ину непонятно, как ты сумел заметить меня с высоты славы своей". "Стало быть, ты пришел, Акара-огун",--в третий раз про молвил король, и я снова подтвердил его правоту, сказав так; "Да, великий король, я воистину тот самый человек, чье имя соизволил ты произнести трижды,--Акара-огун, Многоликий Маг, победивший добродейственной магией своей бессчетноеколичество могучих чародеев, развеявший по ветру лиходейскую волшбу несметного множества великих ведьм и отправивший на тот свет многих колдунов, когда они тщились принести меня в жертву идолам своим". Король весело рассмеялся и ласково сказал: "Так садись же по правую руку от .меня, достославный Акара-огун!" Когда я сел рядом с троном, король снова обратился ко мне, говоря: "Акара-огун, друг мой, у меня есть поручение к тебе -- необыкновенно важное и почетное поручение,-- однако, прежде чем открыть, в чем оно заключается, я должен спросить у тебя, пожелаешь ли ты выполнить его для меня". Едва не перебив короля, ибо мне стал ясен мой ответ гораздо раньше, чем он умолк, я все же дослушал его, чтобы не нарушать дворцового этикета, а потом сказал: "Напрасно задал ты мне этот вопрос, повелитель. Вершины деревьев покорно склоняются по ветру; рабы беспрекословно выполняют приказы хозяина; что бы ни поручил ты мне и куда б ни послал, я с радостью выполню твое повеление". Надобно признать, что эта клятва вслепую была очень опрометчивой, ибо я добровольно забрался в королевскую ловушку, и король тотчас же сказал: "Ты, наверно, знаешь, любезный друг мой, что нет иа земле ничего более важного, чем благоденствие народа. И тебе должно быть ведомо, что нет в мире ничего более достойного, чем бескорыстное служение своей стране. Золото, серебро и драгоценные камни--да любое богатство!--ничтожный пустяк по сравнению с уверенностью, что ты принес пользу своему отечеству или народу. Так вот, Акара-огун, я хочу, чтобы тебе удалось ощутить эту уверенность--именно поэтому ты и призван сегодня во дворец". Недолго, но многозначительно помолчав, король так закончил свою речь: "Мой отец неоднократно рассказывал мне перед смертью, что существует на свете город, к которому ведет та же дорога, что и в Лес Тысячи Духов. Это город Горний Лангбодо. Отец говорил, что тамошний король одаривает навестивших его охотников удивительной вещицей. Он не открыл мне название вещицы, но часто повторял, что она помогает королям добиться такого благоденствия и процветания для своей страны, что слава ее становится поистине всемирной. И вот получается, любезный Акара-огун, что именно к тебе, дважды посетившему Лес Тысячи Духов, могу я обратиться с просьбой гнавестить короля Лангбодо и принести мне вещицу, о которой говорил мой отец. Я думаю, что никто лучше тебя не справится .с этим трудным, но чрезвычайно почетным поручением". Должен признаться, друзья, что просьба короля ввергла меня в глубочайшее уныние. Множество рассказов слыхивал я о Горнем Лангбодо, однако ни разу не встречал человека, вернувшегося из путешествия в этот город. Чтобы добраться до него, надобно пересечь из конца в конец Лес Тысячи Духов, и это лишь малая часть пути. Город Ланлбодо недаром называется Горний, и едва ли можно сказать,- что расположен он на земле, ибо жители его слышат, и слышат весьма отчетливо, пение петухов, возвещающих зарю обитателям небес. До безумия не хотелось мне пускаться в столь опасное путешествие, однако клятва есть клятва, и у меня не было путей к отступлению. -- Повелитель,--отвечал я,--ты, несомненно, отец мудрости, и теперь мне понятно, почему древние говорили: "У старого и юного равные головы, но у старого в голове золото, а у юного--олово". Прими мое почтение, достославный король. Я часто похвалялся глубоким знанием жизни, но по глубине мудрости мне не сравниться с тобою, о мудрейший из мудрых! С удивительной дальнозоркостью вырвал ты у меня обещание выполнять твою просьбу, и теперь, хочу я того или нет, мне придется ее выполнить... А впрочем, я выполнил бы ее и без всяких обещаний, ибо с давних пор почитаю священным долгом своим бескорыстно служить родной стране. Однако и у меня есть просьба к тебе, о великий король,--даже не одна просьба, а две. Я хочу, чтобы ты разослал глашатаев по всем деревням и селениям наших земель с призывом к прославленным охотникам явиться во дворец,-- это первая моя просьба. А кроме того, мне хочется, чтобы ты разрешил тем из них, кто пожелает, отправиться вместе со мною, ибо негоже человеку пускаться в столь опасное путешествие одному. Как только ты выполнишь эти скромные пожелания, я немедленно отправлюсь в поход. Мои слова очень обрадовали короля; он тотчас же повелел дворцовым глашатаям обойти самые отдаленные уголки королевства, и дня через три знаменитые охотники явились во дворец. Однако среди них не оказалось моего друга Кэко, а я полагал, что мне без него не обойтись, ибо могучим и надежным спутником был бы он в трудном походе. Тут настало время рассказать вам, друзья, историю Кэко. Он родился от женщичы-эгбере и мужчины-девилда. К несчастью, Кэко появился на свет с человеческой кожей, и ро-дители-гомиды, не пожелав заботиться о таком ребенке, бродили его в яму у дерева эко. Вскоре возле эко остановился на отдых охотник из нашего города; он услышал жалобный плач, заглянул в яму, увидел брошенного младенца, принес его домой и взрастил, как собственного сына. Он же и дал ему имя--Кэко, что значит "найденный возле дерева эко".Будучи детьми, мы часто играли вместе, и с тех пор я знаю Кэко лучше всех знакомых его. В двенадцатилетнем возрасте прирезал он самым обычным ножом громадного леопарда, однако никому не рассказал о своем удивителыном подвиге. Когда туша леопарда истлела, Кэко выломил из его скелета берцовую кость и был прозван за это Кэко-с-костяной-дубиной. Вскоре после смерти моего отца скончался и воспитатель Кэко, а когда я отправился первый раз в Лес Тысячи Духов, Кэко решил поохотиться на диких зверей в Глухоманном лесу. Дремуч и страшен Глухоманный лес, а тамошние звери превосходят свн" репостью даже хищников из Леса Тысячи Духов; однако Глу" хоманные духи далеко не так опасны, как гомиды. Между тем знакомые охотники, собравшиеся к королю, сказали мне, что Кэко еще не возвратился с охоты, и я задумал разыскать его. Покинув город около двух часов пополудни, я не добрался в тот же день до Глухоманного леса и заночевал у придорожных кустов, а на другое утро, часов, наверно, в одиннадцать, мне встретился на опушке Кэко--живой, веселый и по-прежнему дружелюбный. Да, это был, несомненно, он, однако я с трудом узнал его в одежде из пальмовых листьев,-- и, как вскоре выяснилось, мне выпало явиться к празднику, ибо Кэко устраивал в тот вечер свадебное пиршество по поводу женитыбы на Глухоманной духеве. Увидев меня, Кэко проворно спрыгнул с дерева, подбежал ко мне, и мы сердечно обнялись. После первых радостных восклицаний Кэко вкратце поведал мне о своих приключениях и сказал, что слышал удивительные рассказы про мои похождения в Лесу Тысячи Духов; однако я потребовал, чтобы он подробно описал собственные подвиги, молва о которых проникла в самые отдаленные земли нашего королевства. Много поразительных историй рассказал мне Кэко, и, если б я попытался пересказать их вам, друзья, мы сидели 6bi у нашего любезного хозяина до будущего года. Как только Кэко завершил свое повествование, принялся за рассказы я, а когда закончились и они, .мы снова крепко обнялись, и радость наша была воистину безгранична, ибо мы, два суровых и отважных охотника, нежно любили друг Друга. Однако я, конечно, не забыл о своем намерении и вскоре сказал так: "Кэко, друг моих детских игр и будущих свершений зрелости, разреши мне обратиться к тебе словами древнего присловья!" Кэко окинул меня пытливым взглядом и, убедившись, что я хочу начать серьезный разговор, учтиво ответил: "Я весь внимание, любезный Акара-огун, ибо присловья древности помогают нам глубже осознать новейшую жизнь". Получив этот мудрый ответ, я сказал: "Тебе, надеюсь, известно, Кэко, что, пока человек не убил последнюю вошь, у него-под ногтями еще появится засохшая кровь?" -- "Известно, Акара-огун",-- откликнулся Кэко, и, продолжая беседу, я опять вопросил его, сказав: "Думаю, ты согласен, что, пока мы не одолели все жизненные трудности, нам рано думать об отды" хе? У нас есть множество целей, которые еще не достигнуты,. многие подвиги ждут, когда мы их совершим, и немало героических деяний еще потребуется от нас в будущем, чтобы вели" чие нашей страны по достоинству оценили все земные народы. Не было бы радости, да трудности помогли--не было бы важяой причины, мы не встретились бы сегодня с тобой. А причина нашей встречи кроется в том, что дружина охотников, многие из которых далеко не так искусны, как ты или я, отправляется через несколько дней в Горний Лангбодо; охотники решили преодолеть опаснейшие трудности, которые неминуемо встретятся им на пути, чтобы наша страна достигла высшего расцвета, и, когда я взвесил в уме наши силы, мне стало ясно, что твое место -- среди нас, о могучий Кэко-с-костяной-дубиной. Если же мы откажемся от этого похода, то великий позор падет на наши головы, ибо выявится, что нас волнуют лишь собственные дела, а до нашей страны нам нет никакого дела. Только слабые себялюбцы не заботятся о благе страны, ибо, сколько бы морей ни избороздил корабль, он всегда возвращается к родным берегам, и, сколь бы ни прославились мы на охоте, жить нам придется дома, а благоденствие нашего дома неразрывно связано с процветанием страны. Надеюсь, друг мой, что слова эти не покажутся тебе пустыми и ты серьезно обдумаешь мое предложение". Краткость--сестра мудрости, дорогие слушатели, и, чтобы не быть многословным, скажу вам сразу же, что Кэко немедленно собрал свое имущество и отправился со мною е путь. А по обычаям духов Глухоманного леса, будущие супруги должны прожить вместе семь лет, и только потом разрешается им отпраздновать свадьбу. За семь лет они обзаводятся детьми и неспешно привыкают друг к другу, а после этого, если им удалось наладить согласную жизнь, у них совершается Истинная, как говорят в Глухоманном лесу, Свадьба. Если же согласная жизнь им не удается, они мирно расходятся, и мужчина ищет новую жену, а женщина готовит себя для служения другому мужчине. Именно к Истинной Свадьбе и вырядился Кэко, когда я повстречал его на лесной опушке в одежде из пальмовых листьев, ибо он прожил со своею ду-хевой .ровно семь лет. И меня очень удивило, что, собираясь уходить, он даже не оповестил об этом жену, хотя бы пока еще и не совсем истинную,--такой поступок показался мне странным и недостойным великого охотника. А когда жена Кэко все же узнала, что он уходит, она бросилась за нами вдогонку и, настигши нас, опустилась перед мужем на колени, прильнула к его ногам и воскликнула: -- Что случилось, о супруг мой? Чем прогневила я тебя? Каким отпугнула оскорблением? Из-за чего решил ты уйти, безжалостно бросив меня? Разве изменила я тебе? Разве любовь моя остыла? Разве слышал ты хоть раз, что я недостойно веду себя на людях? Разве отвечала я тебе когда-нибудь грубо? Транжирила твое достояние? Раздражала тебя? Объясни мне, в чем тьг видишь мою вину! Разве плохо заботилась я о тебе? Или плохо служила гостям твоим? Или была нерадивой хозяйкой? Тщеславилась или гордилась- перед тобой? Не помогала тебе в работе? Скажи, о, скажи мне, на что ты разгневался, мой любимый супруг, защитник и повелитель! Кэко не оставил ее вопросы без ответа и, объясняя ей, в чем дело, сказал так: "Воистину, если жена умеет уберечься от всех тех оплошностей, о которых ты сейчас говорила, она не может разгневать мужа; а тебе, должен признаться, всегда удавалось уберечься от них; больше того, ты неповинна даже в опозданиях с обедами, чем грешат почти все жены на земле. Однако любому деянию предопределено свое время, и, когда суждено грянуть грому, он осязательно грянет. В сумерках задремывают на деревьях листья, во тьме ночной хищники отправляются за добычей, а в назначенный час, или когда мне нужно, я ухожу, и никто не может удержать меня. Поэтому иди своею дорогой, женщина, а я пойду своей. Если ты встретишь достойного мужчину, становись его женой, ибо на меня тебе рассчитывать не приходится--я был здесь временным гостем, и теперь мне пора послужить своей стране,--прощай, женщина, и да сопутствует тебе в жизни удача!" Выслушав слова Кэко, его жена разрыдалась и опять обратилась к нему с мольбой остаться, однако он сунул меч в ножны, взвалил на плечо дубину и торопливо зашагал по дороге, словно чиновник, опаздывающий на службу. Жена поняла, чго ей не удержать его, и надрывно вскричала:. -- Так вот, значит, чем отплачиваешь ты мне за доверчивость? Когда тебя охватила страсть, а меня даже не интересовало, есть ты на свете или нет, и я равнодушно отвергала тебя, ты улещивал меня медоточивыми речами, пока я , не поверила, что нет мужчины лучше тебя. Я столь безоглядно доверилась тебе, что любовь моя, подобно хмелю, (Вскружила мне голову и завладела мною, словно неизлечимая болезнь. Меня тошнило от еды, когда ты был далеко, и мутило от воды, если я не видела тебя вблизи; мне бывало мучительно трудно расстаться с тобой, а расставшись и услышав потом твой голос, я бежала туда, откуда он доносился, и бродила рядом, покорно дожидаясь твоего внимания. Мои родители умерли, у меня нет ни сестер, ни братьев, а ты, зная, что заменил в сердце моем всех родичей, зная, что я не могу и шагу ступить без тебя, собираешься уйти, бросив меня на посмешище всем тварям .