Александр Никонов. Подкравшийся незаметно --------------------------------------------------------------- © Copyright Александр Никонов Email: alexandr@cnitm.com Date: 04 Jul 2000 --------------------------------------------------------------- Повесть о настоящих людях. Все совпадения имен и событий считать случайными. Пролог Вечерело. Холодало. Высоко в небе болтались перистые облака. Буревестники летали низко. По всем приметам был канун социалистической революции. Мир содрогался от ужаса и несправедливости. По улицам Петербурга передвигалась долговязая черная фигура. Родион Раскольников опять шел убивать старух. В городе уже не осталось ни одной процентщицы, а неистовый Родион все не унимался. Поправив петельку под мышкой, Раскольников решил зайти в кабак порассуждать про тварь. Войдя в полутемное помещение дешевой забегаловки, Раскольников подсел к своему знакомому Герасиму. На руке Герасима синела наколка "Не забуду Муму". На груди была вытатуирована целая картина - самодержавие руками Герасима утопляет Муму. - Дай выпить, а то зарублю, - жестами показал глухонемому Раскольников. Герасим привстал, похлопал себя по ягодицам и ткнул пальцем под стол, в лужу блевотины. "Иди в задницу, Родион, без тебя тошно", - перевел Раскольников. В кабачке висел неясный глухой звук. Это кряхтел под игом самодержавия Савва Морозов. За соседним столиком стонали бурлаки. Бурлаки стонали "Интернационал". - Этот стон у нас песней зовется, - пояснил бурлак сидевшему с ними помятому Некрасову. "Некрасов опять дует на халяву," - отметил в специальной книжечке агент охранки, торговец опиумом и содержатель притона поп Гапон. Некрасов и Гапон встретились глазами. "Агент охранки поп Гапон", - подумал Некрасов. "Вольнолюбивый поэт Некрасов", - подумал Гапон. - Что новенького? - спросил агент, подойдя к Некрасову. - Из деревни пишут, что дед Мазай спас Муму, - сказал Некрасов, покосившись на Герасима. - Муму очень выросла, и Мазай продал ее заезжему англичанину по фамилии Баскервиль. Добрейший пес, скажу я вам. Но Герасим пока не знает. - Ну и ну! - удивился поп Гапон и записал себе в книжечку без точек и запятых: "Ну и ну". Некрасов успел заметить на обложке книжечки золотое тиснение"От полковника Зубатова лучшему агенту попу Г." Поп Гапон скользнул взглядомпо столику у выхода. Там сидели пьяная растрепанная женщина и граф Толстой. - Пойми, папаша, - внушала женщина, тупо икая и размахивая пальцем перед картофельным носом графа. - Я не какая-нибудь подзаборная там... я - по любви... а он... Да я... без билета... под поезд брошусь. Толстой плакал и сморкался в бороду. Иногда женщина грохала кулаком по столу, тогда Толстой вынимал зеркало, долго смотрелся в него, после чего жалобно спрашивал: - Аня, ну скажи мне, Аня, разве я похож на русскую революцию? "Как это все низко", - Раскольников вздохнул и вышел на улицу. Возле кабака городовой драл уши мальчишке. "А любопытно, тварь он дрожащая или право имеет?" - заинтересовался Раскольников. В этот момент Родиона окликнул знакомый точильщик. - Родя, ты, никак, опять за старушками собрался. Не сезон, вроде. Давай топор поточу. - Поточи, - согласился Раскольников. - Эх, Родя, - разбрызгивая с лезвия искры, сокрушался точильщик, - все беспутством занимаешься, студентствуешь. Лучше бы денег заработал. - Ходил я нынче к Достоевскому. Просил взаймы. Не дает, собака, - хмуро ответствовал Раскольников. Он умолчал, однако, что выйдя от Достоевского, написал мелом в парадном: "ДОСТОЕВСКИЙ - КОЗЕЛ." - Хватит или еще поточить? - спросил точильщик, протягивая топор Роде. - Возьмет такая заточка старушку? - Смотря какая старушка, - рассудительно ответил Раскольников, цвенькая ногтем по лезвию. - Иную тюкаешь, тюкаешь... Особенно живучи процентщицы. Очень прочная голова... Эх, да разве теперь старушки! Вот раньше были старушищи, так старушищи! За полчаса не обтяпаешь. - Вот и ладно, - сказал точильщик, - с тебя, Родя, три копейки. - Три копейки, - раздумчиво повторил Раскольников и ударил точильщика топором по голове. Точильщик рухнул как подкошенный возле станка. Раскольников оглядел его нищенскую, латаную-перелатаную одежду, худую обувь, мозолистые руки. "Проклятое самодержавие", - подумал Раскольников. ...Узнав в Цюрихе про Раскольникова, Владимир Ильич вскочил, зашагал по комнате, вцепившись большими пальцами в жилетку. Глаза его заблестели. - Какой человек! Какой матерый человечище! - воскликнул он и, хлопнув, Плеханова по плечу а потом по голове, заключил, - но мы пойдем другим путем. Да-с, батенька. Мы сначала захватим почту и телеграф. Так все начиналось... Глава 1. Алла Пугачева поскользнулась на обледенелости у подъезда и с маху ударилась затылком о ступеньку. Удар был так силен, что женщина, которая поет, даже не почувствовала боли. Просто мир вдруг лопнул и рассыпался тысячью зеленых искр. За какое-то мгновение перед Аллой кинолентно промелькнула вся ее жизнь, и наступила полная чернота - пленка кончилась. "Сапожник! Сапо-о-ожник!" - затухающе донеслось откуда-то из тьмы. Такое с ней было лишь два раза в жизни. В первый раз это случилось в глубокой юности, когда худую, местами даже костлявую девочку еще никто не звал Аллой Борисовной, а ласково называли Лелей, Аленой, Алкой-давалкой. Дворник же Пантелеймон из их старого московского дворика отчего-то окрестил девочку Глистушкой. Тогда, возвращаясь с радиостудии после ночного записывания партийных гимнов, Алка зацепилась старенькой туфлей за торчащую из земли арматуру. - Ч-черт! Падая, она выставила руки вперед, как учил ее отец, опытный фронтовик, но что-то не получилось, "не срослось", как говаривала ее подруга из Конотопа Барбара Брыльска, - Алла упала и сильно ударилась затылком о брошенную строителями бетонную плиту. Тогда перед ней впервые промелькнула вся ее небольшая жизнь - детство, школа, младенчество. Вот она сидит на горшке и мощно тужится, а вокруг довольно смеются мамины гости, подбадривают ее, гладят по рыженькой головке. Только седоусый боцман Оноприенко хмурится и на его серебряных усах дрожат слезы. Маленькая Аллочка уже понимает, в чем дело: взрослые только что пришли с похорон дедушки Сталина и все осиротели. "Осиротели," - это слово Оноприенко произносил мягко грассируя. (Его дед был беглым французом из древнего грузинского рода.) Видимо, боцман так часто повторял это, потому что слово "осиротели" было созвучно фамилии его пра-прадеда - Джюряба Церетели, известного кавказского писателя, автора "Витязя в тигровой шкуре"... Второй раз подобный промельк жизни случился с Аллой в зрелые годы, в Швейцарии. Там ей удаляли треть аппендикса. Алла (тогда уже "Борисовна") впала в кому и как бы сверху наблюдала за действиями врачей в операционной. Магистр хирургии Майкл Дебейки что-что кричал своим ассистентам на швейцарском языке, чернокожая медсестра Отари хлопала тело Аллы по обвислым щекам, пытаясь привести пациентку в чувство, от растерянности забыв, что та под наркозом. Приборы осциллографов вместо фигур Лиссажу вычерчивали мертвенные зеленые прямые, перья самопиздцев не дрожали, и на бумажных лентах текла черная прямая линия. - Defibrilliator! - по-немецки выругался Дебейки, прилаживая к ее дряблой груди пластины электрошокового аппарата, затем скомандовал: -Priamoy ukol w serdse! Чернокожая сестра Отари, только недавно пасшая овец в предгорьях Килиманджаро, перехватила огромный шприц обеими руками так, словно это был охотничий кинжал и с маху воткнула его в грудь клинически мертвого тела. Навалилась всем телом на поршень, выдавливая раствор диэтиламида лизергиновой кислоты в остановившееся сердце. Вот тогда и промелькнула вторично перед Аллой вся ее жизнь. Боцман Оноприенко ("осиротели"). Юное лицо школьного пионервожатого Чикатилова, который любил сажать первоклассницу Аллу к себе на колени (в классе ее дразнили Пугалом). Песня "Аль Пачино", после которой она проснулась знаменитой. Ночь, когда она лишилась девственности. ...Ее снял молодой, немного похожий на еврея парень по имени Исраэль. Он был долговяз, черняв, кучеряв, горбонос и картав, а его влажные темные (словно сливы) глаза печально глядели на Аллочку и в них светилась вся скорбь еврейского народа. Аллочка почувствовала, что она безумно и безнадежно влюбляется. Для начала посетили пивную "Пльзень" в Парке культуры и отдыха. Аллочка в простом ситцевом платье не отрываясь смотрела, как сутулый Исраэль, пробравшись без очереди, прикупил несколько кружечек пивка и, ловко лавируя между пьющими у столиков мужиками, пробирается к ней. Он счастливо улыбался и совершенно не обращал внимания на тычки в спину и пошлые выкрики "жид проклятый". Казалось, он даже не слышал этих выкриков (а может, привык). Аллочка тоже была с ним счастлива. Обхватив обеими руками, она ртом сосала его соленое пиво; не слыша деревянного стука, била засохшей воблой о край стола и залупляла кожуру воблы. Не вдумываясь в смысл, девочка просто наслаждалась музыкой картавой речи. "Он говорит как Ленин!" - вдруг подумалось ей. Потом поехали в Бирюлево-товарное, где в коммуналке жил Исраэль. Там-то, среди пропитавшего всю квартиру запаха жареной рыбы, под звуки драки доносившиеся из соседней комнаты, Аллочка лишилась невинности. С тех пор она любила запах жареной рыбы и звуки драки, и когда другие воротили нос или звонили в милицию, она затаенно улыбаясь вспоминала пышущий страстью картавый голос Исраэля. Потом (ну, в смысле, наутро) выяснилось, что фамилия у Исраэля деревянная, но красивая - Ясень. Он был начинающим литератором. - Лист березовый падает с ясеня, - смеясь продекламировала Алла. В ответ Ясень начал развивать теорию о том, как тяжело жить евреям в Советском Союзе. - Посмотри сама, сколько антисемитской литературы, книг, фильмов выпускается в последнее время. Вот хотя бы эта книга, посмотри, - он вынул с полки и всучил Аллочке книжку исчерканную карандашными пометками. - Одно название чего стоит - "Белая книга жидовствующего сионофашизма"! Или вот эта - "Сионизм от начала веков до наших дней - пособник империализма." А вот еще... В руках Аллы оказалась третья почерканная книга "Быть евреем некрасиво." - Ты что, конспектируешь их? - спросила Алла. Сама она научных книжек никогда не читала и сейчас была просто потрясена интеллектом и эрудированностью Исраэля. - Конечно, конспектирую, - кивнул еврей. - Чтобы потом на будущем процессе по типу Нюрнбергского было чем и как обвинять этих гоев. А ведь евреи - богоизбранный народ. Все страны, которые изгоняли евреев, плохо кончали, тому в истории достаточно примеров. Вот из Египта евреи ушли - Египет поразился семью казнями господними. Там произошли катастрофы и катаклизмы. - Какие клизмы? - не расслышала Алла Пугачева. Она с интересом читала в одной из книг, как евреи распяли Христа а потом пили кровь христианских младенцев. - Кстати, какова по вкусу кровь христианских младенцев? - Такая же, как и нехристианских. Где ты в стране поголовного атеизма найдешь настоящих христианских младенцев?.. Используем то, что есть. Не отвлекайся. Я когда-нибудь напишу великую книгу, как евреев изгоняли из нашей страны. И поверь, это кончится плохо для СССР. Империя рухнет! Когда евреи уходят, империи рушатся. - Может, они как крысы, которые бегут с тонущего корабля? - предположила Алла. - Они не бегут, их гонят взашей! - пылко возразил Ясень. - Нас не любят. Но при этом каждый русский мужчина мечтает трахнуть чернявую "жидовку" с волосатыми руками и ногами и с сосками, поросшими черным волосом. А лучшие русские женщины, похожие на древних половецких княгинь, слепо отдаются еврейским мужчинам, не имеющим сексуальных комплексов. Ты, кстати, заметила сегодня ночью, что у меня нет комплексов? Алла залилась краской смущения, вспомнив, как Ясень вертел ее сегодня ночью, имея и так и сяк и даже ножкой от табуретки. - А ты, кстати, заметил, что я была девственницей? - спросила Алла, пытаясь словесной шелухой скрыть смущение. - Конечно, - Ясень указал рукой на лужу крови на полу. - Потом уберешь за собой. Не отвлекайся... Как кролик на удава, глядит русская красавица на горбоносого кривоного еврея. И отдается ему!