Кит Лаумер. Космический шулер ----------------------------------------------------------------------- Keith Laumer. The World Shuffler (1970) ("Lafayette O'Leary" #2). Пер. - М.Гилинский. СПб, "Северо-Запад", 1992. Spellcheck by HarryFan [= Затерявшийся в мирах] ----------------------------------------------------------------------- 1 На Артезии стоял теплый осенний поддень. Лафайет О'Лири, бывший гражданин США, а нынче сэр Лафайет О'Лири, посвященный в рыцари принцессой Адоранной, развалясь, сидел в золоченом кресле в просторной библиотеке у завешенного пышными шторами высокого окна, выходившего в дворцовый сад. На нем были пурпурные бриджи, белая шелковая рубашка и туфли из телячьей кожи с золотыми пряжками. На одном пальце сверкало кольцо с огромным изумрудом, на другом красовалась серебряная печатка с изображением топора и дракона. У его локтя стоял хрустальный бокал с прохладительным. Из динамиков, расположенных на обитых гобеленами стенах, доносилась музыка Дебюсси. О'Лири похлопал себя ладонью по губам, не пытаясь сдержать зевок, и лениво отложил в сторону толстый том в кожаном переплете под названием "Искусство Волхвования", в котором было очень много мелкого шрифта, но, увы, никакой полезной информации. В течение трех лет (с тех самых пор, как Централь обнаружила вмешательство в Континуум и пресекла всякие попытки изменения вероятностей) Лафайет безуспешно пытался вернуть себе недолговечную способность фокусировать психические силы, как было описано в обширном труде "Практик" Месмеризма" профессора Ханса Йозефа Шиммеркомпфа. "Да, - с сожалением подумал Лафайет. - Это была настоящая книга, а не чушь собачья". Жаль, он успел прочитать лишь часть первой главы и в последний момент не смог захватить книгу с собой на Артезию. С другой стороны, когда тебе предлагают срочно выбрать между миссис Макглинт, сдающей комнаты внаем, и Дафной в дворцовых покоях, лучше не мешкать. Эх, веселые были денечки! Все эти годы, живя в Колби Корнерз, он подозревал, что жизнь уготовила для него нечто большее, чем карьеру мелкого торговца без гроша за душой, довольствующегося тухлыми сардинами и несбыточными мечтами. Вот тогда ему и попался на глаза толстый том профессора Шиммеркомпфа. Слог был тяжеловат и несколько старомоден, зато смысл предельно ясен: сконцентрируйся - и мечты твои" сбудутся, или, по крайней мере, покажутся сбывшимися. А разве можно удержаться от соблазна превратить (с помощью самовнушения) жалкую комнатенку в роскошную спальную, где так легко дышится свежим ночным воздухом и играет нежная музыка? Нет, нельзя. Результат превзошел все ожидания. Полный успех. Он представил себе причудливую старинную улицу в причудливом старинном городе - и на тебе! Очутился, где хотел, а самые разнообразные звуки и запахи делали иллюзию полной. Сознание того, что на самом деле он спит, ничуть не уменьшало прелести происходящего. А когда события приняли угрожающий характер, О'Лири сделал второе удивительное открытие: если это и был сон, проснуться он уже не мог. Честно говоря, оставалось только предположить, что кошмарным сном оказался Колби Корнерз, а проснулся Лафайет где положено: на прекрасной Артезии. Он, конечно, не сразу понял, что наконец-то попал к себе домой и душой и телом. Некоторое время Он считал, что нашел ответ на извечный вопрос: проснется ли человек, который во сне упал со скалы? Сам Лафайет, по счастью, ни с каких высот не падал, но, пожалуй, это была единственная опасность, которой он не избежал. Сначала его вызвал на дуэль граф Аллан, и от непредсказуемых последствий спасла его Дафна, сбросившая в очень важный психологический момент с верхнего этажа дворца свой ночной горшок прямо графу на голову. Потом король Горубль поклялся, что свернет Лафайету шею, если тот не убьет дракона. Невероятные приключения, грозившие жизни и здоровью О'Лири, закончились тем, что ему пришлось убить Лода, двухголового великана. А затем выяснилось, что Лода, вместе с его любимцем аллозавром, перебросили в Артезию из другого измерения по приказанию фальшивого короля Горубля. И только благодаря чистой случайности, - в чем Лафайет не сомневался, - ему удалось доказать, что узурпатор - бывший агент Континуума, который убил настоящего короля, а наследного принца, нарушив закон, отправил в другое измерение на украденном в Централи Путепроходце. Хорошо, что Лафайет успел помешать Горублю избавиться заодно от принцессы Адоранны. Посчитав себя смертельно раненным, бывший король признался, что именно О'Лири является наследным принцем и истинным владыкой Артезии. Ситуация сложилась довольно двусмысленная, и некоторое время все действующие лица чувствовали некоторую неловкость, но, слава богу, Горубля случайно вышвырнул в другое измерение его собственный Путепроходец, после чего Лафайет отрекся от престола в пользу принцессы и зажил припеваючи с верной Дафной. Он тяжело вздохнул, поднялся с кресла и выглянул в окно. В роскошном дворцовом парке шли-приготовления к чаепитию, вернее - внезапно подумал Лафайет - завтрак на свежем воздухе закончился. Не было слышно ни болтовни, ни веселого смеха, раздававшихся всего несколько минут назад, а лужайки и тропинки почти опустели. Несколько задержавшихся гостей лениво шли к воротам; мажордом торопился на кухню, стараясь не уронить поднос, заполненный пустыми чашками, тарелками и скомканными салфетками; служанка в мини-юбке, демонстрируя пару прелестных ножек, стряхивала крошки с мраморного столика у фонтана. Глядя на ее костюм, вернее, его отсутствие, Лафайет затосковал. Стоит только чуть-чуть расфокусировать зрение, и можно представить, что перед ним Дафна, какой он увидел ее в первый раз. "Все-таки раньше жилось как-то проще, веселее, - подумал Лафайет, - хоть Горубль и мечтал отрубить мне голову, а великан Лод придерживался того же мнения. Да и с драконом пришлось повозиться, а в интригах Аллана и Красного Быка не разобрался бы сам черт". Но Лода Лафайет прикончил, и дракона тоже. Само собой, нехорошего дракона. Любимец Лафайета, игуанодон, счастливо здравствовал в стойле, ежедневно пожирая положенный рацион: двенадцать стогов самой свежей соломы. Аллан женился на Адоранне и, перестав ревновать, стал вполне терпим. Красный Бык опубликовал свои мемуары, после чего купил небольшую гостиницу на окраине города и назвал ее "Одноглазый Мужик". Горубль подевался неизвестно куда. Дафна ничуть не изменилась; по крайней мере, в те минуты, когда Лафайету удавалось с ней встретиться, она была столь же умна и прелестна, как прежде. Графский титул не вскружил бывшей прислуге голову, но в последнее время она слишком уж часто предавалась светским развлечениям и невинным шалостям. Нет, конечно, Лафайету вовсе не хотелось вновь стать объявленным вне закона преступником, которого бескорыстно полюбила дворцовая служанка, но... Ничего особенного в его жизни не происходило, и не особенного тоже. Самым интересным приключением можно было считать разве что предстоящий праздничный ужин. Лафайет тяжело вздохнул во второй раз. А как хорошо было бы посидеть с Дафной в уютном баре, тет-а-тет, и чтоб играла музыка... Он тряхнул головой, избавляясь от наваждения. В Артезии не было ни баров, ни музыки. Таверны, воздух в которых был, казалось, пропитан дымом высоких чадящих свечей, назывались здесь гостиницами, и в них подавали пиво и сочное свежее мясо. Лафайет встрепенулся. Кстати, неплохая идея. Совсем необязательно им с Дафной присутствовать еще на одном роскошном пиру. Настроение у Лафайета сразу улучшилось, и, решив не откладывать дела в долгий ящик, он быстро прошел в соседнюю залу и распахнул дверцы платяного шкафа. Раздвигая вешалки с ослепляющими великолепием парадными костюмами, О'Лири достал малиновый пиджак с серебряными пуговицами. На улице было жарко, но если он появится в рубашке с короткими рукавами, на него начнут бросать косые взгляды, Дафна расстроится, а принцесса Адоранна приподнимет идеально прямую бровь. Этикет... - Вот чего я добился, - бормотал Лафайет, на ходу надевая пиджак. - Казарменный режим какой-то. Скука смертная. О, боже, разве к этому он стремился, проклиная судьбу мелкого американского торговца без гроша за душой? Правда, географически он и сейчас находился в Соединенных Штатах. Артезия располагалась там же, где Колби Корнерз, но в другом измерении, а следовательно, и жизнь здесь была другой. Но разве это жизнь? Королевский бал, королевская охота, королевская регата. Блистательные праздники, блистательное общество, блистательные разговоры. Ну и что с того? Что в этом плохого? Разве он не мечтал о сладкой жизни, прозябая в крохотной комнатенке и открывая очередную коробку сардин на очередные завтрак, обед и ужин? "Мечтал, - печально признался Лафайет. - И все же - все же мне очень скучно". Скучно. В Артезии, стране его грез. Скучно. - Чепуха на постном масле! - громко воскликнул он, спускаясь по широкой спиральной лестнице, ведущей в Зал Приемов, увешанный зеркалами в золотых рамах. - У меня все есть, а если чего нет - стоит только захотеть! Нежная Дафна щебечет, как птичка, одно загляденье; я могу выбрать в Королевских конюшнях любого скакуна, хоть Дини; в моем гардеробе двести костюмов; каждый вечер дается банкет и... и... Он шел по черно-красному гранитному полу, сопровождаемый гулким эхом, чувствуя, как наваливается усталость от одной только мысли, что завтра его ждут неизбежные банкет, бал, званый ужин, - одним словом очередной день ничегонеделания. - Чего тебе надо? - требовательно спросил он у своих зеркальных отражений. - Человек вкалывает, как лошадь, чтобы заработать побольше денег. А деньги ему нужны, чтобы делать все, что захочется. А ты и так делаешь все, что захочется. - Лафайет сурово посмотрел на малиново-золотое отражение. - Чего молчишь? - Мы уедем отсюда, - бормотал он, выходя в парк. - В горы, а может, в пустыню. Или на берег моря. Могу поспорить, Дафна никогда не купалась голая при лунном свете. По крайней мере, со мной. И мы возьмем с собой немного продуктов, и сами будем готовить, и ловить рыбу, и заниматься ботаникой, и смотреть на птичек, и... Он остановился у широкой террасы и стал оглядываться, надеясь увидеть изящную фигурку Дафны сквозь зеленые ветки кустарника. Последний гость вышел за ворота, исчез мажордом, убежала служанка, и лишь старый садовник в дальнем углу парка ковырялся в земле. Лафайет медленно пошел по тропинке, почти не замечая одурманивающего запаха цветущей гортензии, ленивого жужжания пчел, мягких вздохов ветерка, шуршащего в кронах аккуратно подстриженных деревьев. Постепенно его охватила апатия. Зачем уезжать? Какой в этом смысл? Он не перестанет быть Лафайетом О'Лири, а Дафна останется Дафной. Когда новизна ощущений пройдет, он наверняка пожалеет об удобном кресле и забитом доверху холодильнике, а Дафна начнет переживать по поводу прически и событий, которые могли произойти во дворце за время ее отсутствия. К тому же их закусают комары, они обгорят на солнце, будут мерзнуть по ночам, питаться горелой кашей и испытывать массу прочих неудобств, от которых он так отвык. На мгновение в конце тропинки показалась высокая фигура графа Аллана. Лафайет окликнул его и ускорил шаг, но подойдя к перекрестку, никого не увидел. Он повернул обратно, теперь уже в совершенно подавленном настроении. Впервые за три года он испытывал те же чувства, что в Колби Корнерз, где он гулял долгими вечерами по городским кварталам, глядя на желтые фонари и строя воздушные замки... Лафайет остановился. Он вел себя, как мальчишка. Ему повезло, как никому другому, и незачем валять дурака. К чему рубить сук, на котором сидишь? Через час начнется праздничный ужин, и он пойдет на него, как всегда, и будет вести светские разговоры, тоже, как всегда. А так как ему не очень хочется в данную минуту возвращаться во дворец - да и собеседник из него сейчас никудышный - можно немного посидеть на любимой мраморной скамейке, почитать очередной выпуск "Популярного Волшебства" и заодно настроиться на нужный лад, чтобы за столом не ударить лицом в грязь. И кстати, не забыть сделать Дафне комплимент по поводу нового сногсшибательного платья. А после обеда улизнуть с ней в спальную и... Неожиданно Лафайет вспомнил, что давно уже не нашептывал в нежное