Ковпак  от  ярости  языка  лишился.  Ты
посмотри,  какой  живоглот!  Кооператив развалил, а  тут  устроил  настоящую
помещичью экономию, даже с батраком!
     К вечеру о многом узнал Сидор Артемьевич.  О том, что батрак  Петро  на
замовом подворье -- бывший буденновец, а сам зам состоял  когда-то  в  банде
Маруси-атаманши!  Поговорил  с  бухгалтером.  Десяти  минут  хватило,  чтобы
понять: подхалим  и бездельник. Угождая старому начальству, делал  приписки,
но  сам не вор, в душе переживает и развал хозяйства, и свою бесхребетность.
Познакомился и с рабочими. Эти совсем другое дело. Люди работящие, настоящие
крестьяне, но работают плохо, потому  что проку никакого от  своего труда не
видят ни для хозяйства, ни для себя лично.
     С  замом  поговорил  круто.  Назвал  все вещи  своими  именами.  Личное
хозяйство велел ликвидировать немедля, не потому, конечно, что оно личное, а
потому как явно кулацкое, чего Советская власть терпеть не может.
     С  должности заместителя снял. Сказал при  этом, что если уцелела в нем
хоть капля  порядочности,  то  возможность  снова  стать  человеком  еще  не
потеряна:  пусть идет чер-норабочим на конюшню! Сам  довел ее черт знает  до
чего, сам и  приводи  в  порядок!  Работать умеешь,  дворовая  усадьба  тому
доказательство.
     И ведь  согласился бывший  зам, согласился!  То ли потому, что опасался
худшего -- суда, то ли  потому, что новый  начальник словами своими резкими,
но справедливыми  разбередил все же его душу, раскопал  в  глубине  ее давно
вроде бы угасшие зерна совести. Скорее всего и то и другое имели место. Да и
сам  он,  неглупый,  в  сущности,  человек,   чувствовал,  что  единственная
возможность для таких, как он, это порвать со старым и пойти по новой дороге
вместе со всем трудовым крестьянством. Пока не поздно...
     С бухгалтером было проще. Ведь знал дело свое этот  человек! Губила его
слабость характера,  старорежимная  угодливость, десятилетиями вбитый в душу
трепет  перед властным тоном и начальственным окриком.  Ковпак  давно усвоил
истину: доверие  к человеку движет горами.  Накричи он  сейчас на  главбуха,
стукни  кулаком по столу --  конец  тому как  работнику, тут только  доверие
по-может,  мягкость определенная,  нужно убедить  его, что он, Ковпак, хочет
одного  --  добра людям, и ничего для  этого не  пожалеет.  Только чтобы все
делалось чистыми руками, без всяких приписок, а тем более подлогов.
     <b><i>Что старому бухгалтеру отныне придется печься об  одном - как беречь  и
приумножать народное добро, а не покрывать жульничество и воровство.</i></b>
     Двойного  результата  добился  Сидор  Артемьевич  (хотя  одним,  первым
разговором дело, конечно, не  ограничилось):  человека  выпрямил и  хорошего
специалиста для хозяйства сберег.
     Крепче всего досталось от Ковпака...  Петру! Как мог бывший буденновец,
красный кавалерист дойти  до  жизни  такой, что  при  Советской  власти,  за
которую  кровь  и жизнь свою  не  жалел, превратился  в батрака на  кулацком
подворье!
     Сидор Артемьевич с двумя разными людьми одинаково не говорил, к каждому
научился единственный  правильный  ключик подобрать. Потому  и  честил Петро
почем  зря,  что знал:  этого нужно разозлить, чтобы снова возгорелся в  нем
непримиримый  и боевой  дух  конармейца! И добился своего. Когда Петро готов
был уже сквозь  землю провалиться  от стыда, Ковпак неожиданно  замолчал.  А
потом совсем иным тоном, словно и не он только что шумел, не стесняясь самых
крепких   слов,  деловито   предложил   вчерашнему   батраку  стать...   его
заместителем! Даже  не предложил,  а приказал. И не ошибся. В  считанные дни
Петро  сумел  стать  его  правой  рукой,  показал  себя  человеком  живой  и
деятельной сметки,  практичным  и оборотистым,  неторопливым  на  решение  и
быстрым на дело.
     Расшевелил  Ковпак и рабочих хозяйства. Эти-то  сразу поняли, что новый
начальник -- свой трудовой человек, работать намерен ради общего блага, а не
только  своего  личного  благополучия.  И вот уже  сплотился  вокруг  Сидора
Артемьевича   надежный  кооперативный   актив,   человек  пятнадцать  верных
помощников во всех делах.
     Шли месяцы. Уходили с ними в прошлое развал и хаос. Хозяйство медленно,
но неуклонно выздоравливало,  набиралось  сил,  вставало  на ноги.  Все чаще
скуластое лицо Ковпака посещала довольная, открытая улыбка:
     -- Подымаемся, значит, хлопцы, а?
     -- Да, потихоньку, Сидор Артемьевич!
     Не один,  конечно,  день дело делалось.  Но вот Павлоградское хозяйство
стало приносить доходы, а там и превратилось в одно из лучших в округе!
     Лично для  Ковпака это означало прежде всего -- свой долг он выполняет,
как и положено коммунисту.
     <b><i>Труд его приносит  пользу государству, кооперативу,  людям, которые так
же самоотверженно работают с ним  бок о бок. За это ему -- почет, признание,
уважение,   грамоты,   благодарности.   Репутация   умного,   дальновидного,
неутомимого хозяйственника.</i></b>
     В  конечном  результате  --  новое  назначение, в  Путивль,  в тамошний
кооператив, который переживал времена, что пережил некогда Павлоградский.
     И Ковпак отправился на новое место.
     Невелик, но древен город Путивль  на  нынешней  Сумщине. Основан он был
здесь, на берегу Сейма,  в конце Х века для защиты Киевской Руси от  набегов
половцев, потом  был  южным  форпостом  и Московского  государства. Отсюда в
апреле 1185  года ушел в  несчастливый поход  новгород-северский князь Игорь
Святославович, оставив здесь жену свою Евфросинью Ярославовну...
     Плач Ярославны сохранили навеки для потомков бессмертные строки  "Слова
о  полку  Игореве". Здесь  же, в  Путивле,  летом  1606 года  после убийства
Лжедмитрия  I и воцарения Василия Шуйского началось народное восстание Ивана
Болотникова.  Многое,  словом,  перевидал  этот город  за свою  тысячелетнюю
историю...
     Путивль, когда  переселился  сюда  Ковпак, насчитывал всего  двенадцать
тысяч  жителей,  но роль в экономической  и культурной  жизни  округи  играл
большую.  В  городе  было  два   завода:   плодоконсервный  и   маслобойный,
машинно-тракторная станция, три  средние  школы,  семилетка, зооветеринарная
школа, два училища механизации сельского хозяйства, педагогическое  училище,
плодоовощной техникум, две библиотеки, кинотеатр, Дом пионеров, Дом учителя,
музей.
     Кооператив,  который возглавил Сидор Артемьевич,  должен  был  снабжать
путивлян  продуктами  питания, но фактически,  увы,  находился у  города  на
дотации, так что предстояло Сидору Артемьевичу решать уже знакомую задачу со
многими неизвестными: ставить запущенное хозяйство на ноги.
     Партийные и советские органы Путивля  помогли ему. Поднялся кооператив,
как  больной после тяжкой  болезни,  пошли первые доходы, появился оборот. И
вновь  заулыбался скуластый  черноглазый  начальник.  Но и  призадумался: на
какую  новую работу  пошлют?  То,  что  так  непременно  произойдет,  он  не
сомневался.
     Так и произошло.  В 1935 году  Ковпак  стал заведовать дорожным отделом
Путивльского райисполкома. Должность оказалась самой трудной из всех, что он
уже занимал. И не мудрено, потому что дороги района были в ту пору подлинным
бедствием путивлян. Ковпак застал их такими, какими  были  они, пожалуй, еще
во  времена князя  Игоря.  В  весеннюю или осеннюю распутицу ни проехать, ни
пройти.  Не  дороги,   а   лишь  направления.  Что  же  до  ассигнований  на
благоустройство  дорог,  то  Сидору  Артемьевичу  оставалось  лишь  почесать
затылок,  когда заглянул  в соответствующую  графу своего  бюджета: и смех и
грех. Нужно было искать какой-то выход, и он был найден.
     Ковпак  рассудил: денег  -- кот наплакал, однако  дороги нужны  позарез
людям. Значит, к людям и надо обращаться! Так и сделал, при полном понимании
и  поддержке  райкома партии. Ковпак  (и не только  он,  но  и многие другие
ищущие  люди в  разных  уголках страны) предложил то,  что получило название
"метод народной стройки"! Иначе говоря: строить что-либо, не вводя в расходы
государство,  силами  своего  колхоза,  завода, района, собственными силами,
используя местные материалы и ресурсы. В данном конкретном случае  - строить
дорогу,  нужную  всему   району,  всем  его  предприятиям,   учреждениям   и
хозяйствам, каждому  жителю в отдельности и всему  населению в целом: дорогу
между  Путивлем и  ближайшей  железнодорожной станцией.  Это  двадцать  пять
километров.  Весь  район  объездил  Ковпак,  всех  расшевелил,  взбудоражил,
заразил своим энтузиазмом. Нашлись и свои изыскатели трассы, и рабочие руки,
и транспорт, и инструменты, и материалы, и специалисты.
     Построили!  Отличное,  вполне  современное шоссе  и  мост через  Сейм в
придачу. Ушло на это три года, но дело было сделано.
     День  открытия магистрали  стал  настоящим праздником для  путивлян,  а
Сидор  Артемьевич  чувствовал себя  на нем  подлинным именинником.  За время
работы заведующим доротделом Ковпак снискал всеобщее уважение. И  нет ничего
удивительного, что на первых выборах 24 декабря 1939  года путивляне избрали
Сидора  Артемьевича  депутатом  районного  и  городского  Советов  депутатов
трудящихся.  На  первой  же  сессии  городского  Совета  Ковпак  был  избран
председателем  Путивльского  горисполкома.  Это  избрание  утверждало  в его
сознании,  что  жил  и работал он правильно, коль оказал народ такую  честь.
Понимал и другое: почет --  лицевая сторона высокой должности, оборотная  же
--  высочайшая  ответственность  перед людьми, выдвинувшими  тебя.  С  новой
должностью Ковпак освоился быстрее и  легче, чем с  предыдущими.  Во-первых,
еще работая заведующим  дорожным отделом, он хорошо  изучил  город, знал его
нужды  и тревоги,  был  знаком  со  всеми  местными руководителями,  многими
рядовыми  работниками.  Во-вторых, сказался  большой  опыт,  накопленный  за
тринадцать лет хозяйствования после демобилизации. Так что ни приглядываться
особенно, ни  тем более  раскачиваться ему  не пришлось. Но  и рубить сплеча
тоже было не в его правилах.
     Начал  он,  по самой  логике  вещей,  с  ближайшего  окружения, то есть
аппарата  самого  горисполкома.  Освободил  работников,  явно  не  способных
справиться  с  новыми,  большими   задачами,  заменил  их  людьми  дельными,
толковыми, мыслящими. Подтянул дисциплину, до того, мягко говоря, хромавшую.
Четко определил  круг обязанностей каждого  сотрудника,  что  было  до  него
понятием весьма расплывчатым. Вначале эти меры показались многим крутыми, но
потом вдруг  обнаружилось,  что работать  стало  легче, чем  раньше. Исчезла
неразбериха, волокита,  бесконечная перекидка дел из одного отдела в другой,
что вело  ко многим недоразумениям  и создавало  нездоровые отношения  между
сотрудниками.  Постановления  теперь  не  только  принимались,  но неуклонно
выполнялись,  а  выполнение проверялось, и  не  формально, а  глубоко  и  по
существу. Стали правилом производственные совещания, причем  это были именно
совещания, а не пустые говорильни.
     Особое внимание  Ковпак  уделил работе с жалобамии письмами трудящихся.
Поступало  их  в исполком  ежедневно десятки. За  письмом -  живой человек с
нелегкой заботой,  а то  и просто бедою. Ковпак  крепко  утвердил правило  и
неукоснительно следил за его исполнением:  жалобы  и заявления рассматривать
немедля, не тянуть.  Самое большее -- десять дней, и дай человеку то, за чем
он к тебе обратился. Советский человек имеет дело с советским учреждением, и
этим все сказано. <sup>:</sup><sup></sup>
     Внутриисполкомовские   дела  были   лишь   долей  хлопот,   каждодневно
осаждавших  председателя.   Весь   Путивль  изо  дня   в  день   клокотал  в
председательском кабинете. Люди шли нескончаемой чередой: и  приглашенные, и
вызванные,  и  просто  посетители.  Школы, торговля, культура,  коммунальное
хозяйство  -- всего не перечислить. Лучше уж  спросить тогда самого Ковпака,
было ли такое, за что у него голова не болела  бы? Он бы только покачал этой
уже изрядно  поседевшей  и не  менее изрядно  облысевшей  головой: ишь  чего
захотел! А  что  еще остается делать председателю, как не решать  сразу уйму
дел? Зачем он тогда нужен? Путивляне встречали своего председателя  повсюду.
То   он  вышагивает  по  улицам,  не  торопясь,  ко  всему  приглядываясь  и
прислушиваясь. То меж людей найдешь его  в оживленной беседе. Видели его и в
магазинах, и на рынке, и в местном музее...
     Большие,  густой  черноты  глаза  задумчивы.  Председатель  размышляет,
прикидывает, планирует.  Люди  привыкли видеть  его именно таким, встречаясь
лично, отвечая на Ковпаковы приветствия, вопросы и расспросы. На официальном
языке это  называется "стилем работы", а если попросту, то горожане говорили
так:  "Наш Дед знает, чего хочет".  "Дед"? Да,  как-то  незаметно, но прочно
прилепилось  к  нему  это  слово. Так  оно  и  правда,  ведь  шестой десяток
разменял...