А наши еврейки выходят замуж за лучших из русских мужчин... И так было всегда. Нас били, но мы не сдавались! Мы управляли Хазарским царством! Этим будет пронизана вся моя книга! Эту книгу еще назовут великой... - Ладно, когда напишешь, вышли, а мне пора, - сказала Алла. Она вдруг вспомнила, что вчера вечером ей нужно было идти на свадьбу. Как же она забыла?! Ведь вчера она должна была выйти замуж за академика Велихова из соседнего подъезда. Именно для него она берегла свою девственность. Черт, нехорошо получилось. Всю дорогу от Бирюлева до дома, Алла ломала голову, что же сказать Велихову, чтобы он не обижался... Над столицей занималась заря. Алла любила свой город. Вот и сейчас, лавируя на подходе к дому между помойками, она таяла от любви к Москве, родной стране и вообще к жизни. На детской площадке гуляла с коляской продавщица Киркорова из соседнего дома. Недавно у нее родился мальчик. - Здравствуйте, - проявила вежливость Алла и нагнулась над коляской. - А кто это у нас тут такой краси-и-ивый? А кто это у нас тут такой богаты-ы-ырь? Ах, это Филиппушка, маленький... Агу-агусеньки... Младенчик заулыбался тете Алле. Хотя младенчики еще не умеют читать, Алла подарила ему "на вырост" поучительную книжку писателя Льва Толстого "Филиппок". - Не видели академика Велихова? - спросила Алла у продавщицы Киркоровой. - Да вон он валяется, сбросился с крыши, - продавщица кивнула куда-то влево. Тут только Алла заметила у подъезда несколько милицейских машин и карет скорой помощи. Вокруг толпились любопытные. Дворник Пантелеймон ворча сметал мозги с асфальта. Алла заплакала. Тонко чувствующий чужое настроение младенчик Филипп вторил ей густым басом. ...Короче, все это промелькнуло перед мысленным взором Пугачевой, когда она шарахнулась башкой о ступеньку. Прическа растрепалась, вуалевая шляпка от Гуччи, явно не рассчитанная на русские морозы и подобные перегрузки, откатилась в сторону, пальто от Версаче на спине все испачкалось. Господи, как она теперь покажется на званом обеде в присутствии высших должностных лиц государства! Алла медленно встала, обхватила руками раскалывающуюся голову и злобно матерясь пошла в розовому"Кадиллаку", за рулем которого роскошно улыбался муж. Краем гудящей головы Пугачева вдруг осознала, что ее, оказывается, может беспричинно раздражать вечная улыбка Филиппа: "Лыбится, как козел какой-то." Так, покачиваясь, матерясь и держась за голову растрепанная Пугачева брела к машине в грязном пальто и даже не расслышала злобное шипение проходящей мимо старушки: - С утра уже нажралась, корова немытая... Алла Борисовна рухнула в "Кадиллак", и лакей в ливрее захлопнул за ней дверцу. А голодная старушка пошла дальше по улице. Сегодня опять не заплатили пенсию, и у бабушки не было денег даже чтобы купить хлеба и водки. Ее старенькое пальтишко продувал морозный ветер, а богатая Пугачиха ехала в розовом "Кадиллаке" и трескала бутерброды с черной икрой. Глава 2. Билли Клинтон прикрыл глаза, безвольно откинулся на спинку кресла и обвел зрачками Совальный кабинет. Еще совсем недавно непременной принадлежностью кабинета было круглое лицо Моники с открытым ртом. Лицо возникало совершенно внезапно, где-то под столом и неотвратимо надвигалось из темных глубин прямо к креслу Билли. Откуда оно бралось, президент так и не смог разобраться. Нельзя сказать, чтобы Биллу не нравилось это румяное налитое лицо и мягко сверкающие керамические зубы, нет, скорее нравилось. Но в некоторых пор лицо перестало появляться, а Билла начали таскать по судам, требуя отчета, откуда оно пришло и куда потом подевалось. "Я ни в чем не виноват. Может быть, это местное привидение? Белому дому очень много лет! Может быть это была святая Моника - покровительница округа Колумбия?" - слабо пытался выкрутится Клинтон. Но никто ему не верил. "Мы тебе, блядь, импичмент объявим, волчина позорный!" - грозили Биллу политические оппоненты, а он лишь слабо краснел и неловко отбивался от их нападок, не вполне понимая сути происходящего. Пытаясь успокоиться, он однажды велел даже хорошенько проветрить Белый дом и разбомбить Ирак, но ясность так и не наступила. Напротив, наступал срок окончания его полномочий. Раскачиваясь в кресле-качалке Совального кабинета, Билли вспоминал годы своего правления. Самым ярким было воспоминание о России. Именно там он когда-то впервые увидел мощную женщину, внезапно напомнившую ему святую Монику. "Может быть у меня под столом являлся как раз ее пресветлый дух?" - думал Билли, и перед глазами его вставала далекая заснеженная, завьюженная и запурженная Раша. ... Русские, они такие - нажрутся кислой капусты, и давай пердеть! Билл устало закрыл глаза под шум самолетных двигателей. Все-таки эти переговоры утомили его. Не столько сложностью темы, сколько паршивым русским духом. Когда-то советники рассказывали ему о русской культуре, о Толстоевском, о загадочной русской душе. В памяти мало что осталось, но может быть под русским духом они имели в виду именно это?.. Для начала его пригласили на обед в кремлевские палаты. Министр иностранных дел прощебетал через переводчика о том, что сытый голодному не товарищ и просил отведать, чем Бог послал. - Джизас Крайст? - переспросил друг Билли. - Ест, - обошелся без помощи переводчика министр. - Оф корс. Натюрлих. К водке русские подали салат провансаль и "щи вчерашние". С трудом похлебав плавающую в миске капусту, друг Билли увидел как официанты уже несут вторую смену блюд - солянку по-селянски и вегетарианские котлеты из капусты. Друг Билли поискал глазами что-нибудь отличающееся от капусты. Черномырдин перехватил его взгляд, взял круглый каравай, прижал его к своему темно-синему костюму от Юдашкина и начал отрезать от каравая ломоть. Друг Билли понял, что тем самым ему, как высокому гостю, оказана большая честь. Ельцина на обеде не было, он болел какой-то незначительной детской болезнью типа ветрянки или сифилиса, поэтому Черномырдин был старшим за столом и на правах хозяина лично отрезал ломоть дорогому гостю. Виктор Степанович сунул щепоть в хохломскую солонку, щедро посолил ломоть и протянул его другу Билли. - Сэнкью, - вежливо кивнул гость и на секунду задумался, не зная, что он должен делать с ломтем, густо засыпанным солью. Потом вежливо откусил один разик. На зубах заскрипела соль. Клинтон положил ломоть рядом с тарелкой и увидел, как официант белой салфеткой стряхивает с костюма Черномырдина хлебные крошки. Премьер-министр явно чувствовал себя за столом полновластным хозяином. Он добродушно шутил, весело клал руку на колено какой-то рыжей растрепанной женщины рядом с собой, смешно хлебал "шти" расписной ложкой. Кстати, ложка у него была самая большая из всех присутствующих и предназначалась не только для еды. Как только седоватый человек в темных очках по фамилии Лившиц подцепил кус мяса в своей тарелке и потянул в рот, Черномырдин вдруг гулко шлепнул его своей ложкой по лбу: - Мясо потом! Сначала щи выхлебай... Все промолчали, только где-то в конце стола прыснули со смеху два министра, но тут же осеклись под грозным взглядом Черномырдина. Лившиц хотел было зареветь, но сдержался и только некоторое время шмыгал носом. - Ладно, еще по одной -и на переговоры, - сказал Виктор Степанович и поднял стакан. - Дай Бог, не последняя... Друг Билли едва пригубил водки, как вдруг услышал рядом резкий подозрительный звук. Он скосил глаза. Никто не признался. Гость вопросительно взглянул на Виктора Степановича. - В России вежливым человеком считается не тот, кто не пустит ветры за столом, а тот, кто не заметит, если это сделает другой, - пояснил Черномырдин. Друг Билли кивнул, хотя не заметить было трудно. Запах прокисшей капусты и тухлых яичек был настолько силен, что у президента заслезились глаза. - Здесь русский дух, здесь Русью пахнет, - шепнул ему на ухо переводчик. - Надо терпеть. Это менталитет. ...Менталитет преследовал друга Билли и во время переговоров: сказывался съеденный обед. Во время обсуждения югославского вопроса даже Черномырдин не удержался, приподнялся и басовито загудел, словно пароход. И Клинтон понял, за что Виктора Степановича любят русские женщины: от него веяло надежностью и солидностью. Запах перевариваемой капусты смешивался в зале для переговоров с запахом дорогогоодеколона "Тройной" и шикарного мыла "Банное". Поэтому, когда решалась проблема сектора Газа, Клинтон не выдержал, глаза его закатились, друг Билли перегнулся через подлокотник кресла, и его вырвало на персидский ковер, принесенный по случаю из Грановитой палаты. Перед президентом, как водится, за одну секунду промелькнула вся его жизнь - детство, школа, прочее такое - и закончилось все запачканным персидским ковром. "Чистота - это чисто "Тайд", без базара," - подумал Клинтон и потерял сознание... ...Над ним свесилось круглое лицо рыжего мужика. "Наверное, ирландец," - подумал друг Билли. - Ну что, небось вся жизнь перед глазами мелькнула? - спросил рыжий через переводчика. - Туннель-то видел? - Ху из ю? - слабым голосом осведомился друг Билли. - Ай эм Чубайс. Андерстен? Чубайс - ист раша регент. Вместо Ельцина, типа. Андерстен? Чиф, большой начальник, - рыжий показал руками нечто великое. - Ай эм чиф ту, ну, как Виктор Степанович... Поднимай его, ребята, притомился хлопец. - Может, ему водки? - спросил кто-то из-за спины Чубайса. - Водки? - оживился рыжий чиф, большой начальник, повернулся к поднятому на ноги другу Билли. - Ду ю вонт рашен виски? Маленько-то можно. Врежешь? Рыжий выразительно пощелкал пальцами по горлу Билли. Друг Билли отрицательно затряс головой. - Понимаю, - кивнул Чубайс. - Америкэн анонимный алкоголик. Торпедо. - Да какая торпеда! - Чубайса отодвинул Черномырдин. - На обеде же он пил! И ни слова про то, что зашился. Набздели тут просто, вот и не выдержал заморский интеллигент, в голову ударило.А здесь всегда так. Велком ту Раша, Билли! Привыкай. Это ты еще портянку не нюхал. Эй, Лившиц, а ну, принеси портянку... Да я шучу, шучу! Дайте отдохнуть простому американцу. Друг Билли понял, что насчет простого американца Viktor Stepanovitch иронизирует, поскольку прекрасно знает, что имеет дело с самим президентом Соединенных Штатов! "У нас есть атомные бомбы," - подумал Клинтон. "А у нас их больше," - подумал Чубайс, но вслух ничего не сказал. - Ну, ладно, петухи, - улыбаясь пробурчал Черномырдин. - Будет вам. Короче, перерыв. Всем отдыхать. А завтра продолжим. После обеда. И засмеялся, будто увидел свою резиновую куклу из одноименной программы "Куклы". ...Валяясь в дорогом номере отеля "Солнечный", президент США Билл Клинтон мучился головной болью и синдромом пропавшей родины. Нет, нужно встряхнуться! Хиллари не зря все время твердит: "Билли! Если ты хочешь быть счастливым президентом Соединенных Штатов - будь им! Но если ты хочешь быть разбитым и несчастным президентом Соединенных Штатов; если ты вздумал стать неудачником, тогда убирайся к чертовой матери! Фак ю!" Она права, его любимая козочка. Помоги себе сам, Билли! И он знал, что может ему помочь. Когда жизнь прижимала президента, когда было совсем невтерпеж, когда ныло сердце и болело натруженное за день туловище, его всегда спасало одно и тоже. Блестящий. Сверкающий. Металлический. Ласкающий руки и взгляд. Нежный. Хрипловатый... Саксофон! - Саксофон! - решительно приказал президент, и челядь, толкая друг друга, бросилась на поиски уникальной вещи. Эти люди знали, что за малейшую нерасторопность их могут без суда и следствия расстрелять, а всю семью сослать на Аляску. И вскоре уже над Москвой плыл задушевный музыкальный пузырь выдутый из трубы президента. Музыка была столь прекрасна и удивительна, что из Лосиного острова подтянулись к окнам гостиницы серые волки и подвывали в тон. "Господи, хорошо-то как! - подумал президент. Он не замечал собственных слез, которые катились по щекам на персидский ковер, унесенный по случаю из Грановитой палаты. И он не заметил, как открылась дверь, и охранник преградил путь огромной рыжей женщине с растрепанными волосами. - Куды прешь, - женщина как бы нехотя тыльной стороной ладони ударила охранника по лицу и тот свалился на персидский ковер. Его темные очки упали рядом и тут же хрустнули под тяжелой стопой рыжей женщины. - Какая музыка! Боже мой, какая музыка! Меня чуть волки внизу не разорвали. Со мной раньше такого никогда не было! - размахивая рукамивоскликнула женщина через переводчика. - Кто вы? - оторопел через переводчика друг Билли. - Алла Борисовна Пугачева - самая большая певица в этой стране. - Чиф? Биг чиф?