умаги. Его папа тоже в заграницы собрался... - И куда же вашего знакомого посадили? - Да никуда. Его поволокитили с месяцок и отпустили. Зато его арестовали в Лондонском аэропорту. Он в подарок англичанам повез самый настоящий русский самовар с трубой, сапогом и шишками в комплекте. Вот такой огромный, пузатый. Таможенники решили, что Борис хочет пулемет провезти. Ни в какую не верили, что такой чудовищный агрегат только чай заваривает. Вот и пришлось ему два часа самовар собирать для демонстрации, а потом столько же разбирать. Представляете, чем таможенники рисковали? Зато теперь в "Хитроу" о Борисе легенды ходят. Теперь, извините меня, Текилла, пожалуйста. Мне надо пойти позвонить. Взволнованным, вибрирующим от напряжения голосом Дэби сообщила, что с детьми все в порядке и они давно спят, но вот Банку плохо, и ей надо домой как можно скорее. Что с ним такое, она толком не знала. С целью скорейшего обнаружения супруга я сбегала и в бильярдную, и в кегельбан, и в зимний сад с фонтаном, но, чертыхаясь про себя, поднялась обратно в банкетный зал. Игорь вместе с Текиллой преспокойно сидели на своих местах, болтали и весело поглощали морских каракатиц. Пришлось прервать умную мужскую беседу чрезвычайным сообщением. - Ну что ты вся такая нервная? Прибежала, задергалась... Сейчас поедем и все будет отлично-о-о. Заокав, муж потянул длинную бархатистую ноту, а потом продолжил уничтожение королевских устриц как ни в чем не бывало. - Какая жалость, что вам уже пора, хотя еще так рано. Игорь, должен тебе сообщить, что у твоей супруги потрясающее чувство юмора. Редкое чувство. Повезло тебе с подругой! - На этих словах Текилла с чувством приложился к моей ручке с серией поцелуев и долго последнюю не выпускал. - Так надеялся потанцевать с вами и все зря! - Большое вам, Текилла, спасибо за изысканные комплименты в мой адрес. Жаль, что потанцевать нам так и не удалось, а я танцы тоже очень люблю, да редко теперь удается выбраться. Еле-еле высвободилась я, продолжая кокетливо улыбаться мужнину сослуживцу. Ожидая на свежем, слегка морозном воздухе заказанное к гостинице такси, Игорь поинтересовался: - А почему это ты весь вечер называла этого парня Текиллой? По-моему, вульгарно и неприлично! - Как, а разве его не так зовут? - Его зовут Кнут-Улла, а Текилла - сорт мексиканской водки. Совсем ты не разбираешься в спиртных напитках. * * * Уже полностью экипированная в дорогу Дэби с нетерпением поджидала нас на крыльце. Освобождая свой велосипед от многочисленных запоров, она излила целый водопад извинений за испорченный вечер. - Что же все-таки с Банком? - Еще не знаем. Он так страшно кашлял, когда со мной разговаривал, и температура была высокая. - А как тебе Мишель Пфайфер в роли русской? - Признаться честно, большое разочарование. Возможно, конечно, что русские женщины и вправду считают правильным вести себя как старомодные скукоженные старые девы. Всякие там занудные "неудобно", "никак не возможно", "нельзя себе такое позволить". Нет, в "Возвращении Бэтмена" она была гораздо лучше. Ой, ты только не обижайся. Тебя я совсем не имела в виду. Я про себя усмехнулась, мы расцеловались с американской подругой, и она моментально растаяла в ночи. Лишь светящаяся краска на ее велосипеде еще пару секунд манила в темноту на манер путеводной звезды. * * * На следующее утро я позвонила ей, чтобы еще раз поблагодарить за услугу и заодно, вежливости ради, поинтересоваться здоровьем Банка. - О нет, нет. Не волнуйся. Нет, это был не коклюш, а обычная простуда. Зря я вас напугала. У меня к тебе небольшая просьба, Наташа. Могла бы ты сейчас подтвердить Банку, что ювелирный набор вы с Игорем подарили. Нет, нет, совершенно ничего не случилось. Банк несколько расстроен, потому что он думает, что я соблазнилась на безделушки и сильно потратилась в то время, когда копим на лодку. - Конечно же, я ему все объясню. Позови его к телефону. Я ждала долго, но трубка хранила какое-то шелестящее молчание. Когда я уже было решила, что линия разъединилась, опять возник повеселевший неслабый Дэбин голосок с рокочущим американским прононсом: - Все в порядке, дорогая. Ничего не надо. Увижу тебя скоро! Глава шестая Недели за две до Рождества, притащась из магазинов вся увешанная сумками с изукрашенными Дедами Морозами, зайцами, оленями, елками и ангелочками, рождественскими подарками для членов родной семьи, я застала самый конец телефонного разговора Игоря с моей американской подругой. Они уже пришли к какому-то обоюдному соглашению и, пока я запрятывала как можно дальше от любопытных малышей блестящие пакеты, самозабвенно принялись обсуждать размеры обуви. Оказалось, что всегда спортивная Дэби проявила инициативу вывезти все наше семейство на горнолыжный курорт в местечко Анли. В воскресенье рано утром к нашему дому подкатил вместительный микроавтобус, на крыше которого красовались многочисленные аккуратно сложенные лыжи. Мы с Игорем оперативно осуществили погрузку нашего семейства. Своих лыж, кроме как у Сереги, у нас не было. Помимо Дэби с супругом в нашу компанию еще вошли ранее встречавшийся огненно-рыжий друг и сокурсник Банка и видная полногрудая блондинка в суперсовременных черных очках, надо полагать, какая-нибудь банковская родственница. Роскошная блондинка сняла очки с синих своих очей, лениво грациозно поправила волосы и, стянув кожу перчатки поочередно с каждого наманикюренного пальчика, протянула мне белую пухлую ручку. - Разрешите представиться, Мария Соболева. Командированный в Норвегию на неделю эколог-гляциолог. Я даже растерялась. Вот уж чего не ожидала, так это услышать чистую красивую русскую речь от этой, как мне попервоначалу показалось, типичной скандинавки. - Я специально готовила для тебя сюрприз. Знала, что обрадуешься соотечественнице. А я ведь теперь работаю в ГРИДе, помнишь - рассказывала тебе про них? - с воодушевлением зафонтанировала Дэби и, уже не останавливаясь, взахлеб принялась рассказывать о радужных перспективах якобы предложенной Банком нашей совместной поездки в горы. Он же договорился с рыжим Эриком, что тот возьмет напрокат у родственников автобус. - В Анли нам будет отлично. Сегодня такое солнце и народу будет полным-полно. Американочка радовалась как ребенок. Тем временем улыбающийся Игорь выспрашивал у ослепительно красивой и, наверное, столь же ученой Марии о цели ее командировки. Кое-как поддерживая с Дэби разговор на английском, я вслушивалась в полную мягких московских "а" неторопливую и чуть томную речь Марии. Она с такой увлеченностью рассказывала ему об основанном ею журнале "Эколог", об идеях экологического туризма и о необходимости спасения нетронутой суровой прелести русского Севера, что я даже позавидовала цельности такой натуры и тому, что человек нашел свое место. Видимо, среагировав на слово-пароль "экология", в разговор вмешался Банк и принялся нудно рассуждать о степени важности охраны норвежской окружающей среды. Затем он переключился на себя и свою учебу. - Я, конечно, не лучший среди студентов, но много занимаюсь и поэтому не худший, - периодически повторял он, делая не вполне понятный мне упор на этой фразе. Дэби согласно кивала его словам. Анли и вправду оказалось приятным местечком. Народу там собралось видимо-невидимо. Взрослые и дети в специальных лыжных комбинезонах всех оттенков радуги фланировали на фоне бодрящего пейзажа укутанных в голубоватые сияющие снега гор. У склонов повсюду, насколько хватало обзора, возвышались детские цветные городки, змеились быстрые очереди к подъемникам и жарился аппетитно пахнущий гриль. Подъемников я насчитала пять. Пока вся компания, кроме меня и моей дочери, надевала специальные пластиковые бутсы с металлическими пристежками, мы с Машаней исследовали меню близлежащего кафе. Дэби, Банк и веснушчатый даже в зимнее время огненноголовый Эрик, одетые соответственно в красный, белый и синий горнолыжные костюмы, даже лыжи и ботинки подобрали точно под цвет одежды, хотя, может, и наоборот. Мой муж, как и было обговорено заранее, получил запасные лыжи и ботинки стального цвета от Банка. Предполагаю, что Марии Соболевой выдали вторые лыжи Дэби, первоначально предназначавшиеся для меня. Закупив билеты, группа наших лыжников дружно двинулась к самому дальнему и, как мне почудилось, наиболее быстро вращающемуся фуникулеру. Банк и Дэби первыми проворно вскочили в понесшиеся наверх сидения. Игорек, замешкавшись с автоматической пробивкой билета, под свое сидение чуточку опоздал, за что немедленно и получил от него неслабый толчок по мягкому месту. Вероятно, на нервной почве у супруга отстегнулась одна лыжа, которую все же успел подхватить на лету любезный Эрик. Ручищей, длинной как стрела крана и, по всему видать, силы неимоверной, он одновременно умудрился и Марию подсадить в ее кресло. Трюк, достойный циркового артиста. Юный горнолыжник Серега поковылял в направлении детских горок, а мы с Машастиком устроились неподалеку на лавочке. Время от времени я поглядывала на крутой спуск. Лента кресел, естественно, вниз с горы всегда шла пустая. Внезапно какое-то едва различимое цветовое пятнышко показалось на фоне заснеженного склона, и спасательная служба мигом засуетилась. Из сарайчика с намалеванным на нем красным крестом выскочили два санитара с носилками и побежали встречать пострадавшего. Насилу отбившись от их назойливых услуг гордым английским "Ноу", к нам с дочкой подошла ее тезка Мария. Ученая дама комфортно расположилась рядом на скамеечке, сняла очки и подставила аккуратно выточенное лицо навстречу лучам яркого горного солнца. - Что там такое? А где Игорь? Не иначе как от волнения мои голосовые связки выдали куриное кудахтанье. - Спокойно, спокойно. Ничего не случилось. Эта трасса оказалась пятой по сложности и совсем не для новичков. Я как вниз на эту вертикаль посмотрела, так сразу дала друзьям понять, что розыгрыша не получится. Ну, посмеялась, конечно, вместе с ними, не без того. Но вниз предпочла все же на подъемнике спуститься. - А Игорь где? Он ведь тоже на слаломные лыжи в первый раз встал. - Да успокойся, пожалуйста. Ничего с твоим дорогим не случится. Он решил съехать вниз на своих двоих и лыжах. Сказал: "Мужик я или не мужик!" Я чуть-чуть понаблюдала: решительный, напористый, по-хорошему самоуверенный. Доедет! Небось, скоро сам сюда придет. Что с тобой, зуб заболел? Издалека, повторно направляясь к фуникулеру, нам помахали красная хохочущая Дэби и белый серьезный Банк. - Да так, ерунда. Зубы на холоде сенситивными становятся. А могла бы я вас, Мария, попросить об одолжении? Не захватите ли в Москву посылочку с подарками для родных к Новому году? - Возьму, пожалуй, если всучишь не более десяти килограммов. А то я тоже накупила всякой всячины, да и своих шмоток хватает. Ну, а как тебе здесь в Норвегии? Нравится? - Да если, Маша, честно признаться, то когда муж уходит в море - места себе не нахожу в этом Рисоре. Зачеркиваю на календаре каждый прожитый без него день и считаю, сколько еще осталось. Такое одиночество порой накатывает, что ком к горлу подступает. Мне самой никого ни видеть, ни слышать не хочется, ну разве что Дэби... Мария с изящным поворотом головы прямо-таки вперила в меня редкостного василькового цвета глаза уж до того насыщенного оттенка, что временами они казались черными. - Это ты напрасно так психуешь. Может, просто самой надо стать поинициативнее и пообщительнее. Хотя, конечно, когда дети маленькие, такие чувства посещают часто. У меня тоже, помню, что-то подобное было. Ну да это пройдет, не кисни... Пойду-ка я покатаюсь вместе с твоим Сережкой вон с той невысокой горки. Странно косолапя и таща лыжи в руках, к нашей лавочке медленно приближался мой муж. - Ну как ты? - громко крикнула я ему метров за десять до места своего насеста и от души захохотала, прочтя ответ на его лице. Сама я, если признаться честно, спортсменка никакая, но все же спросила: - Как прошел наш крутой вираж? - Да упарился весь, пока спустился. Раз сто упал. Эти спортсмены заядлые тоже хороши! Взяли и все разом вниз укатили. Спасибо этому Эрику. Он метров на сто спустился и меня подождал. Хоть объяснил, как и на какую ногу вес переносить при повороте, еще кое-какую технику. Я