ивался. Если бы не чувство долга, он бы ни за что не поднялся в полночь исполнить свою священную обязанность - запереть главные ворота. К тому же приходилось то и дело выскакивать в сортир. Комната кружилась, пол уплывал из-под ног. Он лежал в темноте и пытался собраться с мыслями. Что наговорил этот малый с телевидения? Надо повидать с утра генерала. Выступить по телевизору в программе о Кембридже. В конце концов он заснул, а утром проспал - впервые за сорок пять лет. Но какая разница? Он же больше тут не привратник. Пришел Уолтер, Кухмистер снял с вешалки пальто. "Пойду пройдусь", - сказал он, и Уолтер решил, что наступил конец света: Кухмистер никогда не уходил по утрам. Кухмистер ехал в Кофт-Касл на велосипеде. Потеплело, на полях темнели проталины. Пригнувшись, чтобы ветер не бил в лицо, и обдумывая предстоящий разговор, привратник не заметил обогнавшую его машину Декана. Со времени разговора с Казначеем Кухмистер думать забыл об этикете. Он оставил велосипед у парадного входа и смело постучал в дверь молотком. Сэр Кошкарт сам пошел открывать. Генерал так удивился при виде сердитого лица Кухмистера, что забыл отослать его к черному входу и проводил привратника прямо в гостиную. Декан уже устроился в кресле у камина и успел рассказать сэру Кошкарту о приезде Каррингтона. Кухмистер остановился в дверях, но не смутился. Генерал раздумывал - не позвонить ли повару, чтобы тот принес стул из кухни? - Что вы здесь делаете. Кухмистер? - спросил Декан. - Пришел сказать генералу... Меня уволили. - Уволили? Как это? О чем вы? С привратником творилось что-то неладное. Декан встал спиной к огню - специальная поза для беседы со строптивыми слугами. - Выгнали. Вот Бог - вот порог. - Быть того не может. Меня никто не информировал. За что? - Ни за что. - Наверное, ошибка, - вмешался сэр Кошкарт. - Ты не понял... - Казначей вызвал меня. Сказал - я должен уйти, - твердил Кухмистер. - Казначей? Но у него нет полномочий! - возмутился Декан. - Вчера днем. Сказал, чтобы я искал другую работу. Сказал, колледж не может держать меня. Я ему деньги предлагал, хотел помочь. Но он не взял. Просто уволил меня. - Возмутительно? Так поступить со старым слугой. Я с ним переговорю... Кухмистер угрюмо покачал головой: - Что толку? Это Ректор ему велел. Декан и сэр Кошкарт торжествующе переглянулись. А Кухмистер продолжал: - Выгнал из дому. Уволил. Я сорок пять лет отдал колледжу. Где это видано? Я буду жаловаться. - Правильно, - подхватил сэр Кошкарт, - Ректор поступил непозволительно. - Верните мне работу, а то... - бормотал Кухмистер. Декан грел руки над огнем. - Я замолвлю за вас словечко, Кухмистер. - Декан тебя в беде не бросит, Кухмистер. - Генерал распахнул дверь. Кухмистер не тронулся с места. - Обещать все горазды, - запальчиво бросил он. Декан круто обернулся. Он не привык к подобному тону. - Я же сказал. Кухмистер, - повелительно произнес он, - я распоряжусь. И больше я вам ничем помочь не могу. Кухмистер не уходил. - Придется, - огрызнулся он. - Как прикажете это понимать? Но Кухмистер не дрогнул. - Я в Покерхаусе привратник, и все тут. Нельзя же так, без всякой вины... Я сорок пять лет... - Мы знаем. - В голосе Декана зазвучало нетерпение. - Уверен, тут недоразумение, - настаивал сэр Кошкарт. - Мы выясним. Я лично повидаюсь с Ректором. Мы не допустим таких безобразий в Покерхаусе. Кухмистер благодарно взглянул на него. Генерал присмотрит. Все будет в порядке. Он повернулся к двери. Сэр Кошкарт вышел следом. - Попроси повара дать тебе чаю, - сказал он, чтобы не нарушать раз и навсегда заведенный порядок. Но Кухмистер был уже на улице. Он нахлобучил котелок, влез на велосипед и покатил по размокшей дороге. Кошкарт вернулся в гостиную. - Да, подставился сэр Богдер. Декан довольно потирал руки. - Кажется, нам повезло. Ректор еще пожалеет, что вытурил Кухмистера. И ведь что интересно, от проклятых социалистов с их "социальной справедливостью" страдает в первую очередь рабочий класс. - А Кухмистер-то как распетушился. Что ж, давайте нажмем на Казначея. - Нажмем? Дорогой мой Кошкарт, мы палец о палец не ударим. Если сэру Богдеру угодно сломать себе шею - пусть ломает. Я плакать не буду. Сэр Кошкарт подошел к окну, проводил глазами удалявшуюся фигуру. Она уменьшалась, расплывалась, и все-таки генерал смотрел на нее с опаской. Знает ли Декан о непредусмотренном университетским уставом участии привратника в экзаменах? Лучше не спрашивать. Все проходит, все забывается. - И потом, Кошкарт, кто говорил - "овечка блеет, тигр прыгает"? Каррингтону это понравится. Он остановился в "Синем кабане", я загляну к нему на обратном пути. Приглашу отобедать в столовой. Сэр Кошкарт О'Труп вздохнул. Одно утешение - не пришлось делить кров с Корнелиусом Каррингтоном. - 16 - Все утро Корнелиус Каррингтон сидел у себя в комнате и пытался найти выход из мучивших его противоречий. Как и всякий профессиональный трибун, он редко представлял себе, что, собственно, думает по тому или иному вопросу. Зато безошибочное чутье подсказывало ему, как думать нельзя. Нельзя одобрять смертную казнь и апартеид, поддерживать политику правительства и защищать Сталина, Гитлера и убийц-маньяков. Со спорными вопросами труднее. Единая средняя школа - ужасно, но и отборочные экзамены после начальной школы тоже того... Классическая школа - превосходно, но выпускники ее... Безработные - милейшие люди, а вот уволенные по сокращению... Шахтеры - славные ребята, пока не бастуют, а Север Англии - сердце Британии, но боже упаси слушать, как это сердце бьется. И наконец, Ирландия и Ольстер. Ум за разум заходит. Но по роду занятий Корнелиус Каррингтон должен был четко высказываться по всем вопросам, волнующим наш грешный мир, причем так, чтобы угодить сразу и нашим и вашим. Словом, нелегко журналисту удержаться на плаву. Даже в простом, казалось бы, случае с увольнением Кухмистера поди сообрази, кто прав, кто виноват. Кухмистер - удачная тема, на экране он будет хорошо смотреться, но вообще-то он мелкая сошка. Его задача - появиться перед камерой, произнести нечто нечленораздельное, но трогательное, получить гонорар, убраться домой и кануть в Лету. Каррингтон не мог решить другое: кто же именно несправедливо обошелся со старым слугой? Вернее, кого обвинить в этом? Оплакивать традиции Кембриджа или поддерживать нововведения? Поддержать сэра Богдера, который прилагает титанические усилия, пытаясь превратить Покерхаус из средневекового монастыря в современный университетский колледж? Или Декана и членов Совета - невыносимых снобов, чокнутых на спорте? Виноват вроде бы сэр Богдер. Но если бы Декан не настаивал на необходимости экономии, привратника не уволили бы. Может, и Декана приложить? Придется повидаться с сэром Богдером. Все равно нужно его разрешение на съемки. Каррингтон набрал номера Ректора. - Алло? Сэр Богдер? Говорит Каррингтон. Корнелиус Каррингтон. - Он сделал паузу. В голосе Ректора послышалась живейшая заинтересованность. Сразу видно - человек регулярно смотрит телевизор. Сэр Богдер вырос в его глазах. - Конечно, конечно, приходите к обеду. Или вы предпочитаете обедать в столовой? - захлебывался от предупредительности сэр Богдер. Каррингтон ответил, что с радостью посетит Ректора и отправился в Покерхаус. Сэр Богдер чуть не прыгал от восторга. Сам Каррингтон сделает программу о Покерхаусе! Неслыханная удача, шанс еще раз появиться перед публикой и поделиться своими сокровенными мыслями об образовании. Кстати, по телевизору он всегда такой импозантный. Декан вряд ли согласится выступить: у него эти новомодные штучки вроде телевидения в печенках сидят. Ректор погрузился в составление своей искренней, непосредственной речи, крика души. Позвонили в дверь. Служанка доложила о Корнелиусе Каррингтоне. Ректор поднялся навстречу дорогому гостю. - Очень рад, что вы заглянули, - сердечнейшим образом приветствовал он Каррингтона и повел его в кабинет. - Я понятия не имел, что вы выпускник Покерхауса. Даже не верится. Это я вам не в укор. Я ваш большой поклонник. Ваша передача об эпилепсии во Флинтшире великолепна. Но для нашего колледжа, увы, нехарактерно столь... Словом, вы держите руку на пульсе современности. Тут сэру Богдеру показалось, что он хватил через край. Ректор сбавил тон и предложил Каррингтону выпить. Журналист оглядел комнату. Здесь по стенам не висели фотографии, напоминавшие ему о переживаниях незадачливого студентика Корнелиуса, а лесть сэра Богдера составляла приятный контраст с вежливыми подначками Декана. - Мне нравится ваша идея сделать программу о колледже, - продолжал сэр Богдер. - Это то, что нам нужно. Вы хотите бросить критический взгляд на устаревшие традиции и сделать особое ударение на необходимости перемен. Я угадал? - Ректор выжидающе посмотрел на Каррингтона. - Именно так, - подтвердил тот. В конце концов, Ректор выразился довольно расплывчато, лазеек остается сколько угодно. - Хотя, боюсь, Декан будет против. Сэр Богдер внимательно взглянул на Каррингтона. Тот явно был не в восторге от Декана. - Декан удивительный человек, но, к сожалению, ретроград, - вздохнул Ректор. - Большой оригинал, - сухо ответствовал Каррингтон. Он определенно не собирался защищать Декана. Успокоенный Ректор пустился в рассуждения о задачах колледжа в современном мире, а Каррингтон вертел в руках стакан и размышлял о непостижимом легковерии политиков. Кому-кому, а им оно не пристало. Богдерово преклонение перед будущим действовало ему на нервы не меньше снисходительного презрения Декана, и непостоянный, как мотылек, журналист постепенно возвращался к прежним симпатиям. Сэр Богдер заканчивал расписывать преимущества совместного обучения - Каррингтону и слушать о нем было противно, - когда в дверях появилась леди Мэри. - Дорогая, - сказал сэр Богдер, - позволь представить тебе Корнелиуса Каррингтона. Леди Мэри взглянула на журналиста, и он буквально потонул в ледяных глубинах ее глаз. - Добрый день, - произнесла леди Мэри. Каррингтон заинтересовал ее. То ли мужчина, то ли женщина. Любопытно. - Он хочет сделать программу о Покерхаусе. - Сэр Богдер налил ей сухого вина. - Давно пора, - отрезала леди Мэри. - Ваша программа о повреждениях позвоночника - просто чудо. Пусть бесхребетные чинуши из Министерства здравоохранения задумаются. Каррингтон вздрогнул. Леди Мэри прямо ошеломила его своим напором. В нем проснулась тоска по детству, запрятанная на дне его хищной души. Пеленки, соски, погремушки и нянечка- леди Мэри. Даже ее тонкий рот с желтыми зубами возбуждал его. - А возьмите стоматологию, - будто прочла его мысли леди Мэри. - Кусаться хочется, как подумаю об этом. - Она приветливо осклабилась, и Каррингтон заметил ее сухой язык. - Наверное, после Лондона вы скучаете здесь... - пытался он поддержать светскую беседу. - О да! - Под лучами его явного и абсолютно бесполого внимания леди Мэри расцветала, как подсолнух. - Всего-навсего каких-то пятьдесят миль от Лондона, а кажется, тысяча. - Она взяла себя в руки, всетаки он мужчина. - Так что вы собираетесь снимать в нашем колледже? Сэр Богдер на диване затаил дыхание. - Все дело в том, как представить, - не совсем ясно ответил Каррингтон. - Надо, конечно, объективно... - Я убеждена, у вас получится нечто замечательное, - вставила леди Мэри. - А зрители пусть выносят свой приговор. - Намучаетесь вы с Деканом и членами Совета. Они жуткие ретрограды. Каррингтон улыбнулся. - Дорогая моя, - вмешался сэр Богдер, - Каррингтон окончил Покерхаус. - В самом деле? Ну, тогда я вас поздравляю. Вы с честью вышли из этого испытания. За завтраком леди Мэри толковала о своей работе в комитете "Милосердных Самаритянок" и жадно пожирала сардинки. Увлечение Каррингтона потихоньку увядало. Получив благословение на съемки, он с облегчением покинул дом Ректора. Немудрено, что сэр Богдер так стремится к рациональному, стерилизованному, автоматизированному миру, в котором не будет места болезням, голоду, невзгодам войны и несовместимости характеров. Ведь в нем не будет места и для адского человеколюбия его