РТ-67 очень быстро затонул вместе со всеми, кто не успел к этому времени сойти в шлюпки. Еще тридцать три жертвы прибавились к числу погибших на "Пассате"; однако и те, кому посчастливилось остаться в живых, не могли считать себя спасенными. Ибо фашисты не признают гуманности, что известно с первых дней власти гитлеровцев в Германии. Ближайший к месту, где двигались шлюпки, вражеский эсминец полным ходом пронесся мимо них, ведя огонь по людям из крупнокалиберных пулеметов. Расчетливое, демонстративное варварство! И еще одно предупреждение всем нам -- помнить, с кем начали мы борьбу в навязанной советскому народу войне. Безоружные люди в шлюпках ответили на огонь по ним пением "Интернационала". После обстрела вражеский эсминец присоединился к другим фашистским кораблям и вместе с ними скрылся за горизонтом на северо-западе. На месте неравного боя остались две продырявленные пулями, полузатопленные шлюпки, и в них двенадцать человек, семеро из которых лежали в воде, раненные при обстреле шлюпок. Слабеющими голосами они продолжали петь "Интернационал". " Море вокруг было пустынно: третье судно отряда -- РТ-32 успело войти в бухту Гавриловскую, хотя и на его борту из двадцати пяти человек экипажа остались невредимыми только семеро. Командование шлюпками принял на себя старший лейтенант Кулагин. Он и привел шлюпки в бухту, где раненым была оказана неотложная медицинская помощь. . Итак, в течение часа погибли два судна и семьдесят три человека. Потери противника и повреждения его кораблей в этом бою установить не представилось возможным. Вряд ли они были существенными, поскольку бой происходил в очень неравных условиях. Наши контрмеры оказались запоздалыми и неточными из-за медлительности, допущенной во всех звеньях флота, а также из-за скептического сперва отношения к известию о большой группе кораблей противника у мурманского 52 побережья. Слишком много всяких ложных тревог наряду с действительными пережили мы в эти первые недели боевых действий. Если в других местах страны появилась парашютомания, то в Заполярье несколько не-дель гуляет поветрие перископомании. Все видят пери-окопы подводных, и конечно, вражеских лодок. Видят рыбаки, видят сигнальщики кораблей, даже стоящих у причалов, видят маячники, жители прибрежных поселков, взрослые и дети. Видят даже в таких местах, где подвод-ные лодки и ходить-то не могут. А тут речь шла о необхо- димости послать в сторону от линии фронта в самый на- пряженный момент ряд наших крупных боевых кораблей и соответствующие воздушные силы, да еще в нелетную именно в том районе погоду. Пока в штабе занимались проверкой точности сообщения, время для удара по врагу было безвозвратно упущено: донесение командира "Пассата" Окуневича о нападении эсминцев противника принято по радио в самом начале боя, а приказ о выходе в море первой группы наших эскадренных миноносцев ("Гремящего", "Стремительного" и "Громкого") последовал только в четыре часа пятьдесят минут, через полтора часа, то есть фактически после завершения неравного боя. Вторая же группа наших эскадренных миноносцев ("Куйбышев" и "Урицкий") вышла еще позже -- в шесть часов с минутами. Предпринятый обеими группами, которые соединились у выхода из Кольского залива, поиск вражеских эсминцев был бесполезным. Гонять по морю пять кораблей в то время, когда эсминцы противника находились уже вблизи своей базы, вряд ли имело смысл, и поэтому я, узнав подробности происшедшего, приказал возвратить обе группы в Кольский залив. Досадовать было поздно. Важнее было учесть не только слишком поздний выход в море наших кораблей, но и грубую ошибку в использовании авиации флота. К месту быстротечного боя у Гавриловских островов были посланы МБР-2 --самолеты, как известно, с малой скоростью, следовательно, более уязвимые Посылать их туда, предполагая, будто погода не позволит использовать другие самолеты в том районе, было нельзя. Вдобавок "амбарчики" не обнаружили никого у Гавриловских островов (поскольку фашисты успели ретироваться) и нашли пять вражеских эсминцев только после разведки вдоль побережья "а запад: на подходах к Варангер-фьорду. На- 53 правленные туда наши двенадцать бомбардировщиков СБ настигли противника уже в самом Варангер-фьорде, атаковали, но уничтожить или подбить не сумели. В конечном счете все это -- моя ошибка. Занятый сухопутными делами (ибо теперь на приморском участке решается судьба не только 14-й армии, но и Северного флота), я перестал уделять достаточное внимание морской разведке. Полагал, что фашистских эсминцев нет на театре ближе, чем в Нарвике, и понадеялся на ненастную погоду, которая создавала благоприятные условия для более или менее скрытного плавания судов ЭПРОНа. Сказалась, несомненно, предыдущая удача с переводом в беломорские порты ста пятидесяти единиц транспортного, рыболовного и промыслового флота. Вот почему мы оказались перед свершившимся фактом -- неожиданным появлением кораблей противника у нашего побережья и нападением на отряд, тогда как должны были заблаговременно узнать о движении фашистских эскадренных миноносцев и организовать противодействие, помешать нападению, не допустить гибели судов и людей. Самоотверженное, подлинно героическое поведение экипажа сторожевого корабля "Пассат" и его командира старшего лейтенанта Окуневича, погибшего вместе с кораблем, -- это одна сторона трагической истории у Гавриловских островов. Другая сторона -- цепь ошибок, которых могло и не быть. Вывод на дальнейшее: внимание разведке, в первую очередь воздушной. Надо знать все, что происходит на театре, предвидеть намерения противника, учитывать его тактику и опережать его действия. Нельзя рассчитывать на его недогадливость и полагаться всецело на счастливый исход, окрыливший всех нас в случае с переводом торговых судов. На этот раз гитлеровцы перехитрили нас, и еще трудно сказать, случайна их встреча с нашим отрядом у Гавриловских островов (если не считать того, что самолет-разведчик непосредственно навел их на отряд) или она является следствием их тактики в предстоящей борьбе на море. Ближайшее будущее покажет. 24 июля. Похоже на то, что нападение стаей на одиночные, более слабые или вовсе безоружные суда окончательно избрано противником как тактика для действий на 54 Северном морском театре. Это подтверждает сегодняшняя история с гидрографическим судном "Меридиан" -- небольшим, всего-навсего двести пятьдесят -- триста тонн водоизмещения, слабосильным пароходиком, предназначенным для обслуживания маяков на побережье. Ни боевых качеств, ни достаточной скорости хода "Меридиан" не имел, то есть представлял собой легкую добычу для фашистов. Вчера четыре вражеских эсминца вышли из норвежских шхер в море и направились к нашему побережью, что было вовремя установлено разведкой. Вести постоянное наблюдение за ними по ходу их продвижения не представилось возможным: в море почти отсутствовала видимость. Вдоль всего мурманского побережья, исключая прибрежную полосу шириной от десяти до пятнадцати миль, стеной стоял, как часто в летнее время (и продолжает стоять сейчас), туман. Около полуночи вражеские эсминцы все же были замечены самолетами-разведчиками в районе Иоканки, после чего вновь скрылись в северном направлении за стеной тумана. В это время "Меридиан" находился в районе Семи Островов, направляясь от маяка к маяку вдоль побережья с заданием принять на борт женщин и детей -- семьи маячных служителей, а затем доставить их в Архангельск. Предупреждение о фашистских эсминцах, переданное по радио, было принято на гидрографическом судне заодно с приказанием укрыться в бухте Восточная Лица. Командир "Меридиана", однако, не сразу выполнил приказание. В три часа гидрографическое судно все еще находилось только у входа в бухту, назначенную ему для укрытия. Там на входе его и настигли четыре вражеских эсминца типа "Редер". Обстрел "Меридиана", точнее, расстрел начался немедленно. Огонь открыли все фашистские корабли, что само по себе характеризует гитлеровцев: для них стрельба по беззащитному пароходу явилась чем-то вроде состязания. В чем? -- в убийстве женщин и детей, а не только в уничтожении судна, которое не было ни боевым кораблем, ни транспортом, то есть не представляло объекта для нападения, да еще такими силами. Разбитый снарядами, расстреливаемый с близких дистанций "Меридиан" при первых попаданиях в него заго- 55 релся и сразу же стал тонуть. Все, кто были на гидрографическом судне, очутились в воде, студеной, как известно, и летом. Цепляясь за доски, обломии, спасательные круга, разбросанные вокруг разбитого, тонувшего парохода, люди пытались удержаться на плаву, но по ним тут же был открыт огонь с фашистских эсминцев: гитлеровцы повторили то, что уже сделали одиннадцатью сутками ранее, когда обстреляли шлюпки РТ-67. И теперь они сознательно, с хладнокровной жестокостью принялись истреблять людей, спасавшихся среди обломков на воде. 46 человек, в том числе пять женщин и трое детей, погибли при потоплении "Меридиана", большинство -- за пределами парохода, от осколочных снарядов, которыми фашисты стреляли по абсолютно беспомощным людям, цеплявшимся за обломки и пытавшимся удержаться на поверхности моря. Спасти удалось всего 17 человек, и тогда лишь, когда вражеские эсминцы, потопив "Меридиан" и обстреляв поселок Захребетное, расположенный неподалеку, ушли в туман. • На этот раз нападение не осталось безнаказанным для них, хотя ответные меры, принятые нами, не могли спасти от гибели гидрографическое судно и его людей: слишком мало времени потребовалось противнику, чтобы учинить расправу над беззащитным пароходом. Наши самолеты, поднятые с аэродромов, как только поступило сообщение о вражеских кораблях у Иоканки, подоспели к месту потопления "Меридиана" через несколько минут после гибели судна. Фашистские эсминцы успели скрыться в тумане, но самолеты нашли их: туман стоял полосами. Не помогли гитлеровцам и попытки заслониться дымовыми завесами, чтобы избежать прицельного бомбометания. В 5 часов один из вражеских эсминцев был подбит, сбавил ход, стал отставать, подвергся атаке второй группы наших бомбардировщиков и остановился, весь окутанный паром и дымом. Три других эсминца бросили его и продолжали уходить "а северо-запад. Вскоре над подбитым фашистским кораблем появилась для прикрытия его группа "мессершмиттов", превосходивших наши самолеты вооружением и в скорости. Тотчас завязался воздушный бой, в итоге которого мы потеряли два самолета. Затем наполз туман, исключивший дальнейшие действия авиации. 56 Тогда я приказал ближайшим подводным лодкам найти и добить противника. Приказание о поиске было исполнено без промедления, яо поиск ничего не дал. Лодки не обнаружили фашистский корабль, хотя тщательно обследовали большой район. Выйти же за пределы этого района гитлеровцы в такой срок не могли. По всей вероятности, судя по состоянию вражеского эсминца, он затонул в результате повреждений, причиненных ему бомбами с наших самолетов. Что же -- око за око... Вывод. Гибель "Меридиана" произошла по вине командира, который промедлил с выполнением приказа укрыться в бухте Восточная Лица. Ошибки на войне, связанные с промедлением, чреваты серьезными, даже роковыми последствиями. В данном случае ошибка повлекла за собой жертвы, которых могло не быть, и знать о ней должны командиры всех судов, плавающих на театре. Направив свои самолеты в район, где противник напал на "Меридиан", я одновременно попытался договориться с Архангельским военным округом о том, чтобы использовать его авиацию. В распоряжении округа тогда имелось десять -- двенадцать самолетов ДБ-3* (Ил-4), которыми можно было помочь нам. Переговоры заняли продолжительное время. Наконец из Архангельска вылетели шесть ДБ-3. Обстановка на море была сообщена нами летчикам перед их вылетом. Через некоторое время ДБ-3 донесли, что атаковали группу вражеских кораблей в районе Иоканки. По донесениям летчиков, один корабль был потоплен, а два корабля получили значительные повреждения. Однако этому донесению предшествовал доклад капитана 1 ранга Диа-нова о том, что вражеские самолеты бомбят наши корабли на рейде Иоканки, но что попаданий в корабли нет. Сопоставив оба сообщения, я приказал Дианову заняться поисками осколков бомб или невзорвавшихся бомб. Приказание было выполнено, и вскоре Дианов доложил, что обнаружена одна бомба (калибра 250 кг) советского производства. Пришлось информировать командование Архангельского военного округа. Вывод из этого надо делать всем нам: на войне к докладам такого рода следует относиться очень критически, особенно в первый период ее, когда люди еще не приобрели боевого опыта. 