ушко Дафны ласковых слов. Вечно его отвлекали то книги, то собутыльники, а Дафна, конечно, была на седьмом небе от счастья, обсуждая с женами высокопоставленных особ рукоделья, или что там обычно обсуждают леди, пока мужья глушат бренди, курят сигары и рассказывают непристойные анекдоты. Лафайет неодобрительно посмотрел на стоявший перед ним куст азалии и нахмурился. Он был настолько поглощен мыслями, что невольно прошел мимо своего самого любимого уголка парка, где рядом с мраморной скамейкой цвело миндальное дерево и мягко журчал фонтан; а большие вязы отбрасывали прохладные тени на зеленую лужайку, за которой росли тополя и виднелся берег озера. Он пошел назад и вскоре вновь очутился на перекрестке, где видел графа Аллана. Забавно. Заблудиться в собственном парке. Лафайет посмотрел по сторонам, покачал головой, увидев пустынные тропинки, и решительно зашагал вперед. Через десять шагов он остановился перед кустом азалии. - Я совсем распустился, - пробормотал он. - Не могу найти первого поворота направо за фонтаном. Он оборвал себя на полуслове, неуверенно глядя на внезапно уменьшившуюся лужайку. Фонтан? Никакого фонтана в помине не было: Лафайет стоял на усыпанной гравием и опавшими листьями дорожке, по одну сторону которой росли деревья, а по другую - возвышалась кирпичная стена. Но ведь этой стене положено находиться в конце парка, за утиным прудом... Лафайет поспешно пошел по дорожке, свернул направо... и увидел болото в зарослях тростника. Резко повернувшись, он уткнулся в густой кустарник. С трудом продравшись сквозь спутавшиеся ветви, исцарапанный и исколотый колючками, Лафайет вышел на небольшую лужайку, поросшую одуванчиками. Цветочные клумбы исчезли, как по мановению волшебной палочки. От тропинок и следа не осталось. Дворец, возвышавшийся на фоне почему-то серого неба, имел жалкий вид и казался пустым и заброшенным. Выбитые стекла напоминали пустые глазницы; ветер сдувал с террас опавшие листья. О'Лири быстро поднялся по ступенькам в Зал Приемов, увешанный зеркалами. На мраморном полу лежал толстый слой пыли. Гулкое эхо шагов преследовало его по пятам до дверей караульной, в которой пахло затхлостью и не было ничего, кроме плесени. Лафайет побежал по коридору, громко крича, заглядывая в пустые и явно нежилые комнаты. Остановившись, он на мгновение прислушался, но услышал лишь далекий крик какой-то птицы. - Ерунда, - услышал он как бы издалека собственный голос. - Не могли они все уйти, ничего мне не сказав. Дафна никогда бы так не поступила... Едва справившись с неприятным тошнотворным ощущением, он стал подниматься по широкой лестнице, перепрыгивая через ступени. С паркетных полов исчезли ковры, со стен - портреты придворных. Он настежь распахнул двери в свои покои и уставился на деревянный пол и окна без портьер. - Великий боже, меня обчистили! - воскликнул Лафайет и, повернувшись к стенному шкафу, с размаху ударился носом о стену. Шкаф прекратил свое существование, а стена оказалась футов на двенадцать ближе, чем ей было положено. - Дафна! - взревел он и со всех ног кинулся в следующую комнату, оказавшуюся на удивление маленькой, темной и с низким потолком. На его вопль никто не ответил. - Никодим, - громко сказал Лафайет. - Ну конечно же, надо срочно позвонить Никодиму в Централь. Он знает, что делать. Кинувшись в башню, Лафайет помчался по узкой витой каменной лестнице к бывшей лаборатории Придворного Мага Артезии, а на самом деле - агента Централи, которого давным-давно отозвали для выполнения очередного задания первостепенной важности. Но телефон остался, запертый в стенном сейфе, и надо успеть добежать, прежде - прежде... Лафайету стало так страшно, что он решил больше не думать на эту тему. Если сейф окажется пустым... Совсем запыхавшись, он добежал до верхней площадки и ворвался в небольшую, отделанную гранитом лабораторию. Над широкими скамьями висели полки с чучелами сов; на столах валялись бутылки, будильники, пузырьки, обрывки проволоки и непонятные аппараты из бронзы и хрусталя. С высокого, затянутого паутиной потолка свисал на тонкой проволоке пыльный позолоченный скелет, перед которым находилась панель управления черного цвета с рычажками и циферблатами. Рычажки давно заржавели, а на циферблатах треснули стекла. Затаив дыхание, Лафайет подошел к сейфу, дрожащими руками снял с шеи ключик на золотой цепочке и сунул его в замочную скважину. Со вздохом облегчения он снял трубку старинного, с бронзовой отделкой телефона и услышал далекий, похожий на писк комара, гудок. О'Лири облизнул пересохшие губы и наморщил лоб. - Девять, пять, три, четыре, девять, ноль, ноль, два, один, один, - бормотал он, набирая номер. В трубке потрескивало. Лафайет почувствовал, что пол под его ногами заходил ходуном. Он поглядел вниз. Шероховатые гранитные плиты исчезли, уступив место таким же шероховатым деревянным доскам. - Соединяйся, черт тебя дери! - простонал он, стукнув по телефону, и был вознагражден долгими гудками. - Ответьте, хоть кто-нибудь! Вы - моя последняя надежда. Ветер взъерошил ему волосы. Лафайет вздрогнул, бросил быстрый взгляд наверх и увидел свинцовое небо. На полу, невесть откуда, появились птичий помет и куча опавших листьев. Тем временем вокруг явно посветлело, и стена, в которую был вделан сейф, превратилась в столб. Лафайет неловко повернулся, начал падать и изо всех сил уцепился за телефон, стоявший теперь на конструкции, напоминающей крыло ветряной мельницы, угрожающе раскачивающейся под порывами ледяного ветра. Схватившись одной рукой за ствол растущего рядом дерева, Лафайет посмотрел вниз на огромную мусорную свалку. - Централь! - взвыл он придушенным голосом. - Вы не можете меня бросить! Не имеете права! - Он стукнул по телефону, но на сей раз чуда не произошло. После трех неудачных попыток Лафайет сдался и повесил трубку с такой осторожностью, будто она была сделана из яичной скорлупы. Вцепившись в крыло ветряной мельницы, он принялся оглядывать окрестности: покрытый кустарником склон холма, полуразрушенный город на расстоянии в четверть мили, жалкие лачуги у озера. Топография совсем как в Артезии, и если на то пошло, как в Колби Корнерз, но исчезли куда-то башни, пропали аллеи, сгинули парки, будто их не было вовсе. - Исчезли! - прошептал О'Лири. - Все, на что я жаловался... - Он сглотнул слюну. - И заодно все, на что я не жаловался. Дафна, роскошные покои, дворец... А ведь я уже почти согласился пойти на званый ужин. При мысли об ужине что-то резко кольнуло его чуть ниже средней пуговицы того самого малинового пиджака, который он надел часом раньше. Лафайет задрожал. Становилось темно и холодно. Первым делом надо спуститься на землю, а потом... Оцепеневший мозг не желал задумываться о будущем. - Первым делом надо спуститься на землю, - строго прикрикнул на себя Лафайет. - Первоочередная задача - самая важная. А там видно будет. Он осторожно опустил ногу на деревянный выступ, ощущая слабость в коленках. Мельница тихонько заскрипела и начала оседать. Несмотря на холодный ветер, Лафайет взмок от пота. Да, несомненно, легкая жизнь не пошла ему на пользу. Прошли те дни, когда он съедал на завтрак коробку сардин, метался, как угорелый, с утра до вечера, съедал на обед коробку сардин, а передо сном экспериментировал с различными пластмассами, съедая коробку сардин на ужин. Когда он выберется из этой переделки, если он когда-нибудь из нее выберется, придется сесть на строжайшую высококалорийную диету и всерьез заняться спортом: бегом трусцой, йогой, каратэ, джиу-джитсу и прыжками в длину. Телефон негромко зазвонил, и Лафайет замер, не понимая, послышалось ему или нет, и не спутал ли он телефонный звонок с далеким звоном колокола в деревне или коровьим колокольчиком, если, конечно, в этом измерении обитали животные под названием коровы, и если у них были колокольчики. Телефон зазвонил еще раз, и Лафайет, оборвав два ногтя и ссадив ладони, ринулся наверх. На мгновение нога соскользнула с выступа, но он даже не заметил, что висит на руках. Дзинь-дзинь. Спустя несколько секунд Лафайет сорвал трубку и прижал ее к уху другим концом. - Алло? - задыхаясь, выкрикнул он. - Алло? Да? Говорит Лафайет О'Лири... Услышав пронзительный скрипучий голос где-то в районе подбородка, он быстро перевернул трубку. - ... Фитильзад, исполняющий обязанности инспектора Континуума, - говорил скрипучий голос. - Простите, что пришлось нарушить ваш покой, но Централь объявила аврал, и мы вынуждены временно призвать на действительную службу всех агентов. Согласно нашим данным, вы находитесь в бессрочном отпуске на Локус Альфа Девяносто Три, Измерение В-87, Лиса 22 1-6, известное также под названием Артезия. Это верно? - Да, - пробормотал Лафайет. - То есть нет. Видите ли... - Аварийная ситуация требует, чтобы вы немедленно удалились от дел и ушли в подполье, в качестве заключенного в лагере строгого режима, отбывающего девяносто девять лет за убийство при отягчающих вину обстоятельствах. Вам ясно? - Послушайте, мистер Фитильзад, - торопливо перебил его Лафайет. - Вы не совсем разобрались в ситуации. В настоящий момент я сижу на мельнице, в которую превратился королевский дворец, и... - Таким образом, вам надлежит срочно доложить о своем прибытии в подпольную организацию, штаб-квартира которой расположена в месте пересечения трубопроводной и канализационной систем дворца, в двенадцати футах под Королевским Заводом по переработке отбросов, в двух милях к северу от города. Вы, естественно, будете замаскированы. Наш человек тайно переправит вас в лагерь, предварительно снабдив лохмотьями, вшами, струпьями, колтунами, шрамами... всем необходимым. - Подождите! - закричал Лафайет. - Я не могу выполнить вашего задания! - Почему? - Голос звучал удивленно. - Потому что я не в Артезии, черт побери! Я вам все уши об этом прожужжал! Я сижу на мельнице в ста футах над помойкой! Говорю же, гулял себе тихо-спокойно в парке, а скамейка исчезла, а потом фонтан, а потом... - Вы намекаете, что вы не в Артезия? - Почему вы не хотите слушать? Произошло нечто ужасное... - Будьте добры, отвечайте на вопрос. Да или нет, - отрезал скрипучий голос. - Может быть, вам неизвестно, что возникла аварийная ситуация, которая может распространиться на весь Континуум, включая Артезию! - Так ведь и я о том же! - взвыл О'Лири. - Нет. Я не в Артеэии. - Фу, - проскрипел голое. - В таком случае прошу простить за звонок... - Фитильзад! Не вешайте трубку! - заорал О'Лири. - Вы - моя единственная надежда! Мне необходима помощь. Они все исчезли, понимаете? Дафна, Адоранна - никого не осталось. Дворец, город, королевство... - Послушайте; мой мальчик, допустим, я внесу вас в Список Пропавших без Вести и... - Нет, это вы послушайте! Когда-то я вам помог. Теперь ваша очередь. Заберите меня отсюда! Я хочу в Артезию! - Не может быть речи, - сурово проскрипел голос. - Сегодня вечером мы обслуживаем агентов с секретностью два нуля девять, а у вас - жалкие два нуля три. Но... - Вы не имеете права! Где Никодим? Он вам скажет... - Никодим переброшен на Локус Бета Два-ноль в обличье капуцинского монаха, занимающегося исследованиями в области алхимии. Он исполняет задание настолько секретное, что мы лишены возможности поддерживать с ним связь в течение двадцати восьми лет и шести месяцев. Лафайет застонал. - Но хоть чем-то вы можете помочь? - Гмм... Видите ли, О'Лири, я только что просмотрел ваше дело. Похоже, раньше вы занимались недозволенными экспериментами с пси-энергией, и мы, естественно, сфокусировали на вас Подавитель. И все же, я вижу, вы действительно оказали нам когда-то важную услугу. А теперь слушайте. У меня, конечно, нет полномочий отключать Подавитель, но, между нами, сугубо конфиденциально, могу намекнуть на одно обстоятельство, которое поможет вам выпутаться. Только не вздумайте проболтаться, что это я намекнул. - Валяйте. Намекайте... и как можно скорее. - Гмм... Как там? О'кэй, запоминайте: Смешайте конину и ножки свиньи, Чтоб стали они, как веревки, туги, От Бронкса милльоны едят до Майами, Ключ к этой разгадке, конечно... - Ох, ох, ну вот, О'Лири. Так я и знал! Это шаги Главного Инспектора! Я должен идти. Желаю счастья! Желаю удачи! Не забывайте нас! И если останетесь в живых, дайте о себе