Олег Асиновский. Полотна --------------------------------------------------------------- © Copyright Олег Аиновский From: aa_oleg AT bk.ru Date: 16 Nov 2007 --------------------------------------------------------------- ВОЛЯ К УСЛОЖНЕНИЮ Навязшая в зубах идея: мол, обычен путь поэта от сложного к простому ("Нельзя не впасть к концу, как в ересь..."), - опровергается многими фактами из истории словесности (Мандельштам, Ахматова), но от того не перестает быть привлекательной для разного рода литературных спекулянтов. Случай Олега Асиновского - еще один аргумент против упростителей. Ранние его стихи (собранные отчасти в единственной сколь-нибудь "тиражной" книжке "До и после") лежат в русле весьма популярного полтора десятилетия назад прозрачного лирического верлибра. Были тогда у Асиновского, впрочем, и тексты более строгой организации, - будто бы ни о чем, и при этом крайне емкие и цельные: "Собака пьет из ручья. / Она, как ручей, ничья..." Именно в такого рода самодостаточных картинках можно обнаружить корень дальнейших художественных открытий Асиновского. "Зрелый" Асиновский, располагая стихи по алфавиту, совершил хотя с виду и скромный, но на деле весьма радикальный жест, разорвав почти всякую связь между знаком и означаемым. Раньше собака, пившая из ручья, хоть и ничья, но была. Теперь происходящее в тексте стало похоже скорее на парад пляшущих человечков, нежели на что-либо, совпадающее с чувственным восприятием: "Экзотичный наряд, / летит повеса из леса, / ос семью / не видно за осенью / ..." Кажется, звукопись здесь торжествует над визуальными образами. Зауми нет и следа, все вроде бы нормативно, но визуальный мир не выстраивается из фрагментов мозаики, представляя собой непредставимый калейдоскоп образов, подобный картинке в голове разглядывающей нечто своими фасеточными глазами сумасшедшей стрекозы. "Законные" синтаксис и грамматика нарушают свои законы. И вот тут-то на помощь приходят звуковые соответствия, скрепляющие текст воедино. Собственно, на этом этапе Асиновский уже - новатор. Создать максимально авангардную технику письма, не прибегая ни к какой деконструкции, - такой кульбит под силу не каждому. Но автор почувствовал необходимость некоторого иного, нового уровня целостности. Расположение текстов (в любой подборке) по алфавитному принципу - это уже был ход в сторону со-единения. Это же был и принципиальный жест: не воля автора, но случайность (или, все-таки, закономерность?) алфавитного порядка задает и порядок чтения. Однако всякий подобный текстовой ряд не был жестким, он представал своего рода "псевдоцелостностью". Тогда появились "полотна". Изобретение авторских циклических форм - добрая традиция в русской поэзии. Вспоминаются "трилистники" и "складни" Анненского, разного рода конструкции Кузмина... "Полотно" Асиновского - тоже, фактически, авторский жанр. Это не поэма - но это и не сложенные вместе отдельные стишки, это некоторый более сложный организм, подобный улью, муравейнику или колонии кораллов: грань между группой и индивидуумом размыта, ненаходима. Слово "полотно" многозначно. Неизбежно возникает ассоциация с ткацким ремеслом (и эта метафора развернуто анализируется в приложении Игоря Лощилова). Возможно также понимание "полотна" как живописного произведения. "Батальное полотно"; и впрямь, на (в) "полотнах" Асиновского происходят битвы, но эти битвы не представимы в евклидовом пространстве. Событие слова окончательно оторвалось от события материала. Особенно это заметно в ритмически и композиционно "жестко" устроенных "полотнах": первом, втором и пятом. Кажется, используемые здесь слова омонимичны собственным обыденным смыслам. Эти "полотна" ветвятся как фрактал. Будто стоит оставить их на ночь без присмотра, и они разрастутся. Это производит эффект абсолютно магический. И это - знак максимальной органичности "полотен". Ген не является знаком чего-либо, он знак самого себя и одновременно - потенциальная порождающая машина. Слово в "полотнах" Асиновского работает именно так, на "генном" уровне. Другие "полотна" более дискретны. Управляемые законом алфавита, их фрагменты как бы фиксированы на собственных первых строчках, которые определяют место последующих строк в общем ряду, их композиционную нагрузку. Эти "полотна" ближе к традиционно понимаемому циклу. Но в независимости от степеней свободы фрагментов, все представленные "полотна" кажутся неожиданным, небывалым вызовом некоторым литературным конвенциям. Они доказывают высокий смысл усложнения собственных художественных задач. Но сложность не противоречит естественности. Данила Давыдов ИИСУС (ПОЛОТНО) о. Стефану (Стасю Красовицкому) ЧАСТЬ 1 Свете Асиновской адрес точный, лес полночный, ключ в замочной скважине торчит, по земле дождь стучит, по воде ветер мчит, луч колюч, он ручей повернул, и во мгле утонул, адово терпение, словно слово летит в пение, как растение в сплетение своей листвы, воздух чист, голосист и, веков испокон он сух, потух пух тополиный от ветра, носится хлад над камнями и между тенями дух безысходное горе, мореходное море, лес в осеннем уборе на ветру стоит, и точка, ночка черна, луна близ дома, низ грома освещает она, длина моей жизни на ширину в старину походила собой, и над трубой, как звезда рождественская, ярко горела, тела долго не оставляла душа моя, я торопил то жизнь, то смерть вихрь снежный, ветр нежный лед прибрежный тонок, звонок воздух, дух летуч, и кругл угол земли, нож похож на скрипичный ключ, усталая простая беда, талая густая вода, бегут дни кто куда, как на войне, и не страшно, но грустно маму не помнить мне глубокую ночь взрослая дочь гонит прочь от себя, летит пыльца в беглеца, у свинца пух над губой, гол прибой, прилив сиротлив, глоток воды из воды до бороды достает, точно сады райские до сада земного, до стыда страшного, и звезда молода, будто тело Бога длятся споры, снятся взоры, землю укрывают горы от дождя, снега и бега веков от двойников своих, тих малых сих сон, стон таков, что у солнца с круглых боков догорела заря, опустела без тела душа моя, голая жердь, а не смерть торчит из меня, огня не боится, снится мне мама и от боли кричит елевый шум, щавелевый ум, едет, едет толстосум, ездок запоздалый и молчит, мчит его дорога до моего порога, и нет у нее конца, и в сердце моем хитреца, и на себя оно не похоже, как мать на отца жива вчера была жара, бела пора осенняя уже, рай, сыграй в ад, в сад земной со мной, что ж, еж иглокож, ветром разносится ложь, свист, как лист, на правду похож, звезда бегучая, жаркая, окая, акая, пыль взвей, туча плакучая, шаркая, дождем, гвоздем пыль прибей, хорош я вблизи отца, огонь, маму мою не тронь, рук, ног моих, уходя во тьму забежал далеко вперед по вечернему озеру лед, и до неба он достает, влажная почва в ночи рассыпается на кирпичи, и зеленые бьют ключи, запестрели цветы втроем, Бог-Отец, Бог-Сын и водоем ринулись в тот проем изгой дорогой, на лугу он другой, любой звук на стук сердца похож, вхож я в родительский дом, гром гремит, погром громит, и в начале дня спит, храпит звонко, тонко поет слепой кувшин скрипит резными стенками, в нем мытарь спит к стене коленками, коленок две, они - ровесницы, кувшин в траве у ног прелестницы, и чашек две, они - коленные, и в голове маршруты генные, кувшин скрипит, солдаты драпают, и мытарь спит, и стены капают ленивая походка, нива, и лодка на ней, как пилотка, бескрайний простор не скор, и душа, будто вор, рост гор в высоту и звезд в темноту замедляет, с бесом веду спор, скор он на расправу, по какому праву я слева траву вижу, а приближу справа ее, она еще выше встанет, станет солнцем души острие марево тумана, зарево обмана и в сердце урагана масса пыли, жили-были мы до зимы, будто до лета, без света, смерть вспоминала это из тьмы, жизнь, слагая меня из друзей моих, их берегла, точно мгла, и цвела для них, середину и глину между нами нашла, местами нас поменяла, сыпала снами и именами настыл лед, и он врет, наст плыл вперед, настал черед облаков, таков рай, каков ад, град, а не хлад пал на землю, нем я, продлю сад своих слов туда, где из воды вода, из еды еда, бегут назад в мой рот, оборот наоборот делает одна луна, другая мне прибавляет год опушка с домом, верхушка с громом в незнакомом месте, вместе со мной стоят, на первый взгляд они, точно в жизни иной круговерть земли, небесные дали, и моя жизнь вдали, то ли видна она, то ли смерть у меня одна положение рук похоже собой на морской прибой, вдруг слышу стук сердца в своей груди, сер цвет конца ночи, но чист ветра свист, лист сорвался давно, "ой", шепчу я своим кулакам, щекам левой и правой, глазам двум сквозь шум распутица самая из весеннего угла плыла, весна одинокой была, мама и я, ни слова не говоря, в высокой молчим тишине, тишь в окне стоит, то вид сверху, верь уху своему, к стене его приложи, и ни слова о вечности, одни прошли облака, об землю другие ударились громко, гром в дом превратился, имена в фамилии, тебе, отец, дорогие сойдут снега, взойдут звезды сплошным потоком, о высоком молчу, низкое солнце на далеком языке в реке не утонет и чужого слова не тронет, так и беда из-под крова уходит, как моя жизнь проходит, волной предо мной, и, волна за волной, я в родителях отражусь, вслед за ними в землю ложусь, смерти нет, и на месте кружусь, и в сыновья им гожусь тонут дома в садах, полутьма опускается, словно зима, не помню, чьи это слова едва не стали пустыми, утекло столько лет, сколько их нет у меня, и мама моя жива вместе с ними утолщается кора земная, ем, зная, что гора еды остра, сыра ее вершина, верши суд свой надо мной, половина моей души, другая, продли мой век, удали рыб из рек, птиц небесных из облаков, забери страх из рук мамы, из моих кулаков, с хлебов пресных фрукты вокруг висят моих рук, солнце круг делает в облаках, и встают небеса, и роса на землю ложится, и кружится черноземная полоса, и чудеса творят мои руки, горят глаза с головы до пят, кропят дожди меня, дня не пролетело, полетело солнце на землю, руки повисли, мама и папа взяли душу и тело хранится молчание, будто окончание ноги, ею качание в тишине дневной гнев иной, чем молчание, выдает и дает в споре вид сверху на горе, словно на море с одной волной цветет красотой лед, будто густой воздух в пустой реке, в кулаке берегов она темна, рука рыбака бела, вот другая, и ни души, рыбаков шалаши похожи на ветки в глуши, вхожи крики в слово "кричи", точно хлеб в кусок, голова в волосок, в морской шумок ручьи и ключи что моих было сил, себя я простил, ветер тучу носил, дождь из нее моросил, поднималась она высоко в реке, на руке пальцев пять, опять указательный вдалеке от вращенья земли после команды "пли", другие четыре легли на юг, север, запад, восток, и на замке мой роток шипучая вода гудит, будто провода, и не бегает звезда никогда в небесах, в лесах, и поезда шумят, и примят снег, век мой домой идет, ум и взгляд плывут друг за другом, точно страх за испугом, и стыдятся меня дня