57 0x08 graphic 10 августа. Фашисты охотятся за теми, над кем заранее рассчитывают взять верх. Тактика их на море -- наваливаться окопом на тех, "то слабее. Это захватило нас врасплох в случае с "Пассатом" и РТ-67, но это же принесло фашистам сомнительный успех в случае с "Меридианом" (поскольку противник потерял полноценный боевой корабль -- эскадренный миноносец), хотя фашистская печать и попыталась изобразить потопление беззащитного судна с женщинами и детьми на борту как потопление авианосца! Да, гидрографическое судно водоизмещением двести пятьдесят -- триста тонн было превращено фашистской печатью в "большевистский авианосец", а все последующее представлено как неравный бой с нашими крупными бомбардировщиками и тяжелыми гидросамолетами. Эта же тактика нападения, примененная гитлеровцами в третий раз сегодня в случае с "Туманом", вызвала, как и в предыдущем случае, ответный удар, который должен подсказать противнику тщетность дальнейших попыток действовать таким методом. Сейчас, когда опрошены все, кто уцелел из экипажа сторожевого корабля "Туман", происшедшее на Кильдин-ском плесе выглядит так. Первое сообщение о "Тумане", который находился в дозоре у острова Кильдина, патрулируя возле входа в Кольский залив и на подступах к нему, зафиксировано в три часа одну минуту. Оно являлось сигналом о вражеском бомбардировщике, прошедшем на высоте сто метров курсом на восток. Судя по дальнейшему ходу событий и учитывая педантизм противника, следовало предполагать, что фашистский самолет-бомбардировщик выполнял функции разведчика. Увы, нам еще не хватает оперативности мышления в новых условиях и умения анализировать уже известные факты, сопоставлять их с возможными намерениями противника на театре. В двух предыдущих случаях появление вражеских эсминцев было предварено воздушной разведкой и совпадало по времени с нынешним случаем. Если бы сегодня мы учли это, если бы действовали быстрее, если бы все донесения были сделаны раньше, картина боя могла быть иной. Ибо где-где, а на войне время не ждет. Действительно, в 4 часа 25 минут сигнальщики "Тумана" обнаружили на расстоянии 50--55 кабельтовых три эсминца противника. Строем уступа эсминцы направля- 58 лись к сторожевому (кораблю, который шел зигзагами, придерживаясь генерального курса дозора. Вначале "Туман", едва были замечены вражеские корабли, отвернул влево, увеличив ход, чтобы своевременно уйти под прикрытие береговых батарей. Наряду с этим маневром на сторожевом корабле была сыграна боевая тревога и послано сообщение на волне дозорных кораблей; однако донесение по флоту не было сделано. Эсминцы также увеличили ход и, как только дистанция между ними и "Туманом" сократилась до 25 кабельтовых, открыли огонь по нему из шести орудий: из двух с каждого корабля. Первый залп оказался перелетным; однако осколками разорвавшегося неподалеку снаряда на "Тумане" перебило антенны. Сторожевой корабль лишился радиосвязи, восстановить которую так и не удалось. Он успел только совершить поворот вправо и поставить дымовую завесу между собой и противником. Маневр был, к сожалению, бесполезным: дымовую завесу отнесло ветром в сторону, и "Туман" в момент поворота снова стал виден противнику. Вражеские артиллеристы накрыли сторожевой корабль со второго залпа: снаряды попали в корпус. Третьим залпом была повреждена корма, вызван пожар, перебит штуртрос и выведено из строя рулевое управление. Ход "Тумана" заметно уменьшился. Один за другим залпы накрывали подбитый корабль; он уже имел попадания в мостик, рулевую рубку и полубак. Очередным снарядом снесло дымовую трубу. Несколько человек из экипажа были убиты, в том числе офицер, управлявший постановкой дымовой завесы, и командир корабля старший лейтенант Л. А. Шестаков. Несмотря на значительные повреждения и пожар, охвативший надстройки, сторожевой корабль не прекращал ответного орудийного огня по вражеским эсминцам из своих двух 45-миллиметровых пушек. Личный состав "Тумана" держался героически- вел одновременно неравный артиллерийский бой и все осложнявшуюся борьбу за живучесть корабля -- с пожаром и с возраставшей из-за новых пробоин потерей плавучести. Помощь, оказанная сторожевому кораблю нашей батареей с мыса Сеть-Наволок, открывшей огонь по фашистским эсминцам и ото- 59 гнавшей их, не могла изменить его участи: он к тому времени имел уже одиннадцать прямых попаданий. Плавучесть корабля уменьшалась катастрофически, и в пять часов тридцать минут был начат спуск шлюпок. В две шлюпки сошли 37 человек, после чего "Туман" стал быстро крениться на правый борт и в 5 часов 50 минут затонул. Вместе с ним погибли (были убиты осколками снарядов еще в начале боя) 15 человек. Обстреливаемые береговой батареей Сеть-Наволок вражеские эсминцы закрылись дымовой завесой и начали отход на северо-запад. Получив донесение об этом, я приказал послать вдогонку им бомбардировщики. Последние настигли их возле Варде, атаковали и подбили один эсминец Таким образом, противник еще раз убедился, что период внезапности, а вместе с ней безнаказанности нападения с моря уже миновал для него, что наш отпор возрастает, что контрмеры следуют непременно, что неравенство в бою отнюдь не ведет к деморализации личного состава наших кораблей. Наоборот, и в случае с "Пассатом", и в случае с "Туманом" личный состав кораблей вел себя самоотверженно Когда на "Тумане" осколком снаряда перебило флагшток, раненый рулевой Константин Семенов бросился к флагу и высоко поднял его над головой. Тотчас разорвался очередной снаряд, и рука Семенова бессильно опустила флаг: осколок пробил кисть рулевому. Мгновенно на помощь Семенову метнулся радист Блинов. Высвободив полотнище из судорожно сжатых пальцев раненного вторично товарища, он тут же развернул флаг над собой, символизируя этим героическую решимость всего экипажа сражаться с врагом до последней возможности. Следует отметить поведение помощника командира корабля лейтенанта Рыбакова. Приняв на себя управление кораблем, вступив в командование после гибели командира, он выполнил все, что возможно было для борьбы за живучесть, а затем для спасения экипажа, и покинул уже тонувший "Туман" тридцать седьмым по счету, то есть последним, как положено командиру. .. Тяжело нам сейчас, но преимущество в силах, которыми располагают гитлеровцы, -- дело наживное, и оно еще будет у нас, это несомненно, ибо мы уже устояли под напором немецко-фашистокой военной машины. На ошиб- 60 ках же учимся. Они неизбежны в первый период войны, однако преходящи. А вот нашего преимущества в качествах людей у противника не будет никогда. Не будет ни коллективного подвига личного состава "Пассата", ми коллективного подвига экипажа "Тумана", ни коллективного подвига1 моряков катера Кроля, ни коллективного, причем массового, подвига морских отрядов. Все это у нас уже есть. ПЯТАЯ ГЛАВА ВЫСТРЕЛ ОЗНАЧАЕТ ПОБЕДУ 1941, сентябрь -- декабрь 0x08 graphic тот необычный выстрел прозвучал над гаванью Полярного в самое напряженное для нас время: в разгар второго (осеннего) и наиболее сильного нажима противника на приморском участке мурманского направления. Потерпев неудачу в июне -- июле, немецко-фашистское командование в течение августа накапливало резервы, подтягивая их к исходным позициям у линии фронта, и в сентябре повторило удар в районе Западной Лицы. Намерения противника были те же: любой ценой прорваться к побережью Кольского залива, к Полярному, к Мурманску. Бои завязались упорные Гитлеровцы стремились наверстать упущенное летом. За отчаянными попытками уже легко было видеть торопливость противника, вызванную опасениями застрять в сопках на зиму, на долгую полярную ночь с ее морозами, туманами и снежными зарядами. Такая перспектива заставляла фашистских егерей лезть напролом, и в нескольких местах они прорвали-таки нашу оборону. Однако ненадолго. Наше сопротивление определялось не только частными интересами флота отстоять свою главную базу -- Полярное, лежащий в ее тылу Мурманск. Защита их была задачей государственного значения. Мы уже знали то, что еще не принималось всерьез немецко-фашистским командованием: предстоящую роль внешних коммуникаций через Северную Атлантику. Понимание этого -- вот что не удваивало, а удесятеряло силу нашего сопротивления, хотя должных условий для такого сопротивления не имелось. Обещанные нам на помощь дивизии были в пути повернуты к Ленинграду, где создалось угрожающее положение. Вместо них пришла телеграмма Генерального 62 штаба: в случае отхода к Мурманску защищать Мурманск "до последнего красноармейца". Однако отход к Мурманску неизбежно повлек бы за собой потерю Кольского залива и с ним выхода в океан, без чего в данных неблагоприятных условиях оборона Мурманска теряла смысл. Для флота решиться на отход было почти равносильно самоубийству. А с точки зрения дальнейшей безопасности государства все это могло повлечь за собой очень серьезные, тяжкие последствия. Совместно с армией мы ввели в бой все резервы, чтобы удержаться на фактических рубежах обороны. Флот вторично отдал 14-й армии своих людей сверх того, что уже было отдано в начале июля, и вдобавок взял на себя доставку всего необходимого армейским частям, защищавшим линию франта на приморском участке: у Западной Лицы и у перешейка между Муста-Тунтури и полуостровом Средним. Именно там был самый сильный нажим противника, хорошо знавшего, что захват обоих полуостровов -- Среднего и Рыбачьего -- даст ему контроль над входом в Кольский залив. Немецко-фашистское командование готовило даже десант на Рыбачий, но ход событий не оправдал намерений и расчетов гитлеровцев, поэтому они так и не осмелились на десант. Выйдя на побережье от склонов Муста-Тунтури до Западной Лицы, противник установил там несколько батарей, чтобы всячески препятствовать снабжению наших войск на полуостровах. По сути и Рыбачий и Средний стали островами, и путь к ним по Мотовскому заливу превратился в простреливаемый насквозь коридор. В таких условиях осуществлялось снабжение наших войск на Среднем и Рыбачьем, поскольку пришлось отказаться от пути через мыс Цып-Наволок. Дороги оттуда к фронту не было, а медлить с доставкой нужных припасов,и резервов не годилось. Поэтому доставка подкреплений, боеприпасов и прочего, эвакуация раненых в стационарные госпитали -- все происходило по Мотовскому заливу, на вспомогательных, еще недавно рыболовных судах, точнее, на мотоботах. Первое время, пока стоял круглосуточный полярный день, эти суденышки с парадным ходом в шесть узлов, вооруженные пулеметами и дымовыми шашками, были лишены даже такой естественной защиты, как ночная темнота, и подвергались в пути двойным ударам -- бере- 63 говой артиллерии и авиации противника. Сами по себе мотоботы не могли, конечно, противодействовать таким ударам и только защищались дымовой завесой от бомб и прицельного артиллерийского огня. Защищались, правда, искусно, маневрируя в дыму, и чаще всего обманывали противника. Иногда же снабженческие рейсы перерастали в боевую операцию, в которой принимали участие значительные силы. Почин в подобных случаях принадлежал противнику: его батареи, норовя потопить мотоботы, первыми открывали огонь по ним. Немедленно вступали в действие наши батареи, стремясь вынудить вражеских артиллеристов либо замолчать, либо переключиться на контрбатарейную стрельбу. Завязывалась артиллерийская дуэль; в то же время гитлеровцы вызывали на помощь свою авиацию. Мы отвечали тем же. Вскоре над батареями и над Мотовским заливом появлялись самолеты и разгорался