были привержены.  У русских
марксистов   проявилась  тенденция  к  отказу  от  подпольной   политической
деятельности; они, как считал Ленин, стали поддаваться искушению и впадать в
ересь  "ликвидаторства".  Революционное движение  переживало  период упадка.
Суровые испытания принесла и начавшаяся мировая война 1914 г.
     Последующие свидетельства видных большевиков говорят о том,  что вера и
сила  духа,  проявленные  Лениным  в  те  тяжелые времена,  вероятно,  имели
решающее   значение   для   большевистского   движения.   Сталин,  например,
подчеркивает огромное значение ленинской  способности  вселять уверенность в
большевиков,  упавших  духом  после  того,  как  меньшевики  взяли  верх  на
Объединительном  съезде  в  Стокгольме  в  1906  г.  Поражение,   писал  он,
"превратило  Ленина  в  сгусток энергии, вдохновляющий своих  сторонников  к
новым  боям,  к  будущей  победе".  Затем  он  вспоминал,  как   растерянные
большевистские  делегаты, на  лицах которых были  следы усталости  и уныния,
столпились около  Ленина, спрашивая  у него совета, и как  "Ленин в ответ на
такие  речи едко процедил сквозь  зубы: "Не хныкайте, товарищи, мы наверняка
победим, ибо мы правы""32. Зиновьев,  основываясь  на  личных воспоминаниях,
следующим образом  описывает роль Ленина в "черные дни"  контрреволюции: "Он
один сумел собрать тесный, сплоченный кружок борцов, которым он говорил: "Не
унывайте, черные дни пройдут, мутная волна схлынет, пройдет несколько лет, и
мы будем опять на гребне волны, рабочая революция возродится""33.
     Существенным  элементом  революционного  учения  Ленина   была  вера  в
грядущий  революционный переворот  в Европе; его  мечты  о русской революции
приобретали дополнительный импульс, когда  он видел ее  как  составную часть
более  широкой  международной  революции.  Еще  в  книге  "Что  делать?"  он
предполагал,  что  русский  пролетариат, свергнув царизм, станет "авангардом
международного революционного пролетариата". Впоследствии он, как и Троцкий,
пришел  к выводу о диалектической связи русской и европейской  революции.  В
1905  г.  Ленин  нарисовал  привлекательную  картину  огромных возможностей,
которые  откроются с победой революции  в России.  Он,  в  частности, писал:
"Революционный  пожар зажжет  Европу...  тогда  революционный подъем  Европы
окажет обратное действие на Россию и из эпохи в нескольких революционных лет
сделает эпоху нескольких революционных десятилетий..."34
     Вера   в  то,   что   основные   европейские  государства  созрели  для
социалистической  революции,  была  одним  из  факторов,  побудивших  Ленина
выступить  в поддержку  радикального курса после  февральской революции 1917
г., свергнувшей  царя  и создавшей  Временное правительство в России.  Когда
весть  о  революции  достигла  Ленина  в  Цюрихе, он сразу же  изложил  свои
радикальные  взгляды  в  "тезисах",  которые были  отправлены в  Стокгольм в
качестве инструкций большевикам, возвращавшимся в  Россию. Вскоре в "Письмах
из далека" Ленина объявил, что революция в России - это только первая из тех
революций, которые  еще вызовет мировая война, и добавил,  что  сама русская
революция  находится лишь на  "первом этапе"35.  Он тесно взаимосвязывал эти
два момента.  Тема неизбежности социалистических революций в Европе занимала
важное место в октябрьских посланиях большевистскому Центральному  Комитету,
в которых он требовал, чтобы  партия незамедлительно осуществила вооруженное
восстание и захватила власть.
     По словам Макса Вебера, харизматическому вождю время  от  времени нужно
предъявлять  "доказательства"  своих   харизматических  качеств.  Он  должен
показать, что у него на самом деле есть необыкновенные способности, которыми
его  мысленно  наделяют последователи. Такое доказательство Ленин представил
большевикам в 1917 г.
     В  партийной  анкете за 1921 г. Ленин указал свое  основное  занятие до
1917 г. - литератор. Между тем годы литературной деятельности были потрачены
на  подготовку к руководству революцией, которое он взял на себя по прибытии
в  апреле 1917 г.  в Петроград.  Участвовать в революции  было самым горячим
желанием Ленина. В послесловии к работе "Государство  и  революция", которую
он написал в августе - сентябре 1917 г., скрываясь в подполье, и которую еще
не окончил, когда в октябре вернулся в Россию, чтобы  возглавить  революцию,
Ленин заметил: "Приятнее  и полезнее "опыт  революции" проделать, чем  о нем
писать"36. Вышло, однако, так, что "писание о нем"  стало для Ленина главным
средством "проделывания" революции.
     Его  непосредственное  участие  в  развивающихся революционных событиях
было   прервано    в   июле,   после   неудавшегося   массового   восстания,
ответственность за которое власти  возложили  на  Ленина и партию. В связи с
развернувшимся антибольшевистским террором он решил уйти в подполье вместе с
Зиновьевым, чтобы уберечься от вероятных наемных убийц. В  отсутствии Ленина
общее  руководство  большевиками столицы перешло к Троцкому,  который только
теперь (наконец-то)  стал  членом  большевистского Центрального  Комитета  и
официально присоединил небольшую группу своих политических приверженцев, так
называемый Межрайонный комитет, к партии  большевиков.  Избранный в сентябре
председателем  Петроградского Совета  Троцкий использовал этот ключевой пост
для того,  чтобы в порядке подготовки к  событиям конца октября  осуществить
ряд искусных политических  маневров.  Оказывала  воздействие на массы  и его
зажигательная  риторика.  Приближалась  развязка, и  он  готовил вооруженное
восстание и захват  власти  большевиками.  Когда  Ленин  вечером 24  октября
прибыл в  Смольный институт, где располагался штаб восстания, он  нашел, что
под руководством Военно-революционного комитета, возглавляемого Троцким, все
делалось быстро и  эффективно. Следующим вечером большевистские руководители
появились на съезде Советов, который собрался в Смольном, чтобы торжественно
провозгласить  новый  государственный  строй.  Джон  Рид  следующим  образом
описывает  первое  появление  Ленина  на  трибуне:  "Он   стоял...  и  ждал,
по-видимому  не замечая нарастающую овацию, длившуюся несколько минут. Когда
она  стихла,  он  коротко  и  просто  сказал:   "Теперь  пора  приступать  к
строительству   социалистического   порядка!"   Новый   потрясающий   грохот
человеческой  бури...  Ленин  говорил,  широко  открывая  рот  и  как  будто
улыбаясь...  Желая подчеркнуть свою  мысль, Ленин слегка  наклонился вперед.
Никакой  жестикуляции.  Тысячи простых  лиц  напряженно  смотрели  на  него,
исполненные обожания"37.
     Несмотря  на  отсутствие  в  Петрограде  в ответственный  период, Ленин
сыграл в  Октябрьской  революции решающую роль.  С самого начала, как только
сообщение о февральской революции достигло Швейцарии, он сразу же понял, что
появилась возможность осуществить более радикальную  революцию. Политическое
чутье подсказало ему,  что уставшие от войны  солдаты, недовольные рабочие и
жаждавшие  земли крестьяне поддержат партию, обратившуюся к ним с лозунгами:
"Мир, хлеб,  земля" и "Вся власть Советам!". И, вступив на русскую землю, он
тут же развернул в  Апрельских тезисах  стратегическую программу, нацеленную
на более радикальную революцию. Убедив  большевистское руководство утвердить
эту стратегию в  качестве  партийной линии,  Ленин затем возглавил усилия по
претворению ее в жизнь, не прекращая руководить большевиками и после ухода в
июле в  подполье.  В то  время,  когда Троцкий  взял на  себя руководство  в
Петрограде, Ленин продолжал делать революцию в привычной роли литератора.
     Его  решающий  вклад  сводился  к  тому, чтобы  побудить большевиков  в
критический момент сделать решающий революционный выпад. Эта главная мысль -
в основе всех его документов  и посланий из места укрытия. На  первый взгляд
чисто  теоретический  научный  труд "Государство  и  революция"  преследовал
преимущественно практическую цель: убедить большевиков  (а возможно, и себя)
в  том,   что   насильственный  захват   власти  и  установление  "диктатуры
пролетариата"  для  подавления  буржуазии  и   контрреволюционных  элементов
нисколько  не противоречат  марксистской  теории. В  последующей брошюре под
названием  "Удержат ли большевики государственную  власть?"  Ленин стремился
рассеять  сомнения  и  изгнать  саму  мысль  о   том,  что,  даже  добившись
политической  власти, партия  может оказаться не в  состоянии  ее  удержать.
Если,  убеждал он,  после  1905  г.  130  тыс. помещиков  управляли  Россией
посредством насилия, то 240 тыс.  членов  партии  большевиков,  конечно  же,
смогут  управлять  в интересах бедных,  особенно  если большевики предпримут
энергичные меры к расширению социальной  базы своей  власти, вовлекая  через
Советы   миллионы   трудящихся   в   повседневную  работу   государственного
аппарата38. В  письме Центральному Комитету  РСДРП "Марксизм  и  восстание",
написанном  в  конце сентября,  Ленин продолжал  настойчиво доказывать,  что
победа большевикам  теперь  обеспечена, ибо для  ее успеха  существовали все
объективные  предпосылки: и в Питере и в  Москве большинство за большевиков;
налицо всенародный  подъем  революционного духа; сильные  колебания  в рядах
других партий и, наконец, существует партия, четко знающая свой путь.  Затем
в октябре в серии посланий Ленин, можно сказать, буквально  толкал партийное
руководство  к  тому,  чтобы  принять  историческое  решение,  несмотря   на
обуревавшие  некоторых  сомнения  и  несмотря  на  возражения  таких  видных
деятелей,  как  Зиновьев   и  Каменев.  В   последнем  обращении  к   членам
Центрального Комитета, составленном 24 октября, он  писал: "Нельзя  ждать!!!
Можно  потерять  все!!  ...История  не простит  промедления  революционерам,
которые могли победить сегодня  (и наверняка победят сегодня), рискуя терять
много завтра, рискуя потерять все"39.
     Произошла бы  большевистская революция, не будь Ленина,  или нет -  это
один  из тех  вопросов истории, которые  люди  постоянно ощущают потребность
ставить, несмотря на  их  очевидную неразрешимость.  Мнение, которое выразил
Троцкий в 1935  г., находясь в изгнании, тем более заслуживает внимания, что
сам он был  еще одной личностью, чей вклад, возможно,  также  имел  решающее
значение. Если бы не было ни его, ни Ленина, доказывал Троцкий,  Октябрьская
революция  не  состоялась бы.  В его отсутствие,  писал  Троцкий,  революция
совершилась бы  при  условии, что ею руководил бы Ленин. Без Ленина, однако,
ему одному, вероятно,  не удалось бы добиться от колебавшейся большевистской
верхушки столь важного решения40. Значительно раньше нечто  похожее высказал
и Зиновьев.  Выступая в  1918 г. в  Петроградском Совете вскоре  после почти
рокового покушения на Ленина  бывшей эсерки  Фанни Каплан, Зиновьев  заявил:
"Октябрьская революция  -  поскольку и  в  революции не  только можно, но  и
должно  говорить о роли личности - Октябрьская революция  и роль в ней нашей
партии  есть  на  девять  десятых дело  рук тов.  Ленина. Если  кто-либо мог
заставить  колеблющихся встать  в ряды и  шеренгу  - это  был тов. Ленин"41.
Подобные  мнения,  какова  бы  ни  была  их  историческая  достоверность,  -
красноречивые  свидетельства оценки  большевиками роли Ленина  в Октябрьской
революции.
     Но  "доказательства" своих исключительных  дарований  Ленин  представил
своим сторонникам не только при захвате, но и при установлении новой власти,
действуя как революционер, сверху. Можно утверждать, рискуя, правда,  впасть
в  преувеличение, что именно в роли революционного государственного  деятеля
Ленин  наконец  оказался  в своей  стихии и в полной  мере продемонстрировал
политическую  гениальность.  С  той  же  самой  спокойной  самоуверенностью,
которая  отличала  его и в  молодые годы,  Ленин  составил и  изложил съезду
Советов  первые  Декреты  о  мире  и  земле,  которыми  новое  правительство
подтвердило  свой  революционный  мандат   и  во  всеуслышание  попросило  о
поддержке  как  в  самой  России, так  и  за  рубежом.  Затем  он  возглавил
большевистское  правительство,  осажденное со всех  сторон  и боровшееся  за
выживание.
     Не успела революция свершиться, как  уже понадобилось ее защищать,  и в
первые два  года беспорядков,  гражданской  войны  и иностранной интервенции
шансы  на  спасение были  весьма неопределенными. С  самого начала  немецкий
ультиматум на  мирных  переговорах в  Брест-Литовске,  которые  вел Троцкий,
вверг правительство  Ленина в  тяжелый внутри- и  внешнеполитический кризис.
Преодолев  оппозицию   в  лице  Бухарина  и   других   "левых  коммунистов",
призывавших  к революционной войне,  Ленин  в  конце концов добился принятия
немецких  условий,  надеясь  обменять  пространство  на  время.  Последующие
события подтвердили  правильность такой политики. Уже по одной  этой причине
некоторые   большевики   стали  считать   его  спасителем   революции.   Нет
необходимости   добавлять,  что  в  большевистском  руководстве  Ленину   не
принадлежала монополия на  героизм.  Многие другие  деятели  сыграли  важную
роль,  спасая революцию  и  утверждая  новый советский строй.  Следует особо
сказать   о  Троцком,  выдающемся   организаторе  Красной   Армии,   главном
руководителе ее действиями на весьма протяженных фронтах гражданской войны.


