о в покое. Ему нужно отдохнуть. Я настаиваю, он должен немного поспать. Поспать! Сон наверняка убьет его. Каждый вдох давался в результате усилий, за вдох нужно бороться. Если Алим перестанет стараться дышать, через миг он будет мертвым. - Что, черт возьми, мне теперь делать? - спросил Хукер. - Ты - единственный оставшийся брат, с которым я могу посоветоваться. Губы Алима зашевелились, беззвучно произнося слова. Эрика переводила. - Он спрашивает, сколько братьев осталось? - Десять, - сказал Хукер. Десять чернокожих. Может быть последних чернокожих в мире? Разумеется нет. Еще осталась Африка. Разве не так? А вот среди врагов, чернокожих - ни одного - видно не было. Может быть, негров во всей Калифорнии больше нет. Алим зашептал снова. - Он говорит, что десять - это мало, - сказала Эрика. - Да, - Хукер наклонился поближе, чтобы мог говорить прямо в ухо Алима. Никто другой не должен его слышать. - Мне предстоит остаться с проповедником, - сказал он. - Алим, он сумасшедший? Или он прав? Сам я никак не могу додуматься. Алим покачал головой. Ему не хотелось говорить на эту тему. Армитаж начал вещать снова - о рае, который ждет павших. Слова перепутывались, расплывались в тумане. Медленно ползли сквозь мозг Алима. Рай. Может быть это правда. Может быть, этот псих - проповедник прав. Лучше думать, что он прав. - Ему известна истина, - задыхаясь, шепнул Алим. От тепла костра сделалось почти хорошо. Тьма сгущалась в голове Алима - несмотря на проблеск солнечного света, который, как показалось Алиму, он увидел. Слова проповедника плыли сквозь тьму, тонули. - Нанесите удар, Ангелы! Не медлите! Настал день, настал час! Такова воля Божия! Последнее, что услышал Алим, был выкрик сержанта Хукера: - Аминь! Когда Маурин добралась до госпиталя, ее перехватила Леонилла Малик и твердой рукой провела в одну из комнат. - Я пришла помочь, - сказала Маурин. - Но я еще хотела бы поговорить с ранеными. Один из сыновей Таллифсена был в моей группе, и он... - Он мертв, - без всяких эмоций перебила ее Малик. - Мне нужна ваша помощь. Вам приходилось когда-либо работать с микроскопом? - Со времен колледжа, где нам преподавали биологию - нет. - Вы не могли забыть как следует обращаться с микроскопом, - сказала Леонилла. - Сперва мне нужно взять пробу крови. Сядьте сюда, пожалуйста. - Она вытащила из скороварки иглу и шприц. - Это мой автоклав, - объясняла она. - Пусть и не очень хорошо, но свое назначение выполняет. Маурин захотелось спросить, а на что употребили остальные скороварки, бывшие в доме. Игла вошла в ее руку - Маурин вздрогнула. Кровь была темной. Леонилла осторожно направила струйку в пробирку (пробирку отыскали в детском наборе для опытов по химии). Потом Леонилла вложила пробирку в носок. Привязала к носку отрезок веревки и начала вращать его над головой. - Центрифугирую, - пояснила она. - Я показываю вам, как все это делается, и потом эту работу вы сможете выполнять сами. Нам в лаборатории очень нужны помощники, - говоря это, она продолжала вращать пробирку. - Итак, - сказала она, - мы отделили клетки крови от плазмы. Теперь плазму мы переливаем в другой сосуд, а кровяные клетки помещаем в соляной раствор - действовала Леонилла очень быстро. - Вот на этой полке у нас образцы кровяных клеток и плазм тех, кому требуется переливание клеток крови. Проверим, как реагирует ваша кровь с их кровью. - Разве вам не нужно заранее знать, к какой группе относится моя кровь? - спросила Маурин. - Нужно. Но чуть попозже. Я должна в любом случае проверить реакции. Я на знаю к каким группам относится кровь раненых. Так что выбранный путь наиболее надежен. Хотя и гораздо более неудобен. В этой комнате раньше помещался кабинет. Стены были не так давно выкрашены. И теперь выскоблены до блеска. Стол за которым работала Леонилла, был пластмассовым - и очень чистым. - Итак, сказала Леонилла, - ваши кровяные клетки я вношу в сыворотку крови раненого, а его кровяные клетки в вашу сыворотку. Вот таким образом, а теперь посмотрим в микроскоп. Микроскоп тоже был из детского набора. Кто-то поджег местную школу раньше, чем Харди догадался послать туда людей за научно-исследовательским оборудованием. - Работать с этим микроскопом очень трудно, - сказала Леонилла, но работать с ним все же можно. Будьте очень осторожны, наводя фокус, - она поглядела в микроскоп. - Ага. Эритроциты слипаются в так называемые монетные столбики. В доноры для этого раненого вы не годитесь. Поглядите, вы сами все поймете. Маурин поглядела в микроскоп. Сперва она ничего не увидела. Но потом настроила фокус, пальцы еще не забыли, как это делается... Леонилла была права, подумала Маурин. Если когда-то было умение, то этого по-настоящему уже не забудешь. Когда изображение полностью сфокусировалось, Маурин увидела красные кровяные тельца. - Вы имели в виду эти маленькие скопления, словно состоящие из покерных фишек? - спросила она. - Покерных фишек? - Да. Это и есть монетные столбики эритроцитов. Выявляется слипание, что же касается группы крови, какая у вас? - А, - ответила Маурин. - Хорошо. Я это отмечу. Мы должны составить картотеку на всех. В вашей карточке я отмечу, что ваша кровь не годится для Джейкоба Винга, и то же самое отмечу в его карточке, - Леонилла проделала те же манипуляции снова, потом еще раз. - Ага. Вы можете быть донором для Билла Дардена. Я отмечу это в вашей и его карточках. Далее процедура вам известна теперь. Здесь пробы крови с ярлычками. Каждую пробу нужно проверить на совместимость с другими - кровь доноров и кровь тех, кому понадобится переливание. Когда это будет сделано, мы проверим кровь доноров на взаимную совместимость. Хотя это сейчас менее важно. Но если кому-нибудь из вас в будущем понадобится переливание крови, мы уже будем располагать необходимой информацией... - Разве вы не будете у меня сейчас брать кровь для Дардена? - Маурин попыталась вспомнить, кто это - Дарден. Вспомнила: он появился в Твердыне чуть ли не позже всех, и был принят, поскольку здесь жила его мать. В сражении он участвовал в составе отряда Шефа Хартмана. - Я уже перелила ему пинту, - ответила Леонилла. - Кровь Рика Деланти. Мы не можем делать запасы крови. Единственный путь, который используется сейчас... кровь хранится в самом доноре. Если Дардену опять понадобится переливание крови, я вас извещу. Теперь мне пора в палату к раненым. Если вы действительно хотите нам помочь - продолжите за меня исследования крови на взаимную совместимость. Первая самостоятельная проба у Маурин не удалась. Но потом она обнаружила, что если действовать осторожно и тщательно, то все это не так уж и трудно. Просто скучно и утомительно. Запахи доносившиеся от расположенных поблизости сооружений системы переработки испражнений, работу отнюдь не облегчали. Но тут уж особого выбора не было. Больница нуждается в тепле, образующемся в бойлерах, где происходит брожение. Кроме того, проходя по канализационным трубам, проложенным через здание городского совета и госпиталя, уже сбраживаются, выделяя тепло. Но за это надо расплачиваться: запахи... Вошла Леонилла и отодвинула в сторону одну из проб крови и соответствующую карточку. Она ничего не объясняла, да в этом и не было необходимости. Маурин взяла карточку и прочитала написанное на ней имя. Одна из дочерей Арамсона, шестнадцатилетняя девочка. Была ранена, бросая в наступающих динамитную гранату. - Будь у нас пенициллин, я, наверное спасла бы ее, - сказала Леонилла. - Но пенициллина нет, и никогда уже не будет. - Мы не сможем самостоятельно производить его? - спросила Маурин. Леонилла покачала головой. - Может быть, сможем производить сульфамидные препараты. Но все остальные антибиотики - нет. Для этого потребовалось бы оборудование, которого в ближайшие годы у нас не будет. Необходимо точно выдерживать температурные режимы. Необходимы высокоскоростные центрифуги. Нет, нам придется научиться жить без пенициллина, - Леонилла сморщилась. - Что означает, что вовремя незалеченный порез может послужить причиной смерти. Люди должны понять это. Мы не вправе игнорировать правила гигиены и оказания первой помощи. Любой порез должен быть промыт. И скоро у нас кончатся запасы противостолбнячной вакцины. Хотя, может быть, нам удастся наладить ее изготовление. Может быть. Арбалет был большой и установлен на поворотном устройстве. Гарви Рэнделл с некоторым усилием развернул его, установил на тетиве длинную тонкую стрелу. Глянул на Брэда Вагонера: - У меня такое ощущение, что следовало бы надеть черную маску. Вагонера передернуло. - Кончай, - сказал он. Гарви тщательно выбрал цель. Арбалет помещался на большой треноге. Видимость была хорошая. Арбалет был установлен на холме, возвышающемся над Долиной Битвы. Так ее и будут теперь называть, подумал Гарви. Он наставил арбалет на видневшегося внизу человека. Человек лежал, чуть шевелился. Гарви снова проверил прицел, потом отшагнул в сторону. - Годится, - сказал и несильно дернул за идущий к спуску шнур. Стальная тетива издала жужжащий звук, замок спускового механизма щелкнул. Стрела вылетела - тонкий стальной прут свыше ярда в длину с металлическим оперением. Стрела пролетела по пологой траектории и вонзилась в лежащего внизу человека. Его руки конвульсивно дернулись - и замерли. Гарви и Вагонер так и не увидели его лица. Этот, по крайней мере, не кричал. - Еще один, примерно в сорока ярдах влево, - сказал Вагонер. - Его я беру на себя. - Спасибо, - Гарви отошел в сторону. В том, что они вынуждены были делать, оказываешься чересчур вовлеченным _л_и_ч_н_о_. Винтовка была бы лучше. Или пулемет. Стреляя из пулемета, не чувствуешь такой личной причастности. Если стреляешь в человека из пулемета, можешь убедить