Игорь Свинаренко. Путешествие из Москвы в Россию --------------------------------------------------------------- © Copyright Игорь Свинаренко Email: isvi@mail.ru Date: 31 Oct 2002 Изд. "Вагриус", 1999 ? http://www.vagrius.ru ---------------------------------------------------------------  * ЧАСТЬ 1. НИЗЫ *  1 ШАХТЕРЫ "Свергли старый режим? Радуйтесь теперь" Вот это все, что мы сейчас имеем, началось в 89-м году . Но с чего конкретно? Не с шахтерских ли забастовок? Первой тогда встала шахта имени Шевякова: ну, вспомнили? Тогда это название из всех телевизоров неслось. Оттуда есть пошла шахтерская революция, которая свергла старый режим и развалила нашу империю... Я поехал посмотреть на колыбель той революции невооруженным глазом. Что там сегодня? Как поживают победители? Как победившая революция рассчиталась со своей гвардией - шахтерами? Раздувшими, так сказать, революционный пожар? Печальное зрелище представляет собой героическая шахта. Колыбель шахтерской революции -- это сегодня огромная братская могила. Может быть, самая глубокая в мире: 280 метров. После революции, когда СССР развалился, там было несколько страшных подземных взрывов. Погибли люди. Удалось поднять наверх только двух мертвых шахтеров, а остальных 23 не смогли достать: под землей после еще долго горел уголь. Перед тем как шахту закрыть, в нее, чтоб потушить этот пожар (помните, раньше модно было говорить про социальный взрыв, про пожар революции - так перед вами буквализация метафор) долго лили воду. Оттого и сыро в шахтоуправлении. Как и положено могиле, шахта накрыта надгробными камнями. На граните выгравированы портреты погибших. Их поставили на сопке ровно над тем местом, где был тот взрыв. Еще там стоят два больших -- всем 25 хватило бы места, если б они были живые и захотели посидеть -- железных стола под навесом. Судя по обилию бумажных цветов, никто не забыт, ничто не забыто. Ну, мертвые худо-бедно похоронены, хотя конечно очень экзотическим способом. А из живых тоже никто не забыт: всех уволили по сокращению, и заплатили на прощание по три оклада. Четырем из них дали денег, чтоб выучиться какой-то другой профессии. Остальным -- а всего на шахте Шевякова было две тысячи человек -- не хватило. Вы удивитесь совпадению, но безработных в Междуреченске сегодня приблизительно столько же. А тогда их не было ведь ни одного. Еще одно совпадение по цифрам. У нас на шахте Бажанова в Макеевке -- это правда сейчас заграница, самостийна Украина -- тоже был взрыв, и тоже 25 человек убитых за раз. Так у наших тоже одинаковые надгробья, шахта хоронила, только фамилии разные. И портреты выбиты: там ребята из моей школы, соседи, собутыльники, отцы подружек, кажется, всех знаю в лицо. Еще тем же взрывом ранило 17 человек, они потому по одному в больницах доходили, и хоронили их уже по отдельности. Из меня правда шахтера не вышло, я шахту бросил в юности. Но дед, отец, дядья, братья, зятья -- все шахтеры. Самое мое раннее воспоминание такое: ночь, я на руках у матери, весь в ее слезах, мы мчимся на шахту. И вокруг еще много женщин бегут и голосят. Потому что на шахте рвануло так, что окна во всем поселке зазвенели. А отец ушел в ночную. Утром он вернулся. В тот раз все вернулись живые. Ведь в жизни как: одни смогли выйти на площадь, а другим слабо. На площадь или например на рельсы. Кто вроде хотел, но побоялся выйти, тому стыдно и он злится на смелых. И теперь выставляют смелых в виде хамов с натянутым одеялом. Почему именно они? Многие обижаются на шахтеров: почему именно они такие скандалисты? В то время как допустим брокеры, официанты и гаишники терпят, хотя трудно всем? Не знаю, поймете ли вы. Вы случайно не пробовали ползком перемещаться по норе диаметром 80 сантметров? На километровой глубине? Проползая через лужу, в которой пузырится метан? Светя перед собой прицепленной к каске лампочкой? Распугивая крыс, которые претендуют на ваш "тормозок" из колбасы? Когда с потолка капает за воротник робы? А после страшным хозяйственным мылом смывать с себя чернейшую угольную пыль? И получать за это 70 долларов, которые заплатят через полгода или год? Еще надо учесть исторически сложившиеся шахтерские нравы и повадки. У них например в силу производственной необходимости вырабатывается профессиональная привычка -- добираться до цели, даже если надо пробить скальный грунт. Или взять такую сугубо революционную вещь как взрыв. Для шахтера взрыв как способ решения проблемы -- не экзотика и не крайность, а обыденность. Мастер буровзрывных работ -- рядовая подземная специальность. Отсюда свободная небрежность обращения со взрывчаткой. Которой там навалом несмотря на попытки ввести строгий учет. Один взрывник с нашей шахты, отец школьного товарища, прям в шахте хотел с собой покончить при помощи казенной взрывчатки. На почве несчастной любви. Коллеги отняли у него адскую машинку и выгнали домой, где он мирно повесился. Эта мода, пижонство, эта русская рулетка, когда самоспасатели (род акваланга) бросают в кучу -- авось пронесет. При том что при взрыве или пожаре этот аппарат может заметно продлить жизнь; представьте себе циркового акробата без страховки. Эта способность плевать на инструкцию и закуривать в шахте, не потрудившись даже замерить уровень метана - на многое намекает. Представьте себе чувствительного, нервного, с богатым воображением человека, которого занесло работать на шахту. Не можете -- и правильно. Там удобней быть человеком без нервов, без воображения, грубым, сильным и смелым. (С другой стороны, эта привычка к зрелищу чужой смерти и постоянная готовность к своей -- вряд ли безобидная; нервы же не железные.) Фактически это некий спецназ пролетариата. Кстати, про шахтерские полки времен двух последних больших войн рассказывают, что в них не принято было сдаваться в плен; да и сами они пленных не брали. Но важней всего, мне кажется, отцовский инстинкт. Если идешь каждый день подыхать, то понятно желание оставить семье денег хоть на первое время. Это нормальная человеческая реакция, вот отсюда и жесткость требований, и решимость голодовок, и суровость забастовок. (Хотя -- новым русским политикам такое понимание ответственности может показаться преувеличенным.) Начальники говорят пролетариям, что денег нет, и уезжают на "Мерсах". Когда то же самое - "денег нет" -- пролетарий повторяет детям, он остается с ними, и они вместе остаются без ужина. Почувствуйте разницу. Памяти рельсовой войны Вы помните, как летом 98-го, перед дефолтом, кузбасские шахтеры перекрывали Транссиб. Сидели на рельсах и не пускали поезда. -- Надо сеять, а вы солярку не пускаете! -- наезжали на них. -- Вы говорите, домны разрушаются? А у нас жизнь разрушена... -- А как додумались до рельсов? -- спрашивал я социально активных шахтеров. -- Так это ж Ельцин нам идею подал! Это ж он хотел на рельсы лечь, если плохо станет, он первый начал про рельсы! Мы просто вместо него легли. На рельсах они требовали отставки президента и жгли по ночам костры. Потом приехал Сысуев, рабочие заводилы совещались с ним всю ночь. И вот они вроде хотели Ельцина уволить, а потом решили: нет, уж пусть лучше достроят котельную. И то сказать, котельную поставить -- все меньше мороки, чем президента менять, так ведь? Причем котельная имеется в виду та самая, которую начали по требованию забастовщиков строить еще в 1989 году... Ну вот, шахтеры с дороги ушли, оставив после себя золу от костров. И бывший шахтер Гавриленко, ныне пенсионер, как-то сразу успокоился. Его сильно раздражали посторонние, которые всегда шастают вокруг пикетов. У него дом как раз возле железной дороги. Так он на своем участке занимается животноводством, и с немалым размахом: у него уже украли 2 коров и 36 свиней и поросят! Пару лет назад залез к нему на участок человек с пустым мешком -- не иначе как украсть очередную свинью. Гавриленко кинулся на защиту своих животных, вор стукнул его железякой по голове аж два раза -- пострадавший нагибается и предъявляет мне два глубоких шрама на лысине. Он еще долго и аппетитно рассказывает, как они дрались, кто куда чем ударил... Кончилась история тем что ударенный палкой по голове вор глубоко и быстро вздохнул, и Гавриленко, который немало скотины перерезал, сразу понял -- кончается. А на суде ему за это ничего не было. Но все равно неприятно, когда посторонние шастают. Так что Сысуев тогда просто очень вовремя приехал, молодец. И вот когда после некоторые говорили, что незачем шахтерам беспокоить правительство и с Москвы требовать деньги, пусть они там с посредниками на местах разберутся, и лично наведут справедливость, я легко себе представлял такую картину. Приходит старик Гавриленко в посредническую фирму, которая непонятно куда девает деньги за перепроданный уголь, и говорит: -- Здрасьте, мне в Москве сказали, чтоб я тут навел порядок. Тут кто главный? Выходит главный. Шахтер бьет его по черепу ломиком, привычно выслушивает последний вздох и с чувством выполненного долга уходит. Он навел справедливость в отношении человека, который воровал у него деньги - применив к нему меру, ранее опробованную на воре, укравшем поросенка. А суд, как показывает личный опыт Гавриленко, его обязательно оправдает. Это там вообще витает в воздухе, чтоб своими руками наводить порядок, раз начальство не хочет. Один пьяный шахтер мне очень неуверенным голосом жаловался: -- Понимаешь, как получилось? Пошли мы с ребятами значит к хозяину посреднической фирмы. Давай, говорим, денег за наш уголь! Тот: а нету. Ходили так, ходили к нему... А после наш один ему говорит: так мы тебя убьем! Он отвечает -- ну и убивайте, а я вам по 40 миллионов старыми должен и как убитый значит точно не отдам. Так шо ж делать, может правда не убивать? Мне-то откуда знать? Я углем торговать не умею и специфики этого бизнеса не знаю. В Москву, в Москву! Я там говорил с представителем местной интеллигенции Васей, он интеллигент настоящий -- в очках, с бородкой, -- так он жаловался мне на шахтеров. Он им объясняет, что не Дальний Восток надо блокировать, а наоборот Москву! Чтоб она почувствовала. Вот собрать бы всех -- мечтает он -- и наших, и с Инты и с Воркуты, а на Москву! Интеллигенция всегда мечтала построить идеальное общество... Интеллигент, видите, чувствует свою миссию и ходит в народ. И пьет кстати немного, у нас с Васей даже осталось. И вот идея Васи потихоньку овладевает массами. -- Правильно нас критиковали! -- признавались мне местные. -- Что ж мы сами себе мешаем! И еще конкурентам подыгрываем -- вон, власти думают на польский уголь перейти. Так что нам в другой раз надо не себя блокировать, а Москву, кислород ей перекрыть: пусть она узнает, каково нам... Москва у них как живая -- она красивая, богатая, умная, злая и бессердечная. Словом, стерва. -- Москве, ей что за Уралом -- уже не Россия! -- делились междуреченцы своими наблюдениями. Насколько сильно они нужны Москве, если она присылает туда свои газеты с четырехдневным опозданием? При том что лету четыре часа? Вслед за Васей я тоже ходил в народ и объяснял ему, что Москва с ним не будет по ночам заседать как Сысуев, а примется его бить ОМОНом. Народ, в который я ходил, спорить с этим не взялся. Никто не поднял меня на смех: мол, обладел ты что ли! Да кто ж это ОМОН пошлет на рабочих, на шахтеров! Только молчали в ответ сосредоточенно. То есть очень легко они мне поверили... Такая картина, новый русский апокалипсис. Колонна шахтеров в робах, с черными лицами, с горящими на касках лампочками. Они молча идут по городу и по пути проверяют холодильники сытых нешахтеров. Выразительная картинка? В Междуреченске, в 89-м, ее видели. "Аж мороз по шкуре шел", -- вспоминает очевидец. А в Москве такого пока не видели. Их нравы Междуреченск -- вполне курортный город: горы вокруг, леса, две речки и чистый (угольная пыль не в счет) воздух. Как всякий русский город, заставлен коммерческими ларьками со всякой дорогой ерундой. Впрочем, московский турист, меряющий достаток провинции коммерческими ларьками, уподобляется доверчивым иностранцам. Те ведь считали советских граждан богатыми после похода в "Березку"; какого ж рожна им надо? Все