Кит Лаумер. Назначение в никуда ----------------------------------------------------------------------- Keith Laumer. Assignment in Nowhere (1968) ("The Imperium" #3). Пер. - Н.Хохлова. Н.Новгород, "Флокс", 1994. Spellcheck by HarryFan ----------------------------------------------------------------------- ПРОЛОГ Ранним утром он сидел верхом на крупном боевом коне, оглядывая поле, тянущееся до затуманенных высот, где ждали враги. Кольчужный шарф и доспехи отягощали его, была при нем и другая тяжесть, внутренняя: чувство чего-то невыполненного, какого-то забытого долга, будто он предал что-то дорогое. - Туман рассеивается, милорд, - заговорил Трумпингтон откуда-то сбоку. - Будете атаковать? Он посмотрел на солнце, подумал о зеленых долинах родины; в нем росло чувство, что здесь, на залитых туманом полях его ждет смерть. - Нет, я не буду обнажать Балиньор, - высказался он наконец. - Милорд, с вами все в порядке? - в голосе юного сквайра звучала озабоченность. Он коротко кивнул, затем повернулся и отъехал назад, мимо шеренг своих молчаливых латников, вглядывающихся в даль. 1 Из-за стойки Молли музыкальный автомат разбивал свое сердце о неверную женщину, но слушать его было некому, кроме нескольких отказников, восседавших на круглых сиденьях под желтым багамским солнцем, лелеющих пиво и ловящих бриз, тянувший с залива. Было около девяти вечера, и дневная жара ушла с пляжа; шорох волны, набегавшей на песок, звучал одиноко и отдаленно, как воспоминание старого человека. Я примостился у стойки; Молли поставила передо мной бутыль вина с нетронутым еще сургучом. - Джонни, сегодня это снова произошло, - сказала она. - Я обнаружила деревянное блюдо, которое, клянусь, расколола месяц назад, прямо здесь, в раковине, и без единого отколотого кусочка. И запас виски там иной - такого я никогда не заказывала, никакого признака "Красной марки", а тебе уж известно, как соблюдаю свой ассортимент. А три кочана капусты, вчера еще свежие, сгнили в холодильнике! - Так - твой последний заказ перепутали и овощи были не такими свежими, как казалось, - ответил я. - А поганки в углах? - спросила она. - Скажешь, это тоже естественно? Ты лучше разберись в этом, Джон Кэрлон! И вот еще что. - Она достала из-за стойки тяжелый хрустальный кубок емкостью почти в кварту с округлым дном на короткой ножке. - Это стоит денег. Как это оказалось здесь? - Импульсивная покупка, - предположил я. - Не дурачь меня, Джонни. Здесь что-то происходит, что-то, что задевает меня! Похоже, мир сдвигается прямо под моими ногами! И не только здесь! Я имею в виду все вокруг - мелочи, такие, как перемещения деревьев, журналы, которые я начинала читать, а возвращаюсь к ним и не нахожу ни одного похожего рассказа в номере! Я погладил ее по руке, она сжала мои пальцы. - Джонни, скажи мне, что происходит? Что делать? Я еще не потеряла рассудок, не так ли? - Все хорошо, Молли. Стекло, возможно, оказалось подарком какого-нибудь тайного обожателя. И каждый из нас время от времени теряет вещи или запоминает их чуть-чуть иначе, чем они есть на самом деле. Ты, вероятно, найдешь свой рассказ в другом журнале. Просто перепутала. - Я старался, чтобы это прозвучало убедительно, но трудно убедить в том, в чем сам не уверен. - Джонни, а как насчет тебя? - Молли еще держала меня за руку - Ты еще не говорил с ними? - С кем? - осведомился я. Она одарила меня горячим взглядом пары глаз, которые, вероятно, долго служили для разбивания сердец, пока солнце Ки Уэст не выбелило в них все краски. - Не притворяйся, будто не знаешь, что я имею в виду! Сегодня еще один тип спрашивал тебя - новый, я раньше его никогда не видела. - О, с ними! Нет, у меня не было времени... - Джонни! Как ты думаешь? Ты не стряхнешь так просто этих парней. Они расплющат тебя так тонко, что ты будешь скользить по линолеуму, ни с чем не сталкиваясь. - Не беспокойся обо мне, Молли... - Ты опять усмехаешься! Джонни Кэрлон, шесть футов три дюйма костей и мускулов, парнище с бронированной спиной! Слушай, Джонни! То, что имеет в виду этот Джекези, значит только одно - особенно с тех пор, как у него появилась эта проволока на подбородке. Он прихлопнет тебя, отбивную из тебя сделает, - она примолкла. - Но я догадываюсь, что ты все это знаешь. Значит, все, что я тебе говорю, на тебя не действует. - Она повернулась и взяла с задней стойки бутыль "Реми Мартэн". - Говоришь, это стекло. Тогда используем его по назначению. Молли плеснула в кубок бренди, и я поднял его, разглядывая мерцание янтарного света внутри. Сидя на троне, я вглядывался в узкое лицо вероломца, которого любил так сильно, и заметил, как надежда возвращалась в эти хитрые глаза. - Мой милостивый государь, - начал он, подползая ко мне на коленях, волоча свои цепи. - Не знаю, Почему я был так обманут, что предпринял такое оскорбительное безрассудство. Что-то вроде приступа безумия, ничего не значащего. - Ты же три раза домогался моего трона и короны, - выкрикнул я не только для его ушей, но и для всех, кто мог выступить против того, что, как я знал должно было сегодня произойти. - Три раза я прощал тебя, вновь окружал заботой, превозносил перед верными мне людьми. - Небесная благодать нисходила на Твое Величество за великое твое милосердие, - журчал бойкий голос, но даже в этот момент я видел ненависть в его глазах. - На этот раз клянусь... - Не клянись, ты, так часто дававший ложные клятвы! - приказал я ему. - Лучше подумай о душе, не порочь ее больше в свои последние часы! И наконец глубоко внизу я заметил страх, выплывающий из-под ненависти и всего, что еще сохраняло саму страсть к жизни. И я знал, что это жизнелюбие обречено. - Спасибо, брат, - вздохнул он и, как к богу, поднял ко мне скованные руки. - Спасибо, независимо от памяти о прошедших радостях, которую мы разделяем с тобой! Спасибо, во имя любви нашей матушки, леди Элеоноры, святой... - Не погань имя той, что любила тебя! - заорал я, ожесточив свое сердце воспоминанием о ее лице, бледном в отблеске приближающейся смерти, заставляющем меня поклясться вечно защищать и покровительствовать тому, кто теперь коленопреклоненным стоял передо мной... Он рыдал, когда его оттаскивали, рыдал и клялся в своей истинной любви и преданности мне. А позже, в своих покоях, рыдал я, вновь и вновь слыша глухой удар топора палача. Мне говорили, что под конец он обрел мужество и шел к плахе с высоко поднятой головой, как приличествует сыну королей. И своими последними словами он меня - простил. Ох, он простил меня... Какой-то голос звал меня по имени. Я моргнул и увидел лицо Молли как бы сквозь дымку. - Джонни, что это? Я тряхнул головой, и галлюцинация исчезла. - Не знаю, - сказал я. - Может быть, недосып. - Твое лицо, - выговорила она. - Когда ты взял в руки бокал и поднял его вверх, как сейчас, ты выглядел - как чужестранец... - Возможно, это напомнило мне кое о чем. - Это тебя тоже достало, не так ли? Джонни? - Может быть. - Я одним глотком проглотил бренди. - Самое лучшее для тебя - уйти, - мягко сказала она. - Ты знаешь это. - А если они не... Нельзя иметь все, - заметил я. Она посмотрела на меня и вздохнула. - Мне все время казалось, что ты должен идти по жизни своим путем, Джонни. Я почувствовал, что ее глаза следили за мной, пока я выходил сквозь застекленную дверь на холодный вечерний воздух. Над заливом клубился тяжелый туман, сквозь который большие ртутные лампы внизу освещали пирс, как мост в никуда. На конце его в тумане плавала моя лодка. Легкоуправляемая, сорокафутовая, она была почти выкуплена. Суденышко низко сидело в воде при полной загрузке своих четырехсотгаллонных баков. Пара 480-Супермарин-Крайслеров под ее транцем была старой, но в наилучшем состоянии - я собственноручно перебрал их. Они всегда привозили меня туда, куда бы я ни направлялся, и обратно. Я прошел мимо моторного сарая, когда двое мужчин выделились из тени и вышли, преграждая мне дорогу. Одного из них, крупного экс-боксера, звали Джекези, другой был мелкой пташкой с лисьим лицом в костюме автогонщика. Он щелчком отбросил сигарету, пригвоздил ее носком ботинка и поддернул рукава жестом карточного шулера, готовящегося к быстрой сдаче. - Это мистер Рината, Кэрлон, - сказал Джекези. Кто-то когда-то попал ему в глотку, и с тех пор его голосом был хриплый шепот - Он приехал из Палм-Бич специально, поговорить с тобой. - Приятно видеть вас, мистер Кэрлон, - человек с лисьим лицом вынул длинную узкую руку, похожую на обезьянью. - Я говорил вам, чтобы вы не толклись вокруг моей лодки? - Не упрямься, Кэрлон, - сказал Джекези. - Господин Рината большой человек и проделал долгий путь... - Организация Защиты Рыбаков - важная организация, приятель, - заговорил Рината. - Человек может избавить себя от кучи неприятностей, замолчав. - А какие неприятности могут меня ожидать? Он кивнул, как будто я сказал что-то разумное. - Скажу вам вот что, Кэрлон, - заявил он. - Чтобы доказать нашу добрую волю, мы отменим три сотни вступительного взноса. - Просто убирайтесь с моей дороги, - сказал я и попытался пройти мимо них. - Подожди минутку, старик, - прорычал Джекези. - Морды вроде твоей с мистером Рината так не разговаривают. - Легче, Джекези, - мягко сказал Рината. - Мистер Кэрлон слишком разумен, чтобы лезть на рожон. Я уловил направление, в котором он мельком бросил взгляд, и увидел машину, разгружавшуюся посреди улицы. Два человека склонились у переднего крыла, согнув руки. - Со временем вы двинетесь с места, Кэрлон, - сказал Рината, показывая мне несколько зубов, которые нуждались в обработке. - Парни, что ходят сами по себе, не имеют шансов в наши дни. Слишком острая конкуренция. - Он взял несколько бумаг из внутреннего кармана и вручил мне. - Подпиши их, дружище. Это самое умное, что ты сможешь сделать. Я взял бумаги, порвал пополам и выбросил. - Еще что-нибудь, или вы, наконец, смотаетесь? - спросил я. - Его лицо стало отвратительным, но он вытянул руку, чтобы удержать Джекези сзади. - Это очень плохо, Кэрлон. Слишком плохо. Рината вынул свой платочек из наружного кармана, взмахнул им. Я быстро отступил мимо него и левым боковым достал Джекези прежде, чем его рука получила время окончить свой разворот от бедра. Дубинка вылетела, Джекези сделал пару шагов назад, сохраняя равновесие, и шумно перевалился через боковой парапет. Я сгреб Ринату, и выдавил из его одежды маленький автомат. Он нагнулся за оружием и вошел в соприкосновение с носком моего ботинка. Он шлепнулся на спину, выплевывая кровь и мяукая, как мокрый котенок. Двое из группы поддержки, сзади, перешли на бег. Я схватил оружие и попросил Ринату дать им отбой, но сверкнул выстрел, кашлянул глушитель, и пуля прорезала воздух у моего правого уха. Я дважды выстрелил с бедра. Человек затормозил и упал: другой шлепнулся с доски. Я схватил Ринату за воротник и потащил его, поднимая на ноги. - Чуть ближе - и ты мертв, - заявил я. Он пнул меня и попытался укусить мою руку, но тут же проорал приказ. - Вшивый фраер уделал Джимми, - вернулось эхо. Рината заорал снова, и один из охранников медленно поднимаясь на ноги. - Джимми тоже, - сказал я. Рината произнес слово. Человек, стоявший на ногах, попытался поднять партнера, не смог этого сделать, приладился и, ухватив пару пригоршней пиджака, потащил его. Через минуту-другую я услышал, как завелась машина и стремительно исчезла в тумане. - О'кей, дай-ка мне вздохнуть, - сказал Рината. - Конечно, - сказал я, отталкивая его, и сильно ударил в желудок; когда тот согнулся, солидно добавил по позвоночнику. Оставив его на настиле пирса, я вышел и поднялся. Я использовал свой старый нож, чтобы перерезать пеньковый канат лодки, и через две минуты ее нос был нацелен на канал в направлении глубокой воды. Я наблюдал, как огни залива скользили в тумане, который скрывал заразу и нищету, оставляя все-таки магию ночной гавани. И запах разложения; его ничем было не перекрыть. Я шел на запад часов пять, затем выключил двигатель и сел на палубу, наблюдая за звездами почти час, прислушиваясь к звукам моторов, но за мной никто не охотился. Я опустил якорь и лег, завернувшись в одеяло. Низко над водой стоял туман, когда перед рассветом я развернулся. Мои плечи болели, и это вместе с ощущением липкого влажного тумана на моем лице на минуту почти напомнило мне что-то: отблески света на