Джордж Оруэлл. Зверская ферма (пер.В.Прибыловский) --------------------------------------------------------------- © Copyright Джордж Оруэлл © Copyright Владимир Прибыловский, перевод с английского © Copyright Владимир Прибыловский, продолжение от переводчика Email: info@panorama.ru WWW: http://www.panorama.ru/ ? http://www.panorama.ru/ Date: написание 1943-1944 Date: перевод 1988, 4 Jul 2002 (новая редакция) Date: продолжение Jul 1995, Mar 2000 (новая редакция) Изд: Центр "Панорама", М., 2002 Spellcheck: Григорий Белонучкин, 4 Jul 2002 --------------------------------------------------------------- (новая редакция) С иллюстрациями Виталия Стацинского ЗВЕРСКАЯ ФЕРМА-2 (Продолжение от Переводчика) Москва, ИИЦ "Панорама", 2002 Джордж ОРУЭЛЛ. ЗВЕРСКАЯ ФЕРМА сказка В переводе Владимира Прибыловского (новая редакция) С иллюстрациями Виталия Стацинского Владимир Прибыловский. ЗВЕРСКАЯ ФЕРМА-2 (Продолжение от Переводчика) Москва ИИЦ "Панорама" 2002 ...В знаменитой сказке Джорджа Оруэлла "Зверская Ферма", написанной в 1943-44гг, угнетенные животные "Барской Фермы" устраивают Восстание, изгоняют жестокого фермера Джонса, меняют название фермы и пытаются устроить жизнь на основах новой справедливой теории - Зверизма, придуманной старым хряком Майором. На стенке гумна восставшие пишут Семь Заповедей, в согласии с которыми они отныне будут жить: "Все звери равны", "Зверь да не убьет другого зверя", "Зверь не пьет спиртного" и т.п. Двуногие во главе с фермером Фредериком устраивают нападение на Зверскую Ферму, но терпят поражение. Ученик Майора Наполеон и другие свиньи постепенно перенимают все пороки человечества, а после победы над Фредериком даже пытаются встать на задние ножки... Оруэлл умер в 1950 году и не видел, чем все это кончилось. История Фермы с тех пор и по наши дни - в "Зверской Ферме-2" от переводчика. (C) Владимир Прибыловский, 2002, перевод (C) Виталий Стацинский, 2002, иллюстрации (C) Павел Кирюшин, 2002, иллюстрации к "Зверской ферме-2" Глава первая Владелец Барской Фермы мистер Джонс позапирал на ночь курятники, но о цыплячьих лазах спьяну забыл. Пошатываясь и рисуя на земле петли лучом света от фонарика, он пересек двор, скинул сапоги у заднего крыльца, нацедил себе еще одну кружку пива из бочонка в буфетной при кухне и завалился на кровать, в которой уже похрапывала миссис Джонс. Лишь только свет в спальне погас, вся усадьба пришла в движение. Еще днем по ферме пронесся слух, будто прошлой ночью старый Майор, премированный хряк средней белой породы, видел поразительный сон и желает поведать о нем другим животным. Договорились собраться на большом гумне, как только мистер Джонс благополучно выйдет из строя. Старый Майор, которого Майором называли все, хотя выставлялся он под кличкой "Краса Виллингдона", - пользовался огромным уважением на ферме, и, чтобы его послушать, всякий был готов оторвать ото сна часок-другой. Майор уже восседал на груде соломы, на помосте, устроенном в глубине большого гумна, под лампой, которая свисала с балки. Ему было уже двенадцать лет, в последние время его порядком разнесло, но он все еще смотрелся величественно и, хотя клыки ему не подпиливали, вид у него был кроткий и благообразный. Постепенно на гумне стали собираться и остальные животные, располагаясь поудобнее, каждое на свой лад. Первыми прибежали три собаки: Блюбель, Джесси и Пинчер, а потом свиньи, которые разлеглись на соломе перед самым помостом. Куры расселись на подоконниках, голуби вспорхнули на стропила, овцы и коровы улеглись сразу за свиньями и принялись за свою жвачку. Две ломовые лошади Боксер и Кашка вошли вместе и передвигались с величайшей осторожностью, расставляя свои огромные мохнатые копыта медленно и внимательно, чтобы не дай бог не задеть какую-нибудь не заметную в соломе мелюзгу. Кашка, полная кобыла средних лет, была по-матерински добра со всеми. После рождения четвертого по счету жеребенка она уже не восстановила своей фигуры. Боксер, здоровенный конь чуть не двухметрового роста, был вынослив как две обычные лошади вместе взятые. Белая черточка под носом придавала ему немножко глуповатый вид, да он и в самом деле был не слишком умен, но пользовался всеобщим уважением за твердый характер и огромную работоспособность. За лошадьми появились белая козочка Мюриель и осел Бенджамин. Бенджамин был старше всех на ферме и славился злонравным характером. Говорил он очень мало, а если и открывал рот, то только ради того, чтобы ляпнуть какую-нибудь непристойную гадость. Однажды, например, он сказал: "Бог дал мне этот хвост, чтоб я гонял им мух. Лучше б он избавил меня и от того, и от другого". В отличие от других обитателей фермы он никогда не смеялся. Если его спрашивали почему, то он отвечал, что не видит вокруг ничего смешного. Не признаваясь в этом вслух, он, однако, питал слабость к Боксеру: они часто проводили воскресные дни вдвоем на небольшой лужайке за фруктовым садом, где паслись бок о бок, никогда не разговаривая. Лошади как раз устраивались поудобнее, когда на гумно гуськом ввалился потерявший свою мамашу выводок утят, которые слабо попискивали и бросались то туда, то сюда в поисках места, где бы их не затоптали. Кашка вытянула ноги и огородила ими утят. Почувствовав себя в безопасности, утята сразу же заснули. В последнюю минуту, изящно семеня копытцами и похрустывая кусочком сахара, вбежала красотка Молли, глупенькая белая кобылка, обычно возившая двуколку мистера Джонса. Она заняла место поближе к помосту и принялась потряхивать своей белой гривой, желая привлечь внимание к заплетенным в нее красными ленточкам. И самая последняя явилась кошка. Она огляделась, по обыкновению выискивая уголок потеплее, и, наконец, втиснулась между Боксером и Кашкой, где удовлетворенно промурлыкала в течение всей Майоровой речи, пропустив мимо ушей все до единого слова. Теперь, наконец, были в сборе все животные фермы, кроме ручного ворона Моисея, дремавшего на шесте у задней калитки. Лишь только Майор удостоверился, что все расположились удобно и ждут его слов со вниманием, он откашлялся и заговорил: - Товарищи! Вы все уже слышали, что вчера мне приснился удивительный сон. Но об этом позже. Сначала я хочу поведать вам вот о чем. Я чувствую, товарищи, что мой долг, прежде чем я умру, - поделиться с вами приобретенными мной жизненной мудростью и опытом, - а я не уверен, что проживу среди вас еще хотя бы несколько месяцев. Я прожил долгую жизнь и много размышлял, лежа в одиночестве в своем свинарнике. Мне кажется, что у меня есть право сказать: я понял сущность жизни на этой земле, как никто из моих современников. Вот об этом я и хочу побеседовать с вами. В чем же, товарищи, состоит сущность нашего бытия? Давайте посмотрим правде в лицо: наша жизнь коротка, изнурительна и несчастлива. С самого появления на свет нас кормят так, чтоб мы только не подохли, и каждого из нас, у кого есть силы, заставляют работать до последнего вздоха, а как только мы становимся бесполезными, нас забивают с отвратительной жесткостью! Ни одно животное Англии в возрасте старше одного года не знает ни радостей, ни покоя. Все животные в Англии - несвободны! Правда заключается в том, что удел животных - страдания и рабский труд. Но, может быть, таков закон природы? Может, это оттого, что наша страна так бедна, что не способна обеспечить достойную жизнь ее обитателей? Нет, товарищи, тысячу раз нет! Мягкий климат и плодородная почва Англии могут давать пропитание гораздо большему числу животных, чем населяет ее теперь. На одной нашей ферме вполне могли бы жить припеваючи, с удобствами, какие вы сейчас даже не можете себе представить, - дюжина лошадей, двадцать коров, сотни овец! Почему же тогда мы живем так, как мы живем? Потому что почти все плоды нашего труда крадут у нас двуногие твари. Здесь, товарищи, гвоздь наших проблем! Их суть заключается в одном слове: ЧЕЛОВЕК, Человек - вот наш единственный подлинный враг. Уберите Человека - и коренная причина голода и изнурительных трудов будет устранена навеки. Человек - единственное живое существо, которое потребляет, не производя. Он не дает молока, не несет яиц, он слишком слаб, чтобы таскать за собой плуг и бегает так медленно, что не может поймать даже кролика. Но он Бог и Царь всех домашних животных. Заставляя животных работать, он возвращает им лишь скудный прожиточный минимум - только чтобы они не околели с голоду, а все остальное присваивает себе. Наш труд возделывает землю, ее удобряет наш навоз, но ни у кого из нас нет ничего, кроме своей жалкой шкуры. Вот вы, коровы, лежащие передо мной, сколько тысяч галлонов молока вы дали в этом году? и что стало с этим молоком, которое могло бы пойти на выкармливание крепких телят? Все оно, как в прорву, ушло в утробу Человека! А вы, куры, сколько яиц вы снесли в этом году? и сколько цыплят высидели? Почти все яйца проданы на рынке, а деньги пошли на Джонса и его людей! А где, Кашка, твои четыре жеребенка, которых ты выносила и родила в муках? Они могли бы стать опорой и отрадой твоей старости! Но все четверо проданы с торгов в годовалом возрасте и ни одного из них ты уже никогда не увидишь! И что, кроме стойла и охапки сена, ты получаешь в награду за все твои труды и четырех рожденных в муках жеребят? Но и то жалкое существование, которое мы влачим, нам не дадут дотянуть до отмеренного природой срока. Что касается меня, то мне жаловаться грех. Я вхожу в число немногих счастливчиков, мне двенадцать лет, у меня было более четырехсот детей, моя судьба отвечает естественному порядку вещей. Но, как правило, каждый из нас в итоге идет под нож! Вот вы, сидящие сейчас передо мной молоденькие поросятки! Не пройдет и года, и все вы распрощаетесь с жизнью, визжа от боли и страха на деревянной колоде! И эта ужасная участь подстерегает всех нас - коров, свиней, кур, овец - всех! Даже лошадям и собакам не миновать общей судьбы. Вот ты, Боксер, - в тот самый день, когда твое могучее здоровье оставит тебя, Джонс продаст тебя на живодерню, где тебе перережут горло, а мясо твое пойдет на кормежку гончим собакам. А вам, собаки, когда состаритесь, и зубы у вас выпадут, Джонс привяжет по кирпичу на шею и утопит в ближайшем пруду. Разве вам не ясно теперь, товарищи, что все зло нашей жизни исходит от тирании двуногих? Стоит только избавиться от Человека, и плоды нашего труда будут принадлежать нам. Почти в тот же день мы станем богаты и свободны. Итак, что же нам следует делать? А вот что: день и ночь, душой и телом трудиться во имя освобождения от гнета человеческой расы! Вот вам мой завет: Восстание! Я не знаю, когда Восстание грянет, быть может, уже через неделю, а, может быть, только через сотню лет, но я убежден, что справедливость рано или поздно восторжествует. Это так же верно, как то, что под ногами у меня сейчас вот эта солома. На все оставшиеся дни - сделайте Восстание целью вашей жизни. И передайте мой завет тем, кто придет после вас, - и пусть будущие поколения доведут нашу борьбу до конца! И помните, товарищи, никаких колебаний! Никакие кривые слова не должны сбивать вас с толку! Не слушайте, когда вас станут уверять, будто у Человека и животного - общие интересы, что его процветание - это наше процветание. Все это ложь. Кроме себя самого, Человек не нужен никому. А мы, животные, будем крепить наше единство и товарищество по борьбе. Все люди - наши враги. Все животные - соратники. Последние слова Майора потонули вдруг в ужасном гаме. Оказывается, четыре огромные крысы незаметно выбрались из своих нор и, присев на задние лапки, тоже слушали его речь. Хотя и не сразу, но собаки все-таки учуяли их, и только стремительным бегством в норы крысы спасли свои шкуры. Майор приподнял переднее копытце, призывая к молчанию. - Товарищи, - сказал он, - вот вопрос, который надо решить немедленно: друзья нам или враги дикие животные вроде крыс или зайцев? Давайте поставим это на голосование. Я предлагаю собранию вопрос: считать ли крыс нашими товарищами? Голосование провели немедленно, и подавляющим большинством голосов было решено, что крысы - товарищи. Только четверо голосовали против этого: три собаки и кошка. Впрочем, как выяснилось, киска подняла лапу дважды - и за, и против. Майор продолжал: - Мне остается