вало восемь фирм. Все они так или иначе позаботились об исходе. Самые красивые женщины - представительницы фирм, в том числе Наталья Борисовна Денежкина, ждали своей очереди на представление и вспоминали, что они должны сказать. - Вы что, не взяли с собой никакого листочка? - удивился Рябинин. - Нет, - помотала головой Денежкина. - Я по листику не могу, я могу только... так... Наталье Борисовне нужно было живое общение, она хотела смотреть в глаза тем, кого убеждает. Ведущий поднял руку: - Начинаем! Самецкий в зале захихикал: на что все это представление, если он принял все меры! Он - монополист, и не позволит обойти себя какому-то Веселухе. Но глаза деканов были мутны, когда методист с его завода читала доклад; в этих глазах была тоска и обреченность. - Опять как всегда, - услышал Самецкий. - Он вам сколько отката предлагал?.. нет, мне больше, он вас надул... А приборы-то так себе. - Да хреновые приборы, ломаются, говорят, как спички, - еще он их и не чинит не фига... - А я думал: может, чего нового будет... Меня студенты, на второе высшее которые, только про это и спрашивают: "А какая у вас лаборатория?" Придется Самецкого брать... Уж лучше бы я за границей... - Неужели у нас никто не умеет делать нормальные приборы?.. Слегка оживились деканы только при оглашении цены, но тут же увяли: - Ага, и чини их сам... - Вот поглядим, что нам Веселуха предложит. И тут на свет вышла Наталья Борисовна Денежкина! - Наш прибор, - сказала она, чтобы все слышали, - вакуумный, на жидких кристаллах... (Рябинин решил оставить как было, тем более что это мало помогло при снижении цены). - ...прост в обращении, а главное - любую поломку вам исправим, гарантийное обслуживание пять лет... Солнце взошло в глазах деканов, головы поднялись, - за окном стояла в жаре сладкая сонная улица, по ней летал тополиный пух, под окнами факультета, где происходило действо, тусовались абитуриенты, пытаясь надышаться перед смертью, - юные технари со всей России, кто из Томска, кто из Тюмени. Перед высоким крыльцом остановилась девятка, и из нее выбрался Веселуха. - ...а я хочу второе начало термодинамики, - донеслось до него. - А я хочу... В зале между тем был ажиотаж. Деканов не остановила даже цена Веселухиного прибора, которая была чуть выше, чем они могли себе позволить, - не остановил и откат, обещанный Самецким. Видимо, нашелся кто-то один хитрый и порядочный, а остальные не пожелали от него отстать. К тому же, почти все знали, кто такой Веселуха, а многие были знакомы с ним лично. Права была Койотова: престиж - это их бизнес. - Нам все! - орали они. - Все - нам! - Веселухин прибор! - Мы готовы по семь! - По восемь! - выкрикнул кто-то. - Пусть Веселуха выйдет покажется! Самецкий заскрипел зубами. - К сожалению, - развела руками Денежкина, - наш директор... э-э... приболел. - Нет, я здесь, - сказал Веселуха из заднего ряда, встал и помахал руками. - У кого есть ко мне вопросы - Самецкий не вынес этого зрелища. - А-а, падла! - вскричал он, выхватил пистолет и - Но не промах был декан того самого славного университета, где расцвел Веселухин гений. Несмотря на преклонные года - а в молодости декан партизанил - прыжок его был верен и точен, и выстрел пришелся в потолок. - Какие страсти, - комментировал Веселуха, не садясь, - просто девяносто третий год... - Тысяча семьсот? - обернулся к нему кто-то. А Самецкого уже вязали, и он бессильно что-то бормотал, - трудно ему даже с его связями будет выпутаться из этого положения! Деканы волной нахлынули на Веселуху, чиновники, которым Самецкий пообещал откат, в растерянности ушли, не зная, к какому берегу прибиться в данной ситуации. На улице погода портилась, бились краями друг об друга жаркие тучи, тугие молнии поблескивали в вершинах деревьев, но дождь не шел. На рынке бабы в грязных шлепанцах продавали черешню. Только одно омрачало радость: фирма, как и предсказывал Лукин, оказывалась в глубокой жопе. - Что же мы будем делать? - заломила руки Наталья Борисовна Денежкина. - По миру пойдем, - объявил Веселуха. Глава 5: По миру Небо в ямах и розах Просветы, провалы Серый дождь слепил воздух Натек в подвалы И забродил И пришлось им пойти по миру - искать денег... - Вы любите поляков? - спросил Ян Веселуха у своих подчиненных, скромно глядя в сторону. - Нет, - брякнул Паша Ненашев. - Пан без штан. С голой жопой, но в короне. Гонор. Пши, вши, ржщ. Марина Мнишек. Рябинин и Лукин поперхнулись и посмотрели на директора, но Ян Владиславович только заметил: - Ну, если уж считать, кто кому больше навредил, у поляков гораздо больше поводов не любить Россию. И, тем не менее, - Веселуха поднял палец, - заметьте! первым иностранным партнером нашей фирмы станет, скорее всего, именно поляк. - Как его зовут? - поинтересовался Паша Ненашев. - Пржстрчковский? - Пан Здислав Шквара, - ответил Веселуха резко. - Между прочим, начинал, почти как мы - все сам, на свои деньги. Пригласил нас, между прочим, к себе в Торунь. Прием нам устраивает за свой счет. И это - после того, как Екатерина раскурочила Польшу на три части, а Николай и прочие сволочи подавляли любую попытку возродить государственность! Стыдно тебе должно быть, Павел Петрович!! Есть в середине лета такое время, когда в белых ночах появляется синий час, когда лопухи матереют, когда можно ночевать на земле, прижимаясь к ее теплой краюхе. Бурьяном и сурепкой зарастают обочины дорог. Солнце греет даже из-за туч, на дворе, как в бане, мокро, темно и жарко. В такое время Веселуха и его соратники и начали завоевание мировых рынков. Контракт со Здиславом Шкварой обмывали в маленькой гостиничке города Торуни - города университетского, старинного, - там некогда жил Коперник, днем попивал пиво, ночью ходил с клюкой по небесному своду, собирал звезды в лукошко. - За наш контракт! - провозглашал пан Ян. - О, за наш контракт! - подпевал пан Здись. - Повезенья в каждой справе! - Ура! - подпевал пан Ян. - Же бы все было - окей! - Так что мы теперь с вами - кто? - Парт-неры! - Су-пра-цовники! Супрацовники значит подельники. Здислав Шквара маленький, темноволосый, Ян Веселуха - высокий, и волосы у него светло-металлического цвета, но у обоих две макушки, и у обоих - красавицы жены. Жена Здися улыбалась сочными губами: Рябинин, кокетник, накладывал и подливал ей, и она мела все подчистую, успевая при этом быстро-быстро лопотать. Жена Яна Веселухи - мадам Веселуха - молча красовалась на противоположном конце стола между двух сотрудников польской фирмы, и на ее девственной тарелочке лежала одна оливка. За столом царило оживление. - Вот вы всем дамам руки целуете, - смеялась пьяненькая Наталья Борисовна Денежкина, - а я их, между прочим, бензином мыла. Я же химик. - Ну и что, - не унывал пан Здись, - с ваших ручек и уксус выпить приятно... - Ой, лис! - грозилась Денежкина. У Веселухи голова от успехов кружилась, а сердце таяло. Солнце садилось за крыши, только желтая полоса пролегла в небе. Старый грузин-бармен за стойкой смотрел прозрачными глазами на вечерние картинки: вот вновь и вновь сталкиваются бокалы, пихается в рот еда, но уже не так свободно... Вот уже кто-то обалдевшим взором поводит и видит, что кругом неожиданно стемнело... Вот две пары решили сплясать напоследок... Вот два сильно поддатых, но вежливых поляка пытаются вынести через дверь пьяную в хлам госпожу Койотову, переводчицу, бывшую шпионку, - длинные ножки расслабленно цепляются за косяк, головка запрокинута, - "Прошу, пани!.. Прошу, пани!.." Вот за окном плещутся в бассейне два русских - им-то все нипочем... Но темнеет неминуемо, и вот всех уже сдуло теплым ветром, и разбрелись все по номерам маленькой гостиницы, хватаясь за дубовые перила, пританцовывая и засыпая на ходу от перенасыщения и перепоя. А среди хрустального хлама, наливая друг другу и все более грустнея, остались сидеть паны директоры. Они глядели друг другу в глаза и тихо говорили за жизнь. - Я, было, дом свой строил на пятачке пять метров на пять. Шесть этажей отгрохал, с внутренним двориком и фонтаном. По дощечке собирал, вот как птицы гнезда вьют. Полиция пришла, говорит: "Что ты выделяешься? Выше всех строишь? Мы тебя снесем!" А я им говорю: "Только попробуйте!" - Я, было, кандидатскую писал, шесть глав за три ночи написал, бумаги не хватало, писал на старых журналах, графики рисовал при помощи штопора. Аж брызги с пера летели. Потом прихожу, а мне ректор говорит, усмехаясь: "Ты эту тему не будешь защищать, пока я жив". А я говорю: "Разбежались!" - Дурной коньяк и покер. - Дешевый портвейн и преф. Как мы пили... - И что мы пили... У вас хоть за оборонку деньги платили! - У вас хоть собственность на землю была! А наше правительство... - А наше-то, наше правительство! Акции с биржи... - Арбузы с баржи... - Был один Бальцерович, да и тот... - Один Чубайс, да и то... Свежий договор торжественно кладется в папку. Он свят. Недаром Польша стала первой страной, с которой Веселуха начал свою экспансию на мировые рынки. Пан Здись и пан Ян выходят на крылечко. Сырой землей пахнет, волнует этот запах. Острые крыши, покорные и пыльные дороги. Здесь проходили танки на Берлин. Здесь с огнями шатались по улице кандидаты в короли, рассыпая золото. И тут пан Здись отмочил штуку. - Пан директор, - сказал он, - а вы знаете, какой побочный эффект вызывает ваш прибор? - Ну? - поинтересовался Веселуха. - Неужели что-то, чего я сам не знаю? - Вам бы и в голову не пришло! - ухмыльнулся пан Здись. - Он духи женщинам подбирает. - Но я всегда думал, что лучше самой женщины никто... - Ну, конечно, - махнул рукой пан Здись. - Тонкое дело! Однако подумайте: к примеру, вы с вашей ослепительной женой пришли в парфюмерный магазин. (Магазин по-польски склад, а склад по-польски склеп.) - ...и выбираете. Надушили одну ручку, потом другую. Запахи смешиваются, да еще и в самом магазине пахнет так, что ничего не понять. А приборчик ваш? - воскликнул Здись. - Капнул в кюветку, женщину рядом поставил, и он сам пропищит, когда запах идет, и на сколько процентов. - Конечно, - кивнул Веселуха, - мой прибор... он все измеряет количественно. Да, спасибо! Я сам ужасно люблю такие вещи. - Еще бы! - поднял голову пан Здись. - Мы же с вами оба поляки... Да! Я хочу еще поэкспериментировать с приготовлением еды. Если выйдет что-нибудь заслуживающее внимания, сразу пришлю вам результаты. - Буду рад, - разулыбался Веселуха. На следующее утро Веселуха думал отбыть в Петербург, но неожиданно оказалось, что с ними готов иметь дело некто Вацлав Кармашек из Праги. Веселуха комментировал это так: - Придется понижать градус... Пиво после старки! Ну что ж, выбирать не приходится. На российских просторах может показаться, будто от Польши до Чехии рукой подать. Некоторые даже путают чехов и поляков. Но все это в корне неверно: в пробке на границе "Амарант" простоял часа три, а сходство сказалось только в наименовании "пан". Во всем остальном и Веселуха, и Паша Ненашев, и Лукин, и Рябинин, и Денежкина отметили большую разницу. - Русские! - фыркнул Кармашек. - Петербург! Я там был один раз, лет десять назад. И это вы называете пивом? Нет, я не поеду к вам, у вас очень опасно, а мы цивилизованные люди... Мы почти что немцы!!! На этом высказывании пробрало даже Пашу Ненашева, который гордо именовал себя безродным космополитом. - Ни хрена себе патриотизм! - подивился он. Впрочем, впоследствии оказалось, что чванится Кармашек только в трезвом состоянии, - и госпожа Денежкина сделала смелый, парадоксальный, но в чем-то верный вывод: - Я поняла. Пьяные чехи - это поляки. А пьяные поляки очень похожи на нас. - Пьяные все похожи, - возразил суровый Рябинин. - На свиней. И чем больше выпьют, тем больше сходство. И вот, когда Веселуха довел Кармашка до полного сходства (не одним пивом, надо сказать, но также и припасенной бутылкой водки "Флагман"), чех таинственно поманил его толстым пальцем в каморку, обитую темными дубовыми панелями. - А что я вам скажу, - просипел он. - Такое дело! У вашего прибора случайно обнаружилась еще одна функция. Вот я вам расскажу, а