ни никогда  не  выдавали того, что
желали сохранить в тайне. Никогда - ни словом, ни жестом.
     Илиена  никогда не срывала на мне свое  зло,  когда сердилась  на себя.
Нагоняй она мне устраивала только потому, что... Ранд похолодел. Он в  жизни
не встречал  женщины по имени Илиена.  Но он сумел, пусть  смутно, вызвать в
памяти  образ, откликнувшийся  на это  имя.  Прелестное лицо,  молочно-белая
кожа,  золотистые  волосы, того  же оттенка,  что у Илэйн.  Должно быть, это
сумасшествие. Воспоминание о выдуманной женщине. Пожалуй, однажды он поймает
себя на том, что беседует с несуществующими людьми.
     Страстная речь Эгвейн оборвалась, сменившись озабоченным взглядом.
     - С тобой все в порядке, Ранд? - Гнева в голосе девушки  как не бывало.
- Что-то не так? Сейчас я за Морейн сбегаю...
     -  Нет!  - воскликнул  он  и  тут  же  смягчил тон:  -  Ей не  под силу
Исцелить... - Даже Айз Седай не могут  Исцелить  безумие; ни одна из них  не
способна исцелить Ранда, избавить его  от страданий. - Как  дела  у Илэйн? У
нее все хорошо?
     - С Илэйн все хорошо. - Несмотря на  все  сказанное Эгвейн, в ее голосе
слышалось сочувствие. На большее Ранд и не надеялся.  Сам он  знал лишь, что
Илэйн покинула Тир,  остальное касается только  Айз Седай, планы Илэйн -  не
его  дело.  Так  ему  не  раз заявляла  Эгвейн,  а Морейн  вторила  ей.  Три
Хранительницы  Мудрости, которые умели ходить по снам и у  которых обучалась
Эгвейн,  были  еще менее словоохотливы  - у них  свои причины  не  ладить  с
Рандом.
     -  Пожалуй,  мне  тоже лучше уйти,  -  продолжила Эгвейн, поправляя  на
плечах шаль,  - ты устал. - Слегка нахмурясь,  она спросила: -  Ранд, что ты
такое сказал? Ну, "зароют в Кэн Брэт"?
     Он  уже  намеревался спросить, о  чем, Света  ради, говорит девушка, но
вспомнил, как сам произнес эту фразу.
     -  Что-то такое я  когда-то слышал, -  соврал он.  О значении этих слов
Ранд имел столь же смутное представление, как и о том, откуда они взялись.
     - Отдыхай, Ранд, - сказала девушка  - по голосу будто лет  на  двадцать
старше, а  не  двумя  годами  младше  его.  - Обещай  мне,  что  обязательно
отдохнешь. Тебе нужен отдых.
     Ранд  кивнул. Эгвейн  посмотрела ему в  глаза, словно выискивая правду,
потом направилась к выходу.
     Серебряный кубок с вином поднялся  с ковра в воздух и подплыл  к Ранду.
Он  торопливо схватил кубок  за миг  до  того,  как девушка оглянулась через
плечо:
     - Наверное, не стоило бы мне говорить. Илэйн не просила меня передавать
тебе этого, но... Она сказала, что любит тебя. Может, ты уже знаешь,  а если
нет, то поразмысли об этом.
     С этими словами девушка вышла; бусы со стуком сомкнулись за ней.
     Спрыгнув со стола,  Ранд  отшвырнул кубок в сторону, вино расплескалось
по плиткам пола. Взбешенный, Ранд повернулся к Джасину Натаэлю.



        ГЛАВА 3. Бледные тени


     Потянувшись  к  саидин.  Ранд  направил  Силу -  сплел потоки Воздуха и
сдернул  Натаэля с подушек.  Позолоченная арфа  опрокинулась  на  выложенный
темно-красными  плитками пол,  а  сам  Натаэль  застыл  в  футе  над  полом,
распяленный у стены, не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой.
     -  Я  же  предупреждал  тебя! Не смей направлять, когда  кто-то  рядом!
Никогда!
     Натаэль склонил голову набок в свойственной ему  странной манере, будто
искоса поглядывая на Ранда и стараясь незаметно понаблюдать за ним.
     - Если б увидела,  она решила бы, что это ты. - В  голосе менестреля не
слышалось ни вины, ни неуверенности  - но и  вызова тоже; похоже, он считал,
что  предлагает вполне приемлемое объяснение. - Кроме  того, с виду у тебя в
горле пересохло. А придворному барду должно заботиться о своем повелителе.
     Это была одна из причуд Натаэля: раз Ранд лорд Дракон, то сам он должен
быть не простым менестрелем, а непременно придворным бардом.
     Испытывая  отвращение  к  себе  и  сердясь на  Натаэля,  Ранд  распутал
плетение и отпустил  менестреля. Обращаться с ним так грубо  - все равно что
затеять драку с десятилетним мальчишкой. Ранд  не  мог видеть щита,  который
ограничивал  Натаэлю доступ к  саидин, поскольку то было работой женщины, но
знал: преграда никуда не делась.  Все,  на  что  способен сейчас  Натаэль, -
переместить кубок со стола. К счастью, щит сокрыт и от женских глаз. Натаэль
называл это "инвертированием", хотя и не мог объяснить сути явления.
     - А  если бы она увидела мое лицо и что-то заподозрила? Я так удивился,
будто этот  кубок сам по себе ко мне подлетел!  - Ранд сунул трубку в  рот и
яростно запыхтел ею.
     - Она все равно ничего бы не заподозрила. - Расположившись на подушках,
менестрель  поднял  арфу  и  взял  несколько  нот,  прозвучавших  отдаленной
мелодией. -  Как кто-то  что-то заподозрит?  Я  и  сам не  могу  поверить  в
случившееся. -  Если в  голосе  его  и  проскользнула  горечь, Ранд этого не
заметил.
     Сам  Ранд  тоже  до  конца не верил  в произошедшее, хотя изо всех  сил
старался убедить себя в  реальности этого. У человека, сидевшего перед ним и
звавшегося Джасином Натаэлем, было и другое имя. Асмодиан.
     Рассеянно  перебиравший  струны  арфы  Асмодиан  вовсе  не  походил  на
устрашающего  всех и вся Отрекшегося.  Он  был даже по-своему красив -  Ранд
считал,  что тот  нравится женщинам.  Часто  казалось странным, что  зло  не
наложило  на него заметных  глазу отметин.  Он был  одним из Отрекшихся,  но
вовсе не пытался убить Ранда, и  Ранд  скрыл от  Морейн  и всех прочих,  кто
такой Натаэль. Ему нужен был учитель.
     Пытаясь самостоятельно научиться владеть  Силой, Ранд имеет всего  один
шанс из четырех остаться в живых - в случае, если для мужчин справедливо то,
что  относится к женщинам, которых Айз Седай называют дичками. А если нет? К
тому  же  необходимо еще  принимать  в  расчет  безумие. Учить Ранда  должен
мужчина; Морейн, и не она одна,  не  уставала твердить ему: даже птица, мол,
не научит рыбу летать,  с тем же успехом рыба может  учить птицу  плавать. И
учить Ранда должен кто-то  опытный, тот, кому уже известно все, что  следует
знать Ранду. Выбор у  него  небогат - Айз  Седай укрощают  мужчин, способных
направлять,  едва обнаружив их. А ведь с  каждым годом  таких мужчин находят
все  меньше.  Мужчина,  случайно обнаруживший в  себе способность направлять
Силу,  знает не  больше Ранда. Умеющий  направлять  Лжедракон -  ежели  Ранд
разыщет  такого,  которого  еще  не успели  изловить  и укротить,  - вряд ли
откажется   от   собственной   мечты   о   славе   ради   кого-то   другого,
провозгласившего себя Возрожденным Драконом. Вот Ранду ничего и не осталось,
как переманить к себе одного из
     Отрекшихся.
     Асмодиан  с  отсутствующим видом брал случайные аккорды, а Ранд  уселся
напротив него на подушки. Не следует забывать, что этот человек нисколько не
изменился внутренне с того давнего-давнего дня, когда отдал свою душу  Тени.
То, что делает ныне, он делает по принуждению, он вовсе не пришел к Свету.
     -  Ты  никогда  не думал  пойти  на  попятный, Натаэль? - Ранд  избегал
настоящего имени  менестреля;  промолви  юноша  даже  шепотом "Асмодиан",  и
Морейн  тут же решит, что он перекинулся к Тени. Морейн,  а может, и другие.
Тогда вполне  вероятно, ни  сам Ранд, ни Асмодиан  не доживут  до следующего
дня.
     Пальцы застыли на струнах, лицо менестреля было непроницаемо.
     - На попятный? Демандред, Равин, любой из них, едва увидев, убьют меня.
И это мне еще повезет. Наверное, любой из  них  так поступит - кроме Ланфир.
Сам  понимаешь,  проверять мне  ничуть не хочется.  Се-мираг...  Она и валун
заставит взмолиться  о  пощаде  и благодарить за  смерть. А  что до Великого
Повелителя...
     - Темного,  -  резко  оборвал Ранд, еле разжав губы  у чубука.  Великим
Повелителем  Приспешники   Тьмы   называли  Темного.   Приспешники   Тьмы  и
Отрекшиеся.
     Молча соглашаясь, Асмодиан коротко кивнул.
     -  Когда  Темный  вырвется на свободу... - Если раньше на лице  его  не
отражалось  никаких  чувств,  то  сейчас уныние и бесцветность были в каждой
черточке. - Скажу лишь, что сам  отыщу Семираг и отдамся в ее  руки, пока за
предательство меня не настигло наказание... Темного.
     - Вот и учи меня.
     Арфа  заиграла  скорбную  мелодию  -  она, горько  сожалея,  оплакивала
безвозвратную потерю.
     - "Марш смерти",  - промолвил Асмодиан, не  прерывая игры, -  финальная
часть "Цикла  великих страстей",  сочиненного лет за  триста  до  Войны  Сил
неким...
     Ранд перебил его:
     - Ты не очень-то хорошо обучаешь меня.
     - В этих  обстоятельствах лучшего  и  ожидать нельзя. Теперь  ты можешь
обратиться к  саидин всякий  раз, когда пожелаешь,  и  умеешь отличать  один
поток  от другого. Ты способен  защитить себя щитом, и  Сила  делает то, что
тебе нужно. - Он перестал играть  и  нахмурился, не глядя на  Ранда.  - Как,
по-твоему,  Ланфир и правда хотела, чтобы я научил тебя  всему? Если  бы она
хотела этого, то придумала бы способ остаться рядом и связать нас вместе она
хочет, чтобы  ты остался в живых, Льюс Тэрин,  но на этот  раз намерена быть
сильней тебя.
     - Не зови меня так! - рявкнул Ранд. Асмодиан будто и не слышал.
     -  Если вы  вместе планировали...  поймать меня  в  ловушку...  -  Ранд
почувствовал, как в Асмодиане поднялась какая-то  волна - словно  Отрекшийся
проверял созданный вокруг него щит. Способная направлять женщина  увидела бы
сияние,  возникающее,  когда другая  женщина  обнимает  саидар, и несомненно
ощутила  бы,  как  та направляет, но Ранд ничего не видел и мало что  ощущал
вокруг Асмодиана. - Если  вы разработали план вместе, значит, ты позволил ей
крупно себя  надуть. Тогда она тебя перехитрила. Я  уже  говорил тебе:  я не
лучший учитель, особенно если мы  не связаны узами.  Вы задумали это  вместе
или нет?  -  Теперь он смотрел на Ранда, искоса, но внимательно. - Многое ли
ты  вспомнил? О том, что был Льюсом Тэрином, я имею в виду. Ланфир  сказала,
ты вообще ничего не помнишь, но она способна солгать и самому Ве... Темному.
     - На этот раз  она сказала правду. -  Расположившись на  подушках, Ранд
направил Силу,  и  один из  не тронутых  клановыми вождями серебряных кубков
подплыл к нему. Даже столь краткое прикосновение к саидин было  пьянящим - и
мерзостным. И трудно  было отпустить Источник. Ранду не  хотелось говорить о
Льюсе Тэрине;  он устал  от  людей, считающих,  что он  и  есть Льюс  Тэрин.
Чашечка трубки  сильно  разогрелась  от  яростного  пыхтения,  поэтому  Ранд
жестикулировал ею, держа  за чубук. - Если  соединение  узами  поможет  тебе
обучать меня, почему мы этого не сделали?
     Асмодиан  глянул  на Ранда так, будто  тот спросил, почему они  не едят
камни, и качнул головой:
     - Все  время забываю, сколь многого  ты не знаешь. Вдвоем мы с тобой не
сможем. Без женщины, которая соединит нас. Думаю, ты мог бы попросить Морейн
или эту  девушку. Эгвейн.  Одна  из них,  наверное, сумеет придумать способ.
Если только ты не хочешь оставить их в неведении, кто я такой.
     - Не лги мне, Натаэль, - прорычал Ранд.  Задолго до встречи  с Натаэлем
он узнал, что направление  Силы мужчиной и женщиной так  же отлично одно  от
другого, как разнятся сами мужчины и женщины; Ранд не собирался принимать на
веру слова  собеседника. - Я слышал, как Эгвейн  и другие  говорили, что Айз
Седай соединяют свои силы. Если могут они, то почему не можем мы с тобой?
     - Потому что не можем.  - В голосе  Асмодиана прорвалось раздражение. -
Хочешь знать почему - поинтересуйся у алхимиков или книгочеев. Почему собаки
не летают? Вероятно, так в громадной системе  Узора уравновешивается то, что
мужчины  по природе своей сильнее.  Мы не  в состоянии соединяться узами без
помощи женщин,  а  они без  нас могут. Им  все-таки потребна  помощь мужчин,
чтобы создать круг больше чем из тринадцати человек, но это слабое утешение.
     Ранд  был  уверен,  что наконец-то  поймал  Отрекшегося на лжи.  Морейн
рассказывала, что в  Эпоху  Легенд мужчины и  женщины  были  сильны в равной
мере, и солгать она не могла. Так Ранд и заявил, добавив:
     - Пять Сил, Пять Стихий - равны.
     - Земля, Огонь, Воздух, Вода и Дух. - Для каждой Силы у Натаэля нашелся
свой  аккорд. - Верно,  они равны,  и столь же верно, что любое действие, на
которое  способен мужчина  с помощью одной из Стихий, под силу и женщине. По
крайней  мере, отчасти. Но это не имеет ничего  общего с  тем,  что  мужчины
сильнее. Если  Морейн что-то считает правдой, то и  говорит, как об  истине,
так оно или нет. Вот одно из тысячи слабых мест в этих дурацких Обетах. - Он
сыграл  что-то  и впрямь  звучавшее  глупо. -  Кое у  кого  из  женщин  руки
посильнее, чем у некоторых  мужчин, но в общем  все  наоборот.  Так  же и  в
случае с Силой и, пожалуй, в сходных пропорциях.
