Председателя Совета Министров СССР, он был произведен в генерал-лейтенанты и находился на разных фронтах в качестве члена Военного Совета ("член Военного Совета" - это был чрезвычайный уполномоченный ЦК партии и Государственного Комитета Обороны при каждом командующем). Из всех политических генералов Сталина только один Булганин заслужил во время войны самое высокое признание Сталина - в 1944 году Сталин вывел своего личного друга, члена Политбюро и "первого маршала СССР" Ворошилова из состава Государственного Комитета Обороны (узкий "Военный кабинет") и вместо него ввел в его состав Н. Булганина, который не был даже кандидатом Политбюро. Одновременно Сталин назначил Булганина своим первым заместителем по Министерству обороны. По окончании войны, продолжая работать заместителем Сталина по Министерству обороны СССР, Булганин весьма последовательно и со свойственной ему исполнительностью выполнял все задания Сталина: умаление значения подлинных полководцев Советской армии в войне с Германией, фальсификация самой истории войны с целью возвеличения роли Сталина, приписывание всех побед лично ему, создание мифа о полководческом гении Сталина и о какой-то сталинской военной науке, чистка высших военных кадров Советской армии, которых Сталин рассматривал как своих возможных врагов в будущем. Сталин, как обычно, высоко оценил эту работу Булганина - в марте 1947 года он был назначен министром обороны СССР и заместителем Председателя Совета Министров. Поэтому совершенно правильной была характеристика, данная ему "Большой Советской Энциклопедией" еще при жизни Сталина397: "Булганин принадлежит к числу партийных и государственных деятелей СССР, воспитанных И. В. Сталиным, выросших и закалившихся под его непосредственным руководством в суровой борьбе партии Ленина - Сталина с врагами советского народа". В 1948 году Булганин был сделан и полноправным членом Политбюро. В начале 1949 года он, как и другие министры - члены Политбюро,- был освобожден от работы министра и зачислен в "институт заместителей" Сталина по Совету Министров СССР. После смерти Сталина его вновь назначили министром обороны СССР, пока он не занял поста Маленкова в феврале 1955 года. Рекомендуя Булганина на должность Председателя Совета Министров СССР, Н. Хрущев от имени ЦК назвал его "верным учеником Ленина и соратником Сталина". 397БСЭ. 1951, т. VI, стр. 260. Булганин имеет большой и разносторонний опыт весьма последовательного сталинского бюрократа: был чекистом, хозяйственником (директор завода), комму нальником (председатель Моссовета), госаппаратчиком (председатель Совета Министров РСФСР), финансистом (председатель Госбанка СССР), военным (маршал и министр обороны) и три раза заместителем Председателя Совета Министров СССР. Везде, куда бы его Сталин ни назначал, Булганин оставался верным себе и своему хозяину: высокодисциплинированным бюрократом-исполнителем.Пунктуальный до педантизма в исполнении воли диктатора он никогда и не думал "поучать" самого диктатора. Вероятно, Сталин больше всего ценил в нем это качество. Если не считать периода борьбы с правыми, которая открыла ему дорогу в высшие сферы государственной бюрократии,то в дальнейшем он подвигался вверх, с этажа на этаж, в силу своих именно чекистско-бюрократических, а не политически-организационных качеств. Даже тогда, когда Сталин перестал считаться с социальным происхождением и прошлыми заслугами или "провалами" коммунистов, сам Булганин всегда был "угнетен" своим происхождением. Не этим ли объяснялось, что ему демонстративно исправили биографию с "сына служащего", то есть чиновника, на "сына рабочего"? От этого чувства - чувства чужеродности - он, вероятно, не избавился и сегодня. Ведь как раз после смерти Сталина "пролетарии" во главе с Хрущевым вновь, как и в ленинские времена, начинают задавать тон. Недаром Хрущев при всяких удобных (в беседах с комсомольцами) и неудобных (в беседе с американским послом в Белграде) случаях подчеркивал свое "пролетарское происхождение". Можно с большим основанием предположить, что и должность главы правительства досталась ему не в силу его государственного таланта и личной амбиции, а как результат компромисса между группами в ЦК. Из всех членов Политбюро (Президиума), кроме Первухина и Сабурова, он был самым молодым по стажу и самым "надпартийным" по прошлой деятельности. В отличие от всех, он никогда не был и партаппаратчиком. Свою карьеру он начал при Кагановиче, продолжал при Хрущеве и достиг поста заместителя главы правительства при Молотове. Кому из них он обязан? Вероятно, всем, и угождал им всем в той мере, в какой это не противоречило часто меняющейся персональной политике Сталина. Поэтому, если назначение Председателя Совета Министров СССР после отставки Маленкова было результатом компромисса в "коллективном руководстве" между группой Мо-лотова и группой Хрущева, то кандидатура Булганина была самой идеальной из-за этих его личных качеств. Но противоречие в положении Булганина состоит в том, что он выдвинут группой (Молотова), которой он обязан своей прошлой карьерой, но которой он едва ли симпатизирует сегодня. Молотов - это вчерашняя глава в истории сталинизма, а Хрущев - сегодняшняя. Булганин слишком реалист, чтобы хвататься за вчерашний день. И все-таки Хрущев не пускает его одного со своим министром иностранных дел в заграничные "путешествия" - "член Президиума Верховного Совета СССР" предпочитает присутствовать сам. Пусть это будет истолковано как некоторое недоверие к Булганину и, конечно, как открытая дисквалификация Молотова, но так будет надежнее. До сих пор кооперация Булганин - Хрущев оправдывает себя. Волевого и импульсивного Хрущева хорошо дополняет нетребовательный и меланхоличный Булганин. 7. Никита Хрущев (род. в 1894 г., в партии с 1918 г.) "Можно быть выразителем идеологии крупной буржуазии, не будучи даже мелким лавочником",- говорил Маркс. Вероятно, таким человеком был и отец Хрущева - Сергей. О таком складе ума отца Хрущев сам рассказывал однажды иностранным журналистам. "Мой отец был простым рабочим-шахтером. Но он всю жизнь мечтал стать капиталистом. Хорошо, что это ему не удалось",- говорил Хрущев. Но что сегодня "хорошо" вождю "пролетарской диктатуры", было плохо самому пролетарию, бывшему "крупным буржуем" лишь идеологически. Хрущев вырос в семье такого отца и пас чужой скот. Если правильна философская основа Маркса - "бытие определяет сознание", то и сам молодой Никита должен был думать так, как думал его отец. Не этим ли объясняется и тот большой дефект в биографии Хрущева, который оказалось невозможным "ликвидировать" или "поправить" даже в эпоху бесцеремонных фальсификаций сталинской исторической школы. Речь идет о начале революционной карьеры Хрущева. Из всех членов Политбюро, побывавших в нем до войны, Хрущев был единственным, который вступил в партию после большевистской революции. Из всех членов нынешнего "коллективного руководства" (и, может быть, даже членов ЦК) он единственный, который вступил в партию так поздно по возрасту - 24 лет от роду. Когда произошла Февральская революция, ему было 23 года. Но он в партию, по крайней мере большевистскую, не пошел. Через восемь месяцев произошла Октябрьская большевистская революция 1917 года, но в партию большевиков Хрущев опять-таки не вступил. Только через год - в 1918 году - в двадцатичетырехлетнем возрасте рабочий, слесарь, Хрущев берет коммунистический билет, не приносящий ему, впрочем, особой пользы до 1930 года. В 1918 году Хрущев был взят в Красную Армию, к концу войны был комиссаром батальона на Кавказе. Но, оказывается, этого было достаточно, чтобы в 1938 году, когда Хрущев стал кандидатом Политбюро, писать о нем398: "Политическим просвещением Красной армии занимались такие деятели, как Ленин, Сталин, Молотов... Хрущев". Я не думаю, чтобы о существовании Хрущева знал бы кто-либо из ЦК до 1929 года. Исключение, может быть, составляет Каганович, который до 1928 года работал генеральным секретарем ЦК партии Украины. Секретарем Марьинского райкома партии на Украине работал и Хрущев. Но тогда совершенно непонятно, почему же Хрущев не делал никакой карьеры у Кагановича на Украине, где Каганович владычествовал почти бесконтрольно. Через год после ухода Кагановича с Украины Хрущев решил сам устроить собственную карьеру, начав со школьной скамьи - в 1929 году он поступает в Промышленную академию им. Сталина в Москве. Для поступления в эту "академию" не требовалось особенного "академического ценза". Достаточно было простой грамотности (впоследствии там учился и почти неграмотный, но знаменитый Стаханов) и наличия партийного билета. В средней школе Хрущев учился при советской власти (рабфак). Для партийной и государственной карьеры даже среднего масштаба этого было мало. Надо было кончить какую-нибудь высшую школу. Такой школой и была Промышленная академия. В академии Хрущев слушал, кроме общеобразовательных дисциплин (математика, физика, химия, русский язык), еще два цикла - общий цикл по марксизму-ленинизму, который читали нынешние секретари ЦК Суслов и Поспелов, и специальный цикл по организации промышленности. Впоследствии требования к поступающим в академию были повышены (надо было иметь полное среднее образование). Соответственно, академия должна была выпускать людей с более высоким уровнем знания техники. Кроме Академии, 398"История ВКП(б). Краткий курс", стр. 234. был создан еще ряд провинциальных академий. Но и после реорганизации академии готовили не "политиков", а "организаторов техники". По окончании этих академий студенты уходили на производство: в шахты, рудники, фабрики, заводы - в качестве начальников цехов, отделов, участков, и лучшие из студентов - в качестве "красных директоров". Высшей мечтой в предстоящей карьере у Хрущева и могла быть только эта последняя карьера - карьера "красного директора" на каком-нибудь южном заводе. Но судьба решила иначе. Хрущев через каких-нибудь год-полтора сам становится "руководителем московских большевиков" прямо со школьной скамьи, а еще через пять-шесть лет попадает в Политбюро. Это было головокружительной, загадочной и беспрецедентной карьерой совершенно неизвестного человека в партии. Вместе с тем, она казалась необъяснимой и с точки зрения личных качеств самого Хрущева. На Украине Хрущев не смог сделать и средней карьеры, его личное знакомство с Кагановичем было, как сказано, тогда весьма проблематично, в Академии он пробыл лишь один год. Правда, он был избран в первые же дни секретарем партийной ячейки Академии, но и то потому, что, во-первых, был "пролетарием от станка", во-вторых, самым старшим по возрасту и по партийному стажу среди ее слушателей. И как оратор он не отличался от других какими-либо преимуществами, если преимуществом не считать его темпераментность и активность на всевозможных собраниях. Будучи оратором "на все темы", Хрущев тем не менее не просто болтал, как это многим казалось. Он был первым основоположником той новой школы ораторского искусства в большевизме, которая пришла на смену старым школам: блистательного Троцкого и академического Бухарина. Речи Троцкого, напечатанные без указания оратора, без малейшего труда можно узнать именно как его речи, так же и сочинения Бухарина - как бухаринские. Такими же ярко индивидуальными были стили и других вождей большевизма - Ленина, Луначарского, Каменева и др. Новая школа не признавала и не признает индивидуального стиля - речи Молотова, Кагановича, Хрущева, Маленкова, Булганина отличаются друг от друга только именами их произносящих. Речь Булганина может быть приписана с таким же основанием Хрущеву, как речь Хрущева Маленкову и обратно. Это был современный новый, безличный, "коллективный" стиль с одним и тем же запасом слов и с такими же стандартными предложениями при абсолюном отсутствии особых ораторских приемов, звонких фраз, лирических отступлений и даже личного местоимения. Они, собственно, и не говорили за себя или от себя. Эти новые ораторы говорили от имени партии вообще и от имени Сталина в особенности. Только у Сталина сохранился индивидуальный стиль, но без особого злоупотребления "лирикой" и без частого обращения от собственного