уть Иллиан, но, пока они доберутся сюда, даже если поскачут напрямую, пройдет не одна неделя и не две, да и с какой стати им направляться сюда? Или это один из тех, кто никогда и в Иллиане не появлялся? Ему ни за что не попасть в сказания, если у него нет благословения, что бы он ни совершил. - Какая разница, в Иллиане Охота или уже нет. - Ранд услышал, как у Лойала пресеклось дыхание. - Том, Рог Валир - у нас. Воцарилась гробовая тишина. Нарушили ее громовые раскаты хохота Тома. - У вас двоих - Рог? У пастуха и безбородого огир - Рог Ва... - Он переломился вдвое, колотя себя по колену. - Рог Валир! - Но он - у нас, - серьезно сказал Лойал. Том глубоко втянул воздух. Запоздалые судорожные смешки, казалось, все еще нечаянно прорывались на волю. - Не знаю, что вы нашли, но готов проводить к десятку таверн, где ловкий малый поведает вам, будто он знает одного человека, который знает того, кто уже отыскал Рог, и поделится тем, как Рог нашли, - лишь бы вы ему эля покупали побольше. Могу проводить к трем ловкачам, которые вам рог продадут, и которые поклянутся своими душами пред Светом, что он - подлинный и настоящий. В городе даже лорд отыщется, который заявляет, будто Рог находится под замком в его поместье. Он утверждает, что это сокровище передается в его Доме по наследству с самого Разлома. Не знаю, найдут ли когда Охотники Рог, но выдумок и обманов на всем пути они отыщут тысячи, десятки тысяч. - Морейн сказала, что это Рог, - заметил Ранд. Веселость вмиг слетела с Тома: - Она так сказала, да? Мне казалось, ты говорил, что ее с тобой нет. - Ее нет со мной. Том. После отъезда из Фал Дара - это в Шайнаре - я ее не видел, а за месяц до этого она мне и двух слов за раз не сказала. - В голосе прорвалась сдерживаемая до того горечь. А когда она заговорила со мной, то мне захотелось, чтобы она продолжала меня не замечать. Никогда не стану плясать под ее дудку, испепели Свет ее и всех прочих Айз Седай. Нет! Не Эгвейн. Не Найнив. Ранд понял, что Том внимательно на него смотрит. - Ее здесь нет. Том. Я не знаю, где она, и знать не желаю. - Что ж, по крайней мере у тебя хватает ума не распространяться о такой находке. А если бы не хватило, то сейчас слухом полнилась бы вся Слобода, и пол-Кайриэна подкарауливала момент отобрать его. Нет, полмира! - О, мы держим это в тайне. Том! И мне нужно доставить его обратно в Фал Дара, как бы ни хотели отобрать его Друзья Темного или еще кто. Рассказанного тебе достаточно? Мне нужен друг, который знает мир. Ты везде побывал; ты знаешь такое, чего я и вообразить не могу. Лойал и Хурин знают больше меня, но мы втроем барахтаемся на глубине. - Хурин?.. Нет, не рассказывай мне. Не хочу ничего знать. - Менестрель отодвинул стул и встал, уставясь в окно. - Рог Валир. Что значит: грядет Последняя Битва. И кто это замечает? Видели вы там, на улицах, смеющихся людей? Не приди на неделе баржа с зерном - и они уже не будут смеяться. Галдриану покажется, будто они все разом превратились в Айил. Знать вся играет в Игру Домов, интригами и кознями стараясь пробиться поближе к королю, пытаясь прибрать побольше власти, больше, чем у Короля, замышляя свергнуть Галдриана и самим занять трон. Каждый хочет стать королем. Или королевой. Они решат, что Тармон Гай'дон всего-навсего уловка, хитрый ход в Игре. - Том отвернулся от окна. - Вряд ли, по-моему, вы ведете речь просто о том, чтобы поскакать в Шайнар и вручить Рог... кому там?.. королю? И почему именно Шайнар? По всем легендам. Рог связан с Иллианом? Ранд посмотрел на Лойала. Уши у огир обвисли. - Шайнар потому, что я знаю, кому там его отдать. И за нами гонятся троллоки и Друзья Темного. - Ну, меня это не удивляет. Нисколько! Я могу оказаться старым дураком, но я всю жизнь был старым дураком. Парень, вся слава - твоя. - Том... - Нет! Повисла тишина, в которой скрипнула кровать - это на ней неловко пошевелился Лойал. Наконец Ранд произнес: - Лойал, ты не против оставить нас с Томом наедине? Ненадолго? Пожалуйста? Лойал выглядел удивленным - кисточки на ушах встали почти торчком, - но кивнул и поднялся: - В общей зале играют в кости. Может, они возьмутменя в игру. Когда дверь за огир затворилась. Том с подозрением посмотрел на Ранда. Ранд заколебался. Ему нужно было знать кое-что, и - это "кое-что" Тому наверняка известно: когда-то казалось, что менестрель знает на удивление о многом, - но юноша не представлял себе, как спросить. - Том, - наконец сказал он, - существуют какие-нибудь книги, где есть "Кариатонский Цикл"? Проще и легче произнести это название, чем вымолвить "Пророчества о Драконе". В больших библиотеках имеются, - медленно проговорил Том. - Многочисленные переводы, и даже на Древнем Наречии. Где только нет. - Ранд заикнулся было, есть ли способ ему их отыскать, но менестрель продолжил: - Древний Язык обладал замечательной мелодичностью, но столь многие, даже из благородных, нетерпеливы и не любят его слушать в эти дни. Предполагается, что все благородные знают Древнее Наречие, но многие учат лишь столько, чтобы произвести впечатление на людей, которые в нем несведущи. Переводы не дают того же звучания, если только они не слагаются в Возвышенном Стиле, а такая переделка порой вносит в смысл куда более значительные изменения, чем большинство переводов. В Цикле имеется одна стихотворная строфа - при переводе слово в слово размер не выдерживается, но в смысловом отношении ничего не теряется. Звучит она вот так: Дважды и дважды он будет, отмечен: дважды - жить, и дважды - умереть. Раз - цаплей, дабы на путь направить. Два - цаплей, дабы верно назвать. Раз - Дракон, за память утраченную. Два - Дракон, за цену, что заплатить обязан. Том протянул руку и коснулся цапель, вышитых на высоком воротнике Ранда. Какое-то время Ранд только и мог, что сидеть с раскрытым ртом и хлопать глазами, а когда сумел пошевелить языком, то голос был нетвердым: - С мечом будет пять. Рукоять, ножны и клинок. Он повернул руку ладонью вниз, прижав ее к столешнице, пряча клеймо. Впервые с того времени, как мазь Селин залечила ожог, он дал о себе знать. Не болью, но Ранд теперь знал, что у него на ладони. - Да, верно. - Том кашлянул смехом. - Вот и другое вспомнилось: Дважды день рассветет, когда его кровь прольется. Раз - для горя, раз - для рождения. Красна на черном, кровь Дракона пятнает скалуШаиол Гул. В Бездне Рока освободит его кровь людей от Тени. . Ранд качал головой, не соглашаясь, но Том словно не замечал. - Не понимаю, как день может заняться дважды, но, по правде сказать, в большинстве Пророчеств смысла не больше. Тирская Твердыня не падет, пока Калландором не завладеет Возрожденный Дракон. Но Меч-Которого-Нельзя- Коснуться находится в Сердце Твердыни, так каким образом он вначале им завладеет, а? Ладно, если возможно, то так будет. Подозреваю, Айз Седай захотели бы подогнать события под Пророчества - чтоб по возможности ни сучка ни задоринки. Но вот погибнуть где-то в Проклятых Землях - слишком высокая цена, чтобы их в этом поддержать. От Ранда потребовалось немало усилий, чтобы голос его был спокоен, но он справился: - Ни для чего меня Айз Седай не используют. Говорил же я тебе, в последний раз я видел Морейн в Шайнаре. Она сказала, что я могу идти на все четыре стороны, и я ушел. - И с тобой сейчас нет Айз Седай? Ни одной? - Нет. Том провел костяшками пальцев по вислым белым усам. Он выглядел удовлетворенным, но в то же время и озадаченным. - Тогда к чему вопросы о Пророчествах? Зачем понадобилось огир выпроваживать? - Я... не хотел его тревожить. Он и без того нервничает из-за Рога. Вот я о чем хотел спросить. Упоминается ли Рог в... в Пророчествах? - Ранд по-прежнему не мог заставить себя выложить все до конца. - Все эти Лжедраконы, теперь вот и Рог нашелся. Всяк считает, что Рог Валир призовет мертвых героев якобы сразиться с Темным в Последней Битве и будто бы... будто бы Возрожденный Дракон будет сражаться с Темным в Последней Битве. По-моему, вполне естественно об этом спрашивать. - Наверное, ты прав. Немногие знают, что Возрожденный Дракон будет сражаться в Последней Битве, а если и знают, то считают, будто он станет сражаться заодно с Темным. Чтобы выяснить это, нужно читать Пророчества, а читают их немногие. Что ты имел в виду, говоря про Рог? "Будто бы"?.. - С тех пор как мы расстались. Том, я кое-что узнал. Они явятся к тому, кто протрубит в Рог, кем бы он ни был, даже Другом Темного. Кустистые белые брови Тома взлетели вверх: - А вот этого я не знал! Ты и впрямь кое-что узнал. - Это не значит, что я позволю Белой Башне использовать меня как Лжедракона. Не хочу иметь ничего общего ни с Айз Седай, ни с Лжедраконами, ни с Силой, ни... - Ранд прикусил язык. С ума сошел, чуть все не растрепал! Вот дурень! - Какое-то время, парень, я считал, что именно ты нужен Морейн. Мне даже представлялось, что я знаю почему. Знаешь, ведь ни один мужчина не выбирает, направлять ли ему Силу. Просто с ним такое случается, это как болезнь. Нельзя винить человека за то, что он захворал, даже если болезнь может убить и тебя заодно. - Твой племянник мог направлять, да? Ты говорил мне, что именно поэтому нам помогаешь - потому, что у твоего племянника были неприятности с Белой Башней, а никого не нашлось, чтобы ему помочь. Есть только одна неприятность, которая может быть у мужчины с Айз Седай. Том, кусая губы, разглядывал столешницу: - Наверно, нет никакого толку отрицать очевидное. Понимаешь, это не тема для разговора с человеком, у которого родственник мог направлять. Э-эх! Красные Айя не дали Овайну ни малейшего шанса. Они укротили его, и потом он умер. Он просто расхотел жить... - Том, опечаленный, тяжело вздохнул. Ранда пробила дрожь. Почему Морейн со мной этого не сделала? - Шанса, Том? Ты хочешь сказать, был какой-то способ, он мог с этим справиться? И не сойти с ума? Не умереть из-за этого? - Овайн сдерживался почти три года. Он никому плохого не сделал. Не использовал Силу, если только вконец не припирало, да и тогда только, чтобы помочь своей деревне. Он... - Том вскинул руки. - Полагаю, выбора не было. Люди, там, где он жил, говорили мне, что в последний год он вел себя странно. Об этом они не очень-то распространялись, а когда прознали, что я прихожусь Овайну дядей, они едва не побили меня камнями. Наверное, он и в самом деле сходил с ума. Но он - моей крови, парень. За то, что они сделали с ним, я не могу полюбить Айз Седай, даже если им и пришлось на такое пойти. Раз Морейн тебя отпустила, значит, ты тут ни при чем. Ранд помолчал. Дурак! Разумеется, нет никакого способа это преодолеть. Ты сойдешь с ума и умрешь, что бы ты ни делал. Но Баалзамон сказал... - Нет! - Ранд покраснел под испытующим взором Тома. - То есть... с этим у меня ничего общего нет. Но Том, Рог Валир по-прежнему у меня. Подумай о нем. Том. Рог Валир! Другой менестрель о нем сказание сложить-то сложит, но ты-то сможешь сказать, что держал его в своих руках. - Он сообразил, что говорит словами Селин, но где она сейчас, ему оставалось лишь гадать. - Том, больше всего я бы хотел, чтобы ты был рядом. Том хмурился, будто в раздумье, но потом в конце концов твердо покачал головой: - Парень, ты мне нравишься, но не хуже меня знаешь: раньше я помогал потому, что в дело были замешаны Айз Седай. Сиган не отломит от моего куска больше, чем я ожидаю. А если прибавить сюда Королевский Дар, то по деревням я никогда не заработаю больше. К моему великому удивлению, Дена, кажется, любит меня, и - что не менее удивительно - это взаимно. Ну и зачем мне менять такую жизнь на гоняющихся за мной троллоков и Друзей Темного? Рог Валир? О да, признаю, искушение велико, но - нет. Нет, в такое я снова влезать не стану. Том наклонился, взял один из деревянных футляров с инструментами, длинный и узкий. Он открыл его, внутри лежала флейта, изготовленная незамысловато, но оправленная в серебро. Менестрель закрыл футляр и толкнул через стол к Ранду. - Может, парень, пригодится тебе опять, если когда-нибудь придется зарабатывать на ужин. - Может, пригодится, - сказал Ранд. - Но если захочешь поговорить, то пожалуйста. Я буду в... Менестрель замотал головой: - Парень, самое лучшее - порвать сразу и навсегда. Если ты все время будешь