ермометры Доусона показывали семьдесят пять градусов ниже нуля. Участники того похода были большей частью новички и не имели представления о том, что такое мороз. Через несколько шагов наши путники обогнали еще одного ходока, выбывшего из строя. Северное сияние, яркое как прожектор, охватило полнеба, от горизонта до зенита. Он сидел у дороги на глыбе льда. - Вперед, сестрица! - весело крикнул ему Малыш. - Шевелись, а не то замерзнешь. Человек ничего не ответил. Путники остановились, чтобы выяснить, отчего он молчит. - Твердый, как кочерга, - объявил Малыш. - Толкни его, и он переломится пополам. - Дышит ли он? - Смок снял рукавицу, и сквозь мех и фуфайку попытался нащупать сердце. Малыш открыл одно ухо и приложил его к обледенелым губам человека. - Не дышит, - сказал он. - Сердце не бьется, - сказал Смок. Смок натянул рукавицу и долго хлопал рука об руку, прежде чем решился снова снять рукавицу и зажечь спичку. На льдине сидел мертвый старик. При беглом свете спички они разглядели длинную седую бороду, превратившуюся в ледяную сосульку, щеки, побелевшие от холода, закрытые глаза, слипшиеся, опушенные снегом ресницы. Спичка догорела. - Идем, - сказал Малыш, потирая ухо. - Покойнику ничем не поможешь. А я отморозил ухо. Теперь слезет кожа, и оно будет ныть целую неделю. Несколько минут спустя, когда пылающая лента на горизонте неожиданно брызнувшим светом озарила все небо, они увидели на льду, далеко впереди, две быстро шагающие фигуры. Кроме них, кругом не было ни одной живой души. - Те двое - впереди всех, - сказал Малыш, когда снова спустилась тьма. - Идем скорее, перегоним их. Но прошло полчаса, а Смок и Малыш все еще не нагнали двоих впереди. Малыш уже не шел, а бежал. - Догнать мы их догоним, но перегнать все равно не удастся! - задыхаясь, проговорил Малыш. - Ну и шагают! Это тебе не чечако! Готов поклясться, это здешние старожилы. Они нагнали быстроногих ходоков, когда впереди был Смок. И Смок с удовольствием пристроился к ним сзади. У него вдруг явилась уверенность, что та из закутанных фигур, которая ближе к нему, женщина. Откуда взялась эта уверенность, он не знал. Женщина была вся закутана в меха, и все-таки что-то знакомое почудилось Смоку. Когда снова вспыхнуло северное сияние, Смок успел разглядеть маленькие ножки в мокасинах и узнал походку, которую, раз увидав, невозможно забыть. - Здорово шагает, - хрипло произнес Малыш. - Пари держу, что она индианка. - Здравствуйте, мисс Гастелл! - сказал Смок. - Здравствуйте! - сказала она, повернув голову и бросив на него быстрый взгляд. - Темно. Я ничего не вижу. Кто вы? - Смок. В морозном воздухе раздался смех, и Смок почувствовал, что ни разу в жизни не слышал такого очаровательного смеха. - Ну как? Женились? Воспитываете детей, как тогда обещали? - И, прежде чем он успел ответить, она продолжала: - Много ли чечако плетутся за вами? - Несколько тысяч. Мы перегнали больше трехсот. И они не теряют времени. - Старая история! - горько вздохнула девушка. - Пришлые люди занимают самые богатые русла, а старожилы, которые так мужественно, с такими страданиями создали эту страну, остаются ни с чем. Ведь они нашли золото на Индианке и дали знать старожилам Морского Льва. Как об этом пронюхали все, неизвестно. Морской Лев на десять миль дальше Доусона, и когда старожилы придут на ручей Индианки, весь он будет занят доусонскими чечако. Это несправедливо, возмутительно. - Да, это скверно, - согласился Смок. - Но, право же, с этим ничего не поделаешь. Кто первый пришел, тот и нашел. - А все-таки я хотела бы что-нибудь предпринять, - с жаром воскликнула она. - Я буду рада, если все они замерзнут по дороге или что-нибудь ужасное случится с ними, только бы старожилы Морского Льва пришли раньше! - Однако вы не очень любите нас! - рассмеялся Смок. - Ах, нет, совсем не то! - торопливо сказала она. - Но я знаю всех в Морском Льве, каждого человека, и какие это люди! Сколько голодали они в этом краю и как геройски работали! Вместе с ними мне пришлось пережить тяжелые времена на Коюкуке, когда я была совсем маленькой девочкой. Мы вместе голодали на Березовом ручье и на Сороковой Миле. Это герои, которые заслужили награду. А тысячи желторотых новичков обгоняют их и оставляют ни с чем. Ну, я умолкаю и прошу вас не сердиться на меня. Нужно беречь дыхание, а то вы и ваши обгоните меня и отца. В течение часа Джой и Смок не сказали друг другу ни слова, но он видел, что девушка изредка перешептывается с отцом. - Я узнал его, - сказал Малыш Смоку. - Этот Льюис Гастелл - из настоящих. А девушка - его дочь. Он пришел сюда в незапамятные времена и привез с собой девочку, грудного ребенка. Это он вместе с Битлсом пустил первый пароход по Коюкуку. - Нам незачем обгонять их, сказал Смок. - Нас только четверо. Малыш согласился с ним, и они еще час шагали в полном молчании. В семь часов утра, при последней вспышке северного сияния, они увидели широкий проход между гор. - Ручей Индианки! - воскликнула Джой. - Чудеса! - воскликнул Малыш. - А по моим расчетам выходило, что мы придем сюда только через полчаса. Ну и быстро же мы бежали. Здесь дорога, ведущая по Юкону к Дайе, поворачивала в обход торосов к восточному берегу. Им пришлось сойти с хорошо накатанной дороги и шагать между льдин по едва заметной тропинке, бегущей вдоль западного берега. Льюис Гастелл, шедший впереди, вдруг поскользнулся в темноте на неровном льду и сел, схватившись обеими руками за лодыжку. Он с трудом поднялся на ноги и, прихрамывая, медленно заковылял. Через несколько минут он остановился. - Не могу идти дальше, - сказал он дочери. - Я растянул себе сухожилие. Иди одна и сделай заявку за нас обоих. - Не можем ли мы вам помочь? - спросил Смок. Льюис Гастелл покачал головой. - Ей нетрудно застолбить два участка. А я поднимусь на берег, разведу костер и перевяжу себе ногу. Обо мне не беспокойтесь. Иди, Джой, застолби участок выше "Находки". Выше почва богаче. - Возьмите хоть бересты, - сказал Смок, разделив свой запас на две равные части. - Мы позаботимся о вашей дочери. Льюис Гастелл хрипло рассмеялся. - Благодарю вас, - сказал он. - Она и сама о себе позаботится. Лучше вы идите за нею. Она вам покажет дорогу. - Вы позволите мне идти впереди? - спросила она Смока. - Я знаю этот край лучше, чем вы. - Ведите нас, галантно ответил Смок. - Я с вами согласен: возмутительно, что мы, чечако, обгоняем жителей Морского Льва. А нет ли здесь какой-нибудь другой дороги, чтобы от них избавиться? Она покачала головой. - Если мы пойдем другой дорогой, они все-равно, как стадо, побегут за нами. Пройдя четверть мили, она вдруг круто повернула к западу, и Смок заметил, что они теперь идут по девственному снегу. Однако ни он, ни Малыш не обратили внимания на то, что едва заметная тропинка, по которой они шли, по-прежнему ведет на юг. Если бы они видели, что сделал Льюис Гастелл, оставшись один, вся история Клондайка приняла бы, пожалуй, другой оборот. Старик, нисколько не хромая, побежал за ними, низко наклонив голову, как собака, бегущая по следу. Он старательно утоптал и расширил поворот в том месте, где они свернули на запад, а сам зашагал вперед по старой дороге, ведущей к югу. Тропинка вела вверх по ручью, но она была так мало заметна, что несколько раз они сбивались с пути. Через четверть часа Джой почему-то выразила желание идти сзади и пропустила обоих мужчин вперед поочередно прокладывать путь по снегу. Они двигались теперь так медленно, что золотоискатели, шедшие по их следам, стали догонять их: к девяти часам, когда стало светать, за ними тянулся огромный хвост. Темные глаза Джой засверкали. - Сколько времени мы идем по этому ручью? - спросила она. - Два часа, - ответил Смок. - Да два часа на обратную дорогу! Итого четыре, - сказала она и засмеялась. - Старожилы Морского Льва спасены! Смутное подозрение пронеслось в голове Смока. Он остановился и посмотрел на девушку. - Я не понимаю, - сказал он. - Что ж, я вам объясню. Это Норвежский ручей. Ручей Индианки - следующий к югу. Смок на мгновение онемел. - И вы это сделали намеренно? - спросил Малыш. - Да, намеренно, для того чтобы старожилы выиграли время. Она засмеялась. Смок взглянул на Малыша, и они оба захохотали. - Если бы женщины не были такой редкостью в этой стране, - сказал Малыш, - я перекинул бы вас через колено и высек. - Значит, ваш отец не растянул себе жилу, а просто подождал, пока мы скроемся из виду, и пошел дальше? - спросил Смок. Она кивнула. - И вы заманили нас на ложный путь? Она снова кивнула, и Смок весело захохотал. Это был смех человека, открыто признавшего себя побежденным. - Почему вы на меня не сердитесь? - обиженно спросила она. - Или... не побьете меня? - Надо возвращаться, - сказал Малыш. - У меня ноги мерзнут, когда мы стоим. Смок покачал головой. - Значит, мы даром потеряли четыре часа. Я предлагаю идти вперед. Мы прошли вверх по этому Норвежскому ручью миль восемь, и когда посмотришь назад, видно, что мы довольно круто повернули к югу. Если мы пойдем прямо и перемахнем через водораздел, мы выйдем на ручей Индианки где-нибудь повыше "Находки". - Он посмотрел на Джой. - Не пойдете ли и вы? Я обещал вашему отцу смотреть за вами. - Я... - она колебалась, - я пойду с вами, если вы ничего не имеете против. - Она смотрела ему прямо в глаза и больше уже не смеялась. - Право, мистер Смок, вы заставили меня пожалеть о том, что я сделала. Но ведь должен же был кто-нибудь защитить интересы старожилов? - Я понял, что поход за золотом - это, в сущности, спортивное состязание. - А я поняла, что вы оба хорошие спортсмены, - сказала она со вздохом и прибавила: - Как жаль, что вы не старожилы! В продолжение двух часов они шли по замерзшему руслу Норвежского ручья, а потом повернули к югу по узкому извилистому притоку. В полдень они стали взбираться на перевал. Позади тянулась длинная цепь золотоискателей, шедших по их следам. Кое-где с привалов поднимались уже тонкие струйки дыма. Идти было трудно. Они брели по пояс в снегу и часто останавливались, чтобы перевести дух. Малыш первый взмолился об отдыхе. - Мы уже целых двенадцать часов в пути, - сказал он. - Я устал. Вы тоже. Я чертовски голоден и готов, как индеец, закусить сырой медвежатиной. А эта бедная девушка свалится с ног, если не поест чего-нибудь. Надо разложить костер. Что скажете? Они так быстро, ловко и так методически принялись устраивать временную стоянку, что Джой, недоверчиво следившая за ними, должна была признать, что и старожилы не справились бы лучше. Из еловых веток и одеял был сооружен шалаш. Путники не подошли к огню, пока не растерли докрасна своих щек и носов. Смок плюнул в воздух. Через секунду раздался звон упавшей льдинки. - Я сдаюсь, - сказал он. - Никогда еще я не видал такого мороза. - Была одна зима на Коюкуке, когда мороз достиг восьмидесяти шести градусов, - заметила Джой. - Сейчас, должно быть, не меньше семидесяти или семидесяти пяти. Я чувствую, что отморозила себе щеки. Они горят, как в огне. Здесь, на горном склоне, не было льда. Поэтому они положили в таз твердого, зернистого, как сахар, снегу и сварили кофе. Смок жарил свинину и подогревал сухари, чтобы они оттаяли. Малыш поддерживал огонь. Джой расставила две тарелки, две кружки, жестянку со смесью соли и перца и жестянку с сахаром. Она и Смок ели из одной тарелки и пили из одной кружки. Было уже около двух часов, когда они стали спускаться и попали на какой-то приток ручья Индианки. Джой, которая теперь хотела, чтобы ее спутники сделали заявки, боялась, что из-за нее они идут медленно, и потребовала пропустить ее вперед. Она шла так быстро и ловко, что Малыш пришел в восторг. - Посмотрите на нее! - воскликнул он. - Вот это женщина! Смотрите, как мелькают ее мокасины. У нее нет высоких каблуков! Она пользуется ногами, дарованными ей природой. Да, она годится в жены бравому охотнику на медведей. Джой повернула голову и бросила благодарный взгляд, предназначенный отчасти и для Смока. И Смок уловил дружеское чувство в этой улыбке и в то же время отметил про себя, сколько женского заключено в этой дружелюбной улыбке. Дойдя до ручья Индианки, они оглянулись и увидели длинную цепь золотоискателей, с большим трудом тащившихся вниз с перевала. Они спустились с откоса в русло промерзшего до самого дна ручья; его берега, аллювиального происхождения, доходили до восьми футов в вышину. Лед был покрыт нетронутым снегом, и наши путники поняли, что они сошли в ручей выше "Находки" и выше последних заявок старожилов Морского Льва. - Не попадите в родник! - крикнула Джой Смоку. - А то при семидесятиградусном морозе вы останетесь без ног. Эти родники, обычные для Клондайка, не замерзают даже при самых страшных морозах. Они образуют