Тут только для меня начало кое-что проясняться. - Видишь ли, - продолжал Финбоу, - я постарался дать ему понять, что он довольно тонко разобрался в ситуации, для того чтобы он не путался у меня под ногами. Пусть следит за тобой и собирает информацию, которая мне очень нужна. Не сделай я этого, он будет ходить за мной по пятам и прожужжит мне все уши. - А способен ли он найти хоть что-нибудь для тебя полезное? - спросил я. - Чем черт не шутит, - улыбнулся Финбоу. - К счастью, хоть навредить не может. Главное - это нейтрализовать его и дать ему почувствовать, что все идет как нельзя лучше. - Так он что же, теперь и ночевать будет у меня под кроватью? - Во мне проснулся юмор. - Нет, он будет издали наблюдать за тобой. Кроме того, он собирается достать водолазный костюм и начать поиски пистолета в реке. В том, что он на дне, сомневаться не приходится. И если бы Беррелл нашел пистолет, в чем я сомневаюсь, я был бы чрезвычайно доволен. А еще он намерен организовать слежку за молоденькой парочкой, что влюблены друг в друга без памяти. - Филипп и Тони, - подсказал я. - Беррелл, как все истые моралисты, полагает, что если молодые люди только и знают, что целоваться да миловаться, то в свободное от э^гого время они способны и на более тяжкие грехи. Я заметил, как заблестели светло-голубые глаза друга, и понял, что он с головой поглощен разрешением задачи, которую я перед ним поставил. - Но как же может он подозревать эту пару и меня одновременно? - спросил я. - Это его вторая версия. Если преступление совершено не тем, кого "менее всего можно заподозрить", значит, оно совершено кем-то другим, "кто по своему психическому складу предрасположен к убийству". Это он, по всей вероятности, вычитал у мисс Дороти Сэйерс. - Пусть будет так, - заметил я, - чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. - Только бы, - вставил Финбоу, - он не втянул в это дело Скотланд- Ярд. Мне нужно, чтобы на день или на два у меня были развязаны руки. А пока Беррелл трубит налево и направо, что случай не представляет никаких трудностей, я буду свободен. - А чем Скотланд-Ярд мог бы тебе помешать? - спросил я не без удивления, так как привык, что Финбоу обычно минует все преграды на своем пути с необыкновенной легкостью. - Их только допусти - и они переворошат жизнь каждого, кто когда- либо был знаком с Роджером, постараются узнать всю его подноготную. И как только в их руках окажется достаточное количество фактов, они подведут итоговую черту. Научное расследование не имеет ничего общего ни с наукой, ни с расследованием. Это просто кропотливое, безжалостное накапливание множества скучнейших мелких фактов. Но оно в конце концов всегда дает свои плоды. Итак, прежде всего я хочу выяснить, что произошло, ибо... - и его голос, обычно такой мягкий, вдруг посуровел, - ибо это дело может обернуться такой неприглядной стороной и принести тебе столько горьких переживаний, что тебе и не снилось. Финбоу умолк на минуту, пока наша лодка неслась мимо первых, беспорядочно разбросанных коттеджей Поттер-Хайгема, затем произнес глухим голосом, который потряс меня своей необычной серьезностью: - До сих пор я был уверен, что меня в этом мире трудно чем-нибудь удивить. Но теперь я все чаще прихожу к мысли, что среди этой твоей компании найдутся один или двое, рядом с которыми я могу почувствовать себя наивным младенцем. Лодка проскочила стоявшие у причалов яхты и прибрежные домики Поттера, а несколькими минутами позже, миновав мост, мы увидели на правом берегу серую прямоугольную башню собора Мартем. Кристофер показал нам уединенную, коричневого цвета виллу на левом берегу, неподалеку от того места, где Кендал-Дайк впадает в воды Терна. - Вот наше пристанище, - сказал он. - О-о, - разочарованно протянула Эвис. Вид этой виллы поверг нас в уныние: она стояла одиноким островком среди болот и была соединена с остальным миром только узенькой тропкой. Перед домом был запущенный сад, спускавшийся прямо к воде. Затерянная среди безлюдных болот, эта вилла представлялась мне местом заточения, где прощаются с надеждами, заточения, на которое обрекло моих друзей жестокое преступление, и откуда - по крайней мере для одного из нас - путь назад закрыт. Когда мы вошли в дом и увидели открывающийся из окна вид на сплошь заросшую тростником Хайгемскую протоку, уныние овладело нами с еще большей силой. Даже Уильям, отнюдь не отличавшийся впечатлительностью, не выдержал и мрачно заметил: - Ну и местечко! Только этого нам недоставало после утреннего шока. Нам остается или рехнуться, или руки на себя наложить. Эвис обернулась ко мне, во взгляде ее застыли тоска и отчаяние. Под глазами легли темные круги. Даже Филипп и Тони притихли. И лишь Финбоу, только что беседовавший с Кристофером о Малайе, как ни в чем не бывало подошел к фортепьяно в гостиной и пропел куплеты а l а Морис Шевалье. Алоиз Беррелл, окажись он сейчас здесь, был бы шокирован. Но Финбоу добился своего - через десять минут мы уже оживленно обсуждали, кому где спать и как питаться. Эвис загорелась желанием приготовить что-нибудь поесть на всю компанию и принялась горячо обсуждать эту идею с Тони. В самый разгар дискуссии на пороге двери, соединяющей гостиную с кухней, появилась полная приземистая женщина. Она оглядела всех неодобрительным взглядом и решительно, с норфолкским выговором спросила: - Кто здесь будет мистер Тэрент? Кристофер сказал, что это он. - Гм, - буркнула она недовольно. - Мистер Уильямсон велел встретить вас. Я - миссис Тафтс, его экономка. И она снова окинула нас каким-то странно неприязненным взглядом. - Вот и прекрасно! - обрадовался Кристофер, но миссис Тафтс осталась холодна. Эвис, умильно заглядывая ей в глаза, произнесла: - О, миссис Тафтс, не могли бы мы с мисс Гилмор приготовить что- нибудь поесть? Мы с удовольствием взялись бы за это. Правда, мы не большие специалисты, но... - Я сама приготовлю, - отрубила миссис Тафтс. - Да, нам не мешало бы позавтракать. А то у нав маковой росинки во рту не было со вчерашнего вечера, - вставила Тони. Миссис Тафтс бросила на нее такой взгляд, что даже Тони спасовала. - А почему это вы не завтракали до сих пор? - спросила миссис Тафтс. Тони отвела глаза и пробормотала что-то невразумительное. - Тут что-то не так, - заключила миссис Тафтс, складывая руки на животе. - В такую даль не едут ни с того ни с сего без предупреждения и даже не закусив перед дорогой. Это неспроста. Так вот, сегодня вы останетесь без завтрака. Уже двенадцатый час, и я не собираюсь стоять у плиты весь день. Свирепая каракатица была хозяйкой положения. Никто больше не посмел и заикнуться о завтраке. Только Уильям сделал попытку осадить ее: - Мы тут распределили комнаты, - объявил он деловито, так, будто отдавал распоряжения дежурной сестре у себя в клинике. Миссис Тафтс заняла позицию в центре комнаты. - Я сама укажу, где кому спать, - заявила она безапелляционно. - Вы, молодые леди, незамужние? - Эвис и Тони покачали головами. - В таком случае вы обе будете спать вон в той комнате. - И она указала перстом на комнату, смежную с гостиной, и при этом посмотрела на нас так, будто заявляла о своей готовности дать отпор любому сопротивлению. Филипп, который долгое время безуспешно силился подавить смех, не выдержал и прыснул. Миссис Тафтс, не мигая, уставилась на него. - Знаю я вас, нынешнюю молодежь, - заявила она. А затем, покосившись в мою сторону, бросила несправедливое - бог тому свидетель! - обвинение: - Да и те, что постарше, тоже не лучше. Тут на выручку пришел Финбоу. - Я убежден, что вы устроите нас наилучшим образом, миссис Тафтс, - любезно сказал он. - Но нельзя ли мне и этому джентльмену, - он кивнул на меня, - занять вон ту спальню? - Он указал на комнату напротив спальни девушек. - Мы самые старшие в компании и любим иногда поболтать друг с другом. Нечасто приходилось мне видеть, чтобы Финбоу в чем-либо отказывали, но миссис Тафтс, казалось, была очень близка к этому. - Ладно, можете занять эту комнату, если уж вам так хочется, только в ваши годы больше пристало не языком трепать, а заниматься каким- нибудь полезным делом, - отбрила она. - А вы трое сами поделите оставшиеся две комнаты. Разделавшись таким образом с Кристофером, Уильямом и Филиппом, она вышла из гостиной, бросив на ходу: - Ленч будет в час. Я никогда никого не жду - учтите! Финбоу глубокомысленно произнес: - Интересно все-таки, почему это англичане становятся беспомощными, словно дети, как только столкнутся с неприкрытым, беспардонным хамством? Более того, в нашем испорченном всяким вздором представлении оно выглядит даже признаком твердости характера. Так повелось с легкой руки доктора Джонсона, герцога Веллингтона, королевы Виктории, мистера Шоу и мистера Сноудена - для любой их выходки мы находим оправдание, а на самом деле просто пасуем перед их бесцеремонной грубостью. Вот и эта миссис Тафтс. В Англии невозможно быть великим и благовоспитанным одновременно. Я, например, никогда не стану великим. Тень улыбки пробежала по лицу Эвис. - Вы хотите поднять наш дух. Как это мило с вашей стороны, - сказала она. - Боюсь, что мне это не очень удалось, раз вы это заметили, - ответил Финбоу. - Иен; я потерпел фиаско. Не ретироваться ли нам лучше в свои покои и не распаковать ли чемоданы? Разложив вещи, мы с Финбоу взяли шезлонги и расположились на полянке, которая спускалась к реке. На противоположном берегу раскачивался на ветру тростник, а над ним голубело только бескрайнее небо. Вытянув длинные ноги, Финбоу изрек: - Не удивительно, что в таких краях к человеку приходит душевный покой. Вот обзаведусь на старости лет семьей, поселюсь здесь и буду целыми днями слушать, как кричат чайки. По опыту прошлого я знал: коль скоро Финбоу заговорил о душевном покое, это первый признак того, что его мозг усиленно работает. Я лежал молча, посасывая трубку; солнце било мне в глаза, лицо обдувал ветерок. А Финбоу не сиделось - он вскочил, пошел в дом и принес оттуда чайник для заварки, кипяток и два стакана. Он налил в чайник кипятку, извлек из кармана маленькую коробочку и, вынув оттуда щепотку листиков чая, бросил их в кипяток. Несколько мгновений он, затаив дыхание, смотрел на чайник, а затем разлил по стаканам жиденький, цвета соломы чай. - Лучший в мире чай! - заметил он, отпивая глоток. Живя в Китае, он пристрастился к местным сортам этого напитка и, хотя это было дорогое удовольствие, не расставался с коробочкой китайского чая. Мне всегда казалось, что этот "лучший в мире чай" отдает веником, но я безропотно сносил чудачество друга. - Если бы не ты, Иен, - продолжал он, попивая чай, я бы сегодня пошел на матч "Беде" - "Бэкс". В наши дни истинный ценитель крикета может увидеть стоящую игру, только когда встречаются второразрядные провинциальные команды. С тех пор как большой крикет вошел в моду, он ничего общего со спортом не имеет. Я