там кричали не в страхе, кричали в ярости. И кроме того, перекресток так и кишит одетыми в голубую форму полицейскими. Там происходило что-то иное. Кто там - в белых балахонах? Один из белобалахонщиков как раз шел по направлению к Тиму. Хамнер попытался отойти в сторону, но человек в белом заступил ему дорогу. Одеждой этот балахон назвать было бы трудно. Вероятно, человек просто завернулся в простыню. Из-под простыни виднелось обыкновеннейшего вида белье. Перед Тимом стоял юнец с пушистой бородой. Юнец улыбался, но улыбался настойчиво. - Сэр! Молитесь! Молитесь, чтобы спастись от Молота Люцифера! Осталось совсем мало времени! - Сам знаю, - ответил Тим, пытаясь удрать, но парень пошел рядом. - Молитесь! На нас пал гнев Божий. Час приближается, он уже настал, но Бог спасет город, если в нем сыщется хотя бы десять праведников. Покайтесь, и вы спасете себя и спасете наш город. - Сколько вас здесь? - спросил Тим. - Здесь сто детей, - сказал парень. - Уже больше, чем десять. А теперь дайте мне пройти. - Но вы не понимаете. Мы спасем город, мы, дети кометы. Мы месяцами молились. Мы обещали Богу, что раскаются тысячи. - Карие глаза юнца настойчиво всматривались в лицо Тима. Затем глаза вспыхнули: парень узнал. - Так вот вы кто! Вы Тимоти Хамнер! Я видел вас по телевизору. Молитесь, брат. Слейтесь с нами в молитве, и об этом узнает весь мир! - Наверняка узнает. Там дальше по дороге - НБС. - Тим нахмурился. За спиной кометного дитяти выросли фигуры двух полицейских. И полицейские отнюдь не улыбались. - Этот человек пристает к вам, сэр? - спросил тот полицейский, что повыше. - Да, - сказал Тим. Полисмен ухмыльнулся. - Вот как! - и схватил одетого в балахон юнца за руку. - Вы должны соблюдать тишину. Если вы сдаетесь без сопротивления... - Ох, как знакомо мне все это! - сказало дитя кометы. - Но посмотрите на него! Ведь это тот человек, который изобрел комету! - Никто не может изобрести комету, идиот, - сказал Тим. - Офицер, вы не знаете, где здесь телевизионный магазин? Я хочу увидеть, как выглядит комета из космического пространства. - Вот в этом направлении. Вы можете сообщить нам свою фамилию и адрес? Тим вытащил визитную карточку и сунул ее полицейскому. И заспешил в указанном направлении - к следующему перекрестку. Вид из окна открывался великолепный. Эйлин сидела рядом с Джо Корриганом и мелкими глотками потягивала кофе. Было несомненно, что архитекторы не предусмотрели подобных уличных заторов. Эйлин и Корриган подтащили к окну большие, отделанные хромом кресла и стеклянный кофейный столик. И развлекались, наблюдая, как внизу бушует разъяренная толпа. Тех, кто вызвал этот взрыв ярости, было хорошо видно - как раз по диагонали напротив. Двадцать-тридцать мужчин и женщин, одетых в белые балахоны (и далеко не у всех балахон - обычная простыня), перегородили Аламеду. Скованные воедино цепями, они выстроились от фонарного столба до столба телефонной связи. Одетые в балахоны пели гимны. Сперва качество пения было довольно сносным, но вскоре полицейские увели седобородого предводителя балахонщиков, и петь стали кто в лес, кто по дрова. Задержанное этой преградой, улицу запрудило превеликое множество машин. Их набилось - словно сардин в банке. Старенькие продовольственные фургоны - "форды". "Мерседесы" - за рулем шофер, эти машины принадлежат теле- и кинозвездам или руководителям студий. Вездеходы, грузовики, новехонькие, импортированные из Японии машины "шеви" и "плимут дастер"... Автомобили сгрудились, лишившись возможности стронуться с места. Некоторые водители еще пытались вырваться из затора, но большинство уже оставило безнадежные попытки. Цепочка одетых в балахоны молящихся двигалась сквозь плотную сумятицу автомобилей. Они прекратили завязывать беседы с водителями - только молились. Большинство водителей яростно орало на балахонщиков. Некоторые молчали: слушали молитву. А один или два вылезли из своих машин и, встав на колени, тоже начали молиться. - Хорошее зрелище, а? - сказал Корриган. - Почему они, черт бы их драл, не нашли для себя другого места? - Это когда НБС совсем рядом? Если комета пройдет мимо, никого не размазав по стенам, они припишут себе заслугу спасения мира. Разве нам из года в год не показывают по телевизору кого-нибудь из этих пустоголовых? Корриган кивнул: - Похоже, что сегодняшнее мероприятие у них надолго. Вон и телевизионные камеры появились. Молящиеся, увидев телевизионщиков, удвоили свои старания. На мгновение прекратили пение и сразу затянули снова: "Приближаюсь к Господу моему". Выговаривать слова им приходилось быстрее, чем положено, а иногда и останавливаться на полуфразе - чтобы уклониться от рук полиции. Одетые в голубую форму полицейские, протискиваясь сквозь сумятицу машин и орущих водителей, устроили настоящую охоту на одетых в белое балахонщиков. - День, который не забудешь, - сказал Корриган. - Они полностью перекрыли движение. - Ага. Несомненно, затор образовался надолго. Очень многие машины уже были покинуты их водителями. Корриган видел все больше людей, пешком пробирающихся среди автомобилей. Промеж белого (балахоны) и голубого (униформы) появились новые цвета - спортивные рубашки и серые фланелевые костюмы. Улица заполнилась водителями. Многие дошли до такого состояния, что были готовы на убийство. Многие, заперев свои машины, просто брели прочь в поисках кофейной. Супермаркет поблизости сделал неплохой бизнес на продаже пива. Но и в этом случае тротуары были заполнены людьми. Люди молились. В контору вошли двое полицейских. Эйлин и Корриган поздоровались с ними. Оба полицейских регулярно дежурили по соседству, и тот, который помоложе, Эрик Ларсен, часто сопровождал Эйлин, когда она ходила пить кофе в местный "Оранжевый Джулиус". Эрик напоминал Эйлин ее младшего брата. - У вас есть ножовки? - у детектива Гарриса вид был деловой чрезвычайно. - Нам сегодня нелегко приходится. Работы много. - Наверное, есть, - сказал Корриган. Снял телефонную трубку и нажал кнопку. Подождал. Ответа не было. - Эти чертовы служащие склада все на улице: любуются зрелищем. Ну, я им покажу, - и он пошел к двери. - А ключей нет? - спросила Эйлин. - Нет. - Ларсен улыбнулся, глядя на Эйлин. - Прежде чем явиться сюда, они выбросили ключи. - Он печально покачал головой. - Если мы вскоре же не уберем отсюда этих сумасшедших, начнется мятеж. Мы не сможем защитить их. Второй полицейский фыркнул: - Можете извиниться перед Джо за то, что я отнимаю у него время. Они - _г_л_у_п_ц_ы_. Иногда мне кажется, что глупцы унаследуют Землю. - Весьма возможно. - Эрик Ларсен стоял у окна, наблюдал за детьми, лениво насвистывая сквозь зубы: "Вперед, солдаты Христа". Эйлин хихикнула: - О чем вы задумались, Эрик? - А? - Вид у Эрика был глуповатый. - Профессор размышляет над своим киносценарием, - сказал Гаррис. Эрик пожал плечами: - Тогда уж над телесценарием. Представьте: там появляется Джеймс Гарнер. Он разыскивает убийцу. Один из выведенных из себя водителей совершает убийство. Затем он срывает с одного из молящихся простыню и цепь, надевает на себя, и мы уводим его раньше, чем Гарнер успевает обнаружить его... - Иисусе, - сказал Гаррис. - Мне кажется, это очень хороший сюжет, - сказала Эйлин. - А кого он убил? - О, разумеется, вас. - Ого! - Прошлой ночью я видел столько убитых красивых девушек, что состарился на двадцать лет, - пробормотал Гаррис. Вид у Эрика мгновенно стал совершенно кроличьим. Вернулся Джо Корриган, неся восемь пил с длинными ручками. Полисмены поблагодарили его. Гаррис торопливо нацарапал на расписке свое имя и номер удостоверения. Четыре пилы он отдал Эрику Ларсену. И оба поспешили к выходу, чтобы раздать ножовки остальным полицейским. Люди в голубой униформе двинулись вдоль шеренги молящихся, освобождая их от цепей и тут же заковывая снова - в наручники. Полицейские отталкивали детей к обочине. Некоторые балахонщики сопротивлялись, но большая часть безвольно подчинялась. Корриган в недоумении поднял взгляд: - Что это?.. - А? - Эйлин рассеянно оглядела кабинет. - Не могу понять. - Корриган нахмурился, пытаясь припомнить, но то, что он только что ощутил, было слишком смутным. Словно на мгновение, открывая солнце, раздвинулись тучи. И тут же сомкнулись снова. Но в небе не было никаких туч. На улице стоял ясный безоблачный летний день. Дом был красивый, и расположен он был красиво. Спальни - словно руки, протянувшиеся от туловища огромной, расположенной в центре гостиной. Алиму Нассору всегда хотелось иметь камин. Он представил, как устраивает в этом доме вечеринки, братья и сестры плещутся в плавательном бассейне, гул голосов. Густой запах марихуаны - такой густой, что воображаешь себя на седьмом небе, и много, очень много пиццы... Когда-нибудь у него будет такой дом. А сейчас он этот дом грабит. Гарольд и Ганнибал заворачивали в простыню столовое серебро. Джей пытался обнаружить сейф - искал по своему, характерному для него методу. Встав в центре комнаты, он медленно осматривал все вокруг. Затем заглядывал за картины, срывал ковры. Переходил в другую комнату, вставал посредине, осматривался, открывал шкафы... и так до тех пор, пока не находил сейф. В данном случае он обнаружил сейф, вмонтированный в бетонную стену за ковром в туалете. Он вытащил из чемоданчика дрель. - Подключай. Алим воткнул вилку в розетку. Даже он - он! - повиновался приказам, когда это необходимо. И распорядился: - Если мы ничего не найдем и на этот раз, никаких больше сейфов. Джей кивнул. Они уже вскрыли четыре сейфа в четырех подряд домах и ничего не обнаружили. Похоже, что все в Бел-Эйре поместили свои драгоценности в банк. А может, прихватили их с собой. Алим вернулся в гостиную. Глянул сквозь газовые занавески. Ясный, безоблачный летний день, очень тихо, никого не видно. Половина местных обитателей удрала в горы, а те, что остались, заняты своими домашними делами (какими бы ни были дела у владельцев домов, подобных этому). И вообще, все, кто остался дома, должно быть, смотрят сейчас телевизоры, чтобы понять, не совершили ли они ошибку. Они - как те, из этого дома, они тоже боятся кометы. А люди, подобные Алиму или матери Алима, которая всю жизнь работала, отскребая чужие полы, его матери, с ее изуродованными коленями... или даже люди, подобные лавочнику, которого он застрелил, этим людям приходится бояться слишком многого, бояться реального, чтобы их тревожили какие-то чертовы всполохи на небе. Итак: улица пуста. Никаких затруднений, и предыдущие ограбления прошли что надо. Мать их так, эти драгоценности. Уже набрали серебра, картин, телевизоров - от крошечных до громадных, телевизоров было по два, по три, по четыре на каждый дом. За сиденьями автомобиля лежат домашний компьютер, большой телескоп (странная штука, ее нелегко будет сбыть) и с дюжину пишущих машинок. Обычно при ограблениях удавалось добыть и какое-то количество ружей, но на этот раз - нет. Ружья прихватили с собой их бежавшие владельцы. - Ни хрена себе! Эй, братья... Алим кинулся на голос. Столкнулся в дверях с Гарольдом - чуть не застряли. Джей вскрыл сейф и уже вытаскивал оттуда двойные пластиковые пакеты. А в них то, что не сдашь в подвалы ни одного банка. Три пакета славного, милого сердцу снадобья. О, мистер Белый, а ваши соседи знают о том, что вы храните в своем сейфе? Небольшие, но увесистые мешочки: кокаин, темного цвета гашиш. И еще маленькая бутылка с чем-то, что может оказаться гашишевым маслом, но лишь псих, не взглянув на этикетку, испробует из этой бутылки. Джей, Гарольд и Ганнибал захмыкали. Загомонили. Джей кинулся искать бумагу, нашел. Начал сворачивать самокрутку. - Мать вашу этак! - Алим ударил Джея по рукам. Снадобье высыпалось из выпавшей самокрутки. - С ума сошел? Это когда работа еще не окончена и у нас впереди четыре дома?! Отдай мне это! Отдай все! Вам хочется повеселиться? Отлично, мы прекрасно повеселимся, когда кончим работу и вернемся домой! Братьям все это не понравилось, но они подчинились - отдали пакеты Алиму, и он рассовал их по карманам своей мешковатой военной куртки. Потом он хлопнул парней пониже спины, и они ушли, таща на себе тяжелые, свернутые