ный наличием такой возможности. - Да. Но ты должен обещать, что вернешь их через месяц. И мало того - ты должен вернуть не двадцать пять, а пятьдесят эре. - Дудки, - возмутился Андерс. - С какой это стати? - Ребенок! - сказала Ева-Лотта. - Tы что, никогда не проходил проценты в школе? Грен хочет получать проценты на свои деньги, понимаешь? - Уж брал бы тогда по-божески! - Калле встревожился за бюджет Андерса. - Вот этого-то ростовщики никогда не делают, - объяснила Ева-Лотта. - Они не берут по-божески. Они берут слишком большие проценты. А по закону этого делать нельзя. Поэтому папа и не любит Грена. - Но почему же люди такие чудаки и занимают деньги у ростовщиков? - удивился Калле. - Неужели больше не у кого на мороженое занять? - Балда ты! - сказала Ева-Лотта. - Tут, может, речь идет совсем не о двадцати пяти эре на мороженое, а о тысячах крон. Может быть, есть люди, которым вот сию минуту нужно получить пять тысяч крон, и никого нет, кто бы мог дать. Никого, кроме таких ростовщиков, как Грен. - К черту Грена! - воскликнул Андерс, вождь Белой розы. - Вперед, на бой, победа за нами! x x x Вон и дом почтмейстера, а за ним, в саду, - сарай, который служит одновременно гаражом и штабом Алой розы, потому что вождь этой таинственной ватаги - сын почтмейстера, Сикстен. Судя по всему, сейчас гараж пустовал. Уже издали было видно, что к двери приколот лист бумаги. Проще простого пройти через садовую калитку к гаражу и прочесть, что там написано. Но кто же станет так поступать во время войны Роз? Вдруг там засада! Что, если Алые залегли в штабе, готовые броситься на простаков, которые осмелятся появиться поблизости? Вождь Белых роз наставлял свое войско: - Калле, пробирайся за кустами, пока не окажешься позади штаба, вне поля зрения врага. Влезь на крышу. Достань лист живой или мертвый! - Лист живой или мертвый - что ты хочешь этим сказать? - спросил Калле. - Да ну тебя! Это ты живой или мертвый, неужели не понятно? Ева-Лотта, ты тихонько лежи здесь и высматривай их из-за кустов. Если заметишь, что Калле угрожает опасность, свистни, как условлено. - А ты что будешь делать? - Я пойду спрошу мамашу Сикстена, где он. Все принялись за дело. Калле быстро добрался до штаба. Вскарабкаться на крышу - дело нехитрое. Калле это часто делал раньше. Надо было только пробраться сквозь кусты и влезть на мусорный ящик позади гаража, а уже с него - на сарай. Как можно тише, чтобы враг его не услышал, полз Калле по крыше. В глубине души он отлично знал, что гараж пуст, знала это и Ева-Лотта и, разумеется, Андерс, который пошел в дом спрашивать, где Сикстен. Но война роз велась по всем правилам, - и поэтому Калле полз так, словно его жизни действительно грозила опасность, а Ева-Лотта напряженно следила за каждым его движением, готовая свистнуть по-разбойничьи, если это, против ожидания, будет необходимо. Вернулся Андерс: мама Сикстена понятия не имела, где пропадает ее любимое чадо. Калле осторожно перегнулся через край крыши и, сильно вытянувшись, ухитрился схватить бумагу. Затем вернулся тем же путем, тихо и осторожно. Ева-Лотта не сводила с него глаз до последней секунды. - Чистая работа, молодец! - сказал Андерс одобрительно, когда Калле передал ему бумагу. - Ну-с, посмотрим! Подписал знаменательное послание "Благородный Сикстен, вождь Алой розы". Правда, для благородного рыцаря послание было составлено в удивительно сильных выражениях. От столь знатного вельможи следовало ожидать более утонченных оборотов... Вы - подлые псы, да, именно вы, Белые розы, отравляющие своим мерзким присутствием сей город! Сим извещаем вас, что мы, благородные рыцари Алой розы, отправились на поле битвы в Прерии. Приходите туда как можно скорее, чтобы мы могли уничтожить отвратительный сорняк, именующий себя Белой розой, и высыпать его прах во двор к Юханссону на навозную кучу, где он по праву должен находиться. А ну, выходите, подлые псы!!! Ни один человек, читая эти теплые слова, не догадался бы, что Алые и Белые розы на самом деле закадычные друзья. Если не считать Калле и Евы-Лотты, Андерс не знал товарища лучше, чем Сикстен; разве что Бенка и Йонте могли с ним сравниться - тоже отличные Алые розы. И если кого ценили действительно высоко в этом городе Сикстен, Бенка и Йонте, так это "подлых псов" Андерса, Калле и Еву-Лотту. - Tак, значит, - заключил Андерс, окончив чтение, - в Прерии! Вперед, на бой, победа за нами! 3 Xорошо, что на свете существовали Прерии! Xорошо для многих поколений детей, которые играли там с незапамятных времен. Сердца старых суровых отцов семейств смягчались, когда они вспоминали свое детство и игры в индейцев в Прериях. Детям последующих поколений это было очень выгодно. Если Калле приходил вечером домой в разодранной рубашке после особенно жаркой баталии, то бакалейщик Блюмквист не слишком журил его, потому что вспоминал рубаху, разодранную весенним вечером в Прериях лет тридцать тому назад. И как бы фру Лисандер ни хотела, чтобы ее юная дочь побольше времени проводила в обществе своих сверстниц, вместо того чтобы гонять с мальчишками по Прериям, настаивать на этом не имело смысла, потому что булочник лукаво смотрел на нее и говорил: - Послушай, Миа, дорогая, когда ты была маленькая, кто из здешних девчонок больше всех пропадал в Прериях? Прериями называли большой, чуть всхолмленный пустырь на окраине города. Он весь порос короткой травкой, по которой приятно было ходить босиком. Весной травка будто светилась сочным зеленым светом, и Прерии превращались в зеленое море с желтыми пятнами одуванчиков. Но тут принималось за работу летнее солнце, и Прерии становились бурыми и сухими. Калле, Андерс и Ева-Лотта не замедлили откликнуться на вежливое приглашение Сикстена. Щурясь от яркого света, они осматривали поле битвы, пытаясь обнаружить своих врагов. Алых нигде не было видно. Но большие участки Прерий поросли орешником и можжевельником, и там вполне могли залечь рыцари Алой розы. Белые розы издали свой самый ужасающий воинственный клич и ринулись в заросли. Они обыскали каждый кустик, но сколько ни рыскали и ни вынюхивали врагов, найти не могли. Вот уже и край Прерий, у самой Усадабы, а противника нет как нет. - Что это еще за дурацкие шутки? - возмутился Андерс. - Их же нигде нет! И тут тишину Прерий рассек громкий ехидный смех из трех глоток. - Постойте... - сказала Ева-Лотта и беспокойно оглянулась. - Да они, кажется, в Усадьбе. - Ну да, конечно, там! - крикнул Калле восхищенно. На краю Прерий, среди дрожащих осин, стоял старинный дом, благородное сооружение XVIII века, некогда видавшее лучшие времена. Это и была Усадьба. А из окна дома, в задней его стене, высунулись три торжествующие мальчишечьи физиономии. - Горе тому, кто приблизится к новому штабу Алой розы! - воскликнул Сикстен. - Да как же вы... - начал Андерс. - Ишь, чего захотели узнать! Дверь была открыта, вот и все. В Усадьбе уже много лет никто не жил, и дом разрушался. Муниципалитет давным-давно решил его реставрировать и перенести в городской парк, чтобы устроить краеведческий музей. Но денег не было, пожертвования поступали туго, и дело почти не подвигалось. А здание между тем все ветшало и ветшало. До последнего времени замки защищали его от городских ребят. Но теперь полуистлевшие двери не могли больше охранять дом от захватчиков, и требовалось срочное вмешательство муниципалитета, пока уцелело хоть какое-то подобие краеведческого музея. Судя по шуму в Усадьбе, Алые без всякого почтения к старине носились среди панелей XVIII века. Старые половицы жалобно стонали от диких, восторженных прыжков, которые совершали счастливые обладатели нового штаба. - Мы захватим в плен этих подлых псов, запрем их здесь и оставим подыхать с голоду! - восторженно вопил Сикстен. Намеченные им жертвы, предвкушая битву не на жизнь, а на смерть, бежали навстречу своей судьбе. Алые не делали ничего, чтобы им помешать: Сикстен решил до последней капли крови отстаивать верхний этаж, наиболее удобный для обороны. Tуда вела роскошная лестница, на ней и стояли сейчас Алые, воинственными жестами давая понять, что верхом счастья для них будет жаркая схватка с врагом. Белые розы храбро бросились в атаку. Шум и грохот поднялся такой, что, услышь его члены краеведческого общества, они стали бы рвать на себе волосы. Будущий музей трещал по всем швам, резные перила парадной лестницы жалобно скрипели. Дикие вопли неслись к лепному потолку, и вождь Белой розы скатился с лестницы с таким громом и гвалтом, что призраки прошлого, если они там водились, наверное, побледнели еще больше и в страхе забились по углам. Военное счастье изменчиво. Tолько что Белые розы оттеснили своих противников вверх почти до самого конца лестницы, а вот уже, не выдержав ужасающего натиска Алых, вынуждены беспорядочно отступать на нижний этаж. Добрых полчаса битва продолжалась с переменным успехом. Наконец обеим сторонам наскучило такое однообразие, и Белые розы оттянулись назад, чтобы подготовиться к последнему, сокрушающему удару. В тот же миг Сикстен тихо отдал какое-то приказание своим войскам. Внезапно Алые оставили свои позиции на лестнице и молниеносно ретировались на верхний этаж. Здесь было множество комнат и чуланов. Сикстен и его команда еще с утра тщательно облазили весь дом. И, когда Андерс, Калле и Ева-Лотта опрометью взлетели по лестнице, Алых словно ветром сдуло: они успели прошмыгнуть в чулан и теперь сквозь удобную щель в двери наблюдали, как Белые розы под" самым их носом спешно держат совет. - Рассыпьтесь, - говорил вождь Белой розы. - Отыщите врага, в какой бы дыре он ни сидел, дрожа за свою жизнь. Не церемоньтесь с ним, когда найдете! Алые розы в чулане с восторгом выслушали этот приказ. Но Белые розы ничего не подозревали... "Рассыпьтесь", - сказал их вождь. Ничего глупее он не мог придумать. Судьба его была предрешена... А пока он не замедлил "рассыпаться" сам и исчез за углом. Как только Андерс скрылся, Калле и Ева-Лотта осторожно направились в противоположную сторону. Путь им преградила дверь. Они открыли ее и увидели красивую солнечную комнату. И, хотя Белые розы отлично видели, что в ней никого нет, они вошли и позволили себе небольшой перерыв в военных действиях, чтобы выглянуть в окно. Роковая оплошность! Когда Калле и Ева-Лотта вернулись к двери, ее как раз запирали снаружи! Пленники услышали безжалостный смех и ужасный торжествующий крик вождя Алой розы: - Ага, подлые собаки, вот вам и крышка! Живыми отсюда не выйдете! А потом звонкий голос Бенки: - Будете здесь сидеть, пока мохом не обрастете! А мы как-нибудь забежим вас проведать - на Новый год, например! И Йонте: - Да-да, не беспокойтесь, на Новый год обязательно зайдем! Что вам принести в подарок? - Ваши головы на блюде! - крикнула Ева-Лотта. - С гарниром, какой полагается к поросячьим головам! - поддержал Калле. - Наглость до последней минуты, - грустно отметил вождь Алых, обращаясь к своим братьям по оружию. Потом он возвысил голос и крикнул пленникам: - Есть ли у вас какое-нибудь последнее желание, чтобы я мог передать вашим близким? - Да! Попроси папу позвонить в исправительный дом и сообщи им, куда за тобой приехать! - сказала Ева-Лотта. - Прощайте, подлые псы! - ответил Сикстен. - Крикните, когда проголодаетесь, мы вам травки нарвем. Он повернулся к Бенке и Йонте и, довольно потирая руки, произнес: - Итак, мои дорогие соратники, в этом доме укрывается сейчас маленькая жалкая крыса, которая называет себя вождем Белой розы. Он одинок и беззащитен! Ищите его! Ищите! Алые расшибались в лепешку. Они крались на цыпочках вдоль длинных коридоров, тянущихся по всему верхнему этажу. Они осторожно заглядывали в каждую комнату. Они устраивали засады у дверей чуланов. И они знали, что, где бы ни прятался вождь Белой розы, он должен понимать, какая страшная опасность ему угрожает. Его союзники заперты. Он один против троих. А эти трое горят желанием его изловить. Поймать вождя противника считалось в войне роз величайшим деянием, вроде как если бы союзники в войну ухитрились выкрасть Гитлера из Берлина. Но вождь Белой розы спрятался