Ударить бы на них, и - будь что будет, Неважно мне, - свобода или смерть! Я изнемог, одной из двух заждавшись! Израэль Свободны будем - в жизни или в смерти: Цепей в могиле нет... Готовы списки? В шестнадцати дружинах наших точно По шестьдесят бойцов? Календаро Неполны две: По двадцати пяти нехватка в каждой. Израэль Что ж, обойдемся. Кто их командиры? Календаро Старик Соранцо и Бертрам. И оба, Сдается, в бой не рвутся, не как мы. Израэль Твой пылкий нрав за холод принимает Спокойствие: но в собранной душе Порой отваги больше, чем в крикливом Мятежнике. Не сомневайся в них. Календаро Я в старике уверен, но Бертрам... Он вял и мягок, что весьма опасно В таких делах, как наше. Он, я видел, Как мальчик плакал над чужой бедой, Пренебрегая собственной, сильнейшей. Ему в недавней драке стало дурно При виде крови, пущенной мерзавцу. Израэль У храбрых часто нежны взор и сердце, И больно им кровавый долг свершать. Бертрама знаю я давно - и редко Встречал людей честнее. Календаро Может быть! Но слабости боюсь я - не измены; Но так как ни подруги, ни жены Нет у него, чтоб действовать на жалость, Он выстоит, пожалуй. К счастью, он - Бобыль и дружит только с нами. Дети Или жена с собой его сравняли б В решимости. Израэль Подобная обуза Не для людей с высоким назначеньем Республику очистить от гнилья. Наш долг - забыть для _одного_ все чувства, Наш долг - все страсти гнать во имя цели, Наш долг - смотреть лишь на страну родную, И смерть считать прекрасною - наш долг, Коль жертва наша к небу вознесется И в мир свободу вечную сведет! Календаро Но если гибель... Израэль В смерти за идею Нет гибели! Пусть плаха выпьет кровь, Пусть головы на солнце сохнут, руки Повиснут пусть на башнях и вратах - Дух будет реять здесь! Минуют годы, Других постигнет тот же черный рок, Но будет мысль расти неудержимо, Глубокая, и, сокрушив иные, Мир приведет к свободе наконец! Кем были б мы без Брута? Он погиб За вольность Рима, но пример бессмертный Оставил - имя, символ чистоты, И душу, воскресающую всюду, Всегда, лишь деспот власть возьмет и рабство Плодит. Он с другом заслужили славу Последних римлян. Так начнем же род Венецианцев истых, внуков Рима! Календаро Не с тем бежали предки от Аттилы На илистые эти острова, Где строй дворцов отбил у моря топи, Чтоб одного сменить на сто тиранов. Уж лучше гунну кланяться, не этим Раздутым шелковичным червякам! Гунн был хоть муж и меч держал, как скипетр. А эти черви женственные власть Над нами и над войском держат словом, Волшбой какой-то. Израэль Мы волшбу разгоним - И скоро!.. Говоришь ты, все готово? Обычного обхода я не делал, Ты знаешь почему; но твой дозор Мою заботу заменил, конечно, Советом отданный приказ - ускорить Ремонт галер - прекрасным был предлогом Ввести побольше наших в арсенал Как новых мастеров по снаряженью И новобранцев, набранных поспешно В матросы. Все ли снабжены оружьем? Календаро Все, кто внушал доверье. А другие Пусть подождут в неведенье, пока мы Не грянем. Вот тогда - вооружу их. В пылу и спешке некогда им будет Раздумывать - придется уж примкнуть К товарищам. Израэль Ты правильно решил. Всех ты заметил этих? Календаро Да; учел я Немало и начальникам дружинным Предосторожность эту предписал. Насколько вижу, сил у нас довольно, Чтоб вышло дело, коль начнем не позже Чем завтра. До начала - каждый час Нам тысячью опасностей грозит. Израэль В обычный час всех собери шестнадцать, За исключеньем Николетто Блондо, Соранцо, Марко Джудо. Эти трое Пусть в арсенале смотрят за порядком, Пока дадим условленный сигнал. Календаро Исполним. Израэль Прочим - быть вели где нужно. Я должен им представить новичка. Календаро Что? Новичок? Он тайну знает? Израэль Да. Календаро И ты рискнул доверить жизнь друзей Чужому, незнакомцу? Безрассудство! Израэль Я рисковал одной моею жизнью, Уверен будь. А помощь незнакомца Удвоить может нашу безопасность. Коль согласится он. А коль отступит - Он в нашей власти: мы придем вдвоем; Не ускользнет. Да он и не отступит. Календаро Смогу судить, лишь повидав его. Он что - из наших? Израэль Да, по духу - наш. Хоть родом знатен. Он из тех, кто может Взойти на трон или низвергнуть трон; Кто подвиги свершал и видел много Превратностей; не деспот, хоть и вскормлен Для деспотии; смел в бою и мудр В совете; благороден, хоть надменен. Скор, сдержан. Но притом столь полон страсти, Что если оскорбить его в заветном, В нежнейшем чувстве (что и было с ним), То и у греков не найдешь тех фурий, Какие грудь ему каленым когтем Сейчас терзают, чтобы он способен стал На все для мести!.. Он вольнолюбив К тому же; видя, что народ бесправен, Сочувствует его страданьям. 'В общем - Такой нам нужен, да и мы ему. Календаро Какую ж роль ему ты намечаешь? Израэль Главы, быть может. Календаро Как, и ты ему Уступишь руководство? Израэль Да, конечно. В чем цель моя? В победе нашей общей. А власти не ищу я. Опыт мой, Пожалуй, ловкость: - вот за что решили Вы все избрать меня вождем, покуда Получше нет. И если я нашел Того, кого ты сам бы счел достойней, Ужели я из чувства самолюбья И в жажде краткой власти - общим благом Рискну во имя личных интересов, Не уступлю тому, кто превосходит Меня как вождь? Нет, Календаро! Плохо Ты знаешь друга! Но - решите сами. Прощай пока, до встречи в должный час. Позорче будь, и все пойдет прекрасно. Календаро Мой Израэль достойный! Ты всегда Был храбр и верен, в голове и сердце Тая те планы, что всегда готов я Исполнить. Мне иных вождей не надо. Не знаю, как товарищи решат, Но я с тобой, - как прежде, так и ныне, Во всех делах. Теперь - прощай, а в полночь, Как ты сказал, мы встретимся опять. Уходят. АКТ ТРЕТИЙ СЦЕНА ПЕРВАЯ Часть площади между каналом и церковью Санти Джованни э Паоло. Перед церковью статуя всадника. Невдалеке на канале притаилась гондола. Входит дож, один, переодетый. Дож Я поспешил. Но близок час, и голос, Под сводом ночи прогремев, шатнет Дворцы вот эти предсказаньем грозным, До основанья мрамор сотряся, И спящих от ужасных грез пробудит, От смутного, но страшного предчувствья Грядущих бед... Да, гордый город! Время Кровь черную твою очистить: с ней Ты стал чумным бараком тирании! Мне выпало исполнить это дело; Я не хотел и вот наказан; видел: Растет патрицианская чума, И сам, проспав опасность, заразился. Я осквернен - и смыть волной целебной Обязан пятна. Вот великий храм! Здесь предки спят, чьих статуй тень ложится На пол, нас отделяющий от мертвых; И те сердца, где кровь бурлила наша, Теперь лишь горстка пепла; что когда-то Героев создавало, стало пылью; Щепотка праха потрясала мир! Храм тех святых, кто род наш охраняют, Двух дожей склеп, моих отцов, погибших Один в бою, другой среди трудов; Склеп целой вереницы полководцев И мудрецов, чьи подвиги и раны - Наследье мне! Разверзнитесь, гроба! Пусть мертвецы заполнят все приделы, На паперть выйдут - глянуть на меня! И храм и род свидетелями будут, Чем я подвигнут на такое дело; Честь их герба, и благородство крови, И славный титул - все посрамлено Во _мне_. Не _мной_ - неблагодарной знатью; Мы бились, чтоб до нас ее поднять, Не выше нас. В особенности ты, Отважный Орделафо! Ты погиб, Где дрался я, - под Зарой; гекатомбы Врагов, уложенные мной, потомком, Подобной ли награды заслужили? О тени! Улыбнитесь мне! Коль есть Меж нами связь, моя задача - ваша: Во мне и ваша честь, и ваше имя, И судьбы рода. Дайте мне удачу - И город наш я сделаю свободным И вечным и поставлю имя рода Достойным вас и ныне и в веках! Входит Израэль Бертуччо. Израэль Кто это? Дож Друг Венеции. Израэль Да, он... Привет, мой дож; пришли вы раньше срока. Дож Готов идти на вашу сходку я. Израэль Слуга ваш! Я горжусь и счастлив, видя Столь быстрое согласье. С нашей встречи Сомнения у вас исчезли, видно. Дож Нет. Все же я отдам остаток жизни На это дело. Жребий пал в тот миг, Когда про вашу я узнал измену. Не вздрагивай! Я _точен_. Мягким словом Я не прикрою черное деянье, Хоть сам готов свершить его. Когда Ты соблазнял меня и я не бросил Тебя в тюрьму, уже тогда я стал Сообщником преступнейшим. Ты можешь Предать меня, как мог и я тебя. Израэль Мой дож, я слов не заслужил столь странных. Я не шпион; мы оба не шпионы. Дож "Мы оба"!.. Да, ты вправе говорить О _нас_... Но к делу. Если дело выйдет - Венеция, свободной и цветущей, Когда уже мы будем спать в гробах, Пошлет к могилам нашим поколенья Своих детей - ручонками кидать На прах освободителей цветы, Тогда деянье наше оправдают Его итоги, и войдем, два Брута, В грядущие анналы. Если ж нет - И мы падем, устроив заговор И кровь пролив, хотя бы с чистой целью, - То мы - навек изменники, мой милый! И ты и я, твой государь недавний, Твой сомятежник через шесть часов! Израэль Не время рассуждать об этом; я бы Нашел ответ. Пойдемте же на сходку; Коль будем медлить, нас увидеть могут. Дож Нас видели и видят. Израэль Видят?! Кто? Найду я - и клинок мой... Дож Спрячь, не нужно: Не человек следит. Взгляни туда; Что видишь? Израэль Только статую бойца На гордом скакуне - при тусклом свете Луны туманной. Дож Этот воин - пращур Моих отцов, и памятник ему Воздвиг наш город, им спасенный дважды. По-твоему, он видит нас иль нет? Израэль Воображенье, государь! Нет глаз У мрамора. Дож Но есть они у смерти. Знай: дух живет в таких вещах и видит И действует - незрим, но ощущаем. И если чары могут вызвать мертвых, То в нашем деле эти чары есть. Такие деды, как мои, не в силах Покоиться, коль вождь, последний в роде, У их гробов святых со злобной чернью Затеял сговор. Израэль Надо было взвесить Все это раньше, чем примкнуть к великой Борьбе. Вы сожалеете, я вижу? Дож Нет! но _страдаю_, и нельзя иначе. Вмиг не погасишь ореол всей жизни; В ничтожество не сократишься вмиг, Чтоб убивать из-за угла, не медля... Но не страшись. В страданье этом, в ясном Сознании причин его - залог Спокойствия для вас. И в клике вашей Ни одного мастерового нет С моей обидой и моею жаждой Возмездия! Те средства, что я должен Избрать, благодаря тиранам злобным, Деянья те, которыми я мщу, К ним ненависть внушают мне двойную! Израэль Идемте. О! Бьет час. Дож Идем, идем! Надгробный звон! Венеции иль наш? Израэль Верней сказать - победный звон свободы Ликующей. Сюда; недалеко. Уходят. СЦЕНА ВТОРАЯ Дом, где собираются заговорщики. Даголино, Доро, Бертрам, Феделе, Тревизано, Календаро, Антонио делла Бенде и др. Календаро (входя) Все здесь? Даголино С тобою - все, за исключеньем Трех арсенальских. Израэля нет, Но ждем его вот-вот. Календаро А где Бертрам? Бертрам Я здесь. Календаро Не смог ты свой отряд пополнить До нужного числа? Бертрам Нет, кой-кого Наметил я, но не рискнул доверить Им тайну: раньше надо убедиться, Достойны ли они доверья. Календаро Тайну Им и не надо знать. Кто, кроме нас И самых избранных друзей, о деле Вполне осведомлен? Все полагают, Что их Сенат призвал негласно, чтобы Со знатными разделаться юнцами, Беспутством оскорбившими закон. Но коль начнут и сталь презренной кровью Сенаторов гнуснейших обагрят, То и других пойдут разить с разгону, Вслед за вождями, следуя примеру, - А я такой подам, что им придется, Из самолюбья и спасая жизнь, Всех истребить, не медля ни минуты. Бертрам Всех - ты сказал? Календаро А ты б щадил? Кого же? Бертрам Я? Я щадить не вправе. Я спросил, Подумав, что найдутся и меж гнусных Те, чьи года и качества позволят Их пожалеть. Календаро Да, жалостью, какой Заслуживают те куски гадюки Разрубленной, что корчатся под солнцем В последней спазме ядовитой жизни. Нет! Я скорее пожалел бы каждый Зуб ядоносный в челюстях змеи Раздувшейся, чем одного из этих! Любой из них - звено единой цепи, Часть общего дыханья, плоти, массы. Они живут, пьют, жрут, плодятся, давят, Пируют, лгут и убивают - вместе. Пусть и подохнут, как _один_! Даголино Останься _Один_ в живых - опасен он, как все. Суть не в числе их - тысяча иль десять; Мы выкорчевать _дух_ патрицианства Должны; один лишь уцелей росток От старого ствола - он укрепится В земле и разрастется вновь листвою Угрюмою и горький плод родит! Должны, Бертрам, мы тверды быть. Календаро Смотри! Я за тобой слежу, Бертрам. Бертрам Кто здесь Не верит мне? Календаро Не я; иначе ты бы Нам о доверье здесь не толковал. Тебе мы верим, но мягкосердечность Пугает нас твоя. Бертрам Вам всем известно, Кто я и что. Как вы, и я восстал На угнетенье. Пусть я мягок сердцем, Как многие здесь думают, - согласен. Но храбр я или нет, об этом скажешь Ты, Календаро, кто видал меня В _работе_. А возможные сомненья Готов я выбить из тебя. Календаро Изволь! Но лишь покончив с нашим общим делом, Не дракой частной прерывать его. Бертрам Я не драгун, но врезаться могу я В толпу врагов не хуже, чем любой Из вас. Иначе - почему б меня Избрали командиром? Но, конечно, Я мягок по природе. Не могу я Без дрожи думать о сплошном убийстве; Вид крови, бьющей из седых голов, Не кажется мне триумфальным; в смерти Людей, врасплох захваченных, не вижу Я славы. О, я знаю, слишком знаю, Что _так_ должны мы поступить с людьми, Чьи действия взывают к мести. Но, Коль есть меж ними те, кого бы можно Спасти от смерти - ради нас самих И нашей чести, - уменьшить потоки Той крови, что пятнает наше дело, Я был бы счастлив; что же тут смешного, Что подозрительного? Даголино Успокойся, Бертрам; тебе мы верим: но - мужайся. Не мы хотим, а дело нудит нас К таким деяньям. Но омоет пятна Родник Свободы! Входят Израэль Бертуччо и дож. Здравствуй, Израэль. Заговорщики А, здравствуй, здравствуй! Запоздал ты, храбрый Бертуччо. Кто с тобой? Календаро Пора назвать Пришельца; все товарищи готовы Его принять по-братски; я сказал им. Что новый друг тобою завербован; Твой выбор будет нашим, столь мы верим Твоим решеньям. А теперь пускай он Откроется. Израэль Поближе, новый друг. Дож сбрасывает плащ. Заговорщики К оружию! Измена! Это дож! Обоим смерть! Предателю-вождю И деспоту, кто нас казнил. Календаро (обнажая меч) Стой, стой! Шагни - убью! Стой! Слушать Израэля! Как? В ужас вы пришли, увидя старца, Без стражи, без оружья, одного? Но говори, Бертуччо! Что за тайна Здесь кроется? Израэль