начало, ночной конец, грустит жнец сеющий, летит птенец, реющий над жизнью и смертью, и где попало щель смотровая, улыбка кривая, как в небе луна, и снегом спина моя занесена, и слова я свои повторяю, и живому, как мертвому, доверяю, и на месте моем ни одно не окажется все равно, и голос мой тих на губах моих элегичное настроение, наст и роение снега, построение облаков, сам я таков с боков своих двух, слева направо шорох шелков родительских слышится, справа налево он пишется, имя фамилией не надышится моей, левей меня мать, правей отец, камень, как точка стоит, не колышется юркое движение, кружение земли, приближение ночи к дню, подчиню себя этому, и поэтому у меня дня не прошло, ушло черное огнеупорное столько лет назад, сколько рай и ад дружно в земле лежат ядро земли полно земли, вьюги ведро в руке замели, мизинец мал ли, он больше меня, короче ночи, дня и меньше других пальцев моих, сел я на ладонь свою, сад, точно конь подо мной в воде ледяной ЧАСТЬ 2 Тане Михайловской облако, как друг, и земля близ туч, черная, как жук, промелькнула вдруг, и повис, как звук, на ресницах луч яблоко грыз друг, и земля близ туч башню строит друг из тяжелых туч, и она, как жук, крылья сложит вдруг, прожит день, и звук в рот летит, как луч башню строит друг из тяжелых туч ранняя зима, и вода, как лед, на себя сама не похожа тьма снежного холма, только ест и пьет ранняя зима, и вода, как лед поздняя зима, и земля под лед камнем, и сама расступилась тьма снежного холма и не ест, не пьет поздняя зима, и земля под лед сердца горячей вместо колеса катится ручей, кровь полна лучей, вновь внутри ночей, как луна, роса сердца горячей вместо колеса небо горячей грома колеса, башня, как ручей, как весло лучей, как число ночей, и звездой роса небо горячей грома колеса вытянулся дым в линию огня, облаком седым вытянулся дым, волос молодым стал и встал с меня вытянулся дым в линию огня вылупился дым, и росток огня сделался седым, вылупился дым, прыгнул молодым сверху на меня вылупился дым и росток огня по ночам темно в небесах от звезд, не было давно по ночам темно, солнце, как окно в человечий рост по ночам темно в небесах от звезд в городе темно, свет стоит у звезд тех, что нет давно, в городе темно, в башне есть окно солнцу во весь рост в городе темно, свет стоит у звезд кит стучит хвостом, плавниками, и у него в пустом чреве обжитом тень лежит пластом жителя земли кит стучит хвостом, плавниками и ящерка с хвостом расстается, и на его пустом месте обжитом пашня, и пластом башня до земли ящерка с хвостом расстается и лунную породу впитывает бег солнца, словно воду суша в непогоду, и по небосводу башню гонит снег лунную породу впитывает бег горную породу поднимает бег рек в морскую воду, башня в непогоду липнет к небосводу и лежит, как снег горную породу поднимает бег крыши в темноту, под навес небес, город весь в цвету, башня наготу прячет, на лету набирает вес крыши в темноту, под навес небес корни в темноту, и земля с небес светит, и в цвету держит наготу веток на лету, и теряет вес корни в темноту, и земля с небес башня стала мной и живет легко, словно за стеной каменной земной, и душа волной в небе высоко башня стала мной и живет легко плохо мне со мной, и душе легко, тело ей стеной от ее земной жизни, и волной сердце высоко плохо мне со мной, и душе легко снова друг живой, крова нет над ним, солнце над травой, и луна, как дым снова друг живой, крова нет над ним мой отец живой, мама рядом с ним, им земля, как слой звезд над головой, башня над травой вьется, словно дым мой отец живой мама рядом с ним кружится вода, вспять не повернуть, сгинут без следа облаков стада, и земля тверда, как на небо путь кружится вода, вспять не повернуть рек летит вода, ветер повернуть в башню без следа, как в ковчег стада, и звезда тверда, как на землю путь рек летит вода, ветер повернуть под землей тенисто, в ней душа цветет, и на небе чисто, эхо мчится быстро, и язык от свиста, словно клык растет под землей тенисто, в ней душа цветет озеро тенисто, гладь его цветет, и на башне чисто, ни души, и быстро тень ее от свиста ветра вниз растет озеро тенисто, гладь его цветет ЧАСТЬ 3 Боре Колымагину ядреный орех в мех лег и утонул в нем, точно воздух в ночи, и сгустился бесплотный дух, и в слух он обратился, и возвратился в смех, куст полыхнул огнем, и хруст упорхнул, ясный угрюм ум, яркие краски от ласки тают, та "ю" от "я" далека, легка пороша, будто ноша ее в глубоком снегу, и на берегу морской шум, умерла мама моя юг вдалеке, точно в реке вода, и провода гудят даже при полном безветрии, ключ торчит в замке, поверну его не туда, куда окна на север глядят, прошлое ворочу ключу к своему сердцу, верчу головой по сторонам света, голова у меня одна, не хочу такой палачу моему, он, мама, и твой экзотичный наряд, летит повеса из леса, ос семью не видно за осенью, и слова, как трава, молчат и не мчат свой ряд, и свободно, одно на одно, на дно жизни ложатся, тени сторон света от края до края, вторая жизнь сюда никогда не вернется, проснется она у дна своего, и его не станет, и мама на ноги встанет щелкают ключи, а когда звенят в печи или в ночи, тогда одна луна, Мария, взгляд ягнят ложатся, как стена и раньше не встают, и во тьме темнят, пока не оттенят они в тени уют шарф, пестрый и острый он, а не колючий, летучий, с горной кручи с утра набежали тучи, безмолвие полное наступило и отступило, писк, щебет и звон вон унеслись в жгучий мороз, сапоги жали, живу наплаву без них, тих шорох, и на пороге стуж душ родительских хор, как ворох листвы "вы" в кусты говорит вместо "ты", и пусты темноты шапки и лапки, и слышится чих из нее, точно укор, и скор поворот головы чалит к пристани паром в сыром месте, и вместе с рекой покой принес он на плес, мороз льет холод на лед, чистое небо бежит, как вода сверху туч, дом плавуч, как брошенный луч, гром чарует трудом и тоской с черноземных темных полос, чередуются звуки разлуки, летят и лежат, и к маме отец прижат цветы, как листы, густы, чуткое ухо глухо, и о хвальбе себе оно говорит, явственно шепот послышался, копни, найдешь рожь и пшеницу, в темницу посадишь себя от родителей двух вдали, уменьшились дни, ты усни в них, сам тих, и чужих не тревожь худа никто из нас, раз хорошее с ним стряслось, не пожелает другому, точно грому живому иль кому земли, "аз" ярче "есмь" пылает, дым огню подстилает солому, хлеб так леп, что не хлеб он, и слеп, как сон, и камень на склоне лежит, и покой над рекой бежит, с рекой другой врозь фраза словам дает кров, но не поет им на ночь она, никто и не спит, собака скулит, и светит луна, поэтому не бегут те, кого стерегут ножницы сна угнездились чайки в стайки камней и теней от них, тих песок, точно кусок земли вдали от слушателей убежденных в своей правоте, убавились зимние дни с трудом, и растаял в пыли мой дом, словно снега ком, и от сада осталась весна на дворе тополевая аллея, белея, таинственный вид таит, и просвечивает небо сквозь верхушки деревьев, раз - и разлетелись из родного дома сыновья, как искры из глаз светятся, а не пестры костры, и огни, как они горят, сбивается на сказку рассказ раз, второй, на третий сгладилось первое впечатление, как слезы, вопросы из глаз, со всеми подряд о своем говорят "буки", "веди", "аз", свернулась береста, чиста она на самую малость, точно кость, у Бога семь "я", моя семья не спасла числа "три", и внутри куста гордыня по имени "злость" ранняя зима в этом году развеяла туман, радуют ума успехи, утехи, доспехи его, и самообман, точно железный карман сияет у тела, села мысль, улетела душа и в том же году вернулась обратно белее мела, и облетела листва ее озорства, и троекратно прокричал я родителям злое слово "понятно" перемежается зной с вышиной и прохладой, кипарис вниз растет и вверх, точно земля сквозь поля, и не страшен закат, и покат его свет, и сед цвет головы, как травы под луной, просматривается местность и окрестность ее напротив лета, вечного и быстротечного, и радость в глазах отца обратился в пар комар, обмерзли усы у лисы, облечь бы кого-нибудь тайным доверием, озеро горного кряжа, а не пряжа держит удар, опасение во спасение дано, темно не оно, а одно нежное падежное окончание, основать бы музей друзей живого слова, бревно, точно веретено, а центробежное снежное сквозь подснежное вспомнит волхвов молчание недобрая весть есть в том, в ком неведомая доброта есть, встать, сесть, шесть дней до ста лет и, неспроста, сто годов до шести стыдов досчитать, дочь воспитать, и тайком с жуком, с птицей, с темницей ее сравнить, точь-в-точь ночь днем седьмым удлинить, и родителей в нем обронить мелочь одна над утренним садом осталась от звезд, и листва уже холодна, и трава на меже бледна, и в теле душа видна, и едва ушла ночь, встала дочь моя в рост, прост стал язык мой, тоска наша летала зимой, летом цветом была близка к зеленому, как облака лилия водяная из изобилия воды земной торчит на стебле высоком, и в месте глубоком запад стоит над востоком, иная речь облака, точно рука, влачит, одна моя ладонь в ладонь молчит в краю, далеком от мнения моего о себе, и как вечного лета по эту сторону света, так и родителей нету у каждого встречного компания от копания устает, поет она громко, гром гремит в вышине, и не страшно, что мертвое дело неотличимо от живого внутри себя облака, и как солнце встает в конце дня из огня своего и шумит, так и слово "работа" темно, снег поднимает вьюгу, земля сквозь поля черная и сырая испуг слуг прошел, точно слух об избавлении от хлопот, и птиц небосвод не греет, и настроение игривое не стареет от времени, которое нашел дом с трудом в прибавлении семей, плюс тесно жить интересно, только жить одному неизвестно как, и знак стоит на свинце, в конце тучи, минус груз, трус ус крутит свой, исключено это где-то вдали от суеты, день убывает и прибывает, и сам забывает как себя убивает забрызгал дождь из тучи, забыл номер я его, сколько краев у земли, столько ступенек с кручи небесной до тесной воды, подле каменной кучи замысловатой игрой с первым веком занят второй, свет из звезды глядит вниз, как сквозь строй солдат, и ветер гудит, и воздух сырой от утрат жестом на вопрос отца отвечаю, как надо любить мать свою сильнее слов своих, и дум о них, и буквы рукописной сверху вниз и обратно, рождественская звезда разбудила коз, ночь начинает темнеть и поднимать облака с овечьего языка, а не шум дождя, и вода, как младенец кричит, свет домой идет по прямой, так и сыном недолго прослыть своей лжи о семействе своем единое целое белое, выгорела до тла метла, предпоследний на улице дом с трудом стоит на земле, правда, что есть истина, ну и что плохого в ней, без корней перед ней, они наверху на слуху, грозе в лозе тесно, пресно быстрой воде в стыде, молний пруд пруди в груди шара, поодаль сел шмель на шинель, не темни, возомни о себе, что себе ты не пара, что тебе никого не жаль и родителей двух вслух не печаль древнее животное открывает душу, выкатилось