оказываться рядом, даже если не станешь упоминать о нем, я не смогу выкинуть Рог из головы. И я не хочу впутаться в это дело. Не хочу. После ухода Ранда Том швырнул плащ на кровать и сел. опершись локтями о стол. Рог Валир. Как этот фермерский мальчик нашел... Он оборвал эти мысли. Стоит подольше подумать о Роге, и потом глядь, а ты уже сбежал с Рандом, чтобы отнести Рог в Шайнар. Да-а, из этого получилась бы великолепная история - доставить Рог Валир в Пограничные Земли, а по пятам преследуют троллоки и Приспешники Темного. Угрюмо Том напомнил себе о Дене. Даже если бы она и не любила его, то такой талант, как у нее, встречается не каждый день. А она любит, даже если самому Тому и не представить себе, почему она его любит. - Старый дурак, - пробормотал он. - Вот-вот, именно, старый дурак, - сказала от двери Зера. Том вздрогнул; он так углубился в свои думы, что не услышал, как открылась дверь. Он знал Зеру не год и не два, бывал здесь в своих скитаниях, и она всегда, как другу, говорила ему откровенно обо всем, что думает. - Старый дурак, который вновь ввязался в Игру Домов. Если меня не подводит слух, у этого юного лорда - андорский выговор. И уж нечего сомневаться, он не кайриэнец. Даэсс Дей'мар - вещь опасная и без того, чтобы позволять чужеземному лорду впутывать тебя в его интриги. Том моргнул, затем припомнил, как выглядел Ранд. Та куртка - в самый раз для лорда, нарядная и превосходно сшитая. Да, он стареет: проглядеть то, что бросается в глаза! Удрученно он понял, что решает, говорить ли Зере правду, или пускай она думает, что думает. Все наводит на мысли о Великой Игре и о том, что я начал в нееиграть. - Зера, этот парень - пастух, он из Двуречья. - Ага, а я - Королева Гэалдана. Говорю тебе, за последние несколько лет в Кайриэне Игра стала гораздо опаснее. Дело до убийств дошло. Не остережешься, так итебе глотку перережут. - А я тебе говорю, я больше не в Великой Игре. Снею покончено, все в прошлом, вот почти уже двадцатьлет! - Та-ак, значит. - Не похоже, что она ему поверила. - Пусть так. Не будем о юном лорде-чужеземце, но сам-то ты начал выступать в поместьях лордов. - Они хорошо платят. - И они впутают тебя в свои козни, как только при-" думают, как это сделать. Они смотрят на человека и прикидывают, как его использовать, для них это так же естественно, как дышать. Юный лорд тебе не поможет; они сожрут его живьем, и даже без соли. Том отказался от безуспешных попыток переубедитьхозяйку. - Зера, ты поднялась сюда, только чтобы сказать мнеэто? - Да, так! Забудь про Великую Игру, Том! Женисьна Дене. Она согласится выйти за тебя, что с ее стороны большая глупость, - ты такой худющий и беловолосый. Женись на ней и позабудь про того юного лорда и ДаэссДеУмар! - Спасибо за совет, - с холодком сказал Том. Же" питься на ней? Обременить ее стариком мужем. Ей никогда не стать бардом, если мое прошлое будет камнем висеть у нее на шее. - Если не возражаешь, Зера, я хочу немного побыть один. Сегодня вечером я выступаю для Леди Арилин и ее гостей, и мне нужно подготовиться. Зера фыркнула на Тома и мотнула головой. Грохнула закрывшаяся за нею дверь. Том побарабанил пальцами по столу. В куртке или без куртки. Ранд тем не менее был просто пастухом. Если он был кем-то большим, если он был тем, кого в нем когда-то заподозрил Том, - мужчиной, способным направлять, - ни Морейн, ни какая другая Айз Седай не отпустили бы его восвояси неукрощенным. Рог или не Рог, паренек всего-навсего пастух. - Он тут ни при чем, - громко сказал Том, - и я тоже. ГЛАВА 27. Тень в ночи - Никак не пойму, - заметил Лойал. - Я выигрывал, почти все время. Потом пришла Дена, села играть и все отыграла. Каждый бросок. Она назвала это маленьким уроком. Что она под этим подразумевала? - - Ранд и огир шагали по Слободе, оставив позади "Виноградную гроздь". На западе, отбрасывая длинные тени, низко сидело солнце, превратившись в красный шар, наполовину закатившийся за горизонт. На улице было пусто, лишь с другого конца улицы к Ранду и Лойалу двигалась одна из тех больших кукол, козлорогий троллок с мечом на поясе, которой управляли пятеро мужчин с шестами, но со всех концов Слободы, где находились таверны и увеселительные заведения, по-прежнему доносились звуки веселья. Но на этой улице ставни на окнах позакрывали, а двери позапирали, заложили засовами. Ранд перестал задумчиво ощупывать деревянный футляр с флейтой и повесил его на плечо. Наверное, не стоило ожидать, что он все бросит и уйдет со мной, но поговорить-то со мной он мог! Свет. хоть бы Ингтар поскорее появился! Юноша сунул руки в карманы, и пальцы ощутили записку Селин. - Не думаешь же ты, что она... - Замявшись, Лойал замолчал. - Не думаешь же ты, что она жульничала? Все ухмылялись, словно она делала что- то ловкое или хитроумное. Ранд движением плеча поправил плащ. Нужно забрать Рог и уходить. Если мы станем ждать Ингтара, всякое может случиться. Рано или поздно объявится Фейн. Я должен опередить его. Люди с куклой были уже совсем рядом. - Ранд, - вдруг сказал Лойал, - по-моему, это не... И тут кукловоды бросили шесты, загремевшие по утоптанной до каменной твердости земляной улице. Троллок же, вместо того чтобы рухнуть, прыгнул на Ранда, широко раскинув руки. На раздумье времени не оставалось. Ранд выдернул из ножен меч. Дугой сверкнула сталь. "Луна Восходит Над Озерами". Захлебнувшись булькающим воплем, троллок завалился навзничь и, упав, продолжал еще рычать. На мгновение все застыли. Потом люди - должно быть. Приспешники Тьмы, - подняли взоры от распростертого поперек улицы троллока на Ранда, на меч в его руках, на Лойала рядом с юношей. Они повернулись и "побежали. Ранд тоже уставился на троллока. Пустота окружила его до того, как рука коснулась эфеса; саидин сиял в его разуме, манящий, болезненный. С усилием он заставил пустоту исчезнуть и облизал губы. Ничто исчезло, и страх мурашками пополз по коже. - Лойал, нам нужно в гостиницу. Хурин один, и они... - Ранд крякнул, когда толстая длинная рука обхватила его, прижав обе его руки к груди, и подняла в воздух. Волосатая пятерня вцепилась юноше в горло. Скосив глаза, он разглядел над головой рыло с торчащими вверх кабаньими клыками. В нос ударил противный запах - кислыйпот пополам со свинарником. Столь же стремительно, как пятерня схватила его, так же быстро ее оторвали от Ранда. Оглушенный, Ранд уставился на нее, на сжавшие троллоково запястье толстыепальцы огир. - Держись, Ранд. - Голос Лойала чуть дрожал от напряжения. Сбоку появилась вторая рука огир и взялась за руку, что по-прежнему держала Ранда над землей. - Держись! Огир с троллоком боролись, а Ранда дергало из стороны в сторону. Неожиданно троллочья лапа отпустила его, и он упал, Пошатываясь, он сделал два шага в сторону иповернулся, подняв меч. Стоя позади троллока с мордой секача, Лойал держал того за запястье и предплечье, широко разведя его руки в сторону, и тяжело дышал от натуги. Троллок гортанно рычал на грубом троллочьем языке и закидывал голову назад, пытаясь достать Лойала клыками. Ноги противников шаркали по землеРанд хотел отыскать место, куда сподручнее, не задев Лойала, вонзить меч в тело троллока, но огир и троллок кружили как будто в танце, и юноше никак не удавалосьулучить момент. Захрипев, троллок, вырвал левое предплечье, но не успел он освободиться совсем, как Лойал зажал локтем его шею, плотно обняв тварь. Троллок цапнул пальцами, не сразу попав по рукояти своего меча; смахивающий на косу клинок висел на другом боку, как у левши, но дюйм за дюймом темная сталь начала выскальзывать из ножен. Огир с троллоком беспрестанно метались вокруг, и Ранду не удалось бы нанести удар, не ранив Лойала. Сила. Да, так может получиться. Как, он не представлял себе, но ничего большего придумать не удавалось. Троллок наполовину уже вытащил меч. Когда изогнутый клинок освободится, троллок неминуемо убьет Лойала. Неохотно Ранд сформировал пустоту. Ему сиял саи-дин, притягивал его. Смутно ему припомнилось время, когда он пел ему, но теперь он лишь притягивал его: так аромат цветка привлекает пчелу, так вонь навозной кучи притягивает муху. Он открыл себя саидин, потянулся к нему. Там ничего не оказалось. С тем же успехом он мог тянуться за светом. Испорченность скользнула в Ранда, пачкая его, но не было потока света. Понуждаемый отстраненным отчаянием. Ранд пытался вновь и вновь. И вновь и вновь там была лишь испорченность. Внезапно, рывком, Лойал отшвырнул от себя троллока, так сильно, что тварь кубарем покатилась в стену здания. С громким хрустом она впечаталась в камень головой вперед, скользнула по стене и осела с вывернутой под неестественным углом шеей. Лойал стоял, смотря на троллока, грудь его вздымалась. Ранд еще чуть поискал ничто и только потом уразумел, что случилось. Едва сообразив, он позволил исчезнуть пустоте и испорченному свету и поспешил к Лойалу. - Я никогда... раньше не убивал. Ранд. - Лойал судорожно, со всхлипом вздохнул. - Иначе он убил бы тебя, - сказал ему Ранд. Настороженно он посмотрел на проулки, на закрытые ставнями окна, на запертые двери. Где два троллока, там наверняка их больше. - Мне жаль, что тебе пришлось это сделать, Лойал, но тогда он убил бы нас обоих или еще чего хуже. - Я понимаю. Но мне не нравится убивать. Даже троллока. - Указав на заходящее солнце, огир схватил Ранда за руку: - Вон еще они! Против солнца Ранд не разглядел деталей, но там появилась другая группа людей с огромной куклой, они приближались к нему и Лойалу. Теперь, зная, на что смотреть. Ранд увидел, что "кукла" чересчур натурально переставляет ноги, а голова с выдающимся вперед рылом приподнялась и стала принюхиваться, а шестом никто и не подумал пошевелить. Ранд считал, что в густеющих вечерних тенях троллок и Друзья Темного его не увидят, даже улицу вокруг него; для этого они двигались слишком медленно. Однако ясно - они его выслеживают, и к тому жеприближаются. - Фейну известно, что я где-то здесь, вне города. - сказал Ранд, торопливо вытирая клинок о куртку мертвого троллока. - Он отправил их искать меня. Но он опасается, что троллоков заметят, иначе не стал бы их маскировать под кукол. Если мы выберемся на людные улицы, мы спасены. Нам нужно вернуться к Хурину. Если Фейннайдет его, одного и с Рогом... Ранд потянул Лойала за угол и зашагал по первому же попавшемуся переулку туда, где слышались смех и музыка, но задолго до того, как они добрались до людей, впереди двух друзей, на другой пустой улице, появилась группа с куклой, которая была совсем не куклой. Ранд с Лойалом тут же свернули на какую-то тихую улочку. Та вела навосток. Всякий раз, как Ранд стремился добраться до музыкии смеха, на пути возникал троллок, подчас принюхивающийся. Некоторые троллоки выслеживают по запаху. Иногда, там, где не было людских глаз, крался одинокий троллок. Не раз Ранд чувствовал уверенность, что этого урода он уже видел раньше. Они приближались, и стало ясно, что Ранду с Лойалом не выбраться с безлюдных улиц. Мало-помало их оттесняли к востоку, от города и от Хурина, отрезали от людей, загоняя на узкие, наполняющиеся мраком улочки, что разбегались во все стороны, вверх по холму и вниз. Ранд озирал дома, мимо которых они проходили, - высокие здания, наглухо затворенные к ночи, озирал их с немалым сожалением. Даже если взяться колотить в дверь, пока ее не откроют, даже если их с Лойалом впустят, ни одна дверь не остановит троллока. Только будет больше жертв. - Ранд, - наконец вымолвил Лойал, - идти больше некуда. Они очутились на восточной окраине Слободы; высокие здания справа и слева от них были последними. В окошках верхних этажей издевательски горели огни, но ниже все было накрепко-наглухо закрыто. Впереди горбились холмы, затянутые пологом первых сумерек и голые - даже фермы на них не было. Правда, не совсем пустые. С трудом Ранд различал бледные стены, огибавшие один холм побольше, в миле от них, а за стенами - какие-то здания. - Когда они выгонят нас отсюда, - заметил Лойал, - им больше незачем будет прятаться. Ранд указал на стены вокруг холма: - Вот это остановит троллоков. Должно быть. это усадьба лорда. Может, нас туда впустят. Огир и чужеземного лорда? Сослужит же службу эта