Пусть бьют... самих себя, Неблагодарные самоубийцы, Чья жизнь, надежды, счастье - в наших жизнях! Дож Рубите! Будь страшна мне смерть - иная, Страшней, чем ваши мне сулят клинки, - Я б не пришел... О, мужество святое, Дитя испуга, что дает вам храбрость На старца беззащитного напасть! Вот смельчаки, решившие низвергнуть Трон и Сенат! Их повергает в ужас Один патриций! Бейте ж: вы способны. Мне все равно!.. Об этих мощных душах Ты говорил мне, Израэль? Взгляни! Календаро Клянусь, он пристыдил нас! Заслужили! Доверье ль ваше к верному Бертуччо Сталь занесло над гостем и над ним? Меч в ножны! Слушать! Израэль Говорить противно. Должны бы знать, что сердце, как мое, К измене не способно. Вами данной Мне властью делать все, что нужно делу, Не злоупотреблял я никогда, И, значит, приведенный мной на сходку, Кто б ни был он, уже свой сделал выбор: Стать братом нашим или жертвой. Дож Кем же Я должен стать? Вы действуете так, Что выбор мой едва ль вполне свободен. Израэль Мой дож! Мы с вами вместе бы погибли, Не присмирей безумцы эти. Но Уже им стыдно дикого порыва, Понурились!.. Я вам не лгал о них. Скажите им. Календаро Да, да, скажите! Все мы Поражены - и слушаем. Израэль (заговорщикам) Вам нет Опасности - скорее вы у цели; Послушайте; поймете, что я прав. Дож Глядите: вот я, безоружный старец, Беспомощный, как тут сказали; был я Еще вчера - на троне, государем Ста островов, или казался им, Одетый в пурпур, я скреплял декреты, Указы власти не моей, не вашей, А власти наших подлинных господ - Патрициев. Что был я _там_ - понятно. Зачем я _здесь_? Об этом тот из вас, Кто всех сильней унижен, презрен, попран, Так, что не знает, не червяк ли он, Ответит за меня, коль сердце спросит Свое, его приведшее сюда. Вам, как и прочим, мой позор известен; Ваш суд - иной, не тот, что приговором Обиду на обиду взгромоздил... Избавьте от рассказа... Здесь - да, в сердце, - Моя обида, но слова, поток Бесплодных жалоб, мной уже пролитый, Лишь подчеркнули б старческую слабость, А цель моя - умножить силу сильных, Их к действию понудить, а не к битве Оружьем баб. Но что вас понуждать? Несчастья лиц - плод общего разврата Страны, что ни республика, ни царство, Где ни народа нет, ни короля, Где все пороки древней Спарты - без Ее умеренности и отваги. Вожди спартанцев воинами были, А наши - сибариты. Мы ж - илоты, И я - всех ниже, самый жалкий раб, Хоть напоказ, всех ярче наряженный: Так древний грек, в забаву для детей, Напаивал рабов... Вы здесь - низвергнуть Уродливое это государство, Карикатуру власти, привиденье, Что можно кровью лишь изгнать. Тогда Мы воскресим закон и справедливость, В республике свободной воплотим Не безначалие, а равноправье; Все рассчитав, как бы колонны храма, Распределив упругость и нагрузку, Соединив изящество и прочность, Так, что нельзя ни части шелохнуть Без нарушенья общей симметрии. При столь великой смене быть хочу я Одним средь вас - коль верите вы мне. А нет - убейте: мне возврата нету, Мне легче пасть от рук сограждан вольных, Чем день прожить в обличий тирана Слугой тиранов. Не такой я, нет, И прежде не был, - летопись прочтите. Я на мое правление сошлюсь Во многих городах; они вам скажут: Я - угнетатель или человек, Сочувствовавший людям, мне подвластным. Будь я лишь тем, кого искал Сенат, - Разряженной фигурой в побрякушках, Безмолвным манекеном государя, Бичом народа, скрепщиком указов, Союзником всегдашним Сорока, Врагом всех мер, коль нет на них согласья Совета Десяти, льстецом Сената, Щитом, шутом и куклой - о, тогда Хам, плюнувший в меня, не поощрялся б! Причина бед моих - любовь к народу; Об этом знают многие, другие - Узнают после. Ныне ж - вам вручаю, Что ни случись, остаток дней моих, Остаток сил - не жалкой силы дожа, А человека, кто великим был, Покуда не унизился до трона, Но сохранил еще и ум и личность; Я ставлю славу (а она была) И жизнь (недорогую близ могилы), Надежду, сердце, душу - ставлю на кон! Вам и вождям я отдаюсь таким Как есть. Примите ж иль отбросьте князя, Кто будет гражданином иль ничем И кто свой трон для этого покинул! Календаро Да здравствует Фальеро! Вольной будет Венеция! Заговорщики Да здравствует Фальеро! Израэль Ну что, друзья? Не войску ли он равен Для нас?! Дож Не время для похвал, не место Для ликований. Ваш я? Календаро Да, и первый Меж нас, как первым в государстве был! Будь нам вождем, будь генералом нашим. Фальеро Вождь, генерал... Я вел полки под Зарой; Я правил Кипром и Родосом; дожем Венецианским был... Мне ль опуститься, Начальствуя над кучкой... патриотов? Я званья родовые не для новых Сложил с себя, а чтобы равным стать Сообщникам моим. Но к делу. План ваш Известен мне от Израэля - дерзкий, Но исполнимый при моем участье И при незамедлительном начале. Календаро Лишь прикажи. Не правда ль, братья? Все Готово для внезапного удара. Когда ж начнем? Дож С зарей. Израэль Так рано? Дож Рано? Скорее поздно. С каждым часом больше Опасность - и особенно теперь, Когда я с вами. Вам ли неизвестен Сенат и Десять? Их шпионы - очи Патрициев, кому страшны рабы их И я вдвойне сомнителен как дож? Я говорю: разить немедля надо И в сердце гидры. Головы - потом. Календаро К твоим услугам меч мой и душа, Дружины, все по шестьдесят, готовы; С оружьем все, как Израэль велел, И ждут в местах, назначенных для сбора, Великого удара. Пусть же каждый Из нас отправится на пост. Но что Сигналом будет нам? Дож Когда ударят На Санто Марко в колокол большой, Звонящий лишь по приказанью дожа (Последнее из жалких прав моих), - Все к Марку! Израэль Дальше? Дож Каждая дружина Пускай особой улицей идет, На площадь проникая. По дороге Пускай кричат, что генуэзский флот У гавани замечен на рассвете; Дворец, придя на площадь, окружите; Двор - мой племянник во главе моих Вассалов, храбрых и вооруженных, Займет. Под звон колоколов кричите: "Враг в наших водах, Санто Марко враг!" Календаро Теперь я понял. Дальше, государь мой? Дож Вся знать сбежится на Совет, не смея Не внять сигналу грозному, что грянет С высокой башни нашего святого; И эту жатву тучную не медля Мы соберем - мечом, а не серпом. А опоздавших или непришедших Легко мы уберем поодиночке, Раз большинство поляжет здесь. Календаро Скорей бы Миг наступал! Смертельным будет каждый Удар! Бертрам Я снова, государь, простите Задам вопрос, мной заданный уже До появленья Израэля с вами, Союзником великим, кто сулит нам Успех и безопасность. В них мне брезжит Пощада для иных из наших жертв. Ужели все должны погибнуть в бойне? Календаро Кто попадется мне или моим - Мы пощадим, как нас они щадили. Заговорщики Всем смерть! Болтать о жалости не время! А нас они жалели, хоть притворно? Израэль Все это хныканье, Бертрам, нелепо И оскорбляет нас и наше дело! Как не понять, что пощаженный будет Мстить за погибших и для мести жить? Как отличить невинных от преступных? Все их дела - одно, одно дыханье Единой плоти: все они срослись, Чтоб нас давить. Уже того довольно, Что мы детей их пощадим; и то Сомнительно: щадить ли все