деталях  с
политикой  министра" (полковник Симич). Австрийские исследователи  сорок лет
спустя в  числе  единомышленников  Гартвига  в Петербурге называли  великого
князя Николая Николаевича и  генералов Брусилова и Самсонова. Здесь наглядно
проявилась  та  двухъярусность  российской политики,  что  упоминалась выше<b>:</b>
посол и его личные друзья в верхах двора  и  армии  водили за нос министра и
даже государя, в интересах которого они, как им самим казалось, действовали.
Политики-партизаны втащили свое правительство в мировую  войну,  поводом для
которой послужило фактическое цареубийство, совершенное их  же, монархистов,
партнерами и союзниками.  Но, может  быть,  это была  не  "  камарильная", а
просто  тайная политика  царя?  Ведь  Николай  II  тоже  был  иррациональным
мистиком. Может, это он сам и решил, что настал  срок исполнить Божественное
предначертание   --   сокрушить   Австрию   на   путях   к   святому   граду
Константинополю?<b>..</b> Невозможно отрицать<b>:</b> по характеру и убеждениям  Николай и
его  супруга  несомненно  были  политиками-мистиками.  Но  с  принципиальным
ограничением -- они были порядочными людьми.
     Поясню это утверждение примером  в русле нашего сюжета. Однажды Николай
спросил  министра Витте,  нельзя ли сделать  так, чтобы  театральный  критик
Кугель смягчил  в  рецензиях тон относительно  балетного  искусства Матильды
Кшесинской, "а то Сергей Михайлович обижается" (бывшая царская метресса была
в это время связана с  его дядей.) Министр ответил, что исполнить высочайшую
волю  трудно,  потому что "Кугеля  заслал  к нам Альянс-Исраэли из Парижа" с
особым заданием<b>:</b> порочить все, что нравится  монарху на сцене. Но он, Витте,
справится.  (Кугель,  изложивший  "приключение"  с  юморком,  пояснил,   что
справиться-то было несложно<b>:</b> сам  он не писал  о балете, так как в этом виде
театра ничего не понимал, а тот, кто понимал и писал, был более чем доступен
аргументам заинтересованного лица, именуемого "министр  финансов  Российской
империи".)  Так что мироощущение царя вполне нам ясно  -- и по уровню, и  по
вектору. О  том,  как членов императорской фамилии Романовых  воспитывали  с
детства, ярко рассказал  в "Книге воспоминаний" (1933 год) другой дядя царя,
авиатор  и  кораблестроитель  великий князь Александр  Михайлович<b>:</b>  "<b>...</b> Мой
духовный актив был отягощен странным избытком ненависти<b>...</b> Не моя была вина,
что я ненавидел евреев,  поляков,  шведов, немцев, англичан  и  французов. Я
осуждаю православную церковь  и  доктрину официального патриотизма,  которая
вбивалась  в мою голову 12  лет учения, --  за мою неспособность  относиться
дружелюбно ко всем этим национальностям,  не причинившим мне лично  никакого
вреда<b>...</b>   Мои   враги   были  повсюду.  Официальное  понимание  патриотизма
требовало, чтобы я  поддерживал  в сердце огонь "священной ненависти" против
всех  и вся<b>...</b> Мой  законоучитель  ежедневно  рассказывал  мне о  страданиях
Христа. Он портил  мое детское воображение, и ему удалось добиться того, что
я видел  в каждом еврее  убийцу и мучителя. Мои робкие попытки  ссылаться на
Нагорную  проповедь  с нетерпением  отвергались<b>:</b> "Да, Христос заповедал  нам
любить наших врагов,  -- говаривал отец Георгий Титов,  -- но это не  должно
менять наши взгляды в отношении евреев".
     <b>...</b>Услышав, как в  Киеве  на Пасху зарезали христианского мальчика,  но
евреи-богоубийцы  подкупили провинциальную  полицию и,  замяв  дело,  спасли
убийцу  Бейлиса   от  суда,   неподкупный  царь,  воспитанный   такими   вот
священниками  Титовыми, распорядился  продолжить следствие и довести дело до
процесса. Но узнав,  что суд оправдал  Бейлиса, тот же царь  не стал  мешать
отправлению правосудия  -- это  ведь тоже  правда.  Присяжные признали еврея
невиновным? Значит,  он был невиновен. (Обвинителей наградил  за верность  и
исполнительность.) Или, получив от придворных "Протоколы сионских мудрецов",
он им сразу  и  безусловно  поверил.  (Так  эта книга  и оказалась в  личной
библиотеке   Романовых.)  Но  премьер  и  министр  внутренних  дел  Столыпин
заподозрил  неладное.  Лучше  императора понимая  нравы  двора,  он попросил
разрешения  проверить  авторство  книги.  Его  следователи  установили,  что
изготовлены "Протоколы" в одном из их  отделов, ЗАге (Заграничной Агентуры);
Столыпин доложил об этом императору,  и -- это тоже, повторю, правда -- царь
рекомендовал не распространять " Протоколы" (почему они и оказались так мало
известны до революции)<b>:</b>
     "Чистое дело, -- сказал, -- нельзя делать грязным способом." [53]
     Вот   почему   невозможно   представить,   чтобы   человек    с   таким
мистико-романтическим   складом   характера  одобрил  --  даже   как   часть
стратегически  полезного  плана  -- убийство  наследника венского  трона. Но
империалистические  и  славянофильские  клише  его  мировоззрения  оказались
благодатной опорой для камарильи, использовавшей его "верность православному
наследию и славянству"<b>:</b> ибо  царскими  руками она развязала  последние узлы,
преграждавшие Европе сползание в мировую войну.

        * * *
     Июнь 1914 года. Признает или не  признает Албания своего  нового князя?
Чем  кончатся  забастовки  в  Петербурге? Новость первых газетных  полос<b>:</b>  в
столице  Боснии убит  прибывший туда  на маневры эрцгерцог  Франц-Фердинанд.
Кем?  28 июня? В "Видовдан"  (день святого Витта)?  Сомнений нет. Сербом.  В
этот день  в  1389  году на  Косовом поле  была  уничтожена  армия сербского
княжества во главе  с князем. В  тот  же вечер юный Милош  Обидич поразил во
вражьем стане кинжалом победителя --  повелителя правоверных султана Мурада.
День трагедии -- и день надежды нации на грядущее возрождение Сербии.
     <b>...</b>Покушение  протекало  так.  Колонна  из  четырех   машин   ехала  по
набережной Босны, приветствуемая криками "Живьо!", овациями  толпы, букетами
цветов. Тронутый неожиданно теплой  встречей, Франц-Фердинанд приказал ехать
помедленней.
     В 10<b>.</b>25 в  его открытый автомобиль упал букет, из которого повалил дым.
Эрцгерцог  успел выбросить предмет из машины<b>:</b> бомба взорвалась под  колесами
следующего  в  строю  автомобиля.  Взрывом  ранило  примерно 20  человек,  в
основном  зрителей. Высоких гостей отправили  в ратушу на запасной машине, а
террориста  поймали.  Сначала  лейтенант,  кинувшийся  его   захватить,  был
задержан полицейским<b>:</b>  " Не вмешивайтесь в  наши  дела!"  --  и покушавшийся
успел прыгнуть в реку. Полиция стояла, оцепенело  глядя на беглеца, но некий
храбрый  парикмахер  нырнул за  ним  следом<b>...</b>  После  схватки в реке  парня
задержали и повели в  полицию. Там он  назвался -- Габринович, и  на вопрос,
серб ли он, ответил<b>:</b> " Да, я серб-герой".
     В ратуше эрцгерцог резко бросил мэру<b>:</b> " Мы приезжаем как гости, а в нас
бросают  бомбы. Это  гнусно!"  Местное  начальство  просило  высокого  гостя
прервать поездку, но он захотел  навестить  раненых в  госпитале.  Уступил в
одном  -- позволил  сопровождать  себя  жене.  В дороге автомобиль  попал  в
"пробку",  явно  заранее подготовленную,  и  в  пассажиров  стали  стрелять.
Эрцгерцогиня,  обняв,  закрыла собой мужа, поэтому первая пуля поразила  ее.
Вторая попала во Франца-Фердинанда, он успел только  сказать<b>:</b> "  Софи,  живи
ради наших детей." Эрцгерцог был ранен в сонную артерию, жена в главную вену
в животе, оба умерли, не приходя в сознание.
     На месте покушения студент  Пузич схватил стрелявшего за шиворот, толпа
начала бить  того чем  попало. Вдруг  Пузич  заметил валявшуюся на  тротуаре
адскую машину (видимо, по первоначальному плану предполагалось бросить ее  в
автомобиль.)  "Неслыханная паника  овладела  мной и  всеми  при  виде  новой
опасности. Одни бежали  прочь, другие стояли, точно оцепенелые.  <b>...</b>Какая-то
барышня упала на землю, и толпа растоптала ее ногами".
     Это была первая жертва на многомиллионной искупительной тризне, которую
безумные  европейские правители устроили потом  по  Францу-Фердинанду и  его
жене.
     (Происшедшие   после  покушения  неожиданно  открыло   миру<b>:</b>  за   века
раздельного  существования в  разных культурах, верах, государствах  некогда
единая сербская нация успела  распасться на  новые этнические  группы.  Едва
весть   о  гибели  эрцгерцога  распространилась  по  Сараево,  как   хорваты
(сербы-католики) и босняки  (в  большинстве сербы-мусульмане) начали  погром
православных соседей -- сербов<b>...</b> " Долой сербов! Покончить с убийцами! Рука
Белграда!"-- вот лозунги погромщиков.
     В июньские  дни 1914 года южным славянам приоткрылось на миг их горькое
будущее<b>:</b>    через   20   лет   (1934)    сепаратист   убьет    короля-серба,
короля-объединителя, бывшего  одним  из негласных  вдохновителей сараевского
преступления; потом бывший  ефрейтор  австро-венгерской императорской  армии
хорват  Йосип  Броз-Тито  свергнет  наследника  сербских  Карагеоргиевичей с
трона;  а  еще  через  десятилетия  конфликты  между  "коренными"  сербами и
славянами  из  бывшей  Австро-Венгрии  начнут  раздирать на  части  нынешнюю
Югославскую федерацию.)
     Но  это -- через  десятилетия. А пока, летом  1914-го, все в Европе еще
ждали<b>:</b>  начнется  ли  из-за  Сараево  европейская  война?   Что  в  XX  веке
европейская война не может не стать мировой, об этом люди не думали вовсе.


        Глава 14

        КТО НАЧАЛ МИРОВУЮ ВОЙНУ?

