Бабарахим Машраб. Избранное ---------------------------------------------------------------------------- Перевод Сергея Иванова Академия наук Узбекской ССР Институт рукописей им. X. С. Сулейманова Избранная лирика Востока Издательство ЦК КП Узбекистана, Ташкент, 1980 Составитель Абдурашид Абдугафуров OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru ---------------------------------------------------------------------------- Бабарахим Машраб - народный узбекский поэт XVII-ХVIII вв., автор лирических стихотворений, написанных в различных жанрах. БАБАРАХИМ МАШРАБ (1640-1711) Имя замечательного мастера слова, проникновенного лирика Вабарахима. Машраба занимает видное место в ряду таких выдающихся представителей узбекской литературы, как Лютфи и Навои, Бабур и Турды, Махмур и Агахи, Надира и Мукими, Фуркат и Завки. Своим творч еством он оказал значительное влияние на развитие и совершенствование узбекской литературы конца XVII-начала XVIII веков. Велики заслуги поэта в укреплении антиклерикальных мотивов в поэзии, в усилении ее мятежного духа, расширении ее тематического круга, углублении ее народности, совершенствовании различных жанров лирики, повышении литературного мастерства. Его газели, мурабба, мустазады и мухаммасы, выразительные, искренние, блещущие жизненностью и энергией, широко известны во всей Средней Азии. Машраб по праву снискал себе неувядаемую славу поистине народного поэта. x x x Бабарахим родился в 1640 г. (1050 г. хиджры) в Намангане в семье Валибаба, бедного ремесленника-ткача. Жизнь семьи была трудной, но природные способности и упорство Бабарахима позволили ему в юности приобрести серьезные познания в различных науках того в ремени, в частности, в религиозной философии. Будущий поэт в течение некоторого времени обучался в Намангане у муллы Базар-Ахунда, а затем в Кашгаре у знаменитого суфийского ишана Афак-Ходжи. Однако Бабарахим не стал ревностным последователем влиятельного духовенства, остался равнодушным к призывам предпочесть отшельничество и религиозное смирение живой, реальной жизни. Чем больше он узнавал истинное лицо Афак-Ходжи и его приспешников, их при творство, лицемерие, лживость и порочность, тем больше утверждались в его сознании сначала сомнения, а затем и отвращение к виденному. К 1672-1673 гг. в мировоззрении Бабарахима стали проявляться открытые идейные расхождения с учением Афак-Ходжи. Желая избавиться от вольнодумца, осмелившегося насмешливо относиться к духовному служению и к некоторым религиозным установлениям, Афак-Ходжа обвинил Машраба в любви к одной из своих служанок и сурово наказал. Началась жизнь, полная превратностей: почти сорок лет прошли в непрерывных странствиях и скитаниях на чужбине. С детства полюбив поэзию, Машраб с интересом изучал творчество Лютфи, Навои, Хафиза, а к 70-годам XVII в. сам приобрел известность как выдающийся поэт. Разрыв с удушливой атмосферой среды Афак-Ходжи дал новый толчок творчеству Машраба, которое становится еще более совершенным. В творческом наследии Машраба главное место занимает лирика. В эпоху, когда было почти безраздельным господство туманных суфийских учений об отрешении от земной жизни, об уединенном служении богу, о грядущем загробном бытии, поэт обращает свой взор к реа льной действительности, к живому человеку и его чаяниям, пишет о любви и верности - величайших из человеческих чувств. Машраб обогатил нашу поэзию значительным количеством газелей, считающихся несравненными образцами любовной лирики. Во многом своеобразен и глубоко народен поэтический стиль Машраба. Лучшие его произведения отличаются высокой художественностью и тонким изяществом, взволнованностью и глубиной чувств, остроумием и напевностью, простотой и непринужденностью. Обращаясь к различным лирическим жанрам узбекской поэзии, Машраб стремился сделать их близкими и привычными для широкой массы читателей и слушателей, из различных стихотворных размеров он выбирал наиболее легкие. Особо следует отметить, что среди узбекск их поэтов Машраб создал наибольшее число мустазадов, причем все они обладают высокими худозкественными достоинствами. Свойственные газелям Машраба достоинства проявляются не только в мустазадах, но также и в других жанрах восточной поэзии - мурабба, мухам-масах, мусаддасах и мусабба. Литературное наследие Машраба характеризуется глубоким социальным содержанием, народностью, антиклерикальной направленностью. Поэт с глубоким сочувствием изображает тяжелую жизнь простых тружеников, "сердце которых изранено мечом насилия", а "тело изъязвлено горем и страданиями", и сурово осуждает несправедливость и тиранию. Машраб смело разоблачает двуличную сущность лживых и притворных служителей религии, ему свойственно неприятие многих религиозных догм, а в некоторых из них он открыто сомневается. Например, во многих стихах весьма пренебрежительно говорится о рае, аде, загробном мире, Мекке и выражается готовность поменять их "на одну бутыль вина" или продать "за одну монету". Именно за это правящие слои общества и реакционное духовенство видели в Машрабе своего злейшего врага. В 1711 г. (1123 г. хиджры) Машраб был повешен в Кундузе по указу духовников и правителя Балха Махмудбея Катагана. Замечательный поэт, подобно Мансуру Халладжу и Имадеддину Насими, пал жертвой в борьбе свободомыслия с господствовавшей феодальной идеологией. А. Абдугафуров. ГАЗЕЛИ О гнет любовных пут, - что сделал он со мной: Меня стыдится люд - обходит стороной! От страсти истекли все очи кровью слез, - Все семь сторон земли захлестнуты волной. Ханжа, свой пыл тая, к михрабу преклонен, Михраб мой - бровь твоя, - молюсь тебе одной. Нагрянул страж сюда - отнять у нас вино, - Увы, ему чужда суть тайн любви хмельной. И хоть терплю я, тих, сто тысяч твоих кар, Ты с мерой сил моих сверяй их груз шальной. О, как смятен Машраб, безумьем истомлен, - Ужель ты не могла б хоть раз побыть со мной! x x x Стеная день и ночь, молю о справедливой доле, От пери злой я все стерплю, но я умру от боли! Она - тюльпан, она - рейхан, она - жасмин и роза, И кипарис склонил свой стан пред нею поневоле. Когда Юсуф прекрасный есть - смятенье всей вселенной, Всем властелинам мира честь - его предаться воле. Сто завитков кудрей твоих мне стали сетью бедствий: Душа моя, как птица, - в них, в губительной неволе. Весь мир в восторге от тебя - пленен твоей красою, Все плачут, о тебе скорбя, томясь в лихой юдоли. К тебе стремлюсь я с давних пор и одержим любовью: Меня казнит твой грозный взор, печали побороли. Мне у потухшего костра влачить все дни в разлуке, - Где сень родимого двора, там и приют для голи! Огонь твоей красы жесток: сжигает жар Машраба, И он горит, как мотылек, в любви томясь все боле. x x x О, как ты любима мною, - или верь, или не верь, Сердце, все в крови, - больное, - или верь, или не верь. В ночь разлуки мои стоны высь небес дотла сожгли, - Так стенаю я и ною, - или верь, или не верь. О венец мой славный, встретил я негаданно тебя, - Шел твоей я стороною, - или верь, или не верь. По устам твоим тоскуя, сердце рдеет, как