дите. Маркел Николаевич заметил, что низы сапог на нем необычные не внутрь бахтармой, а наружу. Тут же отвлекся во дворе перед строением с открытыми широкими створками дверей стоял коричневый легковой автомобиль незнакомой марки. - Немецкий? спросил Неделяев, подходя к нему и оглядывая его. - Мой трофейный опель кадет! четко выговорил Быков. Гость молчал, оторопев. - А вон еще в гараже, небрежно обронил хозяин, вошел в строение, гость подался за ним и увидел иссине-серый мотоцикл с люлькой. Бэ-эм-вэ, эр семьдесят пять! раздельно произнес Быков. Маркел Николаевич в потрясении сказал приглушенно: - И дом ваш? - Да, купил, ремонтировать буду, ответил безучастно Быков. Неделяев окинул взглядом тесаные, крепкие на вид стены гаража, вернулся к автомобилю. - Не угонят? - На ночь заведу в гараж, запоры хорошие, сплю чутко, при оружии, уведомил хозяин. - Семьей обзавелись? с почтением поинтересовался Маркел Николаевич и услышал: - Нет. Хотел спросить "почему?", но осекся, вовремя поняв, что Быков не станет с ним говорить о личных делах. Указал кивком на его сапоги: - Тоже трофейные? Хозяин молча кивнул. - И чем они лучше наших? сказал гость, чуть улыбаясь в попытке придать разговору тепла. - Выделка кожи качественнее, проговорил Быков с замкнутым выражением, добавил: Идемте. Повел гостя к ходу в дом со двора, приведшему в кухню, указал движением головы на табуретку у стола, не приглашая в комнаты. Неделяев сел, решив подождать, что будет, и поступать по обстановке. Хозяин разжег примус, поставил на огонь сковороду, бросил в нее шматок сала, достал из шкафа миску с кусками сырого мяса. "Телятина", определил гость. Быков, взяв нож и нарезая мясо кусками потоньше, проговорил: - Сообщать, как я исчез из Саврухи, вы не будете. Вас привлекут за то, что дали скрыться, молчали, взятку получили, он аккуратно действовал ножом, не глядя на гостя. Вы должны понимать, что я вас не боюсь. Неделяев подумал: "Ты и в прошлый раз знал, что я не донесу. Купил мне костюм из гордости, что, мол, уважаю должок". Маркела Николаевича тоже взяла гордость, он сказал надменно-задирчиво: - Я не за чем-то пришел! выдержал паузу, пояснил с укором: Еду в дом отдыха и по дороге решил просто проведать. Быков с ножом в руке повернул к нему голову: - Путевка, конечно, не с вами Неделяев вынул из сумки, которую носил с собой, путевку, показал. По внимательному лицу Быкова скользнула тень улыбки. Он спросил, на прежнем ли месте служит Маркел Николаевич, доволен ли. Тот отвечал утвердительно и, в свою очередь, задал вопрос, в каком звании демобилизовался его знакомый. - Майор, был краткий ответ. - И в каких частях вы воевали, что у вас такие трофеи? - Имел должность в штабе, сказал хозяин с видом нежелания входить в подробности. Он стал обильно посыпать перцем куски мяса с обеих сторон и укладывать на сковороду. Затем положил на стол полбуханки хлеба, поставил два тонких чайных стакана и поллитровку водки "Столичная" с красно-золотисто-белой этикеткой, стоившую дороже "Московской". Сел напротив гостя и, нарезая хлеб, сказал: - Вы для меня сделали, и теперь я сделаю для вас в должной мере. Оформлю продажу вам мотоцикла, который вы видели. На самом деле денег не возьму, налог на продажу, доставку к вам в багажном вагоне оплачу тоже. Маркел Николаевич въедливо всмотрелся в лицо Быкова: не издевается? Счел за лучшее помолчать. Тот, тронув кончиком ножа стакан, произнес: - Я не шпана, чтобы вам сказать я вас не знаю, идите, откуда пришли. У меня честь есть! кивнул в подкрепление своих слов и со спокойной серьезностью спросил: Или вы мой опель хотите? Неделяев про себя усмехнулся: "Так ведь не дашь!" Проговорил с напускным равнодушием: - Мне просто интересно, что будет. - Вашим будет мотоцикл. Быков встал, взял из шкафа луковицу, очистил ее ножом и принялся нарезать кружочками. Маркел Николаевич следил за ним с таким напряженным вниманием, будто человек проделывал нечто небывало замысловатое. Равномерно гудел примус, нагнетая пламя, шипело жарящееся мясо на сковороде. Хозяин стал переворачивать куски, говоря: - Из дома отдыха приезжайте ко мне, я уже все улажу, вам только расписаться у нотариуса. Неделяеву жгуче желалось, чтобы произошло, как обещано, и не верилось в это. В голове повторялось: "Ну, да посмотрим". В том состоянии, в каком он был, не хотелось говорить. Помалкивал и хозяин, глядя, как жарится телятина. Он посолил куски, высыпал лук, положил на стол две вилки, поставил две плоские тарелки, подставку для сковороды литое из чугуна кольцо на четырех ножках. "Нравится самому себе готовить и одному есть", подумал гость. Хозяин с бесстрастным лицом поместил сковороду на подставку, сел за стол, сказал: - Берите. Вилкой перенес к себе на тарелку два тонких прожаренных куска телятины, гребнул жареного лука. Неделяев аккуратно сделал то же. Быков открыл поллитровку, налил водку в стаканы вровень с краями, поднял свой. - Чтобы хорошо вам ездилось на мотоцикле! сказал по-деловому, выпил стакан мелкими глотками, пропуская водку сквозь сжатые губы, не выдохнув, отправил в рот кусок мяса с луком и, лишь теперь задышав, стал энергично, с удовольствием, жевать. "Без хлеба", отметил Маркел Николаевич, залпом осушил стакан, принялся за телятину. Он считал, что не должен сейчас ничего говорить об обещанном ему мотоцикле, но чувствовалось молчать негоже: "Решит, радостью стукнуло, и язык проглотил". Когда хозяин вылил оставшуюся водку в стаканы, подумал, о чем бы отвлеченном высказаться, и на язык пришло: - Вот американцы-то создали атомную бомбу. Быков перед тем, как выпить, произнес: - Немцы должны нам спасибо сказать за то, что мы их вовремя разбили и спасли от атомных бомб! Маркел Николаевич хотел сосредоточиться на услышанной мысли, но водка уже ударила в голову и мешала, он подумал только: "Ты-то себе хорошо взял взамен спасибо". Ужин был окончен, он сказал: - Ну, мне пора, и ушел. 77 Теперь он жил в терпком пару ожидания: получит или нет обещанное? Все то, что он видел, делал, о чем думал, соотносилось с видом немецкого иссине-серого мотоцикла с люлькой. Красно-желтый автобус ЗИС-8 с выступающим радиатором катил по лесной грунтовой дороге, предавая пассажиров нещадной тряске, но подскоки на сиденье не отрывали Неделяева от окна, за которым мчался и мчался заветный мотоцикл. Дорога вырвалась на равнину в частых кустиках, которая полого понижалась к раздольной шири озера под уже не горячим солнцем первого осеннего дня, взяла вправо вдоль берега и привела к большому бревенчатому дому в два этажа с рядами одинаковых окон. Автобус встал перед его обращенным к озеру фасадом с входом посередине и с двумя по сторонам. Маркел Николаевич сошел на каменистую поросшую травкой землю и с другими приехавшими направился в обитель покоя на лоне природы, обоняя запах поспевающего обеда. Соседа по палате, как в доме отдыха называли номера, звали Ростислав, он оказался командиром отделения одной из военизированных пожарных команд Свердловска. Ростислав вынул из чемодана книгу Василия Яна "Батый", показал Неделяеву: - Читали? Тот отрицательно мотнул головой. Сосед постукал указательным пальцем по твердой обложке, сообщил: - Вещь мало того что интересная, но и большого значения! Борьба против монгольского нашествия. И добавил, что автор за свой предыдущий роман "Чингиз-хан" получил Сталинскую премию. Маркела Николаевича история стародавней войны не привлекла. Из окна палаты, которая была на первом этаже, открывался вид тяжелой водной глади, будто таящей что-то неизъяснимо могучее и своенравное. У берега над водой мельтешили и скрежещуще голосили чайки, на противоположном далеком берегу вздымались, отступив от озера, темные лесистые горы. По другую сторону дома, обращенную к смешанному лесу, располагались жилой барак для обслуги, гараж, склад инвентаря, постройки подсобного хозяйства. Сам дом отдыха разделялся на мужскую и женскую половины. На первом этаже, на территории мужчин, была общая столовая, на половине женщин общая библиотека. В одиннадцать вечера, в час отхода ко сну, запирались дверь коридора, соединявшего обе половины дома, и двери столовой с той и с другой стороны. А двери библиотеки нет. И начиналось тихое скрытное, через библиотеку, перемещение обитателей дома по двум встречным направлениям из мужской половины в женскую, из женской в мужскую. Завязкой действа послужил первый обед. Мужчин рассадили за столы по двое, так же, соответственно, и женщин, чье количество в зале увеличили официантки в кипенно белых кокошниках: оба пола приступили к визуальной разведке. Неделяев оценил на "пять" сидевшую к нему боком брюнетку лет тридцати, постриженную на затылке до края роста волос, ее облегало платье цвета яблочного киселя с молоком. Еще когда она шла к столу, он нашел ее фигуру статной; талию охватывал поясок из той же материи, что и платье, конец свисал на боку до середины бедра. После обеда в обязательный "тихий час" Ростислав лежал на спине и самозабвенно читал роман "Батый", а Маркел Николаевич в том же положении, но с закрытыми глазами, представлял, как усаживает брюнетку в люльку иссине-серого мотоцикла, везет в поле под знойным небом к стогу душистого сена, она выскакивает из люльки, играючи убегает за стог и, настигнутая, становится покорной, позволяет уложить себя на сено... За "тихим часом" обязательным был полдник, отдыхающие опять собрались в столовой, и Неделяев поймал два ответных, хотя и мимолетных взгляда брюнетки. Доев сырник, она, как почти весь народ, вышла из здания, он последовал за ней на некотором расстоянии, собираясь ненавязчиво приблизиться, но его опередил шустрый нахрапистый мужчина помощник прокурора одного из районов области, как потом узнал Неделяев. Мужчина весело обратился к даме: - Не хотите в сельский магазин сходить посмотреть, что там есть? - А это далеко? вяло спросила она. - Да вон деревня! он показал рукой вдоль берега озера на видневшиеся между ним и лесом домики. Маркел Николаевич вклинился в разговор. - Вам надо кофту с собой брать. Когда будете возвращаться, ветерок посвежеет, сказал он незнакомке, откровенным взглядом в ее глаза объясняя свою заботливость. Помпрокурора недовольно заметил: - Долго за кофтой сходить? Неделяев спросил брюнетку таящим усмешку голосом: - Вам нужен деревенский магазин? Она бесцеремонно посмотрела в лица мужчинам. - Я хочу на уток поглядеть, и направилась к озеру, где у берега плавали утки с утятами. Помпрокурора от нее не отстал, а Маркел Николаевич, решив: "Теперь уж как захочет чьей быть", дал отвлечь себя другим женщинам, отвечая на их благосклонные взгляды фразами "вот бы на лодке покататься", "хорошо бы из озера щуку тягнуть", "а какие бури здесь, наверно, бывают!" и иными того же рода замечаниями. Перед ужином он, постаравшись остаться в одиночестве, стоял у воды, глядя на садившееся солнце; к нему подошла брюнетка, спросила требовательно: - Ну как вам этот дом отдыха? Он, погруженный в себя, не сразу ответил: - Похож на лесную избушку, где хорошо мечтать - О чем? произнесла она с нажимом. - Об убежище и о мировой силе победы над врагами, проговорил он, не сдерживая вдохновения. Она спросила в смеси удивления и недоумения: - Какая связь между убежищем и этой силой против врагов? - Одни люди хотят убежища от сил, которые над ними, а другие хотят самой сильной из сил ужасной для всех врагов! объяснил он в чувстве искреннего переживания. У нее вырвалось: - Кто вы? Он уже на другой ноте назвал свою должность, спросил: - А вы? - Следователь прокуратуры Советского района Челябинска, ответила она веско, тоном служащей, которая ценит свое место работы. Маркел Николаевич не без растерянности подумал: "Ишь ты!" и в злости на себя бросил мысленно: "Да будь хоть прокурор!" Она произнесла с чуть уловимой иронией: - Не чаяла встретить такого инспектора милиции. Он подумал с внутренним яростным смехом: "А ты никого такого больше не встретишь!" К ним подходил помпрокурора, говоря: - Мне рассказали летом ночью окна открыты, и в женскую палату лось заглянул. Одна как вскрикнула! он обратился к брюнетке: Ваша кровать не под окном? Представьте, вы открыли глаза, а прямо над вами огромная голова в шерсти с рогами! мужчина хохотнул. Неделяев удалился, зная, что она не хотела бы этого, и задиристо думая: "Пусть сравнит!" 