воздушный бой, принимавший иногда солидные размеры. В одном из таких боев над двумя суденышками, носившими шутливые клички "Са-занка" и "Пузанка", участвовало с обеих сторон до двухсот самолетов. Капля долбит камень... Один за другим, снабженческие рейсы тихоходных, небольших мотоботов сыграли свою роль в самое напряженное время боев на сухопутных рубежах. Непрерывно получая поддержку всем необходимым, наш)и войска удержали занимаемые позиции. Рыбачий, Средний и склоны Муста-Тунтури остались в наших руках, и теперь уж вряд ли удастся гитлеровцам изменить положение там в свою пользу. При условии, разумеется, если флот будет и впредь успешно решать задачу, первостепенное значение которой определилось в момент второго наступления немецко-фашистских войск: активно действовать на морских коммуникациях противника, связывающих его лапландскую группировку с тыловыми базами в Норвегии. Ибо морские коммуникации вдоль норвежского побережья к Варан-гер-фьорду -- в Киркенес и к Печенгскому заливу -- в Лиинахамари и в Петсамо -- являются основным путем снабжения гитлеровцев, застрявших на зиму в Заполярье, и, главное, основным путем подвоза новых контингентов. Других равноценных путей у противника в этих местах нет. Железные дорога отсутствуют, а пропускная способность автомобильных дорог --по Финляндии от Ровани- 64 еми к Петсамо и по Норвепии от Тромсе до Киркенеса -- настолько мала, что не в состоянии обеспечить питание тех войск, какие выставлены против нас. Вот в этом, именно в этом ахиллесова пята вражеской группировки, задержанной нами на дальних подступах к Мурманску, боеспособность и дальнейшая судьба горно-егерского корпуса Дитла и всех лапландских войск зависит от положения на морских коммуникациях. Сюда, по кораблям и транспортам врага, и надо бить, день за днем, непрестанно, -- тогда гитлеровцам будет не до мотоботов и не до наступления. Надо сделать все, чтобы они почувствовали на своей шкуре справедливость поговорки: "Не до жиру, быть бы живу"... И это в наших возможностях, несмотря на преимущество противника в силах на театре. Нацеленность ударов по коммуникациям позволит нам свести на нет его преимущество. Отсюда и насущная задача для флота, первостепенное значение которой уже определилось: использовать все наличные силы и средства, чтобы опережающими намерения немецко-фашистского командования действиями сорвать доставку резервов и снабжения для лапландской группировки. Пусть гитлеровцы забудут и мечтать о наступлении. Главная роль в повседневном решении этой долговременной и нелегкой задачи уже принадлежит подводным силам. Нацеленные вначале, еще за несколько дней до войны, на прикрытие наших морских рубежей, они постепенно были переключены на морские коммуникации противника для ударов по вражеским конвоям, шедшим с грузами и резервами в Киркенес и Петсамо или в обратном направлении с грузами стратегического сырья -- никелевой руды, и оказались по-настоящему на своем месте, хотя прошли перед тем через ряд неудач, естественных при отсутствии боевого опыта. Теперь "малюткам" (малые лодки типа "М") отведены шхерные районы Ва-рангер-фьорда и Тана-фьорда, не столь удаленные от наших баз; теперь сфера действий "щук" (средние лодки типа "Щ") простирается до Нордкина и Нордкапа у границы между Баренцевым и Норвежским морями; теперь "катюши" (большие океанские лодки типа "К", неизменно вызывающие зависть у наших союзников) ходят на дальние позиции до Вест-фьорда. Такое рациональное использование подводных сил очень скоро принесло и продолжает приносить соответствующий положительный резуль- 5 А Г Гоювко 65 тат, несмотря на то, что условия, в каких действуют подводные лодки, очень трудные. Не надо забывать, что берег на запад от Рыбачьего занят противником. Там вдоль всего побережья расположены вражеские посты наблюдения, батареи, аэродромы. Понятно, что свои конвои гитлеровцы водят почти вплотную к берегу, используя большие глубины прибрежных вод. Все побережье изрезано, насчитывает множество удобных бухт и заливов, где рассредоточены сторожевые суда противника, выходящие на защиту конвоев. Кроме того, конвои сопровождаются большим и сильным охранением, а в летную погоду над ними "висит" прикрывающая их авиация. Тем не менее вражеоким конвоям весьма редко удается проскочить без потерь. Обычно результат таких встреч в иашу пользу. На всем протяжении от Гаммерфеста до Киркенеса и Петсамо. Наглядным выражением этого результата явился выстрел, с упоминания о котором я начал главу. Он прозвучал над Екатерининской гаванью, как только на рейд Полярного вошла подводная лодка под командованием капитан-лейтенанта В. Уткина. Было это 19 сентября 1941 года, около 19 часов. Все, кто находился на пирсе, переглянулись, заслышав выстрел из лодочной пушки, и, недоумевая, обратились ко мне. А я тоже недоумевал, хотя и вспомнил спустя несколько мгновений, что не столь давно, придя на пирс вместе с начальником британской военно-морской миссии Беваном встретить английскую подводную лодку "Тай-грис" (одну из двух действовавших тогда у нас на театре), возвратившуюся с позиции, вдруг услышал резкий звук сирены. Английская лодка дала сигнал, значение которого никому не было известно, и я спросил о нем у Бевана. Шестидесятилетний кэптен, знаток сельского хозяйства, о котором он мог рассуждать сколько угодно, вначале ответил на мой вопрос, что не знает, в чем дело, но тут же заметил, что английские подводники обычно извещают сиреной о потоплении вражеского судна. Так и оказалось: "Тайгрис" уничтожила фашистский транспорт. Да, но что означал орудийный выстрел, произведенный в гавани с нашей подводной лодки? Все выяснилось, когда Уткин ошвартовал корабль у пирса и вместе с командиром дивизиона М. Гаджиевым, 66 принимавшим участие в этом первом для всего экипажа лодки боевом походе, направился ко мне. -- Товарищ командующий!--доложил он. -- Подводная лодка возвратилась из боевого похода. Потоплен транспорт водоизмещением шесть тысяч тонн. В ознаменование нашей первой победы произведен салют из той пушки, которая сыграла главную роль в уничтожении противника. Выстрел произведен холостым снарядом по инициативе лейтенанта Арванова... С тех пор и повелось: каждая наша подводная лодка, возвращаясь из похода с очередной победой, извещает о ней орудийным выстрелом. Число выстрелов соответствует количеству потопленных вражеских судов'. Много таких выстрелов -- своеобразных отметок, ведущих боевой счет североморских подводников, прозвучало над гаванью Полярного за полгода войны. Еще больше должно прозвучать, ибо война будет, к сожалению, долгой. Нацеленность основных ударов, наносимых подводными силами флота, вполне оправдала себя. Счет наших побед больше счета наших неудач и продолжает расти вместе с опытом, мастерством и воинской доблестью боевых коллективов подводных лодок. Сегодня, в канун нового, 1942 года, уместно вспомнить об этом. И не только уместно -- есть что вспомнить. Перечитываю записи в дневнике за декабрь. Почти в каждой из них говорится о подводниках. Среди многих имен все чаще встречаются одни и те же, с которыми связаны самые смелые и самые дерзкие атаки, самые крупные успехи в боевых действиях Северного флота непосредственно на морском театре. Бибеев, Котельников, Моисеев, Лунин, Гаджиев, Колышкин, Фисанович, Ста- 0x08 graphic 1 Несколько позже был введен обычай -- за каждый потопленный корабль противника преподносить экипажу той или иной лодки жареного поросенка (после утверждения отчета об очередном потоплении). Вообще же обычай давать выстрел при возвращении в базу с победой быстро распространился на флоте. В таких случаях надводные корабли производили выстрел из пушки, торпедные катера отмечали победу очередью из пулемета или из автоматической пушки. Очередью из пулемета извещали о победе и самолеты-торпедоносцы и даже истребители, причем последние дополнительно делали "горку". 5* - 67 риков, Шуйский, Видяев, Каутский, Столбов, Мелкадзе-- это уже целая плеяда командиров-подводников, заслуженно ставших известными в течение четырех последних месяцев. Четырех, а не шести с третью, как следовало бы оказать, считая с первого дня войны. Считать, однако, надо с момента первой победы, не раньше; она же пришла к нашим подводникам лишь через два месяца после начала войны, после досадных промахов и неудач, в трудных походах, в тяжелой штормовой обстановке. Да и не только в штормовой... Было всякое, прежде чем экипажи действующих подводных лодок стали сколоченными, слитными, как теперь, боевыми коллективами, представляющими одно целое. Не просто подчиненность всех одному -- воле командира, не просто автоматическое выполнение своих функций всеми и каждым, отработанное до совершенства, но сознательное единство действий, обеспечивающих решение задачи, ради которой подводная лодка идет в море на поиск и несколько недель подряд находится в море, по неделям караулит врага в любых условиях нашего вообще нелегкого театра,-- вот качество, особенно обязательное для подводников наряду с мужеством и решимостью, полезной инициативой и воинской смекалкой. И вот почему, в то время как наши надводные корабли, те же эскадренные миноносцы и те же "морские охотники", имели несомненный конкретный успех в боевых действиях с первых же дней войны, с подводными лодками получилось иначе. К ним успех пришел далеко не сразу, несмотря на решимость и отвагу командиров и экипажей. Этих качеств было еще недостаточно, чтобы отдельные удачи сменились постоянным успехом. Решали опыт, доскональная изученность театра и приемов противника, знание препятствий, и природных, и специально подготовленных гитлеровцами на том или ином участке, искусство поиска, мастерство при выборе момента и направления торпедной атаки плюс спокойная воинская дерзость, ошеломляющая врага. Все это довольно исчерпывающе определил Гаджиев, оказав однажды, что командир-подводник должен быть самым невозмутимым из самых хладнокровных моряков, должен иметь пылкое воображение романиста и ясный здравый смысл, присущий действиям делового человека, должен обладать выдержкой и терпением завзятого рыболова, искусного следопыта, предприимчивого охотника. 68 Хорошо сказано. И прежде всего относится к самому Гаджиеву, человеку без страха и усталости. Это он, Магомед Гаджиев, кавказский горец из заоблачных аулов Дагестана, ставший подводником, после первого же выхода в море, на коммуникации противника (на второй день войны), доложил мне свои выводы из рекогносцировочного поиска: "Уничтожать вражеские суда следует не только торпедами, но и применяя артиллерию подводных лодок". Выводы были абсолютно правильными для действий лодок именно того типа, о котором шла речь: лодок типа "К", вооруженных двумя 100-миллиметровыми орудиями с хорошей дальностью огня и двумя 45-миллиметровыми пушками. Для лодок других типов, с меньшим вооружением, такая тактика не годилась, а для "катюш" была целесообразной (по обстоятельствам) и легла в основу боевого воспитания комдивом Гаджиевым подчиненных ему командиров кораблей. Причем воспитания на практике, а не только в теории. Холостой выстрел 19 сентября над рейдом Полярного при возвращении подводной лодки капитан-лейтенанта Уткина из похода был не только салютом в честь первой одержанной экипажем победы, не только ознаменовал собой рождение новой флотской традиции; одновременно он известил о начале еще одной новой тактики наших подводников, предложенной и введенной Гаджиевым еще 12 сентября. Уткин дельно использовал рекомендации и указания своего комдива. По необходимости (поскольку не было возможности произвести торпедную атаку) лодка всплыла в надводное положение, и в течение трех минут ее комендоры артиллерийским огнем уничтожили транспорт противника, шедший к Варангер-фьорду с грузами для лапландской группировки немецко-фашистских войск. Тот же прием, но еще более дерзкий (по обстановке и соотношению сил) был применен Гаджиевым совсем недавно, 3 декабря, в походе на подводной лодке, которой командует капитан-лейтенант Малофеев. Сперва я записал об этом кратко: "..."