знать! - Подождите! Вы забыли сказать, какой ключ к загадке! Лафайет бешено затряс трубку, но в ответ услышал лишь короткие гудки. Затем внутри что-то фыркнуло и наступила зловещая тишина. Лафайет застонал и повесил трубку на место. - Ножки свиньи, - пробормотал он. - Конина. И это - единственное спасибо, которое я получил за годы преданной службы, когда делал вид, что наслаждаюсь праздниками, обедами, охотой, Дафной, а на самом деле страдал, ожидая, когда позвонит этот треклятый телефон и меня призовут на действительную службу, дадут секретное поручение... Он перевел дыхание и заморгал глазами. - Опять ты мелешь ахинею, О'Лири, - сказал он сам себе. - Признайся, все эти годы ты наслаждался жизнью, как никогда. И тебе в голову не приходило набрать номер Централи и пойти добровольцем на какую-нибудь опасную работу. Так что не скули, затяни пояс потуже, оцени обстановку и составь план действий. Он посмотрел вниз. Земля, окутанная сумерками, казалась еще более далекой и недоступной. - Итак, с чего начать? - громко спросил он. - Какие шаги предпринять, чтобы убраться отсюда подобру-поздорову и очутиться в другом измерении? - Ах ты, тупица! - воскликнул он, подпрыгнув и чуть не свалившись с мельницы. - Ну конечно же! Пси-энергия! Вспомни, как ты попал на Артезию из Колби Корнерз? И прекрати разговаривать с самим собой, - сурово добавил он. - А то подумают, что ты совсем свихнулся. Уцепившись что было сил за крыло мельницы, О'Лири крепко зажмурился и стал вспоминать Артезию - ее запахи, романтичные старинные улочки, причудливые дворцовые башни, таверны, паровые автомобили, деревянные домики, маленькие аккуратные лавочки и лампочки в сорок ватт... Он осторожно приоткрыл один глаз. Никаких перемен. Он все еще восседал на вершине мельницы, а склон холма, поросший кустарником, спускался к деревне у озера. В Артезии на этом месте находился зеркальный пруд, в котором росли белоснежные кувшинки и скользили по воде лебеди. Даже в Колби Корнерз пруд был довольно аккуратным, хотя в нем, напоминая о существовании цивилизации, плавали фантики от конфет. Озеро, на которое смотрел Лафайет, казалось каким-то грязным и заболоченным. Женщина, неторопливо вышедшая из дома на берегу, выплеснула помойное ведро прямо в воду. Лафайет поморщился и закрыл глаза. Он представил себе классический профиль Дафны; лицо графа Аллана - мужественное, с квадратным подбородком; придворного шута Болтошку; элегантную фигуру и аристократические черты принцессы Адоранны... Безрезультатно. Он, конечно, знал, что Централь лишила его возможности оперировать пси-энергией, объявив преступником, подвергшим опасности существование Континуума, но все же надеялся, что в этом измерении Подавитель не подействует. И... Что там сказал этот бюрократ по телефону? Какой-то намек. Загадка, ключ, китайская грамота, одним словом. Нет, полагаться можно только на самого себя, и чем скорей он это поймет, тем лучше. - Итак, что будем делать? - спросил он у мельницы. - Для начала мы с тебя слезем, - сообщил он, - а то совсем окоченеем от холода. С сожалением посмотрев на телефон, Лафайет начал осторожно спускаться. Когда Лафайет спрыгнул вниз, пролетев последние десять футов по воздуху и угодив в колючий кустарник, совсем стемнело. Жадно потянув носом воздух, он понял, что не ошибся, и до него действительно доносится восхитительный запах жареного лука. Он сунул руку в карман, побренчал мелочью и подумал, что неплохо было бы перекусить в ближайшей таверне, а заодно выпить небольшую бутылочку вина, чтобы успокоить разгулявшиеся нервы. Потом, призвав на помощь все свое искусство дипломата, он постарается понять, куда попал. Вопросы надо задавать крайне осторожно, но с этим он справится. Вот только какие вопросы задавать? Ладно, там видно будет. Прихрамывая, Лафайет начал спускаться с холма: после неудачного падения болела лодыжка. Совсем потерял форму. Постарел, что ли? Ведь недавно прыгал, как акробат, с крыши на крышу, карабкался по веревкам, воевал с разбойниками, усмирял драконов и одновременно ухаживал за Дафной. При мысли о Дафне у него защемило в груди. Что подумает несчастная женщина, когда поймет, что ее муж исчез? Сердце ее будет навек разбито, она умрет от беспокойства... Да, полно! Он пренебрегал ею последнее время, к Дафна просто не заметят его отсутствия. Возможно в эту самую минуту ее соблазняет какой-нибудь придворный. Вечно шляются по дворцу, якобы для прохождения рыцарской практики, а на самом деле - пьяницы, картежники и бабники... Лафайет непроизвольно сжал кулаки. Как только его отсутствие будет замечено, они накинутся на маленькую беззащитную Дафну, как стервятники на падаль. Бедная невинная девочка, она ведь не сможет защититься от этих волков в овечьих шкурах и начнет принимать утешения... - Прекрати немедленно! - прикрикнул на себя Лафайет. - Дафна - верная жена, лучше не придумаешь, разве что неопытная. Но она поставит фонарь под глаз первому ухажеру, который позволит себе лишнее! Слишком много лет она махала шваброй, и удар у нее, что надо; да и сейчас ей приходится трудиться вовсю: скакать верхом, плавать, играть в теннис - ведь она стала аристократкой! Лафайет представил себе изящную фигурку жены в купальном костюме, застывшую на вышке для прыжков в воду перед бассейном... - Говорю тебе, хватит, - напомнил он. - Займись-ка лучше решением проблем насущных. Конечно, если выяснишь, в чем они заключаются. Главная улица города представляла собой грязную немощеную дорогу, в колдобинах и рытвинах, по которой едва могла проехать телега. По краям валялись кучи мусора и пищевых отходов, в основном - фруктовые очистки и яичная скорлупа. В окнах горел неяркий свет. Несколько подозрительных личностей оглядели Лафайета с ног до головы и скрылись в аллеях между деревьями, еще более узких и темных, чем главная улица. Над обветшалой дверью одного из домов скрипела и раскачивалась на холодном ветру грубо намалеванная вывеска, на которой сверху корявыми готическими буквами было написано: "ТАКОВА УЖ НИЩЕНСКАЯ ДОЛЯ", а внизу изображен коренастый человек в серой куртке с чугунком в руке. Лафайету стало тоскливо. Он невольно сравнил эту мазню с прекрасной картиной над входом в харчевню "Топор и Дракон", где так беззаботно проводил время... "Забывая о Дафне, - неожиданно вспомнил он. - Оставляя ее в одиночестве..." - Лафайет застонал. - По крайней мере, надеюсь, что в одиночестве, - пробормотал он. - Какой же я был дурак! Ну нет, хватит. Как только вернусь... Он сглотнул комок, застрявший в горле, и, толкнув низкую дверь ногой, вошел в таверну. От чада и копоти у него заслезились глаза. В нос ударил запах кислого пива, горелого картофеля и чего-то вовсе непристойного. Лафайет зашагал по грязному неровному полу, наклонив голову, чтобы не стукнуться о низкие перекрытия, по направлению к стойке, за которой, спиной к двери, стояла девушка в домашнем переднике и запачканной косынке, - она начищала чугунок тряпкой и напевала вполголоса. - Э-э-э... нельзя ли у вас перекусить? - осторожно спросил Лафайет. - Чего-нибудь попроще, скажем, гуся с артишоками и бутылочку Пулли-Фюи пятьдесят девятого... - Ну-ну, - ответила девушка, не поворачиваясь. - Я вижу, ты не лишен чувства юмора. - Хорошо, тогда давайте омлет, - торопливо согласился О'Лири. - А к нему немного сыра, фруктов и кружку черного пива. - О'кэй, - ответила девушка. - Ты своего добился. Мне уже смешно. Ха-ха-ха. - Может, у вас найдется бутерброд с ветчиной? - спросил Лафайет с надеждой в голосе. - Больше всего на свете люблю швейцарскую ветчину на баварском ржаном хлебе... - Сосиски и пиво, - резко сказала девушка. - Будешь заказывать? Буду, буду! - взволнованно вскричал Лафайет, - и, пожалуйста, поджарьте с корочкой. Девушка повернулась, поправляя выбившуюся из-под косынки прядь. - Эй, Борой - крикнула она. - Зажарь-ка джентльмену сосисочку, да так, чтоб сгорела - ему это нравится. Лафайет уставился в ее большие голубые глаза, на маленький прямой носик, прекрасные белокурые волосы, выбивавшиеся из-под косынки. - Принцесса Адоранна! - вскричал он. - Как вы сюда попали? 2 Официантка бросила на Лафайета усталый взгляд. - Меня зовут Свайнхильда, мистер, - сказала она. - А как я сюда попала - долгая история. - Адоранна, разве вы меня не узнаете? Это я, Лафайет! - Голос его сорвался. - Мы с вами разговаривали сегодня утром за завтраком! Дверь на кухню неожиданно отворилась с тягучим скрипом, и в образовавшуюся щель просунулось небритое лицо с правильными чертами и квадратной челюстью. - За завтраком, вот как? - возмущенно заявило лицо, поворачиваясь к Свайнхильде. - Придется тебе объясниться, дрянь ты эдакая. - Аллан! - вскричал Лафайет. - И ты тоже?! - Что ты хочешь этим сказать, парень? - угрожающе вымолвило лицо. - В каком это смысле "тоже"? - Я... я думал, что один сюда попал... а теперь со мной Адоранна... то есть она не со мной... вы не так поняли... и мне показалось, что вы... - Опять мне изменила, да? - Длинная мускулистая рука высунулась из-за двери, но девушка проворно отскочила в сторону и схватилась за сковородку. - Посмей меня пальцем тронуть, образина несчастная, - завизжала она, - и я растоплю жир, которым ты пользуешься вместо мозгов. - Успокойтесь, Адоранна, прошу вас, - миролюбиво произнес Лафайет. - Сейчас не время для семейных сцен. - Семейных! Ха! Знал бы ты, как я натерпелась с этим подонком... Ей не удалось договорить, так как предмет их обсуждения одним прыжком выскочил из кухни, чуть не сломав дверь. Свайнхильда, не задумываясь, размахнулась тяжелой чугунной сковородкой и опустила ее на нечесаную голову. Сделав два шага на негнущихся ногах, Боров сел на стойку и изумленно уставился на Лафайета. - Так что тебе приготовить, приятель? - спросил он и начал медленно оседать, постепенно исчезая из поля зрения. Раздался грохот. Девушка отложила в сторону свое грозное оружие и раздраженно посмотрела на О'Лири. - С чего тебе вздумалось его дразнить? - спросила она и, нахмурившись, оглядела Лафайета с головы до ног. - Кто ты такой? Что-то не припомню. Могу поспорить, что с тобой я никогда ему не изменяла! - Неужели вы действительно не помните? - взмолился Лафайет. - Я хочу сказать, неужели вы все забыли? И Аллан... Как вы сюда попали? А Дафна... Боже мой, Адоранна, где Дафна? - Даффи? Заходит к нам такой, когда надоест бродяжничать. У него не все дома. Вечно клянчит выпивку. Не видела его недели две-три... - Не Даффи, а Дафна. Это - девушка, то есть не девушка, а моя жена. Невысокая такая, но среднего роста. Вы меня понимаете? Точеная фигурка, нежное личико, шатенка... - Давай ее сюда, - донесся из-под стойки невнятный голос. - Сейчас разберусь, в какую сторону кренится палуба и... Свайнхильда отвела ногу и изо всех сил пнула Борова чуть ниже уха. - Проспись, битюг, - пробормотала она и, задумчиво посмотрев на Лафайета, приподняла бровь, сняла косынку и распустила по плечам белокурые волосы. - У этой дамы есть что-нибудь, чего нет у меня? - холодно спросила она. - Адоранна! Я говорю о Дафне, графине, моей жене! - Ах да, конечно, графине. Извини, милый, но мы сейчас не принимаем графинь. Сам понимаешь, мы слишком заняты, пересчитывая наши жемчуга. - Она наклонилась над Боровом. - Извини, но мне надо немного прибраться. - Разрешите мне помочь вам, - с готовностью предложил Лафайет. - Да брось ты. Сама управлюсь. - Но с ним все в порядке? - Лафайет перегнулся через стойку, пытаясь разглядеть неподвижное тело. - С Боровом? Смеешься, что ли? Его череп подковой не прошибить, даже когда подкова на ноге у лошади. Она схватила Борова за ноги и поволокла, пятясь, на кухню. - Адоранна, подождите, выслушайте меня! - вскричал Лафайет, перепрыгивая через стойку. - Слушай, сколько раз можно повторять, что меня зовут Свайнхильдой. Одер и Анна здесь ни при чем. - Но... неужели вы не помните? - Честное слово, первый раз в жизни тебя вижу. А теперь, если ты кончил трепаться, выметайся отсюда: наша харчевня закрывается. - Так рано? Свайнхильда приподняла бровь. - У тебя есть другие предложения? - Мне надо поговорить с вами, - сказал Лафайет с отчаянием в голосе. - Не бесплатно, - отрезала Свайнхильда. - С-сколько? - По часам или на всю ночь? - Уделите мне несколько минут, и я все объясню! - радостно