- вспомнил друг Билли жестикуляцию Чубайса. - Ну, можно сказать и так, - согласилась рыжая. - Певец в России - больше, чем начальник... Но каков саксофон!.. Слушай, я тут проходила мимо и просто отпала. - Она шла мимо и упала, - по-английски перевел переводчик. - Как упала? Куда? - растерялся друг Билли. - Может, это из-за волков? Сейчас выясню... - Засуетился переводчик и перешел на русский. - Э-э... Коспожа Пюгатшова, куда ви есть упадать? - Да никуда, - великодушно отмахнулась великая певица. - Просто я затащилась от симфонии маэстро президента. Мне это все в кайф. Вери гут! Короче, я приглашаю друга Билли к себе в оркестр. Пускай обдумает мое предложение. Уж я-то дам ему за работу побольше, чем американские налогоплательщики. К тому же в России платить налоги не обязательно. Получать будет налом, в баксах, как положено. Новыми сотенными. Уж больно понравилась симфония. - Я очень признателен вам за ваше ценное предложение, - не скрыл улыбки президент. (Господи, как непосредственны и наивны эти русские!) - А не вас ли я видел сегодня на обеде? - Меня, а то кого же еще? Мне еще старый кобель Черномырдин руку на коленку клал. А с другой стороны сидел мой муж... ну такой волосатый... улыбается все время... он руку клал на коленку Черномырдина. Вспомнил? Там-то я тебя и приметила. Думаю, хороший парень, скромный. А ты, оказывается еще и на трубе можешь. Друг Билли зарделся от похвалы. - Может быть хотите водки попить? - вспомнил он обычаи русского гостеприимства. - Да ну ее на хер твою водку. Знаю я вашу водку - хуже сивухи. Лучше нашей "Гжелки" по стопарю хлобыстнуть. Мой папка ее любит. - Ваш батюшка еще... пьет водку? - Друг Билли хотел было сказать "...еще жив?", но вовремя поправился. Впрочем, Пугачева поняла его заминку: - Жив. Потому и жив, что пьет. Но это не мешает ему руководить страной. - Ваш папа - Борис Николаевич Ельцин?! - изумился друг Билли. Только теперь он понял, почему певица присутствовала на званом обеде. - Конечно, а то с каких же рожнов я Борисовна? Правда, папка не признает, что я его дочь. Получается - незаконнорожденная. Так? Не дает поуправлять страной. А Таньке дает. Сеструха-то у него в паспорте записана официально. А я всю жизнь прожила, отца не видемши. - На глаза Пугачевой навернулись слезы. Билли растерялся. Он не знал, что же делать дальше. - Ну, а кто же, к примеру, ваша мама? - на всякий случай уточнил он. - Как кто? - удивилась Пугачева. - Наина Иосифовна Ельцина. - Так почему же вы незаконнорожденная получились? - А вот это не твое дело. У людей есть разные семейные тайны и не нужно в них соваться. Терпеть не могу, когда стирают чужое грязное белье. Я и свое-то не стираю никогда. Я вообще стирку ненавижу. У меня женщина специальная стирает. Я ей деньги плачу за это. Государство ей денег на заводе не платит, нет у него, ау меня есть. Хоть бы у меня заняли что ли... Но я немного все равно плачу прачке. Но она и этому рада, у нее детей много, семеро по лавкам. Бывает, что на еду не хватает. Постирает-постирает да и упадет в голодный обморок. А я сижу рядом, бутерброды с черной икрой ем. Неловко ужасно. Друг Билли молча кивал головой, внимательно следя за развитием мысли. - Ну ладно, - вдруг резко прервалась Пугачева. - В общем, ты подумай. А мне пора. Перешагнув через лежащего на персидском ковре охранника, она остановилась у двери: - Да, и это... Мальчонку-то своего приведите в чувство. А то снесут на Домодедовское. Будешь семье пенсион выплачивать... - Непосредственная женщина, - потешался переводчик поливая охранника пепси-колой из большого кувшина. - Это ж надо, предложить самому президенту Соединенных Штатов работу простого оркестранта! - Русские, они как дети, - улыбнулся Клинтон укладывая саксофон в футляр. - Кстати, надо разобраться тут с их родственными связями и вообще... Что означает фамилия Черномырдин в буквальном переводе? - Человек с черным лицом, чернолицый, - ответил переводчик. - Негр что ли? - Ну, прямо так не сказано, но по смыслу можно догадаться, что да, негр. - Странно, я думал, в России нет негров. Они же не импортировали рабов из Африки, они же друг друга делали рабами... Ладно, а, например, Чубайс? Переводчик почесал затылок: - Лучше проконсультироваться в ЦРУ, но по моему мнению она состоит из двух разноязыких корней - славянского "чуб", что означает "клок волос надо лбом", и немецкого "айс", что означает "лед". Получается "ледяной чуб" или "отмороженная голова". - Угу, - президент записал полученную информацию в книжечку. - А Лившиц? - Буквального русского перевода фамилия не имеет, но по созвучию это определенно бюстгальтер. - Шахрай?.. - Шах - великий султан, большой начальник. Рай - это рай. Выходит, райский начальник - Господь наш, Иисус Христос. - А что, похоже: "шахрай" - "христос". А Бурбулис? - М-м-м... В технике есть термин "барботирование", то есть пускание пузырьков, - пустился в догадки переводчик. - Видимо, "Бурбулис" - "пускающий пузырьки". Или это как-то связано с белорусской картошкой - бульбой. Но Бурбулиса вам заучивать не надо, его давно уже выгнали с работы. Лучше выучить Лебедя. Это такая мирная птица белого или черного цвета, по обстоятельствам. - Припоминаю, припоминаю. Есть у них еще одна птичья фамилия - Куликов. Кажется, такая маленькая птичка с длинным носом. Но лебедь гораздо больше! Америке нужно делать ставку на Лебедя. Советник! - Президент щелкнул пальцами. - Почему лебедь сказал, что не может жить с куликом в одной берлоге? Разве птицы у них живут в берлогах? - В России очень холодно, - напомнил советник. - Если хотите, мы закажем через посольство сводку погоды. - Нет, не надо, пускай будет сюрприз, - потер руки президент. - Политика - сложная штука. Будем думать, будем думать... На другой день, придя после переговоров в отель, Клинтон увидел, что весь номер завален письмами и телеграммами. - В чем дело? - С самого утра все несут и несут письма и поздравительные телеграммы, - доложил секретарь. - Поздравительные? С чем? Кто поздравляет? - Русские фанатки и фанаты Пугачевой поздравляют Билли Клинтона с приглашением его в состав оркестра Пугачевой... Ничего не понимаю. - Переведите что-нибудь, - попросил друг Билли, снимая провонявшее кислой капустой пальто. Переводчик опрометью бросился и выхватил из кучи конверт. - Так, э-э... Пишет некая девушка Таня Буланова из Тамбова. "Как я вам завидую, дорогой президент Соединенных Штатов Америки! Вы такой счастливый человек! Вас пригласила дудеть в свой оркестр сама Алла Борисовна! Моя мама говорит, что Алла Борисовна - старая шлюха, но я не верю, что она такая уж старая.Я бы все отдала, чтобы только быть оркестрантом Пугачевой! Это счастье. Дорогой Билли! Хотите я сделаю вам минет?" - Так и пишет? - уточнил Клинтон. - Ну-ка, дай-ка я адрес перепишу на всякий случай. Надеюсь, эта потом в суд не подаст за сексуальные домогательства... Так, еще кто что пишет? - Вот еще письмо от мальчика Богдана из Титомира. "Братан Билл! Я тобой просто контужен, в натуре. Никогда не думал, что ты такой крутой пацан - тебя захотела сама Пугачева. Ты теперь - обеспеченный на всю жизнь человек. Научишься петь русским голосом под фанерку. Попоешь маленько шестеркой, конечно, для разгона, на рождественских встречах. А потом будешь лепить компакты и кассетки. Не меньжуйся, голос тут не главное. Главное, что ты теперь птенец из гнезда. Не пропадешь. Жалко, что я немой и ни петь, ни говорить совсем не могу, а то бы я тоже старался попасть в пугачевую команду. Ну, поздравляю тебя! Приезжай к нам в Титомир, угощу тебя марихуанкой." - Что толку в этой марихуане, если я все равно не затягиваюсь? - пожал плечами друг Билли. - Дальше читай... Чем больше писем и поздравлений читали другу Билли "пацаны" из его окружения, тем задумчивее становилось лицо президента США. Перед тем, как лечь спать, он тихо спросил у секретаря: - Джон, сколько мне еще до конца президентского срока? Третий день переговоров дался другу Билли тяжелее всего. Сославшись на лечебное голодание, он отказался есть капусту. Но не мог запретить этого российскому правительству. А на голодный желудокдышать кремлевским духомоказалось еще тяжелее, поэтому хитрым русским удалось провести все свои решения: они решили сократить свои ракеты, взять западные кредиты и помириться с Чечней. Утомленный длительными согласованиями друг Билли уехал в аэропорт, где на прощание троекратно облобызался с Черномырдиным и сел в самолет. Стюардесса понюхала его пальто и подаренный персидский ковер, поморщилась. "Тебе бы съесть столько кислой капусты," - подумал президент и рухнул в кресло не снимая вонючего пальто. Самолет набрал высоту и летел домой, в Вашингтон. Рядом в проходе лежал требующий химической чистки персидский ковер из Грановитой палаты. Слава Богу, все кончено! Друг Билли злорадно улыбался: на следующей неделе в Москву с официальным визитом должен был прилететь друг Гельмут. Глава 3 У Деда Мороза кончались патроны. Старик осторожно выглянул из-за оленьего трупа, за которым залег, прикрываясь от пуль. Только бы не обошли справа, по лощине... Рядом с перевернутыми нартами лежал еще один мертвый олень.Дед Мороз всегда ездил на паре оленей и только тихо посмеивался в усы, когда видел себя изображенным на рождественских открытках рядом с санями, запряженными тройкой. Он не знал, откуда взялся этот предрассудок, и почему художники и полиграфисты всех стран упорно изображают его едущим на тройке. На тройках - оленьих или лошадиных, без разницы - старик не ездил никогда. Под предательским ярким солнцем Лапландии снег сверкал и рассыпался тысячами разноцветных искр, мешая разглядеть, что происходило впереди. Вообще-то Дед Мороз любил это великолепное волшебное сияние и никогда не носил темных очков, хотя Снегурочка всячески настаивала, советовала беречь зрение, намекала о возрасте, даже несколько раз дарила ему темные очки от Версаче. Вот и сегодня перед выездом, она привычной скороговоркой ворчала, застегивая лифчик: "Посмотри, старый пень, нестоялка глупая, ведь все чукчи -узкоглазые, потому что для зрения слепящий снег вреден. Нужно либо носить очки, либо быть чукчей. Здесь иначе не выживешь." Старик молчал и улыбался, он любил свою ворчливую, немного вздорную помощницу. А вот теперь она лежала в десяти метрах отсюда на спине, широко раскинув руки, и на ее открытых глазах уже не таяли редкие снежинки. Рядом поблескивал перламутровой рукояткой дамский никелированный "Браунинг-6,35", с которым Снегурочка никогда не расставалась. Только это да небольшая черная дырка во лбу говорили о том, что Деду Морозу никогда больше не придется ощущать рукой упругую прохладу ее белоснежных бедер под расшитой блестками шубой... Хотя идея была блестящей - пройти по лощинке в тыл к бандитам. Не вышло... Эта была его вторая Снегурочка. С первой жизнь как-то не сложилась. Первая была некрасива, ряба, прикладывалась к бутылке, и он частенько поколачивал ее. Старик был жилист, бил жестоко, кулаком по лицу, поэтому, бывало, даже на Рождество оставлял нелюбимуюдома, чтобы не пугать детишек видом ее страшных желто-фиолетовых синяков и щербатым ртом с железными зубами... Показалось, за дальним сугробом что-то мелькнуло. ДедМороз пристроил винтовку на мохнатом и уже до деревянности задубевшем животе оленя, стянул зубами красную рукавицу, подышал на руку и осторожно, почти нежно положил указательный палец на спусковой крючок. За свою долгую жизнь он делал это много-много раз. Его