отродье? Порой охотник одного тигренка Из выводка оставит, но не будет Щадить самца и самку полосатых, Чтоб не погибнуть в их когтях. Но, впрочем, Я поступлю, как дож Фальеро скажет; Пусть он решит - щадить нам? и кого? Дож Не спрашивайте. Искушать не надо. Решите сами. Израэль Вам известны лучше Их личные достоинства; мы знаем Общественный разврат их, гнет их гнусный - И ненавидим. Если есть меж ними Достойный жить - скажите, назовите. Дож Отец Дольфино был мне другом; с Ландо Я бился рядом; был с Корнаро вместе В посольстве в Геную; я спас Веньеро - Спасу ль его опять? О, если б мог я Их - и равно Венецию - спасти! Они, отцы их - были мне друзьями, Пока не стал я государем их; Теперь отпали все, как лепестки Цветка увядшего, и - сохлый стебель, Один - кого укрою? Что ж! Я ими Оставлен вянуть; пусть же гибнут все! Календаро Их жизнь несовместима со свободой! Дож Известна вам вся тяжесть наших общих Обид, но не известно вам, какой Смертельный яд для всех истоков жизни, Для связей человечьих, для добра - В установленьях скрыт венецианских! Я с этими людьми дружил, любил их, И тем же мне они платили; вместе Служили мы и бились; мы делили Восторг и горе, слезы и улыбки; Нас кровь роднила и скрепляли браки; С годами наши почести росли. Когда ж по их - не моему - желанью У них я князем стал, тогда прощай Воспоминанья общие и мысли, Прощай все узы нашей дружбы давней, Столь сладкие для деятелей старых. Чей след - в анналах, чьи деянья стали Сокровищем остатка дней, и старцы При встречах видят блеск полустолетья На братском лбу; и тени стольких близких, Теперь почивших, возле них кружат, Нашептывая о прошедших днях, И мертвыми не кажутся, покуда Хоть двое из лихой, беспечной, храброй Семьи, с одной душой, хранят еще Вздох об ушедших и язык, чтоб славить Завещанные мрамору дела... О, горе мне! На что решился я? Мой дож! Вы так взволнованы! Но время ль Теперь об этом размышлять? Дож Терпенье! Не отступаю я. Но проследим Постыдные пороки нашей власти. Лишь стал я дожем, - их же волей стал, - Прощай, былое! Для всего я умер, Вернее - для меня они. Где дружба? Где нежность? Где очаг? - Все сметено... Я отчужден: моя пятнает близость; Я не любим: такого нет закона; Я ущемлен: политика Сената; Я высмеян: патрицианский долг; Я попран: это право государства; Я беззащитен: так верней, спокойней; Вот так я стал у подданных рабом, Вот так я стал врагом друзей! Шпионы Мне стали стражей, ризы - властью, пышность - Свободой, инквизиторы - друзьями, Тюремщики - советом, жизнью - ад! Остался мне один родник покоя - И он отравлен ими. Боги дома Разбиты - и на алтаре сидят С ухмылкой наглой Клевета и Мерзость! Израэль Глубоко оскорбили вас! Но вы Им отомстите - не позднее суток. Дож Я все терпел; терзался, но терпел; Покуда в чашу горечи не пала Последней каплей дерзкая обида И поощренье встретила, не плеть. Вот лишь когда я те отбросил чувства, Что в них давно погасли - с той поры, Когда они мне присягали лживо! Да, в этот миг они презрели друга, Венчая дожа. Так ребенок лепит Игрушку, чтобы, поиграв, сломать! С тех пор я знал лишь происки глухие Сената против дожа, тайный рост Взаимной ненависти и боязни; Дрожала знать, за власть свою цепляясь, И тиранию ненавидел дож. И нет меж нами личных отношений, Нет прежних уз; порвали их они. Я вижу в них сенаторов, повинных В самоуправстве, - и пускай как должно Поступят с ними. Календаро А теперь - за дело! Все по местам. Пусть будет эта ночь Последней ночью слов; я схватки жажду! Меня звон Марка сонным не найдет! Израэль Все на посты! Спокойствие и зоркость! Мысль - о страданьях наших и правах! Лишь ночь пройдет, и нам не знать угрозы! Сигнал - и все вперед. К моей дружине Иду я. Пусть никто не медлит в деле. А дож вернется во дворец - готовить Все для удара. Разойдемся мы Для новой встречи в славе и в свободе! Календаро При встрече - голову Микеле Стено Я на мече преподнесу вам, дож. Дож Нет, нет, его оставим напоследок; Не отвлекайся мелкой дичью в гоне За красным зверем. Оскорбленье Стено - Лишь результат распущенности общей, Разврата, порожденного в глубинах Порочной знати. Он не мог, не смел бы Рискнуть на это в лучшие года. Мой личный гнев я растворил в заботе О нашем общем и великом деле. Я наказанья требую рабу У гордого хозяина. Откажет? Он сам обидчик и ответит - сам! Календаро Но он - причина нашей связи с вами, Что освящает наше начинанье; Ему я благодарностью обязан И жажду отплатить как должно. Можно? Дож Ты руку рубишь - голову рублю я; Ты к школяру - к учителю я с розгой; Ты Стено мстишь - Сенат караю я. Могу ль я медлить ради личной злобы С огромным, полным, всесторонним мщеньем, Палящим все, как тот огонь небесный, Что пал когда-то, - и горячий пепл Двух городов был залит Мертвым морем? Израэль Ступайте ж на посты. Я задержусь И дожа провожу до места встречи, Удостоверюсь, нет ли где шпионов, За ним следящих. А потом бегу К моим бойцам, сжимающим оружье. Календаро Прощай же - до рассвета. Израэль Всем успеха! Заговорщики Все будем в срок. Вперед! Прощайте, дож! Заговорщики приветствуют дожа и Израэля Бертуччо и удаляются во главе с Филиппе Календаро. Дож и Израэль Бертуччо остаются. Израэль Ну, враг - в тенетах и не ускользнет! Теперь ты - подлинный монарх, чье имя Славнее славных обретет бессмертье. Свергал царей народ свободный; цезарь Пал не один; диктаторов крушили Патриции; патрициев - плебейский Пронзал клинок. Но был ли князь, вступивший С народом в заговор свободы - жизнью За вольность подданных своих рискуя? Спокон веков князья трудились втайне Во вред народу, цепь с него снимая Лишь для того, чтоб дать оружье против Народов братских, чтоб ярмо рождало Ярмо, и смерть и рабство лишь дразнили Пасть ненасытного Левиафана! Теперь - о нашем деле; риск велик, Награда - больше. Что же вы недвижны? Вы миг назад весь были - нетерпенье! Дож Итак, все решено? И все погибнут? Израэль Кто? Дож Близкие мои по крови, дружбе, Трудам и дням, - сенаторы. Израэль Вы сами Произнесли им правый приговор. Дож Пожалуй, правый, для тебя - бесспорно. Ты патриот, плебейский Гракх, оракул Мятежников, трибун народный; что же Тебя хулить? Ты действуешь, как должен. Ты попран ими, притеснен, унижен - Как я, - но с ними ты не вел бесед, Ты хлеба с ними не делил и соли, Ты кубка их не подносил к губам, Не рос ты с ними, не смеялся вместе, Не плакал, в их кругу не пировал; Не отвечал улыбкой на улыбку, Не требовал улыбки их в обмен, Им не вверялся, не хранил их в сердце, Как я! Взгляни: я сед, и так же седы Старейшие в Сенате; но, я помню, Их кудри были черными как смоль, Когда мы вместе за добычей гнались Меж островов, отбитых у неверных! И видеть всех - утопленных в крови? Сталь в их груди - мое самоубийство! Израэль Дож, дож! Такая слабость недостойна Ребенка! Если вы не впали в детство, Верните нервам крепость, не срамите Вас и меня. Клянусь, я предпочел бы Успеха в нашем деле не добиться, Чем видеть мужа чтимого упавшим С высот решимости в такую дряблость! В боях вы кровь