воскликнул Лафайет. - Начнем с того... - Подожди-ка минутку. - Она отпустила ноги Борова, и они со стуком упали на пол. - Сначала переоденусь и приведу себя в порядок. - Вы прекрасно выглядите, - торопливо сказал Лафайет. - Так вот... - Не хочешь ли ты обучать меня моему ремеслу, чужеземец? - Да... то есть... Никакой я не чужеземец! Мы знаем друг друга много лет! Неужели вы забыли нашу первую встречу на балу короля Горубля, когда я согласился убить дракона? На вас было голубое платье с жемчужным ожерельем, а на поводке вы держали тигренка... - А-а... бедный ты мой, бедный, - сочувственно сказала Свайнхильда. - У тебя шарики за винтики заскочили, да? Что ж ты сразу не сказал? Послушай, ты действительно хотел со мной поговорить? И ничего больше? - Конечно, что еще? Адоранна, прошу вас, не отвлекайтесь. Я сам не знаю, что произошло, может, вас загипнотизировали, но если вы постараетесь, то обязательно вспомните. Сосредоточьтесь и представьте себе розовый мраморный дворец, рыцарей и придворных дам в роскошных туалетах, ваши покои в западном крыле, отделанные золотом, с видом на парк... - Не торопись, милый. - Свайнхильда достала из-под стойки бутылку, выбрала из груды грязной посуды в раковине два относительно чистых стакана, плеснула в каждый немного бурой жидкости и глубоко вздохнула. - Твое здоровье. Ты, конечно, псих, но уж больно складно у тебя получается. Давай, ври дальше. - Привычным движением она опрокинула содержимое стакана прямо в горло и сочувственно посмотрела на Лафайета, который тоже выпил и никак не мог отдышаться. - Жизнь наша такая, что любой тюфячок, вроде тебя, может свихнуться, - сказала она. - Ты откуда родом? У нас так никто не одевается. Чудно. - Дело в том... - ответил Лафайет и умолк на полуслове. - Я и сам не знаю, как тебе объяснить, - беспомощно произнес он, незаметно переходя на "ты". Только сейчас он осознал в полной мере свое одиночество, почувствовал боль от ушибов и ссадин, ощутил ломоту во всем теле. Ему просто необходимы были хороший обед, горячая ванна и удобная постель. - Да брось ты, - сказала Свайнхильда и потрепала Лафайета по руке маленькой твердой ладошкой. - Не переживай. Завтра проснешься, и все будет хорошо, вот увидишь. Хотя лично я в этом сильно сомневаюсь, - резко добавила она. - Ничего хорошего ждать не приходится, пока старый козел Родольфо сидит на герцогском троне. Лафайет выпил стакан вина и не заметил этого. - Родольфо? - с трудом спросил он. - Послушай, Свайнхильда, ты должна рассказать мне, что у вас происходит. Здесь, конечно, не Артезия, но земля та же, и ты с Алланом... Я хочу знать подробности, - может, хоть за что-то удастся зацепиться. Свайнхильда рассеянно почесала бедро. - Что я могу сказать? Раньше у нас все было в порядке. Герцогство как герцогство, без лишней роскоши, но жить можно. Постепенно становилось все хуже и хуже: сплошные налоги, указы, эдикты, постановления и законы. Потом погиб урожай табака, а грибок сгубил двухлетние запасы вина. Мы пили привозной ром, но он тоже кончился. С тех пор пьем пиво и закусываем сосисками. - Вот кстати, - встрепенулся Лафайет. - Сосиска - это хорошо! - Милый, да ты умираешь с голоду! Свайнхильда вскочила, выдернула из-за кухонной двери все ту асе злополучную сковородку, кинула на нее расплавленный жир, куски сомнительного мяса и поставила на жаровню, перетряхнув угли. - Расскажи мне поподробнее о герцоге Родольфо, - попросил Лафайет. - Ублюдок он, а не герцог. Я и видела его один только раз, когда уходила из казарм в три часа ночи. Навещала больного друга, сам понимаешь. Старый сводник прогуливался по саду, а так как время было не позднее, я перемахнула через забор и попыталась завязать с ним беседу. Только не подумай, что мне такой тип мужчин нравится. Просто решила, что знакомство с ним не помешает. - Свайнхильда стрельнула на Лафайета глазами. - Но старый козел отказался наотрез, - сказала она, разбивая яйцо о ручку сковородки. - Стал мямлить, что я ему в племянницы гожусь, и кликнул лягавых. Я тебя спрашиваю, что можно ждать от государства, если эта старая развалина ни на что не способна? - Гмм... - задумчиво произнес Лафайет. - Скажи... э-э-э... Свайнхильда, как бы мне получить аудиенцию у герцога? - И не думай. Своих гостей он обычно скармливает львам. - Только герцог может мне помочь во всем разобраться, - пробормотал Лафайет. - Больше некому. Я только сейчас понял, что Артезия никуда не исчезала. Это я исчез. Свайнхильда посмотрела на него через плечо, зацокала языком и покачала головой. - Мужчина средних лет, в расцвете сил, и надо же, чтобы так, - сочувственно сказала она. - Средних лет? Мне и тридцати не исполнилось, - поправил ее Лафайет. - Хотя, должен признаться, сегодня я чувствую себя столетним старцем. Нет, мне просто необходимо составить план действий. Иначе я пропал. Он понюхал хрустящее месиво, которое Свайнхильда выложила на битую тарелку, полив сверху яйцом. - Говоришь, сосиска? - спросил он, с сомнением глядя на необычное блюдо. - Я и говорю: сосиска. Кушайте, мистер, на здоровье, пока не остыло. - Послушай, почему бы тебе не называть меня Лафайетом, - предложил Лафайет, осторожно кладя кусок мяса в рот. По внешнему виду оно напоминало крем для чистки обуви, но, к счастью, было абсолютно безвкусным. - Слишком длинно. Но мне нравится имя Лэйф. - Лэйф - это дамское белье, или что-то в этом роде, - запротестовал О'Лири. - Послушай, Лэйф, - твердо сказала Свайнхильда, кладя локоть на стол и одаряя Лафайета взглядом, который ясно говорил: "С меня хватит". - Чем скорее ты выкинешь дурь из головы, тем лучше. Если люди Родольфо узнают, что ты - чужеземец, они из тебя черепаху сделают, прежде чем ты успеешь добежать до прокуратуры, а потом вышибут все твои секреты плеткой-семихвосткой. - Секреты? Какие секреты? Моя жизнь - открытая книга. Я - невинная жертва обстоятельств... - Все правильно, ты - псих безвредный. Но попробуй доказать это Родольфо. Он такой же недоверчивый, как старая дева, которая пытается унюхать лосьон для бритья, прежде чем залезть в ванную. - Я уверен, ты преувеличиваешь, - твердо сказал Лафайет, выскребая остатки мяса с тарелки. - Честность - лучшая политика. Я пойду к нему, как мужчина к мужчине, объясню, что совершенно случайно оказался в другом измерении, и спрошу, не поможет ли он мне разыскать человека, занимающегося неразрешенными экспериментами в области пси-энергий. А может быть, - продолжал Лафайет, воодушевляясь по мере того, как разыгрывалось его воображение, - Родольфо поддерживает связь с Централью. Ну конечно же! За этим измерением просто обязан присматривать какой-нибудь инспектор Континуума, и как только я объясню, что произошло... - И все это ты собираешься рассказать Родольфо? - спросила Свайнхильда. - Конечно, не мое дело, Лэйф, но на твоем месте я бы поостереглась. Ты меня понимаешь? - Завтра с утра первым делом пойду к нему, - пробормотал Лафайет. - Где, говоришь, живет герцог? - Я ничего не говорю. И не сказала бы, но ты все равно узнаешь. Его резиденция находится в столице, в двадцати милях к западу. - Гмм... На Артезии там когда-то жил Лод. На краю пустыни? - Нет, милый. Город находится на острове, а остров посреди Одинокого Озера. - Удивительно. В разных измерениях координаты водных пространств почему-то не совпадают, - сообщил Лафайет. - В Колби Корнера эта местность находится на берегу залива. В Артезии она безводна, как Сахара. А здесь - озеро. Ну да ладно, утро вечера мудренее. Честно говоря, больше всего на свете мне сейчас хочется выспаться. Ты не подскажешь, где тут гостиница, Свайнхильда? Люкс не обязательно, хватит и простой комнаты с ванной и, желательно, окнами на восток. Я люблю вставать с первыми лучами восходящего солнца, когда заря... - Могу бросить тебе охапку соломы в козлиное стойло, - сказала Свайнхильда. - Не беспокойся, - добавила она, увидев изумленный взгляд Лафайета. - Козла мы давно съели. - Ты хочешь сказать... в городе нет отеля. - Для психа ты на редкость сообразителен. Пойдем со мной. Свайнхильда повернулась и черным ходом вышла на тропинку, ведущую к дворовым постройкам. Лафайет плелся сзади, стараясь плотнее запахнуться в пиджак и дрожа от порывов ледяного ветра. - Перелезай через забор, не стесняйся, - предложила Свайнхильда. - Если хочешь, можешь переночевать на улице - за те же деньги. Лафайет уставился на ржавую металлическую крышу, державшуюся на четырех подгнивших столбах, грязную жижу, из которой торчали стебли камыша, и потянул носом воздух, уловив характерный запах, напомнивший ему о бывшем обитателе. - Не можешь ли ты подыскать мне хоть что-нибудь поприличнее? - спросил он с отчаянием в голосе. - Я буду твоим вечным должником. - В долг не даю, - сурово ответила Свайнхильда. - Деньги вперед. Ты мне должен два медяка за сосиску, два - за прочие услуги и пятак за беседу. Лафайет сунул руку в карман и вытащил пригоршню серебряных и золотых монет. Он протянул девушке толстый артезианский пятидесятицентовик. - Хватит? Свайнхильда посмотрела на лежавшую на ее ладошке монету, попробовала ее на зуб и широко открытыми глазами уставилась на Лафайета. - Это - настоящее серебро, - прошептала она. - Что ж ты не сказал, что нафарширован, как кабачок, Лэйф... то есть Лафайет. Пойдем, любимый. Для тебя - только самое лучшее! О'Лири послушно отправился вслед за своей провожатой обратно в дом. Свайнхильда на секунду остановилась, зажгла свечу и поднялась на второй этаж в небольшую комнатку с низким потолком, резной позолоченной кроватью и круглым окном, в которое вместо стекла были вставлены донышки от бутылок. На подоконнике в цветочном горшке стояла герань. Лафайет осторожно повел носом, но никаких посторонних запахов не уловил. - Замечательно! - воскликнул он, расплываясь в улыбке и одобрительно глядя на хозяйку. - Комната мне подходит. Где тут у вас ванная? - Лохань под кроватью. Пойду нагрею воды. Лафайет нагнулся, вытащил, пыхтя, большую медную лохань на середину комнаты и уселся на кровать, снимая сапоги. За окном в лунном свете возвышались далекие холмы, совсем как на милой его сердцу Артезии. Дафна, наверное, шла сейчас на званый ужин под руку с очередным сладкоречивым денди, удивляясь, куда пропал муж, и, возможно, украдкой вытирая слезы... В который раз Лафайет одернул себя, отгоняя навязчивую мысль об изящной фигурке своей супруги. В конце концов, он сделал все что мог, и с завтрашнего дня начнет трудиться не покладая рук. Был бы повод, а желание всегда найдется. И хорошо, что они на некоторое время расстались. В разлуке Дафна полюбит его еще сильнее... - А может, кого другого? - пробормотал он. - Того, кто поближе? Дверь открылась, в комнату вошла Свайнхильда с двумя большими ведрами, из которых шел пар. Она вылила воду в ванну и проверила температуру локтем. - В самый раз. Лафайет вежливо выпроводил девушку из комнаты, разделся, с сожалением глядя на лохмотья, в которые превратилась одежда, и залез в лохань. На губах его появилась блаженная улыбка. Правда, полотенца он не заметил, но коричневый кусок мыла лежал под рукой. Мурлыча под нос, О'Лири тщательно помылся и, намылив голову, стал поливать себя сверху. Как всегда, ему отчаянно защипало глаза, и, встав на ноги, он попытался нашарить полотенце вслепую. - Черт, - выругался он. - Забыл попросить... - Держи, - раздался над его ухом голос Свайнхильды, и в следующую секунду ему в руки сунули кусок грубой ткани. О'Лири вцепился в простыню, что было сил, и тут же завернулся в нее с головы до ног. - Что ты здесь делаешь? - требовательно спросил он, вылезая из лохани на холодный пол и пытаясь протереть один глаз. Преуспев в этом начинании, он увидел рядом Свайнхильду, снимающую через голову нижнюю полотняную сорочку. - Эй, - пробормотал он. - Ты чего? - Собираюсь принять ванну, если тебе она больше не нужна, - услышал он ехидный ответ. О'Лири быстро отвел глаза. Не из скромности, конечно, скорее наоборот. Вид голой девушки с поднятой ногой, пробующей воду в лохани, был до изумления приятен. Несмотря на спутанные волосы и обгрызанные ногти, у Свайнхильды было тело принцессы... принцессы Адоранны, если уж на то пошло. Лафайет быстро вытерся и улегся в постель, натянув одеяло до подбородка. Свайнхильда мурлыкала