ывали  себя  "морскими свинками", которые сознательно становятся объектом
опыта, который должен показать, изменила ли диктатура свою природу, надев на
себя  конституционное обличье.  Они  не скрывали  своих  целей, состоявших в
борьбе за власть законными средствами. Но очень скоро им пришлось убедиться,
что все их опасения оказались совершенно обоснованными.
     Правительство  Батисты  и  в  самом  деле  не  собиралось   мириться  с
"воинственной оппозицией", как себя,  не таясь, называли сторонники  Фиделя.
Оно с первого же момента начало создавать вокруг них вакуум, чтобы лишить их
каналов  для обращения к общественному мнению. Когда 19  мая 1955 г.  Фидель
выступил в передаче по одной из гаванских радиостанций, полиция на другой же
день арестовала управляющего радиостанцией с целью запугать его.
     На 20 мая было намечено проведение массового митинга в университете, на
котором в качестве главного  оратора  должен был выступать Фидель Кастро. Но
правительство   опять    вмешалось.    Сначала   оно   запретило   проводить
радиотрансляцию митинга, а вскоре, прибегнув  к  широкой  демонстрации силы,
наложило вето и  на проведение самого митинга. Фидель не смог  пройти сквозь
сплошную цепь полицейских, окруживших университет.
     Прошло  всего  четыре  дня,  когда 25 мая  полиция без всяких оснований
вновь ворвалась в дом  амнистированного  монкадиста Педро Мирета, арестовала
его, а также находившихся вместе с ним родственников и  знакомых, которых  в
наручниках  отправили   в  тюрьму.   Полицейский  офицер,   проводивший  эту
"операцию", представил в суд письменное требование об аресте и Рауля Кастро.
Обыск в доме, разумеется,  ничего не дал  провокаторам,  не было найдено  ни
компрометирующих документов, ни вооружения. И тем  не менее судья,  отпустив
задержанных под честное слово, назначил на 15 июня формальное слушание дела.
     Фидель   вновь   бросается  на   защиту   друзей.  Он  опять   созывает
представителей печати, разоблачает абсурдность утверждений правительства,  с
иронией   отмечает,  что   опыт,  поставленный   на   "морских   свинках"  -
амнистированных  монкадистах,  -  показывает,  что  амнистия превращается  в
кровавый фарс.
     Обстановка вокруг монкадистов быстро и  опасно накалялась. 10 июня 1955
г. в  различных районах  Гаваны произошло 7  взрывов.  Не было сомнения, что
взрывы были  делом  рук  полицейских  провокаторов,  которые  хотели создать
предлог  для  расправы  с  монкадистами. Нельзя исключать, что  в  отдельных
случаях  к  террору  могли  прибегать  также   отчаявшиеся  и   введенные  в
заблуждение противники  режима. Но Фидель  всегда  последовательно  выступал
против  такой формы  борьбы. Он  заявлял:  "Я настолько  убежден  в огромном
вреде,  который они наносят борьбе против диктатуры, что  не  боюсь публично
осудить банду дикарей, которые оказывают столь ценную  услугу Батисте, в  то
же время выдавая себя за революционеров". Как и предвидел Фидель, серия этих
взрывов дала  правительству Батисты желанный  повод  для нанесения  удара по
оппозиции.
     Правительство вело дело к подготовке крупного политического процесса. К
делу о "подрывной  деятельности" была привлечена и  народно-социалистическая
партия Кубы. Одновременно был арестован редактор газеты  "Ля Калье", которая
предоставила  свои страницы  для выступлений Фиделя Кастро. Стало ясно,  что
мирный  путь  к политическому решению проблем  Кубы  закрыт наглухо, пока  у
власти   стоит  Батиста.  По  решению  Фиделя   Рауль  Кастро   обратился  в
мексиканское  посольство с просьбой о предоставлении политического убежища и
вскоре  выехал  в  Мексику, сократил  свои открытые  выступления,  чтобы  не
позволить  противнику  спровоцировать  себя  и  дать  повод  для  физической
расправы.
     Все внимание Фиделя было уделено на этом этапе созданию организационной
структуры "Движения 26 июля". В конце июля под руководством Фиделя в доме по
адресу:  ул.  Фактория,  No 62,  в Гаване,  состоялось  совещание,  в работе
которого приняли  участие  Антонио  Лопес Фернандес  ("Ньико"),  Педро Мирет
Прието, Аиде Сантамария Куадрадо, Мельба Эрнандес Родригес  дель Рей,  Педро
Агилера Гонсалес и Хосе Суарес Бланке - все участники штурма Монкады 26 июля
1953  года.  Также  присутствовали  Армандо  Харт  Давалос,  Фаустино  Перес
Эрнандес  и  Луис   Бонито  Мильян,  первые  двое   из  рядов  Национального
революционного   движения,  а  последний  был  выходцем  из  "ортодоксальной
партии".
     На совещании было принято решение о создании организации, в руководство
которой   вошли  все   присутствовавшие.  Было  решено  назвать  организацию
"Революционное движение 26 июля". Тогда же каждому из членов руководства был
намечен участок работы, и перед каждым поставлены ближайшие задачи.
     В  Гаване  шло   активное   формирование  негласного  пропагандистского
аппарата, изыскивались  возможности для приобретения  множительной  техники,
бумаги,  краски.  Нескольким  товарищам  было   поручено  заняться  решением
финансовых вопросов,  т.  е.  наладить  сбор  добровольных пожертвований  от
сторонников. Как  и прежде,  активную  роль  в  этой  работе Фидель  отводил
испытанным бойцам Монкады - Аиде Сантамарии и Мельбе Эрнандес. Ряды Движения
получили  значительное подкрепление. В него влилась  часть  бойцов  - членов
молодежной ортодоксальной организации.
     Когда Фидель Кастро убедился, что "Движение 26  июля" может действовать
и развиваться  без  его физического присутствия, он  принял решение покинуть
Кубу.
     Перед  отлетом  в Мексику Фидель  Кастро направил во  все  газеты  свое
заявление, в  котором он открыто сказал  как о причинах,  толкнувших  его на
добровольное  изгнание,  так  и  о  целях,  за достижение  которых он  будет
бороться.  В заявлении  говорилось: "Я покидаю Кубу, потому что передо  мной
закрыты все пути для политической борьбы.  Я  буду жить  где-нибудь в районе
Карибского моря.
     Из  таких  поездок,   в  которую  отправляюсь   теперь   я,  обычно  не
возвращаются,  а  если  возвращаются,  то  после   разрушения  до  основания
тиранического режима.
     Гавана, 7 июля 1955 года Фидель Кастро Рус".
     Уже после его отлета журнал "Боэмия"  опубликовал полученную  от Фиделя
статью под  заголовком  "Мы  еще  вер  немея",  в  которой  говорилось:  "Мы
вернемся,  когда сможем принести нашему народу свободу и  право на достойную
жизнь  без деспотизма,  без  голода... Так  как  все двери  для политической
борьбы народа  захлопнуты,  перед нами не остается другого пути, чем тот, по
которому шли наши предки в 1868 и 1895 годах", т. е. вооруженной борьбы.

        Глава</b> <b>IV
        "ГРАНМА"
     7 июля 1955  года Фидель вылетел в Мексику, где его дожидались Рауль  и
другие товарищи. Начинался новый этап борьбы.
     Мексика  была избрана Фиделем в качестве временного пристанища по  ряду
соображений. Эта страна после своей  революции 1910-1918 гг. считалась одной
из самых демократических  в Латинской Америке. Ее правительства  традиционно
предоставляли убежище лицам,  которых преследовали по  политическим мотивам.
Мексика  первой из латиноамериканских стран признала в 1924  г. СССР. В 1929
г. никарагуанский патриот Аугусто Сесарь Сандино, который возглавил  тяжелую
борьбу своего народа против  американских  оккупационных войск, на некоторое
время получил убежище в Мексике, где ему  надо  было пройти курс лечения  от
тропической лихорадки и немного  отдохнуть. После поражения  республиканской
Испании в  1939 г. Мексика широко раскрыла  двери для борцов против фашизма.
Десятки  тысяч  испанских республиканцев прибыли тогда  в Мексику, принеся с
собой  огромные  знания,  опыт, которые  сыграли свою положительную  роль  в
развитии Мексики.
     В  конце 40-х  годов,  когда по Латинской  Америке с началом  "холодной
войны"  прокатилась  волна  реакционных   переворотов,  немало  прогрессивно
мыслящих  патриотов были  вынуждены  покинуть свои  страны, и  они неизменно
находили пристанище в Мексике. Крупный поток политических эмигрантов  хлынул
в Мексику после  свержения усилиями ЦРУ прогрессивного правительства  Хакобо
Арбенса в Гватемале в 1954 г. Тысячи людей, спасаясь от фашистского террора,
искали спасения в Мексике. В  стране  действовали десятки латиноамериканских
землячеств, эмигранты налаживали  между собой контакты, проводили совместные
политические акты и пользовались поддержкой мексиканцев.
     Фидель  полагал,  что в такой  обстановке  можно  будет  с  наименьшими
издержками собрать значительное число кубинских эмигрантов, организовать их,
обучить и подготовить ударный отряд вторжения.
     Мексика - это самая близкая соседка Кубы, надо лишь пересечь Юкатанский
пролив, чтобы  оказаться  на кубинском берегу,  поэтому  она  была идеальным
плацдармом  для   поддержания  связи  с  подпольем  и  организации   военной
экспедиции.
     Фидель Кастро прилетел  из Гаваны в Мериду, столицу Юкатана, оттуда  он
на самолете  местной компании направился  в портовый город Вера-Крус,  а уже
там сел на автобус и поехал в Мехико.
     Вместе  с  Раулем и  другими  кубинскими  товарищами на  встречу Фиделя
пришла  и худенькая  немолодая  женщина  по  имени  Мария  Антония  Гонсалес
Родригес, которая уже несколько лет назад эмигрировала с  Кубы и теперь была
готова  полностью связать свою  судьбу с  фиделистами.  Она  предоставила  в
распоряжение монкадистов, которые прибыли ранее, свою квартиру, находившуюся
на улице Эмпа-ран в доме  49,  свои рабочие руки  и все  свое  время. Дом  и
квартира   Марии   Антонии  стали  штаб-квартирой   подготовки   вооруженной
экспедиции.
     "Фидель  приехал  с  одним  чемоданом,  - вспоминает Мария  Антония,  -
набитом книгами, под  мышкой он  держал еще один сверток с книгами. Никакого
другого  багажа  не  было".  Все  личные   средства  измерялись  несколькими
долларами.  Фидель  прибыл  в Мексику не как  политический  эмигрант,  а как
турист.
     Друзья  сначала разместили его в маленькой комнатушке, снятой Раулем на
верхнем  этаже  на окраине  города,  но через несколько  дней,  взвесив свои
финансовые возможности, Фидель  оставил эту комнату  и переехал  на квартиру
Марии Антонии.
     Первые  дни адаптации  к  новой обстановке,  к  новым людям,  к  новому
климату  (Мехико  стоит  на 2500  м  выше  уровня  моря, и  там  значительно
холоднее)  были  довольно   трудными.  Но  более  всего  страдал  Фидель  от
вынужденного  временного нарушения  нормальной связи с  Кубой, откуда он  не
получал известий.
     В своем первом письме Мельбе Эрнандес он  пишет 24  июля  1955 г.: "Мне
крайне необходимо отрегулировать  связь с вами. Я  буквально схожу с  ума от
нетерпения  узнать,   как  идут  дела  на  Кубе,  как  у   вас  налаживается
сотрудничество, и какие  трудности вы  встречаете в работе. Если бы  у  меня
сейчас были  средства,  я бы послал к  вам  специального гонца.  Из этого вы
можете заключить, что на начальном этапе  нашим самым  большим  препятствием
является  нехватка денег - это  наша  вечная мука  в этой  борьбе. Пока я не
получу от вас первых сообщений, я не смогу даже спать спокойно".
     Он сообщает,  что  закончил  работу над составлением Манифеста No  1 от
имени  "Движения  26  июля" к кубинскому народу и намеревается направить  на
Кубу несколько  сотен, а может  быть,  и тысяч экземпляров манифеста. "Скоро
эта  страна и этот город станут для  меня тем же, чем  была Куба  в  месяцы,
непосредственно предшествовавшие 26 июля.
     Но надо  помнить, что я  работаю сейчас, преодолевая огромные трудности
из-за  нехватки  средств.  Не знаю,  может  быть,  всем нам  здесь  придется
поголодать в эти первые месяцы. Чтобы достать деньги на печатание  Манифеста
No 1, я решил заложить мое пальто: ломбарды здесь принадлежат государству, и
они  берут невысокие  проценты. Я  не  поколеблюсь  ни  на  секунду,  если и
остальные предметы моего гардероба должны будут последовать за пальто!.."
     Он  сразу  дает  Мельбе Эрнандес  указание о  необходимости  соблюдения
строжайшей  конспирации.  Так, он просит достать ему  пару  адресов надежных
людей на  Кубе, куда бы он мог  направлять корреспонденцию.  Причем  просит,
если можно,  пусть  лучше  адресатами  будут  женщины,  они  вызовут  меньше
подозрений.  Для  связи  с  ним  Фидель просит  всех  прибывающих в  Мексику
обращаться  к  портье дома, в котором проживал в  это время Рауль Кастро,  и
оставить у  него  название  отеля и  номер комнаты,  в  которой  остановился
приезжий.  С  ним установят  контакт в  самое  кратчайшее время. В интересах
предосторожности Фидель  оставляет всю инициативу в установлении контакта за
собой, чтобы быть уверенным в безопасности.