видали, лили кровь Свою и вражью; вам ли страшны капли Из жил вампиров старых, отдающих Лишь выпитую у мильонов кровь?! Дож Прости мне! Все шаги и все удары Я с вами разделю. Нет, я не дрогнул, О нет! Но именно моя _решимость_ Все совершить - меня волнует. Пусть же Они пройдут, томительные мысли, Чему лишь ты - свидетель равнодушный Да ночь... Наступит миг - и это я Набат обрушу и ударом гряну, Что обезлюдит не один дворец, Что подсечет древа родов древнейших, Развеет их кровавые плоды, Цветы их обрекая на бесплодье; Я так хочу, так должен, так свершу я - Клянусь! Ничто не отвратит мой рок! И все ж, подумав, кем я должен стать И кем я был, - я трепещу!.. Прости мне! Израэль Бодритесь! Я подобных угрызений Не знаю вовсе. Что меняться вам? По доброй воле действуете вы. Дож Да, ты не знаешь. Но и я! Иначе Тебя на месте б я убил, спасая Жизнь тысяч, - и убил, не став убийцей. Не знаешь ты, как бы мясник, на бойню Идя, куда патрициев согнали! Всех вырезав, ты светел станешь, весел, Спокойно руки алые обмыв. Но я, тебя с друзьями превзойдя В резне ужасной, - чем я должен стать, Что чувствовать, что видеть? Боже, боже! Ты прав, сказав, что я "по доброй воле" Затеял все; но и ошибся ты: Я _вынужден_. Но ты не бойся: я - Вам соучастник самый беспощадный! Ни доброй воли нет во мне, ни чувства Обычного - они б мешали мне; Теперь во мне и вкруг меня - геенна, И, точно бес, кто верит и трепещет, Я, с отвращеньем, действую!.. Идем! Ступай к своим, а я - моих вассалов Спешу собрать. Не бойся: всю разбудит Венецию набат, за исключеньем Сенаторов зарезанных. И солнце Над Адрией не встанет в полном блеске, Как всюду вопль раздастся, заглушив Роптанье волн ужасным криком крови. Решился я. Идем. Израэль Готов всем сердцем! Но обуздай порывы этих чувств, Не забывай, что сделали с тобою, И помни, что плодом расправы этой Придут века довольства и свободы Для города раскованного! Истый Тиран опустошит страну любую, Не зная вовсе мук твоих - при мысли О каре для предателей народа, Для горстки! Верь, что жалость к ним преступна Не менее, чем снисхожденье к Стено! Дож Ну, человек, ты дернул ту струну, Что рвет мне сердце!.. Так! Вперед, за дело! Уходят. АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ СЦЕНА ПЕРВАЯ Дворец патриция Лиони. Лиони, сопровождаемый слугой, входит и снимает маску и плащ, которые венецианская знать носила в общественных местах. Лиони Я отдохну; я так устал от бала; Он всех шумнее был за эту зиму, Но, странно, не развлек меня. Не знаю, Что за тоска вошла мне в душу, но И в вихре танца, взор во взор с любимой, Ладонь в ладонь с прекрасной дамой сердца И то меня давила тягость; холод Сквозь душу в кровь сочился, проступая На лбу как бы предсмертным потом. Я Тоску пытался смехом гнать - напрасно. Сквозь музыку мне ясно и раздельно Звон погребальный слышался вдали, Негромкий, как прибой адрикский, ночью Вливающийся в шепот городской, Дробясь на внешних бастионах Лидо... Я и ушел в разгаре бала с целью Добиться дома от моей подушки Покоя в мыслях или просто сна... Возьми, Антоньо, плащ и маску; лампу Зажги мне в спальне. Антонио Слушаю синьор. Чем подкрепитесь? Лиони Только сном, но сна мне Ты не подашь. Антонио уходит. Надеюсь, он придет, Хоть на душе тревожно. Может быть, Мне воздух свежий успокоит мысли: Ночь хороша; левантский ветер мглистый В свою нору уполз, и ясный месяц Взошел сиять. Какая тишина! (Подходит к раскрытым жалюзи.) Как не похоже на картину бала, Где факелы свой резкий блеск, а лампы Свой мягкий разливали по шпалерам, Внося в упрямый сумрак, что гнездится В огромных тусклооких галереях, Слепящий вал искусственного света, В котором видно все, и все - не так. Там старость пробует вернуть былое И, проведя часы в работе трудной Пред зеркалом, правдивым чересчур, В борьбе за молодой румянец, входит Во всем великолепье украшений, Забыв года и веря, что другие Забудут их при этом лживом блеске, Потворствующем тайне, но -. - напрасно. Там юность, не нуждаясь в этих жалких Уловках, цвет свой неподдельный тратит, Здоровье, прелесть - в нездоровой давке, В толпе гуляк, и расточает время На мнимое веселье, вместо сна, Пока рассвет не озарит поблекших И бледных лиц и тусклых глаз, которым Сверкать бы должно долгие года. Пир, музыка, вино, цветы, гирлянды, Сиянье глаз, благоуханье роз, Блеск украшений, перстни и браслеты, Рук белизна, и вороновы крылья Волос, и груди лебединый очерк, И ожерелий Индия сплошная, Но меркнущая перед блеском плеч, Прозрачные наряды, точно дымка, Плывущая меж взорами и небом, Мельканье ножек маленьких и легких - Намек на тайну нежной симметрии Прекрасных форм, столь чудно завершенных, - Все чары ослепительной картины, Где явь и ложь, искусство и природа Пьянили взор мой, с жадностью впивавший Вид красоты, как пилигрим в пустынях Аравии, обманутый миражем, Сулящим жажде светлый блеск озер. Все бросил я. Вокруг - вода и звезды; Миры глядятся в море, сколь прекрасней, Чем отблеск ламп в парадных зеркалах; Великий звездный океан раскинул В пространстве голубую глубину, Где нежно веет первый вздох весенний; Высокий месяц, плавно проплывая, Дает воздушность камню гордых стен, Дворцов и башен, окаймленных морем; Колонны из порфира и фасады, Чей на Востоке был захвачен мрамор, Впродоль канала алтарями встали И кажутся трофеями побед, Из вод взлетавшими, и столь же странны, Как те таинственные массы камня, То зодчество титанов, что в Египте Нам указует эру, для которой Иных анналов нет... Какая тишь! Какая мягкость! Каждое движенье, В согласье с ночью, кажется бесплотным. Звучит гитара: то бессонный кличет Любовник чуткую подругу; тихо Окно открылось: он услышан, значит; И юная прекрасная рука, Сама как бы из лунного сиянья, Столь белая, дрожит, отодвигая Ревнивую решетку, чтоб любовь За музыкой вошла, - и сердце друга Само звенит, как струны, в этот миг. Вот фосфоритный всплеск весла, вот отблеск Фонариков с бортов гондол проворных, И перекликом дальних голосов Хор гондольеров стих на стих меняет; Вот тень скользит, чернея, на Риальто; Вот блеск дворцовых кровель и шпилей... Вот все, что видно, все, что слышно в этом Пеннорожденном землевластном граде!.. Как тих и нежен мирный час ночной!.. Спасибо, ночь! Ужасные предчувствья, Каких не мог рассеять я на людях, Ты прогнала. Благословлен тобою, Твоим дыханьем, кротким и спокойным, Теперь усну я, хоть в такую ночь Сон - оскорбленье для нее... Слышен стук в дверь. Стучат? Что это? Кто пришел в такое время? Входит Антонио. Синьор, там некто, с неотложным делом, Приема просит. Лиони Кто же? Незнакомец? Антонио Лицо он в плащ укутал, но манеры Его и голос чем-то мне знакомы; Спросил я - кто он, но лишь вам открыться Готов упрямец. Он упорно просит, Чтоб вы ему позволили войти. Лиони Так поздно... Подозрительное рвенье... Но вряд ли есть опасность: до сих пор Патрициев не убивали дома; Но, хоть врагов и нету у меня, Однако осторожность не мешает. Введя его, уйди, но позови Твоих подручных сторожить за дверью. Кто б это