о важнее всего оказалось то, что французы не смогли начать наступательные операции примерно до 17 сентября. До этого времени их действия фактически сводились к атакам местного значения. К 17 сентября крах Польши стал настолько очевиден, что у французов появилось хорошее оправдание для пересмотра своих намерений. Неспособность Франции раньше нанести удар объяснялась пороками устаревшей мобилизационной системы. Таковы были последствия содержания армии на основе объявления призыва. Понятно, что такая армия не могла вступить в действие, пока не были призваны обученные резервы и вновь сформированные соединения не прошли необходимой подготовки. Однако задержка с нанесением удара по Германии объяснялась не только этим. Дело в том, что французское командование упорно придерживалось устаревших взглядов, считая, в частности, что, любому наступлению, как и в годы первой мировой войны, должна предшествовать мощная артиллерийская подготовка. Основным средством прорыва подготовленной обороны французские руководители все еще считали тяжелую артиллерию. Однако большая часть тяжелой артиллерии французской армии находилась в консервации, и ее нельзя было подготовить раньше, чем на пятнадцатый день после объявления мобилизации. Это условие определяло сроки подготовки французской армии к наступательным действиям<$FПространные рассуждения автора книги о "невозможности" оказания Польше аффективной военной помощи носят более чем отвлеченный характер, служат целям оправдания англо-французской политики. Автор умалчивает, что англо-французскими военными планами, которые тщательно скрывались от союзной Польши, реальная помощь ей не предусматривалась. Докладывая 27 мая 1939 года кабинету о результатах англо-французских переговоров по этому вопросу, министр по координации обороны лорд Чэтфилд сообщил следующее: "Если Германия предпримет нападение на Польшу, то французские вооруженные силы займут оборону по линии Мажино и будут сосредоточиваться для наступления на Италию. Если Италия будет придерживаться нейтралитета, а в войну окажется вовлеченной Бельгия, то французские вооруженные силы, возможно, предпримут наступление через Бельгию, но если Бельгия не будет участвовать в войне, то каких-либо действий против линии Зигфрида (немецких укреплений на границе с Францией) не намечается".> Что же собиралась предпринять Англия? Лорд Чэтфилд заявил на том же заседании, что "мы, конечно, сможем осуществить эффективное воздушное наступление в том случае... если в войну вступит Бельгия" (Public Record Office. CAB 23/29, pp. 291--292). Помощи Польше уже тогда никто не планировал. -- Прим.. ред.. Один из политических лидеров Франции Рейно несколько лет подряд доказывал, что эти концепции устарели, и требовал создать механизированные силы, укомплектованные солдатами-профессионалами, готовыми к немедленным действиям. Но это был глас вопиющего в пустыне. Французские государственные деятели, как и многие среди военного руководства, полагались на старую систему мобилизации и важнейшее значение придавали обеспечению численного превосходства над противником, сколько бы времени на это ни потребовалось. Ход военных действий в 1939 году можно охарактеризовать двумя фразами: на Востоке безнадежно устаревшую армию быстро расчленили танковые соединения, действовавшие под прикрытием превосходящих сил авиации в соответствии с новыми методами ведения войны; на Западе из-за устаревшей системы развертывания армию удалось подготовить к боевым действиям лишь тогда, когда уже было поздно оказывать союзнику какую-либо помощь. ГЛАВА 4. "СТРАННАЯ ВОЙНА" "Странная война" -- понятие, пущенное в ход американской печатью. Вскоре оно прижилось по обе стороны Атлантики и прочно закрепилось как название периода войны от падения Польши в сентябре 1939 года до начала наступления немецких войск на Западе весной следующего года. Те, кто пустил в ход это понятие, имели в виду, что войны, как таковой, не было, поскольку между франко-английскими и немецкими войсками не происходило никаких больших сражений. На самом же деле это был период активной закулисной деятельности сторон. В середине этого периода с немецким штабным офицером произошел странный инцидент, настолько напугавший Гитлера, что в ходе последующих недель немецкий план ведения войны был полностью изменен. Старый план не имел бы того успеха, которого немцы добились с помощью нового. Но миру все это было неизвестно. Поля сражений оставались спокойными, и люди думали, что Марс впал в спячку. Популярные объяснения этого внешне стабильного состояния носили различный характер. Согласно одному из них, Англия и Франция, несмотря на объявление войны на стороне Польши, не относились серьезно к своим обязательствам и лишь ждали момента, чтобы начать переговоры с Германией. Не менее популярным было мнение, что Англия и Франция хитрят. В американской печати появилось множество сообщений о том, что верховное союзное командование преднамеренно приняло тонко продуманную оборонительную стратегию и готовит немцам ловушку. И то, и другое объяснение далеко от истины. В течение осени и зимы, вместо того чтобы сосредоточить внимание на подготовке эффективной обороны от вероятного наступления гитлеровских войск, союзные правительства и верховное командование детально обсуждали наступательные планы против Германии и ее флангов, хотя в действительности они не имели возможности осуществить эти планы своими силами и средствами. После падения Франции немцы захватили документы французского верховного командования и частично опубликовали их. Это был сенсационный материал. Документы свидетельствовали, что в течение зимы союзное командование обдумывало планы самых различных наступательных операций: план удара по Германии через Норвегию, Швецию и Финляндию; план удара по Рурскому бассейну через Бельгию; план удара по Германии через Грецию и Балканы; план удара по нефтеносным районам на Кавказе с целью отрезать Германию от источников снабжения нефтью. Это был конгломерат напрасных воображений союзных лидеров, которые пребывали в мире иллюзий до тех пор, пока их не привело в чувство наступление Гитлера<$FВ части, касающейся антисоветских плавав, это был, далеко не "мир иллюзий", а реальная политика. Западные союзники приложили максимум усилий для организации нового объединенной похода империалистических государств против СССР. В реакционных кругах Лондона и Парижа рассчитывали, используя финляндско-советские противоречия, нанести под предлогом помощи Финляндии удар по СССР на севере, а на юге -- уничтожить советские нефтяные промыслы на Кавказе и вторгнуться военно-морскими силами в Черное море. Инициаторы агрессивных замыслов надеялись, что в сложившейся новой обстановке Германия предпримет "свой естественный шаг" и нанесет удар по центральным районам Советского Союза. "В продолжение почти шести месяцев <192>странной войны<169>, -- писал У. Фостер, -- английские, французские и американские фашиствующие империалисты заигрывали с Гитлером, пытаясь проводить и далее политику Мюнхена и превратить <192>ошибочную войну<169> между капиталистическими державами в <192>правильную войну<169> всех капиталистических держав против СССР" (У.<%20> Фостер<%0>. Очерк политической истории Америки. М., 1953, стр. 607). Документы, выявленные за последние годы, убедительно подтверждают марксистскую концепцию рассматриваемых событий. (См. История второй мировой войны 1939--1945 гг. Т. III, гл. 2.) -- Прим. ред.>. Гитлер, будучи человеком, который в своих суждениях всегда стремился опередить события, начал обдумывать наступательные действия на Западе еще до завершения польской кампании и даже еще раньше, до своего публичного выступления с предложением о созыве всеобщей мирной конференции. Он уже начал осознавать, что любое подобное предложение навряд ли будет встречено положительно западными союзниками. Однако до выступления 6 октября Гитлер никому, кроме самых близких к нему людей, не говорил о своем намерении. Даже генеральный штаб узнал об этом лишь в тот момент, когда предложение Гитлера о созыве всеобщей мирной конференции<$FПредложение носило демагогический характер и имело целью прикрыть ближайшие агрессивные планы гитлеровцев. -- Прим. ред.> было отвергнуто публично. Тремя днями позже Гитлер изложил свои соображения в довольно пространной директиве командованию сухопутных войск. Главные его доводы состояли в том, что наступательные действия на Западе -- единственно возможный для Германии курс. Директива представляла собой в высшей степени поразительный документ. Здесь Гитлер приходит к заключению, что длительная война с Францией и Англией истощит ресурсы Германии и поставит ее под угрозу смертельного удара со стороны России. Он полагал, что Францию необходимо принудить к миру наступательными действиями против нее; как только Франция выйдет из игры, Англия примет его условия. Гитлер считал, что Германия в данный момент обладает силами и средствами, необходимыми для разгрома Франции. Главное, Германия имела превосходство в новом вооружении. Он говорил: "Танковые войска и авиация в настоящее время достигли таких высот (не только как наступательное, во и как оборонительное оружие), что с ними не может сравниться ни одно другое оружие. Стратегический потенциал этих сил обеспечивается их организацией и четкой системой управления в бою. Таких сил нет ни в одной другой стране". Признавая превосходство Франции в оружии старого типа, особенно в тяжелой артиллерии, Гитлер, однако, утверждал, что в "маневренной войне это оружие вообще не имеет сколько-нибудь существенного значения". А поскольку Германия обладала превосходством, имея новое оружие, можно было не принимать во внимание превосходство Франции по численности обученных солдат. Далее Гитлер утверждал, что нельзя ждать и надеяться, пока Франция устанет от войны, поскольку "развитие военной мощи Англии привнесет новый военный элемент, который будет в высшей степени важен для Франции как психологически, так и материально", так как укрепит ее оборону. "Прежде всего необходимо помешать противнику ликвидировать слабость в вооружении, и особенно в противотанковой и зенитной артиллерии, ибо это может создать равновесие сил. В этом отношении каждый прошедший месяц представляет собой для наступательной мощи Германии неблагоприятную потерю времени". Гитлер проявлял беспокойство по поводу того, что "желание немецких солдат воевать" ослабнет, как только улетучится бодрящий эффект от легкого завоевания Польши. "Уважение солдата к самому себе было так же велико, как и уважение, которого он требует от других в настоящее время. Однако шесть месяцев затяжной войны и эффективная пропаганда противника могут развеять эти важные качества"<$FСобытия показали, это опасения Гитлера были напрасными. Моральный дух французов пал за семь месяцев войны еще в большей степени, чем у немцев. Союзная пропаганда не была эффективной: слишком много говорили о поражении Германии и слишком малые усилия прилагались к тому, чтобы отличить обычного немца от нацистского лидера. -- Прим. авт.>. Гитлер полагал, что следует нанести удар как можно быстрее, чтобы не упустить время: "В нынешней обстановке время можно считать скорее союзником западных держав, чем нашим". Его меморандум заканчивался выводом: "Удар должен быть нанесен этой осенью во что бы то ни стало". Гитлер планировал включить в зону удара и Бельгию: во-первых, чтобы получить пространство для маневра и обхода французской линии Мажино, а во-вторых, чтобы предупредить опасность вступления англо-французских войск в Бельгию и развертывания их сил на границе рядом с Руром, "в непосредственной близости от сердца нашей военной промышленности". (Как показывают французские архивы, именно этот вариант действий отстаивал главнокомандующий французской армией Гамелен.) Выступление Гитлера с изложением своих намерений было полной неожиданностью для главнокомандующего сухопутными войсками Браухича и начальника генерального штаба Гальдера<$FАвтор, следуя своей концепции об "оппозиция германского генералитета", неправильно утверждает, будто Браухич и Гальдер вплоть до 10 октября не знали о намерениях Гитлера начать наступление на Западе. Им, а также другим главнокомандующим и начальникам генеральных штабов видов вооруженных сил было сообщено об этом еще 27 сентября 1939 года. (см. Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. 1. М., Воениздат, 1968, стр. 138.) -- Прим. ред.