дяг, вбивших себе в голову, будто ал'Тор будет теперь устанавливать свои порядки. Но Валда нашел решение, хотя оно и не вполне его устраивало. Путь следования его легиона был отмечен горами трупов, над которыми кружили стаи ленивых, обожравшихся стервятников. Раз уж не было никакой возможности отличить последователей Пророка от обычных бездельников, одних никчемных негодяев от других, приходилось убивать всех, кто попадался на пути. Невелика беда - добрые люди сидят дома, а не болтаются по проезжим дорогам. Так или иначе. Творец отличит грешных от праведных. - В городе болтают, будто здесь находится Моргейз, - сказал Валда. Он не верил этому слуху, ибо в Андоре только и говорили, что о смерти своей королевы, и потому немало удивился, когда Дэйн кивнул. Однако когда молодой человек принялся расписывать роскошные покои Моргейз, ее блестящие выезды и охоты и уверять, будто она в любой день готова подписать соглашение с Чадами Света, удивление сменилось отвращением. Не скрывая своих чувств, Валда сердито нахмурился. Впрочем, от Найола ничего другого ждать и не приходилось. Когда-то этот человек был великим воином, одним из лучших полководцев, но ныне постарел и стал слишком мягкосердечным. Валда понял это, как только приказ Найола достиг Тар Валона. Найолу следовало выступить на Тир при первом же известии об ал'Торе. Собрать все силы, объединить все народы и под знаменами Чад повести их против Лжедракона. Надо было сделать это еще тогда, а теперь время упущено. Ал'Тор овладел Кэймлином и собрал достаточно сил, чтобы устрашать малодушных. Впрочем, если Моргейз здесь, это поправимо. Доберись до нее он, Валда, она подпишет соглашение без промедления. Он научил бы ее повиновению, а вздумай она противиться вступлению Детей Света в Андор, привязал бы ее за запястья к посоху. Вот было бы знамя - самое подходящее для похода на Андор. Дэйн ждал - вне всякого сомнения, рассчитывал на приглашение к обеду. Как младший по чину, он не мог пригласить Валду сам, но, надо полагать, хотел поговорить со своим бывшим командиром о Тар Валоне и, может быть, о своем погибшем отце. Впрочем, о Джефраме Борнхальде Валда был не слишком высокого мнения, ибо считал этого человека слишком мягким. - Приходи ко мне в лагерь на обед к шести, Чадо Борнхальд. Надеюсь видеть тебя трезвым. Все-таки Борнхальд был пьян - он разинул рот и, прежде чем отсалютовать и уйти, пробормотал что-то невнятное. Что же происходит? Ведь Дэйн был многообещающим молодым офицером. Слишком щепетильным - вечно пытался доискаться доказательств вины, будто это самое главное, - но все же многообещающим. Более твердым, чем его отец. Позор и беда, что такой человек растрачивает себя на бренди. Недовольно бормоча себе под нос - рыба гниет с головы, и уж коли офицеры предаются пьянству в самой Цитадели Света, стало быть, виноват в этом не кто иной, как Найол, - Валда отправился в свои покои. Ночевать он намеревался в лагере, но горячая ванна пришлась бы ему очень кстати. Однако в просторном каменном коридоре навстречу ему попался широкоплечий молодой человек, на белом плаще которого за эмблемой золотой солнечной вспышки красовался алый пастуший посох - символ Руки Света. Не останавливаясь и даже не поднимая на Валду глаз, Вопрошающий почтительным тоном промолвил: - Не угодно ли Лорду-Капитану посетить Храм Истины? Сдвинув брови, Валда проводил его не слишком любезным взглядом - он не жаловал Вопрошающих. Признавая, что кое-какая польза от них есть, он, тем не менее, считал Вопрошающих захребетниками, нацепившими эмблему с алым посохом, дабы избежать встреч с вооруженным противником. Валда хотел было повысить голос и одернуть этого малого, но передумал. Вопрошающие не отличались строгим соблюдением дисциплины, но даже для них было немыслимо, чтобы рядовой ни с того ни с сего принялся давать советы Лорду-Капитану. Он решил, что с ванной придется повременить. Храм Истины, одно из величайших чудес мира, в какой-то мере восстановил душевное равновесие Валды. Храм Истины представлял собой гигантский купол, снаружи ослепительно белый, внутри же выложенный золотыми листьями, сверкавшими в свете бесчисленных подвесных лампад. По окружности высились ряды белоснежных, отполированных до блеска колонн, но сам огромный свод простирался безо всякой поддержки на сто шагов в поперечнике. В центре беломраморного пола находилось мраморное же возвышение - оттуда до вершины купола было не менее пятидесяти шагов, - с которого при проведении самых важных и торжественных церемоний обращался к Чадам Лорд Капитан-Командор. Когда-нибудь на этом месте будет стоять он, Эамон Валда. Найол не вечен. В огромном зале находилось немало Чад - в Храме было на что посмотреть, хотя никто, кроме Детей Света, не мог любоваться его великолепием. Однако - Валда не сомневался - его пригласили сюда не для того, чтобы наслаждаться красотой строения. За высокими колоннами тянулись ряды колонн пониже - таких же незатейливых по форме, но отполированных до зеркального блеска, а за колоннами находились ниши, украшенные древними фресками. Все они изображали сцены триумфа Чад Света. Валда неспешно шел вдоль колонн, заглядывая в каждую нишу. Наконец он приметил рослого седого мужчину, разглядывавшего одну из фресок, ту, что изображала казнь Серении Латар, единственной Амерлин, угодившей в руки Чад. Правда, на виселицу ее подняли уже мертвой - живую колдунью не больно-то вздернешь, но это к делу не относится. Шестьсот девяносто три года назад восторжествовали закон и справедливость. - Тебя что-то огорчает, сын мой? - послышался мягкий, негромкий голос. Валда слегка опешил. Пусть Радам Асунава и Верховный Инквизитор, но он все равно Вопрошающий. А Эамон Валда - Лорд-Капитан и член Совета Помазанников - никакой ему не сын. - Я не приметил ничего огорчительного, - уклончиво ответил он. Асунава вздохнул. Его изможденное, аскетичное лицо казалось воплощением мученичества, самый его пот походил на слезы, но в глубоко запавших глазах горело пламя - впору подумать, будто именно оно иссушило старческую плоть. На плаще Верховного Инквизитора не было эмблемы солнечной вспышки. Только посох, словно Асунава стоял вне ордена Чад Света. Или над ним. - А времена ныне огорчительные. Беспокойные времена. Цитадель Света укрывает колдунью, - промолвил Асунава. Валда сдержал усмешку. Пусть Вопрошающие и захребетники, но опасаться их нелишне даже для ЛордаКапитана. Этот Асунава, раз уж ему не под силу добраться до Амерлин, наверняка мечтает повесить королеву. Валде было все едино, умрет Моргейз или будет жить, главное, извлечь из ее пребывания здесь всю возможную пользу. Он ничего не ответил, и густые седые брови Асунавы опустились. Глаза его смотрели словно из глубоких пещер. - Времена ныне беспокойные, - повторил он, - и нельзя позволять Найолу ни за что ни про что губить Чад Света. Валда довольно долго молча рассматривал фреску. Наверное, ее создал хороший художник, хотя в искусстве Лорд-Капитан не разбирался и ничуть к этому не стремился. Во всяком случае, эшафот и виселица выглядели как настоящие. В этом он знал толк. Наконец Валда обернулся к старому инквизитору: - Я готов выслушать тебя. - Тогда мы поговорим, сын мой. Позже, когда рядом не будет лишних глаз и чужих ушей. Да осияет тебя Свет, сын мой. И, не сказав более ни слова, Асунава широким шагом удалился. Белый плащ слегка колыхался на его плечах, эхом отдавался стук его сапог - он словно впечатывал каждый шаг в каменные плиты. Некоторые из Детей Света низко кланялись проходившему мимо Верховному Инквизитору. Из узкого оконца высоко над дворцом Найол наблюдал за тем, как Эамон Валда спешился, поговорил с молодым Борнхальдом и ушел, явно пребывая не в духе. Этот Валда вечно не в духе - его все выводит из себя. Будь хоть малейшая возможность вернуть легион Чад из Тар Валона, оставив там их чересчур нервного командира, Найол непременно бы за нее ухватился. Валда неплохой боевой командир, но не более того. Все его представления и о тактике, и о стратегии сводятся к атаке. Покачивая головой, Найол направился в палату для аудиенций - у него дел было не в пример больше, чем у Валды. Моргейз все еще сопротивлялась, словно ее осадили в неприступной крепости, в избытке снабженной всеми необходимыми припасами. Она отказывалась признать, что заперта на дне долины, а все господствующие высоты вокруг заняты противником. Как только Найол появился в передней, из-за стола поднялся Балвер. - Здесь был Омерна, милорд. Он оставил для вас это. - Писец коснулся рукой лежавшей на столе стопки перехваченных красной лентой бумаг. - И это. - Поджав тонкие губы, Балвер извлек из кармана крошечную костяную трубочку. Найол взял трубочку и тяжелой поступью направился во внутренние покои. Невесть почему этот Омерна глупел прямо на глазах - с каждым днем толку от него становилось все меньше. Хоть все его отчеты и являлись полнейшим вздором, ему вовсе не следовало оставлять их на столе у Балвера. И даже такой олух, как Омерна, должен знать, что костяные футляры с тремя красными полосками полагается вручать лично Найолу и никому больше. Он поднес трубочку к огню и, прежде чем отколупнуть ногтем восковую печать, убедился в том, что она не нарушена. Наверное, придется устроить Омерне взбучку, заставить его трепетать перед Светом. Пусть Омерна не, более чем приманка, а вовсе не начальник лазутчиков, но нельзя же быть уж таким дураком. Нацарапанное путаным убористым почерком на полоске тонкой бумаги письмо - этой тайнописью пользовались только личные агенты Найола - оказалось очередным посланием от Варадина. Найол едва не бросил его в огонь, не читая, но что-то в конце, куда случайно упал взгляд, привлекло его внимание. Сосредоточившись, Найол прочел письмо полностью, вдумчиво вникая в тайнопись. Может, Варадин и спятил, но даже в этом не мешает удостовериться. Вначале шла обычная тарабарщина насчет Айз Седай на привязи, странных животных и тому подобное, но в конце... Варадин сообщал, что ему удалось найти для Асидима Файсара надежное укрытие в Танчико. Он непременно вывез бы Асидима Файсара из города, но Предвестники выставили такую стражу, что и шепоток не пролетит за стены. Найол задумчиво потер подбородок. Он лично направил Файсара в Тарабон, дабы тот посмотрел, не удастся ли что-нибудь спасти. Файсар ничего не знал о Варидине, и Варидин не должен был ничего знать о Файсаре. "Предвестники выставили такую охрану, что и шепоток не пролетит за стены". Бред, да и только. Сунув бумагу в карман, Найол вернулся в переднюю. - Балвер, каковы последние новости с запада? - Западом они называли между собой земли, лежавшие вдоль границы с Тарабоном. - Ничего нового, милорд. Патрули, слишком углубляющиеся на тарабонскую территорию, не возвращаются. Но хуже всего толпы беженцев, пытающиеся перебраться на нашу сторону. Патрули не возвращаются... Да, Тарабон - это ров, наполненный крысами и ядовитыми гадами, но... - Балвер, как скоро твой гонец смог бы добраться до Танчико? Балвер и глазом не моргнул. Заговори с ним лошадь, этот малый и тогда не выказал бы удивления. - По ту сторону границы трудно добыть свежих коней, милорд. В обычных обстоятельствах я бы сказал, что на это уйдет дней двадцать, может, даже чуток поменьше. Ну а ныне в два раза больше, да и то если повезет. Причем в одну сторону. Ров со змеями, способный поглотить любого, даже костей не останется. Нужды в возвращении гонца не было, однако об этом Найол предпочел промолчать. - Организуй это, Балвер. Чтобы через час все было готово. С гонцом я буду говорить лично. Балвер поклонился, но принялся потирать руки, как делал всегда, когда чувствовал себя задетым. Пусть злится, невелика беда. Вряд ли все удастся осуществить, не выдав Варадина. Коли он и вправду безумен, предосторожность окажется излишней, но если нет... Его провал не ускорит никаких событий. В палате приемов Найол еще раз перечитал письмо Варадина, а затем поднес листочек к пламени свечи. Когда узкая ленточка сгорела, он растер пепел между пальцами. В своей деятельности Пейдрон Найол привык руководствоваться четырьмя незыблемыми правилами. Никогда не строй планов, не выведав о противнике все, что возможно. Не бойся менять планы, если получил новые сведения. Никогда