Перед его мысленным взором промелькнули невинные дети,  умирающие от голода.
И  сэр Лайонел,  не  давая  позорной  слабости  вновь охватить себя, ринулся
вперед и одним ударом снес Вулверу голову с плеч.
        V

     Хмурый и  недовольный собой, сэр Лайонел  выбрался  из пещеры с головой
чудовища в руке и побрел  к своему коню. Приторочив голову к луке  седла, он
повернул коня в сторону аббатства.
     Едва   миновав  деревню,   сэр   Лайонел   повстречал   двух   рыбаков,
возвращавшихся  домой с уловом. Завидев  рыцаря, они  опустили свою  ношу на
землю и склонились в низком поклоне. Сэр Лайонел милостиво кивнул им и хотел
уже  проехать  мимо, как вдруг  заметил, что рыбаки во все  глаза смотрят на
голову Вулвера.
     --  Вот уж не думал, милорд, что в наших краях  водятся  такие огромные
волки, -- изумленно проговорил старший рыбак. -- Славная была охота!
     --  Волки?  --  переспросил  сэр  Лайонел. --  Это  не  волчья  голова,
любезный. Это голова Вулвера. Слыхал о таком?
     Рыбаки разинули рты, потом побелели от ужаса и медленно перекрестились.
"Значит, не таким уж безобидным был этот Вулвер! -- подумал про себя рыцарь.
-- Вон как они перепугались одной только головы его!".
     Меж тем рыбаки заметно погрустнели, а тот, что помоложе, спросил:
     -- А зачем ты убил его, милорд? Разве он что-нибудь натворил?
     -- А ты что, как будто жалеешь его? -- спросил удивленный сэр Лайонел
     -- Еще бы, милорд! -- бесхитростно ответил юноша. --  Он ведь был нашим
кормильцем!
     -- Как это -- кормильцем?!
     -- О, милорд, не было на свете никого добрее Вулвера, хоть вид у него и
неприглядный! Он,  как мы, ловил  рыбу, и не только для  себя. Уже много лет
бедняки  и вдовы почти каждое утро находили у себя на крыльце его подарок --
отменную свежую рыбину. А когда случился неурожай и люди голодали и умирали,
Вулвер спас многих -- когда б не его рыба, может, все мы были бы уже мертвы.
     -- А с чего ты взял,  что  рыбу приносил вам Вулвер? -- нахмурился  сэр
Лайонел.
     -- Кто  же, как  не он, милорд! Только он мог рыбачить в любую  погоду,
даже  когда  мы  не  решались  из-за  шторма  выйти  в  море.  Он  не  любил
показываться  людям  на  глаза  -- может,  стеснялся, что такой  некрасивый,
может, еще почему.  Но многие  видели, как он приходил по  ночам, а утром на
пороге всегда лежала рыба. В последнее время он стал приносить еще больше --
видно, хотел, чтобы всем хватало.
     Сэр Лайонел вспомнил, как поразила его худоба  Вулвера, -- и похолодел.
Теперь он понял: несчастный отощал  оттого,  что последним куском делился  с
людьми.
     -- Ты говоришь правду? -- хмуро спросил он у юноши.
     -- Да, милорд, -- ответил тот, испуганно опустив взгляд.
     -- Он не врет, милорд, -- вмешался в разговор старший рыбак. -- Любой в
деревне скажет о Вулвере то же самое.
     Сэр Лайонел смотрел на уродливую голову и молчал.
     --  Так за  что ты убил его, милорд?  -- несмело  повторил  свой вопрос
молодой рыбак.
     -- Я  и сам  себя  об этом спрашиваю,  --  еле слышно  пробормотал  сэр
Лайонел.  Не сказав больше ни слова, он вонзил  шпоры в бока коня и поскакал
прочь.
        VI

     Сэр Лайонел скакал во весь опор, не разбирая дороги. Мир плыл перед его
глазами,  а в  ушах раздавались предсмертные стоны  Вулвера.  Непоправимость
содеянного еще больше растравляла боль. Сэр Лайонел  чувствовал себя гнусным
убийцей,  слезы  текли  по  его  лицу  при  мысли  о  том,  что  он  сделал.
Окровавленная голова Вулвера,  висевшая у  седла,  моталась  взад  и вперед,
мертвые глаза смотрели на рыцаря с немым укором.
     Впереди показалось аббатство. Сэр Лайонел сдержал бег коня, вытер слезы
и медленно въехал в ворота. Навстречу ему спешил улыбающийся отец Бертран.
     -- Сын  мой,  ты вернулся! -- радостно воскликнул аббат. Тут он заметил
голову Вулвера и добавил еще радостней:
     -- Я вижу, ты вернулся с победой! Пойдем же, послушаем  твой рассказ  о
битве!
     Сэр  Лайонел медленно спешился, еще  раз посмотрел на мертвую голову  и
упал перед аббатом на колени.
     --  Отец, я хочу покаяться! -- пробормотал он, закрыв лицо руками. -- Я
совершил отвратительное злодеяние!
     Отец Бертран встревожено воззрился на рыцаря, улыбка его потускнела.
     -- Что случилось, милорд?
     -- Я ошибся, -- с трудом заговорил сэр Лайонел. -- Я ошибался  с самого
начала. Мне казалось, что я уничтожу злобное чудовище, а вместо  того я убил
благороднейшее существо! И все потому, что
     в гордыне своей полагал, что мне дозволено решать, кто достоин  жить, а
кто -- нет!
     -- О чем ты говоришь, сын мой? -- растерянно спросил отец Бертран.
     Тогда  сэр  Лайонел поведал ему все, что  узнал  у  рыбаков. Он плакал,
сокрушался и умолял святого отца назначить ему самую суровую епитимью. Но на
аббата его рассказ не произвел особого впечатления.
     -- Милорд, -- сказал он мягко, -- ты, право, преувеличиваешь свою вину!
Пусть этот Вулвер был не таким уж  злым, -- все  равно он был чудовищем! Я и
не знал,  что в  деревне  принимают  его подарки, --  не то  я бы  давно  им
запретил. Надо же!  Кормиться нечестивыми трудами какого-то Вулвера! Так что
утешься и забудь об этом.
     -- Ах, святой отец, -- возразил рыцарь. -- Если б ты видел, как жалобно
смотрел он на меня! Боюсь, я никогда не смогу забыть такое!
     -- Будет,  будет! Ты  покаялся, и  грех,  если он и был, тебе  отпущен.
Подымись с колен, милорд!
     Сэр Лайонел неохотно поднялся.
     -- У меня  есть еще  один долг. Скажи, как нам похоронить его голову? Я
не успокоюсь, пока не предам ее земле!
     -- Похоронить? -- удивленно поднял бровь отец Бертран. -- Думаю, в этом
нет нужды, сын мой. К чему хоронить голову твари, лишенной души? Брось ее  в
море, да и дело с концом!
     Сказав  так, он  тут  же  попятился,  ибо  рыцарь  прожег  его  гневным
взглядом, способным испепелить всю обитель.
     -- Ну и  черствое у тебя сердце, отец! --  процедил  сэр Лайонел сквозь
зубы. Не удостоив больше аббата ни словом, ни взглядом, он вскочил на коня и
помчался прочь.
     Сэр  Лайонел похоронил  голову  несчастного Вулвера  в  соседнем лесу и
прочитал над ней все молитвы, какие знал. Он навсегда запомнил суровый урок:
внешность, уродливая или  благородная, не имеет значения. Добро и зло  часто
таятся там, где не ждешь.
        * * *

     --  Итак, ты  хочешь знать,  простительна  ли ошибка сэра Лайонела?  --
спросил Отец Небесный. -- А сам ты как думаешь?
     -- Мне кажется, простительна: ведь он раскаялся в том, что совершил.
     --  Да,  --  кивнул Господь, -- Я  уже  говорил тебе  о  том, как важно
искреннее раскаянье. Но есть и еще кое-что: сэр Лайонел усвоил урок, который
преподала  ему  жизнь. Один  раз ошибиться  может  каждый,  но дважды... Так
поступают лишь  глупцы  и безразличные  ко  всему  люди. И вторые  куда хуже
первых.
     -- Безразличные люди? Какие они? Расскажи мне о них.
     -- Я думаю, ты их  видел не раз. Есть  люди, для которых Добро  и  Зло,
Истина и Ложь, Красота и Уродство  ничего не значат.  Горе  не заставляет их
страдать, а  радость -- смеяться. Им все  равно, кому служить и  ради  чего.
Даже собственные желания они не уважают. Они -- живые мертвецы.
     -- И какая судьба ждет их после смерти?
     Господь пожал плечами:
     -- Мне они не нужны, дьяволу -- тоже.  Пустота  поглощает их  души.  Их
ждет небытие.
     -- Ты хочешь сказать, -- изумился я, -- эти люди хуже злодеев?
     --  Конечно.  Злодей может  раскаяться и переродиться, а  безразличному
человеку раскаянье так же чуждо, как и все остальное.
     -- И ничто не может их пробудить, вдохнуть жизнь в эти мертвые души?
     -- Бывает  и такое, --  вздохнул  Он, -- но очень  редко. Знаешь, что Я
скажу  тебе?  Ничего  нет  хуже безразличия,  отнимающего любую  надежду.  И
закончим на  этом. Эти люди и печалят Меня, и вызывают  отвращение. Расскажи
Мне лучше  историю о тех, кому небезразлично Добро и Зло. Расскажи о Красоте
и Уродстве, о Смелости и Подвигах. Расскажи о прекрасных, живых душах.
     -- Охотно, -- ответил я. -- Мне самому претит безразличие.

        История о Фахане и Яблоне
        I

     Удивительно  прекрасен  был дворец владыки  сидов Ллинмара Сероглазого.
Двадцать четыре разноцветных башни -- по  числу часов  в  сутках -- пронзали
небо.  Острый купол  каждой  башни был усыпан  драгоценными камнями: этот --
кровавыми рубинами, тот -- синими, как сумеречные тени, сапфирами, остальные
--  другими  чудесными  каменьями,   для  многих  из  которых  нет  имени  в
человеческом  языке.  С  первым лучом солнца  башни  вспыхивали разноцветным
огнем, и их сияние  на много миль заливало окрестности. Ночью купола радужно
искрились, отражая свет звезд.
     Стены дворца, сложенные из огромных мраморных плит, белели, как снежные
вершины гор. Их белизна навевала покой и прохладу. Золотые узоры на  стенах,
сотворенные руками мастеров-кудесников,  показывали все чудеса Девяти Миров.
Были  здесь  диковинные  звери  и  невиданные  цветы,   прекрасные   девы  и
благородные воины. Стоило задержать на них  взгляд -- и они оживали, и песня
начинала литься из их уст, а в воздухе разливалось нежное благоухание.
     Да, дворец был  прекрасен. Но еще  большим  чудом был  сад,  окружавший
дворец.  Сад  был так велик,  что  тот,  кто  попадал  сюда  впервые, боялся
заблудиться среди  бесконечных рощ и цветников. Серебристый шепот  фонтанов,
сладкоголосое пение птиц,  незнакомые  ароматы плодов и  яркие цветы  -- все
завораживало, кружило голову, пьянило. В самой  середине сада стояла Яблоня.
Невольный трепет охватывал каждого, кто приближался к ней.
     Это был  дар  Богини  Дану  своим детям. Во  всем  саду не  было дерева
прекраснее Яблони. Ее отливавший серебром ствол был стройным  и величавым, а
тонкие ветви походили на нежные руки танцующих дев. Изумрудные листья всегда
трепетали,  повинуясь  нездешнему ветру,  даже тогда, когда воздух  был тих.
Лишь  раз в  сто  лет Яблоня цвела  и давала плоды.  Цветы  ее были  подобны
благоуханной  морской  волне,  обрызгавшей пеной  ветви.  Плоды Яблони  были
светло-золотыми, едва  тронутыми с одного бока алым румянцем. И  не  было  в
королевстве сидов ничего  драгоценнее  этих яблок,  ибо  они  давали  вечную
молодость тому, кто отведает их.
     Раз в столетие король  Ллинмар созывал всех сидов на праздник Яблони. И
на этом празднике  каждому  его  подданному доставалось по кусочку чудесного
яблока. Потому и  были  сиды столь  прекрасны,  что силы  Яблони  хранили их
молодость, и  годы  не оставляли  следов  ни в  сердцах, ни на лицах.  И так
продолжалось из века в век.
        II

     Время быстро бежит в радостной земле сидов. Вновь наступил тот год, что
бывает однажды в столетие. Ранним майским утром король  Ллинмар проснулся  в
своей  опочивальне. Сладостный и прохладный запах лился в окно,  и король  с
наслаждением вдохнул его  и почувствовал, как последние обрывки сна унеслись
прочь. Радуясь  бодрости и гибкости своего тела, он торопливо накинул плащ и
вышел в сад.
     Солнце  еще  не  взошло,  и в предрассветной  серой  дымке все казалось
полупрозрачным  и тихим. Роса тяжелыми перлами  клонила вниз листья.  Король
Ллинмар быстрым легким шагом направился
     к Яблоне.
     Чем  ближе  он подходил, тем  сильней  и прекрасней  становился аромат.
Вокруг  Яблони  уже  собрались  сиды, разбуженные  так  же,  как  их король.
Менестрели  с арфами и  лютнями  в руках  ждали первого луча  солнца,  чтобы
воспеть  Дар  Богини.  Придворные,  вздыхая  и  восторженно  перешептываясь,
наслаждались  ароматом,  успев позабыть  за  сто лет, как  он  чудесен. Чуть
поодаль в радостном молчании стоял Гвион, сын короля.
     Завидев  повелителя,  сиды  почтительно  расступились.  Король  Ллинмар
подошел  к Яблоне  так  близко,  что мог бы  коснуться  рукой ее серебряного
ствола. Он увидел смутно  белеющие цветы, благоухание которых давало  силу и
радость сердцам. Король услышал тихие шаги и обернулся -- то был Гвион.
     --  Яблоня вновь зацвела! --  сказал он, вкладывая в эти нехитрые слова
всю душу.
     -- Да, хвала Богине! -- ответил король, и в  этот миг оранжево-алый луч
солнца вырвался  из-за горизонта и коснулся Яблони. Сотни белоснежных цветов
полыхнули  розовым  огнем от его ласки.  Нежный  крик издала  лютня  в руках
менестреля, ей вторила  арфа. Король Ллинмар стоял, смотрел на  Яблоню, и на
глазах его были слезы.
     Он думал о том, что вся красота, что есть в мире -- ничто в сравнении с
Яблоней. И о том, что велика щедрость Богини Дану, вручившей столь бесценный
дар своим  детям. И о том еще думал король,  что он  должен бережно  хранить
этот дар.
     Дослушав до  конца длинную песню менестрелей и вдоволь насмотревшись на
цветущую Яблоню, сиды задумчиво побрели  ко дворцу. Гвион шел рядом с отцом,
и король Ллинмар почувствовал, что сын  хочет  о чем-то спросить его. Отстав
от  придворных, король  опустился  на резную  скамью  у  щебечущего фонтана,
сделал сыну знак сесть рядом и спросил, ласково глядя в глаза:
     -- Тебя что-то тревожит, мой мальчик?
     --  Да,  отец,  --  сразу же отозвался  Гвион. -- Скажи мне,  почему мы
каждые сто лет собираемся  на праздник и  съедаем  по  кусочку  яблока? Ведь
плоды Яблони дарят <i>вечную</i> юность, и достаточно отведать яблоко лишь однажды.
Или название обманчиво, а действие яблока длится только сто лет?
     -- Ты задал  хороший  вопрос, Гвион.  -- медленно проговорил король. --
Враги  порой обвиняют  нас в том, что мы чревоугодничаем, напрасно переводим
драгоценные яблоки, хотя могли бы принести многим счастье, подарив им вечную
молодость. Но для людей  вечная  молодость  не  счастье, а бремя.  Этот  дар
Богини предназначался  только нам, и  мы  не имеем права  нарушать ее  волю.
Злобные же твари, потомки фоморов, еще того меньше достойны вечной юности.
     -- А если  тебя  волнует,  мой  мальчик,  для  чего  мы раз  в  сто лет
устраиваем праздник, я расскажу тебе о  странных людях. Эти многомудрые люди
решили,  -- на губах  короля  появилась насмешливая  улыбка,  -- что женщину
можно любить только ради того, чтобы иметь  от нее детей. А  просто так,  не
ради потомства, желать женщину грязно и грешно...
     -- Как же так!.. -- начал Гвион, но покраснел и осекся.
     -- Продолжай, не бойся, -- подбодрил его отец.
     --  Но ведь  Любовь  прекрасна  сама по себе! И  глупо  думать,  что ее
единственная цель -- рождение детей!
     -- Ты говоришь правильно, сын мой. Эти люди хотят видеть грязь там, где
ее нет, потому что этого требуют  их грязные души. Теперь ты лучше  поймешь,
почему  глупо  обвинять сидов в чревоугодии. Яблоня -- сама Красота, и раз в
сто  лет  мы  познаем  ее так  же,  как познают  возлюбленную.  Она  и  есть
возлюбленная сидов.  Да,  мы  уже обрели вечную  молодость, и  нам нет нужды
вкушать плоды Яблони каждые сто лет, но души наши все так же жаждут Красоты.
Поэтому мы вновь и вновь собираемся на этот праздник.
     Отец и сын долго сидели  в молчании, прислушивались  к плеску фонтана и
думали об одном.

        III

     Промелькнул май, цветы на  Яблоне  осыпались, и  на их месте  появились
маленькие  золотистые завязи. Летнее  солнце заботливо грело  яблочки, дожди
поили их  небесной влагой.  Король  Ллинмар  каждый день  приходил проведать
Яблоню и  полюбоваться на ее золотые плоды. В конце первого месяца  осени он
увидел, что на них появился алый румянец. В тот же день король  объявил, что
долгожданный праздник состоится через три дня.
     На следующий день  в королевский  дворец  начали  прибывать  гости. Все
ссоры  и обиды были  забыты ради великого праздника, и  не было такого сида,
который отверг бы приглашение короля. Новоприбывших первым делом провожали в
тронный зал, где среди парчи и гобеленов были установлены два высоких кресла
для короля Ллинмара и королевы Медб. Владыка, облаченный в расшитую  золотом
ярко-зеленую  мантию,  ласково  приветствовал  гостей,  щедро  их  одаривал,
расспрашивал о новостях. Его супруга была одета в платье из  бледно-голубого
бархата,  отороченное горностаем, поверх  которого был  накинут  белоснежный
плащ. На лице королевы была серебряная полумаска,  -- она никогда не снимала
ее на людях, ибо красота Медб была так совершенна, что каждый, увидевший  ее
лицо, мог умереть  от  любви и тоски.  Голубые глаза королевы ласково  сияли
сквозь прорези  маски,  а  ее голос звенел, как  весенний ручей,  когда  она
изредка обращалась  к гостям  с вопросом. После церемонии  приветствия гости
отправлялись в свои комнаты, чтобы отдохнуть с дороги.
     С каждым днем гостей становилось все больше, но дворец короля был столь
велик,  что места хватало  всем. Смех и песни  звенели повсюду, ибо  сиды --
веселый народ.  Каждый хоть  один раз  сходил взглянуть на Яблоню,  и каждый
уносил с собою ее прекрасный образ, греющий сердце.
     Наконец  настал канун долгожданного праздника.  В этот  вечер сиды рано
разошлись на  покой, ведь торжества  начинались с рассветом. Вскоре  погасли
последние окна, и белоснежный дворец затих, объятый сном, -- лишь свет звезд
искрился на башнях.
     Ровно в  полночь мирно дремавшие у входа в сад стражники были разбужены
странным шумом, доносившимся из-за ограды. Звук  был такой, словно в воздухе
свистел огромный  бич, а когда  он  опускался  --  трещало дерево. Стражники
испуганно переглянулись и во весь дух помчались на шум.
     Поначалу они пробирались между деревьями, но  вскоре их взору предстала
ужасная  картина.  Чудесные  цветы  были  вытоптаны,  бесценные  деревья  --
сломаны,  мало  того  -- разнесены  в  щепки.  Даже  трава  вокруг  деревьев
почернела, словно выгорела. Так было уничтожено все  на  сотни шагов вокруг.
Стражники застыли  в ужасе и изумлении, но  вдруг один  из них заметил вдали
черную тень, крушащую деревья. Он  указал на нее товарищам, и  они поспешили
вперед, на бегу готовя оружие к бою.
     Пока они  бежали, неведомый враг успел погубить целую рощицу персиковых
деревьев, и теперь стоял, примериваясь  к огромному инжиру.  Услышав  позади
шум, он одним прыжком повернулся
     и  оказался лицом к  лицу с сидами.  Вид  его был так страшен, что даже
самые смелые из них не смогли сдержать вопль ужаса.
        IV

     Это  было чудовище десяти футов вышиной. У него была только  одна рука,
растущая прямо из груди, и одна  короткая нога. Голова  чудовища  напоминала
гнилую  корявую тыкву, уши были длинные, как у зайца, и острые на концах,  а
посреди  лба сверкал единственный,  налитый кровью  глаз. Огромная  смрадная
пасть  щерилась  в гнусной ухмылке. В руке чудовище  держало боевой  цеп, на
бессчетных  цепях  которого  угрожающе  покачивались  шипастые,  отравленные
"яблоки". На темени  страшилища торчал хохолок  темно-синих  перьев, который
при виде сидов начал вставать дыбом.
     --  Кто ты такой, и как смеешь бесчинствовать  в саду владыки Ллинмара?
-- гневно спросил, скрывая дрожь в голосе, начальник стражи Фейнир.
     В ответ чудовище расхохоталось и ответило:
     <i>-- Фахан зовусь я,</i>
     <i>Дом мой -- камень,</i>
     <i>А право мое</i>
     <i>Сейчас ты узнаешь!</i>
     И с этими словами Фахан с размаху  опустил  свой цеп на голову Фейнира.
Тот рухнул, не успев даже вскрикнуть. А Фахан ловко отпрыгнул  от нацеленных
на него копий стражи и сказал так:
     <i>-- Вы, мелкота,</i>
     <i>Королю доложите:</i>
     <i>Фахан пришел!</i>
     <i>Пусть трепещет от страха!</i>
     <i>Все, что цветет,</i>
     <i>Мне ненавистно;</i>
     <i>Яблоню вашу</i>
     <i>Хочу погубить!</i>
     Стражники надвинулись  на него и попытались поразить копьями,  но копья
бессильно отскакивали  от Фахана, не причиняя  ему  никакого вреда. А  Фахан
смеялся и снова и снова  опускал свой ужасный  цеп, нанося смертельные раны.
Вскоре все сиды  пали  наземь, кто  бездыханный,  кто жестоко израненный.  А
Фахан,  оглядев поле  боя, еще раз  расхохотался  и принялся  вновь  крушить
деревья.
     Так, сея вокруг смерть и ужас, добрался он до Яблони. Прекрасное дерево
тихо  шелестело  нежной  листвой, золотые яблоки мягко светились  в темноте.
Увидев Яблоню, Фахан сказал, и слова его сочились злобой:
     <i>-- А, вот и ты,</i>
     <i>Ненавистное древо!</i>
     <i>Яблоко дай мне,</i>
     <i>А после -- умри!</i>
     Сказав  так, он  сорвал одно  яблоко.  Когда его лапища  прикоснулась к
Яблоне, листва  на ней заволновалась, словно в  бурю, а  ветви отпрянули  от
чудовища.  Дерево тихо,  умоляюще  вздохнуло, но некому было защитить его, и
цеп Фахана  опустился  на  Яблоню,  круша и  ломая серебряные ветви. Золотые
яблоки, со звоном упавшие на землю, он растоптал, листья почернели и засохли
от  яда. Наслаждаясь  ненавистью,  Фахан  наносил  удар  за  ударом, пока от
чудесного  дерева не  осталось лишь жуткое месиво из щепок  и черной листвы.
Только  тогда  цеп в  руке  Фахана остановился. Чудовище захохотало, радуясь
своему жуткому  делу,  а потом  топнуло ногой и исчезло, словно  провалилось
сквозь землю.
        V

     Когда поутру сиды проснулись, ждал их не праздник, но горе. Не  было ни
песен,  ни  веселого пира --  лишь рыдания  и стоны над  погибшей Яблоней. С
содроганием слушали сиды рассказ оставшихся  в живых  стражников о чудовище,
погубившем за одну ночь целый сад.
     Король Ллинмар сидел на троне молчаливый и мрачный. Он думал о том, что
не уберег Яблоню,  и теперь красота ее  умерла, быть  может, навеки. От этих
мыслей слезы струились по лицу  короля, а рука  его тянулась к мечу у пояса.
О, как мечтал король отомстить  ненавистному Фахану! Но больше мести  жаждал
король возродить Яблоню, а потому первым делом  созвал советников и мудрецов
и спросил их, как это сделать.
     Молчали  советники, не желая еще больше огорчать  короля. Наконец, один
из них сказал:
     -- О владыка,  от черного яда нет исцеления! Им пропиталась даже земля,
и корни Яблони тоже мертвы. Нет никакой надежды, что Яблоня оживет.
     Тихий вздох отчаянья прошелестел  в  зале,  а  король Ллинмар еще  ниже
склонил голову.
     -- Нет,  надежда есть! -- прозвучал вдруг нежный  голос  королевы Медб,
дотоле молчавшей. --  Нужно найти Фахана  -- у  него должно  быть  хоть одно
яблоко! Клянусь,  он сорвал  его себе,  ибо  даже чудовища  мечтают о вечной
юности!
     Услышав  это,  король   Ллинмар  поднял  голову,  глаза  его  блеснули.
Советники загомонили:
     -- Да, он  взял  яблоко, нет  сомненья! Соблазн вечной юности велик,  и
злодей не мог устоять!
     -- Тем лучше! -- сказал король, и в голосе  его прозвучала сталь. --  У
нас было два дела: месть и спасение Яблони. Теперь эти два дела стали одним.
Нужно немедля найти Фахана и отнять у  него яблоко, а заодно взыскать с него
за все то горе,  что он причинил нам.  Но только где  искать его? Кто знает,
какое зло породило его и в какой гнусной норе он скрывается ныне?
     Вперед выступил Камлах. Прославленный как мудрейший из сидов, жил он на
свете так долго, что помнил времена войн с фоморами. И сказал Камлах:
     -- Откуда берутся все  злые отродья? Он -- из фоморов, я  помню такого.
Фахан -- порожденье скал и  пустыни,  лютый враг всему, что растет и цветет.
Искать его надо там, где земля всего бесплодней.
     -- Черные  Скалы! -- воскликнул  король. --  От моря до моря  нет  края
бесплодней! Клянусь, Фахан скрывается там!
     -- Быть может, и там,  -- степенно  ответил  Камлах. --  Есть  еще пара
мест, но они куда отдаленней. К примеру...
     Но тут речь Камлаха прервали. Юный Гвион, с  суровым  лицом стоявший  в
стороне,  вдруг стремительно  подошел  к  трону  и,  преклонив  колено,  так
обратился к королю:
     --  Владыка  сидов и отец мой! Молю  тебя, позволь  мне отправиться  на
поиски  Фахана! Праведный гнев  пылает в  моем сердце,  ибо  гнусное отродье
посягнуло на  самое святое и  драгоценное  --  на Красоту! Клянусь,  я найду
Фахана и отомщу ему за каждую слезинку, что проливает ныне наш народ!
     И ответил ему король Ллинмар:
     -- Возлюбленное дитя мое! В этот скорбный час твои речи даруют надежду!
О, если бы не мой сан -- как хотел бы я встретиться  с Фаханом лицом к лицу!
Но я -- король,  а место короля  -- на троне.  Долг не позволяет  мне  ехать
самому.  Но  я  рад,  что  вместо меня  поедешь  ты,  мой  сын!  Поезжай,  и
возвращайся со славой!
     Так Гвион взял на себя это нелегкое дело. Весь остаток  дня он провел с
мудрецами, наставлявшими  его перед дорогой. Лишь  вечером  он  смог наконец
поговорить с матерью.
     Королева  была  печальна  и бледна.  Сердце  ее  сжималось при  мысли о
невзгодах и опасностях, угрожающих сыну. И она сказала ему на прощанье:
     -- Будь осторожен, Гвион, мой мальчик! Найти Фахана --  только полдела,
нужно еще  его  победить.  Ты  слышал  рассказ  стражников?  Обычное  оружие
чудовище не берет. Ты доблестный юноша, но ты еще молод,  и горячность может
повредить тебе. Сначала узнай способ убить  Фахана, и лишь  потом  выходи на
битву. И помни, что помощь может прийти откуда не ждешь.
     И королева, улыбнувшись сквозь слезы, благословила сына.
     Ранним утром Гвион отправился  в путь. Он был облачен в золоченые латы,
сиявшие так ярко, что витязь казался ослепительной  вспышкой света. Конь под
ним был золотисто-гнедой, носивший гордое имя Пламенный. Это был лучший конь
во  всей  стране,  стремительный  и  не  знающий  устали.  На  копье  Гвиона
развевался  зеленый флажок  с королевским  гербом.  Все,  кто  только был во
дворце,  собрались   посмотреть  на   его   отъезд,  и   теперь   восхищенно
перешептывались,  восторгаясь статью коня  и  осанкой всадника.  Провожаемый
последними  напутствиями  и  пожеланиями  удачи,  Гвион выехал за  ворота  и
обернулся. Король и королева смотрели ему вослед с любовью и надеждой. Гвион
еще раз поклонился им на прощание и, пришпорив коня, в мгновение ока скрылся
вдали.
        VI

     Осень уже вовсю  хозяйничала  на земле, когда Гвион достиг Черных Скал.
Место это, пустынное и  неприютное, тянулось на  много  миль, простираясь до
самого моря. Земля здесь была столь бесплодна, что даже сорняки и колючки не
пытались выжить. Повсюду из  бурой,  спекшейся почвы торчали зловещие черные
камни, подобные гнилым зубам во рту великана.
     Конь под Гвионом нервно заржал и попытался повернуть назад.
     -- Стой, Пламенный, -- приказал Гвион, крепче сжимая поводья. -- Верный
товарищ  мой,  неужто ты струсил? Ведь сюда мы и стремились -- что поделать,
раз Фахан выбрал себе такое неуютное жилище!
     Пламенный остановился, опустив голову и прядая ушами,  потом медленно и
неохотно  пошел  вперед. Гвион  ласково  потрепал шею  коня,  тоже  чувствуя
нестерпимое  желание развернуться и бежать прочь из этих мест.  Серо-лиловое
небо казалось небывало низким. Ветер, порывы которого были злобны и хлестки,
как удары бича, нес мелкую  черную пыль, забивавшуюся в глаза и оседавшую на
одежде.  Мрачные черные камни громоздились вокруг и  угрожающе нависали  над
всадником,  словно  спрашивая:  зачем пожаловал? И  ни звука  вокруг,  кроме
завывания ветра и медленных, глухих шагов коня.
     --  Эй,  Фахан,  --  крикнул  наконец  Гвион,  не  стерпев  угрожающего
молчания,  -- выходи  на бой, если ты не трус! Немалый путь проделал я, чтоб
встретиться с тобой лицом к лицу! Выходи же --
     я знаю, ты слышишь меня!
     В  ответ на эти слова из-под земли  раздался  глумливый хохот, а ветер,
рассвирепев, рванул так, что едва не выбил Гвиона из седла.
     -- Фахан, -- в ярости вновь закричал он, -- я не ребенок, нечего пугать
меня ветром! Ты смеешься надо мной? Вольно тебе смеяться, сидя в своей норе!
Вылезай, сойдемся в битве -- тогда и посмотрим, кто посмеется!
     Ветер тут же стих, словно по знаку, и Гвион услышал из-под земли  такие
слова:
     <i>-- Пошел ты прочь,</i>
     <i>Собачье мясо!</i>
     <i>Камень найди мой --</i>
     <i>Тогда потолкуем!</i>
     -- Камень? -- крикнул Гвион. -- Ну что ж, я найду твой камень!
     Он огляделся, пытаясь приметить камень или скалу не такую, как  прочие.
Увидев невдалеке большую круглую скалу, Гвион ударил по ней:
     -- Вот твой камень!
     Голос захохотал и ответил:
     -- Не тот!
     Тогда витязь стал  медленно объезжать проклятое место и ударять по всем
камням, хоть немного отличавшимся от других.  Но камней в Черных Скалах было
немало, и каждый из них был  непохож на соседей. Снова и снова  слышал Гвион
гнусный  хохот и  ответ:  "Не  тот!" В отчаянье, Гвион начал было ударять по
всем камням подряд,  но быстро опомнился, ибо и  за несколько лет он не смог
бы найти единственный нужный.
     -- Вдоволь ты  поглумился надо  мной, Фахан, -- сказал он. -- Хватит  с
тебя! Я уезжаю, но я вернусь и найду твой камень -- тогда мы потолкуем!
     Сказав так, Гвион повернул коня и поскакал прочь.
        VII

     Долго скитался Гвион, расспрашивая всех встречных о Фахане, и искал сам
не  зная что.  Два раза возвращался он к Черным  Скалам  и  пытался раскрыть
секрет  камня Фахана, но безуспешно. Фахан, словно устав потешаться над ним,
молчал, и Гвион напрасно бродил средь камней.
     Осень сменилась зимой,  а зима  --  весной. Однажды, когда на земле уже
воцарилось лето, Гвион медленно  ехал по лесной дороге.  Было жарко, и юноша
думал, где бы напиться. Тем временем деревья расступились, и Гвион увидел по
левую руку поляну, покрытую прекрасной зеленой травой. Вдалеке, среди кустов
шиповника, журчал прозрачный родник. Гвион радостно поскакал к нему, и вдруг
услышал странные тоненькие голоса, звучащие жалобно и сердито.
     -- Он топчет нас!  Ах, он топчет  нас!  -- доносилось  откуда-то снизу.
Гвион  остановился,  осмотрелся  вокруг,  но никого не заметил. Он посмотрел
вниз -- но и там не было ничего, кроме земли
     и травы. Не зная, что и подумать, он снова тронул коня.
     -- Ах,  скорей бы этот мужлан  убрался  отсюда! Нам больно! -- запищали
голоса.
     -- Кто здесь? -- воскликнул Гвион. -- Кто разговаривает со мной?
     -- Листья и Травы. Твой конь своими ужасными огромными копытами ступает
так тяжело, что топчет нас целыми сотнями! А вдруг ты пустишь его пастись --
что тогда с нами будет?
     И  Травы,  ужаснувшись,  подняли  такой  гомон, что  Гвион  едва  сумел
докричаться до них:
     -- Эй, да вы умеете говорить? Может ли быть  такое? Прошу вас, простите
моего коня и меня, мы очень хотим пить, потому и поехали напрямик к роднику.
Мой конь постарается ступать  осторожнее и, обещаю, я  не позволю  ему здесь
пастись. Но скажите, какое чудо дало вам дар речи?
     -- Мы -- дети  Богини Дану! Этот родник принадлежит ей, и все,  кто пил
из  него,  получают  дар  речи.  Все Деревья,  Кустарники и Травы  в  округе
питаются этой водой и могут говорить.
     Гвион подивился такому чуду и возблагодарил Богиню  за  щедрость. Потом
он подумал, что Зеленый Народ может знать средство против Фахана, и спросил:
     -- Маленькие господа! Не  слыхали ли вы  о чудовище по прозванию Фахан?
Быть может, вы знаете, чего он боится и как найти его камень?
     -- Да,  мы слыхали о таком,  -- отвечали Травы тихо. --  Мы боимся его,
боимся даже его имени. Правда, куда больше, чем  нас, он терзает Деревья, --
мы слишком  малы и ничтожны для его злобы!  Но мы не знаем, чего  он боится.
Спроси  Шиповник! Он растет  возле  самого  родника, и  в нем  столько  силы
Богини, что он должен знать!
     Гвион поблагодарил Травы за добрый совет и направился к роднику. Первым
делом он напился сам и напоил коня. Пламенный, едва отведав  воды, встряхнул
золотой гривой и звонко заржал:
     --  Клянусь,  вот  прекрасная  водица! Приятно пить,  а еще приятней --
говорить!
     -- Пламенный! -- воскликнул Гвион. -- Ты тоже обрел дар речи?
     -- Что ж тут удивительного,  -- ответил конь.  -- Ты  ведь  слышал, что
сказали  маленькие  господа. О,  как я благодарен им и Богине! Наконец-то  я
могу сказать тебе, что подкова на моей задней правой ноге вот-вот отлетит!
     --  Если ты  благодарен Травам, то  должен обещать  мне, что не станешь
пастись здесь.
     -- Конечно,  --  серьезно сказал Пламенный.  --  Я и сам  это прекрасно
понимаю.
     Оставив коня утолять жажду, Гвион подошел поближе к зарослям Шиповника.
Кусты его были сплошь усыпаны ярко-розовыми цветами и пахли так чудесно, что
кружилась голова. Гвион молча стоял, не зная  как обратиться к Шиповнику и с
чего начать, как вдруг услышал нежный, ласковый голос:
     -- Привет тебе, Гвион,  сын Ллинмара. Присядь рядом со мной и расскажи,
что гнетет твое сердце?
     Повинуясь  голосу, Гвион  сел и начал рассказывать  о  горе,  постигшем
сидов, о смерти Яблони и бесплодных  поисках Фахана. Долго рассказывал он, а
когда закончил -- обратился к Шиповнику с такими словами:
     -- Прекрасный Шиповник, поведали мне, что ты знаешь, чего боится Фахан.
Прошу тебя, если знаешь, -- скажи!
     Вот что ответил Шиповник:
     -- Юноша! Дело твое благое, и я с радостью помогу тебе. Да, я знаю, как
можно убить  Фахана, нашего старого врага. Для этого нужно особое  оружие, и
добыть его нелегко.  Лишь деревянным мечом можно поразить Фахана, а меч этот
должен быть вырезан из тела  живого дерева, которое согласилось умереть ради
других.  Вокруг тебя --  заповедный  лес,  пьющий из родника Богини.  Иди  и
спроси  Деревья, --  быть может, ты найдешь того,  кто тебе  нужен.  Дерево,
согласившееся умереть,  сруби и вырежи из него длинный двуручный меч. Только
таким мечом сможешь ты убить Фахана.
     -- А как найти его камень?
     -- Это легче. Сорви  зеленую, живую ветку и  возьми ее с собой в Черные
Скалы. Как  только  прикоснешься  веткой  к камню  Фахана -- она засохнет  и
рассыплется в прах в твоей руке.
     От всей души поблагодарил Гвион Шиповник и,  собираясь уходить, спросил
напоследок:
     -- Многое ведомо тебе. Быть может, ты знаешь, есть ли у Фахана чудесное
Яблоко?  Весь  народ  сидов надеется,  что я  смогу  добыть его  и возродить
Яблоню.
     -- Нет, -- сказал Шиповник. -- Про то ведомо только Фахану.
        VIII

     Когда Гвион вошел в заповедный лес, то  сразу почувствовал, что Деревья
рассматривают его и ждут, что он скажет. Не по себе стало ему от этой мысли,
но вспомнил он, что иного пути нет.
     И воззвал Гвион к Деревьям:
     -- Братья мои! Как младший к старшим  пришел я. О страшном и  небывалом
хочу  вас  молить. Много  дней  преследую  я  Фахана, злобную тварь,  убийцу
Яблони, мечтающего извести все, что  растет и цветет. Ни железо, ни сталь не
берут  его. Поведали  мне, что  убить его можно лишь тем,  что ненавидит  он
больше  всего на  свете --  деревом. Для  этого один  из  вас, милые братья,
должен согласиться умереть. Из поверженного тела его  я сделаю  меч,  и  тем
мечом убью злодея, терзающего Зеленый  Народ. Братья! Есть ли среди вас тот,
кто готов положить жизнь за правое дело?
     Молчали Деревья. Молчал Дуб, нахмурясь,  думая  невеселую думу.  Гордые
Ясени молча  стояли и презрительно, свысока посматривали  на Гвиона.  Щеголи
Клены тихо  шелестели  листвой, самозабвенно  любуясь своим нарядом. Они  не
хотели умирать.
     Снова воззвал к ним Гвион:
     -- Знаю я, что о многом  прошу. Смерть никому не мила:  ни человеку, ни
зверю, ни дереву. Что мне  сказать вам? Пока  жив Фахан, ни один  из  вас не
может вздохнуть спокойно. Жуткие сны тревожат вас -- о шипастых "яблоках"  и
черном яде. Разве вы не хотите, чтоб Фахан умер? Разве  не радует  вас,  что
те,  кто  сейчас  только  семечко  или  желудек, никогда не будут дрожать от
страха  пред  ним?  О братья,  неужто  нет  среди  вас  смельчака,  готового
пожертвовать жизнью?
     Задрожали  Осины,  затрепетали  в  страхе.  Черная Ель бросила в Гвиона
шишкой.  Плакучая  Ива  еще  ниже  опустила  ветви,  словно  сгорбилась  под
непосильной ношей. Нет, никто не хотел умирать.
     Долго  бродил по  лесу Гвион  и с мольбами  обращался к Деревьям. Молча
слушали они, не откликаясь на его призывы. Наконец, обессилевший Гвион вышел
на  поляну,  где  стояла  древняя Береза,  вся  дуплистая и  почерневшая  от
старости. Там упал он  в траву и долго смотрел ввысь,  на прозрачное, чистое
небо. Потом Гвион поднялся и сказал:
     -- Ну что же, не мне винить вас, братья. Оставайтесь с миром, растите и
зеленейте.  Видно,  придется мне  напрасно  пасть в битве с  Фаханом  -- ибо
вернуться к отцу и объявить ему о своем бессилии я не смогу. Прощайте!
     Но  едва Гвион произнес эти  горькие слова, как услышал  скрип за своей
спиной.  Старая Береза  склонилась  к нему  и произнесла  тихим надтреснутым
голосом:
     -- Что  это ты говоришь,  сынок?  Зачем тебе, такому молодому, умирать?
Или я ослышалась? Туговата я стала на ухо...
     -- Нет, матушка, -- ответил ей Гвион, -- ты расслышала правильно.
     -- Ну-ка, сынок, расскажи  мне все с самого начала, -- ворчливо сказала
Береза и добавила: -- Не дело юношам мечтать о смерти.
     Тогда все поведал  ей Гвион  -- о гибели  Яблони,  о празднике, ставшем
горем, о долгих поисках Фахана и о том, как узнал он наконец способ  сразить
чудовище, да только без толку. Молча слушала Береза его рассказ, а  когда он
закончил -- сказала:
     -- Э,  сынок,  не  у тех  ты спрашивал! Разве они, сильные  и  крепкие,
согласятся умереть раньше  срока? Вот  я  -- другое  дело. Не сегодня-завтра
меня  повалит  ветер, так что  смерть мне не страшна. В стволе моем, правда,
кругом дупла  и труха, но, я думаю, можно найти местечко покрепче и вырезать
меч...
     --  Неужто ты  согласна  умереть, матушка? -- спросил Гвион, и  жалость
колыхнула его сердце.
     -- Про то я тебе и  толкую, --  проворчала  Береза.  -- Конечно, я могу
простоять с грехом пополам еще десяток лет... Летом хорошо, воздух легкий  и
птицы поют -- совсем забываешь о старости. А вот зимой плохо -- стоишь и все
ждешь, что тебя повалит жестокий ветер. Но чем без толку гнить в  этом лесу,
я  лучше после смерти  послужу доброму  делу. Да, сынок, я согласна умереть.
Иди за топором.
     -- Топор у меня с собой, -- тихо промолвил Гвион.
     Обнял он корявый, растрескавшийся ствол Березы и ласково сказал ей:
     -- Клянусь  тебе,  матушка,  не зря  ты умрешь!  Будет прославлена твоя
благородная жертва всеми, кто только услышит о ней. Прощай!
     -- Прощай, сынок, удачи тебе, -- тихо промолвила Береза.
     Тогда Гвион со слезами  на глазах достал острый  топор  и вонзил  его с
размаху в белый  ствол. Вздрогнула Береза, в последний раз заскрипела и пала
наземь.
        IX

     С деревянным мечом в руках и сгорькой скорбью в сердце Гвион вернулся к
роднику. Пламенный, завидев его, недоуменно заржал:
     --  Эй, хозяин, ты, верно,  впал  в  детство? К чему  эта палка в твоих
руках? Или ты хочешь вызвать на бой чертополохи и репейник?
     -- Молчи, неразумный, о том, чего не смыслишь, -- строго ответил Гвион.
-- Этому мечу нет цены, за него заплачено жизнью.
     Конь осекся и, извинившись за дерзость,  стал  расспрашивать, о чем это
Гвион толкует.  Услышав о смерти благородной Березы, Пламенный низко склонил
гордую шею и сказал:
     -- Истинно, всегда так бывает: чтобы отнять жизнь  негодяя,  приходится
жертвовать  жизнью  прекрасной  и  светлой.  Ты  прав,  господин,  этот  меч
бесценен. Теперь мы во что бы то ни стало должны  победить  Фахана, -- иначе
жертва Березы станет бесплодной, а нам не будет прощенья.
     Не  сказав  ни  слова в  ответ,  Гвион  вскочил  в седло  и  подъехал к
Шиповнику.
     -- Прекрасный Шиповник, -- обратился он к нему, -- совет твой не пропал
даром. Вот  меч, о  котором ты  мне поведал. Я отправляюсь в Черные Скалы на
битву. Позволишь ли взять с собой твою благоуханную ветку?
     -- Бери, -- ответил Шиповник. -- Да будет с тобой благословение Богини!
     Гвион  сорвал  цветущую  ветку  и  поклонился  на  прощание.  Потом  он
пришпорил коня и поспешил к Черным Скалам.
        Х

     Ничто не изменилось в проклятом месте. Лето ли, зима -- в Черных Скалах
всегда  было равно пустынно и неприютно. Все так  же ярился злобный ветер, и
мрачные  мертвые  камни  громоздились  вокруг. В  предвкушении  долгожданной
встречи с Фаханом сердце Гвиона билось так сильно,  что  юноше казалось, что
стук его разносится  окрест и  пробуждает  древнее зло,  спящее  под землей.
Пламенный,  которого вода чудесного  родника сделала  весьма  разговорчивым,
впервые за несколько последних дней примолк и тревожно осматривался вокруг.
     Гвион  достал  из  дорожного мешка бережно хранимую  ветку шиповника  и
подивился, что она ничуть не завяла. Казалось, ее сорвали минуту назад. Быть
может, чары Богини  хранили ее. Едва ветка  оказалась в руках  Гвиона, земля
вокруг задрожала,  словно в бессильной ярости,  а ветер принялся  хлестать с
невиданной  силой. Крепко  сжимая ветку в руке, чтоб ветер не вырвал ее и не
унес прочь, Гвион поскакал к тому месту, где Фахан впервые заговорил  с ним.
Думалось ему, что именно там должно быть логово злодея.
     Гвион стал  подносить ветку к камням, стараясь не пропустить  ни  один.
Начал он  с  больших  и издали заметных,  потом  проверил  и  те,  что  были
поменьше, и  самые  маленькие  и  невзрачные,  все  тщетно.  Ветка шиповника
оставалась такой  же зеленой  и благоуханной. Гвион  хотел  было последовать
дальше, как вдруг Пламенный обратился к нему с такими словами:
     --  Взгляни,  господин, здесь  есть  еще один  камень,  который  ты  не
заметил. Смотри, он совсем плоский и занесен песком и пылью.  Сердце говорит
мне, что это неспроста. Прошу тебя, проверь его!
     Гвион  не стал  спорить, поднес к  камню  ветку  и вдруг  вскрикнул:  в
мгновение ока ветка почернела и рассыпалась прахом в его руке.
     --  Эй,  Пламенный,   --  радостно  воскликнул  Гвион,  --  похоже,  мы
наконец-то нашли проклятый камень!
     И он соскочил с коня, ударил по камню кулаком и закричал:
     -- Вот  твой камень, Фахан! Я отыскал  его -- теперь ты выйдешь ко мне,
или я ославлю тебя, как старую бабу!
     Из-под камня донесся злобный голос:
     <i>-- Рано ликуешь,</i>
     <i>Глупый щенок!</i>
     <i>Камень нашел ты --</i>
     <i>И смерть заодно!</i>
     И  в  тот  же  миг  Фахан  явился пред  Гвионом.  Был  он, однорукий  и
одноглазый, все так же ужасен, и  все тот же смертоносный боевой цеп был при
нем. Гвион,  доселе не видавший  Фахана, хоть и  слыхал, как он страшен,  не
смог  сдержать   крик   ужаса  при  взгляде  на   чудовище.  Фахан  довольно
ухмыльнулся, и глаз  его  налился кровью, а синий хохолок  на  голове  встал
дыбом. Он сказал:
     <i>-- Что ж ты кричишь?</i>
     <i>Смерти боишься?</i>
     <i>Вороны будут</i>
     <i>Жрать твое мясо!</i>
     Но  Гвион  уже  справился со  страхом  и  так ответил Фахану,  доставая
заветный меч:
     -- Нет,  Фахан, не меня, а тебя станут  жрать  вороны,  если  только им
придется по вкусу такая падаль! Видишь этот меч в моей руке?
     Фахан взглянул и узнал свою смерть. Яростно взревев, он взмахнул цепом,
желая искрошить им и Гвиона, и ненавистный меч. Но Гвион  был начеку и успел
отскочить  от страшного удара.  Не дожидаясь, пока Фахан опомнится и нанесет
новый  удар,  Гвион выкрикнул имя Богини и вонзил  деревянный меч  в поганое
брюхо по самую рукоять.
        XI

     Фахан издал такой жуткий вопль, что его услышали и по ту сторону  моря,
а потом  пал наземь,  и земля содрогнулась.  Прямо на глазах  у Гвиона плоть
Фахана обратилась  в груду камней, посреди которой торчал деревянный  меч, а
рядом с мечом лежало золотое яблоко.
     Не помня себя от радости, Гвион бросился к яблоку и бережно поднял его.
Яблоко светилось в  его руке нежным золотым светом  и источало такой аромат,
словно было сорвано лишь вчера.
     -- Взгляни,  Пламенный,  -- обратился к  коню  юноша,  -- Фахан все  же
сорвал одно яблоко для себя, как и предсказывала  моя матушка! Но  проклятое
брюхо страшилища не смогло поглотить благословенный плод!
     -- Да уж,  --  радостно поддакнул конь, -- на  этот раз Фахан проглотил
чересчур большой кусок!
     -- Мы  должны поторопиться домой и обрадовать весь  народ сидов! Яблоко
нашлось, и  Яблоня будет возрождена! Я  возьму с собой и  меч, принесший нам
победу.  Его место -- в сокровищнице  короля, на самом  почетном  месте, ибо
мало какому мечу выпадала такая славная судьба!
     --  Да, --  сказал  Пламенный, внезапно  погрустнев,  --  этим  мы хоть
немного почтим память Березы. Где бы мы были сейчас без нее?
     Гвион взглянул на коня и опустил голову.
        XII

     С отъездом Гвиона тревога поселилась под крышей дворца короля Ллинмара.
И,  хотя  надежда вновь увидеть витязя жила  в каждом сердце, невесело стало
при дворе. Каждый день королева  Медб  в одиночестве  поднималась  на  самую
высокую башню  и часами глядела  вдаль,  пока слезы  не выступали  у нее  на
глазах. Тогда королева,  охваченная  страхом и тоской, в молчании спускалась
вниз, и король, едва посмотрев на нее, с грустью вздыхал.
     В то утро, когда минул год со дня смерти Яблони, королева,  как всегда,
поднялась  на  башню  и  принялась  смотреть  на дорогу,  по которой ее  сын
отправился навстречу неведомым испытаниям. Не прошло и получаса, как вдалеке
показалось облачко пыли, оно стремительно  росло, и  вскоре  уже можно  было
разглядеть масть коня  и доспехи всадника. Сердце  королевы забилось, словно
птица в клетке, и она срывающимся от волнения голосом принялась звать:
     -- Эй, кто-нибудь! Скорее сюда! Скорее!
     На зов королевы прибежали стражники, и она стала умолять их:
     --  Взгляните,  что за всадник едет  сюда?  Слезы застилают  мои глаза,
зрение изменяет мне! Быть может, это Гвион, мой сын?!
     -- Конь под рыцарем гнедой, -- сказал один стражник. -- И, сдается мне,
он похож на Пламенного.
     --  А доспехи у всадника  золоченые, -- подхватил другой. --  Они сияют
ярче солнечного луча!
     --  Дайте-ка  взглянуть  мне, -- приказал  начальник караула. Он  долго
всматривался, прищурив глаза, в растущую точку и наконец изрек:
     --  На флажке  королевский  герб! Нет  сомнения,  ваше величество,  это
высокородный Гвион!
     Королева  Медб,  едва  услыхав эти  слова,  вскрикнула  и  стремительно
побежала по лестнице вниз. На бегу она кричала:
     -- Радость, о сиды, радость! Мой сын Гвион вернулся!
     Новость  эта переполошила  весь  дворец,  и отовсюду к главным  воротам
стали  сбегаться  сиды. Король  Ллинмар, позабыв  о королевском достоинстве,
бежал впереди всех. Тем временем королева приказала распахнуть ворота, из-за
которых  уже   доносился  топот  копыт.  Спустя   несколько  мгновений,  что
показались  всем вечностью,  во  двор  замка влетел прекрасный  гнедой конь.
Всадник в золоченых латах легко соскочил наземь, сорвал с головы  шлем и под
ликующие  крики нежно обнял  королеву. Этот  миг  был  столь долгожданным  и
прекрасным, что не только королева заплакала  от радости,  не  только нежные
дамы, но и у многих суровых мужей на глазах показались слезы.
     Тем временем король Ллинмар подошел к Гвиону и королеве, в свою очередь
крепко обнял сына и сказал:
     -- По твоему радостному лицу, мой  витязь, вижу я, что не зря ты провел
целый год вдали от нас! Подробный рассказ о твоих  странствиях мы выслушаем,
как только ты отдохнешь с дороги. Лишь одно скажи  немедля -- ибо весь народ
наш  ждет с  нетерпением  этих  слов! Удалось ли тебе  отыскать  драгоценное
Яблоко?
     -- Да,  отец! --  звонко  рассмеялся  Гвион. И, достав  Яблоко, бережно
хранимое у сердца, он высоко поднял его так,  чтобы всем вокруг  было видно.
Прекрасное Яблоко сияло  в его руке, нежный аромат донесся до тех, кто стоял
там. Послышался шепот восторга, но он вскоре  утих,  ибо  слишком  велика  и
полна была  радость сидов,  чтобы  говорить. В торжественной тишине  Гвион с
поклоном подал Яблоко королю и сказал такие слова:
     -- Король и  отец  мой!  Вручаю тебе то, что принадлежит тебе и  твоему
народу по праву! Вот плод от Яблони, данной нам в  дар Богиней,  последний и
единственный  на свете! Пусть же  всякое зло отступит  ныне от  нас  и  горе
покинет все сердца! Ибо Фахан, враг сидов, убийца Яблони, сражен моей рукой!
     И ответил король Ллинмар:
     --  Возлюбленный сын мой! Принимаю от  тебя бесценное сокровище сидов и
клянусь сберечь его хотя бы ценой собственной жизни!
        XIII

     Так  Гвион, сын  Ллинмара,  после нелегких испытаний  вернулся  домой с
победой. Так было возвращено Яблоко.
     Мудрецы выбрали день и  место,  и  во время  пышного празднества  Гвион
бросил Яблоко в землю.  Деревянный  меч в тот же день с почетом перенесли  в
королевскую сокровищницу и положили на вышитую  золотом подушку.  Пламенный,
достойнейший из  коней, получил  в  награду  свободу и право самому избирать
себе всадника. С тех пор никто, кроме  Гвиона, не осмеливался ездить на  нем
верхом.
     Яблоня  быстро  пошла в рост.  Вскоре  тоненькое  деревце с  серебряным
стволом уже шелестело в  саду,  принося  покой и  радость сидам. Ее неусыпно
охраняли, чтобы никакое зло больше не коснулось бесценного дара Богини Дану.
     Осталось  досказать еще об одном важном событии. Ровно через год  после
возвращения Яблока  Гвион  пожелал взглянуть на  славный меч и отправился  в
сокровищницу. Едва взяв  меч в руки, он увидел, что на нем появились побеги,
украшенные клейкими ярко-зелеными листочками. Он поспешил рассказать об этом
чуде королю. Владыка сидов  возрадовался и повелел  посадить молодую березку
рядом с Яблоней. Деревце,  выросшее  из меча, сохранило  дар речи, и каждый,
кому доведется побывать в  саду короля Ллинмара, пусть  непременно  повидает
Березу и побеседует с ней. Мудрость и благородство ее не имеют себе равных.
        * * *

     Когда я закончил, Всевышний выглядел весьма довольным.
     --  Прекрасно!  --  сказал Он.  --  В  этой истории  и  намека  нет  на
безразличие! Сразу видно, ты старался.
     -- И  да и нет, --  ответил я  несмело. -- Конечно, я  старался --  как
всегда. Но, видишь ли, эту  историю я берег  про запас. Она -- последняя  из
тех, что я успел сочинить.
     -- Вот  как? Хмм... Ну  что  ж, ты и так сделал немало. Хотя  постой...
Кое-что ты все же не сделал. Одной истории не хватает.
     --  Не  хватает?  Неужели? Но, право,  я не  знаю, о какой  истории  Ты
говоришь...
     --  О  Пути. О долгих  странствиях.  О  достижении  цели.  Некогда  это
называли "имрам". Понимаешь, о чем Я?
     -- Да.
     -- Тогда ты должен сложить такую историю. Прямо сейчас. Пусть она будет
итогом всему. И пусть в ней будет побольше чудес!
     -- Но я не могу...
     -- Можешь. Должен. Без этой истории все потеряет смысл.
     Господь смотрел на меня очень серьезно. Я вздохнул:
     -- Хорошо, я попытаюсь...

        История о плавании к острову Аваллон

        I

     Честный Кулдуб, сын Лугайда, был молодым купцом из Коннахта. Был у него
корабль,  прочный и быстрый, на котором возил он зерно, воловьи шкуры  и мед
из  Эрин за море. Обратно  вез Кулдуб  мечи  и шелка, вино  и пряности и все
прочее, что охотно покупают богатые люди.
     Вот как-то  раз Кулдуб погрузил  на свой корабль отборное зерно и мед и
отплыл  торговать на Юг.  Два дня плыли они при попутном ветре вдоль берегов
Мунстера. На  третий же  день люди Кулдуба заметили, что вдалеке, в открытом
море, борется с волнами маленькая лодочка без паруса, а ветер относит ее все
дальше  и  дальше от берега. Кулдуб приказал  кормчему приблизиться к лодке,
ибо был человеком добрым и не мог оставить ближнего в беде.
     Когда подплыли они поближе, то  немало удивились, увидев в лодке седого
старика, одетого в рубище из  холстины. Он  сидел, скрестив руки на груди, и
глядел  вдаль, на Запад, в  то время как весла лежали без дела на дне лодки.
Рядом лежал и свернутый парус.
     -- Этот  человек, как видно, сошел с ума, -- сказал кормчий Кулдубу. --
Посмотри, он плывет в открытом море без паруса и весел!
     --  Тем лучше, что мы оказались рядом, -- ответил  Кулдуб. -- Мы спасем
несчастного!
     И он громко крикнул:
     -- Эй, на лодке! Не нужна ли помощь?
     Старец  обернулся  и  смерил  корабль  внимательным взглядом.  Потом он
крикнул в ответ:
     -- Какая помощь может  требоваться  тому, кого ведет  сам  Господь?! Не
нужна ли помощь вам, дети мои?
     Казалось,  такой  ответ  свидетельствует  о явном  безумии. Но  Кулдуб,
вглядевшись  повнимательней  в  лицо  старца, не  заметил  никаких признаков
сумасшествия.  Напротив, глаза его лучились светом мудрости, а лицо выражало
спокойную уверенность.
     --  Кто ты такой, и почему плывешь по воле волн, без паруса и весел? --
спросил Кулдуб.
     -- Я отшельник с острова Айона, зовут  меня Иарбонел. Я плыву на Запад,
на остров Аваллон, как повелел мне Господь.
     После  этих  слов  Кулдуба покинули  последние сомнения. Святые  отцы с
Айона славились  мудростью  и благочестием, но  никак не безумием. И  Кулдуб
вежливо предложил:
     -- Не поднимешься ли  к нам на корабль, святой отец, не расскажешь ли о
своем чудесном и диковинном плавании?
     -- Охотно, сын мой, -- кивнул Иарбонел. -- Тем  более, что мне кажется:
встреча наша предопределена свыше.
     Лодку закрепили у борта корабля, старцу помогли подняться на  палубу, и
все моряки собрались послушать Иарбонела, взирая на него кто со страхом, кто
с любопытством.
        II

     -- Тридцать лет  прожил я  отшельником на острове Айона, -- начал  свой
рассказ святой отец. -- Братья из обители, основанной Святым Колумом, давали
мне пищу,  как духовную, так и телесную. Жил  я в крохотной хижине,  спал на
голом полу, питался овсяными  лепешками, пил только воду и неустанно, день и
ночь,  молился Господу  о  спасении.  И  вот,  десять дней  назад,  было мне
ниспослано видение. Златокудрый ангел  в  белоснежных, ярко сияющих  одеждах
спустился  с небес  и  сказал:  "Встань,  Иарбонел! Господь  повелевает тебе
свершить  небывалое во  славу Его!  Ты поплывешь на Запад, за  пределы этого
мира, и будешь плыть, пока не достигнешь острова Аваллон. Там, в Тир-На-Ног,
Стране  Вечной Юности,  живет  народ, прекрасный и  мудрый.  Они  не из рода
Адама,  но  Господь заботится и  о  них.  Весть  о Спасителе до  сих  пор не
достигла  Аваллона. Ты  избран,  чтобы  проповедовать Слово Божье  в  Стране
Вечной Юности".  Я  пал  ниц  и  ответил: "Повинуюсь  воле Божьей!  Я  готов
отправиться в путь  прямо сейчас. Но скажи, где взять мне  корабль для столь
дальнего  плавания и  как нанять  команду? Эта  бедная хижина --  все, чем я
владею". Ангел улыбнулся: "Пусть это  тебя не тревожит! Пятнадцать спутников
будет  у тебя. Господь  пошлет тебе  и  корабль, и  все,  что  нужно,  чтобы
добраться до Аваллона. Отплыви завтра же на Запад в лодке, но не ставь парус
и не трогай весел -- и Господь направит тебя!" И, сказав так, ангел исчез.
     -- В тот же день, -- продолжал Иарбонел, -- я рассказал о своем видении
настоятелю  обители, и он согласился с тем, что я должен следовать господней
воле. Мне дали лодку,  немного припасов, и наутро я простился с  братьями  и
отплыл  на Запад. Признаюсь, не без страха отправился я  в плавание.  Первое
время я все ожидал, что лодка опрокинется, а я найду конец в морской пучине.
Но мое суденышко  плыло вперед и вперед, все время  на Запад, и страх вскоре
оставил меня. Я устыдился своих сомнений в Божьей благости и долго молился о
прощении. Хоть плыл я  без паруса  и без весел, лодку мою  несло по морю так
быстро, словно  ангелы влекли ее. Как  видите, я  проделал  немалый  путь за
десять дней!
     -- И вот теперь, -- заключил свой рассказ  старец, -- я  здесь, на этом
корабле. И сдается мне, что неспроста встретился  я с вами! Быть может, вы и
есть те, кого обещал послать мне Господь? Тогда
     я спрашиваю вас: хотите  ли  оставить все свои дела  и плыть со мной за
пределы мира смертных, на остров Аваллон, в Тир-На-Ног?
        III

     --  Клянусь, -- воскликнул  Кулдуб,  --  вот чудесная  история!  Начало
приключения  превосходно, так  неужели мы отступим и не  увидим  его конец?!
Почтенный Иарбонел, я первый с  радостью соглашаюсь быть  твоим попутчиком и
отдаю в твое распоряжение себя и мой корабль!
     И он повернулся к морякам:
     --  А вы что  скажете?  Есть ли средь вас смельчаки,  что хотят увидеть
Страну Вечной Юности?
     Первым откликнулся Айлиль-кормчий:
     -- Вот уже семь лет я служу тебе, Кулдуб, а до того служил твоему отцу.
Мы  вместе  бороздили моря, были вместе всегда, и  в штиль, и в бурю.  Я  не
привык  бросать своего господина, какое  бы опасное дело он  ни замыслил.  Я
поплыву с тобой, Кулдуб, за пределы мира, как поплыл бы хоть в преисподнюю!
     Другие моряки один за другим присоединялись к Иарбонелу и Кулдубу. Кого
манили приключения; кто,  как и  кормчий,  был  верен  своему господину и не
желал оставлять его; кто мечтал о богатствах, которыми, говорят, полны земли
за  пределами мира.  Но  нашлись  и  такие, которые  ни  за  что  не  хотели
ввязываться в столь опасную затею.
     -- Плыть за пределы мира со старым безумцем! -- говорили они.  -- Ну уж
нет!  Может,  этого Аваллона  и вовсе нет на свете! Кто  знает, что за земли
лежат за  пределами  мира, и есть ли  они там вовсе? А  если даже  и есть --
какие  ужасные опасности там подстерегают?  Мы хотим вернуться в Коннахт,  к
нашим семьям!
     Их трусливые речи прервал Кулдуб:
     -- Замолчите, старые бабы! Трусы нам все равно не нужны! Те, кто боятся
плыть с нами, могут взять лодку и убираться восвояси! Берег Эрин близко,  вы
достигнете его до захода солнца. Вот вам деньги, чтоб было на что  добраться
до дому.
     Те, кто не желали плыть к Аваллону,  стали было  уговаривать  остальных
последовать  их примеру,  да  только  никто  их не  слушал.  Тогда,  ворча и
переругиваясь, они влезли в лодку и отчалили.
     Иарбонел пересчитал оставшихся и восторженно воскликнул:
     -- Знаменье! Божье знаменье! Вас ровно пятнадцать, и я -- шестнадцатый.
Так  и сказал мне  ангел:  "Пятнадцать спутников будет  у  тебя".  Теперь  я
уверен, что встречу нашу предопределил Господь!
     Остальные согласились с ним. Кулдуб же сказал:
     -- И  еще  об одном позаботился  Господь. Корабль  наш гружен  зерном и
медом, а это  значит,  у нас  достаточно припасов,  чтобы  плыть  к Аваллону
немедля! Так вперед, посмотрим же, что приготовила нам Судьба!
     И корабль развернулся и поплыл на Запад.
        IV

     Первое  время плыли они мимо  островов, где  жили простые  люди, бедные
рыбаки  и  пастухи. Но  вот,  на  седьмой  день  с начала плавания,  впереди
показался первый диковинный остров. Был он невелик и совершенно лишен всякой
растительности. Голые  серые скалы высились тут и там, вид их наводил тоску.
Посреди острова стояла огромная ветряная мельница, крылья которой вертелись
     с жутким скрипом.
     -- Вот  и  первое чудо! -- воскликнул Кулдуб.  -- Кто же построил столь
громадную мельницу, и что  за  зерно мелет она здесь, посреди моря? Да  и на
мельника было  бы  любопытно  взглянуть, если он  под стать  своей мельнице!
Давайте же сойдем на берег и все разузнаем!
     --  А  вдруг  здесь  водятся великаны?  -- испуганно  спросил  один  из
моряков.  --  Им эта  мельница  очень  даже  подошла  бы!  Может,  не  стоит
причаливать к этому острову?
     -- Мы пустились в плавание  в поисках чудес, -- возразил ему Кулдуб, --
а ты хочешь бежать от первого, что нам встретилось! Сидел бы тогда дома!
     Иарбонел и другие поддержали Кулдуба, и  корабль пристал к острову. Все
сошли на  берег, кроме двух моряков,  которых оставили  стеречь корабль. Тут
дверь мельницы распахнулась, и навстречу им вышел мельник-великан. Ростом он
был с колокольню, а то и повыше. Спутники Кулдуба вскрикнули  и хотели  было
пуститься наутек, но великан отвесил им поклон и с довольной улыбкой сказал:
     -- Давненько же никто не навещал меня! Заходите, будьте моими гостями!
     Тогда  мореплаватели  набрались  смелости  и,  вежливо поблагодарив  за
приглашение,  последовали  за хозяином.  Он привел  их в  комнату,  что была
больше  любого собора. В очаге  жарилась  целая дюжина быков, нанизанных  на
громадный вертел, словно цыплята. Поодаль стояли громадные бочки с пивом.
     Усевшись  прямо на пол,  путники стали вволю  угощаться, а хлебосольный
великан   их   радушно   потчевал.   Когда  они   наелись,  хозяин  принялся
расспрашивать Кулдуба о том, что творится в мире. Кулдуб долго рассказывал о
том и о сем, а потом решился спросить:
     -- Не сочти за обиду, но  что же  ты мелешь  на  своей  мельнице здесь,
посреди моря? Разве есть тут зерно?
     Великан расхохотался:
     -- Поверь,  мне не  приходится  сидеть  без дела! Половина  зерна вашей
страны мелется  здесь.  Все,  что приносит  людям горесть,  мелется на  этой
мельнице.
     Люди  притихли,  с  ужасом глядя  на  зловещего  мельника,  а Иарбонел,
который не ведал страха, ибо вел его Господь, строго спросил:
     -- Кто же поставил здесь эту мельницу и приставил тебя к ней?
     --  Тот  же,  Кто  сотворил  небо и землю, -- ответил  великан. --  Эта
мельница стояла от века и простоит  еще  столько же,  ведь без горя нельзя в
этом мире.
     Тогда  путники, которым  стало не по  себе от слов  мельника,  поскорее
распрощались  с ним, вернулись  на корабль  и  отплыли  прочь  от  страшного
острова.
        V

     На  следующий день  вдали  показался другой остров,  куда больший,  чем
первый.  Решив  на  сей  раз  быть  осторожнее,  мореплаватели,  прежде  чем
высаживаться, обошли его кругом, и сильно подивились тому, что  увидели. Был
этот  остров  разделен  пополам  высокой медной  изгородью  с  единственными
воротами посредине. С  обеих сторон изгороди были богатые земли,  но по одну
сторону  -- страна сплошь белого цвета, а по другую -- только черного. Тут и
там  виднелись  города и замки, люди работали  на полях, паслись животные, и
все  -- одного цвета.  Даже трава  и деревья  были либо  белоснежными,  либо
угольно-черными.
     Земли эти выглядели уютно и приветливо, и путники хотели уже пристать к
острову, как вдруг увидели  отряд белых воинов,  собравшийся у ворот. Лица у
них  были суровые,  по всему было видно,  что  они собираются идти войной на
соседей. Военачальник выкрикнул приказ, и отряд  ринулся  в ворота.  Но  тут
случилось  чудо: едва белые воины ступили на черную землю,  как  тут же сами
приняли черный  цвет, побросали наземь мечи и, казалось, совершенно забыли о
войне.  Неуверенно оглядываясь по  сторонам, они разбрелись кто куда и через
несколько минут смешались с другими черными людьми.
     Путники недоуменно переглянулись, но не успели они сказать  хоть слово,
как Иарбонел воскликнул:
     -- Смотрите, смотрите!
     У ворот собрался другой отряд, на сей раз черный.  Так  же суровы  были
воины,  так же крепко сжимали мечи в руках. Но и они, едва пересекли ворота,
вмиг из черных стали белыми, выронили оружие и рассеялись по белой стране.
     Кулдуб бросил на  черную  половину острова  белый  платок,  и  он  вмиг
обратился в черный. И тогда мореплавателям стало по-настоящему страшно.
     -- Бог уберег нас! --  сказал Иарбонел. -- Сойди мы  на этот остров, мы
тут же стали бы во всем подобны его обитателям. Как те белые и черные воины,
мы забыли бы, кто мы есть и куда направляемся!
     Все  перекрестились,  прочитали  благодарственные   молитвы  и  поплыли
дальше, радуясь спасению от опасности.
        VI

     В тот же день, к вечеру,  встретился  им еще один остров.  Был он очень
велик,  но  земли на  нем  было  мало: всю северную  его  половину  занимало
огромное озеро, полное бурлящей воды, а южную половину -- такое же громадное
озеро бушующего огня.  Лишь посреди острова,  между двумя озерами, был узкий
перешеек, где  зеленела  трава,  росли деревья, и возвышалась стройная белая
церковь, увенчанная крестом.
     -- Здесь живут христиане! -- воскликнул Иарбонел. -- Сойдем же на берег
и поприветствуем их!
     Едва они пристали к острову, как колокола зазвонили к  вечерне. Путники
поспешили покинуть  корабль, чтоб  помолиться Господу в Его  храме.  У самой
церкви встретились им семь прекрасных юных дев, одетые в белое. Подняв глаза
к небу, молитвенно  сложив руки, девы чистыми и нежными голосами пели псалмы
и гимны во славу Господа. Мореплаватели, пораженные их неземной красотой, не
стали прерывать эту странную службу вопросами, а опустились рядом на  колени
и принялись молиться кто как умел.
     Когда на Западе угас последний луч солнца, девы смолкли. Старшая из них
радушно приветствовала путников.
     --  Добро  пожаловать  на наш  остров!  -- сказала  она.  --  Мы  редко
принимаем  гостей,  ибо  мало  кто решается на  плавание,  подобное  вашему.
Радостно видеть, что набожность ваша не уступает смелости!
     --  Позволь сказать, что и нам радостно видеть в тебе  и твоих подругах
столь  редкостный  союз  красоты  и  благочестия, --  ответил  Иарбонел.  --
Отрадно, что и здесь, на краю света, прославляют Господа!
     -- Не по своей прихоти живем  мы здесь.  Господь  поставил нас охранять
весь тварный мир.
     При этих ее словах кое-кто из мореплавателей не смог сдержать улыбку --
так нелепа показалась им мысль, что семь слабых женщин охраняют целый мир.
     -- Вы напрасно не верите мне, --  печально сказала  дева. -- Видите эти
озера? В одном из них собрана вся мощь водной стихии, в другом -- вся ярость
огненной.  Если бы не наши каждодневные молитвы, эти две  стихии овладели бы
всем миром.  Для того и живем мы на этом  острове: чтобы отвращать беду. Так
повелел нам Господь.
     Тогда  Иарбонел начал  было рассказывать  о  цели их плавания,  но дева
прервала его:
     -- Не  трать слов понапрасну. Я знаю, кто вы, знаю,  куда плывете. Могу
также сказать, что все вы, кроме одного, черного сердцем, успешно достигнете
Аваллона, хоть  встретите  в  пути  еще  немало  приключений  и  опасностей.
Особенно  остерегайтесь  Острова  Женщин! Лучше обойти его стороной, ибо там
вас могут задержать, и надолго!
     --  Кто же из нас черен сердцем?! --  пылко вскричал Кулдуб. -- Скажи и
это, если уж сказала так много!
     -- Узнаете в свой  срок,  -- мягко  ответила дева.  --  А теперь  прошу
разделить с нами трапезу.
     На этом острове путники провели ночь, и весь следующий день, и еще одну
ночь,   ибо  Иарбонел  хотел   о  многом   расспросить  мудрых  дев.  Наутро
одиннадцатого дня плавания они отчалили, провожаемые добрыми напутствиями.

        VII

     Два дня корабль плыл по пустынному морю, и лишь  на третий день впереди
показалась суша. Был этот  остров невелик и еще  более  странен, чем то, что
видели  путники  доселе. Со всех сторон окружала его высокая стена  золотого
пламени, и лишь в одном месте той огненной стены была открытая медная дверь.
Когда путники подплыли вплотную к двери, то сквозь нее увидели весь остров.
     Восхитительное  зрелище  открылось  их  взору.  Среди  пологих  холмов,
покрытых  нежной зеленой травой, влекла свои  воды  прозрачная река.  Кругом
росли деревья, похожие на  яблони, но с  огромными  алыми цветами. Множество
людей, мужчин и  женщин, прекрасные обликом, в роскошных одеждах,  пировали,
сидя под деревьями с золотыми чашами в руках. Воздух вокруг них был наполнен
чудесной музыкой, но музыкантов нигде не было видно.
     Мореплаватели   долго   рассматривали  остров,  дивясь  и  восторгаясь.
Наконец, Кулдуб воскликнул:
     --  Друзья мои, взгляните, чего  здесь бояться? Поистине,  земли  более
прекрасной  и  мирной  нет на  свете!  Давайте  же  войдем  в  эту  дверь  и
присоединимся к пирующим!
     Все с радостью согласились, лишь Иарбонел возразил:
     -- Отчего же тогда эта прекрасная и мирная земля окружена стеной  огня?
Не  затем ли,  чтобы  оградить  ее от  всего прочего  мира?  Разумно ли  нам
нарушать сию границу?
     Но никто  не  прислушался  к словам старца,  -- так  запало им в сердце
желание попасть на  дивный остров. И, по приказу Кулдуба, корабль причалил у
самой  двери.  Все,  кроме  Иарбонела,  спрыгнули  на  белоснежный  песок  и
направились к пирующим.
     В тот же миг музыка смолкла,  а люди, сидевшие под деревьями, вскочили,
уронив  наземь  золотые  чаши. Лица их  при  виде пришельцев  исказил  ужас,
мужчины побледнели,  женщины зарыдали. Раздался громкий крик: --  "Вот  они!
Вот они!" -- словно люди на острове ждали и боялись прибытия корабля.
     Кулдуб и его спутники  в растерянности застыли,  глядя с изумлением  на
тот страх, что вызвало их появление. Тогда Иарбонел крикнул им:
     --  Возвращайтесь!  Скорее, возвращайтесь! Глупцы, разве вы  не видите,
что наделали?!
     А на острове творилось  нечто непостижимое.  Река  стремительно  начала
мелеть, трава побурела и пожухла, цветы завяли, листва на деревьях пожелтела
и стала опадать. Но страшнее всего было то, что прямо на глазах у испуганных
пришельцев  лица  прекрасных  людей  покрывались морщинами, а  роскошные  их
одежды превращались в лохмотья.
     -- Назад! Скорее на  корабль! -- вновь закричал Иарбонел, и  его  слова
наконец  были  услышаны. Стремглав бросились моряки к кораблю, поднялись  на
борт и отчалили.
     Едва  покинули  они   остров,   как   дивная  музыка  раздалась  снова.
Оглянувшись, мореплаватели  увидели,  что  река стала полноводной,  трава  и
деревья зазеленели, а люди, вновь ставшие молодыми  и прекрасными, расселись
по прежним местам и, как ни в чем  не бывало, продолжили прерванное веселье.
Тогда  все стали просить Иарбонела  объяснить, что  же  случилось  с ними на
диковинном острове.
     -- Я думаю, -- ответил Иарбонел,  поразмыслив  немного, -- что  остров,
виденный нами -- часть Земли Бессмертных. Веками и тысячелетиями пируют они,
и музыка, доносящаяся с небес, хранит их от старости и смерти.  Когда же  вы
ступили на остров, то принесли  с  собою смерть. Ваша несовершенная, бренная
природа  заставила музыку  смолкнуть. Вы видели,  что  тогда  случилось. Еще
немного, и эти люди умерли бы и обратились в прах, а чудесный их остров стал
бы  пустыней!  Хвала  Всевышнему,  мы  успели  отчалить  до  того,  как  это
произошло!
     -- Страшно  подумать,  -- воскликнул  Кулдуб, --  что  мы  могли  стать
причиной такого несчастья! Но скажи, не нанесли ли  мы этой прекрасной земле
непоправимый ущерб?
     --  Не беспокойся,  сын мой. Все дело в небесной музыке. Ты сам  видел:
едва  музыка вновь зазвучала,  она  залечила раны земли и вернула  молодость
людям. Однако  впредь  мы должны быть  осторожнее. Все, к чему  мы привыкли,
осталось далеко позади. Мы попали за пределы нашего мира, и кто знает, какие
еще чудеса нам встретятся.
     Все согласились с Иарбонелом и поклялись впредь считать его старшим над
собой и беспрекословно исполнять все, что он повелит.
        VIII

     На  следующий  день, ранним  утром, впереди показалась  новая земля,  и
вовсе необычайная. Остров этот был похож на огромный зеленый гриб с короткой
и  тонкой  ножкой и  широкой  плоской шляпкой.  Мореплаватели дважды  обошли
вокруг острова, дивясь его виду, и только на  третий раз заметили  маленькую
дверцу  у основания ножки. Едва  они собрались высадиться и  разузнать,  кто
живет здесь,  как вдруг  дверца распахнулась,  и  наружу высыпали  несколько
дюжин карликов, все ростом не более двух пядей.
     Карлики были  разряжены в лиловые и желтые кафтаны и красные колпаки. У
каждого  в руках было по топорику, за расшитым золотом поясом торчал кинжал,
за спиной  висел  круглый  щит  с  шипами  посредине. Лица  у  карликов были
уродливые и  злобные,  и,  едва  завидев  корабль, они  принялись  наперебой
выкрикивать угрозы.
     --  Эй, кто  это там плывет?!  -- вопили  они. -- Никак, людишки!  Что,
заритесь на  наше  золото?  Давай, давай, подплывай-ка ближе! Уж  мы угостим
вас! Угостим от души!  Топором --  по  голове,  а в  брюхо  --  кинжал! Что,
струхнули?! Эй, хэй, плывите же, плывите сюда!
     Так  они  орали  и  бранились, сопровождая  и  без того  гнусные  слова
отвратительным  кривляньем и  плевками  в сторону  корабля.  Поначалу моряки
отвечали на  брань  смехом,  но  карлики  не  унимались  и  бесновались пуще
прежнего. Тогда Кулдуб, выведенный из терпения мерзкой руганью, воскликнул:
     -- Неужели мы будем терпеть поношение от столь мелких  и наглых тварей?
Или мы не  мужчины?  Давайте же, как они сами просят, пристанем к  острову и
укоротим наглецам языки!
     Многие  моряки  стали  вторить Кулдубу. Их  жадность раздразнили  крики
карликов про золото, -- да и кто не знает, что богаче карликов никого нет на
свете? Несмотря на то что наглецы имели весьма грозный  вид и были вооружены
до зубов, ростом они были так малы, что совсем не вызывали страха.
     Иарбонел был против высадки на остров. Он сказал:
     -- Вот так из-за мелкого и недостойного  порой теряют подлинно великое.
Или вы  забыли,  что Сам  Господь  повелел  нам достичь Аваллона? Разумно ли
подвергать наши жизни риску, когда дело не выполнено?
     --  Какой  тут риск!  Да могут ли эти  козявки  причинить нам вред!  --
рассмеялся кормчий.
     -- Могут, уж поверь мне, --  серьезно  ответил Иарбонел.  -- Кто знает,
сколько еще  карликов скрывается в засаде внутри этого странного острова? Их
топоры и клинки могут быть отравлены, так что от малейшей царапины ты умрешь
в страшных  муках. К тому же,  как я слышал, подобные  твари весьма сильны в
чародействе.  Я  не  стану  утверждать  этого  наверняка  --  если  желаете,
проверьте сами!
     Кое-кто прислушался к словам мудрого старца, но не все. Золото карликов
стояло у них перед глазами и помутило их разум. Тогда Кулдуб сказал:
     -- Только  вчера  мы  выбрали Иарбонела  старшим  над  нами,  поклялись
слушаться его во всем.  А вы уже сегодня позабыли  об  этом! Пусть маленькие
негодяи  остаются на  своем острове  и бранятся  нам вслед! Мы  же  поплывем
дальше, к Аваллону, и ответим на насмешки презрением!
     Так  они и поступили.  Вскоре стихли голоса карликов,  скрылся вдали их
остров, и  только бескрайнее море простиралось вокруг корабля. Но кое-кто из
моряков втайне был недоволен, злился на Иарбонела и мечтал о золоте.
        IX

     К вечеру следующего дня подплыли они к небольшому острову, где неведомо
кем был  разбит  прекрасный сад,  полный  ярких  цветов и усыпанных  плодами
деревьев. Посреди сада стоял большой дом из серого камня. Выглядел он просто
и уютно, и,  после  недолгих  размышлений, Иарбонел  разрешил  всем покинуть
корабль и сойти на землю.
     Путники побродили по саду, полюбовались на диковинные деревья и  цветы,
но, по приказу Иарбонела, ни к чему не прикасались. Потом подошли они к дому
и долго звали  хозяев, но никто не вышел на  зов. Иарбонел  легонько толкнул
дверь, и она распахнулась.
     -- Ну что  же, давайте  войдем, -- сказал старик.  --  Но  помните:  не
трогайте ничего, что бы вы ни увидели!
     Внутри  дома  была  единственная  большая  комната,  украшенная  резным
деревом и  пестрыми коврами. В каждом  углу  комнаты стоял широкий  столб из
темного мрамора, и с одного столба на другой прыгал странный кот,  огромный,
с  круглыми золотыми глазами и алой чешуей вместо шерсти.  Если  не  считать
кота, во всем доме не было  ни души.  В середине комнаты стоял длинный стол,
покрытый тонкой узорчатой скатертью,  уставленный  всевозможными кушаньями и
напитками.  Вокруг стола расставлены  были  резные кресла, и  было их  ровно
шестнадцать. Вокруг, в шкафах, стоявших повсюду  вдоль  стен, лежали золотые
ожерелья, браслеты, перстни -- все  тончайшей работы, усыпанные драгоценными
каменьями. Рядом стояли чаши и  блюда из  золота, полные алмазов, жемчугов и
рубинов. При виде таких несметных сокровищ у всех захватило дух.
     -- Странные здесь хозяева, -- сказал Кулдуб. -- Уходят неизвестно куда,
приготовив угощение,  и  даже  не  запирают  дверь,  хотя  дом  битком набит
золотом!
     --  Это все неспроста, -- откликнулся  Иарбонел.  -- Вы  заметили, мест
вокруг  стола  ровно  столько, сколько  нас!  Мне кажется, неведомый  хозяин
желает, чтобы мы откушали за его столом.
     В тот же миг кот, не сводивший с Иарбонела глаз, согласно мяукнул.
     --  А вдруг это просто  совпадение? -- спросил Кулдуб.  --  Вдруг здесь
живет шестнадцать людей... или еще кого?
     -- Нет, -- покачал головой Иарбонел. -- Таких  совпадений не бывает. Да
и кот этот непростой. Быть может, он и есть хозяин?
     Кот снова мяукнул, словно подтверждая слова старика.
     -- Ну ладно, -- рассмеялся Кулдуб, -- раз уж здесь  нет никого другого,
будем считать  хозяином кота! Почтенный кот, позволите ли отведать угощение,
столь любезно приготовленное вами к нашему приходу?
     Кот замурлыкал, всем своим видом показывая, что не возражает.
     Путники  расселись  за столом  и вволю  подкрепились. Все  время,  пока
длилась  трапеза, кот не  сводил  с них глаз и ласково мурлыкал.  Когда  они
насытились, солнце уже зашло  и настала  пора ложиться спать. Посовещавшись,
решили не возвращаться на корабль, а переночевать в доме.
     Наутро  мореплаватели  позавтракали  остатками  вчерашнего  угощения  и
собрались уходить. Кулдуб на прощание вежливо обратился к коту:
     -- Благодарим за гостеприимство!  Просим прощения, если что не так. Нам
пора плыть дальше.
     Кот приосанился и важно мяукнул.
     -- И охота шутить с  безмозглой зверюгой! -- воскликнул  тогда один  из
моряков. -- Скажи-ка лучше, неужто  мы  уйдем отсюда,  не прихватив с  собой
хоть  кое-что из этих  сокровищ? Здесь всего  полно, так  что хозяева  и  не
заметят, если чего будет недоставать!
     -- Как тебе не стыдно, --  одернул его Иарбонел. -- Мы провели под этим
гостеприимным кровом ночь, нас накормили и напоили, а ты хочешь отплатить за
все добро воровством?
     -- Оставь эти нравоучения для  дураков, старик! Воровство -- это  когда
отбирают у бедных, а  здесь все ломится от золота! Будет только справедливо,
если богатеи поделятся с нами!
     И  моряк направился  к  одному  из шкафов. Тем временем кот, пристально
глядя  на  него, выгнул спину дугой так, что чешуя встала дыбом, и угрожающе
зашипел.
     -- Стой, несчастный! -- воскликнул тогда Кулдуб. -- Чует мое сердце: от
твоей жадности будет беда!
     -- Такая трусость смешна! -- нахально ответил тот. -- Кого тут  бояться
-- кота? Ну нет -- я поклялся вернуться из этого плавания богатым!  Никто не
сможет мне помешать!
     И  он  открыл шкаф и снял с полки  золотое  ожерелье. В тот  же миг кот
соскочил со столба, бросился на вора и  одним взглядом  обратил его в пепел.
Все случилось так быстро,  что никто не успел даже вскрикнуть. Расправившись
с вором, кот презрительно фыркнул и вспрыгнул обратно на столб.
     --  И поделом ему! -- промолвил Кулдуб, едва к  нему вернулся дар речи.
-- Вот он, черный сердцем, о котором нас предупреждала мудрая дева с острова
Огня и Воды!
     Он поднял ожерелье, положил на прежнее место и обратился к коту:
     -- Ты видел -- в том, что случилось, нет нашей вины! Так не гневайся на
нас и позволь уйти с миром!
     Кот, чешуя  которого  уже улеглась, внимательно  посмотрел на  гостей и
милостиво мяукнул.  Тогда, опасаясь,  как бы он не  передумал, они  поспешно
удалились и в тот же час отчалили.
        X

     На  следующий  день,  после  полудня,  впереди  показалось  новое чудо.
Посреди моря  на  высокой отвесной скале стоял неприступный замок. К воротам
замка вел узкий мост из прозрачного стекла, выгнутый дугой подобно арке.
     Мореплаватели один за другим пытались добраться до ворот, но мост, едва
на  него ступали,  каждого  отбрасывал  назад.  Убедившись, что все  попытки
пройти  по  мосту  тщетны, они стали громко звать,  надеясь,  что в замке их
услышат. Тогда из ворот вышла девушка, одетая в золотое и белое, прекрасная,
как  ангел.  Ступая легко,  словно  в танце,  она  дошла  до середины моста,
остановилась  и посмотрела  на  корабль серьезно,  без  тени  улыбки. Кулдуб
крикнул ей:
     -- Приветствуем тебя, прекрасная дева! Дозволь нам войти в твое жилище,
не откажи в приюте! Мы -- странники, видали немало чудес, и можем позабавить
тебя рассказами о них в благодарность за гостеприимство.
     Дева  внимательно  посмотрела на него, и взгляд этот, казалось, пронзил
его насквозь.
     --  В этом  доме  нет места для забав и похвальбы,  -- ответила она,  и
голос ее, хоть и нежный, прозвучал твердо. --  Плывите дальше с миром, я  не
могу впустить вас.
     Кулдуб, не ожидавший такого отпора, растерянно  посмотрел на спутников.
Тогда кормчий попытался разжалобить и смягчить деву.
     -- Девица, -- проговорил  он  умоляюще,  --  твой отказ  приводит нас в
отчаянье! Мы не разбойники, не нужно нас бояться! Сжалься, впусти нас -- вот
уже много дней мы не спали под крышей и не ели досыта!
     В  ответ дева  бросила  на  него  такой  взгляд,  что бедному  кормчему
захотелось провалиться сквозь землю.
     --  Ложь не поможет! -- еще жестче, чем раньше, сказала дева.  -- Вчера
вы ночевали под крышей, корабль ваш полон припасов. Плывите  дальше с миром,
я не могу впустить вас.
     Кормчий покраснел и  спрятался за спинами товарищей. Тогда Иарбонел так
обратился к суровой деве:
     --  Я  вижу, дева,  тебе  многое открыто! Ты читаешь  в сердцах  людей,
словно в книге!  Загляни  же в мое сердце!  Господом  нашим,  ради  которого
пустился  я в  это нелегкое плавание, прошу тебя -- позволь нам войти в твой
замок!
     Улыбка  расцвела на устах  девы, когда  она взглянула на Иарбонела. Она
сказала:
     -- Привет тебе,  мудрый Иарбонел!  И тебе привет,  смелый Кулдуб! И вам
привет, Бран и Конал, Голл и Финген, Марк и Лугайд, Домнал и  Туан,  Эоган и
Кормак, Энгус и  Снедгус  и Айлиль-кормчий!  Я давно  уже ожидаю  всех  вас!
Прошу, войдите в мой дом и будьте гостями!
     -- Благодарим за  приглашение, -- вежливо  ответил Иарбонел,  -- но как
пройти нам по  этому мосту, столь крутому и узкому? Всякий раз, как пытались
мы это сделать, он отбрасывал нас назад.
     --  Теперь мост не будет вам преградой, -- улыбнулась дева. -- Идите за
мной!
     Махнув им рукой, она повернулась и легким шагом пошла к воротам. Следом
за ней, один за другим, все мореплаватели преодолели мост и вошли в замок.
     Там  их уже  ждало угощение. Дева, назвавшаяся Мугайн, усадила путников
за стол и каждому предложила его любимое кушанье. Сама же она ела лишь хлеб,
запивая  его водой. Впрочем,  воду пришлось пить  всем  -- вина  или пива на
изобильном столе не было вовсе.
     Пока  сидели  они  за  столом и  Иарбонел  беседовал  с Мугайн,  моряки
исподтишка  разглядывали хозяйку, любуясь  ее неземной  красотой. Но  больше
всех пялил  глаза Кулдуб, пленившийся  Мугайн,  не устрашась  ее  суровости.
Думалось  ему, что  коль он  молод и недурен собой, то  не встретит  у  девы
отказа. И вот, вечером, когда все ложились спать,  а Мугайн собралась уйти в
свои покои, Кулдуб подошел к ней и стал ласково и тихо уговаривать разделить
с ним ложе.
     Мугайн молча выслушала его, а потом  строго взглянула ему прямо в глаза
и сказала:
     -- Только  твоя молодость, Кулдуб, извиняет такие слова! Слыхала я, что
в иных местах  так принято, но  не здесь! Мне неведом  грех. Обещай,  что не
станешь больше говорить со мной об этом!
     Кулдуб, не  ждавший  такой отповеди,  смутился и  обещал,  что не будет
впредь  заводить  о таком речь. Но потом, когда Мугайн ушла, стал он  думать
про себя, что слова ее  -- обычная женская уловка: стоит быть понастойчивей,
и он добьется того, чего желает.
     На следующий день  Кулдуб стал уговаривать товарищей остаться погостить
в замке.
     --  Все  мы устали, --  говорил  он,  --  никто не  знает, что ждет нас
впереди. Так давайте же отдохнем в этом мирном месте еще хоть денек, а потом
с новыми силами поплывем дальше!
     Иарбонел, которому полюбились  мудрость  и  простота Мугайн,  поддержал
Кулдуба, не ведая, что тот замыслил.
     День они  провели  за  беседой и  игрой в фидхейл. Кулдуб не  сводил  с
Мугайн глаз, придумывая обольстительные слова и мечтая, чтобы вечер наступил
поскорее. Она же была с ним так же вежлива и проста, как со всеми прочими --
не больше.
     Вечером,  после ужина, Мугайн  поднялась и  попрощалась  с  гостями  до
завтра. Едва она вышла из-за стола, Кулдуб подошел к ней  и снова завел речь
о том же. Пока он говорил, Мугайн не проронила ни слова, а потом сказала:
     -- То, о чем ты говоришь, для меня ново. Мне нужно подумать. Я дам тебе
ответ завтра.
     Кулдуб не стал  ей перечить, решив про себя,  что нужно  лишь  выждать,
чтобы плод дозрел, а после сорвать его. Довольный собой, он улегся спать.
     Когда же утром Кулдуб и его спутники пробудились, то обнаружили себя на
корабле в открытом море, и нигде не было видно и следа того острова.
     -- Как это странно! -- подивился Иарбонел. -- Я думал, Мугайн рада нам.
Неужели мы чем-то прогневали хозяйку?
     Кулдуб смолчал, хоть и знал, в чем тут дело. Он затаил на Мугайн обиду,
и  неутоленное желание по-прежнему  жгло его. А Иарбонел,  так  и  не  узнав
правды, велел не терять понапрасну время и плыть дальше, на Запад.
        XI

     Спустя три дня впереди вновь показалась земля. Остров этот  был  сплошь
покрыт буйной зеленью. Вокруг огромных кряжистых  деревьев,  поросших мхом и
лишайниками,  обвивались гибкие ползучие растения, их  цветы  распространяли
сильный,  дурманящий аромат.  Деревья тоже были усыпаны цветами  и земля под
деревьями. Казалось, все, что только может цвести, цветет здесь.
     Среди  этого  пышного, изнуряющего изобилия  возвышался дворец. Он  был
столь же  пестр и ярок,  как и  все  вокруг.  Все  краски и украшения, какие
только есть на свете,  были собраны в одном  месте, и выглядело это довольно
нелепо. Из окон  дворца доносилась сладкая музыка, поначалу  приятная, -- но
очень  скоро она утомила слух, и путникам захотелось заткнуть уши. Не  менее
сильно  им  хотелось  заткнуть нос,  чтоб  избавиться наконец от  назойливых
ароматов цветов, и закрыть глаза, пресытившиеся пестротой.
     -- Мне здесь не  нравится, -- скривился Иарбонел. -- И как только может
кто-то жить в таком безобразном месте?
     Пока  мореплаватели  разглядывали  остров,  из  ворот  дворца  высыпали
женщины, похожие  на  ярких,  диковинных  птиц.  Они были  в  полупрозрачных
одеждах, почти не скрывавших наготу, на шее  у каждой было широкое ожерелье,
в ушах качались  серьги, на щиколотках  и запястьях звенели  десятки золотых
браслетов. Красавицы, смеясь и щебеча, немного поглазели на моряков, а потом
выстроились в торжественную процессию и направились к кораблю.
     -- Думается, это и есть Остров  Женщин, --  поморщился Иарбонел. --  Вы
помните, нам советовали обойти его стороной. Отчаливаем!
     -- Подожди!  --  воскликнул Кулдуб. Желание,  не дававшее ему покоя вот
уже  несколько  дней,  при  виде  стольких  полуголых  красавиц  еще  больше
распалилось. -- Не можем же мы вот так сбежать! Это просто женщины --  какой
будет вред, если мы перемолвимся с ними словом?
     Иарбонел нахмурился:
     --  Не  думаю,  что  предупреждение  мудрой  девы  было  пустяком!  Она
говорила, что  здесь нас могут  надолго  задержать.  Нечего болтать с  этими
бесстыжими курицами! Эй, кормчий, отчаливаем!
     Но Айлиль не услышал крика старца, а может, сделал вид, что не услышал.
Пока  Кулдуб  с Иарбонелом  спорили,  все моряки -- и  кормчий в их числе --
столпились  у  левого борта,  жадно разглядывая женщин, их  гладкие  бедра и
колышущиеся груди.
     Тем  временем вереница красавиц приблизилась к  кораблю.  Вперед  вышла
пышнотелая темноволосая  женщина  с затейливой короной  на голове. Она  была
постарше  остальных,   но   не   менее   хороша   собой.   Подарив   морякам
обворожительную улыбку, она проговорила медовым голоском:
     -- Привет вам, дорогие  гости! Ваше прибытие нас несказанно обрадовало!
Что ж  вы  не сходите на берег?  Мы приготовили праздничное пиршество в вашу
честь! Уже накрыты  столы, откупорено  лучшее вино, а  музыканты настраивают
свои лютни и лиры. Все это ждет вас во дворце. Добро пожаловать!
     На  ее  речь моряки ответили  веселыми  криками  и  хотели уже сойти на
берег,  но Иарбонел заступил  им  дорогу. Глядя на  женщину  с едва  скрытым
отвращением, старик спросил:
     -- А кто вы такие будете? И почему, не зная нас, так нам рады?
     -- Я -- королева этого острова,  а это  -- мои дочери. На нашем острове
давно уже нет ни единого мужчины, а корабли так редко заплывают сюда, что мы
едва  не  позабыли,  как мужчины выглядят! Что тут странного --  мы радуемся
тому, чего нам не хватало!
     Моряки  радостно  загомонили,  предвкушая  небывалые  удовольствия,  и,
отпихнув Иарбонела, гурьбой повалили на берег. Женщины встретили  их криками
восторга  и  забросали  цветами.  А Иарбонел,  оставшись  в  одиночестве  на
корабле, кричал вослед спутникам:
     --  Вернитесь!  Безумцы,  вернитесь!  Нас ждет  Аваллон!  Неужели  ради
смазливых баб вы предадите дело Господа?!
     Но никто не слушал его. Для каждого  уже нашлось по красотке, а то и по
две. Женщины  висли на  моряках, прижимались к  ним всем телом,  подставляли
губы для  поцелуя,  кокетливо хихикали,  когда мужчины щупали  их  украдкой.
Веселая компания направилась ко дворцу, оставив Иарбонела в отчаянии взывать
к Небесам.
     Во дворце началось пиршество. Кушанья на столе были либо сладкими, либо
пряными, запивали  их приторным,  густым, как кровь,  вином. Женщины кормили
моряков из  рук и с томными  улыбками смотрели,  как те жадно облизывают  их
пальцы. Все разгорячились от вина и поцелуев  и  с нетерпением ждали ночи. А
когда стемнело, стоны и сладострастные вздохи заполнили весь дворец.
        XII

     День проходил за днем,  а Кулдуб и  его спутники все  так же пировали с
королевой и ее  дочерьми, день и  ночь  проводя в бесконечных усладах. Редко
вспоминали они о своем путешествии и, верно, позабыли бы его вовсе, когда  б
не  покинутый  корабль  у  берега.  И  моряки,  и  женщины  старались пореже
подходить  к  кораблю  --  Иарбонел,  упрямо  не желавший  присоединяться  к
товарищам,  встречал их горькими упреками, заклинал  одуматься  и продолжить
плавание. Женщин  же он  осыпал такими жуткими проклятиями,  что те с плачем
бросались прочь.
     Однажды, спустя месяц пребывания на острове, Кулдуб гулял вокруг дворца
с самой младшей  дочерью  королевы. Девушка  эта была очень  хороша собой  и
несказанно глупа и болтлива. И Кулдуб, зная об этом, решил задать ей вопрос,
что давно не давал ему покоя.
     --  Скажи-ка,  милая, -- спросил  он как  можно  небрежней, --  а  куда
подевались все ваши мужчины? Ведь они у вас были когда-то -- иначе  откуда у
королевы столько дочерей?
     Девица в ответ презрительно рассмеялась:
     --  Эти  дураки  от нас сбежали! Давно, когда  я еще только родилась на
свет. Представляешь, им наскучили женщины! Мы хорошо  с ними  обращались, не
хуже, чем с вами,  -- а они отплатили нам черной неблагодарностью! Но  вы-то
не такие глупые, правда? Вы не станете убегать?
     -- Ну что ты, конечно нет! -- заверил ее Кулдуб.
     -- Вот и прекрасно. Разве вам плохо здесь? К тому же, скажу по секрету:
лучше вам и не пытаться покинуть наш остров.  Моя матушка -- колдунья, и она
знает,  как вам помешать! Раз  уж мы  заполучили  мужчин, то  не хотим снова
остаться без них!
     Эти  неосторожные слова развеяли сладкие чары, и Кулдуб внезапно понял,
как  смертельно  надоело  ему безделье,  чересчур  пряные  кушанья и слишком
доступные ласки. Он готов был на все, только бы тотчас же оказаться на своем
корабле  и вольно  плыть  вперед,  к  Аваллону, по  белопенным  волнам.  Но,
сдержавшись, он  как мог  успокоил дочь  королевы и, дабы  отвлечь ее, ловко
перевел разговор на другое.  Вскоре Кулдуб распрощался с девушкой и поспешил
к своим товарищам, чтобы рассказать им о том, что узнал.
     Когда  моряки  услышали,  что  хитрые   женщины   держат  их  в  плену,
негодованию  не было предела.  Не одному  Кулдубу  наскучил  Остров  Женщин.
Месяц, проведенный здесь, теперь казался морякам целым веком, а мысль о том,
что придется  остаться на  острове  навсегда, привела их  в  ужас. Они стали
наперебой кричать, что хотят поскорее  отплыть к Аваллону, и умоляли Кулдуба
придумать, как это сделать.
     -- Нечего и ждать, добром  нас не отпустят! -- удрученно сказал Кулдуб.
-- Ах, как я теперь жалею, что мы ослушались Иарбонела! Нужно рассказать ему
обо всем  и  смиренно попросить прощения --  тогда  мудрый старец  наверняка
что-нибудь посоветует.
     На том и порешили. Наказав товарищам  вести себя  так, словно ничего не
случилось, Кулдуб  тем же вечером  тайком  пробрался  на  корабль.  Иарбонел
встретил его не слишком приветливо.
     -- А, отступник!  -- сказал  он нахмурившись. --  А  я-то, старый осел,
верил тебе, любил, как родного сына! Что же ты теряешь  здесь время --  иди,
веселись с блудницами!
     Кулдуб упал перед стариком на колени и низко склонил голову:
     -- Прости, отче!  Ты, как  всегда,  был  прав.  Но  похоть  не дала нам
прислушаться к твоим словам! Теперь же все мы только и мечтаем плыть с тобой
дальше, к Аваллону!
     -- Вот  как?  -- переспросил Иарбонел  уже  мягче. -- Мне  радостно это
слышать, дитя.  Я не  держу ни  на кого  зла  -- приходите,  и  мы сразу  же
отправимся в путь!
     -- Увы! -- вздохнул Кулдуб. -- Не все так просто.
     И он рассказал, что смог выведать у болтливой женщины.
     -- Так я и знал! -- воскликнул Иарбонел, дослушав до конца.  -- Я сразу
подумал,  что  нам  здесь подозрительно сильно обрадовались!  Теперь понятно
почему -- вы для них не гости, которые могут уйти, когда пожелают, но скорее
рабы, нежданно полученные во владение.
     --  Помоги  нам,  отче!  -- взмолился Кулдуб. -- Нам  совсем не хочется
промучиться на этом проклятом острове всю жизнь!
     --  Не  падай духом,  сынок,  -- улыбнулся  старик.  -- Мы  обязательно
что-нибудь придумаем!
        XIII

     -- Договоримся, -- сказал Иарбонел, -- что все явятся на корабль завтра
в  полдень. И пусть  никто не пропускает срок, если не  хочет остаться здесь
навсегда! Как только наступит полдень, мы поднимем якорь.
     --  А как  же чары королевы? -- растерянно спросил  Кулдуб. -- Разве мы
ничего не сделаем, чтобы защититься от них?
     -- Все равно мы не знаем, что это за чары,  -- пожал плечами старик. --
Быть  может, тебя  обманули  и никакого колдовства  вовсе  нет! Нам придется
попытаться бежать, чтоб узнать, на что оно похоже.
     --  Да, -- согласился  Кулдуб, --  я вижу,  по-другому не выйдет.  И  я
объясню это всем.
     Он распрощался с  Иарбонелом, пообещав, что завтра в полдень люди будет
на борту.
     Никто не пропустил назначенный час. Но когда уже собрались они отплыть,
то увидели женщин, спешащих к берегу во главе с королевой.
     -- Быстрее! Отчаливаем! -- приказал Кулдуб. -- У них нет ни корабля, ни
лодки -- в открытом море мы будем в безопасности!
     Корабль  медленно  отошел  от  берега.  К тому времени,  как  подоспели
женщины, широкая полоса прибрежных волн отделяла от них корабль.
     Женщины  принялись  рыдать,  простирая  руки  к   морякам,  а  королева
закричала:
     --  Куда  же  вы,  дорогие гости? Почему  убегаете, не сказав ни слова?
Неужто мы чем-то обидели вас?
     -- Прощайте,  Ваше Величество! -- крикнул в  ответ Кулдуб.  -- Нас ждут
неотложные дела! Мы больше не можем оставаться с вами!
     Королева нахмурилась, в руке  ее  появился  какой-то  круглый  предмет.
Иарбонел, не сводивший с нее  настороженных глаз,  сумел разглядеть, что это
большой клубок золотых ниток. Королева обмотала кончик нити вокруг пальца, а
потом бросила клубок вслед удаляющемуся кораблю и воскликнула:
     -- Эй, Кулдуб, лови!
     Хоть  Кулдуб и не собирался  делать  то, что скажет королева,  его рука
каким-то  непостижимым  образом,  словно  сама по себе,  вытянулась вперед и
схватила летящий клубок. Едва клубок коснулся  ладони  Кулдуба, как намертво
приклеился к нему. Королева довольно усмехнулась и  принялась за свой кончик
нитки подтягивать корабль к берегу.
     Иарбонел подскочил к Кулдубу и закричал:
     -- Брось клубок! Слышишь? Скорее, брось этот проклятый клубок!
     -- Я не могу! -- беспомощно ответил  Кулдуб. -- Он словно прирос к моей
руке!
     -- Ну, так оборви нитку!  Быстрей -- разве ты не видишь, что делает эта
гнусная баба? Дай-ка, я сам!
     Иарбонел принялся изо всех сил дергать нитку, пытаясь оборвать ее -- но
куда там! На  вид золотая, на деле  она была  прочнее железа. Ни  старец, ни
моряки, пришедшие к нему  на  помощь,  сколько  ни  бились, так и  не смогли
разорвать нить королевы.
     Тем временем до берега  оставалось уже всего  ничего. Королева, недобро
улыбаясь, подтягивала корабль  все  ближе и ближе.  Видя это, Кулдуб  впал в
отчаянье.
     -- Друзья мои, это я повинен  во всем! -- восклицал он, проливая слезы.
-- Бросьте меня за борт вместе с этим поганым клубком, а сами скорее плывите
прочь! Иарбонел, прикажи им!
     --  И  не  подумаю! --  ответил  Иарбонел.  -- Сын мой,  не годится нам
спасаться такой ценой!
     -- Тогда отрубите мне руку! Скорее, не то будет поздно!
     -- Это мы тоже не станем делать. Послушайте меня -- и ты, Кулдуб, и все
остальные! Не падайте духом! Не давайте запугать себя! Пусть на этот раз нас
задержали -- посмотрим, удастся ли это сделать дважды! Крепитесь, не теряйте
надежду. Усыпите их подозрения притворным послушаньем. Пусть думают,  что вы
смирились с судьбой. А через  три дня, ровно в полдень, мы  вновь попытаемся
отплыть. Смотрите же, не пропустите день и час!
     Едва  он договорил,  как корабль, содрогнувшись,  вонзился в прибрежный
песок и замер.
        XIV

     --  Я могла бы наказать вас, неблагодарные, заковать в цепи! -- сказала
королева,  гневно  сверкая очами. -- Но мое колдовство и так держит  вас  не
хуже железа! Как могли вы так дурно отплатить за наше гостеприимство?! Не мы
ли старались изо всех сил, ничего не жалели, только бы  ублажить вас? И  что
же? Они хотят сбежать, даже не попрощавшись!
     Она повернулась к Иарбонелу:
     --  А  ты,  старый негодник!  Я  уверена, это  ты  подбил всех  бежать!
Немедленно  сойди  на  берег -- мне надоело, что  ты сидишь на этом корабле,
словно облезлая ворона на ветке!
     --   Нет,   Ваше  Величество,  --  вежливо  ответил  старец.   --  Ваше
гостеприимство мне  не по душе -- больно смахивает оно на неволю! Пожалуй, я
останусь там, где я есть.
     --  Ну и оставайся! -- махнула рукой королева. -- Сиди здесь, пока твои
кости не станут прахом! Ты слишком ничтожен, чтобы тратить на тебя время!
     Иарбонел едва заметно усмехнулся. Он и раньше  догадывался, что над ним
королева не имеет ни малейшей власти, -- теперь же убедился в этом воочию.
     А королева обратилась к морякам:
     -- Пусть то, что случилось сегодня, будет вам наукой. Никому не удастся
покинуть  мой  остров, пока я  того  не  пожелаю! А теперь живо,  сходите  с
корабля и ступайте за мной!
     Понурившись,  молча  проклиная злую судьбу, моряки вернулись во дворец.
Там  все пошло  по-старому: пиршества, назойливые ласки и  безделье. Женщины
вели себя так, словно ничего не случилось, лишь изредка в глазах их мелькало
торжество.  Мужчины  же,   помня   совет  Иарбонела,   старались   выглядеть
раскаявшимися  и послушными, но  втайне  каждый считал  часы до назначенного
срока.
     И вот, спустя три дня, Кулдуб  и его товарищи  вновь явились к кораблю.
Не мешкая ни  мгновения, они поставили парус и отплыли. Но женщины появились
на  берегу еще быстрее, чем в прошлый раз. Королева была в ярости, волосы ее
выбились из прически и вились по ветру, глаза метали молнии.
     -- Я заставлю вас пожалеть об ослушании! -- выкрикнула она с угрозой. В
руках ее появился золотой клубок. -- Лови, Кулдуб!
     Кулдуб почувствовал,  что  неведомая  сила вновь  завладела его  рукой,
заставляя потянуться  к летящему  клубку. Но  тут стоявший  рядом  Иарбонел,
который только и ждал этого мига, изловчился
     и сумел поймать клубок прежде Кулдуба. Королева на берегу покачнулась и
вскрикнула от досады.
     -- Что, Ваше Величество? -- рассмеялся Иарбонел. -- Вам не нравится моя
ловкость? Еще бы -- ведь  мы-то с Вами  знаем, что предо мной все Ваши  чары
бессильны! Прощайте! И мой Вам совет: больше не заманивайте путников!
     Договорив,  Иарбонел  бросил  клубок  в  море.  Королева  и  ее  дочери
бессильно глядели с  берега вослед кораблю, уходящему все дальше и дальше на
Запад.
     Когда Остров Женщин растаял в  синей дали, моряки окружили  Иарбонела и
принялись наперебой благодарить  и расспрашивать, как удалось ему справиться
с королевой-чародейкой.
     -- Дети мои,  мне странно,  что вы  до сих пор не поняли, --  улыбнулся
старец. -- Единственный из всех, я  с  самого начала отказался и от пагубных
наслаждений,  и  от  власти  королевы.   Разве   может   какая-то  чародейка
властвовать над тем, чьи помыслы чисты и обращены к Богу?
        XV

     От Острова Женщин семь дней плыли они по бескрайнему, пустынному  морю,
а на восьмой день увидели далеко-далеко на Западе зеленоватое, цвета молодой
листвы, сияние. Моряки, столпившись на палубе, изумлялись и гадали, что  это
может быть. Их спор прервал Иарбонел:
     -- Друзья мои, конечно же это Аваллон -- мое сердце чувствует его!
     Никто не усомнился  в словах старца --  у каждого при взгляде на сияние
сердце  то радостно  билось,  то  замирало в  странной тоске.  Лица  моряков
просветлели, и корабль огласили радостные крики.
     Сияние медленно приближалось. Ночью оно  было ярким, как  зарево,  а на
следующее утро  стало  огромным,  величественным. На границе  моря  и  небес
появилась  отчетливая  линия  берега.  Около  полудня   со  стороны  острова
прилетели  золотистые  птицы, похожие  на лебедей,  прекрасные,  как райское
видение. Они долго кружили вокруг  корабля и кричали, печально  и  нежно,  а
потом улетели обратно, к Аваллону.
     Вскоре на  острове, который был весьма велик, уже можно было  различить
белоснежные  горы,  зеленые  леса  и  серебристые озера  и реки. До путников
донеслось дивное благоухание, от которого хотелось и смеяться и плакать. Чем
ближе подплывал корабль к Аваллону, тем сладостней оно становилось.
     На закате, когда алые лучи солнца  смешались с ярким  сиянием Аваллона,
мореплаватели  бросили якорь  в маленькой  бухте.  Иарбонел, едва ступив  на
белый песок, пал на колени и обратил очи к небесам:
     --  Благодарю  Тебя, Отец,  что  сподобил  меня  узреть  чудеснейшее из
сотворенного Тобой!  Клянусь, я буду верным  пастырем неведомому  народу,  к
которому послан с радостной вестью об Искуплении!
     Кулдуб  и  моряки последовали примеру старца  и, опустившись на колени,
нехитрыми словами воздали хвалу  Всевышнему. Когда же поднялись они на ноги,
то увидели, что от ближней рощи к ним направляется какой-то человек.
     -- Иарбонел, -- едва слышно шепнул  Кулдуб,  --  я все  хотел  спросить
тебя: кто живет здесь? Эльфы?
     -- Я  и сам  не знаю точно, -- тихо ответил Иарбонел. -- Но, ради Того,
Кто послал меня, буду любить их, кем бы они  ни оказались. И вас прошу о том
же.
        XVI

     Тем временем  незнакомец подошел  поближе.  То был  юноша,  по  виду не
старше  двадцати  лет,  высокий и стройный.  Он  был  одет  в узкие штаны  и
короткую тунику из  зеленого  шелка,  длинные  светлые  кудри его  охватывал
тонкий обруч из золота и самоцветов. Лицо юноши было необычайно прекрасно, а
большие, немного печальные глаза мягко с