78 После ужина почти все столы из столовой вынесли в коридор, народ охватило волнение, появился пожилой, с седыми кудрями, баянист в галстуке, сел на стул и заиграл вальс. Кавалеры, которых было меньше, чем дам, разобрали партнерш, другие дамы взялись танцевать друг с другом. Маркел Николаевич, когда случалось, плясал в Саврухе, но городских танцев не знал, однако решил присутствовать отошел к окну, оперся задом о подоконник. К нему подходили женщины, с которыми он поговорил давеча у озера, встречали его улыбку конфуза: - Я вам ноги отдавлю. - Ничего, я вас научу. - Дайте, я сперва посмотрю на танцы, войду в настроение, просил стесняющийся мужчина. Брюнетка вальсировала с помощником прокурора, с другими кавалерами, но вот в паузе подошла к Неделяеву, сказала, строгая лицом: - Кстати, меня зовут Нина. - Маркел, ответил он с таким же выражением. - Интересное имя! произнесла она, после чего велела: Правой рукой берите меня за талию! когда он сделал это, положила на его руку ладонь, правой рукой подняла его левую выше плеча, скомандовала: Правой ногой шаг в сторону! Левой ногой мах в правую сторону! держите ногу в этом положении, теперь маленький шаг в левую сторону! Он старался, и у него получалось. В конце концов ему удалось исполнить с нею полный оборот в два такта с тремя шагами в каждом. - Вот так и научитесь, сказала она тоном распоряжения, продолжила тихо: Мы достаточно побыли в центре внимания. После отбоя ждите меня в библиотеке. Если ваш сосед уйдет на ночь, я пойду к вам. Оставила его и была подхвачена одним из кавалеров. Маркел Николаевич в неисчезающем аромате ее духов укусил себя подозрением: "Хочет посмеяться? Буду ждать и попадусь на обман". Вместе с тем порывами нападало ликование: "Какая стать! А если тело оголит" и он едва не зажмуривался мурлыкающим котом. Чтобы успокоиться, не видя ее танцующей с другими, ушел в палату, где сидевший на кровати Ростислав поделился: - И почитать хочется, и официантка позвала к себе толстая, правда. - Позвала иди. А я свою сюда приведу, сказал, дружески улыбаясь, Неделяев. - Ну, если так согласился Ростислав, потянулся и подмигнул. "А то бы ты не пошел, променял ночь с новой бабой на чтение! насмешливо подумал Маркел Николаевич. Рисуешься передо мной толстая она тебе!" Сам он не заметил толстух среди официанток. После того как в коридоре выключили свет, Ростислав махнул соседу рукой, скользнул за дверь. Неделяев обул вместо сапог взятые из дома тапочки, неслышной поступью подался в библиотеку, замер в углу. Трое мужчин, один за другим, прокрались в темноте на женскую половину, потом открылась дверь оттуда, кто-то осторожно вошел. Маркел Николаевич разглядел силуэт дамы, не вытерпел и громко шепнул: - Вы? Она быстро приблизилась, прошептала: - Ну что ваш сосед? - Ушел. Мимо них проскальзывали тени, она произнесла жестко прозвучавшим шепотом: - Договор никаких вопросов, замужем ли я, разведена, вдова, есть ли дети. Никаких! - Да мне-то что, проронил он, думая: "Ты хоть когда-нибудь улыбаешься?" - Мне понравилось, что в вас нет никакой манерности, но есть внутреннее содержание. Вы и неотесанный, и непростой. Таким со мной и будьте, произнесла чуть слышно Нина. Пойдемте. Вдруг ее рука прижалась к его паху, поползла вниз, нащупала, сжала. Мгновенно возбудившись до вскока плоти, он застыл, ошарашенный ее бесстыдством. Она легонько похлопала по предмету, затем взяла Неделяева под руку, приникла к нему всем телом, он повел ее в свою палату. Когда они вошли и он закрыл дверь, она бесшумно (была в тапочках) подбежала к окну, задернула занавески, шторы, включила настольную лампу. Встав перед ним, вонзив в глаза ему прожигающий взгляд, медленно обеими руками двинула по бедрам вверх материю платья, ловко сняла его через голову лишь секунду глаза ее были заслонены. Не отводя их, кинув платье на стул, сделала шаг к нему. Его очаровали ее розовые трусики с кружевами, такого он не видел и не представлял. Она в ловком приседании сняла их, бросила ему в лицо он их поймал рукой падающими с носа, от них сильно пахло духами. - Где твоя злоба? где хамство? рванулся ее вздрагивающий шепот. Неделяев, швырнув трусики на стул, скинул с себя одежду голая дама отскочила, повернулась спиной. У него запели мускулы, все тело разрывалось от силы: "Жопа смерть мужикам! Только и вилять!" Дама и принялась играть выпертыми белыми тыквами, заводяще выдыхая: - Хочется постегать ремнем? Стегай! И он вдруг понял страстный позыв в себе бить ремнем по этому сытому холеному бесстыжей красоты заду! Вытянув из сброшенных брюк кожаный пояс, стегнул по одному полушарию, по другому, стегал еще, еще. Она с чуть слышными стонами дергала, вертела задом, заскакала на месте. Неделяев ударил ремнем почти во всю силу нагая метнулась к кровати, встала на четвереньки, прогнула спину: - Вьеби-и! Он выпустил ремень из руки, прирос к ней, и будто мощный насос заработал на кровати, сотрясая ее. Потом в тишине верещал сверчок, доносились ритмичные скрипы из другой палаты. Нина, лежа ничком рядом с лежащим на боку лицом к ней Неделяевым, прошептала: - Я необычная. И мне нужно так, как нужно мне, а не кому-то. Он подумал: "Не всякий станет". А вслух сказал: - Трусы немецкие? - Угу. - А платье? - И не только. Есть у меня кое-что разное из Германии, произнесла она спесиво. - Ты была на войне? Она ответила с гонором: - Мне в Челябинске дел хватало вот так! приподняла голову, провела рукой по горлу. "Такие, как Быков, поделились с тобой добычей, подумал Неделяев, может, он один из твоих ебарей". Поколебался спросить? И нашел, что оно лишне. Подошла пора для второго раза. Нина велела встать, передвинуть лампу на столе и повернуть абажур так, чтобы свет озарил то, что она предъявила, улегшись навзничь, раскинув полные ляжки. Промежность была выбрита. Нина пальцами принялась, как это про себя назвал Неделяев, "дрочить сикель", сказала: - Почему дом терпимости так называется? Он, не зная, молчал, пересиливал возбуждение. Она, продолжая дрочить, приоткрывая рот в нарастающем блаженстве, выговорила с паузами: - Там мужчина, который годен если будет глядеть и вытерпит выиграет деньги Неделяев не вытерпел (к тому же, деньги не ожидались), навалился на нее, а она вдруг охватила ртом его сосок с кожей вокруг, укусила столь больно, что он, чуть не вскрикнув, ударил ее по лицу. - Х-х-хам! зверь! бесись! моляще выдохнула она, щипая его с вывертом ниже пупка, другой пятерней захватывая кожу на его боку, силясь отодрать. Он влепил ей вторую, третью пощечину, она, стремясь вывернуться из-под него, сладострастно выдохнула: - Насилуй меня! и продолжала щипать. Он схватил ее запястья, оторвал от себя ее руки, с силой развел их, всунул колено меж ее ляжек, которые она пыталась сомкнуть, другой ногой двинул ее ногу в сторону. Женщина, сопротивляясь, напружинила тело, оторвала голову от постели и ухитрилась укусить его руку. Тогда он схватил ее за горло, сдавил так, что она обмякла. Оба от усилий вспотели. Отняв от ее горла одну руку, он запустил пятерню ей в промежность, раздвинул ногами ее ноги, она опять стала сопротивляться, силясь сбросить его с себя, он, наваливаясь, помогая рукой, всадил член. И тогда она, уже сама насаживаясь на него, уперлась в постель пятками, обеими руками надавила на ягодицы Неделяева, поощрительно сжимая их мышцы. В ней оказалось столько силы, что, подмахивая, она едва не сбросила его. В следующую ночь Нина, сняв платье и трусики, осталась перед ним в черных чулках, которые держались на подтяжках того же цвета, пристегнутых к черному же поясу. Голые зад и петунья при этом подействовали на Неделяева по-особенному возбуждающе, белизна округлостей сводила с ума. Когда Нина стала крутиться на месте, поражая невиданно прельстительной, при черных чулках, наготой, он в горячечном порыве излупцевал ремнем до розовых полос ее белоснежные окорока женщина упала на кровать ничком, извиваясь, хотя он уже не сек ее, приподняла зад, подставив петунью, и принялась ловить втыки с прерывистым рыданием исступленного наслаждения. Перед вторым разом она научила его бить ее по лицу так, чтобы не оставались синяки. Маркел Николаевич, дивясь на "блядострадалицу", был рад, что узнал вот какие бабцы есть на свете. В паузах между "пихаловкой" она показывала похабные фотокарточки тоже, как и остальное, из Германии. Пресыщенный, он теперь похрапывал в "тихие часы", заснув то в мыслях, что для мотоцикла надо будет построить гараж и тут понадобится помощь председателя колхоза, то в мечтах о поездках на мотоцикле по местам, где в юности кого-то убил из винтовки, кого-то зарубил шашкой, где шел, утопая по плечи в море просо, навстречу посвистывающим пулям. Нине уже не было хода в его грезы. 79 Встав на весы перед отъездом из дома отдыха, Маркел Николаевич узнал, что полегчал на шесть с половиной кило, усмехнулся про себя: "Зато внутреннее содержание прибавилось". Напившись вина познания, он спешил в Челябинск за тем, что задолжала ему недавняя война, которая кормила его духовным хлебом, а кое-кого подкормила на иной лад. Быков не подвел, и Маркел Николаевич уехал из Челябинска в город Сорочинск (им в мае 1945 стало село Сорочинское) владельцем трофейного мотоцикла BMW R75, который был отправлен следом в багажном вагоне. Когда груз прибыл, колхозный возчик привез на станцию на подводе хозяина, а также тракториста, умеющего водить и мотоциклы. Неделяев, усевшись в люльку, был доставлен домой в наилучшем расположении духа. Начальство дало ему отпуск, чтобы выучиться вождению, и место в общежитии райцентра на то время. В следующем году Маркел Николаевич вывел из еще не крашеного гаража, воздвигнутого у него во дворе, свой BMW, прокатился, распугивая кур, по главной улице Саврухи до околицы, развернулся и примчался к приземистому кирпичному зданию, где в кабинете отдался служебной обыденщине. Как и раньше, он нередко задумывался о том, что должно было обогатить книгу "Гляди на маяк", и в свободные вечера брался за рукопись. Он нанес атомные удары по той части Германии, где стояли американские и английские войска, сбросил бомбу на Лондон, а затем на Нью-Йорк, врастив эти события в хитро закрученные приключения. Отдав рукопись перепечатать три раза, послал первые экземпляры в те издательства, куда и прежде уходили его бандероли. Пришли отказы не годится язык. Утешить мог только один Борисов, к которому Неделяев, не в пример прошлым посещениям, приехал на мотоцикле. Дмитрий Сергеевич объявил приговор: - Книга получается единственная в своем роде. Продолжай работать и жди своего часа! Неделяев оказался перед вопросом, не дождался ли он его, когда в "Правде" за 25 сентября 1949 года увидел сообщение ТАСС о том, что "Советский Союз овладел секретом атомного оружия еще в 1947 году" и "имеет в своем распоряжении это оружие". То был ответ американскому президенту Трумэну, который заявил, что в СССР в последние недели прошло испытание атомной бомбы. Маркел Николаевич рассудил: станет ли президент США заявлять на весь мир о том, о чем не имеет проверенных данных? Бомбу наши, конечно, взорвали, но, чтобы не позориться, что так долго возились, набрехали про 1947 год. 8 марта 1950 года он опять прочитал в "Правде" о наличии у СССР атомной бомбы и посетовал: "Так уж в сентябре об этом сказали. Три года будто бы таили, а теперь давай повторять". Главным же было другое. "Повлияет на издательства, что бомба у нас теперь есть? выпустят мою книгу в свет?" переживал Маркел Николаевич, словно царапал ногтями стенку. И услышал от лесничего: - Это еще не твой час. Кое-что иное довелось услышать весной 1954 года. Приехавший в гости к Борисову, он сидел на диване, а друг похаживал по комнате, сосредоточенный на чем-то, затем встал перед Неделяевым, заложил руки за спину и сообщил, что у него на днях побывал давний приятель городской военный комиссар Бузулука, охотился на токующих тетеревов. - Он сказал, что у нас в области будут