бутон, - Словно роза ты весною, - или верь, или не верь. Сладкоустая, разлукой ты погибель мне сулишь, - Горечь мук тому виною, - или верь, или не верь. Здесь, у твоего порога, был Машраб, да вдруг исчез, Молнией сверкнув шальною, - или верь, или не верь! x x x Неси, ветер, вихрем заветное слово - Молитву о той, что ко мне так сурова, - О ней - звездоокой, о ней - тонкостанной, О ней - змеекудрой, о ней - чернобровой, О трепетной станом, о склонной к обманам - О той, что неверной всегда быть готова. Она, словно пери, сокрылась от взора, И доля моя и тяжка и бедова. У ней, власть имущей, как шах всемогущий, Нет мне, бедняку, ни защиты, ни крова. Единым обетом клялись мы об этом - Отдать божью гневу рушителя слова. Истерзан я мукой, измучен разлукой, - О, если бы тело вновь стало здорово! Рыдаю, стенаю, покоя не зная, - Летят к небесам стоны тщетного зова. К тебе я, друг милый, взываю: "Помилуй!" - Не стою я, право же, гнева такого! Пусть беды и муки мне крыльями станут, И сердце, как сокол, парить будет снова. Соперники злые мне путь заступили, - Пошел я стезей, что от века тернова. О, как неверна ты, о, сколь ты жестока, - Тебе меня, верного, мучить не ново! Измучен сторицей, я стал бледнолицый, - Мой пыл отдан той, что, как роза, пунцова. Увидеть красу бы твою, дорогая, - Я жертвой паду пред тобой с полуслова! Сгорел от любви я к тебе, чаровница, - Хоть раз снизойди до меня ты - дурного. От страсти к тебе вся душа моя в ранах, - Зачем же стыдить, что я сник бестолково! Я ночью и днем на пути твоем плачу, - "О, будь милосерд!" - я молю всеблагого. Но бедный, несчастный, бездомный, безгласный, Готов я все вытерпеть снова и снова. И как не стенать от мучений Машрабу, Когда грозноокая сердцем сурова! x x x Все мое сердце я отдал неверной, - Сердцем сгораю от муки безмерной. О, пожалей же меня, чаровница, - Тяжко влачу я мой груз беспримерный. Ждал я блаженства, а ты меня мучишь, - Жалуюсь богу я, раб его верный. Как же мне быть, я повержен любовью, - Сердцем смирился я с долею скверной. Ранен ресниц я твоих остриями, Речью твоею сражен лицемерной. Ты не щадила страдальца Машраба, - Умер он, бедный, в тоске непомерной. x x x О, яви же красу свою жадно глядящим, Мотыльками трепещущим в жаре палящем! На молитву мою от тебя жду ответа, Жизнь моя - это дар всем, любовью горящим. Твердосердная, нет в твоем сердце участья, - На бездольных взгляни взором, милость дарящим! Вспомяни о Машрабе, тебе жизнь отдавшем, На пороге твоем безутешно скорбящем. x x x Я красавицу встретил, и с улыбкой лукавой Мне дала она хмеля - опоила отравой. Взор ее - что разлука, рдеют губы от хмеля, - Суждена мне до смерти чаша муки кровавой. Ей всю жизнь посвятил я, лишь о ней и мечтая, - Все твердят мне: "Безумец!" - вот с какою я славой! Все на свете забыл я, страстно предан ей сердцем, - Все иное мне чуждо, - что со мной, боже правый! День и ночь о любимой вспоминая, рыдаю, - Мотыльком я сгораю, мучим мукой неправой. В сердце скорбь безысходна, нет ни друга, ни брата, - Зло соперники травят меня всей оравой. О Машраб, ты безумен, нет к былому возврата, Падай жертвой, бесстрашен перед смертной расправой. x x x Другу верному скажи, что за мука сердце гложет, - Все поведай безо лжи: горю горечь слез поможет. Как печальный соловей, плачу я в саду заветном, Плачу о беде своей - той, что душу мне тревожит. Клятвой, как Шансур, влеком, пью я чашу испытаний, - Перед висельным столбом я стою, и век мой прожит. Но глоток того вина муж хотя бы раз вкусивший Правду в Судный день сполна в свой ответ пред богом вложит. Горестный Машраб, крепись: тайн своих ханже не выдай, - С одержимым поделись - все понять собрат твой сможет. x x x О рок, я волею твоей с моей прекрасной разлучен, Я с цветником, как соловей, хмельной и страстный, разлучен. Как быть мне? Я вконец тобой истерзан, гибну от разлук: Твой раб, и с жизнью и с душой я, разнесчастный, разлучен. Ярмо неисчислимых бед, как венчик горлицы, на мне, - Я с той, которой краше нет, судьбою властной разлучен. И тяжкий стон моих скорбей не ставьте мне в укор, друзья, - Я с ненаглядною моей и сладкогласной разлучен. И если ты, покинув дом, бредешь, Машраб, из дола в дол, - Ну что ж, ведь ты с родным гнездом, как сыч злосчастный, разлучен! x x x Когда с той пери озорной мы цедим хмель густой, Пьянит нас влагою хмельной отцеженный настой. И сердце - в небыли пустой, хмельно от влаги той, - Я - твоя жертва, - о, постой, хоть взглядом удостой! Погряз я с головы до ног в позоре и грехе, - Я трепещу, твой гнев жесток, смири свой нрав крутой. Увял я телом и зачах, как смятая трава, - Твоим стопам мой жалкий прах - опора и устой. Вся жизнь твоя, Машраб, точь-в-точь как отшумевший вихрь: Едва задув, он мчится прочь с тревожной быстротой. x x x Если в лад звенящим струнам ладен твой напев, - прекрасно, Если светишь блеском юным, средь красивых сев, - прекрасно. Если ты коня к усладам, к пиршествам веселым гонишь, Если ты смущаешь взглядом дивных райских дев, - прекрасно. Если в круге моря страсти точку жемчуга отыщешь, И найдешь свое ты счастье, жемчуг в душу вдев, - прекрасно. Ну а если ветром скорым вдруг мелькнет Машраб несчастный, И к нему, не глянув взором, обратишь ты гнев, - прекрасно! x x x Ты наряд надела красный, краше быть стократ желая, Всех смутила ты опасно, в мир внести разлад желая. Ты в красе повадок властных стройным станом проблистала, Горемык, как я, несчастных всех сгубить подряд желая. А когда свой лик прекрасный ты открыла, чаровница, На тебя смотрели страстно все, узреть твой взгляд желая. Ты смотрела в оба ока и кудрями ты играла, Видеть, как весь мир жестоко смутою объят, желая. А едва я молвил слово, пред тобой склонившись робко, Ты нахмурилась сурово, в сердце влить мне яд желая. Дико вскачь коня гнала ты, словно властелин жестокий, Меч мучений занесла ты, жизнь мою в заклад желая. Сколько лет рабом покорным ты, увы, пренебрегала И карала гневом черным, всех лишить отрад желая! О, казни, но только, глянув, хоть на миг яви мне милость, Крови ран моих - тюльпанов больше всех услад желая! Ты кинжал булатный точишь, смертью ты грозишь Машрабу - Судный день расплатный прочишь, злых ему расплат желая. x x x О, глаза ее жестоки, - томна, черноброва, - гляньте, Кудри мускусом на щеки падают лилово, - гляньте. Столь красивой в платье красном, да с узлом в кудрях прекрасных, Да с лукавством томно-страстным - ей сдержать ли слово, - гляньте! Ей красою неземною солнце лишь срамить с луною, Все падут пред ней одною: сколь чело пунцово, гляньте. Брови - луков всех жесточе, жала стрел метать охочи, Ворожбой коварны очи: сколь она бедова, гляньте. Я, Машраб, томлюсь безгласно, жду любимую всечасно, Весь в огне сгораю страстно: сколь она сурова, гляньте! x x x Нет, никому не ведомы те беды, что терплю я, А застенать - так бедами все небо расколю я! Гоню все беды мимо я, душою успокоен, Когда придет любимая узнать, о чем скорблю я! Без жалости, без совести убей меня жестоко, И пусть в пустыне горестей потоком кровь пролью я. И верую глубоко я, что в