не думай, будто тебе известно все. И никогда не жди, пока узнаешь все. Тот, кто бездействует, рассчитывая со временем выведать о враге все, рискует обнаружить, что этот самый враг уже поджег шатер, в котором он сидит. Найол неуклонно следовал этим правилам всю свою жизнь и пренебрег ими лишь единожды - в угоду смутному предчувствию. Там, в Джамаре, он по наитию, безо всяких на то резонов, направил добрую треть войска следить за горами, хотя все как один уверяли его, что перевалить через этот хребет никак невозможно. Пока оставшиеся две трети маневрировали, нанося удары по войскам Муранди и Алтары, с этих "неприступных" гор спустилась иллианская армия, которой, по всем расчетам, полагалось находиться не менее чем в сотне миль от поля сражения. Лишь благодаря тому странному предчувствию Найолу удалось избежать разгрома. Сейчас он ощущал то же самое. - Я ему не доверяю, - решительно заявил Талланвор. - Он похож на одного мошенника, которого я как-то видел на ярмарке. Совсем малец, личико детское. Смотрит невинными глазами, а сам только и думает, как бы тебя облапошить. На сей раз Моргейз стоило немалого труда не вспылить. Юный Пайтр недавно сообщил, что его дядюшке удалось наконец найти способ тайно вывести ее из Цитадели Света. Ее и других. Последнее, конечно, представляло собой дополнительное затруднение. Торвин Баршо давно выражал готовность выручить ее одну, но Моргейз не могла оставить своих спутников на милость Белоплащников. Никого, даже Талланвора. - Я приму во внимание твои чувства, - со снисходительной небрежностью промолвила она. - Только не позволяй им мешать делу. Лини, у тебя часом не найдется на сей случай подходящей пословицы? Подходящей для Талланвора и его чувств? О Свет, ну почему ей доставляет такое удовольствие насмехаться над ним, всячески поддевать его? Она ведь его королева, а не... Моргейз отвлеклась и потеряла нить размышлений. Сидя у окна. Лини сматывала клубок голубой пряжи из мотка, который держала на растопыренных руках Бриане. - А мне Пайтр напоминает одного молодого помощника конюха, изрядно нашкодившего незадолго до того, как ты отправилась в Белую Башню Того самого, который завел по ребенку от двух служанок, а потом попался на краже столового серебра твоей матери Моргейз поджала губы, но ни Талланвор с Лини, ни Бриане, бросившая взгляд на королеву, будто и ей позволено высказывать свое мнение, не могли испортить ей настроения. Этот Пайтр предвкушал скорый побег Моргейз с искренней радостью. Конечно, он рассчитывал получить от дядюшки награду, во всяком случае, судя по некоторым его высказываниям, касавшимся возмещения за невозможность возвратиться домой, но, так или иначе, паренек чуть не заплясал от радости, когда она согласилась с его планом, в соответствии с которым уже сегодня все они должны выбраться из Цитадели, а завтра на рассвете и из Амадора. Прочь из Амадора, в Гэалдан, где никто не станет навязывать ей кабальное соглашение. Два дня назад Баршо, переодевшись разносчиком, торгующим пряжей да вязальными принадлежностями, сам заявился в крепость, чтобы познакомить королеву со своим замыслом. То был приземистый носатый мужчина с бегающими глазками и. хотя слова его звучали вполне почтительно, насмешливо ухмыляющимся ртом. Трудно было поверить, что он дядюшка Пайтра, настолько они были не похожи, и еще труднее принять его за торговца. План Баршо оказался гениально прост, хотя несколько задевал достоинство королевы. Ей предстояло покинуть Цитадель Света в телеге, спрятавшись под кухонными отбросами. - Вы все знаете, что следует делать, - сказала Моргейз. Сама она находилась под неусыпным надзором и не могла покинуть свои покои без сопровождения Чад, но ее свите предоставлялась определенная свобода передвижения. От того, сумеют ли ее люди этим воспользоваться, зависело все. Ну, не совсем все, но многое. - Лини и Бриане, когда прозвонит колокол, вы должны быть на хозяйственном дворе. Лини добродушно кивнула, но Бриане поморщилась - сколько можно долдонить одно и то же? Все это они повторяли уже в двадцатый раз, но Моргейз была настойчива, ибо не могла допустить, чтобы вся затея провалилась из-за чьей-то оплошности. Моргейз продолжила: - Талланвор, ты оставишь свой меч здесь и будешь дожидаться остальных в гостинице "Дуб и колючка". - Он открыл было рот, но королева не дала ему и слова вымолвить: - Я уже слышала все твои доводы. Пойми, если ты уйдешь без меча, им и в голову не придет, что ты не собираешься возвращаться. А меч можно раздобыть и другой. Он поморщился, но в конце концов кивнул. - Ламгвин должен ждать в "Золотой голове", а Базел... Послышался торопливый стук, и в дверь просунулась лысеющая голова Базела. - Моя королева, тут человек... Чадо... - Он оглянулся через плечо и прошептал: - Это Вопрошающий, моя королева Талланвор, понятное дело, ухватился за меч, и Моргейз пришлось дважды - взглядом и жестом - приказать ему оставить оружие в покое. - Пусть войдет. - Она ухитрилась вымолвить это спокойным голосом, хотя внутри у нее все обмерло. Почему Вопрошающий? Неужто все до сих пор так хорошо складывавшееся обернется бедой? Высокий человек с ястребиным носом оттеснил Базела назад и захлопнул перед ним дверь. Бело-золотой короткий плащ с вышитым на плече темно-красным пастушьим посохом указывал на ранг Инквизитора. На лице Эйнора Сарина - Моргейз не была с ним знакома, но ей показывали этого человека со стороны, - читалась непоколебимая уверенность. - Лорд Капитан-Командор приглашает вас к себе, - холодно промолвил Инквизитор, - и просит прибыть немедленно. Мысли Моргейз замелькали, как мотыльки. В самом вызове к Найолу ничего необычного не было - с тех пор как она оказалась запертой в Цитадели, он не посещал ее, а лишь призывал к себе, чтобы в очередной раз поговорить о долге королевы перед родной страной и поведать, как он, Найол, искренне печется об интересах как самой Моргейз, так и Андора. Но никогда еще приглашение не передавалось через такого посланца. Если она попадет в руки Вопрошающим, ей не отвертеться. Асунава добьется того, чего захочет, - она лишь мельком видела этого человека, но от одного его вида в жилах холодела кровь. Почему послали Инквизитора? Она задала этот вопрос, и Сарин тем же ледяным тоном ответил: - Я был у Лорда Капитан-Командора, к тому же мне по пути. Поэтому Лорд Капитан- Командор и повелел мне сопроводить вас к нему Вы ведь королева, и вам подобает оказывать почтение - Говорил он устало, чуточку нетерпеливо, а в последних словах промелькнула плохо скрываемая насмешка. - Хорошо, - сказала Моргейз. - Должен ли я сопровождать мою королеву? - с церемонным поклоном спросил Талланвор. Хоть в присутствии посторонних он выказывал надлежащее уважение. - Нет - Поначалу Моргейз хотела взять вместо него Ламгвина, но потом передумала - взять сопровождающего означало показать этому Допроснику, что она боится оставаться с ним наедине. Сарин внушал ей почти такой же страх, как и Асунава, но она не желала, чтобы он об этом догадался. - В этих стенах я не нуждаюсь в телохранителях. Сарин улыбнулся, точнее, скривил губы. Похоже, он просто смеялся над ней Когда Моргейз вышла за дверь и поймала растерянные взгляды Базела и Ламгвина, ей пришло в голову все-таки взять сопровождающего, но внутренний голос подсказал, что этого делать не следует. Если Инквизитор приготовил ловушку, два человека все равно ничем не помогут, но всякое ее колебание безусловно будет истолковано как слабость. Правда, шагая рядом с Сарином по выложенным каменными плитами коридорам, она действительно чувствовала себя слабой. Слабой женщиной, а вовсе не королевой. Но нет, сказала себе Моргейз. Может быть, если Вопрошающие займутся ею вплотную в своих застенках, она и завопит, как простая смертная, впрочем, какое там "может быть", она не настолько глупа, чтобы считать, будто королевская плоть отличается от какой-либо другой, но до той поры она останется королевой. Усилием воли Моргейз подавила в себе леденящий страх. Сарин повел ее через мощеный двор, где полуобнаженные мужчины упражнялись на мечах - сражались друг с другом или рубили деревянные столбы. - Я бывала в кабинете Лорда Капитан-Командора, но никогда не проходила через этот двор, - заметила Моргейз. - Разве сейчас Лорд Капитан-Командор где-нибудь в другом месте? - Я выбрал кратчайший путь, - уклончиво ответил Инквизитор. - Мне дорого время, ибо важных дел у меня больше, чем... - Он не закончил и не замедлил шага. Моргейз не оставалось ничего другого, как следовать за ним по анфиладе комнат, уставленных узкими койками и полных мужчин - иные были полуголыми или в одном белье. Не отрывая глаз от спины Сарина, она сочиняла гневную речь, с которой намеревалась обратиться к Найолу. Затащить ее в казарму! Они прошли через стойла - в воздухе висел запах навоза и конского пота, снова через казарму, миновали кухонный коридор, вышли на очередной двор, и... Она замерла на месте. Посреди двора стоял длинный дощатый помост, на котором высилась виселица. Под виселицей стояли люди - около дюжины мужчин и три женщины. Все связаны по рукам и ногам, у всех на шеи накинуты петли. Некоторые рыдали, другие просто выглядели испуганными. Самыми крайними в ряду приговоренных были Торвин Барию и Пайтр. Красно-белый кафтан, подарок Моргейз, с парнишки содрали, оставив его в одной рубахе. Дядюшка всхлипывал, что же до Пайтра, то ужас не оставил ему сил даже для слез. - Во имя Света! - воскликнул облаченный в белый плащ офицер, и другой Белоплащник дернул рычаг. С треском отворились люки, и несчастные жертвы скрылись из виду, провалившись под помост. Некоторые веревки дрожали - видать, у этих бедолаг шейные позвонки не сломались, и теперь они мучительно умирали от удушья. Одним из них был Пайтр. Он умер, а вместе с ним погибла и надежда на избавление. Наверное, следовало бы проявить больше сострадания, но сейчас Моргейз могла думать лишь о том, в какой западне оказалась она сама. А вместе с ней и Андор. Сарин косился на Моргейз, ожидая, что она лишится чувств или, на худой конец, ее стошнит. - Так много за один раз, - небрежно промолвила она, удивляясь, как спокойно прозвучал ее голос. Веревка Пайтра перестала дрожать и теперь лишь слегка раскачивалась из стороны в сторону. Выхода не было. - Мы вешаем Приспешников Темного каждый день, - сухо отозвался Сарин. - Может, у вас, в Андоре и принято, пожурив, отпускать их на все четыре стороны, а у нас порядки другие. Моргейз твердо встретила его взгляд. Так вот почему ее повели "кратчайшим путем". Найол решил сменить тактику. Ее ничуть не удивило то, что Инквизитор даже не заикнулся о замышлявшемся ею побеге. Найол не был настолько груб и прямолинеен. Она по- прежнему считалась почетной гостьей Цитадели, что же до Пайтра и его дядюшки, то они угодили на виселицу за какие-то собственные прегрешения, без всякой связи с ней Хотелось бы знать, кто поднимется на эшафот следующим? Ламгвин или Базел? Лини или Талланвор? Странное дело, кажется, за Талланвора она боялась даже больше, чем за Лини. Неожиданно из-за плеча Сарина в одном из выходивших на двор окон она приметила явно смотревшего на нее Асунаву. Может, Найол здесь и вовсе ни при чем, а все подстроено Верховным Инквизитором? Впрочем, какая разница? Она не может допустить, чтобы ее люди умирали ни за что ни про что. Чтобы умер Талланвор. Несмотря на всю его дерзость. - Вам, кажется, не по себе? - обратилась она к Сарину, насмешливо выгнув бровь. Голос королевы не дрогнул, хотя она молила Свет, чтобы ее не вырвало. - Если так, мы можем подождать, пока вы оправитесь. Сарин помрачнел. Резко повернувшись на каблуках, он зашагал прочь со двора. Моргейз величественно поплыла следом, стараясь не смотреть ни на окно Асунавы, ни на виселицу. Возможно, это и впрямь был кратчайший путь, ибо уже из соседнего коридора Сарин вывел ее к боковой лестнице, поднявшись по которой, они оказались в приемной Найола - прежде ей приходилось добираться дольше. Как всегда, Найол не соблаговолил встать, а поскольку второго стула в комнате не было, Моргейз приходилось стоять перед ним, словно просительнице. Найол казался рассеянным. Он молча смотрел на нее и, кажется, даже не замечал. Это бесило еще больше - он победил и теперь