вы посидите, а то вы упадете. Сидеть в каморке было совершенно негде, и Веселуха опустился на пол. - В общем, - доложил Кармашек, - ваш прибор лечит кариес. Только не падайте. Да, лечит. Затягивает дырки в зубах... Если это дело обнародовать, все дантисты... и все мировые производители зубной пасты... хе-хе! положат зубы на полку! Чур, половину денег мне! - Ладно, а как вы это обнаружили? - спросил Веселуха, хрюкая в горсть. - Ну, - протянул Кармашек, - я тут недавно вложился в зубы... так капитально потратился! а пломба, мать ее! Кармашек сплюнул. - Ну, вот я и говорю... при нем... - При ком?? - При приборе вашем говорю... мол, вот бы проблем никаких не было с зубами! И я прям почувствовал - дырку-то затягивает... как прорубь в морозный день! - А новые зубы не растут? - давясь смехом, проговорил Веселуха. - Н-нн... не знаю, - серьезно ответил Кармашек. - Эт надо будет... проверить. Веселуха не выдержал и зашелся хохотом. Утром он рассказал про дырки Рябинину, и он тоже довольно долго смеялся. - А заказов-то прибывает и прибывает! - сказал им Паша Ненашев. - Мне еще три письма пришло: из Австрии, из Италии и из Ирландии. - В Италии сейчас выборы, - сказал Веселуха, который всегда все знал о политике. - Полетели в Ирландию. - Я в Ирландию не полечу! - перепугалась Наталья Борисовна Денежкина. - Там террористы. Давайте сначала в Австрию. - А вдруг при нас начнут банк грабить? - спросил Лукин. - Я же не выдержу и присоединюсь. - А я знаю, почему вы хотите в Ирландию, Ян Владиславович, - сказал дерзкий Паша. - Там... Веселуха порозовел: Паша был прав. И они полетели в Ирландию пить можжевеловку. "Ах, природа! партизаны! - думал романтик Рябинин, вздремывая. - Вереск! Ирландское рагу". Куча огней сияла им сквозь крутой туман: заводы, фабрики и мосты. Может быть, где-то там, за городом, были в Ирландии и те кругленькие холмики, и рябые озера, о которых рассказывали им другие, но не в том районе. Зато ирландец, с которым они имели дело, оказался рыжим, и фамилия его была О'Коннор. Это ужасно умилило госпожу Денежкину. - Вот прямо так! - смеялась она. - Может, он засланный? - Вы не принимаете во внимание, - указал ей Паша Ненашев, - что в России тоже довольно много русых голубоглазых Иванов. У меня лично есть знакомый - русый голубоглазый Иван. Ашкинази Иван Абрамович. С можжевеловкой Веселуха оттянулся по полной. Ирландец почуял, что Ян Владиславович знаток, и позвал его, кроме официальной встречи, отметить день рождения его друга. Пили в каком-то большом цеху - сверху лежали тяжелые металлические балки - а оба друга О'Коннора оказались программистами. - Говорить ему? - толкнул один из них О'Коннора в разгаре пьянки. - Да говори, что уж тут, - махнул рукой тот. - В чем дело? - заинтересовался Веселуха, который уже, что называется, просек фишку. - Мой прибор завязывает шнурки? топчет кур? пишет стихи? - Хуже, - ответил программист. - Он играет в покер. - То есть до такой степени? - удивился Веселуха. - Ну, и как? Хорошо хоть играет-то? - Не садись! - заверил О'Коннор. - Мы вообще-то все смолоду мастера, но до вашего прибора нам далеко. Уделал нас всех по самое никуда. - И еще одно, - но это уже не так интересно, - добавил именинник. - У меня знакомый есть, он интернет-трейдингом занимается... ну, ценными бумагами на Лондонской бирже спекулирует... Так ваш прибор... - Спот, - сказал Веселуха, - своп... блин... стоп, то есть. Я знаю. - А, ну так неинтересно, - протянули ирландцы. - Мы уж думали... патент на новое применение. Веселуха тяжело вздохнул. - Какие же вы все меркантильные! - высказался он. На следующее утро он вышел во двор, встряхнулся, построил сотрудников клином, и "Амарант" полетел в Швейцарию. Там, поросшие еловой шерстью, возвышались горы, там дырки прорывались в сыре, а еще Веселуха крепко надеялся на пунш и грог. - Любезная моя шпионка, вы знаете немецкий? - спросил он Койотову. - Я знаю только русский, - призналась переводчица. - Просто я всегда понимаю, что мне говорит собеседник, и стараюсь ответить ему, а язык тут ни при чем. Австрия оказалась вся зеленая, белая и в клеточку, - белое небо, зеленые поля, дорожки, выложенные плиткой. Вечер и ночь Веселуха провел в удовольствиях, а на следующее утро перед отелем стояла целая толпа, и морды у всех были деловые и сосредоточенные. - Господин Веселуха, - зачастили они. - Мы считаем своим долгом предупредить вас о том, что в методике, написанной вашей сотрудницей Денежкиной, отсутствуют некоторые существенные свойства вашего прибора. Мы бы хотели знать: вы просто забыли внести их в методичку, или ваше правительство еще не дало вам лицензии на некоторые виды деятельности? Тогда мы, конечно, не будем... - Думаю, мы забыли, - сказал вежливо Веселуха. - Если вам не трудно, напомните нам, пожалуйста. Вперед вышел горный тролль с фонариком в руках, маленький, подпоясанный кожаным ремнем, и сказал: - Вы забыли написать, что ваш прибор также может применяться для обнаружения мелких и крупных подводных источников, озер, пустот в грунте и месторождений различных минералов. Веселуха рассмеялся и посмотрел на Рябинина; тот потер руки и спросил рассудительно: - Ну, а что еще? - Еще, - выступил органист из деревушки Унтераммергау, - ваш прибор превращает полынь и бурьян в эдельвейсы. - А молоко вблизи него не киснет, - важно добавила его жена. - И все это вы обнаружили за одну ночь? - Веселуха поднял брови. - Вы, наверное, не выспались. - Лучше не выспаться одну такую ночь, но стать первыми, чем пожертвовать славой и выгодой ради нескольких часов сна, - польстил герр Апфельбаум, лыжник с мохнатыми бровями -- и при этом так значительно на Веселуху поглядел, что директору пришлось срочно вырасти на два сантиметра. - Мы устроим праздник в вашу честь, герр Веселуха, - сказала некая фрау Штер. - Пойдемте скорее в гостиницу! Рябинин рассудительно потер переносицу, помигал глазами и задал окружающим вполне естественный вопрос: - Но почему же ни мы, ни наши клиенты в России не заметили всех этих дивных свойств? - Потому что мы - развитые потребители, а они - нет, - хором сказали немцы. - Потому что нам не приходило в голову задавать прибору такие вопросы, - уточнила госпожа Денежкина. - Ведь вы, Ян Владиславович, сами говорите: что у природы спросишь, то она и ответит... К этому легкомысленному замечанию все отнеслись так же легкомысленно, потому что с гор задувал свежий ветер, и стоять долго на белом свете было холодно: день был мокрый, солнышко гуляло за тучами, и хотелось грога. За столом было уютно, тесно, вкусно, до низкого потолка Веселуха мог бы сидя достать рукой, и только одно обстоятельство несколько его смущало: герр Апфельбаум все время на него смотрел, хитрый, как лис, и волосатый, как снежный человек. - "А скажите честно, - мысленно спрашивал он у Веселухи, - ведь гений и злодейство - это ну не то чтобы несовместимые, но совершенно разные вещи?" - "Конечно, конечно, - заверял его Веселуха. - Совершенно разные и даже несовместимые. У гения просто не получится хорошенько навредить кому-нибудь, кроме себя самого". - "А если гений - архитектор, - мысленно спрашивал Апфельбаум, наливая себе грога и одновременно болтая с окружающими, - и построил тюрьму?" - "Значит, в этой тюрьме будет сидеть и он, а вернее всего - только он", - отвечал мысленно Веселуха. Впрочем, вслух они говорили совершенно другие, более серьезные и практические вещи, а подобных легкомысленных предметов избегали. Так всегда люди порядочные не говорят о том, что больше всего их беспокоит, и не чешут там, где больше всего чешется. Веселуха сидел, как изваяние, положив руки на колени, - над ушами блестели металлическим блеском отросшие волосы, и глаза улыбались окружающим. Собственно говоря, дальше они могли бы никуда не лететь, потому что приборов с собой у них больше не было, а количество заявок росло в геометрической пропорции, - но Паша Ненашев, проявив римскую доблесть, смотался в Петербург за еще одним прибором. Ждали его всего сутки; за это время госпожа Денежкина успела найти под елкой чей-то кулон с александритом и посмотреть, как делают дырки в сыре, Рябинин истратил половину зарплаты на подъемник, а Веселуха с женой, наоборот, заработали. Дело было так: в одной из семнадцати пивных, расположенных в долине, сидели немцы и разные иностранцы; ночь шла на чистое небо, смех слышался у огня. Все было тихо и мирно, как вдруг круть - со скрежетом дверь кэк шмяк! Кто это так хлопает дверью, с неудовольствием подумали немцы, - обернулись и увидели высокого господина с гитарой, а с ним шла дама такой обалденной красоты, что немцы восхищенно переглянулись, и подавились черной травой, которой было приправлено в тот вечер мясо, а иностранцы - так те даже разулыбались. Но главное - с их приходом как будто ток прошел, как будто свежим ветром повеяло, и все почувствовали некоторый душевный подъем. Высокий господин скинул куртку и шапку, серыми глазами зыркнул в огонь, взял гитару и объявил: - Господа! Чтоб вам было понятно: я немного выпил, и у меня хорошее настроение. Сейчас я буду играть, и кто из вас сколько минут сможет проплясать - тот на столько лет больше проживет. Обалдевшие немцы выпучили глаза и стали переминаться с ноги на ногу; особенно стыдно казалось дамам, многие из которых не отличались молодостью и красотой. - Отпуск, Мари, - махнул наконец рукой один из немцев. - Пошли, правда, потанцуем! Мари встала, и они под одобрительный смех начали танцевать; за ними поднялся старый еврей в белых пейсах; за ними еще кто-то; наконец, все лавки были сдвинуты в угол, и пошла общая пляска. Мелодия, которую играл Веселуха, была нрава порядочного и постоянного, но веселого. Началась она довольно медленно, а потом потихоньку стала разгоняться, так что большинству присутствующих удалось прибавить себе не более чем по пятнадцать лет - хотя многие из них были неплохими лыжниками. Одна мадам Веселуха, не зная усталости, плясала под Веселухины струны. Брызги огня вылетали из-под ее каблуков: потом хозяин бара показывал отметины на сосновом полу, рассказывал легенду. В ее волосах радость свила гнездо, она дарила взгляды - глаза у нее блестели, как вишни после дождя, а сама она была стройна, как кошка, в отличие от многих присутствовавших дам, напоминавших кто веретено, кто грушу. Наконец, и Веселуха не выдержал: щелкнул пальцами, чтобы кто-то, неведомо кто, играл за него, поставил гитару (а музыка продолжалась, все убыстряясь), и схватил жену за талию. - И-и-и-эх! - взвизгнула мадам Веселуха, тряхнув темной копной волос. Только сноп искр по столу раскатился золотыми монетами. Вот такой бывает любовь, господа, - смотрите, вам показывают... - "Это не любовь!" - поднимают палец серьезные люди. А что же? Это красота. Пожалуй, это верно, но для Веселухи красота и любовь были - как мясо и соль. А мадам Веселуха никого не любила, и будь ее воля, - но волю Ян Владиславович выпил из ее губок первым же поцелуем, привязал к ней камень и утопил в море. Веселуха вообще считал женщин прелестными, но пустоголовыми созданиями, предназначенными для украшения жизни: это, по его понятиям, было очень много, - и, хотя и носил на руках всех дам, независимо от возраста и близости знакомства, абсолютно их не уважал. На следующий день явился Паша Ненашев с прибором, и Веселуха, простившись с герром Апфельбаумом, сел в санки, усадил сзади всех своих соратников, немцы подтолкнули их сзади - и "Амарант" поехал в Италию. Мальчишки бежали за санками елки слились по сторонам дороги пеленой. - Сторонись! Пади! - кричал Лукин, и свистел, и махал шелковым кнутиком. Лыжники разлетались с дороги, снег клубился, потом санки взлетели на воздух, и так, как по маслу, домчали Веселуху и соратников до самой Флоренции. Во Флоренции славно воевать, и изо всех углов тянет великим морем. Герцог привел войска в долину, - во Флоренции собрался совет, а наемники взяли и всех перебили, о чем без всякой горести повествует синьор Макиавелли в "Истории Флоренции", - даже самые гнусные измены - как красивые