мире не найдется Такой, как звездоокая, которую люблю я. Стерплю все речи строгие, приди, хотя б с укором, - Пал на твоей дороге я - в слезах тебя молю я. Пока ты жизнь невинную мою терзаешь мукой, Машраб, такой кручиною всю душу загублю я! x x x С тьмою бедствий меня сдружила, горе мне принесла печаль, - Как же мне не стенать уныло, если так тяжела печаль! Но избавишься ли от скверен, если выпал тяжелый рок? Сколь я ни был и добр и верен, мне ответом была печаль. Сколько рушилось бед-напастей что ни час на меня с небес! И рожденному для несчастий счастье застила мгла-печаль. В чуждом граде, в лихих утратах от собратьев я отрешен: Всех друзей во врагов заклятых переделать смогла печаль! Сотней тысяч бедствий упрямо меня мучил мой грозный рок, Прогнала меня, как Адхама, от людского тепла печаль. Что ни ем, что ни пью - отрава, тряпки савана - мой наряд, Девяти небесам неправо меня мучить дала печаль. Муки с бедами - вперемешку, без участья сгорел Машраб, И друзьям и врагам в насмешку мне дала долю зла печаль. x x x На меня взглянула мило искрометным взглядом дева, А потом, увы, томила мое сердце ядом дева. Стрелы бедствий каждый день я чуял страждущей душою, Но не слала исцеленья, а гнела разладом дева. Лик укрыв за пеленою, как свеча, она горела, - Сколько праведных душою отравила чадом дева! Мучит, губит и не сгладит состраданьем мои муки, А с соперниками ладит очень добрым ладом дева! В небе - солнце ли с луною или жар моих стенаний, Или гнев свой надо мною мечет звездопадом дева? Нет, не звезды то, конечно, загорелись в горней выси, - То, светясь красою млечной, жемчуг сыплет градом дева. Райский сад пылает ало, от огня любви сгорая, - То красою запылала с гуриями рядом дева. Соловьем стенаешь рьяно ты, Машраб, в саду свиданья, - Дарит в кущах Индустана сладость всем усладам дева. x x x Локон твой - благовонье ночи, дух души моей страстной, дева, Светят ярче звезд твои очи, лунный лик твой прекрасный, дева. Твои губы - рубин багряный, лик твой ярче розы румяной, Каждый смертный - слуга твой рьяный, твой невольник безгласный, дева. Лик твой - яркой розы алее, зубки - всех жемчугов белее, Стан твой, брови - их нет милее, светоч солнца мой ясный, дева. Лишь увидев твой лик чудесный, сгинул в небыли я безвестной, Я томился в темнице тесной - ты была безучастной, дева! Твой Машраб на тебя лишь глянет - сахар уст твоих к неге манит, Сразу легче на сердце станет мне с тобой, сладкогласной, дева! x x x Как мне жить на чужбине без любимой моей? Жизни нет и в помине, что ни миг - все трудней. Знавший радость и муки вам всегда подтвердит: Повторенье науки - ключ к познаниям в ней. Мир в скитаньях горючих весь пройдя, я познал: Нету роз без колючек, кто красив - тот и злей. У страдавших душою я спросил и узнал: Кто другим сделал злое - сам во власти скорбей. Не казни же, терзая мукой сердце мое, - Проглядел все глаза я, от тебя ждя вестей. Знавший жгучие слезы радость в жизни найдет: Не остался без розы ни один соловей. Жизнь не знает пощады к тем, кто ищет свой клад: Где сокровища-клады - там пристанище змей. Я любимой навстречу, мучась сердцем, бреду, А негаданно встречу - глядь, соперники с ней. О Машраб, где участье твоих верных друзей? И не жди в жизни счастья без любимой своей! x x x Ты меня всегда гнела, верности твоей не знал я, Мне подобной жертвы зла меж земных людей не знал я. Я, на путь любви ступив, претерпел одни лишь муки, Жребий мой несправедлив, и несчастья злей не знал я. Нет, о лекарь, ты не спорь: видно, мне дружить с недугом, - Жилу жизни съела хворь, - как мне сладить с ней, - не знал я. Каждый богохульник лих - спесь свою, гордыню холит, А нехитрых и незлых меж святош-ханжей не знал я. Мне от вихря бед невмочь в этом злобном, старом мире, А готовых мне помочь преданных друзей не знал я. И когда, больной, я слег и не чаял исцелиться, Кто б молитвой мне помог, - хоть весь век болей, - не знал я. Мне плутаний не минуть, - так назначено мне роком, - Кто бы мне в блужданьях путь указал верней, - не знал я. И с израненной душой я к кому ни обращался, Кто ж помог? В судьбе лихой помощи ничьей не знал я. Сломлен, с мукой лишь знаком, я ни в чем не знал отрады, Ничего в саду мирском, кроме бед-скорбей, не знал я. И покинул мир Машраб, следуя стезей Адхама, Я, сраженный злом, ослаб - радостных вестей не знал я. x x x Вид явился мне странный: будто вспыхнул закат, Образ в нем прямостанный - словно пери, крылат. То - свет лика любимой иль пылает весь мир? Весь пустырь непрозримый стал цвести, словно сад. То ее ветер ли мчится, мне смятеньем грозя? Нет, то пыл чаровницы жаром страсти чреват. Если злой ее власти меня любо казнить, Сам себя же на части рвать пред нею я рад! Пестроцветье пригоже в ее вешней красе, - Да не тронет, о боже, ее тлен-листопад! Сколько лет я уныло - снег ли, дождь - жду тебя, - Чаровница забыла, что я мукой объят. Путь ищи справедливый, - жизнь уходит, Машраб, Чужд дороге счастливой пленник доли утрат. x x x Ссорой, шумной и кричащей, бедствие сюда приходит, Как к овце кинжал разящий, и ко мне беда приходит. Острие меча-булата глянуло в руке у ката, Мне готовится расплата: меч остер - страда приходит. Я уйду с моей тоскою, боль души не успокою, Зато с пери колдовскою мне побыть чреда приходит! С жизнью я прощусь своею, хоть и миг, а буду с нею, - Что же мне, как и злодею, кара, столь худа, приходит? Зла твоя, Машраб, судьбина, но не плачь же - в чем причина: К любящему смерть-кончина вовремя всегда приходит! x x x Один, не на пиру твоем, страдалец твой скорбит, рыдая, - Так мотылек горит огнем - свеча горит, навзрыд рыдая. О кравчий, дай мне для утех вина - утешь мои стенанья, А то я на виду у всех, весь кровью слез омыт, рыдаю. Мой пыл сожжет всю ночь разлук, тьму обжигая жаром молний, В огне моих сердечных мук весь небосвод горит, рыдая. В пустыне бед, не чуя ног, среди язвящих жал влачусь я, О, у любимой нрав жесток, - бреду я, от обид рыдая. Пусть не узнает, не поймет никто моей сердечной муки, - Хоть и сожжен страданьем рот, а сердце боль таит, рыдая. Твой нежный кипарис поник, Машраб, в слезах от козней рока, - Теперь порвать и воротник души тебе не в стыд, рыдая. x x x Гнет моей нелегкой доли сердце мучит мне недаром: Грудь мне в клочья рвет до боли, душу жжет терзаньем ярым. Горестей разлуки жало грудь язвит, теснит дыханье, Тело жжет, с землей сравняло плоть мою одним ударом. Сам скитаньем жизнь я рушу, пью я чашу горькой доли, Любо было мучить душу колдовского взора чарам! Как безумец, я затравлен, чем я виноват - не знаю, И за страсть к тебе ославлен я по всем земным базарам! И со всех сторон слетели в раненое сердце муки, Словно сердце в бедном теле - склад всем бедам и всем карам. День и ночь терплю лишенья я, Машраб, без передышки, И за эти прегрешенья жгут мне сердце новым жаром! x x x Не видать бы мне на лике белом родинок прекрасных никогда, Не были б моим лихим уделом сотни мук злосчастных никогда! Страсть едва вздохнет - и гонит ветер из чертога веры скверну бед, - Пусть не норовит никто на свете пить вино