Том Шарп. Блотт в помощь ---------------------------------------------------------------------------- Tom Sharpe Blott On The Landscape Copyright c by Tom Sharpe 1975 "Вагриус", 1995 В. Ланчиков, перевод с английского, 1995 OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru ---------------------------------------------------------------------------- Посвящается Джеффу Милларду 1  Сэр Джайлс Линчвуд, член парламента от Южного Уорфордшира, расположился у себя в кабинете и закурил сигару. В саду за окном цвели тюльпаны и примулы, на лужайке копошился дрозд, а в безоблачном небе сияло солнце. Вдалеке виднелись утесы, между которыми бежала река Клин. Клинская теснина. Но красоты природы не трогали сэра Джайлса. Он размышлял совсем о других материях: о деньгах, о миссис Фортби, о разладе между мечтой и действительностью. Да и вид из окна не так уж радовал глаз: среди красот природы затесалась леди Мод, а у какого человека в здравом уме повернется язык причислить ее к красавицам? Грузная, дюжая - кто-то очень метко назвал ее "роденовской женщиной". Впрочем, собрав всю свою беспристрастность, на какую он был способен после шести лет супружества, сэр Джайлс признавал: есть в этой монументальности и что-то привлекательное. Вообще он не слишком щепетильничал насчет внешности. Он и капитал-то нажил благодаря способности разглядеть выгоду за самым невзрачным фасадом и мог с полным правом похвастаться, что ни один домовладелец в Лондоне не вышвырнул на улицу столько неплатежеспособных жильцов, сколько он. То, что леди Мод не красавица, еще полбеды. Семейную жизнь сэра Джайлса омрачало другое: его бесил характер жены, ее невероятный гонор. И еще мысль, что ему суждено до конца своих дней жить с супругой, от которой не уйти, в доме, который не продать. Мод, урожденная Хэндимен, всю жизнь провела в родовом гнезде, в Хэндимен-холле. Это был огромный, просторный особняк: двадцать спален, бальный зал с покоробившимся полом, водопроводная система, от которой ценители технических раритетов просто млели, а сэр Джайлс по ночам не мог уснуть, центральное отопление, которое прежде пожирало тонны угля, а теперь поглощало мегагаллоны мазута. Построенный в 1899 году и обставленный чудовищной мебелью во вкусе того времени, Хэндимен-холл призван был возвестить миру, что Хэндимены вышли в знать. Правда, ненадолго. Своим взлетом они были обязаны тому обстоятельству, что будущий король Эдуард VII {Эдуард VII (1841-1910) - король Великобритании с 1901 г. (Здесь и далее прим. переводчика.)}, дважды гостивший в Хэндимен-холле, по ошибке принял миссис Хэндимен за горничную (в присутствии члена королевской фамилии у бедняжки от робости язык отнимался). Дабы загладить нечаянную монаршую провинность - а также за оказанные услуги, - ее супругу Бальстроуду был дарован титул пэра. Но слава Хэндименов быстро померкла и сменилась полной безвестностью, в каковой они пребывали и по сию пору. Вознесясь к славе на гребне пивной волны - в свое время хэндименовское светало; хэндименовское тройное и хэндименовское западное пользовались широкой популярностью, - Хэндимены пристрастились к коньяку. Первый граф Хэндимен, ревнивый муж и, понятное дело, рьяный республиканец, умер очень некстати: он вошел в историю как первый покойник, чьим родственникам пришлось платить разорительный налог на получение наследства, только что введенный Ллойд Джорджем. Его старший сын Бартоломью не намного пережил отца: домогательства налоговых инспекторов произвели на него такое впечатление, что он выпил две бутылки отцовского монпелье три шестерки и отдал Богу душу. Первая мировая война окончательно расстроила состояние Хэндименов. Второй сын Бальстоуда Бутройд вернулся из Франции с обожженным ртом и языком - решил успокоить нервы перед атакой и по ошибке хлебнул аккумуляторной кислоты. Отныне для него все напитки были на один вкус, поэтому, вознамерившись вернуть хэндименовскому пиву довоенное качество и славу, он достиг противоположного результата. Лишь теперь можно было сказать, что пивоварня Хэндименов по праву именуется "Исключительным поставщиком Его Королевского Величества", ибо в двадцатые-тридцатые годы спрос на хэндименовское пиво упал настолько, что поставлять его было бы больше и некуда, если бы не дюжина пивных Уорфордшира, которые по договору обязаны были торговать только этим сортом. Завсегдатаи поневоле пили отвратительную бурду Бутройда, чтобы засвидетельствовать свою преданность роду Хэндименов. Прочим же заведениям магистры (одним из которых был сам Бутройд) не давали разрешения на торговлю спиртным. К тому времени семье приходилось тесниться в одном крыле огромного особняка, и когда началась вторая мировая война, ликующие Хэндимены предоставили остальное здание в распоряжение Военного министерства. Бутройд записался в войска местной обороны, созданные на случай вторжения немцев, и вскоре приказал долго жить. Поместье перешло к его брату Базби, отцу Мод. Сначала в особняке поселился начальник штаба генерала де Голля и все бойцы вооруженных сил "Свободной Франции" {"Свободная Франция" (с 1942 г. - "Сражающаяся Франция") - антифашистское движение, созданное в 1940 г. генералом де Голлем.} в их тогдашнем составе, а потом в усадьбе разместился лагерь для военнопленных итальянцев. Между тем четвертый граф Хэндимен, обратившись к прежним рецептам приготовления пива, сделал все возможное, чтобы фирменный напиток Хэндименов обрел былую популярность. Заодно он употребил все свое влияние, чтобы выбить из Военного министерства непомерно высокую плату за здание, в котором министерство в общем-то и не нуждалось. Так ему удалось поправить состояние семейства. Именно это влияние, влияние Хэндименов, внушило сэру Джайлсу мысль, что было бы весьма недурно жениться на леди Мод и благодаря ей получить место в парламенте. Сейчас, задним числом, ему казалось, что овчинка не стоила выделки. Он прекрасно понимал, что вступает в брак по расчету, однако со временем обнаружились обстоятельства, которые в его расчеты никак не входили. Казалось бы, женщине с наружностью Мод не пристало привередничать насчет секса, но не тут-то было. Сэр Джайлс вспоминал медовый месяц в Коста-Брава с горечью, если не сказать с болью. Ну и удивила же она его! Когда он попросил привязать его к кровати и посечь, супруга взялась за дело с таким рвением, что вопли новобрачного были слышны за четверть мили и на другой день сэру Джайлсу пришлось, сгорая от стыда, объясняться с управляющим гостиницы. Всю дорогу домой он вынужден был стоять. С тех пор чувствовал себя в безопасности только в отдельной спальне, а душу отводил в квартире миссис Фортби в Сент-Джон Вудз, где до таких крайностей не доходило. Но самое скверное, о разводе не могло быть и речи. Чтобы стать законным владельцем Хэндимен-холла и поместья, сэру Джайлсу пришлось уплатить жене сто тысяч фунтов, а в брачном договоре имелся пункт, согласно которому в случае его смерти при отсутствии наследников или же в случае развода по причине нарушения им супружеского долга дом и поместье возвращаются к леди Мод. Сэр Джайлс был богат, однако платить за свободу сто тысяч фунтов - это было уж чересчур. Сэр Джайлс вздохнул и посмотрел в окно. Леди Мод пропала, однако вид из окна отраднее не стал: по лужайке в сторону огорода плелся садовник Блотт. Сэр Джайлс оглядел коренастую фигурку с неприязнью. Блотт всегда действовал ему на нервы. Вот наглец: садовник, мало того, садовник-итальянец, да вдобавок бывший военнопленный, а сияет как медный пятак! В слуге главное что? Подобострастие. А где оно у Блотта? Можно подумать, он тут не слуга, а хозяин. Дойдя до стены, окружавшей огород, Блотт исчез за калиткой, а сэр Джайлс принялся прикидывать, как ему избавиться от Блотта, леди Мод и Хэндимен-холла. Кое-что он уже придумал. Леди Мод тоже кое-что придумала. Неуклюже ковыляя по саду, она выдергивала то одуванчик, то звездочку, а на уме у нее была только одна мысль - материнство. - Сейчас или никогда, - пробормотала она и раздавила слизняка. Согнувшись в три погибели, она бросила взгляд между ногами в сторону дома, где в окне маячила фигура сэра Джайлса, и в который раз посетовала: угораздило же ее выйти замуж за такого безответственного субъекта. Сама она считала, что долг превыше всего. И за сэра Джайлса она вышла лишь потому, что этого требовал долг перед семьей. Будь ее воля, она бы выбрала жениха и помоложе, и посимпатичнее, да вот беда: симпатичные молодые люди со средствами в Уорфордшире наперечет, а приискать такого в Лондоне дурнушка Мод даже не надеялась. - Опять выезжать в свет! - возмущалась она, когда леди Хэндимен уговаривала ее поехать ко двору. - Сколько можно! Сдались мне эти светские шаркуны. Действительно, ни один светский шаркун ей так и не сдался. Красота ее отцвела раньше времени. В пятнадцать лет она была очаровательна. Но к двадцати одному году заметно подурнела: в ее облике проступили фамильные черты; особенно портил ее увесистый хэндименовский нос. А уж к тридцати пяти хэндименовская порода проявилась во всей неприглядности. Теперь ею мог прельститься разве что человек с такими извращенными вкусами и таким хорошим нюхом на скрытую выгоду, как сэр Джайлс. Отдавая ему руку, леди Мод не обольщалась на его счет, но в дальнейшем выяснилось, что за долгие годы холостятской жизни он приобрел такие привычки и причуды, что совершенно неспособен выполнять супружеские обязанности. Детей от него точно не дождаться. После злополучного медового месяца Мод пыталась помириться с мужем, но куда там. Чем только она его ни пичкала - пряными приправами, устрицами, шампанским, яйцами вкрутую, - возбуждаться сэр Джайлс упорно не желал. И сегодня, в этот погожий весенний день, когда все вокруг цвело, тянулось к солнцу и, казалось, славило радости деторождения, леди Мод особенно остро чувствовала себя пустоцветом. Надо еще раз попытаться наставить сэра Джайлса на ум. Она выпрямилась и направилась через лужайку в дом. - Джайлс, - выпалила она, войдя без стука в кабинет мужа. - Пора нам поговорить без обиняков. Сэр Джайлс поднял глаза от страницы "Таймс". - Без чего? - Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Хватит ходить вокруг да около. - Около чего, дорогая? - недоуменно спросил сэр Джайлс. - Нечего мне зубы заговаривать. - Ничего я тебе не заговариваю, - возразил сэр Джайлс. - Я просто никак не возьму в толк, о чем речь. Леди Мод оперлась руками о стол, грозно подалась вперед и рявкнула: - О сексе, вот о чем! Сэр Джайлс съежился в кресле. - Ах, об этом, - пробормотал он. - Ну и что секс? - Я, между прочим, уже не девочка. Сэр Джайлс сочувственно кивнул. Это обстоятельство хоть как-то его утешало. - Еще год-другой - и будет поздно. "Слава тебе, Господи", - подумал сэр Джайлс, но выразить свою радость вслух не отважился. Вместо этого он порылся в коробке с сигарами и достал одну из тех, что подороже. Напрасно он это сделал. Леди Мод нагнулась и вырвала у него сигару. - Вот что, Джайлс Личвунд, - объявила она. - Не для того я выходила замуж, чтобы остаться бездетной вдовой. Сэр Джайлс вздрогнул: - Вдовой?! - Бездетной, вот что главное. А жив ты, нет ли - мне безразлично. От тебя мне нужно только одно: наследник. Неужели было непонятно, что я выхожу за тебя, чтобы завести детей? Мы женаты уже шесть лет. Пора наконец тебе исполнить свой долг. Сэр Джайлс положил ногу на ногу. - А я надеялся, мы уже поставили на этом точку. - Да ведь и точку-то ставить не на чем. Это меня и возмущает. Ты упорно отказываешься вести себя, как подобает нормальному мужу. Ты все время... - У нас у всех свои маленькие проблемы, - возразил сэр Джайлс. - Это точно, проблемы у нас имеются. Но твои проблемы могут подождать, а вот мои, к сожалению, надо решать как можно быстрее. Повторяю, мне уже за сорок, через год-другой рожать будет уже поздно. Наш род живет в Клинской теснине пять столетий, и я нежелаю, сходя в могилу, терзаться оттого, что я последняя из Хэндименов. - Тут уж, видно, ничего не поделаешь, - заметил сэр Джайлс. - И потом, даже если на минуту представить невозможное - будто у нас с тобой действительно появятся дети, - они все равно будут носить фамилию Линчвуд. - Я все обдумала. Юридически я имею право дать им свою фамилию без твоего согласия. - Вот как? Ну так имей в виду, что это не понадобится. Детей у нас не будет. Это мое последнее слово. - В таком случае, я подаю на развод. Объясняться будешь с моими адвокатами. Леди Мод вышла из кабинета, хлопнув дверью. Сэр Джайлс остался один. Разговор его потряс, но и обрадовал. Конец его мучениям! Теперь он и развод получит, и Хэндимен-холл за собой сохранит. Прямо гора с плеч. Он достал из коробки еще одну сигару и закурил. Из спальни над кабинетом доносился топот леди Мод. Наверное, собирается в Уорфорд, в адвокатскую контору "Ганглион, Тернбулл и Шрайн" - туда в случаях затруднений обращались все Хэндимены. Сэр Джайлс развернул "Таймс" и еще раз прочел письмо читателя про кукушку. 