проводиться военные учения, произнес Дмитрий Сергеевич приглушенно. Учения с применением атомной бомбы. Неделяев, невольно задержав дыхание, спросил: - Настоящей? Борисов, собранно-серьезный, кивнул. Гость почувствовал, что кожаный тугой диван словно приподнимает его. - Но ведь уже взрывали в казахских степях! - А теперь считают нужным проверить на населении, произнес официальным тоном Борисов и сбился на резковатый возглас: Надо же знать, что с ним будет, если война! Маркел Николаевич ощутил, как горячий вал захлестывает его мозг: - Почему у нас? Лесничий ответил военком объяснил, что Тоцкие военные лагеря подходят как база для учений. Ну и Тоцкий район соответствует по населенности, природе и ландшафту. Неделяева, в разгар волнения, вдруг клюнула мысль: не ловит ли его на крючок дорогой друг? Ты-де описываешь взрывы атомных бомб, а взрыв будет не где-то, а у нас! разинул рот? То-то! А потом скажет, что учения отменили или что вообще зря поверил военкому. - Я о своей книге думаю, сказал Маркел Николаевич с притворным вздохом. У меня получше описано, чем то, про что ты говоришь. - Получше! повторил досадливо хозяин. Мы пока не знаем, как оно будет. Но я знаю, что до полигона от дома, где мы с тобой сейчас беседуем, меньше сорока километров. "Неужели?!" хотел воскликнуть со смешком гость, но почему-то не воскликнул. Он спрашивал себя, верить или не верить новости, и чувствовал, что, скорее, не верит. Через недолгое время от начальства из Сорочинска пришло уведомление его командируют в соседний Тоцкий район по делу, о котором он узнает по приезде туда. Сначала следовало побывать в Сорочинске, куда его привез попутный грузовик. Здесь Неделяев получил вместо нагана восьмизарядный пистолет Макарова и с другими командированными был доставлен на служебном автобусе в село Тоцкое. Приехавших сразу же привели в здание райисполкома на собрание большая комната оказалась набита публикой, как бочка сельдями. Съехались сотрудники разных ведомств, партийные и общественные активисты, битком был набит и коридор, куда из комнаты открыли дверь. Неделяев, которому пришлось зажатым со всех сторон стоять в коридоре, обозленный, что не дали пообедать, мысленно ругался: "Воздушок будто все до одного бздят!" Собранию сообщили (с "предупреждением о неразглашении"), что "предстоят мероприятия по гражданской обороне", и стало ясно сбывается то, о чем сказал лесничий. Выстояв очередь к секретарю, Неделяев дал подписку молчать о мероприятии. Объявили о распределении заданий. Среди толпившихся мелькнул навещавший лесничего человек, с которым Неделяев однажды участвовал в облаве на волков. Того звали Леонид Иванович Тютерев, он был полковник в отставке, и теперь его назначили замом начальника штаба гражданской обороны. Маркел Николаевич протолкался к нему, улыбнулся тепло как своему человеку: - Рад встрече! Не возьмете к себе помощником? И добавил, что в свободное время могли бы поохотиться. Уж, наверное, здесь отпадает запрет на охоту не в сезон. Тютерев, бодренький мужчина с сединой в кустистых темных бровях, не пренебрег авторитетом Неделяева борца за новую жизнь на селе, ловца преступников. От такого человека могла быть польза. Полковник, сжав губы, изобразил усиленную работу мысли и затем сказал: - Идет! Будешь при мне. 80 Полнились светом летние дни, земля вдыхала солнечный жар, огороды села Тоцкого красовались проглядывающей сквозь свежую зелень густо-рудой редиской, цветущими огуречными побегами, стрелками зеленого лука, сулили горки полновесных земных плодов. Открытый джип с боковыми вырезами вместо дверец Willys MB из тех, которые поставлялись в СССР по ленд-лизу, окрашенный предусмотрительными американцами в оливковый без глянца (во избежание демаскировки) цвет, заехал в сияющий утренний час на задворки села. Колхозники рыли землю на краю своих приусадебных участков, с лопатами были не только мужики, бабы, но и пацаны, девчонки лет от четырнадцати. Виллис тормознул у обозначавшейся траншеи, которая обрубала часть огорода. Двое мужчин, женщина, подросток и девушка перестали копать, смотрели на подъехавших. Тютерев, который сидел рядом с водителем, сошел наземь, зычно поздоровался, сказал тоном завуча, зашедшего с проверкой в младший класс: - А ну-ка ответьте, что будете делать при сигнале тревоги? Один из мужчин, старик, молча щурился на солнце, опираясь на лопату. Другой, по пояс раздетый, вспотевший, видимо, его сын неторопливо проговорил: - Чего тут мудреного прибежим сюда, ляжем в окоп, накроемся чем-нибудь. - На днях вам дадут инструкцию, где будет указано, чем накрываться. Печатается в типографии! объявил как нечто радостное Тютерев. Из виллиса вылезли Неделяев и еще один участник поездки председатель районной организации ДОСААФ полковник в отставке Игумнов, спросивший колхозника: - Под чьим командованием воевал? У того под скулой была вмятина от ранения осколком или пулей. - Первый Украинский фронт, маршал Конев, ответил человек, одной рукой придерживая черенок воткнутой в землю лопаты, а другой подбоченившись. Вот когда мы взяли Берлин и сколько наших сил вошло в Германию, надо было с ходу ударить по американцам, смести всех этих союзников. И сейчас никто б нам не угрожал. Игумнов, Тютерев и Неделяев с интересом разглядывали бывшего фронтовика. Маркел Николаевич сказал ему: - У них атомная бомба имелась. - Ну, тогда еще, в мае, не имелась, поправил Тютерев. - Вот! подхватил колхозник. Всеми силами мы бы их разбили. От бомбы, в случае чего, защитились бы, как вы учите защищаться. И сейчас не отрывались от работ в колхозе. Неожиданно заговорила женщина, вероятно, его жена: - Самая пора редьку и капусту сажать, картошку поливать, окучивать. Когда из-за этого рытья управиться? Да и сколько, глядите, погубили посадки этой окопой! Тютерев произнес начальственно: - Товарищи! Гражданская оборона спасение жизней! - Гроб! вдруг вставил подросток, глуповато хихикнул. Неделяев мгновенно повернулся к нему: - К чему ты сказал? Тот, не отвечая, уставился в землю. Объяснила девушка: - Гражданская оборона, пишут: "гр" и "об". Гроб. Неделяев впился вопросом: - Кто научил? Молчавший до сих пор старик потянул жалобно: - Ребятня глупая, где-то услыхали и болтают Маркел Николаевич смерил его и бывшего фронтовика взглядом с мыслью: "Я сусликов не душу, но уважение показать должны!", проговорил зловеще: - У вас могут быть неприятности. Потный колхозник шагнул к бабе, шепнул что-то ей на ухо, она, испуганная, сказала человеку в милицейской темно-синей форме, с кобурой: - Я сейчас побежала в дом. Тютерев принялся говорить о значении гражданской обороны. Игумнов вынул из нагрудного кармана янтарный мундштучок, вставил папиросу, закурил. На выбритых щеках у него замечались розоватые прожилки, низы щек были слегка обмякшие. Он искоса поглядывал на бывшего бойца и на старика, которые, кивая, внимали Тютереву. Неделяев посмеивался про себя: "Мужик, послушай его, готов был с Америкой воевать, лишь бы сегодня траншею не рыть". Прибежала баба, держа в руке узелок, подала милиционеру, в другой руке был ножик, она поспешила к грядкам, стала срезать пучки редиски. В узелке оказались сырые яйца. - Ну, пора ехать, обронил Игумнов, выпустив изо рта дым. - Зеленого луку бы, сказал бабе Неделяев, и она надергала пук лука. Трое сели в машину, Тютерев приветливо попрощался с осчастливленными его лекцией: - Продолжайте работу, товарищи! Виллис проехал мимо множества других семей, рывших траншеи на каждом огороде, набрал скорость, вынесся на большак, но тут водителю пришлось сбавить ход. Навстречу шли один за другим американские трехосные студебекеры (все то же даровое приобретение по ленд-лизу), отечественные грузовики-трехтонки ЗИС-5, прозванные "захарами", трехосные ЗИС-151, прозванные "утюгами" за то, что в распутицу увязали в грязи, а также рассчитанные на две с половиной тонны груза ГАЗ-51; кузова были полны солдат с автоматами Калашникова, принятыми на вооружение в 1949 году. Вездеход вкатился в облако пыли. - Егорыч, съедь с дороги, надо отлить, сказал Тютерев водителю. Тот был заметно моложе двоих полковников, однако же звался ими Егорычем, как его уважительно звала молодежь за пышные свисающие концами усы. Остановив виллис за обочиной, он вылез из него последним. Четверо (Егорыч подался чуть в сторону) встали за машиной лицами к полю высокой колосящейся ржи, расстегнули ширинки. Шум моторов глушил голоса птиц и все звуки жаркого поля, кипящего жизнью мириадов существ. Навстречу потоку грузовиков проехали почти не отличимый от виллиса вездеход Ford GRW американского, опять же, производства и темно-зеленый восьмиместный ГАЗ-69 с откидным задним бортом, за машинами, в которых сидели офицеры, катили тяжело груженные двухтонки ГАЗ-63, чьи кузова скрывал брезент. Пыль густым облаком расползалась над дорогой, хрустела на зубах. Оба полковника, Неделяев и водитель вернулись в машину, она понесла их по укатываемой гудящим транспортом дороге, через которую ни за что не пролетел бы футбольный мяч, пущенный понизу. Остановились на контрольно-пропускном пункте, где показали документы, после чего выехали на возвышенность. Справа открылась деревня, куда устремлялся по тянущемуся от горизонта тракту поток техники: рычали, выбрасывая густые клубы серо-белого дыма, танки Т-54 с длинными стволами пушек, за самоходными артиллерийскими установками СУ-100 следовали менее тяжелые СУ-85, глянцевито-зеленые вездеходы ГАЗ-64 тянули, в роли тягачей, 76-миллиметровые пушки, следом змеилась колонна колесных бронетранспортеров БТР-40, за ними гусеничные бронированные тягачи буксировали гаубицы и минометы, двигались грузовики с солдатами, бензовозы. Маркел Николаевич, захваченный зрелищем, закидывал Тютерева и Игумнова вопросами о машинах, орудиях, которые видел впервые. Полковники в душе смеялись над дремучим провинциалом, однако отвечали охотно кому не приятно покупаться в чувстве собственного превосходства. А его съедали удивление и любознательность, вспоминалось движение войск в этих местах летом 1920 года, когда восстал Кережков: шестерки коней тянули трехдюймовые пушки, тройки зарядные ящики, по тройке или по паре лошадей были впряжены в пулеметные двуколки, шла шагом или рысила конница, пехота ехала на телегах. Иной раз встречался открытый легковой автомобиль, на нем и сейчас не худо бы прокатиться на семиместном "рено" с шестицилиндровым мотором в сорок лошадиных сил. Маркел Николаевич подумал: тогда ездили на французских автомобилях, а теперь своих сколько, однако же, сижу в американском. Еще проскользнула мысль, что в то лето стрельба была настоящая, по людям, а теперь будет только учебная. Виллис свернул с большака вправо в деревню, проходившая через нее техника грохотала, ревела двигателями, лязгала гусеницами, топила дворы в пыли, в дыму сгоревшего топлива, занимая всю проезжую часть улицы. Виллису пришлось жаться к заборам. Тютерев знаком приказал Егорычу остановиться вплотную к добротному дому, от углов которого шла изгородь. Неделяев вошел в калитку за двумя полковниками, постучал в дверь. В доме оказалась старуха, мать хозяина, как она сказала. Стекла плотно закрытых окон дребезжали от напиравшего снаружи стального гула и рыка. Старуха, когда к ней обращались, приставляла ладонь к уху, моргала, отвечала громким голосом. Сноха, мол, на ферме, а сын и двое внуков на задворках "копают спасательную яму". Тютерев с улыбкой удовлетворения кивнул: - Роют убежище! Спросил о соседях, и баба ответила, что те "тоже копают". Неделяев попросил ее сварить привезенные яйца и в то время, когда Тютерев и Игумнов мыли над раковиной руки, лица, прошел за ней в летнюю кухню, сказал тихо, со значением: - Это большие начальники. Им надо кислого молока с сахаром. Баба принесла из погреба кислое молоко, поставила на стол сахарницу с сахарным песком. Позвали Егорыча, вчетвером закусили. Выяснилось, что кислое молоко с сахаром любит только Неделяев. Тютерев подтянул рукав, открывая взгляду трофейные наручные часы HELIOS в латунном хромированном корпусе, сказал подчеркнуто обеспокоенно: - Время торопит! Засиделись. Маркел