ому. Я хочу выяснить, видел ли кто-нибудь вчерашнее приземление. - У одной из девушек были снимки, сэр. Снимки груза номер три. Должно быть, сняты телескопическим объективом. - О? - На миг мысли Иисуса Пьетро ясно проступили за стеклянным лбом. Миллард Парлетт! Если он узнает... - Не понимаю, почему вы не сказали мне этого раньше. Считайте эту информацию конфиденциальной. Теперь ступайте. Нет, подождите минуту, - прибавил он, когда Йенсен повернулся к двери. - Еще одно. Могут быть подвальные помещения, которых мы не нашли. Отрядите пару эхолокационных команд поискать от дома к дому на Плато Дельта и Эта. - Да, сэр. В срочном порядке? - Нет-нет-нет. Виварий и так уже переполнен. Пусть подождут. Телефонный звонок не дал майору Йенсену уйти. Он снял трубку, выслушал, потом спросил: "Ну, а сюда зачем звонить? Продолжайте". С легкой насмешкой он сообщил: - Сэр, приближается неосторожно пилотируемый автомобиль. Разумеется, им непременно надо было вызвать вас лично. - Ну, а почему... Хм. Он случайно не такой же, как автомобиль в подвале у Кейна? - Я спрошу. - Майор исполнил распоряжение. - Такой, сэр. - Мне бы следовало знать, что есть способ извлечь его из подвала. Скажи им, чтоб приземлили его. Геологи (только не вынуждайте меня морочить себе голову этим словом) считали, что Гора Посмотрика геологически молода. Несколько сот тысяч лет назад часть планетарной коры расплавилась. Вероятно, конвекционные течения внутренних слоев принесли больше обычного горячей магмы, которая и расплавила поверхность, а может быть, здесь погиб жестокой огненной смертью астероид. Последовало медленное вытеснение, вязкая магма поднималась и остывала, поднималась и остывала, пока плато с желобчатыми склонами и с относительно плоской вершиной не воздвиглось на сорок миль над поверхностью. Оно должно было быть молодым. Столь нелепая аномалия не могла бы долго сопротивляться эрозии в атмосфере Горы Посмотрика. А так как оно было молодым, поверхность его была неровной. В основном северный конец был выше, достаточно высок, чтобы нести непрерывно сползающий ледник и слишком высок и холоден для удобного проживания. Реки текли в основном на юг, впадая либо в Грязнуху, либо в Долгий Водопад, прорывшие себе в южных землях глубокие каньоны. Оба каньона кончались живописными водопадами, самыми высокими в известной вселенной. Реки текли на юг в основном, но были и исключения, ибо поверхность Горы Посмотрика была изборожденной и неровной и представляла собой лабиринт плато, разделенных обрывами и пропастями. Некоторые плато были плоскими, некоторые обрывы были прямыми и вертикальными. Большая часть таких располагалась на юге. На севере поверхность состояла сплошь из наклонных глыб и странных глубоких озер с остроконечными днищами, и местность оказалась бы суровой даже для горного козла. Тем не менее, когда-нибудь эти районы будут заселены, так же, как Скалистые Горы на Земле, являвшиеся теперь частью пригородной зоны. Космобаржи опустились на юге, на самом высоком из плато той стороны. Колонисты вынуждены были расселяться вниз. Хотя и более многочисленные, они контролировали меньшую территорию, так как у команды были автомобили, а при летающем автомобиле можно иметь дом далеко в горах, тогда как при мотоцикле - нет. Однако Плато Альфа было Плато Команды и многие предпочитали жить бок о бок с равными себе, чем далеко в глуши, в очаровательной заброшенности. Поэтому Плато Альфа было перенаселено. Мэтт увидел под собой сплошные дома. Они чрезвычайно разнились между собой по размерам, по цвету, по стилю, по материалу. Для Мэтта, всю жизнь прожившего в архитектурном коралле, эти обиталища выглядели сущим опустошением, как развалины после взрыва машины времени. Была даже группка заброшенных, разваливающихся коралловых зданий, каждое много больше, чем дом колониста. Два-три не уступали в размерах школе, где Мэтт учился. Когда архитектурный коралл впервые попал на Плато, команда оставила его себе. Потом он навсегда вышел из моды. Все ближайшие здания с виду имели не больше двух этажей. Если команда будет множиться дальше, когда-нибудь здесь появятся небоскребы. Но вдалеке из бесформенного каменно-металлического сооружения поднимались две приземистых башни. Без сомнения, Госпиталь. И прямо впереди. Полет начал утомлять Мэтта. Ему приходилось делить внимание между приборной доской, землей и Госпиталем впереди. Госпиталь приближался и Мэтт начинал чувствовать его размеры. Каждая из опустевших космобарж была построена так, чтобы вмещать при соответствующем удобстве шестерых членов команды и пятьдесят колонистов в силовом поле. Каждая космобаржа, кроме того, имела грузовой трюм, два водотопливных реактивных двигателя и водяной топливный бак. И все это нужно было вместить в двойной полый цилиндр в форме пивной банки, у которой донышко и верхушку вырезали открывашкой. Космобаржи представляли собой круглые летающие крылья. В межзвездном пространстве они вращались вокруг оси, создавая гравитацию, а пустое пространство во внутреннем цилиндре, занятое теперь только двумя скрещенными стабилизаторами, содержало некогда два отстреливающихся баллона с водородом. Они были велики. А поскольку Мэтт не мог видеть пустоту внутри, которую команда называла Чердаком, они ему казались куда больше. Однако, их поглощало внешне неорганизованное строение - Госпиталь. Большая его часть была двухэтажной, но имелись и башенки, достигающие половины высоты корабельных корпусов. Некоторые, должно быть, энергостанции; другие... Мэтт не мог догадаться. Ровный голый камень окружал Госпиталь полумильным кольцом - такой же голый, как все Плато до того, как космобаржи привезли тщательно выверенную экологию. От периметра кольца протянулся тонкий язычок леса, касаясь Госпиталя. Все остальное было расчищено. К чему бы, подумал Мэтт, Исполнителям было оставлять эту единственную полосу деревьев? Волна оцепенения ударила по нему и прошла, оставив панику. Ультразвуковой оглушающий луч! Мэтт в первый раз оглянулся. В кильватере у него шло от двух до трех десятков машин Исполнения. Его снова ударило - вскользь. Мэтт двинул до отказа рычаг 1-3. Машина нырнула влево, накренившись на сорок пять градусов, а то и больше, прежде, чем он сумел ее выровнять. Его с нарастающей скоростью швырнуло влево, к обрыву в пустоту с Плато Альфа. Оцепенение навалилось на Мэтта и стиснуло на нем челюсти. Раньше его пытались заставить приземлиться, теперь они хотят, чтобы он разбился раньше, чем успеет перевалить через край. В глазах у него помутнело, он не мог двинуться. Машина опускалась, скользя к земле и к пустоте. Оцепенение послабело. Мэтт попробовал шевельнуть руками, но смог лишь судорожно дернуться. Потом луч снова нашел его, но тотчас отпустил. Мэтту показалось, что он знает причину. Он обгоняет полицейских, поскольку они не решаются пожертвовать высотой ради скорости из опасения врезаться в край обрыва. То была игра для отчаявшихся. Расплывающимся взглядом Мэтт видел надвигающийся черный обрыв. Он пролетел мимо обрыва всего в нескольких ярдах. Теперь он мог двигаться, хоть и судорожно, и обернулся, чтобы увидеть машины, опускающиеся следом. Они должны понимать, что упустили его, но хотят убедиться, что он упал. Глубоко ли туман? Мэтт не знал. Наверняка, в милях глубины. Или в десятках миль? Они будут висеть над ним, пока он не исчезнет в тумане. Он не мог вернуться на Плато: его оглушат, подождут и подберут то, что останется после крушения. Теперь ему осталось только одно направление. Мэтт перевернул машину вверх дном. Полицейские следовали за ним, пока у них не заложило уши. Потом они зависли, ожидая. Прошли минуты, прежде чем преследуемый автомобиль исчез из виду, весь путь проделав вверх ногами - смутная уменьшающаяся темная точка, оставляющая в тумане волосяной след тени, мерцающая на грани видимости. Исчезнувшая. - Чертовски далеко забрались, - сказал кто-то. Замечание разнеслось по интеркому; послышалось одобрительное ворчание. Полицейские повернули домой, дом же сейчас находился намного выше них. Они отлично знали, что их машины не герметичны. Почти герметичны, но не вполне. В совсем недавние даже годы люди уводили машины под Плато, чтобы доказать свою храбрость и проверить, какого уровня можно достичь, прежде чем воздух начнет становиться ядовитым. Этот уровень проходил высоко над туманом. Некто по имени Грили испытал даже бесшабашный маневр, дав своей машине падать с выключенными двигателями так далеко, как смог, прежде чем ядовитая дымка начала просачиваться в кабину. Он падал четыре мили, а горячие смертоносные газы свистели за дверцей; потом он был вынужден остановиться. Он оказался достаточно везуч, чтобы вернуться раньше, чем умер. Госпиталю пришлось заменить ему легкие. На Плато Альфа он до сих пор был вроде героя. Даже Грили не перевернул бы автомобиля. Никто бы не перевернул, зная хоть что-нибудь об автомобилях. Машина могла развалиться в воздухе! Но Мэтту это не пришло в голову. Он мало знал о механизмах. Диковинные домашние зверушки с Земли были предметом необходимости, но машины - это роскошь. Колонистам нужны были дешевые дома, и морозоустойчивые фруктовые сады, и ковры, которые не нужно делать вручную. Им не были нужны механические посудомойки, холодильники, электробритвы или автомобили. Сложные механизмы приходится делать другими машинами, а команда очень настороженно относилась к передаче машин колонистам. Те механизмы, которые они все-таки получали, находились в общественном пользовании. Самым сложным средством передвижения, знакомым Мэтту, был мотоцикл. Автомобиль не предназначался для полетов без гироскопа, но Мэтт летел именно так. Он должен был углубиться в туман, чтобы скрыться от полиции. Чем быстрее он будет падать, тем дальше оставит их позади. Вначале кресло прижало к нему всей силой тяги пропеллеров - примерно полуторным тяготением Горы Посмотрика. Взвыл ветер, невзирая на звукоизоляцию. Воздух сопротивлялся все сильней и сильней, пока не уравновесил тягу винтов и тогда Мэтт перешел в свободное падение. И продолжал падать все быстрее! Теперь воздух начал одолевать тягу, и Мэтт едва не свалился на крышу кабины. Он подозревал, что делает с автомобилем нечто необычное, но даже не подозревал, сколь необычное. Когда трение о воздух начало выволакивать его с сиденья, Мэтт вцепился в подлокотники и отчаянно огляделся, ища, чем бы закрепиться. Нашел привязные ремни. Когда он исхитрился их застегнуть, они не только удержали его, но и придали уверенности. Именно для этого они, явно, и предназначены. Становилось темно. Даже небо у него под ногами потемнело и полицейские машины скрылись из виду. Очень хорошо. Мэтт перевел рычаги управления винтами на ноль. Прилившая к голове кровь грозила его оглушить. Мэтт привел автомобиль в нормальное положение. Давление втиснуло его в сиденье с силой, какой люди не знали со времен грубых химических ракет, но теперь-то он мог это потерпеть. А вот жары он стерпеть не мог. И боли в ушах. И вкуса воздуха. Он снова выдвинул рычаги. Он хотел остановиться. Коли на то пошло, как он узнает, что остановится? Его окружал не реденький туманчик, а темное марево, не дающее никаких указаний на скорость. Сверху туман выглядел белым, снизу - черным. Заблудиться, потеряться здесь было бы ужасно. По крайней мере, он знал, где верх. В том направлении было чуточку светлее. Воздух был на вкус как подогретая патока. Мэтт полностью выжал рычаги. Газ продолжал проникать внутрь. Мэтт натянул на рот рубашку и попытался дышать сквозь нее. Плохо. Сквозь марево проступило нечто вроде черного пятна и Мэтт отвернул автомобиль как раз вовремя, чтобы не врезаться в склон Горы Посмотрика. Он остался рядом с черной стеной, глядя, как она проносится мимо него. В тени обрыва его труднее будет заметить. Дымка развеялась. Он мчался вверх на искрящемся свете солнца. Когда Мэтт решил, что все в порядке и воздух чист от пагубного тумана, и не мог уже больше вытерпеть горячий яд ни секунды, он опустил окошко. Машину качнуло в сторону и едва не перевернуло. В кабину ворвался ураган. Ураган горячий, густой и вязкий, но