сказать немного. Я повторю: помните всегда, что ваш долг быть врагами Человека и всего образа жизни Человека. Любой двуногий - враг. Любое четвероногое, любая птица - друг. Помните, что, сражаясь против Человека, вы ничем не должны уподобляться ему. Даже когда вы одолеете его - не перенимайте его пороков. Ни одно животное не должно жить в доме, спать в кровати, носить одежду, пить спиртное, курить, прикасаться к деньгам, торговать. Все обычаи Человека - зло! И самое главное: пусть животное никогда не угнетает себе подобных. Сильные и слабые, разумные и не очень - все мы братья. Животные не должны убивать других животных. Все животные равны. А теперь, товарищи, я поведаю вам свой последний сон. Передать его весь я просто не в силах. Это был сон о земле, какой она будет после исчезновения Человека. И вспомнилось мне давно позабытое. Много лет тому назад, когда я еще был поросенком-сосунком, моя мать и другие свиньи, бывало, напевали старую песню, хотя помнили только мотив, да еще три первых слова из нее. В детстве я знал эту мелодию, но с тех пор прошло много лет и она выветрилась из моей памяти. И вот эта мелодия вдруг припомнилось мне вчерашней ночью во сне. Мало того, слова песни, которые, как я уверен, сочинили животные давным-давно и которые, казалось, исчезли из памяти поколений, - слова песни я тоже вспомнил! Я спою вам эту песню, товарищи. Я стар, и голос мой хрипит, но когда вы запомните мелодию и слова, вы сами споете лучше. Она называется "Все животные Британии". Старый Майор откашлялся и запел. Как он и предупреждал, голос у него был хриплый, но пел он совсем неплохо, и мотив у песни был бодрый, что-то среднее между "Клементиной" и "Кукарачей". Слова были таковы: Все животные Британии, Звери, птицы и скоты, Верьте мне, что день настанет И исполнит все мечты. Мир насилья мы разрушим, Власть двуногих упадет. Вольно и единодушно Будет жить свободный скот! Знайте все: мы с вами скоро Свергнем тяжкий гнет цепей, Сбросим шоры мы и шпоры, И забудем свист плетей. Ждет нас сладкая свобода, Мир прекрасней наших грез: Покоренная природа, Сено, клевер и овес. Будет свекла кормовая, Рис и теплая вода, И людская воля злая Нас оставит навсегда. К цели будем мы стремиться, Силы наши велики! За работу, кони, птицы, Свиньи, овцы и быки! Все животные Британии И других земель скоты, Верьте мне, что день настанет И исполнит все мечты! Эта песня привела животных в дикое возбуждение. Майор еще не добрался до ее конца, а они уже подхватили песню сами. Даже самые глупые из них сразу же усвоили мотив и часть слов, а что касается самых разумных, таких, как свиньи и собаки, то они за несколько минут запомнили всю песню наизусть. И после нескольких проб вся ферма в потрясающем единстве разразилась "Животными Британии". Коровы мычали эту песню, собаки ее выли, овцы блеяли ее, лошади ржали, утки крякали. Они были в таком восторге от песни, что спели ее пять раз кряду и пели бы еще всю ночь, если бы их не прервали. Пение, к несчастью, разбудило мистера Джонса, который вскочил с кровати в полном убеждении, что во двор забралась лисица. Он схватил охотничье ружье, которое всегда стояло заряженным в углу его спальни, и выпалил в темноту картечью шестого калибра. Несколько картечин попало в стену гумна, и все скопище моментально распалось. Все разбежались по своим углам. Птицы взлетели на шестки, животные улеглись в солому, и очень скоро вся ферма погрузилась в сон. Глава вторая Три ночи спустя старый Майор мирно скончался. Он заснул и уже не проснулся. Его тело зарыли на окраине фруктового сада. Это случилось в начале марта. В течение последующих трех месяцев на ферме шла бурная конспиративная деятельность. Речь Майора наиболее разумным животным фермы открыла совершенно новый взгляд на жизнь. Они не знали, когда начнется предсказанное Майором Восстание, у них не было никаких оснований полагать, что они до этого доживут, но они ясно осознали свой долг - готовить Восстание. Все бремя организации и обучения легло на плечи свиней, которые, по общему признанию, были самыми одаренными среди животных. Особенно выделялись два племенных кабана, Наполеон и Снежок, которых мистер Джонс выращивал на продажу. Наполеон, единственный на ферме хряк беркширской породы, был довольно свиреп на вид. Он не отличался красноречием, но все уважали его за умение настоять на своем. Снежок был бойчей, изобретательней и гораздо острей на язык, но многие считали, что глубиной характера он уступал Наполеону. Еще несколько холощеных кабанов мистер Джонс откармливал на убой. Из них наибольшей популярностью пользовался толстый маленький боров по кличке Визгун - с округлыми щечками, мигающими глазками, проворными движениями и пронзительным голоском. Это был блестящий оратор. Когда Визгун доказывал какой-нибудь особенно трудный тезис, он обыкновенно припрыгивал из стороны в сторону и подергивал хвостиком, что всегда как-то очень убеждало. О нем говаривали, что Визгун из черного может сделать белое. Эти трое развили учение старого Майора в законченную систему воззрений, которую они назвали Зверизмом. Ночами, по нескольку раз в неделю, как только мистер Джонс засыпал, они устраивали тайные сборища на гумне, где излагали принципы Зверизма другим животным. Поначалу они столкнулись с определенным недомыслием или равнодушием. Некоторые животные напоминали о долге повиновения мистеру Джонсу, которого они называли "Хозяин", выдвигая примитивные доводы типа: "Мистер Джонс кормит нас. Если его не станет, мы передохнем с голоду". Другие спрашивали: "Зачем нам заботиться о том, что произойдет только после нашей смерти?" или "Если Восстание в любом случае неизбежно, то какая разница, будем мы его готовить или нет?", и нелегко было свиньям убедить их, что такие высказывания противоречат духу Зверизма. Самые глупые вопросы задавала белая кобылка Молли. Первое, что она спросила у Снежка, это будет ли после Восстания сахар. - Нет, - твердо ответил Снежок, - мы не сможем сами производить у себя сахар. Да тебе и не нужен будет сахар. У тебя будет овса и сена, сколько ты захочешь. - А можно мне будет вплетать в гриву ленточки? - спросила Молли. - Товарищ зверь, - сказал Снежок, - эти твои любимые ленточки - не что иное, как символ рабства. Неужели ленточки тебе дороже свободы? Я уверен, что нет! Молли согласилась, но ее согласие не выглядело особенно искренним. Еще более тяжелую борьбу выдержали свиньи, разоблачая вредные выдумки ручного ворона Моисея. Любимчик мистера Джонса Моисей был, конечно, шпионом и сплетником, но зато врал он талантливо. Он утверждал, что после смерти все животные будто бы попадают в чудесную страну под названием Леденцовые Горы. Моисей уверял, что эти Леденцовые Горы находятся где-то высоко в небе, за облаками. Там семь воскресений на неделе, свежим клевером кормят зимой и летом, а колотый сахар и льняной жмых растут прямо на заборах. Животные недолюбливали Моисея за то, что он только болтает и не работает, но многие из них верили в Леденцовые Горы, и свиньям пришлось потратить немало усилий, доказывая, что такой страны не существует. Наиболее верными учениками свиней оказались обе ломовые лошади, Боксер и Кашка. Они с огромным трудом могли бы что-нибудь придумать сами, но признав однажды свиней своими учителями, они принимали все, что те говорили, на веру и в доходчивых выражениях объясняли это другим животным. Они никогда не пропускали тайных сходок на гумне и первыми запевали "Всех животных Британии". Собрания всегда заканчивались пением этой песни. Случилось так, что Восстание победило раньше и намного легче, чем предполагалось. Мистер Джонс хотя и был жестоким человеком, но в прежние годы хозяйствовал не так уж и плохо. Теперь же у него вдруг пошла полоса неудач. Началось с того, что он с большим убытком проиграл какую-то тяжбу, пал духом от этого и запил. Целыми днями он сидел на кухне, развалясь в виндзорском кресле, полистывал газеты, наливался спиртным и кормил Моисея размоченными в пиве хлебными корками. Его работники обленились и стали подворовывать, поля заросли бурьяном, крыши построек прохудились, живые изгороди пришли в полное запустение, а скотина была все время недокормлена. Приближался июнь, и сено почти созрело для косьбы. В канун Иванова дня, который пришелся на субботу, мистер Джонс отправился в Виллингдон и там до того нарезался в "Рыжем Льве", что в воскресенье возвратился домой только к полудню. В отсутствие хозяина его работнички сразу после утренней дойки отправились охотиться на зайцев, даже и не подумав покормить скотину. Сам же мистер Джонс, вернувшись, тут же завалился на диван и заснул с газетой "Ньюс оф зе уорлд" на лице, так что и к вечеру животные остались голодными. Наконец терпение у них лопнуло. Одна из коров вышибла рогами двери амбара, и голодные животные набросились на мешки с зерном. Как раз в это время мистер Джонс наконец продрал глаза. Уже через минуту он и четверо его людей ворвались в амбар с бичами и принялись хлестать всех, кто только попадался под руку. Этого животные уже не могли вынести. Хотя заранее они ни о чем подобном не сговаривались, тут они совсем озверели и в едином порыве набросились на своих мучителей. На Джонса и его людей со всех сторон посыпались удары рогов и копыт. Положение совсем вышло из-под контроля. Люди раньше никогда не видели, чтобы скотина вела себя таким образом, и их напугало и ошеломило внезапное возмущение тварей, которых они привыкли стегать бичами и вообще помыкать, как вздумается. Пустив в ход сапоги, пару минут они еще пытались обороняться. Но еще через минуту все пятеро пустились в бегство по проселку, ведущему к главной дороге, а животные, торжествуя, преследовали их. Когда миссис Джонс выглянула во двор из окна спальни и увидела, что там происходит, она поспешно покидала кое-какие пожитки в саквояж и выскользнула с фермы другой дорогой. Моисей снялся со своего шеста и, громко каркая, полетел за нею вслед. Между тем животные прогнали Джонса и его работников и захлопнули за ними обитые железными скрепами главные ворота фермы. Вот так, даже не осознав случившегося, животные свершили победоносное Восстание: Джонс был изгнан, а "Барская Ферма" перешла к ним. Первые минуты животные едва верили в свою удачу. Одержав победу, они сначала табуном промчались вдоль границ фермы, словно желая удостовериться, что от них не укрылось ни одно отродье рода человеческого. А потом они помчались назад в усадьбу, чтобы вымести последние следы ненавистной тирании Джонса. Они взломали на конюшне дверь в кладовую, где хранилась упряжь, и утопили в колодце удила, кольца для ноздрей и собачьи цепи, изуверские ножи для кастрации поросят и ягнят. Поводья, уздечки, шоры, унизительные торбы они побросали в подожженную мусорную кучу во дворе. Туда же закинули и бичи, и когда они заполыхали, животные запрыгали от радости. Ленты, которые вплетали в лошадиные хвосты и гривы по праздничным дням, Снежок также бросил в огонь. - Ленты, - сказал он, - следует рассматривать как одежду, каковая является отличительной чертой расы двуногих. Животные должны блюсти свою наготу. Услышав это, Боксер сходил за маленькой соломенной шляпкой, которой он летом прикрывал от мух свои уши, и тоже предал еo огню. После того, как они уничтожили эти напоминания о тирании Джонса, Наполеон повел их назад к амбару и выдал всем двойную норму зерна, а каждой собаке по два сухарика. Потом семь раз кряду спев "Всех животных Британии", они разошлись по своим своим местам и заснули так крепко, как не спали никогда. На рассвете они проснулись как обычно и тут же, вспомнив, что произошло накануне, все вместе выбежали на пастбище. Здесь на лугу находился холм, с которого открывался вид на всю ферму. Животные взбежали на этот холм и огляделись кругом. Это были их владения - все, что они видели в ярком утреннем свете, принадлежало им! Придя от этой мысли в восторг, они носились по кругу, по кругу, возбужденно подпрыгивали, катались по росе, набивали рты сладкой летней травой, копытами взрывали черную землю и вдыхали ее благоухание. Потом они устроили торжественный обход всей фермы и в немом восхищении обозрели пашни и луга, сад, пруд и рощу. Они как будто впервые видели все это, и даже