     Ранд  медленно кивнул.  Сказанное Асмодианом имело  некоторый  смысл  и
звучало разумно. Илэйн  с Эгвейн  считались чуть ли не сильнейшими женщинами
из обучавшихся в Башне за тысячу, а то и более лет, а он однажды проверил на
них  свой  дар, и позже  Илэйн призналась, что почувствовала себя  котенком,
которого схватил мастифф.
     Асмодиан тем временем продолжал:
     - Если  две женщины  связали  себя узами,  это  не  значит, что их сила
удвоилась; соединение  узами не просто сложение  сил. Но если они достаточно
сильны,  то  и  с  мужчиной  могут  поспорить.  А  коли  составится  круг из
тринадцати женщин, берегись.  Объединившись, тринадцать  даже  еле способных
направлять Силу  женщин одолеют  подавляющее большинство  мужчин. Тринадцать
самых слабых женщин из Башни возьмут верх над тобой и над любым мужчиной - и
даже  не запыхаются. В  Арад Домане я как-то услышал присловье,  которое мне
хорошо запомнилось: "Чем больше вокруг женщин,  тем тише ступает мудрец". Не
худо бы и тебе эту поговорку не забывать.
     Ранд  поежился, вспомнив  о  том времени,  когда  он оказался среди Айз
Седай, числом намного превосходивших тринадцать. Конечно, большинство из них
не знало,  кто он такой.  А если б знали... Если  Морейн и Эгвейн связаны...
Ранду не хотелось верить, что Эгвейн так далеко ушла от их прежней дружбы на
своем пути к Башне. Что бы она ни делала, она поступает искренне, без задних
мыслей, и она всем сердцем желает стать Айз Седай. Как и Илэйн.
     Ранд отпил полкубка вина, но вино не смыло тягостных мыслей.
     - Что еще ты можешь рассказать об Отрекшихся? - Этот вопрос он задавал,
наверно, раз  сто и каждый раз  надеялся узнать чуточку больше. Лучше  такой
вопрос, чем пустые размышления, не соединились ли Эгвейн и Морейн, чтобы...
     -  Я рассказал  тебе  все,  что знал, - тяжело вздохнул Асмодиан. - Нас
никогда нельзя было назвать близкими друзьями. Ты думаешь, я что-то утаиваю?
Если ты хочешь знать, где они, то мне неизвестно, где остальные. Знаю только
про Саммаэля, а тебе и  без  моего  рассказа известно,  что он выбрал  своим
королевством Иллиан.  Какое-то  время в Арад  Домане находилась Грендаль, но
полагаю, ее там уже нет - слишком высоко она ценит свой комфорт. Подозреваю,
что и Могидин пребывает - или пребывала - где-то на западе, но никому еще не
удавалось отыскать Паучиху, если она того не желает. Равин приручил какую-то
королеву и забавляется с  ней, но твоя догадка о том, какой страной она  для
него  правит,  ничуть не хуже моих предположений. Больше ничего, что поможет
тебе определить их местопребывание, я не знаю.
     Все  это  Ранд  уже  слышал. Вообще ему  чудилось, что  он  слышал  все
сказанное Асмодианом об Отрекшихся раз пятьдесят.  Порой  -  слишком часто -
казалось, что Ранд уже знает то, о чем ему рассказывает Асмодиан. Кое-что из
услышанного  ему  хотелось бы не  знать, например, что забавляет  Семираг, а
кое-что вовсе было бессмысленным. Демандред переметнулся к Тени из зависти к
Льюсу Тэрину Теламону? Ранд и  вообразить не мог такой зависти, что толкнула
бы его что-то сделать,  тем более  подобный шаг. Асмодиан утверждал, что его
соблазнила  мысль о бессмертии  -  и  о нескончаемых Эпохах музыки. Асмодиан
заявил, что прежде  был известным композитором. Что за  чушь!  Однако в этой
громаде  обрушившегося  на  Ранда  знания, от которого  подчас кровь стыла в
жилах, могла скрываться  та крупица,  благодаря которой он сумеет уцелеть  в
Тармон Гай'дон. Что  бы он ни говорил Морейн, Ранд знал: он должен встать на
пути  Отрекшихся, и случиться  это может  гораздо раньше, чем  ему  хочется.
Наполнив кубок, Ранд поставил его на пол. Вино не смогло стереть факты.
     Раздался  перестук бусин, и  Ранд  оглянулся - вошли облаченные в белые
одежды молчаливые гай'шайн. Они начали собирать блюда  и кубки, поданные для
Ранда  и  вождей;  еще  один  гаишайн,  мужчина,  поставил  на  стол большой
серебряный поднос с  закрытыми тарелками,  серебряной чашей и двумя большими
глиняными  кувшинами  в зеленую полоску. В  одном  из них  наверняка вино, в
другом  вода.  Женщина-гай'шайн внесла зажженную лампу и пристроила ее возле
подноса. Небо в окнах окрасилось желто-  красными цветами заката; в короткий
промежуток между раскаленной печью и морозным ледником воздух и в самом деле
был свеж и приятен.
     Когда гай'шайн удалились, Ранд встал, но уходить не спешил.
     - Как ты считаешь, Натаэль, каковы мои шансы в Последней Битве?
     Асмодиан,  потянувшийся  за своими  красно-синими  шерстяными одеялами,
лежавшими  за подушками, замер  и поднял  глаза  на Ранда, в  своей странной
манере склонив голову набок.
     - В тот день, когда мы встретились тут, ты... нашел на площади какую-то
вещицу.
     - Забудь об этом, - хрипло отозвался Ранд. Он  нашел не одну  вещицу, а
две. - Все равно я ее  уничтожил.  - Ему  показалось, будто плечи  Асмодиана
слегка поникли.
     - Тогда... Темный... уничтожит тебя. Что до меня, то в тот час, когда я
узнаю  о его освобождении,  я вскрою  себе  вены.  Если у меня  будет  такая
возможность.  Быстрая  смерть намного  лучше того,  что  тогда  ожидает меня
повсюду. - Он откинул в сторону одеяла и уселся, мрачно уставясь в никуда. -
Наверняка смерть лучше безумия.  Теперь оно  грозит мне в той же мере, что и
тебе.  Ты лишил  меня оберегавших  от  безумия  уз. - В  голосе  его не было
горечи, одна безнадежность.
     - А  если  бы  существовал иной способ защититься  от  порчи? - спросил
Ранд. - Если можно как-то избавиться от нее? Ты все равно убил бы себя?
     Лающий смех Асмодиана был едок, как кислота:
     - Забери  меня  Тень,  видно, ты  возомнил себя  чуть  ли  не проклятым
Создателем! Мы мертвы. Мы оба мертвецы! Неужели гордыня застила тебе глаза и
ты  ничего  не  понимаешь? Или  ты  просто  непроходимо туп? Ты,  потерявший
надежды пастух?!
     Ранд держал себя в руках.
     -  Тогда  почему бы не покончить со всем  разом? -  срывающимся голосом
спросил он. Я не настолько слеп и вижу, что вы с Ланфир затеяли.  Я не такой
уж тупица, коли одурачил ее и поймал в ловушку тебя Раз нет никакой надежды,
ни единого шанса, даже малюсенького... почему ты еще жив?
     По-прежнему не глядя на юношу, Асмодиан потер нос.
     - Как-то я видел висящего на утесе человека, - медленно промолвил он. -
Он  висел  на обрыве, скала крошилась под  его пальцами... Ухватиться он мог
лишь  за  пучок  травы -  несколько длинных стебельков,  корни  которых едва
цеплялись за  камень.  Это был  единственный шанс вскарабкаться  обратно  на
утес.  Вот за  него  он  и схватился.  - Асмодиан  вдруг коротко и  невесело
рассмеялся. - Он же должен был знать, что они легко выдернутся.
     - Ты спас его? - спросил Ранд, но Асмодиан не
     ответил.
     Ранд  двинулся  к выходу,  за  его спиной вновь раздались  такты "Марша
смерти".
     Длинные нитки бус сомкнулись за ним, и пять Дев,  поджидавших в широком
пустом  коридоре, выложенном бледно-голубыми плитками, легко, одним  плавным
движением поднялись с корточек. Они все, кроме одной, были высоки для женщин
- но не для айилок. Чтобы сравняться ростом с Рандом, их старшей, Аделин, не
хватало чуть больше ладони. Единственным исключением  была Энайла, девушка с
огненной  гривой рыжих волос  и не выше  Эгвейн  болезненно  переживала свой
рост.  Как  и у  вождей кланов, глаза  у  девушек  были  голубые, серые  или
зеленые; волосы - светло-русые, желтые,  точно солома, или  рыжие -  коротко
подстрижены, лишь на затылке оставлен длинный хвост. На поясах висели полные
колчаны, уравновешенные  ножами с длинным клинком; а за спинами, в  налучах.
Девы  носили  роговые  луки.  У  каждой  были  три-четыре  коротких,  но   с
внушительными наконечниками копья  и круглый щит из бычьей кожи. У айильских
женщин, не желавших проводить жизнь у очага и в заботах  о  детях, было свое
воинское объединение - Фар Дараиз Май, Девы Копья.
     Ранд приветствовал Дев легким поклоном, от которого те заулыбались -  у
айильцев не было такого обычая, по крайней мере, его этому не учили.
     -. Я вижу тебя, Аделин, - сказал Ранд. - Где  Джойнде? По-моему, раньше
она была с вами. Она не заболела?
     -  Я вижу тебя, Ранд ал'Тор, -  отозвалась Аделин. Ее золотистые волосы
казались еще светлее, обрамляя дочерна загорелое лицо с  тонким белым шрамом
на щеке. - В каком-то смысле  она заболела. Проговорила сама с  собой  целый
день,  и  не прошло еще и часа, как отправилась к Гарану  из  Джирад Гошиен,
намереваясь положить к его ногам  свадебный венок. -  Кое-кто из Дев покачал
головой: замужество означало отказ от копья.  -  Завтра его последний день в
качестве ее гай'шайн.  Джойнде - из Черной Скалы, из Шаа-рад, - со значением
добавила  Аделин.  Это  и  впрямь  значило многое.  Браки  с  мужчинами  или
женщинами,  захваченными в  гай'шайн - обычное дело,  но  очень  редко браки
заключались между айильцами, чьи кланы находились в кровной вражде, пусть  и
позабытой на время.
     - Эта зараза распространяется, - возбужденно  заговорила Энайла. Обычно
голос ее был горяч - таким же  жаром веяло от ее волос.  - С  тех пор как мы
пришли в Руидин, каждый день одна-две Девы сплетают свадебные венки.
     Ранд кивнул, надеясь, что они сочтут  кивок знаком понимания. А ведь  в
этом его вина. Он  и гадать  боялся, сколько из  Дев  рискнули бы остаться с
ним, расскажи он им правду. Хотя, по  всей  вероятности,  останутся все - их
удержит  честь, а страха они  испытывают  не больше,  чем клановые вожди. По
крайней мере, до сих пор все сводилось лишь к свадьбам, - пожалуй, даже Девы
сочтут замужество лучшим избавлением, чем то, что испытали некоторые. Может,
так еще и случится.
     - Еще немного, и я готов идти, - сказал Ранд девушкам.
     - Мы будем ждать с терпением, - промолвила  Аделин. Говорить о терпении
было трудно - казалось, стоящие на  месте Девы в любой миг готовы взорваться
стремительным движением.
     То, что Ранд хотел сделать, в самом деле  заняло у него  лишь несколько
секунд. Он оплел комнату - точно коробочку обмотал - потоками Духа и  Огня и
закрепил их, чтобы  плетение держалось само собой. Войти и выйти мог любой -
кроме мужчины, способного направлять. Для  него самого - как и для Асмодиана
- перешагнуть порог означало шагнуть в сплошную стену пламени. Это  плетение
потоков - и  то, что Асмодиан, будучи огражден барьером, слишком слаб, чтобы
направлять  сквозь подобную преграду,  - Ранд  обнаружил случайно.  Судя  по
всему,  к менестрелю никто не лез с вопросами, но если кого заинтересует, то
Джасин  Натаэль просто  выбрал местечко  для ночлега  подальше от  айильцев,
насколько  можно  отыскать такое в  Руидине. К подобному выбору с пониманием
отнесутся возчики и охранники Кадира. А Ранд, таким образом, точно знал, где
ночью находится Асмодиан. Девы ему никаких вопросов не задали.
     Ранд повернулся и двинулся к выходу. Девы  последовали за ним,  окружив
его кольцом, настороженные, словно в  ожидании нападения. Асмодиан продолжал
наигрывать погребальную песнь.
     Раскинув руки  в  стороны,  Мэт  Коутон  вышагивал  по  широкому белому
парапету,  обегавшему вокруг сухого  фонтана, и пел песню мужчинам,  которые
наблюдали за ним в меркнущем свете дня.
     Так выпьем  же  вина,  пусть не  опустеют  кубки.  И милых, веселя,  мы
расцелуем  в  губки,  И  кости  мы  метнем,  а  потом  скорей  На  танец,  с
Джаком-из-Теней.
     После дневной жары воздух приятно холодил, и Мэт подумал, не застегнуть
ли куртку из превосходного зеленого шелка, с золотым шитьем.  Но от выпивки,
которую айильцы называли  оосквай, в голове  точно гигантские мухи гудели, и
мысль  эта  тут же улетучилась.  В пыльном бассейне белели на постаменте три
каменные  статуи  -  обнаженные  женщины  футов двадцати высотой.  Одна рука
каждой вздымалась вверх, другая держала, наклоняя, огромный каменный  кувшин
на плече - из него должна была литься вода. Но у одной из статуй недоставало
головы и поднятой руки, а кувшин другой превратился в груду черепков.
     Пока луна  не  сбежит, ночь напролет протанцуем, На колени себе усадив,
девиц,  всех   перецелуем,   Ну   а  потом  со   мной  скорей  На  танец,  с
Джаком-из-Теней.
     -  Ничего  себе  песенка!.. -  крикнул  один  из  возчиков  с  заметным
лугардским акцентом.  Люди  Кадира  держались тесной  кучкой,  особняком  от
айильцев. Все  они были крепкими мужчинами, с жесткими лицами,  но каждый из
них  был уверен: за неосторожный взгляд любой айилец разом глотку перережет.
Не  так  уж  они  и ошибались.  -  Помню, как бабка моя  как-то говаривала о
Джаке-из-Теней, - продолжал большеухий лугардец. - Негоже так о смерти петь!