Николаевич не упустил случая демонстративно посмотреть на свои наручные часы "Победа" с выделявшейся на циферблате ярко-красной цифрой "12". Они явились на смену его карманным "Кировским", чье место теперь в ящике письменного стола. - Спасибо этому дому! сказал Егорыч, вытирая пятерней славные усы и улыбаясь хозяйке. Несколько минут спустя джип с занявшими свои места пассажирами отвернул от перегруженного транспортом тракта на выгон, раскинувшийся до леса, помчался, подскакивая на кочках, вдоль опушки, обогнул лесной угол, вынесся на проселок. Не был тихим и он: виллис то и дело обгонял колонны полугусеничных тягачей ЗИС-42, тянувших пушки, навстречу проносились виллисы и форды, с других проселков к перекресткам катили грузовики с боеприпасами под брезентом, с провиантом, с солдатами. Время от времени шум моторов доносился и сверху: пролетали двухмоторные транспортные Ли-2 (американские ДС-3), бипланы Ан-2, прозванные "кукурузниками", поршневые истребители Як-9, штурмовики Ил-10. Вездеход заехал, с остановками на КПП, в несколько деревень, где проверили рытье убежищ, и, когда у колодца пили воду из ведра, Тютерев сказал Егорычу: - Теперь давай в то место. Дорогу знаешь? Егорыч кивнул знакомые шофера говорили ему, как туда ехать. Солнце раскалило металл машины, кожа сидений, на которые усаживались, была горячей. Виллис промчался через ручей, разбрасывая воду, оказался на некрутом спуске к лесу, устремился сквозь него по просеке, и тут спереди нахлынул тяжко басовитый рев. Джип вынырнул из леса, Егорыч затормозил перед пролегшей наперерез дорогой, за ней раскинулось во всей красе поле яровой пшеницы, его пересекали четыре тяжелых танка ИС-3, о которых Игумнов сказал Неделяеву, что их на фронте звали "щуками" за установленные в виде щучьего носа лобовые плиты корпуса. - Пушка калибра сто двадцать два миллиметра, такой ни у одного танка в мире нет. На параде в Берлине, в сентябре сорок пятого, американцы глаза таращили. Грознее этих танков не увидеть. Маркел Николаевич, скрывая, что сомневается, сказал с приподнятостью: - И американцы так и не смогли таких сделать? - Не смогли! заявил категорично Игумнов. Егорыч произнес с острой жалостью в голосе: - Пшеничка как хороша, и прут прямо по ней сколько хлеба херят. Наставительным тоном его охладил Тютерев: - На войне, когда отступали, мы лошадьми хлеба вытаптывали, чтобы врагу не достались. - То врагу буркнул водитель. Он погнал джип влево по дороге, которая вскоре повернула вправо, пошла меж полями: среди моря колосьев стояли самоходки, средние танки Т-44. Группы солдат большими саперными лопатами отрывали для них укрытия. Потом поле оказалось покрыто правильными рядами палаток, в оцепеневшем знойном воздухе курился дымок походной кухни. Виллис несся, вытягивая за собой шлейф пыли, по сторонам зачернели свежевыкопанной землей тянущиеся вдаль окопы, в них виднелось множество солдат, продолжавших рытье. Дорога мало-помалу брала вверх, Маркел Николаевич завертел головой, в щемящем чувстве цепко всматриваясь в ландшафт: он узнал эти места. Виллис замер на гребне холма. Впереди пологий склон стлался лугом, по зеленому покрову изрисованный двойными дорожками от автомобильных колес. Слева заматеревшей силой гляделась роща могучих дубов, с правой стороны луга за полосой кустарника представало приветливое спокойствие леса. На лугу недалеко от дубов, под одним из которых самым рослым и кряжистым, Андрей Кережков выстрелил в себя, стояли бетономешалка, самосвалы, работали солдаты: возникала бетонированная площадка в виде квадрата метров сто на сто. Тютерев, сидевший рядом с шофером, открыл так называемый бардачок, вынул карту. - Вот деревня Маховка, безлесные высоты Медвежья, Верблюжья, Петровская. Между ними это самое место. Маркел Николаевич, понимая, о чем сказано, все же спросил: - Какое? - Над каким будет сброшена бомба, пояснил Тютерев тоном терпения, так, как говорят с бестолковым. А Игумнов добавил: - С самолета будут видеть белый квадрат. 81 Небо безоблачно улыбалось в дни безостановочной деятельности людской массы, которая в очерченном на карте особом месте управляла движением автотранспорта и боевой техники, прокладывала новые дороги, рыла окопы, иные укрытия, устраивала склады снарядов, мин, бомб, горючего, ставила палатки. Раскидываясь по вытоптанным полям, лагерь протянулся на сорок два километра в длину, прилегая к селу Тоцкое 2, до которого от районного центра Тоцкое пять километров. В Тоцком 2 в царское время были построены казармы, бараки, рядом выровнен плац, подготовлен артиллерийский полигон. Из новобранцев здесь готовили пехотинцев, артиллеристов, кавалеристов. В Первую мировую войну огородили лагерь для ста тридцати тысяч пленных австро-венгерской армии. В Гражданскую войну в Тоцком 2 сколачивались красногвардейские части, а позже призывники, поколение за поколением, превращались в лагерях, которых стало несколько, в солдат РККА. Теперь Тоцкое 2 заселяло руководство учениями с обширным штатом помощников и обслуги, была занята школа, спешно возводились деревянные коттеджи, поставляемые в разобранном виде из Финляндии, строился особый городок, называемый правительственным, для высших лиц, как своих, так и тех, какие по приглашению прибудут из-за рубежа. Многие офицеры, начальники среднего и малого ранга жили в палатках. Тютерев сумел заполучить на себя, Игумнова, Неделяева и Егорыча четырехскатную офицерскую палатку, рассчитанную на восемь человек (если спать на общем настиле), на шесть если на раскладушках. Оказалось довольно места для стола, стульев, чемоданов. С верхнего ребра каркаса свисала электрическая лампочка, питаемая от лагерного дизельного движка. С утра выезжали в деревни: в некоторых (у Тютерева имелся список) выкопанные траншеи следовало крыть досками и слоем земли. Колхозники жаловались, что досок у них нет, и Неделяев ходил к председателю, требуя найти доски. Он также созывал собрания Тютерев учил народ, что после сигнала тревоги по уличному репродуктору, перед тем как бежать в убежище, надо открыть в домах окна, двери, печные заслонки, а еще до того снять со стен все, что на них висит. Игумнов формировал группы по десять человек с "ядром" из членов ДОСААФ, назначал ответственного. За группами записывал участки, "где защита от взрыва должна быть обеспечена от и до". Оба полковника в отставке полагали вредоносной перегрузку делами, стремились к краткости их выполнения, свято чтя четыре часа пополудни, когда происходил переход к иному делу. Съездивший на попутных машинах в Савруху Неделяев вернулся с бельгийской двустволкой "Баярд", полковники, тоже побывав дома, привезли трофейные курковые двустволки "Зауэр" двенадцатого калибра. И после четырех пополудни Егорыч мчал охотников на вездеходе через изъезженные поля, через лес и перелески мимо строящихся блиндажей, мимо самоходок, танков, другой техники, мимо разбитых ровными рядами армейских палаток к более или менее отдаленным от движения и шума островам уцелевшей пшеницы. Здесь прятались перепела, их было множество согнанных с отнятого жизненного пространства. Охотники подкрадывались к перезревающим желтым хлебам и, высмотрев небольшую серовато-бурую со светлым брюшком птицу, дробью доставали ее. Вторую выстрел сбивал уже в низком полете. Как упоительны радость попаданий, умножающих добычу, и сам плотский вкус бытия среди благодатного для тебя мира, где в разогретом воздухе, в каждой стрекозе, бабочке, божьей коровке, в каждом шмеле и шершне, в запахах земли и растений цветет праздник. На закате, когда вечер разливался чистой негой, отправлялись к себе в лагерь, возле палатки разжигали костер и на вертелах из медной проволоки поджаривали ощипанные птичьи тушки, добавляя казенному ужину изыск разнообразия. Полковники, навещавшие военное начальство с отчетами о неустанных трудах, у костра обсуждали выуженное. Маркел Николаевич уже знал от них, что учения зовутся безобидно "Снежок" сотни танков, самоходок, бронетранспортеров, сорок пять тысяч солдат, сержантов и офицеров будут с востока, после ядерного удара, прорывать фронт условного противника. Его силы пятнадцать тысяч солдат. Учения покажут, какой станет атака после атомного взрыва. И как отзовется на него здоровье жителей, которые будут кто ближе к эпицентру, кто подальше. Тоцкий район оказался подходящим еще и потому, что он густо населен. Чтобы больше знать о действии взрыва на людей, велено не везде покрывать досками и землей вырытые траншеи, они должны остаться открытыми в иных деревнях, а в некоторых, хотя эпицентр от них будет на таком же расстоянии, предусмотрено совсем не рыть убежищ, люди просто лягут на землю. К примеру, так указано поступить половине жителей райцентра Тоцкое, при том что вторая половина спрячется в открытых траншеях и накроется мокрыми простынями. В десяти километрах от эпицентра в поселке Ключевом на реке Самарке жителям предстоит укрыться под берегом, отогнав скотину в лес. Таким образом, разные способы защиты от атомной бомбы дадут ученым, по возможности, более полный материал для сравнения. Тютерев и Игумнов преподнесли почти всем тем, кому следовало, те уроки, какие кому полагались, когда старики из верующих отметили день Святого Евстигнея ели сырой репчатый лук с черным хлебом и солью, запивая ядреным квасом, в домах развесили связки луковиц, очищающих воздух. Подступила последняя десятидневка августа встреча Второго Спаса, яблочного: можно есть спелые яблоки. Вечернее небо глядело ясными звездами на костер, от которого остались испускающие жар угли, над ними были изжарены перепела, отнесены в палатку. Перед этим Неделяев принес от сельских жителей по кошелке огурцов, луковиц, яблок и то, чем он постоянно угождал полковникам, хлеб домашней выпечки. Над столом сияла свисающая на проводе лампочка. Леонид Иванович Тютерев, побывав давеча у военных начальников, тихой сапой наведался в спецбуфет, купил две бутылки грузинского марочного коньяка "Энисели". Одна бутылка чарующе замерла на столе, бесцеремонно поставленная среди чуждой ей грубой снеди и посуды, вторая ожидала своей участи в сумке. Леонид Иванович назвал истраченную сумму, которую разделили на четыре, Игумнов, Неделяев, Егорыч отдали ему, что с них причиталось. Он, потирая указательным пальцем подбородок, посмеиваясь, сказал: - И чем Евгений Викторович создаст настроение? это относилось к Игумнову, который заводил привезенный из дома патефон. - Песня из кинофильма "Первая перчатка"! шутливо-торжественно объявил Евгений Викторович, и палатку заполнил подкупающе-приятный хрипловатый голос Владимира Володина: Во всем нужна сноровка, Закалка, тренировка. Умейте выжидать, Умейте нападать. Тютерев воскликнул "Так точно!", налил стаканы коньяком ровно до половины, компания уселась на складные стулья за стол. Выпили, принялись рвать зубами мясцо с жареных перепелиных тушек. Леонид Иванович, сделав паузу, пропел вслед за певцом: "При каждой неудаче давать умейте сдачи" и напористо-бодро произнес: - Нечего нам неудачи ждать сразу ка-ак дадим! Уж учения покажут! Евгений Викторович сказал тоном согласия: - Иностранные гости поглядят, как мы способны ударить. Поляки, немцы восточные. Тютерев добавил, хрустко откусив от яблока: - Китайский главком Чжу Дэ прилетит. Игумнов произнес с видом упрямого настояния: - Я бы пригласил из Западной Германии Аденауэра. Пусть знает, что там будет. - Ну, это учения, а так ли будет по-настоящему? позволил себе скептическую нотку Неделяев. - Что атомная бомба настоящая, мы сами увидим, сказал с тяжелой агрессивностью Игумнов. Войска выдержат настоящие ударную волну, световое излучение, радиацию и заражение. - В какой степени выдержат? Вот главное, поправил Тютерев, разлил по стаканам оставшийся в бутылке коньяк, который был незамедлительно выпит. Вновь стали закусывать, Евгений Викторович, чьи низы щек обмякли заметнее, а все лицо взялось красниной, сказал: - Необходимо знать, насколько войска после взрыва будут готовы к применению. - А могут и не быть? кольнул Неделяев, которого терзало, что его книга не была издана и народу неведомо, как он еще годы