куртка, рано или поздно. - Он оглянулся. Троллоков пока видно не было, но юноша все равно потянул Лойала за угол. -- Ранд, по-моему, это квартал Иллюминаторов. А секреты свои Иллюминаторы берегут пуще глаза. Мне кажется, они самого Галдриана внутрь не пустят. - В какую беду вы угодили на этот раз? - раздался знакомый женский голос. В воздухе пряно запахло духами. Ранд захлопал глазами: из-за того дома, откуда они с Лойалом только что завернули, шагнула Селин, в сумраке ярко белело платье. - Как вы здесь оказались? Что вы здесь делаете? Вам нужно немедля уходить! Бегите! За нами троллоки гонятся! - Я видела. - Голос ее был сух, холодно-спокоен. - Я пошла вас искать - и что вижу? Вы позволили троллокам пасти себя, будто овцу. Как может мужчина, владеющий Рогом Валир, допустить такое? - У меня с собой его нет, - огрызнулся Ранд, - и не знаю, чем бы он помог сейчас. Не затем же он нужен, чтобы герои, восстав из мертвых, спасали меня от троллоков! Селин, вам надо уходить. Сейчас же! - С этимисловами он выглянул за угол. Так и есть: не далее сотни шагов на улицу осторожно выдвинулась рогатая троллочья голова, принюхиваясь к ночи. Тень побольше рядом с нею наверняка второй троллок, а были еще тени помельче. Друзья Темного. - Слишком поздно, - пробормотал Ранд. Он сдвинул футляр с флейтой, стянул свой плащ и набросил его на плечи Селины. Длинный плащ совсем скрыл под собой ее белое платье и волочился по земле сзади. - На бегу вам придется его придерживать, - сказал Ранд Селин. - Лойал, если нас не впустят, отыщем способ пробратьсятуда без спросу. - Но, Ранд... - Лучше, по-твоему, дождаться троллоков? - Он подтолкнул Лойала вперед и, взяв Селин за руку, рысцой двинулся следом. - Лойал, веди нас по дороге, так чтобымы шеи себе не свернули. - Вы позволяете себе волноваться, - сказала Селин. Казалось, ей доставляло меньше труда идти за Лойалом в меркнущем свете, чем Ранду. - Ищите Единение и будьте спокойны. Тот, кто будет великим, всегда должен бытьспокойным. - Вас могут услышать троллоки, - сказал он ей. - Величие мне не нужно. - Ему показалось, что он услышал в ответ раздраженное хмыканье. Порой под ногой поддавался камень, но подниматься по холму, несмотря на сумерки, оказалось не очень трудно. Деревья и даже кусты давным-давно были подчистую сведены на топливо. Росла тут лишь трава, высотой до колена, она мягко шуршала у ног. Потянуло свежим ночным ветерком. Ранд забеспокоился, не донесет ли ветерих запах до троллоков. Лойал остановился, дойдя до стены; она была вдвое выше огир, камни обмазаны бледной штукатуркой. Ранд, напрягая глаза, вгляделся в сторону Слободы. Полосы светящихся окошек спицами гигантского колеса протянулись к городским стенам. - Лойал, - тихо спросил Ранд, - ты их видишь? Идут они за нами? Огир оглянулся на Слободу и удрученно кивнул: - Я вижу всего нескольких троллоков, но они идут сюда. Бегут. Ранд, я в самом деле думаю, что... Селин оборвала его: - Если он хочет войти, алантин, ему нужна дверь. Такая, например. - Она указала на темное пятно чуть дальше на стене. Даже когда она сказала ему. Ранд не был уверен, что это настоящая дверь, но когда женщина подошла и потянула, дверь открылась. - Ранд, - начал Лойал. Ранд подтолкнул его к двери: - Потом, Лойал. И потише. Мы же прячемся, незабыл? Юноша втолкнул своих спутников внутрь и закрыл дверь. В ней были скобы для засова, но никакого засова Ранд поблизости не заметил. Дверь никого не задержит, но вдруг троллоки замешкаются, не решаясь войти. Они втроем очутились на аллее, ведущей вверх по холму между двух длинных приземистых строений без окон. Поначалу Ранд принял их за каменные, но потом сообразил, что белая штукатурка положена на дерево. Стало уже настолько темно, что отраженный от стен отблеск луны слабо освещал узкий переулок. - Лучше быть задержанными Иллюминаторами, чем схваченными троллоками, - пробормотал Ранд, начиная подниматься по холму. - Но я и старался тебе сказать, - возразил Лойал. - Я слышал, что Иллюминаторы незваных гостей убивают. Ранд, свои секреты они охраняют безжалостно и скоры на расправу. Ранд встал как вкопанный и посмотрел на дверь. За нею по-прежнему троллоки. Ладно, все равно лучше иметь дело с людьми, нежели с троллоками. Может, он уговорит Иллюминаторов отпустить их; троллоки же, если и не убьют сразу, слушать ничего не станут. - Простите, Селин, что втянул вас в это. - Опасность придает нечто определенное, - негромко произнесла она. - И до сих пор вы с опасностью неплохо справляетесь. Посмотрим, что мы нашли? - Она чуть задела его, проходя мимо, и зашагала по аллее. Ранд двинулся за нею, пряный аромат Селин щекотал ноздри. На верху холма проулок открылся широкой площадкой выровненной до гладкости глины, почти такой же бледно-белесой. как и штукатурка, площадку обступали белые безоконные строения, с густыми тенями проулков между ними, но справа от Ранда оказалось единственное здание с окнами, свет из которых падал на бледную глину. Он поспешил попятиться в тени, когда появились мужчина и женщина, медленно идущие через открытое пространство. Их одежда, вне всяких сомнений, была не кайриэнской. Мужчина щеголял в мешковатых, как и рукава рубашки, шароварах, и то и другое - мягкого желтого цвета, с вышивкой на штанинах и по груди рубахи. Платье женщины, искусно отделанное на груди, в сумраке казалось бледно-зеленым, волосы ее были заплетены во множество коротких косичек. - Всё наготове, говоришь? - спросила женщина. - Ты уверен, Таммуз? Всё? Мужчина развел руки: - Вечно ты проверяешь после меня, Алудра. Всё наготове. Начинать можно в любой момент, хоть сейчас. - Ворота и двери, они все заперты? Все?.. - Голос стих, когда парочка подошла к дальнему торцу освещенного здания. Ранд разглядывал открытую площадку, почти ничего не понимая и не узнавая. В самой середине, установленные на большие деревянные основания, в небо смотрели несколько дюжин труб, каждая с человека высотой и в фут, а то и больше в поперечнике. От каждой трубы по земле отходила темная крученая веревка. Все шнуры уползали за низкую стену, шага в три длиной, в дальнем конце площадки. Вокруг всей площадки громоздились деревянные стойки с неразберихой труб, раздвоенных палок, лотков и уймой всякого прочего. Все фейерверки, которые Ранду доводилось видеть, можно было держать одной рукой - вот, пожалуй, и все, что он знал о них, не считая того, что взрываются они с оглушительным ревом, или со свистом летают над землей в спиралях искр, или иногда выстреливали в воздухе. Фейерверки всегда привозили от Иллюминаторов со строгими предупреждениями, что при вскрытии фейерверка может произойти взрыв. В любом случае фейерверки были вещью слишком дорогостоящей, чтобы Совет Деревни позволил какому-нибудь неумехе расковырять хоть один. Ранд хорошо помнил случай, когда Мэт попытался сделать именно это; после чего с ним неделю никто не разговаривал, кроме матери. Ранд счел более или менее знакомым одно: эти шнуры - фитили. Как он знал, их поджигают. Бросив взгляд в сторону незапертой двери. Ранд знаком показал всем идти за ним и пошел в обход труб. Если они ищут местечко, где спрятаться, то лучше быть как можно дальше от той двери. Приходилось двигаться, а то и протискиваться между стоек, и Ранд всякий раз затаивал дыхание, когда задевал их. Лежащие там предметы, дребезжа, сдвигались от малейшего касания. Все они казались сработанными из дерева, без единого кусочка металла. Ранд почти наяву слышал тот грохот, который раздастся, если хоть одну стойку опрокинуть. Он с опаской косился на высокие трубы, помня, как шарахнул фейерверк размером с палец. Если эти трубы - фейерверки, то ему не хотелось бы оказатьсярядом с ними. Лойал беспрестанно бормотал, особенно яростно заворчал, когда налетел на одну из стоек, а потом он так шустро дернулся в сторону, что ударился о другую. Огир кралсявдоль стоек в облаке стука и бормотания. Селин нервировала не меньше. Она шагала с небрежностью, словно прогуливалась по городской улице. Она ни за что не цеплялась, двигалась абсолютно беззвучно, но ничуть не старалась придерживать плащ. Белизна ее платья казалась ярче всех стен вместе взятых. Ранд вглядывался в освещенные окна, с дрожью ожидая, что вот-вот кто-нибудь там появится. Итог будет один: Селин нельзя не заметить, и обязательно поднимется тревога. Но окна оставались пустыми. Когда беглецы почти добрались до низенькой стены - а за нею скрылись бы и проулки, и здания - и Ранд уже облегченно вздохнул, то тут Лойал задел стойку возле самой стены. На стойке лежали десять мягких с виду палочек, длиной с Рандову руку, кончики их курились жгутиками дыма. Упав, стойка едва слышно стукнулась оземь, дымящиеся палочки раскатились по фитилю. Зашипев, фитиль с потрескиванием занялся, и огонек побежал к одной извысоких труб. Ранд, на мгновение вылупил глаза, потом шепотомкрикнул: - За стену! Селин гневно заворчала, когда Ранд толкнул ее на землю, но он не обратил внимания. Он постарался прикрыть ее собой; рядом притулился Лойал. Ожидая взрыва трубы, Ранд гадал, уцелеет ли хоть что-то от стены. Глухой тяжелый удар, который он услышал, ощутимо передался и через землю. Осторожно Ранд приподнялся, кинув взгляд поверх кромки стены. Селин больно ткнула ему кулаком в ребра и вывернулась из-под юноши с проклятием на языке, которого он не узнал, но Ранд ничего этого не заметил. Со среза одной из труб сочился дымок. И все. Ранд изумленно покачал головой. Если это все, что... С оглушительным, будто гром, треском высоко в темном теперь небе распустился громадный красно-белый цветок, потом он, искрясь, начал медленно таять. Ранд во все глаза смотрел на это зрелище, а освещенное здание взорвалось шумом. Окна заполнили кричащие мужчины и женщины, выглядывающие и тычущие пальцами. Ранд жаждуще посмотрел на темнеющий закоулок, всего в дюжине шагов. После первого же шага он будет виден людям в окнах как на ладони. Из здания затопали шаги. Ранд пригнул Лойала и Селин обратно за стену, надеясь, что издали они выглядят еще одной тенью. - Не двигайтесь и молчите, - прошептал он. - Только на это и надежда. - Иногда, - тихо промолвила Селин, - если ты совсем не двигаешься, тебя вообще никто не видит. - Судя по голосу, она ничуть не была встревожена. По ту сторону стены туда-сюда грохотали сапоги и гневно звенели голоса. Особенно сердитым был тот, который Ранд узнал: Алудра. - Знатный ты шут, Таммуз! Ну и свинья же ты! А твоя мать, Таммуз, вообще коза! Когда-нибудь ты нас всех убьешь. - За это меня винить нельзя, Алудра, - возражал мужчина. - Я был уверен, что установил все по местам, и труты, они... - Не смей разговаривать со мной, Таммуз! Даже большая свинья недостойна разговаривать по-человечески! - Тон Алудры изменился, когда она стала отвечать на вопрос другого мужчины. - Подготовить другой нет времени. Сегодня Галдриан пусть удовлетворится оставшимся. И одним до срока. А ты, Таммуз! Ты тут все поправишь, а завтра отправишься с телегами, покупать навоз. И если этим вечером что-нибудь пойдет наперекосяк, я тебе впредь и такой малости, как навоз, недоверю! Шаги стихли по направлению к зданию, под аккомпанемент ворчания Алудры. Таммуз остался, вполголоса стеная о несправедливости и обрушившихся на него напастях. Он вплотную приблизился к упавшей стойке, и Ранд затаил дыхание. Вжавшись спиной в стену, прячась в ее тени, юноша видел спину и плечи Таммуза. Стоит тому только повернуть голову, и он непременно заметит Ранда и его товарищей. По- прежнему жалуясь на невезение, Таммуз разложил тлеющие палочки по стойке, потом побрел к зданию, где скрылись все остальные. Переведя дыхание. Ранд бросил торопливый взгляд вслед Иллюминатору, затем отодвинулся обратно под защиту тени. У окон по-прежнему стояли люди. - Вряд ли сегодня нам повезет еще больше, - прошептал он. " - Как говорится, везение великих - дело их рук, - тихо промолвила Селин. - Хватит уж вам, - устало произнес Ранд. Ему очень хотелось, чтобы запах ее не кружил так голову; было трудно сосредоточиться и мыслить ясно. Ранду вспомнилось ощущение ее тела, когда он прижал женщину к земле: податливость и твердость в волнующем сочетании, и в голове от этого воспоминания яснее не