пригодный для дыхания. Мэтт увидел над собой край Плато и перевел рычаги, чтобы немного замедлить ход. В желудке у него все прыгало. В первый раз с тех пор, как он попал в автомобиль, у него появилось время пострадать. Желудок пытался вывернуться наизнанку, голова раскалывалась от резкой смены давления и ультразвук исполнителей мстил за себя судорогами и спазмами в мышцах. Мэтт более или менее ровно удерживал машину, пока не поравнялся с краем Плато. В этом месте край был огорожен каменной стеной. Мэтт подвинул машину в сторону, оказавшись над стеной, подвинул назад, наклоняя ее наугад, пока не повис неподвижно в воздухе, а потом позволил машине упасть. Автомобиль падал фута четыре. Мэтт открыл дверцу, но воздержался выходить наружу. Чего ему сейчас по-настоящему хотелось, это упасть в обморок, но винты продолжали работать вхолостую. Мэтт нашел переключатель "Земля - Воздух - Нейтр." и очень осторожно повернул. Он устал, чувствовал дурноту и желание полежать. Переключатель вошел в прорезь "Земля". Мэтт выпал из дверцы - выпал, потому что машина взлетела. Она поднялась на четыре дюйма над почвой и заскользила вперед. Должно быть, Мэтт во время своих экспериментов сдвинул "Расстояние над почвой", так что машина стала теперь наземной. Пока Мэтт пытался поймать ее, она ускользнула. Стоя на четвереньках, он смотрел, как она уплывает прочь над неровной почвой, натыкаясь на стену и отворачивая, натыкаясь и отворачивая. Автомобиль обогнул конец стены и исчез за краем. Мэтт бухнулся на спину и закрыл глаза. Он был бы не против вообще больше никогда не видеть автомобилей. Дурнота от перемещений, последствия ультразвука, ядовитый воздух, которым он дышал, перемена давления - все это крепко взяло его в оборот и ему хотелось умереть. Потом, постепенно, его начало отпускать. Никто его здесь не нашел. Рядом стоял дом, но на вид заброшенный. Некоторое время спустя Мэтт сел и взял себя в руки. Горло болело. Во рту стоял странный, неприятный привкус. Он по-прежнему был на Плато Альфа. Только команда побеспокоилась бы строить стены вдоль края пустоты. Так что он попался. Без автомобиля он также бессилен покинуть Плато Альфа, как прежде - сюда попасть. Но дом был из архитектурного коралла. Больше любого из домов, к которым Мэтт привык, но тем не менее - из коралла. Что означало, что дом должен быть уже лет сорок, как брошен. Он должен рискнуть. Ему нужно укрытие. Деревьев поблизости нет, да и прятаться среди деревьев опасно: они скорее всего окажутся фруктовыми и кто-нибудь может прийти по яблочки. Мэтт встал и двинулся к дому. 4. ЧЕЛОВЕК ПОД ВОПРОСОМ Госпиталь был управляющим средоточием мира. Небольшого мира, населенная часть которого занимала всего 20000 квадратных миль, но сильно нуждавшегося в управлении. Кроме того, мир нуждался в изрядном количестве электроэнергии, выкачивании больших масс воды из Реки Долгого Водопада и в пристальном медицинском наблюдении. Госпиталь был велик, сложен и разнообразен. Восточным и западным его углами служили пятидесятишестиместные космические суда. Так как космические суда представляли собой полые цилиндры со шлюзами, открывающимися внутрь (в Чердаки, как окрестили эти внутренние полости, когда вращавшиеся корабли находились в полете и ось корабля служила верхом), то коридоры возле них были извилистыми, запутанными и трудными для ориентации. Поэтому молодой человек в кабинете Иисуса Пьетро не имел представления, где находится. Даже если бы он исхитрился покинуть кабинет без охраны, то безнадежно заблудился бы. И он это знал. Тем лучше. - Ты отвечал за выключатель взрывного устройства, - сказал Иисус Пьетро. Человек кивнул. Его песочного цвета волосы были уложены в старинную прическу поясовиков, в свою очередь, скопированную с еще более старинной мохаукской. Под глазами у него легли тени, словно от недосыпания, а обреченная сутулая поза еще укрепляла это обманчивое впечатление хотя он проспал все время с тех пор, как был захвачен в подвале у Гарри Кейна. - Ты испугался, - обвинил его Иисус Пьетро. - Выключатель был устроен так, чтобы срабатывать, если державший его человек убит. Ты специально упал на выключатель, так что он не подействовал. Человек поднял взгляд. На лице его был написан неприкрытый гнев. Он не сдвинулся с места, так как был бессилен что-либо сделать. - Не смущайся. Такой выключатель - старая уловка. На практике он почти всегда бесполезен. Слишком велика вероятность, что поставленный с ним человек в последний момент переменит решение. Это... - Я был уверен, что проснусь мертвецом! - заорал человек. - ...вполне естественная реакция. Для такого нужен неврастеник, помешанный на самоубийстве. Нет, не рассказывай об этом. Меня это не интересует. Я хотел бы послушать про автомобиль у вас в подвале. - Ты считаешь меня трусом, так? - Это слишком грубое слово. - Это я украл автомобиль. - Вот как? - скептический тон Иисуса Пьетро не был притворным. Он не поверил этому человеку. - Тогда, может быть, ты мне расскажешь, как кража осталась незамеченной. Человек рассказал. Он говорил со страстью, требуя, чтобы Иисус Пьетро признал его храбрость. Почему бы и нет? Никого не осталось. Некого предавать. Он проживет столько, сколько будет интересен Иисусу Пьетро плюс еще три минуты. В трех минутах ходьбы находилась операционная банка органов. Иисус Пьетро вежливо слушал. Да, он помнил автомобиль, издевательски круживший над Плато в течение пяти дней. Владелец, молодой член команды, показал ему, почем фунт лиха за то, что он допустил такое. Этот человек даже предлагал - требовал - чтобы один из людей Кастро спрыгнул сверху на этот автомобиль, залез в кабину и пригнал его обратно. Терпение Иисуса Пьетро истощилось и он рискнул жизнью, вежливо предложив молодому человеку самому совершить этот подвиг. - Вот мы и схоронили его тогда же, как вырыли подвал, - закончил рассказ арестованный. - Потом нарастили над ним дом. Мы строили обширные планы. - Он согнулся в прежней обреченной позе, но продолжал невнятно говорить. - В нем были держатели для ружей. Коробка для бомб. Мы украли ультразвуковой парализатор и установили его в заднем окошке. Теперь их никто никогда не использует. - Машину использовали. - Что? - Сегодня днем. Келлер удрал от нас прошлой ночью. Сегодня утром он вернулся в дом Кейна, взял машину и долетел на ней почти до Госпиталя, прежде чем мы его остановили. Одни Пыльные Демоны знают, что он хотел сделать. - Здорово! Последний полет нашего... мы никак это не называли. Пусть будут воздушные силы. Последний полет наших славных воздушных сил. Кто, говорите, это сделал? - Келлер. Мэттью Ли Келлер. - Я его не знаю. Что он мог сделать с моим автомобилем? - Не ломай комедию. Ты никого не защитишь. Мы спустили его за край. Пять футов десять дюймов, шатен, глаза голубые... - Говорю вам, я никогда его не встречал. - Прощай. - Иисус Пьетро нажал кнопку под крышкой письменного стола. Дверь отворилась. - Подождите минутку. Эй, подождите... "Лжет, - подумал Иисус Пьетро, когда пленника увели. - Вероятно, солгал и об автомобиле". Где-то в виварии ожидал допроса человек, в действительности укравший автомобиль. Если только автомобиль был украден. С равной степенью вероятности его мог предоставить член команды, гипотетический предатель Иисуса Пьетро. Он часто размышлял, отчего команда не снабжает его наркотиками правды. Их легко можно было бы изготовить по инструкциям из корабельной библиотеки. Миллард Парлетт однажды, разговорившись, попытался это объяснить. "Мы хозяева их тел, - сказал он. - Мы расчленяем их по малейшим поводам, а если они ухитряются умереть естественной смертью, то все равно забираем у них все, что могло сохраниться. Неужто у этих бедных сукиных детей нет даже права на неприкосновенность мыслей?". Это прозвучало как личное, из самой глубины души, мнение человека, жизнь которого полностью зависела от банков органов. Но остальные, по-видимому, чувствовали то же самое. Если Иисус Пьетро хотел получить ответ на свои вопросы, он должен был полагаться только на собственное эмпирическое понимание человеческой психологии. Полли Торнквист. Возраст: двадцать лет. Рост: пять футов один дюйм. Вес: девяносто пять фунтов. На ней было мятое вечернее платье в принятом у колонистов стиле. На взгляд Иисуса Пьетро, оно ей не шло. Она была маленькой, смуглой и, по сравнению с женщинами, которых Иисус Пьетро встречал в своем кругу, мускулистой. Мышцы ее окрепли от работы, а не от тенниса. Ее ладони носили следы мозолей. Волосы ее, зачесанные назад, слегка вились от природы, но ничем не выдавали знакомства с модой. Вырасти она так, как росли девушки из команды, будь у нее доступ к водившейся на Плато косметике, она прославилась бы своей красотой. Она и так была совсем недурна, убери с ее рук мозоли, да смягчи кожу косметическим кремом. Но, как и большинство колонистов, она старилась быстрее членов команды. Это всего лишь молодая девушка-колонистка, подобная тысячам других молодых девушек-колонисток, встречавшихся Иисусу Пьетро. Она терпела его безмолвный взгляд целую минуту, прежде чем фыркнуть: - Ну? - Ну? Ты Полли Торнквист, не так ли? - Конечно. - Когда тебя взяли вчера ночью, при тебе была горсть пленок. Где ты их взяла? - Предпочитаю не отвечать. - Я думаю, в конце концов ты ответишь. А покамест о чем бы ты хотела поговорить? Полли, вроде бы, пришла в замешательство. - Вы серьезно? - Серьезно. Я сегодня опросил шестерых. Банки органов полны и день окончен. Я не тороплюсь. Тебе известно, что означают эти твои пленки? Та устало кивнула. - Думаю, что да. Особенно после облавы. - О, так ты поняла, в чем суть? - Ясное дело. Сыны Земли вам больше не нужны. Мы всегда представляли для вас известную угрозу... - Вы себе льстите. - Но вы никогда не пытались по-настоящему нас искоренить. До сих пор. Потому что мы служили источником пополнения ваших проклятых банков органов! - Ты меня поражаешь. Ты знала это, когда присоединилась к ним? - Я была в этом совершенно уверена. - Тогда зачем присоединялась? Она развела руками. - А зачем все присоединяются? Я не могла выносить теперешнее положение. Кастро, что будет с вашим телом, когда вы умрете? - Кремируют. Я старик. - Вы член команды. Вас кремируют в любом случае. В банки отправляются только колонисты. - Я полукровка, - сказал Иисус Пьетро. Ему искренне хотелось поговорить и не было смысла сдерживать себя с девушкой, во всех практических смыслах все равно, что мертвой. - Когда мой... можно сказать - псевдооотец достиг возраста семидесяти, он достаточно состарился, чтобы нуждаться в инъекциях тестостерона. Только он предпочел другой способ. Девушка пришла в замешательство, потом ужаснулась. - Я вижу, ты поняла. Вскоре после того его жена, моя мать забеременела. Должен признать, они воспитали меня почти как члена команды. Я люблю их обоих. Не знаю, кто был мой отец. Он мог быть мятежником или вором. - Вам это, полагаю, безразлично. - Тон девушки был злым. - Да. Вернемся к Сынам Земли, - поспешно сказал Иисус Пьетро. - Ты совершенно права. Они нам больше не нужны, ни как источник пополнения, ни для иных целей. Ваша группа мятежников была самой крупной на Горе Посмотрика. Остальных мы соберем в свой черед. - Не понимаю. Банки органов устарели, ведь так? Почему бы не опубликовать эту новость? Будет праздник на весь мир! - Именно потому мы ее и не оглашаем. Эти мне ваши сентиментальные идейки! Нет, банки органов не устарели. Просто теперь нам потребуется меньший запас сырого материала. А как средство кары за преступления, банки органов так же важны, как и всегда! - Сукин ты сын, - сказала Полли. Она покраснела, голос ее стал ледяным, она едва сдерживала ярость. - Так значит, мы бы могли обнаглеть, если бы знали, что нас убивают б_е_с_ц_е_л_ь_н_о! - Вы не будете умирать бесцельно, - терпеливо объяснил Иисус Пьетро. - В этом нет необходимости со времени первой пересадки почки между идентичными близнецами. В этом нет необходимости с тех пор, как Ландштейнер впервые выделил группы крови в 1900 году. Что тебе известно о машине в подвале у Гарри Кейна? - Предпочитаю не отвечать. - С тобой трудно