даже не замечал ее. Наверное, ей стоило бы вернуться к себе и приказать Талланвору, Ламгвину и Базелу прорубить путь на волю мечами. Пусть они погибнут, и их королева вместе с ними. Моргейз отроду не держала в руках меча, но умереть с мечом в руке она бы сумела. А умри она, на престол взойдет Илэйн. Если, конечно, удастся спихнуть оттуда ал'Тора. Белая Башня должна проследить за тем, чтобы Илэйн получила причитающееся ей по праву, но. Но Белой Башне - хотя это и казалось безумием - Моргейз доверяла еще меньше, чем Найолу. Нет, спасать Андор придется ей самой. И уплатить за это немалую цену. Пересилив себя, Моргейз заговорила первой: - Я готова подписать договор. Найол будто не услышал ее, потом моргнул, покачал головой и неожиданно рассмеялся. Сделал вид, будто удивлен Ну конечно, она ведь гостья и вовсе не замышляла никакого побега. Как славно было бы увидеть его на виселице. Дальнейшее произошло почти мгновенно - от недавней апатии Найола не осталось и следа. Он тут же призвал своего плюгавого писца с длиннющим пергаментом, на котором все было написано загодя Имелась даже копия печати Андора, да такая, что и сама Моргейз нипочем не отличила бы ее от настоящей. Хотя выбора не было, она сделала вид, будто читает условия - они оказались именно такими, каких она и ожидала Пейдрон Найол поведет Белоплащников, чтобы восстановить ее на престоле, а в уплату, хотя в договоре не было ни слова ни о какой плате, тысяча его воинов будет расквартирована в Кэймлине навсегда. Они не подпадут под андорскую юрисдикцию и получат право иметь собственный суд. На всей территории Андора Чада Света будут уравнены в правах с гвардией королевы. Навечно. Моргейз понимала, что, подписывая пергамент, совершает поступок, на ликвидацию последствий которого уйдет вся ее жизнь, а может, и жизнь Илэйн, но выхода не было. Особенно учитывая, что Львиный Трон достался ал'Тору в качестве трофея. Он может отдать его Элении или Ниан, но тогда Андором будет править марионетка ал'Тора. Если Башня все-таки возведет на престол Илэйн, ее дочь тоже может превратиться в марионетку - марионетку Башни. Заставить себя доверять Башне Моргейз не могла. Она четко вывела свое имя и приложила изготовленную в Амадоре копию андорской печати. На красном воске внизу листа четко запечатлелся Лев Андора в окружении Розового Венца. Итак, она стала первой в истории королевой, допустившей на андорскую землю иноземное войско.Когда?.. - Произнести это оказалось гораздо труднее, чем она думала. Найол поколебался, глядя на стол, где не было ничего, кроме пера, чернил, чашки с песком и кубика теплого воска - он как будто только что написал письмо. Затем, нацарапав собственную подпись и скрепив ее своей печатью в виде полыхающего солнца, Найол вручил пергамент писцу: - Спрячь это в шкатулку для документов, Балвер. - И лишь после этого обратился к ней: - Боюсь, Моргейз, что я не смогу выступить так скоро, как мне бы хотелось. Предварительно мне надо рассмотреть некоторые вопросы, которые ничуть не должны вас волновать. Это касается прохождения войск по землям, не подвластным ни Кэймлину, ни Амадору. Прошу отнестись к этому как к возможности еще некоторое время украшать наше общество своим присутствием. Балвер поклонился - несколько чопорно, но изящно, - однако Моргейз готова была поклясться, что во взгляде, брошенном им на Найола, промелькнуло удивление. Да и сама она чуть не ахнула. Он так наседал на нее с первого дня, а теперь, оказывается, у него есть другие дела! Балвер поспешно ретировался, будто опасался, что Моргейз выхватит пергамент у него из рук и порвет его, но ничего подобного у королевы и в мыслях не было. Ладно хоть ее не повесят - пока и это неплохо. С остальным можно повременить. Торопливость в нынешних обстоятельствах неуместна. Пусть ее сопротивление сломлено, зато у нее снова есть время. Неожиданный подарок, которым необходимо правильно воспользоваться. Как там он сказал - украшать их общество? Моргейз изобразила теплую улыбку: - У меня словно гора с плеч свалилась. Скажите, а вы играете в камни? Ответная улыбка Найола показалась сначала чуть удивленной, а затем лукавой: - Меня считают сильным игроком. Моргейз вспыхнула, но ухитрилась не подать виду, что сердится. Пусть лучше он считает ее сломленной. Сломленным противником пренебрегают, а стало быть, не удостаивают его слишком уж пристальным вниманием. Проявив должную осмотрительность, она, возможно, сумеет вернуть все, чем ей пришлось поступиться, еще до того, как солдаты покинут Амадицию. Не зря же ее обучали Игре Домов, и учителя у нее были незаурядные. - Сыграем, если вы не против? Я постараюсь играть так, чтобы вам не было скучно. - Конечно, придется проиграть, но к этому надо подойти тонко, чтобы победа далась Найолу нелегко и ему впрямь не стало скучно. А Моргейз терпеть не могла проигрывать. Асунава, насупившись, барабанил пальцами по золоченому подлокотнику кресла, на высокой спинке которого, прямо над его головой, красовалось на чистейше белом диске покрытое сверкающим лаком изображение крючковатого пастушьего посоха. - Ведьму застали врасплох, - пробормотал он. - На некоторых зрелище казни действует именно так, - отозвался Сарин, будто оправдываясь. - Вчера Приспешники Темного угодили в облаву. Мне доложили, что, когда Тром выломал дверь, они распевали какие-то мерзкие гимны во славу Тени. И никому - я проверял, никому! - не пришло в голову выяснить, связаны ли они с ней. Сарин стоял, не переминаясь с ноги на ногу, прямо, как и подобало служителю Руки Света. Асунава легким взмахом кисти отмел все эти подозрения. Разумеется, тут нет никакой связи, если не считать того, что она ведьма, а они - Приспешники Темного. А ведьму, в конце концов, содержат в Цитадели Света. Однако Асунава отчего-то испытывал беспокойство. - Найол послал меня за ней, будто собаку, - проскрежетал сквозь зубы Сарин. - Меня чуть не стошнило, когда я оказался рядом с колдуньей. Руки так и чесались схватить ее за горло. Асунава не потрудился ответить, да он почти и не слышал Сарина. Конечно, размышлял он, Найол ненавидит Десницу Света. В большинстве своем люди ненавидят тех, кого им приходится бояться. А вот Моргейз оказалась отнюдь не слабой и показала свою способность противостоять Найолу. У многих, только попади они в Цитадель Света, душа мигом ушла бы в пятки. Оно и хорошо, окажись она слабее, это, в конце концов, могло бы нарушить некоторые планы Асунавы. А он уже продумал мельчайшие детали судебного процесса, на котором должны будут присутствовать послы всех земель, продумал каждый день, вплоть до публичного признания Моргейз - а он сумеет добиться от нее признания так, что никто и не поймет, каким способом... А потом - торжественное оглашение приговора... И еще церемониал казни. Для нее воздвигнут особую виселицу, которую надо будет сохранить в память об этом событии. - Будем надеяться, что она продолжит упрямиться, - промолвил Верховный Инквизитор с кроткой, благочестивой улыбкой. - Найол терпелив, но даже у его терпения есть предел. Рано или поздно он передаст ее нам, и ей воздается по справедливости. ГЛАВА 32. Поспешный призыв Каждое посещение Рандом Кайриэна представлялось Эгвейн чем-то вроде одного из тех грандиозных фейерверков, какие устраивают Иллюминаторы, - видеть их ей, правда, ни разу не доводилось, но она слышала, будто огни вспыхивают по всему городу и повсюду разносится многоголосое эхо. К дворцу она, разумеется, больше и близко не подходила, но Хранительницы Мудрости наведывались туда каждый день, проверяли с помощью саидар, не расставлены ли там какие ловушки, и рассказывали ей, как обстоят дела. Вельможи, и тирские, и кайриэнские, с подозрением косились друг на друга, а Берелейн пряталась в своих покоях и отказывалась видеть кого бы то ни было без крайней необходимости. Вероятно, Руарк выговаривал ей за пренебрежение обязанностями, но толку от того было мало. Он казался единственным человеком во всем дворце, на поведении которого нынешние обстоятельства никак не сказывались. Даже слуги вздрагивали, поймав на себе посторонний взгляд, - правда, это, по всей видимости, происходило из-за того, что Хранительницы Мудрости совали нос в каждый угол. В айильском лагере дела обстояли не лучше, точнее, не во всем лагере, а в палатках Хранительниц. Прочие айильцы держались спокойно и уверенно, как Руарк, отчего перепады настроения Хранительниц Мудрости делались еще заметнее. С последней встречи с Рандом Эмис и Сорилея вернулись разве что не шипя, словно змеи. В чем дело, они не рассказывали, во всяком случае Эгвейн, но их настроение с быстротой мысли передалось другим Хранительницам, и вскоре все они походили на разъяренных кошек, готовых вцепиться во все, что движется. Ученицы и лишнее слово-то вымолвить боялись, но все едино получали выволочку за выволочкой, по большей части за такие провинности, какие и провинностями-то счесть нельзя и на какие прежде попросту не обращали внимания. Не изменило обстановки и появление в лагере Хранительниц Мудрости Шайдо. Во всяком случае, две из них - Терава и Эмерис - точно являлись Хранительницами, третьей была не кто иная, как Севанна. Она выступала с весьма важным видом, а шнуровка у ее блузы была распущена во вкусе Берелейн - то, что за вырез задувало пыль, ее ничуть не смущало. Статус ее был более чем сомнителен, но, поскольку Терава и Эмерис заявили, что она Хранительница, деваться было некуда, и, несмотря на ворчание Сорилеи, Севанну приняли в качестве таковой. Эгвейн не сомневалась, что они явились шпионить, и высказала это предположение вслух, однако Эмис даже не сочла нужным ответить. Защищенные обычаем, эти трое свободно бродили по лагерю, и все Хранительницы - даже Сорилея - принимали их словно близких подруг или первых сестер. Но все же их присутствие добавляло нервозности, во всяком случае Эгвейн. Эта самодовольная кошка Севанна прекрасно знала, кто такая Эгвейн, и, не скрывая удовольствия, использовала каждый удобный случай, чтобы сгонять "вон ту ученицу, коротышку" за кружкой воды или чем-нибудь в этом роде. И при этом посматривала на нее изучающим взглядом - Эгвейн казалось, что именно так должен посматривать на цыпленка воришка, посматривать, прикидывая, как лучше приготовить добычу, после того как он этого цыпленка стащит. Хуже того. Хранительницы Мудрости не желали рассказывать Эгвейн, о чем они толкуют, заявляя, что их дела учениц не касаются. Между тем, под каким бы предлогом ни заявились сюда Шайдо, настроение Хранительниц их безусловно интересовало: Эгвейн не раз замечала, как то одна, то другая, думая, что на нее не смотрят, самодовольно ухмылялась, приметив, как Эмис, Малайнде или Косайн говорит сама с собой или без надобности поправляет шаль. Но предостережений Эгвейн никто, разумеется, не слушал. Благие попытки серьезно поговорить об этих Шайдо закончились тем, что ее заставили вырыть яму в человеческий рост, а потом эту же яму закопать. Севанна наблюдала за этим действом. Через два дня после отбытия Ранда Аэрон и несколько других Хранительниц Мудрости уговорили трех Дев перелезть ночью через стену дворца Арилин и разведать, что там к чему. Ничего хорошего из этой затеи не вышло. Девам, хотя и с большим трудом, чем они думали, удалось проскользнуть мимо выставленных Гавином караулов, но Айз Седай - совсем другое дело. При попытке перебраться с крыши на чердак все три Девы были обернуты Силой и затянуты внутрь. К счастью, Койрен и другие не заподозрили в них лазутчиц, решили, что дикарки намеревались что-нибудь стянуть. Правда, сами Девы вряд ли сочли такой поворот событий счастливым: когда их отпустили, они еле-еле доплелись до лагеря и принялись залечивать синяки и ссадины. Остальные Хранительницы высказали неодобрение Аэрон и ее подругам. По большей части это делалось приватно, но Сорилея бранила их у всех на глазах. Севанна и ее спутницы откровенно потешались над Аэрон и вслух строили предположения насчет того, что сделали бы Айз Седай, узнай они правду. Это раздражало всех, даже Сорилея посматривала на них косо, но своего недовольства никто открыто не выказывал. Аэрон и ее подруги сникли и держались словно ученицы, тише воды ниже травы, а сами ученицы и вовсе старались не попадаться лишний раз