из простыней узлы. Никакого веселья Алим устраивать не собирался. Да и не в этом дело. Но по крайней мере, они сохранят ясные головы до тех пор, пока работа не будет закончена. Алим забрал еще радиоаппарат и тостер и направился вслед за братьями к выходу. Замигал, оказавшись в свете ясного солнечного дня. Джей на заднем сиденье укрывал брезентом награбленные шмотки. Гарольд заводил двигатель. Все хорошо. Стоя у открытой дверцы машины, Алим оглядел улицу. И увидел, что высокое дерево, растущее посреди лужайки, отбрасывает две четко очерченные тени. И вот то дерево, поменьше: тоже две тени. Он глянул себе под ноги и увидел, что и у него две тени. Алим поднял взгляд вверх и увидел его - второе Солнце. Это второе Солнце падало с неба, падало куда-то за горы. Он замигал, он крепко, изо всех сил зажмурился. Все застлала ярко-фиолетовая пелена. Он влез в грузовичок. - Поехали. - И пока машина разворачивалась, включил рацию: - На связь, Джаки. На связь, Джаки. Джаки, так твою мать, отвечай! - Кто это? Алим Нассор? - Да. Ты видел это? - Что - "это"? - Комету! Божий Молот! Я видел ее падение! Я видел, как она горела, падая с неба, горела, пока не упала! Джаки, слушай внимательно... внимательно, потому что через минуту рации окажутся бесполезными. Произошло столкновение. Все эти слухи, выходит, правда. Мы влипли. - Алим, вы, должно быть, обнаружили что-нибудь стоящее. Настоящее снадобье, без подделок? Кокаин, наверное? - Джаки, это - правда. Это - столкновение, весь мир полетит вверх тормашками. Теперь жди землетрясений и цунами. Вызови всех, кого только можешь, и скажи им, что мы встречаемся у... в общем, дом поблизости от Грейпвайна. Нам следует держаться вместе. Утонуть мы не утонем, мы высоко над уровнем моря, но мы должны быть вместе. - Алим, ты свихнулся. Мне еще нужно обойти два дома, у нас неплохая добыча, а ты ведешь себя так, будто наступает конец света... - Вызови кого-нибудь, Джаки! Ведь кто-то, кроме меня, видел се! Пока еще работают рации, я попробую связаться с остальными. - Алим прервал связь. Грузовичок ехал по подъездной аллее. Лицо Гарольда было цвета мокрого пепла. - Я тоже видел ее, - сказал он. - Джордж... Алим, ты считаешь, что тут достаточно высоко, чтобы нас не затопило? Я боюсь утонуть. - Мы сейчас в самом высоком месте. Чтобы добраться в Грейпвайн, нам придется ехать вниз. Поехали, Гарольд. Нам нужно пересечь низменность до того, как дожди станут чересчур сильными. Гарольд резко рванул вдоль улицы. Алим потянулся за рацией. На самом ли деле здесь достаточно высоко, чтобы они не утонули? Хоть кто-нибудь где-нибудь может быть сейчас уверенным, что он не утонет? ВТОРНИК КАТАСТРОФЫ: ОДИН Пытаясь спастись, я бежал к скале. Но скала отказала в приюте мне. Она крикнула: - "Здесь ты не спрячешься! Нет, нигде не спрячешься ты..." Вершина горной цепи Санта-Моника - весьма неудобное место, чтобы жить здесь. Торговые центры далеко. Дороги - опасные, кое-где их поверхность лежала чуть ли не в вертикальной плоскости. И тем не менее здесь было много домов. Много, потому что в этих местах селился избыток населения. Избыток, создаваемый городами. Вид, который открывался с вершины этой ночью, с понедельника на вторник, был совершенно неправдоподобным. Единственным в своем роде. По одну сторону лежал Лос-Анджелес, по другую - долина Сан-Фернандо. Ночью города кажутся коврами, их многоцветное сияние простирается в бесконечность. Шоссе - реки света, протекающие через моря тьмы. Кажется, что весь мир превратился в единый город, и как это здорово! Все же на гребне оставались еще не занятые никем места. На закате солнца Марк, Фрэнк и Джоанна свернули с шоссе Мулхолланд и двинулись на мотоциклах вверх по склону. Лагерь разбили в окружении скал, так, чтобы их не могли заметить случайные мотобродяги. И от ближайших домов лагерь отделяло приличное расстояние. Фрэнк Стонер обошел кругом вершину горы, поглядел на склоны - и с той и с другой стороны, кивнул, соглашаясь сам с собой. Не добраться. Слишком опасны покрытые грязью откосы. В общем-то ничуть не важно, почему никто не построил себе здесь дом, но Фрэнку Стонеру не нравилось, когда на возникший у него вопрос не находилось ответа. Он повернул обратно, туда, где Марк и Джоанна устанавливали походную кухонную плиту. - Возможно, у нас нервные соседи, - сказал Фрэнк. - Давайте приготовим обед, пока еще светло. После наступления темноты никаких фонарей или огней. - Я не понимаю... - начал Марк. Но Джоанна нетерпеливо его оборвала. - Пойми, вблизи этих домов нет ни одного полицейского участка. Люди, переселившиеся сюда, становятся подозрительными. Не нужно, чтобы мы провели ночь перед днем падения порции мороженого у шерифа Малиби. - И отошла, чтобы прочесть инструкцию, как следует приготовить обед из взятых ими с собой обезвоженно-замороженных продуктов. Джоанна не умела хорошо готовить, но, если предоставить это дело Марку, он сготовит обед по своему усмотрению - и, может быть, это окажется очень вкусным, а может быть, и совсем наоборот. Коли следовать инструкции, наверняка получится нечто съедобное, а Джоанна была голодна. Она сравнила взглядом обоих мужчин. Фрэнк Стонер башней возвышался над Марком. Высокий, сильный, физически привлекательный. Это чувство охватывало Джоанну и прежде. Должно быть, он чертовски хорош в постели. Хотя это чувство охватывало Джоанну и прежде, она никогда не ловила себя на мысли, что может сойтись с другим мужчиной. И она удивилась, что у нее могла возникнуть эта мысль. Она живет с Марком, но кажется, что они живут вместе чуть не шутки ради. Джоанна не знала, любят ли они с Марком друг друга - просто потому, что не знала, что такое любовь. Но в постели им хорошо, и они не часто занимались взаимной трепкой нервов. Так откуда эта внезапная тяга к Фрэнку Стонеру? Она вывалила бефстроганов в кастрюлю и, наклонив голову, чтобы другие не могли этого увидеть, улыбнулась. Они захотят узнать, чему она улыбается, а причину ей объяснять было бы неохота. Если б она сама понимала, почему ее потянуло к Фрэнку Стонеру... Но это внезапное влечение обеспокоило ее. Родители Джоанны принадлежали к верхней прослойке среднего класса, и они дали ей очень хорошее образование. Пользы эта образованность приносила ей немного, но в Джоанне развилась любознательность. Особенно интересовали ее люди, в том числе и собственная персона. - Здесь просто великолепно, - сказал Марк. Фрэнк хмыкнул неодобрительно. - Нет? А почему нет? Где было бы лучше? - спросил Марк. Данное место подобрал он и гордился этим. - В Можави лучше, - рассеянно сказал Фрэнк. Он разложил свой спальный мешок и сел на него. - Но туда бы пришлось далеко добираться... неизвестно зачем. А все же... плита под нами плохая. - Плита? - спросила Джоанна. - Тектоническая плита, - объяснил Марк. - Ты ведь знаешь, что континенты плывут по поверхности расплавленного горного вещества, скрытого в недрах Земли. Фрэнк с рассеянным видом слушал это объяснение. Нет смысла поправлять Марка. В Можави наверняка было бы лучше. Можави расположен на североамериканской плите. Лос-Анджелес и Байя-Калифорния - на другой. Плиты соединяются вблизи Сан-Андреаса. Если Молот ударит, все наверняка придет в движение. Закачаются обе плиты, но Северная Америка - в меньшей степени. Однако все это - пустое умствование. Фрэнк связался с ИРД, и там заверили, что вероятность столкновения Молота с Землей чрезвычайно мала. Опасность невелика: ехать по шоссе и то более опасно. Вся эта затея с вылазкой в горы - просто тренировочный турпоход, но Стонер привык, чтобы все, что он делает, делалось основательно и правильно. Он настоял, чтобы Джоанна поехала в поход на собственном мотоцикле, хотя сама она предпочла бы ехать на заднем сиденье мотоцикла Марка. Взяли три мотоцикла, поскольку одного могли лишиться. - Это все - тренировка, - сказал Фрэнк. - Но может быть, тренировка не без пользы. - А? - отозвалась как раз включающая кухонную плиту Джоанна. Плита загудела. День клонился к вечеру. - Нет ничего глупого в том, чтобы быть готовым к тому, что цивилизация рухнет, - сказал Фрэнк. - В следующий раз это будет не Молот, а что-либо другое. Но что-нибудь будет. В общем, читайте газеты. Вот оно что, подумала Джоанна. Я почувствовала настрой его мыслей. Вот оно почему... Если действительно цивилизация рухнет, то прямой смысл оказаться с Фрэнком Стонером, а не с Марком Ческу. Фрэнк убеждал отправиться в Можави. Марк отговорил его от этого. Марк не полностью проникся страхом Молота - и, похоже, это с его стороны глупо. Поели они в более раннее время, чем обычно. Когда покончили с едой, света оставалось как раз достаточно, чтобы вымыть посуду. Когда почти стемнело, они улеглись в спальные мешки. Лежали и смотрели, как гаснет свет над Тихим океаном. Смотрели до той поры, пока не стало слишком прохладно и не пришлось забраться в мешки с головой. Джоанна взяла с собой персональный спальный мешок и не стала спать вместе с Марком, хотя обычно на лагерных привалах они спасти вместе. Свет дня умирал на западе. Одна за другой появлялись звезды. И сперва были только звезды. А потом в восточной стороне неба вспыхнуло свечение. Ослепительное свечение. Огни разгорались над Лос-Анджелесом, они делались все ярче. И наконец ночь вспыхнула ярче, чем огни Лос-Анджелеса, - небо сверкало, словно вспыхнуло самое ослепительное северное сияние. Зарево делалось все ярче, и уже лишь немногие звезды проглядывали сквозь окутавший Землю хвост кометы. Они не спали, переговаривались. Вокруг стрекотали сверчки. Днем - хотя Марк и Фрэнк не сговаривались - они выспались. Дневной сон - как признание того, что им уже за тридцать. Фрэнк рассказывал байки о том, каким образом может настать конец света. Марк прерывал его, чтобы высказать собственную точку зрения или что-нибудь добавить. Он пытался угадать, что намерен сказать Фрэнк, и высказать это первым. Джоанна слушала все это с нарастающим нетерпением. Она лежала молча, размышляла, Марк всегда так. Но никогда прежде это ее не тревожило. Так почему сейчас его поведение - как ножом по горлу? Все то же. О-хо-хо, думала Джоанна, может, это - женский инстинкт? Стремление иметь возле себя более сильного мужчину? Как глупо. Такие мысли противоречат ее образу мышления. Она - Джоанна, полностью раскрепощенная, свободная и самостоятельная, сама определяющая то, как сложится ее жизнь... Этот конфликт в мыслях натолкнул ее на другую тему. Ей еще нет тридцати, так зачем ей все это, зачем она это делает? Делала и делает? Так дальше продолжаться не может. Подзашибить где-нибудь несколько долларов, когда Марк оказывается без работы, с ревом носиться по всей стране на мотоциклах... Все это весьма забавно, но, черт побери, ей уже пора заняться чем-либо серьезным, иметь за спиной что-то постоянное... - Спорим, я могу так заслонить плиту, что огня никто не увидит, - сказал Марк. - Джо, хочешь кофе? Джо? Совсем рассвело. Фрэнк и Джоанна еще спали. Марк улыбался, словно выиграл в драке. Он наслаждался, наблюдая, как гаснет зарево рассвета. Нечасто случалось в последнее время, чтобы он видел рассвет. А сегодняшний рассвет еще и сиял каким-то колдовским светом. Лучи солнца чуть меркли, приобретали несколько иной оттенок, пройдя сквозь пыль и газы, принесенные к Земле из далей космического пространства. Марку пришло в голову, что если он позавтракает прямо сейчас, то успеет добраться до ближайшей телефонной будки и застать Гарви Рэнделла дома. Вероятно, Гарви еще будет дома. Рэнделл приглашал Марка во вторник порции мороженого присоединиться к команде телевизионщиков, но Марк не согласился. Он и сейчас не согласен. Марк разжег плиту, поставил на нее кастрюли. Скоро будет готов завтрак. Он поколебался, будить ли ему остальных. Затем залез обратно в спальный мешок. Его разбудил запах жарящегося бекона. - Не стал звонить Гарви, а? - сказала Джоанна. Марк - напоказ - потянулся. - Я решил, что лучше смотреть новости по телевизору, чем делать их. Знаешь, где сейчас лучшее на свете зрелище? На экране телевизора. Фрэнк с интересом наблюдал за ним. Потом мотнул головой, показывая, на какую высоту поднялось солнце. А когда Марк ничего не понял, сказал: - Посмотри на свои часы. Уже почти десять! Лицо Марка приняло такое выражение, что Джоанна рассмеялась. - Черт, мы все пропустили, - пожаловался Марк. - Нет никакого смысла сейчас спешить куда бы то ни было, - заявил Фрэнк. - Но не беспокойся, передача будет повторяться весь день. - Можно постучать в какой-нибудь из домов, - предложил Марк. Но Джоанна и Фрэнк высмеяли его, и Марку пришлось признать, что на это и у него самого смелости не хватит. Они быстро поели, а потом Марк откупорил бутылку с вином с холма Строуберри и пустил ее по кругу. На вкус вино было превосходное, оно отдавало фруктами, словно сок, какой пьешь по утрам, но явно было крепче. - Нам лучше собраться и... - Фрэнк запнулся на полуфразе. Над океаном вспыхнул яркий свет. Свет - очень далеко и очень высоко, и он очень быстро двигался вниз. Очень яркий свет. Мужчины молчали. Они просто смотрели. Джоанна в изумлении подняла взгляд, когда Фрэнк замолчал. Она никогда прежде не видела, чтобы Фрэнк чего-либо испугался - чего бы то ни было! И она быстро обернулась, ожидая увидеть Чарльза Мэнсона, несущегося к ним с циркулярной пилой в руках. Потом она посмотрела туда, куда глядели Марк с Фрэнком. Крошечный, голубовато-белый карлик Солнце стремительно катился вниз. Это было в южной части океана, где-то очень далеко. Солнце-карлик мчалось к плоскому голубому горизонту. Оставляло горящий след. Через секунду Солнце-карлик исчезло, что-то вроде луча прожектора пронзило оставленный им свет. Луч поднимался все выше, рос, он уже был выше безоблачного неба. И ничего - одно, два, три мгновения. Где-то за пределами этого мира вспыхнула белая шаровая молния. - ...