Самуил Яковлевич Маршак. Произведения для детей. Том 1 Сказки. Песни. Загадки. Веселое путешествие от "А" до "Я". Стихи разных лет. Повести в стихах --------------------------------------------------------------------------- Собрание сочинений в восьми томах. Том 1. Издательство "Художественная литература", Москва, 1968 Издание осуществляется под редакцией В. М. Жирмунского, И. С. Маршака, С. В. Михалкова, А. И. Пузикова, А. Т. Твардовского ББК Р2 М30 OCR Кудрявцев Г.Г. --------------------------------------------------------------------------- ПРОИЗВЕДЕНИЯ ДЛЯ ДЕТЕЙ. СКАЗКИ. ПЕСНИ. ЗАГАДКИ. ВЕСЕЛОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ОТ "А" ДО "Я". СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ. ПОВЕСТИ В СТИХАХ Подготовка текста и примечания В. И. Лейбсона  * О СЕБЕ *  {Автобиография-предисловие С. Я. Маршака, написанная им для сборника избранных стихов в серии "Библиотека советской поэзии" (М. 1964).} Я родился в 1887 году 22 октября старого стиля (3 ноября нового) в городе Воронеже. Написал я эту обычную для жизнеописаний фразу и подумал: как уместить на нескольких страницах краткой автобиографии долгую жизнь, полную множества событий? Один перечень памятных дат занял бы немало места. Но ведь этот небольшой сборник стихов, написанных в разные годы (примерно с 1908 по 1963), в сущности, и есть моя краткая автобиография. Здесь читатель найдет стихи, в которых отразились разные периоды моей жизни, начиная с детских и отроческих лет, проведенных на окраинах Воронежа и Острогожска. Отец мой, Яков Миронович Маршак, работал мастером на заводах (потому-то мы и жили на фабричных окраинах). Но работа на мелких кустарных заводишках не удовлетворяла одаренного человека, который самоучкой постиг основы химии и непрестанно занимался различными опытами. В поисках лучшего применения своих сил и знаний отец со всей семьей переезжал из города в город, пока наконец не устроился на постоянное жительство в Петербурге. Память об этих бесконечных и нелегких переездах сохранилась в стихах о моем детстве. В Острогожске я поступил в гимназию. Выдержал экзамены на круглые пятерки, но принят был не сразу из-за существовавшей тогда для учеников-евреев процентной нормы. Сочинять стихи я начал еще до того, как научился писать. Многим обязан я одному из моих гимназических учителей, Владимиру Ивановичу Теплых, который стремился привить ученикам любовь к строгому и простому, лишенному вычурности и банальности языку. Так бы я и прожил в маленьком, тихом Острогожске до окончания гимназии, если бы не случайный и совершенно неожиданный поворот в моей судьбе. Вскоре после того, как отец нашел работу в Питере, туда переехала и моя мать с младшими детьми. Но и в столице семья наша жила на окраинах, попеременно за всеми заставами - Московской, Нарвской и Невской. Только я и мой старший брат остались в Острогожске. Перевестись в Петербургскую гимназию нам было еще труднее, чем поступить в острогожскую. Случайно во время летних каникул я познакомился в Петербурге с известным критиком Владимиром Васильевичем Стасовым. Он встретил меня необыкновенно радушно и горячо, как встречал многих молодых музыкантов, художников, писателей, артистов. Помню слова из воспоминаний Шаляпина: "Этот человек как бы обнял меня душою своей". Познакомившись с моими стихами, Владимир Васильевич подарил мне целую библиотечку классиков, а во время наших встреч много рассказывал о своем знакомстве с Глинкой, Тургеневым, Герценом, Гончаровым, Львом Толстым. Мусоргским. Стасов был для меня как бы мостом чуть ли не в пушкинскую эпоху. Ведь родился он в январе 1824 года, до восстания декабристов, в год смерти Байрона. Осенью 1902 года я вернулся в Острогожск, а вскоре пришло письмо от Стасова, что он добился моего перевода в петербургскую 3-ю гимназию - одну из немногих, где после реформы министра Ванновского сохранилось в полном объеме преподавание древних языков. Эта гимназия была параднее и официальное моей острогожской. В среде бойких и щеголеватых столичных гимназистов я казался - самому себе и другим - скромным и робким провинциалом. Гораздо свободнее и увереннее чувствовал я себя в доме у Стасова и в просторных залах Публичной библиотеки, где Владимир Васильевич заведовал художественным отделом. Кого только не встречал я здесь - профессоров и студентов, композиторов, художников и писателей, знаменитых и еще никому не известных. Стасов возил меня в музей Академии художеств смотреть замечательные рисунки Александра Иванова, а в библиотеке показывал мне собрание народных лубочных картинок с надписями в стихах и в прозе. Он же впервые заинтересовал меня русскими сказками, песнями и былинами. На даче у Стасова, в деревне Старожиловке, в 1904 году я встретился с Горьким и Шаляпиным, и эта встреча повела к новому повороту в моей судьбе. Узнав от Стасова, что с переезда в Питер я часто болею, Горький предложил мне поселиться в Ялте. И тут же обратился к Шаляпину: "Устроим это, Федор?" - "Устроим, устроим!" - весело ответил Шаляпин. А через месяц пришло от Горького из Ялты известие о том, что я принят в ялтинскую гимназию и буду жить в его семье, у Екатерины Павловны Пешковой. Я приехал в Ялту, когда там еще свежа была память о недавно скончавшемся Чехове. В этом сборнике помещены стихи, в которых я вспоминаю впервые увиденный мною тогда осиротевший чеховский домик на краю города. Никогда не забуду, как приветливо встретила меня - в ту пору еще совсем молодая - Екатерина Павловна Пешкова. Алексея Максимовича в Ялте уже не было, но и до его нового приезда дом, где жила семья Пешковых, был как бы наэлектризован надвигавшейся революцией. В 1905 году город-курорт нельзя было узнать. Здесь в первый раз увидел я на улицах огненные полотнища знамен, услышал под открытым небом речи и песни революции. Помню, как в Ялту приехал Алексей Максимович, незадолго до того выпущенный из Петропавловской крепости. За это время он заметно осунулся, побледнел и отрастил небольшую рыжеватую бороду. У Екатерины Павловны он читал вслух написанную им в крепости пьесу "Дети Солнца". Вскоре после бурных месяцев 1905 года в Ялте начались повальные аресты и обыски. Здесь в это время властвовал свирепый градоначальник, генерал Думбадзе. Многие покидали город, чтобы избежать ареста. Вернувшись в Ялту из Питера в августе 1906 года после каникул, я не нашел здесь семьи Пешковых. Я остался в городе один. Снимал комнатку где-то на Старом базаре, давал уроки. В эти месяцы одиночества я запоем читал новую, неизвестную мне до того литературу - Ибсена, Гауптмана, Метерлинка, Эдгара По, Бодлера, Верлена, Оскара Уайльда, наших поэтов-символистов. Разобраться в новых для меня литературных течениях было нелегко, но они не поколебали той основы, которую прочно заложили в моем сознании Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Фет, Толстой и Чехов, народный эпос, Шекспир и Сервантес. Зимой 1906 года меня вызвал к себе директор гимназии. Под строгим секретом он предупредил меня, что мне грозит исключение из гимназии и арест, и посоветовал покинуть Ялту как можно незаметнее и скорее. И вот я снова очутился в Питере. Стасов незадолго до того умер, Горький был за границей. Как и многим другим людям моего возраста, мне пришлось