Кит Лаумер. Сокровища звезд ----------------------------------------------------------------------- Keith Laumer. The Star Treasure (1971). Пер. - Г.Любавин. Авт.сб. "Разрушители планет". СПб, "Северо-Запад", 1997. OCR & spellcheck by HarryFan, 27 November 2001 ----------------------------------------------------------------------- ПРОЛОГ Двери распахнулись, и в комнату вошел высокий подтянутый старик в адмиральском мундире. Он остановился и отдал честь. - Доброе утро, адмирал, - сказал человек, сидящий за огромным столом. Он неторопливо вертел в руках серебряную ручку. Кроме нее и сложенной стопкой бумаги, на столе ничего не было. - Рад вас видеть. С тех пор как вы ушли в отставку мы, кажется, не встречались. - Он едва заметно улыбнулся. На темном лице проступила почти невидимая сеточка морщин. - Я просил о встрече две недели назад, - сказал старик. Его давно утративший звучность голос был все еще сильным. Обрюзгшее и осунувшееся с возрастом лицо выглядело мрачным. - К сожалению, в последнее время я очень занят, - спокойно ответил сидящий за столом. - Я знаю, - проговорил посетитель. - Именно поэтому я и пришел к вам. - Адмирал, я прочел вашу записку и понимаю вашу озабоченность. - Улыбка хозяина кабинета стала менее радушной. - Вы делаете серьезную ошибку, лорд Имболо. Мне неизвестны причины того, что происходит, но какими бы они ни были, эти обвинения ошибочны. Сидящий очень осторожно, словно имел дело с чрезвычайно редким и хрупким предметом, положил ручку на стол и вздохнул. - Ошибки нет, адмирал... - начал он. - Но обвинения абсурдны! - перебил его старик. - Вас обманывают, Имболо! - Не думаю, адмирал. - Вы обязаны прекратить этот погром, Имболо. Так не может продолжаться! - Голос старика дрожал. - Адмирал, вы долго и преданно служили Обществу, и вам трудно поверить, что происходят изменения... - Мне прекрасно известно об изменениях, Имболо. Я слышал речи хетеников. Я видел подпольные газеты. И я не имею с этим ничего общего. Меня волнует судьба Флота! Традиции, складывавшиеся в течение трех столетий, разрушаются. Полчища доносчиков, фискалов - этих крыс - пробираются повсюду, на каждый уровень командного состава... - Вы не располагаете всеми фактами, адмирал. Поверьте мне. - Я не успокоюсь до тех пор, пока не получу от вас обещания, что все дела будут пересмотрены, ваши информаторы отозваны и люди восстановлены на службе! - Это невозможно! - отрезал Имболо. Рука старика скользнула под застегнутый на серебряные пуговицы китель, и он вытащил плоское короткоствольное энергетическое ружье. Не говоря ни слова, он поднял его, навел на лицо лорда Имболо и нажал на курок. Какое-то время, показавшееся ему вечностью, он продолжал глядеть в прицел ружья и в конце концов понял, что ничего не произошло. Его рука медленно опустилась, он весь как-то сжался и стал просто согбенным стариком в нелепо сидящем мундире. Лорд Имболо постучал по едва заметному пятнышку на крышке стола. В тот же миг в комнате появились два охранника в форме Флота. - Адмирал нездоров, - тихо проговорил лорд Имболо. - Проследите, чтобы о нем позаботились. Ружье с мягким стуком упало на пол, охранники взяли несостоявшегося убийцу за руки и вывели из комнаты. Лорд Имболо посмотрел им вслед, вздохнул и вновь склонился над списком офицеров и гражданских лиц, подозревавшихся в ненадежности и других преступлениях против Компаний и Общества. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1 Гардемарин Блейн был уволен со службы в 08:00 часов в шестой день недели, в тридцать пятый день пятого месяца 2190 года. Эта церемония состоялась на парадной палубе корабля "Тиран", весом пятьдесят миллионов тонн, во время его стоянки у Каллисто, в девяти месяцах пути от Терры к Юпитеру. Блейн - стройный, рыжеватый паренек, год как из Академии - покорно стоял по стойке смирно, пока коммодор зачитывал приговор суда: виновен в попытке взорвать бомбу с целью разрушить главный корабль Флота. - В прежние годы, - говорил коммодор, - человека, предпринявшего пусть даже безуспешную попытку разрушить корабль, а значит, лишить жизни восемнадцать тысяч товарищей, ожидала страшная месть. Но ныне закон утверждает, что общество не может требовать смертной казни за подобные преступления. Чарльз Йейтс Блейн, Общество возлагало на вас надежды, верило в ваши способности и преданность. Ныне вы лишаетесь этого доверия. Общество дало вам положение и обязанности, от которых теперь вы освобождаетесь. Общество даровало вам гражданство и привилегии пользоваться его благами, ныне эти привилегии отменяются. Вы более не член Объединенного Флота Планеты и не имеете права носить форму. Забили барабаны. Коммодор подошел к Блейну, сорвал знаки гардемарина с его воротника и золотые нашивки с обшлагов и бросил их на пол. Туда же полетели серебряные пуговицы с орлом - символом Флота. Блейн не двигался, лишь слегка покачивался при каждом рывке. По его лицу бежали слезы. Барабаны смолкли. В гнетущей тишине вице-коммодор произнес: - Чарльз Блейн, бывший офицер, бывший гражданин, сейчас вас увезут на гауптвахту и будут держать там до прибытия дежурного корабля Флота, который доставит вас к месту назначения, где вы свободно, без помощи и помех со стороны Общества, доверие которого потеряли, распорядитесь своей судьбой. На лице коммодора появилась едва заметная усмешка. - Уведите его, - приказал он. Вновь ударили барабаны; караул выстроился в два ряда вдоль палубы, и Блейна повели сквозь строй мужчин и женщин, которых он пытался убить. Прочь из нашей жизни. Старший помощник вахтенного командира Пол Дэнтон спросил меня: - Что ты думаешь обо всей этой церемонии, Бен? - Анахронизм, - сказал я. - Несколько нарочитый, но действенный. Когда пуговицы полетели на палубу, я отказался от своих планов взорвать корабль. - Интересно, Блейн и в самом деле собирался это сделать? - Наверное, если только это не уловка для того, чтобы очутиться где-нибудь на необитаемом Острове в мире Класса 1. Я улыбнулся собственной шутке, но Пол был задумчив, казалось, он всерьез размышляет над такой возможностью. - Может быть, у него была какая-то веская причина, Бен? - Для того, чтобы прикончить нас всех? Может быть, мы и не самая лучшая компания в мире, но это не оправдывает таких крутых мер. - И все-таки почему? - продолжал Пол. - Пол, я надеюсь, ты не читаешь памфлеты хетеников, а? Я спросил шутки ради, но вопрос мой прозвучал как-то неловко. - Возможно, приверженцы хетеников в чем-то правы, - сказал он. - "Мы ненавидим ненависть и убьем любого представителя мерзкой, вонючей культуры, который с нами не согласен", - процитировал я на память. - Они фанатики, конечно, - сказал Пол, - но есть ли у нас право пренебрегать чьим-либо мнением? Времена другие... - Ты пытаешься мне что-то сказать, Пол? - Совсем нет. Я ищу ответы. Служба на корабле шла своим чередом. Мы летели к Сатурну. Ежедневная вахта длилась всего четыре часа, а по вечерам были танцы и банкеты, лекции, концерты - развлечения, в общем. Среди десяти тысяч женщин экипажа было достаточно молодых и красивых, и это делало жизнь приятной. Проходили недели. Время от времени мы с Полом встречались, но больше не обсуждали хетеников и основы цивилизации. Я совсем забыл о нашем разговоре и вспомнил о нем лишь в ночь своего ареста. Как-то вечером в мою дверь тихо постучали - корабельная полиция. Они были очень любезны: наилучшие пожелания от капитана и не явится ли мистер Тарлетон на мостик в удобное для него время? Их руки ни разу не коснулись висящих на бедрах пистолетов, но тем не менее я не забывал, что они там есть. Они стояли поблизости, пока я брился, ровнял виски, натягивал китель. Один из них сопровождал меня наверх, другой - остался у моей каюты и смотрел нам вслед. Я оценил его деликатность: обыск в каюте офицера в присутствии самого офицера из этических соображений нежелателен. Мы долго шли к лифту палубы, а потом долго поднимались на территорию G. "Тиран" не был одним из тех современных шедевров кибернетики, которые управляются десятком человек. Его коридоры тянулись более чем на сто миль. Мы не прошли и малой доли, шагая в мертвой тишине, похожей на ту, что наступает перед тем, как гроб уезжает в печь крематория. Вооруженные охранники пропустили нас в большие бронированные ворота с надписью: "Палуба командования. Вход по спецпропускам". В коридоре охранник с лицом, похожим на сжатый кулачок, потыкал кнопки на панели. Внутренняя дверь отворилась, я вошел, и дверь мягко закрылась за мной. Я стоял на мягком сером ковре, вдыхая слабый запах гаванских сигар и старого бренди. За большим выпуклым окном из кварца, занимавшим всю противоположную стену комнаты, висел Сатурн. Комната освещалась им, будто прожектором сцена. Но именно этот пейзаж за окном устранял налет театральности происходящего. Он был воплощением того, каким должен быть коммодор Флота: высокий, широкоплечий, волевой подбородок и посеребренные сединой виски. Черты лица как у человека с плаката вербовки новобранцев. Расстегнутая пуговица рубашки открывала волосатую грудь. Большой перстень сиял в тусклом свете лампы, поставленной так, чтобы освещать лицо посетителя. Я отдал честь, он сделал движение пальцем, и я сел. Коммодор взглянул на меня, и воцарилось напряженное молчание. - Вам нравится на Флоте, лейтенант? - Голос напоминал звук валуна, катящегося по обшивке палубы. - Я вполне доволен, сэр, - ответил я. Я был скорее озадачен, чем встревожен. Он кивнул, как будто я ему что-то объяснил. Возможно, так оно и было. - Вы из флотской семьи, - продолжал он. - Адмирал Тарлетон был выдающимся офицером. Я имел честь служить под его командованием. Смерть адмирала явилась для всех нас большой утратой. Я ничего не ответил. Большинство офицеров Флота служили под командованием моего отца. - Мы живем в смутные времена, лейтенант, - сказал коммодор. - Во времена, когда человек постоянно проверяется на верность. У меня было такое ощущение, что все это говорится не только для меня. В углу за моей спиной раздался шорох, я обернулся и увидел еще одного посетителя, который, сложив руки на животе, стоял у застекленного книжного шкафа. Это был Краудер - низенький, с жирной шеей, широким задом и соответствующим лицом человечек. Я знал о нем лишь то, что он является гражданским советником в штате коммодора. Меня удивило его присутствие. В ответ на мой поклон широкий рот Краудера расплылся в улыбке. К моему удивлению, он заговорил: - Коммодор Грейсон хочет сказать, что некоторые сбитые с толку личности не понимают, что интересы Компаний и Флота едины. У него был какой-то странный вибрирующий голос, казалось, он вот-вот сорвется на фальцет. Я стоял и ждал, что сейчас сверкнет молния и уничтожит несчастного, который был настолько глуп, что прервал коммодора, да к тому же совсем невпопад. Но коммодор, как хорошо воспитанный человек, лишь чуть-чуть нахмурился. - Оценивая то, что можно было бы назвать субъективными аспектами сложной ситуации, любой младший офицер находится в невыгодном положении, - сказал он. - Жизнь в Академии изолирована; обязанности патрульной службы Флота бросают человека с места на место. - Он дружески улыбнулся мне, как бы стирая между нами разницу в возрасте и положении. Или почти стирая. Под внешним обаянием я уловил отсвет чего-то зловещего, будто вода в трюме. - Вы были довольно близко знакомы со старшим помощником командира Дэнтоном?.. Задав этот вопрос, Краудер осекся, будто сказал лишнее. Я медленно обернулся: - Что значит "был знаком"? - Вопрос прозвучал резче, чем мог позволить себе младший офицер, обращаясь к советнику коммодора. - Безусловно, я имел в виду - знакомы. Его голос по-прежнему был мягким и вкрадчивым. - Я знаю старшего помощника командира с детства, - ответил я. - Каковы же взгляды старшего помощника Дэнтона относительно верности Флоту и Компаниям? - Тон Краудера стал несколько жестче. - Старший помощник Дэнтон - самый лучший человек из тех, что я знаю, - сказал я. - Но почему вы спрашиваете? - Вы должны лишь отвечать на мои вопросы, лейтенант, - сказал Краудер. - Довольно, Краудер, - прогремел Грейсон. Однако вместо того, чтобы исчезнуть, Краудер отлип от стены и вышел в освещенную часть комнаты. Он хмуро взглянул на меня и повернулся к высокому человеку за