плутовские истории. Стены залов расписаны травами, над куполами солнце плавится багровым шаром. - Sapristi, ваш прибор предсказывает погоду! Большой корабль качался у берега на мутных волнах реки Арно. Помидоры красны, как губки мадам Веселухи. Ян Владиславович млел от любви и от тепла. - Мой прибор еще и не то может! - похвалялся он. - Погода - это не главное. - А что главное? - три итальянца мигали черными глазами в такт секундам. - Скажите нам, чтобы мы знали, а то мы умрем на месте от любопытства! Но Веселуха скрытно улыбался, как его ни поили. Только, когда стал совсем пьян, взял гитару, закинул ножку на ножку и сыграл им что-то старинное в своей обработке. С модуляциями, неожиданными, как всплески рыб, - невидимая на небе луна восходила все выше. Было в Веселухиной игре древнее изящество: так иногда умело рубят дрова, и это красиво. Россыпи спиралей, волн, страсть по всем правилам: барокко... Но тут, качаясь и хватаясь за палубу, явился Паша, - лицо его было отменно хмурым, хвостик менеджера по продажам, сальный и кудрявый, сбился набок, - его тоже оторвали от выпивки. - Директор! - сказал Паша тоном мученика. - К нам приехали джентльмены с города Нью-Йорка! Хотят вас видеть! - Как, прямо сейчас? - Веселуха притормозил и поставил гитару. - Скажи им, что я не могу их видеть. - Так и сказать? - "Видеть вас не могу"? - уточнил Паша. - Простите, директор, но они подумают, что вы шпана с Лиговки. Этого Веселуха не мог себе позволить, - он понял, что придется идти. - Так не по-русски же! - ты уморишь меня, ох! - синьоры, вы видите, какие у меня супрацовники... конфиденты, или как там... - Веселуха поднялся, палуба встала торчком, - ну вот, понаехали тут... Оч-чень не вовремя... Вкуса к жизни нет у людей... трудоголики, блин... Тут Ян Владиславович бросил строгий взгляд на свой прибор и спросил: - А я протрезвею? Прибор ничего не ответил директору, потому что был выключен из сети. - Воткните кто-нибудь, - пожелал Веселуха. Итальянцы втроем кинулись в бар и принесли удлинитель; Веселуха включил прибор и откинулся назад: он трезвел, если так можно выразиться, как на дрожжах, под мелким грибным дождичком, на глазах у изумленных итальянцев, качаясь на мутных волнах реки Арно. Три джентльмена из Нью-Йорка уже давно сидели в холле, в полумраке, ожидая Веселуху, в застывшем виде - как сели, так и сидели, улыбаясь, как в гробу. Увидев Яна Владиславовича, они разом хмыкнули и переменили позы. Все вокруг казалось серым и черным, только неяркий свет просачивался сквозь окно. - День добрый, джентльмены, - поздоровался Веселуха, садясь рядом. - Что же вы ничего не заказали? Наша фирма вас угощает. - Спасибо, - ответил один из американцев жизнерадостно. - Мы не пьем. Закон нашей корпорации запрещает нам пить вино и есть свинину. - Ну, тогда хоть салатику поклюйте, - предложил Веселуха, изображая простодушие. - Я вообще-то американ не так представлял. Я думал, что вы все в шортах и с фотоаппаратами на шеях. - Нет, - заметил американец, - это вовсе не обязательно. - На-адо же, - сокрушенно поцокал Веселуха. - А я думал... Американцы опять переменили позы. - Мы предлагаем вам сделку, - перешел к делу тот, который говорил. - До нас дошли сведения, что вы торгуете рентгеновскими флуоресцентными спектрометрами. - Да уж, запираться глупо, - сказал Веселуха, лопаясь от внутреннего смеха. - Есть такой грех - торгуем... Но мы же сами их и производим, заметьте, на основе собственных научных разработок. - Это нам также известно, - американец улыбнулся так, что уголки его рта чуть не сошлись на затылке. - Видите ли, дело в том, что наша корпорация также торгует рентгеновскими флуоресцентными приборами. - Вот как? - обрадовался Веселуха. - Значит, мы коллеги! Американцы переглянулись. - Мы хотим продавать ваши приборы под своей маркой, - сказал тот, который говорил и прежде. - Но это абсолютно невозможно! - ответил Веселуха учтиво. - Я вас понимаю, - кивнул американец, - условия, которые предлагают иностранные фирмы для сотрудничества, часто бывают просто грабительскими, из-за рисков, которые они несут, имея дело с русскими. Но не в нашем случае. Понимаете, мы - компания-лидер. Мы очень богаты. И условия будут для вас действительно очень выгодными. - Мы заплатим вам вперед на пять лет из расчета, что объем продаж будет расти на пятьдесят процентов в год. - Мы сами будем страховать все риски, чинить ваши приборы, а методики будем покупать у вас же за отдельную плату. - Более того! Если вам что-нибудь не понравится, вы в любой момент сможете разорвать контракт. Американцы покивали головами и заглянули Веселухе в глаза. - Ах, вот как, - пробормотал Ян Владиславович, - хо-хо! ого! Вы предлагаете мне принимать крепкое стопроцентное решение или можно развести демократию? - Разводите, - согласился американец. Тогда Веселуха повернулся и увидел, что на кожаном диване сгрудились кучей Рябинин, Паша, Наталья Борисовна и Лукин, и глаза у них горели, как фары. - Твое мнение, Миша? - Ковать ли станет на граждАн, - сказал Рябинин, - пришлец иноплеменный цепи - я на него, как хищный вран, как вихрь губительный из степи! - Так, понятно, - твое мнение, Лукин? Лукин покрутил носом: - Продавай по максимуму, Веселуха, а я не думаю, что это максимум. - Так, - ну, а ты, Паша, как? - Сравнение стоимости торговых марок - дело трудное. Может быть, когда мы раскрутимся, продавать под нашей маркой будет выгоднее. - Ясно, - а вы, Наталья Борисовна? - Я тоже думаю, что не стоит, - чистосердечно сказала Денежкина. - Почему? - Рожи мне их не нравятся. Тоже аргумент, подумал Веселуха, - и обернулся опять к американцам: - Мои сотрудники против. - Может быть, вы все-таки примете крепкое стопроцентное решение? - спросил американец. - Как вы бы сами поступили? - Конечно, я согласился бы, - улыбнулся Веселуха грустно, - но, увы, мои сотрудники... совки, нос не дорос, понимаете ли... Что делать! - Нехорошо, когда директор фирмы так подвержен чужому влиянию, - доверительно прошептал один из американцев. - Вам следует быть более... - Харизматическим, да, - покивали остальные два. - Я постараюсь, - козырнул Веселуха. - Все-таки я еще совсем недавно занимаюсь бизнесом. - А что вы делали до этого? - поинтересовались американцы. - Я работал на Бабаевском заводе, - Веселуха округлил глаза. - Бабаем работал. Ходил по дворам, и деток, которые не хотят ложиться в кроватку или капризничают, хватал и уносил в своем большом мешке... Пламя свечей прилегло на бочок и опять привстало, - перепуганные американцы зелеными тенями метнулись к дверям, и Веселуха пригласил всех к столу. Когда расселись, Рябинин поводил вилкой по гладкой, еще пустой тарелке и спросил: - Ян, а правда: как бы ты сам поступил? неужели... Веселуха поднял на него глаза и ответил спокойно: - Я бы поступил так: связал бы всех троих крепкой веревкой и торговался бы с ними до последнего. - И тогда вы отдали бы прибор? - ахнула Наталья Борисовна - И тогда, - продолжал Веселуха, - я бы получил - заметьте - независимую экспертную оценку рыночного потенциала нашей фирмы. Та последняя цена, на которую они бы пошли, - вот это и было бы то, на что нам можно ориентироваться... имея в виду наши стратегические цели. Веселуха выпил и смачно закусил маринованным грибком. - Но, - заключил он сокрушенно, облизываясь, - я прекрасно понимаю, что такие мои действия могли бы быть восприняты... как-нибудь не так... Поэтому мне пришлось просто послать их. Надеюсь, они не очень испугались. И дождь прошел, и воссияло солнце, расплавляясь кровью над куполами, закатываясь, как шарик-глазик, опускаясь в залив, дергаясь, отрываясь от небес, чернея. Но как-то вдруг дунуло горячим дыханием, посыпался голубой пепел, прогремело вдали, а потом нашла туча, и посыпал снег. Он сыпал мелкими клочьями, крупными хлопьями, небо поблекло, дороги сжались в узенькие щелки, реки вздулись, а потом наступила вечная ночь. Кресты чернели сквозь непроглядный серый мрак. Сеть с красными бантиками и бубенцами растягивалась все шире, - и, наконец, закрыла всю Европу, со всеми турками, арабами, дымными травками, горьким пивом, крепким вином, старую, облизанную языком Европу. Глава 6: На поток Заросли поля бурьяном Каждый вечер ходит пьяным Каждый вечер липнет к юбке В губки Красный дымный вечер А навстречу Многослойным океаном Лезут тучи, жарко, быстро, Дождь течет по острым листьям, Дрожь проходит по полянам Пришел в Петербург август, стало темнеть по ночам. На грядках сох укроп, над Невой мутной звездой стояло по вечерам рыжее солнце. В последних лучах наливались соком вишни, молодая картошка стала стоить пять рублей за килограмм, да и все, что растет естественным способом, подешевело, в том числе и заводы. - С этого завода разбежались даже крысы, - сказал Веселуха Рябинину, глядя вверх. Сзади Нева катилась, приближаясь к излучине, по бокам, куда ни кинь взгляд, были сараи, хрущобы, а между ними - сухие тропинки и жирная, пыльная зелень. Впереди возвышалось огромное здание, сваренное из железобетонных балок и стекла. Внутрь заходить не хотелось. Там, внутри, стояли огромные темные помещения, не наполненные ничем, кроме воздуха, а по полу сквозняки гоняли мусор. - Директор был дурак, - рассказывал подрядчик. - Параноик. Все ему казалось, что рабочие шпионам секреты выбалтывают. Придет в цех, встанет у человека за спиной, и курит. Кто сможет работать в таких условиях? Продукция получалась низкого качества. Вот завод и развалился. Так прошли они по пустынным помещениям снизу вверх и сверху вниз, и только когда они второй раз спустились на первый этаж, Веселуха обратил внимание на то, что в одном из цехов горел свет за прикрытой дверью, и туда по серому бетону вела утоптанная тропинка из следов. - А кто это у вас там? - указал Веселуха. - Не знаю! - удивился подрядчик. Веселуха на цыпочках подкрался к двери, заглянул туда и открыл рот: в большой комнате с низким потолком стояли рядами компьютеры, и, уткнувшись в экраны, за ними сидели вполне бойкие молодые люди в джинсах и темных очках. То там, то тут негромко названивали на разные голоса мобильники. В углу, наверху, бубнил телевизор. Ян Владиславович тихонько притворил дверь, и увидел, что с оборотной стороны на нее наклеен лист: "Инвестиционная компания ГУРУ". - Молодцы. Пусть сидят. Веселуха выпустил дым изо рта. Дым сплелся в кольцо, и перед ними материализовалась точная копия будущего завода. Завод работал. Мимо него мчался горячий ветер с залива, а небо было сиреневого и оранжевого цвета. И все были свободны и счастливы. Сквозь строительный сор - жирные капли цемента, железные стружки, крошку - прорастал пустырь зеленой травой; подрядчик с маслеными глазами смотрел на Веселуху и думал, что Веселуха не знает цен. - Вы думаете, я цен не знаю? - ехидно сказал Веселуха. - Пятьдесят! - Кудах там там! - всплеснул руками подрядчик. - Кудах-там пятьдесят! Да сто как минимум! - Где, Паша, наш генеральный план? - сурово сказал Веселуха. - Вот он, - Паша извлек план из заднего кармана джинсов. - Мы вам дадим! - не в лад пообещал подрядчику Рябинин. Глаза у подрядчика совсем замаслились. Он бегло оглядел Генеральный план, причмокнул розовым язычком и улыбнулся. - Ну, а сроки? - спросил он. - Сейчас август, - сказал Веселуха. - К декабрю завод должен начать работу. Я понимаю, что это невозможно. Ввиду данного обстоятельства, - Веселуха заложил руки за пояс, - внутрь каждого часа вливаю вам по семьдесят две дополнительные минуты. И работайте надежно. В дело надо душу вкладывать. Тут Веселуха обратился к Лукину: - А ты, пожалуйста, проследи за ним, чтобы все было честно и как следует быть, и чтобы мне не приходилось, как Петру Великому, вникать в каждую мелочь. - Обещаю, что все будет, как следует быть, - поклялся Лукин, и повел разговор с подрядчиком дальше. Он вел его бойко, в уверенных словах и непонятных терминах, и Веселухе вскоре стало скучно их слушать. Он ушел, и увел с собою Рябинина, и только Паша Ненашев поодаль стоял и прислушивался. Разговор этот тихий ему