему  семенной плантации, потому  что у него было
больше всех  потерь на делянках. Лесу требовались люди, похожие на животных.
Это он хотел того, чтобы она обнажилась на поляне возле дуба и чтобы гам муж
наполнил ее семенем. Зря она начала кривиться, и жаль, что Кароль не нашел в
себе силы, чтобы выполнить требование леса. Бородатый Лукта наверняка бы  не
заколебался, Лукту лес бы  полюбил, а может, любит  уже давно?  Для нее было
очевидно,  что  Кароль  поджег лесопилку,  потому что  она  не  хотела  жить
поблизости от стонущей пилорамы, с двором, засыпанным пылью опилок.  Кароля,
однако, должны будут выпустить из тюрьмы, потому  что она засвидетельствует,
что в ту  ночь он не вставал с постели. Это не будет правдой - он вставал, а
потом  она  почувствовала, что  от него пахнет бензином. Но правда  не могла
пригодиться, если они и дальше хотели жить на опушке леса.
     В  конце концов  она  легла,  но  не  спала всю ночь. Она боялась, что,
воспользовавшись  отсутствием  мужа,  в  их дом  вломится  бородатый  Лукта,
придет, чтобы  взять  ее, как  причитающееся ему за сожженную лесопилку. Его
вонючая борода  набьется ей в рот, она  почувствует смрад его дыхания... Кто
знает, может,  после чего-то  подобного что-то в ней переменится, может, она
перестанет постоянно быть  такой  усталой. Кароль был сильным, но, наверное,
другой силой, чем та,  которая  таилась в бородатом  Лукте. Она слышала, что
кто-то  назвал ее  женщиной-растением. И она в  самом деле  чувствовала себя
возле  Кароля  как  растение.  Лукта  бы вырвал  ее из  земли  и  дал  бы ей
человеческую  силу.  Пускай же  наконец  ворвется в их  дом страшный  Лукта.
Лукта, однако, не пришел, и у нее утром болела голова.
     В доме было холодно, ребенок плакал, и нужно было его накормить. Она не
нашла ни капли молока, ни куска хлеба. После  обеда  оделась, тепло  укутала
ребенка, вытащила из сарая коляску и, катя ее  перед собой, вышла на дорогу,
ведущую к лесному поселку,  к магазину. Каждый шаг причинял ей боль.  Может,
она в самом деле  стала  растением, потому  что  на ходу еле-еле отрывала от
земли ноги. А самым плохим был  страх  перед  другими женщинами, которых она
повстречает  в  магазине. Не обидит ли  какая-нибудь из них ее  взглядом, не
притронется, не сорвет листочка с ее тела?
     Сколько   шагов  она   сделала  среди  затуманенных  осенних  полей   с
коричневыми плетями невыкопанной картошки? Она увидела Кароля, идущего к ней
со стороны лесного поселка. Он нес буханку хлеба и бутылку молока.
     Он поцеловал ее в лоб и радостно сказал:
     - Они не нашли  никаких оснований,  чтобы меня обвинить. В конце концов
даже Лукта  отказался  от своих  обвинений и  попросил  у  меня прощения. Он
построит  новую  лесопилку.  Кто  знает,  может,  я  стану  у  него   тайным
совладельцем?
     Дома она,  страшно усталая,  уселась  в кресло,  а он  начал хлопотать,
готовя еду для ребенка и растапливая кафельную печь.
     -  Я зашел на делянку, и представь себе, Мальвина, в правом углу растет
лиственница. Никогда  я до сих пор ее не замечал, потому что ее загораживала
ежевика. Этим летом она набралась  сил и выросла выше кустов.  Это неправда,
что все лиственницы погибли на моей делянке. Я покажу ее старшему лесничему.
Лиственница требует человеческой доброжелательности. Я  буду  ее каждый день
навещать.
     Мальвина почувствовала ревность.
     - А я? - спросила она.- Ты не забросишь меня ради лиственницы?
     - В Бартах я видел  на витрине магазина большую нитку красных кораллов.
Я куплю ее и наряжу тебя, как рябину. Я не хочу, Мальвина, чтобы ты выходила
из  дому. Когда-нибудь  я  куплю машину и  буду  тебя  возить.  Я постараюсь
получить  и  другой  дом  для  нас. Я написал письмо Романиковой,  чтобы она
отдала мне плантацию. Еще сегодня  я с ней встречусь и обговорю это дело. Ты
знаешь,  ночью  в  камере  мне приснился странный сон. Через лес возле  моей
делянки  ехал охотинспектор на  своей буланой кобыле. Он улыбнулся,  а  там,
куда он посмотрел, на  моей делянке вырастали молодые лиственницы. Я никогда
не знакомил  тебя с этим человеком, но это теперь  не имеет значения, потому
что он  сюда,  наверное,  никогда  не  вернется.  -  "Я  счастлив, счастлив,
счастлив",- подумал Стемборек.




     <b>Глава тринадцатая. Волки</b>


     Его тщательно готовили к  выезду. Долго с  ним разговаривали, взвешивая
различные  возможности,  опасности, расставленные  ловушки.  Как вытекало из
данных фирмы, никто не интересовался его  квартирой на Сквер Северин, не был
под  наблюдением  и  магазин  велосипедов  на  улице Дапперстраат.  Люди,  с
которыми Баллоу  поддерживал контакт,  затаились после его  бегства,  но  не
замечено,  чтобы  им грозила опасность. Больше  полугода прошло  с  момента,
когда Иво  Бундер сдался полиции, но ничто не говорило  о том, что он предал
интересы фирмы, которую представлял Баллоу. Эти полгода Бундер находился под
опекой и надзором полиции, сейчас - как говорили (его  видят то тут, то там)
- он  ведет себя очень осторожно. "Надо что-то с  этим  сделать,-  объясняли
ему.-  Кто-то  должен  прикоснуться  к  паутине,  и,  если  паук   караулит,
спрятавшись в  каком-нибудь углу, он выскочит  за  своей  жертвой. Если  это
правда, что ты  любил Бундера,  а  он  любил тебя, то ты  - именно  тот, кто
рискует меньше всех. Ты должен встретиться с Бундером и узнать правду".
     И  таким образом некий Кристофер  Баллоу  однажды получил свой паспорт.
Ему  купили  билет на самолет, без паспортного контроля  и  без  таможенного
досмотра посадили на ночной рейс. Сказали:  "Плату за твою квартиру на Сквер
Северин всегда вносили регулярно. Ты  ездил  с больной женой на отдых,  жена
все еще  болеет, а ты вернулся". Нужна  ли  еще  более  прозрачная ситуация?
Кристофер  Баллоу никогда  никуда не  убегал. Он возвращался  не из  далекой
страны,  а  только  с  отдыха,  который  немного  затянулся.  И  поэтому  не
существовало никакого Юзефа Марына, а впрочем,  наверняка было  сделано все,
чтобы  постепенно даже из  памяти  людей  исчезли все  следы охотинспектора.
Садясь  ночью в  самолет, Кристофер Баллоу был в той самой одежде, в которой
убегал,  ему вернули  каждую мелочь,  он был  уверен в том,  что  в карманах
остались даже крошки табака от сигарет, которые он тогда курил.
     Приземлились  на  рассвете. Какое-то время он  кружил  по  застекленным
залам аэропорта, сидя в  залах ожидания и  в барах, наблюдая, не вызывает ли
он чьего-либо интереса.  Нашел свободную  кабину  и  по  очереди набрал  три
номера квартир, которые снимал в городе вместе с Бундером. Никто не  отвечал
- он усомнился, что в такую раннюю пору в  одном из этих мест можно отыскать
Бундера. В этих квартирах  они обычно бывали недолго, редко кто  из них  там
ночевал. Может  быть, дорога к  Бундеру вообще не имела смысла. Скорее всего
нужно  было  бы  искать его в доме, во  дворе которого какие-то дети слепили
снежную бабу.  Он запомнил  улицу  - но  это  было чересчур рискованно. Если
Бундер там жил, скорее всего за ним наблюдают. Нужно было найти в телефонной
книге номер телефона этого дома и позвонить.
     Снова он немного погулял по аэропорту. Набрал четвертый номер, это была
небольшая вилла в одичавшем саду, удобная для встреч, потому что там имелось
два выхода - парадный на тихую улочку и  черный - в микроскопический  садик,
огороженный  высокой стеной. Бундер  сам  нашел эту виллу  и за  собственные
деньги снял ее у какой-то старушки,  постоянно живущей  в  своем деревенском
доме. С Бундером  Баллоу встречался  там не  больше  трех раз.  Он  запомнил
дешевую  старую мебель в  чехлах, старомодную  ванную с  печью для подогрева
воды.  Встречался  ли  там Бундер  с  кем-нибудь  еще?  Да,  может  быть,  с
какими-нибудь женщинами или с людьми из других фирм.
     Кто-то  взял трубку,  но не отозвался.  Баллоу,  однако, слышал дыхание
того человека.
     - Это герр  Фельдман?  -  спросил он. Мгновение, а  потом  возбужденный
голос Иво:
     - Приезжай  сейчас же. Ты мне нужен. О Боже, что за счастье. Сейчас же,
понимаешь?
     - Да,- Баллоу повесил трубку.
     Он  ощутил внутри холод. Это  было беспокойство. Слишком легко  удалось
ему найти  Бундера.  А ведь за  долгие  годы он  научился пробуждать  в себе
недоверчивость, если все  получалось слишком легко.  Что в такую раннюю пору
делал Иво на той вилле? Спал с женщиной?