>. Подобно многим высшим немецким генералам, они не разделяли веры Гитлера в способность нового оружия преодолеть превосходство противников в обученной живой силе. Оперируя привычными столбиками цифр, отражающих число дивизий, они утверждали, что немецкая армия не имеет достаточно сил, чтобы одержать победу над союзниками. По их мнению, 98 дивизий, которые удалось мобилизовать Германии, уступали силам противника, тем более что 36 из этих дивизий были плохо вооружены и недостаточно обучены. Кроме того, сознавая, что война перерастет в новую мировую войну, они опасались фатальных последствий для Германии. Браухича и Гальдера все это настолько обеспокоило, что они готовы были прибегнуть к экстренным мерам. Так же как и во времена мюнхенского кризиса, год назад, они стали обдумывать действия, направленные на свержение Гитлера. Идея заключалась в том, чтобы переправить с фронта отборные части в Берлин. Однако командующий армией резерва генерал Фромм отказался сотрудничать с ними, а его помощь была весьма важна. Фромм утверждал, что войска не подчинятся приказу выступить против Гитлера, ибо многие простые солдаты доверяют фюреру. Возможно, суждение Фромма о реакции войск было верным. Это подтверждают и многие офицеры, имевшие контакт с войсками и не знавшие о том, что обсуждается в высших штабах. Основная масса войск и немецкого народа была одурманена пропагандой Геббельса о том, что Гитлер желает мира, а союзники полны решимости уничтожить Германию. К сожалению, союзные государственные деятели и пресса давали Геббельсу много пропагандистского материала, который он ловко использовал для маскировки захватнических планов Германии. И хотя первый военный заговор против фюрера потерпел фиаско, Гитлер не смог осуществить наступательные действия осенью, как надеялся. Однако это обернулось для него пользой, а для всего мира, включая и немецкий народ, горем. Предварительно начало наступления было назначено на 12 ноября. 5 ноября Браухич вновь попытался отговорить Гитлера от вторжения во Францию, выдвинув множество доводов против этого. Гитлер пренебрег его доводами и строго приказал начать наступление не позже 12 ноября. Однако 7 ноября приказ был отменен: метеорологи предсказывали плохую погоду. Начало наступления было отсрочено еще на три дня, а затем вновь и вновь переносилось. И хотя установившаяся плохая погода была очевидной причиной для задержки начала наступления, Гитлер был вне себя от того, что приходилось уступать, и не хотел поверить, что все объясняется лишь погодой. 23 ноября он созвал высших военных руководителей на совещание. Решив развеять их сомнения относительно необходимости наступательных действий, Гитлер выразил беспокойство по поводу угрозы со стороны России, а также подчеркнул тот факт, что западные союзники не обращают внимания на его мирные предложения и наращивают свои вооружения. "Время работает на противника... Наша ахиллесова пята -- Рур... Если Англия и Франция прорвутся через Бельгию и Голландию в Рур, мы окажемся в величайшей опасности". Затем Гитлер упрекнул генералов в малодушии и трусости и объявил, что подозревает их в попытке саботировать его планы. Он напомнил, что начиная с занятия Рейнской области они были против каждого его шага, а ведь каждый раз его действия увенчивались успехом. Гитлер заявил, что ждет от них безусловного следования его идеям. Браухич попытался указать на особенности нового предприятия и на еще больший риск, сопряженный с ним, по лишь навлек на свою голову строгий выговор. В тот же вечер Гитлер имел личную беседу с Браухичем и устроил ему головомойку. Браухич подал рапорт об отставке, но Гитлер не принял отставки генерала и приказал ему повиноваться. Тем не менее погода оказалась лучшим саботажником, чем генералы, и вызвала новые отсрочки вплоть до первой половины декабря. Затем пришлось подождать до Нового года и разрешить генералам рождественский отпуск. Однако и после рождества погода не улучшилась, и 10 января Гитлер назначил наступление на 17 января. Но в тот самый день, когда Гитлер принял это решение, произошел весьма загадочный "случай". История эта упоминалась в многочисленных вариантах, но наиболее кратко ее изложил главнокомандующий воздушно-десантными войсками Германии генерал Штудент: "10 января майор, назначенный мною в качестве офицера связи во 2-й воздушный флот, вылетел из Мюнстера в Бонн с задачей выяснить некоторые малозначительные детали плана у командования флота. При себе он имел полный оперативный план наступления на Западе. Из-за морозной погоды и сильного ветра над замерзшим, покрытым снегом Рейном самолет сбился с курса и залетел на территорию Бельгии, где ему пришлось сделать вынужденную посадку. Майор не смог сжечь важный документ, следовательно, общее содержание немецкого плана наступательных действий на Западе стало достоянием бельгийцев. Немецкий военно-воздушный атташе в Гааге сообщил, что в этот же вечер король Бельгии имел долгую беседу по телефону с королевой Голландии". Разумеется, немцы в то время точно не знали, что произошло с документами, но они, естественно, опасались худшего и должны были считаться с этим. Интересно было наблюдать реакцию на этот инцидент у высших немецких руководителей. Геринг был в ярости. Гитлер хотел нанести удар немедленно, полотом решил полностью-отменить первоначальный план и вместо него принял план Манштейна. Генерал Варлимонт, который занимал важный пост в штабе верховного главнокомандования, вспоминал, что 16 января Гитлер решил изменить свой план в основном из-за инцидента с самолетом. Это оказалось весьма неудачным для союзников, несмотря даже на, то, что у них появилось еще четыре месяца на подготовку, так как немцы отсрочили наступательные действия на неопределенное время (план полностью был пересмотрен и подготовлен только 10 мая). Когда же Гитлер приступил к осуществлению нового плана, союзники сразу же потеряли равновесие. Французская армия быстро капитулировала, а англичане едва успели спастись морем из Дюнкерка. Естественно, возникает вопрос, была ли вынужденная посадка самолета с офицером связи случайностью. Можно было бы ожидать, что после войны один из немецких генералов, имевших к этому отношение, будет только рад представить себя в благоприятном свете перед теми, кто взял его в плен, утверждая, будто именно он организовал предупреждение союзников. Однако никто этого так и не сделал, и, казалось бы, можно поверить, что авария с самолетом была случайной. Но мы знаем, что глава немецкой секретной службы адмирал Канарис, который позже был казнен, предпринял немало тайных шагов, чтобы помешать Гитлеру в осуществлении его планов, и что как раз накануне весеннего наступления на Норвегию, Голландию и Бельгию этим странам были переданы соответствующие предупреждения. Мы знаем также, что Канарис действовал весьма скрытно и умел искусно заметать следы. Вот поэтому роковой случай 10 января все еще остается загадкой. История происхождения нового плана не вызывает столько сомнений. Она связана с другим странным эпизодом, хотя и иного характера. По старому плану, разработанному генеральным штабом под руководством Гальдера, главное направление наступления, как и в 1914 году, должно было проходить через центральную Бельгию: удар наносила группа армий "В" под командованием Бока, а группа армий "А" под командованием Рундштедта осуществляла наступление на вспомогательном направлении через холмистые и лесистые Арденны. Все танковые дивизии были приданы Боку, поскольку генеральный штаб считал Арденны непригодными для продвижения танков. Начальником штаба группы армий Рундштедта был Манштейн. Друзья считали его самым способным стратегом из числа молодых генералов. Манштейн отмечал, что замысел первоначального плана слишком очевиден и в значительной степени повторяет план Шлиффена (1914 года), а значит, союзное верховное командование может быть готово к нему. Другим недостатком первоначального плана, по мнению Манштейна, являлось то, что немецким войскам пришлось бы столкнуться с английской армией, которая наверняка оказалась бы более трудным противником, чем французы. Более того, этот план не обещал решающих результатов. Вот что писал Манштейн: "Возможно, мы и смогли бы победить силы союзников в Бельгии, смогли бы захватить побережье Ла-Манша. Но также возможным было и то, что наше наступление окончательно остановилось бы у Соммы. Тогда сложилась бы точно такая же обстановка, как в 1914 году... И не было бы шансов достичь мира". Обдумывая эту проблему, Манштейн пришел к выводу, что целесообразнее нанести главный удар в Арденнах, где противник будет захвачен врасплох. Однако прежде Манштейн должен был решить одни серьезный вопрос, по поводу которого в ноябре 1939 года он и проконсультировался с Гудерианом. Вот как писал об этом Гудериан: "Манштейн спросил меня, возможно ли продвижение танков через Арденны в направлении Седана. Он объяснил свой план прорыва через укрепления линии Мажино у Седана. По его мнению, так можно было избежать повторения плана Шлиффена, который был известен противнику. Местность, мне была знакома еще со времен первой мировой войны, и, изучив карту, я согласился с выводами Манштейна. Затем он убедил в своей правоте генерала Рундштедта и направил памятную записку в штаб сухопутных войск Ераухичу и Гальдеру. Последние не согласились с Манштейном, но Гальдер все-таки доложил Гитлеру об этом варианте плана". На идею Манштейна после беседы с ним в середине декабря обратил внимание штаба Гитлера и Варлимонт. Он рассказал о ней генералу Йодлю, который доложил об этом фюреру. Гитлер всерьез задумался над новым планом лишь после инцидента с самолетом 10 января. Однако прошел еще месяц, прежде чем Гитлер высказался в пользу этого плана. Окончательное решение было принято при следующих обстоятельствах. Браухичу и Гальдеру не нравилось, что Манштейн настаивает на своей "блестящей" идее и таким образом выступает против их плана. Им удалось сместить его с занимаемого поста и отправить командовать пехотным корпусом, где он не имел возможности проталкивать свои идеи. Однако вскоре после перевода Манштейна на новое место службы его вызвал Гитлер. У Манштейна появилась возможность лично объяснить фюреру свой план. Эта встреча была устроена по инициативе порученца Гитлера генерала Шмундта -- горячего поклонника Манштейна. После этой встречи Гитлер "уговорил" Браухича и Гальдера. Им пришлось уступить нажиму фюрера и разработать план в соответствии с идеями Манштейна. Гальдер взялся за дело без особого желания, но он был способным офицером, и представленный им подробный проект плана являл собой образец стратегического планирования. Примечательно, что Гитлер, заразившись какой-то новой идеей, сразу же начинал думать, что он-то и есть ее автор. В итоге заслуга Манштейна сводилась к тому, что тот согласен с фюрером: "Из всех генералов, с кем я говорил о новом плане на Западе, Манштейн был единственным, кто меня понял". Если проанализировать ход событий после майского наступления, станет ясно, что старый план почти наверняка не привел бы к падению Франции. Этот план, видимо, позволил бы немцам лишь оттеснить союзные армии к французской границе, поскольку на главном направлении немцы наткнулись бы на хорошо оснащенные англо-французские силы и им пришлось бы пробивать себе путь по территории, насыщенной препятствиями -- реками, каналами и крупными городами. Арденны могли показаться еще более трудным направлением. Но если бы немцам удалось прорваться через эту гористо-лесистую местность в южной Бельгии раньше, чем французское верховное командование осознало бы опасность, перед ними открылись бы безбрежные равнины Франции с прекрасными условиями для танкового наступления. Если бы был принят старый план и если бы он зашел в тупик (это было возможно), война бы в целом развивалась совершенно иначе. И хотя маловероятно, что Франция и Англия вообще смогли бы сами разгромить Германию, определенные преграды на пути немецкого наступления дали бы этим странам выигрыш во времени для того, чтобы увеличить производство вооружения, особенно танков и авиации, и таким образом установить равновесие сил в этом новом оружии. Заверения Гитлера в скорой победе потерпели бы провал, и это подорвало бы веру в него в войсках и народе. Таким образом, застой на Западе помог бы сильной группе противников Гитлера в Германии заручиться большей поддержкой и осуществить планы свержения Гитлера, а это была бы уже предпосылка к миру. И независимо от того, как развернулись бы события, если бы было остановлено немецкое наступление, возможно, Европа избежала бы тех разрушений и бедствий, которые пали на ее голову в результате цепи событий, последовавших за поражением Франции. Таким образом, Гитлер только выиграл от инцидента с самолетом, поскольку это повлекло за собой изменение плана наступательных действий, а союзники пострадали. Самое же странное во всей этой истории то, что союзники не извлекли пользы из неожиданно полученного предупреждения. Ведь с документов, которые не успел сжечь немецкий офицер, были сняты копии, которые бельгийцы незамедлительно передали французскому и английскому правительствам. Однако военные советники этих правительств были склонны рассматривать захваченные документы как дезинформацию. Эта точка зрения вряд ли была оправданна, ибо было бы довольно глупо пытаться таким путем ввести