     Начало  войны  после   сараевских  выстрелов   не  являлось  объективно
неизбежным,  как пытались post factum доказывать австро-германские политики,
разрушившие  свои империи. Наполеон III не воевал  с Пьемонтом  после  бомбы
Орсини,  Французская  республика не  объявляла войну  Италии после  убийства
итальянцем-террористом  президента   Карно.   Война  возникла  потому,   что
правители Европы давно желали испытать годность планов, хранившихся в сейфах
их генштабов.
     Однако и сегодня, три четверти века спустя, ходят слухи о заговорщиках,
развязавших войну,  -- о масонах  ли, мечтавших искоренить европейские троны
(масонами были, к слову, Георг Английский, Карл Шведский, Петр III и Павел I
в России), о "гешефтмахерских силах", погревших  руки на крови  народов,  об
оккультных токах,  вырвавшихся из тибетских пещер и поразивших мир безумием.
Разумеется,  и о евреях,  замысливших по  плану сионских  мудрецов разрушить
органический европейский мир, дабы основать Всемирное Братство Социалистов.
     Как рождались эти  фантастические версии для объяснения  причин  вполне
земной войны?
     Прежде всего,  она  в  итоге оказалась никому  ни нужной,  ни выгодной.
Проиграли все. Про Центральные державы и Порту объяснять не нужно, но страны
Антанты тоже были морально сломлены.
     Вот что помнил российский эмигрант В. Варшавский<b>:</b>
     "Во французском общественном мнении  в  начале второй мировой  войны не
было  и тени  воодушевления  1914 года.  Теперь все знали,  что война,  даже
победная,  не  несет  ничего, кроме  разорения, страданий и смерти." (То  же
относится  к Великобритаии,  отсюда восторги ее  граждан  после  возвращения
Невилля Чемберлена из Мюнхена.)
     А Россия?  Николай II лично не любил кровопролития<b>:</b> он  был инициатором
первого   в  мировой   истории  международного   соглашения  об  ограничении
вооружений (Гаагской конвенции). Когда летом 1914  года Вильгельм II решал в
своем  кабинете -- быть или не быть войне,  то, смутно  чувствуя, чем  может
обернуться для его страны "превышение пределов возможного  в государственной
экспансионистской  политике" (какой лексикон!), он надеялся выиграть  партию
без   выстрела,  используя  умеренность  кузена,  "мирного   и   сдержанного
императора Николая". Лишь  бы тот не подвергся влиянию своего посла в Париже
Извольского и президента Франции Пуанкарэ, считавшихся поджигателями войны.
     Увы, Вильгельм неправильно понимал характер своего кузена.
     "Преодолевая  сопротивление  в  своем ближайшем  окружении,  в  сложной
международной обстановке, Николай II на рубеже XX века был главным носителем
идеи  имперского величия  России", --  писал официальный его  биограф Сергей
Ольденбург. [54] В переводе на житейский язык  это означало<b>:</b>  вопреки личной
склонности  к миру,  повинуясь  воспитанной в нем  все теми же педагогами  и
священниками "идеологии", царь ввергнул  Россию  в  две войны  -- японскую и
германскую.
     Второе, что  следует из  цитаты<b>:</b> даже в его правительстве никто,  кроме
нескольких авантюристов, этих войн  не  желал. Тем  более не  нужны они были
русскому народу.
     Если судить о жизни нации по  ее выражению  в культуре,  где  богатство
народного духа находит единственно общезначимое выражение, нельзя не видеть,
что  именно к  началу  XX века  русские  становились нацией  с оригинальными
стремлениями  и идеалами. Богатая, освобождающая себя жизнь творилась в этой
стране, невзирая  на  преграды, на социальные формы, на тяжкую  историческую
традицию.  В  центре   русской   культуры   стояли  проблемы   субъективные,
человеческие,  она  в это время впервые в истории етала оказывать влияние на
весь  мировой дух  -- Толстым и Чеховым, Горьким и  Чайковским. Мусоргским и
Кандинским. Апофеоз  русской  культуры был феноменом, охватившим все области
художественной,   философской,   научной   жизни.   Завоевание   Кореи   или
Константинополя  не входили в духовные заботы молодого народа  (чего нельзя,
увы, сказать о его государе).
     Внешне  это  подспудное  стремление  к   жизненно   необходимому   миру
реализовывалось  в том,  что все подлинно выдающиеся министры царя неизменно
выступали против войн<b>:</b>
     "Война с Японией была  бы для  нас  великим бедствием" (Витте, накануне
отставки в 1903 году); "Война с Германией кончится катастрофой для династии"
(его  преемник  на посту  министра  финансов, потом  и премьер,  Коковцов --
накануне  отставки  в  1913 году);  "Всеобщая европейская  война  смертельно
опасна и для Германии, и  для России, независимо от того, кто ее выиграет<b>...</b>
В  случае  поражения  социальная революция в  крайней  форме  неизбежна" (П.
Дурново, министр внутренних дел 1905-1906 гг.). [55]
     Но если никто не был жизненно заинтересован в  войне  (сербы, маленький
народ,  создавший  в результате  победы  обширное  Югославское  королевство,
потеряли убитыми только на полях боев почти  700  тысяч мужчин, цвет нации),
то по чьей же воле (вине) началась  эта безумная бойня (у одних только армян
в ходе депортации турки и курды вырезали свыше миллиона жертв)?
     Полная,  казалось, бессмысленность жуткого истребления людей, решенного
по  воле вроде бы добропорядочных  монархов и президентов (ни  Вильгельм, ни
Франц-Иосиф,  ни  Николай, ни Ллойд  Джордж  извергами  не  были),  она-то и
вынуждала историков и идеологов искать тайну возникновения  войны в интригах
невидимых, иррационально-подземных...
     Непоправимые  ошибки "органически  ориентированных" партий и правителей
вдохнули  после  войны  новую жизнь в два  старых, давно  существовавших  на
периферии европейского сознания мифа.
     В левый, марксистский миф -- о коварных  капиталистических акулах, ради
максимальных   прибылей    толкавших    подкупленных    ими   политиков   на
империалистическую войну.
     В правый, "национальный" миф -- о сионских мудрецах-евреях, замысливших
преступление, чтобы "Израиль стал королем" в Европе.
     Внешне оба мифа имели убедительное обоснование в  глазах самых  широких
кругов   --  потому  хотя  бы,  что  только  капиталисты  и  евреи  казались
выигравшими  от  итогов  войны.  Ведь  принято  "искать того,  кому  выгодно
преступление".
     Капиталисты,  как  бывает  всегда  в  годину   больших  государственных
расходов, положили немалую  их толику в свои сейфы, а евреи, бывшие до войны
дискриминируемым   или,  во  всяком   случае,  маргинальным  этносом,  после
поражения  империй  выдвинулись на  первый план  в  европейской общественной
жизни.
     Еврей  стал  самым  авторитетным  министром  германского  правительства
(Вальтер фон Ратенау), евреи  возглавили правительства революционой  Баварии
(Эйснер, Левинэ),  еврей  фактически  управлял революционной Венгрией  (Бела
Кун), наконец, после войны  еврей-социалист  возглавил  правительство  самой
влиятельной державы тогдашнего европейского континента, Франции (Леон Блюм).
Как же не поверить, что именно они и организовали войну, ведь повсюду власть
захватили (про Россию -- что уж говорить!).
     <b>...</b>Я  задумался  об  этом,  читая книгу  несомненно  честного  и умного
человека, американца Генри  Форда.  Он в  те  же годы  размышлял  о причинах
неожиданного  возвышения еврейства в XX веке. (Ему, промышленнику, казалось,
что  евреи-банкиры  эксплуатируют  его  труд организатора индустрии --  как,
наверно, его же рабочим тогда казалось, что Форд высасывает из них все соки<b>:</b>
идея, что кто-то на  ком-то паразитирует в процессе буржуазного кругооборота
капитала, владела умами эпохи, что левыми, что правыми.) Пока Форд занимался
описанием  увиденного собственными глазами,  проанализированного  практичным
англосаксонским  умом, читать его  занимательно.  Но стоило автору перейти к
роли "международного  еврейства"  (так называлась книга)  в  далекой от  его
взоров  Европе,  как вылезала на свет "информация",  переданная  доверчивому
богатому американцу обезумевшими мифоманами из России и Германии.
     Не  думайте,  что мы  почему-то удалились в сторону от  нашего главного
сюжета.  Книгу Г. Форда  пришлось  читать  потому,  что  в  одном  источнике
указывалось<b>:</b>  какое-то  время Форд финансировал  заграничный  этап следствия
Соколова.  Возникло  предположение,  что  именно   из  уст  русского  юриста
американец-"спонсор"  добыл  свои  сведения  о  "международном еврействе"  в
России.
     Вот несколько наугад взятых образцов российской информации, поступавшей
в 1920 г. от, скажем, некоего лица к Генри Форду<b>:</b>
     "...двое  главных  виновников большевизма, Керенский и  Ленин, не  были
евреями? Оспаривать среди сотен имен  еврейское происхождение только  двоих,
конечно,  прием  неудачный,  а  помимо  сего  отсутствие  еврейской крови  в
Керенском является делом далеко не доказанным."
     "Но вот Ленин, говорят еврейские защитники, глава и мозг всего -- Ленин
не   еврей!  Может  быть  (sic!  Типичный  оборот,  присущий  "объективному"
Соколову. --  М.  X.)  Но  зачем  он  выпускал  не раз  свои прокламации  на
еврейском языке? Зачем  окружил себя евреями? Почему он отменил христианское
воскресенье и ввел еврейскую субботу? Объяснение этого может быть в том, что
он женат на еврейке." (О том, какую роль в
     раследовании  Соколова   играло   окончание  фамилий   на  "ский"  типа
"Крупский" будет сказано  ниже  в тексте. Что  касается  введения  в  России
"субботы  вместо воскресенья", можно  думать, что имелась ввиду шестидневка.
Автор  информации -- Соколов? -- как-то не  сообразил,  что  субботы, как  и
воскресенья, чередуются через семь дней<b>:</b> он помнил про шестой день недели.)
     "Большевистское правительство  в  том  виде, в каком оно  было  поздним
летом  1920 года (прибытие Соколова в Европу?)<b>...</b> представляло собой  полное
господство евреев. Это  положение  с тех пор  весьма мало  изменилось. Чтобы
показать  соотношение  сил,  мы дадим несколько примеров<b>...</b>  Большевизм есть
международная программа "Протоколов"<b>.</b> [56]
     Далее в  тексте следует таблица, которую  и сегодня,  семь  десятилетий
спустя,   цитирует  в  советском  журнале  "Молодая  гвардия"  некий  доктор
исторических   наук    <b>:</b>    патриоту    оказался    необходим   американский
промышленник-автомобилист, чтобы  установить, кто же в его отечестве побывал
министром.
     Вот она<b>:</b>

     Число членов Евреи % евреев <table> <tr><td>
     Совет народных комиссаров </td> <td>
     22 </td> <td>
     17 </td> <td>
     77 </td> </tr> <tr><td>
     Военный комиссариат </td> <td>
     43 </td> <td>
     33 </td> <td>
     76 </td> </tr> <tr><td>
     Наркомат юстиции </td> <td>
     21 </td> <td>
     20 </td> <td>
     95 </td> </tr> <tr><td>
     Видные журналисты </td> <td>
     41 </td> <td>
     41 </td> <td>
     100 </td> </tr> </table>


     Откровенно  говоря,  я  сам был поражен, когда узнал при  проверке этих
данных, что  в составе Совнаркома во все годы гражданской войны (после ухода
левых эсеров) был один министр-еврей -- Лев  Троцкий (потом  прочитал в его,
до  1990  года неизвестной  речи,  что  недопущение  евреев  в  наркомы было
сознательной  политикой,  предложенной  в ЦК  именно  им,  Троцким,  вопреки
Ленину,   который   не  придавал  этому   вопросу  никакого   значения).   В
Реввоенсовете (военном комиссариате) при  проверке  обнаружились  три-четыре
еврея<b>:</b> Троцкий, Склянский, Розенгольц и лишь на короткое время враг Троцкого
-- Драбкин<b>;</b> в коллегии наркомата юстиции, как на грех, не найдено ни одного.
Что касается видных журналистов,  то информатор Форда  обошелся в их перечне
вовсе без  потомственных  дворян хороших фамилий --  Бухарина, например, или
Осинского    (Оболенского),    Пятакова,    не   говоря    о    Луначарском,
Скворцове-Степанове и прочих<b>...</b>
     Конечно же, "последний акт красного террора,  убийство Николая  II, его
супруги, юных дочерей, больного  сына, был совершен советскими  комиссарами,
которые почти  все были евреями" -- это  если  не сам Соколов ему сказал, то
наверняка  кто-то  из  сотрудников  колчаковского юриста. В порядке анекдота
упомяну, что "собственный идеал евреев не президент, а властитель, царь" (не
только, чтоб республиканцу-спонсору угодить, но и для объяснения загадочного
могущества евреев<b>:</b> еврейским царем объявляли<b>...</b> короля Великобритании Георга
V. С помощью британского флота они полновластно распоряжались миром. (Кто не
верит,  пусть  читает "Международное еврейство",  десятикратно  переизданное
Геббельсом,  а сегодня с уважением  цитируемое  в  "Молодой гвардии".) Кроме
того, пятиконечная звезда своими концами символизировала  основы  еврейского
могущества<b>:</b> биржу, прессу, парламент, пролетариат и Палестину.
     Почему мне  думается, что эту  информацию поставил американцу кто-то из
соколовообразных  русских? Ну не мог же сам Форд  не  знать,  что  флаг  его
страны  по предложению Вашингтона и Джефферсона усеян пятиконечными звездами
(откуда эмблему для РККА и позаимствовал переимчивый политэмигрант Троцкий).
     Такого  рода идеологические  сорняки воскресли на европейской  духовной
почве после того, как общественные деятели и ученые континента начали в годы
мира  размышлять<b>:</b>  кому же  оказалось выгодно  убить  десятки  миллионов  их
сограждан, чтобы в итоге разрушить собственные государства?
     Так кому же это было на самом деле выгодно? Кто виноват, если не евреи?
Масоны? Тибетские маги и тибетские токи?
     Выдающийся мыслитель Георгий  Федотов  сделал  классический  для своего
времени анализ <b>:</b>
     "Колониальная экспансия была хозяйственной необходимостью. Все растущая
индустрия требовала  заокеанского сырья<b>...</b> Наконец, победоносный капитализм,
по  природе своей неспособный удовлетвориться внутренними рынками,  начинает
погоню за  внешними.  Политическое господство  становится формой,  орудием и
броней экономической эксплуатации<b>...</b> Конфликты, приведшие к войне, были двух
порядков<b>:</b>  национальные  и империалистические. Национальной в старом  смысле
слова  была  борьба  Франции  с Германией  из-за  Эльзаса-Лотарингии, борьба
немцев  и  славян  на  Дунае  -- внутри и  вне  Австро-Венгерской  монархии.
Империалистическая экспансия поссорила Германию с Англией и Россией<b>...</b>" [57]
     Трудно, конечно, возражать большому философу, когда  он считает главным
импульсом к войне экономические проблемы держав. (Меня и самого так учили по
книге В. Ленина об империализме.) Но -- далее Федотов сам себе противоречит<b>:</b>
     "На Версальской  мирной  конференции преобладали  мотивы  национальные,
даже  этнографические<b>...</b> старая романтическая мечта<b>:</b>  для каждой  народности
свое государство<b>...</b> Вопрос о колониях, о переделе мира  и его богатств стоял
на втором плане".
     Как же  могли отойти на  второй план те  самые экономические  интересы,
из-за которых якобы начали войну?
     Вовсе  не кажется  очевидным, что передел  мира  диктовался  интересами
промышленного  развития держав.  Быстрее всех развивались  Штаты,  у которых
всех-то колоний  были  Филиппины  и  Куба.  На старом континенте  бесспорным
чемпионом являлась  Германия,  про которую  Федотов писал<b>:</b> "Для Германии  не
нашлось  "места  под солнцем"  Африки или  Азии  достаточно  рентабельного".
Экономическим чемпионом Азии стала Япония, только начавшая (после победы над
Россией) приступать к созданию колоний. Идея экономического империализма,
     толкнувшая  страны  мира на войну за передел  сфер влияния и сырья,  не
подтверждается фактами,  напротив,  сама  вытекает из  теорий,  в  ту  эпоху
доминировавших в сознании мыслящей части общества.
     По моему ощущению,  истинные,  глубинные  причины первой мировой  войны
были те же, что через  четверть века вызвали вторую мировую войну. Эти войны
были как бы разделенными перерывом актами  одной  трагедии. Расовое безумие,
как фильтрующийся вирус,  незаметно поразило в конце  XIX --  начале XX  вв.
идеологию европейских народов.
     Оно  возникло   впервые  как  реакция  германцев  начала  XIX  века  на
принесенные  штыками  Наполеона  "западные  идеи"<b>:</b>  рационалистически  ясную
модель  мира,  представление  о  рожденном  младенце  как "tabula  rasa",  о
взрослом  человеке как о "мыслящей  машине", на универсалистское, одинаковое
для всех народов мировосприятие.  Защищая перед  лицом могучего вала военных
победителей свою неповторимую индивидуальность,  сумрачный  германский гений
ответил острому галльскому смыслу<b>:</b>
     "Человеческое "Я" живет в органическом единстве с душой народа, которая
<i>предшествует</i>  отдельному человеку. Полноту жизни  человек получает от нации,
вне которой он -- ничто."
     Германские  философы,  классики   мудрости  для  цивилизованного  мира,
впервые сформулировали понятие "органической жизни народа". "Что  листья без
дерева?  --  спрашивал,  возможно,   величайший  из   тогдашних  мыслителей,
Георг-Фридрих Гегель, -- Ничто.  В органической жизни  счет идет  только  на
деревья."
     Но  если  силу  и  бытие  индивид  черпает в  рамках нации,  то  отсюда
вытекало<b>:</b>  свобода и мораль личности  коренится в ее биологической,  расовой
принадлежности к своей общине.
     Германский романтизм сыграл огромную положительную роль в судьбах духа,
помогая сохранить  своеобразие и многообразие национально-культурных ликов в
эпоху объединения  мира. Но таилась в немецком феномене "почвы и  крови"  не
распознанная сразу опасность.
     Ибо  в новой европейской философии не  осталось места  для личности как
целокупного  сосуда Божия, как мира, бесконечно ценного  самого по себе, вне
рамок  любого  коллектива. Согласно христианским идеалам,  общепризнанным  в
Европе  на  протяжении  полутора  тысяч  лет,  именно свобода  воли личности
отделяла homo sapiens от высокоорганизованных, но неодушевленных коллективов
вроде термитников или пчелиных роев.
     Коллектив всегда  сцепляют  законы  биологического отбора для выживания
<i>вида,</i> а  не для спасение чьей-то души. В  том  числе  коллектив нации. И вид
выживает за счет  кого угодно -- даже за счет своих. И уж тем более за  счет
чужих.
     В Германии, родине "философии нации", такие идеи покорили большую часть
мыслящей и государственной верхушки общества.
     Например,  политика  Вильгельма  II  диктовалась  всецело  его  личными
расовыми убеждениями.  Когда Россия воевала на Дальнем Востоке,  он начертал
на секретном докладе своего посла в Токио<b>:</b>
     "Tua res igitur!  Русские защищают  интересы и  преобладание белой расы
против возрастающего влияния  желтой.  Поэтому наши симпатии  должны быть на
стороне  России."  (Хотя  расовые  чувства  подкреплялись у  него  тем,  что
"маньчжурская война  передала дирижерскую палочку в Европе в немецкие  руки"
-- С. Витте). [58]
     Но  когда японцы заставили Россию  отказаться от  экспансии на  восток,
"верный старый друг" Николая -- Вильгельм  решил, что  теперь  у  славянской
расы  вообще  нет  иного выхода, кроме  как  напасть на германскую расу. Тем
более,    что    славяно-чешский   кинжал    опасно    врезался    в    тело
германо-австрийского массива.
     Вождь германской  расы просто обязан был выбрать момент своей наивысшей
готовности к неизбежному бою, пока  противник еще не достиг пика своих  сил.
(Перевооружение России предполагали завершить к 1917 году.)
     Вильгельм  выбрал войну в наборе  возможных в  его  тогдашнем положении
политико-дипломатических вариантов. Это ошибочное даже  с империалистических
позиций  решение  объяснимо  тем,  что расизм  --  философия, основанная  на
предубеждении,  на предрассудке -- ослепляет своих  приверженцев,  лишает их
прагматического видения.  Кайзер, например, не понимал, что если дело дойдет
до  войны, Великобритания обязательно выступит на стороне Антанты<b>:</b>  об  этом
буквально  вопили и насущные  британские  амбиции,  и всегдашние,  со времен
Елизаветы I, традиции британской дипломатии на континенте. (В XIX веке можно
припомнить   антинаполеоновские   коалиции,   Крымскую   войну,   Берлинский
конгресс.)  Единственное объяснение  слепоты  кайзера<b>:</b> согласно его  базовой
философии, англосаксы должны как  минимум  не мешать своему <i>виду,</i> германской
расе, выигрывать битву за жизнь.
     Объективности ради напомним, что противоположная сторона была отравлена
теми  же  расистскими  ядами,  хотя  в  меньшей  концентрации.   И  ее,  как
Вильгельма,  расизм ослеплял,  лишал  трезвого  понимания  ситуации,  верной
оценки  могучих  сил  Центральных  держав.   (Сербы  верили,   что   одолеют
австрийцев!)
     На Европу впервые  в ее  истории обрушилась война, вызванная торжеством
пока еще стыдливого, пока еще скрытого расизма.