К-3" донесла около 16 часов о выполнении задачи. Она вышла в свой первый поход и должна была поставить мины в районе Гаммерфеста. Донесла о потоплении одного транспорта, одного сторожевого корабля и одного катера МО. На лодке находится командир дивизиона Гад- 69 жиев. Действует он хорошо. Все успехи, какие имеются у больших лодок, достигнуты в его присутствии". Затем, когда "К-3" возвратилась (6 декабря), выяснились подробности, которые позволяют назвать поведение всех, кто участвовал в походе, героическим. Дело обстояло так. Закончив постановку мин в указанном районе, "К-3" действовала в Лоппском море, представляющем собой лабиринт шхер. Противник использует эти места, изобилующие островками и узкими проливами, для проводки конвоев, а подходы к ним заминировал. Как только было обнаружено одно из таких заграждений, Гаджиев решил пройти под минами. Это было исполнено, несмотря на риск, и "К-3" вышла на коммуникации противника. Риск оправдался: вскоре вахтенный офицер увидел в перископ на расстоянии тридцати кабельтовых большой транспорт, шедший под охраной сторожевого корабля и двух сторожевых катеров типа МО. Через десять минут лодка произвела торпедную атаку. Были выпущены четыре торпеды. Захваченный врасплох противник не успел уклониться от них. Торпеды попали в транспорт и взорвали его. Чтобы удостовериться в потоплении вражеского судна, командир лодки поднял перископ. Не составило труда разглядеть, что транспорт погружался носом в море, а один из кораблей охранения спешил к нему, скорее всего с целью снять с него людей. Зафиксировав потопление транспорта, командир увел лодку на глубину. Однако вражеские наблюдатели успели заметить перископ. Началось преследование лодки кораблями охранения. После' нескольких бесполезных попыток уйти из-под бомб Гаджиев велел лечь на грунт возле одного из островов. Это решение было разумным, поскольку на карте тут значилась подходящая глубина. Командир лодки выполнил указания комдива. И вдруг, в момент погружения, лодка с ходу коснулась грунта: глубины в действительности не соответствовали данным на карте. Между тем гитлеровцы продолжали сбрасывать бомбы все ближе и ближе к месту, где находилась на грунте "К-3". Корпус лодки сильно содрогался от взрывов. Бомбы рвались сериями, через каждые две минуты. Стало ясно, что противник по каким-то признакам определил местонахождение лодки. 70 Догадалея, в чем дело, Гаджиев. В результате близких разрывов глубинных бомб была нарушена герметичность топливных цистерн, появилась течь и на поверхность всплывал соляр, пятна которого демаскировали лодку. С минуты на минуту противник мог накрыть ее бомбами. Положение "К-3" оказалось незавидным: оставаться на грунте было опасно, грозило гибелью. Поэтому Гаджиев напомнил командиру лодки Мало-фееву и комиссару Гранову, вместе с которыми находился в центральном посту, что не зря же "катюша" имеет на вооружении превосходные орудия, каких наверняка нет на сторожевиках, и что надводная скорость ее приличная. "А раз так, -- подчеркнул Гаджиев, -- следовательно, выход напрашивается один -- всплыть и, применив свою артиллерию, уничтожить вражеские корабли охраны. Тем более, что на стороне лодки внезапность и необычность таких действий в подобных условиях". Выслушав соображения командира и комиссара "К-3", согласных навязать артиллерийский бой противнику, но с тем, чтобы в процессе боя использовать скорость хода и уйти в надводном положении от преследования, Гаджиев отверг их предложение. Он категорически приказал ориентироваться не на отрыв от вражеских кораблей, а на уничтожение их артиллерийским огнем. Решение опять-таки было правильное и своевременное: исключить заранее нацеленность на отступление, тем самым помочь людям проникнуться мыслью о необходимости только наступательных действий. Объявив свое решение, Гаджиев распорядился вызвать артиллерийские расчеты в центральный пост, объяснил им задачу и скомандовал всплывать. Замысел комдива был верным. Едва "К-3" всплыла, артиллеристы обоих расчетов под командованием старшин Конопелько и Чижова кинулись к пушкам и, прежде чем противник успел прийти в себя от неожиданного появления подводной лодки на поверхности, открыли огонь по вражеским кораблям. Промедлив минуту, ошеломленные гитлеровцы ответили беспорядочным артиллерийским огнем, который не привел ни к одному попаданию в "К-3". Зато снаряды, выпущенные с нее, попали в корму сторожевого корабля, где лежали глубинные бомбы. Разрывы снарядов вызвали детонацию этих бомб. Над кормой 71 сторожевого корабля взметнулся столб огня, воды и черного дыма. Когда же дым рассеялся, на месте вражеского сторожевика плавали обломки. К ним уже спешил, ведя в то же время стрельбу по лодке, один из сторожевых катеров. Наши артиллеристы стреляли точнее. Несколькими залпами вражеский катер был накрыт и потоплен. Теперь от всего конвоя противника остался единственный "морокой охотник", который не стал ожидать, когда потопят и его, а предпочел убежать за остров. Только после этого Гаджиев повел лодку в надводном положении полным ходом в море и лишь там разрешил погрузиться. Неравный бой, в котором многое зависело от момента внезапности, был выигран с превосходным результатом благодаря инициативной решителыности командира дивизиона, единству действий и четкости выполнения команд всем экипажем. Вторую запись об итогах этого похода я внес после доклада Гаджиева, 6 декабря. Вот она дословно: "Вернулась "К-3". Подробности: потопила четырьмя торпедами транспорт с грузом, после чего, преследуемая кораблями охранения, всплыла и уничтожила артиллерийским огнем сторожевой корабль водоизмещением до 800 тони и один "морской охотник". Второй катер убежал под берег. Лодке нужен ремонт -- текут цистерны и неисправны кормовые горизонтальные рули. Надо ставить в док. Экипаж лодки действовал геройски. Отлично показал себя Гаджиев. Это кандидат на Героя Советского Союза. Хорошее впечатление производит и командир лодки Малофеев. Задачу, полученную при выходе в море, выполнил: мины поставлены точно по заданию". Правда, почин на флоте сделан не Гаджиевым. Первая атака произведена Моисеевым, а боевой счет подводников-североморцев открыт "щукой" ("Щ-402") капитан-лейтенанта Н. Столбова, которая еще 14 июля удачно атаковала вражеский тральщик; но первая по-настоящему знаменательная победа, сразу определившая наши возможности в борьбе с врагом на его коммуникациях и даже в его базах, принадлежит двум командирам одновременно: Колышкину и Фисановичу. Причем она 72 вдвойне знаменательна, ибо достигнута не "катюшей", не "щукой", а "малюткой" ("М-172") --одной из тех лодок, боевые возможности которых вызывали сомнения у многих на флоте. Справедливости ради скажу, что большой надежды на эти лодки не было и у меня. Ровно через два месяца после начала войны действительность раз и навсегда покончила с опасениями и сомнениями. Произошло это 22 августа, когда "М-172" под командованием капитан-лейтенанта И. Фисановича проникла через Петсамо-фьорд (Печенгский залив) на рейд гавани Лиинахамари, защищенный с моря постами наблюдения, береговыми батареями, воздушными дозорами и самой природой -- узким фьордом, пройти по которому незаметно, да еще в условиях полярного дня, тем более в гавань, считалось невозможным. О том, что перед прорывом "М-172" в заливе побывала другая "малютка" ("М-174" под командованием капитан-лейтенанта Н. Егорова), совершившая рекогносцировочный поход, противник не знал. Видимо, враги не очень верили в то, что советские подводники осмелятся на прорыв сквозь все препятствия и преграды, существующие на пути к Лиинахамари. Тут, конечно, решающую роль сыграло полное единство намерений и действий обоих командиров --капитан-лейтенанта Фисановича, недавно принявшего лодку, для которого этот поход был первым боевым походом, и капитана 2 ранга Колышкина, опытного командира дивизиона, обеспечивавшего поход "малютки", что положено, если командир лодки совершает свой первый поход. Должен отметить, опять-таки справедливости ради (это стало ясно из докладов обоих командиров), что участие Колышкина в августовском походе "М-172" дополнительно содействовало не только двойной победе экипажа, но и благополучному возвращению в свою базу. Выдержка и терпение Колышкина, умеющего, как никто другой, выбрать наиудобнейший момент для активных действий и для атаки, очень благотворно повлияли на Фисановича. Они помогли молодому командиру справиться с нетерпением, подчинить желание целесообразности, дождаться самого подходящего времени, чтобы действовать наверняка, без лишнего риска, без промаха, учтя и возможность неотразимого удара по врагу, и возможность благополучного ухода своего корабля от пре- 73 следования, которое обязательно должен был предпринять противник. Опытный комдив-воспитатель Колышкин позаботился, чтобы деликатно и тактично внушить молодому командиру-подводнику целесообразность таких действий в любом походе и при любых обстоятельствах. Первым делом он посоветовал на сутки отсрочить прорыв "М-172" в гавань противника, хотя лодка была уже возле входа в залив и хотя командир лодки был готов немедленно идти на прорыв. Тем самым командир дивизиона предоставил Фисановичу время присмотреться к обстановке, изучить маневрирование дозорного корабля, учесть, взвесить и рассчитать все, что требовалось для успеха. Однако и на следующий день Колышкин снова рекомендовал повременить с прорывом. Это было необходимое для дальнейших самостоятельных действий командира "малютки" испытание на выдержку. Прошли еще суши, прежде чем Фиса-нович, с одобрения комдива, повел лодку на прорыв, беспрепятственно разминулся с дозорным кораблем, уже зная, какими курсами тот следует и в течение какого времени на каждом курсе находится, незаметно проскользнул мимо постов наблюдения, снова разминулся с тем же дозорным судном внутри фьорда, ничем не выдав себя, и вошел на рейд гавани Лиинахамари. Там среди бела дня, ровно в 14 часов, "М-172" атаковала океанский транспорт водоизмещением около восьми тысяч тонн, пришедший с военными грузами для горно-егерского корпуса Дитла. Зафиксировав прямое попадание торпеды и взрыв транспорта, Фисанович не потерял ни минуты в гавани: он вывел лодку обратно в море, значительно опередив по времени кинувшиеся в погоню за ним вражеские корабли. Смелый прорыв увенчался полным успехом. Сутки спустя "малютка" повторила атаку, теперь уже в море, и уничтожила второй торпедой еще один транспорт противника. Таков был результат первого боевого похода капитан-лейтенанта Фисановича, совершенный под присмотром командира дивизиона. За это время Колышкин и составил окончательное суждение о своем подопечном, который только-только перед назначением на "М-172" успел закончить Высшие специальные курсы подводного плавания. Мнение Колышкина о Фисановиче, высказанное после возвращения из 74 похода, сводилось к следующему: безусловно годен к самостоятельному командованию лодкой и к решению сложных задач; инициативен и обладает военной хитростью -- незаменимым для настоящего подводника качеством, которое всячески следует развивать, в первую очередь способность обмануть противника и выбраться из самого рискованного положения. Дерзкий в хорошем смысле и смелый человек тонкого ума, вдобавок не из тех, кто задирает нос. Командир с перспективой. Факты уже тогда подтверждали правильность оценки молодого командира, но я порадовался не только этой оценке, когда слушал доклад комдива. Говоря о качествах, способностях, скромности Фисановича, капитан 2 ранга Иван Александрович Колышкин высказывал свое кредо: свои взгляды на то, каким должен быть "омандир-подводник и каким является он сам, этот старейший из подводников-североморцев. Присматриваюсь к нему внимательно и давно. С первой же встречи он располагает к себе спокойной уверенностью, основательностью знаний, скромностью, которая вполне сочетается с достоинством. На Севере он с 1933 года, с момента создания флота, пришел с первыми кораблями, был тогда командиром торпедной группы на подводной лодке типа "Декабрист" ("Д-1"), как вахтенный командир, встречал Сталина, Ворошилова, Кирова, когда те посетили корабль в пути с Балтики, на рейде Сороки (Беломорска). Географию и природные особенности Северного театра знает прекрасно, равно как и возможности подводных лодок. Прошел хорошую школу флотской службы, начав ее по комсомольской путевке, что типично для тысяч людей нашего поколения. Несомненно, обладает талантом воспитателя: способностью не навязывать свое мнение, а так нацеливать человека советами попросту, что тот вроде сам приходит к должному выводу. Многие командиры-подводники уже обязаны Колышкину своими успехами. И не только успехами. Война -- дело серьезное и жестокое, она беспощадна к тем, кто допускает ошибки. За каждой ошибкой на войне, тем более на подводной лодке, может быть роковой исход для корабля, значит, для всего экипажа. Присутствие Колышкина обеспечивающим в походах уберегло не одного командира от опрометчивого шага, от преждевременного риска, гарантировало успех. 