     Он также советует товарищам  на  Кубе пользоваться самым дешевым  видом
транспорта  для  направления  связных  в  Мехико:  пароходом   из  Гаваны  в
Вера-Крус, а оттуда автобусом, что обойдется не более 60 долларов.
     Вторую годовщину штурма Монкады Фидель Кастро отметил возложением венка
у  памятника  детям-героям в  парке  Чапультепек  [Памятник  героям-кадетам,
павшим  в  неравном  бою  с  армией  США при защите  города  Мехико в  войне
1847-1848  гг.]. На ленте  венка  была сделана надпись: "Мученикам, отдавшим
свои  жизни  за  Мексику  и  за  Кубу".  Это  самый  почитаемый  памятник  в
мексиканской столице, к которому редко пытаются подходить представители США.
Когда однажды генерал Риджуэй, герой корейской войны, решил оставить цветы у
этого монумента, то на  другое  утро они оказались у дверей посольства США с
ответной надписью: "От убийц венки не принимаем!"
     1  августа  пришел  первый  денежный перевод на  85  долларов и  первые
сведения  о  положении  на Кубе,  что сразу же  подняло  настроение  Фиделя,
который пишет  2  августа письмо "Товарищам  из  руководства (Движения)",  в
котором  дает  свой  анализ обстановки  в стране и  указания о  практических
действиях на ближайший период.
     "В  политической  области,  - указывает  Фидель, -  нашим самым большим
врагом является капитулянтская тенденция на проведение частичных выборов.
     Вот  с  ней  надо  бороться  огнем  и  кровью   во  всех  манифестах  и
прокламациях".
     Фидель  сообщает,  что он  уже  отпечатал  Манифест  No  1,  но  просит
подготовить на Кубе матрицу и откатать еще не менее 50 тыс. экземпляров.
     15 августа  в Гаване,  в  театре им.  X. Марти,  должна была  открыться
национальная  конференция  ортодоксальной  партии.  В  связи  с  ней  Фидель
настоятельно рекомендовал руководству "Движения 26 июля" использовать момент
для всяческого противодействия компромиссным настроениям.
     Он  советовал послать  на съезд самых  боевых товарищей, которые должны
выдвигать и горячо поддерживать лозунг  революционного пути решения проблем,
предложить  всей  конференции  почтить минутой  молчания память  погибших  в
борьбе и всячески вести работу по привлечению  к себе надежных людей. "Надо,
чтобы конференция убедилась, что мы живы и активно  действуем, и вы увидите,
как рухнет завеса молчания вокруг нас  и как начнет расчищаться путь к новым
стратегическим перспективам."
     Он  засыпает  своих коллег  вопросами: "Как идут  дела  по  организации
ортодоксальной молодежи по  всей Кубе? ...Как ведется работа  в  профсоюзах?
Все  ли сделано в этом отношении? Не забыли ли, между  делом, что это  самое
главное?  ...Как развиваются  контакты  с  Гражданским женским  фронтом  им.
Марти?  Надо  вести  дело к тому,  чтобы  превратить  этот  фронт в  женскую
организацию  "Движения  26 июля"... Составляйте списки всех  более или менее
состоятельных людей, которым, по вашему мнению,  мне стоит написать письма с
просьбой об оказании помощи. Я готов написать тысячи писем... Все зависит от
наших усилий. Нет ничего невозможного, когда есть воля к борьбе".
     Фидель  заканчивает   письмо  так:  "Свою  задачу   я  думаю  выполнить
полностью. Я имею в  виду не  только составление писем  и манифестов  в этой
маленькой  комнатке, но кое-что не менее важное... Я еще раз  повторяю,  что
если то,  чего  мы  страстно желаем, окажется невозможным, если мы останемся
совершенно одни, то вы увидите, что я  один приплыву на лодке с  винтовкой и
высажусь на берега Кубы..." В этих  словах наиболее  ярко отразился характер
Фиделя:  его  несокрушимая  воля,  перед  которой  должны,   просто  обязаны
отступить все  препятствия. Он верил,  что  человеческая воля может  двигать
горы,  и  заражал  этой  верой  окружающих.  Когда   хозяйке  квартиры,  где
готовилась экспедиция, Марии Антонии был задан вопрос, верила ли она в успех
дела,  на  которое вел  Фидель своих товарищей, она  ответила,  что  никаких
оснований  для уверенности не  было, скорее можно было предположить, что все
они  сложат головы  в  столь  опасной операции, но от  Фиделя исходила такая
спокойная уверенность в победе, что не верить было просто нельзя.
     Это  видно также из  свидетельства Эрнесто  Гевары  де  ля Серны: "Моим
самым  первым впечатлением после первых занятий  (он имеет в виду занятия по
военной  подготовке.  -  Н.  Л.),  которые  велись  в  период   формирования
экспедиции,  было  ощущение возможности  победы,  в  которой  я очень сильно
сомневался   при   моем  вступлении   в   ряды  бойцов,   под   руководством
повстанческого  командира,  с  которым меня  связывали  с  первых  дней  узы
романтической, авантюристической симпатии и убеждение, что стоило умереть на
чужом берегу за столь чистый идеал".
     8 августа 1955 г., ровно  через  месяц после прибытия в Мексику, Фидель
подписал первый политический  документ,  обращенный  ко всему народу Кубы, -
Манифест  No  1.  В  нем  в  самых  первых  строках  сообщалось  о  создании
революционного  "Движения  26  июля".  Специально указывалось,  что  это  не
политическая партия, а именно  движение,  ряды  которого  широко открыты для
всех  кубинцев, желающих восстановления  в  стране политической демократии и
социальной справедливости.  В  документе содержался призыв ко всем гражданам
сотрудничать  с  движением,  не  только в  форме  прямого  участия в  боевых
группах,  но  также  и  путем  оказания  экономической   помощи,  участия  в
распространении   пропагандистских   материалов   и  готовности   поддержать
революцию  в форме присоединения  к  всеобщей  забастовке,  когда это станет
необходимо.
     Манифест No 1 содержал 15  конкретных пунктов, в  которых была изложена
программа преобразований, за которую выступало  "Движение 26  июля".  Первым
требованием Движения было  "запрещение латифундий, распределение земли между
крестьянами,  передача  земли  в  неотчуждаемую  собственность  всем  мелким
арендаторам, колонам,  издольщикам,  оказание им экономической и технической
помощи  со  стороны  государства, сокращение  налогов".  Далее  говорилось о
"восстановлении всех завоеваний рабочего класса, ликвидированных диктатурой,
праве трудящихся на значительную  долю  прибылей  всех крупных промышленных,
горнорудных    и    торговых   компаний..."   Документом   предусматривалась
индустриализация страны на основе единого разработанного государством плана,
национализация отраслей  экономики, связанных с обслуживанием всего общества
(электричество, газ, телефон), резкое снижение квартирной  платы, забиравшей
у 2,5 млн. кубинцев  треть заработка; создание 10  крупных детских городков,
где могли бы получить образование 200 тыс. детей рабочих и крестьян, которые
сейчас  лишены возможности  нормально  питаться и учиться. Остальные реформы
предусматривали  реорганизацию государственного аппарата в интересах широких
масс  трудящихся. Последний  пункт звучал угрожающе для тех,  кто  нечестным
путем сколотил состояние: "Подлежит  конфискации имущество всех  казнокрадов
всех правительств без  исключения. Страна  должна получить  сотни  миллионов
песо, которые  были  безнаказанно украдены у  нее, и вложить их в исполнение
указанных в манифесте программ..."
     Другой документ, составленный  Фиделем в первые дни августа 1955  года,
был адресован делегатам национальной конференции ортодоксальной партии. Этот
волнующий  документ ставил  своей целью только одно: открыть глаза партии на
полную невозможность  решить политические  проблемы страны,  пока  у  власти
стоит Батиста. Он звал всех честных членов ортодоксальной партии под знамена
Движения,  на  революцию.  "Нечего плакать,  как Магдалена,  надо  набраться
мужества,  чтобы потребовать с достоинством  того, что нам принадлежит". Про
себя он  писал, что приедет  на Кубу так же, как  и патриоты освободительной
войны  против Испании,  т. е. с оружием в руках. Когда послание  Фиделя было
зачитано  на  съезде,  то большинство  делегатов  встали  с  мест  и  начали
скандировать:  "Революция... Революция...  Революция".  Начинался  медленный
процесс перехода на сторону "Движения 26  июля" широких народных масс, всего
общественного мнения Кубы.
     В Мексику со всех  сторон ехали к Фиделю люди, готовые  к любым жертвам
во  имя  свободы кубинского народа.  Через  некоторое  время  после прибытия
Фидель  познакомился  с  аргентинским  врачом Эрнесто Гевара,  который после
длительной одиссеи по странам Латинской Америки оказался в Гватемале  в  дни
контрреволюционного переворота 1954 г. и был вынужден бежать в Мексику.
     Эрнесто  Гевара, вскоре получивший  прочно приставшее к  нему  прозвище
"Че"  (это  восклицание типично для аргентинцев,  выражающих им все  оттенки
чувств), позднее вошедшее в его полное имя, стал врачом  будущей экспедиции,
поскольку он  был медиком  по  образованию и имел к этому времени  некоторую
врачебную практику.  Он  был  зачислен  в  состав бойцов и вместе с  другими
должен был пройти полный курс боевой подготовки.
     В этот момент  экспедиция  не  имела ни корабля, ни оружия,  ни бойцов.
Вместе с  Раулем Че составил группу из двух человек, с которых потом начался
список экспедици-онеров "Гранмы".
     Фидель получил письмо из  Майами от  Хуана Мануэля Маркеса, который был
активистом  ортодоксальной  партии,  а  теперь  находился  в  эмиграции.  Он
полностью  ставил себя на  службу революции и уже  вел активную работу среди
кубинцев,  проживающих  в  США.  Хуан  Мануэль  был   постарше   большинства
экспедиционеров, ему уже перевалило за 40, когда водоворот революции целиком
захватил его.  Он  оказался  чрезвычайно  полезным человеком для  подготовки
"Гранмы", но, к несчастью, погиб в первые же дни после высадки.
     Несколько  позже к  Фиделю из США приехал  будущий герой  революционной
войны Камило Сьенфуэгос. Камило покинул родину в надежде найти работу в США,
долго  бедствовал  в  "стране  всеобщего  благоденствия",  пока  наконец  не
оказался  в Калифорнии, где работал в ресторане. Там он и узнал о прибытии в
Мексику  Фиделя,  который не  скрывал  своих планов подготовки  вооруженного
вторжения на Кубу. Камило,  всегда  восторгавшийся Фиделем,  бросил с трудом
найденную работу  и  присоединился  к  революционерам. По  одному  прибывали
монкадисты,  которых  судьба  забросила в Коста-Рику, приезжали товарищи  из
Кубы.
     Встал вопрос об  организации  быта  и учебы  всех  экспедиционеров.  По
решению   Фиделя   в   различных   районах  города   Мехико  стали   снимать
квартиры-общежития для  участников будущей операции. Обычно в одной квартире
селили от 7 до 10 человек. Это была первичная боевая единица,  члены которой
не знали ничего о других квартирах и о  других  людях,  входивших  в  состав
экспедиции. Фидель  Кастро лично  разработал  и подписал  регламент, который
определял жизнь  всех  бойцов.  Поскольку этот  документ  дает  очень  яркое
представление  о  принципах, на  которых  строилась  жизнь  и  учеба  солдат
революции, имеет смысл познакомиться с ним подробнее.
     В соответствии с этим  документом "Движение  26 июля" обеспечивало всем
бойцам, которые не  получали никакой помощи от своих  родственников,  оплату
жилища, питания, стирки белья и одежды, медицинской помощи, бумаги, почтовых
марок  и  других  необходимых   потребностей.  Кроме  этого,  каждому  бойцу
выдавалось  в  неделю  на  личные  расходы  10 мексиканских  песо  (около  1
доллара).  Поскольку денежные ресурсы Движения  всегда были весьма скудными,
участникам рекомендовалось изыскивать пути получения финансовой поддержки со
стороны  родственников, друзей и  знакомых. В случае  получения кем-либо  из
товарищей  денежного  перевода на  сумму  меньше 20 долларов он  должен  был
сдавать на общие  нужды половину полученной  суммы, а  если размер  перевода
превышал 20 долларов,  то  в общий  бюджет  должно  быть сдано 60%  от общей
суммы.
     У кого в результате получения помощи извне образовывался избыток личных
денег, тот был обязан поделиться с другими, менее обеспеченными товарищами.
     Подъем для всех устанавливался в  8 часов утра, завтрак с 9 до 10, обед
с  2 до 3 часов дня, ужин с 7.30 до 8.30. Не позже 12 часов  ночи все должны
были  быть на  своих местах. Нарушения режима допускались только в интересах
учебного процесса (ночные походы и пр.).
     В   каждой  квартире-общежитии   должен  был   царить  полный  порядок,
запрещалось  бросать  на  пол  окурки  и другой  мусор. От всех  требовалось
проявлять  полнейшее  уважение к  посторонним лицам, которые будут оказывать
помощь в обслуживании квартир.
     Категорически запрещалось без каких-либо исключений  давать  свой адрес
какому-либо другому члену  Движения,  проживающему в другом  месте, и уж тем
более посторонним лицам. Всякая попытка  наводить справки по таким  вопросам
рассматривалась  как  основание  для  подозрений.  Рекомендовалось  избегать
водить дружбу с посторонними людьми, а если  уж придется  с ними оказаться в
городе, то ни  в коем  случае  не приводить их  к  дому, в котором находится
общежитие, а распрощаться за несколько кварталов.
     Корреспонденцию бойцы получали на другой адрес.