        Глава 15

        ЛОЖЬ КАК ОРУДИЕ ПОБЕДЫ

     "--  Что  может  правительство  делать,  когда  идет  война? Направлять
события? Вы  отлично знаете, что  не может, -- объяснял герою  романа "Семья
Тибо"   приятель-дипломат.  --  Направлять  общественное  мнение?  Да,  это,
пожалуй, единственное, что оно может. Наша главная забота -- соответствующее
преподнесение фактов.
     -- Организованная ложь?
     -- Правда хороша в редких случаях. Враг должен быть всегда неправ<b>...</b>
     -- Лгать?
     -- <b>...</b>Не только лгать, но хорошо лгать. По части спасительной лжи мы во
Франции творили подлинные чудеса!"
     Почему требовалось лгать? Всем ведь, не одним французам<b>...</b>
     Идеологическая,  расовая  война  обнажила фундаментальное  противоречие
христианства,  основы   европейской  цивилизации,  с  формой  мировоззрения,
которую выработала Европа к XIX-XX векам, -- с национализмом.  В наше время,
после  краха  Интернационала  с  его  ГУЛАГом  и политбюро, позабылось,  что
"Интернационалка"-то возникла неслучайно, не  по чьей-то ("русской") дурости
или чьему-то ("еврейскому") замыслу, но как  неудержимо пробившийся духовный
росток  на  почве, которую для него  предварительно удобрили  20  миллионами
трупов  и полили кровью воинов  33 стран,  --  во  имя Национальных  Идеалов
каждой   из   них.   Во  имя   Великой   Германии,   во   имя   освобождения
Эльзас-Лотарингии,  Креста на святой Софии,  освобождения славян,  арабского
возрождения<b>...</b>
     Читателю  трудно  понять  процесс  событий, приведших к цареубийству  и
фальсификации  следственных  выводов, если  он не  почувствует,  как все эти
четыре  года  в сознании воюющих наций  крепло  убеждение<b>:</b> их "органические"
монархи  и президенты  желают  предательства  Веры и служения Отцу Раздора и
Лжи.
     Когда аналогичное народное чувство коснулось православного монарха, чья
легитимность  исторически держалась  на  его авторитете Хранителя  веры,  --
неудивительно, как писал поэт, что

     мы,
     как
     недокуренный окурок,
     просто сплюнули
     их династью.

     Настроение,  например,  тогдашних  французов выразительно  зафиксировал
религиозный мистик, обернувшийся тогда же секретарем французской секции  III
Интернационала  и при этом сохранивший, вот что  важно,  верность  религии и
папе<b>:</b>
     "Моим   товарищам-католикам   я  старался  показать   антихристианский,
антикатолический  характер  патриотического  идолопоклонства,  изобретенного
буржуазией взамен религии. Родина всегда казалась мне подобием Медного Змия,
исполинского и варварского, который толпа раскаляет воплями в  металле и без
конца наполняет молодыми жизнями" (Пьер Паскаль). [59]
     В  русском исполнении зарождение  того же самого чувства изображалось в
"Августе  1914-го" у Солженицына.  Воротынцев  раздумывает, как ему призвать
солдат на смерть<b>:</b>
     "<b>...</b>тогда  --  Богом?  Имя  Бога  еще  бы  не  тронуло  их.  Но  самому
Воротынцеву  и  кощунственно,  и  фальшиво   невыносимо  произнести   сейчас
заклинанием  Божье имя  --  как будто Вседержителю очень было важно отстоять
немецкий город Найдебург от немцев же. Да и каждому из солдат  доступно было
додуматься, что не  избирательно же Бог за нас против  немцев,  зачем  же их
такими дураками ожидать,"
     В  подобной  идеологической  ситуации  пропагандистское  балансирование
гражданских   властей  воюющих  стран  держалась   как  раз   на  их  умении
реанимировать совесть своих войск и народов, по слову персонажа французского
романа, "обманув их с
     подлинными  чудесами".  Кто искуснее умел или  научился лгать,  у  того
оказывались  и  шансы продержаться --  иногда,  как ему верилось, до  полной
победы.
     Варианты же "фронтовых" акций по обработке  сознания не своих солдат, а
войск противника сводились  либо к раскрытию  чужой лжи  (но  это  оказалось
малоуспешным  ходом),  либо  наоборот,   к   провоцированию   их   на  такое
"патриотическое" действие, которое на самом деле ослабляло волю и дух врага.
Первая   мировая   дала   классические    образцы   политической   игры   по
дезориентированию сознания противной стороны.
     Германские  спецслужбы работали  тогда  лучше  всех. Русские  же  лгали
своему населению хуже всех, бездарнее всех.
     Первая    публичная   схватка    германских    спецслужб   и    русских
контрразведчиков произошла  в  начале  1915  года,  в ходе  так  называемого
мясоедовского дела, своеобразного пролога екатеринбургского цареубийства.