2  Мистер Тернбулл из адвокатской конторы "Ганглион, Тернбулл и Шрайн" посочувствовал леди Мод, но помочь ей ничем не мог. - Если вы начнете судебное дело по столь незначительному поводу, как те обстоятельства, которые вы так ярко описали, то пункт в брачном договоре о возвращении вам Хэндимен-холла потеряет силу. Вы рискуете лишиться и особняка, и поместья. - Вот новость! - вспылила леди Мод. - Значит, если я разведусь с мужем, то останусь без родового имения? Мистер Тернбулл кивнул. - Сэру Джайлсу ничего не стоит отпереться, - пояснил он. - По правде говоря, я сильно сомневаюсь, чтобы кто-нибудь, оказавшись в его положении, подтвердил ваш рассказ. Боюсь, суд решит дело в его пользу. В таких делах самое уязвимое место - доказательства. У вас же их нет. - А то, что я девственница, - не доказательство? - без церемоний вопросила леди Мод. Мистер Тернбулл чуть не содрогнулся. Не хватало, чтобы его клиентка в качестве главного вещественного доказательства предъявила суду свою девственность. - Нет, тут потребуется что-нибудь более общепринятое. А то сэр Джайлс возьмет да и объяснит, что вы сами не дали ему воспользоваться его супружеским правом. И вашим словам будет не больше веры, чем его словам. Развод-то вы получите, но Хэндимен-холл по закону отойдет к нему. - Должен же быть какой-то выход, - не сдавалась леди Мод. Мистер Тернбулл окинул ее взглядом и подумал, что шансов у нее никаких, однако из деликатности промолчал. - Вы говорили, что пытались помириться с мужем, - напомнил он. - Я потребовала, чтобы Джайлс исполнил свой долг. - Я, собственно, имел в виду немного другое. В семейной жизни, знаете, и в лучшие-то дни не обходится без неурядиц. Может, если бы вы приступили к мужу с лаской... - С лаской? - взвилась леди Мод. - Вы, кажется, забыли, что мой муж извращенец. Думаете, человек, которому нравится, когда его... - Все-все, - поспешно остановил ее мистер Тернбулл. - Можете не продолжать. Я неточно выразился. Не то чтобы ласка, а... гм... определенное понимание, что ли. Леди Мод презрительно зыркнула на адвоката. - В конце концов, tout comprendre c'est pardonner, - заметил адвокат, переходя на язык, на котором, по его мнению, сподручнее рассуждать об амурных делах. - То есть? - Я говорю, все понять - значит все простить, - объяснил мистер Тернбулл. - Боже мой! И это говорит юрист! - ужаснулась леди Мод. - Ну да как бы там ни было, понимать и прощать ни к чему. Мне ребенок нужен, вот что. Мой род живет в Клинской теснине уже пять веков, и я не хочу, чтобы по моей вине он лишился возможности прожить там еще столько же. Вы, наверно, думаете, что мои постоянные разговоры о своем роде - романтический вздор. Но я считаю, что произвести на свет наследника - мой святой долг. И если муж не поможет мне исполнить свой долг, я найду, с кем его исполнить. Мистер Тернбулл встревожился: как бы не оказаться первой жертвой внебрачных поползновений клиентки. - Ради бога, уважаемая леди Мод, никаких скоропалительных решений! Если сэр Джайлс уличит вас в супружеской неверности, он добьется развода на таких основаниях, что пункт о возврате поместья утратит силу. Хотите, я с ним переговорю? Иногда, чтобы уладить конфликт, нужна третья, незаинтересованная сторона. Леди Мод покачала головой. Она размышляла о супружеской неверности. - А если Джайлс мне изменит, то поместье вернется ко мне? - спросила она наконец. - Я правильно рассуждаю? Мистер Тернбулл просиял: - Тогда никаких проблем. У вас будут все права на поместье. Согласно брачному договору. Никаких проблем. - Вот и отлично, - заключила леди Мод, встала с места и вышла из кабинета. Мистеру Тернбуллу стало ясно: сэра Джайлса Линчвуда ожидает пренеприятнейший сюрприз, а адвокатскую контору "Ганглион, Тернбулл и Шрайн" - затяжное дело, сулящее немалые гонорары. В машине хозяйку дожидался Блотт. - Блотт, - сказала леди Мод, забравшись на заднее сиденье, - вы знаете, как прослушивать телефоны? Блотт улыбнулся и включил двигатель. - Дело нехитрое. Нужна только проволока да наушники. - Тогда остановитесь у магазина радиотоваров и купите все, что понадобится. Когда они вернулись в Хзндимен-холл, у леди Мод уже созрел план. У сэра Джайлса тоже созрел план. Когда поутих первый восторг, вызванный обещанием развода, сэр Джайлс хорошенько обдумал свое положение и смекнул, что может нарваться на неприятности. Невелика радость - вместе с леди Мод отвечать в суде на вопросы какого-нибудь маститого адвоката об их интимной жизни. А уж если супруга пустится в описания медового месяца, для газет это будет просто подарок судьбы - особенно одна-две воскресных постараются. И самое гнусное, он даже не сможет привлечь их за клевету: слова леди Мод подтвердит управляющий гостиницей. Ну получит он развод, ну сохранит за собой Хэндимен-холл, зато от его доброго имени не останется и следа. Нет, тут нужно действовать тихой сапой. Сэр Джайлс взял карандаш и принялся выводить каракули. Суть дела проста. Если дойдет до развода, он должен состояться на тех условиях, которые устроят сэра Джайлса. И чтобы даже намека на скандал не было! Рассчитывать, что леди Мод заведет любовника, не приходится - хотя с отчаяния каких только дров не наломаешь. Нет, едва ли. К тому же кто на нее позарится при ее-то возрасте, комплекции и характере? А тут еще Хэндимен-холл и сотня тысяч фунтов, которую сэр Джайлс за него выложил. Сто тысяч фунтов коту под хвост. Сэр Джайлс изобразил на листе бумаги кота. Как же с выгодой избавиться от своей собственности? Продать; спалить дотла и получить страховку - это понятно, а еще? И вдруг нарисованный кот - восьмерка с хвостом и ушами - напомнил ему какую-то картину, которую он видел с высоты птичьего полета. Путепроводы, транспортные развязки. Через минуту он уже разворачивал топографическую карту военно-геодезического управления. Развернув, принялся внимательно рассматривать. Ну конечно! Как же он сразу не сообразил! Клинская теснина - идеальная трасса для автомагистрали: она лежит как раз между Шеффингемом и Найтоном. А все строения на пути прокладки дороги подлежат принудительному выкупу - владельцам выплачивают солидную компенсацию. Гениальное решение! Всего-то и требуется - шепнуть пару слов нужному человеку. Сэр Джайлс снял трубку и набрал номер. Когда леди Мод вернулась из Уорфорда, супруг ее так и сиял. Еще бы: Хоскинс из Управления регионального планирования Уорфордшира обещал помочь. Собственно, он и прежде никогда не отказывался помочь сэру Джайлсу - эта помощь щедро оплачивалась. Так щедро, что Хоскинс даже обзавелся большим домом, на который его жалованья явно не хватило бы. Сэр Джайлс улыбнулся. Великая вещь - влияние. - Вечером еду в Лондон денька на два, - сообщил он леди Мод за обедом. - Надо кое-что уладить. Ох уж эти мне дела: связывают по рукам и ногам. - Я так и поняла, - бросила леди Мод. - Если я тебе понадоблюсь, передай секретарше. Леди Мод положила себе мясной запеканки с картофелем. Настроение у нее было превосходное. Она не сомневалась, что в Лондоне сэр Джайлс в связанном виде предается своим сомнительным удовольствиям. Чтобы разузнать имя его любовницы, потребуется время. Но ничего, леди Мод спешить некуда. - Немыслимая женщина эта леди Мод, - заметил мистер Тернбулл, сидя вместе с мистером Ганглионом в баре уорфордской гостиницы "Четыре пера". - Немыслимая семейка, - кивнул мистер Ганглион. - Вы, наверно, не помните ее бабку, старую графиню. Да нет, откуда вам помнить - вы тогда еще в конторе не служили. А я, помнится, составлял ее завещание. Дело было... когда же это?.. Кажется, в марте тридцать шестого. Умерла она в июне тридцать шестого, стало быть, завещание я составлял в марте. Так вот, она требовала, чтобы я непременно упомянул в завещании, что один из родителей ее сына Базби принадлежал к королевской фамилии. Как я ни доказывал, что в этом случае Базби не имеет права на наследство, она никаких резонов не слушала. Заладила: "Королевская кровь, королевская кровь". В конце концов я убедил ее подписать несколько экземпляров завещания, и лишь в одном - в самом верху - было упомянуто, что Базби - побочный сын монарха. - Ну и дела, - вздохнул мистер Тернбулл. - А как по-вашему, это правда? Мистер Ганглион взглянул на него поверх очков: - Между нами, должен признать, что такая возможность не исключена. Сроки действительно сходятся. Базби родился в девятьсот пятом, а будущий король посетил Хэндименхолл в девятьсот четвертом. Об Эдуарде VII поговаривали, что он на подобные дела мастер. - Тогда понятно, от кого у леди Мод такая внешность. И высокомерие. - Про эту историю лучше всего забыть, - угрюмо произнес мистер Ганглион. - А зачем она к вам приезжала? - Разводиться хочет. Я отговаривал. Советовал, по крайней мере, подождать. Дело в том, что Линчвуд, как видно, большой любитель подвергаться телесным наказаниям. - Каких только причуд у людей не бывает. Где же он так приохотился к порке? Учился он вроде бы не в частной школе - это ведь там учеников таким манером наказывают. Чудно, ей-богу. Но уж коли на то пошло, то лучше леди Мод по этой части не найти. У нее ручищи как у землекопа. - Я так понял, она перестаралась, - объяснил мистер Тернбулл. - Прелестно. Прелестно. - Но главная беда - его нежелание осуществлять брачные отношения. А она хочет, пока не поздно, родить наследника. - В родовитых семьях так исстари заведено. Прямо пунктик какой-то. И что вы посоветовали? Искусственное осеменение? Мистер Тернбулл допил виски. - Нет, конечно, - буркнул он. - Она, по ее словам, до сих пор девственна. Мистер Ганглион хихикнул: - "У девицы на пятом десятке возмутительнейшие ухватки. Знай пускается вскачь на жирафе, чей ржач..." Или как там - "толкач"? Запамятовал. И они отправились обедать. Блотт обедал в теплице в конце огорода. Вокруг цвели ранние герани и хризантемы, розовые, красные - как раз под цвет его лица. Теплица была укромным святилищем Блотта, он частенько посиживал тут в окружении цветов, чья красота убеждала его, что жизнь - не такая уж пустая штука. Из окон открывался вид на огород, засаженный салатом, горохом, фасолью, кустами красной смородины и крыжовника - предмет гордости Блотта. Мир, к которому Блотт относился настороженно, оставался за кирпичными стенами теплицы. Отвинтив колпачок термоса, Блотт наполнил его, запил обед, поднялся и задрал голову. Под потолком теплицы от дома тянулись телефонные провода. Блотт сходил за лестницей и скоро уже деловито подсоединял к проводам купленную сегодня проволоку. Пока он возился с проводами, от дома отъехал "бентли" сэра Джайлса. Садовник проводил машину равнодушным взглядом. Сэра Джайлса он не переваривал, ему нравилось пропадать на огороде еще и потому, что тогда они с хозяином не мозолили друг другу глаза. Закончив работу, Блотт прикрепил к проволоке наушники и звонок и вошел в дом. Леди Мод стирала на кухне. - Готово, - объявил Блотт. - Можно попробовать. Леди Мод вытерла руки. - Что надо делать? - Когда зазвонит звонок, наденьте наушники, - объяснил Блотт. - Ступайте в кабинет и наберите какой-нибудь номер. Я послушаю. Блотт отправился в кабинет и уселся за стол. Сняв трубку, задумался: кому позвонить? Перебрал в уме знакомых - некому. Тут ему на глаза попался раскрытый блокнот, а в нем - номер, начинающийся с 01. Рядом с номером - каракули и нарисованный кот. Блотт набрал номер. Цифр было много. Наконец трубку сняли, и женский голос произнес: - Алло, Фелиция Фортби слушает. Блотт не сразу сообразил, что ответить. Помолчав, он выпалил: - Это Блотт говорит. - Блотт? - удивилась миссис Фортби. - Мы с вами знакомы? - Нет. - У вас ко мне дело? - Нет. Повисло неловкое молчание. - Так что вам нужно? - спросила миссис Фортби. Блотт прикинул, что ему нужно, и ответил: - Тонну свиного навоза. - Вы, наверно, не туда попали. - Ага, - сказал Блотт и положил трубку. Леди Мод в теплице осталась довольна испытанием. "Скоро я узнаю, кто его сейчас лупцует", - подумала она, сняла наушники и вернулась в дом. - Мы с вами будем по очереди прослушивать телефонные разговоры мужа, - сказала она Блотту. - Я хочу выяснить, к кому он там ездит в Лондон. Записывайте имена всех, с кем он будет разговаривать. Вам понятно? - Да, - обрадовался садовник и поспешил к своим грядкам. Леди Мод снова принялась за стирку. Эх, забыла она спросить, с кем это Блотт разговаривал. Ладно, уже не важно. 