стали и трепетавший на ветру вымпел; ощущение огромного коня подо мной, что было довольно странно, поскольку я ни разу в своей жизни не садился на лошадь. Лодка мертво покоилась на неподвижном, плоском море, и даже сквозь туман солнце уже отдавало ему какое-то тепло. Казалось, это будет еще один из тех длинных голубых дней в заливе, когда море и небо пусты вплоть до далекого горизонта. Отсюда Джекези и его босс Рината казались чем-то, выпадающим из остальной жизни. Я подошел к камбузу поджарить себе яичницу с ветчиной, но заметил забавную вещь: крохотные кусочки грибообразного вещества, растущие на махогоновой обшивке и медном поручне. Я скинул их за борт и провел полчаса со шваброй и за полировкой медных деталей, слушая огромную, как мир, тишину. Под конец я поднял люк и осмотрел моторы сверху донизу, завернув крышки сальников на оборот-другой. Когда я поднялся на палубу, там у поручня левого борта стоял человек, глядевший на меня сквозь прицел автомата. Он был одет в узкий белый китель с мелким завитком золотого шнура у обшлага. Его лицо было худым, жестоким, незагорелым; городской человек. Эта штука в его руках не была похожа ни на одно из тех ружей, что я видел когда-либо, но вид у нее был функциональный, а рука, направленная на мое лицо, была настолько спокойна, насколько это было необходимо. Я поглядел на него, оглядел всю свою посудину - никакой другой лодки в поле зрения не было, и даже резинового плотика. - Спокойно, - сказал я. - Как вы с ним управляетесь? - Это неврат, нерв-автомат, - сказал он деловым тоном. - Это неописуемо болезненно. Выполняйте то, что я скажу, в точности, и я не буду вынужден использовать его. Он направил меня назад к люку. У него был странный акцент - британский, но не совсем. Я отодвинулся на шаг-другой; он последовал за мной, сохраняя постоянную дистанцию. - Слева от водяного трубопровода расположен вентиль топливного насоса, - сказал он тем тоном, каким вы могли попросить передать вам сахар. - Откройте его. Я подумал, что тут можно было бы возразить, но я боялся, что мне ответит оружие. Я залез вниз, нашел вентиль и открыл его; дизельное топливо хлынуло наружу, издавая мягкий плещущий звук, ударяясь о воду с левого борта. Триста галлонов номера второго маслянистым пятном расплывались по поверхности ровной воды. - Откройте вентиль носовой цистерны, - сказал человек с оружием. Он шел за мной, пока я поднимал крышку люка, наблюдал, как я открываю вентиль. Зеленая вода вскипела, падая внутрь. Затем мы прошли на корму и открыли там еще один вентиль. Вода бурлила, со звуком врываясь внутрь, я мог видеть через открытый люк моторного отделения, как она поднималась, затопляя большие блоки цилиндров, всякие щепки и другой мусор вращались на ее темной поверхности. За две минуты вода дошла до кромки, слегка накреняя лодку к левому борту. - Несколько громоздкий способ склонить к самоубийству, - сказал я. - Почему просто не заставить шагнуть за борт? - Закройте кормовой вентиль, - приказал он, кивая в сторону кокпита, как холодный и спокойный техник, выполняющий свою работу. Я гадал, что это может быть за работа, но быстро прошел на корму и закрыл вентиль. Затем носовой. После этого лодка глубоко осела, и ее планшир лишь дюймов на шесть выступил над водой. В воздухе стоял густой запах нефти. - Если поднимется ветер, нас захлестнет, - сказал я. - И без топлива, значит, без насосов... - Ложитесь на палубу, - прервал он меня. Я покачал головой. - Я приму это стоя. - Как хотите. Он опустил дуло, я напрягся и бросил на него свой вес в последней попытке. Оружие издало острый шум, во мне вспыхнул жидкий огонь, разрывая мою плоть на куски. ...Я лежал лицом в палубу, дрожа, как свежеампутированная нога. Подобрав под себя колени, поднялся на нога. Человек в белой форме исчез. В лодке я был один. Я обошел ее от носа до транца. Я не думал, что найду его спрятавшимся в продуктовом ящике. Просто на ходу я пытался понять, что случилось. Закончив обход, я прислонился к стенке каюты, чтобы прошел приступ болезненной тошноты. - Точка, которую я выбрал, чтобы выехать на ночные часы, была в шестидесяти милях южнее Ки Уэст, в сорока милях севернее Кастильо дель Морро. Я буду на плаву, пока не задует ветер, достаточный, чтобы поднять волны. Еды и воды у меня было на два дня - может быть, на три, если я растяну ее. Налетчик успел сломать мое радио, я проверил и обнаружил, что отсутствует одна лампа. Запасной не было. Это значило, что у меня единственный шанс - оставаться на плаву, пока случайно кто-нибудь не пройдет мимо и не сможет взять меня на борт. Это значило потерять лодку - но можно было считать, что она уже потеряна. Я мало что мог сделать, чтобы спасти ее: ручная помпа была в трюме под двумя футами воды. Я провел час, выуживая ее на палубу, и другой - работая вручную, пока она не сломалась. Я смог понизить уровень воды на восьмую часть дюйма - или это была игра света. Некоторое время я вычерпывал воду ведром для питья большей частью себе на голову; по шесть ведер в минуту, считая по три галлона на ведро, за сколько времени я перенесу десять тысяч галлонов за борт? Слишком долго - был ответ, к которому я пришел. К полудню ветер поднял волнение, и осадка увеличилась почти на дюйм. Я выловил банку консервированной ветчины и бутыль пива из воды, окатывающей камбуз, сел на теневой стороне кокпита и стал наблюдать, как бледные облака громоздятся далеко над водой, думая, как хорошо сидеть в холодном полумраке бара Молли, рассказывая ей о таинственном человеке в щегольском белом костюме, который целился в меня из чего-то, что он называл нерв-автоматом, и приказывал мне выпустить горючее и затопить катер, а потом скрывшемся, пока я валялся лицом вниз... Я поднялся и пошел оглядеть место, где он должен был находиться. Там не осталось ничего, что подтвердило бы, что это не было иллюзией. Он ходил, пока я мотался взад-вперед, но это тоже не оставило следа. Выходит, я открыл кингстоны и затопил свою лодку. Правда, была еще исчезнувшая радиолампа, но ее мог убрать я сам, сделав это в каком-то приступе беспамятства. Может быть, горючее тропическое солнце вконец испекло мои мозги, и выстрел из нерв-автомата, дававший о себе знать при каждом движении, мог привидеться, когда я потерял ощущение реальности. Но я просто пытался обмануть себя. Я помнил жесткое, умное лицо, сверкающий свет в стволе ружья, неуместно незапятнанную белизну, с блестящими знаками различия на отворотах и с буквами по голубой эмали на них. Я поднял свое ведро и вернулся к работе. Бриз рванул на закате, и за десять минут в лодку налилось воды больше, чем я вычерпал за десять часов. Она переливалась с борта на борт, как брюхатая морская корова. Какое-то время ночью она еще будет плюхать, какое-то время я еще буду плыть, а затем... Никакого будущего на этом направлении мыслей не было. Я вытянулся на спине на палубе, закрыл глаза, слушая поскрипывание деревянного настила, пока лодка двигалась в воде со всем своим непомерным грузом... - и проснулся, еще прислушиваясь, но сейчас уже к новому звуку. Стояла полная тьма, без луны. Я соскользнул на палубу, и солидная волна перевалила через планшир, вымочив меня до колен. Я слышал звук: он шел спереди - глухое звяканье! - похоже, что нечто тяжелое вынесено на опалубку. Я потянулся внутрь кокпита и вытащил большую шестиэлементную вспышку, прикрепил ее рядом с бортовым журналом и включил. Стало светло. Голос из темноты сказал: - Кэрлон, уберите этот свет! Я прижался к надстройке, свет упал на поручень трапа, в нем торчал нож. Я поднял фонарь, и в его свете оказалось лицо. Это был не тот человек, что пробовал на мне свое оружие. Этот был высок, седовлас, в аккуратном сером комбинезоне. В руках у него ничего не было. - Вырубите свет, - сказал он. - Быстро! Это важно! Я выключил вспышку, но видеть его мог. - Нет времени объяснить, - сказал он. - Вы должны покинуть судно. - Я предполагаю, вы принесли с собой лодку? - Вода переливалась через борт, и лодка дрожала подо мной. - Кое-что получше, - ответил он, - но мы должны сделать это быстро. Пойдемте вперед. Я не ответил, потому что был на полпути к нему и пытался различить его силуэт на фоне неба, но он был того же цвета. - Она быстро погружается, - сказал он. - Мой прыжок не изменил этого. - Ее водяные и бензиновые цистерны пусты, - сказал я, - и она, может быть, еще выплывет. Я выиграл еще один ярд. - У нас нет времени для выяснения. Осталось лишь несколько секунд. Он стоял на носовом люке, полуобернувшись налево и вглядываясь в темноту, как будто там было нечто, интересующее его, что он не хотел пропустить. Я проследил за его взглядом, что он не хотел пропустить. Я проследил за его взглядом и увидел это. Это была платформа около десяти футов в ширину с поручнями вокруг, которые отражали слабые огни из того, что казалось светящимся блюдцем, укрепленным в центре мачты. Они плыли в ста ярдах от нас, дрейфуя над водой. На платформе находились двое, оба в белых формах. Один из них был тот, кто потопил мою лодку, а другой - маленький человек с большими ушами, лица которого я не мог видеть. - Что за спешка? - спросил я. - Я вижу человека, с которым мне надо потолковать. - Заставить вас я не могу, - сказал человек в сером, - но могу только сказать, что на этот раз все козыри у них. Я предлагаю вам шанс при новой сдаче. Взгляните! - Он показал большим пальцем за плечо. Я сперва не видел ничего, а потом увидел прямоугольник шести футов в высоту и двух в ширину, как открытая дверь в комнату, где горела тусклая свеча. - Не могу позволить себе быть схваченным, - сказал человек в сером. - Следуйте за мной, если решите поверить мне. - Он повернулся, вошел в эту призрачную дверь, висящую в воздухе, и исчез. Платформа теперь быстро приближалась; тощий стоял у переднего края с нерв-автоматом в руках. - Дайте мне десять секунд, - сказал я в дырку в воздухе. Я вернулся вдоль рубки, у кокпита опустился по бедра в воду и ощупал все вокруг себя в мертвенном свете нактоуза. Найдя кожаный ремень и ножны, нацепил их на себя, а когда выныривал, почувствовал, что лодка начала двигаться. Белая вода вспенилась вокруг меня, почти оторвав от поручня. Светящаяся дверь была еще здесь, вися в воздухе в шести футах от меня. Я подпрыгнул, ибо лодка скользнула вниз. Когда я пересекал линию света, было ощущение иголок, воткнувшихся в кожу; затем мои ноги ударились об пол, и я оказался в самой странной комнате из всего, что когда-либо видел. 