сейчас им с трудом верилось, что теперь все это принадлежит им, животным. Вернувшись в усадьбу, они молча остановились у дверей господского дома. Дом теперь тоже принадлежал им, но внутрь входить все равно было как-то страшновато. Через минуту, однако, Снежок и Наполеон разом толкнули двери, распахнувшиеся от этого настежь, и животные гуськом вошли в дом, ступая с величайшей осторожностью из опасения перевернуть что-нибудь. Они переходили из комнаты в комнату на цыпочках, боясь выговорить слово даже шепотом и с каким-то благоговейным ужасом глядя на невероятную роскошь: на кровати с пуховыми перинами, на зеркала, на диван, набитый конским волосом, на брюссельский ковер и литографию с изображением королевы Виктории, стоявшую на камине в гостиной. Когда, спускаясь по ступенькам, они выходили из дома, кто-то вдруг хватился, что с ними нет Молли. Пришлось вернуться назад. Оказалось, что Молли отстала от всех и застряла в самой роскошной спальне. Взяв кусок голубой ленты с туалетного столика миссис Джонс, Молли примеряла его себе через плечо, любуясь своим отражением в зеркале с самым глупейшим видом. Ее жестоко выругали и покинули дом. Несколько свиных окороков, висевших на кухне, взяли с собой для погребения, да еще Боксер проломил ударом копыта пивной бочонок в буфетной - больше в доме ничего не тронули. Тут же на месте они приняли единодушное решение сохранить дом как музей. Ни у кого и мысли не возникло, что кто-нибудь из них захочет тут поселиться. После завтрака Снежок и Наполеон вновь собрали всех животных. - Товарищи звери! - сказал Снежок. - Сейчас половина седьмого, и впереди у нас долгий день. Сегодня мы начнем сенокос. Но сначала нам предстоит еще одно неотложное дело. Свиньи открылись, что за последние три месяца они выучились читать и писать - по найденному ими на помойке старому букварю, когда-то принадлежавшему детям мистера Джонса. Наполеон послал за ведрами с черной и белой краской и повел всех вниз, к выходившим на главную дорогу воротам, которые были окованы пятью железными скрепами. Там Снежок, у которого был самый лучший почерк, замазал кистью слова "Барская Ферма" на верхней железной планке и вместо этого вывел: "Зверская Ферма". Именно так она должна была теперь называться. После этого они возвратились в усадьбу, где Снежок и Наполеон послали за стремянкой, велев приставить ее к торцовой стенке большого гумна. Они объяснили, что трехмесячными усилиями свиней принципы Зверизма сведены ныне к Семи Заповедям. Эти СЕМЬ ЗАПОВЕДЕЙ будут теперь начертаны на стене. Они образуют нерушимый закон, по которому отныне и навеки будут жить все звери фермы. Не без труда (потому что свинье нелегко удержать равновесие на ступеньках лестницы) Снежок взобрался наверх и принялся за работу, а Визгун несколькими ступеньками ниже держал ведро с краской. Заповеди были выведены большими белыми буквами на просмоленной стене, и каждый мог прочесть эти буквы с тридцати ярдов. Они гласили: СЕМЬ ЗАПОВЕДЕЙ 1. Всякое двуногое существо - ВРАГ. 2. Всякое четвероногое или пернатое существо - ДРУГ. 3. Зверь не носит одежду. 4. Зверь не спит в кровати. 5. Зверь не пьет спиртное. 6. Да не убьет зверь другого зверя. 7. Все звери равны. Все это было выведено очень красиво и, не считая того, что вместо "друг" на самом деле получилось "дург", да еще буква "с" смотрела в одном месте не в ту сторону, все остальное было написано совершенно правильно. Снежок огласил текст Заповедей. Все согласно закивали, а самые умные из животных тут же принялись заучивать заповеди наизусть. - А теперь, товарищи, - сказал Снежок, отбросив кисть, - на сенокос! Уберем сено быстрее, чем работники Джонса, пусть это будет делом нашей чести! В эту минуту все три коровы, которые давно переминались с ноги на ногу, громко замычали. Бедняг не доили уже целые сутки, и они просто лопались от переполнявшего их молока. После недолгих размышлений свиньи послали за подойниками и справились с делом довольно успешно - раздвоенные копытца свиней, как оказалось, были вполне приспособлены для этой задачи. После дойки набралось целых пять ведер пенящегося жирного молока, на которое многие из животных смотрели с неподдельным интересом. - Что мы с ним сделаем? - спросил кто-то. - Джонс иногда добавлял немного молока в наше пойло - прокудахтала какая-то курица. - Не думайте об этом, товарищи, - воскликнул Наполеон, заслонив молочные ведра собою. - О молоке позаботятся. Сенокос сейчас важнее всего. Товарищ Снежок поведет вас. Я присоединюсь к вам через несколько минут. Вперед, товарищи! Дело не ждет! И животные строем зашагали на работу. Вернувшись вечером, они заметили, что молоко куда-то исчезло. Глава третья Как они работали и сколько пота пролили на этом сенокосе! Но труды их не пропали даром, потому что результат уборки превзошел все их ожидания. Работалось иногда очень трудно: все инструменты были приспособлены под людей, а не под животных, и главным препятствием было то, что ни одно из животных не могло справиться с орудиями, применение которых требовало хождения на двух ногах. Свиньи, однако, проявляли чудеса изобретательности и так или иначе находили выход из любого положения. Что же касается лошадей, то они прекрасно знали каждую пядь земли, а в косьбе и скирдовании понимали едва ли не больше, чем Джонс и его работники. Само собой сложилось, что свиньи не принимали непосредственного участия в работах, а только руководили и надзирали за остальными - благодаря превосходству в знаниях обязанность руководить легла на них самым естественным образом. Боксер и Кашка сами впрягались в сенокосилку или большие ворошильные грабли на конной тяге (разумеется, без всяких удил и поводьев) и ходили размеренно кругами по лугу, а свинья шла сзади и по мере необходимости отдавала команды: "Но-о, товарищ зверь! Пошел!" или "Тпру, товарищ зверь! Тпру!". В ворошении и уборке скошенного сена приняли участие все животные, даже самые мелкие. Даже утки и куры, невзирая на жару, трудились весь день, перенося крохотные пучки травы в своих клювиках. В итоге они разделались с сенокосом на два дня раньше, чем в прошлом году работники Джонса. Уборку удалось провести совершенно без потерь, зоркие куры и утки подобрали все до последнего стебелька. И ни одно животное не украло ни травинки. Все лето дела на ферме шли как по маслу. Животные никогда в жизни даже и не подозревали, что могут чувствовать себя такими счастливыми. Каждый глоток еды доставлял им самое острое наслаждение, потому что это теперь и вправду была ИХ пища, которую они сами производили для себя, а не подачка жадного хозяина. Теперь, когда никчемные двуногие паразиты исчезли, даже несмотря на всю неопытность животных и еды и свободного времени у них было больше. Их ожидали многочисленные непредвиденные трудности: например, в самом конце сезона, во время уборки хлеба, пришлось вместо молотьбы дедовским способом вытаптывать зерна из колосьев, а провеивать зерно - силой собственного дыхания, потому что ни молотилки, ни веялки на ферме не было. Но сообразительность свиней и мощная мускулатура Боксера помогали выпутываться из всех затруднений. Непомерные силы Боксера были предметом всеобщего восхищения. И во времена Джонса он был усердным работягой, теперь же он просто вкалывал за троих. Бывали дни, когда казалось, что все на ферме держится на его могучих плечах. С утра до ночи он таскал или подталкивал, всегда находясь там, где труднее. Он договорился с петухом, чтобы тот будил его по утрам на полчаса раньше всех остальных, и до начала дневных работ один добровольно трудился там, где, по его мнению, это было всего нужнее. В ответ на любое затруднение, на любую неудачу он говорил: "Я буду работать еще упорней!" Эти слова стали его девизом. Но и все остальные старались в меру своих сил. Куры и утки, например, подбирая упавшие колоски, сберегли зерна на целых пять бушелей. Никто не воровал, никто не жаловался на еду, а ссоры, взаимные щепки и зависть, которые в прежние времена были повседневным явлением, теперь почти исчезли. Никто не ленился - или почти никто. Молли, правда, не очень хорошо поднималась по утрам и имела обыкновение уходить с работы пораньше под предлогом мозолей на копытах. Странновато выглядело поведение кошки. Очень скоро все заметили, что ее обычно невозможно найти перед началом работ, она пропадала где-то часами - а потом, как ни в чем не бывало, приходила к обеду или вечером после окончания рабочего дня. Но у нее всегда были такие исключительные уважительные причины и мурлыкала она так проникновенно, что усомниться в ее добрых намерениях было невозможно. Старый осел Бенджамин, казалось, нисколько не изменился после Восстания. Он выполнял свою работу с той же неторопливой тщательностью, как при Джонсе, ни от каких заданий не увиливал, но и не надрывался на добровольных сверхурочных. О Восстании и его последствиях он своего мнения не высказывал. Когда его прямо спрашивали, чувствует ли он себя счастливей после изгнания Джонса, он обыкновенно произносил что-нибудь вроде: - Ослы живут долго. Никто из вас еще не видел дохлого осла. Приходилось довольствоваться этим туманным ответом. По воскресеньям не работали. Завтракали на час позже, чем обычно, а после завтрака происходила церемония, которая неукоснительно соблюдалась каждую неделю. Сначала поднимали флаг. Снежку попалась в подсобке для инструментов старая зеленая скатерть миссис Джонс, на которой он белой краской намалевал рог и копыта. Каждое воскресное утро поднимали теперь эту скатерть на флагштоке бывшего жилого дома. "Зеленый цвет нашего знамени, - объяснял Снежок, - обозначает луга и пастбища Англии, а копыто и рог символизируют грядущую Республику Зверей, которую мы создадим после полной и окончательной победой над родом человеческим". После подъема флага все животные собирались на большом гумне на общее собрание или Совет. Здесь намечались работы на предстоящую неделю и велось обсуждение предлагаемых постановлений. Авторами и инициаторами всех постановлений Совета всегда были свиньи. Другие животные скоро усвоили сам обычай голосования, но самостоятельно выдвигать предложения так и не научились. Активнее всех в обсуждении проектов постановлений участвовали оба хряка - Снежок и Наполеон. Было, однако, замечено, что эта парочка никогда ни в чем не бывает согласна. Что бы ни предлагал один из них, другой непременно был против. Даже когда возникала идея - сама по себе не вызывавшая разногласий - небольшой лужок за садом отвести под пастбище для тех животных, которые по старости утратят трудоспособность, Снежок и Наполеон сцепились по вопросу о пенсионном возрасте для каждой породы животных. Совет всегда заканчивался пением "Всех животных Британии". Послеобеденное время отводилось для воскресных развлечений. Свиньи превратили подсобку, где раньше хранились инструменты и упряжь, в свою штаб-квартиру. По книгам, вынесенным из дома, они вечерами изучали здесь кузнечное дело, плотницкое искусство и другие необходимые ремесла. Снежок, кроме этого, занялся созданием "животкомов", или Животных Комитетов. В этом ему не было равных. Он организовал Комитет по Производству Яиц для кур и Лигу Чистых Хвостов для коров, Комитет Перековки Диких Товарищей (с целью перевоспитания крыс и зайцев), Движение за Самую Белую Шерсть для овец и многое другое - помимо обучения чтению и письму. В своем большинстве эти затеи потерпели крах. Попытка приручить диких животных провалилась почти с самого начала. Они продолжали жить по-старому, а когда к ним проявляли великодушие, просто старались извлечь из этого максимальные выгоды. В Животком Перековки вошла кошка и в течение нескольких первых дней работала в нем очень активно. Однажды ее видели сидящей на крыше, где она проводила воспитательную беседу с воробьями, которые, впрочем, были вне пределов ее досягаемости. Она говорила им, что все звери теперь - товарищи и что любой воробей может, если захочет, подлететь и посидеть у нее на лапке. Воробьи, однако, держались от нее подальше. Занятия чтением и письмом, впрочем, пользовались большим успехом. К осени каждое животное на ферме в той или иной степени повысило свой образовательный уровень. Что касается свиней, то они давно овладели грамотой в совершенстве. Сравнительно неплохо выучились читать собаки, но, если не считать Семи Заповедей, чтение их мало интересовало. Коза Мюриель превзошла в чтении даже собак и иногда по вечерам, бывало, зачитывала для окружающих обрывки газетных статей, которые ей попадались на помойке. Бенджамин читал не хуже любой свиньи, но своих способностей особо не применял. "Насколько я знаю, - говорил он, - на свете нет ничего такого, что действительно стоит прочтения". Кашка выучила весь алфавит, но слова складывать не умела. Боксеру не удалось пойти дальше буквы "Г". Он своим огромным копытом выводил в пыли буквы "А, Б, В, Г", а потом стоял и вглядывался, сдвинув уши назад, потряхивая временами гривой и стараясь изо всех сил припомнить, что там дальше, и всегда безуспешно. Иногда, правда, он брался учить "Д, Е, Ж, З", но к тому моменту, когда он осваивал их, оказывалось, что буквы "А, Б, В, Г" начисто улетучились из его памяти. Наконец, он решил удовлетвориться четырьмя первыми буквами алфавита и обыкновенно писал их дважды или трижды на дню, чтобы освежить их в памяти. Молли отказалась учить что-либо еще кроме литер, из которых складывалось ее имя. Она очень искусно выкладывала их из прутиков, украшала парой-другой цветочков и разгуливала вокруг, не сводя с них восхищенного взора. Все остальные не продвинулись дальше буквы "A". Кроме того, выяснилось, что самые неспособные животные, например овцы, куры и утки, не в силах запомнить наизусть даже Семь Заповедей. После некоторого размышления Снежок объявил, что Семь Заповедей можно на деле свести к единственному принципу, а именно: "Четыре ноги - хорошо, две ноги - плохо". "Этот принцип, - сказал он, - вполне выражает сущность Зверизма. Всякий, кто его прочно усвоил, застрахован от человеческого влияния". Птицы поначалу возражали, потому что им показалось, будто у них тоже две ноги, но Снежок с легкостью переубедил их. - Птичье крыло, товарищи звери, - сказал он, - не есть орган действия или преступного бездействия. Крыло - орган ПЕРЕДВИЖЕНИЯ, то есть НОГА. Отличительный признак человека - это РУКА, орудие его бесчисленных злодеяний. Птицы не поняли длинных слов, которые употребил Снежок, но приняли его объяснение на веру. Животные не слишком одаренные все до единого стали заучивать новый афоризм наизусть. Слова ЧЕТЫРЕ - ХОРОШО, ДВЕ - ПЛОХО начертали на торцовой стенке гумна выше Семи Заповедей и более крупными буквами. Выучив это правило наизусть, овцы очень полюбили его. Лежа на лугу, они часто начинали блеять хором: "Четыре - хорошо, две - плохо, четыре - хорошо, две - плохо..." и могли твердить это часами, нисколько не уставая. Наполеон к комитетам Снежка не проявлял видимого интереса. Он говорил, что забота о подрастающем поколении гораздо важнее и перспективнее всего, что можно сделать для взрослых. Джесси и Блюбель ощенились сразу после сенокоса, родив в общей сложности девятерых щенят. Как только щенки смогли обходиться без материнского молока, Наполеон забрал их, сказав, что сам займется их воспитанием. Он поселил щенков на сеновале, куда можно было попасть только по приставной лестнице из подсобки для инструментов, и держал их там в таком уединении, что на ферме скоро забыли об их существовании. Тайна исчезновения молока раскрылась быстро. Это молоко каждый день замешивали теперь в свиное пойло. Подоспели ранние сорта яблок, и сад завалило падалицей. Сначала животные считали самим собою разумеющимся, что эти яблоки следует разделить поровну между всеми, но тут последовал приказ снести их в подсобку - в распоряжение свиней. Тут некоторые из животных было возроптали, но без толку. У свиней было полное единодушие по этому вопросу - даже у Снежка с Наполеоном. Миссия разъяснить необходимость такого решения была возложена на Визгуна. - Товарищи звери! - хрюкал Визгун. - Вы, надеюсь, не думаете, что мы, свиньи - просто эгоисты, ищем для себя привилегий - и потому пьем молоко и лопаем яблоки? Если хотите знать, многие из нас не любят ни молока, ни яблок. Я сам, например, их терпеть не могу! Единственная цель, которую преследует данное решение, - это поддержать наше здоровье. Молоко и яблоки (и это научно доказанный факт, товарищи!) содержат вещества, совершенно необходимые для здоровья свиней. Мы, свиньи, - животные умственного труда, мы - руководящая и направляющая сила этой фермы. День и ночь мы заботимся о всеобщем благосостоянии. Это ради ВАС мы пьем это молоко и давимся яблоками! Знаете ли вы, что будет, если мы, свиньи, не сможем больше справляться со своими обязанностями? Джонс вернется! Да-да, Джонс вернется! Неужели, товарищи, - вопил Визгун почти умоляюще, прыгая во все стороны и размахивая хвостиком, - неужели кто-нибудь из вас хочет снова увидеть Джонса? Уж если и было что-то на свете, в чем животные были уверены, так это в том, что они не желают возвращения Джонса. Как только вопрос о яблоках предстал перед ними в этом свете, им уже было нечего возразить. Важность поддержания свиней в добром здравии была очевидной. Без дальнейших споров было решено, что молоко и попадавшие яблоки (а заодно и основной урожай яблок, как только они созреют) пойдут только на свиней. Глава четвертая К концу лета слухи о том, что происходит на Зверской Ферме, облетели всю округу. Каждый день Снежок и Наполеон снаряжали стаи голубей, давая им одно и то же задание: заводить связи с домашней скотиной на других фермах, рассказывать им историю Восстания и обучать их пению "Всех животных Британии". Почти все это время мистер Джонс провел в пивном баре "Рыжий Лев" в Виллингдоне, жалуясь всем, у кого была охота его слушать, на постигшую его великую несправедливость, на подлых, ничтожных скотов, осмелившихся посягнуть на священное право частной собственности. Другие фермеры в общем сочувствовали ему, но на первых порах никакой особенной помощи не оказали. Каждый из них в душе надеялся извлечь из неприятностей Джонса какую-нибудь пользу для себя. К счастью для животных, владельцы двух ближайших соседних ферм на дух не выносили друг друга. Земли обширной, но запущенной фермы Фоксвуд сильно заросли кустарником, хозяйство там велось по старинке, пастбища были истощены, а живые изгороди находились в безобразном состоянии. Владелец Фоксвуда мистер Пилькингтон, джентльмен и человек легкомысленный, большую часть своего времени проводил, смотря по сезону, на рыбалке или охоте. Ферма Пинчфильд была поменьше, но содержалась лучше. Владелец ее мистер Фредерик, упрямый и желчный человек, постоянно был занят тяжбами с соседями и слыл большим скупердяем. Мистер Пилькингтон и мистер Фредерик до того не терпели друг друга, что даже во имя защиты своих собственных интересов вряд ли бы смогли о чем-нибудь договориться. Тем не менее, их обоих не на шутку напугало восстание на Барской Ферме, и они были сильно озабочены тем, как предотвратить распространение слишком подробных сведений о нем среди своих животных. Сначала они делали вид, будто их смешит сама мысль о домашней скотине, самостоятельно управляющей на ферме. "Все это кончится в течение двух недель", - говорили они. Они распускали слухи, будто животные на Барской Ферме (они не выносили названия "Зверская Ферма" и упорно продолжали именовать ее по-старому) все время грызутся друг с другом и дохнут от голода. Когда прошло время, а животные от голода явно не вымерли, Фредерик и Пилькингтон сменили пластинку и стали твердить об ужасных пороках, царящих на ферме. Они утверждали, что животные там практикуют каннибализм, пытают друг друга раскаленными докрасна подковами и ввели общность самок. "Вот к чему приводит восстание против законов Природы", - говорили Фредерик и Пилькингтон. Тем не менее, в полной мере никто этим россказням не верил. Слухи о ферме чудес, откуда изгнали двуногих и где животные управляют собой сами, продолжали циркулировать в смутном и искаженном виде, и в течение года по всей стране прокатилась волна неповиновения. Быки, которые раньше всегда вели себя дисциплинированно, вдруг превращались в бешеных диких зверей, овцы ломали изгороди и объедали посевы клевера, коровы опрокидывали подойники, верховые лошади вместо того, чтобы брать препятствие, перебрасывали через него седока. А кроме того, мелодия и даже слова "Всех животных Британии" стали известны повсюду. Они распространялись с поразительной быстротой. Двуногие не могли скрывать своей ярости, когда слышали эту песню, хотя и делали вид, что она им кажется просто нелепой. Они говорили, что не могут себе представить, как это, даже будучи безмозглой скотиной, можно петь такую галиматью. Но любое животное, которое они заставали за пением, люди бичевали до полусмерти. И все-таки с песней нельзя было справиться. Черные дрозды высвистывали ее из кустов живой изгороди, голуби нашептывали ее с вязов, она перебивала громыхание кузниц и звоны церковных колоколов. И когда люди слышали ее, они втайне трепетали, чувствуя в ней предвестие своей будущей гибели. В начале октября, когда урожай был снят, сложен в стога и частично обмолочен, стайка голубей, сделав круг в воздухе, в дичайшем возбуждении опустилась во дворе Зверской Фермы. Как оказалось, Джонс со своими работниками и полудюжиной добровольцев из Фоксвуда и Пинчфильда вторгся на территорию фермы через главные ворота, окованные пятью железными скрепами, и направляется вверх по проселку, ведущему к усадьбе. Вооружены они были палками, а Джонс шествовал впереди всех с охотничьим ружьем в руках. Намерения людей были очевидны: они явно собирались отбить ферму. Этого давно ожидали, и все необходимые приготовления были сделаны заранее. Оборону фермы возглавил Снежок, который изучил найденную в доме старую книгу о походах Юлия Цезаря. Он быстро отдал нужные приказания, и уже через пару минут каждое животное заняло свое заранее назначенное место. Первую атаку Снежок предпринял, как только люди приблизились к усадьбе. Все 35 голубей взлетели разом и закружились над головами захватчиков, забрасывая их липким пометом, а пока внимание людей было отвлечено к небу, вперед выскочили спрятанные за оградой гуси и стали злодейским образом клевать их за икры. Это была как бы небольшая разведка боем с целью внести в ряды противника легкое замешательство. Люди легко отбились от гусей палками. Но тут Снежок задействовал вторую линию обороны. Возглавленное самим Снежком стадо овец и баранов, а с ними Мюриель и Бенджамин, - лавиной ринулось на людей. Звери кололи своих врагов рогами, толкали их со всех сторон, а Бенджамин, развернувшись задом, лупил их своими крохотными копытцами. И опять люди легко отбились палками и коваными сапогами, и тогда, по пронзительному визгу, который был условным сигналом к отходу на заранее подготовленные позиции, все животные разом повернули назад и через открытые ворота убежали на скотный двор. У людей вырвался крик торжества. Они увидели - так им показалось - паническое бегство животных и ринулись за ними вслед безо всякого порядка. Именно этого и добивался Снежок. Как только люди достаточно углубились во двор, три лошади, три коровы и все свиньи, которые укрывшись в коровнике, залегли в засаде, внезапно возникли у них в тылу, отрезав путь к отступлению. Снежок дал сигнал к атаке, а сам бросился прямо на Джонса. Увидев это, фермер поднял ружье и выстрелил. Дробь прочертила глубокие кровавые раны на спине Снежка, а одна овца была застрелена насмерть. Ни на секунду не останавливаясь, Снежок налетел на фермера и все шесть пудов своего веса бросил ему под ноги. Джонс опрокинулся в навозную кучу, и ружье вывалилось из его рук. Но особенно устрашающее впечатление на захватчиков произвел Боксер. Он вставал на дыбы и бил своими огромными, подбитыми железом копытами как бешеный. Первый же его удар настиг мальчишку-конюха из Фоксвуда, который получил по лбу копытом и распростерся в грязи, не подавая признаков жизни. При виде этого несколько человек отшвырнули свои дубины и обратились в бегство. Двуногих охватила паника, и уже в следующую минуту животные гонялись за ними по всему двору. Их кололи рогами, били копытами, кусали и топтали. Не было такого животного на ферме, которое бы, как умело, не свело бы с ними своих счетов. Даже кошка неожиданно спрыгнула с крыши на плечи пастуха и запустила ему в горло свои когти, от чего тот в ужасе завопил. В ту минуту, когда ворота вдруг оказались свободными, люди уже были рады возможности вырваться за пределы двора и удрать по главной дороге. Уже через пять минут после вторжения во двор двуногие постыдно убегали тем же путем, которым пришли, а следом за ними, громко шипя, бежали гуси и щипали их за икры. Все люди, за исключением одного, покинули ферму. Вернувшийся во двор Боксер потрогал копытом конюха, который ничком лежал в грязи, и попытался перевернуть его. Парень не шевельнулся. - Он умер, - сказал Боксер печально. - Я не хотел этого. Я забыл про свои подковы. Я, - правда, - сделал это не нарочно! - Ни к чему эти сантименты, товарищ! - воскликнул Снежок. Из ран Снежка сочилась кровь. - На войне как на войне. Только мертвый двуногий - хороший двуногий. - Я никого не хотел убивать, даже двуногих, - повторял Боксер, и глаза его были полны слез. - А где Молли? - воскликнул кто-то. И действительно, Молли пропала. На минуту возник великий переполох, так как все за нее испугались. Что с нею сделали люди - может быть, увели в плен? В конце концов, однако, Молли удалось отыскать в ее собственном стойле, где она лежала, ничего не видя и не слыша, спрятав голову под сеном в яслях. Она сбежала с поля боя, как только раздался выстрел. А когда, посмотрев на нее, все вернулись во двор, оказалось, что мальчишка-конюх, которого Боксер вовсе не убил, а только оглушил, сбежал из усадьбы. Все еще не остыв, животные вновь собрались все вместе, шумно делясь рассказами о своих ратных подвигах. Тотчас же было устроено импровизированное празднество. Был поднят флаг, несколько раз спели "Животных Британии" и предали торжественному погребению погибшую смертью храбрых овцу. На ее могиле высадили куст боярышника. Снежок произнес небольшую надгробную речь, упирая в своем выступлении на необходимость - если понадобится - всем погибнуть в бою за Зверскую Ферму. Единодушно было решено учредить боевой орден "Зверь-Герой" первой степени, которым тут же наградили Снежка и Боксера. Этот орден представлял собой медный жетон (а в подсобке обнаружилось несколько таких медных блях) для ношения по праздникам и воскресным дням. Было учреждено и звание "Зверь-Герой" второй степени, которое посмертно присвоили погибшей овце. Долго спорили о том, как будет называться выигранное сражение. В конце концов назвали его "Битвой при Коровнике", поскольку именно в коровнике была устроена засада, решившая исход битвы. В грязи отыскалось охотничье ружье мистера Джонса, а в доме обнаружили и запас патронов. Ружье решили установить у подножия флагштока в качестве артиллерийского орудия и отныне палить из него дважды в год: 12 октября, в годовщину Битвы при Коровнике, и 24 июня, в годовщину Восстания. Глава пятая С началом зимы поведение Молли стало вызывать все большее и большее беспокойство. Каждое утро она опаздывала на работу, оправдываясь тем, что якобы проспала. Жаловалась на непонятные боли, хотя аппетит у нее оставался превосходным. Она стремилась прогулять работу под любым предлогом и пойти вместо этого к пруду с питьевой водой, где она обычно подолгу с глупейшим видом пялилась на свое отражение в воде. Но поговаривали о вещах и более серьезных. Однажды, когда Молли весело вбежала во двор, размахивая своим длинным хвостом и пожевывая стебелек травы, Кашка отвела ее в сторону. - Молли, - сказала она, - мне нужно серьезно поговорить с тобой. Сегодня утром я видела, как ты заглядывала через изгородь, которая отделяет Зверскую Ферму от Фоксвуда. За изгородью стоял кто-то из работников мистера Пилькингтона. Я почти уверена, хотя и была далеко, что он что-то сказал тебе и даже гладил тебя! Что все это значит, Молли? - Нет! Не было этого! Это все неправда! - заржала Молли, вскидываясь на дыбы и колотя по земле копытами. - Посмотри мне в глаза, Молли! Дай мне честное слово, что он тебя не гладил! - Это неправда, - твердила Молли, но не смогла посмотреть Кашке в глаза, а еще через минуту сорвалась с места и умчалась на пастбище. Неожиданная догадка сразила Кашку. Не говоря никому ни слова, она пошла в стойло Молли и копытом разрыла там солому. Под соломой было запрятано несколько пучков разноцветных лент и маленькая кучка пиленого сахара. Через три дня Молли исчезла. Несколько недель никто ничего не знал о месте ее пребывания, но потом голуби донесли, что ее видели на другом конце Виллингдона. Она стояла возле трактира, запряженная в нарядный, раскрашенный в красно-черные цвета экипаж. Жирный красномордый человек в клетчатых бриджах и гетрах, похожий на трактирщика, поглаживал ей морду и кормил сахаром. В ее подстриженную челку была вплетена алая ленточка. Похоже, что она была очень довольна собой, сказали голуби. Никто из животных больше никогда не упоминал ее имени. Январь выдался очень суровый. Земля звенела от мороза как сталь и на полях делать было нечего. Совет на большом гумне собирался чаще, чем обычно. Свиньи занялись планированием работ на следующий сельскохозяйственный сезон. Все уже принимали как должное, что свиньи, как самые смышленые на ферме, разрабатывают все вопросы хозяйственной политики, хотя решения их обязательно утверждаются большинством голосов на Совете. Этот порядок в общем полностью оправдывал бы себя, если бы не раздоры между Снежком и Наполеоном. Они не могли прийти к согласию ни по одному вопросу. Если один из них предлагал как можно больше земли отводить под ячмень, то другой непременно требовал сажать главным образом овес, и если один говорил, что такие-то и такие-то поля очень хороши под капусту, то другой сразу же начинал утверждать, что они годятся только под корнеплоды. У каждого были свои сторонники, и Совет становился ареной нескончаемых споров. Блистательные выступления с трибуны часто приносили Снежку большинство на Совете, но Наполеон отыгрывался в промежутках между Советами, успешно склоняя животных на свою сторону. Особенно большой популярностью он пользовался среди овец. В последнее время они принимались блеять "Четыре - хорошо, два - плохо" к месту и не к месту, из-за чего Советы даже приходилось прерывать. Нетрудно было заметить, что особенно часто они вспоминали об этом лозунге в наиболее ответственные моменты выступлений Снежка. Снежок обнаружил в доме несколько старых номеров журнала "Земледелец и животновод", тщательно изучил их и преисполнился стремлением ко всякого рода нововведениям и преобразованиям. Он учено толковал о дренажных канавах, силосе и зольных удобрениях и с целью повышения плодородия полей выработал для каждого животного сложный план непосредственного внесения навоза в почву, чтобы не тратить усилий на его перевозку, причем каждый день следовало удобрять новый заранее определенный участок. Наполеон собственных планов не разрабатывал, но уверенно говорил, что прожекты Снежка гроша ломаного не стоят, и, казалось, чего-то выжидал. Самая ожесточенная дискуссия разразилась у них по поводу ветряной мельницы. На обширном выгоне неподалеку от усадьбы возвышался небольшая холм - самое высокое место на территории фермы. Изучив состав почв, Снежок объявил, что именно здесь следует построить ветряную мельницу, которая приведет в движение динамо-машину и снабдит всю ферму электроэнергией. Эта мельница, по словам Снежка, осветит и отопит зимой все сараи и стойла, будет приводить в действие циркулярную пилу, соломорезку, свеклорезку и электродоилку. Животные никогда в жизни не слышали таких слов. Ферму мистера Джонса справедливо считали отсталой, механизация на ней была в самом зачаточном состоянии. Животные слушали Снежка с изумлением, а он вызывал в их воображении вереницы фантастических машин, которые будут выполнять тяжелые работы, в то время как сами они будут пастись в свое удовольствие на полях, либо совершенствовать свои познания чтением книг или беседами. Подробные чертежи мельницы Снежок разработал за несколько недель. Конструкции металлических деталей были заимствованы главным образом из трех книг, принадлежавших ранее мистеру Джонсу: "Тысяча полезных дел для дома", "Каждый сам себе каменщик" и "Электричество для начинающих". В качестве кабинета для своих занятий Снежок избрал сарай, в котором раньше стоял инкубатор, где был гладкий деревянный пол, очень удобный для черчения. Там он торчал целыми днями. Чтобы книги не закрывались, Снежок укладывал камни на страницах, а сам, зажав ножкой кусок мела, бегал по сараю взад и вперед, чертя линию за линией и слегка повизгивая от возбуждения. Постепенно эти линии превратились в сложное нагромождение кривошипов и зубчатых валов, и покрыли больше половины пола. Остальные животные находили, что хотя это и непонятно, но впечатляет. По меньшей мере раз в неделю они являлись взглянуть на рисунки Снежка. Заглядывали даже утки и куры, изо всех сил стараясь не наступить на проведенные мелом линии. Один Наполеон оставался равнодушным. Он объявил себя противником мельницы с самого начала. Правда, однажды и он вдруг пришел ознакомиться с трудами Снежка. С важным видом Наполеон обошел весь сарай, внимательно осмотрел все детали чертежей и рисунков, понюхал их раз или два, немного постоял, скосив глаза и как бы охватывая чертежи в целом, а потом приподнял ножку, помочился на чертежи и вышел, не проронив ни слова. Вопрос о мельнице глубоко расколол всю ферму. Снежок не скрывал, что построить ее будет совсем не просто. Предстояло добыть камень из карьера, возвести стены, сделать крылья. Нужно будет, кроме того, где-то добыть динамо-машину и кабель. Снежок не говорил, откуда все это возьмется, но утверждал, что построить мельницу можно будет за год. А после этого, - заявлял он, - мельница позволит нам экономить столько труда, что мы будем работать всего три дня в неделю. Наполеон, со своей стороны, настаивал, что важнейшая задача текущего момента - это выполнение продовольственной программы и что если они будут тратить время на мельницу вместо увеличения производства продуктов питания, то все они просто вымрут от голода. Все животные поделились на две фракции: одна выступала под лозунгом "За Снежка и трехдневную рабочую неделю!", другая - "За Наполеона и полную кормушку!". Только Бенджамин не примкнул ни к той, ни к другой фракции. Он не верил ни в продовольственное изобилие, ни в трехдневную рабочую неделю. "С мельницей или без мельницы, а жить будем как жили, то есть хреновато", - говорил он. Почти столько же споров вызывали вопросы обороны. Все прекрасно понимали, что хотя двуногих и разбили в Битве при Коровнике, они не оставили своих намерений и от них следует ждать другой, более решительной попытки отвоевать ферму и восстановить власть мистера Джонса, тем более что весть об этом поражении людей распространилась по всей округе, будоражила домашнюю скотину и вселяла в нее непокорность. Как обычно, Снежок и Наполеон никак не могли сойтись во взглядах. Согласно Наполеону, животным следовало запасать огнестрельное оружие и учиться его применению на практике. Согласно Снежку, они должны были снаряжать как можно больше голубей для революционной агитации на других фермах. Один настаивал, что если они не научатся защищать себя, их завоюют, другой же утверждал, что если Восстание победит повсеместно, то необходимость обороняться отпадет сама собой. Сначала животные выслушивали Наполеона, потом Снежка и никак не могли понять, кто же все-таки прав. Сказать по правде, они обычно соглашались с тем из них, кто в данный момент хрюкал речь. Наконец, наступил день, когда Снежок дорисовал свои чертежи, и на ближайшем воскресном Совете вопрос о строительстве мельницы был поставлен на голосование. Когда все собрались на большом гумне, Снежок встал и, хотя овечье блеянье то и дело прерывало его рассуждения, прохрюкал свои доводы в пользу строительства ветряной мельницы. Потом вышел Наполеон. Сохраняя полное спокойствие, он хрюкнул, что мельница - это просто бред, он голосовать за нее никому не советует, и снова сел. Его выступление длилось едва ли тридцать секунд, и, можно было подумать, что результат ему совершенно безразличен. Тут Снежок вновь вскочил с места и, резким окриком утихомирив овец, которые было опять разблеялись, разразился пламенной тирадой в защиту мельницы. До сих пор животные почти поровну делились в своих симпатиях, но красноречие Снежка в эту минуту увлекло почти всех. Он яркими красками описал, во что превратится Зверская Ферма, когда животные освободятся от черной работы. - Электричество, - кричал он, - приведет в движение молотилки, плуги, бороны, косилки, жатвенные машины с сноповязалками, не говоря уж о том, что в каждом стойле, каждом хлеву, каждом коровнике и каждом птичнике будет свое собственное электрическое освещение, отопление, а также холодная и горячая вода! Когда он закончил, исход предстоящего голосования не вызывал никаких сомнений. Но как раз в эту минуту Наполеон вскочил и, бросив косой взгляд на Снежка, вдруг взвизгнул каким-то не своим, очень высоким голосом. В ответ откуда-то послышался жуткий лай и девять огромных псов в ошейниках, обитых медью, вприпрыжку влетели на гумно. Лязгая клыками, они стрелой ринулись прямо на Снежка, который едва успел соскочить со своего места. Через минуту он был уже за воротами, а псы мчались за ним. Пораженные и испуганные, не в силах вымолвить ни слова, животные покинули гумно и, следя за погоней, столпились за его воротами. Снежок мчался по длинному лугу, примыкавшему к дороге. Он бежал со всех ног, но псы гнались за ним по пятам. Один раз Снежок поскользнулся и показалось, будто сейчас его схватят, но он вскочил и понесся с удвоенной скоростью. Псы, однако, опять стали настигать его. Один из них цапнул было Снежка за хвостик, но Снежок дернулся, сделал еще один рывок и, опередив собак всего на несколько дюймов, проскользнул через дырку в живой изгороди и исчез. Испуганные и притихшие, животные вернулись на гумно. Псы прискакали через минуту. В первые мгновения погони никто не мог сообразить, откуда взялись эти бестии, но теперь животных осенила догадка: это были те самые щенки, которых растил Наполеон. Хотя они были еще не вполне взрослыми, но уже превратились в огромных, свирепых как волки, псов. Они жались к Наполеону. Все заметили, что они научились вилять перед ним хвостом, как другие собаки делали это перед мистером Джонсом. В сопровождении псов, не отступавших от него ни на шаг, Наполеон поднялся на помост, с которого Майор некогда произнес свою историческую речь, и выступил с коротким объявлением. - Отныне, - прохрюкал он, - утренние Советы по воскресеньям отменяются. В них нет никакой нужды, это пустая трата времени. Впредь все вопросы, относящиеся к работе фермы, будет решаться специальным комитетом свиней под его собственным, Наполеона, председательством. Комитет свиней будет заседать при закрытых дверях, а потом объявлять о своих решениях. По воскресеньям утром звери будут по-прежнему собираться - для того, чтобы салютовать знамени, петь "Всех животных Британии" и получать задания на предстоящую неделю, но никаких дебатов отныне не будет. Хотя животные были потрясены и напуганы изгнанием Снежка, они встретили это объявление с неудовольствием. Сумей они найти подходящие слова, они бы, пожалуй, запротестовали. Даже Боксер ощутил смутное беспокойство. Он пошевелил ушами, тряхнул несколько раз гривой, усиленно стараясь привести свои мысли в порядок, но так и не смог придумать ничего путного. Однако среди самих свиней не все утратили способность владеть членораздельной речью. Четыре молоденьких борова в первом ряду издали несколько пронзительных визгов - в знак своего неодобрения - и, вскочив на ноги, захрюкали все четверо одновременно. Но псы, сидевшие вокруг Наполеона, угрожающе зарычали, и свиньи смолкли и сели. Тут овцы разразились громким блеянием "Четыре - хорошо...", которое продлилось около четверти часа и сделало невозможным продолжение дискуссии. Когда все разошлись, разъяснить новые порядки опять послали Визгуна. - Товарищи звери, - хрюкал он, - я уверен, что все правильно поняли ту жертву, которую принес товарищ Наполеон, взяв на себя эту нелегкую работу. Не думайте, товарищи, что быть Вождем очень приятно. Напротив, эта высокая и тяжелая ответственность. Наполеон более чем кто-либо верен принципу "Все звери равны". И он был бы только счастлив позволить вам самим принимать ответственные решения. Но вдруг вы однажды примете неверное решение, товарищи, и что тогда? Предположим, вы бы последовали за Снежком и его маниакальной идеей ветряной мельницы, за Снежком, который, как теперь выяснилось, был обыкновенным преступником? - Он храбро сражался в Битве при Коровнике, - возразил кто-то. - Храбрость - это еще не все, - парировал возражение Визгун. - На нынешнем этапе важнее верность и повиновение. А что касается Битвы при Коровнике, то я думаю, придет время, и мы убедимся, что роль Снежка в этой битве преувеличивалась. Дисциплина, товарищи, же-лез-на-я дисциплина! Вот главный лозунг наших дней. Один неверный шаг - и враги нас одолеют. Ведь вы, товарищи, не хотите возвращения Джонса? И опять этот довод подействовал неотразимо. Разумеется, никто не хотел возвращения фермера Джонса, и если прения и споры на утренних Советах по воскресеньям могли к этому привести, значит, эти споры следует принести в жертву. Боксер, который к этому времени успел обдумать случившееся, выразил общее мнения словами: "Если товарищ Наполеон так считает, значит, так оно и есть". С тех пор афоризм "Наполеон всегда прав" Боксер сделал дополнением к своему личному девизу "Я буду работать еще упорней". Тем временем погода разгулялась, и животные смогли приступить к весенней пахоте. Сарай, где Снежок работал над своими чертежами, был заперт на замок и, как полагали животные, с пола они были стерты. Каждое воскресенье в 10 часов утра животные собирались теперь на гумне для того, чтобы выслушать приказания на предстоящую неделю. В саду откопали череп старого Майора, уже очистившийся от плоти, и установили его на столбике у подножия флагштока, рядом с ружьем. Теперь после подъема флага животные должны были рядами и колоннами в благоговении шествовать мимо черепа и только после этого входили на гумно. На гумне они уже не сидели все вместе. Наполеон, Визгун и еще одна свинья по кличке Минимус, обладавшая замечательным даром стихосложения и сочинения песен, садились в первом ряду на помосте вместе с девятью молодыми псами, которые полукругом охватывали их с тыла, а остальные свиньи располагались позади псов. Все прочие животные садились в основной части гумна лицом к свиньям и собакам. Наполеон оглашал свои приказания на неделю по-военному кратко. После этого, хором исполнив "Всех животных Британии", животные расходились. На третье воскресенье после изгнания Снежка обитатели фермы были до некоторой степени удивлены, услышав объявление Наполеона о том, что мельница все-таки будет построена. Он ничего не сказал о причинах, которые заставили его передумать, и только предупредил, что эта сверхурочная работа будет нелегкой и что, возможно, придется упорядочить продовольственные нормы. Все планы, однако, были уже готовы вплоть до последней детали. Специальный комитет свиней разрабатывал их целых три недели. Предполагалось, что строительство мельницы вместе с разными другими усовершенствованиями займет два года. В тот же вечер Визгун в неофициальном порядке объяснил животным, что Наполеон никогда, в сущности, не был противником мельницы. Наоборот, именно Наполеон первым выдвинул эту идею, да и чертежи, которые Снежок чертил на полу сарая-инкубатора, на самом деле были выкрадены из бумаг Наполеона. В действительности же ветряную мельницу изобрел Наполеон. - Почему тогда, - спросил кто-то Визгуна, - он так резко выступал против нее? Тут Визгун напустил на себя очень лукавый вид. - Это, - говорил он, - была военная хитрость товарища Наполеона. Он только делал вид, что выступает против мельницы, маневрируя с целью устранить Снежка, который был опасной личностью и оказывал дурное влияние. Теперь, когда Снежок ушел с дороги, этот план можно осуществить без помех. Это, - говорил Визгун, - называется тактикой. - Тактика, товарищи! Тактика! - хрюкнул он несколько раз с веселым смешком, припрыгивая и дергая хвостиком. Животные не поняли в точности, что значит это слово, но Визгун хрюкал так решительно, а три пса, которые его сопровождали, рычали так свирепо, что они приняли все объяснения без дальнейших расспросов. Глава шестая Весь этот год животные работали как проклятые. Но своими трудами они были довольны. Никакие тяготы не казались им напрасными: они хорошо знали, что трудятся на себя и себе подобных, на благо своих потомков, а не на шайку праздных двуногих грабителей. В течение всей весны и всего лета они работали по шестьдесят часов в неделю, а в августе Наполеон объявил, что отныне вводятся еще и послеобеденные работы по воскресеньям. Эти сверхурочные работы были сугубо добровольными, но кормовая пайка тех, кто на них не ходил, сокращалась наполовину. Но даже после этого от части планов пришлось отказаться. Урожай был меньше, чем в прошлом году, а два поля, которые предполагалось занять под корнеплоды, к лету так и не были засеяны, потому что вспашка не была закончена вовремя. Нетрудно было предвидеть, что зима предстоит трудная. Мельница рождала одну нежданную трудность за другой. На ферме имелся прекрасный карьер, где добывался известняк, в одном из сараев нашлись изрядные запасы песка и цемента, так что все строительные материалы были под рукой. Но была задача, которая сначала никак не поддавалась разрешению: как расколоть каменные глыбы на куски подходящего размера. Казалось, что нет другого пути, кроме как колоть их киркой и ломом, а никто из животных не был в состоянии удержать эти инструменты. Для этого нужно было твердо стоять на задних лапах. Только после недели тщетных усилий кому-то пришла в голову счастливая мысль: использовать закон тяготения. Огромные валуны, слишком большие, чтобы их можно было пустить в дело, валялись по всему карьеру. Животные обвязывали их веревками, а потом все вместе - коровы, лошади, овцы - все, кто мог тянуть веревку (иногда в самые решительные моменты присоединялись и свиньи), очень медленно втаскивали их по склону карьера наверх, а там сталкивали с откоса, чтобы, падая, они сами разбивались внизу на части. Перевозка битого камня была уже делом сравнительно простым. Лошади доставляли камень на телегах, овцы катали отдельные куски, даже Мюриель и Бенджамин впрягались в старую двуколку с сиденьями по бокам и тем вносили свою лепту в общие усилия. К концу лета насобирали нужный запас камня и тогда началось, под руководством свиней, строительство. Но это был процесс медленный и трудоемкий. Изнурительные усилия по подъему одного-единственного валуна наверх карьера часто занимали целый день, а когда его сталкивали вниз, он мог иногда не разбиться. Без Боксера ничего было бы нельзя достигнуть. Казалось, что у него сил больше, чем у всех остальных животных, вместе взятых. Когда валун, который затаскивали наверх, вдруг начинал скользить обратно, и все вопили от отчаяния, видя, что их тащит вниз по склону, - именно Боксер вступал в напряженную борьбу с веревкой и останавливал скольжение. Животные восторгались, видя, как он поднимается вверх по склону, пядь за пядью, с натугой, как его дыхание учащается, а крутые бока покрываются потом. Кашка иногда просила его быть поосторожнее, но Боксер ее не слушался. У него было два ответа на все - слова "Я буду работать еще упорнее" и "Наполеон всегда прав". Он попросил петуха, чтобы тот будил его по утрам не на полчаса, как прежде, а на три четверти часа раньше остальных. А в свободные минуты, которых теперь было немного, он отправлялся в карьер один, собирал битый камень и без чьей-либо помощи возил его к будущей мельнице. Несмотря на многочисленные тяготы, этим летом на ферме жилось не так уж и плохо. Если еды у них и не прибавилось по сравнению с временами мистера Джонса, то по крайней мере и не убавилось. Одно то, что они должны были кормить только самих себя и не были обязаны содержать еще и пятерых прожорливых двуногих нахлебников, было немалым преимуществом, которое перевешивало многие неудачи. Методы труда животных во многих случаях были эффективнее и экономичнее. Например, такую работу, как прополку полей от сорняков, можно было сделать с тщательностью, людям недоступной. И опять же, поскольку животные теперь не травили посевы, отпала необходимость отгораживать пахотные земли от пастбищ и все время возобновлять живые изгороди и проходы в них. Это давало немалую экономию труда. Тем не менее, уже в течение этого лета обнаружились и дали о себе знать многие непредвиденные трудности. Не хватало керосина, гвоздей, веревок, собачьих сухарей, железа для подков - самим произвести все это на ферме было невозможно. А в будущем предстояло столкнуться с недостатком семян и искусственных удобрений, не говоря уж о различных инструментах и оборудовании для мельницы. Откуда все это возьмется, никто не мог себе даже представить. Однажды в воскресенье утром, когда животные собрались для получения приказаний на следующую неделю, Наполеон объявил, что переходит к новой политике. С этого дня Зверская Ферма завяжет торговые отношения с соседними фермами - разумеется, не ради коммерческой выгоды, а единственно для того, чтобы обеспечить себя самыми необходимыми вещами. "Потребности мельницы должны быть поставлены во главу угла", - сказал он. Поэтому он, Наполеон, ведет сейчас переговоры о продаже стога сена и части урожая пшеницы текущего года, ну, а если денег все-таки не хватит, то придется заработать их продажей яиц, на которые всегда есть спрос в Виллингдоне. "Куры, - сказал Наполеон, - должны поддержать эту жертву, как свой личный вклад в строительство мельницы". Снова животные ощутили смутное беспокойство. Разве среди прежних постановлений, принятых сразу после изгнания Джонса на первом, триумфальном Совете, не было решения никогда не заключать сделок с людьми, никогда не заниматься торговлей, никогда не прикасаться к деньгам? Все животные помнили, как принимали эти постановления, или, по крайней мере, им казалось, что они помнят. Четыре юных борова, те самые, что протестовали, когда Наполеон упразднил Советы, робко подняли голос, но тут же и смолкли, заслышав угрожающее рычание псов. Овцы, как обычно, заблеяли: "Четыре - хорошо, два - плохо", и минутное замешательство сгладилось. В заключение Наполеон простер ножку вверх, призывая к молчанию, и объявил, что он уже обо всем распорядился. Животным не придется вступать в непосредственный контакт с двуногими. Эту неприятную обязанность он целиком берет на себя. Стряпчий из Виллингдона мистер Вимпер согласился выступать в качестве посредника между Зверской Фермой и внешним миром. Каждый понедельник он будет в утренние часы посещать ферму для получения инструкций. Наполеон закончил свое выступление обычным призывом "Да здравствует Зверская Ферма!", после чего, спев "Животных Британии", все разошлись. В тот же день Визгун обошел всю ферму и навел должный порядок в мыслях и чувствах животных. Он заверил их, что постановление против денег и торговли не только никогда не принималось, но даже и не выносилась на обсуждение. Это чистейшей воды измышление, возможно, восходящее в своих истоках к лживым инсинуациям Снежка. У некоторых животных были все-таки неясные сомнения, но Визгун жестко спросил у них: "А вы уверены, товарищи, что это вам не приснилось? У вас что - есть протоколы того Совета? Это постановление было где-нибудь записано?" И так как то, что никаких записей о постановлении у них не сохранилось, была истинная правда, животные поняли, что ошибались. Мистер Вимпер, как было уговорено, посещал ферму каждый понедельник. Это был плутоватый на вид субъект невысокого роста с бакенбардами - мелкий делец с некоторыми юридическими познаниями, раньше других сообразивший, что Зверской Ферме понадобится посредник и что на этом можно неплохо подзаработать. Животные относились к Вимперу с подозрением и опаской и, насколько это было возможно, обходили его стороной. И все-таки, когда они видели, как их четвероногий собрат Наполеон отдает приказания двуногому Вимперу, это зрелище возбуждало в них горделивое чувство и отчасти примиряло с этим новшеством. Их отношения с человеческим родом несколько изменились. Теперь, когда Зверская Ферма процветала, двуногие ненавидели ее ничуть не меньше, а скорее даже больше. Люди свято верили в то, что ферма рано или поздно обанкротится, а из затеи с мельницей просто ничего не выйдет. Встречаясь в пивных, они при помощи диаграмм доказывали друг другу, что стены мельницы неизбежно должны рухнуть, а если даже и устоят, то все равно крылья мельницы никогда не будут крутиться. И все же они невольно стали относиться с некоторым уважением к умению животных управлять своими делами. Во всяком случае, они признали новое название фермы и перестали поддерживать Джонса, который оставил надежду вернуть себе ферму, покинул Виллингдон и переселился на другой конец страны. Между Зверской Фермой и внешним миром не было никаких других контактов, кроме тех, которые поддерживались через Вимпера, но все время возникали слухи, что Наполеон собирается заключить какое-то торговое соглашение: то с мистером Пилькингтоном из Фоксвуда, то с мистером Фредериком из Пинчфильда. И что любопытно, никогда с обоими одновременно. Примерно в это же время свиньи вдруг перебрались в дом фермера. Животным снова показалось, что они помнят какое-то давнее постановление против этого, но Визгун опять сумел переубедить их. - Совершенно необходимо, - хрюкал он, - чтобы свиньи - ум, честь и совесть нашей фермы, имели спокойное место для работы. И достоинству Вождя (а в последнее время, говоря о Наполеоне, он стал употреблять слово "Вождь") более подобает жить в доме, чем в свинарнике. Кое-кто был все-таки обеспокоен, когда пронесся слух, что свиньи не только готовят себе пищу на кухне и превратили гостиную в комнату отдыха, но к тому же еще и спят на кроватях. Боксер, как обычно, сказал, что "Наполеон всегда прав", но Кашка, которой показалось, будто она помнит четкое и ясное законоположение против кроватей, отправилась к гумну и попыталась разобраться, что же там написано об этом в Семи Заповедях. Убедившись в своей неспособности понять что-нибудь, кроме отдельных букв, она позвала Мюриель. - Мюриель, - попросила она, - прочти мне Четвертую Заповедь. Не запрещает ли она спать в кровати? Хотя и не без затруднений, коза прочитала заповедь вслух: - Там сказано: "Зверь да не спит в кровати НА ПРОСТЫНЯХ", - проблеяла она наконец. Странно, но Кашка не помнила, чтобы в Четвертой заповеди упоминались простыни. Но раз уж так было написано на стене, сомневаться не приходилось. Случайно проходивший мимо Визгун, сопровождаемый двумя или тремя псами, тут же все надлежащим образом разъяснил. - Вы, товарищи, уже слышали, что мы спим на кроватях? - спросил он. - А почему бы и нет? Ведь вы же не думаете, что это запрещено? Слово "кровать" означает, собственно, "место, где спят". Строго говоря, груда соломы - это тоже кровать. Закон запрещает спать на простыне, которая действительно является вредной людской выдумкой. Мы убрали все простыни с кроватей и спим на одеялах. Да, это удобно. Но могу вам сказать, товарищи, не удобнее, чем мы того заслуживаем! Ибо сколько трудов и забот ложится на наши плечи! А ведь и нам надо иногда отдохнуть! Ведь вы же не хотите, чтобы мы надорвались на работе и уже не могли больше выполнять свои обязанности? Ведь никто из вас не хочет, чтобы Джонс вернулся? Животные тут же заверили его в обратном, и толки о спящих в кроватях свиньях прекратились. А когда через несколько дней Визгун объявил, что свиньи отныне по утрам будут вставать на час позже других зверей, то жалоб и недовольства по этому поводу не возникло. К осени животные буквально падали от усталости, но были довольны собой. Год выдался тяжелый, и запасы пищи на зиму - после продажи части урожая зерна и сена - не были слишком обильны, но мельница искупала все. Она была возведена уже наполовину. После жатвы случилось несколько сухих и ясных деньков, и животные налегли в эти дни на работу еще усерднее, чем раньше. Они полагали, что есть смысл потратить больше сил на добычу камня, лишь бы поднять стены мельницы еще на один фут. Боксер даже вставал по ночам, чтобы в одиночестве часок-другой поработать при свете полной осенней луны. В свободные минуты животные прохаживались вокруг наполовину отстроенной мельницы, восхищаясь мощью и прямизной ее стен и поражаясь, как это им все удалось. Только старый Бенджамин не выражал никакого энтузиазма насчет мельницы, хотя по обыкновению помалкивал. Он только загадочно бурчал, что "ослы живут долго", и большего от него невозможно было добиться. В ноябре задули яростные юго-западные ветры. Строительство пришлось остановить, потому что дожди не давали замешивать цементный раствор. Однажды ночью случился такой страшный ураган, что все постройки фермы заходили ходуном, а с крыши амбара посыпалась черепица. Тревожно кудахтая, в страхе проснулись куры, потому что им всем одновременно приснился отдаленный ружейный выстрел. Утром животные вышли из стойл и сараев и увидели, что флагшток сломан, а в нижнем конце сада валяется вяз, вырванный, как редиска, с корнем. Но то, что они увидели вслед за этим, вызвало общий вопль отчаяния. Ужасное зрелище предстало пред их глазами: мельница лежала в развалинах! Животные устремились туда все как один. Наполеон, который вообще-то бегал редко, на этот раз сам скакал впереди всех. Да, мельница рухнула до основания, а камни, которые они разбивали и перетаскивали с таким трудом, были разбросаны вокруг. Не в силах произнести ни слова, они стояли, скорбно глядя на груду упавших камней. Наполеон в молчании расхаживал взад и вперед, время от времени принюхиваясь к земле. Хвостик его стоял торчком, судорожно подрагивая из стороны в сторону, что у него всегда было признаком напряженной умственной деятельности. Вдруг он резко остановился, как будто придя к какому-то решению. - Товарищи, - начал он негромко, - знаете ли вы, кто виноват в этом? Кто этот враг, проникший сюда под покровом темноты и уничтоживший нашу мельницу? СНЕЖОК!!! - Он вдруг перешел на крик, и в голосе его зазвучала угроза, - Снежок сделал это! Этот злобный предатель, думая нарушить наши планы и отомстить за свое позорное изгнание, проник сюда под покровом ночи и уничтожил плоды наших самоотверженных трудов! Товарищи! На этом самом месте я выношу смертный приговор Снежку! Звание "Зверь-Герой" второй степени и ведро яблок тому из вас, кто свершит над ним справедливый суд! Два ведра - тому зверю, кто захватит его живым! Животные были невероятно потрясены, узнав, что это Снежок - виновник столь ужасного злодеяния. Такого никто не ожидал даже от Снежка. Раздались крики возмущения, и все вслух стали изобретать свои способы поимки Снежка, если он когда-нибудь опять попытается вернуться. Почти сразу же на небольшом расстоянии от холма нашли в траве следы какой-то свиньи. Они прослеживались всего лишь на протяжении нескольких ярдов, но вели по направлению к дыре в живой изгороди. Наполеон глубоко внюхался в них и подтвердил, что это следы Снежка. По мнению Наполеона, Снежок скорее всего пришел со стороны фермы Фоксвуд. - Медлить нельзя, товарищи! - сказал Наполеон, изучив следы преступника. - У нас много работы! Мы приступим к восстановлению мельницы сегодня же утром и будем строить ее всю зиму, не пропуская ни единого дня, невзирая на погоду. Мы покажем этому презренному предателю, что ему не удастся так легко погубить наш труд. Помните, товарищи, ни шага в сторону! Мельница будет сдана в запланированный срок! Вперед, товарищи, к победе Зверизма! Да здравствует мельница! Да здравствует Зверская Ферма! Глава седьмая Зима выдалась суровая. За штормовыми ветрами последовал мокрый снег с дождем и градом, а потом грянули холода, которые свирепствовали до середины февраля. Восстанавливая мельницу, животные старались изо всех сил, прекрасно понимая, что внешний мир следит за ними, и как завистливые двуногие будут радоваться и торжествовать, если они не возведут мельницу в срок. Злобствуя, двуногие делали вид, что они не верят в виновность Снежка. Они утверждали, что Снежок тут совершенно не при чем, а виной всему, дескать, просто тонкие стены мельницы. Животные, конечно, понимали, что это неправда. И все-таки на этот раз было решено класть стены в три фута толщиной, а не восемнадцати дюймов, как раньше, а это значило, что камней теперь потребуется вдвое