шел мистера Морриса в состоянии полного отчаяния. Он пытался найти замену Уилту в его классах. -- Но он, скорее всего, выйдет на работу завтра утром, -- предположил Брейнтри. -- Черта с два, -- сказал мистер Моррис. -- Когда они их забирают, они не спешат их отпустить. Уж поверьте мне. Полиция делает ошибки, я вовсе этого не отрицаю, но если они действуют так быстро, то они знают, что делают. Заметьте, я всегда говорил, что Уилт маленько странноват. -- Странноват? Я к вам прямо из кабинета заместителя директора. Хотите знать, что директор думает о сотрудниках вашего отделения? -- Ради Бога, -- сказал мистер Моррис, -- мне все равно. -- И все же, что такого странного вы находите в Генри? -- На мой взгляд, он слишком скромный и робкий. Взять хотя бы то, что он столько лет мирится со своей должностью младшего преподавателя. -- Вряд ли это можно поставить ему в вину. -- Ну, разумеется, это его вина. Стоило ему только пригрозить, что он уйдет, получил бы повышение тут же. Здесь другим путем ничего не добьешься. Надо, чтобы тебя заметили. -- Похоже, сейчас он этого добился, -- сказал Брейнтри. -- Директор уже обвиняет его в срыве графика строительства, и если нам не удастся получить эту почетную степень, из Генри сделают козла отпущения. Все скверно. У Евы должно было хватить ума не уходить от него ни с того ни с сего. У мистера Морриса был более трезвый взгляд на вещи. -- Будь она сообразительней, она ушла бы от него еще до того, как он забил ее до смерти и сбросил в эту чертову дыру. Кого же я пошлю завтра к газовщикам в первую группу? 10 В доме No34 по Парквью Уилт сидел с Клемом на кухне, пока полицейские обыскивали его дом. -- Вы здесь ничего компрометирующего не найдете, -- сказал он инспектору Флинту. -- Не ваше дело, найдем или не найдем. Мы просто посмотрим. Он отправил детективов на второй этаж взглянуть на гардероб миссис Уилт, или, вернее, на то, что от него осталось. -- Если она действительно уехала, то забрала с собой половину своего гардероба, -- сказал он. -- Я знаю женщин. С другой стороны, если она сейчас лежит под двадцатью тоннами бетона, ей не надо ничего, кроме того, что на ней надето. Оказалось, что Евин гардероб был почти в полном наличии. Даже Уилт вынужден был признать, что она мало что взяла с собой. -- Что на ней было, когда вы ее видели последний раз? -- спросил инспектор Флинт. -- Пижама лимонного цвета, -- ответил Уилт. -- Что лимонного цвета? -- Пижама, -- сказал Уилт, увеличивая тем самым список инкриминирующих улик. Инспектор сделал соответствующую пометку в своей записной книжке. -- Она что, была в постели? -- Нет, -- сказал Уилт. -- В гостях у Прингшеймов. -- Прингшеймов? А кто это такие? -- Американцы, о которых я вам говорил. Они живут на Росситер Глоув. -- Вы мне ничего об американцах не говорили, -- заметил инспектор. -- Простите, мне казалось, я говорил. Я что-то запутался. Она с ними уехала. -- В самом деле? Полагаю, они тоже отсутствуют? -- Разумеется, -- сказал Уилт. -- То есть, если она уехала с ними, то, очевидно, и они уехали, а если она не с ними, то я тогда понятия не имею, куда она делась. -- Я имею, -- повторил инспектор, с отвращением разглядывая пятно на простыне, которую один из детективов обнаружил в корзине с грязным бельем. Когда полицейские покидали дом, у них уже был целый набор компрометирующих улик: простыня, пояс от старого халата, который почему-то оказался на чердаке, маленький топорик, которым Уилт однажды пытался открыть банку с краской и шприц, выпрошенный Евой у ветеринара для поливки кактусов в период ее страстного увлечения выращиванием комнатных растений. Да, была еще бутылочка с таблетками, но без этикетки. -- Откуда, черт побери, мне знать, что это такое? -- сказал Уилт, когда ему показали бутылочку. -- Может. аспирин. Тем более что она полная. -- Присовокупите ее к остальным предметам, -- распорядился инспектор. Уилт взглянул на коробку. -- Ради Бога, что же я, по-вашему, с ней сделал? Отравил ее, задушил, разрубил на части топориком и вспрыснул ей подкормку? -- Какую подкормку? -- спросил инспектор Флинт, оживляясь. -- Чем цветы подкармливают, -- пояснил Уилт. -- Вон бутылка, на подоконнике. Инспектор взял и эту бутылку. -- Что вы с ней сделали, мистер Уилт, мы знаем, -- сказал он. -- Нас теперь интересует, как вы это сделали. Они вышли из дому, сели в полицейскую машину и поехали на Росситер Глоув, к дому Прингшеймов. -- Вы пока посидите здесь с констеблем, а я пойду и посмотрю, дома ли они, -- сказал инспектор Флинт и направился к входной двери. Уилт сидел и смотрел, как он звонит в дверь. Вот он позвонил еще раз. Потом постучал дверным молотком и, наконец, пошел вокруг дома, через калитку с надписью "Для торговцев" к кухонной двери. Через минуту он вернулся и сразу начал возиться с радио в машине. -- Вы попали в точку, Уилт, -- рявкнул он. -- Их нет. В. доме полный бардак. Такое впечатление, что там была оргия. Давайте-ка его сюда. Два детектива выволокли из машины Уилта, уже не мистера Уилта, а просто Уилта, хорошо осознающего значение этой перемены. Тем временем инспектор связался по радио с полицейским участком и начал настойчиво говорить что-то об ордерах и о том, чтобы прислали, как послышалось Уилту, бригаду Д. Уилт стоял перед домом No14 на Росситер Глоув и изумлялся, что же это, черт возьми, с ним происходит. Весь его жизненный уклад, к которому он так привык, стремительно рушился. -- Мы войдем с заднего хода, -- сказал инспектор. -- Все это скверно выглядит. Они пошли по дорожке к кухонной двери и дальше, в сад, за домом. Теперь Уилт понял, что имел в виду инспектор под бардаком. Сад выглядел препогано. Лужайка, кусты жимолости и вьющиеся розы были усыпаны бумажными тарелками. Бумажные стаканчики, часть которых была смята, а другие все еще наполнены прингшеймовским пуншем пополам с дождевой водой, устилали землю. Особенно омерзительны были бифбургеры, облепленные капустой и разбросанные по всей поляне, что напомнило Уилту некоторые привычки Клема. Инспектор, казалось, прочел его мысли. -- Пес возвращается к своей блевотине, -- сказал он. Они прошли через террасу и заглянули в окна гостиной. Если в саду было плохо, то внутри -- еще хуже. -- Разбейте стекло в кухонной двери и впустите нас, -- сказал инспектор тому детективу, что был повыше ростом. Однако окно гостиной распахнулось, и они вошли в комнату. -- Ничего ломать не пришлось, -- сказал детектив. -- Задняя дверь не была заперта, как, впрочем, и окно. Похоже, они выметались отсюда в большой спешке. Инспектор огляделся вокруг и поморщился. В доме до сих пор стоял тяжелый запах травки, прокисшего пунша и воска от свечей. -- Если они действительно уехали, -- зловеще сказал он и посмотрел на Уилта. -- Они должны были уехать, -- сказал Уилт, ощущая необходимость как-то объяснить происходящее, -- никто не сможет жить все выходные в таком хаосе без... -- Жить? Вы сказали "жить", не так ли? -- переспросил Флинт, наступив на огрызок сгоревшего бифбургера. -- Я имел в виду... -- Неважно, что вы имели в виду, Уилт. Давайте посмотрим, что здесь на самом деле случилось. Они перешли на кухню, где царил такой же хаос, и затем в другую комнату. Везде было одно и то же. Окурки сигарет в кофейных чашках и на ковре. Осколки пластинки, засунутые за диван, повествовали о бесславном конце Пятой симфонии Бетховена. Смятые диванные подушки валялись у стены. Обгорелые свечи свисали из бутылок, как мужские члены после любовной оргии. Завершал" весь этот бардак портрет принцессы Анны, который кто-то нарисовал красным фломастером на стене. Изображение Анны было окружено полицейскими в шлемах, а внизу красовалась надпись: ЛЕГАВЫЕ И НАША АНЯ. ПЕНИС МЕРТВ, ДА ЗДРАСТВУЕТ П...А! Такие сентенции, по-видимому, были обычным делом среди женщин, борющихся за эмансипацию, но они вряд ли могли создать у инспектора Флинта высокое мнение о Прингшеймах. -- У вас симпатичные друзья, Уилт, -- сказал он. -- Они мне не друзья, -- ответил Уилт. -- Эти ублюдки даже с орфографией не в ладах. Они поднялись на второй этаж и зашли в спальню. Постель была неприбрана, одежда, в основном нижнее белье, раскидана по полу или свисала из открытых ящиков. Открытый флакон валялся на туалетном столике, и в комнате удушливо воняло духами. -- Господи прости, -- сказал инспектор, с воинственным видом разглядывая подтяжки, -- только крови и не хватает. Кровь они обнаружили в ванной комнате. Виной тому была порезанная рука доктора Шеймахера. Ванна была вся в пятнах крови, брызги крови были и на кафеле. Разбитая дверь висела на одной нижней петле, и на ней тоже были пятна крови. -- Так я и знал, -- сказал инспектор, разглядывая это кровавое послание, а также другое, написанное губной помадой на зеркале над раковиной. Уилт тоже посмотрел. На его вкус, оно было излишне персонифицировано. ЗДЕСЬ УИЛТ ТРАХАЛСЯ. А ЕВА БЕЖАЛА. КТО ЖЕ ШОВИНИСТИЧЕСКАЯ СВИНЬЯ? -- Очаровательно, -- заметил инспектор Флинт. Он оглянулся и посмотрел на Уилта, чье лицо было одного цвета с кафелем. -- Полагаю, вы и тут не в курсе? Ваша работа? -- Конечно нет, -- ответил Уилт. -- И это не ваша? -- спросил инспектор, указывая на пятна крови в ванне. Уилт покачал головой. -- Полагаю, и к этому вы не имеете никакого отношения? Он показал на противозачаточную спираль, прибитую к стене над унитазом. Уилт взглянул на нее с глубоким отвращением. -- Я просто не знаю что сказать, -- пробормотал он. -- Это все ужасно. -- Совершенно с вами согласен, -- заметил инспектор и перешел к более практическим вопросам. -- Она явно умерла не здесь. -- Откуда вы это знаете? -- спросил детектив помоложе. -- Мало крови. -- Инспектор неуверенно огляделся. -- С другой стороны, один хороший удар... -- Они пошли дальше по коридору. Кровавые пятна привели их в ту комнату, где Уилт находился вместе с куклой. -- Ничего не трогайте, -- распорядился инспектор, открывая дверь локтем. -- Тут для специалистов по отпечаткам пальцев раздолье. Он заглянул внутрь комнаты и увидел игрушки. -- Вы что, и детей тоже укокошили? -- мрачно спросил он. -- Детей? -- сказал Уилт. --Я не знал, что у них есть дети. -- В таком случае, -- сказал инспектор, который был семейным человеком, -- бедняжкам есть за что благодарить судьбу. Не слишком за многое, судя по всему, но все же. Уилт тоже заглянул в комнату и посмотрел на плюшевого медведя и лошадь-качалку. -- Это игрушки Гаскелла. Ему нравится с ними играть, -- сказал он. -- Мне послышалось, вы сказали, что не знаете, есть ли у них дети? -- сказал инспектор. -- У них нет детей. Гаскелл -- это доктор Прингшейм. Он биохимик и, если верить его жене, недоразвитый. -- Инспектор задумчиво взглянул на Уилта. Пора было уже подумать о его официальном задержании. -- Я полагаю, вы не собираетесь сейчас признаться? -- спросил он без особой надежды. -- Не собираюсь, -- ответил Уилт. -- Я так и думал, -- сказал инспектор. -- Ладно, увезите его в участок. Я подъеду попозже. Детективы взяли Уилта за руки. Это было последней каплей. -- Отпустите меня, -- закричал он. -- Вы не имеете права. Вы должны... -- Уилт, -- заорал инспектор Флинт. -- Я даю вам последний шанс. Если вы будете сопротивляться, я сейчас же предъявлю вам обвинение в убийстве вашей жены. Уилт сдался. Ничего другого ему не оставалось. -- Винт? -- спросила Салли. -- Ты же говорил про рулевое управление? -- Значит, я ошибся, -- огрызнулся Гаскелл. -- Это не рулевое управление. Винт сломался. Наверное, на него что-нибудь намоталось. -- Например? -- Например водоросли. -- Почему же ты не спустишься и не посмотришь? -- В этих очках? -- спросил Гаскелл. -- Я ж ничего не увижу. -- Ты же знаешь, я плавать не умею, -- сказала Салли. -- Из-за ноги. -- Я умею плавать, -- сказала Ева. -- Мы обвяжем вас веревкой, вы не утонете, -- обнадежил ее Гаскелл. -- Нужно только нырнуть и пощупать, нет ли там чего внизу. -- Мы знаем, что там внизу, -- съехидничала Салли. -- Грязь. -- Вокруг винта, -- уточнил Гаскелл. -- И если там что есть, то надо снять. Ева спустилась в каюту и надела бикини. -- Честно. Гаскелл, иногда я