        Лидер у власти

     В  отличие  от  исторической  модели  русского  самодержавия  Советское
государство в России  возникло как инноваторская форма партийного правления.
Политической  властью   в   однопартийной  системе   были   наделены   такие
коллективные  органы,  как партийный  съезд,  созывавшийся  в  первое  время
ежегодно, и избираемый им действующий между съездами  Центральный Комитет. И
тем не менее диктатура  революционной партии  имела в лице Ленина верховного
руководителя  столь  огромного  влияния,  что  ее  было  бы  вернее  назвать
"ленинским режимом". В чем заключалась  роль  Ленина как  лидера и на  какой
основе зиждился его огромный авторитет?
     Дело  вовсе  не в занимаемом  им  конкретном  посту.  Ведь в  советской
системе  не существовало должности верховного  руководителя.  Конечно, Ленин
являлся  премьер-министром  или  председателем  Совета  Народных Комиссаров,
центрального  Советского  правительства. Но  советская  внутренняя и внешняя
политика  решалась  в  высших партийных органах:  в Центральном Комитете,  в
подчиненных  ему отделах и в Политбюро;  правительство же  функционировало в
качестве  главного  исполнительного  органа  партии.   Ленин  как  сторонник
подобного  распределения  обязанностей   позаботился  о  сохранении   его  в
практической  работе.  В  1923  г.  он  с  похвалой  отозвался  о  процедуре
обсуждения   внешнеполитических   "ходов"   в   Политбюро,   которые   затем
претворялись  в  жизнь министерством  иностранных  дел.  Он  указывал на это
"гибкое  соединение" партийного  с советским как на модель, в соответствии с
которой  следует функционировать  советскому партийному государству42.  Были
случаи,  когда он разрешал свои разногласия с подчиненными  государственными
деятелями не путем использования собственной премьерской власти, а передавая
спорные  вопросы  в  Политбюро для  принятия  решения большинством  голосов.
Следует подчеркнуть, однако, что  и как председательствующий в правительстве
Ленин обладал большим влиянием. Один из участников заседаний Совета Народных
Комиссаров  позднее  вспоминал:  "Ленин  был  не   просто  председателем,  а
признанным  лидером,  которому  все несли свои  трудные  проблемы. Комиссары
спорили  между  собой  в  повседневной  работе,  но  здесь  последнее  слово
принадлежало Ленину.  И все,  как один, покидали заседания успокоенными, как
будто их ссора была ссорой детей, теперь улаженной мудрым родителем"43.
     Поскольку   партия   в   Советском   государстве   представляла   собой
господствующую политическую силу, Ленин осуществлял верховное руководство не
как  глава  правительства,  а  как  партийный вождь. В  партии,  однако, его
верховенство не было  закреплено постом, который соответствовал бы должности
премьер-министра  правительства, формально он являлся лишь  одним  из членов
высших  партийных органов:  Центрального Комитета, в который  в  начале 20-х
годов входило  около  25  членов и  около  15  кандидатов  (с  совещательным
голосом), и  Политбюро, в  1922 г.  насчитывавшего 10 человек  (членами были
Ленин, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Сталин, Алексей Рыков  и Михаил  Томский,
кандидатами - Бухарин,  М. И. Калинин и Вячеслав  Молотов).  Заполняя  годом
раньше  анкету  делегата  Х  съезда  партии,  Ленин  указал  свою  партийную
должность: "член ЦК"44.
     И  Центральный Комитет  и  Политбюро  функционировали как коллегиальные
органы, принимая  решения большинством голосов. Ни в одном из  них  Ленин не
был председателем. Формально  он имел одинаковые с  другими членами права, и
его голос засчитывался  так  же, как и голоса остальных. Однако существовала
глубокая разница  между формальным  и  фактическим положением Ленина в этих,
определявших  политику, органах.  В действительности он являлся доминирующей
личностью,  и  его  влияние  было   очень   велико.  Он  был   primus  intor
pares<sup>*</SUP>,  признанный  всеми остальными  членами правящей группы  в
качестве их личного и партийного верховного руководителя .

     <sup>*</SUP>Первый среди равных (лат.).

     Но   что   общепризнанная   руководящая   роль   Ленина  в   партии  и,
следовательно,  в  партийном  государстве  значила  на  практике?  Возможно,
целесообразнее   подойти  к  этому  вопросу  с  другой  стороны.   Признание
ленинского   авторитета  вовсе   не   означало,  что   другие   руководители
воздерживались  от высказывания  иного мнения или  возражений по  каким-либо
конкретным  вопросам.  Будучи верховным руководителем, он не  просто отдавал
команды  правящей  группе,  не  просто  руководил  посредством  своевольного
диктата  и  не ожидал  автоматического согласия с  собственной позицией. Вся
предшествующая история политики большевистского руководства  говорила против
подобных диктаторских отношений между вождем и его последователями.  И не то
чтобы Ленин стеснялся настаивать на  своем  мнении или легко шел на уступки,
если  позиции  его самого и  сторонников, как это довольно  часто случалось,
расходились.  Наоборот, он был волевым и уверенным в  себе руководителем и в
вопросах революционной  стратегии и  политики  неоднократно  выступал против
мнения  партийного  большинства.  Ленин  не шел на  компромисс с  теми,  кто
находился  в оппозиции по проблемам,  которые он считал жизненно важными для
движения.  Все  дело  в  том,  что,  осуществляя  волевое  и  индивидуальное
руководство, он опирался  на силу убеждения.  Так было и в  течение  долгого
периода,  предшествующего приходу  большевиков  к власти, так было  и  после
победы большевистской революции.
     Вероятно,   лучшим   доказательством   данного   утверждения   являются
многочисленные  случаи,  когда Ленину  не удавалось добиться своего или если
удавалось, то только преодолев сильную  внутрипартийную оппозицию.  В апреле
1905 г.  большинство большевистской  фракции  воспротивилось  его  намерению
окончательно  порвать  с меньшевиками. В декабре ему пришлось  согласиться с
общим   мнением   фракции    относительно   бойкотирования   выборов   в   I
Государственную думу, хотя он  лично выступал за  участие. В августе 1907 г.
Ленин оказался в  меньшинстве  во фракции  опять же  по  вопросу  участия  в
выборах  в III  Думу. В том же  году отклонили  его возражения против  плана
организации совместного большевистско-меньшевистского печатного органа, а  в
1910 г. он  оказался не в  ладах  с большинством  большевиков-"примиренцев",
высказавшихся  за воссоединение с меньшевиками. По словам Троцкого, к  концу
мировой войны Ленину понадобился целый год, чтобы получить  согласие на свое
предложение     относительно      изменения      названия      партии      с
"социал-демократической"    на    "коммунистическую",     что    знаменовало
организационный  разрыв с социал-демократическим  марксизмом в международном
масштабе45.
     Во  время последовавшего  революционного кризиса Ленин занимал позицию,
которая  вначале  смутила   многих   его  сторонников  и  вызвала  серьезное
сопротивление в партии. Выдвинутое им  после  возвращения в Россию в  апреле
1917 г. и нашедшее отражение  в  Апрельских тезисах  требование  радикальной
стратегии,  направленной  на   быстрейший  захват  власти,  партийный  орган
"Правда" назвал неприемлемым, и потребовалась вся сила ленинского убеждения,
чтобы  быстро  преодолеть  внутрипартийную оппозицию. В  сентябре  партийное
руководство  в  Петрограде игнорировало,  посчитав  несвоевременным,  призыв
скрывавшегося Ленина к немедленному вооруженному восстанию и захвату власти,
а когда он  в октябре вновь стал на этом  настаивать,  против него выступила
группа членов Центрального Комитета, включая Зиновьева и  Каменева. В первые
дни победившей революции  эти два видных большевика объединились с  другими,
так    называемыми   колеблющимися,    отстаивая,   вопреки   Ленину,   идею
преобразования  правительства   большевиков   в   широкую   социалистическую
коалицию.  И  наконец, в  начале 1918 г.  настойчивое требование, касавшееся
принятия   жестких  условий   Германии  в  Брест-Литовске,  Ленину  пришлось
подкрепить угрозой собственной  отставки  и  только таким  путем  обеспечить
поддержку   Центрального   Комитета,   который   затем  принял   предложение
большинством  в  семь  голосов  против  четырех  при четырех воздержавшихся.
Однако  и  после подписания договора Бухарин  вместе  с левыми  коммунистами
продолжал агитацию в партии против его ратификации46.
     События  революционного  периода  так  часто подтверждали  правильность
ленинских  политических оценок, что  в руководящих  партийных  кругах  стала
привычной  поговорка:  "Голосуй  с  Ильичем - не  ошибешься  "47.  Между тем
традиция  дискуссий  по  спорным   вопросам  в  большевистском   руководстве
продолжалась  и после консолидации власти, и  в высших партийных  инстанциях
взглядам  Ленина  не  гарантировалось  автоматическое  одобрение.  По  этому
вопросу мы располагаем его собственным свидетельством, нашедшим отражение  в
переписке с А. А. Иоффе. в марте  1921 г.  Жалуясь в личном письме на частую
переброску  его  Центральным  Комитетом  с  одной  работы  на другую,  Иоффе
несколько раз повторил (имея в виду Ленина), выражение: "Центральный Комитет
-  это Вы". В ответ  Ленин самым энергичным образом протестовал  против этой
фразы, говоря, что Иоффе мог так писать только в состоянии большого нервного
раздражения и переутомления. Ленин заметил: "Старый Цека (1919 - 1920) побил
меня по одному из гигантски важных вопросов, что  Вы знаете из дискуссии. По
вопросам организационным и персональным несть числа случаям, когда я бывал в
меньшинстве. Вы сами видели примеры тому много раз, когда были членом ЦК"48.
Как  видно, здесь шла речь о поражении при голосовании  7 декабря 1920 г. по
поддержанному  Лениным  предложению  Зиновьева  о  ликвидации   Центрального
комитета  союза   транспортных   рабочих  (Цектран).  Эта  организация,  где
председателем  был  Троцкий,  стала  предметом   острых   дискуссий  в  ходе
развернувшейся в то время в  партии  полемики вокруг задач  профессиональных
союзов.  Предложение  Зиновьева -  Ленина было  отвергнуто восемью  голосами
против семи49. Хотя Ленин был прав относительно фактов, упомянутых в письме,
замечание Иоффе затронуло скрытые рычаги большевистской структуры  власти. В
известном  смысле Ленин мог  бы  (хотя  этого никогда бы не сделал) сказать:
"Центральный Комитет -  это я".  Он был настолько влиятельным большевистским
лидером, его авторитет в правящей группировке и в партии был так велик, что,
ему, как правило, удавалось формировать и определять партийную линию по всем
важным политическим  вопросам. Что  же касается голосования  по предложению,
касавшемуся  Цектрана,  то   здесь  следует  иметь  в  виду,  что  это   был
единственный  за   весь  период  1919  -  1920  гг.  связанный  с  серьезным
политическим вопросом  случай поражения,  который  Ленин  мог назвать. Кроме
того,  на это  можно  было  бы  возразить  тем,  во-первых,  что  результаты
голосования были  довольно неожиданными, во-вторых, что ленинская позиция  в
отношении профессиональных союзов вскоре возобладала на Х съезде партии.
     Подлинные  масштабы доминирующего  влияния  Ленина проявились  во время
дебатов  по  военному  вопросу на  XIII съезде партии  в  марте  1919  г. На
закрытом   заседании   значительные  силы  из  большевистского   руководства
предприняли  решительную атаку на военную политику Троцкого,  который еще до
дебатов выехал  из Москвы, чтобы руководить операциями против войск адмирала
Колчака на  Восточном фронте. Тем  не менее поражение этой военной оппозиции
оказалось  предрешенным, после  того как Ленин выступил  в защиту  Троцкого;
причем  он  даже  не  счел  нужным   остаться  на  съезде,  чтобы  дождаться
результатов голосования50. Более того, его  авторитет руководителя  в партии
не поколебало  даже принятое  в июле  1920  г. злополучное решение направить
Красную Армию против Польши - решение, за которое в значительной степени нес
ответственность сам Ленин и результаты которого оказались катастрофическими.
Как заметил Зиновьев  через  несколько  месяцев после смерти Ленина  на XIII
съезде партии, никто, кроме Ленина, не смог бы признать свою ответственность
за подобную ошибку  перед  партийным съездом (он это сделал в марте 1921 г.)
без  всяких  политических  последствий  для  себя51. Наконец,  следовало бы,
пожалуй,  отметить, что Ленин, не занимая  официального поста в  Коминтерне,
лично  влиял  на  его  решения  через  русских  представителей,  из  которых
выбиралось  руководство   данной  организации.   Они  спорили  между  собой,
вспоминал  бывший немецкий  коммунист,  участвовавший в заседании  Исполкома
Коминтерна в  1921 г.,  но,  "когда  высказывал  свое мнение  Ленин,  вопрос
считался  решенным. Его авторитет воспринимался  товарищами как что-то  само
собой разумеющееся.  Я  не имею в виду, что они механически повиновались или
ощущали  какую-то  угрозу.  Я  признаю  и  теперь, что эта  позиция являлась
результатом его несомненного превосходства"52.
     Каким образом Ленину удавалось  подчинять своей  воле партию, не будучи
всемогущим главой исполнительной власти, имеющим право отдавать распоряжения
руководящим  органам?  Возможно,  это  объясняется  авторитетом, который  он
завоевал,  основав  партию большевиков,  и  совершил  замечательный  подвиг,
приведя ее  к власти в  1917 г.? В какой-то мере это объяснение справедливо,
хотя его вряд ли можно признать исчерпывающим.  Ибо остается открытым вопрос
о том, как Ленин приобрел авторитет еще в самом начале своей  деятельности и
каким образом он сумел сохранить его. Здесь полезно вспомнить,  что  престиж
многих   исторических   вождей,  достигнув  вершины,  затем   быстро  падал.
