, распахивая комманданту дверцу машины. -- Конечно же, я не должен был предлагать вам эту лошадь. Коммандант мучительно искал подобающий ответ на это извинение. Дыра от муравьеда, - - выдавил он наконец, прибегнув к спасительной фразе, за которой могло скрываться все, что угодно. Совершенно верно, -- согласился полковник. - Это такая пакость. Пора уже как-то положить этому конец. - - Взяв комманданта под руку, он помог ему подняться по ступенькам. Миссис Хиткоут-Килкуун шагнула навстречу Ван Хеердену. - Очень хорошо, что вы сумели к нам выбраться, - произнесла она. Спасибо, что вы меня пригласили, - - ответил коммандант, заливаясь румянцем. Приезжайте к нам почаще, - - сказала миссис Хиткоут-Килкуун. Они вошли в дом. Там комманданта приветствовала Маркиза, проехавшаяся насчет Летучего голландца. Ее острота не понравилась комманданту. - Не обращайте внимания, -- заметила ему миссис Хиткоут-Килкуун. -- Вы сегодня были великолепны. Они все вам просто завидуют. Какое-то время коммандант пребывал в центре всеобщего внимания. Каждый считал своим долгом высказать свое восхищение тем, как он перепрыгнул на лошади через высокую стену. Коммандант и не подозревал, что станет первым, кому удалось -- пусть и -преднамеренно - - взять это препятствие. Даже полковник заявил, что готов снять перед ним шляпу, учитывая, что погибла одна из его лошадей и немалый ущерб был нанесен его саду, не говоря уже об инциденте в лесу, коммандант счел этот жест полковника весьма благородным. Ван Хеерден пространно объяснял собравшимся, что научился ездить верхом на ферме своей бабушки в Магалиесбурге и что ему приходилось садиться на лошадь и в Пьембурге, уже как полицейскому. Едва он закончил свои объяснения, как тут-то и взорвалась бомба. - Должен сказать, у вас потрясающее хладнокровие, коммандант, -- заявил толстяк, знавший, как добиваться скидок на холодильники. - В Пьембурге творится такое, а вы здесь спокойно отдыхаете и охотитесь. Творится? Что творится? - - спросил коммандант. - Как это что? Вы и вправду ничего не знаете? - переспросил толстяк. - Там жуткая вспышка терроризма. По всему городу взрываются бомбы. Радио не работает. Электричества нет. Полный хаос. Выругавшись, коммандант вылил свой стакан с куантро в первое, что подвернулось ему под руку. - К сожалению, у нас тут нет телефона, -- сказала миссис Хиткоут-Килкуун, увидев, что коммандант лихорадочно ищет его взглядом. - Генри не хочет его устанавливать из соображений безопасности. Он часто звонит своему биржевому брокеру и... Но коммандант уже заторопился, и слушать о биржевом брокере Генри ему было некогда. Он промчался вниз по лестнице, выскочил на улицу к своей машине. В ней за рулем уже сидел Эле. Все правильно, так и должно было быть. Коммандант плюхнулся на заднее сиденье, инстинктивно ощутив, что сегодняшняя самонадеянность Элса как-то связана с новостями, которые он только что узнал, и вполне соответствует их ужасному смыслу. Казалось, в самом воздухе повисло ощущение катастрофы. И не только ощущение: катастрофа немедленно постигла цветочный бордюр, на который Эле сдал машину задним ходом перед тем, как рвануть вперед так, что из-под колес брызнул гравий. Со стороны могло показаться, что Эле на прощание как будто отряхивает с ног пыль имения "Белые леди". С террасы миссис Хиткоут-Килкуун грустно наблюдала за их отъездом. Когда расстаешься, всегда как будто бы немножко умираешь, -- прошептала она и пошла посмотреть, чем занят полковник. Тот мрачно взирал на аквариум с тропическими рыбками, в котором уже начинало действовать выплеснутое туда коммандантом вино. - Так вот от чего умер бедняга Вилли, -- сказал полковник. По дороге в Веезен коммандант костерил себя за собственную глупость. "Я же должен был сообразить, что Веркрамп устроит без меня черт-те что", -- досадовал он. В Веезене он приказал Элсу остановиться у местного полицейского участка. То, что он там узнал, расстроило его еще больше. - Что они делают? -- удивленно переспросил ком-мандант, когда дежурный сержант сказал ему, что Пьембург наводнен стаями взрывающихся неизвестно от чего страусов. -- Они сотнями слетаются по ночам в город, --- повторил сержант. Чушь собачья! рявкнул коммандант. Страусы не летают! Они не умеют летать. Коммандант вышел, сел в машину и приказал Элсу ехать дальше. Что бы там ни вытворяли эти страусы, одно было ясно: в Пьембурге действительно произошло нечто такое, в результате чего город оказался отрезанным от внешнего мира. Телефонной связи с ним не было вот уже несколько дней. Машина неслась по проселочной дороге к перевалу Роой-Нек, ее трясло и бросало из стороны в сторону, и комманданту казалось, что он покидает идиллический мир спокойствия и здравого смысла и возвращается назад, в привычный водоворот насилия, в центре которого - - сатанинская фигура лейтенанта Веркрампа. Коммандант настолько погрузился в свои, мысли, что за всю дорогу только раз или два сделал замечания Элсу, чтобы тот не гнал машину с такой скоростью. В Съембоке ощущение катастрофы усилилось еще больше: здесь они узнали, что на подъездах к Пьембургу взорваны все мосты. В Вотзаке коммандант обнаружил, что разрушены очистные сооружения столицы. После этого коммандант решил больше не делать остановок, а ехать прямо до Пьембурга. Час спустя, когда они уже подъезжали к городу, появилось первое реальное подтверждение того, что столица действительно подверглась нападениям террористов. У временного моста, построенного на месте того, который взорвали секретные агенты Веркрампа, их машину остановил поставленный поперек дороги шлагбаум. Коммандант вышел осмотреть разрушения, а полицейский патруль тем временем обыскивал машину. Извините, я обязан обыскать и вас, - - сказал констебль, и прежде чем коммандант успел объяснить, кто он такой, полицейский быстро и тщательно ощупал бриджи комманданта. Я должен выполнять приказы, сэр, - - сказал констебль в ответ на недовольное замечание комман данта, что он не носит взрывчатку в штанах. Когда машине комманданта было позволено следовать дальше, ее пассажир был уже вне себя. И смените лосьон, которым пользуетесь после бритья! -- прокричал он на прощание полицейскому. -- От вас воняет, как из помойки! Машина въехала в город, и пораженный коммандант вдруг увидел двух полицейских, которые прогуливались по улице, держа друг друга за руки. Остановись, -- бросил коммандант Элсу и вы шел из машины. Чем вы занимаетесь, черт побери? -- обрушился он на констеблей. Мы патрулируем, сэр, -- хором ответили оба. Патрулируете?! Взявшись за ручки?! - - шумел коммандант. -- Вы что, хотите, чтобы люди приняли вас за каких-нибудь педиков? Полицейские расцепились, и коммандант вернулся в машину. - Что здесь происходит, черт побери? - - пробор мотал он себе под нос. Сидевший на переднем сиденье констебль Эле в душе ликовал. С того времени, когда ему последний раз довелось быть в Пьембурге, он заметил в городе кое-какие перемены, и теперь ему все больше нравилась перспектива возвращения в ряды южноафриканской полиции. Когда они наконец добрались до полицейского управления, коммандант пребывал уже в неподдельном бешенстве. Исполняющего обязанности комманданта ко мне, -- рявкнул он на дежурного сержанта и раздраженно прошел наверх, недоумевая: то ли у него разыгралось воображение, то ли на лице дежурного и вправду промелькнуло выражение дикой злобы. Дисциплина в полиции сильно упала; это первое впечатление комманданта подтвердилось, стоило ему только войти в собственный кабинет. В окнах не было ни одного уцелевшего стекла, по всей комнате летал пепел из камина. Коммандант остановился как вкопанный, пораженный беспорядком. В дверь постучали, и вошел сержант Брейтенбах. Объясните мне, черт побери, что здесь у вас про исходит? - - обрушился коммандант на вошедшего. Он, однако, успел с облегчением заметить, что по крайней мере в сержанте нет видимых признаков гомосексуализма. Видите ли, сэр... -- начал было сержант, но ком- мандант перебил его. Я уезжаю всего на несколько дней, и что же я вижу по возвращении? -- заорал он так, что дежурный на первом этаже вздрогнул от испуга, а на улице от неожиданности остановились несколько прохожих. Саботаж. Бомбы. Взрывающиеся страусы. Вы во всем этом хоть что-нибудь понимаете? - - Сержант Брейтенбах кивнул. - - Хотелось бы верить! Стоило мне только уехать в отпуск, и здесь у вас сразу же разгул терроризма! Мосты на дорогах взлетают в воздух. Телефон не работает. Констебли патрулируют, взявшись за руки. А во что превратился мой кабинет?! - Это все страусы, сэр, -- вставил сержант. Коммандант Ван Хеерден плюхнулся в кресло и обхватил голову руками. - О Боже! От всего этого можно с ума сойти! Так и случилось, сэр, - - расстроенно произнес сержант. - Что случилось? - Он сошел с ума, сэр. Лейтенант Веркрамп, сэр. Упоминание о Веркрампе вывело комманданта из состояния глубокой и трагической задумчивости. Веркрамп! -- снова зашумел он. -- Ну погодите, я еще доберусь до этой скотины! Четвертую негодяя! Где он?! В Форт-Рэйпире, сэр. Он свихнулся. До комманданта не сразу дошел полный смысл этих слов. Вы хотите сказать... - У него мания величия, сэр. Он считает себя Богом. Коммандант не поверил своим ушам. Считать себя Богом после того, как натворил подобный хаос -- нет, это было непостижимо. - Так значит, Веркрамп считает себя Богом? -- задумчиво произнес коммандант. Сержант Брейтенбах немного помолчал, а потом поделился своими соображениями на этот счет. Мне кажется, с этого-то все и началось, -- сказал сержант. -- Он хотел показать, на что он способен. Да уж, показал, дальше некуда, -- с трудом вы давил коммандант, оглядывая в очередной раз кабинет. Он чокнулся на идее греха, сэр. Он хотел, чтобы полицейские не спали больше с черными бабами. Ну, вы знаете... Знаю. - Так вот, он начал с того, что стал лечить их электрошоком. Показывать им фотографии голых черных баб и... Коммандант Ван Хеерден остановил сержанта. - Не продолжай, -- сказал он. --Не могу этого слушать. Он встал с кресла, подошел к письменному столу, открыл один из ящиков и достал бутылку бренди, которую хранил на всякий случай. Налив себе стакан и выпив, он снова взглянул на сержанта. Ну, а теперь начинай с самого начала и рассказывай, что тут вытворял Веркрамп. -- Выслушав рассказ сержанта, коммандант грустно покачал головой. Значит, его лечение не дало эффекта? -- спросил он. Я бы так не сказал, сэр. Оно не дало того эффекта, который хотели получить. Я хочу сказать, что сей час невозможно заставить полицейского переспать с черной. Мы пытались это сделать, но они приходят просто в невменяемое состояние. Вы пытались заставить полицейских переспать с черными? -- переспросил коммандант, живо представив себе, как ему придется оправдываться в суде и объяснять, почему его подчиненным вменялись в служебные обязанности половые сношения с чернокожи ми женщинами. Сержант Брейтенбах утвердительно кивнул. Но у нас ничего не получилось, -- сказал он. - Гарантирую, что ни один из этих двухсот десяти ни когда больше не ляжет с черной. Двухсот десяти?! -- воскликнул коммандант, пораженный размахом деятельности Веркрампа. Так точно, сэр. Половина полицейских стали педиками, -- подтвердил сержант. -- Но ни один из них не станет теперь спать с черными. Ну хоть это слава Богу, - - произнес коммандант, пытаясь отыскать какую-то отдушину в свалившихся на него бедах. Они, однако, не хотят спать и с белыми. Похоже, в результате лечения у них выработалось отвращение к женщинам вообще. Видели бы вы, сколько у нас сейчас лежит писем с жалобами от жен полицейских. Коммандант заявил, что не желает ни слышать об этих жалобах, ни видеть их. А что это за история со взрывающимися страусами? - - спросил он. -- Она тоже связана с манией величия Веркрампа? - Не знаю, -- ответил сержант. -- Это дело рук коммунистов. Коммандант вздохнул. Опять коммунисты? - - усталым голосом произнес он. - - Вам о них, конечно, ничего разузнать не удалось? Ну, кое-чего мы добились, сэр. У нас есть показания свидетелей, которые видели, как несколько чело век кормили страусов "французскими письмами"... - Сержант