союзников в заблуждение, так как это только насторожило бы бельгийцев и заставило их более тесно сотрудничать с французами и англичанами. Бельгийцы вполне могли бы принять решение открыть границу и для усиления обороны впустить франко-английские армии. Еще более странным было то, что союзное верховное командование не внесло никаких изменений в собственные планы и не приняло никаких мер предосторожности на случай, если германское верховное командование изменит главное направление наступления. В середине ноября союзный верховный совет одобрил разработанный Гамеленом план "Д". Он представлял собой рискованный вариант ранее утвержденного плана, и поэтому английское командование сначала сомневалось в его целесообразности. Согласно плану "Д", как только Гитлер начнет наступление, союзные армии своим левым крылом должны нанести удар в Бельгии и затем продвигаться в южном направлении. Это было на руку Гитлеру, поскольку полностью соответствовало его новому плану: чем дальше левое крыло союзных войск продвигалось бы в центральную Бельгию, тем легче было бы немецким танковым соединениям преодолеть Арденны, выйти союзным войскам в тыл и отрезать их от остальных сил. Исход становился еще более очевиден, поскольку союзное верховное командование направило большую часть своих мобильных сил для вступления в Бельгию и лишь немногие второсортные дивизии оставило для прикрытия фланга у выходов из "непроходимых Арденн". К тому же оборонительные позиции, занимаемые этими дивизиями, были особенно слабы в промежутке между оконечностью линии Мажино и укрепленными позициями, занятыми англичанами. Черчилль, упоминая в своих мемуарах о том беспокойстве, которое всю осень испытывали английские штабы по поводу положения в этом районе, писал: "Министр обороны Хор-Белиша несколько раз поднимал этот вопрос в военном кабинете... Однако военный кабинет и наши военные лидеры, естественно, воздерживались от критики тех, чьи армии были в 10 раз сильнее наших"<$FW.<%20> Сhurchill<%0>. The Second World War. Vol. II, p. 33.>. Когда в начале января Хор-Белиша ушел со своего поста после резких споров, вызванных его критическими выступлениями, этот вопрос практически больше не поднимался. В Англии и во Франции наблюдалась опасная и неоправданная уверенность в своих силах. 27 января Черчилль заявил о том, что "Гитлер упустил свою лучшую возможность". Это успокаивающее утверждение на следующий день появилось в заголовках газет. А в это время у Гитлера созревал новый план. ГЛАВА 5. ФИНСКАЯ ВОЙНА. Советское правительство в обмен на другие территории просило финнов уступить острова Гогланд, Сескар, Лавенсари, Торсари и Лойвисто, а также сдать в аренду на тридцать лет порт Ханко, с тем чтобы построить там военно-морскую базу с береговой артиллерией, которая во взаимодействии с военно-морской базой в Палдиски, расположенной на другом берегу залива, могла бы прикрыть доступ в Финский залив. Русские хотели обеспечить лучшее прикрытие сухопутных подступов к Ленинграду, отодвинув финскую границу на Карельском перешейке настолько, чтобы Ленинград был вне опасности обстрела тяжелой артиллерией. Это изменение границы не затрагивало основные оборонительные сооружения линии Маннергейма. Советское правительство предлагало также уточнить границу в районе Петсамо (Печенга). Здесь она представляла собой искусственно проведенную прямую линию, проходила через полуостров Рыбачий и отрезала его западную оконечность. Пересмотр границы, возможно, имел целью обеспечить оборону морских подступов к Мурманску и лишить противника плацдарма на полуострове Рыбачий. В обмен на все эти территориальные изменения Советский Союз предлагал уступить Финляндии районы Реболы и Порайорпи. Этот обмен даже в соответствии с финской "Белой книгой" давал Финляндии дополнительную территорию в 2134 кв. мили в качестве компенсации за уступку России территорий общей площадью 1066 кв. миль. Объективное изучение этих требований показывает, что они были составлены на рациональной основе с целью обеспечить большую безопасность русской территории, не нанося сколько-нибудь серьезного ущерба безопасности Финляндии. Безусловно, все это помешало бы Германии использовать Финляндию в качестве трамплина для нападения на Россию. Вместе с тем Россия не получала какого-либо преимущества для нападения на Финляндию. Фактически же районы, которые Россия предлагала уступить Финляндии, расширили бы границы последней в самом узком месте ее территории. Однако финны отвергли и это предложение. Первое русское наступление завершилось неожиданной остановкой. Под влиянием этих событий усилилась общая тенденция к недооценке военной мощи Советского Союза. Эту точку зрения выразил в своем выступлении по радио 20 января 1940 года Черчилль, заявив, что Финляндия "открыла всему миру слабость Красной Армии". Это ошибочное мнение до некоторой степени разделял и Гитлер, что привело к серьезнейшим последствиям в дальнейшем. Однако беспристрастный анализ военных действий дает возможность установить истинные причины неудачи русских в первоначальный период. Условия местности во всех отношениях затрудняли продвижение наступавших войск. Многочисленные естественные препятствия ограничивали возможные направления наступления. На карте участок между Ладожским озером и Северным Ледовитым океаном казался довольно широким, но фактически он представлял собой густую сеть озер и лесов, что создавало идеальные условия для ведения упорной обороны. Более того, на советской территории вблизи границы проходила только одна железнодорожная линия (линия Ленинград -- Мурманск), от которой, на всем протяжении в 800 миль, к границе тянулась лишь одна ветка. Это привело к тому, что в прорывах на самых узких участках финской территории участвовало всего по три дивизии (в сообщениях финской печати масштабы действий русских значительно преувеличивались), в то время как для обходного маневра севернее Ладожского озера использовалось четыре дивизии. Гораздо более выгодным направлением для наступления был Карельский перешеек между Ладожским озером и Финским заливом, однако здесь проходила линия Маннергейма, на которой с самого начала оборонялось шесть кадровых дивизий. Наступательные действия русских севернее этого участка хотя и не могли рассчитывать на успех, однако отвлекали часть финских резервов, пока велась подготовка к прорыву линии Маннергейма. Наступление русских войск под командованием генерала Мерецкова началось 1 февраля<$FНаступление началось 11 февраля 1940 года. -- Прим. авт.>. Главный удар наносился на участке шириной 10 миль в районе Суммы. Позиции финских войск подвергались мощному артиллерийскому обстрелу. Когда оборона противника была подавлена, вперед двинулись танки и пехота. В это время авиация мешала финнам организовать контратаки. Меньше чем за две недели планомерного наступления советские войска прорвали оборону финнов на всю глубину линии Маннергейма. Прежде чем двинуться на Выборг, русские войска обошли оба фланга оборонявшихся финских войск. Русские совершили широкий обходный маневр с острова Гогланд по льду Финского залива и вышли на финскую территорию западнее Выборга. Как только русские прорвали линию Маннергейма и создали угрозу коммуникациям, поражение Финляндии стало неизбежным. Только капитуляция могла предотвратить катастрофу, ибо обещанные франко-английские экспедиционные силы так и не прибыли, хотя и находились в полной готовности к отправке. 6 марта 1940 года финское правительство начало переговоры о мире. При столь коренным образом изменившихся обстоятельствах, особенно после катастрофического поражения финских войск 12 февраля в районе Суммы на линии Маннергейма, новые советские требования были исключительно умеренными. Выдвинув столь скромные требования, Сталин проявил государственную мудрость. На горизонте уже маячила грозная весна 1940 года. В то время как в Польше создались самые благоприятные в Европе условия для блицкрига, Финляндия оказалась самым неподходящим для подобных действий театром. С военно-географической точки зрения положение на польской границе характеризовалось обилием немецких коммуникаций и недостатком польских. Открытый характер местности создавал благоприятные условия для осуществления прорыва механизированными силами, особенно в сухую осеннюю погоду. В польской армии сильнее, чем в других, господствовали наступательные тенденции, и поэтому она оказалась неспособной полностью использовать свои ограниченные возможности по ведению оборонительных действий. В Финляндии же обороняющиеся имели преимущество, обусловленное лучшей сетью внутренних коммуникаций, а именно сетью железных и шоссейных дорог. Финны располагали несколькими рокадными железнодорожными линиями, которые шли параллельно и позволяли быстро перебрасывать резервы вдоль фронта. У русских же была только одна линия Ленинград -- Мурманск с единственной веткой в сторону финской границы. Чтобы создать угрозу тому или иному важному в стратегическом отношении пункту, русским приходилось преодолевать расстояние в 50--150 миль в сторону от железной дороги по местности, пересеченной озерами и лесами, по плохим дорогам, покрытым снегом. Эти трудности значительно ограничили те силы, которые Советский Союз мог использовать и обеспечивать на всем протяжении советско-финской границы, за исключением Карельского перешейка, где находились хорошо укрепленные позиции линии Маннергейма. Этот перешеек шириной 70 миль в стратегическом отношении гораздо уже. Половину его занимает широкая р. Вуокса, а большая часть остального пространства покрыта озерами и лесами. Только близ Суммы можно развернуть значительные силы. Помимо стратегических трудностей по сосредоточению крупных сил на слабо защищенных участках финской границы и трудностей продвижения вглубь страны русские испытывали и тактические затруднения, поскольку обороняющиеся хорошо знали местность и умело использовали ее особенности. Известно, что озера и леса ограничивают направления наступления и вынуждают наступающие войска настолько сужать полосы действий, что создастся угроза уничтожения личного состава пулеметным огнем. Кроме того, такие условия открывают широкие возможности для ударов во фланг и для организаций партизанских действий. Вести боевые действия на такой местности, имея перед собой опытного противника, опасно даже летом, а тем более арктической зимой. Мощные колонны наступающих войск попадают в положение человека в путах, пытающегося состязаться с противником, который обут в легкие тапочки.  * ЧАСТЬ III *  @CS1 = СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ ПОТОК. 1940 год ГЛАВА 6. ЗАХВАТ НОРВЕГИИ Шестимесячное затишье, наступившее после завоевания Польши, оказалось обманчивым. Новая гроза была тем более неожиданной, что разразилась она не там, где сгущались тучи, а над Скандинавией. Удару гитлеровской молнии подверглись мирные Норвегия и Дания. 9 апреля газеты сообщили о том, что накануне корабли военно-морских сил Англии и Франции вошли в норвежские воды и установили там минные поля, чтобы преградить путь в эти воды кораблям стран, торгующих с Германией. Восторженные отклики по поводу этих мероприятий чередовались в печати с доводами, оправдывающими нарушение нейтралитета Норвегии. Однако газеты отставали от событий, поскольку этим же утром радио передало гораздо более поразительное сообщение: немецкие войска высаживаются в нескольких пунктах на побережье Норвегии и уже вступили в Данию. Дерзость Германии, не посчитавшейся с превосходством Англии на море, потрясла союзных руководителей. Выступая в этот день в палате общин, премьер-министр Чемберлен сообщил, что немцы высадились на западном побережье Норвегии у Бергена и Тронхейма, а также на южном побережье. Далее Чемберлен сказал: "Получено несколько сообщений о подобной высадке в Нарвике, но я весьма сомневаюсь в их правдоподобности". Английским руководителям казалось невероятным, что Гитлер рискнет высадиться так далеко на севере, тем более что в этом районе в полном составе находились их собственные военно-морские силы, прикрывавшие установку мин и проведение других мероприятий. Высказывалось предположение, что Нарвик перепутали с Ларвиком, местечком на южном побережье Норвегии. Однако к исходу дня стало известно, что немцы заняли столицу Норвегии Осло и основные порты, включая Нарвик. Все десантные операции проводились одновременно и увенчались успехом. Однако за скорым разочарованием последовала новая волна иллюзий у англичан. Черчилль, являвшийся тогда первым лордом адмиралтейства, двумя днями позже заявил в палате общин: @RIS = Сx. 2. Нападение Германии на Норвегию "С моей точки зрения, которую разделяют мои опытные советники, господин Гитлер совершил огромную стратегическую ошибку... и мы крупно выиграли от того, что произошло в Скандинавии... Он ввел в бой целый ряд соединений на норвежском побережье, за которое ему теперь придется сражаться, если это будет необходимо, в течение всего лета против держав, обладающих намного превосходящими военно-морскими силами и способных транспортировать эти силы к месту операции с большей легкостью, чем он. Я не вижу какого-либо контрпреимущества, которое он получил... Я полагаю, мы в значительной степени выиграли от... этой грубой стратегической ошибки, на которую был спровоцирован наш смертельный враг"<$FW.