какую-то песенку, весело плеща водой. - Поторопись, - сказал Лафайет хриплым голосом. - Вдруг сюда зайдет Боров? - Ему придется подождать, только и всего, - резонно заметила Свайнхильда. - Правда, не помню, чтоб этот дундук хоть раз в жизни мылся ниже подбородка. - Но ведь он - твой муж! - Называй, как хочешь. Сам знаешь, как живем. Этот гад сказал, что не хочет записываться, потому что нас обложат налогами, обдерут как липку, да еще под статью подведут. Врет он все. По-моему... - Ты еще не готова? - взвизгнул О'Лири, зажмурившись и с трудом удерживаясь от искушения подсмотреть. - Мм-мм... почти. Вот только... - Прошу тебя, поторопись. Мне надо как следует выспаться, ведь завтра идти пешком целых двадцать миль! - Где полотенце? - На спинке-кровати. Он услышал ровное дыхание, шуршание простыни по обнаженному телу, шлепанье босых ног... - Подвинься, - прошептал нежный голос. Лафайет подскочил и сел в постели. - Великий боже, Свайнхильда, ты не можешь здесь спать! - Это почему я не могу спать в собственной кровати? - возмущенно спросила она. - Может, ты хочешь отправить меня в козлиное стойло? - Нет... что ты, но... - Послушай, Лэйф, либо мы делимся поровну, либо катись отсюда, и плевать я хотела на твое серебро. Теплое тело скользнуло в постель, перегнулось через него, задувая свечу... - Дело не в этом, - слабым голосом ответил Лафайет. - Дело в том... - Да? - Э-э-э... я не помню, в чем дело. Но твой муж храпит внизу, а из комнаты нет второго выхода. - Кстати, насчет храпа, - неожиданно сказала Свайнхильда. - Что-то больно тихо стало на кухне. От удара дверь распахнулась настежь, с потолка посыпалась штукатурка. При свете высоко поднятой керосиновой лампы Лафайет увидел разъяренное лицо Борова, отнюдь не ставшее менее свирепым от синяка под глазом и шишки размером с утиное яйцо на голове. - Ага! - заорал он. - Под кровлей моего дома, Иезабель! - Твоего дома! - проорала в ответ Свайнхильда, не оставаясь в долгу, в то время как Лафайет глубже вжался в стену, надеясь, что о нем забудут. - Папаша мне его завещал, а я тебя подобрала по доброте душевной. Помню, как ты шлялся по улицам в поисках обезьяны, которая утащила твою шарманку. Или тогда ты тоже наврал? - Как только я увидел эту разодетую образину, сразу понял, что у тебя с ним шашни! - не сдавался Воров, тыкая пальцем размером с сардельку в сторону Лафайета. Он повесил лампу на крючок у двери, закатал рукава рубашки, обнажая бицепсы толщиной с коровью ляжку, и, вытянув руки вперед, прыгнул на кровать. Лафайет отчаянным усилием оттолкнулся ногой и свалился на пол, запутавшись в одеяле. Соответственно, Боров со всего размаха угодил головой в стену, после чего рухнул как подкошенный. - Ну и ударчик у тебя, Лэйф, - раздался откуда-то сверху восхищенный голос Свайнхильды. - Так ему и надо, бульдогу проклятому, получил по заслугам. Лафайет, окончательно запутавшийся в бескрайних просторах одеяла, боролся до конца и одержал верх, вылезая из-под кровати на глазах изумленной Свайнхильды. - Какой ты забавный, - сказала она. - Сначала вырубил Борова одним ударом, а потом зачем-то забрался под кровать. - Я искал контактные линзы, - сообщил Лафайет. - Но в них отпала надобность, потому что я раздумал составлять завещание. Лучше я переночую в чистом поле. - Он начал лихорадочно одеваться. - Наверное, ты прав, - вздохнула Свайнхильда, откидывая прядь прекраснейших белокурых волос на голое плечо. - Когда Боров проснется, настроение у него будет не из лучших. - Она надела рубашку и принялась натягивать на себя платье. - Не беспокойся, я знаю дорогу, - торопливо сказал Лафайет. - Можешь не провожать. - Провожать? Ты что, шутишь? Как я могу здесь остаться после того, что произошло? Давай-ка уберемся подобру-поздорову, пока Боров не пришел в себя, а то опять придется тебе драться, уж больно он страшен в гневе. - Э-э-э... может, тебе действительно лучше несколько дней погостить у мамы? А когда Боров остынет, ты объяснишь ему, что он ошибся и напрасно подумал... - Ошибся? - Свайнхильда изумленно на него посмотрела. - В чем? Ну да ладно, можешь не отвечать. Ты какой-то странный, Лэйф, но кажется, не хотел меня обидеть. Не то, что Боров, горилла проклятая! Лафайету показалось, что он увидел слезинку, блеснувшую в голубом глазу девушки, но она быстро отвернулась и стала застегивать платье на пуговицы, а затем открыла дверцы стенного шкафа и достала тяжелый плащ. - Соберу еды в дорогу, и сразу пойдем, - сказала она, выскальзывая из комнаты в темный коридор. Лафайет покорно пошел следом, прихватив керосиновую лампу. На кухне он стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока Свайнхильда упаковывала в корзину грубый хлеб, связку черных колбасок, яблоки, желтый сыр, а также кухонный нож и бутылку с жидкостью сомнительного пурпурного цвета. - Ты очень заботлива, - сказал он, принимая корзинку из рук Свайнхильды. - Надеюсь, ты разрешишь мне заплатить, в знак моей глубокой признательности. - Да брось ты, - отмахнулась Свайнхильда, увидев, что он полез в карман. - Деньги нам пригодятся в пути. - Нам? - Брови Лафайета изумленно приподнялись. - А где живет твоя мама? - Что ты заладил одно и то же? Прямо маменькин сыночек какой-то. Моя старуха умерла, когда мне года не исполнилось. Ладно, сматываемся. А то Боров проснется и отправится на розыски. Она толкнула ногой заднюю дверь, и в комнату ворвался ледяной порыв ветра. - Н-но... мы не можем путешествовать вместе! - Это почему? Нам по пути. - Ты... ты тоже хочешь встретиться с герцогом? - Плевать я хотела на герцога! Просто хочу побродить по большому городу, увидеть яркие огни, поразвлекаться, в конце концов, пока не стала старухой. Лучшие годы жизни я провела, стирая слоновьи носки, да и те приходилось отнимать с боем. И где благодарность? Только руку чуть не вывихнула, когда врезала ему сковородкой. - Но... что скажут люди? Пойдут слухи, а Боров никогда не поверит, что я тобой не интересуюсь... то есть, в другом смысле не интересуюсь... Свайнхильда вздернула подбородок и выпятила нижнюю губку: метод, с помощью которого принцесса Адоранна в свое время разбила тысячи сердец. - Прошу прощенья, благородный рыцарь. Теперь и мне кажется, что я буду вам только в тягость. Так что идите-ка своей дорогой, а я уж как-нибудь доберусь. Она резко повернулась и пошла по освещенной луной улице. На сей раз О'Лири не сомневался, что видел в ее глазах слезы. - Свайнхильда, подожди! - Он кинулся за ней и уцепился за край плаща. - Я имел в виду... я не имел в виду... - Нужны мне твои утешения, - пробормотала девушка, и Лафайету показалось, что она едва удерживается от рыданий. - Жила я на свете, пока тебя не было, и сейчас не помру. - Свайнхильда, - запинаясь проговорил Лафайет, торопливо шагая рядом, - по правде говоря, я колебался, э-э-э-э, не решаясь путешествовать вместе, гмм-мм, только потому, что ты мне очень нравишься. Да. Я хочу сказать, кха-кха, что боюсь не совладать со своими чувствами, э-э-э, и могу... тебя обидеть. Вот. А ведь я - женатый мужчина, а у тебя есть муж. И... и... Он остановился, окончательно запутавшись, ловя воздух ртом, а Свайнхильда повернулась, испытующе глядя на него. Внезапно она расплылась в улыбке и обняла руками за шею. Мягкие бархатные губки слились с его губами, мягкое податливое тело прижалось к его груди. - А я было испугалась, что старею, - доверительно призналась она, покусывая Лафайета за мочку уха. - Какой ты смешной, Лэйф. Наверное, из благородных, раз подумал, что можно этим обидеть девушку. - Вот-вот, - с готовностью подтвердил Лафайет. - К тому же меня волнует, что скажут твой муж и моя жена. - Больше тебя ничего не волнует? Мне б твои заботы. - Свайнхильда растрепала рукой его волосы. - Пойдем. Если поднажмем, попадем в Миазмы до петухов. 3 Поднявшись на небольшой холм, О'Лири увидел внизу залитое лунным светом озеро, которое, казалось, простиралось до самого горизонта. На этой нескончаемой водной глади виднелась цепь островов, и на самом последнем горели далекие огни большого города. - Трудно поверить, что именно здесь я когда-то шагал по знойной пустыне, - сказал он. - И если б не набрел на оазис, где стоял автомат с газированной водой, от меня остались бы одни воспоминания да высушенный скелет. - У меня болят ноги, - простонала Свайнхильда. - Давай перекусим. Они уселись прямо на землю, и О'Лири распаковал корзинку с продуктами, из которой мощно запахло чесноком. Нарезав колбасу кружочками, он сделал бутерброды, и они принялись за еду, глядя на звезды. - Смешно, - сказала Свайнхильда. - Когда я была маленькой, мне почему-то казалось, что на каждой звездочке есть люди. Я думала, они живут в роскошных садах и целыми днями поют и танцуют. И еще я вообразила себе, что у меня нет родителей, и люди со звезд прилетят ко мне и заберут с собой. - Самое забавное, - ответил Лафайет, - что я вообще ни о чем не думал, пока не очутился на Артезии. Научился фокусировать пси-энергию, и бац! Представляешь? - Послушай, Лэйф, - сказала Свайнхильда. - Ты человек хороший, я от души тебе говорю: опомнись и не болтай глупостей. Мечтай себе на здоровье, только не верь мечтам, а то окончательно свихнешься. Забудь-ка ты лучше об этих энергиях и очнись, пока не поздно. Нравится тебе или нет, но живем мы с тобой на Меланже, будь он трижды неладен. - Артезия, - прошептал Лафайет. - Я мог стать королем, но отказался от престола. Слишком хлопотно. Но ты была принцессой, Свайнхильда, а Боров - графом. Чудесный человек, если поближе с ним познакомиться... - Это я - принцесса? - Свайнхильда невесело рассмеялась. - Я - кухарка и домашняя хозяйка, Лэйф. Разве ты можешь представить меня в кружевном наряде, с презрительной улыбкой на лице и каким-нибудь пуделем на веревке? - Тигренком на поводке, - поправил Лафайет. - И ты никогда не улыбалась презрительно: тебя все любили за доброту. Конечно, ты на меня рассердилась, когда я пригласил служанку на Большой Бал... - Конечно, и я была права, - подхватила Свайнхильда. - Не хватало только, чтоб на моем королевском балу танцевали всякие кухарки и служанки. Что, других баб тебе было мало? - Ну, не скажи, - горячо запротестовал Лафайет. - Дафна была так же чиста и прекрасна, как самая прекрасная женщина на балу, кроме, может, тебя одной. Ей не хватало лишь горячей ванны да роскошного платья, чтобы засверкать во всем блеске. - Н-да, чтобы сделать из меня леди, этого явно недостаточно, - сокрушенно пробормотала Свайнхильда. - Ерунда! - воскликнул Лафайет. - Если б ты хоть капельку за собой следила, то была бы ничуть не хуже других! - Ты считаешь, когда я напялю на себя платье в кружавчиках, да буду ходить на цыпочках и не марать рук, то стану лучше, чем сейчас? - Я не это имел в виду... я имел в виду... - О господи, опять тебя заело. Хватит, Лэйф. У меня есть тело, сильное и горячее, и если я ничего не смогу добиться в жизни, на кой ляд мне кружевные трусы? - Знаешь, Свайнхильда, когда доберемся до столицы, я отведу тебя к парикмахеру, и он уложит твои волосы, а потом... - Зачем мне портить волосы? Прекрати, Лэйф. Собирайся и пойдем. Нам еще топать и топать, а впереди - озеро, и переплыть через него - это тебе не языком трепать. Они спустились с холма и очутились на заболоченном берегу, покрытом жижей, гнилыми водорослями и тухлой рыбой. Стоя по щиколотку в грязи, Лафайет и Свайнхильда дрожали от холода, беспомощно озираясь по сторонам. На далеком острове огоньки весело перемигивались, отражаясь в черном небе. - Наверное, старый баркас затонул, - заметила Свайнхильда. - Раньше он ходил в город и обратно каждый час - полторашка в один конец. - Придется поискать лодку, - сказал О'Лири. - Пойдем. Видишь избушки? Скорее всего, это - рыбачьи хижины. Может, удастся нанять человека, который согласится нас перевезти. - Слушай, Лэйф, должна тебя предупредить: ты с этими рыбаками поосторожней. Запросто обчистят, дадут по голове и выбросят в воду. - Ничего не поделаешь, придется рискнуть. Не стоять же на месте, в самом деле. - Лэйф, - она схватила его за руку, - давай просто пойдем по берегу, найдем лодку, которая плохо привязана, и... - Ты хочешь, чтобы я лишил несчастного рыбака средств производства? Свайнхильда, мне стыдно за тебя! - О'кэй. Тогда ты подожди, а эти самые средства добуду я. - Твои намерения не делают тебе чести, Свайнхильда, - твердо сказал Лафайет. - Мы будем действовать прямо и открыто. Честность - лучшая политика, запомни раз и навсегда. - Странная политика, Лэйф. Ладно, валяй. В конце концов, речь идет о твоей шее. Они зашлепали по грязи к ближайшей хижине - полуразвалившейся постройке с прогнившими венцами и ржавой печной трубой, почему-то торчавшей из стены. Из трубы валил черный дым; слабая полоска света пробивалась из-под ставен наглухо заколоченного окна. Лафайет постучал в дверь. Спустя несколько секунд послышался скрип пружинной кровати и хриплый голос произнес. - Ну? - Э-э-э... вас беспокоят двое путешественников, - сказал Лафайет. - Нам нужно попасть в столицу. Мы готовы хорошо заплатить... уфф!.. - Локоть Свайнхильды больно ткнул его под ребро, - ...