Источником же феноменального  авторитета Ленина в партии явились в  конечном
счете его  необыкновенные качества  как революционного вождя и политического
деятеля.  Если употребить упоминавшиеся ранее понятия, то можно сказать, что
Ленин отвечал веберовской  концепции харизматического  лидера,  когда  лидер
завоевывает  авторитет  не  в   силу  занимаемой  по  закону  должности  или
передаваемого   по  наследству   титула,  а   благодаря   своим   дарованиям
(харизматическим  качествам),  "согласно   которым  его  выделяют  из  среды
обыкновенных  людей  и  обращаются  с  ним,  как  с  человеком,   наделенным
сверхъестественными, сверхчеловеческими или по крайней мере  исключительными
способностями  или  талантом"  (в  последнем  случае "сверхъестественное"  и
"сверхчеловеческое"  исключается)53. С другой стороны, можно вспомнить слова
Ленина из "Письма к товарищу о наших организационных задачах" (1902). Описав
характер революционной организации, которую предусматривает его  план, Ленин
заявил, что ее задача - действовать,  "сохраняя  руководство всем движением,
сохраняя,  разумеется, не силой власти,  а силой авторитета,  силой энергии,
большей опытности, большей разносторонности, большей  талантливости"54.  Это
положение  о путях  сохранения партией  руководства массовым движением можно
рассматривать  как  достаточно  точное  описание  тех  качеств,  посредством
которых сам Ленин удерживал руководство  партией в течение  двух последующих
десятилетий.
     В те пять лет  активной жизни, которые  ему еще оставались после взятия
большевиками власти, Ленин был истинным центром большевистского руководства.
Авторитет,  энергия  и  такт  руководителя  позволяли ему  управлять многими
волевыми  личностями из  числа  большевиков и  оберегать работу  от  слишком
серьезных  сбоев  из-за  личных конфликтов  и  вражды,  которые имели место,
например,  между  Сталиным  и  Троцким  в период  гражданской  войны.  Ленин
осуществлял верховное  руководство в большевистской политике и в гражданской
войне,  на  международной  арене,  в   экономике  и  в   организации   новой
государственной  системы.  В  марте  1921  г.,  когда  революция  переживала
глубокий кризис,  он явился инициатором одного из тех крутых и далеко идущих
изменений курса, которые были характерны для его политического стиля. К тому
времени белые армии  оказались разбитыми,  однако в уставшей  и  истерзанной
войной России крестьяне громко выражали недовольство, а  местами и бунтовали
против насильственных поборов зерна,  к  которым правительство осажденной со
всех сторон  страны  постоянно прибегало  при  "военном коммунизме".  В  тот
момент,   когда   в  Москве  работал  Х  съезд  партии,  матросы  и  рабочие
Кронштадтского  военно-морского  гарнизона  подняли  вооруженный  мятеж  под
такими подстрекательскими лозунгами, как "Советы без большевиков!".  Красная
Армия  подавила  восстание, но  правительство  Ленина учло его  политическую
подоплеку.  Под  руководством  Ленина  Х съезд  принял  новую  экономическую
политику   (нэп),   заменив   принудительное  изъятие  хлеба   прогрессивным
продналогом, которым  облагались  примерно 25  млн. существовавших  тогда  в
России мелких индивидуальных  крестьянских хозяйств. Съезд ознаменовал собой
переход не только от войны к миру, но и от "военно-пролетарской диктатуры"55
первых  лет  к  гражданскому миру  в условиях  новой экономической политики,
которая длилась в течение почти всех 20-х годов.
     Советская   внешнеполитическая  стратегия,  в  соответствии  с  которой
Коминтерн  и  Наркоминдел  действовали   как  два  инструмента  двойственной
политики   (с   помощью  одного   стремились   свергнуть   капиталистические
правительства,  а с  помощью другого пытались  устанавливать с ними  деловые
отношения), были, по  сути, творением Ленина  в  такой  же  мере, как и курс
советской  дипломатии,  имевший  целью укрепить  безопасность революционного
государства  путем  усугубления  трений  между врагами.  Более  того,  Ленин
постоянно  следил  за внешнеполитическими делами и даже  временами  диктовал
народному комиссару иностранных дел  Георгию Чичерину тексты дипломатических
нот  иностранным  правительствам56. Наряду со  всей  этой  деятельностью  по
прямому  политическому руководству  Ленин много  выступал  с  речами,  писал
статьи для советской печати и создал такие важные  политические  труды,  как
"Очередные  задачи  Советской  власти",  "Пролетарская революция  и  ренегат
Каутский", "Детская  болезнь "левизны" в коммунизме".  В  конце жизни, когда
болезнь сделала  Ленина  частично  неработоспособным, он  в  серии  коротких
писем, которые  Бухарин  позднее  назвал "политическим  завещанием"  Ленина,
продолжал  давать  руководящие   указания  относительно  будущей   советской
политики. В  них в  основном  речь  шла о  главной  проблеме  преобразования
отсталой России нэпа в страну, которую можно было бы с полным правом назвать
социалистической.
     Стоит  ли  удивляться, что  в свете сказанного фигура  Ленина  в глазах
большевиков  выросла  до гигантских  размеров.  Он  олицетворял  собой  чудо
удержания  власти  и последующих надежд  на  коммунистическую  революцию  на
родине и  за рубежом.  Не только близкие соратники, но и  великое  множество
членов партии  не  просто обожали,  а  буквально  боготворили Ленина. Лучшим
свидетельством  тому  являются рассказы очевидцев,  наблюдавших за партийной
аудиторией во время  публичных выступлений  Ленина. В своем репортаже Уолтер
Дюранти  писал:  "Я видел Ленина,  когда он  говорил со своими сторонниками.
Небольшого  роста,  энергичный, плотный  человек под  ослепительным  светом,
встреченный бурными аплодисментами. Я обернулся, их лица сияли, как у людей,
взирающих на божество.  И Ленин  был таковым, независимо от того, считали ли
вы его заслуживающим проклятия антихристом или рождающимся раз в тысячелетие
пророком. По этому вопросу можно спорить, но, если пять  тысяч лиц  способны
засветиться и засиять при виде его (а я  это наблюдал), тогда я заявляю, что
он был необыкновенной личностью"57. Мемуарная литература изобилует подобными
фактами.    Один    коммунист,   который   слышал   Ленина    на    каком-то
послереволюционном собрании, рассказывал о  реакции присутствующих: "Лица их
просветлели.  Это  было  поистине  интеллектуальное  пиршество"58.   Игнацио
Силоне,  впервые  увидевший  Ленина  на  конгрессе  Коминтерна  в  1921  г.,
вспоминает, что  "всякий раз, когда  он входил  в  зал, атмосфера  менялась,
делалась  наэлектризованной.  Это  был почти  физически ощутимый феномен. Он
заражал энтузиазмом так же, как верующий  среди сгрудившихся подле  алтаря в
соборе св. Петра  излучает  священное горение, которое волнами расходится по
храму"59.
     Преклонение  перед  Лениным  проявлялось  в  склонности  последователей
делать  его  центральной фигурой  культа его личности.  Об  этом,  например,
свидетельствовала  реакция общественности на ранение  Ленина 30 августа 1918
г., когда какое-то время он находится между жизнью и смертью. В тот период в
советские газеты приходили тысячи  писем с выражением преданности  и горячих
пожеланий  скорейшего выздоровления.  Троцкий,  впоследствии осудивший культ
Ленина, в речи 2 сентября 1918 г. заявил: "Никогда собственная жизнь каждого
из нас не  казалась нам такой второстепенной и третьестепенной вещью, как  в
тот момент, когда жизнь самого большого человека нашего времени подвергается
смертельной  опасности. Каждый  дурак  может  прострелить  череп  Ленина, но
воссоздать  этот  череп - это трудная  задача даже  для  самой природы".  По
словам Луначарского, Троцкий, по-видимому где-то в это же  самое время, хотя
и  не публично, заметил:  "Когда  подумаешь,  что  Ленин может  умереть,  то
кажется, все  наши жизни бесполезны, и перестает  хотеться жить"60. А  через
несколько  дней  Зиновьев, выступая  в Петроградском Совете (о чем шла  речь
выше), заявил,  что Советское государство  нашло в Ленине "не  только своего
главного    политического    вождя,   практика,   организатора,   пламенного
пропагандиста,  певца и поэта, но и  своего главного теоретика, своего Карла
Маркса",  и далее  характеризовал  Ленина  следующим  образом:  "...возьмите
фанатическую преданность народу, какая отличала Марата, возьмите маратовскую
неподкупность,  возьмите  его простоту  и  интимное  знание  народной  души,
возьмите его стихийную веру в неиссякаемую силу "низов"; возьмите все это от
Марата,  прибавьте  к  этому первоклассное  образование  марксиста, железную
волю, глубокий аналитический ум - и  вы получите фигуру  Ленина такой, какой
мы ее знаем сейчас".
     Ничто  не могло  для самого  Ленина, которому  было  так  чуждо  всякое
стремление к  личной славе,  быть более  неприятным,  чем этот  неиссякаемый
поток  публичных  эмоций  и  восхвалений.  И  поэтому,  когда состояние  его
здоровья улучшилось до такой степени, что  он смог вернуться к работе, Ленин
ужаснулся,  читая  напечатанное в  советской  прессе  после  покушения.  Его
помощник в Совете Народных Комиссаров В. Д. Бонч-Бруевич вспоминает, как его
срочно вызвали к Ленину, который воскликнул: "Это что такое? Как же Вы могли
допустить?.. Смотрите, что пишут в  газетах?.. Читать стыдно. Пишут обо мне,
что я  такой,  сякой,  все  преувеличивают,  называют меня гением,  каким-то
особым  человеком,  а  вот  здесь  какая-то  мистика...  Коллективно  хотят,
требуют,  желают, чтобы  я был  здоров... Так,  чего  доброго, доберутся  до
молебнов за мое здоровье... Ведь это  ужасно!.. И  откуда это? Всю  жизнь мы
идейно  боролись против  возвеличивания  личности отдельного человека, давно
порешили  с вопросом героев, а  тут вдруг опять возвеличивание личности! Это
никуда не годится"61.
     Не  довольствуясь высказанной в частном порядке тревогой, Ленин поручил
Бонч-Бруевичу и еще двум помощникам посетить (начав с "Правды" и "Известий")
все  редакции  советских газет  и  разъяснить,  что восхваление его личности
следует немедленно  прекратить. "На другой  же день газеты были все в другом
тоне,  -  говорится  далее в воспоминаниях,  -  и  Владимир  Ильич  более не
поднимал этого вопроса..."
     Однако  прошло  немногим  более  года,  и  последователи  Ленина  опять
проявили склонность вознести его на пьедестал. В речах на одном из партийных
собраний, состоявшемся в апреле 1920 г. в честь пятидесятилетия Ленина, и  в
опубликованных советской  печатью по этому случаю статьях они  провозгласили
Ленина вождем62  русской и мировой  революции. Максим Горький сравнил его  с
такими историческими фигурами, как Христофор Колумб  и Петр Великий. Евгений
Преображенский  назвал его "душой и мозгом  Октябрьской революции". А. Сольц
изобразил  Ленина  историческим  героем  нового  склада,  вождем сознательно
действующих масс,  которые нуждались не  в герое для поклонения, а в  вожде,
который,  как Ленин, был бы "плотью  от плоти  их,  их  мыслью и словом". По
выражению  Троцкого,  Ленин  сочетал в  себе  марксиста-интернационалиста  и
русского  революционного  деятеля,  чем-то  "похожего  на  крепкого,  умного
мужика". Россия, заявил Троцкий, никогда не  переживала ни  своей буржуазной
великой революции, ни реформаций, ее национальная революция вращалась вокруг
рабочего класса, руководимого Лениным. "Наша история, -  продолжал он, -  не
дала  в  прошлом  ни  Лютера, ни  Фомы Мюнстера,  ни  Мирабо, ни Дантона, ни
Робеспьера. Именно поэтому русский пролетариат имеет своего Ленина". Бухарин
отдал  дань  Ленину  как  учителю,  создавшему  новую   теоретическую  школу
марксизма, и в этой связи отозвался об остальных  большевистских лидерах как
о его  "учениках". Сталин, выступивший одним  из последних, заметив, что ему
осталось  мало что  сказать,  посвятил  свое выступление скромности  Ленина.
Сталин напомнил  о двух случаях, когда Ленин ошибался  (в одном из них Ленин
не желал затягивать с  началом восстания до  созыва съезда Советов в октябре
1917  г.),  а  позднее  мужественно признал  свои  ошибки. Затем  в  статье,
опубликованной  в "Правде" к пятидесятилетнему юбилею, Сталин  назвал Ленина
"организатором  и  вождем"   Российской   коммунистической  партии.   Статья
заканчивалась  сравнением  Ленина   с  пролетарскими  вождями   двух  типов,
известных    истории,   -    с   такими   выдающимися    вождями-практиками,
самоотверженными в  бурное время, но слабыми в теории, как Лассаль и Бланки,
с вождями мирного времени, сильными в теории, но слабыми в делах организации
и практической работы, каковыми  являлись,  например, Плеханов  и  Каутский.
Величие  Ленина как вождя в том, что он, по словам Сталина, соединял в  себе
оба таланта63.
     Ленин вновь выразил, на этот раз публично, свое нежелание быть объектом
преклонения,  когда  вознамерились  отпраздновать   его  день  рождения.  Он
отсутствовал  на  юбилейном  собрании  до  тех  пор,  пока  не  прекратились
восхвалявшие  его  речи. Появившись  после  перерыва и  встреченный  бурными
аплодисментами, он  сдержанно поблагодарил  присутствовавших, во-первых,  за
приветствия, а во-вторых, за то,  что его избавили от выслушивания их. Затем
Ленин  выразил  надежду,  что со  временем  будут созданы  более "подходящие
способы" отмечать юбилейные даты, и закончил свою речь обсуждением будничных
партийных проблем. В этом же коротком  выступлении он предупреждал партию об
опасности головокружения от успехов и превращения в "зазнавшуюся партию"64.
     Таким  образом, большевистская  партия, несмотря на  значительный  рост
своих рядов после революции, продолжала, уже пребывая у власти, по существу,
оставаться  тем,  чем  она  была  в  самом  начале,  на  заре века, то  есть
сосредоточенным вокруг вождя движением.  Но  как относились  к политическому
лидерству Ленина беспартийные  массы России? Нам известно, что встречавшиеся
с ним русские рабочие и крестьяне ощущали притягательную силу его  личности.
Например, М. А. Ландау-Алданов,  русский социалист  и  политический оппонент
Ленина, рассказывает  об  одном рабочем, с которым имел короткую встречу: "Я
видел этого рабочего в тот момент, когда он вернулся после беседы с Лениным.
Рабочий  был  сильно  возбужден, просто сам  не  свой.  Обычно  спокойный  и
рассудительный, он вдруг заговорил,  будто в экстазе.  "Вот это  человек,  -
повторял он вновь и вновь, -  это  человек, за которого я отдал  бы жизнь! С
ним для  меня начинается новая жизнь! Эх, если бы у нас был такой царь!""65.
Можно привести и  другие примеры. Нужно, однако,  быть  осторожными, обобщая
эти  свидетельства.  С уверенностью  можно лишь сказать,  что,  несмотря  на
недостаточное  развитие средств  информации в России того времени, Ленин как
личность  произвел  в  народных  массах  чрезвычайно глубокое впечатление  и
возбудил сильные  чувства, как  позитивные,  так и негативные.  Двойственный
характер отношений  обусловливался тем  фактом,  что  простые  русские люди,
издавна  привыкшие отождествлять политическую власть с  царем,  были склонны
видеть в Ленине олицетворение большевизма, к которому в революционный период
население  испытывало  довольно   противоречивые   чувства.   Те,  для  кого
большевистская   революция   представляла   угрозу  их  религиозным  и  иным
ценностям, принимали Ленина за воплощение сатаны; те же,  для кого революция
означала надежду избавиться от нищеты, видели в нем избавителя. В результате
Ленин  еще при жизни стал в  буквальном  смысле легендарной фигурой и героем
фольклора.
     В Средней Азии,  например,  имели хождение легенды, которые  изображали
его  освободителем,  ниспосланным  аллахом для  того,  чтобы  сделать  людей
счастливыми66.  В  глухих  деревнях Урала  писательница  Сейфуллина  слышала
похожие  сказки.  В одной из них, созданной  в духе древних  русских былин о
богатырях,  говорилось о  том,  как  человек "чину-звания  неизвестного, без
пашпорту, а по прозванию Ленин" поделил народ  с "Миколашкой-царем",  забрав
себе простых людей и оставив царю всю знать,  и как Ленин одерживал в борьбе
верх,  поскольку  бояре  ничего  не  могли  делать без простого народа, а  у
генералов не было солдат, которые бы  за них воевали. Сейфуллина обнаружила,
что в сельских районах у Ленина были и обвинители и защитники. Причем и те и
другие выражали свои чувства с необычайной горячностью. Она  слышала глубоко
религиозных  крестьян,  фанатичных  приверженцев русской  православной веры,
изображавших Ленина  ужасным  злодеем. Вдохновенно читавшие  наизусть  целые
страницы  Библии старообрядцы  и сектанты утверждали за Лениным число зверя,
число шестьсот шестьдесят  шесть, число антихристово. Другие сектанты, также
с множеством ссылок на Священное писание,  выступали за него,  заявляя,  что
Ленин -  это  носитель  справедливого священного гнева  праведности,  что он
пришел,  чтобы  исполнить  предсказание  пророка Исайи, что поступает  он по
Библии,  отбирая   "жирные  пажити  богатых".  В   старообрядческом  поселке
сухощавый,  огненно-рыжий кержак,  утверждая  веру  в  Ленина,  записался  в
партию. И  на каждом  сходе, грозно размахивая ружьем, выкрикивал  священные
тексты, доказывая справедливость политических  деяний Ленина67. Таким  путем
число сторонников Ленина увеличилось за счет простых русских людей, хотя для
них  марксизм  оставался  таким  же загадочным,  как  и  любая  богословская
система. Не всегда эти люди вступали в партию.
     Как уже  указывалось,  на отношение крестьян к новому  строю  оказывала
сильное влияние  проводившаяся  правительством  аграрная политика.  В период
"военного коммунизма" (1918 - 1921) советское руководство было как бы о двух
головах: поощряя раздел  оставшихся  земельных угодий  и гарантируя владение
ими,  оно  в  то  же  время  национализировало землю,  начало организовывать
коммуны  и  силой  отбирать  хлеб  в  деревне,  чтобы  накормить   городское
население.   В  результате   позиция  крестьянина  по  отношению  к   новому
руководству была также двойственной, что хорошо иллюстрирует популярный в то
время лозунг: "Да здравствуют  большевики,  долой коммунистов!"  Крестьянину
казалось, что внутри руководства существует раскол между теми, кто хотел бы,
чтобы крестьяне имели землю ("большевики"), и теми, кто желал бы эту землю у
них отобрать  ("коммунисты"). Примечательно, что крестьянин  имел склонность
отождествлять  Ленина с  первыми. Валентинов,  вернувшийся в Россию во время
революции   и   работавший   в   редакции   "Торгово-промышленной   газеты",
зафиксировал следующее типичное выражение подобного мышления: "Ленин русский
человек, крестьян он уважает и не позволяет их грабить, загонять в колхоз, а
вот  другой правитель - Троцкий,  - тот  еврей, тому на  крестьян наплевать,
труд  и жизнь  он  их не  знает, не ценит и знать  не  желает"68.  Одним  из
источников  позитивного   образа  Ленина  как   прокрестьянского   "русского
человека" являлось его отождествление  в народных умах с нэпом,  при котором
отношения  между  городом  и  деревней  были  поставлены на  прочную  основу
торгового обмена и деревня начала вновь в какой-то мере преуспевать.
     Ленин умер  21 января 1924 г., после  долгих месяцев нетрудоспособности
из-за третьего инсульта. С  момента оповещения  о  его болезни у народа было
время заранее психологически подготовиться к  подобному исходу. Тем не менее
среди  населения  и  в   партии  наблюдалось  стихийно  возникшее  и  широко
распространившееся  чувство скорби. На траурных  митингах в городах  и селах
присутствовала масса народу.  В Москве  десятки и  сотни  тысяч людей стойко
переносили самый жестокий на памяти данного поколения  русских мороз, ожидая
своей очереди, чтобы пройти  в Колонный зал, где был установлен гроб с телом
покойного,  и  побывать на Красной  площади  в  день похорон. Елена  Истмен,
сестра  видного  большевика,  получила  пропуск,  позволивший  ей  два  часа
находиться в Колонном зале. В письме мужу, которого тогда не было в  Москве,
она так описывала увиденное:  "Матери  высоко  поднимают своих  детей, чтобы
взглянуть  на него, женщины с криком "товарищ  Ленин"  в истерике  падают на
пол, здесь же  находятся трое сильных  мужчин  в  белых халатах,  которые их
поднимают и выносят, а женщины рыдают так ужасно, что кровь стынет в жилах".
А город, по ее описанию, выглядел следующим образом: "Красные флаги с черной
каймой, на правой руке множества людей красно-черные повязки, многие продают
небольшие значки с портретом Ленина, его небольшие белые  бюсты и статуэтки.
Белый  яркий снег, густой холодный воздух,  покрытые инеем  волосы и меховые
воротники, белый пар  от дыхания и красное пламя  костров на  ночных улицах.
Такова Москва в эти дни"69.


        Примечания

     1 Крупская Н. К. Воспоминание о Ленине. М., 1957, с. 9.
     2 Их брак был бездетным.
     3 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 125 - 346.
     4 Там же, т. 1, с. 656 - 657 .
     5 Там же, т. 2, с. 532 - 533.
     6 Там  же,  т. 3, с. 597 -  598. Эта книга была  в достаточной  степени
исторической  и  статистической,  чтобы  миновать цензуру, и  была  легально
издана в Петербурге в 1899 году.  Ленин, который все еще находился в Сибири,
подписался псевдонимом Владимир Ильин.
     7  "От  какого наследства мы  отказываемся?"  (Ленин В. И.  Полн. собр.
соч.,  т.  2,  с.  533).  Написанная  в  Сибири  в  1897  году  статья  была
опубликована  легально  в  Петербурге  в  следующем   году.  Чтобы  получить
разрешение   цензора,   Ленин   широко   использовал   эзопов   язык.   Так,
представителем   людей  60-х  годов   он   избрал   малоизвестного  писателя
либеральных убеждений Скалдина.  В 1899 году в письме Потресову он  признал,
что фамилию Скалдина он выбрал в качестве псевдонима для Чернышевского и что
в вопросе  о  наследстве, возможно,  несколько перехватил (там же, т.  4, с.
544), Хотя Чернышевский умер в 1882 году, после двадцатилетнего заключения и
ссылки, его имя, с точки зрения цензуры, все еще было запрещено.
     8 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 2, с. 455 - 456, 459 - 460, 462.
     9 Dan Theodor. The Origins of Bolshevism New York, 1964, p. 143. Будучи
видной фигурой  русских меньшевиков.  Дан участвовал  в русской революции, в
1922 году депортирован и  жил за границей до конца своих дней. Первоначально
книга была опубликована на русском языке в 1946 году в Нью-Йорке.
     10 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 4, с. 376.
     11 Формулировка Ленина требовала, чтобы член партии наряду с признанием
ее  программы  и  материальной  поддержкой  "лично  участвовал  в  одной  из
партийных организаций", в то время как  в  соответствующем абзаце мартовской
редакции  говорилось  лишь о  том,  что  член  партии  должен  оказывать  ей
"регулярное   личное   содействие  под   руководством   одной  из  партийных
организаций".
     12  Плеханов  Г. В.  Соч., т. 13,  М.  - Л., 1926,  с. 116 - 133,  134.
Статья,    озаглавленная    "Рабочий   класс   и   социально-демократическая
интеллигенция", появилась в "Искре" в июле-августе 1904 г.
     13 Троцкий  Л. Д. О партии в 1904 г. М.  - Л., 1928, с. 127.  Еще  один
цитированный Дэнелсом критик осудил Ленина на страницах "Искры" за его культ
профессиональных революционеров.
     14 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 1 - 192. Андрей Желябов (1850
- 1881) -  один из организаторов  и  руководителей "Народной  воли".  Август
Бебель  ( 1840-1913)  - один  из основателей немецкой социал-демократической
партии.
     15  Лавров П. Л. Избр. произв., М., 1965, т. 2, с. 112, 119, 126 - 128.
Следует  отметить,  что суть  своей  философии  Лавров  изложил  в  "Очерках
вопросов практической философии" (там  же, т.  1,  с. 459  -  460).  Взгляды
Лаврова наиболее полно отразились в книге Чернышевского "Что делать?".
     16 Плеханов Г. В. Соч. М. - Л., 1923, т. 8, с. 304.
     17 Плеханов Г. В. Соч. М. - Л., 1926, т. 13, с. 133 - 134, 139. Реплику
о  "катехизисе"  упоминает  Н.   Валентинов  в  книге  "Встречи  с  Лениным"
(Нью-Йорк, 1953, с. 55). См. также примечание в"-- 18 (с. 1 4 - 15).
     18 Левицкий В. О.  За  четверть века.  М.  -  Л.,  1926, ч. 2, с.  122.
Настоящая фамилия Мартова и Левицкого была  Цедербаум. Относительно  доклада
организации "Искра" на II съезде см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с.
456.
     19 Валентинов Н. Встречи с Лениным. Нью-Йорк, 1953, с. 103, 108.
     20 Сталин И. В. Соч., т. 1, с. 56-58.
     21  Weber  M.  The Theory  of Social and Economic  Organization. N. Y.,
1947,  p.  359 - 362;  Weber  M. The Three  Types of  Legitimative  Rule.  -
"Berkley Publications in Society and Institutions". IV, I, Summer 1958, р. I
- II; Weber M.  Essays in Sociology. ed. Jerth N. Y. and Mills C.  W. N. Y.,
1958, p. 52. Относительно  концепции харизмы см.: Tucker R. C. The Theory of
Charismatic Leadership - "Daedalus", Summer 1968, p. 731 - 756.
     22 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 467.
     23 Michels R. Political Parties. N. Y., 1959, p. 64 - 67.
     24 Луначарский А. В. Революционные силуэты. М., 1923, с. 12 - 13.
     25 Валентинов Н. Встречи с Лениным. Нью-Йорк, 1953, с. 72 - 73, 75,
     26 Keep J. The Rice of Social Democracy i n Russia. L., 1963,  p. 29  -
31, 36 - 37.
     27 Потресов А. Н. Посмертный сборник произведений. Париж, 1937, с. 301.
     28 Крутиков Н. И. Живой Ленин. Воспоминания  писателей о В.  И. Ленине.
М., 1965, с. 48; Жук Г. (ред.). Таким был Ленин. Воспоминания современников.
М., 1965,  с. 104, 118, 499, 500. Л. Фишер пишет,  что глаза Ленина обладали
"свойством рентгеновских лучей".
     29 Сталин И. В. Соч., т. 6, с. 55.
     30 Eastmen M. Love  and Revolution. My Journey Through an Epoch. N. Y.,
1964,  p. 334 - 335.  Истмен приехал в  Москву  в начале 20-х  годов, будучи
революционным  энтузиастом;  женился на  дочери видного большевика  и  был в
дружеских отношениях с Троцким.
     31 Крутиков Н. И. (ред.). ЖивойЛенин., с. 238.
     32 Сталин И. В. Соч., т. 6, с. 56.
     33  Зиновьев  Г.  Е. Ленин.  Речь  в  Петроградском  Совете в  связи  с
выздоровлением Ленина после ранения 30 августа 1918 г. Харьков, 1920, с. 25.
     34 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 10, с. 14.
     35  Ленин В. И. Полн. собр.  соч., т.  31, с. 11. Об этих "тезисах" см.
там же, 1 с. 1 - 6.
     36 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 33, с. 120.
     37 Рид Джон. 10 дней, которые потрясли мир. М., 1958, с. 117.
     38 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 34, с. 313.
     39 Там же. с. 435 - 436.
     40  Trotsky's Diary  in Exile, 1935. N. Y., 1963, p.  46. Это заявление
соответствует той картине, которую рисует Троцкий в  своей книге "History of
the  Russian  Revolution".  Ann  Arbor, 1957. Исаак Дейчер следующим образом
суммирует нашедшую выражение в "History"  точку зрения Троцкого: "Его (т. е.
Ленина)  проницательность,  реализм  и  концентрированная  воля выступают  в
изложении как  решающие  элементы  исторического процесса,  по крайней  мере
равные, по  своему  значению,  стихийному выступлению  миллионов  рабочих  и
солдат. Если их энергия была "паром",  а большевистская партия  - "поршневым
цилиндром"  революции,  то Ленин  был ее машинистом" (The  Prophet  Outcast:
Trotsky,  1929  -  1940,  London,  1963, р.  240  - 241).  Оспаривая  мнение
Троцкого,  что  присутствие  Ленина было  непременным  условием  Октябрьской
революции,   Дейчер  указывает   на   несоответствие  данной  точки   зрения
марксистскому мировозрению  Троцкого и добавляет,  что если бы это было так,
то  ".. .тогда  культ вождя вообще  не представлялся  бы  абсурдным.  И  его
отрицание сторонниками исторического материализма (от Маркса  до Троцкого) и
всеми прогрессивными умами было бы лишено всякого основания" (ibid, p. 244).
Тот факт, что  данная  точка зрения не соответствует мировозрению  Троцкого,
скорее говорит против мировоззрения, чем против точки зрения. Не опровергает
ее  и  довод,  что  с  ее  принятием  культ  Ленина   перестал  бы  казаться
"абсурдным",  о решающем значении присутствия Ленина  для  исхода  революции
см.: Hook S. The Hero in History. Boston, 1955, ch. X.
     41 Зиновьев Г. Е. Ленин. Харьков. 1920, с. 38.
     42 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 398 - 399.
     43 Liberman S. Building Lenin's Russia. Chicago, 1945, p. 13. Либерман,
в  прошлом  меньшевик,  в  первые годы после революции  работал  в Советском
правительстве как беспартийный специалист и в этом качестве присутствовал на
заседаниях  Совнаркома.  Он  подтверждает,  исходя  из  собственного  опыта,
привычку Ленина передавать спорные вопросы для решения в Политбюро (р. 180 -
181).  Когда Либерман  прямо  обратился к Ленину за содействием в  получении
разрешения сыну сопровождать его во время деловой поездки за границу, против
чего  возражала  Чека,  Ленин  вместо  того,  чтобы  своей властью  премьера
отменить решение этой организации, передал  вопрос в Политбюро, где вопрос о
выдаче паспорта был решен положительно тремя голосами против двух.
     44 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 43, с. 417.
     45 Троцкий Л. Д.  Уроки Октября.  - В кн.:  Ленинизм или  троцкизм. М.,
1925, с. 266.
     46  Подробности об  этом  и более ранних внутрипартийных  оппозициях по
отношению к Ленину см.: Schapiro L. Communi st Party, chs. 3 - 12, passim.
     47 "Правда", 23 апреля 1920 г. (статья Преображенского).
     48 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 52, с. 100.
     49  Schapiro L.  The Origin of the Communist  Autocracy. Cambr., Mass.,
1955,  p.  280.  Изложение  предыстории  инцидента  у  Шапиро  в  главе  14.
Высказывания Ленина по этому вопросу в его  статье "Кризис партии" (Ленин В.
И. Полн. собр. соч., т. 42, с. 234 - 244:).
     50  Deutscher I. The Prophet Armed. Trotsky,  1879 - 1921, L., 1954, p.
431.
     51 Тринадцатый съезд ВКП(б). Май 1924 года. Стенографический отчет. М.,
1963, с. 256.
     52 Reichenbach B. Moscow 1921. Meetings in Kremlin. - "Survey", в"-- 53
(October 1964), р.  17. Рейхенбах  являлся  одним из  основателей Германской
коммунистической партии.
     53 Weber M. Theory of Social and Economic Organization, p. 358.
     54  Ленин  В.  И.  Полн.  собр.  соч.,  т.  7,  с.  14,  Письмо вначале
распространялось  среди членов  партии  в  России через существовавший тогда
"самиздат". В июне 1903  г.  сибирский социал-демократический союз отпечатал
письмо на  гектографе, а  в  следующем  году его издали отдельной брошюрой в
Женеве.
     55 Десятый съезд РКП(б). Март 1921  года. Стенографический  отчет.  М.,
1963, с. 560.
     56 "Известия", 30 января 1924 г. (статья Чичерина).
     57 Duranty W. Duranty Reports Russia. N.  Y., 1934, p. 170. В 20-е годы
Дюранти был корреспондентом "Нью-Йорк таймс" в Москве.
     58 Крутиков Н. И. (ред.). Живой Ленин, с. 283.
     59 Dissent, September - October 1970,  р. 429. Статья была опубликована
22 апреля 1970 г. в "Corriere della sera".
     60 Луначарский  А. В.  Революционные  силуэты.  М., 1923,  с. 15. Текст
выступления Троцкого 2 сентября 1918 г.  в:  "Известия", 4 сентября 1918 г.,
с. 7.
     61  Бонч-Бруевич В.  Д.  Избр. соч.  М., 1963,  т. 3,  с.  296  -  298.
Заявление  свидетельствует о  любопытной  забывчивости  Ленина  относительно
прежних собственных взглядов  на  решающую роль  революционных  героев.  Как
вспоминал Луначарский, поручив Бонч-Бруевичу и двум другим помощникам обойти
все  газетные  редакции,  Ленин  добавил:  "Мне   самому  было  бы  неудобно
воспретить  такого  рода  явления.  В  этом тоже  было  бы  что-то  смешное,
претенциозное. Но вам следует исподволь наложить тормоз на  всю эту историю"
("Известия", 14 февраля 1960 г.).
     62  Для  сильного  русского  слова  "вождь"  в английском  нет  точного
эквивалента.  Его можно  было бы перевести как "верховный  руководитель" или
"Лидер"  (с  большой буквы). Здесь я буду часто использовать русское слово в
английской транскрипции.
     63 Сталин И. В. Соч., т.  4, с. 314 -  315,  316 - 318 -  "Правда",  23
апреля 1920 г. Луи Огюст Бланки (1805-1881) - французский коммунист-утопист,
связывавший успех  социальной революции с  хорошо  подготовленным  заговором
тайной   организации   революционеров.  Подобная  тактика  стала  называться
бланкизмом.
     64 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 40, с. 325 - 327.
     65 "Весь успех Ленина, -  добавляет Фюлеп-Миллер, - следует отнести  за
счет притягательной силы его личности, которая захватывала всех, кто вступал
с ним  в  контакт,  и  затем  проникала  в крестьянские избы  самых  далеких
деревень".
     66  Car r E. H. Socialism in One Country 1924 - 1926, II. N.  Y., 1960,
p. 3.
     67 Сейфуллина Л. Н. Собр. соч., М. - Л., 1928, т. 2, с. 271 - 277.
     68  Валентинов Н.  Новая экономическая  политика и кризис партии  после
смерти Ленина. Стэнфорд, 1971, с. 88.
     69 Eastman M. Love and Revolution, р. 399.

        <b>Коба. Годы становления</B>


        Грузинский пролог

     Прекрасен родной  край  Иосифа  Джугашвили.  Земля с древней  культурой
помнит героическое прошлое независимой грузинской монархии, достигшей в XI и
XII веках своего  расцвета. Православие пришло в Грузию из  Византии  в  330
году,  или   на  шесть   столетий   раньше  крещения  Руси.   Грузия  богата
литературными  традициями,  достижениями  в области  архитектуры  и  изящных
искусств. Согласно  источнику  XVIII  века,  ее люди  "храбры,  оружелюбивы,
горды, отважно смелы, славолюбивы так, что ради своего имени не остановились
бы  причинить досаду родине  и природному своему царю.  Гостеприимны,  любят
чужеземцев,  жизнерадостны. Если их  бывает  вместе два или три, лишения  им
нипочем,  щедры,  не  щадят  ни   своего,  ни  чужого,  сокровищ  не  копят;
благоразумны,   быстро   сообразительны,  усваивающи,   любят   учение.  Они
уступчивы, помнят добро и  за добро воздают добром, стыдливы, к добру и  злу
легко склоняются, опрометчивы, славолюбивы, вкрадчивы и обидчивы..."1
     Небольшие  размеры, уязвимость  границ  и  привлекательность  для более
сильных соседей были причинами того, что после героической эпохи царя Давида
и царицы Тамары (XI  и  XII столетия)  историю  Грузин можно представить как
череду  сменяющих  друг   друга  порабощений.   В  XIII  веке  ее   покорили
татаро-монголы. Долгий период монгольского гнета сменился в XVI и XVII веках
турецким,   а   затем   персидским   господством,   которые   сопровождались
опустошительными  грабежами.   В  конце   XVIII  века  маленькое  разоренное
княжество  с  населением  в  каких-то  полмиллиона  человек  стало  вассалом
раздвигающей  границы  Российской  империи,  что  явилось  прелюдией  к  его
захвату.
     В  1801  г.  царь  Александр I  издал  манифест,  в  котором объявил  о
присоединении  Восточной Грузии.  Грузинскую  царскую  семью  отстранили  от
власти. Позже  верховную политическую власть  осуществляли наместники России
на Кавказе, чья резиденция находилась в Тифлисе.  В 1811 г. русские  изгнали
патриарха грузинской православной церкви и учредили экзархат Грузии во главе
с  католикосом-патриархом, вошедший  в  лоно  русской  православной  церкви.
Большое число русских  чиновников  заняло  в Грузни административные  посты.
Вскоре  русские   войска  отбили  у   турок  Западную   Грузию  и,   подавив
сопротивление местного населения,  установили контроль над всей территорией.
Время  от  времени,   однако,  здесь  вспыхивали  восстания,  а   горцы  под
предводительством имама Шамиля вели затяжную партизанскую войну. Лишь в 1860
г. Россия смогла завершить военное умиротворение страны2.
     К этому времени в среде грузинской интеллигенции  возникло литературное
движение, имевшее целью содействовать  пробуждению  в  народе  национального
самосознания. Его  руководителями  были молодые  люди  из  числа  грузинской
аристократии, которые учились в русских университетах, а затем, вернувшись в
Тифлис или  в свои  поместья, писали (на грузинском языке) рассказы, поэмы и
романы,  прославляя  героическую  эпоху  Грузии   и  увязывая  воедино  темы
национального угнетения и социального протеста. Видными членами  этой группы
были  Даниэль Чонкадзе, Рафаэл Эристави,  Акакий Церетели,  а ее  лидером  -
князь Илья  Чавчавадзе,  который  для укрепления  движения (помимо  прочего)
основал в 1877 г. литературный журнал "Иверия"  (древнее название Грузии). В
этот период уже существовала еще одна группа "Меоре-даси" ("вторая группа"),
которая продолжала эту работу, однако в более радикальном духе3.
     Примечательной   чертой  грузинской  интеллигенции  было  то,  что  она
увязывала  идеи  национального  освобождения  с идеями социальных перемен. В
70-е и 80-е годы под влиянием революционных сочинений  русских народников и,
конечно же, понимания,  что без  глубоких перемен в самой России  освободить
Грузию  от гнета  царского самодержавия невозможно, отдельные  представители
грузинской интеллигенции объединились ради общего дела с народниками. Другие
позже  вступили на марксистский  путь. Ведущей фигурой  последних, которые в
1892 -  1893 гг. приобрели известность как  участники "Месаме-даси" ("третья
группа"),  был Ной  Жордания. После обучения в Тифлисской духовной семинарии
(которая благодаря стараниям грубых надзирателей, желавших любыми  способами
русифицировать  учеников, скорее напоминала  школу грузинского национализма,
чем   центр   подготовки   лояльных   священнослужителей   русско-грузинской
православной  церкви)  Жордания  отправился за  границу.  Во  время учебы  в
ветеринарном  институте  Варшавы  он  познакомился  с  идеями  марксизма  по
сочинениям  немецкого социал-демократического теоретика Карла  Каутского.  В
1892 г. Жордания вернулся в Грузию убежденным марксистом и  помог  составить
программу   новой   "Месаме-даси",    которая    стала   ядром    грузинской
социал-демократии.
     Вскоре после  ее  создания  Жордания, оказавшийся под  угрозой  ареста,
вновь выехал за границу на четыре года. На этот раз он встретился с Каутским
и Плехановым. Вернувшись в  1897 г. в Грузию, Жордания и его товарищи начали
редактировать еженедельную газету "Квали"  ("Борозда") на грузинском  языке,
основанную   раннее   членами  "второй   группы".   Через  этот   орган  они
пропагандировали  марксистские  взгляды, убеждая в том,  что  Грузии следует
возлагать надежды не на реформы, за которые боролось поколение Чавчавадзе, а
на объединение с международным рабочим  движением. Как это ни парадоксально,
но  сперва   русские  власти  отнеслись   к  грузинским   марксистам  весьма
снисходительно,  ибо их рассуждения  о классовых противоречиях  казались  им
менее  опасными,  чем сепаратистские  призывы либералов4. Хотя  "Квали" и не
являлась органом  "легальных марксистов", тем не менее  издавалась легально.
Жордания  и умеренное  большинство  "Месаме-даси",  включая и  таких  видных
деятелей,  как  Николай  Чхеидзе  и  Сельвестр  Джибладзе,  в  конце  концов
примкнули  к русским  меньшевикам,  а  более  радикальное меньшинство, в том
числе  и  будущий  советский  историк  революционного движения  в Закавказье
Филипп  Махарадзе, потянулись к большевизму. Жордания впоследствии возглавил
правительство (1918) независимой  Грузинской Республики,  свергнутое Красной
Армией в 1921 г.
     В начале  XX столетия русские власти в Закавказье уже  не  без  тревоги
взирали  на  социал-демократическое  движение.  Хотя   экономика  Закавказья
оставалась  преимущественно  аграрной, промышленность  развивалась  быстрыми
темпами благодаря богатым залежам полезных ископаемых. На берегу Каспийского
моря, в юго-восточной  оконечности Закавказья,  расположен город  нефтяников
Баку, будущая столица Азербайджанской ССР. В Тифлисе с населением примерно в
200  тыс.  человек  на  промышленных предприятиях  работало  свыше  25  тыс.
человек. В  это число не входили рабочие крупных железнодорожных мастерских.
Морской  порт  Батум  на  побережье Черного моря  в Западной  Грузии являлся
конечным    пунктом    проложенного    из    Баку    нефтепровода,   центром
нефтеперерабатывающей  и  другой промышленности. Большое  число народа  было
занято на  марганцевых рудниках Чиатуры в Центральной Грузии. Индустриальное
развитие  в  значительной  степени  финансировалось   за  счет   иностранных
капиталовложений. Условия  работы были, как правило, тяжелые,  забастовки  и
профсоюзная  деятельность  -  запрещены. Недовольные  рабочие,  по  понятным
причинам, охотно откликались на  пропаганду революционеров- марксистов, и не
удивительно, что  главные центры Закавказья активно  включились в  те бурные
события, которые охватили  значительные регионы  Российской империи в начале
XX века.


        Отрочество

     Из  четырех  детей Виссариона  и Екатерины  Джугашвили остался  в живых
только последний, Иосиф, родившийся 21 декабря 1879 г. В раннем возрасте его
звали   Coco,   обычным   грузинским  уменьшительным   именем   для  Иосифа.
Полуграмотные родители из крестьян (потомки крепостных)  были бедны и жили в
небольшом, взятом в аренду домике на окраине Гори,  в так называемом русском
квартале, рядом со старыми русскими армейскими бараками.
     Гори (что по-грузински означает "холм") расположен в гористой местности
на востоке  Грузии, примерно в 45  милях  к северо-западу  от Тифлиса.  В те
времена он являлся уездным центром Тифлисской губернии.  На  протяжении всей
истории его неоднократно разрушали землетрясения. В прошлом  один из пунктов
караванного  пути, этот город стал станцией главной  железнодорожной  линии,
построенной в  1871 г. и соединившей черноморский  порт Поти  с Тифлисом.  К
моменту рождения Coco город насчитывал 8 - 9 тыс. жителей.
     В источниках  XIX столетия Гори - живописный городок, раскинувшийся  на
берегу Куры  у  подножия высокого  холма  с  крепостью  на  вершине.  Максим
Горький, посетивший  Гори в 90-е  годы во время одного  из  своих длительных
скитаний, обнаружил в этих местах сильный колорит "какой-то обособленности и
дикой оригинальности". В очерке  для газеты своего родного Нижнего Новгорода
он описывал "знойное  небо над городом, буйные и мутные  волны  Куры,  около
него,  неподалеку  горы, в них  какие-то правильно расположенные дыры  - это
пещерный город -  и еще дальше, на горизонте, вечно неподвижные белые облака
-  это  горы главного хребта, осыпанные серебряным никогда не тающим  снегом
"5. Такие картины природы окружали Coco Джугашвили в детстве.
     О  его  предках  известно  немного.  Прадед  по  отцу,  по  имени  Заза
Джугашвили, в  начале  XIX  века участвовал в  крестьянском восстании против
русских и затем нашел убежище в деревне Диди-Лило близ Тифлиса. Его сын Вано
развел в этой деревне виноградник, и здесь у  Вано родился сын Виссарион, по
прозвищу Бесо.  После смерти отца Бесо поселился в Тифлисе и нашел работу на
кожевенном  заводе  Адельханова,  где  обучился  сапожному  ремеслу.   Через
некоторое время некий Барамов  открыл  в Гори  сапожную мастерскую,  и среди
нанятых им на работу был  и Джугашвили. В Гори Бесо познакомился и вступил в
брак  с Екатериной  Геладзе,  из  семьи  бывших  крепостных,  проживавших  в
соседнем  селении  Гамбареули.  После  отмены в Грузии в 1864 г. крепостного
права (на три года позднее, чем в самой России) семья Геладзе переселилась в
Гори6.  Тогда Екатерине было 9 лет, когда же родился Coco, ей было  немногим
более двадцати, к тому времени она уже похоронила троих детей.
     Джугашвили сняли  домик,  который  состоял  из  единственной  маленькой
комнаты.  Стол,  четыре табуретки,  кровать, небольшой  буфет  с  самоваром,
настенное зеркало и сундук с семейными пожитками - вот и вся его обстановка.
На  столе  - медная  керосиновая  лампа. Белье и посуда хранились в открытых
стенных  шкафах. Винтовая лестница вела  в подвальное помещение с очагом, на
котором  Екатерина, должно  быть,  готовила пищу. Бесо держал  здесь  кожу и
сапожный инструмент. Из мебели были некрашеная табуретка да колыбель Coco7.
     По  описаниям,  Бесо  Джугашвили был  худощавым,  с  черными  волосами,
бородой и усами. Современники отмечали,  что в молодости Coco  внешне  очень
походил на отца.  Достоверно  известно, что  Бесо был  суровым,  вспыльчивым
человеком и большим любителем  выпить. В конце концов он  умер после драки в
трактире.  Екатерина  и Coco  постоянно  страдали от его побоев. В 1885  г.,
когда Coco было пять лет, Бесо вернулся на фабрику Адельханова в Тифлисе, не
порывая, однако, связи с семьей. Между тем Екатерина с трудом  сводила концы
с концами, работая прачкой, швеей и кухаркой в богатых домах Гори.
     Coco Джугашвили оказался  не  по годам  развитым,  способным  в учении,
энергичным,  физически  подвижным  ясноглазым  ребенком,  большим  любителем
всяческих забав. Обладая  хорошим голосом, он пел в школьном  хоре горийской
церкви. Роста был небольшого, вероятно, не более  пяти футов и  четырех-пяти
дюймов (или 1  метр 63 см)8.  (Перенесенная в детстве оспа оставила на  лице
свои  следы)  Пережил  он  и  свою  долю мальчишечьих злоключений.  Как-то в
возрасте 10 или 11  лет,  когда Coco  стоял  в  толпе, собравшейся на берегу
речки по  случаю религиозного праздника, в  толпу врезался  бешено мчавшийся
фаэтон,  который  сбил мальчика; он потерял сознание  и от полученных ушибов
оправился только  через две  недели.  Горестными воплями встретила Екатерина
людей, принесших к дому бесчувственного  Coco9. Тогда ли  или в другое время
заражение крови  от загноившегося ушиба привело  к  тому, что левый локтевой
сустав стал  плохо сгибаться. Много лет спустя он рассказал свояченице,  что
во  время  мобилизации  1916  г.  его  из-за  этого  небольшого  физического
недостатка признали непригодным к военной службе10.
     Ценным  источником информации  о  начальном  периоде  жизни  Джугашвили
являются  опубликованные в  Берлине  мемуары его  бывшего  близкого  друга и
школьного  товарища (в  Гори) - Иосифа Иремашвили. Мальчики познакомились на
школьном  дворе  как соперники в  соревновании  по борьбе,  в  котором  Coco
Джугашвили  одолел  Coco  Иремашвили,  схватив  сзади  в тот  момент,  когда
последний   стряхивал  с  себя   пыль.  Иремашвили,  для  которого  квартира
Джугашвили  стала вторым домом, вспоминал приятеля  как  худого, но крепкого
мальчика,  с  упорным безбоязненным  взглядом живых темных глаз  на покрытом
оспинами  лице, с  гордо откинутой головой и внушительным, дерзко вздернутым
носом.  Не  такой  по-ребячьи  беззаботный,  как  большинство  товарищей  по
училищу,  он  временами словно встряхивался и  целеустремленно,  с упорством
принимался или карабкаться  по  скалам, или же старался забросить как  можно
дальше камень. Отличался равнодушием к окружающим; его  не трогали радости и
печали товарищей  по  училищу,  никто не видел  его плачущим. Характеристика
заканчивалась  словами:  "Для него  высшая  радость  состояла  в  том, чтобы
одержать  победу и внушить страх...  По-настоящему любил  он  только  одного
человека - свою мать. Как мальчик и юноша он был хорошим другом для тех, кто
подчинялся его властной воле"11.
     Иремашвили  вспоминает о  Екатерине  Джугашвили  как о благочестивой  и
трудолюбивой  женщине,  сильно  привязанной   к  сыну.   Она  обычно  носила
традиционную одежду  грузинских женщин, пользовалась в общине уважением и по
старинному обычаю посвятила свою жизнь служению богу,  мужу и сыну.  Отсюда,
однако,  не  следует,  что  Екатерина  обладала  мягким и  покорным  нравом.
Подобное  предположение  противоречило бы  тому  образу, который сам  Сталин
нарисовал  в беседе с  дочерью Светланой  в 40-е годы.  По словам  Светланы,
Сталин на протяжении всей жизни был самого высокого мнения о матери, которую
считал  умной женщиной, хотя и не получившей  образования. Рассказывал,  что
она поколачивала его в детском возрасте, так  же как и Виссариона, когда тот
выпивал.  Она хотела, чтобы сын стал  священником, и  всегда сожалела о том,
что этого не произошло. Когда Сталин навестил мать в 1935 г. незадолго до ее
смерти,  она, к  его удовольствию, сказала:  "А жаль, что ты так и  не  стал
священником". На основании известных ей фактов Светлана пришла к заключению,
что  Екатерина была женщиной  с пуританской моралью,  строгой и решительной,
твердой и  упрямой, требовательной к  себе и что все  эти качества перешли к
сыну, который больше походил на нее, чем на отца12.
     Привязанность, которую Coco Джугашвили  испытывал к своей матери, резко
отличалась от его чувств  по  отношению  к отцу. Иремашвили  рассказывает  о
жестоких  побоях,  которыми  часто  награждал ребенка  пьяный  Виссарион,  о
постепенно возраставшей антипатии Coco к  отцу.  Живя под постоянной угрозой
выходок  вспыльчивого  Виссариона  и  наблюдая  с  возмущением,  как  матери
приходилось ночами работать на швейной  машине, так как  Виссарион  пропивал
почти все свое небольшое  жалованье, Coco  начал ненавидеть этого человека и
по  возможности  избегать его. В  характере  Coco  появилась  мстительность,
свойственная ему и в  дальнейшей  жизни; он стал  бунтарем  против отеческой
власти  в   любом  проявлении.  "Незаслуженные  страшные   побои,  -   писал
Иремашвили, - сделали мальчика столь  же  суровым и бессердечным, каким  был
его  отец.  Поскольку люди, наделенные властью над  другими  благодаря своей
силе или  старшинству,  представлялись ему  похожими на  отца,  в  нем скоро
развилось чувство мстительности ко всем, кто мог иметь какую-либо власть над
ним. С  юности осуществление  мстительных  замыслов  стало для  него  целью,
которой подчинялись  все его усилия"13. В 1890 г.,  когда  Coco было 11 лет,
Бесо умер от ножевого  ранения,  полученного  в пьяной драке. "Ранняя смерть
отца не  произвела на ребенка никакого впечатления, - замечает Иремашвили. -
Он  ничего  не  потерял со смертью  человека, которого  должен был  называть
отцом"14.
     От побоев Виссариона страдала и Екатерина. Вполне возможно, что волевая
женщина порой перечила мужу, вызывая  вспышки гнева.  "Мать била мальчика, -
писала Светлана, основываясь на рассказах отца, - а ее  бил муж"15. Однажды,
сообщает она, ребенок навлек  на себя гнев отца, безуспешно пытаясь защитить
мать от нападок. Он бросил в Бесо нож и затем, убежав от погнавшегося за ним
разъяренного  отца,  спрятался у  соседей.  Нам  не известно, были ли другие
столь же тягостные эпизоды, примечательно, однако, то,  что Джугашвили  и  в
пожилом возрасте  помнил эту историю. И  ужас, который вселили в него  побои
матери,  помогает объяснить, почему впоследствии избиение (символическое или
реальное)  представлялось ему одним из видов наказания, которого заслуживали
наиболее злостные  отступники. Так, в письме Ленину, отправленном в 1915  г.