стало. - Ранд? - Лойал смотрел над краем стены в сторону от освещенного здания. - Думаю, еще немного везения нам очень бы пригодилось. Ранд. Ранд придвинулся к плечу огир. За открытой площадкой, в ведущем к незапертой двери переулке, из теней выглядывало трое троллоков. Они смотрели на освещенное здание, где у окна стояла одна женщина; видимо, троллоков она не замечала. - Ну вот, - спокойно отметила Селин. - Теперь это ловушка. Те люди, если они вас схватят, могут вас убить. Троллоки убьют наверняка. Но, возможно, вы можете убить троллоков так быстро, что они и пикнуть не успеют. Возможно, вы сумеете остановить тех людей, и они не убьют вас в стремлении сохранить свои никчемные секреты. Величия вы можете не хотеть, но, чтобы проделать такое, нужен великий человек. - Не вижу повода вам этому радоваться, - сказал Ранд. Он старался не думать о том. как она пахнет, о своих ощущениях от ее тела, и пустота почти окружила его. Ранд стряхнул объятия пустоты. Похоже, троллоки не обнаружили укрытия беглецов, но лишь пока. Ранд опять присел, глядя на ближайший темный проулок. Одно движение к ней, и троллоки неминуемо их увидят, как и женщина у окна. И тогда вопрос один: кто быстрей - троллоки или Иллюминаторы - их настигнет. - Ваше величие меня обрадует. - Вопреки словам, говорила Селин сердитым тоном. - Наверно, я должна бы оставить вас отыскать со временем ваш собственный путь. Если вы не примете величия, когда оно в вашей руке, то, вероятно, вы заслуживаете смерти. Ранд сдержал себя и не посмотрел на нее. - Лойал, ты не видишь, там, в конце переулка, нет двери? Огир покачал головой: - Тут слишком светло, а там слишком темно. Еслибы я был в переулке, то сказал бы точно. Ранд потрогал рукоять меча: - Возьми с собой Селин. Как только увидишь дверь - если увидишь, - сразу позови, и я - за вами. Если там, в конце, двери нет, подсадишь ее, чтобы она достала до верха стены и перебралась наружу. - Хорошо, Ранд. - Лойал заволновался. - Но когда мы двинемся, троллоки погонятся за нами, кто бы ни смотрел из окна. Даже если там будет дверь, они наснастигнут. - Позволь мне волноваться о троллоках. - Их трое. С пустотой, я с ними справлюсь. Мысль о саидин помогла принять решение. Слишком много странного случалось, когда он подпускал к себе близко мужскую половину Истинного Источника. - Я пойду за вами, как толькосмогу. Идите. Он повернулся и впился взглядом в троллоков. Уголком глаза Ранд уловил, как двинулась массивная фигура Лойала, мелькнуло белое платье Селин, наполовину прикрытое плащом. Один из троллоков за трубами возбужденно указал на беглецов, но все трое по-прежнему колебались, поглядывая на окно, в которое по-прежнему выглядывала женщина. Их трое. Должен быть способ. Не пустота. Не саидин. нет. - Дверь есть! - донесся тихий зов Лойала. Один троллок сделал шаг из теней, остальные двинулись следом, вплотную к нему. Как будто издалека. Ранд услышал вскрик женщины у окна, и что-то прокричал Лойал. Ни секунды не раздумывая, Ранд вскочил на ноги. Он должен как-то остановить троллоков, иначе они накинутся на него, на Лойала и Селин. Он подхватил тлеющую палочку и метнулся к ближайшей трубе, с размаху ударил ее плечом. Труба накренилась, начала падать, а он уцепился за квадратное деревянное основание; труба оказалась направлена прямо на троллоков. Те неуверенно замялись, а женщина у окна завопила, и Ранд ткнул дымящимся кончиком палочки в фитиль, в то место, где тот соединялся с трубой. Тут же раздался гулкий хлопок, толстая деревянная плита основания прыгнула на Ранда, сбив его с ног. Ночь разорвал рев, по силе мало уступавший грому, и слепящая вспышка рассекла мрак. Отмаргиваясь и кашляя в едком, густом дыму. Ранд, шатаясь, поднялся, в ушах звенело. Он поражение оглянулся вокруг. Половина труб и все стойки валялись на боку, угол здания, возле которого стояли троллоки, просто-напросто исчез, языки пламени лизали торчащие концы досок и стропил. От троллоков ни следа. Сквозь звон в ушах Ранд слышал раздающиеся в доме крики Иллюминаторов. Ранд заковылял прочь спотыкаясь, свернул в аллейку. На пути запнулся обо что-то, понял, что это его плащ. Не останавливаясь, подхватил его с земли. Позади него ночь перекликалась криками Иллюминаторов. Возле распахнутой двери нетерпеливо топтался Лойал. И он был один. - Где Селин? - спросил Ранд. - Она пошла обратно. Ранд. Я попытался не пустить ее, но она прямо-таки выскользнула из моих рук. Ранд повернулся на шум. Из-за непрекращающего звона в ушах некоторые крики были еле-еле различимы Теперь позади посветлело от пламени. - Ведра с песком! Быстро, несите ведра с песком! - Что за несчастье! - Вот туда они побежали! Туда! Лойал схватил Ранда за плечо. - Ты ей не поможешь, Ранд. Ничем - если тебя поймают. Нужно уходить. - В конце переулка кто-то появился - тень, обрамленная дрожащим позади свечением, указала на беглецов: - Идем же. Ранд. Ранд позволил вытащить себя через дверь во тьму. Огонь позади постепенно превратился в тусклое зарево в ночи. и огоньки Слободы подступили ближе. Ранду почти хотелось, чтобы ему сейчас подвернулись троллоки - нечто такое, с чем он мог сразиться. Но в траве лишь шуршал ночной ветерок. - Я старался ее остановить, - промолвил Лойал. Повисло долгое молчание. - Мы и вправду ничего не могли поделать. Они бы и нас поймали. Ранд вздохнул: - Знаю, Лойал. Ты сделал, что мог. - Он вернулся на несколько шагов, глядя на зарево. Оно будто стало меньше; должно быть. Иллюминаторы сбили пламя. - Я обязан ей как-нибудь помочь. - Как? Саидин Сила? Юноша вздрогнул. - Обязан. Освещенными улицами Ранд с Лойалом прошли через Слободу, закутавшись в молчание, которое отсекало от них веселость царившего там праздника. Когда они переступили порог "Защитника Драконовой Стены", содержатель гостиницы протянул поднос, на котором лежал запечатанный пергамент. Ранд взял его и уставился на белую печать. Полумесяц и звезды. - . Кто оставил это? Когда? - Пожилая женщина, милорд. И четверти часа не минуло. Служанка, хотя какого Дома, она не сказала. - Куале улыбался, стремясь внушить доверие к себе. - Спасибо, - сказал Ранд, по-прежнему не отрывая взора от печати. Содержатель задумчивым взглядом проводил поднимавшихся по лестнице юношу и огир. Когда в комнату вошли Ранд и Лойал, Хурин вынул изо рта трубку. На столе перед ним лежали его короткий меч и мечелом, нюхач протирал оружие промасленной тряпицей. - Долго вы гостили у менестреля, милорд. Он здоров? Ранд вскинул голову: - Что? Том? Да, он... Поддев большим пальцем, юноша сломал печать и прочел: Когда мне кажется, будто я знаю, что вы собираетесь сделать, вы поступаете совершенно по-другому. Вы опасный человек. Наверное, пройдет немного времени, и мы снова будем вместе. Подумайте о Роге. Подумайте о славе. И подумайте обо мне, ибо вы всегда мой. Подписи опять не было, но все тот же, говорящий за себя, текучий почерк. - Неужели все женщины - сумасшедшие? - спросил Ранд у потолка. Хурин пожал плечами. Ранд бухнулся в соседнее кресло - что размерами было в самый раз для огир; ноги юноши болтались над полом, но ему было все равно. Он смотрел на укрытый одеялом ларец, торчавший из-под кровати Лойала. Подумайте о славе. - Как мне хочется, чтобы тут появился Ингтар. ГЛАВА 28. Новая нить в Узоре Горы, носящие имя Кинжал Убийцы Родичей, Перрин рассматривал с тревожным чувством. Склон по-прежнему вел вверх, и выглядел он так, будто карабкаться предстоит вечно, а ему-то казалось, что гребень перевала не так уж далеко. С одной стороны от следа горы круто обрывались к мелкой горной речке, бурлящей и брызгающей пеной по острым скалам; по другую сторону вздымалась череда зубчатых, неровных утесов, смахивающих на застывшие каменные водопады. Сам же след бежал по россыпям валунов - некоторые с голову человека, некоторые не меньше телеги. Спрятаться тут было проще простого. Волки сказали, что люди в горах есть. Перрин поинтересовался, не Фейновы ли это Приспешники Тьмы. Волки не знали, или же им было все равно. Они лишь знали, что где-то впереди - Искаженные. По-прежнему впереди, как ни гнал отряд Ингтар. Перрин подметил, что Уно разглядывает горы во многом со схожим чувством. Мэт, забросив лук за спину, вел себя с видимой беззаботностью, жонглируя тремя разноцветными шариками, но вид у него был бледнее обычного. Верин теперь осматривала его по два-три раза на дню и все хмурилась, и Перрин был уверен, что по меньшей мере единожды она пыталась Целить, но результатов Перрин не заметил. Во всяком случае, она казалась поглощенной мыслями о чем-то другом, и оставлось только гадать, о чем именно. Все дело в Ранде, думал Перрин, глядя в спину Айз Седай. Она всегда скакала во главе колонны рядом с Ингтаром и постоянно требовала двигаться еще быстрее, чем приказывал шайнарский лорд. Что-то она о Ранде знает. Картинки от волков замелькали в голове - каменные дома на фермах, деревни-террасы, все за горными пиками; волки смотрели на них так же, как на луга и холмы, только присутствовало некое ощущение, что дома портят местность. Какое-то мгновение он разделял это чувство сожаления, вспоминая места, которые давным-давно покинули двуногие, вспоминая стремительный бросок через деревья, и челюсти, сжимающиеся на напряженной ноге пытающегося бежать оленя, и... С усилием Перрин вытолкал волков из своей головы. Эти Айз Седай нас всех уничтожат. Ингтар придержал свою лошадь и ехал теперь рядом с Перрином. Порой, на взгляд Перрина, полумесяц гребня на шлеме шайнарца весьма смахивал на троллоковы рога. Ингтар негромко попросил: - Расскажи мне еще раз, что сообщили волки. - Я рассказывал раз десять, - пробурчал Перрин. - Расскажи еще! Все, что я мог бы упустить, все, что поможет мне отыскать Рог... - Ингтар втянул воздух и медленно выдохнул. - Я должен найти Рог Валир, Перрин. Расскажи мне еще раз. Перрину не понадобилось раскладывать все по полочкам у себя в уме - после стольких-то повторений. Он монотонно начал рассказывать: - Кто-то - или что-то - напал ночью на Приспешников Тьмы и убил троллоков, трупы которых мы нашли. - При этом желудок Перрина больше болезненно не сжимался. Вороны и стервятники - едоки не из аккуратных. - Волки называют его - или это - Убийца-Призрак. Я думаю, что это человек, но они не стали подходить близко и не рассмотрели ясно. Этого Убийцу-Призрака они не боятся, скорей относятся к нему с благоговением. Они сказали, что троллоки теперь идут за Убийцей. Волки говорят, что Фейн с идет с троллоками... - даже после стольких повторений воскресший в памяти запах Фейна, ощущение этого человека, заставил кривиться губы, - ... так что остальные Друзья Темного, должно быть, тоже с ними. - Убийца-Призрак, - проворчал Ингтар. - Тоже порождение Темного, вроде Мурдраала? Встречались мне в Запустении твари, которых можно назвать убийцами-призраками, но... Больше они ничего не видели? - Они не подходили к нему близко. Это не Исчезающий. Говорил же я. Исчезающего они убьют куда быстрее, чем троллоков, даже если при этом потеряют полстаи. Ингтар, видевшие это волки передали другим, потом еще раз другим, пока сообщение достигло меня. Я могу лишь пересказать тебе, что они передали, и после стольких пересказов... Перрин умолк. К нему и к Ингтару подъехал Уно. - В скалах айилец, - тихо промолвил одноглазый. - Так далеко от Пустыни? - недоверчиво сказал Ингтар. Уно каким-то образом умудрился, не изменяя выражения лица, выглядеть оскорбленным, и Ингтар добавил: - Нет, я не сомневаюсь в твоих словах. Я просто удивлен. - Этот треклятый захотел, чтоб его увидели, иначе навряд ли бы я его заметил. - Уно явно было неприятно подобное допущение. - И его проклятое лицо не под повязкой, этой их вуалью, - значит, не убивать он вышел. Но раз увидел одного проклятого айильца, то можно быть уверенным - найдется куда больше, которых не видно. - Вдруг глаз у него широко раскрылся: - Чтоб мне сгореть! Дело обстоит так, будто он, проклятый, сам очень хочет, чтоб его увидели! - Уно указал вперед: из-за скалы шагнул мужчина. Масима тут же уронил пику наперевес и вонзил шпоры в бока коню, который в три шага перешел на галоп. И не один Масима; четыре стальных острия неслись на пешего. - Стоять! - гаркнул Ингтар. - Стоять, я