<%20> Churchill<%0>. War Speeches, Vol. I, pp. 169--170.>. За этими красивыми словами не последовало никаких практических мер. Действия англичан отличались медлительностью, нерешительностью и несогласованностью. Адмиралтейство, с пренебрежением относившееся к авиации, проявляло осторожность и не хотело рисковать кораблями даже там, где их вмешательство могло бы быть решающим. Еще хуже обстояло дело с использованием сухопутных войск. Правда, в ряде пунктов Норвегии высадились английские десанты, однако меньше чем через две недели все они были эвакуированы. Исключение составлял один опорный пункт у Нарвика, но и тот был оставлен через месяц после начала немецкого наступления на Западе. Воздушные замки, построенные Черчиллем, с грохотом разрушились. И причина тому -- крайне неверное понимание обстановки и изменений в современных методах ведения войны, а также непонимание эффективности действий авиации на море. Однако Черчилль был не далек от истины, когда называл Норвегию ловушкой для Гитлера и говорил о немецком вторжении как о шаге, на который Гитлер "был спровоцирован". Одно из самых поразительных послевоенных открытий, касающихся этой кампании, как раз и состояло в том, что Гитлер, несмотря на неразборчивость в средствах, предпочел бы оставить Норвегию нейтральной и не планировал вторжения в нее, однако явные признаки готовящихся враждебных акций союзников в этом районе спровоцировали его на этот шаг. Небезынтересно проследить закулисный ход событий с обеих сторон, хотя тогда было страшно наблюдать, с каким отчаянием государственные деятели старались воздействовать друг на друга, готовя взрыв огромной разрушительной силы. Первый для обеих сторон шаг был сделан 19 сентября 1939 года, когда по настоянию Черчилля (согласно его мемуарам) английский кабинет принял проект создания минного поля в норвежских территориальных водах и "блокирования перевозок шведской железной руды из Нарвика" в Германию. Черчилль утверждал, что этот шаг будет "иметь величайшее значение для подрыва военно-промышленного потенциала противника". Согласно его последующей записке первому морскому лорду, "кабинет, включая министра иностранных дел (лорда Галифакса), единодушно высказался в пользу этой акции". Все это весьма любопытно и свидетельствует о том, что кабинет был склонен принять предложение, не задумываясь, имеются ли для этого необходимые средства и каковы будут последствия. Аналогичный проект обсуждался в 1918 году, но тогда, как указывается в официальной истории военно-морского флота, "...главнокомандующий (лорд Битти) сказал, что для офицеров и матросов Великого флота было бы в моральном отношении неприемлемо пытаться силой покорить небольшой, но сильный духом народ. Если бы норвежцы сопротивлялись, а так они, возможно, и сделали бы, то была бы пролита кровь. Это представляло бы собой одно из таких же тяжких преступлений, какие совершают немцы". Очевидно, моряки были более щепетильны, нежели государственные деятели, а может, английское правительство в 1939 году, в канун войны, было более склонно к безрассудству, чем в конце первой мировой войны. Министерство иностранных дел, оказывая сдерживающее влияние, вынудило кабинет рассмотреть возражения против выдвинутого проекта о нарушении нейтралитета Норвегии. Черчилль по этому поводу писал: "Аргументы министерства иностранных дел были весомы, и я не мог доказать своей правоты. Я продолжал отстаивать свою точку зрения всеми средствами и при любом случае"<$FW.<%20> Сhurchill<%0>. The Second World War. Vol. I, p. 483.>. Вопрос о постановке минных полей у берегов Норвегии стал темой дискуссий в более широких кругах, и аргументы в пользу проведения этой операции высказывались даже в прессе. А это вызвало беспокойство и контрмеры со стороны немцев. Если судить по трофейным немецким документам, то первое упоминание о Норвегии относится к началу октября, когда главнокомандующий военно-морскими силами адмирал Редер выразил опасения, что норвежцы могут открыть англичанам свои порты, и доложил Гитлеру о возможных стратегических последствиях в случае, если англичане займут эти порты. Редер одновременно отметил, что для действий немецких подводных лодок было бы выгодно получить базы на побережье Норвегии, например в Тронхейме. Однако Гитлер отверг это предложение. Его мысли были заняты планами наступления на Западе, и он слышать не хотел о каких-либо операциях, могущих отвлечь силы и средства от Западного фронта. Новым и еще более сильным толчком для обеих сторон явилось наступление русских в Финляндии в конце ноября. Черчилль увидел в этом новую возможность нанести удар по флангу противника под предлогом помощи Финляндии: "Я приветствовал это развитие событий и видел в нем возможность достижения главного стратегического преимущества-лишения Германии доступа к жизненно важным запасам железной руды"<$FW.<%20> Churchill<%0>. The Second World War. Vol. I, p. 489. Под предлогом "помощи Финляндии" в действительности планировалась агрессия западных держав против СССР. (Подробнее см. История второй мировой войны 1939--1954 гг. Т. III, гл. 2, раздел 2.) -- Прим, ред.>. В записке от 16 декабря Черчилль подробно изложил свои доводы в пользу отправки экспедиционных сил в Финляндию, считая эту меру "крупной наступательной операцией". Он признавал, что такие действия, возможно, вынудят немцев оккупировать Скандинавию, поскольку, "если стрелять в противника, он будет отстреливаться". Однако, говорил Черчилль, "мы больше выигрываем, чем теряем, от удара немцев против Норвегии и Швеции" (он, конечно, не обмолвился о том, какие страдания выпадут на долю народов этих скандинавских стран, превращенных таким образом в поле боя). Большинство членов кабинета все еще сомневалось в правомерности нарушения нейтралитета Норвегии, и потому кабинет не дал санкции на немедленное исполнение настойчивых требований Черчилля. Кабинет, однако, уполномочил комитет начальников штабов "разработать план высадки некоторых сил в Нарвике". Это был конечный пункт на железной дороге, ведущей от шведских рудников в Гялливаре. И хотя отправку экспедиционных сил намечалось осуществить якобы для оказания помощи Финляндии, подспудная и более важная цель заключалась в установлении контроля над шведскими месторождениями железной руды. В этом же месяце из Норвегии в Берлин прибыл важный гость -- бывший министр обороны Квислинг, лидер немногочисленной партии нацистского типа. По прибытии Квислинг встретился с адмиралом Редером и внушил ему опасения относительно того, что в скором времени Англия оккупирует Норвегию. Квислинг просил денег и тайной помощи для осуществления переворота с целью свержения норвежского правительства. Он заверил, что его готовы поддержать несколько высших норвежских офицеров, среди которых начальник гарнизона в Нарвике полковник Сундло. Квислинг обещал отдать Нарвик немцам, которые таким образом опередят англичан. Редер убедил Гитлера лично побеседовать с Квислингом. Встречи состоялись 16 и 18 ноября. Согласно записи этих бесед, Гитлер сказал, что "предпочел бы видеть Норвегию, как и другие скандинавские страны, нейтральной", поскольку "не хочет расширять театр войны", но, "если противник готовится расширить границы войны, он предпримет шаги к тому, чтобы оградить себя от этой опасности". Квислингу была обещана денежная помощь. Кроме того, Гитлер заверил Квислинга, что изучит вопрос об оказании ему военной помощи. И все же записи в журнале боевых действий штаба германского военно-морского флота свидетельствуют, что 13 января, то есть еще месяц спустя, командование продолжало считать, что "самым благоприятным решением было бы сохранение нейтралитета Норвегии". Вместе с тем в штабе уже проявлялось беспокойство по поводу того, что "Англия намерена оккупировать Норвегию с молчаливого согласия норвежского правительства". Что же происходило в стане союзников? 15 января главнокомандующий французской армией генерал Гамелен направил премьер-министру Даладье записку о важности открытия нового театра войны в Скандинавии. Гамелен представил план, который предусматривал высадку союзных войск в Петсамо, на севере Финляндии, одновременный "захват портов и аэродромов на западном побережье Норвегии", а также возможное "распространение операции на территорию Швеции и оккупацию рудников в Гялливаре". Естественно, выступление Черчилля по радио и его призыв к нейтральным странам выполнить свой долг, объединившись в борьбе против Гитлера, только разожгли опасения немцев<$F20 января Черчилль в своем выступлении по радио говорил об успехах союзного военно-морского флота. Он привел цифры потерь нейтральных государств от немецких подводных лодок и доказывал безопасность плавания в составе союзнических конвоев. Затем, кратко оценив обстановку, Черчилль спросил: "Но что бы произошло, если бы все нейтральные страны, о которых я говорил (и некоторые другие, о которых я не упоминал), объединились в едином порыве, чтобы выполнить свой долг согласно Уставу Лиги Наций, и выступили бы совместно с английской и французской империями против зла и агрессии?" (W.<%20> Clurchill<%0>. War Speeches. Vol. I, p. 137). Это заявление вызвало настоящий переполох. В бельгийской, голландской, датской, норвежской и шведской печати были поспешно опубликованы заявления, отвергающие призыв Черчилля, а в Лондоне, отдавая дань эпохе умиротворения, объявили, что Черчилль всего лишь высказал личные взгляды. -- Прим. авт.>. 27 января Гитлер приказал своим военным советникам разработать на случай необходимости детальный план вторжения в Норвегию. Специально сформированный для этой цели штаб провел 5 февраля свое первое заседание. В этот же день в Париже собрался союзный верховный военный совет. На заседании вместе с Чемберленом присутствовал и Черчилль. Совет одобрил план отправки "на помощь Финляндии" экспедиционных сил в составе двух английских дивизий и несколько меньшего французского контингента. Чтобы избежать открытого столкновения с Россией, эти силы официально представлялись как добровольцы. Вокруг маршрута их следования разгорелся спор. Британский премьер-министр, подчеркивая трудности высадки в Петсамо, настаивал на высадке в Нарвике, поскольку это давало возможность "получить контроль над железорудными месторождениями в Гялливаре". Такова и была основная цель высадки десанта, а на помощь Финляндии предполагалось двинуть лишь часть сил. Доводы англичан одержали верх, и было решено, что экспедиционные силы отправятся в начале марта. 16 февраля произошел роковой инцидент. Преследуемое английскими эсминцами немецкое судно "Альтмарк", на котором из южной Атлантики переправляли английских пленных, укрылось в норвежском фьорде. Черчилль приказал командиру эсминца "Коссак" капитану 1 ранга Вайану войти в норвежские воды и спасти пленных англичан, находившихся на борту "Альтмарка". Эсминец отогнали две норвежские канонерки, а последовавший за этим протест норвежского правительства против вторжения в норвежские воды был отклонен. Гитлер рассматривал этот протест всего лишь как жест, имеющий целью обмануть его, и склонялся к убеждению, что норвежское правительство сотрудничает с Англией. Бездействие двух норвежских канонерок и донесение Квислинга о том, что поведение "Коссака" -- "заранее подготовленный" акт, лишь укрепило Гитлера в его убеждении. По мнению немецких адмиралов, инцидент с "Альтмарком" сыграл решающую роль в том, что Гитлер согласился начать интервенцию в Норвегию. Это была искра, воспламенившая бикфордов шнур. Гитлер решил: нельзя ждать, пока Квислинг реализует свои планы, хотя бы потому, что, по сообщениям немецких наблюдателей в Норвегии, партия Квислинга не добилась почти никаких успехов, а, по донесениям из Англии, в районе Норвегии планируется какая-то акция и происходит сосредоточение войск и транспортов. 20 февраля Гитлер вызвал генерала фон Фалькенхорста и поручил ему подготовку экспедиционных сил для высадки в Норвегии, сказав при этом: "Меня информировали о намерении англичан высадиться в этом районе, и я хочу быть там раньше их. Оккупация Норвегии англичанами была бы стратегическим успехом, в результате которого англичане получили бы доступ к Балтике, где у нас нет ни войск, ни береговых укреплений. Противник сможет двинуться на Берлин и нанести нам решающее поражение". 