был так счастлив, когда до подножия горы наконец дотащился. Весь спуск трясся, что сзади кто-нибудь наедет, а нормальные лыжники уже раза по три успели съехать. Но с меня слалома на сегодня хватит. Бери детей и пойдем в кафе посидим. В кафе самообслуживания мы взяли горячий вишневый сок и бутерброды и расселись за большим, нарочито неотесанным столом у стеклянной стены с романтическим видом на сверкающие горные вершины. Очень скоро к нам присоединилась Мария, а вскоре и довольная, посвежевшая Дэби тоже проголодалась. Румяные с морозца, выдыхающие по принципу Змея-Горыныча остатки морозного пара, могучие норвежцы Банк и Эрик появились в кафе последними. Итак, вся наша компания снова была в сборе. Я решила потихонечку уточнить у Дэби имя друга ее мужа. Мне показалось, что Банк зовет его как-то иначе, чем остальные. Эрик и вправду оказался Туром-Эриком, но Дэби меня заверила, что в общежитии все зовут его по-простому. - Отлично для первого раза у тебя получилось, Игорь! - снисходительно заявил Банк и осторожно подул на горячий кофе. - Сейчас основательно подкрепимся и еще с тобой покатаемся. Думаю, мы начнем прямо с трассы третьей сложности. Да что там устал! Нас что ли зря пугали в армии русскими парнями. Ты уж покажи класс! - А действительно очень неплохо, Игорь, - вступил в разговор очень малоразговорчивый даже для норвежца долговязый Эрик. - Реакция у тебя замечательная. Чувствуется спортивная косточка. Еще бы чуток потренироваться, спуститься бы раза три-четыре и станешь законченным горнолыжником. Я мог бы тебе позвонить, когда в следующий раз поеду в горы. - Большое спасибо, Эрик. Только еще до Крисмаса (Рождества) Игорь уходит в море. Новый год тоже на корабле встретит. Я с сожалением вздохнула и еще раз от всей души, как говорится, поблагодарила рыжего детину. Однако Банк ну никак не успокаивался, все продолжал настаивать на своем. Я его слушала, слушала и мстительное чувство метелью закружилось в самой темной глубине моей ангельски светлой сущности. Горделивый Банк так и не почувствовал, что обречен, и продолжал надоедать. Машастик, подпрыгивая на моих коленях с довольным визгом, тянулась к бумажному стаканчику с теплым соком. Безотчетно повинуясь гневному порыву, мои пальцы лишь чуть-чуть сдвинули стаканчик поближе к краю стола и заодно к сверкающему белизной костюму. Далее все стало делом техники, которой моя Маша владела безупречно. Я с извинениями бросилась оттирать расплывшееся бордовое пятно на белоснежном костюме Банка, а Дэби, чуть ли не опрокидывая стулья в зале, прыжками понеслась за чистой водой к умывальникам. Помрачневший подружкин супруг сразу же отдумал возвращаться на трассу и предложил двигать всем домой. - Ну вот и откатались, - усмехнулась Мария Соболева. Я принялась расспрашивать ее поподробнее о житье-бытье в Москве, с неодобрением наблюдая, как неизвестно отчего ликующая Дэби пытается неприлично повиснуть на шее своего озабоченного муженька по пути к автостоянке. Не тратя на нее времени и внимания, Банк по-деловому о чем-то допрашивал ссутулившегося и поскучневшего Эрика-Рыжего. Глава седьмая С отъездом мужа неумолимый "закон бутерброда" или, если попроще, закон подлости начал действовать. Видно, я все-таки простудилась на лыжной прогулке, и от горячего, равно как и от холодного, зубы у меня начали слегка поднывать. Поначалу здорово помогал анальгин. Однако спустя два дня пришлось глотать его горстями, но это уже не работало. Я даже затруднялась понять, какой же именно зуб болит, так как ныла вся целиком нижняя челюсть. Терпения русским женщинам, как известно из литературных источников, не занимать. Лишь тогда, когда раз в десять минут я начала припадать щекой к прохладному деревянному полу (а только таким экзотическим способом удавалось перетерпеть всплески адской муки), пришла решимость позвонить какому-нибудь дантисту. Выяснилось, что принять меня могут только через три дня. Вдаваться в дальнейшие объяснения с местной службой зубного сервиса у меня просто сил не хватило, я лишь обреченно принялась выть дальше пуще стаи серых волков. Напуганный бесконечными стенаниями, плачем и жалобами сынишка сочувственно напомнил, что муж нашей домовладелицы тоже зубной врач и живут они на соседней улице. В отличие от меня пятилетний Сережка со всеми соседями был накоротке, он был также знаком с подробностями соседских жизней и отлично воспроизводил их трудно произносимые иноземные имена. Я уже собиралась приступить к розыскам телефонного номера хозяйки Сульвейг и ее дантиста Харалда, но очередной приступ боли серьезно помешал этим планам. В самый наикритический момент, когда, стоная на полу, я мысленно сравнивала данную звериную боль с родовой не в пользу последней, в комнате, как из воздуха, материализовалась Дэби. Она просто мимо проходила и решила заскочить, поскольку любимый укатил на охоту вместе со своим папой, а Сережа открыл дверь и сказал, что маме очень плохо. Полная решимости подруга отправила меня к врачу немедля, сама же осталась с детьми. Дантист Харалд определил основательно запущенный то ли подчелюстной абсцесс, то ли воспаление надкостницы. Несмотря на изрядную дозу наркоза, страдания все равно были неимоверными. Моля всех святых о скорейшем завершении всех моих мук, я время от времени открывала слезящиеся глаза и как в бреду сквозь синий туман видела либо всю забрызганную кровью повязку на лице доктора, либо витиеватые норвежские тексты про зубы на потолке его кабинета. - До сих пор жива? - пошутил муж домовладелицы по окончании более чем полуторачасовой операции и объяснил, что зуб мудрости у меня искривился, врос в челюстную кость и с ней что-то очень плохое от этого сделалось. Очень было трудно выпилить зуб из кости. Это была дорогая операция, однако Харалд обещал дать талон на возмещение половины ее стоимости в социальной конторе. Денег при себе у меня не было и, пообещав через несколько минут вернуться, я побежала по направлению к банку. Прежде исправно выдающий наличные банковский автомат ответил как назло, что денег на счету больше нет. Я хлопнула себя по лбу: вот балда, ведь Игорь перед отъездом собирался перевести все финансы на специальный счет с лучшими процентами, а ты даже не удосужилась поинтересоваться новым номером. А в общем-то, ничего страшного: через три-пять дней сюда все равно поступит зарплата мужа за этот месяц. А что касается врача... Естественнейшим образом я решила поступить так, как всегда поступала при подобных затруднениях: решила подзанять денег у подруги. Добежав до дома, я вкратце обрисовала Дэби свою современную финансовую ситуацию. Она с места в карьер со своим неизменным "О'кэй" отцепила велосипед от нашего палисадника и поехала к автомату со своей пластиковой карточкой. - Расплачусь с твоим соседом-дантистом лично, - крикнула уже с дороги. - Дэби, еще конфет каких-нибудь купи. Выбирай свои любимые! - откликнулась я ей вдогонку, и она весело махнула в ответ. Заморозка отошла, многострадальная челюсть заныла с удвоенной силой, а левая щека на глазах начала раздуваться, приобретая мертвецки синюшный оттенок. Вернувшаяся Дэби здорово испугалась, увидев меня в таком виде, и принялась звонить врачу. Выяснилось, что все идет по плану: боль должна утихнуть примерно к следующему утру, хотя физию раздует еще сильнее. Недели полторы затем она будет менять цвета. Ну а после этого срока я даже смогу нормально есть. - Мой Бог, какая ты несчастная, бедняжка. Такая бледная и измученная. А хочешь, я останусь у тебя ночевать и хоть чуточку помогу с детьми? Сейчас тебе необходимо пойти и полежать, может, удастся заснуть. С глубоким душевным участием моя американка нежно гладила меня по волосам. Потом взяла за руку и, не слушая возражений, отвела в спальню. Я проснулась под вечер. Дэби укладывала спать детишек и нараспев читала им английские детские стишки. - Ой, мамочка встала, - обрадованно закричал Сережка и запрыгал по кровати при моем появлении. - А вы с Дэби - будто бы из мультфильмов: она - Покахонтас, а ты - Русалочка. Правда, правда! Поцелуй нас с Машей! Я внимательно, как будто в первый раз вижу, посмотрела на Дэби. Действительно, в ее миндалевидных, цвета темной вишни глазах, сильно выдающихся скулах, широких, но четко очерченных крыльях чуть с горбинкой носа и прямых иссиня-черных волосах могли скрываться генетические отголоски коренного населения Америки. Хотя сама Дэби была твердо убеждена, что все ее предки - выходцы из Норвегии. Моя американская подруга так упоительно-нежно целовала на прощание Машеньку, что я не преминула поинтересоваться, не планируют ли они с Банком обзаведение собственным потомством. - Ты что, с ума сошла? - шепотом отвечала Дэби, осторожно притворяя дверь детской спальни. - Да мне еще нет и двадцати пяти. Детей надо заводить лет под сорок. Тогда уже и карьера сделана, и дом обустроен, машина хорошая появится и по миру наездишься. Дети - большая роскошь, и ее можно себе позволить, когда ничего другого уже и не надо, и не хочется. В жизни главное - развить собственную личность до конца! Я мягко напомнила ей об Ольге, родившей сына в восемнадцать. - Да вы, русские, ты уж извини за прямоту, во всем немного сдвинутые, - моментально парировала она. - Все оттого, что Россия - это все-таки пока Восток! Еще раз извини. Я улыбнулась ее декларации, и желания поспорить на этот раз у меня не возникло. - Завари себе чайку, Дэби, и открой конфетки. Хочешь, сэндвичей понаделаем? Я за компанию с тобой, конечно, посижу, но кушать не стану, и не уговаривай. Во рту шов на шве, говорить - и то трудно. Мы с Дэби удобно расположились вокруг журнального столика в центральной комнате с роскошным видом на вечерний город и море. Подруга не поленилась растопить камин. Стало тепло и уютно и располагало к задушевности. Я прилегла на диванчик и прижалась больной щекой к славному диванному валику. Дэби подсела поближе, отхлебнула глоточек чая и кинула в рот конфетку. - Чтобы тебе сейчас хотелось, Наташа? - Перестать быть похожей на крокодила... Слушай, Дэби, а ты умеешь делать массаж? Американочка немедленно объявила себя специалистом по спортивному массажу, решительно обнажила мне спину и принялась растирать мой позвоночник энергичными пассами твердых как орехи запястий. Очень стало больно, но на мою просьбу снизить усердие она отвечала, что делает все по правилам. Касания жестких ее пальцев более напоминали уверенные в себе и нетерпеливые мужские, чем ласкающие кожу, как летнее солнышко, как волны южного прибоя, неторопливые женские. - Дэби, дорогая, а попробуй делать вот так и вот так. Это Оля меня научила. Она рассказывала, что такую технику описывала еще древнегреческая поэтесса Сапфо. Теперь гораздо лучше, но не забывай и про волосы. Вообрази, что ты: Хмельная и влюбленная Луной озарена. В шелках полурастегнутых И с чашею вина. Нет, это не ее стихи. Я не знаю чьи. Ольга тоже не знала. Если захочешь, я тебя потом тоже помассирую. - Как много вы, русские, знаете. И ты, Наташа, просто идеальное средство для снятия стресса. Мне давно-давно не было так хорошо. Вдруг Дэби доверительно придавила мое обессиленное от пережитого тело своим. - Решусь спросить твоего совета... Мой Банк обожает смотреть по телевизору эротические программы и фантазии, ну и не только эротические. Порнографией тоже увлекается, признаюсь честно. А я ведь из католической семьи. В душе не принимаю ни таких поз, ни таких мест, но боюсь его огорчать. Еще он почему-то считает, что рыжеволосые женщины самые в постели активные. Да нет, я не хочу перекраситься. Ты послушай до конца... Она нерешительно умолкла, чуточку покраснела и отодвинулась в тень. - Ладно, скажу тебе правду как женщина женщине. Не хочу его разочаровывать, понимаешь? Но для меня подобные вещи - сущая мука. И в то же время я не знаю, как это прекратить поделикатнее. Извелась вся. Каждый раз думаю, а что если Бог наблюдает... Я взяла ее руки в свои. - Уверена, что смогу тебе кое-что присоветовать. Вон видишь, на магнитофоне наушники лежат, такие кожаные. Возьми их домой, а возлюбленному сообщи следующее: в лифте небоскреба, в гинекологическом кресле или на столе босса - это все малооригинальные и давно устаревшие глупости. Для