иметь дело. Девушка в первый раз улыбнулась. - Мне это уже приходилось слышать. Собственная реакция застала Иисуса Пьетро врасплох. Вспышка восхищения, а за ней - жаркая волна желания. Замарашка-колонистка сделалась вдруг единственной девушкой в мире. Иисус Пьетро удерживал на лице каменно-застывшее выражение, пока волна не схлынула. Это заняло несколько секунд. - А как насчет Мэттью Ли Келлера? - Кого? Я хочу сказать... - Предпочитаешь не отвечать. Мисс Торнквист, вы, вероятно, знаете, что на этой планете нет наркотиков правды. В корабельных библиотеках есть инструкции, как изготовить скополамин, но команда не давала мне полномочий их использовать. Поэтому я изобрел иные способы, - он заметил, как она напряглась. - Нет-нет. Больно не будет. Меня самого отправят в банки органов, если я применю пытки. Я только собираюсь устроить тебе приятный отдых. - По-моему, я знаю, о чем вы говорите. Кастро, что вы такое? Вы сами наполовину колонист. Отчего вы на стороне команды? - Должны быть закон и порядок, мисс Торнквист. На всей Горе Посмотрика только одна сила, способная принести закон и порядок, и эта сила - команда. - Иисус Пьетро нажал кнопку вызова. Он не мог расслабиться, пока девушку не увели, а потом обнаружил, что дрожит. Заметила ли она эту вспышку желания? Какая неловкость! Но она, должно быть, решила, что он просто сердится. Конечно, она так решила. Полли шла по хитросплетениям коридоров, когда вдруг вспомнила Мэтта Келлера. Она внутренне смягчилась под царственной неприступностью, предназначенной для двоих ведущих ее полицейских-Исполнителей. Отчего Кастро интересовался Мэттом? Он ведь даже не член организации. Не значит ли это, что он смог убежать? Странно вышло той ночью. Мэтт ей понравился. Заинтересовал ее. А потом вдруг... Для него это, должно быть, выглядело так, будто она его отбрила. Ну, теперь это неважно. Но Исполнение должно было его выпустить. Он был всего лишь подставным лицом. Кастро. Зачем он все это ей говорил? Не часть ли это "гробовой обработки"? Ну, она будет терпеть, пока сможет. Пусть Кастро побеспокоится, кому известна тайна трамбробота номер 143. Она не сказала никому. Но пусть он побеспокоится. Девушка в приятном удивлении оглядывалась на изогнутые стены и потолок с выцветшей, шелушащейся краской, на винтовую лестницу, на истертый, потускневший ковер из домашней травы. Она смотрела, как пыль поднимается облачками от ее ног и проводила руками по коралловым стенам в тех местах, где от них отслоилась краска. Ее новенький, свободный свитер яркой окраски словно светился в угрюмой атмосфере заброшенного дома. - Он очень странный, - сказала девушка. Она говорила с командским акцентом, непривычным и быстрым. Мужчина отнял руку от ее талии, чтобы повести ею вокруг. - Именно так они и живут, - сказал он с тем же произношением. - Вот именно так. Ты могла видеть их дома с автомобиля по пути к озеру. Мэтт улыбнулся, глядя, как они поднимаются по ступеням. Он никогда не видел двухэтажного кораллового дома, слишком трудно было надувать такие баллоны, да и второй этаж имел тенденцию прогибаться, проседать, если только не поддерживать его давлением в двух направлениях. Отчего бы им не спуститься на Плато Дельта, если они хотят посмотреть, как живут колонисты? Но с чего им интересоваться? Их собственная жизнь куда увлекательнее. Что они за странный народ. Трудно их понимать, не только из-за наивной быстроты речи, но и потому, что некоторые слова значили другое. Лица их были чужими, с расширенными ноздрями и высокими, выдающимися скулами. По сравнению с людьми, которых знал Мэтт, они казались слабыми, с неразвитыми мышцами, и до такой степени грациозными и красивыми, что Мэтт даже усомнился, мужчина ли мужчина. Вид у них был такой, словно им принадлежит весь мир. Заброшенный дом подвел его. Мэтт было думал, что все потеряно, когда парочка членов команды гуляючи забрела внутрь, таращась вокруг и тыча пальцами, словно в музее. Но если повезет, они пробудут наверху какое-то время. Мэтт очень тихо выбрался из темного шкафа, лишенного теперь дверок, прихватил их корзинку с запасами для пикника и на цыпочках выбежал из двери. Есть место, где можно спрятаться, место, о котором ему следовало бы подумать раньше. Он перелез через низкую каменную стену, держа в одной руке корзину для пикника. Со стороны пустоты за ней оставался гранитный карниз шириной в три фута. Мэтт уселся по-турецки, опершись спиной о каменную стену; голова его на дюйм не доставала верха стены, а пальцы ног находились в футе от сорокамильного обрыва в ад. Он открыл корзинку для пикника. Там было более, чем достаточно на двоих. Мэтт съел все: яйца и бутерброды, тюбики с кремом и термос супа и пригоршню оливок. Потом он пинком отправил корзину и клочья пластиковой обертки в пропасть, проводив их взглядом. Рассмотрим. Любой может увидеть бесконечность, посмотрев ясной ночью вверх. Но только в мирке Горы Посмотрика можно увидеть бесконечность, посмотрев вниз. Нет, это не настоящая бесконечность. Как, собственно, и ночное небо. Можно увидеть несколько ближайших галактик, но даже если вселенная окажется конечной, вы можете заглянуть в нее лишь на небольшое расстояние. Мэтт же мог увидеть кажущуюся бесконечность, глядя вниз. Он видел, как корзинка для пикника падает. Уменьшается. Исчезает. Пластиковая обертка порхает вниз. Исчезла. Не осталось ничего кроме белой дымки. В некий далекий день этот феномен назовут "Трансом Плато". То был род самогипноза, хорошо известный жителям Плато обоих социальных классов, отличавшийся от других его видов только тем, что любой мог впасть в это состояние случайно. В этом отношении транс Плато был сравним со стародавними, малодостоверными случаями "высокогорного гипноза" или менее давними исследованиями "взгляда вдаль", разновидности религиозного транса, встречавшейся только в Поясе Астероидов Солнечной Системы. Взгляд вдаль приходит к шахтеру, который проводит слишком много минут, глядя на одну избранную звезду на фоне голого космоса. Транс Плато начинается с долгого мечтательного взгляда вниз, в туманную пустоту. Добрых восемь часов у Мэтта не было случая расслабиться. Не будет у него такого шанса и этой ночью, и он не хотел сейчас задерживаться на этой мысли. Здесь был его шанс. Он расслабился. Вышел из транса Мэтт со смутным подозрением, что прошло какое-то время. Он лежал на боку, лицом к обрыву, глядя в неизмеримую тьму. была ночь. И чувствовал он себя удивительно. Пока не вспомнил. Он поднялся и осторожно перелез через стену. Поскальзываться не стоило, в трех футах-то от обрыва, а Мэтт часто становился неуклюжим, когда так нервничал. Сейчас его желудок словно подменили пластмассовым макетом из кабинета биологии. Конечности тряслись. Мэтт отошел немного от стены и остановился. В какой стороне Госпиталь? "Да иди же, - подумал он. - Это смехотворно". Ладно, слева от него находится пологий холм. Из-за его края исходит слабый свет. Попробуем туда. Трава и земля под травой кончились, когда Мэтт добрался до вершины. Теперь под его босыми ногами был камень, камень и скальная крошка, нетронутые тремястами лет колониальной программы насаждений. Мэтт стоял на вершине холма, глядя на Госпиталь. До Госпиталя было полмили и весь он был залит светом. За ним и по обе стороны от него сияли другие огни, огни домов, но ни одного в пределах полумили от Госпиталя. На их фоне Мэтт увидел черный язык леса, замеченного им этим утром. Почти в противоположном направлении от темной, размытой стены деревьев к Госпиталю вела более ровная линия огней, отходившая от скопления зданий на краю оголенной зоны. Подъездная дорога. Мэтт мог бы добраться до деревьев, пройдя по краю городка. Деревья дадут ему прикрытие, пока он не доберется до стены - но это казалось слишком рискованным. С какой стати Исполнению оставлять это единственное укрытие на голом защитном поле? Эта полоса леса должна быть напичкана приборами обнаружения. Мэтт пополз по камню на животе. Он часто останавливался. Такое передвижение утомляло. И хуже того, что он намерен делать, когда попадет внутрь? Госпиталь велик, а он ничего не знает о его внутреннем устройстве. Освещенные окна беспокоили его. Разве в Госпитале еще не спят? Каждый раз, когда Мэтт останавливался передохнуть, Госпиталь оказывался немного ближе. И еще окружающая стена. Наклонена наружу и с этой стороны в ней нет ни единой бреши. Мэтт находился в сотне ярдов от стены, когда он обнаружил проволоку. Ее держали вогнанные в скалу металлические колышки высотой в фут и разнесенные друг от друга на тридцать ярдов. Сама проволока представляла собой голую медную струну, натянутую в нескольких дюймах над поверхностью. Мэтт ее не коснулся. Он пересек ее очень осторожно, не поднимаясь высоко, но и ни разу не коснувшись проволоки. Из-за стены донесся слабый звук тревожного звонка. Мэтт остановился, где был. Потом повернулся и одним прыжком перескочил проволоку. Упав на землю, он больше не двигался. Глаза его были плотно закрыты. Он почувствовал слабое оцепенение, означающее ультразвук. Очевидно, он находился вне досягаемости. Мэтт рискнул оглянуться. Четыре прожекторных луча нашаривали его по голой скале. Стена кишела полицейскими. Мэтт отвернулся, боясь, что они заметят его более светлое лицо. Послышалось жужжание. Вокруг Мэтта ударялись о землю "щадящие пули", иглы из стеклянистого вещества, растворяющиеся в крови. Они били не так точно, как свинцовые, но рано или поздно одна из них его найдет. Луч света вонзился в него. И другой, и третий. Со стены раздался голос: "Прекратить огонь". Жужжание усыпляющих игл прекратилось. Голос заговорил снова - скучающий, властный, ужасающе усиленный: - Вставай, ты. С тем же успехом можешь подойти сам, но если понадобится, мы тебя притащим. Мэтту хотелось зарыться в землю, как кролику. Но и кролик бы не пробился сквозь этот изъязвленный, пыльный камень. Мэтт встал, подняв руки вверх. Ни движения, ни звука. Один из лучей убежал от него прочь. Потом остальные. Некоторое время они носились беспорядочными дугами; по защитному полю петляли неровные световые пятна. Потом один за другим погасли. Снова заговорил усиленный громкоговорителем голос. Он звучал слегка удивленно: - Что же вызвало тревогу? Другой голос, едва различимый в тихой ночи, ответил: - Не знаю, сэр. - Может быть, кролик. Ладно, разойдись. Фигуры на стене пропали. Мэтт остался стоять в полном одиночестве, подняв руки. Немного спустя он опустил руки и ушел. Человек был высок и худ, с длинным, лицом без всякого выражения и узким ртом. Его форма полицейского-Исполнителя не могла бы быть чище или лучше отутюжена, если бы он только что впервые ее надел. Он сидел у двери привычно и скучно - человек, полжизни проведший, сидя и ожидая. Каждые пятнадцать минут он должен был подниматься, чтобы взглянуть на гроб. Гроб был изготовлен словно для Гильгамеша или для Поля Баньяна. Он был дубовый, по крайней мере, снаружи. Восемь циферблатов у одного конца казались похищенными откуда-то и прикрепленными к гробу плотником сомнительных дарований. Длинноголовый должен был встать, подойти к гробу и с минуту стоять у циферблатов. В конце концов, что-нибудь могло и случиться. Тогда он должен был спешно действовать. Но никогда ничего не случалось и он возвращался на свой стул и ждал дальше. Проблема: Нужная вам информация находится в голове у Полли Торнквист. Как до нее добраться? Голова - это тело. А тело - это сознание. Наркотики повлияют на ее метаболизм. Они могут ей повредить. Вы бы этим рискнули, но наркотики все равно не разрешены. Пытки? Можно сломать ей несколько ногтей, погнуть некоторые кости. Но этим дело не кончится. Боль повлияет на адреналиновые железы, а адреналиновые железы действуют на все. Непрерывная боль может ужасно, даже необратимо подействовать на тело, необходимое для медицинских запасов. К тому же пытки неэтичны. Дружеские уговоры? Можно предложить сделку. Ей - жизнь и переселение в другой район Плато, а в обмен - все, что вы хотите узнать. Вам бы это пришлось по нраву, да и банки органов полнехоньки... Но поладить с ней не удастся. Вы таких