как в Париже, а они врут про дефицит. Там своеобразная манера прогуливаться с девушкой: одной рукой ее надо держать за талию, другой за ручку, как в танце, и ходить туда-сюда с каменными лицами, удивляясь собственной смелости. А вот реклама в жанре квн-овской пародии на Москву. "Угнали? Надо было ставить... (тут не знают, что такое Клиффорд, пишут просто и дешево) сигнализацию". Или подсказанная налоговиками стилистика, с учетом бедной местной специфики: "Уплатил квартплату -- и живи спокойно!" Как и по всей стране, здесь на улице с перевернутых деревянных ящиков полинявшие бабки торгуют петрушкой, изнуренные серые мужики -- ржавыми вентилями, а юноши призывного возраста средь бела дня приезжают в ресторан на "Мерсах" и "Джипах" и там подолгу скучают. Тут на чем еще деньги делать, как не на угле? Небось ребята трудятся в посреднических фирмах, что торгуют углем -- если конечно они не чисто бандиты... ВЫНОС ВЫДЕЛИТЬ ШРИФТОМ Ты помнишь, как все начиналось: царство за три куска мыла Был исторический день 10 июля 1989 года. Началось, как всегда, с чепухи. Ну еды в магазинах нет, так ее и в Москве тогда не было. Дефицит разный, то-се. Норму выдачи портянок тогда урезали, ну это вся страна помнит. Но обидней всего оказалось, что три месяца обещали выдать мыло, и опять не дают! А в продаже его тоже, если помните, не было. Шахта Шевякова. Звено Валеры Кокорина, он главный заводила, выехало из шахты и стоит все черное, обсыпанное угольной подземной пылью, и не хочет немытое домой идти. -- Доколе! -- ну и так далее в том же духе. Тут бы выйти завхозу и рявкнуть: -- Чего разорались, мать вашу! И выдать им три куска хозяйственного мыла -- на 12 человек как раз бы хватило, куски здоровенные. Помылись бы ребята и пошли б домой пиво пить и, как настоящие интеллигенты, по кухням показывать власти кукиш в кармане. Но вот не нашлось же этого вонючего мыла, которое варят не из собачьих ли гнилых костей?! И рухнула империя. Знали б на Старой площади, прислали б мыла с фельдъегерем, спецрейсом. Тут важно заметить, что взрыва не было. Ситуация довольно долго развивалась так неспешно и лениво, что можно было ее разрядить простой доверительной беседой. Вот шахтеры объявили забастовку, но сами остались тихо сидеть на шахте и для выяснения обстановки послали в город разведку. Разведчики, в робах и касках, просочились к горкому партии (если помните, тогда одна была) и робко выглядывали из-за угла. Тут завхоза была уже мало, но сержант милиции вполне бы справился. -- Кто такие? Ну-ка документы! Пройдемте со мной... Может бы и рассосалось. Но никто их не погнал, и разведчики послали гонца на шахту за братвой. А сами до подхода основных сил прятались по кустам вокруг горкома. Дальше - громкий митинг. С соседних шахт подъезжали посмотреть: будут бить или нет? Поскольку не били, площадь быстро заполнилась вся. -- Жим-жим был сильный, можешь не сомневаться, -- вспоминают горячие деньки очевидцы. -- Так и ждали, что Новосибирская дивизия внутренних войск подойдет. Горбачев-то раньше применял ведь войска. В Алма-Ате например, в Тбилиси, так? Мог же и нас саперными лопатками... Местное радио писало митинг на кассеты в режиме нон-стоп. Так переодетые кгб-шники приходили переписывать особо понравившиеся выступления. А на следующий день и Прокопьевск стал, а там дальше и весь Кузбасс, и стало ясно, что уж на всех-то милиции не хватит. Страх пропал. Момент был утерян навсегда. А что Валерий Кокорин, этот кузбасский Кон-Бендитт? Раздает ли обильно интервью с комментариями? Ходит ли на встречи с пионерами в качестве живого ветерана революции? Нет... Давно уж он уехал из Кузбасса в алтайское село, там него пасека и скотина. И огород. Похоже не Диоклетиана, который удалился от власти и суеты, чтоб выращивать капусту. Ну вот, он иногда заезжает в Междуреченск, и жалуется: -- Я на Алтае молчу, что был инициатор забастовки -- а то побьют... Да и сам я как-то по-другому видел развитие событий. Я сам не ожидал, что так повернется... И прочие революционеры куда-то делись. Одного тогда сразу выбрали депутатом в Москву, уж срок давно вышел, а он все не едет домой. Ребята на него обижаются. Еще один в Москве в профсоюзах, в люди вышел и живет своей жизнью. В бизнес, конечно, некоторые подались. "Кто-то купился, кто-то спился", -- рассказывают местные. Ну, а иные и вовсе крякнули (шахтерское словечко для ухода в мир иной). А какие были митинги! Как касками стучали! Как на министров орали, а то и вовсе на самого Слюнькова из ЦК! Большой, кстати, был человек. Трибуна как раз напротив горкома (там сейчас суд), там принимали демонстрации трудящихся. Вообще, конечно, интересная была забастовка. Езжайте попейте с шахтерами самогонки, они вам расскажут популярную версию: забастовку устроил КГБ чтоб свалить Горбачева. Смешно? Поднимите материалы пленума обкома КПСС (не забыли еще, что такое?). Там черным по белому был написано: "Угольная промышленность Кузбасса на грани остановки из-за громадных остатков угля на складах." Запаса было 12 миллионов тонн -- столько весь Кузбасс добывал за месяц! Железная дорога не в состоянии была это вывезти, хотя ее никто тогда не перекрывал. Да и некуда было везти. Госзаказ ведь был только на треть добычи. Продать излишки? Ага, и сесть к теневикам в камеру. Бизнес ведь был делом подсудным. Себестоимость была вдвое выше оптовой цены, ну и прочий бред. А уголь, он не может лежать бесконечно -- начинает потихоньку гореть... То есть забастовка была единственным способом избежать страшного кризиса. Промедление было смерти подобно. Немедленно остановить шахты и чем-то занять, развлечь шахтеров! Другого выхода просто не было. И кто-то на это выход указал. Может, это был начальник КГБ Крючков. А может, простой снабженец, который украл ящик казенного мыла. Не думайте про мыло свысока. На архивных пленках остался счастливый голос министра угольной промышленности Щадова, который выходил к шахтерам на площадь после телефонных звонков в ЦК и объявлял радостные новости: -- Москва разрешила увеличить норм выдачи мыла! -- Ура-а-а! - отвечала счастливая площадь. Потом опять министр выходит: -- Дефициту пришлют вам! А после, заметьте, на стену вешается ружье, в 89-м. Его вешает один железнодорожник, который для этого залезает на трибуну: -- Я хочу чтоб вы знали: мы можем не только станцию, но и всю дорогу остановить! -- На надо! -- орали шахтеры -- тогда. -- Вот и я думаю, не надо, -- соглашается железнодорожник и уходит. - Но вы на всякий случай знайте, что мы с вами. Момент очень важный. Тут мы видим, что вдумчивые аналитики сделали вывод и технологию раскола рабочего движения освоили. Сделали это так: подняли железнодорожный тариф за перевозку угля. Какая уж теперь дружба и солидарность! Возить уголь -- шахтерам разорительно, один убыток... Причем, заметьте, тариф касается только русского угля. А польский можно везти по дешевке. Как это изящно! Получается: ну-ну, бастуйте. На свою голову. А мы полякам денег дадим. Ну хотя бы ради этого -- стоило же в 89-м дать секретное указание насчет учебно-боевой забастовки? Не один же я в архивах копался... Вот еще любопытный архивный матерьяльчик. Он про шахтерскую мечту о близком счастье. Которое добывалось одним росчерком кремлевского пера. "Союз не может прокормить Кузбасс в обмен на его уголь и металл... дайте нам хотя бы 15-20 процентов этого угля и металла, то есть госзаказ порядка 80-85 процентов. И мы обменяем хоть на что-то этот металл и уголь --и у нас в Союзе, и за рубежом. Нам построят и школы, и больницы, и дворцы спорта..." Наивный народ шахтеры, да? Только это не пролетарий выступал, а настоящий ученый -- проректор одного сибирского вуза. Вслед за мылом дали еды. То есть в Кузбасс стали привозить например колбасы столько, что ее стало можно купить! Прийти в магазин, а там свободно лежит колбаса! Чудо! И это чудо легко совершили коммунисты. Правда, один ящик колбасы оказался тухлый, его притащили и выставили на трибуну -- только Слюньков, жалко, к тому времени ушел. Бастовали две недели. К концу стачки завалы на складах упали до 8 миллионов тонн -- спокойно можно было еще пару недель побастовать... Но пора и честь знать, и рабочих сильно баловать не хотелось. "Люблю бастовать!" -- Мы тогда не то чтоб революцию делали, в 89-м, а просто понравилось не ходить на работу. Экзотика! И в магазины сразу привезли консервы -- болгарские, перец с курицей. Вкусные, мы помногу набирали! -- многом весело вспоминать те дни. Правда, в газетах как-то по-другому тогда про это писали, нажимали на сознательность, честь и демократизацию. -- Я тогда, конечно, ходил на площадь, мы там сидели, курили, лежали в кустах. Там митинги проводили другие люди, -- рассказывает молодой шахтер Коля Петухов, который тогда был на Шевякова, а сейчас еще лучше устроился. -- Верхушка там была 5, ну 10 человек. А мы -- просто... Мы требования поняли, что это хорошо. Они все выполнили. Льготы стали платить. Был один месяц отпуск, а теперь два. Стихия! Мы получили пользу от революции. И пользуемся благами. И власть встряхнулась. Нам стали все слать. -- Что? А дальше, прошу внимания, ключевая фраза: -- Я был сытый и мылся мылом. Вы отдаете себе отчет в том, какой представлялась хорошая жизнь в 89-м году самым отчаянным революционерам? Но это все прошло без возврата. Все изменилось неузнаваемо, и Коля про это рассказывает дальше: -- Самое главное -- бартер тогда начался! Говорили: вот нам разрешили продать партию угля, мы продали и вот вам начисляем столько-то. По 2000 долларов в год безналом начисляли! -- у Коли от роскошного воспоминания делается счастливое лицо. -- А телевизор например стоил 300. И так -- три года! Все шахты только про это и говорили. Пожили! 3 телевизора я получил, холодильник. Продавал, менял на мебель, на магнитофон, ботинки, куртки, кроссовки. Телевизоры меняли на гаражи и машины... Это котировалось. А потом... Государство ввело, что ли, налог на доллары, на бартер. Это стало дорого. И за это время в магазинах появились товары. И постепенно стало как теперь... А бастовать что -- я вообще люблю бастовать... Как тушили революционный пожар Счастливая жизнь кончилась в 92-м. И началась очень несчастливая, особенно на шахте Шевякова. -- В шестой лаве все началось. Там были сложные горно-геологические условия, пласт вздыбленный. Шли медленно, заработка не было, -- продолжает Коля. -- Газу было много. Директор даже разрешал, если было особенная загазованность, раньше выезжать на поверхность. Ну и вот 1 декабря 92-го -- взрыв. Накопился метан, а там малейшая искра -- и все. Пласт шипел всегда, газовый это пласт. Ну что, это обычный наш труд, все об этом говорят, знают, но на работу ходят. Привыкли. Обычное явление. Не знаешь, вернешься ли домой после смены живой. Тяжело конечно, но я привык и ничего тяжелого не вижу. Потом еще было несколько взрывов, один за другим. А после взрыва туда сосет воздух и горит уголь. Тогда мощно горело! А там 25 человек там завалило. Думали, может, они живые. Людей пытались достать. Сказали -- если пробьете выработку к людям, по 5 тыщ дадим. И талоны тогда давали на колбасу, потому что опасно. Мы ж тоже рисковали, могли в любое время наткнуться на огонь, и все. 38 метров пробили за неделю! Это много. Пробили - а там завал и перемычка бетонная, ее давно поставили, когда в верхней лаве в прошлый раз пожар был. Все зря оказалось -- спасти людей не удалось. Но деньги, как обещали, нам все равно дали. А лаву затопить пришлось. Залили лаву водой. "Даже у пиратов была демократия, а у нас?" Поселок закрытой шахты Шевякова. Там, куда ж их девать, живут люди. В бараках и трехэтажных развалюхах. Дворы как после бомбежки, это смахивает на Грозный: все перерыто. К выборам Ельцина в 96-м обещали провести водопровод взамен сгнившего, даже двор перекопали, -- но после второго тура все бросили и ушли. Вид у жильцов бедный, сильно поношенный, беззубый и в целом брошенный, -- словом, типичные русские пенсионеры. Я разговариваю с ними. Сюжет один: на подземную пенсию с надбавкой -- всего 176 советских рублей -- жили счастливо. А теперь хватает только на скромную еду и на галоши. К родне и родным могилкам даже в соседнюю область съездить невозможно. Ельцина как ругают! Я здесь даже стесняюсь цитировать, несмотря на грубое шахтерское воспитание. -- Мы не тупые, газеты читаем! Козленок наши деньги за границу увез, а Черномырдин знал... Почему все идет в Москву, все поезда, алмазы, деньги? Все вы там в Москве заодно, одна шайка... И приговор: -- Вы в 2000 году можете к выборам не готовиться! -- предупреждает одна несчастная бабушка, дай ей Бог дожить до тех выборов. -- Ну, а польза есть вам хоть какая от революции? На этот вопрос даже обижались. Только одна женщина, Зинаида Ванеева, она работала породовыборщицей -- с транспортера, по которому подают уголь, на ходу выхватывала куски породы -- сказала: -- Я не жалею, что были забастовки. Не жили мы при старой власти хорошо. 