если у нас хватит денег. Послышалось невнятное бормотание, звук открываемого засова, и дверь приоткрылась на шесть дюймов. В образовавшейся щели были видны лишь густая мохнатая бровь и покрасневший глаз, бессмысленно уставившийся на Лафайета. - Тебе чего? - сказал глаз. - Псих, что ли? - Не смейте выражаться! - Лафайет повысил голос. - Здесь присутствуют дамы. Бессмысленный глаз уставился на Свайнхильду. В дверной щели появился расплывшийся в ухмылке рот, обнаживший несметное число больших желтых зубов. - Что ж ты сразу не сказал, голуба? Совсем другое дело. - Глаз оценивающе посмотрел вверх, затем вниз. - Да, хороша пташка. Так чего, говоришь, тебе надо? - Нам необходимо попасть в порт Миазм, - объяснил Лафайет, делая шаг в сторону и полностью закрывая Свайнхильду от глаза. - Это очень важно. - Ага. Утром... - Мы не можем ждать до утра, - перебил Лафайет. - Кроме того, в наши намерения не входит ночевать на болоте, и нам нужно замести следы... э-э-э... добраться до столицы как можно скорее. - Ну... Знаешь что, приятель, я - человек добрый. Так и быть, пусть дама ночует со мной в хижине, а тебе я постелю плащ на берегу. Утром... - Сколько раз повторять! - прикрикнул Лафайет. - Мы хотим переправиться на остров сейчас, сию минуту. Немедленно. - Ага, - сказал абориген, зевая во весь рот и прикрывая его гигантской волосатой ладонью. - Без лодки твое дело не выгорит, босс. - Послушай, - сказал О'Лири. - Я хочу дать тебе... - он сунул руку в карман и достал очередной пятидесятицентовик, - эту монету, если ты доставишь нас в город. Или тебе не нужны деньги? - Эй! - сказал рыбак. - Похоже на чистое серебро. - Да, - ответил Лафайет. - Согласен? - Ух ты, спасибо, кэп. - Рука потянулась к монете, но О'Лири быстро сунул ее обратно в карман. - Нехорошо, - ледяным тоном произнес он. - Сначала перевези нас на остров. - Ну. - Рука отпрянула и стала чесать голову со скрипом, напоминающим звуки строгающего рубанка. - Здесь есть одна закавыка, ваше сиятельство. Схожу, посмотрю, может, чего и выйдет. Но только цена моя будет другая. С вас-то монетка, ладно, а дама сама заплатит. - Рука вытянулась вперед, намереваясь смести О'Лири с дороги, и он резко ударил ее владельца по пальцам, после чего рука вновь отпрянула, и потревоженное место было засунуто в рот. - Ага, - сказал абориген, с упреком глядя на Лафайета. - Больно, приятель. - Жаль, что мало, - холодно ответил Лафайет. - Скажи спасибо, что я тороплюсь, а то выволок бы тебя из дома и задал настоящую взбучку. - Ну? Мог бы чуток зашибиться, голуба. Внутри хижины что-то зашевелилось, и из двери высунулась голова, за которой появились плечи, размером с добрую копну сена, массивный торс, а за ними и сам рыбак, который выполз на четвереньках, поднялся на ноги, величиной с телеграфные столбы, и выпрямился во весь рост - не меньше семи футов шести дюймов. - Я же ничего не говорю, и с платой могу подождать, пока переедем, - сказало чудовище. - Даже лучше, что сначала разогреюсь. Жди меня здесь, кэп. Я быстро. - Ну ты даешь, Лэйф, - прошептала Свайнхильда, глядя как гигантская фигура скрылась в тумане. - Сразу видно, что не из пугливых. - Она с сожалением посмотрела вслед великану. - Что-то в нем все-таки есть. - Если он до тебя пальцем дотронется, я оторву ему голову и запихаю в его собственную глотку, - прошипел Лафайет. - Эй, Лэйф! Да ты никак ревнуешь? - с восхищением сказала Свайнхильда и, на секунду задумавшись, добавила: - Смотри, не зарывайся. Хватит с меня скандалов. Посмотрит какой-нибудь бродяга на мою грудь, так Боров сразу в кулаки. Надоело. - Ревную? Я?! Ты с ума сошла. Лафайет сердито сунул руки в карманы и стал шагать взад-вперед, в то время как Свайнхильда напевала себе под нос, накручивая прядь волос на палец. Прошло не менее четверти часа, прежде чем великан вернулся, крадучись, двигаясь на удивление бесшумно. - Все готово, - сказал он хриплым шепотом. - Поехали. - Чего это ты шепчешься? - громко спросил О'Лири подозрительным тоном. - Что... Молниеносным движением гигант заткнул ему рот ладонью, жесткой, как подошва сапога. - Тише, босс, - прошипел он, - а то разбудим соседей. Ребята вкалывают с утра до вечера и хотят выспаться. О'Лири вырвался из железных объятий, отфыркиваясь от резких запахов селедки и дегтя. - Хорошо, - тоже шепотом ответил он. - Извини, я не хотел никого беспокоить. Взяв Свайнхильду за руку, О'Лири пошел за проводником по болотистому берегу к полуразрушенному каменному причалу, в конце которого была привязана грубо сделанная широкая плоскодонка. После того, как великан сел за весла, осадка лодки увеличилась дюймов на шесть. Лафайет помог Свайнхильде спуститься и заскрежетал зубами, когда мощные руки подхватили ее, как пушинку, и перенесли на корму. - А ты садись на нос, кэп, и следи, чтоб мы не наткнулись на бревна, - сказал гигант. Лафайет едва успел удобно устроиться, как весла опустились в воду, и от мощного гребка он чуть было не вывалился из лодки. Угрюмо вцепившись в борт, О'Лири видел, как под скрип уключин и плеск волн уменьшается и исчезает в густом тумане причал. Впереди далекие огни большого города продолжали перемигиваться, плавая в черной дымке неба. Сырой ветер пронизывал насквозь. - Долго нам плыть? - хрипло спросил он, плотнее закутываясь в пиджак. - Шш-шш-шш, - просипел великан, не оборачиваясь. - В чем дело? - резко спросил Лафайет. - Может, теперь ты боишься разбудить рыбу? - Будь ласков, друг, заткни пасть, - настойчиво прошептал абориген. - Знаешь, как звук разносится по воде? - Он наклонил голову, прислушиваясь. На берегу кто-то невнятно закричал. - Вот видишь? - высокомерно произнес Лафайет. - Не все так заботятся о покое ближних, как ты. Должен заметить. - Да замолчишь ты, падла, в конце концов, - сдавленным от ярости голосом прошипел великан. - Нас услышат! - Кто? - громко спросил Лафайет. - В чем дело? - Почему мы ведем себя как преступники? - Потому что парень, у которого я одолжил лодку, может обидеться, - пробормотал гигант. - А, теперь все одно. У ребят слух, как у летучих мышей. - За что может обидеться парень, у которого ты одолжил лодку? - удивленно спросил Лафайет. - За то, что я одолжил у него лодку. - Ты хочешь сказать, что взял ее без разрешения? - Стану я будить человека, чтобы спрашивать всякие глупости. - Ты... ты... - Меня зовут Хват, голуба. А ругаться будешь, когда нас поймают. Не бойся, ребята на месте сидеть не будут. Хват наклонился вперед и мощным гребком послал лодку далеко вперед. - Великолепно, - простонал Лафайет. - Вот она, награда за честность. Полиция идет по горячему следу, а нам приходится удирать. - Я от тебя ничего скрывать не стану, босс, - доверительно сообщил Хват. - Эти ребята не лягавые. Нету у них глупых предрассудков. И если поймают, не жди повестки в суд. - Послушай, - быстро сказал Лафайет. - Давай повернем назад и объясним, что произошло недоразумение. - Может, вашему сиятельству хочется, чтоб его сожрали рыбы, но это не по мне, - отрезал Хват. - И надо подумать о маленькой леди. Ребята давно не видели девочек. - Ты бы лучше поберег дыхание, - посоветовал Лафайет. - Чем болтать, греби сильнее. - Если я буду грести сильнее, сломаются весла, - отпарировал Хват. - Похоже, нас догоняют, голуба. Надо бы облегчить корабль, кэп. - Прекрасная мысль, - согласился Лафайет. - Что выбросим за борт? - Да вроде бы нет здесь ни сетей, ни удилищ. А кроме меня, грести некому. И даму из лодки не выкинешь, пока нет нужды. Остаешься ты, приятель. - Я? - недоуменно спросил Лафайет. - Послушай, Хват, ведь это я тебя нанял. Не можешь же ты... - Что делать, босс. Такова жизнь. Великан бросил весла, хлопнул ладонью о ладонь и повернулся к О'Лири. - Но... кто тебе заплатит, если ты меня выбросишь? - спросил хитроумный Лафайет, пытаясь вжаться в деревянную банку. - Ага, это ты верно подметил, - согласился Хват, почесывая подбородок, широкий, как Гибралтар. - Может, сначала рассчитаемся? - Вот уж нет. Куда я, туда деньги. - Ну, хватит разговоры разговаривать. Несправедливый ты человек, кэп, да ладно, получу с маленькой леди вдвойне. Массивная рука вытянулась в его сторону. Лафайет пригнул голову как бык и ринулся вперед, намереваясь угодить великану в живот и почему-то натыкаясь на кирпичную стену, отбросившую его на борт. Отчаянно цепляясь за неровное дно, О'Лири услышал какой-то свист, глухой удар, и в следующую секунду лодка оказалась в центре тайфуна. Ледяная вода обдала его с головы до ног. - Спокойно, Лэйф! - крикнула Свайнхильда с кормы. - Я ему врезала веслом по голове, так что все в порядке. Чуть не утопил нас, гад. Давай вышвырнем его за борт. - Ты... с ума... сошла, - с трудом произнес Лафайет, приходя в себя я уставившись на фигуру великана, рука которого, толщиной с небольшой дуб, свешивалась с лодки, чертя по воде след. - Он без сознания. Может утонуть. - Пробравшись на четвереньках к гребной банке, О'Лири забрал у девушки весло, вставил его в уключину, сделал гребок... Раздался громкий треск, и Лафайет полетел вверх тормашками. - Эх, слишком сильно я ударила, - с сожалением сказала Свайнхильда. - Сковородка была удобнее. Лафайет вскарабкался обратно на банку, не обращая внимания на боль в плечах, спине, груди, пояснице и прочих частях тела. - Придется грести одним веслом, - сказал он, тяжело дыша. - Ты не знаешь, в каком направлении? - Понятия не имею, - ответила Свайнхильда. - Но, по-моему, ты можешь не стараться, Лэйф. Смотри. О'Лири повернулся и увидел белое расплывчатое пятно треугольного паруса, надвигающегося на них с угрожающей скоростью. - Баркас! - воскликнул он, глядя, как из тумана появляется корпус судна, на палубе которого стояли несколько рыбаков. При виде дрейфующей плоскодонки они радостно закричали и искусно причалили борт к борту. Лафайет разбил оставшееся весло о голову первого человека, прыгнувшего в лодку, но затем айсберг, о существовании которого он не подозревал, упал на него, погребая под сотнями тонн ледяных глыб и мамонтовых скелетов. О'Лири пришел в сознание, не понимая, зачем ему понадобилось совать голову в ледяную окрошку и почему в его мозгу трезвонят праздничные колокола. К тому же пол качался во все стороны одновременно, а когда он попробовал за что-нибудь ухватиться, оказалось, что обе его руки отрезаны по самые плечи. Лафайет изо всех сил задергал ногами, в результате чего окунулся с головой в ледяную воду, полившуюся за воротник при очередном подъеме палубы. Он изогнулся, перекатился на спину и заморгал глазами, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. По крайней мере, руки были на месте: слишком уж сильно они болели, стянутые тугими веревками. - Очнулся, мазурик, - послышался рядом веселый голос. - Дать ему пару раз по морде? - Подожди. Сначала будем тащить соломинки. О'Лири завертел головой, испытывая самые разнообразные ощущения, не относящиеся к числу приятных, и туман перед его глазами постепенно рассеялся. Первым делом он увидел ноги, обутые в резиновые сапоги. Обладатели ног стояли на палубе, глядя на рыбака, обхватившего Свайнхильду сзади. Как раз в эту минуту девушка изловчилась и лягнула своего тюремщика ногой в голень. От неожиданности рыбак подпрыгнул и громко выругался. - Живчик, да и только! - восхищенно сказал матрос с длинными жирными волосами. - Где соломинки? - Откуда здесь соломинки? - ворчливо отозвался его приятель. - Будем тащить рыбу. - Не по