3  Сэр Джайлс возвратился из Лондона раньше, чем намеревался. Миссис Фортби была не в духе по причине месячных, а сэр Джайлс, который сегодня и без того хлебнул неприятностей, не собирался мириться с побочными эффектами ее менструаций. К тому же наяву миссис Фортби совсем не та, что в мечтах. Воображаемая миссис Фортби обладала множеством извращенных наклонностей, которые как нельзя лучше соответствовали злосчастным пристрастиям сэра Джайлса, а держать язык за зубами она умела почище монахини-траппистки {Трапписты - монашеский орден, отличающийся чрезвычайно строгим уставом. Основан во Франции в XVII в.}. Другое дело - миссис Фортби во плоти. Эта миссис Фортби впала в заблуждение, которое, как считал сэр Джайлс, для женщины непростительно: забрала себе в голову, будто он любит ее такой, какая она есть. Сэра Джайлса от этой фразочки бросало в дрожь. Во-первых, он испытывал более-менее нежные чувства к ней лишь вдали от нее. А во-вторых, если эти чувства и можно назвать любовью, то сэр Джайлс любил ее как раз за то, что она никакая. Внешне миссис Фортби была наделена всем, что делает женщину желанной в глазах мужчины, - иной привереда сказал бы, наделена даже чересчур щедро. Все эти атрибуты женственности облекались в корсеты, трусики, пояса с подвязками и бюстгальтеры, распалявшие воображение сэра Джайлса и напоминавшие ему рекламные картинки в дамских журналах, которые в свое время впервые пробудили в нем чахлые половые инстинкты. Но это внешне, а внутренне миссис Фортби, если судить по ее бессвязной болтовне, была сущей пустышкой, и сэр Джайлс, который только и мечтал найти любовницу с такими же порочными прихотями, что и у него, надеялся заполнить эту пустоту на свой вкус. Надо признаться, миссис Фортби не слишком оправдала его ожидания. Хоть она и оказалась женщиной без предрассудков (иногда сэр Джайлс подозревал, что ей чужд не только пред-, но и просто рассудок), но не лежала у нее душа к невообразимым выкрутасам и удушающим захватам - так сэр Джайлс представлял себе эротические игры. А ее удручающие привычки? Бывало, стоит сэру Джайлсу серьезнейшим образом сосредоточиться, как ее разбирает идиотский смех. А связывая его, она принималась распространяться о навыках, которые она приобрела в детстве, в лагере для девочек-скаутов. При этом веревка завязывалась незамысловатым девчачьим узлом, вызывавшим у сэра Джайлса умиление. Но самое невыносимое - ее рассеянность. Она забывала все на свете, а когда ей напоминали, спохватывалась: "Действительно! Совсем из ума вон". (Сэр Джайлс лишний раз убеждался, что составил верное представление о ее уме.) Случалось, что, прикрутив его к кровати с кляпом во рту, она выходила в соседнюю комнату и усаживалась пить чай с подружками. Эти чаепития затягивались на несколько часов, и сэр Джайлс, томясь в вынужденном ожидании, особенно ясно понимал, как не соответствует положение, которое он занимает в общественной жизни, той позе, которую он принимает на кровати. Он молил Бога, чтобы какая-нибудь гостья миссис Фортби в поисках уборной ненароком не забрела в спальную - тогда это несоответствие бросится в глаза не только ему. Страшно не то, что в мир его фантазии вторгнется чужак - против этого сэр Джайлс как раз не возражал. Вот только как бы потом не стать посмешищем всего парламента. После одного такого конфуза он пригрозил пришибить миссис Фортби. Ее счастье, что, когда она его развязала, он никак не мог выпрямиться. - Где тебя черти носят? - вопил сэр Джайлс, когда она вернулась домой в час ночи. - Слушала "Волшебную флейту" в Ковент-Гардене, - сообщила миссис Фортби. - Изумительная постановка. - А предупредить не могла? Я уже шесть часов мучаюсь! - Я думала, тебе это нравится. Разве ты не этого хотел? - Чего я хотел? Чтобы ты на шесть часов связала меня как потрошеного цыпленка для жарки? Я что, по-твоему, - ненормальный? - Нет, что ты, - успокоила его миссис Фортби. - Это я виновата: забыла. Ну что, может, клизмочку поставить? Но сэр Джайлс от долгого пребывания в узах уже начал обретать чувство собственного достоинства. - Вот еще! - рявкнул он. - Да не дергай ты меня за ногу! - Но, котик, она куда-то не туда загнулась. Очень неестественная поза. Вне себя от ярости, сэр Джайлс покосился на пальцы ноги. - Сам знаю, что не туда! - огрызнулся он. - А все твоя чертова забывчивость. Миссис Фортби поправила затянутые ремни и пряжки и заварила чай. - В следующий раз завяжу узелок на платке, - бестактно пообещала она, помогая сэру Джайлсу сесть и опереться на подушки, чтобы напоить чаем. - Никакого следующего раза! - бушевал сэр Джайлс. Целую ночь после этого он не мог уснуть - все пытался хоть немного разогнуться. Но, как бы ни зарекался сэр Джайлс, следующий раз всегда наступал. Стоило ему вспомнить облик далекой подруги и готовность, с которой она исполняла отвратнейшие его прихоти, как он тут же прощал ей эту забывчивость. Всякий раз, оказываясь в Лондоне, он неизменно наведывался к ней и всякий раз не мог отделаться от опасения, что миссис Фортби того и гляди свяжет его, наденет ему на голову мешок, а сама махнет на месячишко на Багамы. Но если отношения с миссис Фортби складывались непросто, то дела с автомагистралью шли без сучка, без задоринки. Проект ее был уже в работе. - Она будет называться Среднеуэльсская автомагистраль М 101, - сообщили сэру Джайлсу в Министерстве по вопросам окружающей среды, где он украдкой наводил справки. - Документы уже направлены министру на подпись. Есть, кажется, сомнения, не будет ли дорога экологически опасна. Только ради всего святого, я вам ничего не говорил. Сэр Джайлс положил трубку и стал обдумывать дальнейшие действия. Теперь надо для вида заявить протест - хотя бы для того, чтобы сохранить за собой место члена парламента от Южного Уорфордшира. Но протест протесту рознь. Позаботился сэр Джайлс и о другом. Он вложил крупные средства в компанию "Империал цемент", которая наверняка будет в барышах, когда поднимется спрос на бетон. Он пообедал вместе с президентом "Империал моторз", поужинал с исполнительным директором дорожно-строительной компании "Моторуэйз мануфекчурерз", пропустил по маленькой с секретарем Объединенного профсоюза дорожных строителей. Кроме того, в беседе с главным парламентским приставом он подчеркнул, что следует принять меры для снижения уровня безработицы в его избирательном округе. Короче говоря, в развитии событий сэр Джайлс играл роль катализатора. Никаких денег от него никто не получал: не тот он человек, чтобы так дешево подставиться. Он расплачивался не деньгами, а сведениями. Какие компании вот-вот пойдут в гору, какие акции купить, какие продать - вот чем подкреплялось его влияние. А чтобы заранее отвести от себя подозрения, он произнес речь на ежегодном обеде Лиги защитников природы и призвал денно и нощно охранять природу от посягательств со стороны торговцев недвижимостью. И домой он вернулся как нельзя более кстати: новость о строительстве дороги только-только достигла Хэндимен-холла, самое время воспылать благородным гневом. - Я потребую немедленно провести расследование, - пообещал он леди Мод, получив официальное уведомление, и потянулся к телефону. Подслушивая телефонные разговоры сэра Джайлса, Блотт не знал ни минуты покоя. Едва он взялся уничтожать тлю, поразившую декоративную яблоню возле самой теплицы, как вновь зазвенел телефон. Блотт мигом юркнул в теплицу и стал слушать, как генерал Бернетт на чем свет стоит клянет серых кардиналов от бюрократии и их сказки про белого бычка, постоянно поминая зеленые зоны, синие чулки и черную неблагодарность. Блотт так ничего и не понял. Разговор закончился, Блотт опять занялся тлей, и вновь ему помешали. На этот раз звонил мистер Буллетт-Финч - осведомлялся, как сэр Джайлс собирается воспрепятствовать строительству дороги. - У меня под эту дорогу полсада оттяпают, - жаловался он. - Шесть лет мы его выращиваем. Зато уж и сад получился - пальчики оближете. И вдруг - на тебе. Нельзя же так. Айви этого не переживет. Сэр Джайлс разахался, разохался. Ничего, успокоил он мистера Буллетт-Финча, он сейчас как раз организует комитет для проведения кампании протеста. И за расследованием дело не станет. Пусть мистер Буллетт-Финч не сомневается: он этого так не оставит. Блотт вернулся к своей тле, а сам все ломал голову над услышанным. Английский язык его озадачивал, некоторые выражения так и просто не понять. "Пальчики оближете". Почему это, раз у мистера Буллетт-Финча хороший сад, то сэр Джайлс должен лизать ему пальцы? Англичане вообще загадочный народ. Безработным платят больше, чем работающим, каменщикам - больше, чем учителям. Собирают деньги для пострадавших от землетрясения в Перу, а пенсионеры у них под боком еле сводят концы с концами. Австралийцам в разрешении на въезд в страну отказывают, а русские - приезжай да живи. И что уж совсем непонятно, они так и лезут под пули ирландцев. Все это сбивало Блотта с толку и в то же время вселяло в его душу покой. Англичанам без наводнений, пожаров, войн и прочих бедствий жизнь не в жизнь, но ведь и ему в молодости пришлось хлебнуть горя, вот он и чувствовал себя своим среди людей, для которых нет большей радости, чем попасть в беду. Где и когда Блотт появился на свет, кто его родители, он понятия не имел. О времени рождения догадаться еще более-менее можно: как раз вскоре после него Блотт и был найден. Нашли его в дамской уборной железнодорожного вокзала Дрездена. Власти и так и этак уговаривали уборщицу, обнаружившую ребенка, признать свою причастность к этому происшествию, но та упорно твердила, что она здесь ни при чем. Так Блотту и не довелось узнать, кто его мать, - а тем более кто его отец. Неизвестно даже, были ли они немцами. У Блотта, так же как и у властей, было не меньше оснований подозревать, что они евреи, хотя директор Бюро по определению расовой принадлежности с необъяснимым великодушием признал, что евреи, не имеют привычки бросать своих отпрысков в уборных при вокзалах. В результате неопределенность положения Блотта в Третьем рейхе, где прошло его отрочество, только усугубилось. Внешность? По ней тоже трудно было угадать, какого он рода-племени. И среди чистокровных арийцев ему встречались горбоносые брюнеты, но на его вопросы о своей родословной они отвечали крайне неохотно - а интерес к этой теме у Блотта был немалый. И уж конечно, никто из них не жаждал его усыновить. Даже в сиротском приюте, куда его определили, при появлении почетных гостей его норовили запихнуть куда-нибудь подальше. Что же до Гитлер-югенда... Нет, отрочество свое Блотт вспоминать не любил. Он и обстоятельства своего появления в Англии до сих пор вспоминал с содроганием. Случилось как-то Блотту вылететь на задание с экипажем бомбардировщика, состоящим из летчиков-итальянцев, - Блотта включили туда, чтобы он поднимал их боевой дух. Ночь выдалась непроглядная, и Блотт решил: самое время эмигрировать. Тем более что, приказывая Блотту добровольно присоединиться к итальянскому экипажу в качестве штурмана, командир эскадрильи явно тешил себя надеждой, что обратно тот не вернется. Иначе с какой стати он остановил свой выбор именно на Блотте? На Блотте, который до сих пор числился не штурманом, а стрелком хвостовой стрелково-пушечной установки и отличился в боевых действиях лишь однажды - когда сбил два "Мессершмитта-109", сопровождавших их эскадрилью. Блотт правильно понял замысел командира и полностью оправдал его ожидания. Даже безропотные итальянские летчики усомнились, когда Блотт кинулся с пеной у рта доказывать им, что Маргейт находится в центре Вурстершира {Маргейт - город на юго-востоке Великобритании в графстве Кент. Вурстершир - графство в центральной части Англии.