50 рублей давали в получку, вот и крутись. Коммунисты тоже воровали, но втихаря. А теперешние открыто. У нас хлеб есть. А у людей и хлеба нет, как же жить? А, все равно помирать. Николай Земцев, тоже старый шахтер, спорит: -- При чем тут Кокорин! Забастовку у нас организовал Ельцин. Он сам вида не подал, но мы же знаем -- если б не он, ничего б не было. А я этим шахтерам, дуракам, напомнил теперь -- ну что, выбрали себе президента? Да он же никуда не годится! Реплика со стороны: -- Ты если б эти слова раньше сказал, тебе б Севера было мало. Это его одернул сосед, который назвался Мишей: -- Я шофером 17 лет, одного директора шахты возил, другого. Я ничего против не имею. -- Против чего? -- Не имею против. Я так понимаю, как они сообразили на это, на забастовку, значит надо было. А сам я не сторонник. -- Вот вы, Миша, не сторонник, а СССР развалили! -- Я ж на площади не был. Но и в магазинах же не было ничего. А хотелось колбасы, как ее, варено-бумажной... Еще я спросил старого шахтера Николая Архипова, что он думает о жизни. От ответил: -- Так рабочий, ну что он может думать? И посмотрел на меня с укоризной. Лаврентий Глухов на пенсии, а был на Шевякова. Он такой удивительный человек, что за рюмкой знаете на что жаловался? Что имущество шахтное покорежили и растащили. Он сходил посмотреть и страшно расстроился. Это его больше взволновало, чем бедность. -- Ведь началось тогда как? -- дает он свою версию. -- У Кокорина звено собралось горластое. А, задаете слишком много вопросов? Ну-ка сходите в здравпункт подышите, вы значит точно выпивши. А обидно, и звено отказалось дышать. И у них за это забрали премию, она была 40 процентов. И с другими звеньями договорилось. И как раз мыло кончилось на шахте. Дальше известно... Но из шахтеров никто не понял этого всего, реформа или как ее назвать. При коммунистах это мы, дураки, которые в шахте работали в низовых (!) организациях -- так и остались придурками. Все наши шахты строились зеками и для зеков же и рассчитывались на бесплатный труд. Но система помягчала и не стала так сильно сажать. Ну и мы там стали работать... А там и радио перестали глушить, люди узнали, сколько добывают в других местах. Вот я читаю "Одиссею капитана Блада". Так даже у пиратов 500 лет назад была демократия а у нас? Раньше можно был директора шахты как хочешь ругать на партсобрании. А теперь мастеру скажи слово, а он тебя и уволит. Все. Все были уверены в жизни. А сейчас этого ни у кого нет, даже у новых русских - не знают, не застрелят ли до вечера. Шахтеры бывают богатыми и счастливыми Как например Анатолий Петухов. Брат Коли, того, который бастовать любит. Трезвый, рассудительный, спокойный человек. Он работал на Шевякова, но уже четыре года на знаменитой и богатой шахте "Распадская", сокращенно ее тут называют -- "Распад" (и вовсе не в честь Советского Союза): -- Забастовка 89-го? Были же предпосылки! Мы знали, что город Рига получал больше финансов, чем весь Кузбасс. Конфет не было, молока, а хотелось же детям. Но при любом бунте ведь всегда что всплывает? То-то и оно... -- А не боялись, что КГБ придет и всех разгонит? -- Да ну! Все ж чувствовали, что власть ослабла. Партбилеты тогда выкидывали, и ничего за это не было... Шахтеры тогда ходили по городу и проверяли холодильники у партийных работников. А там ничего интересного, засохшая селедка. Ну и перестали. -- А сейчас не пробовали холодильники проверить? -- Ты что! Сейчас же диктатура! А тогда был социализм. -- Какая именно диктатура, разная же бывает? -- Диктатура анархии. Диктатура! Раньше один мент ходил без пистолета, а теперь вон как, с автоматами и бронетранспортерами... -- Ну а Кокорин, вождь революции? -- Как можно Кокорина назвать умным, если уже к осени 89-го его кинули как последнего пацана? Ему же дали Шарп, телевизор (ну, всем тогда давали). А потом на совещании каком-то в Новокузнецке еще один дают. А тут его уже ждут, встречают -- а, ты за два телевизора продался! -- Вы в 89-м на площади были. А летом 98-го ходили дорогу перекрывать? -- Не. Я огород сажал. Я прилично зарабатываю, 3 миллиона (до деноминации). И почти без задержки -- всего месяц. А тут же отец братьев-шахтеров, основатель династии Иван Денисович. В 78-м ушел на пенсию и с тех пор на огороде. На вопрос о жизни отвечает: -- Нормально вроде. Соседи-пенсионеры загалдели: -- Ты что, не говори "нормально"! Тебе что, жалко ужасу напустить? Эх, ты... Он уточняет: -- Штанов правда не купишь, но на жратву же хватает... Шахтеры, их трудный труд, а ни черта не плотют. Любимый шахтерский политик Ну это все так, разговоры. Знаете, один то сказал, другой это, ну и что. А вот чье мнение дорогого стоит, вот кто самый главный эксперт по междуреченской революции: Щербаков Сергей. Он в этой революции побывал на обеих сторонах баррикады, да так, что и там, и тут все его уважают. И тогда он был очень заметным и важным человеком, и сейчас при деле -- вот на выборах в мэры взял 80 процентов голосов. Щербаков был сначала шахтером и получил орден. Еще он к.м.с. по боксу. А летом того самого 89-го был вторым секретарем Междуреченского горкома КПСС. -- Почему партия не хочет с нами разговаривать? Что ж она спряталась за шторами? -- орали смелые митингующие. Щербаков вышел на площадь, но к трибуне его не пускали. Но он пробился. И стал разговаривать с рабочими. -- Страшновато было на площадь выходить. Но пошел как-то. Я говорил простые вещи. Я предложил штаб, чтоб цивилизованно разбираться, а не орать на митинге. И чтоб решить, чего мы хотим. Сначала требовали колбасы и мыла, и портянок. Но я им объяснил, что надо серьезней требования ставить... После Щербаков поступил в ВПШ и там защитил диплом по теме "Забастовка". ВПШ правда по ходу учебы раза три переименовывали, но суть оставалась та же. -- Шахтеры привели к власти Ельцина и всю его команду. Но шахтеры им забыты... Угольная промышленность уничтожена. Государство выбило своих производителей с зарубежных рынков. У нас снизили добычу на 40 миллионов тонн -- а Китай увеличил добычу на 200 миллионов. А кто получил выгоду -- так это директорский корпус! Ельцин позволил им торговать и лично наживаться. В городе нет ни одного предприятия где хозяин -- коллектив. А ведь именно такая задача была у революции! Да... Германия после войны за 5 лет встала из руин, а мы с 85-го на месте топчемся. И все хуже. Я ж вижу, у меня город... Похороны шахты Анатолий Мальцев -- директор закрывающейся шахты им. Шевякова. Что он может думать о революции? Да ничего хорошего. Из-за шахтеров Советский Союз развалился, и Мальцеву пришлось фактически бежать из иностранного Казахстана, где он добывал для обороны уран. Он когда тут начал работать, так еще думали революционеров выкопать, достать из под земли и похоронить по-человечески. Даже посчитали, во что это встанет: 16,5 миллионов рублей в ценах 92-го года. Поделить на 23, так больше 700 тыщ выйдет на брата, то есть 5 тысяч долларов. Решили, что дорого, и не стали выкапывать... А вся та авария, считает Мальцев, от революции и случилась, больше не от чего: -- Они перестали думать, как работать, и осталось желание что-то требовать, ну и дисциплина упала... -- Ага, империя рухнула по причине ослабления дисциплины. Ладно! Он думает. -- Да... Мне иногда кажется, не зря шахту закрыли, не зря... Это было - как месть. И от страха. И чтоб другим неповадно было. -- Так это что же, карательная операция? -- Карательная операция? Похоже... Шахта уничтожена. Ее, если можно так выразиться, сровняли с землей. Пусто, голо, мертво. Тут и там перевернутые ржавые вагонетки, в какие обычно грузят уголь под землей. А одна такая - ее-то достали из-под земли, это дешево, дешевле, чем людей доставать -- стоит на сопке, на братской могиле. Это как бы надгробная плита. На ней такие слова: "Вы недодали -- мы додадим!" И подпись разборчиво: "Шахтеры Кузбасса". Додадут? Нет -- поздно... Революция кончилась. Поезд ушел. 2 ФЕРМЕРЫ Отечественному производителю хорошо когда нам плохо Спасибо за кризис! -- говорят 250 тысяч российских фермеров -- За удачный 98-й год, и чтоб следующий был не хуже! -- таким тостом дмитровский фермер Валерий Соловьев и его друзья подводили итоги года. В формулировке посторонний может найти много непонятного. Например, на момент тоста - осень 98-го -- год ведь еще не кончился! Но это в городе; а в деревне уж все с годом ясно, когда урожай почти весь собран. Год хороший -- постойте, а кризис?! --Это в московской тусовке кризис, у трейдеров различных, -- отвечали фермеры. -- Доллар взлетел? -- А мы и не видали отродясь никакого доллара, -- говорят они, делая честные глаза. Фермеры хотят убедить нас, что к доллару относятся с тем же холодным равнодушием, как вы к монгольскому тугрику. -- А деньги же в банках у всех пропали?! -- Так у нормального человека деньги не в банке протухают, а в производство идут -- в семена, в племенной скот, в технику, постройки и даже дороги. Трактор, он что 15 августа, что 18 - он все тот же. С ним никакой девальвации не случилось. А надои, посевные площади и урожаи даже выросли. "Нормальные" люди полагают, что следующий год будет для них еще лучше, от кризиса неизбежна польза: у них начнут покупать дешевое парное мясо made in Подмосковье -- раз уж не хватает денег на дорогое мороженное из Новой Зеландии. В этом увлекательном застолье, которое городскому жителю кажется перевернутым миром, театром абсурда, были и мы с главным начальником фермеров России президентом АККОР Владимиром Башмачниковым. В разгар кризиса он выехал в на места. Предводитель сельских частников прибыл в Дмитровский район со свитой на своем джипе, в импортном плаще, с "Моторолой", которая жалобно попискивала севшей батарейкой. Угрюмые фермеры дожидались на казенной парковке "администрации" (страна завалена жуткими названиями) возле своих "Нив", тесных и ненадежных, которые жрут прорву бензина. Лица у них были замученные как у прежних непередовых председателей колхозов. Фермеры с подчеркнутым радушием обращались к Башмачникову и всячески его благодарили за ранее уже проявленную заботу и просили о новой и улыбались беззубыми ртами. Они стояли, сутулые от тяжелого физического труда, и пребывали в радостном волнении - вот внимание-то какое! Уж я не могу припомнить, кланялись они или нет. Московский гость улыбался в ответ, называл их молодцами, как Суворов какой-нибудь, и поощрял рассказами про то, как замечательно живут из коллеги в Новой Зеландии, куда он ездил учиться заботе о крестьянах; стало быть, и наши, гляди, заживут! Так просвещенный барин, положительный персонаж, отечески наставлял своих крестьян и хвалил перед ними аглицкие аграрные нововведения... ВЫНОС ВЫДЕЛИТЬ ШРИФТОМ Большевики всегда панически боялись фермеров. Они до сих пор вздрагивают при упоминании "кулацкого обреза" - родного брата "ковбойского кольта". Эти инструменты применялись для защиты своей земли. Один стал оружием победы, другой сняли с убитого -- как класс - русского фермера. Американский собрат русского кулака выжил, потому что родная власть не додумалась слать на него регулярные войска с заокеанским аналогом Тухачевского. И вот теперь он пашет за двоих и шлет нам пшеницу, кукурузу, мясо, виски - а также дает якобы взаймы зеленые бумажки, чтоб нам было чем уплатить. Последнее - ради соблюдения приличий: мы ж не Африка и не Советский Союз в перестройку, чтоб нам в открытую слать гуманитарную помощь даром. КОНЕЦ ВЫНОСА Перед выездом в народную гущу мы с фермерами сделали визит главе Дмитровского района Валерию Гаврилову, большому любителю фермеров. Он полностью на стороне местного производителя: -- Импортное мясо! С ним все ясно, это идеологическая диверсия. Сейчас везут с запада дешевое, а когда наши разорятся и у нас все развалится, Запад цены и поднимет - это ж простая вещь... Вот мы можем производит вдвое больше овощей и картошки, но кому это надо? Никому. Госдума начинает выглядеть, извините, при дамах скажу -проституткой. Гаврилов занимает очень выгодную для наблюдений позицию: как начальник он уже владеет информацией и знает цену власти -- но при этом еще в состоянии с невысокой своей районной высоты разглядеть отдельного человека и даже дойти до него по говну в резиновых сапогах. И вот что Гаврилова в кризисе поразило - он ведь, в отличие от фермера, отвечает не только за себя, и не может заниматься только производством, на нем же еще сирые и убогие висят, от которых государство отказалось и бросило на него: -- Сколько лет мы просили своих безработных помочь на уборке урожая! Хохлы и молдаване по 3 миллиона рублей (старыми) получали, а наши не шли. А теперь у нас каждое утро толпа перед конторой, захотели наши работать... У меня мороз пошел по коже: русские захотели работать! Позабыв про духовность и вечные вопросы! Неужели действительно все так плохо? Что ж дальше-то будет... Эта позиция Гаврилова - когда верхи уже доступны, а низы еще видны и понятны - редкая; обычно что-то одно. И потому его особенно интересно расспрашивать: -- Вот у нас два полюса. На одном отец семейства, который своим детям не объявит дефолт, он их обязан кормить, и точка. На другом - наш непутевый президент, который ни за что не отвечает. Вот вы в районе еще беспокоитесь за своих безработных. А где ответственность конается? Вон если выше глянуть, там- что? -- Я, пожалуй, последний уровень, на котором есть ответственность. А дальше там уже мрак... Подумав немного, он уточняет: -- Ну в области еще полутьма, она еще помогает российский заказ получить. А там выше -- уж точно полный мрак. Там вообще не понимают, что на нас надевают цепи и скоро поведут в рабство. Позаседав с Гавриловым, поехали на поля... Вот хутор - это фермерское хозяйство "Афанасово". Хозяин Александр Косоусов, агроном по образованию, в бейсболке и новом спортивном костюме, по крестьянскому обыкновению жалуется на жизнь в жанре "овес нынче дорог и надо бы, барин, прибавить", иначе был бы просто моветон: -- Всего-то 35 гектаров у меня, даже севооборот не сделать. Картофель по картофелю приходится сажать - ну куда это годится? Дом построил, дорогу, технику купил, мне все хозяйство обошлось в 1 млрд. 200 млн. Но это ж под 200 процентов годовых! Я одних только процентов государству заплатил 500 млн.! Зачем мне так? -- Стоп, стоп -- это в каких ценах? -- Ну, какие были. С 1990 года. То есть новыми 1 200 000. -- То есть без учета инфляции, без перевода в доллары, вы просто прибавляли, и все? -- Ну да... Я не финансист и потому мне это совершенно непонятно, -- по мне, это все равно что градусы прибавлять к граммам. -- Грабительский процент! -- продолжает фермер. -- Я не пойму: они что, из меня сделали раба? Я что ж, должен на них работать? Дети, у меня трое, хотели на ферме работать, так я не пустил: не хочу их отдавать в рабство. -- А кто ж давал кредит под 200 процентов и когда? -- Да банки давали; это еще в 1993-м. Ага! А отдавать в 94-м, -- если мне не изменяет память, инфляция была на уровне 1000 процентов... -- Та-а-к... Ну а сейчас какие у вас народные чаяния? -- Да вот хочу 100 тонн мяса производить. На это мне нужен кредит 700 000 рублей новыми под 15 годовых. -- Это сколько ж? -- пересчитываю я. -- Ну грубо 50 тыщ долларов? -- Нет, не хочу долларов, мне рублями. Иными словами, добровольцы, болеющие душой за родную землю, могут сейчас скинуться, продать 50 000 долларов в обменном пункте, отдать кормильцу, а через получить чемодан рублей и в том же обменном пункте купить обратно долларов - ну сколько? Тыщ 30? Тогда проще просто подарить ему эти 20 000 сразу и забыть про них, и не морочить себе голову... С одной стороны, ему честный кредит вроде и не нужен. А с другой - хлеб и картошка к доллару ведь не привязаны, так? Между тем фермер Косоусов продолжает обличать систему: -- Мы производим 1000 тонн овощей, кормим школы и войсковые части! А государство нас не поддерживает. Вот американское правительство своего фермера поддерживает! Вот так каждый думает, что другим все досталось даром. И мне захотелось хоть добрым словом помочь хорошему работящему человеку: -- Да вы как сыр в масле катаетесь, против американских-то фермеров! Постыдились бы с ними сравниваться... - говорю. -- Им же надо было на свои деньги снарядить фургон, доехать до Дикого Запада, застрелить тыщу бандитов, а там на месте отнять у индейцев землю, 30 лет вести войну с дикими племенами, снимать скальпы, спать с заряженным ружьем, и все равно команчи перережут половину фермеров и сожгут почти весь урожай... А вы - пришли на готовое, земля ничейная, у вас тут ни одного индейца - и ноете: ах, ах, процент высокий по кредиту! Он чешет затылок и поправляет бейсболку: -- Так это когда было! Сейчас-то у них по-другому... -- Ну да, куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Вы ждете, что вам все на блюдечке принесут. А американские граждане себе сами построили государство, какое им было нужно. И президентов не ленились поправлять - сначала из винтовки, а после, как перевоспитали, так простого импичмента стало хватать. Теперь по струнке ходят. А вы, русские фермеры -- хоть одного застрелили президента? Так кто ж с вами будет считаться? Ну так и молчите, скромней вам надо быть... Крыть нечем, фермер Косоусов точно не снял ни одного скальпа и ни одного президента не завалил и вообще забыл, где там у него на антресолях валяется ружье. Он вздыхает и перестает жаловаться на жизнь: кажется, мне удалось его немножко подбодрить. Он признается: -- Честно говоря, я рад, что не бросил, как вон многие. Прихожу, смотрю - это мое. Это сделано для дела. Ведь приятно же! А с долгами - рассчитаюсь, вот продам овощи и рассчитаюсь. И, улыбаясь, с сияющим видом идет мне показывать свой дом: два этажа, 200 с лишним метров площади. -- Лиственница! 674 бруса ушло, 20 на 20 сантиметров. С БАМа вез. Так один брус 6 человек не могли поднять! Это -- на века... Вот-вот. Американским фермерам в принципе такой стройматериал не поднять, у них щитовые дома, обитые пластиковым сайдингом под дерево. Дышать нечем. А у Косоусова дом замечательный. Все удобства, высоченные потолки, огромная кухня. А там, в ней, накрытый стол со Смирновской, с окороками и семгами, дай Бог всякому, и с личной картошкой со своих 35 гектаров. Тут-то мы и досрочно и провожали тот год. Башмачников расчувствовался, выпил рюмочку "Смирновской" и сказал добрые слова про виновников торжества: -- Фермеры - лучшие люди страны, наш золотой запас! Я вот что скажу: от таких мужиков надо брать семя и с их помощью поднимать нацию! Но за столом у нас случился решительный противник искусственного осеменения - знатный дмитровский фермер Валерий Соловьев. Он у себя в хозяйстве такого не допускает, хотя метод конечно и передовой, и дешевый - но для живых существ вредный: -- Это все неестественно - искусственное осеменение, фондовые рынки и прочее... Ближе надо к природе быть! А там без обмана... И потому Соловьев идет на дополнительные расходы и держит племенных производителей. Он захотел их нам показать непременно, и повез-таки показывать. Не то чтобы он выпивши хорохорился, нет - я-то видел, как он себе Боржому подливал. А еще всех подзуживал: пейте по полной, что ж мы, не русские люди? Но это все правильно, если крестьянин не хитрый, толку от него не жди. Ну, привез он нас. Над фермой Соловьева, надо вам сказать, реет российский триколор. Сразу непонятно, с чего бы это. -- В Америке вешают везде свой флаг, вот и я решил! Правда, мне сначала не разрешал глава сельской администрации. -- Что так? -- А, говорит, Конституцию нарушаешь - по ней, так флаг положено вывешивать только на сельсоветах и иных полезных учреждениях, а про ферму там не сказано... -- Ну и? -- Так я в Кремле на совещании у самого Черномырдина письменное разрешение получил! Правда, разрешение потерялось, но глава района Гаврилов, который Соловьеву на слово верит, с его слов черномырдинскую визу подтверждает. И нижестоящему сельскому голове приходиться терпеть нарушение Конституции; впрочем, у нас с ней нигде особенно не церемонятся. И вот Соловьев показывает нам своих производителей... Это оказались страшного размера убийственные быки, каких я даже на памплонской корриде не видел, и здоровенный, как бык на коротких ногах, 300-килограммовый хряк с мордой сантиметров 60 в диаметре. Рассматривая эту страшную морду с любовью, Соловьев говорил: -- Вся надежда у меня на Бориса Николаевича! Вот только менять его уже пора. -- Так ему вроде до 2000-го? -- До 2000-го я незачем его держать, он испортит все. Мне стало неловко; это же я час назад призывал быть построже с президентами, по примеру американцев; и зачем, спрашивается, я влез? И ведь это не первый раз после стакана... Зачем я вообще пил? Соловьев продолжал решительно: -- Надо раньше менять! Все из-за его дочек. А то иначе в следующем году его дочки под него пойдут, и пропала вся селекция... Гости вздохнули с облегчением, осознав, что Борисом Николаевичем зовут этого прекрасного хряка английской белой породы. А один так даже и сказал: -- Ну президенту не должно быть обидно, что такого могучего производителя в его честь назвали! Соловьев показывает дальше: земли 20 гектаров, дойное стадо в 15 коров, шесть тракторов, шесть автомобилей... Пруды с рыбой... -- А надои какие? -- Ага, прям щас я тебе цифры скажу, и про деньги все выложу. И сейчас же налоговая инспекция прискачет, а за ней и бандиты. Спасибо, меня и так уже два раза жгли! Так пришлось все дерево менять на кирпич, видишь, вся техника в кирпичных гаражах. Нет, прибыль ни один фермер никогда не говорит! Да и как ее считать? Все внутри хозяйства крутится... -- Так и что бандиты? -- Что, что... В ФСБ я обращался. Бандиты уж полгода как не приходят... Настало время сказать пару слов про предысторию и про историю фермерской жизни Соловьева. -- Мы с Поволжья, -- рассказывает он. -- Как засуха, так мы, дети, колоски собирали, крапиву сушили, тростник по речкам заготавливали. Тростник потом перемалывали, муки немного подсыпали, и пекли лепешки. Городские люди-то не знают... Это в 60-е, после смерти Сталина. Его жена Таисия добавляет: -- Хрущев натворил делов, когда стал забирать коров со двора - так люди пухли с голода. Про это уже забыли... А старики пухли, и маленькие дети погибали. В 60-е годы. Они жили в деревнях скотиной, а в колхозе ничего не давали, только в конце года пару мешком зерна дадут. Далее работа в совхозе, это уже Подмосковье: -- Думали - совхоз станет крепче, заживем хорошо. Но толку не было! Те тащат, эти тащат... Ну и отделились от совхоза. Дело было в 1991-м. На книжке - 10 000. -- Пропали? -- Еще раз объясняю - у нормальных людей деньги не пропадают. Мы на них купили 5 коров. Деньги у всех пропали, а коровы у нас остались. Потом в 1992-м получили 25 миллионов из "Силаевского" миллиарда, это в мае; под 8 процентов. На эти деньги построили коровник к зиме. Еще успели получить под 18 процентов 75 миллионов. Это зимой, с 1992-го на 1993-й. -- А отдавать-то было выгодно, в инфляцию! -- Выгодно. А как после взяли 180 миллионов под 183 процента... Так чуть с ума не сошли. Это уже были 1993-1994-е годы. Но реконструкцию коровника доделали. Нам повезло! Ага, вот они на чем поднялись - на инфляции! -- воскликнут городские монетаристы. Ну, на инфляции. Как например те же банки. Ну и где те банки? А фермы - вот они. И коровники не лопнули, и трактора не уменьшились в размерах, и курс гектара к доллару прежний. Ладно, это