тоже отпил глоток чаю. Самое лучшее - дать Финбоу выговориться до конца. Тем же тоном, каким он только что говорил о крикете, он сказал: - Чего только я не передумал об этом убийстве. От Беррелла я получил массу сведений, но здесь нужно отсеять многое, а для этого мне необходимо услышать твою версию. Я хочу, чтобы ты напряг память и рассказал мне все, что ты знаешь о каждом из участников прогулки. Постарайся не упустить ни одной мелочи. У тебя ведь всегда была завидная память. А потом расскажешь мне по порядку все, что произошло сегодня утром. Обстоятельно и не спеша я выложил Финбоу все, что знал. В сущности, я пересказал то, что изложил в первых главах данного повествования, - это было все, чем я располагал. На бумаге я изложил последовательность событий более связно и логично, чем в беседе с Финбоу, но, по сути дела, между тем и другим никакой разницы нет. Дважды он прерывал мой рассказ протяжным "та-ак" - это словечко Финбоу употреблял в таких различных обстоятельствах, что невозможно было догадаться, какой смысл он в него вкладывал. Первый раз он произнес свое "та-ак" при упоминании, что в свое время Эвис отказалась выйти замуж за Роджера, а второй - когда я рассказывал о появлении в каюте Филиппа во время радиопередачи. После того как я описал ему, при каких обстоятельствах мы с Эвис обнаружили тело Роджера, Финбоу откинулся на спинку шезлонга и закрыл глаза. Затем спросил: - Что же было дальше? Я рассказал ему вкратце о том, как Уильям взял инициативу в свои руки, а также о разговоре в кают-компании. Когда я дошел до выводов, которые сделал Уильям по поводу обстоятельств смерти Роджера, Финбоу протянул свое "та-ак" с какой-то особой интонацией. Потом я вскользь упомянул о том, что призывал убийцу сделать добровольное признание. Я думал, это покажется Финбоу забавным, но он отнесся к моему сообщению с глубокой заинтересованностью, хотя и не смог сдержать легкую усмешку, когда я рассказывал, как каждый по очереди давал клятву хранить молчание. Под конец я описал ему нашу поездку в Горнинг, телефонный разговор с полицейским участком Нориджа и возвращение на яхту. - Спасибо, Иен, - сказал Финбоу, допивая давно остывший чай. - Ты оказал мне неоценимую услугу. Сам бы я ни за что на свете не узнал и половины того, что ты мне сообщил. Из твоего рассказа я почерпнул гораздо больше, чем из заметок Беррелла. Кстати, не мешает еще разок взглянуть на них и освежить в памяти, что он там написал. Он извлек из жилетного кармана несколько листков бумаги, испещренных мелким почерком. - Это копия заметок нашего друга Беррелла, которую я сделал для себя, - объяснил он. - Я опустил много лишнего, но тем не менее они очень близки к оригиналу. Может, ты хочешь ознакомиться с ними? Бегло просмотрев листки, он один за другим передал их мне. Вот что там было написано: Труп. Смерть наступила в результате выстрела в упор в область сердца. К началу полицейского осмотра труп еще не успел остыть. Обнаружен у румпеля яхты, и все свидетели утверждают, что не трогали его с места, за исключением того момента, когда освобождали румпель, чтобы получить возможность довести яхту до берега. Отпечатки пальцев найдены только на штурвальном колесе. Мисс Э. Лоринг. Показала, что приблизительно в 9.20, совершив утренний туалет в своей каюте, пошла в центральную каюту. Ничего не видела. Ничего не слышала. Около 9.30 вышла с мистером Кейплом на. палубу и там увидела труп хозяина яхты. Утверждает, что румпель находился между локтем пострадавшего и его корпусом. Не высказа-ла никаких догадок. Доктор Миллз приходился ей двоюродным братом. Она хорошо знала его с детства. Она считает, что у него не было особых неприятностей, не было врагов. Слышала, что у него есть пистолет, но точно утверждать не берется. Прибыла на борт "Сирены" в августе вместе с остальными. Неделя на яхте прошла очень весело, без каких-либо недоразумений. Мисс Т. Гилмор. Поднялась около 8.55. Окликнула мистера Уэйда. Затем пошла в центральную каюту вместе с мистером Кейплом и оставалась там, пока мисс Лоринг не кончила одеваться. Слушала радиопередачу. Ничего не видела, ничего не слышала. Пошла в свою каюту одеваться и ни о чем не подозревала, пока не был обнаружен труп. О наличии пистолета понятия не имела. Предположений нет. С мистером Уэйдом встретилась три месяца назад в Париже. Обручилась с ним непосредственно перед прогулкой на яхте. С остальными гостями на яхте прежде знакома не была, но они произвели на нее очень благоприятное впечатление с первой же встречи. Весьма сожалеет о случившемся с доктором Миллзом. Мистер Ф. Уэйд. Разбужен мисс Гилмор. Встал с постели, так как мистеру Гарнету нужна была, ванная комната, находившаяся позади его койки. Решил, что мистеру Гарнету понадобилось промыть ссадины на колене, полученные им накануне во время падения. Пошел в центральную каюту и слушал радио. Ничего не видел. Ничего не слышал. Вернулся в свою каюту переодеться и, услышав крик мисс Лоринг, выбежал на палубу. В тот момент он как раз надевал часы и заметил время: 9.27. Знаком с доктором Миллзом пять лет. Не знает ничего, что могло бы пролить свет на преступление. Отзывается о докторе Миллзе как об очень жизнерадостном, веселом человеке, очень гостеприимном хозяине. Неделя, проведенная на "Сирене", - одно удовольствие. Ничего не знал о пистолете. Мистер К. Тэрент. Находился в центральной каюте, когда туда пришли мисс Гилмор, мистер Кейпл и мистер Уэйд. Потом к ним присоединился мистер Гарнет. Затем он сам вышел умыться. Вскоре вернулся в каюту, за время своего отсутствия не заметив ничего подозрительного. Оставался в каюте, пока не услышал крик мисс Лоринг. Слышал также, как мистер Кейпл звал доктора Гарнета, но не придал этому значения. Поднялся на палубу по первому зову мисс Лоринг. Увидел доктора Гарнета за штурвалом, доктор Миллз был мертв. Знаком с доктором Миллзом три года. Знал его как неугомонного весельчака и открытого человека. О причине убийства не имеет представления. Сразу после бракосочетания с мисс Лоринг собирался отбыть в Малайю. Это была их прощальная прогулка. Считает, что неделю на борту яхты провел очень приятно. Слышал вскользь о пистолете, но не видел его и не знает, кому он принадлежал. Мистер И. Кейпл. Поднялся на палубу, когда еще не было девяти, и окликнул доктора Миллза. Услышал его ответ. Спустился вниз и оставался в центральной каюте, пока мисс Лоринг не пригласила его выйти с ней на палубу. Ничего не слышал. Ничего подозрительного не заметил. Выйдя на палубу, обнаружил таль тело убитого. Румпель был прижат локтем к телу доктора Миллза. Считает, что труп обнаружен в 9.25. В ходе допроса подтвердил показания мисс Лоринг, мистера Уэйда, мисс Гилмор и мистера Тэрента о их передвижениях между 9.00 и временем обнаружения трупа. На борту "Сирены" со вчерашнего вечера. О пистолете ничего не знал. Знаком с доктором Миллзом десять лет. Никогда не подозревал, что у того есть враги. Всегда симпатизировал ему. Доктор У. Гарнет. Вышел из своей каюты умыться и промыть ссадины на колене около девяти утра. Умылся и хотел попасть в ванную комнату - мистер Уэйд в это время все еще лежал в постели и загораживал вход в ванную. Вернулся к умывальнику и оттуда несколько раз спрашивал мистера Уэйда, можно ли пройти в ванную. Слышал голос мистера Уэйда, который зашел в ванную. Спустя минуты две-три снова окликнул его и, не получив ответа, понял, что мистера Уэйда уже нет в ванной комнате. Тогда доктор Гарнет занял ванную, налил немного воды, промыл ссадины и снова вернулся в центральную каюту. Подтвердил показания остальных членов экипажа относительно их действий между 9.00 и моментом обнаружения трупа. По зову мистера Кейпла поднялся на палубу, увидел, что доктор Миллз мертв, встал к штурвалу и пришвартовал яхту в первом подходящем месте. Знал, что у доктора Миллза имеется на борту небольшой пистолет - памятный подарок о деле Купера. Получал поддержку от доктора Миллза на первых шагах своей медицинской карьеры. Прибыл на яхту в числе прочих приглашенных. Отпечатки пальцев доктора Гарнета совпадают с отпечатками, обнаруженными на штурвальном колесе. Результаты осмотра яхты. На яхте произведен тщательный обыск. Улик нет. Никаких следов пистолета, который, по всей вероятности, выброшен за борт (предполагаю спуститься на дно реки и разыскать его). Судовой журнал и флажок бесследно исчезли. Эти предметы во время обыска также не удалось обнаружить. - Вот, - сказал Финбоу, - результаты работы, самостоятельно проделанной нашим ретивым сержантом. Не так плохо, как можно было ожидать. Напрасно только он задавал всем один и тот же вопрос: как они относились к Роджеру, - на что каждый, разумеется, заверял его, что он любил Роджера. Интересно, неужели он рассчитывал на что-либо иное? Из заметок Беррелла я узнал совсем немногое из того, чего бы я не знал и сам; впрочем, я понятия не имел, что Эвис, Кристофер, а также Уильям знали о существовании на борту пистолета. Я невольно подумал, почему же в таком случае только Филипп и Тони ничего не слышали о нем. Казалось странным и непонятным, что лишь они одни оставались в неведении. - Дай-ка мне подумать минут пять спокойно, - сказал Финбоу. - Я попробую связать твой рассказ и сведения, собранные Берреллом, в одно целое и посмотреть, что получится из этой комбинации. Я молча курил трубку, прислушиваясь к шороху камыша и следя за солнечными зайчиками, играющими на водной ряби. Я сгорал от желания забросать Финбоу вопросами, но заставил себя терпеливо ждать, пока он ломает голову над проблемой. Спустя несколько минут он улыбнулся и сказал: - Итак, Иен, к одному выводу я уже пришел. - К какому именно? - спросил я с интересом. - Роджера убил не ты. - Тоже мне новость! - фыркнул я. - Я еще не могу этого доказать, но, как только в моем распоряжении будет крупномасштабная карта этого района, я это сделаю в два счета, - заявил он. - Не стоит беспокоиться! - раздраженно ответил я. Он усмехнулся. - Не скажи, это может пригодиться, чтобы убедить Алоиза Беррелла в твоей невиновности, когда ему вздумается выводить тебя на чистую воду. Между прочим, доказывая твою невиновность, мы можем напасть на след настоящего преступника. - Ладно, - согласился я. Последние слова Финбоу показались мне более убедительными. - Все государственные чиновники страдают двумя пагубными привычками, - сказал Финбоу, - во-первых, записывать любую мелочь и, во-вторых, всегда иметь под рукой бумагу, на которой можно все это записать. - С этими словами он вынул из внутреннего кармана несколько сложенных - листков бумаги. - Я предлагаю, не теряя ни минуты, сделать кое-какие наброски. Я придвинулся со своим шезлонгом к нему вплотную, чтобы видеть, что он пишет. Бисерным, буковка к буковке, почерком он составил список всех участников прогулки и заметил: - Лучше называть всех полными именами.