остановился. Коммандант уставился на него, вытаращив глаза. Кормили "французскими письмами"? - - пере спросил он. -- Зачем, черт возьми? В презервативах была взрывчатка, сэр. "Фэзе-лайтс". Что значит "Фэзелайтс"? - - спросил коммандант, гадая, какая еще гадость может скрываться за этим названием. - Это марка презервативов, сэр. У нас есть описание внешности человека, который купил двенадцать дюжин таких презервативов. К нам явились двенадцать женщин, которые заявили, что запомнили его. Двенадцать дюжин для двенадцати женщин? - переспросил коммандант. - - Неудивительно, что они его запомнили. Такое не забывается. Все двенадцать были в магазине, когда он пытался купить столько презервативов, ~- объяснил сержант. -- Кроме того, у нас есть показания пяти владельцев аптек. Их описания сходятся с тем, что говорят эти женщины. Коммандант попытался представить себе человека, ' способного кидаться на всех женщин подряд. Ну, далеко он уйти не мог, -- сделал в конце концов вывод коммандант. - - После такого у него просто не хватило бы сил. Так точно, сэр, -- подтвердил сержант. -- Он не ушел. Человек, внешность которого отвечает имеющимся у нас описаниям, и отпечатки пальцев которого соответствуют отпечаткам на некоторых пакетиках из-под французских писем, был найден мертвым в туалете кинотеатра "Мажестик". Ничего удивительного, -- сказал коммандант. К сожалению, мы не смогли установить его личность. - Истощен до неузнаваемости, - - предположил коммандант. - Он был убит взорвавшейся там бомбой, -- пояснил сержант. - Вы хоть кого-нибудь задержали? Сержант кивнул. Лейтенант Веркрамп приказал арестовать тридцать шесть человек, подозреваемых в организации бес- - порядков, сразу же после первых взрывов. Хоть что-то, - - приободрился коммандант. - Признаний от кого-нибудь добились? Но сержант не мог сказать ничего определенного. Ну, мэр говорит... -- начал было он. А мэр тут при чем? -- перебил коммандант, которого снова охватили самые скверные предчувствия. - Он один из подозреваемых, сэр, - - неохотно признался сержант. Лейтенант Веркрамп говорил... Коммандант вскочил из-за стола, лицо его было бледным от бешенства. -- Слышать не хочу, что говорило это дерьмо! --заорал коммандант. -- Стоило мне уехать на десять дней, и полгорода взорвано, половина полиции превращена в педерастов, половину городского запаса презервативов скупает какой-то маньяк, а Веркрамп арестовывает мэра, мать его... Начхать мне на то, что он говорит! Меня куда больше интересует, что он делает! Внезапно коммандант замолчал. - Выкладывайте, что там еще у вас? -- потребовал он. Сержант Брейтенбах, заметно нервничая, продолжил свой доклад. - В тюрьме есть еще тридцать пять подозреваемых, сэр. Среди них настоятель городского собора преподобный Сесиль, управляющий "Барклайз бэнк"... - О Господи! -- простонал коммандант. -- И всех их, конечно, допрашивали? - Так точно, сэр, -- ответил сержант Брейтенбах, отлично знавший, чем вызван последний вопрос ком- манданта. - - Ими занимались все последние восемь дней. Мэр признался в том, что ему не нравится правительство, однако продолжает утверждать, будто не взрывал телефонную станцию. Единственного ценного признания мы добились только от управляющего "Барклайз бэнк". От управляющего? И что же он натворил? -- по интересовался коммандант. Мочился с плотины Хлуэдэм, сэр. За это полагается высшая мера наказания. Смертная казнь за то, что помочился с плотины? Никогда не думал. По закону 1962 года о саботаже, сэр. Преднамеренное загрязнение источников водоснабжения, объяснил сержант. - Н-да, - - заметил коммандант. - Возможно, в законе так и написано. Но если Веркрамп полагает, что может отправить на виселицу управляющего "Барклайз бэнк" только за то, что тот помочился с плотины, он, должно быть, и в самом деле сошел с Ума. Съезжу в Форт-Рэйпир, посмотрю на этого негодяя. Лейтенант Веркрамп, помещенный в клинику для Душевнобольных в Форт-Рэйпире, все еще страдал от перевозбуждения, вызванного совершенно неожиданными результатами его экспериментов в области шокового лечения и борьбы с терроризмом. Однако мания величия, когда он возомнил себя богом, постеленно уступила место мании преследования: теперь он боялся всего, что было хоть как-то связано с птицами. Доктор фон Блименстейн сделала из этого собственные выводы. Элементарный случай вины на сексуальной почве в сочетании с комплексом страха перед кастрацией, -- объяснила она сестре, когда Веркрамп катего рически отказался от ужина, состоявшего из фаршированной курицы и французского салата. Унесите это! - - кричал Веркрамп. - - Хватит с меня! Столь же непреклонно отвергал он и пуховые подушки, и вообще все, что хотя бы отдаленно напоминало о существах, которых доктор фон Блименстейн неизменно называла "наши пернатые друзья". - Никакие они мне не друзья, - - возражал Веркрамп, с тревогой глядя на сидевшего за окном на ветке зобастого голубя. - Надо нам все-таки разобраться в этом до конца, - сказала доктор фон Блименстейн. Веркрамп испуганно посмотрел на нее. И не говорите об этом! -- воскликнул он. Док тор фон Блименстейн истолковала его реакцию как проявление еще одного симптома, на этот раз страха перед смертью. Когда же она спросила лейтенанта, не приходилось ли тому сталкиваться с проявлениями гомосексуализма, Веркрамп откровенно запаниковал. Да, -- с отчаянием в голосе признался он наконец, когда докторша потребовала определенного ответа. Расскажите мне об этом. Нет, -- светил Веркрамп, у которого все еще стоял перед глазами бывший хукер Бота, напяливший на себя желтый парик. - Ни за что. Доктор фон Блименстейн продолжала настаивать. Мы никогда не добьемся никакого результата от лечения, если вы не перестанете бояться собственных подсознательных страхов, - - уговаривала она. - - Вы должны быть со мной абсолютно откровенны. - Да, - - ответил Веркрамп, который приехал в форт-Рэйпир вовсе не для того, чтобы с кем-нибудь тут откровенничать. Но если из дневных разговоров со своим подопечным доктор фон Блименстейн вынесла впечатление, что в основе его нервного срыва лежат сексуальные проблемы, то наблюдение за пациентом ночью натолкнуло ее на мысль, что, возможно, причины эти кроются совершенно в ином. Дежуря около его постели и прислушиваясь к бормотанию лейтенанта во сне, докторша подметила некую новую для себя закономерность. На протяжении большей части ночи Веркрамп вскрикивал во сне, поминая при этом бомбы и секретных агентов, причем особенно сильно его почему-то беспокоил двенадцатый номер. Припомнив, что всякий раз, когда на Пьембург накатывала очередная волна взрывов, она насчитывала их именно двенадцать, врачиха ничуть не удивилась, что руководитель службы безопасности города бредит этой цифрой. Но с другой стороны, из бормотания Веркрампа во сне у нее сложилось впечатление, что секретных агентов у него было тоже двенадцать. Она решила, что утром расспросит лейтенанта об этом поподробнее. Что скрывается за цифрой двенадцать? -- спросила она на следующий день, когда пришла с обходом. Веркрамп побледнел и затрясся. Я должна знать, -- настаивала врачиха. -- Это в ваших же интересах. Не скажу, -- ответил Веркрамп, который хоть и тронулся умом, но четко понимал: не в его интересах распространяться о том, что скрывается за этой цифрой. Я вас спрашиваю как врач, -- продолжала настаивать докторша, -- все, что вы мне расскажете, останется только между нами. Но лейтенанта Веркрампа ее слова не убеждали. Не знаю, что за ней может скрываться, - - ответил он. -- Ничего об этом не знаю. Так, -- сказала врачиха, отметив про себя, что пациент встревожился, когда она заговорила об этой Цифре. - Тогда расскажите мне о вашей поездке в Дурбан. Теперь она уже не сомневалась, что нащупала причины помутнения рассудка Веркрампа. Его реакция Доказывала это бесспорно. Когда наконец бормочущего что-то нечленораздельное лейтенанта препроводили назад в постель и дали ему успокоительное, доктор фон Блименстейн была уверена, что вылечить это расстройство она сумеет. Теперь она начала раздумывать уже о том, какую пользу может извлечь для себя из того, что ей удалось узнать. У нее в голове снова зашевелилась мысль о замужестве -- впрочем, никогда не покидавшая врачиху. Заботливо укрыв Веркрампа одеялом и подправив постель, она продолжила свои расспросы: - Скажите, а правда, что жену нельзя заставить давать показания против ее супруга? Веркрамп подтвердил, что это действительно так, и доктор фон Блименстейн вышла из палаты, загадочно улыбаясь. Когда час спустя она вернулась, пациент был готов объяснить, почему его так волнует цифра двенадцать. Было двенадцать заговорщиков, и они... Чепуха, -- отрезала врачиха, -- полная чепуха. Было двенадцать секретных агентов, все они работали на вас, и их-то вы и вывезли на машине в Дурбан. Так? Да. То есть нет. Не так, -- завопил Веркрамп. - Слушайте меня внимательно. Бальтазар Вер крамп, если вы будете врать и дальше, я вам сделаю специальный укол, после которого говорят только правду, и мы получим от вас полное признание. Да так, что вы сами ничего не заметите. Состояние Веркрампа было близким к панике. - Нет! -- закричал он. -- Вы не имеете права! Доктор фон Блименстейн выразительным взглядом обвела комнату, похожую скорее не на палату, а на тюремную камеру. - Здесь, -- сказала она, -- я могу делать все, что сочту нужным. Вы - - мой пациент, а я ваш врач, и, если вы будете сопротивляться, я прикажу надеть на вас смирительную рубашку, и вам не останется ничего другого, как подчиниться. Так вот, вы согласны поде литься со мной вашими проблемами? И помните: от меня ваши секреты никуда не уйдут. Я вам врач, и никто не может заставить меня рассказать о том, о чем я говорю со своими пациентами. Этого может по требовать только суд. Тогда, конечно, я вынуждена буду говорить под присягой. -- Докторша выдержала паузу, а затем продолжила: -- Но вы ведь сказали, что жену нельзя заставить давать показания против мужа, не так ли? Альтернативы, выбирать из которых предстояло сейчас Веркрампу, потрясли его еще сильнее, нежели взрывающиеся страусы и "голубые" полицейские. Он лежал и думал, что же предпринять. Если он откажется признать свою ответственность за беспорядки в городе и за серию взрывов, то докторша сделает ему этот укол и все равно вытянет из него всю правду, но он при этом лишится ее благорасположенности и поддержки. Если же он признает свою ответственность, то уйти от ответа перед законом сможет, только пойдя к алтарю. Похоже, что выбора у него на самом-то деле и не было. Веркрамп судорожно сглотнул, нервно оглядел комнату -- как будто смотрел на нее в последний раз -- и попросил стакан воды. - Вы согласились бы выйти за меня замуж? - спросил он наконец. Доктор фон Блименстейн ласково улыбнулась. - Конечно, дорогой. Конечно, согласилась бы, - и в следующее мгновение Веркрамп очутился в ее объятиях, ее губы сильно прижались к губам лейтенанта. Веркрамп закрыл глаза и подумал, сколько еще лет может прожить доктор фон Блименстейн. Но все же это лучше, решил он, чем отправиться на виселицу. Когда комманданг Ван Хеерден приехал в Форт-Рейпир, чтобы проведать лейтенанта, дальнейший его путь, как и следовало ожидать, оказался сопряжен с преодолением чудовищных1 препятствий. Первым из них стал человек, сидевший за столом справок в комнате для посетителей. Этот человек решительно отказывался чем бы то ни было помочь комманданту. Из-за нехватки вспомогательного персонала в больнице доктор фон Блименстейн посадила сюда .