столом. - Видимо, вы недостаточно понимаете ситуацию, коммодор. Это вопрос безопасности. Я посмотрел на рыхлое лицо советника и на его толстую шею в том месте, где воротник натер ее докрасна. Я ожидал, что коммодор раздавит этого мелкого чиновника, как клопа, но он лишь побледнел, кашлянул и устремил взгляд куда-то мимо меня. Казалось, его глаза ничего не видят. Тишина явно была предгрозовой. - Итак, Тарлетон, - произнес Краудер голосом, напоминающим звук пилы, - когда вы в последний раз видели Дэнтона? Я молчал и смотрел на коммодора. Наконец он перевел взгляд на меня: - Отвечайте на вопрос. - Его губы еле двигались. - Не знаю, - ответил я. - Что вы хотите этим сказать? - недовольно проговорил Краудер. - Я хочу сказать, что не знал, что это был последний раз, - ответил я и стал с любопытством рассматривать лицо Краудера, стараясь хоть что-то понять. Где-то внизу под ребрами подкатывала тошнота. "Пол, Пол, что они с тобой сделали?.." - Хитришь, парнишка, - прорычал Краудер. Я пытался поймать взгляд Грейсона, но того уже будто и не было в комнате. Он был где-то далеко, там, где в высокой башне, возвышаясь над всеми спорами и дрязгами, все еще существовало слово "ранг". Я был одинок. А Краудер все ждал, покачиваясь на каблуках. Я поднялся и встал перед ним. - Я не парнишка, мистер Краудер, а младший офицер. И если это допрос, то я требую записать его на пленку. - И я потянулся к кнопке на столе коммодора, но Краудер опередил меня и накрыл ее своей рукой. - Мистер Тарлетон, советую вам осознать положение, в котором вы оказались, и оказать мне помощь, на которую я рассчитываю. - Он украдкой посмотрел на Грейсона. - На которую мы рассчитываем, коммодор и я. - Что вы хотите от меня услышать? Пока я не понимаю, что вы от меня ждете. - Говорил ли вам Дэнтон о чем-либо... О каком-нибудь, э-э, открытии, которое, как ему казалось, он сделал? Или о секрете, который он якобы раскрыл? Я изобразил задумчивость. - Он действительно говорил... - Да, да? - Краудер торжествующе посмотрел на Грейсона. - ...что шамбертен, который подают в кают-компании, немножко горчит, - сказал я. - Но я не думаю, что это для кого-нибудь секрет. Выступающая вперед челюсть Краудера отвисла, а маленькие поросячьи глазки превратились в узкие щелочки. - Остришь, да? Его слова падали, как тараканы в суп. Он потянулся к кнопке на столе, но тут ожил Грейсон. Он встал, нависая над представителем безопасности, словно джинн над Аладдином. - Довольно, - грозно проговорил он. - Никто не имеет права обвинять моих офицеров без достаточных на то оснований! - Он замешан в этом! - настаивал Краудер, но руку убрал. - Представьте мне доказательства, - сказал Грейсон. - И тогда поговорим. - Дайте его мне на час, и у меня будут все доказательства! - Взгляд Краудера жег меня, как паяльник. - Убирайтесь, Краудер, - прошептал Грейсон. Чиновник открыл было рот, но промолчал. Все-таки он знал, когда свое мнение следует оставить при себе. Краудер гордо прошествовал к двери, обернулся, оглядел ковер, обшитые панелями стены и с улыбкой всезнающего человека посмотрел на Грейсона. - Поживем - увидим, коммодор, - сказал он. Его усмешка делала эту фразу оскорбительной. Когда дверь за Краудером закрылась, Грейсон взглянул на меня. Мне показалось, что он хочет мне что-то сказать. Но так ничего и не сказал. Да я бы ему и не поверил. - На этом все, мистер Тарлетон, - бесцветным голосом произнес он. - Считайте, что до дальнейших указаний вы под домашним арестом. Коммодор сидел за столом, как и в тот момент, когда я вошел. Но сейчас все было иначе. Он уже не был олицетворением чего-то высшего - просто попавший в ловушку старик. Вернувшись к себе, я позвонил Полу, но никто не ответил. 2 Я разделся и встал под душ, а потом попользовался массажером, но все равно чувствовал себя так, будто меня вывозили в грязи. Когда я надевал свежую рубашку, в нагрудном кармане что-то зашуршало. Это была сложенная вчетверо и запечатанная капелькой красного воска записка на тонкой голубой бумаге. Она была короткой и деловой: "Бен, это моя девяносто вторая записка, поэтому не мешкай. Мне кажется, я напал на след чего-то очень опасного. Если мне придется исчезнуть, это будет означать, что я был прав. Не хочу впутывать тебя в это дело, но прошу сообщить Трилии: "Подтвердилось". Пожалуйста, сделай это для своего друга. Пол". Пытаясь докопаться до смысла, я прочел записку трижды, но так ничего и не понял. Затем бумага стала пеплом и развеялась в пыль. Зазвонил телефон. - Лейтенант, - раздался в трубке осторожный голос. Я узнал его. Это был сержант Макдональд, ответственный за катера. - Послушайте, сэр, может быть, я не вовремя, но я получил шифровку за номером семьдесят восемь. - Ну и?.. - Это шифровка о срочном изменении места стоянки. Через несколько часов "Тиран" уходит... а у нас недостает двух катеров. - Продолжайте. - Старший помощник Дэнтон отчалил в две тысячи часов, четыре тридцать по Восточному Поясному времени. - Пункт назначения? - Станция Феба. Я задумался. Кроме маяка и кое-какого аварийного оборудования, на Фебе ничего не было. Ничего такого, ради чего стоило посылать старшего помощника одного на задание, когда он свободен от вахты. - Вы говорили о двух катерах, Макдональд. - Через полчаса после старшего помощника появился Хетчер и взял катер типа G, один из тех, на которых установлены спаренные двадцатимиллиметровки. И все заряжены. Этот сукин сын еще все проверил. Я задумчиво покусывал губу. Все это мне вовсе не нравилось. Подчиненный Краудера Хетчер - грубый, недалекий человек, он способен на любую подлость. - Отлично, - сказал я. - Подготовьте девять-два. Через несколько минут я буду. Я попросил по телефону, чтобы мне принесли выпить, проглотил половину, закончил одеваться и приоткрыл дверь: коридор был пуст. Я вышел и направился к палубе Y. Меня не покидало ощущение, что все происходящее - дурной сон. Макдональд встретил меня в стартовом отсеке. Это был невысокий крепкий вояка. Его круглый череп покрывали рыжие волосы, а нижнюю челюсть пересекали шрамы от ожога при взрыве на шлюпочной палубе в восемьдесят восьмом году. - Все готово, сэр, и с полным запасом, - сказал он. В глазах Макдональда читался вопрос, но, ничего не сказав, я прошел мимо него, вдоль ряда гладких корпусов катеров, ожидающих, когда добрые или злые руки приведут их в движение. Макдональд следовал за мной и стоял у трапа, пока я поднимался на катер. - Последний раз, когда помощник капитана вернулся из подобного путешествия, мне пришлось полвахты потратить на то, чтобы заделать пробоины от камней на его катере, - сказал он. - Чем он там занимается, лейтенант? На этом Фебе? - Может быть, осматривает оборудование? А, Макдональд? - Я попытался улыбнуться, но вряд ли мне это удалось. - Оборудование?.. Я кивнул, сделав вид, что это именно та реакция, которую я ожидал. - Я выполняю особое задание. На случай, если кто-нибудь спросит, - это все, что тебе известно. Ясно, Мак? - Надеюсь, вы понимаете, на что идете, лейтенант. - По его виду было ясно, что он в этом сомневается. - Может, мне сопровождать вас? - Его голос немного охрип от волнения, и не мудрено, ведь он служил двадцать восемь лет и сейчас рисковал головой. - Исключено. Ты остаешься здесь. Мне понадобится помощь надежного человека. Я включил двигатели и, пока щелкали реле и устанавливалось нужное давление, не переставал думать о том, что же все-таки произошло. А потом я отбросил всякие мысли, потому что ничто в них не сулило мне светлое или хотя бы долгое будущее. Я знал одно: Пол Дэнтон где-то там, один, и его преследует катер типа G - последняя модель боевой лодки, все пушки которой заряжены: лодка-убийца, которой управляет садист. Вспыхнул сигнал "Пуск", и я передвинул рычаг. В тот же миг будто бетонные плиты придавили меня к креслу. Я покрыл расстояние во много миль, прежде чем ко мне вернулась способность видеть. Позади сверкающий огнями, словно город, плыл "Тиран", а на экране передо мной алмазным блеском сияли Кольца. Вскоре я обнаружил следы флотской разведлодки. Компьютеру понадобилось несколько секунд, чтобы обработать данные и провести экстраполяцию, которая понравилась мне не больше, чем все остальное в этой истории. Пол направлялся совсем не к станции Феба. Его след вел прямо к Кольцам; точнее, к точке на краю щели Кассини, пространству между кольцами А и В. Тот факт, что это самое место находилось на расстоянии двадцати тысяч миль за Линией Запрета, не прибавлял настроения. Несколько миллионов кубических миль пыли и льда, рассеянных на нескольких миллиардах кубических миль пространства крайне затрудняли управление кораблем. Все это отнюдь не напоминало осмотр достопримечательностей в Карсвелле в часы пик. Я размышлял на эту тему, когда громкоговоритель на панели ожил: - Карусель девять-два, код сорок. Код сорок! Девять-два! Голос принадлежал гражданскому советнику Уолтерсу. Код "сорок" означал: "Немедленно прекращайте полет". - На тот случай, если вы забыли Устав, Тарлетон, это приказ возвращаться, - продолжал он. - У вас ровно десять секунд на выполнение. Мне нечего было ответить. Я слушал звезды и наблюдал, как увеличиваются Кольца на экране, как они распадаются на отдельные световые пятна, сгустки света, потоки пыли, как они окружают меня, нависают надо мной, подобно застывшему на фотографии шторму. А может быть, просто нечистая совесть заставляла меня видеть их такими. Не каждый день флотский офицер бунтует. Час спустя раздались сигналы тревоги: засоренность пространства впереди приближалась к критическому уровню. Я уменьшил скорость, включил передний экран для улучшения видимости, но не разглядел ничего, что могло бы объяснить, почему Пол отправился именно сюда. Теперь плоскость колец лежала в десяти милях впереди. Корабль кидало из стороны в сторону, когда автоматы управления вносили поправки в курс, чтобы избежать столкновений с пролетающими на огромной скорости частицами. Я безрезультатно прочесывал эфир в поисках передачи на частотах нашего взвода и внимательно вглядывался в ослепительное сияние ледяного покрова Сатурна. Моя скорость снизилась до девятисот километров в час - скорость улитки, - но все же была слишком высокой, и количество ударов по корпусу не уменьшалось. Пол считает, что в этом месте есть то, ради чего стоит рискнуть карьерой, а возможно, и жизнью. Нечто, заставившее Краудера послать G-лодку, чтобы не дать Полу найти это место. Я еще не знал, для чего прилетел сюда, но пока оставался шанс, что Полу может потребоваться моя помощь, я должен быть здесь. Внезапно завыли сигнальные устройства, запрыгала приборная панель, и мир разлетелся на куски. Я плыл куда-то, словно пылинка среди роя обломков, несущихся вокруг мертвой звезды. Удар был все-таки очень сильным. Компьютер прозевал крупную глыбу, неожиданно появившуюся по курсу катера, и теперь я медленно приходил в себя... Мне удалось разомкнуть веки. Приборная доска светилась мерцающими огоньками, и все они сигнализировали об опасности. Экран стереовизора излучал золотое сияние, переходившее в вишнево-красное и исчезавшее потом вовсе. Я с трудом заставил себя выпрямиться, проглотил кровь, наполнившую рот, и попытался сосредоточиться на циферблатах. То, что я увидел, не радовало. Кристоновый корпус, разумеется, не пострадал, но с тем, что было внутри, дело обстояло хуже: система жизнеобеспечения вышла из строя, главный двигатель не работал, кислородные баки были пробиты и текли. Я был еще жив, но это в любую минуту могло измениться. Корабль, медленно вращаясь, двигался все еще довольно быстро. Тормозные дюзы работали с половинной мощностью. Однако мне удалось понизить скорость до тридцати километров в час, прежде чем из темноты выплыла длинная плита и приблизилась к кораблю. Она ударила в корму и усилила вращение корабля. Я насчитал еще два сильных толчка и полдюжины слабых, прежде чем мой курс совпал с курсом всего остального мусора. У меня было время разглядеть порез на щеке, опухший глаз и заметить, что давление в кабине составляет девять фунтов на квадратный дюйм при температуре пятьдесят шесть градусов по Кельвину, прежде чем я увидел корабль Пола Дэнтона, плывущий в нескольких ярдах от меня с открытым люком. Мой скафандр был цел, этим и объяснялся тот факт, что