дело прошлое, пускай, -- но сейчас, может, пора уже фермеров придавить, пусть делятся? А то все бедствуют, а они жируют? Ну, если сейчас у фермера Соловьева пустая, без зубов, верхняя челюсть, а сам он с женой, с тремя сыновьями и тремя же невестками, и тремя же внуками живет в трехкомнатном доме, который еще совхоз дал - то куда он еще рухнет, если его дополнительно поприжать и еще что-нибудь отнять? В Москву приедет и будет в метро побираться? Не знаю... И вот эти беззубые работники ютятся по 4 человека в комнате, экономят на здоровье, но покупают трактора и щебень для дороги, и строят новые коровники, то есть вкладывают последнее в средства производства! Мимо проходит Костя Соловьев, старший сын, тонкий и задумчивый, с усами, в американской одеже, в майке с текстом Follow me, выглядит совершенным денди, изысканным гусаром, но уж никак не человеком от сохи, -- несмотря на галоши поверх носков. Но фотографироваться, позировать не желает: "Зачем же, когда я весь в говне". И это вместо привычных фермерских рассуждений насчет родной земли, чувства хозяина и нечеловеческой любви к толстым неповоротливым коровам! Жизнь... -- Да, домик у вас скудный... А это чьи такие замечательные кирпичные дома - вот два этажа, а вон там три? -- Что, интересно? Так пойдите сами и спросите, а я не хочу связываться... Меня и районное начальство про это спрашивает, -- кто ж тут у вас так богато построился? А то оно само не знает, кому землю отводит. Да, впечатлительный человек способен заплакать, глядя на этого отечественного производителя. Которого все же поддерживают: -- В мае 98-го пошел я в крестьянский банк - СБС-Агро -- и прошу у Александра Павловича кредит 2 миллиона новыми. Надо коровник достроить и цех по переработке молока. Пожалуйста, говорит, бери. Только в конце года отдай. И заложи имущества на 6 миллионов. А у меня его всего-то на 3 миллиона! Я ему говорю - ну вы тогда ищите где-нибудь на Западе людей под таки условия, там ведь побогаче народ. Или, допустим, правительство с законами. Построил я дорогу, а у меня с потраченных денег взяли налог как с прибыли. И вроде все честно... Встревает Таисия, фермерская жена: -- Как наше правительство к нам, так я б отсюда уехала. Ихнее для людей, оно своих ценит, а наше живет только для себя. Я б уехала, вот только ихний язык не знаю, вот в чем дело... Речь о том, что одна из множества иностранных делегаций, которые тут уже рассматривали достижения российской власти в деле помощи мелкому бизнесу, позвала семью жить в Голландию. Таисия поначалу совсем засобиралась, но вот передумала. Хотя за границей ничего страшного они не увидели, хотя бывали у тамошних фермеров: хозяин -- в Америке, хозяйка -- в Англии, старший сын -- в Германии. Кроме банкиров и правительства, заботу об отечественном производителе проявляют и простые русские люди: -- А воруют как! Машины раскурочивали, трактора разбирали, плуги тащили, ворошилки. Ночью слышишь - лезут. Выйдешь... Никого. Ложишься спать - опять: лезут. Картошка была, так полоса что у леса - осенью смотришь, как будто не сажали. Грибники идут и копают - не будешь же каждого проверять. А даже захватишь - говорят: что тебе, жалко? Вон у тебя сколько! -- А может, пропади оно пропадом? Пойти обратно в колхоз, жить спокойно, и пусть себе воруют, а? --Ты знаешь, разговаривал с Зюгановым. Я же в аграрной партии (мне другие неизвестны, которые защищали бы сельскохозяйственного производителя), а она ведь в блоке с КПРФ, так я и пошел познакомиться с союзником. Я ему сказал: "Если вы, придя к власти, начнете строительство коммунизма, национализацию, передел, то никто вам ничего не отдаст. Я до последнего патрона буду защищать свое добро, автомат у меня есть. Я даже пушку 45-пятку заберу от музея Дмитровского..." -- Какой такой автомат? -- Ну, дробовик такой пятизарядный, автоматический... -- Так, а Зюганов что говорит? -- Он говорит - не, которые работают, мы тех не тронем. Пока мы ведем беседу, к воротам подъехала Ауди-80 в замечательном состоянии; не бандиты ли часом? Ан нет - местный батюшка, отец Ростислав из церкви Покрова Божьей матери в Орудьеве. Он тут полгода как, попал по распределению. Они с симпатичной матушкой веселого светского вида приехали за молоком: -- Окормляемся здесь... Валерий нам помогает сильно. -- А что у вас с кризисом? -- Все дорожает... Но я не могу по совести цены поднимать. Хотя это в моей власти. Все у меня как было, как была самая дешевая свечка рубль, так и стоит. Крестить - по-прежнему 100 рублей... -- Так надо понимать, что дефолт - это Божье наказание, верно? -- Есть песнопение, во время Великого Поста поют "На реках вавилонских". Это плач евреев, воспоминание о том, как раньше жили хорошо, а после они пожали от греха своего, и они каются... А теперь мы - как многие считают - второй богоизбранный народ. Видимо, и нас Господь любя наказывает за прегрешения, за отступничество! За то, что люди поклонились золотому тельцу, вместо Бога -- доллар поставили во главу угла... О. Ростислав вздыхает: -- Наказывает нас, но не оставляет. Пока не покаемся, эти все скорби будут продолжаться. Соловьев выслушивает батюшку, который ему вполне годится в сыновья, с почтением, и с ним не спорит. При том что он, судя по всему, явно избежал Божьей кары. Поскольку золотому тельцу не поклонялся, а зарабатывал хлеб свой, как положено, в поте лица, являясь отечественным производителем. И призывы каяться к себе вроде не относит - во всяком случае, отцу Ростиславу пока что не удается его зазвать в храм. Батюшка с матушкой садятся в Ауди и уезжают... И только тогда Соловьев говорит, как бы отвечая юному батюшке: -- А год все-таки хороший был! Увеличилось поголовье крупного рогатого скота (это как цитата из забытой прошлой жизни), с 50 до 65 голов. Нашел я новый рынок сбыта молока - дачному кооперативу МВД. Возим туда на новой машине, я как раз подарок я от Черномырдина получил - "Газель" с тентом. Он спохватывается: -- А у вас там, говорят, совсем тяжело в Москве? Ну, как станет совсем плохо, приезжайте ко мне, накормлю... 3 КАЗАКИ Публика выгоняет немецких инвесторов Большому перелому -- миллион тонн кубанского гипса Наши власти говорят, что хотят иностранных инвестиций. А наша публика - хочет? Пустит ли она вообще инвесторов к себе, ее спросили? Вот немецкие инвесторы (фирма "Кнауф") купили в Краснодарском крае фирму и стали выпускать стройматериалы на экспорт. А местные казаки немцев выгнали -- решили, что не следует продавать родину, а тем более по дешевке. Арбитражные суды разных инстанций подтверждали: немцы все купили честно. Но казаки остались при своем мнении. Немцы дошли до Кавказа Похоже, в Псебае произошло вот что: отделился он от Российской федерации. И остановил на своей территории действие российских законов, -- на благо народа. Разные там суды, их решения, закон об акционерных обществах, еще об чем-нибудь -- это все теперь лишнее... Мы сидим с Берндом Хоффманом, начальником восточного отдела "Кнауфа", в кабинете на 3 этаже офиса гипсокомбината. Их, хозяев, больше никуда и не пускают. Ну, еще разве что в туалет. -- Что же получается -- тут останавливают действие российских законов, и вы на свои немецкие деньги нанимаете ландскнехтов в Москве и пытаетесь восстановить тут законность? Я имею в виду частных охранников, которых он нанял. Он смеется. -- Вы тут как бы такой анти-Маркс? Смеется еще громче. Хоффман -- веселый человек. Его за это даже в 68-м выгнали из института. Он приехал из ГДР в Ленинград учиться на оптика, ну и в свободное время учредил с приятелями общество любителей выпить. Совершенно явное проявление мелкобуржуазности! Тем более на фоне студенческих волнений во Франции; кстати и в Польше тогда студенты пошаливали, о чем не так широко известно. И вот коммунистические восточные немцы, выслуживаясь перед советскими товарищами, отозвали пятикурсника, без пяти минут дипломника домой, -- и всю жизнь потом эту мелкобуржуазность припоминали. И дослужиться выше зама по снабжению у Хоффмана не получилось. Зато после 89-го он пошел в гору -- занимался приватизацией социалистических заводов, переделкой их под рынок, в чем сильно преуспел. И размах дела его увлекал. Вот он и занялся Россией. Тут уже 11 разных заводов делают стройматериалы с немецким, "Кнауфа", участием -- от Питера и Тульской области, и Дзержинска под Нижним Новгородом -- до Казани. Они на этих заводах имеют до 99 процентов акций. И никто пока не обижался на это -- пока не напоролись на Псебай. Сначала у них был совсем тонкий пакет, 17 процентов, потом он постепенно утолщался, и после вливания в завод 1 млн. 200 тыс. марок превратился в контрольный. Это было в декабре 95-го. И тогда немцы захотели вникнуть в финансовую отчетность. Больше всего их тогда волновали нормы расхода гипса -- уж слишком высокие; то есть, выражаясь по-русски, похоже было на воровство и черный нал. Вот в этот самый момент немцев и выгнали. -- Как же так! -- удивляется Хоффман. -- Я слышал, что раньше краем руководил видный борец с коррупцией геноссе Андропов. И вдруг такое... Что, что? Наоборот, Медунов? А Андропов его со скандалом уволил? Что, что тут творилось? Мы этого не знали... -- бледнеет Хоффман. А поздно! Отступать некуда. Деньги по меркам фирмы пока что вложены небольшие, но тут репутация! Никак нельзя уйти. Потому что все привыкли -- где "Кнауф", там успех, там победа, и иначе быть не может. И вот Хоффман, менеджер высокого ранга, не мальчик уже в свои 54 года, состоятельный, между прочим, человек, так он просто живет в этом бедном советском офисе. Он ест тут колбасу и сало, закупленные на местном рынке, пьет кубанское пиво, и даже спит на надувном матрасе на полу. По уровню аскетизма и антисанитарии это смутно напоминает ефрейтору запаса Хоффману действительную мотострелковую молодость... Нет, в войсках у него было даже больше комфорта, потому что он дружил с офицерами и ходил с ними в кабаки, и там ел горячее. Хоффману кажется, что присутствие немца даже важнее, чем охранная фирма "Оскорд", и еще одна московская фирма -- "Пантан", и местные милиционеры, которые все дежурят в приемной. Без немца, думает он, местным проще забрать кабинет. -- Вам, Хоффман, к надувному матрасу еще бы и куклу надувную, из секс-шопа! -- Плохо вы о нас думаете, -- с изящной, толкуй в любую сторону, двусмысленностью ответил он. Хоффман тут, в России, с 93-го времени проводит больше, чем дома. К трудностям за это время привык, и ночевкой на полу его не напугаешь. По утрам он отъезжает на часик в соседний поселок, где арендует строительный вагончик с удобствами, и там принимает душ, стирает бельишко, утюжит белые строгие рубахи - все, кстати, почему-то сам. Конечно, местным казалось, что выкурить немца из кабинета проще простого. Для этого надо отключить ему свет, телефон и воду. Он же европеец и сломается. Разумеется, отключили. Немец же оказался вредный. И выписал спутниковый телефон. А еще привесил под окнами бензиновые генераторы. Канистры же под воду оказались еще более доступными. Тогда свет и воду ему в бессильной злобе опять дали, а с телефоном вышла заминка, которая уж теперь не принципиальна. Легкое неудобство в том, что из соседнего поселка Мостовской в Псебай надо звонить через Германию... Тяготы и лишения, конечно, имеются. Но если честно, то Хоффману это все нравится. Это интересная менеджерская задача! И величие и размах проблем его впечатляют и вполне вдохновляют. Газеты про это писали и телевидения всякие показывали, и в России и в Германии. Уже прокурор края в курсе, приезжал и вникал. Уехал, и ничего. Губернатор про все знает, -- впрочем, господин Кондратенко -- красный... Да что губернатор! Например, про этот Псебай лично еще Коль уже все рассказал лично Ельцину. А это для Хоффмана высшие инстанции во Вселенной, -- ибо он, бывший коммунист, так и не научился верить в Бога. Ну вот мы поговорили с Хоффманом, и он решил отлучиться в душ. И что странно, вся охрана осталась в приемной, а он один пошел в свой БМВ и уехал. По пути он подвозит местное население. Если кто голосует, так он останавливает и подвозит, не забыв презде