супруги. Каррингтон послонялся по колледжу, полюбовался золотыми рыбками в пруду, дружески похлопал по плечам бюсты в библиотеке, покрасовался перед орнаментами в часовне и направился в привратницкую проверить, готов ли Кухмистер поведать о своих обидах трем миллионам зрителей. К великому огорчению Корнелиуса, Кухмистер заметно повеселел. - Я им все сказал, - заявил он, - сказал им, что они должны что-то делать. - Сказали кому? - осведомился Каррингтон тоном учителя, спрашивающего у нерадивого ученика латинские падежи. - Сэру Кошкарту и Декану. Каррингтон вздохнул с облегчением: - Они, разумеется, позаботятся о ваших правах. Но... Вдруг не позаботятся? Тогда приходите ко мне - в "Синий кабан". Он отправился в гостиницу. Волноваться не о чем. Вряд ли воззвание Декана к лучшим чувствам сэра Богдера увенчается успехом. Но береженого бог бережет. Каррингтон позвонил в редакцию "Кембридж ивнинг ньюс" и сообщил, что старший привратник Покерхауса уволен, потому что возражал против установки автомата с презервативами в студенческом туалете. "Сведения можете проверить у Казначея колледжа", - сказал он референту и положил трубку. Второй звонок в ССР - Союз студентов-радикалов: им Каррингтон наябедничал, что администрация Покерхауса уволила слугу за то, что тот вступил в профсоюз. В заключение журналист позвонил самому Казначею и на ломаном английском пожаловался, что мелиоратор из Заира, сотрудник ЮНЕСКО, не смог попасть в колледж: привратник прогнал его от ворот, да еще и оскорбил. При этом звонивший козырял дипломатической неприкосновенностью. Теперь Каррингтон не сомневался: об увольнении Кухмистера узнает весь свет и администрации Покерхауса придется отбиваться от разъяренных левых демонстрантов. Корнелиус, удовлетворенный и ухмыляющийся, растянулся на кровати. Много лет прошло с тех пор, как его искупали в фонтане на новом дворе, но такое не забывается. Зато теперь он отомщен. В кабинете Казначея надрывался телефон. Казначей то и дело хватал трубку. Презервативный автомат в студенческом туалете? От кого референт получил подобную информацию? Может, что-то такое и планируется, но комментировать он не будет. Нет, о сексуальных оргиях ему ничего не известно. Да, Пупсер погиб от взрыва наполненных газом презервативов, но какое это имеет отношение к увольнению Кухмистера, если допустить, что того действительно уволили? Не успел он опомниться - позвонили эсэсэровцы. На этот раз Казначей был краток. Он облегчил душу и с грохотом швырнул трубку. Телефон тут же заверещал вновь. Казначею пришлось объясняться с неким гражданином Заира, который беспрестанно поминал министра иностранных дел и Управление по межнациональным отношениям. Казначей рассыпался в извинениях и уверял, что невежа-привратник уже уволен. Этот разговор доконал бедолагу. Он вызвал Кухмистера. Но вместо привратника явился собственной персоной Декан. - А, Казначей, - небрежно сказал он, - мне нужно поговорить с вами. Говорят, вы отказали Кухмистеру от места? Казначей мстительно взглянул на него. Он достаточно натерпелся от Кухмистера. - Вас неправильно информировали, - ответил он сдержанно, но строго. - Я просто намекнул Кухмистеру, что пора приискать другую работу. Он стареет, ему скоро на пенсию. А если он хочет и дальше работать, пусть загодя подыщет новое место. - Казначей подождал, пока Декан переварит услышанное. - Однако это было вчера. Сегодняшний инцидент представляет дело в совершенно ином свете. Я вызвал Кухмистера, и я намерен уволить его. - Вы намерены? - переспросил Декан. Казначей никогда раньше не говорил столь прямо и решительно. - Только что поступила жалоба от дипломата из Заира. Он утверждает, что Кухмистер прогнал его от ворот Покерхауса и, кроме того, если я не ослышался, назвал черномазым. - Правильно сделал. - Декан пытался представить себе, где примерно находится Заир. - Колледж - частная собственность, нечего сюда шляться всяким хулиганам. Он, верно, нарушал порядок. - Кухмистер обозвал его черномазым, - напомнил Казначей. - Не мог же он на черное сказать - белое. Кухмистер только назвал вещи своими именами. - Боюсь, Управление по межнациональным отношениям посмотрит на это иначе. - Какого дьявола, причем здесь Управление? - Жаловаться негр собрался именно туда. Он упомянул также министра иностранных дел. Декан сдался: - Неужели? Нам грозит международный скандал. - Кухмистером придется пожертвовать. - Увы, вы правы. - И Декан покинул кабинет. Привратник ждал его во дворе под дождем. - Плохо дело, Кухмистер, - удрученно сказал Декан. - Очень плохо. Ничего не могу для вас сделать. - И, все еще покачивая головой, он заспешил домой. Кухмистер остался стоять. Темнело. Его опять предали, теперь уже окончательно. Можно и не говорить с Казначеем, ясно и так. Он побрел назад, в привратницкую, и принялся паковать свой скарб. Казначей посидел в кабинете, подождал еще, позвонил в привратницкую. Никто не ответил. Тогда он отстукал на машинке письмо Кухмистеру и опустил его в ящик. Кухмистер уложил пожитки в потрепанный чемоданчик. Дождь не переставал. Вода сбегала с котелка, заливала лицо, не разобрать, что это - слеза или дождевая капля повисла на носу. Но если он и плакал, то не о себе, а о Покерхаусе, чьим символом отныне больше не являлся. Кухмистер то и дело останавливался - проверить, не пострадали ли от влаги ярлычки на чемоданчике. Чемоданчик принадлежал когда-то лорду Вурфорду, и рассматривать найлейки - Гонконг, Каир, Канпур - будто путешествовать по Империи. Он пересек рыночную площадь с опустевшими уже прилавками, прошел мимо Пэтти-Кьюри и через Брэдуэлс-Керт и Крайстс-Пис вышел к Мидсаммер-Коммон. Совсем стемнело, под ногами на велосипедной дорожке хлюпала грязь. Кухмистер чувствовал себя, как осенний лист, который ветер сорвал с ветки и несет бог знает куда. После долгих лет рабства у привратника не осталось собственных интересов, собственных целей. Он слуга, а служить больше некому. Ни Ректора, ни Декана, ни студента на худой конец. Некого ему опекать - неохотно, ворчливо, но опекать, - чтобы оправдать свою склонность подчиняться чужой воле. И, сверх того, нет колледжа, чтобы защитить его от беспорядочного, хаотичного мира. Дело не в реальном колледже, а в Идее колледжа. Его выгнали, предали - и Идеи нет больше. Кухмистер перешел железный пешеходный мостик. Вот и Райдер-стрит. Крошечная улочка, домиков почти не видно за огромной, в викторианском стиле виллой Честертона, так что и здесь он не одинок, под надежной охраной профессорских домов и лодочных сараев. Кухмистер отпер дверь, снял пальто и ботинки, поставил чемоданчик на кухонный стол. Приготовил чай и сел, недоумевая - что дальше? Утром надо зайти в банк, узнать насчет наследства лорда Вурфорда. Он достал жестянку с гуталином, тряпочку и начал плавными, легкими движениями чистить ботинки. Ритуал успокоил Кухмистера. Чувство безнадежности, которое не покидало его после разговора с Деканом, проходило. Он навел последний глянец, повернул ботинки к свету - хороши, хоть смотрись в них, убрал жестянку и тряпочку на место, потом приготовил ужин. Он снова стал самим собой. Он привратник Покерхауса - и все тут. Им не сдвинуть его с места. Он знает свои права. Не выйдет так вот взять и выгнать его. Что-то случится, остановит их. Кухмистер расхаживал по комнате и спорил с Ними. Прежде это были такие респектабельные, такие солидные, такие надежные люди. Он чувствовал себя за Ними как за каменной стеной. Прошли золотые времена. После войны Их джентльменство пошло на убыль, а нынче настоящего джентльмена днем с огнем не сыщешь. И чем меньше Кухмистер уважал Их, тем большим почтением проникался к тем, прежним, что были до войны. Лорд Вурфорд, доктор Робсон, профессор Данстэбл, доктор Монтгомери. Нынешние щелкоперы им в подметки не годятся. Ему, Кухмистеру, посчастливилось, он причастился этому величию. В десять часов привратник лег, но долго еще ворочался без сна. В полночь встал, по привычке проковылял вниз, открыл парадную дверь. Дождь кончился. Он огляделся по сторонам, опять захлопнул дверь. Совершив привычный обряд, Кухмистер окончательно успокоился, прошел в гостиную и налил себе чашку чая. В конце концов, у него есть наследство. Утром нужно зайти в банк. В десять утра Кухмистер явился к управляющему. - Акции? - спросил тот. - Разумеется. У нас есть отдел инвестиций, и мы готовы проконсультировать вас. - Он просмотрел депозитивную карточку Кухмистера. - Да, пяти тысяч фунтов вполне достаточно, но, может быть, разумней не рисковать деньгами? Кухмистер теребил в руках шляпу и удивлялся: этот тип оглох, что ли? - Я не собираюсь покупать акции. Я хочу купить дом. - Это уже гораздо лучше, - одобрительно кивнул управляющий. - В наше время, при такой инфляции - самое надежное вкладывать в недвижимость. У вас есть что-нибудь на примете? - Кое-что на Райдер-стрит. - Райдер-стрит? - Чиновник поднял брови и поджал губы: - Это дело другое. Она, знаете ли, продается с аукциона, отдельные дома на Райдер-стрит покупать нельзя. Сомневаюсь, что вы со своими пятью тысячами сумеете приобрести с аукциона всю улицу целиком. - Он позволил себе слегка улыбнуться. - Только если выдать закладную, а в вашем возрасте это, знаете ли, нелегко. Кухмистер извлек из кармана помятый конверт. - Знаю, - сказал он. - Поэтому я хочу продать акции. Тут десять тысяч. Я думаю, они стоят тысячу фунтов. Управляющий взял конверт. - Будем надеяться, они стоят немного больше. Ну-с... - Он запнулся и вытаращился на пачку акций: - Бог мой! - Снисходительно-бодрого тона как не бывало. Кухмистер виновато заерзал на стуле, как будто он нес личную ответственность за поведение пачки бумажек, которое почему-то так изумило солидного чиновника. - Большая Ассоциация Магазинов! Поразительно! Сколько вы сказали? - Трепеща от возбуждения, менеджер вскочил на ноги. - Десять тысяч. - Десять тысяч? - Менеджер снял трубку и набрал номер отдела инвестиций: - По какой цене идут? - Пауза. Менеджер с недоверчивым еще уважением изучал Кухмистера. - Двадцать пять с половиной? - Он положил трубку и внимательно посмотрел на чудного клиента. - Мистер Кухмистер, - сказал он наконец, - кстати, у вас здоровое сердце? Не знаю, как помягче выразиться... Вы стоите четверть миллиона фунтов. Кухмистер выслушал, но видимых признаков волнения не выказал. Он застыл на стуле, вперив в менеджера неподвижный взор. Тот был ошарашен куда сильнее, в его хихиканье слышались истерические нотки. - Теперь-то вы можете купить Райдер-стрит вместе с жителями, если пожелаете, конечно, - выговорил он. Кухмистер не реагировал. Богатство. Что-то такое, о чем он никогда не мечтал. - Да еще, наверное, дивиденды наросли, - спохватился менеджер. Кухмистер кивнул, поднялся, поставил стул на место. Взглянул на акции, принесшие ему удачу: - Заприте их в сейф. - Но... - начал менеджер, - сядьте, мистер Кухмистер, давайте все обсудим. Райдер-стрит? Выкиньте из головы Райдер-стрит. Большому кораблю - большое плавание. Мы можем продать эти акции и... или часть их... приобрести подходящую собственность и смело начинать новую жизнь. Кухмистер обдумал заманчивое предложение. - Мне не нужна новая жизнь, - мрачно заявил он. - Я хочу старую. Он оставил менеджера сидеть, разинув рот, за письменным столом и вышел на Сидни-стрит. Менеджер смотрел ему вслед, и банальнейшие видения богатого, привольного существования теснились в его бедном мозгу. Большая Ассоциация Магазинов - БАМ! Яхты, круизы, лимузины и - светлый загородный коттеджик - все то, что он всегда старался презирать. Но Кухмистеру это не нужно было и даром. Он разбогател, но обида не прошла. Наоборот. Горечь била в нем ключом. Его надули. Он сам себя обманул. Он был слишком простодушен и слишком предан Покерхаусу. Они пользовались этим. Ректор, Декан, даже сэр Кошкарт О'Труп. Теперь он не боится потерять работу. Он им покажет. Кухмистер повернул на Грин-стрит и направился к "Синему кабану". - 17 - Корнелиус Каррингтон развил бурную деятельность. Два дня его подвижная фигурка со свитой операторов и