2 Комнату примерно футов восемь на двенадцать образовывали слегка изогнутые, крашеные в белое стены с рядами экранов, циферблатов, шкал инструментов и с большим количеством приборов и рычагов, чем в рубке P2V ВМС. Человек в сером сидел в одном из двух стоящих рядом кресел перед цветной световой стрелкой. Он сверкнул в мою сторону быстрым взглядом, в то же самое время ударив по кнопке. Возник мягкий гудящий звук, появилось неясное чувство движения в какой-то среде, иной, чем пространство. - Закрыто, но я не думаю, что они видели нас, - произнес он напряженно. - По крайней мере, на нас нет tac-лучей. Но уходить мы должны быстро, прежде чем он установит в полном масштабе образ сканирования. Он смотрел на маленький, светящийся зеленым экран размером с летную модель радароскопа, одновременно двигая рычагами. Сканирующая линия пробегала по экрану сверху вниз, делая около двух циклов в секунду. Я никогда не видел ничего подобного. Но ничего подобного я никогда не видел и из того, что пришлось увидеть за предыдущие несколько минут. - Кто они? - спросил я. - Что они такое? Он окинул меня с ног до головы быстрым взглядом. - На данный момент достаточно сказать, что они представляют кого-то, кто вас невзлюбил. Он щелкнул переключателем, и свет полностью потускнел. На большом экране в шесть квадратных футов величиной с резким щелчком изображение приобрело фокус. Это была та платформа. Она парила над неспокойной водой примерно в пятидесяти футах отсюда и удалялась. Изображение было ясным, как будто я выглядывал в открытое окно. Один из людей в белом играл по волнам мощным лучом голубоватого света. Моя лодка исчезла, и в поле зрения не было ничего, кроме нескольких огрызков, обломков и остатков приборов, вертящихся в черной воде. - Вы разошлись с его последователями холодно, - сказал человек в сером, - и это ему очень не понравилось - но тут ничем нельзя помочь. Подобрав вас, я поставил себя в положение, которое можно назвать невозможным. - Он уставился на меня, как - будто обдумывал, как много мне можно сказать. - После того, что уже произошло, это не то слово, которое я использовал бы с легкостью, - заключил он. - Откуда вы? ФБР? ЦРУ? Не думал, чтобы у них было что-либо подобное этому. - Я кивнул в сторону фантастической панели управления. - Мое имя Байярд, - сказал он. - Боюсь, вы должны будете, ненадолго довериться мне, мистер Кэрлон. - Как вы узнали мое имя? - Проследив за ними, - кивнул он на экран. - Я о вас узнал кое-что. - Почему вы меня подобрали? - Любопытство - такое же хорошее качество, как и любое другое. - Если вы шли у них на хвосте, как вам удалось попасть сюда вовремя? Первым? - Я экстраполировал их курс и опередил на голову. Мне повезло: я вас вовремя запятнал. - Как? Ночь темная, а огней я не зажигал. - Я использовал инструмент, который реагирует на... некоторые характеристики материи. - Не будете ли вы так любезны, Байярд, слегка прояснить это? - Я не намерен быть таинственным, - сказал он, - но есть инструкции. - Чьи? - Этого я не могу вам сказать. - Тогда я просто прошу вас выпустить меня на ближайшем углу, отправиться домой и выпить пару глотков, как если бы ничего не произошло. К завтрашнему утру все это будет казаться глупым - за исключением моей лодки. Он уставился на экран. - Нет, вы, конечно, не можете этого сделать. - Он бросил на меня острый взгляд. - Вы уверены, что ничего не осталось сзади? Что-то, что может бросить какой-либо свет на все происходящее? - Это вы - человек-загадка, а не я. Я просто рыбак или был им до этого дня. - Не простой рыбак. Рыбак по имени Ричард Генри Джоффри Эдвард Кэрлон. - Я не думаю, что есть в живых хоть кто-нибудь, кто знает, что у меня три средних инициала. - Он знает. Он знает также и то, что делает вас достаточно значительным, чтобы стать объектом полномасштабной операции Сети. Хотел бы я знать, что это. - Должно быть, это случай ошибочной идентификации. Во мне нет ничего, что заинтересовало бы кого-либо, кроме специалистов по несчастным случаям. Байярд нахмурился, глядя на меня. - Вы не будете возражать, если я проведу несколько тестов на вас? Это займет лишь минуту-другую. Ничего неприятного. - Это будет приятной переменой, - сказал я. - А какого рода тесты? И с какой целью? - Разобраться, что с вами такое, что заинтересовало их, - кивнул он на экран. - Я скажу вам о результатах, если таковые будут. - Он вытащил какой-то прибор и нацелил его на меня, как фотограф, настраивающий экспозицию. - Если бы это слово уже не затерлось, - сказал он, - я бы назвал эти показания невозможными. - Он указал на зеленую стрелку, метавшуюся по светящейся шкале, как по катушке компаса на Северном Полюсе. - Согласно этому, вы находитесь в неопределенном количестве мест одновременно. И это, - он ткнул пальцем в меньший циферблат со светящейся желтой стрелкой, - говорит, что энергетические уровни, концентрируемые в вашем районе, - порядка десяти тысяч процентов от нормы. - У вас перепутались провода, - предположил я. - Явно, - продолжал он думать вслух, - вы представляете звеньевую точку в том, что известно как пример вероятностного стресса. Если допустить мою догадку, главное звено. - Что значит?.. - Большие дела зависят от вас, мистер Кэрлон, - просто произнес Байярд. - Что или как - не знаю. Но происходят довольно странные вещи - и вы в центре их. То, что вы сделаете дальше, будет иметь глубочайший эффект в будущем мире - многих мирах. - Помедленнее, - попросил я. - Давайте оставаться в реальности. - Существует больше, чем одна реальность, мистер Кэрлон, - просто сказал Байярд. - Кем, сказали, вы являетесь? - переспросил я. - Байярд. Полковник Байярд Службы Имперской Безопасности. - Безопасности, а? И Имперской к тому же. Звучит несколько старомодно - если вы не работаете на Хайле Селассие. - Империум - большая сила, мистер Кэрлон. Но, пожалуйста, примите на веру слова, что мое правительство не враждебно вашему. - На данный момент, это уже кое-что. Как получилось, что вы говорите по-американски без акцента? - Я родился в Огайо. Но давайте на данный момент отложим это в сторону. Я потратил кое-какое время, смахнув вас у него из-под носа, но он не уступит. И к его услугам обширные ресурсы. У меня все еще было ощущение, что он говорит сам с собой. - Олл райт, вы потратили время, - подсказал я ему. - Что вы собираетесь делать с этим? Байярд указал на экран с тонкой красной стрелкой, которая трепетала по картушке компаса. - Этот инструмент способен отслеживать отношения высокого порядка абстрактности. Дается точка опоры, и он указывает положение артефактов, близко ассоциируемых с субъектом. На данный момент он указывает на отдаленный источник к западу от нашего положения сейчас. - Наука, мистер Байярд? Или колдовство? - Широчайший научный уровень, тем больший, что он входит в столкновение с той областью, которая некогда была известна как оккультные науки. Но оккультные - значит, просто тайные. - И что это все должно сделать со мной? - Аппаратура настроена на вас, мистер Кэрлон. Если мы последуем за ней, это может привести нас к ответам на ваши и мои вопросы. - И когда мы туда доберемся - что тогда? - Это зависит от того, что мы найдем. - Вы не выдаете слишком много, не так ли, полковник? - заметил я. - У меня был долгий день. Я ценю то, что вы подобрали меня с лодки, прежде чем та утонула - и я полагаю, что должен вам какую-то благодарность за спасение меня от еще одного теста из нерв-автомата. Но игра в вопросы без ответов окончательно утомила меня. - Давайте достигнем взаимопонимания, мистер Кэрлон, - ответил Байярд. - Если бы я смог объяснить, вы бы поняли - но объяснение будет включать рассказ о том, что я не могу сообщить вам. - Мы ходим по кругу в наших разговорах, полковник. Я полагаю, вы это понимаете. - Круг сужается, мистер Кэрлон. Я надеюсь, что это не петля, которая захлестнет всех нас. - Это весьма драматический язык, не так ли, полковник? Вы так произнесли это, что оно прозвучало как конец мира. Байярд кивнул, остановив взгляд. В многоцветном свете приборов его лицо было жестким, составленным из напряженных линий. - Именно так, мистер Кэрлон, - высказался он. Луна поднялась, окрасив серебром дорожку на воде. Мы прошли Бермуды, увидев в отдалении огни Азор. Пролетело больше двух часов; под нами неподвижно лежал океан, пока в виду не появился берег Франции, чертовски далеко. - Сенсоры аппроксимации сейчас работают на уровне бета, - сказал Байярд. - Мы в нескольких милях от того, что ищем. Он двинул рычаг, и залитый лунным светом изгиб берега ушел под нас быстро, бесшумно и гладко. Мы выровнялись на высоте пары сотен футов над вспаханными полями, скользнули над черепичными верхушками крыш маленькой деревушки, проследовали вдоль узкой извилистой дороги, что прорезала ряд заросших лесом холмов. Далеко впереди на черной земле заблестела широкая река. - Сена, - сказал Байярд, изучавший иллюминированную карту, что прокручивалась перед ним на маленьком экране, с красной точкой в центре, представлявшей нашу позицию. - Индикатор сейчас дает показания в красной зоне, чуть дальше. Река впереди делала поворот меж крутыми берегами. На самой широкой точке стоял плоский, покрытый лесом остров. - Что-нибудь из этого вам знакомо? - спросил Байярд. - Были вы здесь когда-либо раньше? - Нет. Ничего особенно похожего. Просто река и остров. - Не просто остров, мистер Кэрлон, - сказал Байярд. - Взгляните поближе. - В его голосе прозвучала нотка подавленного возбуждения. - Там есть здание, - сказал я, разглядев массивную кучу камня, завершающуюся башнями, как у замка. - Довольно знакомое здание - известное как Шато-Гайяр, - заметил Байярд и посмотрел на меня. - Значит для вас хоть что-нибудь это имя? - Я слышал о нем. Довольно старое, не так ли? - Примерно восемьсот лет. Пока мы беседовали, челнок скользил через реку к каменным стенам и башням крепости. Байярд отрегулировал рычаги, и мы остановились, повиснув в пространстве примерно в пятидесяти футах перед высокой стеной. Там рос плющ, и сквозь темную листву просвечивал старый, как скалы над ним, камень. - Мы в пятидесяти футах от центра резонанса, - произнес Байярд. - Это где-то ниже нас. Стена перед нами скользнула вверх, поскольку челнок спускался вертикально. В каменной кладке виднелись узкие бойницы между обветренных контрфорсов, как когтями сжимавших каменный фасад. Мы остановились у основания стены. - Наша цель где-то на двенадцать футов ниже этой точки и приблизительно в шестидесяти футах на норд-норд-ост, - пояснил он. - Значит, где-то в фундаменте, - ответил я. - Кажется, нам не повезло. - Вы скоро столкнетесь с еще одним необычным испытанием, мистер Кэрлон, - предупредил Байярд. - Не теряйте вашей невозмутимости. - И он хлопнул по выключателю. Вид на экране исчез в какой-то разновидности светящейся голубизны цвета газового пламени, и все-таки выглядевшей твердой. Он передвинул рычажки, и призрачная стена скользнула вверх. Линия булыжника, служившего поверхностью, проплыла мимо, как вода, поднимающаяся над перископом, и экран вернулся к твердой голубизне с ясно определенными линиями слоев, пересекаемых под углом. Несколько врезанных камней, более темная тень на голубом, как желатиновые лампы, плавающие в аквариуме, несколько изогнутых корней, бледных и просвечивающих, куски битой посуды. Экран становился темнее, почти непрозрачным. - Мы сейчас в твердой породе, - сказал Байярд холодным тоном, как если бы показывал дома кинозвезд. Мы остановились, и я почувствовал, будто несколько миллионов тонн планеты толкнули меня. Это дало мне странное ощущение, словно я был дымным облачком, этаким газообразным гранитом, ограниченным тонкой скорлупой. - Машина, я бы сказал, совершенная, - проворчал я. - Что еще они может делать? Байярд выдал легкую улыбку и дотронулся до панели управления. Текстура скалы закружилась вокруг нас, как грязная вода с просачивающимся сквозь нее мутным светом. Мы продвинулись вперед примерно на десять футов, проскользнули сквозь стену и оказались в комнатке с каменными стенами и потолком, без окон и с толстым слоем пыли на всем. После путешествия сквозь скалу здесь было почти светло, так что можно было видеть кое-какие вещи: лохмотья на стенах, оставшиеся от сгнивших гобеленов, грубо сколоченная из неровных досок деревянная скамья с кучей пыли на ней, несколько металлических блюд и кубков, украшенных узором из цветных камней, безвкусно выполненные ювелирные изделия, обломки проржавевшего железа. - Я думаю, мы что-нибудь найдем, мистер Кэрлон, - вымолвил Байярд, и на этот раз тон был менее холодным. - Выйдем? Он сделал что-то со своими рычагами, и мягкое гудение, о котором я уже забыл, хотя и слышал, сбежало со шкалы. Сцена на видеопласте исчезла, как будто выключился прожектор. Он щелкнул еще одним переключателем, и жесткий белый свет засиял среди черных стен, отбрасывая в углы причудливые тени. Панель скользнула назад, и мы вышли. Пол под нашими ногами был покрыт толстым ковром пыли, запах вечности в воздухе походил на запах заплесневелых книг во всех библиотеках мира. - Старый склад, - произнес Байярд той разновидностью шепота, что исходит из потревоженной могилы. - Опечатанный, вероятно, много веков назад. - И очень нуждающийся в метле, - добавил я. - Одежда, дерево и кожа сгнили напрочь, за исключением того, что стащили, и большая часть металла окислилась. Я пошевелил кучу ржавчины носком. Оставалась чешуйка размером с блюдце. Байярд опустился на колено, пошуровал в ржавчине и поднял чистый погнутый кусок. - Это genouillere, - сказал он. - Наплечник; часть рыцарского доспеха. Достав прибор, похожий на счетчик Гейгера с кабельным питанием, он обвел им всю комнату. - Здесь за работой экстраординарные силы, - вымолвил он. - Отметки напряжения поля Сети вышли за пределы шкалы. - Значит? - Ткань реальности натянулась до точки разрыва. Это почти так же, как бесконечность в континууме - трещина в последовательности энтропии. Силы, подобные этим, не могут существовать, мистер Кэрлон, недолго, во всяком случае, без нейтрализации! Он зафиксировал регулировку на инструменте, поворачиваясь