лесньгм, которые будут с издевкою говорить мне: "Твоя уверенность была воистину непомерна. А что ты скажешь теперь?" Нет, Кэко, я не отпущу тебя...--с этими словами она обняла его колени.--Убей меня, и только тогда ты станешь свободным, да покарает тебя Создатель за горькие муки мои и безвременную смерть! Наша задержка затягивалась, ибо неистовая женщина явно решила не отпускать Кэко, и он рассвирепел до .полного безрассудства. Лицо его исказилось, он выхватил из ножен меч и прорычал: "Теперь-то я понимаю, сестра подлой смерти и мать злобного колдовства, почему древние говорили, что, пока на свете живет лиходей, он сживает со света добрых людей. Однако, прежде чем покарает меня Господь, я покараю тебя, змеиная дочь!" С этими словами Кэко рубанул жену мечом, и, почти распавшись на две части, она ткнулась лицом в землю, выкрикнула последний раз имя мужа и отправилась на тот свет. Ничего ужаснее я, пожалуй, не видывал: жена, уносящая в могилу имя убившего ее мужа, ужаснет кого угодно. Кэко, впрочем, остался вполне спокоен, и мы двинулись к дому. Ночь нам обоим пришлось провести у меня, ибо своим домом Кзко еще не обзавелся, а наутро я встретился с королем, и мы определили, когда дружина охотников отправится в путь--на девятый день после нашей встречи. Семь свободных дней мы превратили с Кэко в непрерывно длящийся праздник, ибо многие наши друзья-охотники вернулись из леса, и мы, конечно, навестили каждого; пальмовое вино лилось рекой, и всякий раз, когда разговор заходил о Кэко и его жене, друзья подшучивали над ним, говоря: "Убеч-меня-муж-мой--не так ли звали жену твою, досточтимый Кэко?" Неделя упорхнула в прошлое, словно стайка стремительных птиц, а на восьмой день мы прекратили празднество, хорошенько отдохнули, упаковали охотничье снаряжение и в девять часов легли спать, чтобы встать поутру как можно раньше. Превосходно выспавшись, мы поднялись на рассвете, позавтракали толченым ямсом и в половине девятого были уже у короля, который ждал нас, восседая на троне в парадном дворе; на короле была праздничная одежда, а вокруг трона стояла плотная толпа знатных горожан. Один или два охотника немного опоздали, но к десяти часам утра вся наша дружина уже была в сборе. О друзья мои! Недаром говорится, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать,--у меня не хватает слов для рассказа, когда я вспоминаю, как величаво, необычно и внушительно выглядела наша дружина! Под благоговейными взглядами провожающих выстроились перед королем охотники в походной одежде; на некоторых были брюки, кое-кто явился в набедренной повязке, но под охотничьим плащом у каждого висела на плече сумка для дичи, а ружья свои охотники заговорили от осечек и усилили их бой родовыми амулетами и магическими наговорами. Обо всех охотниках нашей дружины рассказать невозможно, друзья, однако нескольких, самых опытных и отважных, я вам все-таки постараюсь представить. Их было семеро, считая и меня. Мы выстроились перед королем в одну шеренгу, и я буду описывать нас по порядку, начавши слева. Первым стоял Кэко-с-костяной-дубиной, но его историю вы уже знаете. Рядом возвышался Имодойе, мой дальний родственник со стороны матери. В десятилетнем возрасте его унес к себе Ураган, и семь долгих лет прожил Имодойе в жилище Урагана, питаясь исключительно сладким перцем. Он пре красно владел магией, знал множество заклинательиых наговоров, был опытен и умен, а его охотничья слава гремела по всему королевству. За эти качества ему и дали имя Имо-дойе, что значит Многоопытный Мудрец. Третьим в шеренге стоял я. Четвертым--Олохун-ийо, или Прекрасный. Не было на земле мужчины красивее, чем он, а в искусстве пения и барабанной музыки решительно никто не мог с ним соперничать. Когда он играл на барабане, воздух туманился от счастья и клубы тумана неистово плясали под переливчатые барабанные трели, а когда пел, с его губ вспархивали радужные кольца пламени; из мелодий же он почитал своими любимыми мелодии заклинаний. Пятым был Элегбеде-одо. Он родился в семье людей, однако вскормили его лесные звери, ибо он появился на свет с тремя глазами--два, как у всякого человека, впереди, а один сзади, на затылке,--и мать испугалась растить такого ребенка. Она отнесла его в лес и оставила на поляне, а после ее ухода мальчика подобрали бабуины и воспитали вместе со своими детенышами, так что он вырос удивительно крепким. Когда ему минуло пятнадцать лет, он вернулся к людям, однако нрав у него был невероятно буйный, ибо он во многом походил на своих приемных родителей,-- поэтому-то горожане и дали ему имя Элегбеде-одо, в честь праотца бабуинов. Он поступил на службу к королю, и тот куп.ил ему ружье, чтобы назначить его королевским охотником. Элегбеде-одо понимал язык зверей и птиц, а силой отличался львиной, и, если кто-нибудь наносил ему удар кулаком или даже пинал его ногой, он этого просто не замечал; да и железным прутом, даже если бы удар пришелся ему по голове, свалить его на землю было нелегко. Шестого в нашей шеренге звали Эфоийе, и пришел он к нам из чужих краев, когда услышал молву о походе охотников к Лангбодо; а до этого я ни разу его не встречал. Эфоийе был редкостно метким лучником, и, хотя его трудно было отличить от обычного человека, происходил он из рода птиц, так что на теле у него росли не волосы, а крохотные перья, и он тщательно выщипывал их, чтобы избежать насмешек; в одежде, впрочем, он решительно ничем не отличался по внешнему виду от человека. Да и крыльями своими Эфоийе пользовался очень редко -- главным образом на охоте, когда ему грозила неминуемая гибель. Стрелы из его лука попадали в цель безошибочно, и, даже если зверь таился за кустами, он приказывал стреле настичь его, и та, выполняя приказ хозяина, отыскивала н.е только зверя, но и самое уязвимое место на теле его. И все же Эфоийе не всегда мог легко расправиться со своими противниками, ибо ему разрешалось выпустить лишь семь стрел в день--таково было условие Небесного Кузнеца Сокоти, который подарил когда-то лук его отцу; а если это условие не выполнялось, безудержный гнев Сокоти сокрушительно обру-ш.ивя чся "а владельца лука. Седьмым среди нас был Арамада окунрин, или Чудодей-навыворот, удивительный человек, неизменно замерзающий под палящими лучами солнца или даже в огне и страдающий от жары на морозе,- ибо все у него в жизни шло наоборот обычному. Короче говоря, из нас составилась весьма необыкновенная дружина, и, когда король сказал нам свое напутственное слово, Имодойе обратился с речью к толпе провожающих. -- Уважаемые сограждане (так начал он свою речь), нам очень приятно, что вы пришли нас проводить, ибо, вспоминая сегодняшний день, мы будем ощущать на чужбине вашу дружескую поддержку, и наша решимость, наша уверенность в победе не ослабнет, когда мы встретим на пути опасные препятствия. Без причины даже тонкая веточка не ломается, а тем более не собирается без причины дружина,-- мы отправляемся к Горнему Лангбодо не ради славы или почестей, а по велению нашей страны. Как бы ни были приветливы чужедальние земли, дома человеку лучше, чем на чужбине -- как бы приветливо ни принимали нас в дальних странах, мы всегда будем помнить отчие земли. Если человек родился в маленьком городке, он все равно привязан к нему душой; если этот городок непригляден и неопрятен, человек все равно любит его всем сердцем; если наш народ отстал от других, так что сограждане наши не приобщились к цивилизации, мы все равно почитаем их своими собратьями и сообща отвечаем за свой отсталый народ, ибо лишь нам самим дано определять судьбу его, очищать от скверны и выводить в цивилизованную жизнь. Только уроды и спесивые идиоты отрекаются от родины и родного народа -- так утверждает наше нынешнее присловье, и мудрость его подобна мудрости древних речений. Мой опыт подсказывает мне, что мы отправляемся в опаснейший поход: сквозь яростные несчастья и неистовые горести предстоит прорываться нам на пути к Лангбодо, из отня в холод, а из холода в полымя,--вот какими вехами отмечена наша будущая дорога, и далеко не каждый из нас вернется домой. Не забывайте же тех, кто в пути,--и благодарность путников поможет вам жить. Мы оставляем на родине родных и друзей, дома и всякое домашнее имущество,--позаботьтесь о нашем достоянии, и, если мы вернемся, нас всех ожидает радость встречи на земле, а если не вернемся, то встретимся в небесах. Когда Имодойе умолк, женщины разрыдались, а мужчины чуть не расплакались, однако он быстро повернулся к нам и сказал: Друзья мои и спутники в будущем походе, укрепите дух свой и приготовьтесь мужественно встретить лишения на пути. Подумайте, какая слава ждет себялюбца, не желающего послужить родине? Чем восполнит гуляка праздный нехватку мужества в сердце своем? Помните, друзья, что голова ленивца не стоит мизинца истинного мужчины, и, едва ленивец прекратит самовосхваления, людям откроется его пустота, а мужеству не нужны славословия, ибо оно заметно без всяких слов. Отчего же столь мрачны ваши лица, друзья? Разве не готовы мы выполнить наш долг? Речи Имодойе благотворно действовали на людей -- наша, решимость мгновенно окрепла, и мы воскликнули в один голос: -- Пора отправляться, ибо мы готовы исполнить свой долг! С этими словами пустились мы в путь, а провожающие безмолвно последовали за нами. Вскоре, однако, они разошлись по домам, и на дороге вместе с нами остался только-древний старик; он окликнул нас и сказал так: "Выслушайте меня, молодые храбрецы! Самый опасный враг для спутников -- их собственные разногласия. Вы прекрасно знаете, что поднять очень тяжелый груз можно лишь обеими руками, а для искусной работы нужны все пять пальцев, поэтому опасайтесь. раздоров, и да будут все решения ваши общими. А чтобы не потерять мужества в пути, вам надобно забыть о родичах своих и друзьях, выбросить из головы думы о доме и помнить лишь о цели вашего путешествия. Когда свирепые хищники захотят сожрать вас, убейте их и с,ъешьте за общей трапезой;. когда враждебные духи начнут вредить вам в пути, гоните их без всякой пощады, а оставшись наедине друг с другом, обсудите сообща свои дальнейшие планы и выполняйте их потом без лишних разговоров. Если вам удастся последовать моим советам, вас ждет удача; если же вы отвергнете их, то вскоре вам придется с раскаянием воскликнуть: ...