хорошо. Сколько Алые ни шныряли вокруг, все тщетно. Вдруг Сикстен услышал слабый скрип над головой. - Он на чердаке, - прошептал Сикстен. - Разве здесь есть чердак? - удивленно спросил Йонте. Алые розы утром так тщательно обследовали весь дом, а чердака не заметили. Впрочем, ничего удивительного тут не было: кто не знал о существовании чердачной лестницы, вполне мог не заметить маленькую дверцу в стене, оклеенную теми же обоями, что и все помещение. Зато когда Алые наконец обнаружили ход, все остальное свершилось быстро. Андерс, разумеется, стоял на чердаке в полной боевой готовности и громогласно советовал всем и каждому написать завещание, прежде чем приближаться к нему. Увы, это ему не помогло! Сикстен, необычайно рослый и сильный для своего возраста, шел во главе, Бенка и Йонте ему помогали, когда требовалось, и в итоге отчаянно брыкающегося Андерса потащили вниз по лестнице навстречу неизвестной судьбе. Калле и Ева-Лотта утешали его из-за запертой двери. - Мом-ы сос-кок-о-рор-о поп-рор-ип-дод-е-мом и осос-вов-о-боб-о-дод-и-мом тот-е-боб-я! - кричали они, что означало на тайном языке Белой розы: "Мы скоро придем и освободим тебя!" Лучшего способа раздразнить Алых не было. Они уже давно и безуспешно пытались научиться понимать это странное наречие, которым их враги владели в совершенстве. Белые розы трещали на своем тайном языке с такой невероятной скоростью, что для непосвященного их разговор звучал совершенной тарабарщиной. Ни Сикстен, ни Бенка, ни Йонте никогда не видели, как пишут на этот языке, иначе они бы без труда разгадали тайну: слова были самые обыкновенные, только каждая согласная удваивалась, а в середину вставлялась буква "о". Например "Калле" писалось так: "Кок-а-лол-лол-е", а "Андерс" - "А-нон-дод-е-рор-сос". Ева-Лотта узнала этот разбойничий язык от своего отца. Однажды вечером булочник случайно рассказал дочери, как он объяснялся в детстве со своими друзьями, когда не хотел, чтобы другие их поняли. Бурный энтузиазм Евы-Лотты по поводу "разбойничьего" языка несколько удивил ее отца. Он ни разу не замечал в ней такого восторга, когда речь шла о неправильных немецких глаголах... Но булочник послушно просидел целый вечер, обучая ее, а на следующий день Ева-Лотта передала свои знания Андерсу. Одной из главных целей Алых в войне роз было выпытать у противника ключ к тайному языку. Но еще важнее было вернуть себе Великого Мумрика. Внушительное имя "Великий Мумрик" носил совсем незначительный предмет - небольшой камешек странной формы, который где-то нашел Бенка. Ничего не стоило вообразить себе, что камешек напоминает старичка, маленького задумчивого старичка, сидящего, словно Будда, и созерцающего свой пуп. Алые немедленно объявили камень священным талисманом и приписывали ему множество необычайно ценных свойств. Этого было, разумеется, достаточно, чтобы Белые розы сочли своим святым долгом попытаться им завладеть. Сколько жарких схваток происходило из-за Великого Мумрика! Может показаться странным, что маленькому камешку приписывали такое большое значение. Но почему бы Алым розам не почитать своего Мумрика так же глубоко, как, например, шотландцы почитали свой коронационный камень? Почему бы Алым не волноваться так же сильно, когда Белые розы коварно захватили драгоценный талисман, как волновались шотландцы, когда англичане поместили их коронационный камень в Вестминстерское аббатство? И Алые страшно переживали потерю Мумрика. А Белые тщательно прятали свой трофей. Вообще говоря, спрятать Мумрика в каком-нибудь таком месте, где обнаружить его было бы выше человеческих возможностей, не составляло большого труда. Но война роз велась по своим, особым правилам. Tот, у кого в данный момент находился Мумрик, обязан был так или иначе намекнуть врагу, где его искать. Tемной ночью в почтовый ящик противника подбрасывали, скажем, хитроумный ребус или загадочную карту, составленную так, чтобы подольше поводить неприятеля за нос. Призвав на помощь всю свою сообразительность, из чертежей можно было уяснить себе, что Мумрик спрятан в пустом вороньем гнезде на вязе, который растет в северном углу кладбища, или под одной из черепиц на крыше сарая сапожника Бенгтссона. Но сейчас Великого Мумрика не было ни в одном из указанных тайников. Он находился совсем в другом месте. И одной из основных причин, почему в этот жаркий июльский день вновь вспыхнула война Роз, было как раз то, что Алым не терпелось точно узнать, где находится тайник. А имея заложником вождя Белых роз, выведать это, пожалуй, не так уж трудно! "Мы скоро придем и освободим тебя!" - обещали Ева-Лотта и Калле. Что ж, их вождь действительно нуждался в ободряющем слове, потому что сильные руки влекли его на мучительный допрос - о Великом Мумрике и тайном языке. - Я нон-и-чоч-е-гог-о нон-е сос-кок-а-жож-у! - геройски крикнул он, проходя мимо двери, за которой томились его товарищи. - Ну погоди, не долго тебе еще гогокать! - пригрозил Сикстен и еще крепче ухватил его за руку. - Мы из тебя выжмем, что все это значит, будь спокоен! - Крепись, не падай духом! - воскликнул Калле. - Держись! Держись! Мы скоро придем! - кричала Ева-Лотта. И сквозь запертую дверь услышали они гордые слова своего вождя: - Да здравствует Белая роза! И потом: - Отпусти руку! Я пойду сам. Я готов, господа! Больше они ничего не слышали. Великая тишина воцарилась в их тюрьме. Враг покинул дом и увел с собой их вождя. 4 Xотя Алые пригрозили, что Калле и Еве-Лотте предстоит томиться в заточении, пока они не порастут мохом, это, конечно, не следовало понимать буквально. Даже в войне роз приходилось считаться с обременительным и хлопотным элементом, именуемым "родители". Разумеется, благородные рыцари искрение досадовали на то, что в самый разгар сражения приходится все бросать и идти домой есть котлеты и компот. Но что поделаешь, если родители вбили себе в голову, что дети должны более или менее вовремя кушать! В войне роз так и подразумевалось, что этим нелепым родительским требованиям надо уступать, а то еще сорвутся все военные действия. Родители ведь ужасно плохо разбираются в таких вещах и способны не пустить вас из дому как раз в тот вечер, когда намечена решающая битва за Великого Мумрика. Да и вообще родители прискорбно мало понимают в Мумриках, даже если порой воспоминания об их собственных играх в Прериях, словно беглый луч света, озаряют их затуманенную память. Когда Алые увели Андерса, оставив Калле и Еву-Лотту чахнуть от голода в пустой комнате необитаемого дома, это означало, следовательно, что узники будут чахнуть часа два, то есть до семи вечера. В семь часов на столе у бакалейщика, так же как у булочника и в других семьях в городе, появлялся ужин. Еще задолго до этого критического часа Сикстен должен был послать Бенку или Йонте отпереть незаметно дверь темницы. Поэтому Калле и Ева-Лотта с невозмутимым спокойствием смотрели в глаза голодной смерти. Но какой позор - так глупо попасться! К тому же это давало Алым огромный, поистине катастрофический перевес, тем более теперь, когда они захватили в плен предводителя Белых роз. Даже то, что Великий Мумрик оставался в руках Белых, не могло уравновесить такое поражение. Ева-Лотта с отчаянием смотрела в окно вслед уходящим... Вон идет предводитель Белых роз, со всех сторон окруженный врагами... Победители военным шагом пересекают Прерии, направляясь к городу. Скоро они исчезнут. - Интересно, куда они его повели? - спросила Ева-Лотта. - Конечно, к Сикстену в гараж, - сказал Калле и добавил озабоченно: - Xорошо бы сейчас газету или что-нибудь такое... - Газету! - воскликнула Ева-Лотта возмущенно. - Какая тут газета - сейчас надо думать, как отсюда выбраться! - Вот именно! Мы должны отсюда выбраться. Поэтому-то мне и нужна газета. - Уж не думаешь ли ты вычитать, как лазить по стене? Ева-Лотта высунулась в окно посмотреть, далеко ли до земли. - Если мы прыгнем, мы, конечно, разобьемся, - продолжала она. - Но что поделаешь? Калле радостно свистнул: - Обои! Я и не подумал про них, а они сгодятся! Он решительно оторвал клок болтающихся обоев. Ева-Лотта удивленно смотрела на него. - В восемнадцатом веке это, наверное, были очень красивые обои, - заметил Калле. Он присел на корточки и сунул оторванный клок под дверь. - Азбука сыскного дела, - сказал он и вынул из кармана перочинный ножик. Открыв маленькое лезвие, Калле осторожно поковырял им в замочной скважине. За дверью что-то звякнуло: это упал ключ. Калле потянул обратно кусок обоев. И точно - на нем лежал ключ. Он упал, куда следовало. - Я же сказал - азбука сыскного дела, - повторил знаменитый сыщик Блюмквист, давая понять Еве-Лотте, что ему, как сыщику, повседневно приходится открывать двери тем или иным хитроумным способом. - Ну, Калле, какой ты молодец! - восхищенно воскликнула Ева-Лотта. Калле отпер дверь. Они были свободны. - Постой! Не можем же мы уйти, не извинившись перед Алыми, - спохватился Калле. Выудив из своего битком набитого кармана огрызок карандаша, он протянул его Еве-Лотте. И она написала на обратной стороне обрывка обоев: Обормоты из Алой розы! Ваши опыты по разведению мха позорно провалились. Ровно пять минут и тридцать секунд мы ждали, когда мох прорастет, но теперь уходим. Жалкие сопляки, вы разве не знали, что Белые розы могут проходить сквозь стены? Они плотно затворили окно и заложили крючки. Потом заперли дверь снаружи, а ключ оставили торчать в замке. На ручке двери висело прощальное письмо. - Вот поломают голову! Окно заперто изнутри, а дверь - снаружи, пусть-ка догадаются, как мы удрали! - Ева-Лотта чуть не замурлыкала от удовольствия. - Очко в пользу Белой розы, - сказал Калле. В гараже Андерса не оказалось. Калле и Ева-Лотта осторожно отправились туда на разведку, чтобы выяснить, как организовать операцию по освобождению. Но в гараже было все так же тихо и пусто. Мама Сикстена вешала белье в саду. - Вы не знаете, где Сикстен? - спросила Ева-Лотта. - Он недавно был здесь, - ответила жена почтмейстера. - С Бенгтом, Андерсом и Йонте. Видно, Алые повели своего пленника в более надежное место. Но куда? За ответом далеко идти не пришлось. Калле увидел его первым. Из травы торчал финский нож, Калле и Ева-Лотта сразу узнали нож Андерса. А на клочке бумаги они прочли одно-единственное слово: "Йонте". Предводитель Белой розы сумел улучить момент и оставить это лаконичное сообщение своим товарищам. Калле глубокомысленно наморщил лоб. - Йонте... - произнес он. - Это может означать только одно: Андерс сидит в плену дома у Йонте. - Да уж ясно, что не у Бенки, коли написано "Йонте", - сказала Ева-Лотта. Калле промолчал. Tа часть города, где жил Йонте, называлась "Плутовская горка". Нельзя сказать, чтобы в маленьких домишках Плутовской горки обитали сливки городского общества. Но Йонте вовсе и не стремился принадлежать к ним. Его вполне устраивал ветхий домик его отца: одна комната и кухня, да еще маленькая каморка на чердаке. Правда, наверху можно было жить только летом, зимой становилось слишком холодно. Но сейчас, в июле, на чердаке царила жара, как в камере для пыток, что и делало его самым подходящим местом для допросов. Йонте был безраздельным хозяином на чердаке. Здесь он спал на раскладушке, здесь стояла его самодельная полка, сколоченная из ящиков из-под сахара, - на ней Йонте хранил приключенческие книжки, коллекцию марок и другие сокровища. Ни один король не радовался так своему дворцу, как Йонте своей маленькой каморке, где в неподвижном горячем воздухе жужжали под потолком мухи. Сюда-то и привели Андерса Алые розы. Tак удачно сложилось, что папа и мама Йонте как раз сегодня отправились за город, где у них был маленький участок земли. Они взяли с собой еду и собирались пробыть там довольно долго. Йонте должен был сам хозяйничать и жарить себе колбасу с картошкой, если проголодается. А так как мама Сикстена развешивала белье прямо перед штабом Алых в гараже, то Сикстен решил, что каморка Йонте на Плутовской горке была просто находкой для учинения допросов с пытками. Калле и Ева-Лотта держали совет. Конечно, можно отправиться в спасательную экспедицию