Б.Лиддел Гарт. Вторая мировая война Перевод с английского В. В. Борисова, П. Н. Видуэцкого и Е. Л. Цылева Под редакцией и с предисловием кандидата исторических наук полковника О. А. Ржешевского  * ПРЕДИСЛОВИЕ *  Имя крупного английского военного историка и теоретика Б. Лиддел Гарта, являющегося автором более 30 книг, уже давно известно советскому читателю. Некоторые из его трудов в разные годы были опубликованы в Советском Союзе<$FНовые пути современных армий. М., 1930; Стратегия непрямых действии. М., 1957; Устрашение или оборона. М., 1962 и др.>. По своим политическим взглядам и методологии Б. Лиддел Гарт -- типичный буржуазный исследователь, историк прочерчиллевской ориентации, как правило придерживающийся официозной интерпретации событий. Над книгой "Вторая мировая война" Б. Лиддел Гарт работал более 20 лет и завершил ее в 1970 году, незадолго до смерти. Она была издана в Англии и США и разрекламирована западной печатью как "великий труд". Для советского читателя книга "Вторая мировая война" представляет интерес прежде всего благодаря своей обширной фактологической базе. Кроме того, она позволяет проанализировать современную буржуазную трактовку событий второй мировой войны, в то же время в книге как в фокусе слились основные тенденции буржуазной историографии. Политическое кредо книги, ее научный уровень, достоинства и недостатки определяются той трактовкой, которую дает автор узловым вопросам: причинам второй мировой войны, событиям на решающем, советско-германском фронте и на других фронтах, а также оценке итогов второй мировой войны. Рассматривая причины второй мировой войны, Б. Лиддел Гарт пишет: "1 апреля 1939 года мировая пресса сообщила, что кабинет Чемберлена, отказавшись от политики умиротворения и самоизоляции, дал клятвенное обещание в интересах обеспечения мира в Европе защищать Польшу от любой угрозы со стороны Германии" (стр. 19). Военные гарантии Польше Б. Лиддел Гарт считает "последней роковой ошибкой" английского правительства, которая привела ко второй мировой войне. Анализ агрессивной сущности империализма -- главного виновника войны -- остается за пределами книги, хотя автор и прослеживает некоторые цехи антисоветской политики западных держав, которые подталкивали фашистскую Германию к агрессии против СССР. Говоря о гитлеровских планах завоевания "жизненного пространства" на Востоке, Лиддел Гарт замечает: "Планы Гитлера были гораздо шире, чем намерение вернуть территории, отнятые у Германии после первой мировой войны, и было бы неправильно утверждать, будто западные государственные деятели не знали об этом. В 1937--1938 годах многие из них были весьма откровенны в частных беседах, но не в своих публичных выступлениях. В английских правительственных кругах выдвигалось немало предложений относительно того, чтобы позволить Германии осуществить экспансию в восточном направлении и таким образом отвести опасность от Запада. Эти круги доброжелательно относились к стремлению Гитлера приобрести жизненное пространство и давали ему понять это" (стр. 22). Автор далее признает, что Англия дала возможность Германии вооружиться, проглотить Австрию и Чехословакию и в то же время отклонила советские предложения о совместных действиях против германской агрессии. Надо сказать, что Лиддел Гарт тщательно продумывает каждую фразу, всякий раз оставляя за ней какой-то нераскрытый смысл. Вслед за многими буржуазными историками он повторяет версию о стремлении Англии "к обеспечению мира в Европе", но несостоятельность этой версии становится очевидной из приводимых им же фактов. "...Когда в сентябре 1938 года угроза Чехословакии стала очевидной, -- говорится в книге, -- русское правительство публично и в частном порядке вновь заявило о своей готовности сотрудничать с Францией и Англией в принятии мер по защите Чехословакии. Предложение русских было игнорировано. Более того, Россию демонстративно лишили участия в Мюнхенском совещании, на котором решалась судьба Чехословакии. Это <192>пренебрежение<169> год спустя имело фатальные последствия" (стр. 23). Политику подталкивания фашистской агрессии против СССР Лиддел Гарт расплывчато характеризует как "движение Германии на Восток". На первый взгляд он осуждает эту политику, но, отказываясь от классового ее анализа, по существу скрывает, что весь период между двумя мировыми войнами характеризуется активными попытками международного империализма создать антисоветский фронт с целью уничтожения Советского Союза. В книге дается оценка англо-франко-советским переговорам в Москве и советско-германскому договору от 23 августа 1939 года. "Единственная возможность избежать войны заключалась в том, -- указывается в книге, -- чтобы заручиться поддержкой России, единственной державы, которая могла оказать Польше непосредственную помощь, и таким образом сдержать Гитлера. Однако, несмотря на всю остроту положения, действия правительства Англии были вялыми и неискренними. Чемберлен питал чувство глубокой неприязни к Советской России, а Галифакс -- религиозную антипатию. Кроме того, они оба в равной мере недооценивали мощь России..." (стр. 27). Лиддел Гарт довольно недвусмысленно обвиняет английское правительство в срыве московских переговоров и создании условий, способствовавших заключению советско-германского пакта о ненападении, о котором говорится, что "при рассмотрении положения в Европе в последующие годы нельзя сказать с такой уверенностью, как в 1941 году, что меры, предпринятые Сталиным, нанесли ущерб России. Западу же все это нанесло неизмеримый урон" (стр. 28). Вновь возвращаясь к оценке военных гарантий Польше, автор подчеркивает, что они могли быть выполнены "только с помощью России", но в Лондоне не предприняли никаких шагов в этом направлении. Почему? Автор не отвечает на этот вопрос. И, видимо, не случайно. Объективный ответ на него неизбежно вскрыл бы корни реакционной империалистической политики западных держав перед второй мировой войной. Дело в том, что выполнять свои гарантии Англия не собиралась. Польша, как и Чехословакия, стала жертвой политики подталкивания фашистской агрессии против СССР. "Правительства Англии, Франции и США, -- указывается в советской историко-партийной литературе, -- надеялись, что после захвата Польши Германия сразу же повернет оружие против Советского Союза"<$FИстория Коммунистической партии Советского Союза. Т. 5. Кн. 1, М., Политиздат, 1970, стр. 74.>. Б. Лиддел Гарт пытается все свести к "ошибкам" английских министров и лично Чемберлена, которые, оказывается, принимали решения под влиянием "непродуманных импульсов, а не трезвых рассуждений". Объективизм -- старое оружие Б. Лиддел Гарта, которое он активно использует в целях маскировки антисоветской политики западных держав. Трактовка причин войны, данная Б. Лиддел Гартом, во многом отражает общее положение, сложившееся в современной буржуазной историографии. Запутавшись в антисоветских измышлениях, она находится в состоянии глубокого кризиса. Созданные ею мифы о "виновности СССР" в возникновении войны рухнули. Растущее влияние марксистской историографии, раскрывающей правду о причинах войны, заставляет буржуазных историков маневрировать. В их трудах все чаще встречается "рациональная" критика предвоенной политики западных держав. Однако такого рода "реверансы", по существу, служат лишь ширмой для достижения главной цели -- замалчивания ответственности империализма как главного виновника войны. Примером в этом отношении служит и книга Б. Лиддел Гарта. Представляют интерес некоторые рассуждения автора о ходе войны в Европе в 1939--1940 голах. Характеризуя реакцию английского правительства на высадку немецкого десанта в Норвегии (апрель 1940 года), Б. Лиддел Гарт приводит следующую выдержку из выступления Черчилля, в то время морского министра, в палате общин: "С моей точки зрения, которую разделяют мои опытные советники, господин Гитлер совершил огромную стратегическую ошибку... и мы крупно выиграли от того, что произошло в Скандинавии..." (стр. 61). Занятые подготовкой нападения на СССР и стремясь таким образом осуществить идею создания совместно с Германией объединенного антисоветского военного блока, британские министры закрывали глаза на немецко-фашистские планы и недооценивали потенциал германских вооруженных сил. 10 мая 1940 года началось наступление немецко-фашистских войск во Франции, и через сорок дней все было кончено. "Ход мировых событий изменился... -- пишет автор, -- катастрофа привела к падению Франции и изоляции Англии. И хотя Англии удалось удержаться за своей водной преградой, спасение пришло лишь после долгой мировой войны, в которую вылился затянувшийся конфликт" (стр. 73). Много места в книге отводится боям под Дюнкерком. Было естественным ожидать, что автор, неоднократно исследовавший "чудо Дюнкерка", внесет что-то новое в анализ событий, связанных со спасением личного состава английского экспедиционного корпуса. Он намекает на возможность существования "политических причин", вызвавших пресловутый "стоп-приказ" Гитлера. Не случайно в книге цитируется заявление Блюментрита, присутствовавшего при посещении Гитлером штаба Рундштедта 24 мая 1940 года, когда был отдан этот приказ. Блюментрит пишет о том, что целью Гитлера было достичь соглашения с Англией на основе, которую будет допускать ее престиж. Но намек остается намеком, так как Лиддел Гарт спешит заявить, что "чудо Дюнкерка" навсегда останется загадкой. В дальнейшем, при освещении "битвы за Британию", Б. Лиддел Гарт приходит к заключению, которое он сам не связывает с событиями под Дюнкерком, но которое имеет прямое отношение к их правильному пониманию. "Однако как это ни странно, но, -- говорится в книге, -- ни Гитлер, ни немецкое верховное командование не разработали планов борьбы против Англии. Еще более странно, что ничего не было сделано даже в течение той девятимесячной паузы, после которой в 1940 году началось наступление немцев на Западе. Никакого плана не было разработано и тогда, когда неизбежным стало поражение Франции" (стр. 93--95). Казалось бы, ключ к событиям в Дюнкерке, которые Б. Лиддел Гарт объявил загадкой, находится к руках автора, но он преднамеренно выпускает его из рук. Дело в том, что рассматривать политические мотивы "стоп-приказа" Гитлера -- значит прямо или косвенно обнажить империалистическую политику английских правящих кругов, ее антисоветскую основу. Но у Б. Лиддел Гарта совершенно иное кредо, он видит свою цель прежде всего в оправдании и маскировке этой империалистической политики, насколько это ему представляется возможным. Уместно заметить, что анализ военно-политической обстановки, сложившейся в конце мая 1940 года, свидетельствует о том, что наряду с собственно военными факторами, позволившими осуществить эвакуацию английских войск (Франция еще не была разгромлена; немецкие войска испытывали трудности снабжения горючим, Геринг не выполнил своего обещания разгромить английские войска путем нанесения ударов с воздуха и др.), следует учитывать факторы политические. Гитлер готовился к войне против Советского Союза, и ему было крайне выгодно опираться, как минимум, на "позитивный нейтралитет Англии" в предвидении решающих событий второй мировой войны. Основания для таких расчетов существовали веские: традиционная антисоветская политика правящих кругов Англии; Мюнхен; англо-французские планы войны против СССР, разработанные осенью 1939 года, и, наконец, приход к власти Черчилля, чья зоологическая ненависть к Стране Советов была известна всему миру (У. Черчилль занял пост премьер-министра 10 мая 1940 года). Только анализ взаимосвязи политики и войны позволяет дать объективную оценку сложной обстановки 1939--1941 годов. Подлинные причины событий под Дюнкерком, отказа Германии от вторжения на Британские острова (операция "Зеелеве"), полета в Англию фашистского вице-фюрера Гесса могут быть правильно раскрыты в отдельности и в их взаимосвязи лишь на основе именно такого анализа. Многое приводимые в книге Б. Лиддел Гарта факты подтверждают эту связь, но сам автор ее "не видит". Вследствие классовых убеждений и присущих буржуазной методологии органических пороков, его концепции постоянно приходят в столкновение с действительностью и не выдерживают проверки ею. Рассматривая причины нападения фашистской Германии на СССР, автор пишет: "Гитлер постоянно думал об уничтожении Советской России. И его идея была не просто соображением целесообразности в достижении честолюбивых замыслов: антибольшевизм был его самым глубоким эмоциональным убеждением" (стр. 142). Скрывая классовые причины нападения фашистской Германии на СССР, Б. Лиддел Гарт дает к тому же немало пищи тем лжеисторикам, которые выдвинули версию о превентивном характере войны фашистской Германии против СССР. Он, правда, делает как бы оговорку. "После перехода границы, -- говорится в книге, -- немецкие генералы убедились, как далеки