сказал! Отрежу уши каждому, кто не остановится! Масима со злобой, чуть не оборвав поводья, осадил лошадь. Другие, окутавшись облаком пыли, тоже остановились. не далее десяти шагов от айильца, их пики по- прежнему смотрели ему в грудь. Тот поднял руку, разгоняя пыль, подплывшую к нему; это было его первое движение. Он был высок. Кожа его потемнела от солнца, а рыжие волосы коротко подрезаны, кроме свисавшего до плеч хвоста на затылке. Его одежда - от мягких сапог на шнуровке по колени и до полосы ткани, свободно обернутой вокруг шеи, - была коричневых и серых тонов, которые сливались бы с землей или скалами. Над плечом выглядывал кончик короткого рогового лука, а колчан сбоку на поясе щетинился стрелами. На другом боку висел длинный нож. В левой руке незнакомец сжимал небольшой круглый щит из шкур и три коротких копья, в длину не больше половины его роста, но наконечники у них не уступали по длине наконечникам пик шайнарцев. - Со мной нет дудочников, которые сыграли бы мелодию, - заявил с улыбкой мужчина, - но если вы желаете танца... - Он не двинулся с места, стойка осталась прежней, но Перрин уловил в нем мгновенную готовность ко всему. - Меня зовут Уриен, из септа Два Копья, из Рийнских Айил. Я - Красный Щит. Запомните это имя. Ингтар спешился и, сняв шлем, зашагал вперед. Перрин замешкался всего на миг, потом тоже слез с лошади и пошел с шайнарцем. Не мог же он упустить шанс поближе посмотреть на айильца. Действовать, как Айил в черной повязке. Из предания в предание переходили смертоносные и опасные, как троллоки, айильцы - некоторые даже утверждали, что все они, мол. Друзья Темного, - но улыбка Уриена как-то не выглядела опасной, несмотря на то что в любой момент он был готов к броску Глаза айильца отливали голубизной. - На Ранда похож. - Перрин оглянулся и увидел рядом Мэта. - Может, Ингтар и прав, - тихонько добавил Мэт. - Может, Ранд - айилец. Перрин кивнул: - Но это ровным счетом ничего не меняет. - Да, не меняет. - Мэт будто говорил совсем не о том, что имел в виду Перрин. - Мы оба далеко от своих родных краев, - сказал Ингтар айильцу, - и, по крайней мере, мы явились сюда не сражаться. - Перрин изменил свое мнение об улыбке Уриена; вид у того был огорченный. - Как хочешь, шайнарец. - Уриен повернулся к Верин, только что спрыгнувшей с лошади, и отвесил странный поклон: вонзил острия копий в землю и протянул правую руку ладонью вверх. Голос его стал почтительным: - Хранительница Мудрости, моя вода - ваша. Верин отдала поводья одному из солдат. Подойдя ближе, она принялась рассматривать айильца: - Почему ты назвал меня так? Ты принял меня за айил? - Нет, Хранительница Мудрости. Но у вас обличье тех, кто проделал путь до Руидин и остался в живых. Годы не касаются Хранительниц Мудрости, как прочих женщин, или так, как они оставляют свой след на мужчинах. На лице Айз Седай отразилось волнение, но нетерпеливо заговорил Ингтар: - Мы преследуем Приспешников Темного и троллоков, Уриен. Ты не видел каких- нибудь их следов? - Троллоки? Здесь? - Глаза Уриена вспыхнули. - Это одно из знамений, о которых говорится в пророчествах. Когда троллоки вновь выйдут из Запустения, мы покинем Трехкратную Землю и вернем свои древние, исконные, места. - Среди сидящих верхом шайнарцев пробежал шепоток. Уриен обвел их гордым взглядом - он словно свысока взирал на них. - Трехкратная Земля? - сказал Мэт. Перрину показалось, что вид у друга еще бледнее - не больной, а, если точнее, такой, будто Мэт слишкомдолго не был на солнце. - Вы зовете ее Пустыней, - сказал Уриен. - Для нас она Трехкратная Земля. Камень, придающий облик, - дабы создать нас; земля испытаний - дабы проверить нас; и наказание - за грех. - Какой грех? - спросил Мэт. Перрин затаил дыхание, ожидая, что сейчас сверкнут копья в руке Уриена. - Так давно это было, что никто не помнит. Кроме Хранительниц Мудрости и вождей кланов, а они не говорят о нем. Должно быть, грех был крайне тяжек, если им не заставить себя рассказать о нем нам, но Создатель воздает нам сполна. - Троллоки, - не отступал от своего Ингтар. - Ты не видел троллоков? Уриен покачал головой: - Тогда бы я убил их, но я не видел ничего, кроме скал и неба. Ингтар качнул головой, явно утратив всякий интерес, но заговорила Верин, в голосе ее слышались настойчивость и сосредоточенность. - Этот Руидин. Что это такое? Где он? Как выбираются девушки, которые туда идут? Лицо Уриена превратилось в бесстрастную маску, он прикрыл веки. - Я не могу говорить об этом, Хранительница Мудрости. Против воли, ладонь Перрина обхватила топор. Что-то такое было в голосе Уриена. Ингтар тоже напрягся, готовый потянуться к мечу, зашевелились и верховые. Но Верин сделала несколько шагов к айильцу, пока не подошла вплотную, почти касаясь его груди, и подняла взор, всматриваясь ему в лицо. - Я - не Хранительница Мудрости, каких ты знаешь, Уриен, - с настойчивостью произнесла она. - Я - Айз Седай. Расскажи мне, что можешь, о Руидин. Мужчина, готовый только что сразиться с двадцатью латниками, вдруг как-то неловко сник и выглядел теперь так, словно испытывал огромное желание убежать от одной этой полной и седоволосой женщины. - Я... могу сказать только то, что известно всем. Руидин находится в землях Дженн- Айил, тринадцатого клана. Я ничего о них не знаю, кроме названия. Туда никому нельзя ходить, кроме женщин, желающих стать Хранительницами Мудрости, и тех мужчин, кто хочет быть вождем клана. Возможно, Дженн-Айил и выбирают кого-то среди них. Но я не знаю. Многие уходят; немногие возвращаются, и они мечены, они несут знак того, кем они стали... Хранительницами Мудрости или вождями кланов. Большего я не могу сказать, Айз Седай. Не могу. Верин продолжала разглядывать айильца, поджав губы. Уриен посмотрел на небо, словно пытаясь его запомнить. - Теперь вы убьете меня, Айз Седай? Та заморгала: - Что? - Вы убьете меня теперь? Одно из пророчеств гласит: если когда-нибудь мы вновь обманем ожидания Айз Седай, они убьют нас. Я знаю, ваше могущество превышает силу Хранительниц Мудрости. - Неожиданно айилец рассмеялся, совсем без радости. В глазах сверкал дикий огонь. - Давайте свои молнии, Айз Седай. Я буду с ними танцевать. Айил думает, что умрет, и не боится. Перрин понял, что стоит с раскрытым ртом, и поспешил его закрыть. - Что бы я не отдала, - пробормотала Верин, глядя на Уриена снизу вверх, - чтобы заполучить тебя в Белую Башню. Или чтобы ты захотел говорить. Успокойся, воин. Ничего я тебе не сделаю. Если ты мне ничего худого не сделаешь, раз заговорил о танце. Уриен был поражен до крайности. Он посмотрел на шайнарцев, сидящих вокруг на лошадях, и будто пытался разгадать какой-то обман. - Вы - не Дева Копья, - медленно произнес он. - Как я смею ударить женщину, которая не повенчана с копьем? Это запрещено, кроме как для спасения жизни, но и тогда я должен быть ранен. - Почему ты здесь, так далеко от своей земли? - спросила она. - Почему ты вышел к нам? Остался бы в скалах, и мы никогда не узнали бы о твоем присутствии. - Айил замялся, и Верин прибавила: - Расскажи только то, что желаешь сказать. Я не знаю. что делают ваши, но неволить или обижать тебя не буду. - Так и Хранительницы Мудрости говорят, - с холодком заметил Уриен, - однако даже у вождя клана должны быть крепкие нервы, чтобы не сделать того, что они хотят. - Казалось, он тщательно подбирает слова. - Я ищу... кое-кого. Человека. - Его взгляд обшарил Перрина, Мэта, шайнарцев, отвергая всех. - Того, Кто Приходит С Рассветом. Сказано, к приходу его будут великие знамения и чудеса. По доспехам вашего эскорта я определил, что вы из Шайнара, и внешность у вас Хранительницы Мудрости, вот я и решил, что вы везете весть о великих событиях, событиях, которые могут возвещать о нем. - Человека? - Голос Верин был мягок, но глаза стали остры, как кинжалы. - Что за знамения? Уриен покачал головой: - Сказано, что мы узнаем их, когда услышим о них, так же как узнаем его, когда увидим его, ибо он отмечен. Он придет с запада, из-за Хребта Мира, но будет он нашей крови. Он пойдет к Руидин и выведет нас из Трехкратной Земли. - Айилец взял копье в правую руку. Заскрипела кожа, звякнули доспехи - солдаты потянулись за мечами. Перрин сообразил, что тоже взялся за свой топор, но Верин, раздраженно глянув на всех, взмахом руки пресекла попытки обнажить оружие. На земле острием копья Уриен начертил круг, потом провел в нем линию в виде волны. - Сказано: под этим знаком он победит. Ингтар хмуро глядел на символ, ни единой черточкой лица не показывая, что узнаёт его, но Мэт что-то нехорошее пробурчал под нос, а Перрин почувствовал, как пересохло во рту. Древний символ Айз Седай. Верин ногой стерла рисунок. - Я не могу сказать тебе, где он, Уриен, - промолвила она, - и я не слышала ни о каких знамениях или чудесах, которые направили бы тебя к нему. - Тогда я продолжу свой поиск. - Это был не вопрос, но Уриен подождал, пока она кивнет, с вызовом обвел шайнарцев гордым взглядом, затем повернулся к ним спиной. Мягкой походкой, не оглядываясь, он зашагал прочь и вскоре исчез среди скал. Кое-кто из солдат зароптал. Уно заметил что-то об "этих проклятых сумасшедших айилах", а Масима прорычал, что им нужно было оставить айильца воронам. - Мы теряем драгоценное время, - громко объявил Ингтар. - Чтобы наверстать упущенное, придется скакать быстрее. - Да, - согласилась Верин, - мы должны скакать быстрее. Ингтар взглянул на нее, но Айз Седай смотрела на растертую землю, где ее нога уничтожила нарисованный Уриеном символ. - Спешиться, - приказал Ингтар. - Доспехи - на вьючных лошадей. Теперь мы в Кайриэне. Не хотим же мы, чтоб кайриэнцы подумали, будто мы явились воевать с ними! Поживее с этим! Мэт нагнулся к Перрину: - Ты не?.. Ты не думаешь, что это он про Ранда толковал? Это безумие, знаю, но даже Ингтар считает, что он - айилец. - Я не знаю, - сказал Перрин. - Все обратилось в безумие с тех пор, как мы связались с Айз Седай. Совсем тихо, словно беседуя сама с собой, заговорила Верин, по-прежнему уставившись в землю. - Это должно быть частью Узора, однако каким образом? Неужели Колесо Времени вплетает нити в Узор, о котором нам ничего не известно? Или Темный вновь касается Узора? Перрин ощутил, как его обдало морозом. Верин подняла взор на солдат, снимающих с себя доспехи. - Поторопитесь! - приказала она с большей резкостью, чем Ингтар и Уно вместе взятые. - Мы должны спешить! ГЛАВА 29. Шончан На чад горящих домов и на распростертые в уличной пыли тела Джефрам Борнхальд не оглядывался. Следом за ним в деревню въехали Байар и облаченная в белые плащи охранная сотня. Борнхальду не нравилось, что его легион распылен, что Вопрошающие забрали слишком много власти, но приказы, отданные ему, не оставляли места для сомнений: следовало подчиняться Вопрошающим. Здесь сопротивление было совсем слабым; столбы дыма вились лишь над полудюжиной жилищ. Борнхальд увидел уцелевшую гостиницу: такое же каменное с белой штукатуркой здание, как и почти все на Равнине Алмот. Натянув поводья возле гостиницы, Борнхальд скользнул взглядом мимо пленных, согнанных его солдатами к деревенскому колодцу, к длинной виселице, уродовавшей центральную площадь. Сооруженная наспех - просто длинный столб на опорах, - но на ней болталось тридцать тел. Одежду повешенных трепал ветерок. Среди взрослых висели и маленькие тела. На такую картину даже Байар взирал с неверием. - Муад! - рявкнул Борнхальд. От солдат, охраняющих пленников, отделился седой мужчина. Когда-то Муад угодил в руки Друзей Темного, и теперь его покрытое шрамами лицо приводило в трепет даже самых стойких. - Муад, твоя работа или Шончан? - Ни то ни другое, милорд Капитан. - Голос Муада звучал хриплым шепчущим ворчанием - еще одна памятка от Друзей Темного. Больше Муад не добавил ничего. Борнхальд нахмурил брови. - Наверняка не эти учинили такое, - сказал он, ткнув пальцем на пленников. Дети Света выглядели не такими опрятными, с иголочки, как тогда, когда он повел их через Тарабон, но по сравнению с тем сбродом, который ежился и прятал глаза под их бдительными взорами, они хоть сейчас готовы к параду. Мужчины в лохмотьях и с уцелевшими кое у кого деталями доспехов, с угрюмыми лицами. Остатки