1. Доктор Роджер Миллз, 35 лет Врач, практикующий на Гарлей-стрит
2. Доктор Уильям Гарнет, 26 лет Научный работник в той же области медицины, что и Роджер
3. Кристофер Тэрент, 29 лет В ближайшем будущем административный работник в Малайе
4. Филипп Уэйд, 25 лет Баловень судьбы
5. Эвис Лоринг, 23 года Обручена с Кристофером. Двоюродная сестра Роджера
6. Тони Гилмор, 24(?) года Новое лицо в компании
7. Иен Кейпл 63 года В настоящее время в отставке
- Эти записи помогут мне лучше все запомнить, - заметил Финбоу. - А теперь я запишу вот какие факты. Он написал: а) Роджер убит 8 сентября 1931 года. Нет сомнений, что убийство совершено одним из его гостей. - Уильям, безусловно, был прав в этом отношении, - заметил Финбоу, оторвавшись от записей. б) Тело было обнаружено на носу яхты примерно в 9.25 утра. - Последующие свидетельства целиком подтверждают вашу версию, - прокомментировал Финбоу. - В соответствии с записями Беррелла Филипп как раз надевал часы, когда Эвис позвала всех на палубу. Он помнит, что часы показывали 9.27. в) Роджер управлял яхтой без посторонней помощи. Судно не могло само по себе лавировать по извилистой реке, когда он был уже мертв. Следовательно, самое раннее, когда могла наступить смерть, - это последний поворот на отрезке реки, где было обнаружено, что на яхте совершено убийство. - Это я позаимствовал у Уильяма, - сказал Финбоу, - хотя, думаю, что пришел бы к такому выводу и сам. Затем, внимательно прочитав свои записи, он заметил: - А впрочем, это неправильно. Убийца мог сам встать к штурвалу и провести яхту по одной-двум излучинам уже после того, как Роджер был мертв. Хотя это не имеет особого значения, так как не столь важно установить время совершения убийства, сколь важно другое - точное время, когда румпель был зажат между рукой мертвого Роджера и его телом, а яхта поплыла без рулевого. - Это можно было сделать только на прямом отрезке реки, - сказал я. - Разумеется. Последняя излучина перед этим прямым отрезком реки и должна помочь нам определить самое раннее время, когда у штурвала яхты оказался мертвец. Это непреложная истина. Уильям допустил небольшой промах, - сказал Финбоу, - он довольно педантично подошел к вопросу. Наша задача - найти этот ровный отрезок реки. Тут без карты не обойтись. На полках с книгами я нашел карту района, и мы с нетерпением стали изучать течение реки Бьюр. Найдя соответствующий отрезок реки, Финбоу тут же перерисовал его на листок бумаги. - Вы пришвартовались где-то здесь. - Финбоу сделал карандашом пометку на карте и затем произнес, а вернее сказать, пропел, свое "та- а-ак". От места нашей стоянки в направлении Солхауза на целых три четверти мили тянулась прямая лента реки! - Какую скорость могла развить яхта при ветре, который дул сегодня утром? - спросил он живо. - Ветер был основательный, - ответил я, - но в мореходных качествах парусников я не очень-то разбираюсь. - Я тоже, - сказал Финбоу. - Но надо помнить, что успех в жизни зависит от двух ценных качеств, и только от них. Первое - нужно знать, куда обратиться за тем, что тебе необходимо, и второе - уметь добиться, чтобы это необходимое было сделано. - Он улыбнулся. - Я знаю, кто может дать нам исчерпывающие сведения о парусниках. Бенсон. Знаешь, тот, что живет в Норидже. Он как свои пять пальцев знает всю Броудскую систему, все типы парусников и их мореходные качества. Я позвоню ему. Через несколько минут Финбоу вернулся. - Бенсон говорит, что скорость достигала от двух с половиной до трех миль в час. Он абсолютно в этом уверен. Такие яхты, оказывается, имеют весьма ровный ход и не очень подвержены капризам погоды. Кроме того, он говорит, что ветер сегодня устойчивый. Прикинув в уме, я сказал: - Из этого следует, что убийство совершено в 9.07- 9.10, никак не раньше. - Но ты же сам говорил, что Уильям почему-то считает, что преступление совершено не раньше 9.15, - напомнил мне Финбоу. - Так ведь он не знал, что на этой реке есть такой длинный, ровный отрезок, - ответил я и... вдруг почувствовал, как в мою душу закрадывается сомнение. - Ты становишься недоверчивым, - заметил Финбоу. - Во всяком случае, такое определение времени снимает подозрение с тебя самого, потому что все как один заявили Берреллу, что ты все время находился в каюте - как до 9.00, так и позже, вплоть до того момента, когда вышел с Эвис на палубу. - Я уже не раз говорил тебе, что я его не убивал! - возмутился я, но Финбоу уже снова записывал: г) Хронологическая таблица: 8.50. Иен окликает Роджера и слышит ответ. 8.55-9.00. Иен и То- ни входят в каюту. 9.07 - самое 9.05-9.10. Филипп и Уильям ут- раннее вре- Уильям входят в верждает, мя, когда каюту. что между убийца мог 9.12. Кристофер вы- 9.00 и 9.05 бросить шту- ходит из каюты. пытался рвал (допу- 9.15. Кристофер воз- пройти в ван- стим, 9.05 - вращается в каюту. ную за кой- крайний 9.16. Эвис входит в кой Филип- срок). каюту. па: Все это 9.18. Тони выходит время он из каюты. слышал го- 9.22. Филипп выхо- лос Филиппа дит из каюты. из ванной. 9.24. Эвис и Иен вы- Спустя две ходят из каюты. или три ми- 9.25. Роджера нахо- нуты он во- дят мертвым. шел в каюту Филиппа. Филипп больше в свою каюту не возвра- щался. - Вот примерно в такой последовательности все происходило, верно? - спросил Финбоу. - Мой график основан на сведениях, полученных Берреллом, и на твоем рассказе. Ручаться, что он составлен с точностью до одной минуты, нельзя, но тем не менее общее представление он дает. - Уильям определил самый ранний срок совершения убийства - 9.15, - размышляя вслух, произнес я. - Если бы это соответствовало действительности, он имел бы стопроцентное алиби. В противном же случае... - Я почувствовал нервную дрожь. - В противном случае, - рассудительно закончил Финбоу, - пока что все, кроме тебя, подпадают под подозрение. - Все? - удивился я. - Все до единого, - подтвердил Финбоу. - Факты, только что изложенные мной, почти не вызывают сомнений... во всяком случае, я могу поручиться за то, о чем говорится в параграфах а), б), в) и г). Однако есть два вещественных доказательства, которым я пока не могу найти объяснения. Я запишу их следующим пунктом в виде вопросов. - И он написал: д) Что означают отпечатки пальцев Уильяма на штурвале? - Видишь ли, - продолжал после паузы Финбоу, - вполне вероятно, что, когда Роджер был убит, штурвал изменил свое прежнее положение, в результате чего яхта должна была свернуть с курса. И не верни убийца штурвал в прежнее положение, вы бы неминуемо врезались носом в берег. Однако яхта в берег не врезалась, поэтому я с полным основанием считаю, что штурвал побывал в руках убийцы. Если все это так, то остается одно из двух: или убийца принял меры, чтобы не оставить отпечатков своих пальцев на штурвале, и только Уильям позднее, пришвартовывая яхту, оставил на штурвале свои следы, или Уильям оставил отпечатки своих пальцев дважды. - Неужели ты думаешь, что Уильям мог пойти на такое преступление? - все больше возбуждаясь, спросил я. - Любой из гостей Роджера мог... кроме тебя, - невозмутимо ответил Финбоу. - Другое странное обстоятельство, которому я хотел бы найти объяснение... Он написал: е) Почему исчезли судовой журнал и вымпел? - Не думаю, чтобы это было простым совпадением, - пояснил он. - Скорее всего, их выбросили за борт с какой-то целью. Но с какой? Ума не приложу. О причине исчезновения судового журнала можно, наверно, догадаться. Скажем, в нем могли содержаться записи, которые навели бы на след преступника. - Верно, - подтвердил я, - я же говорил тебе, что Роджер зачитывал мне отрывок, где он описывает свою вчерашнюю перепалку с Уильямом из- за ленча. - Любопытно, почему ни один из компании не упомянул об этой размолвке, - сказал Финбоу. - Никто даже словом Берреллу не обмолвился. Должно быть, это был какой-нибудь пустяк. Не исключено, что в судовом журнале содержались и более опасные сведения... кое для кого. Впрочем, это маловероятно. Описание развлекательной прогулки - обычно лишь предлог для того, кто хочет как-то проявить свои писательские способности... как правило, это жалкие потуги. - Тогда почему исчез и вымпел? - спросил я. - Понятия не имею. Боюсь попасть пальцем в небо, но, может быть, его использовали как тряпку: стерли отпечатки пальцев, а потом выбросили в реку. Однако такая догадка не делает мне чести. - Финбоу вытянул ноги. - Но прежде чем перейти к изучению поведения действующих лиц, я бы хотел покончить с одним вполне конкретным делом: надо начертить детальный план яхты. Он начал чертить план яхты, помечая наши койки и каюты, Места расположения умывальников он деликатно пометил "умыв.". - Наверное, вы с Кристофером пользовались тем умывальником, что у носового трапа, Уильям и Филипп - в середине яхты, а девушки - в своей каюте, - бормотал он. - Да, - подтвердил я, - кажется, так. - Жаль, что никто из вас не имеет привычки купаться ранним утром в холодной воде. Я сам этого никогда не делаю, хотя это прекрасная закалка... а в данном случае такая привычка могла бы предотвратить по крайней мере одно убийство, - произнес он, разглядывая свой план. Вдруг он внимательно взглянул на меня и спросил: - Иен, а почему ты сказал "кажется, так"? Разве ты не знаешь наверняка? - Ты забываешь, что это было мое первое утро на яхте. Все остальные провели здесь уже целую неделю, у меня же просто не было времени ознакомиться с местными порядками. - Все это верно. По крайней мере твои молодые друзья сказали Берреллу, где именно они умывались, - согласился Финбоу и рассмеялся, - но, дорогой Иен, твои последние слова - это еще одно убедительное доказательство того, что не ты убил Роджера. - Почему? - спросил я. - А потому, что убийца был прекрасно осведомлен об утреннем распорядке на яхте. Ты представь себе... представь, друг мой, какому риску подвергал он себя, если бы не знал привычек своих попутчиков! - воскликнул он. - Скоро ты придешь к окончательному выводу, что я не убийца, - съязвил я. Он рассмеялся и закурил сигарету. Когда он снова заговорил, взгляд его блуждал где-то далеко-далеко: - Просто я хотел посмотреть, какие факты будут в моем распоряжении, когда мне придется доказывать твою невиновность. Обычно очень много рассуждают о вещественных доказательствах в противоположность психологическим факторам, как будто первые исключают вторые. Это, разумеется, чепуха. Если бы у меня в руках был весь фактический материал, мне не нужны были бы никакие психологические соображения и мотивы. Например, если бы двадцать восемь надежных свидетелей утверждали бы, что Роджер у них на глазах пустил себе пулю в лоб, то я бы этому поверил, хотя с психологической точки зрения трудно представить, чтобы такой человек, как Роджер, покончил жизнь самоубийством. Точно так же, как, если бы я знал, что кто-то... скажем Беррелл, предрасположен к убийству и жертвой его должен стать Роджер, я бы поверил в это, каким бы невероятным мне ни представлялся сам факт свершившегося преступления. Но дело в том, что следователь никогда не располагает ни всеми вещественными доказательствами, ни всеми психологическими факторами. Приходится довольствоваться неполной комбинацией того и другого. Я кивнул. - Да, - заметил с улыбкой Финбоу, - не забыть бы сказать об этом Алоизу Берреллу. У него имеется записная книжечка, куда он заносит все великие мысли по криминалистике. Во всяком случае, исходя из известных мне фактов, я могу сказать пока только одно: убить Роджера мог любой из пяти гостей на яхте. Но это и дураку понятно. Главное же сейчас - выявить кое-какие психологические аспекты преступления. - Например, - ввернул я, - зачем кому-то понадобилось убивать Роджера? - Ну, на этот вопрос, я думаю, проще всего ответить, - откликнулся Финбоу. - А какие еще проблемы могут возникнуть? - настаивал я. - Что ты имеешь в виду? - Обещаю, что буду делиться с тобой всем, что знаю сам. Даже своими подозрениями, - заявил Финбоу. - Таинственность напускают на себя только те, кому нечего сказать. Лично я не вижу ничего позорного в том, что могу оказаться на ложном пути. Насколько я понимаю ситуацию, любой из этих пяти молодых людей мог убить Роджера. Впрочем, Филипп - вряд ли, хотя это только догадка. - Эвис не способна на убийство. Можешь смело исключить ее из числа подозреваемых, - запротестовал я. - Прелестная девушка, - произнес Финбоу задумчиво. - А между прочим, что ты знаешь о Тони? - Ничего, - ответил я. - Она тоже довольно привлекательна. Странное впечатление она производит: такое волевое лицо и так экзотически размалевано. Ну прямо-таки пещерная красотка. Я рассмеялся, так как Финбоу всегда задевало, если его сарказм не встречал должной реакции. Затем я спросил: - А что в этом деле тебя интригует больше всего? - Сейчас я попробую изложить свои идеи на бумаге, - ответил Финбоу. Через несколько минут он протянул мне листок, и я с волнением прочел: 1) Почему не было сделано попытки бросить тень ни на одного из присутствовавших? 2) Почему убийца не воспользовался предложением сохранить происшедшее в тайне? 