были русские от агрессивных намерений, и поняли, что фюрер их обманул" (стр. 151). Но эта оговорка не вносит ясности. Б. Лиддел Гарт преднамеренно запутывает вопрос о причинах нападения фашистской Германии на СССР, "попутно" развивая избитую версию о некоей "особой позиции" фашистского генералитета, взгляды которого, по его словам, расходились со взглядами Гитлера. Он льет воду на мельницу буржуазной пропаганды, фальсифицирующей предвоенную политику Советского Союза по отношению к Японии, обеляет антисоветский, захватнический курс японских милитаристов. Поводом для этого автор книги избрал советско-японский договор о нейтралитете. "В апреле 1941 года японцы еще больше укрепили свое положение, заключив пакт о нейтралитете с Советской Россией. Это позволило им высвободить войска для экспансионистских операций в южных морях. Но даже тогда подозрительность по отношению к России и ее намерениям заставила японцев использовать для проведения таких операций только 11 дивизий, в то время как в Маньчжурии они держали 13 дивизий, а в Китае -- 22" (стр. 200). По Лиддел Гарту выходит, что кровавая агрессия Японии в Китае осуществлялась в целях защиты "империи восходящего солнца" от каких-то мифических "советских планов", что США и Англии следовало "зажечь зеленый свет" японской агрессии в континентальной Азии в расчете на столкновение Японии с СССР. На примере этих откровенно империалистических рассуждений Б. Лиддел Гарта еще раз видно, как его реакционное кредо неизбежно приводит, особенно в оценке политики СССР, к преднамеренному искажению исторической правды. Вооруженной борьбе на советско-германском фронте автор отводит семь неполных глав. "Весь ход войны в корне изменился, когда Гитлер 22 нюня 1941 года вторгся в Россию -- на день раньше, чем в 1812 году это сделал Наполеон. Предпринятый шаг оказался для Гитлера столь же роковым, как и для его предшественника..." (стр. 141). Такими словами Лиддел Гарт начинает первую главу, посвященную событиям Великой Отечественной войны, и сразу же дает свою трактовку причин поражения немецко-фашистского вермахта, которая является важным критерием его мировоззрения. Автор плетется в хвосте реакционных буржуазных историков. Правда, в отличие от тех, кто представляет события лета и осени 1941 года как "катастрофу", Лиддел Гарт подчеркивает, что продвижение немцев сдерживалось исключительно упорным сопротивлением русских. "Обычно немцы, -- продолжает он, -- достигали успеха за счет маневра, но не могли победить противника в самой схватке. Окруженные войска если иногда и вынуждены были сдаться в плен, то это, как правило, происходило лишь после длительного сопротивления. Обороняющиеся проявляли редкое упорство..." (стр. 157). Лиддел Гарт считает, что основными факторами, обусловившими крах гитлеровских планов, были недооценка советских ресурсов и ошибки немецкого командования, однако в конечном итоге сводит причины разгрома немецко-фашистских армий к "необычным" природным условиям Советского Союза, "плохим дорогам", повторяя избитые версии, много лет пересказываемые в воспоминаниях гитлеровских генералов и в трудах разделяющих их взгляды реакционных историков. Преимущества советского государственного и общественного строя, могущество Советских Вооруженных Сил, морально-политическое единство советского народа, руководство Коммунистической партии -- все эти основные факторы победы автор преднамеренно замалчивает. О контрнаступлении советских войск под Москвой в книге говорится как бы мимоходом. Автор пишет, что "русские отбросили измотанные в боях немецкие войска и обошли их с флангов, что создало критическое положение" (стр. 161). Весьма важными, однако, являются разбросанные по различным главам факты, относящиеся к "ноябрьскому тупику" в ставке Гитлера. Лиддел Гарт пишет, что 9 ноября 1941 года Гитлер заявил: "Признание того факта, что ни одна из сторон не способна уничтожить другую, приведет к компромиссному миру" (стр. 160). В эти же дни (или на одном и том же совещании в ставке -- из текста не ясно. -- О. Р.) Рундштедт не только предложил перейти к обороне, но и отвести войска в Польшу на исходные позиции. Его поддержал в этом командующий группой армий "Север" Лееб. Командующий группой армий "Центр" Бок выступил за продолжение наступления на Москву, но предупредил, что его исход "будут решать последние батальоны". В поддержку идеи наступления высказались также главнокомандующий сухопутными войсками Браухич и начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер. Следует также учесть упоминание в западногерманской литературе о беседе командующего армией резерва генерал-полковника Фромма с Гальдером 24 ноября 1941 года, в которой Фромм высказался за заключение мира с Россией с тем, чтобы "продиктовать ей условия в выгодной ситуации, которая может оказаться последней". Дальнейшее изучение вопроса о "ноябрьском тупике" может иметь определенное значение для уточнения этапов срыва Советской Армией гитлеровских планов войны против СССР. Автор весьма конспективно излагает последующие события на советско-германском фронте. Он проводит параллель между битвой под Сталинградом и битвой под Верденом, делая в этом смысле шаг назад по сравнению с оценкой, содержащейся в многотомной "Истории второй мировой войны", изданной в Англии в 1966--1968 годах под его же редакцией, где отмечается несостоятельность такого сравнения. Он оправдывает решение Гитлера "пожертвовать своей армией под Сталинградом", так как, по его мнению, ее капитуляция в течение первых семи недель после окружения могла привести к еще большей катастрофе, поскольку в этом случае оказались бы отрезанными немецкие армии, отступавшие с Кавказа. Подводя итога 1942 года, Б. Лиддел Гарт пишет, что поражения гитлеровских армий под Сталинградом и на Кавказе показали всему миру, что "время побед Германии закончилось". Избегая определения Сталинградской битвы как коренного перелома во второй мировой войне, которое он делал раньше<$FТак, в предисловии к книге Д. Джукса "Сталинград: поворотный пункт" он писал, что "Сталинградская битва была наиболее длительной битвой второй мировой войны и самой решающей". (J. Jukes. Stalingrad: the Turning Point. N. Y., 1968, p. 6).>, автор тем не менее признает ее огромное влияние на последующие события. "Сталинград, -- пишет он, -- развенчал стратегию немецкого командования. И в моральном отношении катастрофа, которую потерпела немецкая армия под Сталинградом, имела такой эффект, от воздействия которого она уже не оправилась" (стр. 457--458). Тенденциозно и весьма поверхностно освещает Б. Лиддел Гарт события 1943--1945 годов. Он уклоняется от оценки итогов Курской битвы, а затем и битвы за Днепр, довольно бегло рассматривает Белорусскую операцию. Из последующих этапов общего стратегического наступления советских войск он, по существу, указывает лишь на значение Ясско-Кишиневской операции и последовавших за ней действий советских войск в центральных и западных районах Румынии. В книге отмечается, что немецкие войска потеряли 20 дивизий, а их поражение было почти таким же сокрушительным, как под Сталинградом. Однако и в этом случае автор стремится принизить значение успехов советских войск. "В Румынии, -- пишет он, -- было взято в плен более 100 тыс. немцев. Возможностей восполнить эти потери для Германии уже не существовало ввиду катастрофического положения на Западе, где к концу сентября на различных участках фронта было захвачено в плен более полумиллиона немецких солдат и офицеров" (стр. 549--550). Нельзя не заметить, что автор сравнивает результаты одной операции советских войск с результатами боевых действий англо-американских союзников на всем Западно-европейском театре военных действий. Как известно, немецко-фашистская армия потеряла в летне-осенней кампании на советско-германском фронте около 1 млн. 600 тыс. человек, и гитлеровское командование пыталось восполнить эти огромные потери именно путем переброски войск с Запада. В июне -- декабре 1944 года ОКВ перебросило из Германии и других стран Европы на советско-германский фронт 59 дивизий и 13 бригад, в то время как с советско-германского фронта было снято лишь 12 дивизий и 5 бригад. Значительное место Б. Лиддел Гарт уделяет Висло-Одерской операции, перечисляя рубежи продвижения советских войск. У него, однако, не нашлось добрых слов для Советской Армии. Огромная мощь советского наступления ассоциируется у автора с "щупальцами гигантского осьминога". "Русские, -- пишет он, -- задержались на этом рубеже (р. Одер. -- О. Р.) до тех пор, пока не рухнула окончательно немецкая оборона на Рейне. Тем не менее именно кризис, вызванный угрозой со стороны русских, заставил немцев принять роковое решение пожертвовать обороной Рейна ради обороны Одера..." (стр. 624). Б. Лиддел Гарт не может не признать больших достижений советского военного искусства, однако всякий раз стремится их тут же дискредитировать. Он пишет, что в 1943 году улучшилась организация Советской Армии, по тут же укоризненно отмечает, что корпусное звено затрудняло управление войсками и ограничило возможности оперативного маневра на поле боя. Лиддел Гарт говорит о повышении мобильности и маневренности советских войск, но тут же подчеркивает, что это объясняется поставками по ленд-лизу, в первую очередь американских грузовиков. Указывая, что советские войска хорошо действовали, развивая успех после разгрома немецко-фашистской группировки под Сталинградом, что "командование Красной Армии, как искусный дирижер", руководило "инструментом наступления", автор утверждает, что этот успех достигался якобы прежде всего путем применения "стратегии непрямых действий", теоретиком которой является он, Б. Лиддел Гарт. Автор далее заявляет, что идея преднамеренной обороны и последующего контрнаступления в битве под Курском была якобы подсказана главой британской военной миссии в Москве, что последовательные удары советских войск по противнику на различных участках фронта, дезорганизовавшие его стратегическую оборону, -- это идея французского маршала Фоша, а "недостатки" советского военного искусства -- результат "советского строя и русских традиций" и т. п. Абсурдность таких домыслов очевидна. Они порождены не результатами глубокого анализа событий на советско-германском фронте, а неприязнью Лиддел Гарта к Советской стране, вынесшей основную тяжесть борьбы с фашистской Германией и ее сателлитами, враждебными классовыми позициями автора книги. Надо сказать, что описание событий на советско-германском фронте -- наиболее слабая в научном отношении часть его труда, -- во многом искажающая историческую правду. Более двух третей книги Б. Лиддел Гарт отводит оперативно-стратегическому обзору боевых действий англо-американских войск. Методологическая концепция автора остается неизменной. Он приводит интересный фактический материал, делает некоторые содержательные оценки, однако взаимосвязи явлений войны и их обусловленности не вскрывает. Анализируя непосредственные причины нападения Японии на тихоокеанские владения США, он объясняет его введением американского и английского эмбарго на поставки нефти в Японию, вследствие чего она оказалась "вынужденной воевать". Империалистические противоречия между США и Японией, антисоветская политика правящих кругов США, способствовавших экспансии японского милитаризма и всячески направлявших Японию на СССР, то есть основные причины, которые обусловили военное столкновение между Японией и США, автором не исследуются. В подтексте его рассуждений явно прослеживается идея о том, что западные державы совершили ошибку, оказав сопротивление японской экспансии в Китае и континентальной Азии в целом. Поражение американо-английских вооруженных сил в бассейне Тихого океана в 1941--1942 годах английский историк рассматривает прежде всего с "имперских", колониалистских и расистских позиций. Анализируя причины поражения англо-американских войск, он приходит к выводу о порочности военной доктрины этих стран в целом. Его категорическое суждение не опирается, однако, на анализ взаимосвязи англо-американской политики и стратегии. Автор не вскрывает те глубинные причины, которые обусловили принятие англо-американскими союзниками стратегических решений, идущих вразрез с целями быстрейшего разгрома фашистской Германии и ее сателлитов. Показательна с этой точки зрения позиция Лиддел Гарта в отношении проблемы открытия второго фронта. Он лишь фиксирует события. Высадка англо-американских войск в Северной Африке, через две недели после сражения у Эль-Аламейна, означала, по утверждению автора, отказ от обещания президента Ф. Рузвельта, данного В. М. Молотову, об открытии второго фронта в Европе в 1942--1943 годах. Автор скрывает подлинные цели англо-американской "периферийной стратегии", которая была направлена на истощение СССР в единоборстве с фашистской Германией. Определенного внимания заслуживает фактический материал, в котором автор подробно освещает боевые действия на Средиземноморском ТВД, в Африке и на Тихом океане, и особенно операции английских вооруженных сил, которые он хорошо знает и которым отдает предпочтение. Представляют, в частности, ценность некоторые статистические данные. Так, Б. Лиддел Гарт пишет, что в мае 1942 года английская 8-я армия располагала 1270 танками против 560, имевшихся у Роммеля, из которых к тому же 230 составляли устаревшие и ненадежные итальянские танки. В результате преимущество в танках составляло 4:1 при относительно равном соотношении сил в авиации (600 английских самолетов против 530 немецких и итальянских). И тем не менее англичане потерпели крупное поражение, которое автор объясняет превосходством противника в тактике, и особенно во взаимодействии танков и средств ПТО. Медленное развитие союзниками успеха в условиях абсолютного превосходства в силах и средствах в Северной Африке и фактическую приостановку боевых действий к декабрю 1942 года Лиддел Гарт относит на счет недостатков военного искусства. В этой связи он приводит выдержку из личного письма Д. Эйзенхауэра, направленного им заместителю Д. Маршалла генералу Хэнди 7 декабря 1942 года: "По-моему, наши боевые действия лучше всего охарактеризовать как нарушение всех общепризнанных принципов ведения войны, как противоречащие всем правилам проведения операций и обеспечения войск, изложенным в уставах. Их будут подвергать критике в Ливенуорте и военном колледже еще лет 25"<$F<%20>Ливенуорт<%0> -- название форта, где расположен командно-штабной колледж армии США; военный колледж -- высшие академические курсы в армии США. -- О. Р.