     Встречи  между  членами различных  групп  запрещались,  за  исключением
случаев, которые санкционированы руководством Движения.
     В  каждом  общежитии  должна  была быть подборка книг,  содержащихся  в
полном  порядке. За этим  был обязан следить  специально выделенный товарищ.
Тематика  книг охватывала вопросы общей культуры, но в особенности военную и
революционную проблематику.
     Бойцам запрещалось комментировать и обсуждать друг с другом то, чем они
занимаются  или будут заниматься. Самая строжайшая конфиденциальность должна
была  соблюдаться  во  всем,  что касается  тренировок, оружия, практических
стрельб и т. д. Разглашение этих сведений приравнивалось к предательству.
     Всякий член Движения, прибывавший в Мексику,  считался посвятившим себя
одной  и единственной цели,  поэтому он не  мог заниматься другими делами, в
том  числе личными,  которые бы отвлекали его от выполнения главной  задачи.
Единственной причиной  для  неявки  на  выполнение  тех или  иных  поручений
считалась только серьезная болезнь, которая действительно не позволяла бойцу
быть там, где ему велит долг.
     Свободное время использовалось главным образом для чтения и учебы. Само
по себе использование свободного времени было показателем крепости характера
человека, его умственного и волевого настроя.
     Между товарищами должны были господствовать чувства взаимного уважения.
Запрещались   всякие   колкости  и  шутки,   отпускаемые  в  адрес   других.
Предписывалось быть великодушными между  собой и помогать  друг  другу,  как
братья.
     Всякие острые личные столкновения рассматривались как тяжелое нарушение
дисциплины и подлежали  суду дисциплинарного  совета.  Обо  всех  непорядках
рекомендовалось ставить в известность старшего по группе, а не шушукаться по
углам.
     Указывалось,  что   пессимизм,  упадочное   настроение,  равно  как   и
замкнутость, не совместимы с характером настоящего революционера.
     Руководство Движением было обязано внимательно  следить  за  поведением
каждого  бойца, отмечать  его  достижения  в  учебе, чтобы в  нужный  момент
поставить  на  такое  место, которому он соответствует своими способностями,
заслугами    и     поведением.    Малейшее     проявление    слабости    или
недисциплинированности должно было немедленно браться на учет.
     "Эти  нормы  поведения,  -  говорилось  в  заключение,  -  имеют  целью
обеспечить безопасность всех и каждого в отдельности, они проникнуты заботой
об  успехе  нашего великого  дела, в  служении которому  мы  поклялись перед
народом и перед самими собой... Эти правила  должны еженедельно зачитываться
в каждой группе ее руководителем".
     Бойцам отряда, формировавшегося в Мексике, было категорически запрещено
употреблять спиртное.  Разговаривая как-то  с владельцем  продовольственного
магазина, расположенного  рядом со штаб-квартирой  на  улице Эмпаран, Фидель
сказал ему: "Послушай, Рамон, наши ребята должны  быть в  хорошей спортивной
форме,  поэтому  можешь  давать им  в кредит  все что  хочешь, но только  не
алкогольные напитки. За это ты несешь личную ответственность". И Рамон Белес
строго следил за выполнением приказа Фиделя.
     Какими бы суровыми они ни казались, выработанные правила поведения были
совершенно  необходимы  для  подготовки   столь  опасного   и   рискованного
мероприятия, как вооруженная экспедиция на остров.
     Все время, проведенное в изгнании, Фидель работал как бы на два фронта:
с одной стороны, ему приходилось внимательно следить за развитием событий на
Кубе, принимать эмиссаров, приезжавших от внутреннего руководства Движением,
посылать  своих  связников,  вести  активную  переписку,  давая  каждый  раз
развернутые указания по основным направлениям практической деятельности, а с
другой   -   уделять  повседневное   внимание   подготовке   непосредственно
экспедиции.
     После долгих поисков  преподавателя  военного  дела для  бойцов  отряда
Фиделя выбор пал  на  бывшего  полковника  испанской  республиканской  армии
Альберта  Байо,  который  к  этому  времени  был  уже   немолодым  63-летним
владельцем мебельного магазина в городе Мехико,  все его жизненные грозы уже
отшумели,  и оставалось лишь спокойно доживать свой  век на  чужбине, торгуя
спальными  и  столовыми гарнитурами. С  друзьями  он  иногда вспоминал  свою
богатую событиями военную жизнь. В свое время он окончил Академию сухопутных
сил  в Мадриде  и  Школу военных  летчиков. Немало ему пришлось  повоевать в
Африке  в  составе  экспедиционного  корпуса  против марроканских  партизан.
Волей-неволей  тогда  ему  пришлось  изучать  приемы  и  методы  действий  в
партизанской войне.  Когда началась гражданская  война в Испании,  полковник
Байо  был  адъютантом  командующего  Барселонским  военным  округом генерала
Батета, который  был  впоследствии  расстрелян  фашистами. В общем Байо  был
несомненно  опытный  военный, хорошо знакомый с различными  сторонами  этого
нелегкого ремесла.
     Вот  к нему-то  и  пришел однажды Фидель  с  предложением взять на себя
военную  подготовку   экспедиционеров.  Сначала  ошарашенный   Байо  наотрез
отказался, уж очень сомнительным показался ему  план, схематично набросанный
Фиделем. "Я боюсь, что мне не хватит веры в нашу победу. Вы же очень молоды,
вам всего 29 лет!"  -  сказал он, обращаясь  к Фиделю, который уже  уловил в
интонациях голоса полковника подспудное желание еще раз "тряхнуть стариной".
И Фидель  так горячо и убежденно стал  рассказывать о своих планах, о людях,
которые шли за ним, о кубинском  народе, ждущем освободителей,  что разговор
кончился тем, что Байо дал согласие. Вскоре он продал свой мебельный магазин
и  незаметно  для  самого  себя  полностью  отдался  работе   по  подготовке
экспедиционеров.
     В  интересах конспирации занятия по военному делу  камуфлировались  под
уроки английского языка,  которым  полковник Байо владел в совершенстве.  Он
составил  очень напряженный учебный план, включавший освоение базовых знаний
по  тактике,  по  партизанским  и  противопартизанским  действиям,  владение
различного рода оружием, практические стрельбы, военно-спортивную подготовку
и пр. Трехлетний полный курс  военной школы  надо было втиснуть  в несколько
месяцев,  отведенных Фиделем. Для учебы на местности  Фидель подобрал ранчо,
расположенное в  40 км  к югу  от Мехико в  районе Чалко. Ранчо принадлежало
некоему  Эрасто Ривере, про которого рассказывали, что в  годы  мексиканской
революции  он был солдатом  знаменитого  Панчо Вильи. Утверждали, что он был
захвачен   в  плен   солдатами  американского  карательного  экспедиционного
корпуса,  вторгнувшегося на  территорию Мексики  в  1916 году  под предлогом
наказания  Панчо  Вильи, и был по приговору генерала  Першинга, командующего
корпусом, расстрелян  на  кладбище в г.  Чиуауа вместе  с группой товарищей.
Однако, к счастью,  полученные им раны  оказались несмертельными, и он ночью
выбрался из-под груды  трупов и вновь вернулся к Панчо Вилье, чтобы бороться
против американцев.
     Ранчо этого ветерана мексиканской революции  было  довольно большим  по
площади,  оно  тянулось  на 16 км в  длину  и  9  км  в ширину, но  это была
вздыбленная  горами бросовая, бесплодная земля, покрытая камнями  и жесткими
колючками. Она была непригодна для сельского хозяйства, зато оказалась очень
удобной  для  практических  занятий  экспедиционеров.   "Санта-Роса"  -  так
называлось ранчо  - стала местом  напряженной учебы  бойцов  Фиделя. Там был
оборудован полигон для стрелковой подготовки, благо большие размеры  ранчо и
складки  местности  позволяли  скрывать звуки выстрелов. По  окрестным горам
пролегали изнурительные походные маршруты. Учеба давалась нелегко. Трудиться
приходилось в условиях кислородного голодания, потому что район "Санта-Росы"
находится на высоте около 3000 метров над уровнем моря. Пронизывающий холод,
наступавший  с  закатом  солнца,  пронимал до костей  кубинцев,  привыкших к
благодатному климату своей  страны, но  еще больше  их беспокоила постоянная
возможность встречи со  скорпионами,  фалангами,  гремучими  змеями, которые
неизвестны  на  Кубе, но  которыми кишат поросшие  кустарником горные склоны
центральной Мексики. И все-таки бойцы стоически переносили все трудности.
     Тренировки  в  походах  по  горам  вскоре  стали  усложняться  большими
нагрузками. Все  бойцы разделялись на пары, и сначала один  тащил другого  в
гору, а затем  они менялись. Практиковались  длительные марш-броски с полной
боевой  выкладкой,  но  без еды и  питья,  т. е.  максимально приближенные к
практике партизанской борьбы.
     Первым в учебе и в  практических занятиях был Эрнесто  Гевара. Отличные
показатели были и у Рауля Кастро.
     В сентябре 1955 г.  Фидель  Кастро  установил  необходимые  контакты  и
разработал  план поездки по  Соединенным  Штатам Америки,  точно по тому  же
маршруту, по которому в  конце XIX века  ездил великий кубинский  патриот X.
Марти,  призывавший  кубинских  эмигрантов  принять  участие  в   борьбе  за
освобождение родины от  испанского колониального  господства.  Вообще имя X.
Марти, его  идейное наследие,  его богатый политический и военный  опыт были
краеугольным  камнем всей деятельности Кастро в революционной  борьбе против
диктатуры Батисты.
     Главной   задачей  было  мобилизовать   на   борьбу  против   диктатуры
многочисленную колонию кубинских эмигрантов, добиться их единства и получить
финансовую помощь для оснащения экспедиции.
     18 октября  1955 г., имея на руках  железнодорожный билет только в один
конец (на большее не  хватало средств), Фидель Кастро отправился  в США и 20
октября   прибыл   в   Филадельфию.   Оттуда   началось   его  замечательное
семинедельное   турне.  После   Филадельфии  он   посетил  Юнион-сити  (штат
Нью-Джерси),  Бриджпорт  (штат  Коннектикут),  Нью-Йорк,   Майями,  Тампу  и
Кайо-Уэсо.  Основной  формой  работы  во время поездки  была  организация  и
проведение патриотических митингов, на которых Фидель выступал с  изложением
политических и социальных задач "Движения 26 июля", с анализом обстановки на
Кубе  и  с  призывом  к соотечественникам  оказать  патриотам всю  возможную
помощь.
     Всюду  Фиделю  приходилось преодолевать огромные трудности, связанные с
тем,  что агенты  Батисты,  да и  сами  американские  власти, по  требованию
кубинских консулов и других официальных представителей делали все возможное,
чтобы  сорвать  поездку Фиделя. Для  этой  цели  распускались  всякого  рода
провокационные слухи,  что, мол, те,  кто будут  присутствовать на митингах,
либо потеряют право на проживание в США, либо не смогут впредь получить визы
на въезд к родным на  Кубу.  Организаторам митингов  угрожали осуществлением
диверсий в  зале во время проведения акций.  Но,  как подчеркивал 13 декабря
1955 г. Фидель Кастро в письме к сторонникам "Движения 26 июля" в Нью-Йорке:
"Всюду, где  мы становились жертвами какого-либо агрессивного акта, во много
крат возрастал  энтузиазм  и  симпатии  к  нашему Движению,  и  наши  усилия
неизменно вознаграждались самым полным успехом".
     Выступления Фиделя действительно повсюду проходили с  большим  успехом.
Наиболее крупным по числу участников и по значимости выступлений был митинг,
проведенный   30  октября  в   Нью-Йорке   в  зале  "Палмгарден".   На   нем
присутствовало более 800 представителей кубинской колонии.
     Участники митинга  почтили минутой молчания память героев, погибших при
штурме Монкады.
     Фидель  выступил  с речью, в которой  рассказал  своим землякам, что он
ведет борьбу  не только против нынешних правителей Кубы,  но  и  против  тех
условий жизни,  в результате которых  у  многих кубинцев не нашлось места на
родной земле и им  пришлось ехать на чужбину в поисках куска хлеба. Здесь, в
Нью-Йорке, впервые Фидель публично произнес свою клятву,  которая  во многом
определила  дальнейший   путь  его  действий.  Он  сказал:  "Могу  с  полной
ответственностью сказать вам, что в 1956 году мы будем либо свободными, либо
мучениками.  Эта  борьба  началась для  нас 10 марта,  она  длится уже почти
четыре года,  и она закончится лишь в последний день существования диктатуры
либо в последний день нашей жизни".
     В  своем выступлении  Фидель сказал и о  социальном содержании  будущей
революции.  Это  высказывание  часто цитируется  исследователями  кубинского
революционного  процесса   как   доказательство   нараставшей  радикализации
взглядов  Фиделя.  Он сказал:  "Кубинский  народ  хочет  нечто большее,  чем
простая  смена  власти. Куба  стремится  к радикальным  переменам  в  каждом
аспекте ее политической и  социальной  жизни. Народ  должен  получить  нечто
большее, чем абстрактные свободы и демократию, - каждому кубинцу должна быть
гарантирована хорошая  жизнь.  Государство  не может игнорировать  судьбу ни
одного  из своих  граждан, которые родились  и  выросли  в  этой стране. Нет
большей  трагедии, чем  трагедия человека, который  может и хочет работать и
который вместе  с семьей страдает от голода, потому  что у него нет работы".