}. После яростных споров они сбросили бомбы на Эксмур {Эксмур - гранитное плато на полуострове Корнуолл на юго-западе Англии.} и, пролетев над Бристольским заливом, направились к Па-де-Кале, но над горами Северного Уэльса у них кончилось горючее. "Пора прыгать", - решили итальянцы. Они попытались растолковать Блотту, что положение серьезное, однако Блотт по-итальянски ни в зуб ногой. Языковые трудности разрешились очень скоро: на пути самолета появилась гора, которой на этом месте, по расчетам штурмана Блотта, быть никак не могло. Произошла катастрофа. Из всего экипажа в живых остался один Блотт. Наутро поисковая партия обнаружила среди обломков итальянского бомбардировщика человека в чем мать родила и, понятное дело, решила, что он итальянец. Правда, он не знал ни слова на своем родном языке, но это никого не смутило. В том числе и майора, назначенного начальником лагеря для военнопленных, куда поместили Блотта: майор и сам не говорил по-итальянски, а других военнопленных в лагере еще не было. Прошло время, и в лагерь начали прибывать настоящие итальянцы, захваченные в Северной Африке. Только тут возникли сомнения насчет национальности Блотта. Но к тому времени он уже зарекомендовал себя с лучшей стороны: положение на фронтах его не волновало, а готовить побег у него, видно, и в мыслях не было - ну чем не итальянец? А сам он рассказывал, будто отец его тирольский пастух, так что немудрено, что он не говорит по-итальянски. В 1942 году лагерь был переведен в Хзндимен-холл, и поместье стало для Блотта настоящим домом. И поместье и его хозяева пришлись ему по душе. Они воплощали в себе самую суть английской нации - более высокой похвалы Блотт и придумать не мог. Он в жизни не встречал людей более достойных, чем англичане, и плен в Англии предпочитал свободе в любой другой стране. Будь его воля, война бы продолжалась и продолжалась. Разве ему тут плохо? Живет в огромном доме, хочет - бродит по парку, хочет - ловит в реке рыбку, хочет - огородничает. И местность такая, что залюбуешься: леса, холмы, идиллия. А окружают его прелестные женщины, чьи мужья воюют на фронте, чтобы спасти мир от таких людей, как он, Блотт. По ночам, когда запираются ворота лагеря, ничего не стоит перемахнуть через стену и гуляй себе где вздумается. Ни тебе воздушных налетов, ни подъемов по тревоге, и о пропитании заботиться не надо. Питался он очень даже недурно: если казалось мало, подкармливался браконьерством и овощами со своего огорода. Сущий рай. Одно его беспокоило: как бы немцы не выиграли войну. От этой мысли душа в пятки уходила. Ему пришлось солоно, еще когда он был немцем в Германии, каково придется в шкуре итальянца - а на самом деле немца с еврейской внешностью, - оказавшегося в покоренной Англии? Объясняй тогда немецким Оккупационным властям, кто ты и как тут очутился. Англичане за то ему и полюбились, что им на такие подробности наплевать, но своих соотечественников Блотт. знал как облупленных: этих на мякине не проведешь. Они будут срывать с него маску за маской, пока не доберутся до настоящего Блотта - человека без лица. А потом этого человека без лица поставят к стенке за дезертирство. Блотт не сомневался, что именно такая участь его и постигнет. Хуже того, он ясно видел, что англичанам победа не светит. Они живут так, будто и не знают, что идет война, а если и начинают воевать, то воюют до того бездарно, что Блотт только руками разводил. Вскоре после его переселения в Хэндимен-холл командование Западного военного округа провело в Клинском лесу маневры. Поглядев на этот бедлам, Блотт ужаснулся. Ничего себе боеготовность у этих вояк! Это они-то защищают Блотта от немцев? Как видно, придется самому позаботиться о собственной безопасности. Забота о собственной безопасности привела Блотта на полевой склад оружия, который, как и следовало ожидать, стоял без охраны, и со склада стали бесследно исчезать двухдюймовые минометы, ручные пулеметы "Брен", винтовки, ящики с боеприпасами. Тщательно смазанное оружие во влагонепроницаемой упаковке припрятывалось в лесу на холмах за Хэндимен-холлом, в зарослях папоротника. К 1945 году у Блотта скопился такой арсенал, что он свободно мог бы вести в Южном Уорфордшире партизанскую войну. Но тут вторая мировая война закончилась, и Блотта стали одолевать другие заботы. Военнопленному Блотту угрожала репатриация в Италию, но после вольготной жизни в Англии о переселении в Неаполь он и слышать не хотел. Возвращаться в разбомбленный Дрезден тоже мало радости: тот находился в русской зоне, а кому охота променять благодать Южного Уорфордшира на злющие сибирские морозы? Да и сомнительно, что Фатерланд, пусть даже побежденный, с распростертыми объятиями встретит своего воина, который пять лет подряд прикидывался итальянским военнопленным. Разумнее всего, решил Блотт, тут и оставаться. Вот тогда-то его преданность роду Хэндименов и воздалась ему сторицей. Лорд Хэндимен сменил множество увлечений. Задолго до того, как мир захлестнула мода на озабоченность экологией, он уже смекнул, что природные ресурсы земли вот-вот совсем иссякнут, и собрался наладить хотя бы свое домашнее хозяйство так, чтобы всем отходам находилось применение. Предметом его особой страсти был компост. Блотт выкопал на огороде глубоченные компостные ямы, куда сваливался весь органический мусор. - Отходами разбрасываться не надо, - приговаривал граф, и в Хэндимен-холле отходами не разбрасывались. Под руководством графа трубы канализационной системы особняка были подведены к компостным ямам, и Блотт с графом часами любовались на новые слои капустных кочерыжек, картофельных очистков и экскрементов, которых с каждым днем становилось все больше и больше. Когда яма заполнялась, Блотт выкапывал новую, и все начиналось сначала. Результаты оказались поразительными. Огород дал невиданный урожай гигантской капусты, кабачков и огурцов чудовищной величины. Зато летом в доме появились полчища мух, тоже чудовищные. Наконец от них совсем не стало житья, и леди Хэндимен, которая из-за этой утилизации отходов начисто потеряла аппетит, решительно заявила: или мухи, или она. Блотт вправил канализационные трубы на прежнее место, а граф, очевидно вдохновленный плодовитостью мух, обратился к разведению кроликов. Блотт соорудил несколько десятков клеток, расположил их рядами и в несколько этажей на манер многоквартирного дома, и граф поселил туда самых крупных кроликов, каких только удалось достать. Эта порода называлась "фламандские гиганты". Но успех новой затеи графа тоже оказался далеко не бесспорным. Кролики уплетали тонны зелени и овощей, а Хэндименам уже в горло не лезли пироги с крольчатиной, кролики жареные, крольчатина тушеная и lapin a l'orange {Кролик с апельсинами (фр.).}. Блотт сбился с ног, стараясь досыта накормить прожорливых зверьков. А тут еще леди Мод, которой в ту пору было десять лет, начитавшись сказок про злоключения кроликов, вообразила отца заклятым врагом кроличьего рода и стала склонять кроликов к побегу, который сама и организовала. Когда в Европе разразился мир, "фламандские гиганты" в Клинской теснине кишмя кишели. Но лорд Хэндимен к ним уже охладел. Теперь его занимали утки, особенно порода хаки кампбелл - большого ухода за ними не требуется, а яйценоскость у них огромная. - С утками промашки не будет, - бодро пообещал граф, и все семейство переключилось с крольчачьей диеты на утиные яйца. Увы, и этому пророчеству графа не довелось исполниться. Оказывается, именно с утками легче всего допустить промашку. Хэндимены убедились в этом, когда граф соблазнился яичком, снесенным неподалеку от старой компостной ямы. Он умер сравнительно легкой смертью - если смерть от трупного яда бывает легкой, - и Мод с матерью остались одни-одинешеньки. И очень возможно, что если бы не смерть графа, Блотту давным-давно пришлось бы покинуть Хэндимен-холл. 4  Прошло несколько недель. Все это время леди Мод вертелась как белка в колесе. Каждый день она обращалась за консультацией к мистеру Тернбуллу, вербовала противников строительства по всему Южному Уорфордширу, с утра до ночи сновала по заседаниям комитетов. Особенно кипучую деятельность развернула она в Комитете по защите Клинской теснины. Председательствовал там генерал Бернетт, но заправляла всем леди Мод, занимавшая пост секретаря. Рассылались петиции, проводились митинги протеста, предлагались и принимались резолюции, собирались пожертвования, печатались плакаты. - Правда побеждает лишь ценой всечасной гласности, - изрекла леди Мод на заседании комитета {Цитата из книги английского писателя Арнольда Беннетта (1867-1931) "О том, что меня занимало".}. При столь оригинальном высказывании слушатели насторожились, хотя ораторша позаимствовала эту фразу из "Словаря знаменитых цитат" Бартлетта. - Протесты - это полдела, - продолжала леди Мод. - Мы должны действовать так, чтобы о наших протестах заговорили повсюду. Для спасения теснины слов мало, надо переходить к делу. Сэр Джайлс, сидевший в президиуме рядом с женой, для вида покивал, но в душе встревожился. Сама по себе гласность - это не страшно. И правда пусть себе торжествует - лишь бы не на его костях. Страшно другое: не дай бог докопаются до его роли во всей этой истории. Он, конечно, не сомневался, что известие о строительстве дороги придется супруге не по сердцу, но кто мог ожидать, что она разбушуется как торнадо в юбке? И уж тем более нельзя было предвидеть, что шумиха, которую собирается поднять его жена, будет угрожать его политической карьере. - Если ты не постараешься отстоять Хэндимен-холл, - предупредила леди Мод, - я постараюсь, чтобы тебя прокатили на следующих выборах в парламент. Сэр Джайлс понял, что она не шутит, и помчался в Управление регионального планирования посоветоваться с Хоскинсом. - Вы же сами хотели, чтобы дорога проходила через теснину, - удивлялся Хоскинс, сидя вместе с сэром Джайлсом в "Гербе Хэндименов". - И сейчас хочу. Но Мод как с цепи сорвалась. Пригрозила, что... Ну, это не важно. - Пошумит и успокоится, - утешал Хоскинс. - Люди всегда так: чуть что новое - сразу в штыки, а пройдет время - привыкают. - Легко вам рассуждать, - огрызнулся сэр Джайлс. - А мне с этой стервой приходится жить под одной крышей. Каждый вечер только и долдонит про свой дом, будь он неладен. Даже ужин не приготовит, сам стряпаю. И еще завела моду чистить отцовский дробовик. Ох, не нравится мне это. - Она уже ненароком пальнула в одного геодезиста на прошлой неделе. - А нельзя ее за это привлечь? - с надеждой спросил сэр Джайлс. - Может, тогда она прыть поумерит? Вызвали бы ее в суд магистратов. - Она сама магистрат, - напомнил Хоскинс. - И потом, поди докажи, что она стреляла с умыслом. Скажет - на кроликов охотилась. - Ах да, что она еще-то удумала. Приволокла домой чертову уйму здоровенных овчарок. Взяла на прокат у какой-то треклятой фирмы, обеспечивающей охрану. Ночью в уборную выйти страшно: неровен час покусают. Сэр Джайлс заказал еще пару виски и задумался. Наконец он произнес: - Как ни крути, а расследование проводить придется. Вы так прямо всем и объявите: будет, мол, вам расследование. Это их малость успокоит. А как дойдет до расследования, предложите другую трассу - такую, чтоб уж точно никого не устроила. Помните, как было со строительством многоквартирного дома в Шрютоне? - Это когда горожане заартачились и мы дали разрешение разместить на этом участке вместо дома поля орошения? - Вот-вот. Тут же стали как шелковые. Так и сейчас: предложите такой вариант, на который ни один нормальный