> (стр. 326). В феврале 1943 года американские войска были, как известно, отброшены к алжирской границе с большими для них потерями. В конце марта 1943 года, когда союзники начали наступление в Тунисе, их превосходство было доминирующим на земле и в воздухе: 500 тыс. личного состава и 1800 танков против 120 тыс. итало-германских войск, имевших "едва ли 200 боеспособных танков". Весьма важным представляется уточнение автором численности итало-немецкой группировки, капитулировавшей в Тунисе. Автор считает несостоятельной цифру "четверть миллиона", которая фигурирует в мемуарах У. Черчилля и Д. Эйзенхауэра (и в некоторых советских изданиях), и, ссылаясь на ранние донесения Александера и немецкие данные, склоняется к мнению, что капитулировало около 130 тыс. человек. Рассматривая высадку союзников в Сицилии, Б. Лиддел Гарт показывает несогласованность решений англо-американского командования, под носом у которого в Италию эвакуировалась, по существу, вся группировка итало-германских войск, и пассивность последующих действий союзников на территории Италии. В то же время он бесцеремонно демонстрирует свои симпатии к Роммелю и другим фашистским генералам. Морской бой у атолла Мидуэй Лиддел Гарт считает "<192>поворотным пунктом<169>, который определил конечное поражение Японии". И в этом случае, а также при рассмотрении успехов западных союзников в борьбе на коммуникациях в Атлантике и вообще при анализе морских операций он искусственно отделяет их от событий второй мировой войны в целом, не учитывает ее коалиционного характера, решающего значения сухопутных театров и военно-политического положения гитлеровской Германии как эпицентра фашистско-милитаристского блока. Б. Лиддел Гарт критически оценивает военно-морское искусство США (а иногда и Англии), длительное бездействие корабельных и авианосных сил этих стран, в то же время отмечая "гибкость действий и экономное расходование ресурсов" у их противника. Он приводит ряд сведений о соотношении сил на Тихом океане, согласно которым превосходство вооруженных сил США при проведении десантных операций достигало 40:1. Комментируя курьезный факт двухнедельной бомбардировки американским флотом и авиацией оставленного японцами острова Кыска и в целом операцию по захвату островов Алеутской гряды, Лиддел Гарт с сарказмом пишет об американском военном искусстве. В ряде случаев автор "выводит промежуточные оценки". Он далек от того, чтобы вслед за Х. Болдуином ставить бои за атолл Тарава в один ряд с битвой под Сталинградом<$FН.<%20> Baldwin<%0>. Battles lost and Won. N. Y., 1966, р. 6.>, но "не возражает" против точки зрения официального военно-морского историографа США контр-адмирала С. Морисона о том, что эти бои, по существу имевшие местное значение, "заложили основы победы в 1945 году". Особое место в книге отводится боевым действиям западных союзников, направленным непосредственно против Германии в 1944--1945 годах, что, по замыслу Б. Лиддел Гарта, должно подчеркнуть их роль в "освобождении Европы". Высадку в Нормандии автор освещает довольно подробно и считает, что немцы имели реальные возможности "сбросить десант союзников обратно в море". Он уклоняется от анализа политических причин открытия второго фронта в 1944 году и сетует по поводу только того, что союзники не использовали шансов захватить Берлин и Прагу. По его мнению, такая возможность была реальной в случае принятия плана Монтгомери и успешного прорыва англо-американских войск через Рур осенью 1944 года. Автор, расхваливая этот план и подчеркивая, что "в сентябре русские еще не достигли Центральной Европы", приоткрывает, таким образом, завесу над стратегией союзников, стремившихся не к разгрому вооруженных сил Германии на Западном фронте, а к тому, чтобы "не допустить в Европу русских". Причины, из-за которых эти планы не осуществились, Лиддел Гарт видит в англо-американских противоречиях и приводит в этой связи заявление генерала Д. Паттона (командующего американской З-й армией.) о его готовности "устроить англичанам второй Дюнкерк". "Стратегическое авиационное наступление против Германии" и "Контрудар гитлеровских войск в Арденнах" -- заключительные главы, освещающие действия союзников непосредственно против третьего рейха. Автор более осторожен в оценке результатов бомбардировок Германии англо-американской авиацией, чем многие другие буржуазные историки, а признает, что их эффективность стала ощущаться в Германии только во второй половине 1944 года. Несмотря на массированные бомбардировки густонаселенных городов (Кельна, Дрездена и др.), отмечает Лиддел Гарт, эти действия англо-американской авиации не оказали существенного влияния на политико-моральное состояние противника. Бои в Арденнах автор рассматривает в отрыве от общей обстановки, в которой находилась Германия в конце 1944 -- начале 1945 года. Он старательно замалчивает тот факт, что срыв немецкого контрнаступления был в основном обеспечен благодаря помощи Советской Армии, выполнившей свой союзнический долг. Поражение немецко-фашистского контрнаступления в Арденнах английский историк называет в книге "Сталинградом Э 2", а виновным в этом поражении считает одного Гитлера. Освещение боевых действий англо-американских войск Лиддел Гарт ведет с гегемонистских позиций. Он пытается доказать, что "Гитлер был сокрушен силами Америки и России", замалчивая решающую роль Советского Союза в разгроме фашистской Германии и Японии. Концепция, излагаемая им в книге, отражает великодержавные устремления англо-американской буржуазной историографии, пытающейся представить США и Великобританию в качестве "главных сил", якобы определивших судьбу второй мировой войны. "Героическая борьба советского народа, -- говорил товарищ Л. И. Брежнев, -- в корне изменила ход второй мировой войны. Ее сражения развернулись на огромном пространстве -- от Атлантики до Тихого океана, от льдов Гренландии до африканских пустынь, однако главным театром военных действий стал советско-германский фронт. По существу здесь решались по только судьбы советского народа, по и судьбы всего человечества"<$FЛ. И.<%20> Брежнев<%0>. Великая победа советского народа. М., 1975, стр. 6.>. В эпилоге книги, подводя итоги войны, автор ставит под сомнение выработанный союзниками принцип "безоговорочной капитуляции", называет вторую мировую войну "ненужной". Какие же итоги войны были нужны Лиддел Гарту и его лагерю? Об этом догадаться нетрудно. Но советский народ и его героические Вооруженные Силы выстояли в борьбе с фашистским нашествием и отстояли завоевания социализма. Разгром гитлеровской Германии означал победу прогресса над реакцией, гуманизма над варварством, победу социализма над мракобесием империализма. Эта победа открыла дорогу для подъема революционной борьбы рабочего класса, невиданного размаха национально-освободительного движения и краха позорной колониальной системы. Главные итоги второй мировой войны именно таковы. Они оказывают огромное революционизирующее влияние на современное развитие. Их трактовка -- неразрешимая проблема для буржуазной историографии. @*** = *** Книга Б. Лиддел Гарта противоречива. В ней прослеживаются основные тенденции современной буржуазной историографии -- кризис ее методологии, подчинение целям идеологии и политики антикоммунизма. Автор обнаруживает несостоятельность в анализе взаимосвязи политики и войны -- коренной проблемы исследования истории войн и военного искусства. Враждебное социализму кредо автора, неуважительное отношение к трудам советских историков подавляют его профессиональную эрудицию, сталкивают его на путь антисоветских домыслов, искажающих характер второй мировой войны и великие освободительные цели, которые отстаивали в ней Советское государство и все прогрессивные силы мира. Автор отрицает закономерность исторического развития и решающую роль в нем народных масс, по существу, игнорирует национально-освободительную борьбу народов колониальных и зависимых стран в годы второй мировой войны и движение Сопротивления. Весь исторический процесс он фактически сводит к действиям политиков, дипломатов и полководцев. Очевиден англоцентризм книги, преувеличение роли Англии во второй мировой войне, стремление представить события, вращающимися вокруг оси британской политики. В тех случаях, когда автор в силу непреложности фактов вынужден делать шаг навстречу исторической правде, невыгодной его мировоззрению (например, в оценках предвоенной политики английского правительства, варварских атомных бомбардировок Японии), он неизменно останавливается на полпути, скрупулезно охраняя интересы империализма. Вместе с тем книга Б. Лиддел Гарта, публикуемая с незначительными сокращениями, содержит обширные сведения, касающиеся операций англо-американских войск, ряд объективных оценок противника и теоретических рассуждений о взаимодействии факторов силы и пространства в войне, роли массированного применения танков и авиации. Советский читатель, несомненно, найдет в книге фактический материал, представляющий, при критическом его анализе, значительный интерес для изучения истории второй мировой войны. @SIGN = Полковник О. А. Ржешевский.  * ЧАСТЬ I *  @CS1 = ПЕРЕД ВОЙНОЙ ГЛАВА 1. КАК БЫЛО УСКОРЕНО НАЧАЛО ВОЙНЫ 1 апреля 1939 года мировая пресса сообщила, что кабинет Чемберлена, отказавшись от политики умиротворения и самоизоляции, дал клятвенное обещание в интересах обеспечения мира в Европе защищать Польшу от любой угрозы со стороны Германии<$FВ марте 1939 года английское правительство заявило, что оно окажет Польше в случае нападения на нее Германии "всю поддержку, которая в его силах". Позднее аналогичные гарантии были выданы Румынии, Греции и Турции. 6 апреля односторонние английские гарантии Польше были заменены предварительным двусторонним соглашением о взаимной помощи между Англией и Польшей. В дальнейшем англо-польский союз был оформлен в виде соглашения о взаимной помощи и секретного протокола, подписанных в Лондоне 25 августа. Аналогичное соглашение между Францией и Польшей было подписано 4 сентября 1939 года. В действительности гарантии Польше были преднамеренным обманом, провоцировали нападение гитлеровцев на Польшу, служили целям тех реакционных кругов западных держав, которые стремились таким путем вывести вермахт на рубежи советских границ, столкнуть Германию с СССР. 22 августа 1939 года, за девять дней до нападения на Польшу, Гитлер на одном из совещаний заявил своим генералам: "В действительности Англия поддерживать Польшу не собирается". Когда началась война, Англия и Франция предали Польшу, не оказали ей никакой реальной помощи в борьбе с германской агрессией. (Подробнее см. История второй мировой войны 1939--1945 гг. Т. II. М., Воениздат, 1974, гл. 4; там же, т. III, гл. 1.) -- Прим, ред.