себя, что убиваешь не ты, а оружие. Но когда арбалет - ты все делаешь сам. Лично. А ничего иного не оставалось делать. Долина превратилась во врата смерти. Ночью, когда холодно, горчичный газ конденсировался, и кое-где сейчас можно было разглядеть струйки желтого цвета. Никто не мог безнаказанно войти в эту долину. Можно было бы просто оставить в ней раненых врагов - на медленную смерть, или сразу убить их. (Благодарение Господу, раненых защитников Твердыни до начала газовой атаки удалось перевезти в тыл. Но Гарви знал, что Эл Харди приказал бы начать атаку и в том случае, если бы этого сделать не сумели.) Тратить винтовочные или пулеметные патроны на то, чтобы прикончить умирающих врагов - нельзя. А арбалетные стрелы можно впоследствии подобрать. После первого же хорошего дождя газ рассеется. То же произойдет, если на несколько дней подряд установится теплая погода. Трупы превратятся в удобрение. В хорошее удобрение. Следующей весной Долина Битвы сделается отличным местом для посева. А сейчас - это место, где завершается бойня. Мы победили. Победа. Гарви постарался вызвать в памяти то ощущение радости, которое он ощутил прошлой ночью. И испытанное поутру сознание того, что ты - жив. Он знал, что он способен на это. То, чем они сейчас занимаются, ужасно. Но необходимо. Нельзя оставлять раненых Братства умирать в муках. В любом случае эти раненые скоро умрут. Гуманнее убить их, чтобы смерть была легкой. Эта война - последняя. Больше войн не будет. Можно сказать, что Братство оказало Твердыне определенную услугу: окружающая Твердыню местность почти полностью обезлюдела. Не нужно теперь высылать многочисленные отряды на поиски имущества, оборудования и т.д. Гарви заставил себя думать только на эту тему: что может быть, удастся разыскать, какими чудесными окажутся находки. Найти их, потом переправить в Твердыню... Услышав звон тетивы, Гарви повернул обратно, теперь его очередь. А Брэд на какое-то - пусть и недолгое время - побудет наедине с самим собой. Исследование крови было закончено, и Маурин отправилась к раненым. Смотреть на них было тяжело - но не настолько тяжело, как она предполагала заранее. Она знала, почему это так, но принудила себя об этом не думать. Не настолько тяжело как предполагала прежде - потому, что те, у кого были наиболее страшные раны - уже умерли. Маурин подумала: а если б их лечили?... Леонилла, доктор Вальдемар и его жена - психиатр, Рут, знали насколько ограничены их возможности. Врачи понимали, что те, кто наглотался горчичного газа или получил ранение в брюшную полость - обречены. Потому что нет лекарств и оборудования, необходимых, чтобы их спасти. В любом случае, большинство тех, кто отравлен газом, даже если б их удалось выходить, должны неминуемо ослепнуть. Может быть, врачи решили, что смерть для этих людей - лучший выход? Спрашивать Маурин не стала. И покинула госпиталь. В здании городского совета готовились к празднеству. Готовились праздновать победу. Мы заслужили этот праздник, подумала Маурин, еще как заслужили. Мы можем горевать о погибших, но сами мы должны продолжать жить. И те, кто пали, кто в госпитале, слепли и умирали ради этого дня. Ради праздника означающего, что война закончена, что худшее из того, что принес с собой Молот, позади, и что настало время приступить к восстановлению. Джоанна и Роза Вагонер радостно закричали. Стоявшая перед ними лампа горела. - Получилось! - сказала Джоанна. - Привет, Маурин. Смотрите, лампа светит, а заправлена она метанолом. Лампа давала свет не слишком яркий, но все же это был - свет. В дальнем конце большой, заставленной книгами комнаты, дети расставляли пуншевые чаши. Мульберское вино, по настоящему превосходное вино (ну, если говорить совсем честно, не очень скверное вино). Ящик, добытой неизвестно кем, кока-колы. И еда - в основном тушеное мясо. Не нужно допытываться, что это за мясо. Крысы и белки - вовсе не какие-то совсем особые разновидности животного мира, а кошачье мясо на вкус не так уж отличается от крольчатины. Овощи в мясо добавлялись лишь в небольших количествах. Картошка превратилась в очень дорогой и редкий деликатес. А вот овес - был. В Твердыню пришли двое из скаутов Горди Ванса, с собой они принесли овес, тщательно отсортированный. Зерна похуже - для еды, а отборные - для будущего посева. Сьерра из края в край заросла диким овсом. Национальная кухня шотландцев - сплошь овес. Сегодня вечером выяснится, каково на вкус шотландское блюдо - рубец с потрохами и приправой... Маурин прошла через главный холл. Женщины и дети украшали его, развешивали яркие ткани - вместо настенных ковров. Украшали, чем только возможно, лишь бы создать максимально праздничную атмосферу. На противоположном конце холла - дверь в кабинет мэра. В кабинете находились отец Маурин, Эл Харди, мэр Зейц, Джордж Кристофер и Эйлин Хамнер. Когда Маурин вошла, разговор внезапно прекратился. Маурин поздоровалась с Джорджем, он ей ответил, но вид у него сделался несколько встрепанный, будто при ее появлении он ощутил за собой какую-то вину. Или Маурин это только показалось? Но тишина, воцарившаяся в комнате, ей уж явно не показалась. - Продолжайте, не надо из-за меня прерываться, - сказала Маурин. - Мы просто разговаривали о... о кое-чем, - сказал Эл Харди. - Я не уверен, будет ли вам это интересно. Маурин рассмеялась: - На этот счет не беспокойтесь. Продолжайте, - и подумала: если, черт побери, вы считаете меня принцессой, то я, опять же черт побери, выясню, что здесь происходит. - Хорошо... Ну, предмет нашего обсуждения несколько неприятен, - сказал Эл Харди. Вот как? - Маурин села рядом с отцом. Выглядел сенатор неважно. Вернее - выглядел он просто плохо, и Маурин знала, что эту зиму он не переживет. Врачи Бечесды говорили Маурин, что сенатор должен избегать волнений - а сейчас это было невозможно. Она накрыла своей ладонью его ладонь, улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ. - Скажите Элу, что буду молодцом и неудобств ему не доставлю, - сказала Маурин. Улыбка Джеллисона сделалась шире: - Ты уверена в этом, котенок? - Да. Я за себя отвечаю. - Эл, - сказал Джеллисон. - Хорошо, сэр. Разговор идет о пленных. Что нам с ними делать? - В госпитале раненых пленных немного, сказала Маурин. Мне казалось, что их должно быть больше... Харди кивнул. - Остальные в... за ними обеспечен уход. Тревожит вот что: нам сдались сорок один мужчина и шесть женщин. Я вижу следующие возможности, - он поднял руку, начал загибать пальцы. - Первая. Мы можем принять их в свою среду как равных... - Никогда, - прорычал Джордж Кристофер. - Вторая. Мы можем принять их в качестве рабов. Третья. Мы можем отпустить их. Четвертая. Мы можем убить их. - Отпустить их - тоже исключено, - сказал Джордж. - Если их отпустить, они опять присоединятся к Братству. Куда еще им деваться? А Братство все еще более многочисленно, чем мы. Не забывайте об этом. Отступив миль на десять-пятнадцать, они вновь полезли в драку - и дрались еще как неплохо. У них по-прежнему еще есть вожди. Есть грузовики и мортиры... Конечно, мы захватили значительную часть имеющегося у них вооружения, но и осталось у них совсем не так мало. - Джордж по-волчьи оскалился. - Хотя, готов спорить, к нам они более носа не посмеют сунуть - никогда, - взгляд его сделался задумчивым. - Рабы. Я могу придумать много дел, которые смогут нам удастся, если использовать труд рабов. - Да, - Харди кивнул, соглашаясь. - Я тоже могу представить много таких дел. Работы со скотом. Приведение в действие насосов компрессора вручную - у нас заработают холодильники. Приведение в действие вручную токарных станков. Шлифовки линз. Даже - на рабах можно пахать. Существует много видов работы, выполнять которую никому не хочется... - Но - рабство? - запротестовала Маурин. - Это ужасно. - Ужасно? Возможно, вам больше понравилось бы, если назвать это - осуждение на каторжные работы? - Спросил Харди. - Намного ли в худшую сторону изменится их жизнь, по сравнению с той, которую они вели, будучи членами Братства? Или: если б (до Молота) они были приговорены к тюремному заключению? - Нет, - сказала Маурин. - Я беспокоюсь не о _н_и_х_. Я думаю о НАС. Значит, мы хотим стать рабовладельцами? - Тогда, убьем их и покончим с этим делом, - рявкнул Джордж Кристофер. - Потому что выпустить их на волю мы, черт побери, не можем! Ни выпустить их, ни принять к себе! - Почему мы не можем просто отпустить их? - спросила Маурин. - Я уже говорил вам, - ответил Джордж. - Они вновь присоединятся к каннибалам. - Представляет ли теперь Братство опасность? - спросила Маурин. - Для нас - нет, - сказал Кристофер. - _С_ю_д_а_ они просто не полезут. - А к весне, я полагаю, от Братства останется не так много, - добавил Эл Харди. - Они не слишком-то подготовились к зиме. Во всяком случае, тем, кто попали к нам в плен, о такой подготовке ничего не известно. Маурин постаралась справиться с ужаснувшим ее видением. - Это страшно, очень страшно, - сказала она. - В каких пределах допустимы наши действия? - сказал сенатор Джеллисон. Голос его был очень тих, но в нем звучала сконцентрированная сила. - Цивилизации обладают теми нормами морали и этики, которые они в состоянии себе позволить. В настоящее время мы владеем слишком малым, поэтому и пределы допустимости наших действий ограничены. Мы не можем обеспечить требуемый уровень ухода за нашими собственными ранеными. В гораздо меньшей степени мы можем заботиться о раненых, попавших к нам в плен. Все, что мы в состоянии позволить себе - это, учитывая их состояние, выпустить их на волю. Но что мы вправе позволить себе по отношению к остальным пленным? Маурин права, мы не должны допускать нашего превращения в варваров, но