я еще жил. Люк был поврежден, но мне удалось открыть его и выбраться под звезды. Я потратил несколько секунд на то, чтобы оглядеться, оттолкнулся и поплыл к кораблю Пола. Он стоял вертикально и медленно заваливался назад. Уже на расстоянии ста ярдов я увидел, что катер пуст. Снаружи следов аварии не было, значит, Пол был осторожнее меня, полностью контролировал свои действия, а это говорило о том, что именно сюда он и хотел попасть. И если только он все-таки не погиб, то должен находиться где-нибудь рядом, в нескольких ярдах от корабля. Единственным местом, где можно было спрятаться, были два больших валуна: один величиной с большой дом, далеко впереди, а другой поменьше - слева от меня. По наитию я выбрал дальний. Я преодолел примерно половину расстояния, когда в моих наушниках раздался голос: - Оставайся там, где стоишь! Это не был голос Пола, следовательно, он принадлежал Хетчеру. А потом я увидел корму G-лодки, выступающую из-за скалы, мимо которой я двигался. Я не остановился, не ответил, словом - никак не отреагировал. - Ты у меня на мушке! - предупредил Хетчер, когда я был в пятидесяти футах от выбранной мной скалы. Мне подумалось, что Хетчер не будет торопиться стрелять. Я нужен Краудеру живым, чтобы пытками вытащить из меня секреты. Эта мысль помогла мне преодолеть оставшиеся несколько ярдов. Потом я увидел, как расплавилась и растрескалась моя скала. Я бросился за нее с такой скоростью, что от удара о незамеченный выступ у меня перед глазами поплыли звезды, целые созвездия, которых нет на картах. И тут он выстрелил снова. Но я ухватился за валун и крепко держался за него, продвигаясь все дальше и дальше, пока не... уперся взглядом в мертвеца. Пол дрейфовал в нескольких футах от скалы, руки его были раскинуты, словно он хотел ухватиться за нее. Шлем скафандра был открыт, и из него поднимался, словно прорастая, странный кристаллический цветок - фонтан красно-черной замерзшей крови. Лицо в шлеме распухло, глаза вылезли из орбит. У меня внутри все похолодело, словно выключился обогрев скафандра. - Меня предупредили насчет тебя. - Голос Хетчера резанул мне слух, как гравий, попавший в шестеренку. - Тарлетон, ты здесь совсем не случайно, и с твоей помощью мы многое узнаем! Выходи! Руки за шлем! Я старался просчитать ситуацию: местоположение моего корабля, разбитого и бесполезного; G-лодка; корабль Пола, две скалы. Что касается Хетчера, то тут не было ясности. Он мог быть в корабле, а мог направить выстрел телескопически из какого-нибудь другого места в нескольких милях отсюда. - Предупреждаю тебя в последний раз, Тарлетон. Если мне придется выйти... - Он осекся, но этого было достаточно. Впрочем, быть может, он хитрее, чем я думал, и проговорился намеренно. Я немного продвинулся вправо, чтобы видеть свой корабль. Он медленно плыл в мою сторону. Хетчеру с его наблюдательного пункта этого не было видно. Я напряженно думал над тем, как мне воспользоваться этой ситуацией. Смерть Пола объяснить трудно. Несомненно, Краудеру он был нужен живым. Хетчер совершил грубую ошибку. Он возбужден, взбудоражен, но чего он хочет? Как будет действовать? Внезапно я понял, что он собирается меня убить. Мое вмешательство в это дело могло дать ему возможность выкрутиться, но при условии, что я буду мертв и не смогу дать показаний. Он ждал меня здесь, чтобы устроить себе алиби! Впервые я заговорил: - Ты идиот, Хетчер, - сказал я. - Почему ты убил его? Он же не был вооружен. Или он все-таки перехитрил тебя? Открыл скафандр прежде, чем тебе удалось его остановить? Хетчер принялся ругаться, это служило подтверждением того, что мои предположения верны. Я засмеялся. Это был радостный смех довольного жизнью человека. - Держу пари, ты еще не доложил о своей маленькой неудаче. А, Хетчер? Возможно, ты даже убедил Краудера, что Дэнтон уже аккуратненько связан и готов к допросу. - Заткнись, Тарлетон, черт тебя подери! - Краудер не мог следить за твоими переговорами с Полом - слишком далеко, большие шумовые помехи. Поэтому он не слышал, как ты убивал Дэнтона. Он и сейчас нас не слышит и не знает, что здесь творится. Правда, Хетчер? Ты все еще разрабатываешь свою версию, а? И, конечно, думаешь, что я смогу тебе помочь? - Я спасу тебя, Тарлетон, - прошептал Хетчер, будто опасался, что Краудер все-таки может услышать. - Поддержи мою версию, а я помогу тебе выбраться отсюда живым. Клянусь! Я еще немного посмеялся. Все это начинало казаться немного забавным даже мне. А может, у меня начиналась истерика? - Послушай меня, Тарлетон. - В голосе Хетчера чувствовалось отчаяние. - Ты знаешь, в чем был замешан Дэнтон. Расскажи мне, и я обещаю тебе безопасность. - Не будь идиотом, - сказал я. - Старший помощник Дэнтон не мог быть замешан в чем-нибудь незаконном, а если бы это и произошло, то уж друга он не стал бы впутывать. На сей раз Хетчер издал лишь какие-то нечленораздельные звуки - он кипел от ярости. Пока он неистовствовал, я подвинул тело Пола. - Хетчер, ты несчастный придурок, - прервал я его тираду, - мне достаточно дождаться прибытия корабля, который, без сомнения, следует за мной, и я с большим удовольствием поведаю Краудеру о том, как Дэнтон был у тебя в руках, как ты дал ускользнуть ему, а заодно и его тайне. - Ну, хватит, Тарлетон! - заорал Хетчер. - Ты упустил свой единственный шанс! Ты мертвец, Тарлетон! Ты... Корабль был близко, и я достаточно разозлил Хетчера. Момент был подходящим. - Сначала поймай меня, растяпа! Я схватил застывшее тело Пола за лодыжки, развернул его и толкнул изо всех сил. Труп плавно поплыл, раскинув руки. На расстоянии четверти мили появился Хетчер - он карабкался по скале с бластером в руках. Сверкнуло пламя, и расплавленная глыба камня пронеслась в нескольких футах от меня. Хетчер выстрелил в приманку. Но скала закрывала ему видимость, и он промахнулся. - Постой, Хетчер! - закричал я. - Я не думал, что ты станешь стрелять! Я буду говорить! Я расскажу тебе все, что тебе нужно знать. Я крепко сжал глыбу и ждал, ухватит ли Хетчер наживку. Он не стал стрелять снова. Через наушники до меня доносился резкий свист; он заряжал заплечный ранец-двигатель и собирался в погоню. Я рискнул, выглянул еще раз и увидел, что он быстро приближается к телу Пола, которое он принял за меня. Его путь неминуемо должен был привести к моему укрытию. Я отполз подальше и ждал. Неожиданно Хетчер оказался совсем рядом, в каких-нибудь десяти, футах. Я приготовился броситься на него сзади, но он внезапно затормозил, резко обернулся и выстрелил с бедра. Но промахнулся - я все-таки успел спрятаться за камень. - Умно, - сказал он. - Но не слишком. Я продолжал отступать назад, стараясь двигаться так, чтобы между нами все время была каменная глыба. Больше я ничего не мог придумать. Трудность заключалась в том, чтобы определить, где именно Хетчер находится. Я вновь услышал звук портативного двигателя, и тут же - опять тишина. Стараясь не подниматься с земли, я переменил место. Я слышал его дыхание. - Оглянись, - неожиданно приказал Хетчер. Я оглянулся. Он плавал примерно в двадцати футах, направив ружье мне в лицо. Однако кое-чего он не замечал. - Если хочешь что-нибудь сказать перед смертью - говори сейчас, - предложил Хетчер. - Ты хочешь узнать о Дэнтоне и о большом заговоре, не так ли? - быстро проговорил я. - Я... - Ты блефуешь, - оборвал он меня. Он перевел прицел с лица мне на грудь. - Тебе ничего не известно, Тарлетон. Ты дурак, который суется не в свои дела. - Да, но... В последний момент Хетчер почувствовал, как сзади тихо и плавно приближается катер. Он обернулся, и тут покореженный нос корабля сбил его; Хетчер распластался на его покрытой пробоинами поверхности, а корабль с инерцией трех сотен тонн, врезался в скалу неподалеку от меня. На скафандре Пола я нашел маленький ранец. Он был настроен на мощность, достаточную для резки камня. Я потратил полчаса, прежде чем нашел место, где работал Пол - аккуратную клинообразную выемку на кристаллическом слое. Срез скалы был сероватый, с прожилками, значит, когда-то давным-давно эта глыба лежала на морском дне. Я обыскал скафандр Пола в надежде найти отколотый кусочек, но безуспешно - ведь до меня здесь побывал Хетчер. Мне не хотелось прикасаться к его останкам, но, преодолев отвращение, я обнаружил каменный клинышек в подсумке. Там, где резал Пол, поверхности были гладкими, а краешек, что откололся, - шероховатый и с углублением, похожим на отпечаток огромного пальца. - Что это, Пол? - спросил я пустое пространство. - Что ты защищал? За что ты умер? Подталкивая тело Пола, я добрался до его корабля и залез внутрь. Я представлял себе выражение лица Краудера, после того как я обвиню его в том, что он организовал убийство. Но уже в следующий момент у меня появилась другая мысль. Будет вполне логично, если Краудер обвинит в убийстве Хетчера меня. И вряд ли он остановится на этом. Если я убил Хетчера, я мог убить и Пола Дэнтона. Ну и как мне доказать обратное? - Чушь! - успокаивал я себя. - Какие мотивы? Но какие мотивы были у Хетчера и Краудера? Что они стараются утаить? Что обнаружил Пол? На что он намекал в своей записке? И тут я, кажется, понял. Мятеж. Невероятная мысль - корабль в руках Краудера и компании. Все сразу стало на свои места: косвенные намеки Пола, странная снисходительность Краудера к коммодору, невероятная наглость Хетчера, убийство Пола. Но все-таки оставалось неясным, что Пол искал в Кольцах. Какое значение имеет этот кусочек камня? Может, это всего лишь уловка, чтобы направить Хетчера по ложному пути, сбить его с толку? Потом до меня дошло, что я не могу вернуться на корабль. Если такой человек, как коммодор Грейсон, с его званием и опытом, не смог противостоять заговору, если это не удалось Полу Дэнтону, то на что мог надеяться младший лейтенант? Что он мог сделать на мятежном корабле? Но ведь я был не на корабле, а тут, на свободе, и в моем распоряжении был катер. Два катера. G-лодка Хетчера больше подходила для космического путешествия. И тогда я понял, что должен делать. От Колец Сатурна до Терры путь не близкий. Кроме того, мне предстоит совершить его в одиночку. На борту недостаточно пищи, воды - всего недостаточно. Но ведь капитан Блай проплыл на открытом баркасе от Таити до Темзы. И кроме плохого настроения и компаса, у него тоже ничего не было. Значит, я тоже могу попытаться. - Прощай, Пол. Сделаю все, что смогу, - сказал я покойнику и направился к G-лодке. Я повел ее на минимальной мощности и спрятался в туманности Колец в двадцати милях от двух останков. Я ждал девять часов, прежде чем далеко за туманностью Колец появился огонек. Он походил на лампу за занавеской. Огонек рос и стал бело-голубым сиянием, которое медленно плыло вверх и постепенно удалялось, отклоняясь под углом 37o. Я смотрел, как исчезает корабль, и пытался свыкнуться с мыслью, что я всеми покинут, что до ближайшего дружеского лица расстояние в один световой час и что я могу рассчитывать только на себя. Я ввел данные о курсе корабля в пульт управления и отправился в долгое путешествие домой. 