Фидель открыто осудил  террористические методы борьбы, а также  покушения на
политических деятелей, еще  раз подчеркнув,  что "Движение  26  июля" ставит
вопрос  о  всенародной  революции.  Фидель  -  блестящий  оратор,  он всегда
заканчивал  свои   выступления   яркими  цитатами  из  Марти   и   хлесткими
афористическими фразами,  вызывавшими бурное  одобрение  аудитории. Так и на
этот раз он, мысленно полемизируя с оппозиционными политиканами, оставшимися
на Кубе, сказал словами Марти: "На их щеках уже  не осталось места  даже для
того, чтобы влепить им очередную оплеуху!" и далее, обращаясь к собравшимся,
спросил: "Разве  может встать  на ноги нация, если  ее  пытаются  возглавить
попрошайки, вымаливающие себе кусочки  прав?" "С  помощью страха ни  разу не
удалось решить  ни  одной проблемы  там,  где  нужно  мужество".  "Я посылаю
горячий привет кубинскому народу и наше твердое обещание: мы вернемся!"
     Слова Фиделя  встречались неизменно бурными аплодисментами. После этого
на столе президиума появлялась традиционная  соломенная кубинская шляпа,  из
тех, в которых шли в бой  в  прошлом веке патриоты,  воевавшие под знаменами
Марти и Масео, и все  присутствующие  приглашались пожертвовать, кто сколько
может, на дело освобождения Кубы от диктатуры Батисты.
     Так  проходили   митинг  за  митингом,  встреча  за   встречей.   Кроме
выступлений, приходилось проводить большой объем  организационной работы  по
созданию прямо на местах патриотических клубов поддержки "Движения 26 июля",
по подбору наиболее подходящих кадров, которые могли бы возглавить их работу
по  налаживанию прочных связей  между Национальным  руководством  Движения и
вновь создаваемыми группами сторонников  в США. Фидель не раз впоследствии в
письмах друзьям признавался, что ему с трудом приходилось  выкраивать  время
для сна во время этой трудной поездки.
     Лейтмотивом  его выступлений в  США  звучала тема народности революции,
которую  готовили Фидель  и его соратники. Он  всегда  подчеркивал,  что  не
стесняется обратиться за помощью к народу от имени родины, что его революция
будет делаться на честные деньги честных людей. И кубинцы дружно откликались
на его призыв.
     По  завершении  основной  работы  на территории США  Фидель  выехал  на
несколько дней на Багамские острова и там, в г. Нассау, он составил Манифест
No  2 "Движения 26 июля" к  кубинскому  народу. В этом  документе поднимался
один  вопрос: оказание революции финансовой  помощи со стороны  всех честных
кубинцев.  Фидель подробно информировал кубинский народ  о результатах своей
поездки по США,  давал положительную  оценку позиции  кубинской эмиграции  и
теперь обращался к соотечественникам на Кубе с настоятельной просьбой помочь
революции.  Он просил  каждого гражданина  не сходить один  раз в  кино,  не
заглянуть без нужды  в  бар, а внести свою лепту в общее дело. "Пусть каждый
гражданин  внесет  по  одному  песо,  пусть   каждый  работающий  пожертвует
однодневную зарплату за 28 января (день рождения X. Марти. - Н. Л.), как это
сделали  кубинские  эмигранты,  и вы  увидите,  как  тирания  рухнет гораздо
раньше, чем многие  себе предполагают". "Другие просят деньги для себя лично
и отдают в залог  дома,  земли, одежду,  мы же просим деньги  для Кубы,  а в
залог  отдаем наши жизни". Этот манифест  также был отпечатан в Мексике и  в
огромном  количестве распространялся на  Кубе, содействуя  притоку средств в
бюджет Движения.
     13 декабря Фидель возвратился в Мексику и сразу же активно включился  в
работу  по  подготовке  экспедиции.  Но   его  внимание   отвлекла   грязная
пропагандистская  кампания, начатая проправительственными  газетами на Кубе,
которые  в попытке дискредитировать  Фиделя и  Движение  стали  намекать  на
бесконтрольность  расходования  средств,   собранных  в  США.  Ни   один  из
политических  деятелей  буржуазных оппозиционных партий не  поднял  голос  в
защиту патриотов "Движения 26 июля", хотя многие из них лично знали, в каких
невероятно  трудных материальных  условиях  велась  работа  в  Мексике.  Эта
клеветническая  кампания,  очевидно, устраивала теперь уже всех, потому  что
Фидель  стал  опасным   не  только  для  правительства  Батисты,  но  и  для
руководителей  ортодоксальной  партии  и  партии  аутентикос  [Аутентикос  -
праволиберальная  буржуазная  политическая партия на Кубе.  Стояла  у власти
накануне  переворота, совершенного  Батистой 10 марта  1952 г. Само название
партии   связано   с   расцветом    коррупции,    преступности,   а    также
пресмыкательством перед США.]. Стал незримо складываться единый фронт против
Фиделя.
     Известный политический комментатор журнала "Боэмия" писал, к примеру, в
номере от  4  декабря 1955 г.:  "Фидель  Кастро слишком опасный соперник для
некоторых  лидеров оппозиции,  которые в  течение  трех  с  половиной лет не
смогли  занять  правильную позицию в  отношении кубинской  ситуации.  И  они
отлично  знают  об  этом.  Они чувствуют  себя вытесненными  ростом  влияния
"Движения 26 июля" в сражении против Батисты".
     И  уж совершенно  откровенным  признанием прозвучали  слова  одного  из
влиятельных тогдашних политиков из лагеря  Батисты, который писал 14 декабря
1955 г.: "Всем нам, политическим деятелям, без какого-либо исключения, очень
важно воспрепятствовать развитию повстанческих планов Фиделя Кастро. Если мы
будем дремать на палубе корабля и будем продолжать упорно закрывать пути для
политического  решения вопросов, то  тем самым  мы будем  все шире открывать
возможности для революционного пути  Фиделя  Кастро".  "Хотел  бы я знать, -
саркастически спрашивал  Педро Алома Кессель, - кто из нас, из правительства
и  из  оппозиции, спасется,  если  фиделизм победит  на  Кубе".  Именно  это
понимание  общности  угрозы сплотило всех деятелей традиционной политической
машины против единого врага  - Фиделя Кастро и его Движения.  Именно на этой
основе началась кампания травли революционеров, находившихся в Мексике.
     Фидель  Кастро  ответил  на  клеветнические  наскоки гневной статьей  в
"Боэмии" под заголовком "Против всех", в которой он открыто заявил о разрыве
со  всеми традиционными  политическими  партиями  и  группировками,  которые
погрязли  в  мелком  политиканстве  и  скатились  на  уровень  пособничества
диктатуре. Эта статья, написанная в  канун Рождества, стала водоразделом, за
которым "Движение 26 июля" уже  было  свободно от всех организационных и тем
более  идеологических связей  с бывшими  попутчиками  из числа  традиционных
партий и деятелей.
     Наступил  1956 год,  которому  суждено было стать самым тяжелым и самым
славным годом для кубинских революционеров.  Пока все  шло  в соответствии с
намеченными планами. Регулярно шли занятия с  экспедиционерами, ряды которых
все время пополнялись, установились надежные формы связи с Кубой, постепенно
наладилось  финансирование  всего революционного  мероприятия.  Люди  упорно
работали,  помня  обещание  Фиделя,  что до конца  1956  года они уже  будут
сражаться на кубинской земле.
     Главной  заботой  стало приобретение оружия. Большую помощь оказал один
из владельцев оружейного магазина в Мехико - Антонио дель Конде Понтонес, он
помогал доставать винтовки с телескопическими прицелами, боеприпасы и другое
снаряжение.  Обычные   армейские   карабины  типа  "Маузер",  но   местного,
мексиканского производства, удавалось  покупать у рабочих оружейной фабрики,
которые по  частям  выносили  продукцию цехов,  а потом продавали  собранные
винтовки, помогая тем самым своему семейному бюджету.
     Через надежных  людей в  оружейных  магазинах  в США  было  приобретено
некоторое количество пистолетов  и  американских винтовок.  При этом  всегда
старались обзаводиться таким оружием, чтобы под  него  подходили боеприпасы,
которыми пользовалась кубинская армия. Расчет  был на  то,  чтобы  облегчить
снабжение боеприпасами  после  того,  как  экспедиция  окажется на кубинской
земле.
     Из   Кубы   тем  временем  приходили  тревожные  вести   о  нараставшей
политической нестабильности и лихорадочных попытках правящей  верхушки найти
выход из кризиса. Попробовали добром уговорить Батисту уйти от власти, но он
и  слушать не  хотел. Тогда  было  решено  убрать  его путем "классического"
военного  заговора кадровых офицеров, но интрига была  раскрыта  и  путчисты
отправлены в тюрьму. Страну буквально трясло.
     29  апреля  1956  г. группа  молодежи под сильнейшим  влиянием  примера
монкадистов решила  на свой  страх и риск  атаковать армейские  казармы в г.
Матансас.  Около  пятидесяти   патриотов,  захватив  несколько   грузовиков,
ворвались на них на территорию казармы, но операция была спланирована  плохо
и  офицеры, видимо,  были  заранее  предупреждены о  возможности  нападения.
Автомашины  нападавших  были  встречены  кинжальным  огнем  крупнокалиберных
пулеметов,  казалось, только и поджидали атакующих. 17  человек  было убито,
остальным  удалось  отступить  и  найти  убежище в гаитянском  посольстве  в
Гаване.  Правительство Батисты  пошло  на  вопиющее  нарушение  принятого  в
Латинской   Америке  права  на   политическое  убежище  и  направило   отряд
полицейских на штурм  посольства.  В здании дипломатической миссии произошло
настоящее побоище патриотов, все они были расстреляны.
     Обострилась  обстановка и вокруг Фиделя  в  Мексике.  Однажды во  время
выхода  по хозяйственным  делам  Мария  Антония  наметанным глазом  заметила
подозрительного человека, который крутился в непосредственной близости от ее
дома. Она немедленно сообщила об этом экспедиционерам, были  приняты меры по
установлению  личности подозрительного субъекта,  и оказалось, что  это  был
террорист,  нанятый кубинским  правительством  для  физического  уничтожения
Фиделя Кастро. Это был известный гангстер Поликарпо Солер, который взялся за
это  грязное  дело за  10 тыс.  долларов.  Руководство  всей  операцией было
возложено на военного атташе кубинского посольства в Мексике, который держал
связь  непосредственно с Батистой и начальником генерального штаба. Пришлось
усилить  конспирацию  и  проявлять  больше  предосторожности.  Было  принято
решение  о том,  чтобы  Фидель  всегда  выходил в  сопровождении  товарищей,
сократил число появлений в городе.
     Кубинское посольство, убедившись, что своими силами ему не справиться с
Фиделем, решило навести на него мексиканскую секретную полицию - федеральное
управление  безопасности.  Среди  сотрудников  этого  ведомства  было  много
авантюристов,    вымогателей,   лиц   с   сомнительным   прошлым,    поэтому
представителям Батисты не составило труда найти среди них за приличную сумму
людей, готовых взяться за нейтрализацию Фиделя и его соратников.
     21 июня 1956 года агенты  секретной полиции Мексики  захватили квартиру
на улице Эмпаран, а вскоре, пользуясь обнаруженными там бумагами,  нагрянули
и  на "Сан-та-Роса". В обоих местах  были проведены тщательные  обыски. Были
найдены  кое-какие документы.  В  частности,  в  руки  полиции  попал  текст
регламента  о  внутреннем  распорядке  квартир-общежитий,  отдельные  тексты
политических  листовок,  манифестов,  кое-какие   личные  письма.  На  ранчо
полицейским удалось обнаружить и захватить небольшое количество оружия.
     На  улице Эмпаран и  на ранчо  полиции  удалось  арестовать около  двух
десятков экспедиционеров.  Фидель был задержан одним из первых. По рассказам
Рауля Кастро, на ранчо  "Санта-Роса" произошел  любопытный случай. В  момент
захвата  ранчо полицейскими  Че Гевара  сидел высоко на дереве,  откуда он с
биноклем  в  руках корректировал огонь своих товарищей. Он  сверху  спокойно
наблюдал  всю процедуру ареста и обыска, будучи не в  силах  оказать друзьям
помощь. Сам  же он оставался незамеченным. Но, когда  арестованных  повели к
полицейским машинам, он закричал с дерева: "Эй вы, подождите, здесь еще есть
один!" С этими словами он спрыгнул вниз и присоединился к товарищам, которых
не захотел оставить одних в беде.
     За  Фиделя и его  товарищей вступились влиятельные политические деятели
Мексики,  в  их  числе  бывший  президент  страны  генерал  Ласаро  Карденас
(1934-1940 гг.), который проявил себя последовательным противником  фашизма,
был  антиимпериалистом  и  провел  в  1938  г.  первую  в Латинской  Америке
национализацию мексиканской нефтяной промышленности. Он пользовался огромным
политическим влиянием и  не поколебался оказать  помощь кубинским патриотам.
Его  вмешательство,  да   к  тому  же  чрезвычайно  скудные  доказательства,
полученные полицией, из которых никак не удавалось сшить шумного дела, стали
склонять чашу весов  в пользу Фиделя. Его самого допрашивали несколько  раз,
но  он  так умело отвечал на вопросы следователя, что не давал оснований для
обвинения его в нарушении миграционных законов.
     После 22  дней  заключения Фидель  и  его  товарищи  вышли на  свободу.
Стойкость, мужество,  принятые  своевременно меры  конспирации  сделали свое
дело. Провалился  еще один план Батисты  и его  агентов устранить Фиделя как
политический фактор.
     Работа  по подготовке экспедиции не прерывалась  и в  период задержания
Фиделя. Кстати говоря, в  руки полиции попало всего 23 человека, что говорит
о действенности разработанной им системы конспирации. Например, Рауль Кастро
все   время   продолжал   работать,   принимая   меры   по   рассредоточению
экспедиционеров по запасным лагерям в других городах Мексики, где полиция не
находилась под таким давлением кубинского посольства.