Мороженого. Это на самом деле. Это все на самом деле. - Голос Марка был такой, словно он вот-вот расхохочется. - Нам нужно двигаться к... - Дерьмо коровье! - Фрэнк рявкнул достаточно громко, чтобы внимание Джоанны и Марка переключилось на него. - Никуда мы не двинемся: скоро начнется землетрясение. Ложитесь. Подстелите под себя свои спальные мешки, нет, залезайте в них. Оставайтесь на открытом месте. Джоанна, ложись здесь. Я застегну твой мешок. Марк, ты там, подальше. Потом Фрэнк кинулся к мотоциклам. Первый он осторожно положил набок, следующий откатил в сторону и тоже положил его. Действовал Фрэнк быстро и решительно. Вернулся к третьему мотоциклу и откатил его подальше. В небе вспыхнули три белые точки. Затем погасли - одна, вторая... Третья, самая яркая, мчалась вниз, к юго-востоку. Фрэнк глядел на свои часы, отсчитывая тиканье секунд. Джоанна в безопасности. Марк в безопасности. Фрэнк притащил свой спальник и лег рядом с ними. Вытащил темные очки. Надел их. То же сделали и остальные. В объемистом спальном мешке Фрэнк казался очень толстым. Из-за темных очков его лицо сделалось непроницаемым. Он лежал вытянувшись, на спине, подложив под голову мощные руки. - Отличное зрелище. - Да уж. Детям кометы оно наверняка бы понравилось, - отозвался Марк. - Хотел бы я знать, где сейчас Гарви? Хорошо, что я не согласился с предложением присоединиться к его команде. Здесь мы, наверное, в безопасности. Если горы не обрушатся. - Заткнись, - сказала Джоанна. - Заткнись. Заткнись. - Но она сказала это так тихо, что не было слышно. Она шептала, и шепот ее тонул в стремительно надвигающемся грохоте. А потом вздрогнули горы. Коммуникационный центр ИРД был набит битком. Репортеры, имеющие специальные пропуска. Приятели директора. Были даже сотрудники института - Чарльз Шарпс, Дан Форрестер и прочие. Экраны телевизоров ярко светились. Изображение было не того качества, как хотелось бы. Ионизированный хвост кометы взбудоражил верхние слои атмосферы, и картинка на экранах размывалась и шла волнистыми линиями. Не имеет значения, подумал Шарпс. На борту "Аполлона" делаются записи, и позднее, получив эти записи, мы все восстановим. Кроме того, идет съемка с помощью телескопа. В следующий час мы узнаем о кометах больше, чем за предыдущие сто тысяч лет. Эта мысль воодушевляла, и Шарпс проворачивал ее в голове все снова и снова. То же самое относится и к планетам, ко всей Солнечной системе. Прежде, когда люди выходили в космос (или посылали туда беспилотные корабли), они лишь пытались угадать, как устроена Вселенная. Теперь догадки сменятся знанием. И людям последующих поколений уже не сделать столько открытий, потому что люди этих поколений будут постигать устройство Вселенной, не изучая ее, а читая учебники. Они будут все знать с детства. Не то что я - я уже давно взрослый, и до сего дня мы ничего не знали. Господи, в какое великолепное время я живу. Как я счастлив, что живу в это время. Числовое табло отсчитывало секунды. Стеклянный экран с нанесенной на нем картиной мира показывал местонахождение "Аполлона" в данное время. "Аполлона"-"Союза", напомнил себе Шарпс и ухмыльнулся: друг без друга они беспомощны. Соперничество между США и Советами кое в чем может и не нести на себе отпечатка вражды. По крайней мере иногда. Если у других не получается, то в сотрудничество вступили военно-воздушные силы. Жаль, что у нас проблемы со связью. Запасы энергии на борту "Молотлэба" истощаются. Этого мы не предвидели - а должны были бы. Но мы не думали, что комета пройдет так близко. Когда мы планировали работу "Молотлэба", мы не думали, что это будет настолько близко. - Насколько она сейчас близко? - спросил Шарпс. Форрестер оторвал взгляд от консоли компьютера. - Трудно сказать. - Пальцы его мелькали по клавишам - словно Повер Биггс, играющий на органе Миланского собора. - Если последние исходные данные верны, то я знаю ответ. Самая точная оценка все еще составляет примерно тысячу километров. Если. Если эти данные были правильными. Но они неверны. И если то число, которое я отбросил, потому что оно не соответствовало остальным, действительно было неправильным. И еще множество "если". - М-да. - Фотографирование... фильтр номер тридцать один... вручную... Шарпс и Форрестер с трудом поняли, что это голос Рика Деланти. - Этого вы добились, - сказал Дан Форрестер. - Я? Чего я добился? - Чтобы в этот полет был впервые направлен чернокожий астронавт, - объяснил Форрестер. Но голос его звучал очень отсутствующе: он внимательно изучал цифры на экране компьютера. Потом он что-то сделал, и качество одного из телеизображений заметно улучшилось. Чарльз Шарпс видел летящее на него облако. Края облака были очерчены неточно, размыты. Но одно было ясно: боковой снос вообще отсутствовал. Часы неумолимо отсчитывали секунды. - Где же, дьявол его побери, Молот? - внезапно спросил Шарпс. Форрестер, если он и услышал, не ответил. - ...прохождение внешнего края ядра. Земля, я повторяю... внешний... невозможно... вероятно, столкнется... - голос пропал. - "Молотлэб", говорит Хаустон. Мы не получили вашего сообщения. Дайте на передатчик полную мощность и повторите сообщение. Повторяю: мы не получили вашего сообщения. Текли секунды. И внезапно изображения на телевизионных экранах дрогнули, сделались ярче, отчетливее. Картинка стала цветной - будто на борту "Аполлона" задействовали главный телескоп и всю имеющуюся энергию отдали передатчику. - Господи, ядро все приближается. - Джонни Бейкер не говорил - кричал. - Похоже, что оно столкнется с Землей... Рик Деланти, как учили, удерживал голову кометы в поле зрения главного телескопа. Комета все росла и росла, она уже выглядела как гигантский водоворот. Изображение быстро менялось. Водоворот состоял из тумана, больших обломков, мелких обломков. Каменные глыбы, бьющие реактивной струей потоки газов... Все менялось прямо на глазах. Затем изображение качнулось вниз, и на экранах показалась Земля... В различных местах на поверхности планеты вспыхнуло пламя. Долгое мгновение, мгновение, которое, казалось, длилось вечно, все экраны показывали одно и то же: Земля, усеянная яркими вспышками, такими яркими, что детали и не различишь и видишь лишь ослепительно пылающие пятна. Это зрелище навсегда осталось в памяти Чарли Шарпса. Вспышки на поверхности Атлантического океана. Вся Европа - сверху донизу - усеяна вспышками; одна из самых больших вспышек пришлась на Средиземное море. Яркое пламя вспыхнуло посреди Мексиканского залива. Все, что находилось дальше к западу, оставалось вне поля зрения "Аполлона", но пальцы Дана Форрестера продолжали мелькать по клавишам. Все сведения, из любого источника - все шло в компьютер. Голоса передававших сообщения изменились: люди кричали. По нескольким каналам передача прервалась: все заглушили внезапные электрические разряды. Связь с этими пунктами наблюдения потеряна. - Над нами шаровая молния! - выкрикнул чей-то голос. - Где это? - громко спросил Форрестер. Спросил достаточно громко, чтобы перекрыть заполнивший помещение гул голосов. - Это корабли сопровождения "Аполлона". Те, что должны были выловить его при посадке в океан, - ответил кто-то. - Мы потеряли связь с ними. Последнее сообщение от них было: "Шаровая молния в юго-восточном направлении". А потом: "Над нами шаровая молния". И больше ничего. - Благодарю вас, - сказал Форрестер. - Хаустон! Хаустон, на Мексиканский залив пришелся сильный удар. Столкновение в трехстах милях к юго-востоку от вас. Просим вас выслать вертолет за нашими семьями. - Господи, как может Бейкер говорить сейчас так хладнокровно? - выкрикнул кто-то. "Что там за остолоп поднял голос?" - подумал Шарпс. Кто-то из тех, кто никогда не бывал здесь раньше. Кто-то из тех, кто никогда не слышал, как ведут себя астронавты в критической ситуации. Он глянул на Форрестера. Дан Форрестер кивнул: - Молот падает. А затем изображение на всех телеэкранах пропало. Треск разрядов полностью заглушил голоса наблюдателей. Две тысячи миль к северо-востоку от Пасадены. Бетонная нора, уходящая на пятьдесят футов вглубь. Майор Беннет Ростен лениво поглаживал свисающий с его бедра 0.38. Затем он сконцентрировался, напрягся, его руки легли на консоль запуска ракеты "Минитмен". Секунду они безостановочно елозили по консоли, затем коснулись ключа, висевшего на цепочке на шее. Скверно, подумал Ростен. Под влиянием Старика я сделался нервным. Да, он нервничал - но это имело свое оправдание. Прошлой ночью Ростена вызвали к самому генералу Томасу Бамбриджу. Нечасто главнокомандующий стратегической авиацией беседует с командиром ракетной эскадрильи. Приказ Бамбриджа был краток: "Завтра в пусковой шахте дежурить будете вы. Хочу, чтоб вы знали, что завтра на "Зеркале" буду я". - Черт возьми, - сказал Ростен. - Сэр, означает ли это, что начинается... Она? - Вероятно, нет, - ответил Бамбридж и объяснил ситуацию. Это не объяснение, подумал Ростен. Он вновь почувствовал себя очень уверенным. Если русские действительно считают, что США слепы и беспомощны... Он покосился налево. Его напарник, капитан Гарольд Люс, сидел у другой консоли - точно такой же, как консоль Ростена. Пункт управления находился глубоко под землей. Защищенный бетоном и сталью, он был построен так, чтобы выдержать близкий взрыв атомной бомбы. Чтобы запустить своих "птичек", дежурные обязаны действовать согласованно: оба должны повернуть свои ключи и нажать кнопки на своих консолях. Автоматика не позволяла в одиночку осуществить запуск ракеты. Капитан Люс сидел, расслабившись, у своей консоли. Перед ним лежали книги: заочный курс обучения истории восточного искусства. Коллекционирование ученых степеней было обычным развлечением тех, кто вынужден дежурить в пусковых шахтах. Но как может Люс заниматься этим сегодня, когда, хоть и неофициально, объявлена боевая тревога? - Эй, Гал... - позвал Ростен. - Да, начальник. - Предполагалось, что боевая тревога касается и тебя тоже. - Я в состоянии боевой готовности. Ничего не случится. Сам увидишь. - Господи, надеюсь, что не случится. - Ростен подумал об оставшихся в Миссуола своей жене и четырех детях. Раньше они отвергали идею о переезде в Монтану, но теперь она им даже нравится. Громадные просторы, чистое небо, никаких проблем больших городов. - Хотел бы я, чтобы... Слова Ростена прервал безликий голос из закрытого проволочной решеткой репродуктора под