и годы назад рассказывал о чудовищных смерчах, о накале воздуха, отчего сгорают леса, деревянные постройки, все то, что способно гореть. Игумнов, на легком взводе от коньяка, проговорил: - От ударной волны живую силу укроют окопы. Должны укрыть и от излучения. А радиация сразу не подействует, войска успеют совершить прорыв. Заражение вообще будет потом, факты покажут. Тютерев, потянувшись к сумке за второй бутылкой, сказал: - Особо страшного не ожидается, поэтому солдаты будут без спецодежды. - Чтобы в будущем на нее не тратиться, если они справятся и так! с видом пренебрежения произнес Евгений Викторович. Продолжая выпивать, есть, говорили, как важно, чтобы побольше людей перенесло испытание взрывом, поэтому местным властям приказано никого не выпускать из района. - Надо узнать, как переносимость зависит от пола, от возраста, в том числе детского, какие будут болезни, насколько и у кого сохранится трудоспособность. И по этой местной картине войны можно к ней готовиться, объяснял Игумнов. Егорыч, чья семья жила в Тоцком, сказал: - А я все-таки постараюсь своих подальше увезти. На это ему ничего не возразили. Местом жительства полковников был поселок железнодорожной станции Тоцкая, и они считали расстояние от эпицентра достаточным, чтобы их семьи не пострадали. Егорыч, доедая очередного перепела, высказал, до чего ему жаль "наши места", заказник Бузулукский бор. Тютерев живо откликнулся: - В заказник сейчас генералы на охоту катаются, грузовой транспорт в руках. То лосенка привезли, позавчера кабана! Нам надо там хоть глухарей пострелять. Игумнов и Неделяев это одобрили, и он сказал: - А что музыка молчит? Ну-ка что-нибудь из нашей молодости! Евгений Викторович выбрал пластинку, хлынула истомная, заводяще страстная мелодия танго, лирический тенор Вадима Козина раскрыл компании объятия далекой, солнечной и знойной Аргентины, где солнце южное сверкает, как опал. Полковники под музыку задвигали плечами и головами, пробираемые до копчиков жестокой жгучестью куплетов до завершающего: И вот Марго со мной, как прежде, танцевала. И муки ада я в тот вечер испытал! Сверкнул кинжал Марго к ногам моим упала Вот чем закончился большой шикарный бал. 82 Назавтра устроили себе выходной, отправились в Бузулукский бор по проложенной через будущий эпицентр дороге, сначала обогнув военный аэродром, где, помимо других самолетов, были видны тяжелые четырехмоторные бомбардировщики Ту-4, в свое время скопированные с американских B-29. - Вон с такого сбросят, сказал Игумнов, вынув изо рта мундштучок с папиросой. Пока доехали до взгорья, откуда открывалась лощина, над которой взорвется бомба, трижды предъявляли документы на КПП. Дорога стлалась лентой свежего асфальта, она убегала через луг, охватывая справа бетонированный квадрат. Тот, было видно с холма, не оказался целиком белым ярко белели на сером фоне лишь нанесенный известью крест и полосы по краям, образующие рамку. Людей на лугу сейчас не было, вороны, галки взлетали над ним. По знаку Тютерева, Егорыч остановил виллис, когда тот поравнялся с площадкой, шум мотора сменился хлопотливым разливом птичьих голосов. Трясогузка с желтым брюшком, с длинным темно-бурым хвостиком села на капот машины, но тут же улетела, когда пассажиры стали вылезать. Все четверо направились к площадке, по ней скакали воробьи, синицы, она выступала над землей на высоту поставленного на торец кирпича. Мужчины взошли на нее и по какому-то одинаковому позыву задрали головы, оглядывая теплое беззаботно открытое, лишь в легких перистых облачках, небо. Никто ничего не сказал. С какой-то щепетильной сосредоточенностью осматривали гладкую площадку, будто силясь понять ее назначение. Теперь, когда они стояли на ней, нельзя было увидеть, что широкие полосы известки образуют крест. Неделяев, пройдя по бетону, ступил наземь, стал медленно приближаться к дубовой роще, к самому могучему кряжистому дубу, все время поглядывая вокруг. Взял немного в сторону вот, кажется, то место шагах в ста от дуба, где он соскользнул с коня и спрятался за ним, на случай выстрела со стороны деревьев. Сейчас ноги так и понесли к дубу, заколотилось сердце, по всему телу выгнало пот чувство, что вот-вот из-за дуба выползет, упираясь руками в землю, Кережков, чьи отросшие темные волосы свесились на глаза. Маркел Николаевич застыл, мысленно говоря Кережкову, словно тот был перед ним: "Если бы не я и ты бы спасся, то так и сеял бы идеи, которые в твоих бумажках". Явственно вспомнилось, как тот извлек из-за отворота кителя пачку листков, протянул, и он, Неделяев, схватил их левой рукой, скомкал, сунул в карман, правой рукой сжимая рукоять шашки. Кережков, застрелившись, ускользнул от казни, но Маркел все равно отрубил вражью голову. Довела до этого боль за идею всемирного могущества, на которую убежденно посягал враг. И разве же ошибся Маркел Неделяев, веря в страшное средство мировой победы, в то, что оказалось атомной бомбой? Обидно лишь нестерпимо, что его подвели советские ученые американцы обошли их. Но зато великая сила покажет себя здесь, где живет он, ему дано своими глазами увидеть ее. От этой мысли Неделяев загордился и исполнился презрения ко всем суетящимся в районе испытаний, вплоть до генералов и маршалов в их головах не ночевала догадка о невероятном оружии в то время, когда он уже представлял, а потом и описывал чудовищные смерчи и пожары, вызываемые в стане противника. Презрение пошло выше, его удостоилось само правительство. Маркел Николаевич, полный заносчивости, повернулся к своим начальникам Тютерев и Игумнов стояли на бетоне площадки, глядели на него. - Грибы под дубами? спросил Леонид Иванович. - Грибов много, ответил Неделяев сквозь зубы. Полковники, удивленные его тоном, видом, переглянулись, и не избежать бы ему выяснения причины, не раздайся нарастающий шум: по дороге со взгорья мчались виллис с поднятым брезентовым верхом и студебекер. О Неделяеве было забыто. Внимание без остатка поглотил проносящийся мимо джип с полускрытыми фигурами, в кузове студебекера сидели четыре солдата. - Интересно, кого убьют лося или кабана? проговорил Тютерев со вкусом представления об удаче властьимущих охотников, губы в улыбке повлажнели. - По чину и дичь, с завистью сказал Игумнов. Стоявший у своего виллиса Егорыч сообщил знакомые шофера говорили, что здесь есть родник. Пошел по лугу, посматривая перед собой: - Вон он! Все четверо остановились у бившего из земли ключа. Водитель лег грудью на траву, напился, вытер усы ладонью и расправил пальцами обеих рук. Полковники и Неделяев протянули ему фляжки, предварительно вылив взятую в дорогу воду, Егорыч наполнил их. Леонид Иванович сделал глоток, причмокнул: - Хороша водичка! и, окидывая взглядом местность, добавил: Красота! Игумнов кивнул. Неделяев высокомерно заключил о своих спутниках: "Человечки момента, нет охвата прошлого и будущего". Сели в машину, которая плавно набрала скорость по новой гладкой дороге, вскоре внеслась в сосновый бор, замелькали уходящие ввысь стволы. Егорыч, заранее предупрежденный, что надо свернуть на первую же просеку, которая попадется, съехал на такую, вездеход запрыгал по кочкам меж стоявших по сторонам ряд за рядом мачтовых сосен. Солнце доставало сверху, кладя блики на светло-бурую кору. Просеку совсем близко перебежали три изящных темно-рыжих косули. Тютерев со смешком крикнул: - Начальство сюда! Патронов на косуль охотники не взяли, не про них возня в лагере с такой добычей. Впереди в бору выделился островок осинника. - Стоп! приказал Леонид Иванович. Оставив Егорыча при машине, пройдя немного вперед, трое разделились. Тютерев двинулся по прямой, Игумнов уклонился влево, а Неделяев вправо. Распевали птицы, шныряли с дерева на дерево, особенно часто попадались на глаза зяблики с белыми полосками на темных крылышках. С ветви над головой Маркела Николаевича сорвалась сойка, впереди черно-белый с красным подхвостьем и красным пятнышком на затылке дятел прилип коготками к стволу осины. Метров через полста осин не стало, сосны все чаще перемежались елями, охотник прошел еще немного и оказался в сплошном ельнике, на мохнатой лапе большой ели в тени замерла, пережидая день, ушастая сова. Неделяев искал глухариный выводок. Сейчас, в конце августа, глухарята уже вовсю летают, одевшись черным пером, петушков отличает от курочек серый отлив. Выводки отъедаются в ягодниках, теперь в самом соку брусника. Высматривая ее, Маркел Николаевич с ружьем в руках приблизился к овальной песчаной прогалинке. Бузулукский бор рос на песках, и там, где не лежали мхи, нога ступала по сухому песку. На прогалинке на нем виднелись помет, выпавшие перья в песке недавно купались птицы. Крадком обходя песчаный овал, охотник, наконец, заметил недалеко красные ягоды: стебли брусники тянулись по валежнику, побеги с ягодами приподнимались на длину ладони. Один побег высунулся над трухлявым пнем, пробравшись снизу между отстающей корой и древесиной. Было около полудня, кормежка, видать, закончилась, но выводок где-то рядом. Сделав шагов тридцать, Неделяев увидел березовый молодняк и в нем присевших глухарят, глухарку и "старика" глухаря. Захотелось добыть непременно его, но он сидел к охотнику хвостом в таком положении дробь может не убить его сразу, а глухари, даже смертельно раненные, способны улетать довольно далеко, поди ищи его без собаки. Маркел Николаевич с двустволкой наготове стал осторожно заходить сбоку петух вдруг расправил крылья, хлопок выстрела не дал им захлопать. Второй заряд сразил курочку. Остальные птицы, взлетев, сели на березы неподалеку. Неделяев перезарядил ружье, подобрался к той, с чьего сука с любопытством глядел петушок, прицелился и снял его. По дороге к виллису слышал выстрелы. Егорыч с папиросой в уголке рта нехотя слез с сиденья, поздравил с добычей и, крутя ус, оглядел убитых птиц. Подходил Тютерев, неся двух петушков и курочку. Минут десять ждали Игумнова он, как и Неделяев, подстрелил "старика" глухаря. Решили съездить к речке Боровке полюбопытствовать, не глушат ли там рыбу для начальства. Пока катили старой лесной дорогой, по сторонам, невдали и далеко, били ружья. Виллис объехал скособочившийся на неровной колее другой виллис и грузовик солдаты волокли сюда из бора убитую косулю, в отдалении стояли, покуривая, два охотника, несомненно, высоких чинов. - Печень косули бы нам, проговорил со сладкой миной Тютерев, куски насадить на прутья ивы и в наклон к костру, чтобы пламя не касалось. Через двадцать минут готово весь сок сохранен. Вкус сама нежность! - Оно, конечно, если по-быстрому, снисходительно заметил Неделяев. А если в кухне, то печень идет с сердцем, с почками и легким. Все кусочками порезать, положить с жиром в противень, воды налить столько, чтобы вся выкипела к концу жарки. За три минуты до конца сливочное масло добавить, с авторитетным видом изложил он, помня, как в доме лесничего готовила блюдо Авдотья, а потом тому же научилась Поля. - В лагерь приедем, я у тебя запишу рецепт, заинтересованно сказал Игумнов. Виллис вынырнул из бора на лужок, обрывавшийся откосом. В низу широкого оврага по промытому в песке ложу текла, посверкивая на солнце, Боровка, изгибами убегала вдаль. Другой берег был такой же высокий, плотно уставленный соснами. В раскинувшемся раздолье царил оздоровляющий хвойный дух, летали птицы. Полковники и Неделяев вышли из машины, пошли по краю обрыва, внизу на полосе песка у воды горел едва видимым при солнце пламенем костер. Несколько полураздетых солдат заходили в реку с бреднем. Поодаль от костра на расстеленном одеяле лежал ничком кто-то белотелый в черных трусах. "Сподобился последки лета ухватить", свысока подумал Неделяев о загорающем, который, скорее всего, был не кем иным, как генералом. Наверху вблизи обрыва стояли у сосен джип и студебекер, три охотника подошли к ним. Нижний борт грузовика был опущен, открывая взглядам исчерна-бурую средних размеров кабанью тушу, кверху торчала задняя нога с раздвоенным черным копытом. - Хорошо-то как заказником пользоваться, сказал, медово улыбаясь, Тютерев. Долетел гулкий густой звук удара. Трое пустились по берегу в его сторону и встали, увидев несколько джипов, группу военных возле них. Свернув к обрыву, поглядели сверху, как солдаты в трусах заходят в речку, хватают всплывшую оглушенную рыбу, выбрасывают на песок. За этим наблюдал, стоя у воды, обнаженный по пояс офицер. - Кажется, сом есть, заметил Игумнов, его хорошо для одного-двоих пожарить, а в общей ухе не то! - Не то, согласился Тютерев. Неделяев подумал с сарказмом: "И о чем толкуют перед испытанием атомной бомбы". Возвратились к своему виллису, решив, что пора в лагерь. 