лужи, замерзающие сверху и прикрытые снегом. Вот почему, ступая по сухому снегу, можно неожиданно провалиться в воду по колено. Если в течение пяти минут не переменить промокшую обувь, ноги придется отнимать. Уже в три часа дня начались долгие серые северные сумерки. Наши спутники стали искать сухое дерево, которое должно было означать центральный столб последней заявки. Джой, увлекающаяся и живая, первая увидела его. Она побежала вперед и закричала: - Здесь уже кто-то был! Посмотрите на снег! Вот зарубка на этой елке! И вдруг по пояс провалилась в снег. - Я попалась! - жалобно закричала она. - Не подходите ко мне. Я сама выберусь. Шаг за шагом, проламывая тонкую корочку льда, прикрытую сухим снегом, она выбралась на более прочный лед. Смок, не теряя времени, побежал на берег в кусты, куда весенние ручьи нанесли много валежника. Этот валежник, казалось, только ждал спички, чтобы вспыхнуть. Когда Джой подошла к Смоку, костер уже разгорался. - Сядьте! - скомандовал он. Она послушно села в снег. Он сбросил мешок со спины и постлал ей под ноги одеяло. Сверху донеслись голоса золотоискателей, следовавших за ними. - Пусть Малыш пойдет вперед и поставит столбы, - посоветовала Джой. - Иди, Малыш, - сказал Смок, снимая с нее заледеневшие мокасины. - Отшагай тысячу футов и поставь два столба. Угловые столбы поставим потом. Смок перочинным ножиком срезал завязки с мокасин Джой. Они так замерзли, что скрипели и визжали под ножом. Сивашские чулки и тяжелые шерстяные носки обледенели. Казалось, будто вся нога вложена в железный футляр. - Ну, как нога? - спросил он, продолжая работать. - Я ее не чувствую. Не могу шевельнуть пальцами. Но все обойдется. Огонь чудесно горит. Сами не отморозьте себе рук. Должно быть, пальцы у вас уже онемели. Он снял рукавицы и стал голыми руками хлопать себя по бедрам. Когда кровообращение в пальцах восстановилось, он снова принялся разувать девушку. Вот обнажилась белая кожа сначала одной, потом другой ноги, предоставленная укусам семидесятиградусного мороза. Смок с яростью принялся растирать ее ноги снегом. Наконец Джой откинулась, зашевелила пальцами и радостно пожаловалась на боль. Она подползла с его помощью к огню. Он усадил ее на одеяло - ногами к живительному пламени. - Теперь сами займитесь своими ногами, сказал он. Она сняла рукавицы и стала растирать себе ноги, как бывалая путешественница, следя за тем, чтобы они согревались постепенно. А в это время он согревал руки. Снег не таял и даже не становился влажным. Его легкие кристаллы были тверды, как песчинки. Укусы и уколы кровообращения медленно возвращались в замерзшие пальцы Смока. Он поправил костер, открыл котомку Джой и вынул оттуда запасную пару обуви. Вернулся Малыш и вскарабкался к ним на берег. - Я отмерил ровно тысячу футов, - заявил он. - Номера двадцать семь и двадцать восемь. Когда я ставил верхний столб на номере двадцать семь, первый из той кучки, что шла за нами следом, остановил меня и сказал, что я не имею права на двадцать восьмой номер. Но я ответил ему... - Ну, закричала Джой, - что вы ему ответили? - Я ответил ему напрямик, что, если он не уберется сейчас же на пятьсот футов дальше, я превращу его обмороженный нос в сливочное мороженое и шоколадный пломбир. Он ушел, и я поставил два центральных столба для двух честнейшим образом отмеренных пятисотфутовых участков. Он поставил свой столб по соседству. Я думаю, сейчас ручей Индианки уже поделен весь от истока до устья. Впрочем, наше дело в порядке. Сейчас уже темно и ничего не видно, но завтра можно будет поставить угловые столбы. 3 Наутро погода изменилась. Стало так тепло, что Смок и Малыш, не вылезая из-под одеял, определили температуру в двадцать градусов ниже нуля. Стужа кончилась. Одеяла были покрыты шестидюймовым слоем инея. - Доброе утро! Как ваши ноги? - через потухший костер обратился Смок к Джой Гастелл, которая сидела в своем спальном мешке и стряхивала с себя снег. Пока Смок готовил завтрак, Малыш развел костер и принес льду из речки. К концу завтрака совсем рассвело. - Пойди и поставь угловые столбы, Смок, - сказал Малыш. - Там, где я рубил лед для кофе, я видел песок. Сейчас натоплю воды и промою лоток этого песку - на счастье. Смок, взяв топор, пошел ставить столбы. Отойдя от нижнего центрального столба номер двадцать семь, он направился под прямым углом по узкой долинке до ее края. Он шагал машинально, так как ум его был занят воспоминаниями о том, что случилось вчера. Ему казалось, что он каким-то образом приобрел власть не только над нежными очертаниями и крепкими мускулами тех ног, которые он так старательно растирал снегом, но и над всеми женщинами мира. Неясное, но сладостное чувство обладания наполняло его всего. Ему казалось, что он должен сейчас же подойти к Джой Гастелл, взять ее за руку и сказать: "Идем". И вдруг он сделал открытие, которое заставило его позабыть о власти над белыми женскими ножками. Ему не пришлось поставить углового столба у края долины, ибо он вышел не на край долины, а на другой какой-то ручей. Он приметил высохшую иву и большую одинокую ель и затем вернулся к ручью, где стояли центральные заявочные столбы. Пройдя по руслу, имевшему форму подковы, он убедился, что оба ручья на самом деле один и тот же ручей. Потом он дважды прошел долину поперек - от нижнего столба номер двадцать семь к верхнему столбу номер двадцать восемь и обратно - и убедился, что верхний столб последнего находится ниже нижнего столба первого. Вчера в серых сумерках Малыш сделал две заявки на излучине, имевшей форму подковы! Смок вернулся назад в лагерь. Малыш только что окончил промывать песок. - Нам повезло! - закричал он, протягивая таз Смоку. - Смотри! Здесь уйма золота! Не меньше чем на двести долларов. Я еще не видал такого жирного улова. Смок равнодушно посмотрел на золото, налил себе кружку кофе и сел. Джой почувствовала что-то недоброе и с беспокойством посмотрела на Смока. Малыш был обижен невниманием товарища. - Почему ты не радуешься? - спросил он. - Ведь тут целое богатство, а ты и посмотреть на него не желаешь. Прежде чем ответить, Смок отхлебнул глоток кофе. - Малыш, знаешь ли ты, что наши заявки напоминают Панамский канал? - Не понимаю. - Восточный вход в Панамский канал находится западнее его западного входа. - Не понимаю этой шутки. Продолжай. - Короче говоря, Малыш, ты сделал обе наши заявки на большой подкове. Малыш выронил из рук таз с золотом. - Ну! - крикнул он. - Верхний столб двадцать восьмого номера находится на десять футов ниже столба номер двадцать семь. - Ты хочешь сказать, что мы ничего не получим? - Даже на десять футов меньше, чем ничего. Малыш спустился к реке. Через пять минут он вернулся. В ответ на вопросительный взгляд Джой он кивнул головою. Затем безмолвно подошел к поваленному дереву, сел на него и стал разглядывать снег перед своими мокасинами. - Мы можем теперь вернуться в Доусон, - сказал Смок и принялся складывать одеяла. - Как мне жаль, Смок, - сказала Джой. - Это я во всем виновата. - Не беда! - сказал он. - Я во всем виновата, - настаивала она. - Но папа сделал заявку для меня ниже "Находки". Я отдаю ее вам. Он покачал головой. - Малыш! - взмолилась она. Малыш тоже покачал головой и вдруг захохотал. Он хохотал как сумасшедший. - Это не истерика, - объяснил он. - Мне иногда бывает страшно весело. Его взгляд случайно упал на таз с золотом. Он ударил его ногой и рассыпал золото по снегу. - Это не наше золото, - сказал он. - Оно принадлежит тому лоботрясу, которого я вчера прогнал. И, как оказывается, для его же пользы. Идем, Смок, вернемся в Доусон. Впрочем, если ты хочешь убить меня, я и пальцем не двину, чтобы помешать тебе.  * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. МАЛЫШ ВИДИТ СНЫ *  1 - Почему ты никогда не играешь? - спросил Малыш у Смока, когда они как-то раз сидели в "Оленьем Роге". - Неужели тебя не тянет к игорному столу? - Тянет, - ответил Смок. - Но я знаю статистику проигрышей, а мне нужна верная прибыль. Вокруг них в большом зале бара раздавалось жужжание дюжины игорных столов, за которыми люди в мехах и мокасинах испытывали свое счастье. - Посмотри на них, - сказал Смок, охватив широким жестом весь зал. - Ведь самый простой математический расчет говорит, что все они, в общем, сегодня проиграют больше, чем выиграют. Многие из них уже сейчас проигрались. - Ты хорошо знаешь арифметику, - почтительно пробормотал Малыш. - И в основном ты прав. Но, с другой стороны, нельзя не считаться с фактами. Людям иногда везет. А бывает так, что все игроки выигрывают. Я говорю это, потому что сам играл и видел, как срывают банк. Нужно только выждать счастье, а там уж играть вовсю. - Судя по твоим словам, это так просто, - сказал Смок, что я не понимаю, почему люди проигрывают. - К сожалению, - возразил Малыш, - большинство игроков не чувствует, когда им действительно везет. И со мной не раз так бывало. Каждый раз это надо проверить на опыте. Смок покачал головой. - Тут тоже статистика, Малыш. Большинство игроков ошибается в своих предположениях. - Но неужели ты никогда не чувствовал, что стоит тебе поставить, и ты непременно выиграешь? Смок рассмеялся. - Слишком много шансов против меня. Но вот что, Малыш. Я сейчас поставлю на карту доллар. И посмотрим, принесет ли она нам что-нибудь на выпивку. Смок направился к карточному столу, но Малыш схватил его за руку. - Чует мое сердце, что мне сегодня повезет. Поставь лучше этот доллар на рулетку. Они подошли к стоявшему возле буфета столу с рулеткой. - Подожди, пока я не скажу, - посоветовал Малыш. - На какой номер? - спросил Смок. - На какой хочешь. Но не ставь, пока я не скажу. - Надеюсь, ты не будешь меня убеждать, что за этим столом у нас больше шансов, - сказал Смок. - У нас столько же шансов, сколько у нашего соседа. - Но меньше, чем у крупье. - Подожди, - сказал Малыш. - Ну, ставь! Крупье пустил шарик из слоновой кости по гладкому краю колеса над вращающимся диском с цифрами. Смок, сидевший много ниже, протянул руку над головой какого-то игрока и наугад бросил свой доллар. Монета скользнула по гладкому зеленому сукну и остановилась как раз против номера 34. Шарик тоже остановился, и крупье закричал: - Выиграл тридцать четвертый. Он смел деньги со стола, и Смок забрал тридцать пять долларов. Малыш хлопнул его по плечу. - Теперь ты видишь, что такое счастье, Смок. Чуяло мое сердце. Этого не расскажешь, но я знал, что ты выиграешь. Если бы твой доллар упал на какой-нибудь другой номер, ты все равно выиграл бы. Главное, чтобы предчувствие было верное, а тогда уж нельзя не выиграть. - А если бы вышел двойной ноль? - спросил Смок, направляясь с Малышом к буфету. - Тогда бы и твой доллар упал на двойной ноль, - ответил Малыш. - Счастье есть счастье. А потому идем назад к игорному столу. Я сегодня в удаче: я дал выиграть тебе, а теперь сам хочу выиграть. - У тебя есть какая-нибудь система? - спросил Смок минут через десять, когда его товарищ спустил сто долларов. Малыш с негодованием помотал головой и поставил фишки на 3, 11 и 17. Кроме того, он бросил мелочь на "зеленое". - К черту дураков, играющих по какой-то системе! - закричал он, в то время как крупье собрал со стола все его ставки. Смок, сначала равнодушный к игре, вдруг заинтересовался ею и, сам не принимая в ней участия, стал внимательно следить за вращающимся колесом, за ставками и выигрышами. Он так погрузился в это занятие, что Малыш, который решил, что с него довольно, с трудом оттащил его от стола. Крупье вернул Малышу мешок с золотым песком, данный в залог, и приложил к нему бумажку, на которой было написано: "Отсыпать 350 долларов". Малыш отнес свой мешок и бумажку весовщику, сидевшему в противоположном конце зала, за большими весами. Тот отвесил триста пятьдесят долларов и всыпал их в хозяйский сундук. - На этот раз твое счастье подтвердило правильность статистики, - сказал Смок. - Согласись, что я не мог этого знать, не проверив на опыте, - возразил Малыш. - Я увлекся малость, потому что хотел показать тебе, что все-таки бывают минуты, когда начинает везти. - Не горюй, Малыш, - рассмеялся Смок. - А вот я действительно набрел на счастье. Глаза Малыша засверкали. - Чего же ты медлишь! Ставь! - У меня счастье особого рода. Скоро я выработаю систему, которая перевернет всю эту лавочку. - Система! - буркнул Малыш, с искренней жалостью смотря на своего приятеля. - Смок, послушай друга и пошли все системы к черту. Кто играет на системе, тот всегда проигрывает. При системе счастья не бывает. - Вот этим она мне и нравится, - заявил Смок. - Система - это статистика. Если система правильная, ни за что не проиграешь. А счастье всегда может обмануть. - Я видел много неудачных систем, но не видал ни одной верной. - Малыш помолчал и вздохнул. - Послушай, Смок, если ты помешался на системе, лучше тебе сюда больше не показываться. Да и вообще не пора ли нам в путь-дорогу? 