крепко не нравился, но тем-то и хороши все преступления, что до их совершения ничего криминального еще нет. - Тут такие деньжищи, брат! - восхищался Рябинин, ходил под сенью балок и пахал кроссовками песок. - Лукин, сколько тут денег? - И-и!!! -закатывал честные голубые глаза Лукин. - У-у!!! Лукин бил себя в грудь, и грудь отдавалась, как пустая бочка. Шило ерзало у него в попе. Раздражение копилось в нем слишком долго. Жизнь летела мимо, а он пахал на Веселуху, - как будто так и надо! - Мне неймется! - говорил он сам себе, и похаживал короткими ножками, вальяжным шагом, и мечтал. - Веселуха у меня узнает! Я - птица другого полета. Сокола нельзя запрягать в телегу, - взвивался Лукин. Он наворачивал круги и спирали вокруг завода; там неподалеку был заброшенный колодец, и Лукин, как гордый демон, присаживался на его край - ножка на ножку - но сидеть долго не мог, вскакивал и вглядывался в черную воду: - Ну чем, чем я хуже Яна? Почему он выигрывает честно, а меня тянет жульничать? Я презираю этого человека. Я ему ужасно завидую! Зла фурия во мне смятенно сердце гложет, Злодейская душа спокойна быть не может. Я к ужасам привык, злодейством разъярен, Наполнен варварством и кровью обагрен. Уже местами пожелтели и поредели кудри кленов и тополей. Лукин крал. Он вставлял шланг с входящими денежными потоками к себе в бензобак, или в карман, или попросту в унитаз. Финансовые потоки плыли сквозь его липкие руки. Иногда на строительстве появлялась мадам Веселуха: то возникала неслышно за спиной у рабочих, в шелковом зеленом балахоне, в белой шапочке поверх волны волос, то стояла на солнце, запрокинув голову. Однажды вечером, когда синяя мгла нашла на поля, зажглись фонари, и сквозь наш мир проступил мир иной, Лукин и мадам Веселуха с глазу на глаз сидели в укромном уголке одного милого ресторанчика близ Пяти углов. Жена у Веселухи была красавица, - тут уж не попишешь, и Лукин был еще ничего себе мужчина, галантный, только вот не физик, и глаза у него отсвечивали ярко-голубым мошенническим цветом. - Да бросай ты своего Веселуху, - шептал Лукин жарким шепотом. - Что, любишь ты его, что ли? Мадам Веселуха вздохнула и положила в рот маленький кусочек киви. - Опять ты за свое. Забудь, это невозможно. - Вовсе нет, - возразил Лукин страстно. - Я знаю, что говорю. Ситуация такова, что я могу легко оставить Веселуху ни с чем. Тогда и ты, милая моя, тоже останешься - ни с чем... - Угрожаешь? - повернулась мадам Веселуха. - Информирую, - ответил Лукин. - Зачем? Лукин улыбнулся ослепительно: - Повторяю свой вопрос. Ты любишь своего мужа? Мадам Веселуха задумалась. - Не знаю, - с сомнением произнесла она наконец. - С ним рядом... поле какое-то образуется, что ли... Как-то он это делает... Я рядом с ним просто пропадаю. Ему, по-моему, без разницы, я или какая другая. С другой стороны, благодарность... Он меня из пацанки, провинциалки в люди вывел, - кто я без него? Мадам Веселуха вздохнула и рукой поправила волосы. Лукин, сходя с ума от ее запаха, тихо нашел под столом ее коленочку и вкрадчиво, внушительно сказал ей: - Никогда не живи ради других, красавица. Мадам Веселуха покраснела, как кленовый лист. Так был составлен этот ужасный заговор, и Ян Владиславович ничего не знал, иначе он намотал бы на руку золотисто-каштановые волосья этой стервы да выкинул бы ее за борт "в надлежащую волну"; а Лукина вызвал бы на поединок, и, конечно, убил бы его, потому что Бог - он правду видит. Но Ян Владиславович ничего не знал. Вообще, после заграничного турне директор впал в эйфорию и очень себя полюбил. Например, он днями занимался собственными научными работами, отдав все текущее управление на откуп Лукину. - На фирме все хорошо, - легкомысленно говорил он, попивая кофе с бальзамом, - а я Оксфордскому университету одну разработочку обещал, так должен закончить. Достойна упоминания и сама эта "разработочка": в качестве побочного эффекта она позволяла находиться одновременно в нескольких местах, или, по выражению Яна Владиславовича, "сидеть на двух базарах одним задом". Веселуха с удовольствием применял этот побочный эффект: его можно было одновременно застать в Сиэтле, где он выступал с докладом, в Малайзии, где он заключал очередной контракт, и в двух точках его кабинета: на окне и в кресле. - Уникальная возможность для составления коктейлей, - потирал он руки. - Напитки всего мира доступны мне одновременно! Сентябрь выдался теплый, почти жаркий, и мадам Веселуха ходила с голыми руками, в развевающихся одеждах, а волосы ее блестели на солнце, как струи водопада. Лукин сходил с ума и крал все больше. Иногда являлся на стройке и Паша Ненашев, хотя ему-то тут было вовсе нечего делать - по мнению Лукина: Паша приходил на закате, опирался на какой-нибудь ящик, и оценивал, и прикидывал. Результатом его молчаливых визитов было то, что он попросил Лукина предоставить ему смету строительства. - Э-э! - рассмеялся Лукин. - Не далеко ли, друг мой, ты зашел? Ты у нас кто? Менеджер по продажам. Ну, вот и продавай. - У меня есть все основания полагать, - сказал Паша безлично, - что дела нашей фирмы идут не блестяще. Также я намерен в ближайшее время доказать, что причиной тому являются корыстные действия некоторых собственников фирмы. И Паша Ненашев посмотрел на Лукина. Но тот не убился, а рассмеялся: - Доказательства! - сказал он радостно. - Доказательства! Паша Ненашев пожал плечами и пошел, но в коридоре был остановлен и приведен к директору. - Так это ты тут дерьмо по стенкам размазываешь, Паша? - спросил Веселуха, делая кислое лицо. - Вы увидите, - сказал Паша укоризненно. - Но будет поздно. - Лукин! С ним начинали! И тебе не стыдно! Паша немедленно стало стыдно, но он не поддался. - Ян Владиславович, - сказал он сердечно. - Поверьте мне, вас нагло обманывают! И кто - Тут Паша взглянул на шефа и запнулся. Ян Владиславович курил и иронически улыбался. - Я, дружок мой, - сказал он веско, - я, Паша, физик, в отличие от вас! Вы можете тратить свое время на мелкие подкопы, - вы можете тратить свое время, а я - не могу. Директор неопределенно махнул рукой во двор, где в ровном тепле, прозрачные и нежные, стояли парки и улицы все в желтых листьях. Стебли сурепки и полыни засохли вдоль дорог. - И невыносимо же, - тут Веселуха повысил голос, - отвлекаться на все ваши дрязги! - Да-а, - смело обличил его Паша Ненашев, - а на кальвадос, Бейлис, можжевелловый джин и старку - выносимо? Ян Владиславович! - продолжал он горячо. - Пока вы тут хозяин! Умоляю вас. Во имя вашей концепции - во имя российской (Паша почесал бритый череп) науки. Ну, посмотрите вы пару бумаг. Вы же у нас абсолютный монарх. Вы же все можете. Ну, посмотрите, я знаю, где он вас надувает... - Если ты хочешь меня поссорить с Лукиным, - сказал Веселуха резко и потушил сигарету, - то это у тебя не получится. Вообще вот такие люди, которые ни хрена не делают по работе, а только разлагают коллектив... Ты хоть знаешь, как работает наш новый вакуумник? Ах, примерно? Ах, ты не физик? Ну, так и пошел тогда к едрене фене! Тебе, чтоб академиком стать, трехсот лет не хватит! - Я не ставлю перед собой такой цели, - корректно ответил Паша. На этот раз окно было открыто настежь, и вылет произошел бесшумно. Только всколыхнулись сухие листья ворохом, а Лукин посмотрел во двор и ухмыльнулся. Все это очень ему нравилось. Директора практически не существовало: Веселуха рассеивался по миру, а он, Лукин, присутствовал зримо, весь мясной и хитрый, как лис. А уж когда в Норвегии открылся мировой симпозиум по вопросам времени, Веселуха исчез совершенно. - Восемнадцать приглашений прислали, - извинился Веселуха перед подчиненными. - Лично сам Макферсон письмо написал от руки дорогой ручкой. Постарайтесь не отвлекать меня... ну, разве что если очень приспичит. - Так вот прямо прошел директор к шкафчику, - поведал Рябинин Паше Ненашеву, - вынул оттуда кувшин с рябиновкой и надел пиджак. Только и видели! - Нет, он ненормальный, - заметил Паша Ненашев грустно. В горах Норвегии медленно падало в море рыжее солнце, водочка была разлита по стаканам, и физики, профи по Времени, уже собрались по первой, но тут вдруг все обернулись и разразились криками восторга. К ним, с гор, по каменистой дорожке, без галстука и багажа спускался русский гений Ян Веселуха. - Восприимем же полные стаканы в его честь! - воскликнули физики. - Садитесь и расскажите, - мы слышали давно, мы так мечтали увидеть! Дверь в комнату Веселухи гуляла, сухой осенний ветер ленивой рукой открывал и закрывал ее, шустрые пальчики мадам Веселухи перебирали документы и выкладывали их на стол рубашкой вверх. А Лукин крал. Каждое утро начиналось с драки Паши Ненашева и Лукина: можно сказать, с дуэли. Паша хлестал Лукина контрактами, Лукин Пашу - платежками, но звон стоял такой, как будто они дрались на тяжелых мечах. Рябинин суетился вокруг, подавая то платок, то зеркальце - бойцы заметали следы побоища пудрой, Паша Ненашев брал ее у Натальи Борисовны Денежкиной, Лукин - у мадам Веселухи. - Вор, погубитель, - вопил Паша Ненашев по утрам, делая выпады контрактом. - Вы уморите фирму! - Туда и дорога! - отбивался Лукин платежкой. - Веселуха будет знать, как верить людям на деньги! Защищайтесь, сударь! Я схарчу вас, и не таких молокососов едал! - Не говорите "гоп"! - храбро парировал Паша. - И вообще... вот приедет барин! - Ха-ха-ха! - смеялся Лукин дьявольским смехом. - Барин тебя из окна выкинет. Правда, моя королева? - Правда, мой рыцарь! - нагло отвечала мадам Веселуха. Она сидела на окне, увитом порыжевшим виноградом с мелкими зелеными ягодками, на голые плечи был накинут мех, в волосах торчала нэпманская роза. Она поливала Пашу Ненашева помоями. Темно-зеленый шелковый сарафан, шелковые золотистые ноги, волна волос, скулы и подбородок: лицо немного стервозное, но удивительно притягательное. Гражданское мужество поднималось в сердце Паши Ненашева. Уши его от невольного подслушивания и подглядывания развернулись в капустные листья. На девятый день отсутствия Веселухи Паша Ненашев рывком распахнул дверь в кабинет Лукина: там за столом, уютно свернувшись калачиком, сидел чиновник. Рядом с ним были Лукин и, конечно же, мадам Веселуха. Появление Паши Лукину, кажется, не понравилось. - Вон, холоп, - заорал он на Пашу. - Я собственник, а ты наемный менеджер! Чиновник тут же восхитился: - Прелестно! Мне нравятся ваши порядки. Вот бы и нам такое ввести в правительстве. Эх, Европа не поймет, а так бы! Паша даже не разгневался: он не принимал таких вещей всерьез. - Валерьянки попейте, - пробормотал он. - А вам чего... бы хотелось? Паша всегда так спрашивал, когда хотел незаметно нахамить. - Да мне, собственно, - замельтешил чиновник. - Собственно а-а... Я просто думал - ведь ваш прибор, он, как бы, а-а... А там и выборы не за горами, вы понимаете меня? - Было много желающих, - прервал Лукин, - воспользоваться нашим прибором в целях блага Родины, но мы выберем только самых достойных, потому что ведь и благо Родины как таковое может быть понято по-разному... Мы коммерческая организация, вы понимаете. - Ну, деньги, - улыбнулся чиновник. - Если бы все можно было купить за деньги, это было бы ужасно! К счастью, у нас пока имеют значение и живые человеческие связи... Кровная месть, например... Мадам Веселуха расхохоталась. И за что Веселуха выбрал такую птицу? За красоту. Мадам Веселуха была очень красива. Блестящие волосы, как волна, - опишем ее языком цыганских романсов, - глаза, как смородина. А пахла она чем-то резким, - ее духи чем-то неуловимо напоминали керосин. - "Дело пахнет керосином". - Исстрадалась я, - плакалась мадам Веселуха Лукину ночью, в тиши кабинета. - Истерзалась я! Ведь известно, что человеку только дай себя пожалеть. - Ничего, - утешал ее Лукин, прыгая по кабинету, как Ленин по броневику. - Мы поедем в Америку и будем там потреблять, что захотим! Тем же самым вечером Паша Ненашев, уходя с работы, расслышал в углах какой-то стук и позвякивание. Почудилось ему, что из листвы старого дуба поблескивали