        Глава 16

        КАЗНЬ ПОЛКОВНИКА МЯСОЕДОВА

     В  первые годы  войны  русской армией  управляли  деспотичные  мистики<b>:</b>
Верховный  Главнокомандующий  великий князь Николай  Николаевич (" человек с
зайчиком в голове" -- С. Витте) и патологически подозрительный начальник его
штаба  генерал Янушкевич. Одним из самых  близких  к ним людей стал лживый и
лукавый  мифоман,  оберквартирмейстер   Западного   фронта  (т.е.  начальник
оперативного  отдела  и  куратор  разведки и контрразведки на  одном из двух
фронтов) Михаил Бонч-Бруевич.
     Генштабы всех  стран совершили  в процессе  подготовки к  войне роковые
ошибки<b>:</b> немцы переоценили потенцию внезапного удара  через Бельгию, французы
не предусмотрели бельгийского направления. Русские же неправильно рассчитали
запас снарядов, исходя из былого их расхода  на японском  фронте. Оказалось,
такого  количества  --  мало. В феврале 1915 года  Янушкевич горестно  писал
военному министру<b>:</b> "Мне так по ночам и чудится чей-то голос<b>:</b> продал, продал,
проспал."
     Когда  начались  первые  поражения  (уничтожение  армии   Самсонова   в
Восточной Пруссии, потом внезапный прорыв германцев  к  резиденции Ставки, к
Варшаве), у  троицы мистиков спонтанно  и даже искренно  возродилось в душах
традиционное для России объяснение  военных неудач. Измена! Не превосходство
сил и опыта у  противника, не свой просчет в чем-то,  как у любых работающих
людей,  но  -- сознательное  предательство,  особливо со стороны  иноземцев,
иноверцев, инородцев<b>...</b> Найти бы -- чье!
     В 1812 году отступали до Москвы перед Наполеоном не потому, что это был
величайший в мировой истории полководец с самой сильной  в его жизни армией,
но
     из-за измены проклятого иноземца-главнокомандующего Барклая-де-Толли.
     Крымскую  войну  проиграли  не  потому  что  самонадеянно  и  авантюрно
ввязались в  бой  сразу  со всей  Европой,  а из-за  предательства  канцлера
Нессельроде.  (Тогда  он  был  немцем, а  в  наше  время патриоты  открыли у
выдающегося дипломата более пикантных -- еврейских -- предков.)
     Балканскую  войну, правда, выиграли  -- но с большим трудом и потерями.
Не потому, что противостоявший турецкий солдат всегда был одним  из лучших в
мире,  нет,  а  из-за  поставщиков-евреев,  снабжавших  нашу  армию  плохими
сапогами  и дурным продовольствием.  (Как  будто в какой-то иной армии мира,
хоть в той же турецкой, поставщики подряд все не были ворами!)
     Порт-Артур  сдал  японцам  изменник-немец,  генерал Стессель,  которого
после плена  посадили на  родине в крепость<b>:</b>  он, видите ли,  в окружении, в
безнадежном  военном  положении,  после  почти  годичной  осады,  сдал врагу
защищаемую позицию. Раз сдался, значит, -- военный преступник.
     В 1914  году поиски очередного потребного обществу "изменника" начали с
офицера не с иностранной, а с русской  фамилией. Тем не менее, инокровие и в
этом случае контрразведчики держали у себя " в уме".
     Потомок старинного  дворянского  рода, кавалер 26 русских и иностранных
орденов,  ротмистр  корпуса  жандармов  Сергей  Мясоедов  служил начальником
погранпоста  на  границе с  Пруссией,  в  Вержболово.  С  чего начались  его
несчастья,   установить  трудно<b>:</b>   возможно,   с  выгодной  женитьбы.  Клара
Самуиловна Гольдштейн принесла в дом приданое -- 115 тысяч  золотых рублей и
большие  связи  в  деловых  кругах  (ее  дядя  был  крупным  коммерсантом  в
Германии).
     По этой  ли,  по  другой ли  причине,  но  пошли  в  жандармских кругах
разговоры, что Мясоедов, мол,  делает гешефты  на  контрабанде (с евреями?).
Проверить поручили  корнету  Пономареву. Пономарев сработал  дело без особых
хитростей<b>:</b> подкупил некоего господина по фамилии Юргенс, чтобы тот подбросил
контрабандный  товар  в  автомобиль  начальника  погранпоста.  Но  Мясоедов,
неплохой  профессионал, поймал  Юргенса,  избил  палкой и  заставил написать
объяснение.
     Тогда  корнет попросил купца Шюлера подложить  Мясоедову<b>...</b> динамит. Не
бесплатно. Но  тот  предпочел послужить своему старому начальнику  и написал
ему  доносец  на  юркого корнета. Мясоедов  присовокупил его  (и  объяснение
Юргенса) к рапорту по начальству и стал ждать резолюции.
     Корнет решился на  третью попытку<b>:</b>  попробовал  уличить ротмистра  не в
контрабанде уже, а в служебных упущениях. Его люди схватили у границы дюжину
"революционистов"  с  динамитом,   револьверами,   прокламациями<b>...</b>  В  суде
подпольщики-террористы,   однако,  произвели  странное  впечатление   жуткой
неграмотностью, и судьи пригласили экспертом пограничника Мясоедова. Сначала
он в заседании  упирался, ссылаясь на служебную тайну, но один из адвокатов,
который в  мемуарах рассказал об  этой  истории,  Оскар Грузенберг, объявил,
что, согласно законам империи, запрещается скрывать служебные тайны от судов
по  политическим делам (в закрытом заседании),  Председатель суда подтвердил
свидетелю   объяснение  адвоката,   и,  ободренный   сравнительно   недавней
гласностью (дело было в 1909 году), Мясоедов показал<b>:</b>
     --  Игра простая<b>:</b>  кой-кому из подсудимых агенты сдали тюки для тайного
провоза, не говоря об их содержимом. А другим подбросили оружие и взрывчатку
уже на обыске.
     -- Кто это сделал? Ваши люди?
     -- Мои таким не занимаются. Здесь работали люди Пономарева.
     "Судьи сидели сконфуженные и оскорбленные. Процесс лежал  в грязи. Всех
тяготило ощущение физической брезгливости" (Оскар Грузенберг). [60]
     Но после такого нарушения служебной этики ротмистра  выгнали из корпуса
(по существу, мол, он прав, но обязан был дождаться резолюции руководства на
рапорт, а  не распускать  язык  в  судах). Занялся  он  "на  покое"  частным
промыслом<b>:</b>  совместно  с родственниками жены,  евреями,  основал  пароходную
компанию по перевозке эмигрантов из зоны оседлости в США.
     Вскоре  подвернулся  случай вернуться  на  службу  государеву<b>:</b>  жена на
курорте  подружилась  с  23-хлетней  красавицей  Еленой  Бутович,  а  та уже
закружила голову  и  вышла  замуж за совершенно очарованного  ею  62-летнего
военного министра Владимира Сухомлинова.  Тому как  раз  нужны  были  люди в
армии, в частности, для  задуманной  им  особой службы  при генштабе<b>:</b> что-то
вроде    подотдела   по    борьбе    с    революционной    пропагандой.   Ее
организатором-начальником  и взяли опытного  сыскного  работника  Мясоедова,
причем с повышением его в подполковники.
     Но МВД, оказывается,  не прощает  грехов  служебной болтливости. (Кроме
того, можно предполагать,  что былых сослуживцев и лично задевало<b>:</b> изгнанный
ими  офицер не  только не пропал,  но устроился на более престижное место, в
армию, и с повышением, что в охранках делать было непросто.)
     Тут  в  ходе  одного из  расследуемых дел в МВД выяснили,  что какие-то
связи  с  лицами, подозреваемыми  в  сотрудничестве  с германской разведкой,
поддерживает  еврейский  торговец   Ланцер.  Ланцер   был  знаком  с  евреем
Кацелененбогеном.  Кацелененбоген был знаком  с  Фрейбергом. А  вот Фрейберг
оказался одним из компаньонов Мясоедова по былой работе в пароходстве<b>...</b>
     "Немецким агентом  объявили не его,  и даже не его знакомого, и даже не
знакомого его знакомого.  Но  страшное  слово  было произнесено  --  "шпион"
(проф. Корнелий Шацилло, советский исследователь "дела Мясоедова"). [61]
     Как использовать столь зыбкие данные?
     Информацию  передислоцировали  лидеру  октябристов   (крупнейшей  тогда
парламентской фракции) Гучкову<b>:</b> знали ведь, что  он находился в непримиримом
конфликте  с  военным  министром.  Выше  упоминалось,  что  Гучков,  "фигура
политическая", балансировал  не раз  на  краю порядочности. К таким  случаям
полупадения относилась и его ссора с Сухомлиновым.
     Октябрист-монархист  позволил себе  в  борьбе  с  фаворитом  Распутиным
опубликовать гектографированным, "самиздатским" способом попавшую в его руки
переписку   царицы   и   ее   дочерей   со   "старцем   Григорием".   Ничего
компрометирующего там не было (Александра Федоровна признавала, что верит  в
оккультную силу Распутина), но царь  приказал военному министру передать  от
его  имени господину Гучкову, что тот подлец. (А как  прикажете  аттестовать
дворянина,  публикующего  чужую  переписку  без   ведома  отправительниц   и
адресата?)  С  тех пор у Гучкова не оставалось  шансов  на правительственную
карьеру  при  Николае II,  и  он  возненавидел  военного  министра,  не  без
удовольствия по поручению государя его оскорбившего.
     Поэтому,  получив сведения, что Сухомлинов  принял на  службу офицера с
темными   связями,   он   такого  случая   отомстить   не   упустил<b>:</b>   через
единомышленика,  журналиста  Суворина-сына, спровоцировал  публикацию против
Мясоедов а  двух статей,  а потом и сам дал интервью,  в  котором не слишком
загадочно  обронил,  что за время работы Мясоедова  в  военном  министерстве
"одна из соседних стран стала значительно осведомленнее в наших делах".
     Мясоедов   повел   себя   странно  для  разоблаченного  шпиона<b>:</b>  вызвал
журналиста  на  дуэль,  а когда тот отказался стать  к барьеру, надавал  ему
"оскорблений  по лицу". Следом был  брошен вызов Гучкову. Дуэль  состоялась<b>:</b>
подслеповатый Мясоедов  промахнулся, великолепный стрелок Гучков пустил пулю
вверх.  Эта дуэль  -- бесспорное свидетельство,  что Гучков  сам не  верил в
распускаемые  им намеки<b>:</b> не в нравах ни его, ни дворянства российского  было
"давать удовлетворение" купленному шпиону.
     Отдадим должное<b>:</b> Гучков  публично потом  извинился  перед  оскорбленным
противником.
     Дело  расследовали  три  управления<b>:</b>  МВД,  военно-судное  управление и
контрразведка.  У  всех  троих  результат  совпал  -- "невиновен". Из  армии
подполковника, однако,  уволили, службу борьбы с революционной пропагандой в
частях расформировали.
     После начала войны Мясоедов попросился  в  Действующую  армию<b>;</b> "Знаю  в
совершенстве  немецкий язык, прусские обычаи,  Восточную Пруссию, в  которой
производил разведки<b>...</b> Хочу пожертвовать жизнью, чтобы детям оставить доброе
имя".
     Сухомлинов наложил резолюцию на его рапорт<b>:</b> "Лично я против него ничего
не  имею." (Напомним, что  Мясоедов был  оправдан тремя независимыми друг от
друга  инстанциями.   Но  эта   единственная  фраза  послужила  впоследствии
основанием для вынесения военному министру приговора к пожизненной каторге в
качестве "покровителя Мясоедова".)
     Мясоедову  присвоили  чин  полковника и  послали в X  армию начальником
разведки. Именно  в  ее  полосе  германские  войска и  осуществили  прорыв к
Варшаве.
     Пока  шли  бои,  через Швецию явился в  Россию  поручик --  с повинной.
Находясь в плену, сей офицер согласился  стать немецким шпионом и получил от
лейтенанта   военной  разведки  два   задания<b>:</b>  договориться  с  комендантом
Новогеоргиевской  крепости о  ее сдаче -- раз  и убить  Верховного, великого
князя, -- два.
     Каждое дело ценой в миллион рублей.
     Помогать ему в русском тылу должен был  многолетний германский агент...
полковник-разведчик Сергей Мясоедов.
     Не надо  быть большим  мыслителем, чтоб  сообразить<b>:</b>  никакой  немецкий
лейтенант случайному, ни в одном деле еще не проверенному  агенту не назовет
своего ключевого человека в разведке противника.  Я  даже не думаю,  что тут
была  особо продуманная  операция  со стороны  лейтенанта<b>:</b> он читал  русские
газеты, знал о скандале 1911 года, знал, что Мясоедов  поступил  в армию (об
этом тоже  писали  в  газетах),  следовательно, сейчас  работает  в разведке
противника.   Почему  не  попробовать  его  скомпрометировать?  Эти  русские
кляйнкопфы скушают все, что придумает искусная немецкая голова<b>...</b>
     (Говорят, подписывая для НКВД "красную  папку"  о  маршале Тухачевском,
"шпионе" его генштаба, Адольф Гитлер заметил<b>:</b> "Совершенно  невероятно, чтобы
в это кто-либо поверил". Поверили, однако.)
     Опытные русские  военюристы  не использовали  показаний подпоручика для
возбуждения  официального  следствия<b>:</b>   слишком  ясен  был   их  невероятный
характер. Но  за повод ухватились  не  в Петербурге, а  в  Варшаве, в  штабе
Западного  фронта.  "Дело  Мясоедова  поднято  и  ведено,  главным  образом,
благодаря   настойчивости   Бонч-Бруевича,  помогал   Батюшин",   --   писал
прикомандированный к Ставке историк Михаил Лемке. [62]
     Генерал Бонч-Бруевич был фанатичным монархистом и искренно полагал, что
монархический строй a priori обязан вести Россию от победы к  победе, а если
сего  не  происходит,  виноваты,  значит,  шпионы  или,   в  лучшем  случае,
изменники. Но  на чистые, духовные мотивы  его  патриотических действий, как
случается  у мистиков,  делающих карьеру, накладывались нормальные жизненные
соображения.  Недавно   настоящего   шпиона  поймали  в  группе  технических
работников  штаба фронта. Отвечали  за этот промах оберквартирмейстер  и его
помощник, контрразведчик Батюшин. Поэтому весьма кстати оказалось для  обоих
сообщение о возможном обнаружении более крупного шпиона, начальника разведки
целой  армии, принятого  на  службу не  через  них,  а по приказу канцелярии
военного министра.
     Все  в Мясоедове  гармонировало с  образом  вражеского  агента<b>;</b> он  был
протеже не их общего шефа, Верховного, а напротив, его соперника в борьбе за
пост,--  генерала  Сухомлинова (царь некоторое время колебался,  кого из них
назначить  Верховным)<b>;</b>  Мясоедова  не  любили  в Государственной  думе,  где
военным корифеем  слыл стоявший у барьера  напротив него Гучков; наконец, не
забудьте  дурное  отношение  к  изгнанному  со   службы  жандарму  в  весьма
влиятельном  МВД<b>...</b>  Где  вы еще найдете столь  годного исполнителя на  роль
обер-шпиона,  обеспечившего врагу  внезапный  прорыв под  Варшавой,  которую
главнокомандующий чуть-чуть не прокакал? (Город спас контрударом талантливый
генерал Михаил Алексеев.)
     Не знаю, приходила ли уже  тогда в головы генералов-мистиков мысль, что
не  только  текущие неуспехи,  но стратегический  просчет  с  артиллерийским
боезапасом  перед войной  тоже  можно  списать  (помните<b>:</b>  "Продал,  продал,
проспал"?)  на  того, кто  в  Петербурге  покровительствовал  Мясоедову?  На
министра. Идея перспективная.
     Через сорок лет "бывый монархист" Бонч-Бруевич в мемуарах под названием
"Вся власть Советам!" расскажет советскому  читателю, что Мясоедова схватили
с  поличным  в  момент  передачи   из  рук   в  руки   германскому  связнику
(естественно, остзейскому барону) секретных документов.  Не знаю, не знаю<b>...</b>
В  обвинительном  заключении  нет  никаких  упоминаний об  этом таинственном
связнике (которого ведь и судить должны были бы
     по закону вместе с Мясоедовым -- по одному должны  были пройти  делу!).
Зато говорится,  что "через посредство <i>необнаруженных лиц</i> (курсив мой. -- М,
X.) он довел до сведения  германских властей данные о местонахождении одного
корпуса".  Военный суд постановил<b>:</b>  "Не  доказано".  Вменили  же  полковнику
другой  пункт<b>:</b>  он  "добыл  под   вымышленным  предлогом  необходимости  для
исполнения   возложенного  на  него   поручения  <b>...</b>   секретную  справку  о
расположении  войсковых  частей  армии".  Не  думайте,  что  словом  "добыл"
закодирован сюжет в духе  ле Карре или братьев  Вайнеров<b>:</b> начальник разведки
официально обратился в  штаб  армии,  попросив  данные, необходимые ему  для
организации поисковых экспедиций в тыл противника, и получил бумагу за всеми
подписями и печатями.
     Мясоедов  не  признал   ничего,   кроме  обвинения  в  мародерстве<b>:</b>  он
действительно  тяпнул  в  немецком брошенном  доме  оленьи  рога и  гардины.
("Начальство знало, -- оправдывался, -- и вообще все берут трофеи.")
     Свидетелей  было двое<b>:</b> один, следивший  контрразведчик,  "по совести не
уверен в его измене". Другой, фронтовой офицер, напечатал  потом  в пражском
"Архиве русской революции" статью, где сравнил увиденное на том процессе  --
с убийством купеческого сына Верещагина в "Войне и мире" Льва Толстого.
     Приговор был таков --
     в описательной части<b>:</b> "Виновен, заслуживает снисхождения".
     в резолютивной<b>:</b> "Смертная казнь через повешение".
     Мясоедов  пытался осколками пенсне  перерезать себе  вены<b>:</b> его спасли и
повесили  --  до получения кассационной  жалобы  командующим фронтом.  ("Так
торопились,  что сначала повесили,  а потом утвердили  приговор" -- проф. К.
Шацилло.) [63]
     В его  виновности  сомневались  многие<b>:</b> полковник А. Самойло, начальник
разведки, действовавшей против Австро-Венгрии,  писал, что упреждение  казни
до кассации  не было  случайным.  Комфронта  не  утвердил  приговор,  "ввиду
разногласия судей", но дело решила резолюция Николая Николаевича<b>:</b> "Все равно
повесить!"  (Был  убежден в невиновности  Мясоедова  и  крупнейший  работник
политического сыска России, генерал А. Спиридович.)
     После  войны  начальник  немецкой  разведки Вальтер  фон Николаи писал<b>:</b>
"Приговор...  является судебной ошибкой. Мясоедов  никогда не оказывал услуг
Германии."  Лейтенант,  которому  приписывалось авторство  дела  заявил<b>:</b>  "Я
никогда  в жизни  не обменялся ни  единым словом  с полковником Мясоедовым и
никогда не сносился с ним через третьих лиц." Укрывать Мясоедова уже не было
надобности, его давно казнили.
     Свержение правительства, которому он верно служил и которое его обрекло
виселице, не  помогло реабилитации  Мясоедова.  При  Временном правительстве
Мясоедова тоже оставили в  шпионах<b>:</b> Гучков-то  сделался военным министром. И
при Совнаркоме числили в шпионах -- ведь Михаил Бонч-Бруевич сделался первым
начштаба  Реввоенсовета.  При  Сталине  объявили  не изменником, а  кадровым
германским  разведчиком<b>:</b> помогал другому агенту фон Николаи,  Богрову, убить
Столыпина, чтобы посадить  в кресло российского  премьера третьего немецкого
шпиона, Сухомлинова. [65]
     Любопытно,  что в 1942 году Сталин угрожал концом Мясоедова (он называл
его Мясниковым)<b>...</b> Никите Хрущеву, когда тот как член Военного совета фронта
пропустил немцев к Дону.
     Солженицын  прав,  считая покушение  Богрова первым в  цепи  злодейских
убийств,  что завершились в  ипатьевском полуподвале. Богров, действительно,
был  первым. Но промежуточным звеном в  той же цепи явилась казнь Мясоедова.
Следующим  звеном -- убийство Распутина. Чтобы понять, чем,  кем, кк звенья
этих  смертей  сплетались   в  пролог  истребления  династии,  нам  придется
предварительно сделать ход в сторону, к  историческому сюжету, который можно
назвать так<b>:</b> "Евреи, немцы и судьбы революции в России".