кругом, чтобы нацелить его на меня. - Кажется, вы представляете собой фокус сильно поляризованного потока энергии, - сказал он, подошел ближе, направляя прибор на мое лицо, повел им вниз по моей грудной клетке и остановился на какой-то вещи, находившейся на моем бедре. - Нож, - сказал он. - Могу я посмотреть на него? Я вынул нож и вручил полковнику. Там не на что было смотреть: широкое толстое лезвие около фута длиной, у основания довольно грубое, с неуклюжей крестообразной гардой и с несоразмерной, обтянутой кожей рукояткой. Для чистки рыбы он не совсем подходил, но он находился у меня с давнего времени. Байярд держал металлический указатель напротив ножа и смотрел, не веря глазам своим. - Откуда вы это взяли, мистер Кэрлон? - Нашел. - Где? - Очень давно в сундуке, на чердаке. - В чьем сундуке? На чьем чердаке? Сосредоточьтесь, мистер Кэрлон. Это может быть жизненно важно. - Это был чердак моего деда, за день до его смерти. Сундук был в семье с давних дней. Рассказывали, что он принадлежал предкам, бороздившим моря в восемнадцатом столетии. Я рылся в нем и вытащил наружу этот нож. Не знаю почему, сохранил его. Он не совсем такой, как все ножи, но, кажется, очень хорошо подходит к моей руке. Байярд посмотрел на лезвие ближе. - Здесь есть буквы, - сказал он. - Похоже на старофранцузский: Бог и моя Честь. - Не проделали ли же мы весь этот долгий путь, чтобы изучать мой нож? - удивился я. - Почему вы продолжаете называть это ножом, мистер Кэрлон? - спросил Байярд. - Мы оба прекрасно знаем, что это не так. - Он ухватился за рукоять оружия и поднял его. - Для ножа он слишком массивен и чересчур громоздок. - Чем бы вы его назвали? - Это сломанный меч, мистер Кэрлон. Разве вы не знали? Он передал его мне, эфесом вперед. Когда я взял его, Байярд взглянул на свои шкалы. - Стрелки поднимаются до голубого, когда вы берете его в руку, - произнес он голосом, звенящим от напряжения, как буксирный трос. Рукоять меча в моей руке задрожала. Ее тянуло, мягко, как будто невидимые пальцы тащили за него. Байярд изучал мое лицо. Я почувствовал капельку пота, стекающую вниз по левой брови. Не знаю, каким образом, но я попытался поднять обломки, сделал шаг - давление стало сильнее. Пронзительно холодная голубая вспышка, как от статического электричества, заиграла по куску заржавленного железа на скамье. Еще один шаг... и вокруг конца моего ножа вспыхнуло слабое голубое жало. Краем глаза я видел, что все объекты вокруг меня мягко осветились в полутьме. На скамье что-то шевельнулось, посыпалась пыль. Я повернулся на несколько дюймов, движение прекратилось. Я сделал шаг в сторону - нечто развернулось следом за мной. Байярд пальцем пошвырял пыль и поднял кусочек металла, весь в оспинах приблизительно три дюйма на шесть, скошенный с обеих краев, с желобком у центрального гребня. - Обыкновенный кусок ржавого железа, - сказал я. - Что же заставляет его двигаться? - Если я не ошибаюсь, мистер Кэрлон, - сказал Байярд, - это кусок вашего сломанного меча. 3 - Я не верю в магию, полковник, - возразил я. - Никакой магии, - ответил Байярд. - Между объектами тонкие отношения: влечение между людьми и неодушевленными предметами, которые играют роль в их жизни. - Это просто старое железо, Байярд, и ничего больше. - Объекты - часть своего окружения, - возразил Байярд. - Каждый квант энергии материи в этой Вселенной был здесь с ее зарождения. Атомы, составившие это лезвие, были сформированы прежде, чем было сформировано Солнце; они были здесь, в скале, когда первая жизнь зашевелилась в морях. Затем этот металл был добыт, выплавлен, выкован. Но сама материя должна была быть неизменной суммой всего материального Плана реальности. Комплексные взаимоотношения существуют между частицами данной мировой линии - отношения, на которые влияет использование, что, собственно, и есть предмет, который они составляют. Такие отношения существуют между вами и этим древним оружием. Сейчас Байярд ухмылялся, как старый волк, почуявший кровь. - Я могу сложить два и два: вы - с этой рыжей гривой и вашей психикой - да еще теперь с этим. Да, я думаю, что начинаю понимать, кто вы, мистер Кэрлон, и что вы такое. - И что я такое? Байярд сделал движение, указывая на комнату и массивный столб над нею. - Этот замок был построен году в тысяча сто шестнадцатом для английского короля, - сказал он. - Его имя было Ричард, - известный Ричард Львиное Сердце. - Это - что он такое. А что я? - Вы, мистер Кэрлон, его потомок. Последний из Плантагенетов. Я рассмеялся вслух от разочарования. - Я предполагаю, следующим шагом будет предложение мне воспроизвести фамильные доспехи, пригодные лишь для памятника. Должно быть, это ваше представление о юморе, полковник. Если так, то через тридцать поколений любые связи между королем и самым последним его потомком будут несколько поверхностны. - Полегче, мистер Кэрлон; ваше образование впечатляюще, - улыбка Байярда была угрюмой. - Ваша информация точна настолько, насколько она обширна. Но человеческое существо больше, чем статический комплекс. Есть связи, мистер Кэрлон, которые выходят за рамки Менделя и Дарвина. Рука прошлого еще может дотянуться до настоящего я будущего, чтобы влиять на них... - Вижу. Парень с нерв-автоматом догнал меня, чтобы составить билль, который Ричард Первый посвятил своему портному... - Потерпите минутку, мистер Кэрлон. Примите за факт то, что реальность более сложна, чем приближения, которые наука зовет аксиомами физики. Каждое деяние человека дает реперкуссии, которые распространяются по обширному континууму. Эти реперкуссии могут иметь глубочайшие эффекты - эффекты, превосходящие ваши представления об экзокосме. Вы еще не закончили со всем этими Вы вовлечены, неизбежно, нравится вам это или нет. У вас есть враги, мистер Кэрлон; враги, способные препятствовать всему, что вы можете попытаться предпринять. У меня начинает мерцать догадка, почему это может быть. - Я допускаю, что кто-то потопил мою лодку, - сказал я, - но это все. Я не верю в обширные заговоры, нацеленные против меня. - Не будьте самоуверенны, мистер Кэрлон. Когда я открыл, что кое-какие миссии были внесены на Р-И Три - официальное обозначение этого района - я усмотрел суть дела. Некоторые из этих миссий были относительно недавними - порядка двух последних недель. Но остальные датировались периодом почти в тридцать лет. - Что подразумевает следующее: кто-то охотился за мной с тех пор, как мне исполнился год. Я спрашиваю вас, полковник: это разумно? - В этом деле нет ничего разумного, мистер Кэрлон. Среди других курьезов есть и такой факт, что существование Р-И-3 не было официально известно Штаб-квартире Службы Безопасности и открылось лишь десять лет назад. - Он прервал речь, тряхнув головой, будто в раздражении. - Я представляю, что говоря все это, только добавляю к вашей путанице... - Разве я один запутался, полковник? - Все, что случилось, имеет только одно значение - оно является частью одного узора. Мы должны раскрыть, что является этим узором, мистер Кэрлон. - И все это на основании ножа для чистки рыбы и куска старого ржавого железа? Я вытянул руку, и он вложил в нее этот ржавый кусок. Его верхний конец был обломан в виде плоского V. Я почувствовал легкое притяжение, как будто эти два куска металла пытались ориентироваться один относительно другого. - Мне кажется, мистер Кэрлон, - мягко спросил Байярд, - что вы с трудом стараетесь удержать эти два куска порознь? Я позволил меньшему ошметку повернуться и медленно поднес его к острию ножа. Когда он был в шести дюймах, длинная розовая вспышка перепрыгнула через разлом. Тяготение усилилось. Я попытался удержать их на расстоянии, но не смог. Они двигались друг к другу, соприкоснулись... и миллионновольтный разряд скользнул вниз, заливая комнату ослепительным светом. Лучи закатного солнечного света пробивались сквозь тучи и бросали тени поперек лужайки, поперек лиц тех, кто стоял передо мной, надуваясь высокомерием; мелкие людишки, сумевшие призвать короля к расплате. Один стоял впереди остальных, помпезный, в богатых одеждах, и торжественно читал свиток, произнося те требования, в которых заключалось желание согнуть мою королевскую власть. К концу я позволил ему сформулировать свою измену, чтобы все могли его услышать, а затем дал свой ответ. Из темного леса, окружавшего нас, выступили вперед мои лучники и в мертвом молчании согнули луки. И мое сердце пело, как их тетивы, когда стрелы находили свои места в сердцах предателей. И перед моими глазами были повержены фальшивые бароны, все до одного. И когда смерть была содеяна, я вышел вперед из своего павильона и посмотрел на их мертвые лица, растирая ногой ту полосу пергамента, которую они называли своей хартией. Голоса и лица исчезли. Надо мной сомкнулись затемненные стены старого склада. Но словно прошло много лет, и комната была забытым воспоминанием из какой-то отдаленной жизни, прожитой годы назад. - Что случилось? - резанул ухо голос Байярда. - ...Не знаю. Я слышал себя, и мой собственный голос звучал для меня странно. Что-то нашло на меня. Я сделал усилие и стряхнул остатки тумана сознания. Байярд указывал на меня и на то, что я держал в руке. Я взглянул. - Боже, меч! У меня возникло ощущение, что время остановилось, а в ушах колоколом загремел пульс. Сломанное лезвие, раньше в фут длиной, сейчас было вполовину больше этого размера. Два куска металла сплавились в единое целое. - Линия соединения настолько незаметна, - заметил Байярд, - как будто эти две части никогда не были разделены. Мои пальцы пробежали по темному металлу. Цвет, рисунок окисления был нарушен. - Что вы испытывали, когда это случилось? - спросил Байярд. - Мечты, видения... - Какого сорта видения? - Не из приятных. Глаза Байярда неожиданно устремились мимо меня на стену за моей спиной. - Меч - не единственная вещь, на которую подействовало это, - сказал он напряженным голосом. - Смотрите! Я оглянулся. На камнях, где раньше болтались одни лохмотья, висел вытертый гобелен с тусклым, грубо сработанным изображением охотника и собак. В нем не было ничего примечательного, за исключением того, что минут пять назад его здесь не было. - Обратите внимание на рисунок, - заметил Байярд. - Большая фигура в центре носит плащ, отделанный горностаевыми хвостами - символ королевского достоинства. По моей догадке - это сам Ричард. Он еще раз осмотрел комнату, нагнулся и подобрал что-то. Металл потемнел от возраста, но ржавчины на нем теперь не было. - То, что здесь случилось, воздействовало на саму ткань реальности, - сделал вывод Байярд. - Реальность слепила форму, когда разрушилось напряжение Сети. Здесь находятся в равновесии фантастические силы, мистер Кэрлон; готовьтесь касанием сковырнуть один путь или другой. - Его глаза задержались на мне. - Кто-то работает над разрушением этого баланса. Я думаю, мы можем принять за аксиому, что должны противопоставить себя им. Как только он замолчал, зазвенел звонок из челнока. Байярд прыгнул к панели и ударил по переключателям. - С близкого расстояния на нас направлен, трассер, - рявкнул он. - Они последовали за нами сюда! Очевидно, энергия преобразования дала им точку нашего расположения для преследования. Раздался знакомый гудящий звук; но на этот раз в нем слышались стонущие звуки, будто устройство работало под перегрузкой. Я почувствовал запах горящей изоляции, и из панели закурился дымок. - Слишком поздно, - простонал Байярд. - Он задерживает нас подавляющим лучом. Мы не сможем сдвинуть идентичность с этой линии. Кажется, мы в ловушке! Откуда-то возник глубокий бренчащий звук, я ощутил вибрацию пола. Из трещин в стенах всплыла пыль, поднявшаяся с пола. Металлические украшения издавали мягкий звон, падая со скамьи. - Он прямо под нами, - сказал Байярд. - Он не дает полуфазной емкости, а использует силовую пробу, чтобы прорыть путь к нам, вниз. - Хорошо, - сказал я. - Пусть. Двое против двоих - прекрасное сочетание. - Я не могу упустить шанс, - сказал Байярд. - Это не только вы и я - это и машина. Она уникальная, специальная модель. И если то, что я начинаю подозревать, правда, позволить ей попасть в руки Рината было бы величайшим несчастьем. - Рината? Я приготовился задавать свои вопросы, но Байярд сдернул с пальца кольцо и вручил его мне. - Это устройство