4 марта Гитлер издал директиву о завершении подготовки к вторжению. Помимо Норвегии намечалось оккупировать также Данию, которая рассматривалась как необходимый стратегический трамплин и опорный пункт для обеспечения немецких коммуникации. И все же окончательного решения о вторжении Гитлер еще не принял. Как показывают стенограммы совещаний Гитлера и Редера, фюрер, с одной стороны, продолжал считать, что "сохранение нейтралитета Норвегии -- лучший вариант" для Германии, а с другой -- опасался высадки англичан в Норвегии. 9 марта, оценивая планы действий военно-морских сил, Гитлер говорил об опасностях предстоящей операции, противоречащей всем принципам ведения войны на море, и в то же время утверждал, что она "срочно необходима". Неделю спустя озабоченность немецких руководителей-возросла. 13 марта поступило сообщение о том, что английские подводные лодки сосредоточиваются у южных берегов Норвегии. 14 марта была перехвачена радиограмма, в которой союзным транспортам предписывалось быть в готовности к отплытию. 15 марта в Берген прибыли несколько французских офицеров. Немцы почувствовали, что их наверняка опередят, поскольку их собственные экспедиционные силы еще не были готовы. Что же в действительности происходило у союзников? 21 февраля Даладье заявил, что инцидент с "Альтмарком" необходимо использовать как повод для "немедленного захвата" норвежских портов "неожиданным ударом". Как утверждал Даладье, подобные действия тем легче будет оправдать в глазах мирового общественного мнения, чем скорее будет проведена операция и чем в большей степени пропаганда окажется способной использовать недавнее соучастие Норвегии в инциденте с "Альтмарком". Выступление Даладье удивительно напомнило речи Гитлера. В Лондоне предложение французского правительства встретили с некоторым сомнением, поскольку английские экспедиционные силы не были готовы, а Чемберлен все еще надеялся, что норвежское и шведское правительства согласятся на вступление союзных войск. 8 марта на заседании военного кабинета Черчилль изложил план, согласно которому намечалось направить крупные силы к Нарвику и немедленно высадить небольшой отряд на берег, придерживаясь принципа "демонстрации силы, с тем чтобы избежать необходимости ее применения". На следующем заседании 12 марта кабинет "принял решение вернуться к планам высадки в Тронхейме, Ставангере, Бергене, а также в Нарвике". Десант, высаженный в Нарвике, должен был быстро продвинуться по территории Норвегии к железорудным месторождениям в Гялливаре. Начать операцию планировалось 20 марта. Однако военное поражение Финляндии и ее капитуляция перед Россией 13 марта расстроили эти планы. Союзники лишились предлога для вступления в Норвегию<$FНарвик и Гялливар являлись в данном случае "промежуточными" целями. Экспедиционный корпус союзников под предлогом помощи Финляндии должен был нанести удар по Советскому Союзу. Мирный договор между СССР и Финляндией, подписанный 12 марта 1940 года, сорвал планы западных держав. -- Прим. ред.>. Первой реакцией на этот холодный душ явилась отправка во Францию двух дивизий, ранее предназначенных для Норвегии, а в отношении примерно еще одной дивизии решения принято не было. Другим следствием развития событий явилось падению правительства Даладье. Премьер-министром Франции стал Рейно. Новое французское правительство пришло к власти на волне требований более решительной политики и быстрых действий. 28 марта Рейно отправился в Лондон на заседание союзного верховного военного совета, полный решимости настоять на немедленном осуществлении плана вторжения в Норвегию, который так долго отстаивал Черчилль. Однако никакой нужды в подобном давлении по было, ибо, как пишет об этом Черчилль, Чемберлен уже "стал все больше склоняться к принятию тех или иных решительных мер". Как и весной 1939 года, приняв решение, Чемберлен сразу же стал энергично добиваться его осуществления. Открывая заседание совета, он не только высказался в пользу действий в Норвегии, но и потребовал осуществления плана минирования с воздуха Рейна и других рек в Германии -- еще одного любимого детища Черчилля. По этому поводу некоторое сомнение выразил Рейно, заявив, что ему необходимо получить согласие французского военного комитета. В то же время французский премьер-министр решительно высказался за проведение операции в Норвегии. Планировалось провести 5 апреля минирование норвежских вод, а затем высадить десант в Нарвике, Тронхейме, Бергене и Ставангере. Первый контингент войск должен был отправиться в Нарвик 8 апреля. Но здесь вышла новая задержка: французский военный комитет никак не соглашался на постановку мин в Рейне, опасаясь возможного возмездия со стороны немцев, которое в первую очередь коснется Франции. Никто, конечно, не проявлял подобной озабоченности относительно возмездия, которое падет на голову Норвегии в случае высадки союзных войск, а Гамелен даже заявил, что одна из целей этой операции -- "поймать противника в ловушку, спровоцировав его высадиться в Норвегии". Чемберлен, однако, настаивал на проведении обеих операций и уговорил Черчилля отправиться 4 апреля в Париж, чтобы вновь попытаться убедить французов принять рейнский план. (Попытка была безуспешной.) Таким образом, план вторжения в Норвегию, получивший кодовое наименование "Уилфред", был на некоторое время отсрочен. Странно, но Черчилль согласился с этой отсрочкой, хотя на заседании военного кабинета, состоявшемся днем раньше, военный министр и министерство иностранных дел представили сообщения о том, что в портах недалеко от Норвегии сосредоточено большое количество немецких транспортов с войсками. Было высказано довольно абсурдное предположение (удивительно, но ему поверили!) о том, что эти силы находятся в готовности и ожидают высадки английских войск, чтобы нанести контрудар. Начало операции в Норвегии было отложено на три дня -- до 8 апреля. Эта новая отсрочка, роковым образом уменьшила шансы союзников на успех в операции, так как дала возможность немцам вторгнуться в Норвегию раньше союзников. 1 апреля Гитлер принял окончательное решение и назначил вторжение в Норвегию и Данию на 05.15 9 апреля. Накануне Гитлеру сообщили, что норвежским зенитным и береговым батареям дано разрешение открывать огонь, не ожидая приказа высшего командования. Это означало, что норвежцы готовились к действиям и что если бы Гитлер промедлил, то потерял бы шансы на достижение внезапности и успех. Ночью 9 апреля передовые отряды немецких войск, в основном на боевых кораблях, прибыли в главные порты Норвегии -- от Осло до Нарвика -- и без труда захватили их. Командиры кораблей объявили местным властям, что Германия берет Норвегию под защиту от вторжения союзников. Представители союзников сразу же опровергли утверждение Гитлера о готовящемся ими вторжении в Норвегию. Как утверждал лорд Ханки, в то время член военного кабинета, "с самого начала планирования и вплоть до немецкого вторжения Англия и Германия держались более или менее на одном уровне в своих планах и подготовке. В действительности Англия начала планирование немного раньше... и обе стороны осуществили свои планы почти одновременно, причем в так называемом акте агрессии, если этот термин действительно применим к обеим сторонам, Англия опередила Германию на 24 часа". Финишный спурт Германии был более быстрым и мощным. Она выиграла забег с небольшим преимуществом, для выявления которого потребовался чуть ли не анализ данных фотофиниша. На Нюрнбергском процессе одним из наиболее сомнительных актов было предъявление немецкому руководству обвинения в планировании и осуществлении агрессии против Норвегии. Трудно понять, как же французское и английское правительства одобрили предъявление подобного обвинения и как официальные обвинители могли настаивать на вынесении приговора по этому вопросу. Со стороны правительств этих стран такие действия явились беспрецедентным лицемерием. Если вернуться теперь к ходу кампании, то любопытным открытием окажется то, сколь малыми силами были захвачены столица и основные порты Норвегии. В их состав входили 2 линейных крейсера, "карманный" линкор, 7 крейсеров, 14 эсминцев, 28 подводных лодок, ряд вспомогательных судов и около 10 тыс. человек личного состава из передовых подразделений трех дивизий, использованных для вторжения. Ни в одном месте численность первого эшелона десанта не превышала 2 тыс. человек. В захвате аэродромов в Осло и Ставангере участвовал один парашютно-десантный батальон. Это был первый случай использования парашютных войск в войне, и они оказались весьма эффективным средством. Однако решающую роль в успехе немцев сыграли носило-воздушные силы. В операции против Норвегии участвовало 800 боевых и 250 транспортных самолетов. Авиация буквально ошеломила норвежское население, а затем парализовала контрмеры союзников. Как же случилось, что английские военно-морские силы не смогли перехватить и уничтожить уступавшие им по всем показателям силы немецкого флота, обеспечившие высадку войск? Конечно, сыграли свою роль обширные морские пространства, характер норвежского побережья и туман. Однако тут следует искать причину в другом. Гамелен пишет, что, когда 2 апреля он потребовал от начальника имперского генерального штаба Айронсайда ускорить отправку экспедиционных сил, последний ответил: "У нас все решает адмиралтейство. Оно любит проанализировать каждую деталь и убеждено, что может помешать любой попытке немцев высадиться на западном побережье Норвегии". В 13.25 7 апреля английская авиация обнаружила крупные силы немецкого флота, быстро движущиеся в северном направлении через пролив Скагеррак к побережью Норвегии. Черчилль пишет: "Нам было трудно поверить в то, что эти силы направляются в Нарвик, несмотря на сообщение из Копенгагена о намерении Гитлера захватить этот порт". Английский Флот метрополии вышел из Скала-Флоу в 7.30, но, казалось, адмиралтейство и командование флота озабочены прежде всего поимкой немецких линейных крейсеров. Пытаясь завязать с ними бой, англичане не учли намерения противника высадить десант в Норвегии и упустили возможность перехватить корабли и транспорты с десантом. Но если экспедиционные силы уже находились на кораблях и были готовы к отплытию, почему они так медлили с высадкой и не выбили немецкие подразделения до того, как тем удалось закрепиться в норвежских портах? Основная причина изложена в последнем абзаце этой главы. Когда стало известно об обнаружении немецких крейсеров, военно-морское министерство приказало крейсерам в Розайте "высадить войска десанта на берег даже без снаряжения и присоединиться к флоту в море". Такие же приказы получили корабли в Клайде, на которые также уже были погружены войска. Почему же норвежцы не оказали более упорного сопротивления столь малым силам вторжения? Прежде всего потому, что они даже не мобилизовали свои силы. Несмотря на предупреждения норвежского посланника в Берлине и требования начальника генерального штаба, приказ о мобилизации был издан лишь в ночь на 9 апреля, то есть за несколько часов до вторжения. Это было слишком поздно, и силы завоевателей, действовавшие в высоком темпе, помешали проведению мобилизации. Более того, как отмечает Черчилль, норвежское правительство в то время было "озабочено главным образом действиями англичан". Операции англичан по установке мин отвлекли внимание норвежцев именно в те решающие 24 часа, когда высаживались немцы. Что же касается возможностей норвежцев оказать сопротивление начавшемуся наступлению, то они были очень невелики из-за отсутствия военного опыта и устаревшей организации их вооруженных сил. Норвежцы никоим образом не были подготовлены к тому, чтобы противостоять современному блицкригу даже в том малом масштабе, в каком велись действия в их стране. О слабости сопротивления свидетельствовала и та быстрота, с какой завоеватели, стремясь захватить Норвегию, продвигались по глубоким долинам. Если бы немцы встретили более сильное сопротивление, которое бы задержало их, то снег, таявший по краям долин и затруднявший маневрирование, стал бы серьезным препятствием на их пути. Наибольшее удивление изо всех успехов немцев в первые дни вызвал захват Нарвика, ибо этот северный порт находился на расстоянии около 1200 миль от немецких военно-морских баз. Два норвежских корабля береговой обороны храбро встретили немецкие эсминцы, но были быстро потоплены. Силы береговой обороны не предприняли даже попыток к сопротивлению, и скорее всего из-за отсутствия боевого опыта. На следующий день флотилия английских эсминцев вошла во фьорд и вступила в бой. Обе стороны понесли равные потери. 