наши стремления, возможно, не соответствуют нашим возможностям. Маурин погладила руку отца. - Это как раз то, над чем я размышляла всю прошлую неделю. Но... если наши возможности очень ограничены, значит мы должны делать то, что можем делать! Но что мы не вправе делать - это _т_в_о_р_и_т_ь_ в _с_в_о_ю п_о_л_ь_з_у _з_л_о_! Мы обязаны ненавидеть зло, даже если у нас нет иного выхода. - Что никак не проясняет, что нам делать с пленными, - сказал Джордж Кристофер. - Я голосую за то, чтобы перебить их. Я это сделаю самолично. Он не откажется от своего намерения, поняла Маурин. И он не поймет - никогда не поймет. В обычной жизни Джордж - хороший человек. Он делился с другими всем, что у него было. Он проводил в труде больше времени, чем кто угодно другой, и выбирал для себя наиболее тяжелую работу. И работал он вовсе не только для самого себя. - Нет, - сказала Маурин. - Прекрасно. Мы не можем отпустить их на волю. И не можем принять их к себе в качестве полноправных сограждан. Если все, что мы можем позволить себе - это обращение их в рабство, то сохраним им жизнь в качестве рабов. И пусть их труд будет настолько тяжел, насколько мы вправе это позволить себе. Но только мы не должны называть их рабами, поскольку тогда окажется слишком легким переход к тому, чтобы наш образ мыслей сделался образом мыслей рабовладельцев. Мы вправе принудить их работать, но называть мы их будем военнопленными. И относиться к ним будем как к военнопленным. Харди поглядел на нее сконфуженно. Он и не подозревал, что Маурин может проявлять такую напористость. Потом Харди перевел взгляд на сенатора. Но увидел лишь уставшего до смерти человека. - Хорошо, - сказал Эл. - Эйлин, нам придется организовать лагерь для военнопленных. ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ Крестьянин есть существо вечное и независимое от всех культур, к которым он принадлежит. Вера настоящего крестьянина древнее христианства. Его боги древнее любых богов более развитых религий. Освальд Шпенглер. Закат Европы. Ко дню падения кометы Фургон уже не был новым. А за последние несколько месяцев он состарился на много лет. Он быком упрямо пер по бездорожью, по побережью недавно возникшего моря. Он весь провонял рыбой. Техническое обслуживание теперь - вещь невозможная, из-за непрерывных дождей он насквозь проржавел - будто ржавел на протяжении многих лет. Сохранилась лишь одна фара, и фургон казался ослепшим на половину... И еще казалось: фургон знал, что его время закончилось. Он ревел и продвигался вперед, как бы прихрамывая. И каждый раз, когда он подпрыгивал, трясясь, будто в смертельной муке, в бедро Тима Хамнера вонзалась игла пронзительной боли. Хуже всего было то, что машиной следовало управлять. Правая нога не доставала до педали сцепления. Тиму приходилось действовать левой, и каждый раз казалось, будто в кость втыкается ледяной зазубренный штырь. Но все же Тим продолжал вести машину - по изуродованной рытвинами дороге на скорости. Чем больше скорость, тем меньше тряски. На посту у баррикады находился Кэл Кристофер. Вооружен он был автоматом армейского образца. В другой руке он держал бутылку "Оулд Федкал". Он весь лучился от радости, он чуть не лопался от важности, ему хотелось разговаривать. - Хамнер! Рад вас видеть, - он просунул бутылку в окно машины. - Выпейте-ка... Эй! Что случилось с вашим лицом? - Песок, - ответил Тим. - Послушайте, у меня в кузове трое раненых. Может кто-нибудь вести машину дальше вместо меня? - Да, но нас здесь только двое. Остальные празднуют. Ваши парни тоже одержали победу, а? Мы уже знаем, что у вас там была драка, и вы расколошматили их... - Раненые, - сказал Тим. - В госпитале кто-нибудь есть? - Остается надеяться, что да. У нас тут тоже есть раненые. Но мы победили! Они не ожидали этого, Тим, это было прекрасно! Варево Форрестера их попросту уничтожило. Они будут удирать без остановки, пока... - Они уже остановились. И, Кэл, у меня нет времени на разговоры. - Да. Ладно. Все празднуют, это в Городском Совете, а госпиталь совсем рядом, так что вам помогут. Может, там вы и не найдете ни одного трезвого, но... - Баррикада, Кэл. Я не смогу помочь вам разобрать ее. Я и сам ранен. - О... Плохо, - Кэл отодвинул бревно, ни в одном из домов не горел свет. Тим на дороге не видел ни одной души. Ехать здесь было легче: все рытвины засыпаны. Тим проехал поворот и увидел город. Неярко светилось во тьме здание Городского Совета. В каждом окне - свет зажженной свечи или керосиновой лампы. Этот свет не слишком впечатлял после ослепительного сияния атомной электростанции, но все же он служил несомненным признаком, что здесь - празднуют. Народу собралось так много, что в здании все не поместились. И потому, несмотря на мелкий сыплющийся с неба снег, люди толпились на улице. Поскольку было холодно и дул ветер, люди жались друг к другу, образуя тесные группки, но, все равно, Тим услышал, как громко они смеются. Он остановил машину поблизости, возле здания бывшего городского санатория. Он начал вылезать из кабины, навстречу ему хлынули люди, толпившиеся возле дома Городского совета. Кто-то бежал, неуклюже раскачиваясь. Эйлин - это ее солнечная улыбка. Улыбка широкая и знакомая. - Осторожнее! - закричал Тим, но было поздно. Она стремглав кинулась к нему, крепко обняла, смеясь. А он старался сохранить равновесие, чтобы оба они не упали. Боль скрежещуще заплясала в кости. - Осторожнее! Господи Иисусе. У меня в бедре кусок металла. Она отскочила от него, будто ужаленная. - Что случилось? - и увидела его лицо. Улыбка ее пропала. - _Ч_т_о с_л_у_ч_и_л_о_с_ь_? - Снаряд мортиры. Он разорвался как раз перед нами. Мы - с радиоаппаратурой - находились на верхушке башни охлаждения. Осколки разнесли радио на куски, а полицейского... э... да, его фамилия была Уингейт - тоже в клочки, а я, Эйлин, стоял как раз между ними. Как раз между ними. Но все, что досталось на мою долю - это горсть песка, выброшенного взрывом из мешка мне в лицо и осколок в бедре. У тебя все в порядке? - О, конечно. И с тобой все в порядке, так ведь? Ты можешь ходить. Ты жив. Слава Богу, - и раньше, чем Тим успел прервать ее, Эйлин продолжала. - Тим, мы победили! Мы, должно быть, перебили половину людоедов, а те, кто уцелел, все еще удирают. Джордж Кристофер гнался за ними пятьдесят миль! - Они никогда не полезут к нам снова, - хвастливо крикнул кто-то, и Тим понял, что вокруг него столпились. Мужчина, крикнувший это, выглядел странно. По виду похоже индеец. Он сунул Тиму бутылку: - Последнее ирландское виски в мире. - Хорошо бы поберечь его для кофе по-ирландски, - засмеялся кто-то, - но кофе больше не будет. Бутылка была почти пуста. Тим не стал пить. - В кузове раненые! - закричал он. - Нужны те, кто понесет носилки! - и повторил снова. - Кто понесет носилки. И сами носилки тоже нужны кстати. - Кое-кто из празднующих направились к больнице. Славно. Эйлин нахмурилась - не столько горестно, сколько изумленно. Она все смотрела на Тима - чтобы до конца увериться, что он здесь. И что он жив. - Мы знаем, что АЭС была атакована, - сказала она. - Но вы отбили нападение. Никто из наших не убит, не ранен... - Это была первая атака, - сказал Тим. - Потом они напали снова. Сегодня днем. - Сегодня днем? - недоверчиво переспросил индеец. - Но они же бегут. Мы их преследовали. - Они уже не бегут, - сказал Тим. - Остановились. Эйлин приблизила губы к его уху. - Маурин захочет узнать, как дела у Джонни Бейкера? - Он мертв. Эйлин потрясенно смотрела на Тима. Подошли люди с носилками. Раненые находились в кузове, - они были завернуты в одеяла - словно в коконы. Одним из них был Джек Росс. Мужчин, принесшие носилки, остановились в изумлении глядя на двух других: оба были чернокожими. - Полицейские мэра Аллена, объяснил Тим. Он захотел было помочь нести носилки. Но все, что ему кое-как удалось - это "нести" самого себя. Да и то пришлось сперва взять палку, которую вместо костыля дал ему один из рыболовов Харри Джексона. Ковыляя, Тим вошел в больницу. Леонилла Малик распорядилась доставить раненых в гостиную. Здесь было тепло, комната обогревалась. И стоял огромный письменный стол, используемый в качестве хирургического. Носилки поставили на пол, и Леонилла быстро и внимательно осмотрела Раненых. Сперва - Джек Росс. Леонилла приставила стетоскоп к его груди, нахмурилась, несколько передвинула стетоскоп. Подняла руку Джека и сильно надавила на ноготь большого пальца. Ноготь побелел и остался белым. Леонилла молча натянула одеяло на лицо Джека и подошла к следующим носилкам. Полисмен был в сознании. - Вы слышите меня? - спросила Малик. - Да. Вы русская женщина - космонавт? - Да. Сколько у вас ранений? - Шесть. Шрапнель. Кишки как в огне горят. Пока Леонилла прослушивала его пульс, Тим, ковыляя вышел из комнаты. Вслед за ним, крепко вцепившись в его руку - Эйлин. - Ты ранен! Твое место здесь, - говорила Эйлин. - Кровотечения нет. Мне нужно туда. Кто-то ведь должен сказать Джорджу о его зяте. И еще мне кое-что нужно сделать. Нам необходимы подкрепления. Как можно быстрее. Поглядев в лицо Эйлин, Тим все понял. Никому здесь не захочется услышать такого рода известие. Люди сражались, победили, и никому не захочется узнать, что нужно снова сражаться. - Врача на электростанции не было, - сказал Тим. - И никто не пожелал выковыривать из меня этот осколок. - Немедленно возвращайся в операционную, - приказала Эйлин. - Вернусь. Но сперва - полицейские. Они ранены более тяжело, чем я. На АЭС была санитарка, она залила мою рану сульфамидными препаратами и наложила стерильную марлевую повязку. Со мной пока что все в порядке. Мне нужно переговорить с Харди. - Было трудно заставить свои мысли не