человек не согласится, и... - К примеру, провести дорогу через Оттертаун, - сообразил Хоскинс. - А что Оттертаун? - Он в десяти милях от намеченной трассы. Весь район застроен муниципальными домами. - И что ж, прямо через центр? - ухмыльнулся сэр Джайлс. - Прямо через центр. - Дельная мысль, - одобрил сэр Джайлс. - Я первый поддержу это предложение. А с ним точно не согласятся? - Точно, точно, - заверил Хоскинс. - Кстати, я хотел бы получить вознаграждение прямо сейчас. Сэр Джайлс огляделся по сторонам. - Советую купить... - В этот раз наличными, - остановил его Хоскинс. - На акциях "Юнайтед ойлз" я здорово погорел. Домой сэр Джайлс возвращался в недурном настроении. Как ни жаль ему было расставаться с деньгами, но Хоскинс их заслужил. Очень сэру Джайлсу понравился его план насчет Оттертауна. Теперь леди Мод о всечасной гласности и думать забудет. Страсти утихнут, комиссия по расследованию решит дело в пользу первоначального проекта, и снова взбаламутить общественность будет тогда не так-то просто: на недовольных такие расследования действуют не хуже успокоительных таблеток. С опасностью для жизни прокравшись мимо сторожевой своры, сэр Джайлс сел у себя в кабинете и весь вечер сочинял письмо министру по вопросам окружающей среды с требованием учредить расследование. Пусть теперь кто-нибудь заикнется, что член парламента от Южного Уортфордшира не заботится об интересах своих избирателей. Итак, сэр Джайлс строил козни, леди Мод заседала в комитетах, а тем временем Блотт у себя на огороде уж и не знал, за какую работу хвататься. Только примется пропалывать рядки салата - опять звонок. Блотт часами слушал разговоры сэра Джайлса с министерскими чиновниками, с избирателями, с брокером, с деловыми партнерами. Но с миссис Фортби он по телефону ни разу не говорил. Сэр Джайлс уже почуял неладное. Когда миссис Фортби мимоходом обронила, что ей звонил некий Блотт, заказавший тонну свиного навоза, он насторожился. Это, конечно, недоразумение: откуда бы Блотт мог узнать номер телефона. Ведь в справочнике на письменном столе он не значится - он имеется только в записной книжке, с которой сэр Джайлс затвердил номер на память, а в записной книжке на всякий случай стер. Больше он звонить миссис Фортби из Хэндимен-холла не станет. Стоило сэру Джайлсу положить трубку, на телефоне уже висела леди Мод. Она отдавала распоряжения, заручалась поддержкой, изрыгала проклятия в адрес властей. Она говорила тоном, не допускающим возражений, и Блотт, который во всем любил определенность, и удивлялся и восхищался. Наслушавшись ее разговоров, он выходил из теплицы с легким сердцем: за этот мир можно не волноваться - он в надежных руках. Хэндимен-холл, парк, огород, жилище Блотта - сторожка в виде большой Триумфальной арки при въезде в усадьбу - весь этот мирок, в котором незаметный человечек нашел защиту от людской злобы, был за леди Мод как за каменной стеной. Другое дело - сэр Джайлс. Его протесты казались Блотту слишком робкими, слишком учтивыми, слишком невразумительными. Они оставляли нехороший осадок. Почему - Блотт и сам не мог понять, но после каждого разговора сэра Джайлса, снимая наушники, он испытывал смутную тревогу. Слишком уж много хозяин говорит о деньгах, особенно про крупную компенсацию, которая полагается ему за Хэндимен-холл. Чаще всего поминалась цифра четверть миллиона фунтов. Обрабатывая мотыгой салатные грядки, Блотт сокрушенно качал головой. "Стоит крякнуть да денежкой брякнуть - все будет", - внушал сэр Джайлс собеседнику. Блотт не понял, что это значит. Его словарный запас составляли более нужные слова и выражения. А вот его произношению эти многочасовые разговоры пошли на пользу. Он слушал несущийся из наушников голос хозяина и старался выговаривать слова точь-в-точь как он. "Разумеется, - уверял кого-то сэр Джайлс. - Я полностью разделяю вашу точку зрения". И Блотт, сидя в теплице, повторял эту фразу слово в слово. За одну неделю он так блестяще усвоил хозяйскую манеру речи, что ввел в заблуждение даже леди Мод. Однажды она зашла в его владения нарвать к обеду редиски и раннего лука. Вдруг из гераней раздался голос сэра Джайлса: - Мне представляется, что это явное нарушение природоохранных постановлений. Да-да, генерал, уж я постараюсь, чтобы этот вопрос был поднят в парламенте. Леди Мод остолбенела и уставилась на теплицу. Неужели Блотт приладил к самому приспособлению громкоговоритель? Но тут в дверях теплицы показался сам Блотт. Он ликовал. - Нравится, как я выговариваю? - спросил он. - Боже мой, так это вы! - ахнула леди Мод. - Как же вы меня напугали. Блотт гордо ухмыльнулся: - Я учусь правильно говорить по-английски. - Вы и так прекрасно говорите по-английски. - Нет. Не как англичане. - И все-таки я вас прошу больше никогда моему мужу не подражать. Я и одним-то сыта по горло. Блотт расплылся в довольной улыбке. Он вполне разделял чувства хозяйки. - Кстати, - вспомнила леди Мод. - Надо будет пригласить на расследование телевизионщиков. Пусть узнает вся страна. Она собрала редиску и вернулась в кухню, а Блотт, подхватив мотыгу, снова принялся за салатные грядки. Он остался собой доволен. В кои-то веки ему удалось показать, как ловко он передразнивает окружающих. Этот талант он приобрел еще в детстве, в сиротском приюте. Раз уж он оказался человеком без лица, то как не примерить на себя чужие лица? Сноровка эта не раз выручала его и в браконьерских вылазках. Бывало егеря застывали как вкопанные, услышав из темноты окрик хозяина: "Не валяйте дурака!", а Блотт преспокойно уносил ноги. И сейчас, расправляясь с сорняками, он решил еще разок поговорить голосом хозяина: - Я требую провести обстоятельное расследование! Блотт улыбнулся. И впрямь похоже. И расследование действительно состоится. Леди Мод обещала. 5  Расследование производилось в помещении Уорфордского Старого суда. В зале собрались все до единого - то бишь все, кто может лишиться недвижимости, если трасса дороги проляжет через Клинскую теснину. Генерал Бернетт, мистер и миссис БуллеттФинч, полковник Чепмен с супругой, мисс Перисиваль, миссис Томас, все семеро Диккинсонов, супруги Фулбрук, которые арендовали ферму неподалеку от дома генерала. Явилось несколько влиятельных семейств, которым строительство дороги ничем не грозило, но которые посчитали своим долгом поддержать леди Мод. Сама леди Мод вместе с сэром Джайлсом и мистером Тернбуллом восседали в первом ряду. Все места позади были заняты их сторонниками. Блбтт топтался в самом конце зала. Ряды по другую сторону центрального прохода пустовали - там сидел лишь адвокат, представлявший интересы оттертаунского муниципалитета. Сразу видно, никто не сомневается, что лорд Ликем отвергнет проект оттертаунской трассы. Казалось бы, исход ясен с самого начала, и ожидаемое решение было бы принято без помех, если бы леди Мод не встревала все время с замечаниями, а лорд Ликем, который прежде был судьей Высокого суда и разбирал исключительно уголовные дела, не выказал поразительную неуступчивость. Уже само место заседания было выбрано неудачно. Помещение Старого суда слишком напоминало лорду Ликему залы суда, где начиналась его юридическая карьера; в нем проснулся бывалый законник, не склонный мириться с выкриками, которыми леди Мод то и дело прерывала показания свидетелей. - Мадам, вы испытываете терпение суда, - предупредил он, когда леди Мод в десятый раз вскочила с места и объявила, что проект, предложенный мистером Хоскинсом от имени Управления регионального планирования, есть не что иное, как посягательство на свободу личности и права собственности. Телеса леди Мод, затянутые в твидовый костюм, возмущенно заколыхались. - Мой род владеет землями в Клинской теснине с 1472 года! - заголосила она. - Эти земли были дарованы нам Эдуардом IV, когда он назначил Хэндименов попечителями над Клинской тесниной... - Мистер Хоскинс дает показания, - оборвал ее лорд Ликем. - При чем тут Его Величество Эдуард IV и события 1472 года? Будьте любезны, займите свое место. Леди Мод села. - Мужчины называются, - громко упрекнула она супруга и адвоката. - Так и будете отмалчиваться? Сэр Джайлс и мистер Тернбулл беспокойно заерзали. - Продолжайте, мистер Хоскинс, т- сказал судья. Мистер Хоскинс повернулся к столу, на котором помещался макет графства, и продолжал: - Как вы видите на этом макете, Южный Уорфордшир является особенно живописным уголком графства. - Мы это и без всяких дурацких макетов видим. Не слепые, - не унималась леди Мод. - Продолжайте, мистер Хоскинс, продолжайте, - повторил лорд Ликем, оставляя ее слова без внимания. Он явно решил дать ей выговориться: авось длинный язык доведет ее до беды. - Учитывая этот факт, министерство пытается, насколько это возможно, сохранить первозданную красоту ландшафта. - Пытается оно, держи карман шире, - фыркнула леди Мод. - Вот здесь, - мистер Хоскинс указал на цепочки холмов к северу и югу от теснины, - расположен Клинский лес - территория, отведенная под живописные виды и известная богатством животного мира. - Единственный представитель животного мира, до которого никому нет дела, - это человек. Почему бы это? - обратилась леди Мод к мистеру Тернбуллу. После того как мистер Хоскинс изложил позицию министерства, на заседании был объявлен перерыв. Присутствующие отправились обедать. Выходя из здания суда, мистер Тернбулл признался клиентке, что сомневается в успехе дела. - Как мне представляется, камень преткновения - эти самые семьдесят пять муниципальных домов в Оттертауне. Если бы не они, мы почти наверняка добились бы своего. Но мне, откровенно говоря, не верится, что в результате расследования будет принято решение, ведущее к сносу этих домов. На это уйдут немалые средства. К тому же магистраль придется перенести на десять миль в сторону. Так что не буду скрывать, шансов у нас мало. В этот день в Уорфорде было людно: народ съехался на базар. Возле здания суда уже стояли две телевизионные камеры. - Я не позволю вышвырнуть меня из собственного дома, - объявила леди Мод корреспонденту Би-би-си. - Наш род живет в Клинской теснине уже пятьсот лет и... Мистер Тернбулл сокрушенно ответил. Бесполезно. Сколько бы ни клокотала леди Мод, делу уже не помочь. Исход ясен: а магистраль пройдет через теснину. А клиентка еще и ухитрилась настроить против себя лорда Ликема. Дождавшись конца интервью, адвокат в сопровождении леди Мод пробрался через торговые ряды и направился в "Герб Хэндименов". - Куда это Джайлс запропастился? - спохватилась леди Мод, когда они вошли в гостиницу. - Кажется, подался с лордом Ликемом в "Четыре пера", - ответил мистер Тернбулл. - Говорит, надо его усахарить. Леди Мод яростно сверкнула глазами и процедила: - Ах так? Ну так я сама этим займусь. Оставив мистера Тернбулла в холле, она прошла в кабинет управляющего и позвонила в "Четыре пера". Когда она вернулась, глаза ее горели зловещим огнем. Адвокат и клиентка вошли в ресторан и сели за столик. В баре гостиницы "Четыре пера" сэр Джайлс в ожидании меню заказал два больших стакана виски. Лорд Ликем, поколебавшись, взял стакан. - В такое время дня... У меня, знаете, язва желудка. А с другой стороны, утро сегодня выдалось тяжелое. Что за вздорная особа в первом ряду все время мешала работать? - Закажу-ка я для начала креветки, - поспешно произнес сэр Джайлс. - Помнится, в двадцать восьмом году на выездной сессии в Ньюбери я тоже намучился с одной бабенкой, - продолжал лорд Ликем. - Вскочит со скамьи подсудимых и давай драть глотку. Как бишь ее фамилия? Он поднял веснушчатую руку и почесал в затылке. - Леди Мод очень неудержимая дама, - согласился сэр Джайлс. - В здешних краях у нее громкая слава. - Немудрено. - Она из Хэндименов. Дворянский гонор. Голубая кровь. - Вот оно что? Стало быть, у этих Хэндименов в роду были голубые? - Очень влиятельное семейство, - объяснил сэр Джайлс. - У них своя пивоварня, свои питейные заведения. Между прочим, этот ресторан тоже принадлежит Хэндименам. - Элси Уотсон! - выпалил судья. - Вот как ее звали. Сэр Джайлс покосился на него с недоумением. - Она отравила мужа. Ох и ругалась она на суде! Да что толку с ее ругани? Все равно повесили, - с улыбкой заключил судья свои воспоминания. Сэр Джайлс задумчиво просмотрел меню. Что бы посоветовать язвеннику? Суп из бычьих хвостов а-ля Хэндимен или мясной бульон? До чего же удачно складываются дела на заседании. Теперь за исход можно не волноваться. Мод довыступалась. Поразмыслив, сэр Джайлс заказал себе говяжье филе "хзндимен", а лорд Ликем попросил принести рыбы. - Рыбы нет, - сообщил метрдотель. - Как нет? - возмутился судья. - Кончилась, сэр. - - А что это еще за "бал де беф Хэндимен"? - Заразы. - Зара... Что-о-о? - Мясные котлеты с начинкой. - А "брандад де Хэндимен"? - Котлеты из трески. - Треска? Треска - это хорошо. Вот ее и принесите. - Треска кончилась, - сказал метрдотель. Лорд Ликем в отчаянии заглянул в меню. - У вас хоть что-нибудь есть? - Рекомендую "пуль {Цыпленок (фр.).