повидали. Вы знаете. Так что вы устраиваете ей приятный отдых. Полли Торнквист сделалась душой, повисшей в пространстве. Даже и того меньше, ибо не было ничего, что можно назвать пространством. Ни жара, ни холода, на давления, ни света, ни темноты, ни голода, ни жажды, ни звука. Она попыталась сосредоточиться на звуках сердцебиения, но даже в этом потерпела неудачу. Они оказались слишком регулярными. Сознание отвергало их. То же было и с темнотой за ее закрытыми веками с наложенной сверху повязкой: темнота была слишком однообразной и Полли переставала ее ощущать. Она могла напрягать мышцы в стиснувших ее мягких пеленах, но не чувствовала результата, ибо те подавались лишь на малую долю дюйма. Рот Полли был полуоткрыт; она не могла ни сильнее открыть, ни закрыть его благодаря загубнику из пенорезины. Она не могла прикусить язык или хотя бы почувствовать его. Никаким способом не могла она добиться ощущения боли. Безмерное спокойствие гробовой обработки окутало ее мягкими складками и влекло, молчаливо кричащую, в ничто. "Что произошло?" Мэтт сидел у обреза травы на холме над Госпиталем. Взгляд его был прикован к светящимся окнам. Кулак несильно постукивал о колено. "Что слилось? Ведь я же был у них в руках. Я попался!" Он ушел. Растерянный, беспомощный, побежденный, он ждал, пока громкоговоритель проревет приказ. И ничего не происходило. Словно о нем забыли. Мэтт уходил, чувствуя спиной смерть, ожидая парализующего ультразвукового луча, или укола щадящей пули, или голоса офицера. Постепенно, вопреки любому рассудку, он понял, что за ним не погонятся. И тогда он побежал. Его легкие перестали мучительно работать уже много минут назад, но мысли все еще лихорадочно бегали. Может быть, они никогда не остановятся. Он бежал, пока не свалился - здесь, на вершине холма; но гнавший его страх не был страхом перед банками органов. Он бежал от невозможного, от вселенной, лишенной логики. Как мог он уйти с этой равнины смерти, незамеченный ни единым глазом? Это отдавало волшебством, и ему было страшно. Что-то рассеяло обычные законы мироздания, чтобы спасти его жизнь. Он никогда не слышал ни о чем, способном на это... кроме Пыльных Демонов. А Пыльные Демоны - это миф. Так ему сказали, когда он достаточно подрос. Пыльные Демоны - сказка, чтобы пугать детей, как бы Санта-Клаус наоборот. Старые бабки, поселившие в пыльной дымке за краем мира могучих существ следовали традиции более старой, чем история, может быть, не менее старой, чем сам человек. Но никто не верил в Пыльных Демонов. Они были вроде Надувательской Церкви шахтеров-поясовиков, у которых пророком был Мэрфи. Шутка с горьким привкусом. Слово, пригодное для чертыханья. "Я попался, а мне дали уйти. Почему?" Не было ли это сделано намеренно? Нет ли причины, по которой Госпиталь мог подпустить колонистское отродье к самым своим стенам, а потом отпустить его? Может быть, банки органов переполнены? Но ведь должно же у них быть, где держать пленников, пока место не освободится. Но что, если они решили, будто он - член команды! Да, в этом все дело! Человеческая фигура на Плато Альфа - само собой, они решили, что он из команды. Но что с того? Конечно, кто-нибудь бы явился тогда расспросить его. Мэтт начал расхаживать вокруг вершины холма, не слишком от нее удаляясь. Голова кружилась. Он пошел на верную смерть и очутился на воле, был освобожден. Кем? Чем? И что ему теперь делать? Вернуться и дать им еще один шанс? Пойти к мосту Альфа-Бета в надежде прокрасться незамеченным? Спорхнуть с обрыва, размахивая руками? Самое страшное, теперь он не был уверен, что это невозможно. Волшебство, волшебство. Худ говорил про волшебство. Нет, не про волшебство. Он прямо побагровел, доказывая, что волшебство ни при чем. Он говорил о... силах психики. А Мэтт был так поглощен разглядыванием Полли, что не мог сейчас припомнить ничего, сказанного Худом. Очень неудачно. Потому что это единственный выход. Он должен предположить, что обладает пси-способностями, хотя понятия не имеет, что это значит. По крайней мере, теперь у него есть название происшедшему. - Я обладаю психосилами, - объявил Мэтт. Его голос прозвучал в ночной тишине необыкновенно убедительно. Отлично. Итак? Если Худ и вдавался в детали природы пси-способностей, Мэтт этого не помнил. Но мысль спорхнуть с обрыва Альфа-Бета он вполне мог бросить. Чем бы ни оказалась правда о неисследованных силах человеческой психики, а в них должна быть своя последовательность. Мэтт помнил чувство, что его не заметят, если он не захочет, но он ни разу не воспарял, даже не летал во сне. Он должен поговорить с Худом. Но Худ в Госпитале. Может быть, он уже мертв. Ну... Мэтту было одиннадцать лет, когда Чингиз, он же Па принес домой в подарок два брелка. Это были модели автомобилей, как раз такого размера, чтобы подвесить их на браслет, и они светились в темноте. Мэтт и Джинни полюбили их с первого взгляда и навсегда. Однажды ночью они оставили брелки на несколько часов в шкафчике, думая, что те засияют ярче, когда "привыкнут к темноте". Когда Джинни открыла шкафчик, брелки полностью потеряли свечение. Джинни чуть не расплакалась. Мэтт отреагировал по-иному. Если темнота лишает брелки их свойства... Он привесил их на часок к лампочке. Когда он выключил свет, брелки сияли, как маленькие синие фонарики. На звезды наплывала череда мелких, рваных облаков. Во всех направлениях гасли городские огни - все, кроме огней Госпиталя. Плато засыпало в полной тишине. Ну... он попытался пробраться в Госпиталь. Он попался. Но когда он встал в сиянии прожекторов, его не увидели. "Почему" - оставалось столь же чудесным, как и раньше, но он начинал понимать, "как". Он должен рискнуть. Мэтт двинулся вперед. Он не собирался позволять этому так далеко зайти. Если бы только его остановили, пока было еще не поздно. Но было поздно, и Мэтт чувствовал, что это он знает наверняка. Строго говоря, ему следовало бы поярче одеться. Синяя рубаха с оранжевым свитером, переливчатые зеленые штаны, малиновую шапку с буквой "с" в желтом треугольнике. И... очки в оправе? Со школьных деньков прошло немало времени. Неважно, придется ему пойти, как есть. Он здорово любил красивые жесты. Он шел по краю оголенной зоны, пока не добрался до домов. Теперь он шагал по темным улицам. Дома стояли странные и завораживающие. Мэтту приятно было бы посмотреть на них при дневном свете. Что за люди в них живут? Яркие, праздничные, счастливые, вечно здоровые и юные. Ему приятно было бы быть одним из них. Но Мэтт заметил в домах одну особенность. Сколь бы ни были они разнородны по форме, окраске, стилю, материалу, все они несли один общий признак. Все стояли фасадами от Госпиталя. Словно Госпиталь переполнял их страхом. Или чувством вины. Впереди появились огни. Мэтт пошел быстрее. Он шел уже полчаса. Да, вот и доставочная дорога, освещенная двумя рядами фонарей ярко, как днем. Посередине проведена прерывистая белая линия. Мэтт вышел на белую линию и пошел по ней к Госпиталю. Плечи его вновь неестественно напряглись, словно от страха настигающей сзади смерти. Но опасность подстерегала впереди. Банки органов - самая унизительная форма смерти, какую можно представить. Но то, что страшило Мэтта, было еще хуже. Случалось, что людей выпускали из Госпиталя рассказать о том, как их судили. Немногих, но рассказывать они умели. Мэтт догадывался, что ему предстоит. Его увидят, в него выстрелят щадящей пулей, его унесут на носилках в Госпиталь. Когда он проснется, его отведут на первое и последнее собеседование с ужасным Кастро. Пылающие глаза Главы уставятся на Мэтта и он прогрохочет: "Келлер, а? Да, мы расчленили твоего дядюшку. Ну, Келлер? Ты явился сюда так, словно считал себя членом команды, у которого здесь дело. И что же, по-твоему, ты делал, Келлер?" И что он на это ответит? 5. ГОСПИТАЛЬ Во сне Иисус Пьетро выглядел на десять лет старше. Его защита - прямая спина, сжатые мышцы и контролируемая мимика - пропадала; он расслаблялся. Тщательно расчесанные седые волосы спутывались, обнажая голый скальп, который он прикрывал ими так старательно. Он спал один, отделенный от жены дверью, которая никогда не запиралась. Иногда он метался во сне, а иногда, истомленный бессонницей, смотрел, заломив руки, в потолок и бормотал что-то про себя, почему Надя и спала за дверью. Но в эту ночь он лежал спокойно. Он мог бы вновь выглядеть на тридцать при соответствующей помощи. Под своей старческой кожей он пребывал в отличном состоянии. У него было прекрасное дыхание, отчасти - благодаря пересаженному легкому, мускулы, скрытые морщинами и жировыми складками, оставались тверды и пищеварение протекало нормально. Зубы, все пересаженные, были великолепны. Получи он новую кожу, новый скальп, новую печень, замени несколько сфинктеров и других независимых мышц... Но это потребовало бы специального постановления конгресса команды. Это было бы нечто вроде награды общества, и он бы принял ее, если бы ему предложили, но бороться за нее не собирался. Пересадки и их распределение находились в ведении команды и были самой существенной привилегией в ее руках. И к тому же Иисус Пьетро чувствовал не брезгливость... но некоторую неохоту менять свои части тела на части кого-то постороннего. Это было все равно, что потерять часть своего "я". Только страх смерти заставил его несколько лет назад принять новое легкое. Он спал спокойно. И события начинали прикладываться одно к одному. Пленки Полли Торнквист: кто-то проскользнул сквозь его сеть позапрошлой ночью. Побег Келлера вчера. Грызущее подозрение, пока еще только догадка, что груз трамбробота номер 143 еще более важен, чем о том можно предполагать. Смятые, неудобные простыни. Одеяло - чуть-чуть чересчур тяжелое. То, что он забыл вычистить зубы. Воображаемая картина - Келлер, погружающийся вниз головой в туман - она продолжала его преследовать. Слабые звуки снаружи, из-за стены, звуки, длящиеся уже целый час, не разбудившие его, но однако необъясненные. Приступ желания к девушке, проходящей гробовую обработку, и последовавшее за ним чувство вины. Искушение воспользоваться этим старинным способом промывания мозгов в своих личных целях, заставить эту девушку-мятежницу временно полюбить его. А_д_ю_л_ь_т_е_р! Снова чувство вины. Искушения. Беглые пленники. Жара, мятая постель. Бесполезно. Он проснулся. Он напряженно лежал на спине, стиснув руки и глядя в темноту. Бесполезно с этим бороться. Прошлая ночь сдвинула его внутренние часы, он позавтракал в двенадцать тридцать. П_о_ч_е_м_у о_н в_с_е в_р_е_м_я д_у_м_а_е_т_ о _К_е_л_л_е_р_е? (Вверх ногами над дымкой, винты вдавливают его в сиденье. Ад наверху и Небо внизу, в_з_л_е_т в неведомое, исчезновение навсегда, полное уничтожение. Реализованная физически мечта индуса. Умиротворение полного растворения.) Иисус Пьетро перекатился на другой бок и включил телефон. Незнакомый голос произнес: - Госпиталь, сэр. - Кто говорит? - Старший сержант Леонард В. Уоттс, сэр. Ночной дежурный. - Что произошло в Госпитале, старший сержант? - вопрос не был необычным. Иисус Пьетро множество раз задавал его по утрам последний десять лет. Уоттс говорил четким, уверенным голосом. - Дайте подумать. Вы ушли в семь, сэр. В семь тридцать майор Йенсен приказал освободить подставных лиц, захваченных прошлой ночью, тех, у кого не было ушных микрофонов. Майор Йенсен ушел в девять. В десять тридцать сержант Гелиос сообщил, что все подставные лица возвращены по домам. Мммм... - шорох бумаг на заднем плане. - Все допрошенные сегодня пленные кроме двоих казнены и отправлены в хранилища. Секция медицинского обеспечения сообщает, что до нового уведомления банки не смогут справляться с дальнейшим материалом. Желаете узнать список казненных, сэр? - Нет. - Гробовая обработка протекает удовлетворительно. Неблагоприятных в медицинском смысле реакций у подозреваемой нет. Наземные патрули докладывают о ложной тревоге в двенадцать ноль восемь, вызванной кроликом, наткнувшимся на барьер электроглаза. На территории никаких признаков чего-либо движущегося. - Тогда как они узнали, что это кролик? - Мне спросить, сэр? - Нет. Они, конечно, догадались. Спокойной ночи. - Иисус Пьетро перевернулся на спину и стал ждать сна. Мысли его уплывали... ...