75 Пример с Фисановичем характерный, но далеко не единственный. Не менее характерен пример с Би-беевым. Я вспомнил о нем, перелистывая дневник за декабрь и найдя запись от 15 декабря: "Центральным событием дня было возвращение "Д-3" с позиции. Она потопила три транспорта -- один 26 ноября, 6000 тонн, один -- 5 декабря, 10 000 тонн, и один 6 декабря, 9500 тонн. Все они направлялись на восток (Киркенес, Петсамо) с грузами. В первом случае в охранении находились два тральщика, по характеру маневрирования они шли с тралами, расчищая путь транспорту, никаких действий против лодки предпринять не успели. Во втором случае два транспорта следовали под охраной одного малого миноносца, который также не предпринял действий против "Д-3" и ограничился лишь снятием людей с погружавшегося транспорта'. В третьем случае транспорт охраняли два тральщика. Пока поврежденное взрывом торпеды судно тонуло, один из них снимал людей с кормы, другой бездействовал, никаких поисков лодки не предпринимал, не желая, по всей вероятности, идти на лишний риск в условиях полярной ночи. Командир "Д-3" капитан 3 ранга М. Бибеев показал себя не плохо, но основную роль играл в походе комдив Колышкин..." Прочитав эту запись, я и вспомнил о первом под командованием Бибеева сентябрьском походе "Д-3". Бибеев только принял лодку. Она тогда еще не имела боевого успеха. Обеспечивающим поход и правильность действий нового командира был все тот же Колышкин, неутомимый, как и Гаджиев. Не зря оба комдива слывут давними, закадычными и верными друзьями, хотя по характеру мало подходят друг к другу. С Бибеевым повторилось то же самое, что с Фисановичем: ему также не терпелось перейти к активным действиям, и он, едва лодка вышла на позицию, всячески порывался идти внутрь бухты, неподалеку от входа в которую должен был терпеливо ждать появления противника. Сдерживающее влияние Колышкина очень скоро помогло Бибееву понять главное в поведении командира подводной лодки для успеха в боевых действиях. Когда он, опасаясь упустить противника, не в первый раз пригласил комдива к перископу и предложил убе- 76 диться своими глазами в том, что на горизонте видны две мачты, Колышкин, глянув, отрезвляюще сказал: -- Цель не для нас. Два бота. Обследуют район. И, посмотрев на разочарованного Бибеева, прибавил: -- Обследуют, стало быть, намечают дорогу для более крупной цели. Поэтому пора готовиться к атаке. Прошло немного времени, и все, кто участвовал в походе, убедились в безошибочности сказанного комдивом: к выходу из бухты направлялся вражеский танкер. -- Теперь атакуй, командир, -- лаконично поощрил Колышкин, предоставив Бибееву полную самостоятель ность в действиях. Три выстрела, означавшие потопление трех судов противника, в том числе двух танкеров, прозвучали над рейдом Полярного, когда "Д-3" возвратилась из того похода. Аттестовав Бибеева как способного к самостоятельным действиям, инициативного и храброго командира подводного корабля, Колышкин не преминул, однако, пойти с ним вторично в поход: для закрепления данных командира-подводника. Результат последнего похода я привел выше, в записи от 15 декабря, характеризующей обоих командиров. И если Колышкин говорит о Бибееве как об очередном командире с перспективой, мне остается сказать то же самое о комдиве Колышкине. Вместе с Гад-жиевым он заслуживает представления к почетному званию Героя Советского Союза. Еще одна запись в декабрьском дневнике, вызывающая в памяти любопытные подробности, связанные с В. Стариковым: "6 декабря 1941 года. Вернулась "М-171". Потопила танкер водоизмещением 3000 тонн. Задачу по высадке разведывательно-диверсионной группы выполнить не смогла из-за неблагоприятных условий. При возвращении имела большую ошибку в счислении и вместо Цып-На-волока вышла к Войтелахти. В то же время возвращалась "М-176", поэтому первую "малютку" принимали за вторую, что и уберегло ее. При других обстоятельствах такая ошибка может привести к плохим последствиям, свою лодку вполне могут обстрелять свои же батареи. На этот раз, к счастью, обошлось". 77 Сто семьдесят первой "малюткой" командует капитан-лейтенант Валентин Георгиевич Стариков, бывший "фаб-зайчонок", молчаливый, доброжелательный, справедливый и решительный человек. Второй раз уже он попадает в пиковое, как говорится, положение. Чего стоит одна лишь октябрьская история с прорывом в Лиинахамари, вернее, с выходом оттуда обратно в море. Третьим по счету из подводников-североморцев (после Егорова и Фисановича) Стариков сумел проникнуть в Петсамо-фьорд. Пожалуй, это было труднее, чем в двух предыдущих случаях, поскольку гитлеровцы приняли кое-какие меры оборонительного порядка, в частности поставили сетевое заграждение у гавани Лиинахамари, о чем Стариков не догадывался вплоть до того момента, когда "малютка" очутилась в критическом положении. Лодка вошла в гавань беспрепятственно, по счастливой случайности не задев противолодочной сети. Два больших транспорта у причала приковали к себе зсе внимание Старикова. Он удачно атаковал их, торпедировал, зарегистрировал два взрыва и, совершив поворот на обратный курс, направил "М-171" к выходу в море, однако несколько в сторону от места, где лодка вошла в гавань. Это и послужило причиной задержки, которая могла стать роковой для "малютки" и для всего экипажа. На полном ходу, следуя на глубине восемнадцати метров, лодка врезалась в противолодочную сеть и застряла на месте в то время, когда за ней гнались катера с глубинными бомбами. Попытки вырваться переменными ходами из ловушки оказались безуспешными. А вражеские катера уже сновали над "малюткой", сбрасывая неподалеку от нее свой смертоносный груз. Положение "М-171" было гибельным: не имея возможности двигаться, она представляла собой мишень для глубинных бомб. Внезапно катера прекратили бомбометание: гитлеровцы определили, что "малютка" запуталась в противолодочной сети, и собирались либо захватить ее вместе с экипажем, когда она всплывет, либо, в случае сопротивления, расстрелять. Тут и проявились качества настоящего командира, присущие Старикову. Его поведение в первые критические минуты и в последующие часы, пока лодка, освободившись из сети, оставалась в Петсамо-фьорде, все время 78 преследуемая вражескими катерами, было правильным и соответствующим образом действовало на экипаж, служило примером для каждого. "М-171" удалось выскочить из сети после того, как Стариков дал еще раз полный ход назад, создав максимальный дифферент на корму и рискуя вылить электролит из баков аккумуляторов. К чему могло привести последнее, говорить не приходится. Маневр удался. "Малютка" выскользнула из сети, над которой ее стерегли вражеские катера, но осталась внутри фьорда. Путь в море был закрыт, в чем Стариков убедился после неоднократных попыток пройти мимо единственного прохода, где скопились корабли противника с глубинными бомбами наготове. Иного пути из фьорда не было. Даже когда лодка ушла на предельную глубину, чтобы попытаться проскользнуть под сетью, она и там уперлась в заграждение. Между тем время шло, воздух в лодке все более насыщался углекислотой, плотность аккумуляторных батарей снизилась до минимума. В таких условиях командир корабля нашел правильный выход. Приказав включить регенерацию, он объявил свое решение: пройти над сетью, в надводном положении, использовав замешательство противника, вполне вероятное, поскольку тот считал, что теперь, когда лодка высвободилась из сети, ей незачем всплывать. На всякий случай, распорядился командир, экипажу быть готовым к артиллерийскому бою и, если не удастся отбиться, к необходимости взорвать лодку. Ни то, ни другое не понадобилось. На помощь пришла природа. Стоило "малютке" подвсплыть на ходу, и она, еще не достигнув поверхности, оставаясь незамеченной вражескими наблюдателями, свободно прошла над сетью. Такую возможность создал океанский прилив, уровень которого достаточно высок в наших северных местах. На фашистских кораблях спохватились слишком поздно: полным ходом "М-171" ушла от них в море, а затем благополучно возвратилась в базу, известив двумя выстрелами о двойной победе. Расспрашивая Старикова, когда он докладывал о всех обстоятельствах похода, я убедился в отличной продуманности его действий, направленных на то, чтобы вывести лодку из ловушки. Мужественным, достойным совет- 79 0x08 graphic ского командира было его решение взорвать корабль, если бы не удалось уйти из Лиинахамари. Отличным было и поведение экипажа, четкая исполнительность всех -- результат совместных усилий командира и партийного коллектива "малютки". Не боясь перехвалить, скажу: личному составу "М-171"есть с кого брать пример в критические моменты. Однако в навигационном искусстве у Старикова, бесспорно, имеется слабина. Ошибка в счислении, о которой записано в моем дневнике, свидетельствует о том, чего в дальнейшем не должно быть. Ибо война не прощает ошибок. Декабрьский баланс войны на Северном морском театре выражается такой цифрой: общее водоизмещение атакованных и потопленных нашими подводными лодками вражеских судов за месяц составляет 66 тысяч тонн. Это значит, что лапландская группировка гитлеровцев не получила многого из того, что ей крайне нужно и на зиму и вообще для боевых действий. В частности, не получила двадцати тысяч полушубков, транспорт с которыми несколько суток назад потоплен подводной лодкой "К-22" под командованием одного из старейших североморцев -- капитана 2 ранга В. Котельникова. Узнав, что вез в трюмах торпедированный "катюшей" транспорт, Котельников сказал: -- Пусть егеря попляшут на морозе. Никто их к нам не приглашал... Завершаю декабрьский дневник следующей записью, которую надо будет вспомнить в конце войны: "...Полгода войны. Гитлер обещал немцам закончить войну максимум через десять месяцев. Не вышло -- это ясно. Разгром гитлеровских полчищ под Москвой, освобождение Ростова-на-Дону, высадка наших войск в Керчи и Феодосии, произведенная Черноморским флотом, достаточно убедительно показывают, что мы уже пережили растерянность, которая была у нас в первые месяцы военных действий, и начинаем крепко давать сдачи немецко-фашистским войскам. Сейчас вопрос в том, когда мы их окончательно разобьем". 