из сибирской  ссылки, Сталин,  упоминая  "ликвидаторов",  заметил: "Бить  их
некому, черт  меня  дери!  Неужели  так  и  останутся  они  безнаказанными?!
Обрадуйте нас и сообщите, что  в скором времени появится орган, где их будут
хлестать  по  роже, да порядком,  да без устали"16.  А  к концу жизни, когда
арестовали  группу  врачей,  обвинявшихся  в заговоре  с  целью  умерщвления
советских    руководителей,   Сталин   будто   бы   вызвал   следователя   и
проинструктировал  его  относительно методов получения  признания следующими
словами: "Бить, бить и бить"17.
     Таким  образом,  Coco  Джугашвили вырос  в обстановке острого семейного
конфликта  и  материальной  нужды.  К  тому  же одно из  наиболее  серьезных
разногласий между  матерью  и  отцом  было  связано  с  планами, касавшимися
будущего  Coco.  Екатерина  хотела послать его в духовное  училище Гори, что
было бы первым шагом на пути  к карьере священника. В 1888 г. Coco зачислили
в училище. Учитывая бедственное  положение семьи, ему определили ежемесячную
стипендию в 3 рубля  и, кроме того, разрешили Екатерине зарабатывать в месяц
до 10 рублей, прислуживая учителям18. Произошло это, однако, не без сильного
сопротивления со  стороны  Бесо,  который не разделял  честолюбивого желания
жены, чтобы  их  сын  достиг в  жизни более высокого  положения, чем он сам.
Неоднократно слышали, как  он говорил  ей: "Ты  хочешь, чтобы мой  сын  стал
митрополитом? Ты никогда не доживешь до этого! Я - сапожник, и  мой сын тоже
должен стать сапожником, да и все равно будет он сапожником!" По  рассказам,
Виссарион в конце концов решил  осуществить свое намерение - сделать из Coco
сапожника. Приехав в Гори, он забрал мальчика из училища и в Тифлисе устроил
на  фабрику  Адельханова,  где   Coco,   однако,  проработал  недолго.  (Как
оказалось, это  был единственный пролетарский  период  в жизни  Сталина.)  И
учителя, и  церковные служители  посоветовали  искавшей поддержки  Екатерине
смириться и,  стремясь  как-то  ее  успокоить,  пообещали  устроить  Coco  в
церковный хор  экзарха Грузии в Тифлисе. Однако полная решимости женщина, не
посчитавшись  с  советом,  привела  ребенка  обратно  в  Гори  и  вернула  в
училище19.  Основные  детали  этой  истории  впоследствии  подтвердила  сама
Екатерина.  В 1935 г. в интервью  с советским корреспондентом  она, говоря о
сыне,  заявила:  "Учился  он  прекрасно,  но  его  отец,  покойный  муж  мой
Виссарион, задумал мальчика взять  из школы, чтобы обучать  своему сапожному
ремеслу.  Возражала я, как  могла, даже поссорилась с мужем,  но не помогло:
муж настоял  на своем. Через  некоторое  время мне все же удалось его  снова
определить  в  школу"20. Когда  примерно  через  год  после этого  инцидента
Виссарион  умер, Coco, должно быть, сразу ощутил,  что из  его жизни исчезла
зловещая  тень.   Однако   к  тому   времени  у  мальчика  уже  обнаружились
мстительность  и  озлобленность,  характерные  для  его  отца,  которого  он
презирал. Та чуждая сила, которую олицетворял отец,  каким-то образом  стала
сутью Coco.
     Полностью отождествлял  себя Coco только с матерью. Согласны мы или нет
с утверждением,  что  он  усвоил  ее  образ  мыслей  и  черты  характера, не
вызывает, однако, сомнения тот факт,  что он питал  глубокую привязанность к
матери, которая  сильно повлияла на  формирование его личности. Суть  такого
влияния  раскрыл  Фрейд, заметивший,  что "мужчина, который был  безусловным
фаворитом своей матери, на всю жизнь сохраняет чувство победителя, ту  самую
уверенность в успехе, которая часто и приносит настоящий успех"21.  В данном
случае,  однако, мы имеем  дело не с предпочтительным (ведь других детей  не
было),  а  с  чрезмерно  восторженным  отношением  к  сыну, который  являлся
средоточием  всех  материнских  помыслов.  Несомненно, Coco  и  его  будущее
составляли  главную  цель  ее  существования.  Она  всячески  выражала  свою
привязанность к нему, привила ему постоянное стремление к успеху, который не
выпал  на ее долю. В результате у Coco сформировались "чувство победителя" и
"уверенность в успехе", о которых говорил Фрейд. Он начал рассматривать себя
человеком,  который  обязан  превосходить  других  в  любой деятельности:  в
мальчишечьей  борьбе,  в  преодолении  крутого   утеса  или  в  учебе.  Сыну
передалась  вера матери в собственную  способность добиться  многого. И  для
этой веры  были веские основания,  ибо, начав посещать духовное училище,  он
проявил незаурядные дарования. Привыкнув к постоянному восхищению матери, он
с возрастом  стал  воспринимать  подобное отношение как  должное,  не только
ожидая почитания, но  и стремясь быть достойным  его. Поощряемый поклонением
матери,   Coco  и  сам   стал   идеализировать   себя.  Это   проявлялось  в
отождествлении с различными  героями, о  чем  пойдет  речь ниже.  Постоянная
боязнь  отца,  который  мог  нанести   удар  по  его  самолюбию,  неотступно
сопровождавшая его детские годы, должно быть, придала дополнительный импульс
процессу самоидеализации, которому  сопутствовало психологически  неизбежное
погружение в мир иллюзий.
     Такое  объяснение  процесса  формирования  характера   Coco  Джугашвили
подтверждается  его  поведением  и  успехами в  училище. С самого  начала он
показал  себя  в высшей  степени  самоуверенным,  обладающим  чувством своей
правоты во всем и сильной потребностью отличиться. Один из прежних друзей по
училищу  вспоминал  Coco   "твердым,  энергичным   и   настойчивым".  Другой
рассказывал: "К  урокам  он  всегда  был готов -  лишь бы его спросили... Он
всегда  показывал  свою  исключительную  подготовленность  и  аккуратность в
выполнении заданий. Не только в своем классе, но  и во всем училище считался
одним из  лучших учеников. На уроках  все его внимание  было обращено на то,
чтобы не пропустить ни одного слова,  ни одного понятия. Он весь был обращен
в  слух - этот  в обычное время крайне живой, подвижный и  шустрый  Сосо"22.
Говорили,  что  безусловные  успехи Coco  в учении  усилили существовавшую в
школе  напряженность  в отношениях между  детьми из богатых и  бедных семей.
Переходя из класса  в класс  как лучший ученик, он окончил школу в 1894 г. в
возрасте  14  лет  и  получил  диплом с отличием,  который  редко  выдавался
учащимся из бедных семей. После успешных вступительных экзаменов его приняли
в Тифлисскую духовную семинарию на полное обеспечение.
     Одаренный,  старательный и трудолюбивый сын сапожника, очевидно, твердо
решил преуспеть. Поэтому тем  более  знаменателен тот факт, что  он не питал
особой   почтительности  к  представителям  школьной  администрации.  Вместо
смиренной  покорности перед старшими, которую система образования стремилась
привить, Coco демонстрировал независимость, например смело спрашивая учителя
о причинах отставания того или иного ученика, о том, каким образом их оценки
могли  бы быть улучшены.  Однако сам он с трудом воспринимал критику. Всегда
уверенный в своей правоте, он никогда не отступал  от однажды сказанного. По
словам бывшего соученика, учитель Илуридзе, часто пытавшийся  "срезать" Coco
как вожака группы  "детей нищих и несчастных", однажды  попросил его назвать
расстояние   между  Санкт-Петербургом  и  Петергофом.  Ответ   был   признан
неправильным, но  он продолжал настаивать на  своем,  а  когда  рассерженный
учитель стал угрожать и требовать извинений, Coco замолчал, а глаза  его так
и расширились от гнева. В другой раз, когда группа старших ребят отправилась
с надзирателем  училища  за  город, Coco первым с  разбегу перепрыгнул через
широкий ручей, а когда один из  учеников, встав посредине потока и подставив
собственную спину вместо переходного мостика, помог боязливому  надзирателю,
Coco проворчал: "Ишак ты, что  ли?  Я бы самому богу не подставил спину - не
то что надзирателю"23. (Как говорили, Coco перестал верить  в бога в 13 лет,
после того как прочитал что-то написанное Дарвином или о самом Дарвине24.)
     Иремашвили  пишет,  что Coco был  зачинщиком инцидента,  происшедшего в
коридоре  училища,  во время которого группа учеников  освистала  и  осыпала
насмешками  одного  особенно  ненавистного преподавателя,  и  называет  этот
инцидент  "первым бунтом Coco". Но,  по-видимому, придавать данному  эпизоду
слишком большое значение не  следует, Coco едва ли имел бы отличные успехи в
учении   или  получил   почетное   свидетельство,  если  бы  его  бунтарские
наклонности  проявлялись  бы  чересчур  откровенно.  Кроме  того,  Горийское
духовное училище  начала  90-х  годов прошлого столетия буквально пронизывал
мятежный дух,  поэтому молодой  бунтарь  вряд ли  мог привлечь к своей особе
слишком  большое внимание. Ведь администрация  Училища  действовала согласно
установившейся практике,  которая, казалось, была  специально  придумана для
того, чтобы сделать всех учеников бунтарями, хотя мы знаем, что это не так.
     Когда Coco в 1888  г. поступил в училище, преподавание в  нем велось на
грузинском  языке,  а  русский  изучали как иностранный. Через два  года,  в
разгар   проводившейся   царским    правительством    политики   русификации
приграничных земель, обязательным разговорным языком в классах стал русский,
а грузинский занял место  иностранного (два урока в неделю). На первых порах
от природы говорливые  грузинские ребята не  могли разговаривать по-русски и
постоянно переходили на свой родной язык. За это их наказывали: били кулаком
или  линейкой, ставили  на  1  - 2  часа  коленями  на  мелкие  камешки  или
заставляли  стоять  в  углу.  Или  же  провинившийся  должен  был держать на
вытянутой  руке  деревянную  палку,  иногда  вплоть  до обеда,  если она  не
доставалась  другому   проштрафившемуся.  Некоторые  из   вновь  назначенных
государственных   чиновников,  похожих  на  инспектора  училища   Бутырского
(объекта  упоминавшегося  коридорного   инцидента),   еще  больше   накаляли
обстановку, открыто демонстрируя свое презрение к грузинскому языку и вообще
ко  всему  грузинскому.  Грубые методы,  с  помощью которых власти  пытались
сделать из грузинских ребят русских  мальчиков, лишь укрепляли в них чувство
национальрой гордости. Изучая  русский язык  многие начали ненавидеть  самих
русских25.
     Вне стен училища  юноши с  упоением читали грузинскую литературу. Книги
грузинских авторов, которых было мало в библиотеке  училища, доставали через
местного книготорговца,  державшего небольшую библиотеку. Первой взятой Coco
книгой  была сентиментальная повесть  Даниэля Чонкадзе "Сумарская крепость",
осуждавшая крепостничество и по  сюжету похожая на "Хижину дяди Тома". Книга
так его захватила, что он читал почти всю ночь напролет26. Coco и его друзей
увлекали также поэмы и рассказы Ильи  Чавчавадзе,  Акакия Церетели и Рафаэла
Эристави. Любимым автором этой группы был и романтический писатель Александр
Казбеги.  Уроженец  гор  и  страстный грузинский  патриот,  Казбеги  сочинял
будоражащие  воображение  рассказы  о  борьбе  горских   племен  Кавказа   с
вторгшимися на их землю русскими войсками. Это были, по существу, выдуманные
истории, очень  похожие  на схватки  белых с индейцами, изложенные с позиций
индейцев. Особенно глубокое,  надолго сохранившееся  впечатление произвел на
Coco Джугашвили роман "Отцеубийца".
     В романе любовь,  интриги  и  приключения  переплетались  с  подлинными
историческими событиями,  имевшими  место в 1845  г.,  когда отряды  горцев,
руководимые  имамом  Шамилем,  вступили  в  бой  с  экспедиционным  корпусом
русских,  возглавлявшимся  наместником  царя  на Кавказе графом  Воронцовым.
Книга  рассказывает о  Иаго  и Нуну,  молодой  крестьянской  паре, постоянно
разлучаемой судьбою, и об их  верном  друге по имени Коба, который  изо всех
сил  пытается  им  помочь,  полагаясь  главным  образом на  свою  храбрость,
находчивость, ясный ум  и способность выйти с честью из любой ситуации. Иаго
заключен  в  тюрьму,  а  Нуну  похищена  в  результате  козней  деревенского
предателя Гирголы, который сотрудничает с русскими. Стремясь помешать увезти
Нуну, Коба убивает  одного из похитителей и становится разбойником,  а затем
устраивает дерзкий побег  Иаго. Оба молодых человека живут  в  горах подобно
Робин Гуду,  водят  дружбу с крестьянами, сражаются с казаками и захватывают
несколько русских офицеров, которых доставляют Шамилю. И в тот момент, когда
они уже готовы освободить  Нуну  и  присоединиться  к  Шамилю, их  постигает
неудача. Попав в западню, расставленную Гирголой и его людьми,  они бьются с
во много раз превосходящими силами противника. Иаго убит, Нуну умирает после
ложного обвинения  в убийстве  собственного  отца,  и  только  Кобе  удается
спастись.  В эпилоге  звучит  выстрел  мщения  Кобы,  и смертельно  раненный
Гиргола признается во всех своих злодеяниях.