>. Однако 1 сентября гитлеровские полчища перешли границу Польши. Двумя днями позже, после бесплодных требований к Гитлеру вывести войска, Англия и Франция вступили в войну. В Европе началась вторая мировая война. Западные союзники вступили в войну с двоякой целью. Во-первых, им необходимо было выполнить свои обещания по сохранению независимости Польши; во-вторых, устранить потенциальную угрозу для самих себя и таким образом обеспечить собственную безопасность. Прежде чем рассматривать причины возникновения войны, уместно суммировать ее последствия. Понимание результатов войны поможет более реалистично изучить вопрос о причинах ее возникновения. В ходе Нюрнбергского процесса достаточно было утверждать, что в развязывании войны и во всех ее последствиях виновата исключительно гитлеровская агрессия. Однако это слишком простое и поверхностное объяснение. Гитлер меньше всего хотел начинать еще одну "большую войну". Народ Германии и особенно немецкие генералы не были готовы пойти на подобный риск: их пугал опыт первой мировой войны. Подчеркивать этот важный факт -- не значит пытаться оправдать свойственную Гитлеру агрессивность или агрессивность многих немцев, с готовностью последовавших за фюрером. Однако Гитлер, несмотря на свою в высшей степени неразборчивость в средствах, долгое время был осторожен в достижении своих целей. Военное руководство в еще большей степени опасалось любого шага, который мог бы привести к всеобщему конфликту. После войны была захвачена значительная часть немецких архивов, и, таким образом, появилась возможность для их изучения. Эти документы свидетельствуют о серьезных опасениях и глубоком неверии немецких руководителей в способность Германии вести "большую войну". Когда в 1936 году Гитлер решил оккупировать демилитаризованную зону в Рейнской области, немецкие генералы были встревожены этим обстоятельством и той реакцией, которую мог вызвать такой шаг у Франции. В результате их протестов в Рейнскую область были направлены лишь небольшие силы, которые можно считать "соломинками на ветру". Когда Гитлер захотел послать войска в Испанию, чтобы помочь Франко в гражданской войне, немецкие генералы вновь запротестовали против этого рискованного шага, и фюрер согласился ограничить помощь Франко. Однако Гитлер не посчитался с опасениями военных руководителей относительно вторжения в Австрию в марте 1938 года. Когда некоторое время спустя Гитлер вознамерился оказать нажим на Чехословакию, чтобы вернуть Судетскую область, начальник генерального штаба генерал Бек составил проект меморандума, где утверждал, что агрессивная экспансионистская программа Гитлера, несомненно, вызовет мировую катастрофу, гибельную для Германии. Этот проект был зачитан на совещании высших военных руководителей и с общего согласия отправлен Гитлеру. Однако фюрер не проявил никаких признаков изменения политики, и начальник генерального штаба подал в отставку<$FЗдесь и в дальнейшем автор придерживается несостоятельной и давно разоблаченной буржуазной концепции о существовавшей якобы оппозиции закватническим планам Гитлера со стороны фашистского генералитета. -- Прим. ред.>. Гитлер пытался убедить своих генералов в том, что Англия и Франция не будут воевать за Чехословакию. Генералы же были весьма далеки от веры в это и, чтобы предотвратить войну, решили организовать военный переворот, арестовать Гитлера и других нацистских руководителей. Однако опора из-под их контрплана была выбита, поскольку Чемберлен уступил необузданным требованиям Гитлера относительно Чехословакии и совместно с Францией согласился оставаться в стороне, пока эта несчастная страна подвергалась расчленению и разоружению. Для Чемберлена Мюнхенское соглашение означало "мир для нашего времени". Для Гитлера это был дальнейший и более внушительный триумф не только над его иностранными противниками, по и над собственными генералами. После того как все их опасения Гитлер раз за разом опровергал победами, одержанными без всякого сопротивления и совершенно бескровно, немецкие генералы потеряли и уверенность, и авторитет. А сам Гитлер, естественно, стал чрезмерно уверен в постоянном и легком успехе. Даже когда он начинал сознавать, что дальнейшие рискованные шаги могут повлечь за собой войну, то и тогда считал, что это будет "малая" и краткосрочная война. Его сомнения тонули в привычном и укрепившемся в нем ощущении опьяняющего успеха. Если бы Гитлер действительно планировал всеобщую войну, в-том числе и против Англии, он должен был бы приложить все усилия к тому, чтобы построить военно-морской флот, способный противостоять английскому господству на море. Однако Гитлер не создал военно-морского флота даже в том ограниченном масштабе, который предусматривался англо-германским военно-морским договором 1935 года<$FФашистское руководство действительно уделяло первостепенное внимание строительству сухопутных сил и авиации, а не военно-морского флота. Однако основной причиной являлось отнюдь не стремление гитлеровцев избежать "большой войны". Они рассчитывали достигнуть с Англией компромисса на выгодных для себя условиях, а основные усилия сосредоточить на сухопутном театре в войне против СССР, многие годы наращивая для этого мощь сухопутных войск вермахта. Советский Союз являлся главным препятствием на пути фашистских планов завоевания мирового господства -- основной цели захватнической политики фашизма. -- Прим, ред.>. Гитлер постоянно заверял своих адмиралов в том, что им не следует опасаться начала войны с Англией. После подписания Мюнхенского соглашения он сказал им, что конфликта с Англией не будет по меньшей мере в течение последующих шести лет. Даже летом 1939 года он повторил свои заверения, хотя и с меньшей убежденностью. Как же получилось тогда, что Гитлер оказался вовлеченным в "большую войну", которой так хотел избежать? Ответ следует искать в той поддержке, которую ему так долго оказывали западные державы своей уступчивой позицией, и в их неожиданном "повороте" весной 1939 года. "Поворот" был столь резким и неожиданным, что война стала неизбежной. Если позволить кому-либо нагревать паровой котел до тех пор, пока давление пара превысит опасный уровень, ответственность за взрыв ляжет на человека, разрешившего такой нагрев, Эта истина в равной степени применима и в политике, особенно в международных делах. Со времени прихода Гитлера к власти в 1933 году правительства Англии и Франции уступали этому опасному автократу неизмеримо больше, чем прежним демократическим правительствам Германии. По убеждению Гитлера, Германии следовало приобрести больше "пространства, полезного в сельскохозяйственном отношении", в малонаселенных районах Восточной Европы. Было бы напрасно надеяться, что ей с готовностью уступят это пространство. "История всех времен -- Римская империя. Британская империя -- доказала, что любое пространственное расширение может быть осуществлено лишь путем подавления сопротивления, путем риска... Ни в прошлые времена, ни сейчас не существовало и не существует пространства без владельца". Эту проблему следовало решить не позже 1945 года, ибо "после этого можно будет ожидать лишь перемен к худшему". Все возможные каналы подвоза были бы тогда перекрыты, и обострился бы кризис снабжения продовольствием. Планы Гитлера были гораздо шире, чем намерение вернуть территории, отнятые у Германии после первой мировой войны, и было бы неправильно утверждать, будто западные государственные деятели не знали об этом. В 1937--1938 годах многие из них были весьма откровенны в частных беседах, но не в своих публичных выступлениях. В английских правительственных кругах выдвигалось немало предложений относительно того, чтобы позволить Германии осуществить экспансию в восточном направлении и таким образом отвести опасность от Запада. Эти круги доброжелательно относились к стремлению Гитлера приобрести жизненное пространство и давали ему понять это. Однако они не удосужились подумать о том, как, если не угрозой применения подавляющей силы, можно заставить покориться владельцев этого пространства<$FПравящие кругл западных держав прекрасно понимали, каким путем гитлеровцы будут завоевывать "жизненное пространство". С откровенным цинизмом их концепция была сформулирована американским послом в Париже Буллитом в беседе с польским послом в Вашингтоне Потоцким. "Вполне отвечало бы желаниям демократических государств, -- говорил Буллит, -- если бы на Востоке произошло военное столкновение между Германским рейхом и Россией.> Поскольку силы Советского Союза пока неизвестны, могло бы оказаться, что Германия слишком удалилась бы от своих баз и была бы вынуждена вести длительную и истощающую войну. Только тогда демократические государства атаковали бы Германию и принудили бы ее капитулировать". (Цит. по кн.: И.<%20> Овсяный<%0>. Тайна, в которой война рождалась. М., 1971, стр. 286.) -- Прим, ред.. Немецкие документы свидетельствуют, что Гитлера особенно ободрил визит лорда Галифакса в ноябре 1937 года. Галифакс был тогда лордом -- председателем совета, вторым лицом в правительстве после премьер-министра. Сохранилась стенограмма беседы Галифакса с Гитлером. Галифакс дал Гитлеру понять, что Англия не будет мешать ему в Восточной Европе. Возможно, Галифакс имел в виду не совсем это, но таково было впечатление от его слов, и это имело чрезвычайно важное значение. В феврале 1938 года министр иностранных дел Идеи после неоднократных споров с Чемберленом был вынужден уйти в отставку. В ответ на один из протестов Идена Чемберлен предложил ему "отправиться домой и принять аспирин". Министром иностранных дел был назначен Галифакс. Несколькими днями позже английский посол в Берлине Гендерсон посетил Гитлера для конфиденциальной беседы. Фактически она явилась продолжением ноябрьских переговоров фюрера с Галифаксом. Гендерсон дал понять, что английское правительство весьма симпатизирует стремлениям Гитлера к "переменам в Европе" на благо Германии и что нынешнее английское правительство обладает "острым чувством действительности". Как свидетельствуют документы, эти события ускорили действия Гитлера. Он решил, что перед ним открыли "зеленую улицу", позволяя двигаться на Восток. Это был вполне закономерный вывод. Еще больше ободрила Гитлера та сговорчивость, с какой правительства Англии и Франции восприняли его вторжение в Австрию и включение этой страны в состав рейха. (Единственным осложнением в этом легком маневре было то, что по дороге на Вену вышло из строя большое число танков.) И наконец, еще большее удовлетворение Гитлер получил, узнав, что Чемберлен и Галифакс отклонили предложения русских о созыве конференции относительно коллективного плана гарантий против агрессии Германии. Здесь следует добавить, что, когда в сентябре 1938 года угроза Чехословакии стала очевидной, русское правительство публично и в частном порядке вновь заявило о своей готовности сотрудничать с Францией и Англией в принятии мер по защите Чехословакии. Предложение русских было игнорировано. Более того, Россию демонстративно лишили участия в Мюнхенском совещании, на котором решалась судьба Чехословакии. Это "пренебрежение" год спустя имело фатальные последствия<$FМюнхенское соглашение о разделе Чехословакии было подписано 29 ноября 1938 года премьер-министром Англии Чемберленом, премьер-министром Франции Даладье, фашистскими диктаторами Гитлером и Муссолини. Соглашение венчало политику "умиротворения" агрессора и "невмешательства", которую накануне второй мировой войны проводили правящие круги западных держав. Цель такой политики состояла в том, чтобы добиться сговора с агрессивными государствами, и в первую очередь с германским империализмом, за счет стран Центральной и Юго-Восточной Европы, обезопасить Англию и Францию от гитлеровской агрессии и повернуть ее на Восток, против СССР. По Мюнхенскому соглашению Германии передавалась принадлежащая Чехословакии Судетская область, а также навязывались другие условия, подрывавшие промышленный и оборонный потенциал страны. В период подготовки мюнхенского диктата Советский Союз заявил о своей решимости оказать Чехословакии вооруженную помощь для отпора германской агрессии, выполнить обязательства по советско-чехословацкому пакту 1935 года. Однако правительство Бенеша -- Годжи, несмотря на решимость народа к сопротивлению, предпочло капитулировать. В марте 1939 года гитлеровцы захватили и расчленили всю Чехословакию. Единственной страной, которая отказалась признать захват Германией Чехословакии, был Советский Союз. В ноте от 18 марта послу Германии в СССР действия Германии были признаны "произвольными, насильственными, агрессивными", разоблачалась сделка гитлеровцев с реакционной частью чехословацкой буржуазии и версия германской дипломатии о "добровольном" согласии Чехословакии на оккупацию немецко-фашистскими войсками. -- Прим. ред.