3 Приключение - это когда кому-то где-то далеко приходится преодолевать трудности. Сейчас все это происходило со мной. Сто восемнадцать дней - не вечность, но их вполне достаточно для того, чтобы семечко проклюнулось, стало растением, и на этом растении созрел помидор. Вполне достаточно, чтобы на голых ветках зимних деревьев набухли почки. Вполне достаточно для того, чтобы выросла полуторадюймовая борода; чтобы воздух в кабине стал душным и вонючим; чтобы прибор для очистки воды покрылся налетом зеленой плесени; чтобы выскрести последнюю банку консервов до крошки, а потом разломать ее и вылизать дочиста. Вполне достаточно, чтобы последняя бумажная одежда разодралась в клочья, обнажив грязную землистого цвета кожу, сквозь которую проступают кости. Вполне достаточно, чтобы мысли миллионы раз обежали черепную коробку, подобно белке в колесе, и в конце концов превратились в маленькую кучку полуразрушенных инстинктов. Ну что тут скажешь? Даже падение Рима изложено в трех томах. Время шло. Я миновал Луну на полной межпланетной скорости, вздыбил земную атмосферу на тысячи миль вокруг и увидел, как докрасна раскалился кристоновый корпус лодки. По счастью, что-то из случившегося пробилось в мое сознание. Я затратил немало усилий, прежде чем мне удалось сесть к пульту управления и рассчитать траекторию приближения. Проделывая это, я громко хохотал над чем-то очень забавным, а потом опять впал в забытье. Через некоторое время началась вибрация. В кабине было жарко, а вибрация становилась все сильнее и сильнее. Трудно было сообразить, что необходимо делать, но еще труднее потянуть рычаг, находившийся у меня под рукой. Это была тяжелая работа, раз или два я забывался и почти засыпал. Но, вероятно, какая-то часть меня понимала, что сделать это очень важно. Я все-таки вытянул его и услышал звуки, которые, скорее всего, были щелканьем замыкающихся реле и начавших работать автоматов. А может, это просто смотритель, подстригающий лужайку над моей могилой? Мысли о могиле привели меня к мысли о Земле. А потом на меня наехал двадцатитонный каток и раскатал в лепешку до такой толщины, что сквозь меня просвечивало красное солнце, потом оно потухло и стало рокочущей темнотой. Я очнулся от того, что в лицо мне плескала теплая соленая вода. Несколько капель попало в горло, и я закашлялся. Из-за борта спасательного плота Марк XXI мне было видно, что я скольжу по блестящему зеленому склону. Затем плот въехал на следующий холм, и мне удалось разглядеть вокруг множество подобных холмов, но тут лицо мне залепила пена. Я так устал, освобождаясь от нее, что мог лишь лежать на спине, уставившись в небо цвета свинца. Вскоре я понял, что замерз, но тут же забыл и об этом. Внезапно небо потемнело. Как-то вдруг наступили сумерки и появились невинные, юные звездочки, похожие на первые апрельские цветы. Эта метафора мне понравилась. Я ухватился за нее, стараясь развить дальше... Но ничего не вышло. Мысль стала меркнуть, и... Было очень темно и холодно. Моя кожа натянулась, стала шершавой и соленой и словно приросла к костям. Я пошевелился. Все тело пронзила боль, и я застонал. Эти стоны были единственным, на что я тогда был способен. Горло будто выстелили пыльным сукном, а в глаза вбили гвозди. По телу ползали красные муравьи. Они рвали мою плоть на кусочки, потом эти кусочки выплевывали и проползали дальше. Я попытался облизать губы, но язык не слушался меня и, казалось, был в три раза больше, чем обычно. "Нужна вода", - четко сформулировал я. Мозг старика Тарлетона вновь затикал. "Нужна вода, - снова повторил он. - Обезвоживание. Соленую воду пить нельзя, но кожа может ее впитывать..." Где-то внутри меня обнаружился скрытый запас сил. Но воспользоваться этим запасом было так же трудно, как Самсону - разрушить храм, Гераклу - распять Прометея, а Атласу - держать Землю. Я сел и тут же повалился набок. Моя голова оказалась возле планшира. По периметру плота была натянута веревка, один ее конец свисал внутрь. Я обмотал веревку вокруг руки, собрал остатки того, что еще можно было считать силой воли, и перевалился через край плота. Холодная, как лед, вода обожгла меня. Этого было достаточно, чтобы немного рассеять туман в моей голове. Ухватившись за веревку двумя руками, я старался держать голову над водой. Казалось, я пробыл в воде довольно долго. Ощущение холода заглушило боль и зуд, осталось лишь всепоглощающее страдание от того, что я жив. Ко мне вернулось желание умереть, расстаться с жизнью, погрузившись в мягкое, вечное небытие. Ведь это было так легко! Но мои руки не подчинялись моему разуму. Они продолжали сжимать веревку, подтягивали меня поближе к краю плота, который то погружался в воду, то всплывал. Я уловил момент, когда плот пошел вниз, собрал все силы и рванул вперед, умудрившись так стукнуться носом, что из глаз посыпались искры. Я вновь подпрыгнул, на этот раз порезав ноги, поставил локти на край плота, обругал океан, который старался утянуть меня обратно, кувырнулся на дно плота и задремал. А потом наступил водянисто-серый день, но ветер был уже потеплее. Я вспомнил о неприкосновенном запасе, который должен быть на каждом спасательном плоте серии Марк XXI. Он был очень далеко, на другом конце плота. Я израсходовал огромное количество драгоценной энергии, дополз до него, открыл мешок и вытащил пластиковую коробку. В коробке лежала карточка, на которой было написано, что НЗ проверен 10.07.89, признан негодным к употреблению и уничтожен. С этим и остаемся. Солнце уже было в зените и жарило, как лампа в сорок ватт. Я подумал, что пора бы провести рекогносцировку: определить мое местонахождение, силу и направление ветра, температуру воды, дыхание, пульс... Я сидел и смотрел на еле видимую за туманом береговую линию. Она была так далеко, что я не мог разглядеть детали, но мне показалось, что она похожа на Африканское побережье. А может быть, даже на побережье Нью-Джерси. Я лег, чтобы хорошенько все обдумать, и немало в этом преуспел, Однако звук артобстрела становился все громче, сильнее. Он приближался. Земля вздрагивала при каждом взрыве. Барражирование продолжалось уже довольно долго, совсем скоро они пойдут в атаку и бросятся в штыки, а я не готов... Абсолютно не готов и не могу найти ружье... И вообще я уже весь изранен, а, может быть, даже мертв, и неизвестно, где санитар, и... Последний взрыв подбросил и зашвырнул меня на тысячу миль, в вырытую могилу. Меня забросало грязью, с неба свалился огромный надгробный камень, но это уже не волновало. Я был далеко-далеко, там, где вместе лежат герои и трусы, ожидая наступления вечности, а она приближается медленно, как змейка, что ползет через бесконечную пустыню к далекой горной гряде. Первое, что я почувствовал, - вонь. А потом - жару. А потом - мух на моем лице и жужжание тех, которые тоже хотели бы найти место, чтобы сесть. И только пошевелившись, я почувствовал боль. Я издал стон, что также является формой общения. Но никто не ответил, поэтому я застонал сильнее. Опять никакого ответа. Хватит! Нечего больше стонать! Попробуй что-нибудь другое! Что, например? Ну, может быть, тебе удастся сесть. Отличная мысль. Попробую. Меня будто ударили по голове наполненной песком подушкой. Еще какие-нибудь идеи? Конечно. Но потом. Сейчас мне нужен отдых. Прошу прощения, сэр. Так дело не пойдет. Шевелись, Тарлетон! Пошевели ногой, встряхни косточки, подними скелет, полей себя соком и поджаривайся понемногу! Жарковато здесь. Солнце светит прямо в лицо. Нужно уйти с солнцепека. Вчера было как в аду холодно, а сегодня, как в вышеназванном месте, жарко. Болит сильно, впрочем, ожогов второй степени не заметно. Открываю один глаз - вижу грязный песок, пучки водорослей, кусты, которые уже устали расти, чахлые деревья, увитые ползучими растениями, блекло-голубое небо. Попытайся открыть второй глаз! То же самое, разве что угол зрения иной. Глаза ведь находятся на расстоянии трех дюймов друг от друга, что дает стереоскопический эффект, глубинное восприятие. Пошевели головой! В поле зрения попадает нечто отвратительное. Мертвое животное. Поправка: мертвая рука. Рука трупа, пальцы, как клешни, сухожилия видны как в анатомическом атласе. Интересно, кто этот мертвец? Попытался отодвинуться, чтобы не видеть труп, но рука тащилась следом. Это меня напугало, и я перевернулся лицом вниз. Так было удобнее. Так я мог смотреть на узкую полоску пляжа. С одной стороны - спокойная голубая вода, с другой - лес. Не видно ни домов, ни лодок, ни людей, ни пасущихся коров; даже чаек не видно. Только я - совсем один в этом мире. Мысль была тягостной, и мне захотелось плакать. Но сначала необходимо срубить деревья, построить жилище, собрать орехи и ягоды, сделать лук и стрелы, поохотиться, сварить добычу и поесть, а потом уж погрузиться в заслуженный сон на ложе из веток ароматного бальзамина. Подумав хорошенько, я решил начать со сна. Солнце покинуло небеса, и холодная вода коснулась моего подбородка. Прилив начался довольно неожиданно, потревожив меня как раз в тот момент, когда я начал успокаиваться. Это показалось крайне обидным. Я вонзил пальцы в песок и подтянулся вперед. Вернее, сделал попытку. На самом деле я лишь отбросил назад горсть песка. Под ним лежал абсолютно круглый без единой вмятины белый шарик, размером с мячик для гольфа. Я не знал, что это такое, но какая-то обезьяна, сидящая на нижних ветках моего генеалогического древа, знала, что хорошо, а что - плохо. Она затолкала черепашье яйцо мне в рот, вместе со скорлупой, песком и всем, что на нем было, разгрызла его и почувствовала боль, как от впрыскивания кислоты. Мои слюнные железы впервые за много дней выделяли слюну не в качестве реакции на мечты о пище, а для того чтобы что-то переварить. В кладке было семь яиц, и я съел все. После этого меня вырвало. Мне было очень плохо. Я опять почувствовал голод и принялся ползать, цепляясь за песок, в поисках яиц, но безуспешно. Пришла следующая волна прилива и почти смыла меня в море. Это заставило меня отползти подальше от берега, и я оказался в зарослях кустарника с горькими листьями. На кустах росли какие-то маленькие белые ягоды. Я попробовал их. На вкус они напоминали политуру. Когда совсем стемнело, я свернулся в комок, чтобы унять боль, которая, прими я иное положение, вырвалась бы наружу, как лопнувший аппендикс, и отполз в сторонку. От меня осталась лишь пустая оболочка, словно кожа, сброшенная змеей. Меня разбудили голоса. Какое-то время я лежал и прислушивался к тем, кто разговаривал. Они тараторили на языке, который состоял из звуков, похожих на курлыканье индюка, хрюканье поросенка и гавайские песни. Это было какое-то новое бредовое видение, и я решил не прогонять его. Теперь я как бы был уже не один. Что-то твердое уперлось мне в ребра. Я открыл глаза и увидел самое грязное человеческое существо на Земле - невысокого чернокожего морщинистого мужчину. На нем были давно потерявшая цвет и форму фетровая шляпа, изодранные шорты цвета хаки и рваные теннисные туфли, из которых высовывались худые черные пальцы. Это был самый симпатичный человек, из тех, что мне когда-либо доводилось видеть. Именно это я и попытался ему сказать. Возможно, мне не удалось подобрать нужные слова. Ввиду ответственности момента я волновался, и мой голос отчасти утратил свой обычный тембр и богатство оттенков. Но тем не менее я поведал, как рад его видеть и как давно не ел по-настоящему. Кроме того, я сообщил и некоторые другие сведения, представляющие интерес для героических спасателей, у которых появилась возможность проявить себя. Благо мой случай вполне подходящий. Потом я упал на спину и стал ждать, когда мне подадут питательный суп и что-нибудь успокоительное, как требовалось по сценарию. Мужчина достал из-за спины сучковатую палку и треснул меня по голове. Негодование не относилось к разряду эмоций, помогающих выжить, но то чувство, которое подбросило меня с земли, как последнее зернышко в машине для приготовления поп-корна, трудно было назвать по-другому. Я бросился на него, промахнулся и нырнул лицом в грязь. Абориген повернулся и пустился бежать, будто неожиданно вспомнил, что у него подгорают тосты. Через две минуты он вернулся с друзьями. Тридцать секунд они выкапывали меня из кучи опавших листьев, в которую я зарылся. На сей раз никто не пускал в ход палку. Двое из них схватили меня за руки, двое других - за ноги, и мы двинулись по тропинке. Странная, но симпатичная деревушка, в которую меня принесли, была построена из веток, ржавых банок из-под масла и деревянных дощечек с надписями типа "Акак" и "Сосо". Меня положили на пол в хижине местной красавицы, которой можно было дать от тридцати пяти до шестидесяти лет. Во рту у нее торчало два зуба, но она дала мне зажаренную целиком рыбу, какой-то местный хлеб, фрукты, консервированные персики и стала казаться мне прекрасной. Никто в деревне не говорил ни по-английски, ни по-французски, ни по-немецки, ни по-русски. Никто не беспокоил меня, никто, за исключением Старой Джерти, не обращал на меня внимания. Я провел в хижине целую неделю, прежде чем понял, что могу выползать на воздух и сидеть на солнышке. Я пытался общаться с Джерти на языке жестов. Я показывал пальцами: "Прошу прощения, мэм, не будете ли вы столь любезны сообщить мне название этого очаровательного местечка, и где оно примерно расположено?" В ответ я получал только тихое ржание. Я нарисовал на земле карту мира и протянул ей ручку, которую она понюхала и выбросила. В