Они с Надей нечасто бывают близки в последнее время. Не начать ли уколы тестостерона? Пересадка не понадобиться: многие железы не прекращают действия, но продолжают функционировать при наличии сложной и точной системы снабжения гормонами через кровь и пищу. Он может примириться с таким неудобством, как уколы. ...Однако его отец не примирился... В молодости Иисус Пьетро провел немало времени, обдумывая собственную концепцию. Отчего старик настоял на соединении семявыносящих протоков при пересадке половых желез? Став старше, Иисус Пьетро решил, что знает причину. Даже шестьдесят лет назад, несмотря на вековую традицию больших семей, Плато оставалось в основном незаселенным. Должно быть, порождение потомства казалось Хэнету Кастро долгом, как и всем его предкам. К тому же, как должен был чувствовать себя старик, сознавая, что не может уже зачать дитя? Став еще старше, Иисус Пьетро решил, что знает и это. Мысли его утекли далеко, замутненные приближением сна. Иисус Пьетро повернулся на бок в сонном уюте. ...Кролик? Почему бы и нет? Из леса. ...Что делать кролику в лесу, полном ловушек? Что вообще кому-либо крупнее полевой мыши делать в этом лесу? Что вообще делать кролику на Плато Альфа? Чем ему здесь кормиться? Иисус Пьетро выругался и потянулся к телефону. Он сказал старшему сержанту Уоттсу: - Примите приказ. Я хочу, чтобы завтра лес полностью обыскали, а потом еще и прочесали. Если найдут что-нибудь величиной хоть с крысу, я хочу знать об этом. - Да, сэр. - Ночная тревога. В каком она была секторе? - Сейчас посмотрим. Где же... ага. Сектор шесть, сэр. - Шесть? Это совсем не рядом с лесом. - Нет, сэр. Вот и все. - Спокойной ночи, старший сержант, - сказал Иисус Пьетро, вешая трубку. Завтра лес обшарят. Исполнение положительно распустилось, решил Иисус Пьетро. Ему придется с этим что-то делать. Стена имела наклон наружу - двенадцать футов бетона, крест-накрест выложенного колючей проволокой. Ворота тоже наклонялись под тем же углом - градусов двенадцать от вертикали. Основательные, окованные железом, устроенные так, чтобы уходить в бетонные стены двенадцати футов толщиной. Ворота были закрыты. Внутреннее освещение подсвечивало верхний край стены и ворот и бросало отсвет на небо вверху. Мэтт стоял под стеной, глядя вверх. Перелезть он не сможет. Если его увидят, ему откроют ворота... Но увидеть его не должны. Пока не должны. И не увидели. Логическая цепочка сработала. Если что-то, светящееся в темноте, перестает светиться, пробыв в темноте слишком долго, поместите это на свет. Если автомобиль поднимается в правильном положении, то перевернутый он будет опускаться быстрее. Если фараоны вас видят, когда вы прячетесь, но не видят, когда не прячетесь, то они совершенно не обратят на вас внимания, если вы пойдете посреди освещенной дороги. Но здесь рассуждения кончались. Что бы ни помогало ему, здесь это не поможет. Мэтт повернулся к стене спиной. Он стоял под нависшими железными воротами и проводил взглядом вдоль прямой линии дороги туда, где ее огни заканчивались. Большинство домов оставались темными. Местность была черна до самого звездного горизонта. Справа от него звезды вдоль горизонта туманились и Мэтт знал, что видит верхнюю часть дымки в бездне. Пришедшего следом импульса Мэтт так никогда и не смог объяснить, даже самому себе. Он прочистил горло. - Что-то мне помогает, - сказал он почти обыкновенным голосом. - Я это знаю. Мне нужна помощь, чтобы пройти в ворота. Я должен попасть в Госпиталь. Из-за стены донеслись звуки, самые слабые: спокойные шаги, далекие голоса. Это были дела Госпиталя и Мэтта они никак не трогали. Перед стеной ничего не изменилось. - Помоги мне туда попасть, - взмолился он, к себе или к кому-то внешнему. Он не знал - кому. Он ничего не знал. Религии на Плато не было. Но Мэтт вдруг понял, что есть только один путь внутрь. Он сошел с дороги и начал искать. Наконец, нашел бросовый обломок бетона, грязный и неровный. Вернулся с ним обратно и застучал обломком в железные ворота. Бамм! Бам! Бам! Над стеной появилась голова. - Прекрати, полоумный колонистский ублюдок! - Впустите. Голова не убралась. - Да ты же впрямь колонист. - Верно. - Не двигайся! Не шелохнись! - человек нашарил что-то по ту сторону стены. Появились обе руки, одна держала пистолет, другая - трубку телефона. - Алло! Алло! Отвечайте, черт подери!.. Уоттс? Это Хобарт. К воротам только что подошел болван-колонист и стал в них стучать. Да, настоящий колонист! Что мне с ним делать? Ладно, спрошу. Голова посмотрела вниз. - Ты хочешь сам идти, или чтоб тебя отнесли? - Пойду сам, - ответил Мэтт. - Говорит, пойдет. С чего он решил так сделать? О. Пожалуй, так будет легче. Прости, Уоттс, я немного выбит из колеи. Раньше со мной такого не случалось. Привратник повесил трубку. Его голова и пистолет продолжали смотреть на Мэтта. Секунду спустя ворота скользнули в стену. - Проходи, - сказал привратник. - Руки за голову. Мэтт так и сделал. Изнутри к стене прилепилась сторожка. Привратник сошел по короткой лесенке. - Ступай вперед, - приказал он. - Пошел. Вон там, где огни, передний вход. Видишь? Пошел туда. Передний вход трудно было бы не заметить. Огромная квадратная бронзовая дверь венчала лестницу с широкими, пологими ступенями, с дорическими колоннами по бокам. Ступени и колонны то ли мраморные, то ли из пластика под мрамор. - Прекрати на меня пялиться, - выпалил привратник. Его голос дрожал. Когда они подошли к двери, привратник достал свисток и дунул. Звука не было, но дверь отворилась. Мэтт прошел. Оказавшись внутри, привратник вроде бы расслабился. - Что ты там делал? - спросил он. Страхи Мэтта возвращались. Он з_д_е_с_ь. Эти коридоры - Госпиталь. Дальше этого момента он не загадывал. Намеренно, ибо если бы начал загадывать, то сбежал бы. Окружавшие его стены были из бетона, с редкими металлическими решетками и четырьмя рядами светящихся трубок на потолке. Были двери, но все запертые. В воздухе незнакомый запах или сочетание запахов. - Я говорю: что ты там... - На суде узнаешь! - Нечего огрызаться. Какой там суд? Я тебя нашел на Плато Альфа. Уже поэтому ты виновен. Тебя сунут в виварий до тех пор, пока не понадобишься, а потом накачают тебя антифризом и увезут. Ты и не проснешься, - привратник как бы причмокнул. Мэтт с ужасом в глазах судорожно повел головой. Привратник отскочил от его резкого движения, рука с оружием напряглась. Это был пистолет, стреляющий щадящими пулями, с крошечным отверстием в кончике и сдвоенным зарядом углекислого газа вместо рукоятки. На одно застывшее мгновение Мэтт осознал, что тот готов выстрелить. Его бессознательное тело отнесут в виварий, что бы это ни значило. Там он не проснется. Его расчленят во сне. Последний миг его жизни длился и длился... Пистолет опустился. Мэтт отшатнулся от выражения на лице привратника. Привратник сходил с ума. Он в ужасе озирался вокруг дикими глазами, смотрел на стены, на двери, на пистолет в своих руках, на все, кроме Мэтта. Внезапно он повернулся и побежал. Мэтт услышал его удаляющийся вой: - Пыльные Демоны! Я же должен быть на воротах! В час тридцать на смену стражу Полли явился другой офицер. Форма новоприбывшего была не так хорошо отглажена, но сам он выглядел получше. Мышцы его были мышцами гимнаста и в час тридцать утра он оставался небрежен и бодр. Он подождал, пока длинноголовый уйдет, а потом отправился осматривать циферблаты по краю гроба Полли. Новый охранник оказался более тщателен, чем предшественник. Он продвигался вдоль ряда приборов методически, не спеша, занося показания в блокнотик. Потом разомкнул два больших зажима на углу гроба и отвалил крышку, стараясь не заскрипеть. Фигура внутри не шевелилась. Она была обернута, как мумия, мумия с большим рылом, в мягких пеленах. Рылом была выпуклость над носом и ртом - загубник и устройство для дыхания. Сходные выступы имелись над ушами. Руки ее перекрещивались на животе, как в смирительной рубахе. Офицер Исполнения долгие мгновения смотрел на нее сверху вниз. Когда он повернулся, то впервые выказал признаки опасливости. Но он был один и в коридоре не раздавалось шагов. От головной части гроба отходила мягкая трубка с наконечником, одетым еще более толстым слоем губчатой резины. Офицер раскрыл наконечник и тихо проговорил: - Не бойся. Я друг. Сейчас я тебя усыплю. Он размотал мягкие пелены на руке Полли, достал пистолет и выстрелил в кожу. На руке проступило с полдюжины красных точек, но девушка не пошевелилась. Он не мог быть уверен, что она слышала его или почувствовала иголки. Он закрыл крышку и наконечник разговорной трубки. Осматривая изменения, произошедшие на циферблатах, он сильно потел. Наконец он извлек отвертку и принялся трудиться над внутренностями циферблатов. Когда он закончил, все восемь показывали то же, что и при его появлении. Они врали. Их показания гласили, что Полли Торнквист бодрствует, но неподвижна, в сознании, но лишена чувств и ощущений. Тогда как Полли Торнквист спала. Она проспит все восемь часов вахты Лорена. Лорен вытер лицо и сел. Ему не нравилось так рисковать, но это было необходимо. Девушка должна что-то знать, иначе бы она здесь не оказалась. Теперь она продержится на восемь часов дольше. Человек, которого отвезли в операционную банка органов, был без сознания. Тот самый человек, которого отряд Иисуса Пьетро обнаружил упавшим на выключатель взрывателя, один из допрошенных сегодня днем. Иисус Пьетро закончил разбор его дела, он был судим и осужден, но по закону все еще жив. Так гласила буква закона, не более. Операционная была велика и кипела деятельностью. Вдоль одной из длинных стен выстроилось двадцать маленьких баков для приостановки жизнедеятельности, поставленных на колесики, чтобы перемещать медицинские припасы туда и обратно из следующей комнаты. Врачи и интерны спокойно и умело работали на множестве операционных столов. Столы представляли собой холодные ванны - открытые баки с жидкостью, где поддерживалась постоянная температура: 10 градусов по Фаренгейту. Возле двери стоял бак на двадцать галлонов, до половины полный жидкостью соломенного цвета. Два интерна вкатили осужденного в операционную и один из них тотчас ввел ему в руку полную пинту жидкости соломенного цвета. Каталку придвинули к одной из холодных ванн. Женщина, пришедшая им на помощь, тщательно укрепила на лице человека дыхательную маску. Интерны наклонили каталку. Осужденный без всплеска скользнул в ванну. - Это последний, - сказал один из них. - Ну, парни, я и устал. Женщина посмотрела на него с интересом; может быть, рот ее под маской и выразил при этом участие, но глаза - нет. Глаза остались лишенными выражения. В голосе интерна звучало почти полное изнеможение. - Ступайте оба, - сказала женщина. - Завтра можете поспать допоздна. Вы нам не понадобитесь. Когда они покончат с этим осужденным, банки органов окажутся полны. По закону он все еще оставался жив. Но температура его тела быстро падала, а сердцебиение замедлялось. Постепенно сердце остановилось. Температура пациента продолжала падать. Через два часа она опустилась намного ниже точки замерзания, однако жидкость соломенного цвета в венах не давала ни одной части осужденного замерзнуть. По закону он все еще был жив. Случалось, что пленников на этом этапе освобождали и оживляли безо всяких дурных последствий, хотя потом они сохраняли ужас до конца своих дней. Теперь осужденного подняли на операционный стол. Череп его вскрыли, на шее сделали надрез, перерезав спинной мозг прямо под продолговатым мозгом. Головной мозг приподняли - осторожно, ибо облекающие его оболочки не должны были повредиться. Хотя врачи могли это отрицать, но к человеческому мозгу относились с известным почтением - вплоть до этого момента. И в этот момент осужденный становился по закону мертв. В Нью-Йоркской больнице вначале выполнили бы кардэктомию и заключенный умер бы по ее окончании. На Нашем Достижении он умер бы тогда, когда температура его тела достигнет 32 градусов по