        Глава 17

        ЕВРЕИ, НЕМЦЫ И СУДЬБЫ
        РЕВОЛЮЦИИ В РОССИИ

     В   упомянутой  во  вступлении  работе   математика  Игоря  Шафаревича.
"Русофобия"  постулируется  следующая историософская  схема возникновения  и
победы большевизма в России.
     В XIX веке в этой стране начала действовать общность, которую, вслед за
Огюстом   Кошеном,   Шафаревич  называет   "малым  народом".  То  был  орден
революционно    настроенной    интеллигенции,    отвергавший   органическое,
естественное  развитие  своей  нации и  мечтавший  о  перестройке  жизни  на
идеологических,  т.е.  умозрительных,  а   не   прагматических   основаниях.
Революционная   ситуация   складывалась   в   стране   объективно,  в   ходе
национального  развития. Но столь разрушительный для народного духа характер
переворот  в  ХХ-м  веке  принял потому, что  в его  запале  слилась энергия
полураспада     двух    чуждых     нации    сил<b>:</b>    стремительно    левевшей
денационализированной  местной   интеллигенции  и   массы  молодых   евреев,
рвавшихся  из традиционных местечковых гетто к новой жизни и по  дороге туда
не   жалевших   ни    чуждую   им   русскую    органику,   ни   традиционные
религиозно-нравственные ценности иноверческого для них, христианского мира.
     В этой стройно изложенной и многими фактами обоснованной концепции есть
уязвимые, с точки зрения историка, пункты.
     Признаем,  что  энергия вырвавшихся из собственной  органики и  религии
масс  ассимилировавшихся   евреев  была   колоссальной  и   направленной  на
разрушение   окружавшего  общества,  русской  патерналистской   монархии   и
собственного  еврейского  кагала.  Но  -- почему  все-таки  именно  в России
энергия молодого поколения евреев была использована экстремистскими кругами?
И, в конце  концов,  если ограничиться  даже пределами  Российской  империи,
почему  большевизм  победил как политическое течение как  раз  в  собственно
России,  зато  на  Украине,  в  Литве,  Бессарабии,  Польше,  где  проживало
подавляющее    большинство    <i>российских</i>   евреев,   возникли   национальные
государства, причем в том же 1918 году и вовсе не большевистского типа.
     Другой  вопрос<b>:</b> почему главные  в  мире  центры  самого  левого, самого
бескорневого,  самого  общественно  активного  еврейства,   то  есть  США  и
Палестина,  не  превратились  в  большевистские  оплоты,  а  стали  напротив
средоточием  либерализма  и  демократии?  А если  мои вопросы  к  Шафаревичу
покажутся кому-то  очень  уж  широкими, то можно от судеб  стран  и  народов
перейти  к отдельным  людям. Например,  спросить, почему  народоволец,  т.е.
террорист, Меир Дизенгоф, переехав из  России в  османскую Палестину, отнюдь
не  самое  терпимое  и  цивилизованное   место  на  Земле,  вместо  кровавой
революционной  работы  занялся  здесь основанием  города Тель-Авива,  музея,
оперы.
     Почему  эсер  Петр  (Пинхас)  Рутенберг,  тот  самый,  что  организовал
убийство попа  Георгия  Гапона, стал  в Палестине  заниматься строительством
электростанций?
     Почему  другой  эсер,  Моше  Новомейский, горный  инженер,  .снабжавший
Боевую  организацию  эсеров   динамитом,  в  Палестине  создавал  химический
комбинат на Мертвом море?
     Что таилось  в воздухе Российской  империи,  заставлявшее  этих самых и
никаких  других  еврейских  разрушителей  (тут  я  с Шафаревичем  согласен),
заниматься в других странах не террором, а созиданием -- городов и заводов и
легальных политических  партий (социалистическую  партию  Чили  создавал,  в
числе  прочих, еврей-народоволец Оржих;  китайский  Гоминьдан  вместе с Сунь
Ят-сеном  строил  русский  еврей-большевик Грузенберг),  лингвистики  (иврит
возродил бывший народоволец Перельман), эпидемиологии (противочумную вакцину
изобрел бывший народоволец Хавкин.)
     Вопросы   множатся.   Почему    чисто   еврейский   Бунд   считался   в
социал-демократии как  раз  умеренной  и  неизменно антиленинской  фракцией?
Почему товарищ Сталин с присушим ему острым словцом печатно объяснил после V
( Лондонского)  съезда  РСДРП, что для  победы большевиков над  меньшевиками
надо было произвести в партии маленький еврейский погром?
     Если   же   предположить,   что   вектор   русско-еврейских   отношений
(русско-еврейской войны, как  прозвал ее один из современных исследователей,
--  С.  Семанов)  менялся,  то опять-таки  стоит заметить, что  с  годами он
менялся в сторону как раз не подрыва "органики" со стороны "малого  народа",
как  кажется,  глядя   из  будущего,  задним  числом   осмысляющему  историю
Шафаревичу. Наоборот<b>:</b> надвигалась эпоха русско-еврейского замирения. Видимо,
большую  роль в  эволюции сыграло дарование политических свобод, позволившее
обсуждать  конфликт  публично  и искать  разумные  решения в  рамках законов
империи;  и практическая  политика  Столыпина, железной  кистью  обуздавшего
политическое  насилие,  а  вместе  с  ним  и   погромную  стихию.   (Премьер
руководствовался   правилом,   что   подданные   государя  делятся   не   по
национально-религиозному  признаку,  а   исключительно  согласно  лояльности
стране  и  ее законам.) Наконец, оправдание Бейлиса тоже примиряло еврейскую
молодежь с Россией.
     Можно  сослаться  на  мнение,   например,  украинского   профессора  Н.
Полетики, называвшего себя  не просто историком, а "свидетелем  истории"<b>:</b> он
зафиксировал  в памяти крупные пожертвования еврейских дельцов на оборону  и
Красный Крест  в 1914 году, выступления  общепризнанных  еврейских  лидеров,
депутатов Государственной думы, в поддержку правительства Николая II и  т.д.
Куда  важнее, однако,  факт, замеченный  им  в  среде тогдашних сверстников<b>:</b>
еврейская молодежь  на Украине охотно шла в Действующую  армию. Друзья юного
Полетики  объяснили<b>:</b> после  победы  их  заслуги  на фронте  учтут  и  даруют
равноправие. [66]
     Столыпинская    линия   вызвала    доверие    у   поколения   еврейской
ассимилированной  публики,  как  раз у  "малого  народа". (И здесь  я должен
возразить  Солженицыну, считающему, что русское  общество вложило пистолет в
руки Богрова<b>:</b> ведь этот террорист до покушения обратился во  все  подходящие
подпольные  партии  с  единственной  просьбой<b>:</b> "взять  на  себя",  формально
одобрить "акт" после покушения -- и не нашел никого. Даже эсеры и  анархисты
отказались в 1911 году одобрить убийство Столыпина.)
     Конечно, Полетика  был  юдофилом  и  либералом, но и другой  киевлянин,
депутат Василий Шульгин, правый националист и "порядочный антисемит", как он
сам себя определял, написал о поразившем его  феномене<b>:</b> если еврейская масса
во  время японской  войны  была пораженческой и открыто  радовалась  каждому
неуспеху русской армии,  то  к  1914 году настроение  ее полярно изменилось.
Шульгин определил  его как "патриотическое". Он не  выяснял причин, вряд  ли
даже  понимал их, но запомнил. И вину за то,  что потом, в ходе войны, евреи
заняли  позицию иную,  возлагал на безумную политику  властей, открывших, по
его словам, "новый фронт", антиеврейский -- в добавление к антигерманскому.
     Нужно,  однако,  внести в его  рассуждения  существенную  поправку<b>:</b>  не
властей вообще, но того  их слоя, того "яруса", который еще до  этого вызвал
самое войну -- и погубил Россию.
     Организаторы   мясоедовского    процесса   получили   должности,   чины
(Бонч-Бруевич стал начальником штаба фронта, Батюшина сделали генералом), но
успокаиваться на достигнутом не пожелали. Тем более, что военная ситуация не
позволяла.  Казнь  Мясоедова  и  последовавшее  затем  смещение  Сухомлинова
почему-то не  предотвратили новых  германских  побед. В  1915 году  началось
самое мощное в ту войну наступление вермахта<b>:</b>
     "Подползая,  как  огромный  зверь,  германская  армия  продвигала  свои
передовые части  к русским окопам...  Затем гигантский зверь подтягивал свой
хвост  --  тяжелую   артиллерию.  Она  занимала  позиции,  находившиеся  вне
досягаемости русской полевой артиллерии, и  тяжелые  орудия начинали осыпать
русские окопы градом снарядов, пока ничего не оставалось ни от окопов, ни от
их защитников. Затем зверь осторожно подтягивал лапы -- пехотные части  -- и
занимал  разрушенные  позиции...  Окончательно  завладев  ими,  зверь  опять
подтягивал   хвост,   и   тяжелые  орудия  методически  разрушали  следующую
оборонительную линию. Никакое  препятствие  не мешало  немцам повторять этот
прием наступления" (участник боев, генерал Н. Головин). [67]
     Русская армия отступила на сотни километров, и этот  отход  справедливо
считался  ее  большим  успехом,  достигнутым  благодаря  искусству  генерала
Алексеева<b>:</b> удалось вырваться из  вражеского кольца и сомкнуть фронт на новых
рубежах.  Но для  объяснения  <i>такого</i>  отступления Ставке требовались  тысячи
новых "мясоедовых".
     Начали  с   родственников  и  компаньонов   полковника<b>:</b>  посадили   его
еврейку-жену и всех еврейских сослуживцев  по пароходству. Уже первое письмо
начальника  штаба  Янушкевича  о  мясоедовском  деле  отдавало,  по   словам
английского историка Г. Каткова, "помимо болезненной шпиономании, садизмом и
антисемитизмом".  А  вскоре  по  его  инициативе и  с  благословения Николая
Николаевича,  "деспота,  мистика   и  фаталиста"  (определение  того  же  Г.
Каткова),  по  всей  линии  трехтысяче-километрового  фронта  военные   суды
приступили к фабрикации еврее-шпионских дел.
     Точно  неизвестно,  был  ли  процесс  Мясоедова  действительно   рожден
германской  спецслужбой,  но последующие шпионские  антиеврейские  трибуналы
явились  следствием  сознательной  германской операции.  Политический  отдел
генштаба создал  "Комитет по освобождению народов России", выпустил листовку
"Евреи России, вставайте, к  оружию!  Помогайте прогнать москалей из Польши,
Литвы,  Белоруссии,  Волыни,  Подолии! Свобода  грядет из  Европы!" Немецким
офицерам дали инструкцию возможно внимательней относиться к евреям, создавая
выгодный контраст с  русскими  офицерами. (Десятилетия  спустя многие  евреи
отказывались бежать от гитлеровских  армий<b>:</b>  "Немцы -- люди  цивилизованные,
помним их с той войны. Хватит большевистской пропаганды!")
     Теперь  вам нетрудно  понять, какие же  реактивные указания после этого
рассылала русская Ставка в соединения и части<b>:</b> генералы, без улик, по одному
подозрению, повесившие родовитого дворянина-офицера и посадившие  в крепость
заслуженного  генерала-министра, как  они  могли  рекомендовать  подчиненным
обращаться с евреями прифронтовых областей, непривычно одетыми и говорившими
на языке врага (идиш воспринимался как вариант немецкого). Офицеры и  казаки
хватали  любого  "жида", осмелившегося  глазеть  на  проезжавшие по  дорогам
эскадроны  или  батареи,  собирали  тройку  офицеров,  обладавшую в  полевых
условиях правами трибунала, и -- новая виселица  воздвигалась над российской
землей.
     Вот история, рассказанная эпидемиологом, академиком Даниилом Заболотным
об одном из лучших русских генералов<b>:</b>
     "Однажды в  присутствии генерала Б. (Брусилова. -- М. X.) я сказал, что
хорошо бы иметь обезьян для некоторых моих опытов.
     Генерал серьезно спросил<b>:</b>
     -- А жиды  не  годятся? Тут у  меня жиды  есть,  шпионы, я их все равно
повешу, берите жидов.
     И  не дождавшись  моего ответа, послал офицера узнать<b>:</b> сколько  имеется
шпионов, обреченных на виселицу.  Я стал доказывать  Его Превосходительству,
что для  моих  опытов  люди  не  годятся, но он,  не понимая меня,  говорил,
вытаращив глаза<b>:</b>
     -- Но ведь люди все-таки умнее обезьян, ведь если вы впрыснули человеку
яд, он вам скажет, что чувствует, а обезьяна не скажет.
     Вернулся  офицер  и доложил,  что среди  арестованных  по подозрению  в
шпионаже нет евреев, все цыгане и румыны.
     -- И цыгане не годятся? Жаль." [68]
     Румын  для   опытов  не  предложил  --  словно  знал  заранее  принципы
освенцимского исследователя Менгеле... Этот отрывок интересен, ибо косвенно,
без умысла, выявляет нам принцип военной юстиции того времени<b>:</b> генерал знал,
что он повесит арестованных евреев не только до суда, но даже до их ареста.
     Кампания трибуналов и повешений не  остановила немецкое наступление так
же,  как  не  остановили его  казнь  Мясоедова и  смещение  Сухомлинова. Для
сокрушения врага Ставка  придумала новый  план<b>:</b> выдворение  всего еврейского
населения  из  прифронтовых  областей.  Параллельно   с   основным  фронтом,
действовавшим прртив  самой  сильной  армии  тогдашнего  мира  --  немецкой,
русская  Ставка  в момент  поражения, требовавшего  эскалации  всех ее  сил,
открыла  фронт против собственных подданных-евреев. Послало на  них воинские
части и все остальное, армии положенное.
     Начался,   по   выражению   нового   военного   министра,   Поливанова,
"эвакуационно-беженский  период военных действий". Чтобы меня не заподозрили
в  предвзятом  сгущении красок,  предоставлю слово министрам  императорского
кабинета (взято из секретных протоколов заседаний совета министров)<b>:</b>
     "...евреи,  которых, вопреки неоднократным указаниям  Совета  министров
(вот она,  "двухъярусность" власти. -- М. X.)" поголовно гонят нагайками  из
прифронтовой полосы, обвиняя  всех  без разбора, в  шпионаже, сигнализации и
пособничестве врагу. Конечно, вся эта еврейская масса до крайности озлоблена
и приходит  в  районы нового водворения --революционно настроенной...  Евреи
изгонялись  поголовно,  без различия пола и  возраста...  больные, увечные и
даже  беременные  женщины.  Совет  министров неоднократно  как в  письменной
форме,  так  и  в  порядке  устных   сношений  обращал  внимание  Верховного
Главнокомандующего  и  генерала  Янушкевича на необходимость  отказаться  от
огульного обвинения еврейской массы  в  измене ...  однако Ставка  оказалась
глухой.  Что  творилось   во  время  этих   эвакуации  --  неописуемо.  Даже
непримиримые антисемиты приходили  к  членам Совета министров с протестами и
жалобами  на  возмутительное  отношение  к  евреям  на фронте... Обострились
всевозможные кризисы --  продовольственные,  квартирные и прочие,  появились
заразные  болезни... Евреи  озлоблены  на всех  и вся, а  местные  жители на
непрошеных гостей, объявленных предателями."
     Министры понимали мотивы такого поведения Ставки<b>:</b>
     "...всесильный  Янушкевич  считает необязательными  общегосударственные
соображения<b>:</b> в  его  планы входит поддерживать  в армии предубеждение против
всех евреев  вообще  и выставлять их как виновников неудач на  фронте...  Не
хочется  этого говорить, но мы здесь в своей среде, и я не скрою подозрения,
что для  Янушкевича евреи  едва ли  не являются  одним  из  алиби"  (министр
внутренних дел князь Николай Щербатов). [69]
     Выселяли  не одних евреев.  Вслед за ними  решили выселить  вообще  все
население оставляемых  врагу территорий (Николаи  Николаевич начитался  книг
про   кутузовскую   стратегию   "выжженной   земли"!).   Как   такое  деяние
производилось -- про то историк С.Дубнов записал в дневнике следующее<b>:</b>
     "6.VШ -.1915.  Посетил приют  беженцев... измученные мужчины и  женщины
рассказывали  о неизвестном  чудовищном  акте  в  посаде  Заремба-Косцельна.
Населению  посада было приказано уйти в  определенный срок, а когда к  сроку
несчастные  не выбрались,  казаки оцепили  местечко и  подожгли его  со всех
сторон.  Поляков  выпустили,  а  многие  евреи,  замкнутые  в  этом  костре,
погибли." [70]
     Насильственно   выселяемые   люди   забивали   воинские   коммуникации,
вытаптывали   хлеба,  грабили  армейские  тыловые  склады  (голодным  терять
нечего), поджигали леса, забывая или  ленясь  в чужих местах заливать костры
для  готовки  еды,  разносили   по  тылам  не  только  инфекции,  но  и  дух
недовольства.
     Их  несчастья  рикошетом  становились  катализатором  поражения  армии<b>:</b>
забитые коммуникации мешали снабжать ее боеприпасами и продовольствием.
     Точное число беженцев никогда не было учтено<b>:</b>  Комитет  помощи оказывал
ее  для  3.300 000, но сам  признавал,  что многие  не  регистрировались. По
подсчетам современного нам  исследователя,  их было свыше семи  с  половиной
миллионов человек. [71]
     Параллельно с этими "практическими" деяниями Ставка и примыкающие к ней
круги   вели  пропагандистскую  кампанию<b>:</b>  то   "Правительственный  Вестник"
перепечатывал  из  фронтовой  газеты Бонч-Бруевича, что  евреи местечка Кужи
(близ нынешнего Шауляя) прятали  у себя в подвалах немецких артнаблюдателей;
то  распускались  слухи,  что   евреи  в  революционных  целях   "истребляют
продовольственные припасы".
     При   любой  проверке  эта   пропаганда  к  позору  авторов   лопалась<b>:</b>
выяснилось, например, что из  Кужен  евреев  выселили  за  день до появления
русских войск, "истребление"  же припасов  фиксировали... в Красноярске. Все
это отнюдь не  выглядело  комично в накаленной обстановке военного  времени,
как смотрится  из будущего  сегодня.  В Красноярске,  например,  устроили...
погром. Вся  выселяемая  прифронтовая зона  вообще  находилась  в  состоянии
перманентного погрома, именуемого там "эксцессами военного
     времени"<b>:</b> дома "народа-шпиона" как бы  само собой разрешалось грабить и
разрушать,  насиловать  женщин и  даже  несовершеннолетних девочек (у себя в
тылу!   своих  подданных!)  и   под  предлогом  поиска  спрятанных  немецких
наблюдателей  врываться в синагоги и вырезать, по  давней казачьей традиции,
стельки для сапог из пергаментных свитков с  начертанным Именем Божьим. (Зло
рождает  зло,  и  когда  через  3-4 года большевикам понадобятся  кадры  для
истребления вольного казачества, они предусмотрительно будут посылать на Дон
родственников  и  друзей тех  евреев,  что  пережили в 1915-м  безнаказанные
казачьи "подвиги".)
     Особенно  поразило евреев новое изобретение Янушкевича и  Бонча<b>:</b> взятие
евреев-заложников, которые жизнью отвечали за поведение  своих соплеменников
<i>во  вражеском  тылу,</i> (Вспомнят ли  о  своем нововведении в  российскую жизнь
господа-офицеры позже, в дни  красного террора, когда евреи-обезьяны-чекисты
будут их самих хватать заложниками?)
     "Мы  беспредельно опечалены,  --  писали  евреи  командующему  Северным
фронтом  Куропаткину, -- истребованием заложников... Карайте каждого из нас,
кто  окажется  виновным,  со   всей  строгостью  военного  времени,  но   не
заставляйте подвергать  ни в чем не повинных единоверцев опасности, грозящей
заложникам  со стороны  врагов  евреев." [72]  (Кажется, Куропаткин  отменил
распоряжение своего начштаба Бонч-Бруевича.)
     Итак, в 1915 году, когда русская армия потерпела  одно из самых тяжелых
поражений  в своей истории, Ставка Главковерха открыла дополнительный  фронт
против бывших союзников -- евреев. Таков был  уровень политического мышления
этих  людей<b>:</b> без этого знания нам  невозможно  понять, как могла в одночасье
рухнуть трехсотлетняя империя, опиравшаяся на столь мудрых генералов.