думаю, что ты это нарочно делаешь. Сначала рулевое управление, теперь винт. -- Ну, надо все проверить. Мы не можем стоять и прохлаждаться, -- Гаскелл был явно раздражен. -- Мне завтра утром надо быть в лаборатории. -- Об этом раньше надо было думать, -- возразила Салли. -- Теперь нам только не хватает проклятого Альбатроса10. -- По мне, так у нас уже есть один, -- продолжал злиться Гаскелл. В этот момент Ева вышла из каюты, надевая купальную шапочку. -- Где веревка? -- спросила она. Заглянув в ящик, Гаскелл вытащил веревку и обвязал ею Евину талию. Ева перелезла через борт и плюхнулась в воду. -- Какая холодная! -- взвизгнула она. -- Это из-за Гольфстрима, -- объяснил Гаскелл. -- Он сюда не доходит. Ева немножко проплыла и встала на ноги. -- Здесь ужасно мелко и полно ила. Держась за веревку, она обошла катер и стала шарить под кормой. -- Я ничего не нахожу, -- крикнула она. -- Должно быть, подальше, -- подсказал Гаскелл, глядя на нее. Ева погрузила голову в воду и нащупала руль. -- Это руль, -- объяснил Гаскелл. -- Разумеется, -- ответила Ева. -- Сама вижу, я же не дурочка. Она снова исчезла под катером. На этот раз она нашла винт, но на нем ничего не было. -- Здесь просто очень много ила. вот и все, -- подтвердила она, вынырнув. -- Грязь вдоль всего корпуса. -- Ничего удивительного,-- заметил Гаскелл. -- Мы ведь и застряли в грязи. Ева снова нырнула, но и на валу ничего не обнаружила. -- Что я тебе говорила, -- сказала Салли, когда они подняли Еву на борт. -- Ты заставил ее туда лезть, просто чтобы посмотреть на нее в пластиковом бикини и в грязи. Иди сюда, крошка Боттичелли, Салли тебя помоет. -- О, Господи, -- вздохнул Гаскелл. -- Пенис, встающий из волн. -- Он вернулся к двигателю. Может, забились шланги подачи горючего? Не похоже, но стоит попытаться. Не могут же они торчать в этой грязи вечно. На верхней палубе Салли поливала Еву из шланга. -- Теперь нижнюю половину, дорогая, -- сказала она, развязывая шнурок. -- Салли, не надо, Салли. -- Губки-крошки. -- Салли, вы просто невозможны. Гаскелл сражался с гаечным ключом. Вся эта касательная терапия начинала на него действовать. И бикини тоже. Тем временем директор техучилища изо всех сил старался умиротворить комиссию по образованию, которая требовала полного расследования практики найма на работу на отделении гуманитарных наук. -- Позвольте мне пояснить,-- сказал он, набравшись терпения и оглядывая членов комиссии, представляющих деловые и общественные круги. -- В Указе 1944 года об образовании сказано, что ученики должны освобождаться от своей основной работы и посещать дневные лекции в техучилище... -- Мы это знаем, -- сказал строительный подрядчик, -- как я то, что это пустая трата времени и денег. Стране было бы куда полезней, если бы им разрешили заниматься своим делом. -- Лекции, которые они посещают, -- продолжил директор, не дожидаясь, когда вмешается какой-нибудь общественно-сознательный член комиссии, -- профессионально ориентированы. Все, за исключением одного часа, одного обязательного часа, отведенного на гуманитарные науки. Основная трудность с гуманитарными науками в том, что никто толком не знает, что это такое. -- Гуманитарное образование означает, -- вмешалась миссис Чэттервей, которая считала себя сторонницей прогрессивного образования, и выступая в этой роли, сделала немало, чтобы повысить уровень безграмотности в нескольких дотоле вполне благополучных начальных школах, -- привитие социально обездоленным подросткам, прочных гуманитарных взглядов и развитие их культурного кругозора... -- Это означает, что их следует научить читать и писать, -- сказал директор фирмы. -- Какая польза от рабочих, не умеющих прочесть инструкцию. -- Это означает все, что заблагорассудится, -- поспешно сказал директор училища. -- Теперь, если перед вами стоит задача найти преподавателей, согласных провести свою жизнь в классе с газовщиками, штукатурами или наборщиками, которые вообще не понимают, чего ради они там оказались, при этом обучая их предмету, которого, строго говоря, не существует в природе, вы не можете себе позволить быть слишком разборчивым в выборе сотрудников. В этом суть проблемы. Комиссия взирала на него с сомнением. -- Не хотите ли вы сказать, что преподаватели гуманитарного отделения не являются творческими личностями, преданными своему делу? -- воинственно спросила миссис Чэттервей. -- Ни в коем случае, -- ответил директор. -- Я совсем не то хотел сказать. Я хотел лишь заметить, что на гуманитарном отделении работают не такие люди, как на других. Они всегда со странностями: или после того, как поработают какое-то время, или уже тогда, когда еще только приходят к нам. Это, так сказать, свойственно профессии. -- Но они все высококвалифицированные специалисты. -- сказала миссис Чэттервей. -- У всех научные степени. -- Совершенно верно. Как вы правильно говорите, у всех научные степени. Они все высококвалифицированные преподаватели, но стрессы, которым они подвержены, оставляют свой отпечаток. Давайте скажем так. Заставьте специалиста по пересадке сердца всю жизнь обрубать собакам хвосты, и посмотрите, что с ним будет через десять лет. Аналогия очень точная, поверьте мне, очень точная. -- Ну, единственное, что я хотел бы заметить, -- запротестовал строительный подрядчик,-- так это то, что не все преподаватели гуманитарных наук кончают тем, что хоронят своих убитых жен на дне ям под сваи. -- А я, -- возразив директор, -- я чрезвычайно удивлен,, что среди них таких не большинство. Собрание закончилось, так и не приняв никакого решения. 11 Сероватый рассвет уже занимался над Восточной Англией, а Уилт все сидел в комнате для допросов в полицейском участке, полностью изолированный от внешнего мира. Он находился в совершенно спартанской обстановке, состоявшей из стола, четырех стульев, детектива в ранге сержанта и лампы дневного света, которая слегка жужжала под потолком. Окна отсутствовали, только бледно-зеленые стены и дверь, через которую постоянно входили и выходили люди и через которую дважды по нужде выходил и Уилт в сопровождении констебля. В полночь инспектор Флинт пошел спать и его сменил другой детектив, сержант Ятц, который сразу заявил, что намерен начать все с начала. -- С какого начала? -- поинтересовался Уилт. -- С самого начала. -- Бог создал небо и землю и всех... -- Кончайте умничать, -- сказал сержант. -- Ну вот, -- заметил Уилт с удовлетворением, -- здесь мы сталкиваемся с неортодоксальным случаем использования слова "ум". -- Вы про что? -- Умничать. Это жаргон, но это хороший жаргон, с умной точки зрения, если вы понимаете, что я хочу сказать. Сержант повнимательней к нему пригляделся. -- Это звуконепроницаемая комната, -- заметил он наконец. -- Я обратил на это внимание, -- сказал Уилт. -- Человек может орать здесь до потери сознания, и никому снаружи ничего на ум не придет. -- Ум? -- переспросил Уилт с сомнением. -- Ум и знание это не одно и то же. Кому-нибудь снаружи может не прийти в голову, что... -- Заткнись, -- сказал сержант Ятц. Уилт вздохнул. -- Если бы вы дали мне немного поспать... -- Поспишь после того, как расскажешь, почему ты убил свою жену и как ты ее убил. -- Полагаю, бесполезно говорить, что я ее не убивал. Сержант покачал головой. -- Абсолютно, -- сказал он. -- Мы знаем, что ты ее убил. Ты знаешь, что ты ее убил. Мы знаем, где она. И мы ее оттуда достанем. Мы знаем, что ты ее туда засунул. Ты сам в этом признался. -- Я повторяю, что я бросил надувную... -- Миссис Уилт, что, была надувная? -- Черта с два она была, -- сказал Уилт. -- Ладно, давай забудем всю эту муру насчет надувной куклы... -- Бог -- свидетель, я бы хотел забыть, -- сказал Уилт. -- Я буду счастлив, когда вы добересь до нее. Конечно, она лопнула под всем этим бетоном, но все равно можно будет распознать в ней пластиковую надувную куклу. Сержант Ятц перегнулся через стол. -- Сейчас я тебе кое-что скажу. Когда мы доберемся до миссис Уилт, будь уверен, мы ее узнаем, -- он замолчал и внимательно посмотрел на Уилта. -- Конечно, если ты ее не изуродовал. -- Изуродовал? -- Уилт глухо рассмеялся. -- Когда я видел ее в последний раз, не было нужды ее уродовать. Она и так выглядела жутко. На ней была эта лимонная пижама, а лицо было покрыто... -- Он заколебался. На лице сержанта появилось странное выражение. -- Кровью? -- предположил он. -- Ты хотел сказать, кровью? -- Нет, -- сказал Уилт. -- Совершенно определенно, нет. Я имел в виду пудру. Белую пудру и алую губную помаду. Я ей сказал, что она выглядит омерзительно. -- Нечего сказать, миленькие у тебя с женой отношения, -- сказал сержант. -- Я, к примеру, никогда не говорю своей жене, что она выглядит омерзительно. -- Наверное, потому, что у вас нет жены, которая выглядит омерзительно, -- сказал Уилт, пытаясь найти общий язык с сержантом. -- Это мое личное дело, какая у меня жена, -- сказал сержант. -- Не надо вмешивать ее в этот разговор. -- Ей повезло, -- заметил Уилт. -- Хотел бы я, чтобы и моей так подфартило. К двум часам они оставили в покое внешность миссис Уилт и перешли к зубам и вопросу опознания трупов по зубоврачебной карте. -- Послушайте, -- взмолился уставший Уилт, -- у меня создалось впечатление, что зубы вас зачаровали, но в два часа ночи лично я вполне обойдусь без них. -- У тебя вставные зубы, что ли? -- Нет, да нет же, -- сказал Уилт, возражая в основном только против множественного числа. -- А у миссис Уилт? -- Нет, -- ответил Уилт, -- у нее всегда были очень... -- Премного вам обязан, -- перебил сержант Ятц. -- Я так и думал, что когда-нибудь этим кончится. -- Чем кончится? -- переспросил Уилт, все еще думающий о зубах. -- А вот этим "были". Прошедшее время. Вы себя выдали. Ладно, вы признаете, что она умерла. Давайте теперь начнем отсюда. -- Я ничего такого не говорил, -- сказал Уилт. -- Вы спросили: "У нее были вставные зубы?" Я ответил, что не было... -- Вы сказали "у нее были". Вот это "были" меня очень интересует. Если бы вы употребили настоящее время, тогда другое дело. -- Может, это и звучит иначе, -- сказал Уилт, быстро заняв оборонительные позиции, -- но это ни в коей мере не меняет суть дела. -- Какую суть? -- Что моя жена, по всей вероятности, сейчас где-то в полном здравии... -- Вы опять себя выдаете, Уилт, -- сказал сержант. -- Теперь вы говорите "по всей вероятности", а что касается "полного здравия", то для вас же хуже, если обнаружится, что она была еще жива, когда на нее вылили весь этот бетон. Присяжным это может здорово не понравиться. -- Сомневаюсь, чтобы такое могло кому-то понравиться, -- согласился Уилт. -- Теперь насчет "по всей вероятности". Я только имел в виду, что, когда тебя допрашивают с пристрастием полтора дня, поневоле начнешь беспокоиться, как там твоя жена. Может даже прийти в голову, что, несмотря на мою убежденность в обратном, ее действительно нет в живых. Прежде чем критиковать меня за такое выражение как "по всей вероятности", попробуйте сначала сами посидеть с этой стороны стола. Вы и вообразить себе не сможете ничего более невероятного, как быть обвиненным в убийстве собственной жены, тогда как вы наверняка знаете, что ничего подобного вы не делали. -- Послушай, Уилт, -- сказал сержант. -- Я твою манеру выражаться не собираюсь критиковать, поверь мне. Я просто стараюсь терпеливо установить факты. -- А факты таковы, -- сказал Уилт. -- Как последний идиот, я по глупости выбросил надувную куклу в яму, предназначенную для сваи, а кто-то вылил сверху бетон, а поскольку моя жена в данный момент отсутствует... -- Одно могу сказать, -- заявил сержант Ятц инспектору Флинту, когда тот пришел на дежурство в семь утра, -- этот Уилт -- крепкий орешек. Если бы вы мне не сказали, что он раньше никогда не привлекался, я бы подумал, что он в таких делах дока. Вы точно знаете, что в архивах на него ничего нет? Инспектор отрицательно покачал головой. -- Он еще не начал верещать, требуя адвоката? -- Об этом ни звука. Говорю вам, или он с большим приветом, или уже был в такой переделке. Уилт действительно был. Изо дня в день, из года в