был? Антонио уходит и возвращается с Бертрамом, закутанным в плащ. Бертрам Синьор Лиони! Дорог Нам каждый миг - и мне и вам. Ушлите Слугу; нам надо с глазу на глаз быть. Лиони Бертрам как будто... Можешь удалиться, Антоньо. Антонио уходит. Ну, что нужно вам так поздно? Бертрам (открывая лицо) Благодеянья, добрый мой патрон! Бедняк Бертрам от вас их много видел; Еще одно - и счастлив буду я. Лиони Тебе, ты знаешь, с детства помогал я В любых твоих житейских достиженьях, Приличных званью, и теперь готов бы Все обещать заранее, но странный Приход ночной, настойчивость, поспешность Мне подозрительны. Я чую тайну, Скажи, в чем дело? Что произошло? Внезапная пустая ссора? Лишний Глоток вина и драка и кинжал? Обычная история. И если Убит не дворянин, суда не бойся, Но все ж беги: в порыве первом гнева Друзья и родственники могут мстить В Венеции смертельнее закона. Бертрам Синьор, спасибо, но... Лиони Но что? Ты руку Дерзнул поднять на знатного? Тогда - Спеши, беги, но и молчи: тебя я Сам не убью, но и спасать не стану! Кто пролил кровь патриция... Бертрам Пришел я Кровь эту сохранить, а не пролить! Но я спешу, минута промедленья Нам жизни может стоить: меч двуострый Взамен косы уже заносит время, И в скляницу его взамен песка Насыпан пепел гробовой. Молю вас: Сидите завтра дома! Лиони Почему? Что мне грозит? Бертрам Не спрашивай об этом, Но заклинаю вновь: не выходи, Что б ни случилось. Рев толпы, крик женщин, Ребячий плач и стон мужской, бряцанье Оружия, треск барабанов, вопли Рожков и гуд колоколов повсюду Смятенье разнесут! Не выходи. Пока набат не смолкнет, да и после; Меня дождись. Лиони Я повторю: в чем дело? Бертрам Я повторю: не спрашивай! Во имя Твоих святынь на небе и земле, Твоих великих предков и надежды Им следовать и породить потомков, Равно достойных рода и тебя, Во имя счастья в прошлом и в грядущем, Во имя страха пред земным и горним. Во имя всех благодеяний мне, За что пришел я уплатить сторицей, - Останься дома! Вверь себя пенатам; Верь мне, и, поступив, как я сказал, Найдешь спасенье. А иначе - гибель! Лиони Да я уже погиб от изумленья! Ты явно бредишь! Что грозить мне может? И кто враги мне? Если ж есть они, Ты почему в союзе с ними? Ты! И если так, то почему ты медлил С предупрежденьем? Бертрам Не скажу, не смею. Что ж, выйдешь, вопреки предупрежденью? Лиони Я не рожден пустых угроз бояться, Особенно вслепую; на Совете, Будь он назначен в поздний час иль ранний, Я появлюсь. Бертрам Не говори так, нет! В последний раз: решил ты завтра выйти? Лиони Решил. Ничто не помешает мне! Бертрам Тогда - пусть бог тебя спасет. Прощай. (Направляется к выходу.) Лиони Стой! Не забота о себе велит мне Тебя вернуть; нам так нельзя расстаться; Тебя я знаю с детства... Бертрам Да, синьор! Вы - покровитель мой с тех дней беспечных, Когда, ребята, позабыв о званьях, Верней, забыв об их прерогативах Застывших, мы играли и - делили Забавы, смех и слезы. Ваш отец Был моему патроном; я же вам Был ближе, чем молочный брат; мы годы Росли вдвоем. О годы счастья! Боже! Как рознятся от наших дней они! Лиони Не я, а ты забыл их. Бертрам Никогда мне Их не забыть! Что ни случись, всегда я Тебя бы спас! Когда мы возмужали, Ты посвятил себя, согласно званью, Делам правленья; скромный же Бертрам - Занятьям столь же скромным. И, однако, Меня ты не оставил. Если счастье Мне не всегда служило, то виною Не ты, столь часто помогавший мне В борьбе с потоком всяческих невзгод, Грозящих слабым. Крови благородней Нельзя найти, чем в сердце благородном Твоем, столь добром к бедняку плебею. Ах, будь в Сенате все, как ты!.. Лиони А в чем же Ты можешь обвинить Сенат? Бертрам Ни в чем. Лиони Я знаю: есть мятежные умы И шептуны, разносчики измены, Что выползают из подполий темных Проклятья в ночь шептать из-под плаща, - Озлобленная сволочь, дезертиры, Распутные кабацкие буяны... С подобными ты не водился; впрочем, Тебя давно я потерял из виду; Но ты всегда жил скромно и делил Твой хлеб с достойными, всегда казался Доволен. Что с тобой случилось? Бледен; Глаза запали; жесты беспокойны... Видать, в душе тоска, и стыд, и совесть Ведут войну. Бертрам Пади тоска и стыд На тиранию подлую, что воздух Венецианский отравила, граждан В безумье приводя, как бы чумных, Кто бешенством исходит, умирая! Лиони Мерзавцами ты с толку сбит, Бертрам; Не так ты прежде говорил и думал; Какой-то чад в тебя бунтарство влил; Но ты не должен гибнуть; ты ведь кротким И добрым был; ты чужд поступкам низким, Что подлецы тебе хотят привить. Скажи мне все, открой - меня ты знаешь. Что вы затеяли, о чем я должен Быть предварен, я, друг твой старый, сын Того, кому был другом твой отец, Так что наследной стала наша близость И должно ей к потомкам перейти Такою же и даже углубленной... Итак: что ты задумал, коль бояться Тебя я должен и укрыться дома Девицей робкой? Бертрам Прекрати вопросы. Уйти я должен. Лиони Я же - быть убитым? Так ты сказал, любезный мой Бертрам? Бертрам Убитым? Что сказал я об убийстве? Никто о нем не говорил! Неправда! Лиони Ты не сказал. Но волчий взор твой, прежде Мне незнакомый, - он горит, являя Убийцу! Если жизнь нужна моя - Бери: я безоружен - и беги! В зависимость я не поставлю жизнь От прихотливо-милостивых тварей, Таких, как ты и те, кем ты подослан! Бертрам За кровь твою - готов свою отдать я; За волос твой - я тысячу голов Поставил ставкой, столь же благородных, Нет, благородней даже, чем твоя! Лиони Ах, даже так? Ну, извини, Бертрам; Едва ли я достоин быть изъятым Из этой пышной гекатомбы. Все же Ответь: _кому_ грозят и кто грозит? Бертрам Венеция - самой себе; она ведь - Как бы семья, растерзанная распрей; И все погибнет завтра - до заката! Лиони Ужасным тайнам нет конца!.. Как видно, Я, или ты, иль оба мы стоим Теперь над бездной; будь же откровенен - И невредим и славен будешь. Лучше Спасать, чем резать, да еще в ночи; Стыдись, Бертрам, не для тебя такое! Взглянуть бы, как ты пред толпой смятенной На пику взденешь голову того, Чье сердце было для тебя открыто! И это, видно, рок мой, ибо я Клянусь, какою ни грози ты мне Опасностью, что я из дома выйду, Коль не изложишь всех причин и следствий Того, что привело тебя ко мне. Бертрам О, как тебя спасти?! Бегут минуты, И гибнешь ты! _Ты_, благодетель мой, В любой беде мой верный друг! О, дай мне Тебя спасти, изменником не став, Честь не утратив!.. Лиони Разве честь у места В сообществе убийц? И разве можно Не _государству_ изменить? Бертрам Союз наш Является единством, и для честных Он тем прочней, что слово им закон; И думаю, что нет гнусней измены, Чем внутренняя, та, что нож вонзает Товарищу доверчивому в грудь. Лиони А кто в меня вонзит клинок? Бертрам Не я; Способен я на все - лишь не на это; Ты должен жить; мне жизнь твоя дороже, Чем тысячи других, и я рискую Не только ими - больше: жизнью жизней, Свободою потомков, чтоб не быть Убийцей, как меня клеймишь ты! Вновь И вновь молю я: за порог - ни шагу! Лиони Напрасно молишь: выйду - и не медля. Бертрам Так погибай Венеция, - не