     Сидор  Артемьевич сам не раз говорил, что лучше  всего ему размышляется
именно среди людей, а не в одиночестве. Потому и держался с ними удивительно
просто, без усилий, непринужденно и естественно, как дышал...
     Так  же   естественно  упрочился   и  его  председательский  авторитет,
репутация человека  толкового,  душевного и,что  не менее  важно,  абсолютно
неподкупного, нерушимо честного и чистого. Председатель (это сразу заметили)
имел  одну  слабость:  к  деревьям,  кустарникам,  цветам,   тому,  что   на
исполкомовском  официальном языке называлось  зелеными  насаждениями. Потому
особенно заботился о городском  сквере.  Он и в самом  деле был  хорош, этот
действительно уютный, живописный уголок города на Сейме, украшение Путивля.
     Перед самой  войной здесь  был воздвигнут  памятник  Ильичу...  Хоть  и
захлестывала  порой  Ковпака круговерть  председательских  дел,  хорошо  ему
жилось и работалось в те последние  мирные  месяцы. Но ни на одно  мгновение
его, старого солдата  и  красного  командира, не оставляла тягостная мысль о
войне.  Она  уже бушевала  на  Западе,  начавшись  фактически  с Абиссинии и
Испании. Гитлер захватил Польшу. Что-то будет дальше?
     Невольно  председатель возвращался в памяти к временам первой мировой и
гражданской.  Он-то  знал  наверняка: коли уж заполыхало у твоего соседа, то
остерегайся  и  тот, чья хата  сразу  же за  плетнем.  Не  потому  ли  Сидор
Артемьевич, расхаживая по улицам Путивля, то и дело, бывало, приостановится,
провожая  взглядом  колонну  молодежи и вслушиваясь в слова строевой  песни,
одной из любимых в те предвоенные годы:

     Стоим на страже
     Всегда, всегда...


        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
     <i>НАРОДНАЯ, СВЯЩЕННАЯ...</i>
     УХОДИЛИ В ЛЕСА ПАРТИЗАНЫ
     Двадцать  второе июня... Когда  эту дату называют, не упоминая года, мы
знаем: речь идет о двадцать втором июня сорок первого. Начало войны, Великой
Отечественной, самого сурового испытания  для  Советского  социалистического
государства.
     В четыре часа утра  фашистская Германия  и ее сателлиты напали на СССР,
напали вероломно, без объявления войны. Варварской бомбардировке в первые же
часы подверглись  Рига, Виндава, Либава, Шяуляй, Каунас, Кронштадт, Вильнюс,
Гродно, Лида, Волковыск, Брест, Кобрин, Слоним, Барановичи, Минск, Бобруйск,
Житомир, Киев, Севастополь, Измаил, многие другие города.
     В двенадцать часов Советское правительство известило по  радио  народ о
вероломном нападении  и  призвало  его  разгромить  врага.  В  тот  же  день
Президиум  ВерховногоСовета СССР  принял Указ  о мобилизации  военнослужащих
1905--1918  годов  рождения ряда военных  округов,  в  том  числе  Киевского
особого, Одесского, Харьковского. В  отдельных  местностях СССР, в том числе
на   Украине,   было  введено   военное  положение.   Начались  ожесточенные
приграничные сражения советских войск с численно превосходящим противником в
Прибалтике, Белоруссии и на Украине.
     Война...  Пятая  на  памяти  Сидора  Ковпака,  третья,  в  которой  ему
доведется участвовать. Через несколько часов  после ее начала собралось бюро
Путивльского районного комитета  партии. Решение было деловым, лаконичным  и
суровым:  партийному  активу   перейти  на  казарменное  положение,   начать
строительство  и оборудование бомбоубежищ,  срочно  ремонтировать помещения,
пригодные для использования под госпитали, создавать истребительные  отряды,
помогать военкомату в проведении мобилизации.
     Старый  солдат и командир Сидор  Артемьевич Ковпак, когда сидел на  том
памятном заседании  бюро,  не мог,  конечно, знать,  что  1418 дней  и ночей
неслыханных по ожесточению  сражений будет длиться эта война, еще не имевшая
и названия, но что продлится она  не  один месяц, что  потребует  от  народа
предельного  напряжения  всех  духовных и физических  сил,  мобилизации всех
материальных  ресурсов, принесет людям неисчислимые  страдания, будет стоить
многих  тысяч жизней, --  это  он  понимал  хорошо.  Понимал  и то, что  вал
немецких  дивизий  остановить на линии государственной  границы удастся вряд
ли, что какую-то часть советской территории, хотя  и  ценой огромных потерь,
врагу удастся на время захватить. Вот только какую?
     Каждая очередная передача последних  известий убеждала его, что  нужно,
не допуская ни паники, ни  растерянности, готовиться  и к самому худшему. 27
июня  ЦК  ВКП(б)  и  Совнарком   СССР  приняли  постановление  об  эвакуации
населения, промышленных  объектов  и материальных ценностей из  прифронтовой
полосы. Не сегодня-завтра эта полоса могла докатиться и до Путивля...
     ...И всплыло  невольно  в памяти, казалось  бы, принадлежащее  уже лишь
истории  слово  "партизаны".   Коммунистическая  партия,   Советская  власть
возглавили это патриотическое  движение. Уже 29  июня 1941 года  ЦК ВКП(б) и
Совнарком  СССР  направили  партийными советским  организациям  прифронтовых
областей директиву, в которой,  в частности,  говорилось: "В  занятых врагом
районах  создавать партизанские отряды и диверсионные группы  для  борьбы  с
частями вражеской армии,  для разжигания партизанской войны всюду  и  везде,
для  взрыва мостов,  дорог,  порчи телефонной и  телеграфной  связи, поджога
складов и  т.  д.  В  захваченных районах создавать невыносимые условия  для
врага  и всех его пособников, преследовать и уничтожать  их на  каждом шагу,
срывать все их мероприятия".
     Через  неделю,  6  июля к  украинскому  народу обратились  ЦК  КП(б)У и
правительство республики. В  обращении были и  такие слова  прямого прпзыва:
"Возродим   славные   традиции   украинских  партизан,  которые   беспощадно
уничтожали  в годы гражданской войны  немецких оккупантов. На занятой врагом
территории создавайте  конные  и  пешие  партизанские  отряды,  диверсионные
группы для  борьбы с частями вражеской армии, высаживайте в  воздух в тылу у
врага мосты,  дороги, уничтожайте телеграфную и телефонную связь, поджигайте
леса  и склады, громите обозы противника. Создавайте врагу и  его пособникам
нетерпимые  условия,  беспощадно   преследуйте   и  уничтожайте   их,  всеми
спосо-бами срывайте все мероприятия врага".
     И запылала земля под сапогами оккупантов. Партийные организации Украины
создали и оставили для действий в  тылу врага на сугубо добровольных началах
883 партизанских отряда,  более 1700 диверсионных истребительных  отрядов  и
групп. На территории оккупированной республики было образовано 23 областных,
63  городских, 564 районных подпольных  комитета партии, подпольные комитеты
комсомола.  На  подпольной  работе в  тылу  врага  было  оставлено 26  тысяч
коммунистов  и 30 тысяч комсомольцев.  Вместе с партизанами и  подпольщиками
продолжали борьбу бойцы и командиры Красной Армии, попавшие в окружение,  но
не покорившиеся фашистским захватчикам.
     Готовились встретить врага во  всеоружии и на Сумщине. Здесь также были
образованы  подпольный обкоми райкомы  партии, 146  подпольных  групп, в  35
отрядов  послано  почти  полторы   тысячи   человек.   В   Путивле  в   этой
подготовительной  работе   самое  прямое   участие   принимал   председатель
горсовета. Вот когда пригодился  весь  его богатый опыт: и бывшего партизана
гражданской  войны,  и  многолетнего  военкоматского  работника,  и  умелого
хозяйственника,  и  энергичного   организатора,  наконец,   его   редкостная
способность разбираться  в людях,  отличное знание города и  района.  И  все
тверже сам  утверждался  в мысли, что его, Ковпака, место  -- в партизанском
строю.
     Позднее он напишет в одной из своих книг: "Долго раздумывал: где в свои
пятьдесят пять  лет я сумею больше принести  пользы? Там, на востоке, или  в
тылу врага? За плечами опыт  боев в империалистическую войну, партизанская и
армейская школы  Пархоменко  и  Чапаева,  курсы в  высшей стрелковой  школе,
двадцатитрехлетний  стаж работы с людьми, двадцать два года  труда и учебы в
партии.  Коммунисты,  рабочие,  жители Путивля  избрали  меня  председателем
исполкома  горсовета. Как же  оставить своих  избирателей, если сюда  придет
враг? Ведь  председатель исполкома  -- это представитель Советской власти  в
городе, а власть наша народная, с народом она делит радость и горе... Твердо
решил -- останусь".
     Партийный  актив  Путивля наметил создать четыре партизанских отряда; в
Спадщанском, Новослободском, Казенном лесах и в селе Литвиновичи. Командиром
будущего  Спадщанского  отряда  был  утвержден  Ковпак,  Новослободского  --
Руднев.
     Для  обеспечения отрядов хотя бы на первое  время Ковпаку было поручено
создать   три  базы  с  продовольствием  и   снаряжением  в   Спадщанском  и
Новослободском  (иначе  --  Монастырском)   лесах  и  неподалеку   от   села
Ильино-Суворовка. Непосредственно этим  важным делом в обстановке строжайшей
секретности  занимался старый друг  Ковпака Алексей  Ильич Коренев, директор
инкубаторной станции, в прошлом -- опытный, заслуженный партизан гражданской
войны. Ежедневно они уходили за А.  И.  Кореневым  в  лес заведующий отделом
коммунального  хозяйства  горсовета В.  Ф. Попов, председатель Кардашевского
сельсовета В. Л. Рыжков, коммунисты Т. М. Козаченок, Ф. С. Мерзляков,  П. В.
Толстой, И. О. Войкин, П. И. Демьяненко. Первые путивльские партизаны.
     Правда, о  том, что эти люди -- партизаны, знали в городе немногие. Под
видом помощи Красной Армии было заготовлено 250 солдатских котелков, ведра и
баки, 75 пар сапог, 250 шапок, 100 ватников, 500 пар белья, 100 пар рукавиц,
полторы тонны  сливочного  масла,  полтонны  варенья, тонна колбасы,  крупа,
соль,  сахар,   лапша,   сухие   овощи.   Все   это,   надежно  упакованное,
гарантированное от порчи, легло на дно 132 глубоких ям. Отдельно, как особая
драгоценность -- 750 килограммов аммонала. Не много  ли добра для крохотного
отряда в  девять человек? В том-то и дело,  что и Ковпак, и Коренев, идругие
бойцы  рассматривали  свою группу  лишь как ядро,  основу будущего,  гораздо
более крупного отряда.
     26  августа началась эвакуация  Путивля. Все, кто мог, покидали  город,
уехала  на подводе  и жена Ковпака Екатерина  Ефимовна.  Фронт приближался с
каждым днем.  Уже  шли бои  на  Конотопском направлении, на восточном берегу
Днепра, немцы вышли на линию  Глухов --  Чернигов.  После ожесточенных  боев
советские  войска  оставили Днепропетровск,  а  затем  и  всю  Правобережную
Украину, за исключением районов Киева и Одессы.
     8 сентября  Ковпак отправил своих бойцов в  лес уже  для окончательного
обоснования,  сам остался в  городе. В один  из этих  дней Сидор  Артемьевич
познакомился  с  группой  белорусских  минеров.  В Харькове они обучлись  на
специальных курсах, но  превратностями  военной  судьбы оказались в Путивле.
Минеры понравились  Сидору  Артемьевичу, он  с ними откровенно  переговорил.
Большая часть группы решила все же уйти с Красной Армией, но четыре человека
приняли   предложение   Ковпака  присоединиться  к  его   отряду.  Все   они
впоследствии (и  заслуженно) стали видными  людьми среди партизан.  Это были
Николай Курс, Георгий Юхновец, Виктор Островский и Василий Терехов.
     Город  опустел. Только  пятеро  вооруженных людей ходили  по  безлюдным
улицам... Ковпак словно прощался со ставшим ему родным Путивлем. Когда-то он
сюда вернется? В  типографии обнаружил непорядок: часть оборудования  стояла
целенькой, нетронутой. Крепко  помянув ее бывших руководителей, Ковпак и его
минеры  кое-что   уничтожили,  кое-что   спрятали.  На  складе  райпищеторга
обнаружили мешки с солью  -- 120  тонн соли  тут же раздали населению. Зашел
председатель  и  в  краеведческий музей,  которым очень гордился. Тут узнал,
чтос  отрудник музея  Шелемин самые ценные  экспонаты  спрятал в действующей
церкви.
     Настало 10 сентября. Горький день  Путивля.  Так описал его сам Ковпак:
"Немцы  на подступах к городу.  Рано утром  оставили помещение горисполкома,
служившее  нам  штаб-квартирой.   Обосновались  в  городском  парке,  откуда
продолжали  вести наблюдение  за  приближающимся  противником. Под  вечер  в
городе  появились  первые немецкие  солдаты. От  фашистов  отделял нас  один
квартал.   Чертовски   хотелось  отправить   на  тот   свет   одного-другого
гитлеровского молодчика, но вступать в бой  с разведкой  и этим обнаруживать
себя  мы не  имели права.  Нужно уходить в лес,  пока оставался свободным от
врага единственный семикилометровый путь по заболоченному берегу Сейма.
     Пробирались скрытно по берегу  и  камышам.  Тропки изучали еще во время
занятий  в  Осоавиахиме. Все же противник заметил  нас  и открыл  минометный
огонь. Пришлось зайти в болото поглубже. К лесу добрались только к полуночи,
усталые и насквозь промокшие.
     Лес  встретил нас  неприветливо.  Мелкий назойливый  осенний  дождь  не
переставал моросить, под ногами хлюпала вода, темень кромешная. Окончательно
выбившись из сил, решили отдохнуть стоя, прислонившись к дереву,  Так стоя и
заснули".