год. С газовщиками из первой группы, с наборщиками из третьей, с механиками с дневного отделения и мясниками из второй группы. В течение десяти лет он сидел перед учениками, отвечая на вопросы не по существу и рассуждая, почему рациональное отношение к жизни, свойственное Пигги, предпочтительнее жестокости Джека, почему так беспочвен оптимизм Пэнглосса и почему Оруэлл не захотел пристрелить проклятого слона или повесить того негодяя11. Одновременно он постоянно вынужден был отражать словесные атаки, цель которых была сбить его с толку и довести до такого состояния, в котором находился бедный старина Пинкертон, когда он по собственной воле отравился выхлопными газами. По сравнению с каменщиками из четвертой группы сержант Ятц и инспектор Флинт были просто сосунками. Дали бы они ему немного поспать, уж он бы, потом поводил их за нос. -- Один раз я было подумал, что прищучил его, -- сказал сержант Флинту, когда они совещались в коридоре. -- Я его поймал на зубах. -- На зубах? -- переспросил инспектор. -- Объяснял, что мы всегда можем опознать трупы по зубоврачебным картам, так он почти признался, что она умерла. Но потом снова увильнул. -- Ты говоришь, зубы? Любопытно. Попробую разработать эту линию при допросе. Может, тут у него слабое место. -- Удачи вам, -- сказал сержант. -- Я спать пошел. -- Зубы? -- спросил Уилт. -- Сколько же можно об одном и том же? По-моему, мы исчерпали эту тему. Последний парень задал мне вопрос, были ли у Евы зубы, в прошедшем времени. Я и ответил в прошедшем и... -- Уилт, -- сказал инспектор Флинт. -- Меня не интересует, были или нет у миссис Уилт зубы. Полагаю, были. Я только хочу знать, есть ли они у нее сейчас. В настоящем времени. -- Наверное, есть, -- терпеливо ответил Уилт. -- Найдите ее и спросите. -- А когда мы ее найдем, она будет в состоянии ответить? -- Откуда, черт побери, мне знать? Но, если по какой-то необъяснимой причине она потеряла все свои зубы, мне это влетит в копеечку. Этому конца-края не будет. У нее мания по поводу чистоты, и она обожает спускать в унитаз обрывки зубного шелка. Не поверите, сколько раз я думал, что у меня глисты. Инспектор Флинт тяжело вздохнул, предчувствуя, что успехов сержанта Ятца по зубной части он не достигнет, решил сменить тему. -- Давайте посмотрим, что произошло на вечеринке у Прингшеймов, -- предложил он. -- Давайте не будем, -- поспешно сказал Уилт, которому пока удавалось избежать упоминания о своих акробатических этюдах с куклой в ванной комнате. -- Я рассказывал вам об этом уже раз пять, и мое терпение подходит к концу. Кроме того, поганая это была вечеринка. Сборище надутых интеллектуалов с манией величия. -- Уилт, можете ли вы сказать, что вы человек, сосредоточенный на своем внутреннем мире? Тип одинокого человека? Уилт отнесся к вопросу серьезно. Это было уже куда ближе к делу, чем зубы. -- Я бы не сказал, -- ответил он наконец. -- Я хоть и тихий, но общительный человек. Без этого не справишься с учениками. -- Но вечеринки вы не любите? -- Такие, как у Прингшеймов, нет, -- ответил Уилт. -- Вас выводит из себя их сексуальное поведение? Оно вам отвратительно? -- Их сексуальное поведение? Не понимаю, почему вы выбрали именно это. У меня вызывает отвращение все, что их касается. Все это дерьмо насчет женской эмансипации, тогда как на самом деле для таких, как миссис Прингшейм, это означает, что она может вести себя, как течная сучка, пока ее муж гнет спину над пробирками, а дома сам готовит себе ужин и считает, что ему повезло, если он в состоянии перед сном удовлетворить сам себя. Если же говорить о движении за настоящую женскую эмансипацию, то тут я ничего не имею против, это совсем другое дело... -- Подождите немного, -- вмешался инспектор. -- Две вещи из того, что вы сказали, показались мне интересными. Первое, насчет жен, которые ведут себя, как течные сучки, и, второе, про то, как вы удовлетворяете сам себя. -- Я? -- переспросил Уилт с негодованием. -- Я вовсе не о себе говорил. -- Разве? -- Конечно, не говорил. -- Значит, вы не занимаетесь мастурбацией? -- Послушайте, инспектор, вы лезете в такие тонкости моей личной жизни, которые вас не касаются. Если желаете просветиться насчет мастурбации, почитайте доклад Кинсли. Не спрашивайте меня. Инспектор с трудом сдержался. Он попробовал снова сменить тему. -- Значит, когда миссис Прингшейм лежала на кровати и просила вас совершить с ней половой акт... -- Она говорила трахнуть, -- поправил его Уилт. -- Вы сказали нет? -- Именно, -- ответил Уилт. --Несколько странно, не находите? -- Что странно, то, что она там лежала, или что я сказал нет? -- Что вы сказали нет. Уилт смотрел на него, потеряв дар речи. -- Странно? -- сказал он. -- Странно? Представьте, что сюда входит женщина, разваливается на вот этом столе, задирает юбку и говорит: "Трахни меня, солнце мое, трахни-ка меня побыстрее". Ну и что, вы навалитесь на нее со словами: "Давай, крошка, побалуемся"? Это вы называете не странным? -- Черт бы тебя побрал, Уилт, -- огрызнулся инспектор.-- Видит Бог, ты испытываешь мое терпение. -- Вы пытаетесь меня надуть, -- сказал Уилт. -- А ваше понятие о странном и нестранном поведении кажется мне лишенным смысла. Инспектор Флинт встал и покинул комнату. -- Я удавлю этого засранца, да простит меня Господь, я его удавлю, -- крикнул он дежурному сержанту. А в это время в комнате для допросов Уилт положил голову на стол и заснул. В техучилище отсутствие Уилта чувствовалось очень сильно. Мистер Моррис был вынужден сам заменить его, на девятичасовой лекции у газовщиков, откуда он вышел часом позже о ощущением, что теперь куда лучше понимает внезапную тягу Уилта к преступлению. Заместитель директора отбивал атаки репортеров уголовной хроники, которые жаждали узнать побольше о человеке, помогающем полиции в расследовании одного из самых страшных и сенсационных преступлений. Сам директор начал сожалеть о своих высказываниях по поводу гуманитарного отделения перед комиссией по образованию. Позвонила миссис Чэттервей и заявила, что она находит его замечания неподобающими. К тому же она намекнула, что собирается просить начать расследование состояния дел на гуманитарном отделении. Но наибольшую тревогу вызвало у него заседание правления. -- Визит комиссии из Национального аттестационного комитета намечен на пятницу, -- сказал доктор Мейфилд, обращаясь к собравшимся. -- Сомнительно, что в подобных обстоятельствах они одобрят перевод нашего училища в высшую категорию, дающую право присуждения степеней. -- Если у них есть хоть капля здравого смысла, -- сказал доктор Боард, -- они на это не согласятся ни при каких обстоятельствах. Надо же такое придумать, городские исследования и средневековая история! Я отдаю себе отчет, что академический эклектицизм нынче в моде, но ведь Элен Уэдделл и Льюис Мамфорд по природе своей никогда не могли быть рядом. Кроме того, за нашими претензиями на присуждение степени нет достаточных научных оснований. Доктор Мейфилд ощетинился. Научные основания были его коньком. -- Не вижу причин для такого утверждения, -- сказал он. -- Курс для желающих получить степень составлен таким образом, чтобы удовлетворить запросы студентов, интересующихся тематическим подходом. -- Те несчастные недоумки, которых нам удалось уговорить променять университетское образование на этот курс, вообще не знают, что такое тематический подход, -- заметил доктор Боард. -- Кстати, я тоже. -- У всех свои недостатки, -- вкрадчиво сказал доктор Мейфилд. -- Вот именно, -- продолжил доктор Боард. -- И в данной ситуации мы должны это сознавать, вместо того чтобы изобретать всякие там почетные степени, бессмысленные для студентов, которым, если судить по их оценкам, не за что эти степени присуждать. Видит Бог, я всей душой за предоставление всяческих возможностей в смысле образования, но... -- Дело в том, -- вмешался доктор Кокс, заведующий научным отделением, -- что учреждение степени не является единственной причиной визита. Как я понимаю, они уже в принципе одобрили эту степень. Они приедут, чтобы в целом оценить возможности училища, и вряд ли на них произведет хорошее впечатление присутствие здесь такого числа детективов из отдела по расследованию убийств. Один синий фургон чего стоит. -- В любом случае, учитывая, что покойная миссис Уилт замурована в фундаменте... -- начал доктор Боард. -- Я делаю все от меня зависящее, чтобы полиция поскорей убрала ее из... -- Проекта? -- перебил доктор Боард. -- Из ямы, -- ответил доктор Мейфилд. -- К несчастью, они зашли в тупик. -- Тупик? -- Они наткнулись на камень на глубине трех метров. Доктор Боард улыбнулся. -- Можно только удивляться, зачем понадобилось вгонять сваи на глубину десять метров, если в трех метрах коренная порода, -- пробормотал он. -- Я повторяю только то, что сказала полиция, -- ответил доктор Мейфилд. -- Однако они обещали сделать все от них зависящее, чтобы убраться со стройплощадки до пятницы. Теперь бы я хотел оговорить с вами детали подготовки к встрече. Визит начнется в одиннадцать с посещения библиотеки. Затем мы разобьемся на группы для обсуждения факультетских библиотек и средств обучения, причем особый упор будем делать на наши возможности в смысле индивидуального обучения... -- Не стал бы я их акцентировать, -- заметил доктор Боард. -- Учитывая предполагаемое количество студентов, а много нам не заманить, у нас и так будет самое большое количество преподавателей по отношению к количеству студентов, уж будьте уверены. -- Если мы все будем так думать, у комиссии создастся впечатление, что мы не заинтересованы в учреждении степени. Мы должны выступить единым фронтом, -- сказал доктор Мейфилд. -- На этой стадии мы не можем себе позволить внутренние разногласия. Весьма вероятно, что учреждение степени будет способствовать получению училищем статуса политеха. Среди тех, кто бурил землю на строительной площадке, тоже были разногласия. Мастер все еще находился дома, напичканный лекарствами, и приходил в себя от нервного потрясения, вызванного непосредственным участием в зацементировании убитой женщины. Поэтому "парадом" командовал Барни. -- Понимаете, там была эта рука... -- объяснил он сержанту, которому поручили раскопки. -- С какой стороны? -- С правой, -- ответил Барни. -- Тогда мы начнем копать с левой. Так мы не отсечем руку, если она торчит. Они начали копать с левой стороны и отсекли главный электрический кабель, ведущий к столовой. -- Забудьте про эту чертову руку,, копайте справа, и да поможет нам Бог. Не перережьте бабу напополам, и ладно. Они начали копать справа и на глубине в три метра наткнулись на скалу. -- Ну, теперь мы век проваландаемся, -- заметил Барни. -- И кто бы мог подумать, что там эти камни? -- Кто бы мог подумать,. что какой-то придурок заложит свою благоверную в фундамент нового корпуса училища, где он сам работает? -- Просто ужас какой-то, -- сказал Барни. Тем временем сотрудники училища, как водится, разделились на фракции. Питер Брейнтри возглавлял фракцию защитников Уилта. К ним присоединились новые левые на том основании, что любой человек, конфликтующий с легавыми, обязательно прав. Майор Милфилд отреагировал соответствующим образом и возглавил правых, выступавших против Уилта, по той причине, что для них автоматически предполагалось: человек, снискавший поддержку левых, обязательно не прав, и, кроме того, полиция знает, что делает. Вопрос был поднят на профсоюзном собрании, созванном для обсуждения ежегодных требований повышения зарплаты. Майор Милфилд выступил с предложением о поддержке профсоюзом кампании за введение смертной казни. Билл Трент предложил выразить солидарность брату Уилту. Питер Брейнтри предложил организовать фонд помощи Уилту в уплате адвокатских гонораров. Доктор Ломаке, начальник коммерческого отделения, возразил, заявив, что, расчленив свою жену, Уилт покрыл позором всех представителей профессии. Брейнтри заметил, что Уилт никого не расчленял и что даже полиция такого не утверждает, и что есть такая вещь, как закон, преследующий за клевету. Доктор Ломаке снял свое