лица. Этот стиль ораторского искусства хрущевской школы был целиком перенесен и в общую публицистику. Если вы возьмете передовые статьи различных советских газет - от "Правды" и "Известий" до самых захолустных листков - и проанализируете их с точки зрения языка и стиля, то вам покажется, что они написаны одним и тем же лицом. Зато этот безличный стиль отличается одним общим преимуществом: при всем внешнем многословии он строго целеустремлен и бьет в одну точку. При всей кажущейся "общности" он весьма конкретен, содержателен, предметен. В этой "публицистике" сказано все, что сегодня надо сказать, и ничего не сказано сверх этого. Об одном и том же событии внутри или вне страны сотни "передовиков" газет в Ленинграде, Москве, Владивостоке, Ташкенте, Тифлисе и т. д. напишут в одно и то же время, не сговариваясь между собой, сотни передовых, поразительно сходных между собою не только по содержанию и языку, но даже и по нюансам мысли. Такой унификации мысли людей, разных, все-таки, по своему характеру и индивидуальным способностям, сталинизм достиг именно через школу Хрущевых. Но Хрущев имел успех как основоположник этой новой школы только после того как он добрался до власти, а добрался он до нее не в силу своего ораторского искусства. Тогда в чем же причина его столь стремительной и загадочной карьеры? Подобный вопрос задавали себе и многие из обойденных конкурентов и тайных завистников Хрущева в Москве в тридцатых годах. Задавали, но никак не могли найти на него удовлетворительный ответ. Конкуренты видели в Хрущеве "случайного выскочку", завистники говорили о "случайном счастье". Доводы конкурентов сводились к простой формуле: "Хрущев человек без лица и без личного "я". Но он доказал, что язык может довести не только до Киева, но и из Киева до Москвы. Доводы завистников о "случайном счастье" были менее образными, но едва ли более убедительными. Они вертелись, главным образом, вокруг жены Сталина - Надежды Аллилуевой. В той же академии вместе с Хрущевым училась и она. Сталин делал иногда неофициальные визиты в академию или временами (во время выпусков, праздников) принимал группы слушателей. Поступал он так не только потому, что жена училась там, а в силу своих обязанностей - академия носила его имя и Сталин взял на себя персональное "шефство" над ней. К тому же, академия считалась первым опытным учебным заведением в этом роде и была создана специальным решением ЦК по инициативе того же Сталина. Соответственно, она пользовалась многими привилегиями: категория "личного учета" слушателей в ЦК ("номенклатура ЦК"), снабжение из специального распределителя, обслуживание Лечебно-санитарного управления Кремля, персональные путевки на отдых и денежные субсидии во время отпуска по линии лечебной комиссии ЦК, отдельные квартиры (или комнаты), месячное содержание - так называемый "партмаксимум" (в партии существовал тогда без различия ранга определенный по географическим поясам "максимум" жалования, получать сверх которого никто не имел права). Кроме того, у академии был непосредственным шефом единственный "супер-капиталист" страны - Высший Совет Народного Хозяйства (ВСНХ), - который своим будущим "красным директорам" делал дополнительные материальные поблажки. Руководители ВСНХ, угождая академии, знали, что этим они одновременно угождают и сталинской семье. Счастлива была та школа, где училась жена самого "хозяина". Не только с начальством этой школы (а Хрущев, как секретарь партийной ячейки, тоже был "начальником"), но и с рядовыми ее слушателями считались всякие партийные подхалимы и карьеристы из высших сфер: ведь этот безвестный слушатель сидит ежедневно на одной учебной скамье с женой самого "хозяина"! Что же тогда говорить о Хрущеве, который был прямым партийным "хозяином" жены верховного "хозяина"! Как таковой, Хрущев, конечно, имел доступ и в дом Сталина. Его приглашали и на семейные праздники в Кремль. Он вносил в эту обюрократившуюся и давно оторвавшуюся от народа душную официальную среду некий свежий "ветерок" низов. Вносил своей внешней необтесанностью, первичностью, "народностью" и ярким практическим умом. Он не был ни "салон-кавалером", ни придворным шутом - в тех и в других в Кремле недостатка не было. Он был тем, кого до сих пор не было здесь - первым классическим представителем напористо рвущегося к власти второго поколения большевизма. Это поколение не участвовало в Октябрьской революции: некоторые - по молодости (Маленков), другие - в силу отсутствия тогда достаточного политического нюха (Хрущев), но зато оно участвовало в партийных боях Сталина против октябрьского поколения с таким же рвением и без оглядки, как то поколение воевало на баррикадах Октября и на фронтах гражданской войны против белых. Против Троцкого оно выступало по убеждению ("сам живи - дай жить другим!"), против Бухарина-по расчету ("даешь власть"). В результате сталинской победы октябрьское поколение вышло в тираж; на верхах, в Кремле и вокруг Кремля образовались "свободные вакансии" - вот туда и лезло второе поколение Хрущевых. Буквально лезли, расталкивая друг друга локтями, наступая на мозоли чересчур чувствительным, подставляя ножки далеко рвущимся вперед, соревнуясь в громких выкриках во славу Сталина и ни на одну минуту не забывая главного - они ползут не к Сталину, а к сталинскому наследству. Вот первым представителем этого второго поколения из "глубоких низов" и был Хрущев. "Случайное счастье" его сводилось к тому, что Сталин имел возможность наблюдать за ним непосредственно и, изучая его личные качества, открыть в нем "выдающийся талант партийного организатора". За решение аппарата Сталина и сталинского Политбюро проводить "Великую чистку" с физическим уничтожением "врагов народа" Хрущев юридически ответственности не несет, но в "либерализме" по ее проведению его винить нельзя. Старая московская партийная .организация была почти целиком уничтожена, когда Хрущев был ее секретарем. Только за одну эту успешную операцию Сталин назначил Хрущева кандидатом в члены Политбюро на три года раньше даже Маленкова - в январе 1938 года. Это было в том же январе 1938 года, когда Хрущев был направлен на Украину первым секретарем ЦК партии, чтобы докончить украинскую чистку. Хрущев ее и докончил: не только вся коммунистическая, но и национально мыслящая интеллигенция Украины была начисто уничтожена. Сталин не остался в долгу: через год - в 1939 году - Хрущев был переведен из кандидатов в члены Политбюро, то есть на семь лет раньше Маленкова, или почти на десять лет раньше Булганина. Такова была быстрая, даже в окружении Сталина беспрецедентная, карьера Хрущева. Впервые на XVII съезде он попал в ЦК, а через пять лет, на следующем, XVIII, съезде, был назначен уже членом Политбюро! Друг Хрущева по расчету - Микоян - был сделан членом Политбюро, чтобы он голосовал за чистку, а Хрущев - за то, что он проводил ее. Только в этом - разница в юридической ответственности того и другого за сталинскую чистку тридцатых годов. Сейчас Хрущев, вместе с тем же Микояном, отказывается от этой ответственности. Он якобы сказал, что был даже против физического уничтожения "уклонистов". Устами Микояна он реабилитировал прямо на XX съезде своего предшественника на Украине - члена Политбюро ЦК ВПКБ (б) С. Косиора, а устами Ульбрихта - другого своего предшественника - кандидата в члены Политбюро П. Постышева. Чистку, которую Хрущев одинаково беспощадно проводил и в Москве, и на Украине, он объявляет произволом Сталина. Но, кажется, прав был официальный биограф Хрущева, когда писал399: "Хрущев - верный ученик и соратник Сталина... Он вел беспощадную борьбу с троцкистско-буха-ринской бандой врагов народа". Правда, в энциклопедии после смерти Сталина Хрущев быстро перекочевал из "учеников Сталина" в "ученики Ленина", но от родства со Сталиным он еще не отказывался. Новый биограф (или автобиограф) пишет400: "Хрущев - верный ученик Ленина и один из ближайших соратников Сталина". Нет сомнения, что в новейшей энциклопедии, после разоблачения Сталина на XX съезде, Хрущев вообще окажется вне компании Сталина. Так можно писать в советской энциклопедии - в "энциклопедии лжи в алфавитном порядке", как метко назвало ее радио "Голос Америки". Военная и послевоенная карьера Хрущева была неровной. Будучи на решающем и главном участке фронта - на Украине,- будучи членом Политбюро, Хрущев все-таки не был включен в состав Государственного Комитета Обороны не только на первом этапе войны, но и на протяжении всей войны, хотя в нем были не члены Политбюро Маленков, Берия, Булганин, Вознесенский и члены Политбюро Молотов, Ворошилов, Каганович и Микоян. В военном чине его тоже не повышали. Он был произведен в 1942 году в генерал-лейтенанты и им остался до конца войны, хотя такие же политические генерал-лейтенанты, как и он,- Жданов, Ме-хлис, Щербаков - были произведены в генерал-полковники, а Булганин - даже в маршалы. 399МСЭ, т. XI, стр. 493-494. 400Энциклопедический словарь. 1955, т. III, стр. 567. После войны Сталин преподнес ему сюрприз - он был снят с ведущего поста генерального секретаря ЦК Украины и назначен на подчиненный пост Председателя Совета Министров Украины (март - декабрь 1947 г.)- Генеральным секретарем над ним был назначен Каганович. Хрущев вернулся к исходной позиции своей начальной карьеры - он ее начал под главенством Кагановича и теперь должен был либо кончить, либо вновь ее начать под тем же Кагановичем. Но Хрущеву, как всегда, повезло; Сталин сменил гнев на милость: Хрущева восстановили в старой должности, а Кагановича убрали обратно в Москву. В декабре 1949 года Хрущева тоже взяли в Москву - секретарем МК и ЦК КПСС. На этом посту он находился до смерти Сталина. События, которые происходили вокруг смерти Сталина и уничтожения Берия, выдвинули его на первый план. Его руководящее участие в этих событиях - вне сомнения. В уничтожении "Внутреннего кабинета" Сталина во главе с Поскребышевым и аппарата МВД во главе с Берия Хрущев играл главную роль, хотя бы потому, что тогда он был фактически первым секретарем ЦК (юридически с сентября 1953 г.) и держал в своих руках весь аппарат ЦК, а стало быть, и реорганизованную внутреннюю охрану Кремля. Ко всему этому, Хрущев был воистину тем "счастливцем", который открыл тайный архив Сталина и держит его сейчас в руках - доносы шпионов Сталина на членов Политбюро, доносы членов Политбюро друг на друга, характеристики Сталина на этих же членов, планы чисток и "физических ликвидации" и т. д. У Хрущева есть что разоблачать. В этом отношении судьба любого члена Президиума ЦК в его руках. Пусть попробуют "храбриться"! Можно предположить, что этот "личный архив Сталина" тоже сыграл свою роль в деле разоблачения "отца народов". Хрущев - психологически чрезвычайно сложный тип при кажущейся внешней простоте. Нужна была смерть Сталина, чтобы он развернулся во всем своем противоречивом многообразии. Его потенциальные возможности, сдерживавшиеся железными тисками сталинизма и своенравной волей диктатора, сказываются только теперь. Хрущев - единственный человек даже в "коллективном руководстве", который приобрел внутреннюю свободу мысли и действия. При этом он нанес чувствительный удар золотому правилу сталинской дипломатии - "не говори, что думаешь, и не Думай, что говоришь". Фарисейским формулам Вышинского и стандартной жвачке Молотова в международной дипломатии Кремля он противопоставил до наготы обнаженный стиль практического циника - "мы, конечно, враги друг другу, но давайте торговать - торговать в политике, торговать в экономике, торговать даже в совести". И после-сталинская дипломатия сразу вышла из тупика: Корея, Индокитай, Югославия, Австрия, Женева, Индия, Бирма; Афганистан, Египет, Федеративная Республика Германии,- это только первый этап многообещающей "торговли" Хрущева. Хрущев, конечно, не торгует принципами, а торгует тупоумием Молотова и авантюризмом Сталина. Торгует негативным капиталом сталинской дипломатии. Торгует временем во имя пространства. При этом он хорошо знает не только самого себя, свои силы и возможности, но и тех, с кем он ведет торговлю - он торгует страхом войны чужих народов в обмен на концессии чужих правительств. Здесь-то