потолком: - Внимание, внимание! Объявляется боевая тревога. Это - не учебная тревога. Код: 78-43-76854-87902-1735 Зулус. Боевая тревога. Боевая тревога. Полная готовность к залпу. Бетонную шахту заполнил вой сирен. Майор Ростен краем сознания отметил: к двери по стальной лестнице скатился сверху сержант - захлопнул ее. Дверь - громадная, как в банковских подвалах, производства "Мослер сейф компани". Сержант запер дверь, отрезав бункер от внешнего мира, набрал новую комбинацию на цифровом диске входа. Теперь никто не сможет войти сюда - разве что взорвав дверь. Потом (как и требуют приказы) сержант вскинул автомат и встал спиной к двери. Лицо его затвердело, он замер в напряженной позе. Глотал слюну, острый кадык его ходил вверх-вниз - от страха. Ростен набрал, нажимая кнопки, названный код на своей консоли, сорвал печати с книги приказов. Люс сделал в своем отсеке то же самое. - Подтверждаю, что полученный код - подлинный, - сказал Люс. - Подлинный. - И Ростен приказал: - Вставляй. Одновременно они сняли ключи и вставили их в обрамленные красной рамкой отверстия на своих приборных досках. Если такой ключ вставить и повернуть до первого щелчка, его уже не вытащишь. Для этого понадобились бы другие ключи, которых у Люса и Ростена не было. Таковы порядки в стратегической авиации... - По моему отсчету, - сказал Ростен. - Один, два. - Они повернули свои ключи. Раздались два щелчка. Затем Ростен и Люс принялись ждать - не поворачивая ключей дальше. Пока не поворачивая... Самое утро в Калифорнии. И вечер на островах Греции. Двое мужчин долезли до вершины гранитной скалы. Как раз в этот момент солнце полностью скрылось за горизонтом. На востоке показались первые звезды. Далеко внизу крестьяне-греки ехали на перегруженных сверх всякой меры ослах. Пробирались в лабиринте низких каменных стен и виноградников. В сумерках виднелся город, назывался он Акротира. Дикая мешанина: домишки грязно-белого цвета - такие, возможно, строили десять тысячелетий назад; на вершине холма - венецианская крепость; рядом с древней византийской церковью современной постройки школа. А внизу, под холмом - лагерь Виллиса и Макдональда, именно там они открыли Атлантиду. С вершины скалы лагерь был почти не виден. На западе внезапно погасла звезда - раз - и исчезла. За ней - другая. - Началось, - сказал Макдональд. Засопев, Александр опустился на камень. Настроение у него было чуточку скверное. Хотя ему было только двадцать четыре года и он полагал, что находится в хорошей форме, часовой подъем порядком вымотал его. Но Макдональд тащил его все дальше и дальше и даже помогал ему, пока они не долезли до самой вершины. Макдональд, чьи темно-рыжие волосы здорово поредели, открывая огромную, дочерна загорелую лысину, даже не запыхался. Макдональд был сильным человеком: работа археолога потяжелее работы землекопа. Оба мужчины сидели по-турецки и глядели на запад, наблюдая падение метеоритов. Две тысячи восемьсот футов над уровнем моря - самая высокая точка острова, имя которого - Фера. Гранитная глыба, носившая различные названия при различных сменявших друг друга цивилизациях - на протяжении долгого, долгого времени. Нынешнее название - Гора пророка Ильи. Сумерки сгущались над водами залива - там, внизу. Залив был круглый, его окружали утесы в тысячу футов высотой. Эта кальдера - след вулканического извержения, некогда уничтожившего две трети острова. Уничтожившего Минойскую империю - и породившего легенду об Атлантиде. Теперь в центре залива высился недавно возникший остров - безобразный и голый. Греки называли этот остров Страной нового огня. Островитяне знали, что когда-нибудь Страна нового огня станет центром нового извержения. Как когда-то, много лет назад, центром такого извержения была Фера. На водах залива закачались огненные блики: небо пылало бело-голубым пламенем. На западе угасало золотое сияние, но небеса не делались черными, а засветились странным зеленым и оранжевым светом. Свет, колеблясь, тянулся вверх, туда, откуда падали метеоры. Фаэтон снова мчался на колеснице Солнца... Метеоры падали через каждые несколько секунд. Ледяные осколки врезались в атмосферу и сгорали, окутавшись пламенем. Падали снеговые комья, пылая зеленовато-белым. Земля уже глубоко погрузилась в оболочку кометы Хамнера-Брауна. - Странное у нас увлечение, - сказал Виллис. - Наблюдать небеса? Мне всегда нравилось смотреть на небо, - сказал Макдональд. - Вам никогда не приходилось видеть, чтобы я напрочь зарывался в Нью-Йорке, - так ведь? Мне нравятся места, где мало людей, места, где воздух ясен и чист. Места, где человек в течение десяти тысяч лет наблюдал за звездами... Такие места, где можно обнаружить следы древних цивилизаций. Но я никогда не видел подобного неба. - Хотел бы я знать, не выглядело ли оно так и тогда... Вы знаете, что я имею в виду. Макдональд пожал плечами. Уже почти совсем стемнело. - Платон ни о чем подобном не упоминал. Но в мифах упоминается о каменном боге, рожденном морем и бросившем вызов небу. Может быть, таким образом древним увиделось облако. Или взять некоторые отрывки из Библии. Кое-что можно расценивать как свидетельства очевидцев - только находились они вдали от центра событий. Да, не хотелось бы быть поблизости во время извержения Феры. Виллис не ответил, он в удивлении смотрел на небо. Через все небо протянулась гигантская полоса зеленоватого света. Полоса расширялась, росла. Видение продолжалось несколько секунд, а потом полоса разом вспыхнула и погасла. Виллис внезапно понял, что он смотрит в восточном направлении. Его губы беззвучно зашевелились. А затем: - Мак! Обернитесь! Макдональд обернулся. Небо сворачивалось в клубок, поднималось вверх, словно занавес. Можно было заглянуть под нижний край этого занавеса. Край был безупречно ровный, прямой - в нескольких градусах над горизонтом. Вверху зеленым и оранжевым светом сияла оболочка кометы. А ниже - тьма, в которой горели звезды. - Тень Земли, - сказал Макдональд. - Тень, отбрасываемая на оболочку. Хотел бы я, чтобы моя жена дожила до сегодняшнего дня, чтобы увидеть это. Всего лишь один лишний год... За их спинами взорвалась ярчайшая вспышка. Виллис оглянулся. Вспышка медленно шла вниз - такая яркая, что на нее невозможно было смотреть, ослепительная - все тонуло в ее пламени... Виллис уставился на нее. Господи, что это такое? Оно опускается... гаснет. - Надеюсь, вы поберегли свои глаза, - сказал Макдональд. Виллис ничего не видел - лишь ощущал сильнейшую боль. Он замигал - это не помогало. - Кажется, я ослеп, - сказал он. Он протянул ладонь, ощупывая камень, он надеялся, что ему станет легче, когда он почувствует руку другого человека. - Не думаю, чтобы сейчас это имело значение, - негромко сказал Макдональд. Быстро вспыхнула ярость - и тут же угасла. Виллис понял, что имел в виду его товарищ. Руки Макдональда взяли его за запястья и завели их вокруг камня: - Держитесь как можно крепче. Я расскажу о том, что видел. - Ладно. Макдональд торопливо заговорил: - Когда свет погас, я открыл глаза. На мгновение мне показалось, что я вижу что-то вроде фиолетового прожектора, его луч был направлен в небо. Затем луч погас. Но шел он из-за горизонта. У нас еще есть некоторое время. - Не везет этому острову, - сказал Виллис. Он ничего не видел, даже тьмы. - Вас никогда не удивляло, почему люди упорно строились здесь? Некоторые из домов насчитывают не одну сотню лет. Через каждые несколько столетий - извержение. Но люди постоянно сюда возвращались. А что касается того, что нам следует делать... да, нам... Алекс, я уже вижу цунами. Волна становится выше с каждой секундой. Не знаю, поднимется или нет она на ту высоту, где мы сейчас находимся. Хотя... приготовьтесь сперва выдержать воздушную волну. Соберитесь с силами. - Сперва будет другая волна: землетрясение. Наверное, сейчас наступает конец Греции. - Видимо, так. И появится новая легенда об Атлантиде... Если кто-нибудь выживет, чтобы поведать о катастрофе. Занавес по-прежнему поднимается. На западе - потоки света, исходящие от ядра. На востоке - черная тень Земли. Повсюду - метеоры... - Голос Макдональда оборвался. - Что там? - Я закрыл глаза. Но в северо-восточной части неба - оно! Ядро... Огромное! - Грег, кто придумал это имя: "Гора пророка Ильи"? Похоже, он попал в самую точку. Землетрясение вдоль и поперек разорвало Феру. Вскрыло скрытый морским дном канал, по которому три тысячи пятьсот лет назад вырывалась на поверхность магма. Виллис почувствовал, что камень вырывается из его рук. Фера взорвалась извержением. Страшная волна перегретого пара, выброшенного вместе с лавой, отбросила его в сторону и мгновенно прикончила. Несколькими секундами позже на рваную, пылающую оранжевым сиянием рану в теле гранита накатилась волна цунами. И никого не осталось в живых, чтобы рассказать о втором извержении Феры. Мэйбл Хоукер раздала карты и исподтишка улыбнулась. Двадцать очков, ей сегодня везет. А ее партнерам - нет. Все время Би Андерсон повышала ставки, когда самолет приземлится в аэропорту имени Кеннеди, партнеры проиграют Мэйбл с сотню долларов. Готовясь к посадке в Нью-Йорке, "семьсот сорок седьмой" плыл высоко над Нью-Джерси, Мэйбл, Чет и Андерсоны, пассажиры первого класса, сидели вокруг стола. Стол находился далеко от иллюминаторов, что творится за бортом, не видно. Мэйбл почувствовала сожаление, что сейчас занята бриджем. Она никогда не видела Нью-Йорк с воздуха. С другой стороны, не хотелось, чтобы Андерсоны знали об этом пробеле в образовании. За иллюминаторами полыхнуло. - Твоя очередь торговаться, Мэй, - напомнил Чет. Люди, сидевшие у иллюминаторов, отшатнулись. Салон первого класса загудел, заполнился шумом голосов. Мэйбл услышала в этих голосах страх - в мозгу каждого авиапассажира таится глубоко запрятанный страх. - Извините, - сказала Мэйбл. - Две бубны. - Четыре черви, - сказала Би Андерсон, и Мэйбл уступила. Раздался негромкий звуковой сигнал. Зажглась надпись "Застегните привязные ремни". - Говорит командир самолета Феррар, - сказал сочащийся дружелюбием голос. - Мы не знаем, что это была за вспышка, но на всякий случай просим вас пристегнуть ремни. Еще одно: какая бы это ни была вспышка, она произошла далеко от нас. - Голос летчика успокаивал, вселял уверенность. А не заторговалась ли Би? О господи, понимает ли она, что означает объявление "двух бубей"? После такого объявления повышать?.. Раздался странный звук: будто медленно разорвали пополам что-то огромное. "Семьсот сорок седьмой" внезапно взревел, резко ускорил полет. Мэйбл читала, что опытные путешественники вообще не расстегивают свои привязные ремни, но, не затягивая, оставляют их так, чтобы они свободно провисали. С самого начала Мэйбл распорядилась своим ремнем именно таким образом. А теперь Мэйбл неторопливо расстегнула ремень, положила карты рубашкой вверх и, нетвердо ступая, удерживая равновесие, направилась к свободным креслам возле иллюминатора. - Мать, ты куда это? - спросил Чет. Мэйбл содрогнулась - настолько ненавистным ей было это обращение "мать". "Мать" - это ведь так по-деревенски. Облокотившись на сиденье, она выглянула в иллюминатор. Громадный нос самолета опущен вниз, он опускается еще ниже. Впечатление такое, будто экипаж самолета пытается справиться с внезапным ветром. И скорость ветра приблизительно равна скорости самого самолета. Крылья потеряли свою подъемную силу. "Семьсот сорок седьмой" падал, словно опавший лист, дергался, кренился из стороны в сторону - словно экипаж старался удержать его в полете. Мэйбл увидела лежащий впереди по курсу Нью-Йорк. Вон Эмпайр Стэйт Билдинг, вон Статуя Свободы, вон Всемирный торговый центр. Все выглядело именно так, как и представляла заранее Мэйбл, но почему-то под наклоном в сорок пять градусов. Где-то там, внизу, ее дочь, должно быть, уже едет в аэропорт имени Кеннеди - чтобы встретить своих родителей и познакомить их с парнем, за которого она собирается выйти замуж. С крыльев самолета сорвало заклепки. "Семьсот сорок седьмой" задрожал, завибрировал. Словно испуганные бабочки, слетели со стола карты Мэйбл. Она ощутила, как самолет