разбегаться. Бедро горело словно в огне, от боли в голове все путалось. Путь до здания городского совета был короток. Тим не мешал Эйлин поддерживать его, пока они шли. Черт, снова их окружили. - Хамнер, что случилось? - спросил Стив Кокс, управляющий поместьем Джексона. - Не приставайте к нему, сейчас он нам все расскажет, - промычал еще кто-то. И кто-то третий спросил: - Хамнер, вы собираетесь выпить это? Тим обнаружил, что в его руке еще зажата полупустая бутылка. Он сунул ее спросившему. - Эй! - крикнул Стив Кокс. Отдайте бутылку ему обратно. Ну же, дружище, выпейте с нами, мы победили! - Не могу. Мне нужно поговорить с сенатором. И Харди. Нам нужна помощь, - он ощутил, как при этих словах Эйлин вся замерла, напрягшись. Людям ненавистны плохие новости. - Следующие атаки нам не выдержать, - сказал Тим. - Наши потери слишком велики. - Нет. Война закончилась, - прошептала Эйлин. - Это ты считаешь, что она кончилась, - сказал тим. - Все так считают, - на лице Эйлин появилось выражение невыносимого страдания. Это должно было размягчить сердце Тима Хамнера - но не размягчило. - Никому не хочется идти в бой снова, - сказала Эйлин. - И не пойдем! - тонким пронзительным голосом выкрикнула Джоанна Макферсон. - Мы уже перебили этих сучьих детей, Тим! - она пододвинулась к нему, подставляя свое плечо ему подмышку, чтобы он мог опереться. - Их осталось слишком мало, чтобы опять воевать. Они разгромлены, и те, кто спаслись будут утверждать, что никогда и не слышали о Братстве. И это тоже у них не получится. Мы их всегда узнаем, - Джоанна сделалась кровожадной, потом она вдруг спросила: - С Марком все в порядке? - У Марка все хорошо, - лишь теперь Тим начал осознавать, какую гору пытается он свернуть. Невыполнимая задача. Но ведь нужно же это сделать, должны же его понять. И Тим добавил: - Он более здоров, более счастлив и чище телом, чем любой из вас. На АЭС имеются действующие душевые с горячей водой и стиральные машины. Может быть, хоть это подействует. В комнате, примыкающей к конференц-залу Городского совета Рик Деланти защищал свою честь, отбиваясь от Джинджер Доу. Джинджер вознамерилась увести Рика к себе. Ее несомненно забавляло происходящее - что было уж совсем неприлично. - И знаете, вам совсем не обязательно жениться на мне. Рик ничего не ответил, и она рассмеялась. Джинджер была крепкого телосложения матрона лет тридцати с лишним. Ее темные волосы были приглажены так, что даже чуть светились. Вероятно, она причесалась в первый раз со дня Падения Молота. - Хотя, если вам все равно, можете ко мне совсем переехать. А не захотите, так утром уйдете. Никого это не взволнует. Сами понимаете, здесь не Миссисипи. На тысячу миль в округе вы не отыщете чернокожей женщины, разве что у людоедов. - Ну, допустим, что от этого факта я могу почувствовать себя неуютно, - отбивался Рик. - Но все обстоит не так просто. У меня горе. Он бы меньше нервничал, если бы ему и Джинджер не приходилось говорить так громко. Но нужно было перекрикивать пение, доносившееся из зала. Мелодии у песни, похоже, вовсе не было, этот недостаток восполнялся громкостью исполнения. Он никогда не сбривал усов Со своего лица. И в пьяной драке всегда был готов Насмерть стоять до конца. Улыбка Джинджер несколько увяла. - Все мы горюем по кому-нибудь, Рик. Но мы не должны поддаваться. Джил, мой муж, поехал в Портервилль, у него был намечен завтрак с его адвокатом. И больше я его не видела. Он уехал, а потом - бах! Я думаю, что оба они остались под рухнувшей плотиной. Мой любимый идет, снег дробя плечом Под очень опасным углом. Но все преграды ему нипочем - Он нервы связал узлом. - Сейчас не время предаваться горю, - сказала Джинджер. - Сейчас время праздновать, - она недовольно скривила губы. - Мужчин у нас тут много. Гораздо больше, чем женщин. И никто никогда не говорил мне, что я урод. - Вы не урод, - согласился Рик. Хочет ли она присоединить к своей коллекции скальп космонавта или ей нужен скальп чернокожего? Или это охота за мужем? Рик вдруг выяснил, что начинает гордиться. Но воспоминания о доме в Эль Лаго были слишком яркими и свежими. Он открыл дверь к соседям. Крепчает ветер, на землю валя, Мороз нагоняет страха. При 100 градусах ниже нуля Мой друг застегнул рубаху. В здании Городского совета размещалась также городская библиотека, полицейский участок и тюрьма. Огромный - вдоль стен книжные полки - конференц-зал был украшен драпировками и картинами. Они в какой-то степени поглощали звук, но все равно празднование получалось чертовски шумным. В дальнем конце зала Рик наткнулся на Брэда Вагонера. Вагонер рассматривал что-то, находящееся с стеклянной витрине. - Откуда это здесь взялось? - спросил Рик. - Кто-то коллекционирует стьюбеновский хрусталь? Вагонер пожал плечами. - Не знаю. Прямо настоящий кит, не правда ли? - Лоб Вагонера был замотан бинтом. Выглядела повязка очень внушительно - прямо сцена из "Красной повязки храбреца". О том, как она появилась Брэд, впрочем, никому не рассказывал. Швыряя термитную гранату, он переусердствовал, поскользнулся и, упав, покатился вниз по склону. Он уже думал, что попадет в газовое облако, но повезло - не отравился. Сейчас, кстати, он был вполне отравлен - "Бурбоном" с водой. - По крайней мере, больше такие вот вещицы производиться не будут, - сказал Брэд Рику. Он повторял эту фразу уже не в первый раз. Ощущение счастья заразительно. Рику тоже захотелось почувствовать себя счастливым. Если б только не мешали тревога - что происходит на этом проклятом ядерном центре? Как там Джонни? И еще - забыть об Эль Лаго. И Рик решил пойти в госпиталь, чтобы помочь там. Находясь в госпитале, он не будет никому своим видом портить праздник. Он пошел к двери, и в это время в зал вошел поддерживаемый с двух сторон Эйлин и Джоанной Тим Хамнер. А вместе с ним целая толпа, что-то галдящая одновременно. Рик попытался пробиться к Хамнеру. Шум в зале усилился. Хамнер двинулся к дальнему концу конференц-зала, туда, где дверь в кабинет мэра. Рик пошел следом. Раздалось множество выкриков, требующих тишины - от этого шум только увеличился. Эйлин Хамнер увидела Рика, выскользнула из-под руки Тима и подошла к нему. - Я должна вам кое-что сообщить, - сказала она. Рик мгновенно все понял. Его обдало обморочным холодом. - Из-за чего погиб Джонни? - спросил он. - Тим сказал, чтобы спасти их задницы. Это все, что я знаю. Он почувствовал, что колени его трясутся, обмякают. Но стоял он по-прежнему прямо, не сгибаясь. - Я должен был заставить его взять меня с собой, - сказал Рик в пустоту. Теперь в мире осталось лишь три астронавта. - Маурин знает? - Еще нет. Где она? - В последний раз я ее видел в кабинете мэра. Она там была со своим отцом. - Сенатор, похоже, не намеревался уделять слишком много своего времени радостям праздника. - Я пойду с вами. - Рик двинулся сквозь толпу, пробивая дорогу для себя и Тима. Итак, Джонни мертв. Теперь все, кого Рик любил - мертвы. Молот уничтожил их всех. Рик ощутил сумасшедшее желание рассмеяться: рекорд Америки остался непревзойденным, ни один американский космонавт не погиб в космосе. - От чего спасал он их задницы? - спросил Рик. Но Эйлин была уже слишком далеко от него, а в зале было слишком шумно. Кто-то сунул Тиму бутылку. Шотландское. На этот раз Тим выпил. Так он и вошел в кабинет мэра - с бутылкой в руке. Все руководство находилось здесь, в кабинете. Сенатор, сидевший за письменным столом мэра. Эл Харди, притулившийся возле него. Маурин, шеф Хартман, мэр. Вид у них был довольный, радостный, торжествующий. Тима охватила смешанная с обидой злость. Он понимал, что неправ, что они не участвуют в празднике, но горе его было слишком велико. Он проковылял в кабинет. Сидящие здесь, наконец, увидели, как он идет, увидели выражение его лица - и улыбки их увяли. Тима это порадовало. Он заметил, как вслед за ним, теснясь, вошли в кабинет Эйлин и Рик Деланти, затем дверь закрылась. - На вас снова напали? - спросил Эл Харди. - Да, - Тим глянул на Маурин. Она уже все поняла по его лицу. Нет смысла быть поделикатнее. - Генерал Бейкер мертв. Мы отбили их атаку - но на этот раз еле-еле. А остальное я хочу сообщить всем. - Все свое внимание Тим сосредоточил на сенаторе. Видеть лицо Маурин ему не хотелось. Харди обернулся к сенатору: - Я все сделаю. Джеллисон кивнул. Харди повел Тима к выходу. - Успокойтесь, - сказал он. Стив Кокс подошел к сцене и застучал по ней, требуя тишины. Харди повел Тима к трибуне. Множество рук помогло Хамнеру забраться на сцену. Кто-то пододвинул кресло сенатора к дверному проему, чтобы он мог все слышать. За креслом, наклонившись вперед, встали мэр и шеф Хартман. Маурин Тим не увидел. Опершись о трибуну, Тим посмотрел в сотни обращенных к нему глаз. Отпил еще шотландского. Виски согрело его. В зале сделалось почти тихо. Люди, если не считать тех, кто только что вошел и толпился в дверях, прекратили переговариваться. А если и говорили, то лишь шуршащим шепотом. Тиму никогда еще не приходилось выступать вот так - перед живой аудиторией. В той жизни, до падения кометы, слушатели были слишком близко, они были слишком реальны. Он мог обонять их. Тим увидел Джорджа Кристофера. Джордж двигался сквозь толпу, словно ледокол. Он шествовал, вид у него был торжествующий, словно у Беовульфа, выставляющего напоказ руку чудовища Гренделля. Черт побери, у них у _в_с_е_х_ был точно такой же вид. Торжествующий. Они ждали, что он скажет. - Сперва хорошие новости, - сказал Тим. - Ядерный центр все еще действует. На нас напали. Сегодня днем. Мы отбили атаку, но с трудом. Некоторые из нас погибли. Многие ранены. И многие из раненых умрут. Вы уже знаете, что большая часть сил Братства была направлена