2 Несколько недель оба друга спорили. Смок проводил время в наблюдениях за рулеткой в "Оленьем Роге", Малыш настаивал, что необходимо как можно скорее двинуться в путь. А когда стали говорить о походе за двести миль вниз по Юкону, Смок отказался наотрез. - Послушай, Малыш, - сказал он. - Я не пойду. Такая прогулка отнимет целых десять дней, а за это время я надеюсь окончательно разработать мою систему. Она уже сейчас может дать мне верный выигрыш. Ну чего ради я потащусь в такую даль? - Смок, я о тебе забочусь, - ответил Малыш. - Как бы ты не рехнулся. Я готов тащить тебя хоть на Северный полюс, хоть к черту на рога, только бы оторвать от игорного стола. - Не беспокойся, Малыш. Ты забываешь, что я совершеннолетний. Тебе еще придется тащить домой тот золотой песок, который я выиграю с помощью моей системы. И тогда ты не обойдешься без хорошей собачьей упряжки. - Сам ты не пробуй играть, - продолжал Смок. - Все, что я выиграю, мы разделим пополам, но для начала мне необходимы все наши наличные деньги. Моя система еще не испытана, а потому возможно, что на первых порах я не раз промахнусь. 3 Наконец после многих часов и дней, проведенных в наблюдении за игорным столом, пришел вечер, когда Смок заявил, что он начинает сражение. Малыш, грустный и насупленный, словно плакальщик на похоронах, сопровождал друга в "Олений Рог". Смок накупил фишек и сел рядом с крупье. Много раз шарик обежал круг, прежде чем Смок решился поставить свою фишку. Малыш сгорал от нетерпения. - Ставь же, ставь, - говорил он. - Кончай эти похороны. Чего ты ждешь? Испугался, что ли? Смок качал головой и ждал. Было сыграно уже десять партий, когда он наконец поставил десять однодолларовых фишек на номер 26. Номер выиграл, и Смоку было уплачено триста пятьдесят долларов. Потом, пропустив еще десять, двадцать, тридцать игр, Смок снова поставил десять долларов на номер 32. Он снова выиграл триста пятьдесят долларов. - Тебе везет! - свирепо прошептал Малыш Смоку. - Жарь дальше, не останавливайся! Прошло полчаса, в течение которых Смок не принимал участия в игре, затем он поставил десять долларов на номер 34 и выиграл. - Везет! - прошептал Малыш. - Нисколько! - ответил Смок. - Это работает моя система. А ведь недурная система, не правда ли? - Рассказывай! - не соглашался Малыш. - Счастье приходит самыми разными путями. Никакой системы тут нет. Тебе просто везет сегодня. Теперь Смок стал играть иначе. Он ставил чаще, но по мелкой, разбрасывая фишки по разным номерам, и больше проигрывал, чем выигрывал. - Брось игру, - советовал Малыш. - Забирай деньги и уходи. Ты выиграл больше тысячи долларов. Не искушай судьбу. В эту минуту шарик снова забегал по кругу, и Смок поставил десять фишек на номер 26. Шарик остановился на 26, и крупье снова выплатил Смоку триста пятьдесят долларов. - Если уж тебе так везет, - советовал Малыш, - так лови счастье за хвост и ставь сразу двадцать пять долларов. Прошло около четверти часа, во время которых Смок выигрывал и проигрывал небольшие суммы. А затем он вдруг поставил двадцать пять долларов на ноль - и тотчас же крупье выплатил ему восемьсот семьдесят пять долларов. - Разбуди меня, Смок, это сон, - взмолился Малыш. Смок улыбнулся, достал записную книжку и занялся вычислениями. Эту книжку он неоднократно вынимал из кармана и надолго погружался в какие-то расчеты. Вокруг стола собралась толпа. Многие игроки стали ставить на те же номера, что и Смок. Тут он снова изменил свой маневр. Десять раз подряд он ставил на 18 и проигрывал. Тут даже самые упрямые последователи покинули его. Тогда он поставил на другой номер и выиграл триста пятьдесят долларов. Игроки снова ринулись за ним и снова покинули его после целого ряда проигрышей. - Да брось же, Смок! - настаивал Малыш. - Всякому везению есть предел, и твое явно кончилось: таких кушей, как раньше, тебе уже не забрать. - Еще один раз - и баста! - ответил Смок. В продолжение нескольких минут он ставил с переменным счастьем мелкие фишки на разные номера, а затем бросил сразу двадцать пять долларов на двойной ноль. - Давайте подсчитаем, - сказал он крупье, выиграв на этот раз. - Можешь не показывать мне этот счет, - сказал Малыш Смоку, когда они направились к весам. - Ты выиграл около трех тысяч шестисот долларов. Верно? - Ровно три тысячи шестьсот, - ответил Смок. - А теперь отвези песок домой. Ведь мы так условились. 4 - Не шути со своим счастьем! - говорил на следующее утро Малыш, видя, что Смок снова собирается в "Олений Рог". - Тебе повезло, но уж больше везти не будет. Счастье изменит тебе. - Не смей говорить о счастье! Тут не счастье, а статистика, научная формула. Проиграться я никак не могу. - К черту систему! Никаких систем не существует. Я как-то раз выиграл семнадцать раз подряд, но тут система была ни при чем. Просто дурацкое счастье! Я испугался и прекратил игру. Если бы я играл дальше, я выиграл бы тридцать тысяч на свои два доллара. - А я выигрываю, потому что у меня есть система. - Ну как ты это докажешь? - Я уже доказал тебе. Идем, докажу еще раз. В "Оленьем Роге" все уставились на Смока. Игроки у стола очистили ему место, и он снова сел рядом с крупье. На этот раз он вел игру совсем иначе. За полтора часа он поставил только четыре раза. Но каждая ставка была по двадцать пять долларов, и всякий раз он выигрывал. Он получил три тысячи пятьсот долларов, и Малыш снова отнес домой золотой песок. - А теперь пора кончать, - сказал Малыш, присев на край койки и снимая мокасины. - Ты выиграл семь тысяч. Только сумасшедший стал бы дразнить свое счастье. - А по-моему, только сумасшедший мог бы бросить игру, когда у него есть такая замечательная система, как у меня. - Ты умный человек, Смок. Ты учился в колледже. Мне ввек того не узнать, что ты сообразишь в одну минуту. Но ты ошибаешься, считая свое случайное везение за систему. Я много на своем веку слышал о разных системах, но скажу тебе по совести, как другу, - все они ни черта не стоят. Нет такой системы, чтобы выигрывать в рулетку наверняка. - Но ведь я тебе доказал! И не раз еще докажу, если хочешь. - Нет, Смок. Все это просто сон. Вот сейчас я проснусь, разведу огонь и приготовлю завтрак. - Так вот же, мой недоверчивый друг, золотой песок, который я выиграл! Попробуй подыми его. Смок бросил на колени товарищу мешок с золотым песком. В мешке было тридцать пять фунтов весу, и Малыш почувствовал его тяжесть. - Это явь, а не сон, - продолжал настаивать Смок. - Уф! Много видел я разных снов на своем веку. Во сне, конечно, все возможно. Но наяву системы не помогают. Правда, я не учился в колледже, однако это не мешает мне с полным основанием утверждать, что твое невероятное везение - только сон. - Это "закон бережливости Гамильтона", - со смехом сказал Смок. - Я никогда не слышал ни о каком Гамильтоне, но, по-видимому, он прав. Я сплю, Смок, а ты лезешь ко мне со своей системой. Если ты любишь меня, крикни: "Малыш! Проснись!" - и я проснусь и приготовлю завтрак. 5 На третий вечер крупье вернул Смоку его первую ставку - пятнадцать долларов. - Больше десяти ставить нельзя, - сказал он. - Высшая ставка уменьшена. - Испугался, - фыркнул Малыш. - Кому не нравится, может не играть, - ответил крупье. - И, сказать откровенно, я предпочел бы, чтобы ваш товарищ не играл за моим столом. - Не нравится его система, а? - издевался Малыш, в то время как Смок получал триста пятьдесят долларов. - В систему я не верю. В рулетке никаких систем нет и быть не может. Но бывает так, что человеку начинает везти. Я должен принять все меры, чтобы предохранить банк от краха. - Струхнули! - Да, рулетка - такое же деловое предприятие, как и всякое другое. Мы не филантропы. Проходил вечер за вечером, а Смок продолжал выигрывать, все время меняя способы игры. Эксперты, столпившиеся вокруг стола, записывали его номера и ставки, тщетно пытаясь разгадать его систему. Но ключа к ней они не могли найти. Все уверяли, что ему просто везет. Правда, так везет, как еще не везло никому на свете. Всех смущало то, что Смок каждый раз играл по-иному. Порою он целый час не принимал участия в игре и сидел, уткнувшись в свою записную книжку, и что-то высчитывал. Но случалось и так, что он в продолжение пяти - десяти минут ставил три раза подряд высшую ставку и забирал больше тысячи долларов. Порою его тактика заключалась в том, что он с поразительной щедростью разбрасывал фишки, ставя на разные номера. Так продолжалось от десяти до тридцати минут, и вдруг, когда шарик обегал уже последние круги, Смок ставил высшую ставку разом на ряд, на цвет, на номер и выигрывал по всем трем. Однажды он, для того чтобы сбить с толку тех, кто хотел проникнуть в тайну его игры, проиграл сорок десятидолларовых ставок. Но неизменно, из вечера в вечер, Малышу приходилось тащить домой золотого песку на три с половиной тысячи долларов. - И все же никаких систем не бывает, - утверждал Малыш, ложась спать. - Я все время слежу за твоей игрой и не вижу в ней никакого порядка. Ты, когда пожелаешь, ставишь на выигрывающий номер, а когда пожелаешь - на проигрывающий. - Ты, Малыш, и представить себе не можешь, как ты близок к истине. Я иногда сознательно ставлю на проигрыш. Но и это входит в мою систему. - К черту систему! Я говорил со всеми игроками города, и все они утверждают, что не может быть никакой системы. - Но ведь я каждый вечер доказываю им, что система есть. - Послушай, Смок, - сказал Малыш, подходя к свече и собираясь задуть ее. - Я, видно, и впрямь не в себе. Ты, вероятно, думаешь, что это - свечка. Это не свечка. И я - не я. Я сейчас где-нибудь в дороге, лежу в своем спальном мешке, на спине, открыв рот, и все это вижу во сне. И ты - не ты, и свечка - не свечка. - Странно, Малыш, что мы с тобой видим одинаковые сны, - сказал Смок. - Совсем нет. Я и тебя вижу во сне. Тебя нет, мне только снится, что ты со мной разговариваешь. Мне снится, что со мною многие разговаривают. Я, кажется, схожу с ума. А если этот сон продлится еще немного, я взбешусь, стану кусаться и выть. 6 На шестую ночь игры предельная ставка в "Оленьем Роге" была понижена до пяти долларов. - Не беда, - сказал Смок, обращаясь к крупье. - Я уйду отсюда не раньше, чем выиграю три тысячи пятьсот долларов. Вы только заставите меня играть дольше, чем вчера. - Почему вы не играете за каким-нибудь другим столом? - злобно спросил крупье. - Потому что мне нравится ваш стол! - И Смок посмотрел на гудевшую в нескольких шагах от него печку. - Здесь не дует, тепло и уютно. Малыш чуть не помешался, неся домой девятый мешок с золотым песком, - добычу девятого вечера. - Я совсем сбит с толку, Смок, - говорил он. - С меня хватит. Я вижу, что и вправду не сплю. Вообще систем не бывает, но у тебя есть система. Нет никакого тройного правила. Календарь отменен. Мир перевернулся. Не осталось никаких законов природы. Таблица умножения пошла ко всем чертям. Два равно восьми. Девять - одиннадцати. А дважды два - равно восьмистам сорока шести с... с... половиной. Дважды все - равно кольдкрему, сбитым сливкам и коленкоровым лошадям. Ты изобрел систему, и теперь существует то, чего никогда не было. Солнце встает на западе, луна превратилась в монету, звезды - это мясные консервы, цинга - благословение Божие, мертвые воскресают, скалы летают, вода - газ, я - не я, ты - не ты, а кто-то другой, и возможно, что мы с тобой - близнецы, если только мы - не поджаренная на медном купоросе картошка. Разбуди меня! О кто бы ты ни был, разбуди меня! 7 На следующее утро к ним пришел гость. Смок знал его. Это был Гарвей Моран, владелец всех игорных столов в "Тиволи". Он заговорил умоляюще и робко. - Вы нас всех озадачили, Смок, - начал он. - Я пришел к вам по поручению девяти других владельцев игорных столов в трактирах города. Мы ничего не понимаем. Нам известно, что в рулетке не может быть никаких систем. Это говорят все ученые-математики. Рулетка сама по себе система, и все другие системы против нее бессильны, в противном случае арифметика - чушь. Малыш яростно закивал головой. - Если система может победить систему, значит, никакой системы не существует, - продолжал владелец рулетки. - А тогда нам пришлось бы признать, что одна и та же вещь может находиться одновременно в двух разных местах или что две разные вещи могут одновременно находиться в одном месте, способном вместить только одну из них. - Ведь вы следили за моей игрой? - спросил Смок. - Если системы нет, а мне просто везет, то вам нечего волноваться. - В этом вся загвоздка. Мы не можем не волноваться. Вы, несомненно, играете по какой-то системе, а между тем никакой системы не может быть. Я слежу за вами пять вечеров подряд и мог заметить только, что у вас есть кое-какие излюбленные номера. Так вот, мы, владельцы девяти игорных столов, собрались и решили обратиться к вам с дружеским предложением. Мы поставим рулетку в задней комнате "Оленьего Рога", и там обыгрывайте нас, сколько угодно. Совершенно частным образом. Только вы, да Малыш, да мы. Что вы на это скажете? - Мы это сделаем немного иначе, - ответил Смок. - Вы просто хотите следить за моей игрой. Сегодня вечером я буду играть в баре "Оленьего Рога". Там следите за моей системой, сколько вам будет угодно. 