3) Почему Эвис и Кристофер избегают друг друга после убийства? 4) Почему Филипп и Тони так демонстративно ищут общества друг друга после убийства? 5) Что скрывается под внешним спокойствием Уильяма? - Вот они, мои проблемы, - заметил Финбоу, пока я читал его записи. - Должен признаться, они меня интересуют гораздо больше, чем нагромождение фактов, в которых любой мало-мальски соображающий сыщик Скотланд-Ярда разберется вдвое быстрее, чем я. - Однако я вижу, - заметил я, - что каждый из пяти подозреваемых так или иначе затронут твоими вопросами. И они так хитро сформулированы, что преступник, кем бы он ни оказался, обязательно попадется в расставленные тобой сети. - А в этом, - сказал с улыбкой Финбоу, - и состоит искусство расследования. Глава шестая УИЛЬЯМ УЛЫБАЕТСЯ Ленч прошел невесело. Мы собрались в маленькой столовой, из раскрытых окон которой открывался вид на реку и унылые болота, зеленеющие в лучах солнца. Свежесть красок ясного дня еще больше подчеркивала тревожное настроение и натянутость отношений - недомолвки... неожиданные паузы, - которые уже успели проявиться. Мы еле уместились за столом, который явно не был рассчитан на семь персон. С плохо скрытым старанием пытались мы избегать каких-либо намеков на предмет, который занимал все наши мысли; никто ни словом не обмолвился об убийстве, но это нарочитое замалчивание было красноречивее любых слов. За столом Финбоу завел непринужденный разговор о крикете и о музыке, но остальные не поддержали его и с жадностью набросились на еду. Несмотря на трагедию, разыгравшуюся утром, мы ели с волчьим аппетитом. "Несмотря", я сказал? Это широко бытующее заблуждение. Глубокие переживания становятся иногда причиной непомерного аппетита, и, возможно, мы с остервенением поглощали жесткий, как подошва, ростбиф именно благодаря тому, что стали участниками драматического события, а не вопреки этому. Финбоу продолжал невозмутимо болтать о том о сем, и напряженная атмосфера за столом заметно рассеялась. Однако всех нас преследовала навязчивая мысль, что эта гнетущая напряженность в наших отношениях будет обостряться все больше и больше, пока не наступит развязка. Да, трапезу эту приятной не назовешь. Присутствие миссис Тафтс, которая в другое время послужила бы мишенью для шуток, теперь только усугубляло нашу нервозность. Мы пытались делать вид, что нам весело, но сварливая толстуха угнетала нас своим присутствием. Она подавала на стол, недовольно ворча и не скрывая своего раздражения, а когда, неся фруктовый пирог, вдруг увидела, как Филипп гладит руку Тони, она просто вышла из себя. Она бросила пирог на стол и во весь голос завопила: - Молодой человек, чем это вы там занимаетесь? Мы с Финбоу пытались урезонить ее, но не тут-то было. - Молодой человек, я вас спрашиваю, что вы такое делаете? Филипп растерялся, но Тони пришла ему на выручку: - Он гладил мою руку. И мне, между прочим, это нравится. А вам-то, собственно, что за дело? Миссис Тафтс так и кипела от злости: - Ну и повадки у нынешней молодежи... гореть нам в геенне огненной за то, что мы терпим ваши грехи. Совсем распустились девицы. Вот задрать бы юбку да высечь... Тут поднялся Финбоу. - Дорогая миссис Тафтс, это очень достойные молодые люди, поверьте моему слову, Просто их манеры несколько отличаются от того, что было в нашей молодости, - в этом весь их грех. Не судите же так сурово... Но миссис Тафтс, как разъяренная фурия, набросилась на него: - А вы мне рот не затыкайте, что хочу, то и говорю, моя воля, и, пока я служу в этом доме и кормлю вас, я имею право думать об этих размалеванных девицах все, что мне заблагорассудится. Пока я жива, никто не запретит мне говорить то, что я думаю. И она опрометью выскочила из комнаты. - Это моя вина, - заметил Финбоу. - Ее бы следовало утопить втихую - и все, но, раз мы не можем этого сделать, придется ублажать ее, насколько возможно. Если она уйдет отсюда, о нас пойдут суды и пересуды по всей округе. Тони в ответ засмеялась, но, к моему удивлению, я уловил в этом смехе какую-то неприятную, истерическую нотку. - Не по себе как-то становится, - сказала она, поджав свои ярко- красные губы, - когда приходится иметь дело с полицейским и экономкой, которые заведомо считают тебя хуже, чем ты есть. - Она, вероятно, думает, что и убийство - твоих рук дело, - отозвался Уильям. Впервые за столом было произнесено слово "убийство". Тони криво усмехнулась и голос ее дрогнул, когда она сказала: - Гнусная и неуместная шутка, Уильям. Конечно, один из нас преступник - от этого никуда не денешься. Впрочем, это я так. Давайте споем, что ли. - И она, поднявшись из-за стола, запела своим хрипловатым голосом: "Ты счастье души моей". Финбоу внимательно наблюдал за ней. - Миссис Тафтс знает что-нибудь об убийстве? - спросил я Уильяма. - Еще бы. Беррелл обрабатывал ее целых полчаса. - Я просил Беррелла любыми способами повлиять на нее, чтобы она не очень распускала язык, - заметил Кристофер, - и думаю, ему это удалось. Она, кажется, благоволит к нему. - Эти двое уже успели спеться, - подхватил Филипп с напускной веселостью. Он с беспокойством следил, как металась по комнате Тони. - Отныне я буду считать своим священным долгом сосватать их, Тони отошла от рояля и запустила руку в пушистую шевелюру Филиппа. - Устраиваешь чужое счастье, да? - произнесла она, все еще нервно усмехаясь. - Да тебе твою собственную судьбу и то нельзя доверить. Филипп откинул назад волосы, которые все время падали ему на глаза, и ответил с искренней, на этот раз радостной улыбкой: - А это я предоставляю тебе. День тянулся тоскливо и тягостно, все были взвинчены до предела. Мы не знали, куда себя девать, и в то же время никто не мог усидеть на одном месте более минуты. После ленча Уильям уселся в гостиной с какой-то книгой, но часто отрывался, брел без всякой цели к реке, потом снова возвращался к чтению. Кристофер лежал на диване с романом в руках и курил одну сигарету за другой, бросая их наполовину недокуренными. Дважды он подходил к Эвис, сидевшей с убитым видом в своей комнате, и пытался уговорить ее пойти погулять. Дважды до меня доносился ее еле слышный ответ: - Не стоит, милый, я только испорчу тебе настроение. Филипп и Тони наперекор всему уединились в саду, но Филипп то и дело оставлял ее и возвращался в дом то за сигаретой, то просто поболтать с кем-нибудь. Я сидел на веранде и старался вернуть душевное равновесие, от которого я был далек, как никогда. Финбоу устроился рядом. Просидев молча около получаса, он буркнул мне вполголоса: "Не удивляйся ничему, что бы я ни делал, у меня свой метод", - и отправился в гостиную поговорить с Кристофером и Уильямом. Он вернулся на веранду как раз в тот момент, когда около моего кресла остановился Филипп, явившийся якобы за спичками. - А, это вы, - приветствовал его Финбоу, - посидите с нами немного, а? - Я бы с удовольствием, но... - ответил Филипп неуверенно. Тони лежала на берегу, опустив руку в воду; с напряженным лицом следила она, как Филипп подвинул себе кресло и сел между мной и Финбоу. - Не беспокойтесь, - Финбоу повысил голос, чтобы девушка его слышала, - я скоро верну его вам. Он нарочно хочет побыть немного с нами, чтобы потом в полной мере оценить ваше общество. Я видел, как губы Тони дрогнули в улыбке, она повернулась лицом к реке и больше ни разу не взглянула в нашу сторону. - Ваша Тони - очаровательная девушка, - доверительно сказал Филиппу мой друг. - Да, да, - радостно отозвался Филипп. - Я впервые встречаю такую. У нее неистощимый запас жизнерадостности. Мне кажется, за эту живость я и полюбил ее с первого взгляда. Я усмехнулся про себя, представив, как Филипп, этот безнадежный ленивец Филипп, воспылал страстью к девушке из-за одной ее "живости". В то же время, говорил я себе, может быть, именно отсутствие действенного начала в нем самом и заставило его так высоко оценить это качество в Тони. - Если бы вы прошли мимо такой девушки, вы бы не заслуживали поцелуя ни одной женщины в мире, - улыбнулся Финбоу. - Нет, кроме шуток, когда вы влюбились в Тони? Вскоре после первого знакомства? - При первой же встрече. Это произошло в Париже, - зардевшись, начал Филипп. - Я пробовал себя на литературной ниве, но у меня ничего не получалось. И вот однажды я отправился на вечеринку к друзьям в студию на улице Вожирар... вы знаете, где это? У Финбоу дрогнули губы. - Знаю, - ответил он грустно. - У каждого в молодости был свой Париж. - Там я встретил Тони первый раз. И я сразу понял, что ко мне наконец пришла любовь. - Наконец? - удивился Финбоу. - Да, мне стукнуло двадцать пять, но я никого еще по-настоящему не любил, - пояснил Филипп. - Я даже решил, что так и не испытаю этого чувства до конца своих дней. - Да-а, в таком почтенном возрасте волей-неволей начинаешь терять надежду, - поддакнул Финбоу. Филипп взглянул на него подозрительно, но продолжал: - Она была в черном. Я не в силах был отвести от нее глаз. По- видимому, она тоже заинтересовалась мною. Не прошло и двух часов, как мы стояли у ограды Люксембургского сада и без конца твердили, что жить друг без друга не можем! - Итак, все произошло, - заметил Финбоу, - стремительно. - После этого мы уже были неразлучны и провели в Париже не то восемь, не то девять недель. Какие это были счастливые дни! Где мы только не побывали! - воскликнул Филипп. - Вы пробовали писать в это время? - спросил Финбоу. - Куда там, - отмахнулся Филипп, - когда Тони была рядом, я не мог собраться с мыслями. Да и потом, из меня все равно ничего не выйдет. Я уже оставил всякие попытки. Минуту назад он горел восторгом, радуясь, что получил возможность поговорить о Тони, но вот к нему снова вернулось его обычное пренебрежительное безразличие ко всему на свете, и он буквально у нас на глазах превратился в прежнего Филиппа - легкомысленного лентяя. - Та-ак, - протянул Финбоу. Филипп рассмеялся. - Впрочем, какое все это имеет значение? Я провел два пленительных месяца в Париже и привез Тони обратно в Англию, чтобы вместе совершить эту прогулку. - А кроме того, - заметил с улыбкой Финбоу, - вы, наверное, хотели похвастаться перед своими друзьями. Прелесть любви к красивой женщине в том и заключается, что это всегда вызывает зависть ближних. - А вы, оказывается, циник, - заметил со своей обаятельной улыбкой Филипп. - Но вы правы: я и в самом деле хотел ее показать друзьям. Мы ведь знаем друг друга не первый год. Разумеется, я хотел познакомить Тони со всеми. Я написал Роджеру, можно ли мне приехать со своей невестой, он ответил, что примет ее с распростертыми объятиями. - И вы наслаждались бы счастьем три недели... - заметил Финбоу. - Если бы не эта трагедия, - подхватил Филипп. - А теперь мы вынуждены сидеть в этой дыре, пока все не прояснится. Если бы этого не случилось... Все так хорошо складывалось! В самом начале путешествия мне казалось, что Тони не получит никакого удовольствия от этой прогулки, но... Я заметил, как почти неуловимо напряглось лицо Финбоу. И хотя я не понимал, к чему он клонит, я восхищался его умением вести этот кажущийся на первый взгляд легким и светским разговор. - А почему вам так казалось? - спросил он Филиппа. - Ведь она понравилась вашим друзьям? - Да, - ответил Филипп после некоторого раздумья, - но я чувствовал, что ей как-то неуютно. Не следовало бы говорить об этом сейчас, но я считаю, что Роджер вел себя довольно бестактно. Иногда на него находила эдакая удаль, вы знаете... И свежего человека его развязность не могла не покоробить. - Представляю, - поддержал я. - Да, - продолжал Филипп. - Тони впервые видела его, и ее шокировали шуточки, которые он отпускал по нашему адресу. Всякие скабрезности, вы, наверное, догадываетесь, что это было такое. - Еще бы, - откликнулся Финбоу. - Я никогда не находил такие шутки забавными. - Тони вначале было не по себе. Но скоро она привыкла, и тогда нам всем стало очень весело, - сказал Филипп. - Бедняга Роджер! Как бы я хотел, чтобы он был сейчас с нами! - Тут он заметил, что Тони знаками зовет его, и скороговоркой добавил: - Ну, я пошел. Он сбежал с веранды и с разбегу бросился на траву рядом с Тони. Финбоу пропел ему вслед свое глубокомысленное "та-ак" и обратился ко мне с монологом: - Стремление людей делиться своими любовными переживаниями имеет только одно оправдание - оно помогает выуживать сведения, которые иным путем добыть невозможно. Польсти человеку, похвали его возлюбленную или возлюбленного - и можешь считать, что все нужные сведения уже у тебя в кармане. Особенно если ты обладаешь искусством вставлять не относящиеся к делу вопросы - искусством, которое, к сожалению, еще не получило должной оценки. Мне было невдомек, какие полезные сведения Финбоу удалось извлечь из разговора с Филиппом, но, судя по поведению друга, он их получил. Я терялся в догадках, кого же он все-таки подозревает? Тони? А если ее, то почему? Финбоу ничего не добавил к сказанному и только минут через пять объявил: - Пойду посижу немного с Филиппом и Тони. - А ты не находишь, что это