не к ядерному центру... Взрыв торжествующего смеха и аплодисментов. Тиму следовало бы заранее ожидать этого. Ведь перед ним были те, кто почти полностью разгромили главные силы Братства. И все же этот взрыв был для него неожиданностью. Его трясло. Эти дикари - они пьют, танцуют и хвастаются, а тем временем товарищи Тима, мужчины и женщины, ждут смерти. Откуда они только взялись, эти дикари? Когда снова стало тихо, Тим заговорил - в ярости. - Генерал Бейкер мертв. А Новое Братство еще не умерло, - Тим увидел, какую реакцию вызвали эти слова. Гнев. Неверие. - С_ю_д_а_ они снова не полезут, - выкрикнул кто-то. Послышались возгласы одобрения. - Дайте ему сказать! Что случилось? - требовательно крикнул Джордж Кристофер. В зале вновь воцарилась тишина. - В первый раз Братство атаковало нас, посадив своих солдат в лодки, - сказал Тим. - Это нападение мы отбили без особого труда. Затем мы услышали по радио, что у вас здесь началось сражение с ними. Когда вы сообщили, что победили, мы вообразили, что это означает конец войны, - Тим пальцами вцепился в трибуну, вспомнив, какое радостное ликование поднялось на ядерном центре Сан-Иоаквин после сообщения о победе Твердыни. - Но они вернулись. Сегодня. Они соорудили огромный плот. Навалили по его периметру мешки с песком. Установили на нем мортиры. Они оставались вне пределов дальнобойности любого имеющегося у нас оружия. И били по нам. Один из снарядов попал в паропровод. В паропровод, по которому шел перегретый пар. Ремонт паропровода занял у людей Прайса очень много времени. Другой снаряд прикончил Джека Росса. Тим увидел, что с лица Джорджа Кристофера сползла его торжествующая улыбка. - Джек был еще жив, когда из лодки мы перенесли его в фургон. Но когда мы добрались сюда, он был уже мертв, - продолжал Тим. - Один снаряд разорвался прямо передо мной. Он попал в мешки с песком, которые мы использовали в качестве ограждения на вершине башни. Там, на вершине башни охлаждения, была установлена наша радиоаппаратура. Снаряд прикончил того, кто стоял рядом со мной и разнес радиоаппарат на части. Один шрапнельный осколок угодил мне в бедренную кость. Он и сейчас у меня в кости. - Они и дальше так продолжали действовать. Оставались на дистанции, недосягаемой для нашего ответного огня. Сотрудники Прайса соорудили что-то вроде пушки. Ее сделали из обрезка трубы, заряжалась она с дула и приводилась в действие сжатым воздухом. Потом сделали еще несколько таких пушек. Эти пушки били очень неточно. Мы никак не могли попасть в баржу. А на нас все сыпались, черт бы их взял, снаряды мортир. Бейкер отобрал часть из нас, посадил в лодки. Из этого тоже ничего не вышло. У солдат Братства были пулеметы, и лодки не смогли приблизиться к плоту... и ведь плот был защищен мешками с песком. Наконец, Бейкер отвел лодки обратно. И высадил всех на берег. Углом глаза Тим увидел Маурин, появившуюся в дверях кабинета мэра. Она стояла за спиной своего отца, положив руку ему на плечо. Рядом с ней стояла Эйлин. - У нас была гоночная лодка, мы ее использовали в качестве буксира. "Синди Лу". Джонни сказал Барри Прайсу: "Я был летчиком - истребителем. Нас всегда учили, что есть только один способ не промахнуться. Потом на полной скорости он вывел "Синди Лу" к плоту - и таранил его. Весь плот оказался покрытым слоем горящего бензина. Джонни ведь сперва заставил всю палубу банками с бензином и термитом. После этого, Братство повело наступление на лодках, но тут им пришлось оказаться в пределах нашего огня. И мы нанесли им большие потери. Наконец, они отошли. - Удрали, - поправил Джордж Кристофер. - Они всегда удирают. - Они не удрали, - сказал Тим. - Они отступили. У них на одной из лодок был какой-то седовласый псих. Он стоял, не скрываясь. Мы стреляли в него, но так и не попали. Он кричал, призывая их убить всех нас. Пока я мог его слышать, он выкрикивал только это. Они повторят нападение. Тим сделал паузу, чтобы увидеть, какое впечатление произвели его слова. Не то. Он испортил собравшимся праздничное настроение, но на их лицах он увидел лишь негодование или печаль. И больше ничего. - Они убили четырнадцать из нас - считая Джека. Ранены, наверное, в три раза больше, и многие из раненых умрут. На АЭС была санитарка и некоторый запас медикаментов, но врача там не было. Нам нужен врач. Нам необходим второй комплект радиоаппаратуры. - На лицах слушающих: гнев, печаль, негодование. Тим понял, что ему следует сказать теперь. И упрямо продолжил: - Но более всего нам необходимо подкрепление. Следующей такой атаки нам не выдержать. Мне кажется, что от газовых гранат будет большая польза. Нам нужны винтовки. Очень могут помочь пулеметы, которые вы захватили у Нового Братства. Но более всего нам нужны люди. Потому что почти все работники ядерного центра окажутся занятыми: они будут поддерживать его работу... Они окажутся занятыми, если АЭС вновь подвергнется мортирному обстрелу. Люди Прайса... - Тим заколебался в поисках подходящего слова. Черт, то, что он хотел сказать - слишком бездушно. Так какое нужно тут слово? - Они - великолепны. Я сам видел парня, который вошел в облако перегретого пара. П_е_р_е_г_р_е_т_о_г_о _п_а_р_а_. Он пошел туда, чтобы перекрыть клапан. Чтобы прекратить выход пара. Когда я уезжал, он был еще жив, но везти его сюда не имело смысла. - Другой работник АЭС сращивал, находившиеся под напряжением, кабели. Под напряжением в тысячи вольт. Вокруг него разрывались снаряды, а он продолжал работать - и по кабелям вновь пошел ток. Бейкер погиб. Но те, кто остался на АЭС, еще живы. Им нужна помощь. Нам нужна помощь. Я вернусь туда, - последнее Тим сказал, не смея взглянуть в лицо Эйлин. Он почувствовал, что кто-то появился за его спиной. Это на сцену поднялся Эл Харди. Эл встал слева от трибуны и поднял руку, требуя тишины. Он заговорил, его голос был голосом опытного оратора, этот голос заполнил весь зал. - Спасибо, Тим, - сказал Харди. - Вы говорили очень убедительно. Конечно, вам хочется вернуться обратно. Но вопрос состоит вот в чем: что мы выиграем, спасая от уничтожения ядерный центр? Сколько там на этой атомной электростанции людей? Суть вот в чем: мы располагаем лодками, у нас теперь достаточные запасы пищи, мы можем принять к себе всех, кто находится сейчас на АЭС. Эвакуация их особых трудностей не доставит, и я уверен, что для такого дела у нас не будет недостатка в добровольцах. Пришедший сюда из госпиталя Гарви Рэнделл поспел как раз к моменту, когда Тим начал свое сообщение. Он пошел в зал окружным путем, через кабинет мэра, и вдруг обнаружил, что стоит рядом с Маурин. Когда Тим сказал, что произошло с Бейкером, рука Гарви легла на руку Маурин. Легла - но легонько, почти неощутимо. Маурин не зарыдала, не упала в обморок. Может быть она закричала - но про себя, беззвучно. Так, чтобы этого никто не заметил. И Гарви никак не хотелось быть настолько тупым, чтобы лезть к ней в душу. Он подумал про себя: сукин ты сын! Маурин держалась лучше, чем Деланти. Чернокожий астронавт, казалось, готов был убить - кого угодно. Ладно, это понятно. Двух других из тех, кто вместе с Бейкером совершили полет на "Молотлабе", в зале не было. Леонилла оперировала раненого в живот полисмена, а Товарищ помогал ей. (Его теперь все обитатели Твердыни называли Товарищем. Генерал Петр Яков был последним оставшимся в досягаемом мире коммунистом, и он гордился этим. Кроме того, прозвище позволяло избегнуть недоразумений, связанных с его именем: Петр Яков, Питер Джейкоб). Лицо сенатора сделалось пепельно-серым, лежащие на коленях руки сжались в кулаки. Один из задуманных вами планов не удался, сенатор, думал Гарви. Конечно, это для него удар: один из принцев погиб, а второй околдован ведьмой. Джордж Кристофер отнюдь не пребывал в гордом одиночестве. Рядом с ним стояла Мария. Она была единственной женщиной в зале, одетой в юбку, чулки и туфли на каблуках. Еще на ней была рубашка мужского покроя, свитер и неброские украшения. Она и Джордж стояли не порознь, а именно вместе. Если кто-нибудь стоял слишком близко к Марии или оглядывал ее слишком масляными глазами, лицо Джорджа мрачнело. Три принца. Один убит в схватке с великанами - людоедами. Второго опутали чары ведьмы. Третий... враг разбит и третий принц стоял рядом с принцессой. Нужда в умеющих сражаться мужчинах еще не прошла, но она уже не является критически острой. Теперь Твердыне нужны люди, умеющие создавать, строить - и вот это Гарви Рэнделл умеет делать. Я теперь принц, завоевавший корону, думал он. Сукин сын. Но Тим Хамнер призывает к новой битве! Буквально только что прекративший убивать, старающийся забыть об арбалете, Гарви просил мысленно - мысленно и беспомощно: заткнись! Заткнись! Когда Эл Харди предложил эвакуировать работников ядерного центра в Твердыню, Гарви чуть не зааплодировал. Кстати, некоторые из присутствующих зааплодировали. Но у Рика Деланти по-прежнему был вид человека, готового убить кого угодно, а Тим Хамнер... - Мы не оставим ядерного центра, - сказал Тим Хамнер. - Ваши лодки понадобятся на то, чтобы доставить нам людей, оружие и боеприпасы! А не для того, чтобы мы могли бежать на них. Мы не уйдем с ядерного центра. - Будьте благоразумны, - сказал Эл Харди. Голос его звучал рассудительно, он достигал самых дальних концов зала. В нем, в этом голосе, чувствовались теплота, дружелюбие, понимание. Умение владеть своим голосом - это первое, что необходимо политику, а Эл Харди прошел хорошую школу. Тим по сравнению с ним был ноль. - Мы сможем прокормить всех. Нам понадобятся и инженеры, и техники. В войне с Новым Братством мы понесли людские потери, зато не потеряли ни крупицы из запасов пищи. Мы даже захватили часть из имеющейся