80 0x08 graphic ГЛАВА ШЕСТАЯ 0x08 graphic НА ВНЕШНЕМ НАПРАВЛЕНИИ 1941, сентябрь --1942, июнь 0x08 graphic апряженная с первых дней войны обстановка, сложившаяся на приморском участке Карельского фронта, достигла кульминации в сентябре, при втором наступлении немецко-фашистских войск. Ожесточенные бои на мурманском направлении, в районе побережья Мотовского залива (Западная Лица, Муста-Тунтури, подступы к полуострову Среднему), длились в течение сентября и октября. К ноябрю гитлеровцы убедились в тщетности попыток преодолеть наше сопротивление и в бесплодности своих надежд обосноваться на зиму в Мурманске. Не вышло у них и с десантом на Рыбачий. Готовились они к десанту долго и основательно, о чем нам было известно и что дополнительно держало нас в напряжении; однако высадить его так и не решились. Волей-неволей им пришлось всерьез подумать о вынужденной зимовке там, где они застряли: на сопках и в тундре. Впрочем, и там, где мы окончательно остановили егерей, им не везде удалось удержаться. А 7 ноября части нашей 14-й армии при поддержке корабельной артиллерии Северного флота достойно отметили двадцать четвертую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции: перешли в наступление в районе губы Западная Лица. Вместе с ними по-прежнему сражались морские отряды. Именно тогда, в ночь на 7 ноября, совершил свой подвиг краснофлотец Александр Торцев, секретарь комсомольской организации одного из этих отрядов. Дважды раненный, окруженный стрелявшими в него чуть ли не в упор егерями, он вел с ними бой до последнего патрона, после чего поднялся во весь рост и метнул гранату в наседавших врагов. Это видели многие. Подвиг Александра Торцева как бы воплощает в себе в А. Г. Головко 81 самоотверженные действия морских отрядов Северного флота. Последним досталось, в частности, штурмовать сильно укрепленную высоту Важная, которая господствовала над Чертовым перевалом. Фашисты называли ее "Стальным шлемом". Решительным броском морские отряды вышибли егерей не только с Важной, но и с другой, по-соседству с ней, высоты. В этом бою вновь отличился старший сержант морского отряда В. П. Кисляков, ставший Героем Советского Союза еще 13 августа, когда в силу необходимости один держал оборону против ста гитлеровцев. И теперь он проявил матросскую смекалку. Вьюга, разыгравшаяся перед боем, была настолько сильной, что фашистские егеря не ожидали штурма. Они отсиживались в расщелинах, укрываясь от колючих снежных вихрей, которые бушевали над обледенелыми сопками. Передвигаться было невыносимо трудно. Вихри ослепляли, забивали дыхание; видимость почти отсутствовала. Тогда Кисляков надоумил всех в отряде надеть маски противогазов с гофрированной трубкой. Эта нехитрая выдумка позволила морскому отряду неприметно подкрасться к противнику, занять удобную исходную позицию и по сигналу командира совершить штурмовой бросок. Он и решил судьбу обеих высот. В общем, после контрудара, нанесенного нашими частями по немецко-фашистским войскам у Западной Лицы, позиционная война в Заполярье стала фактом. Сами гитлеровцы признали крах "блицкрига". Оценивая положение своей лапландской группировки, они были вынуждены следующим образом подытожить -- публично, в печати -- действия хваленых горно-егерских дивизий: "Основой их деятельности стала забота о поддержании жизни". Успеху нашего контрудара немало способствовали действия кораблей Северного флота на морских коммуникациях противника. Далеко не все транспортные суда с насущными припасами для лапландской группировки попали по назначению. Многие из них (в том числе транспорт с двадцатью тысячами полушубков, о чем я упоминал выше) были уничтожены торпедами или подорвались на минных заграждениях, поставленных нашими подводными лодками. 82 Так обстояло на мурманском направлении. Свое дело мы сделали, хотя нам было нелегко, очень нелегко. Достаточно сказать, что к середине ноября из-за трудности подвоза продовольствие в Мурманске и в Полярном оказалось на исходе: ведь еще в сентябре немецко-фашистские войска перерезали Кировскую железную дорогу, и поэтому все грузы, пока не была построена Обозерская железнодорожная ветка, шли к нам кружным путем из Архангельска через Белое и Баренцево моря. В столь неблагоприятных условиях мы не только выстояли, не только задержали противника на месте, контратаковали его и вынудили окопаться, но и смогли нацелить соответствующие силы флота на решение той специальной задачи, которая с каждым месяцем войны приобретала все более и более первостепенное значение. Наряду с тем, что входило, как прежде, в круг задач Северного флота (помощь армии на приморском участке, боевые действия на морских коммуникациях противника, защита своих внутренних сообщений, среди них важнейшей коммуникации -- Северного морского пути, откуда в течение октября -- декабря мы вывели восемнадцатью конвоями все транспортные суда и ледоколы), нам надлежало обеспечивать проводку союзных конвоев на внешнем направлении. Союзными конвоями с различными условными обозначениями (литера и номер) назывались караваны транспортных судов с грузами военных материалов, направляемые через Атлантику из США и Англии в северные порты Советского Союза. Движение конвоев началось еще в августе. Пунктом приема и разгрузки их сперва был только Архангельск, поскольку железнодорожное движение из Мурманска к центру страны уже тогда было прервано. Проводку на переходе от английских портов до места назначения обеспечивали боевые силы британского флота метрополии и корабли нашего Северного флота. По договоренности с представителями английского военно-морского командования (для переговоров к нам в Полярное прилетала в середине июля группа офицеров британского флота, которую возглавляли контр-адмиралы Вайан и Майлс), путь конвоев был разделен на две операционные зоны. Одна тянулась от Англии через Исландию до острова Мед- 6* 83 вежьего (неподалеку от Шпицбергена), и конвои в ней обеспечивались исключительно эскортом из английских кораблей; вторая занимала пространство от Медвежьего до Архангельска, и движение конвоев на этом участке прикрывалось английскими кораблями и нашими силами -- подводными, воздушными, надводными. Кольский залив и Мурманск на первых порах (вплоть до окончания строительства железнодорожной ветки Обо-зерская -- Беломорск в ноябре) вообще не предусматривались для использования как места приемки транспортных судов и обработки их. Сюда к нам до конца 1941 года заходили только военные корабли союзников -- либо подчиненные командованию Северного флота в боевых действиях на театре (английские подводные лодки "Тайгрис" и "Трайед", восемь--девять тральщиков-сторожевиков типа "Спиди"), либо по специальному назначению (английский крейсер "Кент" с министром иностранных дел Англии Иденом, направлявшимся в Москву, английский крейсер "Эдинбург", эсминцы "Ико" и "Эска-пейд", сопровождавшие в Кольский залив танкер "Мирло" и транспорт "Декабрист" с грузами, предназначенными непосредственно для нужд флота). С первых же дней войны, едва определились наши государственные отношения с Англией и США в совместной борьбе против гитлеровской военной машины, мы на флоте не сомневались в особом значении внешних коммуникаций Северного театра. Не раз припоминал я слова, сказанные И. В. Сталиным при моем назначении на Северный флот в 1940 году: в прошлых войнах связь нашей страны с внешним миром оказывалась более обеспеченной по северному направлению, нежели через Балтику или через Чернов море. К этому шло и теперь. Во всяком случае, только так следовало понимать прибытие группы Вайана -- Майлса для переговоров, хотя сами переговоры касались конвоев лишь в пределах разграничения операционных зон. Кроме того, представитель Главного морского штаба капитан 1 ранга М. Воронцов, сопровождавший англичан, передал мне указание народного комиссара познакомить их с обстановкой на Севере и с возможностью базирования английских кораблей в Кольском заливе. В круг вопросов, связанных с базированием, входили и такие: можем ли мы снабжать корабли овощами, какого качества будут овощи и нельзя 84 ли посмотреть их; можем ли снабжать мазутом и какого качества мазут; можем ли организовать для английских матросов тюрьму на берегу (имелась в виду гауптвахта); есть ли у нас дома терпимости. На все это я отвечал соответствующим образом: из овощей будем давать то, что сами имеем; домов терпимости в нашей стране нет и не будет; тюрьму для английских матросов организовывать не станем и т. п. Беседы подобного рода продолжались двое суток. Вопросы мне задавал преимущественно контр-адмирал Вайан -- высокий, худощавый, лет пятидесяти. В начале войны (Англии с Германией) он командовал флотилией миноносцев и отличился при освобождении пленных с транспорта "Альтмарк" у побережья Норвегии. Держал он себя грубовато, с подчеркнутой независимостью, говорил громко и отрывисто. Его коллега, контр-адмирал Майлс, в недавнем прошлом командир "Нельсона", одного из сильнейших линейных кораблей, ограничивался тем, что уточнял детали (по вопросам Вайана), и вообще производил более приятное впечатление. Немного ниже ростом, чем Вайан, но примерно тех же лет, он отличался от него манерой держать себя. Фразы строил очень осторожно, говорил учтиво. Последний разговор английских представителей со мной заключался в следующем. -- Адмирал, -- спросил Вайан, -- какую помощь вы хотели бы получить от английских морских сил? Не знаю, предполагал ли он такой ответ: -- У нас сейчас мало авиации, а нужно ударить по базам противника в Киркенесе и Петсамо. Прошу учесть, что операция может принести пользу и для вас, если ваш отряд будет идти в Кольский залив. Желательно прове сти ее еще до прихода английских кораблей в наши воды. Вайан заявил, что этот вопрос не в его компетенции, но лично он считает такую операцию возможной, о чем и доложит начальству. О ходе дальнейших переговоров, которые продолжались в Москве, я информирован не был, но вскоре получил приказ народного комиссара об отзыве с позиций всех наших подводных лодок, действовавших к западу от Кольского залива. Авиации запрещалось бомбить корабли в море. Какая операция намечалась, мне было неизвестно, и я лишь предполагал, что предстоит тот са- 85 мый удар по фашистским базам, о котором у меня был разговор с Вайаном и Майлсом. Так и оказалось. 30 июля около полудня наши батареи и посты на Рыбачьем донесли: "Над Петсамо и Кир-кенесом идет воздушный бой. Самолеты неопознанных типов бомбят оба эти пункта". А на другой день стало известно, по сообщению из Главморштаба, что Киркенес и Петсамо подверглись бомбардировке с английских самолетов, взлетевших с авианосцев. Эффект ее был незначительный, а потери англичан велики, так как в обоих пунктах бомбардировщики попали под сильный зенитный огонь и под удары фашистских истребителей. Английское командование явно недооценило противовоздушную оборону Киркенеса и Петсамо. Через двое суток возле Рыбачьего были подобраны с резиновой шлюпки, доставлены в Полярное и помещены в наш госпиталь два английских летчика -- лейтенант и сержант. Реальной помощи удар английской авиации нам, конечно, не принес, что понимали и сами англичане. Однако они придавали ему дипломатическое значение, судя по сообщениям, появившимся в их печати. В сообщениях были указаны потери, и поскольку потери были большие, тем самым подчеркивалось, что это жертвы, понесенные ради союзников, то есть ради нас. В это же время в Полярное прибыла постоянная британская военно-морская миссия во главе с кэптеном Бе-ваном, вскоре получившим временное звание контрадмирала (по должности, как принято в английском флоте), старым морским офицером. Когда-то он был командиром миноносца, но затем долгие годы провел на военно-дипломатической работе -- морским атташе. Война застала его в отставке, занимавшимся сельским хозяйством. И вот он прибыл прямо со своей фермы к нам, подкрепленный начальником штаба миссии коман-дером Дэвисом -- человеком энергичным, хитрым, подводником в прошлом и, по всей видимости, разведчиком в настоящем. Назначение представителей этой миссии в Мурманск и Архангельск еще более подтвердило нашу уверенность в особой роли Северного морского театра, в частности Кольского залива и Мурманска. Действительно, равноценных им мест для базирования флота и для грузовых 86 операций у нас в Заполярье не было: теплое течение Гольфстрим делало их доступными для судов круглый год. Понятно, почему мы -- 14-я армия и Северный флот -- опротестовали телеграмму Генерального штаба, присланную в момент второго наступления немецко-фашистских войск, когда горно-егерские дивизии Дитла пытались прорвать нашу оборону: отходить к Мурманску (в случае невозможности сдержать натиск противника). Наша просьба отменить это указание была рассмотрена. От имени командования северо-западного направления А. А. Жданов и К. Е. Ворошилов прислали нам телеграмму, в которой предписывалось использовать для