13 апреля прибыл новый отряд английских эсминцев во главе с линкором "Уорспайт". С немецкими кораблями было покончено, однако к этому времени немецкие войска уже закрепились в Нарвике и вокруг него. На юге немцы легко овладели Тронхеймом, подавив береговые батареи, прикрывавшие вход во фьорд. Между прочим, союзные эксперты, рассматривая вопросы высадки в Норвегии, всегда считали Тронхейм прекрасно защищенным портом. Овладев Тронхеймом, немцы открыли себе путь к центральным районам Норвегии. Нерешенным оставался лишь вопрос, смогут ли они подкрепить свои небольшие силы в этом районе войсками с юга. У Бергена немцы понесли некоторые потери от норвежских боевых кораблей и батарей, но, высадившись на берег, не встретили никакого сопротивления. Однако на подходах к Осло главные силы вторжения получили ощутимый удар: крейсер "Блюхер", на борту которого находилось много военного персонала, был потоплен торпедами из крепости Оскарборг, и немцам пришлось отказаться от попытки войти в залив до тех пор, пока после мощных авиационных налетов крепость не сдалась. Таким образом, задача захвата норвежской столицы была возложена на парашютные войска. Они высадились в аэропорту Форнебю. В полдень этот воздушный десант парадным маршем вступил в город. Однако задержка, вызванная приготовлениями к этому параду, позволила королю и правительству бежать на север. Захват Копенгагена планировалось осуществить одновременно со вступлением в Осло. К датской столице имелся легкий доступ с моря, и около 5 часов утра под прикрытием авиации небольшие транспорты вошли в бухту. При высадке немцы не встретили никакого сопротивления и один из батальонов выслали вперед для неожиданного захвата казарм противника. В это же время немцы перешли сухопутную границу Дании в Ютландии. После короткой перестрелки сопротивление датчан было подавлено<$FДатское правительство Т. Стаунинга капитулировало через несколько часов после начала вторжения фашистских войск. -- Прим. ред.>. Оккупация Дании обеспечила немцам контроль над укрытым морским коридором, ведущим от немецких портов к южным берегам Норвегии, а также аэродромы, с которых они могли оказывать поддержку своим войскам в этом районе. Датчане могли сопротивляться и дольше, однако их страна оказалась настолько уязвимой, что вряд ли была способна защищаться от мощного нападения с применением современного оружия. В результате более быстрых и решительных действий союзники могли бы отбить два ключевых пункта в Норвегии, которые немцы захватили утром, поскольку в момент высадки немецких войск главные силы британского флота под командованием адмирала Форбса находились недалеко от Бергена. Форбс предложил атаковать находящиеся там немецкие корабли. Адмиралтейство согласилось с его предложением и в свою очередь наметило нанести подобный удар в Тронхейме. Однако позже было решено отложить атаку на Тронхейм до тех пор, пока не будут выслежены немецкие крейсеры. Тем временем отряд в составе четырех крейсеров и семи эсминцев был направлен в Берген. Однако после донесения воздушной разведки о том, что в районе Бергена находятся два немецких крейсера, а не один, как сообщалось раньше, адмиралтейство не решилось атаковать противника. Когда же немцы закрепились в Норвегии, единственно, чем можно было ослабить их позиции, -- это нарушить коммуникации, лишить их возможности подвоза средств материального обеспечения и подкрепления. Для этого предстояло блокировать пролив Скагеррак между Данией и Норвегией. Однако вскоре стало ясно, что адмиралтейство, опасаясь налетов немецкой авиации, не хочет посылать в этот район другие корабли, кроме подводных лодок. Подобная осторожность показывала, что адмиралтейство наконец поняло свою довоенную ошибку, когда недооценивало роль авиации в боевых действиях на море. Однако теперь идея Черчилля о распространении военных действий на Скандинавию повисла в воздухе, ибо, пока не были блокированы коммуникации немцев, ничто не могло остановить наращивания ими сил в южных районах Норвегии. Однако еще можно было помешать немцам захватить центральные районы Норвегии, если бы удалось удержать два горных дефиле, ведущих от Осло к северу, и уничтожить немногочисленный немецкий десант в Тронхейме. Эту цель и поставили перед собой англичане. Неделю спустя после вторжения немцев они высадились севернее и южнее Тронхейма, соответственно у Намсуса и Ондальснесе, чтобы нанести удар на Тронхейм. Однако вслед за принятием решения о высадке в районе Тронхейма произошел ряд странных инцидентов. Командовать войсками было поручено способному военачальнику генералу Хотблеку, но через несколько часов после получения им в адмиралтействе инструктажа его нашли в бессознательном состоянии. Возможно, это был сердечный приступ. На следующий день назначили другого командующего. Он немедленно вылетел в Скапа-Флоу, но при посадке самолет врезался в землю. Странные перемены во взглядах произошли в комитете начальников штабов и адмиралтействе. Они одобрили было план операции, однако на следующий день, испугавшись риска, выступили против него. И хотя Черчилль, возможно, предпочел бы сконцентрировать внимание на Нарвике, он был весьма огорчен тем, что комитет начальников резко изменил свое мнение. На сей раз комитет начальников штабов решил усилить войска десанта в Намсусе и Ондальснесе для наступления на Тронхейм. Теоретически возможности представлялись хорошими: в этом районе находилось менее 2 тыс. немецких солдат, в то время как союзники высадили 13 тыс. человек. Однако предстояло покрыть большое расстояние, продвижение затруднял снег, а в преодолении препятствий союзные войска оказались менее способными, чем немцы. Продвижению к югу от Намсуса мешала угроза с тыла, возникшая вследствие высадки нескольких небольших немецких отрядов у входа в Тронхеймс-Фьорд при поддержке эсминца. Десант, высадившийся в Ондальснесе, вместо продвижения к северу на Тронхейм вскоре перешел к обороне, отражая натиск немецких войск, которые направлялись из Осло на север по долине Гудбранд. Поскольку английские войска постоянно подвергались налетам немецкой авиации, а сами не получали авиационной поддержки, командование решило эвакуировать десант. 1 и 2 мая обе десантные группы были эвакуированы, и, таким образом, немцы стали полностью контролировать южные и центральные районы Норвегии. Теперь союзники сосредоточили свои усилия на овладении Нарвиком в основном по соображениям престижа, так как выйти к шведским железорудным месторождениям они не надеялись. Первый десант англичан в этом районе высадился 14 апреля, однако величайшая осторожность, какую проявлял генерал Маккези, исключила возможность быстрого наступления на Нарвик, хотя командующий объединенными силами в этом районе адмирал Корк настоятельно требовал решительных действий. Даже когда численность войск десанта достигла 20 тыс. человек, темпы продвижения англичан почти не увеличились. С другой стороны, 2 тыс. австрийских альпийских стрелков и примерно столько же моряков с немецких эсминцев под командованием опытного генерала Дитла оборонялись весьма умело. Англичане не сумели овладеть Нарвиком до 27 мая. Немцы же к этому времени глубоко вклинились на Западном фронте на территорию Франции, и последняя была уже на грани падения. 7 июня союзные силы были эвакуированы из Нарвика. В решении скандинавской проблемы союзные правительства проявили чрезмерную агрессивность и полное отсутствие чувства времени, что принесло норвежскому народу лишь несчастье. Гитлер же, напротив, единственный раз проявил терпение и долго не наносил удара. Однако, приняв окончательное решение опередить западные державы, он не терял времени, и его войска быстрыми и решительными действиями в самые критические моменты в достаточной степени сумели компенсировать свою малочисленность. ГЛАВА 7. ЗАВОЕВАНИЕ ЗАПАДА 10 мая 1940 года войска Гитлера прорвали оборону на Западе. Ход мировых событий изменился, что повлекло за собой далеко идущие последствия для будущего всех народов. Решающий акт драмы, потрясшей весь мир, начался 13 мая, когда танковые соединения Гудериана форсировали р. Маас у Седана. 10 мая беспокойный, энергичный Черчилль стал премьер-министром Великобритании, заменив на этом посту Чемберлена. Немцы быстро расширили участок прорыва, и через образовавшуюся брешь хлынули немецкие танки. Неделю спустя они вышли к побережью Па-де-Кале и таким образом отрезали союзные армии в Бельгии. Эта катастрофа привела к падению Франции и изоляции Англии. И хотя Англии удалось удержаться за своей водной преградой, спасение пришло лишь после долгой мировой войны, в которую вылился затянувшийся конфликт. В конце концов усилиями Америки и России Гитлер был раздавлен. После прорыва у Седана развал французского фронта стал неизбежным, а натиск гитлеровских войск неотразимым. И все же высшие офицеры германской армии мало верили в перспективы наступления, которое они начали против своего желания по настоянию Гитлера. В решающий момент Гитлер сам вдруг потерял веру в успех и приказал на два дня остановить наступление. Это случилось как раз тогда, когда оборона французской армии была прорвана и войска получили возможность беспрепятственно продвигаться вперед. Если бы французы сумели использовать эту передышку, то шансы Гитлера на успех резко бы пали. И самое странное заключалось в том, что Гудериан, руководивший действиями ударной группировки, неожиданно был отстранен от командования. Очевидно, высшее начальство стремилось поскорее затормозить темпы развития достигнутого им успеха. И если бы не "ошибка" Гудериана, осмелившегося наступать слишком стремительно, операция потерпела бы неудачу и события в мире развивались бы иначе. @RIS = Сx. 3. Падение Франции Отнюдь не обладая тем огромным превосходством, какое им приписывали, гитлеровские армии на самом деле были значительно малочисленнее армии противника. И хотя решающую роль сыграли танки, Гитлер имел этих боевых машин меньше, чем противник, да и сами танки были у него хуже. Только в авиации Гитлер действительно обладал превосходством. Более того, задача практически была решена лишь небольшой частью сил и раньше, чем вступили в дело основные силы немцев. Помимо авиации решающую роль сыграли десять танковых дивизий, одна парашютная и одна воздушно-десантная дивизии. А всего в атом районе Гитлер сосредоточил 135 дивизий. Успех, достигнутый новым родом войск, был настолько ослепительным, что заслонил не только малочисленность использованных сил, но и угрозу поражения, висевшую над ними. Этого успеха немцы могли бы и не добиться, если бы не грубые ошибки союзников, возникшие вследствие преобладания устаревших, военно-теоретических взглядов. Но даже при всей недальновидности союзного руководства успех наступления в опасной степени зависел только от удачи и решительности Гудериана в использовании открывавшихся перед ним возможностей. Битва за Францию -- один из наиболее ярких примеров решающей роли новых взглядов, проводимых в жизнь энергичным исполнителем. Гудериан рассказывал, что еще задолго до войны он вынашивал идею глубокого стратегического прорыва силами самостоятельных танковых соединений с целью перерезать тыловые коммуникации армии противника. Энтузиаст развития бронетанковых войск, Гудериан понял потенциальные возможности этого рода войск, созданного после первой мировой войны на основе новых английских военно-теоретических взглядов. Многие высшие немецкие генералы относились к этим взглядам с таким же сомнением, как и английские и французские руководители, считая их неосуществимыми в боевых условиях. Однако, когда началась война, Гудериан улучил момент, чтобы, несмотря на сомнения своего высшего командования, реализовать потенциальные возможности нового рода войск. Эффект был поистине потрясающим. Немецкое наступление на Западном фронте началось с ошеломляющих успехов на правом фланге -- с овладения ключевыми пунктами обороны нейтральных Бельгии и Голландии. Эти удары, нанесенные воздушно-десантными войсками, настолько приковали к себе внимание-союзников, что на несколько дней отвлекли их от главного удара, который нацеливался через Арденны в самое сердце Франции. Ранним утром 10 мая в столице Голландии Гааге и важном узле коммуникаций Роттердаме высадились воздушно-десантные войска. Одновременно немцы атаковали пограничные оборонительные позиции Голландии. Смятение и тревога, вызванные этим двойным ударом с фронта и тыла, усиливались угрозой нападения немецких военно-воздушных сил. Используя панику в рядах противника, немецкие танковые соединения прорвались на юге и на третий день вышли к Роттердаму, где высадился воздушный десант. Это произошло под самым носом у французской 7-й армии, которая направлялась на помощь голландцам. На пятый день голландцы капитулировали, хотя их основной фронт так и не был прорван. Угроза налетов немецкой авиации на густонаселенные города ускорила капитуляцию. По численности немецкие войска значительно уступали противнику. Более того, решающий прорыв был осуществлен всего лишь одной 9-й танковой дивизией, единственной, которую немцы могли выделить для наступления в Голландии. На пути ее продвижения находилось множество каналов и широких рек, где можно было легко организовать оборону. Успех этой дивизии зависел главным образом от успеха воздушного десанта. Содержание плана действий немецких войск изложено в показаниях