     Арест  и  тюрьма  содействовали еще  большему  обострению  политической
бдительности   экспедиционеров.  Конспирация  стала   еще  жестче,  меры  по
обеспечению экспедиции еще скрытнее.
     Вторая половина 1956  года отличалась огромной насыщенностью работы для
руководителя  "Движения  26   июля"   и   всех  его  товарищей.  Надо   было
компенсировать  потерянное  время,  чтобы успеть выполнить данное кубинскому
народу  обещание.  Еще сорок человек  присоединилось к группе. Все они  были
немедленно размещены и приступили к тренировкам.
     Один из  основных руководителей подпольного движения на Кубе Франк Паис
Гарсия  приехал в  августе в  Мехико  для получения инструкций от Фиделя.  В
беседе,  которая   состоялась  между  ними,  они  уточнили  некоторые  части
генерального  плана,  который надлежало выполнить в стране. Договорились  не
посылать  больше людей  в Мексику,  зато  стимулировать развитие  внутренних
ячеек с таким расчетом, чтобы они  были готовы поддержать высадку экспедиции
военными   действиями   по   всей   территории   страны.   Одобренный   план
предусматривал  материальное  укрепление организации на  Кубе, что требовало
увеличения финансовых  средств.  Поэтому было решено,  что 80% всех денежных
поступлений в  фонд Движения,  которые  раньше  посылались в Мексику, теперь
должны расходоваться на подготовку боевых операций непосредственно в стране,
а остальные 20 % будут поступать в распоряжение Национального руководства.
     В письме  к Марии  Антонии Фигерос,  отвечавшей за финансы  Движения  в
провинции Ориенте, от 8  августа  1956 года  Фидель  высказал свое мнение  о
Франке  Пайсе:  "Я  полностью  убедился  в  том,  что  ты была  права, когда
рассказывала мне о его великолепных качествах  организатора, его  мужестве и
способностях. Мы очень  хорошо  поняли друг друга. Его приезд сюда  оказался
очень полезным".
     В том же августе  1956 г. руководитель "Движения 26 июля" провел другую
важную  встречу,  на  этот  раз  с  руководителем  Федерации университетских
студентов  Хосе  Антонио  Эчеверрия  Бианчи. Еще в  июле  они несколько  раз
встречались  в  предварительном  порядке,  а  теперь состоялись  переговоры,
результаты которых были изложены в документе, который вошел  в историю  Кубы
под названием "Мексиканская  хартия". В совместном заявлении, обнародованном
2 сентября  на Кубе и  в других  странах, обе  организации заявляли о  своей
решимости  объединить усилия  для  борьбы  против тирании  в соответствии  с
конкретными   планами   каждой   организации.   Обе    организации   осудили
капитулянтские  выборы и другие соглашательские сделки, которые предлагались
различными течениями среди оппозиционных сил. Одновременно было подчеркнуто,
что политические и  социальные условия были  подходящими для  того, чтобы  в
1956 году добиться свободы для кубинского народа.
     В октябре  1956  года Фиделя  постигло  личное горе.  В  Мексику пришло
сообщение  о том,  что скончался дон  Анхель  Кастро, отец Фиделя  и  Рауля.
Известие  было  не  из  легких.  Мария  Антония,  первая  узнавшая об  этом,
немедленно поехала к Фиделю, который обсуждал с  самыми близкими соратниками
планы  операции. Кое  у кого  на глазах появились  слезы,  многие,  особенно
монкадисты, состояли в переписке  с отцом  Фиделя и уважали  его  за прямой,
открытый  характер.  Фидель, несколько  раз прочитав полученную  телеграмму,
глубоко вздохнул и сказал: "Ну что ж! Мы не имеем права плакать".
     Времени  на личные переживания не оставалось, дни  бежали, а работы  по
подготовке  операции  оставалось  много. В  тот  момент  одним  из важнейших
вопросов, стоявших на повестке дня,  было приобретение  корабля, на  котором
можно было бы перебросить отряд революционеров на Кубу. В этом отношении уже
предпринимались некоторые попытки. Долгие поиски корабля  увенчались наконец
успехом. В сентябре во время одной из поездок по району мексиканского города
Тукспан, которую совершал Фидель для подбора  мест для испытания оружия, его
внимание привлекла  стоявшая на  якоре  в  устье  реки  прогулочная яхта. Он
поинтересовался, что это за корабль, и узнал, что яхта принадлежала  некоему
Роберту  Эриксону, американскому гражданину, проживавшему  в  Мехико.  Стало
известно, что американец был готов продать  яхту при условии, что покупатель
одновременно приобретет  и  дом,  расположенный  на берегу  реки  Тукспан  в
местечке Сантьяго-де-лас-Пеньяс.
     Дель Конде,  которому было поручено  вести это дело, не мешкая подписал
контракт. Он заплатил 15 тыс. долларов за яхту и 2 тыс.  долларов в качестве
задатка  за дом. Ставшая  теперь  исторической  яхта "Гранма"  (по-английски
"Бабуся") тогда находилась в плачевном состоянии. Она была спущена на воду в
1943 г., 10 лет спустя она затонула  и некоторое время находилась под водой.
При  длине  13,25,  ширине 4,79  и высоте  2,40 метра  она имела возможность
принять на борт не более 25 пассажиров. "Гранма" имела два  шестицилиндровых
мотора и четыре  бака  с горючим емкостью в 8 тыс. литров. Ежечасный  расход
составлял 20 литров.
     Хесус Монтане Оропеса,  участник  экспедиции "Гранма", вспоминает, что,
когда Фидель впервые показал ему фотографию яхты, заметив при этом шутя, что
это самый быстрый корабль во всем Карибском море, мы полагали,  что речь шла
о вспомогательном катере, который  будет  использован для  переброски нас на
большой корабль.  Но оказалось, добавлял  Монтане, что надо  было пересекать
все море на этой яхте.
     Изгнание подходило  к  концу, наступал  новый этап -  этап  вооруженной
борьбы на родной земле.
     Подготовка экспедиции,  обучение  людей  военному  делу,  повышение  их
политической  сознательности   свидетельствуют  об  упорстве,  революционной
непримиримости,  мужестве   и  безграничной  вере  в  победу,  которые  были
характерны  для Фиделя  и  группы революционеров,  следовавших  за  ним  без
колебаний. Люди,  входившие в состав  экспедиции, несмотря на все трудности,
выпавшие  на их  долю в Мексике,  получили  хорошую подготовку, достаточную,
чтобы успешно бороться против армии диктатора. Во время встречи с офицерами,
передовиками политической  и боевой  подготовки,  состоявшейся  в  1973  г.,
Фидель  говорил:  "...Из  82 человек, которые у нас были, по крайней мере 40
соответствовали требованиям, предъявляемым к командному составу".
     По  приказу Фиделя бойцы двинулись из города Мехико, Виктория, Веракрус
и Халапа в неблизкий путь.
     В  ночь на  24 ноября 1956  года в  Тукспане собралось 82 человека,  из
которых  21  был  участником  штурма  Монкады.  Средний  возраст  участников
экспедиции  составлял 27 лет. Из их  числа  было 53 служащих,  16 рабочих, 4
студента и  9 лиц  свободной  профессии  и  инженерно-технического  состава.
Четыре экспедиционера были иностранцами: 1 - аргентинец, 1 -  доминиканец, 1
- мексиканец, 1 - итальянец. Общим для всех было желание и твердая решимость
начать и  довести до  конца  революционную  войну на Кубе. Неутомимый Фидель
успевал  принимать  решения по  всем  деталям.  Вот  уже на  борт яхты  было
погружено оружие,  горючее, скудные  запасы продовольствия  и  поднялись все
бойцы.  В  эту  историческую  ночь  с  24  на  25  ноября  состоялось  очень
трогательное  прощание.  Мельба  Эрнандес,  а также мексиканцы  Антонио дель
Конде и Пьедад Солис были свидетелями этого необычайного  события - отплытия
Фиделя и экспедиции "Гранмы",  которые отправлялись  выполнить свое обещание
родине.
     Все силы  Движения  были  приведены  в  боевую  готовность  в  ожидании
получения  условленного сигнала  с  указанием даты высадки.  Самим  сигналом
должна была стать телеграмма из Мексики со словами: "Тираж книги, которую вы
просили, весь распродан".
     "Гранма" подняла якоря  около 1 часа  30  минут  ночи в воскресенье, 25
ноября 1956 г. В ту ночь бушевала буря и лил проливной дождь. Экспедиционеры
сбились  в тесных помещениях, огни  были  потушены; яхта, соблюдая полнейшую
тишину, чтобы не привлечь внимания портовых  властей,  которые из-за  плохой
погоды запретили выход в  море маломерным  судам, взяла курс к Будущему. Как
только "Гранма" вышла в открытое море, встретившее их сильным волнением, все
экспедиционеры с энтузиазмом спели национальный гимн Кубы и "Марш 26 июля" и
завершили их криками: "Да здравствует Революция!"
     Натиск бурного моря скоро сказался на людях, большинство которых тяжело
страдало от  морской  болезни. За исключением  нескольких  бывших моряков  и
полдюжины  бойцов, все остальные стали жертвами  жестокой  качки.  Те,  кому
довелось  пережить  подобное,  знают, как  угнетает  морально  и  изматывает
физически эта внезапно приходящая и  бесследно исчезающая болезнь.  "Гранма"
превратилась в сплошной лазарет. Люди вповалку лежали где  попало, о чистоте
и  порядке  думать  уже  не  приходилось.  На  второй  день  плавания кто-то
обнаружил, что  в каюты поступает вода, уже  затопившая  весь пол. Поскольку
спасательными  средствами  на  такое  большое количество людей  яхта не была
обеспечена, то людьми  овладела тревога. Была дана  команда вычерпывать воду
подручными средствами, а также выбросить за борт все лишнее, чтобы облегчить
судно.  Когда  все  было  сделано,  то  (и  смех  и  грех)  выяснилось,  что
всего-навсего  забыли закрыть краны цистерн с питьевой водой  и она заливала
каюты.
     Все  экспедиционеры  теперь  неизменно  с  юмором  вспоминают  события,
связанные  с   переходом  на  "Гранме",  а   Че  Гевара  в  своих  "Эпизодах
революционной войны"  назвал тогдашнюю обстановку  на  яхте "трагикомическим
зрелищем". Однако мало-помалу участники похода свыклись с морской  болезнью,
и  положение  стало выправляться.  Экспедиционеров  теперь уже  мучил голод,
потому  что постоянно вывернутые наизнанку желудки давно уже не обеспечивали
энергией  организмы. Фидель  был  сосредоточенно напряжен  из-за  того,  что
"Гранма" шла с меньшей скоростью, чем та, на которую делался расчет. Крупная
встречная   волна   еще  больше  сбивала  ход.  Становилось   ясно,  что   в
запланированные  пять дней не  удастся  добраться до  берегов  Кубы. А  ведь
условная телеграмма Франку  Пайсу уже ушла, и товарищи в Сантьяго готовились
к  восстанию.  Предупредить их о том, что экспедиция  задерживается, не было
никакой возможности, так что синхронность операции уже была нарушена.
     30  ноября,  точно  в  установленный  срок,  Фидель  по  радио  услышал
сообщение о  выступлении боевых групп "Движения 26 июля"  в  Сантьяго. Более
400  молодых людей на  рассвете начали штурм  штаб-квартиры полиции,  здания
морской  полиции  и других  военных  объектов в  городе.  На несколько часов
восставшие  практически  установили контроль над вторым по величине  городом
Кубы,  но  удержать захваченные  позиции не могли. Общими усилиями гарнизона
крепости Монкады, полиции и  флота правительственным силам удалось оттеснить
повстанцев из центра города. Одновременно сильные военные заслоны на дорогах
отрезали патриотам пути для ухода в горы. Начались массовые аресты молодежи.
Фидель слушал эти сообщения  с болью в сердце.  "Как  бы я хотел быть сейчас
там,  вместе  с ними!" - говорил он и  поминутно  требовал увеличить обороты
мотора, который уже и так задыхался, как хронический астматик.
     Правительство,  напуганное всем развитием  событий,  принимало  новые и
новые меры для усиления контроля  за территориальными водами Кубы и наиболее
вероятными  подходами.  Уже недалеко  от  кубинских  берегов  яхта  "Гранма"
встретилась с военным кораблем береговой охраны. Казалось,  что все кончено.
Экспедиционеры  мгновенно слетели  с верхней палубы и набились, как сардины,
во  внутренние   помещения.  Яхта   снаружи  выглядела  обычной  прогулочной
посудиной  какого-нибудь  состоятельного  бизнесмена,   только   в  бойницах
выглядывали  стволы  противотанковых ружей,  готовые  открыть огонь в случае
задержания  и попытки абордажа. Но,  к счастью, все  обошлось  благополучно.
Невинный вид "Гранмы" оказался в этот раз как нельзя кстати.