деревне не было ни радио, ни транспорта, за исключением полудюжины сильно потрепанных лодок, гниющих на пляже. Уверен, ни одна из них не смогла бы переплыть даже лужу. Немного окрепнув, я решил исследовать остров; он был девять миль в длину и четыре в ширину. С плоской возвышенности, откуда я обозревал остров, были видны и другие острова. Народу там было примерно столько же, сколько и на том, где жил я. Меня переполняло благородное желание броситься в Вашингтон и доложить о мятеже и убийстве главнокомандующему Флотом. Ну и заодно получить поздравления по поводу моего эпохального навигационного подвига. Но шли дни и ничего не происходило. Прошло почти три недели, прежде чем прибыла Компания. Все племя, - если только они были племенем, - собралось на берегу и смотрело, как причаливает лодка. Это был молочно-серый катер на воздушной подушке, над которым развевался флаг Компании. Он выскочил на пляж - полоску серого песка, напоминавшего промышленные отходы, - остановился и пылил, пока не затихли двигатели. С катера спрыгнули два похожих на полинезийцев человека в форме Компании, а за ними темнокожий голубоглазый кривоногий коротышка в серых шортах и пиджаке. На плечах у него были нашивки старшего служащего. Он вытер лоб большим белым в синюю клетку платком и направился к толпе. Никто не рванулся менять бананы на транзисторные тридео. Аборигены ждали, слегка позевывая и переминаясь с ноги на ногу. Я пробирался вперед, когда кривоногий сказал что-то на местном диалекте. Старик в кроссовках - тот, что приветствовал меня в самый первый день, - вышел на несколько футов вперед. Его звали Тмбели или что-то в этом вроде. Сегодня он был без палки. Пока они разговаривали, я ждал. У меня сложилось впечатление, что кривоногий задает вопросы. Внезапно Тмбели показал на меня, и, похоже, это рассердило приехавшего. Он отвернулся и направился к катеру. Я окликнул кривоногого, он остановился и подождал меня. - Мне нужен транспорт на материк, - сказал я. - Э-э, вы ведь говорите по-английски? - Да, - прохрюкал он. - Тмбели сказал, что вы англичанин. Он оглядел меня с головы до ног, как портной, недовольный своей работой. Вряд ли я мог его винить. На мне была лишь пара цветастых шорт, которые Джерти, должно быть, откопала на местной свалке. - Я направляюсь в Лахад-Дату, - сказал он. Я никогда не слышал о Лахад-Дату. - Отлично, - обрадовался я. - Куда угодно. Я флотский офицер и... - Будь проклята эта гусиная охота, - говорил он сам с собой. - Обыскать пару миллионов квадратных миль чертова океана! Чертова глупость! - Он погрозил пальцем жителям деревни. - Спрашиваю, видели ли они человека, которого я ищу? Чертовы дураки!.. - Вы кого-то ищете? - Флотского дезертира. Плохой человек. Приказано стрелять и убить. Он молодой, двадцати пяти лет, черноволосый, шесть футов, крепкий. - Кривоногий засмеялся и скосил маленькие голубые глазки на меня. - Они говорят, что, может быть, вы и есть тот парень, которого я разыскиваю. - Коротышка нахмурился. - Что делает здесь, среди аборигенов, цивилизованный человек? - пропыхтел он с таким видом, словно заранее не одобрял всего, что я мог ответить. - Исследования, - быстро сказал я, надеясь, что кривоногий не заметил шока, который он устроил мне ненароком. - Кажется, я где-то сбился с пути. - Я виновато улыбнулся, апеллируя к его пониманию человеческих слабостей. - Пристрастился к вину, женщинам, словом, обычная история. Но сейчас все позади. Нужно вернуться, взять себя в руки. Никогда не поздно. - Очень хорошо. Забирайте вещи и вперед. - Мои вещи у меня в кармане, - сказал я. Я забежал в хижину, отдал Джерти свой складной нож и произнес благодарственную речь. Она смотрела на нож и говорила что-то очень похожее на тексты неаполитанских водителей, требующих больших чаевых. У катера мой благодетель вновь оглядел меня, покачал головой и рассмеялся. Я не понимал, чему он смеется до тех пор, пока не поглядел в зеркало в каюте. 4 Пытаюсь проанализировать ситуацию в свете последних событий. Я делал ставку на то, что Краудер скроет мое бегство, чтобы избежать необходимости давать разъяснения. Я надеялся, что он считает меня погибшим. Но Краудер опередил меня. Он учел, что я могу добраться до Терры в G-лодке, и подготовил свою версию происшедшего. Вероятно, на моем пути были расставлены кордоны, и только принцип "иголки в стоге сена" позволил мне пройти незамеченным. По крайней мере, до последних нескольких тысяч миль, когда наземные и спутниковые станции все-таки обнаружили меня. Несомненно, они следили за моей лодкой, когда она вошла в атмосферу, но затем упустили меня. Несмотря на заверения Спасательной службы, в Тихом океане все-таки трудно обнаружить плот. И только потому что голод изменил меня до неузнаваемости, я до сих пор не арестован. Что ж, придется отменить план, по которому я намеревался сообщить о мятеже в первом же порту космофлота или в любом общественном учреждении, до которого мне удастся добраться. Я должен оставаться неузнанным и пробираться инкогнито, а затем изложить свою версию случившегося кому-нибудь из моих влиятельных знакомых в Вашингтоне. Это будет не слишком трудно. Границ и паспортов не существовало, не существовало также каких-либо ограничений на передвижение. Не было причин, для того чтобы кто-то слишком внимательно рассматривал меня, если только я сам не привлеку к себе внимания. С этой мыслью я и уснул. Впервые за четыре месяца - в кровати. Лахад-Дату оказался портом из бетона и алюминия, окруженным хибарами и пальмами, на северной стороне бухты Дарвел Северного Борнео. Мой новый приятель, суперинтендант Отака, подбросил меня туда, снабдив старой матросской робой и сотней кредиток в качестве платы за то, что во время нашего семисотмильного путешествия я помогал вести катер сквозь сложные морские течения. Я употребил их на то, чтобы съесть бифштекс, постричься, купить костюм и снять комнату в гостинице. Именно в такой последовательности. На острове я мылся соленой морской водой, этого было достаточно, чтобы поддержать чистоту, но для восстановления душевного равновесия нет ничего лучше потока горячей пресной воды и мыла. А плюс к этому еще двенадцати часов сна в хорошей кровати. Я переоценил себя и купил одежду на несколько размеров больше. Она болталась на мне, как на огородном пугале. Цвет моей кожи постепенно приобретал свойственный ей оттенок, десны становились крепче, зубы уже не так шатались, а волосы перестали выпадать. Но все же никто не принял бы меня за зеленого юнца. Я походил на пятидесятилетнего инвалида, да и чувствовал себя не лучше. Я задыхался, поднимаясь по лестнице, а когда нес поднос, мои руки дрожали, и кофе расплескивался. Узнать меня было невозможно, но отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза не изменишь. Глянь на меня повнимательнее какой-нибудь служащий и - игра проиграна. В Лахад-Дату нашлась работа для старого бродяги с образованием. Работодатели ограничились лишь несколькими вопросами. Я назвался Джоном Боном, получил должность счетовода на плантации Таро и принялся поправлять здоровье и готовиться к побегу. Следовало все очень тщательно рассчитать: с одной стороны - желание хорошо поесть, с другой - необходимость сохранять истощенный вид, который помогал мне скрываться и который все труднее было поддерживать, учитывая новый рацион питания, солнце и ежедневные прогулки утром и вечером от бунгало до конторы. Заработок был маленьким - хозяин экономил на мне, но мои траты были еще меньше. Пища - на островах не проблема, если вы готовы довольствоваться рыбой, птицей, фруктами и местным хлебом. Жильем меня обеспечили, а два костюма из белого тика полностью удовлетворяли мои потребности в одежде. Через две недели экономии у меня было достаточно денег, чтобы купить билет на самолет на другой конец света, а мой вес увеличился еще на десять фунтов. Теперь я весил сто пятьдесят фунтов и выглядел на десять лет моложе - высоким, сутулым, поджарым мужчиной средних лет. В городке было несколько приличных ресторанов, которые я навещал с хорошенькой тридцатилетней брюнеткой по имени Лэйси. В ней текла французская и китайская кровь, и она призналась, что предпочитает компанию мужчин старше нее. Я не стал спрашивать, какого старого мужчину она имеет в виду, поскольку понял, что речь обо мне. Мое бунгало стояло через два дома от ее хибары. Прошло немного времени, и она стала наводить порядок в моем доме. После ужина мы обычно сидели на веранде, пили чай, любовались чудесным закатом и слушали записи симфоний, которые передавало радио Борнео в Брунее. Когда сгущались сумерки и появлялись звезды, я зачастую ловил себя на том, что ищу среди созвездий маленькую точку - Сатурн. Но та часть моей жизни, казалось, осталась где-то очень далеко. Не я, а кто-то другой провел семь лет в космосе, покинул корабль и убил человека, проделал восемьсот миллионов миль и чудом угодил в море. Это был совершенно другой человек - искренний молодой сорви-голова, начисто лишенный жизненного опыта, но горящий справедливым желанием отомстить. Позже, когда я буду чувствовать себя лучше, когда со временем все уляжется, я буду собирать осколки той личности. Но сейчас жизнь была достаточно хороша, и, право, я заслужил небольшой отпуск по состоянию здоровья. Я продолжал так думать до тех пор, пока полиция не убила Лэйси. Заполняя разные ведомости, я на час задержался в конторе. Вместо того, чтобы не мешкая отправиться домой, я решил пойти дальней дорогой, хотел полюбоваться долиной, подышать свежим воздухом и избавиться от головной боли, вызванной нагрузкой на глаза. Я добрался до своего участка уже в сумерках и не почувствовал никакой тревоги, увидев два серых автомобиля, припаркованных напротив моего дома. Только удивился, у кого это возникли проблемы с домашним энергоблоком. Незнакомец в плотной одежде, выглядевшей здесь довольно неуместно, внимательно посмотрел на меня, когда я проходил мимо. Я был почти у ворот, когда услышал шум драки, потом хлопнула дверь, раздались быстрые шаги и сдавленный мужской крик. Лэйси вихрем выскочила из ворот, увидела меня, открыла рот, но позади нее кто-то с силой дважды ударил молотком по куску железа. Левая сторона блузки Лэйси дернулась, как будто кто-то толкнул ее изнутри пальцем, ткань лопнула, и проступило ярко-красное пятно величиной с мою ладонь, величиной с тарелку, а потом оно залило всю левую сторону груди... - Джонни... они... ждут... - сказала Лэйси вполне отчетливо и рухнула на землю, словно кто-то перерезал ниточку, которая ее держала. Она упала на тротуар, подогнув под себя ноги. На ее спине я увидел обгоревший белый нейлон - входные отверстия от высокоскоростных игл. Лицо Лэйси было совершенно спокойно, будто она только притворялась мертвой. Все это произошло за какие-нибудь полсекунды, а потом по тропинке, по которой только что пробежала Лэйси, забарабанили бегущие ноги. Я развернулся и побежал, опередив незнакомца, который только на миг опоздал вытащить свое ружье. Я притормозил в воротах Фан Шу, во весь дух промчался через сад, перепрыгнул через зеленую изгородь и бросился вокруг пруда в джунгли. Я бежал так, словно планировал маршрут заранее, заучив его наизусть в ожидании этой погони. К рассвету я был в двадцати милях от Лахад-Дату. Я спрятался в зарослях гибикуса неподалеку от огромной ананасовой плантации, ел ананасы и дремал. В полумиле проходила дорога, и до меня доносился шум машин; вертолеты бороздили небо, но все это было довольно далеко. Когда стемнело, я продолжил путь, стараясь держаться подальше от дорог. Ступни ног покрылись волдырями и распухли. Каждый час я останавливался передохнуть. Я не замечал за собой погони - ни людей, ни собак. Да и зачем им беспокоиться и поднимать шум из-за меня? Рано или поздно мне придется попытаться уехать с острова. Вот тут-то они меня и подкараулят. Пока я не знал, как ускользнуть от них, и отложил эту проблему на потом. Пока было достаточно того, что я жив и свободен. Непонятно, почему они убили Лэйси? Жестокий, бессмысленный поступок, абсолютно противоречащий общему укладу современной жизни. На планете почти не совершалось преступлений и не было нужды в полицейских. Может быть, это и служило объяснением. Лэйси погибла потому, что запаниковал какой-то