ь задержать. Людмилу Малову срочно доставили в госпиталь, где ей была оказана помощь. Ребенок был спасен. Позднее она и ее муж рассказывали нам, как в госпитале ее посетил заместитель министра иностранных дел КНР Ван Бин-нань, который выразил сожаление, что "жертвой стала жена дипломата ГДР", но призвал "с гордостью носить шрам от ранения, полученного ею в борьбе с советским ревизионизмом". В дни "культурной революции" разгрому подверглись также Посольства Великобритании и Монголии в Пекине. Стихийно возникшая тогда "солидарность" европейских дипломатов помогла англичанам пережить трудное время. Видимо, этим можно объяснить тот факт, что советник-посланник этого посольства господин Вилфорд прислал мне и некоторым другим советским дипломатам приглашение правительства Ее Величества посетить Англию в удобное время. К сожалению, подходящего для этого случая пока не было. Представителями какой бы страны мы ни были, но при последующих встречах в Европе, Америке или Юго-Восточной Азии мы всегда находили возможность даже в трудных вопросах прийти к выгодному компромиссу. В конце командировки мне передали просьбу Ю.В.Андропова: кроме оперативного отчета, описать свое впечатление о работе в Китае и обстановке там. В течение месяца я трудился над своими записками "Четыре года в Китае", излагая все, как мне представлялось нужным. Эта "своеобразная" работа читалась руководителями КГБ и Инстанцией, как сказал мне Ю.В.Андропов, возвращая ее, испещренную разноцветными пометками и подчеркиваниями. Видимо, она все еще хранится где-то в архиве, изредка напоминая заинтересовавшимся о тех далеких временах. У меня же осталась красная эмалированная металлическая табличка, сделанная досужими хунвейбинами, с номером здания Посольства СССР в Пекине и надписью: "Улица советских ревизионистов, 1". ГЛАВА 5. Ю.В. АНДРОПОВ Мне приходилось встречаться и работать со многими руководителями: Ю.В.Андроповым, А.А.Громыко, Б.Н.Пономаревым, В.М.Чебриковым, В.А.Крючковым и другими. О встречах и беседах с ними можно говорить много и долго. Скажу лишь несколько слов о Ю.В.Андропове. О Юрии Владимировиче как Председателе КГБ, дипломате и человеке вообще в последнее время писать стали чаще и больше. И унас, и за границей. Я не видел за свою жизнь ни одного добренького политика. Если политик хочет быть добреньким и для своих и для чужих, он явно занимается не своим делом. Любой государственный деятель защищает интересы своего государства. Каждое государство имеет свою историю, занимает определенное место в мире, имеет традиционный характер взаимоотношений с теми или иными странами. Ю.В.Андропов хорошо знал и понимал это. Он был сыном своей страны, своего времени. И действовал в духе этого времени. Я буду говорить о Ю.В.Андропове только как о главе Комитета Государственной Безопасности, непосредственно руководившем деятельностью нелегальной разведки. Наше первое знакомство с ним относится к зиме 1964 г. Меня вызвали в Центр для доклала о работе по Китаю и Юго-Восточной Азии. Председатель КГБ СССР В.Е.Семичастный после доклада позвонил в ЦК КПСС Ю.В.Андропову и доложил, что резидент разведки из Пекина прибыл. Ю.В.Андропов попросил срочно направить меня к нему для беседы. И сейчас помню этот кабинет на Старой площади. Помню, как он встал из-за стола, с улыбкой пошел навстречу... Познакомились, поздоровались друг с другом, и он попросил: "Садись, рассказывай о всех своих впечатлениях, какие у тебя сложились после полугодового пребывания там, в Китае..." Я заметил, что на это потребуется очень много вермени, которое вряд ли позволительно отнимать у секретаря ЦК. Он, улыбнувшись, "приказал": "Начинай, рассказывай... Для Китая у нас времени достаточно..." Встреча продолжалась около четырех часов. Юрий Владимирович умел слушать, завать вопросы, быы всегда активен, привлекал к участию в беседе других, входивших в его кабинет. Он очень внимательно отнесся к впечатлениям "свежего" человека, переброшенного после многолетней работы в Германии на Дальний Восток, в страну, которая стала представлять из себя серьезную заботу для нас. В страну, которой наша разведка, наша Армия, наши государственные деятели еще недавно, в "дружественный" период, в период гражданских войн оказывали значительную помощь в решении политических и военных вопросов. Я не знаю, насколько ценными были сведения, сообщенные мной в той беседе. Но Ю.В.Андропова интересовали именно впечатления, наблюдения, моя точка зрения на то, каким образом можно разрубить узел советского-китайских противоречий. Зная сложность этого вопроса, я в шутку заметил: "Видимо, следует наложить на марксизм ленинизм, потом маоизм, затем все просветить, и что будет сбоку марксизма- отрезать". Он улыбнулся, ответил, что это уже пробовали... На его предложение в конце беседы перейти на работу в аппарат ЦК КПСС я ответил отказом. Он еще раз улыбнулся: "Ну подумай, подумай..." И когда через несколько лет он прилетел с Алексеем Николаевичем Косыгиным в Китай, в посольстве, на лестнице, Юрий Владимирович напомнил о нашем разговоре и "предупредил", что опять увидимся. В следующий раз мы встретились в 1968 г., когда я вернулся домой, а он уже стал Председателем КГБ. "Вот мы и встретились, и будем работать вместе", - сказал он. Видимо, мои записки "Четыре года в Китае" побудили его направить меня на короткий промежуток времени в китайский отдел ПГУ, а затем вернуть в Управление "С". Как он и начальник ПГУ А.М.Сахаровский решали мою судьбу, мне до сих пор неизвестно. Александр Михайлович Сахаровский, вызвав меня, передал решение Председателя КГБ о моем новом назначении заместителем начальника нелегальной разведки. Я ответил согласием, но предупредил, что процесс "притирки" к новому коллективу руководителей может быть трудным из-за трений, которые были в 1963 г. по вопросам организации работы. А.М.Сахаровский попросил внимательно ознакомиться с взглядами Ю.В.Андропова на деятельность нелегальной разведки, подчеркнул, что период поисков пути закончился и подвел итог: "Внутри Управления можешь пробовать, искать, менять, делать, что хочешь, но Управление "С" должно найти свое место. Это просил передать тебе Ю.В.Андропов". Так произошло мое возвращение в нелегальную разведку. Я весьма признателен всему коллективу Управления за помощь - хотя порой и через сопротивление - в решении острейших вопросов разведывательной работы. Ю.В.Андропов не был недосягаемым .Он жил проблемами нелегальной разведки, думал вместе с нами о путях ее развития. Многое, о чем он говорил, мы постарались претворить в жизнь. По своему военному прошлому он знал, сколь сложно и опасно ремесло разведки. Он жил жизнью нелегалов, встречался с ними. В беседах он вовлекал в разговор всех участников встречи, журил отмалчивающихся, разрешал спорить и не соглашаться с ним. Юрию Владимировичу не всегда нравилось, что ему возражают. Но он умел возражающему предоставить возможность доказать свою правоту последующими действиями. Он принимал возражения только, как у нас говорят, материализованные, подтвержденные убедительными аргументами, результатами серьезной работы. Ю.В.Андропова глубоко интересовали вопросы воспитания у разведчиков выдержки, преданности и стойкости в острых ситуациях, в случае захвата противником. Ведь каждый из них переживает то состояние, которое было знакомо партизанам, уходившим в тыл врага: можно действовать, рисковать своей жизнью, а можно и отсидеться. Так бывало. Как-то мы пригласили его поехать вручить орден Красного Знамени нелегалу- иностранцу, которому пришлось многое испытать, выполняя задание. Он согласился. Между ними состоялся живой и интересный разговор. Ю.В.Андропов как бы ушел от своей высокой должности, вручил орден, просто по-товарищески поздравил. На обратном пути в машине он внезапно спросил: "Скажи, Юрий Иванович, почему иностранец, бывший идеологический противник, служит делу социализма вернее, чем наш соотечественник?" "Он служит в нелегальной разведке, Юрий Владимирович", - ответил я. - У нас не принято говорить нелегалу неправду, обманывать. Он сам имеет право высказать все, даже самое неприятное. Без этого доверия не будет". Ю.В.Андропов помолчал, потом промолвил: "Да, многое нам поправлять надо". Ю.В.Андропов внимательно следил за ходом нелегальных операций, некоторые знал в деталях. Иногда ему не терпелось узнать что-то новое, но он останавливал себя, подчиняя свои желания условиям связи и строжайшей конспирации. Помню, когда один из наших нелегалов успешно завершил сложную операцию, ставшие известными данные о замыслах наших противников против Советского Союза и стран Варшавского блока серьезно обеспокоили его. К информации нелегальной разведки он стал относиться с еще большим вниманием. Перед уходом из КГБ опять на Старую площадь, на свой последний государственно-политический пост, он встретился с руководством нелегальной разведки. Он был уже тяжело болен, но считал своим долгом проститься с нами. Обладая гигантской осведомленностью относительно обстановки в мире и стране, он сумел в скупых, но емких словах поставить задачи, выполнение которых и поныне подтверждает его выводы. Ю.В.Андропов попросил радировать от его имени всем действующим разведчикам- нелегалам о вынесении им благодарности за работу. Наши радисты и шифровальщики почти месяц передавали его последнюю шифровку и получали ответы, которые сразу же уходили к нему на Старую площадь. Он ушел из жизни непозволительно рано. * * * После возвращения в нелегальную разведку, наряду с решением вопросов управления ее подразделениями, мне пришлось также побывать в разных странах разных контитентов. Почему-то запомнились два незначительных эпизода, о которых я каждый раз с теплом вспоминаю. ЮРИЙ ДРОЗДОВ ГЛАВА 5. "ПОДЪЕМ ФЛАГА В ПАНАМЕ" Самолет в Панаму из Нью-Йорка прилетел около шести часов утра. Пассажиров пригласили выйти из самолета и пройти в зал ожидания аэропорта. Было душно. Недавно прошел теплый дождь, небо еще покрыто разорванными серо-черными облаками, чуть-чуть начинающими розоветь на востоке. Вдруг раздается прерывистый сигнал свистка, затем четкий солдатский шаг под ритмичное посвистывание. Капрал и два солдата со сложенным государственным флагом на вытянутых руках идут по бетонным плитам к флагштоку. Их форма поношена и многократно стирана. Лица напряженно сосредоточены и серьезны. Головы всех пассажиров лайнера повернуты в сторону солдат. Всем (хотя все иностранцы) что-то подсказывает, что надо выпрямиться и подтянуться в эту минуту (можно даже выделить военных, несмотря на штатскую одежду). Прикреплен и поднят флаг Панамы. Солдаты так же строго уходят. Среди пассажиров оживление, шутки, смех. День начался. ЮРИЙ ДРОЗДОВ ГЛАВА 5. "НАХОДЧИВОСТЬ" В 1972 г. возникла необходимость встретиться с одним из нелегалов. Почему- то местом встречи мы избрали Перу, удивительный город Куско. Моя поездка туда привлекла внимание американцев. Летел в Лиму транзитом через Нью-Йорк, все понятно. В Лиме они попросили местную контрразведку последить за мной. Так началась слежка с передачей меня от одной бригады наружников другой в каждом пункте. Интересно, спокойно чувствуешь себя. В Куско улетели самолетом местной компании "Авианка" без "хвоста". Самолет дребезжал и скрипел от старости. То ли связь не сработала, то ли телеграмма о взятии меня под наблюдение была составлена плохо, но в Куско меня встречали. В гостинице к сопровождавшему меня нашему разведчику И.Ф., высокому, смуглому, как перуанец, безупречно говорившему на местном испанском языке, подошел сотрудник местной спецслужбы и сказал: - Эй, парень, ты его знаешь, уже давно следишь за ним? - С момента прилета, - ответил И.Ф., - даже знаком с ним. А что? - Помоги нам, согласен? Тут своих дел полно, а еще за ним топай. Расскажешь потом, чтобы было что сообщить. Мы решили помочь им. И.Ф. хорошо поужинал с перуанцем и отпустил его заниматься своими делами. На меня произвели большое впечатление развалины Мачу Пикчу, сам городок Куско с его собором и строениями. У меня была возможность спокойно и подробно обсудить с нелегалом все вопросы. И.