     В  действительности Баллоу мало  знал о Бундере.  Ему  приказали  с ним
сотрудничать - и это все.  А  подружились они во  время общей работы - и это
была вторая частичка  правды. Но ведь  где-то существовала и какая-то полная
правда о Бундере... Иво любил деньги. Он  не тратил их ни на наркоз тики, ни
на шлюх. Может,  помещал  их в банк, содержал семью  и  красивый  дом? Такие
люди,  как  Бундер, никогда не открывают ни одной  своей карты,  потому  что
играют с очень высокими  ставками. "Ты мне  нужен. Сейчас же",- сказал он. А
потом, может быть,  позвонит  в полицию, которая будет  поджидать  Баллоу  у
него.  Бундер не задарма  получил  полицейскую охрану. Они в  самом деле  не
прикоснулись к квартире Баллоу, но зачем им  было делать  это, если Баллоу и
Эрика  успели  сбежать? Кто  мог знать, что  достаточно набраться терпения -
Баллоу  вернется  и  начнет  искать  Бундера.  В  конце  концов существовала
огромная  разница между  Бундером и  Баллоу. Бундер  был наемным работником,
Баллоу - чем-то большим. Бундер догадывался, что Баллоу завербовал для фирмы
несколько людей, и только  он знал  их  адреса,  способы контакта.  Эти люди
сейчас прервали работу  и ждут сигнала  фирмы.  И Баллоу прибыл сюда,  чтобы
дать им этот сигнал. Но сначала он должен знать, на каком свете он очутился,
и  для  этого  ему нужен  контакт с  Бундером. Если у Бундера он  попадется,
завербованным  им  людям придется переехать  в  другие  места  или  попросту
бежать. Баллоу грозят несколько  лет тюрьмы, потому что он профессионал. Тех
приговорят к смерти  или попросту тайно убьют. А значит, Баллоу не пойдет на
встречу с Бундером, потому что чувствует в  себе  холод страха. Он, конечно,
пойдет, но не так  сразу. Нельзя  было  бы  вообще работать  если  никому не
доверять, каждого  подозревать  в двойной игре.  Доверие  и  недоверие - эти
противоречащие друг другу чувства всегда нужно было примирять друг с другом.
Доверять - но не до конца. Подозревать - тоже не до конца.
     Он  вышел  из  аэропорта с  маленьким чемоданчиком,  в  котором  лежали
несколько помятых рубашек, грязная  пижама, прибор  для  бритья.  Он  не мог
прилететь  без чемодана, потому  что это вызвало бы чей-нибудь  интерес.  Но
теперь  чемодан  стал  уже  ненужным опознавательным  знаком. Он  вернулся в
аэропорт,  сдал его  в камеру  хранения, потом разорвал квитанцию и бросил в
мусорную корзину.
     Шел дождь,  и он  воспринял  это как благоприятствующее обстоятельство.
Можно поднять воротник плаща, надвинуть на лоб шляпу. Он сел в такси и велел
ехать  на  площадь  возле  побережья.  Там пересел в метро и  вышел из  него
недалеко  от Сквер Северин. Дождь перестал, было пасмурно... В доме  не было
консьержки, именно поэтому они с Эрикой поселились здесь. Он встал в воротах
напротив и  посмотрел  на окна на  четвертом  этаже.  Он, конечно, мог пойти
наверх,  у него в кармане плаща были ключи, но легкость, с какой он связался
с Бундером, все еще лежала в нем, как холодный камень.
     По улице все  время  проезжали  машины, а  по  тротуарам быстрым  шагом
проходили люди. К  счастью  для Баллоу,  снова начался дождь,  и то, что  он
стоял под аркой ворот, было естественно.  Он  смотрел на окна  - запыленные,
непроницаемые,  с тюлевыми занавесками.  Там были три комнаты, его  кровать,
его книги, возле кровати телефон, в  кухне,  наверное,  работал холодильник.
Там он мог сменить промокший плащ, переодеться, взять зонтик. Как  долго ему
можно  стоять  в воротах  и  смотреть  в окна? Ничего подозрительного  он не
заметил.  Никто  не наблюдал за  его домом.  На  мгновение  показалось,  что
дрогнула занавеска, но это, наверное, было игрой воображения. Попросту капли
дождя стекали  по стеклу. Ему очень хотелось туда пойти, но ощущение холода,
который  он  чувствовал в  себе,  становилось  все сильнее.  Квартира  могла
оказаться ловушкой.
     Он вернулся в сквер и вошел в телефонную будку.
     - Это герр Фельдман?
     - Черт возьми, почему  ты  не появляешься? Ты что, не понимаешь, что ты
мне нужен?
     - Я хотел бы условиться с тобой о встрече. В городе,- сказал Баллоу.
     - Это невозможно. Я боюсь выйти. Приди, прошу тебя.
     Баллоу повесил трубку, прерывая Бундера на полуслове.
     Телефонная будка была хорошим местом для разговора, при условии, что не
разговариваешь  слишком  долго.  Он отошел  быстрым шагом и  снова  встал  в
воротах в таком месте, откуда мог видеть будку. Полчаса ждал, не появится ли
полицейская машина или  какая-нибудь другая с  людьми, которые разрабатывали
таких,  как  он.  На  телефонной  трубке  остались отпечатки его пальцев,  к
счастью,  сразу  после  него  звонила какая-то пожилая женщина, потом  долго
разговаривал молодой человек в замшевой куртке.
     Он поехал в  метро  до центра и  вошел  в  большой  универмаг. Там было
несколько телефонов-автоматов.
     - Это герр Фельдман?
     -  Почему  ты не  приезжаешь?  -  умоляюще  сказал Бундер.-  Ты что, не
понимаешь, что случилось?
     - Нет,- на этот раз он хотел поддержать разговор.
     - С меня  сняли полицейский надзор, и я остался  один.  Те не оставляют
меня в покое. Мне нужна твоя помощь.  Они уже, похоже, знают эту  улицу,  но
еще не знают, какой дом. Я видел их сегодня утром. Они на машине ехали вдоль
улицы.
     - Но ты можешь как-нибудь выйти?
     - Я боюсь, что они следят за улицей.
     - У тебя есть другой выход.
     - Кто-то есть в саду. Мне так кажется.
     Баллоу положил  трубку, снова прерывая  Бундера.  Разговор  продолжался
достаточно  долго,  чтобы  можно  было  установить,  откуда звонили.  Баллоу
смешался  с  толпой покупателей и  полчаса наблюдал  за  входом  в  магазин.
Телефонный аппарат, с которого он связался  с Бундером, не вызвал  ни у кого
интереса.
     Он размышлял,  искренним  ли был страх Бундера. Все,  что тот  говорил,
выглядело  правдоподобно. Даже то, что он просил Баллоу о  помощи. У Бундера
наверняка  было  с собой  оружие, но в том доме он, видимо,  был  совершенно
один. С помощью Баллоу он мог  бы выбраться, потому что  те не знали Баллоу,
который мог прикрыть Бундера. Да, следовало поверить Бундеру, потому что все
совпадало с  тем, что он говорил ему  перед расставанием.  Он  работал и для
богатой, но посредственной фирмы. У них что-то не вышло, и теперь они хотели
свалить  вину  на  Бундера.  Пока он находился под полицейским надзором,  то
оставался в безопасности.  Но надзор сняли, и  с ним можно было разделаться.
Почему Бундер  не предвидел  возможность  такого исхода?  Отчего  не  сбежал
куда-нибудь подальше, а все время крутился по одним и тем же дорогам?  Вывод
напрашивался сам собой: он пошел в полицию и заложил тех, всех до  одного. В
полиции же  его заверили, что они все  сидят  и  ничто ему  не  угрожает. Но
никогда  не  бывает  так,  что  удается  сдать,  тем самым  обезопасив себя,
абсолютно всех. Например, он, Баллоу, это тоже не "все". Баллоу - это еще не
вся фирма.
     Он  проехал  четыре  остановки  на  метро и в маленьком  магазинчике со
всяким барахлом купил армейский пружинный нож, так как не хотел появляться у
Бундера  с голыми руками, хотя - если это ловушка - нож мог  быть приобщен к
обвинительному акту.  Выйдя из магазина, он посмотрел на часы: скоро  три. А
значит, он уже шесть часов мучил Бундера.
     Баллоу сел в  такси и велел  ехать  на улицу, где стояла та вилла. Ехал
достаточно долго, чтобы  подумать,  что, может быть, ему  придется рисковать
жизнью  ради Иво  Бундера.  Можно ли ему делать  это?  Если даже ему удастся
вытащить Бундера,  не запомнят ли те Баллоу  и не начнут ли преследовать как
сообщника Бундера? Зачем ему это? Мало, что ли, у него было врагов? Он любил
Бундера -  и это все.  Любить кого-то - означало ли  это рисковать ради него
собственной безопасностью? Чем  он обязан Бундеру, который осмелился пойти в
полицию и заставил  его пережить столько мгновений настоящего страха. "Пусть
сам выбирается",- решил он и велел таксисту проехать вдоль улицы, где стояла
вилла.  Поблизости он  не заметил ни  одной машины, на улице  даже  не  было
прохожих. Впрочем, шел сильный дождь.
     Он  вышел  из  такси  двумя  улицами  дальше  и  пешком  пошел   назад.
Встретиться с Бундером и выяснить ситуацию он все-таки должен, поскольку это
поручение  фирмы. А  там  знали, чем  они  рискуют, посылая  Баллоу,- однако
сделали  это. Его  провал, а может, и  смерть,  были закалькулированы  в эту
поездку и встречу  с  Бундером.  В конце  концов,  он  сам выбрал себе такую
профессию, а не другую. А мог стать  лесником или  охотинспектором. Разве он
когда-нибудь жил в безопасности? С самого начала было известно, что в каждой
ситуации он рискует  свободой и даже жизнью.  Его учили  не только тому, как
нужно сидеть в барах, как  прикидываться  пьяным, о чем и как спрашивать, на
что  обращать  внимание.  Он  владел и приемами борьбы,  и  осознанием,  что
когда-либо может столкнуться с самым плохим.
     Вилла  Бундера  соседствовала  с  разрушенным  зданием,  которое купила
какая-то  строительная фирма,  собираясь поставить там  большой  жилой  дом.