     В ночь с 1 на 2 декабря, по всем расчетам, яхта уже должна была подойти
к  кубинским  берегам. Команда  всматривалась  в  темноту,  надеясь  увидеть
вспышки маяка в Кабо Крус,  чтобы ориентироваться по  нему,  но горизонт был
пуст.  Тогда  бывший  лейтенант   флота  Роберто   Роке,   который  выполнял
обязанности  штурмана и совершил подвиг, приведя неоснащенную яхту к берегам
Кубы,  решил  забраться на крышу рулевой рубки, чтобы с самой высокой  точки
еще раз попробовать увидеть вспышки маяка.  Но не успел он подняться во весь
рост,  как  сильный удар волны резко накренил "Гранму",  и штурман слетел  в
море. До берега, все понимали, оставалось совсем немного. Останавливаться на
месте  было  чрезвычайно  опасно,  но  Фидель,  не  колеблясь,  дал  команду
стопорить  машину  и начать  поиски Роберто  Роке.  В  кромешной  тьме среди
бушующих волн найти человека казалось  совершенно невозможным, тем более что
по инерции яхта  ушла на несколько сот метров от места происшествия. Кое-кто
ворчал о  бессмысленной потере  времени,  но  Фидель настоял  на продолжении
поисков, причем распорядился включить  прожекторный фонарь, хотя это грозило
полностью  демаскировать местонахождение яхты и  навести  на  нее патрульные
корабли батистовского  флота.  Было  потеряно  несколько  ценных  часов,  но
наградой   было  спасение  Роке  и  того   духа   беззаветной  готовности  к
взаимовыручке, которая характерна для экспедиции. Роберто Роке жив-здоров по
сей  день, но каждый раз досадует  на свою  неловкость и благодарит  в  душе
своих  товарищей,  когда вспоминает ту  злополучную ночь  на  2 декабря 1956
года.
     Восток уже начал бледнеть. В тропиках переход от ночи к дню  и наоборот
совершается быстро, без затяжных рассветов и закатов, к которым привыкли мы,
жители высоких  широт. Надо  было  действовать чрезвычайно быстро.  И Фидель
отдал команду взять  курс  прямо на кромку берега. Времени  на поиск удобных
мест для высадки уже не оставалось. Предательское солнце было готово вот-вот
выпрыгнуть из-за горизонта. "Гранма" шла  на низкий берег, покрытый сплошной
невысокой растительностью, и вскоре днище яхты зашуршало по мелководью, хотя
до берега оставалась  добрая сотня  метров. Мотор зачихал и заглох. Началась
операция   по    выгрузке,   которую   Че   Гевара   образно    сравнил    с
"кораблекрушением".  Маленькая шлюпка, которую нагрузили оружием  и спустили
на воду, тут же перевернулась и затонула.
     Бойцы стали  прыгать в воду, которая доходила им почти до шеи, и, держа
винтовки над  головой, брели  по илистому дну к береговым зарослям. Во время
разбора  оружия  произошли  два  случайных  выстрела,   которые  еще  больше
обострили нервное  напряжение бойцов.  Ведь каждую минуту можно было ожидать
появления авиации или  кораблей правительства. Рассветало, как  назло, очень
быстро. Заниматься переправкой в заросли тяжелых ящиков с запасным оружием и
боеприпасами было некогда, в  первую  очередь надо было спасать отряд, и, по
команде Фиделя,  бойцы, захватив только личное оружие и минимум боеприпасов,
двинулись в заросли.
     Иногда кажется, что сама судьба уготовила экспедиционерам самые трудные
испытания, чтобы проверить пределы человеческой воли и  физической выдержки.
Когда вся группа углубилась в заросли,  им стало ясно, что высадка произошла
в заболоченном мангровом лесу,  которому  не  было видно ни  конца, ни края.
Сейчас, когда на месте высадки построен мемориал,  а от кромки твердой сухой
земли  уходит  к  морю  построенная для  посетителей  дорожка длиной  в 1355
метров,  всякий  может  только   поражаться   мужеству  и  стойкости  людей,
преодолевших это адское болото.
     Брести  приходилось  по  пояс  в густой липкой  грязи,  сами  мангровые
заросли создают над болотом такое плотное переплетение стволов и корней, что
продираться сквозь них равносильно борьбе с паутиной, каждая ниточка которой
- это 5-7-сантиметровой толщины ветви крепчайшей древесины. Удушливый  запах
веками гниющего тропического болота  вызывал тошноту. Хотя мангровые заросли
невысоки, они тем не менее очень плотно закрывают своей густой кроной землю.
Этот зеленый полог  удерживает  духоту и зловоние, но, кроме того, он лишает
бойцов возможности ориентироваться. К тому же утро 2 декабря было ненастным,
туманным, и можно было заблудиться в, казалось, бескрайних топях.
     Рауль Кастро  рассказывал  потом, что  самой страшной  мыслью,  которая
сверлила  мозг,  было  опасение,   что  высадка  произошла  не  на  основной
территории Кубы,  а  на  одном  из прибрежных  островов,  каких вокруг  Кубы
тысячи. Тогда, конечно, спасения не было. Но и эту мысль бойцы гнали прочь и
упорно шли вперед.
     Более  пяти  часов  нечеловеческих  усилий  понадобилось отряду,  чтобы
преодолеть эти неполные полтора  километра. И  все-таки люди вышли, наконец,
на твердую землю, измученные,  покрытые с ног до головы грязью, со сбитыми в
кровь  ногами,  потому что намокшие ботинки  были полны песка  и грязи.  Сил
буквально  не было,  чтобы стоять на  ногах. Сказались  и долгие дни морской
болезни.  Но они  были счастливы,  потому  что стояли  на земле Кубы  и  что
выполнили обещание, данное ее народу, -  начать войну с диктатурой  до конца
1956  г.  А ведь  всего за  несколько дней  до  высадки  Фиделя  командующий
батистовской армией генерал Табернилья хвастливо заявил: "Всякая возможность
десанта, о  котором говорит  Фидель Кастро, исключается. С технической точки
зрения, планы группы  крикунов, не имеющих ни дисциплины, ни военных знаний,
ни соответствующего вооружения, обречены  на провал... Мы готовы к отражению
любого нападения..." Какие опрометчивые слова!
     Одним из первых крестьян, которые встретились  им  на земле  Кубы,  был
Педро Луис Санчес,  который занимался выжигом и продажей древесного угля. Он
провел бойцов к  колодцу, достал им воды, напоил,  ответил на первые вопросы
относительно действий армии в окрестностях  и показал по их просьбе  путь по
направлению к Сьерра-Маэстре.
     Отряд ушел в указанном направлении. А уже с  раннего  утра  над районом
высадки начали  кружиться  самолеты правительственной  авиации,  а у  берега
непрерывно  крейсировал военный корабль.  Но только к ночи  стали  прибывать
крупные пехотные части батистовской армии, блокировавшие полностью побережье
и  отрезавшие  путь  назад к морю.  Начиналась  новая страница  в  кубинской
революции - война в Сьерра-Маэстре.
     Первые сообщения о высадке отряда Фиделя на Кубе были очень туманными и
противоречивыми. Только  информационные агентства  США  сразу  же определили
свою  позицию.  Корреспондент Юнайтед  Пресс  Интернэшнл  в  Гаване  Фрэнсис
Маккарти сочинил и пустил по белу свету широко подхваченную в те дни утку  о
том,  что  воздушные   и   военно-морские   силы  кубинского   правительства
перехватили экспедиционеров "Гранмы" и что  Фидель  и Рауль Кастро  вместе с
тридцатью  восемью другими бойцами  убиты.  Не надо  искать источник, откуда
американский  журналист  взял  эти  сведения.  Дезинформировать  кубинское и
мировое  общественное  мнение  в   самый  острый  момент  внутриполитической
ситуации   -   это  не  прихоть  безответственного   журналиста,  а  строгое
политическое задание  самых высших сфер  в Вашингтоне. В данном случае  было
очень  важно  хотя  бы  на  короткое  время  посеять  растерянность в  рядах
сторонников "Движения  26  июля", дать правительству  Батисты дополнительную
психологическую  поддержку,  сбить  с  толку  тех  людей, к  которым мог  бы
обратиться Фидель и его товарищи за помощью.
     А  отряд экспедиционеров  медленно уходил  от берега  по направлению  к
синевшим вдалеке горам.

        Глава</b> <b>V
        СЬЕРРА-МАЭСТРА
     Первые  дни  экспедиционеров   на  кубинской  земле  были   чрезвычайно
трудными. Много лет спустя, 13 января  1974 года, Фидель Кастро встретился с
группой  офицеров  Революционных  вооруженных  сил.  Деловая  беседа  как-то
незаметно,  чисто  по-фиделевски, перешла  в  неофициальный дружеский  вечер
воспоминаний о войне в Сьерра-Маэстре, и Фидель стал рассказывать, что тогда
и  он  сам, и  другие товарищи плохо  знали горы  Сьерра-Маэстры.  "Чтобы не
раскрывать предварительно наши  намерения, - говорил Фидель, -  мы никого не
посылали на разведку в  те места, где собирались воевать. Исходили  из того,
что все будет яснее прямо на месте.
     Очень мало сведений было у нас и о  берегах Кубы,  хотя  нам и  помогал
один товарищ, который в  прошлом  служил в военно-морском флоте.  Изучая  по
карте  побережье  провинции  Ориенте,  мы  пришли  к  решению  высадиться  в
Ко-лорадас, затем захватить городок Никеро, блокировать другой  город Пилон,
а потом уже податься в горы".
     Конечно,  в  таком  положении,  в каком оказались экспедиционеры  после
похода  через мангровое  болото,  ни о каких наступательных действиях против
гарнизона городка Никеро не могло быть  и речи.  Поэтому, едва бойцы утолили
жажду, Фидель дал команду выступать в сторону горного массива.
     Почти  все запасы продовольствия были брошены в болоте, и вскоре бойцов
начал мучить  голод. В своих воспоминаниях о  первых  днях на суше Че Гевара
впоследствии написал  так: "И вот мы уже  на  твердой  земле, заблудившиеся,
спотыкающиеся   от   усталости  и  представляющие   собой  армию  призраков,
движущихся по воле какого-то механизма".
     Из дневниковых записей Рауля Кастро видно, что колонна шла  три дня, 2,
3  и  4 декабря, без  воды  и почти без  пищи в направлении  Сьерра-Маэстры.
Изнемогавшие от  голода и  жажды, бойцы рубили стебли сахарного тростника  и
жевали на ходу жесткие  волокна,  высасывая из  них сладковатый  сок, но при
этом остатки этой жалкой трапезы бросали на дороге, что стало дополнительным
демаскирующим фактором.  В небе, не умолкая, ревели моторы  разведывательных
самолетов. По 30-40 раз в день приходилось прерывать движение и прятаться от
воздушных наблюдателей под деревьями или в густой траве.
     Измученные, голодные,  с  разбитыми  в кровь  ногами, экспедиционеры не
могли  двигаться  дальше,  когда 5  декабря  Фидель  уступил  многочисленным
просьбам  сделать длительный  привал  в  местности, известной  под названием
Алегрия  де Пио. Он сам потом  говорил,  что при выборе  места было допущено
много ошибок.  Часовых  расставили  слишком  близко  к  самому бивуаку.  Они
выдвинулись всего  на десятки метров, а надо было послать за 300-400 метров.
С места расположения отряда плохо просматривалась окружающая местность. Хотя
и невысокий, но длинный  бугор  почти  полностью закрывал от экспедиционеров
видимость с одной стороны. И именно с этой стороны на лагерь экспедиционеров
вышла рота батистовских солдат, численностью около 100 человек, которая вела
прочесывание местности.  Условия были совершенно неравные. Противник был уже
развернут  в боевой  порядок,  большая  часть  солдат  имела  автоматическое
оружие, в составе роты был расчет станкового пулемета.
     Внезапный   плотный   огонь   противника  захватил   бойцов   врасплох.
Простреливаемый  со  всех  сторон  лесочек  превратился  в  западню.  Грохот
выстрелов, крики раненых не  давали возможности расслышать  команды. Фидель,
Рауль, Альмейда  пытались наладить оборону, но это не удавалось потому,  что
часть  бойцов  уже  начала беспорядочное отступление  в сторону тростниковой
плантации. Все-таки около четверти часа отряд удерживал свои позиции. Однако
становилось ясно, что противник частью сил пытается  завершить охват отряда,
и  тогда  Фидель и  остальные  экспедиционеры стали уходить в  зеленое  море
тростника.
     Отходили кто как мог: и группами,  и в одиночку. Фидель, не выпускавший
из рук  винтовку  и сохранивший  100 патронов, оказался  в  компании с двумя
товарищами, Фаустино Пересом и Универсо Санчесом.  Они  также стали отходить
подальше от злополучного места.
     Солдаты   между  тем   подожгли  плантацию  тростника,  чтобы  вынудить
экспедиционеров выйти на открытое пространство,  авиация  непрерывно  висела
над полем  боя и вела пулеметный обстрел каждого  подозрительного места, где
могли  укрываться  в  зарослях тростника  повстанцы.  С  захваченных позиций
противник вел пулеметный обстрел плантации, но не решился однако пуститься в
погоню, хотя и видел, куда отступили бойцы отряда.
     Экспедиционеры были рассеяны, и собрать  их в густых,  труднопроходимых
зарослях тростника не представлялось возможным, тем более что на всякий звук
почти наверняка мог выйти противник.
     Стихийно  образовались  три  главные  группы:  Фидель  со  своими двумя
спутниками,  Рауль  Кастро  с пятью  товарищами  и Хуан Альмейда  с четырьмя
экспедиционерами.  В последней  группе  оказался Че Гевара,  раненный в шею.
Каждая из этих групп пережила свою собственную одиссею, пока не добралась до
отрогов Сьерра-Маэстры.
     Несколько дней  Фидель  со  своей  группой,  избегая засад  противника,
обходя заслоны, упорно двигался к намеченной цели. Глубокой ночью 11 декабря
они наткнулись  на первую  крестьянскую  хижину в предгорьях Сьерра-Маэстры.