8 В этот вечер, когда Смок сел за игорный стол, крупье закрыл игру. - Игра кончена, - сказал он. - Так велел хозяин. Но собравшиеся владельцы игорных столов не хотели с этим примириться. В несколько минут они собрали по тысяче долларов с человека и снова открыли игру. - Обыграйте нас, - сказал Гарвей Моран Смоку, когда крупье первый раз пустил шарик по кругу. - Согласны на то, чтобы предельная ставка была двадцать пять долларов? - Согласны. Смок сразу поставил двадцать пять фишек на ноль и выиграл. Моран вытер пот со лба. - Продолжайте, - сказал он. - У нас в банке десять тысяч. Через полтора часа все десять тысяч перешли к Смоку. - Банк сорван, - сказал крупье. - Ну что, хватит? - спросил Смок. Владельцы игорных домов переглянулись. Эти разъевшиеся продавцы счастья, вершители его законов, были побиты. Перед ними стоял человек, который был либо ближе знаком с этими законами, либо создал иные законы, высшие. - Больше мы не играем, - сказал Моран. - Ведь так, Бэрк? Большой Бэрк, владелец игорных столов в двух трактирах, кивнул головой. - Случилось невозможное, - сказал он. - У этого Смока есть система. Он разорит нас. Если мы хотим, чтобы наши столы работали по-прежнему, нам остается только сократить предельную ставку до доллара, до десяти центов, даже до цента. С такими ставками ему много не выиграть. Все взглянули на Смока. Он пожал плечами. - Тогда, джентльмены, я найду людей, которые по моим указаниям будут играть за всеми вашими столами. Я буду платить им по десяти долларов за четырехчасовую смену. - Видно, нам придется закрыть лавочку, - ответил Большой Бэрк. - Если только... - он переглянулся с товарищами, - если только вы не пожелаете с нами серьезно поговорить. Сколько вы хотите за вашу систему? - Тридцать тысяч долларов! - сказал Смок. - По три тысячи с каждого стола. Они пошептались и согласились. - И вы объясните нам вашу систему? - Конечно. - И обещаете никогда в Доусоне не играть в рулетку? - Нет, сэр, - твердо сказал Смок, - я обещаю только никогда больше не пользоваться этой системой. - Черт возьми! - воскликнул Моран. - Нет ли у вас еще и других систем? - Подождите! - вмешался Малыш. - Мне надо поговорить с моим компаньоном. Иди сюда, Смок. Смок пошел за Малышом в угол комнаты. Сотни любопытных глаз следили за ними. - Послушай, Смок, - хрипло зашептал Малыш. - Может, это не сон. А в таком случае ты продаешь свою систему страшно дешево. Ведь с ее помощью ты можешь весь мир ухватить за штаны. Речь идет о миллионах! Сдери с них! Сдери с них как следует! - А если это сон? - ласково спросил Смок. - Тогда, во имя сна и всего святого, сдери с них как можно больше. Какой толк видеть сны, если мы даже во сне не можем сделать выгодного дельца? - К счастью, это не сон, Малыш. - В таком случае я тебе никогда не прощу, если ты продашь систему за тридцать тысяч. - Ты бросишься мне на шею, когда я продам ее за тридцать тысяч. Это не сон, Малыш. Ровно через две минуты ты убедишься, что это был не сон. Я решил продать систему, потому что мне ничего другого не остается. Смок заявил владельцам столов, что он не меняет своего решения. Те передали ему расписки, на три тысячи каждая. - Потребуй, чтобы тебе заплатили наличными, - сказал Малыш. - Да, я хочу получить золотым песком, - сказал Смок. Владелец "Оленьего Рога" взял расписки, и Малыш получил золотой песок. - Теперь у меня нет ни малейшего желания проснуться, - сказал он, поднимая тяжелые мешки. - Этот сон стоит семьдесят тысяч. Нет, я не такой расточитель, чтобы раскрыть сейчас глаза, вылезть из-под одеяла и готовить завтрак. - Ну, рассказывайте вашу систему, - сказал Бэрк. - Мы вам заплатили и ждем ваших объяснений. Смок подошел к столу. - Прошу внимания, джентльмены! У меня не совсем обыкновенная система. Вряд ли это можно назвать системой. Но у нее то преимущество, что она дает практические результаты. У меня, собственно, есть свои догадки, однако я не стану о них сейчас распространяться. Следите за мной. Крупье, приготовьте шарик. Я хочу выиграть на номер двадцать шесть. Допустим, я ставлю на него. Пускайте шарик, крупье! Шарик забегал по кругу. - Заметьте, - сказал Смок, - что номер девять был как раз напротив! Шарик остановился как раз напротив двадцати шести. Большой Бэрк выругался. Все ждали. - Для того, чтобы выиграть на ноль, нужно, чтобы напротив стояло одиннадцать. Попробуйте сами, если не верите. - Но где же система? - нетерпеливо спросил Моран. - Мы знаем, что вы умеете выбирать выигрышные номера. Но как вы их узнали? - Я внимательно следил за выигрышами. Случайно я дважды отметил, где остановился шарик, когда вначале против него был номер девять. Оба раза выиграл двадцать шестой. Тогда я стал изучать и другие случаи. Если напротив находится двойной ноль - выигрывает тридцать второй. А для того чтобы выиграть на двойной ноль, необходимо, чтобы напротив было одиннадцать. Это случается не всегда, но обычно. Как я уже сказал, у меня есть свои догадки, о которых я предпочитаю не распространяться. Большой Бэрк, пораженный какой-то мыслью, внезапно вскочил, остановил рулетку и стал внимательно осматривать колесо. Все девять остальных владельцев рулеток тоже склонили головы над колесом. Затем Большой Бэрк выпрямился и посмотрел на печку. - Черт возьми! - сказал он. - Никакой системы не было. Стол стоит слишком близко к огню, и проклятое колесо рассохлось, покоробилось. Мы остались в дураках. Не удивительно, что он играл только за этим столом. За другим столом он не выиграл бы и кислого яблока. Гарвей Моран облегченно вздохнул. - Не беда! - произнес он. - Мы не так уж много заплатили, зато мы знаем наверняка, что никакой системы не существует. Он захохотал и хлопнул Смока по плечу. - Да, Смок, вы нас помучили изрядно. А мы еще радовались, что вы оставляете наши столы в покое. У меня в "Тиволи" есть славное вино. Идем со мной, и я его открою. Вернувшись домой, Малыш стал молча перебирать мешки с золотым песком. Наконец он разложил их на столе, сел на край скамьи и стал снимать мокасины. - Семьдесят тысяч! - говорил он. - Это весит триста пятьдесят фунтов. И все благодаря покривившемуся колесику и зоркому глазу. Смок, ты съел их сырыми, ты съел их живьем. И все же я знаю, что это сон! Только во сне случаются такие замечательные вещи. Но у меня нет ни малейшего желания проснуться. Я надеюсь, что никогда не проснусь. - Успокойся! - отозвался Смок. - Тебе незачем просыпаться. Есть философы, которые утверждают, что все люди живут во сне. Ты попал в хорошую компанию. Малыш встал, подошел к столу, взял самый большой мешок и стал укачивать его, как ребенка. - Может быть, это и сон, - сказал он. - Но зато, как ты справедливо заметил, я попал в хорошую компанию.  * ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ЧЕЛОВЕК НА ДРУГОМ БЕРЕГУ *  1 Еще до того, как Смок Беллью в шутку основал поселок Тру-ля-ля, совершил вошедшую в историю спекуляцию с яйцами, которая чуть было не привела к банкротству Билла Свифтуотера, и взял приз в миллион долларов на состязании собачьих упряжек в беге по Юкону, ему пришлось разлучиться с Малышом в верховьях Клондайка. Малыш должен был спуститься вниз по Клондайку в Доусон, чтобы зарегистрировать несколько заявок. Смок же повернул со своими собаками на юг. Он хотел добраться до Нежданного озера и до мифических Двух Срубов. Для этого он должен был пересечь верховья Индейской реки и неисследованные области, лежащие за горами, и спуститься к реке Стюарт. По слухам, именно где-то в этих краях лежало Нежданное озеро, окруженное зубчатыми горами и ледниками, а дно этого озера было усеяно золотыми самородками. Рассказывали, что когда-то старожилы, чьи имена теперь забылись, ныряли в ледяную воду озера и выплывали на поверхность, держа по золотому самородку в каждой руке. Но вода была до того холодная, что одни из этих смельчаков умирали тут же от разрыва сердца, другие становились жертвой скоротечной чахотки, и никто из тех, кто отправлялся на это озеро, еще не вернулся. Всякий раз случалось какое-нибудь несчастье. Один провалился в полынью неподалеку от Сороковой Мили. Другой был разорван и съеден своими же собаками. Третьего раздавило свалившееся дерево. Нежданное озеро было заколдованным местом. Дорогу к нему давно забыли, и золотые самородки до сих пор устилали дно. О местонахождении Двух Срубов, столь же мифических, имелись более подробные сведения. Они стояли на расстоянии "пяти ночевок" от реки Стюарт вверх по реке Мак-Квещен. Их поставил кто-то в те времена, когда в бассейне Юкона еще ни одного золотоискателя и в помине не было. Бродячие охотники на лосей говорили Смоку, что их старикам как-то удалось добраться до этих лачуг, но никаких следов давнишних разработок там не оказалось. - Лучше бы ты поехал со мной, - сказал Смоку на прощанье Малыш. - Если тебе так уж не сидится, это еще не значит, что надо наживать себе неприятности. Поезжай куда-нибудь, но зачем ехать в какое-то заколдованное место, где, как и тебе и мне хорошо известно, каждого подстерегает злой дух. - Не беспокойся, Малыш. Через шесть недель я вернусь в Доусон. Дорога по Юкону накатана, да и первые сто миль по Стюарту тоже, должно быть, хорошо наезжены. Старожилы с Гендерсона говорили мне, что в те края после ледостава отправилось несколько золотоискателей. Идя по их следам, я могу делать по сорок, даже по пятьдесят миль в день. Мне бы только добраться туда, и через месяц я буду дома. - Да, вот добраться туда. Это именно меня и беспокоит. Как ты туда доберешься? Ну что ж, прощай, Смок. Главное, смотри в оба, не попадись злому духу. И помни, что нечего стыдиться, если ты вернешься домой с пустыми руками. 2 Неделю спустя Смок уже карабкался по отрогам гор, окаймляющих южный берег Индейской реки. На водоразделе между Индейской рекой и Клондайком он бросил нарты и навьючил своих псов. Каждая из шести огромных собак тащила по пятидесяти фунтов. Такой же груз был и на спине у Смока. Смок шел впереди, приминая своими лыжами мягкий снег, а за ним гуськом тащились собаки. Он любил эту жизнь, эту суровую полярную зиму, дикое безмолвие, беспредельные снежные равнины, на которые вздымались обледенелые горные громады, еще безымянные, еще не нанесенные на карту. Глаз нигде не встречал одиноких дымков, поднимающихся над стоянками охотников. Он один двигался среди этих никому не ведомых пространств. Одиночество нисколько не тяготило его. Он любил дневной труд свой, перебранки собак, устройство привала в зимние сумерки, мерцание звезд и пламенеющую пышность северного сияния. Но больше всего любил он свои ночные стоянки в этой снежной пустыне. Вовек не забудет он их. Ему грезилась картина, которую он когда-нибудь напишет. Утоптанный снег и горящий костер, постель из пары заячьих шуб, разостланных на свежесрубленных ветвях; заслон от ветра - кусок холста, задерживающий и отражающий жар костра, закоптелый кофейник, кастрюлька, мокасины, надетые на палки для просушки, лыжи, воткнутые в снег. А по ту сторону костра - собаки, жмущиеся поближе к огню, умные и жадные, косматые и заиндевелые, с пушистыми хвостами, которыми они заботливо прикрывают себе ноги. И кругом сплошная стена непроницаемого мрака. В такие минуты Сан-Франциско, "Волна", и О'Хара казались ему неясными далекими призраками, тенями из несбывшихся снов. Ему трудно было поверить, что он знал когда-то иную жизнь, что он когда-то плескался и барахтался в болоте городской богемы. В одиночестве, лишенный возможности перекинуться с кем-нибудь словом, он много думал, и мысли его были глубоки и просты. Он с ужасом думал о том, как попусту прошли для него годы его городской жизни, о бездарности всех школьных и книжных философий, об умничающем цинизме редакций и художественных мастерских, о ханжестве дельцов, отдыхающих в своих клубах. Они не знают, что такое волчий аппетит, крепчайший сон, железное здоровье; никогда они не испытывали настоящего голода, настоящей усталости, им незнакомо опьянение работой, от которой вся кровь в жилах бурлит, как вино. Эта прекрасная, мудрая, суровая