Работы  еще не  начались, сад дичал,  через выломанные решетки ограды  можно
было попасть в соседнее владение, а оттуда через стену на зады виллы. В саду
обычно  играли  дети, но сейчас было почти  четыре часа, и  дети,  наверное,
делали уроки, а  кроме того, шел дождь.  Баллоу миновал разрушенный  бассейн
для  золотых  рыбок;  продрался  сквозь  колючие  кусты  и  влез  на  стену,
огораживающую  виллу. Он  спрыгнул на толстый слой гниющих листьев огромного
каштана  и, пригнувшись, осмотрел  сад. Бундер утверждал, что в  саду кто-то
есть, но сейчас  его уже наверняка  тут  нет. Сад занимал небольшой участок,
несколько  деревьев и  кустов - уже без листьев. Никто не  мог спрятаться от
взгляда  Баллоу.   А  значит,  Бундер   обманывал,  утверждая,  что   кто-то
подкарауливает его в  саду. Нужно уходить с  этого  места и снова  позвонить
Бундеру.
     На  задах  дома  находилась  терраса  с  разваливающейся балюстрадой  и
искусно сформованными бетонными столбиками. Ступени  покрыты мохом и мокрыми
листьями. В несколько прыжков  Баллоу достиг ступеней, на цыпочках  вошел на
террасу и приблизился к застекленным дверям, ведущим в дом.
     У  него не  было ключей,  и  он уже  полез в свой ремень, чтобы достать
изогнутую  проволочку,  когда вдруг  заметил, что дверь немного  приоткрыта.
Кто-то входил туда или выходил.  Он бесшумно сбежал с террасы и спрятался за
балюстрадой. Потом скользнул под террасу, где, как оказалось, укрыты двери в
подвал.  Из подвала тоже  можно было попасть в  дом. Увидев сорванный  ломом
замок, он  вдруг  понял, что пришел слишком поздно. Кто-то проник в этот дом
через подвал и  вышел через дверь на  террасу. Когда это случилось? Час? Два
часа  назад?  Сразу  после  того,  как  он  в последний раз  разговаривал  с
Бундером?  Только Бундер  -  не  ребенок. Они его  здесь,  наверное,  уже не
застали.
     Он медленно  вернулся на террасу, бесшумно  приоткрыл  дверь и  вошел в
пустую комнату с отстающими от стен желтоватыми обоями. Двери  из  комнаты в
коридор  тоже были открыты. Но в комнате царил легкий полумрак, а в коридоре
было  темно. Стоя в дверях, он был самой легкой на свете целью  для выстрела
или брошенного ножа. Войти? И зачем?
     Он, как  волк, стоял  и прислушивался.  Из глубины дома не доносился ни
один звук. Слышался только  шум  дождя  за открытыми дверями на террасе.  Он
вынул  нож, острие  бесшумно выскочило. Снял шляпу  и  на вытянутой руке, на
острие  ножа  высунул ее в  темный коридор.  Не  раздался выстрел, ничто  не
шевельнулось. Он бросил шляпу  в  глубь коридора и не услышал никакого шума,
кроме звука ее тихого падения.
     Баллоу укрепился  в  мысли,  что вилла никого не  скрывает. Тех, о  ком
упоминал Бундер, он или  выдумал, или успел от них удрать. Бундер -  это  не
вазочка для цветочков, чтобы забрать его с собой или расколотить.
     Он вспомнил, где в коридоре  выключатель. Нащупал его, и  под  потолком
зажглась запыленная лампочка. Бундер лежал возле дверей, ведущих на улицу, с
подогнутой  под  себя  левой  рукой. Правая  отброшена  набок. В  нескольких
сантиметрах  от  его пальцев  лежал пистолет.  Кто-то  позвонил  у дверей, и
Бундер хотел  к ним подойти.  Кто-то  другой  уже  скрывался  в  коридоре  и
выстрелил ему в затылок. С того места, где сейчас стоял Баллоу.
     В  вилле  не было  никого,  если не  считать мертвого  Бундера.  Баллоу
подошел к  трупу,  взял отброшенную в сторону  правую руку Бундера. Она была
мягкой, посмертное  окоченение  еще  не наступило. Карманы  пиджака  и  брюк
убитого были вывернуты. Возле валялось множество мелочей из этих карманов, а
также  открытый  бумажник.  Наверняка  оставили  документы  Бундера, а взяли
только деньги, чтобы создать видимость грабежа.
     Баллоу не боялся  трупов  и вида убитых. Но он, однако, не хотел видеть
лицо  Бундера. Нагнулся чтобы  поднять бумажник,  но заметил  на  нем тонкую
полоску света. Входные двери  тоже были оставлены открытыми, и сквозь  щелку
сюда заглядывал  лучик  дневного света. Он  не поднял  бумажник,  снова  это
что-то,  что  в  нем  всегда было настороже,  велело  ему как  можно  скорее
покинуть это  место. Ничего интересного  он  не ожидал  увидеть в  бумажнике
Бундера. В нем все было обманом, а прежде всего  - документы. Он  никогда не
узнает и того, что в самом деле Бундер рассказал в полиции.
     Он  вышел через входную  дверь, сбежал  по  ступенькам  прямо в группку
собравшихся на улице женщин и подростков.
     -  Дети видели, как кто-то прокрался сзади  в этот дом,-  обратилась  к
Баллоу одна из женщин.- Там ничего не случилось?
     - Нет,- ответил Баллоу, призывая на свое лицо профессиональную улыбку,-
Впрочем, в этом доме нет ничего ценного.
     Дождь намочил его волосы, и  поэтому он  понял, что стоит с  обнаженной
головой.  Шляпу  он оставил в коридоре, недалеко от останков Бундера. Каждая
из этих женщин во всех подробностях запоминала его лицо.
     - А я видел, как двое типов  прокрались  туда сзади,- настойчиво сказал
какой-то мальчик,- В кожаных куртках.
     - Их там уже нет,- ответил Баллоу и пошел по улице.
     У  входных  дверей  замок  был без защелки.  А значит, он их не закрыл,
впрочем, у него не было  ключа. Поэтому он ускорил шаги. Прежде чем скрыться
за углом, оглянулся.  Тот  же самый мальчик как раз подходил по ступенькам к
входной двери. Через мгновение он откроет ее и увидит труп.
     На следующей улице Баллоу увидел свободное такси и велел ехать в центр.
Потом  проехал  две станции в  метро и вышел  на узкую улицу с односторонним
движением с  припаркованными по  обеим сторонам  машинами. Он оказался здесь
случайно  - еще  не знал, что должен делать дальше, куда  пойти. Смеркалось,
светлые  волосы  Баллоу потемнели от дождя. В  полиции уже, наверное, делали
его фоторобот  как  одного  из убийц Бундера. О тех, кто на самом деле убил,
они знали только то, что на них были кожаные куртки.
     Машины  стояли  тесно одна за другой.  В  одном месте  не горел уличный
фонарь.  Он увидел  там новый  "Рено" с мячом на сиденье  возле  водителя...
Несколько минут  спустя он уже ехал прочь, с  удовольствием отмечая, что бак
полон бензина. Не торопясь  выехал на  автостраду  и  направился  к "Дубовой
беседке". План бегства сложился сам, хотя какое-то время спустя  он пришел к
выводу, что  выбрал  наихудший вариант. Нужно было допустить,  что Бундер не
выдал Баллоу, и вернуться на Сквер Северин,  там изменить  свой внешний вид,
выждать несколько  дней, а потом связаться с  людьми, которых  он завербовал
для  работы   в  фирме.   Однако  он  панически   боялся  ожидания,   боялся
прислушиваться к каждому шороху за  дверями, звонка в дверь. Но самое плохое
было  не  это, потому  что  страх можно  было  бы как-нибудь победить. Самое
плохое, что они и не  должны были к нему приходить, а просто ждать, когда он
успокоится и начнет налаживать разорванные контакты. И тогда взять не только
Баллоу, но и всех работников фирмы. Ясное дело - если Бундер выдал место его
жительства.
     Ведя  машину  по  автостраде,  он  как-то не переживал  смерти Бундера,
несмотря  на  то, что  когда-то  любил  его  и  столько  общих  радостей  их
связывало. Он даже чувствовал что-то вроде облегчения, что Бундер убит, и во
второй  раз  не  пересечет  перекрестка, чтобы войти в здание полиции.  Даже
умирая  от пули неизвестного убийцы, он еще раз предал  Баллоу,  перечеркнул
его жизненный путь. Ведь фирма никогда не поручит работу человеку, фоторобот
которого опубликован в газетах. Значит, он был здесь в последний раз, однако
-  и это тоже  странно -  он не жалел  об  этом, хотя еще не  так  давно  не
представлял  себе, что можно  жить иначе,  чем  до сих пор.  Может  быть, он
открыл, что для него  существует  еще  какой-то другой  мир вместе со своими
собственными проблемами. А значит, у него были замечательные "левые  бумаги"
на  совершенно другого  человека,  может, даже на  Другую личность. Конечно,
даже  если он выберется отсюда  живым, ему  не позволят вернуться  на  место
охотинспектора, к Хорсту, Веронике, буланой кобыле. Фирма слишком осторожна.
Но он был  уверен в том, что сможет  создать  для  себя  другой  мир и  жить
другими,   чем  до   сих   пор,  интересами,  что   когда-то   казалось  ему
неправдоподобным (потому-то он так сильно переживал свою ссылку в лес).