как раз и пригодится сталинский негативный капитал. Многие за границей весьма скептически относятся к Хрущеву как к "дипломату". Конечно, Хрущев не Талейран и даже не Литвинов. Он вчерашний пастух, который сейчас стоит во главе величайшего из государств. Этикет дипломатического протокола ему так же чужд, как чужды изысканные формулы словесной эквилибристики, скажем, того же Вышинского. Циничному веку он предлагает циничную формулу: "Вы не любите коммунизма, мы не любим капитализма, но зачем воевать, мы похороним вас и без войны, а сейчас - давайте торговать!" Это, разумеется, режет слух и не делает чести классической дипломатии, но зачем это должно вызывать удивление или даже возмущение "недипломатичностью" Хрущева? Политик, который выдаст вам свои истинные (хотя и ужасные) намерения, заслуживает не возмущения, а признания. Полководец Красной Армии, наперед сообщивший свои стратегические планы, был бы повещен тем же Хрущевым, но Хрущев, который и после смерти Сталина повторяет старую неизменную истину - нашей целью был, есть и будет мировой коммунизм,- заслуживает признания. Конечно, мир нуждается в очередной иллюзии - "эра Сталина кончилась и цели Кремля могут измениться". Хрущев имел возможность воспользоваться этой иллюзией с большой выгодой для себя. Сталин в лучшие годы такой иллюзией воспользовался бы (и пользовался) классически, но Хрущев поступил и на этот раз по-своему - он избавил мир от опасной для него иллюзии, Хрущеву многие обещают провал - слишком он уж "активен", самоуверен, может быть, даже стремится в новые Сталины. Но он уже держится более трех лет, а без этих качеств он, вероятно, не продержался бы и трех дней. Самоуверенность и внутренняя свобода Хрущева основаны далеко не на одних его личных качествах, а и на величинах, которые не поддаются нашему учету. Что бы с ним дальше ни происходило, но в одном он обессмертил свое имя в истории: в течение каких-нибудь трех часов он похоронил того, кому создавали авторитет коммунистического полубога в течение трех десятилетий. Ни на минуту нельзя сомневаться, что это была не только его инициатива, но и чисто его, хрущевский, стиль расправы: дерзкий и самовластный, вызывающий и самоуверенный, революционный и демагогический. Казалось (кажется и сейчас), что в этом был величайший риск для самого коммунизма, без видимого на то "государственного резона". Риск был не в том, что у Сталина могут появиться сторонники в сталинской партии, не говоря уже об антисталинских народах СССР, риск был в другом - как можно предать анафеме Сталина, будучи вынужденным идти по сталинскому пути? Группа Молотова это хорошо поняла и поэтому долго сопротивлялась развенчанию Сталина, но Хрущев и с этим не посчитался. Слишком очевидны были плюсы: "Я не Сталин. Я ищу "сосуществования" не только и, может быть, не столько с внешним миром, сколько с народами страны. Главное - я знаю жгучую ненависть народов к сталинскому режиму, разоблачая Сталина, я спасаю этот же режим". Конечно, Хрущев знал, что естественный вопрос последует немедленно: "А что делали вы, ученики и соратники Сталина?" Что такой вопрос зададут из внешнего мира, ему было в высшей степени безразлично, а своему народу и партии он ответил с неподражаемой искренностью и с той же убедительностью: "Мы так же, как и вы, боялись его!" Полную свободу действий Хрущев приобретет, если ему удастся удалить молотовцев из Президиума ЦК КПСС. Волевой, темпераментный, внутренне свободный от догматических оков собственной идеологии, он склонен к экспериментированию в политике, чтобы перехитрить историю. Первый эксперимент всемирно-исторического значения и был проделан Хрущевым над "культом Сталина". Целью Хрущева была десталинизация методов и форм, но не существа системы, развенчание личности, но не ликвидация практики, сжигание символа, но не пересмотр учения. Словом, проклиная Сталина как личность, идти по сталинскому пути как учителя- В этом кардинальное противоречие в разоблачении Сталина. Это противоречие не может быть разрешено руками Хрущева и в рамках существующей системы, ибо само правление Хрущева - правление "просвещенного сталинизма" - переходное: либо назад к классическому сталинизму, и тогда неизбежна реабилитация всех методов в политике, экономике и идеологии; либо вперед против сталинизма, но тогда необходимо допущение минимальных духовных свобод в стране сплошной грамотности, многомиллионной интеллигенции и высокого уровня науки и техники. Третьего пути нет. В характере Хрущева свободно уживаются две крайности: он великий оппортунист и незадачливый экстремист. Явный отпечаток этой двойственности лежит на всей советской политике. Трудность в понимании этой политики в том и заключается, что вы не знаете, с кем вы будете иметь дело завтра - с Хрущевым-оппортунистом или с Хрущевым-экстремистом. Иностранцы, которые встречаются с ним в Кремле, аттестуют его большим государственным мужем. Великосветские дамы, которые виделись с ним, прямо в восхищении от него - Элеонора Рузвельт, например, думает, что если бы Хрущев жил в Америке, то он был бы весьма богатым человеком, а Элизабет Тейлор из Голливуда выразила даже уверенность, что если бы в России объявили свободные выборы, то первый секретарь был бы избран первым президентом. Я думаю, что госпожа Тейлор - большая оптимистка. эпилог РЕВОЛЮЦИЯ В КРЕМЛЕ Данная работа уже была готова, как произошло новое событие в Кремле - июньский пленум ЦК КПСС 1957 года исключил из Президиума и из состава ЦК Моло-това, Кагановича, Маленкова и Шепилова. В дальнейшем развитии режима "июньский переворот" Хрущева сыграет судьбоносную роль. Из всего того, что я рассказывал на протяжении этой книги, даже неосведомленный читатель легко мог видеть, что без Молотова, Кагановича и Маленкова Сталин никогда не достиг бы той вершины власти, на которую диктатор поднялся еще в предвоенные годы. Разоблачая мертвого Сталина, Хрущев как раз и разоблачал этих все еще живых создателей Сталина. Поэтому вполне естественно, что первый секретарь встречал то скрытый, то явный отпор с их стороны, когда он заходил слишком далеко. Говорят: а разве сами Хрущев, Булганин, Ворошилов, Микоян, Шверник, Куусинен, Суслов и другие не участ-вовали и в создании Сталина и в сталинских преступлениях? Такая, казалось бы, конкретная постановка вопроса все-таки абстрактна исторически и беспредметна политически. Конечно, и в нынешнем Президиуме ЦК нет ни одного человека, который бы не принял участия либо физически, либо морально в сталинских преступлениях. Не степень, характер и масштаб этого участия были разные. В то время, когда Сталин, опираясь на Молотова и Кага новича, создавал КПСС, Хрущев был студентом, Суслов - преподавателем, а 80 процентов нынешних членов ЦК еще не состояли в партии. Этот первый период восхождения Сталина к власти кончился в 1930 году (XVI съезд) полной политической ликвидацией старой гвардии Ленина. Теперь только Сталин получил официальное признание как единственный лидер партии, Молотов стал главой правительства, а Каганович - вторым секретарем ЦК после Сталина. От лидерства до диктатора надо было пройти еще второй этап (1930- 1934 гг.), когда "тройка" приступила к подготовке ликвидации уже самой партии Ленина как политической силы над своим аппаратом. Незачем здесь повторять то, что подробно рассказано на этот счет в предыдущем изложении. Заметим только, что и в этом самом ответственном периоде подготовки единоличной диктатуры правой рукой Сталина по-прежнему остается Молотов, а левой - Каганович. Однако в этот период часто случалось, что Сталин как раз "левой" рукой работал куда лучше, чем "правой". Закостенелый, как бы наследственно бюрократический, мозг Молотова (Молотов - сын чиновника) всегда был лишен "творческой фантазии". Как "ширма", орудие и скрупулезный исполнитель чужой воли он, конечно, был просто незаменим и Сталин его не заменял. Только в третьем периоде (1934-1939 гг.), на XVII съезде партии (1934 г.), названном сталинскими историками "Съездом победителей", Хрущев и Булганин впервые попали в число "победителей": первый - как член ЦК, а второй - как кандидат. Из этих победителей "тройка", ставшая к тому времени "четверкой" (Сталин - Молотов - Каганович - Маленков) арестовала и расстреляла около шестидесяти процентов делегатов съезда и 70 процентов членов и кандидатов ЦК. В числе немногих оставленных были - Хрущев и Булганин. Вот почему Хрущевы и Булганины, а тем более Сусловы и Беляевы, рассчитывали на свое алиби и, если нужно будет, в состоянии доказать, что знаменитые "ежовские списки" для чистки и внесудебной казни партийных, государственных и военных деятелей подписывались не только одним Сталиным (как об этом докладывал Хрущев на XX съезде), но и Молотовым, Кагановичем и Маленковым. Конечно, Хрущев тоже не бездействовал на своих участках. Поэтому-то Хрущев и не отказывается от всего Сталина. Отсюда ему пришлось выдумать и теорию о "двух Сталиных". "Сталин антиленинский" - тот Сталин, в преступлениях которого участвовали Молотов, Маленков, Каганович, Берия; "Сталин ленинский" - тот Сталин, в преступлениях которого участвовали мы - Хрущев, Булганин, Ворошилов, Шверник и Микоян. Поэтому, давая общую оценку Сталину, уже после ликвидации группы Молотова, Хрущев говорит: "Мы были искренними в своем уважении к Сталину, когда плакали, стоя у его гроба. Мы искренни и сейчас в оценке его положительной роли... Каждый из нас верил Сталину, вера эта была основана на убеждении, что дело, которое мы делали вместе со Сталиным, совершалось в интересах революции... Все мы решительно осуждаем Сталина за те грубые ошибки и извращения, которые нанесли серьезный ущерб делу партии, делу народа. Мы потеряли много честных и преданных людей, работников нашей партии и советского государства, оклеветанных и невинно пострадавших"401. В другом месте: "Для того, чтобы правильно понять существо партийной критики культа личности, надо глубоко осознать, что в деятельности т. Сталина мы видим две стороны: положительную, которую мы поддерживаем и высоко ценим, и отрицательную, которую критикуем, осуждаем и отвергаем"402. В эту "положительную сторону" "ленинского Сталина" входит, по Хрущеву, и борьба Сталина и сталинцев против "троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев и буржуазных националистов". Но и тут Хрущев выдвигает новую многозначительную формулировку: "Это была политическая борьба. Партия правильно сделала, разоблачив их как противников ленинизма,- противников социалистического строительства в нашей стране. Политически они осуждены, и осуждены правильно". Но спрашивается: разве они были осуждены лишь "политически" как "противники ленинизма"? Разве они не были осуждены как "враги народа", как "вредители", "диверсанты", "шпионы" и "убийцы"? Было ли правильным вот это судебно-уголовное их осуждение? Далее. Кто же несет ответственность за тот террор, который существовал в партии и стране с тех пор, как сам Хрущев стал членом Политбюро? Ведь тогда только были расстреляны Косиор, Чубарь, Эйхе, Рудзутак (1939- 1940 гг.) или Вознесенский, Кузнецов, Родионов, Попков (1949 г.)