     В Кобе, бесстрашном и немногословном, Coco  Джугашвили нашел  одного из
первых достойных  подражания героев, чье имя и образ так соответствовали его
представлениям о самом себе как о  герое. По словам современника, "идеалом и
предметом мечтаний Coco  являлся Коба... Коба  стал для  Coco богом, смыслом
его жизни. Он хотел бы стать вторым Кобой, борцом и героем, знаменитым,  как
этот последний. В  нем  Коба должен был  воскреснуть. С  этого  момента Coco
начал именовать себя Кобой  и настаивать, чтобы мы именовали его только так.
Лицо Coco сияло от гордости и радости, когда мы звали его Кобой"27.
     Учитывая  важную роль символического образа Кобы в  жизни  интересующей
нас личности,  стоит,  пожалуй,  подробнее остановиться  на том, что  в этом
образе с  самого начала привлекало Coco. Коба  из "Отцеубийцы"  -  вовсе  не
сложная и  тонкая  натура,  а довольно  прямолинейный  идеализированный  тип
героя,  постоянно  встречающегося в  романах  подобного  жанра,  -  сильный,
молчаливый, бесстрашный рыцарь, доблестный в  бою,  меткий стрелок, ловкий и
изобретательный в трудных  ситуациях. Подобные качества,  конечно же, должны
были понравиться  любому задиристому подростку, желающему вообразить себя  в
роли  героя. Но в истории, рассказанной  Казбеги, Коба  обнаружил  еще  одно
свойство,  которое,  несомненно,  сделало его для  Coco  Джугашвили особенно
привлекательным: он выступает как мститель.
     Тема  отмщения  проходит красной  нитью через весь  роман. Так,  обычай
кровной мести  кавказских горцев  многократно упоминается  с  одобрением.  В
романе  простые люди Грузии  горят желанием  отомстить высокомерным  русским
завоевателям, которые  захватили страну,  ограбили и унизили  ее  народ. Сам
Шамиль  -  "железный   человек",  храбрый  военачальник,   обожаемый  своими
сторонниками,  -  предстает как  руководитель народного движения  мстителей,
который "олицетворял собою гнев народный"28.  Иаго и  Коба  страстно  желают
отомстить не только непосредственным угнетателям (Гирголе и  исправнику), но
одновременно и русским властям, поддерживающим таких негодяев. И они видят в
служении   Шамилю  ниспосланную   небом  возможность   принять   участие   в
коллективном акте  отмщения. Таким образом, роман "Отцеубийца" не только дал
Coco идеализированный образ героя в роли мстителя,  но  и убедил  его в том,
что свершившийся  акт  - триумф отмщения -  достойное  дело, которому  можно
посвятить жизнь.
     И наконец,  в  романе  присутствовала  очень  важная  социальная  тема.
Описывая конфликт между  грузинами и  русскими, автор  показывал  грузинское
общество  разделенным по классовым признакам.  Войско Шамиля, писал Казбеги,
состояло из  горцев и  простых  крестьян,  чьи селения были сожжены,  урожаи
уничтожены,  а  жены  обесчещены  русскими  завоевателями.  В  то  же  время
грузинские  князья  и  другая  знать,  стремившаяся  к  почестям и  выгодным
назначениям, которые позволили бы им жить подобно европейским  аристократам,
сражались на стороне Воронцова. Крепко связанные с традиционными институтами
крепостничества, грузинские феодалы были готовы ради своекорыстных интересов
пожертвовать  благополучием родины.  Наблюдая  это, неграмотный горец Шамиль
понял,  что  следовало  бы  распространить  на  всех  грузин  ту  свободу  и
равенство, которыми пользовались его соплеменники-чеченцы, никогда не бывшие
крепостными. Таким образом, с некоторой натяжкой можно сказать, что Шамиль у
писателя Казбеги, как  и  Коба,  выступает за  новое  социальное устройство.
Когда,  например, деревенская женщина обращается к  Кобе с просьбой о защите
от   Гирголы,   то   в   авторском  комментарии  говорится:   "Странно!  При
огранизованном  управлении, когда начальники,  диамбеги,  судьи, приставы  и
всякие  другие чиновники наводнили  страну, как муравьи, и  делали  вид, что
чинят  правосудие, простая, ни в  чем не повинная  женщина умоляла человека,
совершившего  убийство, защитить  ее от  несправедливости!"29 Хотя  подобные
высказывания  и  не являлись  прямыми призывами к  социальной революции, они
подталкивали  мысль   читателя  в  данном  направлении.  Подростку  с  таким
происхождением,  как у Coco, хотевшему быть Кобой, они могли внушить (или по
крайней мере  подготовить  почву  для этого) представление  о  герое,  как о
революционере.


        Семинарист

     Когда четырнадцатилетний Джугашвили в августе  1894 г. вошел в каменное
3-этажное  здание  Тифлисской  духовной  семинарии,  он   оказался  в  мире,
существенно отличавшемся от то го, к  которому привык в Гори. Около шестисот
учеников,  практически  все время  (за  исключением  примерно одного часа  в
послеобеденное время)  находившихся взаперти  в  строении казарменного типа,
которое некоторые называли "каменным мешком", вели строго регламентированную
жизнь: в 7.00 - подъем, утренняя молитва,  чай, классные занятия до 14.00, в
15.00 - обед, в 17.00 -  перекличка,  вечерняя молитва; чай  в 20.00,  затем
самостоятельные  занятия,  в 22.00  - отбой.  Наряду  с  другими  предметами
изучали  теологию,   Священное  писание,  литературу,  математику,  историю,
греческий  и  латинский  языки.  По  воскресеньям  и  религиозным праздникам
подросткам  приходилось по 3  - 4  часа  выстаивать  церковные богослужения.
Обучение  велось  в  монотонной  и  догматической манере,  которая подавляла
всякие духовные  потребности. Во главе угла, как и в Гори, была русификация.
На  занятиях не  только  вменялось  в  обязанность  говорить  по-русски,  но
запрещалось также читать грузинскую литературу и газеты, а  посещение театра
считалось смертельным грехом30.
     Положение усугублялось  еще  и тем, что в семинарии действовала система
доносов,  постоянной слежки со стороны  монахов, угроз заключения  в "темную
комнату"  за  нарушение  суровых  правил.  В  1931  г.  в беседе  с немецким
писателем     Эмилем      Людвигом     Сталин     пояснил,     что     стать
революционером-марксистом его побудили  "издевательский режим" и "иезуитские
методы"  в  семинарии. На вопрос  Людвига, не  признает  ли он положительных
качеств   иезуитов,   Сталин  ответил:  "Да,  у  них  есть  систематичность,
настойчивость в работе для осуществления  Дурных целей. Но основной их метод
- это слежка, шпионаж,  залезание в душу, издевательство, - что может быть в
этом положительного? Например, слежка в пансионате: в 9 часов  звонок к чаю,
уходим в столовую,  а когда возвращаемся к себе в  комнаты, оказывается, что
уже за это время все обыскали и перепотрошили все наши вещевые ящики...  Что
может быть  в  этом положительного?"31 Как видно, воспоминания все  еще были
мучительными.  "Издевательский  режим", вне всякого сомнения,  способствовал
превращению  семинариста Джугашвили  в  революционера. Но здесь сыграли свою
роль  и  другие  обстоятельства,  и прежде всего тот факт, что неповиновение
превратилось в семинарии уже в традицию.
     Это заведение давно поставляло не только рожденных в Грузии священников
русской  православной  церкви,   но  и  молодых  грузинских  революционеров.
Отчисления  по политическим  мотивам часто имели  место еще  в 70-е годы XIX
столетия,  когда  многие студенты  использовали полученные  знания  русского
языка для изучения  народнической литературы, поступавшей из России. С этого
времени  начали действовать  тайные группы  самообразования и  дискуссионные
кружки, возникать  стихийные  протесты. В  1885 г. был  исключен  слушатель,
будущий  руководитель  "Месаме-даси" Сильвестр Джибладзе, избивший  русского
ректора  Чудецкого, который  называл  грузинский "собачьим  языком"32, а  на
следующий год этого  ректора  убил другой исключенный  семинарист. Недельная
забастовка студенческого  протеста возникла в 1890 г.,  еще  одна  - в конце
1893 г. В последнем случае семинаристы требовали  прекратить слежку, уволить
особенно ненавистных преподавателей и наряду с русским вести преподавание на
грузинском языке33. В ответ власти закрыли семинарию на месяц и отчислили 87
слушателей,  причем 23 запретили  проживать  в Тифлисе.  В  числе  высланных
вожаков был  и Ладо Кецховели, посещавший в Гори то же  самое училище, что и
Джугашвили, и  повлиявший на более молодого товарища при выборе им профессии
революционера.
     Когда  Джугашвили  через несколько месяцев  после  забастовки  прибыл в
семинарию,  отголоски  бунта  еще ощущались. С  первых  дней  Coco невзлюбил
семинарию.  Будучи  в  первый  раз  на  каникулах  в  Гори,  он  в  одной из
кондитерских   жаловался  знакомому  на  семинарские  порядки   и  поведение
монахов34. Вскоре  вместе  с другими слушателями, среди которых  был  и  его
приятель  Иремашвили,  Coco принял участие  в  создании  подпольного  кружка
молодых социалистов.  К тому времени изменилось и его отношение  к учебе. Он
уже  не   старался  быть  первым;   преуспевал   только  по  двум  предметам
(гражданской  истории  и  логике),  которые  его  особенно  интересовали,  а
остальным уделял лишь столько внимания,  сколько требовалось, чтобы получить
переходной  балл35.  Его  манера  держаться и отношение  к  товарищам  также
переменились.  Друзья-семинаристы,  которые  помнили  Coco  живым пареньком,
довольно  веселым и общительным,  теперь видели его  серьезным,  сдержанным,
погруженным  в  себя.  Давид  Папиташвили  вспоминал:  "После  вступления  в
семинарию товарищ Coco  заметно изменился.  Он стал  задумчив, детские  игры
перестали его интересовать". В аналогичном смысле высказался и Вано (младший
брат Ладо  Кецховели), хорошо  знавший Coco.  Он  заметил:  "В  этот  период
характер товарища Coco совершенно изменился: прошла любовь к играм и забавам
детства.  Он стал задумчивым  и, казалось, замкнутым. Отказывался от игр, но
зато  не  расставался  с  книгами  и,  найдя  какой-нибудь  уголок,  усердно
читал"36.  У  молодого Джугашвили начали  проявляться  скрытность и  угрюмая
отчужденность,  характерные  для него в  более  поздние  годы.  Приобрел  он
известность и  тем, что легко  обижался даже  на шутки. Серго  Орджоникидзе,
соратник  по  революционной  работе  в  Грузии,  вспоминал,  что  Coco  имел
обидчивый  характер" еще  в юности  и  что  друзья  по  Тифлисской семинарии
удивлялись по  поводу  этой, по  их  мнению,  совершенно негрузинской  черты
характера  Джугашвили. "Коба не понимает шуток, - с грустью говорили  они. -
Странный  грузин -  не понимает шуток. Отвечает кулаками  на  самые невинные
замечания"37.
     Хотя вскоре после поступления в  семинарию когда-то образцовый ученик и
перестал стремиться  к успехам  в учебе, он тем не  менее продолжал  ощущать
потребность отличиться.  Свою жажду подвига он лишь перенес на другие сферы:
на  социалистическое   самообразование   и   (со   временем)   революционную
деятельность.   Недавно  обретенная  самоуглубленность   и  сдержанность  не
помешали Coco утвердиться  в  качестве вожака группы. Самонадеянное "чувство
победителя" не покинуло его. Начав вместе с Иремашвили  карьеру бунтовщика в
кружке  молодых  социалистов,  он  нисколько  не  сомневался  в  своем праве
принадлежать к  руководству движением. Члены кружка самообразования  избрали
лидером   семинариста-старшеклассника  Девдариани,   который   составил  для
новичков  шестилетнюю программу  чтения,  имевшую целью  к моменту окончания
семинарии сделать  из них образованных социал-демократов. Но  прошло  совсем
немного времени, как  Джугашвили  организовал  несколько кружков и  стал сам
вести в них занятия38. И вновь, теперь  уже в семинарский период, проявилось
стремление  к личной власти, то есть  то  самое  качество, Которое  отличало
Джугашвили и в более  поздние годы.  То  же самое можно  было сказать  о его
нетерпимом  отношении  к  иным  мнениям.  По  словам  Иремашвили,  во  время
дискуссий среди молодых социалистов  в  семинарии Coco  имел привы"ку упорно
настаивать на собственной правоте и  безжалостно критиковать другие взгляды.
В  результате группа  раскололась на  тех, кто, уступая давлению, согласился
стать   послушным  последователем  Джугашвили,  и  тех,  кто  мыслил   более
независимо и не желал уступать деспотическим методам Coco 39.
     По  общему признанию,  он стал  усердным  читателем посторонних"  книг.
Семинаристы брали их в частной библиотеке или получали из других  источников
и тайно проносили в семинарию. Читали где только можно:  ночью в постели при
свече,  в укромном месте за поленницами дров во дворе, на церковной лестнице
и в самой церкви. Иремашвили рассказывает: "Тайно, на занятиях, на молитве и
во  время богослужения,  мы читали  "свои" книги. Библия лежала  открытой на
столе,  а на коленях  мы  держали  Дарвина, Маркса, Плеханова  и  Ленина"40.
Вначале,  вспоминает  Иремашвили,  он  и   Coco,  читали   много  грузинской
литературы.  Одним  из любимы