действий все имеющиеся в распоряжении Северного флота силы и расширить свою опорную позицию, выдвигая вперед новые опорные пункты и подготавливая запасные в глубине, района. Все это звучало не очень ясно; однако было понятно, что за Кольский залив, за Рыбачий и Средний надо драться. Прислал директиву и Нарком Военно-Морского Флота. В ней указывалось: "При любом положении на сухопутном фронте Северному флоту оставаться в Полярном, защищая этот пункт до последней крайности". Смысл обоих указаний был один: ни в коем случае нельзя позволить противнику выйти на побережье Кольского залива, отрезать и захватить Мурманск с его незамерзающим портом. Еще раз подтверждалось значение Кольского залива, которое нам было понятно и раньше, как только началось строительство железнодорожной ветки Обозерская -- Беломорск. Вскоре это стало понятно для всех. Позже всех стало ясно немецко-фашистскому командованию. В дневнике я записал тогда: ""...5 ноября 1941 года. Английская миссия поставила вопрос о возможности заходов конвоев с грузами в Мурманск. Причалы и краны позволяют разгрузку. Железнодорожные пути дадут возможность дальнейшей транспортировки по Обозерской железной дороге. Для снабжения английских кораблей охранения на обратный путь английская миссия просила каждый раз отпускать две тысячи тонн нефти для крейсеров и эсминцев и продовольствие на две тысячи пятьсот человек на шесть -- семь суток. Конечно, ледовая обстановка вынудит транспорты 87 заходить в Мурманск вместо Архангельска, да и английские военные корабли начиная со второй половины декабря в Архангельск заходить не смогут и, вероятно, будут просить о заходе в Мурманск и снабжении там. 10 декабря. Дело явным образом идет к тому, что конвои будут приходить в Мурманск; отсюда же станут промышлять рыболовные суда. Эти вопросы поднимались мной в августе и сентябре. Однако, судя по всему, значения им придано не было. Нужны серьезные мероприятия, чтобы сделать положение коммуникаций более устойчивым. Для конвоев мал запас угля и мазута в Мурманске: его хватает только для нужд самого флота, снабжать из этого количества торговые суда будет очень трудно. В общем, трудностей предвидится много... 25 декабря. На Карельский фронт прибыли три бригады морской пехоты. Одну дали в Мурманск, остальные разбросали по фронту. Дали и 30 самолетов типа "харрикейн". Доставили их к нам на английском авианосце. Они взлетели с него в море и совершили посадку на аэродроме Ваенги. Англичане пробудут у нас, пока наши летчики не освоят новую технику. "Харрикейнами" командует полковник Ишервуд. Еще рано говорить о боевых качествах этих самолетов, но авиационные специалисты уже отметили ряд существенных недостатков. Судя по всему, транспортные суда пойдут в Мурманск. Забот теперь не оберешься. Особенно после сообщения о том, что гитлеровцы собираются перебросить на Север еще девять подводных лодок с опытными командирами. Много хлопот доставит снабжение англичан продуктами и нефтью, поскольку самим не хватает. 17 января 1942 года. Конвои, как и следовало ожидать, пошли на Мурманск. Первый конвой из девяти транспортов пришел 12 января и до сих пор разгружается. Разгрузка организована плохо. Оборудование из Мурманска вывезли в первый месяц войны, подготовки же к приему конвоев здесь не велось. Теперь все это сказывается на разгрузке транспортов и погрузке вагонов. Сегодня подошел очередной конвой. Около двадцати часов миссия сообщила, что в десяти милях к северу от маяка Гавриловского поврежден торпедой транспорт из этого конвоя. Один из эскортных кораблей взял транспорт на буксир. Я дал указание вести его в Териберку. Для охраны выделены четыре катера МО. Едва успел 88 покончить с этим делом, поступило новое сообщение: в 23 часа 29 минут к северу от Териберки подорван торпедой английский эсминец "Матабелла". Через три часа он затонул. Должно быть, сведения о переброске противником на Север дополнительного количества подводных лодок с опытными командирами соответствуют действительности... Да, немецко-фашистское командование спохватилось. По указанию Гитлера, на север Норвегии в январе переведен (помимо дополнительного количества подводных лодок, переброшенных туда же) линейный корабль "Тирпиц"--один из крупнейших кораблей противника. Есть все основания предполагать, что вслед за "Тирпи-цем" на Северном театре появятся и другие крупные корабли германского флота. Февральский прорыв двух линейных кораблей -- "Гнейзенау" и "Шарнгорст", тяжелого крейсера "Принц Евгений" и группы эсминцев из Бреста (Франция) через Ла-Манш на восток (пока в Германию) очень симптоматичен. Более всего странно, что допустили этот прорыв англичане, располагающие безусловным превосходством на море. Представители военно-морской английской миссии в Полярном лишь пожимают плечами в ответ на вопросы о прорыве. Растерянность и недоумение сквозят и в ответах офицеров английских кораблей, приходящих к нам. Никто ничего толком не знает, но явную оплошность, допущенную британским военно-морским (и военно-воздушным) командованием, признают уже сейчас все. Пока ясно, что противник в спешном порядке накапливает свои военно-морские силы в Северной Норвегии, не рискуя, однако, использовать тот же "Тирпиц" на коммуникациях, по которым идут союзные конвои. Вероятно, гитлеровцы ждут конца полярной ночи. А мы не ждем. Если с августа включительно по декабрь прошлого, 1941 года через нашу операционную зону прошли в обоих направлениях десять союзных конвоев -- шесть к нам и четыре от нас, то в течение января и февраля нового, текущего года проведены в оба направления между Мурманском и островом Медвежьим восемь таких конвоев. Между тем условия, в каких осуществляется проводка, следует назвать втройне труд- 89 ными. Во-первых, из-за постоянной угрозы нападения подводных лодок. Во-вторых, из-за плавучих мин, приносимых с запада штормами и Гольфстримом. В-третьих, из-за тяжелых вообще особенностей Северного театра в зимнее время. Еще в середине ноября над Заполярьем установилась долгая, почти на три месяца, полярная ночь с частыми непогодами на всем пространстве той части морского театра, которая хотя и не замерзает на зиму, но заполнена полями плавучих льдов, спускающихся из высоких широт на юг Баренцева моря. Океанские штормы, продолжительные снежные заряды, густые испарения моря и плотные туманы создают необычайно сложную навигационную обстановку, стали нашим вторым противником. Ибо конвои в любых условиях должны не отстаиваться где-нибудь и выжидать сносной погоды, а идти, продолжать путь, несмотря ни на что. И конвои идут. Восстанавливаю по кратким и разрозненным записям в дневнике подробности нескольких союзных конвоев весны и начала лета 1942 года. К тому времени гитлеровцы уже имели на севере Норвегии (в Альтен-фьорде и в других местах норвежских шхер) мощный отряд крупных надводных кораблей -- линейные корабли "Тирпиц", "Адмирал Шеер" и "Лютцов" (бывший "Дейчланд"), тяжелый крейсер "Адмирал Хиппер", легкий крейсер "Кельн" и приданную им группу эскадренных миноносцев (от восьми до двенадцати, не считая тех, которые действовали на театре с первого дня войны). ...PQ-13. Дело было в конце марта, через три недели после первой вылазки "Тирпица" на коммуникации Северной Атлантики. Сопровождаемый тремя эсминцами фашистский линкор вышел тогда из Альтен-фьорда на перехват двенадцатого союзного конвоя, направлявшегося к нам, но так и не сумел обнаружить его. Вдобавок спустя двое суток английские самолеты-торпедоносцы, взлетевшие с авианосца, шедшего в охранении конвоя, обнаружили "Тирпиц" возле норвежских берегов, атаковали и, хотя не нанесли ему повреждений, вынудили отказаться от дальнейших попыток встречи с конвоем. Так что первая вылазка фашистского линкора не принесла гитлеровцам никакого успеха. Следующий союзный конвой (под условным обозначением PQ-13), о котором идет речь, был встречен на- 90 шими кораблями на рассвете 30 марта к западу от тридцатого меридиана в шторм, продолжавший усиливаться, при частых снежных зарядах и очень плохой видимости. Немедленно наши корабли (эскадренные миноносцы "Гремящий" и "Сокрушительный") присоединились к охранению и пошли противолодочным зигзагом справа от конвоя. Слева и несколько впереди находился флагманский корабль английского эскорта--крейсер "Тринидад"; еще левее, осуществляя дальний дозор и нередко скрываясь за горизонтом, двигались английские эсминцы. Обстановка была тяжелой. Шторм усиливался. Радиоразведка обнаружила вражеские корабли неподалеку от конвоя, но снежные заряды и туман мешали разглядеть их. Поэтому на английском крейсере увидели три фашистских эсминца, когда те уже вышли на дистанцию торпедного залпа. "Тринидад" не успел уклониться от выпущенных ими торпед. И все-таки, несмотря на полученные повреждения, он вступил в бой с вражескими кораблями. Тотчас на помощь ему поспешил наш "Гремящий". Итог артиллерийского боя: один фашистский эсминец потоплен башенными залпами "Тринидада", на втором возник пожар, вызванный разрывами снарядов; третий, убегая, очутился на дистанции артиллерийского огня "Сокрушительного", получил со второго залпа прямое попадание в машину, сильно запарил и скрылся в снежном заряде. Произошло все это на расстоянии ста пятидесяти миль от берегов Мурмана. И хотя нападение на конвой дорого обошлось гитлеровцам, а к транспортным судам они вообще не прорвались, все же изрядно пострадал и атакованный ими британский крейсер. Повреждения, полученные "Тринидадом", оказались настолько серьезными, что он был вынужден сразу же уйти в Кольский залив, чтобы там произвести необходимый ремонт, прежде чем направиться обратно в Англию. Вместе с крейсером ушли и английские эскадренные миноносцы. Конвой остался под охраной "Гремящего" и "Сокрушительного". Впереди был последний участок пути, на котором, как всегда, следовало ожидать нападения подводных лодок. Почти сутки суда PQ-13 шли благополучно, строем двух кильватерных колонн, по-прежнему в снежных заря- 91 дах, в тумане и шторме. Труднее всего приходилось эскадренным миноносцам, более неустойчивым на зыби, чем загруженные транспортные суда, предназначенные для океанских плаваний. Удары волн были такими мощными, что на "Гремящем" погнулись пиллерсы под верхней палубой. Это грозило нарушить целость самой палубы, которая стала прогибаться и провисать. Были приняты меры для того, чтобы не допустить аварии; в то же время "Гремящий" не прекращал охранять конвой. Утро 31 марта застало суда возле входа в Кольский залив. Перед конвоем уже вырисовывались очертания острова Кильдина с одной стороны и мыса Цып-Наволок (на полуострове Рыбачьем) с другой, когда гитлеровцы повторили нападение. Первую попытку предприняла подводная лодка. Точно сброшенные с "Гремящего" глубинные бомбы загнали лодку на глубину. Лодка погрузилась, не успев атаковать. Всплывшие обломки и соляр дали основание предполагать, что вражеская лодка либо уничтожена, либо получила тяжелые повреждения. Вторую попытку предприняла группа "юнкерсов", но их налет закончился тем, что зенитчики того же "Гремящего" сбили один бомбардировщик, а прочие отогнали. Без всяких потерь конвой PQ-13 достиг Кольского залива, втянулся в него и направился мимо Полярного в Мурманск. Особенно четко действовал в этом поход╘ экипаж "Гремящего". Командует им капитан 3 ранга А. И. Гурин. PQ-16. Это второй из двух союзных конвоев, пришедших к нам в мае и подвергшихся усиленным атакам противника почти на всем протяжении нашей операционной зоны. Оба раза гитлеровцы всячески пытались не дать конвоям достичь места назначения и старались продемонстрировать перед нами свои возможности. Что ж, возможности большие. Оккупация Норвегии позволяет противнику держать под контролем маршруты союзных конвоев, поскольку те идут параллельно северному норвежскому побережью. Действия противника облегчены тем, что конвои не могут рассчитывать на скрытность переходов. Фашистская авиация, по мере продвижения конвоев, перемещается с аэродрома на аэродром и ведет таким образом непрерывные атаки. Одновременно с ней