честно спросить: -- Вы знаете, что я оккупант? Вы согласны, чтоб вас оккупант вез, на немецкой машине? При этом Хоффман, когда не при параде, надевает подозрительный зеленый свитерок -- с виду совершено форменный натовский... Но от услуг оккупанта население не отказывается. В пути он расспрашивает людей о жизни. Они даже признаются ему в браконьерстве. Западным людям жизнь в России иногда кажется слишком биологической, сплошной животной борьбой за существование. В Псебае -- особенно, потому что тут человек страшно близок к природе. Например, оказался местный безработным, и не пропадает -- форель ловит в горных речках, или оленя бьет в лесах. Что не съест, то продает на браконьерском черном рынке... -- И не страшно так ездить по чужой местности, которая грозится шашками? -- Ну когда пикет был, собрались все и орали -- то было опасно. А сейчас вроде нет... Тут бывали очень шумные пикеты. То есть как только Хоффман на плечах московской охраны вошел в офис воскресным утром, местные собрались и три дня митинговали, и грозили, и требовали справедливости. Но охрана была при оружии, и милиция подъехала, безоружные казаки кто за был, кто против... Покричали, погрозили, в общем, ничего страшного. Прошло все без эксцессов. Разве только российская и немецкая администрации предприятия дружно друг друга уволили. Казаки, которые никому не доверяют, вызвались завод тоже охранять -- в дополнение к частным фирмам и милиции, и еще, чтоб не забыть, к дедушкам из ВОХРа. (Хоффман по этому поводу с удовлетворением замечает, что при такой-то охране спит совершенно спокойно). Завод -- то есть российская часть руководства -- согласился и с казаками заключил договор. Как оказалось незаконный, -- у казаков же лицензии на охрану нету. Ну, тогда придумали компромиссное решение. То есть они вроде и казаки, но оформили их сторожами -- ни много ни мало 40 человек, сутки через трое. И теперь они так всем и отвечают: мы простые сторожа, а казаки мы, извиняемся, в свободное от дежурства время. Ну, с Хоффманом вроде все ясно. Не отдадим инвесторам ни пяди родной земли А что ж российское начальство комбината? Что оно думает о жизни? Но -- не дает оно интервью, не встречается с прессой. Самый высокий руководитель с русской стороны, который согласился говорить -- правда анонимно, запершись со мной в своей конторке -- был начальник одного цеха. И то он предупредил, что с работниками разрешается тут посторонним разговаривать только в присутствии начальства. А он как раз оказался в одном лице и работник, и администрация, так вроде значит и можно. И вот он что рассказал: -- Немцы, они что? Хотят дать меньше, а получить больше. За просто так никто не поможет, мы же знаем жизнь. Если б они честно сотрудничали, то может и можно было б. А тут кто-то прозевал, пустил их. Зарплата какая? Это коммерческая тайна. Но мы очень все довольны. Если б суды присуждали, что немцы правы, так тогда нам мы показали документы! А раз не показывают, значит, нет их. А нужны ли нам вообще инвесторы? Ну этим должны экономисты заниматься. А я так скажу: россияне должны перемучиться, и обойтись без иностранцев. А то получишь чуть, а потом потеряешь все... Вот вам самое спокойное, самое безэмоциональное и высокоинтеллектуальное суждение, которое я в Псебае услышал от той стороны... Все-таки инженер говорил, человек с образованием. Это было мнение представителя интеллектуальной элиты, по московским понятиям, это либеральный министр, -- если представить, что Псебай -- очень условная модель России. Обычный же, обыденный уровень дискуссии тут куда ниже. Ну вот например одна дама за 40, работница комбината, при условии опять-таки анонимности: -- Зачем нам эти немцы? Чего пришли? Пусть уходят. Инвестиции? Не надо нам от них ничего, вот! Знаю я, чего ни к нам лезут: у нас же гипс наилучший, самый белый посмотрите! Такого ж больше нет нигде. У других он такой серый, прямо смотреть противно! Ну вот и лезут к нам, за нашим ценным ресурсом -- гипсом... Я ей еще подсказал, что гипс -- товар стратегический. Отчего? Да ведь если его пускать только на лечение переломов, всему миру до конца света хватит. А если на стройматериалы, то всего-то на тысячу лет и хватит -- таковы разведанные запасы здешнего месторождения. Ну ладно, на комбинате страсти кипят. А со стороны же трезвей видится? Вот мнение представительницы общественности за пределами комбината, она магазинная торговка, живет тут: -- Раньше в поселке чисто было, красиво, и окурки не разрешали бросать. А как началась эта инвесция (так и сказала -- инвесция -- прим. авт.), так и грязно стало, и колбаса дешевая пропала, и вообще жить стало тяжело. Дураку ясно, что немцы на наши ресурсы зарятся, хотят их это, хищнически истребить. Что ж вы думаете, они детсадик наш содержать мечтают, что им, дети наши думаете нужны?! И потом, ну почему именно немцы?! Мы же не сможем им ничего простить. (Ей около 40 лет -- прим. авт.) Ну хоть бы это были например африканцы, и то лучше... Сторонники быстрого прогресса, различные западники бывает, ругают псебайцев за отсталость. И совершенно зря. Потому что последние имеют вполне европейский уровень экономического мышления! А может и выше. Есть доказательства. Из прошлой жизни Хоффмана, когда он командовал перестройкой заводика в г. Хермсдорф, в Восточной, но все равно же Германии. Там была такая схема: производство дробили на отдельные циклы, выделяли их в мелкие фирмы и приватизировали. А что дроблению и приватизации не поддавалось (например плановый отдел или партком), то, увы, навеки закрывали, а людей выгоняли на улицу. Так там недовольные даже перегораживали трассу Берлин-Дрезден! А Хоффмана с командой не пускали на завод при помощи пикетов (ну вылитый Псебай, только что без казаков). С требованием сохранить все-все рабочие места. Но поскольку пикетчики никак не смогли придумать, кому продать свою социалистическую плановую продукцию, и где взять дотацию на содержание парткома, то после успокоились и Хоффмана пустили, и он их научил жить... В Псебае ловкого немца, да, пока не слушают, но зато ведь и трассу не перекрывают! Ни на Майкоп, ни на Черкесск -- вы можете совершенно спокойно проехать... Атаман И не надо забывать, что тут не Россия, но Кубань. И здесь не русские, а казаки. Про них пишут красные газеты: казаки -- единственная сила, которая противостоит немецкой инвестиции, интервенции и оккупации. И воззвание было принято, вы помните, районным атаманским управлением... Еду в это самое управление, в поселок Мостовской -- от Псебая 20 километров. Казачий офис там каждый знает, всякий покажет... Как раз на месте два начальника -- первый зам районного атамана Хапов и атаман поселковый Савченко. Хапов сам бывший начальник местного районного телевидения, а еще раньше трудился компьютерщиком; ну это просто сливки со сливок здешней элиты, абсолютно серьезно вам говорю, без всяких шуток. -- Александр! -- говорю ему. -- Вот мне желательно на шашки посмотреть, какими планируется рубить немецких оккупантов; они у вас где? Вот которые на стене висят в вашем офисе? -- Нет, это из дюраля, так, элемент атрибутики. Да вы сами попробуйте! Беру в руку шашку. Легкая, игрушечная, и гнется... С такой немца не добудешь... -- А настоящие есть у вас? -- Мало кто себе может позволить. Шашка две тысячи стоит, а среди казаков безработица. Вот которые сторожами в Псебай устроились, 400 получают в месяц. Это когда ж они на шашку скопить смогут... Безработный казак, зарегистрированный на бирже труда -- это что-то новое... И они пока единственные, кто получает явную выгоду от кубанско-немецкого конфликта: вот, зарабатывать начали. -- Копейку в дом принесут! Русский гендиректор Сергиенко им дал возможность работать,-- радуется за них Хапов. -- В принципе они там и не нужны, успокоилось все -- но они ведь уже рассчитывают на деньги, так? -- Хорошо... А вы мне скажите, вы что ж, против капитализма? -- Ни в коей мере. Лишь бы не советская власть. Все уже хлебнули советской власти по самые уши. -- Против инвестиций? -- Понимаете, мы не против инвестиций -- но мы за разумные инвестиции. -- Это как? -- Ну, раз комбинат на нашей земле, мы не против чтоб немцы вливания делали, но в разумных пределах. Чтоб контрольный пакет оставался за Кубанью, за государством - а не у каких-то немцев. -- То есть по-вашему, забрать у немцев контрольный пакет. А какой вы видите процедуру изъятия? -- Чтоб была чисто законная!. Через арбитражный суд. Как решит суд. Как решит, так и будет... Мы законопослушные граждане. -- Так суд уже все решил, но здешнему народу решение не нравится. И капитализм не нравится, и инвестиции. Так вы за закон или за народ? -- Закон мы нарушать не хотим. Но, с другой стороны, мы, казачество, будем стоять на позициях народа и никуда с них не уйдем... -- Постойте, а казак Аникин, который инструктор контрольно-аналитического управления краевой администрации, это же он про вашу ситуацию писал: "Если бы не полномочия, которыми меня наделил губернатор, я бы давно порубил оккупантов казачьей шашкой..." Это как? -- А, Аникин... Это эмоции! Это глупость. Я не уверен в том, что было бы так как он говорит. -- То есть рубать -- надо, но по закону? -- Нет... Никого шашкой не рубили и не будем рубить. Ни в коем случае... Разговор затухает. Мы оба понимаем, что он какой-то теоретический. Невозможно всерьез дискутировать. Издалека, из нервных заметок в чужих газетах, виделись чубатые станичники в фуражках, которые, оторвавшись от сисястых казачек, гарцуют на сытых конях, машут шашками и передергивают затворы, готовясь умереть, но не отдать Отечество инвесторам из фирмы "Кнауф". Но мы это обсуждаем в бедной хате, с игрушечными сабельками, и атаманы -- оба в штатском, в тертых турецких кожанках. Они сидят посреди скудости и придумывают, как обустроить Кубань, куда пристроить земляков, чтоб хоть рублей по триста получали. Какие тут дискуссии? Вот атаман Хапов -- он сам-то знает, за рынок он или за популизм? А может, у станичника каша в голове, а не пентиум? Что вообще, например, лучше, справедливость или закон? -- Не занимаемся мы политикой. Мы занимаемся поднятием экономики, -- печально объясняет мне Хапов. Я ему сочувствую. У него на шее сотни, фигурально выражаясь, шашек -- причем шашек безработных, с биржи труда. Их надо устроить в жизни... Это не компьютеры починять! -- Это как так -- подъемом экономики? -- Да вот -- открыли пекарню. А еще найдем денег, так купим пищевые линии, майонез начнем фасовать. Еще планируем селедку солить... Занять казаков мирным безоружным трудом! Это благородно. Да и на шашки заработают... Селедка, селедка; шашку ведь тоже так называли, правильно? Красное и белое (коммунисты и гипс) Так может встать странный вопрос. А может, везде так? Может, вообще везде пролетариат у нас ненавидит капитализм и хочет отмечать Великий Октябрь и бесплатно получать удовольствия? И только в Москве начальство доверчиво думает, что уже настал капитализм, и играет в него со своими командами? А на самом деле кругом одни коммунисты? Ну, строго говоря, даже в Госдуме самый главный -- коммунист... -- А, Хоффман? -- Коммунисты -- это разве плохо? Я сам был коммунистом, и замечательных людей полно среди коммунистов встречал -- может, даже больше, чем среди капиталистов. -- Так то у вас в Германии! -- Почему? И в России тоже. Вот мы вкладываем деньги в завод в Тульском Новомосковске, так с губернатором Стародубцевым у нас полное взаимопонимание -- даром что коммунист. Ничего страшного! Он наливает мне виски. Наверно, представительского -- сам он его не пьет. -- Я, г-н Хоффман, могу вам объяснить, отчего вы виски не любите! Оттого что вы самогонки не гнали никогда, у вас в ГДР выпивки и так хватало... -- Это точно. А коммунисты все-таки разные бывают. Вот например г-н Пашуто, коммунистический депутат Госдумы. Он к нам приезжает иногда и ругает нас -- от имени государства. Мне, иностранцу, трудно судить, но мне кажется, что Россия таких полномочий г-ну Пашуто еще не дала... Выпили еще. Можно приступить к обсуждению военной темы. Тем более она тут кругом и без меня обсуждается, особенно в