     Тут Мэт, словно  сквозь туман, понял,  какую песню поет, и скривился. С
той поры  как  пал Алдешар, никто не  слышал "Танца  с  Джаком-из-Теней".  В
голове у него  звучала эта  песня, которую с  вызовом грянули  Золотые Львы,
бросившись в  свою последнюю,  безнадежную  атаку  на  окружившее  их войско
Артура  Ястребиное Крыло.  Ладно хоть, подумал  Мэт,  на Древнем Наречии  не
болтаю.  Он и  наполовину  не  был таким развязным  ухарем, каким казался со
стороны,  но чашек оосквай и правда он опустошил многовато. Вкусом и  цветом
пойло напоминало бурую водицу,  но в голову вдарило,  точно мул лягнул. Коли
не поостерегусь, того и гляди, Морейн меня упакует да и отправит в Башню. По
крайней мере, так я окажусь подальше и от Пустыни,  и от Ранда. Видать, он и
вправду  перебрал, даже  больше, чем ему казалось, раз  полагает это честной
сделкой. Мэт затянул "Лудильщика на кухне".
     У Лудильщика на кухне дел невпроворот.
     Наверху хозяйка в платье голубом.
     По ступенькам - вниз слетает, в розовых мечтаньях,
     И зовет она: "Ох, Лудильщик милый, почини-ка
     для меня ты вот ту кастрюльку!"
     Кое-кто  из  людей Кадира  подхватил  песенку,  а  Мэт  танцующим шагом
вернулся обратно. Айильцы  молчали - у них мужчины не пели, не считая боевой
песни в сражении или погребальной над павшим. Девы же если и пели, то только
в своем кругу, исключительно для себя.
     У парапета сидели на корточках два айильца - сколько  бы оосквай они ни
влили в себя,  на  них  это  никак  не  сказалось,  разве что  глаза малость
остекленели. С какой радостью Мэт вернулся бы в те края, где светлые глаза -
большая редкость; в родной деревне  он видел вокруг  только карие да  черные
глаза. Ранд был единственным исключением. Слева, перед свободным от зрителей
пространством, на широких плитах мостовой лежали  куски  дерева - источенные
червем ручки и ножки кресел. Возле парапета валялся пустой кувшин из красной
глины, рядом  стояли  его братец, где  еще  оставался оосквай, и  серебряная
чаша. Суть игры  состояла в том,  чтобы выпить, а  потом постараться попасть
ножом в подброшенную в воздух мишень. Играть с Мэтом в кости не сел бы никто
из Кадировых людей, а среди айильцев таких были считанные единицы -  слишком
уж  часто он  выигрывал,  а в  карты жители Пустыни не играли. Метание ножей
считалось  чем-то  совершенно  отличным  от  всего  прочего,  особенно  если
добавить к этой забаве оосквай. В кости Мэт выигрывал чаще, чем в этой игре,
но  в фонтане у ног  юноши лежало с  полдюжины чаш  с золотой насечкой и два
золотых блюда - вдобавок к браслетам и ожерельям с рубинами, лунными камнями
или сапфирами, не говоря  уже о  пригоршне монет. Подле выигрышей дожидались
хозяина  плоская шляпа и  необычное копье  с черным  древком.  Кое-какие  из
выигранных вещиц  были  даже  сделаны руками айильцев.  Жители  Пустыни явно
предпочитали  расплачиваться  частью  своей  боевой  добычи,  а  не  звонкой
монетой.
     Корман,   один  из  сидевших  у  парапета   айильцев,  поднял  взор  на
оборвавшего песню Мэта. Белый шрам наискось пересекал нос воина.
     - С ножами, Мэтрим Коутон, ты, пожалуй, так же ловок, как  с игральными
костями. Может, остановимся на этом? Темнеет.
     - Тут полно  света. -  Мэт покосился на  небо:  долину  Руидина покрыли
бледные тени,  но на фоне пока еще светлого неба вполне можно было различить
цель. -  При  таком  свете  даже моя бабуля  не промахнется.  А я  попаду  с
закрытыми глазами.
     Дженрик,  второй из  сидевших на корточках, обвел внимательным взглядом
ряды зрителей.
     - Тут где-то женщины затесались? - Смахивающий сложением на медведя, он
считал себя  остряком.  - Раз мужчина заводит такие речи, значит, поблизости
женщины, перед которыми он желает покрасоваться.
     Девы, которых в толпе было немало,  громко рассмеялись вместе со всеми,
а может, и громче.
     - Так  ты  думаешь, я не смогу?  -  пробормотал  Мэт,  сдергивая темную
косынку, что носил  на  шее,  прикрывая рубец  от петли. - Корман,  подбрось
деревяшку и просто крикни "давай". - Юноша быстро завязал сложенной косынкой
глаза и вытащил из рукава один из ножей. В наступившей тишине он слышал лишь
дыхание  зрителей. Это ты-то не пьян?  Да ты назюзюкался как сапожник! И тем
не менее Мэт вдруг  ощутил свою удачу,  почувствовал порыв,  который  обычно
испытывал в игре,  зная,  какой  гранью вверх  замрут кубики, когда  они еще
катились. В голове у него чуток прояснилось. - Кидай же, - спокойно произнес
он.
     - Давай!  - крикнул Корман, и рука Мэта  хлестко дернулась назад, потом
резко вперед.
     В напряженной тишине громко  и отчетливо раздались два стука: ударила в
дерево сталь, а затем упала на мостовую мишень.
     Никто  не проронил  ни  слова.  Мэт вновь  опустил косынку  на шею.  На
мостовой валялся  обломок  подлокотника,  размером не больше ладони. В самой
его  середке торчал глубоко вонзившийся клинок Мэта.  Похоже,  Корман  хотел
повысить свои шансы на  выигрыш. Что  ж, ведь  Мэт не уточнил, какой  должна
быть мишень. До него вдруг дошло, что он совсем позабыл назначить ставку.
     Наконец один из людей Кадира хрипло воскликнул:
     - Просто-таки удача самого Темного!
     - Удача - лошадь не хуже прочих,  оседлай да скачи, - сказал Мэт самому
себе. Неважно, откуда взялось  это присловье. Да и откуда взялась его удача,
он тоже не ведал - лишь пытался, как мог, оседлать ее и скакать на ней.
     Сколь  бы  тихо Мэт  ни  произнес  эти слова.  Дженрик  поднял  на него
нахмуренный взор:
     -  Что  ты  такое  сказал, Мэтрим Коутон? Мэт  открыл было  рот,  затем
захлопнул  его, так и не повторив фразу, как собирался. Слова ясно звучали в
памяти. Сене сована кабадонде аин довайниа. Опять Древнее Наречие.
     - Да так, ничего, - пробормотал Мэт. - Просто сам с собой разговариваю.
- Зрители начали расходиться. - Думаю, продолжать не стоит - уже темнеет.
     Корман наступил на деревяшку, выдернул нож Мэта и принес его хозяину.
     - Может, в другой  раз,  Мэтрим  Коутон.  Как-нибудь в другой  день.  -
Обычно  так  айильцы говорили  "никогда", если не  хотели  сказать  об  этом
впрямую.
     Мэт  кивнул и  вложил кинжал в ножны, пришитые к изнанке рукава. Так же
случилось, когда он выкинул шесть шестерок двадцать три  раза подряд. Ему не
за что  винить айильцев.  Да и  разобраться как  следует нужно не только  со
своим везением, есть и другое. Глядя на Кормана и  Дженрика, уходящих вместе
с остальными, Мэт с легкой завистью  отметил, что ни тот ни другой ничуть не
пошатывались.
     Запустив пальцы  в волосы, Мэт тяжело уселся  на парапет. Воспоминания,
некогда беспорядочно  набившиеся в  голову,  будто изюминки в  кексе, теперь
перемешались с его собственными. Одна часть его "я" знала, что  родился он в
Двуречье двадцать  лет назад, но он  также хорошо помнил, как возглавлял при
Майганде фланговую атаку, опрокинувшую троллоков, и  как танцевал при  дворе
Тармандевина, и сотню,  тысячу иных событий. В большинстве своем - битвы. Он
помнил, как умирал, причем куда большее число раз, чем ему хотелось помнить.
И не было швов между обрывками разных жизней - если не  сосредоточиться, Мэт
не мог сразу отделить свои личные воспоминания от новоприобретенных.
     Протянув  руку назад,  Мэт нахлобучил  свою широкополую шляпу и положил
поперек колен  необычное копье. Вместо  обыкновенного наконечника, это копье
завершало  что-то  вроде мечевидного клинка фута в  два  длиной,  клейменого
двумя воронами. Лан говорил, будто клинок этот изготовили  с помощью  Единой
Силы еще во времена Войны  Силы, Войны Тени; Страж утверждал, что его совсем
не нужно точить и что он никогда не сломается. Сам Мэт думал, что не поверил
бы  такому,  да вот пришлось. Пусть и минуло три тысячи лет,  а  клинок  все
такой   же,   однако   Мэт  мало   доверял  Силе.   Вдоль   черного  древка,
инкрустированная  каким-то   металлом  темнее  дерева,  шла  вязь   надписи,
обрамленная на концах опять-таки воронами. Надпись была на Древнем Языке, но
Мэт, разумеется, теперь мог ее прочитать.
     Таков исконный договор, и он провозглашает:
     Мысль  - это времени стрела, и память  не истает.  Цена  уплачена. Свое
просивший получает.
     Один из концов  широкой улицы, где-то в полумиле от фонтана, упирался в
площадь,  которую во многих городах назвали бы  главной. Айильские  торговцы
отправились на ночлег, но их  павильоны  по-прежнему стояли там. Эти палатки
были сшиты  из  серо-  коричневой шерсти, обычной для  айильских палаток.  В
Руидин со  всех  концов Пустыни явились сотни торговцев  - на самую  большую
ярмарку,  которую когда-либо видели Айил, и с каждым днем айильцев прибывало
все  больше. Торговцы из  разных  кланов  и  стали  одними  из  первых,  кто
по-настоящему начал обживать этот город.
     В другую сторону - на огромную площадь  в центре города - Мэту вовсе не
хотелось  смотреть.  Отсюда  можно  было различить горбы Кадировых фургонов,
ожидающих завтрашней погрузки. Сегодня днем на один взгромоздили нечто вроде
скособоченной  дверной  рамы  из  краснокамня.  Морейн  особенно   тщательно
проследила, чтобы  ее  крепко- накрепко привязали -  и  именно так,  как она
требовала.
     Мэт  не знал,  что  ей  известно об этом предмете, -  и  спрашивать  не
собирался. Лучше бы Айз Седай совсем  забыла  о существовании Мэта,  хотя на
это  мало  надежды.  Но  сколько бы  ей ни  было  известно,  Мэт  чувствовал
уверенность, что сам  знает  больше.  Он  шагнул туда  - глупец,  взыскующий
ответов. А что получил взамен? Чужие воспоминания,  набившиеся ему в голову.
И еще  смерть. Мэт затянул потуже косынку на шее. И еще две вещи. Серебряный
медальон  в  виде лисьей  головы, который он  носил под  рубахой,  и оружие,
лежащее  у него на  коленях.  Малое  возмещение. Мэт, легко  касаясь, провел
пальцем по надписи.  "Память не  истает".  А у них,  у того  народца  по  ту
сторону этой двери, чувство юмора под стать айильскому.
     -  У тебя  так  каждый раз получается? Мэт  вскинул голову, оглянулся -
рядом  с  ним уселась  Дева. Высокая  даже  для айилки,  пожалуй, выше Мэта.
Волосы точно золотая канитель, а глаза цвета чистого утреннего неба. Девушка
была  старше Мэта, лет, наверное, на  десять, но разница в годах никогда ему
не мешала. К тому же она Фар Дарайз Май.
     - Я -  Мелиндра, - продолжала она, - из септа Джумай. У тебя всегда так
получается?
     Она спрашивает про метание  ножа, сообразил Мэт. Она назвала свой септ,
но  не клан.  Айильцы так никогда не поступают.  Если только... Должно быть,
она  из  Дев  клана Шайдо, которые  присоединились к Ранду. Мэт,  по  правде
сказать, не очень-то понимал во всех этих обществах, но  что  до Шайдо... Он
слишком хорошо помнил, как те горели желанием проткнуть его копьями. Куладин
ненавидел и Ранда,  и  всех,  кто его окружал,  кто явился с ним; а то,  что
ненавидел Куладин, становилось  объектом ненависти и всех Шайдо. Но с другой
стороны, Мелиндра пришла  сюда,  в  Руидин.  Она ведь  Дева. Мелиндра  тонко
улыбнулась; в глазах сверкал манящий огонек.
     - По большей части получается, - правдиво ответил  Мэт.  Даже если он и
не чувствовал  удачи, везло ему часто. А  уж  когда подваливала удача,  дело
было в  шляпе. Мелиндра  хихикнула,  улыбка ее стала  шире,  словно  девушка
считала, что он хвастается. Похоже, женщины  сами для себя  решают, врешь ты
или нет, причем  решают,  невзирая  на очевидные факты. А с другой  стороны,
если  ты им нравишься, на твое  вранье им наплевать. А то  вообще поверят  в
самую чудовищную твою ложь.
     Девы,  к какому бы клану ни принадлежали, могут быть опасны, да и любая
женщина таит  опасность -  эту  истину  он  узнал на  собственном опыте.  Но
Мелиндра определенно смотрела на него не просто так.
     Порывшись  в  горке своих  выигрышей, Мэт  выудил  оттуда  ожерелье  из
золотых спиралей, в центре каждой сверкал темно-синий  сапфир, самый крупный
был с  фалангу его  большого пальца. Он  мог вспомнить  то время - и это его
собственные воспоминания, - когда при виде самого мелкого из этих камней его
прошибла бы испарина.
     - Они очень  подходят к твоим глазам, - промолвил  Мэт,  положив в руки
девушки тяжелую нитку. Он ни  разу не видел, чтобы  Девы носили какие-нибудь
побрякушки, но по опыту знал, что женщинам нравятся всякие украшения. Как ни
странно, в не  меньшей степени им нравились и цветы.  Этого  Мэт не понимал,
но, впрочем, готов был признать, что в женщинах разбирается плохо. Точно так
же  для  Мэта  непостижимы и  его удача, и случившееся  с ним по ту  сторону
перекошенной дверной рамы.
     - Очень  тонкая работа,  - промолвила  Мелиндра,  разглядывая  на  весу
ожерелье.-  Я  принимаю твое  предложение.  -  Ожерелье исчезло в ее поясной
суме, девушка  наклонилась  и  сдвинула Мэту  шляпу  на  затылок.  -  У тебя
симпатичные глаза.  Похожи  на  темный  полированный  кошачий  глаз.  -  Она
забралась  на  парапет  с  ногами,  сидя  обняла  руками  колени,  продолжая
внимательно рассматривать Мэта. - Сестры по копью рассказывали мне о тебе.
     Мэт  надвинул  шляпу  обратно  на брови  и  настороженно  покосился  на
Мелиндру из-под полей. Что ей понарассказывали? И какое такое "предложение"?
Это  всего-навсего ожерелье. Манящий  огонек  в  глазах  девушки  потух; она
глядела на него будто  кошка на мышь. Вот это-то и пугало в общении с Девами
Копья.  Порой  и  не скажешь, хотят они с тобой  потанцевать, собрались тебя
поцеловать либо вознамерились убить.