у врага пищи. Мы не просто располагаем достаточным запасом пищи - мы имеем достаточно запасов еды, чтобы без ограничений прокормиться всю зиму! Мы сможем прокормить всех, в том числе и оставшихся в живых людей Дика Вильсона (это женщины, дети и небольшое количество мужчин). Новому братству нанесено поражение, тяжелое поражение, - Эл сделал паузу, пережидая вновь вспыхнувшие аплодисменты. И точно в тот момент, когда они смолкли, продолжил: - Сейчас Братство слишком ослаблено, чтобы попытаться напасть на нас снова. К весне, немногие выжившие людоеды, умрут с голода... - Или сожрут друг другу, - выкрикнул кто-то. - Верно, - согласился Харди. - Когда настанет весна, мы сможем присоединить к своим владениям захваченную ими Территорию. Тим, теперь у нас нет необходимости гнать прочь своих друзей. Более того, нам нужны люди - чтобы обрабатывать имеющуюся сейчас у нас землю. Равно, как и ту землю, которая к весне перейдет под наш контроль. Я не имел в виду, что ваши товарищи должны искать спасения в бегстве. Я имел в виду, что мы радушно примем их, как наших гостей. Как наших друзей. Как наших новых сограждан. Все согласны? Раздались крики: - Да, черт возьми! Мы будем рады им! Тим Хамнер протянул к толпе руки. Умоляюще протянул, ладонями вперед. Он шатался, ведь он был ранен в бедро. На глазах его вскипали слезы. - Разве вы не понимаете?! Ядерный центр! Мы не можем оставить его! Но если мы не получим помощи, Новое Братство его уничтожит! - Нет, черт возьми, - пробормотал Гарви. И почувствовал, как напряглась, стоящая рядом Маурин. - Больше войн не будет, - сказал Гарви. - Хватит с нас. Харди прав. - Он глянул на Маурин, ожидая увидеть в ее глазах одобрение, но Маурин ответила ему ничего не выражающим взглядом. Джордж Кристофер расхохотался. Голос его, как и голос Эла Харди, разнесся по всему залу. - Они, черт побери, слишком ослаблены, чтобы напасть на кого бы то ни было, - крикнул он. - Сперва мы потрепали их. А потом - вы. Они будут без остановки удирать до самого Лос-Анджелеса. С какой стати нам беспокоиться из-за них? Мы гнались за этими ублюдками добрых пятьдесят миль! В зале засмеялись. Маурин отодвинулась от Гарви, подошла к своему отцу. Встала сзади него. Она заговорила, голос ее не разносился по залу подобно голосу Харди. Но в этом голосе звучали такие нотки, что в конференц-зале воцарилась тишина. Все молча слушали, что говорит Маурин. - У них еще есть оружие, - сказала она. - И Тим, вы сказали, что их предводители еще живы... - По крайней мере, один из них, - ответил Тим. - Сумасшедший проповедник. - Значит, они снова попытаются уничтожить ядерный центр, - сказала Маурин. - Пока он жив, он будет пытаться добиться этого. - Она обернулась к Харди. - Эл, вы и сами это знаете. Вы слышали, что рассказывал Хьюго Бек. Вы это знаете. - Да, - сказал Харди. - Мы не сможем защитить ядерный центр. - Но я снова приглашаю всех, кто захочет, переселиться сюда. Жить вместе с нами. - Это совершенно верно, что Братство больше не представляет угрозы для нас, - заявил Джордж Кристофер. - Они сюда не вернутся. - Но они... - неизвестно, что хотел сказать Хардли, потому что его прервал взмах руки сенатора Джеллисона. - Слушаю, сэр, - и Харди спросил: - Вы хотите выступить со сцены, сенатор? - Нет, - Джеллисон встал. - Давайте заканчивать побыстрее этот разговор, - сказал он. Его голос звучал глухо. Так говорят либо пьяные, либо смертельно уставшие люди - но все знали, что сенатор пьян не был. - Мы все согласны в одном, не так ли? Братство не имеет достаточно сил, чтобы представлять угрозу для нас, для нашей долины. Но их руководители еще живы, и они обладают достаточной мощью, чтобы уничтожить ядерный центр. Они это могут сделать не потому, что так сильны, а потому, что атомная электростанция слишком уязвима. Хамнер аж подпрыгнул при этих словах. Он чуть не прервал сенатора - но не посмел. Когда он заговорил, он заговорил осторожно, взвешивая каждое слово, но он слишком устал, осознание спасти, необходимость спасти АЭС было слишком сильным. - Да! Мы уязвимы. Как этот кит, - он ткнул рукой в сторону витрины. - Как последний в мире образец стьюбеновского хрусталя. Если ядерный центр остановится на один день... - АЭС - как хрусталь, прекрасна и уязвима, - оборвал его фразу Эл Харди. - Сенатор, вы хотите сказать еще что-нибудь? Джеллисон качнул массивной своей головой: - Только одно. Обдумайте все как следует. Тщательно. Это, может быть, будет наиболее важным решением, которое мы когда-либо принимали... с Того дня, - он тяжело сел. - Продолжайте пожалуйста. Харди обеспокоенно поглядел на сенатора, потом жестом подозвал одну из стоявших поблизости женщин. Что-то сказал ей - слишком тихо, чтобы Гарви мог расслышать. Женщина ушла. Затем Эл снова встал у трибуны. - Прекрасная и уязвимая, - сказал он. - Прекрасная и уязвимая, но вряд ли она она может быть особо полезной для крестьянской общины... - Не особо полезной?! - взорвался Тим. - Энергия! Чистая одежда! освещение... - Это все роскошь, - оборвал Эл Харди. - Какую ценность имеет то, о чем вы сейчас упомянули для нашего выживания? Мы представляем собой сельскую общину. Все висит буквально на волоске. Какие-то считанные недели назад мы не знали, удастся ли нам пережить зиму. Теперь знаем: да, удастся. Какие-то считанные дни назад мы не знали, сможем ли мы дать отпор людоедам. Мы смогли дать им отпор. Положение у нас сейчас вполне благополучное, нам предстоит масса работы, и мы не можем приносить людские жизни в жертву ненужной нам войне, - Эл глянул в сторону Джорджа Кристофера. - Вы согласны, Джордж? Когда мы сражались - никто из нас не обратился в бегство. Но зачем добиваться новой войны? - Я считаю, ни к чему, - ответил Кристофер. - Нашу войну мы уже выиграли. Послышались невнятные возгласы одобрения. Гарви шагнул вперед, намереваясь тоже поддержать мнение Эла и Харди. - Хватит войн. Не будет больше этого - когда целишься из арбалета... Он ощутил, как схватили его за руку. Это стоявшая рядом Маурин. Она с мольбой глядела на Гарви. - Не дай им сделать эту глупость, - сказала она. - Заставь их понять! - Рука ее упала с руки Гарви, Маурин нагнулась к сенатору: - Папа! Скажи им. Мы обязаны... сражаться. Потому что обязаны спасти атомную электростанцию. - Зачем? - спросил Джеллисон. - Разве недостаточно с нас было этой войны? Впрочем, все это неважно. Я не могу приказать им. Они не согласятся. Не пойдут воевать. - Пойдут. Если ты скажешь им, то пойдут. Джеллисон ничего не ответил. Маурин вновь обернулась к Гарви. Взгляд Рэнделла не выражал желания понять ее. - Послушай, - сказал Гарви. - Послушай Эла. - Просто послать подкрепление - недостаточно, Тим, - говорил Эл Харди. - Шеф Хартман, сенатор, мэр и я сегодня уже обсуждали эту проблему. Мы не забыли о вас! Цена чрезмерно высока. Вы сами сказали, что ядерный центр слишком уязвим. Недостаточно поставить там гарнизон. Недостаточно пополнить количество находящихся там бойцов. Нужно как-то не допустить, чтобы один - всего один! - снаряд, пущенный из мортиры Братства, попал, в так называемую, болевую точку АЭС. Скажите, если б тот работник электростанции не перекрыл паровой клапан, разве это не означало бы уничтожения АЭС? - Да, означало бы, - прорычал Тим. - Это означало бы, что нам конец. И тогда двадцатилетний парнишка ради спасения станции сознательно пошел на то, чтобы быть обваренным паром. И генерал Бейкер тоже сделал свой выбор. - Тим, Тим, - умоляюще сказал Харди. - Вы ничего не поняли. Если просто послать подкрепление, никакой пользы от этого не будет. Послушайте, мы пошлем добровольцев. Разрешим отправиться на АЭС каждому, выразившему такое желание. И дадим им достаточное количество пищи и боеприпасов... Лицо Тима просветлело, но лишь на мгновение. - ...но никакой пользы от этого не будет. Вы сами все понимаете. Чтобы спасти ядерный центр, нам нужно послать туда все наши силы. Всех до единого человека... Ибо, в таком случае надо не защищать электростанцию, а самим атаковать Новое Братство. Преследовать их, драться с ними, стереть их с лица земли. Захватить все имеющееся у них оружие. А затем расставить заставы по берегам озера. Пустить патрули. Не позволять врагу приблизиться к АЭС на расстояние, по крайней мере, мили. Для этого потребуются все имеющиеся в нашем распоряжении силы, Тим. Цена ужасающе высока. - Но... - Обдумайте это, - перебил Харди. - Патрули. Шпионы. Оккупационная армия. И все для того, чтобы остановить одного, - всего лишь одного! - фанатика, могущего нанести один - всего лишь один! - удар в какую-либо "болевую точку" АЭС. Не дать ему нанести удар, который остановит электростанцию хотя бы на один - всего лишь на один! - день. Задача состоит именно в этом. Так? - В настоящее время так, - согласился Тим. Но если обеспечить мир и спокойствие хотя бы на несколько недель, Прайс успеет ввести в действие Номер два. И тогда, пока идет ремонт на одном номере, второй будет продолжать работу. В большинстве собравшиеся в зале были трезвыми и могли рассуждать здраво. Последние запасы спиртных напитков (равно как и запасы кофе) кончились. Бормотание голосов - люди переговаривались друг с другом, спорили. Гарви видел, что мнения разделились. Но, похоже, большинство не согласны с Тимом. Так и должно было случиться, подумал Гарви. Больше никаких войн не будет. Но... Он посмотрел на Маурин. Теперь она рыдала, не скрываясь. Из-за Бейкера? Бейкер сделал свой выбор. А будь воля Маурин, она бы не дала ему бесполезно погибнуть - так? Ее глаза встретились с его взглядом. - Скажи им, - прошептала она. - Заставь их понять. - Я и сам-то ничего не понимаю, - сказал Гарви. - Это - о том, какие границы являются для нас