кататонического шизофреника, руководствуясь тем, что его физическая и умственная неподвижность окажется в данном случае полезной. И действительно, после разговора с ним давление у комманданта резко подскочило. - Я требую свидания с лейтенантом Веркрампом! - орал коммандант на неподвижного кататоника и был уже готов прибегнуть к насилию, как в комнату вошел очень высокий человек с неестественно бледным лицом. - По-моему, лейтенант лежит в отделении "С", -сказал он комманданту. Ван Хеерден поблагодарил его и отправился в это отделение, но, придя туда, обнаружил, что в нем содержатся женщины, страдающие маниакальной депрессией. Коммаддант вновь вернулся к справочному бюро, и после его очередной безуспешной попытки вступить в общение с сидевшим там кататоником тот же самый высокий и худой человек, который снова случайно заглянул в комнату, уверенно сказал комманданту, что лейтенант должен быть в отделении "Н". Коммандант отправился туда. На этот раз он не смог установить, чем страдают больные этого отделения, но с чувством облегчения отметил про себя, что у Веркрампа, по-видимому, какое-то иное заболевание. Окончательно выйдя из себя, коммандант вновь направился в справочную, но по дороге в коридоре столкнулся с высоким человеком. - Что, и там его нет? -- удивился тот. -- Тогда он точно должен быть в отделении "Е". Решите наконец, где он, - сердито зашумел коммандант. -- Вначале вы называете одно отделение, потом другое, теперь третье. Вы подняли интересный вопрос, -- ответил ему высокий. Какой вопрос? -- недоуменно переспросил коммандант. Насчет того, чтобы собрать свой ум, -- ответил высокий. - - Ответ на этот вопрос прежде всего предполагает, что мы можем провести различие между умом и мозгом. Если бы вы сформулировали его иначе: "соберите свой мозг", то выводы из такой постановки вопроса были бы совершенно другими. - Послушайте, -- ответил коммандант, -- я при ехал навестить лейтенанта Веркрампа, а не заниматься тут с вами логикой. - Он развернулся и двинулся дальше по коридору в поисках отделения "Е", но ког да отыскал его, то узнал, что в нем содержатся только чернокожие пациенты. Чем бы ни был болен Веркрамп, скорее всего, в отделение "Е" его поместить не могли. Коммандант вновь повернул назад к справочной, бормоча себе под нос, что убьет этого высокого, если только увидит его еще раз. Но внезапно столкнулся с доктором фон Блименстейн, которая ехидно заявила ему, что он находится в больнице, а не в полицейском участке и должен вести себя соответственно. Несколько поумерив свой пыл при виде властной докторши, коммандант последовал за ней в ее кабинет. Так, и чего же вы хотите? -- спросила она, усевшись за стол и окидывая комманданта холодным взглядом. Я хочу увидеть лейтенанта Веркрампа, -- ответил коммандант. Вы ему кем приходитесь -- отцом, родственником, опекуном? -- поинтересовалась врачиха. -Я -- офицер полиции, и я расследую преступление, -- ответил коммандант. - Тогда, наверное, у вас есть ордер? Я бы хотела взглянуть на него. Коммандант заявил, что ордера у него нет. - Я - коммандант полиции Пьембурга, а Веркрамп -- мой подчиненный. Для встречи и разговора с ним мне не требуется ордера, где бы он ни находился. Доктор фон Блименстейн снисходительно улыбнулась. - Вы просто не знакомы с больничными правилами, - - сказала она. - - Мы очень внимательно смотрим, кто приходит навещать наших пациентов. Мы не можем допустить, чтобы случайные люди возбуждали наших больных или же задавали им вопросы по работе. В конце концов, проблемы у Бальтазара возникли оттого, что он переработался, а ответственность за это, как мне ни прискорбно, лежит, на мой взгляд, на вас. Коммандант был настолько поражен тем, что Веркрампа здесь называют Бальтазаром, что даже не нашелся, что ответить. - Если бы вы сказали мне, какие вопросы вы хоти те ему задать, возможно, я смогла бы вам чем-нибудь помочь, -- продолжала врачиха, чувствуя, что инициатива находится в ее руках. Коммандант много о чем хотел бы порасспросить лейтенанта Веркрампа. Он, однако, понял, что сейчас об этом лучше не упоминать. И потому просто сказал, что хотел бы выяснить, не может ли Веркрамп пролить какой-нибудь свет на причины происшедших в городе взрывов. - Понятно, -- сказала доктор фон Блименстейн. - Но, если я правильно вас поняла, вы вполне удовлетворены тем, как действовал лейтенант в ваше отсутствие? Ван Хеерден решил, что если он хочет поговорить с самим Веркрампом, то единственный способ добиться этого - - потворствовать настроению и прихотям докторши. Да, -- ответил он. -- Лейтенант Веркрамп сделал все, что смог, чтобы прекратить беспорядки. Отлично, - - поддержала доктор фон Блименс тейн, - - рада это слышать от вас. Понимаете, очень важно, чтобы у наших пациентов не возникал комплекс вины. Проблемы Бальтазара во многом проистекают из того, что у него есть такой застарелый комплекс вины и неполноценности. Нельзя же, чтобы в результате наших неосторожных высказываний этот комплекс еще больше усилился. Конечно, - согласился коммандант, в душе полностью согласный с тем, что в основе проблем Веркрампа лежит именно вина. В таком случае, я надеюсь, что вы абсолютно удовлетворены его работой, считаете, что он действо вал в сложившейся обстановке профессионально и предельно ответственно. Я вас правильно поняла? Безусловно, - - ответил коммандант, - - он не смог бы сделать большего, как бы ни старался. Ну, в таком случае, полагаю, я могу разрешить вам свидание, -- сказала доктор фон Блименстейн и выключила стоявший у нее на столе диктофон. Она встала из-за стола и вышла в коридор. Коммандант двинулся за ней, интуитивно чувствуя, что его каким-то образом обвели вокруг пальца, хотя и не понимая, в чем и как именно. Поднявшись несколько раз по лестнице, они вошли в другой коридор. Подождите здесь, -- сказала врачиха, -- я предупрежу его, что вы хотите с ним поговорить. -- Оста вив комманданта в маленькой первой комнатке, она прошла дальше, в палату, где лежал Веркрамп. А у нас гость, -- весело сказала она. Веркрамп съежился на кровати. Кто? -- спросил он слабым голосом. Один из старых друзей, -- ответила врачиха. - Он просто хочет тебя кое о чем спросить. Коммандант Ван Хеерден. Веркрамп смертельно побледнел. Ни о чем не волнуйся, - - сказала доктор фон Блименстейн, присаживаясь на краешек кровати и беря его за руку. - - Если не хочешь, можешь не отвечать ни на какие вопросы. Конечно, не хочу, --с чувством произнес Вер крамп. Ну и не надо, -- сказала врачиха, доставая из кармана какую-то бутылочку и кусочек сахару. Это еще-что? -- нервно спросил Веркрамп. То, что поможет тебе не отвечать на вопросы, дорогой, -- сказала врачиха и сунула кусочек сахара ему в рот. Веркрамп прожевал его и повернулся на спину. Через десять минут коммандант, пытавшийся успокоить нервы, снова разгулявшиеся из-за долгого ожидания, чтением какого-то автомобильного журнала, услышал ужасающие вопли. Казалось, кто-то из пациентов переживает просто-таки адовы муки. В комнату вошла доктор фон Блименстейн. Он готов с вами встретиться, -- сказала она, - но предупреждаю, что обращаться с ним надо очень мягко. Сегодня у него один из самых легких дней, по этому не надо его ничем расстраивать, ладно? Хорошо, -- ответил коммандант, стараясь пере кричать нечеловеческие вопли. Докторша отперла дверь в палату, и коммандант осторожно заглянул внутрь. То, что он там увидел, заставило его мгновен но отпрянуть назад в коридор. Не волнуйтесь, -- сказала врачиха и втолкнула его в палату. - Только спрашивайте его в мягкой форме и старайтесь ничем не выводить его из себя. Она заперла за коммандантом дверь в палату, и Ван Хеерден оказался в маленькой комнате, один на один с кричащим, суетливо мечущимся по палате существом, черты лица которого - когда комманданту удавалось их разглядеть -- чем-то напоминали лейтенанта Веркрампа. Заостренность этих черт, тонкий нос, горящие яростью глаза -- все это вроде бы было как у Веркрампа. На этом, однако, сходство конча лось. Веркрамп никогда не кричал подобным образом. Если бы комманданту сказали раньше, что человек вообще в состоянии издавать подобные звуки, то он бы не поверил. У Веркрампа никогда не вываливался наружу язык, он не мельтешил так из стороны в сторону. А главное, Веркрамп никогда не имел привычки так цепляться за решетки на окнах. В ужасе коммандант вжался в ближайший к двери угол. Он понял, что приехал сюда зря. Уж что-что, но факт сумасшествия лейтенанта Веркрампа был несомненен. То бормоча, то выкрикивая нечто бессвязное, Веркрамп оторвался наконец от оконной решетки и спрятался под кроватью, продолжая и оттуда кричать и время от времени высовываться, чтобы схватить комманданта за ноги. Коммандант с трудом отбился от него, и Веркрамп снова метнулся через всю комнату к окну и повис на решетке. - Откройте! Выпустите меня отсюда! - - заорал коммандант и неожиданно для себя самого стал бара банить в дверь столь же неистово, что почти сравнялся в своем бешенстве с Веркрампом. Через смотровой глазок в двери на него уставился чей-то холодный взгляд. Вы выяснили все, что хотели узнать? -- спросила доктор фон Блименстейн. Да, да! -- в отчаянии прокричал коммандант. И Бальтазару не придется как-либо отвечать за все происшедшее? - Отвечать? -- воскликнул коммандант. -- Конечно, он не может отвечать. - - Ему показалось даже странным, что у кого-то может возникнуть подобный вопрос. Доктор фон Блименстейн отперла дверь, и ком-мандант вылетел в коридор. Позади него Веркрамп все еще висел на окне, и глаза его горели яростным огнем, который коммандант отнес исключительно на счет его неизлечимой болезни. У него сегодня один из хороших дней, -- сказа ла врачиха, запирая дверь в палату и поворачивая на зад к своему кабинету. А что с ним? - - поинтересовался коммандант, подумав про себя, какими же должны быть в этом слу чае плохие, трудные дни. Легкая депрессия, следствие слишком большого перенапряжения на работе. - Господи Боже мой, - - сказал коммандант, -вот уж легким это я бы никак не назвал. У вас просто нет опыта общения с душевно больными, -- ответила врачиха. -- Вы смотрите глазами неспециалиста. Ну, не знаю, -- произнес коммандант. -- И вы полагаете, он когда-нибудь поправится? Безусловно, -- ответила докторша. -- Через не сколько дней он будет как огурчик. Коммандант Ван Хеерден решил не спорить со специалистом. Со всей вежливостью, продиктованной, в частности, и его внутренним убеждением, что врачу придется иметь дело с абсолютно неизлечимым случаем, коммандант поблагодарил ее за помощь. - Если возникнет необходимость, не стесняйтесь, звоните мне в любое время, -- сказала на прощание врачиха. Коммандант покинул больницу, страстно молясь в душе, чтобы такая необходимость никогда у него не возникла. Лейтенант Веркрамп продолжал бесноваться в своей палате. В этот день он впервые в жизни попробовал ЛСД. Глава тринадцатая Если посещение клиники для душевнобольных в Форт-Рэйпире дало комманданту Ван Хеердену возможность заглянуть в иррациональные глубины человеческой психики - - что стало для него новым и жутковатым открытием, - - то последующие встречи укрепили его во мнении, что за время его отсутствия все в Пьембурге изменилось в худшую сторону. Тридцать шесть человек, что с трудом выползли из камер и теперь выслушивали глубочайшие извинения и искренние сожаления комманданта, уже не производили впечатления выдающихся, внушающих уважение к себе общественных деятелей, какими они были всего две недели тому назад. Первым делом коммандант решил поговорить с глазу на глаз с мэром города, однако глаза у мэра настолько почернели и заплыли, что он ничего не видел. Как объяснил сержант из службы безопасности, произошло это потому, что мэр бился головой о дверь камеры и ударился о дверную ручку. Поскольку, однако, на дверях камер не было изнутри никаких ручек, такое объяснение представлялось маловероятным. Да и вообще мэр был далеко не в лучшем состоянии. На протяжении восьми дней ему не давали садиться, заставляя стоять с надетым на голову мешком, и не давали отправлять ни общественные обязанности, ни личные надобности. В результате он распространял вокруг себя своеобразные запахи, а кроме того, пребывал в заблуждении, будто председательствует на каком-то официальном банкете. Я крайне сожалею, что так получилось, -- начал коммандант и поднес к носу платок. - Для меня большая честь присутствовать на этом собрании, -- вяло пробормотал мэр. - Я хотел бы принести мои... -- продолжил ком- мандант. - Самые искренние поздравления по... -- перебил его мэр. - По поводу этого прискорбного случая, -- сказал коммандант. - Не каждому из нас достается честь... - Когда вас посадили под замок... Послужить общественному