русских, прямо скажем, слабовато. Слабовато для нас. Скажи своему Банку, что тебя интересуют теперь только русские сексуальные фантазии. Скажем, с танкистами в танке или... - Ты это серьезно, Наташа? Русские и вправду любят в танке? А там как, не очень тесно? В Дэбиных глазах засветился огонек изумления и неподдельного интереса, и я уже не могла бы позволить себе американку разочаровать. - В танке отлично! Только надо себя контролировать и за ногами следить, чтобы случайно не нажать на гашетку. Возьми для Банка наушники - они так здорово смахивают на шлем русского танкиста, и пусть впредь любовью только в них занимается. Что значит, может не захотеть?! Стой на своем! Еще можешь одолжить на время вон ту шкуру под медведя. Вообрази картину: зима, Сибирь, тайга, медведь и ты под ним. Правда здорово? А в танке с медведем еще лучше, потому как теплее. Да почему "не может быть", почему "опасно"? Да у нас в России было, есть и будет. Американка глубоко задумалась, и суровая вертикальная морщинка прорезала ее высокий лоб. Я насколько могла долго корчила серьезную мину, но, не удержавшись, расхохоталась. Не удержалась я и на диване. Кубарем скатилась с него вниз, прямо на шкуру под белого медведя. На полу я продолжала извиваться в неистовых смеховых судорогах. Дэби с сожалением на меня смотрела, недоуменно передернула "косой саженью" своих плечей и поднялась с места за чайничком. - А скажи мне правду, Наташа. Как ты любишь любить? Налив себе чаю, подруга комфортно расположилась на шкуре рядом со мной. Между коленей она разместила чашку и шоколадный набор. - Да абсолютно банально и ничего особенного. Люблю кружевное белье: черное, белое или красное - по настроению. Еще хорошо чулки и туфли на каблуках и чтобы камин горел, как сейчас, или свечи. Песни Элвиса очень делают настроение и еще этого, Энгельберта Хампердинга. А вообще-то до переезда в этот дом я и не догадывалась, что вид из окна может так все менять. Огни, море, лодки завораживают. А какие навевают колдовские фантазии... Ты ведь тоже чувствуешь, да? Запищала маленькая Маша, и пришлось всплывать из ореола грез. Моя рыжекудрая красавица хныкала не просыпаясь, видно, ей снилась какая-нибудь бука. Но, к счастью, бука долго не обременяла Машеньку своим присутствием. Ребеночек зачмокал сладкими губками, и я быстро вставила туда соску. Уже вовсю шел завтрашний день и чуть ли не светать начинало. Нам с Дэби пришлось срочно укладываться спать. Американской подруге были выданы новые постельные принадлежности, и мы пожелали друг другу доброй ночи. Утром она так заспешила в свое общежитие успеть приготовить к возвращению мужа то ли "тако", то ли "кото", очевидно им любимые, а также привести в порядок квартиру и самое себя, что едва-едва согласилась проглотить на завтрак кукурузные хлопья. Было видно, что моей подруге просто не терпится встретить своего ненаглядного и ничто в мире не способно ее остановить. - Если Банк вдруг задержится на охоте до завтра, так может, и следующую ночь у меня заночуешь? Дэби отмахнулась и пулей вылетела за дверь, даже позабыв чмокнуть меня в щечку по своему обыкновению. - Да, любовь зла! - подумала я про себя, со вздохом обозрела в зеркале свою раздутую физиономию и приступила к ежедневным обязанностям домохозяйки. * * * Всего лишь через два часа после своего торопливого отбытия, вся какая-то взвинченная, моя Дэби вновь возникла на пороге моего дома. Взглянув на нее, я предположила какой-нибудь несчастный случай на охоте. - Что-нибудь с Банком? - Наташа, я даже затрудняюсь тебе объяснить... - Подруга потупилась, так и не переступив порога. - Да ладно, скажу как скажу. У нас с мужем совмещенный счет в банке, и когда я ему рассказала, что отдала семьсот крон тебе взаймы, то... - Тут Дэби еще больше помрачнела, словно задумалась о неминуемом для всего живого, совсем низко склонила голову, и длинные волосы занавесили скуластое лицо. - Ты знаешь, Банк счел, что я не должна была тебе одалживать деньги, а ты не должна была просить. Мне очень тяжело это тебе говорить, но... Он сказал, что мы знаем тебя без году неделя и... В общем, он требует деньги назад прямо сейчас. - Вы сомневаетесь, что я эту сумму верну? На душе сделалось муторно и обидно. Будто плюнули. Я мысленно вообразила себе шею Дэбиного мужа и, слава Богу, тоже мысленно, вгрызлась в нее зубами. Да и Дэби тоже хороша... - Да ты что, Наташа! Ни я, ни мой Банк ничего подобного в виду не имеем. Извини, не хотела обидеть. Я-то сама все понимаю, но Банк все время так психует из-за этой лодки... Я совершенно растерянна и не знаю, где взять денег. У меня на языке вертелся один дельный совет для нее, но для его воплощения требовался автомат Калашникова, а его у меня не было. Поэтому вслух я высказала гипотезу о перезаеме требуемых финансовых ресурсов у Роджера или Брайана. - Ты что, смеешься?! Да у них отродясь всегда пустые карманы. Американка с глубокой горечью, видно за Роджера, Брайана и себя, криво усмехнулась. - Дэби, милая, а что, если тебе просто-напросто серьезно поговорить с мужем и дать ему, наконец, понять, что ты взрослый человек и имеешь право поступать так, как считаешь нужным. А деньги, клянусь, верну максимум через четыре дня. Если в общежитии застать тебя не смогу, то передам через учителя. - Наташа, ты не понимаешь. Все гораздо хуже. Банк может обратиться в полицию, и это серьезно. Сдерживая закипающие слезы, из последних сил, я презрительно присвистнула. - В полицию? Ха, да пусть себе обращается. Мне это совершенно все равно. Быстро повернувшись к американке спиной, я стерла обжигающую мокрую соль с изуродованной щеки. И тут Дэби с такой неистовой силой развернула меня к себе, что я едва устояла на ногах. Удерживая за плечи и пристально глядя в глаза, она отчеканила прямо в мое лицо: - Даже не вздумай обижаться. Не терплю, когда так. Я Банку пыталась объяснить, что в отношении тебя он не прав. Еще раз скажу. А об этих деньгах... Уж три-четыре дня как-нибудь проживем... Глава восьмая После такого случая я начала Дэби избегать. Еще неизвестно, на какие неприятности можно нарваться с ее суженым. В жизни бы не поверила, что эмансипированные американки могут так пресмыкаться перед мужчинами. Надо же, говорила - католичка, а продала душу почти дьяволу за его ангелоподобную скандинавскую красоту. Однако она меня не забывала, и хотя больше не появлялась, но все-таки продолжала время от времени звонить. Когда вместе с любимым супругом моя американская подруга укатила в свою Америку на Рождественские каникулы, то даже прислала две открытки с видами пляжей Флориды. В каждой из них она сообщала телефонный номер родителей Банка, на случай, как она выразилась, моей крайней необходимости. Знали бы эти родители о таком смелом предложении своей невестки... Но все-таки даже на огромном расстоянии Дэби сумела уловить мое уже мало поддающееся волевому контролю чувство бесконечного одиночества, неприкаянности и непреодолимой тоски. До комка в горле тяжко стало видеть, как дрожащими полосками света растекаются по морю чужие огни чужих холодных домов, а позади них угадываются печальные очертания чужих черных скал. До возвращения Игоря было далеко; а на меня по вечерам, особенно когда засыпало голосистое потомство, начал нападать безотчетный страх. Стеной валил густейший мокрый снег. Снегопад не прекращался уже дней семь. Снаружи окна дома завалило чуть ли не до половины, а входная дверь открывалась только нечеловеческим усилием, будто бы с той стороны ее держали великаны. Скучные, мрачные мысли и лишь они стали частыми моими гостями. - Вот завалит меня с детьми по самую крышу и откапывать никто не станет. Кто еще помнит, что мы здесь? То ли темнота так парализующе действовала на мою чувствительную нервную систему, то ли непрекращающийся, бесконечный и до смерти надоевший снег, но стало навязчиво казаться, будто бы некто в черном ночами напролет бродит по саду, заглядывает в окна, скребется в двери. Днем я с трудом, но еще могла себя убедить, что стучать по стеклам могут мокрые ветви деревьев, а скрипеть и завывать - колючий, злой ветер с моря. Однако с наступлением сумерек предпочитала держать от себя поблизости самый большой кухонный нож. Тем вечером я сидела, как на иголках. Уголок моего глаза явственно засек за стеклом неясные очертания черной фигуры, которая тут же скрылась из вида. Нет, я не галлюцинировала, что толку и дальше обманывать себя - кто-то ходил по неуютному, пустынному саду. Невозможно было дольше терпеть и продолжать дожидаться неизвестно чего. Я взяла нож, решительно подошла к центральному окну и... чуть не умерла от ужаса. Тонкое лицо, мертвенно-белое, словно вылепленное из снега, выступило из тени деревьев под мутноватый свет фонаря и припало к стеклу, шевеля чернеющими губами... Некоторое время провозившись, я наконец-то справилась с неподдающейся дверью и впустила нашу домовладелицу Сульвейг. - Звонок не работает, Наташа. Надо батарейки сменить. Я стучала, стучала, но, видимо, телевизор включен и тебе не слышно. Наша хозяйка Сульвейг была очень уважаемой дамой в Рисоре, она заведовала ателье по пошиву национальных костюмов. Я обрадовалась, что хоть она зашла, хотя бы и со скрытой целью надзора и контроля за своим недвижимым и движимым имуществом. Мы попили чайку, поговорили о том, о сем, в том числе и о моей многострадальной челюсти, оперированной ее супругом. Затем она изложила суть дела, по которому и пришла. Так как дочь моих домовладелицы и дантиста после своей свадьбы непременно желает вселиться в этот дом, то нас просят выехать ранее обусловленного контрактом срока. Сульвейг позаботилась все организовать наилучшим образом, и новое пристанище для нашей семьи уже было найдено. Предлагался дом соседа на чуть более высоком уступе скалы, но зато с утсиктом (видом) на море в два раза краше нынешнего. Хозяйка очень извинялась за причиненное беспокойство и выражала надежду, что переезд не станет для меня чересчур обременительным делом. Я согласно кивнула, твердо пообещав переехать в предложенный двухнедельный срок, и попросила позволения допользоваться на новом месте детским стулом и кроваткой, в которых некогда сидела и лежала сама маленькая Сульвейг. Домовладелица согласилась дать взаймы детскую мебель, ласково со мной простилась и на всякий случай оставила координаты рисорского агентства по чистке ковровых покрытий. Немного поразмыслив над грядущими переменами в моей жизненной ситуации, я нечаянно припомнила, что Сульвейг - родная сестра местного священника. Уж не поделился ли прист со своей сестричкой домыслами Ольгиного мужа про меня? Не в этом ли кроется истинная причина такой внезапной и срочной необходимости моего выезда? Ведь, кажется, ее молодые живут и учатся в Кристиансанде. А впрочем, мало ли что, принялась я себя успокаивать. Но на душе спокойнее не стало. Позвонил супруг, но был предельно краток. Произошла серьезная авария. Во время шторма только что смонтированное покрытие упало в море и сильно повредило нефтеперегонное оборудование. Поскольку он считается крупным специалистом по грузоподъемным операциям, то задерживается на неопределенный срок. Положив трубку, я разрыдалась как от безмерного горя, в кусочки рвущего душу. Два дня я пребывала в полной и абсолютной депрессии и прострации, насколько это было возможным при наличии малолетних наследников. После чего выяснилось, что план переезда уже созрел в моем мозгу. Первым делом необходимо нанести визит будущему домохозяину по имени Ян-Хенрик и осмотреть его владения. * * * Этот Ян-Хенрик оказался очень приятным одиноким мужчиной лет где-нибудь слегка за сорок. А дом его своей необычностью для местных архитектурных традиций и раньше привлекал мое внимание. Он напоминал большой стеклянный куб, поставленный на ребро. Ничем не стесненные, открытые всем сторонам света пространства в одноэтажном бунгало располагались сразу в трех уровнях. Самым замечательным оказался тот факт, что море можно было обозревать с трех стеклянных стен. Картина взору являлась впечатляющая. Внутреннее убранство полностью соответствовало американской моде шестидесятых-семидесятых: устрашающих размеров пузатый холодильник, плита с пультом управления