     Улица быстро пустела, тени сгущались, но Мэт узнал Ранда. Тот наискосок
переходил  улицу,  во  рту  его дымилась  трубка. Кто  станет разгуливать  в
сопровождении чуть ли  не десятка Фар  Дарайз Май,  как  не Ранд? Вечно  они
вокруг него, подумал Мэт. Охраняют, будто стая волчий,, готовы все  сделать,
что он прикажет. Кое-кто и позавидовал бы  эскорту Ранда. Кто угодно, только
не Мэт. Порой такое  общество несколько обременительно. А вот стайка девушек
вроде Изендре...
     - Извини, я на минутку, - торопливо бросил Мэт Мелиндре.
     Прислонив копье  к  низенькой  стенке  фонтана,  Мэт  чуть  ли не бегом
сорвался с места. В голове гудело, хоть и не так громко, как раньше, и он не
запинался.  О своих  выигрышах Мэт  не беспокоился.  У айильцев были  крайне
строгие  раз  и  навсегда  установленные  правила,  что можно  и что нельзя:
захватить в набеге - это одно, а украсть -  совсем  другое. Люди Кадира живо
научились держать руки поглубже  в карманах после  того,  как одного из  них
поймали с поличным. Задав за  кражу отменную порку -  исполосовав от плеч до
пят,  вора  прогнали  прочь, велев убираться из Пустыни. Ему разрешили взять
лишь  один  бурдюк  с водой. Но с  одним  бурдюком и до  Драконовой Стены не
добраться, а с бедняги вдобавок всю одежду сняли. Теперь Кадировы людишки не
подберут и медяка, валяющегося посреди улицы.
     - Ранд? - Окруженный эскортом Дев мужчина продолжал идти. - Ранд?
     До  Ранда не было и десяти шагов, но он не замедлил шага. Две-три  Девы
оглянулись,  но не  Ранд. Мэт вдруг  ощутил  холодок,  никак не  связанный с
надвигавшейся ночью. Он облизнул губы и теперь не громко окликнул,  а просто
произнес:
     - Льюс Тэрин.
     И тут Ранд  повернулся - а Мэт сразу пожалел об этом.  Лучше бы  тот не
оборачивался.
     Некоторое время они смотрели друг  на друга в наступивших сумерках. Мэт
помешкал и решил ближе не подходить. Себя он  убеждал: потому что там  Девы.
Причем одна из них Аделин  - она-то,  в компании с прочими, и учила его игре
"Поцелуй  Дев". Этакую забаву Мэт вряд ли когда забудет,  да и играть в нее,
даже  если зазывать будут, ни  за  что  не  станет. А у Энайлы  взгляд точно
бурав,  вгрызающийся  ему  в  череп.  Ну  кто  бы подумал,  что эта  женщина
вспыхнет, как  попавшее в огонь масло? Было бы отчего! Мэт всего-то и сказал
ей, что  она  - самый прелестный  маленький  цветочек,  который он  в  жизни
видывал!
     И теперь еще  Ранд.  Они вместе выросли.  Мэт  и  Ранд, да еще  Перрин,
бывший в  Эмондовом Луге  учеником  кузнеца. Втроем  они  охотились,  вместе
рыбачили, бродили по Песчаным Холмам, к самым отрогам Гор Тумана забирались,
ночевали под звездами. Ранд был его другом. Только  теперь он оказался таким
другом,  который,  не желая  того, может  и башку тебе разбить. Ведь  Перрин
из-за Ранда чуть не погиб.
     Мэт заставил себя приблизиться фута на  два.  Ранд и  без того выше его
почти  на голову,  а  в  наползавшем  вечернем сумраке казался еще  выше.  И
холодней обычного.
     - Я тут подумал, Ранд... - Как Мэт ни старался, голос прозвучал хрипло.
- Я давно уже дома не был.
     - Мы оба давно  из  дома ушли,  - тихо произнес Ранд. -  Очень давно. -
Вдруг  он  рассмеялся,  не  громко,  но так  похоже  на  прежнего  Ранда:  -
Соскучился по коровам своего отца?
     Мэт почесал ухо, слегка ухмыльнулся.
     - Ну,  честно  говоря,  не  очень. -  Как  же,  очень  надо коровниками
любоваться, подольше бы не видеть этакой картины. - Но я тут подумал: может,
мне отправиться с фургонами Кадира, раз они скоро уйдут?
     Ранд молчал. Когда он наконец заговорил, легкий  налет веселья исчез из
его голоса:
     - До самого Тар Валона?
     Теперь  уже  заколебался  Мэт. Он бы  не  отпустил меня в  лапы Морейн.
Или?..
     - Может быть, - как ни в чем не бывало откликнулся Мэт. - Не знаю. Туда
хочет   отправить  меня  Морейн.   Может,  удастся  вернуться  в   Двуречье.
Посмотреть, все ли в порядке дома. Посмотреть,  жив  ли Перрин. Узнать,  как
там мои сестренки, ма и па.
     - Нам следует делать то, что  мы должны, Мэт.  Зачастую это не то, чего
нам хочется. Нужно делать, что должны.
     Все это походило на оправдание - для слуха Мэта. Ранд будто просил  его
понять. Только Мэт уже не раз поступал так, как должен. Не могу я винить его
за Перрина, да и не мне его винить. Проклятье, никто ведь не заставлял  меня
идти  за  Рандом,  будто  какая гончая!  Только  и  это  не было верно.  Его
заставили. Но не Ранд.
     - Ты разве не... не станешь меня останавливать?
     - Мэт, я не  стану  ничего говорить тебе. Ни "оставайся",  ни  "иди", -
устало сказал Ранд. - Узор плетет Колесо,  а не я, а Колесо  плетет так, как
угодно  Колесу.  -  О-о,  как  все это  похоже на проклятых  Айз Седай!  Уже
повернувшись  и  собираясь уйти, Ранд добавил:  -  Не верь  Кадиру,  Мэт.  В
каком-то смысле он очень опасный человек. Таких ты едва ли встречал в жизни.
Не верь ему ни на гран, а то он тебе глотку перережет, о чем  будем горевать
не только мы с тобой. - Он двинулся по улице  дальше, в сгущающиеся сумерки;
вокруг него, точно охотящиеся волчицы, мягко ступали Девы.
     Мэт смотрел  ему вслед. Купцу поверить? Я  не доверился бы Кадиру, хоть
засунь его в  мешок и накрепко свяжи. Итак, не Ранд сплетает Узор? Да уж кто
как  не он!  Еще до того, как им стало  известно, о чем гласят  Пророчества,
причем тут  они, трое  друзей,  и  узнали, что Ранд - та'верен.  Один из тех
редких людей, которые, вместо того чтобы хочешь не хочешь быть вплетенными в
Узор,  сами вынуждают  Узор формироваться вокруг себя. Мэт  знал,  что такое
быть та'вереном; он  и сам - та'верен,  хотя и  не  столь сильный, как Ранд.
Иногда   одним  своим   присутствием   в  каком-нибудь   городке   Ранд  мог
воздействовать  на жизнь  его обитателей, изменять  весь  ход  жизни  людей.
Перрин тоже  был та'вереном или  мог  им оказаться. Отыскавшая ребят  Морейн
считала крайне  значимым тот  факт, что этим троим юношам, выросшим  в одной
деревне,   уготована  судьба  та'веренов.   И,  кем  бы  они  ни  были,  она
намеревалась всех троих использовать в своих целях.
     Судя по всему, замыслы у нее были грандиозные: все та'верены, о которых
знал  Мэт,  были  мужчинами  вроде Артура  Ястребиное Крыло  или  женщинами,
похожими на Мабриам эн Шириид, которая, если верить преданиям, после Разлома
основала Союз Десяти Государств. Но  ни в  одном сказании не говорилось, что
случается  с  та'вереном,  который  оказывается  близок  к  другому,  такому
сильному, как Ранд. Наверное, так крутит в водовороте листок.
     К  Мэту  подошла  Мелиндра  и  протянула  ему  черное  копье  и  тяжело
звякнувший мешок из грубой ткани.
     - Я сложила  сюда твой выигрыш. - Она и в самом деле была выше Мэта  на
добрых пару дюймов. Мелиндра поглядела  вслед  Ранду: - Я  слышала, ты Ранду
ал'Тору почти брат.
     - Можно и так сказать, - отрезал Мэт.
     - Да  и  неважно, - сказала она, подытоживая. Потом Мелиндра  устремила
свой  взор  на  юношу,  упершись  кулаками  в   бедра.  -  Мэт   Коутон,  ты
заинтересовал меня,  причем до  того, как  преподнес  мне дар  расположения.
Конечно, и речи быть не может о том, что ради тебя я откажусь от копья, но я
несколько  дней к  тебе  присматривалась. У  тебя  улыбка как  у  мальчишки,
задумавшего очередную проказу. Мне это нравится. И эти глаза. - В тускнеющем
свете  она медленно  и широко улыбнулась. С  теплотой. -  Мне  нравятся твои
глаза.
     Мэт поправил шляпу,  хотя  та и  так сидела безукоризненно. В мгновение
ока превратиться из загонщика  в догоняемую добычу.  С айильскими  женщинами
так и случается. Особенно с Девами.
     - Тебе что-нибудь говорит  имя - Дочь Девяти  Лун? -  Порой он  задавал
такой вопрос женщинам. Неверный ответ -  и этой же  ночью он сматывается  из
Руидина, пусть даже придется выбираться из Пустыни пешедралом.
     -  Ничего  не  говорит, -  сказала Мелиндра.  - Но кое-что мне нравится
делать при лунном свете.
     Обняв Мэта за плечи, она  сняла  с его головы шляпу  и принялась что-то
шептать ему в ухо. И почти сразу же он ухмыльнулся - еще шире, чем Мелиндра.



        ГЛАВА 4. Сумерки


     Сопровождаемый эскортом  Фар  Дарайз Май,  Ранд подошел  к  Руидинскому
Крову Дев. Белые ступени шириной во все здание, каждая  в три фута, взбегали
к  толстым,  футов в шестьдесят высотой колоннам, которые сейчас, в сумраке,
казались черными,  но днем сияли яркой голубизной.  Колонны были необычными,
со  спиральными   каннелюрами.  Перед  высоким   зданием  была  выложена  из
глазурованных плит  узорчатая мозаика  -  вились  белые и  голубые  спирали,
казавшиеся глазу  бесконечными.  Прямо  над  колоннами  находилось  огромное
многоцветное окно-витраж - черноволосая женщина  пятнадцати футов высотой, в
причудливом голубом одеянии, правая  рука поднята то ли  в благословении, то
ли  в повелении  остановиться.  Лицо ее было  одновременно  и безмятежным, и
суровым. Кем  бы она ни была, к айильцам она точно не принадлежала -  о  чем
говорили очень светлая кожа  и темные глаза.  Скорей всего, Айз Седай.  Ранд
выбил трубку  о каблук,  сунул  ее в карман  куртки  и  начал подниматься по
ступеням.
     За исключением гай'шайн, мужчинам не дозволялось ступать под Кров Дев -
ни одному, ни в одном из  холдов-крепостей в Пустыне. За подобную попытку  и
вождь, и кровный родич Девы мог заплатить  жизнью, да, по  правде говоря, ни
одному  айильцу  такая мысль и в голову  бы  не пришла.  Точно  так же  дело
обстояло и  с другими айильскими  воинскими союзами:  входить  под  их  кров
разрешалось лишь их членам и гайшайн.
     У  высоких бронзовых дверей стояли в карауле две  Девы. Скосив глаза на
проходившего мимо колонн Ранда, они быстро обменялись  какими-то  знаками на
языке жестов  Дев и  коротко улыбнулись друг дружке.  Ранд  пожалел, что  не
понимает, о чем они  переговариваются. Со  временем бронза тускнеет  даже  в
сухом воздухе  Пустыни, но гай'шайн отполировали двери, и теперь  они  сияли
как  новые.   Створки  стояли   распахнутые  настежь,  и  пара  часовых   не
шелохнулась, чтобы преградить юноше дорогу. Ранд вошел, Аделин с сестрами по
копью не отставали ни шаг.
     Внутри,  в  широких  белых  коридорах, в огромных комнатах,  находилось
множество  Дев.  Они  сидели  на  цветных  подушках,  беседовали,  точили  и
протирали оружие, играли  в "Кошкину колыбельку", или в камни, или в "Тысячу
цветков" -  айильскую  игру,  в которой, помимо  прочего, нужно  выкладывать
узоры  из  плоских камешков,  а  на  камешках  вырезано чуть  ли не с  сотню
различных  символов. Разумеется, повсюду,  занятые разной домашней  работой,
бесшумно  сновали  гай'шайн.  Они  попадались  везде;  вытирали,  подметали,
разносили  еду и  питье,  что-то прилаживали, подправляли, подливали масло в
разнообразные светильники,  от простых глиняных, покрытых глазурью плошек до
золоченых ламп, -  вероятно, взятая  невесть где боевая  добыча. Были тут  и
высокие  напольные шандалы, отыскавшиеся в городе. Мозаичные полы и стены  в
большинстве  комнат  покрывали  разноцветные  ковры и гобелены  всевозможных
рисунков и  стилей - ни  одного похожего. Кроме того,  сами  стены и потолки
представляли собой  изысканные мозаичные  панно: леса, реки, небеса - такого
никогда не видывали в Пустыне.
     Заметив Ранда,  Девы, и юные,  и в годах, улыбались, кое-кто фамильярно
кивал, а  то  и  похлопывал юношу по  плечу. Ранда  окликали, интересовались
самочувствием, спрашивали, поел ли он, не желает ли, чтобы гай'шайн принесли
ему вина или воды. Он отделывался краткими фразами, хотя и улыбался в ответ.
С ним все  хорошо,  он здоров, не голоден и  пить  не  хочет, спасибо.  Ранд
продолжал  идти, не  сбавляя шага.  Замедли он шаг, для  ответа  и неизбежно
придется остановиться, а сегодня в его планы не входило задерживаться.
     Можно  сказать,  что  Фар Дарайз  Май  его в  какой-то  мере усыновили.
Некоторые и в самом деле обращались с ним как с сыном, другие принимали  его
как брата.  И возраст Девы не играл роли:  женщины с сединой в волосах могли
за чашкой чая разговаривать с ним точно с  братом, а Девы,  в  лучшем случае
старше его на год, заботливо удостоверялись, что он  одет надлежащим образом
для жаркой погоды. Уклониться от такого материнского внимания не удавалось -
они просто делали то, что считали нужным, и Ранд никак не мог придумать, как
от них отвязаться. Не использовать же Силу, да и чуть ли не против всех!
     У Ранда  появлялась пару  раз мысль  взять для  своей охраны  воинов из
другого сообщества. Например, из Шае'ен  М'таал, Каменных Псов, или из Аэтан
Дор, Красных Щитов. Руарк, пока не стал вождем, принадлежал к Красным Щитам.