} в горшочке а-ля Эдуард IV", - вмешался сэр Джайлс. - Очень кстати, - буркнул лорд Ликем. - Ладно, несите. - И бутылочку шамбертена, - с трудом выговорил сэр Джайлс. Французский язык ему никак не давался. - Ну и порядочки в этом заведении, - проворчал лорд Ликем. Чтобы скрыть досаду, сэр Джайлс заказал еще два виски. Шеф-повар на кухне выслушал заказ и отрезал: - Никаких цыплят. Пусть лопает рагу из баранины или заразы а-ля мое изобретение. - Но это же лорд Ликем, - втолковывал метрдотель. - Он ясно сказал: цыпленок. Тебе что, трудно приготовить? Шеф-повар взял с полки баночку молотого красного перца. - Сейчас я ему приготовлю. Тем временем буфетчик сбился с ног в поисках шамбертена. Наконец он выбрал самую старую бутылку, какая только завалялась в ресторане. - Значит, подать ему вот это? Вы ничего не перепутали? - допытывался он у управляющего, рассматривая на свет бутылку с мутной кроваво-красной жидкостью, словно оставшейся после патологоанатомического вскрытия. - Хозяйка распорядилась, - сказал управляющий. - Только этикетки поменяйте. - Ну и дела. - Я-то тут при чем? - вздохнул управляющий. - Если ей вздумалось отравить старого хрыча, дело хозяйское. Мне платят - я выполняю. А что это вообще за пойло? Буфетчик обтер бутылку. - Тут написано - марочный портвейн. - Заморочный он, а не марочный, - бросил управляющий и вернулся в кухню, где шеф-повар, раскрошив недоеденные заразы, обкладывал ими половину вареного цыпленка. - Ради всего святого, - взмолился управляющий, - смотри, чтобы к этому блюду никто, кроме судьи, не прикасался. - Будет знать, как совать нос в наши дела, - сказал повар и полил свою стряпню соусом от бараньего рагу. Управляющий поднялся в зал и подал знак метрдотелю. Сэр Джайлс и лорд Ликем допили виски и перешли из бара в ресторан. Покончив с обедом, леди Мод заказала кофе. - На закон надейся, а сам не плошай, - изрекла она. - Если бы мои предки уповали только на суды, наш род никогда не достиг бы нынешнего положения. - Дорогая леди Мод, умоляю, воздержитесь от опрометчивых шагов, - взывал мистер Тернбулл. - Ситуация и без того осложнилась. Откровенно говоря, ваше сегодняшнее вмешательство отнюдь не способствовало нашему успеху. Боюсь, лорд Ликем составил о нас неблагоприятное мнение. Леди Мод фыркнула: - Не составил, так составит. Вы что, всерьез думаете, что я подчинюсь его решению? Это же шут гороховый. - Но все-таки бывший судья, человек с таким славным прошлым, - робко возразил мистер Тернбулл. - Увидите, как я его в будущем ославлю, - пообещала леди Мод. - С самого начала стало ясно, что он примет решение пустить автомагистраль через теснину. Оттертаунское направление - не запасной вариант. Его предложили для отвода глаз. Но я этого так не оставлю. - Чем вы можете поправить дело - не представляю. - Это потому, Генри Тернбулл, что вы юрист и относитесь к закону с почтением. А я нет. Закон - осел {Вошедшая в поговорку фраза мистера Бамбла, персонажа романа Ч. Диккенса "Оливер Твист".}, и я постараюсь, чтобы в этом убедились все. - Все равно я не вижу никакого выхода, - удрученно произнес мистер Тернбулл. Леди Мод встала из-за стола. - Увидите, Генри, увидите. Я не я, если этот ваш лорд Ликем не останется на бобах. И она удалилась, предоставив мистеру Тернбуллу гадать, как же она намерена исполнить свою угрозу. К концу обеда лорд Ликем и сам с готовностью согласился бы на вредную для язвенников бобовую диету, лишь бы не то угощение, которым потчевали его в "Четырех перьях". В креветочный коктейль, который всучил ему метрдотель (лорд Ликем его не заказывал), как видно, бухнули изрядное количество перечного соуса. Но это пустяки по сравнению с "пулем в горшочке а-ля Эдуард IV". После первого же куска судья лишился дара речи: ему показалось, что он глотнул какого-то нестерпимо едкого вещества вроде щелока. - А цыпленок с виду ничего, - похвалил сэр Джайлс, не замечая, что судья судорожно ловит ртом воздух. - Фирменное блюдо, знаете ли. Лорд Ликем не знал. Выпучив глаза, он схватил бокал и сделал большой глоток в надежде, что вино облегчит ему муки. В тот же миг его надежды лопнули. Хотя цыпленок и обжег ему рот, судья был еще в состоянии разобрать, что жидкость, которую он глотает, даже отдаленно не похожа на шамбертен урожая 64-го года. Мало того, что в ней болтался какой-то осадок - ни дать ни взять толченое стекло, - она оказалась еще и тошнотворно сладкой. С трудом сдерживая тошноту, судья поднял бокал и принялся разглядывать мутную жидкость на свет. - Не нравится? - поинтересовался сэр Джайлс. - Что это такое? Сэр Джайлс посмотрел на этикетку: - Шамбертен шестьдесят четвертого года. Пробкой отдает или что? - Совершенно верно: "или что", - подтвердил лорд Ликем. По его разумению, на такую отраву не только пробку, но и бутылку тратить не стоило. - Я закажу другую бутылочку, - предложил сэр Джайлс и поманил буфетчика. - Ради бога, только не мне! Но было поздно. Буфетчик умчался за другой бутылкой. Тут лорд Ликем почувствовал, что подозрительный осадок от вина забился под верхний зубной мост. Озабоченный этим обстоятельством, судья машинально положил в рот еще кусочек "пуля". - То-то я гляжу, вино темновато, - продолжал сэр Джайлс, не замечая, что лицо судьи искажено отчаянием, а глаза налились кровью. - Хотя по части вин я, признаться, не знаток. Лорд Ликем оттолкнул тарелку. Он по-прежнему задыхался. Надо что-то предпринять, иначе у него на всю жизнь отнимется язык. Может, загасить пламя марочным портвейном? Плевать, что вкус мерзопакостный. И судья осушил бокал. Зайдя в бар "Герба Хэндименов", леди Мод велела бармену угощать посетителей бесплатно. Затем через базарную площадь она прошла в "Козу и кубок" и отдала такое же распоряжение, после чего направилась в "Рыжую корову". Истомленные жаждой фермеры гурьбой хлынули в бары, и к двум часам весь Уорфорд пил за здоровье леди Мод и крах автомагистрали. У здания суда леди Мод остановилась перекинуться словечком с репортерами, а потом под приветственные возгласы толпы вошла в суд. - Глядите-ка, общественность, оказывается, на нашей стороне, - удивлялся генерал Бернетт, поднимаясь по лестнице вместе с леди Мод. - А утром я уж было совсем пал духом. Леди Мод улыбнулась своим мыслям. - Погодите немного. Ближе к вечеру они себя покажут, - пообещала она и величественно вплыла в зал суда, где полковник Чепмен с супругой обменивались впечатлениями с Буллетт-Финчами. - Ликем был известен как добросовестный судья", - уверял полковник. - Я не сомневаюсь, он войдет в наше положение. В ту минуту лорда Ликема уже заботило только собственное положение - куда тут еще входить в чужое. То, что было начато креветочно-перечным коктейлем, успешно довершил шамбертен 64-го года и сменивший его очищенный уксус, который сэр Джайлс почему-то упорно называл "шабли". Да еще персики с мороженым и ликером а-ля Мод - этим десертом судья надеялся успокоить растревоженную язву. Консервированные персики были еще туда-сюда, но вот мороженое оказалось щедро приправлено смесью гвоздики и мускатного ореха. А уж кофе... Отобедав, лорд Ликем направился к выходу, нетвердой походкой спустился по ступенькам и огляделся в поисках машины. Увы, машины у гостиницы не было: уличный регулировщик распорядился ее отогнать. Лорд Ликем в сопровождении хлебосольного изверга проковылял по Феррет-лейн, пересек Эбби-клоус, а в желудке у него бушевал пожар, уничтоживший последние остатки давешней невозмутимости. Возле Старого суда собралась толпа фермеров с женами. Завидев лорда Ликема, они подняли свист и гвалт. К тому времени лорд Ликем больше напоминал взрывное устройство, чем бывшего судью. - Да прикажите вы разогнать этих скотов! - рявкнул он, обращаясь к сэру Джайлсу. - Я не намерен терпеть хулиганские выходки. Сэр Джайлс бросился звонить в полицейский участок и попросил прислать несколько блюстителей порядка к зданию суда. Заняв свое место рядом с леди Мод, он понял, что его планы под угрозой срыва: лицо лорда Ликема пошло пятнами, а рука, сжимавшая председательский молоток, дрожала. Судья стукнул молотком по столу и прохрипел: - "Заседание продолжается! Тишина в суде! Зал был забит до отказа, и лорду Ликему пришлось стукнуть молотком еще раз - лишь тогда установилась тишина. - Вызывается следующий свидетель. Но тут вскочила леди Мод. - Я хочу сделать заявление! Лорд Ликем посмотрел на нее через силу. Уже один вид толстухи растравлял его язву, а манеры у нее так просто неудобоваримые. - Мы собрались здесь для того, чтобы выслушивать показания, а не заявления, - отрезал он. Мистер Тернбулл тоже поднялся с места. - Милорд, для данного расследования мнение моей клиентки имеет силу показания, - почтительно возразил он. - Показания и мнение - разные вещи. Ваша клиентка - не знаю уж, кто она такая... - Леди Мод Линчвуд, владелица Хэндимен-холла, - подсказал мистер Тернбулл. - ...Может себе думать что угодно, - продолжил лорд Ликем, с нескрываемым отвращением оглядев создательницу "пуля в горшочке а-ля Эдуард IV", - но высказывать свое мнение в суде под видом свидетельских показаний она не имеет права. Вы-то, сэр, хорошо знаете порядок дачи показаний. Мистер Тернбулл вызывающе поправил очки. - При всем уважении к вам, ваша милость, позволю себе заметить, что в данном случае порядок дачи показаний не нарушен. Моя клиентка не была приведена к присяге, а значит... - Тишина в суде! - прорычал судья, обращаясь к пьяненькому фермеру из Гильдстед Карбонелла, который беседовал со своим соседом о чуме у свиней. Мистер Тернбулл бросил страдальческий взгляд на леди Мод и сел на место. - Вызывается следующий свидетель! - снова объявил судья. Но леди Мод сдаваться не собиралась. - Я хочу заявить протест, - произнесла она, и в голосе ее прозвенели такие властные нотки, что зал мгновенно затих. - Это расследование - издевательство... - Тишина в суде! - взвыл судья. - Вы мне рот не затыкайте, - тоже повысила голос леди Мод. - Мы с вами не в суде. - А вот и в суде, - огрызнулся судья. Леди Мод замялась. Спорить с лордом Ликемом было трудно: они действительно находились в зале суда. - Я имею в виду... - начала леди Мод. - Тишина в суде! - бушевал лорд Ликем, чувствуя, что язва вот-вот снова устроит ему счастливую жизнь. Леди Мод словно прочла его сокровенные мысли. - Да вы едва ноги таскаете - куда вам вести расследование?! - взвизгнула она, и кое-кто ее поддержал. - Старый маразматик! Я имею право высказаться! Покрытое пятнами лицо лорда Ликема цветом стало похоже на сливу. Рука судьи потянулась к молотку. - Я обвиняю вас в неуважении к суду! - рявкнул он и грохнул молотком по столу. Леди Мод грозно двинулась на судью. - Полиция, арестуйте эту даму! - Милорд, - вмешался мистер Тернбулл, - умоляю... Поздно. Два констебля, очевидно, решив, что насчет закона бывшему судье Высшего суда виднее, подскочили к леди Мод и схватили ее за руки. Непоправимая ошибка. Это понял даже сэр Джайлс. Мистер Тернбулл рядом с ним кричал, что это противозаконно, а за его спиной творилось что-то невообразимое. Публика повскакивала с мест и бросилась к столу председателя. Леди Мод по-прежнему костерила судью на чем свет стоит. Полицейские, ухватив ее за ноги, потащили вон. Лорд Ликем истошно требовал очистить зал. Разгорелась драка, зазвенели стекла в окнах. Сэр Джайлс обмяк в кресле и мрачно наблюдал