Ф. перед отлетом еще раз поужинал с приятным коллегой и даже взял от него пакетик для знакомого в Лиме. Обратный перелет из Куско в Лиму на самолете "Авианки" обошелся без приключений. Нам повезло. Во время следующего рейса эта машина - последняя из обслуживавших эту линию- рухнула от дряхлости на землю вместе со своими пассажирами. * * * В самом начале 1974 г. получил новое назначение начальник Управления "С" А.И.Лазарев. Вся огромная работа по Управлению легла на мои плечи, и я с большим облегчением вздохнул, узнав, что на его место будет назначен В.А.Кирпиченко. Знающие его сотрудники говорили: с ним легко сходишься и трудно расстаешься. Мы сработались, спорили, решали трудные вопросы, делили неприятности, поддерживали и ободряли друг друга. Такие люди встречаются редко. ГЛАВА 7. НАЧАЛЬНИК НЕЛЕГАЛЬНОЙ РАЗВЕДКИ Итак, во второй половине октября 1979 г. мы распрощались с Нью-Йорком и вернулись в Москву. Стояла золотая осень. Я думал, что пока меня будут оформлять на должность, успею заняться квартирой, дачей, на которую "ухнул" все накопленные деньги. Через несколько дней после возвращения я был на приеме у Председателя КГБ Ю.В.Андропова. Обычно при назначении на прежнюю должность проводить беседу на таком уровне не полагалось: отчет был написан еще в Нью-Йорке, вопрос о работе решен, надо просто начинать работать. Ю.В.Андропов, видимо, был удовлетворен результатами работы резидентуры и сразу перешел к новой проблеме. Он сказал, что руководство КГБ решило внести изменения в планы моего использования. "В.А.Кирпиченко переводится на другую работу. Кстати, он сейчас в командировке. А тебе мы предлагаем должность Начальника Управления "С", тем более, что ты в нем прошел путь от рядового сотрудника до заместителя начальника, и все в нем знаешь". Он кратко обрисовал обстановку, определил основные оперативные направления работы, уточнил задачу Управления "С", тепло попрощался и порекомендовал "впрягаться". В.А.Крючков, присутствовавший при беседе, попросил обратить внимание на Афганистан. После беседы у Ю.В.Андропова я вернулся теперь уже в свой кабинет No 655 на Лубянке, переполненный указаниями Председателя КГБ и Начальника разведки и своими собственными мыслями, вызванными этим назначением. Что же сказал Ю.В.Андропов? Он еще раз подчеркнул, что затянувшееся на много лет определение роли и поиски места нелегальной разведки в системе разведывательной деятельности давно закончились. Он был удовлетворен практическими результатами, достигнутыми нелегалами за последние 10 лет на определенных для них направлениях боевой работы (активная разведка по предотвращению внезапного ракетно-ядерного нападения на нашу Родину). Ряд операций, начатых в начале 70-х годов, положительно развивается. С этого направления нельзя сходить, какие бы изменения не происходили в других подразделениях. Ю.В.Андропов посоветовал внимательно отнестись к прошлому опыту деятельности нелегалов, отбросить все, что стало известно противнику от предателей, и вследствие провалов, и все время искать и искать новое, но смелое и дерзкое, не забывая о конспирации и отвлекающих маневрах. Тут же он вспомнил еще ряд дел, которые были начаты нами еще до моего отъезда в США. В заключение Ю.В.Андропов подчеркнул, что нелегальная разведка должна жить и работать по своим законам и правилам, быть максимально автономной в общей системе внешней разведки, и предоставил нам право самостоятельно информировать его и Инстанции в случаях, когда это диктуется интересами безопасности нелегалов и их агентуры. (Как я был все годы благодарен ему за это решение, хотя оно иногда и осложняло наши отношения с информационной службой ПГУ, так как мы стали "знакомить" ее с нашими данными, которые постепенно приобретали все более весомый и значимый характер). Дальше мне предстояло действовать самому, опираясь на руководящий и оперативный состав Управления "С" - нелегальной разведки, которая за мое отсутствие окрепла благодаря усилиям В.А.Кирпиченко. 14 ноября 1979 г. я был утвержден в новой должности и на добрые 12 лет связал свою жизнь с напряженной и постоянно беспокойной жизнью нелегальной разведки. Через месяц мне пришлось на несколько дней прервать знакомство с делами и людьми Управления и вылететь в Афганистан, где уже находилась в краткосрочной командировке часть наших сотрудников. По возвращении из Афганистана внутренние заботы Управления так захватили меня, что я не заметил, как пролетели годы. Видимо, нет никакой надобности останавливаться на описании структуры и организации работы Управления "С", так как это с большим рвением и изрядной долей выдумки уже сделали перебежчики-предатели Гордиевский и Кузичкин в своих мемуарах, о которых уже успел составить представление наш читатель. Обострение международной обстановки усложняло задачи оперативного состава и нелегалов, требовало от них больше самостоятельности и отдачи. Мы все понимали, что добиться этого можно только при условии укрепления исполнительской дисциплины. Моим лучшим помощником среди руководящего состава Управления был секретарь партийного комитета, сам бывший боевой нелегал. Мы не проводили нудных нравоучительных лекций, не читали морали. В основу своей работы мы положили оперативно-практические совещания с анализом конкретных результатов работы и комплексные оперативно-тактические учения всех подразделений Управления по тематике выявленной встречной деятельности спецслужб противника. В ходе таких учений мы стремились не только решать оперативные вопросы, но и ознакомить оперативный состав с полученными данными о разных направлениях деятельности спецслужб стран, регион которых охватывали учения. Например, в секретном документе одной из западных спецслужб, который касается вопросов подбора кадров в разведку, говорилось: "Наличие отрицательных черт или качеств у человека ограничивает его пригодность к разведработе. Обычно эти отрицательные качества настолько глубоко укоренились в личности человека, что их трудно изменить. Идеальных людей очень мало. "Святые" в разведке обычно не работают. Вместе с тем не следует тратить усилий на исправление слабостей и недостатков характера. Людей с явными недостатками вообще не следует привлекать к разведработе. К таким недостаткам относятся: болтливость, нечестность, трусость, боязнь трудностей, отсутствие объективности, психическая неуравновешенность". Мы учитывали эти рекомендации, пересматривая и проверяя свои требования к подбору кадров. Каждый разведчик, независимо от его категории (легал или нелегал), хотя бы один раз в жизни, но решал задачу "агентурного проникновения в организацию или объект, представляющий оперативный интерес". Мы напоминали нелегалам и сотрудникам свои требования и знакомили их с подходом ЦРУ США к этой проблеме: "Ни в коем случае нельзя расслабляться, надо постоянно контролировать свои действия, поступки и возможности, сохранять высокую бдительность по отношению к противнику. Потеря бдительности может привести к провалу нелегала. На всех этапах операции необходимо соблюдать все известные требования конспирации и по возможности обеспечивать полную безопасность ее осуществления. Мы не можем, разумеется, полностью устранить элементы риска или заранее предусмотреть возникновение неожиданных ситуаций. Кроме того, совсем нетрудно усилить безопасность до таких пределов, что она превратится в преобладающий фактор, вследствие чего может застопориться вся операция. Поэтому необходимо поддерживать правильное равновесие между требованиями безопасности и эффективностью операции. Условия безопасности: а) Личная безопасность: соблюдение требований конспирации везде, всегда и во всем. Встречаются люди, которые с удовольствием окунаются в атмосферу таинственности и приключений, не свойственную обычному образу жизни. Подобное отношение к делу является неотъемлемой частью операции, разработки, но только все это должно выглядеть естественно. б) Уверенность в себе: хотя от агента ожидается строгое соблюдение легенды, это еще не означает, что он является абсолютно послушным орудием в наших руках. Уверенность в себе, в своих силах и возможностях обычно требует повышенного уважения и соответствующего отклика. Однако излишняя самоуверенность и тщеславие могут в конечном счете привести к разрыву отнношений между агентом и оперработником. в) Эмоциональный контроль. г) Осторожность и скрытность: агент не должен ни в коем случае иметь при себе чего-либо, что могло бы привести к расконспирации операции. Это же относится и к месту постоянного жительства агента. Нет такого тайника, который было бы нельзя обнаружить. Меры обеспечения безопасности и конспирации должны быть предельно простыми. Чем они сложнее, тем больше опасность провала и расконспирации. Ограничить круг лиц, принимающих участие в операции..." Сказано не так уж много, а сколько полезного, совпадающего и с нашими требованиями. Война разведок - настоящая, не видимая простому глазу война. И как на всякой войне, здесь также бывали жертвы. Чтобы их свести на нет или чтобы их было как можно меньше, мы учили нелегалов и поведению в экстремальных ситуациях - при задержании, аресте, несчастных случаях и т.д. И мне часто вспоминалось, как относились к подготовке разведчиков и воинов наши предки. "Идя на пытку, вспомни Исаака Сирина: потщись войти во внутреннее сокровение твое... как на умной молитве, на священном трезвении, - ты достигал его, если хотел. - Отдели дух от тела и дай телу без чувств принять страдание. Если же изменит тебе это искусство разделения живого естества, вспомни, что нет невыносимой боли, пока ты в памяти. От истинно невыносимой боли и сильный впадет в беспамятство, а ты не столь силен телесно, да можешь еще и помочь себе... Готовил я из тебя схимника и книжника, а изготовил, видно, воина. Иди." (Старец Власий Ветлужанин Алексею Дуплеву "Неупокою". В.Усов, "Цари и скитальцы") Нелегалы понимали, что такие встречи с противником во время боевой работы возможны. Как много это дало для нелегальной разведки, было отчетливо видно по результатам нашей работы за рубежом. Но не все мероприятия, однако, с пониманием встречались в ПГУ на первом этапе. Мы же были удовлетворены тем, что нелегалы узнали- они сами отмечали в своих отчетах,- для чего они нужны, с чем они встретятся за рубежом; а находящиеся на боевой работе поняли, как им предстояло действовать. Деловая самостоятельность перестала носить принудительный характер. Переход от учений, оперативной подготовки к конкретной деятельности за рубежом становился плавным, естественным. Большую помощь, на мой взгляд, в этой воспитательной работе оказывало восприятие оперативнным составом делового стиля Ф.Э.Дзержинского, выработанного им в бытность Председателем ВСНХ СССР. Эти положения актуальны, значимы и сегодня в период возрождения России. Вот они: 1. Начинай с себя, с требований к себе, с культуры собственной работы. 2. Будь компетентен, принципиален, способен правдиво и честно объяснить свои неудачи, а также до конца отстаивать свои предложения. 3. Не допускай всезнайства. Оно чуждо как комчванство. Умей учиться у подчиненных. Учись и ищи. 4. В рамках своих прав и обязанностей решай, делай и отвечай, не тратя ни одной лишней минуты, не допуская лишних инстанций. 5. Имей свою схему калькуляции и оценки собственной неорганизованности на рабочем участке, бесхозяйственности, расточительности и т.д. для того, чтобы по этой схеме давать анализ критики, а не восхваления. 