благу наилучшим образом... - Подобное больше не повторится. - Я искренне надеюсь... - О, черт... - - коммандант окончательно запутался и замолк. В конце концов с помощью трех охранников мэр подписал заявление, что не имеет жалоб по поводу обращения с ним, -- заявление, которое он не мог ни прочесть, ни даже просто увидеть, -- и выразил благодарность полиции, предоставившей ему на эти дни свою защиту. После чего мэра вынесли в уже поджидавшую "скорую" и отпустили домой. Другие заключенные не проявили, однако, такого же здравомыслия, а один или два приняли комманданта за нового, еще более изощренного следователя. Знаю, чего вы от меня хотите, заявил управляющий "Барклайз бзнк", когда его ввели в кабинет комманданта. -- Хорошо, признаюсь. Я -- член англиканской церкви и коммунист. Коммандант испытывал некоторую неловкость, глядя на управляющего. Лицо у того было все в ссадинах и кровоподтеках, колени непрерывно сводило судорогой от долгого стояния. В самом деле? -- с сомнением в голосе переспросил коммандант. Нет, конечно, - ответил управляющий, вдохновленный этой ноткой сомнения. - Я практически почти не хожу в церковь. Только вместе с женой, когда она на этом настаивает, а она у меня баптистка. Понимаю, - сказал коммандант. - Но вы - коммунист? - О Боже, - - простонал управляющий, - - разве мог бы я возглавить банк, если бы был коммунистом? Коммандант пододвинул ему бланк расписки, снимающей с полиции всяческие претензии. - Распишитесь, и мне будет безразлично, кто вы, - раздраженно буркнул он. - - Если не подпишете, я вам предъявлю обвинения в подрывной деятельности. В подрывной деятельности? - ужаснулся управляющий. -- Но я же не совершил ничего противозаконного. По вашему собственному признанию, вы мочились с плотины Хлуэ-дэм. По закону 1962 года это является подрывным актом. Помочиться с плотины? - Загрязнение общественных источников водоснабжения. По закону за это полагается смертная казнь. Управляющий поставил свою подпись на бланке, и его проводили к выходу. Когда коммандант закончил аналогичные процедуры со всеми задержанными, был уже поздний вечер. У него, однако, так и не сложилось представления, что могло послужить причиной потрясших город взрывов. Правда, после того как взорвались страусы, повредя попутно немало общественных мест, новых взрывов в городе больше не было. Но общественность обрела бы полную уверенность в своей безопасности лишь после того, как были бы задержаны виновники прежних взрывов. Коммандант вышел из тюремного здания, уселся в машину и приказал Элсу ехать в полицейское управление. Поднимаясь по лестнице и проходя мимо стола дежурного, где сейчас один из полицейских опрашивал человека, у которого угнали машину, коммандант внезапно понял всю сложность положения, в котором он оказался. Ему предстояло поддерживать порядок и безопасность в городе, где вся полиция была полностью деморализована. Он должен был бороться против неизвестных заговорщиков, обладавших столь отлаженной организацией, что они располагали возможностью делать свои бомбы из взрывчатки, украденной в самой же полиции. Кроме того, за исключением трупа, обнаруженного в туалете кинотеатра. "Мажестик", они не оставили ни единого следа. Справиться с подобными задачами в таких условиях не смог бы и самый выдающийся полицейский. Коммандант Ван Хеерден не страдал иллюзиями и знал, что сам он -- не выдающийся. Он распорядился, чтобы ему принесли ужин из греческого ресторана и приказал вызвать сержанта Брейтенбаха. - Веркрамп постоянно говорил о каких-то секретных агентах, - - спросил коммандант, когда сержант прибыл. -- Что вам о них известно? - Мне кажется, он потерял с ними всякий контакт, - ответил сержант. Ну, он потерял всякий контакт не только с ними, это уж точно, - с чувством заметил коммандант, у которого перед глазами все еще стоял тот Веркрамп, кого он видел в больнице. -- А кто-нибудь еще хоть что-то знает об этих агентах? Никак нет, сэр. Должны же быть какие-то записи, -- настаивал коммандант. Они сожжены, сэр. Сожжены? Кем? Веркрамп сам сжег их, когда свихнулся. - Что, абсолютно все записи? Сержант Брейтенбах утвердительно кивнул. У него было досье, которое называлось "Операция "Красный мятеж". Я никогда не заглядывал в это досье, но знаю, что он сжег его в ту ночь, когда стали взрываться страусы. На него это очень сильно подействовало, сэр. Я имею в виду взрывающихся страусов. После того как один из них взорвался на улице прямо напротив нашего здания, сэр, лейтенант мгновенно переменился. Н-да, тут у нас с информацией не густо, -- сказал коммандант, заканчивая ужин и вытирая рот. -- А знаете, -- продолжал он, откидываясь в кресле, -- мне все время не давал покоя один вопрос: зачем понадобилось коммунистам устанавливать микрофоны в моем доме? Веркрамп считал, что они надеялись до быть нечто, компрометирующее меня. Вряд ли. Я ни чего такого не делаю. - Так точно, сэр, -- ответил сержант. Он нервно оглядел кабинет. -- А как вы думаете, сэр, лейтенант Веркрамп когда-нибудь поправится? Коммандант Ван Хеерден заверил его, что не имеет на этот счет никаких сомнений. У него нет ни малейших шансов выбраться оттуда. Вот ни столечки, -- жизнерадостно заявил он. Сержант Брейтенбах вздохнул с явным облегчением. В таком случае, полагаю, вы должны знать: эти микрофоны установили там вовсе не коммунисты, сэр. - Сержант выдержал паузу, чтобы смысл сказанного лучше дошел до начальника. - Вы хотите сказать... - - начал коммандант, на глазах багровея. Это Веркрамп, сэр, - - поспешно вставил сержант. - Этот негодяй напичкал мой дом микрофонами? - заорал коммандант. Сержант Брейтенбах тупо кивнул и замолк, дожидаясь, пока коммандант выпустит весь пар. Он говорил, что получил соответствующий приказ из БГБ, сэр, -- добавил сержант, когда коммандант несколько успокоился. Из БГБ? -- переспросил коммандант. -- Приказ из БГБ? -- в его голосе зазвучало беспокойство. Так он говорил, сэр. Однако не думаю, чтобы это было на самом деле так, -- сказал сержант. - Понимаю, - - сказал коммандант, пытаясь сообразить, с чего бы БГБ вдруг заинтересовалось его личной жизнью. Мысль об этом могла встревожить кого угодно. Те, кем начинало интересоваться БГБ, часто выбрасывались впоследствии из окон десятиэта жного здания БГБ в Йоханнесбурге. - Мне кажется, сэр, это как-то связано с его сумасшествием, -- продолжал сержант. -- Вся его борьба за чистоту наших рядов. Коммандант затравленно посмотрел на Брейтенбаха. О Боже, -- проговорил он, -- значит, все рассуждения Веркрампа о коммунистах и их агентах -- всего лишь предлог, чтобы выяснить, есть у меня с кем-нибудь роман или нет? Так точно, сэр, -- подтвердил сержант Брейтенбах, преисполненный решимости ни при каких обстоятельствах не говорить, с кем именно, по мнению лейтенанта, был у комманданта роман. Ну, в таком случае Веркрампу здорово повезло, что он угодил в психушку. Иначе быть бы ему разжалованным в рядовые. Так точно, сэр, -- ответил сержант. -- Сегодня ночью взрывов не будет. - - Ему очень хотелось сменить тему разговоров и уйти от обсуждения вопроса о личной жизни комманданта. Ван Хеерден посмотрел в окно, в которое до сих пор не вставили стекло, и вздохнул. И прошлой ночью не было взрывов. И поза прошлой. Ни одного взрыва с тех самых пор, как Веркрамп очутился в дурдоме. Странно, не правда ли? - спросил коммандант. - Очень странно, сэр. Все происшествия совпали почему-то с периодом, когда тут командовал Веркрамп, - - продолжал коммандант. -- Вся взрывчатка была позаимствована из арсенала полиции. Действительно очень странно. Вы думаете о том же, что и я? -- спросил его се ржант. Коммандант Ван Хеерден пристально посмотрел на него. Я об этом не думаю, чего и вам советую, -- ответил он. - - Об этом и помыслить невозможно. - Коммандант замолк, взвешивая про себя те поразительные выводы, которые вытекали из сообщенного сержантом Брейтенбахом. Если коммунистические агенты не имели никакого касательства к установке микрофонов в его доме... Коммандант прервал ход своих мыслей в этом направлении. А Бюро государственной безопасности -- какова его роль во всей этой истории? Но и это направление рассуждений показа лось комманданту тоже опасным. Одно мне ясно. Мы должны отыскать заговорщиков и представить их перед судом -- или не усидеть мне в этом кресле. Общественность начнет возмущаться нашим бессилием, и кого-то понадобится от дать ей на съедение. -- Коммандант устало поднялся. - Поеду спать, -- сказал он. -- На сегодня достаточно. - Я хотел сказать вам еще кое о чем, что, мне кажется, вас заинтересует, -- сказал сержант. -- В связи с этими взрывами. Я тут кое-что посчитал. -- Он положил перед коммандантом листок бумаги. - - Вот, взгляните. Каждый раз было двенадцать взрывов. Верно? -- Коммандант Ван Хеерден кивнул. -- За день до того, как вы уехали в отпуск, лейтенант Веркрамп приказал изготовить двенадцать новых ключей к полицейскому арсеналу. -- Сержант замолчал. Коммандант снова уселся за стол и обхватил голову руками. Продолжайте, -- сказал он, помолчав какое-то время. -- Давайте уж разберемся до конца. Так вот, сэр, -- продолжал сержант, -- я опросил тех, кто забирал донесения из тайников от тайных агентов. Получается, что этих агентов было тоже двенадцать. Вы хотите сказать, что Веркрамп сам организо вал эти взрывы? -- спросил коммандант, впрочем, понимая всю бесполезность своего вопроса. Мнение се ржанта Брейтенбаха было и без того очевидно. Похоже так, сэр, -- ответил сержант. Но зачем?! Какой в этом смысл, черт побери? - воскликнул в отчаянии коммандант. Мне кажется, он еще раньше сошел с ума, сэр, - сказал сержант. Сошел с ума? -- закричал коммандант. -- Со шел с ума?! Да он был сумасшедшим с самого начала! Когда коммандант Ван Хеерден добрался наконец до постели, он уже сам пребывал почти в таком же состоянии. Полученные за день впечатления не могли пройти без последствий. Ночью комманданту снились взрывающиеся страусы и "голубые" полицейские, среди которых почему-то оказалась одетая лишь в цилиндр и сапоги миссис Хиткоут-Килкуун верхом на огромной черной кобыле. Все пространство было испещрено воронками от взрывов, а где-то на заднем плане стоял и демонически улыбался Эле. Коммандант провел беспокойную ночь, мечась во сне, непрерывно ворочаясь с боку на бок и вздрагивая. Виновник всех обрушившихся на комманданта несчастий тоже провел ночь крайне беспокойно и неприятно в своей палате в Форт-Рэйпире. Правда, эта ночь была не такой скверной, как то, что ему пришлось пережить накануне под влиянием ЛСД. Но все же она оказалась достаточно трудной, чтобы убедить доктора фон Блименстейн - - нет худа без добра, -что она дает своему пациенту слишком мощные дозы лекарств. Один лишь констебль Эле спал спокойно. Оказавшись в одиночестве в квартире Веркрампа, которую он якобы охранял, констебль быстро обнаружил имевшийся у лейтенанта запас порнографических журналов, пролистал их, а потом отправился спать, мечтая о констебле Боте, желтый парик которого произвел на него большое впечатление. Один или два раза он подергался во сне, как дергается спящая собака, которой снится охота. Утром Эле встал и подъехал на машине к дому комманданта. Сдержанная ругань, донесшаяся до него с кухни, позволяла предположить, что ком-манданту пришлась не по вкусу редакционная статья в утренней газете. - Так я и знал, так я и знал, -- шумел коммандант, размахивая "Зулулэнд кроникл", статья в которой в оскорбительной форме обвиняла полицию в некомпетентности, в пытках невинных людей и в неспособности вообще поддерживать законность и порядок в городе. -- Следующим делом они потребуют судебного расследования. Страна катится ко всем чертям! Как, черт побери, я могу поддерживать законность и порядок, когда половина моих подчиненных -- скурвившиеся педерасты? Миссис Руссо была шокирована. Ну и выражения у вас, -- резко заметила она. - Даже у стен бывают уши, между прочим. Вот именно, -- столь же резко и энергично со гласился с ней коммандант. -- Да будет вам известно, вот уже месяц как я живу в доме, который впору срав нить с трибуной в каком-нибудь конференц-зале. Тут