? И тут Хрущев имеет готовый ответ: "Личные недостатки Сталина были использованы во вред нашему делу заклятым врагом партии и народа провокатором Берия. Большая вина в этом деле лежит и на т. Маленкове, который подпал под полное влияние Берия, был его тенью, был орудием в руках Берия"403. Напрасно мы будем спрашивать у Хрущева, почему же это Берия, который стал членом Политбюро на семь лет позже Хрущева, или Маленков, который стал членом Политбюро на девять лет позже, должны больше отвечать за преступления сталинского Политбюро и Сталина, чем Хрущев? Уж куда более убедительно звучит старый ответ Хрущева на такие вопросы: "Мы его боялись!" Или вздыхания Булганина: "Ох, едешь к Сталину как друг, но не знаешь, куда от него попадешь - домой или в тюрьму!" Или еще раболепные звонки по телефону в Секретариат Сталина члена Политбюро Ворошилова: "Будьте добры, спросите у т. Сталина, можно ли мне присутствовать на заседании Политбюро?" Ведь обо всем этом рассказывал сам Хрущев делегатам XX съезда. Перейдем теперь к тем обвинениям, которые Хрущев выдвинул против Молотова, Кагановича, Маленкова и Шепилова в резолюции июньского пленума ЦК 1957 года. Прежде чем начать конкретный разбор самих обвинений, надо заметить следующее: 1) мы совершенно не знаем контробвинений и контраргументов группы Молотова рротив Хрущева; 2) некоторые пункты обвинения Хрущева против группы Молотова говорят не столько о том, что собирается делать сам Хрущев, сколько Хрущев хочет сформулировать и пропагандно использовать настроение партийной и народной массы, недовольной сталинскими методами правления; 3) находясь все еще под шоком тех жестоких личных обвинений, которые его противники открыто излагали против него на пленуме ЦК и которые, вероятно, не были лишены внутренней убедительности с точки зрения интересов режима, Хрущев еще долго должен будет проявлять осторожность в своих дальнейших "экспериментах"; 4) нахождение в Президиуме ЦК Ворошилова, старого друга Сталина и одного из создателей "культа Сталина", а также наличие там сталинцев Шверника, Куусинена, Суслова, Поспелова и Микояна будут действовать до поры до времени "сдерживающе" на более последовательное разрушение "культа Сталина" Хрущевым. Если подойти к резолюции июньского пленума ЦК с формально-юридической точки зрения, то приходится констатировать: 1) несмотря на многословие, документ носит 401"Коммунист", 1957, No 12, стр. 20. 402Т а м же, стр. 19. 403Там же, стр. 20. общий отвлеченный характер, а суровые обвинения совершенно не аргументированы; 2) бросается в глаза ясный отпечаток импровизации, спешки при составлении документа, когда в документе нет ни логической последовательности, ни даже до конца выдержанного одного стиля (перескакивания от одного пункта к другому, частые повторения одних и тех же обвинений в разных местах; 3) в отличие от предыдущей практики "разоблачения антипартийных групп", резолюция говорит о том, с чем не были согласны члены группы, но не говорит ничего о том, какие же положительные мероприятия они предлагали; 4) в резолюции указывается, что за исключение из ЦК Молотова, Кагановича, Маленкова, Шепилова голосовали все его члены, "при одном воздержавшемся - в лице т. Молотова", то есть за свое исключение из ЦК голосовали Каганович, Маленков и Шепилов. (У Сталина хотя все подсудимые в конце концов признавались в своей вине перед ним, но никогда не голосовали за политический смертный приговор над собою, а у Хрущева уже голосуют); 5) за исключение членов ЦК и членов Президиума ЦК у Хрущева голосуют не только члены ЦК, но, оказывается, голосуют и кандидаты ЦК, имеющие по уставу партии лишь совещательный голос, и даже члены Центральной ревизионной комиссии, которые по тому же уставу не имеют и совещательного голоса на пленуме ЦК404. Перейдем к существу обвинений. Главные пункты обвинений сводятся к следующему: Во внутренней политике: 1. Члены группы "на протяжении 3-4 лет", то есть со дня смерти Сталина, "оказывали прямое и косвенное противодействие курсу, одобренному XX съездом", в частности против "исправления ошибок и недостатков, порожденных культом личности". 2. "Они были против расширения прав союзных республик..." 3. "Антипартийная группа сопротивлялась мероприятиям партии по борьбе с бюрократизмом... Эта группа упорно сопротивлялась и пыталась сорвать такое важнейшее мероприятие, как реорганизация управления промышленностью, создание совнархозов в экономических районах..." 4. "Они не признавали необходимости усиления материальной заинтересованности колхозного крестьянства в расширении производ- 404 "Устав КПСС", Москва, 1952,  33, 39. ства продуктов сельского хозяйства... Они возражали против отмены старого, бюрократического порядка планирования в колхозах и введения нового порядка планирования... Участники антипартийной группы выступали против отмены обязательной поставки сельскохозяйственных продуктов с дворов колхозников..." 5. "Они вели борьбу против призыва партии - догнать США в ближайшие годы по производству молока, масла и мяса на душу населения. Тем самым участники антипартийной группы продемонстрировали барски пренебрежительное отношение к насущным жизненным интересам широких народных масс". 6. "т. Молотов, проявляя консерватизм и косность, сопротивлялся делу подъема 35 миллионов гектаров целины..." 7. "т.т. Маленков, Каганович и Молотов упорно сопротивлялись тем мероприятиям, которые проводил ЦК и вся наша партия по ликвидации последствий культа личности..." Во внешней политике: 1. "В области внешней политики эта группа, в особенности т. Молотов, проявляли косность и всячески мешали проведению назревших новых мероприятий, рассчитанных на смягчение международной напряженности..." 2. "тов. Молотов неоднократно выступал против тех мероприятий, которые осуществлялись Президиумом ЦК для улучшения отношений с Югославией". 3. "тов. Молотов тормозил заключение государственного договора с Австрией... Он был также против нормализации отношений с Японией..." 4. "Он выступал против разработанных партией принципиальных положений о возможности предотвращения войн в современных условиях, о возможности различных путей к социализму в разных странах, о необходимости усиления контактов между руководящими деятелями СССР и государственными деятелями других стран, что необходимо в интересах достижения взаимопонимания и улучшения международных отношений". 5. "По многим из этих вопросов мнение т. Молотова поддерживалось т. Кагановичем, а в ряде случаев т. Маленковым". Происхождение, источник такой позиции группы Молотова резолюция видит в том, что "т.т. Маленков, Каганович и Молотов находились и находятся в плену старых представлений и методов, не видят новых условий, новой обстановки, проявляют консерватизм, упорно цепляются за изжившие себя... формы и методы работы, отвергая то, что рождается жизнью и вытекает из интересов развития советского общества... Как в вопросах внутренней, так и в вопросах внешней политики они являются сектантами и догматиками"... (везде цитировано из "Постановления пленума ЦК КПСС об антипартийной группе Маленкова Г. М., Кагановича Л. М., Молотова В. М.", журнал "Вопросы истории КПСС", No 1, 1957, стр. 4-7). Резолюция отмечает, что Молотов, Каганович и Маленков не только вели борьбу внутри Президиума ЦК за свою линию, но "они прибегли к интриганским приемам и устроили тайный сговор против Центрального Комитета" (там же, стр. 7). К ним присоединился и бывший кратковременный министр иностранных дел и секретарь ЦК по идеологии Шепилов. В чем заключается этот "тайный сговор", насколько широк был его круг, кроме названных лиц, и на какие силы они ориентировались, резолюция не сообщает. Но "пленум ЦК" торжественно хвалит самого себя: "Пленум ЦК с огромным удовлетворением отмечает монолитное единство и сплоченность всех членов и кандидатов в члены ЦК, членов Центральной ревизионной комиссии, единодушно осудивших антипартийную группу. В составе пленума ЦК не было ни одного человека, который поддержал бы эту группу" (там же, стр. 7). О выступлениях на самом пленуме членов группы Молотова резолюция не говорит ни слова, как будто они и вовсе не выступали. В этом случае даже непонятно, почему пленум продолжался целых семь дней! Впрочем, резолюция намекает на одно их выступление, именно - в конце пленума. Резолюция отмечает: "Оказавшись перед лицом единодушного осуждения пленумом ЦК антипартийной деятельности группы, когда члены ЦК единодушно потребовали вывода членов группы из ЦК и исключения из партии, они признали наличие сговора, вредность своей антипартийной деятельности, обязались подчиниться решениям партии" (там же, стр. 7-8). И все-таки Хрущев их вывел не только из Президиума ЦК, но исключил и из состава ЦК вообще. Причем Хрущев считает важным подчеркнуть, .что это решение "принято единодушно" и слово "единодушно" или "единогласно" в заключительных трех абзацах резолюции повторяется семь раз! Поверим Хрущеву, что Молотов и молотовцы признали "вредность своей антипартийной деятельности и обязались подчиниться решениям партии", но тогда как же с этим согласовать поступок главы группы - Молотова, который "воздерживается при голосовании", нарушая столь единодушную идиллию на столь "монолитном" собрании? Тут явно не сведены концы с концами. Сталин был более искусным режиссером в таких делах! Хрущевы могут сказать, что мы осуждаем методы Сталина и не заставляем людей заниматься "унизительным самобичеванием". Но "самобичевание" догматиков и "раскольников" было бы более убедительным аргументом, чем многократное "единодушие" Хрущева с самим собою... Однако, если уж говорить о "сталинских методах" расправы со своими противниками, то они все-таки выглядят более "демократическими", чем модернизирован-ный сталинизм Хрущева. Троцкисты имели возможность открыто выступать со своими контртезисами против Сталина на страницах "Правды". Зиновьев выступал с контрдокладом против Сталина на XIV съезде партии. Бухарин, Рыков и Томский открыто излагали свои взгляды как в "Платформах", так и в речах на пленумах и продолжительное время имели право находиться и в ЦК и в партии, не будучи согласны со Сталиным. Тем временем партия месяцами, даже годами дискутировала об их программах, гока очередной съезд (а не пленум ЦК!) не принимал решения "о несовместимости пропаганды их взглядов с принадлежностью к партии", а вот Хрущев, в узком кругу своих аппаратчиков, не запрашивая так называемую партию, за семь дней решает судьбу людей, которые создали и самого Хрущева и эту "мудрую и великую партию". Остановимся на трех главных пунктах обвинений против группы Молотова: 1) группа выступала против смягчения международной напряженности; 2) группа выступала против развенчания Сталина и за сталинские методы правления; 3) группа выступала против поднятия жизненного стандарта населения. Если группа выступала против всего этого, а руководство Хрущева такую политику осуждает, то это должно было бы означать автоматически, что Хрущев: 1) выступает за нормализацию международных отношений; 2) усиливает курс на дальнейшее развенчание Сталина и отказывается от сталинских методов правления; 3) пересматривает сталинскую экономическую политику "преимущественного развития тяжелой промышленности", как основы основ советской экономики, и восстанавливает нормальную пропорцию в финансировании тяжелой, легкой и пищевой промышленности. Происходит ли все это? Изменилось ли что- нибудь во внешней и внутренней политике Кремля с тех пор, как оттуда изгнаны молотовцы? Во внешней политике курс Молотова пока что остается в абсолютной неприкосновенности. Даже больше - определенные факторы говорят за то, что этот курс имеет тенденцию вернуть советскую внешнюю политику к исходной позиции - к "чистым методам" сталинской эры. Новое руководство Кремля продолжает молотовскую политику более последовательно, чем сам Молотов. Еще более кричащим является, пожалуй, тот факт, что кремлевская внешняя политика все еще символизируется в лице того мрачного человека, в котором счастливо сочетаются три качества трех основоположников нынешней внешней политики Москвы - твердолобие Молотова, лицемерие Вышинского и абсолютная аморальность Сталина - в Громыко. Даже фонетическое звучание этого имени наводит на печальные размышления: "Громыко" - значит "гром", "громить"! Конечно, он не министр в обычном смысле этого слова, а всего-навсего "дипломатический курьер" Хрущева, но курьер "громовых известий"... А как обстоит дело со "сталинскими методами" или, как выражется резолюция, с "устаревшими методами и формами"? Как мы видели, "устаревшие методы" были в первую очередь применены к самим молотовцам. Потом последовала очередь потенциально наиболее опасной части населения - интеллигенции, особенно художественной интеллигенции. "Разоблачая" группу Молотова и "примкнувшего к ней Шепилова", лейб-орган Хрущева - журнал "Коммунист" - писал, что Шепилов, выступая как секретарь ЦК на съездах художников и композиторов СССР и на торжественном заседании в Москве в день 86-й годовщины рождения Ленина, проповедывал линию, которая противоречила решениям XX съезда и политике ЦК. В чем же заключалась "особая" линия Шепилова? Ответим словами самого журнала: "Находясь