бесстрастных никогда. Птица Рух вот-вот сюда нагрянет, в Намангане в небо воспарив, - Родинки твои да не приманят крыл ее опасных никогда! Стоит лишь любимой покоситься - вмиг сгорят и тело и душа, - Пусть со мной ни разу не случится бедствий столь несчастных никогда! От невзгод лихой моей разлуки жизнь из тела вся исходит прочь, - О, не знать бы мне жестокой муки бед моих ужасных никогда! Жизнь отнимет пусть своей рукою, но огнем печалей не клеймит, - Не лишать бы ей так зло покоя жертв своих безгласных никогда. Быть рабом любимой для Машраба - благо: всей душой служи, цени, Чтоб она тебя не прогнала бы из толпы подвластных никогда! x x x Чаровница мне предстала, на меня взглянула смело, Приоткинув покрывало, брови прихотливо вздела. Очарован был я разом, и смекнула чаровница: Отняла и ум и разум, душу мне сожгла и тело. Лик ее, пылая жаром, сердце в небыль мне расплавил, Молния любви ударом прямо в душу мне влетела. Вот ведь дева-христианка! Вмиг меня лишила веры: Мне зуннар дала смутьянка - "Вот, надень!" - мол, что за дело! Я брожу и днем и ночью, лишь о ней одной мечтая, А она меня воочью хоть разок бы пожалела! "Что с тобой?" - она спросила, я в ответ: "Сверкни красою!" И она чело открыла, - значит, я просил умело! Бродишь ты, Машраб, по свету, не познав заветной цели, - Слава богу, ты вот эту хоть мечту, душа, имела! x x x Чаровница, от разлуки горько плакать очи станут, Врозь с тобой - изверюсь в муке: слезы все жесточе станут. Взор твой в вере лицемерит: лишь безбожно глянут очи - Все неверные поверят, веровать охочи станут. Кудри черные на плечи лишь любимая распустит - Все сердца, горя, как свечи, полыхать средь ночи станут. Дивы, райские девицы, люди, ангелы и пери, Увидав твой стан, дивиться диву что есть мочи станут. Как печальный час настанет, капли слез Машраб роняет, А на слезы в жажде глянет - дни невзгод короче станут! x x x Все беды породнил со мной мой беспощадный рок, увы, Он с красотою неземной дружить меня обрек, увы. Мечтая о тебе, душа от страсти млела, чуть дыша, Но рок согнул меня, душа, - всей тяжестью налег, увы. О, пожалей меня, собрат, надежд последних не лишай, Судьбой лишен я всех отрад, слезами весь истек, увы. Кому поведаю беду - мне выпавшую долю мук? Я с ношей горестей бреду, и гнет ее жесток, увы. Участья не найдешь ни в ком, я с равнодушием знаком, Рок меня сделал бедняком - я сир и одинок, увы. Да будь я даже хуже всех, но ведь и я не без утех, И юность мне не ставят в грех, что я от всех далек, увы! x x x Приди ко мне, открой чело, вся моя жизнь - твоя отныне, Огнем меня дотла сожгло - разлукой сломлен я отныне. О, как, друзья, спастись от мук? Печален я и бесприютен, Неисцелим мой злой недуг, и нет мне бытия отныне. О, многим на земле невмочь от тягот и невзгод разлуки! Душа исходит горлом прочь, но не со мной друзья отныне! Боль о тебе - мою беду кому я выплачу в рыданьях, - В могилу скоро я сойду, боль сердца не тая отныне. Что ж ты, Машраб, так изнемог, снося лишения разлуки? Терпеть тебе твой тяжкий рок, не зная забытья, отныне! x x x К кому в слезах припасть, сказав о ней - мне приносящей муки, Про все крушащий ее нрав, враждебно мне сулящий муки? Я душу отдал ей мою - все сердце, а она лишь мучит, И вот о ней я слезы лью - неверной, мне дарящей муки. Вот жизнь прошла, я ж не найду и праха от следов любимой, - Кому я выплачу беду все сердце мне губящей муки? Скитаясь у чужих ворот, все сердце сжег я пылом страсти, - Страдальца только и поймет страдалец, сам терпящий муки. Не стерпит даже небосвод рассказа о моих страданьях, Не каждый все слова снесет о сердце мне разящей муке. Влачащего свой век в глуши, бедой томимого Меджнуна Поймет лишь знавший боль души и сам в душе таящий муки. О, нет, невежду никогда, Машраб, не тронешь добрым словом: Известна тех мужей беда, что знали боль палящей муки. x x x Приди, красавица, тебе всю боль разлуки я открою, - Да внемлешь ты моей мольбе - позволишь мне дружить с тобою. Забыл я дом свой, все мечты, лишь о тебе твержу я речи, - Никто не знает, знай лишь ты: твоею жертвой быть я стою. Мне все чужды, кроме тебя, - клянусь, поверь же этой клятве: Других гнети, карай, губя, но только будь добра со мною! Что Сулейманов мне чертог, что кубок Джама! Мне дороже Мой разубогий черепок с моею нищенской клюкою. Твой камнесердный нрав жесток, сурова ты, лукава, злобна, - О, кто ж, красавица, помог тебе неверной стать такою? Святоша, поученья брось, ступай, в михрабе проповедуй, - Мне в жизни видеть не пришлось ханжей, столь низменных душою. Все злые сплошь посрамлены тобою: ты их злу обучишь, Все лицемеры и лгуны тебе завидуют с тоскою. Порой ты днем оставишь ложь, с притворным видом присмиреешь, Потом - себя же превзойдешь и ночь затмишь своею тьмою! x x x Что мне с живой моей душой и с бренным телом делать? Когда любимой нет со мной - что с миром целым делать? Без друга, без вина ковшом зачем идти мне в Мекку? Что с этим миром - торгашом, столь застарелым, делать? Хоть рай дадут мне - мол, живи, - все восемь рвов отвергну: Что мне два мира без любви - что с тем уделом делать? Когда, везде разглашена, суть сокровенной тайны Как бы лучом освещена, - что с этим делом делать? Покинув свой предел, проник я в глубь небесных высей, - Я беспредельности достиг, - что мне с пределом делать? x x x Пойду я к жилищу моей дорогой, С собачьею сворой затею там вой. Любимую гостьей узреть хоть бы раз В убогой лачуге моей горевой! Нет, лекарь, не вылечить раны любви - Не сыщешь лекарства от болести той. Слезами я весь небосвод сокрушу: Текут мои слезы бурливой рекой. Мечом твоей злости меня обезглавь, - Пред кем я еще преклонюсь головой! Твой локон я вспомню - и буквы нижу Рейханным узором - строку за строкой. И если любовь мое сердце сожжет, Сокрыть ли в груди мне мой пыл огневой! Она светом лика убила меня, - Я в теле любимой хочу стать душой. Машраб, я обрел свою каплю вина, Я всем одержимым готов быть главой. x x x В степи любви я ночью брел, увы, не ведая дорог, Но путь в отшельнический дол меня неудержимо влек. Я одержимо шел с клюкой, едва прикрыт - и наг и бос, И на огонь я всей душой летел стремглав, как мотылек. Сей мир, красуясь и дразня, и призывая, и маня, Зазвал и заманил меня, и позабыл я свой зарок. И что за диво; в тот же миг во все пределы я проник, И, как сорока, - прыг да прыг, скакал я вдоль и поперек. О, нет, неверен мир земной! Я понял, сколь изменчив он, - Конь вечности, оседлан мной, помчался. Путь его далек. И понял я: сей мир лукав, враждебной хваткою он лих, И, лик ногтями истерзав, себя я каяться обрек. Господни люди говорят: "Сколь горек хмель мирских утех!" И я, чтобы познать сей яд, вкусил той горечи глоток. Потом, не зная забытья, в себе я своеволье бил, И саблей отрешенья я себя казнил, как только мог. И жарко-огненным копьем я миру выколол глаза, И сабли хладным острием соблазнам голову отсек. Безумец, не в стихе ль твоем, Машраб, - спасение от мук: Ведь этим словом, как огнем, сердца влюбленных ты прожег! x x x О чаровница, с тех времен, когда дружить с