Только какую причину придумать? Правду-то сказать никак  нельзя.  При мысли,
как и  что он станет  объяснять Руарку и остальным вождям, Ранд почувствовал
себя не в своей тарелке. У айильцев ведь  такое чувство юмора, причем весьма
необычное,  что,  скорей  всего,  даже  вечно  хмурый  старик Ган  со  смеху
надорвется. Не говоря уж о том, что любая причина оскорбит всех Дев, заденет
честь каждой. По крайней мере,  по-матерински, за крайне редким исключением,
они с ним обращались только здесь, под Кровом, где кроме них  никто этого не
видел. А гай'шайн хорошо знали, что следует держать язык за зубами обо всем,
что тут происходит. "Девы, - сказал однажды Ранд, - поддерживают мою честь".
Эти слова помнили  все,  а  Девы  так  гордились,  будто  он  каждую  одарил
королевским  троном.  Но  получилось  так,  что честь его  они  поддерживают
по-своему, как желают сами.
     Аделин и  остальные  четверо Дев отправились к своим подругам, но Ранд,
поднимавшийся  все  выше  по  плавно  изгибающимся  пролетам  широкой  белой
лестницы, не оставался в одиночестве. Практически  на каждом шагу он отвечал
на те же вопросы. Нет, он не голоден. Да, знает, что еще не вполне привык  к
жаре. Нет, много на солнце он  не бывает. Ранд переносил  все это стоически,
но  облегченно вздохнул,  добравшись  до  второго,  если  считать  вверх  от
огромного  окна,  этажа. Здесь, в широких  коридорах и  на лестнице, ведущей
дальше вверх, не  было ни Дев, ни гаишайн. Голые стены  и пустые апартаменты
лишь подчеркивали безлюдье, но  после суеты  нижних  этажей одиночество было
благословенным даром.
     Спальней Ранду  служила  комната в центре  здания, окон здесь  не было.
Размеры ее, одной из немногих, не подавляли своим громадьем, хотя расстояние
от  пола  до  высокого  потолка  превосходило  и  длину,  и  ширину.  Каково
назначение  этого  зала,  Ранд  понятия  не  имел.  Единственным  украшением
помещения  являлась  мозаика  в  виде  виноградных  лоз,  обвившихся  вокруг
небольшого камина.  Это  вполне могла  оказаться комната  для  прислуги, как
решил  бы Ранд, не  будь дверь  обшита бронзой, пусть и без всякой резьбы, -
таких  в комнатах  слуг  не  бывает.  Войдя,  Ранд  прикрыл  за собой дверь.
Гай'шайн  начистили металл  до  тусклого блеска.  Вместо стульев на  голубом
мозаичном  полу были разбросаны подушки с кистями,  рядом, поверх  сложенных
стопкой  пестрых  ковров,  лежал  толстый  соломенный  тюфяк. Рядом  с  этой
"постелью" на полу стояли простой  глазурованный  голубой кувшин  с  водой и
темно-зеленая  чашка. Вот  и вся  обстановка,  не считая двух  уже зажженных
трехрогих  светильников  и  стопки  книг фута  в  три высотой в углу. Устало
вздохнув. Ранд, не сняв ни сапог, ни куртки, растянулся на тюфяке -  как  ни
поворачивайся, спать на таком ложе ничуть не мягче, чем на голом полу.
     В комнату уже помаленьку  вползала ночная прохлада,  но Ранд и не думал
разжигать сложенные в камине сухие коровьи лепешки - лучше уж терпеть холод,
чем  такой  аромат.  Асмодиан  пытался  показать способ  сохранить в комнате
тепло. Способ был прост,  но у Ранда не  хватало умения проделать этот трюк.
Один раз он  попробовал - и проснулся посреди ночи, хватая ртом воздух, края
ковров   уже    затлевали   от   жара,   накалившего   пол.   Больше    Ранд
экспериментировать не пытался.
     Ранд  выбрал  это  здание  для  жительства  потому,  что  оно уцелело и
находилось неподалеку  от  центральной  площади;  высокие  потолки создавали
ощущение  прохлады  даже  в  самые  жаркие  часы  дня,  а  толстые стены  не
пропускали ночью сильные холода. Разумеется, тогда  тут не  было  Крова Дев.
Однажды утром Ранд проснулся и  обнаружил, что во  всех комнатах первых двух
этажей поселились Девы, а возле его дверей выставлен караул. Через некоторое
время  он  наконец понял,  что Девы  намерены разместить  в этом здании Кров
своего  сообщества в Руидине, при этом они полагали, что он тут и останется.
На самом-то деле они готовы были перенести Кров туда, куда отправится  Ранд.
Потому-то он и встречался с клановыми вождями в другом месте. Самое большее,
что удалось Ранду, -  это уговорить Дев не  подниматься  на тот этаж, где он
спит.   Они  согласились  оставаться  внизу,   но  его  просьба  изрядно  их
повеселила.  Даже кар'а'карн не король, с кривой усмешкой напомнил он  себе.
Ранду уже дважды  приходилось переезжать выше -  Дев становилось  больше. Из
праздного любопытства он  попытался прикинуть, сколько еще воительниц должно
прибыть сюда, чтобы ему пришлось отправиться ночевать на крышу.
     Лучше думать  об  этом,  чем  терзаться  воспоминаниями о том.  как  он
допустил, чтобы Морейн в печенках у  него засела. До чего достала! Вывела из
себя и выведала его планы, которые он хотел скрыть от нее,  пока не выступят
айильцы. А  ей в  точности  известно, как манипулировать  его чувствами, как
заставить его рассердиться и сказать больше, чем он хочет.  Я никогда раньше
так не злился. Почему мне  так тяжело держать себя в узде? Ладно, остановить
его она все равно  не в силах.  По крайней мере, он так считал. Впредь нужно
не  забываться  и  быть  с  ней  предельно  осторожным.  Изредка   возросшие
способности делали Ранда беспечным  по  отношению к ней, но,  хоть он и стал
намного сильнее, знает-то она куда  больше его, пусть  даже и обучающегося у
Асмодиана.
     То,  что Асмодиан  знает планы  Ранда,  не  столь важно. Хуже, что  его
замыслы  стали известны  Айз  Седай.  Для  Морейн  я по-прежнему  всего лишь
пастух, которого она использует для  целей Башни,  но для Асмодиана я только
хрупкая веточка, за которую можно ухватиться в хлынувшем половодье. Странное
дело: он готов доверять  Отрекшемуся больше, чем Морейн. Впрочем, ни ему, ни
ей нельзя  слишком доверять. Асмодиан... Если узы, связывавшие его с Темным,
оберегали от порчи на  саидин,  значит, есть и  другой  способ защититься от
нее. Или можно очистить саидин от этой скверны.
     Вся беда  в том,  что до  того,  как  переметнуться  на  сторону  Тени,
Отрекшиеся  были  среди наиболее могущественных  Айз  Седай  Эпохи Легенд, а
тогда обычными считались деяния,  на которые Белая  Башня никогда и в мечтах
не  замахивалась. И если Асмодиан не знает такого способа, скорей всего, его
и не существует. Должен существовать. Что-то должно быть! Не сидеть же мне и
ждать, когда сойду с ума и умру!
     А  вот это уже  совершеннейшая  глупость.  Пророчество  предрекает  ему
местом встречи Шайол Гул. Когда это произойдет, неизвестно;  а после ему уже
незачем будет волноваться о своем сумасшествии. Ранд вздрогнул и подумал, не
развернуть ли одеяла.
     Послышался  тихий  шорох шагов -  кто-то в  мягкой  обувке двигался  по
коридору.  Ранда как  пружиной подбросило. Он сел. Я же говорил им! Если они
не могут!..  Женщину,  которая  толчком открыла  дверь, неся в руках толстые
шерстяные одеяла, Ранд вовсе не ожидал увидеть.
     Переступив  порог,  Авиенда  остановилась  и  смерила   Ранда  холодным
взглядом голубовато-зеленых глаз. Очень привлекательная женщина  одних с ним
лет,  она была Девой,  но не так давно  отказалась  от  копья,  чтобы  стать
Хранительницей Мудрости. Ее темные,  с рыжинкой волосы еще не успели отрасти
и  не доходили даже до  плеч  и  вряд ли  нуждались  в сложенной  коричневой
косынке, повязанной так, чтобы пряди не падали на лицо. Со  своей коричневой
шалью  девушка, казалось, обращалась чуточку неловко, а  длинные серые  юбки
вроде бы немножко стесняли ее нетерпеливые движения.
     Увидев на шее девушки серебряное ожерелье - изящная нитка  из  тонко  и
изящно  сработанных  дисков,  причем  все  разные.  Ранд  почувствовал  укол
ревности. Кто, интересно, подарил ей  это ожерелье? Сама  бы она вряд ли его
выбрала; похоже,  драгоценности  она не  жаловала.  Авиенда носила еще  одно
украшение  - широкий костяной браслет  с изящно, во всех деталях вырезанными
розами. Браслет  Авиенде  подарил  Ранд, и он  не  был  уверен,  что девушка
простила его за такой дар. Так или иначе, глупо ревновать.
     -  Я не  видел  тебя десять  дней,  -  сказал  он. -  Мне  уж казалось,
Хранительницы  тебя  к  моей руке  привяжут,  как  только  обнаружат, что  я
отгородил от них свои сны.
     Асмодиана позабавило, когда он узнал, чему первым делом хочет обучиться
Ранд,  а затем  он  расстроился, обнаружив, как  долго тому пришлось учиться
такой простой вещи.
     - Мне  нужно заниматься, Ранд  ал'Тор. - Она  будет  одной  из немногих
Хранительниц  Мудрости,  способных направлять  Силу; ее учили в том  числе и
этому. - Я не из твоих мокроземок, чтобы все время болтаться  рядом, дабы ты
мог  глядеть на меня,  когда тебе захочется. - Хоть она знала и Эгвейн, и  -
раз уж речь об этом, - Илэйн, у Авиенды сложилось весьма своеобразное мнение
о тех, кого она называла мокроземками, да и обо всех  жителях мокрых  земель
вообще. Вот втемяшилось ей это в голову - не выбьешь. - Они не в восторге от
твоего  поступка.  -  Авиенда  имела  в  виду  Бэйр, Эмис  и  Мелэйн  - трех
Хранительниц  Мудрости,  которые обучали  ее, трех ходящих по  снам, которые
пытались следить  за ним. Авиенда с сожалением качнула головой: - А особенно
им не  понравилось, что это от меня  ты  узнал о том, что они входят в  твои
сны. Ранд уставился на девушку:
     - Ты им так  сказала? Но ведь ничего ты мне не говорила! Я сам до всего
дошел. Да и в  конце концов все равно  бы сам догадался, даже и  без  твоего
намека. Авиенда,  они  сами  рассказали  мне,  что  могут в  снах  с  людьми
разговаривать. Мне оставалось сделать всего шаг.
     -  Ты хочешь  еще больше  уронить мою честь? - Голос девушки  был  пока
ровен, но от горящих глаз занялся бы огонь в камине. - Я не позволю ни тебе,
ни  другому мужчине  бесчестить  себя! На след тебя навела  я, и пусть позор
падет  на  мою голову. Лучше  б ты  тут замерз!  - И она швырнула одеяла  на
голову Ранда.
     Он стянул их  с себя и уложил  рядом на тюфяк, соображая, что  сказать.
Опять этот джиитох. А  сама  Авиенда такая злючка-колючка,  точно терновник.
Считалось, что ей поручено обучать его айильским  обычаям, но Ранд  знал: ее
истинная задача - шпионить за ним для Хранительниц  Мудрости. Какой бы ущерб
для чести ни был связан  с подсматриванием за самими айильцами, Хранительниц
это, по-видимому,  не касалось.  К тому же, похоже, просьбу шпионить за  ним
сами айильцы тоже не  сочли бы  предосудительной.  Хранительницы знали,  что
Ранду  все  известно,  но  отчего-то их  это  нисколько не  тревожило,  как,
впрочем, и его - лишь бы все оставалось, как есть. С одной стороны, шпион из
Авиенды  аховый.  Почти никогда она  не пыталась что-то  выведать, и ее нрав
вызывал у него то приступы  гнева, то  угрызения совести -  почти  так же на
него воздействовала Морейн. С другой стороны, иногда, когда девушка забывала
выпускать свои колючки, с ней было приятно провести время, поговорить. Кроме
того,  известно, кого Эмис с прочими к нему подослали, кто за  ним  шпионит.
Если не  Авиенда, будет кто-то другой, и  придется теряться  в догадках, кто
теперь  при  нем соглядатай. Вдобавок Авиенда  никогда не относилась к  нему
настороженно.
     Мэт,  Эгвейн и даже Морейн порой смотрели на  Ранда так, что  в  глазах
читалось: видят они Возрожденного Дракона. А иногда проглядывал страх  перед
способным  направлять  Силу  мужчиной.  Для  вождей  кланов  и  Хранительниц
Мудрости   Ранд  был   Тем-Кто-  Приходит-с-Рассветом,  человеком,  которому
предречено разломать Айил, точно сухой прутик; если они и не боялись его, то
временами относились к нему как к алой гадюке, рядом с которой им приходится
жить. Кого бы ни видела в Ранде Авиенда, это ее нисколько не останавливало -
если считала нужным, она не упускала случая подколоть,  а то и обрушиться на
него с упреками. И так почти всегда.
     По сравнению со всем  остальным,  отношение Авиенды -  утешение слабое,
тем  не менее какую-то  поддержку Ранд  чувствовал. Он, можно  сказать, даже
скучал  по  Авиенде.  С полдюжины раз Ранд посылал  ей цветы - собирая их  с
каких-то колючих  растений, он оцарапался  в  кровь, пока не  сообразил, что
можно воспользоваться Силой. Эти  букетики относили  сами Девы, не посылая с
ними гаишайн.  Разумеется,  получила  она  цветы или  нет,  Авиенда  его  не
уведомляла.
     -  Спасибо,  -  наконец  промолвил Ранд,  проведя  ладонью по  одеялам.
Разговор  о  них представлялся вполне безобидным. -  Наверное, они  бы  тебе
самой в здешние ночи не помешали.
     -  Принести одеяла меня попросила Энайла.  Она узнала, что я  собираюсь
заглянуть к тебе. - Губы девушки дрогнули в намеке на довольную улыбку. - Не
одна и не две сестры по копью обеспокоились, не холодно ли тебе. Я прослежу,
чтобы сегодня ты развел огонь, прошлой ночью ты не разжег камин.
     Ранд почувствовал, как краска заиграла на щеках. Она знает. Что ж,  все
равно она узнала бы. Проклятые Девы могут не делиться с ней всеми новостями,
но и утаивать от нее что- нибудь не станут.