у руководства идеологической областью, Шепилов обманул доверие Центрального Комитета. Он отступил от линии, намеченной XX съездом КПСС по вопросам литературы и искусства... Занял... либеральную позицию... В погоне за личной популярностью он встал на путь заигрывания с демагогами, пытался проводить платформу "шире" партийной... Общий тон его речей выдержан в либеральном духе"405! Передовая статья "Коммуниста" особенно возмущается 405"Коммунист", 1957, No 10, передовая. тем, что Шепилов для обоснования своей "либеральной политики" прибегает к Ленину, "выдергивая из контекста (Ленина) нужную цитату". Одна из таких цитат, которую "выдернул" Шепилов из Ленина, гласит: "Безусловно необходимо обеспечение большого простора личной инициативе, индивидуальным склонностям, простора мысли и фантазии, форме и содержанию"406. Процитировав эту ленинскую цитату из Шепилова, "Коммунист" восклицает: "И далее ни слова. Больше ни одной мысли Ленина по вопросам литературы и искусства не воспроизвел Шепилов". Оказывается, Шепилов должен был приводить не эту цитату, а другую, которая говорит о "партийности в литературе". Другими словами, воспроизвести полный текст сталинско-ждановских постановлений о литературе и искусстве 1946-1948 годов, когда началась "ждановская чистка" против "космополитов" и "низкопоклонников". Журнал так и пишет: "В речи на съезде композиторов Шепилов упомянул об этих постановлениях. Но как? Лишь походя, только в порядке перечисления назвал он некоторые проблемы, поставленные в этих документах. При этом даже здесь он не упомянул ленинского принципа партийности, пронизывающего все эти документы"407. Всякий здравомыслящий человек согласится с тем, что здесь орган ЦК обвиняет своего бывшего руководителя в том и только в том, что он выступал против ждановско-сталинских методов в литературной критике и практике, которые были осуждены не только XX съездом, но и тем же "Коммунистом" в своих послесъездовских статьях (см. выше главу "Судьбы сталинизма в СССР"). Еще одна мелочь в "защиту" Шепилова: каждое ответственное выступление секретарей ЦК и членов Президиума ЦК проходит предварительно через цензуру Секретариата и Президиума ЦК! Так в чем же дело, почему ЦК (Хрущев) не выкинул антисталинские, "либеральные" ереси из докладов Шепилова? Да вообще как мог очутиться Шепилов в группе Молотова, если он был "либералом"? Что же касается обвинения против молотовцев, что они держались за "культ личности Сталина", то и тут дело обстоит более чем странно. Сталин, обруганный на XX съезде, Сталин, которого Ленин предлагал убрать из ЦК, все еще не убран из мавзолея Ленина. Бесчисленные 406Левин, т. 10, стр. 28; см. "Коммунист", там же, стр. 17. 407"Коммунист", там же, стр. 16-17. города и села, фабрики и заводы, колхозы и школы по-прежнему "славятся" именем Сталина. Даже "Сталинские премии", переименованные еще при молотовцах в "Ленинские премии", реабилитированы как раз после ликвидации поклонников сталинского культа. В речи, опубликованной в "Коммунисте", а потом перепечатанной и в "Правде", Хрущев, со свойственной ему прямотой, заявляет: "Я считаю, что надо... с гордостью носить почетный знак лауреата Сталинской премии. Если бы я имел Сталинскую премию, то я носил бы почетный знак лауреата"408. Из внутренних задач режима сельское хозяйство все еще остается наиболее тяжелой проблемой. Тут Хрущев дал народу настолько далеко идущие обещания, зафиксированные в конкретных обязательствах всех союзных республик, что их выполнение для него становится не только вопросом личного престижа, но и генеральной проверкой правильности его собственной политики против только что изолированной, но далеко не ликвидированной группы. Поэтому Хрущев вновь вернулся к этому вопросу уже после июньского пленума ЦК и обещал радикально покончить со старой сталинской практикой в сельском хозяйстве, дав простор внутриколхозной инициативе крестьян. Причем воспоминания Хрущева о старой практике были настолько удручающие, что стоит их послушать. Хрущев рассказывает: "Почему же наше сельское хозяйство длительное время серьезно отставало? Это происходило потому, что никто в центре не хотел по-настоящему разобраться с положением дела на местах. Сталин, как известно, никуда не выезжал, с работниками сельского хозяйства не советовался, к голосу местных работников не прислушивался... Грубо нарушался принцип материальной заинтересованности колхозников... Приведу хотя бы такие примеры. Вскоре после окончания войны я ездил в деревню, где родился, там зашел к двоюродной сестре. У нее был сад. Я сказал ей: У тебя замечательные яблони.Она ответила: Осенью их срублю. Почему?- спросил я. -Приходится платить большие налоги,- заявила она.- Невыгодно иметь сад. Я рассказал об этом разговоре И. В. Сталину, сооб- 408"Коммунист", 1957, No 12, стр. 21. шил ему, что колхозники сады рубят. А он мне потом сказал, что я народник, что народнический подход имею, теряю пролетарское классовое чутье. Другой пример... Мы из городов посылали тысячи людей убирать картофель в колхозах, в то время, когда сами колхозники не участвовали в уборке. Почему колхозники не хотели работать на уборке картофеля? Потому, что при заготовке картофеля им платили крайне низкие цены. Одна доставка картофеля на заготовительный пункт обходилась колхозу дороже того, что он получал за него"409. Июньский переворот проливает также некоторый свет на расстановку сил в верхах Кремля после войны и после смерти Сталина. Остановимся на этой стороне вопроса. После войны, видимо, наибольшие шансы из членов Политбюро попасть в наследники Сталина имел Жданов. Но с тех пор как Маленкова ввели в состав Политбюро (1946 г.), место наследника стало спорным, тем более, что Жданов ведал лишь пропагандой, а Маленков - по-прежнему кадрами партии. Глухая борьба, которая началась между двумя претендентами, шла с переменным успехом. Сталину они нужны были оба и именно как соперники. Ведь соперничали они не со Сталиным, а между собою из-зг того же Сталина - кто и как наиболее последовательно способен понять и осуществлять волю диктатора. Но в тот момент, когда казалось, что Сталин уже окончательно выбрал Жданова, наступила непредвиденная развязка: Жданов умер. Правда, Сталин впоследствии думал, что эта развязка была предвиденная и подготовленная ("Дело врачей"). Но после смерти Жданова сам же Сталин если не организует, то санкционирует ликвидацию ждановцев ("Ленинградское дело"). Почему же Сталин пошел на это? Ответ, который дал Хрущев на XX съезде, гласит: "Повышение Вознесенского ,и Кузнецова встревожило Берия. Как мы сейчас доказали, именно Берия "предложил" Сталину, что он, Берия, со своими сообщниками сфабрикует материалы... Сталин лично наблюдал за "Ленинградским делом"... Когда Сталин получил от Берия и Абакумова материалы, он, не пересмотрев эти клеветнические материалы, приказал прекратить дальнейшее расследование "дела" Вознесенского и Кузнецова. Это решило их судьбу"410. 409Там же. 410Н. С. Хрущев. "Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС", стр. 41-42. После июньского пленума ЦК Хрущев дает уже другой ответ. В одной из своих речей в Ленинграде он заявляет: "Маленков, который был одним из самых главных организаторов (курсив мой.- А. А.) так называемого "Ленинградского дела", просто боялся ехать к вам сюда" ("Правда", No 188, 7.7.1957). Но через некоторое время после этого выступления Хрущев беседует с одним из лидеров английской рабочей партии Э. Бивеном и сообщает последнему обстоятельства, при которых был уничтожен Вознесенский. Вот рассказ Хрущева в изложении Бивена: "В конце войны члены Политбюро предприняли изучение советской экономики для целей будущего планирования. Результаты этого изучения убедили их в том, что во многих областях следует допустить частную инициативу. Они выработали свой план и послали Вознесенского, главу экономического планирования, объяснить его Сталину. Вернувшись, Вознесенский рассказал, что Сталин набросился на него и назвал его предателем социализма. Это рассердило членов Политбюро, так как Вознесенский сделал лишь то, что ему было поручено. На следующий день члены Политбюро явились к Сталину и сказали ему, что это был их коллективный план, а не Вознесенского, что он, Сталин, был несправедлив по отношению к Вознесенскому и должен попросить у него извинения. "Я не могу,- сказал Сталин,- он расстрелян сегодня утром"411. Подводя итоги преступлениям Сталина, Хрущев говорил на XX съезде, что никто другой, а Берия толкал Сталина на эти преступления и что в то время Берия невозможно было разоблачить, так как он умел пользоваться доверием и слабостями Сталина. Хрущев утверждал: "Возникает вопрос, почему Берия, который ликвидировал десятки тысяч партийных и советских работников, не был разоблачен при жизни Сталина? Он не был разоблачен раньше потому, что он очень ловко использовал слабости Сталина: разжигая его подозрительность, он во всем помогал Сталину и действовал при его поддержке"412 (курсив мой.- А. А.) Возвращаясь к этому же вопросу - к вопросу о главном виновнике сталинских преступлений - после июньского пленума ЦК, Хрущев говорит, хотя почти в тех же словах, но о другом лице. Хрущев утверждает: "Занимая 411"НОД", 10.1.1958. 412Н. С Хрущев. "Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС", стр. 48. высокое положение в партии и государстве, тов. Маленков не только не сдерживал И. В. Сталина, но очень ловко пользовался слабостями и привычками Сталина в последние годы его жизни. Во многих случаях он толкал его на такие действия, которые заслуживают строгого осуждения"4'3 (курсив мой.- А. А.). Которое из этих утверждений правильно? Вероятно, правильны оба, ибо одно не исключает другого. Но причины, почему эти два, а не другие члены Политбюро, пользовались такой властью при Сталине, указаны явно неправильно. Конечно, их личные качества имели свое значение. Однако еще большее значение имело то, чего они достигли этими своими качествами и для Сталина и для всех других членов Политбюро: один создал и держал в руках партаппарат (Маленков), другой усовершенствовал и держал в руках полицейский аппарат (Берия). Не как хитроумные комбинаторы и рафинированные интриганы держались они у "слабого Сталина" (по этой части "перехитрить" учителя было вообще невозможно), а сам Сталин держался на гармоничном взаимодействии этих двух аппаратов и их водителей. Если при этом уничтожались "десятки тысяч партийных и советских работников", не говоря уже о миллионах беспартийных граждан, то это тоже делалось в интересах системы, а не одного Берия или Маленкова. Но из утверждения Хрущева, что "Маленков не только не сдерживал, но и толкал Сталина" на преступления, вытекает другой важный вывод: Маленков стал той ведущей силой во всей системе, с которой приходилось считаться даже Сталину! Это было замечено раньше всех Б. И. Николаевским. Объективные факты, которым раньше не придавали особенно большого значения, теперь, в свете утверждения Хрущева, приобретают новое значение и подтверждают его же вывод. Факты эти следующие: 1) после смерти Жданова и ликвидации ждановцев Маленков делается вторым после Сталина секретарем ЦК (1949 г.); 2) вскоре после этого он делается и заместителем Сталина по правительству (1950 г.); 3) на XIX съезде КПСС "политический отчет" ЦК КПСС делает не Сталин, а Маленков; 4) на первом пленуме ЦК после XIX съезда создается вместо узкого Политбюро расширенный Президиум ЦК в 25 человек, из которых 15 человек - прямые ученики Маленкова (рань- 413 Н. С. X р у щ е в. "За тесную связь литературы..." и т. д. "Коммунист", 1957, No 12, стр. 20. ше Хрущев приписал создание этого Президиума злому умыслу Сталина, но приписать теперь то же самое Маленкову он не может, так как все эти "маленковцы" ныне перешли к Хрущеву) 5) на том же пленуме Сталин был освобожден от поста генерального секретаря ЦК, оставшись лишь одним из секретарей, и Маленков фактически сделался первым секретарем ЦК (см. выше: "Подготовка новой чистки и загадка смерти Сталина"). Если совершенно бесспорным надо считать, что Маленков сделался ведущим после Сталина членом Политбюро, то столь же категорически невозможно утверждать, что Маленков был намечен в "наследники" самим Сталиным. Правда, этого прямо не утверждает и Хрущев, но он хочет создать именно такое впечатление. Объективные факты говорят опять-таки за то, что Маленков после смерти Сталина очутился во главе партии и государства не по "завещанию Сталина" (если таковое он вообще успел составить), а совершенно автоматически, как первый секретарь ЦК. Верно, что Президиум ЦК XIX съезда был разогнан и создан новый узкий Президиум в составе тех же старых членов Политбюро с незначительными изменениями, но соотношение сил внутри Президиума, место каждого члена Президиума в общей пирамиде власти остались почти те же, что и до смерти Сталина. В самом деле, сопоставим эти данные, чтобы убедиться в сказанном. Известно, что до смерти Сталина не признавали никакого алфавита в репрезентации членов Политбюро, если хотели указать место, которое занимает тот или иной член Политбюро в пирамиде власти. Вот перед нами два документа: номер газеты "Правда" от 21 декабря 1949 года, в котором напечатаны "юбилейные статьи" всех членов Политбюро в связи с семидесятилетием Сталина, и номер той же "Правды" от 7 марта 1953 года, в котором опубликован список членов нового Президиума ЦК. В том и другом случае имена напечатаны не в алфавитном порядке, а в порядке "культа личности", то есть в порядке важности каждого имени. Список "Правды" 21 декабря 1949 года: Маленков Молотов Берия Ворошилов Микоян Каганович 7.