        x x x
     Но  не  только  против  евреев  образовался  в  придачу  к   открытому,
германскому, еще один "незримый фронт". Новый фронт открыли и  против этноса
немцев-протестантов.
     27-29  мая  1915   года   в   Москве  прошли  "беспорядки,  в   которых
патриотическое   негодование   сочеталось  с  революционными   и  погромными
настроениями", фиксирует официальный историк Сергей  Ольденбург<b>:</b> разграблено
475 фирм, 207 домов и квартир. В ходе  полицейской проверки  выяснилось, что
113 пострадавших были действительно подданными  Центральных держав, имевшими
деловые интересы в Москве, 489 -- русскими подданными, в имени которых толпа
невзлюбила  "звук чуждый", а девяносто были  русскими купцами и торговцами с
обычными русскими фамилиями. [73]
     Почему я назвал "открытием нового фронта" погром -- разве власти  несли
ответственность   за  него,  если  не  считать  их  нераспорядительность   и
халатность? Да. Относительно <i>этого</i> погрома сомнений у современников не было.
В  его  организации  все  обвиняли московского  генерал-губернатора  Феликса
Юсупова.
     Его сын, знаменитый убийца Распутина, вспоминал<b>:</b> "Считая, что шпионаж и
измена господствуют повсюду, мой отец принял драконовы меры, чтоб освободить
Москву от этого оккультного господства врага." Министр земледелия  Кривошеин
сказал о
     Юсупове-отце<b>:</b>
     "У  него  несомненная  мания  величия  в  опасной форме.  Не будучи еще
властелином  московским, он  договаривается с правительством, как с соседней
державой."
     Здесь   мы   снова  наблюдаем  двойственность  правопорядка  в  России<b>:</b>
генерал-губернатор использовал  особые  полномочия,  данные  ему  законом  и
государем, чтобы нарушать  государеву волю ("Попробуйте его  образумить," --
писал Николай министру.)
     В  конце того же  года уже  сам царь  утвердил принятый Государственной
думой закон о ликвидации  немецкого землевладения в России -- один из  самых
позорных законодательных  актов в  истории  дореволюционной  России. Немцев,
приглашенных  в  середине XVIII  века  освоить  пустующие  земли Поволжья  и
Новороссии,  спустя  полтора  века  обвинили  в том, что германские  князья,
умышленно тогда засылали их, чтобы превратить Россию в немецкую колонию.
     Тем, кто предполагает  преувеличение в моих утверждениях о  расизме или
протонацизме  некоторых   правых   российских   сил,   рекомендую   почитать
стенограмму  обсуждения этого закона в Думе. "В  России нет и не может  быть
места ни для чего немецкого, в том числе для немецкого языка. Справедливо ли
гнать  колонистов с русской земли? Ведь в  свое время мы  их  сами вызывали,
сами   наделили   землей,    предоставили   возможность    сладко   жить   и
благоденствовать,  --  говорил  депутат  князь  Святополк-Мирский  (не  могу
удержаться  от  вопроса<b>:</b>  всерьез   ли  красноречивый  князюшка  думал,  что
крестьянский  труд  на  целине, в отдаленных землях,  есть  "сладко  жить  и
благоденствовать", dolce vita XVIII  века). --  Это делалось  в надежде, что
они принесут пользу стране, их  приютившей. Колонисты  же в отношении России
встали  в  положение  неблагодарного  приемыша,  сердце  которого неспособно
смягчить никакое благодеяние". [74]
     Жестокость колонистского  сердца  сводилась  к  тому,  что они остались
немцами по языку и протестантами по вере отцов своих.
     Согласно  закону  от 13.ХII.1915  г. русские немцы-протестанты  обязаны
были в течение 10 месяцев продать свою землю и недвижимость. После истечения
срока все  непроданное конфисковывалось казной без возмещения  ущерба. Затем
готовилось  постановление  об их  депортации  в Сибирь<b>:</b>  ее  помешала  тогда
осуществить революция. Пришлось дождаться Сталина, Берия и Серова.