действуют подводные лодки. И все же у противника уже мало возможностей для того, чтобы наверстать упущен- 92 ное. Момент внезапности безнадежно потерян им для захвата инициативы на театре, который гитлеровцы считали второстепенным. Слишком поздно они сообразили, что северное направление является главным из всех направлений внешней связи нашей страны на западе. Отсюда и неистовство противника, и его запоздалое стремление создать такой перевес в силах, какой будет в состоянии свести эффективность конвоев на нет. Если говорить без обиняков, это зависит не столько от противника, сколько от наших военных союзников. При условии, что прикрытие конвоев будет достаточным; что действия кораблей охранения будут подчинены главному-- отстаивать транспортные суда с грузами до последней возможности, а не уничтожать их при малейшем повреждении, как уже практиковалось в обоих майских конвоях; наконец, при условии, что сами команды транспортных судов будут стараться спасти свои суда, как спасал свое судно экипаж советского теплохода "Старый большевик", -- тогда потери в конвоях, вообще неизбежные при специальной нацеленности разнородных сил противника, могут быть минимальными. Ни у кого из нас нет оснований сомневаться в храбрости, стойкости и неустрашимости моряков английских кораблей, действующих на театре, в тех же конвоях. Присмотрелся к ним и я, проверив это на многом. Было достаточно времени, случаев и фактов, чтобы оценить по достоинству серьезное отношение английских моряков к своим обязанностям и к союзническому долгу в борьбе с общим врагом. Несколько претят только свойственные иным из них самоуверенность и предвзятость, но тут надо брать поправку на соответствующее воспитание, основанное на принципах некоего морского первородства англичан и подогреваемое антисоветской пропагандой среди них. Этим особенно выделяется команда подводной лодки "Тайгрис", по всем признакам специально подобранная перед приходом в Заполярье. Дело, однако, не в подобных частностях, остающихся частностями. Хуже, что, наряду с безукоризненным воинским поведением самих экипажей и командиров их непосредственно в бою, существуют факты, вызывающие недоумение, настораживающие, напоминающие, что личные качества британских моряков и политика английского правительства -- вещи разные. 93 В августе прошлого года в Архангельск пришел английский минный заградитель "Адвенчур" и доставил нам различные военные грузы для флота. В числе их были магнитные мины и зажигательные пластинки. Эти мины годились только для глубин моря не более двадцати -- двадцати пяти метров и оказались для нас абсолютно бесполезными. А зажигательные пластинки скорее следовало называть незажигательными •-- с ними можно было делать все что угодно, тем не менее ни одна из них так и не загорелась. Или взять, к примеру, уничтожение поврежденных судов. К чему вести за тысячи миль тот или иной транспорт с тысячами тонн таких необходимых нам грузов, чтобы чуть ли не в самом конце пути своими руками пустить транспорт ко дну, если он получил повреждение от бомбы или торпеды, но остался на плаву и мог продолжать путь? Почему огромные транспортные суда с грузами, предназначенными Советскому Союзу, должны отправляться на дно моря при первом же, отнюдь не смертельном повреждении? Майский случай с теплоходом "Старый большевик", равно как и подобные случаи с другими советскими транспортными судами, не только свидетельствует о самоотверженном, героическом поведении наших людей, но и напоминает союзникам о неиспользованных ими возможностях. Случай действительно показательный, чтобы стать примером в борьбе с трудностями, и, несомненно, войдет в историю Советского флота. Положение конвоя было, конечно, нелегкое. Кораблям охранения почти непрерывно в течение трех суток подряд пришлось защищать транспортные суда от нападений фашистских самолетов--бомбардировщиков и торпедоносцев, а в промежутках между налетами уклоняться от торпедных атак подводных лодок. И все же вряд ли следует считать правильной инструкцию Британского адмиралтейства своим эскортным кораблям -- расстреливать и добивать поврежденные фашистами транспортные суда. Правильнее следует считать другое -- принимать все меры для спасения этих судов. Шедший в составе союзного конвоя наш теплоход "Старый большевик" подвергался нападениям гитлеровцев не менее, чем остальные транспортные суда. За трое суток его экипаж отбил сорок семь атак фашистских 94 самолетов. Когда одна из бомб попала в полубак транспорта и разрыв ее вызвал пожар, вражеские летчики, привлеченные дымом, возобновили атаки, стремясь добить теплоход. Экипаж "Старого большевика" вел двойную борьбу: с фашистскими самолетами и с пожаром. Зенитчикам удалось сбить один бомбардировщик и отогнать остальные. Борьба за спасение транспорта с грузом успешно продолжалась, но командир английского флагманского корабля конвоя предложил экипажу "Старого большевика" покинуть судно и перейти на один из эскортных кораблей. Тут же он известил о своем намерении добить поврежденный теплоход. В ответ капитан советского транспорта приказал поднять флажной сигнал: "Мы не собираемся хоронить судно". Тогда конвой ушел дальше, оставив горящий транспорт и его экипаж среди океана. Факт беспрецедентный. В течение суток наши люди спасали теплоход от огня и устраняли повреждения, лишившие "Старый большевик" возможности двигаться. Затем транспорт догнал конвой, присоединился к нему и благополучно прибыл к нам в Заполярье, доставив в целости весь свой груз, после чего экипаж получил приветствие и даже благодарность Британского адмиралтейства!.. Примечательный случай. Трем морякам из экипажа этого теплохода -- капитану И. И. Афанасьеву, первому помощнику капитана М. П. Петровскому и рулевому Б. И. Аказенок -- за героическую самоотверженность присвоено звание Героя Советского Союза, а теплоход "Старый большевик" награжден орденом Ленина. Что же, да послужит этот факт примером всем в союзных конвоях. Ибо он красноречиво отвергает инструкцию об уничтожении поврежденных транспортных судов. Не бросать и уничтожать, а защищать, отстаивать и спасать -- вот чем следует руководствоваться в своих действиях каждому, кто назвался союзником в совместной борьбе. Мы -- защищаем. Несмотря на явное неравенство сил на театре. Особенно в воздухе. Группы наших самолетов наносят удар за ударом по фашистским базам и аэродромам в Северной Норвегии, тем самым снижая боеспособность вражеской авиации и ослабляя ее удары по союз- 95 ным конвоям. Кроме того, наши летчики непосредственно прикрывают конвои на переходе. Так было и в последнем майском союзном конвое, когда мы потеряли командира авиаполка подполковника Бориса Феоктистовича Сафонова, ныне уже дважды Героя Советского Союза, первого в стране за время войны дважды Героя. Указ об этом получен сегодня, спустя две недели после гибели Сафонова. Он погиб 30 мая на защите PQ-16. Подробности гибели его очень скудны, хотя свидетелями ее были многие. Конвой находился в шестидесяти милях от наших берегов, когда гитлеровцы устремились к нему, чтобы нанести массированный бомбовый удар. В налете участвовали сорок пять "юнкерсов", прикрываемых "мессер-шмиттами". Наперерез им вылетела, как только был получен тревожный сигнал с кораблей охранения, четверка наших истребителей. Повел ее Сафонов. Четвертый самолет (летчик Кухаренко) возвратился с полпути из-за неисправности мотора. Подобные неприятности происходят, к сожалению, довольно часто с тех пор, как мы получили по ленд-лизу самолеты типа "киттихаук". Эти самолеты имеют особые подшипники в своих моторах, потому что залиты подшипники не обычным сплавом, а серебряным. Американцы считают такой сплав новейшим техническим достижением; однако моторы с подшипниками, залитыми серебряным сплавом, часто выходят из строя. Вот почему наши летчики с горькой насмешкой называют эти самолеты "чудом безмоторной авиации". Чаще всего "киттихауки" стоят в бездействии, точно так же, как 30 мая, когда в полку Сафонова могли вылететь только четыре самолета. И вот из этих четырех один был вынужден, опять-таки из-за мотора, повернуть обратно на аэродром. Полет продолжали трое. Втроем они и приняли бой. Трое против 45 "юнкерсов" и неустановленного числа "мессершмиттов"! Тем не менее все попытки гитлеровских летчиков прорваться к транспортным судам, входившим в состав PQ-16, были пресечены нашими истребителями -- Сафоновым, Покровским и Орловым, отлично согласовавшими свои действия с заградительным огнем артиллерии кораблей охранения. На глазах у всех Сафонов сбил два бомбардировщика, Покровский и Орлов -- по одному. 96 Вскоре на командном пункте Ваенги по радио были приняты слова: "Прикройте с хвоста..." Это были, как выяснилось, слова Сафонова. Затем сигнальщики эскадренного миноносца "КуйбышеNo одного из кораблей, сопровождавших конвой, -- увидели, что Сафонов устремился в атаку против третьего "юнкерса", но что в то же мгновение из облаков вывалился и напал на Сафонова вражеский истребитель. Спустя короткое время на командном пункте приняли еще одну радиограмму Сафонова: "Подбил третьего... мотор..." Последнее слово было условным извещением о неизбежности вынужденной посадки. Дальнейшее, по докладам корабельных сигнальщиков, произошло так: самолет Сафонова, теряя высоту, планировал в направлении "Куйбышева", однако не дотянул двадцать -- двадцать пять кабельтовых, упал в море и мгновенно затонул. Воздушный бой у конвоя был закончен. Расшвыряв бомбовый груз куда попало, фашистские самолеты ушли в сторону Северной Норвегии, не потопив ни одного транспорта. Два часа после боя эскадренный миноносец "Куйбышев" искал Сафонова в море. И не нашел. Так и осталась невыясненной причина его гибели. Возможно, мотор отказал потому, что был поврежден снарядом; скорее же всего, в критическую минуту, как происходило не раз, сыграли роковую роль технические неполадки, свойственные "киттихаукам". Одно было несомненно: гибель Сафонова в его двести двадцать четвертом боевом вылете, в тридцать четвертом воздушном бою, после двадцать пятой личной победы над врагом. Горько сознавать эту гибель. С ней уже всегда будет связано в моей памяти условное обозначение последнего майского конвоя: PQ-16. Северный флот потерял выдающегося летчика, изумительно талантливого офицера. Отважный сын русского народа, верный советской Родине и Коммунистической партии, Сафонов был образцом воздушного бойца и авиационного командира-воспитателя. В связи с присвоением ему звания дважды Героя Советского Союза флотская газета готовит большой материал о нем. Вообще о Сафонове уже много написано. Думаю, что будет написано еще больше. Он заслуживает этого. Своими подвигами он прославил не только авиацию 7 А Г. Головко 97 Северного флота, но и всех наших морских летчиков. Главная же его заслуга в том, что он успел подготовить и воспитать большое число своих преемников -- сафо-новцев, которые продолжают его героические дела. ГЛАВА СЕДЬМАЯ 28 июня 1942 года. С момента последней записи прошло много времени и событий. Воюем уже второй год. Когда началась война, все были потрясены ходом боевых действий. Тогда мы говорили себе: если продержимся год, обязательно разобьем гитлеровцев. И вот итоги года войны на Северном театре: мы потопили 135 судов противника общим водоизмещением 583 400 тонн и уничтожили 412 самолетов. Потеряно нами 56 судов и 156 самолетов (в последнюю цифру входят и самолеты, погибшие от всякого рода поломок и катастроф на аэродромах). В составе союзных конвоев к нам пришли 177 транспортов (свыше миллиона тонн грузов) и с ними 133 военных корабля, ушли от нас 143 транспорта и 83 корабля, погибли в пути, на переходах в обоих направлениях, 22 транспорта и 5 военных кораблей, в том числе английский крейсер "Эдинбург" Таковы краткие итоги года войны. Внешнее направление наших морских коммуникаций на Северном театре стало первостепенным направлением общегосударственного значения. Там и ожидают флот наибольшие трудности. Теперь это ясно всем. Должно быть ясно. 0x08 graphic 1 Обстоятельства гибели "Эдинбур