самому, без чьей-либо помощи, пробивать себе дорогу в литературу. Печататься я начал с 1907 года в альманахах, а позднее в только что возникшем журнале "Сатирикон" и в других еженедельниках. Несколько стихотворений, написанных в ранней молодости, лирических и сатирических, вошло в эту книгу. Среди поэтов, которых я и до того знал и любил, особое место занял в эти годы Александр Блок. Помню, с каким волнением читал я ему в его скромно обставленном кабинете свои стихи. И дело было тут не только в том, что передо мною находился прославленный, уже владевший умами молодежи поэт. С первой встречи он поразил меня своей необычной - открытой и бесстрашной - правдивостью и какой-то трагической серьезностью. Так обдуманны были его слова, так чужды суеты его движения и жесты. Блока можно было часто встретить в белые ночи одиноко шагающим по прямым улицам и проспектам Петербурга, и он казался мне тогда как бы воплощением этого бессонного города. Больше всего образ его связан в моей памяти с питерскими Островами. В одном из стихотворений я писал: Давно стихами говорит Нева. Страницей Гоголя ложится Невский. Весь Летний сад - Онегина глава. О Блоке вспоминают Острова, А по Разъезжей бродит Достоевский... В самом начале 1912 года я заручился согласием нескольких редакций газет и журналов печатать мои корреспонденции и уехал учиться в Англию. Вскоре по приезде я и моя молодая жена, Софья Михайловна, поступили в Лондонский университет: я - на факультет искусств (по-нашему - филологический), жена - на факультет точных наук. На моем факультете основательно изучали английский язык, его историю, а также историю литературы. Особенно много времени уделялось Шекспиру. Но, пожалуй, больше всего подружила меня с английской поэзией университетская библиотека. В тесных, сплошь заставленных шкафами комнатах, откуда открывался вид на деловитую, кишевшую баржами и пароходами Темзу, я впервые узнал то, что переводил впоследствии, - сонеты Шекспира, стихи Вильяма Блейка, Роберта Бернса, Джона Китса, Роберта Браунинга, Киплинга. А еще набрел я в этой библиотеке на замечательный английский детский фольклор, полный причудливого юмора. Воссоздать на русском языке эти трудно поддающиеся переводу классические стихи, песенки и прибаутки помогло мне мое давнее знакомство с нашим русским детским фольклором. Так как литературных заработков нам едва хватало на жизнь, мне с женой довелось жить в самых демократических районах Лондона - сначала в северной его части, потом в самой бедной и густо населенной - восточной, и только под конец мы выбрались в один из центральных районов поблизости от Британского музея, где жило много таких же студентов-иностранцев, как и мы. А на каникулах мы совершали пешие прогулки по стране, измерили шагами два южных графства (области) - Девоншир и Корнуолл. Во время одной из далеких прогулок мы познакомились и подружились с очень интересной лесной школой в Уэльсе ("Школой простой жизни"), с ее учителями и ребятами. Все это оказало влияние на мою дальнейшую судьбу и работу. В ранней молодости, когда я больше всего любил в поэзии лирику, а в печать отдавал чаще всего сатирические стихи, я и представить себе не мог, что со временем переводы и детская литература займут большое место в моей работе. Одно из первых моих стихотворений, помещенных в "Сатириконе" ("Жалоба"), было эпиграммой на переводчиков того времени, когда у нас печаталось много переводов из французской, бельгийской, скандинавской, мексиканской, перуанской и всяческой другой поэзии. Тяга ко всему заграничному была тогда так велика, что многие стихотворцы щеголяли в своих стихах иностранными именами и словечками, а некий литератор даже избрал для себя звучный, похожий на королевское имя псевдоним - "Оскар Норвежский". Только лучшие поэты того времени заботились о качестве своих переводов. Бунин перевел "Гайавату" Лонгфелло так, что этот перевод мог занять место рядом с его оригинальными стихами. То же можно сказать о переводах Брюсова из Верхарна и армянских поэтов, о некоторых переводах Бальмонта из Шелли и Эдгара По, Александра Блока из Гейне. Можно назвать еще нескольких талантливых и вдумчивых переводчиков. А большинство стихотворных переводов было делом рук литературных ремесленников, часто искажавших и оригинал, с которого переводили, и родной язык. Руками ремесленников делалась в то время и наиболее ходкая литература для детей. Золотым фондом детской библиотеки была классика, русская и зарубежная, фольклор и те повести, рассказы и очерки, которые время от времени дарили детям лучшие современные писатели, популяризаторы науки и педагоги. Преобладали же в предреволюционной детской литературе (особенно в журналах) слащавые и беспомощные стишки и сентиментальные повести, героями которых были, по выражению Горького, "отвратительно-прелестные мальчики" и такие же девочки. Не удивительно то глубокое предубеждение, которое я питал тогда к детским книжкам в тисненных золотом переплетах или в дешевых пестрых обложках. Переводить стихи я начал в Англии, работая в нашей тихой университетской библиотеке. И переводил я не по Заказу, а по любви - так же, как писал собственные лирические стихи. Мое внимание раньше всего привлекли английские и шотландские народные баллады, поэт второй половины XVIII и первой четверти XIX века Вильям Блейк, прославленный и зачисленный в классики много лет спустя после смерти, и его современник, умерший еще в XVIII веке, - народный поэт Шотландии Роберт Бернс. Над переводом стихов обоих поэтов я продолжал работать и по возвращении на родину. Мои переводы народных баллад и стихов Вордсворта и Блейка печатались в 1915-1917 годах в журналах "Северные записки", "Русская мысль" и др. А к детской литературе я пришел позже - после революции, Вернулся я из Англии на родину за месяц до первой мировой войны. В армию меня не взяли из-за слабости зрения, но я надолго задержался в Воронеже, куда в начале 1915 года поехал призываться. Здесь я с головою ушел в работу, в которую постепенно и незаметно втянула меня сама жизнь. Дело в том, что в Воронежскую губернию царское правительство переселило в это время множество жителей прифронтовой полосы, преимущественно из беднейших еврейских местечек. Судьба этих беженцев всецело зависела от добровольной общественной помощи. Помню одно из воронежских зданий, в котором разместилось целое местечко. Здесь нары были домами, а проходы между ними - улочками. Казалось, будто с места на место перенесли муравейник со всеми его обитателями. Моя работа заключалась в помощи детям переселенцев. Интерес к детям возник у меня задолго до того, как я стал писать для них книжки. Безо всякой практической цели бывал я в петербургских начальных школах и приютах, любил придумывать для ребят фантастические и забавные истории, с увлечением принимал участие в их играх. Еще теснее сблизился я с детьми в Воронеже, когда мне пришлось заботиться об их обуви, пальтишках и одеялах. И все же помощь, которую мы оказывали ребятам-беженцам, носила оттенок благотворительности. Более глубокая и постоянная связь с детьми установилась у меня только после революции, которая открыла широкий простор для инициативы в делах воспитания. В Краснодаре (ранее Екатеринодаре), где служил на заводе