ракеты, странного вида кондиционеры на потолке и главная достопримечательность - пятиспальная кровать в виде кадиллака с вмонтированными в нее лампочками-мигалками, электронными часами с кукушкой, радио, зажигалкой и черт знает чем еще. Хозяин, проживший в Штатах более двадцати лет, то ли в шутку, то ли всерьез клялся и божился, что был там лучшим другом лучшего друга самого Элвиса и мне предстоит почивать на одной из кроватей великого певца. Я Яну-Хенрику почти верила. И в самом деле, кому бы другому, кроме супер-экстравагантного короля рока, пришло бы в голову возлечь на этакого сверкающего нержавейкой монстра. А на прощание гостеприимный хозяин почти насильно заставил принять в подарок диск Элвиса Пресли с моей любимой, как я неосторожно ему призналась, песней "Сейчас или никогда". Теперь следовало найти какого-нибудь добровольца, кто бы хоть ненадолго согласился присмотреть за детками-конфетками непосредственно в день переезда. В этом деле я очень рассчитывала на старушку соседку. Она жила рядом, имела шестерых детей и двенадцать внуков, и мои котятки забегали к ней при каждом удобном случае, потому что всякий раз там их угощали конфетами, фруктами и мороженым. Но, к сожалению, добрая тетушка Тордис уезжала на север в Тронхейм, чтобы погостить там в семье своего старшего сына. Ничего не поделаешь, тогда следующим пунктом моей повестки дня станет посещение норвежских курсов, хотя бы и в момент их окончания. Других вариантов не предвидится; а Дэби уже должна была бы вернуться из Америки. В школе, по крайней мере, смогу спокойно договориться с ней о помощи во время переезда, не рискуя при этом нарваться на ее ненормального муженька. Заодно давно пора вернуть Роджеру его книги по хиромантии. Глава девятая Минут пять простояв в школьном холле и глубокомысленно обсудив с Машей и Сережей выставку детского рисунка, я имела счастье лицезреть после долгого перерыва одного из своих сокурсников, а именно саксофониста Брайана. Тепло с ним поздоровавшись и перебросившись парой-тройкой вежливых английских фразочек, я поинтересовалась судьбами Дэби и Роджера. Дэби по своему обыкновению все еще продолжала пытать учителя норвежского и после окончания урока. Однако вскоре она должна была спуститься сюда сама, а вот Роджер... - А вот с Роджером совсем беда. И Брайан скорчил печальную до невозможности физиономию. - Он, пока сидел в тюрьме, пропустил медицинское переосвидетельствование, и ему перестали выплачивать пособие. Новую комиссию уже три раза переносили; а его, беднягу, почти паралич разбил. Даже передвигается теперь еле-еле. Пришлось взять несчастного к себе жить. Зато он теперь надолго запомнит, как в Норвегии садиться за руль после пива. - Я и не подозревала, что все так серьезно. По неразумности своей даже шутила над профзаболеваниями корабельных коков. - Какие профзаболевания?! Ты, Наташа, просто не в курсе. Этот невезучий тип вышел как-то раз на палубу просто покурить. И, конечно же, умудрился свалиться в открытый люк и прямо в машинное отделение. Основательно парня помяло, хорошо, что не до смерти. Люку, конечно, полагалось быть закрытым, но для Роджера судьба всегда делает исключение. А ты знаешь, с кем он в одну камеру попал? С гориллой!.. Шучу, шучу, не пугайся. Толпа боснийцев на время прервала наш диалог. Я, как давно заезженная пластинка, принялась бубнить норвежское "Хай", а сложные разговоры из смеси двух языков принял на себя коммуникабельный Серега. Раскрасневшаяся, с развевающимися волосами Дэби появилась самой последней. Я, обрадованная встречей, бросилась к ней с приветствиями. Американка со стальной силой, но, слава Богу, только на краткий миг, по устоявшейся традиции сжала меня в объятиях. - Вот вам, девушки, давно следовало навестить занемогшего. Глядишь, ему и полегчает. А книги с гаданиями я ему, конечно же, передам. Только зря он на них тратится. И так ясно и понятно, что такому, как он, на роду написано. Брайан печально потряс длинными волосами, артистично махнул тонкой белой рукой и вышел вон на снег с дождем. - Очень рада опять тебя встретить, моя дорогая Наташа. Давно мы не виделись, я даже в Америке скучала. Обязательно как-нибудь тебя навещу, но сейчас очень тороплюсь, извини. У нас с Банком сегодня показательные выступления по кик-боксингу, а я - опаздываю. - Дэби, кошечка, а я к тебе с огромной просьбой. Игоря на корабле задерживают, не могла бы ты мне помочь с детьми во время переезда? Американская подруга одобрительно улыбнулась широченной американской улыбкой, продемонстрировав все свои шикарные крупные зубы. - Даже и не волнуйся. Не только с детьми, но и упаковаться, и вещи перетащить помогу. У нас в запасе больше недели, так что все отлично. А сейчас я должна бежать. Дэби быстренько меня расцеловала и исчезла подобно молнии. * * * Итак, завтра переезжать. Все вещички, которые были мне под силу, и примерно половину из тех, которые не были, мне удалось челночным способом перетаскать в дом Яна-Хенрика. Это оказалось удобным делать ночами, когда дети спали. Холостой хозяин дверей никогда не запирал, в своем доме почти не ночевал. (Недавно получил по наследству недвижимость отца.) Он сам предложил мне такой удобный вариант и отдал ключи. Зато уж я-то его дом со своим имуществом вдобавок к его собственному запирать не забывала. В вечер перед переездом я была в страшной запарке: детей надо было накормить и срочно спать уложить, после разложить все оставшееся барахло по коробкам, достирать хозяйкино постельное белье, избавиться от распакованных продуктов, отдраить до блеска холодильник, плиту и полы. Требовательная Сульвейг, как пить дать, зайдет с осмотром помещений с утра пораньше. Примерно с час назад позвонила Дэби и пообещала заскочить. Я ждала ее визита с минуты на минуту и поэтому выскочила на сигнал входного звонка в полунеглиже. Но вместо американской подруги в дверном проеме возник разгневанный папа Маркуса, ровесника Сережки, живущего по соседству. Заикаясь от негодования, он завозмущался шумными играми, которым мой сын научил его сына. Ойкнув, я извинилась и побежала одеваться. Выяснилось, что сосед хотел спать, а Маркус ему не давал, так как постоянно выкрикивал какие-то русские стихи. Я подозвала перепуганного Сережку и грозно спросила о стихах. Сын клялся, что стишки были исключительно про "Муху-Цокотуху" и "Тараканище", а я своему сыну верила. Других стихов мы с ним наизусть не учили. Папа Маркуса ждал ответа прямо с видом статуи командора. С обещаниями сдать Сергея в полицию, я постаралась поскорее выпроводить его на улицу. Плачущий сынишка получил указание больше к Маркусу не ходить. Музыкальный звоночек вскоре заиграл снова, и опять вместо долгожданной Дэби на пороге стоял сомнительный субъект с какими-то бумагами в одной руке и битком не поймешь чем набитым мешком типа мусорного в другой. Он горячо принялся меня в чем-то убеждать на норвежском, а я тоже по-норвежски объясняла, что лотереями не интересуюсь. Настойчивый мужик как ни в чем не бывало продолжал трясти мешком с выигрышами прямо перед моим носом и лишь когда я твердо дала ему понять, что разговор окончен, упомянул о кошках. Якобы кошки эти часто собираются на его ящиках, и он махнул рукой куда-то вправо, как бы приглашая и меня туда взглянуть. Я догадалась, что дело не в лотерее, и еще более грозным тоном, чем раньше, обратилась к Сергею: - Что ты сотворил с кошками этого дяди? Надувшийся сынишка нехотя отвечал, что никаких кошек у этого типа нет, а сам он - наш сосед через три дома справа и зовут его Рольф-Кристиан. Понять, чего же конкретно добивается от меня этот, похожий на пса и с таким же собачьим именем господин, мне оказалось не по силам, и посему я предложила ему попытаться изложить наверняка глубокую мысль по-английски. - Это ваше письмо? Сосед выдал первую до конца понятную мне фразу и всучил неприлично измятый конверт с еле различимым, но в самом деле моим адресом. Я горячо принялась его благодарить за исправление ошибки почтальона, но он упорно настаивал на прочтении сего письма сейчас же. Пришлось вынуть жалкий надорванный листочек, написанный отвратительным почерком, и начать судорожно читать. Письмо было на английском: "Ты пишешь, что груба, жестока, категорична и требовательна. Видит Бог, ты права и еще как права! Ты права и в том, что это твои "неотъемлемые качества". Но несмотря ни на что, даже не пытайся искоренять их, потому что они являются частью твоих достоинств, частью тебя самой. Они делают тебя тем, что ты есть. Тем, что я так боготворю". Я оторвала глаза от письма и взглянула на соседа в беспредельном изумлении. Этот Рекс с блеском интереса в выпученных глазках наблюдал за мной и явно жаждал продолжения. - Господи, еще один придурок! - сделала я окончательный вывод и отдалась во власть неизбежной ахинеи. - "Я мечтал бы только об одном: помочь тебе выучить, когда применять грозное свое оружие, а когда нет. Оно нуждается в укрощении, но не в уничтожении... Твои недостатки, ЛЮБОВЬ моя, такая же неотъемлемая часть тебя, как форма твоих нежных грудок, и в отличие от вторых, первые я предпочитаю не замечать. Ибо они - всего лишь маленькие выбоины на прекрасной, сверкающей алмазами дороге. Том самом волшебном пути с лесами, холмами и водопадами, которым любой отшельник мечтает идти до конца. Я же до сих пор губами помню каждую ложбинку на твоем теле и живу только для того, чтобы увидеть тебя снова!" - Так это письмо вам! - На этот раз уже с лукавой усмешечкой повторил Рекс-Христиан. - Очень-очень извиняюсь, что прочел. Но я обнаружил в своей мусорнице чей-то неизвестный мусор и подумал, что этот мешок подложил сосед слева. Он иногда поступает подобным образом, даже в полицию пришлось обращаться. Однако оказалось - ваш. Покраснев до корней волос, я принялась виниться в чудовищной ошибке. Меня ввела в заблуждение автостоянка. Вот почему я была абсолютно убеждена, что та мусорница - общественная. Моя помойка, вот посмотрите сами, вся переполнилась перед переездом. Всего один мешочек пришлось оттащить в другое место. Извините, извините, тысячу раз извините. Наконец-то и за этим удалось захлопнуть дверь. Я припомнила злополучное это письмо от одной из любимых подруг, ныне проживающей в Лондоне. Давным-давно подруге вздумалось переслать мне послание своего жениха, английского скульптора, чтобы выяснить мое мнение по поводу: достаточно ли сильно он ее любит. Мой вердикт, помнится, был положительным, и подружка уже года полтора, как вышла за скульптора замуж. Только вот таких слухов мне и не хватало для полного счастья. Я устало-обреченно махнула рукой и поинтересовалась у Сергея, кто же это левый сосед так удивительно похожего на собаку Рекса мужчины. Оказалось - папа Маркуса... * * * Было уже совсем поздно, когда Дэби подала признаки жизни при помощи телефонной связи. - Ну ты как там, дорогая моя? Пожалуйста, извини, что так получилось. Совсем было к тебе собралась, да позвонили и пришлось срочно ехать смотреть лодку. Но зато завтра прямо с утренней зарей - к тебе. Договорились, да? Попросив Дэби прибыть все-таки чуточку позже зари, чтобы дети смогли поспать, я продолжила свою трудовую вахту. Глава десятая Короткую перед новосельем ночь спалось мне беспокойно. В муторном сне виделись вкривь и вкось развешанные по деревьям плакаты, где черным по красному красовались разнообразные ругательства на родном языке. Так что сверчковое верещание будильника я встретила почти с удовольствием. Только вот в комнатах стало уж чересчур прохладно. Градусник за окном зашкаливал за минус двадцать, что являлось редким явлением для здешних мест. Пока дети досыпали, я решила быстренько наведаться в дом Яна-Хенрика и включить там отопление. Субботний денек обещал выдаться не только морозным, но и ясным. Небо было просто усыпано звездами, кометами и спутниками. Да неужели и сюда, хотя и с опозданием, но добралась-таки здоровая русская зима с расписанными невиданными узорами стеклами, свисающими с крыш хрустальными гроздями сосулек и хрустящим под ногами снежком. Тропинка в скалах здорово обледенела, но, с минуту поколебавшись, я выбрала все же этот короткий путь. Дорога в обход заняла бы гораздо больше времени, и