старый "манлихер" никогда не отказывал. Старик тщательно смазывал оружие зимней смазкой, оставшейся еще со времен второй мировой войны. Жестяная банка с непонятной немецкой надписью стояла у него в кладовке и, казалось, никогда не кончится. Дед Мороз знал, что от состояния его винтовки порой зависит счастье тысяч и тысяч маленьких детей, которые волнуясь ожидают подарков из красного мешка. Когда старик с ласковой улыбкой лез в свой мешок, детские глазенки загорались любопытством и каким-то тревожным восторгом, казалось даже дыхание замирало в их маленьких тушках. О, как он любил этот момент! Сейчас мешок лежал рядом с ним насквозь прошитый двумя пулями, и в дырки можно было видеть кусочек небольшого синего вертолета для мальчика Пети из Тамбова и розовую куклу Барби для чернокожей девочки из Гонолулу. Дед Мороз нещадно ругал себя за лень и забывчивость. Ну что помешало сунуть в карман еще пару-тройку обойм! Ведь предупреждали его. Еще с утра позвонила Снежная Королева и для затравки разговора ледяным голосом спросила, не шатается ли где поблизости "эта сука Герда". - Нет, давно не видал, - честно признался Дед Мороз, непроизвольно скосив глаза на ковыряющую в носу Снегурку: вспомнил скандал, который устроила ему Снегурка после того глупого случая с триппером. Ах, Герда, Герда... - Ладно, как сам-то? - смягчилась Снежная Королева. Дед Мороз понял это по ее совсем заледеневшему голосу. В трубке слышался чей-то мужской смех. "И что этот геронтофил в ней нашел? - подумал Мороз. Перед мысленным взором возникло заплывшее жиром прыщавое лицо Кая. Он снова покосился на четырнадцатилетнюю Снегурку. - А я тогда кто? Педофил?." Но вслух сказал: - Да ничего, спасибо. Я тут собираюсь выезжать детишкам подарки дарить. Если встречу Герду, что передать? - По морде передай, - неожиданно хрипло пошутила Снежная Королева, чего за ней практически никогда не водилось. - Да, и будь поосторожней: у полярного круга опять Деревянный со своими людьми объявился. - Ничего, проскочим. Не впервой, - махнул рукой Дед Мороз, а про себя грубо выругался: этот дешевый отморозок уже начал действовать ему на нервы. После того, как полиция графства нашла в тихом болотце расчлененного на куски известного предпринимателя и мецената Карабаса, Буратино по кличке Деревянный(он же Дуб, он же Рубильник, он же Бур, он же Бур-Козел) был объявлен во всеобщий розыск. Периодически Деревянный проносился по городам и весям со своей шлюхой и шайкой головорезов, наводя ужас на обывателей и вешая в каждом городе лис, котов и богачей. Это называлось "дать спектакль" или "откатать программу". Сами же налеты не чуждый юмора вальяжный Буратино Карлович окрестил "гастролями"... Да, кто-то в белом шевелился вон под тем ледяным торосом. Секунду Дед Мороз раздумывал, стрелять или нет. Промазать он не боялся, но тратить патрон на какого-то рядового бандита не хотелось, все равно трусоватые буратиновцы никогда не попрут в открытую, их удел не атаки, а засады и удары из-за угла. Тем более, они знают - Мороз бьет белку в глаз. Весть об этом разнесли по всему северу сами белки, постоянно щеголявшие вокруг домика Деда Мороза с синяками. Но старика очень беспокоила та самая небольшая лощинка, по которой хотела пройтись в тыл буратиновцев Снегурочка. "Хотела"... Теперь все глаголы о ней будут только в прошедшем времени. "Хотела", "любила", "давала"... Старик смахнул слезу. Слеза была скупая, мужская, непрошеная. Только один глагол можно употребить по отношению к любимой в будущем времени - "растащат". Придет весна, и кости Снегурочки растащат койоты. Чу! Что-то скрипнуло справа. Старик стащил зубами другую рукавицу и потянулся левой рукойза голову, за воротник красной шубы. Ладонь привычно нащупала рифленую рукоять тяжелого тесака. Носить ножны за спиной по обычаю японских самураев научил Деда один загорелый матрос в кейптаунском порту. "Сейчас у меня на лице было бы гораздо меньше шрамов, если бы мама с детства приучила меня правильно носить нож," - сипло сказал матрос под гул портового кабака, опрокинул в себя кружку рома и тут же вонзил перед Морозом нож в столешницу, мгновенно выхватив его откуда-то из-за головы. ...Дед Мороз сунул нож рядом с собой в снег. Сунул рукояткой, так, чтобы можно было сразу схватить его за лезвие и перекатившись через спину быстрым махом кинуть в сторону лощины. Докинуть можно. Припрет, и не туда добросишь. Опять чу! Кажется, где-то справа действительно скрипел снег под осторожными шагами. Дед Мороз зубами стянул валенок, растер снегом замерзший мизинчик на ноге. Не помогло. Мизинчик не двигался. Плохо дело. Без мизинчика он не ходок. И вдруг Мороз понял, что сейчас произойдет. Понял это настолько ясно и отчетливо, будто и не перепил накануне грузинской чачи, присланной друзьями из Еревана. Сейчас они набросятся на него с двух сторон. Несколько головорезов побегут в прямую атаку, стреляя на ходу из маузеров. А остальные выбегут из лощины. И он с одним стволом никак не управится. Даже если бы у него были патроны - никак. Это конец. Теперь ему может помочь только чудо. Справа уже откровенно скрипел снег. Сейчас... Сейчас раздастся разбойничий посвист - сигнал к атаке. "Ни хрена! Не возьмете! Не получите!" - Дед Мороз вспорол мешок тесаком и крепкими пальцами начал ломать и крушить детские подарки. Они ничего не получат! Им достанутся только два ненужных трупа и куча обломков в разорванном мешке. Только бы успеть! Теперь это стало смыслом всей его оставшейся жизни. Дед Мороз хрипло дыша уничтожал радость детишек. Ледяное безмолвие прорезал резкий длинный свист. Все! Мороз мгновенно перехватил винтовку и практически не целясь, от живота бахнул в одного из трех выскочивших из лощинки буратиновцев. Даже не вскрикнув, пораженный праведной пулей бандит вскинул руки белого маскхалата. Мелькнули длинные рукава, не по сезону легкая белая шапочка, и буратиновец рухнул на снег. Дед Мороз успел заметить странный грим на лице налетчика - огромные накрашенные глаза, печальные губы и нарисованную под глазом... огромную черную слезу. "Наверное, пидор," - подумал старик. Передернуть затвор надежного "манлихера" он уже не успевал. Два ствола черными зрачками смотрели ему прямо в глаза, а бандитские пальцы тянули спусковые крючки. С двадцати метров они не промажут. Откуда-то из-за спины Деда Мороза дуплетом грохнули два выстрела, и два бандита, выскочившие из лощинки, рухнули рядом с пидором, подстреленным Морозом. А возле старика упало в снег чье-то тяжелое тело с двумя пистолетами в руках. Даже не успев понять, что происходит, Дед Мороз перекинул ствол винта на олений живот, выстрелом снял одного из бандитов бегущих по целине, ловко передернул затвор и другим выстрелом снял второго. Над ухом опять дуплетно шарахнули пистолеты незнакомца. Третий штурмующий бандит вспахал мордой снег. Остальные залегли. Атака захлебнулась. Тут только Дед Мороз перевел взгляд на спасителя. Это был Ельцин. - Откуда вы?.. - тяжело дыша, будто после долгой пробежки, спросил Дед Мороз. - Я всегда рядом с тем, кому нужна помощь. Я всегда там, где трудно, - улыбаясь ответил Ельцин, продувая дымящиеся стволы. На его плечи была накинута белая бурка, а на груди красовалось изображение раскинувшей крылья летучей мыши. - Запахните бурку, простудитесь, - посочувствовал Дед Мороз. - Херня, старик. Не впервой. Ты вот что... Скоро новый год, пора делать детишкам подарки. Уходи, дед, я прикрою. - А как же вы, Борис Николаич? Я не оставлю вас одного. - Иди! Россияне, понимаешь, выбрали меня своим президентом. И я не могу допустить, чтобы российские дети остались на Новый год без подарков. Моим внукам не забудь занести. И передай им... Нет, ничего не передавай... Иди, я их задержу. Дед Мороз постеснялся сказать, что он поломал уже большое количество подарков, предназначенных детям России, просто начал медленно отползать назад. Он был бесконечно благодарен этому странному человеку, рисковавшему своей жизнью ради детей всей планеты. "Ах, какое сердце, какое большое сердце, - роняя слезы, думал Дед Мороз ползя в сторону Европы. - Как у теленка." - Эй! - Вдруг окликнул его Ельцин. - Эй, понимаешь, Дед Мороз! Если я не вернусь... ну ты понимаешь... Я открою тебе последнюю партийную тайну. - Какую тайну? - не понял Дед Мороз. - Такую. Я ведь последний руководитель России из бывших высших партийных чиновников. И я не хочу, чтобы эта тайна умерла вместе со мною. - Золото партии? - догадался Мороз. - Нет. Запомни, старик: Ленин был одноногим! Слышишь? Одноногим! - Как?! - не поверил Дед Мороз. - Он носил протез. - Спасибо, - потрясенно прошептал Дед Мороз и пополз дальше, сглатывая слезы. Никогда еще в один день ему не приходилось столько плакать... Через некоторое время Дед Мороз вошел в зал, где проходила кремлевская елка. Толпа мелких и покрупнее детишек обступила его. - Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты! - хором продекламировали детишки. - Ты подарки нам принес? Дед Мороз растерянно достал из-за спины полупустой растерзанный мешок с обломками игрушек. Во взглядах детей он увидел недоумение. - Ну а что ж тогда пришел? - с укоризной выразил общее мнение самый старший мальчик в круглых очках. Казалось, он хотел добавить еще что-то, но сдержался. Глава 4 Губернатор Александр Лебедь задумчиво барабанил пальцами по столу, на котором лежала газета. Опять скандал. Война компроматов. Кому это выгодно? Может быть Коржакову? Или это тонкая игра беглого Мавроди, желающего оптом скупить, а потом в розницу продать Россию? (Пепел от толстой пачки "мавродиков" до сих пор стучал в сердце Лебедя.) А может, в игру включился сам Кобзон? Лебедь привычно дернул красный рычаг справа от кресла. Это был сигнал вызова. В дверь тут же вошел адъютант хотя и в штатском, но с хорошей выправкой. - Ну? - Лебедь был привычно лаконичен. - Работаем. Но в пределах. - Также кратко ответил адъютант. Лебедь и в других ценил умение доложить кратко и по существу. - А это? - Всегда. - А то? - Раз и навсегда. - Свободен. Адъютант прошел с ним тринадцать войн. И во всех остановленных Лебедем войнах этот мальчишка был рядом. Лебедь любил его как сына. Даже больше - как двух сыновей. Он всегда посылал мальчишку в самое пекло, рассуждая, что пусть уж лучше убьют адъютанта, чем начальника. Потому что, как же тогда солдаты без бати-командира? Ведь солдатам он тоже отец родной, а не хрен собачий. Лебедь взял из стакана красный карандаш, решив еще раз перечитать статью из "Московского комсомольца". Хорошая статья. Наверное, еврей написал. Лебедь взглянул на подпись. Да нет, вроде русский - Иван Кацман-Рабинович. Может, псевдоним? Кто же ему слил эту информацию? Какая сволочь? И по кому удар? Может, по Черномырдину? А может, и по самому Ельцину? Лебедь представил, какая буча сейчас в Думе. Илюхин, небось, заходится, как всегда требует импичмента президента. Лебедь надел круглые очки в металлической оправе, бывшиес ним во всех заварушках. И что странно, линзы много раз бились от прямых попаданийосколочно-фугасных и кумулятивных снарядов, а оправа стояла, лишь многочисленные царапины покрывали ее. Ладно, пройдемся еще раз. Может, что и прояснится. Статья называлась "ТРУДНОЕ СЧАСТЬЕ МАЛЕНЬКОГО КОНРАДА" "С кем только не сталкивала меня нелегкая журналистская жизнь. Люди все больше удивительные, какие только в нашей Родине и рождаются. Один из такихзамечательных людей - Конрад Карлович Пидаргузов, человек удивительной и нелегкой судьбы. Познакомился я с ним в сандуновских банях, когда сунув какому-то низкорослому купюру, попросил: - А ну-ка, сгоняй за пивом, пацан. Это и был рано поседевший Конрад Карлович, коего я принял за мальчишку из-за низкого роста. Так и познакомились. Попивая принесенное Конрадом из буфета пиво, я слушал историю его жизни, и не раз слеза подступала в моим длинным пушистым ресницам. Оказалось, Конрад является незаконнорожденным и гонимым сыном Бориса Ельцина. Еще когда Ельцин работал в Свердловском обкоме партии, КГБ доложило, что у него где-то в деревенской глуши родился