>. После того как английское правительство выразило молчаливое согласие с продвижением немцев на восток, Гитлер был неприятно удивлен резкой реакцией и объявлением частичной мобилизации в Англии, когда в сентябре он предъявил ультиматум Чехословакии. Однако Чемберлен уступил требованиям Гитлера и активно помог навязать Чехословакии свои условия. Гитлер понял, что минутная угроза сопротивления была всего лишь актом спасения престижа, чтобы удовлетворить требования части английской общественности во главе с Черчиллем, выступавшей против правительственной политики примирения и уступок. Не менее ободрила Гитлера и пассивность французов. Поскольку они так легко оставили своего чехословацкого союзника, который обладал самой оснащенной армией из всех малых государств, казалось маловероятным, что Франция вступит в войну для защиты какого-либо из оставшихся звеньев в цепи ее союзников в Восточной и Центральной Европе. Таким образом, Гитлер понял, что может в скором будущем завершить свои планы в отношении Чехословакии, а затем продолжать продвижение на восток. Сначала он не думал о нападении на Польшу, хотя именно ей принадлежала большая часть территории, отрезанной от Германии после первой мировой войны. Польша, подобно Венгрии, была полезна Гитлеру тем, что угрожала тылу Чехословакии и таким образом вынуждала ее уступить его требованиям. Между прочим, Польша воспользовалась случаем и тоже захватила часть территории Чехословакии. Некоторое время Гитлер был склонен считать Польшу младшим партнером при условии, что она вернет ему порт Данциг и гарантирует Германии свободный проход в Восточную Пруссию через Польский коридор. В создавшихся условиях это было удивительно умеренное требование со стороны Гитлера. Однако в ходе переговоров Гитлер обнаружил, что поляки упорно отказываются пойти на подобные уступки и даже вынашивают необоснованную идею о собственном могуществе. И все же Гитлер продолжал надеяться, что в дальнейшем Польша станет сговорчивее. 25 марта Гитлер в беседе с главнокомандующим сухопутными войсками заявил, что "не хочет решать, вопрос о Данциге путем применения силы". Однако неожиданный маневр Англии, последовавший за новым шагом Гитлера, изменил это решение. В начале 1939 года руководители английского правительства чувствовали себя счастливее, чем когда-либо в прошлом. Они успокаивали себя мыслью, что ускоренные меры по перевооружению, программа перевооружения Америки и экономические трудности Германии уменьшают опасность положения. 10 марта в частном разговоре Чемберлен высказал мнение, что перспективы мира сейчас лучше, чем когда бы то ни было, и выразил надежду до конца года созвать новое совещание по разоружению. На следующий день министр внутренних дел Хор в своей речи заявил, что мир вступает в "золотой век". Министры уверяли своих сторонников и противников, что трудное экономическое положение Германии не позволит ей вести войну и поэтому она вынуждена принять условия правительства Англии, чтобы получить помощь, предусмотренную торговым договором. Два министра, Стэнли и Хадсон, уже собирались в Берлин готовить подписание такого договора. На этой же, неделе журнал "Панч" поместил карикатуру с изображением "Джона Булля", который со вздохом облегчения пробуждается от кошмарного сна, а в это время из окна вылетает его недавний "страх перед войной". В эти дни, приведшие к мартовским событиям 1939 года, как никогда, проявилась абсурдность оптимистических иллюзий англичан. Чтобы осуществить раскол Чехословакии изнутри, нацисты поощряли в ней сепаратистские движения. 12 марта, после того как лидер оппозиции Тисо<$FИ.<%20> Тисо<%0> -- главарь словацких фашистов. -- Прим. ред.> посетил Гитлера в Берлине, Словакия объявила о своей независимости. Еще более слепо действовал министр иностранных дел Польши полковник Бек, который публично выразил свою полную поддержку словакам. 15 марта, после того как президент Чехии уступил требованиям Гитлера установить "протекторат" над Богемней и оккупировать страну, немецкие войска вступили в Прагу. Осенью 1938 года при подписании Мюнхенского соглашения правительство Англии обязывалось защищать Чехословакию от агрессии. Однако после мартовских событий 1939 года Чемберлен заявил в палате обшил, что, по его мнению, распад Чехословакии аннулировал эти гарантии и он не считает себя связанным этим обязательством. Выразив сожаление по поводу того, что произошло в Чехословакии, Чемберлен сказал, что не видит причин, почему этот вопрос должен "уводить в сторону" политику Англии. Однако через несколько дней Чемберлен совершенно изменил свой курс. Это было настолько неожиданно и чревато последствиями, что удивило весь мир. Чемберлен вдруг принял решение блокировать любое дальнейшее продвижение Гитлера и 29 марта направил Польше предложение поддерживать ее против "любой акции, которая угрожает независимости Польши и сопротивление которой польское правительство считает жизненно необходимым". Теперь невозможно выяснить, что именно оказало преобладающее влияние на это решение: возмущение общественности или его собственное возмущение; гнев из-за того, что Гитлер его обманывает, или унижение тем, что в глазах собственного народа он предстал глупцом. Неслыханные условия гарантий поставили Англию в такое положение, что ее судьба оказалась в руках польских правителей, которые имели весьма сомнительные и непостоянные суждения. Более того, выполнить свои гарантии Англия могла только с помощью России, но пока не было сделано даже предварительных шагов к тому, чтобы выяснить, может ли Россия предоставить, а Польша принять подобную помощь. Кабинету предложили одобрить гарантии, даже не ознакомив с докладам комитета начальников штабов, где доказывалась практическая невозможность эффективной помощи Польше. Правда, сомнительно, чтобы это изменило что-нибудь в преобладавших тогда настроениях. При обсуждении в парламенте гарантии получили общую поддержку. Только Ллойд Джордж счел возможным предупредить парламент, что брать на себя такие чреватые последствиями обязательства, не заручившись поддержкой России, -- это безрассудство, подобное самоубийству. Гарантии Польше были наиболее верным способом ускорить взрыв и начало мировой войны. Они сочетали в себе максимальное искушение с открытой провокацией и подстрекали Гитлера доказать бесплодность подобных гарантий по отношению к стране, находящейся вне досягаемости Запада. В то же время полученные гарантии сделали твердолобых польских руководителей еще менее склонными соглашаться на какие-либо уступки Гитлеру, а тот теперь оказался в положении, не позволявшем отступить без ущерба для своего престижа. Почему польские правители приняли столь фатальное предложение? Частично это произошло потому, что у них было до абсурда преувеличенное представление о могуществе своих устаревших вооруженных сил (они хвастливо заявляли о некоем "кавалерийском рейде на Берлин"). Другая причина была обусловлена чисто личным желанием Бека, который, по его же словам, решил принять предложение Англии, "не успев дважды стряхнуть пепел с сигареты". Далее Бек пояснил: при встрече с Гитлером в январе ему было весьма трудно "проглотить" замечание Гитлера о возвращении Данцига, и потому, когда ему передали предложение Англии, он ухватился за него, как за возможность дать Гитлеру пощечину. Такими путями часто решается судьба народов. Единственная возможность избежать войны заключалась в том, чтобы заручиться поддержкой России, единственной державы, которая могла оказать Польше непосредственную помощь, и таким образом сдержать Гитлера. Однако, несмотря на всю остроту положения, действия правительства Англии были вялыми и неискренними. Чемберлен питал чувство глубокой неприязни к Советской России, а Галифакс -- религиозную антипатию. Кроме того, они оба в равной мере недооценивали мощь России и переоценивали силы Польши. Если теперь они и признавали желательность заключения оборонительного соглашения с Россией, то хотели заключить его на своих условиях и никак не могли понять, что своими преждевременными гарантиями Польше они поставили себя в такое положение, когда им самим следовало бы добиваться соглашения с Россией и на ее условиях. Помимо колебаний Англии были еще возражения правительства Польши и других малых стран Восточной Европы, которые выступали против принятия военной помощи от России, опасаясь, что она примет форму вторжения русских войск. Итак, темпы англо-русских переговоров стали медленными, как похоронное шествие<$FАнгло-франко-советские (московские) переговоры проходили в Москве с апреля по август 1939 года. В ходе переговоров Советский Союз стремился к достижению соглашения о совместном отпоре германской агрессии. Однако Англия и Франция преследовали другую цель -- оказать давление на Германию и подтолкнуть ее к агрессии против СССР. Как свидетельствуют рассекреченные в 1970 году архивы английского кабинета, Галифакс видел главный смысл переговоров в том, чтобы "блокировать любое соглашение между Германией и СССР" (S.<%20> Aster.<%0> 1939. The Making of the Second World War. London, 1973, p. 270). (Подробно по вопросу этих переговоров см.: СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны. Документы и материалы. М., 1971, стр. 543--636; История второй мировой войны 1939--1945 гг. Т. II. М., Воениздат, 1974, гл. 4.) -- Прим, ред.>. Совершенно по-иному реагировал на изменившуюся позицию Англии Гитлер. Пробные шаги к заключению советско-германского союза были сделаны в апреле<$FТакой шаг был предпринят Берлином 19 мая, когда немецкому посольству в Москве направили указание возобновить прерванные в феврале 1939 года экономические переговоры с СССР. (Подробнее см. История второй мировой войны 1939--1945 гг. Т. II, гл. 7.) -- Прим. ред.>. Переговоры велись с величайшей осторожностью и проходили в атмосфере взаимного недоверия, так как каждая сторона подозревала другую в том, что та, возможно, просто пытается помешать ей достичь соглашения с западными державами. Застой в англо-русских переговорах подстегивал немцев использовать эту возможность, чтобы поскорее достичь соглашения с русскими. До середины августа Молотов не давал никаких обещаний, затем последовали решительные перемены. Возможно, сыграл свою роль очевидный факт, что Гитлер не мог начать военные действия в Польше позже, чем в первые дни сентября. С другой стороны, отсрочка подписания советско-германского соглашения до конца августа сохраняла русским уверенность в том, что у Гитлера и западных держав не останется времени для заключения нового "мюнхенского соглашения". 23 августа Риббентроп вылетел в Москву, и пакт был подписан. Однако советско-германский пакт не произвел на англичан того впечатления, на которое рассчитывал Гитлер. Сталин прекрасно сознавал, что западные державы давно склонны позволить Гитлеру двигаться на восток, на Россию. Возможно, он считал советско-германский пакт удобным средством, с помощью которого агрессивную деятельность Гитлера возможно повернуть в обратном направлении. Другими словами, Сталин сталкивал лбами своих, непосредственных и потенциальных противников. А это, по меньшей мере, означало ослабление угрозы Советской России и, вполне возможно, общее ослабление ее противников, что обеспечило бы России доминирующее влияние в послевоенном мире. В 1941 году, после того как Гитлер вторгся в Россию, шаг, предпринятый Сталиным в 1939 году, выглядел фатально близоруким актом<$FБуржуазные историки ведут многолетние атаки на решение Советского правительства принять предложение Германии и заключить с ней договор о ненападении, строя по этому поводу различные домыслы. Они бессильны скрыть тот факт, что Советское правительство, исчерпав все возможности добиться согласованных мер по пресечению германской агрессии, сумело этим решением расколоть фронт империалистических держав, отвести на время прямую военную угрозу от СССР. Реакционные круги западных стран дождались нападения Германии на СССР, но к тому времени их собственное существование зависело от способности Советского Союза выстоять и победить. -- Прим. ред.>. Возможно, Сталин переоценил способность западных стран к сопротивлению и тем самым преуменьшил мощь Германии. Возможно также, что он переоценил свои собственные силы к сопротивлению. Тем не менее при рассмотрении положения в Европе в последующие годы нельзя сказать с такой уверенностью, как в 1941 году, что меры, предпринятые Сталиным, нанесли ущерб России. Западу же все это нанесло неизмеримый урон. И главными виновниками этого являются те, кто был ответствен за проведение политики колебаний и спешки в обстановке, явно чреватой взрывом. Рассматривая обстоятельства вступления Англии в войну (после описания того, как она позволила Германии перевооружиться и поглотить Австрию и Чехословакию и как в то же время отвергла предложения России о совместных действиях), Черчилль пишет: "...