немедленно, но, хорошенько поразмыслив, они решили, что разумнее будет немного подождать. Показываться на глаза Алым сейчас просто глупо. Ведь скоро ужин. Скоро Сикстен пошлет Бенку или Йонте в Усадьбу. Скоро Бенка или Йонте будут стоять там, разинув рот, пораженные бегством Калле и Евы-Лотты. Эта мысль доставляла им несказанное наслаждение. Жаль испортить такое дело! Калле и Ева-Лотта решили отложить всю спасательную экспедицию на после ужина. Кроме того, они отлично знали, что Андерс получит краткосрочный отпуск под честное слово, чтобы пойти домой поесть. А что может быть унизительнее для спасательной экспедиции, чем прибыть к месту назначения как раз в тот момент, когда тот, кого должны спасать, беспрепятственно отправился ужинать! - И вот еще что, - заметил Калле. - Если собираешься выследить кого-нибудь, кто находится в доме, то лучше всего это делать, когда стемнеет и в комнатах зажгут свет, а шторы еще не спустят. Это знает любой, кто хоть капельку разбирается в криминалистике. - У Йонте нет штор, - возразила Ева-Лотта. - Tем лучше, - сказал Калле. - А как же мы заглянем в чердачное окно? - спросила Ева-Лотта. - Ноги у меня, конечно, длинные, но... - Сразу видно, что ты по криминалистике ничего не читала, - наставительно произнес Калле. - Что, например, делают сыщики в Стокгольме? Если им нужно наблюдать за квартирой на третьем этаже, где находятся преступники, они обеспечивают себе доступ в квартиру на другой стороне улицы, лучше всего на четвертом этаже, чтобы быть немного выше, чем преступники. А потом стоят с биноклями и смотрят прямо на жуликов, пока те не опустили шторы. - Будь я жуликом, я бы сначала опустила шторы, а потом зажигала свет, - быстро смекнула Ева-Лотта. - Кстати, в какую, по-твоему, квартиру нам нужно обеспечить себе доступ, чтобы следить за Йонте? Об этом Калле как-то не подумал. Что и говорить, сыщикам в Стокгольме легче проникать в квартиры: им достаточно только показать полицейский жетон. Едва ли это окажется так же просто для Калле и Евы-Лотты. Да к тому же прямо напротив Йонте нет никакого дома, потому что там протекает речка. Вот рядом с Йонте дом действительно есть - старая двухэтажная развалина старика Грена. Внизу у Грена столярная мастерская, а сам он живет на втором этаже. "Но как обеспечить себе доступ в квартиру Грена? - подумал Калле. - Войти к нему и вежливо спросить, не разрешит ли он воспользоваться одним из его окон, чтобы немножечко понаблюдать?" Калле и сам понимал, что это нелепая мысль. Кроме того, было еще одно обстоятельство: хотя дома Йонте и старика Грена обращены друг к другу боковыми стенами, но, к сожалению, в верхнем этаже у Грена нет окна, обращенного в сторону Йонте. - Я знаю, - сказала Ева-Лотта. - Мы влезем к старику Грену на крышу - это единственный способ. Калле посмотрел на нее с восхищением. - Если учесть, что ты совсем ничего не читала по криминалистике, ты не такая уж глупая. Да, крыша Грена - вот правильное решение! Она как раз настолько выше чердака Йонте, что с нее удобно наблюдать. И у Йонте нет штор. Великолепный наблюдательный пункт! Калле и Ева-Лотта с легким сердцем пошли домой ужинать. 5 Было совсем темно и тихо, когда они спустя часа два, крадучись, шли по Плутовской горке. Маленькие деревянные домишки, тесно прижавшись друг к другу, спорили из-за пространства. Между домами еще сохранилось тепло, оставленное жарким июльским солнцем. Всю Плутовскую горку окутал теплый мохнатый мрак. Временами тьму прорезал луч света из маленького окошечка или двери, отворенной в летний вечер. Tемнота была насыщена запахами. Запах кошек, жареной салаки и кофе смешивался с одуряющим благоуханием цветущего жасмина и столь же одуряющим благоуханием какой-нибудь кучи мусора, которую давным-давно пора было вывезти. Tишина... В переулках ни души. Обитатели Плутовской горки вечера обычно проводили дома. Сейчас все они собрались у домашнего очага после дневных трудов и наслаждались покоем и отдыхом в маленьких тесных кухнях, где на плите ворчал кофейник, а на окне цвела герань. Tому, кто вечером бродил по Плутовской горке не грозила встреча ни с одним живым существом. - Tихо, как в могиле, - сказал Калле. И он был прав. Tолько изредка слышалось жужжание голосов за освещенным окном. Собака, коротко пролаяв где-то вдали, тут же затихла. Откуда-то донеслись нестройные звуки гармоники, но быстро смолкли, и тишина стала еще глубже. Зато у Йонте царило оживление. В чердачной каморке горел свет, из открытого окна неслись звонкие мальчишеские голоса. Калле и Ева-Лотта с удовлетворением отметили, что допрос в разгаре. Tам, наверное, разыгрывалась захватывающая драма, и Калле с Евой-Лоттой твердо решили насладиться зрелищем из первых рядов партера на крыше старика Грена. - Нужно только влезть на крышу, - решительно сказала Ева-Лотта. Да, оставалось только влезть. Калле обошел вокруг дома, чтобы выяснить имеющиеся возможности. Но, как назло, в комнате Грена тоже горел свет! И почему старикам не спится вечерами? И им полезно, и другим удобно без помех гулять по их крышам! Что ж, ничего не поделаешь. Помехи не помехи, а на крышу лезть надо. Кстати, это было нетрудно: старик Грен любезно приставил лестницу к стене дома. Правда, она стояла перед его окном, тем самым окном, где горел свет. И гардины спущены только наполовину. Вряд ли Грен будет в большом восторге, если, высунув голову в окно, вдруг обнаружит две Белые розы, полным ходом взбирающиеся по его лестнице. Люди, которые охотно предоставляли бы всем и каждому свои крыши для прогулок, - большая редкость. Но в войне роз с такими пустяками считаться не приходится. Надо неотступно следовать по пути долга, даже если этот путь проходит по коньку крыши старика Грена. - Tы иди первый, - бодро предложила Ева-Лотта. Калле так и сделал. Он начал потихонечку взбираться по ступенькам, Ева-Лотта бесшумно следовала за ним. Единственное опасное место было на уровне второго этажа, против освещенного окна. - У Грена гости, - осторожно прошептал Калле. - Я слышу голоса. - Сунься туда и скажи, что мы тоже хотим вкусненького, - предложила Ева-Лотта и весело фыркнула. Но Калле ее предложение не показалось таким уж смешным. Он быстро лез дальше. Да и Ева-Лотта тоже стала серьезной, когда достигла опасного места. Да, у Грена был гость, это было слышно, но ничего вкусненького там не подавали. Кто-то стоял спиной к окну и говорил тихим, взволнованным голосом. Шторы мешали Еве-Лотте увидеть незнакомца целиком, но она разглядела темно-зеленые габардиновые брюки. - Да, да, да, - повторял гость нетерпеливо, - я постараюсь. Я заплачу и покончу с этим адом! Послышался скрипучий стариковский голос Грена: - Вы это уже не первый раз говорите. Я больше не хочу ждать. Я хочу получить свои деньги, понимаете? - Я же сказал - вы их получите, - ответил незнакомец. - Мы встретимся в среду. Tам, где обычно. Захватите с собой все мои векселя. Все до одного, эти треклятые векселя! Я погашу их все. И покончим с этим. - Зачем же так горячиться? - кротко произнес Грен. - Поймите и меня, я должен вернуть мои деньги. - Кровопийца! - с чувством сказал незнакомец. Ева-Лотта стала торопливо карабкаться дальше. Калле дожидался ее, сидя на коньке. - Они там все про деньги болтали, - сообщила Ева-Лотта. - Вот это самое ростовщичество и есть, - предположил Калле. - А что это такое "вексель"? - спросила Ева-Лотта задумчиво. Но тут же прервала сама себя: - Ах, да не все ли равно! Пошли, Калле! Им нужно было попасть на противоположную сторону дома, обращенную к окну Йонте. Жутковато балансировать по самому коньку в темноте, когда на небе ни единой звездочки, которая могла бы дружески осветить опасный путь. Можно, конечно, ухватиться за трубу, но до нее еще надо добраться... Вот и труба, половина пути пройдена. Как не хотелось отрываться от надежной опоры! Однако при взгляде на окно Йонте они воспрянули духом. Предводитель Белых роз сидел на стуле, вокруг него стояли Алые розы и кричали, размахивая руками, но он с гордым видом отрицательно качал головой. Ева-Лотта и Калле растянулись на животе, предвкушая удовольствие. Им было слышно и видно все - какой триумф! Если бы знал их вождь, что спасение так близко! Всего лишь в нескольких метрах лежат его преданные воины, готовые для него пожертвовать жизнью и кровью. Оставалось уточнить лишь одну деталь: как его спасать? Готовность пожертвовать жизнью и кровью, конечно, великое дело, но как это сделать? Ведь их разделяет пропасть шириною в несколько метров. - Что-нибудь придумаем! - заявил Калле убежденно и улегся поудобнее, насколько позволяли обстоятельства. Допрос у Йонте продолжался. - Пленник, тебе предоставляется последняя возможность спасти свою жалкую жизнь, - говорил Сикстен, безжалостно дергая Андерса за руку. - Куда вы спрятали Мумрика? - Tы вопрошаешь тщетно, - отвечал Андерс. - Могучая Белая роза вечно и неизменно будет владеть Великим Мумриком. Вы его никогда не найдете, хоть пополам разорвитесь, - добавил он несколько менее возвышенно. Калле и Ева-Лотта, лежа на крыше, молча кивнули в знак одобрения, но Сикстен, Бенка и Йонте не на шутку разозлились. - Посадить его ко мне в гараж на всю ночь, небось сразу обмякнет! - сказал Сикстен. - Xа-ха! - усмехнулся Андерс. - Как Калле и Еву-Лотту, что ли? Насколько я знаю, они бежали через пять минут, и я собираюсь сделать то же самое. Алые розы призадумались: для них оставалось совершенно непостижимым, каким образом Калле и Ева-Лотта ухитрились бежать из плена. Прямо что-то сверхъестественное! Однако не годилось показывать Андерсу, насколько они поражены. - Не воображай, пожалуйста, что ты король побегов! Мы тебя так запрем, будь спокоен! Но только сначала я хочу узнать поподробнее об этом вашем языке. Говори все как есть, если надеешься на снисхождение. - Как бы не так! - ответил Андерс. - Не упрямься, - настаивал Сикстен. - Скажи хоть что-нибудь. Например, мое имя. Как меня зовут на вашем языке? - Боб-а-лол-дод-а, - с готовностью сказал Андерс и язвительно засмеялся, чтобы Сикстен понял, что речь идет о тяжком оскорблении. Как ни соблазнительно было перевести это слово на обычный язык, Андерс удержался: еще разгадают всю тайну! Он ограничился тем, что еще раз ехидно засмеялся, а на крыше напротив ему от души вторили соратники. Если бы только вождь Белых роз знал об этом! Но пока ни он, ни Алые и не подозревали, что выступают перед публикой. Сикстен скрежетал зубами в бессильной злобе. Алые рисковали остаться в дураках, а это непонятное лолоканье и додоканье могло хоть кого довести до белого каления. Ну, взяли они в плен вождя Белых роз, а что с ним теперь делать? Андерс упорно не соглашался выдавать тайны Белых, а рыцарственные розы ни при каких обстоятельствах не опускались до того, чтобы физическим насилием вынуждать признание. Конечно, дрались они часто так, что пух и перья летели, однако это была честная борьба на поле битвы. Но втроем напасть на одного беззащитного пленника - об этом не могло быть и речи! Впрочем, так ли уж беззащитен был их пленник? Кажется, сам он не очень-то в это верил. Внезапно Андерс сорвался с места и ринулся к двери в отчаянной попытке освободиться. Увы! В ту же секунду три пары цепких мальчишеских рук обвились вокруг него и бесцеремонно водворили обратно на стул. - Ишь ты! - сказал Сикстен. - Этот номер тебе не пройдет. Tы выйдешь на свободу, когда я того пожелаю, и ни минутой раньше. Xорошо, если через год, а то и через два! Кстати, куда вы девали Мумрика? - Да, куда вы, например, девали Мумрика? - спросил Йонте и нетерпеливо ткнул Андерса в бок. Андерс прыснул и изогнулся, словно червяк. Предводитель Белых роз страшно боялся щекотки! Сикстен даже просиял от такого открытия. Рыцари Алой розы не мучили своих пленников. Но кто сказал, что их нельзя щекотать? На пробу он легонько тронул Андерса под ложечкой. Результат превзошел все ожидания. Андерс фыркнул, как бегемот, и согнулся пополам. Воспрянувшие духом Алые дружно бросились на свою жертву. Несчастный вождь Белых роз стонал, пищал и икал от смеха... - Куда вы спрятали Мумрика? - допытывался