командующего воздушно-десантными войсками генерала Штудента: "Ограниченность сил вынуждала нас сосредоточить усилия на двух объектах -- пунктах, которые представлялись наиболее важными для успеха вторжения. Главный удар под моим командованием имел целью захватить мосты у Роттердама, Дордрехта и Мердийка, через которые открывался путь к устью Рейна. Наша задача заключалась в том, чтобы захватить эти мосты раньше, чем голландцы успеют взорвать их, и удержать до прибытия наших мобильных соединений. В моем распоряжении было четыре парашютных батальона и один десантно-посадочный полк. Мы добились полного успеха, потеряв лишь 180 человек. Мы не могли не выполнить задачу, ибо в противном случае обрекалось на неудачу вторжение в целом". Сам Штудент в этих боях был ранен в голову и вышел из строя на восемь месяцев. Вспомогательный удар наносился в направлении на Гаагу. Он имел целью захватить членов правительства и таким образом дезорганизовать управление страной. Здесь действовали один парашютный-батальон и два десантно-посадочных полка под общим командованием генерала графа Спонека. Однако этот удар, вызвавший сначала смятение у голландцев, был отражен. Вторжение в Бельгию началось сенсационно. Здесь наземные войска были представлены 6-й армией под командованием Рейхенау, в состав которой входил 16-й танковый корпус Геппнера. Для поддержки действий этих сил было выделено всего лишь 500 десантников. Перед ними стояла задача захватить два моста через Альберт-канал и самый современный бельгийский форт Эбен Эмаэль. Этот небольшой отряд, однако, в корне изменил ход операции. Дело в том, что к бельгийской границе в этом районе можно подойти только через южный выступ голландской территории. Значит, как только немецкие войска пересекли бы границу Голландии, бельгийская пограничная охрана Альберт-канала могла бы успеть взорвать мосты, поскольку вторгшимся войскам предстояло преодолеть расстояние в 15 миль по голландской территории. Внезапная выброска воздушного десанта ночью обеспечила единственную возможность сохранить важные мосты. В Бельгии немцы использовали весьма ограниченные силы воздушно-десантных войск. Правда, печать сообщала, что высадка воздушных десантов осуществляется в нескольких районах и что десантируемые войска исчисляются в тысячах. Как объяснил генерал Штудент, немцы широко применяли выброску чучел, чтобы создать впечатление многочисленности десантируемых войск. Эта уловка оказалась весьма эффективной. Расчет на тенденцию печати преувеличивать масштабы операций оправдал себя. Неожиданное нападение на форт Эбен Эмаэль осуществил небольшой отряд из 75 десантников-саперов под командованием лейтенанта Витцига. Потери отряда составили всего шесть человек. Форт, хорошо оборудованный для отражения любой угрозы, не был готов к высадке воздушного десанта. С крыши каземата горстка десантников в течение суток держала под контролем гарнизон в 1200 человек, пока не прибыли немецкие сухопутные войска. Бельгийская охрана мостов также была застигнута врасплох. На одном мосту охрана успела поджечь шнур для взрыва моста, во ворвавшиеся в бункер десантники в самый последний момент предупредили взрыв. Необходимо отметить, что в соответствии с планом обороняющиеся взорвали мосты по всему фронту вторжения, за исключением тех районов, где немцы использовали воздушные десанты. Это показывает, насколько рискованно действовали немцы, ибо успех вторжения целиком зависел от фактора времени. К утру второго дня операции немецкие войска форсировали канал и прорвали оборону бельгийских войск. Затем 3-я и 4-я танковые дивизии под командованием Геппнера по сохранившимся мостам устремились вперед на широкие равнины. Их прорыв вынудил бельгийцев начать общее отступление, хотя в тот момент к ним на помощь уже стали прибывать французские и английские войска. Прорыв немецких войск в Бельгии не играл решающей роли в наступлении на Западном фронте, но все же оказал большое влияние на ход кампании. Помимо того, что внимание союзников было отвлечено в ложном направлении, начавшиеся бои сковали значительные силы мобильных войск. Союзникам так и не удалось вывести из боя и перебросить мобильные войска на юг, чтобы отразить более опасную угрозу, неожиданно возникшую 13 мая на французской границе в наиболее слабо защищенной ее части -- неподалеку от западной оконечности линии Мажино, где еще не было закончено строительство укреплений. Ударные механизированные соединения группы армий Рундштедта продвигались через Люксембург и по бельгийской территории к Франции. Пройдя 75 миль через Арденны, они, почти не встретив сопротивления, пересекли французскую границу и на четвертый день операции достигли рубежа р. Маас. Использовать такую массу танков и автомашин на местности, которая считалась стратегами "непроходимой", неприемлемой для ведения наступательных операций, а тем более для действий танков, было рискованно. Однако наступление на этом направлении обеспечивало внезапность действий, а наличие лесов позволяло скрытно подготовить и сосредоточить силы для удара. И все-таки именно французское верховное командование в наибольшей степени способствовало успеху Гитлера. Разрушительный эффект удара через Арденны можно объяснить прежде всего особенностями французского плана, который, по мнению немцев, полностью отвечал их собственному пересмотренному плану. И роковыми для французов оказались не их оборонительная стратегия или вера в неприступность линии Мажино, а их планы наступательных действий. Вклинившись в Бельгию левым крылом своих войск, французы попали в ловушку<$FВыдвижение войск союзников в Бельгию (план "Диль") явилось по своей сути маневром, который носил не наступательный, а оборонительный характер. (Подробнее по этому вопросу см. История второй мировом войны 1939--1945 гг. Т. III, гл. 5.) -- Прим. ред.>. Чем дальше продвигались эти соединения в Бельгию, тем больше возрастала уязвимость их тыла от удара войск группы армии Рундштедта из Арденн. Положение усугублялось тем, что фланги и тыл наступавших франко-английских армий прикрывались несколькими "второсортными" французскими дивизиями, которые были укомплектованы призванным из запаса личным составом старших возрастов и испытывали недостаток в противотанковых и зенитных орудиях. То, что тыл и фланги остались столь слабо защищенными, было самой грубой ошибкой французского верховного командования, возглавляемого Гамеленом и Жоржем. Наступление через Арденны, запланированное как искусная операция, потребовало слаженной работы штабов. Незадолго до рассвета 10 мая на границе Люксембурга было сосредоточено не виданное количество танков. Здесь расположилось три танковых корпуса. В первом и втором эшелонах должны были наступать танковые дивизии, а в третьем -- моторизованные дивизии. Ударной группой командовал генерал Гудериан, а общее руководство осуществлял генерал Клейст. Справа от группы войск Клейста находился отдельный 15-й танковый корпус под командованием Гота, который должен был прорваться через северную часть Арденн к р. Маас между Живе и Динаном. Однако семь танковых дивизий составляли лишь часть огромной массы войск, которая расположилась вдоль границы и была готова устремиться в Арденны. Всего на довольно узком фронте сосредоточилось около 50 дивизий, эшелонированных в глубину. Успех зависел от того, насколько быстро удастся немецким танковым войскам пройти через Арденны и форсировать р. Маас. Только после форсирования этой водной преграды танки обрели бы пространство для маневра. Реку же следовало форсировать прежде, чем французское верховное командование осознает происходящее и соберет резервы для отражения удара. Гонка была выиграна, хотя и с небольшим преимуществом. Результат мог бы быть иным, если бы обороняющиеся сумели воспользоваться тем затруднительным положением, в которое попали немцы в результате взрывных работ, проведенных французами по заранее разработанному плану. К сожалению для французов, эти работы не были подкреплены соответствующими усилиями войск. Французское командование считало, что вторгшегося противника сумеют задержать кавалерийские дивизии. А между прочим, танковый контрудар во фланг немецким войскам на этом этапе, возможно, позволил бы остановить наступление. Немецкое командование как раз опасалось вероятного контрудара противника по левому флангу наступающих войск. Видя, как успешно развивается наступление, Клейст 12 мая согласился наконец с Гудерианом, что необходимо форсировать р. Маас, не дожидаясь подхода пехотных соединений. Поддержать действия войск при форсировании этого водного рубежа предполагалось крупными силами авиации, включавшими двенадцать эскадрилий пикирующих бомбардировщиков. Бомбардировщики появились в районе боев 13 мая и обрушили на французских артиллеристов такой град бомб, что тем пришлось отсиживаться в блиндажах до самой ночи. Главный удар войска Гудериана наносили в полосе шириной около полутора миль западнее Седана. Выбранный участок создавал прекрасные условия для форсирования. Река здесь резко поворачивала на север в направлении Сент-Менжа, а потом снова на юг, образуя своеобразную петлю. Высоты на северном берегу, покрытые лесом, обеспечивали скрытность подготовки к наступлению, маскировку огневых позиций и отличные условия для корректировки артиллерийского огня. Из района Сент-Менжа хорошо просматривалось все пространство в излучине реки и поросшая лесом высота Буа-де-Марфе. Наступление началось в 16.00. В первом эшелоне реку форсировали на лодках и плотах пехотные подразделения. Затем на паромах стали переправляться легкие автомобили. Наступающие немецкие войска быстро захватили пространство в излучине реки и устремились к Буа-де-Марфе и южным высотам. К полуночи глубина вклинения составила 5 миль. К этому же времени было закончено строительство моста у Глер (между Седаном и Сент-Менжем), по которому на противоположный берег реки устремились танки. И все же положение немцев утром 14 мая еще нельзя было считать прочным, поскольку реку форсировала всего лишь одна дивизия и в распоряжении наступающих находился только один мост, по которому переправлялись резервы и подвозились средства материального обеспечения. Этот мост подвергся мощной атаке союзной авиации, которая решила воспользоваться временной благоприятной возможностью, поскольку все силы немецкой авиации были сосредоточены в другом районе. Однако зенитно-артиллерийский полк из состава корпуса Гудериана обеспечил надежное прикрытие важного моста, и атаки союзной авиации с тяжелыми для нее потерями были отбиты. К полудню все три танковые дивизии Гудериана переправились через реку. Отразив запоздалую контратаку французских войск, Гудериан неожиданно повернул на запад. К исходу следующего дня немецкие танки прорвали последнюю оборонительную позицию противника и открыли себе путь на запад -- к побережью Па-де-Кале. Ночью на долю Гудериана выпало нелегкое испытание. Гудериан пишет: "Из штаба танковой группы пришел приказ остановить наступление и ограничиться тем плацдармом, который заняли войска. Я не мог согласиться и никогда бы не согласился с подобным приказом, поскольку это означало утрату внезапности действий и сводило к нулю наш первоначальный успех". После жаркого спора по телефону Клейст согласился "разрешить продвижение еще в течение 24 часов с целью расширения захваченного плацдарма". Из этого осторожного разрешения Гудериан извлек максимум выгоды: танковым дивизиям была дана полная свобода действий. Прорыв трех дивизий Гудериана совпал с наступлением двух дивизий Рейнхардта, форсировавших р. Монтерме, а также двух дивизий Гота, форсировавших реку близ Динана. Сопротивление французских войск было полностью подавлено, и немцы получили возможность беспрепятственно продвигаться вперед. К ночи 16 мая немецкие войска продвинулись более чем на 50 миль по направлению к Па-де-Кале и вышли к р. Уаза. Но тут они снова остановились -- опять по приказу свыше. Немецкое высшее командование было удивлено той легкостью, с какой войска преодолели р. Маас, и никак не могло поверить своей удаче. Оно все еще опасалось мощного контрудара французских войск во фланг. Гитлер разделял эти опасения и потому наложил запрет на дальнейшее продвижение, задержав его на два дня, чтобы подтянуть пехотные соединения и создать фланговый заслон по р. Эна. После обсуждения вопроса в высших командных инстанциях Гудериан получил разрешение "продолжать активную разведку". В понятие "активная разведка" Гудериан вкладывал весьма широкий смысл, что дало ему возможность в значительной степени сохранить темпы наступления в течение всей двухдневной паузы, когда пехотные корпуса 12-й армии начали формировать фланговый заслон по р. Эна. Затем Гудериан получил разрешение свободно продвигаться к побережью Па-де-Кале. На предыдущих этапах было выиграно так много времени и противник был настолько дезорганизован, что пауза на р. Уаза не повлияла