потное из воды на сушу, золотоискатель моет сапоги, душеоткрыватель катится с ноги, сердце его смуглое красную росу гонит через круглое тело, как лису гладь озерная черная, здесь раньше был лес, и до небес долетали дали, а не раскаты грома, еще есть интерес не к слову, а к зову его врагов, к покрову лугов и стогов, сверкала, икала, искала вода, окликала частица "да" и маленькой лжи ожидала вершины сосны тесны, словно поля ковыля для угля, сердце вселяет тревогу в ногу, руку, в разлуку между ними, совесть грызет, а не весть о ней тянет слова, сбылись надежды одежды, солнцу сесть не мешает листва, и всему голова равнина без шва бочка стоит, ушла из нее и ничего не нашла под землей вода, лед поет, не пьет, не ест, не скачет, не грач он, дали сами себя миновали, галка, а не балка стальная, прелесть есть, а не честь, луг сам себя друг, и звезда сорвалась с цепи, ночь полна, и луна наготове в слове "терпи" альбом грибом заложен, глаза горят, взгляд осторожен, он, как слеза назад возвращается, то-то едва голова на плечах умещается, мать без затей хорошему учит детей, и растет с ними врозь то, что елось ей и пилось ЧАСТЬ 4 Георгию Баллу Гроза и утренних цветков Глаза в слезах горят; Душа мой провожает взгляд Домой на небо, лепестков Тела над тьмой парят; Бог слышит лепет облаков С земли и в ней не спят Звезд в ночи так мало Что их лучи идут В рост как будто встало Солнце где его не ждут; И с корнем тьму сорвало С земли в которую кладут Раньше чем ей жизнь дадут Горе-корень радость-пень Вечер - ночи своей тень; Земля-улица душа-дом Голова кружится листом Осень лето утро день; Сначала тишина, потом Зима весна на свете том Капли падают борьба Теней их, пыль клубя, Идет под солнцем за тебя, Душа моя раба; И мертвых о живых дробя Земля как голова слаба Кружится всех любя Да зерно в земле лежит Давно но злак-юнец От холода ее дрожит, Равно как ветер-жнец; Земля то небо обнажит То стайку в нем сердец И выпорхнет душа-птенец К самим себе глаза добры Их взгляды им дары В своих слезах-корзинах Несут в ресницах длинных Как землю звезд шары; Так на крылах лица совиных То ночь то день на разных половинах Глазам своим не веря Птица как дождя поток Падает и солнце коготок Слезы ее вонзает в зверя; Так грозы дает росток Громом голоса потеря За один души виток Ни разу солнце не присев Не набирает высоты Звезды к небесам воздев Как руки я и ты; Восход сменяется на гнев Закат на милость темноты Как наших душ черты Когда глаза крупнее соли Лицо как поле на приколе И пресная вода морской Несет как ветер непокой; Тогда слеза виднее боли Омытой как рекой тоской И страх с ресниц как взмах рукой Сами еще дети Глаза - родители лица Они без мамы и отца Растут на этом свете Как крылья у птенца; На том во взгляды-сети Дни летят на ветер Между небом землей ковчег Горизонта; живая вода Умирает как человек На глазах своих иногда; Дождь переходит в снег Дней все тучней стада; Плоть-суббота душа-среда Между душой и телом Черная в облаке белом Нитка земли как луч Небесных равнин и круч В сердце разбитом; в целом Сколько его не мучь, Никого ни солнца ни туч Тело с душой расстается Будто жизни две половины Разлетаются от середины; То с правой то с левой бьется Сердце насмерть из-за картины Той земли над которой несется Дух Святой и смыкаются льдины Вверх на этом вниз на том Свете как дети растут Души сначала глаза потом; И звезды не пахнут когда цветут Птицей рыбой скотом; Страшный не страшен Суд, Небом одет землей обут Сердце в груди как зрачок В детский сжимается кулачок Болит оно словно два Глаза, им голова; И небо над ним молчок О том что была жива Душа задолго до Рождества Светел ветер грозовой Лес стоит дождем Над луговой травой и в нем То днем то ночью то листвой Усыпан дикий водоем По берегам его кривой Улыбки на лице моем Птица поет одиноко Звуков растет семья Словно от страха око В котором слеза-змея; Друг от друга далеко, Птаха пред ним и я Плоть ее и душа моя Ветер снегу как лед В воду войти не дает; Так у небесных врат Белую ночь закат Держит и солнце встает Под землей словно над Глазами на звезды взгляд На глаза слеза без дна Зима и рано под водой Темнеет падает звездой С берега бегущая волна; В очи длинной и худой Ночи полная луна Прячет месяц молодой Горы колышутся горба От жары и от дождя, Солнце в небе как изба Без единого гвоздя; Земли бесшумная ходьба, Звезды по ночам будя Душа уходит уходя Как взгляд горят снега Плачут неба берега Стоят и не смыкают глаз; Искрится словно лица наст Луга пускаются в бега Дни распускаются погас Один другой пурга Плоть - соли щепоть Как будто другому даны Глаза Его боли полны; Дух - хлеба ломоть День потух - глаза голодны Словно в пустыне Господь И на небе Ему равны Мертвое тело взамен Живого душа взяла Будто попали в плен К жертве глаза орла; Землю не тронул тлен Ни крыла ее ни чела И не ела она не спала Между телом душой зазор Прежде родился чем гаснет взор; Столько звезд в глазах сколько лет С этим тот разделяют свет; Птиц зверей все древней узор На земле в которой кого только нет, Никого, ни ее самой ни других планет Все чаще в облике тропы То чаща отразится то долина Как в облаке небесная пучина И месяцев двенадцати серпы; Вдруг расставания година Друг к другу повернут стопы Ночь-женщина и день-мужчина Опадет листва с ветров, Жива, спружинит мох; Сбросит бремя вечеров Ночь глубокая как вздох; Рассвет румян и чернобров, В небе звезд переполох Застигнутых врасплох Имя в облаке отчества Словно в облике птичьем пророчество; Душа управляет телом Как женщина мужчиной неумелым Когда ему жить не хочется; И сердце разбитое с целым Стоит рядом на свете белом Плоть-невеста дух-жених; Как будто брат с сестрой Сошли с небес живут второй Жизнью сердец своих; Тучи мучая порой Словно родителей своих На земле сырой По росту словно дети Мною прожитые дни Строятся на этом свете В моей тени; Душа за тело не в ответе Мне жизнь оставили они На склоне лет как след от пятерни Дух-ветер глаза-паруса Тело возвращается на небеса Звезд его накрывает вал Земля вращается как штурвал Ее нет нигде, чудеса Господь творит и роса Ложится где свет упал ЧАСТЬ 5 Зине Юрчишко Мгла из-за угла чуть свет Глядит на них вблизи как вслед И нет глазам числа Дух - уходящая натура Сегодня - ясно завтра - хмуро Летящие тела В метель - ты чей - молчи Ночей озера у свечи Постель и нет простора Тень пятится как рак День катится во мрак От своего повтора В который раз оставил сердце Глаз захлопывает дверцы За собой мой дух Он возвратится прежде ночи Распахнутся ночи очи Только день потух Слез моих на нитке взгляда Как чужих повисло стадо За собой маня Низко на земле рассвету Звезды близко утра нету Дух возьми меня В глаза глядеть я не могу Две капли мерзнут на снегу Не превращаясь в лед Земля вращаясь делит свет На тот и этот - ночи нет День прожит и он - вот Берега бегут под кров Созвездий через ров ветров Из оков души Испуг прошел осиротело Мое как бы чужое тело Как звук ее в тиши Наедине с собою птица Земли и неба сторонится Как во сне в весне Звезды зажигает мгла Душа и тело - два крыла Через лес ко мне Между камней трава все выше Над ней соломенные крыши Под солнцем облака В глаза гляжу в которых не был Сколько неба - столько хлеба И слез ни колоска Земля сплетенная из роз Вверх-вниз со скоростью волос Растет над головой И белый свет кружит звезда И взгляд как вешняя вода Бежит на голос твой Из моря выползет на сушу Охватит взглядом свою душу Обратно двинется волна Дно ощетинится и сразу Волна невидимая глазу Исчезнет до темна Лодка - ночь звезда - гребец Весла - мама и отец В небе глубоко Сердце - вечер очи - день Душа - пустыня тело - тень Им вместе нелегко Два моих глаза - близнеца В домике растут лица Как острова на море Им по-разному видна Душа живущая одна Во мне как на просторе С неба луч - тропа Туч на ней толпа Звезд стоит тесней Земля как камень путевой Так солнце вертит головой Что ночи день длинней Роса на кончике луча То холодна то горяча И голоса повсюду Ветер с мертвой и живой Листвой играет и травой Не к добру не к худу Два сугроба глядят в оба Моих глаза видел чтобы Ручьи своих слез Дух - окраина тело - столица Между ними граница столица Весна на ресницах грез Проснулась зимняя земля Весна вернулась на поля Ручьями слезы побежали Деревья на солнце светились Стояли и не садились И звезды луну окружали В тумане веток острова Верх неба - синева Низ - белоснежный пух Повис на облаке сугроб Солнце землю в лоб Целует - день потух То невидимка то огромна Земля на небе дышит ровно Полушарья в лапах туч Полутьма и полусвет Переживут закат рассвет Как хлеб преломят луч Небо - поле солнце - стог Месяц - серп луна - цветок Ни рассвета ни заката Утром - вечер ночью - день Душа взлетела тело - тень Ее упавшая куда-то От грома остается - крик От грозы огня родник От меня душа спасется Она исчезнет без следа Растает тело и вода Над ним волнуясь вознесется Короче ночи вечера Они черны она пестра Как прожитые дни Ни мамы с папой ни луны Звездами глаза полны Мы на земле одни Одна другой длинней В ночи сосульки дней Тишина слышна Горизонт в такую рань Сегодня - нитка завтра - ткань Тумана пелена Подо льдом ни ветерка Легче облаков река Пузырьков полна Чище воздуха вода Тверда душою в холода В себя погружена Бесшумно дерево растет Его то снегом заметет То желтою листвой Тяжел стою я на траве Душа одна как будто две Был - мертвый стал - живой ЧАСТЬ 6 Боре Констриктору солнце за луной, вытянув лучи воздуха волной, прячется в ночи вытянув лучи, отступила тьма, прячется в ночи, и опять зима отступила тьма с головы до пят, и опять зима, и волхвы стоят с головы до пят пробежит волна, и волхвы стоят, как глаза без дна пробежит волна, света пузыри, как глаза без дна, слез поводыри света пузыри, поднимаясь с лап, слез поводыри, и ребенка цап поднимаясь с лап запада, восток и ребенка цап, дай мне адресок запада, восток, дальняя родня, дай мне адресок ближнего меня в сушу у воды малышу играть и камней ряды миловать, карать малышу играть, овцы устают миловать, карать, и волхвы жуют в доме нежилом солнце не печет, и дожди углом, и заря течет солнце не печет на траве дрова, и заря течет, и душа жива на траве дрова начали цвести, и душа жива, и давай расти начали цвести ласточка и стриж, и давай расти на глазах малыш и носился дух в глубине травы, и земля, как пух с детской головы в глубине травы запад и восток, с детской головы падает цветок запад и восток медленно растут, падает цветок, улицы цветут медленно растут зло и доброта, улицы цветут, и земля чиста зло и доброта по краям души, и земля чиста, и светло в глуши по краям души внешняя среда, и светло в глуши птичьего гнезда ветер налетел, август наступил, звук осиротел, эхо расщепил август наступил в птичьем языке, эхо расщепил, как звезду в реке в птичьем языке радуги дуга, как звезда в реке, тьмы одна нога над семьей моей эти небеса родственного ей цвета, как роса эти небеса и возникли без цвета, как