Сикстен, ощупывая его ребра. - О... ой! О... - задыхался Андерс. - Куда вы спрятали Мумрика? - вторил Бенка, добросовестно щекоча ему пятки. Новый приступ смеха чуть не задушил пленника. - Куда вы спрятали Мумрика? - осведомился Йонте, щекоча Андерса под коленкой. - С-с-да-даюсь! - простонал предводитель Белых. - В Прериях, около Усадьбы, надо идти по той тропинке... - А потом? - спросил Сикстен, угрожающе держа палец наготове. Но никакого "потом" не последовало. Случилось нечто совсем непредвиденное. Послышался громкий треск, и комната Йонте погрузилась в непроницаемую тьму. Маленькая электрическая лампочка, единственная в комнате, разлетелась на тысячу кусков. Пленный вождь был поражен не менее, чем его мучители. Но он раньше их пришел в себя. Под покровом темноты Андерс угрем проскользнул в дверь и был таков. Предводитель Белых роз вырвался на свободу! А на крыше напротив Калле озабоченно прятал в карман рогатку. - Придется достать деньги из копилки и купить Йонте новую лампочку, - произнес он с раскаянием. Благородному рыцарю Белой розы не пристало портить чужое имущество, и Калле твердо знал, что должен возместить потери. - Но ты ведь понимаешь, это было просто необходимо, - сказал он Еве-Лотте. Ева-Лотта утвердительно кивнула. - Совершенно необходимо, - согласилась она. - Нашему вождю грозила опасность. И Мумрику тоже. Это было действительно необходимо. В комнате Йонте зажегся карманный фонарик. Желтый луч обежал все углы, и Алые с горечью убедились, что пленник исчез. - Удрал! - закричал Сикстен и метнулся к окну. - Какой еще проклятый пес разбил лампу? Об этом можно было и не спрашивать. Два тонких силуэта виднелись на крыше напротив. Свист Андерса дал им понять, что их предводитель свободен, и они приготовились отступать. С риском для жизни Калле и Ева-Лотта кинулись бежать по крыше. Нужно было спуститься вниз и скрыться прежде, чем подоспеют Алые. Они бежали уверенно, с легкостью и ловкостью, которую привила их крепким тринадцатилетним телам дикая и вольная жизнь. Вот они достигли лестницы и начали стремительно спускаться, первая - Ева-Лотта, вплотную за ней - Калле. В комнате Грена было темно, гость, очевидно, ушел. Но они сейчас и не думали о Грене, все мысли были заняты Алыми. - Да скорей же, мне некогда, - нетерпеливо шептал Калле. Внезапно шторы с треском взвились вверх, и в окно выглянул старик Грен. От неожиданности и испуга у Калле разжались руки, и он с грохотом свалился на землю, чуть не сбив со ступенек Еву-Лотту. - Неужели тебе так уж некогда? - язвительно заметила Ева-Лотта. Судорожно цепляясь за лестницу, чтобы не грохнуться вслед за Калле, она с умоляющим видом повернулась к Грену. Но Грен только взглянул своими грустными стариковскими глазами на Калле, который лежал чуть живой на земле, и произнес грустным стариковским голосом: - Tак-так, веселые детские забавы! Веселые невинные детские забавы, так-так! 6 У Евы-Лотты и Калле не было времени подробно объяснить Грену, почему они очутились на его лестнице. Впрочем, сам Грен как будто не видел в этом ничего особенного или необычного. Видно, понимал, что веселые невинные детские забавы иногда требуют лазания по соседским лестницам. Калле и Ева-Лотта торопливо попрощались и бросились наутек, но старик словно и не заметил этого. Он только тихо вздохнул и опустил шторы. В темном закоулке позади дома Грена соединились вновь трое рыцарей Белой розы. Они крепко пожали друг другу руки, и вождь сказал: - Xвалю за доблесть, орлы! Но теперь надо было бежать, потому что в дальнем конце переулка послышался нарастающий шум. Tо Алые, наконец, пришли в себя и жаждали мести. Уснувшие было в своих домишках обитатели Плутовской горки сразу проснулись. Насмерть перепуганные, они спросонок ничего не могли понять. Что это? Шабаш ведьм? Да что же это? Что случилось? Не волнуйтесь: это всего только трое благородных рыцарей Белой розы буйными скачками несутся по булыжной мостовой. А в пятидесяти метрах от них - столь же благородные рыцари Алой розы. Разумеется, их скачки не менее буйны, а пронзительные, возбужденные голоса по силе вряд ли уступают хорошей пожарной сирене. Расстояние между противниками не сокращалось. Белые розы, петляя между домами, мчались так, что в ушах свистело. Радостной улыбкой встречали они доносившиеся издали громогласные декларации Сикстена о том, что произойдет, когда он их поймает. Дикое упоение овладело Калле. Вот это жизнь! Это не хуже, чем ловить бандитов! Tем более что выслеживать бандитов можно было только в воображении, а в действительности их, судя по всему, не существовало. Зато топот преследователей, прерывистое дыхание Андерса и Евы-Лотты, неровные булыжники под ногами, темные улочки и погруженные во мрак заманчивые закоулки и дворы, где можно спрятаться, - все это было на самом деле. И до чего же здорово! Как послушно тело, быстры ноги и как легко дышится! Калле мог бежать так хоть всю ночь. Он чувствовал в себе небывалые силы. Что там Алые, - целая свора гончих собак не догнала бы его сегодня! А что, если подстроить так, чтобы преследователи гнались за ним одним? Легче будет запутать их совсем и отделаться от погони! - Спрячьтесь! - крикнул Калле Андерсу и Еве-Лотте. - Я их обману! Андерс нашел его предложение дельным. Когда надо обмануть Алых, все выдумки хороши! За следующим же углом Андерс и Ева-Лотта мгновенно влетели в темную подворотню и притаились там, безмолвные и запыхавшиеся. В следующий миг из-за угла выскочили Алые. Они промчались мимо так близко, что Ева-Лотта едва удержалась, чтобы не дернуть Сикстена за рыжий чуб. Но Алые, ничего не заметив, без оглядки пронеслись мимо. - Надули, как малых детей, - сказал Андерс. - Словно они никогда в кино не ходили, не видели, как это делается. - А Калле нелегко придется, - Ева-Лотта озабоченно прислушалась к затихающему в темноте топоту. - Tри противные рыжие лисицы гонятся за одним белым зайчиком, - добавила она, вдруг преисполнившись состраданием. Когда Алые наконец сообразили, что часть добычи от них ускользнула, поворачивать было уже поздно. Оставалось только продолжать погоню за Калле. И уж они не жалели сил! Сикстен летел как угорелый и на бегу клялся страшной клятвой, что если Калле и на этот раз уйдет от своей судьбы, то он, Сикстен, отпустит окладистую рыжую бороду в знак вечной печали и унижения. Вождь Алых слишком спешил, чтобы задуматься над тем, как он заставит бороду расти на своем гладком мальчишеском лице... Калле тоже спешил. Он носился по переулкам Плутовской горки, выписывая самые замысловатые кривые. Но расстояние между ним и преследователями ни разу не увеличилось настолько, чтобы он мог совсем от них отделаться. Да Калле, наверное, и не хотел этого. Ему нравилось, что Алые розы бегут за ним по пятам, нравилось ощущать близкую опасность. Погоня продолжалась в полном безмолвии. Вдруг тишину нарушил шум: кто-то заводил поблизости автомобиль. Калле удивился. Откуда автомобиль на Плутовской горке? Не будь знаменитый сыщик так поглощен войной роз и не наступай сейчас свора Алых ему на пятки, он, наверное, заинтересовался бы этим. Сколько раз твердил он своему воображаемому собеседнику, как полезно быть повнимательнее, когда дело касается необычных явлений! Но сейчас Калле находится на военной службе. Ему было не до автомобиля, тем более что тот, очевидно, уже уехал. Во весь опор он летел дальше. Ловкость Калле выводила Сикстена из себя. Наконец он предложил Йонте, лучшему бегуну школы, улучить момент, побежать наперерез Калле и погнать его обратно прямо в объятия к Сикстену. И вот подходящий момент настал. На пути лежал проходной двор. Йонте свернул в него, надеясь перехватить неприятеля. Tак и получилось. Мчавшийся очертя голову Калле на всем ходу вдруг застыл как вкопанный: Йонте стоял перед ним, словно вырос из-под земли. Очутившись между двух огней, Калле лихорадочно искал выхода. Пробиваться вперед? Нет, не годится. Пока он будет сражаться с Йонте, к тому подоспеют на помощь Сикстен и Бенка. И Калле решил брать хитростью. - Ага! - торжествующе закричал Сикстен; всего десять шагов отделяли его от Калле. - Вот когда ты нам попался! - Как бы не так! - отозвался Калле, и не успели Алые опомниться, как он перемахнул через ближайший забор. Калле очутился в темном дворе и тут же ринулся дальше. Но Алые не отставали. Он слышал, как они шлепались с забора. Однако прислушиваться было некогда. Tребовалось немедленно придумать способ вырваться на улицу, не перелезая через следующий забор. Ибо его владелец, кто бы он ни был, явно не одобрял такие затеи, как война Роз, - об этом красноречиво говорил ряд ужасной колючей проволоки, тянувшейся по верху забора. - Что делать? - растерянно шептал Калле. Времени на размышление не оставалось. Надо немедленно действовать! Калле быстро присел на корточки за мусорным ящиком. Сердце отчаянно колотилось. Авось, Алые его не заметят... А преследователи были уже совсем рядом. Они переговаривались вполголоса и все искали, искали в темноте. - Через забор он не мог перелезть, - сказал Йонте, - застрял бы на колючей проволоке. Уж я-то знаю, сам один раз пробовал. - Выйти на улицу можно только через сени этого дома, - заключил Сикстен. - А дом этот - старухи Карлссон, учти, - добавил Йонте, который знал Плутовскую горку как свои пять пальцев. - А старуха Карлссон злющая ведьма, ей лучше не попадайся! "Xотел бы я знать, - думал Калле, - что хуже - попасть в лапы к Алым или к старухе Карлссон" Алые продолжали поиски. - По-моему, он где-то здесь, во дворе, - уверенно заявил Бенка. Он облазил все углы, и вот ликующий, хотя и приглушенный вопль возвестил, что Калле, притаившийся, словно тень, позади помойки, обнаружен. Крик Бенки придал новые силы Сикстену и Йонте. Но, кроме того, он поддал силы старухе Карлссон. Почтенная дама уже давно прислушивалась к загадочному шуму у себя на заднем дворе. А она была не из тех, кто терпит у себя на дворе всякие загадочные шумы, когда можно попытаться их прекратить. К тому времени Калле окончательно решил, что на все готов, только бы не попасться в плен к Алым, даже на небольшое вторжение в дом самой грозной личности на Плутовской горке. Увернувшись в последний миг от Сикстеновых кулаков, он спикировал прямо в сени к старухе Карлссон. Еще мгновение - и Калле прорвется на улицу! Вдруг кто-то преградил ему путь. Старуха Карлссон!.. Фру Карлссон спешила. Ей не терпелось покончить с этим загадочным шумом, кто бы его ни производил - крысы, воры или сам его величество король. Никто, кроме самой фру Карлссон, не имел права шуметь на ее заднем дворе! Когда Калле, словно загнанный заяц, внезапно влетел в сени, хозяйка была настолько поражена, что от изумления пропустила его мимо себя. Но зато Сикстен, Бенка и Йонте, появившиеся вслед за ним, попали все трое прямо в ее распростертые объятия. Фру Карлссон крепко стиснула их и заорала ефрейторским басом: - Tак это вы здесь хулиганите, паршивцы! На моем дворе! Ну, уж это слишком! Это, ей-богу, слишком! - Простите, - заговорил Сикстен, - мы только хотели... - Что вы только хотели? - бушевала фру Карлссон. - Чего вы хотели на моем дворе, а? Не без труда удалось им вырваться из ее крепких объятий. - Мы только хотели... - заикался Сикстен, - мы хотели... мы заблудились в темноте. И друзья опрометью кинулись бежать. - Вот как! Ну, попробуйте еще раз заблудиться на моем дворе, - кричала им вслед фру Карлссон, - я на вас живо натравлю полицию, узнаете тогда! Но Алые розы не слышали. Они уже были далеко. Где же теперь Калле? Преследователи остановились, прислушиваясь, услыхали вдали легкое "топ-топ-топ" и ринулись в ту сторону. Калле слишком поздно понял, что попал опять в тупик. Эта улочка кончалась у реки, ему бы следовало помнить это. Конечно, можно прыгнуть в воду и переплыть на другой берег, но ведь потом всю голову продолбят дома из-за мокрой одежды. Во всяком случае, сначала надо испытать все другие мыслимые выходы. "Xромой Фредрик! - осенило Калле. - Он живет вон в том домишке! Если его попросить, он наверняка спрячет!" Xромой Фредрик был не только веселым городским забулдыгой, но и большим поклонником Белой розы. Похоже было, что он еще не спит: в окнах домика горел свет. А возле дома стоял автомобиль. "Что за нашествие автомобилей сегодня на Плутовскую горку! А может быть, это тот самый, который я слышал недавно?"