---------------------------------------------------------------
     © Copyright Олег Михайлович Блоцкий
     Date: 21 Mar 2004
     Оставить комментарий
     Рассказ
---------------------------------------------------------------


     Разваренная  пресная гречневая  каша не  лезла в горло,  от баланды под
кодовым названием "суп на м/б" - тошнило, ну,  а на перловку  Гришин  вообще
смотреть не мог. Такая хавка  за полтора  года службы осточертела, другой на
оставшиеся полгода - не предвиделось.
     Рядовой Гришин  заходился в злобе и тоске. В полукилометре от полка, за
колючей проволокой и минными полями, раскинулась афганская бахча.
     Солдат смотрел на огромное поле с четырехугольным шалашиком в центре, и
все гадал: как  же  ему дотянуться до бахчи? Близок локоть,  да  не укусишь.
Гришин это прекрасно понимал. Как выйдешь, когда все вокруг охраняется? Да и
страшно  было. Не афганцев  боялся  солдат,  а своих  -  офицеров.  Заметят,
поймают,  накажут. Начхим точно свинцовыми кулаками  грудную клетку вобьет в
позвоночник. Короче говоря - сплошная безнадега.
     Гришин смотрел на бахчу, затем вздыхал и плелся на пост, где на "зушке"
- двуствольной спаренной зенитной установке - дежурил его друг.
     Под маскировочной сетью сидели  Гришин  с земляком Ивантеевым, курили и
разговаривали о наболевшем.
     - Это западло какое-то,  Серега, - жаловался Гришин товарищу. - Лето  в
разгаре.  У духов арбузы,  виноград,  яблоки, дыни, груши  - все,  что  душе
угодно, а мы этими консервами давимся.
     - Если бы консервами, - щурился от дыма  Ивантеев. -  Когда ты сгущенку
видел? А в каше тушенка есть? То-то! Я сам чувствую - еще немного и листья с
деревьев жрать  начну. Слышь, я  читал где-то, что в  одной семье было малое
дитя. И, значит, подходит оно к стенке и  начинает лизать известку. Родители
били ребенка, а он все  равно языком по стенкам  водит. Короче, предки стали
следить за ним, всячески отгоняли от стенки, и малый умер.
     - ???
     - Не понял?
     - Избили до смерти?
     -  Бестолочь ты! В организме у  него этого,  как его, тьфу ты  черт,  -
Ивантеев взъерошил волосы, задумался, а потом хлопнул себя ладонью по лбу. -
Во, вспомнил, калия  не было. Организм  требовал,  поэтому  дитя по стенам и
ползало. А как родители запретили, так он и умер.
     -  А у  меня  витаминов  не  хватает,  - загрустил Гришин.  -  Я  тоже,
наверное, скоро подохну. Слушай, когда ты последний раз арбуз точил?
     Ивантеев бухнул с размаху, не задумываясь:
     - Неделю назад.
     Гришин выпучил глаза и посмотрел на друга так, словно ему уже завтра на
дембель.
     - Врешь!!!
     Ивантеев  ногтем большого пальца  зацепил за передний зуб, поддел  его,
словно пытался выломать, а потом этим же ногтем резко чиркнул по горлу.
     - На козла, - коротко сказал он.
     - Вот это да!
     -  Димка-водитель с командирского бэтээра угостил. Они только-только из
города приехали.  Арбуз  в  бэтээре жрали  и мне  кусок  отрезали.  Я  Димке
когда-то классную дембельскую запонку на галстук выточил. Вот он и вспомнил.
     - Везучие они. Ездят кругом. Что хотят - продают, что хотят - покупают.
А  тут  сидишь  день-деньской  за  колючей  проволокой  и никуда  не  выйти.
Угораздило меня в химики попасть. Ни боевых, ни выездов, ни черта нет. Пайсу
тоже не сделаешь. Окочурюсь я с такой житухи!
     -  Скорее  ты на  войне  окочуришься,  от  пули, - справедливо  заметил
Ивантеев.  -  Радуйся, что жив-здоров. Сколько  полк на  последней  операции
потерял людей?  А наш призыв возьми. Жорка  без ноги, Юрик Бахтин -  слепой,
Колька-Мерседес подорвался  на фугасе.  Вообще  ничего  от него  не собрали.