допустимыми, - сказала Маурин. - Цивилизация имеет те этические нормы, которые она может себе позволить. Мы себе многого позволить не можем. Мы не можем себе позволить проявлять к врагам милосердие... ты знаешь, что я имею в виду. Гарви передернуло. Он это хорошо знал. Вошла Леонилла Малик. Она прошла окружным путем, через кабинет мэра. Нагнулась к сенатору: - Мне сообщили, что вы нуждаетесь во мне. - Кто вам это сказал? - спросил Джеллисон. - Мистер Харди. - Со мной все в порядке. Возвращайтесь в госпиталь. - Сейчас на дежурстве доктор Вальдемар. У меня есть несколько свободных минут. - Не обращая внимания на протест сенатора, Леонилла заботливо осмотрела его. Вид у нее был очень профессиональный и внушающий доверие. - Мы должны подсчитать, чего нам это будет стоить, - продолжал говорить Харди. - Вы требуете, чтобы мы рискнули всем. Сейчас у нас есть гарантия того, что мы выживем. Мы живы. Последняя наша битва позади, мы сражались и победили. Тим, электрическое освещение не стоит того, чтобы отбрасывать все достигнутое. От усталости и боли Тима Хамнера зашатало. - Мы не оставим АЭС, - сказал он. - Мы будем драться. Мы все будем драться, - но в голосе Тима не чувствовалось силы. В нем звучала лишь безнадежность. - Сделай что-нибудь, - сказала Маурин. - Скажи им, - она снова вцепилась в руку Тима. Лучше скажи ты сама. - Я - не могу. Но ты теперь герой. Это твоя группа сдерживала солдат Братства... - Твое положение здесь достаточно высоко в любом случае, - ответил Гарви. - Давай скажем им и ты, и я, - попросила Маурин. - Поддерживай меня. Скажем им вместе. Вместе. "Но для чего это все?" - подумал Гарви. Зачем ей это надо, черт побери? Завелась ли она так именно из-за ядерного центра? Или потому, что ее гложет память о Джонни Бейкере? Или потому что то, что рядом с Джорджем Кристофером оказалась Мария, вызывает у нее ревность? Но каковы бы ни были движущие ею мотивы, она сейчас в сущности предлагает ему, Гарви, руководство Твердыней. И во взгляде Маурин ясно читалось, что другого подобного случая не будет. - Нам придется выбить их с занятой ими территории, - говорил Эл Харди. - Дик этого сделать не смог... - А мы сможем! - закричал тим. - Вы уже били их! Сможем! Сможем и захватить, и удержать за собой их землю! Харди очень серьезно кивнул: - Да, полагаю, что сможем. Сможем удержать за собой их территорию. Но, действительно, сперва надо занять ее... и при этом нечего надеяться на волшебное оружие. Когда сам атакуешь, от газовых бомб и гранат особого проку не будет. Мы потеряем людей. Много людей. Во сколько жизней вы оцениваете ваше электрическое освещение? - Оно стоит многих жизней, - голос Леониллы Малик разнесся по всему залу. - Если б у меня в операционной прошлой ночью было такое освещение, если б в операционной было по-настоящему светло, я бы спасла - по меньшей мере - на десять человек больше. Маурин пошла к сцене. Гарви поколебался, потом двинулся вслед за нею. Что он скажет? Нужно снова вставлять обоймы в винтовку. "Вива ля републик!" "За короля и страну!", "Долг, честь, родина!", "Помни Аламо!", "Либерте! Эталите! Франтерните!" [Свобода, Равенство, Братство] Но никто никогда не шел в бой, крича: "Высокий жизненный уровень!" Или: "Горячие души и электробритвы!" И как насчет меня? - думал он. Когда я дойду туда, это будет означать, что я за новую битву. И когда Новое Братство нападет на АЭС снова (у них будет другой плот, и на этом плоту будут опять установлены мортиры), а мне придется быть первым среди тех, кто пойдет в бой, и первым среди тех, кому предстоит быть разнесенным снарядом на куски. И что я буду кричать, умирая? Он вспомнил битву: грохот, чувство полнейшего одиночества, страх. Стыд, охватывающий тебя в момент бегства. Ужас, если ты принудил себя не бежать. В какие-то моменты - да, приходилось спасаться бегством, но не бежать приходилось гораздо чаще. Точнее - почти постоянно. Рационально мыслящая и действующая армия _д_о_л_ж_н_а_ все время спасаться бегством... Шагая вслед за Маурин, Гарви взял ее руку. Она обернулась, ее взгляд был... полон абсолютного доверия. И любви. Она заговорила - тихо, чтобы никто другой не мог услышать ее. - Все мы должны делать свое дело, - сказала она. - И это правильно. Ты понимаешь, что это правильно? Они лишь чуть запоздали - но запоздали. Высказав свое мнение, Эл Харди уже отошел от трибуны. Толпа начала рассасываться, люди переговаривались. Гарви слышал обрывки разговоров. - "Черт возьми, не знаю. Но абсолютно уверен, что драться мне больше не хочется." - "Проклятие, из-за этой АЭС пожертвовал собой Бейкер. Разве это ничего не означает?" "Я устал, Сью. Пошли домой". Рик Деланти - прежде, чем Харди успел спуститься со сцены - протолкался вперед. - Сенатор сказал, что решение, которое предстоит нам принять - решение большой важности, - сказал Рик. - Давайте обсудим все, не откладывая. Сейчас, - Гарви с облегчением увидел, что Рик уже не выглядел как человек, готовый совершить убийство. Но настроен он был, похоже, очень решительно. - Эл, вы сказали, что эту зиму мы наверняка переживем. Нельзя ли на эту тему поговорить чуть подробнее? Харди пожал плечами: - Как вам угодно. Мне казалось, что все уже сказано. Улыбка Деланти была явно искусственной. - А, дьявольщина! Эл, мы как раз собирались здесь, а спиртного больше нет, и завтра опять двигать валуны с места на место. Давайте прямо сейчас поговорим поподробнее. Обсудим. Мы переживем зиму? - Да. - Но кофе у нас не будет. Кофе у нас больше нет. Харди нахмурился: - Так. - Как мы будем чинить свою одежду? Нужно ждать наступления ледников. Одежда просто сгниет - прямо на нас. Сможем ли мы добыть что-нибудь из затопленных сейчас водой магазинов? - Пластиковые предметы одежды - возможно. Но с этим можно подождать, теперь не нужно опасаться, что Новое Братство успеет опередить нас. - Странно, но никто на этот раз не зааплодировал. - Одежду - по большей части - нам придется изготовить самим. Или, так сказать, отстреливать, - Харди улыбнулся. - Транспорт? Легковые автомобили и грузовики - все это обречено на вымирание. Как род животных, где все производители оказались стерильными. Так, видимо? Меня интересует: не заездим ли мы своих лошадей? Эл Харди полез рукой в затылок. - Нет. Мне кажется, что хотя какое-то время - нет... Нет. Лошади размножаются довольно таки медленно. Но грузовики мы сможем использовать еще не один год. - Чего еще у нас нет? Пенициллина? - Да... - Аспирина тоже нет? И спиртных напитков. И никаких обезболивающих медикаментов. - Спиртное мы сможем изготовлять сами! - Итак. Мы выживем. Проживем эту зиму, а потом следующую, а потом ту, что за ней, - Рик сделал паузу, но прежде чем Харди успел хоть слово сказать, он загремел: - Будем жить крестьянской жизнью! У нас здесь на сегодня намечено еще одно мероприятие. Детям, поймавшим за текущую неделю наибольшее количество крыс, будут выдаваться награды. Легко видеть, что так нам и предстоит провести остаток нашей жизни. Наши дети вырастут, как вполне квалифицированные крысоловы и свинопасы. Почетная работа. Необходимая работа. Никто не в праве пренебрегать ею. Но... разве не хочется нам надеяться на что-либо получше?! - А еще мы ввели рабство, - продолжал Деланти. - Не потому, что нам хочется иметь рабов. А потому, что они необходимы нам. _Э_т_о н_а_м_-_т_о_, _в_л_а_д_е_в_ш_и_м _м_о_л_н_и_я_м_и_! Эти слова наотмашь ударили Гарви Рэнделла. Они причинили ему почти физическую боль. Он видел, что и остальные ощутили почти физическую боль. Во всяком случае - большинство. Они застыли, они уже не могли уйти из зала. - Безусловно, здесь, в этой долине, мы прожить кое-как сможем. Если прозябание можно назвать жизнью! - закричал Деланти. - Мы можем не вылезать отсюда, мы будем в безопасности, и будут подрастать наши дети - гоняя свиней на выпас и собирая дерьмо. Здесь есть многое, чем мы по праву можем гордиться - потому что дела у нас обстоят намного лучше, чем могли бы быть... Но разве этого достаточно? Достаточно ли для нас, подчеркиваю - для нас! - прозябать в безопасности, оставив всех остальных на погибель? Все вы говорили, что вам очень жалко людей, которых вы не пускали к себе. Что вам очень жалко тех, кого вы отсылали обратно во внешний мир. Что ж, теперь у нас появилась другая возможность. Мы можем превратить весь Внешний мир, всю эту проклятую Долину Сан-Иоаквин в столь же безопасное место, как наша Твердыня. - Или мы можем выбрать другой путь. Мы можем, не высовывая носа, оставаться здесь. Будем в безопасности как... как суслики. Но если мы откажемся от борьбы в этот раз, то тоже самое произойдет и в следующий раз. И еще раз в следующий, и снова в следующий. И через пятьдесят лет ваши потомки, услышав гром, будут прятаться под кроватью. Туда всегда лезли, прячась от грома богов. Крестьяне в древние времена... во все времена верили, что гром - это оружие богов. - А комета! Мы-то знаем, что такое комета. Случись все это через десять с небольшим лет, мы смогли бы столкнуться и столкнуть эту чертову комету с дороги Земли! Я был в космосе. Мне там уже больше не бывать, но ваши дети смогут снова выйти в космос! Смогут, черт побери! Если у нас будет атомная электростанция, то через двадцать лет мы снова выйдем в космос. Мы обладаем необходимыми знаниями, и все, что нам нужно будет - это энергия, а источник энергии находится там, не далее чем в пятидесяти милях отсюда. Будет там находиться, если у нас хватит мужества спасти его от уничтожения. Подумайте над этим. У вас есть выбор. Продолжать прежнюю жизнь и окончательно стать крестьянами. Крестьянами, как в добрые старые времена. Обладающими личной безопасностью крестьянами. Обычными суеверными крестьянами. Или