роса, и набрали вес и возникли без берегов лучи, и набрали вес чистые ключи собрала луна села, города у речного дна, и земля тверда села, города сделают виток, и земля тверда, полыхнет восток сделают виток зло и доброта, полыхнет восток осенью с листа зло и доброта скорость наберут осенью с листа, и волхвы замрут и, откинув прядь, пришлецов слепит молодая мать, и младенец спит пришлецов слепит, прячет ночь тиха, и младенец спит в сердце пастуха и сердечный стук набежит волной на семейный круг в тишине ночной набежит волной свет на волосок, в тишине ночной на седой висок свет на волосок, облаком листва на седой висок, в бороду волхва облаком листва, прячется малыш в бороду волхва, и, как солнце рыж в маму и отца, каждую черту своего лица я перерасту каждую черту, чтоб не возвращать, я перерасту способы прощать чтоб не возвращать реку, лес, поля, способы прощать приняла земля реку, лес, поля, каждый волосок приняла земля, удержал песок каждый волосок малыша, спеша, удержал песок, и болит душа малыша, спеша к своему концу, и болит душа по всему лицу к своему концу села, города по всему лицу вспыхнут от стыда села, города солнцем за рекой вспыхнут от стыда, обретут покой солнцем за рекой выросла гора, обретут покой звезды до утра выросла гора, прячет от жары звезды до утра, как пастух дары прячет от жары и слеза глаза, как пастух дары, и бежит гроза и слеза глаза поднимает вверх, и бежит гроза, и звенит, как смех поднимает вверх мама малыша, и звенит, как смех у отца душа мама малыша держит на руках, у отца душа на ее щеках как над головой и в горах закат, плодородный слой, громовой раскат и в горах закат, овцы, как снега, громовой раскат, облаков стога и вода, как лед, пропускает свет, малышу поет матери в ответ как волхвов дома, матери в ответ расступилась тьма, пропускает свет и стучат сердца, птицы сеют, жнут около отца, маму не вернут птицы сеют, жнут, крылья за спиной маму не вернут, и земля волной крылья за спиной, как чужие рты, и земля волной, камнем с высоты как чужие рты, и отец, и сын камнем с высоты маминых морщин и отец, и сын попадают в сеть маминых морщин, словно овцы в клеть попадают в сеть пашни и луга, словно овцы в клеть, неба берега круглый сирота, как родной пейзаж, формой глаз и рта делается наш как родной пейзаж, всякий имярек делается наш и дает побег ИОНА (ПОЛОТНО) Мите Авалиани моряк веселью предается, поется ветром и смеется вдогонку тихому ему, и нет покоя никому Иона круглый сирота, красота его, как стадо, охраняла и спала, когда маленькой была кит плывет издалека, облака он поднимает пыли на своем пути, чтобы в землю не уйти о любви земля не спросит, подбросит наяву и бросит во сне Иону под палящим солнцем, пьющим и курящим море через не могу на берегу волной играет высокой с низкою звездой, и дышит небо под водой корабль о помощи взывает, называет в честь себя моряков, кита, Иону, рушит шторма оборону погода ясная, узоры горы из нее плетут, наедине с собой песок качнулся с пятки на мысок зарница меда слаще в чаще и ловится без топора на комара, и выпускает, без боли с воли окликает у солнца голова кита, и до хвоста, как до Ионы не могут тучи дотянуться, едва друг к другу прикоснутся на берегу волна лежит, не бежит обратно в море, и в разговоре моряков дрожит земля от языков разгладилось лицо мужчины, морщины вытянулись в нить, глаза устали, плавниками стали под его руками и только окрик или плеск треск не выносят из огня, из дома ссору и беду, и спит Иона на виду меняет кожу виноград, град покрывается росой, и дождь косой ее сбивает, зимы до лета не бывает чайка ласточкой ныряет, усмиряет плоть во сне коршун, делая круги, к сердцу не прижав ноги небо ветреное скачет, прячет облако волна от грозы в пучину злую, словно мышку полевую ливень в соляном растворе в хоре раковин поет, гаснут тени от хлопка комка земли из ручейка кит всплывает за глотком, за ободком от кислорода, у Ионы колесом грудь, и сам он невесом Иона ловится на мушку, кукушку видит, и она в утробу леса не глядится и в матери себе годится море птиц над океаном планом местности, и вдруг одна от стаи отстает, окрестности не узнает дыханье плачем или смехом, эхом плавает в груди, поля, как тени под глазами, пересеченные слезами мед на месяце раскосом, под вопросом рот под носом, Иона с пальцем на губах, кит с соломинкой в зубах все иначе в час заката, космата тучи голова, и слова глотает гром ночью в воздухе сыром земля на суше горяча, саранча камней жирней туч тяжелых чернозема на белом свете окоема детей Иона не растил, грустил в ките на животе и на спине, и на боку, и лбом стучал по кулаку ручей округу тянет вниз, повис туман и обратился в лежачий камень, не течет вода, и солнце не печет сердце расчищает путь в грудь и время сокращает жизни, сталкивая лбами слова стучащие зубами берега, как звезды тают, светают в пене дождевой листья на осенней стуже, и живого мертвый хуже буря воет на луну, волну качает и не гонит Иону с палубы, пока плывут по небу облака эхо перешло на ты, черты лица не изменились, кусты сомкнулись за бортом, столкнулись с кораблем потом воздух выпитый морями рулями шевелит ресниц, и птица, управляя взглядом, с глазами колосится рядом перемена блюд в пустыне, в дыне семечко взошло, душу огибая, тело языком прошелестело у золота ни мамы ни отца, лица не прячет самородок, и подбородок у Ионы тяжелей осенней кроны Иона бури не боится, садится он на берегу, его никто не провожает, ему ничто не угрожает без чувства падает зерно, вино не уставая бродит, Иона в полной темноте землю бороздит в ките на краю земли подлесок, как довесок, и в строю берегов волна, как лодка моряку до бодбородка мачты корабля теснятся, снятся по утрам киту они, как дни, которых столько, сколько звезд на небе только день, как голос пропадет, не упадет ни тень, ни волос с головы Ионы зря, и звезды бросят якоря в тумане море не прокиснет, свистнет буря, и повиснет ветер парусом в стогах волн у черта на рогах во сне Иона не ослепнет, окрепнет взгляд его с того света, и концы ресниц коснутся этого границ гроза дождями выпадает и пропадает в темноте ночной, и до заката не доносится раската в тучу тишина заходит и выходит из нее на мороз со стороны первой холода волны ветер в облаке свистит, и хрустит земля под снегом, промелькнуло дно реки, будто взгляд из-под руки сон с Ионой не остался, расстался с жизнью и скитался китом, как буря в парусах облаков на небесах один Иона пропадет, дойдет до точки и войдет в воду на своем пути, кита по родинке найти на ощупь движется рука, узка ладонь перед рассветом, нырнет и пустит пузыри солнце из ворот зари гнездятся скалы под горой, сырой от молний, и грозится кит Иону разыскать, по ветру море расплескать Иона проглотил язык, отвык от шепота морского, мгла скользнула по киту, остановилась на лету под открытым небом кит парит и впитывает воду, в ней душу оставляет он и сушу выставляет вон скал идет под лед пролет, и не спит не ест не пьет кит, как точка с запятой улыбки рыбки золотой луна, как полная страна видна на небе до темна, она снижается, и в профиль глаз отражается картофель корабль Иона подгоняет, меняет ветром, языком в своем имени местами губы с буквами кустами сон с Ионы не бежит, кружит и дурака валяет, оставляет есть и пить, жизнь заставляет торопить собака лает на свету, на лету звезда пылает, гроза шмыгнула и застыла, море огибая с тыла молчком высокая волна семена клюет со дна, задом наперед плывет кит, не сеет и не жнет годовых колец броня пня от дня не оставляет, пирамиду, как весло водит по песку число иней, как песок крошится, копошится крот, висок на волоске от ледяной коробки сопки черепной с акцентом у Ионы стон, и планктон, как знак вопроса по губам читает повесть, потеряв кита, как совесть базары птичьи многолики, крики лают и пищат, только парус пустословит, стирает гладит и готовит радуга стоит хвостом на том свете под мостом неба этого, и сталь смотрит в голубую даль по соседям кит не ходит, всходит солнце, не заходит к Ионе, потому что спит оно и мачтами скрипит плывет кораблик не спеша, дыша направо и налево, у волны неровный почерк, вместо горизонта прочерк открывают рты киты, ты Ионе говорят в глаза, как будто своему ребенку, и светло ему ночью все наоборот, вброд Иона переходит кита, лежащего пластом земли на корабле пустом кит, как судно вестовое в кривое зеркало звезды из воды глядит и носит Иону в чреве, и гундосит матросы дуют в паруса, голоса у них похожи на небеса в открытом море, не слышно вздохов в разговоре от стада своего отбился, прибился к берегу и спит кит с открытыми глазами, глотает воздух со слезами не видит снов Иона, крона неба от воды, как ворона тяжелеет, температурит и алеет дождь из тучи не выходит, жизнь проходит, не заходит солнце в тень от моряка, пока тот смотрит в облака не по Ионе кит тоскует, смакует воздух не спеша душа, и с телом расстается, в котором сердце еще бьется скала, в чем мама родила, плыла, не ела, не спала в воде холодной и голодной, черной, до бела свободной ложится в море бездорожье, бездожье в небо, и безбожье в земле кружится, как во чреве голова Ионы в гневе жизнь короткая, бывало, мало на себя была похожа, и шестое чувство страдало за ее искусство Иону ветер одевает, и вдевает нить дождя сон в холодную иглу горизонта через мглу от моря пена остается, не расстается с ним и вьется между матросами она, на белом свете не видна за Иону кит стеной в ледяной воде волной воздуха стоит в грозу, и земля плывет внизу Ионе ночи не хватает, светает в чреве у кита, с его хвоста взлетают птицы, как с перевернутой страницы вода на весла налегает, сбегает с корабля, сдвигает берега за ним и сушит небо над собой, и глушит Иону ветер умывает, зевает кит, и выплывает парус из глубокой пасти, и море развевает снасти играет кит с листом хвостом, и ветер набирает высоту, на воздух туча взлетает черная, мяуча копия воды, звезда следа не оставляет в небе, мачты соберет в букет и опустит в море свет голову Иона вскинет, раскинет руки и окинет взглядом отпечатки ярких берегов на пальцах жарких от солнца радуга горбата, рогата туча и хвостата, и меняет буря цвет воздуха, и ветра нет под водой Иона черен от зерен глаз и до корней волос на голове седой, словно остров молодой море в громовом раскате, на закате дня грозу высекает ночь, и свет готовит ужин и обед кит с Ионой на борту высоту зимой и летом, днем и ночью набирает, на свежем воздухе играет плывут по морю берега, дуга над ними горизонта радугой стоит на двух точках зрения, как слух волна Иону накрывает, открывает он глаза под водой и видит сушу, словно собственную душу луна до солнца добралась, родилась, как сорвалась с языка его в глубоком сне на корабле высоком с морем ветер говорит, сорит словами с островами эха, и от смеха плач по волнам несется вскачь бьется сердце, как вода, стада китовые среда толкает внешняя вперед, пока Иона не умрет город опустел в пыли, нули голов и