ассистентов носилась туда-сюда по узким лестницам Покерхауса. Не освещавшиеся столетиями закоулки вдруг засверкали яркими огнями: Каррингтон украшал репортаж архитектурными оборочками. Участвовали все. Даже Декан, дабы пристыдить Ректора, соблаговолил выступить и растолковать массовому зрителю значение консерватизма в наше неспокойное время. Он стоял под портретом епископа Файрбрэйса, ректора Покерхауса в 1545-1552 годах, громил распущенную молодежь и ставил ей в пример монашески целомудренных студентов прошлого. Потом камера прошлась по остаткам фундамента женского монастыря XV века, сохранившимся в саду, и в следующем интервью Капеллан поведал, что монастырь этот, сгоревший в 1541 году, был на самом деле публичным домом. Каррингтон не преминул изумиться: оказывается, в Покерхаусе издавна процветали свободные нравы. Старшего Тьютора сняли сперва на берегу - он сопровождал восьмерку на велосипеде, а затем в столовой. Каррингтон расспрашивал о диете атлетов Покерхауса, выманил признание, что ежегодный банкет обходится минимум в две тысячи фунтов, и поинтересовался, платит ли колледж в Оксфордский комитет помощи голодающим. Тут, позабыв об аудитории, Тьютор посоветовал журналисту не совать нос в чужие дела и, гордо подняв голову, покинул столовую, волоча за собой оторвавшийся провод микрофона. Сэра Богдера телевизионщики пощадили. Ему разрешили свободно прогуливаться по новому двору и вволю рассуждать о прогрессивных и гуманных изменениях в Покерхаусе. Время от времени он останавливался и то устремлял дальнозоркий взор на стену библиотеки, рассуждая об эмоционально-интеллектуальном симбиозе как основе университетского образования, то, опустив глаза долу, адресовал крокусу речь о духовном очищении при половом акте, то возводил очи к дымовым трубам XV века и с похвалой отзывался о молодежи, не равнодушной к нуждам ближнего и готовой прийти на помощь страждущим. И правильно она делает, что порывает с отжившими традициями, которые... Он пустился рассуждать о благотворности лучших человеческих чувств и пришел к выводу, что экзамены пора отменить. Вообще молодежи он пропел настоящую осанну и призвал пожилых (старше тридцати пяти лет) не становиться на дороге юноши и девушки, чьи сердца и тела раскрыты... Тут сэр Богдер запнулся, и Каррингтон вернулся к вопросу о воспитании милосердия, каковое он считал самым ценным в университетском образовании. Ректор согласился. Да, конечно, сочувствие ближнему - основной признак развитого ума. Съемка завершилась, и он вернулся домой в уверенности, что закончил на нужной ноте. Каррингтон придерживался того же мнения. Журналист оставил операторов снимать геральдических зверей на главных воротах и увенчанную шипами стену колледжа, а сам отправился на Райдер-стрит и провел около часа, запершись наедине с Кухмистером. - От вас требуется одно - прийти в Покерхаус и рассказать, как вы служили привратником. Кухмистер покачал головой. Каррингтон не отставал. - Мы снимем вас у ворот, снаружи, вы можете стоять на улице, а я попрошу вас ответить на несколько вопросов. Вам не придется заходить внутрь. Кухмистер уперся. - Или в Лондоне, или никак. - В Лондоне? - Я там уже лет тридцать не был. - Мы свозим вас в Лондон на денек, если настаиваете, но сниматься лучше в Кембридже. Хотите прямо здесь, у вас дома? - Каррингтон оглядел закоптелую кухоньку. Обстановка что надо: зрители будут рыдать от жалости. - Нет, не годится. Каррингтон шепотом обругал несговорчивого старикана. - Не хочу, чтоб в фильме. - Не хотите, чтоб в фильме? - Хочу живьем. - Живьем? - В студии, как в "Панораме". Мне всегда было охота посмотреть, как там, в студии. Все по-настоящему? - Отнюдь нет. Жара, здоровые кинокамеры... _ Вот и хорошо. Или живьем, или никак. - Ладно, - сдался Каррингтон. - Но сначала отрепетируем. Я буду задавать вопросы, а вы отвечать. Упрямство привратника раздосадовало Каррингтона. Но что делать? Без него каши не сваришь. Кухмистеру хочется в Лондон, Кухмистер по каким-то суеверным причинам не желает, "чтоб в фильме", придется ублажить его, обойтись кадрами дома старшего привратника на Райдер-стрит. Каррингтон вернулся в Покерхаус и собрал съемочную группу. Осталось последнее интервью - с генералом Кошкартом О'Трупом в Кофт-Касл. Через неделю Кухмистер и Каррингтон вместе поехали в Лондон. В эту неделю Каррингтон потрудился на славу, он смонтировал фильм и усовершенствовал комментарий. Но тревога не покидала его. Что-то не так. Не с программой - ее он состряпает, - а с Кухмистером. После увольнения привратник как будто вырос, как будто у него появились собственные цели. Обиженный тон, которым он привлек внимание Каррингтона, сменился невозмутимостью и уверенностью. В принципе, Каррингтон не возражал. Это даже усилит впечатление. И в студии есть свои плюсы. Грубоватая физиономия Кухмистера, сизый нос и нависшие брови будут выгодно выделяться на искусственном фоне, дадут дополнительный эффект неожиданности и непосредственности. Невнятное бормотание привратника растрогает чувствительных зрителей. Внимание всей страны будет приковано к этой жалостной истории - подлинной человеческой драме. Банальности радикала Богдера и воинственный пыл реакционера Декана оттенят прозрачную, безыскусственную честность Кухмистера, и тем самым будет доказано преимущество обыденных ценностей, которое проповедовал Каррингтон. И напоследок - воистину мастерский штрих. Генерал сэр Кошкарт О'Труп, стоя на посыпанной гравием аллее в Кофт-Касл, предлагает Кухмистеру поселиться у него, и камера показывает скромное бунгало, где старший привратник может мирно провести остаток дней своих. Каррингтон гордился этой сценой. В Кофт-Касл царил тот же дух, что и в милых его сердцу городских предместьях, а сам генерал - классический тип современного английского джентльмена. Чтобы достичь столь блистательного результата, пришлось прибегнуть к монтажу - журналист сумел обойти необузданного вояку. Помог терьер. Каррингтон заметил резвившегося на лужайке песика и спросил сэра Кошкарта. любит ли он собак. - Само собой, - ответил генерал. - Верный друг, верный и послушный, всегда с тобой. С ним никто не сравнится. - А если вы найдете бездомного пса, возьмете вы его в дом? - Не оставлять же собаку на улице погибать от голода. Комнат у меня полно. Сами посмотрите: казармы что надо. Каррингтон поздравлял себя с удачным спектаклем. Кое-что подтереть, заменить "пса" на Кухмистера - пара пустяков. Генерал вряд ли будет скандалить: кто откажется предстать перед миллионами зрителей в качестве благодетеля? По дороге в Лондон Каррингтон натаскивал Кухмистера. - Помните, смотреть прямо в камеру и просто отвечать на вопросы. Кухмистер в темноте кивнул. - Я спрошу: "Когда вы стали привратником?", а вы ответите: "В 1928 году". И все. Точка. Понятно? - Да. - Потом я скажу: "Вы стали старшим привратником Покерхауса в 1945 году?" - и вы скажете: "Да". - Да. - Потом я продолжу: "Значит, вы отдали колледжу сорок пять лет?" - и вы скажете: "Да" Ясно? - Да. - Потом я скажу: "А теперь вас уволили?" - и вы скажете: "Да". Я скажу: "Вы представляете, за что вас уволили?" А вы что ответите? - Нет, - сказал Кухмистер. Каррингтон был удовлетворен. Кухмистер оказался послушен, как собаки, которых нахваливал генерал. Журналист успокоился. Все пройдет гладко. Они добрались до студии, Каррингтон оставил Кухмистера в подвале в обществе ассистента и скрылся в лифте. Кухмистер подозрительно осмотрелся кругом. Комната походила на бомбоубежище. - Присаживайтесь, мистер Кухмистер, - предложил ассистент. Кухмистер присел на пластмассовый диванчик, снял котелок, а молодой человек тем временем открыл стенной шкаф и выкатил оттуда какой-то ящик. Кухмистер недоверчиво покосился на него. - Это что такое? - осведомился он. - Портативный бар. Выпивка взбодрит вас. - Молодой человек отпер ящик. - А-а, - безучастно протянул Кухмистер. - Что вы предпочитаете? Виски, джин? - Ничего. - Да что вы! - прочирикал юнец. - Потрясающе! Отказаться выпить перед прямым эфиром. Все пьют. - Пейте сами. А я лучше покурю. - Кухмистер принялся неторопливо набивать трубку. Юноша растерянно взглянул на бар. - Значит, не будете? Выпивка, знаете ли, помогает. - Потом выпью. - Кухмистер закурил. Ассистент убрал бар обратно в шкаф. - Вы в первый раз? - Он, очевидно, пытался разговорить Кухмистера. Тот кивнул. Так они и сидели молча, пока не явился Каррингтон. В комнате было не продохнуть от едкого дыма, перепуганный ассистентик забился в угол. - Не захотел выпить, - шепнул он Каррингтону. - Ничего не говорит, сидит и курит эту мерзость. Каррингтон слегка встревожился. Чего доброго, привратник завянет где-нибудь посреди интервью. - Как настроение? - спросил журналист. - Лучше не бывает. Но компания мне не понравилась. - Кухмистер сердито покосился на молодого человека. - Голубой, - пояснил он в коридоре по дороге к лифту. Каррингтон пожал плечами. Кухмистер смущал его. Привратнику недоставало подобострастия, свойственного чуть ли не всем трепещущим жертвам журналиста. С перепугу они становились как шелковые, и Каррингтон наслаждался чувством превосходства, какого ни разу не испытывал за пределами искусственного мирка студии. Сейчас - не то. Этак он сам увянет в середине передачи. Каррингтон ввел Кухмистера в ярко освещенное помещение, усадил на стул и побежал в буфет глотнуть виски. Вернулся он вовремя - Кухмистер рычал на молоденькую гримершу, чтобы она не распускала руки. Каррингтон занял свое место, ослепительно улыбнулся привратнику. - Постарайтесь не пинать микрофон. Кухмистер пообещал. На них нацелились объективы камер. Входили и выходили какие-то люди. В соседней комнате с затемненным окном возились у кронштейна режиссер и техники. Программа "Каррингтон в Кембридже" вышла в эфир. Девять двадцать пять. Лучшее эфирное время. Миллионы зрителей приникли к экранам. В Покерхаусе отобедали. Сегодня,- для разнообразия, обошлось без словесных пикировок. За столом, как ни странно, сохранялась доброжелательная атмосфера. Даже Ректор и сидевший по правую руку от него Декан воздерживались от грызни. Казалось, члены Совета, заключили перемирие. - Я сообщил о программе влиятельным членам Общества выпускников Покерхауса, - сказал Декан Ректору. - Замечательно, - ответил сэр Богдер. - Я благодарю вас от имени всех членов Совета колледжа. Декан подавил смешок. - Что мог, то сделал. Это же для блага колледжа. Дай Бог, после передачи фонд восстановления получит два-три солидных взноса. - Каррингтон приятный парень и необычайно чуткий для... - Ректор хотел было сказать "для выпускника Покерхауса", но воздержался. - "Берти-кокетка!" - вспомнив, как его называли, проревел Капеллан. - Похоже, он переменился, - возразил сэр Богдер. - Его купали в фонтане, - покачал головой Капеллан. И только это зловещее замечание нарушило мирный покой трапезы. После кофе и сигар члены Совета попросили Артура принести еще бренди и засели в профессорской, поглядывая на цветной телевизор, специально принесенный для такого случая. В девять часов телевизор включили, посмотрели "Новости", приехал приглашенный Деканом сэр Кошкарт. Теперь все, кто принимал участие в программе, собрались в комнате. Все, кроме Кухмистера, который ждал своего часа в студии и чуть заметно улыбался, отчего его суровая физиономия приобретала более благостное выражение. Передача началась с кадров парка и капеллы Кингз-колледжа, сопровождаемых гимном гребцов Итона. Зазвучал голос Каррингтона: - "Кембридж - один из крупнейших университетов мира, научный и культурный центр. Здесь получили образование величайшие английские поэты. Мильтон учился в Крайст-колледже". - На экране интерьер комнаты Мильтона. - "Вордсворт и Теннисон, Байрон и Кольридж - все они закончили Кембридж". - Замелькали кадры - колледжи Джонз, Джизус, наконец камера остановилась на сидящей фигуре Теннисона в капелле Тринити-колледжа. - "Ньютон, открывший закон всемирного тяготения... - Статуя Ньютона на экране, - и Резерфорд - отец атомной бомбы". - На экране стыдливо