     Когда  проснулись, оказалось, что  на  всех пятерых у них  лишь  триста
граммов  хлеба,  раскрошившегося,  намокшего, смешавшегося  с  табаком. Этот
хлеб, поделенный по-братски, стал их первой партизанской едой...
     Утром выяснилось, что  маленькая группа оказалась  в довольно серьезном
положении.  Спадщанский лес занимает все междуречье между Сеймом и Клевенью.
С  юго-запада  на  север  по его  границе  тянутся болота, весной  и  осенью
совершенно  непроходимые. У леса особенность: в нем столько разнообразия,  а
вместе с  тем столько  похожих  мест, столько  почти  одинаковых  полянок  и
низинок, столько  раз высокий дубняк сменяется  молодым  сосняком, сосняк --
березняком,  а  тот  снова  дубняком,  столько в  нем  зарослей  орешника  и
ольшаника, что заблудиться в нем ничего не стоит.
     Ковпак  со  своими  спутниками и заблудился. Почти  десять дней они  не
могли найти базу, где ждал их Коренев с остальными бойцами. Ковпак  объяснял
потом:
     "Приметой  у  меня были  молодые  сосенки, у которых мы  сворачивали  с
дороги, когда закладывали продбазу. Несколько раз мне казалось, что  я нашел
эти примеченные мною сосенки,  но возле них я не замечал никаких следов. Это
меня путало. Я шел  дальше, опять встречал  как  будто те же сосенки и опять
никаких следов поблизости  не находил. Накануне  шел дождь, и он смыл в лесу
все следы".
     Между тем фронт был еще где-то рядом, доносился гул артиллерии, разрывы
бомб. В  селе  Старая  Шарповка партизаны чуть не напоролись на немцев. День
проходил за днем, а Ковпак все не мог отыскать группу Коренева.
     Зато он нашел... неожиданное пополнение для  отряда. Причем какое!  Лес
словно вытолкнул из  своих  зарослей двадцать  восемь вооруженных  бойцов  и
младших  командиров  во  главе  с  сержантом Федором  Андреевичем  Карпенко,
впоследствии  --  легендарным   командиром   роты  автоматчиков,   человеком
своеобразного  характера, трудной личной  судьбы  и поразительной храбрости.
Карпенко и  группа  его  бойцов были разведчиками бригады  А. И.  Родимцева,
которая  в конце лета  дала жестокий бой  гитлеровцам в Голосеевском лесу на
подступах к Киеву.
     Карпенко и  другой  сержант, Андрей Калинович Цымбал, со своими бойцами
оказались  отрезанными. Пробираясь к фронту, они  попали  в Спадщанский лес.
Вскоре группа Коренева нашлась, и все стало на свои места. Отряд  начал свое
существование. Но вначале Ковпак счел нужным собрать всех и обратиться к ним
с  речью. Поводом послужило  то, что  один  человек, оказавшийся  в  лесу по
недоразумению, сам ушел домой, убоявшись борьбы.
     Сидор Артемьевич, глядя в лицо всем сразу, сказал:
     -- Я никого не  держу! Никого, понятно? Мы  сами пришли сюда -- сами  и
уйдем, когда понадобится. Сейчас мы уже  солдаты, а  что  это  такое,  знает
любой из  нас.  Повторять не  буду. Любому понятно: пришел в  лес -- значит,
принял присягу стоять до конца. Ушел из леса самовольно -- значит, растоптал
присягу.  Стало  быть, сам себя  на  смерть  осудил. Так что спрашиваю:  кто
раздумал и хочет домой? -- выждал с минуту и закончил:
     -- Значит, никого? Что ж, все правильно. Тон, каким Ковпак произнес эти
слова,  и  сами они, и вид командира --  суровый,  решительный, властный  --
произвели на бойцов неизгладимое впечатление. А Сидор Артемьевич продолжал:
     -- ...Помните, не забывайте,  друга: мы  воюем насмерть! Или мы  -- их,
или они  -- нас. Середины нет и быть не может.  Будьте же  ко  всему готовы,
хлопцы!
     22 сентября Сидор Ковпак отдал по отряду приказ No  1. Насчитывалось на
это число в отряде сорок два человека. Вооружение: 36 винтовок, 6 автоматов,
по  20  патронов  на  винтовку, по  неполному  диску на автомат,  8  гранат.
Взрывчатки  много, но  -- без  детонато-ров.  Начальником  штаба стал  Курс,
помощником командира --  Коренев (за  пышную белоснежную бороду и несходящий
румянец немедленно получивший  прозвище Деда Мороза).  Бойцы разбиты на  две
оперативные группы, кроме  того,  образованы группы  минеров и  разведчиков.
Командирами назначены соответственно Карпенко, Васильев, Юхновец и Попов.
     Смысл этого первого ковпаковского приказа, его значение  очень  велики.
Отряд  тем  самым буквально с первых  дней  своего  существования становился
четко  организованной  воинской  единицей,  имеющей  продуманную  структуру,
авторитетных  командиров,   определенный   уклад  жизни,  наилучшим  образом
отвечающий условиям вооруженной  борьбы в тылу врага. Каждый знал свое дело,
свое  место,  свои  обязанности.  Опыт,  армейская  дисциплина,   солдатская
квалификация  пришлых оказались очень  кстати для вчера еще  вполне штатских
соратников путивльского председателя.
     Как   известно,  и   тогда,  и  позднее   такой  сплав:   партизаны   и
армейцы-кадровики -- был решающей  силой партизанского движения. Руководство
им  становилось  квалифицированным, профессионально  грамотным. Теперь можно
было и начинать воевать.
     А с чего начинать? Решили: с диверсий на  дорогах района. Большее  пока
не по силам. Но тут столкнулись  с трудностью -- аммоналом отряд  обладал во
вполне достаточном  количестве, но, как уже говорилось, не было взрывателей.
Нужно  было срочно найти какой-то выход, и он нашелся. Разведчики обнаружили
поблизости минное  поле, оставленное при отступлении Красной Армией,  но еще
не разминированное гитлеровцами. Нужно было их опередить...
     За дело взялся  один из самых опытных минеров  отряда, он  же начальник
штаба, Николай  Михайлович Курс, в прошлом командир, работавший перед войной
директором  средней школы. Курс ушел на поле,  начиненное смертью, снял одну
мину, принес  ее в лагерь,  разобрался в ее хитром устройстве и объяснил его
другим.
     Теперь  во взрывчатке  недостатка  не было,  и  партизаны  принялись за
диверсии.  Под командованием  Георгия  Михайловича  Юхновца  каждую ночь они
выходили на дороги. Результаты их работы "докладывали" о себе сами: тяжелыми
взрывами, доносившимися до лагеря то с  одной, то с другой стороны. Взлетали
на  воздух грузовые и легковые  машины  врага,  мотоциклы, обозные  подводы.
Сфера  действий   отряда  расширялась  непрерывно:  в  этом  был  у  Ковпака
определенный  расчет. Сидор Артемьевич, охватывая  дерзкими  диверсиями пути
сообщений  гитлеровцев  по  всему  району,   преследовал  две  важные  цели:
стремился нанести  фашистам как можно  больший урон и дать  знать населению,
тысячам  советских людей, что оккупантов можно и должно бить!  Бить смертным
боем,  причем не завтра,  не  послезавтра,  не "потом",  а  именно  сегодня,
немедля. На деле так оно и выходило.
     Об  отряде из Спадщанского леса узнала вся округа, к отряду приходили и
поодиночке,  и целыми группами.  Шесть человек с пулеметом привели  районный
прокурор Василий  Порфирьевич Кочемазов  и председатель  райисполкома  Федор
Ермолаевич  Канивец. На другой день пришел воргольский партизанский отряд во
главе с председателем колхоза "Вольный край" Степаном Федоровичем Кириленко.
В его  составе  оказалась  комсомолка  Дина  Маевская, ставшая первым врачом
отряда.
     Однако, как  и следовало ожидать, Спадщанский лес притягивал к себе  не
только  новых  партизан.  28  сентября  разведчики  задержали   неизвестного
человека,  на  допросе   в  штабе  он   сознался,   что   подослан  немецким
командованием,  чтобы  установить   точное  местоположение  отряда.  Шпиона,
оказавшегося бывшим помещиком, расстреляли.
     А  на  следующий  день  партизаны  Путивльского отряда совершили первое
открытое  нападение  на  врага: в  селе  Сафоновка на  приехавший  туда  для
"заготовок",  а попросту --  грабежа  грузовик  с солдатами.  "Заготовители"
бежали,  но  на  смену им  прибыл через два часа отряд  карателей, около ста
солдат. Однако войти в лес гитлеровцы побоялись.
     Дальше --  больше. В октябре,  вспоминал  Ковпак, "наши минеры работали
уже и на  правом, и на левом берегу  Сейма,  выходили на  дорогу  Конотоп --
Кролевец.В  первых  числах...  здесь  взорвались на  партизанских  минах две
легковые машины  какого-то крупного немецкого штаба.  Было уничтожено  шесть
немцев, в числе их два генерала. На левом южном  берегу Сейма у хутора Хижки
в тот  же день  взлетела  в  воздух  грузовая  машина.  На  Правобережье  на
большаках, ведущих из Путивля  в Глухов и Рыльск, редко проходил день, когда
бы  не раздавался грохот взрыва.  К середине  октября  на  этих дорогах было
подорвано уже  с десяток  грузовиков с боеприпасами  и живой силой. Мы взяли
здесь за это время десять тысяч патронов".
     Ковпак не имел в  то  время  еще своей рации, потому  не  знал, что  20
октября Государственный Комитет Оборовы объявил Москву на осадном положении,
что  гитлеровское  командование  бросило  на  штурм столицы  почти  половину
немецко-фашистских  войск  на  советско-германском  фронте  и  три  четверти
танковых и моторизованных соединений.
     Ковпак  не  верил доходившим в отряд хвастливым  заявлениям  фашистской
пропаганды, что Москва падет со дня на день, но  меру смертельной опасности,
нависшей над  столицей  СССР,  понимал  вполне. Каждый  уничтоженный в лесах
Сумщины  гитлеровец,  каждый  сожженный  грузовик,  каждый  взорванный  мост
означали  реальную помощь защитникам Москвы. Только  так  --  в  неразрывной
связи  со всенародной  борьбой  советских  людей  и  в  первую  очередь  его
Вооруженных Сил -- рассматривал Ковпак место и роль партизан.
     День ото дня активизировал он  боевую деятельность отряда, раз за разом
его удары  по  врагу  делались  все  ощутимее  и  весомее. Ковпак  правильно
предположил,  что  немцы не поже- лают терпеть  такого положения и  рано или
поздно,  скорее всего  в  ближайшее  время,  двинутся  в  Спадщанский  лес с
немалыми силами. Уверен он был и в том, что не только Сумщина -- вся Украина
охвачена уже пожаром партизанской борьбы.
     И  немцы действительно  забили тревогу, причем в масштабе всей временно
оккупированной   ими  территории.  В  октябре  1941  года  главнокомандующий
германских  сухопутных  сил  генерал-фельдмаршал  фон  Браухич вынужден  был
подписать "Основные положения" по борьбе с партизанами...
     Сильно же  досаждали партизаны гитлеровцам, если один из  самых  важных
документов  с  грифом  "секретный" вышел непосредственно  из  главной ставки
фюрера и подписан был начальником штаба верховного командования  вооруженных
сил  фельдмаршалом  Кейтелем. Этот документ  "относительно коммунистического
повстанческого движения на  оккупированных территориях" определяли политику,
и стратегию, и тактику гитлеровцев по отвошению к народным мстителям.
     Приводим его с незначительными сокращениями.

     "1.  С самого начала кампании против Советской России на оккупированных
Германией   территориях   повсюду  началось  коммунистическое  повстанческое
движение. Это движение носит различный характер,  начиная с пропагандистских
мероприятий и нападений  на отдельных военнослужащих немецкой армии и кончая
открытыми мятежами  и широкой войной...  Таким образом, во  все возрастающей
степени  создается  опасность  для  немецкого военного  руководства, которая
проявляется   прежде  всего   в   обстановке  всеобщего   беспокойства   для
оккупационных  войск, а также привела  уже к отвлечению сил, необходимых для
подавления главных очагов мятежа.
     2.    Использовавшиеся   до   сих   пор   средства    для    подавления
коммунистического  повстанческого  движения оказались недостаточными.  Фюрер
приказал применять  повсеместно  самые  решительные меры для того,  чтобы  в
кратчайшие сроки подавить это движение.
     3. б) Для  того чтобы в зародыше задушить недовольство, необходимо  при
первых же случаях незамедлительно принимать самые решительные меры для того,
чтобы  укрепить  авторитет оккупационных  властей и предотвратить дальнейшее
распространение  движения. При этом следует  иметь в виду,  что человеческая
жизнь в соответствующих странах в большинстве случаев ничего не  стоит и что
устрашающего  действия можно добиться  лишь с помощью исключительно  жестких
мер. Искуплением за жизнь каждого немецкого солдата в  таких  случаях должна
служить,  как правило,  смертная  казнь  50--100  коммунистов.  Способы этих
казней должны еще увеличивать степень устрашающего воздействия.
     в)  Подлинным  средством  устрашения  при  этом  может  служить  только
смертная  казнь. В частности, следует карать  смертью все  действия шпионов,
диверсантов,  акты саботажа, а также  лиц,  стремящихся  установить  связь с
какой-либо иностранной армией. В случае недозволенного хранения оружия также
следует, как правило, выносить смертный приговор..."

     Ковпак не  мог тогда знать  содержания этого достаточно  красноречивого
документа, но и  без того полагал,что  раз  оккупантам  уже известно  о  его
отряде, следует готовиться к встрече карателей. И он готовился. К сожалению,
никак не удавалось установить связь с другими партизанскими отрядами. К нему
должен  был  прийти  председатель Путивльского  райисполкома  Иван  Иванович
Высоцкий, оставленный  на нелегальной  работе  в качестве связного  Сумского
обкома  партии.  Но  Высоцкий  попал на  мину,  был  тяжело ранен,  захвачен
гитлеровцами и зверски убит.