тобой я стал И любоваться, восхищен, твоею красотой я стал, Я жемчугом из жемчугов прослыл на весь базар любви, А для соперников-врагов ракушкою пустой я стал. Когда ж настали дни разлук, я и метался и стенал, И за позор от этих мук ославлен всей толпой я стал. Когда я клятвою своей связал себя с одной тобой, Для всех собратьев и друзей тогда совсем чужой я стал. Любовь меня совсем сожгла, Машраб, все сердце - как зола, Все тело сожжено дотла, - исчез я, сам не свой я стал! x x x Мне ныне только и к лицу стенать, томясь разлучным роком, - Припасть бы с жалобой к творцу и небо пристыдить упреком! И если молния блеснет - огонь любви придет на помощь, Я опалю весь небосвод - сожгу его в огне жестоком. Спаси от мук меня, собрат, спаси хотя бы на мгновенье, Я этим мигом буду рад утешиться хоть ненароком. Влюбленным станет меня жаль - они от скорби зарыдают, Когда я выскажу печаль моих невзгод хотя б намеком! Любовь - что океан большой, и ты, Машраб, увяз в пучине, - О, мне и телом и душой страдать в унынии глубоком. x x x Когда я в этот мир пришел и в бездне мук его погряз, Лекарств не ведая от зол, взывал я к небу - сколько раз! И видел я: трясина мук - губитель тела и души, И метил я, нацелив лук, в два круга нечестивых глаз. Пил в кабачке я, не тужа, - и я познал в себе огонь, Пошел в мечеть - и, как ханжа, заледенел я и угас. С ханжою - пост, со мною - хмель, и я вовеки не отдам За сотни праведных недель бутыль вина, что я припас. Хмель единения себе из рук наставника я брал, Встречал на висельном столбе я, как Мансур, свой смертный час. Моей безумной головы молвой не пощадил весь мир, Я ж за единый звук молвы пыль двух миров от ног отряс. И не корите, о друзья, Машраба за его недуг: Познать юдоль небытия ему начертан был наказ. x x x О шах мой всевластный, я умер от страсти, Души светоч ясный, я умер от страсти. Так мучить меня у кого ты училась? К тебе, сладкогласной, я умер от страсти. Две брови твои - словно вздетые луки, Прицел их - опасный, - я умер от страсти. Я, словно бы Феникс, сгорев - воскресаю, Сгорел я, несчастный, я умер от страсти. Помилуй и сжалься, взгляни хоть украдкой, Палач мой всечасный, я умер от страсти. Владычице мира я раб безответный, В юдоли безгласной я умер от страсти. Душа подступает к устам у Машраба, - В любви моей страстной я умер от страсти! x x x Увидев тебя, всех людей я забыл, К усладам-соблазнам угас в сердце пыл. Всю душу, все сердце я отдал тебе, И сам райский сад мне навек опостыл. Других ты вином своей неги хмелишь, Мой хмель - моя кровь, я в разлуке - без сил. В жестокий тот день, о услада души, Тобой на беду, видно, встречен я был. И ночью и днем думал я и постиг: Кто в мире, как ты, и прекрасен и мил! Ты - тело мое, и душа моя - ты, Твой след я повсюду, везде находил. Поверь мне: в пустынях, томясь по тебе, Костями я слег в подземелье могил. И сердце скорбит, и тоскует душа, Безжизнен, отраву мечтаний я пил. И в сердце и в речи моей - только ты, Тебе - мои клятвы, весь мир мне постыл. И, зная, что мне не дождаться тебя, Я сердце мечтой о тебе вдохновил. Увы, не видать мне тебя, не найти, С печалью вдвоем я кручинюсь, уныл. Едва я увидел румяный твой лик, Сгорел я и пепел на небо я взвил. Любовь твоя вечно светла, о Машраб, Ты ночью и днем светишь ярче светил! x x x Я, лик твой увидеть мечтая, пришел, Изведать, сколь сладки уста, я пришел. Все сердце пылает, занявшись огнем, Я, в пепел сгорая и тая, пришел. О светоч мой лунный, внемли мне, молю, - Лик лунный узреть - неспроста я пришел. Пылаешь свечой ты, маня мотыльков, К тебе я, в огонь твой влетая, пришел. Откинь же завесу, открой мне чело, - К тебе я открыть вся святая пришел. Красавица, я послужить тебе рад, - Рабом быть, надежду питая, пришел. Машраб, здесь - дол времени, чаша времен, - На малый срок в эти места я пришел. x x x Я изумлен безмерно: вдруг твоя краса открылась мне, Струило дивный свет вокруг чело, подобное луне. Все сердце мне и душу сжег огонь сиянья твоего, И я летел, как мотылек, себя сжигая в том огне. Стократ лукав был ее пыл, согретый хмелем кабачка, И я всю веру вмиг забыл и был я словно бы во сне. И видел я: она меня коварной красотой томит, И я, сгорая от огня, застыл, безумный, в стороне. В любви таков уж мой удел - лишь видеть свет ее красы, И я смущением зардел, как розы рдеют по весне. И мне не надобно пути к святыням веры и красы, - Мне в море перл мой обрести желанно - хоть на самом дне. Сумела накрепко запасть в, меня, Машраб, печаль любви, Жива во мне одна лишь страсть, иное все невнятно мне! x x x Твой лик я увидел и стал одержим, И чужд стал мне разум - расстался я с ним. И пусть я умру, все мученья стерпев, С пути не сверну - пусть он будет прямым. Любовью вконец посрамлен на весь мир, Всем притчею стал я - и добрым и злым. Не думаю дум я о райском вине, - От уст твоих пряных я стану хмельным. Все, кроме тебя, я отверг, глух и слеп, Все кинул, единой мечтою томим. Я светоч красы твоей видел во сне, - Летел мотыльком я к огню через дым. Любовью к тебе, как вином, я налит: Я сам - и сосуд, и владеющий им. Я был малой каплей в пучине морской, Я жемчугом стал, что пучиной храним. С огнем не дружа, древу жара не знать, - Любовный огонь - мой собрат-побратим. Пал тленом я в землю, но к жизни возрос: Стал тысячей зерен, а был лишь одним. В огне того лика все в небыль сожглось: Душа вошла в душу - в любви я незрим Пал тысячью ливней из глаз твоих дождь, - Был глушью, а стал цветником я твоим. С любимою я разлучен много лет, Безумный и горестный, я нелюдим. Спокойному - век, говорят, не гореть, - Спокоен я был - ныне жаром палим. Подай же Машрабу вина в кабачке, - В мечеть не вошел я, а стал уж хмельным! x x x Лишь раз пришел я в этот мир и пленником утрат ушел, Один лишь миг и жил я, сир, и, не познав отрад, ушел. Искал я друга, одинок, но - нет, увы, найти не мог, И сердце я печалью сжег - отчаяньем объят, ушел. Не смог, влачась в мирском саду, я одолеть свою беду, В печалях жил я, как в аду, - измученный стократ, ушел. Корысть мой направляла шаг, в грехах плутал я так и сяк, В сей мир пришел я, гол и наг, - не сыт и не богат ушел... Глупцы-невежды день-деньской к соблазнам льнут, забыв покой, И я, пленен тщетой мирской, от неземных услад ушел. Машраб, ты о любимой млел - все ждал, во все глаза глядел, Но был столь тяжек твой удел, что ты, тоске не рад, ушел. x x x Соловей садов вселенной, песнь пою в мирском саду я, Для любимой, несравненной страстно свой напев веду я. Чаровница неземная! Даже ночью, сна не зная, Как Хафиз, томлюсь, стеная, и рыдаю, как в бреду я. Опьяняясь хмелем страстно, млею, как Меджнун несчастный, За Лейли моей прекрасной - за тобой, томясь, бреду я. Опален твоей красою, сердцем я горю, душою, - Весь дотла сожжен тобою, про свою пою беду я. Жду свершения обета, день и ночь мне нет ответа, Ты сказала: "Жди рассвета!" - вот теперь рассвета жду я. Слов всесведущий ценитель, всех правдивых наставитель, Мерных строчек повелитель, со стихом, Машраб, в ладу я! x x x О, это ужас, Судный день - с тобою разлученным быть, И счастья благостная сень - разлук с тобой лишенным быть. В огне любви сгораю я, пылает в сердце кровь моя, Увы, мне суждено, друзья, навеки обреченным быть. Огонь мне грудь и сердце сжег, от мук измен я изнемог, Со мной сдружился злобный рок, и как мне не спаленным быть! Рыдаю я в плену оков, и тяжкий жребий мой суров, И я всю жизнь отдать готов - готов испепеленным быть. Любовь к тебе палит дотла - всех тебе верных извела, - Позволь же, если ты не зла, мне одному влюбленным быть. Зачем, друзья, на небосвод пенять мне, ждя его щедрот, - От века бремени невзгод дано мне предрешенным быть. Хоть раз Машрабу зов пошли, спроси, как дни его прошли, - Позволь ему, хоть и вдали, просителем смятенным быть. x x x Повстречавшись с чаровницей, замер я, плененный, сразу, Чудным взором поразиться должен был, смущенный, сразу. И всю ночь, забыв дорогу, я блуждал звездой ночною, - Лик твой лунный, слава богу, я узрел, влюбленный, сразу. Как Фархад, от мук печален, я страдал в горах кручины, Но, кайлом судьбы повален, я упал, сраженный, сразу. И пока, пируя ночью, ты с другими забавлялась, Истерзал себя я в клочья, словно помраченный, сразу. Чем зардеет горячее лик твой пламенной свечою, Тем быстрей лечу к свече я - гибну, опаленный, сразу. Если сладкому обету суждено свершиться, верь мне: Я души моей монету всю отдам, польщенный, сразу. А увидеть мне случится, как ты пьешь вино с другими, - Знай: вину тому пролиться - вылью все, взбешенный, сразу. Лей мне, кравчий, без зарока - сразу дай вина Машрабу: Жизнь свою в мгновенье ока отдал я, влюбленный, сразу. x x x Красавица, узрев тебя, я жертвою неволи стал - На улице твоей, скорбя, скитаться в горькой доле стал. Твои ресницы-стрелы вдруг насквозь пронзили тело мне, И я кровавой жертвой мук, невиданной дотоле, стал. Творец, да будет не дано другим столь горестной любви, А я, что делать, уж давно скитальцем сей юдоли стал. Я пред тобою преклонен, я - жертва под твоей стопой, - Твоим мечом я разлучен с душою поневоле стал. Томясь немилостью твоей, не зная, ждать ли мне вестей, Скитаться у чужих дверей я в нищенской недоле стал. Внемли же, мой прекрасный друг, к Машрабу милость прояви, - Я странником в стране разлук - скитальцем в диком доле стал. x x x Красуясь, посмотрела - застыл мой взгляд тогда, Весь мир и веру смело продать был рад тогда. А молвила мне злая: "Что мне любовь твоя!" - Меч ревности в себя я вонзил стократ тогда. Я в горы бед глубоко вгрызался, как Фархад, Но был киркою рока повержен, смят тогда. Машраб - в пути, и вот он смятенно вдаль бредет, - Узнать, куда идет он, вперил я взгляд тогда. x x x Пришел в этот мир я, и много я мук и тревог претерпел, Я в бедах влачился убого и все превозмог, претерпел. Кто льнет к удовольствиям праздным, претерпит жестокий позор, Стал чужд я грехам и соблазнам и все, одинок, претерпел. Что мир сей порочен всецело, я знал, он - губитель и враг, - Я гнет его, кинувшись смело в бурлящий поток, претерпел. Сей мир, не рука Азраила предел этой жизни кладет, - Мне все жизнь мирская открыла: я все в ней, что смог, претерпел. Машраб, ты отшельником, сиро, порвав с этим миром, бредешь, И я отвратился от мира, и все я, убог, претерпел. x x x Что мне делать, чаровница, жар любви к тебе - мой дом, Каждый волос мой палится - как свеча, горит огнем. Валом слез кроваво-жгучих я захлестнут с головой, Словно кряж в Йеменских кручах, смыт рубиновым дождем. Я кайлом моей кручины кряж души своей крушу, - Ты одна - вся суть причины: я к тебе рублю пролом. Райских мне услад не надо: по устам твоим томлюсь, - Вкус томленья горше яда, ну а мне - услада в нем. Каждый станет опаленным, если я хоть раз вздохну, - Сделал кров я всем влюбленным в сердце огненном моем. Не спастись вовек смутьянам, что тягаются со мной: Жар души совью арканом - всех врагов словлю живьем. Ладные стихи слагая в цветнике моей любви, Соловья и попугая - всех сравняю с вороньем. О Машраб, на ране рана - словно розы, на тебе, А умрешь - цвести багряно им на саване твоем. x x x О, верь: я от любви твоей сгорел, и помрачен я стал, Ославлен толками людей, позором всех времен я стал. Ты в совершенстве неземном над всеми властна, как султан, - О, сжалься, нищим бедняком в глуши чужих сторон я стал. Скитаясь у чужих ворот, всех вопрошал я о тебе, - Не верь, что "ищущий найдет": увы, всего лишен я стал. Меч твоей злости уж давно на части сердце мне рассек, - Пусть розой не цветет оно: сам кровью заклеймен я стал. Машраба мукою казня, о боже, пощади других, - Друзья, молитесь за меня, чтоб роком исцелен я стал. x x x Терпенья мне недостает, и нет покоя от невзгод, И день и ночь - душевный гнет, и бремя бедствий все растет. И хоть кричи, стенай и вой, об камень бейся головой, - Зла сила муки горевой, и, видно, близок мой черед. Вконец я сердцем изнемог, и сам сгорел, и душу сжег, Я желт, слезами весь истек - примет моих печален счет. Что все ходжи и все ханжи, все шейхи, все пророки лжи! Вдали от них себя держи, любовь их - бедами гнетет. Любовь сама-то - не беда, да много от нее вреда, Машраб, судьба твоя худа: день ото дня сильнее гнет. x x x Не видя, дивная, твой лик, от грусти я несчастным стал, А к сладостным устам приник - и к диву я причастным стал. Помилуй, сжалься, не кляня, не мучь покорного раба, - Лишь бы приблизила меня - я смирным и безгласным стал. Твоих очей хмельны зрачки, а лик твой краше рдяных роз, - Все сердце порвалось в куски, и жребий мой ужасным стал. Просил от страсти амулет у лекарей я на торгах, Но средства не нашлось от бед, и мой недуг опасным стал. К Машрабу взор свой обрати и слову истины внемли: Я - жертва на твоем пути, и я тебе подвластным стал. x x x В долине сердца ланям мук я дал раздолье и приют, А ты взвела лукавый лук - тюльпанный луг взрастил я тут. И тут же - путь лежит ко мне для всех удачливых в любви, - Пусть в этой горестной стране для них все розы расцветут. Поток моих рыданий яр - кровавым ливням нет конца, Вот - камень с сердца тебе в дар, он - как рубин Йеменских руд. Чтобы завлечь тебя в силок, для птицы сердца твоего Все тело с головы до ног расплел я для плетенья пут. В душе моей цвет роз весной зардел от взора твоего, - Пусть им навстречу белизной мои жасмины зацветут. Мне чад молвы не побороть: позором сам себя я жгу, - Как саламандра, моя плоть горит, и жар пыланья лют. Машраб, в сей речи роковой - твой мученический предел, - Вот он - кровавый саван твой, любовью сотканный лоскут! x x x Я, жалкий и больной, на твой порог пришел, Поведать, что со мной, я, одинок, пришел. И нет в руке моей подарка для тебя: Я, жальче всех людей, сюда, убог, пришел. Не отвергай! Везде отвергнут, посрамлен, К тебе я, весь в стыде за свой порок, пришел. Из стран небытия в мирскую суету Тебе всю душу я отдать в залог пришел. Помилуй и прости, недуг мой исцели, - Я снадобье найти от всех тревог пришел. Страданий не тая, Машраб мольбу твердит: "Откройся! К лику я, что меня влек, пришел!" x x x О ветер, печалей моих сердцевед, Любимой снеси от страдальца привет. Печален я, грустен и сир-одинок, - Любимая, стань мне лекарством от бед. Что жертвы паломников божьей стези! Ведь я каждый миг - твоя жертва, мой свет. О друг мой, приди, дай увидеть твой лик, - В беде одинок я, никем не согрет. Мне власть Сулеймана - и та ни к чему, - В тоске ждать тебя и терпенья уж нет. Как кудри твои, моя доля темна, Машраб, ты погиб, - где ж во мраке просвет! x x x В пустыню, страстью отрешен, я брел, влекомый к бедам, право, И жизнь минула, словно сон, а разум мне неведом, право. Там не цвели бутоны роз и благодатный сад не рос, Жизнь протекла потоком слез, плутал я ложным следом, право. О, если ты с охотой льнул к дурному суесловью мулл, Ты алчной спеси не минул - был другом их беседам, право. Притворна мудрость у святош, их путь с путем шайтана схож, Присущи лесть, корысть и ложь мздоимцам- дармоедам, право. Хоть, правду скажешь - не перечь, правдивая чужда им речь: Спешат безверием наречь да и объявят бредом, право! Машраб, сверкает твой совет, как драгоценный самоцвет, - Слов не бросай себе во вред невеждам- привередам, право! x x x ...Во мне любви к мирским делам нет и мельчайшей доли в сердце, Два мира за тебя отдам я - сын невзгод, Машраб несчастный. И пусть умру я за тебя, от страсти до костей сгорая, - В могиле возрыдать, скорбя, тебе черед, Машраб несчастный. Едва родился я - и вмиг любовь к тебе меня сразила, - Любви пылающий тайник, звездой мелькнет Машраб несчастный. Рок меня чашей не обнес - мне хмель любви не пить нет силы, Я - неизбывной крови слез круговорот, Машраб несчастный. Ханжа! Ценою тысяч мук готов стремиться я к любимой, И пусть убьет меня мой друг - ему не лжет Машраб несчастный. Повсюду люд меня стыдит, - изгнанник, я иду по градам, Отвергнут и камнями бит, претерпит гнет Машраб несчастный. И как покаран я судьбой и посрамлен, - никто не знает, - Безгласной жертвой пред тобой, поверь, падет Машраб несчастный. Пусть о любви твои уста Машрабу-горемыке скажут, - Знай: ни молитвы, ни поста уж не блюдет Машраб несчастный. x x x Ты вымолвишь единый слог, что слаще всех услад, - И весь я с головы до ног твоей быть жертвой рад. Ты одинока день-деньской, как солнце и луна, И - как ни ищут - за тобой вовек не уследят. И лучшие из всех дерев, тобой посрамлены, Падут во прах, тебя узрев, - в стыде потупят взгляд. Все, кто хотя бы иногда знал милость от тебя, Перед тобой и в День суда, не вставши, пролежат. Твой взор губительно-жесток, а речь - добра исток, - Ты кто - Иса иль ветерок живительных прохлад? Кто от тебя - из уст в уста - вкусил медвяный хмель, Тот, и дожив до Дня суда, не будет крив-горбат. Прошу: сними с чела покров, Машрабу лик открыв, - До смерти он смотреть готов на твой цветущий сад. x x x О роза, все тебе отдам, рабом я рьяным стану, И жертвой сладостным устам твоим медвяным стану. Предстань мне с розовым челом, завесу приоткинув, - Отдам все сердце - соловьем, от страсти пьяным стану. А по хмельным твоим очам едва лишь затоскую - Кричать удодом по ночам по всем полянам стану. Ты лишь взглянула - я сожжен тобою, чаровница, - Как жить я, всей душой смятен, с таким изъяном стану? Едва лишь ты откроешь лик и на меня посмотришь, Веселым я в единый миг назло всем ранам стану, Машраб тревогою томим, - о, подари же взглядом, - Рабом я преданным твоим очам-смутьянам стану! x x x Вовеки сердцу воли нет, отравленному страстью: Распалось сердце в путах бед - истлело часть за частью. В мечтах - твой образ предо мной, но мне не быть с тобою, - Дано меня свести с тобой лишь высшему участью. Услышь мой зов и помоги, сгорел я, чаровница, - Злорадно тешатся враги моей лихой напастью. Мне без тебя, мой милый друг, жить в этом мире трудно, - О сердце, помоги - боль мук смягчи своею властью. О, благосклонность мне яви, не жги огнем разлуки, - Ужель предела нет в любви злосчастью и ненастью? Восплачу о твоей красе в день светопреставленья - И верный и неверный - все сгорят, Машраб, к несчастью! x x x Мой светлый дух - предвечный трон, а сам я - небосклон, Весь мир моим огнем спален, а сам я - жар пламен... Мне в этом мире, как ни бьюсь, приюта не найти, Я смерчем без любимой вьюсь - пришлец иных сторон. Мечту о счастии тая, был роком я гоним, В злосчастии рожден был я: удел мой - плач и стон. Поверь мне: кто любви не знал, в том веры тоже нет, Но я склонюсь пред тем, кто пал под тяжестью бремен. Да будет внятна боль моя лишь претерпевшим боль, А для невежд - загадка я, след Ноевых времен... Знай: у людей понятья нет, откуда я пришел, А спросят, кто я, - вот ответ: нет у меня имен. Не ангел-небожитель, сам а - человечий сын, Сын Намангана я, и там на свет произведен. Сегодня, детище стыда, ты пал во прах, Машраб, Но всем влюбленным в День суда - и власть ты и закон! x x x Кипарис ты мой цветущий, о моя отрада, где ты? Розоустый светоч кущей, украшенье сада, где ты? Сколько дней уж я, несчастный, сердцем о тебе тоскую, Прелесть речи сладкогласной, уст моих услада, где ты? Сколько дней в тоске безгранной, разлученный, я рыдаю, - О покой души желанный, сердце жжет досада: где ты? Нет тебя - и сердце хворо, и больному телу плохо, - О любви моей опора, дух мой, светоч взгляда, где ты? Истекли слезами очи, я томлюсь в пустыне горя, Стоны мучат все жесточе, горе - горше яда, - где ты? Ты, Машраб, сгорел от муки, жаждешь ты живящей влаги, - О краса, с тобой в разлуке что еще мне надо, - где ты? x x x Ужели ты убить меня, ужели меня сжечь захочешь, Ужели, муками казня, меня в беду вовлечь захочешь? Ужели очи-палачи меня ресницами изрежут? Ужель взметнешь слова-бичи - исторгнуть злую речь захочешь? Ужели на землю с небес меня низринешь, опозорив, Ужель, как птицу, под зарез отдашь меня - иссечь захочешь? Ужели соколом взлетишь и птицу сердца растерзаешь И, дробным боем руша тишь, меня в силки завлечь захочешь? Я сам умру, - о, пожалей, не нужен жертве страсти саван, - Ужели кровью ты моей окрасить острый меч захочешь? Я, как Мансур, - у той черты, где пьют вино заветной клятвы, - Ужели к виселице ты меня с позором влечь захочешь? А если я мою любовь предам и о другой помыслю, Ужель на части, в клочья, в кровь ты плоть мою рассечь захочешь? О, милосердье мне яви, взгляни, как я смятен любовью, - Ужель ты тех, в ком нет любви, огнем своим возжечь захочешь? Вот что на голову твою низверглось - сколько бед и бедствий, - Машраб, ужель ты и в раю любовь свою сберечь захочешь! x x x Где есть всечасно гибнущий влюбленный - Умерший раз и дважды воскрешенный? Кто, как и я, томился по любимой, Весь в даль дорог очами устремленный? И кто, как я, готовый к лютой казни, Ждал смерти с головой под нож склоненной? Кто, острый нож в руках любимой видя, Готов расстаться с жизнью, присмиренный? И кто готов предать и честь и веру, Как я, молвой безбожной посрамленный? И в Судный день все толпища не я ли Сомну и размечу душой смятенной? Где есть другой, кто, день и ночь рыдая, Джейхуном слезы льет, вконец сраженный? x x x Здесь, в чуждом граде, что ни миг - я весь горю, пылая, Стезей заблудших горемык иду, невольник зла, я. Где мать и где отец? Презрен, томлюсь я