показался уголок лаборатории Кавендиша. - Что это он так галопом по Европам? Скачет через целые эпохи, - удивился Декан. - Какое отношение гимн гребцов Итона имеет к Кингз-колледжу? - спросил сэр Кошкарт. Каррингтон заливался соловьем: - "Кембридж - английская Венеция". - Кадры - мостик Вздохов, плоскодонки, вид Грантчестера, студенты выходят из аудитории в Милл-лейн. - "Но сегодня мы посетим уникальный колледж, уникальный даже для такого старинного университета, как Кембриджский". Ректор подвинулся поближе и уставился на герб колледжа, красовавшийся на башне над главными воротами. Члены Совета заерзали на стульях. Они трепетали, точно девушки, которым предстоит лишиться невинности. Каррингтон призвал телезрителей задуматься над пережитком прошлого, которым является колледж, чьим питомцем он некогда был. В голосе Корнелиуса больше не было патоки, он явно готовил аудиторию к зрелищу поразительному и шокирующему. Он давал понять, что Покерхаус не просто колледж, что кризис, который здесь назрел, весьма показателен, что это символ выбора, перед которым стоит страна. В профессорской члены Совета изумленно воззрились на экран, даже сэр Богдер вздрогнул: "пережиток прошлого", "кризис" - он не ожидал такой резкости. Панорама колледжа, старый двор, переходы и вдруг - пленка, закрывавшая строительные леса на башне. Члены Совета ахнули. - Что заставило блестящего молодого ученого покончить с собой столь странным способом и вдобавок погубить пожилую женщину? - вопрошал Каррингтон и приступил к описанию гибели Пупсера таким тоном, словно говорил зрителям: "Мужайтесь, я же предупреждал". - Что за чертовщина! - закричал сэр Кошкарт. - Что замыслил этот ублюдок?! Декан закрыл глаза, а сэр Богдер залпом осушил рюмку бренди. - Мы спросили мнение многоуважаемого Декана, - продолжал Каррингтон. Декан открыл глаза и узрел собственную физиономию. - Головы сегодняшних молодых людей забиты анархической чепухой. Они вообразили, что насилием и неистовством можно исправить мир, - услышал он свои слова. - Ничего подобного! О Пупсере и речи не было! Каррингтон на экране позволил себе не согласиться с Деканом: - Так вы считаете, что самоубийство мистера Пупсера - акт саморазрушительного нигилизма и умственного перенапряжения? - Покерхаус всегда был гребным колледжем. В прошлом мы пытались достичь равновесия между спортивными и научными занятиями, - ответил теледекан. - Он же меня не о том спрашивал! Он выдергивает мои слова из контекста! - бесновался прототип. - Вы не рассматриваете это как помешательство на сексуальной почве? - перебил Каррингтон. - Сексуальной неразборчивости нет места в Покерхаусе, - заявил Декан. - А вы запели по-новому, - заметил Капеллан. - Я этого не говорил, я сказал... - Тише! - призвал к порядку сэр Богдер. - Дайте нам самим услышать, что вы сказали. Декан покраснел в темноте. - Мы проинтервьюировали Капеллана Покерхауса в саду Совета колледжа. Декан и епископ Файрбрэйс исчезли, их сменили вязы, декоративные каменные горки и две крошечные фигурки на лужайке. - Надо же - сад, оказывается, такой большой, а я такой маленький, - восхитился Капеллан. - Обман зрения. Снимали широкоугольным объективом... - начал объяснять сэр Кошкарт. - Обман? - фыркнул Декан. - Конечно. Вся треклятая передача - сплошной обман! Камера подобралась поближе. - Этот фундамент остался от борделя. Кое-кто считает, что тут монастырь был. Ничего подобного, самый настоящий бордель, с девками. А что? В пятнадцатом столетии... Обычное дело. Только сгорел он в 1541 году. Такая жалость. Впрочем, ручаться не могу, может, в борделе и монахини были. А что? У католиков это запросто, - разносился по лужайке зычный Капелланов глас. - Господи, спаси и помилуй, что скажут экуменисты, - пробормотал Старший Тьютор. - Следовательно, вы не согласны с Деканом... - Согласен с Деканом? Ни боже мой! Вообще, он у нас со странностями. Взять хотя бы фотографии мальчишек у него в комнате... Стареет он, стареет, да и все мы, что греха таить, не молодеем. - Фигурка Капеллана под огромным вязом уменьшалась, голос слабел, затихал и вскоре стал напоминать отдаленное воронье карканье. Капеллан повернулся к Старшему Тьютору: - А хорошо получилось. Полезно посмотреть на себя со стороны. Такой неожиданный угол зрения... Декан то ли захрипел, то ли застонал. У Тьютора тоже перехватило дыхание: настала его очередь. Река, вдоль берега плывет лодка, а по берегу деловито катит на велосипеде пожилой юноша в кепке и блейзере. Потное лицо во весь экран. Тьютор слезает с велосипеда, но никак не может отдышаться. Голос Каррингтона прорывается сквозь его пыхтенье: - Вы тренируете команды Покерхауса уже двадцать лет. Должно быть, за это время многое переменилось. Что вы думаете о нынешних студентах Кембриджа? - Сборище балбесов! Щенки бесхвостые, вот они кто! - рявкнул Тьютор. - Вы считаете, во всем виноваты наркотики? - мягко спросил Каррингтон. - Разумеется, - отрезал его собеседник и незамедлительно исчез с экрана. - Он меня ничего такого не спрашивал! Его там и близко не было! Он сказал, они просто снимут меня у реки! - В профессорской Тьютор ловил ртом воздух. - Художественная вольность, - успокоил его Капеллан. Интервью продолжалось. Столовая. Старший Тьютор прохаживается между столами. По стенам портреты ректоров Покерхауса - один другого толще. - Кухня Покерхауса славится на весь Кембридж. Вы убеждены, что икра и паштет из утиной печенки с трюфелями необходимы для научных достижений? - Я убежден, что нашими успехами мы обязаны правильному питанию. От недокормышей рекордов ждать не приходится! - Я слышал, ежегодный банкет обходится колледжу недешево. Две тысячи фунтов, я не ошибся? - На кухню мы не жалеем средств. - Скажите, а какова величина ежегодного взноса Покерхауса в Оксфордский Комитет помощи голодающим? - Не ваше собачье дело! - Терпение Тьютора лопнуло. Под взглядом телекамеры он удалился из столовой. Убийственные разоблачения не прекращались. В профессорской стало тихо, как в склепе. Каррингтон распространялся о недостатках в преподавании, разговаривал со студентами, которые сидели спинами к камере: по их словам, они боялись, что, если преподаватели их узнают, они вылетят из Покерхауса за милую душу. Студенты обвиняли профессоров колледжа в ограниченности, отсталости, воинствующем консерватизме, в... И так далее, и так далее. Но вот сэр Богдер выдал свою тираду о сочувствии ближнему как признаке развитого ума, и вместо видов Кембриджа на экране возникла студия, а в ней Кухмистер. Члены Совета оцепенели. - Итак, - начал Каррингтон, - мы услышали много лестного, а с чьей-то точки зрения, и нелестного о таких заведениях, как Покерхаус. Мы выслушали приверженцев старых традиций и прогрессивно настроенную молодежь. Мы слышали много слов о сострадании ближнему. Выслушаем же человека, который знает о Покерхаусе больше, чем кто-либо другой, человека, проведшего в колледже четыре десятилетия. Вы, мистер Кухмистер, около сорока лет служили привратником в Покерхаусе? Кухмистер кивнул: - Да. - Вы поступили на службу в 1928 году? - Да. - И с 1945 года вы - старший привратник? - Так. - Сорок лет - долгий срок, и, наверное, вы, мистер Кухмистер, вправе судить об изменениях, происходящих в колледже. Кухмистер послушно кивнул. - Недавно вас уволили. По-вашему, за что? Лицо Кухмистера крупным планом. - Потому что я не хотел, чтоб у нас, в сортире для молодых джентльменов, поставили презервативник, - поведал Кухмистер трем миллионам зрителей. Каррингтон крупным планом. Журналист не в силах скрыть замешательство. - Что? - Презервативный автомат. Вон чему молодежь учат. И где? В Покерхаусе! Разве это дело? - Бог мой! - только и выговорил Ректор. Старший Тьютор выпучил глаза. Декан корчился в судорогах. Члены Совета уставились на Кухмистера, словно видели его впервые, словно знакомую картинку вставили в волшебный фонарь и она ожила. Даже сэр Кошкарт О'Труп не находил слов. Казначей тихонько хныкал. Владел собой только Капеллан. - Говорит как пишет, - заметил он. - И кстати, есть к чему прислушаться. - Вы думаете, администрация Покерхауса совершает ошибку? - Каррингтон как-то оробел, съежился. - Вот именно, ошибку, - авторитетно подтвердил Кухмистер. - Не к чему молодежь учить - что хочу, то и ворочу. В жизни-то не так. Я, к примеру, не хотел быть привратником. Но жить-то надо. Если кто учился в Кембридже да получил степень, он что - особенный? Все равно ведь придется зарабатывать на жизнь. - Вы думаете... - Каррингтон напрасно пытался остановить сошедший с рельсов поезд. - Я думаю, профессора наши испугались. Струсили. Они говорят - рас-кре-по-ще-ние. Чушь. Это трусость. - Трусость? - поперхнулся Каррингтон. - Дают им степень за просто так, не исключают за наркоту, разрешают шляться чуть не до зари, водить баб, ходить немытыми пугалами. Да сорок лет назад попадись такой студент на глаза декану - мигом вылетел бы. И правильно. Э, да что говорить. Все позволено. Разве вот презервативника не хватало для счастья. Я уж молчу о педиках. Каррингтон затрясся. - Вы-то должны знать, - повернулся к нему Кухмистер. - Их купали в фонтане. И вас купали, как сейчас помню. И поделом. Это все трусость. И не говорите о раскрепощении. Каррингтон безумными глазами взглянул на диспетчера в аппаратной, но программа продолжала оставаться в эфире. - А взять хотя бы меня. - Кухмистер совсем разошелся. - За смехотворное жалованье трудился всю жизнь, а меня ни за что ни про что выкинули, как стоптанный башмак. Где тут справедливость? Говорите, все позволено? Хорошо. Вот и позвольте мне работать. Человек имеет право на труд, ведь так? Я им деньги предлагал, мои сбережения. Вы спросите Казначея, предлагал я или нет. Каррингтон ухватился за соломинку. - Вы предложили Казначею деньги, чтобы помочь колледжу? - оживился он, словно забыв о том, что минуту назад Кухмистер поведал миру о некоторых интимных фактах его биографии. - Он сказал, у Покерхауса нет средств держать меня. Он сказал, они продадут Райдер-стрит, чтоб заплатить за ремонт башни. - Райдер-стрит? Улицу, где вы живете? - Где вся прислуга живет. Они не имеют права выгонять нас. В профессорской Ректор и члены Совета в немом отчаянии следили, как рушится под гнетом обвинений репутация Покерхауса. "Кухмистер в Лондоне" взял верх над "Каррингтоном в Кембридже". Тоска привратника по прошлому оказалась куда сильней и правдивей. Журналист сидел в студии осунувшийся и обмякший, а Кухмистер ораторствовал, невнятно и косноязычно, как истинный англичанин. Он говорил о мужестве и верности, он восхвалял джентльменов давно умерших и бранил ныне живущих. Он говорил о славных традициях и дрянных новшествах, превозносил образование и порицал научные исследования, восхищался мудростью, но отказывался смешивать ее с ученостью. Он провозгласил право служить и право, чтоб с тобой поступали по-честному. Кухмистер не жаловался. Он звал к борьбе за легендарное прошлое, которого никогда не было. Телефоны Би-би-си разрывались на части. Миллионы мужчин и женщин жаждали поддержать Кухмистера в его крестовом походе против современности. - 18 - Казначей выключил телевизор, но члены Совета не отрывали глаз от погасшего экрана. Дух рокового привратника витал в комнате. Капеллан первый нарушил молчание: - Своеобразная точка зрения, но боюсь, Фонд восстановления нас не поймет. Что вы скажете. Ректор? Сэр Богдер сдерживал рвущиеся с губ проклятия и тщился сохранить хладнокровие: - Вряд ли кто обратит внимание на зарвавшегося слугу. По счастью, у зрителей короткая память. - Негодяй! Драть его надо! - рычал сэр Кошкарт. - Кого? Кухмистера? - спросил Старший Тьютор. - Телесвинью Каррингтона. - Ваша идея, между прочим, - поддел генерала Декан. - Моя?! Да вы же все затеяли! Вмешался Капеллан: - Зря его искупали. Боком вышло. - Утром я посоветуюсь с адвокатом, - сказал Декан. - Мне кажется, у нас есть основания подать в суд за клевету. - Я не нахожу повода прибегать к помощи закона, - возразил Капеллан. При словах "помощь закона" сэр Богдер вздрогнул. - Он