     Мешало  и отсутствие связи с  командованием Красной  Армии.  Ковпак  не
располагал  даже сведениями о положении  на  фронтах. Помог случай:  в  лесу
партизаны встретили двух пограничников, работавших ранее в НКВД Украины у Т.
А.  Строкача.  Они  пробирались  к  Харькову.  Решили  послать вместе с ними
Коренева для установления связи с командованием.
     Пограничники  было  посмотрели  на  Деда  Мороза  с  сомнением,  но  им
рассказали,  что  Алексей  Ильич  - старый партизан-разведчик, исходивший  в
гражданскую войну пешком чуть не всю Украину.
     17  октября  Ковпаку  доставили  хорошую  весть:  нашелся отряд  Семена
Васильевича Руднева, который должен был базироваться в Новослободском лесу и
о котором больше месяца ничего не было известно.
     На  другой день встретились. Группе Руднева с самого начала не повезло:
один  боец оказался дезертиром, другой --  предателем. Заложенные ранее базы
были кем-то обнаружены и разграблены.  Не  лучше обстояло дело  и с оружием:
старые  английские  винтовки времен  первой  мировой  войны,  к ним  по  200
патронов,  5  пистолетов,  2  ящика  тола. Помощником Руднева по  отряду был
давний  знакомый  Ковпака  Григорий  Яковлевич  Базыма,  до  войны  директор
городской  школы No  3  и учитель  географии,  участник империалистической и
гражданской войн. У Базымы  было пятеро детей, старшие -- две  дочери и  два
сына  --  ушли  в  армию,  один  впоследствии  погиб  --  восемнадцатидетний
доброволец Володя... .
     Знал Сидор Артемьевич и секретаря партбюро Павла Степановича Пятышкина,
лейтенанта запаса, до войны также директора школы No 1 и секретаря партийной
организации школ города.
     От  вновь прибывших  товарищей Ковпаку  стало впервые известно,  что он
уже...  покойник: немцы распространяли  по окрестным селам слух, что отряд в
Спадщанском  лесу  разбит, а  его  командир  повешен.  Командование  провело
совместное  совещание,  чтобы  обсудить  сложившуюся  обстановку.  Пришли  к
решению что в данных условиях  наиболее  целесообразно объединить силы обоих
отрядов. 18 октября был подписан приказ, в котором, в частности, говорилось:
"В 12.00  произошло  совещание  командования  двух  отрядов  и  было  решено
путивльские  отряды  объединить  в  один  отряд  с  командованием:  командир
объединенного  отряда тов.  Ковпак С. А., комиссар партизанского отряда тов.
Руднев  С. В., начальник штаба тов. Базыма  Г. Я., помощник начальника штаба
тов. Курс Н. М.".
     Руднев...  Сейчас  трудно  даже  представить, как  сложилась бы история
Путивльского отряда,  а потом и всего  Сумского  соединения, если бы не было
этой встречи  --  Ковпака  с  Рудневым -- в  Спадщанском лесу тогда, трудной
осенью  сорок первого года. Иногда  их сравнивали с Чапаевым  и  Фурмановым.
Сравнение подкупающее, но, однако, неверное.
     Ковпак в  отличие от  Чапаева имел  более чем  двадцатилетний партийный
стаж, прекрасно знал "разницу" между  коммунистами  и  большевиками, в каком
Интернационале  и  почему  состоял Ленин.  И воевал  он не только за светлое
будущее  трудового  народа, но и  защищал  его  социалистическое  настоящее,
которое строил долгие годы собственными руками.
     Руднев же в отличие от Фурманова был профессиональным военным, носившим
в  петлицах полный набор  шпал,  так что объяснять  ему  с  помощью  вареных
картофелин,  где место командира в бою, не  требовалось. Роднило  Ковпака  и
Руднева с Чапаевым и Фурмано- вым  другое:  беззаветная  преданность Родине,
партии,  народу.  Во всем  же  остальном эти четверо  были  неповторимы, как
только  и  бывает  с  людьми  по-настоящему талантливыми, ибо,  помимо всего
прочего, талант всегда своеобразен и индивидуален.
     Отношения между Ковпаком и  Рудневым  были особенными.  Им нечему, да и
незачем было учить и наставлять друг друга. Они не  дополняли друг  друга  в
том  смысле,  что  недостатки одного  покрывались  достоинствами  второго  и
наоборот. Но каждый в присутствии другого чувствовал себя сильнее. Потому-то
таким  прочным и эффективным  оказался боевой союз Ковпака и Руднева, людей,
как выяснилось, во  всем чрезвычайно близких. Кроме внешности и  манер.  Тут
действительно схожего было мало.  Ковпака  не случайно и в глаза и  за глаза
называли Дедом. Он и  впрямь был  похож  на  старого колхозного пасечника. И
держался даже в окружении только близких ему людей как-то неприметно, словно
стараясь уйти на  какой-то  незримый  второй  план.  Руднева,  напротив,  не
заметить   сразу  же   было  никак   невозможно.  Петр   Петрович  Вершигора
впоследствии  так  описал   свою  первую  встречу  с  обоими  прославленными
партизанскими командирами:
     "...Лавируя между деревьями, показалось несколько всадников. Впереди на
высоком коне  ехал худощавый старик в каком-то непонятном  штатском костюме.
Рядом с ним на  прекрасной арабской лошади  -- красивый мужественный военный
человек с черными, как смоль, усами  и быстрым взглядом.  Старик походил  на
эконома, который объезжает свое хозяйство...".
     Далее  Вершигора  справедливо  отмечает,  что  только  те  партизанские
командиры,  "которые  нашли  в  себе  решимость, вопреки  своему  самолюбию,
объединиться, оказались способными наносить врагу удары большой силы".
     Именно такими людьми были  Руднев и Ковпак - совершенно противоположные
друг  другу  --  старик  шестидесяти  лет,  без  образования,  но  с большим
жизненным  опытом,  старый  солдат-рубака в полном смысле  слова,  разведчик
первой  мировой войны,  пересидевший в окопах и переползавший  по-пластунски
земли Галиции и Карпат, имевший два георгиевских креста, служившим у Чапаева
в  гражданскую  войну,  -- Сидор  Ковпак  и культурный,  военнообразованный,
храбрейший воин и обаятельный оратор -- Руднев.
     Руднев  был  ранен  в  горло  в  первые   месяцы   своей   партизанской
деятельности. В партизанском же отряде он и вылечился. После ранения немного
картавил, и  это придавало особую  привлекательность его  речи. А речь  была
основным, чем двигал вперед он свое боль- шое дело.
     "Слушая Руднева  на  лесной  поляне,  когда  он говорил с  бойцами, или
слушая  его речь на сходках  мирных жителей, я впервые  узнал и увидел,  что
может сделать человеческое слово.
     Руднев не умел  говорить  казенно; каждое простое,  обыкновенное  слово
было  проникнуто у него страстностью, оно было целеустремленным, действовало
как, пуля по врагу. Руднев неустанно работал над воспитанием своих партизан.
Он  выбивал  из  них  ненужную  жестокость,  он  вселял в  них  уверенность,
воспитывал  терпеливость, выносливость, высмеивал трусов, пьяниц и  особенно
жестоко боролся с мародерами. Когда я  слушал  беседы Руднева с партизанами,
когда  совершал  с   ним  рейды,  он  напоминал  мне  другого,  никогда   не
существовавшего   человека,  возникшего  лишь   в   воображении  гениального
писателя. Руднев напоминал мне тогда  Данко из горьковских рассказов старухи
Изергиль, Данко, который вырвал из  своей груди сердце, и оно запылало ярким
пламенем, освещая путь заблудив- шимся в чаще жизни людям.
     Руднев  был  человеком,   способным  повести  за   собой  массу,  порой
колеблющуюся, -- массу, которой нужно  питаться,  спать,  одеваться, которой
иногда  хочется  отдохнуть. Роль  Семена Васильевича Руднева в  партизанском
движении на Украине -- да и не только на Украине -- гораздо большая, чем та,
которую  он  играл по  своему  служебному  положению.  Хотя  он  был  только
комиссаром Путивльского партизанского  отряда, но влияние Руднева, стиль его
работы распространялись на сотни партизанских  отрядов от Брянска до Карпат,
от Житомира до Гродно.
     Партизаны  других  соединений  всегда  старались  подражать  соединению
Ковпака. Оно  было  лучшим не только  по своим боевым  качествам,  отборному
составу, но и  потому,  что своими рейдами всегда  открывало  новую страницу
летописи партизанского движения. Пар- тизаны Ковпака и Руднева ходили дальше
всех,  они  были  открывателями  нового  пространства,  они  были  разведкой
партизанского  движения  Украины,  Белоруссии,  Польши.  А впереди  них  шел
красивый сорокалетний мужчина, с черными жгучими  волосами, с черными усами,
энергичный и  простой,  непримиримый  и  страстный,  шел, высоко  неся  свое
мужественное, горящее ненавистью к  врагу и любовью к Родине сердце, освещая
путь своим бойцам, не давая им стать обывателями партизанского дела".
     С.  В. Руднев  родился  в  1899  году  в селе Моисеевна  неподалеку  от
Путивля.  Пятнадцати  лет   он   уезжает   в   Петербург  и   поступает   на
Русско-Балтийский  завод, где  близко  сходится  с революционно настроенными
рабочими. В сентябре 1916 года он попадает на три месяца в знаменитую Тюрьму
"Кресты". В марте 1917 года Руднев  вступает  в ряды  большевистской партии,
приветствует вместе  с  тысячами питерских  рабочих 3 апреля  на Финляндском
вокзале вернувшегося  из эмиграции Ленина.  Вступив в отряд Красной гвардии,
молодой рабочий навсегда связал свою  жизнь с делом защиты Советской страны.
Сначала  боец,  а затем  краском,  он участвует  в  боях  против  Корнилова,
штурмует  Зимний,  сражается   на  Южном  фронте  с  петлюровцами,  защищает
Петроград.  Потом   было   тяжелое   ранение,   тиф,   госпиталь,   учеба  в
Военно-политической академии  имени В. И. Ленина, служба политработ- ником в
Крыму и на  Дальнем Востоке.  Руднев  еще в  1936 году  был  удостоен ордена
Красной  Звезды. Наступивший позднее тяжелый период в жизни страны  и партии
коснулся и его. К счастью, только задел...
     Освободившись после ареста, на Дальний Восток Руднев уже не вернулся, а
приехал  на  родину  --  в Путивль, где вскоре  и был  избран  председателем
районного совета Осоавиахима.  В партизаны  Руднев привел и старшего сына --
шестнадцатилетнего Радика, который оказался первым комсомольцем Путивльского
отряда.  Вот каков был человек, с которым Ковпаку пришлось воевать бок о бок
два года, с которым прошел он легендарный путь от Путивля до Карпат...

        "...И ТОРЖЕСТВЕННО КЛЯНУСЬ!"
     "Умно поступил Семен Васильевич  Руднев, решив  привести  свой  отряд к
нам.  Пора  объединяться! А  с  Рудневым  дело  у  нас  пойдет  на  лад.  Не
сомневаюсь!" -- такие слова с удовлетворением занес Ковпак в свой дневник.
     В отряде теперь было 57 бойцов с вооружением: 49 винтовок, 6  автоматов
и один ручной пулемет. Неплохо! Но только для начала. Сидор Артемьевич знал,
что в  лесу  появились  отряды  из  соседних с  Путивльским районов Сумщины:
Конотопского,  Глуховского,  Кролевецкого,  Шалыгинского.  Это  уже изрядная
сила, беда только, что  разобщенная еще.  Каждый действует  на свой страх  и
риск,  по своему  разумению.  А Ковпак  твердо  верил в  правило: общую беду
одолевать  следует  единством действий,  объединением сил. Так же  полагал и
Руднев. Без такого единства -- не нанести врагу ощутимого урона и потерь, не
устоять перед серьезными карательными операциями.
     Так выходило по разуму. Но  Ковпак  не мог не считаться  и с  чувствами
людей.  Малочисленные  отряды той  поры организовывались по территориальному
признаку,  бойцы  их были, как  правило,  знакомы  по многу  лет,  командир,
хороший  или плохой,  но тоже  свой. Действовали, как  правило, возле родных
мест, где помнили  с детства каждую стежку-дорожку. Его,  Ковпака, слово для
этих  партизан не указ, а  тем более не приказ.  Он решает поступить  иначе:
надо встретиться руководству всех отрядов, сливаться в один пока и не нужно,
важно другое -- договориться о  главном: драться отныне  не врозь, а вместе.
Такое совещание, не  откладывая, Ковпак и Руднев провели на следующий день в
своем штабе.
     Собралось человек двадцать. Высказался каждый, кто хотел. Когда подошла
очередь Ковпака, было  уже ясно, что его точка зрения разделяется не  всеми.
Сидор  Артемьевич просит слова. Не  спеша сооружает (не свертывает, а именно
сооружает)  махорочную  само-   крутку,  достаточную,   пожалуй,  на   троих
курильщиков, делает это сосредоточенно, не спеша, в  обычной  своей  манере.
Исподтишка  обводит  взглядом  нетерпеливо  ждущих  гостей,  но движений  не
ускоряет. Кто-то  даже  крякнул  досадливо.  Ковпак и ухом не повел.  Руднев
старается скрыть  улыбку: "Ох и хитер же! Терпение испытывает..."  Наконец с
самокруткой покончено. Пыхнув махорочным дымом, Ковпак негромко говорит:
     -- Вижу, что и вы  так думаете, как мы с Рудневым, -- суп можно хлебать
и в одиночку, собственной ложкой.  То дело личное. А вот лупить немца - дело
общее. Кучное дело, хлопцы, верно? Его, значит, сообща и делать будем, я так
понимаю! Предлагаю: отряды не  сливать в  один, оставаться  самостоятельными
частями единого партизанского соединения. Дело не в названии, а в главном --
бить  врага не  растопыренными пальцами,  а кулаком. Иначе  пропадем,  немец
передушит поодиночке...