     Смерть  Бундера  Баллоу  воспринял  равнодушно.  Потом,  однако,  начал
чувствовать нечто вроде мстительного удовлетворения. "Если по правде, то это
я его убил",- подумал он. Если бы сразу после звонка из аэропорта  он поехал
к  Бундеру,  то  помог  бы ему  уйти с виллы.  Присутствие  другого человека
отпугнуло бы на этот день  преследователей.  Но Баллоу  не поехал к Бундеру,
кружил по городу несколько часов и несколько раз звонил, чтобы заверить его,
что появится. Видимо,  именно это и помогло  убить Бундера. Ведь если бы тот
не знал, что Баллоу поблизости и сейчас приедет, он скорее всего не сидел бы
на месте, а  постарался  бы исчезнуть.  Может, он позвонил  бы какому-нибудь
своему приятелю, а их у него было,  кажется, много. Но он, однако, терпеливо
ждал и  дождался... убийц. "Сам виноват,- думал Баллоу, ведя машину.- Зря ты
пошел тогда в  полицию. Как ты мог допустить,  что человек,  который пережил
паническое бегство с собственной женой, когда вернется, одарит  тебя прежним
доверием и без колебаний придет на встречу с тобой".
     Спустя какое-то время  он  констатировал: "Я любил его и поэтому должен
был тогда  бежать. Он любил меня и поэтому дождался убийц. А  я снова должен
бежать".
     Он понял, что давно уже перестал любить Бундера. Может, это произошло в
ту минуту, когда пса, которого привели  к Хорсту, он назвал Иво и  начал его
дрессировать. С тех пор он любил только Иво - лохматого пса, которого, может
быть, уже никогда не погладит.
     В мотеле "Дубовая беседка" Ганс  Вебер принес  ему газету с фотороботом
Кристофера  Баллоу. Портрет был  большой, заметка об убийстве  Клода  Имбера
скупая. У Иво Бундера был  ломбард - это смешно. Сколько фамилий использовал
этот человек,  сколько дел вел,  для  скольких фирм  работал? Погиб владелец
ломбарда, видимо,  пал жертвой разбоя, так заканчивалась  заметка. Его убийц
разыскивали, похоже, значительно  усерднее,  чем  в  случае  с  каким-нибудь
другим  владельцем  ломбарда. Делом занялась  не только полиция, но и разные
фирмы, потому что Клод  Имбер работал  для  многих. Наткнуться на  человека,
фоторобот которою был в газете,- это означало найти конец какой-нибудь новой
нити, а такого шанса никто так легко не упускает.
     Ганс  Вебер хотел убить Баллоу,  несмотря на  то,  что  еще не  знал об
убийстве Иво Бундера.  Это было правильно, потому что Баллоу приехал  к нему
на краденой машине. Вебер, наверное, тоже работал для какой-нибудь серьезной
фирмы  - Баллоу был для него малозначащим  колесиком  в  большом  механизме.
Догадался ли он, что  Клод Имбер  - это  Иво  Бундер? Он не показал  этого -
может, действительно он знал только Иво Бундера, который приезжал в мотель с
разными женщинами или  рекомендовал разным женщинам  и мужчинам  это  место,
мотель с  номерами, которые  были оборудованы подслушивающей  аппаратурой. В
обязанности Вебера входило  обслуживание  этой  аппаратуры  и ведение дел  в
мотеле. Клод Имбер  ничего не значил  для Вебера  -  по  крайней мере, пока.
Потом, может  быть, по следу Баллоу  пошлют в "Дубовую беседку" кого-нибудь,
кто захочет его найти. Но тогда Кристофер Баллоу будет уже очень далеко...
     Прошло  немного  времени.  Баллоу шел по  знакомой улице  вдоль канала,
направляясь  в сторону  Дапперстраат.  Он не  ходил гуда  почти год,  но все
оставалось  знакомым.  Поэтому  он  сразу заметил,  что  на  канале  уже  не
пришвартован  к  берегу  старый  пароходик,  на  котором,  кроме  нескольких
наркоманов, жила Иветт со своим мужем,  малайцем  с трудной для произнесения
фамилией.  Пароходик,  наверное,  сдали  на  металлолом,  город  очищался от
притонов и  грязи.  Иветт вместе с мужем  должна была  перебраться в  другое
место.  Куда? Это могло  не иметь  значения, но  от этой подробности могла и
зависеть  свобода, даже жизнь  человека в такой ситуации, как у  Баллоу.  Он
ощутил  в себе холод - признак беспокойства. "Черт возьми, не  ликвидировали
же  и  магазинчик  велосипедов,  и квартиру над  магазином".  Он,  Кристофер
Баллоу, все время  был номинальным владельцем этого всего.  Ему не нужен был
ни магазин, ни  та  квартира,  а  только маленький тайничок в ванной, где он
спрятал свой  старый паспорт с  бородой  и усами. В  кармане Баллоу  нащупал
ключи от квартиры. Они могли оказаться бесполезными.
     Когда  стемнело,  он  дошел  до  блошиного рынка на  Дапперстраат.  Уже
закрывали киоски и будки с подозрительным товаром, но он еще успел в будке с
театральными  аксессуарами  купить  фальшивую  бороду,  усы и  клей. Купил и
непромокаемый  плащ,  шляпу  и достаточно  хороший чемодан.  Потом  зашел  в
общественный туалет, приклеил бороду и усы,  надел плащ, на голову  надвинул
шляпу. С чемоданом в руке встал в воротах напротив двухэтажного дома с двумя
большими  окнами на первом  этаже  и виднеющимися  сквозь  них велосипедами.
Магазин работал, витрины были освещены, только окна всего второго этажа были
темными. Он с облегчением  вздохнул и посмотрел на часы:  без малого пять, в
шесть Иветт закрывала магазин. Нужно ждать. Терпеливо. А он умел это делать.
     Он не хотел  снова  совершить  ошибку. Да, это было непростительно, что
когда он нашел останки Бундера, то вместо  того, чтобы удрать той же дорогой
через одичавший  сад,  попросту  вышел  из парадной  двери.  Повел  себя как
любитель,  словно  впервые в жизни ему доверили важное  задание. В самом  ли
деле в нем сработало подсознание невиновного человека? Им руководил рефлекс,
вызванный чувством, что если это не он убил Бундера, то мог не только уйти с
места преступления дорогой честного человека,  но  и позвонить в полицию. На
мгновение он забыл, что  в  его профессии никогда нельзя быть невиновным или
даже-в общепринятом смысле этого слова-честным.  Убил или  не убил, и так бы
его арестовали.  Если не за убийство, то за что-нибудь другое, потому что он
был знаком  с  Бундером и встречался с ним. Уже  сам факт,  что  он вошел на
виллу  через  сад,  делал  его  подозрительным. Кристофер  Баллоу не  должен
выходить через парадный  вход, однако сделал это.  Почему? Потому что  через
парадный вход вышел  с виллы не Кристофер Баллоу, а Юзеф Марын, невиновный и
честный.  Это  была  реакция,  импульс,   манера  поведения  именно  Марына,
человека,  от которого он пробовал отцепиться, когда выходил из  самолета, и
даже думал, что ему это удалось. Только, видимо,  не до конца. Это Кристофер
Баллоу  звонил  из  разных  мест  Иво  Бундеру,  но это  Марын  так  странно
отреагировал на смерть  друга. Не дай Бог, если сейчас,  на Дапперстраат,  в
воротах дома напротив магазина  велосипедов, он хоть на секунду забудет, что
существует  только Баллоу, а никакой не Марын. В противном случае он никогда
не  достигнет цели, не останется свободным. Этим вечером он должен придушить
в себе Марына, а может быть, даже убить его, уничтожить, лишить личности.
     ...В это  время  новый  старший лесничий Тархоньски сидел  в кухне дома
Хорста Соботы. Он  отпустил в  Барты  машину  с  главным бухгалтером. Собота
купил  у государственного  лесничества  буланую кобылу, седло  и  хлыст,  от
которых в специальной телефонограмме  лесному управлению  велели избавиться.
При  такой покупке  следовало  что-нибудь  выпить  - Хорст  поставил на стол
бутылку водки,  Вероника  подала закуску.  Собота выпил две рюмки.  Вероника
только  одну, остальное  влил в  себя Тархоньски. Но он  не  чувствовал себя
пьяным,  только  веселым. Он  решил  угоститься еще  у Стемборека.  Прямо от
Соботы он пойдет к нему, пообещает семенную  плантацию и дом Кулеши, а потом
велит подать полную рюмку.
     - Я говорил, что эго я в нашем управлении огонь распалю и первым в этот
огонь руку суну,-  говорил он уже в четвертый раз.- Я стал старшим лесничим.
Удивляюсь, что вы купили у нас эту старую кобылу. Зачем она вам? Для упряжки
не годится, только под седло.
     - Это для Вероники,- объяснил Хорст.
     -  Если  бросишь  мужика, то  хорошо  и  на коне поскакать,-  засмеялся
Тархоньски. И добавил: - Вы не жалеете о Кулеше?
     - Нет.
     - Но ведь вам не хватает мужчины?
     - Не хватает,- подтвердила Вероника.
     -  Понимаю,-  согласился Тархоньски.-  Кулеша  мне  никогда  не казался
настоящим мужчиной.  Ему  нужны  были  приятели, чтобы  добраться  до  своей
собственной жены.
     Вероника стиснула губы. Не было еще  вечера, чтобы она не вспомнила той
минуты,  когда  у  Кулеши пили  водку Тархоньски, Будрыс, Вздренга  и Марын.
Тархоньски ее держал, Будрыс раздвинул бедра. Сейчас она стояла возле печи и
с расстояния в несколько шагов смотрела на лицо Тархоньского, на его  очки и
большую  шапку волос. Моментами  эго лицо словно разрасталось и закрывало от
нее весь мир - наверное, от  той ненависти, которую  он разбудил в ней одним
своим  появлением в их доме.  Она не показала этого, потому  что  дело шло о
кобыле Марына, о его седле, его хлысте. Других вещей Марына не нашли, потому
что все фотографии она заранее спрягала в своей комнате. Часто рассматривала
их - окровавленные,  израненные лица.  Но на этих  фотографиях ей не хватало
физиономии  Тархоньского. Сейчас  она видела  ее перед собой,  распухшую  от
водки, с блестящими глазами, самодовольную.
     -  Раз   седло,  кобылу  и  хлыст  вам   велели  продать,  значит,  что
охотинспектор никогда сюда не вернется,- осторожно начал Собота.
     -  Наверняка. Никогда  туг не был  нужен  никакой охотинспектор.  Черти
принесли к нам этого человека и черти его забрали.
     - И вы не знаете, где он теперь? - спросил Собота.
     - Меня это не волнует. Самое главное - что он  сюда не вернется, потому
что люди неизвестно отчего его боялись.
     "Вернется,-  подумала  Вероника.- Вернется за моим телом.  Затем, чтобы
взять меня как настоящую женщину".
     "Вернется,- подумал Собота.- Вернется, чтобы довести до конца  борьбу с
лесом".
     Вероника хотела понравиться Тархоньскому. Она сложила  руки под грудью,
чтобы ее большие титьки были перед ним, как на подносе. И он видел ее живот,
бедра, длинные ноги, вырисовывающиеся под юбкой.  Впрочем, он  ее, наверное,
запомнил голой  в доме Кулеши  и  знал, что  она в  сто раз лучше  его жены,
плюгавой дурнушки, которая била его по морде.
     Хорст Собота посмотрел на нее с удивлением, когда она на минуту вышла и
из шкафа в их большой столовой принесла графин с настойкой.
     - Выпейте с нами еще,- предложила она Тархоньскому.- Ведь мы не  хотим,
чтобы вы были нашим врагом, потому что мы дорожим нашим домом и садом.
     - А мной вы хоть немного дорожите? - спросил Тархоньски.
     -  Да,-  она кивнула головой и отвернулась, словно  бы застыдившись, но
только для того, чтобы он не увидел ненависти в ее глазах.
     -  Каждой  женщине  нужен  подходящий  мужчина,  -  сказала  Вероника.-
Когда-то Лешнякова мне говорила, что каждой женщине нужен мужчина подходящей
тяжести. А для меня Кулеша был слишком легкий.
     Она  погладила  себя  по  грудям,  похлопала  по  бедрам. Хорст  Собота
посмотрел  на  нее с возмущением. Никогда он  не мог подозревать  в Веронике
такой бесстыдной вульгарности. Ему стало неудобно за нее.
     - Выпьем, пан старший лесничий,- предложил он в конце концов.
     Эта девушка явно кокетничала с Тархоньским, и уж он этим воспользуется.
     - Если  мы подружимся, пани Вероника,- заявил он,- ничто уже  не  будет
вашему дому грозить.
     - У меня есть один недостаток. Иногда я люблю ударить мужчину,- сказала
Вероника.
     - Это никакой  не недостаток,- засмеялся Тархоньски.- Я говорю вам, что
вам ничто не грозит, потому что я уж такой есть, что когда огонь разожгу, то
сам в этот  огонь первым руку суну. Он выпил настойки, и у него  закружилась
голова.
     - Охотинспектор,  пан Марын,-  снова  начал Хорст  Собота,- казался мне
человеком из другого мира.
     - Пацан. Сопляк, - ответил Тархоньски.- Ездил на кобыле по лесу и людей
пугал. Оборотнем его считали. А  вам он нравился, Вероника? Она не ответила.
Ему, впрочем, и не нужны были ее слова. Он знал и видел свое.
     -   Он  тоже  был  для  вас  слишком  легкий.  А  кроме  того,  слишком
впечатлительный. Когда  мы  вас держали, чтобы Кулеша мог с вами управиться,
ему  стало нехорошо  и он  ушел. Он не знает,  бедняга,  что  женщины иногда
любят,  если  их берут силой. Свою бабу я тоже  сначала должен побить, чтобы
она получила удовольствие.
     - И она вас бьет,- ответила Вероника.
     - Да.  И  это  хорошо,- поддакнул Тархоньски.- Вам я бы тоже приложил в
этот твердый зад. Вероника громко рассмеялась, и Хорст строго сдвинул брови.
Что с ней случилось? Словно бы чужая женщина была в его доме.
     Тархоньски вдруг  встал  из-за  стола.  Он  вспомнил,  что  решил  дать
Стембореку семенную  плантацию, но  Стемборек сидит в тюрьме по подозрению о
поджоге лесопилки. Дома осталась только его молодая жена. Заморыш это, хилое
создание,  но, наверное, у нее  между ногами есть  то,  что нужно.  И  лицом
вполне недурна. Здесь ему мешает  старый Собота.  Он  пойдет  к Стембореку и
попросит  у  этой  женщины  стакан чая.  А  потом посмотрит,  что  из  этого
получится. Веронику он оставит на потом.
     -  Спасибо за угощение. Вы пока поскачите на конской спине,- попрощался
он, натягивая на голову форменную фуражку.
     Он вышел на песчаную дорогу и углубился в лес. Он был  пьян, хотя водки
мог выпить и  больше. Но  эта настойка, которую  под  конец подала Вероника,
наверное, ему навредила.  Он, шатаясь, медленно шел по песчаной дороге, икая
и борясь с тошнотой.
     Хорст заметил, что Вероника завязывает платок на голове.
     - Ты что? Куда ты идешь? - спросил он обеспокоено.
     - Это мое дело,- буркнула она.- А что? Не имею права?
     Он  ничего не понимал.  Неужели она захотела этого  фанфарона, пьяницу,
лесного  человека?  Никогда  она не получит в  дар  его дом и сад.  "Сука",-
подумал он, направляясь в свою комнату.
     Ночь  была темная, наполненная шумом лесных  деревьев и  свистом ветра.
Вершины деревьев соприкасались  друг с  другом с легким стоном, везде что-то
шелестело, трещало, постукивало. Лесничий Тархоньски хорошо знал эти звуки и
даже любил их. Он петлял по всей ширине дороги, фуражка с него слетела, и он
с трудом нашел ее, встав на четвереньки и шаря  вокруг себя, как  слепой. Но
подняться с четверенек уже не мог. Его стало громко рвать.
     Внезапно  он почувствовал  на  своей спине удар волчьих когтей. Услышал
бешеный хрип,  и  острые  клыки зверя вонзились ему в затылок. Ему казалось,
что  кто-то отрывает от него зверя,  чтобы тот его не  задушил, он  упал  на
землю и закрыл лицо руками. Тогда волк стал рвать ему спину, локоть, выдирал
из него живое мясо вместе с лохмотьями мундира. Тархоньски звал на помощь, а
зверь  грыз его как  бешеный. Он  запомнил страшную, пронизывающую все  тело
боль.
     Вдруг  хрип утих, он услышал человеческие голоса. Несколько человек шли
по дороге от шоссе. Это  они  вспугнули  зверя, который - как он  думал -  в
конце концов перегрыз бы ему горло и прикончил.
     Тракторист  Будрыс и лесник  Вздренга нашли  Тархоньского  на  песчаной
дороге недалеко от шоссе и отвезли в больницу, где врачи установили, что его
искусал дикий зверь, скорее  всего волк. Впрочем, во всей околице знали, что
в великом  лесу с  некоторых пор разбойничал волк-одиночка. Старший лесничий
Маслоха еще весной нашел следы его лап, оставшиеся в засохшей грязи.
     С  тех  пор  лесник Вздренга,  когда шел  от своего  дома  на  семенную
плантацию,  всегда  носил с собой  ружье. Он говорил о  волке, как  все,  но
внимательно  присматривался к псу  по имени Иво  в усадьбе  и в  саду Хорста
Соботы.  В один  прекрасный день он попросил  перевести его в  другую  часть
великого леса, где как раз освободилось место лесника. Когда он переезжал  и
на  тракторном  прицепе  вывозил  свои вещи, в его  двор  пришла Вероника  и
спросила его, не продаст  ли он ей шкаф для  одежды, который был когда-то  в
доме Хорста, а Вздренга забрал его когда-то, когда Собота был в плену.
     - Отчего же  нет. Могу продать,- согласился Вздренга. Они сторговались,
и на том же самом прицепе Вздренга отвез одежный шкаф в дом Хорста. Когда он
уезжал, Вероника спросила его:
     - Вы помните тот  вечер у Кулеши, когда  вы помогали ему  меня держать,
чтобы Кулеша мог насладиться?
     - Не помню. Я никогда у вас  не был,- твердо ответил Вздренга. Вероника
улыбнулась и кивнула головой. Она тоже,  кажется, припомнила,  что  Вздренги
там не было.




     <b>Глава 14. Путь к себе.</b>


     Баллоу стоял в  воротах дома и через  узкую улицу смотрел на освещенные
витрины магазина  велосипедов.  Ближний  блошиный  рынок  уже почти опустел,
между закрытыми  будками  бродили  одни  собаки.  Улица была скупо освещена,
прохожих немного. Спрятавшись в тени, он хорошо видел не только что делается
в магазине, но и  фасад  всего  дома. Второй этаж,  в  котором располагалась
квартира Баллоу, был темным, шторы на окнах закрыты (так, как он  оставил их
год  назад).  Это  могла, однако,  быть  только  видимость,  что  ничего  не
изменилось.
     Иветт пополнела, ее волосы казались рыжее, чем раньше. В магазине он не
видел покупателей,  Иветт,  склонившись  над прилавком  и  опершись на  него
локтями, просматривала какие-то счета, потом перешла в ту половину магазина,
где на полках лежали запасные  части к велосипедам, и что-то  там проверила.
Открытые двери в заднее помещение говорили о том, что там, видимо, находился
ее муж, старый малаец. Баллоу ждал его появления, чтобы после такого долгого
отсутствия убедиться в том, что все здесь так, как раньше.
     Весь этот  двухэтажный  дом-с магазином внизу,  с  квартирой  на втором
этаже  когда-то принадлежал  Бернадетте, а теперь  его формальным владельцем
числился Баллоу. В квартиру  можно  было войти через магазин, где находились
двери во  внутренний вестибюль и коридорчик наверх. Но Баллоу  мог попасть в
квартиру, открыв  ворота возле магазина. В эти ворота  он раньше въезжал  на
машине и оставлял ее в маленьком дворике за домом. Именно из этого вестибюля
можно было попасть и в подсобное помещение магазина, и в коридорчик, ведущий
наверх.  До закрытия оставалось еще слишком много  времени, чтобы  повернуть
ключ в замке ворот,  скользнуть в вестибюль, потихоньку войти на второй этаж
и оказаться в  квартире. Тайник  с его старым паспортом был в ванной. Ведь у
Баллоу должно  было быть безопасное место для хранения некоторых своих бумаг
и микрофильмов. Когда он женился на Бернадетте, то сказал ей, что они должны
отремонтировать старомодную и сильно обшарпанную ванную. Тогда и  переделали
маленькое окошко. Вместо трухлявой деревянной форточки вставили готовое окно
с алюминиевой рамой. Раму прикрепили к окну двумя шарнирами,  каждый из трех
частей. Достаточно было отогнуть  тот,  что  посередине, чтобы  добраться до
маленького тайника в форточке. Полиция могла без  конца обыскивать квартиру,
простукивать стены,  обдирать  обои,  снимать полы,  но  сомнительно,  чтобы
кому-то пришло в голову  исследовать  алюминиевую форточку в окошке  ванной.
Впрочем, она не содержала никаких великих тайн: старый паспорт Баллоу, шприц
и  несколько  ампул  кетамина.  Когда  Бернадетта  впадала  в  наркотическое
безумие,  а Баллоу не хотелось с  ней  спать  или искать зелье,  он  брал из
тайника  кетамин  и  делал  ей  успокаивающий  укол,  говоря при  этом,  что
вкалывает  ей  нечто более сильное.  Баллоу  проникнет  в  квартиру, откроет
тайник, возьмет паспорт и уйдет, не оставив  следов.  Иветт и ее муж никогда
не  узнают, что  он возвращался сюда и даже был в своей  квартире  несколько
минут. Ничто не мешало ему начать эту акцию тут же, до закрытия магазина. Но
его,  однако,  учили, что  в  таких  ситуациях  торопливость бывает  злейшим
врагом.  "Внимательнее  смотри на магазин,  на Иветт",  -  подсказывало  ему
что-то, а он обычно слушался такого внутреннего шепота.
     Из  подсобного  помещения  вдруг  вышел  молодой   мужчина  с   детским
велосипедом в руке. Велосипедик сверкал никелем,  видимо, в подсобке молодой
человек вытирал  с него пыль, смазывал, потому  что в другой руке у него еще
была  масленка. Он  спустил с потолка маленький подъемник,  прикрепил к нему
велосипед и подтянул под  самый  потолок. Мужчина  был худощав,  невысок,  с
длинными  светлыми  волосами.  Он на  минуту  зашел  за  прилавок и погладил
выставленный  зад Иветт. "Они  приняли  помощника", - подумал Баллоу и  стал
ждать, когда же из подсобки появится старый малаец. Но если по правде, то он
уже  совсем его не  ждал,  потому что этот магазин никогда не приносил таких
доходов, чтобы нужно было нанимать помощников.
     Мышцы рук и плечи  Баллоу  напряглись под  свитером  - он  почувствовал
опасность, и  его  охватило беспокойство.  "Черт  возьми, где  же малаец?" -
спрашивал он сам себя.
     Молодой мужчина снова  погладил выпяченный зад Иветт. Что-то сказал ей,
а  она засмеялась,  поднимая  голову от разложенных  на прилавке бумаг. Они,
наверное, не вели бы себя так смело, если  бы  в любую минуту муж должен был
выйти из подсобки.
     Баллоу был почти уверен в  том,  что так же, как перестал  существовать
причаленный  на  канале  пароходик,  где  жила  Иветт  с   мужем,   перестал
существовать и муж. Может,  умер, потому что здоровьем  не  отличался. Может
быть,  Иветт  сделала то, что  когда-то предлагала  Баллоу.  Кто-то из фирмы
вскоре  исследует  это  дело,  и кто знает,  не  станет ли это  единственным
успехом нынешней экспедиции Баллоу. Но Баллоу получил внутренний сигнал, что
многое переменилось, а если так - следовало действовать быстро.
     Он  пересек  улицу, прижался к воротам,  открыл их  собственным ключом,
проскользнул в вестибюль и закрыл за собой. Потом на цыпочках прокрался мимо
дверей подсобки, вошел в коридорчик и в темноте поднялся наверх.
     Его ключи не  подходили к  замку  в  дверях квартиры. Следовало ожидать
этого, когда  он не увидел пароходика на канале. Иветт и тот молодой человек
поселились  в его квартире. Ясно,  они сменили  замки,  чтобы  Баллоу,  если
вернется,  должен был искать контакта  с ними. "Наверное, они запланировали,
что  предложат  мне  какие-нибудь  деньги за эту квартиру", - раздумывал он,
копаясь в своем брючном ремне.  Замок  оказался очень примитивным, уже через
минуту он открыл его и вошел в квартиру. Двери за собой  не  закрыл,  потому
что  это снова  отняло  бы  некоторое время.  Сколько  минут  займет у  него
пребывание в ванной?  Самое большее - пять или десять. Иветт  и этот молодой
человек еще почти час должны сидеть в магазине и  ждать клиентов.  Он весело
подумал, что это избавит их  от неприятного  разговора и сэкономит им деньги
за пользование квартирой.
     Он сразу прошел в  ванную и  здесь  зажег  свет, потому  что  окошко  в
алюминиевой раме  было  маленьким  и  выходило на  закрытый дворик.  Острием
пружинного ножа отодвинул пластинку шарнира,  с  облегчением нашел в тайнике
свой  паспорт  и  увидел старый  конверт.  Его  он тоже решил  забрать -  он
содержал   добытое   под  пытками   признание  малайца  и   Иветт,  что  они
нафаршировали Бернадетту  наркотиками, а потом  уговорили  ее  проехаться на
машине.  В тайнике был  и шприц,  и  ампулы с кетамином, но эти вещи уже  не
интересовали Баллоу. Он принялся закрывать тайник.
     И тогда он ощутил что-то странное. Баллоу  повернулся в сторону двери и
увидел в ней молодого человека из  магазина. Тот  целился из пистолета прямо
ему в голову. Когда и как он заметил прокравшегося сюда человека? У  него не
было времени, чтобы раздумывать  над  этим  -  он открыл рот,  чтобы сказать
что-нибудь  успокаивающее,  хотя бы  то,  что  он никакой  не  грабитель,  а
Кристофер Баллоу,  о котором гот должен был знать  от Иветт. Парень, однако,
нажал  на спусковой  крючок, Баллоу услышал сухой щелчок.  Только выстрел не
раздался,  пуля  не ударила в голову Баллоу, который стоял в  двух метрах от
отверстия в стволе.  Через  секунду  Баллоу выбил у  противника пистолет,  а
потом,  ошалев  от  страха и  бешенства,  бил парня  в  желудок,  пока  тот,
скорчившись,  не упал  на пол.  Тогда Баллоу выбежал в коридор  и закрыл  на
цепочку двери квартиры. Он не хотел, чтобы Иветт вошла внезапно. Может быть,
она ждала в магазине, когда ее любовник расправится с Баллоу.
     Он вернулся  в  ванную,  сорвал веревку, связал парню руки за спиной  и
ноги  в щиколотках.  Потом  перенес в бывшую спальню  Бернадетты, положил на
кровать и посидел  возле него  немного, раздумывая, не  заклеить  ли ему рот
пластырем. Он не хотел его стонов или криков о помощи.
     Он ждал  так минут десять, Иветт не приходила. Это было  понятно.  Если
этот парень сказал ей, что заметил  кого-то, кто открывает ключом их ворота,
то она сначала должна была опустить  жалюзи на витринах,  закрыть магазин. А
может,  она  предпочитала  прийти,  когда  все  будет кончено, когда  парень
окончательно решит проблему Баллоу?
     Он вернулся в ванную и поднял с пола пистолет. "Сопляк", - подумал он о
парне.  Может быть, когда они с  Иветт запланировали убийство Баллоу  и  она
(потому что  это  она всегда  была более  хитрой в таких делах)  велела  ему
доказать  этим  убийством свое мужество, парень  пошел на  блошиный рынок  и
купил  пистолет. Он не разбирался в оружии, никогда  не  стрелял, не убивал.
Ему всучили старую рухлядь  с  барабаном, калибра 9  миллиметров. Смазанный,
вычищенный,  он  выглядел неплохо. Но, видимо,  у него  был тупой боек. Этот
сопляк  даже  не  проверил,  стреляет  ли пистолет вообще.  Самое большее  -
забавлялся  стрельбой  без  зарядов,  так  себе щелкал,  сидя возле Иветт  и
возбуждая ее россказнями о том, как он расправится с Баллоу.
     Загремела  цепочка у  дверей.  Баллоу  пнул  пистолет под  ванну  и  на
цыпочках пробежал по темному коридору. Он снял цепочку и, когда Иветт вошла,
внезапно зажег свет.
     Эта женщина умела  владеть  собой. Даже не  побледнела.  Это  было  бы,
впрочем, нелегко. Как у всех рыжих, у нее была очень светлая кожа.
     - Где Гарри? - спросила она, глядя прямо в глаза Баллоу.
     -  В спальне Бернадетты. Я его немного побил. Он хотел меня  убить. Она
направилась  прямо в  спальню,  зажгла  свет, увидела на  кровати связанного
парня, который еще  не пришел в сознание. Подошла к лежащему, склонилась над
ним и убедилась в том, что он дышит.
     - Зачем? Черт возьми, зачем вы решили меня убить? - с  горечью произнес
Баллоу.  - Я ведь  не  сделал  вам  ничего плохого.  Со  мной можно  было бы
договориться.
     Она пожала плечами.
     - Никто не собирался  тебя  убивать. Гарри  вышел во  дворик с мусорным
ведром и увидел свет в ванной. Он вбежал в магазин  и сказал мне, что в дом,
похоже, забрался вор. Он побежал наверх, а я начала закрывать магазин.
     Баллоу покивал головой.
     - Я люблю тебя, Иветт,  за твое вранье. За твое больное воображение. Он
просто вынул пистолет и выстрелил мне прямо в голову, даже не спросив, кто я
такой и зачем пришел. К счастью, у него было старье, которое не выстрелило.
     Она вдруг резко повернулась к Баллоу, положила руки ему на плечи.
     - Ты любишь меня? В самом деле, хоть немного любишь?
     - Да.
     - И докажешь мне это?
     На  ее  щеках появился  румянец. Две круглые  кирпичные лепешки. Как на
белом лице циркового арлекина.
     - Сначала  мы  должны нейтрализовать  твоего парня,  - сказал  он. -  Я
сделаю ему укол  кетамина. Он будет спать. Это даст нам время,  чтобы побыть
наедине.
     Она  кивнула  головой,  хотя  не очень понимала,  как это все будет. Он
мягко взял  ее под руку и повел  в  ванную.  Тайник  был все еще открыт,  он
вытащил оттуда шприц и несколько ампул.
     - А,  значит, ты вернулся за этим, -  сказала она, глядя на тайник. - У
тебя тут были спрятаны деньги.
     - Да. Вы зря  запланировали убийство. Вы могли  со мной договориться. Я
решил забрать деньги и больше сюда не возвращаться.
     -  Я тебе не верю. С такими, как  ты, нельзя  договориться. Я  пыталась
много раз, и ничего из этого не вышло.
     - Я любил не только тебя. Я любил и твоего мужа. Я не хотел его смерти.
     - Он и так умер. Как только ликвидировали наш пароход, умер.
     - Завтра ты отведешь меня на его могилу.  Я любил его. Куплю цветы. Она
вздохнула:
     -  Это большое кладбище.  Я не  найду его  могилу. Никогда там  не была
после похорон.
     Это была  очень  глупая  ложь. Баллоу  почти жаль стало  эту шлюху.  Он
погладил ее по щеке:
     -  Все  в  порядке, Иветт. Мы не  пойдем  туда. Он  лежит  в  канале  с
какой-нибудь железякой на ногах.
     - Нет,  нет.  Не говори  так.  Он в самом деле умер. Жаль было денег на
Похороны.  Ты понятия не  имеешь, сколько  теперь стоят  место на  кладбище,
гроб, перевозка, похороны.
     - Кто это сделал?
     - Что?
     - Кто  его  бросил в канал?  Ты или  он?  -  Он сделал  жест  в сторону
спальни.
     - Ясно, что он. Я для этого слишком слаба.
     - Я  люблю тебя,  но  в этом деле не верю  ни одному твоему слову. Этот
сопляк  не был бы на  это способен. Он  купил старое  барахло,  которому уже
стукнуло пятьдесят лет, чтобы меня убить. У него нет таланта на такие штуки.
     Она ничего не сказала. Баллоу снова мягко взял ее под руку и проводил в
спальню.  Парень  пришел  в  себя,  моргал  ресницами.  Молча,  без  единого
движения,  она  наблюдала, как  Баллоу  задирает  рукав  рубашки  на  парне,
наполняет шприц, делает ему укол.  Наверняка ее воображение  уже было занято
тем, что они с Баллоу будут делать потом.
     - Свиньи, - пробормотал парень.
     Баллоу  пожал  плечами.  Он  влил  в  него  большую  дозу.  Сейчас  тот
успокоится, закроет глаза, заснет.
     - Вам  не нужно было  меня  убивать,  - снова повторил он. - И зачем вы
поселились здесь? Это моя квартира. Вы должны были со мной договориться.
     Это, похоже, не  возбуждение, а просто злость  и горечь накапливались в
Иветт. Она аж давилась своими полными гнева словами:
     - Договориться?  Разве я не пробовала этого после смерти Бернадетты? Ты
напустил на нас бандита,  который выжал из нас лживое признание, что  это мы
были  причиной смерти  Бернадетты.  А ведь  она  сама наглоталась порошка  и
поехала  на машине.  Ни один  из нас не имел  с  этим ничего  общего. Но  ты
вынудил нас  дать фальшивое признание,  и  мы оказались у тебя в руках. Один
раз  я  начала  выслеживать  тебя. Я дошла до "Дубовой  беседки", которая на
самом деле - обыкновенный дом свиданий.  Ты можешь считать меня глупой, но я
смогла разузнать, что  этот мотель принадлежит тебе и какому-то Иво Бундеру.
Таких мотелей у вас, наверное, полно  в разных странах. Вы  делаете  на этом
большие деньги, но  ты и не подумал уступить мне магазин и этот дом, который
нам принадлежал, потому  что Бернадетта занимала у нас много денег. Ты  ведь
знаешь, что магазин велосипедов почти не приносит доходов.  Ты обрек нас  на
нужду, и тебя это не касалось. И еще плюс ко всему забрали пароход с канала.
Где я должна была жить?
     Его несколько обеспокоило то, что она напала  на след "Дубовой беседки"
и Бундера. Но сейчас это  не имело никакого значения. Но свидетельствовало о
том, что Баллоу,  как и Бундер, не был таким осторожным, как себе воображал.
Ему даже в голову не пришло, что эта шлюха может его выслеживать, а он этого
не заметит.
     - Это  неправда, - ответил  Баллоу. - Я  приехал, чтобы  договориться с
тобой. Я решил оставить вам весь дом.
     Ты вернулся за своими деньгами и прокрался в квартиру как вор.
     - Никто не может быть вором в собственной квартире, забирая собственные
деньги.  У  парня глаза  были  закрыты,  он  ровно  дышал.  Этот сон  должен
продолжаться как  минимум десять часов. Баллоу снова взял  Иветт под руку  и
увел  ее  в  бывшую свою  комнату, которая, впрочем, и потом оставалась  его
комнатой. Ничего здесь не переменилось с того момента, когда он отсюда ушел.
Магазин  в  самом  деле не  приносил больших доходов, и у этой пары, Иветт и
Гарри, не было денег, чтобы что-то изменить в квартире.
     - Садись, - подтолкнул он ее на диван.
     Она  села  и  тут  же подтянула юбку, показывая свои округлые  бедра  в
светлых колготках.
     - Трахнешь меня? - радостно спросила она.
     - Да. - Он кивнул головой. - Но позже. Сначала мы должны договориться.
     - Как хочешь,  - улыбнулась  она и, слушая  его, начала стягивать через
голову  свитер.  Да,  она  немного  пополнела  и  стала  из-за  этого  более
привлекательной.  Ее  очень  белые  руки,  густо  покрытые веснушками,  были
округлыми, а  узенький бюстгальтер  нес две огромные белые булки. На  спине,
как обычно, у  нее  были продолговатые  кровоподтеки,  видимо, она  и  Гарри
заставляла бить себя, перед тем как заняться любовью.  Она бросила свитер на
пол и выжидающе смотрела на Баллоу.
     -  Я уеду  еще этой ночью  и  никогда  сюда  не вернусь, - не  умолкая,
говорил ей Баллоу, все еще держа в  руке шприц. - У меня есть причины, чтобы
так сделать. Я оставляю тебе квартиру и  магазин. Будешь тут  жить  со своим
парнем. Я поступаю так, потому что я тебе друг.
     -  Я знаю,  - промурлыкала она и стянула колготки,  а потом плавки. Еще
выше задрала юбку.
     - К  сожалению, это, однако, мой дом и мой магазин, у меня нет времени,
чтобы перевести собственность на твое имя у нотариуса. Вы не сможете продать
ни дом, ни магазин. У вас нет денег. Это вынудит вас жить здесь и заниматься
магазином. Вы никуда отсюда не сбежите.
     - Зачем бы нам убегать? - забеспокоилась она.
     - Дело выглядит  так, Иветт.  Через несколько  месяцев, а  может, через
полгода здесь появится человек, который позвонит  тебе и спросит:  "Это герр
Фельдман?" Ты  ответишь ему: "Нет. Ошибка". Не посвящай в это  Гарри, потому
что он сопляк. Сразу после  звонка  пойдешь в отель, где мы с тобой когда-то
спали, и там к тебе подойдет человек. Это будет твой новый друг и опекун. Не
бойся, он не потребует  от тебя денег, магазин, квартиру. Кто  знает, может,
это ты получишь от него деньги за то, что  наймешь его на работу в  магазин,
как меня нанимала Бернадетта. Он начнет ездить за товаром, крутиться здесь и
там,  делать  свои  дела.  Впрочем,  может, и тебе  он поручит  какие-нибудь
поездки и дела далеко  от дома. В любом случае это наверняка будет друг, и я
советую довериться  ему. Повтори  за  мной:  "Это  герр  Фельдман?"  - "Нет.
Ошибка".
     -  Вздор. Ничего  такого я не  скажу  и  ни с кем не хочу  встречаться.
Слушай, ты трахнешь меня наконец, у меня внутри все горит...
     - Через минуту.  Ты  должна меня выслушать и понять. У  тебя нет денег.
Только люди, у которых есть очень большие деньги, могут купить себе прошлое,
а тем  самым - будущее.  У  тебя  тоже  есть прошлое.  Он,  этот новый друг,
получит от меня твое признание о смерти Бернадетты и, если ты  не придешь на
встречу, напишет  в  полицию  письмо,  озабоченный  судьбой  одного  старого
малайца. Зачем тебе  это? Он в самом деле  ничего не потребует от тебя. Меня
наняла  Бернадетта, потому что ей тоже не хватало денег, чтобы изменить свое
прошлое. А ты так же сделаешь с тем, который тут появится.
     - Я не хочу этого понимать...
     - Должна. И повтори: "Это герр Фельдман?" - "Нет. Ошибка".
     Отчего он не придумал какого-нибудь другого,  такого же глупого пароля?