единицы тел у жителей, как мел белые от черных дел в ките Иона помолился, провалился он сквозь сон, как сквозь землю, и в кольцо взяли берега лицо море повернуло вспять, и опять над ним сверкнуло небо на убереженном просторе солнечном ионном 11 ИОВ (ПОЛОТНО) Даниле Давыдову Часть 1 Был человек в земле Уц, имя его Иов; На закате земля входила в берега неба, на рассвете небо выходило из ее берегов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла. Самоопылялся уд его, в чем мать родила; И родились у него семь сыновей и три дочери. Очи его, как звери в гнездах, то уменьшались, то увеличивались в размере, как звезды ночью; Имения у него было: семь тысяч мелкого скота, три тысячи верблюдов, пятьсот пар волов и пятьсот ослиц, и весьма много прислуги; Весь он был тьма, члены его были упруги; и был человек этот знаменитее всех сынов Востока. Солнце входило в правое, выходило из левого ока; Сыновья его сходились, делая пиры каждый в своем доме в свой день, и посылали и приглашали трех сестер своих есть и пить с ними. И делились с сестрами днями своими; Когда круг пиршественных дней совершался, Иов посылал за ними и освящал их и, вставая рано утром, возносил всесожжения по числу всех их. И не считал дней своих; Ибо говорил Иов: может быть, сыновья мои согрешили и похулили Бога в сердце своем. И как нет сердца у Бога, так нет сыновей в доме моем; Так делал Иов во все такие дни. И прошли они; И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господом; Как Его дом; между ними пришел и сатана. И встал пред Ним, как стена; И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? Ты Мой свет в окне, и Мне с тобой хорошо; И отвечал сатана Господу и сказал: я ходил по земле и обошел ее. Ты Мой свет в окне, и Мне с Тобой хорошо; И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? Пара рук у него, пара ног, он, как Я, одинок, и нет от Меня в нем земного; ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла. Как души, оставляющие свои тела; И отвечал сатана Господу и сказал: разве даром богобоязнен Иов? Как глаза трех дочерей и семи сынов; Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Севером, западом, югом, востоком оградил человека того; Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле; Как вода в допотопной мгле; Но простри руку Твою и коснись всего, что у него, - благословит ли он Тебя? Ты наг, а он плодовит, как после Потопа земля; И сказал Господь сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей. Ибо после шести дней Творения наступил Мой седьмой день Старения трех его дочерей и семерых сыновей; И отошел сатана от лица Господня. И увидел Господь, что это хорошо, как вечное лето сегодня; И был день, когда сыновья его и дочери его ели и вино пили в доме первородного брата своего. И плыл день, как ковчег в ночи, как человек, который не ел, не пил вино в доме первородного брата своего; И вот, приходит вестник к Иову и говорит: волы орали, и ослицы паслись подле них, как напали Савеяне и взяли их, а отроков поразили острием меча; И лестница в небо Иова не доставала плеча; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе. Детей твоих убили, Иов, не ты ли, как Бог, забрал их к себе (?) Еще он говорил, как приходит другой и сказывает: огонь Божий упал с неба и опалил овец и отроков и пожрал их; Ты с ними вдвоем, двадцать рук, двадцать ног в доме твоем, кроме тебя у них; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе. Детей твоих убили, Иов, не ты ли, как Бог, забрал их к себе (?) Еще он говорил, как приходит другой и сказывает: халдеи расположились тремя отрядами и бросились на верблюдов и взяли их, а отроков поразили острием меча; И сыра земля была, и сера, как голова неба на ее плечах; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе. Детей твоих убили, Иов, не ты ли, как Бог, забрал их к себе (?) Еще этот говорил, приходит другой и сказывает: сыновья твои и дочери твои ели и вино пили в доме первородного брата своего; И плыл день, как ковчег в ночи, как человек, который не ел, не пил вино в доме первородного брата своего; И вот, большой ветер пришел от пустыни и охватил четыре угла дома, и дом упал на отроков, и они умерли; Они - твое сердце, а ты - в его шуме ли (?) и спасся только я один, чтобы возвестить тебе. Детей твоих убили, Иов, не ты ли, как Бог, забрал их к себе (?) Тогда Иов встал и разодрал верхнюю одежду свою, остриг голову свою и пал на землю и поклонился Детям своим, как Богу, и Бог от него отстранился; И сказал: наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. И сказал Бог: наг Я вышел из чрева Матери Моей, наг и возвращусь; Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно! Отец дал, Отец и взял; да будет имя Господне благословенно (!) Во всем этом не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге. Вышел Иов к детям своим, и не слышал слов Господа, который не произнес ничего неразумного о Боге. Часть 2 Был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господом; между ними пришел и сатана предстать пред Господом. Сыны Божии пришли, как душа в теле старом, а сатана пришел, как душа в теле молодом; И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? Всюду душа твоя, и это хорошо; И отвечал сатана Господу и сказал: я ходил по земле и обошел ее. Вошел в землю и вышел из нее; И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? Ты, как душа во Мне, а когда оставил Меня, обратил ли внимание твое на раба Моего Иова (?) ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла, и доселе тверд в своей непорочности; Как души его детей, которые сначала оставили свои тела, а потом твоим ртом повторили в точности; а ты возбуждал Меня против него, чтобы погубить его безвинно. Это он бес, а ты человек, у него волосы черные, как ночь, а у тебя белые, как день седины; И отвечал сатана Господу и сказал: кожу за кожу, а за жизнь свою отдаст человек все, что есть у него; Даже тень свою отдаст, раздень до тени его раба Твоего, и кроме этого света в доме Твоем не будет света того; Но простри руку Твою и коснись кости его и плоти его, - благословит ли он Тебя? Тот свет и этот вдвоем, а Ты с ними втроем, как Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой, они в Твоей власти, как вид сверху на землю, как зубы в моей пасти, на части ее не дробя; И сказал Господь сатане: вот, он в руке твоей, только душу его сбереги. Ты Мой свет в окне, рот твой друг, который ты, как пару рук в улыбку растягиваешь и протягиваешь к себе, а глаза - враги; И отошел сатана от лица Господня и поразил Иова проказою лютою от подошвы ноги его по самое темя его. Рот его был круг, глаза круги, и падало в мертвую воду время, как семя его; И взял он себе черепицу, чтобы скоблить себя ею, и сел в пепел. И сказал гадость: череп мой птица, я не жну и не сею жену, в глазах моих радость, во рту ее трепет; И сказала ему жена его: ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри. Чем хуже, тем лучше; не мучь себя в душе своей, у сатаны одна жизнь снаружи, а у Бога три жизни внутри, Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой, Которые призовут Его к ответу, по ветру свой пепел развей, похули сатану и скорей один из нас умри; Но он сказал ей: ты говоришь как одна из безумных: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать? Во всем этом не согрешил Иов устами своими. И еще он сказал ей: неужели доброго сатану мы будем принимать от Бога, а злого Бога не будем принимать от сатаны (?) Я сам, они сами, во мне есть душа, в них нет души, они надо мной, как будто я тело под ними; И услышали трое друзей Иова о всех этих несчастьях, постигших его, и пошли каждый из своего места: Елифаз Феманитянин, Вилдад Савхеянин и Софар Наамитянин, и сошлись, чтобы идти вместе сетовать с ним и утешать его. Тем, что чем хуже - тем лучше душе с телом врозь, как будто жена прошла сквозь тьму не сеять, не жать, а нарожать ему трех дочерей и семерых сыновей, и она же не узнала мужа своего; И подняв глаза свои издали, они не узнали его; и возвысили голос свой и зарыдали; и разодрал каждый верхнюю одежду свою, и бросали пыль над головами своими к небу. И подняв глаза свои издали, не узнали дети отца своего, ибо они близ него мертвые, как рыба, а он вдали живой, как вода, и когда возвысили голос свой в радости, тогда встали и зарыдали в печали: не мы твои единоверцы - дети тьмы, ты ж наш один Бог Отец на свете бок о бок с нами сидишь тихо, как мышь, как сердце на воде без хлеба; И сидели с ним на земле семь дней и семь ночей; и никто не говорил ему ни слова, ибо видели, что страдание его весьма велико. И не было ни седьмого дня, ни седьмой ночи, ни от земли до неба дочери, ни от неба до земли сына, ни сына, ни дочери; и никто не говорил Ему, как Сын Отцу Своему: ни слова не говори, все Тебе едино, что сын, что дочь, сотвори землю и небо снова; ибо ненавидели себя и видели, что страдание Его весьма велико. Часть 3 После того открыл Иов уста свои и проклял день свой. И начал Иов и сказал: погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! Взалкал Иов и, плача, сверкал, как гроза глазами, и под ребром его начался гром и слово Иову сказал со слезами такое: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой, Кто из Вас человек, либо одно, либо другое (?) В глазах моих темно, ибо душа связана с телом, как ночь и день, как дочь и сын, и я один не вижу их, как глаз своих человек; День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! Сам да будет самим, а сама самою; да не ищет мужчина женщину, а женщина мужчину ни весной рядом с Богом Отцом, ни летом рядом с Богом Сыном, ни осенью рядом с Богом Духом Святым, ни зимою рядом с человеком; который когда, как цветок, без помощи рук, одним взглядом себя опыляет, тогда без помощи ног, правой, левой - юг, север, запад, восток выходят над ним из чрева его на свет; Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит его туча, да страшатся его, как палящего зноя! Да будет у человека две смерти - восход и закат; у дня две смерти - рожденье и смерть; да не омрачит смерть тьма, как палящего зноя (!) Ночь та, - да обладает ею мрак, да не сочтется она в днях года, да не войдет в число месяцев! О! ночь та - да будет она безлюдна; да не войдет в нее веселье! Мертвая дочь та, - да обладает ею мертвый брат, как мрак звездой, ровесницей небосвода (!) О (!) дочь та - да будет она безлюдней небес (!) да не войдет в нее брат, как раскат грома в лес, только лоно земли остудит в тиши (!) и вес дождя будет равен весу души в ее теле; Да проклянут ее проклинающие день, способные разбудить левиафана! Да померкнут звезды рассвета ее: пусть ждет она света, и он не приходит, и да не увидит она ресниц денницы за то, что не затворила дверей чрева матери моей и не сокрыла горести от очей моих! Душа моя не умерла, только спит в теле своем, способном разбудить в ней левиафана (!) Тело мое, ко мне передом, к маме задом, спит в чреве матери моей, рядом с душою ее, способной разбудить в нем левиафана (!) Отворила мама двери чрева своего; левая дверь - этот свет днем, правая дверь - тот свет ночью; а Смерть Непорочная Дева костлявая не оставила их открытыми и затворила, левую, правую, руками убитыми Богом Сыном убитых детей моих (!) Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? Зачем приняли меня колени? Зачем было мне сосать сосцы? Для чего сразу не умерла душа моя, выходя из утробы моей, и не скончалось тело мое, когда вышло из чрева матери (?) Зачем у Бога Сына и у меня разные отцы (?) Теперь бы лежал я и почивал; спал бы, и мне было бы покойно с царями и советниками земли, которые застраивали для себя пустыни, или с князьями, у которых было золото, и которые наполняли домы свои серебром; Как душа моя - Царица небесная - в еврейский погром; Или, как выкидыш сокрытый, я не существовал бы, как младенцы, не увидевшие света. Ибо как дети мои, захотели и умерли - сын, как душа в теле дочери - дочь, как душа в теле сына - сын умер при дочери - дочь умерла при сыне; так и душа моя - советница пустыни - в Боге Отце уместится - в Боге Сыне не уместится, у Которого детей нету; Там беззаконные перестают наводить страх, и там отдыхают истощившиеся в силах. Там узники вместе наслаждаются покоем и не слышат криков приставника. Малый и великий там равны, и раб свободен от господина своего. Там пешие планеты и конные звезды наслаждаются покоем и, привстав над песком - малый Бог Сын и великий Бог Отец - там равны - раб слабая половина господина своего; На что дан страдальцу свет, и жизнь огорченным душею, которые ждут смерти, и нет ее, которые вырыли бы ее охотнее, нежели клад, обрадовались бы до восторга, восхитились бы, что нашли гроб? На что Бог Сын дал Богу Отцу свет белый, как душа моя, которая из тела сделала гроб; Бог Отец дал Богу Сыну свет черный, как тело мое, которое по гробу души моей ногой топ (?) На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком? На что глаза даны человеку, которыми он спит, закрыт ими от Бога, чтобы не плакал (?) Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода, Крохи души моей предупреждают тело - хлеб мой, и друг с другом клюются стоны мои, как живая и мертвая вода; Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастье. Ибо красное, чего я касался, то и постигло меня, как кровь моя; и чего я боялся, то и пришло ко мне, под кров крови моей; ибо как земля - часть западная солнца, так и солнце - часть восточная земли; тело пришло к душе - и солнце взошло над землей, как звезда; душа пришла к телу - и земля взошла над солнцем, как свастика. Часть 4 И отвечал Елифаз Феманитянин и сказал: Если попытаемся мы сказать к тебе слово, - не тяжело ли будет тебе? Впрочем кто может возбранить слову! По зову души твоей уронить Слово Бог на тело твое, похоронить Слово Бог в теле твоем (!) Впрочем, кто может возбранить тебе, Иову (?) Вот, ты наставлял многих и опустившиеся руки поддерживал, падающего восставляли слова твои, и гнущиеся колени ты укреплял. А теперь дошло до тебя, и ты изнемог; коснулось тебя, и ты упал духом. Год свой ты являл из ночей многих, и опустившиеся звезды поддерживал; падающую Звезду Рождественскую восставляли слова твои; Бог Сын ушел от Бога Отца и дошел до тебя, изнемог Бог Сын, коснулся лица твоего, и ты упал духом, как с ног перед сном муха; Богобоязненность твоя не должна ли быть твоею надеждою, и непорочность путей твоих - упованием твоим? Вспомни же, погибал ли кто невинный, и где праведные бывали искореняемы? Бога язвы твои покрыли прежде тебя (!) Разве богобоязненность твоя и непорочность костей твоих, как плоть и душа едины (?) Ибо не плоть на костях, а Господь Отец у Господа Сына на земле в гостях (!) Вспомни же спор между Ними; погибал ли Кто из Них невинный, как дети твои, и праведные бывали искореняемы (?) Как я видал, то оравшие нечестие и сеявшие зло пожинают его; от дуновения Божия погибают и от духа гнева Его исчезают. Рев льва и голос рыкающего умолкает, и зубы скимнов сокрушаются; могучий лев погибает без добычи, и дети львицы рассеиваются. Бог Сын и Бог Отец, оравшие тебе нечестие и сеявшие зло, пожинают его; тот свет - добыча Бога Отца, этот свет - добыча Бога Сына; нет на земле ничего твоего, ни этого света, ни света того; от дуновения Божия они погибают и от духа гнева Его исчезают; ибо, как евреи по земле рассеиваются; И вот, ко мне тайно принеслось слово, и ухо мое приняло нечто от него. Среди размышлений о ночных видениях, когда сон находит на людей, объял меня ужас и трепет и потряс все кости мои. И вот ко мне принеслось слово Бог; тайно в одно ухо влетел и над сердцем кружил Отец, явно из другого уха вылетел и над головой кружил Сын, Который Отца Своего пережил на Слово Бог; как будто шестой день Творения влетел в первый день, седьмой день Старения вылетел из дня второго, как Глас Божий из ангельского хора, открыл левый мой глаз и закрыл мой глаз правый, открыл мой рот и закрыл мой рот, который потряс все кости мои; И дух прошел надо мною; дыбом стали волосы на мне. Он стал, - но я не распознал вида его, - только облик был пред глазами моими; Как облако со слезами, из которого слезы льются, как свет перед глазами моими; Тихое веяние, - и я слышу голос: человек праведнее ли Бога? и муж чище ли Творца своего? Вот, Он и слугам Своим не доверяет и в Ангелах Своих усматривает недостатки: тем более - в обитающих в храминах из брения, которых основание прах, которые истребляются скорее моли. Сверкнула молния, ударил гром, тихое веяние, мгновение, и Дух прошел надо мною, как рыба; я услышал ее голос, который шел, как дождь с неба и был сух, как растение: чем хуже, тем лучше; Творец ли, нищий духом, чище мужа, чья душа, как рыбка протухла, и рот растянулся в улыбку от уха до уха от боли (?) Между утром и вечером они распадаются; не увидишь, как они вовсе исчезнут. Не погибают ли с ними и достоинства их? Они умирают, не достигнув мудрости. И как плоть по зову души своей распадается на ясное утро и ясный вечер, не достигнув Бога Сына радости, так душа по зову плоти своей распадается на ненастное утро и ненастный вечер, не достигнув Бога Отца хмурости. ЧАСТЬ 5 Взывай, если есть отвечающий тебе. И к кому из Святых обратишься ты? Которые в Царстве небесном, как рыбы на суше, раззевают рты; Так, глупца убивает гневливость, и несмысленного губит раздражительность. Видел я, как глупец укореняется, и тотчас проклял дом его. Души, который Бог Отец построил Сыну Своему на этом свете из света того; Дети его далеки от счастья, их будут бить у ворот, и не будет заступника. Жатву его съест голодный и из-за терна возьмет ее, и жаждущие поглотят имущество его. Дети Бога Сына далеки от счастья, их будут бить у ворот Царства небесного и не будет заступника у Бога Сына в Царстве небесном Отца Своего; Так, не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда; но человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх. Так, не из праха земного выходит море, и не из земли вырастает вода; но брег рождается, как искры, чтобы устремляться вверх; Но я к Богу обратился бы, предал бы дело мое Богу, Который творит дела великие и неисследимые, чудные без числа, дает дождь на лице земли и посылает воды на лице полей; униженных поставляет на высоту, и сетующие возносятся во спасение. Но я Богом оборотился бы, предал бы тело мое Богу и обратился бы к телу своему, которое душу мою, униженную Богом, поставляет на высоту, как на сушу морское растение; Он разрушает замыслы коварных, и руки их не довершают предприятия. Бог Отец разрушает замыслы коварных и не довершает предприятия Сына Своего, как Его приятели; Он уловляет мудрецов их же лукавством, и совет хитрых становится тщетным: днем они встречают тьму и в полдень ходят ощупью, как ночью. Мертвые хоронят своих мертвецов в Царстве небесном; и как Царство небесное становится бездетным в кругосветном плаванье своем, так день в Царстве небесном становится ночью; Он спасает бедного от меча, от уст их и от руки сильного. И есть несчастному надежда, и неправда затворяет уста свои. И как земля идет по следу солнца в понедельник, во вторник, в среду - так солнце идет по следу земли в четверг, в пятницу, в субботу - и воскресенье наступает прежде, чем небо отворяет уста свои; Блажен человек, которого вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителева не отвергай, ибо Он причиняет раны, и Сам обвязывает их; Он поражает, и Его же руки врачуют. И как блажен мертвый человек, которого вразумляет Бог внутри души его - так блажен живой человек, которого вразумляет черт снаружи тела его и мертвую душу врачует; В шести бедах спасет тебя, и в седьмой не коснется тебя зло. И ляжет на дно души твоей, как в лодку весло; Во время голода избавит тебя от смерти, и на войне - от руки меча. От бича языка укроешь себя и не убоишься опустошения, когда оно придет. И как не убоишься опустошения своей души, когда родишься на свет, так не убоишься опустошения своего тела, когда смерть посмотреть на тебя придет; Опустошению и голоду посмеешься и зверей земли не убоишься, ибо с камнями полевыми у тебя союз, и звери полевые в мире с тобою. Когда лишения тебя души Богом Сыном перед лицом Отца не убоишься, тогда Их Двух не увидишь, выйдешь из Царства небесного - и, как Духа Святого, увидишь ее над собою; И узнаешь, что шатер твой в безопасности, и будешь смотреть за домом твоим, и не согрешишь. И узнаешь, что ты живой, в безопасности - и будешь смотреть за мертвым собой, и не согрешишь; И увидишь, что семя твое многочисленно, и отрасли твои, как трава на земле. Войдешь во гроб в зрелости, как укладываются снопы пшеницы в свое время. И увидишь, что в океане воздушном детей твоих души, как водоросли многочисленны; и на суше тела без числа, как трава на земле; Вот, что мы дознали; так оно и есть: выслушай это и заметь для себя. Что Благая Весть - это весть о тебе Бога Сына с порога Царства небесного Богу Отцу, когда к концу жизни ты выйдешь из Царства небесного, как душа из тебя. ЧАСТЬ 6 И отвечал Иов и сказал: о, если бы верно взвешены были вопли мои, и вместе с ними положили на весы страдание мое! Нездешней оно красы, как в Царстве небесном Бога жилье; Оно верно перетянуло бы песок морей! оттого слова мои неистовы. И срываются с губ моих, как с тетивы; Ибо стрелы Вседержителя во мне; яд их пьет дух мой; ужасы Божии ополчились против меня. Отлучились они из Царства небесного, как со смертного ложа я; Ревет ли дикий осел на траве? Мычит ли бык у месива своего? Едят ли безвкусное без соли, и есть ли вкус в яичном белке? До чего не хотела коснуться душа моя, то составляет отвратительную пищу мою. Слезы мои пришли с воли, рука в руке; до чего не хотела коснуться душа моя - то в Царстве небесном она оставляет без боли, как в реке облака тесную шкурку свою; О, когда бы сбылось желание мое, и чаяние мое исполнил Бог! о, если бы благоволил Бог сокрушить меня, простер руку Свою и сразил меня! И душа моя пришла на