специально подбирал вопросы к моим ответам, - возмущался Тьютор. - Очень может быть, - согласился Капеллан. - Но где доказательства? И потом, пусть он отступил от буквы... Как вы выразились о нынешних студентах - "сборище балбесов"? Прискорбно, что это дошло до публики, но вы ведь действительно так думаете. Через час свара была в разгаре, и Ректор, вымотанный до предела как самой передачей, так и злобой, которую последняя всколыхнула в его коллегах, покинул профессорскую и отправился через сад домой. Как бы передача и впрямь не повлекла за собой серьезные последствия. Впрочем, широкие массы привержены реформам, и репутация прогрессивного политика выручит его. И все же, что ему так не понравилось в собственном выступлении? Да просто он впервые в жизни увидел себя со стороны: старик, убежденно выкрикивающий абсолютно неубедительные банальности. Он вошел в дом и захлопнул дверь. Наверху, в спальне, леди Мэри томно расшнуровывала корсет. Она смотрела телевизор в одиночестве и теперь пребывала в необычайном возбуждении. Передача подкрепила ее собственное мнение о колледже, а очаровательная бесполость Корнелиуса вновь согрела сердце грозной леди. Она приближалась к рубикону, климаксу, аппетит ее, и всегда-то отменный, пробуждался особенно легко. Слабость и серость журналистика умиляли леди Мэри, заставляли сладострастно содрогаться, а то, что он находился не здесь, а в Лондоне, делало его еще более желанным. Привязчивая матрона размечталась, она представила, что становится музой и покровительницей кумира масс. Взлет сэра Богдера остался позади, а Каррингтон сейчас на вершине славы. Леди Мэри попыталась загасить пожар порцией мороженого, но огонек все равно тлел. Даже сэр Богдер заметил это и удивился. Ректор устало опустился на кровать, снял ботинки. - Прошло на ура, правда? Сэр Богдер поднял к ней измученное лицо. - Вернее, все шло как надо, - дала задний ход леди Мэри, - пока не появился тот жуткий субъект. Не пойму, зачем это он вылез? - Зато я понимаю. - Все-таки я рада. Декан в передаче выглядит дурак дураком. - Да мы все там выглядим хуже некуда. - Но Каррингтон показал проблему с двух сторон, справа и слева. Он выполнил свое обещание, - не преминула отметить леди Мэри. - Перевыполнил! Дал еще вид снизу, - окрысился Богдер. - Показал нас совершенными кретинами. Теперь все вообразят, что мы этого гада-привратника со свету сживаем. - Ты преувеличиваешь! Ведь сразу видно, что он просто неотесанный мужлан. Сэр Богдер пошел чистить зубы, а леди Мэри устроилась поуютней и углубилась в статистику юношеских преступлений. Кухмистер посиживал в "Таверне пастуха", покуривал трубочку и потягивал виски. Каррингтон орал на режиссера. - Как вы смели! - разорался Корнелиус. - Почему вы его сразу не вырубили к чертовой матери? - Программа-то твоя, душка, - убеждал режиссер. Зазвонил телефон. - И чего ты паникуешь? Публика воет от восторга, телефон не замолкает. - Он взял трубку и повернулся к Каррингтону: - Это Элеи. Спрашивает, не даст ли он ей интервью. - Элеи? - Элеи Контроп. Из "Обсервер". - Ничего он ей не даст! - Да, он пока здесь, - сказал режиссер в трубку. - Поторопитесь, наверное, застанете. - Ты что, не понимаешь, во что нас втягивают? - вопил Каррингтон. Опять зазвонил телефон. Подошел диспетчер из аппаратной. - Да? Сейчас спрошу. - Он прикрыл трубку ладонью. - Просят Кухмистера для передачи "Разговор по душам" в понедельник. Что сказать? - Ни в коем случае! - Корнелиус говорит: "Превосходно", - перевел режиссер. Кухмистер сидел в бомбоубежище с Элеи Контроп. Часы показывали половину двенадцатого ночи, но он был бодр и свеж. Выступление воодушевило привратника, а виски еще больше усугубляло состояние приподнятости. - Вы хотите сказать, что часть студентов поступает в колледж без вступительных экзаменов, даже не предъявляя школьных аттестатов? - переспросила мисс Контроп. Кухмистер, отхлебнув немного, кивнул. - А их родители вносят деньги в Фонд пожертвований? Кухмистер снова кивнул. Карандаш мисс Контроп порхал по бумаге. - И в Покерхаусе это не исключение, а правило? Кухмистер не возражал. - И в другие колледжи отбирают абитуриентов по такому же принципу? - Коли вы богаты, в колледж попадете, не сомневайтесь, - рассказывал Кухмистер. - Конечно, платят в разные фонды, но суть одна. - Но как же они получают степень, если не в состоянии сдать экзамен? Кухмистер улыбнулся: - Они заваливают выпускной экзамен, тогда колледж рекомендует их на получение степени без экзамена. Обычная подтасовка. - Повторите, пожалуйста. - Мисс Контроп смотрела на него горящими, голодными глазами. Кухмистер ночевал в отеле на набережной. В субботу он сходил в зоопарк, в воскресенье всласть повалялся в постели с газетой, а потом поехал в Гринвич посмотреть "Катти Сарк"{Последний из быстроходных парусных кораблей, доставлявших чай в Великобританию. Построен в 1869 году. Сейчас превращен в музей.}. В воскресенье сэр Богдер спустился к завтраку и застал леди Мэри за чтением "Обсервер". По выражению ее лица Ректор заключил, что в мире разразился очередной катаклизм. - Где на этот раз? - утомленно спросил он. Леди Мэри не отвечала. "Должно быть, нечто ужасное", - подумал сэр Богдер и намазал хлеб маслом. Громко чавкая, он поглядывал в окно. Суббота выдалась тяжелая. Не переставая звонили выпускники Покерхауса, негодовали на увольнение Кухмистера и советовали Ректору трижды подумать прежде, чем допустить изменения в колледже. Звонили из лондонских газет, Би-би-си приглашало участвовать в программе "Разговор по душам". Добил его звонок из Лиги распространения контрацептивов - хвалили за благое начинание. Так что Богдер был не расположен сокрушаться из-за болезней, нищеты и прочих бедствий, свалившихся на соседей по земному шару, он сам нуждался в сочувствии. Он поднял глаза и поймал свирепый взгляд супруги. - Богдер, - начала она, - это ужасно. - Так я и знал, - сказал Ректор. - Ты немедленно должен что-то предпринять. Сэр Богдер отложил надкусанный бутерброд. - Дорогая, я не Бог. Я в курсе, человек человеку волк, природа губит человека, а человек природу. Не знаю, какие именно страдания человечества ранят твою тонкую душу сегодня, но, честное слово, нынче я род людской спасти не сумею. Я и с Покерхаусом не справляюсь. - Я и говорю о колледже. - Леди Мэри протянула ему газету, и сэр Богдер прочел: "В Кембридже торгуют учеными степенями. Привратник против коррупции" - статья Элси Контроп. Фотография Кухмистера и несколько столбцов, посвященных коммерческим аферам Покерхауса. Ректор набрал в легкие побольше воздуха и погрузился в увлекательное чтение. "Интересная информация поступила из Покерхауса, одного из самых привилегированных колледжей Кембриджского университета. По сообщению мистера Джеймса Кухмистера, здесь вошло в обычай продавать право на получение степени без экзамена неспособным к учению сынкам богатых родителей". - Ну как? - Леди Мэри не дала мужу дочитать. - Что "как"? - Надо же принимать меры. Это скандал! Ректор язвительно покосился на жену: - Если ты соблаговолишь дать мне время прочесть статью, я подумаю, какие меры принять. А этак я не смогу переварить ни ее, ни этот скудный завтрак. - Ты должен печатно опровергнуть клевету. - Конечно. На радость Кухмистеру. Я назову его лжецом, он подаст в суд и потребует возмещения ущерба, клевета окажется чистой правдой, а я останусь с наосом. Чудесно! - Ты что, смотрел сквозь пальцы на торговлю степенями?! - Сквозь пальцы? Какого дьявола... - Богдер, - угрожающе произнесла леди Мэри. Ректор махнул рукой и попытался дочитать статью, но леди Мэри понесло. Она предавала анафеме взяточничество, беззаконие, частные школы, торгашескую мораль средних классов и их безнравственность. К концу завтрака сэр Богдер ощущал себя боксерской грушей после тренировки тяжеловесов. Наконец он встал из-за стола: - Пойду-ка я погуляю. Светило солнышко, расцветали нарциссы, у ворот собирались пикетчики. На тротуаре расселись юнцы с плакатами: "ВЕРНУТЬ КУХМИСТЕРА!". Ректор понурил голову и поплелся к реке, недоумевая, почему его попытки добиться радикальных перемен вечно натыкаются на не менее радикальное сопротивление тех, ради .кого все и затевается. Как удалось Кухмистеру, с его допотопными представлениями, завоевать симпатии этих длинноволосых мальчиков? Кухмистеру, который турнул бы их отсюда без всяких разговоров! Есть в политических пристрастиях англичан что-то извращенное, несуразное. "Если власть у правых, то виноваты выходят левые, - размышлял сэр Богдер, с грустью оглядываясь на пройденный путь. - Позор, позор тебе, Британия!" Он брел по дорожке через Шипе Грин к Лэммес Лэнд и мечтал о прекрасных временах, когда все будут счастливы, а проблем не будет вовсе. Мечтал о земле обетованной, которой никогда не достичь. Декан не читал "Обсервер". Его, вообще не занимали воскресные газеты. Уж больно много в них про всякие недуги - общественные и людские. Декан никому и ничему не верил и потому исправно ходил в часовню колледжа, где старательный Капеллан выкрикивал молитвы таким громким голосом, что немногочисленность его паствы не сразу бросалась в глаза. К тому же проповеди его были так далеки от нравственных запросов прихожан, что Декан радовался в сердце своем. Вот и на этот раз выбор текста показался ему несколько необычным. Иеремия, глава 17, стих II: "Куропатка садится на яйца, которых не несла; таков приобретающий богатство неправдою: он оставит его на половине дней своих, и глупцом останется при конце своем". Декан задумался: пусть куропатки никудышные матери, но все же они размножаются... Оторвавшись от размышлений о продолжении куропаточьего рода, он обнаружил, что священник с непривычной резкостью критикует Покерхаус за потворство студентам из зажиточных семей. "Вспомним же слова Господа нашего: легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатым войти в Царствие Небесное. Очистим Покерхаус от верблюдов!" - призвал Капеллан и спустился с кафедры. Служба кончилась пением псалма: "Как лань желает к потокам воды..." {Псалтырь, 41, 2.} Декан и Старший Тьютор вместе вышли из часовни. - Странно, - сказал Декан, - дикие животные не дают Капеллану покоя. - Верно, скучает по ручному Кухмистеру. Они не спеша брели по галерее. - Сам я не скучаю, - заметил Декан, - после той паскудной передачи скучать по нему трудно. Но потеря для колледжа огромная. - И не единственная. Вчера я обедал в "Эммануэле". - При этом воспоминании Старший Тьютор содрогнулся. - Это хорошо. Хотя сам я туда больше не хожу. Съел там однажды котлету, а дома - расстройство желудка. - Вот и у меня расстройство. Только не желудка. Не до еды было. - Вы о Каррингтоне? - О нем тоже шла речь. Но эту тему я постарался замять. А вот то, что я услышал от Сакстона, это действительно... Словом, похоже, что когда Кухмистер предложил колледжу свои сбережения, он действительно предлагал щедрый дар. Ходят такие слухи, и, кажется, не совсем необоснованные. Декан с трудом продрался сквозь двойное отрицание и ограничился ни к чему не обязывающим: - Да ну? - Насколько я понял, Кухмистер дорогого стоит. - Кухмистер бесценен. Он золотой человек. - Сакстон говорил о четверти миллиона фунтов. - И все-таки мы не можем принять... Что?! - Четверть миллиона. - Бог мой! - Наследство лорда Вурфорда, - пояснил Тьютор. - И тот поганец, Казначей, отказался, - простонал Декан. - Да, учудил. Хоть стой, хоть падай. При этих словах ноги у Декана действительно подкосились. - Бог мой, четверть миллиона. И Ректор уволил его, - причитал он. Подхватив старика под руки, чтоб он не упал, Тьютор участливо предложил: - Зайдите ко мне, подкрепимся. У ворот по-прежнему стоял юнец с плакатом: "ВЕРНУТЬ КУХМИСТЕРА!" - Впервые в жизни я согласен с требованием пикетчиков, - сказал Декан. - Как бы его другие колледжи не переманили, - заволновался Тьютор. - Нет, нет, быть того не может, - страстно запротестовал Декан. - Наш слуга, наш старый, верный слуга... - Но он понимал, что "слуга" - уже неподходящее слово. В квартире Тьютора по стенам, как