крушение своих планов. Как только до журналистов на улице донесся гвалт, а на голову им посыпались оконные стекла, они всполошились и направили телекамеры на двери суда. Очень кстати: двое дюжих полицейских как раз выводили взъерошенную и неожиданно присмиревшую леди Мод. По дороге из зала в ее внешности произошли некоторые перемены: когда она предстала перед телекамерами, жакет и джемпер на ней были в таком беспорядке, что хоть святых выноси, одна туфля безвозвратно загублена, юбка разодрана - впору заподозрить самое худшее, - а во рту не хватало -двух передних зубов. Она мужественно выдавила улыбку, рухнула на мостовую, и полицейские перед объективами телекамер поволокли ее по базарной площади в участок. Толпа перед ними расступалась. - Помогите! - взвыла леди Мод. - Ну, пожалуйста! Помощь не заставила себя ждать. Из здания суда вылетел черноволосый человечек и тигром бросился на того полицейского, что поздоровее. Несколько торговцев последовали примеру Блотта. Завязалась потасовка. Едва толпа заслонила леди Мод от телекамер, она снова взяла дело в свои руки. - Блотт, - приказала она, - отпустите уши констебля. Блотт шлепнулся наземь, торговцы отступили. - Констебли, делайте свое дело, - распорядилась леди Мод и первая направилась к полицейскому участку. Толпа обрушила свой гнев на "роллс-ройс" лорда Ликема. В здание суда полетели яблоки и помидоры. Под одобрительные возгласы толпы Блотт попытался в одиночку опрокинуть машину. Несколько десятков фермеров мгновенно пришли ему на подмогу. Когда в дверях суда появился лорд Ликем в сопровождении наряда полицейских, его "роллс-ройс" уже стоял на боку. Чтобы расчистить путь судье, полицейским пришлось основательно поработать дубинками. А тем временем телерепортеры дотошно фиксировали на пленку, как реагирует общественность на предложение о прокладке автомагистрали через Клинскую теснину. В магазинах на Феррет-лейн не осталось ни одной целой витрины. Возле гостиницы "Коза и кубок" лорда Ликема окатили из ведра холодной водой, а на Эбби-клоус он был контужен обломком могильной плиты. Когда он наконец добрался до "Четырех перьев", гостиницу осадила такая толпа, что для ее разгона пришлось вызывать пожарников с брандспойтами. "Роллс-ройс" уже пылал, а по городу слонялись лишь ватаги пьяных юнцов и, дабы засвидетельствовать свою преданность роду Хэндименов, били уличные фонари. В камере полицейского участка леди Мод вынула из кармана зубные протезы и улыбнулась, прислушиваясь к шуму беснующейся толпы. Если правда действительно побеждает ценой всечасной гласности, то можно не сомневаться: когда дойдет до суда, правда непременно восторжествует. Леди Мод добилась чего хотела. 6  В отличие от леди Мод члены кабинета министров, собравшиеся на заседание в связи с очередным углублением кризиса платежного баланса, встретили известие о волнениях в Уорфорде без особого восторга. Вечерние газеты сообщили лишь об аресте супруги члена парламента, зато из программы теленовостей, которую увидели миллионы зрителей, явствовало, что леди Мод стала жертвой вопиющего произвола полиции. - Ну ничего себе! - ужасался премьер-министр, глядя по телевизору, как констебли расправляются с леди Мод. - Совсем распоясались. - Кажется, ей выбили два зуба, - заметил министр иностранных дел. - Это что там - сиська болтается? Леди Мод мужественно улыбнулась и рухнула на мостовую. - Немедленно отдам распоряжение начать следствие, - объявил министр внутренних дел. - Да кто вообще назначил этого Ликема, пропади он пропадом? - взорвался премьер-министр. - На первый взгляд он представлялся идеальной кандидатурой, - пролепетал министр по вопросам окружающей среды. - Человек он беспристрастный. Помнится, все были уверены, что он найдет решение, которое удовлетворит местную общественность. - Удовлетворит?.. - начал премьер-министр, но его прервал телефонный звонок. Звонил лорд-канцлер, обеспокоенный состоянием правопорядка в стране. Премьер-министр возразил, что лорд Ликем - бывший судья, однако лорд-канцлер туманно сослался на общеобязательный характер закона. Положив трубку, премьер-министр повернулся к министру по вопросам окружающей среды: - Подобрали кандидата, нечего сказать. Вы заварили кашу, вам и расхлебывать. Можно подумать, мы составляем в парламенте абсолютное большинство. - Сделаю все, что в моих силах, - заверил министр. - Нет уж, извольте сделать больше того, - отрезал премьер-министр. На экране картинно полыхал "роллс-ройс" лорда Ликема. Министр по вопросам окружающей среды поспешно покинул заседание и бросился звонить домой своему заместителю. - Направьте в Уорфорд официального посредника, - распорядился он. - Пусть он их рассудит. - Посредника? - промямлил мистер Рис, которого в тот день как раз свалил жестокий грипп. Когда температура под сорок, тут уж никакие приказы министра, никакие официальные посредники на ум не идут. - Да подберите такого, кто умеет работать с людьми. - С людьми? - повторил мистер Рис, силясь припомнить хоть одного из своих подчиненных, кто сколько-нибудь смыслит в такой работе. - Я вам в среду сообщу, хорошо? - Нет. Мне надо как можно скорее доложить премьер-министру, что мы контролируем ситуацию. Посредник должен выехать не позднее завтрашнего утра. И пусть сразу же организует переговоры между сторонами. Кто у вас там поинициативнее? А то еще пошлете кого-нибудь из ваших заскорузлых пентюхов. Тут нужен человек нестандартно мыслящий. Мистер Рис положил трубку и вздохнул. - Нестандартно, видите ли, мыслящий, - буркнул он. - Официальный посредник. Мистер Рис нахмурился. Он терпеть не мог, когда ему звонили домой по делам, когда требовали принять решение сию же секунду; ему не нравился министр, но особенно ему не понравился намек, что под его началом работают одни заскорузлые пентюхи. Он принял еще ложку микстуры от кашля и стал приискивать подходящего кандидата для поездки в Уорфорд. Харрисон в отпуске. Берд в командировке на железнодорожной станции Танкер в Скантропе. Кто еще? Дандридж? Более подходящего кандидата и придумать трудно. Однако министр велел подобрать человека нестандартно мыслящего, а у Дандриджа как раз такое мышление, что никаким стандартам не соответствует. Это уж как пить дать. Мистер Рис забрался в постель и, преодолевая гриппозное помрачение, принялся перебирать в уме затеи Дандриджа. В свое время тот предложил ввести в центре Лондона одностороннее движение, причем не сделал исключения ни для одной улицы, и если бы его предложение приняли, то чтобы проехать от площади Гайдпарк-корнер до улицы Пиккадилли, пришлось бы давать крюку через Тауэрский мост и Флитстрит. Затем Дандридж разработал экспериментальный проект системы светофорного регулирования по принципу "зеленой волны" для лондонского пригорода Клэпем. На поверку "зеленая волна" обернулась "железным занавесом": когда проект был внедрен, Клэпем оказался отрезан от Лондона почти на неделю. Дандридж умудрился напортачить решительно в любом деле. Но работать с людьми он умел - что есть, то есть. Он излагал свои проекты столь убедительно, что поначалу никто не мог заподозрить подвоха, и с каждым годом Дандридж поднимался по служебной лестнице все выше и выше. Он был буквально обречен на блестящую карьеру по причине своей бездарности и необходимости уберечь граждан от последствий его очередного проекта. В конце концов он достиг таких административных высот, на которых был уже не опасен: тут разгильдяи-подчиненные даже и не думали осуществлять его проекты. И мистер Рис, отупевший от высокой температуры, одурманенный микстурой от кашля, остановил свой выбор на Дандридже. Спустившись в кабинет, он позвонил в министерство секретарю и продиктовал соответствующие указания на автоответчик. Затем налил себе большой стакан виски и выпил, представляя, как Дандридж развернется в Уорфорде. - Официальный посредник. Этот напосредничает, - хмыкнул он и снова лег в постель. На работу Дандридж добирался метрополитеном. Он считал метро единственным видом транспорта, где царит здравый смысл и нет места удручающей повседневной неразберихе. Сидя в вагоне, он мог поразмыслить о серьезных вещах; разглядывая схему Северной линии на противоположной стене, убеждался, что в мире над его головой хоть какой-то порядок, а сохраняется. Там, наверху, он всюду видел сплошной кавардак. Улицы, магазины, дома, мосты, автомобили, люди, водоворот несовместимых и противоестественный явлений, которые никакими силами не разложить по полочкам. Но схема Северной линии заставляла Дандриджа позабыть про эту сумятицу. Как тут все упорядочение, расчислено: после Чок-фарм идет Белсайз-парк, а за ним - Кзмден-таун. Всегда точно знаешь, где находишься, куда направляешься. А еще на схеме все станции выстроились через равные промежутки. Дандридж-то знал, что на самом деле это не так, но схема наводила на мысль, что такое расположение правильнее, чем в жизни. И уж если бы к строительству метро приложил руку он, Дандридж, то станции и в жизни размещались бы так же, как на схеме. С младых ногтей Дандридж был одержим идеей порядка - отвлеченной идеей порядка, которому следовало бы возобладать над хитросплетениями житейских обстоятельств. Он не разделял мнения поэта, будто разнообразие придает жизни пряность {Слова из поэмы английского поэта Уильяма Каупера (1731-1800).}, - для него эта пряная приправа была хуже горькой редьки. Он свято верил, что все должно подчиняться раз и навсегда установленным правилам. Мир в его представлении был четко разграничен: по одну сторону - слепая случайность, свирепая природа и всяческий сумбур, по другую - наука, разум и учет. К учету Дандридж питал особую слабость. Он снабдил все вещи номерами, которые значились в таблице, висевшей над кроватью. Например, носки имели номер 01/7: 01 означало самого Дандриджа, а 7 - носки. Они лежали в верхнем левом ящике (1) комода 23 у стены 4 спальни 3. Стоило Дандриджу найти в таблице номер 01/7/1/23/4/3, как он тут же узнавал, где лежат носки. Однако ввести подобную систему нумерации за стенами квартиры оказалось затруднительно. Все его попытки установить такой же порядок у себя на работе встречали решительный - по шкале Дандриджа, десятибалльный - отпор и приводили к тому, что Дандриджа то и дело перебрасывали из департамента в департамент. При такой любви к точности Дандридж нисколько не удивился, когда мистер Джойнсон велел ему явиться к себе в кабинет ровно в 9.15. Дандридж явился в 9.25. - Метро подвело, - с досадой объяснил он. - Зла на него не хватает. Я должен был прибыть на работу еще в десять минут десятого, но поезд опоздал. Вечная история. - Я заметил, - отозвался мистер Джойнсон. - А все из-за того, что поезд задерживается на каждой станции на разное время. На одной стоит полминуты, а на другой полторы. Знаете, по-моему, пора нам всерьез подумать о разработке системы, которая позволит наладить беспрерывную работу подземного транспорта. - Вряд ли от этой системы что-нибудь изменится, - устало вздохнул мистер Джойнсон. - А почему вы не садитесь на другой поезд, более ранний? - Так я и приезжать буду раньше времени. - Для разнообразия можно бы. Ладно, я вас вызвал не для того, чтобы обсуждать недостатки метрополитена. Мистер Джойнсон умолк и уставился в инструкции, которые оставил мистер Рис. Его изумило не только то, что миссия, требующая ума, сметки, красноречивости, была поручена именно Дандриджу. Озадачили его и грамматические ляпсусы в памятке замминистра. А что Дандриджа усылают из Лондона, так скатертью дорога. И с мистера Джойнсона за это не спросят - не он его назначил. - Вот подробная инструкция относительно вашего нового поручения, - наконец произнес он. - Мистер Рис велел, чтобы вы... - Новое поручение? - удивился Дандридж. - Ведь я работаю в департаменте по вопросам досуга и отдыха. - Прекрасное применение вашим способностям. Однако вы уже переведены в департамент дорожного строительства в центральных графствах. А в будущем месяце мы, вероятно, определим вас на подходящую должность в департамент по озеленению. - Признаться, у меня голова идет кругом от этих перемещений. Бросают из департамента в департамент. Никаких