друг! Открою все - скажу - предам - разрушу!.. Каким я стал из-за тебя мерзавцем! Лиони Ничуть: спасителем страны и друга!.. Ну, говори! Награды, безопасность - Все будет, все, чем дарит государство Достойнейших своих сынов. Дворянство - И то я гарантирую тебе За искренность раскаяния. Бертрам Нет! Раздумал я. Я не могу. Тебя я - Люблю, в чем не последняя порука Приход последний мой. Но, долг исполнив Перед тобой, - перед страной исполню! Мы больше не увидимся. Прощай! Лиони Ах так?! Антоньо, Педро! Дверь держите, Чтоб не ушел. Схватить его! Входят Антонио и другие вооруженные слуги и хватают Бертрама. Лиони Полегче, Не причинять вреда. Мой плащ и меч, Гондолу с четырьмя гребцами, живо! Мы поспешим к Джованни Градениго И вызовем Корнаро. Ты не бойся, Бертрам: в насилье этом и твое И общее спасенье. Бертрам Куда же Меня потащат? Лиони Прежде к Десяти, А после к дожу. Бертрам К дожу? Лиони Да, конечно: Ведь он - глава. Бертрам С зарей - возможно. Лиони Это Что значит? Но дознаемся! Бертрам Уверен? Лиони Да, если меры кротости помогут. А нет - ты знаешь трибунал "Десятки", И казематы в Санто Марко есть, И пытки. Бертрам Примени их до рассвета: Он близок. А еще грозить мне будешь - Так сам погибнешь медленною смертью, Что для меня замыслил. Возвращается Антонио. Антонио Все готово. Гондола ждет. Лиони За пленником следить. Еще, Бертрам, поговорим при встрече В Палаццо дожей с мудрым Градениго. СЦЕНА ВТОРАЯ Дворец дожей. Комната дожа. Дож и его племянник Бертуччо Фальеро. Дож Все наши домочадцы налицо? Бертуччо Уже в строю и жадно ждут сигнала В палаццо нашем возле Санто-поло. Жду приказаний. Дож Было бы неплохо Еще созвать из моего поместья Валь-ди-Марино наших крепостных Побольше, но, пожалуй, слишком поздно. Бертуччо И к лучшему, мой дож: наплыв нежданный Вассалов наших вызвал бы тревогу И подозренья. И крестьяне наши Хоть и горячи и верны, но и грубы И склонны к ссорам; им не сохранить бы Той дисциплины тайной, что нужна, Покуда мы врага не сломим. Дож Верно; Но грянет лишь сигнал - как раз такие Нужны бы люди в нашем деле нам. У городских рабов своя предвзятость: Приязнь к одним и ненависть к другим Проявятся то яростью чрезмерной, То милосердьем пагубным. Крестьяне ж, Горячие мои вассалы, были б Вполне покорны графу своему, Его врагов никак не различая; Им безразличны Фоскари, Корнаро, Марчелло, Градениго: не привыкли Они дрожать, их слыша имена, Ни гнуть колен перед Сенатом. Воин В доспехе бранном - вот их сюзерен, А не фигура в мантии. Бертуччо Нас - хватит; А в ненависти всех бойцов к Сенату Ручаюсь вам. Дож Прекрасно. Жребий брошен. Но все же в настоящей битве, в поле, Моим крестьянам поручи меня; Они впускали солнце в тучу гуннов, Тогда как звук своих же труб победных Гнал бледных горожан дрожать в шатрах; Коль нет отпора, эти горожане Сплошь - львы, как на знаменах. Но в бою Серьезном ты, как я, весьма хотел бы Иметь в тылу железный строй крестьян. Бертуччо Дивлюсь, что вы, так думая, рискнули Ударить вдруг. Дож Удар такой и должно _Вдруг_ наносить иль никогда. Едва я Изгнал терзанья ложные и слабость, Томившие меня, хотя недолго, Приливом давних и изжитых чувств, Я поспешил с ударом, чтоб, во-первых, Вновь не поддаться им, а во-вторых. Не знал я, можно ль очень полагаться На верность и отвагу тех людей, Хоть верю Израэлю с Календаро: Вдруг кто-нибудь сегодня нам изменит, Как тысячи вчера Сенату? Если ж Они _начнут_, в руках согрев эфесы, - _Придется_ им себя спасать. Удар - И в каждом встанет Каин первородный, Чья воля, затаенная в душе, До времени обузданная, ринет Их всех, как волчью стаю. Кровь, блеснув, Толпе внушает жажду новой крови, Как первый кубок открывает пир. Когда _начнут_, поверь, труднее будет Их сдерживать, чем подстрекать. Покуда ж Любой пустяк, обмолвка, шорох, тень - Способны их поворотить обратно... Ночь на исходе? Бертуччо Близится рассвет. Дож Тогда пора уже в набат ударить? Все на местах? Бертуччо Теперь должны быть все. Но я им запретил звонить, покуда Я сам с приказом не приду от вас. Дож Так... Неужели ж никогда заря Не сгонит звезд - ишь разблистались в небе! Спокоен я и тверд; и то усилье, С которым я мое решенье принял Оздоровить Республику огнем, Теперь взбодрило дух мой. Трепетал я, Рыдал при мысли об ужасном долге; Но, прочь прогнав бесплодные волненья, Растущей буре я гляжу в лицо, Как рулевой с галеры адмиральской. Но (веришь ли?) мне напряженья больше Понадобилось, чем когда народы Свою судьбу читали в близкой битве, Где я фалангу вел и где на гибель Шли тысячи!.. Чтоб грязную, гнилую Кровь выпустить из жил ничтожной горстки Тиранов чванных - сделать то, чем добыл Бессмертие Тимолеон, - был нужен Закал потверже мне, чем посреди Опасностей и трудностей военных. Бертуччо Я счастлив, что былая мудрость ваша Смирила гнев, терзавший вас, покуда Вы не решились. Дож Так всегда бывало Со мной. Встает волнение при первом Мерцанье замысла, когда страстям Помехи нет в их власти; но настанет Час действовать - и я спокоен так же, Как мертвецы вокруг меня. И это Известно оскорбителям; они Рассчитывали на мое уменье Владеть собой, лишь первый сникнет взрыв. Они забыли, что порой не ярость, Не импульс, а холодное раздумье Из мести доблесть создает. Пускай Законы спят - не дремлет справедливость; И месть лица порою к _общей_ пользе Ведет, и в этом - оправданье мне... По-моему - светает; да? взгляни: Глаз юный зорче; утренняя свежесть Уже слышна, и, кажется мне, море Сереет сквозь решетку. Бертуччо Верно: утро Уже всплывает в небе. Дож Так ступай же. Пусть бьют в набат немедля, и при первом Ударе с Марка ко дворцу веди Все наши силы; здесь я с вами встречусь. И в тот же миг шестнадцать поведут Сюда свои отряды, каждый порознь: Но главный вход сам захвати: "Десятку" Я не могу доверить никому, А чернь патрицианская насытит Беспечные клинки подручных наших. Не позабудь наш лозунг: "Санто Марко! К оружью, люди! Генуэзцы вторглись! Марк и свобода!" А теперь - начнем! Бертуччо До встречи, дядя, в подлинном державстве И вольности или - нигде! Прощайте. Дож Нет, подойди, обнимемся, Бертуччо! Спеши: светает быстро; поскорее, Придя к бойцам, уведомь, как дела, Пришли гонца, а там - пусть буря грянет Набатом с башен Марка! Бертуччо Фальеро уходит. Дож (один) Он ушел. И каждый шаг кому-то стоит жизни. Свершилось! Ангел смерти воспарил Над городом и медлит хлынуть гневом. Как бы орел, что, высмотрев добычу, На миг повиснет в воздухе, сдержав Движенье крыл могучих, и потом Низвергнется и меткий клюв вонзает... О день, из вод ползущий! Поспеши! Я не хочу разить во тьме, мне нужно Не промахнуться. О лазурь морская! Тебя нередко, видел я, багрила Кровь генуэзцев, гуннов, сарацин И веницейцев, пусть победоносных. Беспримесным теперь твой будет пурпур, Не примирит нас варварская кровь С твоим ужасным багрецом: погибнут И враг и друг в междоусобной бойне! Затем ли жил я восемьдесят лет, Я, прозванный "спасителем отчизны", Я, перед кем мильоны шапок в воздух Летели вдруг и клик десятков