Какая  же радость  наполнила их сердца,  когда  хозяин дома,  узнав, кто они
такие, сразу же приготовил самый лучший обед, рассказал им,  куда они попали
и  какими  путями  целесообразно  двигаться далее,  чтобы  не наткнуться  на
засады. Но в то же время  они здесь впервые узнали о разгроме основной части
экспедиции, о зверствах по отношению к  пленным, о  том,  что  2 тыс. солдат
ведут преследование и вылавливание отдельных бойцов "Гранмы".
     Годы спустя Батиста в своей  книге "Ответ", написанной  после свержения
режима,  признал,  что  в  глубине  души он  сомневался  в  распространенных
американскими агентствами слухах о  смерти Фиделя  и имел предчувствие,  что
Фидель ушел  в горы. Именно эта внутренняя  неуверенность  заставила  власти
отпечатать и  распространить в горах листовки, которые  предлагали  всякому,
кого это может заинтересовать, следующее:  "Настоящим доводится до сведения,
что  каждый,  кто  предоставит информацию,  способствующую  успеху  операции
против  какой  бы  то ни было  повстанческой  группы, возглавляемой  Фиделем
Кастро, Раулем Кастро, Кресенсио Пересом,  Гильермо Гонсалесом (Гарсиа) либо
другим главарем,  будет вознагражден  в  зависимости  от важности  сообщения
суммой не менее чем в 5000 долларов.  Вознаграждение может быть повышено  до
100000 долларов. Последняя  сумма  предлагается за голову Фиделя Кастро. Имя
информатора будет сохраняться в тайне".
     В  ту же  ночь,  получив проводника, Фидель с  товарищами отправился  в
дальнейший путь.
     Через пару дней затяжных и утомительных марш-бросков по горам Фидель со
своей группой добрался до горного кряжа Сьерра-Маэстры, где мог  чувствовать
себя в относительной безопасности. Отряд  остановился в  гостеприимном  доме
местного крестьянина Рамона  Переса.  По указанию Фиделя сопровождавший  его
проводник вернулся  назад  с  целью  поискать и привести оставшихся в  живых
заблудившихся  экспедиционеров,  а  также   собирать   брошенное   оружие  и
боеприпасы.
     18 декабря  проводники привели к Фиделю группу Рауля Кастро,  которая в
полном  составе с оружием пробилась в  горы. Радостные объятия, восклицания,
торопливые  вопросы-все  перебил голос  Фиделя:  "Сколько у  тебя винтовок?"
"Пять!" - ответил Рауль. "Плюс две, которые есть у нас, -  продолжал Фидель,
- итого семь. Теперь, считайте, что мы победили!"
     В общей сложности  к  21 декабря  на ранчо  Рамона  Переса собралось 15
человек из  состава  экспедиции. Больше ждать было некого.  От крестьян и из
сообщений радио они уже знали, что более 20 человек из числа экспедиционеров
было  захвачено  и  убито,  часть  находилась в тюрьмах,  некоторым  удалось
вырваться  из   окружения  и  уйти  в  центральную  часть  страны.  Началась
подготовка к походу в горы.
     25  декабря, в самое  Рождество, маленький  отряд  Фиделя был полностью
готов  к уходу в  горы.  Перед  выступлением  он  предложил бойцам прочитать
подготовленный им документ и подписать его, если у  них не будет возражений.
На  листке  бумаги  было  написано:   "Перед  тем,   как  уйти  в   поход  в
Сьерра-Маэстру,  где мы продолжим  борьбу  до победы, если  не погибнем,  мы
хотим выразить нашу глубокую благодарность товарищу Рамону Пересу Монтанья и
его  семье,  которые  помогли реорганизовать  первую  часть  нашего  отряда,
обеспечивая его  всем необходимым в течение 8 дней, и помогли ему вступить в
контакт с Движением в остальной части страны.
     Помощь, которую мы получили от него и от многих таких же, как он, в эти
самые критические  дни  Революции,  придала нам новые силы, чтобы продолжать
борьбу с  твердой  верой  в то, что наш народ заслуживает,  чтобы  ради него
пойти на  самопожертвование. Мы не знаем, кто из  нас  отдаст  свои жизни  в
борьбе, но пусть останутся подписи  всех наших товарищей как выражение нашей
бесконечной благодарности".
     25 декабря 1956 года все расписались: Фидель первым, Рауль - последним.
Была дана команда трогаться, и отряд около полуночи выступил в путь.
     А дальше  пошли  трудные боевые  будни. Дни  сменялись  ночами, менялся
пейзаж вокруг отряда,  но постоянными оставались  ежедневные тяжелые  марши,
сосущий голод и вечная усталость. Время  от времени  к отряду присоединялись
другие отыскавшиеся экспедиционеры, которых  приводили проводники.  Это  был
этап в жизни Повстанческой  армии, который Че Гевара назвал "кочевым", когда
у отряда  не было  постоянного района  дислокации и он кружил  по  горам без
видимого ясного  плана, однако постепенно забираясь  все  глубже и глубже  в
сердце Сьерра-Маэстры.
     Фидель, разумеется, меньше всего  думал  о том, чтобы тихо отсиживаться
на горных  вершинах.  Все его мысли были сосредоточены на решении главной  в
тот  момент политической задачи: как сделать, чтобы вся Куба узнала правду о
последних   событиях.  Ведь  и   правительство   Батисты,   и   американские
информационные агентства официально упорно твердили, что Фидель  погиб, а от
экспедиции,  прибывшей на "Гранме", не осталось никакого боеспособного ядра.
Надо было во что бы то ни стало быстрее убедить Кубу и весь мир  в обратном,
выставить Батисту и  его  покровителей  в жалкой роли лжецов, вдохнуть новые
силы  и надежды в многочисленных противников диктаторского  режима,  поднять
моральный  дух своего  крошечного  войска  и  начать  его  боевую  закалку в
реальных боевых операциях.
     Чтобы  доказать существование в горах  боеспособной партизанской армии,
Фидель  принял решение  совершить первую наступательную операцию. В качестве
объекта  его внимание привлек небольшой  армейский гарнизон  из  12  солдат,
расположенный в районе устья реки Ла-Плата, почти на берегу Карибского моря.
В отряде Фиделя к этому времени  насчитывалось 29 бойцов, все повстанцы были
вооружены. Труднее  было с боеприпасами,  но даже новичкам было выдано по 10
патронов на каждую винтовку. После длительного перехода, к вечеру 15 января,
отряд вышел к своей цели и в течение почти 30 часов вел разведку местности.
     Хорошо  замаскировавшись,  бойцы  наблюдали приход  и  уход  вражеского
катера,  доставившего  новых  солдат  на  замену  части  старого  гарнизона.
Посланные  Фиделем  разведчики  доложили,  что в  округе нет  дополнительных
опорных пунктов противника. Судьба батистовцев была предрешена.
     Бой  у   Ла-Платы  длился  немногим  более  получаса.  Повстанцы,  ведя
постоянный  прицельный   обстрел  казармы,   смогли   поджечь  все  строения
гарнизона, и это окончательно  решило исход боя. У бойцов Фиделя не  было ни
одной царапины, в то время как противник потерял двух солдат убитыми, пятеро
были  ранены,  остальные попали  в плен.  Бежать удалось  только сержанту  -
командиру  гарнизона.  В  руки  партизан  попали  первые  боевые  трофеи:  9
винтовок, пулемет "Томпсон", около тысячи патронов, подсумки, горючее, ножи,
обмундирование и немного продовольствия. Главным богатством были боеприпасы,
потому что во время нападения повстанцы сами  израсходовали 500  патронов, и
если  бы  атака окончилась безрезультатно, то  отряд практически оказался бы
небоеспособным  из-за отсутствия  патронов.  Стоит  сказать,  что  снабжение
боеприпасами  в  течение  всех  долгих  месяцев  борьбы  составляло  предмет
первоочередных забот руководства Повстанческой армии.  У Фиделя Кастро в его
маленьком штабном домике всегда стоял специальный длинный  ящик, разделенный
на несколько  отсеков. В каждом лежали тщательно  пересчитанные патроны  для
различных  типов оружия. Он лично контролировал запасы патронов, сам выдавал
их  руководителям  групп  и  требовал  самого  бережного  и  экономного   их
расходования.  Заряженный магазин  или  просто  горсть патронов всегда  были
дорогим подарком или наградой за смелость в бою.
     Нагруженный военными трофеями  отряд Фиделя стал быстро уходить в горы.
Настроение  у  бойцов   было   превосходное,   радость   победы,   казалось,
подталкивала людей вверх по крутым тропам. Каждый повстанец чувствовал, что,
сколько  бы  трудностей ни  ждало  их впереди,  окончательная  победа придет
обязательно.
     Скромные   военные   размеры  боя  у  Ла-Платы  несопоставимы   с   его
морально-политическим   значением.  Бой   сплотил   и   закалил  само   ядро
Повстанческой армии. Успешный  разгром  опорного  армейского пункта  укрепил
авторитет партизан среди местного населения.
     Как ни старалось правительство скрыть правду о бое у Ла-Платы, но слухи
о нем распространились по стране. Жестокая цензура не позволяла писать о бое
открыто, но  приостановить устные комментарии правительство было не в силах.
Оставшиеся  в  живых  солдаты  рассказывали  своим  сослуживцам  о  гуманном
отношении партизан к пленным и к раненым.
     Появлялись первые трещины  в  сознании людей,  отравленном  официальной
пропагандой.
     Отходя   в  горы,  Фидель,   учитывая   психологию   противника,  точно
предположил,  что  солдаты наверняка  бросятся  за ним  в погоню, поэтому он
приказал  организовать на дороге засаду. 22 января головная часть  вражеской
колонны наткнулась на заранее подготовленную партизанскую ловушку и, потеряв
в бою пять человек убитыми, остановилась.
     Это была  еще одна победа, и  опять ее значение  было  гораздо важнее в
моральном и политическом отношении, нежели в чисто военном. В принципе такие
оценки можно будет отнести  к большинству сражений в Сьерра-Маэстре.  Каждое
поражение правительственных  войск  было падением  камешка в  горах, который
вызывал  настоящую лавину политических  и моральных последствий. Первым, кто
ощутил на себе разрушительное действие этих партизанских побед, было военное
командование,  которое с  озабоченностью наблюдало,  как  быстро  ухудшается
моральное состояние войск. Под любыми предлогами офицеры и солдаты старались
увильнуть от выполнения военных задач в горах.
     Военные  и  гражданские  власти,  запугивая  население  горных  хуторов
предстоящей бомбардировкой с воздуха, стали сгонять население к берегу моря.
Людям  приходилось  оставлять  насиженные  места,  скот.  Сначала  крестьяне
действовали только под влиянием страха, а затем, когда стали известны  планы
захвата  их   временно  брошенных  земель  местными  латифундистами,  начала
зарождаться  острая ненависть к  правительству, которая  стала  предпосылкой
массового присоединения их к партизанам.
     28  января  1957  г,  Фидель  отправил  одного  из  надежных  бойцов  с
конфиденциальным  поручением  в Гавану - найти и привезти  в  Сьерра-Маэстру
иностранного журналиста, предпочтительнее всего  американца, который мог  бы
получить интервью  у Фиделя  Кастро и рассказать на страницах своей газеты о
партизанах Сьерра-Маэстры.
     Гонец  благополучно достиг столицы и там с помощью  подполья  установил
контакт с корреспонденткой "Нью-Йорк  таймс" Руби Харт  Филипс.  Руководство
газеты  увидело  в   этом  соблазнительном   предложении  счастливый  случай
выделиться  среди своих коллег,  нажить себе  немалый рекламный  капитал.  В
Гавану  специально  для  этой  операции вылетел  57-летний  Герберт  Мэтьюз,
который имел опыт военного корреспондента. "Я, - вспоминал он, - как охотник
за исключительной  информацией, готов  на  голове  подняться  на Гималайский
хребет, чтобы сделать подобный репортаж".
     А дальше, как в приключенческом фильме, подпольщики "Движения 26  июля"
повезли Мэтьюза с  его женой через всю страну в г.  Мансанильо,  откуда его,
уже  одного, под  видом богатого  американца, присматривающего  себе рисовые
плантации  для  покупки, повезли в  конспиративный  дом  одного из преданных
крестьян.
     С 12 ночи до 5 утра 17 февраля Мэтьюз отчаянно месил ботинками грязь на
горных тропках, пробираясь вслед  за проводниками  к дому, где была намечена
встреча.  Рауль Кастро,  вспоминая ту  ночь,  рассказывал, что  для создания
впечатления  о   крупных   партизанских   силах  они   вели  Мэтьюза   такой
зигзагообразной дорогой,  чтобы один и тот же пост партизан с пулеметом мог,
меняя позиции, не  раз  спросить пароль. При  входе  в дом Фиделя  все бойцы
встали  по стойке смирно  и отдали  воинскую честь.  Вместе  с Фиделем  были
Рауль, Вильма Эспин и Хавиер Пасос. Двое последних служили переводчиками.
     Фидель  подробно  рассказал о  всех событиях, которые  произошли  после
высадки экспедиции на Плайя Колорадас. Говорил он очень спокойно, с глубокой
убежденностью в правоте своих оценок и планов. Мэтьюз был поражен молодостью
Фиделя  и  записал в  своих  заметках:  "Складывалось  впечатление,  что  он
непобедим". Фидель  рассказал, что война идет  уже 76  дней, что в ходе боев
было  взято много пленных,  которых  партизаны,  как правило,  отпускают, не
причиняя им никакого вреда, что моральное состояние противника очень низкое.
Солдаты  воюют  только  потому,  что  им приходится  отрабатывать  нищенское
жалованье.
     Беседа продолжалась более трех часов. Рене Родригес за это время сделал
простеньким фотоаппаратом  несколько  снимков, которые  затем  облетели весь
мир.