6. Не допускай бахвальства при оценке результатов своей работы, критически относись к положению дел на своем участке. Нас все время беспокоила возможная утечка информации о деятельности нелегальной разведки. Я очень признателен руководству разведки за то, что оно оберегало нас: у нас были результаты, а нас продолжали ругать на совещаниях (мы сами просили об этом); наша информация была упреждающей и достоверной, а нас упрекали в медлительности действий и легковесности сведений. Это помогало нам защищать себя внутри, в ПГУ и КГБ, и водило за нос таких, как Гордиевский и Кузичкин. Но это было нелегко, случались и промахи, в том числе и в самом коллективе. В нелегальной разведке многое обнажено, почти все воспринимается обостренно, болезненно, если ты сам не подчинил себя суровым законам этой службы. Самый главный из них - полная откровенность и отчетность обо всех твоих шагах и действиях как за рубежом, так и внутри страны. Почему внутри? Потому что разведки противника действуют и внутри твоей Родины, и ты сам, если забыл об этом, можешь стать виновником "неприятных моментов". А как же личная свобода? Живи, пользуйся, люби, но помни о долге, о взятых на себя обязательствах. Тебя в разведку на суровую службу насильно не тянули. Ты пришел в нее добровольно, осознанно, тебе с самого начала сказали, что тебе будут помогать работать, учить, оберегать, проверять... У меня лично и у других разведчиков-нелегалов эти требования никогда не вызывали чувства горечи и обиды якобы за недоверие. А как быть с теми, кто из других ведомств и не связан этими обязательствами, кто волен вести себя более свободно? Внешне будь как он. А если он болтлив, назойлив, любознателен, просто безответственен в своем поведении? Будь осмотрителен и нейтрален в отношениях с ним. А если он вышестоящий руководитель да еще и с этими слабостями? Будь внимателен, не оставляй без учета особенностей его характера и поведения, по возможности упреждай его действия. Все это не просто, трудно... Все это необходимо учитывать и не забывать, особенно легальным разведчикам, обеспечивающим деятельность нелегальной разведки. ...Сотрудник нью-йоркской резидентуры В.В.А. участвовал в операциях по связи с нелегалами. О его принадлежности к разведке было известно Шевченко, которого как дипломата в ранге посла об этом проинформировали в Центре. ФБР, получив информацию от Шевченко, установило за В.В.А. плотное круглосуточное наблюдение, сделав его работу как разведчика почти невозможной... Сотрудник нью-йоркской резидентуры В.Н. на приеме в советском представительстве при ООН оживленно беседовал с американским дипломатом, установленным разведчиком. К ним приблизился член делегации СССР на сессию Генеральной Ассамблеи ООН, заведующий международным отделом МИД Исраэльян, у которого более двух лет работал В.Н. Наш сотрудник тактично отошел в сторону. Американец спросил Исраэльяна, знает ли он В.Н. Тот ответил отрицательно. Объяснить потом свой поступок, приведший к расшифровке разведчика, впрочем как и многие другие оплошности в своем поведении, он не пожелал. А что же американцы? Они получили подтверждение своих подозрений и серьезно осложнили работу В.Н. ... В середине 80-х годов в одну из резидентур было направлено сообщение о том, что в их страну будет переброшен агент-нелегал Н. По оплошности Центра в информации были указаны не только условия связи, но и специальность и языки, которыми владел Н. В резидентуре оказался предатель, который сумел из-за спины другого сотрудника прочитать это сообщение и передать его содержание местной контрразведке. Ей потребовалось всего лишь 5 месяцев, чтобы по наименованию специальности и двум иностранным языкам, найти и арестовать нелегала и вместе с другой иностранной контрразведкой навязать нам сложную оперативную игру. Мы сразу же поняли, что произошел провал, и много усилий потратили на поиски предателя, нашли его и обезвредили... В работе были и другие "неприятные моменты". Этот термин весьма деликатно вошел в словарь разведчиков, когда им приходилось докладывать высшему руководству о срывах вербовок, провалах агентуры, арестах нелегалов. Разведчики- агентуристы прекрасно понимали насколько опасна и рискованна их работа, как болезненно любая неудача воспринимается руководством, как сказывается она на взаимоотношениях между лидерами разных стран, если между ними установились дружеские отношения, на общей политической обстановке, к каким последствиям может привести. Если в легальной разведке "неприятный момент" завершался высылкой легального разведчика из страны и кратковременной шумихой в прессе в связи с арестом очередного советского шпиона, то в нелегальной разведке все было во много крат сложнее. Надо было быть твердо уверенным, что "неприятный момент" касается именно нелегала (ведь он и так ежеминутно внутри общества чужой страны, в ее объекте, путь к которому измерялся иногда не одним десятком лет). Необходимо было вычислить, кто или что является причиной опасности. Следовало оценить обстановку и сделать вывод: нелегал может выбраться из сложной ситуации сам; нелегала надо срочно выводить из-под ареста; надо спасать его агентурную сеть, - и решить целый ряд других вопросов, в том числе и как повернуть весь "неприятный момент" в свою пользу и выйти из сложной ситуации без потерь. Перед глазами проходит ряд эпизодов, связанных с "неприятными моментами", и я вновь и вновь переживаю их. Сколько раз приходилось слышать от нелегалов, что у них все в порядке, тогда как достоверные агентурные данные предупреждали о вероятности его ареста в ближайшем будущем. Нелегала приходилось срочно отзывать, и если это удавалось, ощущение "неприятного момента" уступало место чувству удовлетворения: перехитрили контрразведку противника. ..."Шиверт" уже давно в этой стране. Освоился, появились хорошие друзья. Среди них- одини из его европейской страны. Помогает устроиться, ненавязчив, подозрений не вызывает. Обещал помочь найти после учебы хорошую работу. И вдруг - эти два полицейских, предъявивших обвинение в незаконном въезде и шпионаже. Устроили в квартире засаду, а сегодя как раз должна приехать жена. Как она поведет себя: ехала к мужу, а попала в лапы полиции. Нет, "Люси" находчива, она все поймет. (Такой вариант мы проигрывали, когда готовили "Шиверта" и "Люси" к предстоящей работе). "Люси" легко вбежала на третий этаж дома, где ее ожидал "Шиверт", нашла кнопку звонка и оказалась лицом к лицу с полицейским, вежливо пригласившим ее в квартиру. Что это? Арест, проверка документов, провокация? Как быть? Она все прочитала в глазах мужа. Вот тут и пригодился ей весь запас ее знаний и бабушкин характер. "Люси" атакует "Шиверта" на глазах у полицейских, обвиняет его в том, что он хотел втянуть ее в свои махинации, да еще призвал на помощь этих полицейских, рвется к телефону, чтобы вызвать консула своей страны. Ее поведение настолько естественно, что полицейские, повертев в руках ее документы, возвращают их и отпускают ее. "Люси" "мчится в свое посольство", выезжает немедленно из страны и информирует о провале Центр. По местному законодательству "Шиверт" должен быть выслан в страну своего паспорта и передан властям для расследования причин использования чужих документов. Через некоторое время "Шиверт" сообщает, что осужден на незначительный срок, просит шагов по его освобождению не предпринимать. В результате анализа случившегося нам стало ясно, какие в этой сверхдемократической стране введены дополнительные меры контроля за "свободным" выездом иностранцев. Работу пришлось начинать заново... Начальник ПГУ КГБ СССР генерал-лейтенант Шебаршин Л.В. вспоминает в своей книге "Из жизни начальника разведки" еще один "неприятный момент", связанный с нелегалом "Рагимом". Он в основном правильно отражает обстановку, но в Афганистан "Рагим" был направлен нами сознательно. Среди знакомств "Рагима" были иранцы и афганцы, тесно связанные с партией ИПА Г.Хакматияра, банды которой проникали в Кабул через Герат. Нас интересовала эта партия, ее деятельность в Афганистане и Пакистане. Л.В.Шебаршин, будучи резидентом в Тегеране, об этом замысле в 1982 г. не знал и не мог знать, так как соответствующая информация к нему не поступала и не могла поступить по соображениям конспирации. Задание знал только сам "Рагим". "Рагим" ушел из Тегерана вместе с группой боевиков ИПА в Афганистан. На маршруте группа была рассеяна, и он вернулся один в Тегеран и укрылся в Посольстве. Получив новые документы, он опять ушел в Афганистан, добрался до Кабула, где попал в облаву и был арестован, затем направлен в афганскую армию. Нам удалось освободить его от службы в армии, и он, опираясь на связи среди нелегальных членов ИПА, открыл свое дело. Его мастерская пользовалась авторитетом в Кабуле. Постепенно укрепились связи, и "Рагим" стал уже направлять своих людей в Пакистан в штаб-квартиру ИПА в Пешаваре и получать от них серьезную разведывательную информацию по политическим и военным вопросам. Мастерская и нелегальная резидентура "Рагима" активно выполняли свои задачи. На груди у "Рагима" два боевых ордена. Вручая их ему, я испытывал большое чувство гордости за этого простого парня-азербайджанца, скромного, смелого, готового на самопожертвование. Все эти годы много времени уходило на работу непосредственно с нелегалами и ветеранами. Ведь каждый отдельный разведчик-нелегал - это целый оригинальный, по-своему неповторимый мир. Они и сейчас проходят перед моими глазами живые и безвременно ушедшие. Я не назову их имен, но я помню, как зарождались и решались наши долговременные разведывательные операции, большие и маленькие. Легко ли было? Нет. Ненормированный рабочий день. Разнообразие задач и вопросов. Постоянный стресс: все ли правильно, все ли целы, нет ли шаблона, работает ли связь, удалось ли выполнить задачу, как ведет себя чужая спецслужба и многое другое. Да ко всему прочему - все 12 лет без телефона на даче, только в служебной машине (в городе он у меня трезвонил постоянно, особенно в случаях "нештатной" ситуации). Попробуйте. ГЛАВА 8. НУЖНАЯ РАБОТА "На войне большинство людей рискует жизнью не больше, нежели это необходимо, чтобы не запятнать своей чести; но лишь немногие готовы всегда рисковать так, как этого требует честь, ради которой они идут на риск". Франсуа де Ларошфуко. Так кто же такой нелегал? Что у него за работа? Нелегал - это особый разведчик, отличающийся от обычного тем, что обладает более высокими личными качествами, специальной подготовкой, которые дают ему возможность выступать и действовать, не отличаясь от местных жителей той страны, где он находится. Разведчиком-нелегалом может стать далеко не каждый. Профессия требует высокого уровня развития интеллекта (мышления, памяти, интуиции), эмоциональной устойчивости, позволяющей сохранять интеллектуальный потенциал в стрессовых ситуациях и переносить без ущерба для здоровья постоянное психическое напряжение, развитая воля, способности к овладению иностранными языками. Это самые общие требования, но понятно, что найти людей с таким сочетанием качеств нелегко и что нелегальная разведка - удел специально подобранных (отобранных) людей. Подготовка разведчика-нелегала очень трудоемка и занимает несколько лет. Она нацелена на то, чтобы на базе имеющихся личных качеств сотрудника сформировать профессиональные навыки и умения. Безусловно, она включает в себя овладение иностранными языками, подготовку разведчика в психологическом плане (которая, в частности, позволяет ему выступать в амплуа представителя той или иной национальности, носителя тех или иных национально-культурных особенностей), разумеется, - оперативную подготовку, в том числе освоение приемов получения и анализа разведывательной информации, поддержания связи с Центром, и другие аспекты. Чего нет в этой подготовке, так это курса террора, диверсий и убийств, хотя именно это подразумевают, когда нас называют "рыцарями плаща и кинжала". Все это - далекое прошлое. Разведчик-нелегал - это человек, способный добывать разведывательную информацию, в том числе и аналитическим путем. Просто невозможно представить себе разведчика, который бы пошел на убийство даже в условиях грозящей ему опасности. Я люблю этих людей, отважившихся избрать эту долю. Смелых, умных, находчивых, с орденами и звездами Героев и без них, не имеющих права сказать открыто о себе, живущих трудной, полной ограничений жизнью. ..