проснувшиеся дети могли бы перепугаться одни в пустом доме. Проворней горной козочки вскарабкалась я наверх и вошла в новый дом со стороны веранды. Электрические батареи сначала включились, а потом с сухим щелчком выключились. Как и все в модерновом стеклянном бунгало, они тоже оказались из ряда вон выходящими, и что с ними дальше делать, я так и не сообразила. Спуск оказался гораздо сложнее подъема, и обратно я прибежала здорово запыхавшись. Но, слава Богу, сын и дочь продолжали досматривать свои сладкие сны. Пришлось звякнуть насчет отопления Яну-Хенрику в дом отца, но вместо хозяина его приятным голосом отвечал автоответчик. Он очень любезно записал мои технические вопросы. Мы с детьми умылись, оделись, позавтракали и в последний раз окинули взглядом прежние хоромы. Что же, везде чистота и порядок; хозяйка должна остаться довольной. Окинули хоромы взглядом еще раз, потом пару-тройку раз дополнительно. Дэби все не появлялась, хотя, по идее, ей давно было бы пора. Пришлось позвонить, но никто и не подумал ответить. Я занервничала и растерялась, не зная, на что решиться. В двенадцатом часу в трубке к моему огромному облегчению булькнуло ее, но какое-то странное "Хэллоу", усилив американский рокочущий акцент до невозможного. Голос человека, недовольного, что его разбудили. - Привет, дорогая. Ну и сладко же ты спишь, а я тебя уже битых три часа дожидаюсь. Куда же ты провалилась? После полудня хозяйка обещала въезжать. - Очень сожалею, Наташа. Но, по-видимому, сегодня опять не получится к тебе выбраться. Честно, никак не могу. Сегодня с утра пришлось поездить по другим объявлениям, чтобы не ошибиться с покупкой катера. А сейчас хозяин того катера, который нам подошел, категорически требует до вечера его вывезти. Банк настаивает, чтобы я поехала с ним. - Да какой, к черту, катер?! У меня тут детская кровать неподъемная, ящики с книгами и другим барахлом, мешки с бельем и маленькие дети в придачу; а хозяйка хотела вселяться днем. Ты ведь еще вчера обещала мне помочь, так пусть Банк один вывозит свою лодку. Совершенно ничего с ним не случится; ни с ним, ни с лодкой. - Ты не дави на меня, Наташа. И без тебя тошно. У меня и так с мужем большие неприятности... А скажи, все время просить об одолжениях, это что - исконная русская манера? Я ушам своим не поверила, решила, что не совсем правильно поняла какой-нибудь американский сленг, и попросила повторить конец фразы почетче и помедленнее. Она повторила, даже еще и прибавила: - Да вы, русские, вообще какие-то странные. В аэропорту вас задерживают, водку аж стаканами глушите, секс у вас ну совершенно дикарский, да еще деньги просите. Вот Банк и считает, что поскольку на Западе не принято... Сдерживая хлынувшее в лицо возмущение, из последних сил, кажется, я все-таки сумела ответить холодно и почти спокойно: - Прекрати это и слушай внимательно. Мне не к лицу выслушивать более весь этот бред. Сама смотри своему мужу в рот, сколько хочешь, дело твое, но меня уволь. Будь здорова и счастлива! Я раздраженно трахнула трубку на телефон и от злости почувствовала в себе такую великую силу, что в следующую минуту уже выволакивала во двор тяжеленную Машину кровать древнего норвежского дизайна. Мне даже удалось дотащить кровать по скользкому склону до первого на нем уступа. Однако дальше дело застопорилось. Хмурый сынишка молча карабкался следом за мной, а вот маленькая Маша залезть на гору не смогла. Скатившись со склона вниз, она завизжала резаным поросенком. Я в позе роденовского "Мыслителя" села прямо на снег и принялась обдумывать сложившуюся ситуацию. Решение могло быть только одно, и, оставив сынишку в обществе дубовой колыбели, пришлось торопливо сползать обратно вниз. Но то ли мой ангел-хранитель зазевался, а может, вообще окончательно обленился, то ли я сама потеряла всякую спортивную форму (или она мне только снилась), только факт, что вниз к дочери ссыпался полурастерзанный мешок с костями и чуть было ребенка не задавил. Еще в полете стало ясно, что добром такое кончиться не может. Прогноз подтвердился по приземлении: щиколотку пронзила острая боль. Машастенькая принялась вопить вдвое сильнее, чем раньше. Я немножко полежала и мысленно побродила по остальным своим внутренним и внешним органам. Да вроде целы. Сняла сапог и шерстяной носок и принялась определять масштабы повреждения на ноге. Подпухло, касания болезненны. Сережка сверху запрашивал у своей мамочки дальнейшие инструкции. Крикнула ему, чтобы осторожно слезал вниз. Из-за поворота на дороге появилась машина. Машастенькая замолчала как по волшебству, а я приняла позу отдыхающей на Адриатическом побережье. Незнакомая пожилая дама на водительском месте помахала нам всем рукой и поехала дальше. - Кто это? - спросила я у сына, потому что догадалась, что дама поприветствовала именно его. - Это Эстер-Луиза, живет у моря в конце аллеи. Я там летом крабов ловил. Противные, скользкие мысли откуда-то вынырнули во мне опять. От них сделалось не по себе. "Валяюсь здесь, как неизвестно кто. Что соседи-то скажут? До чего же стыдно". Мороз крепчал. Мимо нас по дороге проехали еще две или три незнакомые машины, но я и не пыталась их останавливать. Мною овладело чувство полнейшей ко всему апатии и сделалось хорошо, уютно и тепло. Детишки притихли и притулились рядышком как бы засыпая. - На солнышке всем семейством загораем? Распираемый оптимизмом Ян-Хенрик хлопнул дверцей антикварного "Мерседеса". - И мороз им нипочем! Как можно веселее, я описала ему историю своих злоключений. Он посмеялся, помог мне подняться и пересесть на припорошенную снегом скамью у дома Сульвейг, затем стащил с уступа обратно вниз злополучную кровать. По-хозяйски, как в свой, зашел в дом Сульвейг. - Это с чем же коробочки? Не дожидаясь ответа, Ян-Хенрик принялся перетаскивать и грузить в машину ящики с тяжеленными справочниками по строительной механике. - Эх, сейчас сгоняю за прицепом и обратно сюда. С лицом серьезным и надутым от натуги он напоминал этакого херувимчика в годах. Так с ним мы и переехали на новое место обитания. * * * А в его доме... Боже, это оказалась уборка по-мужски. Хотя хозяин добросовестно пропылесосил свою прокуренную холостяцкую обитель, но о том, что ванны, холодильники и плиты иногда моют, видимо, и не догадывался. На одной ножке я проскакала по всему дому и выяснила, что вековые наслоения пыли еще сущий пустяк по сравнению со свежевыкрашенными дверями, рамами и, в отдельно взятых местах, стенами. Ян-Хенрик был мужчина не ленивый, а настоящий. Именно поэтому он прибрался в доме совершенно естественным для истинного мужчины образом. Далее я почти с испугом обнаружила, что в прихожей и в коридоре полы отлакированы заново. Своим запахом они даже соперничали с табачным. Первым делом я попыталась организовать спасение хозяйской живописи, настрого запретив детям украшать стены отпечатками разноцветных ладоней. Ян-Хенрик тем временем менял перегоревшие пробки, оказалось, что утром я их все повыбила. Мне же следовало научиться пользоваться американской плитой с автоматическим таймером и посудомоечной машиной, также производства США; тоже, вероятно, самой первой из могикан, так что антикварной ныне. Ян-Хенрик обрадованно заложил в пасть машине еще не мытую посуду и гордо продемонстрировал работу почтенного агрегата. В духовке пылились покрытые застарелым жиром поддоны. Так как в моечную машину они не влезали, то находчивый хозяин предложил жиром допользоваться во время жарки картофеля, например. Пока я окидывала поддоны скептическим взором, в дополнение ко всему оказалось, что в доме напрочь отсутствует горячая вода; а восстановленное электричество, загадочно помигав, почему-то вновь отрубилось в центральной комнате, в ванной и в детской. Вслед за горячей водой начались перебои с холодной, и Ян-Хенрик удалился в подвал проверять трубы. Поскольку кухня еще оставалась светлым уголком в темном царстве сего дома, то я решила хоть поесть приготовить. Но по моей непростительной ошибке включился таймер плиты, а сама плита отключилась на неопределенный период. Вместе со светом вновь появившийся Ян-Хенрик благополучно таймер остановил и еще раз объяснил мне принцип его работы. После объяснений я поклялась себе никогда, даже случайно, не дотрагиваться до столь сложного прибора. Дольше всего сопротивлялась горячая вода. Из-за внезапно грянувших морозов всю систему водоснабжения пришлось поставить на дополнительный обогрев. Из-за моей ошибки с электричеством еще утром труба промерзла до совершенно дикого состояния. Но в итоге и вода чуточку подобрела, то есть потеплела. А видно, не зря древние считали, что в каждом доме живет свой домовой. Ян-хенриковский домовой был предан только своему хозяину, а меня пока не признавал. Может, он вообще женщин не любит, что же - придется побороться за мирное с ним сосуществование. В знак искренней признательности за помощь я предложила Яну-Хенрику отметить мое новоселье. Он с удовольствием согласился и заказал какое-нибудь русское национальное блюдо. На одной ноге, огромном энтузиазме и завалявшемся кусочке маргарина я быстренько зажарила действительно удавшиеся свиные отбивные в сухарях. Посыпанные жареным луком, картофельными чипсами и остатками петрушки, они выглядели так аппетитно, что хозяин нашего нового дома облизнулся. А еще я выставила на стол бутылку "Посольской", при виде которой Ян-Хенрик сверкнул глазами и искренне посетовал, что за рулем. Тогда я ему ее подарила. Хотя выпить моему новоиспеченному другу не удалось, он вовсю запел подозрительно восторженные дифирамбы рецептам русской кухни в комбинации с моими выдающимися кулинарными способностями. Сразу после, конечно же, вспомнил о небывалой романтической красоте русских женщин. Тут-то выяснилось, что несколько месяцев назад вместе с лучшим другом, неким якобы очень знаменитым в Норвегии юристом, они видели нас с Ольгой в кафе и еще тогда потряслись до глубины души этаким чудом. - Мы на вас смотрели и завидовали до смерти двум английским хмырям. Им-то за что счастье привалило? Такие девушки! Подружка твоя - прелестница в стиле Джины Лолобриджиды, только лучше. Она и губами, и глазами, даже плечами улыбалась этим двум, а они прямо балдели. И речь ваша русская полна таких чарующих шипящих звуков, что на слух кажется сексуальной на диво. А подруга твоя замужем? Не желая вдаваться в подробности, я вкратце объяснила, что Ольга замужем за норвежцем, но в настоящее время гостит у родителей в Архангельске. - Муж ее ведь моряк? Поплыл в сказочную страну и встретил сказочную женщину, - плотоядно задумчиво предположил новый домовладелец. - А я сижу теперь сиднем в Норвегии и потихонечку старею. Я принялась гостя убеждать, что он еще о-го-го и хоть куда, и душой в общем-то не кривила. Узнав же, что Ольгин муж вовсе не опытный морской волк, а тривиальный лесоруб, и встретил ее через брачное архангельское агентство, возбужденный летчик-вертолетчик принялся меня умолять откопать и для него адресок агентства. На всякий случай я отодвинулась от него подальше. Ян-Хенрик тут же пошутил о всевозможных соседских домыслах насчет своего затянувшегося визита и пообещал совсем скоро уехать домой. Твердо уверив страждущего, что всю требуемую ему информацию я где-нибудь непременно откопаю, я попрыгала проведать маленькую Машастенькую. Девочка уже минут пять истошным голоском вопила в детской "уходи вода ибит" (в переводе значит "бандит") и более традиционное "мама, мама". Маша стояла в воде по щиколотку, а вокруг плавали намокшие книжки и игрушки. В спальне с "кадиллаком" потоп оказался еще более выраженным. Ругая себя последними словами за столь долгое игнорирование малышки и спасая по пути вспученные коробки, кое-как я вернулась обратно к Яну-Хенрику и сбивчиво обрисовала ему ситуацию. Домовладелец сделал потрясающий простой вывод, что трубу прорвало, и побежал грязную жидкость откачивать. Затем, очевидно, в поисках своего домового, бросился опять в подвал. Я одна самоотверженно продолжила героическую борьбу с бешено прибывающей водой. Но поскольку дети потребовали в экстренной ситуации еще большего внимания, пришлось героическое занятие оставить на потом и готовить им постельки на