83 Тютерев и Игумнов из лагеря отправили свою добычу с попутными машинами семьям, глухарь Неделяева был оставлен "для себя". В нем было не менее пяти кило. Его, как делают заправские охотники, подвесили за хвост, для чего подошло ребро каркаса палатки. Провисев сутки, он, что и ожидалось, упал, оставив хвост в бечевочной петле. Заранее был одолжен в селе котел Неделяев походил по домам, подыскивая подходящий. Компания ужинала глухарем, тушенным в бульоне из его шеи, лап и крыльев. В палатке слышалось неподалеку идет кино под открытым небом. Крутили вышедший на отечественный экран в январе этого года индийский фильм "Бродяга", который заполучил восторженную любовь советского народа. Оба полковника успели не раз посмотреть картину и теперь ритмично покачивали головами под долетавшую песню Бродяги, в чьей роли блистал очарованием молодой Радж Капур. Помахивая рукой в такт мелодии, Тютерев сказал: - А руководство в своем клубе глядит "Серенаду Солнечной долины". - Знаем, ничего особенного, заметил Игумнов. - Музыка шикарная, проговорил, с удовольствием вкушая дичь, Леонид Иванович. - Не люблю я американский джаз, упорно прекословил Евгений Викторович. - Я патриот, но оркестр там хорош, с ласковым видом возразил Тютерев. У руководства вкусы не хуже наших. "Интересно, американские генералы смотрят наши советские фильмы?" задался вопросом занятый, казалось бы, всецело едой Неделяев. Главными же мыслями, которые не покидали его, были: после испытания бомбы издадут его книгу, где он напишет о взрывах советских атомных бомб в Америке? И: "Долго ли ждать, когда это произойдет на самом деле?" Леонид Иванович меж тем высказался, какие смазливые официантки носят генералам из буфета блюда и напитки. Евгений Викторович подхватил в правительственном городке часто замечаешь явно нездешних девушек, красоток как на подбор. Тютерев сально улыбнулся: - Знаю из надежных источников привезли или вот-вот привезут для наших верхов и для гостей девственниц. Специально отобраны. Маркел Николаевич живо заинтересовался тем, где и каким образом их отбирают. - Есть комиссия, уклончиво сказал Тютерев, для солидности сдвинув кустистые темные с сединой брови, и Неделяев понял, что ему неведома процедура отбора девственниц. Легли спать, поделившись бородатыми похабными анекдотами. Утром, как уже стало заведено, пролетели в сторону намеченного эпицентра Ту-4, два новых реактивных бомбардировщика Ил-28, три реактивных истребителя МиГ-17. Тяжелый Ту-4 сбросил над эпицентром очередную болванку. Потом на полигоне взорвали тротил под ста бочками бензина и нефти имитировали атомный взрыв. Туча черного дыма зловеще клубилась и долго таяла. Дни перелились в сентябрь, продолжались без дождей, иногда с легким ветром. Егорыч свозил полковников и Неделяева к тому месту, где им было предписано пребывать во время испытания бомбы. Место оказалось в девяти километрах к востоку от будущего эпицентра. Обращенная к нему траншея имела глубину под два метра, стенки покрывала дощатая обшивка, приколоченная к вбитым в дно кольям. В низу стенки тянулась земляная ступенька, чтобы встать на нее и выглянуть из окопа. Окоп предназначался, главным образом, для районного партийно-советского руководства, для представителей из соседних районов, для начальников из Бузулука. Позади траншеи были устроены для легковых машин вырытые укрытия с двумя рядами бревен и слоем земли поверху, выезды открывались в противоположную от эпицентра сторону. Когда Егорыч вез своих пассажиров назад в лагерь, позади грянул приказ через рупор: "С дороги! Встать!" Сбоку от застывшего на обочине виллиса затормозил джип, из него выскочили офицеры с пистолетами, крича, чтобы все четверо согнулись в машине до пола и не двигались. Мимо пронеслась кавалькада автомобилей, после чего умчался джип с офицерами. Егорыч поделился вслух мыслью: - Правительство? - Оно! внушительно произнес Игумнов. Он и Тютерев, лишь только возвратились в лагерь, поспешили к военному начальству, и потом Неделяев и Егорыч в палатке услышали от них: прибыли сам Хрущев и Маленков, министр обороны Булганин, академик Курчатов, "главный по бомбе", и "целый ряд маршалов". - Мы Жукова видели. С самого начала тут заправляет, и все не удавалось повидать его, сказал Игумнов с почтением в голосе и с радостью оттого, что увидел Георгия Жукова, командующего общевойсковыми учениями под наименованием "Снежок". Минул день, и Тютерев, придя от начальства в палатку, поведал с взволнованно-таинственным видом: - Этой ночью радио Би-би-си передало, что послезавтра, то есть уже завтра, четырнадцатого сентября, в Советском Союзе будет испытание атомной бомбы. И место назвали Тоцкие военные лагеря. Неделяев, промолчав, про себя выругался: "По хую им ваша секретность! Это только нашему народу не дают правду знать. После чего заключил: Что бы это радио сказало, если б там прочитали мою книгу?" 84 В двадцати километрах к востоку от намеченного эпицентра выступал из земли железобетонный массив, покрытый зеленой и белой масляной краской. К нему от железной дороги была проложена специальная, предназначенная исключительно для высшего руководства, дорога, которая неусыпно охранялась. Внутри сооружения под толщей бетона и высокопрочной стали скрывался обширный зал, обеспеченный всеми удобствами, включая комнату для курения. По соседству за стеной имелось помещение для музыкантской команды. Из зала наверх была выведена оптическая система, чтобы наблюдать за атомным взрывом. Утром 14 сентября 1954 года в этом центре наблюдения, называемом "трибуной", расположились властители людских судеб самая головка: Первый секретарь ЦК КПСС Хрущев, председатель Совета Министров Маленков, министр обороны Булганин, его первый заместитель маршал Жуков. Заняли здесь места ядерные физики Курчатов, Харитон, маршалы Василевский, Буденный, Конев, Малиновский, Рокоссовский, другие советские военачальники, а также гости: Чжу Дэ, главнокомандующий Народно-освободительной армии Китая, Вальтер Ульбрихт, первый секретарь ЦК Социалистической Единой партии Германии (ГДР), Болеслав Берут, первый секретарь ЦК Польской Объединенной Рабочей партии, Тодор Живков, первый секретарь ЦК Болгарской компартии, Энвер Ходжа, первый секретарь ЦК Албанской Партии Труда, Юмжагийн Цэдэнбал, генеральный секретарь ЦК Монгольской Народно-революционной партии, вожаки коммунистов остальных стран народной демократии. Были в зале и министры обороны всех государств будущего Восточного блока. Собравшимся оценить невиданный эксперимент на народе, идущем к коммунизму, предлагались на выбор ягодный морс, ряженка, боржоми, кофе, чай. Энвер Ходжа заранее предупредил обслугу, что пьет айран, а Чжу Дэ сказал, что хотел бы подогретого молока. Тому и другому подали желаемое. Маршал Жуков перешел в свой командный пункт принимать по радио отчеты, отдавать приказы. Это он, произнося "натурные испытания", упорно настаивал на войсковых учениях с атомным ударом. Его дружно поддерживала вся военная верхушка. Надо было увидеть, выйдут ли из окопов и будут наступать солдаты, перед которыми взорвется атомная бомба. Военные с 1949-го по 1953 год направили руководству СССР больше двадцати представлений о необходимости "натурных испытаний". Их просили и ученые, которые занимались прогнозированием ядерной войны и доказывали, что оно невозможно без знания, как скажется на населении атомный взрыв. Если на карте в точку, которой отмечен запланированный эпицентр, воткнуть циркуль и провести круг радиусом, означающим семьдесят километров, то окажется, что внутри этого круга в 1954 году умещалось более пятисот сел, деревень, поселков. Их общее население превышало триста тысяч душ. Но облако радиоактивной пыли уплывет далеко за границы круга, оседая на землю и на все, живущее на ней. Среди летней жары, которая не умалилась и в сентябре, военачальники потными руками слепили снежок, иное название которого "прорыв подготовленной тактической обороны противника с применением атомного оружия". К четырнадцатому сентября восточнее намеченного эпицентра сосредоточились сорок пять тысяч рядовых и офицеров эпицентр и первую линию окопов, вырытых вдоль речки Маховка, разделяли четыре с половиной километра. Лишь траншеи, расстояние от которых до эпицентра не превышало семи километров, покрывал накатник: один ряд тонких бревен со слоем земли сверху толщиной от тридцати до шестидесяти сантиметров. Траншеи подальше были оставлены открытыми. Солдаты, показывает кинохроника, входили и в те, и в другие окопы в своей обычной хэбэ в хлопчатобумажных гимнастерках и брюках. Противогазы и костюмы так называемой "химзащиты" (защиты от отравляющего газа, которые теперь должны были обезопасить от радиоактивного заражения) получили лишь те, кому следовало пройти непосредственно через зону взрыва, не далее пятисот метров от эпицентра. Танкистам же предстояло испытать, насколько защитит их от заражения броня. В укрытиях ждали сигнала: шестьсот средних и тяжелых танков и самоходных артиллерийских установок, шестьсот бронетранспортеров, пятьсот орудий и реактивных минометов, среди орудий 130-миллиметровые пушки, самые крупнокалиберные в сухопутных войсках СССР. Были готовы к делу шесть тысяч тягачей и автомашин, не имелось недостатка в средствах связи, среди которых новые радиостанции Р-9. Громить условного противника изготовились три дивизии ВВС триста двадцать самолетов Ил-28, МиГ-15 и МиГ-17. Держать оборону приготовились пятнадцать тысяч военнослужащих под обозначением "западные". Их передовая линия проходила к западу от будущего эпицентра, в десяти километрах от передовой линии "восточных". Территорию посередине напичкали техникой для проверки действия взрыва. В радиусе от трехсот метров до двух с половиной километров от запланированного эпицентра расставили средние танки Т-34, тяжелые ИС и КВ, самоходки, бронетранспортеры, орудия, самолеты как устаревших конструкций, так и новые реактивные, автомобили самых разных марок, мотоциклы, даже велосипеды. Тут и там привязали к деревьям и кольям двести коров, бычков и телок, двести лошадей, а также четыреста овец, часть которых опустили в окопы. Распределили по всхолмкам, ровным местам и углублениям клетки с собаками, обезьянами, поросятами, кошками, кроликами, крысами, с другими животными, в их числе с теми, какие обитали в здешнем краю: с лисами, ежами, хорьками, сусликами. Были и клетки с птицами. Многих животных поместили внутрь танков, самолетов и прочей оставленной техники. Люди, жившие менее, чем в восьми километрах от эпицентра, были выселены, но к концу дня их возвратят в родные пенаты, снабдив армейскими палатками, пообещают помочь построить новые дома и скажут, что все уцелевшее на огородах можно есть. "Советские руководители в целях расширения дорогостоящего уникального эксперимента не разрешили даже временную эвакуацию населения некоторых поселков дальше восьмикилометровой зоны, дав рекомендации использовать для защиты людей особенности местного рельефа". Арон Мыш, кандидат физико-математических наук, ветеран подразделений особого риска, награжденный орденом Мужества, участник Тоцких учений. "Преступление, названное подвигом". Газета "Контакт", 20 (112), 27. September 10. Oktober 1999. Жителей "Елшанки, Ольховки и Маховки, расположенных на расстоянии 5-6,5 км от эпицентра взрыва, вывезли... Буквально через несколько часов после окончания учения "гражданский контингент" вернулся к родным пенатам". Михаил Павлов, участник Тоцких учений. "Оренбургская Хиросима". Газета "Русская Германия", 47/439 22.11 28.11 2004. "Спустя