переволновавшийся дилетант. Тем не менее от этого не становилось легче. Я не любил ее, но она была мне другом. И погибла из-за меня. Слишком много смертей. С моим тихим, спокойным миром было что-то не так. Я не мог допустить, чтобы меня поймали и застрелили. По крайней мере, до тех пор, пока не увижусь с нужными мне людьми. На карту было поставлено больше, чем моя жизнь, карьера или месть за Лэйси и Пола. Я спал под шум легкого ветерка, пробивавшегося сквозь верхушки пальм. Рассвет застал меня на кокосовой плантации. Поблизости, кажется, никого не было. Я пытался открыть кокосовый орех, но не смог. Следующие шесть дней были такими же, как и первые два. Я шел, стараясь избегать городов, воровал фрукты, немного, только чтоб от голода не сводило живот. Несмотря на обширные плантации, народу на Борнео было мало. Он походил бы на затерянный мир, если б не реактивные самолеты и вертолеты в небе. Но, казалось, ни один из них не разыскивал человека. В канале я поймал рыбу, развел костер и зажарил ее. Туфли развалились, я выбросил их и дальше шел босиком. Ноги болеть перестали. На восьмой день утром я набрел на группу привезенных откуда-то пирамидальных тополей, насаженных на холмике явно в качестве декорации для дома управляющего этой плантацией. Хозяин виллы - небольшой человечек, вероятно японец, вышел из дома, чтобы до завтрака прогуляться по саду. Сад был хорош и походил на витрину игрушечного магазина: зеленая лужайка, дорожки, фонтан, клумбы с яркими цветами. Вилла была хорошо спроектированной, добротной, с прекрасным видом на пологий склон, ведущий к шоссе, которое делило геометрически четко рассаженную плантацию пополам. В отдалении на холмах мягкими цветными пятнами в лучах восходящего солнца виднелись огороды. Это был тщательно продуманный мир изобилия, в котором нашлось место для всего и где нашло себе место все, кроме меня. Я выпадал из этой системы, и вдруг мне вновь захотелось стать ее частью. Я был офицером Флота, человеком высшего ранга. Так почему же я, грязный и уставший, смотрел из кустов на нормальную человеческую жизнь, завидовал счастливчикам, которые живут в домах, спят в постелях, прогуливаются в садах? Все-таки это был мир справедливости и порядка, и для того, чтобы попасть туда, мне нужно было всего лишь связаться с властями, рассказать им о том, что мне известно и о чем я подозреваю, - разорвать завесу и впустить свет. В доме должен быть видеофон. Через секунду на экране может появиться адмирал Харлоу или сенатор Теин. Они бы выслушали меня и предприняли что-нибудь. Я поднялся на ноги и не таясь пошел к дому. На мой звонок дверь открылась. Передо мной стоял человек с ружьем в руках. Двуствольное энергетическое ружье было направлено прямо мне в грудь. Мужчина с бесстрастным выражением лица держал его твердо, будто нацелил аппарат для опрыскивания тли. Я стоял неподвижно и размышлял о том, что должен испытывать человек, через легкие которого пропускают разряд энергии. Он позволил мне немного над этим подумать, а потом, обернувшись назад, что-то отрывисто сказал по-японски. Я догадался, что он просит кого-то обыскать меня. Из-за его спины появилась низенькая полная женщина и очень деловито ощупала меня от груди до лодыжек, словно каждое утро перед завтраком ей приходилось обыскивать подозрительных субъектов. Закончив, она доложила мужчине, что у меня ничего нет. Не опуская ружья, он жестом приказал мне войти и запер дверь. - Кто вы? - спросил он. Его голос хрустел, как черствый хлеб, да и эмоций в нем было не больше, чем у зачерствевшей корки. - Я ищу работу, - сказал я. - Я просто... - Ваше имя, - перебил он. - Джон Лэйси, - ответил я не очень уверенно. - Сожалею, если напугал вас, но... - Вас зовут Джон Бон, - оборвал он меня. - Полиция сгорает от желания найти вас. За последние пять дней они дважды сюда приходили. Почему они разыскивают вас? - Они мне не сказали. - Дайте посмотреть на ваши запястья. Я протянул руки; он велел повернуть их, я подчинился. - Кто посоветовал вам прийти сюда? - Никто. Я просто устал. - Как вы намерены выбираться с Борнео? - Не знаю. Не загадывал так далеко вперед. - Где ваши друзья? - Какие друзья? - Те, которые освободили вас из полиции. - Никто ниоткуда меня не освобождал, меня вовремя предупредили, и я сбежал в лес. Вот и все. - Как вы пробрались сюда? Дороги ведь патрулируются. - Я держался подальше от дорог. - Вы прошли сто восемьдесят миль? - Я не знал, что так много. - Мы находимся в восьми милях от Теракана. - Он смотрел на меня, словно ожидая, что я что-нибудь отвечу. - Порт, конечно, под наблюдением. - И что же вы собираетесь делать? Вместо ответа он повернулся к женщине и сказал ей, чтобы она попросила кого-нибудь немедленно прийти. Затем он провел меня на светлую, залитую солнцем кухню. - Почему бы вам не отпустить меня? - робко предложил я. - Я не совершил никакого преступления. - Вас тут же арестуют, - ответил он. - Пожалуйста, посидите и помолчите. Он сидел, наставив ружье на меня, не двигаясь, не разговаривая, даже не мигая. Прошло десять минут и послышался шум подъехавшей машины. Я хотел встать, но хозяин приказал оставаться на месте. - Прошу вас, мистер Бон, не торопитесь. Хлопнула дверь, послышались тихие голоса и шаги. Четверо мужчин вошли в комнату. Они не были полицейскими. Один - крупный парень с грубыми руками и хмурым выражением тяжелого с обвислыми щеками лица. Другой - маленький, чересчур худой, с ввалившейся грудью и руками, тонкими, как палки. Третий - полный и бледный с неподвижным лицом и серой кожей. Последний из этой четверки, хитрый на вид парень, постоянно хлюпал носом. Все они были одеты в не слишком чистые рабочие комбинезоны и походили на сельских жителей. Вместе с ними в комнату проник слабый запах удобрений. Мой хозяин что-то сказал, и все уставились на меня, как на пропущенный в грядке сорняк. Женщина, сложив руки и выпятив губы, стояла позади. Похожий на лису, шмыгнув носом, что-то спросил по-японски, видимо: "Это точно?" Ответа я не понял. Я усиленно прислушивался к их разговору, но улавливал примерно половину. - ...быть уверенным? - ...опасно... живет... - Почему... цель... долго. - Кто еще... здесь... пешком. - ...ловушка... смерть... - Ты... ждет. - Не... решение... Они замолчали и посмотрели на меня. - Будьте добры, объясните, что происходит? - спросил я. - Кто эти люди? - Мои коллеги, - ответил хозяин. - Шик... Фредди... Ба Вей... Шарнхорст. И, конечно, миссис Макреди. Кстати, меня зовут Йото. Они смотрели на меня - я смотрел на них, стараясь хоть что-нибудь прочесть на этих лицах. Но я видел лишь какое-то тупое звериное любопытство, будто моя голова уже лежала на плахе. - Отлично, - сказал я. - Вы решили, что со мной делать? - Конечно, - скупо улыбнулся мистер Йото. - Прежде всего миссис Макреди накормит вас. А потом мы вытащим вас с Борнео. 5 Миссис Макреди поставила передо мной великолепный завтрак. Я даже не представлял себе, что так голоден, пока не почувствовал запах готовящейся пищи. Я ел, а мужчины разговаривали. Я даже не пытался следить за их беседой. Мне казалось, что я все равно ничего не пойму, даже если бы и знал их язык. - Вы уезжаете сегодня ночью, - объявил мистер Йото. - Как? - Вас отправят вместе с дневной партией продукции и погрузят на пароход, отплывающий за границу. - Думаю, кому-то будет очень интересно наблюдать, как я еду по конвейеру вместе с ананасами. - Вы будете надежно спрятаны в ящике. - А как насчет того, чтобы дышать и есть? - Никаких трудностей. Воздух в ящики поступает, к тому же с вашим ящиком будут обращаться осторожно. Фрукты - нежный груз. Когда будете в пути, сможете выйти. На барже нет людей. - Куда она меня довезет? - А что вы для себя наметили? - Вашингтон, Северная Америка. Он задумался. - Дайте подумать... Флотилия девять, Конвой триста сорок четыре... Завтра среда. Отлично. Я могу поместить вас на баржу, направляющуюся в Филадельфию и Норфолк. - Достаточно близко, - согласился я. - Баржи управляются автоматически, - продолжал он. - Если возникнет какая-нибудь неполадка, то туда может прибыть ремонтная бригада. Но если это и произойдет, вы без труда спрячетесь. - Как долго продлится путешествие? - В это время года - семьдесят два часа. - Что произойдет, когда я приеду? - Вас встретят. - Могу я поинтересоваться, кто? - Надежные люди. - И еще один вопрос, - сказал я. - Почему вы это делаете? - Я думаю, вы сами знаете ответ, мистер Бон. - Вы меня совсем не знаете. Вы даже не знаете, почему полиция преследует меня. Он едва заметно улыбнулся. - Вы прикончили двух из этих свиней. Это вполне весомая рекомендация, мистер Бон. Я открыл рот, но вовремя изменил вопрос: - Вы одобряете убийство полицейских? Мистер Йото издал звук, похожий на плевок. - Вы могли бы выдать меня и получить щедрое вознаграждение, - гнул я свою линию. - Неужели вы думаете, что я бы взял деньги тиранов, которые втоптали в грязь нашу свободу, - прошипел он. - Чтобы я содействовал планам шакалов, которые похитили у нас все, что делает жизнь осмысленной? Я оглядел его радостный дом с солнечным садом и простирающимися до горизонта мирными полями, и удивился тому, что услышал. - Облеченные властью думают, что находятся в безопасности, там, далеко наверху в своих креслах, - разглагольствовал он. - Но искра сопротивления еще не угасла. Они еще не вытравили дух неповиновения. - Неповиновения чему? - задал я ему вопрос. Он дернул головой, словно я его ударил. Большой рот Йото искривился. - Вы умный человек, - сказал он. - Держите язык за зубами. Отличное качество. То, чего не знаешь, не выдашь и под пытками. Казалось, что он говорит по-английски, но не на той длине волны. Я ничего не ответил и пошел спать. Они подняли меня, когда стало совсем темно, провели вниз на кухню, дали чашку горячего кофе и комбинезон, который, как сказал мистер Йото, спасет меня от холода, сырости и паразитов. Комбинезон плохо сидел на мне, от него шел запах несвежих крекеров, но все же это было гораздо лучше того, во что превратился мой костюм после недели жизни под открытым небом. Миссис Макреди выдала мне фальшивое удостоверение на имя Джона Бона, на нем был проставлен номер счета и довольно кругленькая сумма. Потом прибавила к этому аптечку, компас, перочинный нож, фонарик и моток шпагата. Она не сказала мне, для чего все это. Я торжественно разложил подарки по карманам комбинезона, словно космический скаут, готовящийся к первому полету. В сторонке стояли Фредди и Ба Вей. Они выглядели озабоченно и нервничали. В этих сборах чувствовалась непонятная таинственность: у меня было ощущение, что сейчас кто-нибудь достанет грязный перочинный нож и предложит дать клятву на крови. Мы вышли из дома через заднюю дверь, миновали розарий, а потом по выложенной кирпичом дорожке прошли к гаражу. Человек, которого я уже видел раньше, разогревал машину. Мы забрались в нее и поехали по аккуратной, обсаженной деревьями дороге. Через полмили мы свернули и остановились у одного из стоявших в ряд ангаров под металлической крышей. Большие зеленые грузовики, сверкающие, как лимузины, выстроились у пандуса. В воздухе стоял сладковатый запах гниющих фруктов. Йото и его помощники спрыгнули на землю и начали грузить в трайлер большие анодированные ящики. Все это делалось, как нечто давно отрепетированное. - Этот. Забирайтесь внутрь, - сказал мистер Йото и махнул рукой в сторону ящика, который ничем не отличался от других, разве что откидная панель с одной стороны была открыта. Я подошел и заглянул внутрь. Там в центре, среди ячеек для ананасов, было круглое углубление, достаточно просторное, чтобы лежать и поворачиваться, но не более того. - Когда вам понадобится выйти - нажмите большим пальцем ноги на защелку, - говорил мистер Йото, показывая на небольшой рычаг внизу двери. Больше никто ничего не сказал. Все молча стояли и смотрели на меня. Они потратили много времени и сил на свое изобретение и сейчас ждали, чтобы я попробовал сработает оно или нет. Внезапно я осознал абсурдность ситуации. Я, офицер Флота, лейтенант Бенестр Тарлетон, мерзну от утреннего холода в вонючих обносках, готовый к тому, что меня заживо замурует банда недоделанных революционеров, горящих желанием свергнуть все то, во что я верил. Они помогали мне, считая меня