Булганин 8.Андреев 9.Хрущев 10. Косыгин Список "Правды" 7 марта 1953 Года: Маленков Берия Молотов Ворошилов Хрущев Каганович Булганин Микоян Первухин 10.Сабуров Это сопоставление показывает, что после смерти Сталина в старом Политбюро произошла весьма незначительная передвижка сил. Маленков остался на своем месте, Берия и Молотов "обменялись" местами, Хрущев, который при Сталине занимал предпоследнее, девятое место (надо сказать, место весьма опасное с точки зрения "законов чистки"), передвинулся на пятое место, вытеснив оттуда Микояна на восьмое место. Андреев и Косыгин были исключены еще на первом пленуме ЦК XIX съезда. Ворошилов, Каганович и Булганин остались на своих местах. Мы вправе спросить у Хрущева, почему же Маленков и Берия оказались на тех же местах пирамиды власти уже после смерти Сталина? Чьими "слабостями" они пользовались теперь? Очевидно, они пользовались на этот раз уже "слабостями" всех остальных членов Политбюро, у которых были лишь известные имена, но не было аппарата власти. Положение было настолько тягостное для этих последних, что они и не осмеливались ставить жизненно важный для них вопрос: вопрос о "коллективном руководстве" В этом отношении характерно и другое обстоятельство - новое руководство не позаботилось и о том, чтобы иметь нечетное число членов (при Сталине Политбюро всегда имело нечетное число членов) для того случая, когда спорные вопросы в Президиуме ЦК приходится решать большинством голосов. На том этапе и в этом не было необходимости. Вся власть находилась в руках аппарата партии (Маленков) и полиции (Берия). Причем первым из "первых заместителей" Маленкова по правительству был назначен тот же Берия. Но этот этап продолжался лишь ровно одну неделю. 14 марта 1953 года Маленков "попросил" освободить его от должности первого секретаря ЦК КПСС и впервые заговорил о "коллективном руководстве". Это и было началом конца и Маленкова, и Берия. Хрущев стал исполняющим обязанности первого секретаря и подготовил ликвидацию Берия, чтобы легче ликвидировать и самого Маленкова. Хрущеву и другим удалось, вероятно, убедить Маленкова, что Берия метит на его место и хочет "поставить МВД над партией и правительством". Маленков, который так оплошно упустил из своих рук собственный аппарат партии, теперь столь же оплошно пожертвовал и полицейским аппаратом - он согласился с ликвидацией Берия и его группы. Он же докладывал это дело на июльском пленуме ЦК 1953 года. Через месяц сентябрьский пленум ЦК 1953 года утвердил Хрущева первым секретарем ЦК. Потом пересмотрели и протокол "дворцового этикета". Публичный протокол членов Президиума ЦК начали вести в алфавитном порядке. Почти одновременно Маленков объявил и свой "план о крутом подъеме" легкой и пищевой промышленности (августовская сессия Верховного Совета СССР 1953 г.). План вызвал в стране большие надежды и даже подъем энтузиазма. Уже в 1954 году сказываются первые результаты маленковского плана. В магазинах появляются товары, бросаемые сюда иногда и из резервных фондов государства. Некоторые товары и продукты народного потребления закупаются даже за границей на валюту, чего никогда не допускал Сталин. Маленков, которого до сих пор считали бездушным временщиком Сталина, становится популярным человеком в народе. Хотя "план Маленкова", собственно, был планом всего Президиума ЦК, принятым по свежим следам смерти Сталина и ликвидации Берия, но именно потому, что народ стал связывать его с именем Маленкова, члены Президиума насторожились. В январе 1955 года они поручили главному редактору "Правды" Шепилову раскритиковать этот план как "антиленинский и антисталинский" (тогда Хрущев еще нуждался в авторитете Сталина). Статья Шепилова носила знакомое со сталинских времен грозное название: "Генеральная линия партии и вульгаризаторы марксизма"414. Главный тезис Шепилова гласил: "Ленин и Сталин тысячу раз подчеркивали, что преимущественное развитие тяжелой индустрии - основа основ" советской хозячйственной политики. В статье имя Маленкова, . конечно, не называлось, но "политика крутого подъема легкой промышленности" подвергалась уничтожающей критике. Почему же статья появилась именно 24 января? Потому, что 25 января 1955 года открывался пленум ЦК, на котором решалась судьба "плана Маленкова" и самого Маленкова как Председателя Совета Министров. Она явно была адресована к членам пленума как директива, в которой эти члены предупреждались, как себя вести во время обсуждения вопроса о Маленкове. Пленум открылся 25 января докладом Хрущева о животноводстве и продолжался до 31 января. В вводной части своего доклада Хрущев повторил основные мысли статьи Шепилова почти в тех же самых словах и охарактеризовал "политику легкой индустрии" как "капитулянтскую" политику Бухарина и Рыкова . Теперь уже стало ясно, что статья Шепилова - не "литературное упражнение" главного редактора, а установка первого секретаря ЦК. Но не одного первого секретаря. Она целиком отвечала программе основоположников этой "генеральной линии" вместе со Сталиным: программе Молотова и Кагановича. Обойденные при распределении первых мест в государстве после смерти Сталина именно из-за Маленкова и Берия, они увидели в актах против Маленкова желанные шансы взять в свои собственные руки бразды правления. Так сложился временный блок между группой Молотова и группой Хрущева против Маленкова. Это и предрешило дальнейшую карьеру Маленкова на посту главы правительства. На том же пленуме он был снят, хотя объявили об этом только через неделю на сессии Верховного Совета СССР. В поданном на имя сессии Верховного Совета заявлении Маленков подчеркнул, что считает преимущественное развитие тяжелой промышленности основой советской хозяйственной политики, добавив, что он заодно несет ответственность и за развал сельского хозяйства за время пребывания на должности секретаря ЦК. Недостатки своего руководства и желание отдать свой пост другому лицу Маленков объяснил своей "малоопытностью" в "государственных" делах. Так писал человек, который был беспрерывно почти 20 лет начальником всех кадров СССР (1934-1953 гг.) и 14 лет секретарем ЦК КПСС (1939-1953 гг.). 14 "Правда", 24.1.1955. 415 "Правда", 3.2.1955. Хотя Молотов и Каганович помогли Хрущеву убрать Маленкова, но своих личных целей они не достигли: пост Председателя Совета Министров Хрущев предложил своему другу по Московской области - Булганину, вероятно, не без помощи того же Маленкова, чтобы он не достался Молотову. Предлагая сессии Верховного Совета от имени ЦК партии кандидатуру Булганина, Хрущев не пожалел ярких слов по адресу Булганина: "Достойный ученик великого Ленина и один из ближайших соратников И. В. Сталина - т. Булганин является выдающимся партийным и государственным деятелем",- заявил Хрущев416. В остальном в руководстве изменений не произошло. Молотов остался в заместителях своего бывшего заместителя Булганина. Но дело обстояло еще хуже. Молотов и не догадывался, что, помогая убирать сначала Берия, а потом и Маленкова, он роет сам себе могилу. Для любого претендента в "вожди" партии после Сталина Молотов был исключительно опасным и неудобным человеком. На протяжении почти тридцати лет его имя ставилось в партии рядом с именем Сталина. Девять лет он был секретарем ЦК (1921 -1930 гг.), одиннадцать лет - председателем правительства (1930-1941 гг.), на протяжении всей войны - заместителем председателя Государственного комитета обороны СССР, он же был и единственным человеком в ЦК, сохранившимся из "старой гвардии" Ленина. Причем будучи старым большевиком, он никогда не был ни в "оппозициях", ни в "уклонах". И после Сталина считался вторым теоретиком партии. При нормальном стечении обстоятельств он был бы признанным и законным преемником Сталина. Убрать такого человека было трудной задачей даже для Сталина, хотя Сталин и добивался этого, как Хрущев рассказывал на XX съезде. Но то, что не удавалось или не успел сделать Сталин, удалось Хрущеву. Первую атаку против Молотова Хрущев открыл на июльском пленуме ЦК КПСС 1955 года. На этом пленуме обсуждались вопросы внешней политики СССР, которая возглавлялась Молотовым. В какой плоскости тогда обсуждалась эта политика, не было сообщено в печати. Но после июньского пленума ЦК 1957 года мы узнали из его резолюции, что Молотова били в первую очередь за антититовскую политику. В названной резолюции говорится: "Неправильная позиция тов. Молотова по югославскому вопросу была единогласно осуждена пленумом ЦК КПСС в июле 1955 г."417. На этом же пленуме Хрущев добился расширения Президиума ЦК, введя туда Кириченко и Суслова. Одновременно были введены в Секретариат ЦК Аристов, Беляев и Шепилов (Шепилов изменил не только своему старому покровителю Маленкову, но и новому - Молотову, став по югославскому вопросу на точку зрения Хрущева, за что его Хрущев отблагодарил, назначив секретарем ЦК). Вторая атака на Молотова была развернута в "Правде" (главным редактором которой оставался Шепилов) из-за безобидного замечания Молотова на февральской сессии Верховного Совета 1955 года о том, что в СССР построены только "основы социализма". Замечание это было сделано вскользь и к делу не относилось. Поскольку Молотов говорил в широком смысле слова об "основах", то и с точки партийной ортодоксии там не было ошибки. При нормальных условиях на это никто не обратил бы даже внимания. Но дело в том, что для Молотова условия складывались явно ненормальные. Хрущев был в усиленных поисках старых и новых "грехопадений" Молотова. Молотову было предложено публично признаться в своей ошибке. Дисциплинированный бюрократ Молотов поддался давлению. В письме в редакцию "Коммуниста" он заявил: "считаю свою формулировку по вопросу о построении социалистического общества в СССР, данную на сессии Верховного Совета СССР 8 февраля 1955 г., из которой можно сделать вывод, что в СССР построены лишь основы социалистического общества, теоретически ошибочной и политически вредной"418. Тем самым было доказано в глазах фанатиков партии, что Молотов отныне не является теоретиком партии. В такой партии, как КПСС, это была немаловажная победа Хрущева. Он ее зафиксировал и в резолюции XX съезда по отчету ЦК, еще раз осудив ошибку Молотова. Однако все эти атаки были лишь иголочными уколами по сравнению с тем, что ожидало Молотова, а заодно Кагановича и Маленкова, на XX съезде партии. Целиком овладев аппаратом партии (новый секретариат ЦК), полиции (новые шефы по КГБ - Серов, по МВД - Дудоров), армии (новое руководство - Жуков, Соколовский, Москален- 416"Известия", 9.2.1955. 417"Вопросы истории КПСС", 1957, No 1, стр. 6. 418"Коммунист", 1955, No 14, стр. 127-128. ко, Бирюзов, Малиновский, Баграмян и др.), заручившись поддержкой членов Президиума ЦК Микояна, Булганина, Суслова и Кириченко, Хрущев выступил со своим знаменитым докладом против Сталина. Удар "дальнего прицела" вовсе не был направлен лишь в гроб Сталина - он был одновременно направлен и против будущей "антипартийной" группы Молотова, Кагановича и Маленкова. Специальный доклад Хрущева о "культе личности" не был также документом "коллективного творчества". Он был хорошо подготовленным и убедительно аргументированным в глазах партии обвинительным актом хрущевского крыла в Президиуме. На нем лежал явственный отпечаток личной инициативы Хрущева. О том же говорили "лирические" отступления, личные примеры Хрущева из своего опыта и не всегда ортодоксальные формулировки докладчика. В докладе были названы имена Молотова и Кагановича в прямой связи с ежовской чисткой (телеграмма Сталина и Жданова из Сочи) и Маленкова в связи с неправильными директивами (во время войны) Сталина, Маленкова и Василевского из ставки Верховного главнокомандования. Но все-таки антимолотовское острие доклада Хрущева было пока еще завуалировано всякими оговорками. Тем не менее престижу и будущей карьере Молотова, Кагановича и Маленкова был нанесен непоправимый удар. И это вполне понятно. Если с именами рядовых членов Политбюро были связаны отдельные преступления Сталина на отдельных участках, то с именами этих трех были связаны все преступления на всех участках! Поэтому главный вывод доклада Хрущева - "ликвидация последствий культа личности" - в конечном счете и означал ликвидацию группы Молотова. Отсюда понятно, почему Молотов, Каганович и Маленков вновь нашли общий язык и заключили общий блок против Хрущева. Платформа блока, по словам главного редактора "Коммуниста" А. Румянцева, заключалась в одном пункте: "Назад от XX съезда!"419. Мотивы заключения блока Хрущев объяснил совершенно верно: "Почему так получилось? Видимо, далеко не последнюю роль в этом деле играло то обстоятельство, что все члены этой группы особенно глубоко повинны в тех грубейших ошибках и недостатках, которые имели место в прошлом"420. Новый член Президиума ЦК Шверник дал и некоторое разъяснение об этих "ошибках". Шверник сообщил, что "исправляя нарушения революционной законности, допущенные Маленковым, Кагановичем и Молотовым в период массовых репрессий, Комитет партийного контроля в 1957 году рассмотрел большое количество персональных дел бывших членов партии, реабилитированных судебными органами. Большинство из них КПК восстановил в партии"421. Но более конкретным был маршал Жуков, когда прямо назвал вещи своими именами. В речи в Ленинграде уже после Хрущева он заявил: "Антипартийная группа Маленкова, Кагановича и Молотова упорно сопротивлялась мероприятиям, проводимым партией по ликвидации последствий культа личности, особенно в части разоблачения и привлечения к ответственности главных виновников, допустивших нарушение законности. Теперь стало ясно, почему они были против разоблачения совершенных беззаконий. Они боялись ответственности за превышение своих прав и незаконные действия"422. Вот это убеждение, что у Хрущева речь идет о совместных преступлениях Сталина, Ежова, Берия плюс Молотов, Каганович и Маленков и что Хрущев меньше всего интересуется честью или бесчестием мертвого Сталина, а метит в них, добивается того, чтобы подготовить почву для их будущей ликвидации, заставило группу Молотова от трусливой "тактики самосохранения" перейти к тактике вынужденного наступления. Только теперь, на XX съезде и после него, они убедились, какую для себя роковую ошибку они допустили, убрав Берия и назначив Хрущева первым секретарем ЦК. История той самой партии как бы вновь повторилась. Чтобы предупредить приход к власти Троцкого после Ленина, Зиновьев и Каменев добились назначения Сталина генеральным секретарем ЦК. Чтобы предупредить приход к власти Каменева и Зиновьева, Бухарин, Рыков и Томский предпочли сохранить на посту генерального секретаря человека "серого", без громкого имени и без "амбиции" - Джугашвили-Сталина, даже вопреки "завещанию" Ленина. Чтобы предупредить "переворот" Берия, молотовцы назначили Хрущева исполняющим обязанности первого секретаря ЦК. Чтобы предупредить единовластие яркого Маленкова, они же назначили "серого" Хрущева и постоянным первым секретарем. На Хрущева все еще смотрели как на человека весьма недалекого в политике, беспомощного в 419"Коммунист", 1957, No 11, стр. 13. 420"Правда", 7.7.1957. 421Там же. 422"Правда", 16.7.1957. интригах, без претензий на лидерство, с которым легко будет справиться после Маленкова. Но Хрущев думал иначе, а действовал, как Сталин. Ему важно было подготовить новый съезд партии, подобрать его будущих делегатов, произвести необходимую расстановку сил в местных аппаратах партии через местные конференции и съезды, прежде чем раскрыть свои истинные карты. Насколько основательна была проведенная в этом направлении работа, показывают мандатные данные о делегатах XX съезда: около 37 процентов этих делегатов были лицами, которых выдвинули на руководящую работу после смерти Сталина. Другие были беспрекословно признавшими в Хрущеве своего нового покровителя. Перед такой аудиторией Хрущев и мог себе позволить не только разоблачать Сталина, но и "творчески развивать дальше марксизм-ленинизм". Когда обсуждался последний пункт повестки дня - выборы членов ЦК - съезд дал знать, что своим единственным лидером он признает не фиктивное "коллективное руководство", а одного лишь Хрущева. Это нашло отражение в самом протоколе съезда: все члены Президиума ЦК при оглашении их имен в состав нового ЦК получают лишь простые "аплодисменты" и лишь один Хрущев - "бурные аплодисменты"423! Даже судя по резолюции июньского пленума ЦК 1957 года, период после XX съезда - это период перманентных столкновений, конфликтов и интриг блока Молото-ва - Кагановича - Маленкова против Хрущева. Резолюция не рассказывает подробности всех этих перипетий. Она лишь говорит о том, что группа организовала "тайный сговор" для свержения руководства партии, то есть Хрущева. Некоторые подробности сообщил председатель Комитета партийного контроля Шверник. В цитированной речи в Ленинграде он заявил: "...антипартийная группа стала фракционными методами вербовать себе сторонников, устраивать за спиной Президиума ЦК тайные собрания, расставлять кадры, намереваясь захватить в партии и стране власть в свои руки"424. Но и Хрущев не бездействовал. В июле 1956 года, в день визита маршала Тито в Москву, без пленума ЦК, в порядке простой канцелярской рутины он проводит через Президиум ЦК и Президиум Верховного Совета решение о снятии Молотова с поста министра иностранных дел СССР. И здесь Хрущеву исклю- 423"XX съезд КПСС. Стенографический отчет", ч. II, стр. 403. 424"Правда", 7.7.1957. чителъную помощь оказал секретарь ЦК и председатель Комиссии по иностранным делам Верховного Совета Шепилов, за что Шепилов был вознагражден назначением на место Молотова. Но вот неожиданно и бурна развернулись сначала октябрьские события в Польше, а потом и всеобщее восстание героического венгерского народа (октябрь- ноябрь 1956 г.). Теперь, вероятно, молотовцы с полным правом заявили Хрущеву: вот плоды твоего разоблачения Сталина! События эти вызвали брожение не только в остальных сателлитах в Восточной Европе, но и в самом СССР. Молотовцы почувствовали в этих событиях смертельную опасность для всей Советской Империи. Страх перед совместной гибелью вновь воссоединил обе группы. Время было слишком серьезное, опасность была слишком велика, чтобы тут же сводить счеты с Хрущевым. История опять-таки будто еще раз повторялась, правда, в другом месте и в ином масштабе: когда восставшиий генерал Корнилов двинул свои войска на Петроград, а судьба правительства Керенского висела на волоске, большевики, в том числе и Молотов, требовали от Ленина - "давайте воспользуемся случаем и покончим с Керенским!" Ленин на это отвечал: "Керенский - наш, он от нас не уйдет, а сейчас - все на Корнилова!" Вероятно, так же думали и молотовцы, когда, капитулировав в Польше, они вместе с Хрущевым с жестокой беспощадностью обрушились на несчастную Венгрию с тем, чтобы потом по-домашнему разделаться и с Хрущевым, ибо "Хрущев - наш, он от нас не уйдет!" Эти расчеты оказались иллюзорными, хотя судьба Хрущева действительно висела на волоске в эти дни, не потому, что давление оппозиции было велико, а потому, что сам аппарат Хрущева - партийный и полицейский - находился в глубоком кризисе. Если в этом аппарате все еще был человек, который не потерял головы, то этим человеком был сам Хрущев. С невероятной энергией юноши, со сталинским талантом комбинатора и с затаенной хитростью мужика он перевел старую истину Клаузевица на язык политики: "лучший вид обороны - это наступление". И Хрущев двинулся в наступление, резко повернув внимание партии и народа к внутренним проблемам. Причем он избрал такие участки для наступления и такие проблемы для дискуссии, которые были, во-первых, жизненно актуальными для народа, во-вторых, явно провокационными для оппозиции, и, в-третьих, исключительно важными для собственной популярности. Проблемы эти были следующие: 1) курс на ликвидацию централизованной правительственной бюрократии (уступка "братским республикам" по усилению их власти и "суверенитета") ; 2) освобождение колхозных дворов от натуральных поставок с их личных хозяйств (уступка крестьянству); 3) лозунг "в ближайшие два-три года догнать Америку по производству на душу населения мяса, молока и масла" (уступка рабочим, служащим и интеллигенции) . Вместо подведения итогов польско-венгерских событий Хрущев навязывает группе Молотова дискуссию по этим вопросам. Разумеется, ни по одному из этих вопросов Молотов и Каганович не могут согласиться с установками Хрущева. Они понимают, что курс на децентрализацию есть легальная форма новой чистки, на этот раз чистки от той огромной армии бюрократов, которую Молотов и его сторонники создавали десятилетиями и которая составляла их социальную базу в центре. В отношении крестьянства они по-прежнему стояли на точке зрения Сталина, что всякая уступка крестьянину по линии его личного хозяйства есть удар по колхозному строю, прецедент, который может повести к развалу всей колхозной системы. Что же касается лозунга "догнать Америку в 2-3 года" по продукции животноводства, то такой лозунг они считали демагогической игрой в "популярность" первого секретаря без всяких реальных данных для его осуществления. Но они не хотели открыто дискутировать с Хрущевым на эти слишком "взрывчатые" темы. Они предпочитали дискуссию в закрытых апартаментах Президиума ЦК. И там, конечно, они были все еще сильны. Но первый секретарь, со свойственной ему бесшабашностью, выносит спорные вопросы из тайников Кремля на открытую всесоюзную арену. Он едет, как выражается советская пресса, "советоваться" с народом. На ряде собраний колхозников, рабочих, служащих и партийных работников он излагает основные пункты своей новой программы и просит народ высказать свое мнение. Это мнение Хрущев, конечно, знает заранее, но ему важно сделать народ гласным арбитром негласных споров в Президиуме ЦК. "Вот, видите, народ думает так, как я думал, а вот вы, товарищи Молотов и Каганович, думаете иначе, значит, вы оторвались от народа!",- заявит им потом первый секретарь. Что Хрущев при этом по существу повторяет "план Маленкова", за который он его в свое время угробил, дела не меняет. Он учился у Сталина, а Сталин со своими противниками часто поступал так. В этих условиях молотовцам ничего не остается, как проглотить горькие пилюли Хрущева. Но с тем большим упорством они сопротивляются, уже в блоке с Маленковым, против нового, для их судьбы решающего удара - против плана по ликвидации их московской базы бюрократии. В данном случае весь "бюрократический народ" Москвы на их стороне, против Хрущева, решившего ликвидировать около сорока хозяйственных министерств, оставив лишь одни "классические министерства". Хрущев пробует провести этот план уже на декабрьском пленуме ЦК 1956 года (доклад Булганина), но терпит поражение. Слишком велико сопротивление вождей бюрократии, сидящих в Президиуме ЦК - Молотова, Кагановича, Маленкова, Первухина, Сабурова. Не