     - Зачем ты хотела меня видеть? - спросил Ранд. К его изумлению, девушка
сложила  руки на груди  и дважды пересекла  узкую комнату  от стены к стене,
потом остановилась и повернулась, сердито глядя на юношу.
     -  Это  вовсе  не  дар расположения, -  заявила она  обвиняющим  тоном,
тряхнув  перед  Рандом  браслетом. - Ты  сам признал. - Да.  верно, хотя ему
казалось, что она вонзит нож ему под ребра, рискни он не согласиться.  - Это
просто глупый подарок от мужчины, который не  знает или которому дела нет до
того, как  мои...  как это воспримут сестры по  копью. Ладно, теперь это все
равно ничего не значит. - Авиенда вынула что-то из поясного кошеля и бросила
на тюфяк рядом с Рандом. - Я отдала тебе долг.
     Ранд  подобрал  брошенный предмет  и повертел его в руках.  Пряжка  для
поясного ремня, выполненная в виде дракона, тонкой работы, из хорошей стали,
с золотыми накладками.
     -  Спасибо. Какая красивая! Авиенда, ты мне ничего не была  должна. Что
за долг?
     - Если  не  хочешь принять ее за мой долг,  -  твердо промолвила она, -
выбрось. Я  найду  что-нибудь другое  и  верну  тебе  долг.  Все  равно  это
безделица, пустяк.
     - Вряд ли это безделица! Наверняка ее на заказ делали.
     -  Не  думай,  будто  это  что-то  значит,  Ранд  ал'-Тор.  Когда  я...
отказалась  от копья,  то  мои  копья,  мой  нож...- рука  девушки  невольно
коснулась поясного  ремня, где обычно  висел нож с длинным  клинком,  - даже
наконечники стрел у меня отобрали и отдали кузнецу, чтобы  он  сделал из них
простые  вещи. Их я должна  была раздать. Большую часть я подарила подругам,
но Хранительницы обязали  меня  назвать  имена трех  мужчин  и трех  женщин,
которых  я больше всего  ненавижу. Каждому из них  мне  было велено  вручить
подарок,  сделанный  из  моего  оружия. Подарить  из  собственных  рук. Бэйр
заявила, что это  учит  смирению.  - Девушка стояла,  гордо выпрямив  спину,
сверкая глазами,  зло бросая каждое  слово  - смирением тут  и в  помине  не
пахло. - Поэтому не думай, будто эта пряжка что-то значит.
     - Ничего не значит, - подытожил Ранд, печально  кивая.  Нельзя сказать,
чтобы  ему  хотелось  получить  от  нее  особый  подарок,  имеющий  какое-то
значение, но было бы приятно думать,  что Авиенда, быть может, увидела в нем
друга.  Совершенная  глупость  ревновать ее.  Интересно, кто  же подарил  ей
ожерелье?  -  Авиенда,  выходит,  я  -  один  из  тех,  кого  ты  так сильно
ненавидишь?
     -  Да, Ранд ал'Тор.  - Голос ее вдруг стал хриплым. На несколько секунд
она отвернулась -  глаза закрыты,  веки подрагивают. - Я ненавижу  тебя всей
душой. Ненавижу. И всегда буду ненавидеть.
     Почему  она  его   ненавидит.  Ранд  не  стал  спрашивать.  Однажды  он
поинтересовался  у Авиенды, почему  она его невзлюбила, - тогда она ему чуть
нос не откусила. Правда,  на  вопрос так и не ответила. Но сейчас речь шла о
чем-то большем, чем неприязнь, о которой она подчас словно забывала.
     - Если ты в самом деле меня ненавидишь, - через силу промолвил Ранд,  -
я попрошу Хранительниц Мудрости прислать обучать меня кого-нибудь другого.
     - Нет!
     - Но если ты...
     -  Нет!  -  Пожалуй,  на этот  раз ее отказ  был  куда более упрямым  и
энергичным.  Авиенда уперла  кулаки в  бедра  и принялась выговаривать  ему,
словно  намеревалась  вбить в голову Ранду  каждое  свое  слово:  Даже  если
Хранительницы разрешат мне  прекратить занятия  с  тобой,  у меня  есть тох,
обязательство  и  долг перед  моей  почти сестрой Илэйн. Ради  нее  я должна
присматривать  за тобой.  Ты  принадлежишь ей, Ранд  ал'Тор. Ей и только ей!
Запомни это.
     Ранд  почувствовал  полное  отчаяние. Хорошо хоть  Авиенда не принялась
опять описывать, какова  Илэйн без одежды - к некоторым из айильских обычаев
он, пожалуй, никогда не привыкнет. Иногда Ранд гадал, действительно ли Илэйн
договорилась с Авиендой, чтобы та присматривала за ним.  Поверить в это было
невозможно, но  ведь  опять-таки  иные женщины,  даже  не айилки, ведут себя
зачастую крайне странно. Где  уж  тут понять  айильскую женщину!  Много чаще
Ранд  тщетно  пытался понять,  от  кого  же, от  чьих  посягательств  должна
защищать его Авиенда. Кроме Дев и  Хранительниц Мудрости, половина айильских
женщин  смотрела на него  точно на воплощение пророчества,  а значит, как на
существо  из потустороннего  мира.  Вторая  же  половина косилась  словно на
мерзкую  змею-кровопийцу,  невесть  как   очутившуюся  в   гуще   ребятишек.
Хранительницы,  когда  стремятся  заставить  его поступить,  как хочется им,
ничем  не лучше  Морейн,  а о  Девах и думать  не  хотелось. Все  эти мысли,
отчаяние, бессильная злость смешались - и Ранд уже кипел от ярости.
     - Теперь послушай-ка меня. Ну,  я  целовался с  Илэйн,  и  не  раз,  и,
по-моему, ей это нравилось не меньше, чем мне. Но  я никому  не давал слова,
ничего не обещал. Я даже не уверен,  что такое мое обещание ей теперь вообще
нужно. - Ранд в один день получил от нее два письма; в одном Илэйн  называла
его возлюбленным светом своей души, а дальше писала такое,  от  чего у  него
уши  загорелись. В другом же  величала негодяем с  жестоким ледяным сердцем,
заявляла, что более не желает его видеть, а потом костерила вдоль и  поперек
почище  Авиенды. М-да, женщины - явно странный народ. - Да у меня и времени-
то на женщин нет, и думать-то о них некогда. У меня  сейчас одно  в голове -
как объединить Айил и даже, если сумею, Шайдо. Я...
     Ранд осекся,  застонал  - сопровождаемая перестуком  драгоценностей,  в
комнату покачивающейся походкой вошла женщина; она несла серебряный поднос с
графином из дутого стекла и двумя серебряными чашами. Кого Ранд хотел видеть
здесь меньше всего, так это ее.
     Красная  косынка из прозрачного  шелка, повязанная  вокруг  головы,  не
скрывала  красивого  матово-томного лица Изендре. Ни  у  кого из айильцев не
могло  быть таких длинных темных  волос и  темных  глаз.  Сочные яркие  губы
манили всяческими соблазнами - пока Изендре  не  заметила Авиенду.  Тогда ее
обольстительная, влекущая  улыбка превратилась в болезненную гримаску. Кроме
косынки на ней было с  дюжину, если не больше,  ожерелий из золота  и резной
кости,  в некоторых посверкивали жемчужины и самоцветы. Не меньше  браслетов
отягощали  запястья, а еще  больше их охватывало лодыжки. Это  был  весь  ее
наряд - более ничего. Ранд заставил себя смотреть только на лицо Изендре, но
щеки его жарко горели.
     Авиенда  походила на  грозовую  тучу,  готовую разразиться молниями,  а
Изендре выглядела так,  словно только-только узнала, что  сейчас  ее  живьем
бросят в кипяток. Ранду захотелось очутиться где угодно, хоть в Бездне Рока,
лишь бы не здесь. Тем не менее он  поднялся  -  ему казалось, что, глядя  на
женщин сверху вниз, он добавит себе властности и уверенности.
     - Авиенда... - начал он, но та не обратила на него никакого внимания.
     - Тебя кто-то прислал? - холодно спросила Авиенда.
     Изендре открыла рот - по лицу было  видно,  что она намерена солгать, -
потом тяжело сглотнула и прошептала:
     - Нет.
     -  Тебя,  сорда,  предупреждали.  -  Сордой  называлась   разновидность
пустынной крысы,  айильцы считали ее  хитрой, пронырливой и совершенно ни на
что не годной; даже кошки, убив крысу, редко ее съедали, настолько мерзко на
вкус было мясо. - Аделин считала, что в последний раз ты все усвоила.
     Изендре содрогнулась и пошатнулась, словно вот-вот упадет в обморок.
     Ранд наконец собрался с мыслями:
     - Авиенда,  прислали  ее  или  нет,  какая  разница?  У  меня  в  горле
пересохло, а если она оказалась настолько любезна, что принесла мне вина, то
ее стоило  бы поблагодарить. -  Авиенда холодно  взглянула  на  две  чаши  и
многозначительно   приподняла  брови.  Ранд  глубоко   вдохнул:  -   Незачем
наказывать  ее лишь  за  то,  что  она  принесла  мне  выпить.  -  Сам  Ранд
предусмотрительно старался на поднос не смотреть.  - Должно  быть,  половина
Дев под Кровом только и спрашивали, не хочу ли я...
     - Девы поймали ее с поличным. Ранд ал'Тор, когда она пыталась  воровать
у Дев. - Голос Авиенды был еще холоднее, чем когда она говорила с Изендре. -
И без того ты чересчур часто вмешиваешься в дела  Фар Дарайз Май. Куда чаще,
чем  следовало  бы.  Справедливому воздаянию не  смеет  препятствовать  даже
кар'а'карн. Тебя это не касается.
     Ранд поморщился, но махнул на все  рукой. Что бы  ни решили Девы,  свое
Изендре неминуемо получит. И не только за этот проступок. В Пустыню  Изендре
пришла с Хаднаном Кадиром, но Кадир  и глазом не моргнул, когда Девы поймали
ее с похищенными украшениями, которые та и носила сейчас. Ранду удалось лишь
уговорить айильцев не отправлять Изендре в Шару связанной, точно коза; он же
не  дал им  прогнать ее голой, с одним  бурдюком  воды, в сторону Драконовой
Стены. Ранд  не  мог  остаться  в стороне, видя, как  Изендре  взмолилась  о
пощаде, едва поняла,  какую  участь  ей  готовят  Девы.  Когда-то  Ранд убил
женщину. Та пыталась убить его,  но воспоминание  об этом  случае до сих пор
жгло  ему  душу. Он  сомневался, что  когда-нибудь  вновь  поднимет руку  на
женщину,  даже  если на другой чаше весов будет его жизнь. Что  за глупость,
ведь женщины-Отрекшиеся, скорей всего,  алчут  его  крови, если не замыслили
чего-то худшего. Но тем не менее дело обстояло именно так. А коли он зарекся
убивать  женщин, разве можно стоять и смотреть,  как погибает женщина? Пусть
даже она заслужила смерть?
     И  вот еще в чем загвоздка. В  любой стране Изендре  ждет  виселица или
плаха,  откройся  то,  что знает  о ней  Ранд.  О  ней,  о Кадире и,  весьма
вероятно,   о  большинстве,  если  не   обо  всех  людях  купца.  Они   были
Приспешниками Темного.  И разоблачить их Ранд не  мог. Не мог, даже  если бы
они узнали, что ему все известно.
     Если хоть одного  из них разоблачить  как Приспешника Темного...  Тогда
Изендре останется только радоваться своему положению - даже быть служанкой и
оставаться  нагой  куда   лучше,  чем  оказаться  брошенной  на  солнцепеке,
связанной по рукам и ногам. Но никто  из них не станет молчать, попав в руки
Морейн. К Приспешникам  Темного  у Айз Седай не  больше сострадания,  чем  к
кому-то  другому;  она тотчас  развяжет им  языки.  А  вместе  с  купеческим
караваном  в  Пустыню  пришел  и  Асмодиан  -  еще один  Приспешник Темного,
вдобавок  наделенный  определенной   властью,  каким  его  считал  Кадир  со
товарищи. Не приходится сомневаться, они  полагают, что он пошел  на  службу
Возрожденному  Дракону  по приказу кого-то обладающего еще  большей властью.
Поэтому, чтобы уберечь своего наставника, чтобы Морейн не попыталась убить и
его, и самого  Ранда -  что  весьма вероятно, - нужно хранить этот секрет от
всех.
     К счастью,  никто не задавался вопросом, отчего айильцы неусыпно следят
за купцом  и его людьми. Морейн полагает,  будто  это проявление обычной для
айильцев  подозрительности  к   чужакам,  явившимся  в   Пустыню,  стократно
увеличившаяся  потому,  что  те  оказались  в  Руидине.  Ей  самой  пришлось
использовать  весь свой дар  убеждения, чтобы  айильцы пустили Кадира с  его
фургонами в город. Все  верно - и Кадиру, и его людям нисколько не доверяли;
Руарк и прочие вожди кланов, скорей всего,  приставили бы к ним стражу и без
просьбы Ранда.  А сам Кадир прямо-таки светился от  счастья, радуясь, что не
получил копья между ребер.
     Ранд  представления  не  имел,  как  будет  выпутываться  из  непростой
ситуации. Если, конечно, эту задачку вообще  можно решить. Все тут настолько
переплелось -  или  голову  сломаешь,  или  шею  свернешь.  В  менестрелевых
сказаниях в такой глухой тупик попадали лишь злодеи.
     Удостоверившись,  что Ранд больше не будет  вмешиваться,  Авиенда вновь
повернулась к Изендре:
     - Можешь оставить вино.
     Изендре со странной гримасой на лице  изящно согнула  колени и опустила
поднос  рядом  с тюфяком. До Ранда  не сразу  дошло,  что ее  гримаска  была
попыткой улыбнуться ему незаметно для айилки.
     - А  теперь  давай бегом отсюда! И первой же Деве,  какую встретишь,  -
продолжала Авиенда, - скажешь, что ты сделала. Бегом, сорда!
     Причитая  и  ломая  руки,  Изендре  побежала  вон, рассыпая звон и стук
украшений. Едва она выскочила из комнаты, Авиенда обернулась к Ранду:
     - Ты принадлежишь Илэйн!  И не смей прельщать других! Тем более  эту...
женщину!
     - Ее?  - обалдел Ранд. -  По-твоему, я?..  Поверь, Авиенда, окажись она
даже последней женщиной на земле,  я удрал бы от  нее на край света! Лишь бы
от нее подальше!
     - Эва, как ты заговорил! - фыркнула девушка. - Ее уже  семь раз секли -
семь! - за то, что пыталась втихомолку залезть к тебе в постель. Без чьей-то
потачки она бы так не упорствовала! Отвечать она будет перед Фар Дарайз Май,
и не  кар'а'карну  лезть в  это  дело. А  тебе  случившееся  сегодня  станет
очередным уроком  наших  обычаев.  И запомни:  ты  принадлежишь  моей  почти
сестре!