Когда все эти преимущества и вся эта помощь были потеряны и отброшены, Англия, ведя за собой Францию, выступила с гарантией целостности Польши, той самой Польши, которая всего полгода назад с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении чехословацкого государства. Имело смысл вступить в бой за Чехословакию в 1938 году, когда Германия едва могла выставить полдюжины обученных дивизий на Западном фронте, а французы, располагая 60--70 дивизиями, несомненно, могли бы прорваться за Рейн или в Рурский бассейн. Однако все это было сочтено неразумным, неосторожным, недостойным современных взглядов и нравственности. И тем не менее теперь две западные демократии наконец заявили о готовности поставить свою жизнь на карту из-за территориальной целостности Польши. В истории, которая, как говорят, в основном представляет собой список преступлений, безумств и несчастий человечества, после самых тщательных поисков мы вряд ли найдем что-либо подобное такому внезапному и полному отказу от проводившейся пять или шесть лет политики благодушного умиротворения и выражению готовности пойти на явно неизбежную войну в гораздо худших условиях и в самых больших масштабах. Наконец было принято решение -- в наихудший момент и на наихудшей основе, -- решение, которое, несомненно, должно было привести к истреблению десятков миллионов людей..."<$FW.<%20> Churchill<%0>. The Second World War. Vol. I. pp. 311--312.> Это довольно резкое обвинение Чемберлена в безрассудстве, однако высказано оно неосмотрительно, поскольку Черчилль в самый разгар событий сам поддерживал настойчивое предложение Чемберлена об английских гарантиях Польше<$FЧитатель заметит далее, что Черчилль для автора -- оракул и истина в конечной инстанции. Он обожествляет лидера британских консерваторов, который на протяжении многих лет, вплоть до начала Великой Отечественной войны, был одним из главных вдохновителей агрессивных планов международного империализма, направленных на уничтожение Советского государства. Трезвый расчет привел Черчилля к признанию необходимости совместной с СССР борьбы против гитлеровской агрессии. Но еще в ходе второй мировой войны, и особенно после ее окончания, Черчилль вновь возвратился на прежние антисоветские позиции. -- Прим. ред.>. ГЛАВА 2. СООТНОШЕНИЕ СИЛ ПЕРЕД НАЧАЛОМ ВОЙНЫ В пятницу 1 сентября 1939 года германские войска вступили в Польшу. В воскресенье 3 сентября, во исполнение ранее данных Польше гарантий, правительство Англии объявило войну Германии. Шестью часами позже правительство Франции последовало примеру Англии. Приветствуя заявление правительства об объявлении войны от имени лейбористской партии, Гринвуд подчеркнул, что "невыносимая агония неизвестности, от которой мы все страдали, прошла. Теперь мы знаем худшее". Это заявление было встречено бурными аплодисментами, так как Гринвуд выразил общее мнение парламента. Гринвуд закончил речь словами: "Да будет война быстрой и короткой, и пусть мир, который восторжествует, гордо установится навсегда на руинах дьявольского режима". Никакой разумный анализ соотношения сил и ресурсов не давал оснований считать, что война будет "быстрой и короткой", или даже надеяться, будто Франция и Англия своими силами сумеют победить Германию, как бы долго война ни продолжалась. Еще более нелепым было заявление о том, что "теперь мы знаем худшее". Представления о военной мощи Польши были также иллюзорны. Лорд Галифакс, которому, как и премьер-министру, надлежало бы быть хорошо осведомленным, полагал, что Польша в военном отношении сильнее России, и предпочитал иметь в качестве союзника именно Польшу. Об этом он и сказал американскому послу 24 марта -- за несколько дней до принятия неожиданного решения предложить Польше английские гарантии. В июле генеральный инспектор вооруженных сил генерал Айронсайд побывал в частях польской армии и по возвращении представил доклад, который Черчилль назвал "самым благоприятным". Еще большие иллюзии существовали относительно французской армии. Сам Черчилль назвал ее "наиболее высоко подготовленной и надежной мобильной силой в Европе". За несколько дней до начала войны Черчилль встретился с главнокомандующим французской армии генералом Жоржем, который познакомил его со сравнительными данными о военной мощи Франции и Германии. Эта информация настолько поразила Черчилля, что он воскликнул: "Да вы же хозяева положения!"<$FВ это время Жорж занимал должность заместителя главнокомандующего сухопутными войсками. Осведомленный о стремлении Англии максимально ограничить свою помощь Франции в случае нападения на нее Германии, он тогда сказал Черчиллю: "У немцев очень сильная армия, и нам никогда не позволят нанести первый удар. Если они нападут, обе наши страны будут выполнять свой долг". -- Прим. ред.> Возможно, под впечатлением этой информации Черчилль присоединился к тем, кто требовал от французов скорейшего объявления войны на стороне Польши. В донесении французского посла говорилось: "Больше других возбужден Черчилль". Еще в марте Черчилль заявил о том, что он абсолютно согласен с премьер-министром "относительно гарантий Польше". Подобно многим политическим лидерам Англии, он считал эти гарантии ценным средством сохранения мира. Единственным человеком, отмечавшим непрактичность и опасность выданных Польше гарантий, был Ллойд Джордж. Газета "Тайме" назвала его предостережения "взрывом безутешного пессимизма". Здесь следует отметить, что все эти иллюзии относительно будущего не разделялись в более трезво мыслящих военных кругах. Однако в основном в тот период преобладали настроения, перегруженные эмоциями, которые притупили чувство реальной действительности и заслоняли перспективы. Могла ли Польша продержаться дольше? Могли ли Франция и Англия сделать больше, чем они сделали для того, чтобы ослабить давление Германии на Польшу? На первый взгляд при наличии ныне известных данных о численности вооруженных сил кажется, что ответ на оба вопроса должен быть положительным. Численность польской армии была вполне достаточной, чтобы остановить продвижение немецких войск или, в худшем случае, долгое время препятствовать их продвижению. Если иметь в виду только цифровые показатели, то не менее очевидно, что Франция вполне могла бы нанести поражение силам Германии, остававшимся на Западе. Польская армия насчитывала в своем составе 30 кадровых и 10 резервных дивизий, кроме того, имелось не менее 12 кавалерийских бригад, правда, лишь одна из них была моторизована. Мобилизационные возможности Польши в личном составе были еще более значительными, поскольку она имела около 2,5 млн. обученных, готовых к мобилизации резервистов. Франция имела около 110 дивизий, из них не менее 65 были кадровыми. Они включали пять кавалерийских, две механизированные и одну бронетанковую дивизию, находившуюся в процессе формирования. Остальные дивизии были пехотными. В общей сложности, обеспечив оборону Южной Франции и Северной Африки от возможного нападения Италии, французское командование могло сосредоточить против Германии 85 дивизий. Кроме того, Франция могла мобилизовать еще 5 млн. резервистов. Англия давно обещала с началом войны послать во Францию четыре регулярные дивизии, и она действительно отправила силы, эквивалентные пяти дивизиям. Однако трудности с морским транспортом и необходимость использовать кружной путь во избежание воздушных налетов задержали прибытие первого контингента английских войск до конца сентября. Помимо содержания небольшой, но хорошо подготовленной регулярной армии, Англия вела формирование и оснащение "территориальной полевой армии" в составе 26 дивизий. С началом войны правительство решило создать в общей сложности 55 дивизий, однако первые контингенты этих новых формирований не удалось подготовить до 1940 года. До этого времени Англия могла оказывать помощь союзникам лишь в традиционной форме, применяя военно-морские силы в целях морской блокады. Конечно, такая форма давления на противника не позволяла добиться решительных результатов в короткий срок. Бомбардировочная авиация Англии насчитывала немногим более 600 самолетов, то есть вдвое больше, чем у Франции, но вдвое меньше, чем у Германии. Тактико-технические характеристики самолетов, однако, не позволяли надеяться на эффективность ударов по объектам в Германии. Германия имела 98 дивизий, в том числе 52 (включая 6 австрийских) кадровые. Из остальных 46 лишь 10 дивизий были боеготовными, но и они в большинстве своем состояли из новобранцев, находившихся на службе всего около месяца. Еще 36 дивизий были укомплектованы главным образом ветеранами первой мировой войны -- сорокалетними солдатами, малознакомыми с современными оружием и тактикой. Кроме того, эти дивизии испытывали нехватку в артиллерии и других видах вооружения. Чтобы полностью укомплектовать и подготовить эти дивизии, потребовалось много времени -- в два раза больше, чем предполагало немецкое командование, весьма обеспокоенное медленным ходом этого процесса. В 1939 году немецкая армия по была готова к войне. Командование, полагаясь на заверения Гитлера, не ожидало войны. С предложением Гитлера быстро увеличить численность армии военное руководство согласилось неохотно, ибо предпочитало накапливать подготовленные кадры постепенно. Однако Гитлер неоднократно заверял своих генералов в том, что для подобной подготовки будет достаточно времени, поскольку он не хочет рисковать и начинать "большую войну" раньше 1944 года. Не более благополучно обстояло дело с вооружением, темп оснащения войск явно отставал от роста их численности. И все же, когда война началась, многие объясняли головокружительные успехи Германии в начальный период подавляющим превосходством немецкой армии в численности войск и вооружении. Потребовалось немало времени, чтобы развеять и эту иллюзию. Даже Черчилль в своих военных мемуарах писал, что в 1940 году немцы имели по крайней мере 1000 тяжелых танков. Фактически же у них таких танков совсем нe было. В начале войны немцы располагали лишь незначительным количеством средних танков. Большинство же машин, которые испытывались в Польше, были очень легкими, с тонкой броней. Таким образом, поляки и французы вместе имели примерно 130 дивизий против 98 немецких дивизий, из которых 36 были практически не обучены и не укомплектованы. По численности обученных солдат Польша и Франция обладали еще большим преимуществом перед Германией. Единственным положительным фактором для Германии при таком неблагоприятном соотношении сил было то обстоятельство, что Францию и Польшу разделяла довольно широкая полоса территории Германии. Немцы могли атаковать более слабого из двух партнеров, в то время как французы, если бы захотели помочь своему союзнику, должны были атаковать подготовленную оборону немцев. И все-таки даже в численном отношении поляки имели вполне достаточно сил, чтобы сдержать брошенные против них 48 кадровых дивизий. На первый взгляд может показаться, что французы обладали достаточным превосходством, чтобы разгромить немецкие силы на Западе и пробиться к Рейну. Немецкие генералы были удивлены тем, что французы этого не сделали. Вероятно, причину такой оценки следует видеть в том, что большинство немецких военных руководителей все еще мыслили категориями 1918 года. Они в той же мере преувеличивали мощь французской армии, сколь и англичане. Однако ответ на вопрос, могла ли Польша продержаться и могла ли Франция оказать ей более существенную помощь, представляется совершенно иным при более внимательном подходе, если учитывать возникшие осложнения и новые методы ведения войны, впервые примененные в 1939 году. Очевидно, что было невозможно изменить ход событий. Касаясь в своих военных мемуарах причин падения Польши, Черчилль утверждал: "Ни во Франции, ни в Англии в достаточной мере не сознавали последствий того нового обстоятельства, что бронированные машины могут выдерживать артиллерийский обстрел и продвигаться по сотне миль в день"<$FW.<%20> Churchill<%0>. The Second World War. Vol. I, p. 425.>. Это суждение более чем справедливо, ибо его разделяли большинство высших военных и государственных деятелей обеих стран. Однако именно в Англии раньше, чем где-либо, эти новые потенциальные возможности предвиделись и публично разъяснялись небольшой группой прогрессивных военных мыслителей. Во втором томе своих мемуаров, говоря о падении Франции в 1940 году, Черчилль сделал весьма примечательное признание: "Не имея в течение стольких лет доступа к официальной информации, я не понимал, какой переворот в военном деле после первой мировой войны произвело введение масс быстро двигающихся тяжелых танков. Я был знаком с танками, но это не изменило моего внутреннего убеждения настолько, насколько должно было изменить"<$FW.<%20> Сhurchill<%0>. The Second World War. Vol. II, p. 39.