управления для полуфазной машины. С его помощью вы можете держать машину вне видимости, пока она не уйдет. Это вы узнаете, когда исчезнет красный свет. - Где будете вы? - Я встречу его и попытаюсь направить в другую сторону от вас. Если у него возникнет хоть малейшее подозрение о том, что случилось, он сумеет обнаружить челнок и заграбастать его. - Байярд, я остаюсь, - сказал я. - У меня есть косточка для мистера Рината. - Нет! Делайте, как я прошу, и не спорьте, или он заберет нас обоих! Не ожидая ответа, он шагнул из челнока наружу, и вход за ним глухо защелкнулся. Его изображение появилось на экране. - Ну же, мистер Кэрлон! - прозвучал его голос из динамика. - Или же для нас обоих будет слишком поздно! В стене, к которой он стоял лицом, уже появилась трещина. Время для разговоров вышло. Я нажал в кольце камень-устройство, услышал мягкое "клик" и ощутил кружение пространства меж моими костями. Возникло мягкое, высокого тона, завывание, пошло вверх и, перейдя в ультразвук, исчезло. Очертания Байярда стали просвечивающе голубоватыми, как стена за ним. Челнок стал для него невидимым. - Хороший человек, - произнес Байярд шепотом, но довольно ясно. Обернувшись, он встал лицом к стене. Секция ее выпятилась и упала внутрь. Лучи дрожащего света заиграли в отверстии, через которое внутрь шагнул человек. Это был Рината, со своим лисьим лицом. Я помнил, что оставил его в бессознательном состоянии на настиле пирса в Ки Уэст пару коротких промежутков жизни тому назад; в этом сомнения не было: острые глаза, узкая челюсть, блестящие, приглаженные волосы. Но сейчас он был в шикарной белой форме, которую носил так, будто родился в ней. Но его лицо беспокоило меня не этим. Я сильно ударил его тогда, а на нем не было и следа, удостоверявшего это. Он оглядел комнату, затем посмотрел на Байярда. - Кажется, вы далековато от дома, полковник, - произнес он нарочито медлительным голосом - ничего похожего на горловой тембр Ринаты. - То же самое и с вами, майор, - ответил Байярд. - Почему вы пришли сюда - в эту конкретную точку? И как вошли? Я не вижу никакого входа снаружи. Кроме того, которым воспользовался я. Байярд посмотрел на проломленную стену. - Ваша тактика кажется несколько грубой для использования ее в заповедном районе, майор. Вы действуете по приказу - или ушли в дело для себя? - Боюсь, что в настоящем вы будете отвечать на вопросы, полковник, поскольку вы под арестом. Где вы оставили ваш челнок? - Одолжил своему другу. - Не уклоняйтесь, Байярд. Он полностью скрылся с моих экранов меньше чем полминуты назад - точно так же, как сделал это раньше, в Мексиканском заливе. Кажется, в вашем владении находится оборудование, не известное Имперской Безопасности. Я хотел бы попросить вас отвести меня к нему. - Ничем не могу вам помочь. - Вы понимаете, что я могу использовать силу, если это необходимо, но не позволю субъекту по имени Кэрлон ускользнуть из моих рук. - Боюсь, что вы уже это сделали. Малыш повернул голову. - Льюжак, - позвал он. Сквозь дыру в стене вошел другой, тот, который пробовал на мне нерв-автомат. Эта игрушка снова была в его руках. - Уровень три, - приказал майор. Льюжак поднял оружие и нажал кнопку сбоку. Байярд пошатнулся и сложился вдвое. - Достаточно, - дал отбой маленький. - Полковник, у вас возникнут значительные затруднения: отсутствие на посту без разрешения, вмешательство в официальную операцию Сети и так далее. Всему этому будет воздано по заслугам. Но если вы сейчас станете сотрудничать со мной, я думаю, что смогу пообещать в какой-то мере облегчить вашу участь. - Вы не знаете... что говорите, - Байярд с трудом выталкивал слова наружу, что было нелегко; я знаю, что творилось с ним. - Здесь... вовлечены силы... - Не твое дело, что вовлечено, - отрезал майор. - Я не намерен позволять человеку проскользнуть сквозь мои пальцы. Говори сейчас же, как ты сделал это? Где он спрятан? - Тратишь... дыхание, - произнес с трудом Байярд. - Вы же чертовски хорошо знаете, что не сможете сломить меня. Я хорошо подготовлен. Повернитесь лицом к этому - он ушел от вас. Что вы собираетесь делать с ним? - Не будьте дураком, Байярд! Вы знаете, Империя стоит лицом к лицу с кризисом - и прекрасно осознаете, что я действую по приказу официальных лиц очень высокого ранга! Вы не только выбросите к чертям свою карьеру, но и жизнь, если выступите против меня! Сейчас я хочу получить объяснения, почему вы попали в эту точку, что ожидали совершить здесь и куда послали человека, которого я хочу видеть! - Я попрошу вас действовать, - сказал Байярд. - И давайте кончать с этим! - Дайте мне эту свинью! - сказал Льюжак и сделал быстрый шаг вперед, но Рината оттолкнул его назад. - Я возьму вас в Стокгольм, Ноль-Ноль, - сказал он Байярду. - Вас поставят под расстрел за это ночное дело - я вам это обещаю! Майор положил руку на его плечо, и они прошли сквозь пролом в стене, а полминуты спустя красный предательский свет исчез, означая, что челнок Ринаты ушел. Я щелкнул переключателем, который сдвинул меня обратно к полнофазной идентичности, дождался, пока обратно вернется цвет к вещам, после чего вышел и переключил машину назад к полуфазе. Она замерцала, как мираж, и скрылась. Воздух еще колебался, когда устье тоннеля взорвалось. Как только пыль осела, стало видно, что тоннель плотно забит обломками скалы. Майор принял меры предосторожности, закрыв за собой вход. 4 У меня ушло четыре часа на перетаскивание острых обломков скалы, прежде чем я смог протиснуться мимо последнего куска и высунуть голову на открытый воздух за старой каменной стеной, петляющей в паутине нестриженого кустарника. Я протиснулся, глотнул немного свежего воздуха и попытался отбросить чувство, что проспал все представление. Принцип Оккама говорил мне, что простейшим объяснением этому было одно: я затянут в смирительную рубашку этакого тихого дома отдыха и выбираюсь из оперившейся системы иллюзий. Но если я видел это во сне, то сон еще продолжается. В десяти футах от норы, из которой мне удалось выкарабкаться, я обнаружил набор следов обутых ног, а через несколько ярдов следы тормозивших шин. Вероятно, здесь и парковался челнок майора - если это был майор, и у него был челнок, который парковался. Пока я прослеживал эту мысль, из тени вышел человек по имени Льюжак, и я во второй раз почувствовал, как ломающая кости очередь нерв-автомата захлестнула меня с головой. Я очнулся лежащим на полу перед панелью управления челноком со скованными за спиной руками. Это не была машина Байярда, так как присутствовало безошибочное окружение незнакомых шкал, циферблатов и большой, светящийся розовым экран, от которого шел звук, пронизывающий мои кости, пока не вырос до уровня слышимого. На экране кое-что произошло. Старые стены слева возвысились и рухнули кучей обломков. Меж каменными глыбами проросли побеги. Побеги утолщились, и россыпи почернели, как обугленные, затем засияли голубым и сползли в студенистую лаву. Река разрасталась, выплескиваясь из берегов, стала черным, как нефть, морем, что распростерлось до грубого вулканического конуса, который далеко на горизонте отбрасывал красный свет. Зеленая слизь карабкалась на скалы, показавшиеся над поверхностью воды, потом видоизменилась в мох, который превратился в поганки пятидесяти футов высотой, теснившие и давившие друг друга в борьбе за подножье. Вода оседала, и новые растения показались из моря; нечто лианоподобное, похожее на извивающихся змей, выбросило себя над джунглями, и крохотные черные растения подпрыгнули к его щупальцам, разъедая его, как кислотой. Широкие листья выталкивались из-под сгнившей растительности и обертывались вокруг черных лианоедов. Я видел все это сквозь какую-то разновидность пурпурного газа боли, что совсем не облегчало кошмара. Появилась животная жизнь: странные твари с деформированными конечностями и бесформенными телами, похожими на оплывшие восковые статуи, стояли среди больной раком растительности. Листья становились гигантскими, закручивались и опадали; чешуйчатые, деформированные деревья росли вверх - и все это при том, что твари не двигались с места. Они извивались, закручивались, переливались в новые формы. Сорокафутовая ящерица попала в объятия растения с каучуковыми, усыпанными шипами ветвями, которые ранили шишковатую спину, пока эта спина не обрела свои собственные шипы, которые прокололи колючее дерево, и оно съежилось и отпало; а ящерица сжалась в лягушковидную тварь, потом раздулась в прибрежного головастика размером с корову и утонула в тине. Ночь под радиоактивной луной на миг засияла как белый день, затем тварь рассосалась и челнок повис в пустом пространстве, куда свет солнца доходил из-за свечения обратной стороны пыли и каменных обломков, которые вздымались в бледном гало, что, должно быть, образовывало карликовые кольца Сатурна. Затем Земля появилась вновь: пыльная равнина, где простирались низкие растения, которые толстели на глазах и обращались в путаницу кустарника с точками невысоких деревьев, больных раком. Последние становились выше, развивались нормальные ветви и зеленые листья, атмосфера медленно очищалась, луна всплывала все выше на темном небе, полном светящихся облаков. Льюжак отключился, звук понизился до низкого рева и замер. Человек нерв-автоматом указал мне на выход. Я поднялся и шагнул на стриженую лужайку рядом с высокой каменной стеной, той же самой, от которой мы стартовали, только сейчас здесь рос плющ и далеко вверху светились окна. Вдоль фундамента были разбиты клумбы с цветами, ухоженная тропинка выводила вниз по склону к залитым луной водам реки. Деревья исчезли, но на других местах росли другие деревья, там, где их раньше не было. За рекой светился город, но не совсем там, где он был раньше. Мы пошли по тропинке к широкой мощеной аллее, закруглявшейся перед фасадом здания. Свет лился из открытого входа со стеклянными дверями в старом камне. Два остроглазых десантника в белых бриджах щелкнули каблуками и провели нас в высокий мраморный холл. Кажется, никто не видел ничего исключительного в пленнике, скованном кандалами и сопровождаемом вооруженными людьми. Мы прошли по коридору к офису, где аккуратные секретарши сидели за пишущими машинками с тремя рядами клавиш. Сутулый, нервный человек обменялся несколькими словами с Льюжаком и провел нас внутрь, где за столом сидел майор Рината, говоривший в микрофон магнитофона. Увидев меня, он дернул губами в лисьей улыбке. Это был не тот человек, с которым я познакомился у Ки Уэст, теперь я это видел. Это был его брат-близнец, которого лучше кормили, лучше воспитывали, но с тем же самым родом мыслей и таким же лживым лицом. Такой не мог когда-либо понравиться мне. - Вы довели меня до азарта, мистер Кэрлон, - сказал он. - К несчастью, события сложились так, как сложились, хотя я надеялся провести дело тоньше. Вы понимаете, мне нужна определенная информация от вас, первого, в порядке занятости. Давайте начнем с вмешательства Байярда. Когда он впервые вошел в контакт с вами и какое сделал предложение? - Где он сейчас? - Не берите в голову, - выкрикнул Рината. - Не позволяйте смутить себя фальшивым чувством неправильно направленной лояльности, мистер Кэрлон. Вы ему ничем не обязаны! Сейчас же ответьте на мои вопросы полно и без промедления, и, я заверяю вас, вы никоим образом не будете отвечать за его преступления. - Почему вы потопили мою лодку? - Это было необходимо. Вам возместят потери, мистер Кэрлон. Вы, по сути дела, крайне удачливый человек. Когда это все закончится к удовлетворению, э... Имперской власти, вы обнаружите себя во вполне комфортабельных условиях на весь остаток вашей жизни. - Почему я? - Я действую по инструкции, мистер Кэрлон. Что же касается того, почему именно вы были выбраны в данном случае, благоприятном для вас, не могу сказать. Просто примите свою удачу и давайте сотрудничать. Сейчас, будьте так добры, расскажите мне, как контактировал с вами Байярд и что сообщал о своих планах. - Почему бы вам не спросить его самого? - Мистер Кэрлон, пожалуйста, ограничьте ваши комментарии к вопросам, на которые отвечаете, настоящим. Позднее вы получите ответы на все ваши вопросы - разумеется, в рамках требований Имперской Безопасности. Я кивнул. Мне не было нужды торопиться. То, что произойдет дальше, вероятно, не