Фаренгейту. Так гласила буква закона. Нужно же где-то провести черту. Мозг сожгли, сохранив пепел для погребальной урны. Затем последовала кожа, снятая одной частью, в живом виде. Большая часть работы выполнялась машинами, но машины на Плато не были настолько совершенны, чтобы работать без человеческого управления. Врачи орудовали, словно разбирая очень ценную, сложную и обширную мозаику. Каждый орган помещался в бак приостановки жизнедеятельности. Потом кто-то взял крошечную пробу гиподермы и исследовал ее на разнообразные реакции отторжения. Операция по пересадке никогда не проходила гладко, по накатанному пути. Тело пациента отторгло бы инородные части, если бы каждую реакцию отторжения не уравновешивали сложным биохимическим воздействием. Когда пробы завершились, каждый орган детально пометили и укатили за следующую дверь, в банки органов. Мэтт растерялся. Он бродил по залам, ища дверь, помеченную "Виварий". Некоторые из пройденных им дверей были помечены, другие нет. Госпиталь был огромен. Имелись шансы пробродить здесь несколько дней, так и не найдя упомянутого привратником вивария. В коридорах мимо него проходили отдельные лица в полицейской форме или в белых халатах и опущенных на шею белых масках. Если Мэтт видел, что кто-то идет, он прижимался к стене и оставался совершенно неподвижным, пока тот не проходил. Никто его не заметил. Странная невидимость хорошо защищала. Но он никуда и не попал. Карта, вот что ему нужно. Некоторые из этих дверей должны вести в кабинеты. В некоторых или во всех кабинетах должны быть карты, возможно, встроенные в стены или в письменный стол. В конце концов, это место настолько запутано. Мэтт кивнул сам себе. Вот сейчас рядом с ним находилась дверь со странным символом и с какой-то надписью: ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ УПОЛНОМОЧЕННОГО ПЕРСОНАЛА. Может быть... Он открыл дверь. И замер, не пройдя в нее и наполовину, пораженный до мозга костей. Стеклянные баки заполняли комнату, словно аквариумы, от пола до потолка; каждый разделен на отсеки. Они были расставлены, словно лабиринт, или как книжные полки в публичной библиотеке. В первые секунды Мэтт не узнал ничего из увиденного в баках, но асимметричная форма и красный цвет бесконечно темного оттенка безошибочно выдавали их природу. Мэтт полностью прошел в двери. Он не управлял больше своими ногами, они двигались сами по себе. Эти уплощенные темно-красные предметы, эти просвечивающие мембраны, мягкие с виду бульбы чуждых форм, огромные прозрачные цилиндрические баки, полные ярко-красной жидкостью... Да, все это было людьми. А вот и эпитафии: Тип AB, Rh+. Содержание глюкозы... Уровень красных телец... Щитовидная железа, мужск. Классы отторжения S, 2, pn, 31. Чрезмерно активна для тел, весом ниже... Левая плечевая кость, живая. Костный мозг типа 0, Rh-, H, 02. Длина... ОБРАТИТЬ ВНИМАНИЕ: перед употреблением проверить подгонку к суставу. Мэтт закрыл глаза и оперся лбом на один из баков. Стеклянная поверхность приятно холодила вспотевший лоб. Он всегда был по природе слишком сопереживающим. Теперь в него вселилась скорбь, и нужно было время, чтобы оплакать этих незнакомцев. Дай Пыльные Демоны, чтобы они были незнакомцами. Поджелудочная железа. Классы отторжения F, 4, pr, 21. Склонна к диабету: использовать только для получения секрета, не пересаживать. Дверь отворилась. Мэтт проскользнул за бак и выглянул из-за угла. Вошла женщина в халате и маске, толкающая перед собой что-то на каталке. Мэтт смотрел, как она перекладывает предметы с каталки в различные большие баки. "Кто-то только что умер". А женщина в маске была чудовищем. Если бы, сняв маску, она открыла сочащиеся ядом клыки длиною в фут, Мэтт не испугался бы ее сильнее. Из-за открытой двери донеслись голоса. - Мы не можем больше пользоваться мускульной тканью. - Женский голос, высокий и недовольный, с командской певучестью. Акцент звучал не совсем настоящим, хотя Мэтт не мог сказать, в чем тут суть. Саркастический мужской голос ответил: - Что же нам делать, выбрасывать ее? - Почему бы и нет? Секунды молчания. Женщина с каталкой кончила свое дело и направилась к двери. Потом послышалось: - Мне никогда не нравилась эта мысль. Человек умирает, чтобы отдать нам здоровую, живую ткань, а вы хотите ее выбрасывать, как... - закрывшаяся дверь отрезала остальные слова. "Как объедки с пиршества упырей" - докончил за него Мэтт. Он повернулся к дверям в коридор, когда вдруг заметил нечто еще. Четыре бака отличались от других. Они стояли у коридорной двери и выцветшие пятна с царапинами на полу под ними показывали, что там недавно стояли баки приостановленной жизнедеятельности. В отличие от них, у этих баков не было массивных, набитых механизмами оснований. Вместо этого механизмы покоились в самих баках, за прозрачными стенками. Возможно, то были аэрирующие механизмы. В ближайшем баке находилось шесть маленьких человеческих сердец. Ошибиться невозможно, сердца. Они бились. Но они были крошечными, не больше детского кулачка. Мэтт коснулся поверхности бака и он оказался теплым, как кровь. Бак рядом с этим содержал дольчатые предметы, которые должны были быть печенью; но они были маленькие, маленькие. "Это слишком". Мэтт одним махом выскочил в коридор. Задыхаясь, он оперся о стену с поникшими плечами; глаза не видели ничего, кроме этих гроздей маленьких сердец и печеней. Кто-то вышел из-за угла и резко остановился. Мэтт повернулся и увидел его: большой, рыхлый человек в форме полиции Исполнения. Мэтт попытался заговорить. Вышло невнятно, но довольно разборчиво: - Где виварий? Человек вытаращился на него, потом показал: - Возьми вправо и найдешь лестницу. Один пролет вверх, направо, потом налево и ищи указатель. Большая дверь с сигналом тревоги, не пропустишь. - Благодарю, - Мэтт повернулся к лестнице. Живот его свело, а руки дрожали. Ему хотелось свалиться на месте, но надо было идти дальше. Что-то ужалило его в руку. В тот же миг Мэтт повернулся и поднял руку. Боль уже прошла, рука стала бесчувственной, как копченый окорок. Полдюжины красных точек испещрили запястье. Большой, рыхлый человек глядел на Мэтта удивленно и хмуро. В руке у него был пистолет. Галактика бешено завертелась, уменьшаясь. Капрал Гэлли Фокс проследил, как колонист падает, потом вложил пистолет в кобуру. Куда катится мир? Сначала отвратительная секретность с трамброботом. Потом - двести пленных за одну ночь и весь Госпиталь сходит с ума, силясь с ними управиться. А уж теперь! Колонист расхаживает по коридорам Госпиталя, да еще и виварий ищет! Ну, с этим-то он сладил. Гэлли Фокс поднял тело и перекинул через плечо, кряхтя от усердия. Только лицо его оставалось мягким, распущенным. "Доложить и забыть об этом". Капрал поправил ношу и зашагал к лестнице. 6. ВИВАРИЙ На заре ступенчатый пик Горы Посмотрика плавал в море тумана. Для тех немногих, кто уже встал, небо попросту становилось из черного серым. То была не ядовитая дымка из-за обрыва, но сплошное облако водяного тумана, достаточно густого, чтобы слепой мог в нем выиграть соревнования по стрельбе. Команде и колонистам, всем и каждому стоило шагнуть за порог своих домов, как дома исчезали. Люди ходили и работали во вселенной десяти ярдов в диаметре. В семь часов полиция Исполнения двинулась в лес ловушек, по взводу с каждого конца. Желтые противотуманные фонари светили в сторону леса от ближайшего участка стены. Свет едва достигал деревьев. Так как люди, сторожившие этой ночью, ушли домой, поисковики не имели представления, что за зверя они ищут. Некоторые думали, что, должно быть, колонистов. В девять они встретились посередине, взаимно пожали плечами и ушли. Ни люди, ни животные не обитали в лесу-ловушке - ничего крупнее большого насекомого. Тем не менее, четыре воздушных автомобиля вылетели в туман и опрыскали лес из конца в конец. В девять тридцать... Иисус Пьетро разрезал грейпфрут пополам и перевернул одну половинку. Мякоть грейпфрута выпала дольками в его чашку. Он спросил: - Поймали этого кролика? Майор Йенсен остановился, не донеся до губ первого глотка кофе. - Нет, сэр, зато поймали пленника. - В лесу? - Нет, сэр. Он стучал камнем в ворота. Человек на воротах ввел его в Госпиталь, но с этого момента дело становится немного неясным... - Йенсен, оно уже неясно. Почему этот тип стучался в ворота? - ужасная мысль вдруг пронзила его. - Он не из команды? - Нет, сэр. Это Мэттью Келлер. Идентификация полная. Грейпфрутовый сок пролился на поднос с завтраком. - Келлер? - Он самый. - Тогда кто же был в машине? - Сомневаюсь, что мы когда-либо это узнаем, сэр. Не искать же мне добровольцев осмотреть тело? Иисус Пьетро смеялся долго и громко. Йенсен был чистокровный колонист, хотя он и его предки так долго несли службу, что их произношение и манеры стали чисто командскими. Ему ни в коем случае не подобало шутить с начальством на людях. Наедине же он мог его позабавить - и у него хватало ума понимать разницу. - Я старался придумать способ встряхнуть Исполнение, - сказал Иисус Пьетро. - Это может подойти. Ну, так Келлер явился к воротам и стал бить в них камнем? - Да, сэр. Привратник арестовал его и позвонил Уоттсу. Уоттс прождал полчаса, а потом снова вызвал привратника. Привратник не помнил, что произошло после того, как они с пленным добрались до Госпиталя. Он вернулся на свой пост и этого тоже не может объяснить. Он, конечно, должен был доложиться Уоттсу. Уоттс посадил его под арест. - Уоттс не должен был ждать полчаса. Где был Келлер все это время? - Капрал Фокс обнаружил его перед дверями банка органов, выстрелил в него и отнес в виварий. - Значит, оба они с привратником нас поджидают. Хорошо. Я не усну, пока все это не распутаю. - Иисус Пьетро с замечательной поспешностью окончил завтрак. Потом ему в голову пришло, что загадка значительно глубже. Как Келлер вообще добрался до Плато Альфа? Охрана не пропустила бы его через мост. На машине? Но ведь во все это замешана только одна машина... Хобарт паниковал. Более напуганного подозреваемого Иисусу Пьетро не приходилось видеть, и отчитывать его было неинтересно. - Не знаю! Я провел его в двери, в большие двери. Я его вел перед собой, чтобы он не мог на меня прыгнуть... - А он прыгнул? - Не помню ничего такого. - Удар по голове мог лишить тебя памяти. Сиди спокойно. - Иисус Пьетро обошел вокруг стула, чтобы осмотреть скальп Хобарта. Обезличенная вежливость Главы пугала сама по себе. - Ни шишек, ни ссадин. Голова у тебя болит? - Я себя отлично чувствую. - Ну, вы прошли в двери. Ты говорил с ним? Тот затряс седеющей головой. - Угу. Я поинтересовался, чего это он барабанил в ворота. Он не сказал. - А потом? - Я вдруг... - Хобарт остановился и конвульсивно сглотнул. Иисус Пьетро слегка повысил голос: - Продолжай. Хобарт заплакал. - Прекрати. Ты начал говорить о чем-то. О чем? - Я вдруг, - он еще раз сглотнул, - вспомнил, что должен быть на воротах. - А как же твой пленник? - Не помню! - Ох, пошел вон, - Иисус Пьетро нажал на кнопку. - Отведите его назад в виварий. Подать мне Келлера. Вверх по лестнице, направо, потом налево... ВИВАРИЙ. За большой дверью рядами стояли койки с жалкими матрасами. Все кроме двух были заняты. Здесь пребывало девяносто восемь пленных всех возрастов от пятнадцати до пятидесяти восьми и все спали. На каждом были наушники. Они спали спокойно, спокойнее обычных спящих, глубоко дыша и с выражением мира на лицах, не потревоженным дурными снами. Место было странно спокойно. Они спали рядами по десятеро, некоторые тихо храпя, другие бесшумно. Даже сторож выглядел сонно. Охранник сидел на обычном стуле возле двери, опустив на грудь двойной подбородок и сложив руки на животе. Больше четырех веков назад группа русских ученых наткнулась на изобретение, благодаря которому сон мог устареть. Кое-где так и вышло. В двадцать четвертом веке в редком уголке известной вселенной не знали об аппарате искусственного сна. Возьмите три легких электрода. Теперь берите морскую свинку - человека - и кладите его на спину с закрытыми глазами. Два электрода положите ему на веки, а один прикрепите к затылку. Пропустите сквозь