увеличительные стекла. Но Паша не придал этому значения, а зря: то уже подбирались вражеские полчища. Наутро они встали из травы, и, вытягивая красные языки, от которых пахло кофе и сигаретами, пошли на "Амарант". - Но вас никто не звал! - закричал Рябинин, встав в дверях и пытаясь не пустить их внутрь. - Работать мешаете! Вон сейчас же! - Как это - никто? - глумливо проверещал один из незваных гостей, огромный жирный жаб на птичьих ногах. - Нас звал господин Лукин! - Господин Лукин нас звал! - подтвердила вся кодла, хихикая и кидаясь в Рябинина помойными предметами. - Господин Лукин и мадам Веселуха! - Да кто вы такие?! - спросил Рябинин в ужасе. - Кто вы? - Мы - новые акционеры! - отозвались твари хором. - ЗАО "Амарант" преобразуется в ОАО! - А, заходите, друзья! - Лукин высунулся из окошка и приветственно махал тварям рукой. - Кто хочет - залетайте, остальные через дверь! - Только через мой труп! - крикнул Рябинин. Вперед пробился некто трехметровый, бронебойного вида, с красными глазами и огромной нижней челюстью. - Через труп, говоришь? - он клацнул зубами и шагнул вперед. Рябинина вжало в стенку. Мимо него душной волной, топоча и повизгивая, ломанулись "гости". Рябинин, бессильно матерясь, пустил в них запасным колесом от служебного автомобиля. - Наталья Борисовна! - крикнул он вверх. - Посмотрите, ради Бога, чтобы они ничего не сперли! - Что вам надо?! - причитала госпожа Денежкина, отнимая у тварей гайки, открученные от нового прибора. - Что за табор?! Почему нас не предупредили? Зрелище было и впрямь душераздирающее. Паша Ненашев открыл дверь, оценил ситуацию и метнулся в лабораторию. - Я просто не знаю, что делать, - закричал Паша, разводя руками. - Все же рухнет сейчас! Вы только принюхайтесь, Наталья Борисовна! Пахнет керосином! - Да, вот и потолок потрескивает, - меланхолически отметила Денежкина. - Посмотрите. Действительно, на потолке, прямо над весами, образовалась и расширилась маленькая, но плотная щель. - Это Лукин, - сказала Наталья Борисовна. - Лукин и мадам Веселуха. В высшей степени недостойная женщина. - Значит так, - распорядился Паша. - Вы, Наталья Борисовна, срочно туда. При вас они не посмеют. А я пойду звать Веселуху. Менеджер открыл дверь и столкнулся с Лукиным нос к носу. Лукин побелел, как штукатурка. Паша схватил его за редкие волосы и спросил: - Бразды правления взрываем? - Да, - дерзко ответил Лукин, извиваясь. - А ты, Павел Петрович, подумал бы о своей судьбе. Ведь тебе теперь придется на меня работать. - Ох, и получишь же ты от шефа! - вскричал Паша. Но Лукин не боялся ничего. Он отпрыгнул на три шага, показал Паше язык и помчался на собрание новых акционеров. Резкий запах керосина усиливался, щели на потолке и стенах росли. - Веселуха как всегда, - плачевным голосом пробормотал Паша. - Ну почему он такой... не менеджер! Это прозвучало почти как "не физик" в устах Рябинина. А Веселуха в Норвегии стоял над прибором и уверял собравшуюся компанию, что прибор умеет делать много интересного со временем и даже пространством. - Я занялся этим случайно, - скромно говорил он, - мне бы и в голову не пришло, что мой прибор может иметь какое-то отношение к тому, чем я всегда занимался в науке. А вот мои партнеры со всего света заметили. Молоко вблизи него не киснет, духи индивидуально подбирает... Что-то, подумал я, есть в этом общее! Я уже сделал некоторые обобщения, - даже практические выводы, - но границы неизвестного, как всегда в таких случаях, расширяются... Окружавшие его ученые из разных стран взволнованно смотрели на прибор. Конечно, в первую очередь интересно выявить саму природу; но частные проявления бывают иногда так любопытны! В общем, настроение ученых можно было описать словами: "Дяденька, покажите фокус". Наконец, некто Перри Круассан решился; он поднес пальчик ко рту и сказал: - Э-э... господин Веселуха, - а не могли бы вы продемонстрировать что-нибудь более или менее наглядное и поучительное... для примера? Веселуха улыбнулся. - Ну, давайте! - сказал он. - Вот, например, отличный опыт с компьютерной видео-картой. В сказках ваших народов, наверное, есть сказка "Катись, яблочко по серебряному блюдечку"? То же самое, практически. На экране сейчас высветится все, что в данный момент делается в той или иной точке Земли, или с той или иной персоной. Кого хотите посмотреть? - Президента Буша! - Отлично, - Веселуха настроил изображение, - вот он! Президент спал, накрыв нос одеялом. Присутствующие засмеялись и захлопали. - А покажите нам вашу жену, - попросил кто-то. - Мы слышали, что она у вас красавица! - О да, - кивнул польщенный Веселуха. - Ну, смотрите. Экран замерцал, изображение стало четким, и собравшиеся ахнули. Они увидели комнату, забитую до отказа. Там были журналисты, люди в штатском и военном, чиновники с пустыми глазами, в окна совались свиные рыла, на раме сидел, как паук, тощий молодой человек без шеи; все уроды и чудеса Петербурга - как сорняки, как одуванчики - все проросли здесь. Посреди комнаты, в этом месиве из лиц и кос, рук и хвостов, на столе, стоял прибор. А на приборе, слившись в засосном поцелуе, сидели Лукин и мадам Веселуха. В одной руке у Лукина была рюмка - он отставил мизинец, позируя журналистам, - а в другой акция новорожденного ОАО "Амарант". Веселуха втянул в себя воздух, и лицо его потемнело. - Ну!.. - только и сказал он, и скопировался в офис, одновременно продолжая ученым показывать, что умеет его прибор. В офисе пахло керосином. В коридорах было пусто. Веселуха оглянулся и увидел Пашу Ненашева. - Что случилось? - спросил директор быстро. - Где Лукин? Что с моей женой? - Убить вас мало, директор, - пробормотал Паша злобно. - Лукин устроил переворот. Теперь у нас не ЗАО, а ОАО, и акции скупили какие-то сволочи. Вас сейчас уволят. Ваша жена... - Это я уже понял, - прервал его Веселуха и бросился к Лукину. В коридоре было нечем дышать от керосиновой вони. Потолок покрылся трещинами и пятнами, все кругом зыбко дрожало и потрескивало. В кабинетах было совершенно пусто, только госпожа Денежкина и Рябинин бегали вверх-вниз с химической посудой и реактивами, вынося все это на середину двора, под сень дуба. - Здравствуйте, Ян Владиславович! - вызывающе пискнула Денежкина, тряхнув кудряшками. - А я вот хорошая женщина, по Домострою живу, в мужские интриги не лезу! - А я не лезу в женские, - поддержал Рябинин. - Лучше бы вы лезли, - выдохнул на бегу Паша Ненашев. Из конца коридоров доносилось щелканье фотоаппаратов и гул голосов. - Часом бы вы раньше, - с ненавистью выдохнул Паша. - Молчать, - приказал Веселуха и распахнул дверь. Официальная часть там, по-видимому, уже закончилась, и наступила неофициальная. На небольшом столе кучами лежали гвозди, болты и другие яства. Во фторопластовых бокалах плескалась украденная из лаборатории плавиковая кислота. Уроды и чуды сгрудились вокруг стола и, смачно чавкая, пихали все это себе в рот. Мадам Веселуха лежала, разнеженная, у Лукина на коленях; глаза финансового директора горели синим газовым пламенем. - А-а-а! - захохотал Лукин, показывая на Веселуху пальцем. - Смотрите, это наш доблестный директор. - Он прохлопал свою фирму, а теперь пришел и пытается на нас воздействовать! - Ха-ха-ха! - зашлись акционеры. - А мы тебя уже уволили! - Что смотришь? - Вали подобру-поздорову! Да, Лукин придумал здорово. Веселуха умел нравиться людям, и продай Лукин акции представителям Homo Sapiens, они послали бы Лукина к черту и замерли бы, как ледяное море, у ног Яна Владиславовича. Но в том-то все и дело, что только два акционера - Лукин и мадам Веселуха - были людьми, а остальные только казались... или даже не казались. Расчет Лукина был остроумен; но он забыл кое-что важное. Веселуха оглядел вертеп; Лукин оторвался от мадам Веселухи и хотел сказать еще что-нибудь глумливое, что-нибудь ехидное, но слова почему-то застряли у него в горле. И мадам Веселуха хотела бы спрыгнуть с прибора и что-нибудь предпринять, но тоже не смогла ничего сделать. Акционеры тоже затихли: только дождь шумел за окном. И в этой тишине Ян Владиславович просто-напросто поднял руку и перекрестился. - Караул! - завопили акционеры. - Лукин, почему ты не сказал нам, что ваш директор - христианин! - Ага! - обрадовался Веселуха. - Боитесь! Убирайтесь прочь! И перекрестился еще раз, а потом еще раз, и все уроды с визгом и хрюканьем скапутились, - только их акции белыми бумажками упали на пол, и среди них остались сидеть на полу Лукин и мадам Веселуха. Веселуха сделал шаг вперед. Улыбки примерзли к их лицам. Паша Ненашев, который так и стоял у дверей, поежился. Дождь тек по острым листьям, по полянам проходили волны дрожи. - Что бы мне с вами сделать, - задумчиво произнес Веселуха, потирая лоб ладошкой. - Поучительное и наглядное, но уголовно ненаказуемое... Парочка прижалась друг к другу; мадам Веселуха подняла на Яна Владиславовича умоляющие глаза и прошептала: - Со мной ничего нельзя делать, я беременна. - Что-о?! - переспросил Веселуха. - Повтори! - Что-что, - заплакала красавица. - Ребенок у меня будет. - От меня? - Лукин подполз к ней и ухватил за плечи. - До тебя, - всхлипнула мадам Веселуха. - От Яна. - Она подняла голову. - Ну, как теперь будешь меня наказывать?.. Ян Владиславович присел, чтоб не упасть, таково было его замешательство. У Веселухи был сын от самого первого брака, и пока он был маленький, Веселуха довольно часто с ней общался, но потом первая жена выскочила за немца и уехала в Германию. И вот теперь!.. Может, простить ее? Нет, какая все-таки сволочь! - Вот что, - решительно сказал он. - Я вас распределю. Ты, голубушка, будешь жить в средневековье. - В России? - зарыдала мадам Веселуха. - Не хочу! Я не люблю сельское хозяйство! - Хорошо, в Англии, - смилостивился Ян Владиславович. - Семнадцатый век... скажем, 1650 год. А тебя, Лукин, я зашлю в блокаду. Если будешь совсем помирать, помогу. Даю вам три дня на изучение всяких вопросов - на тему, какие дома снесло в Ленинграде бомбой и кем может устроиться вдова с ребенком в славном городе Лондоне. Все! А теперь - вон отсюда! Дождь осенний, темный сыпался мелкими каплями; Паша Ненашев и Наталья Борисовна осторожно вышли из комнаты, прикрыв дверь, но ее тут же снова распахнул сквозняк. Красное небо в огнях, на улице дождик льет, там где-то маячит кабак под орлом. - А ты-то сам - что думаешь по этому поводу? Рябинин ждал ответа, но Веселуха отвечать не торопился: открыл рот, хотел что-то сказать, - Рябинин даже успел понять, что именно, по выражению его лица, - но так и промолчал. - Ян, ты что, онемел от потрясения? - заподозрил Рябинин. Может быть, так оно и было; может быть, Веселуха обиделся на человеческую речь смертельной обидой и решил ею не пользоваться; а может, просто избрал другой, более совершенный способ общения. Во всяком случае, все, что он хотел сказать, было понятно в той же мере, как и раньше, когда он изъяснялся словами. Небо все в желудях, фонарь, как елочный шар. Глава 7: Для спроса Полное света, Желтое поле раздето Над распахнутым селом Лес сухих солом Зреют пауки на паутине Солнце греет реки и мосты В солнечной долине, Красная картошина Пылью запорошена А небеса чисты, густы А осень вступала в свои права, правда, безветренная и ясная, но холодная. Рябины было много - к суровой зиме, и что-то над домами вечером просвечивало такое розовое и сиреневое. В такие-то дни и повалили в "Амарант" новые клиенты - физические лица. Веселуха, конечно, уже и сам догадывался, что придуманный им прибор - не просто рентгеновский флуоресцентный спектрометр. Об этом он пытался поведать ученым на той самой памятной конференции в Норвегии. Дело шло к чему-то необычайному. Если бы этот прибор сделал не Веселуха, может быть, все бы и обошлось. Но автором прибора был Ян Владиславович. Поэтому словно какой-то ветер поддувал с темных полян, и ситуацию заносило в сторону далеко не безобидную. - Говорят, Ваш прибор на здоровье хорошо влияет, - говорили физические лица, обмахиваясь платочком. - А мужа он вернуть может? - А орехи можно им