     Убедил  Дед!  Согласились  командиры  на  общее командование,  то,  что
утверждено  было  в  объединенном  Путивльском отряде: командир  --  Ковпак,
комиссар -- Руднев, начальник штаба -- Базыма.
     А  буквально  через  полчаса  в правильности  принятого  решения  самых
последних скептиков убедили... гитлеровцы. Только командиры уселись в домике
лесника, чтобы пообедать (по случаю совещания был приготовлен даже холодец),
в лесу раздался крик:
     -- Танки!
     Каратели двигались к лесу со стороны Путивля, их было не так уж  много,
но  присутствие  двух  танков  --  тяжелого  и  среднего  --  означало,  что
партизанам  предстоит  первый  по-настоящему серьезный бой.  Урча  моторами,
лязгая  гусеницами,  бронированные машины медленно продвигались к землянкам.
Несколькими зажигательными снарядами гитлеровцы подожгли домик, но командиры
уже  успели не только покинуть его, но  и вы-  нести все  штабные документы.
Ковпак  приказал  Курсу, Терехову и Кокину заминировать выход из леса, а сам
вместе с Рудневым, Базымой, Паниным и несколькими  бойцами  устремился вслед
за танками.
     Как и предполагал Сидор Артемьевич,  машины не смогли далеко проникнуть
в  лес   и  завязли.   Рассыпавшись,  партизаны  осторожно,  шаг  за  шагом,
приближались к ним. Танки  стояли рядом, почти касаясь  друг  друга бортами.
Вот на  среднем откинулся  верхний люк,  и показалась  голова танкиста... Но
осмотреться  гитлеровец  не успел:  в ту же секунду Руднев  снял  его метким
выстрелом из винтовки.  Тяжелый танк взревел мотором, грузно, сминая кусты и
ломая  деревья,  развернулся   и...  попросту   сбежал.  Партизаны  окружили
оставшийся средний  танк, держа на  мушке  люки,  в  верхний  для надежности
бросили гранату.
     Внутри  никого не оказалось  --  экипаж,  видимо,  успел  перескочить в
тяжелую машину. Тут же выяснилась  причина того, почему средний танк сам  не
ушел  собственным  ходом: из-за  выскочившего  пальца  в  гусенице.  В руках
партизан   оказался   практически   не   поврежденный  танк   с   почти   не
израсходованным боекомплектом!
     Не  успели  они успокоиться  от  волнения,  как в лесу  раздался мощный
взрыв,  за ним -- еще один. Это  могло  означать только то, что Николай Курс
успел  поставить мину  на пути уходящего тяжелого  танка!  Все  поспешили  к
дороге...
     Танк  пылал,  как костер. В  стороне валялась  сорванная башня.  Внутри
танка продолжали  взрываться  снаряды и патроны. Когда все стихло  и  остыла
раскалившаяся  броня,  партизаны  нашли  в  танке останки восьми танкистов и
предателя Амельсица, агронома райземотдела.
     В тот же день возле села Берюх на мине подорвался еще один танк.
     Партизаны ликовали, каждый  понимал, что выдержал серьезный  экзамен, и
гордился  этим. И  уж совсем  в  хорошее настроение пришел Сидор Артемьевич,
когда  узнал,  что  хотя  домик и сгорел, но холодец  уцелел,  так как повар
предусмотрительно вынес  его во  двор остужаться. Позднее  Ковпак признался,
что ничего в жизни он не ел с таким аппетитом, как тот холодец...
     На другой день с утра немцы возобновили наступление на Спадщанский лес,
что, впрочем, партизаны предвидели и к чему,  следовательно,  подготовились.
Четырнадцать  грузовиков с  пехотой при  поддержке  пяти  танков и  танкетки
двигались на этот раз с двух сторон: от хутора Кутыри и села Кардаши.
     Ковпак  приказал  двум  оперативным группам  занять  оборону  на лесных
высотах.  Немцы  вошли  в  лес, ведя  непрерывную,  бесцельную  стрельбу, но
углубиться в чащу даже не успели: два танка, проламывавших им дорогу, тут же
подорвались  на  партизанских  минах.  Только  тогда бойцы открыли огонь  по
растерявшимся карателям. Через два часа  бой был  закончен. Немцы отступили,
так и  не выяснив, что же случилось  с танками, пропавшими накануне. К слову
сказать,  захваченный  средний  танк  партизаны  легко отремонтировали, и он
потом не раз сослужил им хорошую службу.
     Возбужденный, ободренный Дед ничего  не сказал  прямо своим гостям,  но
самый его  довольный вид говорил: "Ну  что? Видали, что  можно сделать, если
драться  с умом? А если и  с умом,  и  сообща к тому же?"  Снова каждодневно
уходили на дороги ковпаковские минеры, снова  гремели разрывы  на  вражеских
дорогах,  да  и  не только  дорогах: четыре  моста через  Сейм  одновременно
подняли на воздух партизаны!
     Из боев  19 и 20 октября были сделаны  соответствующие выводы: землянки
теперь уже восьми боевых групп раскинули  по распоряжению Ковпака на большей
площади, две самые отдаленные  служили  заставами, к ним от  штаба протянули
телефонные  провода. Караульную  службу  усилили.  Создали  неприкосновенный
продовольственный  запас.  Заготовить   зерно  и  овощи  помогли  колхозники
соседних сел, с которыми --  за этим Ковпак и Руднев следили лично -- велась
большая работа.  Для этого была даже выделена специальная группа  агитаторов
во главе  с бывшим заведующим одного из отделов Путивльского  райкома партии
Яковом Григорьевичем Паниным.
     25 октября, как записал Ковпак,  "подвели  итоги боевой деятельности...
отряда. За  один только месяц наша маленькая  партизанская группа выросла  в
стройное жизнеспособное  подразделение. Но  самое  важнее  --  мы  завоевали
добрую   славу   и   авторитет   у   населения  Путивльского,   Глуховского,
Конотопского, Кролевецкого и Шалыгинского районов. Все  дороги этой обширной
территории нами контролируются, любые мероприятия врага или  перемещение его
частей нам  известны,  тогда как против ник о нас  никаких  подробностей  не
знает".
     Через  несколько  дней  произошло  событие,  занявшее в  истории отряда
особое  место. На  дороге Путивль -- Берюх на мине подорвался тягач, который
вез на специальной платформе танк. С танка партизаны сняли пулемет, снаряды,
15 тысяч патронов, после чего, конечно, танк уничтожили. Но дело не только в
этом: внутри  танка  Руднев  обнаружил...  пионерское знамя! Обычное  знамя,
которое положено иметь каждой школьной пионерской дружине. Судя по тому, что
было оно совсем новым, доблестные танкисты "захватили"  его  либо на складе,
либо  в  магазине.  Бережно  свернув  знамя,  Руднев  принес  его в  лагерь.
Девушки-партизанки  простыми   суровыми   нитками  вышили  на   нем   слова:
"Путивльский партизанский отряд",  с этого дня  у ковпаковцев появилось свое
боевое знамя, под которым и прошли они тысячи огненных верст.
     Вот уже и ноябрь дышит стужею. Приближается великий праздник. Первый на
земле, оккупированной врагом. Праздник во всем потому  необычный, запретный,
как и все родное, советское. Как же праздновать его под носом у гитлеровцев?
Ковпак  и Руднев  решили:  праздновать в бою! Стреляя  и взрывая.  Убивая  и
уничтожая тех, кто пришел с мечом на советскую землю.
     Под самый праздник случилась  радость: вернулся с Большой земли Алексей
Ильич  Коренев.  Провел-таки Дед Мороз  пограничников  до Харькова!  Правда,
рацию  ему  получить  не  удалось,  но  командование  твердо обещало, что  в
ближайшее время ее сбросят с самолета по указанным  координатам. Но уже и то
хорошо было,  что  на  Большой  земле теперь знали,  что  в Спадщанском лесу
существует и действует Путивльский партизанский отряд.
     Забегая  вперед,  нужно  сказать,  что рация  действителыно вскоре была
получена. Ковпак,  Руднев и  Базыма  передали  с  ее помощью первый  отчет о
боевой  деятельности  отряда и представили  к правительственным  наградам 16
особо  отличившихся  в  боях  партизан. Доставил  Дед  Мороз  и долгожданную
достоверную информацию  о  действительном положении на  фронтах. С  огромной
радостью убедились  партизаны, а  от них  и население, что  брешут немцы: не
сдались  ни Москва, ни  Ленинград, стоят неприступными  твердынями! По  всем
окрестным селам  и хуторам разослали  Ковпак и Руднев  агитаторов из  группы
Панина, повсюду партизаны провели праздничные  митинги,  поделились вестями,
принесенными Кореневым.  Потянулись люди  и в отряд, кто  в гости,  а кто  и
насовсем.  Несколько позже Ков- пак принял  двух  медиков: фельдшера Матрену
Павловну  Бобину  и  медсестру  комсомолку Галю  Борисенко. Со  всего района
получили  партизаны подарки, колхозники позаботились и о харчах,  и о теплой
одежде.
     Шестого ноября, к  примеру, встретили в лесу хлопчика лет тринадцати --
с бычком на веревке.
     -- Вы ковпаковцы? -- спрашивает.
     -- Ковпаковцы, а что?
     -- Ну так вот, до вас меня и послали делегатом.
     -- Кто послал?
     -- Ну,  наш народ, мы --  новошарповские. Завтра ж  праздник, вот вам и
отрядили  в подарок бычка. Вы, дяденьки,  его  зарежьте, и будет к празднику
мясо для борща...
     Так  проявлялось  безграничное  уважение  народа  и  к  величайшему  из
праздников и к тем, кто встречал его с оружием в руках.
     Да,  необычно  встретили  Октябрь   путивльские  партизаны.  Не  только
праздничным  митингом,  но  и  траурным. В  селе  Литвиновичи  нарвались  на
вражескую засаду и погибли в  неравном  бою бойцы  Рудиков и Таиров. Выражая
горе всего отряда, Сидор Артемьевич писал: "Похоронили их в Спадщанском лесу
с  воинскими  почестями, как  героев. Это  первые  наши  потери. Кто  знает,
сколько их еще впереди?"
     Эти два месяца  сыграли огромную  роль в  военной  карьере  Ковпака. Не
нужно  бояться  этого  слова  --  карьера,  оно  звучит  обидно  только  для
карьеристов,  так же  как слово  "честолюбие"  может задеть  за  живое  лишь
честолюбца.   На  оккупированной  территории  действовали  в   годы  Великой
Отечественной войны тысячи партизанских отрядов, соответственно было столько
же (даже больше -- с учетом  сменяемости) и командиров. Были  эти командиры,
безусловно,  людьми и беззаветно преданными Родине, и отважными, и дельными.
Но вот полководцами, военачальниками,  теоретиками,  генералами партизанской
войны стали не все. И первым среди тех, кто стал, был Ковпак.
     Почему? Каким-то одним личным качеством ничего не объяснишь, потому что
этого  объяснить  нельзя  (и не только  в  военном деле,  но и в любой сфере
человеческой  деятельности).   Ковпак  начинал,  как  многие   командиры,  с
крохотного отряда, каких-то особо благоприятных уеловий у него тоже не было.
Воевал первое время тоже как  все, сообразуясь с  возможностями. Но все-таки
уже тогда отличало его кое-что от других. Он не только командовал в меру сил
и способностей  своим  маленьким  отрядом (с этим мог  не хуже  справиться и
кто-либо другой), но уже через два месяца пребывания во вражеском  тылу стал
глубоко   размышлять   над  сущностью,   политикой,   тактикой   и  методами
партизанской войны вообще, а не только в рамках своего Спадщанского леса.
     Он анализировал, сравнивал, обобщал. Делал выводы и, главное, претворял
их с железной целеустремленностью в жизнь. На многие важные мысли навели его
и некоторые соседи-партизаны, их  опыт.  Были  и  такие  командиры, которые,
очень  уж  застенчиво оценивая свои силы,  либо  совершали мелкие диверсии в
пределах нескольких  часов пешего хождения  от стоянки, либо вообще попросту
отсиживались вблизи  родных  мест, в обоих случаях стре-  мясь  к одному: не
навлечь  на  свои  села  репрессий  карателей.  Сами они не очень  тревожили
оккупантов, в бой вступали  лишь тогда, когда другого  выхода не  было. Люди
эти  трусами не были,  они искренне  полагали,  что ничто  большее  им не по
силам.
     О  тактике "отсиживания" уже в ноябре сорок первого  года Ковпак писал:
"При такой  тактике борьба  с  гитлеровцами носит  пассивный  характер,  она
подчинена случаю, исключается возможность приобретения достаточного  боевого
опыта,  полностью   теряется  инициатива   в   проведении  боевых  действий,
понижается  дисциплина, отряды численно не растут, сил  у них для  серьезных
операций недостает, они не чувствуют себя хозяевами на своей советской земле
и вынуждены прятаться от врага.  В  нашем же Путивльском объединенном отряде
начала  вырабатываться совершенно иная тактика -- тактика активных нападений
на  вражеские подразделения  на  дорогах, на  гарнизоны  в  окрестных селах.
Другими словами, мы стараемся постоянно держать  инициативу в  своих руках и
бить  оккупантов  там,  где  меньше  всего  они  ожидают.  Это  дает хорошие
результаты: заметно  повысилась  дисциплина, отряд превратился  в  настоящую
боевую единицу, намного вырос авторитет партизан у населения".
     Эту точку  зрения  разделяли (хотя  и не  каждый  сразу)  его ближайшие
соратники  и сподвижники:  Руднев, Базыма,  командиры входящих  в соединение
отрядов,  а  впоследствии  батальонов.  Именно поэтому  боевая  деятельность
Ковпака приобрела со временем военно-политическое значение.
     В течение всего ноября  ковпаковцы действовали настолько  активно,  что
гитлеровцы в  конце  концов бросили на ликвидацию отряда  численностью всего
лишь в 73 человека во много раз превосходящие силы.
     Случилось это  в  начале декабря, когда  спасительная листва с деревьев
уже опала. Партизаны заняли круговую оборону, охватив кольцом свои землянки.