одиноко, Скитальцем сплю у чуждых стен, - где честь моя былая? О боже, чем я виноват, скиталец бесприютный? Я изнемог в плену утрат, огнем сожжен дотла я. Все сердце сжег мне злобный рок - пылают жаром клейма, - Отвергнут всеми, одинок, - вот моя доля злая. Я сердцем от мучений сник, другие - смотришь, рады, Я в муке рву свой воротник, стенанья воссылая. Вот что, Машраб, тебе к лицу - судьба рабов безгласных, Но, словно перл, хвала творцу, отчищен добела я! x x x Я - степей любви скиталец, нет приюта мне и крова, От рожденья я - страдалец, и судьба моя сурова. Если в сердце - стон сокрытый, не сыскать уж друга сердцу: Чаше, на куски разбитой, не бывать уж целой снова. Всю монету боли страстной я тебе под ноги кинул, - Сколько от тебя, прекрасной, претерпел я в жизни злого! Мир, сей злыдень лицемерный, жизнь мою дотла разрушил, - Пусть вовеки правоверный не познает зла такого! Надо мной враги смеются, обо мне друзья рыдают, - Мне с враждой не разминуться, от друзей не ждать мне зова. Нет числа моим утратам, верности вовек не знал я, Я от горя стал горбатым, и стезя моя тернова. Зло - ночное ли, деньское - безысходно меня мучит, Нет душе моей покоя, и беда моя бедова. Раб моих напастей грозных, сир, в пустыне я рыдаю, - От ручьев кроваво-слезных степь огнем горит багрово. Все, кто шел стезею зрелой, с этим миром связь порвали, - О Машраб, и ты так сделай, не безумствуя бредово! x x x Тьмою кос твоих томимый, я смятен душою ныне, Не найдя пути к любимой, сломлен я судьбою ныне. Мир был весел изначально - прежде люди веселились, Жизнь моя стократ печальна, в мире все иное ныне. Если б эта чаровница на влюбленного взглянула, В рай смогла бы превратиться хижина изгоя ныне. Ты ко псам ее, бедняга, о Машраб, теперь допущен, - Боже правый, что за благо светит над тобою ныне! x x x Ни минуты нет покоя, лишь с бедой знаком Машраб, Ты сияешь красотою - вьется мотыльком Машраб... В этот мир закрыл я двери, мир грядущий близок мне, - Что мне ангелы и пери! Стал им чужаком Машраб. Любо мне теперь иное - с бедняками я дружу, Днем и ночью пью вино я, лишь к вину влеком Машраб. Удивится беспредельно каждый видящий меня: От людей живет отдельно, от себя тайком Машраб! Словно молния сквозная, бродит по свету хмельной, О себе вестей не зная да и не о ком, Машраб! Нет, не тайною сокрытой славен я, а простотой: Весь нагой, босой, разбитый, бродит простаком Машраб. На стезе нелицемерной ты, Машраб, обрел свой путь, Истинному хмелю верный, сущ ты не в мирском, Машраб! x x x От любви к тебе сгореть я, одержим тоской, мечтаю, И своей окрасить кровью я весь мир-мирской мечтаю. Если же хоть раз позарюсь на чужую красоту я, Выколоть себе же очи я своей рукой мечтаю. Если крови моей жаждешь ты, меча ресницы- стрелы, Мотыльком лететь на светоч я, забыв покой, мечтаю. Я в степях любви скитаюсь, дикой жаждой истомленный, - Дай вина мне, виночерпий, пить я день-деньской мечтаю. Пощади же, чаровница, и с чела сними завесу, - Изнемогший, я упиться красотой такой мечтаю. За тебя Машраб два мира позабудет, чаровница, - Пожалей же, я увидеть лик твой колдовской мечтаю. x x x О твоей красе тоскуя, грустный, день и ночь я плачу, Одержимый, в степь безумья вдаль бредущий прочь, я плачу. Тайну, ранящую сердце, силы нет тебе поведать, - Боли ран и муки горя мне не превозмочь, - я плачу. О красавица, красою словно солнце и луна ты, А уста и речь, что сахар, - до сластей охоч, я плачу. Ты - весенний сад, раздолье кипарисам и тюльпанам, - Соловьем в саду стеная, горько во всю мочь я плачу. Я красу твою увидеть, о красавица, мечтаю, У дверей твоих, не зная, как беде помочь, я плачу. Из очей моих потоки слез кровавых горько льются, - Образ твой едва лишь вспомню - мне совсем невмочь, я плачу. x x x В огне любви пылая, я, весь спален, рыдаю, О чаровница злая, я от пламен рыдаю. Моя мечта хмельная - хмель уст твоих багряных, А я иду, стеная, в хмельной притон, рыдая! Тьма кос твоих красивых меня томит безверьем, - В притоне нечестивых я, посрамлен, рыдаю. То соловьем зальюсь я, то горлицей томлюсь я, В глуши совою злюсь я - глотая стон, рыдаю. Меня лукавством юным ты, как Лейли, погубишь, - В степи разлук с Меджнуном я, отрешен, рыдаю. И мне ль брести скитальцем в глухие горы- долы, - Ведь я и здесь страдальцем из тех сторон рыдаю. Потопом расхлестнуться печаль мне повелела: Джейхуном слезы льются - я, сокрушен, рыдаю. Твоей красой прекрасной зажжен, весь мир пылает, - Я - мотылек несчастный, Машраб, сожжен, рыдаю. x x x О, я к моей возлюбленной питаю страсть особую: Нальет мне - хоть и сгубленный, а все ж вина попробую! И рай не славословлю я с дворцами и чертогами: Вот заведу торговлю я - продам его с утробою! И вижу, горемыка я: весь мир - что тьма кромешная, И в ней ты, среброликая, сверкаешь высшей пробою. Всегда ханжой-святошею влюбленный порицается, - Найду стрелу хорошую на злобу твердолобую! В жар преисподней прогнанный, Машраб рыдает горестно, - Твоей любовью огненной расплавить ад попробую! x x x Едва игривый взор твой заблестит - И тотчас застенаю я навзрыд. О злая, твоя злость меня убьет, Меня гнетешь ты тяжестью обид. Неверная, ты сердце отняла, И птицею оно к тебе летит. Едва ты яркой розою мелькнешь - Безумец, я твоей красой убит. Страдалец, от тоски сгорел Машраб, Зимой и летом стон его томит. x x x С Меджнуном мы за годом год в пустынях, изнывая, шли - Среди лишений и невзгод искали вместе мы Лейли. О, смилуйся и, не гоня, внемли моей немой мольбе: Кого еще, как и меня, мученья страсти извели! И сотней жизней наделен, все брошу пред тобой во прах: Зачем мне Сулейманов трон? Я пред тобой влачусь в пыли. Лукавой красотой пьяня страдальца, павшего во прах, Увы, прошла мимо меня моя красавица вдали. И старцы, в свитке прочитав о диве красоты твоей, Безумно бросились стремглав - к тебе, согбенные, пошли. И сердце в медленном огне сгорает от любви к тебе, - О, как бы муки страсти мне совсем все сердце не сожгли! Сто мук на голову мою обрушила в разлуке ты, - Влюбленный, плача, я молю: "Приди, печали утоли!" О, пощади, будь не строга, доверься мне и другом будь, - Я - раб, смиренный твой слуга, все совершу - лишь повели! "О ты, создатель всех людей", - взывает твой несчастный раб, - "Страдальцу в просьбе порадей - молящего возвесели!" Предвечный кравчий мне налил, и я пригубил хмель иной, - Поверь: уже не стало сил хмелеть от блага сей земли. "О, сжалься, мой прекрасный друг!" - взывает горестно Машраб, - Увы, страдания разлук мне тяжко на плечи легли! x x x Я о любви лишь молвлю слово - весь мир в единый миг сгорит, Скажу, в чем тайн моих основа, - и враз любой тайник сгорят. Когда в любви горят от пыла и проливают реки слез, Влюбленных покидает сила - вся грудь у горемык сгорят. Один, я с муками моими сгораю в пламени разлук, - Едва твое я вспомню имя - от радости язык сгорит! Как о тебе, меня томящей, мне, горемыке, рассказать? Вся плоть моя - огонь палящий уж до костей проник - сгорит. Когда я тщетно жду свиданья, жестокий крик терзает грудь, - Я закричу - все мирозданье в ответ на этот крик