Хранительницам на глаза. У большинства Хранительниц нрав и без того не сахар, нынче же он стал острее перца. Впрочем, если не считать злополучной ямы, Эгвейн удавалось избегать особых неприятностей, главным образом потому, что она старалась держаться подальше от палаток и, в первую очередь, от Севанны. Теперь она не сомневалась в том, что в конце концов Севанну формально признают Хранительницей Мудрости, пусть многие и станут кривиться, когда ее не будет поблизости. Держаться в отдалении было для Эгвейн не так уж сложно. Хоть она и считалась ученицей, только Сорилея предпринимала какие-то усилия, чтобы обучать ее тому несчетному множеству вещей, какие следует знать Хранительнице. Пока Эмис и Бэйр не позволяли Эгвейн вернуться в Тел'аран'риод и дни и ночи оставались в ее распоряжении, во всяком случае покуда ей удавалось избегать участи Суранды и прочих - ее не посылали мыть посуду или собирать сухой навоз для костров. Время тянулось на удивление медленно - не иначе как из-за ожидания. Зато Гавин наведывался в "Долговязый малый" каждое утро. Она уже начала привыкать к многозначительным усмешкам содержательницы гостиницы, хотя пару раз с трудом сдержала желание как следует наподдать этой противной толстухе. А может, раза три - но не больше. Часы свиданий пролетали мгновенно. Едва она успевала вспорхнуть Гавину на колени, как наступало время приводить в порядок прическу и уходить. Эгвейн уже не боялась сидеть у него на коленях - не сказать, чтоб она и раньше особенно боялась, но... Короче говоря, это оказалось на удивление приятно. Пусть иногда ей и приходилось краснеть - что с того? Зато стоило ей зардеться, как Гавин принимался поглаживать ее и произносить ее имя так, что она готова была слушать всю жизнь. Об Айз Седай он почти не говорил, во всяком случае, от него она узнавала не больше, чем из других источников; но с этим Эгвейн к нему и не цеплялась. Наедине с Гавином ей было не до Айз Седай. А в остальном время тянулось, словно увязло в болоте. Настоящего дела не было, и Эгвейн казалось, что она вот-вот лопнет с досады. Следившие за особняком Арилин Хранительницы Мудрости сообщали, что Айз Седай дома не покидают и ничего не предпринимают. Правда, наблюдательницы, способные касаться Источника, говорили, что внутри беспрерывно, день и ночь напролет направляют Силу, но Эгвейн не осмеливалась подходить близко. А хоть бы и осмелилась - не видя сплетенных потоков, все одно не определить, чем именно они занимаются. Не будь Хранительницы настроены так сурово, она могла бы скоротать время в палатке, за книгой, но куда там. Застав ее за чтением, Бэйр принялась бормотать что-то насчет "девчонок, которым нечем заняться, и они целыми днями валяются на боку". Торопливо отговорившись, будто что-то забыла, Эгвейн ускользнула из палатки, пока ее не загрузили какой-нибудь "полезной" работой. Болтать с другими ученицами тоже было рискованно. Стоило остановиться и посудачить минутку- другую с Сурандой, притулившейся в тенечке, у палатки каких-то Каменных Псов, как невесть откуда взявшаяся Сорилея спровадила их обеих стирать белье. Оно бы и не беда, за такой работой время летит быстрее, но Сорилея заставила их перестирывать совершенно чистое белье дважды. И все это видела Севанна. Всякий раз, находясь в городе, Эгвейн частенько оглядывалась через плечо, но на третий день проявила особую осторожность. К причалу она пробиралась словно мышка, скрывающаяся от кошки. Иссохший, морщинистый владелец утлого челнока, почесав редкие волосенки, запросил за то, чтобы отвезти ее на корабль Морского Народа, целую серебряную марку. Конечно, ныне все в городе стоило дорого, но это уж ни в какие ворота не лезло. Устремив на перевозчика холодный взгляд, Эгвейн предложила ему серебряный пенни, надеясь, что он не сдерет все содержимое ее кошелька. Денег у нее было не так уж много. Все в городе пуще смерти боялись айильцев, но лишь до тех пор, пока дело не касалось барышей. А коли касалось, робкие горожане мигом забывали о страхе перед кадинсор и копьями и готовы были, как львы, сражаться за каждую монету. Лодочник открыл было рот, потом закрыл его, пригляделся к Эгвейн повнимательней и, к ее удивлению, заявил, что она оставляет его без куска хлеба. Кусок изо рта вырывает - так и сказал, после чего сердито указал на свою скорлупку. - Залезай! Да поживее, я не собираюсь тратить целый день из-за какого-то жалкого пенни. Эдак я с голоду помру. Пугают людей, заставляют работать за гроши... Так он и причитал, даже когда, усердно работая веслами, вывел лодку в широкое русло Алгуэньи. Эгвейн не знала, встречался ли Ранд с этой Госпожой Волн, но надеялась, что все-таки встречался. По словам Илэйн выходило, что для Морского Народа Возрожденный Дракон является Корамуром, Избранным, которому достаточно подать знак, чтобы Ата'ан Миэйр последовали за ним. Хотелось верить, что они не станут слишком уж перед ним лебезить - с Ранда и так хватит низкопоклонства. Но на лодку этого болтливого перевозчика она попала отнюдь не по просьбе Ранда. Илэйн, которой довелось путешествовать на корабле Морского Народа, рассказывала, что некоторые Ищущие Ветер умеют направлять Силу. То был секрет, о котором Ата'ан Миэйр предпочитали не распространяться, но Ищущая Ветер того корабля, на котором плыла Илэйн, подружилась с нею и поделилась некоторыми своими познаниями. Если верить Илэйн, выходило, что о погоде они знают больше, чем Айз Седай. На своих кораблях они сплетали потоки огромной мощи, с помощью которых вызывали благоприятные ветры. На взгляд Эгвейн, Илэйн в своих восторженных рассказах не обошлась без преувеличений, но кое-что в них наверняка было правдой. А коли так, почему не попробовать разузнать что-нибудь о погоде? Это всяко лучше, чем бить баклуши да гадать, кто возьмет тебя в оборот первой - Несан, Севанна или Хранительницы Мудрости. Блики золотистого солнца, светившего с без облачного неба, играли на поверхности реки. Припекало здесь не меньше, чем на берегу, но хоть не было пыли. Когда лодочник наконец перестал грести и его скорлупка заплясала на волнах рядом с кораблем, Эгвейн встала и, не обращая внимания на ворчание перевозчика. дескать, сейчас они по ее милости перевернутся, крикнула: - Эй, на корабле! Можно подняться на борт? Ей случалось плавать на речных судах, и она гордилась тем, что знала особые "корабельные" словечки - похоже, все корабельщики относились к этому чересчур серьезно, - но этот корабль не походил ни на один, виденный ею прежде. Эгвейн доводилось видеть суда и подлиннее, но ни одно из них не было таким высоким. Со своей лодки она приметила несколько человек из команды - полуголых босоногих мужчин в подпоясанных яркими кушаками широченных шароварах и смуглых женщин в разноцветных блузах. Эгвейн уже собралась было крикнуть еще раз, погромче, но тут с борта, стремительно разворачиваясь, спустилась веревочная лестница. Хотя ответа на ее просьбу не последовало, это можно было понять как приглашение, и Эгвейн не преминула им воспользоваться. Взбираться по веревочной лестнице, придерживая юбку, было не очень- то удобно, во всяком случае, ей стало ясно, почему женщины из Морского Народа предпочитают носить штаны, но в конце концов она вскарабкалась до самого верха. Эгвейн сразу приметила стоявшую примерно в спане от борта женщину в синей шелковой блузе и таких же шароварах, перехваченных кушаком более темного оттенка. В каждом ее ухе поблескивало по три золотые серьги, а от одной из них к носу тянулась тонюсенькая цепочка, на которой висели крошечные медальоны. Илэйн рассказывала об этом, даже показывала нечто подобное в Тел'аран'риоде, но, увидев такое наяву, Эгвейн поежилась. Но главным было не это - она уловила в женщине способность направлять Силу. Не иначе как это и есть Ищущая Ветер. Эгвейн открыла рот, и тут перед ее глазами промелькнула смуглая рука и сверкнуло лезвие кинжала. Веревочная лестница оказалась перерезанной. Не успев даже вскрикнуть, Эгвейн полетела ногами вниз, все еще цепляясь за бесполезный обрезок. Она все-таки закричала - за миг до того, как вода хлынула в открытый рот. Эгвейн казалось, что туда затекла чуть ли не вся река. Стараясь не впадать в панику, она попыталась расправить облепившую голову юбку и избавиться наконец от лестницы. Глубоко ли она погрузилась? Кругом царила мутная темнота. Где тут верх, где низ? Железные обручи сдавили грудь, но Эгвейн, выдыхая через нос, выпускала пузырьки воздуха, и они убегали налево и вниз - так во всяком случае ей казалось. Перевернувшись, девушка рванулась в том же направлении. Далеко ли до поверхности? Как только ее голова появилась над водой, Эгвейн, кашляя, набрала полные легкие воздуха. К немалому удивлению девушки, лодочник, свесившись через борт, помог ей забраться в его скорлупку, приговаривая, чтобы она перестала махать руками, пока они вместе не пошли ко дну. - Ох уж этот Морской Народ, - бормотал он, - вспыльчивые люди, опасные, лучше с ними дела не иметь. При этом он ухитрился вытащить из воды еще и шаль Эгвейн. Девушка выхватила шаль у него из рук, и он подался назад - не иначе как испугался, что она съездит ему мокрой тряпкой по физиономии. Толстая юбка Эгвейн обвисла, блуза и сорочка прилипли к телу, головная повязка перекосилась. Под ногами девушки, на дне лодки, начала образовываться лужица. Лодчонку сносило течением, и теперь она находилась шагах в двадцати от корабля. Ищущая Ветер и еще две женщины - одна была одета в зеленый шелк, а другая в расшитую золотом алую парчу - стояли у самого борта. Их серьги, кольца в носу и цепочки поблескивали на солнце. - Тебе отказано! - крикнула женщина в зеленом, а одетая в красное добавила: - Не думай, что вам удастся одурачить нас переодеванием. Запомни сама и передай остальным - всем вам отказано! Морщинистый лодочник схватился за весла, но Эгвейн указала пальцем прямо на узкий нос его челнока: - Остановись. Прямо здесь. Лодка остановилась. Вот, значит, как, окунули ее в воду! Ничего не скажешь, вежливая встреча. Глубоко вдохнув, Эгвейн обняла саидар и направила четыре потока, прежде чем Ищущая Ветер успела понять, в чем дело. Стало быть, она умеет воздействовать на погоду, вот как? А сумеет она отразить четыре потока разом? Сомнительно, на такое способны немногие Айз Седай. Поток Духа представлял собой щит, который позволит Ищущей Ветер вмешаться, даже если она знала, что следует делать. А из трех потоков Воздуха Эгвейн создала путы, которыми оплела всех трех женщин и подняла их над палубой. Это было не очень легко, но вполне ей по силам. Когда женщины взмыли вверх и зависли над рекой, на корабле поднялся шум. Эгвейн услышала, как застонал лодочник, но предпочла не обращать на него внимания. Сделав усилие, она подняла женщин еще выше - теперь они висели в дюжине шагов над поверхностью, что, похоже, было для Эгвейн пределом. Ну и ладно, подумала она, я ведь не желаю им ничего дурного. Малость пугну, и все. Рассчитывая услышать истошный визг, она отпустила саидин. Почувствовав, что падают, все три женщины свернулись клубком, а потом резко распрямились, выставив руки перед собой. В воду они вошли почти без всплеска. Спустя миг три темноволосые головы появились на поверхности, и женщины быстро поплыли к кораблю. Эгвейн закрыла рот. Надо было подвесить их за лодыжки и макать в воду головой, тогда бы они... О Свет, о чем я думаю! - выбранила себя Эгвейн. Злюсь из-за того, что они не визжали, я-то орала как очумелая. Что с того, сейчас я не мокрее их. Но вид у меня, наверное, хуже не придумаешь. Осторожно - работа вблизи требует особой осторожности, ибо не можешь ясно видеть потоки, - Эгвейн направила Силу, и вода стекла с ее одежды, образовав на дне лодки изрядную лужу. Лишь тогда Эгвейн заметила ошарашенный взгляд разинувшего рот лодочника и поняла, что натворила. Это ж надо было додуматься - направлять Силу прямо посреди реки, на виду у кого угодно. В том числе и у Айз Седай, которые запросто могли оказаться на берегу. Несмотря на палящее солнце, холод пробрал ее до костей. - Можешь отвезти меня на берег? - спросила она лодочника. На таком расстоянии невозможно было рассмотреть, кто сейчас находится на пристани, и отличить мужчин от женщин. - Только не в город, не к