подбросило вверх. Ударом - вверх, выбивая его из снижения. Высоко в небе мчались черные тучи. Они походили на громадную завесу. Они мчались быстрее, чем самолет. Мчались и рассыпали вспышки. Повсюду молнии. Гигантская огненная стрела ударила в Статую Свободы и заплясала вокруг ее поднятого вверх факела. А следующая молния ударила в самолет. За Океанским бульваром - крутой откос. По дну его, вдоль берега, шло шоссе тихоокеанского побережья. А далее - океан. Бородатый человек стоял на берегу и рассматривал горизонт. Глаза его искрились неподдельной радостью. Лишь секунду-две длилась вспышка, но она была ослепительной. А когда она погасла, на сетчатке глаз бородатого еще горел образ пылающего голубым шара. Красная вспышка... Необычная молния прочертила в небе вертикальную линию... Бородатый обернулся со счастливой улыбкой. - Молитесь! - крикнул он. - Судный день настал! Несколько прохожих остановились, уставившись на него. А в основном прохожие не обращали на него внимания, хотя он и производил в высшей степени внушительное впечатление: глаза горят от радости, густая черная борода с двумя снежно-белыми прядями, спускающимися от подбородка. Но один прохожий обернулся и сказал: - Если вы не отойдете от края, для вас действительно настанет сегодня Судный день. Будет землетрясение. Бородатый отвернулся от прохожего. Другой - чернокожий, в дорогом деловом костюме, - попытался более настойчиво воззвать к его разуму: - Если во время падения кометы вы окажетесь на самом краю, то остаток Судного дня пройдет мимо вас. Не упрямьтесь! Бородатый кивнул - как бы про себя. Повернулся и направился к тротуару, где толпились люди. - Спасибо, брат. Земля содрогнулась и застонала. Бородатому удалось удержаться на ногах. Он увидел человека в коричневом костюме, стоявшего на коленях, и тоже опустился на колени. Земля затряслась, часть круто уходящего вниз берега отвалилась. И если бы бородатый не убрался оттуда, оползень унес бы его с собой. - Ибо Он придет, - закричал бородатый. - Ибо Он придет, чтобы судить Землю... Бизнесмен подхватил псалом: - И будет судить справедливо мир и людей по правде своей... Окружающие присоединились к пению. Обретая подвижность, земля гнулась под ногами, дергалась. - Восславим отца и... Внезапный сильный толчок сбил людей наземь. Упавшие поднимались, вновь становились на колени. Тряска вдруг прекратилась, и многие заспешили прочь: найти машину, убраться подальше в глубь страны... - О Небеса, благословенные Господом, - выкрикивал бородатый. Оставшиеся подхватили. Бородатый знал весь псалом наизусть, а подпевать нетрудно. Море взбурлило. Стремительные волны покрылись пузырями. И все скрыла слепящая завеса соленого на вкус дождя. Многие из тех, кто окружил бородатого, помчались прочь - в заполненную дождем тьму. Но бородатый продолжал молиться, и люди из дома на противоположной стороне улицы начали молиться вместе с ним. - О моря и потоки, благословенные Господом! Восхвалите Его и возвеличьте на веки вечные! Дождь усилился, но как раз перед бородатым и его паствой вследствие странной игры порывов ветра образовался просвет. Можно было видеть весь берег вплоть до опустевшего пляжа. Уровень воды заметно понизился, вода отхлынула, оставив на песке бьющихся под дождем рыб. - О киты и все, кто плавает в водах, благословенны вы Господом... Молитва кончилась. Люди стояли на коленях, вокруг - хлещущий дождь и вспышки молний. Бородатому показалось, что он видит сквозь дождь, как в дальней дали, за отхлынувшими водами, за горизонтом, океан вздымается чудовищным горбом, отвесной стеной, которая прокатится через весь мир. - О Господи, спаси нас, ибо наступают воды, которые захлестнут даже душу мою! - закричал бородатый. Прочие не знали этого псалома, но слушали, затаив дыхание. Со стороны океана донесся зловещий гул. - Я увяз в глубокой трясине, бездонной трясине. Я погружаюсь в глубокие воды, и потоки захлестывают меня. Нет, подумал бородатый. Оставшаяся часть этого псалома в данном случае не подходит. И начал снова: - Господь - мой пастырь. У меня не будет недостатка ни в чем. Стремительно надвигался водяной вал. Люди перестали петь псалом. Одна из женщин поднялась с колен. - Молитесь, - сказал бородатый. Грохот, издаваемый океаном, заглушил остальные слова. Завеса дождя окутала людей. Завеса дождя - теплого, скрывшего из вида океан и волну. Она мчалась к берегу - вздымающаяся все выше стена воды. Она была выше самого высокого небоскреба. Всесокрушающая колесница Джаггернаута - вода, вскипающая грязно-белой пеной. Зеленая стена воды. Бородатый увидел что-то крошечное, двигающееся поперек ее склона. А потом стена обрушилась на него и его паству. Джил отдыхал, лежа на доске, вниз лицом. В голове медленно тянулись мысли. Вместе с остальными он ждал, когда накатит большая волна. Под животом шуршала вода. Горячие лучи солнца припекали спину. Сбоку подпрыгивали на волнах, выстроившись в линию, остальные доски для серфинга. Дженина поймала его взгляд и улыбнулась ленивой улыбкой. В улыбке - обещание и воспоминание об уже бывшем. Ее мужа нет в городе, и он будет отсутствовать еще три дня. Ответная улыбка Джила не выражала ничего. Он ждал волну. Здесь, у пляжа Санта-Моники, хороших волн не бывает. Но Дженина живет неподалеку, а хорошие волны никуда не денутся: будут и другие дни. По берегу вразброс стояли дома. Вид у них был нарядный и новый, а вот дома на пляже Малиби выглядят совсем иначе: они всегда кажутся более старыми, чем есть на самом деле. Нет, на этих домах тоже заметны признаки старения. Там, где земля граничит с морем, все разрушается быстро. Джил, как и все остальные, кто покачивается сейчас на волнах (а прекрасное сегодня утро), был молод. Джилу семнадцать лет, он дочерна загорелый. Его длинные волосы выгорели почти добела. Выпуклые мышцы, словно пластины, покрывающие шкуру броненосца. Джилу нравилось, что он выглядит старше, чем на самом деле. Отец выкинул его из дома, но Джилу не приходилось платить ни за жилье, ни за еду. Всегда найдутся женщины старше тебя. Когда он вспоминал о муже Дженины, то думал о нем с дружелюбием. Происходящее казалось Джилу лишь забавным. Муж Дженины не вызывал у Джила враждебных чувств. Джил не стремился к чему-либо стабильному. И ею вправе был бы завладеть любой парень, которому хотелось постоянно качать из нее деньги... У Джила скосило глаза: так ярко что-то сверкнуло. "Оно" пылало, Джил зажмурился. Зажмурился рефлекторно. Плюс опыт: достаточно часто колол глаза отраженный волнами свет. Сквозь сомкнутые веки Джил увидел, как угасло пылание, он открыл глаза. Оглядел море. Идет волна? Он увидел, как из-за горизонта вздымается огненная туча. Джил смотрел на нес, щурился, он не мог поверить, что это все на самом деле... - Идет большая волна, - встав на колени, крикнул Джил. - Где она? - крикнул Кори. - Скоро ее увидишь, - крикнул Джил. Сомнений у него не возникало. Он развернул доску и сильными гребками погнал ее в море. Он согнулся так, что щека его почти касалась доски. Глубоко загребал своими длинными руками. Он был здорово испуган - но никто никогда не узнает об этом. - Подожди меня, - крикнула Дженина. Джил продолжал грести. Остальные поплыли следом, но выдержать такой темп мог лишь сильный. Рядом держался только Кори. - Я видел огненный шар! - крикнул он, задыхаясь. - Это Молот Люцифера!.. Цунами!.. Джил ничего не ответил. Сказанное Кори пугало, лишало сил. Остальные загомонили. Джил увеличил скорость, оставив их позади. Когда происходит подобное, мужчина должен оставаться один. Он начал постигать, что сейчас может наступить смерть. Начался дождь. Джил продолжал грести. Оглянулся и увидел, как оседают берег и стоящие на его склоне дома и на этом месте возникает новое протяженное взморье - поблескивает мокрым. Среди холмов над Малиби вспыхивали молнии. Очертания гор менялись. Аккуратные дома Санта-Моники закувыркались, превратились в груды щебня. Горизонт пошел вверх. Смерть, неизбежная смерть. Но если смерть неизбежна, то что остается? Соблюдать стиль, только соблюдать стиль. Джил продолжал грести, оседлав уходящую из-под доски волну. Греб, пока волна не укатилась. Отнесло его далеко. Джил развернул доску, стал ждать. Остальные последовали его примеру, развернулись. Растянулись на залитых дождем волнах на несколько сотен ярдов. Если они что-либо кричали, Джил их не слышал. Сзади накатывался ужасающий грохот. Джил выждал еще мгновение - и начал грести изо всех сил. Он делал глубокие, правильные гребки. Хорошие, как надо, гребки. Он скользил вниз по склону громадной зеленой волны, волны-стены, вода неуступчиво вздымалась. Джил стоял на четвереньках, кровь прилила к его лицу. Глаза его вылезли из орбит, из носа потекла кровь. Напряжение было чудовищным, непереносимым. Потом сделалось легче. На набранной скорости Джил развернул доску. Балансируя на коленях, скользил наискось вниз по склону почти вертикальной стены... Он встал. Ему нужно видеть - больше, как можно больше. Если он действительно выдержал, удержался, достиг самого гребня волны, значит, гребень уже прокатился дальше. Значит, он действительно выжил, он справился, смог! Теперь съезжать вниз, и делать это безупречно... Прочие доски тоже повернули. Джил видел их - они впереди, беспорядочно разбросанные по склону зеленой стены. Кори поворот исполнил неправильно. Он пронесся внизу, мчался с дикой скоростью, смотреть на него было страшно. Их несло к берегу. Их доски были много выше берега. Санаторий, пирс Санта-Моники и выстроенный на нем ресторан, яхты, стоявшие неподалеку на якоре, - все мгновенно скрылось под водой. А потом они увидели - сверху вниз - улицы и едущие по ним автомобили. Джил увидел на миг бородатого мужчину, стоявшего на коленях. А потом вода скрыла и бородатого, и тех, кто окружал его. Внизу волны-стены бился крутящийся хаос. Белая пена, несущиеся вихрем в водоворотах обломки, изуродованные трупы, пушинкой кувыркающиеся автомобили. Под Джилом уже был Бульвар Санта-Моники. Волна перекатилась через мол. В грохочущей пене внизу замелькали обломки магазинов, тела продавцов, сломанные деревья, мотоциклы. Волна накатилась на дома - Джил крепился, готовясь к столкновению, пригибался пониже. Доска дергалась под ногами - он едва не потерял ее. Джил увидел, как вода захлестнула Томми Шумахера, Томми исчез, доска его высоко подпрыгнула и беспорядочно закрутилась. Теперь на воде остались лишь две доски. Пенящийся гребень волны был уже далеко. Далеко и вверху. А крутящийся хаос ее основания оказался слишком близко. Ноги страшно затекли, болели, силы кончались. На поверхности осталась лишь одна доска - много ниже Джила. Кто это? Не имеет значения: того, кто был на доске, накрыл крутящийся хаос, человек исчез. Джил рискнул: быстро оглянулся. Никого. На громадной волне он остался один. О Господи, если он выживет, какую на этом можно будет построить историю, какой сделать фильм! Фильм посильнее, чем "Бесконечное лето", посильнее, чем "Расширяющийся ад". Фильм о серфинге, и лишь трюковые съемки будут стоить десять миллионов! Если только выдержат ноги! Он уже побил все рекорды, его наверняка уже занесло не меньше, чем на милю в глубь суши, никто никогда не удерживался на волне целую милю! На мили, казалось, возвышался над головой покрытый пеной ревущий гребень. На Джила стремительно мчался тридцатиэтажный "Дом Баррингтона". От кометы остались лишь жалкие крохи. Несколько крупных обломков, обломков поменьше, осколки смерзшейся в лед грязи. Гравитационное поле Земли разбросало их по небу. Возможно, эти обломки и вернутся когда-нибудь в кометное гало, но никогда уже им не суждено воссоединиться заново. На поверхности Земли один за другим возникали огненные кратеры. Когда обломок ударял в воду, вспышка была столь же яркой, как и при соударении с сушей. Но рана, нанесенная океану, внешне выглядела менее значительной. Вокруг вырастали волны-стены, окаймляя рану, оглаживая, заливая ее. Один удар пришелся в Тихий океан. Волна вокруг кратера взметнулась на две мили в высоту. Она кипела. Давление расширяющегося перегретого пара оттолкнуло волну. Раскаленный пар