побочный сын Конрад или, как ласково звала его старушка-мама, - Коник. Поняв, что это может поставить крест на его партийной карьере, первый секретарь отдал приказ уничтожить всех младенцев в Свердловской области. Тогда мать маленького Коника положила его в корзину, пошла к реке и отправила корзинку с орущим младенцем вниз по Енисею. При впадении Енисея в Северный Ледовитый океан, плывущую корзинку увидел в перископ капитан атомной подводной лодки Герой Советского Союза Карл Цейс. Думая, что это никому не нужная вещь, только лишний раз загрязняющая океан, капитан в учебных целях выпустил две торпеды, но не попал. Господь хранил младенца. Тогда Карл Цейс объявил всплытие и отправил матросню за корзинкой. Так маленький младенчик стал сыном полка или, точнее говоря, внуком субмарины. Семи лет от роду он впервые увидел землю и голубое небо вместо железных шпангоутов и угловатых цугундеров. "Подлячий выкормыш" ласково звали матросы малыша. Ел мальчик действительно очень много, но тесные помещения лодки не давали ему простора для беготни и физического роста, поэтому росточка парень остался, прямо сказать, младенческого, зато мог проникать в такие кубрики и сфинктеры, куда не мог пролезть ни один штатный моряк. Особенно полюбил малыш греться возле реактора. "Смотри, задристыш, а то рога вырастут", - добродушно шутил седоусый боцман, по-отечески поднимая мальчика за уши. И точно, к пятнадцати годам у парня обнаружились некоторые уплотнения ушных хрящей. "Неоперабелен", - таков был суровый приговор медиков. Мечту о море пришлось оставить. Но не таков наш паренек! Вычерченные тонким карандашом на карте ватерлинии и ряды стройных кильватеров на продуваемой всеми ветрами палубе часто снились ему долгими бессонными ночами. Он без экзаменов поступил в институт Дружбы народов имени Патриса Колумбана факультет имени одноглазого адмирала Нельсона. Впервые академик Курчатов обратил внимание на низкорослого паренька во время лабораторной работы по физике, когда Конрад изучал резонанс Фаллопиевых труб. Вошедшая в резонанс самая большая труба соскочила с кронштейна и обрушилась на парня, начисто срезав ему запонки. Срикошетив от пола, запонки, сделанные когда-то боцманом Сидоренко из остатков ненужной боеголовки, с силой ударили Курчатова в глаза. Ослепшегопрофессора унесли на носилках, но и в бреду он еще долго повторял имя удивительного студента. Через пять лет Конрад закончил институт по специальности "визуальный контроль пожарных гидрантов и аквариумная акустика". Это было, конечно, не море. Но все же что-то связанное с водой. Однако работать по специальности Конрад не стал, а уехал с одним негром с параллельного потока в Африку. Но в Африке жить оказалось еще тяжелее, чем ходить под водой на атомной субмарине. Пришлось обитать в тростниковой хижине, спать и ходить в туалет с автоматом Калашникова, периодически отражать набеги повстанцев, противников режима. Заработать ничего не удавалось, все деньги уходили на патроны. Слава богу, что питание бесплатно росло на пальмах. Прожив так восемь лет, Конрад продал своего друга в рабство повстанцам.Таким образом удалось выручить необходимую сумму для покупки билета на самолет "Аэрофлота" летящий до Стамбула, а уже оттуда на перекладных он добрался до Абхазии, где некоторое время был советником в правительстве Ардзинбы. Но Ардзинбу продать никому не удалось, поэтому Конрад перебрался в Москву. Сейчас Конрад зарабатывает на жизнь тем, что в одном из второразрядных кабаков танцует стриптиз-гопак или же просто медленно раздевается под русские плясовые мелодии, к вящему удовольствию бездуховных российских богачек, готовых за деньги продать самое святое. О времена, о нравы!.." Лебедь в раздумьях прошелся по кабинету. Внезапно его озарило. Он понял тайный смысл публикации. Как же он сразу не догадался! Это же удар по Пугачевой! Так-так-так... Теперь нужно пораскинуть оставшимися после войн мозгами, какие выгоды сможет извлечь из ситуации лично он, Александр Лебедь? Кажется, он знает, что ему нужно делать! Лебедь быстро набросал текст на бумажке и дернул красную ручку от катапульты кукурузника. Вошел адъютант. - Так, первое: эту телеграмму отправить в Лапландию вот этому лицу. Второе: сходить в архив МВД узнать все про это лицо. Вопросы есть? Свободен. Довольный произведенной умственной работой Лебедь откинулся в кресле и довольно засмеялся: - Гы-гы. Гы-гы. Гы-гы. Глава 5. Лариса Моисеева, урожденная мужчина позвонила в дверь. Сейчас откроют и она вручит Ему букет цветов. Он, конечно, сначала не заметит. А когда заметит... Сердце сладко затрепетало. За дверью послышались шаги, щелкнул пудовый замок фирмы "Zapizdutsen und Der Pizdekliaus" и дверь из мореного дуба распахнулась. На пороге стоял Он - высокий, красивый, улыбающийся. - Это тебе, - Лариса протянула букет Филиппу и смутилась. Некоторое время он смотрел на нее не узнавая. Еще бы! Узнать ее было непросто: белое платье вместо всегдашних джинсов, густо напудренное лицо, глаза... Впрочем, глаза всегда были подведены. - Господи, Боря, ты ли это? - Я, - смутилась Лариса. - Только я теперь не Боря. Сбылась моя мечта. - Какая мечта? Да ты проходи, проходи. Жены нет дома. Я сейчас чайник поставлю, штаны сниму... - Филипп, ты не понял! Я стала женщиной! - Поздравляю. Только, по-моему, это случилось с тобой еще в юности, когда ты еще не брился. С тех пор тебе в любви не везет, если не считать меня. - Последняя фраза была сказана Филиппом, конечно, в шутку. Уж Ларка-то знала количество его любовных связей! Это жене он может мозги крутить... - Ты ничего не понял, дурашка! Мне сделали операцию. - Ах черт! Так вот где ты пропадал! - "Пропадала", - мягко поправила Лариса. Видно было, что Филипп потрясен этой информацией. Некоторое время, пока он ставил чайник и дрожащими от волнения руками щелкал золотой зажигалкой над плитой фирмы "Zaebition and gowno", в воздухе висело некоторое напряжение. - Ну что скажешь? - наконец не выдержала Лариса. - А что сказать? Я даже... Я думал, ты что-то под платье натолкал, ваты что ли. А это... это сиськи? Это настоящие сиськи у тебя теперь? - Ага. Хочешь потрогать? - Нет-нет! - испугался Филипп. - Вот это да! Боря, как же ты решился? - "Решилась", - снова мягко поправила Лариса. - И не зови меня Борей. Бори больше нет. Есть Лариса. Я уже и паспорт поменяла. Я так давно об этом мечтала, так давно! - За это надо выпить, - Филиппа наконец посетила первая дельная мысль. - Ну, конечно, глупый... Наливай, ептыть. Разлили. Выпили. Разлили. Выпили. - Ну что? Еще по одной? - Давай, а чего... Разлили. Выпили. - Ну, вдогонку что ли? - Скрупулезно подмечено... Разлили. Выпили. - А борода не растет? - наконец отошел от новостей Филипп, проявив живой интерес к диковинке. - Пока растет, но я сейчас сижу на женских гормонах. Потом расти перестанет. Начнут увеличиваться бедра. Не отличишь. А сейчас приходится два раза в день бриться и сильно пудриться. - А сиськи у тебя из чего? - Сделали. Сейчас это не проблема. - А... А это... Неужели отрезали? - Отрезали. - И то, и другое? - Напрочь... Сделали наоборот. Помолчали. - Уму непостижимо. И что теперь? - А что? Жить буду. Танцевать. - Публика пойдет на какую-то Ларису? - На какую-то не пойдет... дай огурчик... на какую-то не пойдет. А на бывшего Бориса с сиськами - валом повалит. - Вообще, да, - согласился Филипп. - Они же быдло. - Быдло, - согласилась Лариса. - Тупое быдло. Но мы с него живем. И давай поэтому поуважительнее о собственных бабках. - Бабки - это святое. - Самое святое, что у нас есть. Они и отличают нас от того быдла. - Ты какие бабки особенно любишь? - Я-то? Баксы люблю. Новенькие стодолларовые особенно удались. Наши тоже люблю, сотенные купюры. Но уж больно они мелки, неудобно расплачиваться. Марки эти... Ну, немецкие. Еще кредитки люблю, если на них много лежит. А ты? - Ну у нас с тобой, в общем, вкусы сходятся. Наверное потому и мы вместе сошлись. Я слышал, схожие люди сходятся. - А я слышала, схожие расходятся, а сходятся расхожие. Они дополняют друг друга. - До чего дополняют? - До единого целого. - Хе-хе-хе... До гермафродита что ли? - В смысле, в любви мы всегда ищем половинку. - А я всегда искал целой любви. Кому нужны половинки, четвертинки - некондиция? - Да нет, я не в том смысле. Легенда есть такая. Древняя. - А-а. Тогда ладно. Древние, они много мудрости знали. Ты вот Библию читал? - Видела. Мне Юдашкин показывал в каком-то фильме. Там мужик на ней клялся в суде. - Серость! А я сам читал. У племянницы моей есть детская Библия в комиксах. Так я тебе скажу - это мудрость веков. Вторые смыслы, понимаешь, разное такое... Там все зашифровано. Что было, что будет. Кто был, не забудет... - А ты Апокалипсис читал? - Это про что? - Про конец света. - Не-а, я фильм смотрел. Там еще мертвецы такие на всех нападали. Из могил вылезли - и вперед. А наши - от них драпака. - Наши - это русские что ли? - Да какие мы с тобой русские! "Наши", в смысле, живые! Фильм-то американский. Поэтому живые там были американцы. - А мертвые? - Ну, не знаю. Ты уж прям... чего от меня хочешь? Чтобы я титры читал? - А по фильму не ясно? - Ну что у них, по твоему, должно быть на лбу что ль написано, чей он мертвец?! Они полусгнившие и так все были. И вообще... Слышал, говорят - "у преступника нет национальности"? Так вот я считаю, что у мертвеца тоже нет национальности. - Мудро. А я тебе скажу, что у женщины тоже нет национальности! - Мудро. Да у человека вообще нет... не должно быть национальности! - Умно, умно... Нет национальности - нет национальных предрассудков. Вот ты, например, какие знаешь национальные предрассудки? - Ну у китайцев, например, это... они червей едят. - Зачем? - Да ни за чем! Обычай такой. Это у них запросто, вместо "здравствуй". Не здоровкаются по человечьи, а начинают червей глотать. - Фу, гадость какая! А еще чего едят? Говно едят? - Говно мы с тобой едим сейчас. - А у тебя поприличнее закусь есть? - Тебе что, устриц что ли захотел? Потом, блин, греха не оберешься, хуже Церетели. Вон Третьяков один раз поел устриц, так до сих пор ему этих устриц вспоминают, ептыть. - Да, нехорошо получилось. - Еще бы хорошо! Вон Алла уже даже не может больше икру есть. Не могу, говорит, икру больше есть, когда народ голодает. И не ест больше. - Больше чего? - Больше полбанки. Даже чуть меньше. Лариса вздохнула: - Сильная воля у женщины. Все-таки она у тебя великая женщина. - Да, немалая. Но не у меня! Она у народа великая! - У быдла что ли? - Я их не отличаю. Просто, когда публика хорошая, тогда - "народ". А когда плохая - "быдло". - А мы с тобой "народ"? - Когда хорошие - народ. А когда нажремся и пойдем на паркет блевать, тогда "артисты". - Точно... Расскажи мне о своем творчестве, Филиппушка. Какие, например, у тебя творческие планы? - Ну что тебе сказать о моем творчестве? Я иногда ночами не сплю. Творю! - Много натворил? - Да до хера уже. А у тебя какое творчество? - У меня тоже оно есть. Что я, хуже тебя что ли? И я иногда... и у меня бывает бессонница. И еще я запорами страдаю. А ты страдаешь запорами? - Нет. Запоры у меня случаются, но я от этого не страдаю. Я страдаю, когда понос. Стоишь на сцене, а у тебя понос, представляешь? - Беда. Капусты поменьше кушай. Кушай мясо. Я вчера ела в ночном клубе дичь. Целого лебедя. Аж усралась потом. - Кстати, насчет "усралась", - вдруг вспомнил Филипп. - Несколько часов и минут тому назад Алле звонил Лебедь. - Так я ж его съела... - Дурак. Генерал Лебедь!.. Так, Моисееву больше не наливать, - Филипп убрал бутылку водки на другой конец стола. - А зачем такой большой начальник звонил Алле? - Думаю, это дело государственной важности. Аллы не было дома, но он обещал перезвонить. Я думаю, скоро война. - Лишь бы не было войны, - машинально откликнулась Лариса и привычно положила руку на колено Филиппа. - Филипп, давай любить друг друга, как прежде - я снизу, а ты сверху. Филипп убрал ее руку со своего колена и впервые наконец назвал женщиной. - Нет, мать, исключено. Теперь это исключено. Ты хотела