>. Это заявление исходило от человека, который играл такую большую роль во внедрении танков в годы первой мировой войны. Главное в этом заявлении -- его откровенность. Однако Черчилль до 1929 года был министром финансов, а уже в 1927 году на полигоне Салисбери Плейн были испытаны в экспериментальном порядке первые в мире бронетанковые соединения. Эти испытания проводились, чтобы проверить на практике новые теории, которые в течение нескольких лет проповедовались сторонниками массированного применения танков в войне. Черчилль был знаком с этими идеями и не раз бывал на испытаниях, встречался со специалистами. Непонимание новых способов ведения войны и официальное сопротивление им оказалось во Франции еще сильнее, чем в Англии, а в Польше -- сильнее, чем во Франции. Это непонимание стало основной причиной неудачи обеих армий в 1939 и 1940 годах, когда Франция дотерпела катастрофическое поражение<$FОшибочных взглядов на характер предстоящих операций придерживался перед второй мировой войной и сам автор. В книге "Оборона Британии" он писал: "Трудности <192>нокаута<169> очень возросли вследствие нынешнего превосходства обороны перед наступлением... Мечты солдата о <192>молниеносной<169> войне имеют все меньше перспектив на их осуществление. Если германский генеральный штаб не потерял еще чувства реальности, то возможность серьезного немецкого наступления на Западе становится более чем сомнительной" (В.<%20> Liddel<%0> Hart. The Defense of Britain. N. Y., 1939, pp. 42, 96.). -- Прим. ред.>. В Польше господствовали устаревшие военно-теоретические взгляды, устарели и польские вооруженные силы: в их составе не было бронетанковых или механизированных дивизий, войска испытывали недостаток в противотанковых и зенитных орудиях. Кроме того, польские руководители все еще глубоко верили в значение кавалерии и лелеяли жалкую надежду на возможность проведения кавалерийских атак. Можно вполне сказать, что взгляды поляков в этом вопросе устарели на 80 лет, поскольку безуспешность кавалерийских атак была доказана еще во времена гражданской войны в США. Однако некоторые "кавалерийски" мыслящие военные руководители не хотели считаться с уроками прошлого. Содержание крупных контингентов кавалерии всеми армиями во время первой мировой войны во имя так и не осуществившейся надежды использовать кавалерию в прорыве явилось самым большим фарсом в этой статичной войне. Французская армия, напротив, обладала многими компонентами современной армии, однако французское командование не сумело создать по-настоящему современную армию из-за отставания военно-теоретических взглядов по меньшей мере на 20 лет. Вопреки распространившимся после поражения Франции утверждениям, у французов перед началом войны было больше танков, чем у немцев. Кроме того, уступая немецким машинам в скорости хода, французские танки отличались более толстой броней. Однако французское верховное командование смотрело на танки с позиций 1918 года, как на "слуг" пехоты или как на средства разведки, дополняющие кавалерию. Под влиянием этих устаревших взглядов французское командование медлило с созданием бронетанковых дивизий (немцы поступали как раз наоборот) и все еще было склонно применять танки небольшими группами. Слабость французских, и в еще большей степени польских сухопутных сил усугублялась отсутствием авиации для прикрытия и поддержки войск в бою. Что касается поляков, то это частично объяснялось ограниченностью производственных ресурсов. У французов же не было подобного оправдания. И у тех, и у других нуждам авиации отводилось второстепенное значение по сравнению с нуждами строительства крупных армий. Причина состояла в том, что решающая роль в распределении военного бюджета принадлежала генералам, а последние, естественно, отдавали предпочтение тем видам вооруженных сил, с которыми были больше знакомы. Генералитет был далек от понимания того, в какой степени эффективность действий сухопутных войск зависела теперь от соответствующего прикрытия с воздуха. Поражение обеих армий можно в какой-то степени объяснить и фатальной самоуверенностью их руководства. Французы были самоуверены потому, что, одержав победу в первой мировой войне, пользовались авторитетом среди партнеров как знатоки военного дела. И во Франции, и в Польше военные руководители в вопросах, касавшихся их армий и военной техники, долгое время держали себя высокомерно. Однако, справедливости ради, следует сказать, что некоторые из молодых французских военных, таких, как полковник де Голль, проявляли острый интерес к новым идеям танковой войны, распространившимся в Англии. Высшие французские генералы почти не уделяли внимания появившимся в Англии "теориям", в то время как новое поколение немецких генералов внимательно изучало их. И все же немецкую армию нельзя было считать действительно боеспособной, современной армией. Она не была готова к войне, большинство кадровых дивизий устарело в организационном отношении, высшее военное командование придерживалось отсталых взглядов. Правда, к началу войны в немецкой армии были созданы соединения нового типа: шесть танковых и четыре легкие (механизированные) дивизии, а также четыре моторизованные дивизии для их поддержки в бою. И хотя доля этих соединений в армии была невелика, они имели большее значение, чем все остальные. Германское верховное командование после некоторых колебаний признало теорию "молниеносной войны" и горело желанием проверить ее на деле. Большую роль в этом сыграл генерал Гудериан и некоторые другие генералы. Их рассуждения пришлись по вкусу Гитлеру, который одобрял любую идею, сулившую скорое решение. Итак, немецкая армия добилась своих побед не потому, что обладала численным превосходством или была по-настоящему современной армией, а потому, что в своем развитии оказалась на несколько жизненно важных ступеней выше, чем ее противники. Положение в Европе в 1939 году придавало новый оттенок, новый смысл широко известному высказыванию Клемансо: "Война -- дело слишком серьезное, чтобы его доверять военным". И даже теперь это дело нельзя было доверить военным, хотя и существовала полная вера в их суждения. Способность вести войну перешла из сферы военной в сферу экономическую. Подобно тому как техника обретала все более доминирующее положение над живой силой на поле боя, так и экономика в решении проблем большой стратегии отодвинула действующие армии на задний план. Если не обеспечить бесперебойную работу промышленных предприятий, то армии будут ничем иным, как инертными массами. Если бы имели значение только имеющиеся в наличии войска и вооружение, картина была бы еще более мрачной. Мюнхенское соглашение изменило стратегическое равновесие в Европе и на некоторое время сделало положение в высшей степени неблагоприятным для Франции и Англии. Никакое ускорение их программ вооружения не могло за короткий срок компенсировать потерю 35 хорошо вооруженных чехословацких дивизий, которые могли бы сдерживать немецкие дивизии. Тот уровень вооружения, которого достигли к марту Англия и Франция, через некоторое время был перекрыт Германией, когда она оккупировала беспомощную Чехословакию, захватив ее военные предприятия и военное снаряжение. Только в тяжелой артиллерии Германия сразу удвоила свои ресурсы. Чтобы еще более омрачить картину, скажем, что с помощью Италии и Германии Франко свергнул республиканский режим в Испании, а это создало дополнительную угрозу границам Франции и морским коммуникациям Франции и Англии. Со стратегической точки зрения, ничто, кроме поддержки со стороны России, не могло, в ближайшем будущем восстановить равновесие. Кроме того, наступил самый благоприятный момент для объединения усилий западных держав. Однако чаша весов в стратегии колеблется в зависимости от экономических факторов, и было сомнительно, выдержит ли немецкая экономика испытания военного времени. Для ведения войны необходимо было около двадцати основных продуктов. Уголь -- для общего производства. Нефть -- для транспорта. Хлопок -- для производства взрывчатых веществ. Шерсть. Железо. Резина -- для транспорта. Медь -- для военного снаряжения и всех видов электрооборудования. Никель -- для производства стали и боеприпасов. Свинец -- для боеприпасов. Глицерин -- для динамита. Целлюлоза -- для бездымного пороха. Ртуть -- для детонаторов. Алюминий -- для авиации. Платина -- для химических приборов. Сурьма и марганец -- для производства стали и металлургии вообще. Асбест. Слюда. Азотная кислота и сера -- для производства взрывчатых веществ. За исключением угля, Англия сама испытывала дефицит во многих продуктах, которые требовались в большом количестве. Пока сохранялась возможность подвоза по морю, большинство этих продуктов можно было получить из стран Британской империи. Что касается никеля, то 90% мировых поставок шло из Канады, а остальные 10% -- из французской колонии Новая Каледония. Дефицит ощущался в основном в сурьме, ртути и сере. Недостаточны были для военных нужд и ресурсы нефтепродуктов. Французская империя не могла восполнить этот дефицит. Сама Франция вдобавок испытывала нехватку хлопка, шерсти, меди, свинца, марганца, резины и некоторых других продуктов. Россия имела в изобилии большинство видов стратегического сырья, но ей не хватало сурьмы, никеля и резины; запасы меди и серы были также недостаточными. Из всех стран в наилучшем положении находились Соединенные Штаты, которые производили две трети мировой добычи нефти, давали около половины мирового объема производства хлопка и почти половину -- меди. США зависели от внешних источников лишь в получении сурьмы, никеля, резины, жести и частично марганца. Резким контрастом этому было положение стран оси Берлин -- Рим -- Токио. Италии приходилось импортировать почти все необходимые продукты, в том числе и уголь. Япония также почти полностью зависела от иностранных источников. Германия не производила ни хлопок, ни резину, ни жесть, ни платину, ни бокситы, ни ртуть, ни слюду. Ее запасы железной руды, меди, сурьмы, марганца, никеля, серы, шерсти и нефти были также крайне недостаточными. Захватив Чехословакию, Германия некоторым образом покрыла дефицит в железной руде, а интервенцией в Испанию обеспечила себе дальнейшие поставки железной руды и ртути на выгодных условиях. Правда, стабильность таких поставок зависела от возможности подвоза по морю. Часть своих потребностей в шерсти Германия успешно удовлетворяла новым заменителем из древесины. Подобным же образом, хотя ценой больших затрат, она покрывала около пятой части своих потребностей в резине, наладив производство "буны" (синтетической резины), и третью часть потребностей в нефтепродуктах, организовав их производство из добываемой в стране нефти. Самая же большая слабость военно-промышленного потенциала стран оси проявилась тогда, когда армии во все большей степени начали зависеть от наличия транспортных средств, а военно-воздушные силы стали жизненно важным компонентом военной мощи. Если не считать продуктов переработки угля. Германия получала около полумиллиона тонн нефти из собственных скважин и лишь небольшое количество -- из Австрии и Чехословакии. Чтобы удовлетворять свои нужды в мирное время. Германии приходилось импортировать почти 5 млн. т нефти, причем основными поставщиками были Венесуэла, Мексика, Голландская Индия, Соединенные Штаты, Россия и Румыния. Доступ к любому из первых четырех источников в военное время стал бы невозможен, а к последним двум был бы возможен лишь путем завоевания. А по предварительным подсчетам военные нужды Германии составили бы свыше 12 млн. т в год. В свете этого трудно было надеяться только на синтетическое топливо. Лишь захват румынских нефтяных скважин, производивших 7 млн. т в год, мог покрыть этот дефицит. Нужды Италии в случае ее вступления в войну отягощали бы бремя стран оси. Из 4 млн. т нефти в год, которые, возможно, потребовались бы ей войне, Италия могла рассчитывать лишь на поставки из Албании, а это составляло не выше 2% указанной выше цифры и то лишь при условии свободного плавания транспортных судов в Адриатическом море. Чтобы оценить собственное положение, лучше всего поставить себя на место противника. Какими бы мрачными ни рисовались военные перспективы, можно было бы уверенно рассчитывать на ограниченность ресурсов Германии и Италии для ведения продолжительной войны, если бы державы, противостоящие им перед началом войны, смогли выдержать удары и напряжение до прихода им на помощь союзников. В любом такого рода конфликте судьбы стран оси зависели бы от возможности быстро завершить войну.  * ЧАСТЬ II *  @CS1 = НАЧАЛО ВОЙНЫ ГЛАВА 3. ЗАХВАТ ПОЛЬШИ Кампания в Польше была первой демонстрацией и успешным претворением в жизнь теории "быстротечной войны", ведущейся силами танковых соединений во взаимодействии с авиацией. Когда эта теория была впервые разработана в Англии, предусмотренные ею действия стали называть молниеносными. Именно с этого времени и получило всемирное распространение понятие "блицкриг", что в переводе с немецкого означает "молниеносная война". Польша наилучшим образом подходила для демонстрации блицкрига. Протяженность ее границ была весьма значительной и составляла в общей сложности около 3500 миль, из которых 1250 миль приходилось на германско-польскую границу (после оккупации Чехословакии протяженность этого участка границы возросла до 1750 миль). К началу войны южные и северные районы Польши оказались открытыми для вторжения. Западные районы образовали огромный выступ, на фланги которого и нацелились немецкие армии вторжения. Равнинная местность обеспечивала высокие темпы продвижения мобильным войскам агрессора. Правда, условия здесь были несколько хуже, чем во Франции, из-за недостатка дорог, песчаного грунта и наличия озер и лесов в некоторых районах. Однако время, выбранное для вторжения, сводило к минимуму эти недостатки. Для польской армии было бы разумнее организовать оборону значительно восточнее границы, за широкими, реками Висла и Сан, но это означало бы оставить некоторые важные районы страны. Месторождения угля в Силезии находились у самой границы, а значительная часть главной промышленной зоны -- несколько вглубь территории Польши, но все же западнее рек. Трудно представить, что поляки смогли бы, даже при самых благоприятных обстоятельствах, долго удерживать эти передовые районы. Однако выдвигались доводы о необходимости, с экономической точки зрения, попытаться остановить продвижение противника к главной индустриальной зоне. Эти доводы подкреплялись соображениями национального престижа и самоуверенными утверждениями военных руководителей, а также преувеличенными представлениями о том, что могут сделать западные союзники Польши, дабы ослабить давление противника. @RIS = Условные обозначения Главные силы польской армии Резервы польского командования Направление ударов немецких войск Сx. 1. Нападение Германии на Польшу Нереалистический подход к оценке обстановки нашел отражение и в группировке польских войск. Примерно третья часть всех сил была сосредоточена в пределах Польского коридора (или поблизости от него), где войска подвергались риску двойного охвата -- со стороны Восточной Пруссии и с запада. Предпринятая исключительно по соображениям национального престижа попытка воспрепятствовать немцам захватить территорию, принадлежавшую Германии до 1918 года, осуществлялась за счет сил, которые могли бы прикрыть более важные для обороны Польши районы, ибо на юге, на главных направлениях наступления, силы были весьма слабыми. В то же время почти третья часть польских войск под командованием маршала Рыдз-Смиглы была отведена в резерв и располагалась к северу от центральной оси между Лодзью и Варшавой. Эта группировка предназначалась для нанесения контрудара, но при этом совершенно не учитывались ограниченные возможности маневра польской армии, даже если не принимать во внимание последствия налетов немецкой авиации на железнодорожные и шоссейные коммуникации. Сосредоточение сил в передовых районах лишило польские войска возможности вести оборону методом сдерживающих действии на последовательно расположенных рубежах, поскольку без средств механизации войска не успевали отойти на следующий рубеж обороны и закрепиться на нем прежде, чем мобильные войска противника наносили им поражение. На обширных просторах Польши отсутствие средств механизации сыграло более фатальную роль, чем внезапность удара противника и отсутствие времени на мобилизацию резервов. По этой же причине важным оказалось не то, что для вторжения немцы использовали 40 с лишним кадровых дивизий, а то, что в их числе было 14 механизированных или частично механизированных дивизий (6 танковых, 4 легкие и 4 механизированные дивизии)<$FФашистская Германия бросила против Польши 62 дивизии, в том числе 7 танковых, 4 легкие и 4 механизированные дивизии, около 2800 танков, 6000 артиллерийских орудий и минометов, 2000 боевых самолетов. Им противостояли 39 польских пехотных дивизий, 11 кавалерийских, 2 моторизованных и 2 горнопехотные бригады, 870 танков, 4300 орудий и минометов, 407 самолетов. (См. История второй мировой войны 1939--1945 гг. Т. III. М., Воениздат, 1974, гл. 1.) -- Прим. ред.>. Именно глубокий и быстрый прорыв этих сил во взаимодействии с авиацией, которая парализовала польские железные дороги и уничтожила в первые же дни войны значительную часть польской авиации, решил исход дела. Немецкие военно-воздушные силы действовали рассредоточенно и таким образом сумели охватить обширные пространства польской территории. Важную роль сыграла радиопропаганда. Немецкие радиостанции маскировались под польские, оказывая своими передачами дезорганизующее и деморализующее воздействие на тыловые районы Польши. Все перечисленные выше факторы имели в Польше гораздо больший эффект, чем где-либо, в силу того, что слишком велика была уверенность поляков в способность людей победить машины. Когда же этого не случилось, крушение иллюзий привело к катастрофическим последствиям. Немецкие войска пересекли границу Польши 1 сентября около 6.00. Авиация совершила первые налеты часом раньше. На севере вторжение осуществлялось группой армий Бока, имевшей в своем составе две армии. З-я армия под командованием Кюхлера наносила удар из Восточной Пруссии на юг, а 4-я армия под командованием Клюге -- на восток через Польский коридор, чтобы соединиться с войсками 3-й армии и завершить охват правого фланга поляков. Важнейшая роль отводилась группе армий Рундштедта, действовавшей на юге. Она была почти вдвое сильнее по пехоте и еще больше -- по числу танков. В состав группы армий входили 8-я армия под командованием Бласковица, 10-я армия под командованием Рейхенау и 14-я армия под командованием Листа. Войска Бласковица, действуя на левом крыле, должны были продвигаться к крупному промышленному центру Лодзь, помочь изолировать польские войска на познанском выступе и в то же время прикрыть фланг войск Рейхенау. На правом крыле Лист должен был продвигаться на Краков и одновременно обойти с фланга польские войска в районе Карпат, используя танковый корпус Клейста для прорыва через горные перевалы. Решающий удар, однако, должны были нанести войска Рейхенау, действовавшие в центре, и для этой цели в их состав была включена большая часть танковых соединений. Успеху вторжения способствовало и то, что польские руководители, пренебрегая обороной, не уделяли, внимания строительству оборонительных сооружений. Они рассчитывали на успех контрударов, на которые, по их мнению, была способна польская армия, несмотря на нехватку средств механизации. Таким образом, немецким механизированным, дивизиям не представляло труда найти и использовать открытые направления для наступления, а стремительность продвижения немецких ударных группировок и создавшаяся угроза тылу сорвали большинство контратак польских войск. К 3 сентября, когда Англия и Франция вступили в войну, войска Клюге перерезали Польский коридор и достигли Нижней Вислы, в то время как войска Кюхлера развили наступление из Восточной Прусом в направлении на Нарев. Самым важным событием явилось то, что танковые соединения войск Рейхенау вышли к р. Варта и форсировали ее. Армия Листа, подступив с обоих флангов к Кракову, вынудила армию Шиллинга оставить город и отойти в направлении рек Нида и Дунаец. К 4 сентября передовые части армии Рейхенау подошли к р. Пилица в 50 милях от границы и форсировали ее. Два дня спустя левофланговые соединения этой армии, захватив Томашув, вышли в тыл Лодзи, а правофланговые соединения захватили Кельце. Таким образом, польская армия под командованием Руммеля была охвачена с флангов, в то время как армия под командованием Кутшебы все еще находилась в Познани и оказалась под угрозой изоляции. Все другие немецкие армии добились успеха в выполнении своих задач в большом обходном маневре, план которого был разработан начальником генерального штаба сухопутных войск Гальдером и практическим осуществлением которого руководил командующий сухопутными войсками Браухич. Фронт обороны польских армий был разорван. На одних участках польские войска отступали, на других пытались контратаковать наступающего противника. Наступление немецких войск развивалось бы еще стремительнее, если бы не установившаяся издавна тенденция не допускать отрыва мобильных сил от поддерживающих пехотных масс. Однако все больше убеждаясь на своем опыте, что подобный риск устраняется в результате смятения в рядах отступающего противника, немцы начинали действовать смелее. Используя открытое пространство между Лодзью и р. Пилица, один из танковых корпусов Рейхенау к 8 сентября достиг предместий Варшавы, пройдя за первую неделю 140 миль. К следующему дню правофланговые легкие дивизии армии Рейхенау подошли к р. Висла между Варшавой и Сандомиром, а затем повернули на север. В это же время недалеко от Карпат мобильные силы Листа форсировали последовательно реки Дунаец, Вяла, Вислока и Вислок и вышли к р. Сан по обе стороны от знаменитой крепости Перемышль. На севере танковый корпус Гудериана из состава армии Кюхлера форсировал р. Нарев и продвигался к р. Буг восточнее Варшавы. На этом этапе вторжения в планах немецкого командования произошли важные изменения, вызванные непредвиденным смятением в рядах поляков. Польские колонны двигались в различных направлениях. Визуальному наблюдению за ними мешали огромные клубы пыли, поднимавшиеся в воздух при прохождении колонн, поэтому германское верховное командование пришло к выводу, что большей части польских сил на севере уже удалось отойти за р. Висла. На основе этого предположения был издан приказ, предписывавший армии Рейхенау форсировать реку между Варшавой и Сандомиром, чтобы не допустить отхода поляков в юго-восточные районы страны. Против этого плана возражал Рундштедт. Он был убежден, что большая часть польских сил все еще находится западнее р. Висла. После недолгих споров его точка зрения возобладала, и армии Рейхенау была поставлена задача наступать и занять блокирующую позицию по р. Бзура западнее Варшавы. В результате большая часть оставшихся у Польши сил попала в ловушку, так и не сумев отойти за р. Висла. К тому преимуществу, которого добились немцы после прорыва на направлении наименьшего сопротивления, теперь прибавилось преимущество обороняющейся стороны. Чтобы закрепить свою победу, им следовало лишь удерживать занятые позиции, отражая разрозненные контратаки отступающей армии, которая была отрезана от своих баз, испытывала нехватку боеприпасов и других материальных средств и подвергалась все возрастающему давлению армий Бласковица и Клюге с флангов и тыла. Поляки сражались отчаянно, и храбрость их вызывала восхищение даже у противников. Однако лишь небольшой части польских войск удалось прорваться и присоединиться к варшавскому гарнизону. 10 сентября маршал Рыдз-Смиглы отдал приказ об общем отступлении в юго-восточную Польшу. Генералу Соснковскому было поручено оборудовать оборонительные позиции на сравнительно узком фронте для организации продолжительного сопротивления. Однако надежды были тщетными. В то время как все теснее сжималось кольцо окружения западнее р. Висла, немецкие войска все глубже вклинивались в районы восточнее р. Висла. Более того, они прорвали позиции польских войск на реках Буг и Сан. Танковый корпус Гудериана двигался на юг, совершая обходный маневр в направлении на Брест. Танковый корпус Клейста 12 сентября подошел к Львову. Здесь немцы были остановлены и двинулись в северном направлении на соединение с войсками Кюхлера. И хотя вторгшиеся в Польшу немецкие войска уже испытывали трудности в результате длительного наступления, польское командование настолько растерялось, что не сумело воспользоваться ни временным снижением темпов продвижения противника, ни упорным сопротивлением, которое оказывали отдельные польские группировки. 12 сентября польское правительство и верховное командование перебрались в Румынию, причем главнокомандующий отправил войскам послание с приказом продолжать борьбу. Возможно, оно не дошло до большинства войск, однако многие польские солдаты с доблестью выполнили это указание в последующие дни, хотя сопротивление постепенно ослабевало. Несмотря на тяжелые бомбардировка с воздуха и артиллерийский обстрел, гарнизон Варшавы продержался до 28 сентября. Последнее крупное соединение польских войск не сдавалось до 5 октября, а остальные группы продолжали сопротивление до зимы. Около 80 тыс. человек удалось спастись в нейтральных странах. К этому времена французы сделали лишь небольшую "выбоину" в позициях немцев на Западном фронте. Их действия нельзя расценить иначе, как слишком слабое усилие оказать помощь своему союзнику. Если учесть слабость немецких сил и их обороны, естественно предположить, что французы могли бы сделать больше. Однако в этом случае более глубокий анализ вновь помогает исправить очевидные выводы, вытекающие из сравнения численности противостоящих сил. Хотя протяженность северной границы Франции составляла 500 миль, наступательные действия французы могли вести только на узком участке шириной 90 миль от Рейна до Мозоля, поскольку в противном случае они нарушили бы нейтралитет Бельгии и Люксембурга. Немцы смогли сосредоточить лучшую часть имевшихся у них в распоряжении сил на этом узком участке и прикрыли подходы к линии Зигфрида минными полями, затруднив таким образом действия наступающих французских войск. Однак