     Не дав  Ранду и словечка вымолвить, она твердым шагом вышла из комнаты.
Лицо у Авиенды было такое, что  юноша  подумал:  Изендре может не  дожить до
утра, коли Авиенда нагонит ее в коридоре.
     Глубоко вдохнув и медленно  выдохнув. Ранд потянулся и отодвинул поднос
с вином в угол комнаты. У него не было ни малейшего желания пить то, что ему
принесла Изендре.
     Семь раз  пыталась пробраться ко мне?  Должно быть, Изендре узнала, что
он заступился за нее. Каковы были ее дальнейшие рассуждения, сомневаться  не
приходится: коли Ранд поступил так  за улыбку и томный  взгляд, то что же он
сделает за большее? Юноша вздрогнул, правда,  не только от  этой мысли, но и
от вползшего в  комнату  холода.  Да  он  скорее пригреет  в  своей  постели
скорпиона!  Если Девам не удастся убедить  Изендре поумерить свои  аппетиты,
видимо, придется сказать ей,  что ему все о ней  известно. Только так  можно
положить конец ее проискам.
     Задув светильники,  Ранд в  темноте заполз на тюфяк, не раздевшись и не
сняв  сапог, потом  пошарил  вокруг  и натянул  на  себя  все одеяла.  Юноша
заподозрил, что, не разведя огня в камине, еще до рассвета  не раз  мысленно
поблагодарит Авиенду. Почти бессознательно - это уже вошло в привычку - Ранд
выставил  стражей из  Духа, оберегавших его сны  от  постороннего вторжения.
Затем  ему в  голову пришла мысль, которая его позабавила.  А  ведь  он  мог
сначала улечься в  постель, а потом погасить светильники - с помощью Силы. О
том, что многие простые вещи  можно делать с  помощью Силы, он раньше как-то
не задумывался.
     Некоторое время Ранд лежал под одеялами, согревая постель теплом своего
тела. Как  в  одном  и том же месте может быть так жарко днем и  так холодно
ночью? Подобное  было выше его понимания.  Сунув руку под  куртку, он ощупал
незаживающий рубец  на боку. Со временем  эта рана, которую Морейн так  и не
сумела до конца Исцелить, доконает  его. Ранд был уверен - в ней его смерть.
Кровь его на скалах Шайол Гул. Так гласят Пророчества.
     Нет, не сейчас. Не буду думать об этом нынешней ночью.  У меня еще есть
немного  времени. Но если теперь печати можно соскрести ножом,  будут ли они
держать так же крепко, как раньше?.. Нет. Не сегодня.
     Под  одеялами стало теплее, и  Ранд  поерзал, устраиваясь  поудобнее  -
безуспешно. Надо бы помыться, сонно подумал он. А Эгвейн сейчас, наверное, в
той палатке-парильне. То  и дело, когда  сам Ранд залезал  в  такую палатку,
вместе с ним туда пытались войти несколько Дев - они чуть по земле от хохота
не  катались, когда он  настойчиво не пускал  их  внутрь. Кто  бы  знал, как
неудобно раздеваться и одеваться в клубах жаркого пара!
     Наконец пришел  сон, а вместе с ним  -  надежно защищенные  сновидения,
куда  нет доступа  ни  Хранительницам, ни кому другому. Но  от  своих мыслей
разве спрячешься?.. Три женщины постоянно  вторгались  в его сны. И вовсе не
Изендре  - не считая того короткого кошмара, едва не разбудившего его. Ранду
снились то  Илэйн,  то Мин, то  Авиенда.  Снились и порознь, и  вместе. Одна
Илэйн смотрела на него как на мужчину, но все трое  видели  в нем человека -
того,  кто  он  есть.  Не  считая  того кошмара,  все  его  сновидения  были
приятными.



        ГЛАВА 5. У Хранительниц Мудрости


     Хоть Эгвейн и стояла в самом центре шатра, вплотную к маленькому очагу,
она дрожала от  холода, наливая  воду  из объемистого  чайника  в большой, с
голубыми полосками тазик. Полог палатки она опустила, но холод  просачивался
сквозь  настеленные в несколько слоев  многоцветные ковры, а тепло  от очага
будто уносилось прочь через дымовое отверстие  в крыше, оставляя  после себя
лишь запах горящего кизяка. Зубы девушки так и норовили сорваться на дробь.
     Поднимающийся  над  водой пар  начал  понемногу  рассеиваться,  поэтому
Эгвейн обняла  саидар,  -  на  миг -  и  направила  Огонь, подогревая  воду.
Наверное, Эмис  или  Бэйр могут  мыться  и холодной водой, хотя  они  обычно
парились. Ну, я не такая выносливая, как они. Я же не в Пустыне  росла. И не
собираюсь  замерзнуть насмерть,  моясь холодной  водой,  если  мне  того  не
хочется. Но чувство вины  не покидало девушку,  пока она  намыливала мочалку
пахнущим лавандой  мылом, которое  купила  у  Хаднана Кадира.  Хранительницы
Мудрости  никогда не  требовали  от нее чего-то  такого,  но у  нее возникло
чувство, будто она их обманывает.
     Отпустив Истинный Источник, девушка с сожалением вздохнула.  Даже ежась
от  холода, она тихонько  посмеялась над  своей  глупостью.  Удовольствие от
наполняющей  ее Силы, восхитительный поток жизни  и восприимчивости ко всему
окружающему - вот в чем  таилась опасность.  Чем больше зачерпываешь саидар,
тем больше хочется,  и, если не приучить себя к самодисциплине,  есть угроза
зачерпнуть  больше, чем сумеешь удержать, тогда или погибнешь, или сама себя
усмиришь. А тут уж не до смеха.
     Это один из твоих крупных недостатков, строго выговаривала себе Эгвейн.
Тебе всегда  хочется сделать  больше,  чем тебе  полагается.  Лучше  бы тебе
помыться  холодной водой,  глядишь, и научишься самодисциплине. Только столь
многому нужно и хочется научиться, что целой  жизни не хватит. Ее наставницы
всегда  отличались осторожностью,  и  Хранительницы Мудрости, и  Айз Седай в
Башне; а ведь было так сложно удержаться, когда девушка знала, что во многих
отношениях  уже превзошла их.  Они ведь  не  понимают,  сколь  на  многое  я
способна.
     Порыв   обжигающе-морозного   воздуха  ударил  Эгвейн,   дым  от  очага
закружился по палатке; женский голос произнес:
     - Если вы позволите...
     Эгвейн  вздрогнула,  пронзительно  взвизгнула  и  только  потом  сумела
выкрикнуть:
     - Закрой! -  Она  крепко  обхватила себя руками,  чтобы  не прыгать  от
холода. - Входи или выйди, но только закрой!
     Столько  усилий, чтобы согреть палатку, и теперь Эгвейн с головы до пят
в гусиной  коже! Облаченная в белое женщина  на коленях вползла в  палатку и
опустила  полог. Взор у нее был потуплен, руки смиренно  сложены - точно так
же она вела бы себя, если бы Эгвейн не крикнула на нее, а ударила.
     -  Если  вы соблаговолите, -  негромко  промолвила  женщина в белом,  -
Хранительница Эмис послала меня, чтобы я отвела вас в палатку-парильню.
     Жалея,  что  не  может  с  ногами  залезть  в  огонь,  Эгвейн  тихонько
застонала.  Испепели Свет  Бэйр и ее упрямство!  Если бы не  эта беловолосая
старуха Хранительница, они расположились бы в городских домах, а  не  жили в
палатках на окраине города. И у меня бы была комната с подобающим камином. И
дверь! Она готова была  биться об заклад, что Ранду не приходится мириться с
тем, что к нему когда угодно входят все, кому  не лень. Ранд, этот проклятый
Дракон ал Тор, щелкнет  пальцами, и  Девы носятся вокруг, точно прислужницы.
Спорю, они  отыскали для него настоящую кровать,  и  спит  он  не на тюфяке,
брошенном  на голую  землю. Эгвейн  была  уверена,  что  Ранд  каждый  вечер
принимает горячую ванну. Наверняка  Девы  ведрами таскают ему  в апартаменты
горячую воду. Готова спорить, они даже сыскали для него добрую медную ванну.
     Эмис и  даже  Мелэйн поддались  было  на  предложения Эгвейн,  но  Бэйр
притопнула  ногой, и они тут же с  ней  согласились, точно  гай'шайн. Эгвейн
предположила  следующее:  раз  Ранд  принес   столь   много   перемен,  Бэйр
вознамерилась  поддержать   те  старые  обычаи,  какие  сумеет.  Но  девушке
хотелось,  чтобы  Хранительница  выбрала  что-то   иное  и  выказывала  свою
несговорчивость не в отношении прежних порядков.
     Отказаться  от   приглашения  и  мысли  не  возникало.  Эгвейн  обещала
Хранительницам  забыть,  что  она Айз  Седай, - обещание  легко  выполнимое,
поскольку она и не была Айз Седай,  - и делать в точности то, что ей скажут.
С этим  обстояло хуже:  Эгвейн давно покинула Башню и  опять  привыкла  быть
хозяйкой самой себе. Но Эмис прямо заявила ей: хождение по снам опасно, даже
когда  узнаешь,  что ты  намерена делать,  а коли ничего не понимаешь,  то и
подавно.  Если Эгвейн не будет подчиняться  в реальном мире,  они  не  могут
положиться на ее готовность подчиниться во сне и поэтому не возьмут на  себя
ответственность  за нее.  Потому-то  Эгвейн и работала по хозяйству вместе с
Авиендой;  с подобающим лицом и  со всем смирением, на какое была  способна,
принимала наказания; скажи Эмис, или Мелэйн, или  Бэйр "лягушка",  и  она бы
запрыгала.  Если,  конечно,  можно   так   выразиться,  поскольку  никто  из
Хранительниц лягушку в глаза не видел.  Нельзя  сказать, чтобы они требовали
от меня чего-то большего, чем  принести им чаю.  Нет,  сегодня чай им подаст
Авиенда.
     Эгвейн подумала, не надеть ли чулки, потом  просто сунула ноги в туфли.
Крепкие  туфли, подходящие для Пустыни;  пожалуй,  она  немножко  сожалела о
мягких шелковых туфельках, какие носила в Тире.
     - Как тебя зовут? - спросила Эгвейн, стараясь
     быть приветливой.
     -  Ковинде,  -  последовал  покорный  ответ.  Эгвейн вздохнула. Она все
пыталась вести себя  с  гаишайн дружелюбно,  но взаимностью они не отвечали.
Привыкнуть к слугам у Эгвейн не было возможности, хотя, разумеется, гай'шайн
и не были слугами в точном смысле этого слова.
     - Ты была Девой?
     Догадку  Эгвейн подтвердили  яростно и быстро вспыхнувшие темно-голубые
глаза, но Ковинде быстро опустила взор:
     - Я - гай'шайн.  Что  было, то было до, а что будет, то  будет после, а
теперь есть только сейчас.
     - Из какого ты  септа и клана? - Обычно спрашивать не требовалось, даже
у гай'шайн.
     -  Я служу  Хранительнице Мудрости  Мелэйн из  септа Джирад,  из Гошиен
Айил.
     Эгвейн  нахмурилась и посмотрела на Ковинде, прервав размышления, какой
из  двух  плащей  выбрать - коричневый из  плотной шерсти  или  стеганый  из
голубого шелка, который она купила у Кадира. Купец,  чтобы  освободить место
под груз Морейн, распродал все  товары из своих  фургонов, причем за хорошую
цену. Нахмурилась девушка неспроста - это был не общепринятый  ответ. Эгвейн
слышала, что у некоторых гаишайн последствия такого откровения выражались в.
необычной  форме:  когда  истекали положенные год и один день,  они попросту
отказывались снимать свое белое одеяние.
     - Когда кончается твой  срок? -  спросила  девушка. Ковинде сгорбилась,
почти сжавшись в комочек:
     Я
     гай'шайн.
     -   Но  когда  ты  будешь   вольна  вернуться  в  свой   септ,  в  свою
крепость-холд?
     - Я - гай'шаин,- прохрипела женщина, уткнувшись  носом в ковры.  - Если
этот ответ вам неприятен, накажите меня, но ответить иначе я не могу.
     - Не глупи, - резко сказала Эгвейн, - и выпрямись. Ты ведь не жаба.
     Одетая в белое женщина не мешкая подчинилась и  села на  пятки, покорно
ожидая  новых приказаний.  Будто и  не  было  мимолетной  вспышки гордости и
бойцовского духа.
     Эгвейн глубоко вздохнула. Эта женщина  нашла свой способ приспособиться
к тому откровению. Пусть выход  и глупый, но никакие речи Эгвейн не  изменят
решения Ковинде. Так  или иначе, сейчас Эгвейн надо идти в палатку-парильню,
а вовсе не беседовать тут с Ковинде.
     Девушка  помедлила, вспомнив  о холодном сквозняке.  От ледяного порыва
плавающие в мелкой  чаше два  больших белых  цветка  наполовину закрыли свои
лепестки.  Так   цвело  растение,  называемое  сегаде,-  толстый,  мясистый,
лишенный  листьев  стебель,  кожистый  на  ощупь,  ощетинившийся  колючками.
Сегодня  утром Эгвейн наткнулась на Авиенду, которая смотрела на эти цветки,
лежащие  у  нее  на ладонях.  Айилка  вздрогнула, заметив глядевшую  на  нее
девушку,  и  сунула цветки  в руки  Эгвейн, сказав, что сорвала  их для нее.
Эгвейн решила,  что  в Авиенде еще осталось многое от  Девы и  она не хотела
признаваться,  что  ей нравятся цветы. Правда, если подумать, ей встречались
Девы, которые вплетали цветы в волосы или прикалывали их к одежде.
     Ты просто  ищешь отговорки, лишь  бы подольше в тепле посидеть,  Эгвейн
ал'Вир. Хватит время  тянуть, у  тебя  что, шерсть в  голове  вместо мозгов?
Нельзя быть такой же дурой, как Ковинде.
     - Веди,  - сказала Эгвейн и еле успела накинуть на голое тело шерстяной
плащ  -  гаишайн уже  откинула  клапан  палатки,  открывая  дорогу  -  ей  и
пронизывающей до костей ночи.
     Над головой во тьме колюче сверкали  острые звезды, ярко светила луна в
третьей  четверти.  Лагерь  Хранительниц  Мудрости  -  две  дюжины низеньких
холмиков  -  отделяло  от  мощеной  улицы Руидина  не более  сотни шагов  по
потрескавшейся глине  и  каменистым осыпям. Лунные тени  превратили город  в
причудливые утесы и  скальные уступы.  Пологи всех палаток были  опущены,  в
воздухе смешались запахи горящих очагов и готовящейся пищи.
     Другие Хранительницы приходили сюда почти ежедневно, но  ночи проводили
со своими  септами. Теперь же некоторые  и ночевали в  Руидине. Но не  Бэйр.