на успех немцев. Эта пауза лишь со всей очевидностью показала значительную разницу между быстротой реакции немцев и их противников. По словам командующего фронтом генерала Жоржа, французы рассчитывали, что оборудованные на бельгийской границе препятствия задержат выход немецких войск к р. Маас "по крайней мере на четыре дня". Начальник штаба фронта генерал Думенк писал: "Полагая, что противник будет действовать обычными методами, мы считали, что он не попытается форсировать р. Маас, пока не подтянет достаточное количество артиллерии. Необходимые для этого пять-шесть дней дали бы нам возможность подтянуть резервы". На каждом этапе кампании решающую роль играл фактор времени. Контрудары французских войск раз за разом срывались из-за того, что французское верховное командование действовало слишком медленно, не успевая за развитием событий, в то время как немецкие войска продвигались даже быстрее, чем планировало их верховное командование. Французы предполагали, что немцы начнут форсировать р. Маас не раньше девятого дня наступления. Примерно такие же сроки устанавливало и немецкое командование, пока не вмешался Гудериан. Когда же планы французов расстроились, последовало самое худшее. Французские военачальники, привыкшие к медлительным методам времен первой мировой войны, оказались морально неспособными справиться с танковым прорывом, и это обстоятельство парализовало все их действия. Одним из немногих среди союзников, кто вовремя осознал опасность, был новый французский премьер-министр Рейна. Еще до войны он призывал своих соотечественников развивать бронетанковые войска. Хорошо понимая их эффективность, Рейно 15 мая позвонил Черчиллю и сказал: "Мы потерпели поражение". Черчилль на это ответил: "Опыт показывает, что наступление должно остановиться. Я помню 21 марта 1918 года. После пяти или шести дней они вынуждены были остановиться, чтобы подтянуть тылы, и тогда представилась возможность для контрнаступления. Так говорил мне маршал Фош"<$FW. Churchill. The Second World War. Vol. I, pp. 38--39.>. На следующий день Черчилль вылетел в Париж, где категорически возражал против вывода войск союзников из Бельгии. Но Гамелен слишком медлил с их выводом. Он планировал контрудар, придерживаясь методов 1918 года, то есть намечал использовать большое число пехотных дивизий. Черчилль слепо верил в успех этого предприятия. К сожалению, Гамелен продолжал идти по проторенной дорожке, хотя он, как никто другой во Франции, имел возможность принять решительные меры. Рейно решил сместить Гамелена и вызвал из Сирии генерала Вейгана. Вейган прибыл лишь 19 мая, и, таким образом, в течение трех дней французская армия фактически не имела главнокомандующего. 20 мая войска Гудериана вышли к Па-де-Кале, отрезав коммуникации союзных армий в Бельгии. А Вейган оказался еще более старомодным, чем Гамелен, и тоже продолжал планировать боевые действия по образцу 1918 года, так что надежда на улучшение положения исчезла. В общем, союзные руководители делали все или с запозданием, или неверно. В итоге они так и не смогли предотвратить катастрофу. Английским экспедиционным силам удалось эвакуироваться из Дюнкерка только потому, что в это время в ход боевых действий вмешался Гитлер. Когда немецкие танки захватили север Франции и отрезали английскую армию от ее баз, Гитлер вдруг остановил продвижение ударной группировки. Это произошло как раз в тот момент, когда немецкие танки готовы были ворваться в Дюнкерк -- единственный порт, через который англичане могли эвакуировать свои войска. В то время главные силы английских войск находились еще на большом удалении от порта. Однако Гитлер задержал свои танки на три дня! Приказ Гитлера фактически сохранил английским солдатам жизнь, когда, казалось, уже ничто, не могло их спасти. Позволив английским войскам улизнуть, Гитлер дал им шанс восстановить силы, продолжать войну, организовать оборону побережья своей страны и не допустить вторжения противника. Понимая, что возможность эвакуироваться из Дюнкерка была ничтожной, и не зная причин, обусловивших эту возможность, английский народ заговорил о "дюнкеркском чуде". Почему же Гитлер отдал роковой приказ остановить наступление? Даже для немецких генералов осталось и, возможно, навсегда останется загадкой, как фюрер пришел к этому решению и каковы были его мотивы. Даже если бы Гитлер и дал какое-то объяснение, ему вряд ли можно было поверить. Люди, занимающие высокий пост и совершающие роковую ошибку, редко говорят об этом правду, а Гитлер был одним из тех, кто не очень-тo любит правду. Более вероятно даже, что его свидетельство только перепутало бы все следы. Также весьма вероятно, что он и сам не смог бы дать правдоподобного объяснения, даже если бы и захотел этого, ибо мотивы его поступков часто зависели от настроения, а порывы были изменчивы. После долгих исследований этого критического события историки получили достаточно данных, чтобы не только восстановить всю цепь событий, но и вскрыть причинную связь, приведшую к этому роковому решению. Отрезав линии снабжения левому крылу союзных войск в Бельгии, танковый корпус Гудериана вышел 20 мая к морю недалеко от Абвиля. Затем Гудериан стал продвигаться дальше на север, к портам в Па-де-Кале, в тыл английской армии, которая еще находилась в Бельгии и едва сдерживала натиск пехотных соединений Бока. Во время продвижения на север справа от Гудериана действовал танковый корпус Рейнхардта, входивший в состав группы армий Клейста. 22 мая войска Гудериана отрезали пути отступления англичан к Булони, а на следующий день -- к Кале. Они вышли к Гравлину, расположенному всего лишь в 10 милях от Дюнкерка -- единственного порта, оставшегося в распоряжении англичан. Танковый корпус Рейнхардта также вышел к каналу на участке Эр, Сент-Омер, Гравлин. И вот здесь продвижение танков было остановлено приказом свыше. Командиры танковых соединений получили приказ остановиться у канала. На многочисленные вопросы и протесты ответ был один: "Это личный приказ фюрера". Прежде чем проанализировать это спасительное вмешательство Гитлера, давайте посмотрим, что происходило в это время у англичан, и проследим за ходом эвакуации. 16 мая командующий английскими экспедиционными силами генерал Горт отвел свои войска с передовых позиций у Брюсселя. Но прежде чем они заняли новые позиции на р. Шельда, Гудериан перерезал коммуникации английских экспедиционных сил на юге. 19 мая кабинету доложили, что Гарт "изучает возможность отхода к Дюнкерку, если в этом возникнет необходимость". И хотя кабинет знал, что в войсках Гарта продовольствия осталось на четыре дня, а боеприпасов на один бой, все же отправил Гарту директиву двигаться вглубь Франции в южном направлении, сквозь боевые порядки прорвавшихся немецких войск. Эта директива соответствовала плану, разработанному французским главнокомандующим Гамеленом. Однако в тот же день Гамелен был отстранен и заменен Вейганом. Новый главнокомандующий немедленно отменил приказ Гамелена, однако через три дня предложил план, который, по сути дела, ничем не отличался от плана его предшественника и осуществить который было уже нельзя. Сам Горт утверждал, что директива кабинета неосуществима, однако попытался нанести удар в южном направлении от Арраса силами двух пехотных дивизий и одной бронетанковой бригады. (Всего у Горта было 13 пехотных дивизий.) Фактически в контрударе, нанесенном 21 мая, участвовало только два танковых и два пехотных батальона. Танки сумели немного продвинуться вперед, но не были поддержаны пехотой, поскольку она подверглась налетам пикирующих бомбардировщиков. Французская 1-я армия должна была выделить для участия в этом контрударе две дивизии, но это оказалось невыполнимо. Налеты пикирующих бомбардировщиков и быстрый натиск немецких танков парализовали французов. Тем не менее примечательно, какой панический страх нагнал этот неудавшийся контрудар на высшее военное немецкое командование, если оно сразу же решило остановить наступление своих ударных танковых соединений. Сам Рундштедт назвал этот момент "критическим": "В течение некоторого времени мы опасались, что наши танковые дивизии будут отрезаны раньше, чем подойдут пехотные дивизии"<$FВ предвидении той самой ситуации, которая создалась в 1940 году, в газете "Таймс" и других газетах с 1935 года не раз помещались статьи, призывавшие вместо отправки экспедиционных сил в составе пехотных дивизий (у Франции их было достаточно) выделить крупные силы авиации и отправить две-три танковые дивизии для нанесения контрудара в случае прорыва немецких войск во Францию. В конце 1937 года кабинет одобрил этот принцип, однако в 1939 году от него отказались в пользу создания экспедиционных сил. К маю 1940 года во Францию было отправлено 13 пехотных дивизий, которые, однако, не спасли положения. -- Прим. авт.>. Все это свидетельствует о том, какая важная перемена произошла бы во всей кампании, если бы англичане нанесли контрудар не двумя танковыми батальонами, а двумя танковыми дивизиями. После осечки в Аррасе союзные армии, находившиеся на севере, не делали никаких дальнейших попыток вырваться из западни. Запоздалое наступление, предпринятое Вейганом с целью оказания им помощи с юга, фактически явилось фарсом. Наступление разбилось о заслон из немецких моторизованных дивизий на р. Сомма. Этот заслон был создан немцами, чтобы пресекать любые попытки союзников задержать продвижение танковых дивизий на север. При той медлительности, какая отличала действия войск Вейгана, его высокопарные приказы имели не больше практического значения, чем обращение Черчилля к армиям, где он призывал отбросить мысли об обороне на каких-то рубежах и перехватить инициативу путем "решительных и стремительных атак". В то время как в высших кругах продолжали обсуждать нереальные планы, армии, отрезанные от главных сил союзников, откатывались к побережью Па-де-Кале. Избежав смертельного удара танковых войск с тыла, они оказались под усиливающимся фронтальным давлением пехотных соединений Бока. 24 мая Вейган сетовал на то, что "английская армия по собственной инициативе отошла на 25 миль, в то время как французские войска движутся на север, чтобы соединиться со своими союзниками". В действительности же наступление французских войск с юга не дало сколько-нибудь ощутимого результата, а англичане и не начинали отход. Заявление Вейгана, таким образом, отражало его смятение. Вечером 25 мая Горт принял окончательное решение отходить к морю, в район Дюнкерка. Немецкие танковые соединения вышли в этот район на 48 часов раньше и остановились у канала, находящегося всего в 10 милях от порта. 26 мая английский кабинет дал санкцию военному министерству направить Горту телеграмму с одобрением принятого им решения и уполномочил Горта провести эту операцию. На следующий день Горт получил телеграмму, предписывавшую ему эвакуировать экспедиционные силы морем. В этот же день войска Бока прорвали оборону бельгийской армии. У бельгийцев не оказалось никаких резервов, чтобы ликвидировать этот прорыв. Король Леопольд через адмирала Кейеса посылал Черчиллю предупреждение за предупреждением о том, что положение становится безнадежным. После удара немцев безнадежность положения стала фактом. Большая часть Бельгии была уже захвачена, а бельгийская армия оказалась прижатой к морю на узком клочке территории, где к тому же скопилось огромное число беженцев. Вечером 26 мая король решил просить о перемирии, и на следующее утро был отдан приказ о прекращении огня. В результате капитуляции Бельгии над английскими экспедиционными силами нависла опасность того, что они лишатся пути отхода к Дюнкерку. Черчилль обратился к королю Леопольду с призывом держаться. В личной беседе с Гортом он назвал этот призыв "просьбой пожертвовать собой ради нас". Окруженные бельгийцы, хорошо понимая, что английские экспедиционные силы собираются эвакуироваться, восприняли этот призыв в ином смысле, чем имел в виду Черчилль. У короля Леопольда не было желания следовать совету Черчилля "бежать на самолете, пока не поздно". Отступление англичан к побережью приняло характер отчаянной гонки. Англичане хотели опередить немцев и погрузиться на корабли раньше, чем захлопнется западня, поэтому английское командование уже не обращало никакого внимания на горькие протесты и упреки французов. К счастью, в Лондоне еще неделю назад предприняли подготовительные меры, хотя и в силу иных предположений. 20 мая Черчилль одобрил мероприятия, имеющие целью "собрать как можно больше мелких судов и держать их в готовности направиться к портам и бухтам французского побережья", чтобы помочь при эвакуации отдельных подразделений английских экспедиционных сил, которые, возможно, оказались бы отрезанными от главных сил при попытке прорваться на юг Франции, как предусматривалось планом боевых действий. Адмиралтейство быстро выполнило это указание. Днем раньше, 19 мая,