Северная Страна существовала всегда, а он ничего о ней не знал. Его удивляло, как это он, созданный для такой жизни, мог не слышать тихого зова северной природы. Она звала его, а он не знал. Но и это пришло в свое время. - Зато теперь, Желтомордый, я слышу ее ясно! Пес, к которому были обращены эти слова, поднял сначала одну лапу, потом другую, потом опять уютно прикрыл их хвостом и засмеялся, глядя на своего хозяина через костер. - Герберту Спенсеру было почти сорок лет, когда он начал понимать, в чем его призвание. Я нашел свое призвание гораздо раньше. Я не дождался и тридцати лет. Мое призвание - здесь. Знаешь, Желтомордый, я хотел бы родиться волчонком и всю жизнь быть твоим братом и братом всего твоего волчьего племени. Много дней бродил он по хаосу ущелий и перевалов; они были расположены в таком беспорядке, что казалось, будто их разбросал здесь какой-то космический проказник. Тщетно искал он ручеек или речку, которые текли бы на юг - к Мак-Квещену и Стюарту. Подул ветер с гор и принес вьюгу. Находясь над линией лесов и не имея возможности поэтому развести огонь, он два дня бесплодно старался спуститься пониже. К концу второго дня он добрел до карниза какой-то колоссальной отвесной скалы. Падал такой густой снег, что Смоку не удалось рассмотреть ее основания. Смок плотно закутался в оленью доху, окружил себя собаками, укрылся с ними в огромном сугробе и так провел всю ночь, стараясь не заснуть. Утром, когда буря утихла, он пошел на разведку. В четверти мили под ним находилось замерзшее, занесенное снегом озеро. Над озером поднимались со всех сторон зубчатые вершины гор. Да, ему так и рассказывали. Он нечаянно набрел на Нежданное озеро. - Подходящее название, - бормотал он час спустя, приближаясь к самому берегу. Здесь росло несколько старых елей. Пробираясь к ним, Смок наткнулся на три могилы, почти доверху занесенные снегом: торчали только столбы, на которых были вырезаны совершенно неразборчивые надписи. За елями стояла маленькая ветхая хижина. Он толкнул дверь и вошел. В углу, на том, что когда-то было постелью из еловых веток, лежал скелет, завернутый в истлевшие меха. "Последний посетитель Нежданного озера", - подумал Смок, поднимая с пола кусок золота величиною в два кулака. Рядом с этим самородком стояла жестянка, полная шершавых золотых самородков величиной с орех. Так как все, что рассказывали про Нежданное озеро, пока подтверждалось, Смок решил, что золото это добыто с его дна. Но сейчас озеро было покрыто толстым слоем льда и потому недосягаемо. И в полдень с крыльца хижины Смок бросил на него прощальный взгляд. - Все в порядке, мистер Озеро, - сказал он. - Сторожи свои сокровища. Я еще вернусь сюда за ними, если только здешний злой дух мне не помешает. Я не совсем ясно представляю себе, как я сюда попал, но надеюсь узнать это, выбираясь отсюда. 3 Четыре дня спустя Смок развел костер в большой долине, на берегу замерзшего потока, под гостеприимными елями. Где-то там, в этом белом хаосе, позади находилось Нежданное озеро, но где именно - он уже не знал. Четверо суток блужданий в слепящей пурге сбили его с толку, и он уже не знал, где у него "впереди" и где "позади". Он словно вынырнул из какого-то кошмара. Он не мог бы даже сказать, сколько времени был в пути - четыре дня или целую неделю. Он спал вместе с собаками, перебрался через десятки невысоких перевалов, следовал за извилинами сумасшедших ущелий, кончавшихся тупиками, и за все время ему только дважды удалось развести огонь и подогреть лосиное мясо. Теперь он мог впервые вдоволь поесть и поставить заслон. Снежная буря улеглась, снова стало ясно и холодно. Мир вокруг него принял обычный вид. Речка, на которой он очутился, казалась обыкновенной речкой и текла на юго-запад. Но Нежданное озеро он потерял так же, как потеряли его и все прежние Колумбы. Полдня пути вниз вдоль небольшой речки привели его в долину другой, более широкой реки. Он догадался, что это и есть Мак-Квещен. Тут он убил лося, и теперь каждая его собака снова тащила по пятидесяти фунтов мяса. Идя вниз по Мак-Квещену, он набрел на санный след. Верхний слой снега был мягок, но под ним находилась утоптанная тропа. Он заключил, что на Мак-Квещене есть два лагеря и что этот путь ведет от одного к другому. Решив, что нижний лагерь - это Два Сруба и что там, вероятно, кто-то поселился, он двинулся вниз по реке. Было сорок градусов мороза, когда он расположился на ночлег. Засыпая, он размышлял, кто бы могли быть эти люди, открывшие таинственные Два Сруба, и доберется ли он до их стоянки на следующий день. Он тронулся в путь при первых проблесках рассвета и шел по запорошенной тропе, утаптывая ее своими плетеными лыжами, чтобы собаки не провалились. Неожиданное настигло его на излучине реки. Он услышал и почувствовал его одновременно. Справа щелкнул ружейный выстрел; пуля, пробив насквозь парку и фуфайку, ударила его в плечо и заставила повернуться вокруг своей оси. Он покачнулся на лыжах, желая сохранить равновесие, и услышал второй выстрел. На этот раз стрелявший промахнулся. Смок не стал дожидаться. Нырнув в снег, он пополз к берегу, чтобы спрятаться среди деревьев и кустов. Снова и снова трещали выстрелы, и он с отвращением почувствовал, что по его спине течет что-то теплое и липкое. Ведя за собой собак, Смок вскарабкался на берег и спрятался в кустах. Там он снял лыжи, пробрался вперед и стал внимательно осматривать противоположный берег. Но никого не увидел. Стрелявший, должно быть, спокойно лежал за деревьями на противоположном берегу. - Если сейчас ничего не случится, - пробормотал Смок спустя полчаса, - я вылезу и разведу костер. Иначе я отморожу себе ноги. Желтомордый, что бы ты стал делать, если бы тебе пришлось лежать на морозе, чувствуя, что кровь застывает в твоих жилах, и зная, что тебя собираются застрелить? Он отполз на несколько шагов назад, утоптал снег и стал приплясывать на месте. Эта пляска нагнала ему кровь в ноги и позволила выдержать еще полчаса. Вдруг он услышал звон бубенчиков. Он увидел нарты, показавшиеся из-за поворота реки. У передка, рядом с шестом, бежал одинокий человек, погонявший собак. Смок был потрясен, так как это был первый человек, которого он увидел после того, как три недели назад расстался с Малышом. Он сразу подумал о негодяе, притаившемся на том берегу. Не вылезая из своей засады, Смок предостерегающе свистнул. Человек не расслышал, и продолжал мчаться вперед. Смок свистнул громче. Человек остановил собак и увидел Смока как раз в тот момент, когда раздался выстрел. Тогда Смок поднял ружье и сам выстрелил в сторону деревьев, откуда донесся звук выстрела. При первом выстреле человек у шеста покачнулся. Шатаясь, он подошел к нартам и, поднимая ружье к плечу, вдруг начал медленно опускаться и сел на нарты. Потом выстрелил, не целясь, и повалился навзничь, - Смок мог видеть только его живот и ноги. Снова снизу донесся звон бубенчиков. Упавший не шевельнулся. Из-за поворота выехало трое нарт, шесть человек сопровождало их. Смок крикнул, чтобы предупредить, но те уже сами видели, что произошло с первыми нартами, и торопились к пострадавшему. Выстрелы с того берега не повторялись, и Смок, позвав своих собак, вышел из-за прикрытия. Его встретили восклицаниями, двое из только что прискакавших сняли рукавицы, подняли ружья и взяли Смока на прицел. - Подойди-ка сюда, подлый убийца, - скомандовал чернобородый мужчина. - Брось сейчас же свое ружье в снег. Поколебавшись, Смок кинул ружье и подошел к ним. - Обыщи его, Луи, и отними у него оружие, - приказал чернобородый. Смок понял, что Луи - канадский француз, проводник, как и остальные. Он обыскал Смока и отобрал у него охотничий нож. - Ну, что ты скажешь в свое оправдание, незнакомец, прежде чем я тебя застрелю? - спросил чернобородый. - Скажу, что вы ошибаетесь: не я убил этого человека, - сказал Смок. Один из проводников закричал. Он прошел по следам Смока и добрался до кустов, за которыми тот прятался. Об этом своем открытии он немедленно сообщил остальным. - За что ты убил Джо Кинэда? - спросил чернобородый. - Я его не убивал... - начал Смок. - Нечего разговаривать. Ты пойман на месте преступления. Вот следы твоих ног. Услышав, что подъезжает наш товарищ, ты отошел в сторону. Ты залег между деревьями и выстрелил в него. Пьер, подними его ружье. - Дайте мне рассказать вам, - сказал Смок. - Заткнись! - крикнул чернобородый. - Твое ружье само все расскажет. Они осмотрели ружье Смока, сосчитали заряды, проверили дуло и магазины. - Один выстрел! - сказал чернобородый. Пьер, словно олень, широко раздувая ноздри, понюхал магазин. - Выстрел сделан совсем недавно, - сказал он. - Пуля попала ему в спину, - сказал Смок. - А он ехал лицом ко мне. Ясно, что стреляли с того берега. Чернобородый на минуту задумался. Затем он покачал головой. - Нет, ты нас не обманешь. Он повернулся к тебе спиной, и тогда ты выстрелил. Пойдите, ребята, посмотрите, не ведут ли какие-нибудь следы к тому берегу. Но ему ответили, что возле того берега лежит совершенно нетронутый снег. Чернобородый вынул из раны убитого свалявшийся меховой пыж. Разрезав его, он достал пулю. Кончик пули расплющился и сделался величиной в полудолларовую монету, но основание ее, одетое сталью, было цело. Он сравнил пулю с пулями Смока. - Тут и слепой поймет, в чем дело, - сказал он. Эта пуля с мягким носом и стальной рубашкой, и твоя с мягким носом и стальной рубашкой. Здесь тридцать - тридцать; и твоя тридцать - тридцать. Эта - завода Д. и Т., и твоя - завода Д. и Т. Пойдем на берег и посмотрим, как это ты все устроил. - Я сам ранен, - сказал Смок, - у меня прострелена парка. Пока чернобородый рассматривал пробитую парку, один из его товарищей исследовал затвор ружья, принадлежавшего убитому. Ружье свидетельствовало, что из него был сделан один выстрел. Пустая гильза оставалась еще в камере. - Жаль, что бедному Джо не удалось застрелить тебя, - огорченно сказал чернобородый. - Однако он не оплошал - с такой дырой в спине. Ну, ступай! - Поищите сначала на том берегу, - настаивал Смок. - Молчи и ступай за мной. Говорить за тебя будут факты. Они сошли с тропы в том самом месте, где свернул Смок, поднялись по его следам на берег и осмотрели все пространство между деревьями. - Здесь он плясал, чтобы согреть ноги, - сказал Луи. - Здесь он полз на животе. Здесь приподнялся на локте, чтобы выстрелить... - А вот его пустой патрон! - сказал чернобородый. - Ребята, нам остается только одно... - Раньше спросите меня, зачем я сделал этот выстрел, - перебил его Смок. - Если не замолчишь, я заткну тебе глотку твоими собственными зубами. Ты еще успеешь поговорить. Мы люди приличные, уважающие закон, и мы поступим с тобой как полагается. Пьер, далеко мы от дома? - Миль двадцать будет! - Отлично. Заберем с собой бедного Джо с его поклажей и едем к Двум Срубам. Я полагаю, мы видели вполне достаточно для того, чтобы вздернуть этого молодца. 