тарабонской армии, отправленной против захватчиков на Мыс Томан. Муад помедлил, потом осторожно сказал: - Селяне говорят, на них были плащи тарабонцев, милорд Капитан. Среди них был один здоровенный детина, сероглазый, с длинными усами, - по описанию близнец чаду Эрвину. И молодой парень, который пытался скрыть миловидное лицо за золотистой бородой. Этот бился левой рукой. Очень похоже на чадо Вуана, милорд Капитан. - Допросчики! - чуть ли не выплюнул Борнхальд. Эрвин и Вуан были в числе тех, кого он передал под командование Вопрошающих. Прежде ему доводилось сталкиваться с тактикой Вопрошающих, но впервые он собственными глазами видел тела ребятишек. - Если так говорит милорд Капитан. - Тон Муада говорил о готовности согласиться со словами командира. - Срежьте их, - устало распорядился Борнхальд. - Срежьте их и дайте понять селянам, что больше убийств не будет. Если только какой-нибудь дурень не воспылает храбростью из-за того, что на него смотрит его женщина, и в назидание прочим я должен буду наказать его. Борнхальд спешился, вновь оглядывая пленников, а Муад тем временем заторопился к солдатам, выкрикивая требования о лестницах и ножах. Борнхальду было о чем поразмыслить и кроме сверхрьяности Вопрошающих; ему очень хотелось напрочь выкинуть Вопрошающих из своих мыслей. - Они не лезут в сражения, милорд Капитан, - сказал Байар, - ни эти тарабонцы, ни то, что осталось от Домани. Огрызаются, точно загнанные в угол крысы, они бегут, когда что-то кусает в ответ. - Неизвестно еще, как мы, Байар, справимся с захватчиками, поэтому не стоит пока смотреть на этих людей свысока, хорошо? - На лицах пленников застыло то же выражение - разгром, рухнувшие надежды, - какое было и до того, как появились Белоплащники. - Пусть Муад подберет для меня одного. - Взгляда на лицо Муада обычно хватало, чтобы поколебать упорство и самых храбрых, не говоря уже про большинство людей. - Лучше офицера. Кого-нибудь потолковее с виду, посмышленее, чтобы рассказал об увиденном без прикрас, но помоложе, у которого хребет еще не окостенел с возрастом. Скажи Муаду. чтоб не очень церемонился, хорошо? Пусть тот парень поверит: я готов допустить, что с ним случится кое-что похуже, чем он даже думать смеет, если не сможет убедить меня в своей полезности. Борнхальд кинул поводья одному из Детей и зашагал в гостиницу. Как ни странно, там оказался ее содержатель - заискивающий, обильно потеющий мужчина, грязная рубашка так натянулась на животе, что красная вышивка в виде завитков готова была распуститься. От него Борнхальд отмахнулся; он едва заметил прячущихся в дверном проеме женщину и нескольких ребятишек, да и то только тогда, когда толстый содержатель вытолкал их вон. Борнхальд стащил латные перчатки и уселся на стол. Мало что ему было известно о захватчиках, о чужаках. Так их окрестили почти все, кто не нес ерунды об Артуре Ястребиное Крыло. Борнхальд знал, что себя они называют Шончан и Хайлыне. Он достаточно знал Древний Язык, чтобы понять, что последнее значит "Те, Кто Приходят Раньше", или "Предвестники". Еще они называли себя Райагел. "Те, Кто Возвращаются Домой", и говорили о Коринне. о Возвращении. Таких сведений было почти довольно, чтобы он поверил сказаниям о возвращающихся армиях Артура Ястребиное Крыло. Никто не знал, откуда явились Шончан, Кроме одного - они прибыли на кораблях. Все вопросы Борнхальда к Морскому Народу натыкались на глухую стену молчания. Атаман Миэйр были не в чести у Амадора и теперь платили за подобное отношение той же монетой, и с лихвой. Все, что Борнхальд разузнал о Шончан, - крохи, которые он выудил у таких же людей, что стояли сейчас на площади. Сломленная, разбитая толпа - вытаращив глаза, истекая потом, они лопотали о людях, идущих в битву верхом на монстрах, как на лошадях, сражающихся бок о бок с монстрами и для которых Айз Седай раскалывают землю под ногами их врагов. Стук сапог у дверей заставил Борнхальда изобразить волчий оскал, но Байар вошел один, Муада с ним не было. Рядом с ним замер навытяжку, шлем на сгибе руки, Джерал. Чадо Света, который, по предположению Бронхальда, должен находиться в сотне миль отсюда. Поверх своих доспехов молодой мужчина носил не белый плащ Детей, а плащ покроя Домани с голубой отделкой. - Милорд Капитан, Муад беседует сейчас с молодым человеком, - сказал Байар. - Чадо Джерал только что прискакал с посланием. Борнхальд жестом приказал Джералу приступать к рапорту. Молодой Белоплащник ничуть не расслабился. - Приветствия от Джайхима Карридина, - начал он, глядя прямо перед собой, - который направляет Длань Света в... - Мне не нужны приветствия от Вопрошающих, - рыкнул Борнхальд и заметил изумление во взгляде юноши. Да, Джерал совсем еще юн и зелен. С другой стороны, и Байар вроде как смутился. - Ты должен передать мне послание, да? Не слово в слово, не надо, если я не потребую. Просто перескажи мне, чего он хочет. Посланец, сглотнув, принялся за ответ: - Милорд Капитан, он... он говорит, вы перемещаете излишне много людей чересчур близко к Мысу Томан. Он говорит, что Приспешников Тьмы на Равнине Алмот должно вырвать с корнем и вы... простите меня. Лорд Капитан, вы обязаны немедленно повернуть обратно и отправиться в центральные области равнины. Молодой Белоплащник недвижно замер в ожидании. Борнхальд изучал его. Степная пыль запорошила лицо Джерала, лежала на его плаще и сапогах. - Иди и поешь, - сказал Борнхальд посланцу. - Где-то в домах, если захочешь умыться, найдется для этого вода. Через час возвращайся ко мне. У меня будут для тебя послания, отвезешь их. - Взмахом руки он отпустил юношу. - Милорд Капитан, Вопрошающие, может, и правы, - сказал Байар, когда ушел Джерал. - По равнине разбросано много деревень, а Приспешники Тьмы... Обрывая его, ладонь Борнхальда с силой хлопнула по столу. - Какие Приспешники Гьмы? и в одной деревне, которую он приказал захватить, я не видел никого, одних только фермеров и ремесленников, встревоженных тем что мы оставим их без средств к существованию, да несколько старух, которые ухаживают за больными. - На лицо Байара стоило посмотреть, на нем отсутствовало всякое выражение; он всегда с большим рвением готов был выискивать Друзей Темного, чем Борнхальд. - А дети, Байар? Тут что, дети стали Приспешниками Тьмы? - За грехи матери воздается до пятого колена, - процитировал Байар, - за грехи отца - до десятого. Но выглядел он смущенным. Даже Байар детей никогда не убивал. - Байар, тебе никогда не приходило в голову поинтересоваться, почему Карридин отобрал знамена и плащи у тех, кого возглавили Вопрошающие? Даже сами Вопрошающие сняли белое. Наводит на кое-какие мысли, да? - У него должны быть свои резоны. Лорд Капитан, - медленно произнес Байар. - У Вопрошающих всегда есть свои причины, даже если они и не говорят о них остальным. Борнхальд напомнил себе, что Байар -- хороший солдат. - Байар, Дети, находящиеся к северу от нас, носят плащи тарабонцев, а те. кто к югу, - доманийские. Мне не нравятся мысли, на которые меня наводят эти факты. Здесь есть Друзья Темного, но они в Фалме, а не на равнине. Когда Джерал отправится в путь, он поскачет не один. Послания пойдут в каждый отряд Детей, которые я знаю, где найти. Байар, я намерен собрать легион и повести его на Мыс Томан, проверить, что замышляют настоящие Друзья Темного, эти Шончан. Байар выглядел встревоженным, но не успел заговорить - появился Муад с одним из пленников. Взмокший от страха юноша в полосатой изысканно украшенной кирасе кидал испуганные взгляды на отталкивающее лицо Муада. Борнхальд вытащил кинжал и принялся подравнивать ногти. Он никак не мог понять, почему такой прием заставлял некоторых нервничать, но охотно пользовался подобной уловкой. Перепачканное лицо пленника побледнело еще больше при виде по-отечески доброй улыбки Борнхольда. - Итак, молодой человек, ты расскажешь мне обо всем, что знаешь про этих чужаков, да? Если тебе нужно обдумать, что говорить, я отошлю тебя обратно, поразмышлять, а Чадо Муад поможет. Пленник метнул на Муада перепуганный взор. Затем слова хлынули из него водопадом. Длинные накатывающие волны Аритского Океана качали "Ветку", но Домон, крепко утвердившись на палубе широко расставленными ногами и припав глазом к подзорной трубе, которую держал в руках, наблюдал за большим кораблем, что преследовал их. Преследовал и мало-помалу настигал. Там, где бежала "Ветка", ветер не был ни лучшим, ни самым сильным, но там, где второй корабль разбивал валы в пенные горы своим крутым носом, он не мог дуть лучше. Береговая линия Мыса Томан смутно обрисовывалась на востоке - мрачные утесы и узкие ленты песка. Домон не удосужился отвести "Ветку" мористее и теперь опасался, что за промашку может дорого заплатить. - Чужаки, капитан? - В голосе Ярина слышались нотки тревоги, если не испуга. - Это корабль чужаков? Домон опустил подзорную трубу, но перед глазами по-прежнему стоял огромный, высокий, массивный с виду корабль с какими-то необычными полосатыми парусами. - Шончан, - сказал он и услышал стон Ярина. Домон побарабанил по поручню толстыми пальцами, затем сказал рулевому: - Подверни ближе к берегу. Этот корабль не осмелится идти на мелководье, а "Ветка" там пройдет. Ярин проорал команды, забегали матросы, перекладывая паруса, а рулевой повернул румпель, направив нос "Ветки" ближе к побережью. Ход "Ветки" замедлился - корабль оказался слишком круто к ветру, но Домон был уверен: он сумеет добраться до мелкой воды, прежде чем второй корабль нагонит его. Будь трюмы полны, "Ветка" все равно имела бы осадку меньше, чем тот корабль с пустыми трюмами. Его судно сидело в воде чуть выше, чем при отплытии из Танчико. Треть принятого там на борт груза фейерверков распродали в рыбачьих деревеньках на Мысе Томан, но вместе с потоком серебра, вырученного за фейерверки, пришли тревожные слухи. Люди рассказывали о появлениях высоких, коробкообразных кораблей чужаков. Корабли Шончан бросали якоря у берега, небольшие шлюпки переправляли захватчиков на берег, а тех селян, кто решал защищать свои дома, гвоздили с неба молнии, и земля под их ногами извергала из себя огонь. Домон со здоровым скептицизмом счел, что ему приходится выслушивать несусветную чушь, но после ему показали почерневшую развороченную землю, и вскоре сомнениям не осталось места - в очень многих деревнях он увидел похожие следы и услышал похожие рассказы. Чудовища, говорили жители деревень, сражались вместе с Шончан, и те не встречали особого сопротивления, если оно и было. а кое-кто утверждал, будто эти Шончан сами были чудовищами, с головами как у гигантских насекомых. В Танчико никто даже не слыхал, как называют себя чужаки, а тарабонцы уверенно и самонадеянно заявляли, что их солдаты вытесняют, а то и уже сбросили захватчиков в море. Но во всех прибрежных городках дела обстояли по-иному. Шончан объявляли изумленному люду, что все должны вновь принести клятвы, которые позабыли. Правда, они никогда не снисходили до объяснений, когда люди их позабыли или что означают эти самые клятвы. Молодых женщин по одной уводили для проверки, некоторых отвозили на корабли - их больше не видели. Исчезли также несколько женщин постарше, несколько Целительниц и Советчиц. Шончан назначили новых мэров, выбрали новые Советы. Тех, кто смел протестовать по поводу исчезновения женщин или возмущался навязанным выбором, могли повесить, несчастные могли вдруг взорваться в пламени, или их могли пинком, как тявкающую собаку, отбросить прочь. Заранее сказать было нельзя, а потом оказывалось слишком поздно. И когда жители городка были уже основательно запуганы, когда их заставляли встать на колени и, приведенных в смятение, поклясться повиноваться Предвестникам, ожидать Возвращения и жизнью служить Тем, Кто Возвращается Домой, после этого Шончан отплывали и больше обычно не появлялись. Говорили, что Фалме - единственный город, который они удерживали. В некоторых деревнях, откуда Шончан уходили, мужчины и женщины потихоньку налаживали житье-бытье по прежней колее, до того даже, что в голос начинали предлагать заново выбрать Совет, но большинство нервно косили в сторону моря и, бледнея как полотно, возражали, твердя, что станут держаться