тысяч Молил у бога счастья мне и славы И долгих дней, - чтоб день такой увидеть?! Но этот день, с отметой черной, будет Введением в тысячелетье блеска. Дож Дандоло жил девяносто лет, Свергая троны, но венец отвергнув; И я сложу венец и возрожу В стране свободу. О! Какой ценою! Но оправдает все благой конец. Что капля человечьей крови? Впрочем, Кровь деспотов - не человечья: наша Питает их, Молохов воплощенных, Пока мы в гроб не кинем их, привыкших Других в могилы класть!.. О мир! О люди! Что сами вы и святость ваших целей, Коль мы должны резней карать злодейство? Разить, как будто смерть лишь так приходит И меч не может подождать годок? Зачем же я с порога рокового В безвестный мир спешу герольдов слать?.. Прочь мысли эти... Пауза. О! Как будто ропот Далеких голосов? И мерный шаг Военной маршировки? Или звуки В ответ желаньям шлют фантомы нам? Не может быть; сигнал еще не грянул... Что медлят с ним? Гонец Бертуччо должен Быть на пути ко мне, а сам племянник Уже, быть может, на тяжелых петлях Со скрипом дверь распахивает в башню, Где колокол, огромный и угрюмый, Висит - оракул смерти дожа или Вторжения, - гремя лишь в эти дни Ужасной вестью. Пусть же он послужит, Вещая ужас, но - в последний раз Устои башни потряся!.. Молчит он? Я вышел бы, но здесь мой пост; я должен Быть центром разнородных сил, обычных В таких союзах, охранять единство И в столкновенье слабых ободрять. Коль схватке быть, она всего свирепей Здесь разгорится, во дворце, и, значит, Здесь должен быть мой пост как вожака. Вот! Он идет, идет, гонец Бертуччо, Племянника отважного! Какие Известия? Он выступил? Спешит он?.. Они!.. Погибло все!.. Но - поборюсь! Со стражами входит офицер ночной стражи. Офицер Ты, дож, мной арестован за измену. Дож Я? Князь твой? За измену? Кто дерзнул В приказ такой свою укрыть измену? Офицер (показывая приказ) Вот ордер от собранья Десяти. Дож Но где они и почему собрались? Совет законен, только если дож В нем председатель; в этом - долг мой. Твой же - Дорогу дать мне или проводить В зал заседанья. Офицер Невозможно, герцог: Совет собрался не в своей палате - В монастыре Спасителя. Дож Итак, Ты смеешь мне перечить? Офицер Государству Служу я и служить обязан верно; В моем приказе - воля тех, кто правит. Дож Без подписи моей он незаконен, А примененный, как теперь, являет Бунт! Хорошо ль ты цену жизни взвесил Твоей, борясь за столь мятежный акт? Офицер Я действовать обязан, а не спорить, Я прислан стражем для твоей особы, А не судьей, чтоб слушать и решать. Дож (в сторону) Я должен время выиграть; с набатом Пойдет не то. Спеши, спеши, племянник, Спеши: судьба трепещет на весах, И горе побежденным - мне ль с народом, Сенату ли с рабами... Звонит большой колокол св. Марка. О! Гремит! Гремит! Начальник стражи, слышишь? Вы же, Наемники, ваш дрогнул жезл продажный? То ваш надгробный звон. Расти ж, ликуй! Чем, гады, выкупите жизнь? Офицер Проклятье! С оружьем встать у входа! Все погибло, Коль страшный звон не смолкнет. Офицер Напутал что-то или вдруг наткнулся На гнусную засаду. Эй, Ансельмо, Бери свой взвод и - прямиком на башню. Всем остальным со мною быть. Часть стражей уходит. Дож Несчастный! Коль жизнью подлой дорожишь - моли: Ей срок теперь не долее минуты, Да рассылай разбойников твоих: Им не вернуться. Офицер Пусть. Они погибнут, Как я погибну - исполняя долг. Дож Дурак! Орлу знатней нужна добыча, Не ты с твоею шайкою. Живи. Коль смерть сопротивленьем не накличешь, И (если стерпит темная душа Сиянье солнца) быть учись свободным. Офицер А ты учись быть узником: он смолк - Сигнал измены, гнавший стаю гончих За их патрицианской дичью. Звон Был погребальным, но не для Сената! Колокольный звон прекращается. Дож (после паузы) Все тихо. Все погибло... Офицер Вправду ль я Бунтарского Сената раб мятежный? Не выполнил ли долг я? Дож Смолкни, тварь! Ты цену крови заслужил достойно, Хозяева тебя вознаградят, Но прислан ты стеречь, не пустословить, Как сам сказал; так исполняй же службу, Но молча, как приличествует. Помни: Хоть я и пленник твой, но государь. Офицер Я не намерен отказать вам в чести, Присущей рангу. Здесь я повинуюсь. Дож (в сторону) Теперь осталось лишь одно мне: смерть. Так близок был успех!.. О, я охотно, Я гордо пал бы в миг триумфа, но Так все утратить!.. Входят другие офицеры ночной стражи с арестованным Бертуччо Фальеро. Второй офицер Он схвачен выходившим Из башни, где, по порученью дожа, Велел он к мятежу подать сигнал, В набат ударив. Офицер Подступы к дворцу Надежно ль охраняются? и все ли? Второй офицер Все, но теперь в том нет нужды: вожди Уже в цепях, а кой-кого и судят; Приверженцы бегут, иных - схватили. Бертуччо О дядя! Дож Против рока не пойдешь! Наш род лишился чести! Бертуччо Кто бы мог Подумать это? На мгновенье раньше б!.. Дож Мгновенье то - меняло лик столетий, А это - шлет нас в вечность. И пойдем, Как мужи, чей триумф не весь в удаче, Кто может встать лицом к лицу с любою Судьбой, не дрогнув. Не томись: он краток, Миг перехода. Я б один ушел, Но, так как нас вдвоем отправят, верно, Умрем достойно предков и себя! Бертуччо Я, дядя, вас не устыжу. Офицер Синьоры, Вас охранять приказано мне порознь, Пока Совет вам не назначит суд. Дож Нам - суд! Они издевку длить решили До казни? Что ж, их сила; с ними тоже Разделались бы мы, хоть с меньшей помпой. Все это ведь игра убийц взаимных: Смерть - по очкам; но выиграл Сенат С фальшивой костью. Кто же наш Иуда? Офицер Я отвечать не вправе. Бертуччо Я отвечу: Бертрам какой-то; показанья он Давать еще не кончил в тайной Джунте. Дож Бертрам, бергамец! Мерзким же орудьем Мы запаслись для смерти иль победы! Такая тварь, в грязи двойной измены, Честь обретет, награды и бессмертье - С гусями римскими, чей гогот поднял Весь Рим, триумф добыв им ежегодный, А Манлий, галлов сбросивший, был сам С Тарпея свергнут... Офицер Он хотел изменой Взять власть над Римом. Дож Рим он спас и думал Спасенный город преобразовать... Но это вздор... Синьоры, мы готовы. Офицер Прошу пройти, Бертуччо благородный, Во внутренние комнаты. Бертуччо Прощайте, Мой дядя! Встретимся ль еще - не знаю. Но, может быть, наш прах соединим. Дож И так же души: им, в полете вольном, Свершить все то, что бренный, косный прах Не мог свершить. Не позабудут нас, Громивших трон преступной тирании, И - день придет - с нас будут брать пример! АКТ ПЯТЫЙ СЦЕНА ПЕРВАЯ Зал заседаний Совета Десяти, пополненного по случаю суда над соучастниками крамолы Марино Фальеро несколькими добавочными сенаторами, что составляло так называемую Джунту. Стражи, офицеры и пр. Израэль Бертуччо и Филиппо Календаро - подсудимые. Бертрам, Лиони и другие свидетели и пр. Председатель Совета Десяти Бенинтенде. Бенинтенде Теперь, когда доказаны столь явно Бесчисленные преступленья этих Злодеев закоснелых, остается Изречь вердикт. Печальная повинность Для подсудимых и суда. Увы! На мне она, и путь служебный мой В грядущем будет неразрывно связан С воспоминаньем грязным о гнуснейшей И сложно разработанной измене Стр