условий для масштабной работы. - И слава богу. Собственно, вам и сейчас поручается не ахти какая масштабная работа. Надо всего-навсего уладить один конфликт. - Конфликт? - оживился Дандридж. Мистер Джойнсон кивнул. - Именно. Конфликт. - Он снова заглянул в инструкции. - Вы командируетесь в качестве официального посредника от министерства в Уорфорд. - Как же это? - всполошился Дандридж. - Ведь там беспорядки. Мистер Джойнсон улыбнулся. Разговор начинал его забавлять. - Совершенно верно. Вот вы и позаботитесь, чтобы больше там беспорядков не было. Прелестный, говорят, городишко. - Ну да, прелестный. Видел я его вчера по телевизору в "Новостях". - Ну-ну, внешность обманчива. Вот вам командировочное предписание. Видите - вам предоставляются все полномочия для ведения переговоров... - Разве расследование проводит не лорд Ликем? - Вообще-то, да, но он, как я слышал, слегка занемог. И к тому же, кажется, не совсем правильно понимает свои функции. - Другими - словами, он сейчас в больнице? - уточнил Дандридж. Пропустив вопрос мимо ушей, мистер Джойнсон повернулся к висящей за его креслом карте. - Суть вопроса, которым вам надлежит заняться, предельно проста. Автомагистраль М 101 - видите? - может быть проложена по одной из двух трасс. Одна проходит вот здесь, через Клинскую теснину, вторая - через Оттертаун. Оттертаунское направление по ряду причин совершенно неприемлемо. Вы должны добиться, чтобы Ликем вынес решение о прокладке дороги через Клинскую теснину. - Так ведь это ему решать, - возразил Дандридж. Мистер Джойнсон вздохнул: - Эх, Дандридж, поработайте в административном учреждении с мое - и поймете, для чего создаются все эти комиссии по расследованию, королевские комиссии да арбитражи. Они всего лишь принимают решения, которые в точности совпадают с уже принятыми решениями специалистов. И ваша задача сделать все, чтобы лорд Ликем не вынес другого решения. - А если он вынесет другое, что тогда? - Это одному Богу известно. Я полагаю, при нынешних умонастроениях нам придется подчиниться и пустить эту треклятую автомагистраль через Оттертаун, а последствия будут такие, что не приведи господи. Так что извольте постараться, чтобы все было разыграно как по нотам. Вам даны все полномочия для переговоров с заинтересованными сторонами, и лорд Ликем наверняка вас поддержит. - С кем же я буду вести переговоры, если у меня нет противника? - опечалился Дандридж. - И вообще, что такое "официальный посредник"? - Это уж на ваше усмотрение. Получив папку с документами по автомагистрали М 101, Дандридж вернулся в свой кабинет. - Я официальный посредник министерства в центральных графствах, - важно сообщил он секретарше, позвонил в гараж и заказал машину. Потом перечитал командировочное предписание. Сомнений нет: начальство наконец оценило его по достоинству. Теперь у Дандриджа имеются полномочия, и уж он не преминет ими воспользоваться. А в Хэндимен-холле леди Мод торжествовала победу: ее уловка достигла цели, расследование сорвано. Начальник полиции, узнав о происшествии, распорядился немедленно освободить ее из-под стражи, и леди Мод нехотя покинула полицейский участок. Друзья и союзники наперебой выражали ей сочувствие. Навестивший ее генерал Бернетт рассыпался в поздравлениях. Миссис Буллетт-Финч позвонила в Хэндимен-холл и осведомилась, не нужно ли чего-нибудь леди Мод после "освобождения от уз" - фраза, которая леди Мод очень не понравилась. Как и утверждение полковника Чепмена, что она "отхлестала лорда Ликема, как мальчишку". Даже миссис Томас прислала леди Мод письмо, в котором приносила благодарность, по ее скромному выражению, "от имени всех простых людей". Леди Мод отвечала на эти знаки внимания сдержанно. В самом деле, зачем столько шума? Она просто исполнила свой долг. - Об интересах местных жителей способны позаботиться только местные власти, - сказала она корреспонденту газеты "Обсервер". На взгляд корреспондента, это замечание прозвучало весьма двусмысленно, зато оно недвусмысленно показывало, какую роль отводит себе леди Мод в жизни Южного Уорфордшира. - Вы намерены привлечь полицию к ответственности за незаконный арест? - спросил корреспондент. - Ну что вы. Я так уважаю полицию. Полицейские замечательно справляются со своими обязанностями. Во всем виноват лорд Ликем. Я как раз собираюсь посоветоваться с адвокатом насчет того, какие действия против него предпринять. Когда лорду Ликему, помещенному в Уорфордскую Загородную больницу, сообщили, что леди Мод хочет вчинить ему иск, он и бровью не повел. У него имелись заботы поважнее. Во-первых, ему не давал покоя желудок, во-вторых, голову его теперь украшали шесть швов. Ну и, конечно, контузия. Приходя в сознание, он молил Бога поскорее послать ему смерть, а в бреду сыпал отборными ругательствами. Но если лорд Ликем, поглощенный собственными бедами, даже не вспоминал о сорванном расследовании, то сэр Джайлс только о нем и думал. - Положение аховое, - восклицал он на другое утро, заскочив к Хоскинсу посовещаться. - Эта подлюка всех перебаламутила, ей-богу. По ее милости об этой истории заговорят по всей стране. Мне спасу нет от экологов - звонят отовсюду, выражают солидарность. Черт-те что! Какое их собачье дело? Хоскинс угрюмо закурил трубку. - Если бы только это, - бросил он. - Тут еще вот-вот нагрянет какая-то шишка из министерства: переговоры затевает. - Не хватало, чтобы в наши дела совала нос канцелярская крыса. - Вот именно, - подхватил Хоскинс. - А звонить сюда больше не надо. Узнают про наши с вами отношения - беда. - Вы думаете, он одобрит Оттертаунское направление? Хоскинс пожал плечами: - Понятия не имею. Но окажись я на его месте, я бы про Клинскую теснину даже не заикнулся: себе дороже. - Дайте мне знать, что надумает этот гусь, - попросил сэр Джайлс и вышел на улицу, где стоял его автомобиль. 7  А Дандридж преспокойно вел машину по шоссе Э 1 и даже не подозревал о мудреной подоплеке событий в Южном Уорфордшире. Впервые в жизни ему доверили такие полномочия, и уж он сумеет ими распорядиться. Что ему теперь неудачи прошлых лет! Скоро о нем заговорят все. Вот вернется он в Лондон победителем, и кто усомнится тогда в его умении действовать быстро и решительно? В Уорике он остановился пообедать. За едой просматривал папку с материалами по автомагистрали. В папке имелась и карта, на которую были нанесены обе предполагаемые трассы, а также список лиц, по чьим землям должна пройти дорога, с указанием сумм причитающейся компенсации. Этот список особенно заинтересовал Дандриджа. Даже при беглом знакомстве с ним Дандридж догадался, почему начальство так торопило его с отъездом и какие трудности его ожидают. Читая список, Дандридж словно присутствовал на перекличке самых именитых людей графства. Сэр Джайлс Линчвуд, генерал Бернетт, полковник Чепмен, мистер Буллетт-Финч, мисс Персиваль. Дандридж прочел и оробел, взглянув на суммы компенсации - и глазам не поверил. Сэру Джайлсу - четверть миллиона. Генералу Бернетту - сто пятьдесят тысяч фунтов. Полковнику Чепмену - сто двадцать тысяч. Даже мисс Персиваль, рядом с именем которой в графе "род занятий" значилось "учительница", должна была получить пятьдесят пять тысяч. Дандридж сравнивал эти суммы со своим жалованьем. Везет же некоторым. Все-таки нет на свете справедливости. Дандридж не был чужд социалистических убеждений: он исповедовал принцип "от каждого по способностям каждому по потребностям" (под "каждым" в обоих случаях подразумевался сам Дандридж), и сейчас его мысли сами собой устремились к презренному металлу. Еще мать внушила ему правило: "Чем жениться на деньгах, ищи-ка сам златые горы". А поскольку жить по этому правилу не так-то просто, интимная жизнь Дандриджа протекала большей частью в воображении. В мечтах, куда не проникали житейские неурядицы, он предавался самым разнообразным страстям. Он представлял себя богатым, могущественным, неизменно в окружении добродетельнейших красавиц. Точнее сказать, красавицы. Женщина его мечты слагалась из отдельных черт и черточек реальных женщин, к которым Дандридж был в свое время неравнодушен. Именно неравнодушен, не более того: с таким чувством не так хлопотно. И вот наконец удача ему улыбнулась: его путь лежит в край золотых гор. До чего заманчиво! Закончив обед, Дандридж отправился дальше. Скоро он начал замечать, что местность вокруг изменилась. Широкое шоссе осталось позади, машина шла по другой дороге, более узкой и извилистой. Живая изгородь по обочинам была тут выше и гуще. Холмы сменялись пустынными долинами, леса - чем дальше, тем гуще, как будто здесь за ними никто не ухаживает. Даже постройки не имели ничего общего с симпатичными, похожими друг на друга домиками в северных пригородах Лондона. Тут если дом, то либо торчащая посреди земельного участка махина, а вокруг на мили никакого другого жилья, либо каменное здание, а вокруг сараи из потемневшего гофрированного железа да амбары - ферма. На пути Дандриджу то и дело попадались поселки: - несуразные скопления коттеджей и лавок; дома то неловко вылезали чуть ли не на самое шоссе, то прятались за живыми изгородями. Украшены они были так вычурно, что Дандриджа брала оторопь. То здесь то там мелькали церкви. Их вид особенно действовал Дандриджу на нервы. В голову лезла всякая чушь: смерть и похороны, укоры совести, грех, посмертное воздаяние. Замшелые пережитки прошлого. А Дандридж жил если не настоящим, то, по крайней мере, ближайшим будущим - очень ему нужны эти напоминания о тщете земного бытия. С ними беда: того и гляди усомнишься в разумности всего сущего. Правда, насчет человеческого разума Дандридж тоже не обольщался. Он верил только в науку и учет. Чем дальше машина продвигалась на север, тем больше Дандридж убеждался, что здешние края отнюдь не соответствуют его идеалу. Даже небо тут было другое: на нем появились большие облака, их тени как попало ползали по холмам и полям. К Южному Уорфордширу Дандридж подъезжал с тяжелым сердцем. Если и сам Уорфорд похож на свои окрестности, можно себе представить, какие нелюди обитают в этом вертепе - жестокие беспутные дикари, одержимые непонятными страстями. Увы, Уорфорд действительно мало чем отличался от своих окрестностей. Проехав по мосту через Клин, Дандридж решил, что двадцатый век остался на том берегу и машина движется в глубь времен. Дома у городской заставы беспорядочно лепились друг к другу, и только единообразие надраенных порожков хоть как-то искупало общую безалаберщину. На самом въезде в город прямо перед машиной как из-под земли выросла большая оштукатуренная башня, в которой чернела узкая арка. Дандридж с опаской въехал в черный провал и очутился на улице, по сторонам которой выстроились здания позапрошлого века. У Дандриджа отлегло от сердца, но ненадолго. В центре города он опять почувствовал себя не в своей тарелке. Тесные темные переулки, средневековые дома из дерева и кирпича, верхние этажи которых выдвинуты вперед и нависают над улицей, булыжные мостовые, лавки, словно попавшие сюда из глубокой старины. У входа в скобяную лавку красовались кастрюли и сковородки, лопаты и серпы. Торговец готовым платьем вывесил у своего заведения шерстяные полупальто с капюшоном, вельветовые брюки и бриджи. У рыбной лавки на мраморной столешнице серебрилась скумбрия, а мастерскую шорника сразу можно было распознать по выставленным удилам, уздечкам и кожаным ремням. Короче говоря, Уорфорд был самым обычным городком, где раз в неделю в базарный день идет оживленная торговля. Однако Дандридж, привыкший к благостной безликости универмагов, углядел в этой картине пережитки древнего варварства и насторожился. Он подъехал к базарной площади и спросил у дежурного на автомобильной стоянке, где находится Управление регионального планирования. Дежурный не знал, а если бы и знал, то Дандридж все равно ничего из его объяснений не понял: в речи жителей Южного Уорфордшира привычные английские слова до неузнаваемости искажались валлийским акцентом. Дандридж оставил машину на стоянке, зашел в телефонную будку, раскрыл телефонный справочник и выяснил, что Управление расположено на Скотбой-ярд. - Как пройти на Скотбой-ярд