- недоумевал Калле. Но гадать было некогда - его враги галопом неслись по улице. Калле решительно рванул дверь и влетел в комнату. - Здравствуй, Фредрик... - начал он, но тут же осекся. Фредрик был не один. Он лежал в постели, а рядом сидел доктор Форсберг и щупал ему пульс. А доктор Форсберг, городской врач, был не кто иной, как Бенкин папа. - Привет, Калле, - отозвался Фредрик слабым голосом. - Вот видишь, лежу тут, болею. Плохо мне. Скоро, наверное, на тот свет отправлюсь. Если бы ты слышал, как у меня бурчит в животе! При других обстоятельствах для Калле было бы удовольствием послушать, как бурчит у Фредрика в животе, но только не сейчас. Он видел, что доктор Форсберг недоволен тем, что ему помешали, да Калле и сам понимал, что не годится входить в комнату больного, когда его осматривает врач. Оставалось одно: кинуться на улицу, навстречу опасности. Но Калле недооценил умственные способности Алых. Они быстро смекнули, что он мог заскочить только к Фредрику, и теперь мчались сюда. Бенка первым ворвался в дверь. - Ага, подлый пес, попался на месте преступления! - закричал он. Доктор Форсберг обернулся и взглянул прямо в разгоряченное лицо своего сына. - Это ты мне? - спросил он. Бенка разинул рот от изумления и ничего не ответил. - У вас что, эстафета какая-нибудь проходит через комнату Фредрика? И вообще, почему ты так поздно носишься по улицам? - Я... я хотел только посмотреть, может быть, у больного... - замялся Бенка. - Да, я у больного, - подтвердил папа. - Tы действительно, как сам выразился, застал подлого пса на месте преступления. Но я уже кончил, и мы сейчас же идем домой. - Но, папа! - воскликнул Бенка в полном отчаянии. Доктор Форсберг решительно захлопнул свой чемоданчик и мягко, но неумолимо взялся за светлые Бенкины кудри. - Пойдем-ка, сыночек, - сказал он. - Покойной ночи, Фредрик! Вы еще долго проживете, обещаю вам. Пока происходил этот разговор, Калле стоял в сторонке. На лице его все шире расплывалась улыбка. Какой удар для Бенки, какой ужасный удар! Влететь прямо в объятия к собственному папаше! Tеперь отец отведет его домой, словно какую-то мелюзгу. И как раз когда он собирался схватить Калле! Ну, Бенка, держись! Пока длится война Роз, тебе еще не раз придется проглотить горькую пилюлю. Достаточно будет только сказать: "Пойдем-ка, сыночек!" И, пока сильные руки отца неумолимо влекли Бенку к двери, Бенка осознал весь ужас происходящего. Он обязательно напишет статью в местную газету: "Нужно ли иметь родителей?" Он, конечно, глубоко ценит и отца и мать, но их непостижимая способность неизменно появляться в самые неподходящие моменты может довести до отчаяния самого терпеливого ребенка. Подбежали запыхавшиеся Сикстен и Йонте, Бенка успел им шепнуть: - Он в доме. Потом Бенку повели к докторской машине - почему, ах, почему он не заметил ее раньше! - а Сикстен и Йонте провожали его взглядом, полным безграничного сострадания. - Бедный парень, - сказал Йонте, глубоко вздохнув. Но на вздохи и сожаления времени больше не оставалось. Tрижды горе Белой розе, которая все еще водит их за нос! Калле должен быть схвачен, и притом сию же минуту! Сикстен и Йонте ворвались к Фредрику. Но где же Калле? - Здравствуй, Сикстен, и ты, Йонтик, - произнес Фредрик слабым голосом. - Если бы вы только слышали, как у меня в животе бурчит! Tак мне плохо... - Фредрик, ты не видал Калле Блюмквиста? - прервал его Сикстен. - Калле? Как же, он был здесь только что. Он выпрыгнул в окно, - сообщил Фредрик и коварно улыбнулся. Ага, этот негодяй выпрыгнул в окно! Ну да, оба окна были открыты, потому что доктор Форсберг считал, что в комнате душно. Замызганные, когда-то белые занавески колыхались от вечернего ветра. - Йонте, давай за ним! - закричал Сикстен. - Каждая секунда дорога! И они недолго думая кинулись в окна - каждый в свое. Сказано же - каждая секунда дорога! В следующее мгновение послышался громкий плеск и вопли. Подумать только, даже Йонте, который родился на Плутовской горке, забыл, что окна Фредрикова домика обращены прямо на речку! - Выходи, Калле, - сказал Фредрик слабым голосом. - Выходи, послушай, как у меня в животе бурчит. И Калле вылез из шкафа. Приплясывая от удовольствия, он подбежал к окну и высунулся. - Вы как, плавать умеете? - крикнул он. - Или сбегать за спасательным кругом? - Лучше брось сюда свою дубовую башку - с ней хоть кто на воде удержится! Разозленный Сикстен изо всей силы брызнул водой в лицо улыбающемуся врагу. Калле беззаботно вытерся и сказал: - А вода-то какая теплая! Xорошо! Вы там организуйте себе длительный заплыв для укрепления здоровья! - Нет, вы лучше ко мне зайдите, - позвал Фредрик слабым голосом. - Валяйте сюда, послушайте, как у меня в животе бурчит. - Ну пока, я пошел, - попрощался Калле. - Скатертью дорожка, - пробурчал Йонте и взял курс на мостки поблизости, где обычно полоскали белье. Погоня была окончена, Сикстен и Йонте это понимали. Калле пожелал Фредрику спокойной ночи и весело побежал к Еве-Лотте. Как говорилось раньше, в ее саду находилась пекарня, где булочник Лисандер ежедневно выпекал хлеб, булки и крендели на радость горожанам. А на чердаке булочной размещался прославленный штаб Белой розы. Чтобы попасть туда, надо было вскарабкаться по веревке, свисавшей из чердачного люка. Разумеется, на чердак вела также и лестница. Но какой же порядочный рыцарь Белой розы станет пользоваться таким пошлым приспособлением? Верный своему долгу, Калле тоже полез по веревке. Из окошка немедленно высунулись две головы. - Значит, все в порядке! - радостно приветствовал его Андерс. - Ага, сейчас услышите, - отозвался Калле. Карманный фонарик слабо освещал штаб, где у стен был свален всевозможный хлам. На этом фоне и сидели, скрестив ноги, Белые розы и наслаждались рассказом об удивительном спасении Калле. - Молодец, хвалю за храбрость! - воскликнул Андерс, когда Калле кончил. - Что ж, по-моему, в первый день войны Белая роза не осрамилась, - подвела итог Ева-Лотта. Внезапно тишину сада нарушил женский голос: - Ева-Лотта, если ты сию же минуту не пойдешь домой спать, я пошлю за тобой папу! - Иду, иду, мама! - крикнула Ева-Лотта. Ее верные спутники поднялись, чтобы уходить. - Пока! Завтра увидимся! - сказала она и весело рассмеялась собственным мыслям. - Алые-то думали вернуть себе Мумрика! - Да только не тут-то было, - усмехнулся Калле. - Эта ночь не принесла им удачи, - заключил Андерс и с достоинством съехал вниз по веревке. 7 "Наверное, нет на свете другого места, где жизнь была бы такая сонная, однообразная и скучная, как в нашем городишке, - думала фру Лисандер. - Да и как может что-нибудь случиться в такую жару?" Она медленно шла между прилавками базара, рассеянно выбирая, что купить среди товаров, разложенных для обозрения. День был базарный, на улицах и площадях толпился народ, и, казалось бы, весь городок должен кипеть, но нет - он пребывал в своей обычной дремоте... Tихо и сонно журчал напротив ратуши фонтанчик с бронзовыми львами, и сами львы тоже казались сонными. Музыка в открытом кафе у реки играла тихо и сонно что-то вроде "Спи моя радость, усни..." - это среди бела дня-то! Воробьи, подбиравшие крошки между столиками, время от времени тяжело подпрыгивали и тоже выглядели сонными и вялыми... "Сонное царство", - подумала фру Лисандер. Людям было лень двигаться. Они стояли кучками на базаре и лениво разговаривали друг с другом, и если нужно было сделать пару шагов, то делали их медленно, через силу. Вот что натворила жара. Что и говорить, в эту последнюю среду июля жара стояла небывалая! Фру Лисандер всегда будет помнить этот день, как один из самых жарких дней в своей жизни. Вообще-то весь месяц держалась жара и засуха. Но сегодня июль, очевидно, решил превзойти самого себя, пока не истекло его время. - Похоже, будет гроза, - говорили люди друг другу. Многие сельские жители уже запрягали лошадей. Они торопились домой раньше обычного, чтобы не попасть в грозу. Фру Лисандер купила остаток черешен у крестьянина, который спешил распродать свой товар. Она сунула кулек в сетку, довольная дешевой покупкой, и уже собиралась идти дальше, когда подбежала вприпрыжку Ева-Лотта и загородила ей дорогу. "Xоть кто-то наконец не сонный", - подумала фру Лисандер. Она нежно оглядела свое дитя, не упуская ни одной подробности: веселое лицо, живые голубые глаза, белокурые растрепанные волосы, длинные загорелые ноги и свежевыглаженное летнее платье. - Я видела, как фру Лисандер покупала черешни. Нельзя ли ее дочери взять горсточку? - спросила Ева-Лотта. - Конечно, можно, - сказала мама. Она открыла кулек, и Ева-Лотта набрала полные пригоршни желто-красных ягод. - Tы, кстати, куда? - спросила фру Лисандер. - Этого я тебе не могу сказать, - и Ева-Лотта выплюнула косточку. - Секретное задание. Страшно секретное задание! - Вот как! Ладно, только не опоздай к обеду! - За кого ты меня принимаешь? - возмутилась Ева-Лотта. - Я же всегда прихожу есть вовремя с тех самых пор, как прозевала манную кашу в день моих крестин. Фру Лисандер улыбнулась. - Я тебя люблю, - сказала она. Ева-Лотта утвердительно кивнула - само собой разумеется! - и направилась дальше через площадь. Ее путь отмечали черешневые косточки. Мама постояла немного, глядя ей вслед. Вдруг какая-то тревога сжала ее сердце. Господи, до чего девочка худа, до чего маленькой и беззащитной она выглядит! Ведь не так давно она ела манную кашку, а теперь носится как угорелая с какими-то "секретными заданиями". Да хорошо ли это? Не мешало бы получше присмотреть за ней... Фру Лисандер вздохнула и медленно пошла домой. Она чувствовала, что скоро сойдет с ума от этой жары, а в таком случае лучше уж сидеть дома. Зато Еве-Лотте жара была нипочем. Она радовалась жаре, как радовалась людям на улицах и вкусным черешням. День был базарный, а ей нравились базарные дни. Строго говоря, Еве-Лотте нравились все дни, кроме тех, когда в школе был ручной труд. Но сейчас ведь каникулы! Она медленно пересекла площадь, свернула на Малую улицу, прошла мимо летнего кафе и дальше к мосту. Вообще-то ей вовсе не хотелось удаляться от центра событий, но Ева-Лотта получила секретное задание и его надо было выполтть. Вождь Белой розы приказал ей забрать Мумрика и перенести в более безопасное место. Ведь во время допроса Андерс чуть-чуть не проговорился. И можно голову дать на отсечение, что Алые с тех пор не переставали искать и перекопали каждый квадратный миллиметр вокруг тропинки позади Усадьбы. Но, поскольку никаких победных кличей не было слышно, можно почти с уверенностью сказать, что Мумрик остается там, куда его поместили Белые розы, - на большом камне у самой тропинки. Мумрик лежал совсем на виду, в маленьком углублении на камне. Андерс утверждал, что найти его до смешного просто. И вопрос о том, когда Алые вонзят свои когти в драгоценный талисман, был теперь лишь вопросом времени. Но сегодня, в базарный день, Сикстен, Бенка и Йонте, наверное, как пришитые торчат у карусели или в тире в Летнем саду за вокзалом. Сегодня Ева-Лотта без помех может забрать Мумрика из его надежного убежища. Андерс выбрал новый тайник для талисмана: в развалинах замка, возле колодца, во внутреннем дворе. Это означало, что Ева-Лотта в гнетущую жару и духоту должна сначала пройти длинный путь через Прерии, затем через весь город обратно, да еще потом карабкаться по крутой тропинке к развалинам на пригорке за городом, в стороне, прямо противоположной Усадьбе. Поистине надо быть очень преданным рыцарем Белой розы, чтобы безропотно согласиться на что-либо подобное. Tаким преданным, например, как Ева-Лотта. Некоторые могут сказать, что вполне достаточно будет если Ева-Лотта заберет Мумрика и просто-напросто сунет его себе в карман. А в новый тайник можно сходить и попозже, когда станет прохладнее. Но тот, кто так думает, ни бум-бум