больше. Карьер долгое время был занесен снегом, и с этим ничего нельзя было поделать. Дело несколько продвинулось в пору наступивших вскоре сухих морозов, но это был адский труд, а надежды уже не согревали их так, как в первый раз. Они мерзли и редко бывали сыты. Только Боксер и Кашка никогда не падали духом. Визгун произносил зажигательные речи о радости служения и о трудовых доблестях, но животных больше воодушевлял Боксер со своим вечным девизом: "Я буду работать еще упорней!" В январе еды стало еще меньше. Зерновую пайку сильно сократили, а взамен были обещаны дополнительные выдачи картошки. Но тут оказалось, что почти весь урожай картофеля померз в буртах, прикрытых слишком тонким слоем земли и соломы. Картофель размяк, почернел, и только малая часть его была съедобна. В эти дни животным целыми днями ничего, кроме кормовой свеклы и мякины, не выдавали. Казалось, что на пороге стоит голодная смерть. Было жизненно необходимо скрыть этот факт от внешнего мира. Ободренные разрушением мельницы, двуногие и так распространяли лживые выдумки о Зверской Ферме. Они вновь стали утверждать, что животные там вымирают от голода и болезней, все время ведут междоусобную борьбу и даже докатились до поедания друг друга и истребления новорожденных. Наполеон хорошо предвидел все дурные последствия утечки информации о действительном положении с продуктами и, чтобы создать обратное впечатление, решил использовать мистера Вимпера. До сих пор животные почти не общались с Вимпером во время его еженедельных визитов, а теперь несколько специально подобранных животных, в основном овец, получили задание упоминать в его присутствии, как бы случайно, что пайка недавно опять увеличилась. Кроме того, Наполеон велел почти до краев наполнить песком опустевшие закрома в амбаре, а сверху этот песок присыпали остатками зерна и муки. Использовав какой-то подходящий предлог, Вимпера провели через склад, позволив одним глазом заглянуть в закрома. Вимпер был введен в заблуждение и продолжал уверять внешний мир, что продовольствия на Зверской Ферме сколько угодно. И все-таки к концу января стало ясно, что зерно необходимо где-то доставать. В эти дни Наполеон редко появлялся на публике и большую часть своего времени проводил в доме, где его оберегали девять свирепых псов, стороживших каждую дверь. Его редкие выходы обставлялись торжественно: шесть псов окружали его плотным кольцом и рычали, если кто-нибудь подходил слишком близко. Бывало, что он вообще не показывался утром в воскресенье, и тогда его распоряжения передавались через других свиней, чаще всего через Визгуна. Однажды в воскресенье утром Визгун объявил, что куры, которые только что стали снова нестись, должны будут сдать свои яйца, потому что Наполеон заключил через Вимпера контракт на поставку четырех сотен яиц в неделю. Денег, которые будут выручены за яйца, должно было хватить на зерно и муку, чтобы дотянуть до следующего урожая. Услышав об этом, куры страшно раскудахтались. Конечно, им намекали и раньше, что такая жертва, может быть, от них потребуется, но им в это не хотелось верить. Они только что собрались высиживать весенних цыплят и теперь запротестовали, утверждая, что продажа яиц равна детоубийству. Впервые со времен изгнания Джонса произошло нечто вроде мятежа. Под предводительством трех черных минорок куры-несушки предприняли явную попытку расстроить планы Наполеона. Они выбрали такой способ сопротивления: взлетели на насесты и неслись оттуда прямо на пол, где яйца, естественно, разбивались. Наполеон действовал быстро и беспощадно. Распорядившись прекратить выдачу курам кормов, он постановил, что любое животное, которое поделится с ними хоть зернышком, подлежит смертной казни. Псы следили за тем, чтобы этот декрет неукоснительно соблюдался. Куры продержались пять дней, а потом сдались и вернулись к своим ящикам для яиц. Девять несушек за это время передохли. Их тушки сожгли в саду, а причиной смерти была объявлена куриная слепота. Вимпер об этом инциденте даже не узнал. Яйца поставлялись, как было условлено, и фургон бакалейщика заезжал за ними каждую неделю. Все это время о Снежке не было ни слуху, ни духу. Поговаривали, что он скрывается на одной из соседних ферм - то ли в Фоксвуде, то ли в Пинчфильде. Отношения Наполеона с соседями теперь несколько наладились. Во дворе фермы лежала куча бревен, сложенных там еще лет десять тому назад после расчистки буковой рощи. За это время бревна хорошо высохли, и Вимпер посоветовал Наполеону продать их. И мистер Пилькингтон, и мистер Фредерик были бы не прочь совершить эту покупку. Наполеон колебался и все не мог решить, кого же из них предпочесть. Замечали, что когда он склонялся к мысли заключить контракт с Фредериком, Визгун утверждал, что Снежок скрывается в Фоксвуде, а когда казалось, что Наполеон предпочитает Пилькингтона, о Снежке говорилось, что он обосновался в Пинчфильде. В начале весны вдруг обнаружилось, что Снежок посещает ферму по ночам. Это известие ошеломило животных. Они так переполошились, что с трудом засыпали в своих сараях. Рассказывали, что Снежок пробирается на ферму под покровом темноты каждую ночь и творит всяческие безобразия. Он крал зерно, переворачивал ведра с молоком, бил яйца, вытаптывал посевы, обдирал клыками кору плодовых деревьев. Что бы ни стряслось - во всем винили Снежка. Разбивалось ли окно, запруживались ли канава - кто-нибудь обязательно говорил, что это вредительство Снежка. Поэтому когда потерялся ключ от продовольственного склада, то вся ферма была в полной уверенности, что Снежок забросил его в колодец. Странно, но они продолжали верить в это, даже когда потерянный ключ нашелся под мешком из-под муки. Коровы в один голос мычали, что Снежок забирается к ним в коровник и доит их во сне. Поговаривали, что даже крысы, совершенно обнаглевшие этой зимой, вступили в сговор со Снежком. Наполеон приказал провести тщательное расследование злодеяний предателя. В сопровождении своих псов он устроил инспекционный обход всей фермы. Все остальные животные следовали за ним на почтительном расстоянии. Наполеон останавливался через каждые несколько шагов и нюхал землю в поисках следов Снежка. По его словам, он узнавал их по запаху. Он перенюхал каждый угол в гумне, в коровнике, курятнике, огороде и почти везде обнаружил следы Снежка. Он тыкал рылом в землю, делал несколько глубоких вздохов и восклицал зловещим голосом: - Снежок! Он был здесь! Я чую этот изменнический дух! При слове "Снежок" псы скалили свои клыки и рычали так, что кровь стыла в жилах. Животные были запуганы до смерти. Им казалось, что Снежок стал какой-то невидимой силой, которая витала в воздухе, угрожая им всеми возможными бедами. Вечером Визгун собрал всех обитателей фермы и, встревоженно морща рыло, сказал им, что у него есть важные новости. - Товарищи! - заверещал Визгун, нервно подпрыгивая. - Товарищи! Открылась ужасная вещь! Снежок продался Фредерику из Пинчфильда, который как раз сейчас замышляет напасть на нас и отнять у нас нашу ферму. Снежок будет у Фредерика проводником. Хуже того. Ранее мы полагали, что мятеж Снежка был следствием его самолюбия и тщеславия. Мы ошибались, товарищи. Знаете, каковы были истинные причины? Снежок был в сговоре с Джонсом с самого начала! Снежок всегда был тайным агентом Джонса. Это доказывают оставшиеся после него документы, которые мы только сейчас обнаружили. По-моему, это объясняет многое, товарищи. Разве мы не видели сами, как он пытался - к счастью, без успеха - привести нас к поражению и разгрому в Битве при Коровнике. Животные были ошеломлены. Даже разрушение мельницы не шло ни в какое сравнение с этим предательством. Однако прошло все же несколько минут, прежде чем они поверили в это. Все они вспомнили - или подумали, что вспомнили, - как Снежок вел их в атаку в Битве при Коровнике, как он их сплачивал и ободрял на каждом шагу, и как даже ранение дробью ни на миг не остановило его. Все это как-то не вязалось с тем, что он был на стороне Джонса. Даже Боксер, который редко задавал лишние вопросы, был озадачен. Он лег, подобрал под себя передние копыта, закрыл глаза и с тяжким усилием попытался выразить свою мысль: - Я в это не верю... Снежок храбро сражался в Битве при Коровнике. Я сам видел это. Разве мы не присвоили ему звание "Зверь-Герой" первой степени сразу же после битвы? - Это была наша ошибка, товарищи. Теперь-то мы знаем, что в действительности он пытался погубить нас. Обо всем этом написано в секретных документах, которые теперь нашлись. - Но он был ранен! - сказал Боксер. - Мы все видели, как он истекал кровью. - Это было подстроено! - верещал Визгун. - Выстрел Джонса только слегка задел его. - Я бы показал, что об этом сказано в его собственных воспоминаниях, если бы вы умели читать. Замысел Снежка заключался вот в чем. В решающий момент он должен был подать сигнал к отступлению и таким образом оставить врагу поле боя. И ему бы удалось это, если бы не наш героический вождь товарищ Наполеон! Вы что, не помните, что как раз в ту минуту, когда всех охватила паника и казалось, что все потеряно, товарищ Наполеон выступил вперед с кличем "Смерть человечеству!" и вонзил свои клыки в ногу Джонса? Вы помните это? - вопил Визгун, прыгая из стороны в сторону. Теперь, когда Визгун описал сцену столь живописно, животным показалось, что они вспомнили ее. Во всяком случае, они припомнили, что в решающую минуту Снежок действительно побежал. Но Боксер не унимался. - Я не верю, что Снежок всегда был предателем, - сказал он. - Другое дело, что он натворил потом. Но я уверен, что в Битве при Коровнике он еще был добрым товарищем. - Наш Вождь, товарищ Наполеон, - возгласил Визгун, выговаривая слова размеренно и твердо, - утверждает категорически, товарищи, что Снежок был агентом Джонса еще с тех времен, когда о Восстании никто и думать не думал! Категорически! - Ну, это другое дело! - сказал Боксер. - Если сам товарищ Наполеон так говорит, значит, так оно и есть. - Вот это уже патриотически сказано! - хрюкнул Визгун, но глянул на Боксера своими мигающими глазками весьма угрожающе. Уходя, он многозначительно добавил: - Я предостерегаю всех и каждого: смотреть нужно в оба! У нас есть основания полагать, что секретные агенты Снежка и в эту минуту таятся среди нас! Четыре дня спустя Наполеон приказал животным собраться во дворе после обеда. Когда все были в сборе, Наполеон вышел из дома. Недавно он удостоил себя званиями "Зверь-Герой" первой степени и "Зверь-Герой" второй степени, и оба эти ордена болтались у него на груди. Девять громадных псов прыгали вокруг Наполеона и рычали так, что у всех мурашки бегали по спинам. Все молчаливо сжались на своих местах и, казалось, предчувствовали, что сейчас произойдет нечто ужасное. Наполеон постоял, строгим взором оглядел присутствующих и вдруг пронзительно хрюкнул. Псы тотчас рванулись вперед и, схватив за уши четырех свиней, поволокли их, визжащих от боли и страха, к ногам Вождя. Из прокушенных ушей хлестала кровь, псы почувствовали ее вкус и, казалось, на несколько мгновений совершенно взбесились. Трое псов, ко всеобщему изумлению, бросились на Боксера. Первый пес был перехвачен копытом Боксера еще в прыжке и сразу же прижат к земле. Пес взвыл о пощаде, а два других, поджав хвосты, отскочили. Боксер взглянул на Вождя, как бы спрашивая, что ему делать дальше. Наполеон, казалось, передумал и, скрывая испуг, строго приказал отпустить пса. Боксер приподнял копыто, и помятый пес с воем метнулся прочь. Суматоха улеглась. Четверо обвиняемых ждали, всем своим видом свидетельствуя о совершенных преступлениях. Наполеон потребовал, чтобы злодеи покаялись. Это были те самые четыре кабанчика, которые протестовали, когда Наполеон отменил Советы по воскресеньям. Других подсказок не требовалось. Те признались, что с момента изгнания Снежка поддерживали с ним тайные сношения, содействовали Снежку в разрушении мельницы, вошли в сговор со Снежком с целью передать Зверскую Ферму в руки Фредерику. Они также добавили, что Снежок доверительно признавался им, что был в прошлом тайным агентом Джонса. Как только они закончили свое покаяние, псы тут же перегрызли им глотки, а Наполеон зловеще вопросил, нет ли еще желающих в чем-нибу