замечание. По мнению майора Милфилда, были все основания считать, что Уилт убил свою жену и что, между прочим, в России нет закона о неприкосновенности личности. Билл Трент сказал, что там нет и смертной казни. Майор Милфилд сказал: "Чушь!" В конце концов с перевесом в один голос прошло предложение майора Милфилда о введении казни через повешение. Предложение же Брейнтри и новых левых было отвергнуто, и собрание перешло к обсуждению вопроса о повышении зарплаты на 45 процентов, чтобы преподаватели технических учебных заведений могли соответствовать своей сравнительно почетной профессии. После собрания Питер Брейнтри направился в полицейский участок узнать, не нужно ли чего Уилту. -- Не могу ли я его видеть? -- спросил он сидящего за столом сержанта. -- Боюсь, что нет. сэр, -- ответил сержант. -- Мистер Уилт все еще помогает нам в расследовании. -- Может быть, я могу ему что-нибудь передать? Может, ему нужно что-нибудь? -- У мистера Уилта есть все, -- сказал сержант, думая про себя, что больше всего Уилт нуждается в том, чтобы ему проверили голову. -- А разве ему не нужен адвокат? -- Когда мистер Уилт потребует адвоката, он у него будет, -- сказал сержант. -- Могу вас уверить, что до сих пор он ничего подобного не требовал. И действительно, Уилт не требовал. Получив наконец возможность три часа поспать, он вышел из камеры в полдень, плотно позавтракал в столовой полицейского участка. Потом, потрепанный и небритый, вернулся в комнату для допросов. Чувство нереальности всего происходящего только усилилось. -- Давай, Генри, -- сказал инспектор Флинт, снижая на октаву официально-номенклатурный тон в надежде найти отклик в душе Уилта, -- поговорим о пятнах крови. -- Какой крови? -- переспросил Генри, оглядывая стерильно чистую комнату. --Пятнах крови на стенах ванной комнаты в доме Прингшеймов. О крови на лестнице. Как она туда попала, по-твоему? Есть какая-нибудь идея по этому поводу? -- Никакой, -- ответил Уилт. -- Могу только предположить, что у кого-то текла кровь. -- Правильно, -- согласился инспектор, -- а у кого? -- Откуда я знаю? -- сказал Уилт. -- Да? А что мы нашли, вы знаете? Уилт покачал головой. -- А если подумать? -- Не знаю, -- ответил Уилт. -- Пятна крови на серых брюках в вашем шкафу, -- сказал инспектор. -- Пятна крови, Генри, пятна крови. -- И что тут удивительного? -- ответил Уилт. -- Я хочу сказать, что, если поискать хорошенько, у любого в шкафу найдется какая-нибудь одежда с пятнами крови. Дело в том, что на той вечеринке я был не в серых брюках, а в голубых джинсах. -- На вас были голубые джинсы? Вы уверены? -- Да. -- Значит, между пятнами крови на стенах ванной комнаты и пятнах крови на ваших серых брюках нет ничего общего? -- Инспектор, -- сказал Уилт, -- меньше всего я собираюсь учить вас вашему ремеслу, но ведь у вас же есть технический отдел, занимающийся анализом пятен крови. Поэтому я предлагаю вам попросить их исполь?овать имеющиеся технические средства и... -- Уилт, -- сказал инспектор, -- Уилт, когда мне понадобится твой совет, как вести расследование, я не только попрошу об этом, я уйду в отставку. -- Ну и что? -- спросил Уилт. -- Что "ну и что"? -- Совпали пятна? Пятна крови совпали? Инспектор мрачно смотрел на него. -- А если я скажу, что совпали? -- спросил он. -- Куда уж мне с ними спорить? -- пожал плечами Уилт. -- Если говорят, что совпадают, значит совпадают. -- Не совпадают, -- сказал инспектор Флинт. -- Но это ничего не доказывает, -- добавил он, не давая Уилту прочувствовать удовлетворение по этому поводу. -- Абсолютно ничего. Три человека отсутствуют. Миссис Уилт покоится на дне шахты... Нет, помолчите, Уилт, не повторяйте все снова. Затем доктор Прингшейм и миссис, бля, Прингшейм. -- Вот это мне нравится, -- сказал Уилт одобрительно, -- определенно нравится. -- Что именно? -- Миссис, бля, Прингшейм. Это здорово. -- Однажды, Уилт, -- тихо сказал инспектор, -- ты зайдешь слишком далеко. -- В смысле терпения? -- спросил Уилт. Инспектор кивнул и закурил. -- Знаете, инспектор, -- сказал Уилт, чувствуя, что он владеет ситуацией, -- вы слишком много курите. Это вредно. Вы должны попытаться... -- Уилт, -- сказал инспектор, -- за двадцать пять лет службы я ни разу не ударил подследственного, но может случиться, когда даже при самой большой силе воли... -- Он встал и вышел из комнаты. Уилт откинулся на стуле и посмотрел на флюоресцентную лампу. Только бы она перестала жужжать. Это начинало действовать ему на нервы. 12 В проливе Ил -- умение Гаскелла читать карты подвело его и оказалось, что они вовсе не в проливе Фэн или Лягушачьем Плесе -- ситуация тоже начинала действовать всем на нервы. Попытки Гаскелла починить двигатель имели прямо противоположный эффект. Машинное отделение оказалось залито горючим, а на палубе было скользко и стало опасно ходить. -- Господи, Джи, по твоему виду можно подумать, что мы на нефтяной скважине, черт бы ее побрал, -- сказала Салли. -- Все из-за этого блядского шланга для горючего, -- ответил Гаскелл. -- У меня никак не получалось насадить его обратно. -- Зачем же тогда заводить двигатель? -- Чтоб посмотреть, не забит ли он. -- Ну, посмотрел. И что же теперь делать? Сидеть здесь, пока, еда не кончится? Придется тебе что-нибудь придумать. -- Почему мне? Могла бы и ты пошевелить мозгами. -- Если бы ты хоть немного был мужчиной... -- Дерьмо, -- сказал Гаскелл. -- Послушайте только эту эмансипированную даму. Стоит чему-нибудь случиться, так я сразу должен быть мужчиной. А ты что же? Ты ведь и мужик и баба одновременно. Идея была твоя, ты и крутись. И не проси меня быть настоящим мужчиной. Я уж забыл как. -- Нужно придумать, как позвать на помощь, -- сказала Салли. -- Конечно. Давай забирайся наверх и устраивай себе там гнездо. Сумеешь насладиться камышами до отвала. Саллн залезла на крышу каюты и оглядела горизонт" Он находился на расстоянии десяти метров и был сплошь из камыша. -- Там, вдалеке, что-то похожее на шпиль церкви. -- сказала она. Гаскелл взглянул тоже. -- И правда, церковный шпиль. И что? -- Если мы подадим сигнал светом или еще чем-нибудь, кто-нибудь может нас заметить. -- Великолепно. В таком оживленном месте, как церковный шпиль, наверняка полно народу, ожидающего наших световых сигналов. -- Может что-нибудь зажечь? -- предложила Салли. Кто-нибудь заметит дым и... -- С ума сошла? Давай, начинай что-нибудь жечь: с этим горючим вокруг, не сомневайся, они будут иметь зрелище. Например, взорвавшийся катер и трупы. -- Можно наполнить канистру горючим, перебросить ее за борт и потом поджечь. -- И заодно все камыши. Чего, черт возьми, тебе хочется? Сжечь все к чертовой матери? -- Джи, детка, ты просто не хочешь помочь. -- Я пользуюсь мозгами по назначению, вот и все, -- сказал Гаскелл. -- Еще парочка подобных идей, и мы окажемся в куда худшем положении, чем сейчас. -- Не понимаю, почему? -- сказала Салли. -- Я тебе скажу, почему. -- сказал Гаскелл. -- Потому что ты сперла этот ебаный катер. Вот почему. -- Я не сперла. Я... -- Это ты скажешь легавым. Вот так скажешь, и все. Только начни поджигать камыши, как они будут тут как тут со своими вопросами. Например, чей это катер и как вы оказались на чужом катере и все такое. Поэтому надо выбираться отсюда без лишней рекламы. Начался дождь. -- Дождя нам и не хватало, -- пробурчал Гаскелл. Салли спустилась в каюту, где Ева наводила порядок после обеда. -- Боже мой, Джи совершенно беспомощен. Сначала он сажает нас на мель неизвестно где, затем он затрахивает двигатель, причем окончательно, а теперь он заявляет, что не знает, что делать. -- Почему он не пойдет и не позовет на помощь? -- спросила Ева. -- Как? Вплавь? Джи так далеко не доплывет, даже если от этого будет зависеть его жизнь. -- Он может взять надувной матрац и выгрести на открытое место, -- заметила Ева. -- Не обязательно плыть. -- Надувной матрац? Ты сказала надувной матрац? Какой надувной матрац? -- Там, в шкафу, вместе со спасательными жилетами. Его надо надуть и... -- Радость моя, ты у нас самая практичная, -- обрадовалась Салли и бросилась наружу. -- Джи, Ева придумала, как ты можешь отправиться за помощью. В шкафу есть надувной матрац, там, где спасательные жилеты. -- Она порылась в шкафу и вытащила надувной матрац. -- Если ты воображаешь, что я отправлюсь куда-либо на этой чертовой штуке, ты не в своем уме, -- отказался Гаскелл. -- Чем он тебе не нравится? -- Ты когда-нибудь пыталась управлять такой штукой? С ним еле справишься и в солнечную безветренную погоду. А в такую, как сегодня, меня просто занесет в камыши. И кроме того, мне дождь очки заливает. -- Ладно, подождем, пока кончится ветер. Хоть знаем теперь, как отсюда выбраться. Она опять спустилась в каюту и закрыла дверь. Было слышно, как Гаскелл ходит вокруг двигателя и звякает гаечным ключом. Хоть бы как-то завести мотор. -- Мужчины, -- сказала Салли презрительно, -- претендуют на звание сильного пола, но, как дело доходит до беды, вся надежда на нас, женщин. -- Генри тоже непрактичный, -- поддержала Ева. -- Разве что может заменить предохранитель. Надеюсь, он обо мне не беспокоится. -- Он вовсю развлекается, -- предположила Салли. -- Только не Генри. Он и не знает, как это делается. -- Он, наверное, пользует Джуди. Ева покачала головой. -- Он был попросту пьян, вот и все. Он никогда ничего подобного не делал. -- Ты-то откуда знаешь? -- Он же мой муж. -- Муж, как же. Он тебя просто использовал, для того чтобы мыть посуду, готовить и убирать за ним. Что он тебе дал? Ну скажи, что? Ева пожала плечами, запутавшись в собственных мыслях. Ничего особенного Генри ей не дал. Во всяком случае такого, о чем бы можно было сказать словами. -- Я нужна ему, -- наконец сказала она. -- Значит, ты ему нужна. А тебе это нужно? Все это риторика женского феодализма. Ты спасаешь чью-то жизнь и еще должна быть благодарной за то, что тебе это позволили? Забудь Генри. Он -- пустое место. Ева ощетинилась. Может Генри и не очень, но она не любила, когда его оскорбляли. -- Гаскелл тоже не подарок, -- заявила она и отправилась на кухню. За ее спиной Салли разлеглась на койке и раскрыла "Плейбой" на центральном развороте. -- У Гаскелла есть хлеб, -- сказала она. -- Хлеб? -- Деньги, солнышко. Зелененькие. То, что заставляет мир вертеться кабаретообразно. Ты же не думаешь, что я вышла за него замуж из-за его внешности? О нет. Я нюхом чувствую миллион и уж мимо себя не пропущу. -- Я бы никогда не смогла выйти замуж за мужчину из-за денег, -- возразила Ева, поджав губы. -- Я должна его любить. Правда. -- Ты слишком часто ходишь в кино. Ты что, думаешь Гаскелл меня любил? -- Не знаю. Наверное. Салли расхохоталась. -- Ева, крошка, ну и наивна же ты. Хочешь, я тебе расскажу про Гаскелла? Он помешан на пластике. Он трахнет чертову шимпанзе, если одеть ее в пластик. -- Ну что вы такое говорите! -- удивилась Ева. -- Не может такого быть. -- Ты что думаешь, я тебя просто так посадила на таблетки? Ты тут ходишь в одном бикини, а Гаскелл все время пускает слюни. Если бы меня здесь не было, он бы давно уже тебя изнасиловал. -- Ему бы пришлось нелегко, -- сказала Ева. -- Я занимаюсь дзюдо. -- Ну, попытался бы. Все, что в пластике, сводит его с ума. Зачем ему эта кукла, как ты думаешь? -- Меня это тоже удивило. -- Теперь можешь перестать удивляться, -- сказала Салли. -- И все-таки я не понимаю, какое это отношение имеет к тому, что вы вышли за него замуж? -- спросила Ева. -- Хорошо, я открою тебе маленький секрет. Гаскелла направил ко мне... -- Направил? -- Доктор Фриборн. У Гаскелла возникла небольшая проблема, и доктор Фриборн направил его ко мне. Ева смотрела на нее с удивлением. -- И что вы должны были делать? -- Я выступала в роли суррогата. -- Суррогата? -- Как советник по вопросам секса, -- объяснила Салли. -- Доктор Фриборн присылал мне клиентов, и я им помогала. -- Мне бы такая работа не понравилась, -- заметила Ева -- Я терпеть не могу разговаривать с мужчинами о сексе. Вам не было неловко? -- Человек ко всему привыкает, да есть и худшие способы зарабатывать деньги. Короче, Гаскелл