        x x x
     Методологическая  ошибка  теории  "малого  народа"   Игоря   Шафаревича
состоит, в частности, в  том, что "малый  народ" описывается математиком как
единственное  активное начало в  процессе эволюции нации,  а "большой народ"
изображен  лишь  как  объект приложения  чужой  силы. Между тем  в  реальной
истории происходило их взаимодействие,  и тот или иной исход реакции зависел
не от одного, а от обоих составляющих компонентов.
     Шафаревич прав, когда  наблюдает стремительный выход евреев  из  гетто,
ассимиляцию их в коренных обществах, сильнейший вектор их движения в сторону
местного  либерализма  и социализма  (социализм в еврейской ассимилированной
среде
     являлся  эквивалентом  той  национальной  тенденции,  которая  получила
распространение в мировоззрении коренных  обществ). Их энергия повсюду, а не
только  в   России   складывалась   в   одну   составляющую   с   аналогично
ориентированными группами аборигенов, и  в  результате возникала та движущая
общество группа, что названа им "малым народом".
     Но каков окажется результат деятельности "малого народа"  -- вот это  в
сильнейшей степени зависело от ответной реакции "органических сил".
     <b>...</b>В  конкретных  условиях  1915  г.  их  ксенофобная  реакция  нанесла
гибельный удар  духу  борющейся  страны.  Чудес  во  лжи никто  не  сочинял,
довольствовались примитивом  юдофобии и шпиономании.  Надеялись, что русские
не  французы  и  все  скушают. Это  ведь литературный герой,  солженицынский
Воротынцев  считал,  что нельзя солдат "совсем уже дураками ожидать", а  его
коллеги  из  генштабистов  --  те считали русаков доверчивыми  лопухами.  Но
русский   люд,   может,   не   был   слишком   грамотным,   но  смекалки   и
сообразительности вовсе не был лишен. Например, прочитав в газете сообщение,
что  продовольственные затруднения  в России  вызваны еврейскими  происками,
приятель  "свидетеля истории" Полетики откомментировал<b>:</b> "Разве хлеб и мясо в
руках евреев?<sup>1</sup>', намекая, что не евреи же крестьянствовали в России. [75]
     Распускаемые правыми экстремистами  слухи  о том, что  "кругом  шпионы,
везде одни шпионы", находили  отклик в измученном  и не понимавшем ни целей,
ни  смысла войны народе. Но что шпионы -- это именно евреи, в такое народ не
верил. Ни Ставке не верил, ни контрразведке. Слишком эти чужаки были удалены
от  инстанций,  принимавших  решения,   от  центров   власти,  от  секретной
информации,  наконец. Их ведь даже  в армию брали только рядовыми. Поражения
такого  размаха, как те,  что  постигли  русскую  армию,  требовали  для  их
объяснения  изменников иного  класса, чем портные и  даже  директора частных
банков.
     Науськиваемое  "слепыми  поводырями  слепых",  население  приступило  к
вынюхиванию шпионов в Зимнем дворце и предателей в Царском Селе.

        x x x
     Еще  о  немцах.  Погром  1915  года  в Москве  поэт  и критик Владислав
Ходасевич описывал так<b>:</b>
     "Размахивая  плащом,  Маяковский  вел  по  Тверской<b>...</b>  орду  громил  и
хулиганов брать витрины немецких фирм". [76]
     Я  потому упомянул  этот  мелкий  факт, что  согласен с  Лениным<b>:</b>  если
художник действительно велик, то некоторые существенные стороны революции он
должен  отразить.  А  Маяковский  бесспорно  был великим  поэтом,  потому  и
отразил.
     Его  возглавление  погромных  антинемецких   толп  в  1915  году  стало
репетицией погромных -- и тоже  под "антинемецким знаменем" -- толп  февраля
1917-го. В 1915-м прошел погром "оккультных  изменников" -- немцев, в 1917-м
--      петроградский      погром       генералов-немцев      (царицы-немки,
министров-изменников).
     Кто будет назначен во враги народа после них?
     Что ж, в  1932 году крестьянин-большевик  Мартемьян  Рютин написал, что
сталинские   лозунги  периода  коллективизации  о  кулаках  и  оппортунистах
выполняют "функцию,  аналогичную почти той, какую выполняли крики о "жиде" и
"внутренних врагах" для самодержавия". [77]
     Он был современником и свидетелем -- и той, и другой эпох.


        Глава 18

        МОНАРХО-ЖИДО-МАСОНСКИЙ АЛЬЯНС

     В августе 1915 г. подвели первые итоги военной деятельности<b>:</b>
     2,5 миллиона убитых и  раненых, 1,6 миллиона пленных, погибло почти все
довоенное строевое офицерство -- и каждый новый месяц вражеского наступления
продолжал уносить почти полмиллиона жертв убитыми, ранеными, пленными.
     Потеряны были Польша и юг Прибалтики,
     Николай принял решение заменить Верховного<b>:</b> это выглядело общепринято и
разумно. (Во  Франции  и  Германии  их  поменяли.) Но  он  решил  сам  стать
Верховным, и это вызвало общий протест.
     Оставить центры политической власти без  надзора, возлагать  на монарха
ответственность за любое поражение?..
     Каковы  же  были  мотивы упрямой настойчивости  царя?  Ведь решение  он
принял один против всех.
     Оба  яруса власти, обычная правительственная и чрезвычайная военная, не
могли работать  вместе, Николай Николаевич и его  единомышленники  оказались
неспособны наладить контакт с правительственными и думскими сферами. На царе
же, единственном, замыкались  все правящие группы -- естественно и  логично.
Он    не    собирался    заниматься   оперативной   стороной    деятельности
главнокомандующего, для этого имелся главковерх де-факто, "косоглазый  друг"
Алексеев.  А в ладони  самодержца  должно было сосредоточиться прежде  всего
административно-политическое кормило как армии, так и страны.
     За полтора года пребывания в Ставке (до февраля  1917 года) ему удалось
достичь  огромных  успехов.  Впервые русская  армия  выиграла кампанию (1916
года)  и стояла накануне  выигрыша  второй, решающей  -- летнего наступления
1917-го. "Корабль пошел ко дну, -- писал Черчилль, --  когда гавань уже была
видна.  Он уже вынес бурю, когда все обрушилось. Все жертвы  были принесены,
вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда  задача была
выполнена. Кончились отступления. Сильная, многочисленная, хорошо снабженная
армия  охраняла  огромный  фронт...  Оставаться  на  посту,  удерживать,  не
проявляя особой  активности слабеющие силы  противника, держаться,  вот все,
что стояло между Россией и плодами общей победы". [78]
     Но,  отправляясь на  фронт и почти  достигнув  чисто военного выигрыша,
Николай  не учел  неконвенциональных,  новых  методов  политической  борьбы,
которые  разрабатывали  против  его  страны  в  генштабе  и  дипломатических
ведомствах второго рейха.

        x x x
     Оказавшись  летом  1920   года  в  Европе,  Николай  Соколов  продолжил
следственные   действия.  Он  допросил  тогда  Керенского,  Гучкова,  убийцу
Распутина -- Юсупова-младшего и многих других.
     Какова  была  цель  допросов  этих свидетелей, не  имевших  все-таки  к
цареубийству ни прямого, ни косвенного отношения?
     Николай Соколов  решил доказать "городу и миру",  что,  согласно данным
его расследования,  царь и  царица оказались невиновны в ... государственной
измене.  Изменой же следователь считал  попытку с  их стороны  начать мирные
перегоры с кайзером. А раз они невиновны в  измене, значит, для  их убийства
вовсе не имелось оснований. Такова суть первой половины его книги.
     Мне действительно непонятно, как мог монархист не считаться  с тем, что
вопрос  заключения  или  незаключения  мира   был  не  его,  провинциального
следователя, проблемой, а неотъемлемой и конституционной прерогативой одного
лишь самодержавного монарха. И в каком манихейском бреду жило так называемое
русское общество, если война, имевшая конкретные цели, решаемые  естественно
в  контактах и переговорах, могла  показаться ему  схваткой  с Мировым  Злом
(другие общества были тогда не лучше, но мы сейчас размышляем о русском...)
     Всплеск  моих эмоций  против  Соколова  имеет  национальную  мотивацию,
скрывать  не   буду.   Я  разделяю  мнение  одной  из  самых  проницательных
политологов  XX  века  Ханны  Арендт<b>:</b>  фундамент  Катастрофы  моего  народа,
европейского  еврейства,  был  заложен  в  тогдашние  послевоенные  годы,  и
заложили его люди типа Соколова --  те, кто вместо "концерта держав", с  его
обычным   балансом   сил,   устроили   в  Европе  смертный   бой  за  Вечную
Справедливость.
     Евреи, этнически межгосударственный элемент с его активной неприязнью к
войнам,  с  талантом устанавливать  контакты  "всех  со  всеми", до  XX века
казались нужными любому правительству Европы. Ведь и во  время конфликтов на
континенте раздумывали о будущем мире на основе изменившегося баланса сил, и
община как бы "вне туземных интересов" становилась важным каналом для начала
многих связей и переговоров. Но в  период, когда уже и сам русский монарх --
притом в глазах как бы  преданных сторонников вроде дитерихсов-соколовых, --
начав  переговоры с противником, воспринимался  как  национальный  изменник,
народы  как  бы перестали  нуждаться  в  европейском равновесии сил. И евреи
потеряли на континенте традиционную политическую функцию -- миротворцев.
     Наоборот, их мировые связи и  знание конъюнктуры, умение  устанавливать
неофициальные  каналы  на  любом  уровне  -- все это  стало  казаться многим
европейцам атрибутом "измены".
     В  пределах  империи евреев  насчитывалось свыше  6,5  миллионов  -- 4%
тогдашнего ее населения. [79] (По аналогии -- это почти тот процент, который
сегодня  составляет  вместе  взятое  коренное  население  трех  закавказских
республик   в  составе  СССР.)   Если  сюда   присовокупить  русскоподданных
немцев-протестантов (два миллиона), то число объявленных "противников России
на  внутренних фронтах" достигнет  примерно  10%  от  численности  тогдашней
великорусской общины.
     Бомба в тылу империи, пороховой погреб под государством.
     Было только естественно, что рано или поздно в него попытаются внедрить
капсюль  и высечь искру именно те, кто за такую работу получал рейхсмарки из
казначейства.  Сотрудники  спецслужб,   политических   отделов  генштаба   и
берлинского МИДа.

        x x x
     После  выхода в свет  книги  "Красное  колесо"  воскрес к  новой  жизни
Александр-Израиль Парвус, Воландов адъютант, кот Бегемот русской революции.
     Закономерно,  что  этот пират оказался в поле зрения литературы --  его
будто вылепили для романа. Не единственный  ли раз  в  истории,  центральным
персонажем     разведки    великой     державы    оказался    шеф    <i>частной</i>
разведывательно-политической конторы!
     Ему,  конечно, переводили из Рейхсбанка немалые  суммы  (в  организацию
петроградской  стачки  9.01.16  г.  немецкая  казна   инвестировала  миллион
рублей),  но все  же главные  средства Парвус добывал  для политической игры
лично,  торгуя  с  Россией через нейтральную  Данию дефицитными  германскими
товарами. Преимущественно презервативами.
     На долю  разведки  МИДа приходилась в  этой акции, пожалуй, выдача  ему
разрешений, необходимых для  заключения торговых сделок  с противником.  Еще
доход, небось, получали с таможенных сборов.
     Как  любой  бизнесмен со  средствами, Парвус и  в  делах  политического
шпионажа тоже опережал неповоротливую государственую машину. Мог,  например,
ни с кем не консультируясь, вступить в любой  полезный политический контакт.
Мог платить  нужным  людям,  сколько  считал  нужным,  а  не  выпрашивать  у
канцеляристов рейхсмарки.  Мог предлагать  агентам цели, которые  нормальная
германская спецслужба не одобрила бы. (Например, эстонец работал у него ради
независимости Эстонии.) Допускаю, что его личные агенты презирали "спонсора"
-- потому что  работали-то на  его деньги, да  для  самих  себя,  а  не  для
Германии,.. Как  Ленин. "Вольный стрелок МИДа" едва  ли не  впервые поставил
разведработу на научную  основу<b>:</b> в  основанном им НИИ по изучению ситуации в
Европе  зарабатывали на существование  оставшиеся в войну совсем без доходов
восточноевропейские  эмигранты.  Никто  лучше  них не знал  болевые  точки в
странах воюющего с Германией противника. Бухарин и тот едва-едва на работу к
нему не нанялся<b>:</b>  к счастью для его посмертной  репутации, осторожный  Ленин
отсоветовал.
     Конечно,  Парвус был  у  генштаба  или МИДа  не один, лишь самый  яркий
(вышеупомянутый  историк Катков  описал,  например,  другой канал, ведший  в
Петроград  минуя  посреднические  развединстанции,   --  прямо  из  кабинета
генерального директора берлинского министерства финансов).
     Чтобы завершить завихрившийся в сторону сюжет, добавлю<b>:</b> как известно, в
современной  науке возник спор, брал  ли Ленин деньги у Парвуса.  Невозможно
найти ни одного аргумента против того, что -- брал. При этом вовсе он не был
чьим-то шпионом  или агентом,  ошибка русской контрразведки состояла в  том,
что  она  пыталась   описывать   действия  Ленина   в   этих  терминах,   ей
профессионально присущих. Политики, знавшие Ленина издавна и при этом сильно
его не любившие, все-таки понимали, что таких людей, как он, ни в шпионы, ни
в чьи бы то ни было агенты  завербовать  невозможно. Не тот калибр личности.
Потому они и не верили  своим контрразведчикам...  Поскольку  главной  целью
ленинского захвата власти поставлен был Берлин, а вовсе не Петроград, у него
и не  должно  было  возникнуть никаких  угрызений  совести  ила  минимальных
сомнений -- в крайнем случае, глубокое презрение к идиотизму благотворителя,
господина фон Людендорфа, возмечтавшего <i>для себя</i> о русской революции.
     В  последнее  время историк Рой Медведев выдвинул неожиданный аргумент<b>:</b>
Ленин  не  брал  в исторической  реальности марки  у Парвуса, но не  в  силу
принципиальных  соображений (Медведев  знаком с  моралью вождя  народов),  а
потому, что нигде не зафиксирован обмен миллионов марок на рубли.
     Чувствуется, что так рассуждают только  в СССР<b>:</b> ведь рубль и марка были
валютами   конвертируемыми,  и  какой-нибудь  банкир  Варбург,  получая   на
условленный  счет  марки,  выдавал  их  клиенту в  той  валюте,  какая  тому
требовалась. Просто брал небольшой банковский процент за услугу.
     Хочется  предостеречь  от  романтического  преувеличения роли парвусов.
Шпионы  не делают  историю, они помогают политикам  использовать естественно
складывающуюся   общественную   и   национально-историческую   ситуацию.   В
российской   жизни   1915-17  годов,  например,  МИД   и  бюро  фон  Николаи
действительно  использовали  независимо  от  них возникший  блок  интересов,
получивший позднее название жидо-масонского.
     Масонами в России  были республиканские  оппозиционеры из состава  всех
думских партий, включая большевиков. (Зафиксированными масонами-большевиками
были  Петровский  и Скворцов-Степанов,  но,  возможно,  в  заграничной  ложе
состоял  большевик  No2,-- Зиновьев.)  Оппозиционеры,  поддержавшие  воюющую
монархию,    состояли   в    думском    "Прогрессивном   блоке",    а    вот
оппозиционеры-республиканцы  использовали  как межпартийный  клуб  Верховный
совет масонских лож.
     Республиканцы  вели осторожную борьбу с монархией и постоянно давили на
уязвимую пятку могущественного противника, называемую Григорием Распутиным.
     Другой  составляющей  частью  этого же блока  сил,  его частью, которую
масоны пользовали "в темную", были евреи-журналисты.
     Люди,   которым   религия   веками  запрещала   заниматься  "свободными
художествами",  первыми  в своем народе заговорившие  по-русски, то  есть  к
настоящей литературе непригодные, эти евреи воспринимали искусство репортажа
как входную калитку в общественную жизнь  империи. Когда их народ обвинили в
государственной  измене,  они  страстно  стали  распространять  сплетни  про
"измену распутинцев".  Роль  обер-шпионов при  этом  отводилась вовсе не  их
соплеменникам,   а  царице,  ее   министрам,   т.е.,  в  их   представлении,
антисемитам, врагам, на которых и прилгнуть не грех. Учтите профессиональную
страсть журналистов к тому, что зовется  "скупом", т. е. газетной сенсацией.
А тут  такой  "скуп"  (источник которого  --  тайная  масонская  кампания по
дискредитации двора)<b>:</b> <i>измена во дворце!</i>
     Я не вижу  никакой  вины в том,  что  масоны-республиканцы  интриговали
против политических противников, монархистов, которые и сами с ними боролись
тем же  оружием  вздорных  обвинений. Не  вижу особой вины  и в деятельности
евреев -- в конце концов, когда заяц удирает от гончей, ему не до соблюдения
выработанных  рыцарями  правил благородной  охоты.  Не  склонен  в  чем-либо
обвинять и германцев, провокационно подбрасывавших "жидо-масонам" информацию
и старавшихся, как только можно, направлять к краху своего противника<b>:</b>  а 1а
guerre comme a la guerre. На то войну объявили России.
     Но главными  исполнителями ролей в "жидо-масонских  сценариях", людьми,
осуществившими  в   политической  практике   тонкие   провокации  германской
разведки, оказались русские монархисты. Напомню только одно, самое известное
их деяние.
     Григория  Распутина убили не масоны, не евреи, в  него стреляли  правый
депутат Думы  Владимир Пуришкевич, чье имя звучало тогда символом еврейского
погрома,  князь  Феликс  Юсупов-младший,  сын и  единомышленник организатора
немецкого погрома, плюс великий князь Дмитрий Павлович Романов.
     Этот   слой   следует   обвинять   больше   всех.  Потому   что   после
мясоедовско-сухомлиновской  интриги создание провокационной ситуации  вокруг
Григория  Распутина  сделалось  важнейшим  проектом  германских  специальных
служб.