мой отец и куда летом 1917 года переселилась вся наша семья, я работал в местной газете, а после восстановления Советской власти заведовал секцией детских домов и колоний областного отдела народного образования. Здесь же, с помощью заведующего отделом М. А. Алексинского, я и еще несколько литераторов, художников и композиторов организовали в 1920 году один из первых в нашей стране театров для детей, который скоро вырос в целый "Детский городок" со своей школой, детским садом, библиотекой, столярной и слесарной мастерскими и различными кружками. Вспоминая эти годы, не знаешь, чему больше удивляться: тому ли, что в стране, истощенной интервенцией и гражданской войной, мог возникнуть и существовать несколько лет "Детский городок", или же самоотверженности его работников, довольствовавшихся скудным пайком и заработком. А ведь в коллективе театра были такие работники, как Дмитрий Орлов (впоследствии народный артист РСФСР, актер Театра Мейерхольда, а потом МХАТа), как старейший советский композитор В. А. Золотарев и другие. Пьесы для театра писали по преимуществу двое - я и поэтесса Е. И. Васильева-Дмитриева. Это и было началом моей поэзии для детей, которой отведено значительное место в этом сборнике. Оглядываясь назад, видишь, как с каждым годом меня все больше и больше захватывала работа с детьми и для детей. "Детский городок" (1920-1922), Ленинградский театр юного зрителя (1922-1924), редакция журнала "Новый Робинзон" (1924-1925), детский и юношеский отдел Ленгосиздата, а потом "Молодой гвардии" и, наконец, ленинградская редакция Детгиза (1924-1937). Журнал "Новый Робинзон" (носивший сначала скромное и неприхотливое название "Воробей") сыграл немаловажную роль в истории нашей детской литературы. В нем были уже ростки того нового и оригинального, что отличает эту литературу от прежней, предреволюционной. На его страницах впервые стали печататься Борис Житков, Виталий Бианки, М. Ильин, будущий драматург Евгений Шварц. Еще более широкие возможности открылись передомною и другими сотрудниками журнала, когда мы начали работать в издательстве. За тринадцать лет этой работы менялись издательства, в ведении которых редакция находилась, но не менялась - в основном - сама редакция, неустанно искавшая новых авторов, новые темы и жанры художественной и познавательной литературы для детей. Работники редакции были убеждены в том, что детская книга должна и может быть делом высокого искусства, не допускающего никаких скидок на возраст читателя. Здесь выступили со своими первыми книгами Аркадий Гайдар, М. Ильин, В. Бианки, Л. Пантелеев, Евг. Чарушин, Т. Богданович, Д. Хармс, А. Введенский, Елена Данько, Вяч. Лебедев, Н. Заболоцкий, Л. Будогоская и многие другие писатели. Здесь же вышла и книга Алексея Толстого "Приключения Буратино". Мы и не знали в то время, как внимательно следил за нашей работой находившийся тогда в Италии А. М. Горький, придававший первостепенное значение детской литературе. Еще в самые первые годы революции он основал журнал для детей "Северное сияние", а потом редактировал при участии Корнея Чуковского и Александра Бенуа веселый и праздничный детский альманах "Елка". Мое общение с Алексеем Максимовичем прервалось еще со времени его отъезда за границу в 1906 году. И вот в 1927 году я получил от него из Сорренто письмо, в котором он с похвалой отзывался о книгах Бориса Житкова, Виталия Бианки и моих, а также о рисунках В. В. Лебедева, который работал в нашей редакции рука об руку со мной. С тех пор от внимания Горького не ускользала ни одна сколько-нибудь выдающаяся книга для детей. Он радовался появлению повести Л. Пантелеева и Г. Белых "Республика Шкид", выходу "Рассказа о великом плане" и книги "Горы и люди" М. Ильина. В альманахе, печатавшемся под его редакцией, он поместил вышедшую у нас детскую книгу известного физика М. П. Бронштейна "Солнечное вещество". А когда в 1929-1930 годах на меня и на всю нашу редакцию ополчились соединенные силы наиболее непримиримых рапповцев и догматиков от педологии, Алексей Максимович выступил с гневной отповедью всем гонителям фантазии и юмора в детской книге (статьи "Человек, уши которого заткнуты ватой", "О безответственных людях и о детской книге наших дней" и др.). Помню, как после одного из совещаний о детской литературе Горький спросил меня своим мягким, приглушенным баском: "- Ну, что, позволили наконец разговаривать чернильнице со свечкой? И добавил, покашливая, совершенно серьезно: - Сошлитесь на меня. Я сам слышал, как они разговаривали. Ей-богу!" В 1933 году Горький пригласил меня к себе в Сорренто, чтобы наметить в общих чертах программу будущего - как мы его тогда называли - Детиздата и поработать над письмом (докладной запиской) в ЦК партии об организации первого в мире и небывалого по масштабам государственного издательства детской литературы. Когда же в 1934 году в Москве собрался Первый всесоюзный съезд советских писателей, Алексей Максимович предложил, чтобы мое выступление ("О большой литературе для маленьких") было заслушано на съезде сейчас же после его доклада, как содоклад. Этим он хотел подчеркнуть значительность и важность детской книги в наше время. Последнее мое свидание с Горьким было в Тессели (в Крыму) месяца за два до его кончины. Он передал мне намеченные им для издания списки книг для детей младшего и среднего возраста, а также проект раздвижной географической карты и геологического глобуса. В следующем, 1937 году наша редакция в том составе, в каком она работала в предшествовавшие годы, распалась. Двое редакторов были по клеветническому навету арестованы. Правда, через некоторое время их освободили, но фактически прежняя редакция перестала существовать. Вскоре я переехал в Москву. Редакция отнимала у меня много сил и оставляла мало времени для собственной литературной работы, и все же я вспоминаю ее с удовлетворением и с чувством глубокой благодарности к моим товарищам по работе, так самоотверженно и самозабвенно преданных делу. Этими товарищами были замечательный художник В. В. Лебедев, талантливые писатели-редакторы Тамара Григорьевна Габбе, Евгений Шварц, А. Любарская, Леонид Савельев, Лидия Чуковская, З. Задунайская. Кукрыниксами - М. В. Куприяновым, П. Н. Крыловым и Н. А. Соколовым. Сатирические стихи послевоенных лет были обращены, главным образом, против сил, враждебных миру. Делу мира посвящен и текст оратории, который я напи сал для композитора Сергея Прокофьева. С ним же я работал над кантатой "Зимний костер". И наконец, в 1962 году впервые вышла моя "Избранная лирика". Сейчас я продолжаю работать в жанрах, в которых работал и раньше. Пишу лирические стихи, написал новые детские книги в стихах, перевожу Бернса и Блейка, работаю над новыми статьями о мастерстве, а в последнее время вернулся к драматургии - написал комедию-сказку "Умные вещи". С. МАРШАК Ялта, 1963  * СКАЗКИ. ПЕСНИ. ЗАГАДКИ *   * НАЧИНАЕТСЯ РАССКАЗ *  ВЕЛИКАН  Раз, Два, Три, Четыре. Начинается рассказ: В сто тринадцатой квартире Великан живет у нас. На столе он строит башни, Строит город в пять минут. Верный конь и слон домашний Под столом его живут. Вынимает он из шкафа Длинноногого жирафа, А из ящика стола - Длинноухого осла. Полон силы богатырской, Он от дома до ворот Целый поезд