мозг слабый пульсирующий ток от век к затылку. Ваша морская свинка тотчас отключится. Через пару часов выключайте ток и она получит то же, что и за восемь часов сна. Предпочитаете не выключать ток? Отлично. Это ей не повредит. Просто она будет спать дальше. Ее ураганом не разбудишь. Изредка придется пробуждать ее, чтобы поесть, попить, справить нужду и размяться. Если не собираетесь держать ее долго, разминки можно и не устраивать. Подозреваемым в виварии предстояло пробыть как раз недолго. За дверью раздались тяжелые шаги. Охранник вивария вскочил и насторожился. Когда дверь открылась, он стоял по стойке "смирно". - Садись сюда, - сказал один из сопровождающих Хобарту. Хобарт сел. По его впалым щекам текли слезы. Он надел наушники, уронил голову и заснул. По лицу его разлилось умиротворение. Охранник покрупнее спросил: - Который здесь Келлер? Сторож вивария сверился со списком. - Девяносто восьмой. - Отлично. - Вместо того, чтобы снять с Келлера наушники, полицейский подошел к панели с сотней кнопок. Он нажал номер девяносто восемь. Когда Келлер зашевелился, оба приблизились к нему, чтобы надеть наручники. Затем наушники сняли. Мэтт Келлер открыл глаза. Его новые сопровождающие тренированным движением поставили его на ноги. - За нами, - весело сказал один. Мэтт в замешательстве последовал, куда его тянули. Через миг они оказались в коридоре. Мэтт бросил назад один взгляд, прежде чем дверь закрылась. - Подождите минутку, - запротестовал он, дергаясь, как от него и ожидалось, в наручниках назад. - Тебе хотят задать несколько вопросов. Слушай, я лучше понесу тебя, чем эдак тащить. Хочешь идти сам? Угроза обычно утихомиривала пленников - как и на этот раз. Мэтт перестал упираться. Он ждал, что проснется покойником, эти минуты сознания были для него бесплатным подарком. Должно быть, он кого-то заинтересовал. - Кто хочет меня видеть? - Джентльмен по фамилии Кастро, - бросил охранник покрупнее. Диалог шел обычным порядком. Если Келлер - средний подозреваемый, ужасное имя Главы парализует его мозг. Если он сохранит здравый рассудок, то все-таки предпочтет использовать это время для подготовки к допросу, чем рискнет ультразвуковым шоком. Оба охранника так долго занимались своим делом, что привыкли считать пленников безликими, взаимозаменяемыми. "Кастро". Это имя эхом прокатилось в голове Мэтта. "Что же, по-твоему, ты делал, Келлер? Ты явился сюда как по письменному приглашению. Хотя у тебя есть тайное оружие, так ведь, Келлер? Что ты, по-твоему, делал, Келлер? ЧТО ТЫ ПО-ТВОЕМУ..." Секунду подозреваемый шел между охранниками, потерявшись в собственных страхах. В следующий миг он метнулся назад, словно рыба на двух лесках. Охранники разом откинулись в противоположные стороны, чтобы растянуть его между ними; потом поглядели на него с веселым отвращением. Один сказал: "Тупица!" Другой вытащил пистолет. Они стояли; один - с генератором ультразвука в руке, и оглядывались в явном замешательстве. Мэтт снова дернулся и охранник поменьше пораженно уставился на свое запястье. Он пошарил на поясе, достал ключ и отомкнул наручники. Мэтт потянул всем весом вторую стальную цепочку. Охранник побольше гневно взвыл и потянул к себе. Мэтт налетел на него, ненароком боднув в живот. Возвратным движением руки охранник ударил его в челюсть. Лишившись на миг способности двигаться, Мэтт смотрел, как охранник достает из кармана ключ и размыкает оставшиеся наручники на своем запястье. Глаза у охранника были странные. Мэтт попятился; две пары наручников свисали у него с рук. Стражники повели глазами - не на него, а просто примерно в его сторону. С глазами у них что-то определенно было не так. Мэтт безуспешно попытался вспомнить, где он уже видел этот взгляд. У привратника прошлой ночью? Охранники повернулись и не торопясь пошли прочь. Мэтт потряс головой, больше сбитый с толку, чем обрадованный и повернул обратно, туда, откуда пришел. Вот и дверь в виварий. Он всего раз мельком посмотрел назад, но остался уверен, что видел там Гарри Кейна. Дверь оказалась заперта. "Пыльные Демоны, опять то же самое", - Мэтт занес руку, передумал, снова решился и трижды хлопнул по двери ладонью. Дверь тотчас открылась. Выглянуло круглое лицо без выражения - и сразу выражение обрело. Дверь начала закрываться. Мэтт резко распахнул ее и вошел. Округлый сторож с округлой физиономией толком не знал, что делать. По крайней мере, он не забыл, что Мэтт уже лежал здесь. Мэтт был ему за это признателен. Он радостно ударил сторожа в двойной подбородок. Когда тот не упал, Мэтт его ударил снова. Наконец полицейский потянулся за пистолетом и Мэтт крепко ухватил его за запястье, не давая достать оружие, после чего снова ударил. Сторож свалился на пол. Мэтт забрал у охранника ультразвуковой пистолет и сунул в карман штанов. Рука болела. Он потер ее о щеку, тоже пострадавшую, и пробежал глазами ряды спящих. Там была Лэни! Лэни с бледным лицом, с одной тонкой царапиной от виска к подбородку, наушники скрыты рыжеватыми волосами, полная грудь едва вздымается во сне. А вон Худ, с виду - будто спящий ребенок. Что-то начало распрямляться внутри Мэтта Келлера, тепло разливалось по конечностям. Столько часов провел он наедине со смертью. Вон верзила, заменивший его за стойкой в ту ночь. П_о_з_а_в_ч_е_р_а н_о_ч_ь_ю! Вон Гарри Кейн, человек-куб, даже во сне он силен. Полли здесь не было. Мэтт посмотрел еще, внимательней, и по-прежнему ее не нашел. Где же она? Перед его мысленным взором на миг мелькнули баки-аквариумы в банке органов. В одном баке была кожа - кожи, целиком снятые с людей, между ними едва оставалось место для свободно циркулирующей жидкости. На скальпах росли волосы - короткие и длинные, светлые, и темные, и рыжие; волосы колыхались под тихим дуновением жидкости. К_л_а_с_с_ы о_т_т_о_р_ж_е_н_и_я C2, nr, 34. Мэтт не помнил, чтобы видел там космическую чернь волос Полли. Может быть, они колыхались в баке-аквариуме, а может быть и нет. Он их не высматривал. Мэтт заставил себя судорожно оглядеться. Вот этот ряд кнопок? Он нажал одну. Кнопка под нажатием пальца выскочила подальше. Больше ничего не произошло. Э, да какого черта! Он начал нажимать все подряд, пробежал пальцем по ряду из десяти кнопок, и по следующему ряду, и по следующему. Мэтт выключил шестьдесят кнопок, когда услыхал движение. Спящие просыпались. Он выключил остальные кнопки. Звуки пробуждения становились громче: зевки, неуверенные голоса, стук, судорожные вздохи страха, когда пленники вдруг осознавали, где они. Чистый голос позвал: - Мэтт? Мэтт! - Я здесь, Лэни! Она пробиралась к нему между людьми, слабо поднимающимися со своих коек. Потом она очутилась в его объятиях и они вцепились друг в друга, словно буря старалась их растащить и унести в разные стороны. Мэтт вдруг почувствовал слабость, будто мог теперь дать себе расслабиться. - Значит, ты не смогла уйти, - проговорил он. - Мэтт, где мы? Я пыталась добраться до обрыва в пустоту... Кто-то взревел: "Мы в виварии Госпиталя!" Голос словно топором прорубил подымающийся бедлам. Гарри Кейн. Вождь принял надлежащую ему роль. - Верно, - вежливо сказал Мэтт. Глаза Лэни, в двух дюймах от его глаз, были непроницаемы. - О. Так тебе тоже не повезло. - Повезло. Мне пришлось прийти сюда самому. - Что... как? - Хороший вопрос. Я толком не знаю... Лэни захихикала. Сзади донесся крик. Кто-то заметил на одном из вновь пробудившихся форму полиции Исполнения. Вой беспримесного ужаса перешел в агонизирующий вопль и резко оборвался. Мэтт увидел дергающиеся головы, услышал звуки, на которые попытался не обращать внимания. Лэни больше не смеялась. Суматоха стихала. Гарри Кейн влез на стул. Он сложил руки рупором и взревел: - Заткнитесь, вы, все! Кто знает план Госпиталя, пусть выходит сюда! Собирайтесь вокруг меня! - В толпе произошло движение. Лэни и Мэтт все еще прижимались друг к другу, но теперь уже не отчаянно. Их головы повернулись, следя за Гарри и признавая тем самым его главенство. - Остальные, смотрите! - орал Гарри. - Вот люди, способные вывести вас отсюда. Через минуту мы должны начать прорываться. Следите за... - он назвал восемь имен. Одно из них было имя Худа. - Некоторых из нас подстрелят. Пока хоть один из этих восьми еще движется, следуйте за ним! Или за ней. Если все восемь падут, и я тоже, - он сделал паузу, чтобы подчеркнуть сказанное, - разбегайтесь! Чините как можно больше неприятностей! Иногда единственная разумная вещь - это паника! А теперь - кто нас вывел из этого? Кто нас разбудил? Есть такой? - Я, - сказал Мэтт. Гул толпы окончательно смолк. Все вдруг уставились на Мэтта. Гарри сказал: - Как? - Я не совсем уверен, как я сюда попал. Я хотел бы поговорить об этом с Худом. - Отлично, держись ближе к Джею. Келлер, так ведь? Мы признательны, Келлер. Что значат эти кнопки? Я видел, как ты с ними возился. - Они выключают то, что заставляло вас спать. - Кто-нибудь остался на койках? Если так, отпустите его сейчас. А теперь нажмите кто-нибудь снова эти кнопки, чтобы все выглядело, как неисправность питания. Так ведь и было, Келлер? Ты случайно проснулся? - Нет. Гарри Кейн вроде удивился, но когда Мэтт не стал развивать тему, он пожал плечами. - Уотсон, Чек, начинайте нажимать кнопки. Джей, убедись, что ты рядом с Келлером. Остальные, готовы двигаться? Все молчали, включая Мэтта. К чему задавать вопросы, на которые никто не знает ответов? Мэтт чувствовал невыразимое облегчение оттого, что покуда кто-то другой принимал решения. Они с таким же успехом могут оказаться ошибочными, но девяносто восемь повстанцев способны показать себя могучей силой, даже двигаясь в неверном направлении. А Гарри Кейн - прирожденный вождь. Лэни освободилась из объятий Мэтта, но продолжала держать его за руку. Мэтт ощутил висящие на руках наручники. Они могут помешать. К нему приблизился Джей Худ, помятый с виду. Он пожал Мэтту руку, ухмыльнулся, но ухмылка не вязалась со страхом в глазах и он как бы не хотел отпускать его руку. Был ли хоть кто-то из находящихся в комнате не в ужасе? Если и был, это был не Мэтт. Он достал из брючного карман излучатель ультразвука. - Все вперед, - сказал Гарри Кейн и распахнул дверь толчком широкого плеча. Они потоком вылились в холл. - Я отниму у вас всего минуту времени, Уоттс, - Иисус Пьетро лениво развалился в кресле. Он любил загадки, и рассчитывал вволю насладиться и этой. - Я хочу, чтобы вы в деталях описали, что произошло вчера ночью, начиная со звонка Хобарта. - Но никаких деталей нет, сэр, - старшему сержанту Уоттсу уже надоело повторять одно и то же. Голос его становился ворчливым. - Через пять минут после вашего звонка позвонил Хобарт и сказал, что у него пленник. Я велел ему привести того в мой кабинет. Он не явился. В конце концов я связался с воротами. Хобарт был там, все верно, б е з своего пленника и не мог объяснить, что произошло. Мне пришлось посадить его под арест. - Его поведение было загадочно и в другом. Поэтому я вас спрашиваю: отчего вы не вызвали привратника раньше? - Сэр? - Ваше поведение не менее загадочно, чем поведение Хобарта, Уоттс. Почему вы решили, будто Хобарту понадобится полчаса, чтобы добраться до вашего кабинета? - Ох. - Уоттс заерзал. - Ну, Хобарт и говорит, что эта птичка появилась прямо у ворот и давай колотить в них камнем. Когда Хобарт сразу не появился, я решил, что он, должно быть, задержался допросить пленника, разузнать, зачем он это делал. В конце концов, - поспешно пояснил он, - если бы Хобарт прямо привел пичугу ко мне, он, вероятно, так никогда и не узнал бы, для чего она стучала в ворота. - Очень логично. А вам ни на каком этапе не приходило в голову, что эта "пичуга" могла одолеть Хобарта? - Но у Хобарта был ультразвуковик! - Уоттс, вы когда-нибудь ходили в рейд? - Нет, сэр. Как бы я мог? - После позавчерашней облавы вернулся человек с носом, размазанным по всему лицу. У него тоже был ультразвуковик. - Д-да, сэр, но ведь это же был р_е_й_д, сэр. Иисус Пьетро вздохнул. - Спасибо, старший сержант. Выйдите, будьте так добры. Ваша пичуга должна прибыть с минуты на минуту. Уоттс откланялся с явным облегчением. Кое-что он