Большая часть бойцов сосредоточилась на самых уязвимых участках. В центре --
знаменитый уже трофейный  танк с задачей  прикрывать землянки и поддерживать
огнем все группы. Возле него расположился во время боя и сам Ковпак: подавал
команды.
     Бой был жестоким. По словам самого Сидора Артемьевича, в этот день всем
было ясно: если не выдержим -- все погибло, весь отряд, все дело путивлян.
     Партизаны выдержали. К  ночи  немцы отступили,  оставив в  лесу десятки
трупов  и  пять пулеметов.  Но  праздновать победу  рано.  Боеприпасы  почти
израсходованы,  а  утром  гитлеровцы,  ясное  дело, возобновят  наступление.
Ковпак  и Руднев  -- рядом. Оба склонились над  картой. Изредка перебросятся
короткими фразами, и снова томительная пауза. Но вот старик  поднял от карты
лысую голову с запавшими висками. Лицо усталое, озабоченное.
     --  Я вот что думаю... а не  .время ли нам  вспомнить: не только света,
что в окошке...  Не  один  наш лес  такой, где  можно немцу век укорачивать.
Верно, до поры Спадщанский лес был  нам хорош,  а  вот сейчас -- плох.  Мал,
ненадежен. Что им, гадам, стоит блокировать нас?
     Подписанный Ковпаком  приказ  гласил:  "Дабы сохранить  людской  состав
отряда   для   дальнейшей   борьбы   с   немецкими   захватчиками,   считать
целесообразным 1.12.41 г. в 24.00 оставить Спадщанский лес и выйти в  рейд в
направлении Брянских лесов".
     Никто из  ковпаковцев  и  не  предполагал  тогда, конечно,  какой смысл
приобретет для них в скором  будущем это коротенькое слово --  "рейд". Место
для  передислокации отряда Ковпак выбрал не случайно. Север Сумщины  -- это,
можно сказать, юг  Брянских лесов.  Громадным  зеленым мостом  соединяют они
Украину  с Россией. Массив  протянулся  на сотни  дремучих, чащобных  верст.
Море, а не лес.  В  нем  запросто  укроется не одна дивизия. Недаром в  этих
местах в гражданскую войну сам Василий Боженко собирал свои отряды. Было это
в Середина-Буде.
     ...Немцы перекрыли все выходы  из леса, кроме считавшегося непроходимым
болота  Жилень.  Но тут  сама природа, видно, пришла  на выручку партизанам:
ударил  к ночи  тридцатиградусный  мороз,  сковал прочно  зыбкую трясину!  И
ковпаковцы, не выдав себя ни единым звуком, проскользнули  вместе  с  обозом
буквально в нескольких десятках метров от ближайшей немецкой заставы! Дорога
на  север  была   открыта,  потому  что  гитлеровцы,  бросив  на   окружение
Спадщанского  леса  три  тысячи солдат,  вынуждены  были  оставить некоторые
районы без войск, как раз те районы, по которым проходил маршрут отряда.
     Поход продолжался пять дней,  включая суточную  остановку  для  отдыха.
Ковпаковцы  прошли  по территории Путивльского,  Шалыгинского  и  Эсманского
районов 160  километров  и вышли в Севский район  Орловской области. Это уже
была Россия...
     Отряд  остановился в  селе Хвощевка  на опушке  Хинельских лесов. Место
было выгодным: партизаны  не  отрывались от своих районов  и в  то  же время
имели  надежный  тыл -- Брянские  леса. Непосредственно для  стоянки выбрали
поселок лесокомбината.
     Обоснование в Хинельских лесах совпало  с третьим месяцем существования
отряда. Ковпак,  Руднев,  Базыма,  коммунисты решили ознаменовать  эту  дату
торжественным принятием партизанской присяги. В своем "Дневнике партизанских
походов" 12 декабря 1941 года Ковпак писал:
     "Отдал приказ о приведении к присяге всех бойцов и командиров отряда. К
этому мы готовились давно... Принятие присяги явилось очень большим событием
в жизни отряда: оно вселило в сердца людей безграничную веру в победу нашего
правого  дела,  в  то,  что  фашизм будет разбит,  что  невозможно  победить
свободный  советский народ.  И это событие было  важным  нестолько для людей
нашего отряда, уже закаленного в боях, сколько для местных жителей и севских
партизан. Ведь мы обязаны были поднять их на активную борьбу с врагом, а наш
отряд для них должен быть примером самоотверженной борьбы в тяжелых условиях
оккупации, строгой воинской дисциплины".
     Вот так рассуждал Ковпак. Вот так он понимал присягу -- как необходимый
и  весьма существенный момент того,  что  он  называл  активной партизанской
борьбой. Все  боевые  группы  выстроились у  штаба,  перед столом,  накрытым
красным   полотнищем.  По   команде  Базымы  "Смирно!  Равнение  на  знамя!"
знаменосцы  пронесли перед  фронтом  бойцов новое  отрядное знамя. С речью к
бойцам и  собравшимся, конечно, тут же местным жителям обратился сам Ковпак.
Он подвел итог трехмесячной боевой деятельности отряда и первым  --  а вслед
за ним  по  старшинству  остальные командиры и бойцы -- зачитал  и  подписал
текст присяги.
     В морозном воздухе торжественно  звучали  слова  клятвы:  "Я,  партизан
Союза   Советских   Социалистических   Республик,  добровольно   вступаю   в
партизанский  отряд и торжественно  клянусь  перед  всем  советским народом,
перед партией и  правительством,  что буду бороться за  освобождение  нашего
народа от ига фашизма до полного его уничтожения. Я клянусь не  щадить своей
крови, а если нужно, то и жизни в борьбе с фашистами. Я клянусь всеми своими
силами и средствами бороться с  изменниками Родины, сам избегать трусости  и
удерживать  товарищей. Если по  какому-либо злому умыслу я отступлю от своей
клятвы, пусть покарает меня рука моих же товарищей".
     Вечером  коммунисты  отряда провели  свое  первое  партийное  собрание.
Секретарем партбюро  избрали Якова Григорьевича Панина, членами бюро Алексея
Ильича Коренева и Георгия Андреевича Юхновца.
     В  районе Хинельских  лесов  ковпаковцы  чувствовали  себя,  как  и  на
Путивлыцине, -- хозяевами. И первое, что они сделали, -- это очистили округу
от  имевшихся   в  селах   групп  полиции.  Немецких  приспешников  попросту
уничтожили.   При   этом   было   захвачено   много   оружия,   боеприпасов,
обмундирования,  лошадей.  Отряд обеспечил  себя всем  необходимым,  излишки
роздал  населению.  Наладили  помол  зерна  и  выпечку  хлеба.   Само  собой
разумеется,  оказали   помощь  молодому  Эсманскому  партизанскому   отряду:
совместно разгромили немецкую комендатуру в Эсмани. Помогли, что называется,
окрепнуть и другим отрядам Хинельского леса.
     Все чаще Ковпак,  развивая свои мысли,  приходил к выводу, что пора уже
развертывать формирования не только  укрупненных  отрядов, но  и  соединений
партизан.   Вывод  этот  именно  в  Хинельских  лесах  был  им  окончательно
сформулирован   так:   "...партизанская   тактика,   должна   строиться   на
взаимопомощи  отрядов.  Мы  приходили к  мысли о  необходимости  объединения
самостоятельных групп и отрядов, подчинив их  одному штабу. Объединяя  таким
путем  вокруг   себя  партизан  соседних  районов,  Путивльский  отряд  мог,
оставаясь сравнительно небольшим, быть легкоманевренным,  проводить  крупные
операции. Поэтому если к нам приходило несколько партизан из  одного района,
из  них  создавалась новая  боевая  группа, а когда эта группа вырастала  до
размеров  отряда,  мы  выделяли   ее  как  самостоятельную  боевую  единицу,
связанную  с  Путивльским  отрядом  только  оперативным подчинением ему. Так
постепенно  сложилось  наше  партизанское  соединение, называвшееся  сначала
Путивльским объединенным  отрядом,  а  затем -- Группой партизанских отрядов
Сумской области".
     У одного из жителей поселка оказался исправный радиоприемник, партизаны
получили возможность регулярно слушать сводки Совинформбюро. И вот радостная
весть: немецкий план окружения  и взятия Москвы провалился! От  стен столицы
Красная  Армия   перешла  в  решительное  контрнаступление,  громя  отборные
гитлеровские  дивизии! Освобождены Яхрома,  Красная  Поляна, Тихвин,  Венев,
Елец, Истра, Сталиногорск, Солнечногорск,  Ефремов, Клин,  Калинин, Алексин,
Таруса, Волоколамск,  сотни населенных  пунктов.  Трудно передать ликование,
охватившее  бойцов,  и командиров отряда,  когда  пришла  весть  о  разгроме
фашистских войск под Москвой.
     И командование  приняло решение  вернуться  к  Путивлю,  продолжить там
боевые  действия. В  последних числах  декабря,  оставив в  Хинельских лесах
"поднятые"  с их помощью местные отряды, ковпаковцы выступили в новый  рейд.
Разгромив  по дороге (совместно  с эсманцами) крупный отряд карателей в селе
Уланове, очистив  от фашистских прихвостней десяток сел, уничтожив несколько
линий связи, партизаны 9 января 1942 года расположились уже в селе Кагань на
Путивлыцине. Отсюда до Спадщанского леса оставалось всего 15 километров.

        ПЕРЕД НОВЫМИ ИСПЫТАНИЯМИ
     Действительно, до Спадщанского  леса было рукой подать. Но  старая база
Ковпака уже  не интересовала.  Отряд  за последний  месяц значительно вырос,
расширился   масштаб   его    действий,   изменилась   тактика,   изменились
соответственно и  планы  на будущее. Поход к Хинельским лесам и  обратно  на
Путивлыцину показал  Ковпаку  и  его соратникам,  какие  большие возможности
предоставляет партизанам рейд, если осуществляется он активно, а не является
лишь перемещением из одного географического пункта в другой.  В связи с этим
Сидор Артемьевич  писал: "Описав большую дугу по северу Сумской, югу Курской
и Орловской  областей,  разгромив  на своем  пути гарнизоны  противника,  мы
убедились, что тактика крупного партизанского отряда должна строиться прежде
всего на  внезапных  ударах там,  где  его  не  ждут,  то  есть  на  высокой
маневренности отряда и на его взаимодействии с от- дельными местными боевыми
группами,   подчиненными   единому  командованию.  Объединяя   и   направляя
оперативные  действия  партизанских  отрядов и  групп  соседних районов, наш
отряд по-прежнему  оставался  маневренным и в то  же время  имел возможность
проводить  серьезные операции. Кроме того, мы приобрели  прекрасную  тыловую
базу  в Хинельских лесах, а  в случае необходимости сможем отойти в Брянские
леса. Словом,  мы вырабатываем необходимые навыки рейдирующего партизанского
соединения".
     Дав  отряду  всего  дневной  отдых в  Кагани,  он совершает  короткий и
стремительный  рейд по округе. Без передышки, не  дав противнику опомниться,
он  громит гарнизоны  в селах  Ильино-Суворовка, Стрельники,  Ротовка, Окоп,
Будище,  Погаричи, Бруски,  полицейское  управление в  Ворголе. Ошеломленные
внезапностью  нападений,  гитлеровцы  и их  приспешники  почти  не оказывают
сопротивления, а партизаны почти не несут потерь.
     Очищая села от  оккупантов,  Ковпак  и  Руднев  непременно проводили  в
каждом из них  митинг. Повестка дня, как правило, состояла из двух вопросов:
положение на фронтах  в  результате  разгрома немцев  под  Москвой  и задачи
колхозников   оккупированных  районов   в   борьбе   с   немепко-фашистскими
захватчиками.  Местные  жители  жадно  ловили  каждое  слово  большевистской
правды. Сам  Сидор Артемьевич  14 января выступил перед  колхозниками в селе
Ховзовка. Здесь его знал и  стар, и млад. Жители именно этого села выдвинули
его в 1939 году кандидатом в депутаты Путивльского райсовета...
     Победы Красной  Армии  в зимней кампании 1941/42 года,  успехи партизан
поднимали  дух населения  на  временно  оккупированной  территории Советской
Украины, где гитлеровцы огнем  и  мечом, неслыханными  зверствами  насаждали
"новый  порядок".  Чтобы  сподручнее  было  грабить  и  "осваивать" Украину,
гитлеровпы расчленили  ее  земли на  четыре  части:  за-  падные области  --
Львовская,  Дрогобычская,  Станиславская  и Тернопольская  -- под  названием
"дистрикт  Галиция"   были  включены  в  "польское  генерал-губернаторство".
Северную  Буковину, Измаилыцину и земли  между  Бугом и Днестром,  названные
генерал-губернаторством "Транснистрия"  с центром в  Одессе, Гитлер  передал
своей    союзнице   боярско-фашистской   Румынии.   Черниговская,   Сумская,
Харьковская   области  и  Донбасс  управлялись  военным  командованием.  Все
остальное,   что   осталось   от   Украины,   вошло    в   так    называемый
"рейхскомиссариат" (РКУ) со "столицей"  в  Ровно, которым  управлял кровавый
палач рейхскомиссар Эрих Кох,  бывший одновременно  и гауляйтером  Восточной
Пруссии.  Территория РКУ была разделена  на 6 генеральных  комиссариатов  во
главе  с  фашистскими комиссарами.  Немецким  оккупантам помогали  убивать и
грабить  советских людей пособники гитлеровцев -- предатели из марионеточных
органов местного самоуправления.
     Черная  и  кровавая  ночь  фашистского  гнета  и  террора  нависла  над
Украиной. За долгие месяцы оккупации гитлеровцы и их пособники уничтожили на
территории республики около 3 миллионов 200  тысяч  мирных граждан и свыше 1
миллиона 300  тысяч военнопленных,  насильно угнали  на  каторжные работы  в
Германию свыше 2 миллионов 300 тысяч человек.