клятв, которые их заставили принести, пусть они и не понимают их смысла, В намерения Домона встреча с кем-нибудь из Шончан, если того можно избежать, вовсе не входила. Капитан поднимал подзорную трубу, собираясь разглядеть, что удастся, на палубах приближающегося шончанского корабля, когда не далее сотни шагов по левому борту море взметнулась ревущим фонтаном воды и пламени. Не успел Домон удивиться невиданному прежде явлению, как по правому борту море рассекла другая огненная колонна, а когда он крутанулся взглянуть на нее, еще одна взорвалась впереди. Разрывы опали столь же быстро, как возникли, пену от них ветер швырнул на палубу. Там, где были столбы, над булькающим пузырями морем кружился пар. - Мы... мы будем на мелкой воде раньше, чем они сблизятся с нами, - вымолвил Ярин. Казалось, он старался не смотреть на бурлящую под туманными облачками воду. Домон мотнул головой: - Они запросто разнесут нас в щепки, даже загони я "Ветку" в буруны. - Он содрогнулся, подумав о пламени внутри водяных фонтанов и о своих трюмах, набитых фейерверками. - Направь меня Удача, но мы и утонуть не успеем. - Он подергал за бороду, потер бритую верхнюю губу, не желая отдавать единственно возможный приказ: кроме судна и его груза, у него не было в целом мире ничего, - но в конце концов заставил себя произнести скрепя сердце: - Лечь в дрейф, Ярин, и спустить паруса. Живо. живо! Пока они не решили, что мы по-прежнему хотим убежать. Пока команда суетилась, торопливо спуская треугольные паруса, Домон, повернувшись, наблюдал за приближением шончанского корабля. "Ветка" потеряла ход и закачалась вверх-вниз на волнах. Корабль чужаков, с деревянными башнями на носу и корме, возвышался над водой и над Домоновым судном. Матросы возились с такелажем, скатывая странные паруса, на верхушках башен стояли фигуры в доспехах. Спустили баркас, и он на десяти веслах устремился к "Ветке". На нем были закованные в латы фигуры, и - Домон удивленно сдвинул брови - на корме скорчились две женщины. Баркас тяжело стукнулся о корпус "Ветки". Первым на борт вскарабкался один из людей в доспехах, и Домон незамедлительно сообразил, почему некоторые селяне утверждали, будто Шончан сами монстры. Шлем выглядел очень похожим на голову чудовищного насекомого, тонкие красные перья смахивали на усики; носитель шлема будто взирал на мир через жвалы. Впечатление усиливали раскраска шлема и его позолота, и остальные доспехи чужака были искусно окрашены и позолочены. Грудь покрывали перекрывающиеся пластины - черные и красные, отделанные по краям золотом, - и они же свисали на плечах и спереди бедер. Даже сталь тыльной стороны латных перчаток была черной и красной. Там, где чужака не закрывал металл, одежда его являла собой темную кожу. Ножны и рукоять двуручного меча у него на боку - тяжелый изогнутый клинок - были обтянуты черно-красной кожей. Затем облаченный в броню человек снял свой шлем, и Домон выпучил глаза. Чужак оказался женщиной. Коротко остриженные темные волосы, суровое решительное лицо, но ошибиться было нельзя. Домон никогда не слыхал о таком, разве что у Айил, но про Айил всем хорошо известно, что они те еще сумасшедшие. Не в меньшей степени сбивало с толку, что лицо незнакомки ничем особенным не отличалось, по нему никак нельзя было сказать, что она - Шончан. Голубые глаза, все верно, и чрезвычайно светлая кожа, но и то и другое Домону доводилось видывать. Если эту женщину обрядить в платье, никто не взглянет на нее дважды. Домон присмотрелся к ней и передумал: этот холодный взор и эти твердые скулы выделят ее везде. Вслед за женщиной на палубу поднялись солдаты. Домон почувствовал облегчение, когда некоторые из них сняли шлемы, он увидел, что они-то, по крайней мере, мужчины - мужчины с черными глазами или карими, на которых никто не обратит внимания в Танчико или Иллиане. А то ему уже привиделись полчища голубоглазых женщин с мечами. Айз Седай с мечами, мелькнула у него мысль, едва он припомнил взрывы в море. Шончанка обвела судно надменным взором, затем определила в Домоне капитана - которым должен был быть либо он, либо Ярин, если судить по одежде; но зажмуренные глаза Ярина, вдобавок бормочущего шепотом молитвы, указали на Домона, - и будто копьем пригвоздилатого взглядом. - В твоей команде или среди пассажиров есть женщины? - Произношение у нее оказалось отчасти невнятное, она проглатывала слоги, и понимать ее удавалось не без труда, но резкость в голосе говорила, что она привыкла получать ответы на свои вопросы. - Говори, если капитан - ты. Если не ты, то встряхни того остолопа, пусть очнется, и скажи ему, чтобы отвечал. - Капитан - я, миледи, - осторожно начал Домон. Он и понятия не имел, как обращаться к незнакомке, и сесть в лужу ему совсем не хотелось. - Пассажиров у меня нет, и женщин в команде тоже нет. - Он подумал о девушках и женщинах, которых куда-то уводили, и, уж не впервой, попытался сообразить, чего этим чужакам отних надобно. Тут из баркаса на "Ветку" перебрались две женщины, одетые по-женски; одна тянула другую - Домон заморгал - за привязь, серебристо отсвечивающую металлом. Привязь тянулась от браслета первой женщины к ошейнику на второй. Домон не взялся бы утверждать, сплетен этот поводок или спаян - казалось, будто и так и эдак, - но он явно составлял одно целое с браслетом и ошейником. Пока вторая женщина залезала на палубу, первая сматывала привязь в витки. На женщине в ошейнике было простое темно-серое платье, и стояла она, сложив руки и опустив глаза к доскам настила под ногами. У второй на груди голубого платья и по бокам на юбках, оканчивающихся у самых лодыжек сапожек, имелись красные вставки, на которых были раздвоенные серебристые стрелы молний. Домон с тревогой смотрел на женщин. - Говори медленнее, мужчина, - потребовала голубоглазая, сама по-прежнему не очень отчетливо выговаривая слова. Она твердым шагом подошла к нему и вперилась в него ледяным взором, каким-то образом показавшись выше и больше Домона, чем была на самом деле. - Тебя еще труднее понимать, чем прочих в этой забытой Светом стране. И я не утверждаю, будто я из Высокородных. Пока еще я к ним не принадлежу. После Коринне.,. Я - капитан Эгинин. Домон повторил, что сказал, стараясь говорить медленнее, и добавил: - Я мирный торговец, капитан. Ничего плохого вам я не замышляю и к вашей войне отношения не имею. Он не удержался, чтобы опять не посмотреть на двух женщин, так странно связанных друг с другом. - Мирный торговец? - задумчиво произнесла Эгинин. - В таком случае тебя сразу отпустят, когда ты вновь присягнешь на верность. - Она подметила взгляды Домона и повернулась к женщинам с гордой улыбкой собственника: - Ты любуешься на мою дамани. Она мне дорого обошлась, но стоит каждой монеты. Кроме благородных, немногие могут похвастаться дамани, а большинство из них - собственность трона. Она сильна, торговец. Она могла бы разнести твою скорлупку в щепки, пожелай я того. Домон во все глаза смотрел на женщин и на серебристую привязь. Он уже связал ту, с молниями, с огненными фонтанами в море, и предположил, что она - Айз Седай. Но от слов Эгинин у него в голове все разом перемешалось. Никто не сумел бы сделать такое с... - Она - Айз Седай? - недоверчиво спросил он. Небрежного удара тыльной стороной ладони Домон таки не увидел. Он отшатнулся, когда окованная сталью перчатка рассекла губу. - Эти слова не произносят никогда, - с опасной вкрадчивостью заметила Эгинин. - Есть только дамани, Обузданные, и ныне они служат столь же верно, как и имя. - От ее взгляда льдина казалась бы солнцепеком. Домон проглотил кровь и крепко сжал руки на широком ремне. Даже будь под рукой у него меч, он все равно не бросил бы свой экипаж на убой, под мечи дюжины латников, но немало сил пришлось приложить, чтобы заставить свой голос звучать смиренно. - Я не хотел показаться непочтительным, капитан. Я ничего не знаю ни о вас. ни о ваших обычаях. Если я совершил проступок, то по незнанию, а не по умыслу. Она посмотрела на него, потом сказала: - Все вы незнающие, капитан, но вы заплатите долг ваших праотцов. Эта земля была нашей, и она снова будет наша. После Возвращения она снова будет наша. - Домон растерялся, не зная, что говорить. - Неужели она имеет в виду, будто вся та болтовня об Артуре Ястребиное Крыло - правда? - и потому предусмотрительно помалкивал. - Ты поведешь свое судно в Фалме, - он попытался было возразить, но от свирепого взгляда мигом захлопнул рот, - где тебя и твой корабль проверят. Если ты всего лишь мирный торговец, как заявляешь, после досмотра вам позволят плыть куда заблагорассудится. Естественно, после того, как вы дадите клятву. - Клятву, капитан? Какую клятву? - Повиноваться, ожидать, служите. Вашим предкам стоило бы помнить. Она забрала своих людей - кроме одного солдата в простой кольчуге, которая, как и очень низкий его поклон капитану Эгинин, свидетельствовала о его низком ранге. и баркас удалился к большому кораблю. Оставшийся шон-чан приказов не отдавал, а просто уселся, скрестив ноги, на палубу и взялся точить меч, пока команда ставила паруса и судно медленно набирало ход. Перспектива остаться одному его, видимо, не пугала нисколько, да Домон собственноручно вышвырнул бы за борт любого матроса, который посмел бы тронуть того пальцем, поскольку "Ветка" шла вдоль побережья, а следом, немного в стороне, по глубокой воде двигался корабль Шончан. Два корабля разделяла миля, но Домон понимал: убежать нет никакой надежды, и он намерен был передать солдата обратно капитану Эгиннн целым и невредимым, будто того баюкала на руках родная мама. Переход до Фалме долог, и Домон в конце концов немного разговорил шончанского солдата. Темноглазого мужчину средних лет, со старым шрамом над бровями и еще одним рубцом на подбородке, звали Кэбан, и ко всем по его сторону Океана Арит он не испытывал иного чувства, кроме презрения. Такое отношение заставило Домона ненадолго оставить свои попытки. Может, они и вправду... Нет, это точно безумие. Речь Кэбана имела ту же невнятность, он так же глотал слоги, как и Эгинин, но если ее выговор был шелком, скользящим по железу, то у него - кожа скрипела по камню, и беседовать ему хотелось главным образом о битвах, выпивке и женщинах, которые у него были в жизни. Подчас Домон не испытывал уверенности, говорит ли тот о "сейчас и здесь" или же о том, откуда он явился. Несомненно, этот вояка мало о чем мог поведать Домону - о чем томухотелось узнать. Однажды Домон поинтересовался о дамани. Кэбан, сидевший перед рулевым, вытянул руку вверх и приставилострие меча к горлу Домона. - Осторожней со своим языком, не то потеряешь его. Это дело Высокородных и совсем не твоего ума. И не моего. - Он осклабился при этих словах и умолк, вновь принявшись водить точилом вдоль тяжелого изогнутогоклинка. Домон смахнул капельку крови, выступившую над воротом, и зарекся вновь 'спрашивать, по крайней мере наэту тему. Чем ближе к Фалме, тем чаще встречались высокие, громоздкие с виду корабли Шончан, некоторые под парусами, но в большинстве своем на якорях. Громадные, каждый с башнями, с крутым носом - Домон никогда не видел такие длинные корабли, даже у Морского Народа. Он заметил местные суденышки, с острыми носами и косыми парусами. Они сновали туда-сюда по зеленым волнам. Это зрелище придало ему уверенности. Похоже, Эгинин говорила правду о том, что его отпустят. Когда "Ветка" приблизилась к мысу, где стоял Фалме, у Домона перехватило дыхание при виде множества шончанских кораблей, бросивших якорь вне гавани. Он попытался пересчитать их, но, насчитав с сотню - а это было меньше половины, - сбился и бросил это занятие. Раньше ему случалось видеть сразу много судов - в Иллиане, и в Тире, и даже в Танчико, - но суда там были намного мельче. Угрюмо бурча, Домон завел "Ветку" в гавань, как овечку в загон, под надзором громадного шончанского сторожевого пса. Фалме располагался на намывной косе, на самой оконечности Мыса Томан, дальше на запад не было ничего, только Океан Арит. У входа в гавань, по обе стороны, возносились высокие утесы, и на верхушке одной из скал, которые должно обязательно миновать каждое вплывающее в Фалме судно, стояли башни Наблюдающих За Волнами. Сбоку