везде натыкано больше микрофонов, чем... Договорить миссис Руссо ему не дала. - Подобного я от вас и выслушивать не желаю, - заявила она. Стоя под окном, констебль Эле усмехался про себя и с нарастающим удовольствием прислушивался к спору, разгоравшемуся все жарче. В конце концов комманданту удалось уговорить миссис Руссо остаться его экономкой, но только после того, как он извинился за критику в ее адрес. С этим коммандант и отправился на работу. В полицейском участке комманданта поджидала целая группа недовольных женщин. Их с трудом удалось убедить дать ему пройти по лестнице. Делегация жен полицейских, сэр, -- объяснил се ржант Брейтенбах. Какого черта им нужно? -- требовательно спро сил коммандант. Это по поводу мужей, что стали "голубыми", - ответил сержант. - - Они пришли требовать удовлетворения. Удовлетворения? -- воскликнул коммандант. - Как же я, черт побери, могу их всех удовлетворить?! Вы меня не так поняли, -- пояснил сержант, - они хотят, чтобы вы как-то привели их мужей в норму. Ах вот оно что. Ну ладно, зови их, - - устало проговорил коммандант. Сержант вышел и через ми нуту вернулся в сопровождении двенадцати крупных и явно рассерженных женщин, которые немедленно об ступили комманданта. Мы пришли, чтобы заявить официальную жалобу, -- сказала самая крупная из них, по всей видимости, игравшая в группе роль лидера. Да, -- сказал коммандант, -- я понимаю. По-моему, вы ничего не понимаете, -- ответила женщина. Коммандант взглянул на нее и решил про себя, что все-таки он понимает причины их жалобы. Насколько я понимаю, вопрос касается ваших мужей, -- сказал он. Совершенно верно, подтвердила крупная женщина. -- Наши мужья были подвергнуты эксперименту, в результате которого они утратили свои мужские достоинства. Коммандант записал эту жалобу на листе бумаги. - Ясно, -- сказал он. -- Ну и что вы от меня теперь хотите? Женщина неприязненно поглядела на него. Мы хотим, чтобы вы безотлагательно исправили это положение, -- заявила она. Коммандант откинулся в кресле и уставился на нее. Исправил бы? Именно, -- с чувством подтвердила женщина. Коммандант задумался о том, как ему следует вести себя дальше, и решил, что можно прибегнуть к лести. Мне кажется, средства излечения находятся в ваших собственных руках, -- предположил он, сопроводив свои слова улыбкой вполне определенного смысла. Но говорить этого ему явно не стоило. Позор! -- зашумели женщины. -- Это оскорбительно! Коммандант Ван Хеерден залился краской. Пожалуйста, извините, -- начал оправдываться он, -- вы меня не так поняли... -- Но остановить женщин было уже невозможно. Что нам теперь -- на свечи и морковки переходить, да?! -- закричала одна. Женщины, женщины! Вы не так меня поняли, - изо всех сил пытался успокоить их коммандант. -- Я хотел только сказать, что если вы все вместе... Сквозь обрушившуюся на него лавину выкриков коммандант Ван Хеерден пытался донести до женщин мысль, что если только они все вместе соберутся и твердо встанут... - Возьмите себя в руки! -- заорал он, когда кричащие женщины окружили его стол. Сержант Брейтенбах и два полицейских, не успевших еще стать "голубыми", восстановили в кабинете порядок. В конце концов основательно потрясенный коммандант пообещал женщинам, что постарается по возможности помочь им. Можете быть уверены, что я из кожи вон вылезу, лишь бы ваши мужья возвратились к исполнению своих супружеских обязанностей, -- заверил коммандант, и женщины цепочкой вышли из кабинета. Пока они спускались вниз по лестнице, констебль Эле успел поинтересоваться у некоторых, не может ли он быть им чем-нибудь полезен, и договорился на вечер о трех свиданиях. Когда женщины ушли, коммандант приказал сержанту Брейтенбаху достать фотографии голых мужчин. Придется проделать все снова, чтобы вернуть их в исходное состояние, -- пояснил он. Белых мужчин или цветных, сэр? Тех и других, -- сказал коммандант. - - Чтобы на этот раз все было наверняка. Может быть, нам лучше вначале проконсультироваться у опытного психиатра? -- спросил сержант. Коммандант Ван Хеерден задумался над этим предложением. А откуда вообще у Веркрампа появилась мысль о подобном лечении? -- спросил он. Он читал книгу какого-то профессора по имени Айс Инк. Странное имя для профессора, - - сказал ком- мандант. Странный профессор, - - уточнил сержант. - Мне все-таки кажется, что нам бы стоило обратиться за помощью к хорошему психиатру. Пожалуй, -- неохотно согласился коммандант. Единственным психиатром, которого он знал, была доктор фон Блименстейн, и комманданту очень не хотелось обращаться к ней за помощью. Ближе к полудню, однако, его точка зрения по этому поводу изменилась. Его посетила делегация представителей делового мира Пьембурга, предложившая сформировать отряд добровольцев из граждан, готовых содействовать полиции в ее пока что безуспешных попытках защитить от террористов жизнь и собственность граждан города. Коммандант получил также судебные повестки от адвокатов, представлявших интересы мэра и еще тридцати пяти известных в городе граждан, в которых предъявлялись претензии за незаконное задержание и пытки их клиентов. И в довершение всего ему позвонил верховный комиссар полиции Зулулэнда, потребовавший немедленного задержания лиц, организовавших серию взрывов. - Вы лично, Ван Хеерден, отвечаете за это! -- кричал комиссар, который уже не один год искал предлог, чтобы отправить комманданта в отставку. - И я хочу, чтобы вы это поняли. Вы лично несете ответственность за все происшедшее. Либо вы работаете по-настоящему и можете показать результат, либо я вас отправляю в отставку. Понятно? Не понять этого было невозможно. Когда коммандант положил трубку телефона, вид у него был такой, как у загнанной в угол крысы. За следующие полчаса стало совершенно очевидно, что угрозы, высказанные верховным комиссаром, возымели действие. Плавать мне, кто они такие! -- шумел комман дант на сержанта Брейтенбаха. - - Любые одиннадцать человек, которые соберутся вместе, должны быть немедленно арестованы! Даже если это будут мэр и старейшины города, сэр? --'спросил сержант. Нет! -- еще громче заорал коммандант. -- Мэра и старейшин не трогать! Все остальные подозрительные группы задерживать! Но сержант Брейтенбах и "на этот раз проявлял свойственные ему колебания. - Думаю, что мы таким образом нарвемся на не приятности, сэр, -- заметил он. - На неприятности?! - -. возмутился коммандант. - А сейчас, по-твоему, у меня их нет?! Я и так повис на ниточке! И если ты думаешь, что я позволю этому чертову комиссару оборвать эту ниточку, то ты сильно ошибаешься! - Меня волнует БГБ, сэр, -- сказал сержант. -БГБ? - Агенты лейтенанта Веркрампа были скорее всего сотрудниками Бюро государственной безопасности из Претории, сэр. Если мы их арестуем, не думаю, чтобы БГБ это понравилось. Коммандант в растерянности посмотрел на него. - Ну и что же, по-твоему, я должен делать? - спросил он, и в голосе его зазвучали истерические нотки. -- Комиссар требует, чтобы я арестовал организа торов взрывов. Ты утверждаешь, что если я это сделаю, то против меня ополчится все БГБ. Что же мне, черт побери, делать? На этот счет сержант Брейтенбах не имел ни малейшего понятия. В конце концов коммандант отменил собственное приказание арестовывать всех, кто собирается по одиннадцать человек, и отпустил сержанта. Оставшись в кабинете один, он предался мучительным раздумьям: как справиться с задачей, которая казалась неразрешимой, Через десять минут он нашел решение. Он уже был готов послать Элса в подвал отобрать среди черных заключенных одиннадцать человек, которые должны были подорваться в угнанном автомобиле, начиненном полицейской взрывчаткой, - - это доказало бы, что, когда надо изловить коммунистических заговорщиков, южноафриканская полиция в целом и коммандант Ван Хеерден в частности действуют быстро и энергично. Но тут ему пришло в голову, что в этом плане есть один существенный изъян. По показаниям очевидцев, те люди, которые чем-то кормили страусов, были белыми, Коммандант выругался и вновь задумался. - Веркрамп точно сошел с ума, - - пробормотал он себе под нос уже Бог знает в который раз, недоумевая, что же послужило тому причиной. И тут его осенило. Схватившись за телефон, коммандант набрал номер доктора фон Блименстейн и договорился встретиться с ней после обеда. -- Что вы хотите, чтобы я сделала? -- переспросила доктор фон Блименстейн, когда коммандант изложил ей свое предложение. Она сделала движение, чтобы включить магнитофон, но коммандант дотянулся и выдернул шнур из розетки. Мне кажется, вы не совсем поняли, -- произнес он с мрачной решимостью человека, твердо вознамерившегося добиться взаимопонимания. - - Либо вы будете со мной сотрудничать, либо я вытащу отсюда Веркрампа, предъявлю ему обвинение в намеренном уничтожении общественной собственности и в подрывной деятельности и отправлю его под суд. Но не можете же вы требовать от меня... -- начала врачиха, направляясь к двери. С неожиданной для нее ловкостью она подскочила к двери, распахнула ее и очутилась лицом к лицу с констеблем Элсом. Она поспешно закрыла дверь и вернулась на свое место. Это возмутительно, запротестовала она. Коммандант Ван Хеерден лишь зловеще улыбался. -- Вы не можете арестовать моего Бальтазара, -продолжала она, пытаясь не потерять силы духа перед этой улыбкой. - Только вчера вы мне говорили, что он очень компетентно и с высокой степенью ответственности провел все это дело. Не так ли? - Компетентно? -- рявкнул коммандант. -- Я вам скажу, насколько это было компетентно. Этот паскуд ник, ваш чертов Бальтазар, организовал самую крупную серию террористических актов за всю историю страны. Те бандиты, что орудуют возле Замбези, по сравнению с ним просто казаки-разбойники. Он лично ответствен за уничтожение четырех шоссейных мостов, двух железнодорожных линий, трансформатор ной подстанции, телефонного узла, четырех бензохранилищ, одной газораспределительной станции, пяти тысяч акров посевов сахарного тростника и радио станции. И у вас еще хватает наглости говорить мне, что он действовал компетентно?! Доктор фон Блименстейн безвольно поникла в своем кресле и со страхом смотрела на комманданта. - У вас нет доказательств, -- возразила она, по молчав. -- А кроме того, ему плохо. Коммандант Ван Хеерден перегнулся через стол к ней и уставился ей прямо в глаза. - Правда? - спросил он. Действительно плохо? Когда он попадет в руки палачу, ему будет куда хуже, поверьте. Доктор фон Блименстейн охотно поверила. Она закрыла глаза и помотала головой, пытаясь избавиться и от пристального взгляда комманданта, и от возникшей в ее воображении картины того, как ее избранник будет болтаться на виселице. Коммандант понял, что попал в точку, и несколько расслабился. - В конце концов, мы ведь сделаем только то, что они пытались сделать и сами, но потерпели неудачу, - убеждал коммандант. -- Мы не будем делать ничего такого, что шло бы вопреки их же собственным склонностям. Доктор фон Блименстейн открыла глаза и с ненавистью посмотрела на комманданта. - Но мы же с Бальтазаром помолвлены, -- сказала она. На этот раз настала очередь комманданта испытать потрясение. У него перехватило дыхание при одной мысли о том, что эта толстозадая врачиха станет женой обезьяноподобной фигурки, метавшейся вчера на его глазах по палате. Теперь коммандант понял причину того малодушного ужаса, который он заметил накануне во взоре Веркрампа. - Поздравляю, -- растерянно проговорил он. -- В таком случае тем больше оснований принять мое предложение. Доктор фон Блименстейн расстроенно кивнула: Пожалуй. Ну что ж, тогда давайте обсудим детали, -- сказал коммандант. - - Вы переводите в изолированное помещение одиннадцать пациентов, которые предпринимали раньше попытки самоубийства. После этого вы воспользуетесь своим методом лечения, чтобы об учить их марксизму-ленинизму... Это невозможно, - - сказала врачиха. - - Этим методом нельзя никого ничему научить. С его по мощью можно только отучить от некоторых привычек. Ничего подобного, -- возразил коммандант. - Приходите ко мне, я вам покажу, чего добился Бальтазар при помощи