не совсем удобно? - спросил я. Только слепой мог не заметить, что молодые люди хотят остаться наедине. - Конечно, неудобно, - улыбнулся он и, поднявшись, неторопливо зашагал по травяному ковру, отделявшему веранду от берега реки. Он растянулся рядом с Филиппом и Тони, и вскоре до меня донесся их дружный смех. Мое внимание, однако, переключилось на Эвис, которую удалось наконец вытянуть из комнаты на воздух, и теперь она прогуливалась с Кристофером по берегу. Я с тревогой увидел, что она очень бледна, подавлена и двигается как-то вяло и неуверенно. Я заметил, что Кристофер с нескрываемым беспокойством следит за каждым ее шагом. До меня донесся взрыв смеха Филиппа и Тони, вызванный, по-видимому, очередной остротой Финбоу. Наконец Финбоу встал и присоединился к Кристоферу и Эвис, которые стояли молча, уставившись на воду. До меня долетели его слова: - Я только что соблазнял Филиппа и Тони провести медовый месяц на Балеарских островах. - Ну-у? - безучастно протянул Кристофер. - А какие у вас планы на этот счет? - спросил Финбоу... несколько бестактно, с моей точки зрения. - Мы не можем строить никаких планов, - Эвис взглянула на него, - пока... - И голос ее дрогнул. - Дорогая моя, - сказал Финбоу, - пусть эта история не отравляет вам жизнь. Она сама по себе уже достаточно неприятна, ни к чему усугублять ее лишними переживаниями. Понемногу у них завязалась беседа, но говорили они так тихо, что я не мог уловить ни слова. По-видимому, Финбоу удалось вернуть Эвис некоторое равновесие, потому что они пришли к чаю оживленные. - Мы с Филиппом не уступим вам нашего милого Финбоу, - встретила их Тони. - Что греха таить, Финбоу - непременная часть меблировки всякой молодой четы, - мягко констатировал Финбоу. - Когда я стану главой семьи, - улыбнулся в ответ Филипп, - я вас на порог не пущу. - Ничего, я буду утешаться чаем, - парировал Финбоу. Он извлек миниатюрный чайничек и принялся совершать свой обычный обряд приготовления чая. - Лучший в мире чай, - заявил он, сделав глоток. Вдруг дверь с шумом распахнулась, и в комнату влетела миссис Тафтс. Она швырнула газету почему-то именно передо мной и, презрительно фыркнув, сказала: - Полюбуйтесь, вам это будет интересно! - и, хлопнув дверью, удалилась. Я развернул газету: Таинственная смерть. Врач-онколог найден убитым на яхте. Трагедия в Броудской заводи. Сегодня в 9.30 утра на собственной яхте "Сирена" был найден убитым один из лучших специалистов по раковым заболеваниям доктор Роджер Миллз, племянник небезызвестного сэра Артура Миллза. Причиной смерти, как полагают, является пулевое ранение в грудь. По полученным сведениям, в числе пассажиров яхты были мисс Эвис Лоринг, которая произвела на всех неизгладимое впечатление своим эффектным костюмом на прошлогоднем маскараде в Челси, мистер Филипп Уэйд, сын судостроительного магната из Ньюкасла, и мистер Иен Кейпл, клубный завсегдатай. Следствие по делу ведет сержант уголовной полиции Нориджа А. Беррелл. Из достоверных источников стало известно, что результатов расследования, проливающих свет на загадочное происшествие, можно ожидать в самое ближайшее время. Ни слова не говоря, я пустил газету по кругу. Прочитав сообщение, все замерли в напряженном молчании, не зная, дать ли волю страху и высказать то, что накопилось в душе, или превратить все в шутку и посмеяться. Тон задал Филипп. - Вот как надо писать! - воскликнул он. - Если я когда-нибудь брошу рифмоплетство и займусь прозой, я возьму эту заметку за образец. - А я-то думала, что тебе и учиться больше нечему, - тихо обронила Тони. Филипп сделал вид, что хочет бросить в нее нож. - Меня особенно умиляет это "небезызвестный", - заметил Финбоу с задумчивым видом, - Интересно, как меняется язык: слово "известно" в дни моей юности значило только "известно" и ничего больше, теперь же оно почему-то означает "из достоверных источников стало известно". - Или взять хотя бы характеристику Иена - "клубный завсегдатай", видите ли. Как это прикажете понимать? - подхватил Кристофер. - То ли он популярная фигура в каком-то определенном клубе, то ли в нескольких, то ли он слывет охотником до клубов вообще или имеется в виду еще что-то... - А я все-таки, - продолжал Финбоу, - хотел бы знать, что же было на Эвис во время бала-маскарада в Челси, что произвело такое неизгладимое впечатление на публику? - Насколько я понимаю, - сощурив свои необыкновенные глаза, пустила шпильку Тони, - неизгладимым в памяти публики скорее останется то, чего на ней не было. - Ехидна, - бросила, слегка вспыхнув, Эвис. - О каких это результатах расследования здесь идет речь? - оборвав шутки, встревожено спросил Уильям. - Что они там еще откопали? Весь день после ленча он был очень молчалив, по-видимому, все еще не преодолев своего недоверия к Финбоу; во всяком случае, мне так показалось, когда я наблюдал за ним. - Не думаю, чтобы это было что-нибудь серьезное, - ответил Финбоу. - Просто этот Беррелл проявляет служебное рвение. У меня такое чувство, что он нацелился на Иена, но пока еще у него нет достаточно улик, чтобы предъявить обвинение нашему "клубному завсегдатаю". - Но Иен никак не мог совершить это преступление, - высокомерно возразил Уильям. - Он находился в центральной каюте, когда произошло убийство... - Вы, кажется, намерены говорить об убийстве? - осторожно прервал его Фйнбоу. - А ведь это запретная тема. Уильям своенравно сжал губы и схватил книгу, которую читал до чая. Я взглянул на обложку и прочел: "Мир вокруг нас". После чая мы вынесли шезлонги на веранду и уселись там, покуривая и провожая взглядом неторопливо проплывающие по реке яхты. Ветер утих. Стоял теплый вечер, который воскресил в моей памяти южные вечера под небом Италии, где мы три года назад так славно провели время. Особенно запечатлелся один вечер, когда мы всей компанией, точно так же как сейчас, сидели на веранде, только тогда перед нами открывался вид на лазурное Ионическое море... и тогда с нами был Роджер, веселый, шумливый Роджер. Кристофер тоже, видимо, вспомнил об этом. - А помните, - начал он, - как мы коротали вечера в Сан-Пеллегрино? Тогда казалось, что в мире царит полная гармония. - Как не помнить, - оживленно откликнулся Филипп. - Мы еще играли: кто больше насчитает огоньков на побережье Сицилии. Это было самое чудесное время в моей жизни. - И добавил с улыбкой: - Только Тони мне тогда не хватало! - Я- в то время никого из вас не знала, - сказала задумчиво Тони и еще раз повторила: - Ни единого человека. Я, как примерная ученица, брала уроки музыки в Ницце. - Роджер раз или два тоже отдыхал в Ницце. Вам не приходилось там с ним встречаться? - спросила Эвис. - Вот еще глупости! - грубо оборвала ее Тони. - Не могла же я знать всех и каждого в Ницце! Филипп переменил тему. - А где обитал наш Финбоу три года назад? Финбоу улыбнулся и ответил: - Мирно попивал чай у себя в Гонконге. Разговор не клеился, он то и дело прерывался гнетущими паузами. Так мы просидели, пока алый шар солнца не скрылся за камышом. Эвис пожаловалась, что ей стало холодно, и мы перекочевали в неосвещенную гостиную. В окно виднелось небо, отливающее чуть ли не всеми цветами радуги - от желтого до ярко-синего, В полумраке глаза Тони, отражая переливы красок вечернего неба, светились как у кошки. Все примолкли: в самом воздухе темной комнаты, подсвеченной лишь бликами заката, казалось, витал дух уныния, предательства и тлена. С облегчением услышал я шаги миссис Тафтс. Она возникла на пороге расплывчатым белесым пятном" - Обед запаздывает, - с вызовом объявила она. - О, это не имеет никакого значения, - тотчас откликнулся Кристофер. - Нет, имеет, - заявила миссис Тафтс. - Очень мне нужно быть на ногах всю ночь. - Ни в коем случае, - с сочувствием согласился Финбоу. - Что-то случилось со светом, - объяснила она. - Может, вам помочь? - Я кое-что смыслю в этих вещах, - вызвался Уильям. - Не нуждаюсь, - отрезала миссис Тафтс и вышла. Вслед ей раздался жиденький смешок: перспектива провести весь вечер в темноте отнюдь не способствовала поднятию нашего настроения. Мы сидели погруженные в мрачные раздумья. Небо совсем потемнело, и комната наполнилась какими-то смутно очерченными, неузнаваемыми предметами. Вдруг в темноте послышался голос Кристофера? - В это самое время вчера вечером мы сидели в каюте... Роджер говорил и говорил без умолку. - А теперь, - еле слышно добавила Эвис, - Роджера нет... Финбоу чиркнул спичкой, чтобы закурить сигарету, и язычок пламени на миг осветил лица сидевших с ним рядом людей. Передо мной мелькнуло лицо Кристофера - бронзовое и суровое, но я тут же забыл о нем, потрясенный выражением лица Уильяма. Он сидел, опершись локтем на подлокотник кресла к опустив подбородок на руку. Когда трепетный огонек выхватил из тьмы его лицо, я увидел, что он улыбается: тонкая верхняя губа вытянулась в ниточку, обнажив крепкие белоснежные зубы. Откровенное торжество и жестокость были в этой улыбке! Она мелькнула и погасла, как вспышка. И лицо Уильяма снова стало прежним: серьезным, непроницаемым, волевым. Финбоу не спеша раскурил сигарету и погасил спичку. Глава седьмая ПОЧЕМУ ПЯТЕРО МИЛЕЙШИХ ЛЮДЕЙ НЕНАВИДЕЛИ РОДЖЕРА? Когда мы разместились за небольшим столом и приступили к обеду, я все пытался заставить себя поверить в то, что увиденное мною было наяву, а вовсе не плод моего воображения. Напротив меня сидел Уильям и спокойно отвечал на какое-то замечание Филиппа. Белое пламя пущенной на полный фитиль керосиновой лампы в центре стола освещало волевое, умное лицо, и я старался уверить себя, что Уильям всегда выглядел так и только так... что я никогда не видел того лица, искаженного злорадной ухмылкой... что все это было лишь причудливой игрой света в темноте. Долгое пребывание в темной комнате наложило свой отпечаток на настроение всей компании. Никто, кроме меня, не видел ухмылки Уильяма - если это и в самом деле не было всего лишь игрой воображения, - зато все слышали слова Эвис: "А теперь Роджера нет..." - и эти несколько слов как бы сняли запрет с темы, которую мы уговорились не затрагивать. Когда мы приступили к ростбифу (надо сказать, что кухня миссис Тафтс не отличалась ни искусством, ни разнообразием, и обед был точной копией ленча, с той лишь разницей, что вечером подавался еще и порошковый суп), Кристофер сказал: - В этом убийстве есть одна загадочная деталь, которая заинтриговала меня больше всего. - Какая деталь?- живо откликнулся Уильям. За столом все примолкли и волей-неволей стали слушать, хотя предпочли бы вообще не притрагиваться к этой теме. Наше состояние напоминало человека, которого все время так и тянет коснуться языком больного зуба. - Исчезновение судового журнала, - ответил Кристофер. - Мне кажется, что он пропал не без причины, но вот что это за причина - вопрос. - А что там было? - как бы между прочим спросил Финбоу. - Да просто описание всего, что произошло за день, - ответил Кристофер, - с разбросанными тут и там топорными шуточками: Роджер почему-то мнил себя остряком. - Лицо Кристофера посерьезнело. - Бедняга! - Должно быть, Роджер написал нечто такое, что убийца хотел скрыть, что-то явно компрометирующее его, - заключил Уильям. - Но эта версия не объясняет исчезновение вымпела, - возразила Тони. - Почему же тогда пропал и вымпел? - Я не вижу логической связи, - согласился Уильям. - А разве не могло быть, - предположил Кристофер, - что убийца бросил вымпел за борт именно потому, что для этого не было никакой видимой причины. Допустим, что у него была достаточно серьезная причина отделаться от судового журнала и он швырнул его за борт... а потом выбросил и вымпел с тайной надеждой запутать следствие: пусть, мол, думают, что между двумя исчезнувшими предметами существует какая- то связь. Мне кажется, что это вполне возможный вариант. - Хитроумно придумано, - заметил Уильям. Во время этого обмена мнениями меня не покидала горькая ирония: один из нас наверняка знал, почему исчезли судовой журнал и вымпел! Для одного из сидящих за столом это загадочное происшествие не представляло никакой тайны! А между тем сама комната и все окружающие нас предметы имели такой обыденный, домашний вид, как будто мы просто зашли сюда компанией скоротать уик-энд. Я окинул всех беглым взглядом, Уильям, например, как бы выражая свое полное согласие с Кристофером, залпом осушил стакан пива; Кристофер разделывался с последним куском ростбифа; Эвис, отодвинув от себя тарелку, крошила в своих тонких пальцах кусочек хлеба; Филипп был занят тем, что смешивал пиво с сидром, намереваясь угостить этой мешаниной Тони, а та с интересом наблюдала за его манипуляциями. Мы встретились глазами с Финбоу, и я с любопытством подумал, что полезного для себя извлек он из только что закончившегося разговора. За нашими спинами живым укором маячила фигура миссис Тафтс, нетерпеливо ожидающая удобного момента, чтобы поскорее унести со стола оставшееся мясо. Мы переменили тему, и теперь разговор шел о прочитанных книгах. Миссис Тафтс принялась убирать со стола