Зачем отвергли мы советы доброжелательного старика?!"" Сказав так, старик отправился восвояси, и сопровождали его только собственные слезы искреннего сочувствия нашей нелегкой судьбе. Я не буду рассказывать сейчас про путешествие через Лес Тысячи Духов -- хотя когда-нибудь потом, улучив свободный часок, мы, быть может, поговорим и об этом,--однако мне хочется все же упомянуть в двух-трех словах про королевство гомидов, похожих на людей, которым правил мой добрый друг. Вы, конечно, помните, что я трижды спас его от смерти, выбравшись второй раз на охоту в Ирунмале? Так вот, мы завернули к нему на пути в Лангбодо, и он принял нас очень дружелюбно, а когда мы собрались уходить, щедро снабдил нас провизией. Ему, между прочим, было приятно рассказать мне перед расставанием, что его любимая собака -- подарок Соко-ти,--которую я будто бы украл, как утверждали мои враги" благополучно нашлась, ибо они ее и спрятали, чтобы восторжествовать надо мной. Одолев злокозненные дебри Леса Тысячи Духов, мы поспешили в Лангбодо, и тут с нами произошло одно достопамятное событие. А дело было так. Внезапно мы обнаружили, что окружены со всех сторон непролазной даже для самой крохотной мыши чащобой -- не только дороги, но и слабого просвета не удавалось нам разглядеть между тесно сомкнувшимися древесными стволами,--вокруг нас как бы выросла сплошная стена. Мы попытались прорубиться сквозь эту стену из могучих деревьев, но подрубленные стволы не падали на землю, ибо упасть им было некуда, а мгновенно срастались опять, и в конце концов мы покорились нашей участи, решив, что агам суждено безвременно и бесславно погибнуть. Уныло прошло два дня, и без всяких изменений начался третий; зато когда солнце стало клониться к закату, мы увидели двух птиц -- они. перепорхнули нашу крохотную поляну и сели на ветку ближайшего к нам дерева. Кэко вскинул ружье, однако Элегбеде-одо знаком остановил его и чутко прислушался к птичьему щебету, а немного погодя застрелил одну из птиц сам. Не надо забывать, друзья, что Элегбеде понимал язык лесных жителей--именно поэтому он и остановил Кэко. Оказывается, убитая птица рассказывала -- до того, разумеется, :как Элегбеде убил ее,--что мы попали в ловушку из-за Кэко, ибо ни в чем не повинная жена его, которую он зарубил, воззвала к небесам о мщении, и бог не выпустит нас на во-.лю, пока мы не принесем ее, эту самую птицу, в жертву, чтобы искупить тяжкое преступление Кэко,--вот почему Элегбеде застрелил именно ее. Тщательно выпотрошив убитую птицу, мы наполнили ее, как требовали наши обычаи, пальмовым маслом, а потом положили на плоский камень под высокое дерево. Сердце бога смягчилось -- не из-за птицы, а потому, что мы показали свое смирение перед Ним,--и Он пробудил во мне спасительную мысль, или, верней, воспоминание о женщине, которая вызволила меня из-под земли, когда мы провалились туда вместе с Агбако. И вот я вынул из охотничьей сумки колдовские благовония, разжег небольшой костер, высыпал благовония в огонь и воззвал к этой доброй женщине. Когда она вышла на поверхность из бездонных недр земных, я сказал своим спутникам так: "Видите? Эта женщинаоднажды спасла меня от лютой смерти, и зовут ее Сподвижница". А когда она приблизилась к нам и спросила: "Какая беда постигла тебя, Акара-огун?", я объяснил ей, что вот уже третий день н можем выбраться с поляны, окруженной по воле Господа стеной деревьев, и что запер нас тут Господь за преступление Кэко, но мы уже принесли искупительную жертву, подслушав благодаря Элег-беде-одо разговор двух птиц. Сподвижница ничуть не удивилась и повелела нам следовать за собой. Мы исполнили ее повеление, и она уверенно дошла вперед, и стена деревьев расступилась перед ней, и вскоре мы оказались на дороге, а Сподвижница исчезла. Обрадованные до самого полного счастья, мы немедленно пустились в путь, однако не прошло и двух часов, как стало темно, ибо наступила ночь, и мы легли спать. На рассвете, едва кукушка возвестила нам восход солнца, мы поднялись, позавтракали и отправились дальше; погода была великолепная, и мы шагали вперед, пока в половине одиннадцатого часа дорогу нам не преградил гигант по имени Эру, что значит Ужас. И недаром звали так преградившего нам дорогу гиганта, ибо он внушал ужас всем живым существам, поскольку у него было четыре головы, навечно повернутые к четырем странам света, куда бы ни направлял он стопы свои: человеческая, но с выражением зверской жестокости в чертах лица, обращенная на восток; львиная, с огоньками лютой недоверчивости в желтоватых глазах, обращенная на запад; змеиная, с раздвоенным язычком между парою ядовитых клыков по бокам, обращенная на север; и рыбья, с языками пламени изо рта, обращенная на юг. Неисчислимое количество скорпионов гнездилось в его волосах, мириады удавов живыми ожерельями радужно расцвечивали ему шею и грудь, а вокруг него вилась туча ядовитых ос и кровососущих шершней. Когда он приблизился к нам, в кронах деревьев зашуршал ветерок, и мы услышали шепотно шелестящее шипение: "Ужас да вскружит головы непокорным, ибо се грядет грозный воин Творца, дабы смирить гордыню ослушников Его". Воистину гигант этот оправдывал свое имя, и, заметив нас, он выжидающе остановился. Навстречу ему из рядов наших вышли Элегбеде и Кэко, чтобы сразиться с ним, однако их отогнали осы и шершни. Многажды пытались они приблизиться к ужасному гиганту и всякий раз отступали перед шершнями и осами. Тогда обратились мы за советом к мудрецу Имодойе, и он посоветовал Олохуну-ийо спеть песню--не боевую, а мирную, чтобы, сердце гиганта смягчилось и он пожалел бы нас. Олохун-ийо не заставил себя упрашивать и запел о том, как бог сотворил мир--небеса и землю,--а затем и человека, чтобы иногда по-дружески навещать его, однако, отвращенный человеческой греховностью, навеки оставил мир сей, и теперь люди смиренно стараются не грешить в надежде, что бог снова явиться на землю. В песне говорилось, что препятствовать совершению добрых дел может лишь закоренелый грешник, что грешнику, по словам бога, лучше быть ввержену с жерновом на шее в океан, чем продолжать грешные деяния свои, что мы отправились в путь ради блага страны, что нам встретилось на пути множество трудностей, однако бог избавил нас от них, как, быть может, избавит и сейчас, ибо наша цель--благоденствие страны и народа--угодна богу, и мы уповаем в смирении нашем только на него. В сладкозвучное пение свое Олохун-ийо подспудно вплетал заклинательные мелодии, на что был великий мастер, и вскоре-Эру обратился в бегство. Так победили мы четырехголового гиганта, неуязвимого для пуль и стрел, мирной песней, доказав. лишний раз, что на добро мир неизменно откликается добром и оно преодолевает любые преграды, а зло порождает лишь зло и крайне редко способствует успеху задуманного дела. Теперь нам ничто не препятствовало идти дальше, и мьь шли до заката, а когда кукушка отметила грустным кукованием наступление ночи, каждый из нас положил свою походную ношу на землю--кто под кустом, кто возле дерева, кто у дороги,--и мы спокойно уснули. Бог был так добр, что ночью никто нас не потревожил, и на рассвете мы с новыми силами пустились в путь. Около восьми часов по утреннему времени мы беспрепятственно подошли к незнакомому нам городу и увидели на воротах объявление, в котором говорилось: Страус -- властитель над птицами, и он же -- отец птиц; Создатель не наложил запрета на убийство птиц для еды: ради продолжения жизни птицу убить не грех, однако ради забавы ее убивать нельзя, а тому, кто на это способен, вход в наш город закрыт. Эх, если б только знали мы, что это -- Птичий город! Дело в том, что, когда на улицах Птичьего города появляется человек, виновный в беспричинном уничтожении птиц, на лбу у него взбухает капля крови, однако сам он об этом не догадывается. А кто из нас не убивал в детстве птиц ради забавы, да и просто без всякой причины? Мы не сумели понять объявление на городских воротах и были очень удивлены, когда полиция арестовала нас и доставила в Королевский суд. А королем у них в городе был страус, но не простой страус, а с человеческой головой. И на громадной голове его поблескивала круглая лысина. Увидев нас, он гневно воскликнул: "Кто вы такие? Откуда идете и куда? А впрочем, мне и без ответов ваших ясно, что вы разбойники, ибо кровавые знаки на лбу изобличают жестокого убийцу в каждом из вас. А посему готовьтесь к тяжкой участи. Укрепите набедреные повязки свои и потуже затяните ремни на брюках, ибо я дам вам три задания, а если вы не справитесь с ними, то прикажу казнить вас, дабы не иссякли в нашем городе запасы мяса". Кэко рассвирепел и уже хотел было наброситься на короля с руганью, однако Имодойе остановил его и сказал так: -- Мы не собираемся разбойничать или убивать, ибо держим путь в Лангбодо и шли сюда с мирными намерениями. А если ты нуждаешься в помощи и поэтому хочешь дать нам три задания, то мы с охотою выполним их для тебя, чтобы доказать свою дружбу на деле. Мудрые слова Имодойе заметно смягчили короля; и все же он повелел нам выбрать одного из нас для выполнения первого задания. А задание было такое: выбранному предстояло отправиться к дикому зверю в обличье ящера с громадным рогом на лбу. Ящер этот втрое превосходил человека по размерам своим и, нападая, без промаха протыкал жертву громадным рогом; а жил он в склепе, где покоился со дня смерти отец короля. Лишь раз в год удавалось королю посмотреть издалека на ящера, да и то с помощью многочисленных магических наговоров и заклятий--а иначе ящер давным-давно сожрал бы его. Я уже говорил вам, друзья, что Кэко был искуснейшим охотником, и, как только король дал нам первое задание, он вызвался его выполнить. Король изумился храбрости Кэко и проникся искренним сочувствием к нему, ибо Кэко, стройный и рослый--он был на голову выше любого из нас,--мгновенно вызывал симпатию к себе у всякого встречного. Убедившись, что Кэко полон решимости выйти на бой с ящером, король не стал его отговаривать, хотя и предрек ему безвременную смерть, а нас всех охватил страх, и, шагая за нашим другом к склепу, мы с трудом сдерживали рыдания. Возле склепа король повелел всем остановиться, открыл .? дверь в ограде и вывел нас через подземный ход на лужайку, где росло несколько фруктовых деревьев. Прямо перед нами начиналась узкая прямая дорожка, которая вела к бревенчатой хижине в глубине лужайки на расстоянии примерно двух минут неспешной ходьбы до того места, где мы стояли. В этой хижине и жил ящер. Он понимал человеческий язык, и, когда мы подошли к , склепу, король послал вперед гонца сказать ему, что мы привели человека для его пропитания. Выслушав гонца, ящер мгновенно выпрыгнул из хижины, и, едва он появился, мы все, а король первый, удрали за ограду, ибо ящер напугал нас до полусмерти, и только неустрашимый Кэко остался на месте. Он спокойно стоял, прислонившись спиной к дереву, и ящер кровожадно устремился к нему, а когда до него оставалось несколько шагов, мощно прыгнул вперед, чтобы проткнуть без промаха острым рогом. Однако Кэко уклонился и рог ящера вонзился в дерево. Кэко с удовлетворением посмотрел на дело гибкости своей, потом подобрал с земли увесистый камень и, постукивая зверя по затылку, еще прочнее вогнал рог в древесный ствол. А потом, ухватив костяную палицу обеими руками, обрушил ему на голову смертельный удар. Так расправился Кэко со страшным ящером, и, когда он вышел за ограду, всех охватило благоговейное изумление, а король вскинул вверх сжатую в кулак руку, чтобы выразить восторженную радость. Первое задание мы выполнили; однако оставалось еще два. Король призвал Имодойе и повелел ему передать нам, чтобы мы выбрали еще одного храбреца -- для битвы с Песочниками. Песочники -- существа мелкие, ростом не выше фута, однако живут они огромными ордами, и каждый вооружен хлыстом. Едва Имодойе передал нам задание короля, Кэко опять выступил вперед и сказал, что готов сразиться с Песочниками. Мы, конечно, не согласились посылать его на бой второй раз, однако он принялся настаивать, и, пока мы спорили, кому идти воевать с Песочниками, явилась, откуда ни возьмись, наша покровительница -- женщина, вызволившая меня однажды из-под земли,--надеюсь, вы помните, уважаемые слушатели, что звали ее Сподвижница? В руках у Сподвижницы был кожаный мешочек, и она присоветовала нам отпустить Кэко на битву, пообещав, что порошок из ее мешочка спасет его от смерти. Мы согласились, и Сподвижница отдала ему мешочек, наказав посыпать порошком орду Песочников, когда они окружат его со всех сторон, чтобы убить. Она объяснила, что, посыпанные порошком, Песочники ослепнут и перебьют друг друга, ибо он изготовлен самим Создателем для справедливого возмездия тем грешникам, которые мешают людям совершать благие дела. А кроме того, Сподвижница посоветовала Кэко не брать с собою в битву костяную дубину, и, хотя мы все уговаривали