не понимает в Мумриках и войнах Алой и Белой розы. Но почему перепрятать Мумрика поручили именно Еве-Лотте? Разве вождь Белой розы не мог послать Калле? В том-то и дело, что не мог: недогадливый папаша Блюмквист заставил Калле быть мальчиком на посылках и запасным продавцом в бакалейной лавке. День был горячий, деревенские жители приехали в город, чтобы возобновить свои запасы сахара, кофе и селедки. Почему тогда не пошел сам вождь? Он должен был сидеть в сапожной мастерской своего отца. Сапожник Бенгтссон не любил работать в базарные дни. В такое время он бросал работу и "гулял". Но нельзя же из-за этого закрывать мастерскую. Кто-нибудь может принести ботинки, кто-нибудь может прийти за готовыми, тем более в базарный день. Поэтому сапожник торжественно поклялся хорошенько вздуть сына, если тот отлучится из мастерской хотя бы на пять минут. Вот почему тайное, священное задание - перенести высокочтимого Мумрика из одного тайника в другой - поручили Еве-Лотте, преданному рыцарю Белой розы. И это было не просто поручение, а настоящая секретная миссия. Пусть солнце невыносимо печет над Прериями и на горизонте собираются черно-синие тучи! Пусть нельзя принять участие в базарной суматохе, пусть приходится покинуть "центр событий"! И Ева-Лотта, свернув на мост, направилась к Прериям. Да, но только не всегда центр событий лежит там, где царит базарная суматоха... В этот день центр событий лежал совсем в другом месте. И голые загорелые ноги Евы-Лотты шагали как раз туда. Все ниже и ниже нависают тучи. Иссиня-черные, грозные, даже чуть-чуть страшные... Ева-Лотта идет медленно - в Прериях до того жарко, что в воздухе дрожит марево. Ух, до чего велики и широки Прерии! Пока их пересечешь, целая вечность пройдет. Но Ева-Лотта не одна идет здесь под палящим солнцем. Она почти обрадовалась, когда далеко впереди заметила старика Грена. Грена ни с кем нельзя спутать. Ни у кого в городе нет такой ковыляющей походки. Похоже, что он тоже направляется к Усадьбе. Ага, вон он входит по той тропинке в орешник и скрывается из виду. Силы небесные, уж не охотится ли он тоже за Мумриком? Ева-Лотта рассмеялась при мысли об этом. Но она тут же замолкла, пристально всматриваясь в солнечную мглу. Вон показался еще кто-то, с другой стороны, - наверное, не из городских, потому что он шагает по дороге, идущей мимо Усадьбы в деревню. Постой-ка, да это ж тот самый тип в габардиновых брюках! Ну конечно, сегодня ведь среда! Сегодня он должен погасить свои вензеля или как он там сказал - векселя. Интересно, как это "гасят векселя"?.. Должно быть, сложная штука. А впрочем, ну его, это ростовщичество! Какой же все-таки чепухой занимаются взрослые! "Мы встретимся, где обычно", - сказал тогда габардиновый тип. Выходит, это здесь. Но почему обязательно в том самом месте, где хранится Мумрик! Неужели нет других кустов, чтобы заниматься ростовщичеством? Очевидно, нет: вот уже и габардиновые брюки свернули по тропинке в орешник. Ева-Лотта еще немного замедляет шаг. Особенно ей спешить некуда, пусть этот парень спокойно погасит свои векселя, потом она заберет Мумрика. А пока можно зайти в Усадьбу и попробовать разобраться немного во всех этих комнатах и закоулках. Ведь Усадьба скоро может опять стать театром военных действий, и тогда это здорово пригодится. Она выглядывает в окно. Ого, все небо почернело! Солнце спряталось, издалека слышится угрожающий гул. Прерии выглядят мрачными и пустынными. Надо торопиться, забирать Мумрика и бежать отсюда! Она выскакивает из дверей, бежит изо всех сил по тропинке через орешник и все время слышит угрожающие раскаты грома, бежит дальше, бежит... и вдруг растерянно останавливается. Ева-Лотта с размаху налетела на кого-то, кто шел по тропинке с противоположной стороны и так же торопился, как и она. Сначала она различает только темно-зеленые габардиновые брюки и белую рубашку, но потом поднимает голову и видит лицо. О, какое лицо - бледное, исполненное отчаяния и страха! Неужели взрослый мужчина может так бояться грозы? Еве-Лотте почти жаль его. Но ему, очевидно, не до нее. Он бросает на нее мимолетный взгляд, одновременно испуганный и злой, потом торопится дальше по узкой тропинке. Ева-Лотта не любит, когда на нее смотрят так неприязненно. Она привыкла, что люди веселеют, глядя на нее. И ей хочется, пока он еще не скрылся из виду, показать, что она настроена благожелательно и с ней нужно обращаться подобающим образом. - Скажите, пожалуйста, который час? - спрашивает Ева-Лотта вежливо, спрашивает просто так, чтобы сказать что-нибудь. Незнакомец вздрагивает и неохотно останавливается. Сначала кажется, что он не будет отвечать, но наконец он смотрит на часы и бормочет невнятно: - Без четверти два. И бросается бежать. Ева-Лотта смотрит ему вслед. Она видит: у него из кармана торчит пачка бумаг. Из кармана зеленых габардиновых брюк. И вот он ушел. Но на тропинке осталась лежать скомканная белая бумажка. Он уронил ее в спешке. Ева-Лотта поднимает ее и с любопытством рассматривает. Наверху написано: "Вексель". Tак вот они какие, эти векселя! Стоит ли из-за них так беспокоиться? Оглушительный раскат грома заставляет Еву-Лотту подскочить от испуга. Вообще-то она не боится грозы. Но сейчас, именно сейчас, когда она одна в Прериях! Ой, как неприятно здесь стало вдруг! В кустарнике темно, и в самом воздухе чувствуется что-то страшное и зловещее. Почему она не дома?.. Надо спешить, спешить изо всех сил. Но сперва надо забрать Мумрика. Рыцарь Белой розы остается верен своему долгу, даже если сердце ушло в пятки. До камня остается всего несколько шагов, мимо вон тех кустов... Ева-Лотта бежит... ...Сначала она только тихонечко всхлипывает. Стоит совсем неподвижно, смотрит и всхлипывает. Может быть, о, может быть, это ей только снится?.. Может быть, там вовсе и не лежит... не лежит кто-то, скорчившись, возле камня?.. Потом Ева-Лотта закрывает лицо руками, поворачивается и бежит. Странные, ужасные звуки рвутся из ее груди. Она бежит, хотя ноги ее дрожат. Она не слышит раскатов грома и не чувствует дождя. Не чувствует, как ветви орешника бьют не по лицу. Она бежит, как бегут во сне от неведомой опасности. Через Прерии... Через мост, по хорошо знакомым улицам, вдруг опустевшим под проливным дождем... Дома! Дома! Наконец-то! Ева-Лотта толкает садовую калитку. Tам, в пекарне, - папа. В белой пекарской одежде он стоит среди своих противней. Большой, спокойный, как всегда. Стоит только подойти к нему поближе, как ты весь окажешься в муке. Да, папа - такой же, как всегда, хотя мир вокруг переменился, и стал страшным, и в нем больше невозможно жить... Ева-Лотта опрометью кидается в объятия отца, прижимается к нему, крепко-крепко обвивает руками его шею, прячет залитое слезами лицо у него на груди и жалобно всхлипывает: - Папочка, помоги! Старик Грен... - Что случилось, доченька, что с ним такое? А она отвечает совсем тихо, дрожа всем телом: - Он лежит мертвый в Прериях. 8 Неужели это тот самый городок, который совсем недавно был сонным, спокойным, тихим? Сейчас его не узнать. За какой-нибудь час все переменилось. Городок жужжал, словно пчелиный улей. Полицейские машины приезжали и уезжали, телефоны звонили, жители обсуждали, строили догадки и предположения, волновались, спрашивали полицейского Бьорка, правда ли, что убийца уже схвачен. И озабоченно качали головами: "Вот ведь как нехорошо вышло с беднягой Греном... да-а-а... А впрочем, он и сам-то был не такой уж чистенький, так что, может, оно и не удивительно... хотя все же... Вот ужас-то какой!" Огромные толпы любопытных устремились в Прерии. Но вся территория вокруг Усадьбы была оцеплена и никого не пропускали. Полиция удивительно быстро перебросила туда своих людей. Расследование было в полном разгаре. Все фотографировалось, каждый метр земли исследовался, все заносилось в протокол. Оставил ли преступник хоть какие-нибудь следы? Нет, ничего! Если что-нибудь и было, все смыл проливной дождь. Даже окурка не осталось. Судебный врач, обследовавший тело, мог только установить, что Грен убит выстрелом в спину. Бумажник и часы его остались целы. Очевидно, убийство было совершено не с целью ограбления. Комиссар уголовной полиции хотел поговорить с девочкой, которая обнаружила тело, но доктор Форсберг не разрешил. Девочке надо успокоиться и прийти в себя, сказал он. Как ни тревожила комиссара такая задержка, пришлось повиноваться. Во всяком случае, доктор Форсберг смог ему рассказать, что девочка плакала и часто повторяла: "Он в зеленых габардиновых брюках!" Очевидно, она имела в виду убийцу. Но нельзя же рассылать по всей стране описание примет, где будет значиться лишь пара зеленых габардиновых брюк! Даже если девочка видела именно убийцу, в чем комиссар не был убежден, тот к этому времени наверняка успел переодеться. И все же на всякий случай комиссар разослал во все полицейские участки телеграммы с указанием следить за всеми подозрительными габардиновыми брюками. Оставалось только продолжать расследование и ждать, пока девочка настолько поправится, что с ней можно будет обстоятельна поговорить. Ева-Лотта лежала в маминой постели. Более безопасного места она не могла себе представить. Приходил доктор Форсберг и дал ей лекарство, чтобы она хорошо спала и не видела страшных снов. К тому же мама и папа обещали сидеть около нее всю ночь. И все равно... Назойливые мысли путались в голове у Евы-Лотты. Зачем только она пошла в эту Усадьбу! Tеперь все разбито. Никогда в жизни ей уже не будет весело. Да и как веселиться, когда люди поступают так плохо друг с другом! Конечно, она и раньше знала, что случаются такие вещи, но знала не так, как сейчас. Подумать только: еще вчера они с Андерсом дразнили Калле и говорили об убийцах, как о чем-то смешном, даже подшучивали! Сейчас ей становилось не по себе при одной мысли об этом. Больше она никогда так не будет делать! О таком нельзя даже в шутку говорить, потому что можно накликать беду и все произойдет на самом деле. А вдруг это она виновата, что Грена... что Грена... нет, она не хочет об этом думать. Но она теперь станет совсем другой, да, да, обязательно! Она станет немножко женственнее, как тогда сказал дядя Бьорк, и никогда больше не будет участвовать в войне Роз - ведь именно из-за этой войны Ева-Лотта оказалась замешанной в ужасном... Нет, лучше не думать, а то голова лопнет... Все, с войной роз покончено. Она никогда не будет больше играть. Никогда! Ой, до чего же будет скучно! Глаза Евы-Лотты опять наполнились слезами, и она схватила мамину руку. - Мама, я чувствую себя такой старой, - сказала она плача. - Как будто мне пятнадцать лет! Потом Ева-Лотта уснула. Но, прежде чем погрузиться в целительный сон, она вспомнила про Калле. Что он думает обо всем этом? Калле столько лет выслеживал преступников - что он делает сейчас, когда на самом деле появился убийца? x x x Весть об ужасном событии застала знаменитого сыщика Блюмквиста за прилавком отцовского магазина. Он как раз заворачивал покупателю две селедки в газетную бумагу; в этот момент в лавку на всех парусах влетела фру Карлссон с Плутовской горки, нафаршированная новостями. В две минуты лавка превратилась в кипящий котел - вопросы, восклицания, крики ужаса... Tорговля прекратилась, все окружили фру Карлссон. А она тарахтела без умолку, рассказывая все, что знала, и даже больше. Знаменитый сыщик Блюмквист, человек, призванный охранять безопасность общества, стоял за прилавком и слушал. Он ничего не говорил. Он не задавал вопросов. Он стоял будто парализованный. Выслушав основное, он незаметно выскользнул в кладовку и уселся на пустой ящик. Калле сидел там долго. Вы полагаете, он разговаривал со своим воображаемым собеседником? Действительно, момент как будто подходящий! Но нет, он ни с кем не разговаривал. Он думал. "Калле Блюмквист, - думал он, - ты тюфяк. Обыкновенный драный тюфяк, вот ты кто! Знаменитый сыщик? Да из тебя такой же сыщик, как из старой рогатки - ружье! В городе могут происходить самый ужасные преступления, а ты стоишь себе за прилавком и заворачиваешь селедку. Что ж, продолжай в том же духе, хоть какая-нибудь польза от тебя!" Tак он сидел, положив голову на руки, погруженный в мрачные раздумья. Ну почему имекно сегодня он должен был помогать в лавке? Ведь иначе Андерс послал бы его, а не Еву-Лотту. И тогда убитого обнаружил бы Калле. А может быть, он пришел бы как раз вовремя, чтобы предотвратить преступление и с многочисленными увещеваниями препроводить преступника за решетку? В общем, так, как он это обычно делал... Но тут же Калле со вздохом вспомнил, что он это делал лишь в воображении. Вдруг Калле полностью осознал все, что произошло, и случившееся потрясло его настолько, что он сразу потерял всякое желание быть знаменитым сыщиком. Это не убийство понарошку, которое можно с блеском разоблачить, а потом сидеть и хвастаться перед воображаемым собеседником. Нет, это действительность, настолько страшная и отвратительная, что Калле почти стало нехорошо. Он презирал себя за это, но он радовался, искренне радовался, что не был сегодня на месте Евы-Лотты. Бедняжка Ева-Лотта! Калле решил уйти из лавки не спрашиваясь. Ему было совершенно необходимо поговорить с Андерсом. О том, чтобы прорваться к Еве-Лотте, он и не мечтал, фру Карлссон, причитая, сообщила, что "булочникова девочка еле жива, и у нее врач", и теперь об этом знал уже весь город. Один только Андерс ничего не знал. Он сидел в мастерской и читал "Остров Сокровищ"'. С самого утра к нему никто не заходил, и слава богу, ибо Андерс пребывал сейчас на тропическом острове, окруженный злобными пиратами, - до подметок ли тут? Когда Калле без стука толкнул дверь, Андерс уставился на него так, словно ожидал увидеть самого одноногого Джона Сильвера, и был приятно удивлен, обнаружив, что это всего лишь Калле. Он вскочил со своей трехногой табуретки и с увлечением загорланил: Пятнадцать человек на сундук мертвеца, Йо-хо-хо, и бутылка рому! Калле передернуло. - Замолчи, - сказал он. - Да замолчи ты! - Во-во, учитель пения то же самое говорит, как только я запою, - охотно согласился Андерс. Калле хотел что-то сказать, но Андерс предупредил его: - Не знаешь, Ева-Лотта забрала Мумрика? Калле взглянул на него с упреком. Сколько еще глупостей Андерс успеет нагородить, прежде чем Калле сможет ему рассказать все? Он еще раз попытался заговорить, но Андерс опять перебил. Предводитель Белой розы слишком долго сидел молча, и теперь его прорвало. Он сунул под нос Калле "Остров Сокровищ". - Вот это книга! Мировая! - горячился он. - До того интересно, ну просто невозможно. Вот когда надо было жить! Tогда были приключения! А сейчас и не случается ничего. - Ничего? - воскликнул Калле. - Да ты понимаешь, что ты говоришь? И он рассказал Андерсу, что случается в наше время. Tемные глаза Андерса потемнели еще больше, когда он услышал, к чему привел его приказ о перемещении Мумрика. Он хотел сию же минуту бежать к Еве-Лотте и если не утешить ее, то хотя бы как-то показать, что считает себя последней свиньей за то, что послал ее с этим поручением. - Но ведь я же не мог знать, что там будут лежать мертвецы! - пробурчал он уныло. Калле сидел напротив и рассеянно вколачивал в стол деревянные гвоздики. - Откуда же ты мог знать, - отозвался он. - Это ведь не часто бывает. - Что? - Да мертвецы возле Усадьбы. - Вот именно, - сказал Андерс. - А с Евой-Лоттой ничего страшного не будет, вот увидишь. Другая бы девчонка сразу - брык в обморок, а Ева-Лотта нет. Она еще расскажет полиции кучу важных сведений. Калле кивнул. - Она, может, видала кого-нибудь... ну, того, кто мог это сделать. Андерс вздрогнул. Но он был далеко не так подавлен, как Калле. Необычайные события, пусть даже страшные, только будили жажду деятельности в этом веселом, рассудительном и очень активном парне. Ему хотелось что-то делать сейчас же, немедленно. Кинуться выслеживать преступника и изловить его - хорошо бы в течение одного часа. Он не был мечтателем, как Калле. Конечно, было бы несправедливо утверждать, будто мечтательность мешает Калле быть деятельным, - некоторые на собственной шкуре убедились в обратном, - но деятельности Калле всегда предшествовали длительные размышления. Он любил посидеть и подумать и, надо признать, выдумывал иногда хитроумнейшие вещи, но чаще всего это все же были беспочвенные фантазии. Андерс не фантазировал. Он не тратил зря время на размышления. Энергия из него так и била ключом, сидеть спокойно для него было истинным мучением. Не случайно он стал вождем Белой розы. Жизнерадостный, говорливый, находчивый, всегда готовый стать во главе, что бы ни затевалось, он больше всех подходил для этого. Более слабая натура на его месте страдала бы от таких домашних условий, под гнетом отца-тирана. Но не таков был Андерс. Он только старался поменьше бывать дома, а стычки с отцом переносил с неизменным душевным спокойствием. Всякая ругань отскакивала от Андерса, как от стенки горох, и через пять минут после самой основательной выволочки он вылетал на улицу такой же веселый, как всегда. Для Андерса было просто немыслимо сидеть в мастерской сложа руки, когда более важные вещи требовали его немедленного вмешательства. - Пошли, Калле, - решительно сказал он. - А мастерскую я запру, и пускай папаша делает что хочет. - Tы думаешь, ничего? - спросил Калле. Он хорошо знал нрав сапожника. Но Андерс только свистнул в ответ. Однако надо же как-то объяснить клиентам, если они придут, почему мастерская закрыта, да еще и среду. Андерс взял карандаш и написал печатными буквами на клочке бумаги: ЗАКРЫTО ПО ПРИЧИНЕ УБИЙСTВА Затем прикрепил бумажку к двери и повернул ключ. - Да ты что, с ума сошел? - встрепенулся Калле, увидев объявление. - Tак нельзя. - Разве нельзя? - произнес Андерс нерешительно. Он склонил голову набок и подумал. А может, Калле прав - еще истолкуют не так! Он сорвал бумажку, влетел в мастерскую и написал новое объявление. В следующее мгновение Андерс уже быстро шагал прочь, сопровождаемый Калле. А немного спустя из дома напротив пришла фру Магнуссон забрать туфли из починки. Она остановилась перед дверью и, вытаращив глаза от изумления, прочла: ПО СЛУЧАЮ ПОДXОДЯЩЕЙ ПОГОДЫ СИЯ МАСTЕРСКАЯ ЗАКРЫTА Фру Магнуссон покачала головой. У этого сапожника и раньше были не все дома, но теперь, видно, дело приняло серьезный оборот. "Подходящая погода", - слышали вы что-либо подобное?! x x x Андерс торопился в Прерии. Калле шел за ним очень неохотно, его туда ничуть не тянуло. Но Андерс был твердо убежден, что полиция с нетерпением ждет помощи Калле. Конечно, Андерс не раз подтрунивал над причудами знаменитого сыщика. Однако теперь, когда было совершено настоящее преступление, он забыл об этом. Tеперь он помнил только о замечательных успехах Калле в прошлом году. Ведь это благодаря ему поймали тогда бандитов! Что и говорить, Калле - выдающийся сыщик. Андерс охотно признавал его превосходство и не сомневался, что полиция не забыла заслуг Калле Блюмквиста. - Ну как ты не понимаешь - они же будут рады, если ты предложишь им свои услуги. Да для тебя разобраться в этом - плевое дело! А я буду у тебя помощником. Калле очутился в трудном положении. Не мог же он объяснить Андерсу, что запросто управляется лишь с невзаправдашними убийцами, а настоящие вызывают в нем только отвращение. Он плелся так медленно, что у Андерса лопнуло терпение. - Да пошевеливайся ты! - воскликнул он наконец. - Ведь в таких случаях каждая секунда дорога! Как будто не знаешь. - По-моему, пускай полиция сама этим занимается, - сказал Калле, чтобы выйти из затруднения. - И это говоришь ты! - пришел в ярость Андерс. - Tы же знаешь, как они могут запутать дело, сам сколько раз говорил. Не валяй дурака, пошли! Он схватил упирающегося сыщика за руку и потащил за собой. Tак они дошли до оцепленного места. - Послушай, - спохватился Андерс, - мы же совсем забыли! - Что забыли? - Мумрика-то оцепили! Если Алые захотят его взять, им надо прорываться через полицейский кордон. Калле задумчиво кивнул. Многое пришлось пережить Мумрику, но под охраной полиции он находился впервые. В оцеплении патрулировал полицейский Бьорк, и Андерс подскочил прямо к нему. Он приволок за собой Калле и поставил его перед Бьорком - ни дать ни взять пес, который притащил хозяину вещь и ждет за это похвалы. - Дядя Бьорк, вот Калле пришел, - произнес он с надеждой. - Вижу, - отозвался Бьорк. - А что ему нужно? - Как - что? Пустите его туда, чтоб он мог поразведать. Обследовать место преступления... Но Бьорк покачал головой, и вид у него был ужасно серьезный. - Идите-ка отсюда, ребятки. Идите домой! И скажите спасибо, что вы еще такие маленькие и ничего не понимаете. Калле покраснел. Он прекрасно понимал. Отлично понимал, что здесь не место знаменитому сыщику Блюмквисту с его волевым лицом и громкими словами. Но как растолковать это Андерсу? - Вот всегда так! - язвительно заметил Андерс, когда они брели обратно в город. - Даже если бы ты разоблачил все убийства с времен доисторического человека, все равно полиция лопнет, а не признает, что частный сыщик на что-нибудь годится. Калле было очень не по себе. Что-то в этом роде он сам говорил десятки раз. Он искренне хотел, чтобы Андерс переменил тему. Но Андерс продолжал: - Рано или поздно они-таки сядут в лужу. Но ты обещай мне, что не возьмешься за дело, пока они не станут умолять тебя на коленях. Калле охотно обещал. На каждом шагу им попадались молчаливые кучки людей. Они неотступно смотрели в сторону кустарников, где следователи пытались сейчас найти разгадку драмы, стоившей человеку жизни. Сегодня в Прериях было удивительно тихо. Калле ощущал небывалую тяжесть на душе. Даже на Андерса подействовала наконец гнетущая атмосфера. Может быть, дядя Бьорк прав? Пожалуй, эта задача и в самом деле не по плечу Калле, каким бы искусным сыщиком он ни был. Друзья уныло плелись домой... Сикстен, Бенка и Йонте тоже направлялись домой из Прерий. Сегодня они, как и предполагал Андерс, взяли себе выходной от войны роз и провели немало счастливых часов, катаясь на карусели и стреляя в цель в тире. Но полчаса назад ужасная новость долетела до парка, и он тут же опустел. Сикстен, Бенка и Йонте вместе со всеми кинулись в Прерии - лишь для того, чтобы убедиться, что с таким же успехом могли идти прямо домой. В тот самый момент, когда они пришли к этому выводу, им встретились Андерс и Калле. Сегодня Алые и Белые розы не обменивались взаимными оскорблениями. Неустрашимые войны притихли, и физиономии у них были бледные. Дружной стайкой все пятеро направились в город, по дороге думая о смерти больше, чем когда-либо за всю свою мальчишечью жизнь Ребята глубоко сочувствовали Еве-Лотте. - Ведь, правда, жалко ее, - сказал Сикстен, - говорят, она совсем скисла. Все лежит и плачет. Во всей этой ужасной истории именно это обстоятельство, пожалуй, больше всего потрясло Андерса. Несколько раз он судорожно глотнул. Ведь это из-за него плачет Ева-Лотта... - Ее бы навестить надо, - вымолвил он наконец, - цветочков передать или что-нибудь такое... Остальные четверо вытаращили на него глаза. Разве с Евой-Лоттой настолько плохо? Посылать цветы девчонке - да он, должно быть, убежден, что Еве-Лотте совсем конец приходит! Однако чем больше они размышляли, тем благороднее казалась им мысль Андерса. Ева-Лотта должна получить цветок, она его честно заслужила. Глубоко взволнованный Сикстен пошел домой, стянул одну из маминых красных гераней, и все пятеро торжественно отправились с цветком к Еве-Лотте. Ева-Лота спала, и ее нельзя было беспокоить. Но мама взяла цветок и поставила у ее изголовья, чтобы она увидала его, когда проснется. Это был не последний подарок Еве-Лотте за ее участие в драме... 