обратился ко мне со своей маленькой проблемой, и я помогла ему с ней справиться, причем буквально, ну и мы поженились. Деловая сделка. К тому же деньги. -- Вы хотите сказать... -- Я хочу сказать, что я получила Гаскелла, а Гаскелл получил пластик. Этакие эластичные взаимоотношения. Женитьба, растягивающаяся в обе стороны. Ева с трудом переваривала эту информацию. Что-то здесь было не так. -- А как прореагировали на это его родители? -- спросила она. -- В смысле, они знали, что вы ему помогали и все такое? -- Знали? Откуда им было знать? Джи сказал им, что познакомился со мной в летней школе, и Прингси вытаращил свои жадные маленькие глазенки. Детка, этот толстенький коротышка -- продолжение своего пениса. Он способен продать все. Рокфеллеровский центр самому Рокфеллеру. Поэтому он меня принял. Но не старушка-мама Прингшейм. Она долго пыхтела и дулась, но этот маленький свиненок стоял на своем. Мы с Джи вернулись в Калифорнию, Джи получил диплом по пластикам, и с той поры мы занимаемся биодеградацией. -- Хорошо, что Генри не такой, -- сказала Ева. -- Я бы не смогла жить с извращением. -- Да не извращенец он, детка. Джи просто помешан на пластике. -- Ну тогда я не знаю, что такое извращенец, -- сказала Ева. Салли закурила сигару. -- Каждый мужик от чего-нибудь заводится, -- сказала она. -- Ими легко манипулировать. Надо только найти слабое место. Уж я-то знаю. -- Генри не такой. Я бы знала. -- Вот его и тянет к кукле. Это-то ты теперь знаешь. Не хочешь же ты сказать, что он хорош в койке? -- Мы женаты уже двенадцать лет. Естественно, что мы не занимаемся этим так часто, как раньше. У нас столько дел. -- Эти мне дела И пока ты возишься по дому, что делает Генри? -- Преподает в техучилище. Он там целый день и очень устает. -- Ты что же, хочешь сказать, что он не промышляет на стороне? -- Не понимаю, -- сказала Ева. -- Он свое берет на стороне. Секретарша дает ему прямо на столе. -- У него нет секретарши. -- Тогда студенточка какая-нибудь. Трах, и отметки лучше. Я-то знаю. Все видела. Меня не обманешь, я слишком долго проболталась в этих школах. -- Я уверена, что Генри никогда... -- Да они все так говорят, потом раз и развод, и все, что тебе остается, так это жить в ожидании климакса, подглядывать сквозь жалюзи за соседом и ждать неизвестно кого. -- У вас все так ужасно, -- сказала Ева. -- Просто страшно слушать. -- Так оно и есть, душечка. И надо что-то делать, пока не поздно. Ты должна освободиться от Генри. Разрыв и все поровну. Иначе всю жизнь обречена быть под каблуком у мужчины. Ева села на койку и задумалась о будущем. Получалось, что многого ей ждать не приходилось. Детей теперь уж у них никогда не будет, да и достаточно денег тоже. Они по-прежнему будут жить на Парквью и платить по закладной, и, может, Генри найдет себе кого-нибудь, и что она тогда будет делать? Если и нет, все равно жизнь уходила зря. -- Хотелось бы мне знать, что делать, -- наконец произнесла она. Салли села и обняла ее за талию. -- Почему бы тебе не поехать с нами в ноябре в Штаты? -- спросила она. -- Мы бы повеселились. -- Нет, что вы, я не могу, -- сказала Ева. -- Это будет несправедливо по отношению к Генри. Подобные угрызения мало беспокоили инспектора Флинта. Упорство, проявленное Генри на допросах с пристрастием, просто доказывало, что он куда крепче, чем кажется. -- Мы допрашиваем его уже тридцать шесть часов, -- сказал он на собрании отдела по убийствам, которое состоялось в комнате для брифингов в полицейском участке, -- и нам не удалось ничего от него узнать. Так что нам предстоит продолжительная и тяжелая работа и. честно говоря, я сомневаюсь, что нам удастся его расколоть. -- Я же говорил, что этот орешек нам не раздолбить, --заметил сержант Ятц. -- Раздолбай, это ты верное слово нашел, -- сказал Флинт. -- Значит, нужны вещественные доказательства. Раздались смешки, которые, однако, быстро смолкли. Инспектор Флинт был настроен далеко не юмористически. -- Мы сможем расколоть его только с помощью улик, неопровержимых улик. Только так мы доведем дело до суда. -- Но у нас же есть улики, -- заметил сержант Ятц. -- Они на дне... -- Премного благодарен, сержант, сам знаю, где эти улики. Я сейчас говорю об уликах, подтверждающих убийство нескольких человек. Мы знаем, где миссис Уилт, но не знаем, где миссис и мистер Прингшейм. Полагаю, он прикончил всех троих, и два других трупа... Он замолчал, открыл лежащее перед ним дело и стал просматривать набросанные Уилтом "Заметки о роли насилия и распаде семьи". Некоторое время он изучал их, потом покачал головой. -- Нет, -- пробормотал он, -- это немыслимо. -- Что немыслимо, сэр? -- спросил сержант Ятц. -- От этого подонка можно всего ожидать. Но инспектор Флинт не прореагировал. Мысль, пришедшая ему в голову, была слишком ужасной. -- Как я уже сказал, -- продолжил он. -- нам нужны неопровержимые факты. У нас сейчас только косвенные улики. Мне нужно больше данных относительно Прингшеймов. О том, что произошло на этой вечеринке, кто там был и почему. А при той скорости, с которой мы продвигаемся с Уилтом, нам из него ничего не вытянуть. Снелл, ты отправишься на факультет биохимии в университет и узнаешь, что сможешь о докторе Прингшейме. Узнай, не было ли кого-нибудь из его коллег на вечеринке. Составь список его друзей, узнай, чем он увлекается, есть ли у него подружка. Поговори с ними. Выясни, есть ли какая-нибудь связь между ним и миссис Уилт, дающая повод для убийства. Джексон, ты поедешь на Росситер Глоув и постараешься узнать что-либо о миссис Прингшейм... Собрание закончилось, и все детективы направились в разные концы города добывать сведения о Прингшеймах. Связались даже с американским посольством, чтобы выяснить что-либо об этой чете. Расследование достигло кульминации. Инспектор Флинт вернулся в свой кабинет вместе с сержантом Ятцем и закрыл за собой дверь. -- Ятц, -- сказал он, -- то, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. Я не хотел говорить об этом там, но у меня есть неприятное ощущение, что я знаю, почему этот козел так чертовски самоуверен. Тебе приходилось встречать убийцу, который был бы так дьявольски спокоен после тридцати шести часов допроса, сознавая, что мы точно знаем, где находится труп его жертвы? Сержант Ятц покачал головой. -- Я в свое время повидал немало крепких парней. особенно после того как прекратили вешать, но этот даст им сто очков вперед. По-моему, он совершеннейший псих. Флинт не поддержал эту идею. -- Психи легко раскалываются -- сказал он. -- Они признаются в убийствах, которых не совершали или, наоборот, которые совершили, но так или иначе, они признаются. А Уилт ни в какую. Он сидит и учит меня, как вести расследование. Теперь смотри сюда -- Он открыл дело и достал оттуда записки Уилта. -- Тебе тут ничего не кажется странным? Сержант Ятц дважды внимательно перечел заметки. -- Ну. похоже, он не слишком высокого мнения о наших методах, -- наконец сказал он. -- И мне вовсе не нравится его замечание о низком интеллектуальном уровне среднего полицейского. -- А как насчет пункта 2, подпункт г? -- спросил инспектор. -- "Изобретательность как отвлекающая тактика преступников". Отвлекающая тактика Тебе это о чем-нибудь говорит? -- Вы хотите сказать, что он пытается отвлечь наше внимание от настоящего преступления или что-то в этом роде? Инспектор Флинт кивнул. -- Я вот что хочу сказать. Я готов поспорить, что, когда мы доберемся до дна этой чертовой ямы, мы найдем там надувную куклу, одетую в тряпки миссис Уилт, да еще с влагалищем. Вот что я думаю. -- Но это же безумие. -- Безумие? Черта с два, это специально задумано, -- сказал инспектор. -- Он " сидит, как проклятый манекен, и плюет на нас, потому что знает, что мы идем по ложному следу. Лицо сержанта выражало полное недоумение. -- Но зачем? Зачем вообще было привлекать внимание к убийству? Почему бы ему не затаиться и не вести себя, как обычно? -- И заявить об исчезновении миссис Уилт? И потом, ты забываешь о Прингшеймах. Исчезает жена, ну и что? Но и ее друзья тоже исчезают, оставив дом в жутком беспорядке и в крови. Это уже надо как-то объяснить. Поэтому он наводит нас на ложный путь... -- И какая ему от того польза? -- запротестовал сержант. -- Ну отроем мы куклу. Но ведь не прекратим расследование. -- Может и нет, но это даст ему неделю, а за это время трупы разложатся. -- Вы думаете, он воспользовался кислотой, как Хай? -- спросил сержант. -- Просто ужас. -- Конечно, ужас. А по-твоему, убийство -- это одно очарование, так что ли? Между прочим, они прищучили Хая только потому, что этот дурак рассказал им, где останки. Держи он пасть на замке еще с недельку, ничего бы они не нашли. Все бы смыло к чертям собачьим. Кроме того, я не знаю, чем пользовался Уилт. Но я знаю, что он интеллектуал, у него хорошие мозги и он уверен, что не оставил следов. Для начала мы его допросим, может быть, даже возьмем под стражу. а когда мы это сделаем, мы выкопаем надувную пластиковую куклу. Да из нас мартышек сделают, если мы представим в суде пластиковую куклу в качестве доказательства убийства. Мы будем посмешищем для всего мира. Суд откажется рассматривать это дело, а когда мы возьмем его вторично по обвинению в настоящем убийстве, знаешь, что произойдет? Вся эта братия из общества гражданских свобод вцепится нам в глотки. как целая стая вампиров. -- Думаю, теперь понятно, почему он не начал вопить по поводу адвоката. -- сказал Ятц. -- Разумеется. Зачем ему сейчас адвокат? Но если мы возьмем его повторно, адвокаты будут распихивать друг друга локтями, лишь бы получить возможность помочь Уилту. Представь только, какой они поднимут визг насчет жестокости и пристрастности полиции. Сам себя не услышишь. Его адвокаты будут на коне. Сначала пластиковая кукла, а потом вообще никаких трупов. Он выйдет сухим из воды. -- Только сумасшедший мог все это придумать, -- сказал сержант. -- Или е..л гений. -- с горечью сказал Флинт. -- Господи, что за дело! -- Он с отвращением загасил сигарету. -- Что мне сейчас делать? Еще потрясти его немного? -- Не надо. я сам им займусь. Ты поезжай в техучилище и заставь его начальника признаться, что он о нем думает на самом деле. Собери всю грязь по капле. Должно же быть что-нибудь в его прошлом, что можно использовать. Флинт пошел в комнату для допросов. Уилт сидел за столом и делал пометки на оборотной стороне бланка для признания. Теперь, когда он начал чувствовать себя в полицейском участке если не как дома, то, по крайней мере. достаточно спокойно, он принялся размышлять, куда же делась Ева Он вынужден был признать, что его беспокоили пятна крови в спальне Прингшеймов. Чтобы занять время, он пытался сформулировать свои мысли на бумаге. Именно этим он продолжал заниматься, когда вошел инспектор Флинт. -- Так, значит, ты парень не промах, Уилт, -- сказал он и потянул листок на себя. -- Читать и писать ты умеешь, и у тебя логичный и изобретательный умишко. Давай-ка посмотрим, что ты тут написал. Кто такая Этель? -- Сестра Евы, -- сказал Уилт. -- Она замужем за садовником, выращивающим овощи на продажу. Ева иногда гостит у нее по неделе. -- А это -- "кровь в ванне"? -- Интересно, откуда она там взялась. -- А "следы поспешного отъезда"? -- Я просто записывал свои мысли насчет состояния дома Прингшеймов, -- сказал Уилт. -- Хочешь нам помочь? -- Я и так помогаю расследованию. Кажется, официально это так называется? -- Официально, может, и так, Уилт, но в данном случае это не соответствует действительности. -- Вероятно, это не единственный случай, -- заметил Уилт. -- Одно из выражений для сокрытия грехов. -- И преступлений. -- Кроме того, из-за этого человек может потерять свое доброе имя, -- сказал Уилт. -- Я надеюсь, вы сознаете, какой вред вы наносите моей репутации, задерживая меня здесь таким образом? Вполне достаточно, что всю мою оставшуюся жизнь на меня будут показывать пальцем, как на человека, который одел пластиковую куклу с п... в шмотки своей жены и сбросил ее в шурф. Не хватало еще. чтобы все думали, что я убийца, черт бы вас побрал. -- Там, где