Дряни всякой напихали в цинковый  гроб, запаяли  и  домой отправили.  А  что
делать было? Я подсчитал как-то: из нас, нашего  призыва, из ста шестидесяти
трех человек девять убито, четырнадцать калеки, сорок два ранены были. Я уже
контуженных  и всех тех, кто желтухами, тифами, амебиазами и прочей гадостью
переболели, не  считаю. Думаешь, инвалидом  жить хорошо?  Кому  Юрик  сейчас
нужен?  Он письмо прислал. Фиг разберешь. Буквы перекореженные - писал через
какую-то  картонку.  Хреново,  говорит,  мужики.  Блуждаю  по дому,  на углы
натыкаюсь, никуда  не  выйти.  С отчимом  несколько раз  дрался. Тот  пьяный
приходит  -  и на мать  с  кулаками. Юрик - защищать.  Особо не помахаешься,
когда ничего не видишь!  -  Ивантеев сплюнул.  - Юрик  просил Баклана к нему
после дембеля  заехать  - помочь с отчимом разобраться. Но, говорит, я  его,
наверное, еще раньше прибью. Издевается он над Юриком, падла. Веревки в доме
исподтишка  вяжет,  а Юрец через них падает. А  ты говоришь! Я  вот тоже  на
сопровождение  колонн  рвался.  Лучше,  думал,  ездить,  чем на одном  месте
сидеть. Время так быстрее летит. А как под Кабулом нашу колонну сожгли и мне
ногу прострелили  -  никуда  не хочу. Из  госпиталя вышел - сюда посадили. Я
сижу  и не рыпаюсь. И ранение вроде не тяжелое, а ведь болит, собака. Иногда
как схватит, так слезы  из глаз. Не хочу,  а они льются и льются, - Ивантеев
скривился  и  закончил.  -  Так  что,  братан,  сиди  и  не  дергайся.  Дома
нахаваешься.
     -  Декабрь будет. Какие фрукты?  Сдать бы что-нибудь и  нажраться всего
досыта, - размечтался вслух Гришин. - Ведь на третьем посту проход  в минном
поле есть?
     - Есть, - подтвердил Ивантеев. - Туда по ночам афганцы приходят, мужики
с поста им товар сдают. Пайсу делают хорошую. А то! Сгущенку, тушенку, муку,
рис  -  все, что тащат им со склада или столовой, то они и продают. А  потом
делятся с теми, кто им все это приносил.
     - Мне и сдать нечего. Что у нас сопрешь? Противогазы?
     - Кто на что учился, - ухмыльнулся Ивантеев.
     Гришин  вяло  пожал  ему  руку  и  побрел в  казарму.  Настроение  было
окончательно испорчено, и продолжать разговор не хотелось.
     В расположении, лежа на кровати, думал солдат об арбузах. Ну, не смешно
ли?  Вокруг  фруктов  полным-полно,  продаются  они  по  дешевке,  бачи  ими
обжираются, а они - весь полк - только слюну глотают.
     Запрещено было русским покупать  у афганцев фрукты. Везли их на машинах
или  перебрасывали на самолетах из Союза, но все  равно ничего из  этого  до
бойцов не доходило. А  самим  частям,  чтобы что-то купить - ни-ни. Боялись,
что подсунут отравленные фрукты. А  как они подсунут? Если мужик с соседнего
поля их продает, а сам живет рядом, и дом его тут же стоит, где детей орава.
Разве будет  он  этим заниматься?  Понимает  прекрасно, что  за такие  шутки
шурави-советские в порошок сотрут всю его семью, а от дома камня на камне не
оставят. И потом, то ли он будет все это на базар таскать и там продавать по
килограмму, то ли он сразу - оптом - все сдаст. Есть разница? Конечно, есть.
А что касается денег, то их в полку полным-полно. Под ногами валяются. Какая
свалка битых  машин за  автопарком!  Переводчик Каримов  рассказывал, что из
кишлака  афганцы  приходили  к  командиру  полка.  Разговаривали  о  свалке.
Предлагали  два миллиона афошек,  чтобы ее  к  себе перетащить.  Бачи  - они
молодцы. Ребята говорят,  что  наши  сожженные  машины  афганцы  до  болтика
разбирают. Все у них в дело идет. А здесь такое богатство ржавеет
     Два  миллиона! У Гришина перехватывало дыхание, и он судорожно  начинал
думать, что же на эти деньги можно купить. Выходило так много, что у солдата
сдавливало  грудь,  и  он отгонял от себя эти мысли. Еще бы! Видеомагнитофон
стоит в дукане сто тысяч. Да за два миллиона всю долину, все поля, наверное,
можно купить.
     Но кто купит? Гришин прекрасно понимал, что никто  не отважится продать
этот металлолом: ни командир, ни его заместитель, ни начальник штаба. Дорого
им эта сделка обойдется, если  кто-нибудь их застучит. А то, что сделает это
кто-нибудь, Гришин  не сомневался.  Зависть да жадность - подружки подлости,
все втроем ходят, под  ручку.  Вон у них два прапора продали машину бензина,
да деньги не поделили. Рассорились и в штаб друг на друга стуканули. В итоге
- разбирательство, шум и суета.