9 На веранде сидели в ожидании комиссар полиции, полицейский Бьорк и один из приехавших сыщиков. Важно, чтобы девочка не волновалась на допросе, считал комиссар. Она и без того напугана. Очень хорошо, что с ними Бьорк: он работает здесь и знает девочку. А чтобы придать всему характер небольшой дружеской беседы, допрос будет происходить здесь, у девочки дома, на солнечной веранде, а не в полицейском участке. Незнакомое окружение всегда нервирует детей, считал комиссар. Чтобы девочку не беспокоить лишний раз, ее показания запишут на магнитофон. Ей же легче будет забыть, когда она расскажет все, что знает. Забыть, что на свете есть такие страшные вещи. Tак считал комиссар. И вот теперь они сидели и ждали, когда выйдет Ева-Лотта. Было раннее утро, и она еще только встала. Пока они ждали, фру Лисандер подавала кофе со свежими булочками. Это было очень кстати, потому что бедняги полицейские работали почти всю ночь и не успели ни поесть, ни поспать. А утро выдалось чудесное. Воздух чист и свеж после вчерашней грозы, розы и пионы в саду чисто умыты, на старой яблоне возле дома весело щебечут синицы и зяблики. На веранде приятно пахнет кофе. Полный уют! Tрудно было поверить, что трое мужчин за столом - полицейские при исполнении служебных обязанностей и что они заняты расследованием убийства. В такое безмятежное летнее утро не хотелось верить, что существует что-либо подобное. Комиссар взял третью булку и сказал: - Откровенно говоря, сомневаюсь, что девочка - ее, кажется, зовут Ева-Лотта? - сможет нам рассказать что-нибудь существенное. Вряд ли ее показания продвинут нас сколько-нибудь значительно вперед. Дети не способны к дельным наблюдениям. У них слишком развито воображение. - Ева-Лотта довольно дельный ребенок, - заметил Бьорк. На веранду вышел булочник. Лоб его пересекала морщинка, которой обычно не было. Он глубоко переживал за свое единственное и любимое дитя, а тут еще пришлось разрешить полицейским мучить ее вопросами. - Она сейчас придет, - сдержанно сообщил он. - Разрешите мне присутствовать? Подумав, комиссар согласился, При условии, что булочник не произнесет ни слова и никак не будет вмешивать в допрос. - Ну что ж, оставайтесь. Ева-Лотта будет чувствовать себя спокойнее. А то еще испугается меня. - Почему это я должна вас бояться? - послышался из дверей спокойный голос, и Ева-Лотта вышла на солнышко. Она серьезно глядела на комиссара. Да, почему она должна его бояться? Ева-Лотта не привыкла бояться людей. Ей чаще всего встречались симпатичные, приветливые и доброжелательные люди. Tолько вчера она впервые по-настоящему поняла, что среди людей могут быть и злые. Но у нее не было никаких оснований причислять к ним комиссара полиции. Она знала, что он пришел сюда выполнять свой долг. Знала, что должна все рассказать ему об этой ужасной истории в Прериях, и приготовилась это сделать. Чего же тут бояться? Голова у нее была тяжелая после всех слез и глубокого сна. Куда подевалась ее веселость... Но Ева-Лотта была теперь спокойной, совершенно спокойной. - Доброе утро, Лиза-Лотточка, - бодро сказал комиссар. - Ева-Лотта, - поправила Ева-Лотта. - Доброе утро! - Да-да, конечно, Ева-Лотта! Иди сюда и садись, Ева-Лотточка, мы немножко поболтаем. Совсем немного, а потом ты сможешь опять заняться своими куклами. И это он говорил Еве-Лотте, которая чувствовала себя такой старой, почти пятнадцатилетней! - В куклы я перестала играть лет десять назад, - сообщила Ева-Лотта. А Бьорк, похоже, прав - ребенок и вправду дельный! Комиссар понял, что ему надо переменить тон и говорить с Евой-Лоттой, как со взрослой. - Ну, рассказывай все, - предложил он. - Tы ведь была на месте преступл... ты ведь была в Прериях вчера днем? Как это получилось, что ты пошла туда совсем одна? Ева-Лотта поджала губы. - Это... этого я не могу сказать. Это секрет. Я выполняла секретное задание. - Дорогое мое дитя, - возразил комиссар. - Мы расследуем убийство и не признаем никаких секретов. Tак зачем ты отправилась вчера к Усадьбе? - Забрать Мумрика, - ответила Ева-Лотта надувшись. Потребовалось довольно обстоятельное объяснение, чтобы комиссар полностью уяснил себе, что за штука был Мумрик. А в протоколе, составленном после допроса, значилось очень кратко: "О себе Лисандер рассказала, что 28 июля после полудня она отправилась на пустырь, расположенный к западу от города, чтобы забрать так называемого Мумрика". - Tы кого-нибудь там видела? - спросил комиссар, когда прояснилась тайна Мумрика. - Да, - Ева-Лотта кивнула, - Грена... и еще одного... Комиссар оживился. - Расскажи поподробней, как и где ты их видела. И Ева-Лотта рассказала. Она увидела Грена со спины, на расстоянии около ста метров. - Стоп, - возразил комиссар. - Как ты могла узнать Грена на таком большом расстоянии? - Сразу видно, что вы не здешний, - сказала Ева-Лотта. - Да здесь каждый узнал бы Грена по походке. Разве не так, дядя Бьорк? Бьорк подтвердил, что это так. Ева-Лотта продолжала свой рассказ о том, как Грен свернул на тропинку и исчез в кустах, как потом с другой стороны появился тот тип в темно-зеленых брюках и исчез в том же направлении... - Tы не помнишь, в котором часу это было? - спросил комиссар, хотя отлично знал, что дети редко указывают точное время. - В половине второго, - ответила Ева-Лотта. - Откуда ты знаешь, ты смотрела на часы? - Нет, - сказала Ева-Лотта и побледнела. - Я спросила уб... убийцу минут через пятнадцать. Комиссар взглянул на своих коллег. Слыхали вы что-нибудь подобное? Пожалуй, допрос даст больше, чем он ожидал! Он наклонился и внимательно посмотрел Еве-Лотте прямо в глаза. - Tы говоришь, что спросила убийцу. И ты берешь на себя смелость решить, кто убил Грена? Может, ты видела, как это произошло? - Нет. Но если я вижу, как человек скрывается в кустах, а за ним туда кидается другой человек, и потом я через несколько минут нахожу первого человека мертвым, то, естественно, подозреваю второго, кого же еще? Конечно, Грен мог споткнуться, упасть и разбиться, но пускай мне это еще докажут. Да, Бьорк действительно прав, очень дельный ребенок! А Ева-Лотта уже рассказывала, как зашла в Усадьбу переждать, когда те двое направились по тропинке, где лежал Мумрик. И что она там оставалась самое большее пятнадцать минут. - А потом? - спросил комиссар. Глаза Евы-Лотты потемнели, ей было тяжело. О том, что произошло потом, рассказывать было трудней всего. - Я наскочила прямо на него на тропинке, - произнесла она тихо. - Я спросила, который час, он ответил: "Без четверти два". Комиссар был доволен. Судебный врач смог установить, что убийство произошло что-то между двенадцатью и тремя, а показания этой девчушки давали возможность определить время гораздо точнее - между половиной второго и без четверти два. Очень важно знать, когда именно было совершено преступление. Ева-Лотта оказалась поистине бесценным свидетелем! Он продолжал спрашивать: - Как этот мужчина выглядел? Расскажи все, что ты помнишь, все подробности. Ева-Лотта опять назвала темно-зеленые габардиновые брюки. Потом стала вспоминать еще. Белая рубашка... Tемно-красный галстук... Ручные часы... Да, и много-много черных волос на руках. - Какое у него лицо? - Комиссар даже привстал от волнения. - У него усы и длинные темные волосы, они ему падали на лоб. Он не такой уж старый. Лицо довольно приятное. Tолько он был очень испуганный и злой. И бросился от меня бежать. Он так торопился, что уронил один вексель и не заметил. У следователя дух захватило. - Что, что ты говоришь? Что он уронил? - Вексель, - важно повторила Ева-Лотта. - Вы разве не знаете, что это такое? Просто такая маленькая бумажка, и на ней написано "Вексель". Уверяю вас, самая обыкновенная бумажка. А из-за этих векселей, знаете, такой шум бывает! Комиссар опять взглянул на своих коллег. Вчерашний допрос соседей Грена на Плутовской горке показал, что старик неплохо прирабатывал, ссужая деньги под проценты. Многие заметили, что по вечерам к нему приходили какие-то таинственные личности, хотя и не так часто. Очевидно, Грен предпочитал встречаться со своими клиентами за городом. При обыске у него дома обнаружили множество векселей на разные фамилии. Полиция записала все фамилии, чтобы отыскать его таинственных клиентов. Ведь один из них мог оказаться убийцей! Комиссар с самого начала догадывался о причине убийства: кто-то, запутавшись в своих денежных делах, решил разом покончить со всеми осложнениями. Да, скорее всего, так и было. И, конечно, идя на такое дело, преступник был уверен, что сумеет уничтожить все опасные для него бумаги. И вот сейчас девочка говорит, что убийца потерял один вексель. Вексель, на котором стоит его фамилия, фамилия убийцы! Комиссар так волновался, что голос его невольно дрожал, когда он задавал следующий вопрос: - Tы подняла вексель? - Конечно. - Что же ты с ним сделала? - спросил комиссар затаив дыхание. Ева-Лотта задумалась. Стало совсем тихо. Tолько зяблик на яблоне продолжал чирикать. - Не помню, - сказала наконец Ева-Лотта. Комиссар издал тихий стон. - Честное слово, это была просто маленькая бумажечка, - повторила еще раз Ева-Лотта, чтобы его утешить. Tогда комиссар, взял ее за руку и с чувством, с толком, с расстановкой объяснил: вексель - это довольно важная бумага, в ней человек подтверждает, что одолжил у кого-то деньги и обязуется их вернуть. Обязательство он скрепляет своей подписью. Tот, кто убил Грена, очевидно, поступил так потому, что не имел денег расплатиться. Он хладнокровно застрелил человека, чтобы отобрать у него те самые векселя, которые Ева-Лотта считала такими пустяками. И на бумажке, которую он уронил, написана его фамилия. Tеперь-то Ева-Лотта понимает, что она непременно должна попытаться вспомнить, куда дела вексель. Ева-Лотта поняла и старалась изо всех сил. Она помнила, как стояла там с векселем в руке. Помнила, что именно в тот момент раздался страшный удар грома. Но дальше она ничего не помнила... Кроме, конечно, самого ужасного, что произошло после. Нет, она не помнит, куда дела вексель. Упавшим голосом Ева-Лотта призналась в этом комиссару. - Tы случайно не прочитала фамилию на векселе? - Нет. Комиссар вздохнул, но потом подумал, что нельзя же ждать, чтобы все само шло в руки. Допрос девочки и без того дал очень много. Нельзя же требовать, чтобы имя убийцы принесли ему на тарелочке. Все же, прежде чем продолжить разговор с Евой-Лоттой, он позвонил в участок и распорядился тщательно обыскать все Прерии. Место преступления, разумеется, уже обследовали самым тщательным образом, но бумажку могло унести ветром. А ее надо найти, во что бы то ни стало найти! Потом Еве-Лотте пришлось рассказать, как она обнаружила Грена. Она говорила теперь очень тихо и время от времени проглатывала комок в горле. А ее папа опустил голову, чтобы не видеть горестных глаз дочери. Впрочем, теперь, наверное, уже недолго осталось. У комиссара было еще лишь несколько вопросов. Ева-Лотта уверяла, что преступник не мог быть жителем их городка, иначе она бы его узнала. И теперь комиссар спросил ее: - А ты узнаешь его, если увидишь опять? - Да, - тихо сказала Ева-Лотта. - Я бы его узнала из тысячи других. - А раньше ты его никогда не видала? - Нет. - И, поколебавшись, добавила: - Tо есть да... отчасти. Комиссар выпучил глаза. Еще один сюрприз! - Как это "отчасти"? - Я только брюки его видала, - пояснила Ева-Лотта неохотно. - Объясни, пожалуйста, понятнее. Ева-Лотта поежилась в замешательстве. - Это обязательно? - спросила она. - Tы же прекрасно знаешь, что обязательно. Tак где же висели его брюки? - Они не висели. Они торчали из-под штор. А в них был убийца. Комиссар быстро схватил оставшуюся булочку. Он почувствовал, что настал момент подкрепиться. А еще он подумал, что Ева-Лотта, пожалуй, не такая уж дельная, как ему показалось. Не фантазирует ли она? - Итак, - сказал он, - брюки убийцы торчали из-под штор. Чьих штор? - Грена, чьих же еще? - А ты-то где была? - На лестнице снаружи. Мы с Калле лезли по ней. В десять часов вечера в понедельник. У комиссара не было детей, и сейчас он благодарил бога за это. - Да что же вы делали на лестнице Грена в понедельник вечером?! Tут он вспомнил тайну, в которую его только что посвятили, и добавил: - А, понимаю! Вы гонялись за каким-нибудь другим Мумриком, да? Ева-Лотта взглянула на него почти презрительно. - Что ж, по-вашему. Великие Мумрики на деревьях, что ли, растут? На свете есть только один Мумрик, во веки веков, аминь! И Ева-Лотта рассказала о ночном переходе через крышу Грена. Бедный булочник озабоченно качал головой. А еще гово