ты проведешь оставшуюся жизнь, всем будет плевать, что ты сделал с надувной куклой. -- сказал инспектор. Уилт ухватился за последние слова. -- А, так вы ее нашли, наконец, -- обрадовался он. -- Прекрасно. Значит, я могу идти. -- Сядь и заткнись,,-- прорычал инспектор. -- Ты никуда не пойдешь, а если и пойдешь, то в большом черном фургоне. Я с тобой еще не кончил. Более того, я только начинаю. -- Опять снова здорово, -- сказал Уилт. -- Так и знал, что вы все по новой начнете. У вас у всех только условные рефлексы. Причина -- следствие, причина --,следствие. Что было сначала, курица или яйцо, протоплазма или создатель? Думаю, сейчас вы начнете спрашивать, о чем говорила Ева, когда мы собирались на вечеринку. -- На этот раз, -- сказал инспектор, -- мне хотелось бы, чтобы ты мне подробно объяснил, почему ты решил спрятать эту чертову куклу на дне ямы. -- Вот это уже интересный вопрос, -- сказал Уилт и замолчал. Пожалуй не стоило в данных обстоятельствах пытаться объяснить инспектору, о чем он думал, когда бросал куклу в шурф. Инспектор был не похож на человека, который может понять, почему муж способен мечтать об убийстве собственной жены, не приводя тем не менее свои мечты в исполнение. Наверное, будет лучше подождать, пока Ева не появится жива и невредима, прежде чем касаться этой неизведанной и иррациональной темы. Может быть, познакомившись с Евой, инспектор ему посочувствует. В ее же отсутствие на это рассчитывать не приходилось. -- Считайте, что я просто хотел избавиться от этой жуткой штуки, -- сказал, он. -- Ничего такого мы считать не будем, -- заметил Флинт. -- Скажем так, у тебя был пока не установленный мотив, чтобы засунуть ее туда. Уилт кивнул. -- Готов с этим согласиться, -- сказал он. Инспектор Флинт одобрительно кивнул. -- Я так и думал. Ну и какой же мотив? Уилт тщательно обдумал ответ. Он ступал на скользкую почву. -- Давайте скажем, что это было нечто вроде репетиции. -- Репетиции? Какой репетиции? Уилт немного подумал. -- Интересное слово репетиция, -- заметил он. -- Оно происходит от французского... -- Плевать, откуда оно происходит, -- перебил инспектор. -- Я хочу получить ответ. -- Есть в нем что-то похоронное, если хорошо подумать, -- продолжил Уилт свои изыскания в области семантики12. Инспектор немедленно попался на удочку. -- Похороны? Чьи похороны? -- А кого хотите, -- сказал Уилт жизнерадостно. -- Репетировать, повторять. Можно сказать, что, когда вы проводите эксгумацию, вы повторяете похороны. Хотя я не думаю, что вы пользуетесь катафалками. -- Ради Христа, -- заорал инспектор, -- не меняй тему. Ты сказал, что что-то репетировал, и я хочу знать что. -- Просто одну идею, -- сказал Уилт. -- одну из мимолетных идей, возникающих в воображении, которые порхают, как бабочки летом над поляной разума, подгоняемые легким ветерком ассоциаций, дождь которых возникает так, внезапно... Право, неплохо сказано. -- Я так не думаю, -- сказал инспектор, с горечью глядя на него. -- Я хочу знать, что ты репетировал. Вот что я хочу знать. -- Я же сказал. Идею. -- Какую идею? -- Просто идею, -- сказал Уилт. -- Просто... -- Да простит меня Господь, Уилт, -- завопил инспектор, -- если ты снова заведешь про этих блядскйх бабочек, я нарушу правило всей моей жизни и сверну тебе шею ко всем чертям. -- Я вовсе не собирался говорить на этот раз о бабочках, -- ответил Уилт обиженно. -- Я хотел сказать, что у меня появилась идея написать книгу... -- Книгу? -- рявкнул инспектор. -- Какую книгу? Сборник стихотворений или детектив? -- Детектив, -- ответил Уилт, воспользовавшись подсказкой. -- Понятно, -- сказал инспектор. -- Значит, ты собираешься написать занимательный детектив. Дай-ка я попробую угадать сюжет. Значит, жил да был преподаватель техучилища, который ненавидел свою жену и решил ее убить... -- Продолжайте. -- сказал Уилт, -- пока у вас неплохо получается. -- Еще бы, -- сказал инспектор с удовлетворением. -- Ну. этот преподаватель считает себя умным парнем, способным одурачить полицию. Он бросает пластиковую куклу в яму, которую должны залить бетоном, надеясь, что, пока полиция возится, пытаясь ее оттуда достать, он спрячет тело жены где-нибудь в другом месте. Кстати, Генри, где ты закопал миссис Уилт? Давай покончим с этим раз и навсегда. Где ты ее спрятал? Скажи. Тебе же самому будет легче. -- Нигде я ее не прятал. Я сказал это уже один раз и готов повторить еще хоть тысячу. Сколько раз можно говорить вам, что я не знаю, где она? -- Я скажу за тебя, Уилт, -- заявил инспектор, когда к нему вернулся дар речи. -- Мне и раньше приходилось встречаться с крутыми парнями, но перед тобой я снимаю шляпу. Ты самый крутой из всех, с кем мне когда-либо не повезло встретиться. Уилт покачал головой. -- Вы знаете, инспектор, -- сказал он, -- мне вас жаль, честное слово. Вы не способны разглядеть правду, даже если она у вас прямо под носом. Инспектор поднялся и вышел из комнаты. -- Эй. ты, -- обратился он к первому же попавшемуся детективу, -- иди к нему и задавай этому поганцу вопросы, и не останавливайся, пока я не скажу. -- Какие вопросы? -- Любые. Какие в голову придут. Не переставай спрашивать его, зачем он засунул надувную пластиковую куклу в яму. Спрашивай снова и снова. Я его расколю, этого урода. Вернувшись в свой кабинет, он бросился в кресло и принялся думать. 13 Тем временем в техучилище сержант Ятц сидел в кабинете мистера Морриса. -- Извините, что я вас опять беспокою, -- сказал он, -- но требуется уточнить кой-какие детали насчет этого Уилта. Заведующий гуманитарным отделением устало поднял глаза от расписания. Он безуспешно пытался найти кого-нибудь вместо Уилта для группы каменщиков. Прайс не годился, потому что у него занятия с механиками, а Уильяме не согласится. Он и так накануне ушел домой с расстройством желудка на нервной почве и пригрозил, что вообще откажется подменять любого, кто в его присутствии, хотя бы упомянет группу каменщиков еще раз. Оставался только сам мистер Моррис, и он был согласен, чтобы сержант беспокоил его сколько его душе угодно, лишь бы не идти на занятия к этим чертовым каменщикам. -- Располагайте мной, -- сказал он с любезностью. которая представляла любопытный контраст с его загнанным видом. -- Какие детали вас интересуют? -- Только общее впечатление о человеке, сэр,-- сказал сержант. -- Какие-нибудь странности? -- Странности? -- мистер Моррис на минуту задумался. Если не считать безропотную готовность год за годом преподавать в самых ужасных классах, мистер Моррис никаких странностей за Уилтом не знал. -- Наверное, можно считать немного странной его фанатическую приверженность "Повелителю мух", но я сам никогда.. -- Подождите минутку, сэр, -- прервал его сержант Ятц, торопливо записывая что-то в блокнот. -- Как вы сказали, "фанатическая привязанность"? -- Я имел в виду... -- Мухам, сэр? -- "Повелителю мух". Это книга такая, -- сказал мистер Моррис, сознавая, что вряд ли стоило об этом говорить. Полицейские казались не слишком большими ценителями всех тех изысков литературного вкуса, который он привык считать признаком интеллигентности. -- Надеюсь, я не сказал ничего лишнего. -- Разумеется нет, сэр. Все эти маленькие детали позволяют нам понять, как работает ум преступника. Мистер Моррис вздохнул. -- Должен сказать, что когда мистер Уилт пришел к нам из университета, мне и в голову не могло прийти, что такое может случиться. -- Конечно, сэр. А мистер Уилт никогда плохо не отзывался о своей жене? -- Плохо? Бог мой, да нет. Да и нужды не было говорить. Ева говорила сама за себя. -- Сквозь окно он посмотрел на работающую бурильную машину. -- Значит, по-вашему, миссис Уилт была не очень симпатичным человеком? Мистер Моррис покачал головой. -- Ева была ужасной женщиной. Сержант Ятц облизал кончик своей шариковой ручки. -- Как вы сказали, "ужасной", сэр? -- Боюсь, что так. Она как-то посещала мои вечерние занятия по элементарной драме. -- Элементарной? -- переспросил сержант и сделал соответствующую запись. -- Да, хотя в случае с миссис Уилт больше бы подошло определение стихийная. Она так экспансивно играла все роли, что была далека. от убедительности. Ее Дездемона -- это было нечто, такое трудно забыть. -- Она была импульсивной женщиной, вы это хотите сказать? -- Давайте лучше скажем так, -- заметил мистер Моррис. -- Если бы Шекспир написал пьесу так, как ее интерпретировала миссис Уилт, то задушенным бы оказался Отелло. -- Понятно, сэр, -- сказал сержант. -- Вы имеете в виду, что она не любит черных. -- Не имею представления о ее взглядах на расовую проблему, -- сказал мистер Моррис. -- Я говорил о физической силе. -- Сильная женщина, сэр? -- Очень, -- ответил мистер Моррис с чувством. На лице сержанта отразилось искреннее недоумение. -- Как-то странно, что такая сильная женщина дала себя убить Уилту и не оказала большого сопротивления, -- сказал он задумчиво. -- Я в это тоже не могу поверить, -- согласился мистер Моррис. -- Более того, это говорит о том, что Генри обладает фанатическим мужеством, чего я никогда в нем не подозревал. Наверное, в тот момент он обезумел. Сержант Ятц ухватился за эти слова. -- Значит, вы серьезно считаете, что он был не в своем уме, когда убил свою жену? -- В своем уме? Кто же в своем уме убьет жену и бросит ее тело... -- Я хочу сказать, сэр, -- перебил сержант, -- не считаете ли вы мистера Уилта сумасшедшим? Мистер Моррис заколебался. У него в штате было немало психически неуравновешенных людей, но ему вовсе не хотелось это афишировать. С другой стороны, не исключено, что таким признанием он поможет бедняге Уилту. -- Да. я думаю, можно так сказать, -- в конце концов сказал Моррис, у которого было доброе сердце. -- Очень даже сумасшедший. Сержант, между нами, любой человек, согласившийся учить таких кровожадных молодых негодяев, как у нас в училище, не может быть полностью нормальным. Только на прошлой неделе Уилт ввязался в перепалку с наборщиками и получил удар в лицо. Я думаю, это сказалось на его поведении в дальнейшем. Надеюсь, вы сохраните все, что я вам сказал, в строжайшей тайне. Я бы не хотел... -- Разумеется, сэр, -- сказал сержант.-- Ну, не буду вас больше задерживать. Он вернулся в полицейский участок и доложил о своих успехах инспектору Флинту. -- Совершенный псих, -- провозгласил он. -- Так он считает. Он высказался вполне определенно. -- В этом случае он не имел права держать ублюдка на работе, -- сказал Флинт. -- Он должен был уволить мерзавца. -- Уволить? Из училища? Вы же знаете, учителей нельзя уволить. Надо сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы тебя уволили. -- Например, укокошить троих. Ну, что касается меня, то они могут получить этого мерзавца назад. -- Вы хотите сказать, он еще держится? -- Держится? Да он перешел в контратаку. Сначала он довел меня до нервного истощения, а теперь Болтон умоляет, чтобы его заменили. Больше не может выдержать напряжения. Сержант Ятц почесал голову. -- Понять не могу, как ему это удается, -- сказал он. -- Всякий подумает, что он невиновен. Хотел бы я знать, когда он попросит адвоката. -- Никогда, -- сказал Флинт. -- Зачем ему адвокат? Если бы на допросе присутствовал адвокат и лез с советами, я бы давно вытянул из Уилта правду. С наступлением ночи в проливе Ил ветер усилился до восьми баллов. Дождь барабанил по крыше каюты, волны били в правый борт, и катер все больше и больше утопал в иле. В каюте было накурено, а атмосфера накалена. Гаскелл достал бутылку водки и пил. Они играли в слова, чтобы скоротать время. -- Так я себе представляю ад, -- заявил Гаскелл, -- быть запертым с парой сапфисток. -- Что такое сапфистка? -- спросила Ева. Пораженный Гаскелл вытаращил на нее глаза. -- Вы что, не знаете? -- Ну, я слышала что-то про остров... -- Дремучая вы наша, -- сказал Гаскелл. -- Надо же быть такой наивной. Сапфистка это... -- Джи, прекрати, -- перебила Салли. -- Чей ход? -- Мой, -- сказала Ева? -- И...М...П... получается Имп. -- О...Т...Е...Н...Т... получается Гаскелл, -- сказала Салли. Гаскелл еще разочек приложился к бутылке. -- Черт побери, во что мы играем? В слова или в откровенность? -- Твой ход, --сказала Салли. Гаскелл поставил Д...