причалу. Просто на берег? Перевозчик так налег на весла, что Эгвейн чуть не вылетела, из лодки. Он доставил ее к отмели, усыпанной гладкими камнями величиной с человеческую голову. Поблизости никого не было видно, и, как только лодчонка ткнулась носом в берег, Эгвейн подхватила юбки и со всех ног помчалась к айильскому лагерю. Она бежала не останавливаясь до самой палатки, где повалилась на пол, задыхаясь и истекая потом. Больше она в этот проклятый город не сунется. Кроме как на свидания с Гавином. День проходил за днем. Ветер теперь почти не стихал; и днем, и ночью он гнал на город тучи песка и пыли. На пятую ночь Бэйр взяла наконец Эгвейн с собой в Тел'аран'риод. Это была легкая прогулка, предпринятая, чтобы посмотреть, насколько Эгвейн оправилась, а потому в Мире Снов они попали в то место, которое Бэйр знала лучше всего, - в Айильскую Пустыню. По сравнению с этой выжженной солнцем землей даже пораженный засухой Кайриэн казался цветущим и плодородным. Прогулка была недолгой, а по ее окончании Бэйр и Эмис разбудили Эгвейн и проверили, в каком она состоянии. Проверка прошла удовлетворительно: бегая, прыгая и приседая, Эгвейн, кажется, доказала, что чувствует себя достаточно хорошо. Следующей ночью она вновь отправилась в Пустыню, на сей раз с Эмис, после чего последовала очередная проверка. Да такая, что по ее окончании Эгвейн едва добралась до своего матраса и тут же провалилась в глубокий сон. В эти две ночи она не проникала в Мир Снов самостоятельно, и немалую роль в этом сыграла ее усталость. До того Эгвейн каждую ночь твердила себе, что поступать так не следует, - хорошо бы она выглядела, поймай ее Хранительницы за подобным занятием, - но всякий раз решала, что заглянет туда лишь ненадолго, а раз так, то и риск невелик. Чего она действительно избегала, так это границы между Тел'аран'риодом и миром яви - там парили человеческие сны. А особенно она стала сторониться этого места после того, как поймала себя на мысли, что, проявив достаточную осмотрительность, можно заглянуть в сон Гавина, не оказавшись затянутой в него. А хоть бы и оказавшись, это ведь всего-навсего сон. Напомнив себе, что она не глупая девчонка, а взрослая женщина, Эгвейн выкинула эти мысли из головы. Хорошо еще, что никто не знает, какие глупости лезут ей на ум, и все из- за него. Эмис и Бэйр хохотали бы до слез. На седьмую ночь она тщательно приготовилась ко сну, надела свежую сорочку и аккуратно расчесала волосы. В Тел'аран'риоде все это не имело значения, но приготовления помогали ей забыть о своих страхах. Ведь этой ночью ей предстояло встретиться в Сердце Твердыни не с Найнив или Илэйн, а с Айз Седай. Впрочем, и это не будет иметь значения, если только... Резной костяной гребень замер в ее руке. Если только эти Айз Седай не разоблачат ее перед Эмис и Бэйр, сообщив, что она всего лишь Принятая. И как она раньше об этом не подумала? О Свет, хоть бы поговорить перед этим с Илэйн и Найнив. Впрочем, Эгвейн сомневалась, что от такого разговора будет толк. Не зря ведь в том сне все билось и ломалось, такие сны не к добру. Закусив губу, она уже совсем было решила подойти к Эмис и отговориться легким недомоганием. Дескать, желудок расстроился, и сегодня она в Мир Снов не пойдет, зато уж в следующий раз... А ведь после этой встречи они собирались вновь начать обучение. Нет, одна ложь рождает другую. И нельзя трусить. Не каждой женщине дано быть отважной, но трусость вызывает презрение. Чему быть. того не миновать. Решительно отложив гребень, Эгвейн задула лампу и заползла на матрас. Она достаточно устала для того, чтобы заснуть быстро и без усилий, правда, теперь она умела в случае необходимости засыпать мгновенно или погружаться в легкий транс, позволявший, пребывая в Тел'аран риоде, одновременно частично сознавать происходящее наяву и даже что-то мямлить. Последним, что почувствовала Эгвейн, погружаясь в сон, было удивление от того, что ее больше не мутит. В следующее мгновение она оказалась в огромном сводчатом зале, окруженном толстенными колоннами из полированного краснокамня. В Сердце Тирской Твердыни. Над головой висели на цепях позолоченные светильники. Они не были зажжены, но свет, как обычно бывает в Мире Снов, исходил отовсюду и ниоткуда. Эмис и Бэйр были уже там. Выглядели они точно так же, как и сегодня утром, только их ожерелья и браслеты сверкали малость поярче, чем обычное золото. Хранительницы о чем-то раздраженно переговаривались - Эгвейн удалось расслышать лишь упомянутое дважды имя Ранда ал'Тора. Неожиданно она поняла, что на ней белое, с каймой платье Принятой, и тут же сменила его на такой же наряд, как и у Хранительниц Мудрости, только без украшений. Те, как ей показалось, ничего не заметили, впрочем, вряд ли им известно, что означает это платье. - Они снова опаздывают, - сухо проговорила Эмис, выходя на открытое пространство под громадным куполом зала. Там, вонзенный в каменные плиты пола, поблескивал кристаллический меч. Легендарный Калландор, один из самых мощных са'ангриалов в мире, воспользоваться которым мог только мужчина. Ранд оставил Калландор здесь в напоминание о себе, хотя в Тире о нем едва ли забыли бы и без этого. Эмис едва удостоила Калландор взглядом - Меч- Который-не-Меч являлся символом Возрожденного Дракона лишь для жителей мокрых земель, и пророчества, и титулы которых в ее глазах не имели никакой ценности. - Будем надеяться, что на сей раз они не станут делать вид, будто им ведомо все на свете, а мы просто невежественные девчонки. В последний раз они справились неплохо. Бэйр фыркнула так, что от этого звука, наверное, заморгала бы и Сорилея. - Эти женщины никогда не справятся как надо. В лучшем случае они явятся в нужное место в условленное время, да и то... - Она осеклась, ибо по другую сторону от Калландора появилось семь женских фигур. Эгвейн узнала их всех, включая молодую женщину с решительным взглядом, встречавшуюся ей в Тел'аран'риоде. Интересно, кто она такая? Всех остальных Бэйр и Эмис поминали - порой весьма язвительно, - но об этой особе не говорили никогда. Сейчас на ней была шаль с голубой бахромой; шали красовались и на плечах всех остальных. Платья Айз Седай то и дело меняли цвета, но шали оставались неизменными. Взоры всех сестер немедленно обратились к Эгвейн, словно Хранительниц Мудрости здесь и вовсе не было. - Эгвейн ал'Вир, - торжественно возгласила Шириам, - тебе надлежит предстать перед Советом Башни. - Ее раскосые зеленые глаза сияли, словно она подавляла какое-то сильное чувство. Сердце Эгвейн упало - не иначе как они прознали, что она выдавала себя за полноправную сестру. - Не спрашивай, зачем тебя вызывают, - ледяным тоном добавила стоявшая позади Шириам Карлиния. - Твое дело отвечать, а не задавать вопросы. Темные волосы Карлинии почему-то были коротко острижены, и эта малозначительная подробность невесть по какой причине показалась Эгвейн чрезвычайно важной. Может быть, потому, что ей не хотелось думать, что означает этот вызов. Слова Айз Седай звучали торжественно и сурово. Эмис и Бэйр поправили свои шали; их раздражение сменилось некоторой озабоченностью. - И не вздумай мешкать. - Анайю Эгвейн всегда считала добросердечной, но на сей раз эта грубоватодобродушная женщина говорила так же строго и холодно, как и Карлиния. - Ты должна прибыть как можно скорее. - Внимай повелению Совета, - возгласили в унисон сразу три женщины. - Повинуйся с трепетом и смирением. Предстань перед Советом Башни, преклони колени и покорно прими суждение высших. Затаив дыхание, Эгвейн пыталась понять, что все это значит. Не слишком ли много церемоний, чтобы наказать Принятую, рискнувшую выдать себя за сестру? Прочитать что- либо по спокойным, лишенным признаков возраста лицам Айз Седай не представлялось возможным. Даже самая молодая из них, Голубая сестра, держалась столь невозмутимо, словно носила шаль долгие годы, правда, в ее глазах все же промелькнула едва уловимая довольная улыбка. Айз Седай смолкли и, казалось, чего-то ждали. - Я прибуду, как только смогу, - ответила Эгвейн. Сердце ее ушло в пятки, но голос звучал столь же ровно, как и у самих сестер. Она твердо решила больше не трусить. И непременно стать Айз Седай - только вот позволят ли ей, после всего случившегося? - Правда, не могу обещать, что это будет очень скоро. Дорога длинная, а я даже не знаю точно, где он находится, этот Салидар. Слышала только, что возле реки Элдар. Шириам переглянулась со своими спутницами, и ее бледно-голубое шелковое платье превратилось в темносерый костюм для верховой езды. - Мы считаем, что существует способ ускорить путешествие, во всяком случае, если Хранительницы Мудрости согласятся тебе помочь. Суан уверена: если ты войдешь в Тел'аранриод во плоти, на дорогу уйдет не больше двух дней... - Нет, - отрезала Бэйр. - Мы ни за что не станем учить ее такому, - подхватила Эмис. - Ни ее, ни кого другого. Это умение служило злу, оно само по себе зло. Всякий занимающийся такими вещами рискует утратить часть своего "я". - Вы не можете знать этого наверняка, - терпеливо возразила Беонин, - поскольку, как я понимаю, ни одна из вас никогда ничего подобного не делала. Но коли вы знаете, чем это грозит, то должны иметь представление и о том, как это делается. А о возможных последствиях позаботимся мы. Взятый Беонин тон оказался в корне неверным. Эмис сердито поправила шаль и выпрямилась даже больше обычного, а Бэйр уперла кулаки в бока и разве что не оскалилась. Эгвейн поняла: еще мгновение, и произойдет то, на что Хранительницы уже не раз намекали. Они преподадут Айз Седай урок, чтобы те наконец усвоили, сколь они невежественны во всем, что касается Тел'аран'риода. Айз Седай, со своей стороны, не могли не заметить угрозы, но держались уверенно и спокойно - лишь платья меняли цвета с той же частотой, с какой колотилось сердце Эгвейн. Только наряд Голубой оказался устойчивым - за все время он изменился всего один раз. Необходимо предотвратить стычку. Эгвейн вовсе не хотела оказаться свидетельницей унижения Айз Седай, ведь рано или поздно ей придется предстать перед ними в Салидаре. - Я сумею сама, - промолвила девушка. - Во всяком случае, мне кажется, что сумею. Я готова попробовать. - Попытка не пытка, а не получится, можно поехать и верхом. - Но в любом случае я должна представлять себе, куда ехать. Эмис и Бэйр перевели взгляды с Айз Седай на нее - столь холодные взгляды, что и Карлиния позавидовала бы. Или Морврин. У Эгвейн сжалось сердце. Шириам тем временем принялась растолковывать: столько-то миль к западу от той деревни да столько-то к востоку от этой, но молодая Голубая сестра прервала ее легким покашливанием: - Подожди-ка. Мне кажется, так будет лучше. И голос ее показался Эгвейн знакомым, но она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь видела это лицо. Возможно, контролировать свою одежду Голубая умела ненамного лучше других - по мере того как она говорила, ее нежно-зеленое платье сделалось темно-синим, длинный расшитый ворот сменился стоячим, круглым, по тирской моде, а на голове появилась усыпанная жемчугом шапочка, - зато она действительно кое-что знала о Тел'аран'риоде. Неожиданно в воздухе повисла большая карта; на одном конце ее вспыхнула красная точка, рядом с которой появилась крупная светящаяся надпись "Кайриэн", на другом - такая же точка с надписью "Салидар". Затем карта начала увеличиваться и изменяться: поднялись горы, зазеленели леса, засверкала водная гладь рек и озер. Карта так выросла, что закрыла собой всю стену Сердца Твердыни. Глядя на карту, можно было подумать, что видишь землю с высоты птичьего полета. Это произвело впечатление даже на Хранительниц Мудрости, они уже не морщились презрительно, во всяком случае до тех пор, пока тирский наряд не превратился в желтое шелковое платье, шитое по вороту серебром. Но молодую женщину интересовали отнюдь не Хранительницы. Она - почему-то с вызовом - поглядывала на других Айз Седай. - Это замечательно, Суан, - сказала Шириам. Эгвейн моргнула. Суан? Случайное совпадение, не иначе. Молодая женщина самодовольно кивнула, и движение это в точности походило на резкие кивки Суан Санчей. Но не может же... Ты думаешь о посторонних вещах, желая оттянуть окончательное решение, твердо сказала