вашего метода. Он-таки много чему научил моих полицейских. И, поверьте мне на слово, ни от каких привычек он их не вылечил. Доктор фон Блименстейн попробовала зайти с другой стороны. - Но я ничего не понимаю в марксизме-ленинизме, -- сказала она. - Жаль, - - ответил коммандант и стал вспоминать кого-нибудь, кто бы в этом разбирался. Единственный человек, которого он смог припомнить, отбывал двадцатилетний срок в пьембургской тюрьме. - Ну пусть эта сторона дела вас не волнует, - сказал коммандант. -- Я подыщу кого-нибудь, кто в этом разбирается. - А что дальше? -- поинтересовалась врачиха. Коммандант Ван Хеерден улыбнулся. - Все, что будет дальше, предоставьте мне. Пусть у вас об этом голова не болит, сказал он и поднялся. Выходя из кабинета, он обернулся и поблагодарил доктора за сотрудничество. - И помните -- мы делаем это ради Бальтазара, для его блага, - произнес он на прощание и направился к машине. Следом за ним шел констебль Эле. Оставшись в своем кабинете одна, доктор фон Блименстейн еще какое-то время раздумывала над той жуткой задачей, которую поставил перед ней коммандант. "Ну что ж, в конце концов, это просто разновидность эфтаназии", -- решила она и принялась за составление списка суицидальных пациентов. Доктора фон Блименстейн всегда привлекали те методы лечения душевных заболеваний, что были в свое время разработаны в "третьем рейхе". У узника пьембургской тюрьмы, к которому сейчас направлялся коммандант, были на этот счет другие мысли. Приговоренный к двадцати пяти годам тюрьмы за участие в заговоре, о котором он абсолютно не ведал, Аарон Гейзенхеймер провел уже шесть лет в одиночном заключении, утешая себя мыслью о том, что вот-вот должна произойти революция, которая если и не вернет его в полной мере в прежнее, дотюремное нормальное состояние, то по крайней мере вызволит из заточения. Кроме этой мысли, у него была еще только Библия, единственная книга, которую неудачливому еврею разрешали читать тюремные власти. Поскольку всю свою юность Аарон Гейзенхеймер потратил на скрупулезное изучение трудов Маркса, Энгельса и Ленина и поскольку он к тому же происходил из семьи потомственных раввинов и богословов, неудивительно, что по прошествии шести лет принудительного ознакомления со Священным писанием он превратился в кладезь религиозных и идеологических премудростей. К тому же он был отнюдь не глуп, в чем, к собственному прискорбию, имел возможность убедиться тюремный священник. Проведя всего час в богословском споре с Гейзенхеймером, капеллан вышел из его камеры, сомневаясь в божественном происхождении Христа и уже наполовину согласившись поместить "Капитал" где-то между первой частью Паралипоменона и Песней царя Соломона. Хуже того, тридцать минут, ежедневно положенные ему на прогулку, Аарон Гейзенхеймер использовал для того, чтобы посещать все или почти все службы в тюремной церкви. Постоянно отпускаемые им при этом критические замечания вынудили капеллана поднять интеллектуальный уровень его проповедей до таких высот, когда эти проповеди стали совершенно непонятны прихожанам церкви, однако продолжали вызывать сильные критические нападки со стороны тюремного марксиста. Начальник тюрьмы, давно уже уставший от постоянных жалоб капеллана, был чрезвычайно обрадован, когда коммандант Ван Хеерден заявил ему, что подумывает о переводе Гейзенхеймера в Форт-Рэйпир. - Делайте с этим негодяем все, что считаете нужным, - - сказал он комманданту. -Я буду только рад сбыть его с рук. Он распропагандировал некото рых надзирателей до того, что они нацепили значки с изображением Мао Цзэдуна. Коммандант поблагодарил начальника тюрьмы и отправился в одиночную камеру специзолятора, где сидел заключенный. Тот как раз штудировал жизнеописание Амоса. - Здесь сказано: "И да смолчат благоразумные, ибо не время говорить", - - ответил Гейзенхеймер, когда коммандант поинтересовался, есть ли у него жалобы. Коммандант оглядел камеру. Немного тесновато здесь, - сказал он. - - Как говорится, плюнуть некуда. Что ж, пожалуй, можно сказать, что эти слова верно отражают реальность, -- ответил Гейзенхеймер. Может быть, перевести вас в более просторное помещение? -- спросил коммандант. - Timeo Danaos et dona ferentes, -- ответил Гейзенхеймер. Ты со мной по-кафрски не говори! - - рявкнул коммандант. - Я тебя спрашиваю, хочешь ли ты в более просторную камеру? Нет, -- ответил Гейзенхеймер. Почему, черт побери, нет? -- спросил коммандант. -- Здесь сказано: "И спасся человек от льва, и спасся он от медведя, и вернулся к себе домой, и облокотился рукой на стену, и укусила его змея". По-моему, вполне разумно. Комманданту Ван Хеердену не хотелось вступать в спор с Библией, но он все же не мог взять в толк, почему узник отказывается от более просторной камеры. - Здесь, наверное, чувствуешь себя очень одиноко? - поинтересовался он. Гейзенхеймер пожал плечами. - По-моему, в одиночке всегда так, -- философски заметил он. Коммандант вернулся к начальнику тюрьмы и заявил, что не сомневается: Гейзенхеймер спятил. В тот же день марксиста перевели в изолированное отделение психбольницы Форт-Рэйпир, в котором стояли еще одиннадцать коек, а заодно были подготовлены полные собрания сочинений Маркса и Ленина, когда-то конфискованные пьембургской полицией. Передавая эти книги доктору фон Блименстейн, ком-мандант вспомнил, что ему еще предстоит как-то излечить полицейских-гомосеков. - Да, и вот еще что, -- сказал он, выслушав врачи ху, сообщившую, что она нашла одиннадцать подходящих пациентов. - - Я был бы благодарен, если бы сегодня после обеда вы смогли заглянуть в наш спортзал. Мне нужен ваш совет, как вернуть некоторых "голубых" в норму. Глава четырнадцатая Подъезжая к спортзалу, в котором сержант Брей-тенбах должен был собрать двести десять протестующих полицейских, коммандант испытывал определенное удовлетворение от того, что дела вроде бы сдвинулись с мертвой точки, и даже в правильном направлении. Безусловно, впереди его еще ждали трудности; но по крайней мере общую обстановку в городе удалось вернуть в норму. День или два уйдут еще на то, чтобы подготовить самоубийц в теории, и тогда их можно будет арестовывать. Правда, коммандант все еще не решил, как практически организовать такое натаскивание. Перед ним на переднем сиденье маячила спина констебля Элса, и, глядя на его затылок - - весьма своеобразной формы и цвета, -- коммандант ощущал прилив спокойствия и уверенности. Если человеческий гений и изобретательность не смогли подняться до необходимых высот в деле уничтожения нежелательных вещественных доказательств, то констебль Эле, с его угрожающей силой, неспособностью думать и с его везением, несомненно, легко справится с подобной задачей. Коммандант втайне лелеял надежду и на то, что в ходе ее выполнения Эле как-нибудь сгинет и сам. Однако последнее казалось совершенно невероятным: счастье, похоже, постоянно благоволило к констеблю. И оно явно не благоволило ко всем тем, кто пересекал констеблю Элсу дорогу. Коммандант почти не сомневался в том, что Эле сумеет так напортачить в ходе ареста одиннадцати пациентов Форт-Рэйпира, что любые последующие попытки доказать их невиновность будут обречены на провал. За время поездки до спортзала коммандант Ван Хеерден пришел в прекрасное расположение духа. Чего нельзя было сказать о двухстах десяти полицейских, отнюдь не расположенных проходить вторично уже испытанный ими курс лечения. - Лапочка моя, да ты ведь понятия не имеешь, что может из всего этого выйти на сей раз, -- заявил один из них, обращаясь к сержанту Брейтенбаху. -- Согласись, ты же просто-напросто не знаешь, что получится в результате? Сержант Брейтенбах вынужден был признать, что, учитывая исход первоначального эксперимента, он действительно понятия не имел о возможных итогах второго. Но хуже, чем сейчас, вам не будет, -- приободрил он полицейских. Не уверен, -- возразил ему констебль. -- А может быть, мы вообще превратимся в животных? Ну, я готов пойти на этот риск, - - заявил сержант. А о нас, дорогой, ты подумал? Что будет с нами? Не очень приятно себя чувствовать, когда не знаешь, что с тобой произойдет в следующий момент, верно? Меня, во всяком случае, это просто выводит из равновесия. А все барахло и причиндалы, которые мы на купили? -- поддержал его другой полицейский. -- Оно же денег стоит. Все эти лифчики, трусики, и все такое. Назад его у нас никто не примет. Сержант Брейтенбах в ответ только пожал плечами. Его уже начинало всерьез волновать, каким образом можно будет заставить двести десять человек занять приготовленные для них места в спортзале. Но в этот момент показалась машина с коммандантом, и сержант был избавлен от решения столь ответственной задачи. "Попробую апеллировать к их чувству патриотизма", - - подумал коммандант, с откровенным отвращением разглядывая желтый парик констебля Боты. Он взял в руки громкоговоритель и обратился через него к толпе гомосексуалистов. - Солдаты! -- прокричал он. Усиленный громкоговорителем, но окрашенный нотками сомнения, его голос разнесся над плацем и улетел в сторону города. Полицейские Южной Африки! Я понимаю, что пережитое вами не так давно не располагает к тому, чтобы снова повторять этот опыт. Могу только сказать, что я отдал приказ о повторном проведении лечения в интересах всей страны в целом. Оно снова сделает вас теми полноценными мужчинами, какими вы когда-то были. На этот раз лечение будет проводиться под наблюдением профессионального психиатра и без всяких штучек-дрючек. - В этом месте речь комманданта была прервана взрывом громкого хохота, а один особенно придурковатый на вид констебль с наклеенными на глаза крупными искусственными ресницами недвусмысленно подмигнул ему. Коммандант Ван Хеерден, уже порядком уставший от всего, что на него свалилось за последние дни, вышел из себя. - Слушайте, вы, дерьмо собачье! -- рявкнул он то, что думал на самом деле, и его многократно усиленный голос был слышен за две мили от плаца. -- Я навидался за свою жизнь всяческих мерзавцев, но таких, как вы, еще не встречал. И за что только мне выпало иметь дело с бандой педиков. Привыкли тут жопами крутить! Но ничего, я вас снова научу трахаться как положено! -- Коммандант перенес все свое внимание на полицейского с искусственными ресницами, грозя, что тот навек заречется появляться перед ним, коммандантом, в подобном виде и что при одном воспоминании об этом у него будет яйца судорогой сводить... В этот момент на площадке перед спортзалом появилась доктор фон Блименстейн и сразу же восстановила порядок. Она медленно, но многозначительно приблизилась к толпе полицейских. Те замолчали и с уважением уставились на ее крупные формы. - Если не возражаете, коммандант, -- проговорила она, и при этих словах давление у комманданта мгновенно вернулось почти что в норму, - если не возражаете, я попробую поговорить с ними иначе. Ван Хеерден вручил ей громкоговоритель, и через минуту над площадкой разносился уже ее сладкозвучный голос. - Мальчики, -- начала врачиха, найдя явно более удачную форму обращения. -- Я хочу, чтобы вы уви дели во мне, - - тут она сделала многообещающую паузу, -- Друга, а не человека, которого надо бояться. -- По рядам полицейских пробежала волна нервного ожидания. Перспектива оказаться другом человека, буквально источавшего вокруг себя атмосферу се ксуальности -хотя пол этой сексуальности был не сколько неясен, явно понравилась констеблям. Коммандант послушал доктора фон Блименстейн еще несколько минут, а затем, удовлетворенный, повернул к выходу, уверенный в том, что теперь все будет в по рядке: потрясающий гермафродитизм врачихи оказы вал на гомиков неодолимое влияние. Сержанта Брей- тенбаха коммандант нашел в спортзале. Тот проверял трансформатор. Жуткая женщина, сказал сержант. Было слышно, как доктор фон Блименстейн рассказывала полицейским о радостях, которые может дать им половой контакт с партнерами противоположного пола. - Будущая миссис Веркрамп, -- скорбно произнес коммандант. - - Он ей сделал предложение. : - Сержант воспринял это сообщение как лишнее подтвер ждение того, что Веркрамп действительно сошел с