зигзагообразном диване у стеклянной стены. А с Дэби мы разошлись навсегда. По крайней мере, я так думала. Глава одиннадцатая Рано приходит весна на юг Норвегии. В далекой России еще наверняка лежали непотревоженные снега, а тут прозрачный воздух уже прибавлял веселые звонкие нотки к произнесенным звукам, как бывает только ранней весной. Проснувшиеся после зимней спячки многочисленные рисорские патриоты один за другим взвивали в небо сине-красные норвежские флаги с белым крестом. Солнышко приятно припекало, и мы с детишками решили прогуляться до набережной, посмотреть море. Наконец-то и я стала способной дохромать не только до магазина на автозаправке местного донжуана Пера. Правильно моя Ольга его терпеть не могла, такие цены ломит. Вначале я решила по-быстрому заскочить в разнообразные места, в которые долго не удавалось выбраться. - Правда ли, что Сульвейг попросила вас съехать из своего дома? - Расплылась в широкой улыбке работница почты. - Ах мужчины, мужчины! От них все наши беды. Сочувственно покачала она головой на мой положительный ответ. Я постаралась как можно скорее покинуть старую сплетницу в одиночестве. Кисло буркнула ей "ха де" (пока), но все равно тетка сумела подпортить мне весеннее настроение. В книжном магазине "Нарвесен" я прочитала пять гороскопов на предстоящий месяц в пяти английских дамских журналах, чтобы купить тот, чье предсказание больше всего придется мне по душе. Какой-то длинноволосый мужчина неподалеку от меня, небрежно полистав всю периодику по интересам в разделе катеров и яхт, плавно переключился на просмотр жесткой эротики и мягкой порнографии. Вместе с полногрудой и крутозадой брюнеткой в руках, ничего другого вокруг не замечая, он приблизился ко мне вплотную. Банка было почти невозможно узнать. Я прямо потряслась его нынешним видом. Всегда коротко стриженный и волосок к волоску приглаженный, в одежде с иголочки и до блеска начищенных ботинках, на этот раз муж бывшей подруги предстал полубородатым, в мятой куртке защитного цвета, с небрежно ниспадающими, слегка спутанными платиновыми волосами. Хотя даже так его новая прическа напоминала стиль ранней Мэрилин Монро. Я решила незаметно из магазина удалиться, ничего для себя приятного от этого человека не ожидая. Однако, проходя мимо, не смогла не съязвить по поводу его сексуальных пристрастий. Ведь знала о них больше, чем достаточно. - Симпатичная девочка, аппетитненькая. Возбуждает чувство голода и желание непременно отведать свежатинки. Не так ли? Как, Банк, молодая жизнь? Бурлит небось? Банк нехотя перевел взгляд с журнала на меня, но ответил неожиданно мягко, почти лирично. - Добрый день, Наташа. Добрый день сегодня и вправду. Солнце светит, весна пришла, и ты сама стала похожей на весну с рыжими от солнца волосами. С трудом удержав от удивления готовую отпасть челюсть, мой язык сумел-таки повернуться с глупейшим вопросом о здоровье гранитной Дэби. О здоровье дражайшей супруги Банк был не в курсе. С полмесяца назад или больше она отбыла в свою Флориду, и возлюбленный супруг ничего не знал о сроках ее возвращения. Я выразила легкое удивление таким раскладом, тем более что они гостили во Флориде на Рождество. Банк со скукой в голосе упомянул об очередных финансовых затруднениях Дэбиных родителей и намечавшейся свадьбе ее старшего брата. Бросила ли жена свою работу в Норвегии или взяла отпуск на время новой поездки, он также пребывал в абсолютном неведении. Да, сегодня вообще Дэбин искуситель казался мне каким-то странным. Он как будто частично отсутствовал и вел себя в духе Снегурочки в период таяния снегов. То ли весенний дурман на нем так сказывался, то ли неохота ему была со мной лясы точить, только я не сочла нужным вдаваться в дальнейшие подробности и заторопилась передать Дэби горячий привет. Неожиданно Банк удержал меня за локоток, с силой притянул к себе. - Игорь все в море, все ликвидирует последствия аварии? Местная пресса каждую неделю дает сводки о ходе восстановительных работ. Давай пойдем на второй этаж в кафе, посидим? Определенно что-то было не так. Все мои шесть чувств объединились и послали в мозг мощный сигнал опасности. Я пристально и строго посмотрела на Банка. Огромные льдистые глаза под трепетными, на диво изящно изогнутыми рыже-каштановыми ресницами лучились неярким, но глубоким светом. Капризные, чересчур полные, однако идеально очерченные губы пунцовели алой ароматной зорькой. Волевой подбородок горделиво выставлял вперед кокетливую ямочку. Тронутая нежнейшим загаром холеная шея угадывающейся под рубашкой плавной линией легко перетекала в скульптурных форм плечо. Боже, до чего он был хорош - глаз не отвести. Да какая женщина может устоять, когда он так смотрит. И Дэби, и многие другие всем пожертвуют, чтобы хоть изредка ощущать на себе такой взгляд, касаться таких плеч, такой шелковистой кожи, таких драгоценных волос. Опустив очи долу и усилием воли вызвав в памяти все его высказывания в мой адрес, я сослалась на скорый сон детей и быстрым шагом вышла на свежий воздух. Дожидаясь на солнышке досматривающих комиксы и открытки сынка с доченькой, с помощью свежайшего морского бриза мне удалось стряхнуть с себя ядовитое наваждение. С чувством глубокого удовлетворения я поняла, что Банка терпеть не могу по-прежнему. Поуговаривав себя еще минут с пять, даже удалось хорошенько его возненавидеть. Ну вот, все и вернулось на круги своя. Теперь можно пойти и спокойно посидеть на набережной, на море посмотреть, если, конечно, детишки дозволят. * * * Целый час я бегала за детишками по деревянным мостикам и не имела ни секундочки покоя, как, впрочем, и не может его иметь мать двоих малышей, тем более вблизи воды. Наконец, они угомонились. Серега вступил в важный разговор с хозяином красивой яхты и со знанием дела начал обсуждать с ним достоинства парусов. Тому, по всему видать, было приятно. Машастик внимательно слушала. Я тоже смогла ненадолго присесть на дощатую скамеечку. Огромное небо над головой стало оранжево-золотым. Так никогда не бывает в реальности, но часто бывает в Норвегии. Раньше я думала, что художники, мягко говоря, сильно преувеличивают. Но здесь впервые в жизни видела небо таким разноцветным: малиново-жемчужным, серебристо-алым, бирюзово-лазурным. Оно отражается в море, создавая невероятные для глаз цветоэффекты. Хотя, по правде сказать, мало кто из местных жителей любуется этим. Такие природные красоты слишком здесь обычны. Аборигены считают, что за чудесами надо ехать на север. Чьи-то руки закрыли мне глаза. "Ронгхильд, Сульвейг?.." Видно, все было не то, да и вряд ли, чтобы наши серьезные соседки так безобразно баловались. - Извините, но мне нужно смотреть за детьми, - сказала я по-норвежски твердым голосом. - Забыла уже меня, Наташенька? Я с удивлением повернулась и увидела перед собой невысокого роста белокурую женщину в красивом серебристо-сером плаще. Плащ я, конечно же, узнала. - Оленька, неужели же ты? Ты вернулась, прямо не верится! Ой, тебя и не узнать с новыми волосами. - Просто беда с ними, уже записалась в парикмахерскую. Никому не нравятся, буду перекрашиваться снова. А ты что думаешь? - А мне кажется, что если женщина меняется - это неплохо. Когда же ты приехала из Архангельска? - Из какого еще Архангельска, из Бускеруда! Мы там почти пять месяцев прожили. Ураган много деревьев повалил, и собрались лесорубы со всей Норвегии лес расчищать, чтобы древесина не пропала. Вернулись только три недели назад. Я все собиралась тебе позвонить, да закрутилась: распаковка, уборка, то да се. Ой, как Машастик-то выросла. Она просто прелесть. Тоже хочу такую девочку. Еду в понедельник в арендальский госпиталь спираль вынимать, а то тут что-то все врачи на стажировке. Гунар давно настаивает, затрахал совсем. - Я рада, что у тебя все так хорошо. Я-то думала, что ты его бросила. А у меня все по-прежнему. Игорь вот уже девятую неделю в море, я так скучаю и... - Мы обо всем тогда с Гунаром переговорили. Он плакал, умолял не уезжать, прощенье за все на коленях вымаливал, и я решила еще раз попробовать. Поехала в этот Бускеруд. Снимали там три комнаты у его сестры в доме. Они в Бускеруде живут. Это примерно 4-5 часов отсюда. Так что все нормально. Трактор вот купили новый, старый Гунар продал. Он совсем уж стал никуда. Машину старую тоже продали и купили другую, больше. Она, конечно, удобная, но бензин ест - как зверь. Еще Гунар договорился с соседом, что я им дом покрашу. Уроки музыкальные я ведь все это время не давала, теперь надо новых учеников искать... Так что я занята под завязку. Вот только, чтобы на выходные расслабиться, в видеотеку выбралась да в парикмахерскую зашла время назначить. - А где Боренька? А, с папой... Слушай, оставь мне Бореньку как-нибудь, ну, например, когда краситься пойдешь. Мои детишки так соскучились по нему. - Конечно, как-нибудь завезу, если очень настаиваешь. Только бесплатно с чужими детьми здесь не сидят. Это меня Лив "просветила", сестра Гунара. Так что не будь дурочкой. - А как же твое рисование и танцы? - А с этим все в порядке. На танцах-то и встретили мужика, которому толкнули старую тачку. Рисую я сейчас очень много. Деревянные тарелочки и подносы расписываю, потом будем их продавать. Еще Гунар купил стульев деревянных, чтобы я их расписала норвежскими узорами по синему фону. Представляешь, у нас - по черному, а у них - по синему. В гостиницах любят такие стулья и охотно покупают. Нравится тебе мое платье? Вместе с Гунаром покупали по возвращении. Подарок мне на день рождения. Чистый шелк особой выделки. Ее новое платье фактурой и цветом слишком уж напоминало холсты, по которым в былые времена она маслом писала свои картины. - Удивительная ткань, ничего подобного раньше не видела. Никогда и не подумаешь, что это шелк. Скорее напоминает мешковину. - Знаменитый норвежский дизайн. Последний писк моды. Стоит, конечно, бешено. Ой, я совсем заболталась. Почти пять, и мне идти надо. В церкви мама Гунара ждет, там сегодня собрание общины. - Слушай, если ты в понедельник к доктору едешь, может, захватишь меня в Арендал. Мне в "Винмонополию" надо. Игорь должен вернуться аккурат к своему дню рождения. Хочу хорошее вино купить. Здесь ведь ни черта нету. - Не смогу я, наверное. Бензин ведь такой дорогой, да и неудобно это может быть Гунару. - Послушай, Оль. Это ведь не дальше твоей видеотеки. Тебе все равно фильмы обратно завозить. - Ну правда, никак не могу, ты же знаешь, как Гунар в лесу устает. Я даже приезжать к тебе пока не смогу. Денег нет, сама понимаешь. Может быть, сама как-нибудь соберешься. В принципе раз в день автобус школьный ходит или такси можно взять. Я понимаю, ты скучаешь, но мне выбраться к тебе сейчас непросто. Может, потом как-нибудь... Но ничего, все будет хорошо. Поскакала я, пока. Оля уходила от меня все дальше и дальше летящей, волнующе неровной походочкой, ловко балансируя на своих излюбленных каблуках. Кричали чайки, выискивая в волнах рыбу. Не банально-тривиальное, а золотисто-бирюзово-сиреневое с легчайшими оттенками алого и изумрудного море мерно набегало на деревянную пристань. Я вдруг остро почувствовала, что прошлое кончается и неведомое, но хорошее будущее стоит у моего порога. Именно почувствовала, а не подумала. Голова же была совсем легка и свободна, и в ней только вертелись две последние строчки стихотворения, в далекой юности написанного моим мужем и посвященного мне: И тени чаек, вторящих волне, Плывут неясно в глубине. Глава двенадцатая Муж решил сделать сюрприз и вернуться с корабля, не предупреждая заранее. И вот как-то раз, возвращаясь с детьми с вечерней прогулки, в наших окнах я увидела свет. Еще сама себе попеняла на забывчивость. При виде улыбающегося отца дети с оглушительными визгами и расспросами о подарках повисли у него на шее. А я немного растерялась от неожиданности. - Как же ты сумел попасть в наш новый дом? - Стареешь, хвостик мой. Памятью слаба стала, вот и забыла дверь в сад запереть. Я походил вокруг да около, потом в доме посидел, и ты знаешь, во всем этом что-то есть! На мотив цыганского романса он красиво запел: - Где ж тревога и раздор, Я в душе спокоен. Только разум, черный вор, Действует разбоем. Только черный уголек