пассажирский На веревочке ведет. А когда большие лужи Разливаются весной, Великан во флоте служит Самым младшим старшиной. У него бушлат матросский, На бушлате якоря. Крейсера и миноноски Он ведет через моря. Пароход за пароходом Он выводит в океан. И растет он с каждым годом, Этот славный великан! МЯЧ  Мой Веселый, Звонкий Мяч, Ты куда Помчался Вскачь? Желтый, Красный, Голубой, Не угнаться За тобой! Я  Тебя Ладонью Хлопал. Ты Скакал И звонко Топал. Ты Пятнадцать Раз Подряд Прыгал В угол И назад. А потом Ты покатился И назад Не воротился. Покатился В огород, Докатился До ворот, Подкатился Под ворота, Добежал До поворота. Там Попал Под колесо. Лопнул, Хлопнул - Вот и все! * * * Стала курица считать Маленьких цыпляток: Желтых пять И черных пять, А всего десяток. УСАТЫЙ-ПОЛОСАТЫЙ  Жила-была девочка. Как ее звали? Кто звал, Тот и знал. А вы не знаете. Сколько ей было лет? Сколько зим, Столько лет, - СорокА еще нет. А всего четыре года. И был у нее... Кто у нее был? Серый, Усатый, Весь полосатый. Кто это такой? Котенок. Стала девочка котенка спать укладывать. - Вот тебе под спинку Мягкую перинку. Сверху на перинку Чистую простынку. Вот тебе под ушки Белые подушки. Одеяльце на пуху И платочек наверху. Уложила котенка, а сама пошла ужинать. Приходит назад, - что такое? Хвостик - на подушке, На простынке - ушки. Разве так спят? Перевернула она котенка, уложила, как надо: Под спинку - Перинку. На перинку - Простынку. Под ушки - Подушки. А сама пошла ужинать. Приходит опять, - что такое? Ни перинки, Ни простынки, Ни подушки Не видать, А усатый, Полосатый Перебрался Под кровать. Разве так спят? Вот какой глупый котенок! Захотела девочка котенка выкупать. Принесла Кусочек Мыла, И мочалку Раздобыла, И водицы Из котла В чайной Чашке Принесла. Не хотел котенок мыться - Опрокинул он корытце И в углу за сундуком Моет лапку языком. Вот какой глупый котенок! Стала девочка учить котенка говорить: - Котик, скажи: мя-чик. А он говорит: мяу! - Скажи: ло-шадь. А он говорит: мяу! - Скажи: э-лек-три-че-ство. А он говорит: мяу-мяу! Все "мяу" да "мяу"! Вот какой глупый котенок! Стала девочка котенка кормить. Принесла овсяной кашки - Отвернулся он от чашки. Принесла ему редиски - Отвернулся он от миски. Принесла кусочек сала. Говорит котенок: - Мало! Вот какой глупый котенок! Не было в доме мышей, а было много карандашей. Лежали они на столе у папы и попали котенку в лапы. Как помчался он вприпрыжку, карандаш поймал, как мышку, И давай его катать - Из-под стула под кровать, От стола до табурета, От комода до буфета. Подтолкнет - и цап-царап! А потом загнал под шкап. Ждет на коврике у шкапа, Притаился, чуть дыша... Коротка кошачья лапа - Не достать карандаша! Вот какой глупый котенок! Закутала девочка котенка в платок и пошла с ним в сад. Люди спрашивают: - Кто это у вас? А девочка говорит: - Это моя дочка. Люди спрашивают: - Почему у вашей дочки серые щечки? А девочка говорит: - Она давно не мылась. Люди спрашивают: - Почему у нее мохнатые лапы, а усы, как у папы? Девочка говорит: - Она давно не брилась. А котенок как выскочит, как побежит, - все и увидели, что это котенок - усатый, полосатый. Вот какой глупый котенок! А потом, А потом Стал он умным котом, А девочка тоже выросла, стала еще умнее и учится в первом классе сто первой школы. ДВА ДРОЗДА  Видишь, смотрят из гнезда Два молоденьких дрозда. Клюв покажет первый дрозд, А второй покажет хвост. * * * У стола четыре ножки, По две с каждой стороны, Но сапожки И калошки Этим ножкам не нужны. КТО КОЛЕЧКО НАЙДЕТ?  Покатилось, покатилось Олино колечко, Покатилось, покатилось С нашего крылечка, Покатилось Колесом, Притаилось За кустом. Кто с крылечка Сойдет? Кто колечко Найдет? - Я! - сказала кошка. Подожди немножко, А сейчас я не могу: Мышку в норке стерегу! Покатилось, покатилось Олино колечко, Покатилось, покатилось С нашего крылечка, Покатилось Вкривь и вкось И на землю улеглось. Кто найдет колечко Около крылечка? - Я! - сказала курица. - Стоит мне прищуриться, Я вам семечко найду На дворе или в саду. И кольцо найти я рада, Да цыплят кормить мне надо, А цыплята - вот беда! - Разбежались кто куда! - Го-го-го! - гогочет гусь. - Погоди, пока вернусь. Я поплаваю в пруду, А потом искать пойду! - Бе-е! - заблеяла овечка. - Я нашла бы вам колечко, Отыскала бы давно, Да не знаю, где оно. - Я найду! - сказал индюк. - Только стал я близорук, А для нас, для индюков, Не придумано очков. Укажите мне местечко, Где запряталось колечко, Постараюсь я найти И хозяйке принести! Кто ж найдет колечко Около крылечка? - Я найду! - трещит сорока. - Я, сорока, быстроока. Нахожу я ложки, Брошки и сережки. Только все, что отыщу, Я домой к себе тащу! Не ищи кольца, сорока, Не старайся, белобока! Наша Оленька мала, А сама искать пошла Потихоньку, помаленьку Со ступеньки на ступеньку, По тропинке вкривь и вкось. Тут колечко и нашлось. Воротилась, воротилась Оля на крылечко, А на пальчике светилось У нее колечко. ВАНЬКА-ВСТАНЬКА  Уснули телята, уснули цыплята, Не слышно веселых скворчат из гнезда. Один только мальчик - по имени Ванька, По прозвищу Встанька - не спит никогда. У Ваньки, у Встаньки - несчастные няньки: Начнут они Ваньку укладывать спать, А Ванька не хочет - приляжет и вскочит, Уляжется снова и встанет опять. Укроют его одеялом на вате - Во сне одеяло отбросит он прочь, И снова, как прежде, стоит на кровати, Стоит на кровати ребенок всю ночь. Лечил его доктор из детской больницы. Больному сказал он такие слова: - Тебе, дорогой, потому не лежится, Что слишком легка у тебя голова! БОЛЬШОЙ КАРМАН  Мой знакомый мальчуган Снят на этой карточке. У него большой карман Спереди на фартучке. Все, что Ваня ни найдет, Он в карман к себе кладет. И растет, растет карман С каждым днем у Вани. Гайки, гвозди, старый кран Брякают в кармане. --- Мама Ваню водит в ясли. Там к обеду Ване Дали блин в топленом масле, А другой в сметане. Съел он первый, а другой Унести хотел домой. Блин сложил он пополам И еще раз пополам, Будто запечатал, Поглядел по сторонам И в карман упрятал. Взять домой и молоко Захотелось Ване, Да его не так легко Унести в кармане! Молоко прошло насквозь, Просочилось, пролилось. Из кармана на пол Белый дождь закапал. Очень жалко, что карман - Не кувшин и не стакан! --- Всех детей гулять ведут. Только Ваня не обут. Потерялась после сна Тапочка у Вани... Оказалось, и она Прячется в кармане. До чего большой карман - Не карман, а чемодан! Чемодан битком набит. Из него торчком торчит Ломаная ложка, Куколка-матрешка, Лошадиная нога С маленькой подковой И колючие рога Глиняной коровы. --- Потерялся барабан, Красный, полосатый. И под стол и под диван Лазили ребята. Видит няня, что карман Толще стал у Вани... - Неужели барабан У тебя в кармане?.. Оказалось, так и есть, - Только он не мог пролезть. Не поддался барабан, - Затрещал по швам карман: Был он не резиновый, Был он парусиновый!..  * * ДЕТКИ В КЛЕТКЕ * *  ЗООСАД  Рано, рано мы встаем, Громко сторожа зовем: - Сторож, сторож, поскорей Выходи кормить зверей! Вышел сторож из сторожки, Подметает он дорожки, Курит трубку у ворот, Нам обедать не дает. Долго, долго у решетки, Мы стоим, разинув глотки. Знаем, знаем без часов, Что обед для нас готов. За обедом, за обедом Не болтаем мы с соседом, Забываем обо всем И жуем, жуем, жуем. Это трудная работа - Щеки лоснятся от пота. После пищи нужен сон. Прислонившись, дремлет слон. Показав себя народу, Бегемот уходит в воду. Спит сова, вцепившись в пень, Спит олень, и спит тюлень. Темно-бурый медвежонок Про себя ворчит спросонок, Только пони и верблюд Принимаются за труд. На верблюде, на верблюде, Как в пустыне, ездят люди, Проезжают мимо рва, За которым видят льва, Проезжают мимо клетки, Где орлы сидят на ветке. Неуклюж, космат и худ, Ходит по саду верблюд. А по кругу, на площадке, Черногривые лошадки Мчатся рядом и гуськом, Машут челкой и хвостом. Но вот наступает прохлада. Чужие уходят из сада. Горят за оградой огни, И мы остаемся одни. СЛОН  Дали туфельки слону. Взял он туфельку одну И сказал: - Нужны пошире, И не две, а все четыре! ЖИРАФ  Рвать цветы легко и просто Детям маленького роста, Но тому, кто так высок, Нелегко сорвать цветок! ТИГРЕНОК  Эй, не стойте слишком близко - Я тигренок, а не киска! ЗЕБРЫ  Полосатые лошадки, Африканские лошадки, Хорошо играть вам в прятки На лугу среди травы! Разлинованы лошадки, Словно школьные тетрадки, Разрисованы лошадки От копыт до головы. БЕЛЫЕ МЕДВЕДИ  У нас просторный водоем. Мы с братом плаваем вдвоем. Вода прохладна и свежа. Ее меняют сторожа. Мы от стены плывем к стене То на боку, то на спине. Держись правее, дорогой, Не задевай меня ногой! СОВЯТА  Взгляни на маленьких совят - Малютки рядышком сидят. Когда не спят, Они едят. Когда едят, Они не спят. СТРАУСЕНОК  Я - страусенок молодой, Заносчивый и гордый. Когда сержусь, я бью ногой, Мозолистой и твердой. Когда пугаюсь, я бегу, Вытягивая шею. А вот летать я не могу, И петь я не умею. ПИНГВИН  Правда, дети, я хорош? На большой мешок похож. На морях в былые годы Обгонял я пароходы. А теперь я здесь в саду Тихо плаваю в пруду. ЛЕБЕДЕНОК  Отчего течет вода С этого младенца? Он недавно из пруда, Дайте полотенце! ВЕРБЛЮД  Бедный маленький верблюд: Есть ребенку не дают. Он сегодня съел с утра Только два таких ведра! ЭСКИМОССКАЯ СОБАКА  На прутике записка: "Не подходите близко!" Записке ты не верь - Я самый добрый зверь. За что сижу я в клетке, Я сам не знаю, детки. ПИНГВИНЯТА  Мы - два брата, два птенца. Мы недавно из яйца. Что за птица - наша мать? Где ее нам отыскать? Мы ни с кем здесь не знакомы И не знаем даже, кто мы. Гуси? Страусы? Павлины? Догадались! Мы - пингвины. КЕНГУРУ  Вот полюбуйтесь на игру Двух австралийских кенгуру. Они играют в чехарду В зоологическом саду. СОБАКА ДИНГО  Нет, я не волк и не лиса. Вы приезжайте к нам в леса, И там увидите вы пса - Воинственного динго. Пусть вам расскажет кенгуру, Как в австралийскую жару Гнал по лесам его сестру Поджарый, тощий динго. Она в кусты - и я за ней, Она в ручей - и я в ручей, Она быстрей - и я быстрей, Неутомимый динго. Она хитра, и я не прост. С утра бежали мы до звезд, Но вот поймал ее за хвост Неумолимый динго. Теперь у всех я на виду В зоологическом саду, Верчусь волчком и мяса жду, Неугомонный динго. ЛЬВЯТА  Вы разве не знаете папы - Большого, рыжего льва? У него тяжелые лапы И косматая голова. Он громко кричит - басом, И слышно его далеко. Он ест за обедом мясо, А мы сосем молоко. ЛЬВЕНОК  Нет, постой, постой, постой, Я разделаюсь с тобой! Мой отец одним прыжком Расправляется с быком. Будет стыдно, если я Не поймаю воробья. Эй, вернись, покуда цел! Мама! Мама! Улетел!.. ЛЬВИЦА  Какое туманное лето В неласковой этой стране! Я в теплое платье одета, Но холодно, холодно мне! Меня называют дикаркой За то, что сижу я в тоске, Мечтая об Африке жаркой, О мягком, горячем песке. Я встретила здесь крокодила. Он мне улыбнулся, как друг. "Ты хочешь, - его я спросила, - К бананам и пальмам на юг?" "Дитя, - отвечал он уныло, - Не видеть родной мне земли!" И слезы из глаз крокодила По черным щекам потекли. ГИЕНА  Захрапели носороги, Дремлет страус длинноногий. Толстокожий бегемот Лег спокойно на живот. Спит верблюд, согнув колени. Но не спится мне - гиене! Настает моя пора: Буду выть я до утра. Днем молчала я угрюмо - Я боюсь дневного шума - Но зато мой хриплый смех По ночам пугает всех! Даже львы меня боятся... Как над ними не смеяться? МЕДВЕДЬ  Вот медведь, медведь, медведь! Кто желает посмотреть? Приходите к Мише в гости, Сладкий пряник Мише бросьте. Миша просит, Миша ждет, Широко разинув рот. Нет, правее! Нет, левее! Промахнулись, ротозеи! Вот теперь попали в рот! Что за пряник - чистый мед! За такое угощенье Мы покажем представленье. Ну-ка, Миша, поклонись! Ну-ка, Миша, кувырнись! ШАКАЛ  Мой отец - степной шакал Пищу сам себе искал. Далеко в стране песчаной Провожал он караваны И в пустыне при луне Громко плакал в тишине. Ел он кости и объедки, А теперь живет он в клетке. От дождя он здесь укрыт И всегда бывает сыт. СЛОН  Африканец молодой Обливается водой. Вымыл голову и ухо - И в лоханке стало сухо. Для хорошего слона Речка целая нужна. Уберите-ка Лоханку, Принесите-ка Фонтанку! ОБЕЗЬЯНА  Приплыл по океану Из Африки матрос, Малютку-обезьяну В подарок нам привез. Сидит она, тоскуя, Весь вечер напролет И песенку такую По-своему поет: "На дальнем жарком юге, На пальмах и кустах, Визжат мои подруги, Качаясь на хвостах. Чудесные бананы На родине моей. Живут там обезьяны И нет совсем людей". КЕНГУРУ  Длиннохвостый кенгуру Погулять зовет сестру, А сестра сидит в мешке У мамаши на брюшке. ГДЕ ОБЕДАЛ, ВОРОБЕЙ?  - Где обедал, воробей? - В зоопарке у зверей. Пообедал я сперва За решеткою у льва. Подкрепился у лисицы. У моржа попил водицы. Ел морковку у слона. С журавлем поел пшена. Погостил у носорога, Отрубей поел немного. Побывал я на пиру У хвостатых кенгуру. Был на праздничном обеде У мохнатого медведя. А зубастый крокодил Чуть меня не проглотил. ДЕТСКИЙ ДОМ  Весною в нынешнем году В зоологическом саду Олень и лев, барсук и рысь И медвежата родились. Для них устроен детский дом С зеленым лугом и прудом. Они играют и лежат. Козел бодает медвежат. А лев и волк несутся вскачь И разноцветный гонят мяч. Промчатся быстро год и два, И станет волк бояться льва, И жить на свете будут врозь Барсук и лев, медведь и лось. ФОМКА  Перед бассейном в зоопарке - Медвежьи мокрые следы. - С тяжелым плеском в полдень жаркий Медведь выходит из воды. Еще в костях он очень тонок, Еще и ростом невелик. Он не медведь, а медвежонок, Но белоснежен, как старик. Легко узнать по белой шкуре Бродягу ледяных полей. Слыхал он посвист зимней бури На дальней родине своей. Встречался с вьюгой и поземкой, Ночуя с матерью на льду. Теперь его прозвали Фомкой И жить заставили в саду. Он здесь ночует не на льдине, А на асфальтовой горе. Его тревожит крик павлиний, Рычанье тигра на заре. Он ищет днем прохладной тени И, не найдя ее нигде, Томясь от скуки и от лени, Беззвучно шлепает к воде. Рычит на сторожа негромко... Но не рычи, - придет зима, Вернутся вьюга и поземка - И будешь ты уже не Фомка, А матерОй медведь Фома! ПРО ГИППОПОТАМА  Уговорились я и мама Дождаться выходного дня И посмотреть ги-ги-топама... Нет, ги-попо-тото-попама... Нет, ги-гото-попо-потама... Пусть мама скажет за меня! Вошли в открытые ворота И побежали мы вдвоем Взглянуть на ги... на бегемота! Мы чаще так его зовем. Он сам имен своих не знает: Как ни зовите, - все равно Он из воды не вылезает, Лежит, как мокрое бревно. Нам не везло сегодня с мамой. Его мы ждали целый час. А он со дна глубокой ямы Не замечал, должно быть, нас. Лежал он гладкий, толстокожий, В песок уткнувшись головой, На кожу ветчины похожий В огромной миске суповой. По целым дням из водоема Он не выходит, - там свежей. - Есть у него часы приема? - Спросили мы у сторожей. - Да, есть часы приема пищи. Его мы кормим по часам. - И вдруг, блестя, как голенище, Поднялся сам Гиппопотам. Должно быть, у него промокли Мозги от постоянных ванн, Глаза посажены в бинокли, А рот раскрыт, как чемодан. Он оглядел стоявших рядом Гостей непрошеных своих, К решетке повернулся задом, Слегка нагнулся - и бултых! Я думаю, гиппопотама Зовут так трудно для того, Чтоб сторож из глубокой ямы Пореже вызывал его!..  * СКАЗКИ. ПРИСКАЗКИ *  СКАЗКА О ГЛУПОМ МЫШОНКЕ  Пела ночью мышка в норке: - Спи, мышонок, замолчи! Дам тебе я хлебной корки И огарочек свечи. Отвечает ей мышонок: - Голосок твой слишком тонок. Лучше, мама, не пищи, Ты мне няньку поищи! Побежала мышка-мать, Стала утку в няньки звать: - Приходи к нам, тетя утка, Нашу детку покачать. Стала петь мышонку утка: - Га-га-га, усни, малютка! После дождика в саду Червяка тебе найду. Глупый маленький мышонок Отвечает ей спросонок: - Нет, твой голос нехорош. Слишком громко ты поешь! Побежала мышка-мать, Стала жабу в няньки звать: - Приходи к нам, тетя жаба, Нашу детку покачать. Стала жаба важно квакать: - Ква-ква-ква, не надо плакать! Спи, мышонок, до утра, Дам тебе я комара. Глупый маленький мышонок Отвечает ей спросонок: - Нет, твой голос нехорош. Очень скучно ты поешь! Побежала мышка-мать Тетю лошадь в няньки звать: - Приходи к нам, тетя лошадь, Нашу детку покачать. - И-го-го! - поет лошадка. - Спи, мышонок, сладко-сладко, Повернись на правый бок, Дам овса тебе мешок. Глупый маленький мышонок Отвечает ей спросонок: - Нет, твой голос нехорош. Очень страшно ты поешь! Побежала мышка-мать Тетю свинку в няньки звать: - Приходи к нам, тетя свинка, Нашу детку покачать. Стала свинка хрипло хрюкать, Непослушного баюкать: - Баю-баюшки, хрю-хрю. Успокойся, говорю. Глупый маленький мышонок Отвечает ей спросонок: - Нет, твой голос нехорош. Очень грубо ты поешь! Стала думать мышка-мать: Надо курицу позвать. - Приходи к нам, тетя клуша, Нашу детку покачать. Закудахтала наседка: - Куд-куда! Не бойся, детка! Забирайся под крыло: Там и тихо и тепло. Глупый маленький мышонок Отвечает ей спросонок: - Нет, твой голос нехорош. Этак вовсе не уснешь! Побежала мышка-мать, Стала щуку в няньки звать: - Приходи к нам, тетя щука, Нашу детку покачать. Стала петь мышонку щука - Не услышал он ни звука: Разевает щука рот, А не слышно, что поет... Глупый маленький мышонок Отвечает ей спросонок: - Нет, твой голос нехорош. Слишком тихо ты поешь! Побежала мышка-мать, Стала кошку в няньки звать: - Приходи к нам, тетя кошка, Нашу детку покачать. Стала петь мышонку кошка: - Мяу-мяу, спи, мой крошка! Мяу-мяу, ляжем спать, Мяу-мяу, на кровать. Глупый маленький мышонок Отвечает ей спросонок: - Голосок твой так хорош. Очень сладко ты поешь! Прибежала мышка-мать, Поглядела на кровать, Ищет глупого мышонка, А мышонка не видать... СКАЗКА ОБ УМНОМ МЫШОНКЕ  Унесла мышонка кошка И поет: - Не бойся, крошка. Поиграем час-другой В кошки-мышки, дорогой! Перепуганный спросонок, Отвечает ей мышонок: - В кошки-мышки наша мать Не велела нам играть. - Мур-мур-мур, - мурлычет кошка, - Поиграй, дружок, немножко. - А мышонок ей в ответ: - У меня охоты нет. Поиграл бы я немножко, Только, пусть, я буду кошкой. Ты же, кошка, хоть на час Мышкой будь на этот раз! Засмеялась кошка Мурка: - Ах ты, дымчатая шкурка! Как тебя ни называть, Мышке кошкой не бывать. Говорит мышонок Мурке: - Ну, тогда сыграем в жмурки! Завяжи глаза платком И лови меня потом. Завязала кошка глазки, Но глядит из-под повязки, Даст мышонку отбежать И опять бедняжку - хвать! Говорит он хитрой кошке: - У меня устали ножки, Дай, пожалуйста, чуть-чуть Мне прилечь и отдохнуть. - Хорошо, - сказала кошка, - Отдохни, коротконожка, Поиграем, а затем Я тебя, голубчик, съем! Кошке - смех, мышонку - горе... Но нашел он щель в заборе. Сам не знает, как пролез. Был мышонок - да исчез! Вправо, влево смотрит кошка: - Мяу-мяу, где ты, крошка? - А мышонок ей в ответ: - Там, где был, меня уж нет! Покатился он с пригорка, Видит: маленькая норка. В этой норке жил зверек - Длинный, узенький хорек. Острозубый, остроглазый, Был он вором и пролазой И, бывало, каждый день Крал цыплят из деревень. Вот пришел хорек с охоты, Гостя спрашивает: - Кто ты? Коль попал в мою нору, Поиграй в мою игру! - В кошки-мышки или в жмурки? Говорит мышонок юркий. - Нет, не в жмурки. Мы, хорьки, Больше любим "уголки". - Что ж, сыграем, но сначала Посчитаемся, пожалуй: Я - зверек, И ты - зверек, Я - мышонок, Ты - хорек, Ты хитер, А я умен, Кто умен, Тот вышел вон! - Стой! - кричит хорек мышонку И бежит за ним вдогонку, А мышонок - прямо в лес И под старый пень залез. Стали звать мышонка белки: - Выходи играть в горелки! - У меня, - он говорит, - Без игры спина горит! В это время по дорожке Шел зверек страшнее кошки, Был на щетку он похож. Это был, конечно, еж. А навстречу шла ежиха Вся в иголках, как портниха. Закричал мышонку еж: - От ежей ты не уйдешь! Вот идет моя хозяйка, С ней в пятнашки поиграй-ка, А со мною - в чехарду. Выходи скорей - я жду! А мышонок это слышал, Да подумал и не вышел. - Не хочу я в чехарду, - На иголки попаду! Долго ждали еж с ежихой, А мышонок тихо-тихо По тропинке меж кустов Прошмыгнул - и был таков! Добежал он до опушки. Слышит - квакают лягушки: - Караул! Беда! Ква-ква! К нам сюда летит сова! Поглядел мышонок: мчится То ли кошка, то ли птица, Вся рябая, клюв крючком, Перья пестрые торчком. А глаза горят, как плошки, - Вдвое больше, чем у кошки. У мышонка замер дух. Он забился под лопух. А сова - все ближе, ближе, А сова - все ниже, ниже И кричит в тиши ночной: - Поиграй, дружок, со мной! Пропищал мышонок: - В прятки? И пустился без оглядки, Скрылся в скошенной траве. Не найти его сове. До утра сова искала. У гром видеть перестала. Села, старая, на дуб И глазами луп да луп. А мышонок вымыл рыльце Без водицы и без мыльна И пошел искать свой дом. Где остались мать с отцом. Шел он, шел, взошел на горку И внизу увидел норку. То-то рада мышка-мать! Ну мышонка обнимать! А сестренки и братишки С ним играют в мышки-мышки. ДРЕМОТА И ЗЕВОТА  Бродили по дороге Дремота и Зевота. Дремота забегала в калитки и ворота, Заглядывала в окна И в щелочки дверей И детям говорила: - Ложитесь поскорей! Зевота говорила: кто спать скорее ляжет, Тому она, Зевота, спокойной ночи скажет, А если кто не ляжет Сейчас же на кровать, Тому она прикажет Зевать, зевать, зевать! ТИХАЯ СКАЗКА  Эту сказку ты прочтешь Тихо, тихо, тихо... Жили-были серый еж И его ежиха. Серый еж был очень тих И ежиха тоже. И ребенок был у них - Очень тихий ежик. --- Всей семьей идут гулять Ночью вдоль дорожек Еж-отец, ежиха-мать И ребенок-ежик. Вдоль глухих осенних троп Ходят тихо: топ-топ-топ. Спит давно народ лесной. Спит и зверь и птица. Но во тьме, в тиши ночной, Двум волкам не спится. Вот идут на грабежи Тихим шагом волки... Услыхали их ежи, Подняли иголки. Стали круглыми, как мяч, - Ни голов, ни ножек. Говорят: - Головку спрячь, Съежься, милый ежик! Ежик съежился, торчком Поднял сотню игол... Завертелся волк волчком, Заскулил, запрыгал. Лапой - толк, зубами - щелк, А куснуть боится. Отошел, хромая, волк, Подошла волчица. Вертит ежика она: У него кругом спина. Где же шея, брюхо, Нос и оба уха?.. Принялась она катать Шарик по дороге. А ежи - отец и мать - Колют волчьи ноги. У ежихи и ежа Иглы, как у елки. Огрызаясь и дрожа, Отступают волки. Шепчут ежику ежи: - Ты не двигайся, лежи. Мы волкам не верим. Да и ты не верь им! Так бы скоро не ушли Восвояси волки, Да послышался вдали Выстрел из двустволки. Пес залаял и умолк... Говорит волчице волк: - Что-то мне неможется. Мне бы тоже съежиться. Спрячу я, старуха, Нос и хвост под брюхо! А она ему в ответ: - Брось пустые толки! У меня с тобою нет Ни одной иголки. Нас лесник возьмет живьем. Лучше вовремя уйдем! И ушли, поджав хвосты, Волк с волчицею в кусты. В дом лесной вернутся еж, Ежик и ежиха, Если сказку ты прочтешь Тихо, Тихо, Тихо... БАГАЖ  Дама сдавала в багаж Диван, Чемодан, Саквояж, Картину, Корзину, Картонку И маленькую собачонку. Выдали даме на станции Четыре зеленых квитанции О том, что получен багаж: Диван, Чемодан, Саквояж, Картина, Корзина, Картонка И маленькая собачонка. Вещи везут на перрон. Кидают в открытый вагон. Готово. Уложен багаж: Диван, Чемодан, Саквояж, Картина, Корзина, Картонка И маленькая собачонка. Но только раздался звонок, Удрал из вагона щенок. Хватились на станции Дно: Потеряно место одно. В испуге считают багаж: Диван, Чемодан, Саквояж, Картина, Корзина, Картонка... - Товарищи! Где собачонка? Вдруг видят: стоит у колес Огромный взъерошенный нес. Поймали его - ив багаж, Туда, где лежал саквояж, Картина, Корзина, Картонка, Где прежде была собачонка. Приехали в город Житомир. Носильщик пятнадцатый номер Везет на тележке багаж: Диван, Чемодан, Саквояж, Картину, Корзину, Картонку, А сзади ведут собачонку. Собака-то как зарычит, А барыня как закричит: - Разбойники! Воры! Уроды! Собака - не той породы! Швырнула она чемодан, Ногой отпихнула диван, Картину, Корзину, Картонку... - Отдайте мою собачонку! - Позвольте, мамаша! На станции, Согласно багажной квитанции, От вас получили багаж: Диван, Чемодан, Саквояж, Картину, Корзину, Картонку И маленькую собачонку. Однако За время пути Собака Могла подрасти! ПОЖАР  На площади базарной, На каланче пожарной Круглые сутки Дозорный у будки Поглядывал вокруг - На север, На юг, На запад, На восток, - Не виден ли дымок. И если видел он пожар, Плывущий дым угарный, Он поднимал сигнальный шар Над каланчой пожарной. И два шара, И три шара Взвивались вверх, бывало. И вот с пожарного двора Команда выезжала. Тревожный звон будил народ, Дрожала мостовая. И мчалась с грохотом вперед Команда удалая. Теперь не надо каланчи, - Звони по телефону И о пожаре сообщи Ближайшему району. Пусть помнит каждый гражданин Пожарный номер: ноль-один! В районе есть бетонный дом - В три этажа и выше - С большим двором и гаражом И с вышкою на крыше. Сменяясь, в верхнем этаже Пожарные сидят, А их машины в гараже Мотором в дверь глядят. Чуть только - ночью или днем - Дадут сигнал тревоги, Лихой отряд борцов с огнем Несется по дороге... Мать на рынок уходила, Дочке Лене говорила: - Печку, Леночка, не тронь. Жжется, Леночка, огонь! Только мать сошла с крылечка, Лена села перед печкой, В щелку красную глядит, А в печи огонь гудит. Приоткрыла дверцу Лена - Соскочил огонь с полена, Перед печкой выжег пол, Влез по скатерти на стол, Побежал по стульям с треском, Вверх пополз по занавескам, Стены дымом заволок, Лижет пол и потолок. Но пожарные узнали, Где горит, в каком квартале. Командир сигнал дает, И сейчас же - в миг единый - Вырываются машины Из распахнутых ворот. Вдаль несутся с гулким звоном. Им в пути помехи нет. И сменяется зеленым Перед ними красный свет. В пять минут автомобили До пожара докатили, Стали строем у ворот, Подключили шланг упругий, И, раздувшись от натуги, Он забил, как пулемет. Заклубился дым угарный. Гарью комната полна. На руках Кузьма-пожарный Вынес Лену из окна. Он, Кузьма, - пожарный старый, Двадцать лет тушил пожары, Сорок душ от смерти спас, Бился с пламенем не раз. Ничего он не боится, Надевает рукавицы, Смело лезет по стене. Каска светится в огне. Вдруг на крыше из-под балки Чей-то крик раздался жалкий, И огню наперерез На чердак Кузьма полез. Сунул голову в окошко, Поглядел... - Да это кошка! Пропадешь ты здесь в огне. Полезай в карман ко мне!.. Широко бушует пламя... Разметавшись языками, Лижет ближние дома. Отбивается Кузьма. Ищет в пламени дорогу, Кличет младших на подмогу, И спешат к нему на зов Трое рослых молодцов. Топорами балки рушат, Из брандспойтов пламя тушат. Черным облаком густым Под ногами вьется дым. Пламя ежится и злится, Убегает, как лисица. А струя издалека Гонит зверя с чердака. Вот уж бревна почернели... Злой огонь шипит из щели: - Пощади меня, Кузьма, Я не буду жечь дома! - Замолчи, огонь коварный! - Говорит ему пожарный. - Покажу тебе Кузьму! Посажу тебя в тюрьму! Оставайся только в печке, В старой лампе и на свечке! --- На скамейке у ворот Лена горько слезы льет. На панели перед домом - Стол, и стулья, и кровать... Отправляются к знакомым Лена с мамой ночевать. Плачет девочка навзрыд, А Кузьма ей говорит: - Не зальешь огня слезами, Мы водой потушим пламя. Будешь жить да поживать. Только чур - не поджигать! Вот тебе на память кошка. Посуши ее немножко! --- Дело сделано. Отбой. И опять по мостовой Понеслись автомобили, Затрубили, зазвонили. Мчится лестница, насос. Вьется пыль из-под колес. Вот Кузьма в помятой каске. Голова его в повязке, Лоб в крови, подбитый глаз, - Да ему не в первый раз. Поработал он недаром - Славно справился с пожаром! ПОЧТА  Борису Житкову - 1 - Кто стучится в дверь ко мне С толстой сумкой на ремне, С цифрой 5 на медной бляшке, В синей форменной фуражке? Это он, Это он, Ленинградский почтальон. У него Сегодня много Писем В сумке на боку - Из Ташкента, Таганрога, Из Тамбова И Баку. В семь часов он начал дело, В десять сумка похудела, А к двенадцати часам Все разнес по адресам. - 2 - - Заказное из Ростова Для товарища Житкова! - Заказное для Житкова? Извините, нет такого! - Где же этот гражданин? - Улетел вчера в Берлин. - 3 - Житков за границу По воздуху мчится - Земля зеленеет внизу. А вслед за Житковым В вагоне почтовом Письмо заказное везут. Пакеты по полкам Разложены с толком, В дороге разборка идет, И два почтальона На лавках вагона Качаются ночь напролет. Открытка - В Дубровку, Посылка - В Покровку, Газета - На станцию Клин. Письмо - В Бологое. А вот заказное Пойдет за границу - в Берлин. - 4 - Идет берлинский почтальон, Последней почтой нагружен. Одет таким он франтом: Фуражка с красным кантом. На темно-синем пиджаке Лазурные петлицы. Идет и держит он в руке Письмо из-за границы. Кругом прохожие спешат. Машины шинами шуршат, Одна другой быстрее, По Липовой аллее. Подводит к двери почтальон, Швейцару старому поклон. - Письмо для герр Житкова Из номера шестого! - Вчера в одиннадцать часов Уехал в Англию Житков! - 5 - Письмо Само Никуда не пойдет, Но в ящик его опусти - Оно пробежит, Пролетит, Проплывет Тысячи верст пути. Нетрудно письму Увидеть свет: Ему Не нужен билет. На медные деньги Объедет мир Заклеенный