правилам, - пробормотал невысокий коренастый пират с иссиня-черной бородой и бакенбардами, между которыми с трудом можно было различить кончик носа. - Где это видано, чтобы бабу разыгрывали рыбой? - Да бросьте вы, ребята, - вмешалась Свайнхильда. - Я сама привыкла выбирать мальчиков. Вот ты, красавчик... - Она бросила многообещающий взгляд на верзилу с квадратной челюстью и рыжими волосами, чем-то похожего на свинью. - Ты мне больше всех нравишься. Неужели ты позволишь этим недоноскам помешать нашей любви? Избранник Свайнхильды поперхнулся от изумления, но тут же расправил широкие плечи и выпятил грудь, ухмыляясь во весь рот. - Значит, так, ребята... Метко брошенный гарпун угодил точно в шею, и обладатель квадратной челюсти, взмахнув руками, рухнул на палубу. - Ты это прекрати, - скомандовал хриплый голос. - Оставь свои бабьи штучки. У нас все поровну. Правда, ребята? Вслушиваясь в одобрительный хор голосов, Лафайет умудрился принять сидячее положение и облокотился о румпель, надежно фиксированный канатом. Никем не управляемый баркас легко шел по ветру, рассекая волны. Руки у Лафайета совсем онемели, и он напряг мышцы, пробуя веревки на прочность, но они сдавили кисти как наручники. Матросы весело смеялись, поддразнивая Свайнхильду, а один из них, высунув язык от напряжения, пытался зажать в кулаке несколько копченых селедок. Предмет их лотереи стоял в насквозь промокшем платье, прилипшем к телу, высоко вздернув подбородок и выпятив посиневшую от холода нижнюю губу. О'Лири застонал. Хорош защитничек! Это он втравил девушку в жуткую историю. Упрямый осел! Теперь вообще неизвестно, удастся ли унести отсюда ноги. Хват говорил, что аборигены скормят его рыбам. Наверное, оставили в живых, потому что не успели ограбить, а потом - нож под лопатку, и концы в воду, И Свайнхильда... бедная девочка, мечтавшая увидеть огни большого города. Головорезы наверняка ее прикончат. Лафайет изо всех сил напряг мышцы. Если б только освободить одну руку, он прихватил бы на тот свет кого-нибудь из этих осклабившихся обезьян! Если б только к нему хоть на мгновение вернулась способность фокусировать пси-энергию!.. Лафайет глубоко вздохнул и заставил себя расслабиться. Ему никогда не удастся развязать трехдюймовые веревки, но... может, ему удастся самое маленькое (нет, не вернуться на Артезию, или вызвать на бой дракона, или получить задарма коробку вкусных конфет), самое крошечное чудо - и тогда появится реальный шанс остаться в живых. - Это все, о чем я прошу, - прошептал он, закрывая глаза. - Честное слово. "Но мне необходимо задумать что-то определенное, - напомнил он сам себе. - Фокусировка пси-энергии - не волшебство, а концентрация определенных сил, с помощью которых можно управлять событиями. Вот, например, меня плохо связали..." - Но тебя хорошо связали, - пробормотал он. - Нельзя изменить свершившийся факт; в лучшем случае можно повлиять на будущее. И то в известных пределах. "В таком случае на палубе лежит нож, старый ржавый ножик, небрежно брошенный рядом с румпелем. Я бы мог дотянуться до него, и..." - Проснись, скотина, - прогремел чей-то голое, и носок резинового сапога ударил Лафайета в ухо. Красочные круги и треугольники заплясали перед глазами О'Лири, и неожиданно он понял, что лежит на боку, а в нос ему бьет резкий запах сыра и чеснока. Что-то похожее на колючую проволоку царапало его шею. Повернув голову, он почувствовал под щекой раздавленное яблоко... Лафайет затаил дыхание. Да ведь это же корзинка с продуктами! Пираты подняли ее на борт вслед за пленниками. А в корзинке был нож. Лафайет приоткрыл один глаз и осторожно осмотрелся. Трое матросов обступили четвертого, тщательно изучая рыбьи головы, торчащие из кулака. Пятый пират, явно не угодивший своим товарищам, скорее всего, сжульничавший, корчился на палубе в предсмертных муках. Свайнхильда лежала у борта, свернувшись в клубок, видимо, отброшенная в сторону за очередную провинность. Стараясь двигаться незаметно, Лафайет принялся ощупывать палубу связанными сзади руками. Он наткнулся на ломоть промокшего хлеба, еще одно раздавленное яблоко, подполз к корзинке и залез внутрь. Пусто. Он осторожно продвинулся на шесть дюймов, раздвигая колбаски плечами и давя сыр лопатками. Ему помогли волны, раскачивающие баркас. Нож скользнул в руку, и пальцы Лафайета сжались на его рукоятке. Матросы увлеченно тащили из кулака селедки, забыв обо всем на свете. Лафайет перекатился по палубе, сел на прежнее место у румпеля и ожесточенно принялся водить ножом по канату. В течение минуты ему казалось, что ничего не выйдет, но внезапно раздался музыкальный "бенц!" - и румпель больно ударил Лафайета под ребра, поворачиваясь на девяносто градусов. Баркас накренился, уваливаясь под ветер. Парус обвис, потом вновь надулся с треском, напоминающим пистолетный выстрел. Заскрипели ванты. Нижний деревянный брус паруса описал полукруг, пролетая по воздуху на высоте человеческой шеи, в чем Лафайет убедился, глядя на четверых пиратов, выброшенных ударом за борт. Неуправляемый баркас продолжал мчаться по озеру. 4 - Бедная твоя голова, - сказала Свайнхильда, пожертвовавшая нижней юбкой ради того, чтобы наложить холодный компресс на одну из многочисленных шишек О'Лири. - Ребята швыряли, тебя, как мешок с капустой. Лафайет застонал, дотрагиваясь до распухшего горячего уха, по форме напоминающего картошку, и чуть повернул румпель, вглядываясь в туман. - Они оказали нам услугу, - пробормотал он. - На веслах нам никогда не удалось бы дойти до города так скоро. - До чего раздражает твоя дурацкая привычка во всем плохом видеть хорошее, - недовольно ответила Свайнхильда. - Одумайся, пока не поздно. - Сейчас не время для мрачных размышлений, - подбодрил ее Лафайет. - Правда, мы продрогли, промокли и проголодались, но худшее позади. Пострадали моя голова да твое достоинство. Ничего страшного. Через несколько минут мы будем кушать вкусный суп и пить вино, а потом снимем номер в отеле и как следует выспимся. Он ловко повернул баркас под ветер, проходя мимо высоких строений на гранитной набережной, чем-то напоминавшей амстердамскую, и причалил к молу, у которого покачивались несколько барж и шаланд. Свайнхильда бросила швартов сторожу, обмотавшему канат вокруг низкого каменного столбика. Газовые фонари раскачивались на ветру, освещая территорию порта, заваленную мусором и пищевыми отходами. Несколько матросов безразлично смотрели, как Лафайет помог Свайнхильде сойти на берег. Шелудивый пес с поджатым хвостом прошмыгнул мимо, а так как он явно торопился по своим собачьим делам в Миазмы, они пошли следом. - Какой огромный город, - испуганно озираясь по сторонам, сказала Свайнхильда. - И порт... такой большой и красивый, даже не ожидала. - Она рассеянно поправила упавший на лоб локон. - Да-а, - с сомнением в голосе отозвался Лафайет и, взяв девушку за руку, повел ее к освещенному входу в таверну, над которым висела засаленная вывеска: "ПИЩА НА СЛАВУ". В дымной, но теплой комнате они заняли угловой столик. Заспанный хозяин молча принял заказ и удалился. - Совсем другое дело, - со вздохом облегчения произнес Лафайет. - Вечер начался неудачно, зато сейчас - грех жаловаться. Поедим горячего, пойдем в отель, и сразу спать. Жить можно. - Мне страшно, Лэйф, - сказала Свайнхильда. - Очень уж он большой, этот город. И бездушный. Люди спешат куда-то, друг на друга не смотрят. У них совсем не осталось маленьких радостей. Я так не смогу. - Спешат? - пробормотал Лафайет. - Как покойники в морге. - Посуди сам, - продолжала Свайнхильда. - Глубокая ночь, а таверна открыта. Никогда такого не видывала. - Послушай, сейчас десять вечера, - резонно возразил Лафайет. - Совсем не... - И к тому же мне надо выйти, а поблизости ни одного куста. - Для этого существует специальное помещение, - торопливо объяснил Лафайет. - Видишь, написано "ЛЕДИ". - Внутри?! - Конечно. Ведь мы в городе, Свайнхильда. Придется тебе привыкать... - Ладно, неважно. Я быстренько сбегаю за угол... - Свайнхильда! Немедленно в туалет! - Тогда пойдем со мной. - Не могу, он для женщин. Для мужчин рядом. - Надо же! - Свайнхильда неодобрительно покачала головой. - Иди скорее, через несколько минут принесут суп. - Пожелай мне ни пуха ни пера. Она встала со стула и неуверенно пошла вперед. Лафайет вздохнул, подвернул намокшие кружевные манжеты рубашки, вытер влажное лицо салфеткой, лежавшей рядом с тарелкой, и принюхался к восхитительным ароматам жарящегося цыпленка и лука, доносившимся с кухни. При мысли об ужине рот его наполнился слюной. Кроме нескольких кусочков салями и сомнительных сосисок, приготовленных Свайнхильдой, он с утра ничего не ел... Утро, - десять часов и миллион лет тому назад. Резной столик на террасе, белоснежная скатерть, начищенное серебро, безупречный дворецкий, наливающий легкое вино из замороженной и обернутой полотенцем бутылки, ломтики ветчины со специями, пшеничный хлеб, взбитые сливки, тоненькая, как папиросная бумага, фарфоровая чашечка с черным кофе... - Эй, ты! - загремел с другого конца комнаты грубый голос, нарушая сладостные мечты О'Лири. Решив, что в таверну забрел бродяга, которого собираются немедленно выставить за дверь, Лафайет обернулся. У входа стояли двое мужчин в треугольных шляпах, голубых мундирах, обшитых золотом, и белых бриджах до колен. Они смотрели на него в упор. - Точно, он, - заявил один из них, хватаясь за эфес шпаги. - Ух ты, целую неделю за ним гонялись. Теперь награда наша. Все денежки получим сполна. Смотри, Заскок, только не упусти. - Шпага со свистом вылетела из ножен и замелькала перед глазами О'Лири. - Лицом ко мне, руки на стол, приятель. Замри. Мы тебя арестуем именем герцога. Второй стражник вытащил из-за пояса обрез и направил дуло на голову Лафайета. - Сам пойдешь, мерзавец, или подстрелить тебя при попытке к бегству? - Послушайте, - раздраженно сказал О'Лири, - вы меня спутали с каким-то другим мерзавцем. Я только что появился в вашем городе и еще не успел нарушить законов; или у вас есть закон, по которому запрещено дышать? - Пока еще нет, но все впереди. - Острие шпаги кольнуло О'Лири в плечо. - Смотри, какой умник выискался. - Давай по-хорошему, приятель, - посоветовал Заскок. - Нам с Простофлем платят за живого, как за мертвого. - Я своими глазами видел, как ты отчебучил моих друзей, которые всего только хотели тебя арестовать, - добавил Простофль. - У меня руки чешутся с тобой посчитаться. Заскок взвел курки обреза. - С ума вы все посходили, что ли! - вскричал Лафайет. - Я никогда в жизни не был в этой богом забытой дыре! - Сказки рассказывай герцогу Родольфо! - Шпага еще раз кольнула его в плечо. - Ну-ка, лапки кверху, приятель! Не бойся, идти недалеко. Вставая со стула, Лафайет бросил красноречивый взгляд на хозяина таверны, потом на дверь женского туалета. Хозяин моргнул, перекрестился и уставился в пол, яростно протирая хрустальные фужеры. - Вы совершаете непоправимую ошибку, господа! - сказал Лафайет, подгоняемый острием шпаги на улицу. - Хватаете невиновного, в то время, как преступник разгуливает на свободе. Ваш начальник будет недоволен. - Нам все равно, за кого получать деньги, приятель. А теперь заткнись. Несколько случайных прохожих испуганно посмотрели вслед стражникам, ведущим Лафайета по узкой мощеной улице в направлении угрюмой высокой башни. Они миновали железные ворота, охраняемые часовыми в той же форме, что у Заскока и Простофля, пересекли большой двор и подошли к двери, над которой горел красный фонарь. За дверью находилась ярко освещенная комната, до потолка увешанная плакатами: ИХ РАЗЫСКИВАЕТ ПОЛИЦИЯ. Посередине стояли деревянная скамья и стол, заваленный грудами пыльных бумаг. - Гляди-ка, кто к нам пожаловал, - сказал сидящий за столом мужчина, обращаясь к Лафайету. Взяв гусиное перо, он придвинул к себе чистый бланк. - Неумно. Крайне неумно. Ты сделал большую ошибку, вернувшись в Миазмы. - Я не... Резкий удар в спину положил конец возражениям О'Лири. Его схватили под руки, втолкнули в длинный коридор через обитую железом дверь, свели вниз по лестнице. Пахло, как в обезьяннике Сент-Лу. - Ох, нет, - взмолился О'Лири. - Только не туда! - Туда, туда, - охотно отозвался Простофль. - Прощай, шут гороховый! И удар ногой в то место, на