заклание к телу моему, как солнце на запад и ушла из тела моего, как солнце на восток; и глаза мои встали, как лани с глазами коня; Это было бы еще отрадою мне, и я крепился бы в моей беспощадной болезни, ибо я не отвергся изречений Святого. И как этот свет был оградою света того и внутри ограды не было для Бога ничего святого - так душа моя была оградою тела моего и внутри ограды не было для меня ничего святого; Что за сила у меня, чтобы надеяться мне? и какой конец, чтобы длить мне жизнь мою? Ибо когда Господь искушает плоть мою - тогда плоть моя, нечистая сила, сокрушает душу мою; Твердость ли камней твердость моя? и медь ли плоть моя? есть ли во мне помощь для меня, и есть ли для меня какая опора? Ибо как в Царстве небесном плоть душе не дает отпора - так на земле не река я крови моей - и душа моя не рыба в крови моей - и кровь душе не опора; К страждущему должно быть сожаление от друга его, если только он не оставил страха к Вседержителю. И душа дикорастущая - не страж телу своему цветущему - жизнь на этом свете у нее берущему, как дети у родителей - жизнь на том свете ей дающему, как дети родителям; Но братья мои неверны, как поток, как быстро текущие ручьи, которые черны от льда и в которых скрывается снег. И как в Царстве небесном душа скрывается от тела - так в земле от живого человека скрывается мертвый человек; Когда становится тепло, они умаляются, а во время жары исчезают с мест своих. Уклоняют они направление путей своих, заходят в пустыню и теряются; И как вчерашнее солнце на рассвете в звездах теряется, которые погасшими притворяются - так домашние дети в Царстве небесном в гнездах ангелов теряются, которые страшными притворяются; Смотрят на них дороги Фемайские, надеются на них пути Савейские, но остаются пристыженными в своей надежде; приходят туда и от стыда краснеют. Братья мои притихшие, как вода на закате испустившая дух; и Рождественская звезда над пустой водой, как Дух Святой носится над нею; Так и вы теперь ничто: увидели страшное и испугались. Тела моего, как дела рук своих, которые сначала, как моя левая, затем, как правая нога отнялись; Говорил ли я: дайте мне, или от достатка вашего заплатите за меня; и избавьте меня от руки врага, и от руки мучителей выкупите меня? Научите меня, и я замолчу; укажите, в чем я погрешил. Мужики, перед вами словами своими, как юг моего тела перед севером моего тела; молчанием своим, как восток моей души перед западом моей души; Как сильны слова правды! Но что доказывают обличения ваши? Вы придумываете речи для обличения? На ветер пускаете слова ваши. И как слово день, слово утро - на ветер пускает Бог Сегодняшний, так слово ночь, слово вечер - на ветер пускает Бог Вчерашний; Вы нападаете на сироту и роете яму другу вашему. Откроете глаза - увидите Бога Сегодняшнего; закроете глаза - увидите Бога Вчерашнего; Но прошу вас, взгляните на меня; буду ли я говорить ложь пред лицем вашим? Об Отце Вашем Вчерашнем, Который, как лицо мое сегодняшнее страшен; Пересмотрите, есть ли неправда? пересмотрите, - правда моя. Есть ли на языке моем неправда? Есть ли Бог Сын на языке Бога Отца, как в реке справа налево - небо, слева направо - вода (?) Неужели гортань моя не может различить горечи? И я, маменькин сынок, перед тем как в душе моей она родится, уже есть на языке Бога Сына все шесть дней Творения Богом Духом Святым из Сына Отца; и все птицы, ими, как Божье Имя, мама полна, как темница, из одного конца света в другой конец света летят и падают с ног, как из зимы в лето, и многие ноги, как боги на солнце блестят, маленькие, как с гор ручьи (?) ЧАСТЬ 7 Не определено ли человеку время на земле, и дни его не то же ли, что дни наемника? как раб жаждет тени, и как наемник ждет окончания работы своей, так я получил в удел месяцы суетные, и ночи горестные отчислены мне. Мрак - ветвь, лист - свет; Бог - растение, человек - тень его; и как темно на земле человеку, так в Царстве небесном темно Богу; и когда в цвету растение, тогда в поту тень его, как кислая ягода повисла на мне; Когда ложусь, то говорю: "когда-то встану?", а вечер длится, и я ворочаюсь досыта до самого рассвета. Тело мое одето червями и пыльными струпами; кожа моя лопается и гноится. Когда солнце - ночная птица взлетело над землей, и дети мои умерли под ним; тогда на том свете тело его покрылось червями, как днями прожитыми детьми убитыми Богом - дневной птицей; Дни мои бегут скорее челнока и кончаются без надежды. Вспомни, что жизнь моя дуновение, что око мое не возвратится видеть доброе. Не увидит меня око видевшего меня; очи Твои на меня, - и нет меня. Солнце умерло на закате; дети умерли на рассвете, сестры его и братья; и бегут от меня к Богу скорее дней моих; только я умереть не могу и смотреть на них; и насколько не отец я детям своим в Царстве небесном, настолько не отец мне Бог на земле; которая Ему, Отцу своему, родила меня; Редеет облако и уходит; так нисшедший в преисподнюю не выйдет, не возвратится более в дом свой, и место его не будет уже знать его. Это Бог вместо детей моих приходит на землю, нисходит в преисподнюю, как год к дню, как к жениху невеста, как мой сын к моей дочери; и не выходит Бог из нее на место Свое, как день из ночи света того; и чем больше место Бога на земле и от живых детей свободней, тем дольше из преисподней не уходит Бог от мертвых детей, которые любят Его; Не буду же я удерживать уст моих; буду говорить в стеснении духа моего; буду жаловаться в горести души моей. Разве я море или морское чудовище, что Ты поставил надо мною стражу? Не буду же я удерживать Бога возле мертвых детей моих, прежде чем Бог восстанет из мертвых, и Богом моим из них станет каждый; Когда подумаю: утешит меня постель моя, унесет горесть мою ложе мое, Ты страшишь меня снами и видениями пугаешь меня; и душа моя желает лучше прекращения дыхания, лучше смерти, нежели сбережения костей моих. И как Ты страшишь меня на земле среди дня снами и видениями души моей, так весна в Царстве небесном страшит меня растениями на костях детей моих; пока моя душа, как рука Твоя лежит на мне и с утра собирает кости мои на луне, и ночью на солнце разбрасывает руками сыновей моих и дочек их; Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне. Отступи от меня, ибо дни мои суета. Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое, посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его? Ибо всего дважды, Господь, испытывает Тебя, человек: сначала, как снег, на землю падает душа его; затем впитывает земля, как воду, плоть его; Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить слюну мою? посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его? если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков! Доколе же Ты, Бог Отец, не оставишь Сына Своего, доколе не отойдешь от Него, доколе не дашь Ему поглотить жизнь мою (?) Посещает Его каждое утро жизнь моя, каждое мгновение испытывает Его, Отца моего(?) Ибо когда плоть моя - вода, тогда душа Сына Твоего - сито Ловца человеков; Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость? и зачем бы не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего? ибо, вот, я лягу в прахе; завтра поищешь меня, и меня нет. Нигде - ни в пище Твоей, ни в воде - две тыщи семь лет. ЧАСТЬ 8 И отвечал Вилдад Савхеянин и сказал: Долго ли ты будешь говорить так? - слова уст твоих бурный ветер! Неужели Бог извращает суд, и Вседержитель превращает правду? Если сыновья твои согрешили пред Ним, то Он и предал их в руку беззакония их. Как будто предал Сына Своего в руку беззакония сыновей их; Если же ты взыщешь Бога и помолишься Вседержителю, и если ты чист и прав, то Он ныне же встанет над тобою и умиротворит жилище правды твоей. И если вначале у тебя было мало, то впоследствии будет весьма много. Не ведает плоть твоя в четверг, что творит Господь с душой твоей в среду; и болит душа твоя в понедельник, как плоть без души во вторник; и болит плоть твоя в пятницу, как душа без плоти в субботу (!) Неужели в субботу плоть твоя извращает суд Господа над душой твоей, и Господь в воскресенье возвращает душе твоей тело Бога (?) Ибо спроси у прежних родов и вникни в наблюдения отцов их; а мы - вчерашние и ничего не знаем, потому что наши дни на земле тень. Одни, а другие живут в их тени, летучие рыбы они, и плывут, как земля в тучах Царства небесного, то слева направо, то справа налево; ибо земля - древо, а Царство небесное - пень; Вот они научат тебя, скажут тебе и от сердца своего произнесут слова: поднимается ли тростник без влаги? растет ли камыш без воды? еще он в свежести своей и не срезан, а прежде всякой травы засыхает. Ибо в глазах твоих слезы, как рыбы в мертвой воде издыхают - не мясо, не рыба слезинки - как две половинки твоей головы; Таковы пути всех забывающих Бога, и надежда лицемера погибнет; упование его подсечено, и уверенность его - дом паука. Обопрется о дом свой и не устоит; ухватится за него и не удержится. Сер лицом своим, как пред концом света небо над ним - в котором душа еле держится, как солнце простором над нею; Зеленеет он пред солнцем, за сад простираются ветви его; в кучу камней вплетаются корни его, между камнями врезываются. Но когда вырвут его с места его, оно откажется от него: "я не видало тебя!" Вот радость пути его! а из земли вырастают другие. Луга, как берега из моря нагие; солнце горит - и вид открывается глазу - солнце потухло - и в ухо скрывается тишь; Видишь, Бог не отвергает непорочного и не поддерживает руки злодеев. Он еще наполнит смехом уста твои и губы твои радостным восклицанием. Ненавидящие тебя облекутся в стыд, и шатра нечестивых не станет. Ни его не станет, ни смерти входящей в него; и с утра солнце жертвенное над ним, как дым от костра спящего встанет. Часть 9 И отвечал Иов и сказал: правда! знаю, что так; но как оправдается человек пред Богом? Если захочет вступить в прение с Ним, то не ответит Ему ни на одно из тысячи. Премудр сердцем и могущ силою; кто восставал против Него и оставался в покое? Как земля, из которой бес создавал небеса и леса до небес над подземной рекою - ибо, когда Бог не мясо, не рыба - тогда бес Он; Он передвигает горы, и не узнают их: Он превращает их в гневе Своем; сдвигает землю с места ее, и столбы ее дрожат; скажет солнцу, - и не взойдет, и на звезды налагает печать. Он один распростирает небеса и ходит по высотам моря; сотворил Ас, Кесиль и Хима и тайники юга; делает великое, неисследимое и чудное без числа! Велик Бог в покое Своем в миг рождения Своего, как первое растение на земле, как первый человек в Царстве небесном - ибо, когда тело Бога на земле, как растений число, вверх росло - тогда душа Бога в Царстве небесном, как люди без числа, вниз росла - и, как земля прибавлялась к Царству небесному бесом - и являлась в Царстве небесном Богу, Который на земле умер - так день прибавлялся к ночи Богом - и являлся на земле бесу, который на ней живет; Вот, Он пройдет предо мною, и не увижу