     Но  советские  люди не  сдавались.  Партизанское  движение  на  Украине
повсеместно ширилось и крепло. Рос день  ото дня  и Путивльский объединенный
отряд. В  Глуховском районе  в  оперативное  подчинение Ковпака  добровольно
перешел местный  партизанский  отряд  под  командованием  бывшего  работника
райпотребсоюза  Петра Леонтьевича Кульбаки,  еще за  участие в финской войне
награжденного   медалью  "За  отвагу".  Вслед  за  Глуховским  присоединился
Шалыгинский  отряд  с  комиссаром  Федотом   Даниловичем  Матющенко,  бывшим
председателем колхоза "Красная Армия". Затем пришла группа -- свыше двадцати
человек   --    красноармейцев   под   командованием    лейтенанта   Василия
Александровича  Вой-  цеховича.  Этого  подтянутого,  хорошо  образованного,
вдумчивого командира Ковпак назначил помощником к Базыме.
     Уже  в  феврале   группа  партизан  во  главе  с  Рудневым   разгромила
комендатуру в селе Литвиновичи. Здесь  к ней присоединился местный отряд  из
23 человек под командованием Михаила  Ивановича Павловского. Это был человек
невероятной энергии,  исключительной личной храбрости и весьма своеобразного
характера.  Его, старого партизана,  награжденного в годы гражданской  войны
единственным существовавшим тогда орденом Красного  Знамени, война застала в
Херсонской  области.  Здесь, в  днепровских плавнях, он создал  партизанский
отряд,  который,  однако,  вскоре  был  немцами  разбит. Павловскому удалось
пробраться на  свою родину, в Литвиновичи,  где он организовал  новый отряд,
который теперь и присоединился к Ковпаку.
     Все они -- и Кульбака, и Матющенко, и Войцехович, и Павловский -- вошли
в командное ядро Сумского  соединения, имя каждого из них ныне неотделимо от
истории  партизанского  движения на  Украине.  В  этом тоже  проявилась сила
Ковпака-командира:  умел  он  находить  людей,  умел  так  расставить, чтобы
наиболее полно раскрылись их деловые качества и личные достоинства!
     Бывают  командиры  и  начальники, которые  в  своих  подчиненных  видят
возможных  соперников.  Такие  стремятся  держать  подальше  от  себя  людей
сильных,    талантливых,    инициативных,    ярких.   Ковпак   был    полной
противоположностью таким руководителям. Для него всегда на первом плане было
дело,  превыше всех интересов --  интересы народа. Ему ли было бояться людей
талантливых?  Наоборот!  Он  искал  их  повсюду,  любовно  растил,  помогал,
всячески направлял и выдвигал. Гордился впоследствии, что скромный лейтенант
Василь Войцехович стал со временем начальником штаба партизанской дивизии, а
бывший сержант Давид Бакрадзе в той же дивизии -- командиром полка. И оба --
Героями Советского Союза!
     Рейд по Сумщине продолжался. Ковпаковпы не только громили врага:  нигде
и  никогда  они  не  забывали,  что являются  полноправными  представителями
Советской власти на хотя и временно оккупированной,  но советской земле. Они
и  вели  себя соответственно: как  хозяева  страны,  от  ее имени, от  имени
народа, в частности, отправляли правосудие.
     В одном  из  боев партизаны  взяли в плен группу полицейских.  Над ними
устроили   публичный  суд  в  селе  Комень.  Председательствовал  настоящий,
квалифицированный юрист,  бывший  прокурор  Кочемазов, процесс  вел  но всем
правилам и нормам советского  судопроизводства. В сельский клуб пришло около
500  местных  жителей.  Вину   каждого  подсудимого  взвешивали  сурово,  но
справедливо.  Нескольких  подсудимых  народ просил  помиловать: в полицию их
мобилизовали насильно,  рук  своих кровью соотечественников не  замарали,  в
малодушии  раскаялись.  Этих  помиловали.  Другое дело -- лесник  Якушенко и
староста Юда. Лютые враги Советской  власти,  на  измену  пошли сознательно,
служили оккупантам не за страх, а за совесть, если только можно тут говорить
о  совести.  Выдавали гитлеровцам коммунистов, партизан,  семьи командиров и
бойцов Красной Армии. Сами принимали мали участие в казнях.
     Суд вынес предателям смертный приговор, Ковпак утвердил его.
     Ко  Дню Красной Армии Путивльский объединенный отряд насчитывал в своих
рядах  более 500  бойцов. Его  силу  в полной мере  осознали  и  гитлеровцы.
Разведчики доносили Ковпаку,  что, судя по всему, против  партизан готовится
крупная   операция,  в  частности,   что   в  Путивле,  Глухове  и  Кролевце
концентрируются  стягиваемые из других мест мадьярские части. Ковпак имел  в
своем распоряжении достаточно  времени, чтобы  спокойно отойти  в Хинельские
леса,  но, чувствуя в  своих руках уже изрядную  военную мощь, решил  прежде
дать  бой  оккупантам.  А  перед  этим  назначил провести  в  селе  Дубовичи
Глуховского района... парад! Партизанский парад в фашистском тылу!
     Многим  это казалось  чем-то  совершенно  непостижимым. Но  Дед  только
посмеивался. Не пустая блажь  пришла ему в  голову,  он  имел  определенный,
вполне трезвый расчет.
     Во-первых, поднять боевой дух бойцов и настроение населения.
     Во-вторых, ввести  в  заблуждение  разведку противника, для  чего  было
объявлено, что в параде примет участие не весь отряд, а только представители
входящих  в него  частей.  У присутствующих на параде  зрителей  (среди  них
наверняка будут фашистские осведомители) должно создаться представление, что
партизан  на  самом деле многие  тысячи. С той же целью  единственную  тогда
пушку возили мимо  трибун несколько раз, меняя лошадей. При-  сутствовали на
параде и "минометы" -- укрытые брезентом колодки на санях.
     В  празднике  приняли  участие  тысячи  две  колхозников  и  колхозниц,
собравшихся, невзирая на тридцатиградусный мороз, со всей округи. Впервые за
бесконечно долгие недели и месяцы фашистской  оккупации на улицах  Дубовичей
царило  настоящее  веселье.  Играл  партизанский  оркестр:  четыре  баяна  и
скрипка,  потом  на столик поставили радиоприемник,  включили его на  полную
мощность, и  люди, не  стыдясь слез, слушали музыку из Москвы. И уж конечно,
не   пропустив   ни   единого    слова,    прослушали   приказ    Верховного
Главнокомандующего...
     А  28 февраля  Ковпак  дал  фашистам бой  в  селе  Веселом Шалыгинского
района. Село это  находится между Путивлем и  Шалыгином, лежит в котловине с
небольшой высоткой в  центре. Ковпак все учел, все рассчитал, избрав для боя
именно Веселое, а не какое-либо другое село. Он сам объяснял потом так:
     "Нас прельстили здесь  хорошие условия ведения огня:  мадьяры  издалека
должны были наступать под  обстрелом, глубокой  снежной  целиной. Но, будучи
окруженными  в этом селе, мы уже не  могли  рассчитывать, что  в случае чего
найдем какую-нибудь лазейку, на которую можно надеяться  в  лесу. Располагая
большим  численным превосходством,  противник  должен был вообразить, что на
этот раз партизаны сами попали в ловушку... Тут-то, думали мы, противник уже
проявит упорство, его  соблазнит возможность  сразу покончить со  всем нашим
отрядом,  запертым  в  котловине  села, и  он  будет наступать,  невзирая на
тяжелые потери, введет  в дело все  свои резервы. Мы хотели перемолоть здесь
как можно больше сил противника..."
     На совещании в штабе перед боем, поставив задачу каждому, Ковпак сказал
в заключение:
     -- Хлопцы, держаться хоть зубами, но -- ни с места! Без команды -- стой
насмерть...  Приказ  будет вовремя, не  сомневайтесь.  Какой  --  обстановка
покажет. Коли  прижмет до крайности,  подмогу подброшу. Встретив недоуменные
взгляды, дескать, о какой подмоге речь, искренне сознался:
     -- Да вы и  сами поняли все, по глазам вижу. Подмога --  это просто  мы
сами. Мы и ударные, мы и резерв. Больше неоткуда. Держаться будем, вот и вся
наша подмога. А что, не так?
     Такого    еще    не   выпадало   ковпаковцам,   как    в   этот    раз.
Тридцатипятиградусный  мороз.  Громадные  снега.  Карателей   на  том  снегу
черным-черно -- до полутора тысяч солдат с минометами и артиллерией. Берут в
кольцо.  Но у партизанских рот  явное  преимущество в боевой  позиции. Они в
укрытиях, и гитлеровцы  их не могут видеть. В этом <sup> </sup>преимущество Ковпака  и,
наоборот, слабость карателей, бредущих по снежной целине, как  черные мишени
на  огромной  белой  ладони.  Они  -- в  прицелах  партизанских  винтовок  и
пулеметов. Веселое  зловеще, не по названию, молчит. Фашисты еще далековато,
надо  выждать,  пусть приблизятся.  Таков  приказ  Ковпака.  Но вот  уже  до
вражеских цепей рукой подать и вступает в силу ковпаковский приказ:
     -- Огонь!
     Потери карателей были огромны. Даже легко раненых лютый мороз убивал на
открытой  всем  ветрам целине  за  несколько  минут.  Зачернел снег  темными
недвижными фигурами.
     И все-таки они  лезли,  лезли,  загибая  свои  фланги,  чтобы полностью
окружить село.  В  бой  вступили  все  партизанские  группы,  кроме  засады.
Особенно тяжело пришлось Павловскому, у которого было всего тридцать бойцов.
Хутор мадьяры атаковали с особым ожесточением:  он мешал им замкнуть кольцо.
Хутор горел, но  партизаны отбивались и  в  огне. Сам  Павловский был дважды
ранен, но продолжал командовать.
     Руднев  был,  казалось,  вездесущ.  Каким-то  особым   чутьем  комиссар
угадывал, где сейчас жарче, труднее всего,  и спешил туда. Удивительная душа
его, прекрасное  сердце солдата и коммуниста именно  в  этом бою  раскрылись
перед каждым ковпаковцем  до предела,  если  только существовал этот  предел
вообще.
     В два  часа дня  противник бросил  в бой  резервы --  до  500  человек.
Вернее, попытался бросить. Мадьярские солдаты не успели даже слезть с саней,
как попали  под  фланговый минометный и пулеметный огонь засады  Кочемазова.
Этот неожиданный удар и решил исход боя. Все так  и случилось,  как наметили
Ковпак, Руднев и Базыма. В  панике приняв засаду за...  советский парашютный
десант, каратели отступили, оставив на снегу сотни раненых и за- мерзших.
     В веселовском бою  Ковпак успешно  применил  тактическую  хитрость.  Он
поставил  минометы  и  станковые пулеметы  на  сани, которые  множество  раз
переезжали  с места на место.  Тем  самым  у  врага  создалась иллюзия,  что
партизаны  обладают  большим  количеством тяжелого оружия, чем  его  было на
самом деле.
     А  ранним  утром  следующего дня подоспела вражеская авиация.  Немецкие
летчики  успешно  бомбили  вошедшую в село...  венгерскую  часть!  Партизаны
потеряли убитыми одиннадцать человек. Раненых было много больше. Среди них и
Семен Васильевич. Рана  комиссара была  ужасающей  -- в  лицо, к тому  же он
потерял много крови. Врач Дина Маевская прямо сказала Ковпаку:
     --  В  моей практике такого ранения не  встречалось. Пуля прошла  через
щеки, между верхней и нижней челюстями, зацепила язык. Как помочь раненому в
таких  условиях  без  инструментов,  не  знаю. Одна надежда  -- на  здоровый
организм Семена Васильевича...
     Ковпак  тоже надеялся на железный организм комиссара, но уповать только
на него  не стал и принял свои меры. Он уже разведал, что неподалеку от села
Бруски, куда ушел отряд из Веселого, в Хуторе Михайловском, по слухам, живет
опытный старый  хирург  и хороший  человек  Григорий  Иванович Самохвалов. В
Хутор Михайловский отправляется Павел Степанович Пятышкин, ночью разыскивает
дом Самохвалова, кое-как разъясняет поднятому с постели врачу, в чем дело, и
доставляет его  в отряд. Самохвалов  сделал  все, что  надо,  назначил  курс
лечения и к утру был благополучно возвращен домой.
     Но Ковпак и  на этом не успокоился. Уж он-то,  старый  солдат, понимал,
как важен, кроме лечения,  для тяжело раненного  еще  и уход, какое значение
может иметь присутствие возле его постели близкого, родного человека. Сидору
Артемьевичу было известно, что  в селе Моисеевка,  по соседству с  Брусками,
скрываются от  немцев жена Руднева Домникия  Даниловна  и сын  -- семилетний
Юрик.  И  вот  уже мчат  в  Моисеевку  сани,  в  них один  из  самых храбрых
разведчиков  отряда,   лейтенант   Федор  Горкунов,  Радик  Руднев   и   два
пулеметчика...
     Так в отряде собралась вся семья комиссара. !
     Ни  на  шаг  не  отходила  от  мужа  Домникия Даниловна,  помогала Дине
Маевской делать  перевязки,  кормила его  с ложечки. Семен Васильевич не мог
говорить, только глаза его выдавали, как рад он, что жена и младший сын тоже
рядом,  как  благодарен он  Ковпаку  за  товарищескую  заботу. А  когда смог
шевелить пальцами, написал неровными, расползающимися буквами записку: чтобы
провели  во всех подразделениях партийные  собрания,  а  новичков привели  к
присяге! Он всегда оставался верен себе, комиссар Руднев...
     Тяжелый  веселовский бой,  наличие в отряде большого количества раненых
--  все  это  побуждало Ковпака  дать соединению небольшую, но крайне нужную
передышку,  конечно же,  в безопасном месте. И  отряд двинулся  в путь --  к
знакомым уже Хинельским лесам.
     Остановились в селе Хвощевка. Всего два с небольшим месяца прошло с той
поры, как  ушли  ковпаковцы  к Путивлю,  но  обстановка здесь  за  это время
изменилась весьма существенно. Небольшие "поднятые" ими  партизанские группы
превратились в  сильные отряды,  насчитывающие  сотни  бойцов.  Командиры их
регулярно   проводили    совещания,   осуществляли   совместные    операции,
поддерживали связь с орловскими партизанами.