будет таким уж смешным. - Понимаю ваши добрые намерения, - ответил я, - уже ознакомился, когда встретил вашего лейтенанта с нерв-автоматом. - Надо было подстраховаться, чтобы не произошло несчастного случая, мистер Кэрлон. Вы мужчина стойкий, возможно, даже избыточно воинственный, а на объяснения не было времени. Вы ведь не страдаете от сильного повреждения. О, кстати, где тайный челнок Байярда? - Вы имеете в виду машину-амфибию, что подобрала меня? - Да, Это собственность Империума. Помогая мне обнаружить его, вы, естественно, смягчаете обвинения против Байярда. - Он, должно быть, припарковал его вне поля зрения. - Мистер Кэрлон... - Лицо Рината напряглось. - Вы, возможно, не осознаете серьезности вашего положения. Сотрудничество и вознаграждение будет огромным, отказ от сотрудничества - и вы будете жить, чтобы жалеть об этом. - Кажется, вы всегда делали мне некие предложения, которые я отвергал, - сказал я. - Очевидно, вы и я просто не можем воспринимать друг друга всерьез, Рината. Он перевел дыхание, как будто был готов заорать, но вместо этого, разъяренный, нажал кнопку на столе. Дверь открылась, и появились двое вооруженных военных. - Поместите этого субъекта в камеру третьего класса, блок МЗ, - приказал он и удостоил меня взглядом, ядовитым, как отравленная стрела. - Возможно, несколько дней одиночки помогут вам выбрать верный курс, - рявкнул майор и вернулся к своей бумажной работе. Они промаршировали вместе со мной по их шикарным коридорам, спустились по ступенькам вниз в менее украшенные коридоры, прошли вдоль по переходу без всяких претензий на элегантность и остановились перед тяжелой, окованной металлом дверью. Мальчик с белокурым пушком на подбородке открыл ее. Я вступил под тусклый свет лампы, и дверь закрылась за мной с жестоким звуком. Я огляделся, откинул голову назад и рассмеялся. Я снова оказался в Подземной камере, откуда вышел несколько часов назад. Она была той же самой, и все-таки не совсем. Пол был выметен, клочья пыли и ржавые обломки исчезли, но гобелен, теперь более целый, чем раньше, все еще висел на стене. Я осторожно обследовал камеру, но кроме кресла и койки не нашел ничего, чего бы тут не было прежде; ощупал стены, но никаких скользящих панелей и тайных лестниц с дневным светом наверху не обнаружил. Тогда я посмотрел на гобелен, но тот не сказал мне ничего. Центральной фигурой, изображенной на нем, был высокий рыжебородый мужчина с луком, висевшим на спине, и мечом на боку. Его конь бил копытами воздух, а собаки подпрыгивали вверх, готовые выпрыгнуть из себя. Теперь я знал, что они чувствуют, и сам был готов попутешествовать. Но на этот раз здесь не было удобного тоннеля, который только и ждал, чтобы его раскопали. Очень плохо, что Рината не бросил Байярда в ту же самую камеру для Очень Важных Персон. Может быть, у него в рукаве было еще одно волшебное кольцо? Я посмотрел на то, что еще было надето на мой мизинец, и почувствовал жжение под линией скальпа при мысли, которая пришла мне в голову. Я решил, что, если я не пропустил какой-то поворот в подземелье, который можно было бы ясно увидеть, челнок должен быть все еще виден. Я нажал камень и приготовился к тому, что ничего не случится. Пять секунд ничего и не происходило, а затем вдруг вокруг меня зашипел воздух, и челнок, проморгавшись, вернулся к жизни с открытой дверью и мягким светом, озарявшим все внутри. Я вошел в челнок и сел в кресло лицом ко всем этим шкалам, сведенным в панель, как хромированные и стеклянные анчоусы в банку. Пытаясь вспомнить, какие переключатели использовал Байярд, я почувствовал капельку пота, стекавшую по щеке, когда подумал, как многое может пойти неправильно, если я сделаю ошибку. Было бы очень плохо переборщить с управлением и застрять посреди твердой скалы, так как шанс, подобный этому, не выпадает каждый день. Я ткнул полуфазный переключатель, и стены скрылись за густой голубизной цвета электрик. Следующий рычажок, который я ткнул, не сделал ничего, что было бы видно невооруженным глазом. Я задействовал еще один и чуть не получил сердечный приступ, когда челнок начал проваливаться сквозь пол. Я передвинул его в другом направлении и поднялся вверх, как воздушный шар, сквозь плотный голубой туман и несколькими секундами позже выскочил на поверхность. Челнок находился за густой линией деревьев, лишь в нескольких футах от места, где я увидел размеченную дорожку. Всего несколько футов, и в то же самое время я некоторым образом не был готов попытаться изложить словами, насколько далеко, как вы понимаете. И это подвело меня к вопросу о моем следующем движении. В данный момент я был на открытом месте. Если мои операции с челноком зарегистрированы где-либо в окрестности, мне этого не было заметно. Самым очевидным для меня было бы вернуть машину в полуфазу, выбраться с этой территории настолько быстро, насколько возможно, забыть о незнакомце по имени Байярд и его истории о вероятном кризисе, приближающемся к миру, который может обратиться в пузырящийся хаос. Но с другой стороны, я сидел в устройстве, которое, по словам его предыдущего владельца, было чем-то неординарным даже для людей в белой Имперской форме. И эти самые люди, оперирующие мощными силами, должны мне несколько вещей, включая лодку, которую я, надо сказать, обожал. Сейчас у меня было одно преимущество: они не знали, где находился челнок, в котором был я. Но также была и препона - это управление машиной более сложной, чем реактивный истребитель, и потенциально более опасной. Я видел Байярда во всякое время, но имел грубое представление, как он маневрировал челноком. Большой белый рычаг, помеченный DP-MAIN, был тем, что все приводил в движение. Под моей рукой он вызывал прекрасное чувство: гладкий и холодный рычаг, который только и ждет, чтобы его толкнули. Я все еще сидел там, глядя на экран, обдумывал эти идеи, когда со стороны бокового входа в пятидесяти футах вдоль стены появились огни. Открылась дверь, и вышел майор Рината, неся "дипломат" и что-то говоря через плечо встревоженному на вид адъютанту с блокнотом. Моя реакция была автоматической: я утопил полуфазный переключатель, и сцена выцвела до полупрозрачного голубого, который означал, что я невидим. Вдруг вывернулся большой коробчатый грузовой автомобиль и остановился перед майором. Рината с четверкой сопровождающих сел в него и уехал. Я вспомнил действия Байярда по маневрам на полуфазе, попробовал повторить их, и челнок ровно скользнул в сторону, словно растекшееся по воде масло. Я последовал за грузовиком вниз по извивающейся дороге через окрестности, похожие на парк, мимо ворот, где зевал охранник в то время, как я проскользнул в двух футах от него, по мосту и через деревню. На открытом шоссе грузовик прибавил скорость, но я без всяких усилий держался наравне с ним. Я следил за машиной в течение получаса, пока она не проехала ворота в проволочном заграждении вокруг небольшой травяной взлетной полосы. Рината вышел и с окружающими его адъютантами приготовился встречать большой винтовой аэроплан, крылья у которого были размером с крышу амбара. Произошло пожатие рук и некоторое щелканье каблуками с парой коллег, на вид немцев, после чего Рината и другие забрались в самолет; тот вырулил и нацелился против ветра. Я провел какое-то время, глядя на приборы управления, и был готов, когда аэроплан увеличил число оборотов и начал свой бег. Это заставило меня три раза подравнивать скорость своего подъема к аэроплану, но я справился с этим и после того сманеврировал в точку в четверть мили за хвостом ведущего. Пока все было легко; все, что мне надо было делать, это править рулем, ибо из всего, что я знал, следовало - приборы указывали десять различных критических перегрузок, но я беспокоился о том, что должен сделать. Теория челнока была комплексной, но операции на прямой линии были достаточно просты. Это был трехчасовой полет над разворачивавшейся сельской местностью, затем над водой, которая могла быть только Ла-Маншем. Самолет начал снижаться, направляясь к городу, который должен был быть Лондоном, сделал круг над полем в нескольких милях от центра города, приземлился и подрулил к маленькому служебному зданию с надписью "RBAF-NORTHOLT". У меня было несколько секунд, когда бетон покрытия омыл меня, как грязная вода, но я справился и выровнял челнок в футе над мостовой. Рината вылез из аэроплана и перешел в подъехавший автомобиль. Сейчас я использовал возможности моей маленькой машины: не беспокоясь о воротах, просто скользнул через ограду и пристроился за машиной, когда та, набрав скорость, понеслась по широкой парковой аллее, ведущей прямо к башням города. Поездка была быстрой и заняла минут двадцать. Автомобиль Рината с несколькими тушами сирен, звучащими, как призрак, завывающий по узким, извилистым улицам, пересек Темзу и по мосту въехал во двор с каменной оградой вокруг большой, угрюмой крепости. Рината вышел из автомобиля и направился к маленькой дверце под большим фонарем в металлической оправе, а я последовал за ним сквозь стену. Солнце мигнуло, и я оказался в широком, хорошо освещенном коридоре, образованном рядами открытых дверей, где люди в формах ничем не отличались от подобных себе в любом правительственном учреждении. Внезапно Рината свернул, а я перестарался и врезался в твердую скалу, должно быть, футов пяти толщиной. К тому времени, когда я сманеврировал назад, на открытое место, мой подопечный исчез из виду. Весь следующий час я путешествовал по зданию, как механический призрак, заглядывая в большие учреждения с рядами заполненных кабинетов и столов под лампами дневного света, в маленькие учреждения с глубокими коврами и торжественными бюрократами, восхищающимися своими отражениями в витринных стеклах, в кладовые, информационный центр. Я попробовал более низкие уровни, нашел хранилище невостребованных записей, комнату механического оборудования, театрик, а еще ниже - какие-то угрюмые камеры. Здесь ничего не было, не было для меня, и я, срезав путь сквозь стену, оказался в комнате нескольких квадратных футов размером с ржавыми кандалами и дырой в полу для заливания свинцом. Все это было необходимо в средневековых донжонах, за исключением пары человеческих скелетов, прикованных к стене. Я скользнул сквозь еще одну стену и очутился внутри строения, где были грубые ступеньки, ведущие вверх. Это показалось мне неординарным выходом. Я последовал своим курсом и нашел вверху поперечный коридор. Он вел к другому коридору. Стены старого здания были, кажется, испещрены потайными путями. Я нашел выход в двенадцать комнат, потайную дверь в садик, вниз. Но ни один из этих путей не приблизил меня к Ринате. Вернувшись на верхний этаж, я проверил еще больше офисов Очень Важных Персон и только в десятом или двенадцатом по счету обнаружил свою добычу сидящей на краешке стула напротив широкоплечего седовласого мужчины, на лице которого было написано, что он военный. Он казался не очень довольным. - Трудно объяснить барону, как именно этот субъект смог появляться и скрываться по своей воле, - рычал он. - Никто вне операции "Заросли шиповника" не был осведомлен о существовании субштаб-квартиры в этом замке, и все-таки Байярд был обнаружен там, а позже этот субъект вылез наружу - ниоткуда! Это неприемлемый отчет, майор! - Он хлопнул по листку бумаги, лежавшей перед ним на столе, и уставился на Ринату недружелюбным взглядом. - Мой отчет соответствует фактам, полковник, - ответил человечек, кажется, не слишком запуганный угрозой нахмуренных бровей. - То, что я не имею гипотезы, чтобы предложить ее вам в объяснение, не меняет моих наблюдений. - Расскажите мне еще о мерах предосторожности, принятых для удержания этого субъекта, - крикнул полковник. - Этот человек находится под сильной охраной в максимально секретной камере под замком, - твердо ответил Рината. - Я поставлю на это свою карьеру. - Лучше не надо, - ответил полковник. Рината заерзал на стуле. - Не будет ли полковник так любезен объяснить? - Он ушел. Через полчаса после вашего отлета обычная проверка показала, что камера пуста. - Невозможно! Я... - Вы дурак, Рината, - отрезал полковник. - Этот человек уже демонстрировал, что в его распоряжении находятся необычные ресурсы. И все-таки вы настояли на работе с ним обычным путем. - Я следовал служебным инструкциям буквально, - вернулся к прежнему тону Рината. И вдруг внезапная мысль пронзила его. - Что с полковником Байярдом? Он не?.. - Он здесь. Я принял меры предосторожности, избив его влежку, а кроме этого, поместил двух вооруженных охранников в комнату вместе с ним. - Его необходимо допросить! Его сила воли должна быть сломлена... - Я принял такое же решение, майор! Байярд обладает определенным статусом в руководстве штаб-квартиры... - Сломайте его, полковник. Он должен подтвердить то, что я сообщил вам - думаю, он также может предложить какое-то объяснение этих явно чудесных сил того субъекта? Полковник выбрал сигарету, повертел ее в пальцах и разломил пополам. - Рината, что за чертовщина стоит за этим? Что планирует барон Ван Рузвельт? Как связан с этим Байярд? Какое все-таки отношение должна иметь к этому неожиданная болезнь Рихтгофена? - Я не уполномочен обсуждать планы Ван Рузвельта, - заявил Рината, обратив на полковника заинтересованный взгляд. - Я как-никак, ваш старший офицер, - буркнул полковник, - и хочу знать, что творится у меня под носом! - Я показывал вам свой ответ, и без всякой субординации еще раз отчитаюсь перед бароном генералом Ван Рузвельтом и больше ни перед кем. Рината встал. - Насчет этого мы еще посмотрим, майор! Полковник вскочил на ноги, и в это время зазвонил красный телефон на его столе. Он схватил трубку, прислушался, и выражение его лица изменилось. Он оглядел комнату. - Правильно, - ответил он. - Понимаю. Я придвинул челнок поближе, пока стол не оказался почти наполовину внутри, и повернул рычаг на максимум. Среди треска и шипения статики я поймал слова из телефона: - ...