И...Л...Д вокруг буквы О. -- Попробуй, размер подходит? Ева посмотрела на него осуждающе. -- Нельзя употреблять собственные имена, -- сказала она. -- Вы же не дали мне употребить Сквизи. -- Ева, детка, дилдо вовсе не собственное имя. Это такая вещь. Суррогат пениса. -- Что? -- Ладно, проехали, -- сказала Салли. -- Теперь твой ход. -- Ева посмотрела на свои буквы. Ей надоели эти постоянные указания, и, кроме того, ей хотелось знать, что такое сапфистка. И суррогат пениса. Наконец она составила слово Л...Ю...Б...О...В...Ь вокруг буквы О. -- У любви как у пташки крылья, -- сказал Гаскелл и поставил Д...И...Д... к уже имеющимся Л. -- У вас два одинаковых слова, -- заметила Ева. -- Дилдо уже было. -- А этот другой, -- сказал Гаскелл, -- с усиками. -- Какая разница? -- Спросите Салли. Это у нее пенисомания. -- Ах ты, жопа, -- сказала Салли и составила слово "педик" вокруг буквы Д. -- Это про тебя. -- Ну, что я говорил? Игра в откровенность, -- сказал Гаскелл. -- Да здравствует правда! Ева составила слово "верный", Гаскелл написал "шлюха", а Салли ответила словом "псих". -- Великолепно, -- заметил Гаскелл, -- почти так же гениально, как у Ай Чинга. -- Вундеркинд, ты меня без ножа режешь, -- сказала Салли. -- Переходи на самообслуживание, -- сказал Гаскелл и положил руку на Евино бедро. -- Уберите руки, -- сказала Ева и оттолкнула его. Ее следующим словом было "грех". Гаскелл изобразил: "Трибадия". -- И не говорите мне, что это собственное имя. -- Во всяком случае, я такого слова не встречала, -- сказала Ева. Гаскелл уставился на нее и покатился со смеху. -- Теперь я слышал все, -- сказал он, -- к примеру, что минет это лекарство от кашля. У глупости есть границы? -- Посмотри в зеркало, узнаешь, -- предложила Салли. -- Ну разумеется. Значит, я женился на проклятой лесбиянке, которая еще к тому же взяла моду красть чужие катера и чужих жен. Ладно, пусть я дурак. Но эти сиськи дадут мне сто очков вперед. Она такая ханжа, что делает вид, будто она вовсе не сапфистка... -- Я не знаю, что это такое, -- вмешалась Ева. -- Ну так я тебе скажу, толстуха. Сапфистка означает лесбиянка. -- Вы что, обзываете меня лесбиянкой? -- спросила Ева. -- Вот именно, -- подтвердил Гаскелл. Ева закатила ему увесистую пощечину. Очки слетели у него с носа, и он плюхнулся на пол. -- Слушай, Джи... -- начала было Салли, но Гаскелл уже поднялся на ноги. -- Вот что, жирная ты сука, -- сказал он. -- Правды захотела? Получай? Первое, ты ведь считаешь, что Генри, твой муженек, сам вляпался в эту куклу, так вот позволь мне тебе сказать... -- Гаскелл, заткнись немедленно. -- закричала Салли. -- Черта с два. Мне уже обрыдли и ты и твои штучки. Я взял тебя из дурдома... -- Неправда, это была клиника, -- взвизгнула Салли, -- клиника для больных извращенцев вроде тебя. Но Ева не слушала. Она во все глаза смотрела на Гаскелла. Он обозвал ее лесбиянкой и сказал, что Генри попал в эту куклу не по своей воле. -- Расскажите мне о Генри, -- закричала она. -- Как он попал в эту куклу? Гаскелл указал на Салли. -- Ее работа. Он был без сознания... -- Вы его туда засунули? -- спросила Ева, обращаясь к Салли. -- Это правда? -- Он пытался меня изнасиловать, Ева. Он пытался... -- Не верю, -- закричала Ева. -- Генри не такой. -- Говорю тебе, он пытался. Он... -- И вы защемили его этой куклой? -- Ева завизжала и бросилась через стол на Салли. Раздался треск, и стол рухнул. Гаскелл откатился в сторону, поближе к койке, а Салли пулей вылетела из каюты. Ева встала и направилась к двери. Ее использовали, обманывали и ей врали. И унизили Генри. Она убьет эту сучку Салли. Ева вышла на палубу. В конце ее эиднелся смутный силуэт Салли. Ева обошла двигатель и сделала бросок. В следующее мгновение она поскользнулась на разлитом топливе, а Салли рванулась к каюте и захлопнула за собой дверь. Ева поднялась на ноги и долго стояла. Дождь струился по ее лицу, смывая все те иллюзии, которыми она жила целую неделю. И она увидела себя такой, как есть -- толстой дурой, бросившей мужа в погоне за блеском, который оказался фальшивым и дрянным, замешанным исключительно на словоблудии и деньгах. И к тому же Гаскелл сказал, что она лесбиянка. В этот момент на нее обрушилась вся тошнотворная правда относительно касательной терапии. Она шатаясь подошла к борту и села на ящик. И постепенно ее отвращение к самой себе перешло в гнев и холодную ненависть к Прингшеймам. Она на них отыграется. Они еще пожалеют, что встретили ее. Ева встала, открыла ящик, вытащила спасательные жилеты и перебросила их за борт. Затем она надула матрац, опустила его в воду и сама перебралась через борт. Спустившись в воду,. она улеглась на матрац. Он угрожающе раскачивался, но Ева не боялась. Она мстила Прингшеймам, и ей было наплевать, что произойдет с ней самой. Она осторожно гребла, подталкивая спасательные жилеты впереди себя. Ветер дул в спину, и матрац двигался легко. Через пять минут она уже обогнула камыши, и теперь ее нельзя было увидеть с катера. Где-то впереди была открытая вода, баржи, а значит, и земля. Тут она поняла, что ветром ее матрац прибивает к камышам. Дождь прекратился. Тяжело дыша, Ева лежала на матраце. Если избавиться от спасательных жилетов, то будет легче. С катера все равно до них не добраться. Она стала заталкивать их в камыши, но вдруг остановилась. Может, один стоит оставить? Она отцепила один жилет от общей связки и умудрилась надеть его на себя. После этого она снова легла лицом вниз на матрац и начала грести по течению в ту сторону, где протока расширялась. Салли прислонилась к двери и с отвращением посмотрела на Гаскелла. -- Ну и дурак же ты, -- сказала она. -- И зачем тебе надо было все выбалтывать? Что ты теперь собираешься делать? -- Разведусь с тобой для начала, -- сказал Гаскелл. -- Я отсужу у тебя по алиментам все, что у тебя есть. -- Ничего подобного. Ты не получишь ни цента, -- заявил Гаскелл и выпил еще водки. -- Да раньше ты сдохнешь, -- сказала Салли. -- Я сдохну? -- Гаскелл усмехнулся. -- Уж если кто и сдохнет, так это ты. Крошка с сиськами тебя прикончит. -- Она остынет. -- Думаешь? Попробуй открыть дверь и убедись. Давай, отпирай дверь. Салли отошла от двери и села. -- На этот раз ты действительно влипла, -- сказал Гаскелл. -- Надо же тебе было подобрать чемпионку по борьбе. -- Пойди и успокой ее. -- Ни за что. Я скорее выйду с завязанными глазами против носорога. -- Он улегся на койку со счастливым выражением лица. -- Знаешь, во всем этом есть нечто смешное. Тебе стоит взяться за эмансипацию неандертальца. Женская эмансипация в эпоху палеолита. Она -- Тарзан, ты -- Джейн. Завела себе зверинец. -- Очень смешно, -- сказала Салли. -- А твоя какая роль? -- Я -- Ной. Скажи спасибо, что у нее нет пистолета. -- Он положил голову на подушку и уснул. Салли сидела, глядя на него с ненавистью. Она была напугана. Евина реакция оказалась такой бурной, что Салли потеряла уверенность в себе. Гаскелл прав. В поведении Евы есть что-то доисторическое. Она вздрогнула, вспомнив темную фигуру, надвигающуюся на нее на палубе. Салли встала, пошла на камбуз и отыскала длинный острый нож. Потом вернулась в каюту, проверила, хорошо ли закрыта дверь, легла на койку и попыталась заснуть. Но заснуть не удавалось. Снаружи доносились какие-то звуки. Волны бились о борт катера. Завывал ветер. Господи, как же все запуталось. Салли покрепче сжала нож и принялась думать о Гаскелле и о том, что он сказал насчет развода. Питер Брейнтри сидел в кабинете стряпчего мистера Госдайка и обсуждал с ним проблемы, связанные с Уилтом. -- Они держат его с понедельника, а сегодня четверг. Насколько я знаю. они не имеют права держать его так долго, не пригласив к нему адвоката. -- Если он не просит адвоката, а полиция хочет его допросить, и он согласен отвечать на вопросы и отказывается пользоваться своими юридическими правами, то, честное слово, я не знаю, что я могу здесь сделать, -- говорил мистер Госдайк. -- Вы уверены, что ситуация именно такова? -- спросил Брейнтри. -- Насколько мне удалось выяснить, именно такова. Мистер Уилт не просил свидания со мной. Я разговаривал с инспектором, который ведет это дело, я уже говорил вам об этом, так вот, совершенно очевидно, что по какой-то необъяснимой причине, мистер Уилт готов оказывать полиции помощь в расследовании, пока они считают это необходимым. Если же человек отказывается воспользоваться своими юридическими правами, то он сам несет ответственность за возможные последствия. -- Вы абсолютно уверены, что Генри отказался встретиться с вами? Может, полиция вас обманула? Мистер Госдайк покачал головой. -- Я много лет знаю инспектора Флинта, -- сказал он, -- и он не тот человек, чтобы не дать подозреваемому воспользоваться своими правами. Простите, мистер Брейнтри, я хотел бы помочь, но в данных обстоятельствах боюсь, честно говоря, что я ничего не смогу сделать. Склонность мистера Уилта к обществу полицейских мне совершенно непонятна, но у меня нет никаких оснований вмешиваться. -- Вы уверены, что они не применяют к нему каких-нибудь суровых мер или чего-нибудь в этом роде? -- Дорогой мой, какие суровые меры? Вы насмотрелись слишком много фильмов по телевизору. У нас в стране полиция не прибегает к насилию. -- Они были очень грубы, когда разгоняли демонстрацию наших студентов, -- заметил Брейнтри. -- Ну, студенты -- совсем другое дело, а студенты, принимающие участие в демонстрациях, получают по заслугам. Политические провокации это одно, а такие убийства на семейной почве, в одном из которых ваш приятель мистер Уилт, по-видимому, замешан, совсем Другое. Честно могу признаться, что за мою долгую практику мне не приходилось сталкиваться с делом, в котором полиция бы не цацкалась с домашним убийцей и не относилась бы к нему, я бы даже сказал, с симпатией. В конце концов, они все тоже женатые люди, а потом у мистера Уилта ученая степень, и это немаловажно. Если вы профессионал, -- а несмотря на всякие разговоры, преподаватели техучилища в какой-то степени все же профессионалы -- можете быть уверены, что полиция ничего неподобающего себе не позволит. Мистер Уилт в полной безопасности. Уилт действительно чувствовал себя в безопасности. Он сидел в комнате для допросов и с интересом разглядывал инспектора Флинта. -- Мотив? Что ж, интересный вопрос, -- сказал он. -- Если бы вы меня спросили, почему я вообще женился на Еве, мне бы было затруднительно объяснить вам это. Я был молод и... -- Уилт, -- сказал инспектор Флинт, -- я не спрашиваю тебя, почему ты женился на своей жене. Я спрашиваю, почему ты решил ее убить. -- Ничего такого я не решал, -- возразил Уилт. -- Значит, это было непредумышленное действие? Мгновенный импульс, с которым ты не смог справиться? Безумие, о котором ты теперь сожалеешь? -- Ни то ни другое и ни третье. Прежде всего, это не было действие. Это была просто фантазия. -- Но ты признаешь, что такая мысль приходила тебе в голову? -- Инспектор, -- сказал Уилт, -- если бы я следовал каждой мысли, приходящей мне в голову, то меня бы уже осудили за растление малолетних; мужеложство, разбой, грабеж, нападение с целью нанесения тяжких телесных повреждений и массовое убийство. -- Все эти мысли приходили тебе в голову? -- В разное время, пожалуй, -- ответил Уилт. -- Чертовски странный у тебя умишко. -- Как и у подавляющего большинства. Рискну предположить, что бывают такие странные мгновения, когда и вы... -- Уилт, -- сказал инспектор, -- не бывает у меня таких странных мгновений. Во всяком случае, не было, пока я с тобой не познакомился. Значит, так, ты признаешь, что думал об убийстве своей жены... -- Я сказал, что такая мысль приходила мне в голову, в основном, когда я гулял с собакой. Это было вроде игры с самим собой. Не больше. -- Игры? Ты ведешь собаку на прогулку и думаешь о том, как бы прикончить миссис Уилт? Не назвал бы это игрой. Скорее, отработкой замысла. -- Неплохо сказано, -- похвалил Уилт с улыбкой, -- особенно насчет преднамеренности. Ева