его последовать ее мудрому совету, он упрямо сказал: "Улитка таскает с собою свой дом, ибо он защищает ее от врагов, а дубинка гораздо легче, чем дом, и лучше, чем он, защитит от врагов". Короче говоря, спор наш затянулся, и день тем временем склонился к вечеру, а поэтому Имодойе предложил нам смириться с упрямством Кэко и отправился во дворец--доложить королю, что мы готовы выполнить его второе задание. Узнав, что наш выбор снова пал на Кэко, король несказанно изумился, ибо из этой схватки, как ему думалось, даже самый могучий воин не мог выйти живым. Он повел Кэко в лес, а мы отправились вслед за ними. Вскоре лес расступился, открыв нашим взглядам большую песчаную пустошь, которая простиралась на милю в любую сторону. У края пустоши король остановился, чтобы принести в жертву Песочникам корову. Имодойе же вынул из охотничьей сумки двух птиц--вяхиря и домашнего голубя,-- свернул им шеи, окропил их кровью песок и нараспев проговорил: "Домашний голубь вернется домой, вяхирь взвихрится высоко над землей, а Кэко, как ястреб, ринется в бой ради друзей и славы земной". После этого король вспрыснул песок водой и произнес Призывное заклинание. Сначала ничего не случилось; а потом вдруг полчища Песочников устремились к нам со всех сторон, словно бы возникая на пустоши из-под песка. Мы все -- и король среди нас в первую очередь -- устрашенно отступили а Кэко отважно вышел на пустошь, и, увидев его, Песочники помчались ему навстречу быстрее прежнего. В мгновение ока захлестнула его волна этих проворных тварей--так под стаей саранчи мгновенно скрывается маисовое поле,-- а Кэко, позабыв наставления Сподвижницы, принялся молотить их своей костяной дубиной и сразу же убил больше пятидесяти, да разве повлияет на исход битвы смерть пятидесяти тварей, если нападают они неисчислимой ордой! Песочники хлестали Кэко хлыстами, пинали ногами, долбили кулаками, кусали зубами и бессчетно ущипывали его пальцами, так что он страдал воистину нестерпимо. Когда сочувствие наше пересилило устрашенность и мы стали думать как бы помочь ему, Сподвижница посоветовала Олохуну-ийо начать барабанную музыку, чтобы спеть под нее про слепящий порошок, о котором Кэко так и не вспомнил. Олухан-ийо последовал ее совету, и кольца пламени, слетающие во время пения с его губ, расцветили бурую пустошь радужным блеском, а барабанные трели заставили нас всех пуститься в пляс, так что Песочники даже думать забыли про битву, и Кэко услышал наконец слова песни о слепящем порошке. Он вытряхнул порошок на пляшущих Песочников, и те сразу же ослепли, а когда Олохун-ийо перестал по приказу Сподвижницы барабанить, набросились друг на друга и взаимно истребились, а последнего пристукнул дубинкой Кэко. Так было выполнено второе задание короля птиц, или страуса с человеческой головой, на которой сияла лысина. Победив Песочников, мы хотели возвратиться в Птичий город, однако страус предложил нам выполнить третье задание, не откладывая его на потом. Он сказал, что теперь настала очередь Было-бруна, или Безумца-с-небес. Было-брун столь ужасно безумствовал в небесах, что Создатель решил отправить его на землю, где под воздействием нежного пения птиц ему предстояло излечиться от своего малоумного и злодейского упрямства, ибо земной обителью его был назначен Птичий город. Однако птицы, вместо того чтобы петь ему для смягчения характера нежные песни, измыслили для него весьма кровавую должность. Решив кого-нибудь умертвить, они вызывали Было-бруна, и он безжалостно убивал всякого, кто был приговорен к смерти, будь то человек или зверь, гомид или птица. А логово Было-бруна располагалось неподалеку от пустоши Песочников, и, поскольку неутомимый Кэко сказал, что ему хочется еще немного размяться, мы не стали возражать, и он в третий раз был выбран бойцом. Король-страус отвел нас к логову Было-бруна и вызвал его. Через минуту или две земля под нашими ногами задрожала, небо над нашими головами потемнело, а воздух между небом и землей содрогнулся, как от тяжких раскатов грома перед грозой. Я не знаю, что ощутили мои спутники, но у меня брюки только чудом остались сухие. И вот Было-брун вылез из своего логова. Глаза у него светились, будто раскаленные угли, а дышал он с устрашающим все живое шипом, словно кипящий котел, над которым вздымаются белесые космы пара. Он двинулся к нам, и Кэко смело шагнул ему навстречу, и через мгновение они уже схватились в яростном единоборстве. Каждый из них надеялся тотчас же разодрать противника на куски, да ничего у них не получилось, и пришлось им обоим начать затяжной бой. Они бились люто и ненавистно, однако вскоре поднятая ими пыль заволокла поляну их битвы серой пеленой, и мы с трудом различали, на чью сторону склоняется победа, а поэтому я не стану описывать битву в подробностях, тем более что и времени у нас, к сожалению, маловато. Было-брун распалялся все сильнее, ибо ни разу до того не встречал столь могучего бойца, и вот, поспешно плюнув себе в ладони, он торопливо растер слюну, произнес какое-то неразборчивое заклинание и жарко запылал с ног до головы ярким пламенем, так что Кэко стремительно отступил, ибо не мог противостоять столь сильному жару. Это разгневало Элегбеде-одо и Арама-ду-окунрина., и они бросились в бой, однако Элегбеде не сумел приблизиться к распалившемуся до .белого каления Было-бруну, и Арамаде пришлось биться с ним один на один. От огненного жара ему стало холодно, и, чтобы разогреться, он принялся за своего противника всерьез. Вскоре языки пламени скрыли от нас бойцов, и мы видели только полыхающий адским пламенем костер. Костер полыхал часа два, а когда огонь опал, нам открылся распростертый в обугленной траве Безумец-с -небес. Арама-да-окунрин сел на его труп и со смехом сказал: "Разве это бой? Мне даже разогреться не удалось". Так выполнили мы три задания птиц, переданные нам через их короля, или страуса с человеческой головой. Когда задания были выполнены, король пригласил нас во дворец на праздничный пир. Мы наелись и напились до полнейшего удовольствия, а Кэко, евший за шестерых и пивший за десятерых--он один. выпил целый бочонок вина,--подошел, слегка пошатываясь, к птичьему королю, хлопнул его ладонью по макушке и весело сказал: "А ведь неплохо светится у тебя лысина, дражайший король!" Птицы, разгневанные столь бесцеремонным отношением к своему королю, яростно набросились на нас, и, заметив, что нам их не одолеть, ибо они долбили нас клювами с воздуха, я поспешно вытащил из кармана стручок перца., подаренный мне женщиной-эгбере, и дал по горошине своим спутникам, а одну проглотил сам. Едва мы проглотили по горошине перца, у нас выросли крылья, и мы взлетели к небесам, а птицы бросились за нами вдогонку, ь бой с новой силой разгорелся в небе. Долго длился этот неистовый бой над Птичьим городом, и нелегко далась нам победа, однако р конце концов мы все же победили и, когда птицы отстали, устремились, по-прежнему на крыльях, к Лангбодо. Хотя лететь по воздуху было легко и приятно, отважный Кэко вскоре предложил нам спуститься на землю, ибо про летящих людей можно подумать, что они чего-то испугались и в панике удирают; признав его правоту, мы приземлились, съели по перчинке из моего второго стручка, подождали, пока крылья у нас исчезнут, и отправились дальше пешком. Через некоторое время мы встугсили в Королевство зверей, и немало удивительного приключилось там с нами, однако время у нас на исходе, друзья, и я скажу вам только, что лишился в дороге зуба--да не просто зуба, а кльгка--и мне стало трудно жевать, ибо среди зубов у меня возникла щель вроде вентиляционной отдушины. Миновав Королевство зверей, мы переправились через Голубую реку, потом через Красную, обогнули Край двенадцати-руких людей, прошли мимо Пристанища Семи Ведьм, проливающих на землю горькие слезы, от которых постоянно множатся несчастья,--словом, о путешествии нашем можно рассказывать без конца, ибо воистину бесконечное количество стран повидали мы на пути к Горнему Лангбодо и неисчислимое количество злоключений пришлось нам испытать. Вот вам характерный пример, друзья. Поднявшись однажды на самый обычный холм, я увидел Агбако и вскричал: "Мы пропали!", а когда ., спутники мои спросили у меня, в чем дело, и я коротко объяснил им, кто такой Агбако, они, вместо того чтобы испугаться, не на шутку разъярились, ибо храбрость их была беспредельна. Прежде чем Агбако уопел подойти к нам, Эфоийе натянул тетиву своего лука, и стрела его, как водиг-ся, попала в цель без промаха, однако не причинила Агбако ни малейшего вреда. ,Эфоийе выстрелил второй раз--столь же безрезультатно. Третий выстрел тоже пропал впустую. Короче говоря, Эфоийе израсходовал .семь стрел, но Агбако так и не остановил, а когда понял после седьмого выстрела, что тот хочет сразиться врукопашную именно с ним, выстрелил еще раз, позабыв про запрет Сокоти, чей гнев не замедлил обрушиться на всю нашу дружину, ибо по воле его силы Агбако удесятерились, а наше мужество внезапно иссякло. В отчаянии обратился я с краткой .молитвой к Создателю, и молитва моя была услышана. Агбако пал на землю, однако Сокоти тотчас же превратил его в змею, и, вскинувшись, он обвился кольцами вокруг отважного Кэко, изо всех сил сдавил его, и оба они покатились вниз по крутому склону холма. На ровной земле Агбако обернулся гоадидом .и тотчас же бесславно погиб, ибо у Кэко был немалый опыт поединков с гомидами из Глухоманного леса--он поднял новоявленного гомида вверх и что было сил швырнул его на землю, и Агбако испустил дух. Так иашел Агбако свою смерть, а мы расчистили себе дорогу и отправились дальше. Да, множество препятствий пришлось преодолеть нам в пути, однако я не буду рассказывать о них подробно, ибо длинный рассказ не обходится без прикрас, а рассказ без прикрас-- прекрасный рассказ, как утверждает мудрое присловье, и я ограничусь описанием лишь еще одного происшествия. А случилось вот что. Пустившись после очередной ночевки в путь, мы наткнулись на некоего Эгбина, причем заметил его раньше всех я. Верней, сначала до нас донеслось тяжкое зловоние, а потом уж я увидел Эгбина. Ни разу а жиэни не приходилось мне сталкиваться с таким страшным существом. На пальцах ног у него суетились мириады песчаных блох, которые откладывают яйца под кожу всякому путнику, наступившему где-яибудь на их гнездовье в песке. Блох было столь много, что их вылупившиеся из яиц детеныши не помещались у Эгбина на пальцах и пробирались поя кожей до колен, а во время ходьбы выдавливались наружу и мелко прыгали от колен вниз к вымазанным черной грязью ступням его. В тех местах, где блохи выдавливались--а выдавливались они почти везде,-- ноги у Эгбина сочились кровью, ибо их покрывали гнойные язвы, и он приклеивал к ним листья, из-под которых змеились вниз тягучие ручейки белесой сукровицы. На теле у него непрерывно лопались нарывы величиной с мою голову и больше, окропляя землю сгустками зловонного гноя. Мыться ему запрещалось по велению вековечного табу, и он непрерывно почесывал череп, обтянутый под редкими волосами бородавчатой, будто у жабы, кожей. Из глаз у него всегда текли желтоватые слезы, из носа струились зеленоватые сопли, и он ежеминутно высовывал язык, по которому ползали мелкие слизни, чтобы облизать покрытые соплями губы. В его черных, гнилостно вонючих зубах копошились личинки трупных мух, а вокруг сновали трясинные пауки, причем пауков этих он все время смачно жевал, как буйволы жуют свою травяную жвачку. Будьте уверены, уважаемые слушатели, что я лишь в общих чертах описал вам Эгбина, а про самые страшные особенности не сказал, и вы уже, надеюсь, догадались, что, когда он стал радостно хохотать, подступая к нам все ближе, мы наперебой принялись умолять его уйти с нашей дороги, ибо не могли приблизиться к нему, опасаясь умереть от удушья его зловонием. По счастью, через несколько минут Эгбин свернул в лес и скрылся среди деревьев. Однако был среди нас охотник по имени Ото, младший брат Арамады-окунрина, который пошел за ним следом, и никто не знает его дальнейшей судьбы--жил на земле человек, а потом как в воду канул: ни слуху о нем, ни духу. Дня через при после этой, встречи услышали мы голоса небесных петухов и вышли на прямую дорогу, ведущую к небесам. Вскоре нам повстречались Два прекрасных юноши в сверкающих белых одеждах; дружелюбно поздоровавшись, они спросили, куда мы держим путь, и, услыхав наш ответ, сказали, что если идти прямо, то через яекоторое время подступишь к воротам в Небеса, а на Лангбодо ведет дорога, о-пветвляю-щаяся от главной вправо у Дорожного Знака, на котором написано: "В Горний Лангбодо, где живут мудрецы"; если же миновать этот знак, то вскоре дорога разделится на две и левая пойдет к Адским, а правая--IK Небесным воротам. Прощаясь, юноши предупредили нас, что у поворота на Лангбодо мы услышим небесное пение и нам очень захочется идти вперед, не сворачивая, однако мы все же должны пересилить себя и свернуть к Лангбодо, ибо в Небеса допускаются лишь умершие, а живых у Небесных ворот ожидает суровое наказание--Их отдают на съедение диким зверям .или же превращают в гомидов лесных. Мы сердечно поблагодарили дружелюбных юношей и, отправившись дальше, услышали вскоре небесное пение. О друзья мо:и! Мне горестно сознавать, что я не в силах описать вам чарующую силу этого неземного пения, ибо, прожив на земле даже тысячу лет, ничего подобного человек не услышит. Пел хор; однако столь велико было единение певцов, что голоса их сливались в едином напеве--могучем, звонком и сладкозвучном. Очарованные, стояли мы у поворота на Лангбодо, и не было у нас сил свернуть; а Коко-окун, младший брат Олохуна-яйю, слепо двинулся к небесам, и наши мольбы вернуться, никак не действуя на него, зажигали в наших собственных сердцах жаркое желание пойти вслед за ним. Заметив это, мудрец Имодойе попросил Олохуна-ийо запеть, чтобы мы вспомнили, куда лежит наш путь, и, когда песня его, многократно усиленная гулким эхом поднебесных лесов, чуть приглушила небесное пение, мы нашли наконец в себе силы свернуть к Лангбодо. А какая судьба постигла Коко-окуна, никто из нас не знает до сих пор. Одни говорят, что его сожрали дикие "звери, другие утверждают, что он был превращен в го-мида, третьи рассказывают, что стражи Небесных Ворог, сжалившись над ним, одели его в наряд Бессмертных и допустили на небеса,--но это всего лишь слухи, и я не знаю, какому верить. Достоверно только одно -- он ушел к небесам на наших глазах, и никто его с тех пор не видел. Ну а мы, свернув К Лангбодо, шли весь день и, когда настал вечер, устроили привал, поужинали и легли Спать, не ведая, что до цели нашего похода -- рукой подать. Наутро мы обнаружили, что у нас истощились запасы провизии, и пустились в путь натощак, с опаскою размышляя, не придется ли нам умереть от голода на подступах к Лангбодо. Все было бы в порядке, захвати :я скатерть, подаренную мне на прощанье женой-духевой из Бездонного болота, когда мы расставались неподалеку от хижины моего дяди,--проголодавшись, мы всякий раз получали бы по моему велению отборнейшие яства,-- однако скатерть я, к несчастью, оставил дома. Вскоре, впрочем, выяснилось, что и так все в порядке, ибо часа через два мы подошли к Лангбодо. Должен сразу же сказать вам, друзья, что город этот не- вообразимо величав и на диво великолепен, однако редкостную красоту его невозможно описать, перечисляя отдельные подробности,--даже рассказ об улицах, похожих на изумрудные просеки в цветущем лесу, или о домах с зеркальными стенами, серебряными дверями и оконными переплетами из чистого золота не поможет постичь вам, уважаемые слушатели, сколь удивителен город, именуемый Горним Лангбодо. Явившись туда, мы послали королю весть о нашем прибытии, и он оказал нам любезный прием--повелел своим служителям вволю накормить нас и напоить, а после трапезы, снабдив по-королевски светозарной одеждой, препроводить в тронный зал. Королевский дворец сверкал, как яркая звезда летней ночью, а король, сидящий на троне, напомнил нам рассветное солнце со слепящим, однако участливым и добрым взглядом. Он радушно восприветствовал нас и по очереди обнял каждого, а мы пали пред его троном ниц и в один голос воскликнули: "Честь и слава тебе на веки веков и по праву, о великий властелин!" Когда с приветствиями было покончено, король пообещал нам, что мы вернемся домой с тем, зачем пришли, однако сначала должны будем провести семь дней у мудреца по имени Ирагбейе, в его доме с семью покоями. Ирагбейе, неповторимый и бесподобный среди людей ла эемле, славится глубочайшей мудростью, которая дарована ему небесами. А повесть об его появлении на свет заслуживает, как мне кажется, вашего пристального внимания, друзья, и я отень рад, что могу ее вам поведать. Правда, для того чтоб вы поняли ее, .мне придется сначала объяснить вам, кто такой Огодого. Огодого -- Небесный Гончар, формующий из глины детей, которых Господь наш ежегодно посылает в мир. Имя свое он получил благодаря хвале Господу, возносимой шм всякий раз, как увенчивается успехом искусный труд его, ибо он привык восклицать, глядя на дело рук своих: "Славой твоей да вос-славится слава Господа, дитя1", и обитатели небес прозвали его Огодого, что значит "Славой-да-восславится". Вылепленных из глины детей Огодого доставляет в кузницу Сокотя, и тот, обжигая, закаляет их, чтоб они выдержали потом дыхание Господа. На заре жизни, сотворив прародителей наших Адама и Еву, Господ.ь намеревался вдыхать в детей человеческих жизнь вечную, а потом отсылать их обратно к Огодого, чтобы тот выдавал им одежды бессмертия, ибо в кладовых его хранилась одежда как для Бессмертных, так и для Смертных. Если бы первые люди вели добродетельную жизнь, род людской не был бы наказан смертью и прародители наши жили бы с нами по сей день, помогая нам постигать мудрость мира, так что величественные строения из камня в земле Египетской, например,-- памятник мудрой искусности древних,-- были бы понятны для нас наравне со всеми другими, бесчисленными и удивительными, свершениями прежних поколений. Однако голове барана когда-то не повезло, и овцы лишены рогов до сих пор, а злодеяния, совершенные когда-то нашими предками, обернулись гневом Господа, и он приказал Огодого облачать созданных им детей в одежды смертных, чтобы, едва познают они жизнь на земле, .уносила их из мира. смерть. И все же Ирагбейе стал бессмертным, ибо, когда Господь вдохнул в него жизнь и отправил v. Огодого за одеянием, того не было дома, и, соскучившись ждать, Ирагбейе оделся сам, выбрав по случайности одежду бессмертного. И хотя Господь не ожидал подобной случайности, Он тем не менее подтвердил Для Ирагбейе жизнь вечную, посчитав, что одеяния, созданные Словом самого Господа для бессмертных, должны даровать бессмертие всякому, кто надел их, даже если причиной тому была простая случайность. Так стал Ирагбейе бессмертным среди смертных сородичей своих, и ему ясна древнейшая мудрость мира, ибо он был свидетелем событий глубочайшей древности; однако его утомляла мирская суета, и он удалился в Горний Лангбодо, где издавна находят себе пристанище мудрецы. А живет он в Доме-0-семи-покоях--всякий день недели в особом покое,-- и король послал ему извещение, что мы проведем у него неделю, или семь дней. Тут, я думаю, будет уместно сказать вам, любезные слушатели, что первый вечер и потом ночь до следующего дня провели мы в королевском дворце, и.бо король Горнего Лангбодо--дружелюбнейший человек на земле. Первый день с Ирагбейе в его Доме-о-семи-покоях Наутро король повелел своим служителям препроводить нас к Ирагбейе, и, когда м;ы пришли, хозяин ввел нас в самый дальнийпокой его дома--комната, где мы оказались, достойна подробнейшего описания, друзья, однако я опишу вам сейчас лишь самые удивительные особенности этой на редкость прекрасной комнаты. Пол в комнате, выложенный плитами из драгоценных камней, искрится, словно горное озеро на рассвете ясного дня, и в первое мгновение мы все поверили, что нас каким-то чудом, перенесли на середину озера, ибо каждый, кто входит в комнату, видит под ногами у себя своего двойника... Да, удивительный человек Ирагбейе! На драгоценном полу в Покое Первого Дня стояло множество кресел, и всякое сияло, будто дальняя зариица на небосклоне. Ирагбейе сел в самое высокое кресло--оно сияло даже не как зарница, а словно молния над горным озером--и, когда мы разместились в остальных, обратился к нам с любезным приветствием, сказав так: "Я приветствую вас, храбрые охотники,--да будет ваш отдых у нас приятным--и поздравляю с благополучным прибытием е Горний Лангбодо. Отдыхайте На здоровье после тяжких испытаний и опасных злоключений в пути, ибо воистину тяжкимя .и опасными были они! Мне известно, что Агбако пытался вас убить, а Эпбин-- удушить зловонием своим,--однако, надеюсь, хищники из Королевства зверей не потребовали от вас человеческих жертв на пропитание себе, а кровавые струи Красной реки не обернулись для вас морем крови? Я знаю, что Было-брун и Песочники хотели уничтожить выбранного вами бойца, а птицы, оскорбившись за своего короля, навязали вам неравный бой"-- однако, надеюсь, ведьмы из Пристанища Семи Ведьм не умножили ваших невзгод, а двенадцатирукие люди не пытались расчленить каждую руку вашу на шесть . продольных частей, чтобы внешний вид ваш отвечал их представлениям, о человеческой красоте? Как бы то ни было, я поздравляю вас от всей души с благополучным прибытием, ибо кроме, обычных опасностей вас подстерегали еще и беды собственных разногласий, однако вы с честью преодолели , их, сохранив дружеское единство до конца похода. Меня восхищает ваша храбрость и выносливость, ваша решительность, предприимчивость и терпимость друг к другу--.пусть же и впредь сопутствует вам удача во всех деяниях ваших, дорогие гости!" Мы сердечно поблагодарили хозяина за его до изумления прозорливую учтивость, и, когда приветственные слова были сказаны, он снова обратился к нам, говоря: "Мне сообщили о вашем прибытии вчера вечером, и вчера же королевский гонец известил меня, что король пошлет вас ко мне на семь дней, так что в распоряжении у меня была целая ночь, и я тщательно обдумал, как мы проведем эти семь .дней, чтобы совместить приятное с полезным, друзья. По замыслу моему, сегодня мы поговорим о детях, ибо они продолжают род человеческий, неизменно сменяя своих родителей. Многое мог бы рассказать я вам о воспитании детей, однако давно известно, что один-един ответный случай из жизни с успехом заменяет множество рассуждений о жизни, а поэтому я лучше поведаю вам одну весьма достоверную историю. Спокойные дети не доставляют родителям хлопот и волнений, так что я расскажу о ребенке по имени Айантала, которому гораздо больше подошло бы имя Буян, ибо воплощением всяческого буйства запечатлел он. себя в памяти людской. Послушайте же, как повествует о нем древнее предание--чрезвычайно занимательное и замечательно поучительное. Жила-была на свете женщина, не хуже и не лучше других, однако, выйдя замуж, она родила ребенка, который заговорил, едва родившись, а заговорив, сказал так: "Вот он, значит, каков, этот земной мир? Ох и поганое же место! И зачем, интересно, меня сюда занесло? Почему, спрашивается, не остался я в небесах, где все идет столь гладко и лучезарно? А тут сплошь колдобины да буераки--я не где-яибудь, а прямо на улицах города! Впрочем, буераки-то с колдобинами еще куда ни шло--здесь ведь в центре города я кучу навоза можно увидеть. А за городом? Летом--пылища, зимой--грязища, осенью--топь, а весной--потоп! Ну и ну! Нет уж, надолго я здесь не задержусь, нечего и сомневаться!.." Можете вы представить себе, доблестные охотники, чтобы новорожденный произносил такие речи? Да что там. речи--высказавшись, он деловито встал с постели, на которой был рожден, отправился в комнату своей матери, разыскал там на туалетной полке губку и мыло, налил в таз воды, самостоятельно вымылся, накинул на себя вместо апбадьг пеленку и вышел во двор -- не иначе как для того, чтобы получить первые зрительные впечатления о земной жизни. Набычившись и слегка присев на согнутых в коленях нотах словно бы для защиты от нападения, постоял этот необыкновенный ребенок .посреди двора, а потом вернулся в дом, съел шесть мисок эко и снова вышел на улицу. Выходя, он горестно подвывал, и в подвываниях его слышался неутоленный голод, из чего можно было заключить--да так и заключили сбежавшиеся глянуть на это диво соседи,--что он не насытился ,и вышел из дома, ибо просто не нашел там больше ничего съедобного. Вскоре вокруг Айанталы собралась толпа горожан, однако приблизиться к нему никто не решился, а он угрюмо оглядел собравшихся и неспешно вернулся в дом. Без особых происшествий минуло шесть дней, а на седьмой, когда подступило время дать ребенку имя и родители начали готовиться к праздничной трапеае, он сам нарек себя Айанталой. В день именин Айантала поначалу сидел в комнате; однако вскоре он показался на крыльце, спустился во .двор, подошел к очагу, на котором варилось мясо для празднества, и, схватив черпак, принялся энергично помешивать варево в котле. Это изумило гостей, и они сказали так: "Чересчур поспешно зреющий плод убивает дерево, на котором растет,-- а этот ребенок растет столь стремительно, ибо .в нем зреет гибель родителям". Оскорбительные пророчества о ре-банке, да еще и сказанные прямо при нем! Айантала бросил черпак, взмахнул подвернувшимся под руку хлыстом, и люд:), толпившиеся вокруг очага, едва успели унести ноги. Тогда Айантала набросился на тех, кто сидел за столом, и в свисте хлыста им яоно послышалась лютая смерть; несколько самых сильных мужчин попытались остановить его, однако тут же и отступили; а спустя мгновение все гости исполнили стремительную пантомиму "давай бог ноги", обращаясь на ходу с мольбою к тем, в кого верили: христиане взывали к Спасителю, мусульмане--к Аллаху, поклонники Шанго--к Шанго, а почитатели Ойи -- к Ойе. Айантала же, не пожелав долго преследовать удиравших гостей, возвратился во двор. Раздраженно приговаривая: "Вы у менянаучитесь любить здравый смысл", он поднялся на крыльцо, зашел в комнату к матери и одним махом разбил там шесть мисок; потом опять вышел "а двор и мгновенно растоптал шесть кур. Стоявший возле крыльца мужчина сказал: "До чего же ты груб, младенец"-- и тут же получил шесть оплеух, та-к что ему поневоле пришлось начать с Айанталой драку. Совсем уж ни в чем не повинный прохояоий попытался разнять дерущихся и получил от Айанталы шесть пинков, а когда опомнился, то обнаружил, что Айанталы рядом с ним уже нет, ибо тот, заметив неподалеку людей, играющих в айу, присоединился к ним и легко обыграл их шесть раз подряд. Его старший брат открыл было рот, чтобы одернуть буяна, однако едва он сказал: "Ну...", как Айантала стукнул его кулаком по голове, и ему долго потом пришлось молчать, ибо он прокусил себе язык. Короче говоря, с Айанталой не было решительно никакого сладу. Целый месяц буйствовал этот удивительный ребенок, став для горожан грозным пугалом, а для города--страшным проклятием, и никто не мог утихомирить его. Наконец о нем прослышал бабалаво, искусный маг и опытный чародей. Слушая рассказы горожан, он с небрежной ухмылкой говорил, чп-о сила Айанталы ракушки ломаной не стоит, что его поведение -- это всего лишь обычные шалости неупокое1нного младенца и что, когда он, бабалаво, встретится с ним, все придет в -норму, ибо он легко .приструнит буйного драчуна. Горожане принялись умолять мага сделать это как можно скорей, и тот согласился. Он надел белые брюки, препоясал чресла кушаком с амулетами, накинул черную агбадуу водрузил на голову круглую шапочку, собрал в Торбу Ифы множество различных Заговоренных руд и Заклинательных Ожерелий из змеиных позвонков--благо у него их было несчитано--и отправился к родителям Айанталы. Когда он пришел, Айантала сидел за трапезой, и ему сразу же стало не по себе от обилия пищи, стоявшей перед младенцем, ибо каждый кусок мяса, который тот клал себе в рот, был огромный, как для шести взрослых мужчин. Тут надобно сказать вам, любезные гости, что если кто-нибудь садился за трапезный стол вместе с Айанталой, то еды ему не доставалось, ибо Айантала съедал ее в мгновение ока. Маг завел с матерью младенца приличествующий случаю разговор и между прочим упомянул имя Айанталы--это п;ри нем-то! Буйный младенец выскочил из-за стола, швырнул в гостя миску с эко, нахлобучил ему на голову горшок с мясом, скрутил его агбаду в толстый жгут, накинул ему на шею и едва не придушил его; потом вырвал у мага торбу с талисманами и хлестал его ею .по щекам, пока она не-изодралась в клочья; изодрав торбу, Айантала дернул мага за кушак, мгновенно распоясал его, и кушак прекрасно заменил ему хлыст: он охаживал им обезумевшего от истязаний мага, пока тот не вывернулся из собственной агбады и не удрал с громкими воплями домой. Запершись дома -- ведь Айантала преследовал его до самой двери,--он забился в угол и долго пыхтел, словно паровая машина, ибо никак не мог отдышаться. Из одежды на нем остались только брюки, а кожа у него вспухла множеством кровавых рубцов. Когда он переоделся и родичи спросили его, легко ли ему удалось управиться с неупокоенным младенцем, он в ужасе вскричал: "Никогда! Никогда меня так не истязали! Чего он только не учинял надо мной! Он чуть "е выдавил мне сердце из груди миской эко, едва не удавил на моей собственной агбаде, нада вал тяжкмх оплеух торбой .и отхлестал до полусмерти кушаком! Охо-хо! Этот неупокоенный буян весьма доходчиво показал мне, почем фунт лиха, и я до сих пор не понимаю, как остался живым!" Чада и домочадцы мага несказанно удивились, однако тут же снова обрели дар речи и сказали так: "Да, похоже, тебе Пришлось очень туго, коли ты явился домой в таком растерзанном виде. А отчего ты не решился прибегнуть к помощи талисманов и амулетов?"--"Талисманов и амулетов?--с н"-годованием переспросил их маг.--Вы что, смеетесь надо мной? Меня хлестали торбой с талисманами и бичевали кушаком с амулетами, а вам непонятно, отчего я не применил их? Этот буян отобрал у меня все, кроме брюк, я: только чудом спасся от гибели, а вы по-прежнему говорите о нем, будто он лишь безобидный неупокоенный младенец!" И все же один из его родичей недоуменно спросил: "Но как же ему это удалось? Неужели он отнял у. тебя и шапочку?" Тут уж маг окончательно .рассвирепел и прорычал: "Мне ня-доели ваши дурацкие расспросы! Когда с человека снимают голову, никто не спрашивает, где его волосы. Меня чуть не убили, а вы бормочете про какую-то шапочку! Я же объяснил вам, что он отобрал у меня все, кроме брюк, а если в я не удрал, то лишился бы и брюк! Так что прекратите пустую болтовню и слушайте меня (внимательно. Если .вам встретится Айантала, удирайте от него без оглядки, ибо со смертью шут-ки плохи, а он способен пристукнуть до смерти кого угодно. Однако если вы прибежите домой и я замечу, что Айантала гонится за вами по пятам, то не надейтесь укрыться в моем доме, ибо мне вовсе не хочется остаться без жилья!" Между тем 1даже родную мать утомили буйные подвиги Айанталы, и ояа завела его в дремучий лес, а сама украдкой возвратилась домой. Айантала принялся бродить по лесу и вскоре подошел к жилищу пяти зверей--Слона, Льва, Леопарда, Шакала и Козла,--которые организовали мирное Дружество; он попросил разрешения .немного пожить у них, сказав, чгго будет прислуживать .им, как слуга, и они согласились. Эти вери добывали себе пропитание по очереди--всякий день кточнибудь один из Дружества,-- а ели добытое все вместе, и ничто не омрачало их согласную дружбу... не омрачало, пока у них we поселился лиходей Айантала. От пришел под вечер и вел себя очень тихо, ибо был среди зверей Дружества чужаком. На следующее утро, когда настала очередь "Козла отправиться за провизией, Лев созвал краткое совещание и сказал, что раз у них появился слуга, то пусть он отныне помогает очередному добытчику в поисках пищи; звери единодушно поддержали Ль ва, а злокозненный Айантала выражал свое одобрение громче всех. И вот Козел с Айанталой отправились за провизией; однако, добравшись до места, где ее было вдоволь--знай себе собирай,--Козел обнаружил, что Айантала и не думает трудиться. Видимо, он еще очень неопытный слуга,, подумал про себя Козел и не стал ругать Айанталу, решив, что со временем он исправится. Когда продуктовая корзмна наполнилась, Козел повелел Айантале помочи ему вскинуть ее на голову-- и в то же мгновение опрокинулся на спину, ибо Айантала резко дернул его за ноги, а едва он упал, принялся пинать его, да так ловко, что Козел никак не мот вскочить. Испинав Козладо изнеможения--тот уже перестал сопротивляться и только .хрипло блеял о помощи,--Айантала предупредил его, что если он, вернувшись домой, расскажет своим друзьям про это происшествие, то ему не сносить потом головы. Козел немного отдышался, пригладил взъерошенную, со свежими проплешинами шерсть, взвалил себе на голову корзину и поплелся домой, понукаемый сзади Айанталой. Неподалеку от их Жилища Айантала отобрал у Козла корзину, водрузил ее себе на голову, и так они и пришли домой--впереди ободранный и несчастный Козел, а за ним Айантала с корзиной иа голове. Увидев Козла, звери изумленно спросили его, в чем дело, ибо вид у .их друга был весыма плачевный, а он, вместо того чтобы открыть им правду, принялся сочинять и сказал так: "Я задел головой пчелиное гнездо, и пчелы начали безжалостно жалить меня, а убегая от них, я наткнулся на гнездо ос, и те едва не зажалили меня до смерти, вот почему глаза мои заплыли, а нос распух, как ямсовый клубень, пролежавший в земле чуть ли не год". На следующий день пришла очередь Шакала отправиться за провизией, и, когда он вернулся к вечеру домой, вид у него был примерно такой же, как накануне у Козла. В ответ на расспросы друзей Шакал сказал: "Как это ни странно, но со мной случилось то же, что с Козлом, и, бокдсь, такая судьба постигнет вскоре каждого из нас". Козел тайком покосился в его сторону, и они оба сокрушенно покачали головами, однако Айантала сделал вид, что ничего не заметил. Я не люблю досужего многословия, уважаемые охотники, и скажу коротко: Шакал, конечно же, оказался .прав. Получивши--каждый--свою порцию побоев, звери задумали, тайно удрать из дому, ибо второй расправы боялись просто, . не выдержать, а Козел сказал, что удирать надо завтра же утром, и все пятеро с ним согласились. Они упаковали свои пожитки, а провизию положили в общую корзину, решив нести ее по очереди. Однако Айантала подслушал их разговор и, когда ояи уснули, укутался в листья--ростом-то он был не больше полутора футов,--вытащил из корзины провизию и забрался туда сам,. На рассвете звери пустились в путь, и первым нести корзину вызвался Козел. Часа через два он проголодался и,. задумав тайком подкрепиться, сказал сотоварищам, что задержится по малой нужде, а потом догонит их,-- ложь, конечно, ибо ему Просто хотелось уворовать немного общей провизии. Когда звери скрылись из виду, Козел поставил корзину на земяю и уже начал было разворачивать "еду", предвкушая тайяьгй пир, как вдруг .листья разлетелись в разные стороны, и выпрыгнувший из корзины Айантала задал ему жестокую трепку. Несколько раз Козел замертво валился долой с копыт, так что день этот запомнился ему на всю жизнь, а как только он совсем перестал сопротивляться, Айантала снова забрался в корзину и приказал ему догонять своих спутников, наказав передать потом. корзину Шакалу, ибо ,надеялся, что Шакала тоже одолеет голод и он решит подкрепиться в одиночестве. Козел покорно взвалил корзину на голову и потрусил вслед за спутниками. Догнав их, он сказал, что устал, и отдал корзину Шакалу, а тот через некоторое время проголодался, и ему, конечно, тоже понадобилось немного задержаться. Айантала отделал его так, что он едва остался жив, причем, когда ему пришло в голову позвать на - помощь, Айантала :пнул его особенно люто, и он подавился собственным криком,-- а ведь ростом-то Айантала был не больше пня. Лишившись от побоев голоса, Шакал шепотом взмолился о пощаде, :и в конце концов Айантала прекратил экзекуцию--не из жалости, разумеется, а просто утомившись,-- и приказал Шакалу догонять спутников, сказав, что если тот ослушается, то он выбьет из него дух, как только что выбил из его шкуры пыль. "Теперь-то я понимаю, почему говорят, что если спускаться с .пальмы ногами вверх, то воткнешься в землю головой вниз",--подумал Шакал и покорно отправился догонять своих товарищей. Так расправился Айантала с четырьмя зверями из пяти, а когда настала очередь Слона, тот исхитрился вскочить после первого пинка и бросился наутек. Айантала, конечно, преследовал его по пятам, и, услышав позади топот, остальные звери с оглушительным .шумом помчались вперед, ибо каждый из них не только топотал, но еще и вопил на свой особый лад--Козел блеял, Шакал скулил, Леопард завывал, Лев подвывал, а Слон истошно трубил тревогу. Звери удирали куда глаза глядят, а глаза у них от страха косили, и оди бегали по лесу кругами. Айантала вскоре заметил это и, выбрав самое могучее дерево, вскарабкался на него и стал ждать--в надежде, что беглецы остановятся на отдых именно под ним. Так и произошло: вькбившись из последних сил, они притаились в тени развесистого дерева, рассуждая между собой, что Айантала, мол, давно отстал. Если б только знали они, что он глядит на них сверху!.. Немного отдышавшись, они начали : поносить Айанталу и сказали так: "Надо ж(е! Ростом с пень, а опасен, как ядовитый амей! Ничем его не проймешь! Драться с ним невозможно, и, значит, надобно избавиться от него хитростью". Звери призадумались, однако придумать ничего не смогли и стали ругать Козла, говоря, что именно он присоветовал им взять в услужение Айанталу. Козел сказал: "А вот и не я...", однако Слон повелел ему умолкнуть, пригрозив за ослушание растоптать его до смерти. "Тем более что нам всем давно уже со-чется есть",--многозначительно добавил Лев. Козел возмущенно вскочил и поклялся своей жизнью, что он вовсе не советовал брать Айанталу в услужение. "Пусть разверзнется земля у меня под ногами, если я дал вам такой совет!--воскликнул он.--А если не дав л, то пусть Айантала сию секунду спрыгнет с дерева и разгонит нас в разные стороны!" Айантала никогда не упускал подходящего случая, что-бЫ учинить буйство. Он спрыгнул на землю и разогнал ошалевших зверей в разные стороны. Именно с той поры леопарды живут в джунглях, слоны-- на континенте, заселенном черными людьми, да в Индии, шакалы облюбовали для себя пустыни, львьг--просторные степи, а козы стали домашними животными. Что же до Айанталы, то Господь не оставил его на земле, ибо он не подходил для жизни среди людей, хотя и родился человеком, а перевел его в Поднебесье. Историю эту люди когда-то помнили очень хорошо и, встречая лиходея, неизменно сравнивали его с Айан-талой; этот малый хуже Айанталы, говаривали они, к примеру, о юном буяне. Такова древняя, однако совершенно достоверная история, любезные гости,--да упасет вас воля Госпо-да от сына-всесокрушителя, а ваши собственные силы -- от разрушителей жизни. Этими словами заключил Ирагбейе свой рассказ и, немного помолчав, добавил: "Слишком долгая быль превращается рано или поздно в небылицу, о благородные смельчаки, а поэтому давайте-ка оборвем сегодняшнее повествование и порадуемся своему земному быггию, чтобы завтра начать совсем другой разговор". Мы охотно последовали совету хозяина и до позднего вечера весело пировали с уроженцами Горнего Лангбодо, которые пришли навестить нас в дом к Ирагбейе. Второй день с Ирагбейе в его Доме-о-семи-покоях Наутро Ирагбейе отвел нас после завтрака в Покой Второго Дня--он был вдвое краше по драгоценному убранству, чем вчерашний,-- и, когда мы расселись, начал свою речь так: -- Вчера мы говорили о неуживчивых, или буйных, детях, а сегодня я хочу поведать вам про взрослых, которые не знают меры в помыслах и поступках своих. Послушайте же две повести о неумеренных существах. Жил-был на свете Лев, один-одинешенек и сам по себе, ибо других львов в окрестных лесах не было. Поначалу жил он, как живут обычные львы, но однажды вдруг додумал, что незачем ему утруждать .себя добыванием пищи, и, собравши всех животных лесных, обратился к ним с речью. -- Благодарю вас, о звери лесные (так начал он свою речь), за то, что вы откликнулись на мое повеление и пришли сюда, подтвердив лишний раз вашу преданность своему царю. Надеюсь, вы считаете меня хорошим царем, ибо, хоть я порой и убиваю вас, чтобъ1 насытиться, убийства не доставляют мне удовольствия. Вы прекрасно знаете, что Творец навеки определил род пищи для каждого из нас, и, проголодавшись, яи о чем ином думать мы уже не можем,--кое-кто насыщается травою и листьями, кое-кто утоляет голод фруктами,--даже ящерица старается найти себе пропитание, а я, как вы знаете, должен иногда охотиться на вас; и вот, зная мою приверженность к члясу, вы, отныне призваны сами выбирать, ,кого очередной раз послать ко мне, чтобы я насытился. Когда установится этот благоразумный порядок, вы будете точно знать время своей смерти и сможете свободно решать, как вам провести на земле оставшиеся часы жизни. Вы, конечно, не раз убеждались, что, терзаемый голодом, я грозно .рычу и рычание мое "ввергает лесных обитателей в смертельный ужас. А при новом порядке мне не придется рычать,, и все вы--кроме того., кто предназначен от вас на мясо,--сможете безбоязненно наслаждаться моим обществом. Вот что надумал я в царской мудрости своей и сообщаю теперь вам, о любимые подданные мои. Речь царя не нуждалась в ответе, и (все звери молчали. Однако Гиена тотчас же нашла, что сказать. "Мир вам, жители леса,--промолвила она.--Мне хочется выделить очень важную мысль в речи нашего властелина. Это мысль о том, что каждому из нас предо.пределена Творцом особая пища. И я хочу сразу же добавить--ибо столь важное добавление преступно откладывать на потом,--что, выполняя замечательно разумный план царя, мы должны исключить из рассмотрения некоторые породы зверей. Нас, пиен, назначать на мясо, к примеру, нельзя, ибо мъг и сам.и прирожденные мясоеды. Чтобы поддержать жизнь, нам приходится "есть не только лесных и домашних животных, но даже падаль. Если я за весь день не отведаю ни кусочка мяса, то день этот можно, считать просто потерянным для жизни моей. И, значит, надооно устроить так, чтобы, половина лесных обитателей поставляла от .себя мясо царю, а треть,--мне. Дополнив моим предложением этот план, мы заставим смертных восхищаться царской мудростью до скончания века. Вот все, что я хотела сказать о прекрасном плане нашего властелина". Едва Гиена закончила свою речь, слово взял Леопард. "О владыка,--проговорил он,--твой план, безусловно, мудр, однако вполне разумное предложение Гиены Делает его труд-новыполнимьдм, ибо, если мы согласимся, что ей требуется для пропитанья треть лесных животных, то придется признать, ЧТО мне нужна половина--ведь я куда более могучий охотник, чем она. Мало кому удается спастись от меня, когда я выхожу яа.охоту. И нет зверя красивей меня--это ясно всякому, кто яидел мое светлое, с темными крапинами одеяние,--разве что пятнистая антилопа способна помериться со мной красотою. А по CTpaxy, который внушаю я всем жителям лесным, меня можно сравнить только с тобою, о царь зверей, ибо мне, как и тебе, почти никто не решается посмотреть в глаза--это табу,--и лишь царскою короной отличаешься ты от меня в этом смысле. Что же до раскормленных людьми домашних животных, то, съев корову, я обыкновенно только раздразниваю свой аппетит,--стоит ли упоминать после этого про жалких коз? Короче говоря, мне кажется, что благородных зверей надобно исключить из царского рациона, ибо такие могучие великаны, как Слсн, не знающий преград на своем пути, и доблестные охотники вроде Леопарда, перед которым трепещет все живое в джунглях, несравнимы, с другими животными; меня, Слона да еще, пожалуй, Гиену нельзя предназначать на убой даже для царя; всех же остальных лесных жителей следует поручить заботам Лиса, чтобы каждый из них знал, когда ему предстоит выполнить свой долг,ибо Лис при его здравом уме наверняка неплохо справится с этим почетным поручением" . Когда Леопард высказался и поблагодарил слушателей за внимание, Слон с Гиеной поддержали его, и всем собравшимся не оставалось ничего другого, как выразить беспорядочными криками свое согласие. А Лис, составляя перечень животных, предназначенных на мясо, первъ вписал себя и поутру должен был явиться к Льву. Однако не явился, и на другой день голодный Лев, Призвав Слона, Леопарда и .Гиену, пожаловался, что Лис нарушил им самим установленную очередность. Те очень удивились и тотчас же послали за Лисом. Лис не замедлил прийти и, едва они задали ему вопрог, почему он пренебрег своим долгом, с торопливой почтительностью ответил им, говоря: "Живи, здравствуй и процветай, о великий властитель, да пребудешь ты царем зверей до глубокой старости своей, да спасешься волею Господа от охотни-,ков, даже если они подкрадутся к тебе вплотную! Я прекрасно понимаю, о влад1Ь1ка, что только благодаря твоей особой любви ко мне удостоился я чести возглавить список зверей, предназначенных тебе для пропитания. Ибо чем еще мог я заслужить столь великую милость? Услышав, что ты утвердил мое имя в начале списка, я возблагодарил бога и обратился к Нему с мольбой поддержать в тебе .пламя любви твоей до последнего дня, чтобы не оставил ты заботами своими родичей моих, когда я умру. Клянусь тебе, что даже в самых сокровенных помыслах не решился бы я пренебречь своим долгом, и лишь стечение неблагоприятных обстоятельств задержало меня. Видишь ли ты, владыка, вон то махогоневое дерево,-- Лис махнул .рукой в сторону сво1его жилища,-- и другое, ироковое, рядом с ним? Так вот, великий властитель, там живет пришлый лев, и он с приближенными своими -- слоном, леопардом и гиеной--издевается "ад нами, твоими подданными, требует, чтобы мы не подчинялись тебе, а служили ему, и если ты попус-пишъ его дальнейшие безобразия, то едва ли мы сможем доставляться вовремя к твоему обеденному столу". Слова Лиса изумили Льва до глубины души, ибо он считал себя единственным в .своем роде---по крайней мере когда речь шла о ЕГО лесе. Поэтому он недоверчиво спросил Лиса, говоря: "Ты уверен, что здесь есть еще один лев?" И Лис ответил: "Совершенно уверен, о великий владьвка".--"А ты не ошибаешься?"--переспросил его Лев. "Нет, .владыка, не ошибаюсь,--ответил ему Лис.--Однако я убежден, что, хотя лев этот не уступает тебе размерами своими, ты наверняка сильнее, чем он, ибо от тебя мне, конечно же, не удалось бы убежать, а епо, когда он преследовал меня, чтобы сожрать, я легко оставил позади. Так что ты, несомненно, одолеешь его в единоборстве, и мьь, твои верные подданные, сможем беспрепятственно доставляться к тебе на обед в назначенное каждому из нас время". Рассказ Лиса прозвучал так правдиво и убедительно, что властители леса--Лев, Слон, Леопард и Гиена,--поверив ему, решили проучить наглых чужаков. А Лис привел их к глубокому колодцу неподалеку от своего жилища и предложил им заглянуть туда, объяснив, что именно там таятся звери, про которых он говорил. Властители нагнулись над колодцем и увидели внизу свои отражения. Они оскалили клыки--их врати оскалились тоже. Они зарычали--из .глубины им прозно откликнулось гулкое эхо. Разъярившись, они б-росились вниз--и нашли на дне колодца свою смерть. Чрезмерные требования обернулись для них преждевременной гибелью, ибо в древности сказано, что какою мерой мерите, такою и вам отмерится,--да и разве завещали Льву его предки приступать к своим подданным со столь чрезмерными требованиями?.. Итак, доблестные гости, я поведал вам первую историю о тех, кто не знает меры,. А теперь послушайте втопую. Умирая, отец оставил в наследство сыну сто фунтов. Обпа-дованны" наследник накупил множество хрупких чешиц вроде хрустальных кувшинов, фарфоровых тарелок, серебристых зеркал и прочего бьющегося товара в надежде продать его потом вдвое дороже. Однажды; поутру, с удовольствием глядя на свои покупки и радостно предвкушая выгодную продажу, он удовлетворенно воскликнул: "Да, .сто фунтов--это, конечно, не горсть изюму, это изрядные деньги, вон сколько товаров удалось мне накупить. Удачио распродав их, я получу сто фунтов дохода, и мой капитал удвоится. Причем никто яе помешает мне снова пустить его в дело, чтобы получить четыреста фунтов. А четыреста фунтов--это уже почти состояние. До чего же быстро оборотистый человек становится богачом! Я пускаю четыре сотни в оборот-- и вот неожиданно для других у меня уже восемьсот фунтов. Это ли не успех? Многие горожане почтительно прославляют мое богатство, однако я не останавливаюсь на достигнутом, ибо кто способен помешать моему дальнейшему обогащению? А восемьсотфунтовый капитал приносит солидный доход, и вот уже на моем счету две тысячи фунтов. Обладатель двухтысячного состояния известен всему городу, его слово считается законом, а я все торгую, и вот у меня на счету уже четыре тысячи, потом восемь, потом шестнадцать, и так продолжается до тех пор, пока я не завожу себе десятитысячные счета в десяти тысячах банков. И моя жизнь превращается в сплошное .