4 Спустя три часа после наступления темноты убитый, Смок и его конвоиры прибыли к Двум Срубам. При свете звезд Смок увидел на плоском берегу десяток недавно построенных домишек, окружавших старый, довольно большой дом того типа, который нередко встречается на крайнем Западе. Его ввели как раз в этот старый дом. Там он увидел молодого человека огромного роста, его жену и слепого старика. Женщина, которую муж назвал Люси, тоже была высокая и сильная. Старик, как Смок узнал впоследствии, был старый зверолов со Стюарта. Он ослеп прошлой зимой. Узнал Смок и о том, что лагерь Два Сруба был построен год назад. Сюда прибыла группа людей, нашла здесь слепого зверолова и поселилась рядом с ним. Более поздние пришельцы создали тут целый поселок. Охота была здесь хорошая, попадалось и золото. Через несколько минут в комнату набилось все население Двух Срубов. Смоку связали руки и ноги ремнями из оленьей кожи, и, всеми осмеянный, никем не замечаемый, он лежал в углу. Он насчитал тридцать восемь человек, народ все грубый и дикий, - выходцы из Штатов и французы - проводники из северной Канады. Поймавшие Смока люди снова и снова повторяли рассказ о том, как все произошло, и вокруг каждого из них толпились разъяренные поселенцы. - Линчуйте его сейчас же, чего ждать! - кричали в толпе. Одного огромного ирландца пришлось удержать силой. Он хотел броситься на беззащитного пленника и избить его. Разглядывая присутствующих, Смок заметил знакомое лицо. Это был Брэк, лодку которого он однажды провел через пороги. К удивлению Смока, тот не подошел к нему и не заговорил с ним. Смок тоже сделал вид, будто не знает его. И вдруг заметил, что Брэк, заслонив лицо рукой, мигает ему. Чернобородый, которого звали Эли Гардинг, положил конец толкам о немедленном линчевании. - Молчать! - заорал он. - Потерпите немного. Этот человек принадлежит мне. Я его поймал, и я привел его сюда. Неужели вы думаете, что я тащил его в такую даль для того, чтобы линчевать? Конечно, нет! Я это и сам мог сделать. Я привез его для справедливого и беспристрастного суда, и, клянусь богом, мы будем его судить справедливо и беспристрастно. Он связан и не сбежит. Оставим его здесь до утра, а завтра - суд. 5 Смок проснулся. Он лежал лицом к стене и вдруг почувствовал, что струя ледяного воздуха впилась ему в плечо, как игла. В помещении было жарко натоплено, и струйка морозного воздуха, проникшая снаружи, где было пятьдесят градусов ниже нуля, свидетельствовала о том, что кто-то за стеной выковырял мох из щели между бревнами. Смок был связан, но все же ему удалось изогнуться и дотронуться губами до щели. - Кто там? - прошептал он. - Брэк! - последовал ответ. - Не шумите. Я хочу передать вам нож. - Не стоит, - сказал Смок. - Я не могу им воспользоваться. Руки у меня связаны за спиной и притянуты ремнем к койке. Да и нож вам в отверстие не просунуть. Но что-нибудь необходимо сделать. Эти молодцы самым серьезным образом хотят меня повесить, а вы, конечно, понимаете, что я не убил этого человека. - Нечего об этом говорить, Смок. Если даже вы убили его, у вас на это, вероятно, были основания. Не в том дело. Я хочу спасти вас. Здесь отчаянный народ, вы сами это видели. Они оторваны от всего мира и судят по собственным законам на своих сборищах. Недавно они казнили двух воров, укравших продовольствие. Одного они прогнали из лагеря без провизии и спичек. Он прошел сорок миль, промучился два дня и в конце концов замерз. Другому - это было недели две спустя - они предложили на выбор: или уйти без продовольствия и огня, или получить по десяти ударов плетью за каждую дневную порцию. Он выдержал сорок ударов и испустил дух. Теперь они взялись за вас. Все до последнего человека уверены, что вы убили Джо Кинэда. - Человек, убивший Кинэда, стрелял и в меня. Его пуля задела мне плечо. Добейтесь отсрочки суда и пошлите кого-нибудь обследовать тот берег. - Ничего не выйдет. Все поверили Гардингу и пяти французам, бывшим с ним. Кроме того, им досадно, что они никого еще до сих пор не повесили. Им живется скучновато. Никаких особенных богатств они пока не нашли, а искать Нежданное озеро им надоело. В начале зимы они ходили в походы, но сейчас и это оставлено. У них началась цинга, и они страшно озлоблены. - И хотят выместить на мне все свои неудачи? - сказал Смок. - А вы, Брэк, как попали в это проклятое место? - Я сделал несколько заявок на ручье Индианки, оставил там компаньонов, а сам пошел вверх по Стюарту, надеясь добраться до Двух Срубов. Здесь меня не приняли в компанию, и я начал разработку выше по Стюарту. У меня кончились запасы, и я только вчера вернулся сюда за продовольствием. - Вам удалось что-нибудь найти? - Мало! Но я изобрел одно гидравлическое сооружение, которое будет полезно, когда здесь начнется оживление. Особая драга для промывания золота. - Подождите, Брэк, - сказал Смок, - дайте мне подумать. В тишине, прислушиваясь к храпу спящих рядом людей, он обдумывал мелькнувшую у него мысль. - Скажите, Брэк, распаковали они мешки с провизией, которые были на моих собаках? - Несколько мешков распаковали. Я видел. Они снесли в хижину Гардинга. - Нашли они там что-нибудь? - Мясо! - Отлично. Поищите темный полотняный мешок, завязанный ремнем из оленьей кожи. Вы найдете там несколько фунтов самородного золота. Никто никогда в этих местах такого золота не видывал. Слушайте, сделайте вот что... Четверть часа спустя, получив подробные инструкции и обморозив себе пальцы, Брэк ушел. Смок тоже отморозил себе нос и щеку. Он целых полчаса терся лицом об одеяло, и только жар и покалывание прилившей к щекам крови уверили его, что опасности больше нет. 6 - Мне все ясно. Не сомневаюсь, что это он убил Кинэда. Вчера вечером мы слышали все подробности. Зачем снова выслушивать то же самое? Я голосую: он виновен! Так начался суд над Смоком. Оратор, здоровенный детина, выходец из Колорадо, был очень огорчен, когда Гардинг сказал в ответ, что Смока надо судить по всем правилам и предложил выбрать судьей и председателем собрания Шэнка Вильсона. Все население Двух Срубов вошло в состав присяжных и попутно, после некоторой дискуссии, лишило женщину, Люси, права голоса. Смок, сидя на койке в углу комнаты, прислушивался к разговору между Брэком и одним из золотоискателей. - Не продадите ли вы мне пятьдесят фунтов муки? - спрашивал Брэк. - У вас не хватит песку, чтобы заплатить мне за нее. - Я дам вам двести. Тот покачал головой. - Триста! Триста пятьдесят! Когда дошло до четырехсот, человек согласился и сказал: - Пойдемте ко мне в хижину. Там вы отвесите песок. Они пробрались к двери и вышли. Через несколько минут вернулся один Брэк. Гардинг давал свидетельские показания, когда Смок увидел, что дверь отворилась и в щели показалось лицо человека, продававшего муку. Он подмигивал и делал какие-то знаки одному из золотоискателей. Наконец тот встал и пошел к двери. - Куда ты, Сэм? - спросил Шэнк Вильсон. - Я на минутку, - ответил Сэм. - У меня там дело. Смоку разрешили задавать вопросы свидетелям. Начался перекрестный допрос. И вдруг все услышали визг собачьей упряжки и скрип полозьев по снегу. Кто-то из сидевших у двери выглянул наружу. - Это Сэм и его компаньон, - сказал он. - Они помчались по направлению к Стюарту. В течение полминуты никто не сказал ни слова. Все многозначительно переглядывались. Уголком глаза Смок видел, как Брэк, Люси и ее муж шептались между собой. - Продолжай, - сказал Шэнк Вильсон Смоку. - Кончай поскорее допрос свидетелей. Ты хочешь доказать, что тот берег не был осмотрен. Свидетели этого не отрицают. Мы тоже. Но это и не понадобилось. Не было следов, которые вели бы к тому берегу. - И все же на том берегу был человек! - настаивал Смок. - Что ты нам очки втираешь. Нас не так много на Мак-Квещене, и мы всех знаем. - Кто был тот человек, которого вы выгнали из лагеря две недели назад? - Алонсо Мирамар, мексиканец. Но при чем тут этот вор? - Ни при чем, если не считать того, что вы о нем ничего не знаете, господин судья. - Он пошел вниз по реке, а не вверх. - Почему вы так в этом уверены? - Я видел, как он выходил из лагеря. - И это все, что вам известно о нем? - Нет, не все, молодой человек. Я знаю, все мы знаем, что у него было продовольствие на четыре дня, но не было ружья. Если он не добрался до поселка на Юконе, он давно погиб. - Вы, должно быть, знаете и все ружья здесь? - спросил Смок. Шэнк Вильсон рассердился. - Ты так меня допрашиваешь, будто я обвиняемый, а ты судья. Следующий свидетель! Где француз Луи? Луи вышел вперед. В эту минуту Люси открыла дверь. - Куда вы? - строго спросил судья. - Я не обязана торчать здесь, - вызывающе ответила женщина. - Во-первых, вы меня лишили голоса, а во-вторых, тут слишком душно. Через несколько минут вышел и ее муж. Судья заметил это, только когда закрылась дверь. - Кто это вышел? - перебил он Пьера. - Билл Пибоди, - ответил кто-то. - Он сказал, что ему надо спросить о чем-то жену и что он сейчас вернется. Вместо Билла вернулась Люси, сняла шубу и села возле печки. - Я полагаю, что нам незачем допрашивать остальных, - сказал Вильсон, выслушав Пьера. - Все они говорят одно и то же. Соренсен, сходи приведи Билла Пибоди. Сейчас будем голосовать. А теперь, незнакомец, встань и попробуй оправдаться. А мы, чтобы не терять времени, пустим по рукам оба ружья, патроны и обе пули. Смок объяснил, как он попал в этот край, но в том месте рассказа, когда он начал описывать, как в него выстрелили из засады и как он выбрался на берег, его перебил Шэнк Вильсон. - Зачем все эти россказни? Ведь мы только время теряем. Ты лжешь, чтобы избавить свою шею от петли, и это, конечно, твое право, но мы не желаем слушать вздор. Ружье, патроны и пуля, убившая Джо Кинэда, свидетельствуют против тебя. Что там такое? Откройте дверь! Мороз густым клубом пара ворвался в комнату. Сквозь открытую дверь донесся затихающий вдали собачий лай. - Это Соренсон и Пибоди, - сказал кто-то. - Они гонят собак вниз по реке. - Какого черта... - начал было Шэнк Вильсон, но взглянул на Люси и застыл с открытым ртом. - Может, вы, миссис Пибоди, объясните нам, в чем тут дело? Она покачала головой и сжала губы. Тогда неприязненный взгляд судьи остановился на Брэке. - Может, вам будет угодно сделать какие-нибудь разъяснения? Я видел, как вы перешептывались с миссис Пибоди. Все взгляды обратились в сторону Брэка. Тот смутился. - Он шептался и с Сэмом, - сказал кто-то. - Послушайте, мистер Брэк, - продолжал Шэнк Вильсон. - Вы прервали заседание и теперь должны объяснить нам, в чем дело. О чем вы там шушукались? Брэк робко кашлянул и ответил: - Я хотел купить немного продовольствия. - На что? - Как на что? На золотой песок, конечно. - Где вы его достали? Брэк промолчал. - Он промышлял недалеко отсюда, в верховьях Стюарта, - сказал один из золотоискателей. - На прошлой неделе я охотился неподалеку от его стоянки. Он держался как-то странно. - Этот песок я нашел не там, - сказал Брэк. - Там я разрабатывал проект одного гидравлического сооружения. - Подайте сюда ваш мешок, - приказал Вильсон. - Да я нашел этот песок не здесь. - Все равно! Мы хотим посмотреть. Брэк притворился, будто не хочет показывать золото. Но он всюду видел угрожающие взоры. Нехотя он сунул руку в карман куртки и вынул жестянку. При этом он брякнул ею обо что-то твердое. - Вытаскивайте все! - заорал Вильсон. И Брэк вытащил огромный самородок необычайной желтизны. Таких самородков никто из присутствующих и не видывал. Шэнк Вильсон ахнул. Человек шесть кинулись к дверям. Они долго толкались и ругались, прежде чем им удалось выйти на улицу. Судья вытряхнул содержимое жестянки на стол, и, увидев самородки, еще человек шесть бросились к выходу. - Куда вы? - спросил Эли Гардинг, видя, что Шэнк Вильсон тоже собирается уходить. - За собаками, конечно. - Да ведь вы хотели повесить его! - Успеется! Он подождет, пока мы вернемся. Заседание откладывается. Нельзя терять времени. Гардинг колебался. Он свирепо посмотрел на Смока, на Пьера, который с порога делал знаки Луи, потом на самородок, лежавший на столе, и тоже решил пойти с остальными. - Не советую тебе удирать, - сказал он Смоку. - Впрочем, я думаю воспользоваться твоими собаками. - Что это? Снова нелепая скачка за золотом? - ворчливо спросил слепой старик, когда раздался лай собак и скрип нарт. - Я никогда в жизни не видела такого золота, - сказала Люси. - Потрогай его, старик. Она протянула ему самородок. Но золото не интересовало его. - У нас тут была чудная охота за пушным зверем, пока сюда не явились эти проклятые золотоискатели. - Открылась дверь, и вошел Брэк. - Все обстоит прекрасно, - сказал он. - Кроме нас четверых, во всем лагере не осталось ни одного человека. До моей стоянки на Стюарте - сорок миль. Они вернутся не раньше, чем через пять-шесть дней. Но вам, Смок, надо поскорее улепетывать отсюда. Брэк достал охотничий нож, перерезал веревки, связывающие его друга, и взглянул на женщину. - Надеюсь, вы не протестуете? - сказал он с подчеркнутой вежливостью. - Если вы собираетесь стрелять, - сказал слепой, - переведите меня раньше в другую хижину. - Со мной вы можете не считаться, - сказала Люси. - Если я не гожусь на то, чтобы повесить человека, я не гожусь и на то, чтобы сторожить его. Смок встал, потирая затекшие руки. - Я уже все для вас приготовил, - сказал Брэк. - На десять дней продовольствия, одеяло, спички, табак, топор и ружье. - Бегите, - сказала Люси. - Держитесь холмов, незнакомец. Постарайтесь с божьей помощью перебраться через них как можно скорее. - Прежде чем ехать, я хочу поесть, - сказал Смок, - и поеду я не вверх по Мак-Квещену, а вниз. Я хотел бы, чтобы вы поехали со мной, Брэк. Мы должны найти настоящего убийцу. - Советую вам ехать вниз до Стюарта, а оттуда пробираться к Юкону, - возразил Брэк. - Когда эти головорезы вернутся, осмотрев мое гидравлическое сооружение, они будут злы, как волки. Смок улыбнулся и покачал головой. - Нет, Брэк, я не могу оставить эти места. Меня слишком многое здесь держит. Хотите верьте, хотите нет, но я должен вам сказать, что я нашел Нежданное озеро. Это золото я вывез оттуда. Кроме того, я хочу, чтобы мне вернули моих собак. Я знаю, что говорю: на той стороне реки прячется какой-то человек. Он выпустил в меня чуть ли не всю свою обойму. Спустя полчаса Смок, евший жареную оленину и пивший кофе, вдруг поставил свою чашку и прислушался. Он первый услышал какие-то подозрительные звуки. Люси открыла дверь. - Здорово, Спайк. Здорово, Методи! - приветствовала она двух заиндевевших мужчин, склонившихся над чем-то лежащим на санях. - Мы вернулись с верхней стоянки, - сказал один из них. Они осторожно внесли какой-то длинный предмет, завернутый в меха. - Вот что мы нашли по дороге. Он, верно, уж совсем замерз. - Положите его на нары, - сказала Люси. Она наклонилась и откинула мех, открыв темное местами обмороженное лицо, на котором выделялись большие черные немигающие глаза. Кожа туго обтягивала его. - Да ведь это Алонсо! - воскликнула она. - Несчастный, он умирает с голоду. - Вот он, человек с того берега, - вполголоса сказал Смок Брэку. - Когда мы нашли его, - говорил один из новоприбывших, - он ел сырую муку и мороженую свинину. Он набрел на тайник, который устроил, верно, Гардинг. Он бился и кричал в наших руках, как пойманный ястреб. Посмотрите на него. Он высох от голода и замерз. Того и гляди умрет. Через полчаса, когда лицо умершего снова покрыли мехом, Смок повернулся к Люси. - Если это вас не затруднит, миссис Пибоди, я бы попросил вас зажарить мне еще кусок оленины. Сделайте его потолще и не слишком прожаривайте.  * ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ГОНКИ *  1 - Так, так! Наряжаешься. Малыш с притворным неодобрением оглядывал товарища, а Смок сердился, тщетно стараясь расправить набегающие складки на только что надетых брюках. - Для брюк, сшитых на другого, они сидят вполне прилично, - продолжал Малыш. - Сколько ты дал за них? - Сто пятьдесят долларов за весь костюм, сказал Смок. - Его бывший владелец был такого же роста, как я; мне казалось, что это замечательно дешево. Чего ты, собственно, пристал ко мне? - Кто? Я? Пустяки! Костюм сидит на тебе просто превосходно. Для такого любителя медвежатины, который прибыл в Доусон верхом на льдине, не имея ни крошки продовольствия, с единственной сменой белья, в истертых мокасинах и штанах, явно побывавших в кораблекрушении, - это просто шикарный костюм. И до чего же он тебе к лицу! Скажи, пожалуйста... - Что тебе еще нужно? - раздраженно спросил Смок. - Как ее зовут? - Никак ее не зовут. Просто я приглашен на обед к полковнику Бови. А тебе, должно быть, завидно, что в такое почтенное общество приглашен я, а не ты. - А ты не опоздаешь? - забеспокоился Малыш. - Куда? - На обед. Пожалуй, как раз к ужину попадешь. Смок хотел было пуститься в объяснения, но заметил искорку насмешки в глазах у Малыша. Он продолжал одеваться, но его пальцы потеряли былую гибкость, - вот почему он так неудачно завязал галстук под воротником своей бумажной сорочки. - Какая жалость, - издевался Малыш, - что все мои крахмальные сорочки в стирке. А то я мог бы одолжить тебе. Смок уже возился с башмаками. Шерстяные чулки были слишком толсты для них. Он умоляюще посмотрел на Малыша, но тот покачал головой. - Ничем не могу помочь. Даже если бы у меня были тонкие носки, я бы тебе не дал. Надень мокасины. Ты останешься без пальцев, если пойдешь в этих башмаках. - Я дал за них пятнадцать долларов, за подержанные, - простонал Смок. - Ручаюсь, что там все будут в мокасинах. - Малыш, ведь там дамы. Я буду сидеть за одним столом с настоящими живыми женщинами. С миссис Бови и многими другими. - Что ж, твои мокасины не испортят им аппетита. Не понимаю только одного: зачем ты понадобился полковнику? - Я и сам не знаю. Должно быть, он слышал, что я открыл Нежданное озеро. Чтобы осушить его, понадобится целое состояние, а Гуггенгеймы, видимо, ищут, куда бы вложить свои капиталы. - В таком случае иди в мокасинах. Слушай, пиджак-то узковат, очень уж талию облегает. Смотри, если дамы начнут там ронять на пол носовые платки, не поднимай их. Пусть себе лежат на полу, не обращай внимания... 2 Полковник Бови, высокооплачиваемый специалист, представитель крупного торгового дома Гуггенгеймов, жил, как ему и подобало, в лучшем здании Доусона. Это двухэтажное бревенчатое здание было так огромно, что в нем была отдельная, настоящая гостиная, служившая только для приема гостей и больше ни для чего. Огромные медвежьи шкуры покрывали некрашеный дощатый пол этой гостиной, а стены были украшены рогами оленей и лосей. В камине и в большой, набитой дровами печке весело трещал огонь. Здесь Смок увидел сливки доусонского общества - не скороспелых миллионеров, а подлинный цвет золотопромышленного городка, население которого рекрутировалось со всех концов света. Тут были такие люди, как Уорбэртон Джонс, исследователь Арктики и литератор, капитан Консадайн из канадской конной полиции, Хаскелл - местный комиссар по золоту и барон фон Шредер, любимец кайзера, знаменитый международный дуэлянт. Здесь же, в бальном платье, предстала перед ними Джой Гастелл, которую Смок до сих пор встречал только на тропе, в мехах и мокасинах. За обедом он сидел рядом с ней. - Я чувствую себя, как рыба, вытащенная из воды, - признался он. - У вас у всех такой важный вид. Я никогда не предполагал, что в Клондайке существует восточная роскошь. Посмотрите хотя бы на фон Шредера! Ведь на нем настоящий смокинг! А Консадайн надел крахмальную рубашку. Правда, он все же в мокасинах. А как вы находите мою обмундировку? Он повел плечами, будто приглашая ее полюбоваться собой. - Вы как будто пополнели за последнее время! - со смехом сказала Джой. - Ошибаетесь, подумайте еще. - Это не ваш костюм. - Совершенно верно. Я купил его за большие деньги у конторщика Аляскинской компании. - Как жаль, что у конторщиков такие узкие плечи! - сказала девушка. - А как вам нравится моя обмундировка? - Я потрясен! - воскликнул Смок. - У меня не хватает слов! Я слишком долго был в походе. Ваш наряд ошеломил меня. Я совершенно позабыл, что у женщин есть руки и плечи. Завтра утром я, подобно моему другу Малышу, проснусь, и окажется, что это был только сон. Последний раз, когда я видел вас на ручье Индианки... - Там я сама была похожа на индианку, - вставила Джой. - Я не то хотел сказать. На ручье я открыл, что у вас есть ноги. - Я никогда не забуду, что я обязана вам своим спасением, - сказала она. - С тех пор я все время хотела повидаться с вами, чтобы поблагодарить вас. (Смок умоляюще повел плечами.) И вот почему сегодня вечером вы здесь. - Это вы предложили полковнику пригласить меня? - Нет, не полковнику, а полковнице. Я же попросила ее посадить нас за столом рядом. Кстати, все увлеклись разговором. Слушайте меня и не перебивайте. Вы знаете ручей Моно? - Да. - Как оказалось, это необычайно богатое место. Каждая заявка там стоит миллион долларов и выше. Разобрали эти заявки только на днях. - Я помню нашествие на этот ручей. - Словом, весь ручей и его притоки теперь покрыты заявочными столбами. Но вдруг выяснилось, что участок номер три, ниже "находки", никем не занят. Ручей так далеко от Доусона, что комиссар предоставил шестидесятидневный срок для регистрации после фактической заявки, и все заявки, за исключением третьего номера, были в свое время зарегистрированы. Заявочные столбы на участке номер три поставил Сайрус Джонсон. Но он исчез. Умер ли он, пошел ли вниз или вверх по реке - никто не знает. Через шесть дней истекает срок подачи заявления. Человек, который поставит там столбы и первый зарегистрируется в Доусоне, получит этот участок. - Миллион долларов! - пробормотал Смок. - Гилкрайст, которому принадлежит соседний участок, промыв один лоток, получил золота на шестьсот долларов. А участки рядом еще богаче. - Но почему же никто об этом не знает? - скептически спросил Смок. - Скоро узнают все. Это долго держали в тайне, но весть уже просочилась наружу. Хорошая собачья упряжка через двадцать четыре часа будет продаваться за сумасшедшие деньги. Как только кончится обед, вы отправитесь в дорогу. Сделайте это как можно тактичнее. Я все устроила. Придет индеец и принесет вам письмо. Вы прочтете письмо, притворитесь, что весьма озабочены, извинитесь и уйдете. - Нет... Я не хочу расстаться с вами так скоро... - Глупости! - шепотом воскликнула она. - Вы должны выехать сегодня же ночью. Надо достать собак. Я знаю две подходящие упряжки. Одна у Гансона - семь большущих собак с Гудзонова залива. Он просит по четыреста долларов за каждую. Сегодня это дорого, но завтра будет дешевкой. Затем у Ситки Чарли есть восемь мейлемьтов, за которых он просит три тысячи пятьсот. У вас тоже есть собаки. Но не мешает скупить за ночь все лучшие упряжки. Вам предстоит путь в сто десять миль, и собак надо будет менять возможно чаще. - Я вижу, вы хотите, чтобы я во что бы то ни стало принял участие в этой гонке. - Если у вас нет денег на собак, то я... Смок не дал ей договорить. - Собак я могу купить сам. Но не думаете ли вы, что это азартная игра? - После ваших подвигов на рулетке в "Оленьем Роге" я знаю, что она вас не испугает. Смотрите на это, как на спорт. Гонка на приз в миллион долларов. Вам придется состязаться с лучшими здешними гонщиками. Они еще не вступили в игру, но через сутки вступят, и собаки невероятно подымутся в цене. Толстяк Олаф в городе. Он - самый опасный ваш соперник. Аризона Билл тоже примет участие. Это профессиональный перевозчик грузов и почты. Все внимание будет сосредоточено на нем и на толстяке Олафе. - И вы хотите, чтобы я выступил в роли темной лошадки? - Конечно. В этом и заключается ваше преимущество. С вами не будут серьезно считаться. Ведь вас до сих пор считают чечако. Вы еще и года здесь не живете. Если вы не обгоните всех на обратном пути, никто вас и не заметит. - Значит, темной лошадке придется показать свой класс на финише? - сказал Смок. Она утвердительно кивнула головой. - Если вы не выиграете заявки на Моно, я никогда не прощу себе того, что я сделала с вами там, на ручье Индианки. И помните, вы единственный человек, который может оспаривать эту победу у наших старожилов. Самое главное заключалось в том, как она это сказала. Смоку стало жарко. Сердце его забилось. Он кинул на нее вопросительный взгляд, невольный и значительный, и в ее глазах, на мгновение встретившихся с его глазами, прочел нечто гораздо более важное, чем весть об участке, который Сайрус Джонсон не успел зарегистрировать. - Я приму участие в этом состязании, - сказал он. - И добьюсь победы. Счастливый свет в ее глазах, казалось, обещал ему большую награду, чем все золото участка на ручье Моно. Он почувствовал, что ее рука, лежавшая у нее на коленях, ищет его руку. Под покровом скатерти он протянул свою навстречу и испытал крепкое пожатие девичьих пальцев. Ему снова стало жарко. "Что скажет Малыш?" - неожиданно для себя подумал Смок, выпустив ее руку. Он уже почти ревниво смотрел на фон Шредера и Джонсона. Неужели они не замечают необыкновенной прелести этой девушки? - Аризона Билл - белый индеец, - продолжала она. - А Толстяк Олаф - охотник на медведей, король снегов, могучий дикарь. Он выносливее любого индейца и никогда не знал другой жизни, кроме жизни в морозной пустыне. - О ком вы говорите? - спросил через стол капитан Консадайн. - О Толстяке Олафе, - ответила она. - Я рассказывала мистеру Беллью, какой он замечательный ездок. - Вы правы, - ответил капитан. - Толстяк Олаф - лучший ездок на Юконе. В тысяча восемьсот девяносто пятом году он провез правительственные депеши после того, как два курьера замерзли в Чилкуте, а третий у Тридцатой Мили провалился в полынью. 