хотя вы ничего не подозревали! У нас займет около тридцати секунд привести подавитель в фокус... Этого для меня было достаточно. Я отошел назад и послал челнок сквозь боковую стену, прострелив насквозь другой отдел, где толстый мужчина целовал девушку, пронесся сквозь внешнюю стену и завис над городским парком со скамейками, фонтанами, смотровыми площадками. С панели донеслось резкое потрескивание, и показатели всех моих приборов враз подпрыгнули. Гул мотора изменился, появились резкие ноты. Я в спешке опустил челнок на уровень грунта, так как падение мощности в воздухе могло вызвать аварию, а когда попытался пересечь парк, челнок подвинулся на несколько футов и рывком остановился. Запах горелой изоляции стал еще сильнее, и из-за панели полыхнуло пламя. Я рванул выключатель двигателя. Меня поймали в ловушку, но еще было время опередить врага. Я переключился на полную фазу, и цвет вновь залил экран. У меня ушло еще пять секунд, чтобы открыть двери, выпрыгнуть и нажать переключатель кольца. Челнок задрожал и исчез из виду, а там, где он был секундой раньше, закружились сухие листья. Вновь вокруг меня оказались люди в белых мундирах со взведенными нерв-автоматами. При нормальном свете здание выглядело иначе. Конвой провел меня по залу с белым полом, вверх по широкой лестнице до большой белой двери, охраняемой часовым. На первый взгляд все было ровно и эффектно, но я смог почувствовать напряжение в воздухе: какая-то разновидность угрюмости военного времени со множеством спешащих ног в середине дистанции. И в центре всего этого блеска мой взгляд приковала забавная аномалия; клочок чего-то, что выглядело желтой поганкой, растущей в углу, где мраморный пол примыкал к стене. Военный со связкой серебряных шнуров, петлей нырявших под эполет, постучал в дверь, ее открыли, и мы вошли. Это был большой кабинет с темными панелями стен и картинами в позолоченных рамах с изображениями старых орлов с жестким выражением лица в негнущихся форменных воротничках. Я посмотрел на человека, сидящего за столом размером со скамью на бульваре, и встретился с парой глаз, буквально сверкавших энергией. - Ну, мистер Кэрлон, - произнес он заупокойным, как орган, голосом, - наконец мы встретились. Это был крупный мужчина, черноволосый, с прямым носом, жестким ртом и глазами со странным темным отсветом. Он шевельнул пальцем, и люди, приведшие меня сюда, скрылись. После этого он встал, обошел вокруг стола и, остановившись передо мной, оглядел сверху вниз. Он был так же высок, как и я, то есть шесть футов три дюйма, и примерно такого же веса. Под гладкой серой формой, которую он носил, угадывалось обилие мускулов. Не тип рабочей лошади, а скорее элегантный тиранозавр в шелках от личного портного. - Майор Рината наделал кучу ошибок, - сказал он, - но в конце концов вы здесь, целый и здоровый, а это все, что сейчас считается. - Кто вы? - спросил я его. - Я барон генерал Ван Рузвельт, глава Имперской Безопасности - исполнительный директор, должен признаться, в результате временного нерасположения барона Рихтгофена. - Он выдал мне один из поклонов вздернутой головой; его улыбка походила на солнце, прорвавшееся сквозь черную тучу. Он хлопнул меня по плечу и рассмеялся. - Но между мною и вами, мистер Кэрлон, формальности не обязательны. - Он посмотрел мне в глаза, и его улыбка исчезла, хотя веселые блики еще горели. - Вы нужны мне, Кэрлон, а я нужен вам. Между нами, мы держим судьбы мира - или многих миров - в своих руках. Но мне не все ясно из того, что не входит прямо в мои намерения. - Он махнул рукой, указав мне на кресло, подошел к бару и нацедил два бокала напитка, один из которых вручил мне, и сел за стол. - Откуда начать? - произнес он. - Предположим, я начну с утверждения, что полковник Байярд ничего вам не сказал - что вы ни о чем не догадываетесь. Выслушайте, в таком случае, и я расскажу вам о кризисе, перед лицом которого мы стоим, вы и я. 5 - Континуум многопорядковой реальности является комплексной структурой, ко в целях простоты мы можем рассматривать ее как связку линий, тянущихся из удаленного прошлого в невообразимое будущее. Каждая линия - мир. Вселенная со своей собственной бесконечностью пространства и звезд, отделяемая от родственных миров непересекающимся барьером энергии, которую мы знаем как энтропию. - Не пересекаемым он был до тысяча восемьсот девяносто седьмого года, когда двое итальянских ученых Массони и Коничи наткнулись на принцип, который изменил ход истории - биллионы историй. Они создали поле, в котором энергия нормального темпорального потока отклонялась таким образом, который можно считать прямым углом к нормальному направлению. Объекты и индивиды, замкнутые в поле, двигались не вперед во времени, как природа, а пересекая линии альтернативной реальности. С этого начала вырос Империум - правительство, провозгласившее суверенитет над целой Сетью альтернативных миров. Ваш мир - известный как Распад-Изолированный Три - одна из бесчисленных параллельных Вселенных, каждая из которых отличается от своих соседей бесконечно мало. Как и этот мир, они лежат внутри обширного района разрушения, который мы зовем Распад, пустыни, созданной несчастной ошибкой в ранних экспериментах с М-К принципом, повлекшей предельное разрушение обширного комплекса миров, обращению их судьбы в хаос, который вы, без сомнения, видели, пересекая этот район по пути сюда. - Среди отношений, существующих меж параллельными линиями, есть такие, что связывают определенных индивидов, мистер Кэрлон. Задумайтесь на миг: если два мира отличаются друг от друга только расположением двух песчинок на пляже - или двух молекул в песчинке, - из этого следует, что аналоги индивидов будут существовать во всех таких мировых линиях, чья дата общей истории - дата, с которой родились их истории, - позже, чем дата рождения индивида данного вопроса. Ваш случай, мистер Кэрлон, исключение - и этот факт - ключ к проблеме. Ваш мир - остров в Распаде, окруженный не жизнеспособными параллельными мирами, а пустыней с полным отсутствием нормальной жизни. Вы уникальны, мистер Кэрлон - что само по себе делает существующую ситуацию ядовитой. - Это дикое прилагательное, генерал, - сказал я. - Я еще слушаю чтобы понять, почему потопление моей лодки представлено, как дружественное действие. - Как я сказал, майор Рината сделал некоторое количество ошибок, но его намерения были мирными. Он работал здесь, со мной, с большим напряжением много недель. Что касается его миссии, рассудите сами, мистер Кэрлон: вы - человек, обреченный на определенную роль в крупных делах, и что я узнаю о вас? Ничего. А времени мало. Это было необходимо - неприятно, но абсолютно необходимо - предложить вам тесты. Я приношу официальные извинения по поводу всех возможных щекотливых ситуаций - памятуя о вашем значении для настоящего противостояния. - Это уравнивает нас. Выражение лица Рузвельта на миг изменилось; эмоции кипели под мягким фасадом, но он был не таким человеком, чтобы их показать. - В пропавших мирах Распада ваша семья маячит как колосс, мистер Кэрлон. Сейчас из всего этого могучего племени остались только вы. - Его взгляд встретился с моим. - Судьбы многих людей сгинули в холокосте Распада, а человеческая судьба - сила, равная эволюционному давлению самой Вселенной. Запомните: необозримая энергия устраненных Распадом миров не разрушается, но вместо этого переливается в оргию бесконечной жизнеспособности, что характеризует Распад. Сейчас эта энергия ищет возможности переориентироваться, чтобы усилить давление на реальность. Если этой мощи не дать канала выхода, не направлять, не придавать форму - наши миры будут поглощены раком Распада. Признаки надвигающейся чумы налицо! - Он махнул рукой на голубой с золотым королевский герб на стене за собой. На позолоте были зеленые пятна, а в углу образовался крошечный нарост плесени. - Этот шлем был отполирован сегодня утром, мистер Кэрлон. А посмотрите на это. - Он указал на золотой шнур знаков различия у себя на воротнике, изъязвленный чернью. - И это! - Он подтолкнул через стол переплетенную в кожу папку, на которой тисненый серебром королевский герб пузырился от коррозии. - Это символы - но символы, которые представляют фиксированные параметры нашего космоса. И такие параметры эрозируют, мистер Кэрлон! - Он отклонился назад, глаза его заблестели, голос зазвенел. - Если ничего не сделать сейчас, сразу, чтобы заново усилить настоящую реальность, само существование ее, как мы знаем, обречено, мистер Кэрлон. - Олл райт, генерал, - сказал я. - Я выслушал, понял не все, но увидел достаточно за последние несколько часов, чтобы удержаться от соблазна назвать вас сумасшедшим прямо в лицо. Что вы хотите от меня? Что вы ждете от меня? Что я должен сделать с поганками, растущими в коридорах? Он встал и прошелся вдоль комнаты, потом повернулся, прошел обратно и остановился передо мной. - Мой план опасен; вы можете подумать, что он фантастичен, капитан Кэрлон... - Я посмотрел на него вопросительно; он кивнул и улыбнулся. - Я приказал назначить вас в Имперскую Службу Безопасности и причислить к моему штату, - сказал он небрежно. - Спасибо, генерал, - ответил я, - но вы можете оставить иллюзии, так как я просто несостоятелен. Мгновение он смотрел на меня вопросительно. - Не надо никаких взяток, - сказал он и выбрал толстую папку из стола. - Это уже подписано. - Нет, без определенного участия с моей стороны, еще нет, - ответил я. - Конечно, присяга потребуется, - сказал он, - но это простая формальность... - Полагаю, она - символ, как вы говорите, генерал, ибо что правда, то правда - я штатский. - Очень хорошо. - Он отбросил фантастическую комедию в сторону так, что я почувствовал, что это не так преднамеренно, как казалось. - Как хотите. Возможно, что-то сказанное вам полковником Байярдом, создало у вас предубеждение... - Кстати, где сейчас Байярд? В последний раз я видел его с желудочными коликами, причиненными чесоткой пальца майора Ринаты, лежавшего на курке. - Полковника Байярда ввели в заблуждение. Его намерения, без сомнения, были добрыми, но он не был информирован. Я не удивляюсь, что у него сформировалось ошибочное впечатление об этой операции на основании тех немногих фактов, на которых он споткнулся. - Мне хотелось бы видеть его. - Это вряд ли возможно в настоящее время; он в госпитале. Но как бы то ни было, я не намереваюсь предпринимать никаких действий против него за нарушение дисциплины, если это интересует вас. До нынешнего дня у него был великолепный послужной список, но на этой должности он просто переусердствовал. - Вы сказали что-то о