Памяти дымится, Но ветра нет, и уголек Не воспламенится. Я поинтересовалась именем поэта, сочинившего данный шедевр. - Шедевр принадлежит вашему покорному слуге с мировым именем Игорь. Сочинил их аж во время семибалльного шторма в самом Северном море, - ответил, посмеиваясь, мой супруг и без всякого перехода продолжил: - Тебе огромный привет от твоего "Текиллы". Фирма обещает устроить по поводу Пасхи новый вечерок в ресторане, так он заранее вожделеет встречу с тобой. Уж как тебя расхваливал, так расхваливал... Смотри у меня! Неприятные подробности последнего разговора с бывшей американской подругой вновь всплыли в памяти. Все эти "задержания в аэропортах" и другие глупейшие домыслы окружающих людишек о моей суперскромной персоне тяжелым камнем все еще лежали на сердце. С искренними пожеланиями всем местным сплетникам гореть синим пламенем, я отказалась наотрез принимать какое-либо участие в совместных с такими личностями мероприятиях. - Ты просто засиделась дома, вот всякая чушь и мерещится. Если не взлюбила мужа подруги, то его двоюродный брат здесь совершенно не при чем. Выдумала еще, что хозяйка выгнала ее из-за сплетен. Да, у тебя фантазия богатая. Даже на корабле все знали, что дантист связался с этим знаменитым рисорским женолюбом Пером и загулял от жены по-черному. Вот она и захотела от него уйти... Ну, да Бог с ними со всеми. С новосельем тебя! Теперь поцелуй и поздравь: меня, наверное, скоро переведут в центральный офис в Осло. От всего услышанного я впала как бы в легкую прострацию. Видимо, в мозгах на короткое время произошло короткое замыкание. Но потом ничего, рассосалось и стало можно жить дальше. * * * Одним из тех томящих сладостными предчувствиями майских вечеров, когда так хорошо мечтать о любви и только о ней, совершенно некстати раздалось стрекотание входного звонка. Я решила, что это балуются бегающие на воле детишки и не заторопилась открывать. Но стрекотание настойчиво повторилось снова и снова. С сожалением о невозможности дольше погрезить я открыла дверь и... чуть не потеряла дар речи, а заодно и некоторые другие дары. На пороге стояла американская подруга и улыбалась мне своей широченной зубастой улыбкой. Почему-то мое внимание сконцентрировалось именно на крупных, ядреных, беззастенчивых зубах. - Вот мимо проходила и решила заглянуть, - заявила бывшая подруга с так и лучащимся, так и сияющим оптимизмом фейсом. Я не стала приглашать ее в дом, как это бывало раньше, загородила путь на входе. Помявшись секунду, Дэби сбавила бодрый тон, но лишь на самую малость. - Плохо, конечно, что у нас все тогда так получилось... Но это дело прошлое. Я, Наташа, зашла сказать, что теперь нам ничто не помеха и мы должны опять стать подругами. - Должны?! От такой простоты я чуть не задохнулась. Не склероз ли у нее развился на почве жития с ее "подарком судьбы"? Да за кого она меня принимает? - Ты не представляешь, как я мечтала с тобой увидеться, дорогая моя! Только ты одна меня здесь и понимала. - Совершенно для меня неожиданно американка крепко и больно прижала меня, настороженную, к сердцу. Я и пикнуть не успела. - А я, Наташа, беременна! Чуть ли не слезы стояли у нее в глазах, когда я сумела наконец освободиться из медвежьих объятий подруги. Сдержанно ее поздравила. Как бы отвергая мой прохладный прием, цветущая, как майская прерия, блудная дочь Америки и в самом деле прослезилась от полноты переполняющих ее чувств. - Ты ничего не понимаешь! Совсем ничего, мой Бог... Ведь вовсе не Банк, а Эрик отец моего маленького! В немом изумлении я застыла статуей. Никак не могла сообразить, что следует делать с этой новостью, при чем здесь я и отчего это мне может быть так потрясающе любопытно. Дэби улыбалась и ждала. Потом запросто меня отодвинула, по-хозяйски прошла в дом, устроилась поудобнее на изогнутом диване у стеклянной стены с видом на море и потребовала чаю с молоком и тостеров, пообещав все-все выложить, как на исповеди. Я почти сомнамбулически выполняла ее распоряжения. С видимым удовольствием потягивая чаек и закусывая тостерами с шоколадным маслом, начала Дэби слагать для меня сагу о женской своей судьбе и ее причудах. - Помнишь ли ты тот ледяной февральский день, когда переезжала в этот дом? Я обещала тебе прийти и помочь, но так и не смогла... Ты помнишь? - Еще бы! Столь завлекательное начало быстро привело меня в чувство и всю превратило в обостренное внимание и слух. - В тот самый черный и одновременно счастливый день в моей жизни я в первый и в последний раз поссорилась с Банком. Я ведь его заранее предупреждала, что собираюсь к тебе. Однако с утра он настоял поехать по объявлениям осматривать лодки, а потом купленную лодку стало нужным вывезти к его родителям срочно. Я несколько раз упоминала о тебе и пыталась отпроситься. Банк только сердился, и я, боясь разозлить его окончательно, уступала час за часом. Глупая я была. Мой Бог, до чего же я была глупая. Вернулся с работы мой Игорь, и Дэби пришлось сменить направление разговора. Услышав расспросы о сроках, самочувствии и девочках-мальчиках, мой деликатный муж решил пойти поиграть с детьми в футбол. - Весь тот день я была, как на иголках. Ты себе и представить не можешь, как я изнервничалась, как испереживалась. Перед сном совсем слегка ему попеняла. Лишь сказала, что с тобой не совсем хорошо обошлись. Но, Боже, какая же отвратительная вышла сцена. Банк грубо заорал на меня, даже замахнулся, столкнул с постели. Так презрительно, так высокомерно и уничижительно называл меня безмозглой овцой. Будто бы я в силу своей неразвитости привязалась к русской дикарке и теперь ради нее даже готова пренебречь своими семейными обязательствами. Я слушала его молча, но внутри меня все выло от отчаяния. Открытие горькой истины стало неизбежным: с тех пор как вышла замуж, я совершенно потеряла контроль над своей жизнью, своим телом, самой собой. Удовольствовалась ролью молчаливой тени самовлюбленного, поглощенного только собой мужа и упрямо запрещала себе даже думать об этом. Мне казалось: люблю его безумно, жить без него не могу. Ведь когда Банк на мне женился, я чуть не умерла от счастья. Во сне пела. Только позже стала иногда плакать втихомолку от отчаяния и безысходности, хотя очень старалась себе такое не позволять. Твердила как заклинание: "Я счастлива! Я так счастлива! Я должна быть счастлива, ведь он мой. Ведь теперь он мой, мой, мой..." Впервые мы серьезно повздорили с Банком, и он, хлопнув дверью, уехал к родителям. Но я уже точно знала, что это конец. Да, знала! Ему так прямо и сказала, что возвращаюсь домой в Америку, а бумаги о разводе пошлю по почте. Да он ничуть мне не поверил. О, тогда я хотела только одного: побыстрее заснуть и забыться. Собралась принять снотворное, но тут в дверь постучали. Так и открыла с упаковкой таблеток в руке. Не могла не открыть, свет хорошо виден из-под двери. Эрик заскочил узнать о наших планах на завтра, но безумно испугался, увидев меня зареванной и со снотворным. Даже решил, что, повздорив с мужем, я собираюсь отравиться. Знаешь, Наташа, меня как прорвало. Чуть в слезах не захлебнулась, но все ему выложила, как на исповеди. Призналась в безмерной своей униженности и отсутствии всякого достоинства и гордости. Но Эрик, такой чудесный, душевный, теплый - сразу меня понял, сразу почувствовал. Когда же узнал, что уезжаю из Норвегии навсегда, упал на колени, усыпая поцелуями мои руки, целуя сквозь халат ноги и чуть не плача. И даже через ткань пеньюара я почувствовала всю сладость его обжигающих губ. Мое сердце блаженно замерло от прикосновений пальцев к солнечным его волосам, от полубезумного шепота любовных признаний. "Чем же заслужила я такое счастье?" - спросила я Бога. И Бог мне сказал: "Это твое!" "Где же эта американская девочка набралась таких удивительно изысканных сравнений?" - думала я, заслушавшись чуть ли не с восторгом. Так хорошо было только у Бунина, ну еще, может быть, у Набокова. Скорее всего, она очень хорошо знает Библию. Я взяла теплую Дэбину руку и прижала ее к своей груди, чтобы переполняющее ее счастье перелилось и в меня в этот дивный майский вечер. Дэби благодарно взглянула на меня сияющими темными очами и продолжала свой рассказ, несколько скомкав окончание. Она вспомнила, что вскоре должны вернуться к ужину с прогулки мой муж и дети, а мне его еще надо готовить. Лучший друг Банка объявил, что любит ее с тех пор, как впервые увидел, и все это время неимоверно страдал от неразделенной, безнадежной любви. К счастью, Эрику выпала возможность выразить свои чувства, и вожделенная, но почти несбыточная мечта благодарно упала в его объятия. Хотя, как и обещала, Дэби на следующий день все же уехала в Америку и выслала документы о разводе, последствия той переломной ночи начали сказываться. Ее без конца стало подташнивать, однако подруга полагала, что тошнота и дурнота не более чем "аллергическая реакция" на неудачное замужество. Врач разъяснил, что причина гораздо более естественная. Дэби тут же бросилась звонить Эрику. Новость об отцовстве чрезвычайно его воодушевила, и он затребовал свою любушку назад и немедленно. Еще поразмыслив некоторое время об истинности своих чувств к рыжему чуду, словно озаренная свыше, американка явилась в Норвегию и теперь утверждает, что это и есть настоящая любовь. - А почему ты так уверена, что ребеночек не от Банка? По количеству недель он тоже вполне подходит. К тому же ты утверждала, что твой муж был необыкновенно сексуально активен. - Да что ты такое говоришь, Наташа... - Дэби прищурилась на меня умудренно-снисходительным взглядом, уверенно повела по-прежнему могучим плечом. - Да ведь женщина всегда знает точно, кто отец ее маленького и с другим никогда его не спутает. К тому же Банк решительно не хотел иметь детей. "Женщины точно знают или хотят думать, что точно знают?" - про себя подумала я, но вслух, конечно же, ничего не сказала. Пусть считает, как ей приятнее. - Прежний твой муженек уже знает о твоем возвращении? А о беременности? А слушай-ка, радость моя, если ты все равно должна ему звонить по поводу страховок, так, может, прямо сейчас его и "обрадуем". Давай реакцию проверим, а? Поскольку Дэби заколебалась в нерешительности с явной склонностью к отказу, я просто-напросто всунула ей в руки телефон в виде черепа (любимая игрушка моего Сереги), и, подчиняясь моему горящему, энергетически насыщенному взору, она вяло потыкала пальчиком во вмонтированные в мозг кнопки. Банк откликнулся так быстро, будто бы сидел и с нетерпением ждал нашего звонка. Совершенно заплетающимся языком, - неистребимый перед ним трепет, видно, засел у нее и в крови, и в плоти, - американская подруга пролепетала в трубку жалкие мольбы о разделении каких-то там совместных страховых полисов. Я резво приволокла с кухни параллельный аппарат и, обнявшись с ним прямо напротив Дэби, всем видом завыражала надежду и защиту. - Все необходимые вопросы я обсужу с твоим дружком на следующей неделе, - донесся до меня сумрачный голос красавца. - Еще что-нибудь? Дэби молчала истукан-истуканом. Я принялась активно ее подбадривать жестами, взглядами, мимикой и всем остальным, что на тот момент оказалось в моем распоряжении. Наконец-то, после серии толчков в плечо подруга обморочно выдавила: - Я, Банк, беременна. На том конце нависло могильно-чугунное молчание. Стало казаться, что Банка унесло куда-то в бесконечность и там растворило. Лишь для очистки совести, шепнув едва слышное "Хеллоу", Дэби с явным облегчением собралась вешать черепную коробку обратно на череп. Но тут умница Банк сам пошел навстречу самым жгучим моим пожеланиям. - Что ты под этим имеешь в виду? Хочешь при разводе заявить о беременности? Я мысленно от всей души похвалила красавчика за редкую среди их племени догадливость и принялась всячески подсказывать подруге ответ. Моя американка потерянно молчала, видимо, мало чего соображая. Лишь одинокая, неприкаянная слезинка медленно ползла по ее щеке. Пришлось поднатужиться самой: - Yes! (Да!) - С полусвистом-полухрипом ответ так удачно вытолкнулся из горла, что ни по тембру, ни по тону, ни даже по произношению нельзя было угадать лицо, его высказавшее. Банк на это купился. Еще помолчав с полминуты, он хлесткой фразой: - Ах ты, стерва! Тебе это отпоется, не думай! - вырубил связь. Дэби тихонечко завсхлипывала и своими поднывами изрядно мне подпортила вожделенное чувство злорадного удовлетворения. - Перестань плакать, моя дорогая. Ну, пожалуйста, успокойся... Да, в конце концов, каждый должен получить то, что заслужил. Мы совсем чуточку помогли провидению, лишь самую малость. Знаешь что, моя Маша выросла из кучи красивых платьев. Пойдем их посмотрим, может, у тебя будет девочка... Рыжекудрая головка Машастенькой уже вовсю мелькала в саду за окнами. Понаблюдав туманным взором за беззаботной возней моих двух ангелочков, американская подруга отерла слезы и с надеждой улыбнулась. Глава тринадцатая Дней через семь-десять Дэби выступила с предложением устроить поход по арендальским магазинам. Ей не терпелось прицениться к детским коляскам и кроваткам. Эрик недели на две укатил на какую-то там экзаменационно-полевую практику, и американская подруга была свободна, как морской ветерок. Я охотно согласилась, и тут Дэби словно прорвало в телефон водопроводной трубой с восторженными дифирамбами своему рыжему другу вместо воды. Он, дескать, такой добрый, такой умный и, несмотря на молодость, очень даже мудрый. Старший сын в семье, а помимо него еще пятеро детей. Эрик малышей обожает и хочет иметь собственных никак не меньше четырех. Он убежден твердо: для человека главное - семья, все остальное - потом. Подруга была с ним согласна больше, чем на сто процентов. Дэбины излияния, хотя и интересные, оказались мне чуть-чуть некстати. Мы с детьми как раз убегали на очередную прививку, и я предприняла попытку перенести подробный рассказ о новом милом до нашей с ней очной встречи. Однако еще минут семь пришлось покорно выслушивать описание потрясающей всевозможными достоинствами новой свекрови. Моя американская подруга прямо-таки вожделела визит к своим новым родственникам куда-то на Западное побережье. Многообещающая встреча должна была состояться сразу же после возвращения Эрика из экзаменационного похода. Я скептически хмыкнула, а впрочем, и прежнюю свою свекровь Дэби уважала и почитала. Однако человек предполагает, а судьба располагает, и в Арендал мы так никогда вместе и не съездили. И вообще никуда больше вместе не съездили. Именно в тот судьбоносный в некотором смысле для нее день Дэби получила повестку с вызовом с утра в местный полицейский участок. Вместо поездки в Арендал мы с детишками затеяли в саду веселую игру в прятки. Они прятались, а я их повсюду искала. С индейским боевым кличем я выскочила из-за угла и замерла от неожиданности. Воплощая в себе самую что ни на есть беспросветную скорбь, моя подруга сотрясалась в моем саду в беззвучных рыданиях. От ее убитого горем вида даже шаловливые дети испуганно присмирели и замерли поодаль. Давясь слезами, Дэби упала мне на грудь. Пришлось во избежание окончательного совместного падения привалиться к стеклянной стене. Кое-как мы в обнимку доволочились до дома. Там я усадила ее на диван и живо поднесла стакан воды. Впервые в жизни пришлось мне увидеть, как у человека зубы выбивают по стеклу форменную чечетку. Тоненькая прозрачная струйка потекла в вырез майки по подругиной смуглой шее. Она делала конвульсивные попытки рассказать мне нечто ужасное, но ничего нельзя было понять. Ну ни одного слова. Я испугалась. - Дэби, милая, повтори еще раз. Я не совсем понимаю, что у тебя случилось. С кем-нибудь несчастье? С Эриком? Отрицательно закачав головой, она с видимым усилием заговорила вновь, с трудом пытаясь контролировать речь. - Нет, нет. Хвала Богу хоть за это... Мне необходимо пожить у тебя. Виза кончилась, а продлить отказались наотрез. Предупредили, что пришлют еще одно извещение, а если и тогда страну не покину - депортируют насильно. Грозятся, что даже билет сами выдадут. Но ты ведь понимаешь, я не могу уехать, его не увидев! Я умру без него! О-о-о. У тебя они меня не скоро найдут. О-о-о. В горле у Дэби заклохотало. Я догадалась, что она сдерживается из последних сил. Бросилась в ванную за пластмассовым корытом и едва-едва успела. - Теперь пойдем умоемся, дорогая. Не переживай так, из любой ситуации есть выход, и мы тоже что-нибудь придумаем. Таз будем держать наготове. Пока Дэби плескала себе в лицо холодную воду, я предприняла еще одну попытку ее успокоить. - Уж, едва ли, кошечка, рисорская полиция станет тебя очень преследовать. Больно им надо. Ты же не какой-нибудь особо опасный террорист, сама подумай. А при беременности все страхи сильно преувеличиваются. По себе знаю. - Наташа, я в духоте ждала больше часа, пока там с каким-то пакистанцем разбирались. Чувствовала себя паршиво донельзя и попросила вторую девицу в конторе меня принять побыстрее. Она все равно ничего не делала, болталась между компьютером и факс-машиной. Так нет же, у них все в порядке общей очереди, и посмотрела как рыба сквозь стекло. Я рассердилась... Потом... Потом... Понимаешь, я три раза пыталась объяснить им свою ситуацию, а они, как глухие, талдычили только одно: "Сначала вы должны нашу страну покинуть и только после этого можете обратиться за новой визой. Это закон для всех". Ну тогда я наглядно им объяснила, какое они здесь все дерьмо. Националисты проклятые! Норвегию я покидать не собираюсь, и таким захудалым ищейкам меня не отыскать! На этих словах с Дэби случился очередной приступ тошноты. Сережа с большим сочувствием предложил сводить ее к врачу, на что я настоятельно рекомендовала им с Машей продолжить прогулку по саду и во взрослые дела не вмешиваться. - А почему они отказываются продлить визу? Чуть-чуть придя в себя, побледневшая подруга начала как бы вновь затухать. Я попыталась ее реанимировать. - Так ведь с бывшим мужем я сейчас нахожусь в процессе развода, поэтому старую визу продлить нельзя. Новую же, как жене Эрика, они не дадут до официального развода с Банком. Да мне этого развода еще девять месяцев дожидаться! Что же делать?! Что же мне делать?! Неужели я его даже не увижу, не попрощаюсь?! О-о-о. И она забилась в новой истерике, орошая все вокруг потоками слез пуще хорошей поливальной установки. В конце концов я строгим тоном приказала ей прийти в себя и даже прикрикнула. Этак можно доиграться и до выкидыша. В поисках выхода из подругиной ситуации мысли в моей голове заметались, как дикие звери в лабиринте. А что если ей обратиться в американское посольство? Может, они сумеют как-нибудь договориться с норвежскими властями? Дэби ухватилась за эту идею, показавшуюся спасительной и ей тоже. Со все возрастающим воодушевлением она принялась убеждать себя и меня, что огромная и самая сильная в мире страна сумеет разобраться с высокомерными норвежцами за американские интересы. Я почти ей поверила. Пока моя американская подруга листала телефонный справочник, мне пришлось на время заделаться скалолазочкой-альпинисточкой. Маленькой Машастике удалось спуститься в расщелину скалы, однако подняться обратно в сад никак не удавалось. Сережа звал маму на помощь в операции по спасению ревущей сестренки. Когда же я вернулась обратно в дом... Черт побери - Дэби прямо захлебывалась слезами и всем остальным. Я почти пришла в отчаяние: ее не успокоить ни в какую, а таблеток ей нельзя. - Бюрократы противные! Я, видите ли, до сих пор не вклеила в паспорт фотографию нового образца. Просят немедленно все оформить по правилам либо в Осло в консульстве, либо в Америке. Им всем наплевать на живого человека! С работы на ланч зашел Игорь, да так и замер в нерешительности на пороге большой комнаты. - Игорь! - уверенно-безаппеляционно заявила я. - Дэби необходимо у нас какое-то время пожить... Ты уж сам себе сообрази что-нибудь из еды, да заодно и детей покорми. А нам сейчас не мешай, ладно? - Ее что же, бывший муж преследует? Убить грозится? - Хуже. Из Норвегии хотят выкинуть. Уже несколько дней, как просрочена виза. - А с юристами твоя подружка консультировалась? Одно слово - женщины. Хорошо, хорошо, молчу. Разберетесь сами. Мой мозг услужливо нарисовал картинку. Кафе. Мы с Ольгой. Ян-Хенрик с другом. Друг - лучший адвокат на юге Норвегии. В следующую секунду я уже набирала номер своего домовладельца. К моему глубочайшему огорчению знаменитый юрист в настоящее время отдыхал на своей оторванной от цивилизации хутте (даче) в горах. Чуткий Ян-Хенрик все же сумел уловить смертельное разочарование в моем голосе и стал допытываться, в чем суть дела. - Американочка! Молоденькая, небось хорошенькая, и выгоняют из Норвегии?! Конечно же, это бесчеловечно! Слушай, звезда России. До хутты Сигурда на машине всего-то минут сорок. Я сейчас за ней заеду и туда отвезу. Да что тебе все "неудобно", все равно я собирался старину проведать. Он точно чего-нибудь придумает. Такая золотая голова! Я велела Дэби срочно прекратить свои всхлипывания и постанывания, хорошенько умыться и привести себя в порядок. Вскоре прибывшего Яна-Хенрика пришлось просить время от времени останавливать машину и выводить американскую подругу на свежий воздух. * * * Обратно они вернулись часа через четыре. Дэби выглядела умученной окончательно, но, слава Богу, хоть не рыдала. Выспросив у Яна-Хенрика подробности разговора, я как можно тактичнее постаралась не пустить хозяина дальше порога его собственности. Что если Дэби опять не сумеет сдержаться прямо на хозяйскую недвижимость? Любезнейшим образом, с поцелуем ручек, распрощавшись с хозяином и вернувшись в комнаты, я застала бедняжку притулившейся на уголке дивана так, словно она хотела занять собой как можно меньше пространства. Однако, даже сжавшись, при своих габаритах все равно занимала достаточно. - Так что же тебе посоветовал юрист? - Да ни к чему была эта поездка. Только укачало. Выход один: заявить, что беременна от бывшего мужа. Тогда там вроде есть какие-то дополнительные пункты и правила. О таком даже не может быть и речи... Все ужасно! - Дэби, ведь адвокат не только это говорил. Новую визу можно получить, если имеешь в Норвегии работу. - Ну и что. Кто же теперь меня, беременную, на работу возьмет. Я, если получится, вообще работать больше никогда не буду. Женщине это совсем ни к чему. - А ты уволилась из ГРИДа? - Естественно. Еще в Америке послала им заявление по факсу и на следующий день получила увольнение за подписью этой Марии. У нее еще такая сложная русская фамилия. Ну, вроде она стала там одним из замов. Да откуда я могу знать точно, меня это уже не интересовало... Собираешься ей звонить? Да это же бесполезно, Наташа. Офис - не благотворительное заведение. По-моему, это просто глупо. Я не стала более выслушивать ее занудные пессимистские речи, а взялась за телефон. Уже был самый конец рабочего дня, а секретарь все никак не соединяла и не соединяла... Когда же в трубке, наконец, послышался бархатистый, приятный, по-родному, по-московски ударяющий на "а" голос, я почему-то очень обрадовалась. - Здравствуйте, Мария. Это Наташа из Рисора вас беспокоит. Помните, на лыжах как-то вместе катались? Красивая Мария меня помнила и, оказывается, даже предпринимала попытку отыскать. Я коротко и как можно четче изложила суть Дэбиных проблем. Мария Соболева помолчала несколько секунд. - Что же, нам как раз требуется на время англоязычный секретарь, а о Дэби как о работнике в офисе сложилось положительное мнение. Завтра пошлю на нее запрос в Департамент иммиграции. Визу получим, думаю, недели через три; передай, чтобы не волновалась. Донельзя довольная результатом, я принялась красочно расписывать перед Дэби открывающуюся перспективу в светлое будущее. Наши дела оказались совсем и не плохи, нечего и печалиться. Моя американская подруга хотя и подуспокоилась немножко, однако возвращаться в общежитие отказалась наотрез. Едва Игорь вернулся с работы, я сама туда отправилась. Забрала Дэбины вещи и оставила записку для Эрика. Глава четырнадцатая Дэби прожила у нас четыре дня и почти совсем пришла в норму, даже приступы тошноты стали редкими. Только на время моих готовок, варок и жарок она неизменно выходила в сад погулять. Теперь любые ароматы раздражали ее неимоверно. Как-то вечером подруга отправила нас с мужем вдвоем в кино на "Мосты провинции Мэдиссон". Сама она пребывала в неимоверном восторге и