поднялся колонной - прозрачной как стекло. В этой колонне содержались соль выпаренной воды океана, осадок со дна, частицы врезавшегося в океан обломка. Достигнув края атмосферы, колонна начала расплываться, превратилась во все расширяющийся водоворот. Мегатонны пара остывали. Вокруг частиц стала конденсироваться вода. Они начали выпадать из тучи - мелкие капли перемешанной с грязью воды. Падая, сливались. Они были еще горячими. Оказавшись в нижних, более сухих слоях атмосферы, они вновь испарялись. ПАДЕНИЕ МОЛОТА: ДВА О, грешник, куда ты собрался бежать? О, грешник, куда ты собрался бежать? О, грешник, куда ты собрался бежать? Настал день. Магазин, где продавались телевизоры, был закрыт. И будет закрыт еще в течение часа. Тим Хамнер кинулся на поиски - бар, парикмахерская, что угодно, лишь бы там был расположен телевизор. И ничего не нашел. Мелькнула было мысль о такси, но это глупо. Такси в Лос-Анджелесе не раскатывают по улицам в поисках клиентов. Они приезжают по телефонному вызову, но ждать, может быть, придется долго. Нет. Ему не добраться до ИРД, а ядро кометы Хамнера-Брауна, должно быть, как раз сейчас находится на самом близком расстоянии от Земли и вот-вот начнет удаляться! Астронавты ведут наблюдения и посылают записи на Землю, а Тим Хамнер ничего не увидит! Полиция оттеснила детей, но на состояние затора сие не повлияло. Слишком много брошенных своими водителями машин. "А что теперь? - подумал Тим. - Может быть, мне удастся..." Словно яркая лампа вспыхнула где-то за спиной: раз - и погасла. Тим замигал. Что это было на самом деле, то, что он видел? Там, в южном направлении, ничего нет. Лишь зеленовато-коричневые холмы Гриффит-парка, и вон двое едут верхом по тропинке. Тим нахмурился, потом, полный дум, пошел обратно к своей машине. В кабине установлен телефон, и такси - с не меньшим успехом, чем из будки, - можно будет вызвать оттуда. Двое одетых в белые балахоны детей (один - с красной вышивкой на балахоне, а балахон-то - не просто так, а сшит у портного) шагнули ему навстречу. Тим увернулся. Дети остановили следующего пешехода: - Молитесь, люди! Даже сейчас, когда настал час, еще не слишком поздно... Когда Тим наконец добрался до своей машины, гудки и гневные вопли слились уже в яростное крещендо... Земля вздрогнула. Внезапный резкий толчок, затем второй, более мягкий. Здания закачались. Стекла в домах поблизости треснули. Множественный звук упавшего наземь стекла. Тим услышал это, потому что автомобильные гудки внезапно смолкли. Все будто окаменели на месте. Из супермаркета выскочило несколько человек. Еще несколько остановились в дверях, готовые выскочить при следующем толчке. Но ничего не произошло. Снова завыли сирены автомобилей. Люди завопили, завизжали. Тим открыл дверь своей машины и потянулся за трубкой радиотелефона... Земля вздрогнула снова. Снова звуки падающего стекла. Кто-то истошно кричал. И - опять - тишина. Из рощицы, насаженной рядом со "Студией Диснея", вылетела стая ворон. Вороны каркали на стоявших внизу людей, но никто не обращал на них ни малейшего внимания. Медленно тянулись секунды, и снова уже завопили гудки автомашин - и тут Тима с размаху бросило на асфальт. На этот раз толчки не прекратились. Земля вздрагивала, крутилась, тряслась, и каждый раз, когда Тим пытался встать, его сбивало с ног снова. И казалось, что это никогда не прекратится. Кресло лежало, опрокинувшись, погребенное под грудой каталогов. В кресле - Эйлин. Голова ее страшно болела. Юбка задралась до самого пояса. Эйлин очень медленно и очень осторожно вылезла из кресла. Медленно и осторожно, потому что все вокруг было усеяно осколками стекла. Потом она одернула юбку. Чулки были сплошь в дырах. По левой ляжке тянулся длинный узкий потек крови. Эйлин смотрела на потек, боясь дотронуться. Удостоверившись, что кровь больше не идет, дотронулась. В приемной царил хаос. Рассыпанные каталоги, сломанный кофейный столик, опрокинувшиеся полки, осколки оконного стекла. Эйлин потрясла головой. Голова кружилась. В ней прыгали всякие идиотские мысли. Почему от одного оконного стекла так много осколков? Потом в голове прояснилось. Эйлин поняла, что тяжеленные полки и стоявшие на них книги, падая, каким-то чудом миновали ее голову. Каждая полка и каждая книга - каким-то чудом. Голова продолжала кружиться, Эйлин тяжело оперлась о секретарский стол. Она увидела Джо Корригана. Громадное сплошное стекло окна упало внутрь помещения. А Корриган сидел возле окна. Все вокруг него было усеяно осколками. Пошатываясь, Эйлин подошла к нему, опустилась на колени. Осколки стекла впились в кожу. Кусок стекла размером с добрый кинжал пропорол щеку и глубоко воткнулся в горло Корригана. Под раной обильно натекла кровь, но кровотечение уже прекратилось. Глаза и рот Корригана были широко открыты. Эйлин вытащила осколок-кинжал из горла Корригана, приложила ладонь к ране. Почувствовала удивление, что кровь больше не идет. Что надо делать, когда перерезано горло? Там, за стенами дома, полиция, с одним из полицейских Эйлин знакома. Она глубоко втянула в себя воздух, готовясь испустить пронзительный крик. Затем - услышала. Кричали люди - много людей. Орали, визжали. Страшный, беспорядочный шум доносился с улицы. С криками смешивался грохот - будто обрушивались дома. Орали автомобильные гудки (два, не меньше) - вперемежку и не на одной ноте, а то ослабевая, то усиливаясь, в какой-то машинной агонии. Никто не услышит, как Эйлин взывает о помощи. Она посмотрела на Корригана. Попробовала обнаружить пульс - пульса не было. Попробовала с другой стороны шеи. Нет пульса. Эйлин выдрала из ковра пучок пушинок, поднесла к ноздрям Корригана. Ни одна пушинка даже не шевельнулась. Но это чушь, подумала она. Человек не может умереть от раны в горле, не может! И все же Корриган был мертв. Сердечный приступ? Она медленно поднялась. Соленые слезы катились по ее щекам. И на вкус отдавали пылью. Автоматически - перед тем, как выйти из дома, - она причесалась, огладила юбку. Ей захотелось расхохотаться. Она подавила это желание. Если она начнет, то уже не остановится. С улицы кричали все сильнее. Страшно кричали - но все равно надо выходить из дома. Там, на улице, - полиция, и один из полицейских - Эрик Ларсен. Вот он. Она хотела крикнуть, позвать его, но тут увидела, что происходит. И застыла - прямо в перекосившейся двери. Патрульный Эрик Ларсен родом был из Канзаса. Для него землетрясения были чем-то совершенно незнакомым и до невозможности страшным. Все, что Эрику сейчас хотелось, это побегать по кругу, всплескивая руками и завывая. Но он не мог даже подняться на ноги. Он пытался - и каждый раз его бросало обратно на землю, и наконец он решил, что лучше оставаться в таком положении. Он спрятал лицо в ладони и закрыл глаза. Эрик теперь пытался думать о сценарии для телевидения, который он напишет, когда все это кончится, но мысли разбегались. Дикий шум. Земля ревела, словно разъяренный бык. Поэтический образ, где я мог его слышать? Но к реву Земли примешивались и другие звуки - грохот сталкивающихся автомобилей и рушащихся зданий, звуки падения бетонных плит. И всюду - людской пронзительный крик: одни кричали в страхе, другие - в ярости, третьи кричали потому, что кричали. Наконец Земля перестала дергаться. Эрик Ларсен открыл глаза. Привычный ему мир исчез. Одни дома рухнули, другие покосились, машины - вдребезги, даже сама улица перекручена, смята. Бывшая парковочная стоянка искорежена: куски асфальта торчали под самыми невозможными углами. Супермаркет на противоположной стороне улицы рухнул, от стен его остались лишь груды, крыша слетела. Из развалин выползали люди. Эрик все выжидал, пусть поведение местных жителей подскажет ему, как действовать дальше. В Канзасе - торнадо, в Калифорнии - землетрясения. Местные жители должны знать, что надо делать. Но они не знали. Они застыли, эти немногие, кто остался в городе, они моргали, глядя в ясное безоблачное небо. А некоторые лежали в лужах крови. А третьи кричали и бегали по кругу. Эрик увидел, где его напарник. Из-под груды чугунных труб и прочего водопроводного оборудования, скатившегося с грузовика, торчали форменные голубые брюки и черные ботинки. Там, где должна была быть голова Гарриса, громоздился ящик с этикеткой "Бесшумный водоспуск". Ящик плотно прилегал к земле. Эрик задрожал и вскочил на ноги. Он не мог подойти ближе к ящику. Просто не мог. Он пошел к супермаркету. Его удивляло, почему еще не примчались кареты "скорой помощи". И он искал взглядом - где же старший по чину служащий полиции, который скажет ему, что надо делать. Возле многоместного легкового автомобиля стояли трое крепких мужчин в фланелевых рубашках. Они осматривали автомобиль, проверяя, насколько сильно он поврежден. Машина была тяжело нагружена. Задний ее конец был раздавлен обрушившейся верандой, перила которой были украшены металлическими финтифлюшками. Мужчины громко ругались. Один наконец открыл заднюю дверцу, нырнул туда. Вылез, держа в руках несколько дробовиков, раздал их товарищам. - Мы не смогли уехать отсюда из-за этих ублюдков, - мужчина говорил очень тихо и как-то странно спокойно. Эрик едва смог расслышать эти слова. Остальные мужчины кивнули и начали вставлять патроны в зарядники. Они не смотрели на Эрика Ларсена. Когда ружья были заряжены, все трое мужчин уперли приклады в плечо и прицелились в группу стоявших неподалеку детей кометы. Одетые в белые балахоны дети закричали, начали рвать свои цепи. Ружья разом выстрелили. Эрик сунул руку к кобуре, быстро выхватил пистолет. Черт возьми! Он шагнул к мужчинам, ноги его тряслись. Мужчины уже перезаряжали ружья. - Прекратите, - сказал Эрик. Мужчины вздрогнули, услышав его голос. Обернулись - и увидели голубую полицейскую униформу. Мужчины нахмурились, глаза их расширились, на лицах появилось выражение неуверенности. Эрик оглянулся. Он уже раньше заметил надпись на бампере автомобиля. Надпись гласила: "Помогайте местной полиции". Старший из мужчин злобно фыркнул: - Все кончено. Неужто непонятно, что то, что вы сейчас видите, - это конец цивилизации? Внезапно Эрик все понял. Не появятся никакие кареты "скорой помощи", не повезут они пострадавших в больницы. Ощутив ужас, Эрик смотрел вдоль Аламеды - в том направлении, где стоит собор Святого Иосифа. И видел: искореженные улицы и разрушенные дома. Больше ничего. Должен ли быть виден отсюда собор Святого Иосифа? Эрик никак не мог вспомнить. Главный из мужчин орал: - Эти ублюдки не дали нам уехать в горы! Зачем и кому они вообще нужны? - он бросил взгляд на свой разряженный дробовик. Дробовик с открытым затвором. В одной руке у него был этот дробовик, другой он сжимал два патрона. И эта другая рука неуверенно, как бы случайно, потянулась к заряднику, вкладывая патроны. - Не знаю, зачем и кому они нужны, - сказал Эрик. - Намереваетесь выстрелить в полицейского? - Перевел взгляд на надпись на бампере. Мужчина вслед за ним тоже взглянул на надпись, затем отвел глаза. - Итак, будете стрелять? - настаивал Эрик. - Нет. - Хорошо. Отдайте мне ваш дробовик. - Он мне нужен, чтобы... - Мне он нужен тоже, - прервал Эрик. - Ружья есть у ваших друзей. - Я арестован? - Куда бы я отвел вас? Мне нужен ваш дробовик. Это все. Мужчина кивнул. - Ладно. - Патроны тоже, - добавив чуть настойчивости в голосе, сказал Эрик. - Ладно. - А теперь уходите отсюда, - сказал Эрик. Он держал в руке дробовик, не заряжая его. Дети, которых не поразили выстрелы, смотрели на Эрика и мужчин в молчаливом ужасе. - И спасибо, - закончил Эрик. Он пошел прочь, нимало не интересуясь, куда направятся мужчины. На моих глазах сейчас произошло преднамеренное убийство, и я ничего не предпринял, сказал себе Эрик. Он быстро шел, выбираясь из уличной пробки. Казалось, что его разум более никак не связан с телом. Тело само знало, куда ему следует идти. Небо в юго-западном направлении выглядело для этих мест странно. Плыли тучи, они образовывались и исчезали, будто демонстрировали фильм, заснятый замедленной съемкой. Вот это все знакомо Эрику Ларсену так же, как знакомы дуновения ветра, это он чувствует всеми своими