ума. Оставив сержанта переваривать новость, коммандант отправился заниматься решением еще одной проблемы. К нему явилась депутация священников голландской реформистской церкви, присоединивших свои протесты к протестам полицейских. Коммандант проводил их в небольшую комнатку, примыкавшую к спортзалу, и подождал, пока доктор фон Блименстейн рассадит по местам своих пациентов, после чего приступил к разговору с облаченными в черные мантии священниками. Вы не имеете никакого права вмешиваться в природу человека, -- заявил преподобный Шлахбалс, когда доктор присоединилась к беседе. -- Господь сотворил нас такими, каковы мы есть, а вы пытаетесь изменить его творение. - Господь вовсе не сотворил их педиками, -- сказала врачиха. Ее манера изъясняться укрепила преподобного в убеждении, что докторша -- орудие дьявола. -Это сделал человек, и человек должен исправить допущенную ошибку. Коммандант Ван Хеерден утвердительно кивнул, соглашаясь со сказанным. По его мнению, доктор фон Блименстейн верно ухватила самую суть дела. Но преподобный Шлахбалс думал иначе. - Если человек способен при помощи научных средств превращать добропорядочных молодых христиан в гомосексуалистов, - доказывал он, - то потом он станет превращать черных в белых. И где мы тогда окажемся? Такие превращения -- это угроза для всей судьбы западной цивилизации и христианства на Юге Африки. Коммандант Ван Хеерден снова кивнул, Священник тоже попал в самую точку. Но теперь у доктора фон Блименстейн был свой взгляд на проблему. - Простите, но вы явно не понимаете природу психологии поведения, -- сказала она. -- Мы делаем только одно: исправляем ошибки, допущенные ранее. Исправляем тем, что устраняем их. Мы не меняем природу человека. - Не станете же вы утверждать, что эти молодые люди по своей природе... э-э-э... гомосексуалисты?! - возмутился священник. -- Это было бы оскорблением моральных основ, на которых стоит все наше общество! Доктор фон Блименстейн была с этим категорически не согласна. - Чепуха, -- сказала она. -- Полная чепуха! Я говорю только о том, что лечение методом внушения отвращения к чему-либо наиболее эффективно с точки зрения морального воздействия на человека. Коммандант Ван Хеерден, который к этому моменту уже всесторонне взвесил идею превращения черных в белых при помощи электрошока, высказался в том смысле, что если бы подобное было в принципе возможно, то уже тысячи черных давным-давно должны были бы превратиться в белых. - Мы всегда применяли против них электрошок, пояснил он. - Это часть нашей обычной процедуры допроса. На преподобного Шлахбалса слова комманданта не произвели никакого впечатления. Но это же совсем другое дело, -- возразил он, - наказание полезно для души. А то, о чем говорит док тор, - это вмешательство в сотворенное самим Господом. По вашему мнению. Бог предопределил, чтобы эти полицейские оставались гомиками? - спросил коммандант. Безусловно, нет, - ответил священник. - - Я только хочу сказать, что доктор не имеет права .использовать средства науки, чтобы изменить этих людей. Это может быть сделано только посредством моральных усилий. Усилий, которые должны приложить мы. Надо помолиться. Я сейчас пойду в зал, встану на колени и... Пожалуйста, -- сказал коммандант, - но я не отвечаю за последствия. ...И помолюсь за то, чтобы Господь простил им их прегрешения, -- закончил священник. В конце концов было решено, что надо испробовать оба способа одновременно. Доктор фон Блименстейи будет проводить свой курс лечения, а преподобный Шлахбалс проведет специальную службу, чтобы вызвать духовное обновление полицейских. Совместные усилия увенчались полным успехом. Правда, поначалу преподобному Шлахбалсу было довольно трудно приспособиться к тому, чтобы читать свою проповедь под аккомпанемент демонстрируемых над его головой слайдов голых мужиков, черных и белых, тем более что размеры изображения были вдвое больше роста священника. И подпевали собравшиеся в зале поначалу тоже довольно скверно. Но доктор фон Блименстейн быстро схватила ритм и стала наиболее энергично нажимать на кнопку как раз тогда, когда по ходу службы надо было взять высокую или сильную ноты. Привязанные к стульям двести десять полицейских давали в такие моменты столь страстный выход своим чувствам, что преподобный Шлахбалс был в восторге. Я уже и не помню, когда мне доводилось служить перед столь непосредственными и искренними прихожанами, -- говорил он преподобному Дидерих- су, который пришел сменить его через три часа. Пути Господни неисповедимы, -- ответил пре подобный Дидерихс. Та же мысль пришла в голову и Аарону Гейзенхеймеру, пребывавшему в это время уже в Форт-Рэйпире. Правда, неисповедимость путей он отнес на счет не столько Бога, сколько истории, ход которой был не менее таинственным. Появление одиннадцати пациентов, о состоянии разума которых можно было судить хотя бы по тому, что политическая ситуация на Юге Африки подвигла их на попытку самоубийства, преуспеть в которой им не хватило сообразительности, -появление этих пациентов дало видному марксисту пищу для размышлений. К этому же его подталкивало и поведение больничных властей, которые не только не чинили никаких препятствий тому, чтобы он познакомил соседей по палате со всеми тонкостями диалектического материализма, но, кажется, стремились прямо подтолкнуть его к этому. Размышляя над столь необыкновенным поворотом в своей судьбе, он пришел к выводу, что полиция хочет получить против него дополнительные материалы и организовать новый судебный процесс. Правда, он никак не мог взять в толк, зачем все это нужно, когда он и так приговорен к пожизненному заключению. Но, каковы бы ни были мотивы, которыми руководствовались тюремщики, Гейзенхеймер решил, что не станет плясать под их дудку, и решительно воздерживался от обсуждения любых вопросов, касающихся коммунизма, со своими новыми товарищами. Однако, чтобы дать выход своей склонности к общению, которая и раньше-то была велика, а за шесть лет одиночного заключения усилилась еще больше, он начал обучать своих соседей по палате Библии и добился в этом таких успехов, что всего за неделю избавил их от суицидального синдрома и обратил в убежденнейших христиан. - Черт бы его побрал, -- выругался коммандант, когда доктор фон Блименстейн рассказала ему, что Гейзенхеймер не желает делать то, чего от него ожидали. - Я думал, этот паршивец счастлив будет отравить их мозги марксизмом. А на черта нам двенадцать ревностных христиан: их же за это на скамью подсудимых не отправишь?! - Ну почему же, -- заметила врачиха, --в конце концов вы ведь арестовывали и отдавали под суд архиепископа Йоханнесбурга. Там было другое дело, - объяснил коммандант, -- архиепископ был коммунистом. -- Он попытался найти какой-нибудь выход из положения: - А нельзя эту скотину загипнотизировать или что-нибудь в этом духе? Доктор фон Блименстейн не видела в этом никакой практической пользы. Ну пусть он заснет, вы его загипнотизируете, и он проснется уже коммунистом, - - сказал коммандант. - - Под гипнозом можно добиться чего угодно. Я как-то видел, как гипнотизер превратил человека в бревно и даже сел на него. Но с представлениями и убеждениями человека при помощи гипноза ничего добиться невозможно, - заметила доктор фон Блименстейн. - - Невозможно заставить человека сделать под гипнозом нечто такое, чего он бы не стал делать сам, без гипноза. Нельзя заставить его поступать вопреки его собственным моральным убеждениям. Не думаю, чтобы тот парень, про которого я говорил, хотел бы сам, без гипноза, стать бревном, - возразил коммандант. - - А что касается моральных убеждений, то, по-моему, у ваших самоубийц много общего с коммунистами. Все коммунисты, с которыми мне доводилось сталкиваться, непременно выступали за то, чтобы предоставить черным право голоса. Что это, скажите на милость, если не склонность к само убийству? На прощание коммандант предупредил доктора фон Блименстейн, что необходимо как можно быстрее найти какой-то выход. Скоро из Претории приедет бригада следователей, и тогда все мы окажемся в дерьме, -- сказал он. Ближе к вечеру того же дня у комманданта опять возник спор с преподобным Шлахбалсом, на этот раз из-за намерения врачихи ввести в процесс излечения процедуру демонстрации гомикам изображений обнаженных женщин. Доктор хочет привезти сюда девушек из стрип- -клубов Дурбана, чтобы те выступили перед полицейскими, -- пожаловался преподобный Шлахбалс. -- Говорит, что хочет проверить реакцию парней. Я категорически против этого. А что, по-моему, неплохая мысль, - - заметил коммандант. Священник осуждающе посмотрел на него. - Возможно, -- сказал он, -- но я все-таки против. Мужчины - это еще куда ни шло, но обнаженные женщины -- это совсем другое дело. Ну пусть будет так, как вы предпочитаете, -махнул рукой коммандант. Преподобный Шлахбалс покраснел. - Я вовсе не это имел в виду, -- сказал он и вышел. Коммандант разрешил доктору фон Блименстейн провести предложенный ею тест, и под конец дня несколько девиц из Дурбана выступили перед полицейскими со своими обычными номерами. Сержант Брейтенбах ходил в зале между рядами с резиновой дубинкой в руках, следя за тем, чтобы все реагировали на представление так, как надо. - Тест прошли все, у всех стоит, -- доложил он по окончании процедуры. Коммандант Ван Хеерден поблагодарил доктора за помощь и проводил ее до машины. Ну мне это не стоило особых трудов, -- сказала, прощаясь, доктор. - - Напротив, для меня это очень ценный опыт. Не каждая женщина может похвастаться тем, что оказала столь стимулирующее влияние на двести десять мужчин сразу. На двести одиннадцать, доктор, -- сказал ком- мандант с необычной для него учтивостью, оставив у врачихи впечатление, что и на этом фронте ей тоже удалось одержать победу. Комманданту же в тот момент попал на глаза Эле, выглядевший так, будто они вот-вот бросится насиловать какую-нибудь из девиц стрип-клуба. Потрясающая женщина, -- сказал ей вслед се ржант Брейтенбах. - - Не завидую Веркрампу, когда он останется с ней один на один. Да, этот брак заключался явно не на небесах, - ответил коммандант. Примерно к такой же мысли пришла в имении "Белые леди" и миссис Хиткоут-Килкуун, размышлявшая о собственном браке с полковником. После мгновений счастья, пережитых ею в лесной лощине, она постоянно обращалась мыслями к комманданту. Мысли полковника тоже все время возвращались к Ван Хеердену. Вот негодник! Приехал, изломал мои лучшие розы, загнал насмерть дорогую лошадь, испортил аквариум с тропическими рыбками, отравил Вилли, бедняжку, и в довершение всего прихватил с собой лучшего доезжачего, -- переживал полковник. Да, мне Харбингер всегда был симпатичен, нежно проговорила Маркиза. Но в целом о визите комманданта уже позабыли, и мимолетный взгляд на жутковатую реальность, с которым оказалось сопряжено его кратковременное пребывание в этом доме, сменился новым приступом лихорадочного веселья, при помощи которого члены "клуба Дорнфорда Йейтса" старались вернуться в прошлое. Вся компания съездила в Свазилэнд поиграть в казино в Пиггс-Пике -- в память о той истории, что описана в книге "Иона и компания", когда Берри выиграл в казино в Сан-Себастьяне четыре тысячи девятьсот девяносто пять фунтов. Полковник Хиткоут-Килкуун, однако, проиграл сорок фунтов, после чего прервал игру. Всю дорогу назад, а ехали они под страшной грозой, полковник демонстрировал подчеркнутое безразличие к своему проигрышу -- чувство, которого он на самом деле вовсе не испытывал. Они заехали было на скачки, но и там им не повезло. В память о Чаке полковник делал ставки исключительно на черных лошадей. - Синежопая обезьяна, -- заявил он после очередного заезда на своем изысканном наречии так, что слышать его могли все собравшиеся на трибунах. -Проклятый жокей ее откровенно сдерживал. - Надо организовать собственные соревнования, Берри, -- сказал ему толстяк. -- Кстати, ведь в "Ионе и компании" есть эпизод с автомобильными гонками. Клянусь Ионой, он совершенно прав, -- поддержала Маркиза, игравшая в этот день роль Пьера, герцога Падуйского. Да, машины назывались одна Пинг, а