колоть? Госпожа Денежкина любила клиентов, и не могла пойти на обман: - Мы не знаем, - отвечала она, - как прибор влияет на здоровье. Мужа он вам сам по себе не вернет, если только вы не используете его для шантажа или еще как-нибудь. Орехи колоть нашим прибором можно, но тяжело, дорого и непродуктивно... Физические лица послушно кивали, но Денежкиной не верили. Они прокрадывались в отдел маркетинга, где, не поднимая на них глаз, в темных очках, сидел за компьютером Паша Ненашев. - Вы знаете, - умоляюще лепетали физические лица, - Павел Петрович! У нас такие проблемы... Паша Ненашев бесстрастно теребил бородку: - Наш прибор решит все ваши проблемы, - говорил он клиентам. - Особенно вот эта, усовершенствованная модификация. - Да кто вам сказал, что наш прибор мясо жарит? - допытывался Рябинин. - А вот, - показывали клиенты пальцем через рынок, - на заводе "Нефтеорганика" в Сибурске работает тетя Маша, она на нем работала и случайно заметила... Совестливый Рябинин вздыхал и кряхтел. Он ходил вокруг прибора в багровых осенних сумерках (пахло грибами и поздней, холодной водой) и в машине, перебирая волосатыми руками по рулю "девятки", всюду он раскладывал так и сяк, и думал: в каких же терминах описать многостороннее воздействие прибора. Рябинин мучался. Он ничего не мог понять. - Слушай, Ян, - сказал он как-то, - надо бы опровергнуть все эти слухи. А то мы получаемся какие-то мошенники. Веселуха наморщил нос: "Всех мошенников мы уже выгнали!" Скорее всего, Веселуха вовсе не онемел, а просто избрал другие, более совершенные способы выражения своих мыслей. Во всяком случае, окружающие его понимали. Отвечая, Веселуха ограничивался взмахами рук, выражением лица; когда хотел сам что-нибудь сказать, брал гитару - играл он превосходно. В дружеских беседах иногда изъяснялся Веселуха с помощью напитков. Можжевеловка означала долгий отъезд или нестандартное решение; водка - что-то энергичное, действенное, экономию времени (хлопнем по рюмахе); пиво - расслабон и простоту, и так далее. Но этот язык напитков был для близких, а для далеких Веселуха обычно играл на гитаре. Инструмент позволял ему произносить длинные речи и делать краткие замечания. Ян Владиславович импровизировал, иногда вставляя цитаты из классиков. - Какие мошенники, - вмешался Паша. - Граждане довольны. Какой-то один приходил недавно, благодарил: говорит, ему наш прибор квартиру отремонтировал. У другого жена родить не могла - родила. У третьего нос был большой, нормальную форму принял... - Может, это иллюзия? - предположил Рябинин. - Может, у них глюки? - Значит, у нас тоже глюки, - сказал Паша. - Групповая галлюцинация, как и было сказано. - Значит, не глюки, - сделал вывод Рябинин. - Но постой, Паша: ведь наш прибор не дешевая игрушка. И фирмы-то не все могут себе его позволить, что же говорить о гражданах? Паша Ненашев пожал плечами: - А они в потребительские кооперативы объединяются. Скидываются. Рябинин горестно всплеснул руками: да, так оно и было. Многие клиенты приехали из небогатых мест, в лаптях и с узелком, деньги на прибор собрали всей деревней, отказывая себе в самом насущном, или продались ради него в рабство. Веселуху очень заинтересовало все это; ведь началось все с иностранцев, которые, конечно, никак не могли договориться, - стало быть, по крайней мере, эта "галлюцинация" могла возникнуть одновременно у десятка людей различных национальностей, живущих вдали друг от друга. - А с чего все начиналось? - выспрашивала Наталья Борисовна ювелирную женщину, которая приехала за вторым прибором. - Расскажите поподробнее. Не упускайте, пожалуйста, деталей. Веселуха сидел рядом и заинтересованно слушал. - Ну, значит, так, - обстоятельно начала ювелирная дама, отгрызая кусок от сушки. - Я в тот день купила пять яиц. Голову помыть. Мне их еще продавать не хотели, - меньше десятка. Шла домой, два яйца по дороге съела, не удержалась. - Сырыми? - Они шоколадные оказались. Прихожу, думаю, ой, интересно, а что у них внутри? Смотрю - а там перстни, такие, вроде серые, не то алюминий, не то пластмасса, но непонятно, из чего, как? Ну, мне стало интересно, из чего они? Игрушки-то детские. Вдруг чего Илюха от них отгрызет? Решила на вашем приборе, раз такая пьянка, их проанализировать. Дама отхлебнула чаю из блюдца: Веселуха умилился. - Ну, и вот, - продолжала ювелирная дама, - прихожу на следующее утро на работу, а тут меня к начальнику за зарплатой зовут. Дали мне зарплату, аж обидно, до чего она маленькая. Ну, понимаете, настроение у меня такое было... - Да, я понимаю, - посочувствовала Наталья Борисовна, глянув на Веселуху искоса. - Вот, - пошла дальше дама, - прихожу с зарплатой, и сама уже собралась уходить, а тут перстни из яиц. Ну, думаю, сейчас быстренько анализ сделаю... Ложу их в кюветочку... а сама думаю, если бы они золотые оказались, во был бы финт. Вынимаю... (Ювелирная дама сделала таинственный вид и растопырила пухлые пальчики) - Ну? - подыграла Наталья Борисовна. - Платина, - торжественно объявила ювелирная дама. - Высшей пробы платина. - А почему не золото? - удивилась Денежкина. - Вы же хотели золотые. - Я это объясняю так: ваш прибор знает, что платина дороже, - дама качнула большими серьгами. Все представлялось ей хотя и чудесным, но в принципе возможным. - Мы сволочи! - сказал Рябинин. - Мы мошенники. Я себя чувствую идиотом. Сам сделал прибор и не знаю, как он действует. Позор моей бороде, как говорил старик Хоттабыч. - Погоди, - посоветовала госпожа Денежкина. - Не надо себя обзывать словами. Надо просто устроить нечто вроде дегустации... нечто вроде "сеанса черной магии с разоблачением": если гражданам объяснить, что прибор рентгеновский флуоресцентный - это не панацея, то... - Да зачем! - вскричал Паша. - Клиентов разгонять! - Нет уж, нет уж, - сказал Рябинин, - мы устроим. Потому что честь фирмы - превыше всего! Да, Ян? Веселуха кивнул. Он, кажется, думал о чем-то своем, упорно глядя в сторону, как портрет, - взгляд его было не поймать. На следующей неделе "Амарант" действительно устроил нечто вроде дегустации или сеанса черной магии с разоблачением в бизнес-центре "Все дела". Народу пришло много. Занавес разъехался: у прибора сидела Наталья Борисовна Денежкина, рядом переминался на негнущихся ногах Рябинин. - Мы все здесь собрались, - сказал он, - чтобы показать вам, что наш прибор вам не нужен, и нечего тратить на него столько денег. Мы, конечно, привлекаем клиентов, но не таких идиотов, как вы, а солидные фирмы. Паша Ненашев в первом ряду покачал головой. - Поэтому, - вступила Наталья Борисовна, - прошу высказывать самые простые желания, желательно такие, исполнение которых было бы видимым, чтобы все убедились, что наш прибор их исполнять не умеет. На сцену немедленно вышел мужик в шляпе и сказал: - Ну, хочу вытащить кролика вот из этой шляпы. После чего поставил шляпу в кюветку и нажал на пуск. Прибор помигал глазенками, но кролика в шляпе так и не оказалось. Зал зашелестел. - Отлично! - воскликнул Рябинин. - Еще! Вышла на сей раз дама; жеманно улыбнулась и сказала: - Ну, хочу стать молодой, как в двадцать лет. Подставила рожу свою морщинистую под прибор, но эффекта не последовало. Рябинин захлопал в ладоши; зал заволновался, народ переговаривался, в недрах зрело что-то решающее. - Этого не может быть! - завопил наконец кто-то из заднего ряда. - Это вы их подсадили! Я знаю, в чем дело! Да пустите же меня, пустите! - Интересно, - иронически сказал Рябинин. - В чем же дело? Сейчас нам расскажут. Пред очи собрания выскочил шебутной мужик лет пятидесяти, из тех, что ругают правительство и изобретают вечный двигатель. Глаза у него горели. - Они все врут! - закричал он и замахал указательным пальцем. - Они - врут! Дело-то вот в чем! - В чем, в чем, - иронизировал Рябинин. Веселуха в зале от внимания весь подался вперед. - А дело-то в том, - высказывался мужик, - что эти люди, которые сейчас пытались кроликов вытаскивать, на самом деле ничего этого не хотели! У них не было проблемы! Потребности у них не было! И прибор - он не дурак! Я же чувствую, что прибор-то не дурак, его с душой делали! И прибор нутром почуял, что кролик этому уроду на хрен не нужен!.. - Потише, - встрял "кроликовод". - ...и дама не хотела молодеть, - продолжал шебутной мужик. - А вот кто действительно чего-то хочет, прибор ему потребность устраняет! Причем - необязательно, заметьте, тем способом, до которого может додуматься сам человек! Тут Рябинин прервал мужика: - Это все очень благородно! Однако как проверить вашу, с позволения, гипотезу? - А очень просто, - не смутился мужик. - А ну, народ, у кого проблемы есть! Видимые, такие, чтобы мы все рассмотрели! Чтобы - весомо, грубо, зримо! В зале послышалось сдавленное девичье хихиканье, произошел некий шум, и на сцену вылез долговязый парень лет семнадцати, с ядовитой улыбкой на прыщавом лице. - Мучает меня жажда, - сказал он вызывающе. - Правда! Зуб даю! "...на холодец", - подумал Веселуха, улыбаясь. - Прибор! - воззвал парень. - Вот я жму на кнопку: утоли мою жажду, прибор! Все затаили дыхание: не хлынет ли из прибора вода, как из брандсбойта? или минералка? или, быть может, даже пиво? но тут из первого ряда, густо краснея, вылезла какая-то девчонка, вылезла и направилась прямо к парню. Глаза у несчастного распахнулись, как окна, челюсть затряслась. - А-а-а! - сказал он. - Помогите... И бросился со сцены прочь; девчонка пошла за ним. Все так и застыли в оцепенении. - По-моему, все ясно! - сказал шебутной мужик. - Не желания, а потребности, вот где собака-то! А? - А по-моему, ничего не ясно, - сказал Рябинин сварливым тоном. - Тут были эмоции, а нам надо объективный эксперимент. Объективный! Кто? Некоторое время никто не выходил, но потом, нерешительно перебирая ветхими ножками, по проходу сошла вниз женщина, которую можно было смело называть "старушкой", даже не боясь обидеть. Ей стукнуло уже, может быть, лет сто, может быть, и сто пять - в таком возрасте погрешность в определении даты рождения велика. - Объясняю свою проблему, - сказала она неожиданно внятно и звучно. - Я вить по профессии-то певица. Тольки у нас на театре... ну... в коллективе-то взаимоотношения - прямо скажем. Вот хотелося мне, - нараспев, мечтательно произнесла старушка, - всю жизнь хотелося спеть Ольгу Ларину, а чтобы Ленского пел бы... кхм... Сергей Яковлич Лемешев, - тут старушка залилась краской. - Вот, какая у меня потребность. И теперь живу я... всех уже достала... - это слово прозвучало в ее устах несколько неестественно, - а пока не спою с Сергеем Яковличем, не помру... Тут все поняли, что старушка-то, видимо, альцгеймерная, потому что Сергей Яковлевич Лемешев, как известно, давно отошел в мир иной; и уже попытался Рябинин встать и тихо спровадить ее обратно в зал, но старая певица так на него взглянула, что он сел и больше не пытался. - Прибор! - гордо сказала старушка. - Давай, делай, что можешь, если ты действительно - "с душой"! Застыл зал в ожидании, а Веселуха от нетерпения был весь, как натянутая струна. И это была пауза перед музыкой, а потом рядом со старушкой высветился призрачный, но оттого не менее талантливый Сергей Яковлевич Лемешев - и они запели: В вашем доме, как сны золотые, Мои детские годы текли, В вашем доме узнал я впервые Прелесть чистой и нежной любви... Они пели так, что Рябинин уронил голову на стол; так, что госпожа Денежкина раскрыла изумленно глаза и вся слушала; а Веселуха сидел сосредоточенный и взволнованный, - он понял, что, сам того не желая, создал абсолютный удослетворитель потребностей. Даже не волшебную палочку. Даже не золотую рыбку. Прибор не просто служил средством для человеческих целей: он ставил цели сам, и это было чудовищно. Собравшись в кабинете у директора, все молчали - не было слов. - Да, директор, - сказал наконец хриплым голосом Рябинин. - Ну, ты дал. Веселуха развел руками: "Ну, дал; какие есть еще мнения?" - Есть мнение, - подал голос Паша Ненашев из угла. - Только прошу не бить меня больно по голове. Веселуха дал понять, что