     Горы  винограда  и  сочные,  продолговатые  арбузы  вкупе  с ароматными
янтарными дынями  постепенно  исчезали  в  воображении  Гришина  и  от этого
казались  ему еще  желанней.  Настолько,  что  если бы добрый  волшебник  на
соседние кровати с одной  стороны от  Гришина положил девушку, а с другой  -
сочный, аппетитный арбуз, то солдат бы надолго задумался, что бы выбрать.
     Представляете, до чего  дошел  Гришин? От девушки отказывается! Нет, вы
не  представляете  -  для того,  чтобы это  представить, надо  вам  было  бы
прослужить в Афгане ну хотя бы три месяца.
     По ночам снилась Гришину бахча.
     А за колючей проволокой наяву, а не  во  сне созревали огромные арбузы,
уткнувшись огромными мордами в сухую землю.
     Однажды  после  обеда  пришел  Гришин  к  Ивантееву.  Настроен  он  был
решительно.
     - Ну его к дьяволу, Серега! Пойдем на бахчу.
     - Каким образом?
     - Да через третий пост, по проходу.
     - Прямо сейчас?
     - Конечно.
     - А ты не того? - Ивантеев покрутил пальцем у  виска. - Офицеры сцапают
- умрешь, бегая в полной боевой выкладке по плацу.
     - Сам ты  того, - обиделся Гришин. -  Что  я, придурок, просто так дело
предлагать? Я  же  все  продумал.  Сегодня в  пять  часов  в клубе  собрание
офицеров  и прапорщиков полка. Все до  одного  туда сползутся -  это  точно.
Думаю, что  не  меньше  часа  будут заседать. Да  мы за двадцать  минут  все
сбацаем. Вещмешки с собой возьмем, гранаты на всякий случай - и всех делов.
     Ивантеев задумался.
     - А этот сторож-пацан?
     Гришин захохотал.
     - Да он же одноногий. Прыгает  на  своей деревяшке еле-еле. Что  он нам
сделает? А если подойдет, ругаться начнет, то дадим ему в тыкву, и все.
     - Вообще-то можно, - неопределенно сказал Ивантеев.
     - Не  можно,  а нужно, - напирал Гришин.  -  Вещмешки и  гранаты я  уже
приготовил.
     И в конце концов Ивантеев согласился.
     В начале шестого,  проинструктировав ребят на  третьем посту и пообещав
им парочку наиспелых арбузов, друзья подались на бахчу.
     Солнце скатывалось за горы. Его  лучи уже не  испепеляли землю,  а лишь
скользили по ней.
     Задыхаясь, солдаты  подбежали  к  бахче  и  начали  торопливо  ворочать
арбузы, выбирая самые спелые.
     Вещмешки  постепенно  раздувались.  Из  шалашика  выглянул  смуглолицый
парнишка, всмотрелся в солдат,  а потом  приветливо  замахал  рукой.  Друзья
переглянулись.
     - Подойдем, что ли? - спросил Гришин.
     - Давай.
     Афганец торопливо  скакал  навстречу.  Он  радостно улыбался, показывая
мелкие частые крысиные зубки. Протянул немытую руку, зацепился ею за крепкие
мозолистые солдатские ладони. Приглашая, ткнул пальцем в сторону шалашика.
     - Бийо. Унджа бийо. На тарс. Душман нист.
     Слова "душман" и "нист" были друзьям знакомы. Гришин кивнул головой.
     - Нист так нист. Пойдем, мужик.
     "Мужик",  как  птица  с перебитой  лапой,  запрыгал  к шалашу.  Солдаты
посмотрели на пост, убедились, что знака тревоги нет, и зашагали за пацаном.
     В шалаше уселись они на землю треугольником.
     - Ангур бухо?
     Ивантеев с Гришиным непонимающе переглянулись.
     Парнишка потянулся к узелку, развязал его. Там оказались спелые большие
грозди винограда.
     - Ин ангур аст! - сказал афганец и вложил виноград в руки солдат.
     Гришин угостил пацана "Охотой".
     Не  успел  парнишка  сделать  несколько  затяжек, как  друзья выбросили
пустые кисти.
     - Хороший виноградик, - вздохнул Ивантеев. - Вот такого бы набрать.
     Мальчишка, казалось,  понял,  о чем  сказал солдат. Он вытащил сигарету
изо рта и быстро заговорил, высовываясь из шалаша и указывая на два одиноких
дувала,  которые стояли почти у самого подножия  гор. Расстояние до них -  с
километр.