другая Понг, - - подтвердил майор Блоксхэм. - - Гонка шла из Ангулемы до По. Между ними двести двадцать миль. На следующий день на пыльных проселках Зулу-лэнда можно было наблюдать автомобильные гонки от Веезена до Дагги и обратно, и к моменту их завершения полковник, изображавший Берри, в какой-то мере вознаградил себя за утраты, понесенные в предшествующие дни. Конечно, Веезен никак не походил на Ангулем, а единственным сходством между Даггой и По были лишь видневшиеся в отдалении горы. Но члены клуба восполнили все недостающее силой собственного воображения и прокатились, не обращая по дороге ни малейшего внимания ни на кого и ни на что. Сам Берри и его компания не сумели бы проявить большего безразличия к окружающим. Среди других трофеев полковнику достались две козы и цесарка. Миссис Хиткоут-Килкуун, сидевшая на заднем сиденье "роллс-ройса", изо всех сил старалась играть роль Дафнии, но на этот раз душа у нее не лежала к притворству. Похоже, и у герцога Падуйского тоже: тот настоял, чтобы толстяк остановился в Съембоке, где она купила себе надувной круг. Вечером того же дня миссис Хиткоут-Килкуун сказала полковнику, что наутро собирается в Пьембург. - Опять к парикмахеру, да? -- спросил полковник. - Не перестарайся. Не забудь, у нас завтра вечером "день, когда Берри потерял свои мужские качества". Да, дорогой, ответила миссис Хиткоут-Килкуун. Утром, едва рассвело, она встала и вскоре была на пути в Пьембург. Когда тяжелая машина плавно катилась вниз от перевала Роой-Нек, миссис Хиткоут-Килкуун чувствовала себя совершенно свободной и на удивление молодой. Подбородок вверх, брови приподняты, веки, наоборот, приспущены, слабая, блуждающая улыбка на ярко-алых губах, уверенная, откинувшись на спинку сиденья, посадка - - так она выглядела наиболее привлекательной. И только слегка приоткрытые губы выдавали силу ее желания... Когда сержант Брейтенбах открыл перед ней дверь кабинета комманданта, миссис Хиткоут-Килкуун была еще в игривом настроении. Дорогой мой, -- произнесла она, едва дверь за крылась, и скользнула к нему через комнату, живое во площение облаченной в натуральный розовато-лило вый шелк элегантности. Ради Бога, - - бормотал коммандант, стараясь высвободиться из рук, обвивших его шею. - Я не могла не приехать, я просто устала ждать, - сказала миссис Хиткоут-Килкуун. Коммандант лихорадочно огляделся вокруг. У него с языка готово было сорваться замечание типа "не дело гадить у порога собственного дома", но он удержался, и вместо этого поинтересовался, как себя чувствует полковник. Миссис Хиткоут-Килкуун откинулась в кресле. - Он на тебя разозлен донельзя, -- сказала она. Коммандант Ван Хеерден побледнел. - - Ну, он ведь прав, верно? -- продолжала она. -- Подумай сам, что бы ты чувствовал на его месте. Думать комманданту было не нужно: он просто знал. - И что же он собирается предпринять? -- обеспокоенно спросил коммандант, перед мысленным взором которого предстала яркая картина: рогоносец-полковник убивает Ван Хеердена. - - Кстати, а ружье у него есть? Миссис Хиткоут-Килкуун снова откинулась назад и рассмеялась: - Ружье?! Дорогой мой, у него целый арсенал! Разве ты не видел? Коммандант плюхнулся в кресло и тут же снова вскочил. Мало того, что Веркрамп поставил его в пресквернейшее положение. Теперь возникла угроза уже не его положению, но самой его жизни. Это стало последней каплей, переполнившей чашу. Кажется, обуревавшие его чувства как-то передались миссис Хиткоут-Килкуун. Я знаю, что не должна была приезжать, -- сказала она то, что собирался произнести и сам коммандант, -- но я просто должна была тебе рассказать... Черт побери, как будто у меня без всего этого забот не хватает! - - рявкнул коммандант, у которого жажда жизни окончательно взяла верх над всеми теми приличиями, что он пытался соблюдать до сих пор в ее присутствии. Миссис Хиткоут-Килкуун, поняв его по-своему, тоже заговорила иначе. -- А нашей штучке уже больше не нравится мамочка? -- пропела она. Комманданта передернуло. Такие проявления хорошего вкуса случались у него не часто. - Нравится, -- резко ответил он, увидев в употреблении третьего лица возможность как-то спастись от угрозы погибели, снова замаячившей у него перед глазами при упоминании о ''нашей штучке". Он уже собирался было сказать, что найдет, с кем переспать, что бы при этом обойтись без ревнивых мужей, как раз дался стук в дверь и вошел сержант Брейтенбах. - Срочная телеграмма для Веркрампа, сэр, сказал он. -- Из БГБ. Я подумал, что надо ее немедленно показать вам. Коммандант выхватил у него из рук листок бумаги и уставился в текст. "НЕМ КОР САБ ЗПТ ПОДРДЕ ПЬЕМБУРГ ТЧК СРОЧНО АРЕСТ ЗПТ ДОПР КОМЛИБ ТЧК ПОДР ИНФО МЕР ТЧК ГРУ БОР САБ ЗАПТ ПОДРДЕ ВЫЕЗЖАЕТ", прочел он и перевел ничего не понимающий взгляд на сержанта. - Что, черт возьми, это значит? -- спросил он. Сержант Брейтенбах многозначительно посмотрел в сторону миссис Хиткоут-Килкуун. - Да черт с ней, -- зашумел коммандант, -- говорите, что тут написано? Сержант Брейтенбах взглянул на телеграмму: "НЕМЕДЛЕННО ИСКОРЕНИТЬ САБОТАЖ ЗПТ ПОДРЫВНУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПЬЕМБУРГЕ ТЧК СРОЧНО АРЕСТОВАТЬ ЗПТ ДОПРОСИТЬ КОММУНИСТОВ И ЛИБЕРАЛОВ ТЧК ПОДРОБНО ИНФОРМИРУЙТЕ О ПРЕДПРИНИМАЕМЫХ МЕРАХ ТЧК ГРУППА БОРЬБЕ САБОТАЖЕМ ЗПТ ПОДРЫВНЫМИ ДЕЙСТВИЯМИ ВЫЕЗЖАЕТ. - О Боже, -- простонал коммандант, для которого сообщение о том, что группа следователей из БГБ выезжает, прозвучало подобно смертному приговору. - И что же нам теперь делать? Миссис Хиткоут-Килкуун слушала, сидя в кресле, этот разговор, и у нее рождалось ощущение, что она находится в самом эпицентре событий, там, где принимаются далеко идущие решения и где настоящие мужчины мужественно вершат настоящие дела. Это было удивительное, возбуждающее чувство. Пропасть между фантазиями и действительностью, что была создана в ее представлениях многолетним чтением Дорнфорда Йейтса, подыгрыванием полковнику Берри тем. что она изображала Дафнию, и метаниями по черному континенту, -- пропасть эта внезапно исчезла. Вот сейчас, здесь вершилось настоящее дело, в чем бы оно ни заключалось, и миссис Хиткоут-Килкуун страстно желала быть его участницей. Ей так долго не доводилось делать что-нибудь стоящее! Возможно, я бы могла вам чем-нибудь помочь, - мелодраматически произнесла она, едва за сержантом Брейтенбахом, только что признавшим, что он ничем помочь не может, закрылась дверь, Чем? -- спросил коммандант, которому не терпелось остаться в одиночестве и подумать, кого он мог бы успеть арестовать до приезда следователей из БГБ. Я могла бы стать вашей очаровательной шпионкой, -- сказала она. - Очаровательных шпионок у нас полно, -- отрезал коммандант, -- подозреваемых не хватает. Каких подозреваемых? - Одиннадцати лунатиков, которые умели бы пользоваться взрычаткой и ненавидели бы наше государство африканеров настолько, что были бы готовы перевести время на тысячу лет назад, -- мрачно произнес коммандант и с удивлением увидел, что миссис Хиткоут-Килкуун снова откинула назад свою очаровательную головку и расхохоталась. - Ну, что такое? - резко спросил он, чувствуя, что сам находится уже на грани истерики. Ой, как смешно! заливалась миссис Хиткоут-Килкуун. - - Просто бесподобно! Вы понимаете, что вы сейчас сказали? - Нет, - - признался коммандант, глядя, как по дкрашенные кудельки мотаются в такт смеху из стороны в сторону. - Неужто не понимаете? Да клуб же. Одиннадцать лунатиков. Малыш, Берри, Иона... Ой, это просто неподражаемо! Коммандант Ван Хеерден выпрямился за столом, в его налитых кровью глазах зажегся понимающий огонек. Громкий, заливистый смех миссис Хиткоут-Килкуун сильно удивил находившегося в соседней комнате сержанта Брейтенбаха, а в констебле Элсе пробудил воспоминания о других временах и иных местах. Что же касается комманданта Ван Хеер-дена, то он теперь знал твердо: все его проблемы решены. - Одним выстрелом двух зайцев, -- пробормотал он и нажал кнопку звонка, вызывая сержанта Брейтен баха. Через двадцать минут миссис Хиткоут-Килкуун, несколько удивленная тем, как энергично ее выпроводили из кабинета комманданта, но все еще фыркая время от времени от смеха при воспоминании о собственной шутке, уже сидела в кресле у парикмахера. Давайте для разнообразия сделаем меня на этот раз брюнеткой, -- сказала она, интуитивно почувствовав необходимость перемен. Глава пятнадцатая В спортзале, который еще недавно был ареной сексуальных преображений, коммандант Ван Хеерден инструктировал своих подчиненных. - Саботажники обосновались неподалеку от Веезена, в особняке под названием "Белые леди", -- обрисовывал он обстановку собравшимся. -- Их возглавляет бывший полковник британской секретной службы, в прошлом один из ведущих ее агентов, в годы войны входивший во внутренний круг движения Со противления. Его заместитель -- некий майор Блоксхэм. В качестве прикрытия эта преступная группа использует вывеску клуба, созданного якобы в литературных целях. Группа располагает значительными за пасами оружия и взрывчатки и, на мой взгляд, окажет нам ожесточенное сопротивление. А это действительно те люди, которых мы ищем? -- спросил сержант Шиперс из службы безопасности. - Я понимаю, что вас, сержант, это может уди вить, -- с улыбкой ответил ему коммандант. -- Но и у нас, у обычной полиции, тоже есть свои агенты и ин форматоры. Не только служба безопасности способна засылать своих людей в качестве шпионов. - - Ком- мандант выдержал паузу, чтобы смысл его слов дошел до всех присутствующих. -- На протяжении последнего года констебль Эле, рискуя собственной жизнью, работал в окрестностях Веезена под видом заключенного. (Стоявший рядом с коммандантом констебль Эле потупился и скромно покраснел.) Благодаря его усилиям мы смогли проникнуть в одну из коммунистических организаций. Кроме того, -- продолжал коммандант, не давая возможности кому-нибудь вставить, что констебль Эле не тот свидетель, показаниям которого можно доверять, -- на протяжении двух последних недель я сам лично расследовал на месте все обстоятельства. Информация, сообщенная констеблем Элсом, полностью подтвердилась. Могу поручиться, что эти люди - - отъявленнейшие враги Республики, они сохраняют беспрекословную верность Британии и действуют абсолютно безжалостно. Во время поездки верхом на мою жизнь было совершено покушение. - Есть ли у нас еще какие-нибудь подтверждения, что эти люди действительно причастны к преступным акциям, происшедшим в Пьембурге? - - спросил се ржант Брейтенбах. Коммандант кивнул. - Хороший вопрос, сержант, - ответил он. - Во-первых, констебль Эле подтвердит в суде, что час то слышал, как полковник и его сообщники обсуждали необходимость смены правительства Южной Африки. Во-вторых, Эле под присягой покажет, что в те дни, когда в городе происходили взрывы, вся группа утром уезжала из дому и возвращалась только ночью. В-третьих, - и это самое главное, -- один из членов группы изъявил готовность стать на процессе свидете лем обвинения и подтвердить, что все, о чем я говорил, верно. Вы удовлетворены, сержант? - Все это -- лишь косвенные доказательства, сэр, с сомнением в голосе произнес сержант Брейтенбах. А какие-нибудь прямые улики у нас есть? Есть, - уверенно произнес коммандант и, по рывшись в карманах, вытащил какой-то небольшой предмет. - Кто-нибудь из вас видел такие штуки? - спросил он. Все присутствующие, конечно же, знали, как выглядят детонаторы, которыми пользуется полиция. -- Вот и хорошо, -- продолжал коммандант. - Это было найдено в конюшнях имения "Белые леди". Констеблем Элсом? - - спросил сержант Брей тенбах. Мной, - - ответил коммандант, подумав про себя, что надо не забыть отправить вперед Элса, под завязку нагрузив его машину взрывчаткой, капсюлями, детонаторами и презервативами, чтобы, когда приедут сержант Брейтенбах и основная группа, они смогли обнаружить там достаточное количество прямых улик. Коммандант объяснил план дома и сада, в заключение распорядившись, что в операции примут участие все наличные бронемашины, двести полицейских с автоматами, сторожевые немецкие овчарки и розыскные доберман-пинчеры. --Не