убийцей! А может быть, они все-таки перехитрили меня! Может, они собирались запечатать меня и вызвать полицию, которая вытащит меня, обесчестившего мундир и глупо мигающего, из ящика? Я открыл было рот, чтобы сказать им, что передумал, что попытаю счастья самостоятельно, что решил выйти на шоссе, сдаться и объяснить кому надо, что все это было ошибкой. Но почему-то не смог сделать этого. Как нереально было происходящее со мной! - Прощайте, мистер Бон, желаю вам удачи, - сказал Йото и протянул руку. Я машинально пожал ее, потом руки Фредди и Ба Вея. Миссис Макреди всхлипывала и вытирала глаза, что было так же удивительно, как если бы зарычал каменный лев. Потом я вполз в одурманивающий запах ананасов и улегся на тоненькую подстилку. Сквозь щель в ящике пробивалась узкая полоска слабого дневного света. Последнее, что я увидел, когда закрывали дверь, - напряженное лицо Йото, который глядел на меня так, будто он первым прибыл на место аварии и смотрит на обломки, боясь того, что может увидеть. Я лежал в темноте, лениво размышляя, работает ли вентиляция, и вспоминал все те вопросы, которые мне следовало бы задать и которые я так и не задал. Но теперь это казалось неважным. Началась сильная тряска и непрерывное бренчание, которые сопровождались качкой, сначала в одну сторону, потом - в другую. Я поймал себя на мысли, что вспоминаю происшедшее со мной за последние пять месяцев, с тех пор, как моя собственная жизнь покатилась независимо от меня. Как мяч по лестнице. Случайные события подталкивали друг друга, я пытался уловить в них закономерность: недели, проведенные в вонючей рубке лодки, кусок скалы, который я нашел у Пола; коммодор в приглушенном свете лампы, ехидная улыбка Краудера; Джерти, с неодобрением взирающая на мой прощальный подарок; нежные руки и губы Лэйси; холод в животе, когда я ждал, что мистер Йото выстрелит в меня. Но во всем этом не было смысла, не было закономерности. Это был не я, это происходило не со мной! Какой-то бесполезный, беспорядочный клубок, в который позволяют превратить свою бесцельную жизнь другие, менее значительные люди. А у меня есть почетное место в мире, наполненном смыслом четкого порядка, обозначающего, определяющего параметры жизни. То, что я здесь, - страшная ошибка, фантастический мезальянс неудачи и непонимания. Но меня и слушать не хотели. Я слышал, как закрываются двери, одна за другой, слышал, как в замках клацают ключи, закрывая или открывая меня. Голос председателя суда доходил до меня через отверстие, которое они просверлили в мою могилу: - Виновен или невиновен? Я попытался крикнуть: - Не виновен! Но крик застрял у меня в горле. Раздался лишь шепот. Никто не услышал меня. - Виновен или невиновен? Я глубоко вздохнул, чтобы крикнуть еще раз, но не смог - поперхнулся. - Виновен или невиновен в заговоре с целью свержения Общественности? Я должен был ответить, должен был что-нибудь сказать. Может быть, если бы я сознался... - Виновен! - крикнул я. Но опять только шепот. Никто не слушал, никого это не волновало... Качка становились слабее. Я попытался сесть и ударился головой о потолок. Звуки двигателя затихали и дошли до холостых оборотов. Еще несколько ударов и подпрыгиваний: резкая остановка, потом толчок снизу, ощущение падения, взлета, потом опять резко вниз, толчок, остановка, вновь удар головой, грохот и затем - тишина. Ни звука, ни движения. Где-то далеко раздалось слабое жужжание. Должно быть, работали воздушные насосы. Но что-то в их работе было не так. Стало очень жарко. Я задыхался, мне не хватало воздуха и света. Произошла какая-то ошибка, мой ящик поставили в самый низ штабеля, и я оказался в ловушке. Пальцем ноги я попытался отыскать защелку, но нога не слушалась, казалось, она была сделана из свинца. Я был связан по рукам и ногам на платформе, мчащейся вниз по склону в лодке, несущейся к водопаду. Я сбился с пути и падал с корабля, падал на солнце. Пройдет сто лет, прежде чем в фотосфере найдут мое замерзшее тело, но я уже чувствовал иссушающий жар, который начинал медленно поджаривать меня в моем собственном соку... Я проснулся, чувствуя во рту горький привкус кофе. - Что-то подмешали, - вслух сказал я. - Йото нашел способ успокоить меня и сделать покладистым. Смышленый парень, этот мистер Йото. - Мой голос звучал глухо. Я нащупал ногой задвижку, и дверь открылась. Я подтянулся и вылез в полумрак трюма. Тысячи ящиков, таких же как тот, из которого я выполз, стояли длинными рядами, один над другим. Я обнаружил лестницу, поднялся по ней через низкую дверь и вышел на свет божий. Узкая полоска палубы шла вдоль трех люков. Корабль был двухкорпусным, с мелкой осадкой, спроектированный для плавания на поверхности и погружения в штормовую погоду. Вдали серыми пятнами на горизонте виднелись полдюжины других барж. Я был в безопасности. Сумасшедший план мистера Йото сработал. На какой-то миг я представил организацию, которая стояла за ним, но тут же отогнал эти мысли. "Везение, - сказал я себе, - просто безумное везение". Обойдя баржу я нашел помещение для ремонтной бригады, о котором они мне говорили. Там была койка, радиопередатчик и крошечный камбуз с запасом замороженных продуктов. Я сделал себе сандвич, вышел на палубу и стал смотреть на серый, проплывающий за бортом океан. Когда это занятие мне надоело, я немного прогулялся по палубе, потом вздремнул, проснулся, снова поел и посмотрел, как садится солнце. Сатурн был вечерней звездой, слабым сиянием в туманном розоватом небе. Интересно, а был ли я там когда-нибудь на самом деле? Это казалось еще менее реальным, чем вызванные снотворным сны о смерти. Во сне я отрицал свою вину, но меня никто не слышал. Потом я во всем сознался, но и тогда никто не слушал. Слова оставались словами, чем-то нереальным. Моя вина или отсутствие таковой не имело Отношения к тому, что я собирался сообщить. И вдруг я отчетливо понял, что сделал то, что сделал, делаю то, что делаю, в абсолютном вакууме, моральном и интеллектуальном. Я среагировал - и все. Дают - бери, бьют - беги. Итак, я направлялся в Штаб Флота для того, чтобы сделать сообщение. Но на самом ли деле я сражаюсь за идеалы или просто плыву по течению? Предал я своего друга или рискнул всем, чтобы оправдать его? Кем я был: предателем или благородной жертвой неблагоприятных обстоятельств? Герой или трус? Убил я Хетчера, или он погиб случайно? Действительно ли я совершил эпохальный перелет или просто бежал, как побитая собака? И сейчас - я рискую всем ради долга или просто удираю от опасности? И что будет, когда я приеду? Йото сказал, что меня встретят, но деталей не сообщил. Я представил себе группу неухоженных анархистов, подплывающих в маленькой лодке и тайно доставляющих меня в освещенный свечой подвал, где я участвую в обсуждении того, как подложить бомбу в библиотеку "Метрополитен". Я поймал себя на том, что прикидываю, какое вознаграждение получу, если, вступив в контакт с анархистами, выдам их полиции. "Предательство или мой гражданский долг?" - спросил я себя. Вопросов у меня было предостаточно, да вот ответов мало. Слишком мало. 6 Наступила третья ночь моего путешествия. Еще час баржа стремительно рассекала воду, направляясь на север. И вдруг, совсем неожиданно, появился огонек порта, затем три огонька, а потом целая вереница протянулась вдоль горизонта. Они наступали с обеих сторон, и баржа замедлила ход. Мы входили в просторную бухту. Я не имел понятия, была ли то Нью-йоркская бухта, залив Делавэр или Чесапикский залив. На якоре стояли и другие баржи, моя же маневрировала между ними вдоль канала и наконец остановилась. Двигатель замолк. Волны плескались о корпус, как миниатюрный прибой. Я с трудом различал берега. До них было не меньше мили. Слишком далеко, чтобы плыть в ледяной воде. Появился буксир. Он подходил слева, лавируя между баржами. Я увидел человека, стоявшего на палубе, быстро отпрянул к шпигатам по правому борту и лег. Буксир ударился о край баржи. Высокий, широкоплечий, в плотно облегающем черном костюме человек вскарабкался на палубу, постоял, озираясь по сторонам, и направился к люку кабины управления. Не дожидаясь дальнейших событий, я принял решение: перекинул ноги через планшир, опустился по гладкой выступающей поверхности на всю длину рук и спрыгнул. Я прыгнул почти бесшумно; вода была пронзительно холодной, но страдали только лицо и руки; автоматические застежки костюма плотно защелкнулись на горле и запястьях, как только я коснулся поверхности воды. Я оттолкнулся и поплыл вперед мимо тупых носов барж. Очутившись на безопасном расстоянии, я оглянулся и на фоне освещенного люка увидел силуэт мужчины. Он настороженно вглядывался в темноту, потом направился к корме и пропал из виду. Конечно, он все понял, ведь я даже не пытался скрыть следы своего пребывания на барже. Должно быть, это было серьезной ошибкой. Я повернулся и поплыл подальше от барж. Сорок пять минут спустя я вышел из воды на каменистый пляж с темными, поросшими травой дюнами. На берегу стоял небольшой павильон. От него, через лужайку, мимо причудливых клумб, заросших цветами, казавшимися черными в лунном свете, вела выложенная кирпичом дорожка. Она выходила на круглую площадь, освещенную витринами магазинов. Вокруг никого не было. Я увидел свое отражение в стекле витрины: мокрые волосы были всклокочены, но водонепроницаемый костюм все еще выглядел только что отутюженным. Я надеялся, что сойду за портового рабочего, вышедшего на раннюю прогулку. За поворотом дорожки светился вход в метро. Войдя внутрь, я увидел карту и по мерцающим бегущим точечкам огней на линиях маршрутов определил, что нахожусь в пригороде Балтимора и что следующий вагон на Вашингтон будет через шесть минут. В ожидании поезда я взял в киоске-автомате чашку кофе и булочку с изюмом. Раздался мелодичный звон, и ворота распахнулись, приглашая в салон. Я вошел внутрь. В вагоне больше никого не было. Я ввел в компьютер свой маршрут и расплатился своей фальшивой карточкой, потом откинулся на спинку кресла и задремал. В первый раз я открыл глаза, когда мое кресло поехало вперед и в сторону, в другой вагон. Казалось, прошло всего несколько секунд, и меня разбудил мягкий голос, сообщивший, что через тридцать секунд я прибуду в Вашингтон-25. Инерция от торможения уменьшилась, дверь открылась, и я вышел в серебристо-зеленый зал, наполненный гулом городского вокзала. Но пассажиров не было - шум был записан на пленку. Пустой зал насторожил меня. Плохо быть единственным пассажиром. Слишком заметен. Чересчур. Нужно поскорее выбраться на улицу, затеряться среди прохожих. Однако очень торопиться тоже нельзя. Привлекать к себе внимание уж вовсе нежелательно. Стараясь выглядеть праздным гулякой, я прошел мимо кабинки дежурной по станции. Сидевшая там девушка, несмотря на безликую, темно-синюю форму, выглядела очаровательно. Золотистые волосы каскадами спадали на мягкие округлые плечи. Мне захотелось остановиться, заговорить с ней. Отсутствие женского пола мне противопоказано. Но тут я заметил, как тает улыбка, на мгновение появившаяся на ее лице. Проследив за взглядом девушки, я увидел плакат. Небольшой листок, наклеенный на стене прямо поверх огромного рекламного щита. "Разыскивается..." А вот фотография на этом листке была моя. Это уж точно. Перепутать невозможно. Когда это они успели снять меня постаревшим? Я заметил, как рука девушки потянулась к невидимой кнопке. Ее улыбка уже стала походить на застывшую судорогу. Кем я был в ее глазах? Преступником, дезертиром, которого необходимо как можно скорее передать в руки правосудия? Расстрелять и кастрировать? Мне ничего не оставалось, как повернуться и бежать со всех ног. И хоть тем самым я с головой выдал себя, встреча с представителями власти в мои планы никак не входила. Я помчался вверх по эскалатору, перепрыгивая через три ступеньки. То ли бежал я слишком быстро, то ли система тревоги сработала не сразу, но наверху меня не ждали. Выскочив на полупустую улицу я огляделся, отдышался и, засунув руки в карманы, двинулся в сторону дома Трилии Дэнтон. Довольно быстро я нашел знакомый переулок. Дом Дэнтонов был вторым от угла. Сколько раз еще курсантом Академии я захаживал сюда, сколько выпито и переговорено в этом уютном домике вдали от свирепых