потрохами. Это знакомо любому, кто родом из Топеки. Грядет торнадо. Когда начинаются такие вот дуновения, когда небо выглядит именно таким образом, следует убраться в ближайший подвал. Прихватив с собой радиоприемник и флягу с водой. До тюрьмы Бурбанка отсюда добрая миля, подумал Эрик. Придирчиво, не торопясь, осмотрел небо. Я могу это сделать, успею. Быстрым шагом он пошел к тюрьме. Эрик Ларсен все еще оставался цивилизованным человеком. Эйлин в ужасе наблюдала за происходящим. О чем там говорили, она не слышала, но было совершенно ясно, что произошло. Полиция... нет больше никакой полиции. Двое детей - мертвы. Еще пятеро корчились в агонии, раны их смертельны. Остальные дергались, стараясь освободиться от своих цепей. Один из детей действовал ножовкой. Та самая ножовка. Всего лишь несколько минут назад Джо Корриган вручил эту ножовку полицейским. Вернее, он передал ее бесконечно давно. То, что видела Эйлин, непостижимо. Люди лежали в лужах крови. Люди выползали из развалин. Один мужчина взобрался на потерпевший катастрофу грузовик. Он сидел на кабине, свесив ноги на ветровое стекло, и большими глотками пил виски прямо из бутылки. Он беспрерывно - снова и снова - поднимал голову, смотрел на небо и смеялся. Все, кто одет в белые балахоны, - в опасности. Для закованных в цепи детей наступило время кошмара. Сотни доведенных до белого каления водителей, многие тысячи пассажиров, множество людей, спасающихся бегством из города (не то, чтобы они на самом деле ожидали падения Молота, они удирали просто на всякий случай), - и всем им преградили дорогу дети кометы. Люди на улице в большинстве еще лежали навзничь или брели бесцельно куда-то. Но хватало и других; мужчины и женщины стягивались вокруг одетых в балахоны, скованных цепями детей. И у каждого мужчины, и у каждой женщины было в руках что-либо тяжелое - железные прутья, цепи, рукоятки домкратов, бейсбольные биты. Эйлин стояла в дверях. Она кинула взгляд назад - на тело Корригана. Две глубокие морщинки прорезались между ее бровей, когда она увидела уходящего прочь патрульного Ларсена. На улицах вспыхнули беспорядки, и единственный оказавшийся здесь полицейский уходит - уходит быстрым шагом, после того как на его глазах было совершено убийство. Полицейский, холодно наблюдающий, как совершается убийство... Мира, который был знаком Эйлин, более не существовало. Мир. Что случилось, что случится теперь с этим миром? Осторожно ступая по осколкам стекла, Эйлин вернулась в контору. Благодарение Богу, что люди придумали обувь с подошвой, подумала она. Осколки хрустели под ногами. Эйлин шла быстро, не глядела на разбитые вещи, обрушившиеся полки и осевшие стены. Отрезок трубы, пробившей потолок, почти полностью разбил ее письменный стол. Стеклянная верхняя крышка стола разлетелась вдребезги. Труба была тяжелее, чем все, что когда-либо до сих пор приходилось поднимать Эйлин. Эйлин хрипела, стараясь изо всех сил, и все же сдвинула трубу. Достала из нижнего ящика стола свою сумочку, пробираясь ползком, разыскала среди обломков переносной радиоприемник. Приемник выглядел неповрежденным. Ничего не слышно - лишь треск разрядов. Эйлин показалось, что сквозь треск все же можно расслышать какие-то слова. Кто-то кричал: "Падение Молота!" и повторял эти слова все снова и снова. Или Эйлин этот крик только казался? Не имеет значения. Все равно в этой фразе не было никакой полезной информации. Нет, определенная информация все же есть, сам факт падения Молота - уже информация. То, что сейчас происходит, - не бедствие местного значения. Соединения тектонических плит возле Сан-Андреаса более не существует, все пришло в движение. Ладно, но в Южной Калифорнии есть множество радиостанций, и далеко не все они расположены возле разлома. Хоть одна (а наверное, и больше) должна продолжать свои радиопередачи. Эйлин знала, что никакое землетрясение не может послужить причиной такого множества статических разрядов. Статические разряды. Атмосферные помехи. Эйлин прошла в задние комнаты конторы. Здесь она обнаружила еще чье-то тело - кого-то из служащих склада. Что это кто-то из складских служащих, было ясно по комбинезону. И незачем видеть лицо погибшего. Как и незачем видеть грудь или то, что находится под грудью... Дверь в переулок заклинило. Эйлин потянула, дверь чуть приоткрылась, и Эйлин потянула снова. Упираясь коленями в стену, она тянула изо всех сил. Изо всех сил. Дверь открылась достаточно, чтобы можно было протиснуться. Эйлин вылезла наружу и посмотрела на небо. В небе скручивались, вращались черные тучи. Начал лить дождь. Соленый дождь. Вспыхивали молнии. Переулок был завален щебнем. Ее автомобиль здесь проехать не сможет. Эйлин остановилась и достала из сумочки зеркальце и носовой платок. Стерла с лица грязные полосы, оставленные слезами, и кровь. Не имеет значения, черт подери, как она выглядит, но теперь она почувствовала себя лучше. Дождь усилился. Тьма и молнии в небе - и соленый дождь. Что это означает? В океан угодил большой обломок кометы? Тим пытался рассказать ей, что может произойти в этом случае, но она не слушала. Все эти предположения были так далеки от реальной жизни. Эйлин думала о Тиме и торопливо пробиралась вдоль переулка. Она двигалась к Аламеде - потому что только там можно будет не пробираться, а идти. И когда Эйлин все же выбралась из переулка на улицу, она не поверила своим глазам. Посреди мятущейся, забывшей о всякой власти толпы она увидела Тима. Землетрясение забросило Тима Хамнера под его автомашину. Там он и остался, ожидая нового толчка. Потом он почувствовал запах бензина. Тогда он быстро вылез из-под машины и, не вставая с четверенек, пополз к перекошенному тротуару. Он слышал крики, в которых смешивались ужас и предсмертная мука. И еще он слышал треск ломающегося бетона уличных тротуаров, скрежет протыкаемых бетонными обломками металлических кузовов автомобилей, бесконечный звон падающего на землю стекла. Тим все еще не мог поверить, что все это на самом деле. Его трясло. На разрушенной мостовой, на тротуарах лежали, раскинув руки, люди в белых балахонах, в голубой униформе, в обычной уличной одежде. Одни лежали неподвижно, другие шевелились, двигались. Некоторые люди были несомненно мертвы - тела их неестественно перекручены, раздавлены. Автомобили - одни перевернулись, другие разбились вдребезги при столкновении, третьи раздавлены обрушившимися стенами. Не осталось ни одного неповрежденного здания. Сильный запах бензина бил в ноздри Тима. Он полез было за сигаретами, но быстро отдернул руку. Затем, подумав, переложил зажигалку в задний карман. Если он захочет потом зажечь ее, ему придется вспомнить, поразмыслить. Вот именно - поразмыслить. Выходящая на восток стена трехэтажного дома обрушилась. Разбитые кирпичи и стекло усыпали всю парковочную стоянку и часть улицы, докатившись почти до места, где только что лежал Тим. Обломок стены с торчащим из него куском оконной рамы пробил крышу машины Хамнера - как раз над сиденьями для пассажиров. Из бака тек бензин, уже натекла целая лужа, и она все расширялась. Откуда-то донеслись крики. Тим постарался не слышать их. Он не мог ни о чем думать. И действовать он не мог тоже. Из-за угла улицы выхлестнула толпа. Впереди бежали трое в белых балахонах. Они не кричали: задыхаясь, они пытались сберечь силы. Кричали те, что бежали следом. А эти трое не кричали. Наконец один из тех, кто в балахонах, закричал. С криком: "Спасите! Ради Бога!" он кинулся к Тиму Хамнеру. Бандиты продолжали погоню. Взгляды их обратились на Тима Хамнера - все сразу, одновременно, и он подумал: "Сейчас они решат, что я заодно с этими". И сразу же следующая, еще более пугающая мысль: "Меня могут узнать. Узнать как человека, который придумал Молот..." Времени оставалось слишком мало, чтобы придумать что-либо путное. Тим сунулся в багажник и вытащил оттуда портативный магнитофон. Одетый в балахон юнец мчался прямо к нему. У юнца была жиденькая светлая бородка, продолговатое его лицо было искажено от ужаса. Тим ткнул навстречу ему микрофон и громко сказал: - На одну минуту, сэр. Как вы... Юнец, оскорбленный и обманутый в своих надеждах, на бегу стукнул кулаком по микрофону и промчался мимо. Два других беглеца и большая часть банды тоже продолжили свой бег - бежали вдоль улицы. А улица эта кончалась тупиком. Жаль, конечно. Какие-то крепкого сложения типы, проскочив мимо Тима, кинулись к разрушенному дому - искать возможно укрывающихся там балахонщиков. А один остановился, задыхаясь, и уставился на Тима. Хамнер поднял свой микрофон снова: - Сэр! Как вы считаете, какова причина всего, что здесь происходит? - Черт побери, это ясно... Дружище, эти сучьи сыны... Эти дети преградили нам дорогу... когда мы... ехали к Большому Медведю. Они... собирались остановить комету молитвой. Но у них... не получилось... а они... мы оказались как в ловушке здесь... И мы уже перебили половину этих ублюдков... Сработало! Почему-то никому даже и в голову не приходит, что можно убить репортера. Может быть, потому, что это тут же станет известно всем, весь мир увидит или услышит, как ты совершаешь убийство. Остальные бандиты остановились, столпились вокруг. Но не похоже, что они просто ждали, когда настанет их очередь убивать Тима Хамнера. Они ждали, когда настанет их очередь дать интервью. - Откуда вы? - спросил один из них. - Из "Кей-Эн-Би-Си", - сказал Тим. Полез по карманам, нащупывая визитную карточку, которую ему дал Гарви Рэнделл. На карточке указано: "репортер". Вот она. Тим быстрым движением вытащил ее, не забыв большим пальцем прикрыть имя и фамилию. - Есть ли у вас связь с ними? - спросил все тот же человек. - Пусть пришлют сюда... Тим покачал головой: - Это записывающее устройство, а не рация. Скоро прибудут остальные из моей команды. Я на это надеюсь. - Он повернулся к первому, у которого он начал "брать интервью", бандиту: - Как вы намереваетесь теперь выбираться отсюда? - Не знаю. Пешком, наверное. - Похоже, опрашиваемый потерял всякий интерес к убегающим детям. - Благодарю вас, сэр. Если не возражаете, подпишите, пожалуйста... - Тим вытащил пачку анкет НБС. "Опрашиваемый" отскочил, будто это были не анкеты, а скорпионы. Поразмышлял секунду. - Оставьте это, дружище. - Он повернулся и пошел прочь. Остальные последовали его примеру. Толпа растаяла, оставив Тима в одиночестве возле останков его автомобиля. Хамнер сунул визитную карточку в нагрудный карман рубашки - так, чтобы она высовывалась и было видно напечатанное крупными буквами слово "Пресса" (но так, чтобы имя было не видно). Перекинул ремень магнитофона через плечо. Еще он взял с собой микрофон и всю пачку анкет. Груз получился тяжелый и громоздкий, но - надо. Смеяться Тиму не хотелось. Аламеда представляла собой царство ужаса. Женщина, одетая в дорогой брючный костюм, подпрыгивала - вверх, вниз! - на неподвижно распростертом теле человека, одетого в белый балахон. Тим отвел взгляд, упер его в землю. Когда он вновь огляделся, вокруг кишели люди. В руках у них - окровавленные железные прутья. Один из них резко повернулся к Тиму, нацелил ему в живот громадный пистолет. Тим сунул ему под нос микрофон: - Извините, сэр. Каким образом вы оказались вовлечены в эту неприятную ситуацию? Человек начал рассказывать, что с ним случилось. Он не говорил - кричал. Кто-то тронул локоть Тима. Тим колебался, не смея отвести взгляд от человека с пистолетом, тот все говорил и говорил... Слезы ярости катились по его щекам, а пистолет все еще был направлен прямо в живот Тима. Он настойчиво заглядывал в глаза Тима. Неизвестно, что он там видел, но пока еще не стрелял... Кто там, черт бы его побрал? Этот "кто-то" потянул из руки Тима анкеты. Эйлин?! Эйлин Ханкок?! Тим, не отводя, держал свой микрофон. Эйлин протиснулась ближе. Тим отдал ей анкеты. - О'кей, шеф, вот и я, - сказала она. - Но нам трудно будет вернуться обратно... Тим едва не упал в обморок. Эйлин не собиралась открыть толпе его подлинное лицо, благодарение Господу, у нее хватило ума не делать этого! Благодарение Господу! Тим кивнул, не отводя глаз от "интервьюируемого". - Рад вас видеть, - сказал он углом рта. Сказал тихо, как будто не хотел мешать интервью. И он по-прежнему не улыбался. - ...