3 Смок ехал к ручью Моно не торопясь. Он боялся утомить своих собак до главной гонки. Он изучал тропу и отмечал места, где ему придется менять собак. В этом состязании приняло участие столько людей, что все пространство в сто десять миль было похоже на один сплошной поселок. По всему пути были расставлены собачьи подставы для смены упряжек. Фон Шредер, принявший участие в состязании исключительно из спортивных видов, имел одиннадцать упряжек, то есть мог менять собак каждые десять миль. Аризона Билл удовлетворился восемью упряжками. У Толстяка Олафа было семь упряжек - столько же, сколько у Смока. Кроме них, в состязании принимало участие свыше сорока человек. Гонки с призом в миллион долларов даже на золотоносном Севере случаются не каждый день. Цены на собак удвоились и даже учетверились. Участок номер три ниже "Находки" находился в десяти милях от устья Моно. Остальные сто миль надо было проехать по ледяной груди Юкона. На третьем номере было пятьдесят палаток и триста собак. Заявочные столбы, поставленные Сайрусом Джонсоном два месяца назад, все еще стояли на своих местах, и каждый участник состязания десятки раз обходил участок номер три. Дело в том, что скачке на собаках предшествовала скачка с препятствиями - пешком. Ведь каждый должен был поставить сам свои заявочные столбы - два центральных и четыре боковых. Для этого надо было дважды пересечь речку и только тогда уже можно было гнать своих собак в Доусон. Было постановлено, что участок откроется для новой заявки ровно в двенадцать часов ночи, в пятницу. До тех пор никто не имел права ставить столбы. Таково было распоряжение комиссара, и, чтобы оно выполнялось, капитан Консадайн отрядил сюда отряд конной полиции. Возникла дискуссия, правильны ли часы у полиции, и капитан Консадайн во избежание споров решил, что время должен установить по своим часам лейтенант Поллок. Тропа вдоль Моно имела неполных два фута ширины и напоминала желоб, так как по обеим сторонам ее возвышались сугробы. Всех озадачивал вопрос, как по такому узкому пути смогут проехать сорок нарт и триста собак. - Ну, и давка же будет, - говорил Малыш. - Тебе, Смок, придется пробиваться силой. Если бы вся поверхность речки была как каток, и то на ней не разъехались бы и десять упряжек. Все смешается в одну непролазную кучу прежде, чем тронутся в путь. Если кто-нибудь загородит тебе дорогу, дай мне расправиться с ним. Смок пожал плечами и уклончиво улыбнулся. - Ты не должен заниматься такими пустяками! - встревоженно закричал Малыш. - Ведь нельзя же с больной рукой погонять собак сто миль, а ты непременно повредишь сустав, если вздумаешь разбить кому-нибудь морду. Смок кивнул головой. - Ты прав, Малыш, я не имею права рисковать. - Первые десять миль собак буду гнать я, - продолжал Малыш. - А ты в это время постарайся сохранять полное спокойствие. Я довезу тебя до Юкона. А дальше собак будешь гнать ты сам. Знаешь, что придумал Шредер? Он поставил свою первую упряжку за четверть мили вниз по ручью и узнает ее по зеленому фонарю. Мы устроимся не хуже его. Но только во всех случаях я сторонник красного цвета. 4 День был ясный и морозный, но к вечеру небо заволокли облака, и ночь пришла темная и теплая. Ждали близкого снегопада. Термометр показывал пятнадцать градусов ниже нуля, а для Клондайка зимой это очень тепло. За несколько минут до полуночи Смок оставил Малыша с собаками в пятистах ярдах вниз по ручью и присоединился к золотоискателям, столпившимся на участке номер три. У старта собралось сорок пять человек, жаждущих получить миллион, который Сайрус Джонсон оставил в промерзшей земле. Каждый золотоискатель, одетый в просторную парку из грубого тика, тащил на себе шесть кольев и большой деревянный молоток. Лейтенант Поллок, сидевший возле костра в широкой медвежьей дохе, смотрел на часы. До полуночи оставалась одна минута. - Готовьтесь! - сказал он, поднимая в правой руке револьвер, а в левой часы. Сорок пять капюшонов было откинуто назад, сорок пять пар рукавиц было снято, сорок пять пар ног, обутых в мокасины, уперлось в утоптанный снег. Сорок пять кольев опустились в снег, и сорок пять молотков взвилось в воздух. Раздался выстрел, и молотки ударили. Сайрус Джонсон потерял свои права на миллион. Во избежание давки лейтенант Поллок распорядился, чтобы первым забивался нижний центральный столб, вторым - юго-восточный, затем остальные три угловые столба и, наконец, верхний центральный. Смок вбил свой кол и в числе первого десятка двинулся дальше. По углам участка горели костры, возле костров стояли полисмены. У полисменов были списки участников состязания, и они вычеркивали имена тех, кто пробегал мимо. Каждый должен был назвать свою фамилию и показаться полисмену. Это было устроено для того, чтобы избежать подставных лиц, которые могли вбивать столбы, в то время как настоящий хозяин уже мчался вниз по реке на регистрацию. В первом углу Смок и фон Шредер поставили свои столбы в одно время. Пока они стучали молотками, их окружила толпа переругивающихся людей. Пробившись сквозь толчею и назвав полисмену свое имя, Смок увидел, как барон столкнулся с кем-то и, сбитый с ног, полетел в сугроб. Но Смок не стал ждать. Впереди него были еще и другие. При свете костра он увидел перед собой широкую спину Толстяка Олафа. На юго-западном углу он и Толстяк Олаф вбили свои колья рядом. Не легка была эта предварительная гонка с препятствиями. Участок в милю длиной был усеян покрытыми снегом кочками. Все спотыкались и падали. Смок тоже несколько раз скатывался вниз на четвереньках. Толстяк Олаф растянулся прямо перед ним и сбил его с ног. Верхний центральный столб нужно было поставить на откосе противоположного берега; люди спустились с откоса, перебежали через речку по льду и начали взбираться на противоположный откос. Смок взбирался на крутой берег, когда вдруг чья-то рука схватила его за ногу и потащила вниз. Смок не мог разобрать при мигающем свете отдаленного костра, кто сыграл над ним эту шутку. Но, к несчастью для себя, мошенник попробовал проделать то же самое с Аризоной Биллом. Аризона встал и изо всей силы ударил его кулаком по лицу. Смок попробовал подняться, но вдруг тоже получил удар по лицу и едва не лишился сознания. Ему все же удалось встать на ноги. Он уже приготовился было нанести ответный удар, но вспомнил советы Малыша и удержался. Тут чье-то тело, как метательный снаряд, ударило его по ногам, и он снова покатился вниз. Все это было словно прелюдией к тому, что потом творилось возле нарт. Люди скатывались с откоса и смешивались в кучу. Они старались вскарабкаться на противоположный откос, но нетерпеливые соперники стаскивали вниз. Удары сыпались направо и налево, в воздухе стон стоял от ругани. Смок, вспоминая лицо Джой Гастелл, думал только о том, чтобы дерущиеся не вздумали пустить в ход деревянные молотки. Его несколько раз сбивали с ног, несколько раз он терял и снова находил свои колья. Наконец он выкарабкался из гущи человеческих тел и стал подниматься на берег подальше в сторонке. Многие конкуренты успели опередить его, и Смок поздравлял себя с тем, что в этой гонке на северо-западный угол участка он может укрыться за чьими-то спинами. По дороге к четвертому углу он снова упал и потерял свой последний кол. Целых пять минут он искал его в темноте, и все время мимо него пробегали запыхавшиеся люди. От последнего угла он начал и сам перегонять людей, для которых такая гонка на расстоянии была не по силам. У старта творилось нечто невообразимое. Нарты переворачивались, собаки бросались друг на дружку. Среди псов суетились люди и колотили сцепившихся животных дубинками. Увидев мельком это зрелище, Смок подумал, что даже на гравюрах Доре он не встречал ничего подобного. Выбравшись на укатанную тропу ниже этой свалки, Смок пошел быстрее. Здесь на утоптанных стоянках по сторонам узкой тропы люди и нарты поджидали отставших гонщиков. Внезапно сзади донесся шум полозьев и визг собак, и Смок едва успел отскочить в глубокий снег. Нарты вихрем пронеслись мимо, и Смок увидел в них человека, стоявшего на коленях и дико кричавшего. Но уже через мгновение нарты эти остановились. Смок услышал шум битвы. На одной из стоянок разъяренные псы, почуяв пробегавших мимо собак, вырвались из рук погонщика и набросились на них. Смок осторожно обошел сцепившихся псов. Он увидел зеленый фонарь фон Шредера и рядом красный огонек своей собственной упряжки. Двое погонщиков с короткими дубинками охраняли собак Шредера. - Смок, сюда! - услышал он еще издали встревоженный голос Малыша. - Иду! - закричал он. При свете красного фонаря он увидел, что снег вокруг нарт смят и утоптан, а по тяжелому дыханию товарища понял, что здесь была драка. Он бросился к нартам и с разбега вскочил в них. Малыш поднял бич. - Вперед, черти, вперед! - завыл он. Собаки налегли на грудные ремни и вынесли нарты на дорогу. Это были крупные звери - Гансонова премированная упряжка гудзоновцев, - и Смок назначил их для первого перегона: десять миль от речки до Юкона, трудный пробег по голому льду возле устья и десять миль вниз по Юкону. - Сколько человек впереди нас? - спросил Смок. - Закрой рот и береги дыхание! - Ответил Малыш. - Эй вы, зверюги! Вперед! Вперед! Он бежал за нартами, держась за короткую веревку. Смок не мог видеть его, как не мог видеть и нарт, в которых лежал, вытянувшись во весь рост. Огни остались позади, и они мчались сквозь стену непроглядного мрака со всей скоростью, на какую собаки были способны. Этот мрак был какой-то обволакивающий; он казался плотным, почти осязаемым. Смок почувствовал, как нарты, делая невидимый поворот, наехали на что-то и качнулись. Он услышал впереди ожесточенный лай и отчаянную брань. Впоследствии это называли "свалкой Барнса - Слокума". Упряжки Барнса и Слокума налетели одна на другую, и в эту кучу врезались сейчас семь огромных псов Смока. Возбуждение этой ночи на Моно довело этих полуприрученных волков до исступления. Клондайкских собак, которыми правят без вожжей, останавливают обычно только окриком, и сейчас не было никакой возможности прекратить побоище, завязавшееся на узкой дороге. А сзади налетали все новые нарты, увеличивая свалку. На людей, которым уже почти удалось распутать свои упряжки, катилась лавина новых собак, хорошо накормленных, отдохнувших и рвавшихся в бой. - Мы должны во что бы то ни стало прорваться вперед! - заревел Малыш на ухо Смоку. - Береги руки и положись на меня. Как они вырвались из этого водоворота, Смок почти не мог вспомнить. Чей-то кулак двинул его по челюсти, чья-то дубина стукнула по плечу. Собачий клык вонзился ему в ногу, и он почувствовал, как в мокасин стекает теплая кровь. Оба рукава его парки были изодраны в клочья. Наконец шум свалки оказался позади. Словно во сне, Смок помогал Малышу перепрячь собак. Одна из собак издохла, они обрезали постромки и в темноте ощупью починили поврежденную упряжь. - А теперь, Смок, ложись на нарты и отдышись, - сказал Малыш. И собаки во всю прыть понеслись в темноту, вниз по Моно, пересекли широкую равнину и выбежали на Юкон. Здесь, при слиянии речонки с великой рекой, у поворота на широкий санный путь, кто-то разжег костер, и у этого костра Малыш расстался со Смоком. При свете костра, когда нарты понеслись, увлекаемые мчащимися собаками, Смок запечатлел в своей памяти еще одну из незабываемых картин Севера. Это был Малыш, который шел, качаясь, проваливаясь в глубокий снег, и бодро давал свои последние наставления, хотя один глаз у него почернел и закрылся, пальцы были разбиты, а из руки, изодранной выше локтя собачьими клыками, лилась кровь. 5 - Сколько нарт впереди? - спросил Смок, сменяя на первой остановке своих утомленных гудзоновцев и вскакивая на поджидавшие его новые нарты. - Одиннадцать! - крикнул ему вслед человек, стороживший собак. Эта упряжка должна была сделать пятнадцать миль и довезти его до устья Белой реки. Это была самая слабая его упряжка, хотя в нее входило девять собак. Двадцать пять миль, загроможденных торосами, между Белой рекой и Шестидесятой Милей, он разбил на два перегона и поставил на них две свои лучшие упряжки. Смок лежал на нартах ничком, вытянувшись во всю длину, и держался обеими руками. Едва собаки замедляли бег, он вскакивал на колени и, оглушительно крича, хлестал их бичом. Как ни слаба была эта упряжка, он все же обогнал на ней двух соперников. Вот наконец и Белая. Здесь во время ледостава торосы образовали барьер, отгородивший полынью длиной в целую милю; теперь полынья замерзла и была покрыта гладким льдом. Эта ровная поверхность давала возможность состязающимся менять собак на ходу, и здесь вдоль всего пути стояли наготове свежие собачьи подставы. Миновав барьер и выскочив на гладкий лед, Смок полетел во весь опор и громко крикнул: - Билли! Билли! Билли услышал и отозвался, и при свете многочисленных костров на льду Смок увидел нарты, которые вынырнули откуда-то сбоку и понеслись за ним вдогонку. Собаки были свежие и догнали его. Когда нарты с ним поравнялись, Смок перепрыгнул в них, а Билли перепрыгнул в его нарты и отъехал прочь. - Где Толстяк Олаф? - закричал Смок. - Первым идет! - ответил Билли, и костры остались позади, а Смок снова мчался сквозь стену непроглядного мрака. На этом трудном перегоне, среди хаоса торчащих кверху торосов, Смок, соскочив с нарт и тщательно управляя своим вожаком, обогнал еще троих соперников. Здесь, в темноте, среди льдин, то и дело происходили катастрофы, и Смок слышал, как обрезали постромки с погибших собак и чинили упряжь. На следующем перегоне, коротком, но, пожалуй, самом трудном, ведущем к Шестидесятой Миле, он обогнал еще двоих. И словно для того, чтобы ему понятна стала их судьба, одна из его собак вывихнула себе плечо и запуталась в сбруе. Передовые собаки, озлобленные такой неудачей, бросились на пострадавшую товарку, и Смоку пришлось пустить в ход тяжелую рукоять своего бича. В то время как Смок удалял из упряжки раненую собаку, он услышал за собой собачий лай и человеческий голос, который показался ему знакомым. Это был Шредер. Смок закричал, чтобы предотвратить столкновение. Барон, гикнув на своих собак и налегая на поворотный шест,