Любой другой пароль тоже мог быть хорошим. Но столько лет он  был счастливым
для него и Бундера, и он привязался к нему. Он был уверен, что  этого пароля
Бундер не выдал полиции, так же как не выдал Баллоу и его фирму.
     - Я не хочу и не буду повторять эту ерунду.
     - Должна. Потому что иначе сгниешь в тюрьме.
     - Хорошо, - отозвалась она миролюбиво.  - "Это герр  Фельдман?" - "Нет.
Ошибка".
     - А, однако, со мной можно договориться, правда? - улыбнулся он.
     - Что ты делаешь?  - закричала она, видя, что он  отбивает  шейки  двух
ампул и втягивает их содержимое в шприц.
     - Я  должен  иметь немного  времени, чтобы удалиться отсюда.  Я не могу
позволить себе, чтобы  ты  сделала какую-нибудь глупость. Поэтому ты заснешь
на несколько часов. Проснешься, развяжешь Гарри, откроешь магазин и обо всем
забудешь. Согласна?
     - Нет, - вскочила она с дивана.
     - Не скандаль. Я в самом  деле должен  тебя усыпить. Не  вынуждай  меня
повторять то  же самое, что с твоим парнем. Ложись,  слышишь?  Она легла  на
диван. Он велел ей повернуться на живот.
     - Ты меня трахнешь? - еще раз спросила она.
     - Да, когда ты  начнешь засыпать, и это будет замечательно, - сказал он
и вонзил иглу в белую ягодицу.
     -  Ты снова отпустил себе усы  и  бороду, у тебя  длинные  волосы.  Как
когда-то. Теперь ты мне снова очень нравишься, потому  что тогда ты тоже мне
нравился, - говорила она, снова повернувшись на спину  в ожидании, что он на
нее ляжет.
     На  мгновение  Баллоу почувствовал  возбуждение.  Он  положил  шприц на
столик  возле  дивана,  потянулся  к "молнии" на брюках.  Но  вдруг вспомнил
ужасающий  звук -  сухой  треск пистолетного  бойка.  Если  бы  Гарри  купил
исправное оружие, Баллоу уже не было бы в живых. Его тело бросили бы в канал
или замуровали в подвале этого дома. Это запланировала Иветт.
     Желание  исчезло так же внезапно, как  появилось. Его охватило чувство,
похожее на горечь. Отчего старый Вебер тоже хотел его убить, столкнув в реку
вместе с  машиной? Отчего- с тех пор как он сюда вернулся - он был как волк,
которого все стараются убить?
     Он сел рядом  с  Иветт, стянул  с нее  бюстгальтер  и  погладил груди с
большими светлыми  сосками. Он думал: "Ты отвратительная  извращенная шлюха.
Выслеживала меня, а  тем самым  навлекала на меня  смертельную опасность. Ты
хотела меня убить".
     Баллоу подошел к  стенному шкафу, достал  из него старый  чемодан, свое
пальто  и шляпу, о чемодан побросал кое-какие вещи-носки, рубашки,  пижаму и
майки, - чтобы чемодан  был в меру тяжелым. Набросил пальто, надвинул на лоб
шляпу.  Взял  со  столика  шприц  и  иглой  уколол Иветт  в  бедро.  Она  не
отреагировала. Он  прикрыл  ее  одеялом, чтобы она не замерзла,  и  пошел  в
спальню Бернадетты. Парень тоже спал очень крепко.
     Двери в квартиру  он оставил открытыми, зато  старательно  закрыл своим
ключом ворота.  Такси  он  поймал быстро  и  попросил ехать в  аэропорт.  По
дороге, возле канала, он велел таксисту  остановиться, сказав, что ему очень
хочется по  маленькому. Он бросил в  воду пистолет Вебера  и пружинный  нож.
Разорвал паспорт, в  котором  был без бороды и  усов, обрывки  паспорта тоже
очутились в  вонючей воде канала.  Когда он возвращался к такси, у него было
удивительное чувство - ему казалось,  что рядом с ним идет какой-то человек,
немного  похожий  на  него. Его  присутствие он ощущал с  некоторых  пор, но
только сейчас он  почти мог  к нему прикоснуться. Он знал, как тот выглядит,
кто он  такой и о чем тоскует. По дороге к "Дубовой беседке" тот другой ехал
возле   него,  их  мысли  перемешивались,   создавая   какую-то   внутреннюю
психическую   дисгармонию.  В   "Дубовой   беседке",  а   также  позже,   на
Дапперстраат,  тот  внезапно  куда-то  исчез,  и  снова  существовал  только
Кристофер Баллоу, который  диктовал себе каждый поступок, каждый шаг, каждый
жест. Это Кристофер Баллоу открывал тайник в ванной, услышал щелчок, а потом
так свободно разговаривал  с  Иветт, пока она  не заснула. Тот самый  Баллоу
сразу же подумал, что Иветт  будет замечательным  подарком для фирмы  потому
что для Баллоу всегда фирма была прежде всего. Он представил себе, что через
несколько месяцев или  через полгода повторится сцена, в которой он когда-то
был главным героем. Какой-нибудь  молодой мужчина окажется на Дапперстраат и
позвонит  из  телефонной   будки:  "Это  герр  Фельдман?"  А   потом  начнет
путешествовать, как путешествовал Баллоу может, даже велит Веберу отчитаться
в  доходах,  которые  приносит "Дубовая  беседка".  А потом  когда-нибудь  и
где-нибудь встретит  человека, похожего на Иво Бундера, и, может  быть,  его
предадут, так же  как многие до него и многие после. Мощная и сложная махина
фирмы  питалась  информацией,  существовала  только  благодаря информации  и
сотням глаз, высматривающих  лица других  людей,  выслеживающих их поступки,
выхватывающих  произнесенные  слова.  Фирма  не  была  бездушной,  она  была
способна   заботиться   о   своих  людях,  была   озабочена  их  проблемами,
беспокоилась  о их безопасности. Конечно, должны были происходить несчастные
случаи на работе, похожие на  тот, который  произошел с  Баллоу.  Фирма была
немного похожа на отца, а люди  покроя Баллоу - на детей этого отца, который
не всегда бывает в хорошем настроении, может наказать, сделать замечание, но
все равно кормит и оберегает, а прежде всего формирует их личности по своему
желанию  и в  соответствии со своими  потребностями.  Даже удивительно,  как
глубоко  их  фирма могла  закодировать  в психике  людей  определенный образ
мыслей  и чувств.  Когда Иветт захотела, чтобы  Баллоу ее трахнул,  у Баллоу
даже напрягся член, потому что в чем в чем, а в  этих делах он был  когда-то
мастером,  делал  это  с  удовольствием  или  без  удовольствия   с  разными
женщинами,  даже с  Бернадеттой, а также с Иветт. Но тогда  он ощутил в себе
того  другого,  который  вообразил  себе,  что  существует любовь большая  и
настоящая.  Тот навязал ему  отвращение к телу  Иветт, к ее кровоподтекам на
спине,  к ее извращенной страстности и остудил  желание. Да, по-видимому,  в
природе  было их двое, Баллоу и тот второй.  И оба должны были  выбраться из
этого проклятого места.
     В  аэропорту ему удалось купить билет на утренний рейс. Несколько часов
ин  просидел  на мягком диване в зале ожидания, делая  вид, что  внимательно
следит за своими  чемоданами. Хотел заснуть, но не  мог. И вовсе не  потому,
что  боялся, что кто-то узнает его, несмотря  на  старый  паспорт, накладную
бороду  и усы.  Он чувствовал себя совершенно иначе, чем тогда,  когда они с
Эрикой удирали от измены Бундера. Он ничего и никого не боялся, страх вообще
тут был  ни при  чем.  Он был уверен, что все должно пройти хорошо, Гарри  и
Иветт проснутся только в  полдень,  когда он будет уже  очень далеко. Ему не
позволяло  заснуть  пронизывающее  желание  снова  встретить  того   второго
живущего в нем человека и искренне с ним поговорить - без слов. К сожалению,
тот был хитрый и скрывал свои тайны, словно не доверял Баллоу и боялся его.
     После  полуночи  он  пошел в  один из  баров, чтобы что-нибудь  съесть.
Подкрепился, выпил кофе и, хотя  не любил алкоголя, попросил рюмку водки. Он
бездумно  смотрел на  сонное  лицо  бармена,  похоже, мулата. На  расстоянии
вытянутой руки  от него  оказалась одна из  фирменных ручек, которыми бармен
пользовался,  подписывая  счета гостей.  Он машинально взял  ручку, бумажную
салфетку и нарисовал на ней человека с длинными волосами,  с бородой, усами,
в  шляпе и плаще,  с чемоданом  в руке. Это был неумелый  портрет Кристофера
Баллоу, немного такого, каким  он был  когда-то, а  немного  - каким он  был
сейчас. Потом взял еще одну салфетку и сначала нарисовал на ней коня. Высоко
задранная голова, развевающаяся грива. Этот конь напоминал осла или мула, но
это не  имело  значения. Самым важным  было то, что на спине коня  появилось
седло, а  в  этом  седле  -  обозначенная несколькими  штрихами человеческая
фигура. Он  дорисовал  еще  фон  - несколько  вертикальных черточек, которые
должны были обозначать лес.
     Он выпил  рюмку  водки,  и чувство  раздвоенности совершенно прошло. На
стульчике возле  бара  сидел  только  один  человек. Он  жаждал очутиться  в
конюшне возле буланой  кобылы, втянуть в легкие запах ее  пота, набросить на
нее седло  и выехать в лес,  утонуть  в его  необъятности, как  в  спокойном
озере.  Это неправда, что лес был недобрым и отнимал у людей души. Люди сами
уничтожали собственные души, покрывая их грязью, которой не могли смыть Даже
в округлых ваннах, пользуясь самыми дорогими шампунями. Лес был прекрасным и
чистым  до такой степени, ч