сотрудничестве. Чего же вы хотите от меня? Он встал, обошел вокруг стола и хлопнул меня по плечу. - Идемте, капитан, - предложил он, - я вам покажу. Комната, куда он привел меня, находилась в подвале, охраняемая тремя вооруженными беломундирными часовыми. Одну ее стену до самой земли заполнял экран, на котором мелькали точки и линии. - Это карта Сети, покрывающая ареал в радиусе ста тысяч СН лет, - пояснил Рузвельт и нашел указатель, обозначенный красным светом точно в центре. - Это мировая линия Империума Ноль-Ноль. Здесь, - он показал другую светящуюся точку не очень далеко, - ваша родная линия, Р-И Три. Заметьте, что вокруг этих изолированных линий в обширном районе - ничего, пустыня. Это Распад, мистер Кэрлон. Вычисления наших физиков говорят нам, что вероятная несбалансированность, основанная на исходном катаклизме, которую сформировал Распад каких-то семьдесят лет назад, сейчас ищет равновесия. Фантастические силы пойманы там в непрочном стазисе; энергия такого сорта генерирует реальность мгновение за мгновением, как нормальный прогресс энтропии. Мне нет нужды говорить вам о непостижимой потенциальной мощности этих сил. Считайте только, что каждое мгновение времени Вселенная разрушается и воссоздается - и там, в этом опустошенном районе, этот процесс прерывается, блокированный, как забитый вулкан. На протяжении семи десятков лет давление возрастало. Сейчас его больше нельзя отрицать. Великий шторм вероятности бушует в центроидной точке Распада. Скоро он прожжет себе путь сюда. Если мы не примем некоторые меры раньше, он сметет наш мир - и все другие миры в обширном диапазоне. Это будет опустошение, которое превзойдет всякое воображение. Даже сейчас волны вероятности движутся снаружи из холокоста, что приводит к результатам, которые видны каждому просто как намек на предстоящее всесожжение. Он опустил указку, глядя на меня долго и жестко. - Ваша судьба переплетается с судьбой вашего мира, мистер Кэрлон, это ваш рок. Ваша история - часть основы ткани реальности, которую мы знаем. Мы должны овладеть этой нитью - и каждой другой нитью, о которой нам известно, - и хоть они немногочисленны, попытаться соткать из них жизнеспособную матрицу, в которой пойманная энергия может иссякнуть. У меня было чувство, что он упрощает проблему, хотя даже так она была слишком тяжелой для меня. - Продолжайте, генерал, - сказал я. - Я пытаюсь на ощупь следовать за вами. - Наши жизни существуют не в вакууме, Кэрлон. У нас есть прошлое, корни, предшественники. Действия людей тысячу лет назад воздействуют на наши жизни сегодня так же, как и наши действия сегодня будут иметь отклик там, в веках, что последуют за нами. Цезарь, Наполеон, Гитлер влияли на свои времена и времена, что последуют. Но мы стоим у того порога, где сама текстура существования напрягается до точки разрыва. Мы совершаем то, что, далеко вне ординарных измерений потенции ключевых индивидуальностей, будет определять форму грядущего мира. Мы должны действовать немедленно, решительно, точно. Мы не можем позволить ни слабости, ни ошибок. - Мы выстроим что-нибудь, генерал. Почему бы не перейти к сути. Он нажал кнопку на панели, карта мигнула, и ее место заняла другая диаграмма, представляющая собой амебу розовых и красных линий, извивающихся и искривляющихся над решеткой, усеянной светящимися точками. - Это карта энергий закрытого уровня Распада, - сказал Рузвельт. - Здесь вы видите сдвигающиеся линии квантового разграничения по мере того, как они ищут возможности утвердиться при нормальном давлении, оказываемом штормом вероятностей. В каждой мировой линии, присоединяющейся к Распаду, объективная реальность есть течение. Объекты, люди, ландшафты сдвигаются, меняются время от времени, день ото дня. Нет нужды входить в детали, какой пандемониум это производит. Пока мы чувствовали здесь эти эффекты меньше: линия Ноль-Ноль стабильная, прочно укоренившаяся в прошлой истории серией мощных ключевых событий. То же самое верно и для вашей линии Р-И Три. Для Распада поглощение этих линий повлечет уничтожение основ культурного развития человечества столь же мощное, как было открытие огня. Он снова щелкнул выключателем, на этот раз выдав вид светящейся туманности, похожей на крупные планы поверхности солнца. - Это центр вероятностного шторма, мистер Кэрлон. Мы определили точку его локации в мировой линии, что некогда была местом великой культуры. Именно там можно найти ключ к кризису. Я предлагаю вам, мистер Кэрлон, отправиться туда и найти этот ключ. - Это изрядно смахивает, на прыжок в глотку живого вулкана. - Данная диаграмма представляет возмущение энергии вероятностей, - сказал Рузвельт. - Для наблюдателя на поверхности из самой А-линии шторм напрямую не виден. Ненормальности, невозможности, уродства, смешение законов природы, искажение реальности прямо у вас на глазах - да, но сама буря бушует на уровне энергий, определяемая лишь специализированными инструментами. Человек может пойти туда, мистер Кэрлон; опасности с которыми он встретится, будут неописуемы, но, возможно не непреодолимы. - Попав туда, что? - Где-то в этой линии существует ключевой объект, артефакт, столь неразрешимо вплетенный в прошлое и будущее этой линии, и квант, который он контролирует, таков, что главные линии вероятностей должны пройти сквозь него тем путем, каким линии магнитных сил текут через полюса. Я предлагаю найти и идентифицировать этот объект, и переместить его на безопасное место. - Валяйте дальше, - сказал я. - Разберитесь с остальным. - Что еще тут можно сказать, мистер Кэрлон? - Рузвельт вновь подарил мне солнечную улыбку, и в его глазах появился тот опасный блеск, что присущ человеку, любящему опасности. - Я хочу, чтобы вы были со мной. Мне бы хотелось, чтобы вы, то есть силы, которые вы представляете, были на моей стороне. - Что заставляет вас думать, что я соглашусь пойти? - Я прошу вас пойти - я не могу, не должен пытаться принудить вас. Это было бы хуже, чем просто бесполезно. Но, вспоминая величие вашей линии, я верю, что вы знаете, в чем ваш долг. - Это еще и мой долг? - Я думаю, да, Кэрлон. - Он поднялся и снова одарил меня улыбкой. Это был человек, которого я должен был либо любить, либо ненавидеть; среднего не дано. - Вам нет необходимости принимать решение прямо сейчас, - мягко сказал он. - Я распорядился о комнате для вас в моих апартаментах. Отдохните ночь, затем мы снова поговорим. - Его взгляд скользнул по моему свитеру и джинсам и остановился на ноже, торчащем из-за пояса. - Я должен попросить вас оставить это... э... оружие у меня, - произнес он. - Технически, вы находитесь под так называемым РАД - рутинным арестом для допроса. Нет смысла говорить о причине беседы. - Я оставлю его себе, - заявил я непонятно почему. В его распоряжении была целая армия, чтобы отобрать у меня все, что ему захочется. Генерал нахмурился и наклонился вперед. Сейчас в его глазах был легкий, контролируемый гнев. - Будьте достаточно любезны избежать неприятностей, положив нож на мой стол, - сказал он. Я мотнул головой. - Это сентиментальный довесок ко мне, генерал. Я так долго носил его, что буду чувствовать себя голым без него. Его глаза поймали взгляд, как электронный прицел, затем он расслабился и улыбнулся. - Ладно, оставляйте. А сейчас пойдите и подумайте над тем, что вам сказано. Я надеюсь, к завтрашнему дню вы решите сделать, как я прошу. Комната, куда они меня поместили, была маловата для дипломатического приема, но в других отношениях список голосования за нее был бы заполнен одними "да". Когда мой "эскорт" удалился, я сунулся в гардеробную, способную удовлетворить даже бродвейскую звезду, клозет, в котором могли бы спать шестеро и еще осталось бы место для игры в покер всю ночь напролет, ткнул пальцем постель, похожую на олимпийский ковер для борьбы, с кисточками. Это было намного причудливей, чем в моем обычном стиле, но у меня возникла мысль, что выспаться на ней я смогу. Я принял душ в ванной, полной золотых кранов и розового мрамора, надел свежую одежду, что была выложена для меня, после чего появился официант с тележкой, загруженной фазанами на просвечивающем китайском фарфоре, вином и чашками бумажной толщины. Пока я все это заглатывал, я думал о том, что узнал от Рузвельта. Поверхностная часть - история о параллельных мирах и катастрофе, нависшей над нами, если он и я что-нибудь не сделают с этим - это все равно; так же верно, как и нездорово. Я не понимал этого и никогда бы не понял - но здесь, вокруг меня это было очевидно. Была и другая часть общего представления, что беспокоила меня. Однажды, когда время тяжело повисло на моих руках в читальном зале с плоской крышей, я провел некоторое время, изучая теорию игр. Настоящая ситуация, кажется, поддавалась ее анализу в свете того, что я узнал тогда. Рузвельт попробовал три гамбита: первый, когда он освободил меня от поручения; второй, когда попытался получить мое согласие идти с ним на операцию в Распаде вслепую; и третий, когда попытался разделить меня и мой нож. Я противился всем трем ходам больше инстинктивно, чем следуя логике или плану. Я подошел к окну и посмотрел вниз на стену и булыжную мостовую улицы. Большие деревья бросали рисунок тени на полосы травы и цветочные клумбы, а широкие тротуары были полны хорошеньких женщин и мужчин в ярких формах с плюмажами из конских хвостов, с пуговицами, сверкавшими под солнцем. За парком находились магазины с ярко освещенными витринами, полные плюша и различных товаров, кафе с открытыми террасами, тентами и столиками, с запахом свежесваренного кофе и свежевыпеченного хлеба. Откуда-то с эстрады можно было слышать звуки оркестра, играющего вальс типа штраусовских, но я никогда не слышал его там, откуда пришел. Я гадал, что сейчас делает Байярд и что он сказал бы о подобном развитии событий. Я принял его за влиятельное лицо в основном из-за того, что он выхватил меня из моей лодки как раз перед тем, как я собирался начать долгое плавание. Но если Рузвельт сказал правду, если вся эта штука была подстроена, только чтобы проверить мою реакцию, прежде чем толкнуть меня на ключевую роль в потрясающих миры событиях... В этом случае я должен рассказать Рузвельту обо всем, что видел в Шато-Гайяр. Может быть, в этом был некий ключ для того, кто знал, как им воспользоваться. Или злоупотребить им. Байярду было известно намного больше о ситуации, чем мне; и он не доверял Ринате или его шефу. Я хотел бы, чтобы полковник прислушался к тону Рузвельта и выдал мне другую сторону истории. Что мне сейчас было нужно, так это информация о Рузвельте, о Байярде, о том, что происходит, и просто обо всем; информация о моем месте во всем этом - а также назначение старого куска стали с магической способностью указывать на другие старые стальные куски. Я подошел к двери и с облегчением обнаружил, что она открыта, страж в белой с золотом форме стоял навытяжку в дальнем конце прохода. Он направился в мою сторону, но я дал ему отмашку, и он вернулся к своему посту. Я не был под арестом в буквальном смысле слова, но они приглядывали за мной. Я начал закрывать дверь - и услышал пронзительный звук, похожий на ржание недорезанной лошади, из комнаты рядом с моей. Часовой рванул сверкающий хромом автомат из полированной стойки и перешел на бег. Я сделал два прыжка к двери, откуда донесся вопль, дернул ручку, отступил назад и пинком открыл ее. Моему взору предстал белый червяк размерам с пожарный шланг, обернувшийся кольцами, как боа-констриктор, вокруг изломанного человеческого тела. Это был старик с багровым лицом и седыми волосами, выпученными глазами и вывалившимся языком. Я держал сломанный меч в руке, не помня, когда вытащил его. Им я прорезал это, как сыр, и отделенный конец начал хлестать все вокруг, расплескивая дурно пахнущую жидкость. Что-то загрохотало над моим ухом, как пушка, и ломоть червя разлетелся. Десятифутовый кусок шлепнулся на пол, автомат прогрохотал еще раз, и тот взлетел в воздух, хлеща все, пока я рубил другую петлю, завивающуюся вокруг конца, как зачарованная змея. Теперь существовали, уже четыре куска этой штуки, а еще больше выливалось из двери ванной. Я услышал щелчок осечки и ругань охранника. Я прорубил себе дорогу к нему, но было слишком поздно. Он был завернут, как мумия, а его голова находилась под так