связи с фамилией Хоффман. Начал я издалека... -- А вы какого, г-н Хоффман, года рождения? -- 1943. -- То есть папаша ваш в тылу находился? -- В тылу. У него бронь была, как у электротехника. Ни одного дня он в армии не был. Ну вот, а то некоторые в Псебае убеждены, что это папаша теперешнего Хоффмана расстреливал русских... Коммунисты то и дело напоминают в местных газетах, что человек с такой фамилией в 1942-м году растрелял тут 200 человек. А иные думают, что это тот самый Хоффман и есть, он и расстреливал. А что расстрел был за год до рождения - так кто ж будет в цифрах разбираться? Если б цифрам верили и уважали б их, то всех бы убедила формула "50+1", то есть у кого контрольный пакет, тот и хозяин. Но когда у людей душа болит за родину, за народ, не надо к нм лезть со своими грязными цифрами. Особенно, по логике, не надо с этим лезть к казакам, которые исторически охраняют родину от чужих. Причем в буквальном смысле слова: они тут в офисе и вокруг дежурят, под видом сторожей. Я с одним даже вел долгие беседы. Рядовой казак в 41-м году Казак этот -- Степаныч. -- Ну, что немцы-то? Никак с ними, значит, невозможно? -- спрашиваю его. -- Зачем же немцев ругать? Нормальные люди. Я на них еще в 41-м работал. -- Да ну? -- Точно! Был я тогда пацаном, с кузницы не вылазил. И там один эсесовец, здоровый такой, постоянно гнул рессоры, от броневика -- такие у них броневики были на гусеничном ходу. А дутье было -- мехи, вот я и дул с дружками. А нам за то выдавали леденцы и шоколадки. Нет, нету у меня ненависти к немцам. -- Ну и слава Богу... -- Нет, ты подожди. Немцы -- что! А я тебе расскажу за евреев. У-у, жиды такие-сякие -- мы ж так же все говорим. Вас немцы вешали, били, но мало вас поперебили. Действительно они пакостей много делали для русских. Евреи занимались этим вопросом. Таким манером они хотят отомстить за еврейские погромы. -- А зачем же вы погромы устраивали? -- Так то не мы, то на Украине. А мы тут -- нет, не устраивали погромов. Как я мог им делать погромы, как я мог громить директора "Пищетары" Дворкина, когда он пользовался таким великим авторитетом среди рабочих, как ни один русский директор? И Воронцов еще был у нас еврей в совхозе. Как он умер, так совхоз развалился мо-мен-тально. А имел среднее образование всего-навсего! Евреи тут ни при чем. -- Ну... -- А вот кто развалил Советский Союз, так это американо-сионистская контрразведка. -- Подожди, Степаныч. А вот акции? Тебе понятно насчет контрольного пакета? -- Ничо я в этом не понимаю. -- А кто хозяин должен быть, немцы или русские? -- Не знаю. А может они вложили свой капитал? Кто вложил, тот хозяин, а нет денег -- подвинься, щас же так... Вот так размышляет дед Степаныч. Такой представляется ему картина мира, дружбы народов и мировой экономики. По Псебайским меркам, так Степаныч вполне прогрессивно настроенный гражданин, спроецировать его на Москву, так, это, думаю, все равно что электорат "Яблоку". Гипсовая война компроматов А вот один инженер -- из тех, кто на немецкой стороне и от них получает зарплату -- мне сказал: -- Сейчас как 37-й год. -- В смысле чего? -- А брат на брата пошел. Вот у меня друг был наилучший, детей всегда мы крестили с ним. А теперь -- не здороваемся даже. Он же у тех работает, у Сергиенко, ну и боится, что его с работы выгонят. Вон как. Сначала жена его перестала с нами знаться, он ее обещал перевоспитать, а теперь и сам. Я ему этого не прощу... Зачем крайности, зачем брат на брата? Нельзя ли как-то договориться? Это обидный для псебайцев вопрос. Чем же их гипсовая война хуже московских войн компроматов? Что ж тут, не люди? Да и ставки в Псебае выше. Получить на гипсокомбинате работу -- это успех серьезней в жизни псебайца, чем у банкира победа на залоговом аукционе. Потому что тут не про еще большие деньги речь, но про то, чтоб на картошку хватило. И проигравших тут больше, чем на московских разборках, и отступать проигравшим некуда. Разве только на обувную фабрику в Псебае же; а там за полгода кому 50 рублей выплатили, а кому аж сто. И компромат тут тоже используется серьезный. Что теперешнего Хоффмана пытаются выдать за фашиста, это понятно. А про одного его оппонента добрые люди рассказывают, что у него отец полицаем у немцев служил! То есть обе стороны едины в том, что тот кто не с нами -- тот фашист! Некоторые сторонники рыночных отношений тут сами начинают верить -- ради торжества своего правого дела -- в то, что и в 41-м немцы никому плохого не сделали, по той логике, что они же сейчас инвесторы. Что будет? Немцы намекают, что еще какое-то время готовы потерпеть убытки (сумма не обсуждается). А когда масса долгов станет критической, и выгодней будет построить новый завод, так они его и построят. Может, рядом со старым. Может, в Майкопе, а то и вовсе в другой области. Им главное, чтоб производство было на Юге, потому что отсюда удобней продавать сухую штукатурку в южный "ближний зарубеж" (есть такой план). И от Краснодара чтоб не очень далеко -- потому что там уже работает маркетинговая структура "Кнауфа". Вот и все. Ну, и еще азарт, без которого трудно вообразить большой успешный бизнес. Вся надежда на гаишников Да, не очень складно разворачиваются кубанско-немецкие экономические отношения. Но есть, есть тут могучая сила, которая страстно желает, чтоб немцы остались, потому что будет тогда процветание, и экономический рост, и прочий Доу Джонс. И кто ж эта грамотная передовая сила? А гаишники местные. Они сидят в засадах, всегда готовые выскочить перед белым БМВ и снять с пассажира свои законные минимум 50 рублей -- это если ни за что. Захиреют они без немецких инвестиций... И вот эти алчные гаишники -- вы не поверите, это так на них не похоже -- вселяют надежду. На то, что Псебай таки сольется с мировой экономикой. 4 ВОЕННЫЕ Вооруженные силы вконец обнищали Могучая военная база русской славы, цитадель побед, закрытый режимный населенный пункт, -- Севастополь стал открытым для всех южным городом: вольным, портовым, космополитическим. Да, был красивый гордый миф, и вот он рухнул; но кому ж от этого плохо? Героическое прошлое будет теперь вспоминаться с той же ностальгической грустью, как военная служба в молодые годы. Грусть эта, впрочем, условная: зачем же, в самом деле, всю жизнь прозябать в казарме, пусть даже романтической военно-морской... Ностальгия Вы, наверное, слыхали про то, что Севастополь очень удачно расположен, если глянуть со стратегической точки зрения. Точка правильная, только немножко устарелая. 200 лет назад, когда город строили, реальная надежда на выход к проливам, то есть на взятие Константинополя, была, а вот возможности нанесения точечных ядерных ударов не было. Сегодня все наоборот, и потому Севастополь хорош разве тем, что в его бухте удобно прятать яхты от штормов. Ну да при чем же тут стратегия и русская слава и военная мощь? Которой тут, увы, все меньше... -- Вот, пожалуйте, 13-й причал, -- показывали мне моряки. -- Он же раньше был полон, это ж бывшая наша гордость, тут главные силы стояли! А теперь что? Вон, два вымпела только и стоят... Вымпел, как вы догадались, у.е. для счета кораблей. Вот знаменитая Минная стенка. Кораблей и там немного. Пустовато... Оживление вносят только флотские офицеры, подъезжающие к стенке на новых иномарках, непременно дизельных: корабли ж не бензином заправляют, верно? Соляркой все-таки... Вот - Телефонная стенка. Там сгрудились серые тусклые корабли, только один среди них белый - это "Енисей", бывшая мечта каждого черноморского матроса: единственный военный корабль, куда пускали служить женщин. Потому что это не что иное как плавучий госпиталь, он же санаторий. Он плавал вслед за Пятой эскадрой по Средиземному морю и вдохновлял личный состав эскадры... Но теперь нет нашей эскадры в Средиземном, и Индийской нашей эскадры тоже нет, и в Атлантике наших кораблей никого -- так что нечего там теперь делать заманчивому белому кораблю, он стоит у берега, где и так полно женского внимания... То, что осталось, собрали вместе, и получилась 30-я дивизия противолодочных кораблей. Вот, собственно, и все... Против прошлой-то мощи! -- Мы были сильней турецкого флота в 5 раз, а теперь они нас превосходят в 3 раза. Да когда ж это турки были нас сильней! -- чуть не плача восклицают черноморцы. -- Обидно за Севастополь! Все, что построили тут Суворов, Потемкин и Екатерина -- все рухнуло. Чувствуем себя брошенными, -- жаловались офицеры, с которыми мы пили пиво в замечательных кафе на набережной. -- Флот скукожился как шагреневая кожа! -- гневно рассказывает мне Сергей Горбачев, капитан второго ранга, флотский журналист и историк, горячий бородатый красавец с тяжелым крестом на волосатой груди, которая видна через расстегнутый ворот форменной сорочки. - Было 75 000 моряков, осталось 20 000. Кораблей первой линии на всем флоте - всего 50... -- Первой линии - это как? -- Это которые могут выйти в море для решения боевых задач. В боевом составе нет ни одной подводной лодки! Все продали. -- Точно, помню, писали: в Колумбию (наркобаронам, чтоб героин возить). -- Да нет же, -- в Португалию, Испанию, Турцию и Грецию. -- Але, это ж НАТО! -- На металлолом продали, распилили их там... Нет, подводный флот у нас конечно есть, он состоит из четырех лодок. Но на них нет аккумуляторных батарей. Они сейчас дорогие, не на что купить... По морю шастают чужие корабли - не то что турецкие, а даже и американские, включая вертолетоносец "Пенсакола". Мы сидим смотрим на них с берега... -- Забыла нас Москва! Москва на нас положила прибор. Что ж России, флот не нужен? -- причитают моряки. Но спохватываются: -- Лужков -- единственный там в верхах умный человек. Построил для русских моряков целый квартал, это у нас называется -- 11-й округ Москвы. Там такая школа замечательная, что украинские офицеры своих детей в нее за взятки устраивают... Но что ж дальше-то будет? Романтика В Севастополе я познакомился с потомственным моряком Толей. Могучий, крепкий, с частично золотыми зубами, к своему полтиннику он успел послужить не только на Черноморском флоте, но и на Камчатке, и кораблем покомандовать. Разведенным капитаном первого ранга ушел на пенсию, ни кола ни двора, живет у мамы-старушки. Где-то на гражданке служит за смешные деньги... Он катал меня на чужой, взятой взаймы "шестерке". -- Толя! -- попросил я его. - Расскажи-ка мне про морскую романтику! Это ж такая вещь, она при любом режиме и в любой стране незыблема, так? -- А, романтику я знаю, я сам на нее когда-то купился! Отец мой был военный моряк. Помню, в 55-м, что ли, году затонул в бухте крейсер "Новороссийск". Отчего он взорвался, точно неизвестно. Я тогда школу прогулял, мы с ребятами рыбу собирали в бухте - сколько ее там взрывом поглушило. Принес домой, а отец меня этой рыбой по физиономии, единственный раз руку поднял: "Там столько людей погибло, а ты на могиле рыбалку устроил!" Пошел, как говорится, по стопам... У нас, у курсантов, была любимая песня: "До свиданья мальчики с черными погонами". -- А что там еще было в той песне? -- Не помню... А после была такая романтика, что 25 лет я плавал на железе (на кораблях -- прим. авт.). Из зверей кроме крыс на железе могут жить только дикие коты с помоек. И то не все выживают. А домашние сразу дохнут. У них из ушей начинает течь сера с кровью. То же и с собаками - разве только некоторым дворнягам удается выжить. Это ж железо! И электричество кругом. Лампу дневного света если прислонить к вантам, так она начинает светиться! Потом еще вода. Она на военных кораблях только опресненная, ей не напиваешься, она колом стоит в горле. От нее волосы выпадают, зубы. Жир еще дают какой-то подозрительный. Картошку в море дают консервированную - никогда не пробовал? Очень на мыло похожа. (Как-то раз ее подали в ресторане Дома офицеров, так гражданских тошнило.) Ну и сразу, конечно, язва. Правда, не у всех: если пить чистый спирт, не будет язвы. Мне, помню, в неделю выдавали 55 литров ректификата (мы его называли - "морское шило"). Я его менял на медицинский по курсу 1,5:1. Так ректификат еще ничего, а низшие чины вообще гидролизный пьют. Только его