котором сидят, швырнул Лафайета вниз. Пролетев некоторое расстояние по воздуху, он свалился в камеру с низким потолком, освещенную светом одной-единственной свечи. По стенам камеры стояли клетки, из которых на него смотрели заключенные, напоминавшие обликом зверей. Между клетками сидел человек, поперек себя шире, и, раскачиваясь на трехногом табурете, чистил ногти огромным кинжалом. - Нашего полку прибыло, - сказал он голосом, похожим на скрежет тупой мясорубки, мелющей мясо вместе с костями. - Тебе повезло, что есть свободное место. Лафайет, не дослушав, бросился вверх по ступенькам, но не успел пробежать и трех шагов, как железная решетка с грохотом рухнула, чуть было не раздробив ему пальцы на ноге. - Эх, опять промахнулся! - сказал надзиратель. - Вечно мне не везет. Дюймом дальше, и пришлось бы отскребать тебя от пола. - Что все это значит? - дрожащим голосом спросил Лафайет. - Попался - терпи. Второй раз тебе не удастся улизнуть. - Я требую адвоката. Не знаю, в чем меня обвиняют, но в чем бы меня ни обвиняли, обвинять меня не в чем! - Да ну? - осведомился надзиратель, поднимая бровь в притворном изумлении. - Ты никогда ни с кем не дрался? - Ах, вот оно что. Но я... - Никогда ничего не крал? - Без злого умысла. Плоскодонка... - Никогда никого не соблазнял? Не пробирался по ошибке в чужую постель? - Но я могу объяснить! - вскричал Лафайет. - Можешь не стараться. - Надзиратель зевнул, перебирая связку ключей. - Твое дело слушалось в суде, и ты признан виновным по всем статьям уголовного кодекса. Советую как следует выспаться, ведь завтра твоя премьера. - Завтра? Какая премьера? - Да ты не волнуйся. - Надзиратель схватил Лафайета за воротник окончательно пришедшего в негодность пиджака и втолкнул в клетку. - Маленькое отрубание головы на заре. Ты - в главной роли. Лафайет забился в угол клетки, стараясь не обращать внимания на боль и ломоту во всем теле. По полу взад-вперед бегали мыши; от зловония нечем было дышать; мощный храп раздавался со всех сторон. Изредка Лафайет почесывался, вылавливая неуемных насекомых и отгоняя мысль о неприятном событии, ожидавшем его в такую рань. - Свайнхильда подумает, что я ее бросил, - пробормотал он, обращаясь к своим коленям. - Никогда больше не будет доверять она женским уборным. Бедная девочка: одна, в средневековом городе, без денег, без друзей... - Эй, Лэйф, - прошептал знакомый голос. - Иди сюда. Нам надо добраться до ворот минут за пять-шесть, пока не начнется обход. - Свайнхильда! - Лафайет поперхнулся и, оглянувшись, увидел всклокоченные белокурые волосы, свисавшие из треугольного отверстия в стене, у которой стояла клетка. - Где - как... что... - Чш-шш! Ты разбудишь надзирателя! Лафайет бросил взгляд на тюремщика, восседающего на табурете, подобно мечтающему Будде. Сложив пальцы на необъятном животе и прислонившись к стене, он спал. - Я буду пятиться, а ты ползи вперед, - шепнула Свайнхильда. - Здесь не развернуться. Лафайет вскочил на ноги и в мгновение ока залез в грубый каменный тоннель, по которому дул холодный ветер. - Положи камень на место, - вполголоса сказала Свайнхильда. - Как? Ногами? - А, черт! Ладно, может, никто не заметит. Неожиданно они стукнулись лбами, и губы Лафайета случайно скользнули по ее щеке. Девушка захихикала. - Ну, ты даешь, Лэйф! Нашел, когда приставать! Любой другой только и думал бы, как унести ноги! - Как тебе удалось меня найти? - спросил Лафайет, продолжая осторожно ползти вперед. - Хозяин таверны сказал, что тебя сцапали. Я шла следом до самых ворот, а там познакомилась с мальчиками. Один из них показал мне подземный ход. Какой-то заключенный удрал им дня три назад. - И они тебе все рассказали, едва успев познакомиться? - Сам посуди, что у них за жизнь, Лэйф? Вкалывают от зари до зари, денег не получают... жалко им, что ли, если какой-нибудь бедняга вырвется из когтей Родольфо? - Вот уж действительно благородно с их стороны. - Да, но как тяжело было моей спине! Ну и холодный этот каменный пол, на котором ребятам приходится выстаивать часами! - Свайнхильда, ты хочешь сказать... ладно, неважно, - поспешно добавил Лафайет. - Я предпочитаю ничего не знать. - Осторожно, милый, - предупредила девушка. - Здесь тоннель поднимается и выходит наружу за кустом. А рядом - часовой. Цепляясь локтями, пальцами и ногтями, Лафайет полз вверх. У самого выхода он замер и стал ждать, когда Свайнхильда разведает обстановку. - Давай! - услышал он сдавленный шепот, и мгновением позже они скрылись в тумане, а еще через несколько минут, пробежав по аллее, перемахнули через невысокую ограду и очутились в парке. Осторожно пробираясь между деревьями, они вышли на небольшую поляну, окруженную кустарником. - Знаешь, Свайнхильда, а я о тебе думал, - признался Лафайет, в изнеможении опускаясь на землю. - Представляешь, мне собирались отрубить голову, и только благодаря тебе я остался жив. До сих пор не верится. Это просто чудо. - А ты спас меня от пиратов, - ответила Свайнхильда. - Если б не ты, эти образины и сейчас бы со мной развлекались. - Да, но ведь из-за меня ты ушла из дома, и... - А ты из-за меня поругался с Боровом. Не такой уж он плохой, вот только мозгов маловато, и вечно меня в чем-то подозревает. Могу поклясться, окажись он здесь, закатил бы жуткий скандал, застукав нас в кустах! - Э-э-э... ты права, - согласился Лафайет, незаметно отодвигаясь от мягкого теплого тела. - Но сейчас надо решить, что делать дальше. Я не могу показаться людям на глаза: либо меня с кем-то путают, либо эти матросы - олимпийские чемпионы по плаванию! - Нам так и не удалось перекусить, - напомнила Свайнхильда. - Тебя накормили в тюрьме? - У них, наверное, повар был выходной, - печально ответил Лафайет. - С каким наслаждением поел бы я колбасок, которые остались в нашей корзинке. - Ты подглядывал, - с упреком сказала Свайнхильда, разворачивая пакет и доставая салями, яблоко, кухонный нож и бутылку сомнительного вина, которые в последний раз О'Лири видел на борту баркаса. - Умница моя, - восторженно прошептал бывший заключенный и принялся за дело, толсто накромсав пахнущую чесноком колбасу, разделив яблоко пополам и вытащив пробку из бутылки. - Нет ничего лучше ужина на свежем воздухе, - пробормотал он, прожевывая жесткое мясо. - О такой жизни я могла только мечтать, - согласилась Свайнхильда, придвигаясь к нему и расстегивая две верхние пуговицы рубашки. - Большой город, полная свобода, встречи с интересными людьми, осмотр достопримечательностей... - Осмотр местных тюрем не доставил мне удовольствия, - возразил Лафайет. - Не можем же мы вечно жить под кустом. Придется возвращаться на баркас. - Как? Ты хочешь уехать? Мы ведь даже не успели сходить в Музей восковых фигур! - Досадное упущение, но, учитывая привычки местной полиции сначала рубить голову, а потом требовать паспорт, я переживу это несчастье. - Обидно, Лэйф. И еще говорят, у них есть статуя Штурмбана, убивающего дракона, который так похож на настоящего, что из него течет кровь. - Очень соблазнительно, - согласился О'Лири, - но жизнь - соблазнительней. - Вот увидишь, если мы вернемся, Борову это не понравится, - предупредила Свайнхильда. - А зачем тебе возвращаться? Оставайся здесь, в большом городе. Ведь топор плачет по моей шее. К тому же я собираюсь переправиться на другой берег озера. Ты случайно не знаешь, что там находится? - Ничего особенного. Волшебные пустыни, Заговоренные холмы, дикари, Бескрайний Лес, драконы. И Стеклянное Дерево. - А городов нет? - Говорят, в замке под горой живет король гномов. Зачем ты спрашиваешь? - Похоже, мне надеяться не на что, - пробормотал Лафайет. - Централь обычно посылает агентов только в крупные населенные пункты. - Значит, ты влип, Лэйф. На Меланже единственный город - Миазмы. - Не смеши меня, - проворчал О'Лири. - Не может быть на всей планете один город. - Это почему? - А потому... сам не знаю. - Он вздохнул. - Ты, конечно, права. Значит, придется мне все-таки увидеться с герцогом. Неплохо бы обзавестись кой-каким костюмом, фальшивой бородой, повязкой на глаз... - Эх, ведь могла я украсть для тебя солдатскую форму, - сказала Свайнхильда. - Не подумала. И лежала-то она рядом со мной на стуле... - Главное - проникнуть в замок. Если удастся увидеть герцога и доказать, что мне необходимо на Артезию, - дело в шляпе. - Не торопись, Лэйф. Я слышала, Родольфо не жалует посетителей, в особенности после того, как один из них надел герцогу на голову его любимое кресло для отдыха. - Что толку рассуждать, - буркнул О'Лири, - если я все равно не могу показаться на улице. Нужна маскировка. - Он отрезал еще один кусочек салями и принялся задумчиво жевать. - Да не убивайся ты так, Лэйф, - попыталась утешить его Свайнхильда. - Кто знает, может, ты найдешь костюм прямо на дереве. В жизни все бывает. - Ты права, девочка, и сама того не знаешь. Достаточно сфокусировать пси-энергию, и можно изменить любое событие, которое еще не произошло, и получить любую вещь, которую ты еще не видел. Когда-то я это умел. - Ой, как здорово, Лэйф, - мечтательно сказала Свайнхильда. - Ты бы мог навыдумывать всяких украшений, вроде шелковых чулок или подушечек с вышивкой... - Согласен на обыкновенный фальшивый нос с усами и вставной челюстью, - перебил ее Лафайет. - И, может, рыжий парик и монашеское одеяние с небольшой подушкой. И чтоб все это лежало вот за тем кустом, - он указал пальцем, - случайно забытое неизвестным, который... Вздрогнув, О'Лири умолк и вцепился в Свайнхильду. Глаза его широко раскрылись от изумления. - Ты ничего не чувствуешь? - Чувствую. Сделай так еще раз. - Разве ты не слышала... какой-то удар... мурашки по коже... - Нет. Ты не дал мне досказать. А еще я хотела бы красивые кружевные штанишки с маленьким цветочком на... - Свайнхильда!.. Чш-шш! Лафайет наклонил голову, прислушиваясь. Из-за ближайших кустов донесся подавленный смешок, шуршание одежды... - Жди меня здесь. Лафайет осторожно пополз вперед, раздвигая листву карликового лимонного дерева. Звуки доносились откуда-то сбоку. Внезапно под его рукой треснула сухая ветка. - Черт возьми, Пуделья, ты слышала? - зашептал нервный голос. В зашевелившихся кустах появилась рыбья физиономия с бородой мышиного цвета. Голубые навыкате глаза тупо уставились на обомлевшего Лафайета. Раздался придушенный крик, и лицо исчезло. - Твой муж! - зашептал дрожащий голос. - Разбегайся в разные стороны! Вслед за женским визгом послышался топот убегающих ног. Лафайет облегченно вздохнул, выпрямился и неожиданно увидел на кусте что-то странное. Он подошел ближе. На ветке висела простая серая ряса из грубой шерсти, а рядом лежала черная шелковая подушка, расшитая золотыми и розовыми цветами. - Великий боже! - прошептал Лафайет, чувствуя, как сердце на мгновение перестало биться. - Неужели же... Он нагнулся и стал лихорадочно шарить по траве, почти сразу наткнувшись на неподвижного зверька, пушистого и мягкого. Дрожащими руками О'Лири поднес свою находку к глазам. - ...Рыжий парик! - Лэйф, что случилось? - раздался у него над ухом голос Свайнхильды. - Откуда у тебя?.. - Отсюда. Здесь... лежало. - Ряса священника. И... моя подушечка! Свайнхильда завизжала от радости и, схватив подушку, прижала ее к груди. - Лэйф, ты опять подсматривал! Сознавайся! Решил надо мной подшутить и морочил голову всякими желаниями! - Не хватает еще одного предмета, - пробормотал Лафайет, вновь наклоняясь и шаря по земле. - Нашел! В лунном свете блеснули фальшивый нос с усиками и вставная челюсть. - И мои штанишки, те самые! - в полном восхищении вскричала Свайнхильда, прижимая воздушное одеяние к груди другой рукой. - Ах ты, плут! И не выпуская подушки и штанишек, она обхватила Лафайета за шею и горячо поцеловала в губы. - О, господи, - сказал Лафайет, высвобождаясь из ее объятий. - Ко мне вернулись старые способности! Я не знаю почему, но... - Он закрыл глаза. - За миртовым деревом, - пробормотал он. - Роллс-ройс. С дизельным двигателем. - Выжидающе застыв, О'Лири открыл один глаз, подошел к дереву и осторожно заглянул за ствол. - Странно. Попробуем еще раз. - Позади скамейки. Маузер. Калибр семьсот шестьдесят пять. В черной кожаной кобуре. Заряженный. С запасной обоймой. - Он бросился к скамейке, переворошил все листья, но безуспеш