не будет. - Взялся за гуж, - сформулировал Паша. - Надо соответствовать. Ничего сверхъестественного нет: в нашем приборе обнаружились новые свойства... неважно, какие. На них есть... гм... спрос. Значит, будем продавать. Цена на новом рынке определяется как себестоимость плюс ожидаемая прибыль. Вот и все мои предложения; что из этого выйдет, я загадывать не собираюсь. Я человек простой и бесхитростный. "Империя от моря до моря, - подумал Паша. - Власть над всем, что движется. Собственность на все, что плохо лежит". Подумал и обернулся: Веселуха смотрел на него так, как будто читал его мысли. - Так, подумалось, - невинно оправдал он себя. - Подумалось - это хорошо, - сказал Рябинин. - Вот и мне тоже подумалось - и вот что из этого вышло. Нет уж. Лучше разориться, чем торговать такими вещами. - Нет! - Паша Ненашев встал и замахал пальцами. - Так не бывает! Это совершенно невозможно. Ни один ученый не мог устоять против применения своего изобретения, каким бы страшным оно ни было, и сколько бы денег ни пришлось на это потратить. А наш прибор еще и имеет коммерческий успех! Иметь возможность создать империю - и не сделать решающего шага из соображений морали и нравственности? "При чем тут мораль, - подумал Веселуха. - Просто чем больше империй, тем больше тюрем; должен же кто-то остановиться; да только мы ведь не сможем, вот беда - тормозов у нас нет, кровь славянская". Ночью, когда спали и дети, и комары, Веселуха лежал на спине, глядя в серое пространство над собой. Рядом с ним никого не было: мадам Веселуха уже три недели (да будет мне позволено так выразиться) жила в средневековом Лондоне. Веселуха каждый вечер проклинал себя за свирепую жестокость. - "Идиот, у нее твой ребенок, - говорил он себе. - Кто ей там будет роды принимать? А вдруг она в Темзу прыгнет?" Он уже несколько раз думал: не вернуть ли ее, но спохватывался. Мелькали тени; мир вокруг раздался вширь и стал глубок. Невыносимая печаль охватила Яна Владиславовича. По серому потолку прошло пятнышко: на грудь Веселухе уселся Дух Времени, бесплодный и бесплатный. - Веселуха, - заныл он замогильным голосом, - а Веселуха! Ян Владиславович не отвечал. - Ну Веселуха! - вступил Дух Времени опять. - Ну, поддайся мне. Ну, будь ты со-временным человеком. Веселуха зажмурил глаза. - Я же искренне! - страшным шепотом взвыл Дух Времени. - Веселуха, ты же, было, шел со мной в ногу! Ты же жил на Лиговском неподалеку от Мальцевского рынка, тебя принимали в пионеры и хотели выгнать из школы за тупость! Вспомни, какие это были дивные дни!.. Веселуха вспомнил, и тоска его усилилась, но глаза он не открыл. - Вот упрямый, - сплюнул Дух Времени. - Торгуется, как на восточном базаре. И чего я тут мелю? о чем молю? Что муссирую и массирую? Да ты у меня сейчас сам запросишь! Я же могу изобразить! Ах, любопытство, мать всех пороков! Веселуха приоткрыл глаз, чуть прижал одеяло - и увидел. Там зрело банановое лето. Там асфальт плавился и трава ядовито зеленела, мутью расплываясь в глазах. Огромный супермаркет со стеклянным куполом, замок мирового торга, восстал посреди поля. Звездные флаги развевались наверху. А внутри цвело изобилие. Полки ломились от товаров. Пахло кондиционером. Продавщицы, толстые "афроамериканки" в розовых фартуках, целовались на глазах у покупателей. Все было напоказ. Реклама свистела у Веселухи в ушах: зубы...пиво...право...кроссовки... Закон разливался под всем этим, как подливка из горячего асфальта. Вдали белели легкие замки банков, на них залегли люди с автоматами. А на небе напряженно сияло солнце. Ты потребил, тебя ли "потребли" в этой свалке? И не все ли равно, ты ли отымел, или тебя, если кругом общая зараза и бесплодная земля? И куда бежать? Все дороги пройдены, а твоя личная выбрана не тобой. Бог знает, что мы творим. Но и к Богу обращаемся мы, как трехлетние дети: реши за нас, избавь нас от нашей свободы... - Ты не по карману мне, Веселуха, - Дух Времени с великим удовольствием развел руками. - Что ж, я приду в другой раз... И Дух Времени бесплотно, бесплодно, бесплатно ушел, что-то бурча под нос. Веселуха недовольно надвинул одеяло на нос и уснул. Паше Ненашеву в ту ночь тоже не спалось. Маринка рядом свернулась тепленьким клубком и посапывала, а Паше как будто кто в глаза пружинки вставил. - "Ну, кто меня заставлял в десять вечера кофе пить? - спрашивал он себя. - Неначе все от этого". Но на самом деле дело было не в кофе: просто Паша прокручивал про себя, как он будет говорить с директором о новой маркетинговой концепции. Этот разговор почему-то казался ему очень важным; Паша уже начал придумывать седьмой по счету вариант. Выглядел он так. - Вы, Ян Владиславович, до сих пор думаете, что мы продаем приборы, - скажет он. Веселуха кивнет и удивится: а что, мол, тут не так? Тогда Паша доверительно к нему пристроится и скажет: - Н-не так! В этом-то и была ваша ошибка. (Тонкое место. Кабинет теперь у Веселухи высоко, внизу бетон. Впрочем, окно можно закрыть.) Допустим, что Веселуха его не выкинет, а просто даст понять, что у директоров ошибок не бывает - кроме тех случаев, когда они отдают денежные потоки в чужие руки. И покажет, что теперь-то шланг в его руках. - Конечно, - согласится Паша. - Все так. В тучах красная дуга, Нева катит свои струи в прозрачное море, железобетонный остров несокрушим. Но если мы строим империю, то продавать надо не просто приборы, а образ жизни, да, Ян Владиславович, концепцию, культуру. Философию... Потом Веселуха спросит, зачем нам концепция, - ведь мы продаем прибор, а не кроссовки и не шоколад. На это Пашин ответ будет таков: - Потребителю нашего прибора не нужно ни кроссовок, ни шоколада, и вы сами это прекрасно понимаете. Услышав, что это понимает не он один, Веселуха возьмет гитару и даст понять, что он собирается перестать валять дурака и начать торговать по-новому. Так думал Паша, не ворочаясь, чтобы не придавить Марину, и глядя в потолок, по которому расплывались синие и серые пятна. Глава 8: В доску Черный напиток пенится белым, Пахнет газетой, млеком и мелом, Горькие зерна, сладкие думы, Полные чашки прозрачного шума, Шелест обходит, сохнут страницы, Галстуки, кольца, руки, ресницы, Пахнет газетой, кремом и сыром, Пахнет еще не родившимся миром, Будущих армий свежим десантом, В общем, Экспертом и Коммерсантом. Рассказ об угрозе захвата со стороны холдинга "Эдип-комплекс" Ян Веселуха начал с темы Бетховена "Судьба стучится в дверь". Все акционеры сразу поняли: Веселуха не намерен терять времени, а намерен обороняться с применением технических средств. После него выступил Рябинин, и, сложив ручки на животе, объяснил, что "как только голову поднимешь - враги поднимают голову", помянул не в тему "Лилит" и Самецкого, но закончил бодро: - Победить "Эдип-комплекс", - сказал он и потряс кулаком, - это бодрит, как выпить с утра кувшин ледяной воды! И мы обязательно выпьем! Акционеры поняли диковинную метафору так: "если я чего решил, выпью обязательно". Так и вышло: когда остались лишь избранные, Веселуха сосредоточенно смешал в стакане джин и тоник с лимоном и подал Паше Ненашеву. - Понял, - сказал Паша и впитал. Холдинг "Эдип-комплекс", решивший захватить "Амарант", возглавлял серьезный человек господин Пиратов. Это был идеальный бюрократ. По общим признаниям, хозяйство он вел отлично и даже честно, если не считать того, что основные деньги Пиратов зарабатывал с помощью дорожных подрядов. Заужая дорожное полотно на пять сантиметров (поди, проверь!), Пиратов получал такие деньги, что ему хватало расплатиться и с чиновниками, благодаря которым подряд отдавался именно ему, и с рабочими, и с поставщиками, - да и себя Пиратов не забывал. У него были маленькие плотные ушки, ручки и ножки, а одевался он в модных дорогих магазинах. Впрочем, вкуса у Пиратова не было, что, конечно, позорило его в глазах Веселухи. Чего стоило одно название холдинга: "Эдип-комплекс". Оно дорого стоило Пиратову: до него в кулуарах его называли, натурально, Пиратом, что хотя бы может как-то польстить мужику, а теперь к нему навеки прилипло имечко Эдип: слепой, закомплексованный, не умеет отгадывать загадок. И вот теперь этот самый Эдип, то есть Пиратов, сидел за столом и захлестывал бумаги петлей своей подписи. Рабочий день руководителя холдинга был расписан по минуткам, поэтому Пиратов всегда успевал все, что планировал. Впрочем, может быть, он просто планировал слишком мало. Холдинг Пиратов составлял, как московский князь собирал земли русские: там купить, там запугать, там отобрать... - Деньги рекой, - сказал Пиратов. - Так и текут. Самое время купить "Амарант". Заместитель Пиратова, которого совершенно случайно звали тоже Пиратов, ответил шефу: - Совершенно с вами согласен. Пиратов-старший вгляделся в очередной документ, вывел на нем петлю, встал из-за стола и прибавил: - Веселуху возьму к себе техническим директором. Он умный, но такие люди не должны быть хозяевами. Это недоразумение. Мы должны навеки взять этого человека под свою опеку, чтобы ему никогда не приходилось думать о низменных вещах. - Совершенно с вами согласен, - сказал племянник и заложил волосы за уши. Пиратов-старший подошел на коротеньких лапках к племяннику и сказал: - Займемся этим делом завтра! Послезавтра я еду на новый бетонный завод, и к завтрашнему вечеру вечеру весь "Амарант" должен быть нашим. - Непременно, - ответил заместитель. Назавтра же зеркальную гладь начала морщить зыбь. Уже ранним утром все сотрудники "Амаранта" увидели, как по крыше завода ходят бесстрастные рабочие с пилами и рулетками, и примериваются. - Кто вам дал пилить завод? - возмущенно вскричал Рябинин, выбираясь на крышу. - Прекратите немедленно! - По распоряжению генерального директора холдинга "Эдип-комплекс" господина Пиратова, - козырнул один из рабочих, - велено купить и отпилить одну десятую вашего завода. Тут у него в фартуке зазвонил мобильник, он поднес его к уху и поправил сам себя: - Пятнадцать процентов. - Какое вы имеете право, - Рябинин стал отбирать у него пилу. - Завод не продается! Пиратов, услышав это, расхохотался: - Ну и люди у Веселухи! Они что-нибудь понимают в акционерных обществах? - Вряд ли, - сказал заместитель. В общем, ситуация назревала грустная-прегрустная, как доложил Петя Варвар редактору журнала "Специалист". - Пиратов купит Веселуху с потрохами, - мотнул он головой. - Может быть, до обеда, но думаю, что скорее часам к четырем. На Пете был махровый шарф, ботинки с тяжелыми подошвами, и был он без шапки. Утренние сумрачные аллеи вздрагивали от полицейских разворотов его "Ауди". - Дайте мне освещать это дело, - присовокупил Петя Варвар. Он хотел сказать: "Дайте мне срубить на этом капусту". Петя обожал всякие слияния и поглощения. Будь его воля, он бы устраивал их сам, только для того, чтобы посмотреть на круги по воде и содрать бабки со всех сторон-участников. - Освещай, - махнул рукой редактор "Специалиста", и, когда Петя, крутнувшись, выбежал, грустно повернулся к ведущему журналисту Кате Рунновой и сказал: - Жалко Яна Веселуху. Симпатичный мужик на самом деле. Редактор "Специалиста" считал, что к сорока годам мужчина обязан вырастить пузо, посадить печень и построить жену с тещей. Самому ему было еще тридцать восемь, но он уже успел все это совершить, особенно насчет пуза: красивое, круглое и желто-розовое, веселое, оно вываливалось из штанов, и рубаха на нем не сходилась. - Веселуха - это такой белесый, мордатый, - уточнила Катя Руннова. - Физик. Да, ничего, - объективно согласилась она. - Прогрессивный. Я на него давно смотрю... Он мне тоже нравится. - Средний класс, - с придыханием сказал редактор. Надо сказать, что средний класс был для журнала "Специалист" не просто целевой аудиторией, но объектом поклонения. Редактор так и видел их: молодых, прогрессивных, успешных, облитых рассветным сиянием, с кружкой хорошего кофе и "Специалистом" в руке. На изучение их привычек, нравов и потребительских предпочтений уходила половина бюджета "Специалиста". - Ходят слухи, - поведал редактор, поворачивая