одной башни висела огромная клетка, внутри нее, просунув ноги между перекладинами, уныло сидел человек. - Кто это? - спросил Домон. Кэбан перестал в конце концов острить меч, когда Домон уже стал подумывать, не решил ли тот им бриться. Шончан глянул вверх, куда показал Домон: - А-а, это! Старший Наблюдатель. Не тот, конечно, который был главным, когда мы впервые пришли сюда. Каждый раз, как он умирает, они выбирают нового, и мы сажаем его в клетку. - Но зачем? - спросил Домон. Ухмылка Кэбана открыла слишком много зубов: - Они наблюдали не за тем и позабыли, когда нужно было помнить. Домон отвел глаза от Шончан. "Ветка" скользнула с последней настоящей морской волны в более спокойные воды гавани. Я - торговец, и это не мое дело. Фалме поднимался от каменных причалов по склонам ложбины, которая и образовывала эту гавань. Домон никак не мог решить, то ли это приличных размеров село, то ли маленький город. Среди домов из темного камня он определенно не видел ни одного здания, готового сравниться с самым ничтожным дворцом Иллиана. Домон направил "Ветку" к причалу и, пока команда швартовала судно, прикидывал, не купят ли Шончан фейерверков из его трюмов. Не мое дело. К удивлению Домона, к пирсу на шлюпке подплыла сама Эгинин, со своей дамани. На этот раз браслет носила другая женщина, в платье с красными вставками и с раздвоенными молниями, но дамани была той же самой женщиной с печальным лицом, которая никогда не поднимала взора, если только вторая не заговаривала с нею. Эгинин выпроводила Домона и его команду с корабля, и тех усадили на пристани под присмотром пары ее солдат - похоже, она считала, что большего не требуется, и Домон спорить с нею не собирался, - а другие солдаты тем временем обыскивали под ее руководством "Ветку". Вобыске участвовала и дамани. Вдалеке на пирсе появилась тварь. По-иному это "нечто" Домон охарактеризовать не мог. Массивное создание с кожистой серо-зеленой шкурой и пастью-клювом на клинообразной голове. И с тремя глазами. Оно тяжело шлепало рядом с мужчиной, на чьих доспехах было три нарисованных глаза, таких, как у этого создания. Местный люд, портовые рабочие и моряки, в непритязательно расшитых рубахах и длинных, до колен, фуфайках, шарахались от проходящей мимо парочки, но из Шончан никто не посмотрел на нее дважды. По-видимому, человек управлял этой бестией жестами. Мужчина и тварь свернули и исчезли за зданиями, а Домон пялился им вслед, и его команда тихо перешептывалась. Оба шончанских охранника, не проронив ни слова, насмешливо скалились. Не мое дело, напомнил себе Домон. Его дело - его корабль. В воздухе ощущался знакомый запах соленой воды и смолы. Домон беспокойно ерзал на нагретом солнцем камне и терялся в догадках, чего же ищут Шончан. Что же ищет та дамани? Гадал, что же это за тварь была такая. Описывая круги над гаванью, кричали чайки. Он подумал о том, какие крики срывались бы с губ того человека в клетке. Это - не мое дело. Наконец Эгинин вывела своих людей на причал. Встревоженный Домон заметил, что капитан Шончан несла что-то, завернутое в отрез желтого шелка. Что-то маленькое, умещавшееся в ладони, но она осторожно несла это "что-то" обеими руками. Домон поднялся на ноги - медленно, из-за солдат, хотя их взгляды и излучали то же презрение, что и взор Кэбана. - Вот видите, капитан? Я всего-навсего мирный торговец. А не захотят ли ваши люди купить фейерверки? - Может, и захотят, торговец. - Эгинин с трудом сдерживала возбуждение, отчего тревога Домона только усилилась, а от следующих ее слов на душе у него стало совсем худо. - Ты пойдешь со мной. Она приказала двум солдатам идти с нею, и один из них подтолкнул Домона вперед. Тычок был совсем не грубым; таким, как доводилось Домону видеть, фермеры поторапливают корову. Стиснув зубы, он зашагал за Эгинин. Булыжная мостовая вела вверх по склону, прочь от портовых запахов. Улица шла все вверх, и крытые шифером дома становились больше и выше. Как ни странно для города, оказавшегося под пятой захватчика, на улицах было больше местных жителей, чем шончанских солдат, и частенько носильщики, обнаженные по пояс, проносили мимо паланкины с задернутыми шторками. Со стороны казалось, будто фалмийцы занимаются повседневными делами, будто Шончан тут и в помине нет. Или почти нет. Когда мимо проносили паланкин или проходили солдаты, и бедный люд, с единственной извивающейся полосой, или с двумя, нашитыми на грязные одежды, и народ побогаче, в сорочках, жилетах и платьях, от плеч до пояса вышитых замысловатыми узорами, кланялись и замирали в поклоне, пока Шончан не удалялись на приличное расстояние. Так же они поступили и перед Домоном и его охраной. И Эгинин, и солдаты только скользили по ним взглядом. С неожиданным потрясением Домон уразумел, что кое у кого из встречных горожан на поясе висят кинжалы, а у трех-четырех он заметил мечи. Он был так потрясен, что, не подумав, спросил: - Кое-кто из них принял вашу сторону? Эгинин бросила на него хмурый взгляд через плечо, явно озадаченная. Не замедляя шага, она посмотрела напрохожих и кивнула "понимающе: - Ага, ты про мечи. Торговец, отныне они - наши люди; они дали клятву. - Она внезапно остановилась и указала на высокого широкоплечего мужчину в богато вышитом жилете и с мечом на простой кожаной перевязи. - Эй, ты! Застигнутый врасплох прохожий вздрогнул и замер на полушаге, одна нога застыла в воздухе. Несмотря на твердое лицо, вид у мужчины был такой, будто ему хотелось убежать. Вместо этого он повернулся к Эгинин и поклонился - руки на коленях, взор опущен к ее сапогам. - Как сей недостойный может служить капитану? - спросил он напряженным голосом. - Ты - купец? - сказала Эгинин. - Ты дал клятву? - Да, капитан. Дал. - Он не отрывал взора от еесапог. - Что ты будешь говорить людям, когда отправишьсясо своими фургонами в глубь страны? - Что они должны повиноваться Предвестникам, капитан, ожидать Возвращения и служить Тем, Кто Возвращается. - И ты никогда не воспользуешься этим мечом против нас; Пальцы мужчины до белизны костяшек стиснули колени, и в его голосе внезапно прорезался страх: - Я дал клятву, капитан. Я повинуюсь, ожидаю и служу. - Вот видишь? - сказала Эгинин, обернувшись к Домону. - Нет причин для запрета носить оружие. Торговля должна вестись, а купцы должны защищать себя от бандитов. Мы позволяем людям приходить и уходить по собственной воле, пока они повинуются, ожидают и служат. Их праотцы нарушили клятву, но эти научены лучше. - Она вновь зашагала вверх по холму, и солдаты подтолкнули Домона вслед за нею. Он оглянулся на купца. Мужчина оставался согбенным в поклоне, пока Эгинин не отошла от него на десять шагов, после чего он выпрямился и заторопился в противоположную сторону, чуть ли не вприпрыжку по наклонной улице. Эгинин и оба" охранника не оглянулись и когда мимо, вверх по улице, проследовал отряд верховых Шончан. Солдаты скакали на созданиях, чрезвычайно похожих на кошек, только размерами с лошадь, но шкуры, под которыми прокатывались волны мускулов, бронзово отсвечивали чешуей ящериц. Оснащенные когтями лапы мягко ступали по булыжникам. Когда колонна гарцевала мимо Домона, к нему, любопытствуя, повернулась трехглазая голова. Оставляя в стороне все прочее, она выглядела как-то чрезмерно... понятливой... и это вовсе не прибавило Домону душевного равновесия. Он споткнулся и чуть не упал. Вдоль всей улицы фалмийцы вжимались спинами в стены домов, некоторые зажмурились. Шончан на них даже и не глядели. Теперь Домон понял, почему Шончан дали горожанам так много воли. Он гадал, а хватило ли у него самого духу, решимости сопротивляться? Дамани. Монстры. Да существует ли хоть что-то, способное остановить Шончан, избавить мир от их победного марша до самого Хребта Мира? Не мое дело, ожесточенно напомнил он себе и принялся размышлять над тем, есть ли какой-нибудь способ избежать в будущей торговле новой встречи с Шончан. Домон и его конвой добрались до гребня склона, дальше город уступал холмам. Городская стена отсутствовала. Впереди были постоялые дворы, в которых селились купцы, ведущие торговлю в глубине страны, а также конюшни и фургонные дворы. Здесь дома уже доросли до вполне сносных размеров - в Иллиане как раз для поместья какого-нибудь второсортного лорда. У фасада самого большого здания стоял почетный караул из шончанских солдат, а над ним трепетало знамя с голубой каймой, на полотнище раскинул крылья золотой ястреб. Прежде чем ввести Домона внутрь, Эгинин сдала меч и кинжал. Оба ее солдата остались на улице. В душе Домона нарастал страх, по спине побежал холодный пот. Он нутром чуял тут во всем лорда; а ничего хорошего не будет, если имеешь дело с лордом, да еще и в его владениях. В передней Эгинин оставила Домона у двери и переговорила со слугой. Тот, судя по широким рукавам рубашки и вышитым поперек груди спиралям, был местным; Домон вроде как уловил краем уха слова "Верховный Лорд". Слуга торопливо исчез, вскоре вернулся и провел Эгинин и Домона в комнату - весьма вероятно, в самую большую комнату в доме. Вся мебель, до последней скамеечки, была отсюда вынесена, даже коврики отсутствовали, и ярко блестел отполированный каменный пол. Складные ширмы с нарисованными причудливыми птицами скрывали стены и окна. Переступив порог, Эгинин сразу остановилась. Домон попытался спросить, где они очутились и зачем, но она заставила его замолкнуть взбешенным взглядом и бессловесным рычанием. Она не двигалась с места, однако казалось, что она стоит вытянувшись в струнку, почти встав на цыпочки. Словно драгоценность, она держала в руках то, что принесла с корабля Домона. Тот все ломал голову, стараясь понять, что же это могло быть. Вдруг прозвучал приглушенно гонг, и шончанка пала на колени, осторожно положив рядом завернутое в шелк нечто. Глянув на нее, Домон тоже опустился на пол. У лордов вообще странные обычаи, и он подозревал, что у шончанских властителей привычки могут оказаться еще страннее, чем замашки известных ему лордов. В дверях, в дальнем конце комнаты, возникли два человека. У одного левая половина головы была выбрита, а оставшиеся бледно-золотистые волосы заплетены в косу, свисавшую за ухом до плеча. Когда он шел, из-под длинного, густо-желтого цвета, одеяния едва виднелись носки мягких желтых туфель. Второй носил голубую шелковую робу, украшенную парчовыми птицами и длинную настолько, что волочилась за ним по полу почти на спан. Голова его была чисто выбрита, ногти оказались длиной по крайней мере в дюйм. причем ногти на указательных и средних пальцах обеих рук покрыты голубым лаком. У Домона отвалилась челюсть. - Вы находитесь в присутствии Верховного Лорда Турака, - нараспев огласил желтоволосый, - который предводительствует Теми, Кто Приходят Раньше, и споспешествует Возвращению. Эгинин распростерлась на полу, раскинув руки. Домон с живостью скопировал ее позу. Даже Благородные Лорды Тира не потребовали бы такого, подумал он. Уголком глаза он подметил, как Эгинин целует пол. Скривившись, он решил, что это - предел для подражания. Все равно они не увидят, делаю я что-то или нет. Эгинин вдруг поднялась. Домон начал тоже вставать и уже встал на одно колено, прежде чем горловой рык женщины и шокированное выражение лица мужчины с косой вернуло его обратно лицом в пол. Домон шепотом ругался. Я бы такого не сделал и для Короля Иллиана и Совета Девяти вместе взятых! - Твое имя - Эгинин? - Мягкий голос принадлежал мужчине в голубом одеянии. Его невнятная речь - он тоже проглатывал слоги - обладала ритмикой, почти схожей с пением. - Так меня назвали в мой день меча. Верховный Лорд, - смиренно отвечала она. - Это редкостный образчик, Эгинин. Встречающийся крайне редко. Ты желаешь вознаграждения? - То, что Верховный Лорд доволен, достаточное вознаграждение. Я живу, чтобы служить. Верховный Лорд. - Я упомяну твое имя Императрице, Эгинин. После Возвращения новые имена причислят к Высокородным. Выкажи себя достойной, и, может, имя Эгинин воссияет среди высших. - Верховный Лорд удостаивает меня великой чести. - Да. Можешь меня оставить. Домон ничего не видел, кроме того, как пятились из комнаты ее сапоги, останавливаясь ненадолго, когда Эгинин кланялась. Дверь за нею закрылас