коллекция старинного оружия, были развешаны гребные причиндалы и награды. Декан задумчиво потягивал шерри. - Вина целиком и полностью ложится на Каррингтона. Передача - вранье. Черт дернул Кошкарта его пригласить. - А я и не знал, что это генерал его пригласил, - удивился Тьютор. Декан поспешил сменить тему: - Я, со своей стороны, почти во всем согласен с Кухмистером. Его обвинения касаются, в основном. Ректора. Вот сэру Богдеру и отвечать за всю неблаговидную затею. Его назначение - большая ошибка. Он нанес непоправимый урон репутации Покерхауса. Старший Тьютор смотрел в окно, на башню. Ей тоже нанесли урон. Ее попросту уронили. Когда-то, в молодости, Тьютор преклонялся перед Деканом, преклонение вскоре сменилось озлоблением. Сейчас злобы не было. Тьютор хорошо его изучил. У Декана есть недостатки, но завиральными идеями старик не грешил. Вместе, хоть и не в лад, они старались уберечь Покерхаус от академических соблазнов и исследовательских искусов, охраняли его непорочное невежество, порождавшее ту спасительную самонадеянность, что позволяла выпускникам колледжа шутя справляться с трудностями жизни, перед которыми пасовали их более образованные сверстники. Декану отвращение к научной работе было дано свыше, от природы, Тьютор же беспощадно подавил в себе тягу к учебе, заглушил ее железной дисциплиной. Не раз и не два он убеждался: недоучки опасны, а зашедшиеся в науках - просто стихийное бедствие. И башня, взлетевшая на воздух из-за ученых экспериментов Пупсера, - лишнее тому доказательство. - Вам не приходит в голову, - наконец отвлекся от размышлений о вреде мышления Тьютор, - что можно извлечь выгоды из увольнения "Кухмистера и из программы Каррингтона? - Да, Ректору не позавидуешь. Но поздно. Мы сделались посмешищем. Все мы. Может, колледж и взял своим девизом "Дорогу бездарям", но боюсь, у большинства иные взгляды на университетское образование. Тьютор покачал головой: - Я не согласен с вами. Отчаиваться рано. Во-первых, Кухмистер. - Декан хотел спорить, но Тьютор поднял руку: - Послушайте, Декан, послушайте. Пусть Каррингтон выставил нас на осмеяние, но Кухмистер произвел благоприятное впечатление. - На нашу голову, - уточнил Декан. - Все равно, народ на его стороне. Давайте представим себе, все мы, весь Совет, за исключением Ректора, требуем возвращения Кухмистера. Сэр Богдер, натурально, воспротивится. Мы оказываемся защитниками угнетенных, а Ректор садится в галошу. Далее, мы представляем разумные доводы в пользу нашей системы приема студентов. - Невозможно! Никто не клюнет. - Я не кончил. Закон не запрещает набирать студентов без соответствующей подготовки. Несправедливо лишать посредственность права на образование. Ни один колледж еще не взялся за это. В Кингз или Тринити могут поступить только умники. Вот разве что Нью-Холл... Правила приема там, мягко выражаясь, своеобразные. Но ведь на то он и женский колледж. Декан пренебрежительно фыркнул. - Итак, - подытожил Тьютор, - академически неполноценные, жертвы нашей системы образования, взывают о помощи. Неужели великодушные британцы не протянут руку утопающим? Прибавьте требование восстановить на работе Кухмистера и увидите: поражение обернется победой. - Он взял графин и налил еще по бокалу шерри. Декан обдумывал услышанное. - Звучит недурно, - признал он. - Я всегда считал, что давать образование интеллектуальному меньшинству - это дискриминация. - Вот именно! Покерхаус был колледжем привилегированной верхушки, теперь он станет колледжем богом обиженных. В сущности, меняются только акценты. Мы перестанем зависеть от дотаций, сэкономим общественные деньги. Остается прикинуть, как объяснить такой поворот событий широким кругам? - Прежде всего срочно собрать внеочередной Совет колледжа и вынести единодушное постановление о восстановлении Кухмистера, - решил Декан. Старший Тьютор снял трубку. - 19 - Совет колледжа собрался в понедельник в десять утра. Члены Совета, которые не смогли присутствовать, передали свои голоса Декану. Даже Ректор, не вполне представлявший себе повестку дня, одобрил созыв Совета. - Мы должны покончить с этим раз и навсегда, - говорил он Казначею по дороге в зал заседаний. - Вчерашняя статья - повод нанести решающий удар по прошлому. - Нас поставили в весьма щекотливое положение, - сказал Казначей. - Эти ослы-ретрограды в худшем положении. Казначей вздохнул. Бой, видать, предстоит жаркий. Опасения его оправдались. После предварительных формальностей Тьютор сразу же начал атаку: - Выношу на обсуждение уважаемых членов Совета предложение аннулировать отставку старшего привратника. - Отставка Кухмистера отмене не подлежит, - ощетинился Ректор. - Он прополоскал наше грязное белье на виду у всей страны. Из-за него репутация колледжа под угрозой. - Я не согласен, - взвился Декан. -И я, - подхватил Старший Тьютор. - Он весь мир оповестил, что в Покерхаусе торгуют степенями, - настаивал сэр Богдер. - Подписчики "Обсервер" - не весь мир, а голословные утверждения - не факты, - возразил Тьютор. - Когда как. Вы прекрасно знаете - Кухмистер сказал правду. - Именно потому мы подняли вопрос о его восстановлении на службе. Они спорили минут двадцать, но Ректор продолжал упираться. - Поставим на голосование, - предложил наконец Декан. Сэр Богдер сердито оглядел собравшихся. - Погодите, - сказал он, - обсудим сперва другой вопрос. За последние несколько дней я основательно изучил устав Покерхауса. Он гласит, что Ректор, если он того пожелает, получает право лично руководить приемом студентов. Поскольку вы отказываетесь менять порядок набора, я освобождаю Старшего Тьютора от его обязанностей и беру набор первокурсников на себя. Я также имею полномочия нанимать слуг и увольнять их в случае несоответствия занимаемой должности. Так что нет смысла голосовать. С Кухмистером вам придется распрощаться. Мертвая тишина. Потом заговорил Тьютор: - Возмутительно! Устав давным-давно устарел. Полномочия Ректора остались на бумаге. - Восхитительная последовательность! - огрызнулся сэр Богдер. - Вы, сторонник отживших традиций, должны бы радоваться воскрешению этих полномочий. - Нет, не могу спокойно смотреть, как попираются традиции Покерхауса! - взорвался Декан. - Не попираются, а прилагаются к делу. Что до "не могу", я готов принять и вашу отставку. - Я не то имел в виду, - забормотал Декан. - Да ну? Значит, вы раздумали уходить в отстав... Старший Тьютор вскочил: - Никуда он не собирается уходить! Мы не школьники, сэр, и не смейте диктовать нам... - Не школьничайте, тогда и обращение будет другое. Впрочем, вы сами нашли это удачное сравнение. А сейчас, если вы изволите вернуться на место, Совет продолжается, - холодно отрезал сэр Богдер. Тьютор сел, после чего последовала продолжительная пауза. - Позвольте, джентльмены, - начал сэр Богдер, - объяснить вам, в чем я вижу задачи современного университетского колледжа. Признаюсь, я никак не ожидал, что происшедшие в последние годы изменения прошли мимо вас. Вы до сих пор рассматриваете Покерхаус как личную собственность. Хочу вас разуверить. Колледж - общественная собственность и выполняет общественные функции. Вы же распоряжаетесь в нем, как у себя дома, вы злоупотребляете своим положением. Свободное у нас государство или нет? Равноправие у нас или нет? Я постановляю: отныне и вовеки образование в стенах Покерхауса будут получать достойные, талантливые молодые люди, независимо от их социального и финансового положения, пола, национальности. А хозяйничать в колледже, как у себя дома, я никому не позволю! - Голос сэра Богдера фанатично звенел и зловеще скрипел. Со времен Кромвеля не слышал зал заседаний такого цицероновского красноречия. Члены Совета уставились на Ректора, как на чудовище, принявшее человеческий образ. А сэр Богдер не унимался, он завел речь о создании Студенческого Совета - СС - с правом определять политику колледжа. Стало ясно, что скоро от прежнего Покерхауса останутся одни воспоминания. Ректор покинул зал заседаний усталый, но довольный. Члены Совета были повержены во прах. Нескоро еще они обрели дар речи. - Не понимаю, - жалобно возопил Декан, - отказываюсь понимать, чего добиваются эти люди?! - Наслушавшись речей сэра Богдера, он перестал воспринимать его как индивидуальность. Ректор в его глазах поднялся (или опустился?) до представителя некоего безликого (или многоликого?) множества. - Они хотят все делать по-своему, - предположил Тьютор. - Царствия Небесного им захотелось, - догадался Капеллан. Казначей промолчал. Двойная подчиненность заставила его промолчать. Обед прошел уныло. Семестр уже кончился и многие столы студентов пустовали, так что молчание за профессорским столом ничем не нарушалось. В довершение несчастий подали простывший суп и простую картофельную запеканку с мясом. Но горше всего было сознание собственной ненужности. За пять столетий члены Совета и их предместники взрастили по крайней мере часть той элиты, что управляла нацией. Через сито их снисходительного фанатизма просеивались молодые люди, желавшие стать судьями, государственными деятелями, бизнесменами. Просеивались и пропитывались особым, сословным самодовольством и скепсисом. А скепсис превосходно глушит любое стремление к переменам. Они старательно насаждали политическую апатию, и вот роль их кончена. Их победили. И кто? Самый что ни на есть неудачливый политик! - СС управляет Покерхаусом! Чудовищно, - сказал Старший Тьютор, но в его ропоте звучала безнадежность. Несмотря на тщательно оберегаемую неразвитость, Тьютор давно видел: грядут перемены. Все ученые виноваты, они гонятся за миражом истины. Все эти лженауки вроде антропологии и экономики: это их теоретики подменили безобидные проблески интуиции бесполезной статистикой. А тут еще социология с абсурдным принципом: человечество должно изучать человека. И этот принцип провозгласил субъект, которого Тьютор не взял бы даже рулевым в лодку. Теперь же Богдер восторжествовал - по крайней мере, в душе Тьютор уже признал его победу, - и Покерхаус потеряет милую тьюторскому сердцу старинную оболочку. Хворые бесполые книгочеи заменят здоровых веселых дурней, чьи девственные мозги и железные мускулы служили надежной защитой от разгула интеллекта. - И все-таки надо что-то предпринять, - сказал Декан. - Разве придушить его? Больше ничего не остается, - отозвался Тьютор. - Он действительно имеет право взять прием студентов в свои руки? Старший Тьютор кивнул. - Такова традиция, - мрачно ответил он. - Им одно остается, - сказал сэр Богдер леди Мэри за чашкой кофе. - И что же, дорогой? - Сдаться. Леди Мэри подняла глаза. - Развоевался ты, Богдер, - заметила она, явно намекая на былой пацифизм супруга. Но сэр Богдер был настроен далеко не мирно: - На Совете еще не так пришлось повоевать. - Не сомневаюсь, - ледяным тоном отозвалась леди Мэри. - Я думал, ты одобришь. Поставь они на своем, колледж по-прежнему продавал бы степени, а женщин и близко бы не пускали. - Избави Бог, я и не думала осуждать тебя. Я только удивляюсь, как власть меняет человека. - Это уже давно известно, - устало отмахнулся сэр Богдер. Неизменное недовольство жены действовало на него как холодный душ. Всматриваясь в ее надутое лицо. Ректор порой недоумевал, что она в нем нашла. Наверное, он смахивает на жертву апартеида или на голодного нищего. Их счастливый брак продержался уже двадцать восемь лет. - Оставляю тебя праздновать эту маленькую победу. - Леди Мэри поставила чашку на поднос: - К ужину не жди, я дежурю в "Самаритянках". Она вышла. Сэр Богдер вяло помешивал кочергой в камине. Все-таки к словам жены стоит прислушаться. Власть действительно меняет человека, даже если это власть над кучкой пожилых профессоров заштатного колледжа. И насчет "маленькой победы" жена права: она действительно не велика. Сэр Богдер смягчился. Не их вина, что они противятся переменам. Они рабы своих привычек. Им хорошо, они - Декан и Тьютор - холостяки, неудачный брак не подстегивает их. В сущности, они добряки. А их склоки и мелочная завистливость - от того, что они слишком много времени проводят вместе. А его мотивы? Корень их в его ущербности и задетом самолюбии. Надо еще раз поговорить с Тьютором, найти убедительные аргументы. Сэр Богдер собрал чашки, отнес на кухню и вымыл. Девушка, что помогает по хозяйству, сегодня не придет. Он надел пальто и вышел на солнечный по-весеннему двор. Кухмистер лежал на кровати, уставившись в голубой потолок гостиничного номера, и мучился от дискомфорта. Кровать чужая, матрас слишком мягкий. Ему бы пожестче. Что-то неопределенное в этой комнате, что-то напоминающее шлюху, которую он когда-то взял в "Помпее". Назойливая угодливость привела к тому, что если сначала он воспринимал их свидание как коммерческую сделку, то в конце стал мучиться угрызениями совести. Так и номер. Ковер слишком толстый. Постель слишком мягкая. Вода в душе слишком горячая. Придраться не к чему, не на чем душу отвести. И Кухмистер обижался сам на себя. Он не на своем месте. Памятники и музеи тоже действовали ему на нервы - и "Катти Сарк", и "Джипси Мот" {Яхта, на которой английский путешественник Ф.