два-три дня после взрыва местный райком партии стал устраивать массовые автобусные "паломничества" к эпицентру взрыва. Экскурсии для взрослых и детей!" Иван Пушкарь, член Союза ветеранов ядерных испытаний, участник Тоцких учений. "Тоцкая Хиросима". Газета "Русская Германия", 16 22 августа 1999 32. Все солдаты, офицеры дали подписку не разглашать свое участие в испытании бомбы, в их красноармейские книжки внесли записи, будто они в это время служили совсем в других местах. Когда начнутся нелады со здоровьем, врачам нельзя будет сказать о возможной причине, а скажи, так поверят не словам, а записям. Те, кто всем распоряжался, окормляли население и солдат верой, что принятыми мерами опасность от атомного взрыва сведена на нет, нагоняли бодряческое настроение гордости военной мощью Родины, заботились об атмосфере всеобщего подъема. Физики, изготовившие бомбу, показали себя завзятыми лириками, с игривостью всесильных дав ей имя "Татьянка". Она была плутониевая и, как объявил Жуков созванным командирам частей и подразделений, относилась к "среднему калибру", обладая мощностью сорок килотонн. То есть сила ее взрыва равнялась силе взрыва сорока тысяч тонн тротила. По заявлению Жукова, она была в два раза мощнее бомбы, сброшенной американцами на Хиросиму. С нею в чреве бомбардировщик Ту-4 или самолет-носитель, как его сейчас называли, два реактивных бомбардировщика Ил-28 по сторонам и три сопровождающих реактивных истребителя МиГ-17 в девять часов двадцать минут оказались над Тоцким полигоном. Тихо, небо само чистое дыхание Вселенной, далеко внизу под машинами стелется хорошо просматриваемая местность. У летчиков самолетов сопровождения приказ: если самолет-носитель сойдет с заданного маршрута, уничтожить его. Ведет Ту-4 экипаж: командир Кутырчев, бомбардир Кокорин, второй летчик Роменский, штурман Бабец. Машина устремляется в пробный заход на цель, по земным ориентирам проверяется верность расчетов. Затем майор Кутырчев вводит самолет в отведенный воздушный коридор. Второй, теперь уже боевой, заход на цель. Командир передает по радио Жукову: "Объект вижу!" Приказ Жукова: "Выполняй задачу!" Ответ Кутырчева: "Накрываю, сбросил!" В 9 часов 33 минуты от летящего на высоте восемь тысяч метров со скоростью девятьсот километров в час Ту-4 отделяется бомба весом пять тонн, через сорок пять секунд на высоте 358 метров от земли она взрывается, отклонение от эпицентра 280 метров, что в пределах допустимого. "Данные о истинных параметрах взорванной над Тоцком бомбы, в том числе ее тротиловый эквивалент, до сих пор засекречены в архивах Министерства обороны. Маршал Г.К.Жуков называл эквивалент в 40 000 тонн, что вдвое превосходит мощность бомбы, сброшенной на Хиросиму. По расстоянию возгорания зданий и сооружений на отдалении 7 и более километров от эпицентра можно реконструировать эквивалент и до 100 000 тонн. А вообще, по классификации средний калибр может находиться в пределах 50-150 килотонн". Арон Мыш. Журнал "Русский Глобус". Сентябрь 2004, 9. "Взрыв на высоте 300-400 метров наиболее опасен по последствиям, хотя бы потому, что с такой высоты на землю успевают выпасть не только тяжелые, но и легкие радионуклеиды". Арон Мыш. Газета "Контакт", 20(112), 27. September 10. Oktober 1999. В радиусе трех километров от эпицентра все сожрал огненный смерч, пожары скакнули на расстояние одиннадцать километров. 85 Неделяев, стоя в траншее правее Тютерева и Игумнова, закинув, как и они, голову, впился взглядом в летящий четырехмоторный Ту-4, другие самолеты не отвлекали Маркела Николаевича. Он ощущал себя как бы в магнитном поле, которое его сковало, не давая шевельнуться и действуя на мозг так, что нельзя было понять, ушел ли ты воображением в свою книгу, представляя описанный в ней бомбардировщик Гитлера, или все же видишь самолет в явной яви. Над траншеей пролетело, перехватив дыхание, пущенное из громкоговорителя слово "Молния!", и Маркел Николаевич увидел, как стоявшие вблизи него и подальше люди сели на дно траншеи, съежились. Его ужаснуло, что оцепенение не даст ему сделать то же, несколько секунд он, жмурясь, не мог выдохнуть воздух, но затем осознал, что уже сидит на подогнутых ногах, жмется головой к дощатой обшивке траншеи. Длилась осязаемая в своей плотности, вытягивающая жилы тишина мозг сотряс бешено громкий резкий сухой треск. Вообразилось: исполинская горсть сокрушительно сдавила груду человеческих черепов, превращая их в порошок, в пыль. Дно траншеи дрогнуло, заколебалось, как пол едущего вагона. Поверху понесся рев, на Неделяева посыпались комья земли, его стиснуло нахлынувшей силой, больно проминая ушные перепонки, дощатая обшивка откинулась от стенки траншеи. Затем все замерло, только в ушах пульсировал переливчатый гул. Неделяев заметил, что люди вскакивают на ноги, и тоже вскочил, надев заранее приготовленные густо затемненные очки, встал на земляную ступень, выглянул из окопа. Впереди сиял лежащий горизонтально исполинский диск с утолщенными краями, как бы держась на ослепительно светящейся ножке, которая в самом низу становилась черной. Диск стал быстро обращаться в растущую вверх грибовидную шапку, клубясь, играя с боков всеми оттенками красного, желтого, зеленого цветов, шапка сделалась невообразимо колоссальной горой, вершиной словно приподнимая небесный купол, от середины шапки разливалась чернота. Через недолгое время свечение угасло, вид умопомрачительных размеров гриба подавлял ощущением несказанной грозности. Маркел Николаевич в завороженности не чувствовал ничего, кроме ужаса невероятного явления, когда его резко пригнул к краю траншеи всеохватный грохот артиллерия от самых крупнокалиберных 130-миллиметровых пушек М-46 до пушек калибром поменьше, множество гаубиц, минометов беспрерывно садили по эпицентру и прилегающим к нему участкам фронта условного противника, тянулись трассы выпускаемых "катюшами" реактивных снарядов. Убитую атомным ударом землю перелопачивал сплошняк разрывов, взметая тучи ее смертоносного праха, застив дневной свет. К висящему грандиозному грибу, который казался чем-то невообразимо неземным и зловеще живым, понеслись эскадрильи самолетов; одни врывались в него, другие пронзали его ножку, падали, падали бомбы, какие-то в эпицентр, какие-то более или менее близко от него. "Летный состав свидетельствовал, что маршал Г.К.Жуков приказал пролететь сквозь еще не рассеявшийся атомный гриб, не разрешив обойти его со стороны. Машины после полета дезактивации не поддавались". Арон Мыш. Газета "Контакт", 20(112), 27. September 10. Oktober 1999. Из укрытий вырвались танки, с оглушающим рыком помчались в тучи пыли и дыма, туда, где горели остатки деревьев и кустов, горела земля. "Артподготовка длилась минут 25. Затем войска двинулись в наступление на прорыв, в самое пекло. Люди шли через ядерную зону без защитных костюмов и спецодежды! И никто потом не проводил дезактивацию ни техники, ни обмундирования". Иван Пушкарь. "Тоцкая Хиросима". Газета "Русская Германия", 16 22 августа 1999 32. "Атомные частицы, выделенные "Татьянкой", перемешанные с пылью, поднятой взрывом и артобстрелом, прошли через легкие, кожу и желудки фактически подопытных солдат и офицеров, навсегда предопределив их будущую жизнь". Арон Мыш. Журнал "Русский Глобус". Сентябрь 2004, 9. Маркел Николаевич все стоял в траншее на земляной ступени, до перебоев в сердце потрясаясь, что за книгу он сумел написать, да так, что сам оказался в ней. Время исчезло. То ли он двигался, то ли нет. Может быть, он уже сто лет как выбрался из окопа и топтался среди людей, вместе с ними глядя на ужасающе неземной гриб, который медленно уплывал к северо-востоку. Стоило отвернуться представлялся сияющий исполинский лежащий горизонтально диск первых секунд после атомного взрыва. Теперь на что ни глядел Неделяев, о чем бы он ни думал, ему мог явиться ослепляющий жуткий диск. Он, будто клеймо, прожигал действительность, которая уже не существовала вне его. А тогда, когда вслед за массой танков, бронетранспортеров поднялись из ближайших к ядерному пеклу окопов тысячи гонимых мертвящим приказом людей, Маркел Николаевич двигал пальцами, ожидая ощутить в них карандаш, как будто сидел у себя в комнате над рукописью. Он был помешанным, пока Тютерев, которого не узнал, не сунул ему в руки бинокль: - Глянь-ка! Неделяев уронил очки с затемненными стеклами, сжал пальцами бинокль и смотрел, смотрел вперед, туда, где слева направо тянулись линии траншей, выбросивших цепи фигурок, пропадавших теперь в дыму и пыли. Потом он что-то говорил, чему-то смеялся, глотал из фляжки воду и, наконец, увидел себя едущим в виллисе с Тютеревым и Игумновым Егорыч вез в лагерь. По дороге мучила жажда (фляжка была уже пуста), потом напал голод, и в палатке Маркел Николаевич долго и жадно ел. Затем упал на раскладушку, заснул как сознание потерял, но после полуночи пробудился и до рассвета не мог отвязаться от разящих своей ясностью подробностей того, что видел днем. Когда проснулся Тютерев, то сказал, что надо поехать по местам вчерашнего боя. День хмурился. Надели клеенчатые балахоны с капюшонами, и вскоре на своем виллисе очутились в местности, которая заменила ту, что была здесь до вчерашнего дня. Там, где густели кустарники, сейчас чернела масса странных никогда не виданных закорючек. Вместо зеленевших трав и асфальтированной дороги стлалось нечто вроде иссера-желтой слюды. На ней бросались в глаза трупы телят, овец, собак и разных мелких животных, некоторые обезображенные до того, что не узнать, чьи это останки. Лежала на боку мертвая лошадь с огромными пузырями на брюхе. Слева, справа, впереди, вблизи и вдали люди в костюмах химзащиты забрасывали тела животных в кузова грузовиков с откинутыми бортами. Большинство трупов коров, бычков и лошадей уже вывезли. Виллис катил мимо обгоревших самолетов, автомобилей, танков и прочей техники, у одного танка снесло башню, другой был перевернут кверху гусеницами. Ближе к эпицентру техника оказывалась вогнанной в грунт, оплавленной, затем встречались лишь остовы техники, обгоревшие искореженные скелеты машин и их обломки. Маркелу Николаевичу пришло в голову: "По особому заказу поджарка из земли с разнообразной начинкой". Плотнее наплывал смрад, едущие надели противогазы, но дышать в них становилось все мучительнее, и пришлось их снять. Выехали на взгорье, откуда раньше открывался луг с белым бетонированным квадратом, поодаль от которого высились, стоя один к другому, кряжистые дубы. Теперь перед взглядом представало пространство, покрытое чем-то вроде серовато-бурой каши, местами замечались как бы взбитые грязные сливки, дубов будто и не было, зато подальше исчезнувшего квадрата с крестом поразила взгляд огромная, метров триста в диаметре, воронка. Тютерев, заглядевшись на нее, проговорил: - Бомба до земли не долетела, а воронка какая! - Удар в землю взрывной волны, авторитетно дополнил Игумнов. Решили проехать мимо воронки; приподнимаясь на сиденьях, с любопытством заглядывали в нее. Вдали тянулась чернеющая полоса сожженного леса, перед ней лежало пространство, покрытое чем-то вроде черных кочек. - Горелые пеньки вглубь на километр, а там уж стволы стали сохраняться, сказал Егорыч. - А вон, глядите-ка, что такое? вдруг вырвалось у Тютерева. Впереди немного слева возвышалось как бы странное мертвое чудище с несколькими раскинутыми обугленными лапами, с обугленной головой, усаженной полудюжиной обгоревших рогов разной длины. Когда виллис подъехал к нему вплоть, стало понятно, что это огромный дуб, вырванный с корнями и всаженный вершиной в грунт. Оба полковника, Неделяев, водитель, сидя в машине, дивились. - Недалеко от площадки дубы росли, целая роща. Вот оттуда его и закинуло сюда, сообразил Игумнов. Маркел Николаевич, задрожав, подумал: "Тот самый дуб! Тот самый!" 