празднество-- я пирую, веселюсь, шикарно одеваюсь и роскошествую, а когда иду по улице, все подобострастно склоняются предо мною. А впрочем, человек наживает деньги, чтобы нажить потом еще больше, и, прежде чем удалиться на покой, я умножаю свои капиталы до десяти тысяч десятитысячных счетов в десяти тысячах банков каждого из десяти тысяч, городов, где мне угодно хранить свое достояние. Ну а теперь наконец можно подумать и о женитьбе. Только кого же мне взять в жены? Королева уже замужем... стало быть, принцессу! И вот свадьба сыграна, невеста приведена ко мне в дом, и я третирую ее, словно служанку,--ибо разве не муж я ей, не хозяин, не повелитель? Да будь она хоть трижды принцесса, но привело-то ее ко мне мое баснословное богатство,-- и разве не вознесло оно меня выше королей? Разве кто-нибудь видел, как я прошу поесть во дворце ее отца? А когда приходит время моей семейной трапезы, я с презрением отвергаю приготовленную женой пищу; она впадает в отчаяние, призывает свою мать, и они обе опускаются передо мной на колени, умоляя поесть, а я делаю вид, чгго первый раз их вижу. Жена приникает к моим ногам и с тоской восклицает: ...О, посмотри на меня, обожаемый муж мой, ты ведь знаешь, "что я люблю тебя больше жизни! Не по своей вине опоздала я с обедом--вчерашний дождь вымочил дрова, они плохо разгорались, и только поэтому не удалось мне приготовить пищу ко времени. Неужели даже вид моей престарелой матушки на коленях перед тобой не смягчит хотя бы яа мгновение твое сердце? Умоляю, любимый, поверь, что я никогда больше не опоздаю с обедом--даже если мне придется самой собирать в лесу хворост и разжигать очаг!.." Тут я, пожалуй, прощу ее, однако, чтобы не уронить свое достоинство, легонько пну..." -- И забывшийся наследник пнул свой хрупкий товар, превратив стофунтовое Наследство в груду осколков. Не сколотив состояния, он решил поколотить принцессу--и если б ему удалось потим разбогатеть, наш мир обогатился бы еще одним чудом. А теперь, до)рогие гости, я хочу рассказать вам про особую разновидность неумеренности, определяемую обыкновенгю словами если-бы-да-кабы, и про ее частный случай если-б-я-знал. Случай такой весьма обычен, когда люди не знают меры в благих делах, и сначала я объясню вам, что это значит, а потом подкреплю свое объяснение достоверным эпизодом из реальной жизни. Неумеренность в благодеяниях или стремление устраивать чужое счастие на свой лад--пагубная привычка, и .не было еще, я думаю, на земле человека, который сумел бы полностью от нее уберечься, а между тем земная жизнь уподобилась бы небесной, научись люди соразмерять свою тягу к добру с велением обстоятельств. Древняя поговорка гласит: "Человек оплакивает свою ошибку, пока не скажет если-б-я-знал,-- праотцы проклинали эту привычку, но лечения от нее никто не сыскал". Простите меня, любезные гости, но такова древняя поговорка. Каждому ясно, что человек должен совершать благие поступки,--и однако далеко не всякий понимает, какими благодеяниями призван он одаривать ближних своих и кто из ближних достоин их получать. Многие творят благие дела совершенно бездумно: они уверены, что добро творить нужно, и творят его не задумываясь, желательно оно именно сейчас и здесь или нет. Им невдомек, что безмерно милосердный умножает, как правило, не добро, а зло. Нередко здоровый человек с двумя руками и двумя ногами живет по присловью: "Что дано другим, то и я хочу получить",--такого человека незачем осыпать благодеяниями. Нашего милосердия достоин только тот, кто действительно не способен о себе пЮзаботить-ся,--очень старый, немощный от природы, увечный или тяжелобольной... А теперь, чтоб вы поняли на практике, о чем идет речь, я расскажу вам про случай из реальной жизни. Некогда один человек, отправившийся в чужедальние страны, увидел на подходе к большому городу железную клетку. Эта клетка, или ловушка, была насторожена на Леопарда, который очень досаждал горожанам, и они устроили ее так, что, когда разбойный 31верь залез в нее, он уже не смог выбраться оттуда без посторонней помощи. Увидев Путника, Леонард попросил, чтобы он выпустил его из клетки, но тот отказался. Леогаард сначала уговаривал его, потом умолял, а потом угрожающе сказал: "Как же так? Разве сделал я тебе что-нибудь плохое? И ведь ты думаешь только о нынешнем дне, хотя мог бъг задуматься и о завтрашнем. Да, весь мир называет меня безжалостным разбойником, но на самом-то деле я безобидный добряк. Люди, как ты знаешь, частенько мелют языком невесть, что, а вот если б тебе довелось провести в моем обществе хотя бы три дня, ты не пожелал бы потом со мной расставаться, ибо я, несравненный Леопард, благороднейший обитатель джунглей, неимоверно великодушен и самоотверженно щедр. И кроме всего прочего, тебе надо бы знать, что, даже если ты не выпустишь меня из клетки, кто-нибудь другой все равно сжалится надо мной и освободит меня, а когда мы потом встретимся с тобой, где найдешь ты! убежище? Я ведь непременно доберусь до тебя -- если не на этом, так на том свете, запомни, человек!" Выслушав Леопарда, Путник сказал: "Все, что ты говоришь, не лишено оснований, я понимаю. Однако даже бесстрашный должен помнить о страхе. Допустим, я выпущу тебя, а ты набросишься на меня и раздерешь в клочья. Должен я об этом подумать?" "Вовсе нет,--ответил ему Леотгард.--Ибо, если ты освободишь меня, я не причиню тебе ни малейшего вреда--ни сейчас, ни в будущем. Решайся, Путник, и поскорее,--зачем нам обоим попусту терять время?" Слушая вкрадчивые слова Леопарда, Путник упустил из виду, что речь идете жизни и смерти--.именно поэтому Леопард говорил столь вкрадчиво, пытаясь выбелить языком свою черную сущность. Беспечный Путник, забыв древнее речение: "Черного льва не отмоешь добела", решительно шапнул к леопардовой клетке и открыл ее, а проголодавшийся Леопард, не долго думая, набросился на него, чтобы сожрать. Мимолетно подумав: "Эх, если б я только знал", Путник взмолился дать ему OTqpo4Ky и спросить у первых пятерых встречных, .достоин ли он за свое милосердие смерти. На том они и порешили. Вскоре им повстречалась Коза, и Путник поведал ей, как он увидел Леопарда в клетке и сначала не хотел его выпускать, но потом сжалился над ним и выпустил, а тот в благодарность за милосердие собирается теперь его съесть. "Не верю я в человеческое милосердие,-- выслушав Путника, сказала Коза.--Мой хозяин вечно меня мучает. Когда я родила козлят, он даже вним.ания на это не обратил, а когда мне .все же удалось их вырастить, он продал моих детушек и растранжирил вырученные деньги на собственные удовольствия. Разве от него дождешься добра? Он и кормить-то меня не желает, я брожу целыми днями под жгучим солнцем--где листик ухвачу, где былиночку проглочу,--а от него вместо ямса или бананов получаю только колотушки: сам наестся в полное удовольствие, глаза нальет и принимается меня лупить, как бешеную гиену. Нет, не верю я в людские благодеяния--убей и съешь его, достославный Леопард!" Вот высказала Коза свое мнение, и Леопард хотел было разодрать Путника в клочья, но тот напомнил ему, что очи уговорились посоветоваться с пятью встречными, а расспросили пока только одного. И пошли они дальше. Вскоре им повстречалась Лошадь. Путник изложил ей суть дела, и она ясно высказала свое мнение, говоря: "На языке у людей мед, а в сердце--смертельный лед. Возможно, этот человек и прав, да что-то не видела я от людей добра. Всем известно, что я добрейшее существо на земле, вот за доброту мою люди на мне верхом и ездят. "Когда я устаю и не могу бежать быстро, они жестоко язвят меня шпорами и безжалостно хлещут кнутами, а когда, замучившись до полного иэнеможейия, я сбрасываю их на землю, они злобно истязают меня, называя капризной кобылой... Нет, не верю я в их доброту, ешь его, Леопард!" Леопард опять хотел наброситься на Путника, но тот снова напомнил ему, что и;м осталось выслушать еще троих встречных. Они отправились дальше и вскоре подошли к Апелъсиново-му Дереву. Путник рассказал ему об их деле, и Дерево выразило им свое суждение так: "Этот человек юделал доброе дело, сомневаться тут не приходится, и, однако же, я никогда больше не буду защищать людей, ибо все они--неблагодарные злодеи. Я стою здесь, у дороги, много лет, и никто1 из них не получал от меня ничего, кроме добра. В засушливый сезон, когда на небе полыхает яростное солнце, они прячутся в тени моих ветвей, а когда у меня созревают плоды, и.м лень аккуратно сорвать их, и они швыряют в меня палки или каменья, чтобы плоды упали на землю, так чп-о к осени тело мое покрывается глубокими язвами. Лквди терзают меня нещадней, чем жестокие обезьяны,--так пусть же за вину многих расплатится хотя бы один. Убей его. Леопард!" Путник с огромным трудом уговорил Леопарда дождаться четвертого встречного они двинулись вперед и вскоре повстречали Пса. Пес не задумываясь проклял человеческий род и осудил Путника на смерть; Леопард, предвкушая сытный обед, нехотя согласился выслушать пятого встречного, и через некоторое время им повстречался Лис. Путник со слезами на глазах воззвал к нему, говоря: "О благородный Лис, мне извесг-но, что ты мудр и правдив, так рассуди же нас по справедливости, умоляю тебя! Я шел своей дорогой, не вмешиваясь в чужие дела, и наткнулся неподалеку отсюда на Леопарда в железной клетке. Мне даже и смотреть-то на него не хотелось, однако он окликнул меня и .начал жалобно просить, чггоб я выпустил его на волю. Мне бы отказаться и уйти подобру-поздорову, ибо я предполагал, что, когда я освобожу его, он захочет меня съесть; я и отказался, однако сразу не ушел и в конце концов, сжалившись над иим, .выпустил его из клетки, а он, как я и предполагал, собирается теперь меня съесть,--да спасет тебя Создатель от столь опасных встреч! Он слезно молил меня помочь ему, обещая, что не причинит мне ни малейшего вреда, а теперь вот алчно торопится поскорее нарушить свое обещание, и я с огромным трудом уговорил его выслушать суждения пятерых первых встречных о расплате злом за добро. Вот почему я .взываю к тебе, о мудрый Лис, и прошу объяснить Леопарду, что благие поступки не должны оборачиваться бедой для благотворителя,--да сохранит тебя бог от столь горестной судьбы!" Выслушав Путника, Лис сурово сказал: "И это называешь ты важным делом? Я плохо понял твою сбивчивую болтовню, зато прекрасно вижу, что ты не понимаешь, кто удостоил тебя вниманием. Перед тобою несравненный Леопард, гордость джунглей,--ты должен трепетать от счастья и ужаса, когда тебя замечает столь великодушный и до самоотвержения щедрый властитель! Если тебе хочется, чтобы я рассудил твое ничтожное дело, изложи его внятно и почтительно, ибо тебе придется говорить о великом Леопарде". Путник принялся пересказывать всю историю с самого начала, и, когда он дошел до железной клетки, Лис, перебив его, приказал: "Не торопись, убогий, и объясни мне толком, что такое железная клетка".--"Клетка, сделанная из железа",--сказал Путник. Однако Лис раздраженно повторил!: "Слушай меня внимательно, ничтожный! Я хочу, чтобы ты как следует растолковал мне, чпо такое железная клетка". На этот раз Путник сказал ему так: "Уважаемый Лис, мне известен твой здравый рассудок, и если ты не знаешь, что такое железная клетка, то наверняка зато знаешь, как выглядит клетка для кур, ибо домашняя птица--твое любимое лакомство. Именно такую клетку с парой курочек--правда, она деревянная и гораздо меньше, чем леопардова,--я и собирался послать тебе по приходе в город, и, если б меня не задержала встреча с Леопардом, ты уже получил бы ее, ибо мне давно хотелось послать подарок замечательному жителю джунглей, про которого говорят: ...Мудрей и честнее Лиса не сыщешь зверя в Лесу". Я надеюсь, что мне все же удастся послать тебе этот подарок--в том случае, разумеется, если я останусь жив. Но, быть может, ты предпочитаешь цыплят или петухов? Я вполне мог бы заменить ими кур--они ведь продаются в одинаковых клетках, очень похожих на ту, в которой сидел Леопард. Надеюсь, теперь-то ты понял, пр