Пассажир. В дороге Оно Не пьет и не ест И только одно Говорит: - Срочное. Англия. Лондон. Вест, 14, Бобкин-стрит. - 6 - Бежит, подбрасывая груз, За автобУсом автобУс. Качаются на крыше Плакаты и афиши. Кондуктор с лесенки кричит: - Конец маршрута! Бобкин-стрит! По Бобкин-стрит, по Бобкин-стрит Шагает быстро мистер Смит В почтовой синей кепке, А сам он вроде щепки. Идет в четырнадцатый дом, Стучит висячим молотком И говорит сурово: - Для мистера Житкова. Швейцар глядит из-под очков На имя и фамилию И говорит: - Борис Житков Отправился в Бразилию! - 7 - Пароход Отойдет Через две минуты. Чемоданами народ Занял все каюты. Но в одну из кают Чемоданов не несут. Там поедет вот что: Почтальон и почта. - 8 - Под пальмами Бразилии, От зноя утомлен, Шагает дон Базилио, Бразильский почтальон. В руке он держит странное, Измятое письмо. На марке - иностранное Почтовое клеймо. И надпись над фамилией О том, что адресат Уехал из Бразилии Обратно в Ленинград. - 9 - Кто стучится в дверь ко мне С толстой сумкой на ремне, С цифрой 5 на медной бляшке, В синей форменной фуражке? Это он, Это он, Ленинградский почтальон. Он протягивает снова Заказное для Житкова. - Для Житкова? Эй, Борис, Получи и распишись! - 1О - Мой сосед вскочил с постели: - Вот так чудо в самом деле! Погляди, письмо за мной Облетело шар земной. Мчалось по морю вдогонку, Понеслось на Амазонку. Вслед за мной его везли Поезда и корабли. По морям и горным склонам Добрело оно ко мне. Честь и слава почтальонам, Утомленным, запыленным. Слава честным почтальонам С толстой сумкой на ремне! ВЧЕРА И СЕГОДНЯ  Лампа керосиновая, Свечка стеариновая, Коромысло с ведром И чернильница с пером. - 1 - Лампа плакала в углу, За дровами на полу: - Я голодная, Я холодная! Высыхает мой фитиль. На стекле густая пыль. Почему - Я не пойму - Не нужна я никому? А бывало, зажигали Ранним вечером меня. В окна бабочки влетали И кружились у огня. Я глядела сонным взглядом Сквозь туманный абажур, И шумел со мною рядом Старый медный балагур. Познакомилась в столовой Я сегодня с лампой новой. Говорили, будто в ней Пятьдесят горит свечей. Ну и лампа! На смех курам! Пузырек под абажуром. В середине пузырька - Три-четыре волоска. Говорю я: - Вы откуда, Непонятная посуда? Любопытно посмотреть, Как вы будете гореть. Пузырек у вас запаян. Как зажжет его хозяин? А гражданка мне в ответ Говорит: - Вам дела нет! Я, конечно, загудела: - Почему же нет мне дела? В этом доме десять лет Я давала людям свет И ни разу не коптела! Почему же нет мне дела? Да при этом, - говорю, - Я без хитрости горю. По старинке, по привычке, Зажигаюсь я от спички, Вот как свечка или печь. Ну, а вас нельзя зажечь. Вы, гражданка, - самозванка! Вы не лампочка, а склянка! А она мне говорит: - Глупая вы баба! Фитилек у вас горит Чрезвычайно слабо. Между тем как от меня Льется свет чудесный, Потому что я родня Молнии небесной! Я - электрическая Экономическая Лампа! Мне не надо керосина. Мне со станции машина Шлет по проволоке ток. Не простой я пузырек! Если вы соедините Выключателем две нити, Зажигается мой свет. Вам понятно или нет? - 2 - Стеариновая свечка Робко вставила словечко: - Вы сказали, будто в ней Пятьдесят горит свечей? Обманули вас бесстыдно: Ни одной свечи не видно! - 3 - Перо в пустой чернильнице, Скрипя, заговорило- - В чернильнице-кормилице Кончаются чернила. Я, старое и ржавое, Живу теперь в отставке. В моих чернилах плавают Рогатые козявки. У нашего хозяина Теперь другие перья. Стучат они отчаянно, Палят, как артиллерия. Запятые, Точки, Строчки - Бьют кривые молоточки. Вдруг разъедется машина - Едет вправо половина... Что такое? Почему? Ничего я не пойму! - 4 - Коромысло с ведром Загремело на весь дом: - Никто по воду не ходит, Коромысла не берет. Стали жить по новой моде - Завели водопровод. Разленились нынче бабы. Али плечи стали слабы? Речка спятила с ума - По домам пошла сама! А бывало, с перезвоном К берегам ее зеленым Шли девицы за водой По улице мостовой. Подходили к речке близко, Речке кланялися низко: - Здравствуй, речка, наша мать, Дай водицы нам набрать! А теперь двухлетний внучек Повернет одной рукой Ручку крана, точно ключик, - И вода бежит рекой... Нынче в людях мало смысла, Пропадает коромысло! ВОТ КАКОЙ РАССЕЯННЫЙ  Жил человек рассеянный На улице Бассейной. Сел он утром на кровать, Стал рубашку надевать, В рукава просунул руки - Оказалось, это брюки. Вот какой рассеянный С улицы Бассейном! Надевать он стал пальто - Говорят ему: не то. Стал натягивать гамаши - Говорят ему: не ваши. Вот какой рассеянный С улицы Бассейной! Вместо шапки на ходу Он надел сковороду. Вместо валенок перчатки Натянул себе на пятки. Вот какой рассеянный С улицы Бассейной! --- Однажды на трамвае Он ехал на вокзал И, двери открывая, Вожатому сказал: - Глубокоуважаемый Вагоноуважатый! Вагоноуважаемый Глубокоуважатый! Во что бы то ни стало Мне надо выходить. Нельзя ли у трамвала Вокзай остановить? Вожатый удивился - Трамвай остановился. Вот какой рассеянный С улицы Бассейной! Он отправился в буфет Покупать себе билет. А потом помчался в кассу Покупать бутылку квасу. Вот какой рассеянный С улицы Бассейной! Побежал он на перрон, Влез в отцепленный вагон, Внес узлы и чемоданы, Рассовал их под диваны, Сел в углу перед окном И заснул спокойным сном... - Это что за полустанок? - Закричал он спозаранок. А с платформы говорят: - Это город Ленинград. Он опять поспал немножко И опять взглянул в окошко, Увидал большой вокзал, Удивился и сказал: - Это что за остановка - Бологое иль Поповка? - А с платформы говорят: - Это город Ленинград. Он опять поспал немножко И опять взглянул в окошко, Увидал большой вокзал, Потянулся и сказал: - Что за станция такая - Дибуны или Ямская? - А с платформы говорят: - Это город Ленинград. Закричал он: - Что за шутки! Еду я вторые сутки, А приехал я назад, А приехал в Ленинград! Вот какой рассеянный С улицы Бассейной! ВОЛК И ЛИСА  Серый волк в густом лесу Встретил рыжую лису. - Лисавета, здравствуй! - Как дела, зубастый? - Ничего идут дела. Голова еще цела. - Где ты был? - На рынке. - Что купил? - Свининки. - Сколько взяли? - Шерсти клок, Ободрали Правый бок, Хвост отгрызли в драке! - Кто отгрыз? - Собаки! - Сыт ли, милый куманек? - Еле ноги уволок! ЧЕГО БОЯЛСЯ ПЕТЯ?  Темноты боится Петя. Петя маме говорит: - Можно, мама, спать при свете?. Пусть всю ночь огонь горит. Отвечает мама: - Нет! - Щелк - и выключила свет. Стало тихо и темно. Свежий ветер дул в окно. В темноте увидел Петя Человека у стены. Оказалось на рассвете - Это куртка и штаны. Рукавами, как руками, Куртка двигала слегка, А штаны плясали сами От ночного ветерка. В темноте увидел Петя Ступу с бабою-ягой. Оказалось на рассвете - Это печка с кочергой. Это печь, А не яга, Не нога, А кочерга! В темноте увидел Петя: Сверху смотрит великан. Оказалось на рассвете - Это старый чемодан. Высоко - на крышу шкапа - Чемодан поставил папа, И светились два замка При луне, как два зрачка. --- Каждый раз при встрече с Петей Говорят друг другу дети: - Это - Петя Иванов. Испугался он штанов! Испугался он яги - Старой, ржавой кочерги! На дворе услышал Петя, Как над ним смеются дети. - Нет, - сказал он, - я не трус! Темноты я не боюсь! С этих пор ни разу Петя Не ложился спать при свете. Чемоданы и штаны