неплохо подметил, подумал Иисус Пьетро, хоть и не то, что хотел. Вероятно, вся охрана Госпиталя воображает, будто пистолет ipso facto неодолим. А почему, собственно? Охранники Госпиталя никогда не ходят в рейды на территории колонистов. Мало кто из них вообще видел колониста иначе, как в бессознательном состоянии. Изредка Иисус Пьетро устраивал потешные налеты, в которых колонистов изображали стражники. Те особенно не возражали: щадящее оружие не причиняло никаких неприятных ощущений. Но люди с пистолетами всегда побеждали. Весь опыт охранников говорил им, что пистолет - король, что человек с пистолетом никогда не должен бояться человека без пистолета. Что же делать? Чередовать охранников с теми, кто ходит в облавы, на достаточный срок, чтобы они могли набраться некоторого опыта? Нет, элита, участвующая в рейдах никогда этого не потерпит. А с чего ему тревожиться об Исполнении? Разве на Госпиталь когда-нибудь нападали? Никогда - он на плато Альфа. Воинство колонистов не сможет сюда добраться. Но Келлер добрался. Иисус Пьетро воспользовался телефоном. - Йенсен, узнайте, кто нес охрану на мосту Альфа-Бета прошлой ночью. Разбудите их и отправьте сюда. - На это понадобится по крайней мере пятнадцать минут, сэр. - Отлично. Как Келлер мимо них проскочил? На Плато Гамма был один автомобиль, но он уничтожен. Не покинул ли его пилот? Не было ли у Келлера водителя? Или... колонисты разузнали, как пользоваться автопилотом? Да где же, во имя Пыльных Демонов, Келлер? Иисус Пьетро принялся расхаживать по комнате. У него не было причин беспокоиться, однако он беспокоился. Инстинкт? Он не верил, что у него есть инстинкты. Телефон произнес голосом секретарши: - Сэр, вы вызывали двоих охранников? - Охрана моста? - Нет, сэр. Внутренняя охрана Госпиталя. - Не вызывал. - Спасибо. Щелк. Вчера ночью что-то включило устройства наземной тревоги. Не кролик. Может быть, Келлер сначала пытался пройти через стену. Если наземная охрана дала пленнику убежать, а потом соврала в рапорте - он с них шкуру спустит! - Сэр, эти охранники настаивают, что вы за ними посылали. - Ну, а я чертовски уверен, что нет. Скажите им... минуточку. Пошлите их сюда. Они вошли - два дородных мужика, покорный вид которых, безусловно, прикрывал гнев на то, что их заставили ждать. - Когда я за вами посылал? - спросил Иисус Пьетро. Тот, что побольше, сказал, искушая Иисуса Пьетро назвать его лжецом: - Двадцать минут назад. - Вы должны были сначала взять пленника? - Нет, сэр. Мы отвели Хобарта в виварий, положили его на упокойку и сразу вернулись. - И вы не помните, чтобы... Охранник поменьше побелел. - Дьявол! Мы действительно должны были кого-то взять. Келлера. Какого-то Келлера. Иисус Пьетро разглядывал их полные двадцать секунд. Лицо его было странно неподвижным. Потом он включил интерком. - Майор Йенсен. Включите сигнал "Пленники на свободе". - Обожди минутку, - сказал Мэтт. Ватага колонистов оставила их позади. Худ заставил себя остановиться. - Что ты делаешь? Мэтт метнулся назад в виварий. Один человек лежал лицом вниз с надетыми наушниками. Вероятно, он посчитал себя в безопасности, когда встал с койки. Мэтт сдернул с него наушники и влепил две сильных оплеухи, а когда веки у того задрожали, Мэтт рывком поднял его на ноги и толкнул к двери. Уотсон и Чек кончили нажимать кнопки и выбежали, обогнув Худа. - Ну же! - взвыл Худ из дверей. В голосе его была паника. Но Мэтт застыл, как вкопанный, от того, что творилось на полу. Охранник. Его разорвали на куски! Мэтт снова был в банках органов, намертво застыв от ужаса. - Келлер! Мэтт нагнулся, схватил что-то, мягкое и мокрое. Выражение лица у него было очень странное. Он шагнул к двери, мгновение колебался, потом вывел на ее блестящей металлической поверхности две широкие дуги и три маленькие замкнутые кривые. Он швырнул теплое назад, повернулся и побежал. Двое мужчин и Лэни мчались по коридору, пытаясь догнать ватагу. Ватага скатилась по ступеням, точно водопад: плотная масса, бегущая, толкающаяся и задевающая за стены и, в общем, создающая чертовски много шума. Вел ее Гарри Кейн. В сердце у него была холодная уверенность, сознание, что он первым падет, когда они встретят вооруженную охрану. Но к тому времени ватага наберет такую инерцию, что ее нельзя будет остановить. Первый вооруженный охранник оказался в нескольких ярдах за первым углом. Он обернулся и вытаращился так, словно глазам его предстало чудо. Он не пошевелился, когда толпа настигла его. У кого-то достало разума схватить его пистолет. Им завладел высокий светловолосый человек, тотчас пробившийся вперед, размахивая оружием и вопя, чтобы его пропустили. Ватага перетекла через обмякшего полицейского-исполнителя. Этот коридор оказался длинным, по обе его стороны шли двери. Казалось, все двери распахнулись разом. Человек с пистолетом сжал в кулаке спусковой крючок и медленно повел оружием туда-сюда. Головы, высунувшиеся из дверей, замирали, а потом вслед за ними выпадали тела. Ватага колонистов замедлила движение, пробираясь между упавшими членами и получленами команды. Тем не менее, когда ватага прошла, у всех упавших остались сильные или смертельные повреждения. Исполнители пользовались щадящим оружием, так как пленники нужны были им нетронутыми. У ватаги не было этого повода к милосердию. Теперь толпа растянулась, проворные опережали медлительных; меж тем, Кейн достиг уже конца коридора. Он обогнул угол в сопровождении шести человек. Два полицейских, лениво прислонившиеся к противоположным стенам с дымящимися чашками в руках, повернули головы посмотреть, откуда шум. На миг они замерли, как заколдованные... а потом их чашки далеко разлетелись, оставляя за собой спиралевидные туманности коричневой жижи и пистолеты взметнулись, словно солнечные зайчики. В ушах Гарри Кейна зажужжало и он упал. Но последний мимолетный взгляд на коридор сказал ему, что полицейские падают тоже. Он лежал, будто поломанная кукла, с кружащейся головой и помутневшим взглядом, с телом, онемевшим, как у ощипанной мороженой курицы. Мимо него и через него протопали ноги. Сквозь завесу оцепенения он тускло ощутил пинки. Четыре руки резко подхватили его за лодыжки и запястья и он поехал дальше, раскачиваясь и подпрыгивая между своих спасителей. Гарри Кейн был доволен. Он держался низкого мнения о толпах. Эта толпа вела себя лучше, чем он ждал. Сквозь шум в ушах до него донеслась сирена. У подножия лестницы они настигли хвост ватаги - Лэни впереди, Мэтт и Джей Худ следом. Мэтт выдохнул: - Стой!.. Есть пистолет. Лэни поняла, что к чему и замедлила бег. Мэтт может охранять тыл. Если они попытаются добраться до передней части ватаги, то их затрут в середине и ультразвуковик окажется бесполезным. Но никто не нападал ни них с тыла. Впереди послышался шум и они прошли мимо распростертых тел: сначала полицейский, потом ряд мужчин и женщин в лабораторных халатах. Мэтт обнаружил, что его желудок пытается вывернуться наизнанку. Злоба мятежников ужасала. Ужасала и ухмылка Худа: оскал убийцы, исказивший его черты ученого. Снова замешательство впереди. Двое мужчин остановились поднять тяжко простершуюся фигуру и продолжали бег. Гарри Кейн выбыл из действия. - Надеюсь, кто-нибудь стал во главе! - крикнул Худ. В коридорах взвыла сирена. Ее силы хватило бы поднять Пыльных Демонов и загнать их, скулящих, на небеса в поисках толики спокойствия. От нее дрожал бетон, сотрясались кости людей. Сквозь сирену глухо донесся дребезжащий лязг. Посреди ватаги, разделив ее надвое, упала железная дверь. Один из людей впечатляюще умер под дверью. Хвост ватаги из дюжины мужчин и женщин расплескался по стальной двери и откатил. Ловушка. Обратный конец коридора тоже был заблокирован. Но по обе его стороны проходили другие двери. Один человек отделился, пробежал вдоль коридора, повертел головой туда-сюда, кратко заглядывая в открытые двери и не обращая внимания на запертые. - Сюда! - крикнул он, взмахнув рукой. Остальные без слов последовали за ним. Это была комната отдыха, расслабления, обставленная четырьмя широкими диванами, креслами, двумя карточными столами и огромным кофейным автоматом. И с панорамным окном. Когда Мэтт подоспел к двери, окно уже зияло настежь, оскалившись острыми зубами. Человек, который нашел комнату, обивал стекло стулом. Почти беззвучное гудение - и Мэтт почувствовал цепенящее действие ультразвука. От дверей! Мэтт ударил по двери и луч исчез. Автоматика? - Бенни! - крикнула Лэни, подхватывая один из концов дивана. Человек у окна бросил стул и схватился за другой конец. Это был один из сопровождающих Лэни ночью на вечеринке. Вместе они обрушили диван на оконный переплет, на битое стекло. Колонисты стали перелезать через диван. Худ нашел шкаф и открыл его. Все равно, что растворил ящик Пандоры. Мэтт увидел, как над Худом сгрудилось полдюжины человек в белых халатах. Через секунду они разорвали бы его в клочья. Мэтт воспользовался ультразвуковиком. Все бессильно упали, включая Худа. Мэтт выволок его, перекинул через плечо и полез вслед за остальными через диван. Худ был тяжелее, чем выглядел. Мэтту пришлось уронить его на траву и упасть следом. Через газон вдалеке видна была склоненная наружу стена Госпиталя, поверх нее шла проволока, склоненная внутрь. Очень тонкая проволока, еле видная в слабом тумане. Мэтт подобрал Худа, огляделся вокруг и увидел остальных бегущими вдоль здания с высоким человеком по имени Бенни во главе. Пошатываясь, Мэтт двинулся за ними. Они добрались до угла - похоже, у Госпиталя миллион углов - резко остановились и, сгрудившись, подались назад. Нарвались на охрану? Мэтт положил Худа, поднял ультразвуковик... Из выбитого панорамного окна вопросительно появилась рука с пистолетом. Мэтт выстрелил и человек упал. Но Мэтт знал, что там должны быть еще. Пригнувшись, он подобрался под окно и резко выпрямился, стреляя внутрь. Полдюжины полицейских выстрелили в ответ. Правый бок и рука Мэтта онемели, он выронил пистолет, потом и сам упал под окном. Мгновение спустя они появились из-за подоконника. Человек по имени Бенни бежал к нему. Мэтт швырнул ему ультразвуковик первого полицейского и левой рукой подобрал свой. Бенни люди внутри не ожидали. Они старались выстрелить из-за подоконника в Мэтта, а для этого им приходилось высовываться. Через полминуты все было кончено. Бенни сказал: - Сразу за этим углом автомобильная площадка. Охраняемая. - Они знают, что мы здесь? - Не думаю. Пыльные Демоны послали нам туман. - Бенни улыбнулся своему пистолету. - Хорошо. Мы можем воспользоваться этими пистолетами. Тебе придется понести Джея: у меня не действует рука. - Только Джей умеет летать. - Я умею, - сказал Мэтт. - Майор Йенсен. Включите сигнал "Пленника на свободе". Тотчас раздалась сирена - еще раньше, чем Иисус Пьетро успел поменять решение. Миг он был уверен, сверхъестественно уверен, что свалял дурака. Это может в немалой степени стоить ему лица... Но нет. Келлер н_а_в_е_р_н_я_к_а сейчас выпускает пленников. Келлера здесь нет, следовательно, Келлер на свободе. Первым его действием будет освобождение остальных Сынов Земли. Если бы охрана вивария задержала его, сюда позвонили бы; но сюда не звонили, следовательно, Келлер преуспел. Но что, если Келлер мирно спит в виварии? Глупости. Почему бы охранники вдруг про него забыли? Их поведение слишком напоминает поведение Хобарта прошлой ночью. В дело вмешалось чудо, чудо из тех, которые Иисус Пьетро начинал уже связывать с Келлером. У такого чуда должна быть некая цель. Оно всегда должно освобождать Келлера. А в коридорах наверняка полно взбешенных мятежников. Это очень плохо. У Исполнения есть мотивы пользоваться щадящим оружием. У мятежников нет - ни мотивов, ни самого щадящего оружия. Они убьют всех, кто попадется им на пути. Сейчас стальные двери должны уже стоять по местам, вибрируя в усыпляющих частотах. Сейчас опасность уже должна быть позади - почти наверняка. Если мятежники не успели выбраться из коридоров. Но сколько вреда они уже причинили? - Пошли со мной, - сказал Иисус Пьетро двоим охранникам. - Пистолеты держать в руках, - добавил он через плечо. Ох