Чичестер в 1966-1967 гг. в одиночку совершил кругосветное плавание.}. Они тоже не на месте, стоят на берегу, ребятишки по ним лазают, а притворяются морскими волками. Кухмистер не питал подобных романтических иллюзий, он никем не притворялся. Он просто отставной привратник колледжа. От богатства было еще тошней, оно оправдывало его увольнение, лишало законного права чувствовать себя обманутым. Кухмистер почти сожалел о триумфе в программе Каррингтона. Хвалить-то его хвалят, но кто хвалит? Сборище продажных писак, жужжат, как надоедливые мухи. Он не нуждается в их паршивых комплиментах. Кухмистер встал с кровати и пошел в ванную бриться. Ему купили новую бритву и пену-аэрозоль. Из-за легкости бритья оно перестало быть священнодействием. Кухмистер надел воротничок, галстук, привел в порядок жилет. С него хватит. Он высказался, он посмотрел телестудию. Довольно. Пора в Кембридж. Проведут "Разговор по душам" без него. Он собрал вещи, уплатил по счету и двумя часами позже сидел в вагоне, курил трубку и смотрел в окно на плоские поля Эссекса. Однообразный пейзаж радовал глаз, напоминал болотистые равнины Кембриджшира. Теперь, если придет охота, можно купить там участок земли и выращивать овощи, как отчим. Нет, не придет охота. Кухмистер не хотел новой жизни. Он хотел вернуть старую. Когда поезд подошел к вокзалу. Кухмистер уже принял решение. Он сделает последнюю попытку, он не пойдет ни к Декану, ни к сэру Кошкарту, он поговорит с самим Ректором. Кухмистер шел по Стейшн-роуд. Как это не пришло ему в голову раньше? Конечно, у него есть гордость и он всегда был невысокого мнения о сэре Богдере, отпускал ему уважение скудными порциями, только минимальный паек, полагающийся любому ректору. Он надеялся на Декана, но Декан подвел его. На углу Ленсфильд-роуд, у костела. Кухмистер поколебался: можно повернуть направо, через Паркере Пис к Райдер-стрит, а можно пойти в Покерхаус. Двенадцать часов, а у него крошки во рту не было. Он пойдет в город, закусит и обдумает все. На Риджент-стрит, в "Фонтане", Кухмистер заказал кружку пива и сандвичи. Он сидел за столом, потягивал пиво и пытался представить, что скажет сэр Богдер. Ректор наверняка откажет. Но все равно стоит рискнуть. Рискнуть потерей самоуважения. Почему рискнуть? Он потребует вернуть то, что принадлежит ему по праву, и потом, у него есть четверть миллиона фунтов, ему не нужна работа. Он не просит одолжения. Он просто хочет вернуть работу, вернуть свое доброе имя, хочет и дальше заниматься, чем занимался сорок пять лет, хочет быть привратником Покерхауса. Поддерживая присутствие духа подобными аргументами, Кухмистер допил пиво и вышел из трактира. Он пробирался через толпу на Маркет-Хилл, все еще сомневаясь в целесообразности разговора с Ректором. Может, подождать дня два-три? Может, они одумались, вернули ему работу, может, письмо об этом уже у него дома? Нет, лучше не надеяться. Не уронит ли он достоинства, унизившись до просьбы? Кухмистер прямо извелся. Он старался подавить страх, но ничего не выходило, а ноги тем временем сами собой несли его к Покерхаусу. Дважды решал он идти домой и дважды менял решеоткладывал его и шел дальше по Сидни-стрит к церкви, вместо того чтоб повернуть на Тринити-стрит. Наследство лорда Вурфорда не ободряло его, деньги казались столь же нереальными, как и все происшествия последних дней. Нет, деньги не утешение. Они не заменят уюта привратницкой с ящиками для почты, коммутатором и сознанием собственной незаменимости. Колоссальная сумма чуть ли не оскорбляла Кухмистера: случайность обессмыслила годы службы. Зачем он стал привратником? Он мог стать кем угодно. От этой мысли решимость Кухмистера окрепла. Он поговорит с сэром Богдером. У церкви Кухмистер остановился. Он не войдет в главные ворота, он постучит прямо в дом Ректора. И Кухмистер повернул назад. Неожиданная идея попробовать найти общий язык со Старшим Тьютором оставила Ректора очень быстро, стоило ему оказаться в саду. Если он сделает первый шаг к примирению, это будет воспринято как проявление слабости. Он уже показал, кто в колледже хозяин. Слабость сейчас недопустима. Но если уж вышел - не возвращаться же назад. И сэр Богдер зашел в книжный магазинчик Хеффера, провел там около часа и купил "Искусство возможного" Батлера. Ректор был не в восторге от сентенции, что политика - это искусство возможного, оно отдает цинизмом, но, как политик, пусть бывший, он не мог не оценить иронии автора. Богдер брел по улице, размышляя, как озаглавит свою автобиографию. "Будущее совершенное", наверное, подойдет, да, хороший заголовок. В нем и квинтэссенция его мировоззрения, и намек на эрудированность. Ректор увидел свое отражение в витрине и поразился - неужели он так стар? Странно, при таких-то юношеских идеалах. С годами он стал более зрелым, опытным, но менялись средства, а не цели. Поэтому-то и важно, чтобы студенты Покерхауса могли свободно формировать свои взгляды, и еще важнее, чтобы им было что формировать. Они восстанут против догматов стариков, думал сэр Богдер, против зловредных старых профессоров. Ректор выпил чаю в "Медном котелке", вернулся в Покерхаус и уселся в кабинете с книгой. На улице темнело, во дворе тоже: студенты разъехались, свет в окнах не горел. В пять часов сэр Богдер поднялся, опустил шторы и хотел было продолжить чтение, но раздался стук. Он вышел в прихожую, открыл дверь. На пороге возникла знакомая тень. - Кухмистер? - Сэр Богдер глазам своим не верил. - Что вы здесь делаете? Вопрос заставил Кухмистера решиться окончательно и бесповоротно. Что он делает в Покерхаусе?! - Надо поговорить. Сэр Богдер колебался. Разговор с Кухмистером не сулил ничего хорошего. - О чем? Настала очередь Кухмистера колебаться. - Я пришел извиниться, - ответил он в конце концов. - Извиниться? За что? Кухмистер не знал, что ответить, и только мотал головой. - Ну же, за что? - Просто... - Сделайте одолжение, - сэра Богдера смутило невысказанное отчаяние привратника, - заходите. Он направился в кабинет, Кухмистер робко шел следом. - Так что стряслось? - спросил Ректор. - Вот, сэр, о моей отставке, - начал Кухмистер. - О вашей отставке? - Сэр Богдер вздохнул. Он и сочувствовал привратнику, и злился на него. - Вам надо говорить с Казначеем. Я такими делами не занимаюсь. - Я говорил с Казначеем. - Я вам ничем помочь не могу. И не понимаю, чего вы ждете после вчерашних заявлений. Кухмистер угрюмо посмотрел на него. - А чего я такого сказал? - проворчал он. - Сказал, что думаю, вот и все. - Вы бы думали прежде, чем говорить, - бросил сэр Богдер. Вот еще забота. Что ему, делать нечего, кроме как вести дискуссии со слугами? - Нам не о чем говорить. - Сорок пять лет я был привратником, - возмущенно задергался Кухмистер. - Знаю, знаю, - отмахнулся сэр Богдер. - Я отдал жизнь колледжу. - Предположим. Кухмистер исподлобья взглянул на Ректора: - Я об одном прошу - позвольте мне и дальше служить. Сэр Богдер отвернулся к камину и пинком подтолкнул полено к огню. Нытье слуги надоело ему. Сколько он помнил, от Кухмистера один вред. Он горой стоял за все, что ненавидел Ректор. Неуживчивый, невоспитанный, докучливый тип. А его дерзость в ночь взрыва! И нате вам, явился, поджав хвост, умоляет взять обратно. Самое неприятное, сэр Богдер чувствовал вину перед привратником. - Я слышал от Казначея, у вас есть средства, - жестко сказал Ректор. Кухмистер кивнул. - На жизнь хватает? - Да. - Тогда на что вы жалуетесь? В шестьдесят лет уже многие на пенсии. У вас нет семьи? Кухмистер покачал головой. На сэра Богдера снова накатило отвращение. Его лицо скривилось от презрения к собственной чувствительности и к этому жалкому старикашке. Кухмистер заметил презрение и маленькие глазки его потемнели. Он спрятал в карман самолюбие, пришел сюда просителем, но гримаса Ректора всколыхнула подавленные чувства. Он вспомнил, что был когда-то, очень давно, свободным человеком, и гнев вырвался наружу. Не для того он пришел, чтобы этот Богдер оскорблял его, пусть и молча. Не зная еще, что хочет сделать, Кухмистер шагнул вперед. Ректор отпрянул. Он испугался, испуг, как и презрение, отразился на его лице. Всю жизнь Богдер боялся Кухмистера, боялся маленьких оборванных кухмистеров, которые жили на бедных улочках, подстерегали его по дороге в школу и швырялись камнями. - Смотрите, Кухмистер, - пригрозил было Ректор, но Кухмистер и так смотрел, даже сверкал глазами. В нем тоже заговорили воспоминания. Привратник побагровел, непроизвольно сжал кулаки. - Грязный ублюдок! - выкрикнул он, надвигаясь на Ректора. - Вонючий недоносок! Сэр Богдер отшатнулся, наткнулся на кофейный столик, ухватился за кресло, но не удержался. Ковер выскользнул из-под ног, и, ударившись головой об угол металлической решетки, Ректор рухнул на пол возле камина. Ошарашенный Кухмистер стоял над ним. По паркету расплывалось кровавое пятно. Ярость привратника угасла. Он постоял с минуту, глядя на Ректора, потом выбежал из комнаты, пробежал по коридору и выскочил через парадную дверь на улицу. Вокруг никого не было, и вскоре Кухмистер торопливо зашагал по Тринити-стрит. Навстречу, не обращая на него внимания, шли люди. Чего особенного, привратник колледжа спешит по своим делам. Сэр Богдер лежал на полу в мерцающем свете камина. Кровь лилась из разбитой головы, собиралась в лужу и высыхала. Прошел час, кровотечение ослабло, но не прекращалось. Ректор пришел в сознание около восьми. Комната как в тумане, громко тикают часы. Сэр Богдер попытался подняться на ноги, но безуспешно. Он уцепился за кресло, стал на колени, пополз через комнату к телефону. Ему удалось стянуть телефон на пол. "Скорая помощь"? Но Ректор боялся огласки. Позвонить жене? Он с трудом отыскал блокнот, набрал номер комитета "Милосердных Самаритянок". Богдер ждал ответа и читал рекламное объявление, которое леди Мэри прицепила возле телефона: "Если вам плохо, если вы подумываете о самоубийстве - звоните Самаритянкам". - "Самаритянки" слушают. Чем мы можем вам помочь? - голос леди Мэри звучал резко и озабоченно, как всегда. - Я ранен, больно, - невнятно проговорил сэр Богдер. - Что с вами? Говорите громче. - Я ранен, ради Бога, приезжай... - Что-что? - Боже, боже... - Хорошо, расскажите по порядку, - с интересом попросила леди Мэри. - Я обязательно вам помогу. - Это я, Бог... ой! - Вы - Бог? - Леди Мэри, видимо, заподозрила, что неизвестный страдалец подвержен мании величия. - Я упал... оступился... - Вы оступились? Но один ложный шаг - еще не конец жизни. Не отчаивайтесь. - Я ударился... - Всем нам приходится сносить удары судьбы. Мужайтесь. - Истекаю кровью... приходи... разбил... камин... - Что вы, бросить в вас камень никто не посмеет. Силы оставили сэра Богдера. Он осел на пол, из трубки неслись трескучие увещевания леди Мэри. - Вы слушаете? Вы слушаете? Главное - не падайте духом. - Сэр Богдер стонал и охал. - Не вешайте трубку и не вешайтесь сами. Послушайте, вы сделали ложный шаг. Ничего страшного. Все мы