Летом 1990 г. мы вывезли двух разведчиков-нелегалов отдыхать на Енисей. Глава местной администрации, которого познакомили с ними, растроганно воскликнул: "Ребята, дайте я вас обоих пощупаю, дорогие мои..." Нелегалы обладают цепким критическим взглядом на окружающую действительность за рубежом и у себя на Родине. Руководство хорошо знало это и с большим вниманием относилось к результатам их труда, понимая, что эти люди ничего приукрашивать или затушевывать не будут. Заканчивался 1983 год. Как всегда в конце года, я работал над годовым отчетом. В сухих официальных строчках оперативного отчета, за цифрами, псевдонимами и фразами упрятывал живую активность разведчиков-нелегалов за рубежом. В который раз приходилось ловить себя на мысли о том, что мы чрезмерно скупы на похвалу или положительную оценку результатов их труда. Мы обсудили в руководстве нелегальной разведки этот вопрос и пришли к выводу, что руководство страны должно знать, каким трудом обеспечивается решение внешнеполитических проблем. Среди нелегалов и сотрудников управления были представители более 30 национальностей СССР и других стран мира, были награжденные орденами и после 1945 г. - ни одного Героя Советского Союза. Нам это показалось несправедливым. Мы внимательно оценили операции последних почти 40 лет, их конкретных участников и единодушно пришли к выводу, что можем представить к высшей государственной награде нескольких лучших разведчиков-нелегалов. В руководстве разведки и Комитета госбезопасности нас поддержали. Когда в ЦК КПСС и Совете Министров предварительно ознакомились с материалами представлений к награждению, то были поражены тем, чего может достигнуть и что может сотворить сконцентрированная и целеустремленная воля разведчика-нелегала. Руководство страны положительно рассмотрело материалы нелегальной разведки о присвоении звания Героя Советского Союза нелегалу "Анри" и награждении Орденом Красного Знамени его жены "Аниты", отдавших более 40 лет жизни обеспечению безопасности нашей Родины. У меня на столе лежал Указ Президиума ВС СССР, а где-то через пару часов "Анри" или "Анита" должны были выйти на связь, получить и расшифровать телеграмму. Какой написать текст? Решили - сухо и просто: "Указом Президиума ВС СССР за выполнение специальных заданий Родины Вам присвоено звание Героя Советского Союза. "Анита" награждена Орденом Красного Знамени. Поздравляем. Желаем успехов в работе. Центр." Рабочих вопросов в шифровке на этот раз не было. Свою последнюю вербовку агента-иностранца "Анри" провел уже после получения высокой награды. "Анита" потом рассказывала мне, что "Анри" принял по радио шифровку, обработал ее, прочитал, побледнел и, молча, протянул ей. Эпоха гласности позволила и нелегальной разведке приоткрыть свои архивы. В 1990-1993 гг. в нашей периодической печати было опубликовано несколько статей о работе нелегалов за границей, которые вызвали живой отклик российской и зарубежной общественности. Особенно настойчиво добивались уточнений наши американские и французские партнеры, чье любопытство мы, к их сожалению, по соображениям безопасности удовлетворить не смогли. Об "Анри" и "Аните" написал в "Красной Звезде" Равиль Мустафин, 11 сентября 1993 года. Они сделали много больше Возможно, нашим потомкам об этом когда- нибудь станет известно. Прочтите ее еще раз. "Равный Зорге, Абелю, Филби...А, возможно, и первый" Зорге, Абель, Филби... Эти имена давно уже стали символом успехов советской разведки и ее неудач. Им удавалось проникать глубоко в чужие секреты, черпая информацию на самых высоких этажах власти, забираясь в самое сердце вражеских спецслужб. Но ведь, скажем так, и широкая известность пришла к ним в результате провалов - то ли в силу рокового стечения обстоятельств, то ли из-за предательства или риска, на который они пошли вполне сознательно, понимая, как важны были для Центра поступавшие от них сведения. Таковы уж парадоксы профессии разведчика, тем более разведчика-нелегала, - чтобы стать знаменитым, прогреметь на весь мир, "надо" засветиться. О других, тех, кому с профессиональной точки зрения повезло больше - они остались нераскрытыми, - как правило, мало кто знает у нас и, к счастью, у "них". А о некоторых вряд ли узнают вообще когда-либо, однако, по своему таланту и мужеству, профессиональному мастерству и ценности, а вернее, бесценности информации от них, короче, по всему тому, что можно, наверное, назвать "высшим пилотажем" в разведке, многие из них не только не уступают тем выдающимся разведчикам, чьи имена у всех на слуху, но, как сказали мне в Службе внешней разведки России, нередко и превосходят их. Об одном из таких людей, составляющих поистине золотой фонд нашей разведки, и пойдет ниже речь. ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. Как Вас теперь называть? - Вы можете называть меня Георгий Андреевич, - произнес сидевший напротив пожилой человек. - Простите, это Ваше настоящее имя или условное? - Вот взгляните, - улыбнулся мой собеседник, протягивая небольшую красную книжечку. "За мужество и героизм, проявленные при выполнении специального задания, Президиум Верховного Совета СССР... присвоил звание Героя Советского Союза..." - читаю в удостоверении. Но вот что странно: Героя Георгию Андреевичу присвоили в 1984 году, но документ подписал Громыко. А ведь он, дай Бог памяти, поднялся в кресло Председателя Президиума Верховного Совета СССР уже с приходом к власти Горбачева, то есть позже. - Вообще-то это уже второе удостоверение, - словно уловив мое замешательство, сказал мой собеседник. - Первое выписали в 1984 году, когда я еще работал "там". Поэтому, чтобы исключить возможную утечку информации, мне тогда "присвоили" чужие паспортные данные. После возвращения документ переписали, но уже на имя, более или менее приближенное к настоящему. - Если не секрет, что это было за специальное задание? - Если Вы имеете в виду мое последнее задание, то это секрет. Но я думаю, что Героя мне дали не только за одно это задание. К тому времени я более сорока лет проработал в разведке. - А когда и как Вы пришли в разведку? - Я как сейчас помню этот день. 4 февраля 1940 года, когда по своей инициативе установил контакт с резидентурой советской разведки в Тегеране во главе с известным нашим разведчиком Иваном Ивановичем Агаянцем, человеком очень добрым, умным, настоящим профессионалом в нашем деле. Медленно проведя рукой по своему лицу, словно снимая какую-то завесу, Георгий Андреевич начал вспоминать то далекое прошлое. К 40-му году их семья оказалась в Иране. Там у отца было свое дело - он был предприниматель. И несмотря на то, что они были вынуждены покинуть Советский Союз в конце 30-х годов не по своей воле, отец воспитывал детей в духе любви в Родине. Это, очевидно, и сыграло главную роль в том, что Георгий еще в юном возрасте принял решение работать на советскую разведку. Хотя не следует исключать и романтику. Ведь в группе, которую ему поручили создать, что и явилось его первым заданием, должны были быть такие же мальчишки по 16-18 лет. Никаких денег за свою деятельность они не получали. А когда началась Великая Отечественная война, еще сами находили средства, чтобы сдать их в фонд обороны. Брали и у своих родителей, так как и другие ребята из группы тоже были не из бедствовавших семей. - Должен сказать, - подчеркнул Георгий Андреевич, - мне с первых же дней своей деятельности пришлось очень много заниматься вербовкой, и делал это я исключительно на патриотической основе. Уверен, что в этом заключается одна из основных причин, почему мне удалось избежать провала. Честно будет работать и никогда не предаст только тот, кто работает не за деньги, а как убежденный патриот. Кстати, в первую группу Георгия входили и представители тех национальностей бывшего СССР, которые в наши дни враждуют между собой. А они не только уживались, но и всячески поддерживали друг друга, подстраховывали, прикрывали, готовы были пойти в огонь и в воду за друга. Никто тогда не обращал внимания на национальность другого, так как у всех нас была одна Родина, которая находилась в опасности. Среди членов группы была и та, которая затем станет женой Георгия Андреевича. И не только женой, но и верным соратником. В каждой командировке она была рядом с ним, помогала ему в выполнении сложных заданий с той же самоотверженностью, с которой работала в юные годы. ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. "Легкая кавалерия" Одним из первых заданий группы стала работа по выявлению немецкой агентуры как из числа местных жителей, так и из профессиональных кадровых разведчиков "третьего рейха". А ее, этой агентуры, в Иране хватало с избытком. К 1940 году в стране насчитывалось свыше 20 тысяч немцев. Вооруженные силы Ирана были в буквальном смысле слова нашпигованы немецкими инструкторами. Влияние Берлина на Тегеран было велико. Шах Реза не скрывал своих прогерманских настроений. В планы Берлина входило вторжение с территории Турции и Ирана в советское Закавказье и Среднюю Азию. Взамен немцы обещали поддержку в осуществлении планов создания "Великого Турана". На немцев работали сотни, если не тысячи иранских агентов, среди которых выделялась группа иранцев в количестве примерно 400 человек - высокопоставленные чиновники, депутаты парламента, министры, видные военные, дипломаты, журналисты. - Насколько успешной была деятельность вашей группы? - Нам удалось установить немало немецких агентов. Во многом за счет тех преимуществ, которые давал нам наш возраст. Ну в самом деле какому, даже очень опытному разведчику придет в голову мысль слишком тщательно проверяться или отрываться от каких-то пацанов на велосипедах. Нас и прозвали-то в шутку "легкой кавалерией", потому что мы везде успевали. Забирались на крыши домов, на деревья, заборы и вели оттуда наблюдение. Часто через знакомых сверстников удавалось проникать в немецкое окружение, выслеживать, устанавливать связи, явочные квартиры. Нинакой техники, понятное дело, тогда не было. Что касается выявленных агентов, то до августа 1941 года, пока на север Ирана не пришли советские войска, а юг был оккупирован английскими (французское и американское военное присутствие можно считать в значительной степени символическим), их не трогали. Ну, а после того как в Иран вошли наши войска, немецких шпионов арестовали и отправили в Москву. Кое-кого, очевидно, перевербовали, так как через год-два некоторых из установленных агентов Георгий со своими ребятами снова видел в Тегеране, но работать по ним приказа не получил. Правда, были среди перевербованных и такие, кто пытался вести нечестную игру. Однажды группа выследила одного иранского генерала. У себя дома на пишущей машинке он чуть ли не каждый вечер "выпекал" якобы секретные документы на заранее принесенных из генштаба чистых бланках с грифом "Совершенно секретно". С такими, естественно, расставались без сожаления. Долгое время, например, наши разведчики не могли разобраться с одним немецким "фармацевтом". Наружное наблюдение - следили буквально за каждым шагом этого человека - никакого криминала, ничего подозрительного установить не помогло. Он часто выходил из дома, слонялся без какой-либо цели по городу, не проводил никаких конспиративных встреч, люди, с которыми он встречался, сами по себе ничего не значили, не вызывали подозрений. По всем данным выходило, что "фармацевт" чист. Но через какое-то время поступали сведения о встречах немецкой агентуры с этим "фармацевтом" в то же самое время, когда он, по докладам "наружки", ни с кем вроде бы не встречался. Это была настоящая головоломка. Разгадать ее решили поручить группе Георгия. И в один прекрасный день, наблюдая с крыши соседнего дома, они вдруг увидели сразу двух "фармацевтов". Оказалось, это были братья-близнецы. ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. Дружба дружбой, а спецслужба спецслужбой - А как складывались взаимоотношения разведок союзных держав после ввода в Иран войск антигитлеровской коалиции? - Основными действующими лицами в игре спецслужб в Иране были советская и английская разведки. Американские и французские спецслужбы не проявляли особой активности. Видимо, в силу того, что их военное присутствие носило чисто символический характер. После ввода союзных войск в Иран в августе 1941 года немецкая агентура частично разбежалась, частично затаилась. Многих мы сумели обезвредить. И хотя англичане и наши действовали против одного врага, сотрудничество между разведками было, на мой взгляд, формальным. И мы, и англичане стремились сохранить свои секреты, побольше оторвать друг от друга агентов для себя. А англичане, так те вообще часто действовали против нас. Наша же резидентура, следуя указаниям из Москвы, старалась не обострять отношений с английской разведкой, хотя та давала для этого немало поводов. - Например? - Они развернули в Иране сеть разведывательных школ, в которых готовили агентуру для последующей заброски в республики Закавказья и Средней Азии. Уже тогда Черчилль ставил перед Сталиным вопрос о вводе туде английских войск. Об одной из таких школ мне стало известно через моих тегеранских знакомых. После того, как резидентура доложила в Москву, Центр дал "добро" на внедрение меня в эту школу. После небольшого собеседования, во время которого я делал акцент на желании подзаработать, меня туда приняли. Школа располагалась в жилом доме, в котором якобы разместился радиоклуб. Нам преподавали радиодело, тайнопись, правила конспирации и другие науки, необходимые разведчику. По окончании школы нас должны были отправить в другое учебное заведение, но уже на территории Индии. И только потом - засылать в СССР. Правда, до Индии я уже не добрался. Вообще я даже благодарен англичанам за то, чему и как они меня научили. Все это очень пригодилось мне в моей последующей работе. Вот так и выяснилось, что один из наших талантливых разведчиков свое первичное специальное образование получил в английской разведшколе. Причем, очевидно, неплохое. Как рассказывал Георгий Андреевич, это была небольшая школа, всего шесть человек. Вообще это характерно для работы английской разведки. Она предпочитает действовать незаметно, маленькими группами, соблюдая правила конспирации, рассредоточенно. Даже в Лондоне весь их центральный аппарат разбросан по всему городу. Различные отделы действуют под крышей мелких лавочек, мастерских, книжных магазинов, кафе. Спереди магазин или салон, а за стеной работает какой- нибудь отдел... Школу же эту после учебы Георгия Андреевича было решено ликвидировать. Но сделать это надо было так, чтобы не испортить отношений с англичанами. Поэтому Агаянц очень деликатно довел до сведения английского резидента, что в Тегеране действует некая разведывательная школа. - Очевидно, это немецкая, - ответил тот. - Они совсем обнаглели, действуют под самым нашим носом. Тем не менее школу англичане быстро закрыли. Не лучше повели себя англичане, когда выловили выброшенную на парашютах в районе Керманшаха группу из шести немецких радистов. Это была первая группа, которую выбросили немцы, готовя операцию по срыву тегеранской конференции и физической ликвидации Рузвельта, Сталина и Черчилля. Арестовав немецких радистов, английская разведка начала с их помощью радиоигру с Берлином. Тут-то их и засекли наши разведчики, установив с помощью группы Георгия Андреевича, что немцы проводят радиосеансы с Берлином под колпаком у англичан. Агаянц снова вышел на своего английского коллегу. Тот ответил, что он не в курсе. - Если вы не в курсе, мы их арестуем, - отрезал Агаянц. От этих слов англичанин побледнел. Но продолжал разыгрывать свою неосведомленность. Лишь через несколько дней он сообщил Агаянцу, что эти немцы работали якобы на английскую военную разведку, и поэтому он был не в курсе. Чтобы как-то снять напряженность, англичанин добавил, что немцы готовят операцию, направленную против трех лидеров антигитлеровской коалиции и поэтому была затеяна радиоигра с Берлином. ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. После Тегерана После Тегерана они с женой вернулись в Союз, где им дали возможность получить высшее образование. Потом - второй заход за рубеж, более длительный. Причем, учитывая опыт работы в Тегеране, время на их подготовку было сведено до минимума. Если обычного нелегала у нас готовят в течение шести-семи лет, то им с женой понадобилось для подготовки... всего два месяца. Где, в каких странах они работали, какими языками владеют, на какие высоты им удалось подняться в разведке в тех странах, где они были, - обо всем этом Георгий Андреевич не говорит. Это не рисовка, это - необходимость, чувство ответственности за тех людей, с которыми работал и которые остались там. Не важно, продолжают ли они работать на нас или уже отошли от дел. По любым мелочам, по любым деталям аналитики в чужих разведках могут легко вычислить их. Они полностью выкладывались на работе, не задумываясь о чинах и наградах. Только где-то в конце 50-х годов во время короткого пребывания в Москве Георгий Андреевич зашел в кадры разведки с просьбой официально принять его в ряды чекистов. - Так ты за погоны служишь? - словно ножом по сердцу провел этим вопросом кадровик. Нет, не за погоны служил Георгий Андреевич... Только в 1968 году, когда на стол тогдашнему председателю КГБ Андропову легла особо ценная, "горячая", информация от разведчика, вдруг вспомнили, что он даже не имеет воинского звания. На 45-м году жизни ему присвоили звание... капитана. Правда, потом он быстро вырос до полковника. Жене же звания так и не присвоили. Когда она уходила на пенсию, тогдашний председатель КГБ В.М. Чебриков своей властью определил ей максимальную военную, то есть полковничью, пенсию - 250 рублей. Ныне этот максимум превратился в минимум - в 25 тысяч, и это после того, что вдвоем они отдали сотню лет своей жизни работе в разведке. И каких лет! - А вообще-то мы довольны своей жизнью, своей работой,_- сказал в заключение мой собеседник. Единственное, о чем жалеем, - не было возможности завести детей. А в остальном нам повезло. Волна предательства в разведке в годы горбачевской перестройки нас не коснулась. Несколько лет "Анри" и "Анита" работали в Италии, уделяя пристальное внимание южному флангу НАТО. Это было как раз в те годы, когда будущий директор ЦРУ США адмирал С.Тернер был командующим войсками этой зоны, а генерал Александр Хейг - командующим союзническими войсками НАТО в Европе. К этому времени "Анри" и "Анита" уже занимали видное положение в обществе, их хорошо знал президент и некоторые министры страны, а американские морские офицеры и сам адмирал С.Тернер не раз пожимали им руки и пользовались их услугами. Они же оказывали "Анри" помощь, когда ему приходилось выезжать в США с заданиями нелегальной разведки. Все как у Д.Карнеги: умей заводить, иметь и сохранять друзей. В прошлом году Георгий Андреевич ушел в запас. Сейчас передает свой опыт молодому поколению разведчиков. Передо мной сидел подтянутый, несмотря на свои годы, с живыми и умными глазами человек. С одинаковым успехом он, наверное, мог бы "работать" французом и арабом, турком или американцем, персом и югославом. Во всяком случае, об этом свидетельствовал его внешний вид. Аккуратность в прическе, в одежде, естественность манер, поведения, какая-то раскованность в сочетании с чувством собственного достоинства, я бы сказал, аристократизмом. Такой вот человек, об истинном вкладе в разведку которого мы можем только догадываться. Человек, отдавший разведке более полувека, сумевший покорить немало ее вершин и остаться при этом нераскрытым". Огромную помощь в подготовке публикаций о разведчиках-нелегалах нам оказал корреспондент газеты "Труд" В.Головачев. Мы познакомили его с нелегалами, некоторыми делами и позволили задавать любые вопросы. Нелегалы "выговорились" насколько это было допустимо. Всего о работе разведки сказать нельзя никогда. Думаю, что читателям будет интересно вновь встретиться с некоторыми нелегалами. В марте, мае и декабре 1990 г. "Труд" опубликовал серию статей-рассказов о двух разведчиках-нелегалах. Вот как они жили и работали. "БИР" сообщает Центру" "Решение о рассекречивании имени разведчика-нелегала при его жизни может принять только председатель КГБ СССР. Такой документ был подписан в начале марта. Сегодня мы рассказываем о бывшей блестящей советской разведчице Ирине Каримовне Алимовой, тринадцать лет проработавшей под чужим именем в одной из стран Юго-Восточной Азии. ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. Слежка Она почувствовала слежку почти сразу. "Шестое чувство", интуиция, опыт, умение "видеть спиной"? Она и сама не могла бы объяснить этого. Множество людей шли позади нее, но почему-то молодой человек в светлой куртке со смуглым лицом, черными усиками и узкими раскосыми щелками глаз привлек ее внимание. Говорят, у разведчиков "шестое чувство" развито очень сильно... Тревога шевельнулась внутри неприятным холодком и тут же улетучилась, уступив место холодному, как бы со стороны анализу обстановки. Будто внутри включили ЭВМ. И словно все происходящее не имело к ней никакого отношения. В такие моменты она преображалась, ощущала удивительную собранность, прилив сил, энергии, ясность мысли, душевный поъем, словно играла перед кинокамерой свою лучшую роль. В этом шумном многоцветном городе далекой азиатской страны у нее было другое имя, другая фамилия. По узкой улочке шла не Ирина Каримовна Алимова, а... Впрочем, и сегодня мы не можем назвать то имя, под которым она долгое время жила за рубежом. Ее тамошние знакомые считают, что она поехала то ли в Гонконг, то ли в Стамбул... Выберем для нее другое имя, например, Гюзель. Еще раз, не поворачивая головы, взглянула на ходу в зеркальное стекло огромной витрины магазина. Человек в куртке равнодушно, не обращая на нее никакого внимания, шел на том же расстоянии. Людей стало заметно меньше, и теперь они двигались, будто связанные невидимой, но очень прочной нитью. "Проверим для начала его квалификацию", - сказала себе Гюзель. Она подошла к небольшому киоску, увешанному с двух сторон массой всевозможных мелочей. Выбрала дешевенькую брошку. "Что же он предпримет? Может пройти мимо и чуть дальше задержаться, чтобы купить сигареты. Это для него удобнее всего. Там, на углу, легко наблюдать за всей улицей. А если я пойду обратно, то и он может сделать то же - вроде бы ходил за сигаретами. Менее профессионально в данной ситуации подойти к "моему" киоску или остановиться где-то на подходе, ожидая, когда "объект" тронется дальше. Ну, посмотрим...". Конечно, Гюзель не раскладывала все это "по полочкам", это ей после казалось, что она думала так - последовательно и методично, а в те секунды действовала скорее по наитию, за которым стоял многолетний опыт выявления слежки. Расплатившись, отошла от киоска, успев заметить краешком глаза: белая куртка где-то позади. "Новичка приставили. Хорошо... Но почему я считаю, что "приставили"? Если бы "вели" всерьез, то дали бы не "новичка", да к тому же не одного. Значит, пристроился случайно? Иностранка (это по лицу видно), вот и увязался? Прилип он где-то у торгового центра. Что показалось ему подозрительным в моем поведении? Ну что ж, попробуем создать ему некомфортные условия...". Гюзель свернула в переулочек. Прохожих было мало. Проезжая часть была настолько узка, что водитель широкой американской машины отгибал на въезде боковые зеркала справа и слева, чтобы во время движения не задеть штабеля картонных ящиков, высившихся возле маленьких лавчонок и магазинчиков. Гюзель спокойно шла вперед. Остановилась, сняла туфлю, вытряхнула из нее воображаемый камешек. Белая куртка быстро спряталась за штабель ящиков. "Ну хорошо. Теперь вроде все ясно. Надо от него уходить - времени в обрез". Гюзель шла не на прогулку и не за покупкой модной шляпки - в кармане у нее лежал миниатюрный контейнер, "письмо", которое ей предстояло опустить в "почтовый ящик", то есть в тайник. Она вышла на просторную улицу и на следующем перекрестке решила использовать прием, который называла "встречный ход". Агент в куртке, похоже, не догадывается, что раскрыт, старается маскироваться. Значит, он не имеет приказа вести открытое наблюдение... Гюзель завернула за угол и встала за толстым деревом. В тот момент, когда человек в куртке, ощупывая взглядом улицу, поровнялся с деревом, она выросла перед ним, прямо взглянула ему в глаза и спокойно пошла в противоположную сторону. "Продолжит слежку или нет? Вид у него был не ахти...". В стекле витрины была хорошо видна его растерянная фигура. Он постоял, посмотрел ей вслед, махнул рукой и побрел прочь... Она сделала еще контрольную "восьмерку", затем села в автобус и в последний момент, будто вспомнив что-то, вышла из него, провела еще одну проверку и, убедившись, что "хвоста" нет, выполнила намеченное и поехала домой. x x x - Ирина Каримовна, хочу задать вопрос, который, наверное, покажется Вам наивным: страшно было? Ведь , если бы полиция Вас раскрыла, то грозила торьма... - Да, около 20 лет тюрьмы. Но страх - это все-таки не то слово. Страшно - это когда человек боится. А тут было другое - я не боялась этого парня в белой куртке. Я его изучала, стремилась осмыслить ситуацию, ощущала, разумеется, большую опасность, тем более, что письмо было со мной, но не боялась... Напряжение, мобилизация своих возможностей, решимость найти выход - да, все это, но не страх. Ведь еще когда принимала решение стать разведчицей, знала: все может быть, и была готова к этому. - Вы сообщили о слежке в Центр? - Да, я была обязана сделать это. Центр попросил тщательно проверить, будет ли слежка в другие дни. Проверка показала: больше слежки не было. - Как прореагировали в Москве на сообщение о слежке? - А азиатских странах слежка за иностранцами - в общем-то обычное дело. Строгий полицейский режим, широкая сеть осведомителей контрразведки, традиционная подозрительность к иностранцам, специфика местных условий - все это создавало чрезвычайные трудности в работе разведчика. (Ирина Каримовна и ее муж проработали на Востоке тринадцать лет и уехали не "раскрытыми". Это говорит о многом. Во-первых, о высочайшем классе работы, профессионализме. А во-вторых, о том, что работа их была высокоэффективна. Ибо если должной отдачи от разведчика нет, его отзывают). ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. Как приходят в разведку Как приходят в разведку? По-разному - кому-то сами чекисты предлагают заняться этим опасным и трудным делом, кто-то изъявляет желание сам... Ирина Каримовна в молодости и представить себе не могла, что станет разведчицей, какой крутой поворот сделает ее судьба. Жизненные планы у нее были совсем иные... Родилась в небогатой туркменской семье в городе Мары в июне 1920 г. - того самого, когда было принято решение о создании в нашей стране "закордонной разведки", чуть позже - Иностранного отдела ВЧК. Ее отец прошел солдатом гражданскую войну, а затем стал часовщиком, занимался также обработкой ювелирных изделий. Это был великолепный мастер, искусство его было известно далеко за пределами города. Ирина Каримовна хорошо помнит, как пришли однажды к отцу персидские консулы. Ей было лет восемь, тихонько играла в уголке с куклами, но каждое слово той беседы отпечаталось в памяти на всю жизнь - визит был необычным. Сначала гости расхваливали изделия мастера, а потом предложили ему переехать в семьей в Иран. "Там, Карим-ага, заживете хорошо, богато, мировая слава Вас ждет...". Отец не спеша допил чай из пиалы, вытер ладонью рот и сказал: - Здесь моя земля, я воевал за нее, бросить ее - все равно что бросить свою мать... . Жили они в глинобитной мазанке, каждую весну и осень отец поправлял ее. В семье было пятеро - мама занималась домом, детьми (у Ирины было еще два брата). Потом переехали в Ашхабад. Ирина училась в школе, самозабвенно увлекалась самодеятельностью. Но после школы в театральный не пошла - решила стать ветеринаром-хирургом, поступила на рабфак при сельхозинституте. В ее характере удивительным образом сочетаются, казалось бы, несовместимые качества - кремневая воля и мягкая уступчивость в споре; непреклонность, жесткость, и доброта, отзывчивость, долготерпение; умение полностью перевоплощаться в театральный образ и в то же время оставаться естественной, искренней, обаятельной... После окончания второго курса рабфака Ирину неожиданно пригласили сниматься в кино. Да не подработать в массовке, а стать профессиональной киноактрисой. Работники студии "Туркменфильм" познакомились с ней в доме отдыха, а вскоре последовало приглашение. Она приняла его почти без колебаний - театр и кино всегда манили ее, но казались недостижимой мечтой. В первом же фильме "Умбар", который вышел за несколько лет до войны, она играла одну из главных ролей - девушку, которую любил Умбар. Неожиданно пришедшая слава (ее узнавали на улице, в магазине, в автобусе) не кружила голову и не смущала, а несколько тяготила, хотя и была все же приятной. После успешного дебюта Ирину командировали учиться актерскому мастерству в Ленинград, в группу Г.Козинцева и Л.Трауберга. В 1939 г. она вернулась в Среднюю Азию, но не в Ашхабад, а в Ташкент, где на студии "Узбекфильм" ей обещали роль в новом фильме. Подготовка к нему затянулась, а тут грянула война. Ей только исполнился 21 год, мастера кино прочили ей замечательную карьеру, но Ирина не считала для себя возможным оставаться на студии. Она пошла в райком партии и прямо с порога: "Отправьте меня на фронт, иначе я поеду туда сама". Просьбу (или требование?) удовлетворили, направили в подразделение военной цензуры. Вместе с войсками прошла Украину, Польшу, Чехословакию, встретила Победу в Вене. Затем - демобилизация, возвращение домой, в Ашхабад. Но вскоре последовал неожиданный вызов в Москву. Это было в начале 1947 г. Она ехала в метро на площадь Дзержинского и гадала: зачем потребовалась она в этом серьезном учреждении? В Ашхабаде предупредили: "О том, куда едешь, никому ни слова". Хозяин просторного кабинета предложил ей мягкое кресло и быстро перевел разговор на главную тему: - Мы хотим предложить Вам работу во внешней разведке, а точнее, вести разведку за рубежом. Это дело опасное, трудное и сугубо добровольное. Вы можете отказаться, и это будет вполне естественно, все-таки разведка - не женское дело. И предложение это мы делаем в силу крайней необходимости... Неожиданное предложение. В таких ситуациях люди обычно просят дать время подумать. Но Ирина Каримовна несколько секунд помолчала и вдруг тихо спросила: - Я слышала, что, когда наши разведчики возвращаются домой, их уничтожают. Правда ли это? Хозяин кабинета и один из сотрудников, который сидел сбоку от Алимовой и все время наблюдал за ней, переглянулись. - Что Вы, ерунда какая! Надо же вообразить... Потом, обращаясь к сотруднику, ее собеседник заметил: - Смотри, какая смелая... Эта смелость могла дорого обойтись Алимовой. Отнюдь не "ерунду" говорила она. Страшная машина уничтожения перемалывала в те годы и чекистов - сегодня это хорошо известно. Среди расстрелянных были и многие разведчики, так много сделавшие для нашей страны, с честью прошедшие через неимоверные трудности, опасности и ловушки зарубежных контрразведок и вернувшиеся домой, чтобы вместо благодарности погибнуть здесь оклеветанными. Чудовищно, непостижимо... Вся их "вина" была в том, что они слишком хорошо знали, сколько ошибочных, порой трагических для страны решений было принято сталинским руководством вопреки информации, поступавшей от разведки. Они были очень опасными свидетелями, поэтому и стремились от них избавиться. Кровью невинных написан страшный "афоризм" тех тягостных лет: "Нет человека - нет проблем...". Алимова не просто слышала, она знала это. И нужна была поразительная по тем временам смелость, чтобы вот так прямо задать столь "острый" вопрос в высоком кабинете. По законам того времени она по существу подписала себе смертный приговор. Не за границу, а совсем в другие места должна была она отправиться после такого разговора. Но везло ей на людей. И в этот раз судьба подарила ей встречу с настоящими чекистами. Хозяин кабинета сам предложил ей: - Вам, наверное, нужно время, чтобы подумать? - Нет, я согласна, - твердо ответила Алмова. .. Сорок три года спустя мы пьем чай в небольшой, скромно обставленной квартирке. Старенький телевизор "Темп", простенькая поцарапанная тумбочка, стол впритык к стене. - Ирина Каримовна, а если бы он Вам тогда сказал, что после возвращения Вас расстреляют, - согласились бы? - Да, - сразу же (видно, об этом думала не раз) сказала она. - Выполнила бы свой долг перед Родиной и вернулась. Все-таки принесла бы пользу... Признаюсь: этот ответ потряс меня. ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. На вокзале никто не встретил Алимова выехала для нелегальной работы за границей лишь спустя несколько лет после того памятного разговора. А до этого была учеба, о которой по понятным причинам рассказывать не буду. Перечислю лишь иностранные языки, которыми она владеет в разной степени совершенства: турецкий, уйгурский, английский, азербайджанский, узбекский. Несколько хуже немецким и персидским. Ну, туркменский и русский, разумеется, не в счет. О смерти Сталина Алимова узнала, находясь в одной из европейских стран. До отъезда на самостоятельную работу ей осталось всего восемь месяцев. Осенью того же года, уже в Москве, неожиданно объявили: "Через неделю намечен Ваш отъезд". Она взмолилась: "Дайте хоть повидаться с родными, слетать в Туркмению". Успела побывать в Ашхабаде, сказала своим, что предстоит очень длительная командировка в Закарпатье, в горах почты нет, так что письма будет присылать с оказией, с тем же человеком и ей можно отправить весточку. Через несколько дней Ирина Каримовна Алимова отправилась в длительную командировку, не зная, когда вновь увидит Москву, Ашхабад, маму, родных... В кармане у нее были документы с другим именем и фамилией. Отныне ее настоящая фамилия как бы исчезла, растворилась. Даже в доме на площади Дзержинского в Москве фигурировал только ее псевдоним - "Бир". Путь ее был не прост и лежал через третью страну, где предстояло прожить не один месяц. Легенда, то есть биография ее новой жизни, была такой. Она - дочь богатого уйгура. Родители - эмигранты из России, точнее из Средней Азии, уехали еще до революции. В документе, написанном муллой по-арабски, справа налево (что- то вроде нашей метрики) указывалось, что Гюзель родилась в таком-то году, в таком-то селении. В ее новой биографии был у нее и жених, сын эмигрантов из России. Их родители дружили, держались вместе и в России, и за рубежом. Жених занимался мелким бизнесом в другом городе. И вот она ехала к нему... На самолете благополучно прибыла в зарубежный город и, пересев на поезд, отправилась к жениху. Гюзель видела его только на фотографии. Встреча должна была состояться на вокзале. Но что-то не сложилось, и на вокзале его не было. (До этого он пять дней "светил" на перроне, в этот же раз объявили, что поезда не будет, а он просто опаздывал). Черная южная ночь, чужой город, пустой вокзал... Гюзель вышла на площадь, почувствовала чей-то пристальный взгляд. У фонаря стоял полицейский, чуть дальше - рикша. Она небрежно махнула рукой, подзывая рикшу. Стал приближаться и полицейский. - Почему здесь так темно? - спокойно сказала она ему по-уйгурски. - Надо бы усилить освещение. Рикша укрепил чемодан, помог подняться в коляску. Она небрежно сказала ему: "В центральную гостиницу...". Было два часа ночи. В отеле она получила комнату. Двери в номерах здесь не закрывались. Она села, не раздеваясь, на кровать и стала ждать рассвета. В гостинице было шумно, в каких-то комнатах пели, где-то слышались крики... В пять утра дверь ее комнаты отворилась и вошел человек в кальсонах. Он не спеша подошел к печке-буржуйке в углу, умело растопил ее и, ни слова не говоря, вышел. Как потом она узнала, это было обычным делом, и показалось бы очень странным, если бы она реагировала неадекватно. А днем Гюзель встретилась с женихом по запасному варианту в городе, возле универмага. Через четыре месяца они зарегистрировали брак. Это, к счастью, оказался не фиктивный брак, не только по "легенде", но настоящее, счастливое супружество двух любящих друг друга людей, объединенных общей опасностью, общим делом, общей судьбой. Думаю, когда-нибудь мы расскажем и о муже Ирины Каримовны - замечательном советском разведчике, но пока время не пришло... ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. Выгодная сделка: покупка земли Предстоял наиболее трудный этап - Гюзель и ее муж должны были отправиться в ту страну, в которой им предстояла основная работа. Но получить иностранцу разрешение на постоянное жительство там было чрезвычайно сложно. У них уже были рекомендательные письма от ряда общественных деятелей, с которыми они познакомились, от религиозных организаций, но всего этого было недостаточно. И тут Гюзель узнала, что один из местных деловых людей имеет в той стране, куда они стремятся, на правах частной собственности три сотки земли. Это была удача. Если предложить хорошую цену... Какой бизнесмен откажется от выгодной сделки! Землю они купили и отправились в путь. В Гонконге - еще одном промежуточном пункте - предъявили в представительстве рекомендательные письма и права на участок. Менее чем через месяц получили разрешение на въезд, а уже на месте - временный вид на жительство, который надо было продлевать каждый год. У них был двухэтажный домик, в котором открыли магазин. Между прочим, продавали в нем и вышитые воротнички, которые искусно изготавливала Гюзель. С деньгами было трудно, и эти красивые, пользующиеся спросом изделия весьма выручали. Они посещали американский клуб, где завели широкий круг знакомств, играли в бинго. Гюзель вступила еще в женский клуб. Через полтора года, используя свои связи, получили как уйгуры гражданство третьей страны и желанный паспорт, с которым можно было разъезжать по всему миру. Казалось бы, все налаживалось хорошо, но тут вдруг начали сгущаться тучи. К ним зачастили местные контрразведчики, неожиданно появляясь и днем, и поздним вечером, и ранним утром. В доме ничего такого не было (рацией за тринадцать лет они не пользовались ни разу и вообще не имели ее), но пристальное внимание местной службы безопасности вызывало тревогу. Обычная подозрительность или что-то другое? Прислуга - симпатичная девушка из бедной семьи, с которой они очень подружились, - рассказывала, что непрошенные визитеры приходят и в то время, когда хозяев нет дома, и расспрашивают ее об их образе жизни, привычках, знакомых и т.д. Вскоре разгадка была найдена. Один из эмигрантов, человек с темным прошлым, невзлюбил их, стал в чем-то подозревать. Он открыто начал говорить в клубе, что Гюзель и ее муж - не те, за кого себя выдают, что они русские, и это, мол, видно невооруженным глазом. Гюзель пошла в посольство страны, гражданами которой ни с мужем теперь являлись. - Кроме посольства, нас некому защитить от оскорблений этого гяура, - заявила она. - Разве нельзя призвать его к ответственности за клевету? В этом посольстве у них было много друзей. Гюзель успокаивали, просили не волноваться, обещали принять меры. И действительно, назойливое внимание контрразведки вскоре заметно ослабло. Работать стало чуть полегче. В условленный час они включали приемник. (Один в это время выходил "подышать воздухом"). Задания, как правило, получали по радио. Вряд ли стоит говорить, что азбуку Морзе каждый знал не хуже, чем родной язык. "Бир. Центр крайне интересует любая информация о милитаризации страны. Георг". "Георгу. Под видом создания новых полицейских отрядов началось интенсивное увеличение армии. Планы милитаризации держат в глубокой тайне, ибо это является серьезным нарушением взятых страной обязательств. В ближайшие годы предполагается увеличить таким образом численность армии вдвое. Заключены секретные контракты на развитие военной промышленности. В прессе по этим вопросам не появляется никакой информации. Бир". ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. Прыжок из машины Так получилось: им надо было возвращаться ночью в сильный ливень по сельской дороге, которая крутилась над глубокими оврагами. Разумно было бы подождать до утра, но утром им надо было быть в другом месте. Муж аккуратно вел "Шевроле" (модель "Импала"), "дворники" едва успевали очищать стекло. Неожиданно за поворотом они увидели в свете фар, что дорога частично размыта. Он применил ступенчатое торможение, энергично и быстро ударял по педали, врубил низшую передачу, но машина уже не слушалась и начала скользить вниз. - Прыгай,- приказал он жене. - Сперва ты, ты нужнее, - ответила она, ни на секунду не теряя присутствия духа. - Прыгай! - заорал он, из последних сил выворачивая руль. Гюзель открыла дверцу и, поставив обе ноги на край, оттолкнулась от машины. Вслед за ней успел выпрыгнуть и муж. Они отделались легкими ушибами, а машину задержало растущее чуть ниже дерево. В ближайшем поселке переночевали, а утром тягач вытащил машину, которую пришлось оставить в автомастерской. Взяв напрокат другую, отправились дальше. В тот раз обошлось без полиции. Встречи с ней не сулили ничего хорошего. Даже при незначительном нарушении правил дотошные полицейские заполняли подробнейшие протоколы, содержавшие вопросы чуть ли не о всей родословной. Это всегда большой риск. Поэтому ездил муж очень акууратно. Но дорога есть дорога. Однажды, вернувшись домой, Гюзель увидела, что муж лежит с перевязанной ногой на диване. "Тоета" сильно стукнула его автомобиль, а поздним вечером предстояло заложить контейнер с материалами в тайник. - Я поеду, - спокойно сказала Гюзель. - Ночью, городским транспортом, в тот район? - глухо спросил он. - Другого выхода нет, не волнуйся, все будет нормально... Она возвращалась около полуночи. Возле остановки спали бездомные, забравшись в картонные ящики. Снаружи торчали только ноги. Она перешагивала через них, готовая к подножке, к любой неожиданности. Кто-то стонал во сне, где- то негромко переругивались. Прохожих в такое время здесь не бывало... Ей и сейчас иногда снится тревожный сон, как она идет ночью, переступает через вытянутые ноги и никак не может выбраться. Были у Гюзели куда более острые ситуации, но почему-то снится это. И еще: как эмигранты наговаривают на них полиции... "Георгу. Стало известно, что в обстановке секретности спущена на воду подводная лодка нового типа, оснащенная новейшим оборудованием. Бир". "Георгу. Хорошо информированный источник сообщает о планах создания новой замкнутой военно-политической группировки, в которую могут войти Южная Корея, Южный Вьетнам, Тайвань, Япония, Тайланд, Филиппины, Новая Зеландия, Австралия, Малайзия. Переговоры, возможно, состоятся в Сеуле или Бангкоке. Это явится серьезным дестабилизирующим фактором в Юго-Восточной Азии. Бир". (Последующие события подтвердили точность этой информации. 14-16 июля 1966 года в Сеуле проходила конференция министров иностранных дел для девяти государств, на которой был создан Азиатско-тихоокеанский совет - АЗПАК). Каждый из двоих знал: бывают дни, когда тоска по родной земле вдруг приблизится вплотную, возьмет в свои крепкие объятия, и тогда покажется, что усталость, накопившаяся за многие годы, достигла критической точки, что силы на исходе. Сколько же, в самом деле, может продолжаться такая жизнь, - полная тревог, риска, требующая постоянного напряжения? Ведь существует предел человеческих возможностей... Нет, разведчик не имеет права на такие мысли. Не может поддаваться эмоциям, плохому настроению. Он должен уметь преодолевать это, быть постоянно "в форме", не играть чей-то образ, а именно жить иной жизнью. ("Однажды, - вспоминал Полковник, - кто-то из наших туристов в западноевропейском городе окликнул своего товарища, моего полного тезку. Я шел мимо и в первое мгновение подумал: "Какое знакомое имя". И лишь в следующий момент сообразил, что и меня так звали на Родине. За рубежом как бы забываешь свое настоящее имя. И думаешь на чужом языке, и привычки приобретаешь иные..."). Как преодолевать трудные дни? Это целая наука. И у каждого разведчика есть свои приемы. Гюзель вместе с мужем шла обычно к хорошим знакомым, с которыми можно легко и приятно поговорить, провести время, "отдохнуть, как она говорит, душой". Потом, поздним вечером, она мысленно писала письмо маме. Думаю, не нужно объяснять, почему разведчик не может послать письмо родителям или детям обычной почтой. Приходится использовать иные каналы. И каждое письмо связано с повышенным риском в течение всего времени - и пока его пишешь, переснимаешь на микропленку, помещаешь в малюсенький контейнер, несешь по улице, закладываешь в тайник, и пока письмо невидимыми дорогами путешествует через границы, минуя почтовые ведомства и таможни... И все же в год Гюзель получала два, а то, когда повезет, и три письма от мамы и столько же отправляла ей. "Дорогая мама, простите, что долго не писала вам, так уж получилось. Очень скучаю, хотела бы увидеть вас, брата, но так складывается работа, что приехать к вам скоро не смогу. В прошлом письме вы очень мало написали о себе и о нем. Здоровы ли, все ли у вас хорошо? Что-то сердце мое не спокойно. Я иногда вечерами мысленно разговариваю с вами, и мне кажется, что вы меня слышите... Обо мне не беспокойтесь, у меня все хорошо. Выходные дни мы провели на пляже - купались, загорали, ели фрукты. Веду жизнь спокойную и размеренную. Нежно вас обнимаю, будьте здоровы, бодры и веселы. Любящая вас И.". Мама не спрашивала, почему человек, заносивший письмо от дочери, просил потом вернуть его обратно. Догадывалась ли она о том, какая командировка у дочери? Без сомнения. Сердце матери не обманешь, даже если в каждом письме будет говориться про спокойную жизнь. ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. Дома За те тринадцать лет, которые они провели на Востоке, в отпуске были только один раз. Туристами поехали в Европу, колесили по Франции, Испании, Италии, Швейцарии... В Советский Союз прибыли тайно, особым путем, но из Москвы в Ашхабад летели вполне легально - имея билеты и советские документы. Ей показалось, что отпуск пролетел мгновенно, и вот уже снова они в Европе, и нет Ирины Алимовой, а есть госпожа Гюзель, владеющая вместе с мужем небольшим магазином в далекой азиатской стране. И снова каждый день словно идешь по лезвию ножа. Даже дома, наедине, они говорили по-уйгурски. Как-то в гостинице решили провести небольшой эксперимент: закрыли подушкой телефон. Вскоре в дверь вежливо постучали, и молодой человек, извинившись, сказал, что хочет проверить, как работает телефонный аппарат. - Однажды мы пошли в кино на русский фильм, - вспоминает Ирина Каримовна. - И я только в середине фильма заметила, что, прекрасно понимая русскую речь, все же добросовестно читаю титры и воспринимаю содержание именно по этим титрам. И мысленно одобрила это. Но вот Центр передал, что вскоре они смогут вернуться домой. Гюзель с мужем уезжали тихо, с одним чемоданом - обычная деловая поездка в Европу. Ярким летним днем они последними спускались по трапу самолета в московском аэропорту. Человек в сером костюме, встречавший их, сказал дежурной, чтобы автобус с пассажирами не ждал. Поодаль, на летном поле, стояла "Волга". - Вещи мы возьмем сами, - сказал встречавший. - Неужели уже дома? - тихо спросила Ирина Каримовна, - Какой здесь прекрасный воздух... А на летном поле стоял едкий запах керосина от только что заглушенных двигателей. x x x После их возвращения 22 толстые папки общим объемом более семи тысяч страниц - документы, связанные с работой Ирины Каримовны Алимовой и ее мужа на Востоке, - были отправлены в архив. Вот одна из них. Серо-голубой футляр из толстого картона с откидывающейся наверху крышкой. Она прошита шнурком с сургучной печатью. Сломав ее и открыв футляр, достаю папку. "Совершенно секретно. 1-е Главное управление КГБ СССР. ЛД (личное дело. - Прим.автора) N 23467. Начато - 1947_г. Закончено - 19... г.". И в центре крупными буквами - "Бир". Внутри - радиограммы Центра, донесения наших разведчиков, различные документы. Вот паспорта, выданные третьей страной, свидетельство о браке, заполненные замысловатой вязью, вид на жительство - увы, уже безнадежно просроченный... Я спрашиваю, какое звание у Ирины Каримовны и какие у нее награды. - Звание - майор. А награды... На фронте получила орден Отечественной войны, а у нас - медаль "За боевые заслуги". Да мы, собственно, работаем не за награды... Конечно же, подумал я, не за это. Но все-таки разве не заслуживают высоких наград те, кто ежечасно рискует жизнью во имя своей страны? Я вспомнил скромную квартирку Ирины Каримовны и ее мужа, старенький телевизор, дешевые занавески... Только красивые восточные деревянные панно с инкрустациями на стенах да диковинные вазочки и статуэтки - память о Юго-Восточной Азии - украшают их жилище. Спросил, а как же быть с расхожим мнением об огромной зарплате тех, кто работает за рубежом? - Не знаю, как у других, а у нас богатеем не станешь. Да и не в деньгах счастье. И то верно, не в деньгах. Но должна быть справедливость. Начальники многих областных управлений КГБ носят генеральские погоны. Наверное, у них хлопотная работа, не знаю, не знаком с ней. Однако если сравнить с работой разведчика за рубежом... Но закончить этот рассказ мне хотелось бы все-таки на оптимистической ноте. Бытовые условия не особенно волнуют Ирину Каримовну. Она довольно своей судьбой. "Если бы пришлось жить заново, - говорит она, - и спросили: хочешь пройти снова весь путь, я бы твердо ответила: да". Она полна энергии, деятельна, инициативна. Встреча с такими людьми оставляет глубокий след. Как жаль, что мы мало знаем о них..." Через два месяца та же газета "Труд" поместила на своих страницах письмо одной читательницы: "Не так давно в "Труде" в нескольких номерах (8, 14, 15, 20 марта) были опубликованы документальные материалы об удивительной судьбе советской разведчицы, бывшей киноактрисы Ирины Каримовны Алимовой. За рубежом она работала (уже после войны) вместе с мужем, но ему посвящено в публикациях всего несколько строк. Даже имени не назвали. По-моему, это нехорошо и несправедливо. Наверняка всю жизнь он шел по лезвию ножа, подвергал себя смертельной опасности во имя высших интересов Родины, а мы его на старости лет благодарим вот так - забвением... Хоть доброе слово-то заслужили эти люди? Прошу переслать мое письмо председателю Комитета государственной безопасности СССР. Н.