чистить надо. Берешь свежую "Правду", сворачиваешь в трубочку, и... в банку со спиртом. Так газета вся синеет, а спирт, считается, как бы очищается и повышает свои вкусовые качества. -- Да... -- вздыхает Толя, скучая по тем временам; сейчас-то он не пьет. Он уже устал пить, столько выпито. -- Судьба вся была положена на погоны. Но это оказалось не лучшим местом для судьбы. Мы уважали сами себя за эту судьбу, которая тогда еще не была смешной. Отец, братья - все ж море. Тогда нам, 18-летним, казалось, что выбор был правильным... Впрочем, откровенно говоря, все-таки были дальние походы, и даже заходы в какой-нибудь Канн. Очевидцы хвастались: -- Знаем мы эту набережную, как ее, Круазетт! И даже в зал заходили, где церемония - правда, не на нее, а пустое помещение посмотреть. Так оно даже и бедноватое: так, дешевым синим плюшем все оббито. Как сходить на берег, денег давали. Хватало на чашку кофе и пачку сигарет. Как попугаи, мы там сидели во всей своей позолоте парадной формы и растягивали эту чашечку кофе. А вернешься на корабль, у матросов глаза горят: расскажи про приключения, восторги и вечный праздник! В виде исключения на правах страшной редкости такие визиты бывают и в наше время. Попавшие в них счастливцы хвалили яхту Березовского, которая очень достойно смотрелась даже в районе Лазурного берега. Рассказывают, что это -- изящный монолит с тонированными стеклами. Длина его под 100 метров, две палубы. Так что, как видите, русские еще сохраняют позиции на Средиземноморье, до сих пор пользуются там уважением. Збройнi сили Украiни Кроме российского флота, в Севастополе есть теперь и Военно-морские силы Украины. Они состоят из нескольких кораблей, их флагман - сторожевик "Гетьман Сагайдачный". На первый взгляд флоты уживаются мирно. Поначалу, надо сказать, патрули зверствовали и забирали чужих за непоглаженные шнурки. Потом было принято мудрое решение: каждый пусть забирает своих. Ну зверства и прекратились. Теперь офицеры разных государств даже отдают друг другу честь на улицах, а бывшие сослуживцы, оказавшиеся под разными флагами, уверяют посторонних, что сохранили самые добрые отношения несмотря ни на что. Однако! Однако из доверительных бесед можно вынести впечатление, что одна сторона вроде состоит из оккупантов, а другая как бы продалась за сало. Кроме того! По городу ходят две книжки про раздел флота. Одна - русская - носит многозначительное название "Севастополь в третьей обороне". Кроме документов, в ней опубликован текст песни, которую рекомендуется исполнять на музыку "Варяга". С такими выразительными строками: "На Западе все просчитали вперед, Пора бы и нам догадаться, Зачем самостийной Украине флот, И с кем она хочет сражаться." Украинская книжка называется тоже достаточно бодро: "Анатомия необъявленной войны". Аннотация гласит, что в книге показана "великодержавная, шовинистическая политика определенных сил России." Одна главка, к примеру, называется так: "В планах - зачистка нашей территории". Я встретился с последним офицером, который поменял флаг. Это капитан первого ранга Александр Горшков. Он рассказывает, что перешел на сторону Украины из патриотизма, а также из-за ссоры с начальством, которое его не ценило. При этом, что примечательно, почти в два раза потерял в зарплате (русские оклады всегда больше). Что же касается увлекательной версии перехода, предложенной злыми языками, то мы ее тут давать разумеется не будем. Та вот, Горшков раньше был начальником Дома Офицеров (на реконструкцию которого, говорят, давал 3 миллиона долларов сам Лужков). А стал худруком ансамбля песни и танца ВМС Украины. Ну немножко пришлось поменять репертуар. Вместо "Севастополь, Севастополь, гордость русских моряков" он теперь разучивает с самодеятельными талантами "Червону руту" и "Черемшину" в рамках нового шоу "Украинские старые песни о главном". -- Ну вы видите великое будущее за украинским флотом? -- Однозначно вижу! -- отвечал Горшков. Как, впрочем, и все мной спрошенные украинские моряки. В отличие от русских, менее оптимистичных в отношении своего флота... Один из самых видных - и слышных - патриотов Украины в Севастополе -- капитан первого ранга Мирослав Мамчак. Он - председатель союза офицеров Украины, а кроме того, начальник телерадиоцентра "Бриз" ВМС Украины. Мамчак объясняет мне: -- Вот русскому флоту 300 лет, в Севастополе даже улицу в честь этой даты назвали. Хотя городу всего 200 лет, и 300-летие, заметим, его не касается! А украинскому флоту - 507 лет! И он начался именно у крымских берегов в районе Очакова. Флот тогда состоял из чаек. -- Чаек? -- Чайка - это небольшое парусно-гребное судно с экипажем до 70 человек, включая абордажную группу, то есть фактически морскую пехоту. Первыми украинскими военными моряками были запорожские казаки. В 1492 году они одержали первую победу - захватили турецкую галеру, освободили рабов-гребцов, а корабль потопили. Это документально подтверждено: есть письмо крымского хана королю польскому об этом событии. -- А вот газета украинская газета "Дзвiн Севастополя" предлагает назвать в городе улицы в честь Петлюры и Бендеры. Прокомментируйте это! -- Петлюра и Бандера занимают достойное место в истории Украины. А переименование улиц - не мой вопрос. Пока - пока! -- украинского на улицах города мало. Встречаются офицеры с шевронами ВМС. Первые шевроны несли на себе изображение ягод калины в качестве национального растения. На теперешних, усовершенствованных -- синий крест; только не косой андреевский, а прямой и потолще. Вот нечаянно подсмотренная мной сценка. Украинские офицеры стоят возле штаба и мирно болтают на русском. Потом один спохватывается: -- А дэ план? -- Якый план? -- притворно удивляется второй. В городе попадаются украинские вывески: допустим, "Взуття" (обувь - прим. перев.) На Большой Морской, улице с набоковским названием, есть ресторан "Крещатик". Там борщ, сало, пампушки, все без обмана, только меню вдруг оказывается на русском: -- Чтоб клиентам понятней было! Они по-украински не очень-то... Вот книжный развал, книжки все сплошь русские: татарской или украинской -- не одной не видно! Но продавщица нашла: -- Вот есть "Украiнський правопис". -- Берут? -- Берут. -- Ага! А как его выучат, вы им еще подкинете? -- А то! Впрочем, русские офицеры констатировали: их дети очень старательно учат украинский язык - "боятся, что иначе у них не будет будущего". Открытый город Любители крымского отдыха помнят, как добывали себе пропуск в секретный военный закрытый город-герой. А теперь... Немцы спокойно приезжают перезахоронять своих солдат, натовские корабли ходят с визитами к украинским друзьям, свободно действуют отделения 23 партий разных государств (да хоть России и Украины), африканцы учатся в вузах. Умар и Мутаз, студенты из соответственно Чада и Судана, отвечают репортеру местной газеты на вопрос, смогли ли они приспособиться к севастопольской жизни: -- С водой привыкли. Хорошо, что свет перестали отключать. То есть вы понимаете, что с водой тут несколько хуже, чем в Африке (которую мы -- или они? -- хоть по электричеству наконец догнали). Еще про воду, раз зашла речь. Теперь никто не засекречивает страшных сведений о том, что вся корабельная и прочти вся (90 процентов) городская канализация сливается в море напрямую. Так что, принимая морские ванны, можно не только оскорбить свое эстетическое чувство, но и запросто подхватить гепатит А (научно доказано, даже эпидемии бывают). Открытость бывшей военной базы всему миру доходит до того, что газеты печатают выдержки из интернетной переписки любителей с американцами. Там проникновенные строчки про то, что и Севастополь, и Нью-Йорк будут первыми разбомблены в случае чего. Или взять Турцию. Когда-то редкие энтузиасты уплывали туда на надувных матрасах. Отчаливали обыкновенно с мыса Сарыч - самой южной точки Крыма, рукой подать от Севастополя. Там в июне-июле выходит на поверхность подводное течение, и путешественник на надувном матрасе за 2-3 суток мог проделать эти 157 миль до турецкого берега, -- а мог и не проделать. Сегодня и незачем так мучиться. Из Севастополя в Турцию всех желающих без визы и без характеристики от райкома партии везут круизные суда - 150 долларов стоит неделя! Да и плыть-то необязательно. Можно и в Севастополе съесть и выпить все то же, что и в Турции (включая пиво "Эфес" и текилу в ассортименте), и познакомиться с такими же русскими проститутками, что и там. Последние тут совершенно по-домашнему здороваются со всеми входящими в ресторан мужчинами активного возраста. А вот невероятной секретности объект - противоатомное бомбоубежище под Центральным холмом, настолько глубокое, что сотовые там не действуют. Теперь за могучей железной дверью толщиной 22 сантиметра -- "Бункер", клуб так называемой альтернативной молодежи. Там ведет вечера диск-жокей диск-жокей и гитарист Вовчик по кличке Бегемот. Поскольку он сутки через двое матросит на буксире, то можно сказать, что семейную традицию он продолжил: отец его, Володя Мельников - капитан первого ранга, известный севастопольский поэт, лирик и маринист. Когда отец приходит в бункер выпить красного, сын ему ставит самую консервативную музыку, какую только может найти во всем клубе - "Бони М". Я фотографирую Бегемота на память в папашином кителе. -- А что ж ты в училище не пошел? -- спрашиваю. -- Был бы СССР, непременно б пошел. А так, сейчас -- зачем, кому это нужно? Америка нам велела заткнуться, мы молчим.. Она бомбит кого хочет. Ну и зачем служить? Тогда уж лучше thrash core. -- А кто ж тогда в военные училища идет? -- Ну, кто хочет закосить от армии, получить образование на шару, пожить в Питере (детей русских моряков берут туда учиться)... А я -- самый крутой парень в этом городе! -- Привет, а как же командующий флотом? -- Я же говорю -- парень, а не дедушка! -- Слушай, а что вообще за вид у тебя? Косичка, понимаешь, серьга. Ну ты хоть бы якорь наколол, что ли, -- корю я Бегемота. При том что родной его отец сидит молча, и с влюбленной улыбкой смотрит на взрослого сына. -- Не, я серьезные вещи буду колоть, рокерские узоры. Бицепсы подкачаю, и наколю. А тут как раз приходит его роскошная подружка Наташа, льнет. В продолжение военно-морской тематики я по контрасту думаю о том, как бы Бегемот без этой Наташи одиноко и печально спускал пар в казарме... Все-таки у пацифизма есть свои сильные плюсы. -- Из военной базы город превращается в рок-н-ролльную тусовку, -- утверждает Бегемот на прощание. И это не самая страшная вещь в мире, которая может приключиться с военной базой. Дай этого Бог всякой! 5 БЕЖЕНЦЫ Русские друг другу без надобности Русские беженцы -- термин противоестественный. И даже, в общем, вполне оскорбительный. Убегать ведь могут только сироты малых слабых народностей, неспособные за себя постоять - так или нет? И тем не менее русские торопливо оставляют бывшие республики. Их выгоняют, не давая им продать жилье или хоть собрать пожитки в контейнер. Нам уменьшение России, ослабление страны, бестолковость власти - слова из телевизора, от которых можно отмахнуться и жить себе. У них другое, для них это - позор, бездомность, нищета и тоска. Солженицын смотрит на брошенных страной беженцев и пугает нас, что так и вся Россия вслед за ними пропадет. Или таки ей все нипочем? Почему у нас волосы не встают дыбом от того, что страна потеряла еще 20 миллионов человек? Неужели нам это все равно? Как бы то ни было, беженцы - это злая карикатура на русских, это модель страны, выполненная в жанре черного юмора, это кривое страшное зеркало, в которое лучше б и не смотреть. Ну вот представьте себе: в беженском поселке, в бывшей сапожной мастерской (!), приютился убежавший из Казахстана физик-ядерщик, который преподает в сельской школе и кормится с огорода. А его товарищи, вместе с которыми он спасался, сидят и ненавидят своего вчерашнего кумира, человека, который увез их с чужбины на родину... Это все происходит в селе Ломовом, Чаплыгинский район, что в Липецкой области. Оттуда - репортаж нашего спецкора Игоря СВИНАРЕНКО. ВЫНОС Всего в России около 5 миллионов вынужденных переселенцев, которые офи