Подходить ближе к городу Бэйр не желала; не будь здесь Ранда, она несомненно
настояла бы, чтобы лагерь разбили в горах.
     Эгвейн  крепко придерживала  плащ  обеими  руками  и шагала  как  могла
быстро.  Под полы плаща, слегка распахивающиеся  при  каждом шаге,  вползали
ледяные щупальца. Чтобы поспевать  впереди,  Ковинде пришлось подобрать свои
белые одежды до колен. Эгвейн вовсе не требовалось, чтобы гаишайн показывала
ей дорогу, но Ковинде послали привести ее, и она будет опозорена, а может, и
оскорблена, если  ей не позволят выполнить поручение. Эгвейн стиснула  зубы,
не  давая им  пуститься в  пляс, и желала лишь одного - чтобы идущая впереди
женщина побежала.
     Парильня  ничем  с  виду  не  выделялась - тоже приземистая  и широкая,
опущенные и плотно прикрытые клапаны; но у этой палатки дымоходное отверстие
было   закрыто.  Костер   неподалеку  прогорел  до  багрово  тлеющих  углей,
рассыпанных по нескольким камням величиной с человеческую  голову.  Тусклого
света еле  хватало, чтобы  различить  у входа  в  палатку  темные  маленькие
бугорки, но девушка знала, что это аккуратно сложенная одежда женщин.
     Глубоко  вдохнув стылый воздух, Эгвейн поспешно скинула туфли, сбросила
плащ и  чуть  ли не  нырнула  в  палатку.  Студеный  порыв у  нее за  спиной
мгновенно отсекло упавшим клапаном, а потом, охватывая все тело и выжимая из
него  капельки пота,  на  девушку  опустился  влажный жар.  Эгвейн,  еще  не
успевшая перевести  дух  и вздрагивающая,  тут же  словно  покрылась второй,
глянцевито блестящей кожей.
     В палатке сидели трое  Хранительниц, обучавших Эгвейн хождению по снам,
вид  у них был беспечный, они  потели.  Их  длинные,  до пояса волосы влажно
блестели. Бэйр беседовала с  Мелэйн,  зеленоглазая, золотисто-рыжая  красота
которой разительно контрастировала с  морщинистым  лицом  и длинными  седыми
прядями старшей женщины. У Эмис тоже были белые волосы - или такого светлого
желтого цвета,  что казались белыми,  - но  старой она не  выглядела.  Она и
Мелэйн  могли  направлять, чего  не  скажешь  о  каждой Хранительнице, и  во
внешности  Эмис  было  нечто  присущее  облику  Айз  Седай,  будто  лишенных
признаков возраста.  Морейн, казавшаяся рядом  с  Хранительницами хрупкой  и
маленькой, тоже  выглядела  безмятежной. Капли пота  катились по ее бледному
обнаженному телу, темные локоны слиплись, но она сидела с  царственным видом
и  словно  отказывалась   замечать  отсутствие  одежды.  При  помощи  тонких
изогнутых  пластинок из бронзы, называемых стай-ра. Хранительницы соскребали
с себя пот и дневную
     грязь.
     В  центре   палатки   возле   большого   черного  котла,   наполненного
раскаленными,  закопченными камнями,  сидела  на корточках  мокрая  от  пота
Авиенда. Она осторожно перекладывала щипцами последний камень  из маленького
котла в больший. Закончив с этим,  айильская девушка плеснула на камни водой
из бутылки  - выдолбленной тыквы, - добавив  пару. Если она не управится как
следует  и  пару будет недостаточно,  то  ей грозит,  самое  малое,  строгий
выговор.  Когда  в   следующий   раз   встреча   Хранительниц  состоится   в
палатке-парильне, заботиться о камнях и паре вновь придет очередь Эгвейн.
     Девушка осторожно  села, скрестив  ноги, рядом  с Бэйр. Здесь  не  было
настеленных ковров, лишь каменистая земля, неприятно горячая, влажная, вся в
бугорках.  Вдруг Эгвейн с потрясением заметила,  что Авиенду высекли, причем
совсем недавно.  Айильская  девушка  уселась рядом, скрывая свои  чувства, с
каменным лицом, но Эгвейн невольно вздрогнула.
     Такого  оборота Эгвейн  не ожидала. Хранительницы требовали  соблюдения
дисциплины - спрашивали они с учениц строже, чем  в Башне, а это  кое-что да
значило,  -  но  Авиенда училась  направлять  Силу  с  мрачной  решимостью и
настойчивостью. К хождению по снам она не имела дара, но наверняка прилагала
столько  же усилий  и  прилежания  в обучении  всему,  что  требуется  уметь
Хранительнице, как  и тогда, когда, будучи Девой, постигала секреты владения
оружием. Конечно, когда  Авиенда призналась,  что  по ее  вине  Ранду  стало
известно, что Хранительницы следят за его снами, они заставили  ее  три  дня
выкапывать ямы  в рост человека, а потом  их закапывать, но то был  один  из
редких  случаев,  когда  Авиенда  поступила  неверно.  Эмис   и  две  другие
Хранительницы так часто  ставили  ее в пример  Эгвейн как образчик  кроткого
послушания и надлежащей стойкости, что  иногда Эгвейн просто взвыть в  голос
хотелось, хоть Авиенда и была ей подругой.
     -  Что-то  ты  долго  шла, -  с раздражением заметила Бэйр, пока Эгвейн
робко пыталась устроиться поудобнее.  Голос ее был неприятно  тонок и резок,
но пронзал точно закаленное железо. Бэйр продолжала скрести руки стайра.
     - Прошу  прощения, - промолвила Эгвейн. Вот  так, вполне смиренно. Бэйр
хмыкнула:
     -  За  Драконовой Стеной  ты  - Айз  Седай, но  здесь  -  всего-навсего
ученица, а  ученицы не бездельничают. Когда  я  зову  или за  чем-то посылаю
Авиенду,  она  бежит  бегом,  даже если мне понадобится всего лишь  шпилька.
Нехудо бы тебе ей подражать.
     Вспыхнув, Эгвейн попыталась придать голосу побольше покорности:
     - Я постараюсь, Бэйр.
     Впервые Хранительница в присутствии обеих учениц сравнивала их рвение и
отношение к поручениям. Эгвейн  исподтишка покосилась на Авиенду и удивилась
задумчивому виду подруги. Иногда девушке  хотелось,  чтобы ее "почти сестра"
не всегда являлась для нее столь выдающимся примером.
     -  Девушка  либо  научится,  Бэйр,  либо нет, -  недовольно  произнесла
Мелэйн.  - Наставлениями  займешься потом,  если она не станет  пошустрей. -
Старше Авиенды лет на  десять - двенадцать, не больше,  она  обычно говорила
таким тоном,  будто  ей  под  юбку  репей  забился. А  может,  сейчас Мелэйн
ненароком села  на острый камешек.  Если  и села,  то с  места не сдвинется;
скорей станет дожидаться, когда сам камень в сторону отодвинется. - Повторяю
тебе, Морейн Седай: Айил  следуют за Тем-Кто-Приходит-с-  Рассветом, а не за
Белой Башней.
     Очевидно, Эгвейн не возбранялось знать, о чем беседовали  Хранительницы
и Морейн, поскольку те продолжали разговор.
     -  Может статься, - ровным голосом промолвила Эмис, - когда-нибудь Айил
вновь станут служить Айз Седай, но это время, Морейн Седай, еще не пришло. -
Она на миг остановила руку со стайра и спокойно взглянула на Айз Седай.
     Эгвейн  понимала: это время наступит, раз  Морейн известно, что кое-кто
из  Хранительниц Мудрости  способен направлять Силу. Айз  Седай отправятся в
Пустыню искать девушек, которых можно обучить, и почти наверняка постараются
забрать с собой в Башню и любую Хранительницу,  проявившую  хоть искру этого
дара.  Когда-то девушку  тревожили  мысли  о  том,  как  Айз Седай подчиняют
Хранительниц своему влиянию, нагоняют  на них страху, отрывают  их от всего,
что для тех дорого. Ведь Айз Седай никогда не позволяли женщине,  обладающей
способностью  направлять,  долго  избегать  Башни. Теперь  Эгвейн больше  не
волновалась  за Хранительниц Мудрости, хотя тех,  похоже, одолевали подобные
тревоги. Судя  по  тому,  как  Эмис и Мелэйн каждодневно вели себя с Морейн,
силой воли они  под стать любой Айз  Седай. А Бэйр могла  бы  и  Суан Санчей
заставить плясать под свою дудку, даром что Бэйр не способна направлять.
     Кстати, самой волевой среди Хранительниц Мудрости слыла отнюдь не Бэйр.
Подобная честь принадлежала женщине еще старше,  звали ее Сорилея,  она была
из септа Джарра,  из Чарин Айил. Хранительница  Мудрости  из  Крепости Шенде
способна направить куда  меньше Силы, чем  большинство  послушниц, но вполне
могла  послать  с  поручением любую  другую  Хранительницу,  точно  та  была
гай'шайн.  И те не  смели ей перечить. Нет, нет никакого  резона  горевать о
том, как станут третировать бедных айилок.
     -  Вполне понятно, что  вы хотите  уберечь  свои  страны,  - вступила в
беседу Бэйр, - но Ранд ал'Тор  намерен повести нас вовсе  не для кары.  Ни с
кем, кто  покорится Тому-Кто- Приходит-с-Рассветом,  кто подчинится Айил, не
случится ничего дурного.
     Вот, значит, в чем дело. Ну конечно.
     - Меня заботит не только спасение человеческих жизней и судьбы стран. -
Морейн царственным жестом одним пальцем смахнула со лба пот, но голос ее был
почти таким  же  напряженным,  как и у  Мелэйн.  -  Если  вы допустите  это,
разразится  катастрофа.  После  стольких  лет  подготовки   планы  близки  к
осуществлению, а он вот-вот сам все разрушит.
     - Планы Белой Башни, - заметила Эмис так спокойно, будто соглашалась. -
К  нам эти планы не имеют  никакого отношения. И мы, и  другие Хранительницы
должны думать  о том, что  нужно Айил. Мы позаботимся,  чтобы айильцы делали
то, что в интересах Айил.
     У Эгвейн мелькнула  мысль, что сказали  бы на эти слова клановые вожди.
Конечно, они частенько сетовали, что Хранительницы встревают не в свое дело,
и такие  речи,  наверное, не  станут для них неожиданностью. Вожди  казались
людьми умными, волевыми, но Эгвейн считала, что против  объединенного напора
Хранительниц у них столько же шансов, как в ее родных краях у Совета Деревни
против Круга Женщин.
     Хотя в этот раз права была Морейн.
     - Если Ранд... - начала было Эгвейн, но Бэйр заставила ее умолкнуть:
     - Девочка,  позже мы выслушаем,  что ты хочешь  сказать. Для  нас важно
твое знание Ранда  ал'Тора,  но  пока тебе не  разрешат  говорить, ты будешь
молчать и слушать. И сотри с лица  это угрюмое выражение, иначе я напою тебя
отваром из голубой колючки.
     Эгвейн  поморщилась. Уважение  Хранительниц к Айз  Седай,  пусть  как к
равным себе,  не  распространялось на ученицу,  даже  на ту, которая, по  их
мнению, была Айз Седай. Так или иначе, Эгвейн держала язык за зубами. С Бэйр
станется послать ее  за  мешочком с травами и велеть самой заварить этот  до
невероятности  горький  настой.   Иного  назначения,  кроме  как  излечивать
угрюмость   или   еще  что-нибудь,   что  Хранительницы   сочтут  подлежащим
исправлению,  у голубой  колючки не было. Настой действовал безотказно одним
лишь своим вкусом. Авиенда успокаивающе погладила подругу
     по руке.
     - Ты  полагаешь, для самих Айил такой поворот не обернется катастрофой?
-  Должно быть, непросто  говорить  холодным,  как ручей зимой, тоном, когда
сидишь  в  жарком влажном пару и с  головы до пят  блестишь от пота, но  для
Морейн подобная  задача,  видимо,  не  составляла  труда.  -  Тогда  повсюду
разразится Айильская Война. Как и раньше, вы начнете убивать, жечь и грабить
деревни и городки, пока против вас не обратятся все, до последнего мужчины и
женщины.
     -  Пятая  часть  -  положенная  доля, Айз  Седай,  -  заметила  Мелэйн,
отбрасывая за спину свои  длинные  волосы,  а потом  принялась  водить своим
стайра  по гладкому  плечу.  Даже отяжелев  и  повлажнев от пара, ее  волосы
блестели точно шелк. - Большего мы не взяли даже у древоубийц.  -  Ее взгляд
был выразителен  и многозначителен: Хранительницы знали, что Морейн родом из
Кайриэна. - Ваши короли и королевы взыскивают столько же в виде налогов.
     - А когда все страны и государства ополчатся против вас? - упорствовала
Морейн. - В  Айильскую Войну они, объединившись, поворотили вас вспять.  Так
же может  случиться,  и  наверняка  случится вновь, только  с  обеих  сторон
неизбежны многие и многие смерти.
     - Смерти, Айз Седай, никто из нас  не боится, - заявила Эмис с ласковой
улыбкой,  будто  объясняя ребенку  прописную  истину.  - Жизнь  есть сон, от
которого всем нам суждено очнуться, прежде чем мы  вновь погрузимся в грезы.
Кроме того, Драконову  Стену пересекли под предводительством  Джандуина лишь
четыре клана. Здесь  уже шесть, а  ты сама говоришь, что Ранд ал'Тор намерен
собрать все кланы.
     - Пророчество Руидина  гласит, что он расколет  нас. - В зеленых глазах
Мелэйн вспыхнул  огонек  - либо из-за настойчивости Морейн, либо потому, что
она отнюдь не  была  такой  бестрепетной,  как казалось.  -  Какая  разница,
исполнится предсказанное здесь или по ту сторону Драконовой Стены?
     - Вы лишите его поддержки всех народов к западу  от Драконовой Стены, -
сказала Морейн. Вид у нее был, как всегда, невозмутимый, но, судя по голосу,
она готова была грызть камни. - А ему нужна такая поддержка!
     - Его  поддерживает народ  Айил,  -  заявила  Бэйр тем же  хрупким,  но
неуступчивым голосом. Свои слова она подкрепила энергичными взмахами тонкого
металлического клинка.  - Кланы никогда не были  государством,  но теперь он
сплотил нас воедино.
     - Переубеждать  его мы не станем  и помогать в этом тебе, Морейн Седай,
тоже не будем, - не менее твердо добавила Эмис.
     -  Теперь, Айз Седай, если тебе угодно,  можешь оставить нас, - сказала
Бэйр.  - Что  ты хотела, мы обсудили. Больше на эту тему мы сегодня говорить
не  будем.  -  Сказано  было  вежливо,  но  отказ  прозвучал  решительно   и