себе Эгвейн. - Безусловно, - промолвила она, - этого вполне достаточно, чтобы я нашла Салидар независимо от того, сумею ли я... - Эгвейн покосилась на Эмис и Бэйр. Исполненные молчаливого неодобрения Хранительницы казались высеченными из льда. - Независимо от того, сумею ли я явиться сюда во плоти. Но в любом случае обещаю быть в Салидаре так скоро, как смогу Карта исчезла. О Свет, подумала девушка, что же они собираются со мной сделать? Она уже готова была задать этот вопрос, но тут, словно прочитав ее мысли, Карлиния вновь напомнила Эгвейн: - Не спрашивай, почему тебя вызвали. Тебе подобает лишь отвечать, а отнюдь не задавать вопросы. - Не вздумай мешкать, - повторила свое предостережение Анайя. - Ты должна прибыть как можно скорее. Затем Айз Седай переглянулись и, пока Эгвейн гадала, действительно ли они поняли, что она хотела задать вопрос, исчезли. Оставшись наедине с Эмис и Бэйр, Эгвейн повернулась к ним, не зная, то ли ей извиняться, то ли просить войти в ее положение, но тут исчезли и Хранительницы. Лишь каменные колонны обступали девушку со всех сторон, да мерцал в центре зала Калландор. В джиитох не могло быть отговорок. Печально вздохнув, Эгвейн вышла из Тел'аран'риода и вернулась в свое спящее тело. Проснулась она в ту же секунду - умение просыпаться и засыпать мгновенно, по собственному желанию, являлось составной частью обучения ходящих по снам, а раз она обещала отправиться как можно скорее, то не должна терять ни минуты. Направив Силу, девушка зажгла все лампы и свечи до единой - ей нужен был свет. Встав на колени возле стоящего у стены палатки сундука, она принялась рыться в нем в поисках одежды, которую ей не доводилось носить со времени пребывания в Пустыне. Эгвейн знала, что здесь, в айильских палатках, останется часть ее жизни. Но она не станет плакать об этой потере. Не станет. Стоило Эгвейн исчезнуть, как из-за каменной колонны выступил Ранд. Порой он наведывался сюда, в Сердце Твердыни, чтобы взглянуть на Калландор. Первый раз это случилось после того, как Асмодиан научил его инвертировать плетения. С помощью этой хитрости Ранд расставил вокруг са'ангриала ловушки, которые никто, кроме него самого, не мог увидеть. Если верить Пророчествам, тот, кто вытащит Калландор из камня, "последует за ним". Только вот можно ли им верить, это еще вопрос, а испытывать судьбу Ранду вовсе не хотелось. Где-то в затылке громыхал голос Льюса Тэрина - так бывало всегда, когда Ранд оказывался близ Калландора, - но сегодня Ранда интересовал отнюдь не мерцающий кристаллический клинок. Он смотрел туда, где висела гигантская карта, если это можно назвать картой. Случайно ли он явился сюда именно сегодня, сейчас, а не вчера или завтра? Или его привело сюда тяготение та'верена, улавливающего колебания Узора? Впрочем, важно не это. Поскольку Эгвейн покорно подчинилась приказу, он, надо полагать, исходил отнюдь не от Элайды. А стало быть, Салидар и есть то место, где скрываются таинственные Айз Седай, которых Эгвейн прочит ему в союзницы. Там же находится и Илэйн. Вот так удача, они сами плыли ему в руки. Рассмеявшись, Ранд открыл проход в королевский дворец в Кэймлине - в его отражение в Тел'аран'риоде. ГЛАВА 33. Укрепление духа Стоя на коленях в одной сорочке, Эгвейн хмуро разглядывала зеленый шелковый костюм для верховой езды, тот самый, который был на ней, когда она появилась в Пустыне. Казалось, это было давным давно. Но предаваться воспоминаниям времени не было - предстояло многое сделать. Торопливо набросав записку, Эгвейн разбудила Ковинде и велела той поутру отнести это послание в гостиницу "Долговязый малый". Не вдаваясь в подробности, Эгвейн написала, что ей необходимо срочно уехать. Девушка и сама не очень хорошо представляла почему, но не могла покинуть Кайриэн, не сообщив ничего Гавину. Некоторые фразы - уже потом, когда она о них вспомнила, - заставили ее покраснеть. Одно дело признаваться мужчине в любви, но просить его не забывать ее - совсем другое. Но, так или иначе, письмо было написано, и теперь следовало подготовиться - к чему именно, Эгвейн толком не знала. Неожиданно полог палатки откинулся, и на пороге появилась Эмис. За ней вошли Бэйр и Сорилея. Хранительницы встали плечом к плечу в ряд. устремив на девушку суровые, неодобрительные взгляды. Эгвейн едва не прижала платье к груди - в одной сорочке она чувствовала себя неловко. Впрочем, при сложившихся обстоятельствах она, наверное, испытывала бы неловкость и будучи закованной в броню. Глубоко вздохнув, Эгвейн сказала: - Если вы явились, чтобы наказать меня, наказывайте, но учтите: таскать воду, рыть ямы или делать что-нибудь в том же роде у меня нет времени. Я прошу у вас прощения, но я обещала им, что прибуду так скоро, как смогу. Они ждут и, наверное, считают минуты. Эмис удивленно подняла светлые брови. На лицах Сорилеи и Бэйр тоже было написано недоумение. - Почему мы должны тебя наказывать? - спросила Эмис. - Да и как мы можем? Ты перестала быть ученицей с того момента, как твои сестры призвали тебя к себе. Как Айз Седай, ты обязана отправиться к ним. Эгвейн вздрогнула, но сумела скрыть это, сделав вид, будто внимательно разглядывает платье. Помялось оно на удивление мало, хотя и провалялось в сундуке несколько месяцев. Наконец она вздохнула и заставила себя поднять глаза: - Я знаю, вы на меня сердитесь, и у вас есть на то причины... - Сердимся? - перебила ее Сорилея. - С чего ты взяла? Я думала, ты знаешь нас лучше. И верно, голос ее звучал совсем не сердито, хотя лица всех трех Хранителььиц трудно было назвать довольными. - Но ведь вы сами говорили, будто то, что я теперь собираюсь сделать, очень плохо. Что о таком даже и помышлять нельзя. А я, хоть на словах с вами и соглашалась, придумала способ, как это делать. На лице Сорилеи неожиданно расцвела улыбка, а многочисленные браслеты забряцали, когда она с удовлетворенным видом принялась теребить шаль- - Видите? Я же говорила, что она сообразит! Она могла бы быть одной из нас, одной из Айил. Лица Эмис и Бэйр слегка смягчились, и Эгвейн поняла, в чем дело. Они вовсе не осуждали ее за желание проникнуть в Тел'аран'риод во плоти. По их мнению, этого делать не следовало, но она могла поступать так, как казалось правильным ей, а ее удача или неудача не накладывали на нее никаких обязательств, разве что по отношению к себе самой. Они в самом деле на нее не сердились - пока не сердились. Единственное, что их задевало, - это ложь. А ведь она призналась лишь в мелком обмане. Ей потребовался еще один вздох, чтобы заставить себя говорить дальше. - Я ведь и в другом вас обманывала. Обещала, что не стану одна бывать в Тел'аран'риоде, а сама... - Эмис вновь помрачнела. Сорилея, которая не была ходящей по снам. лишь сокрушенно покачала головой. - Я обещала повиноваться вам как ученица, но, хотя вы и говорили, что после ранения Мир Снов для меня слишком опасен, все равно ходила туда Бэйр бесстрастно сложила руки на груди, а Сорилея пробормотала что-то насчет "глупых девчонок" - но не слишком сурово. Эгвейн набрала воздуху в третий раз - сознаться в этом было труднее всего. Внутри все дрожало, и она удивлялась, как у нее не стучат зубы. - Хуже всего, что я никакая не Айз Седай, а просто Принятая. Это, по-вашему, все равно что ученица. Айз Седай мне не быть долгие годы, а может, после всего этого, и никогда. Сорилея вскинула голову, губы сжались в ниточку, но ни она, ни две другие Хранительницы не вымолвили ни слова. Как поправить дело, должна была решать сама Эгвейн. Они уже никогда не смогут относиться к ней так, как прежде, но... Ты во всем созналась, прошептал внутренний голос. Теперь твоя задача как можно скорее добраться до Салидара. Может, ты и станешь когда-нибудь Айз Седай, но не рассчитывай на это, если рассердишь их своей медлительностью. Эгвейн опустила глаза, уставясь на цветной ковер, и скривилась от презрения к этому трусоватому шепотку. Если ей в голову лезут такие мысли, это позор. Нет, прежде чем уйти, она должна уладить все дела здесь. Уладить в соответствии с джи'и'тох. Пусть она не могла поступить иначе - за все надо платить. А какова плата за ложь, Авиенда показала ей еще в Пустыне, несколько месяцев назад. Собрав все свое мужество - хотелось надеяться, что его хватит, - Эгвейн отложила в сторону платье. Странно, но оказалось, что самое трудное - начать. Она бестрепетно подняла глаза, и ей вовсе не пришлось выдавливать из себя слова. - Я имею тох. - Дрожь ее больше не била. - Прошу об одолжении: помогите мне исполнить мой тох. Салидару придется подождать. Опершись на локоть, Мэт следил за ходом игры в змей и лисичек, разложенной на полу палатки. Порой с его подбородка капала капля пота - хорошо еще, что не на игровую доску. Правда, на самом деле это была не доска, а расчерченный черными чернилами кусок красной материи. Стрелки указывали, с каких линий можно ходить только в одну сторону, а с каких - в обе. Десять круглых фишек из светлого дерева с нарисованными черными треугольниками означали лисичек, а десять таких же, но с волнистыми линиями - змей. Две лампы, горевшие по обе стороны от доски, давали достаточно света. - На сей раз мы точно выиграем, Мэт. - Голос Олвера звучал возбужденно. - Обязательно победим, вот увидишь. - Очень может быть, - отозвался Мэт. Две их фишки - каждая с черным пятнышком - уже находились неподалеку от центрального круга, но теперь предстояло бросать кости для змей и лисичек. Обычно их в лучшем случае удавалось выставить лишь на внешний край. - Встряхни кости. Сам Мэт даже не прикасался к кружке с костями, поручив это дело Олверу, ибо не собирался растрачивать свою удачу на детскую игру. Ухмыльнувшись, Олвер встряхнул кожаную кружку и выбросил изготовленные его отцом деревянные кости. Сосчитав очки, парень застонал. Три кости упали лицевой стороной, помеченной треугольником, а еще три - волнистыми линиями. Значит, они должны кратчайшим путем передвинуть змей и лисичек к собственным фишкам, а если ход лисички или змеи заканчивался на твоем поле... Змея побила фишку Олвера, лисичка - фишку Мэта. И, насколько мог видеть Мэт, следующим ходом еще две змеи настигали его фишку. Он знал, что, пока следуешь правилам, выиграть в эту детскую игру невозможно. Когда Олвер повзрослеет, он тоже поймет это и, как и все дети, просто-напросто забросит бессмысленную забаву. Игра - это игра, но Мэту все равно становилось не по себе, когда лисичка, а особенно змея ела его фишку. Это наводило на не слишком приятные воспоминания, даже если одно не имело отношения к другому. - Ну, - пробормотал Олвер, - мы почти выиграли. - Сыграем еще разок? - Не дожидаясь ответа, мальчик сделал знак, открывающий игру, - начертил треугольник и волнистую линию и нараспев произнес: - Смелость дух укрепит, огонь глаза ослепит, музыка сердце потешит, железо узы скрепит. Мэт, а почему мы так говорим? Ведь у нас нет ни огня, ни музыки, ни железа. - Не знаю. Стишок разворошил что-то в голове, но что именно, Мэт сообразить не мог. Воспоминаниям из тер'ангриала он не слишком доверял, а в собственной его памяти оставались провалы, заполняемые смутными видениями. А этот мальчишка только и знает твердить "почему" да "почему". Из темноты вынырнул Дайрид. Лицо его блестело от пота, но он все равно был в кафтане, хотя на сей раз все же расстегнутом. На физиономии офицера розовел свежий рубец. - Олвер, я думаю, тебе пора спать, - промолвил Мэт, неохотно поднимаясь на ноги. Он ощутил несколько уколов боли, но они были вполне терпимы - раны заживали довольно быстро. - Складывай свою доску. - Подойдя к Дайриду, Мэт понизил голос до шепота: - Если хоть заикнешься об этом, я тебе глотку перережу. - Это еще почему? - с деланной серьезностью поинтересовался Дайрид. - По-моему, из тебя вышел неплохой папаша. А малец похож на тебя как две капли воды. - Дайрид с трудом подавил смешок, но в следующее мгновение действительно заговорил серьезно: - В лагере Лорд Дракон. Он чем-то озабочен и идет сюда. Мысль о том, чтобы съездить Дайриду кулаком по носу, мигом улетучилась. Даже не набросив кафтана, Мэт откинул полог палатки и нырнул в ночь. Завидя его, стоявшие на часах у палатки шестеро солдат Дайрида вытянулись в струнку. Все шестеро были арбалетчиками - пики не