сыр. Вдруг. Эвис, передернув плечами, сказала: - Меня что-то знобит. - Что с тобой? - обеспокоено спросил Кристофер. - Тебе нездоровится? - Нет, я здорова, - ответила Эвис, - просто продрогла. Миссис Тафтс, нельзя ли затопить камин у нас в спальне? - Затопить камин? - возмущенно воскликнула миссис Тафтс. - Это в такую-то пору?! Бледное, расстроенное лицо Эвис приняло не свойственное ей упрямое выражение. - Я прошу затопить камин, миссис Тафтс, - произнесла она непреклонным тоном. Миссис Тафтс шагнула к столу. - Обойдетесь и без камина, - отрезала она. Тогда поднялся Кристофер. - Миссис Тафтс, - приказал он, - вы сию же минуту пойдете и растопите камин в комнате мисс Лоринг. - И не подумаю, - ответила миссис Тафтс. - Не хватало еще, чтобы молодые, здоровые девицы жгли камин, когда теплынь на дворе. Обойдетесь как-нибудь. Да и вообще, в доме нет угля. - А нельзя ли достать хоть немного угля в деревне? - Кристофер нахмурился. - Нельзя, - ответила миссис Тафтс. - Я уже ходила туда сегодня, да все понапрасну. - И она с воинственным видом продефилировала к двери. - Вот видишь, дорогая, - обратился Кристофер к Эвис. - Мы, кажется, бессильны что-либо сделать, - Не может быть, чтобы во всем графстве Норфолк не нашлось горстки угля, - возразила Эвис, и уголки ее губ капризно изогнулись. - Да, но его проищешь всю ночь, - ответил Кристофер. - Сейчас не настолько холодно, дорогая. Выпей чего-нибудь - сразу согреешься. - Я хочу, чтоб затопили камин, - твердила Эвис, - неужели тебе трудно сделать это для меня? - Да ты что, хочешь послать человека в Норидж только потому, что тебя немного знобит?! Ведь здесь даже машины нет! Что же, он должен идти в такую даль на своих двоих, что ли? - вмешалась Тони. На протяжении всего дня чувствовалось, что отношения Тони и Эвис сложились не лучшим образом, а перепалка, невольным свидетелем которой я стал, не оставляла сомнений на этот счет. - Я разговаривала с Кристофером, - заявила Эвис. Ее бескровные щеки порозовели от гнева. - И остальных это не касается. Кристофер, я не так уж часто тебя о чем-нибудь прошу. - Теперь в ее тоне появились просительные нотки. Кристофер недоуменно пожал плечами. - Я готов ради тебя на все, дорогая. Но сейчас ты ведешь себя неблагоразумно, пойми. Эвис натянуто улыбнулась. - Наверное, ты прав. Это все нервы, - пробормотала она. - Пойду и постараюсь согреться. Спокойной ночи, друзья. Она поднялась из-за стола и медленной, изящной поступью вышла из комнаты, остальные проводили ее взглядом. - Она, очевидно, просто переутомилась, - как бы извиняясь, произнес Кристофер. - Да это и понятно после такого дня. - Этот день был одинаково скверным для всех, - за--метила Тони. - Но представьте себе, что было бы, если бы мы все стали капризничать, словно избалованные прима-балерины?! - Это мне напоминает анекдот, - вступил в разговор Финбоу. - Один старшина отчитывает новобранцев, которых поймал с нечищеными пуговицами: "Что было бы, если бы все солдаты английской армии явились на парад с такими же грязными пуговицами?" На этот вопрос существует единственный ответ, но, насколько я знаю, никто еще не рискнул так ответить. Он напрашивается сам собой: "Тогда бы вся английская армия вышла на парад с грязными пуговицами". Тони рассмеялась, а Финбоу продолжал: - Пускать в ход такой аргумент - недостойный прием в споре, Тони. Эпизод с Эвис был забыт за приготовлениями к бриджу, но у меня все же остался неприятный осадок. Мне нередко приходилось видеть ее грустной или погруженной в черную меланхолию, но никогда прежде она так явно не проявляла своего плохого настроения. Мои мрачные предчувствия усиливались. В подавленном настроении сел я за ломберный столик в гостиной в паре с Финбоу, машинально сдавал карты и машинально играл. К моему великому облегчению, ход выиграл Финбоу и этим хоть на время избавил меня от необходимости делать вид, что мои мысли сосредоточены на игре. На диванчике за спиной Финбоу, почти касаясь лицом друг друга, о чем- то шептались Филипп и Тони. Снова обратившись к бриджу, я увидел, как Финбоу с блеском проводит рискованную комбинацию "четыре пики". Я был плохим партнером, но игра все же рассеяла мои страхи. Я играю в бридж почти всю свою сознательную жизнь и без хвастовства могу сказать, что благодаря своей незаурядной памяти считаюсь игроком выше среднего уровня. Но я явно не мог состязаться со своими партнерами в тот вечер. Финбоу слыл, как говорили в Гонконге, "карточным асом к востоку от Сингапура". С его живым умом и богатой практикой, приобретенной во время скучных, долгих вечеров вдали от родины, иного быть и не могло. Уильям и Кристофер тоже были первоклассными игроками, я бы даже затруднился сказать, кто из них троих играет лучше. Но у каждого был свой стиль игры, который сильно отличался от стиля двух других. Уильям сидел, потирая подбородок, нарушая молчание только тогда, когда того требовала игра, он с математической точностью определял все шансы и ни на йоту не отступал от того, что подсказывал ему разум. Игра Финбоу была смешением классического бриджа с рискованным покером. Однажды после очередного головокружительного блефа он сказал: "Бридж - это жалкая замена доброй беседы. Однако у меня в жизни еще не было беседы, оставляющей такое же чувство удовлетворения, какое испытываешь после удачно проведенного блефа", Кристофер улыбнулся: - Судя по тем немногим беседам, свидетелем которых я был, я бы не сказал, что вы испытываете от них меньше удовольствия. У Кристофера, как я заметил, тоже было чутье игрока, которого я лично лишен начисто. Пока шла игра, я забыл о своих тревогах. Даже ни разу не вспомнил о нашем напряженном ожидании в темноте. К слову сказать, несмотря на то, что все три моих партнера были в этот вечер в ударе, я выиграл фунт стерлингов - мне шла хорошая карта. Около половины двенадцатого закончился третий роббер, и мы разошлись по комнатам. Я уже начал снимать пиджак, как вдруг Финбоу остановил меня. - Постой, - сказал он, - пойдем покатаемся на лодке. Нам надо поговорить. В другое время я бы стал возражать - у людей определенного возраста привычки, как известно, становятся второй натурой, а я даже в молодости не питал пристрастия к полуночным прогулкам на лодке, - но при последних словах Финбоу все мои смутные догадки и опасения ожили снова. Возраст не властен над такими чувствами, как волнение и тревога, и я довольно искренне ответил: - С удовольствием! - Только нам нужно подождать полчасика, - тихо сказал Финбоу, закуривая сигарету, - пока наши молодые люди не заснут. А ты пока почитай что-нибудь - не стоит начинать разговор в этих стенах. Я пытался читать "Дизраэли" Моруа - я сунул эту книгу в чемодан, собираясь в дорогу, - но пламя свечи дрожало и мигало, буквы сливались в сплошное желтое пятно... а драматические события, развертывающиеся в романе, казались далекими и малозначительными по сравнению с событиями, в водоворот которых попал я. Волей-неволей мой взгляд устремился к Финбоу, в его профиле было все-таки что-то лошадиное, впрочем, это не лишало его своеобразного благородства. Он сидел у туалетного столика и что-то строчил на листке бумаги. Я пытался снова читать, но мне это удалось еще меньше, чем прежде. Наконец Финбоу бесшумно поднялся и шепотом произнес: - Выйдем через веранду. В одних носках мы прокрались к двери, стараясь производить как можно меньше шума, открыли ее и вышли на веранду. - Жди меня где-нибудь здесь, - сказал Финбоу. - Я схожу за лодкой. Его длинная тень исчезла за кустарником в правой половине сада. Луна заливала светом все вокруг, и мне пришлось укрыться в плотной тени дома. Подождав с минуту, я двинулся не спеша на берег реки, к тому месту, где меня мог подобрать Финбоу. Вдруг я услышал какой-то шорох и, холодея от страха, увидел, что в кустах маячит чья-то темная фигура. Трудно сохранять хладнокровие, если живешь под одним кровом с убийцей. Одного вида этой темной фигуры в освещенном лунным светом саду было достаточно, чтобы привести меня в трепет, я почувствовал, что сердце готово выскочить из груди. Но я стиснул зубы и не произнес ни звука, боясь сорвать затею Финбоу. Я заставил себя идти, не прибавляя шага, к берегу реки, но сам все время чувствовал, что за мной по пятам движется позади кустов чья-то тень. Дойдя до берега, я обернулся и стал ждать неизвестного - будь что будет! Я был напуган: утром этого дня я уже видел человека с пулей в сердце. Темная тень отделилась от кустов и направилась ко мне. Я приготовился к обороне. Но тут лунный свет упал на моего преследователя, и я чуть не расхохотался. Это был Алоиз Беррелл. Подойдя ко мне вплотную, он спросил: - Куда это вы собрались, мистер Кейпл? - Покататься на лодке. - Вот как? - удивился он, глядя на меня с вызовом. - С мистером Финбоу, - невинно добавил я. Лицо Беррелла вытянулось. - О, тогда другое дело, - нехотя согласился он. Тут я услышал тихий всплеск, и вскоре Финбоу пристал к берегу. - Добрый вечер, сержант Беррелл, - приветливо сказал он. - Добрый вечер, сэр. - Прошу тебя, убеди сержанта Беррелла, что я не собираюсь никуда бежать, - попросил я Финбоу. - Мы просто решили покататься на лодке, - объяснил Финбоу. - Нам, старикам, нужно немного поразмяться перед сном. - Тогда все в порядке, сэр, - ответил Беррелл. - Дело в том, что я, как вы знаете, должен следить за этим домом в оба, как бы там, чего доброго, не произошло еще одно убийство. - Еще одно убийство?-озадаченно спросил Финбоу. - На этом дело не кончится, уж я-то знаю, - отвечал Беррелл, входя в раж. - Перестрелять всю компанию одного за другим - вот что нужно злоумышленнику. - О, вы не должны этого допустить ни в коем случае, - со всей серьезностью заявил Финбоу. - Очевидно, вам придется задержаться здесь в связи с этим. - Именно так, - подтвердил Беррелл. - Мне необходимо найти пистолет, и, кроме того, я обязан быть на посту на тот случай, если будет сделана новая попытка Совершить покушение. - Желаю удачи, сержант, - пробормотал Финбоу, усаживаясь в лодку. Он греб молча, пока мы не потеряли сержанта из виду, а когда мы свернули к Кендал-Дайк, тихо рассмеялся. - Этот тип, - сказал он сквозь смех, - скоро сведет меня в могилу. - Боюсь, что он скорее сведет в могилу меня, - ответил я тоскливо. - Да-а, Иен, это просто великолепно! Ты в роли охотника за черепами! - хохотал Финбоу, не переставая грести. - Беррелл, наверное, начитался мистера Ван Дайна и находится под впечатлением его идей. - Зачем ты вытащил меня из дому? - набросился я на него. - Мы с таким же успехом могли поговорить и в нашей комнате. - Нет, - невозмутимо ответил Финбоу, - там очень тонкие стены, а проверить, слышно ли что-нибудь сквозь них в соседних комнатах, у меня еще не было возможности. Поэтому я и решил во избежание риска поговорить вне дома. Мощными рывками весел он резал воды Дайка; слева на берегу тянулись бескрайние мертвенно-серые в лунном свете поля, тут и там мелькали в окнах огоньки. В другое время я был бы рад отдохнуть душой и насладиться общением с природой, но в тот момент этот ничем не нарушаемый покой равнины вызывал раздражение и еще больше нагнетал нервное напряжение. Я ждал новых откровений Финбоу и вопросительно взглянул на него. Он улыбнулся понимающе и продолжал грести с прежней энергией против течения. Сдерживая нетерпение, я закурил сигарету. Наконец мы доплыли до изборожденного сетью рукавов и заросшего тростником устья Хайгем- Саунда; вдаль уходила серебристая лунная дорожка, на которой тут и там темнели пятнами покачивающиеся на водной глади островки кувшинок. Где- то прокричала ночная птица. - Итак, - сказал Финбоу, опуская весла, - в этом твоем убийстве есть кое-какие странные обстоятельства. - Что тебе удалось выяснить? - спросил я. - Боюсь, что не много, - глубокомысленно произнес он. - Я лишь добавил один или два вопроса к тем, что записал днем. Во-первых, почему Тони находится в таком же смятении чувств, что и Эвис? - Ничего подобного, - возразил я. - В том-то и дело, что да. Только она лучше умеет владеть собой. Присмотрись к ней, Иен. Когда за ленчем Уильям сказал что-то об убийстве, она чуть не вскрикнула. А потом, когда Эвис заметила, что Роджер не раз бывал в Ницце, она вообще вышла из себя. Ты сам слышал, как Филипп рассказывал мне, что она была в подавленном настроении в свой первый вечер пребывания на яхте. Почему, спрашивается? И что произошло в Ницце? Конечно, это может и не иметь никакого отношения к Роджеру. Может быть, у нее с Ниццей вообще связаны неприятные воспоминания... скажем, бросил любимый человек или оказалась на мели и не было денег даже на губную помаду. Я готов биться об заклад, что мисс Тони не рассказала о себе и десятой доли того, что могла бы рассказать. - И ты полагаешь, что Филипп знает что-то, чего не знаем мы? - спросил я. - Боюсь, что он знает и того меньше, - улыбнулся Финбоу. - Еще сегодня утром я высказал предположение, что Филипп не причастен к убийству Роджера. Теперь я могу сказать это с полной уверенностью. - Но почему? - меня начинал раздражать его безапелляционный тон. Не скрою, я восхищался Финбоу, но, в конце концов, я тоже не слепой и вижу все не хуже его, а своих молодых друзей знаю даже лучше, чем он. - Это все твои психологические выверты: "поскольку двухгодовалым ребенком он любил свою двоюродную тетушку, став двадцатилетним мужчиной, он не мог сделаться убийцей Роджера". - Нет, - ответил миролюбиво Финбоу. - Я говорю это, опираясь на вполне убедительные реальные данные... постольку, поскольку волосы человека вообще могут служить убедительным доказательством его виновности или невиновности. - Ты что, обнаружил на теле Роджера чьи-то волосы? - спросил я, содрогнувшись. - Да нет, что ты, - ответил Финбоу. - Убийцы, как правило, не рвут на себе волосы, перед тем как пристрелить свою жертву. Ты присмотрись повнимательнее, как Тони треплет шевелюру Филиппа. Я не знал, что и думать, ибо никак не находил связи между этой идиллической картинкой, нарисованной Финбоу, и невиновностью Филиппа. А Финбоу тем временем продолжал: - Любопытно, что Тони готова бежать к алтарю хоть сейчас. Ты слышал, как я советовал им поехать на Балеарские острова? Как ты, наверное, догадался, я просто хотел проверить их реакцию. Так вот, Тони хочет сыграть свадьбу как можно скорее. - А Филипп? - спросил я. - Он тоже хочет жениться на этой девушке, если он вообще способен испытывать какие-либо желания. Но Филипп не в счет. Стоит Тони захотеть, и она своего добьется, - сказал Финбоу, пристально глядя на воду. - Послушай, Финбоу, ты что, подозреваешь Тони? - Это не по правилам - задавать вопросы в лоб, - мягко упрекнул он меня. - Я с тобой более откровенен, чем любой другой на моем месте... к тому же я нарочно рассуждаю вслух, чтобы ты мог следить за ходом моих мыслей. Я сам еще не знаю, подозреваю я Тони или нет. Одно я знаю твердо: она смертельно напугана и непременно женит на себе Филиппа, как только ей удастся заманить его в бюро регистрации браков. С другой стороны, Эвис сейчас почему-то не хочет выходить замуж за Кристофера. И это довольно странно, доложу я тебе. - Побойся бога, Финбоу, - возразил я, - ты делаешь массу выводов на основании того, что Тони рвется замуж за Филиппа. Но нелепо делать подобные же выводы в отношении Эвис, потому что та, наоборот, н е хочет замуж. Нельзя все валить в одну кучу. - Можно, - ответил Финбоу. - И я собираюсь доказать тебе это. Дело не столько в желании или нежелании выйти замуж, а в том, что это желание или нежелание так или иначе вызваны смертью Роджера. В камышах по протокам медленно проплыл лебедь. Его появление как бы подчеркнуло зловещий смысл слов Финбоу. По какой-то необъяснимой ассоциации мне вспомнилась жесткая, кривая усмешка, мелькнувшая на миг в свете зажженной спички. - Финбоу, ты ничего не заметил, когда сегодня вечером в темноте закуривал сигарету? Эвис как раз в это время говорила что-то о Роджере, - вырвалось у меня. - А ты думаешь, я случайно закурил именно в эту минуту, не раньше и не позже? - мягко спросил он. - Значит, ты видел, какое выражение лица было у Уильяма? - Да, лицо Уильяма поразило меня... своей необычностью, - ответил он. - Он как будто бы даже злорадствовал, - продолжал я, и перед моими глазами снова отчетливо возникла улыбка Уильяма. - Я думаю, он и в самом деле злорадствовал, - сказал Финбоу. Его голос звучал как-то необычно встревожено. - Но здесь пока ничего не ясно. Всякий раз, когда я думаю об Уильяме, у меня недостает каких-то штрихов для завершения картины. И в то же время такое чувство, будто я однажды уже нащупал нечто вполне конкретное, что так или иначе определяет место Уильяма в этой истории... и упустил. Это не отпечатки пальцев... и не поспешность, е которой он схватился за штурвал... и не его исчезновение в каюте перед большим разговором. Нет, все не то. Не могу ни за что ухватиться, хоть убей. Но как бы там ни было, завтра утром я еду в клинику Гая. Мне показалось, что я догадался зачем, и я спросил: - Выяснить, как может эта история отразиться на будущем Уильяма? - Выяснить, - спокойно продолжал Финбоу, - как доктор Роджер Миллз отзывался о своем молодом, подающем надежды коллеге докторе Уильяме Гарнете. - Никогда в жизни не видел, чтобы улыбка была способна так изменить лицо человека, - заметил я. - Я тоже. - Финбоу опустил руку в воду, и лодку медленно стало сносить по течению. - И будь у меня хоть капля сообразительности, я думаю, мне бы не пришлось завтра ехать в клинику. - Пожалуй, - согласился я. И, вспомнив инцидент за чаем, спросил: - А почему ты его так резко осадил за столом, когда он заговорил об убийстве? - Я всего лишь человек, - признался Финбоу со спокойной улыбкой. - И злился на него за то, что он задал мне головоломку... в то время как я твердо был убежден, что должен знать разгадку. - Ну а теперь ты знаешь эту разгадку? - спросил я, - Пока нет, - ответил он, глядя на меня в упор. - Но я буду знать ее завтра. Он стал грести к дому. Сделав несколько рывков, он опустил весла, и лодку тихо-тихо понесло вниз. Уставившись на дно лодки, он вдруг сказал тоном, от которого у меня мурашки пошли по телу: - У меня возник еще один вопросик, на который мне хотелось бы получить ответ. - Какой еще вопросик? - спросил я почти грубо, нервы были на пределе. - Почему все пятеро молодых людей испытывали такую лютую ненависть к Роджеру? - сказал Финбоу. Глава восьмая НА СТАДИОНЕ Когда я на следующее утро открыл глаза, Финбоу уже не было в комнате. Я ощутил тупую боль в голове, но она отступила на задний план, как только я вспомнил слова, которые Финбоу произнес вчера в лодке. Почему все пятеро молодых людей испытывали такую лютую ненависть к Роджеру? По пути домой я пробовал выудить хоть что-нибудь у самого Финбоу, но он упорно не хотел сказать мне ничего более определенного. Я никак не мог избавиться от свинцовой тяжести в голове, и, пока умывался и брился, мысли мои все кружили вокруг слов Финбоу. Вернее сказать, я не вдумывался в их смысл: просто они неотступно сверлили мой мозг, доводя до исступления. Когда я вошел в столовую, все уже были в сборе и завтракали. Я поздоровался с миссис Тафтс, та буркнула что-то в ответ. Финбоу встретил меня радостно: - А-а, Иен! А я как раз рассказывал нашим друзьям, что ты жаловался на глаза и мы с тобой решили ехать в Лондон проконсультироваться у окулиста. - Да-да, - произнес я, туго соображая, в чем дело. - Очень больно? - сочувственно спросила Эвис. - Да нет, не очень. По сути дела, мне бы давно следовало сходить к врачу, еще до поездки сюда. Когда встанешь не с той ноги, все на свете тебя раздражает, и я недовольно подумал, что не мешало бы Финбоу заранее предупредить меня о том, что мне придется сочинять всякие небылицы. - И к кому же вы намерены обратиться? - с вызовом спросил Уильям. - О, я покажу Иена одному моему другу. Врач, у которого он обычно лечится, пользуется известностью, но, по-моему, он слабо разбирается в своем деле. С таким положением можно мириться разве только в государственных учреждениях, где это не имеет большого значения. Но никак не в медицине. При этих словах Уильям расхохотался. Это меня удивило, так как я лично считал, что это был не самый удачный ход друга. Но тут миссис Тафтс прервала мои размышления: - Поторапливайтесь, а то я из-за вас не могу убрать со стола. После завтрака Финбоу начал подгонять меня, боясь не успеть на поезд, отходящий в 9.48 из Поттер-Хайгема. А я не хотел устраивать гонки: Финбоу был высоким и супохарым, я же не отличался ни тем, ни другим и боялся, что не выдержу соревнования; кроме того, мне не хотелось быть посмешищем для бездельников, катающихся по реке. Но нам все-таки пришлось мчаться до станции почти вприпрыжку. По пути, в поле, мы повстречали Алоиза Беррелла, который одарил Финбоу почтительной улыбкой, а на меня, как и прежде, покосился с подозрением. - Сегодня он будет заниматься всякими следственными формальностями, - заметил Финбоу, когда Беррелл был уже далеко. - Он будет настаивать, чтобы следствие отложили на неделю. - О-о, - только и произнес я. Ходьба в таком темпе не располагала к разговору. - Я перекинулся с ним несколькими словами перед завтраком, - пояснил Финбоу. -Он был у начальника полиции графства, и тот при нем звонил в Скотланд-Ярд, - А чем это грозит нам? - спросил я с беспокойством. - Главным образом тем, что нам сегодня самим придется нанести кое- кому визит в Скотланд-Ярде, вот и все, - ответил Финбоу. Во время этой сумасшедшей гонки по полям я, выбиваясь из последних сил и еле поспевая за Финбоу, не ощущал ничего, кроме физической усталости, но, когда мы сели в поезд и медленно поехали по равнинам в направлении Сталхэма, тревожные мысли стали одолевать меня с новой силой. - Почему ты сказал, что все пятеро ненавидели Роджера? - спросил я с беспокойством. - А разве ты сам думаешь иначе? - в свою очередь спросил Финбоу. - Не знаю. Чувствую только, что у меня голова идет кругом, - вымолвил я беспомощно. - Но не хочешь же ты сказать, что они сговорились убить Роджера... все пятеро? - Дорогой Иен, - рассмеялся Финбоу. - Ты можешь стать достойным партнером Алоиза Беррелла. Какая прекрасная мысль! Совершено убийство. Подозрение падает на пятерых. Кто из них убийца? Ответ: все пятеро. Такое, конечно, тоже бывает, но в данном случае... дело обстояло иначе. - Тогда что же ты имел в виду, - настаивал я, - когда говорил, что все они ненавидели Роджера? - Только то, что я сказал, - ответил Финбоу. - А откуда тебе это известно? - не унимался я. - Простая наблюдательность, - ответил Финбоу. - Неужели ты считаешь, что они ведут себя, как люди, у которых почти на глазах убили близкого друга? У меня мелькнул проблеск надежды. - Ты редко ошибаешься в людях, Финбоу, - я чувствовал не только облегчение, но и гордость за себя, - но на сей раз я могу поручиться, что ты не прав. Я, например, никакой ненависти к Роджеру не испытывал. Напротив, я был очень к нему привязан. - Допустим, - согласился Финбоу. - А вот теперь, когда Роджера нет в живых, я вопреки ожиданиям совсем не похож на человека, убитого горем. На сердце у меня неспокойно, это верно, но меня главным образом волнует судьба Эвис, ее переживания в связи со смертью Роджера. Временами мне бывает даже весело, как будто никакой трагедии не произошло, а ведь с той поры, как умер Роджер, миновали всего-навсего сутки. - Легкость, с которой мы воспринимаем чужие не- счастья, - глубокомысленно изрек Финбоу, - это чудеснейший дар природы. Все, что ты сказал, - истинная правда. Твоя реакция на смерть Роджера - это реакция вполне нормального, здорового человека. Ты с иронией относишься к глуповатому Берреллу и миссис Тафтс, тебя интересуют мои теории, как заинтересовали бы любые другие проблемы, ты заботливо печешься о своем здоровье и боишься простудиться на сырой земле, и, наконец, ты не забываешь о своем желудке. Жизнь идет своим чередом, так, словно Роджер, живой и здоровый., сидит у себя в кабинете на Гарлей-стрит и выуживает деньги из кармана своих богатых пациентов. Меня же интересует другое: что ты чувствуешь в тот момент, когда вспоминаешь о Роджере? Я постарался ответить как можно искренне: - Ну, если я представляю Роджера в его обычном амплуа, например за игрой в бридж - он, как всегда, кричит, размахивает руками, - в такие минуты мне его не хватает и становится как-то грустно, - сказал я. - Главным образом потому, что его нет с нами... нет души общества. - Для людей твоего поколения, Иен, ты умеешь удивительно точно и ясно выражать свои чувства, - заметил Финбоу. - Именно так, мне кажется, все мы, грешные, реагируем на смерть более или менее близкого нам человека. В каждом из нас сидит эгоист. Ты горюешь не о нем, как таковом, а о том, чего ты сам лишился с его смертью: навсегда ушел из компании весельчак и заводила. Вот в чем суть! Но твои молодые друзья восприняли смерть Роджера совсем по-иному. Я попытался воспроизвести в памяти весь вчерашний день и недоуменно спросил: - А что они такое говорили? - Неужели, по-твоему, Тони ведет себя так, как ведут себя при известии о смерти малознакомого человека? Если бы за этим ничего не скрывалось, она была бы просто расстроена... и ничего больше. Девушки ее склада не теряют голову из-за того, что убит человек, с которым они едва знакомы. А ты только присмотрись к ней, как она напугана! Чего она боится? Почему она льнет к Филиппу, точно хочет спрятаться за его спиной? Почему она села за рояль, как только речь зашла об убийстве? Я не знаю причины ее страха, зато знаю, почему она вдруг села и стала играть. Потому что иначе она не могла скрыть мстительного выражения своих глаз, Я живо представил себе разноцветные глаза Тони. Финбоу продолжал: - А Эвис? Она плачет, но не тогда, когда этого можно было бы скорее всего ожидать. Она тоже боится... но ее страх имеет какую-то странную и пока еще не совсем понятную подоплеку. Конечно, можно все объяснить тем, что Эвис питала теплые чувства к человеку, который был в нее влюблен. Девушки обычно относятся холодно к своим вздыхателям, пока те рядом, но мертвых поклонников вспоминают с теплотой. Эвис понимает, что ей сейчас больше пристало выглядеть печальной, она думает, что должна вести себя так, словно Роджер был ей дорог. Поэтому она льет слезы и время от времени скорбно вздыхает. Но все это фальшь, Иен, притворство. - Ты не смеешь так о ней говорить! - возмущенно воскликнул я. - Смею, - печально ответил он. - Помнишь, когда я чиркнул спичкой и мы оба увидели лицо Уильяма? А знаешь, чье лицо хотел я увидеть в первую очередь? У меня кровь застыла в жилах, как будто в вагоне вдруг повеяло ледяным холодом. - Нет, - бросил я. - Лицо Эвис, - ответил Финбоу, - Но ведь она как раз тогда с такой печалью говорила о Роджере, - возразил я. - Да, в темноте, - объяснил Финбоу. - Вот я и хотел посмотреть, как выглядит ее лицо, когда в голосе звучит столько грусти. Она, правда, сидела у меня за спиной, но над камином висело зеркало. - Ну и какое же было у нее лицо? - спросил я. - Такое, будто она раздавила ногой какую-то гадину. Отвращение, испуг... и вместе с тем явное облегчение, - ответил бесстрастным тоном Финбоу. - Не может этого быть, - заявил я. - Эвис прелестная девушка, - констатировал Финбоу без всякой связи с предыдущим, что бывало с ним и прежде, когда он говорил об Эвис. - И к тому же неплохая актриса. Но сейчас ее гнетет постоянный и отнюдь не напускной страх. И я никак не могу понять, что ее страшит. Наш поезд проезжал Норт-Уолшэм, и Финбоу некоторое время смотрел на мелькавшие за окном вагона холмы, покрытые лесом. - А все-таки, - заметил он, - нет ничего милее бескрайних равнинных просторов! Вот здесь, например, на каждом шагу чувствуешь дыхание города. В тех болотистых местах, откуда мы с тобой сейчас едем, я предпочитаю быть в разгар зимы. И все-таки нет ничего прекраснее рисовых полей Китая и степей, уходящих вдаль по обе стороны Сибирской железной дороги. В тот момент меня меньше всего интересовали извращенные эстетические вкусы моего друга, и я сварливо спросил: - Ну а что ты думаешь об остальных... о Кристофере и Филиппе? - Филипп не способен на сильную ненависть, - улыбнулся Финбоу. - Равно как и на пылкую любовь. Боюсь, Тони сама скоро в этом убедится. Этот юноша создан для романтической любви. Его чувство навеяно романтической атмосферой парижской богемы и кончится сразу же, как только он соприкоснется с прозой жизни. Ты, наверное, обратил внимание на наш вчерашний разговор. Он обаятелен, спору нет, и абсолютно безволен. Но если он вообще способен кого-нибудь невзлюбить, то именно таким человеком был Роджер. Помнишь, как он читал вчера газетное сообщение об убийстве? - Да, - ответил я. - Я опасался, что это подействует кое на кого угнетающе, а они обратили все в шутку. - А кто задал этот шутливый тон? - спокойно спросил Финбоу. - Все говорили так, будто речь идет о чем-то забавном и не заслуживающем внимания. Филипп переживает смерть Роджера не больше, чем миссис Тафтс. И он не старался это скрыть, когда рассказывал мне о неприязни, которую испытывала Тони к Роджеру. Он довольно недвусмысленно дал понять, что был бы удивлен, если бы Роджер произвел хорошее впечатление на Тони. Я органически не выношу всякие догадки и домыслы. - Финбоу, все это такие мелочи, - возразил я, - что ты не имеешь права обвинять в убийстве кого бы то ни было на основании подобных улик. Финбоу в ответ улыбнулся. - А ты что же, воображал, что они будут показывать зубы и рычать? Мелочи - это мои отправные точки. Мы имеем дело с живыми людьми, а не с ходульными преступниками, существующими в представлении Алоиза Беррелла. - Ну а Кристофер? Что ты о нем скажешь? - упрямо гнул я свою линию. - У Кристофера есть работа, есть любимая девушка, и поэтому вполне естественно, что он бодр и весел. Будучи человеком хорошо воспитанным, он не выставляет напоказ свою радость. Но ты помнишь, каким тоном он рассказывал о пребывании в Сан-Пеллегрино и о Роджере? - спросил Финбоу. - А потом за обедом, когда он стал высказывать свои догадки по поводу исчезновения судового журнала и говорил о своеобразном юморе Роджера? Все это он говорил тоном, лишенным каких бы то ни было эмоций. Правда, в конце он все же сочувственно добавил: "Бедняга", но я убежден, что это было сказано ради приличия. Помнишь? Я помнил. Действительно, голос Кристофера звучал ровно и сухо- прозаично. - Он, наверное, даже вида делать не будет, что это для него большая утрата, - продолжал Финбоу. - Но мне все-таки кажется, что порой он переигрывает, и это его так называемое безразличие не очень убедительно. А Уильям... даже ты, Иен, не можешь отрицать, что он не питал дружеских чувств к Роджеру. Верно? Я снова увидел перед собой лицо Уильяма при вспышке зажженной спички. - С этим еще я могу согласиться, - сказал я. - Но если ты прав, скажи на милость, за что они ненавидели Роджера? - Да, это невольно наталкивает на вопрос: что представлял собой как человек сам Роджер, - ответил Финбоу. На вокзале в Норидже Финбоу купил "Юдит Пари" и протянул мне. - Это, кажется, самое объемистое чтиво, которое можно здесь достать. Хочу надеяться, что ты теперь не соскучишься. - Это что еще за штучки? - спросил я. - Мне надо обдумать кое-что, - ответил он с улыбкой. - Потом я тебе еще подкину газет. Из них мы узнаем, что там пишут о нашем убийстве. А мне хоть на пару часов надо отвлечься и перестать думать об этом преступлении, хотя бы почитать что-нибудь из китайских поэтов. Если мне не изменяет память, в детективных романах положительные герои всегда поступают именно так. Они, по всей видимости, глупы как пробки. Ведь мысли человека не могут сосредоточиться на одном предмете в течение долгого времени... и, перелистывая томик стихов, я рано или поздно натолкнусь на какое-нибудь слово, которое по ассоциации напомнит мне об Уильяме или Эвис. И я волей-неволей снова начну перебирать в уме все обстоятельства убийства. На отрезке пути между Нориджем и Ливерпул-стрит он только один раз прервал молчание. Когда в пригороде Кембриджа нашему взору предстали стрельчатые башни Королевской часовни, глубокую озабоченность Финбоу как рукой сняло. - Всю жизнь мечтал перевернуть это нелепое сооружение вверх ногами, - весело рассмеявшись, сказал он, Я вопросительно посмотрел на него. Сам я учился в Тринити-Колледж в Оксфорде, но всегда восхищался Королевской часовней, считая, что это единственное, в чем Оксфорд уступает Кембриджу. Финбоу же, насколько я знал, был питомцем Кембриджского университета, и я вправе был рассчитывать, что он посвятит меня в историю часовни, но он пробормотал: "Она бы от этого только выиграла", - и снова погрузился в молчание. Спустя четверть часа после прибытия на Ливерпул-стрит мы уже вышагивали по коридорам клиники Гая, где Финбоу рассчитывал встретить своего приятеля профессора Бутби. Финбоу принадлежал к той любопытной разновидности англичан, которые, не обладая ни положением в обществе, ни капиталом, а зачастую и специальностью, считаются своими людьми в самых разнообразных кругах. Они протирают кресла в Блумсбери, не имея ни малейшей склонности к изящно! словесности, обедают в обществе ученых мужей и парламентариев, хотя ни разу не видели спектроскопа и не баллотировались на выборах, их одинаково хорошо принимают и финансовые тузы и артистическая богема. Сам не принадлежа к этой категории, я подчас втайне завидовал Финбоу, который еще двадцатилетним юношей был вхож в любое общество, и в моей жизни не раз случались моменты, когда я благодарил судьбу за эту его способность заводить такой широкий круг знакомств. Мы нашли Бутби в кабинете, где он восседал за маленьким столиком и бодрым голосом кричал, обращаясь к изможденному человеку, с понурым видом сидевшему напротив: - Вам еще рано думать о смерти. Идите-ка, голубчик, домой и не показывайтесь мне на глаза по крайней мере год. Раньше мне никогда не приходилось бывать в больнице; длинные ряды коек, покрытых серыми казенными одеялами, произвели на меня гнетущее впечатление. К тому же я был немало поражен, что Бутби даже не считал нужным как-то умерить бьющую через край жизнерадостность перед больными людьми. Когда он эдаким бодрым тоном выставлял из клиники изнуренного страданиями человека, переговаривался со своим молодым коллегой и, наконец, шумно приветствовал Финбоу, он скорее походил на неунывающего капитана спортивной команды, который из кожи вон лезет, чтобы вселить боевой дух в своих игроков. Это был живчик, маленький лысый живчик. - Хелло, Финбоу, - громко выкрикнул он, хотя мы остановились в двух шагах от него. - Что с вами стряслось? - Слава богу, ничего, - ответил Финбоу. - Я же знаю, только попадись вам в лапы - живым отсюда не выйдешь. Бутби залился смехом. - Тогда выкладывайте, что вам от меня нужно, - сказал он с добродушной грубоватостью. - Ведь я не чета этим хлюстам из "Татлера". Мне прохлаждаться некогда. - Мистер Кейпл - профессор Бутби, - спокойно представил нас друг другу Финбоу. - Шутки в сторону, Бутби. Мы приехали по поводу убийства Миллза. Птичьи глазки Бутби под мохнатыми бровями мгновенно округлились. - И вы в этом деле замешаны? - изумился он. - Да, - ответил Финбоу. - Кейпл был на яхте, когда это случилось. - Чем могу быть полезен? - спросил Бутби. Профессор производил впечатление человека крикливого, бесцеремонного, но способного оказать действенную помощь. - Я хочу знать, какого вы мнения о Миллзе как о враче, - сказал Финбоу подчеркнуто спокойно. Бутби разразился громким смехом. - О мертвых - или хорошо, или ничего, как говорится. Только не вздумайте передавать мои слова кому-нибудь из Медицинской ассоциации, а т(c) меня, чего доброго, вышвырнут на улицу, - предупредил он. - Возможно, Миллз был славный малый, но врач никудышный. - А как же тогда ему удалось добиться такой популярности? - спросил Финбоу. Бутби снова засмеялся. - Самореклама, везение и известная доля напористости. Кроме того, года два или три назад он в соавторстве с молодым Гарнетом опубликовал один ценный научный труд. У Гарнета, по-видимому, светлая голова - даже Миллз не сумел испортить эту работу окончательно. Финбоу, оживившись, произнес свое обычное "та-ак" и тут же спросил: - Послушайте, а кто может пролить свет на участие Гарнета в этой работе? - Он понизил голос и пояснил: - Не исключено, что он может быть замешан в преступлении. Бутби присвистнул: - Ого! Есть у меня двое молодых коллег, работающих над той же проблемой, что Миллз и Гарнет. Оба довольно способные парни, только один из них очень нервный, боюсь, вы не вытянете из него ни слова. Зато второй - голова, все понимает с полуслова. Его зовут Парфит. Сейчас я пошлю за ним. Парфит оказался худощавым молодым человеком в больших роговых очках. Завидев его, Бутби заорал: - Парфит, мистер Финбоу, мой друг, интересуется, что вы думаете о научном труде Миллза и Гарнета. Парфит усмехнулся и едко сказал: - Миллз выступал как практик, а вся теоретическая часть - это Гарнет. - Насколько я могу судить, вы вкладываете в слово "практик" иронический смысл? - уточнил Финбоу. - Иначе быть не может, - ответил Парфит. Снова стены дрогнули от хохота Бутби. Финбоу вкрадчиво спросил: - А вы знаете Гарнета лично? - Шапочное знакомство, - ответил Парфит. - Я всего раз или два говорил с ним о его работе. - Но ведь вы, кажется, работаете в одной области? - спросил Финбоу. - К кому же теперь перейдет практика Миллза? По-видимому, к вам? - Не сразу. - Парфит протер толстые стекла очков и, взвешивая каждое слово, добавил: - Она могла бы перейти к Гарнету, если бы он отказался от места в Фулертоне, которое только что получил. - Так! - воскликнул Финбоу. - А какие преимущества ему дает то, что он получит практику Миллза? Видно, у Парфита зашевелилось какое-то подозрение, и он в свою очередь задал вопрос: - А Гарнет находился на яхте, когда был убит Миллз? - Да, - ответил Финбоу. - В таком случае мне нечего больше добавить, - заявил неожиданно Парфит. Я заметил, как Финбоу, продолжая сохранять внешнее спокойствие, весь как-то напрягся. - Вы не можете не понимать, что и так уже слишком много сказали, - как бы увещевая, произнес он. - Кроме того, мне ничего не стоит узнать все, что вы не договорили, и без вашей помощи, только я не вижу смысла в том, чтобы из-за вашей неуместной щепетильности делать лишнюю работу. Тут вмешался Бутби: - Перестаньте корчить из себя сентиментального идиота, Парфит. Если бы вы, молокососы, знали жизнь так, как ее знает Финбоу, от вас было бы больше толка. Да он уже вытянул из вас вполне достаточно, чтобы отправить на виселицу Гарнета... и вас с ним за компанию, если впредь не будете осторожнее. Парфит вспыхнул. Финбоу продолжал нажимать: - Так какую же все-таки выгоду будет иметь Гарнет, заполучив практику Миллза на Гарлей-стрит? Парфит угрюмо ответил: - Он сразу стал бы получать пять тысяч в год, а это целое состояние по сравнению с жалкими грошами, которые он зарабатывает теперь. Он жил бы припеваючи до конца своих дней. Правда, это означало бы конец его научной деятельности, впрочем, - съязвил