86 - Съездим в Маховку, а потом в Елшанку. Самые ближние к эпицентру деревни, сказал Тютерев. От Маховки до эпицентра было четыре километра, от Елшанки до него пять. Жителей деревень вывезли накануне испытаний. Сейчас на месте Маховки чадило гарью пепелище: все избы, дворовые постройки развалило и сожгло. Невдалеке неровными рядами стояли армейские палатки, в них уже обосновались жители, которых привезли на грузовиках, много народа рылось в грудах головешек, копалось в земле. - Неужели тут не опасно? Вон какие-то овощи выкопали с тревогой высказался Егорыч. Тютерев хмыкнул, произнес философски: - Время покажет свои результаты. Поехали в Елшанку все так же без дороги, по спекшемуся грунту. Показались обугленные развалины изб, поодаль, как и в Маховке, палатки, хлопотливые жители. Здесь, в деревне, которая была ею до вчерашнего дня, осенью 1920 года следователь с двумя помощниками допрашивал Неделяева, допытываясь, зачем он отсек голову застрелившемуся Кережкову. Сидя в виллисе, Маркел Николаевич оглядывал выжженное серое пространство в отдалении от пепелища и палаток где-то тут в степи, убитой вчера, был зарыт Андрей Кережков. Тютерев велел Егорычу подъехать к палатке, около которой мужики разделывали зарезанную овцу. - Мертвую подобрали? чуть морщась, спросил полковник, не вылезая из машины. Мужик, державший нож в окровавленной руке, присевший на корточки возле овцы, поднял на начальство улыбающееся лицо, сказал ласково: - На своих ногах стояла, ослепла только. - Глаза выжгло? уточнил Тютерев. - Не, этого не было, глаза целые, охотно отвечал колхозник, только белые полностью. Другой мужик, тоже с ножом, показал им на внутренности овцы: - Какие ливера-а! хороши-и! - Поехали! бросил полковник водителю. У других палаток люди перебирали выкопанную картошку, скукоженные от жара арбузы, сморщенные огурцы, помидоры. Тютерев, велев Егорычу притормозить, подозвал бабу: - Не говорили вам, что это есть нельзя? - Наоборот сказали все, что уцелело, можно есть! бойко ответила колхозница. Вблизи как-то странно, зигзагами, летала стая ворон, вороны уносились вдаль, то взмывали ввысь, то устремлялись к земле, но не садились, как обычно, а ударялись о нее, кувыркались. Колхозники заметили, что приехавшее начальство озадаченно смотрит на птиц. Один из мужиков, посмеиваясь, сказал: - Слепые они. Ослепли. - Ну да, их же отсюда не вывозили, пробормотал Егорыч. Когда покинули то, что осталось от Елшанки, Тютерев и Игумнов захотели съездить в бор, где недавно охотились. Деревья на краю леса, метров на двести вглубь, были повалены, обуглились, у других, что за ними, обломало и опалило верхушки; примерно через два километра бор стоял такой, как прежде. - Ну вот, здесь можно охотиться, как раньше! повеселев, сказал Тютерев. Поехали из бора, и тут путь пересек ЗИС-5 с военными в кузове, облаченными в костюмы химзащиты, из кабины выглянул майор, оказавшийся знакомым Тютерева. Машины остановились в метре одна от другой. Майор спросил: - Чего вас сюда потянуло? Он пояснил, что командует дозиметристами измеряют уровень радиационного заражения в намеченных, через определенное расстояние, точках. - Стрелку чуть не зашкаливает. - Это опасно? Тютерев вытянул голову к майору. - Сами думайте! Егорычу было приказано дать газ и на предельной скорости мчаться к лагерю в объезд эпицентра. Полковники обменялись фразами о том, что в бор нанесло радиоактивной пыли. - Куда и как далеко ее еще нанесло беспокойно обронил Игумнов. На другой день отпущенные по домам полковники, Егорыч и Неделяев попрощались друг с другом. Маркел Николаевич на попутных машинах вернулся к себе в Савруху. 87 При заходящем солнце он вошел в свой двор. Из летней кухни, над которой курился дымок, выбежала Поля. Маркел Николаевич тронул ее за полные плечи, чмокнул в губы: - Кончилась моя командировка. - Вот и хорошо, тихо порадовалась жена. Я себе-то овсяной кисель сварила, а сейчас яичницу сжарю с салом. Неделяев, не улыбаясь, раздельно спросил: - Позавчера утром что ты видела в небе? Поля, припоминая, сказала: - Туча была, да без грозы. - Стороной проходила? - Да нет, вот прямо и она вытянутой рукой показала в небо над собой. - Ты под ней была? что делала? почти выкрикнул он. Жена, не понимая его злого волнения, виновато пробормотала: - Морковь дергала. Он выматерился про себя, пошел в дом, включил купленный полгода назад радиоприемник "Москвич", бежевый с черным верхом, помещенный в большой комнате на специально прибитую к стене полку. Заиграла бравая музыка, хор исполнял: Путь далек у нас с тобою, Веселей, солдат, гляди! Вьется, вьется знамя полковое, Командиры впереди. В приступе мрачного настроения Маркел Николаевич резко убавил звук, вполголоса озлобленно пропел: Зван с полком на кашу я, В каше перца до хя. В номере "Правды", которую на другой день, 17 сентября, принесла почтальонша, прочитал Сообщение ТАСС: "В соответствии с планом научно-исследовательских и экспериментальных работ в последние дни в Советском Союзе было проведено испытание одного из видов атомного оружия. Целью испытания было изучение действия атомного взрыва. При испытании получены ценные результаты, которые помогут советским ученым и инженерам успешно решить задачи по защите от атомного нападения". Маркел Николаевич повторил про себя "по защите", поднял глаза на окно, на миг зажмурился и отчетливо увидел ослепительный горизонтально лежащий диск. Постаравшись в два-три дня разобраться со служебными делами, которых поднакопилось, пока он отсутствовал, спозаранок сел на свой BMW R75 с люлькой, покатил под тускленьким небом к главному лесничему лесхоза Борисову. Долго держался утренний туман, была влажной хвоя старых елей, росших вдоль извилистой дороги, мотоцикл подскакивал на древесных корнях, которые пересекали ее, проступая из-под земли. Когда открылось поле с домом под шатровой крышей на дальнем краю, над ним так и почувствовался лежащий горизонтально жгучий диск. Неделяев слез с мотоцикла у закрытых ворот, шагнул в калитку. С крыльца не спеша сошел Дмитрий Сергеевич в очередном темно-зеленом сюртучке лысоватый, глядел грустно, едва улыбаясь. Гость, пожимая его руку, накрыл ее другой ладонью, оба помолчали, прежде чем пройти в дом. В комнате, когда Маркел Николаевич сел на старый кожаный диван, хозяин тоскующе проговорил: - Никуда вроде не уезжали, а приехали - Уж я тебе расскажу, расскажу нервно заспешил Неделяев. И хотя, казалось, с языка должен бы рвануться поток слов об увиденном атомном взрыве, гость с какой-то неудержимой жадностью заговорил об охоте на перепелов в перезревающих желтых хлебах, настойчиво стараясь передать упоительный вкус бытия среди благодатного мира, где в разогретом воздухе, в каждой стрекозе, бабочке, божьей коровке, в каждом шмеле и шершне, в запахах земли и растений цвел праздник. Умолкнув, он собрался с мыслями и с какой-то принужденностью произнес: - А после приехали И уже тогда рассказал о страшном треске, словно исполинская горсть сдавила груду человеческих черепов, превращая их в порошок, в пыль, о том, как дно траншеи, в которой сидел, заколебалось, будто пол едущего вагона. Рассказал обо всем прочем услышанном и увиденном. Борисов, прохаживаясь по комнате, сел за стол, сказал, когда гость описал встречу с майором в Бузулукском бору: - У нас тут мертвые птицы стали попадаться. Отчего такое? От той самой пыли. Маркел Николаевич угнетенно покачал головой, без прежнего воодушевления глядя, как накрывают на стол Авдотья и былая хорошенькая девушка Евдокия, созревшая в миловидную полноватую бабу. У нее росла дочка от Дмитрия Сергеевича, но принято было говорить, что от некоего мужа, который трудится в геологоразведочной партии. - Военком из Бузулука ко мне приезжал, говорит семь танкистов ослепли, поведал, нахмурившись, Борисов. Они в танках пересекли местность близко от эпицентра, получили лучевую катаракту. И еще военком сказал, что после учений не проводилась дезактивация техники, оружия, обмундирования: это значит, что пыль не смывали. Неделяев со страданием подумал, сколько пыли осело на крышу его дома, на двор и крыши построек, на яблони, смородину, крыжовник, на огород. Как было смыть пыль? Да и поздно уже. Возвратившись домой, он все-таки велел Поле вымыть окна и наличники. Поездки к лесничему совершались регулярно, и всякий раз Маркел Николаевич черпал знания, которыми вооружали Борисова водившие с ним дружбу осведомленные люди. Сотрудник Сорочинского райисполкома сообщил, что областное начальство указало через три дня после учений привозить школьников на экскурсию на полигон: автобусы с детьми подъезжали к воронке. Будет от этого вред детским организмам или нет, откроется со временем, пока же у ученых стало больше тех, за чьим здоровьем можно наблюдать. Главный ветеринарный врач района рассказал, как множатся заболевания коров и лошадей раком, белокровием и добавил, что у восьмидесяти процентов коров района в молоке обнаружены раковые клетки. Маркел Николаевич тщетно пытался изгнать из головы мысль, что раковые клетки могут быть и в молоке его коз, зарезал их и козла. 88 Он тонул в неизбывном унынии. Отправляясь на мотоцикле к лесничему по топкой грязи поздней осени, потом по снегу, он отчаянно надеялся услышать что-то, отчего приоткрылся бы просвет в нагоняющей страх невиди впереди. Слышал же другое, и невидь становилась лишь глуше и страшнее. Борисов рассказал, что к одному из лесников зашел военный со специальным секретным прибором, включил его перед печкой, где горели дрова, и прибор так и защелкал. Это значит дрова радиоактивны, то есть испускают лучи, вызывающие рак. Поделился Дмитрий Сергеевич и такой новостью: дозы радиоактивности обнаруживаются в помете лосей, косуль, кабанов и других зверей, в помете лесных птиц. В один из приездов к другу в декабре Неделяев услышал от него, что в лесу недалеко друг от друга найдены три издохших лося. Едва не каждую неделю в Саврухе застигал Неделяева слух о ком-то тяжело заболевшем. Народ часто резал скотину, замечая в ней признаки болезни. Очередная немецкая овчарка, которую Маркел Николаевич завел три года назад, перестала есть, вылезать из будки. Он за цепь выволок чуть живую псину, пристрелил ее из пистолета. Стало заметно неладное с Полей, она слабела день ото дня, лицо сделалось как белила. Не приходила почему-то Федосья. Маркел Николаевич сказал жене: - Что-то долго матери не видно. Поля понурилась, отвечая безжизненным голосом: - Она еле-еле с кровати встает. Холод вступил в нее, как и в меня, с ног началось. Маркел Николаевич попросил у председателя колхоза машину, отвез жену и ее мать в больницу в Бузулук. Врач сказал: "Лейкемия у обеих, как у других". Еще держалась зима, когда Неделяев схоронил тещу. По весне скончалась Поля. На похороны приехали из Куйбышева, как звалась Самара, дочери Виктория и Любовь. Виктория окончила Куйбышевский мединститут, вышла замуж, родила дочь. Любовь нашла мужа в Бузулуке и с ним перебралась в Куйбышев, у нее были две дочери. Лев, сын Маркела Николаевича, приехал из Челябинска: там, выучившись на инженера в механико-машиностроительном институте, работал на заводе, жил пока холостяком. Маркел Николаевич почти все время молчал, на поминках едва ли что взял в рот, казался совершенно сокрушенным горем и даже не совсем сознающим, где он и что происходит. Если бы кто знал, что перед его глазами сияет белым огнем расположенный параллельно земле диск с утолщенными краями. Утром после отъезда дочерей и сына одна из соседок, которые устраивали поминки, прибралась в доме, вымыла полы. Неделяев сладился с ней о плате за хлопоты у него по хозяйству. Он, как обычно в последнее время, с тщанием ощупал живот, бока, грудь не даст ли знать о себе тут или там боль из-за нашедшей местечко раковой опухоли? Перед зеркалом открыл рот, ибо слышал, что опухоль может возникнуть и во рту. В угрюмой тревоге направился на службу в приземистое кирпичное здание. 89 Вернулся он домой пораньше по-прежнему придавленный черными думами. Давным-давно, на исходе 1920 года, когда его назначили милиционером в Савруху, он привез в вещевом мешке то, что мысленно называл прокламациями: пачку листков, которые перед смертью сунул ему в руку Андрей Кережков. Завернутая в тряпку пачка хранилась в разных уголках дома, где водворился Неделяев, и, наконец, оказалась в нижнем ящике письменного стола. За долгие годы, которые она провела тут, Ма