стать женщиной. Тебе это удалось. Но мне так не интересно. Мне жены хватает. За глаза, причем. О чем ты думала, когда шла на операцию? Такой удар Лариса выдержать не могла. Она зарыдала и выбежала из квартиры когда-то любимого ею человека, крикнув на прощание: - Гондон проклятый!!! Глава 6 Березовский мелко трусил по улице, запахнувшись в тонкое пальтецо на рыбьем меху. Холодный ветер продувал его буквально насквозь, как ту пенсионерку из первой главы, которой пенсию давно не платили. Абрамыч застылыми ручонками без перчаток безуспешно пытался прикрыть от мороза реденькую лысину. Головке было холодно. Тонкие паркетные ботиночки скользили на льду тротуара. "Вот сейчас еще шарахнусь, не дай бог, башкой об лед, сразу вся жизнь перед глазами промелькнет," - подумал безработный олигарх. Сейчас он работал под прикрытием. Как человек тайно управляющий всякими там тайными пружинами, Березовский изучал страну, идя по улице, как простой прохожий. Он изучал жизнь. И жизнь не оставалась в долгу, преподнося один урок за другим. Дорогу Березовскому преградили казаки. - А ну-ка постой, жидомасон. Куда идешь? Жидомасонам туда нельзя! - Я не жидомасон, - привычной скороговоркой зачастил Березовский. - Я абсолютный гражданин этой страны и даже люблю ее, некоторым образом... А вообще меня давно интересует,как вы их различаете? Ну, я имею в виду жидомасонов. Вот мне никак не удается. - Да никак не различаю, - сказал казак-борода лопатой. - По мне, что жид, что масон - все едино. - Безусловно. Безусловно. А кто, по-вашему, опаснее, евреи или жидомасоны? Это мне, чтоб знать, с кем бороться. Кто больше угрожает безопасности страны? Казак, крякнул, позвенел многочисленными георгиевскими крестами, потрогал задумчиво шашку. - Я тебе так скажу: один другого стоят. Олигархия. Все захватили, весь капитал. - Как же весь? Как же весь? - забеспокоился Березовский. - Не могли весь. Просто физически весь не могли. - Не могли, однако захватили. Смотри, кто у нас банкиры главные? Гусинский - Березовский - Смоленский. - Ну позвольте, а вот этот, этот же... - залопотал Березовский. - Ну как же его... Этот, беглый... Виноградов, по-моему. "Инкомбанк". Который тоже жидомасонов не любит. - Вот ты один его и знаешь. Сам, небось, из банкиров, - нахмурился казак. - Что-то, паря, мне твоя рожа знакома. Постой-постой... Да я ж тебя на днях по телевизору видел! Да ты Гусинский! Эй, ребята, я тут Гусинского поймал! - Нет-нет, я не он. Он - не я. Я его не люблю... не любил... то есть я хотел сказать... я бы сам его с удовольствием бы убил. Он такой плохой человек! Вы не представляете, какой он дурной человек! - Тебя надо зарубить шашкой, - раздумчиво сказал казак. - А может быть просто плеткой посечь? - с надеждой спросил Березовский. - Или так, - казак нагнулся к сапогу за нагайкой. К концу нагайки была привязана гайка М14. - Сымай портки. "Все-таки, они как бы родственны чеченцам, - подумал Березовский, расстегивая брюки. - Только те палками бьют по своим диким законам, а казаки плеткой по своим не менее диким. Господи, как нецивилизованно! А с другой стороны, разве цивилизованно стрелять человека в подъезде?" - Чей-то ты затосковал, парень? - добродушно спросил казак. - Да так как-то. Во мне отчего-то проснулся рефлексирующий интеллигент, что очень редко бывает. - Так ты интеллигент? - Ну, в каком-то смысле. Без пяти минут академик все-таки. Член-корреспондент. - "Член" - это ты хорошо придумал. Интеллигент, значить. Ну, ну... А что же без шляпы? - Да понимаете, я и очки дома забыл. - Маскируисся? - Да нет, не маскируюсь, что уж там особо маскироваться. Бесполезно. Интеллект не национальность, его не спрячешь. - Эт верно, - вздохнул казак. - Знакомая проблема. Ладно, паря, иди. Но гляди! С такой рожей патрули да посты за версту обходить надо. Это еще хорошо, что на нас попал. А попал бы на ментов, отбили бы почки дубинками. - Да за что? - Будто сам не знаешь за что, - ухмыльнулся казак. - Забыл, где живешь? - Спасибо, спасибо, - часто закивал Березовский, застегивая ремень. - Совет да любовь, совет да любовь. Благодарствую. Казак-борода лопатой отвернулся от Березовского и начал меланхолично ковырять в зубах концом шашки. А Березовский поспешил к себе в Кремль, где пока мог чувствовать себя в относительной безопасности. В кабинете его уже ждал коллективный Распутин. - Здравствуйте, - кивнул Березовский. Он предпочитал ни с кем не портить отношения. Если же они случайно портились, Березовский предпочитал убивать испорченного или по крайней мере склонять кого-нибудь к его убийству. Коллективный Распутин почесал бороду: - Здорово, Абрамыч. Березовский поморщился. Все раздражало его в коллективном Распутине - и вечный запах чеснока изо рта и расшитая рубашка "а ля рюсс", подпоясанная кушаком, а больше всего вот это вот обращение - "Абрамыч". Особенно почему-то Березовского передернуло от этой фамильярности после встречи с казаками. И вот еще что... Зачем он все время чешет бороду? Что хочет этим сказать? Тем более, что чесать бороду бесполезно: волосы не чешутся, чесаться может только подбородок. "А, может, его убить?" - пришла привычная мысль. - "Говорят, живуч он. Сразу не завалишь паразита." - Чего смотришь на меня, как сыч на новые ворота? - коллективный Распутин сытно отрыгнул. - Угрюмый ты какой-то. Не люблю я тебя. Потому что не верю тебе. Не русский ты, не русский. - А какой же, простите? - Березовскому было неприятно это постоянное напоминание. Лучше бы они все намекали о его лысине или малом росте. А то нашли повод... Русский, не русский - какая разница, если деньги есть?! - Ладно, не меньжуйся, - коллективный Распутин взял рукой из миски кусок вареного мяса и сунул его в рот, начал жевать, запивая водкой "Гжелка". Березовский догадывался, у кого он украл эту бутылку. Ну ничего, хозяин еще спохватится своей бутылки, он еще устроит дворцовые порки. Дай бог ему здоровья. - Ты это... того, соблюдай государство, ищи козни, - коллективный Распутин вытер жирные пальцы о штаны. - А то черт знает что творится. Лебедь уже два раза звонил Пугачевой. Слава богу, ее дома не было. Филька к телефону подходил. Чего-то затеял аспид. - Может, у них личное... - У Лебедя-то может. А вот у Пугачевой личного не бывает. Понял? У нее все общественное. Эта баба в политику рвется, президентом стать хочет. - Ну это вряд ли, - усомнился Березовский. - Что такое президент? Президент ведь - это толькона пять лет. А Пугачева - это на всю жизнь. - Вот и видно, что ты дурак, - коллективный Распутин подошел и пребольно ткнул Березовскому костяшками пальцев в лоб. - Ты сам прикинь хрен к носу - Новый год давно прошел, а Лебедь пишет письма в Лапландию. Думаешь, кому? А из архива МВД надысь затребовал все сведения о серийном убийце Раскольникове по кличке Ручечник. А Ручечник-то давно помер, царствие ему небесное. Значит, будет искать другого, более живого. Есть контакт? Березовский напрягся: запахло большой политикой. Но кое-чего он еще не понимал. - А почему у него кличка Ручечник? - А я почем знаю? Это ты у Вайнеров спроси. Тут другое интересно. Лебедь будет искать дальше. Я вот думаю, может, ему Саньку порекомендовать? - Какого Саньку? - Березовский старался ухватить нить. - По кличке Слоник. Очень грамотно стреляет. С двух рук, с двух ног. - Так убили же его. Не то в Греции, не то в Зимбабве. - Да? Жаль, жаль... Ладно, чего-нибудь прикумекаем, - коллективный Распутин опять почесал бороду. - Э-э... Григорий, а, собственно, кому писал Лебедь в Лапландию? - А ты не догадываешься? Кому все пишут в Лапландию? Деду Морозу. - Что за ерунда? Это же мифический персонаж. Я еще с детства в него не верю. Его не бывает. - А вот Ельцин говорит, что бывает. - Борис Николаевич?.. Ну, я хотел сказать, бывает, конечно, но очень редко встречается. - Вот иди и подумай, что здесь к чему, - устало махнул дланью коллективный Распутин. - Ой, чую, что-то готовится. Я всегда чую... Ступай отсель. Березовский шел по коридору и злился. Ну почему он должен уходить из собственного кабинета? Ну почему?.. Глава 7 Шамиль Басаев был чеченец. На его руке с некоторых пор синела наколка "Не забуду Буденновск". Очень красиво. Басаев любил свою небольшую родину, часто ласково называя ее просто "моя родинка". Коварный агрессор напал на его "родинку" и попрал ее своим сапогом. Ни пяди земли не отдал Шамиль Басаев врагу. Хотя оккупант всячески старался осквернить родину и глумиться над ней. Курносое лицо грязного оккупанта преследовало Басаева в тихих ночных кошмарах за секунду перед пробуждением, когда шмелем гудел далекий вражеский вертолет, который делал геноцид. - Мы не потерпим этих проклятых гяуров на земле свободных вайнахов Ичкерии, - любил говорить на митингах герой народа, хотя и не очень представлял себе, что такое "гяуры" и "вайнахи". - Мы их засудим международным судом, заставим платить нам алименты. Они подлецы, а мы хорошие. Толпа встречала его слова громом аплодисментов и криками "бис!" Поэтому Басаеву приходилось выступать еще раз. ...Он любил дышать воздухом гор. Потому что это были горы его родины. "Я никому вас не отдам, клянусь Аллахом!" - плакал герой, лежа на каменистой земле и обнимая горные породы. И никто не смел потревожить его в этот момент. Такой уж человек был этот Шамиль Басаев. - Шамиль, - бывало обращались к нему старейшины, чтобы он разрешил их проблему. - А велик ли Аллах? - Аллах... - задумывался Басаев. - Аллах не просто велик. Аллах - акбар! Удовлетворенные старейшины расходились по своим пещерам, а Басаев шел молиться или насиловать да убивать. За ним тянулся кровавый след. Иногда ему даже кричали: - Эй, Шамиль! У тебя кровь идет. - Это не кровь, - отшучивался Басаев. - Это клюквенный сок. И шел дальше, оставляя кровавую дорожку. А еще Басаев очень любил слушать певицу Зыкину. И очень не любил певицу Аллу Борисовну Пугачеву. "Какая она, в сущности, сволочь, - думал Басаев долгими бессонными ночами. - Другое дело Зыкина." Ему представлялось, что тощая, как фитиль Зыкина, расставив крепкие ноги с бутылкообразными икрами, поет на фоне гор песню про Аллаха. Раздумья Басаева о высоком его помощник Мухаммед. - Какие будут распоряжения, начальник? - спросил он, и боевой шрам на его лице противно задергался, как у негодяя. - Принес план? - вопросом на вопрос ответил Басаев. - Что говорит разведка? Мухаммед молча протянул ему цветную схему московского метро, нагнулся к уху Басаева и горячо зашептал: - Сахар завезли. Варенье тоже. Из Кремля сообщают, что Лебедь два раза звонил Пугачевой. Ее не было дома, Филька подходил. Но он перезвонит. Басаев резко схватил Мухаммеда за грудки и рывком притянул к себе, жарко дохнул в лицо: - Что!? Что ты сказал?! - Лебедь два раза звонил Пугачевой. Ее не было дома. Филька подходил. Но Лебедь еще перезвонит, - послушно повторил Мухаммед. Басаев отпустил помощника. - Спасибо, Мухаммед. Только впредь говори громче: чего-то я в последнее время стал плохо слышать, переспрашиваю постоянно. Контузило, наверное, когда в Буденновске с Черномырдиным по телефону говорил. Он так орал... Я не люблю Пугачеву, она злая. Если бы она тогда оказалась в Буденновске, нам бы не поздоровилось. Ладно, иди... Мухаммед пошел, потирая пальцами ожог на щеке от жаркого дыхания своего патрона. Дело в том, что месяц назад у Мухаммеда взорвался патрон, лежащий в нагрудном кармане. Тогда-то лицо и опалило. Испорченный патрон пришлось выкинуть. А злопамятный Басаев вычел у Мухаммеда из жалованья стоимость утраченного патрона. Басаев лег на овечьи шкуры и задумался. Он размышлял об интересах тех неведомых людей, которые делали неведомую ему политику в далекой Москве. Неведомые их интересы неведомо как переплетались между собой и имели непонятные для Басаева последствия на поверхности которых лежали два звонка Лебедя Пугачевой. Всего-навсего два самых обыкновенных ни к чему не обязывающих телефонных звонка. - Кто-то серьезно влип, - размышлял Басаев. - А кто-то что-то замышляет. Кто? Что? Где? Зачем? Почему? И чем все это закончится? Вопросы, вопросы... Если