     Однако  долго отдыхать не пришлось.  Гитлеровское командование крупными
силами  смешанных  немецко-венгерских  войск начало  прочесывать  Хинельские
леса,  расставив  предварительно  довольно  мощные заслоны  севернее  Хутора
Михайловского, чтобы воспрепятствовать украинским партизанам уйти в Брянские
леса.
     Два батальона венгерских  войск начали наступление 20  марта,  причем в
течение  дня четырежды бросались в  атаки  на  участки  обороны ковпаковцев.
Пехоту  поддерживала и авиация. Партизаны оказали  упорное сопротивление, но
Ковпаку было ясно, что долго продержаться не удастся. Мало боеприпасов, да и
потери  ощутимы. Погиб в бою  ветеран  отряда,  хороший командир и  отважный
минер Николай Курс...
     К ночи бой затих. Оставив в лесу десятки трупов, каратели отошли, чтобы
утром  --  Ковпак  в этом не сомневался  --возобновить  наступление.  В  его
распоряжений была ночь, и он знал, если не сумеет под ее покровом оторваться
от противника, -- дело плохо.  Ушли ковпаковцы! Из-под самого носа,  как уже
не раз уходили и еще  не раз уйдут! Развели множество костров, чтооы уверить
вражеских  наблюдателей:  здесь  партизаны,  никуда  не  делись.  У  костров
оставили  несколько  конных  разведчиков  --  поддерживать  огонь.   Все  же
остальные бойцы бесшумно снялись с места и так же бесшумно тронулись в путь.
В  голову колонны  выделили несколько  саней,  запряженных  самыми  сильными
конями, -- прокладывать дорогу в снежной целине.  За  ночь ковпаковцы обошли
линию  застав  противни-  ка, а к утру  вместе с нагнавшими  колонну конными
разведчиками приближались уже к опушке Брянских лесов.
     А  в  это  время авиация  и  артиллерия противника  молотили хинельскую
стоянку.   Затем  в   атаку   пошла   пехота   и   поймала  "облизня",   как
прокомментировал это  событие сам Ковпак. 27 марта объединенный  Путивльский
отряд, растянувшийся  чуть не  на  полкилометра,  вливался  в  улицы  самого
северного  села Украины.  Это была  Старая Гута.  Партизанская  столица, как
называли ее местные жители.

        "ТОВАРИЩ КОМАНДИР, ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА!"
     Старая  Гута и впрямь стала  настоящей  партизанской  столицей, живущей
своеобразной жизнью малой, но все  ж советской земли. Здесь был уже Брянский
партизанский  край. Отряды, гарнизоны и  посты  окружали  его непроницаемой,
хотя и невидимой  для чужого глаза стеной. Ни одна лесная тропка не осталась
без  надзора,  все  было  перекрыто  и  наглухо  взято  под  замок. Брянский
партизанский край,  включавший  в  себя около 400  сел  Украины и Российской
Федерации, охватывал  огромную территорию -- 180 километров с юга на север и
60  --  с  запада  на восток с  населением около 200 тысяч человек.  Десятки
отрядов из нескольких областей насчитывали до 25 тысяч бойцов, десятки тысяч
жителей к  тому же входили  в группы  местной  самообороны. С Большой землей
поддерживалась  постоянная  связь  по  радио  и  самолетами.  На  вооружении
партизан имелось 4 тяжелых танка КВ, десять средних танков Т-34, 2 танкетки,
5 бронемашин, 136 минометов, 112 станковых и 395 ручных пулеметов, 81 орудие
различного калибра. Танки и машины работали на местном горючем -- скипидаре,
при этом из глушителей валили клубы едкого дыма.
     Понятно, что в Старой Гуте Путивльский отряд смог и хорошо отдохнуть, и
привести  себя в порядок, и подготовиться  к новым боям  и  походам.  Прежде
всего надлежащее лечение и уход получили раненые, которым нескончаемые марши
по  бездорожью,  когда  делать  перевязки  приходилось  буквально  на  ходу,
причиняли  мучительные  страдания. А раненые в партизанской войне --  статья
особая, отличная от фронта, когда пострадавшего бойца  можно эвакуировать  в
тыл, где есть в должном количестве и квалифицированные врачи, и инструменты,
и  лекарства.  На фронте  раненый красноармеец,  как правило, покидает  свою
часть, партизан всегда остается в отряде, разделяя его судьбу. |
     Благодаря хорошему уходу все раненые быстро пошли  на  поправку, в  том
числе и  Руднев, правда, довольно  долго еще  Семен Васильевич  вынужден был
говорить только шепотом.
     Хозяйство  отряда  в  Старой   Гуте  было  поставлено  солидно.  Сводки
Совинформбюро  от  руки  уже  не  переписывали,  их  печатали  ежедневно  на
настоящем  типографском станке, взятом в качестве трофея при разгроме одного
из вражеских гарнизонов. Листовками обеспечивали не только бойцов отряда, но
и местных жителей.  Хозяйственники организовали  портняжную мастерскую,  где
перешивали трофейное обмундирование и ремонтировали одежду, и оружейную, где
приводили  в  порядок  поврежденное  оружие.  11  апреля  произошло  событие
чрезвычайное --  из  Москвы  прилетел  первый  самолет, доставивший  Ковпаку
долгожданную радиостанцию. Тем  же самолетом прибыли начальник рации Дмитрий
Степанович Молчанов, политрук Николай Грищенко и радистка Катя  Коноваленко.
Поскольку аэродрома или площадки, пригодной для посадки, в окрестностях села
не  было, и  радисты, и  рация  были сброшены  с  парашютами.  Дед  от  души
радовался рации и сказал выразительно:
     --  Прибыла Москва в Старую Гуту! Теперь живем, браты, и посоветоваться
можно, и подмогу получить. Благодать!
     Главным занятием основной  массы партизан в этот период стало учение, в
первую  очередь  изучение  трофейного, взятого  в боях оружия. На вооружении
отряда   были  минометы,  пулеметы,  автоматы,   винтовки,  карабины   самых
разнообразных   систем,   изготовленных   во   всех   странах,   захваченных
гитлеровцами. Никаких руководств и  наставлений к ним, естественно, не было.
Но Ковпак и Руднев  поставили задачу: владеть  оружием  врага лучше, чем  он
сам! И партизаны учились,  помогая  друг другу. Бывало, идет Ковпак по лесу,
увидит  группу  партизан, разбирающих и  собирающих  какой-нибудь шкодовский
пулемет, и бросит на ходу Рудневу:
     -- Выходит,  комиссар, твой Осоавиахим с  войною не  кончился! Академия
тебе полная! Руднев улыбается в красивые усы, отвечает одними губами:
     -- Война учит как умеет!
     В  Брянском крае  весной 1942 года располагалось свыше двадцати крупных
партизанских  отрядов.  Их  командиры  поддерживали между  собой  постоянную
связь, регу- лярно встречались на совещаниях, обменивались опытом, проводили
совместные  операции.  Многих из  них Ковпак  уже знал  и раньше,  с другими
только  познакомился.  Все они  слышали о  делах  Путивльского отряда  и его
командире.
     Ближе,  чем  с  другими,  сошелся  Ковпак  с  Александром  Николаевичем
Сабуровым.  Сблизила  их  общность  по  многим  вопросам,  причем  коренным,
партизанской войны.  Высокий,  крепко сколоченный, с крупными чертами  лица,
Сабуров  до  того,  как  стал  партизаном,  был  армейским  политработником,
батальонным  комиссаром. Участвовал  в боях,  с остатками  своего  батальона
пробивался из окружения,  по пути создал  сильный,  подвижный отряд.  Как  и
Сидор  Артемьевич,  пришел  к выводу, что рейд  --  самая эффективная  форма
партизанской  борьбы. В апреле  в  селе  Красная  Слобода, где располагалось
соединение   Сабурова,   состоялось   совещание   партизанских   командиров,
съехавшихся с разных сторон Брянского леса.  Как  проходило совещание, какую
роль сыграл в нем Ковпак, лучше всего описал сам Сабуров:
     "Хлопает калитка. С крыльца слышен уже знакомый мне по Хинельскому лесу
раскатистый бас  секретаря  подпольного  комитета  партии Червонного  района
Порфирия  Фомича Куманька,  но  в  комнату первым  входит  невысокого  роста
пожилой  человек   с  бородкой   клинышком,   в  длинном   штатском  пальто,
перекрещенном ремнями.  На  голове  -- серая кубанка. Запросто, как  старому
знакомому,  он подает  руку;  замечаю,  что два  пальца  правой руки  как-то
неестественно  подогнуты  -- очевидно,  результат ранения. Говорит с  мягким
украинским акцентом:
     -- Ковпак, командир путивльских партизан.
     Еще  рукопожатие.  Еще...  Мы  кое-как  рассаживаемся  в  нашей  тесной
комнатушке... И в  Красной Слободе, в этом  небольшом селе, затерянном среди
лесной глуши, начинается  командирский совет партизанских отрядов  Донбасса,
Харьковщины,  Курска,  Путивля,  Хинельских  лесов  --  посланцев  России  и
Украины.
     Да,  история  повторяется.  Со  стародавних  времен  по  южной  окраине
овеянного преданиями и легендами дремучего  Брянского  леса проходит граница
между  Россией и Украиной. И с давних  незапамятных времен враги всех мастей
пытались  открыто и тайком,  лестью  и под  страхом  смерти разъединить  два
народа,  двух  кровных братьев.  Но всякий  раз великая  дружба ломала любые
кордоны...
     Ковпак,  попыхивая  невероятных  размеров  козьей  ножкой,  внимательно
изучает  подготовленную нами  сводку  обстановки нашего партизанского  края.
Отложив ее в сторону, он говорит:
     -- Товарищ Сабуров,  открывай совещание. Не люблю дипломатии.  На твоем
хозяйстве собрались -- открывай...
     Сидор  Артемьевич  рассказывает главным  образом  о своих  переходах из
Спадщанских  лесов  в Хинельский и  оттуда к нам -- на Брянщину. Стараюсь не
пропустить  ни одного  слова:  хочу понять,  как можно  с  тяжелогруженными,
громоздкими обозами пройти сотни километров по открытой местности и при этом
не иметь потерь. Забрасываю Ковпака множеством вопросов.
     -- Вот я тебе зараз скажу,  что главное, -- охотно делится своим опытом
Ковпак.
     --  Первое  дело  -- это  быстрота  движения:  нужно  делать  не меньше
тридцати-сорока километров за ночь. Второе -- дневку определяй заранее, и на
это  место обязательно за сутки нужно посылать своих людей в разведку: когда
придешь туда, они тебе всю обстановку сразу и  доложат.  Третий вопрос - это
твое хозяйство.  Обоз готовь с умом, подбирай лошадей сильных,  выносливых и
не  перегружай  их.  Не  забывай,  что  иной  конь хорош  под  седлом,  а  в
-повозочной упряжи  не потянет. И ездовые должны  быть с головой,  с ходу бы
понимали, что к  чему, а то попадется растяпа, наскочит на пень или влетит в
болото и задержит всю колонну.
     Сидор  Артемьевич предупреждал,  что  при движении  колонны  ни в  коем
случае  не  следует  ввязываться  в бой  с противником  всеми  силами. Врагу
выгодно увлечь тебя  боем, чтобы остановить,  а затем  окружить и уничтожить
всю колонну.
     --  Может  случиться, что противник догонит тебя или  выставит  на пути
заставу.  Тут  уж, браток, не раздумывай:  сразу  выбрасывай  навстречу  ему
ударный отряд и позаботься, чтобы командир там был сноровистый,  умел быстро
ориентироваться  в обстановке и не боялся  принимать смелые решения. Ударный
отряд должен первым завязать бой  и отвлечь на себя противника. Тем временем
колонна оторвется от врага. Передохнув немного, Ковпак добавляет:
     -- Не беспокойся, отряд, который  вел  бой, никуда не денется, при всех
условиях хлопцы вас догонят. В общем, повторяю: главное --  не ввязываться в
бой  сразу всеми силами. Это  вы не забывайте... Я записывал, переспрашивал,
снова  записывал,  и,  право  же,  на этом  совещании  я скорее  походил  на
прилежного  ученика,  чем  на председательствующего.  Хотелось  уловить  все
интересное, позаимствовать все ценное из опыта соседей.
     А в  комнате  опять разгорелся спор.  Вопросы  тактики слишком  волнуют
всех, чтобы разговор протекал спокойно. Ковпак вновь подал голос:
     -- Товарищи говорят, что у каждого своя  тактика: у Сабурова -- одна, у
Ковпака -- другая, у Покровского,  скажем, -- третья. Что ж, спорь, защищай,
отстаивай  свое. Но  не  поступайте, как  вот  этот,  -- тычет  он в сторону
потупившегося командира.
     --  Когда ему туго пришлось, он  до меня прихилывся: "Спасай,  Дед!"  А
когда  на меня гитлеряки насели, он поднял свой отряд и  пошел своей дорогой
--  вот, мол,  бис  с ним,  с  Дидом...  Я вас  спрашиваю,  як така  тактика
называется? Трусость!  От  як!  Наконец,  еще  одно  дело.  Данные  разведки
свидетельствуют о  сосредоточении  на  подходах к Брянскому лесу  по меньшей
мере трех  вражеских дивизий.  Намерение врага понятно  всем:  одним  ударом
покончить  с  партизанским  краем  и  со  всеми  скопившимися  здесь  нашими
отрядами. Что нам делать? Ждать этого удара или опередить его?
     Я оглядываю друзей.
     -- А какого ж биса,  ты думаешь, мы к вам  сюды приихалы?  -- смешливые
искорки загораются в глазах Ковпака.
     --  Ударим! А  як же  иначе?  Так  ударим, что  гром  пойдет  по  лису.
Правильно, товарищи?
     Все  горячо  соглашаются с  ним...  Договариваемся  в  ближайшее  время
собраться  в штабе Ковпак