скрючивается в позе "лотоса" на ковре в гостиной и думает только о прекрасном. Я же веду эту чертову собаку на прогулку и думаю об ужасном, пока Клем гадит на газоне в Гренвильском парке. Но в том и другом случае конечный результат один и тот же. Ева поднимается и идет готовить ужин и мыть посуду, а я прихожу домой, смотрю телевизор или читаю и ложусь спать. Ничего не меняется. Все остается, как прежде. -- Теперь изменилось, -- сказал инспектор. -- Твоя жена изчезла с лица земли в компании с блестящим ученым и его женой, а ты сидишь здесь и ждешь, когда тебе предъявят обвинение в убийстве. -- Которого я не совершал, -- добавил Уилт. -- Что ж, и такое случается. -- Наши пальчики устали, мы писали... -- К чертовой бабушке пальчики. Где они? Куда ты их дел? Скажи мне. Уилт вздохнул. -- Я бы рад, да не могу. Честно, -- сказал он. -- Но теперь, когда вы отрыли пластиковую куклу... -- Не отрыли. И не скоро отроем. Мы до сих пор пробиваемся через скальный грунт. Не раньше чем завтра докопаемся, в лучшем случае. -- Хоть есть чего ждать, -- заметил Уилт. -- Полагаю, тогда вы меня отпустите? -- Черта с два. В понедельник я возьму тебя под стражу. -- Без всяких улик? Без трупа? Не имеете права. Инспектор улыбнулся. -- Уилт, -- сказал он, -- у меня для тебя есть новости. Нам и не нужен труп. Мы можем задержать тебя по подозрению в убийстве, судить и признать виновным без всякого трупа. Может, ты и умный, но наших законов ты не знаешь. -- Тогда я должен заметить, что у вас, ребята, непыльная работенка. Значит, вы можете выйти на улицу, схватить любого ни в чем неповинного прохожего, засадить его и обвинить в убийстве, не имея на то никаких оснований? -- Оснований? У нас их навалом. Пятна крови и выбитая дверь. Пустой дом в жутком беспорядке, затем эта чертова штука на дне ямы. А ты говоришь, у нас нет улик. Заблуждаешься. -- Значит, нас двое, заблуждающихся, -- сказал Уилт. -- Я тебе еще кое-что скажу, Уилт. Вся беда с такими негодяями как ты в том, что вы считаете себя слишком умными. Вы перебарщиваете и в конце концов выдаете себя с головой. Если бы я был на твоем месте, я бы сделал две вещи. Знаешь какие? -- Нет, -- сказал Уилт, -- не знаю. -- Первое, я бы вымыл ванную комнату, и, второе, я бы держался подальше от этой ямы. Я не стал бы пытаться сбить нас со следа всякими заметками. делать так, чтобы тебя обязательно увидел сторож и являться в дом мистера Брейнтри в полночь по уши в грязи. Я бы затаился и не высовывался. -- Но я же не знал про пятна крови в ванной, и, если бы не было этой мерзопакостной куклы, я бы не бросал ее в яму. Я бы пошел спать. Вместо этого я надрался и вел себя как последний идиот. -- Дай-ка я тебе еще кое-что скажу, Уилт, -- сказал инспектор. -- Ты и есть идиот, бля, хитрый идиот, но все равно идиот. Надо бы тебе проверить голову. -- Все какое-то разнообразие, -- сказал Уилт. -- Ты о чем? -- Проверить голову, вместо того чтобы сидеть здесь и слушать оскорбления. Инспектор долго и внимательно его изучал. -- Ты это серьезно? -- В смысле? -- Насчет проверить голову? Ты готов подвергнуться обследованию квалифицированного психиатра? -- Почему нет? -- сказал Уилт. -- Все быстрей время пройдет. -- Вполне добровольно, ты понимаешь. Никто тебя не заставляет, но если ты сам хочешь... -- Послушайте, инспектор, если свидание с психиатром поможет мне убедить вас, что я не убивал свою жену, я буду. только счастлив. Можете воспользоваться детектором лжи. Можете напичкать меня лекарствами, заставляющими человека говорить правду. Вы можете... -- Во всем этом нет необходимости, -- сказал Флинт и поднялся. -- Достаточно будет и психиатра. И если ты рассчитываешь, что тебя признают виноватым, но сумасшедшим, забудь об этом. Эти парни разбираются, кто сумасшедший на самом деле, а кто симулирует сумасшествие. -- Он направился к двери, но остановился. Вернулся и, перегнувшись через стол, сказал: -- Скажи мне только одну вещь, Уилт. Почему ты сидишь здесь так спокойно? Твоя жена неизвестно где, у нас есть улики, говорящие об убийстве, есть ее двойник, если верить тебе, под десятиметровой глыбой бетона, а ты и усом не ведешь. Как это тебе удается? -- Инспектор, -- сказал Уилт, -- если бы вы в течение десяти лет читали лекции газовщикам и вам бы задали за это время столько же дурацких вопросов, как мне, вы бы поняли. Кроме того, вы не знаете Еву. Когда вы с ней познакомитесь, вы поймете, почему я не волнуюсь. Ева вполне способна позаботиться о себе. Может, она и не семи пядей во лбу, но у нее врожденный инстинкт выживания. -- Господи, Уилт, без этого ей бы с тобой двенадцать лет не прожить. -- Есть у нее это. Вам она понравится, когда вы с ней встретитесь. Вас потом водой не разольешь. Вы оба все понимаете буквально и питаете пристрастие к ерунде. Из мухи слона делаете. -- Из мухи? Уилт, меня от тебя тошнит, -- сказал инспектор и вышел из комнаты. Уилт тоже встал и начал ходить взад и вперед. Он устал сидеть. С другой стороны, он был собой доволен. Он превзошел себя и гордился тем, что так вел себя в ситуации, которую многие бы сочли ужасной. Но для Уилта это было нечто другое, первый за многие годы вызов. Когда-то газовщики и штукатуры тоже бросали ему вызов, но он научился с ними управляться. Следует на все реагировать шуткой. Пусть болтают, задают вопросы, а ты отвлеки их, пусть ставят тебе ловушки, а ты расставляй свои, но самое главное, что от тебя требуется, -- это решительно отвергать их утверждения. Что бы они ни утверждали с абсолютной уверенностью, например, что все стоящие парни из Кале, все, что от тебя требуется, это сначала согласиться, а затем напомнить, что половина великих людей в истории Англии были иностранцами, например Маркони и Лорд Бивербрук, и что даже мама Черчилля была янки, или расскажи, что англичане произошли от уэльсцев, как и викинги и датчане, и оттуда перейди через индийских врачевателей к национальной службе здравоохранения и контролю за рождаемостью или к любой другой теме, которая заставит их сидеть тихо, в недоумении, тщетно стараясь изобрести какой-нибудь сногсшибательный довод, чтобы доказать, что ты не прав. Инспектор Флинт был точно такой же. Он был более одержимым, но тактика у него была такая же, как и у студентов техучилища. Кроме того. он взялся за дело не с того конца и слишком энергично, и Уилта забавляло, как полицейский пытается навесить на него убийство, которое он не совершал. Он даже почти ощущал себя важной персоной и настоящим мужчиной, чего с ним давно не случалось. Он был невиновен, сомнений в этом не было. В этом мире, где все остальное было сомнительным и ненадежным, достойным скептического отношения, факт его невиновности был очевиден. Впервые в своей взрослой жизни Уилт был уверен в собственной правоте, и эта уверенность давала ему силы, которых он в себе не подозревал. Более того, он ни на минуту не сомневался, что Ева рано или поздно появится, жива и невредима, и попритихнет, когда узнает, к чему привела ее импульсивность. Так ей и надо. Подумать только, взять да и прислать ему эту мерзкую куклу. Ей еще придется сожалеть об этом до конца своих дней. Да-да, если кто и пострадает от всей этой заварухи, то это старушка Ева с ее вечной занятостью и командирскими замашками. Ей придется немало потрудиться, чтобы объяснить все Мэвис Моттрам и соседям. Эта мысль приятно позабавила Уилта. Даже в техучилище к нему теперь станут относиться иначе, уважать его. Уилт слишком хорошо знал особенности либерального сознания. Нет сомнений, что, когда он вернется, на него наденут венец мученика. И героя. Они будут из кожи лезть вон, чтобы убедить самих себя, что никогда не верили в его виновность. И повышение он получит, и не только потому, что он хороший преподаватель, но чтобы они могли снять с себя чувство вины перед ним. Вот тебе и заклание жирного тельца. 14 Но пока что в техучилище речь о заклании жирного тельца не шла, во всяком случае, применительно к Генри Уилту. Неотвратимость приезда в пятницу комиссии из Национального аттестационного комитета, который неминуемо должен был совпасть с извлечением покойной миссис Уилт из-под бетона, вызывало настроение близкое к панике. Правление заседало почти беспрерывно, а памятные записки распространялись с такой скоростью, что практически никто не успевал их прочитывать. -- Нельзя ли перенести визит? -- поинтересовался доктор Кокс. -- Как можно будет что-либо обсуждать в моем кабинете, если в это время прямо под окном из земли будут по частям извлекать миссис Уилт? -- Я попросил полицию вести себя как можно незаметнее, -- сказал доктор Мейфилд. -- Пока что незаметно, чтобы ваша просьба возымела какие-нибудь результаты. -- сказал доктор Боард. -- Да и их самих невозможно не заметить. Сейчас, например, не менее десятка полицейских глазеет в эту яму. Заместитель директора решил внести в обсуждение нотку оптимизма. -- Счастлив сообщить, -- обратился он к собранию, -- что мы восстановили подачу энергии к столовой. Вы сможете хорошо пообедать. -- Если только я смогу есть, -- сказал доктор Кокс. -- Потрясения последних дней отнюдь не улучшили мой аппетит. А когда я вспоминаю о несчастной миссис Уилт... -- Старайтесь о ней не думать, -- посоветовал заместитель директора, но доктор Кокс безнадежно покачал головой. -- Попробуй не думать о ней, когда эта проклятая бурильная машина целый день грохочет под окнами. -- Кстати, о потрясениях, -- вставил доктор Боард. -- Я до сих пор не могу понять, как вышло. что водителя этого механического штопора не убило током, когда он перерезал электрический кабель. -- У нас в данный момент столько своих проблем, что вряд ли стоит заниматься этой, -- заметил доктор Мейфилд. -- Мы должны донести до сознания членов комитета, что наше училище заслуживает повышения разряда, поскольку предлагает слушателям обобщенный курс, имеющий фундаментальную подструктуру, основанную на единении культурных и социологических факторов, ни в коей мере не являющихся взаимозаменяемыми, и содержит солидное количество академических сведений, способных дать студентам интеллектуальное и церебральное... -- Кровоизлияние? -- предположил доктор Боард. Доктор Мейфилд взглянул на него с негодованием. -- Сейчас не время для шуток, -- возразил он сердито. -- Или мы добиваемся повышения ранга училища, или даже не начинаем эту затею. И если да, то у нас только один день для выработки структуры и тактики подхода к комиссии. Итак, какие будут предложения? -- В каком смысле? -- спросил доктор Боард. -- Какое отношение наше упорство, неважно есть оно или нет, имеет к структуре нашего, так называемого тактического подхода к комиссии, которая едет к нам из Лондона? Если на то пошло, то скорее уж комиссия подходит к нам, а не наоборот. И вообще, здесь я бы поискал какие-то иные слова. -- Уважаемый заместитель директора, -- возмутился доктор Мейфилд. -- Я вынужден выразить протест. Поведение доктора Боарда абсолютно непонятно. Если бы доктор Боард... -- Был в состоянии понять хотя бы десятую часть того жаргона, который с точки зрения доктора Мейфилда является английским языком, то, возможно, он и смог бы выразить свое мнение, -- прервал его доктор Боард. -- В данной же ситуации слово непонятно" скорее относится к синтаксису доктора Мейфилда, а не к моему поведению. Я всегда считал... -- Джентльмены, -- вмешался заместитель директора, -- полагаю, будет разумнее сейчас оставить распри между отделениями и перейти непосредственно к делу. Последовало молчание, прерванное доктором Коксом. -- Как вы думаете, нельзя убедить полицию сделать какое-то ограждение вокруг ямы? -- Непременно попрошу их об этом, -- заверил доктор Мейфилд. Затем они стали обсуждать, чем развлечь членов комитета. -- Я распорядился насчет выпивки перед обедом, -- сказал заместитель директора, -- да и сам обед надо, по возможности, растянуть, чтобы создать у них соответствующее настроение. Тогда на послеобеденные заседания и останется мало времени, и надо надеяться, они пройдут более гладко. ---- Если наша столовая не приготовит на обед. бифштекс в тест