люди. - Услышав натужный хрип сэра Богдера, она завелась еще пуще: - То, что вы задумали, - это не выход. Бывают в жизни и неудачи. Ошибки неизбежны даже у лучших из нас. Это не повод биться головой о стену. Вы не католик? - Богдер слабо стонал. - Вы говорили, что сердце ваше разбито, обливается кровью. Уж больно это по-католически. - Теперь леди Мэри не столько увещевала, сколько отчитывала. "Проклятая баба, опять она за свое". Сэр Богдер пытался приподняться, положить трубку, навсегда отделаться от неумолимой филантропии леди Мэри, но сил не хватало. - Положи трубку, - простонал он. - Мне нужна помощь. - Конечно, нужна. И я непременно вам помогу. Обозлившись на жену, сэр Богдер ощутил прилив сил и пополз прочь от телефона. На глаза ему попался поднос. Виски. Он подполз, отпил немного, сжимая в руке бутылку, добрался до боковой двери и выбрался в сад. Если попасть во двор и позвать, может, кто и услышит. Он сделал еще глоток, еще раз попробовал подняться. В профессорской свет... Туда... Сэр Богдер встал на колени и... свалился на тропинку. - 20 - На день рождения сэра Кошкарта в Кофт-Касл, как обычно, был большой прием. На посыпанном гравием, залитом лунным светом дворе перед замком сгрудилось множество блестящих автомобилей, похожих на гладких, разлегшихся на берегу тюленей. В доме тоже завелась фауна. Гости, чтобы сподручнее было предаваться излишествам, надели маски животных. У многих они были едва ли не единственным предметом туалета. Кроме того, маскарад был затеян в интересах некоторых гостей, принадлежащих к королевскому дому. Сэр Кошкарт, конечно, нацепил маску коня с короткой мордой: очень удобно поддерживать беседу и заниматься французской любовью. Ее королевское высочество принцесса Пенелопа вырядилась каплуном, но ее все узнали. Судья из апелляционного отдела изображал попугая. Был один медведь, антилопы-гну и гималайский енот, украсивший свою особу презервативом. Сестры Лаверли утверждали, что они зебры, в доказательство чего размахивали полосатыми вибраторами. Лорд Форсайт так вошел в роль ньюфаундленда, что поднял ножку под торшером в библиотеке, и миссис Хинкль, судье из Крафта, пришлось вернуть его к действительности. Даже полицейские, снующие в толпе, переоделись пумами. В человеческом облике явились только незваные гости - Декан и Тьютор. Они обедали при свечах в пустой столовой. - Теперь одна надежда - на Кошкарта, - вдруг сказал Декан. - Какая надежда? - спросил Тьютор. - Что он переговорит с премьером, убедит его сместить Ректора. Тьютор кончил обгладывать кость, аккуратно вытер пальцы. - На каком основании? - Несоответствие должности. - Поди докажи. Декан кушал жареные почки с пряностями. Артур подлил ему вина. - Как же, смотрите, сколько безобразий произошло с тех пор, как он начал распоряжаться в колледже. Погибли студент и служанка, полностью разрушена башня - памятник архитектуры национального значения, нас обвиняют в казнокрадстве, разразился скандал из-за приема неподготовленных абитуриентов, Кухмистер уволен. А теперь Богдер перещеголял сам себя - установил в Покерхаусе ректорскую диктатуру. - Несомненно, но... - Не спешите. Мы с вами знаем - не во всем виноват Богдер. Но то мы, а общественность... Вы читали сегодняшнюю "Телеграф"? - Нет. Но я читал "Тайме". Три колонки - письма с поддержкой выступления Кухмистера. - Вот именно. В "Телеграф" передовая призывает укреплять дисциплину в университете и вернуться к тем ценностям, которые так красноречиво защищает Кухмистер. Не будем обсуждать программу Каррингтона, но она, безусловно, вызвала бурный протест против увольнения нашего старшего привратника. Да, Покерхаус ругают, но валят все на сэра Богдера. - Как на ректора? - Разумеется. Пусть он требует... - Как ректор он несет ответственность. Но я не думаю, что премьер-министр пойдет на это. Сэр Богдер - его ставленник, не будет же он копать под себя. - Положение правительства сейчас очень шаткое. Стоит его подтолкнуть - и... - Кто же будет толкать? Декан улыбнулся и знаком велел Артуру отойти. - Я, - сказал он, когда официант ретировался в темный угол. - Вы? - переспросил Тьютор. - Каким образом? - Вы когда-нибудь слыхали о стипендиатах Кухмистера? - Пухлая физиономия Декана сияла в свете свечей. - Это было давно. И неправда. Декан покачал головой. - Мне известны имена, даты, суммы. Я знаю выпускников, которые писали работы, у меня есть даже образчики. - Он хрустнул пальцами и кивнул. Тьютор воззрился на него. - Быть того не может. - Может. - Но откуда? Декан поежился. - Есть - и все тут. Когда-то мне это не нравилось. Я был молод и глуп в те дни, потом поумнел, но, к счастью, не уничтожил улики. Ясно, как подтолкнуть? Старший Тьютор залпом осушил бокал. - Неужели премьер... - пробормотал он. - Нет, - успокоил Декан. - Но двое или трое из его коллег. Тьютор пытался вспомнить, кто из министров учился в Покерхаусе. - Могу назвать около восьмидесяти имен, известных, хорошо известных имен. Думаю, вполне достаточно. Тьютор вытер лоб. Он не сомневался, информации у Декана достаточно, чтобы свалить правительство. - На Кухмистера можно положиться? Он подтвердит? Декан кивнул. - Вряд ли дойдет до этого. Но в случае чего я готов стать козлом отпущения. Я стар, мне терять нечего. Они посидели молча. Два пожилых человека в круге света под темными балками столовой. Артур, послушно стоявший у зеленой суконной портьеры, влюбленно наблюдал за ними. - И сэр Кошкарт? - Да, и сэр Кошкарт. Они поднялись. Декан прочел молитву, голос глухо разносился по огромному залу. Они отправились в профессорскую. Артур, неслышно ступая, подошел к профессорскому столу и принялся убирать посуду. Через полтора часа они выехали со стоянки колледжа в машине Старшего Тьютора. Кофт-Касл сверкал огнями, как во времена короля Эдуарда. - Мы не вовремя, - заметил Тьютор, с сомнением поглядывая на лежбище тюленей. - Надо ковать железо, пока горячо, - ответил Декан. Вход им преградила пума. - Вы хотите сказать, что мы явились без приглашения? - строго осведомился Декан. Пума покачала головой. - У нас срочное дело к сэру Кошкарту О'Трупу, - сказал Старший Тьютор, - будьте так добры, доложите генералу, что Декан и Тьютор ждут его в библиотеке. Пума покорно кивнула. Декан с Тьютором, кое-как протискиваясь через разгульный зверинец, добрались до библиотеки.. - Ужасно противно, - сказал Декан. - Удивляюсь, что Кошкарт устраивает подобные сборища в Кофт-Касл. Я думал, у него больше вкуса. - Генерал - темная лошадка, - возразил Тьютор. - Я сам не застал, но слышал о нем весьма некрасивые истории. - В юности кто не грешил. Но вот когда баран изображает из себя овечку, это уж последнее дело. - Говорят, что леопард не меняет свои пятна. Тьютор удобно устроился в кресле, а Декан стоял у книжной полки, рассматривая копию "Опасных связей" Лакло и думал, что не отказался бы от рюмочки ликера. Исполнительная пума тем временем кралась по следу сэра Кошкарта. Найти генерала оказалось нелегко, хищник обнюхал биллиардную, курительную, маленькую гостиную, столовую, наконец, пробрался в кухню и справился у повара. - Увижу - не узнаю, - поджав губы, сообщил тот. - Слыхал только, что он вырядился жеребцом. Полицейский вернулся в зверинец, выпил шампанского и стал приставать к каждой пощади - не она ли сэр Кошкарт. Ни одна коняга не откликалась на это имя. В конце концов он застукал генерала в оранжерее в обществе популярного жокея. - Два джентльмена ждут вас в библиотеке, - с омерзением промурлыкала пума. Сэр Кошкарт вскочил на ноги. - Что-что? - невнятно забормотал он. - Что они там делают? Я же сказал: в библиотеку никого не пускать! Генерал, пошатываясь, доплелся до библиотеки и увидел Декана, который только что открыл, судя по переплету, раннее издание "Больших надежд" и с недоумением обнаружил, что листает порнографический роман. - Какого черта... - Генерал начал браниться, не разобрав толком, кто перед ним. - Это вы, Кошкарт? - спросил Декан, с сомнением осматривая коня. - Какой такой Кошкарт? - Мы хотели бы поговорить с сэром Кошкартом О'Трупом. - Нет его. В Лондон уехал. - Кошкарт нарочно глотал слова в надежде ввести Декана в заблуждение голосом и костюмом. Но старую лису на мякине не проведешь. Декан опознал генеральские копыта. - Пусть так, - зловеще начал он. - Только нас сюда привело не праздное любопытство. - Декан поставил "Большие надежды" на место. - Мы просто хотели известить сэра Кошкарта: "стипендиатов" Кухмистера вот-вот выведут на чистую воду. - Проклятие! - заорал генерал. - Какого дьявола... - Он осекся и с опаской посмотрел на Декана. - Спокойно, - сказал Декан и сел за стол. Генерал рухнул в кресло. - Дело срочное, иначе нас тут не было бы. Мы не собираемся злоупотреблять вашим гостеприимством. Допустим, сэр Кошкарт сейчас в Лондоне. Генерал кивком выразил согласие с этим тактичным предположением: - Что вы хотите? - Положение критическое. Мы хотим передать премьер-министру, что он должен сместить сэра Богдера. - Должен? - непривычное словечко для генеральского уха. - Должен, - отрезал Декан. Сэр Кошкарт под маской нахмурился. -А вы не зарываетесь? - Иначе правительство падет. Я передам информацию прессе. Вы представляете последствия? Сэр Кошкарт представлял. - Да зачем вам это? - спросил он. - Не понимаю. Это погубит колледж. - Если Ректор останется, нечего будет губить. Колледж превратится в общежитие. Мне известно восемьдесят имен, Кошкарт, - предупредил Декан. Генерал с горечью всматривался в него: - Восемьдесят? И вы готовы осрамить восемьдесят добропорядочных граждан? Декан криво усмехнулся: - В такой обстановке слово "добропорядочный" звучит неуместно. - Пустое. У всех есть свои грешки. Всякий вправе немного развлечься. Генерал вышел проводить гостей. В гостиной к ним привязалось нечто пернатое. - Джентльмены уже уходят, - торопливо пояснил сэр Кошкарт. - Раньше меня? - прокудахтал каплун. - Это нарушение протокола! Декан и Тьютор молчали до самого Покерхауса. Великосветский бедлам в Кофт-Касл разрушил их иллюзии. - Звереют англичане, - говорил Старший Тьютор. Они проходили по новому двору, и, словно в ответ на слова Тьютора, из сада донесся негромкий протяжный вой. - Это еще что? - спросил Декан. Они обернулись. Под вязами трепыхалась какая-то темная фигура. Они осторожно пересекли лужайку и остановились, всматриваясь в корчившееся на земле существо. - Пьяный, - определил Тьютор. - Я схожу за привратником. Декан чиркнул спичкой и осветил мертвенно-бледное лицо сэра Богдера. - Бог мой! - ахнул он. - Ректор! Они медленно, с трудом подняли его, отнесли по посыпанной гравием дорожке в дом Ректора, положили на диван. - Я вызову "скорую", - сказал Тьютор, подобрал с пола телефон, позвонил. Пока ждали санитаров. Декан вглядывался в лицо раненого. Очевидно было - сэр Богдер умирает. Он тщился заговорить, но не мог выдавить ни слова. - Он пытается что-то сообщить нам, - мягко сказал Тьютор. Ожесточение его пропало. В столь драматических обстоятельствах Тьютор был готов прийти на помощь начальнику. - Он, должно быть, пьян. - Декан почуял запах перегара в слабеющем дыхании сэра Богдера. Ректор попробовал покачать головой. Теперь ему действительно предстояло будущее неопределенное, от него останутся лишь воспоминания. Нельзя допустить, чтобы ложные слухи омрачили их. - Не пьян. - Сэр Богдер жалобно смотрел на Декана: - Кухмистер. Декан и Тьютор переглянулись. - Что "Кухмистер"? - спросил Тьютор, но Ректор не ответил. Декан и Тьютор дождались прихода врача и покинули дом Ректора. Связаться с леди Мэри не удалось: телефон не прозванивался, она разговаривала с клиентом, угрожавшим покончить счеты с жизнью. На обратном пути, в саду. Декан подобрал бутылку виски: - Об этом полиции сообщать незачем. Все ясно: Ректор был пьян, ударился о камин. Трагическая кончина. - Что же теперь будет? - задумчиво протянул Тьютор. - У меня не возникает никаких вопросов. Я позвоню Кошкарту, отменю ультиматум: надобность отпала. Мы изберем нового ректора. Такого, который действительно будет принимать интере