Синельщикова медсестра филиала поликлиники N 2 Минздрава РСФСР. Москва". Редакция "Труда" обратилась вновь в нелегальную разведку с просьбой предоставить дополнительные материалы для новой публикации. Положительный ответ на это обращение был получен неожиданно быстро. ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. 20 ЛЕТ ПОД ЧУЖИМ ИМЕНЕМ "...Когда мы ехали к Шамилю Абдуллазяновичу Хамзину в ту же скромно обставленную квартиру с пятиметровой кухней в блочном доме, где я беседовал месяц назад с Ириной Каримовной Алимовой (каждый из супругов оставил свою фамилию), руководитель одного из подразделений советской внешней разведки, статный 65-летний Полковник сказал мне: - Знаете, разведчики не очень разговорчивы, если речь заходит об их жизни. Не особенно нажимайте на него... Между прочим из последней зарубежной командировки он вернулся совсем недавно (по нашим меркам) - в начале восьмидесятых годов. В общей сложности около двадцати лет провел Шамиль за границей под чужим именем. После этого не так просто... (полковник на секунду задумался), как бы лучше сказать, "оттаять", что ли, изменить привычки. Ибо каждый год "там" стоит по крайней мере трех обычных... Полковник знает об этом не понаслышке. Он тоже немалую часть жизни провел за рубежом под чужим именем. В разговоре как бы между прочим заметил: "Если ненароком встретите меня за рубежом, то совсем не обязательно обнаруживать наше знакомство...". Подобная неожиданность однажды чуть не поставила под угрозу срыва важную операцию. Полковник шел тогда на встречу в небольшое кафе "Зеленый какаду" на окраине крупного европейского города. В уютном зале людей было немного. Слева за столиком у стены, недалеко от входа человек в сером костюме, потягивая пиво, читал воскресное приложение к утренней газете. Полковник сразу же узнал его, хотя они не виделись семь лет, и направился к соседнему пустому столику. Неожиданно откуда-то сбоку услышал радостный детский крик: "Дядя Володя! Вот хоро...". Как же это, черт возьми, он сразу не увидел, что в глубине зала cидит знакомая семья работника советского посольства. Десятилетняя Машка узнала его и с детской непосредственностью рванулась навстречу. Отец успел перехватить ее и, прижав к себе, стал что-то быстро говорить ей на ухо. Полковник, видя все это боковым зрением, и бровью не повел, будто это его не касалось. Он прошел к самому дальнему столику, выпил минеральной воды и вышел, не обронив ни слова. "Перепроверяться" времени нет. Надо "раствориться". Хорошо, что машину оставил за два квартала от кафе...". Он доехал на такси до торгового центра, прошел по подземному переходу в подземный гараж, взял напрокат машину, оформив ее по запасным документам на другую фамилию, сказал, что оставит автомобиль через сутки на пристани, расплатился и выехал через северные ворота. Практически, если слежка и велась за ним, он был уже вне досягаемости, ибо в гараже Полковник оказался в тот момент единственным клиентом, ни одна машина за ним не следовала. Отъехав квартал, он оставил машину у банка и сел в автобус... Через час позвонил в гараж и сообщил, что машину оставит не на пристани, а у банка. На следующий день встреча с человеком в сером костюме состоялась на вокзале, по резервному варианту. Через несколько лет в этом же городе, с этим же человеком встречался и Шамиль Хамзин, по документам, скажем, Камиль Саид, коммерсант, подданный одного из государств Западной Азии... - Оправданы ли все эти усилия, риск, затраты? - спросил я Полковника. - Сошлюсь лишь на одну из задач внешней разведки: следить за военными приготовлениями за рубежом и не прозевать подготовку к первому удару. О военных планах многих государств мы знаем заранее из первоисточников. Согласитесь, это важно всегда, но особенно сейчас, когда наша страна не просто сокращает вооружения, но и ведет активную, энергичную политику разоружения... ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. В тюрьме В первой половине шестидесятых годов Шамиль отправился в длительную зарубежную командировку. Он должен был не сразу ехать к месту назначения - в одно из государств Юго-Восточной Азии, а осесть на время в третьей стране, через какое-то время встретить радистку (по легенде его невесту), жениться и вместе с женой отправиться в дальнейший путь. По документам он был из семьи богатых уйгуров, давно покинувших Россию. Шамиль в совершенстве знал уйгурский, турецкий языки, хорошо разговаривал на английском и румынском, не считая, естественно, родного татарского и русского. Вначале все шло хорошо. Документы у Шамиля были надежные. Он знал, что в этой чужой стране, в одном дальнем селе действительно родился в свое время Камиль Саид. У него был и соответствующий документ, выданный общиной. Итак, Камиль Саид приехал в портовый город, устроился в гостиницу. Быстро завел деловые знакомства и через два дня перебрался в татарскую колонию. Еще через пару месяцев он был там уже своим человеком. Всегда готовый прийти на помощь, щедрый по натуре, внимательный и обходительный, Камиль пользовался расположением жителей колонии. Руководитель молельного дома, уезжая, хотел даже оставить Камиля вместо себя, но тот под благовидным предлогом отказался. Именно там, у руководителя молельного дома, Камиль случайно познакомился с выходцем из татарской семьи, офицером контрразведки, занимавшим высокий пост. Потом они нередко встречались, говорили о татарской поэзии, событиях в мире. Офицер, между прочим, звал Камиля к себе на работу, но тот отшучивался: какой, мол, из бизнесмена контрразведчик? - Знаешь, - сказал ему однажды офицер, - если у тебя как у бизнесмена появятся какие-нибудь сложности с полицией, назови им пароль, который я запишу за тобой: "Юха-55". - И Что же будет? - поинтересовался Камиль. - Юха (демонический пероснаж. - В.Г.) защитит тебя, - засмеялся офицер. Знал ли он о готовящемся аресте? Трудно сказать. Скорее всего, нет. Просто дал пароль из дружеского расположения. Через три месяца после этого разговора двое крепких мужчин пришли ночью к Камилю и, предъявив ордер на арест, забрали с собой. Камера была крошечная - три шага в длину и два в ширину. Камиль сразу мысленно окрестил ее "каменным ведром". У стены стояла узкая железная кровать, на ней - доски, покрытые циновкой. Ночь Камиль провел без сна. Он вновь и вновь "прокручивал" в голове различные ситуации, разговоры за последние полгода, пытаясь найти несоответствия в своем поведении, ошибки, анализировал каждый свой шаг... Но не находил ничего, что могло бы дать повод для ареста. "Ладно, посмотрим, что будет на первом допросе", - решил Камиль. Утром, когда стало совсем светло, он сел на кровать и закурил. Тут же открылась дверь, и дюжий охранник с лицом гориллы ворвался в камеру. Он рывком поднял Камиля и мощным ударом в лицо обрушил его на цементный пол. Поднимаясь, Камиль ощутил кровь на губах и что-то твердое во рту. Держась за стену, выплюнул два зуба на пол. И тут же получил новый удар. "Если дело так пойдет дальше, мне нечем будет есть", - отрешенно, как о чем-то постороннем, подумал Камиль. - Позови начальника, - прохрипел он, вновь медленно вставая с пола, - у меня для него есть важное сообщение. Горилла свирепо посмотрел на Камиля, смачно плюнул ему под ноги и захлопнул дверь. Вскоре Камиля повели на допрос. Следователь, заметив мимоходом, что курить в камере не разрешается, поинтересовался, что же намерен сообщить ему арестованный. - Хотел бы прежде всего узнать, в чем меня обвиняют, - спросил Камиль. Следователь был готов к этому вопросу: - Есть основания подозревать, что вы являетесь английским шпионом. Признаете ли вы это? И какие важные сведения хотели сообщить нам? - Чушь какая-то, - пожал плечами Камиль. - В селе, где я родился и провел детство меня могут вспомнить многие. Все это легко проверить. А то важное, что я хотел сообщить, заключается в одной фразе: Юха пятьдесят пять. Следователь озадаченно посмотрел на него: - Откуда вы знаете эту фразу? Камиль равнодушно смотрел в окно. Его отправили обратно в камеру. Больше на допросы не вызывали, кормить стали лучше. Горилла рукам волю не давал, но и в разговор не вступал. Камиль внешне был совершенно спокоен, но в душе нарастала тревога. Через две недели должна была приехать радистка, которую он обязан встречать на вокзале. Если его не отпустят, что она будет делать в чужом городе? Запасной связи у нее не было, это он знал точно... Сколько времени продлится проверка? Повезут ли его в село или позвонят туда по телефону? Как прореагирует на арест знакомый офицер контрразведки? Конечно, будут наводить справки и в татарской колонии. Но там у него врагов вроде бы нет... То, что не вызывают на допрос, означает, что пароль возымел какое-то действие и проверку они, видимо, проводят. Но как долго все это продлится? Он понял, что появился луч надежды, когда горилла однажды швырнул ему пачку газет. "Я знал, что мы поладим", - миролюбиво сказал Камиль. Через неделю его выпустили, объяснив арест ошибкой. До приезда "невесты" оставалось шесть дней. Все это время Камиль многократно и тщательно "проверялся", слежки за ним не было... О том, как произошла его встреча с Ириной, мы уже рассказывали. В их семейном альбоме и сейчас хранятся ее фотографии в свадебном наряде чужой страны. Этот брак оказался, к счастью, не фиктивным, а самым что ни на есть настоящим... - Западная пресса время от времени сообщает о провалах наших разведчиков. Часто ли это бывает? Какова судьба тех, кто попал в тюрьму? - спросил я Полковника. - Провалы? Бывают, конечно, но довольно редко. Все-таки не забывайте, контрразведка работает. А что касается судьбы наших разведчиков, оказавшихся в тюрьме, то мы делаем все, чтобы вызволить их оттуда. - Каким образом? - Путь один - обмен. - Всех ли удавалось "обменять" или кто-то остался... - Всех до единого. Наши люди знают: мы не оставим их в беде. - Сейчас никого из наших в их тюрьмах нет? - Никого. ЮРИЙ ДРОЗДОВ Глава 8. Операция "Боулинг" После тринадцати лет работы в Юго-Восточной Азии в конце шестидесятых годов Шамиль Хамзин и Ирина Алимова вернулись на Родину. Она вышла на пенсию, а для него работа продолжалась. В течение еще многих лет он колесил по Западной Азии и Ближнему Востоку, жил на американском континенте, ездил в западноевропейские страны... Все это было бы весьма романтично и увлекательно, если бы Хамзин ездил туристом. Но он участвовал в сложнейшей операции с несколько странным кодовым названием "Боулинг". Цель операции - сбор информации о разработке новейшего наступательного оружия, которое могло быть использовано для нанесения первого удара, а также о тайных работах по созданию атомной бомбы в тех странах, которые ее не имели. ..Еще в Юго-Восточной Азии Камиль Саид (документы и легенда у Шамиля остались прежними) познакомился с руководителем отдела одной из мощных транснациональных корпораций, которая наряду с обычной продукцией традиционно получала важные военные заказы. Начальник отдела, назовем его Рашид Гарби, более трех лет жил в той же стране Юго-Восточной Азии, недалеко от коттеджа, где на первом этаже был магазин Камиля Саида. Нередко заходил к нему в гости. Однажды Гарби понравилась шуб