а если я увижу еще кого-либо из этих сучьих сынов, я убью его тоже! - Спасибо, сэр, - мрачно сказал Тим. - Не рассчитываю, что вы согласитесь подписать... - Подписать? Что подписать? - Анкету. Пистолет качнулся. Теперь дуло смотрело прямо в лицо Тима. - Ты, ублюдок!.. - закричал человек. - Он предпочитает сохранить анонимность, - сказала Эйлин. - Сэр, вам известно, что законы, принятые в Калифорнии, защищают интервьюируемых? Известно? - Какого... - Никто не может принудить нас открыть, от кого конкретно мы получаем ту или иную информацию, - объяснила Эйлин. - Вам не следует беспокоиться. Таков закон. - Ох... - Человек огляделся. Остальные бандиты уже делись куда-то. Полил дождь. Человек глянул на Тима, на Эйлин, на пистолет в своей ладони. Разрыдался. Потом развернулся и пошел прочь. Сделал несколько шагов и побежал... Где-то закричала женщина - коротко и пронзительно. И повсюду - крики, стоны. И гром. Беспрерывный гром. Очень близкий гром. Все сильнее дул пронизывающе холодный ветер. Возле автомобиля (неповрежденного!) стояли двое мужчин - на плечах телекамеры. Невозможно сказать, сколько времени они уже находились здесь, но они походили на одинокий островок в бушующем море. Они были отдельно от всех. Точно так же, как Тим и Эйлин. - Бандиты не любят рекламы, - сказал Тим. - Рад тебя видеть. Совсем забыл, что ты работаешь где-то здесь. - Работала, - поправила Эйлин. Она показала на развалины здания, где помещалась контора Корригана. - Не думаю, что кому-нибудь теперь придет в голову покупать сантехническое оборудование... - В Бурбанке никто покупать не станет, - сказал Тим. - Рад тебя видеть. На самом деле рад, и ты это знаешь... Знаешь? Что будем делать? - Тебе виднее. Невдалеке сверкнула молния. Грохнул гром. Холмы парка Гриффита были сплошь залиты вспышками голубого пламени. - Надо уходить в горы, - сказал Тим. - И побыстрее. Во взгляде Эйлин отразилось сомнение. Жестом она напомнила о молниях. - Молния может ударить в нас, - согласился Тим. - Именно "может". Но больше шансов спастись у нас будет, если мы побыстрее оставим эту долину. Чувствуешь, какой дождь? Может быть, нужно ждать... - Чего? - Волну цунами, - сказал Тим. - Господи. Она действительно может быть? Тогда идем. К горам Вердуго. Мы можем добраться до них пешком. Каким временем мы располагаем? - Не знаю. Зависит от того, где произошло столкновение. Вернее, видимо, где произошли столкновения. - Тим сам был удивлен, насколько хладнокровно звучит его голос. Они пустились в путь. На восток по Аламеде. Их дорога лежала туда, где началась уличная пробка, где грудой лежали тела детей кометы. Когда Эйлин и Тим подошли ближе, через перекресток с ревом пронесся автомобиль. Он мчался прямо на заправочную колонку. Свернув, выехал на тротуар. Проскочил, ободрав краску с правого бока, между стеной дома и столбом телефонной связи. Они увидели другой автомобиль - без людей, не запертый. В замке зажигания торчал ключ. Эйлин показала Тиму на эту машину. Спросила: - Ты хорошо умеешь водить? - Более-менее. - Тогда поведу ее я, - твердо сказала Эйлин. - Я очень хорошо вожу машину. Чертовски хорошо. - Она влезла на водительское сиденье и повернула ключ зажигания. Это был старенький "крайслер", когда-то он считался роскошным автомобилем. Теперь ковры были изношены, порваны, кресельные чехлы испещрены безобразными пятнами. Когда мотор заурчал безостановочно, Тим подумал, что никогда в жизни ему не приходилось видеть более прекрасной машины. Эйлин поехала вслед той, предыдущей машины. Колеса наехали на тело в белом балахоне, соскочили с него со стуком. Эйлин даже не замедлила ход. Пространство между стеной и столбом телефонной связи было узким, но она на скорости проскочила это место. Она была очень спокойна, хотя скорость была не менее двадцати миль в час. Когда машина проскакивала это узкое пространство, Тим затаил дыхание. Впереди улица плавно поворачивала. Обе полосы были запружены машинами - опять пробка. Эйлин выехала на обочину, меняла направление, - ярд влево, ярд вправо, - чтобы избежать столкновения со столбами. Она мчалась по цветочным клумбам, по заботливо взлелеянным лужайкам, и наконец пробка осталась позади. - Господи Боже, да ведь ты прекрасный водитель, - сказал Тим. Эйлин не отвела взгляда от дороги. Она была слишком занята: приходилось объезжать всевозможные препятствия. Некоторыми из этих препятствий были люди. - Будем предупреждать их? - спросила Эйлин. - Принесет ли это пользу? Но будем, - сказал Тим. Он опустил боковое стекло. Дождь заметно усилился, соль разъедала глаза Тиму. - Уходите в горы! - закричал он. - Будет цунами! Наводнение! Уходите в горы! - кричал он, и лицо его обжигал пронизывающий ветер. Машина проносилась мимо, и люди смотрели вслед Тиму. Некоторые начинали пугливо озираться. А один раз Тим увидел, как какой-то мужчина, внезапно приняв решение, схватил за руку стоявшую рядом женщину и кинулся к своему автомобилю. Машина завернула за угол, и навстречу Эйлин и Тиму полыхнуло алое пламя. Горел целый квартал, никто не тушил пожар. Дома горели, несмотря на дождь. Ветер взметал в воздух языки пламени. Потом Эйлин пришлось уменьшить скорость: улица была усыпана грудой щебня, надо было объезжать. Навстречу машине кинулась женщина, в руках у нее было свернутое в узел шерстяное одеяло. Раньше, чем Эйлин успела увеличить скорость, женщина домчалась к машине. И сунула одеяло в окно. - Его зовут Джон! - закричала она. - Позаботьтесь о нем! - Но... не хотите же вы... Тим не успел закончить. Женщина повернула прочь от машины. - Ему уже больше двух лет, - кричала она. - Джон. Джон Мейсон. Не забудьте его имя! Эйлин вновь увеличила скорость. Тим развернул узел. Там лежал ребенок. Не шевелился. Тим потрогал - бьется ли сердце, а когда отнял руку, увидел, что она измазана кровью. Кровь была ярко-красная, очень красная кровь. И несмотря на густой соленый запах дождя, ее запах заполнял всю машину. - Мертв, - сказал Тим. - Выбрось его, - сказала Эйлин. - Но... - Мы же не собираемся съесть его. Не настолько мы голодны. Эти слова так потрясли Тима, что он высунул ребенка в окно и разжал руки. - Я... ощущение такое, будто я выкинул сейчас на мостовую всю мою прошлую жизнь, - сказал он. - Думаешь, мне это все нравится? - резко сказала Эйлин. Тим испуганно посмотрел на нее. По щекам Эйлин струились слезы. - Эта женщина думает, что она спасла свое дитя. Несомненно, она так и думает. Но ничего большего мы для нее сделать не могли. - Да, - тихо сказал Тим. - Если... Когда... Когда мы доберемся до гор, когда мы узнаем, что происходит, тогда мы снова сможем рассуждать, как подобает цивилизованным людям. Когда станет ясно, что мы выжили, но не раньше. - Если нам удастся выжить. - Мы выживем, - мрачная, сосредоточенная Эйлин вела машину. Дождь усилился настолько, что она не видела дорогу. Включенные "дворники", счищающие с ветрового стекла грязь и соленую воду, не помогали. Шоссе Голден Стейт было разрушено. И через тоннель проехать невозможно: путь преградили столкнувшиеся автомашины. Несколько легковушек и большая бензоцистерна лежали, опрокинувшись, посреди расширяющегося во все стороны озера огня. - Господи, - сказал Тим. - Значит... но разве мы не остановимся? - Чего ради? - Эйлин свернула влево и повела машину параллельно шоссе. - Тот, кто собирается выжить, должен как можно скорее убраться отсюда. Машина ехала между домами. Дома здесь в большинстве остались неповрежденными. Эйлин и Тим почувствовали облегчение: хотя бы недолго не видеть разрушения, раненых, мертвых. Эйлин разыскала другой тоннель и направила машину к нему. Дорога была перегорожена шлагбаумом. Но кто-то сломал его. Эйлин направила автомобиль в тоннель. Когда автомобиль выехал из тоннеля, из-за завесы дождя навстречу им вылетела чья-то машина. Промчалась мимо, завывая сиреной. - Кому это понадобилось ехать не из долины, а наоборот, в долину? - Тим был изумлен. - Зачем? - Из-за жен. Из-за любовниц. Из-за детей, - сказала Эйлин. Дорога шла вверх. Когда путь преграждали перекореженные, попавшие в аварию автомобили или рухнувшие дома, Эйлин сворачивала влево, неизменно выдерживая курс на северо-восток. Проехали мимо развалин больницы. В развалинах под дождем ковырялись полицейские в голубой форме и медсестры в промокших до нитки белых халатах. Один из полицейских прекратил работу и посмотрел в сторону машины. Тим высунулся из окна. - Уходите в горы! Наводнение! - истошно закричал он. - Цунами! Уходите в горы! Полицейский махнул рукой и вновь принялся копаться в развалинах. Тим неотрывно смотрел на извилистые пятна, покрывающие ветровое стекло. Ему было скверно. Он мигал: его слепили слезы. Эйлин глянула искоса на Тима. Оторвав на мгновение руку от рулевого колеса, коснулась его руки. - Мы ничем не могли им помочь. У них есть автомашины, а народу там много... - Наверное. - Он и сам не знал, верит ли этому. Кошмарный путь продолжался. Дорога вела вверх - к горам Вердуго. Автомобиль проезжал мимо покрытых штукатуркой домов - обрушившихся, горящих, оставшихся неповрежденными. Проехали мимо рухнувшего здания школы. Если кто-нибудь попадался навстречу, Тим кричал свое предупреждение. Ему от этого делалось чуть легче. Но машина по-прежнему мчалась не останавливаясь. Тим глянул на свои часы. Невероятно, но с тех пор, как он увидел ту яркую вспышку, прошло менее сорока минут. И он пробормотал: - Сорок минут. До начала действий - сорок минут. Отсчет. Из центра Мексиканского залива с бешеной скоростью, расширяясь, понеслась круговая волна. Она мчалась со скоростью 760 миль в час. Когда волна достигла мелководья у побережья Техаса и Луизианы, нижние ее слои изменили направление и скорость своего бега. Громадные массы воды напирали сзади, волна росла все выше и выше, и - чудовищная стена в полкилометра высотой обрушилась на побережье и затопила его. Под несущей уничтожение волной исчезли Галвестон и Техас-Сити. Затопляя все, масса воды мчалась на запад - к Хаустону. Она несла с собой обломки зданий. По дуге - от Браунсвилля, штат Техас, до Пасадены, штат Флорида, - волна сметала все. По низменностям, по руслам рек - вода выискивала всякую дорогу в глубь материка. Она словно стремилась подальше убежать от огненного ада, пылающего на дне Мексиканского залива. Гигантская волна промчалась вдоль западного побережья Флориды. Затем волна пошла поперек побережья. Она уносила с собой громадное количество песка. Там, где прошла волна, появились глубокие нерукотворные каналы - великое множество каналов, соединивших залив с Атлантическим океаном. В грядущих веках Гольфстрим окажется холоднее и менее мощным, чем раньше. Непредсказуемо вели себя воды, затопившие Флориду. То отклонившийся в сторону поток вновь сливался с основной массой бешено мчащейся воды, и волна делалась еще выше. То волна шла столь извилистым путем, что часть Окефенокских болот осталась незатронутой наводнением. Гавана и Флоридские рифы исчезли под водой мгновенно. Майами выпала часовая отсрочка. Но примчалась волна, выброшенная Атлантическим океаном, она столкнулась с теряющей разбег волной из залива, осилила ее - и обрушилась, уничтожая все, на города восточного побережья Флориды. Через только что образовавшиеся пересекающие Флориду каналы воды Атлантического океана влились в Мексиканский залив. Чаша залива не могла вместить такую массу воды, и вновь - к северу и на запад, через уже затопленные земли - устремились гигантские волны. Одна волна покатилась вдоль русла Миссисипи. Когда она миновала Мемфис, высота ее составляла сорок футов над уровнем моря. Всю ночь Фред Лаурен провел у окна. Решетка не мешала видеть небо. Фреда сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, а потом сунули в одиночную камеру, где и оставили пока что. Днем, к полудню, его переведут в лос-анджелесскую тюрьму. Фред рассмеялся. К полудню никакой лос-анджелесской тюрьмы уже не будет. Как и не будет самого Лос-Анджелеса. Никогда уже его, Фреда, не смогут оставить наедине с теми,