самое подходящее оружие для караула. Стояла ночь, но темно в лагере не было. Восковой свет висевшей на безоблачном небе луны в третьей четверти сливался с отсветами многочисленных костров, горевших между палатками. На всем пути от палатки Мэта до ограждавшего лагерь частокола в двадцати шагах один от другого были расставлены часовые. Не совсем то, чего хотелось бы Мэту, но он надеялся, что в случае нежданного нападения эта мера предосторожности окажется полезной. Местность была ровная, и Мэт издали приметил шагавшего по направлению к нему Ранда. Тот был не один. Его сопровождали двое айильцев с закрытыми вуалями лицами. Они скользили на цыпочках, мгновенно оборачиваясь на любой шорох - даже если какой-то солдат всхрапывал во сне. А еще с ним была та айильская девица, Авиенда. Закинув за плечи какой-то узел, она вышагивала с таким видом, словно готова была вцепиться в глотку любому, кто встанет на ее пути. И зачем только Ранд повсюду таскает ее за собой? От айильских женщин вообще одни неприятности, мрачно подумал Мэт, а от этой неприятностей больше, чем от кого бы то ни было. - Он что, и вправду Возрожденный Дракон? - едва не подпрыгивая от возбуждения, спросил Олвер, прижимая к груди свернутую игровую доску. - Самый настоящий, - подтвердил Мэт. - А теперь марш в постель! Мальчишкам тут делать нечего. Олвер, обиженно ворча, ушел, но никак не дальше ближайшей палатки. Краешком глаза Мэт приметил, как тот выглядывает из-за угла, но оставил паренька в покое, хотя, приглядевшись к Ранду, решил, что не только мальчишкам, но и взрослым лучше бы держаться отсюда подальше. Лицо Возрожденного Дракона казалось окаменевшим, хотя глаза его лихорадочно поблескивали. В одной руке Ранд сжимал пергаментный свиток, другой непроизвольно поглаживал рукоять меча. В свете костров сверкала пряжка ремня с Драконом; изредка ало-золотые отблески вспыхивали и на голове одного из драконов - когда тот проглядывал из-под манжета. Подойдя к Мэту, Ранд не стал тратить время на приветствия: - Мне нужно поговорить с тобой. Наедине. Я хочу, чтобы ты кое-что сделал. Ночь стояла душная, но, хотя зеленый, с золотым шитьем и высоким воротом кафтан Ранда был застегнут доверху, на лице его не было ни капли пота. Дайрид, Талманес и Налесин - каждый в том, что успел набросить, - стояли поодаль. Мэт сделал знак, чтобы они подождали, и кивком пригласил Ранда в палатку. Следуя за Рандом, он нащупал сквозь рубаху серебряную лисью головку. Хотелось надеяться, что ему нечего бояться. Хотя Ранд и сказал, что им надо поговорить наедине, Авиенда, по всей видимости, решила, что к ней это не относится. Она тоже прошмыгнула в палатку и стояла там как ни в чем не бывало, с непроницаемым видом глядя на Ранда. Впрочем, время от времени она бросала взгляды и на Мэта. Ранд, похоже, вовсе не обращал на нее внимания. Войдя в палатку, он, кажется, забыл о том, что спешит, и принялся рассеянно озираться по сторонам, хотя, как думалось Мэту, едва ли что-нибудь замечал. По правде сказать, и замечать-то было нечего. Лампы Олвер вновь поставил на маленький складной столик - складными были и кресло, и умывальник, и походная кровать. Все было покрыто черным лаком с золотыми узорами - коли у человека завелись денежки, почему бы и не позаботиться о некоторых удобствах? Разрезы, сделанные в стене палатки айильцами, были аккуратно зашиты, но все равно оставались заметными. Мэт первым прервал затянувшееся молчание: - В чем дело. Ранд? Надеюсь, ты не вздумал в последний момент изменить план? Ответа не последовало. Ранд лишь взглянул на собеседника так, словно только сейчас заметил его присутствие. Мэту стало не по себе. Что бы там ни думали молодцы из отряда, он всеми силами старался избегать сражений. Другое дело, что тяготение таверена порой пересиливало его везение. И тут, как считал Мэт, не обходилось без воздействия Ранда, таверена более сильного. Порой Мэту казалось, что он физически ощущает Рандово притяжение. Коли в дело вмешивался Ранд, все было возможно - Мэт не удивился бы, заснув в амбаре, а проснувшись в гуще ожесточенной битвы. - Еще несколько дней, и я буду в Тире, - сказал Мэт. - Паромы перевезут отряд через реку, и мы соединимся с Вейрамоном. Слишком поздно что-нибудь менять... - Я хочу, чтобы ты доставил Илэйн в Кэймлин, - перебил его Ранд. - Доставил в целости и сохранности. Не отходи от нее, пока она не воссядет на Львиный Трон. Авиенда прокашлялась. - Да, - сказал Ранд. Голос его почему-то стал таким же суровым и холодным, как и лицо. Впрочем, ничего удивительного, если он сходит с ума. - Да, Авиенда отправится с тобой. Я думаю, так будет лучше всего. - Ты думаешь? - негодующе воскликнула Авиенда. - Да не проснись я вовремя, ты бы и не сказал мне, что узнал, где нынче Илэйн! Ты, Ранд ал'Тор, никуда меня не посылаешь. Это мне надо поговорить с Илэйн о... У нас с ней свои дела. - Я очень рад, что ты выведал, где Илэйн, - промолвил Мэт без особого восторга. На месте Ранда он оставил бы эту Илэйн там, где она до сих пор пряталась. О Свет, подумал он, по мне так Авиенда и то лучше. Айильские женщины, на худой конец, не задирают нос и не считают, будто все обязаны плясать под их дудочку. Шутки у них, правда, грубоватые, да и привычку время от времени убивать людей нельзя назвать приятной. - Илэйн так Илэйн, но я-то тебе зачем понадобился? Нужна она тебе - сигани в свой проход, поцелуй ее покрепче, сгреби в охапку да тащи в Кэймлин. Авиенда устремила на Мэта негодующий взгляд, можно подумать, он предложил поцеловать не Илэйн, а ее. Вместо ответа Ранд расстелил на столике пергамент - чтобы не загибались края, он придавил их лампами. То была карта долины реки Элдар и прилегающих земель, миль по пятьдесят в обе стороны от русла. Начертанная синими чернилами стрелка указывала на лес, рядом со стрелкой было написано "Салидар". Судя по обозначениям, местность там была в основном лесистой. - Она там. А вот здесь большая прогалина. Видишь, ближайшая деревня милях в двадцати к северу. На этой прогалине я и открою проход - для тебя и отряда. Мэт вздрогнул, но скрыл это за ухмылкой: - Слушай, раз уж тебе втемяшилось, что этим должен заняться я, ладно, но при чем здесь отряд? Открой для меня проход в этот Салидар. Я заброшу ее на лошадь и... И что дальше? Собирается ли Ранд открыть проход еще и из Салидара в Кэймлин? А то ведь с берегов Элдар до Кэймлина путь неблизкий, тем паче в компании со знатной заносчивой девицей да айилкой. - Отправишься с отрядом, Мэт, - отрезал Ранд, - со всем отрядом, до последнего солдата. - Он перевел дыхание, и голос его смягчился. Голос, но не лицо. И глаза по-прежнему лихорадочно блестели. Мэт готов был подумать, что он попросту болен. - В Салидаре Айз Седай, Мэт. Сколько - не знаю. Поговаривают, будто их там сотни, но я думаю, не больше пятидесяти. Не все же перебежали туда из Башни. Я собираюсь выпустить тебя в двух-трех днях пути от Салидара, чтобы они прознали о твоем приближении заранее. А то ведь от неожиданности подумают еще, будто на них напали Белоплащники. Раз они выступили против Элайды, им и без нас есть кого бояться, так что не стоит пугать их еще больше. Думаю, тебе и делать-то ничего не придется; просто явишься туда и объявишь, что Илэйн должна короноваться в Кэймлине, чтобы они ее отпустили. А там сам посмотришь; если сочтешь, что они заслуживают доверия, предложи им свою поддержку. И мою - предполагается, что они на моей стороне и должны обрадоваться такому известию. А потом отвези Илэйн - и стольких Айз Седай, сколько захочет ехать, - в Кэймлин. Прямо через Алтару и Муранди. Развернешь мое знамя, объяснишь, куда и зачем едешь, - думаю, тебя пропустят безо всяких препон. А ежели тебе попадутся Принявшие Дракона, собери их и возьми с собой. Коли вовремя не накинуть на них узду, они могут превратиться в обычных разбойников, я слышал, такое уже случалось, но, помаши у них перед носом моим знаменем, и они побегут за тобой. - Ранд осклабился, но глаза его не улыбались. - Сколько птиц можно зашибить одним камушком, а, Мэт? Проедешь через Алтару и Муранди с шестью тысячами солдат, уведешь оттуда Принявших Дракона, а возможно, и покоришь для меня обе эти страны. От всего услышанного Мэту стало не по себе - сомнений в том, что Ранд спятил, у него почти не осталось. Хорошенькое дельце - внушить полусотне Айз Седай мысль, будто он собирается на них напасть! Неужто от него ожидают, что он напугает пятьдесят Айз Седай? Предположим, пять-шесть Айз Седай его не устрашат, но пятьдесят? Мэт невольно коснулся лисьей головки и подумал, что на сей раз ему предоставляется возможность выяснить, действительно ли он удачлив. Что же до похода через Алтару и Муранди, то Мэт заранее мог сказать, что из этого выйдет. Каждый паршивый лордик, по землям которого пройдет отряд, надуется, как драчливый петух, и попытается клюнуть, стоит повернуться к нему спиной. А коли вдобавок сработает и влияние таверена, не будет ничего удивительного, если какой-нибудь лордишка соберет войско и преградит ему дорогу. - Послушай, Ранд! - Мэт предпринял последнюю попытку вразумить друга. - А не привлечет ли это внимание Саммаэля? Мы ведь хотели, чтобы он смотрел на восток. На восток, а не на север. Потому-то я и нахожусь здесь. Ранд покачал головой: - Все, что он сможет увидеть, - это почетный эскорт, сопровождающий новую королеву Андора в ее столицу. Да и то неизвестно, узнает ли он об этом до вашего прибытия в Кэймлин. Как быстро ты успеешь собраться? Мэт открыл было рот, но возражать не стал - Ранда все едино не переубедить. - Мне потребуется два часа. Поднять отряд по тревоге и усадить в седла можно и быстрее, но куда спешить? Меньше всего Мэту хотелось, чтобы солдаты решили, будто отряд собирается на кого-то напасть. - Хорошо, - отозвался Ранд. - Мне и самому понадобится примерно час. - На что именно, он уточнять не стал. - Держись поближе к Илэйн, Мэт. Оберегай ее. Ежели она не доберется живой до Кэймлина и не сможет короноваться, во всей этой затее не будет никакого смысла. Ну-ну, сказал себе Мэт. Можно подумать, будто я не видел, как вы нежничали да обнимались по всем закоулкам Твердыни. - Я буду относиться к ней как к сестре. - Родная сестрица Мэта обычно делала все возможное, чтобы испортить ему жизнь, да и от Илэйн следовало ждать того же. Может, хоть Авиенда окажется получше. - И глаз с нее не спущу, пока она не усядется на свой трон. А станет задаваться, придется ее окоротить, подумал Мэт, но вслух этого говорить не стал. Ранд задумчиво кивнул: - Да, кстати, чуть не забыл сказать. Бодевин сейчас в Кэймлине. И не она одна, Верин с Аланной привезли туда много двуреченских девчонок. Они собираются учиться, хотят стать Айз Седай. Но в нынешних обстоятельствах я не могу позволить им ехать в Тар Валон. Может, те Айз Седай, которых ты привезешь из Салидара, помогут с этим разобраться. Мэт опешил. Сестрица Боде. ябеда, вечно жаловавшаяся матушке на его проказы, - и вдруг Айз Седай? - И еще, - продолжал Ранд, - может случиться, что Эгвейн окажется в Салидаре раньше тебя. И боюсь, тамошние сестры прознали, что она выдавала себя за Айз Седай. Постарайся ее выручить. Скажи, что я при первой возможности помогу ей вернуться к Хранительницам Мудрости. Думаю, она с удовольствием поедет с тобой, хотя... может, и нет, сам ведь знаешь, какая она упрямая. Но главное - Илэйн. Покуда не доставишь ее в Кэймлин, глаз с нее не спускай. - Обещаю, - пробормотал вконец сбитый с толку Мэт. Как, во имя Света, Эгвейн может оказаться на берегах Элдар? Мэт точно знал, что, когда он покидал Мироун, она находилась в Кайриэне. Разве что и она выучилась Рандову фокусу с проходами. Коли так, ей ничего не стоит когда угодно оказаться в любом месте. Или, к примеру, открыть проход прямо из Салидара в Кэймлин. Для него и всего отряда. - Не беспокойся насчет Эгвейн. Постараюсь избавить ее от неприятностей, несмотря на все ее упрямство. Уж ему-то не привыкать таскать для других каштаны из огня без всякой надежды на благодарность. Но это ж надо - Боде вздумала сделаться Айз Седай! Кровь и кровавый пепел! - Хорошо. - Ранд кивнул, не отводя глаз от карты. Точнее, он их все-таки отвел, но лишь на мгновение. Мэту показалось, будто он хотел сказать что-то Авиенде, но передумал и резко от нее отвернулся. - Вместе с Илэйн должен быть и Том Меррилин. - Ранд достал из кармана сложенное и запечатанное письмо. - Передай ему вот это. Сунув письмо в руку Мэту, он поспешно вышел из палатки. Авиенда двинулась было следом и открыла рот, но тут же сжала зубы, зажмурилась и вцепилась в подол. Так вот откуда ветер дует, сообразил Мэт. Стало быть, и она хочет поговорить с Илэйн. И как только Ранда угораздило угодить в такой переплет? Ведь кто-кто, а он всегда умел обходиться с женщинами. Ранд и Перрин. Впрочем, это не его, Мэта, забота. Он рассеянно повертел в руке письмо. Имя Тома было выведено женской рукой, а печать - раскидистое, увенчанное короной дерево - ничего Мэту не говорила. Чудно, с чего бы это знатной даме писать старому менестрелю? Однако и это не его забота. Бросив письмо на стол, он взялся за трубку и кисет. - Олвер, - распорядился Мэт, набивая трубку табаком, - позови сюда Талманеса, Налесина и Дайрида. - Да, Мэт, - отозвался из-за входного клапана мальчонка и припустил бегом. Авиенда подняла на Мэта глаза, но он заговорил первым: - Давай условимся: пока ты путешествуешь с отрядом, ты находишься под моим командованием. Мне неприятности не нужны, так что будь любезна их не устраивать. А вздумаешь устроить, подумал он, я доставлю тебя к Илэйн привязанной к вьючному седлу, пусть для этого потребуются усилия десятка солдат. Авиенда хмыкнула: - Я умею подчиняться... военный вождь. Но и ты запомни: айильские женщины не такие, как у вас в мокрых землях. Тот, кто вздумает силком усадить женщину на лошадь, запросто может получить нож между ребер. Мэт чуть не выронил трубку. Айз Седай не умели читать мысли, иначе его шкура давным-давно украшала бы Башню, но может быть, айильские Хранительницы Мудрости... Нет, конечно же, нет. Тут просто какая-то женская хитрость. Он наверняка мог бы сообразить, что к чему, стоит только пораскинуть мозгами. Но не больно ему это нужно. Прокашлявшись, он сунул в зубы незажженную трубку и принялся разглядывать карту. По всей видимости, отряд мог бы добраться с той поляны до Салидара за день, но Мэт не собирался спешить. Два дня, а то и три. Пусть Айз Седай узнают о его приближении, не следует пугать их сверх меры. Одному Свету ведомо, на что способны испуганные Айз Седай. Даже при наличии серебряного медальона Мэту не хотелось иметь дела с испуганными Айз Седай. Мэт почувствовал на затылке взгляд Авиенды и услышал скрежещущий звук - усевшись в уголке, она принялась править свой нож на точильном камне. Вошли Налесин, Талманес и Дайрид. - Значит, так, - с ходу заявил им Мэт. - Мы собираемся малость пощекотать Айз Седай, выручить из беды одну упрямицу, а другую зазнайку усадить на Львиный Трон. Ах да, это Авиенда. Ежели кто не так на нее взглянет, она, чего доброго, перережет ему горло ножом. А может, по ошибке, перережет свое. Авиенда расхохоталась - видать, шутка Мэта пришлась ей по нраву. Но точить нож она не перестала. Какое-то время Эгвейн не могла понять, почему боль перестала усиливаться. Затем, пошатываясь и сотрясаясь от рыданий, она поднялась на ноги. Слезы струились по ее лицу, бедра и ягодицы горели. Обнаженная, то и дело всхлипывая, стояла она посреди палатки под взглядами попивавших чай женщин. Стоять было тяжело; и Эгвейн не знала, долго ли она проплакала. Сорилея, Эмис и Бэйр холодно смотрели на нее, да и не они одни, хотя большинство, сидя или лежа на подушках, переговаривались друг с другом. Благодарение Свету, все присутствующие, включая разносившую чай стройную гай'шайн, были женщинами - Хранительницами Мудрости и ученицами, которым она лгала, выдавая себя за Айз Седай. К ее признанию они отнеслись по-разному. Худощавая желтоволосая Косайн из Станового Хребта, из Миагома, угрюмо заявила, что Эгвейн не имеет к ней тох. То же самое сказала и Эстейр, хотя обе решили остаться попить чаю. А вот Аэрон, похоже, готова была разорвать ее на части, да и Суранда... Сквозь туманившие глаза слезы Эгвейн взглянула на разговаривавшую с Хранительницами Мудрости Суранду. Та оказалась совершенно безжалостной, правда, и многие другие от нее не отставали. Кожаный, в ладонь шириной ремень, найденный Эгвейн в одном из сундуков, был упругим и хлестким, а руки у этих женщин крепкими. И каждая отвесила Эгвейн не меньше полудюжины ударов. Такого стыда Эгвейн не испытывала никогда в жизни. И дело было не только в том, что она стояла перед ними голая и рыдала, словно ребенок. И даже не в том, что они, когда не лупили сами, наблюдали за поркой. Больше всего Эгвейн стыдилась собственной слабости - даже айильская девчонка оказалась бы куда более стойкой. Впрочем, вряд ли бы какой девчушке пришлось испытать такой позор, но все же... - Все? Неужели этот дрожащий, запинающийся голос принадлежит ей? Как, наверное, смеялись бы эти женщины, узнай они, с каким трудом удалось Эгвейн собрать остатки самообладания. - Только ты сама знаешь цену своей чести, - бесстрастно ответила Эмис, державшая ремень за широкую пряжку. Беседовавшие притихли. У Эгвейн перехватило дыхание. Так значит, достаточно ей сказать, что все кончено, и все будет кончено? Она могла покончить с этим, получив по одному удару. Она могла... Морщась от боли, Эгвейн опустилась на колени, а потом растянулась на коврах. На сей раз она не станет плакать, не станет дергаться и хныкать, ни за что не станет. Подняв голову, Эгвейн сморгнула слезы и спросила: - Чего вы ждете? - Голос ее еще дрожал, но в нем чувствовалась и нотка гнева. Пожалуй, не только нотка. Как они могут в довершение ко всему еще и заставлять ее ждать? - Делайте свое дело, да поскорее. Может, вы забыли, что сегодня мне предстоит отправиться в путь? Эмис бросила ремень на ковер: - Эта женщина не имеет тох ко мне. - Эта женщина не имеет тох ко мне, - прозвучал голос Бэйр. - Эта женщина не имеет тох ко мне, - промолвила Сорилея и, склонившись над Эгвейн, убрала с лица девушки влажные волосы. - Я всегда знала, что у тебя айильское сердце. Ты исполнила свой тох. А теперь вставай, девочка, пока мы не подумали, что ты хвастаешься. Хранительницы помогли Эгвейн подняться, утерли ее слезы и вручили носовой платок, чтобы она могла высморкаться. Другие женщины по очереди подходили к ней - каждая объявляла, что Эгвейн не имеет к ним тох, после чего следовали объятия и улыбки. Эти улыбки поразили Эгвейн больше всего - Суранда, так та просто лучилась. Правда, уже в следующее мгновение она поняла, в чем дело. Будучи исполненным, тох переставал существовать, а вместе с тох исчезала и породившая его причина. Исчезала напрочь, будто ее и не было. Наверное, помогло и то, как повела она себя под конец. Может, поначалу она и не проявила должной твердости духа, но в конце концов все исправила. И насчет айильского сердца Сорилея не ошиблась. Частица ее сердца останется айильской навсегда. Постепенно Хранительницы Мудрости и ученицы разошлись. По обычаю, им следовало остаться с Эгвейн подольше, но у девушки просто-напросто не было времени. В конечном итоге с ней остались лишь Сорилея и обе ходящие по снам. К тому времени объятия и улыбки уже иссушили слезы Эгвейн, но губы ее по-прежнему подрагивали. Ей снова хотелось плакать, но уже по другой причине. - Я буду скучать по вам. - Глупости, - фыркнула Сорилея. - Пусть даже они скажут, что тебе йе бывать Айз Седай, невелика беда. Вернешься к нам и станешь моей ученицей. С твоими-то способностями ты уже годика через три-четыре заполучишь целую крепость. Я, признаюсь, даже мужа для тебя присмотрела. Это Тарик, младший правнук моей правнучки Амарин. Думаю, со временем он станет вождем клана, так что я, на твоем месте, присмотрела бы сестру-жену заранее. Ему ведь потребуется и хозяйка крова. - Спасибо, - рассмеялась Эгвейн. Похоже, если салидарские сестры отошлют ее прочь, ей есть куда податься. - А мы с Эмис будем встречаться с тобой в Тел'аран'риоде, - сказала Бэйр, - и рассказывать обо всем, что произойдет здесь. И о Ранде ал'Торе тоже. Нынче тебе предстоит идти в Мир Снов своим путем, но потом, если захочешь, я продолжу тебя учить. - Еще как хочу! - воскликнула Эгвейн, подумав, что это будет возможно, лишь если Айз Седай хотя бы подпустят ее к Тел'аран'риоду. Впрочем, нет, не пустить ее в Мир Снов им не удастся. Они много чего могут, но только не это. - Пожалуйста, - попросила она, - приглядывайте за Рандом и этими Айз Седай. Не знаю, что за игру он затеял, но нутром чую: она опаснее, чем ему кажется. Эмис об учении говорить не стала - видимо, даже исполнение тох не заставило ходящую по снам забыть, что Эгвейн нарушила ее указания. Она лишь промолвила: - Думаю, Руарк пожалеет о том, что его здесь не было. Он отправился на север, присмотреть за Шайдо. Но не бойся, при первой же встрече он предоставит тебе возможность исполнить тох и по отношению к нему. Эгвейн чуть не ахнула и поспешно прикрыла лицо платком. Ну конечно, она и думать забыла о Руарке. Но ведь, наверное, не обязательно исполнять свой тох к нему именно таким способом. Может, сердце у Эгвейн и было айильским, но сейчас она судорожно пыталась придумать какую-нибудь другую возможность. Наверняка такая найдется, а как же иначе. К тому же до ближайшей встречи с Руарком у нее, скорее всего, уйма времени. - Я буду очень признательна, - промолвила Эгвейн слабым голосом, припомнив, что не ответила еще перед Мелэйн. И перед Авиендой. О Свет, а она-то думала, что с этим покончено. Но ведь должен, должен существовать другой способ! Бэйр открыла рот, но ее перебила Сорилея: - Надобно дать девочке одеться. Ей ведь еще собираться в дорогу. Бэйр осеклась, Эмис поджала губы. Видать, ни той ни другой задуманное Эгвейн не нравилось. Более чем не нравилось. Возможно, они предпочли бы остаться и попытаться отговорить ее, но Сорилея забормотала себе под нос что-то насчет дурех, пытающихся помешать женщине делать то, что она считает нужным. Младшие Хранительницы - Бэйр было лет семьдесят, если не восемьдесят, но в сравнении с Сорилеей и она могла считаться молодой, - обняли на прощание Эгвейн и удалились со словами: - Да обретешь ты всегда прохладу и воду. Сорилея чуть задержалась. - Ты все-таки подумай о Тарике. Я бы на твоем месте пригласила его в парильню да пригляделась как следует. Ну да ладно, нынче тебе не до того. Главное, помни: мы всегда пугаемся больше, чем нам бы хотелось, но зачастую оказываемся смелее, чем ожидали. Прислушивайся к своему сердцу, и никакие Айз Седай ничего не смогут с тобой поделать. Оставаться собой - вот в чем все дело. Они не так уж могущественны, как мы думали раньше. Да обретешь ты всегда прохладу и воду, Эгвейн. Прислушивайся к своему сердцу. Оставшись одна, Эгвейн некоторое время стояла, молча уставясь в пространство. Прислушиваться к сердцу? Ну что ж, может, у нее и впрямь больше храбрости, чем думалось ей самой. Она исполнила все, что от нее требовалось, и айильцы признали ее своей. Но, хотя Айз Седай в некоторых отношениях отличаются от Хранительниц Мудрости, в суровости они им никак не уступают. И когда им станет известно, что она выдавала себя за Айз Седай, снисхождения ждать не придется. Если они еще не узнали. Трудно придумать другое объяснение столь срочному вызову. Но, в конце концов, у айильцев не принято признавать себя побежденным до начала сражения. А коли сдаваться без боя я не собираюсь, с усмешкой сказала себе Эгвейн, стоит ввязаться в драку. ГЛАВА 34. Путь в Салидар Эгвейн умыла лицо. Дважды. Затем она отыскала свои седельные сумы и принялась складывать вещи. Все вроде бы мелочи: гребешки, зеркальца, шкатулочка для рукоделия - резная, позолоченная коробочка, наверняка принадлежавшая прежде какой-нибудь леди, кусочек мыла с ароматом розы, чистые чулки, сорочки, носовые платки и... В конце концов вместительные сумы оказались забитыми так, что ей с трудом удалось их закрыть. Несколько платьев, плащей и айильскую шаль пришлось сложить в отдельный узел и аккуратно перевязать его веревкой. Лишь после этого Эгвейн огляделась по сторонам: не забыла ли чего? Все здесь принадлежало ей - и ковры, и подушки, и чудесный умывальник, и прекрасные резные сундуки. Саму палатку, и ту ей подарили. Жаль, что с собой всего этого не увезешь. Поймав себя на мысли о сундуках, Эгвейн решила, ч