бульдожью шею к Кате, - что Веселуха отправил свою жену за измену в Средние века, а любовника - в блокаду. - Он ведь ученый, зачем он бизнесом занялся? - пожала плечами Катя Руннова. - Сидел бы. Съест его теперь Пиратов. Поглощение для них было делом свершившимся, слишком хорошо они знали нравы бизнес-сообщества. Агрессивная неожиданная атака, когда противнику не дают опомниться, поддержка властей, - несчастную жертву валяют по полу за косичку, и хорошо еще, если не заводят уголовное дело. Сквозь голые деревья лился свет сквозной, яблоки с крепким стуком падали с ветвей, птицы кричали, в последний раз перед зимой глядя круглыми глазами на Родину. Журналисты толпой, как стервятники, слетелись к заводу и ждали исхода. Паша Ненашев вошел в кабинет к Веселухе и доложил: - Уже семнадцать процентов. Веселуха взял душераздирающий септаккорд си-ре-фа-ля-бемоль, разрешил его в спокойный ре-мажор и посмотрел на Пашу. Воздух вокруг директора сиял. - Ну, как знаете, - сделал морду Паша и выбежал к людям. Топая, как белый охотник, подскакал к Паше Петя Варвар, выпучил пронырливые глаза и таинственно зашептал: - Тыща баксов, и я изображу вас невинной жертвой. - Погоди хоронить, пацан, - предостерег Паша. - Торгуетесь, что ли? - обиделся Петя Варвар. - Смотрите, напишу, что вы не менеджер! - Не пиши пока ничего, - дружески посоветовал ему Паша. - И не мечись, как какашка в проруби, если хочешь стать опытным журналистом. - Да ведь все ясно! - завопил Петя, размахивая шевелюрой. - Вопрос в сумме! Паша мотнул головой. На крыше Рябинин и Денежкина держали за локти рабочего и не давали ему пилить, а тот махал пилой: - Двадцать пять процентов! Обстановка накалялась, толпа росла. Журналисты и представители общественности дрожали, курили и кусали сухие травинки. - Посмотрите, какая там толпа, - сказал Паша. Веселуха сидел спокойный и расслабленный и ел оливки. - Херово, - продолжил Паша. - Вас это не тревожит? Он верил в шефа, но помнил, как тот себя вел, когда Лукин попытался взять власть в свои руки. Веселуха исполнил на гитаре начало арии князя Галицкого "Только б мне дождаться чести на Путивле князем сести" - это была ирония в адрес Пиратова. - Не ждите до последнего момента, - попросил Паша Ненашев. Самый кайф именно в том, чтобы дождаться последнего момента, все российские государи управляли именно так, - как Паша этого не понимает? В журнале "Специалист" было тихо, только со двора поддувало в окно холодным ветром. - Тридцать процентов, - вздохнул редактор и опрокинулся на спинку стула. Брюхо податливо заколыхалось; Катя Руннова, которая очень не любила, когда ее отрывают от работы, раздраженно сказала: - Вы будете каждый процент объявлять? Что вам дался этот Веселуха? - А что ты так раздражена, милочка, - пригляделся к ней редактор. - Мне кажется, ты заочно в него влюбилась. Катя Руннова покраснела. В этот момент вошел фотограф Эннушкин. В его архиве были угольные горы, рельсы, алюминиевые ложки, яйца с печатями, все настоящие, прошлые и будущие менеджеры Севера и Запада, а вот Веселухи до поры не было. Сегодня утром обстоятельный Эннушкин исправил это досадное недоразумение: явился к Веселухе и щелкнул его в разных позах. Веселуха лениво покручивался, приподнимался и присаживался, как будто с него снимали мерку для гроба. - Вот это мужик! - восхищенно объявил Эннушкин, входя к редактору и вытирая руки о штаны. - Обычно директора ломаются, как красны девицы, а получается все равно обезьяна. А Веселуху с какой стороны ни фотографируй, получается представительно. - А прибор вы засняли? - заинтересовался редактор. - А что за прибор-то хоть, - выглянула из-за компьютера Катя Руннова. - Сиди, пиши, - ехидно пожелал редактор. Пузо его смеялось из-под расстегнутой снизу рубахи. - Прибор заснял. Там же и проявил, на их приборе, - сказал Эннушкин. - Их прибор, как известно, все умеет. Причем он самообучаемый, вот в чем Веселухина главная заслуга. До сих пор что в машину вложишь, то и будет, а чего не вложишь, того не будет. Но фантазия-то у нас ограниченная, взгляд узкий, и вообще, мы думаем очень плохо. У нас есть какие-то потребности, но мы даже не всегда сами догадываемся, какие. - Это тебе Веселуха рассказал? - прыснула Катя Руннова, багровея. Ей ужасно хотелось поглядеть на Веселуху хоть одним глазком, но она была женщина взрослая и ужасно язвительная, и не признавалась в своем желании даже себе. - Нет, - ответил Эннушкин, - это мне рассказывал его зам по производству, Веселуха вообще сейчас не разговаривает человеческим языком. - А как это мы не догадываемся, какие у нас потребности? - удивился редактор и поджал пухлые ножки под столом. - Да так. Помните, у Ильфа и Петрова мужик ходит по квартире, жрет все подряд и приговаривает: "Меня ужасно обложили налогом". Или девчонки влюбляются в киногероев. Или некоторые компьютерными играми увлекаются до одури. Это они свои реальные потребности сублимируют... или, черт, как там. Так вот, - заключил Эннушкин, торжествуя, - приборчик-то умнее нас, и он нас больше любит, чем мы себя. От него эта любовь прямо-таки исходит. И вот, он сам догадывается, чего нам нужно, и это - выполняет! А так как потребности безграничны... Редактор восхищенно откусил от булочки, а Катя Руннова положила ногу на ногу и сказала: - Бред. - Нет, не бред, дорогая вы моя! - Эннушкин раскинул руки и приблизился к ее компьютеру. - Напротив! Этот прибор сам ищет эксперименты в подтверждение своих свойств. Нам бы и в голову не пришло их поставить! - Уму непостижимо, - пробормотал толстый редактор и протер очки. - Если ваш Веселуха такой молодец, - ужасно иронически проговорила Катя Руннова, - то почему Пиратов его лопает так, что за ушами трещит? Она стрельнула глазами в Эннушкина, в толстопузого редактора и углубилась в компьютер. Сердце ее билось часто-часто. А захватчик Пиратов в этот момент методично ходил по кабинету, - теплый воздух из электронагревателей обдувал его со всех сторон, как ветра мыса Горн. - Тридцать пять процентов, скоро ватерлиния, - пошутил он. - Титаник тонет. А что Веселуха, он уже дал интервью журналистам? - Не дал, - ответил заместитель, он же племянник. - Только дал себя сфотографировать. Сидит у себя в кабинете; по слухам, ест маслины. - Рябчиков жуй, - Пиратов сложил губы в трубочку и покрутил хвостом. - А... что этот Ненашев там бегает туда-сюда? - Неймется, - объяснил заместитель. Им было видно в бинокль, как за Невой тонул завод Веселухи. По крыше бегали представители сторон, обвиняя друг друга. Госпожа Денежкина применяла всякие цыганские хитрости - прятала пилу, которой рабочие пытались распилить завод, путала проценты - но доля все равно неумолимо росла. Однако росла не только доля: время тоже не стояло. Легкие тени удлинялись; по двору среди толпы взметались сухие скрюченные листья, пыльные и ломкие. А Веселуха в прохладном кабинете и в ус не дул: ел себе маслины, а косточки выкладывал перед собой на стол. - Сорок процентов. Рябины красной много на ветвях; за лесом еле теплится солнце. Космический, гранитный холод. Петя Варвар, топая, ворвался в редакцию "Специалиста", сел на компьютер, как коршун на пень, хлопая крыльями, и пошел тарахтеть. Редактор, колышась, встал за его спиной. - Нехорошо, - сказал он зловеще. - Поглощение еще не состоялось, а ты уже пишешь о нем как о совершившемся факте. - Я хочу успеть быстрее всех, - возразил Петя Варвар, честно глядя редактору в глаза. - А спорим, что никакого поглощения не будет? - редактор неожиданно для самого себя протянул Пете влажную ладошку. Петя закудахтал и захлопал себя по бокам. - Как это не будет, если Пиратов купил уже сорок три процента? "Как это не будет, - хотел он сказать, - если мне уже заплатили?" - А если не будет? - спросил редактор весело. Петя Варвар самоуверенно хмыкнул: - А если не будет, можете меня уволить. - Заметано, - сказал редактор. - Со своей стороны, если поглощение состоится, я уйду сам, а редактором "Специалиста" сделаю тебя. Что заставляло толстопузого редактора так говорить, он и сам не знал, - внутри него что-то прерывисто вздыхало, бродило в его просторном чреве, где-то в нутре. Он чуял необычное. Но, кажется, больше никто не разделял его оптимизма. Наталья Борисовна Денежкина попискивала, как маленькая птичка, зато производственник Рябинин крошил кулаками кирпичи и вообще представлял живописное зрелище. Красные листья залепляли ему лицо, он уходил за завод, чтобы его никто не заснял, падал в сухую сурепку и ломал ее. - Нас купят! - орал он на Веселуху. - Ты сволочь, а нас купят! Веселуха не обижался; он спокойно приглядывался к другу, и Рябинин замирал, глядя на сорок пять оливковых косточек - нет, сорок шесть лежало перед ним, сорок шесть процентов завода уже было куплено Пиратовым. Холодное солнце садилось за острова. Пиратов взад-вперед ходил по кабинету, и движения его были все быстрее. Он, конечно, торжествовал, но одновременно все больше волновался. - А что Веселуха? - Он в горе, - польстил племянник. - Он не может справиться с собой... Но у Пиратова появилось чувство, что как раз он, Пиратов, бизнесмен, не владеет своей волей. Чья-то другая, более мощная, забрала его и действовала им. На крыше, суровой и холодной, сухой, ветер гремел, а госпожа Денежкина заворачивала воротник: - Господь-то! он все видит! - надрываясь, говорила Денежкина рабочим. - Мы выполняем приказ, - говорили рабочие, почесывая затылки. - Тем более стыдно! - разорялась Денежкина. Веселуха сидел собранный, наигрывал на гитаре что-то неописуемое, и только по временам позволял себе пару оливок из баночки. Косточек было столько, сколько процентов успевал Пиратов откусывать от завода. С Запада вздул ледяной ветер. Паша Ненашев, проклиная всех начальников, выскочил в очередной раз во двор. Там встретили его нахальные и утомленные глаза. У госпожи Денежкиной дубленка сбилась на сторону и была видна лямка лифчика. - Никогда больше! - сказала она несчастным голосом. - Он мне все нервы истреплет, так ему и передайте! В журнале "Специалист" тоже никто не расходился по домам. Петя Варвар и редактор шлялись кругами, сталкиваясь нервными взорами, а Катя Руннова печатала все быстрее и быстрее. Туча накрыла Питер. Поблекло небо. Решалось дело. Зрелые бурые желуди лежали в ледяной траве. Веселуха сидел в кабинете. Рассеянно перебирая струны гитары, директор смотрел на сорок девять маленьких оливковых косточек. Сорок девять процентов акций купил Пиратов. Ян Владиславович наслаждался каждым мигом, как последним. Но тут ему помешали. В кабинет ввалились конфиденты. Их лица были ужасны. - Шеф! - выдавил Паша Ненашев. - Что вы с нами делаете? Веселуха поднял голову, посмотрел на Пашу с веселым удивлением, и Паша вдруг понял, что пока директор не съест еще одну оливку, Пиратов не получит большинства голосов. - Так что же вы нам голову морочили? - ахнула Наталья Борисовна, расстегивая дубленку дрожащими руками. - Зачем испытывали наше терпение? "Если друг оказался вдруг", - сыграл Веселуха, поправил чуб и взглянул в окно. Там, за окном, собрался и полил осенний дождь-водохлест, морозный дождь, и все поля, отдыхая от того, что в них сидело, вбирали в себя воду и пьянели от нее. Корабль Пиратова утонул в бурю, и только гнилые щепки всплывали в пенистых волнах. Веселуха собрал прессу и сыграл им "Гоп-стоп". Но самый громкий резонанс получился от Рябинина. Он очень устал за день, шмыгнул в черный ход, по дороге еле попадая усталыми руками в рукава, но тут появился Петя Варвар. Петя был в панике: он боялся, что редактор и впрямь выгонит его, и поэтому в поисках сенсации метался втрое быстрее, чем обычно. Он налетел на Рябинина, они упали, и Петя, приближая свою антиглобалистскую мордочку к его губам, выдохнул: - А какова вообще цель существования вашей фирмы? Он ждал сенсации, и она воспоследовала: - Во-первых, занятость рабочих, а во-вторых, отчисления в бюджет, - сказал Рябинин сурово. Это словцо поминали потом Рябинину до самой его смерти. Кучу бумаги исписали на той неделе про Яна Вл