        Глава 19

        ЦАРИЦА ИЗ ГЕССЕНА И
        ФАВОРИТ ИЗ СЕЛА ПОКРОВСКОГО

     Последней  российской   императрицей  была   Александра   Федоровна,  в
девичестве  принцесса Алиса  Гессен-Дармштадтская по  отцу и любимая  внучка
английской  королевы  Виктории  по  линии   матери.  "Александра  Федоровна,
одинокая,  мало любимая  в  России,  не  умевшая  по  своей застенчивости  и
замкнутости быть царицей и все-таки в гораздо большей  степени чувствовавшая
себя русской царицей, чем немецкой принцессой, вопреки клевете, прижизненной
и  посмертной.  Она,  как и Государь,  искренно желала добра  России, хотя и
заблуждалась  почти во всех своих предположениях,  советах и действиях"  (Г.
Адамович). [80]

        Отступление о Шерлоке Холмсе

     <b>..</b>.Расследуется,  как  всегда,  таинственное  убийство -- на  этот  раз
инженера-кораблестроителя.  И опять, как всегда, Шерлок  Холмс явился  туда,
где  орудуют убийцы,  агенты  германской  разведки. Окрестности шотландского
озера    Лох-Несс<b>:</b>    здесь    расположен    секретный   центр    британских
кораблестроителей,   где  под   руководством   его  брата  Майкрофта   (вот,
оказывается, чем занимался лодырь,  по  гениальности превосходивший  брата!)
испытывают изобретение британского гения, подводную лодку.
     Чтобы  никто не раскрыл  военную  тайну,  на  перископ надета маска  --
голова дракона<b>:</b> возникли слухи, якобы в  озере  водится  доисторический ящер
Несса.   Естественно,  Шерлок  Холмс  победил  врагов  и  даже  чудо-агентшу
противника. (Нужна женская роль, да и любовная линия тоже<b>:</b> Холмс увлечен...)
В  финале  победители-англичане  демонстрируют  подводную лодку  принимающей
объект Ее Величеству королеве Виктории.
     "Победа  в  грядущей  войне  обеспечена  нашему  флоту!"  --  "Что?  --
возмущается королева.  --  Вы  собираетесь начать  бой,  не подняв на  мачте
королевский флаг?"  -- "Но, Ваше  Величество, противник тоже нападет  на нас
без подъема флага." -- "Никогда! Мой племянник Вильгельм? Никогда!" И проект
закрывают как недостойный чести  королевы. С  тех  вот пор и  перестали люди
встречать на озере Несси, лох-несское чудовище.
     Александра  Федоровна  напоминает свою бабку  из  этого виденного  мною
недавно фильма. "Сознание ее буквально <i>семантически</i> не совпадало с эпохой...
В    обваливающемся   мире   императрица   сохраняла    прекраснодушие,   не
соответствующее ни ситуации, ни моменту", --  писал глубоко сочувствующий ей
поэт Юрий Кублановский. [81] Особенно это прекраснодушие относилось к такому
святая святых, как <i>верность союзникам.</i>
     Губительной для нее оказалась и глубокая религиозность<b>:</b> бывшая немецкая
принцесса  превратилась  в  фанатично  верующую  православную,  с  пылкостью
прозелитки исповедовавшую ритуалы новой веры.
     Особенно  увлекло  ее  "старчество".  Носители  особой,  даже  обычными
священнослужителями   не   познаваемой   мистической   мудрости,   именуемые
"старцами",  получают   право   испытывать  приходящих   для  очищения   душ
послушников, причем высшей  их добродетелью является отказ от своей  воли  в
пользу  старца. Отношения подобного типа существуют  и  в других религиях, в
частности, в иудаизме (отношения  рабби  с  хасидами).  Видимо, живут  среди
человечества индивидуумы,  нуждающиеся в повседневном  руководстве, в личной
опоре, в вожаке для себя. Во  всяком случае, Александра Федоровна относилась
к этому типу  людей, и православие в форме старчества оказалось жизненной ее
верой. Были  у  нее  старцы до Распутина  (хотя  старцами  не  назывались) и
появились бы после, да судьба не позволила.
     Старец   Григорий  Распутин   был  мужиком   из   Тобольской  губернии,
экстрасенсом,  умевшим  "заговаривать", т. е.  останавливать текущую из  ран
кровь.  Единственный  сын,  престолоналедник Алексей  страдал  гемофилией --
несвертываемостью крови, генетической болезнью британской королевской семьи.
(Она передается  через женщин рода,  причем сами они  остаются здоровыми, --
все   дочери   императрицы  были  здоровы.  Болеют   только   мужчины.)  Под
воздействием  гипнотического (или другого?  природа экстрасенсов не  ясна до
сих пор) влияния Распутина у мальчика суживались капилляры, и кровь из ранок
и царапин переставала вытекать. Легко представить, какое влияние старец имел
на родителей цесаревича, особенно на мать.
     <b>...</b>Уже после  революции следователь Временного правительства просмотрел
дело, заведенное на старца в охранке. В нем оказалось "много томов вырезок и
заметок  о   Распутине...  Просматривая  их,   убеждаешься,   как  мало  они
соответствовали  действительности,  как  пышно  в  них  разукрашены  цветами
народной фантазии немногие верные данные  и как давно Распутин превратился в
творимую  легенду, сводившуюся к тому, что жадный до денег хлыст, растлитель
женщин  и   девушек,  обрел  неограниченное  влияние  на  царскую   семью  и
полновластно распоряжается судьбами государства и церкви. Около этой легенды
рано связался  клубок  ужасных  и грязных  сплетен,  что  Распутин  живет  с
царицей,  что  Наследник его сын, что  честь  царских  дочерей  недостаточно
сохранена, что Распутин и царица стоят во главе партии, желающей сепаратного
мира с  немцами, что  через Распутина высшее немецкое командование  узнает о
наших планах.  Эти  слухи  не только  широко  циркулировали  в петроградском
обществе, но просачивались в армию и в самые  низы народа,  и  революционные
партии  широко   пользуются  Распутиным,  через  голову   которого   наносят
неотразимые удары носителям Верховной власти." [82]
     В этих нескольких строках  следователя резюмировано все, что говорилось
о  Распутине. Но в реальной жизни старец не распоряжался  судьбами церкви  и
государства и его влияние  на дела было чудовищно  преувеличено. Историк  С.
Ольденбург сопоставил  все рекомендации Распутина,  сделанные  им  в  1916-м
(считавшимся годом его  наивысшего влияния),  с тем, что было по его советам
исполнено<b>:</b>  оказалось  --  ничтожная  доля...   Тайна  влияния  Распутина  в
значительной мере  сводилась к тому, что  умный и проницательный мужик  умел
угадывать, чего же хочет от него царь,  и то же самое ему и советовал. Когда
царю жаловались,  мол,  Распутин неправильно советовал решить какое-то дело,
Николай оскорблялся<b>:</b>  он-то  знал,  что нападают  именно на его  собственное
мнение.  Что  касается  влияния  на Синод,  то,  за  исключением  одного  из
епископов-ставленников (Варнавы), все митрополиты ненавидели фаворита.
     "Царевич -- сын Распутина"? Но старец появился при дворе, когда Алексею
было два года. "Распутин живет с царицей", а уж самые сдержанные признавали,
что если все-таки не с царицей, то  с ее любимой  подругой,  фрейлиной Анной
Танеевой-Вырубовой, -- это точно. Когда Вырубова оказалась после революции в
Петропавловской  крепости и  узнала  наконец от  следователя, что вся Россия
считает  ее  любовницей  фаворита,  она  потребовала  экспертизы,  которая с
несомненностью  установила,  что  Вырубова  --  девственна.  Нелепо в  такой
ситуации  обсуждать  вопрос  об   отношениях  Александры  Федоровны  с  ним,
процитируем  для  информации  читателя того же поэта,  Кублановского<b>:</b>  "Брак
Николая  и  Александры  был христианским --  в  прямом и точном смысле этого
понятия... Они были женаты без году четверть века, их взаимное чувство ни на
йоту  не  ослабело  со  временем,  это  была,  очевидно,  самая   счастливая
супружеская пара на русском престоле за всю историю". [83]
     Единственная правда  во  всем  ворохе  клевет  заключалась  в  том, что
Распутин  -- но  не вместе,  а вопреки императрице -- был противником войны,
считая эту  бойню  губительной для страны и  престола.  Он действительно был
сторонником заключения мира.
     Теперь можно перейти к последнему "обвинению"<b>:</b>
     "Через Распутина высшее немецкое командование  узнает  о наших планах".
Этот пункт подробно изложен и аргументирован в книгах  Соколова и Дитерихса,
где увязан с ролью старца в "жидо-масонском заговоре". (К слову<b>:</b> в советской
книге Касвинова написано, будто через Распутина были передан  немцам маршрут
и время прибытия  в Россию  корабля с британским  фельдмаршалом Китченером и
германская подлодка потопила корабль и лорда.)
     Николай  Соколов  цитирует  в  книге  показания,  данные  ему   убийцей
Распутина, князем Феликсом Юсуповым-младшим, графом Сумароковым-Эльстоном<b>:</b>
     "Я неоднократно видел  у  Распутина в кабинете каких-то неизвестных мне
людей еврейского типа. Чаще всего  они появлялись у него тогда, когда он или
уезжал в Царское, или уже был там. Они тотчас окружали его после возвращения
и о чем-то обстоятельно расспрашивала. Наблюдая  их действия,  я видел,  что
результаты своих расспросов  они  записывали в свои записные книжечки. Понял
я, откуда немцы черпали свои сведения о наших тайнах.  Я понял, что Распутин
-- немецкий шпион."
     Через пять страниц Соколов добавил<b>:</b>
     "Юсупов  пробовал выведать у Распутина, кто эти  незнакомцы с записными
книжками, которых он  видел  в  его  кабинете. "Хитро  улыбаясь,  -- показал
Юсупов, -- Распутин ответил<b>:</b> "Это наши друзья. Их много, а главные в Швеции.
Их зовут  зелеными."  Сток