преподавателей!.. Сколько раз вспоминал о нем Дэнтон в многомесячном патруле между Террой и Сатурном. Какие цветы с 17А планеты посадит он у крыльца и какие, похожие на крыжовник, кусты вдоль изгороди... Калитка заперта и вокруг никого. Нажимаю кнопку звонка. - С вами говорит идентификатор. Представьтесь, пожалуйста. - Тарлетон, - ответил я растерянно. - Проходите, пожалуйста. Калитка плавно отворилась, и я пошел к дому. С первого взгляда стало ясно, что здесь никто не живет. Месяца два по крайней мере. Цветы под окнами давно засохли. А внутри, все, что можно было разбить или выпотрошить, валялось на полу. Явно что-то искали и делали это тщательно. В тупом оцепенении я обошел весь дом и совсем не удивился, увидев на ковре в спальне огромное кровавое пятно. Трилия... Все. Последняя ниточка оборвалась. И что мне теперь делать, куда идти? Не знаю... Друзья отца? Лорд Грейсон? А что я им скажу? На улице меня поджидали двое в штатском. - Джентльмены! Если б вы знали, как мне все это надоело! Я уже достаточно набегался. Если вы хетеники - мне нечего вам сказать. Совсем нечего. Если из разведки - свяжите меня с лордом... Первый удар оказался страшным. Падая на асфальт, я краем глаза заметил еще две фигуры. У одного из незнакомцев была кроличья морда, будто он только что соскочил с обложки "Плейбоя". Именно он и угостил меня дубинкой. Но сдаваться так уж сразу я не собирался. Превозмогая страшную боль в затылке, я все же поднялся на ноги и сумел отбить палку "кролика", вновь целившую мне в голову. Но в это время второй - жирный тип с трясущимися щеками - изо всех сил ударил меня ногой в пах. Согнувшись пополам, я заорал от дикой боли. Дубинка одного из молодчиков еще раз обрушилась мне на голову, и мир утонул в калейдоскопе багрово-малиновых теней. Последнее, что я услышал, будто сквозь сон, будто голоса с другой планеты: "Тэнси велел доставить... На совет хетеников... Кому это дерьмо..." Очнулся я на вертолетной площадке на крыше какого-то небоскреба. Еще окончательно не придя в себя, я приоткрыл глаза и огляделся. Громилы, взявшие меня в плен, стояли чуть поодаль. Теперь я мог Хорошенько рассмотреть их, хотя глядеть особенно было не на что. Встреть я их на улице, ни за что бы не обратил внимания... Мои руки были скованы за спиной наручниками, поэтому надежды на то, что удастся сбежать, не оставалось. Время тянулось нескончаемо. Казалось, на меня не обращали, внимания. Лежит, мол, и лежит. Но вот где-то вдали застрекотал вертолет. Постепенно гул его моторов становился все громче и громче. Наконец огромная стальная стрекоза лениво опустилась на отмеченную белым крестом площадку. Бешено работающие винты гнали воздух, приятно охладивший мою все еще гудевшую голову. Вертолет приземлился, из него выпрыгнул человек могучего телосложения. Он был в штатском, но по осанке сразу стало ясно, что он - флотский. Ни на кого не обращая внимания, он подошел прямо ко мне. - Меня зовут Тэнси! - громко объявил он, перекрикивая гул вертолета. Потом он жестом подозвал остальных. Те подскочили, словно псы, только и ждавшие призыва хозяина. - Снимите с него наручники и тащите в вертолет. - Но... - попытался было возразить "дряблый", но Тэнси не дал ему договорить. - Исполняйте приказ! Вижу, вы и так хорошенько постарались. Похоже, он намекал на мои синяки. Тем временем "дряблый" наклонился надо мной и снял наручники. Потом меня подняли и потащили к вертолету. Но стоило Тэнси отвернуться, как дубинка "кролика" обрушилась на мой многострадальный затылок... Я пришел в себя, когда вертолет был высоко в небе. Я понятия не имел, куда и зачем меня везут. Фантазия же сулила мне самые неприятные перспективы, причем в самом ближайшем будущем. Вертолет приземлился на площадке между деревьями в нескольких милях от города. Мы вылезли. Тэнси облизал губы, залез под куртку и достал ружье. - Зачем это? - спросил я и почувствовал, что мой рот сух, как промокашка. - Неужели вы считаете нас настолько глупыми, Тарлетон? - проговорил "кролик". Я обернулся и посмотрел на него. Его ружье тоже было нацелено на меня, как и ружье "дряблого". - Мне только непонятно, - продолжил "кролик", - почему кто-то считает нас настолько глупыми? - Ты чего остановился, парень? - спросил "дряблый". - Даже тебе все это начинает казаться слишком подозрительным? - Почему бы не задать ему парочку вопросов? - спросил "кролик". - Мне очень хочется знать, что ему известно. - Пустая трата времени, - сказал Тэнси. - Он до смерти напуган и не сможет говорить, даже если захочет. Ведь так, лейтенант? Я с отвращением обнаружил, что дрожу, меня подташнивало, колени подгибались. Мне чудилось, что с неба на меня направлено множество прожекторов. Казалось, что время, как некая безжалостная сила, обрушивается на меня, что оно сжимается, концентрируется, достигая невыносимого напряжения. Через несколько секунд я умру. Это было так несправедливо, до нелепости несправедливо. После всего, что мне довелось вынести и когда я был почти у цели... - Идите туда, лейтенант, - сказал Тэнси и показал на густые заросли. Я сделал шаг. Ноги не слушались меня. Я хотел что-то сказать, но в легких не было воздуха. Они стояли поодаль и насмешливо глядели на меня. Я смотрел на их ружья, как мышь на кобру. - Черт, - буркнул "кролик", - он... Он успел сказать только это, потому что Тэнси быстро повернулся в их сторону и выстрелил сначала раз, потом другой - два мягких хлопка. "Кролик" и "дряблый" упали, как тюки с тряпками. Тэнси опустил ружье. - Сожалею, лейтенант, что вам пришлось все это пережить, - проговорил он, теперь его голос звучал совсем иначе. - Крапп, разведка Флота. Очень жаль, что вы ушли от меня на барже. Мы могли бы избежать всей этой мелодрамы. Я сидел на другом стуле, за другим столом. На сей раз люди напротив меня были в голубой с золотыми шнурами форме старших офицеров Флота. Двое из них были мне незнакомы, но трех других я знал с детства. Однако выражения их лиц ничем не выдавали этого факта. Они молча слушали мой подробный докладе том, что я делал с момента разговора с коммодором Грейсоном до прибытия в квартиру Дэнтонов. - Трилия Дэнтон могла бы пролить свет на это дело, - закончил я. - Но, к сожалению, она не смогла мне ничего сказать. Адмирал Стейн записал что-то на лежащем перед ним листе бумаги и посмотрел на меня отсутствующим взглядом. - Вы говорите, что старший помощник Дэнтон отколол кусок какой-то породы в Кольцах, - сказал адмирал Лайтнер. - Где сейчас этот образец? - К сожалению, я потерял его в пути, сэр. - Согласно вашим показаниям, Тарлетон, Хетчер погиб случайно, - вступил в разговор адмирал Вентворт. - Его раздавило вашей лодкой, когда она двигалась никем не управляемая. - Именно так, сэр. - Этот случай кажется мне довольно странным. - Да, сэр. - Вы отдавали себе отчет в том, что зону, куда вы направили лодку, посещать запрещено? - В тех обстоятельствах я оправдывал свой поступок тем, что ищу старшего помощника Дэнтона. - Каковы же были обстоятельства? - Они заключались в том, что коммодор, как мне казалось, действует по приказу Краудера, что старший помощник Дэнтон отсутствует, а Краудер горит желанием отыскать его. Кроме того, существовала опасность, что старший помощник заблудится, когда корабль поменяет стоянку. - Если, как вы говорите, корабль был, э-э... в руках Краудера, почему же он позволил вам покинуть судно? - Не думаю, что он ожидал от меня таких действий, сэр. К тому же он еще не полностью владел ситуацией. - Какие мотивы могли быть у этих предполагаемых мятежников? - Не имею ни малейшего представления, сэр. Разве что, они были как-то связаны с движением хетеников. Впрочем, это маловероятно. Адмирал Стейн навис над столом. Лицо его было хмурым. - Лейтенант, вы нарисовали довольно мрачную картину мятежа, предательства, убийства и Бог знает чего еще. Вы рассказали нам историю, полную предположений, совпадений и необъяснимых поступков, совершенных, на наш взгляд, абсолютно надежными людьми. А что вы можете представить в качестве доказательства? - Проверить мой рассказ довольно легко, - ответил я. - По крайней мере, основные положения. - Не лучше ли, лейтенант, чистосердечно во всем сознаться? - Вы думаете, я обманываю вас, сэр? - А разве не правда, лейтенант, что офицер Спецразведки мистер Хетчер уличил вас в попытке саботажа и вы убили его? - закричал адмирал Лайтнер. - Что потом вы покинули корабль, что в Кольцах, где вы пытались скрыться, вас догнал старший помощник Дэнтон, который верил, что вы невиновны и надеялся убедить вас в безрассудстве дезертирства, и что вы убили его там. Что затем вам удалось вернуться на Землю, либо на G-лодке, либо с группой революционеров, известных как хетеники, и... - Нет, сэр, - прервал я его. - Это нелепо. - Более нелепо, чем нагромождение небылиц, которое вы имеете наглость поведать Комиссии? - прорычал Вентворт. - Джентльмены, позвольте посоветовать вам установить связь с "Тираном". Если коммодор Грейсон еще жив, он подтвердит то, что я сказал. - О? - сказал Вентворт. Не верилось, что этот каменный человек был тем самым веселым добряком, которого я знал в детстве. Он сказал что-то в висперфон. Несколько секунд стояла тишина, потом дверь открылась, и вошел холодный и лощеный коммодор Грейсон. - Вы следили за нашим разговором, Грейсон, - сказал Вентворт. - Можете что-нибудь сказать? Грейсон посмотрел на меня так, как смотрят на грязь, прилипшую к подошве. - Если на борту моего корабля и произошел мятеж, то я этого не заметил, - проговорил он. Полевой суд был скорым. На обвинении в убийстве Пола Дэнтона не настаивали. Мне вменили в вину убийство Хетчера, кражу G-лодки и дезертирство со станции. Ввиду того, что обвинения ни у кого не вызывали сомнений, моему защитнику нечего было сказать. Адвокат нерешительно предложил мне сослаться на безумие, но я отказался. Я говорил о смерти Пола, не упоминая о своей теории мятежа, которую без шума замяли. Но мне нечем было объяснить его убийство. Мои показания казались дикими даже мне. Я потребовал, чтобы Краудера вызвали в суд, но так как даже я не мог утверждать, что он напрямую связан со смертью Хетчера или последующими событиями, просьба была отклонена. Суд отказался признать меня виновным в убийстве Хетчера, и в результате остались лишь обвинения в похищении собственности Флота и в дезертирстве. В этом я и был признан виновным. Председатель суда адмирал Хэтч, вызвал меня и спросил, хочу ли я что-нибудь заявить до вынесения приговора. Он выглядел слегка смущенным, словно решения были приняты чересчур поспешно. У меня сложилось такое же впечатление. Мне казалось, что нужно еще многое сказать о сообщении Пола, о его смерти, о том, что Хетчер стрелял в меня, о поведении Краудера во время беседы с Грейсоном и о том, что Пол искал в Кольцах. Но обо всем этом я уже говорил. Я хотел сказать им, что я верный офицер, что интересы Флота являются моими собственными интересами, что все случившееся - странная ошибка и что единственное мое желание - вернуться на службу и забыть о происшедшем. Однако я сказал: - Нет, сэр. Я стоял по стойке смирно, чувствуя себя, как фотография, наклеенная на картон. А тем временем зачитывали приговор. Казалось, слова эти относились не ко мне, а к кому-то другому. "...уволить со службы... потеря заработка и содержания... лишение гражданства... пожизненная ссылка...". Торжественной церемонии не было; никто не срывал с меня пуговиц, никто не ломал шпагу. Они отвезли меня в закрытом автомобиле в большое, серое здание и провели по ярко освещенному коридору в опрятную маленькую комнату, в которой была кровать, стол, туалет, но не было окон. Они проверили мое физическое состояние, сделали мне всякие прививки и одели в простой серый костюм. Еду приносили в комнату трижды в день. Мне разрешили смотреть тридио, хотя иногда некоторые каналы отключались. Как я сообразил, это были новости. Я потребовал тренажеры, и мне их принесли. Свет включали - свет выключали. Я спал. Прошло девять дней, меня забрали из камеры, отвезли в Андрус, посадили на "шаттл" и повезли на запад в сопровождении двух вооруженных офицеров, молчавших всю дорогу. Потом мне сказали, что я могу принять посетителей. Так как из родни у меня никого в живых не осталось, я отказался. Однако мне сказали, что