это надо Волошину, то при чем здесь братья Черные, а если бучу затеял Коржаков, то не импотент ли он? Господи, как все сложно и непредсказуемо в российской политике! Нужно кого-нибудь зарезать или изнасиловать для прояснения ситуации. Басаев вытащил из ножен кинжал и начал точить его о камень, вспоминая старушку-маму и ее напутствия: "Живи честно, сынок, никогда не езди в Буденновск." Увы, заклинания старушки остались без внимания и Басаев стал тем, кем он стал - великим мыслителем современности и крупным философом. "Все ясно, - вдруг дошло да Басаева. - Ельцину недолго осталось: скоро выборы. ОНИ готовят замену. Значит, будет большая буча. Действительно, кому же и быть президентом, как не Пугачевой? Кто еще соберет голоса? Только она." От возбуждения Басаев начал чесаться. Так, так, так. А почему бы и ему не выставить свою кандидатуру на выборах президента России? А что, не джигит он что ли? Смел, красив, в Бога верит. Неужели не проголосуют? - Мухаммед! Подбежал помощник. - Я здесь, хозяин. - Аллах нам всем хозяин... Запусти в российские средства массовой информации слух о том, что России нужен новый президент - настоящий крутой и хозяйственный мужик, а именно - Шамиль Басаев. Пробный шар. Мне любопытно, как отреагируют. - Но ведь Чечня - самостоятельное государство, - робко возразил Мухаммед. - Разве можно быть президентом другого государства? - Не проблема, - махнул рукой Басаев. - В крайнем случае, Россию мы завоюем. Это очень просто. За два-три часа одним чеченским батальоном можно взять Москву. - А зачем нам такая большая провинция? - спросил Мухаммед. - Кормить их, этих дикарей, не знающих Аллаха и истинной духовности. - Что ж, - пожал плечами Басаев. - Нужно же нести культуру диким народам. Миссия великой вайнахской нации состоит в том, что мы несем свет народам, сеем разумное, доброе, вечное. - А президент России будет подчиняться президенту Чечни? - Масхадову? - Басаев почесал затылок. - Об этом я как раз и не подумал. М-м-м-м... Нет, пожалуй, не надо Чечне завоевывать Россию. Пожалуй, я и так протырюсь в президенты России. Ведь формально-то я российский гражданин. - Арестуют, Шамиль. - Да за что? - не скрыл удивления Басаев. - За Буденновск, Шамиль. - Да ну, брось! Кто старое помянет... Да они уже забыли давно! Да они благодарны мне: я убил-то там самую малость, попугал больше. Зато я спас тысячи русских мальчиков с цыплячьими шеями, остановив войну. Один ноль в мою пользу. Неужели русские добра не помнят? - Ты прав, Шамиль, - склонил голову Мухаммед. - Твоими устами хорошо мед пить. - Лучше водки, - Шамиль достал из-за пазухи запыленный граненый стакан, свято хранимый им еще со времен московского студенчества, продул его и протянул Мухаммеду. - Наливай... Глава 8 Профессор Лебединский проснулся рано. За окном хмуро занимался серый питерский день. Северная пальмира тяжко отходила от ночных кошмаров. Низкое свинцовое небо давило и угнетало. Профессор надел пенсне и шаркающей походкой подошел к окну. В дальний просвет между домами ему открывалась Нева и кусочек "Авроры". Лебединский любил этот корабль. Ему казалось, что крейсеру и ему снятся одни и те же сны. Вернее, один и тот же сон. Господи, как давно это было! Маленьким мальчиком профессор бежал по питерской улице в поисках хлеба и вдруг ткнулся головой в чей-то живот. Этот некто пребольно ухватил мальчонку за ухо. - Куда бежишь, щенок? - За хлебом, дядька. - Ну-ну... А знаешь ли ты что-нибудь о пролетарской революции? Тут только Лебединский поднял глаза. Сверху на него смотрел огромный рыжий мужик, рябой да одноглазый. - Нет, дядька, не слышал, - признался мальчик. - Еще услышишь, - пообещал мужик. И он долго и страстно рассказывал мальчику о борьбе рабочих против мироедов, о несправедливости жизни, об угнетении и эксплуатации человека человеком. На всю жизнь запомнил маленький профессор тот разговор и мужика. И когда мужик ушел, мальчик оглянулся, ища кого-то, кто бы мог объяснить мальчику, кто этот удивительный мужик, перепахавший личность маленького Лебединского. Мимо как раз бежали солдат и матрос, стреляя на ходу. - Стоять! - попросил мальчик защитников отечества. - С кем это я разговаривал? - Здоровый, рыжий? - уточнил солдат, поправляя ружье. - Ага, - кивнул малыш, утирая соплю. - Дак это сам Ленин был. Лебединский ахнул и чуть не сел на жопу. - Как! Сам Ленин?!. А я думал, что Ленин маленький, лысый да картавый. - Миф, - отрезал солдат и насторожился. - А чего он с тобой болтал-то? Но мальчик ничего не ответил, теперь у него была своя сердечная тайна, одна на двоих с великим Лениным. Ленин попросил его взорвать царский крейсер на рейде, мотивируя это тем, что то, что плохо для царизма, хорошо для пролетариата и нужно желать поражениясвоему отечеству, если оно не социалистическое. ...Маленький мальчик с гранатой, появившийся на следующий вечер на пристани, не привлек внимания матерых лодочников, промышлявших перевозками по акватории туда-сюда. Много тут болталось разного люда. Никто не удивился также, когда мальчонка попросил, не привлекая внимания, подвезти его в ночик борту крейсера. Ну мало ли какие мысли в голове у мальчонки с гранатой в руке. Кряжистый лодочник только напружился и напыжился изрыгая ругательства из натруженного горла, когда узнал, что мальчонке нечем платить. Наконец, вволю отругавшись, он сипло спросил: - Чем платить будешь, паскудина, еб твою мать? Мальчонка не ответил. Его душила злоба на этого тупого жлоба, который даже не удосужился смазать маслом уключину старой лодки, и теперь она скрипела, привлекая к себе внимание береговой охраны. Профессор Лебединский сжимал в маленьком потном кулачонке гранату, подаренную Лениным. Какая низость - лодочник сейчас думает о грязных деньгах вместо того, чтобы думать о революции, о счастье всего народа! Если бы только он смог, если бы у него были силы, он ликвидировал бы этого прихвостня капитала в зародыше! Вот только где у него зародыш, у проклятого лодочника? Стоп! До ведь он видел сегодня днем этого рыжего детину на рынке! Лодочник покупал мясо птицы и масло. Почему же он не смазал уключину маслом? Ведь масло у него было! Небось, все своим детям поганым скормил, мещанин проклятый. Ни грамма для революции не оставил, обывателишка, гнилой интеллигент, кровопийца, судовладелец, эксплуататор... ...А потом было предательство. Дозорный на вышке засек подозрительного мальчика на скрипучей лодке, доложил по инстанции, их благородия выслали катер и не дали справедливым замыслам Ленина осуществиться. Более того, хлопая холеной, не знавшей мозолей ладонью по трудовой попе мальчика, офицер, отнявший у него подарок Ленина, кощунствовал, говоря такие слова: "Твой Ленин - говно. Ленин твой - полное говно." Этого предательства Лебединский лодочнику не простил. Позже, будучи уже молодым аспирантом молодой советской власти Лебединский столкнулся на Невском с постаревшим лодочником нос к носу. Лодочник, шедший с рынка с мясом птицы и маслом,не узнал в будущем профессоре того пацаненка, которого когда-то сдал царским властям. Но Лебединский-то его узнал! И проследил за лодочником до самого дома. И написал на него донос в ГПУ. И лодочник понес заслуженное наказание в виде 10 лет лишения свободы с последующим расстрелом. Собаке - собачья смерть, рассудил Лебединский. Потом он стал профессором и о лодочнике больше не вспоминал... А теперь старенький опытный профессор работал аналитиком одного московского политика, имя которого слишком известно, чтобы его произносить вслух. Старик прошаркал к столу и занялся заказанной ему разработкой стратегического плана. Ему нужно было ни много ни мало, разгадать главную тайну российской политики. Лебединский дрожащей старческой рукой вывел в центре большого листа ватмана имя "Егор" и обвел его в кружочек. Немного подумав, он от "Егора" провел наверх линию к кружочку с надписью "Лигачев". Затем такую же линию от "Егора" нарисовал вниз к кружочку "Гайдар". От "Гайдара" неровная линия потянулась вправо к надписи "Гейдар", а уже от нее к небольшому квадратику под названием "Алиев". Так, уже что-то вырисовывается. Ну-ка, посмотрим еще раз. "Лигачев" - "Егор" - "Гайдар" - "Гейдар" - "Алиев". Что ж, "Гейдар" - вполне допустимое для азербайджанского языкаискажение фамилии "Гайдар". Могло быть и хуже, Кавказ все-таки, своя специфика. И, кстати, Алиев когда-то работал в КГБ, что тоже немаловажно. Так-так-так... Егор - Алиев. Лигачев - Гайдар. Да это же одно и тоже лицо!!! Профессор Лебединский вспотел от пришедшей в голову догадки, быстро скомкал лист ватмана, бросил его в стоящий под столом металлический таз для сжигания бумаг и чиркнул спичкой. Пламя нехотя ухватило край плотной бумаги и начало медленно, но верно пожирать схему. Профессор поудобнее перехватил клюку. После того как догорит, нужно будет тщательно перемешать пепел. Он сам читал в газете, что сейчас существуют методики восстановления написанного по сгоревшей бумаге, если она не разрушена механически, не превращена в черную пыль, в пепел. Только в пепел! А пепел в унитаз. Чтоб никаких следов! Профессор понимал, что носитель такой тайны, какую прознал сейчас он, долго не проживет. А профессор хотел жить долго, хотя ему было уже 95 лет, хотя он был болен раком, и за ним давно уже гонялась питерская мафия, которой он был должен около 20 тысяч долларов. Глава 9. Гейдар Алиев проснулся рано. За окном вставало свободное солнце независимого Азербайджана. У Гейдара тоже по утрам вставало в душе и поэтому он чувствовал себя в чем-то родственным солнцу. "Я и солнце - два самосветящихся объекта, - думал Алиев лежа в кровати, имевшей размеры 4 х4,6 метра. - В отличие от планет, которые, как известно, светят отраженным светом, мы светимся сами. Во вселенной множество звезд и, должно быть, еще большее количество планет. Так и на Земле много людей светлых разумом, но еще больше людей протухших, которые потеряли светимость." Государственные размышления главы независимого государства прервал вежливый звоночек внутренней связи. - Тормогазы кара богаз гол, шайтан? - по-азербайджански спросил Алиев. В узком кругу он иногда любил щегольнуть знанием родного языка. - Кит ташак ка частушки-оглы, - вежливо сказал динамик голосом помощника. Алиев вспомнил, что еще неделю назад он просил из-под земли достать ему какого-нибудь поэта-песенника, могущего сочинять частушки, чтобы потом с помощью спецслужб запустить эти частушки в народ для дискредитации своих внутренних противников. - Кил мында.. Сейчас выйду, оденусь только, - Алиев снял ночной колпак расшитый платиновыми нитями. Через полчаса он уже был в тронном зале президентского дворца. Помощник ввел усатого человека, на которого было жалко смотреть: усач был весь с ног до головы перемазан грязью. - Это Дмитрий Быков, толстый русский поэт, - представил поэта помощник. - Почему такой нечистый? - спросил Алиев. - Так ведь гяур, - не понял помощник. - Нет, я спрашиваю, почему такой грязный? - А-а... Так вы же сами приказали достать из-под земли, - растерялся помощник. - Пришлось сначала закопать. Алиев поморщился: сколь глупыйнарод достался ему в управление! Может, попробовать баллотироваться на пост президента России? Русские по крайней мере закапывать бы не стали. Просто пиздюлей бы навешали и все. - Тебе объяснили задачу? Быков кивнул. - Ну тогда давай, сочиняй, - Алиев царственно развалился на троне. - Значит, так, - задумался Быков, почесывая некоторые толщины тела. - Э-э-э... Ну, например... Ну вот, например. Сейчас с выражением прочту. Он поднял вверх руку и продекламировал:
- Я скажу вам не тая: Абульфаза Эльчибья Придавлю, как воробья!
Алиев расхохотался так, что у него даже выступили слезы. И вдруг резко прекратил смех. - Погоди! А где же выражение? Ты же обещал с выражением прочесть! - Выражение?.. Пожалуйста: "Еб твою мать!" - Вот это другое дело, - кивнул Алиев. - Обещанное нужно выполнять. Отвечать за свои слова. Ладно, дальше давай. Быков снова вскинул руку:
- Это что за пидорас? А это Эльчибей Абульфаз!