хотят, вероятно, обострения положения Булганин и Ворошилов. Еще свежи в памяти события в Польше и Венгрии, моральная ответственность за которые приписывается Хрущеву. Пленум принимает компромиссное решение о частичной децентрализации, но московские министерства остаются. Расширяются права местных министерств. Госплан делят на два самостоятельных органа - на Госплан (перспективное планирование) и Гос-экономкомиссию (текущее планирование). Но Госэконом-комиссии передают такие административные и оперативные функции, которыми не располагал в центре ни один орган правительства, кроме самого Совета Министров СССР. Первухина назначают главой Госэкономкомиссии, своего рода хозяйственным диктатором СССР. Из частичной "децентрализации" получился в конечном счете абсолютистский централизм. Не этого добивался Хрущев. Тем более не думал он на этом успокоиться. Он отстраняет от этого дела своего "мягкотелого" друга Булганина и сам берется за него. Выезжает сам и рассылает членов Секретариата ЦК и Бюро ЦК по РСФСР на места, в области и республики, чтобы обработать членов пленума ЦК в нужном направлении. Печати дает задание по-прежнему писать о "ленинском демократическом централизме" и через месяц с лишним созывает после декабрьского пленума новый пленум ЦК (февраль 1957 г.). На этом пленуме Хрущев уже лично докладывает о том, как должна быть проведена децентрализация. Опираясь на уже подготовленное большинство рядовых членов ЦК, Хрущев смело берет реванш: решения декабрьского пленума фактически аннулируются, ведомство Первухина ликвидируется и Президиуму ЦК поручается подготовить проект решения о реорганизации для утверждения на сессии Верховного Совета СССР. Теперь, после июньского пленума, стало ясно, что победив на пленуме ЦК, в Президиуме ЦК Хрущев опять оказался в положении, при котором большинство, по крайней мере, 6 членов Президиума категорически выступали против его "плана реорганизации" (Молотов, Булганин, Каганович, Маленков, Сабуров, Первухин). Но Хрущев и тут поступает по-своему. Через голову большинства Президиума ЦК 30 марта 1957 года он публикует во всей центральной прессе "Тезисы доклада товарища Хрущева". Уже тогда бросалось в глаза такое необычное название официального документа. Почему "тезисы товарища Хрущева", а не ЦК и Совета Министров, как это делалось раньше? После разгрома группы Молотова выяснилось, что они действительно были "тезисами т. Хрущева", а не всего Президиума ЦК и Совета Министров. Хрущев опять "советовался" с народом, предлагал народу высказать свое мнение, внести дополнения и изменения в эти "тезисы". "Те-зисы" предусматривали ликвидацию всех центральных хозяйственных министерств, переход их многих прав к местным республикам и областям через организацию экономических районов со своими самостоятельными совнархозами, ликвидацию Госэкономкомиссии. Народ "посоветовал" Хрущеву превратить свои "тезисы" в закон. Но борьба большинства Президиума ЦК, то есть группы Молотова, против "тезисов" продолжалась. Правда, ее члены, как люди "дисциплинированные", совершенно не приняли участия "во всенародном обсуждений тезисов", но, продолжая борьбу против них внутри ЦК, они "спасли, что можно было спасать": из около сорока министерств, намеченных к ликвидации, было ликвидировано только двадцать семь. Зато для ликвидации этих министерств Хрущев дал ультимативный срок: через полтора месяца (к 1 июня 1957 г.) чиновники всех двадцати семи министерств должны были покинуть столицу, словно "персоны нон грата". Хрущев даже прочел этим чиновникам напутственное, хотя далеко не вдохновляющее слово: "Можно не сомневаться,- говорилось во введении к "тезисам",- в том, что эти товарищи правильно поймут проводимые партией и правительством мероприятия и вернутся к живой и организаторской деятельности на производстве"425. Очень важной была и вторая победа Хрущева. Под маркой поднятия авторитета и расширения "суверенных прав" союзных республик, он ввел в состав Совета Министров СССР всех (пятнадцать) председателей советов министров союзных республик, людей подобранных и назначенных Секретариатом ЦК КПСС. Теперь первые заместители - Молотов, Каганович, Сабуров, Первухин - и просто заместитель Маленков должны были заседать в правительстве, в котором преобладало хрущевское большинство. Если верить резолюции июньского пленума, группа Молотова продолжала борьбу против децентрализации и после того, когда "тезисы Хрущева" стали законом, утвержденным сессией Верховного Совета. В резолюции говорится: "Они были против расширения прав союзных республик... Антипартийная группа не только не понимала, но и сопротивлялась мероприятиям партии по борьбе с бюрократизмом, по сокращению раздутого государственного аппарата... Эта группа упорно сопротивлялась и пыталась сорвать такое важнейшее мероприятие, как реорганизация управления промышленностью... Эта группа зашла настолько далеко, что даже после одобрения указанных мер в процессе всенародного обсуждения и последующего принятия Закона на сессии Верховного Совета СССР - она продолжала борьбу против реорганизации управления промышленностью"426. В середине июня борьба достигла своего высшего драматического пункта. Правда, наши сведения как об этом пункте, так и о самой развязке, исходят из источника победителя. Поэтому вполне естественно, что ход и исход борьбы победитель рисует в том свете, в каком это ему выгодно, тем более, что ведь победители всегда правы! Более или менее цельный рассказ о разыгравшейся драме в Кремле с 18 по 29 июня 1957 года помещен в органе ЦК Итальянской коммунистической партии "Унита" от 8 июля 1957 года в статье его московского корреспондента Джузеп-пе Боффа. Источник Д. Боффа - это закрытое письмо ЦК КПСС на имя местных парторганизаций с отчетом о том, как и что происходило во время обсуждения спорных вопросов в Президиуме ЦК КПСС и как проходило само осуждение группы Молотова на пленуме ЦК КПСС. Корреспондент "Униты" говорит, что поскольку к этому письму приложены стенографические протоколы заседаний Президиума ЦК и самого пленума ЦК, то он считает, что 425 "Правда", 30.3.1957. 426 "Вопросы истории КПСС", 1957, No 1, стр. 4-5. официальная версия правильно воспроизводит действительную картину событий. В данном случае для нас важно,. что корреспонденция Д. Боффа уже сама является полуофициальным документом, поскольку она напечатана в центральном органе Итальянской коммунистической партии. Вот что рассказывает Д. Бофф со слов своих информаторов из ЦК КПСС. Группа Молотова разработала план удаления Хрущева с поста первого секретаря ЦК КПСС. Воспользовавшись отсутствием трех членов Президиума ЦК, она потребовала созыва заседания Президиума якобы для обсуждения текста речей членов Президиума, которые должны быть произнесены на праздновании двухсотпятидесятилетия Ленинграда. Однако, когда 18 июня Президиум собрался, они немедленно потребовали изменения состава Секретариата ЦК и правительства, заявляя, что политика Хрущева "троцкистская и оппортунистическая". Группа Молотова внесла список предлагаемого ею состава нового руководства и потребовала немедленного голосования. В этом списке имя Хрущева отсутствовало. Некоторые члены Президиума ЦК выступили против этого требования, заявив, что решение такой важности должно приниматься Президиумом в полном его составе. Им удалось оттянуть голосование до прибытия отсутствовавших членов Президиума. После прибытия этих членов сторонники Хрущева заявили, что принять решение об изменении состава Секретариата ЦК и самого Президиума полномочен только пленум ЦК. Однако Молотов, Каганович и Маленков продолжали настаивать на принятии решения об изменении руководства еще до созыва пленума ЦК и на немедленном опубликовании в печати этого решения вместе с политическим заявлением, текст которого был составлен Шепиловым. Дискуссия по этому вопросу в Президиуме продолжалась несколько дней. Извещенные об этих событиях, члены ЦК начали съезжаться в Москву и потребовали немедленного созыва пленума ЦК. 22 июня открылся пленум, на котором секретарь ЦК и член Президиума Суслов сделал информационный доклад о событиях в Президиуме ЦК. После Суслова выступили Молотов, Маленков, Каганович и Шепилов с требованием изменения руководства. Однако их требование не получило поддержки со стороны большинства членов ЦК. Почувствовав свою изоляцию, они попытались отступить со своих позиций, но члены пленума ЦК этим не удовлетворились и потребовали удаления всей этой группы из центральных органов партии. Группу Молотова обвинили в попытке захватить власть нелегальным путем. Такова информация "Униты". Некоторые дополнительные, но характерные сведения узнал об этих событиях и варшавский корреспондент агентства "Ассошиэйтед Пресс" из руководящих кругов Польской объединенной рабочей партии. Согласно этим сведениям, первая схватка Хрущева с Молотовым произошла на первом же заседании пленума ЦК 22 июня по вопросу о повестке дня пленума. Желая покончить с группой Молотова, Хрущев внес предложение поставить первым пунктом повестки дня вопрос "О внутреннем положении в КПСС". Молотов, напротив, предложил обсудить первым вопрос "О международном положении в СССР в связи с попытками империалистических путчей в Познани и Венгрии", а также "об отношениях с коммунистическими партиями в Польше, Италии, Японии и США", то есть с теми коммунистическими партиями, руководства которых не присоединились к официальным советским заявлениям об империалистическом характере происхождения восстаний в Познани и Венгрии. Против Молотова немедленно выступил секретарь Свердловского обкома партии Кириленко, заявив, что "виновники той бури возмущения, которая поднялась во всем мире против Советского Союза после венгерских событий, находятся в самой нашей партии" и что "консерватизм группы Молотова привел к восстанию в Венгрии и она же виновата в падении международного престижа Советского Союза после подавления венгерского восстания". По сведениям тех же польских кругов, на первом заседании, продолжавшемся беспрерывно тридцать пять часов, Хрущев выступил с трехчасовой речью, в которой указал, что антипартийная группа Молотова, Маленкова, Кагановича и Шепилова имела центр в Москве и распространила свое влияние через своих ставленников на весь партийный аппарат в КПСС. Молотов же, используя Министерство иностранных дел и советский дипломатический аппарат за границей, проводил свою личную политику. Он саботировал также примирение между СССР и Югославией, намечавшееся уже в 1954 году, которое задержалось на целый год из-за интриг Молотова. Таковы сведения из польских кругов. Как корреспонденция московского представителя "Униты", так и информация варшавского корреспондента названного американского агентства, в основном подтверждаются не только текстом резолюции июньского пленума, но и теми подробностями, которые были сообщены членами Президиума ЦК КПСС в их речах в Ленинграде 6 июля 1957 года. Молотов и Каганович стали жертвами собственной школы и по этой линии. Как я рассказывал в первой части этой книги, именно они, вместе со Сталиным, при помощи таких же методов использования "московского актива", свергли в октябре 1928 года руководство Московского комитета во главе с Углановым. Поведение Хрущева в масштабе всего ЦК лишь свидетельствует о превосходстве талантливого, хотя и неблагодарного, ученика над своими вчерашними учителями. Посмотрим теперь, каково было партийно-политическое лицо того съезда, который открыл Хрущеву дорогу к власти? По данным секретаря ЦК и председателя Мандатной Комиссии XX съезда Аристова, 69% делегатов XX съезда составляли люди, вступившие в партию после установления единоличной диктатуры Сталина, то есть после ликвидации мыслящей партии. Свыше 500 делегатов получили должность функционеров после смерти Сталина. Такому съезду Хрущев мог преподнести любую программу и безнаказанно разоблачить кого угодно, если он владеет аппаратом власти. Вот этот съезд и избрал тот Центральный Комитет, который судил и убрал с партийной сцены своих вчерашних создателей. Стоит только посмотреть на партийное лицо этого верховного судьи, чтобы понять всю глубину падения подсудимых "уклонис