Его; пронесется и не замечу Его. Возьмет, и кто возбранит Ему? кто скажет Ему: что Ты делаешь? Бог не отвратит гнева Своего; пред Ним падут поборники гордыни. Тем более могу ли я отвечать Ему и приискивать себе слова пред Ним? Богу мою жизнь закончить, как ночь моей дочери - и умрет Его дочь - бесу мою жизнь начать, как день моего сына - и родится у него сын, которого я схоронил, как мужик свою бабу; Хотя бы я и прав был, но не буду отвечать, а буду умолять Судию моего. Если бы я воззвал, и Он ответил мне, - я не поверил бы, что голос мой услышал Тот, Кто в вихре разит меня и умножает безвинно мои раны, не дает мне перевести духа, но пресыщает меня горестями. И когда плоть моя возвращает душе моей жизнь на земле путями Бога, как Бога без костей и с душой до неба - тогда душа моя возвращает плоти моей жизнь в Царстве небесном путями беса, как беса с костями и с душой до земли; Если действовать силою, то Он могуществен; если судом, кто сведет меня с Ним? Если я буду оправдываться, то мои же уста обвинят меня; если я невинен, то Он признает меня виновным. Невинен я; не хочу знать души моей, презираю жизнь мою. Все одно. После жизни - тело Господа и тело мое - душа Господа и душа моя; и звезды в небе, как черти, но ни Богу, ни мне нет смерти - и когда и Богу, и мне без нее не светло, но темно - тогда свет от нее, как свет от звезды погасшей давно, как бес до небес, но смерти нету ему; поэтому я сказал, что Он губит и непорочного и виновного. Если этого поражает Он бичом вдруг, то пытке невинных посмевается. Земля отдана в руки нечестивых; лица судей ее Он закрывает. Если не Он, то кто же. Бес (?) бес ли Он Отец (?) бес ли Он Сын (?) бес ли Он Дух Святой (?) стена ли я между ними (?) Боже, помоги им руками моими построить ее, облаками меня подними на нее, облака разгони; Дни мои быстрее гонца, - бегут, не видят добра, несутся, как легкие ладьи, как орел стремится на добычу. Если сказать мне: забуду я жалобы мои, отложу мрачный вид свой и ободрюсь; то трепещу всех страданий моих, зная, что Ты не объявишь меня невинным. Если же я виновен, то для чего напрасно томлюсь? Прекрасно, что на этом свете я и Бог Сын - одной крови, как мертвые мои дети - и боюсь своей крови, как Бог Сын крови Своего Отца - ужасно, что на том свете я и Бог Отец - одной крови, как живые мои дети - и боюсь своей крови, как Бог Отец крови Своего Дитя; Хотя бы я омылся и снежною водою и совершенно очистил руки мои, то и тогда Ты погрузишь меня в грязь, и возгнушаются мною одежды мои. Ибо Он не человек, как я, чтоб я мог отвечать Ему и идти вместе с Ним на суд! Ни Матери, ни Отца у Него на земле - ни дочери, ни сына у меня в Царстве небесном - сын мой в Царстве небесном Ему вместо Отца, дочь моя в Царстве небесном Ему вместо Матери; и как две тысячи семь лет до Своего Рождества Он растет, так после Его Рождества они не растут две тысячи семь лет; Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас. Да отстранит Он от меня жезл Свой, и страх Его да не ужасает меня, - и тогда я буду говорить и не убоюсь Его, ибо я не таков сам в себе. Среди сыновей своих, как среди мужиков чужих, среди дочерей своих, как среди баб чужих; и как на том свете мои дети мне чужие, так на этом свете, Господи я чужой Тебе. Часть 10 Опротивела душе моей жизнь моя; предамся печали моей; буду говорить в горести души моей. Скажу Богу: не обвиняй меня; объяви мне, за что Ты со мною борешься? Хорошо ли для Тебя, что Ты угнетаешь, что презираешь дело рук Твоих, а на совет нечестивых посылаешь свет? Разве у Тебя плотские очи, и Ты смотришь, как смотрит человек? В полдень на черного получеловека, как земля под снегом - в полночь на белого полубога, как снег; один Твой глаз, как человек на солнце - другой Твой глаз, как солнце в тени человека - один глаз на солнце - другой глаз в тени; Разве дни Твои, как дни человека, или лета Твои, как дни мужа, что Ты ищешь порока во мне и допытываешься греха во мне, хотя знаешь, что я не беззаконник, и что некому избавить меня от руки Твоей? Твои руки трудились надо мною и образовали всего меня кругом, - и Ты губишь меня? Стоишь, как тишь у губ моих - и срываются звуки с губ моих, полдня, как руки Твои с меня, полночи - как камни в каменоломне; Вспомни, что Ты, как глину, обделал меня, и в прах обращаешь меня? Не Ты ли вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня, кожею и плотью одел меня, костями и жилами скрепил меня, жизнь и милость даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой? Отстранило его от тела моего и кожею, костями и жилами тела Твоего одело - отлетело тело мое от духа моего, осиротела душа моя без тела моего, как кровь моя до небес высоко в вышине у него за кормой; и как ко мне вернулась любовь к моему телу - так вновь к Тебе вернулось оно; Но и то скрывал Ты в сердце Своем, - знаю, что это было у Тебя, - что если я согрешу, Ты заметишь и не оставишь греха моего без наказания. Если я виновен, горе мне! если и прав, то не осмелюсь поднять головы моей. Души в теле моем, как брови на лице моем; и как пред концом света лицо души моей лица моего живей, так после конца света пред лицом Твоим своей души живей я; Я пресыщен унижением; взгляни на бедствие мое: оно увеличивается. Ты гонишься за мною, как лев, и снова нападаешь на меня и чудным являешься во мне. Выводишь новых свидетелей Твоих против меня; усиливаешь гнев Твой на меня; и беды, одни за другими, ополчаются против меня. И субботы - кончаются дни мои так - вторник в понедельник, среда во вторник - кончаются ночи мои так - четверг в среду, пятница в четверг - и свету конец в воскресенье Твое, нету которого у меня - ни ночи, в которой сплю с собой, ни дня, в котором себя ем; И зачем Ты вывел меня из чрева? пусть бы я умер, когда еще ничей глаз не видел меня; пусть бы я, как небывший, из чрева перенесен был во гроб! Не малы ли дни мои? Пред ночами моими, как послы пред Младенцем голым; и ночь от дня отличается полом, как Мать Твоя от Отца Твоего - и Мать Свою, и Отца Своего ради меня оставь; Оставь, отступи от меня, чтобы я немного ободрился, прежде нежели отойду, - и уже не возвращусь, - в страну тьмы и сени смертной, в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма. Сам я там себя ем, сам с собой сплю, у нас с Тобой одно на двоих Царство небесное, как женщина на час, и ни жен, ни детей своих; то приближу плоть свою к душе своей - и не увижу Царства небесного - то разделю их Царством небесным, где темно, как самая тьма. Часть 11 И отвечал Софар Наамитянин и сказал: разве на множество слов нельзя дать ответа, и разве человек многоречивый прав? Пустословие твое заставит ли молчать мужей, чтобы ты глумился, и некому было постыдить тебя? Ты сказал: суждение мое верно, и чист я в очах Твоих. Господь, как моя плоть в лучах их, как вода скучающая в ручьях, очищающая от скверны - плоть ли Твою, дно небес ли; Но если бы Бог возглаголал и отверз уста Свои к тебе и открыл тебе тайны премудрости, что тебе вдвое больше следовало бы понести! Итак, знай, что Бог для тебя некоторые из беззаконий твоих предал забвению. Как Себя на глазах Своих и не ведал, что творит с Собой, как с тобой, Его тенью - и ты ей, как Ему, Богу своему, в глаза заглянуть не можешь; Можешь ли ты исследованием найти Бога? Можешь ли совершенно постигнуть Вседержителя? Он превыше небес, - что можешь сделать? глубже преисподней, - что можешь узнать? Длиннее земли мера Его и шире моря. Жирнее земли Господь - Бога ли плоть солонее моря - душа ли Бога, земля - рана Его, море - соль на рану Его ли, небес ли; Если Он пройдет и заключит кого в оковы и представит на суд, то кто отклонит Его? Ибо Он знает людей лживых и видит беззаконие, и оставит ли его без внимания? Небес, как Себя на лоне его без внимания твоего, поставит ли тебя над Собою, с тобою, как бес заодно; Но пустой человек мудрствует, хотя человек рождается подобно дикому осленку. Если ты управишь сердце твое и прострешь к Нему руки твои, и если есть порок в руке твоей, а ты удалишь его и не дашь беззаконию обитать в шатрах твоих, то поднимешь незапятнанное лице твое и будешь тверд и не будешь бояться. Бога, как тебя черт, и живой обратишься в прах, отнимешь у себя жизнь, Богу отдашь ее и, краше жизни своей, возвратишься в Царство небесное, как свой страх за нее перед ней; тем паче в Царство небесное не входить - значит Бога не бояться никогда; Тогда забудешь горе: как о воде протекшей, будешь вспоминать о нем. И яснее полдня пойдет жизнь твоя; просветлеешь, как утро. Будешь лежать, и не будет устрашающего, и многие будут заискивать у тебя. Глаза беззаконных истают, и убежище пропадет у них, и надежда их исчезнет. Войдет надежда в одних беззаконных, выйдет из других беззаконных и прежде Царства небесного на земле исчезнет; не будет в Царстве небесном ни пеших, ни конных, войдешь в Царство небесное пеший, найдешь Бога в Царстве небесном - и Бог исчезнет - выйдешь из Царства небесного конный, увидишь Бога на земле - и Бог исчезнет. Часть 12 И отвечал Иов и сказал: подлинно, только вы люди, и с вами умрет мудрость! И у меня есть сердце, как у вас; не ниже я вас; и кто не знает того же? Посмешищем стал я для друга своего, я, который взывал к Богу, и которому Он отвечал, посмешищем - человек праведный, непорочный. Стал Бог для друга моего - и встал человек через пруд от Бога того - и как не стал друг воды стоячей врагом воды проточной - так Бог от него через реку человеком не стал для собак; Так презрен по мыслям сидящего в покое факел, приготовленный для спотыкающихся ногами. Покойны шатры у грабителей и безопасны у раздражающих Бога, которые как бы Бога носят в руках своих. И не сеют, не пашут, страшные, как птицы небесные, иные, как бес, краше Бога, которые как бы солнце носят в руках своих, половину солнца на закат Бога и на восход половину; И подлинно: спроси у скота, и научит тебя, у птицы небесной, и возвестит тебе; или побеседуй с землею, и наставит тебя, и скажут тебе рыбы морские. Кто во всем этом не узнает, что рука Господа сотворила сие? В Его руке душа всего живущего и дух всякой человеческой плоти. В руке Бога дикорастущего, как вода в реке, как рыба в воде, как душа Ноя в рыбе под кустом его плоти, как плач под стеной плача, как плоть Ноя с женой, скотом и детьми под каплями его духа; Не ухо ли разбирает слова, и не язык ли распознает вкус пищи? В старцах - мудрость, и в долголетних - разум. У Него премудрость и сила; Его совет и разум. Что Он разрушит, то не построится; кого Он заключит, тот не высвободится. Из чрева матери своей, и как дождь не высвободится из тучи, так небо не высвободится из невода своих вод, и как Непорочная Дева на Шестой день Творения не высвободится из Святой Троицы, так Ее тень, порочная дева, на Шестой день Творения сама не высвободится и Сына остановит; Остановит воды, и все высохнет; пустит их, и превратят землю. У Него могущество и премудрость, пред Ним заблуждающийся и вводящий в заблуждение. Себя, как