Алиев снова расхохотался до слез. - "Пидорас", говорит... Ой, не могу...И складно, главное... Эльчибей - пидорас. Ох, смешно... Еще! Еще давай! Воодушевленный успехом, Быков вновь по-ленинскизадрал руку:
- В вендиспансер Эльчибей Притащил свой гонорей!
От хохота Алиев начал потихоньку сползать с трона. - Ну, уморил, щелкопер! Ну, я не могу!.. Ой, ой... Заболел, говорит... Ох, ха-ха... Триппером... А ну, еще!
- Абульфаза Эльчибья Посылаем мы к свиньям! А Алиева Гейдара Мудрецом зовут не даром.
Алиев хохотал без перерыва, утирая слезы: - Этот, говорит, мудрец... Ха-ха... А того - к свиньям... Ха-ха-ха... Еще давай, гений! Быков крякнул, прокашлялся и уже более уверенно зачитал:
- У Абульфаза Эльчибея Мозгов не больше, чем у курицы в жопе!
Новый взрыв хохота сотряс престарелое тело диктатора. - А-а-а... о-о-о... Чем, говорит, у курицы... Уморил, подлец. Внезапно Алиев оборвал смех, спросил подозрительно: - А почему не складно? - Белые стихи. Верлибр, по-научному, - не растерялся поэт Быков. - Да? А петь их можно? - Ну разумеется! - горячо воскликнул поэт Быков. - Тогда ладно, - Алиев хлопнул в ладоши. Вбежала челядь. - Так, гения накормить, наградить шубой с моего плеча. Быков обратил внимание, что челядь на мгновение замялась. Это не укрылось и от острого глаза диктатора. - Ну что еще? В чем заминка? Челядь переглянулась. Наконец помощник решился: - У вас нет шубы. Осмелюсь напомнить: Азербайджан достаточно теплая страна. В холодное время вы носите турецкую кожаную куртку с меховой подстежкой на молнии. Но ее мы отдать не можем: она единственная. Алиев пожевал губами. - А трусов у меня сколько? - О, трусов у вас немеряно! - Хорошо, подарите ему трусы с моего... э-э, с моего э-э... Как это по-русски?... - Плеча, - подсказал помощник. Диктатор поморщился. - Может, ты и носишь трусы на плечах, а я их ниже надеваю. - Это просто идиоматическое выражение. Главное, что со своего тела. - Ну ладно, как знаешь. Пускай с тела. Трусы с тела. Главное, чтоб телом пахли. Кстати, давно хотел спросить - а кто мне стирает трусы, носки и майки, достаточно ли проверенный человек? - Докладываю: трусы и другое нижнее белье вам стирает Алла Борисовна Пугачева. - Как так? Сама? - не скрыл удивления Алиев. - Ну не сама, конечно, у нее женщина одна приходящая стирает. Вместе с хозяйскими шмотками - и ваши трусы. Алиев на некоторое время задумался. - Н-да, хорошо это мы русских умыли... Но зачем так далеко отсылать? Ждать же долго. Помощник в волнении почесал кончик носа. - Ну не так уж и долго. Самолетом "Азербайджанских авиалиний" отправляем. День туда, день там, день обратно. Не очень удобно, конечно, но зато какова операция! Маленький не зависимый ни от кого Азербайджан так унизил и подставил великую сверхдержаву! - Да, здорово. А Москва знает? - Нет, конечно, это же секретная операция, разработанная нашей разведкой. Если Кремль узнает, они это дело немедленно прекратят, приставят к Пугачевой свою прачку из ФСБ или из службы военной контрразведки. Но это крупнейшая и самая удачная наша операцияза последнее время. Все остальные операции нашей разведки пока провалились. Мы ведь, в принципе, молодая нация, разведку только ставим еще, учимся. И уже такой успех! Задействовали наше землячество в Москве. - Всех участников операции втайне наградить "Орденом солнечного Азербайджана", но сами ордена не выдавать. Пусть хранятся у меня в сейфе. Нечего золотые вещи всяким оборванцам раздавать. Все равно пропьют или продадут за гнилой лаваш... Ладно, значит, этого, - Алиев указал на молча слушающего поэта Быкова, - накормить, все частушки переписать, выдать трусы, - я сейчас схожу сниму, - наградить тоже орденом, но орден не выдавать. Все свободны... ...Над независимым Азербайджаном свободно вставало вольное солнце... Глава 10. Почерневший от переживаний банан хлюпко врезался в лицо Анпилова и бессильно опал, оставив на лице непримиримого вождя нечто жидко-осклизлое. Анпилов хотел выругаться по-трудовому, по рабоче-крестьянски, но сдержался, потому что вокруг были дети. Собственно, один из этих детей и бросил банан к нему в клетку. Утирая натруженное за день лицо от остатков заморской дряни, Анпилов посмотрел на мальчонку. Так и есть - типичный представитель московско-лужковского зажравшегося буржуазного класса - толстый мальчик с наглой улыбкой боя, хозяина жизни. После компрадорских гонений и оппортунистических разоблачений в продажной прессе Анпилова нигде не брали на работу, предполагая, что на рабочем месте он может что-нибудь спиздить и унести к себе домой. Поэтому Анпилову пришлось устроиться в зоопарк обезьяной. Анпилов теперь называл себя пролетарием шоу-бизнеса. Платили, конечно, не много, а рабочий день - ненормированный. Зато кормежка бесплатная и есть можно без ограничений. Наоборот, питание на глазах у посетителей сугубо поощрялось, поскольку зажравшимся московским детишкам очень нравилось, когда животные едят. - А если я ужру больше пайки? - спросил Анпилов при устройстве на работу. - Ничего страшного, - успокоила его пресс-секретарь зоопарка Наталья Истратова. - Еще дадим. Кормежка животных выделена в московском бюджете отдельной строкой. Жрите хоть до усеру. Кстати, туалет для работников зоопарка и зверей - бесплатный. Можете ходить в уголок клетки, там есть специальный сток. И по-маленькому, и по-большому, и покакать. В другом углу развлечения - старая автомобильная покрышка на канате. ...Так началась работа маленького Виктора в большом зоопарке. Хотя клетка Анпилова была не на самом виду, он пользовался определенным успехом. Мамы без конца подводили лопоухих и конопатых противных детишек к его клетке. И дети, шлепая омерзительными губами, читали по складам надпись на табличке: "Грязный московский коммунист (anpilus debilus skotina), ареал обитания - трущобы. Питается отбросами буржуазии. Верхи не могут, низы не хотят." Анпилов, раскачиваясь от пролетарского гнева к эксплуататорам, ходил из угла в угол клетки, на виду у публики опорожнял кишечник в цементный водосток и, бия себя в грудь, периодически требовал самку. Он остро ненавидел этих сытых детишек, которые по-хозяйски свесив ножки сидели на папиных шеях, а сами ни гроша не заработали. И даже в красных девчачьих бантах Анпилову чудилась великая издевка над красным знаменем борющегося пролетариата. "Малолетние бляди! - думал Анпилов глядя на первоклассниц с огромными бантами. - Вырастут и уже через пару лет пойдут ублажать компрадоров, продающих трудовые сбережения акулам капитала." Совсем по-другому он относился к честным давалкам с рабочих окраин, которые бесплатно обслуживали физиологические потребности членов партии. Этих пожилых и не всегда трезвых женщин в синих халатах, со спущенными хлопчатобумажными чулками он называл работницами тела и искренне уважал за то, что они не продавали его (тело) предателям, прихвостням и двурушникам. Но более всего Анпилова распирало от ярости благородной, вскипавшей как волна, когда в очередной раз перед клеткой возникала хрестоматийная кепка столичного мэра. Лужков всегда приходил в сопровождении каких-то продажных чиновников, наживших миллиарды на народном горе. Они неслышно переговаривались и смеялись, показывая пальцами на Анпилова. Анпилову было горько, потому что за спинами этих преступников он видел миллионы и миллионы обездоленных пролетариев, у которых отняли последнюю надежду на самое лучшее. И он ничего не мог с ними сделать, сидя в клетке, впрочем, как и будучи на воле. Правда, вскоре он нашел способ выказать им свое презрение и превосходство. И как ни странно, помогла ему в этом лужковская прихлебательница, принимавшая его на работу, - Истратова. Она, чтобы Анпилов не скучал и лучше вживался в образ, подарила ему книгу про обезьян. Там Анпилов и вычитал, что в обезьяньих стадах главный самец, показывая подчиненным самцам свое превосходство и одновременно угрожая, демонстрирует им эрегированный половой орган. То есть член. "Так вот почему при советской власти каждый первый секретарь обкома вербально демонстрировал всем подчиненным свои первичные половые признаки! Ведь мы же тоже приматы!" - догадался Анпилов. С тех пор он так и делал. Как только возле клетки возникала мэрская кепка, Анпилов, выпячивая вперед тазобедренную часть, демонстрировал мэру и его свите красный детородный орган. Чтобы демонстрация происходила по всем правилам науки о приматах, орган должен был быть непременно в угрожающем состоянии. Именно этого поначалу Анпилов добиться не мог. Его нижнее "я" никак не желало подчиняться властным командам верхнего "я". Анпилов попробовал во время демонстрации усиленно думать о половых актах приматов, надеясь, что это возбудит его. Срабатывало не всегда. Тогда Анпилов стал каждый раз представлять себе различные соблазнительные картинки - повешенного Чубайса, волну народного гнева, памятник Ленину. И дело наладилось. В дальнейшем представления соблазнительных картин уже не занимали много времени, поскольку у Анпилова уже выработался условный рефлекс на кепку мэра. Богатырь Анпилова занимал боевую позицию сразу, как только кепка начинала мелькать за кусточками. Мэр поначалу не очень тревожно реагировал на выходки этой обезьяны в клетке. Но потом стал задавать вопросы. Работники зоопарка помявшись, объяснили, что обезьяна просто видит в Юрии Михайловиче соперника, что и вызывает подобное ее поведение. - Соперника на пост мэра? - уточнил Юрий Михайлович. - Или на пост президента? - Нет. Обезьяны вне политики. Видимо, этот самец видит в вас конкурента на самку, - высказал предположение кто-то из свиты. Юрий Михайлович крякнул. "Нужно будет попросить Куликова провести негласную слежку за женой," - подумал он, а вслух демократично пошутил: - А я-то думал макак протестует против возвращения России Севастополя. Приближенные мягко рассмеялись шутке. - Но вообще-то говоря, - посерьезнел мэр. - С этим нужно что-то делать. Дети же ходят. Не дай бог увидят, что у животных тоже есть секс. Пора наконец разобраться с засильем эротики на московских улицах. А то куда не глянешь - везде голые глянцевые бабы! Непорядок! Разве бабы бывают голые, я вас спрашиваю! Лужков вопросительно обернулся к кому-то из свиты. - Да ни в жизнь, - бодро ответил товарищ. - Я, например, ни разу в жизни голой бабы не видел. Надеюсь, что и вы тоже. Просто безобразие. - Это верно, - поддержал мэра проходивший мимо солдат Говорухин и кивнул на грозно раскачивающийся багор Анпилова. - Наши предки как-то размножались безо всех этих штук, всей этой эротики, понимаешь, - и ничего! Вырастили нас, здоровых бугаев, которые бабы голой не видели. А то устроили, понимаете, р-р-разврат! Так жить нельзя. - Вот он, голос народа, - одобрительно покивал мэр вслед уходящему строевым шагом полысевшему в баталиях солдату Говорухину. - Нужно запретить этот секс. Необходимо оберегать нравственность народа от народа, который, неразумный, покупает все эти пошлые журнальчики и развращается. Нужно охранять наше детство. А то, не дай бог, дети вырастут да начнут сами сексом заниматься! Что же это будет!.. - Я бы вообще всему народу яйца отрезал, - горячо поддержал линию мэра его заместитель. - И мне тоже? - Не понял мэр. Заместитель стушевался. - Да нет, Юрий Михайлович. Я имел в виду только народ. Зачем ему яйца? Зря только болтаются без пользы. А вам, конечно, яйца нужны. Вы же мэр города! - Ну ты все равно перегнул палку, - погрозил пальцем мэр. (При слове "палка" заместитель густо покраснел.) - В прежние времена я бы сказал, что это чистой воды оппортунизм. Так огульно нельзя. Всем - яйца... Нет, нужно выделить определенные места в городе, где люди с яйцами могли бы их отре... тьфу ты!.. покупать эротическую продукцию. В это время к группе сановников вернулся престарелый солдат Говорухин. Видно, наболело у человека, решил-таки высказаться до конца. - Я считаю, - поднял палец воин, - что услугами женщин и всякой порнографией пользуются только слабоумные извращенцы. Они запираются в кабинках и дрочат, дрочат, дрочат, дрочат, дрочат... Рука солдата непроизвольно сжалась в кулак, а глаза затума