     Затем  тем же путем  Мэтьюз  возвратился  в Гавану,  откуда они с женой
самолетом  направились  в  Нью-Йорк.  Под  корсетом  у Нэнси  Мэтьюз  лежали
заветные записи беседы с Фиделем.
     24 февраля в "Нью-Йорк таймс" появилась первая статья под заголовком "В
гостях у кубинского повстанца".  Она  произвела  потрясающее впечатление. Из
всех  экземпляров газеты, поступивших на Кубу, эта  статья была вырезана, но
остановить  утечку информации было невозможно.  25 и 26  февраля последовали
новые статьи. Сенсация приобрела международный  характер. Батиста счел более
разумным отменить  цензуру  печати,  и  все основные  газеты и  журналы Кубы
воспроизвели  статью Герберта  Мэтьюза.  Цель Фиделя Кастро была  достигнута
целиком и полностью.
     Какой  огромной  вдохновляющей  силой  стали  эти  репортажи  для  всех
патриотов  Кубы! Теперь  все встало  на свои места: Фидель жив, партизанская
армия  борется, в  стране идет гражданская  война, у которой  не может  быть
иного исхода, кроме свержения диктатуры.
     Проведение интервью  с Мэтьюзом было использовано для того, чтобы сразу
после  него  провести и  заседание  Национального  руководства "Движения  26
июля",  поскольку  наиболее  видные  деятели  его были  в той или иной форме
задействованы  в этой  журналистской акции  и собрались  на  ферме в отрогах
Сьерра-Маэстры.
     На  заседании  присутствовали,  кроме  Фиделя  и   Рауля,  руководитель
подполья в Сантьяго Франк Пайс, Армандо Харт, Селия Санчес, Аиде Сантамария,
Фаустино Перес и Вильма Эснин.  Была достигнута окончательная договоренность
о необходимости направления в горы Сьерра-Маэстра подкреплений  из Сантьяго.
Фидель  получил  подробные  отчеты о деятельности  подпольных организаций  в
равнинной части страны, были обсуждены формы и пути оказания систематической
помощи Повстанческой  армии. Фидель составил "Обращение  к народу",  которое
было  решено  издать   и   широко   распространить  через   сеть  подпольных
организаций.
     Визит  американского корреспондента  совпал по времени с возникновением
второй "наиболее опасной ситуации" (по словам Ф. Кастро) на протяжении войны
в  Повстанческой  армии. На этот раз смертельная  угроза нависла из-за того,
что  батистовцам  удалось  схватить в горах одного  из  проводников  отряда,
Эутимио  Герру.  Под  угрозой  пыток  предатель  согласился   выполнять  все
поручения батистовского военного командования.  Ему  было предложено  давать
сведения о  передвижении отряда, о  местах стоянок, а самому приказано убить
Фиделя  Кастро. Для  этой цели он получил пистолет  и  две  ручные  гранаты,
которые  должен  был  использовать  в случае  необходимости  при  отрыве  от
преследователей.  За  выполнение  задания  Эутимио Герра получил бы 10  тыс.
долларов и пост в армии.
     Первые подозрения  у  Фиделя  относительно  благонадежности  проводника
возникли,  когда  30  января,  после  того  как Эутимио Герра отпросился под
предлогом посещения больной  матери, над местом расположения отряда внезапно
появились  вражеские  самолеты  "Б-26",  которые  с  первого  захода  начали
прицельное   бомбометание   и  пулеметный   обстрел  партизанского   лагеря.
Противник, видимо, настолько  точно знал местонахождение  партизан, что одна
из  бомб  легла  в  слегка дымившуюся кухню,  другая угодила в  укрытие, где
обычно  располагался  дозор.  Потом  выяснилось,  что  Эутимио  Герра  лично
находился  в головном  самолете  и направлял действия  летчиков.  Повстанцам
удалось избежать потерь только благодаря тому, что при приближении самолетов
они отбежали метров на 200-300 от лагеря.
     9 февраля  при, казалось,  совершенно спокойных  обстоятельствах  отряд
батистовских солдат под командованием майора Касильяса скрытно вышел в район
дислокации отряда  и  с  близкого  расстояния открыл огонь  по  бойцам. Лишь
предельная  бдительность,  быстрые  натренированные  ноги  и хорошее  знание
местности  помогли  партизанам  избежать  окружения.   Но  все-таки  в  ходе
отступления они рассыпались на несколько групп и  заново  соединились только
три дня спустя.
     Сопоставление  всех этих данных привело  Фиделя к  выводу, что  Эутимио
Герра  является предателем. При первом появлении он был арестован. Предатель
даже не запирался, когда его обыскали и изъяли имевшееся при  нем оружие. Че
Гевара так описывает "самую страшную ночь", о которой рассказал сам Эутимио:
"В одну из  последних ночей, перед  тем как  мы узнали о его  предательстве,
Эутимио заявил,  что у него нет одеяла, и попросил Фиделя одолжить ему свое.
В горах  было холодно. Фидель сказал, что под одним одеялом все равно  будет
прохладно,  и  предложил  спать  вместе.  В  ту ночь  Эутимио имел при  себе
пистолет, который  дал ему Касильяс, и пару гранат,  чтобы  защитить себя во
время  бегства.  Прежде  чем лечь  спать, предатель спросил  меня и Универсо
Санчеса,  все время находившихся  около Фиделя,  как организована  охрана, и
посоветовал "быть  начеку".  Мы  ответили  ему,  что  неподалеку стоят  трое
часовых и, кроме того, я и Санчес, ветераны "Гранмы" и верные друзья Фиделя,
будем  охранять  его, сменяя друг друга. Всю ночь Эутимио был рядом с вождем
революции, выжидая удобного  момента  для убийства, но  так и не решился  на
это. На протяжении  всей  ночи судьба революции в значительной мере зависела
от исхода борьбы в душе предателя, в которой желание  иметь деньги и власть,
вероятно, наталкивались на угрызения совести или на страх перед расплатой за
совершенное  преступление.  К  нашему  большому  счастью,  Эутимио  не  смог
перебороть  страх,  и  следующий день  начался,  как обычно".  Гевара  пишет
дальше:  "После  ареста  и  обыска   у  Герры,  конечно,  не  было  сомнений
относительно того,  что  его ожидает.  Упав на колени перед  Фиделем, он сам
стал  просить заслуженной  смерти.  Этот  человек сразу как-то постарел,  на
висках стала заметна седина, которой  раньше не  было видно. Эта сцена  была
чрезвычайно  напряженной.  Фидель гневно  осудил его  предательство, Эутимио
признавал  свою  вину  и   просил  лишь  скорейшей  смерти.  Всем  нам,  кто
присутствовал при  этом, запомнился момент, когда  Сиро  Фриас, бывший  друг
Эутимио, стал говорить с ним. Фриас  напомнил ему обо всем,  что сделал  для
него и его семьи. Но  Эутимио отплатил неблагодарностью и  выдал батистовцам
его брата. Длинным  и взволнованным был этот монолог, который Эутимио слушал
с опущенной головой. Когда предателя спросили,  есть ли у него  какие-нибудь
пожелания, он стал просить нас позаботиться о его детях" [Революция сдержала
слово.  Старший сын Эутимио в настоящее время является членом компартии Кубы
и  бойцом-интернационалистом. Другой - квалифицированный рабочий текстильной
промышленности, а третий работает на  никелевом комбинате в Моа, в провинции
Ольгин. 4 дочери окончили среднюю школу. Вдова получила в 1977  г. юбилейную
медаль по случаю XX годовщины Вооруженных революционных сил как признание ее
услуг,  которые  она  оказала  Повстанческой армии  во  время  войны,  и  ее
деятельности в поддержку революции.].
     Перед расстрелом  предателя  разразилась  очень  сильная  гроза,  пошел
ливень и стало совсем темно. И в момент,  когда блеснула молния и  прогремел
раскат  грома,  закончилась  бесславная  жизнь Эутимио  Герра.  Даже  близко
стоявшие от места казни товарищи не слышали выстрела.
     Март  1957  года  оказался  богатым  на события.  Партизанская война  в
Сьерра-Маэстра,  несомненно,  оказалась отличным  катализатором  для  борьбы
против  диктатуры  по  всей  Кубе. Митинги  протеста, демонстрации, кампании
неповиновения следовали одна за другой.
     13 марта 1957 г. в Гаване под руководством "Революционного директората"
была  предпринята  героическая  попытка  захватить  президентский  дворец  и
физически  уничтожить Батисту.  Около  50  членов  директората,  в  основном
студенты, ворвались во  дворец и вступили  в бой с многочисленной  охраной и
подоспевшими  вскоре на  помощь  ей войсками.  Участники нападения  проявили
редкое  мужество,  прорываясь к  верхним  этажам здания,  они даже захватили
личный кабинет  Батисты, но  после того, как половина  участников  погибла и
выяснилось, что сам диктатор  скрылся в наглухо отрезанном от нижних  этажей
помещении,   куда   попасть   можно   было   только   специальным    лифтом,
заблокированным  охраной,  остаткам   атаковавших   пришлось   отступить.  В
последовавших облавах многие участники были схвачены и убиты.
     В   эти  же  часы   другая  группа  "Революционного   директората"  под
руководством  его генерального  секретаря  Хосе Антонио  Эчеверрии захватила
радиостанцию и  успела передать призыв к  восстанию, однако  и она почти вся
погибла в бою с преследовавшей ее полицией. Пал смертью героя и Хосе Антонио
Эчеверрия, который подписывал в Мексике с Фиделем пакт о единстве действий с
"Движением 26 июля".
     Через два  дня после  трагических событий в  Гаване,  15  марта, как бы
подчеркивая  реальность   и  жизненность  пути,  избранного  Фиделем  и  его
соратниками,    в    Сьерра-Маэстру    прибыло   крупное    пополнение.   Из
Сантьяго-де-Куба подошел отряд  молодежи в составе 50 человек,  подобранный,
подготовленный и экипированный подпольщиками во главе с Франком Паисом.
     Март  и  апрель  стали  периодом реорганизации  и  учебы для всей  пока
немногочисленной армии.
     К  весне 1957  года все бойцы и командиры Повстанческой армии отрастили
бороды  или длинные  волосы.  "Бородачи"  ("барбудос") - стало нарицательным
названием повстанцев. Искать в этом какой-то особый символ, наверное, пустое
занятие.  Из   истории   кубинского   национально-освободительного  движения
известно, что в середине  прошлого века один из лидеров кубинских  патриотов
Доминго де  Гойкоурия отращивал себе  бороду,  дав клятву не  бриться до тех
пор, пока не  станет свободна его родина. Он погиб от рук  испанских палачей
на эшафоте.
     Некоторые объясняют  появление бород у повстанцев их  желанием  создать
нечто  вроде  своего  отличительного  признака.  Ведь  батистовцы  десятками
расстреливали беззащитных крестьян,  выдавая  их  за повстанцев,  а  наличие
бороды  сразу  отделяло  солдат свободы  от  обычных сельских  жителей  и  в
какой-то  мере  облегчало последним их участь в  случае захвата противником.
Но,  скорее  всего,  трудные  условия Сьерра-Маэстры,  личный  пример Фиделя
Кастро привели к тому,  что повстанцы стали бородачами. А с течением времени
борода   стала  предметом   гордости   всех,   кто   прошел   суровую  школу
Сьерра-Маэстры.
     Монотонность  партизанских будней  нарушило  неожиданное  происшествие,
прибавившее популярности повстанцам. Трое американских юношей,  находившихся
вместе  со  своими родителями на  американской  военной базе  в  Гуантанамо,
начитавшись  репортажей  Герберта Мэтьюза  о  Фиделе и  его  бойцах,  решили
сбежать и  присоединиться к бородачам. Двоим  из них было по 17  лет (Виктор
Буэльман  и Чарльз  Райян), а одному - 15 (Майкл  Гарвей).  Все они оставили
прощальные  письма своим отцам и  отправились  на  поиски  Фиделя Кастро. На
перехват  беглецов были брошены патрули США и силы кубинской армии, но юноши
благополучно миновали все кордоны  и пятнадцать дней  бродили по горам, пока
не наткнулись на партизанские заставы. Искатели приключений сильно исхудали.
Их накормили, экипировали, но оставлять их в  отряде было нельзя, потому что
они руководствовались  в  своих  действиях  в  основном  внешней  романтикой
революции,  не  понимая  сущности  ее  проблем.  Вскоре они  были возвращены
родителям.
     С  этого  времени можно  уже  говорить  об  организованной партизанской
армии,  которая  до   сих   пор  была  одним  отрядом.  Теперь  в  ее  рядах
насчитывалось более 80 человек. Они были разделены на три боевые  группы, во
главе которых стояли Рауль  Кастро, Хуан Альмейда и  Хорхе Сотус, только что
пришедший в качестве командира подкрепления.
     Фидель  внушил  всем  идею  о том,  что,  прежде  чем  начинать  боевые
операции, надо приучить бойцов к трудностям партизанской жизни  в  горах,  к
постоянным переходам, к жизни, наполненной опасностями и лишениями.
     Партизанская  колонна начала тренировочный поход  через Сьерра-Маэстру.
Поход носил и  заметно выраженный политический  характер.  Бойцы посетили те
места, где  за  несколько недель  до этого ядро Повстанческой армии едва  не
было уничтожено.  Там  новые бойцы  могли  из уст самих  участников  событий
узнать о тех трудных временах.
     К  концу апреля  1957  года относится еще  одна  пропагандистская удача
Фиделя Кастро.  23 апреля  в его лагерь  прибыл,  следуя  по стопам Герберта
Мэтьюза, корреспондент  "Коламбии бродкастинг систем" Роберт Табер, которого
сопровождал  оператор   Уэнд