     - Дар унджа ангур бесийор зияд аст!
     Парнишка широко разводил в стороны руки, надувал щеки и качал головой.
     Друзья задумались.
     - Сходим,  что  ли,  -  предложил Гришин. - Гулять  так гулять! Я уже и
винограда хочу.
     Ивантеев посмотрел в сторону полка.
     - А если заметят?
     - Тоже верно, -  согласился Гришин и повернулся к афганцу, - Понимаешь,
бача, мы  бы сходили, но  нам  нельзя.  Командор, понимаешь, -  Гришин ткнул
пальцем в сторону  вышек, а затем свел  пальцы в кулак и ударил им несколько
раз себя по  челюсти,  - голову оторвет. Сходи лучше ты.  А мы тебя подождем
здесь.
     Гришин показал на пацана и задвигал двумя пальцами, будто шагает тот  в
сторону дувалов. Парнишка понял, вздохнул  и  так же выразительно показал на
деревяшку.
     - На ней много не набегаешь, - согласился Гришин.
     Он посмотрел на Ивантеева.
     - Сходим, что ли?
     Афганец потянул  Гришина  за рукав, выполз  из шалаша, показал на арык,
который проходил рядом, и быстро заговорил.
     - По арыку предлагает проскочить. Шарит, бача. Точно, он сейчас сухой.
     Гришин вскочил с земли, захлопал по штанинам ладонями, отряхивая пыль.
     - Давай  сходим.  Вещмешки здесь  оставим.  Виноград в  майки  собирать
будем, узлом их с одной стороны свяжем.
     Солдаты  бросили  взгляд на  пост -  по-прежнему все  спокойно.  И они,
пригибаясь, побежали к арыку.
     Гришин с Ивантеевым зашли за дувал и остолбенели: два бородатых афганца
целились в  них  из  автоматов. Пацан что-то  радостно  закричал за  спинами
солдат.
     -  Бежим!  -  всхрипнул  Гришин и  опрометью бросился  за  угол.  Тенью
метнулся за ним Ивантеев.
     Одноногий, который  стал калекой  из-за советской противопехотной мины,
пискнул и  кинулся в ноги Гришину. Тот покатился по земле, судорожно вырывая
из кармана гранату, затем дернул за кольцо и швырнул "эфку" за дувал. Взрыв.
     Гришин вскочил, с силой вбил носок полусапога в ребра пацану и помчался
к полку. Далеко впереди маячил Ивантеев, быстро перебирая ногами.
     Услышав взрыв, на посту  заволновались.  Солдаты увидели, как по  полю,
спотыкаясь, бежали две фигурки. Они размахивали руками и не оглядывались.
     Застучали прицельные автоматные очереди. Первым споткнулся и врезался в
землю Ивантеев. Петляя, как  заяц, мокрый и  задыхающийся, к  нему  подбежал
Гришин. Рванул за плечо, перевернул, заглянул в угасающие глаза друга.
     - Серега, бача, как же это так? Сере...
     Договорить  он  не  смог.  Пули  пробили  ему  грудь  и  горло,  сорвав
напоследок кусок черепа  на затылке. Мозг цвета горчицы каплями усеял  спину
солдата. Кровь хлынула на Ивантеева, и Гришин упал рядом с земляком, с силой
ударяя ногами по земле. Вскоре и он затих.
     Остервенело заработали "зушки"  на постах, разбивая серые  стены. Потом
по дувалам била артиллерия. Танк,  выползший из капонира на  прямую наводку,
бухал монотонно и однообразно. Стены строений вздувались пузырями пыли.
     На следующее утро  на трибуне стоял командир полка. Под ней - на старых
плащ-палатках - тела Ивантеева и Гришина.
     На плацу - общее построение полка.
     Сначала  говорил командир,  потом замполит.  Они  рычали, матерились  и
грозили всеми карами тем,  кто еще хоть  раз попытается выбраться за пределы
полка.
     Затем они, казалось, забыли об убитых, и командир, как всегда,  рявкнул
в микрофон:
     - К  торжественному  маршу!  По-рот-но!  Дистанция  -  двадцать метров!
Управление прямо, остальные на-пра-во! Шагом марш!!!
     Из  динамиков  грохнула  бравурная,  радостная  музыка.  Полк  зашаркал
ногами, зашагал  по периметру.  А вдоль трибуны  уже  рубили строевым  шагом
первые роты, повернув головы направо  и  вздернув подбородки. Командир стоял
как чугунный и  гавкал на  тех, кто,  по  его  мнению,  недостаточно  высоко
поднимал ногу.


Популярность: 9, Last-modified: Sun, 21 Mar 2004 12:57:42 GMT