снова завоевать вселенную. Снова овладеть молниями. Рик сделал паузу - но не настолько длинную паузу, чтобы кто-нибудь успел высказать свои предложения. - Я отправляюсь защищать АЭС, - сказал он. - Леонилла? - Конечно, - Леонилла Малик подошла к сцене. - Я тоже! - с дальнего конца зала крикнул Товарищ, генерал Яков. - Чтобы мы овладели молниями! - Пора, - Гарви шлепнул Маурин по заду и быстро пошел к сцене. Очень быстрым шагом: момент упускать нельзя. Решение было единственным и простым. Гарви четко знал, какие слова он выкрикнет через миг. - Отряд Рэнделла?! - Конечно! - закричал в ответ кто-то. И уже рядом с Гарви встала Маурин, и проталкивался вперед какой-то фермер; и возле Гарви уже были Тим Хамнер и мэр Зейц. Мария Ванс и Джордж Кристофер яростно спорили. Это хорошо! Мария входила в отряд Рэнделла, а не в группу Кристофера. Значит, Кристофер тоже присоединится. Эл Харди застыл в смущении. Ему хотелось что-то сказать - но приказ, светившийся в глазах Маурин, заставлял молчать. Он еще может остановить этот порыв, подумал Гарви Рэнделл. И это потребует от него не таких уж больших усилий. Раз все согласны, дать задний ход, будет, конечно, не легко, однако такое еще возможно. Но когда порыв наберет инерцию, его уже ничем не остановишь. Эл Харди обладает достаточной властью, чтобы все переменить пока не поздно... Харди отвел взгляд на сенатора. Старик привстал со своего кресла, он задыхался, разевая рот. И рухнул обратно в кресло. Леонилла кинулась к Джеллисону, но он жестом остановил ее, кивком позвал к себе Харди. - Эл, - просипел он. С собой Леонилла принесла сюда свою медицинскую сумку скорой помощи. Эта сумка и сейчас находилась в кабинете мэра. Леонилла открыла сумку, выхватила шприц. Преодолев слабое сопротивление сенатора, она расстегнула ему куртку и рубашку. Быстро протерла ему тампоном грудь. И воткнула иглу прямо в грудь, рядом с сердцем. Эл Харди прорывался сквозь толпу, как сумасшедший. Пробился, упал на колени возле задыхающегося сенатора. Джеллисон бился, корчился в кресле. Пытался руками дотянуться до своей груди - но руки держали шеф Хартман и еще кто-то. Глаза сенатора остановились на Эле Харди. - Эл... - Слушаю, сэр - Харди отозвался задушенным, почти неслышным голосом. Наклонился ближе к сенатору. - Эл, не мешайте моим потомкам вновь овладеть молниями, - ясным голосом сказал сенатор. Этот голос разнесся по всему залу. На короткое мгновение глаза Джеллисона ярко вспыхнули. Но тело сенатора обмякло, и окружающие услышали лишь тихий, тут же оборвавшийся шепот: - Пусть они снова овладеют молниями. ЭПИЛОГ Земля слишком маленькая и хрупкая корзина, чтобы человечество складывало туда все яйца. Роберт А. Хайнлайн. На вершине невысокого холма стоял Тим Хамнер. Он перенес тяжесть своего тела с ноги на ногу, и в нагрудном кармане его хрустнула бумага. Долгий откос внизу кипел активностью. Земля готовилась к севу, бороны тащили лошади и быки. А соседние участки уже вспахивались - с помощью тракторов, работающих на метаноле. На вспаханной земле сверкали мириады белых снежинок. Обогащенная горчичным газом и трупами солдат Нового Братства, эта земля даст обильный урожай. По дороге с негромким жужжанием ехали три электромобиля. Такой же автомобиль стоял перед Тимом Хамнером - садись и поехали. Пора уже возвращаться, ехать туда, вниз, где ждет работа, но Тим постоял еще несколько лишних мгновений. Он наслаждался ярким солнечным светом и чисто-голубым весенним небом. Прекрасный сегодня выдался день. Перед ним расстилалось море Сан-Иоаквин. Значительная его часть превратилась теперь в обширное болото. В море - если посмотреть прямо вперед - виднелся невысокий остров. На этом острове располагался лагерь для пленных солдат Братства, для тех из них, кто не захотел посвятить свою жизнь сельскому хозяйству. Лагерь организовал Яков. Все его называют Товарищем... и Товарищ никак не отказался от идеи коммунизма. Но марксистская теория утверждает, что история в своем развитии должна проходить определенные стадии. От рабовладельческого общества к феодализму, от феодализма к капитализму. А Долина к настоящему моменту едва ли миновала рабовладельческую стадию своей истории. На протяжении долгого времени для строительства коммунизма на этой земле никаких предпосылок не будет. Так что Товарищу покамест приходится заниматься перевоспитанием пленных. Тим пожал плечами. Товарищ и Хукер поддерживают в лагере порядок. Пленные тоже занимаются - для себя - сельским хозяйством. А если кто-нибудь сбежит из них, никого это не беспокоит. Если посмотреть налево, то далеко к югу увидишь белые плюмажи пара, поднимающиеся над ядерным центром. Если перевести взгляд поближе, увидишь бригады рабочих, тянущих провода электропередачи. Еще две недели, и Твердыня получит электроэнергию. Тим попытался представить, на что будет похожа новая жизнь - но представить это было трудно. Зима была тяжелой. Дьявольски тяжелой. Ребенок, родившийся у Эйлин, чуть не умер, он и сейчас находится в больнице. Детская смертность превышала пятьдесят процентов, но теперь она постепенно уменьшается. А записи Форрестера свидетельствуют, что когда будут найдены книги, оставленные им в Туджунге, обитатели долины будут знать, как изготовляется пенициллин. Записи Форрестера. Это и составляет работу Тима - записать, перевести на бумагу кассеты и кассеты магнитозаписей, надиктованных перед смертью Даном Форрестером. Может быть, удалось бы успеть изготовить инсулин - если б все силы не ушли на защиту АЭС. И, разумеется, Дан Форрестер хорошо понимал, что лично для него означает решение защищать ядерный центр. Зима стоила жизни волшебнику Твердыни. Помимо Форрестера, умерли и многие другие. А вот узнать, что твой друг остался в живых - это всегда приятно. Тим похлопал себя по карману. Прошлое иногда накидывается на тебя без предупреждения. ВОТ ЭТО ДА! ТИМ ХАМНЕР ПОХЛОПАЛ СЕБЯ ПО КАРМАНУ, ГДЕ ЛЕЖАЛА ТЕЛЕГРАММА. ПОЛОВИНА КОМЕТЫ! КИТС-ПИК ПОДТВЕРДИЛ ЕГО ОТКРЫТИЕ. Тим яростно затряс головой и рассмеялся про себя. Сейчас это была не телеграмма, а лишь истрепавшийся сморщенный (ему часто приходилось бывать под дождем) обрывок бумаги. Этот клочок вчера доставил Тиму почтальон Гарри: долговая расписка на 250.000 долларов. Гарри Стиммс жив! Что теперь предложить ему в обмен на эту расписку? Работу на атомной электростанции? Стиммс явно обладает техническими наклонностями (и способностями тоже) а работники АЭС в долгу перед Тимом. А если устроить Стиммса на АЭС не удастся... может быть, тогда имеет смысл подарить ему тельную корову? Такая корова стоит в любом случае больше, чем 250.000 долларов. Тим, сощурясь, уставился в небо, он был очень собой доволен. Небо пересекала тонкая белая линия. Кончик ее продвигался вперед прямо на глазах. Еще какое-то мгновение Тим все не мог понять, что это такое. ЗАКРИЧАТЬ, ПОДНЯТЬ ТРЕВОГУ! НО КАК ЖЕ ЭТА ШТУКА НАЗЫВАЛАСЬ ПРЕЖДЕ?! - Ин... инверсионный след! Реактивный самолет! В Твердыне были получены некоторые сообщения из Колорадо-Спрингз. Так было известно, что часть воздушного флота уцелела. Когда Гарви и Маурин вернутся из своей поездки в Туджунгу, к очистному баку, следующее, что им предстоит, это заключить соглашение с Колорадо-Спрингз. Но хотя радио и донесло сообщение о самолетах, совсем другое дело увидеть взаправдашний самолет своими собственными глазами. Увидеть эту тонкую белую линию, пересекающую небо. Тим давно забыл, какое это прекрасное зрелище. Тим приветственно махнул рукой самолету. - Вы можете летать, - сказал он. И с каждым словом голос его усиливался. - Вы можете летать. Зато мы владеем молниями. АСТЕРОИД БЫЛ ПОРОЖДЕН КРУТИВШИМСЯ В ПУСТОТЕ КОСМОСА ЧУДОВИЩНЫМ ВОДОВОРОТОМ. НЕПРАВИЛЬНОЙ ФОРМЫ ЖЕЛЕЗНО-НИКЕЛЕВАЯ ГЛЫБА С КАМЕННЫМИ ВКРАПЛЕНИЯМИ. ДЛИНА НАИБОЛЬШЕЙ ОСИ АСТЕРОИДА СОСТАВЛЯЛА ТРИ МИЛИ. НЕВИДИМЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ ГЛАЗУ, ГРОМАДНЫЙ АСТЕРОИД ОКАЗАЛСЯ ВЫБИТЫМ СО СВОЕЙ ОРБИТЫ МОЩНЫМ ПОЛЕМ ТЯГОТЕНИЯ ЮПИТЕРА И ВЫБРОШЕН В МЕЖЗВЕЗДНОЕ ПРОСТРАНСТВО. Это случилось на втором витке длинной, почти эллиптической орбиты обращения астероида. Его железная поверхность покрылась странными, неизвестными на Земле льдами. Астероид прошел верхнюю точку кривой и начал свое возвращение обратно к солнцу. На пути его оказалась гигантская черная планета. Кольцо планеты, состоящее из снеговых кометных комьев, сияло в свете звезд. Кольцо было широким, оно сверкало, оно было прекрасным. Инфракрасный свет пронизывал волнующуюся, словно раздергиваемую штормами поверхность кольца, его струи и сгущения. Здесь, в межзвездном пространстве, единственным небесным телом, обладающим значительной массой, была лишь черная планета. Астероид изменил направление движения, с нарастающей скоростью полетел на сближение с ней. Льды, покрывающие железную поверхность астероида, начали таять. Их разогревало тепло инфракрасного излучения. Украшенная кольцом планета приближалась, росла. Делалась все огромнее. Со скоростью двадцать миль в секунду астероид пропорол плоскость кольца. Теперь он удалялся от планеты. От соударений его поверхность покрывалась вмятинами. Даже не вмятинами, а светящимися кратерами. Собственное, пусть и небольшое гравитационное поле астероида притянуло к нему осколки ледяного вещества кольца. Эти осколки астероид уносил с собой. Они были словно свита, они летели как впереди астероида, так и вслед ему. Они, эти осколки, выстроились в определенном порядке - нечто вроде изогнутых рукавов спиральной галактики. АСТЕРОИД В СОПРОВОЖДЕНИИ ОСКОЛКОВ КОМЕТНОГО ВЕЩЕСТВА ВЫРВАЛСЯ ИЗ ПОЛЯ ТЯГОТЕНИЯ ЧЕРНОГО ГИГАНТА. И НАЧАЛОСЬ ЕГО ДОЛГОЕ ПАДЕНИЕ ВГЛУБЬ ВОДОВОРОТА СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЫ.