десь он находился в тени своего брата Германа Фильда, который в рамках британской благотворительной организации Trust Fund помог сотням преследуемым бежать через Польшу в Англию и во время их изгнания оказывал им финансовую поддержку. В обвинительном акте об этом было сказано следующее: " Trust Fund, важная организация американо-английских шпионских служб, осуществляла свою деятельность под прикрытием помощи чехословацким беженцам... Здесь из рядов беженцев набиралась агентура, которая потом с помощью Trust Fund переправлялась из Кракова в Лондон. Этой деятельностью руководили Герман Фильд, позднее его брат Ноэль Фильд, ближайший сотрудник Алена Даллеса, руководителя американской шпионской организации УСС. .. Шлинг заявил об этом следующее: Trust Fund в действительности был шпионской организацией, в которой совпадали интересы англо - американских шпионских служб и клики Бенеша" (с. 9) При выборе беженцев братья Фильд якобы руководствовались двумя критериями: во-первых они должны быть левыми, во-вторых: евреями (см. с. 10). Так была построена связь между давно известным троцкистко - империалистическим врагом и новым врагом - евреями. В процессе Сланского антисемитизм занял центральное место и все разделы обвинения были снабжены соответствующими указаниями. Типичный пример: "Свидетель показал: Сланский родился в еврейской семье. Он стал большой надеждой евреев внутри коммунистической партии" (с. 11). Всегда подчеркивалось еврейское происхождение "преступника". Например: "троцкист и еврейский буржуазный националист Бедржих Геминдер", "Андре Симон - настоящее имя которого Отто Кац и который является международным шпионом, сионистом и троцкистом", "Ганус Ломски - настоящее имя Габриэль Либен", "Сланский и Фишль организовали под прикрытием выезда евреев в Израиль нелегальное бегство из Чехословакии значительного количества капиталистических и враждебных элементов" (с. 36). Однако обвинительный акт не ограничивался простым напоминанием обвиняемым их еврейского происхождения. Он неоднократно указывал на контуры конспиративного "мирового еврейства". "Сланский, Геминдер и остальные преступники поддерживали и с особым вниманием защищали подрывную деятельность сионистов - этой передовой агентуры американского империализма" (с. 42). И сам Геминдер добавил: "Сионистские органы образуют выдвинутую вперед позицию американского империализма в борьбе против стран народной демократии и Советского Союза" (с. 42f). Сам Израиль стал мишенью атаки: "Правительство Бен Гуриона превратило Израиль в американскую колонию и безоговорочно поддерживает вредительские планы американских поджигателей войны, которые сделали из Израиля плацдарм для наступления на СССР" (с. 43). Кроме этого Израиль установил прямые связи с "заговорщиками". В конце 1951 г. в Праге был арестован израильтянин Мордехай Орен - левый социалист, который объезжавшего с полудипломатической миссией государства-сателлиты, для того, чтобы привлечь симпатии к Израилю, как показал "свидетель" на главном процессе, есть прямые связи между Сланским и израильской шпионской службой. В обвинительном акте приводились и другие "доказательства". Так якобы американский шпион Егуд Авриэль, бывший раннее послом Израиля в Чехословакии, а также сотрудники посольства Феликс и Шалон под прикрытием дипломатических паспортов поддерживали шпионские связи с Бедржихом Геминдером и Отто Фишлем. "После основания государства Израиль американцы использовали его дипломатов в качестве своих шпионов и организовывали с их помощью и участием заговорщиков ряд акций, которые принесли значительный вред Чехословакии" (с. 43). На фоне английского и американского империализма и их израильских "лакеев" титоизм играл в процессе Сланского подчиненную роль. В обвинительном акте говорилось о "фашистской клике Тито" (с. 50), которой служили обвиняемые. Так Сланский сказал, что в мае 1948 г. он встречался в Праге с одним из основных сотрудников Тито - Моше Пияди, для того, чтобы усилить контрреволюционную деятельность в Чехословакии. Однако, в процессе Сланского, в отличие от венгерского образца, Югославия явно отошла на задний план. В обвинительном акте о ней говорилось только в заключении и сравнительно кратко - как обязательное упражнение, как послесловие к уже закончившемуся периоду. 27 ноября 1952 г. были вынесены уже заранее готовые приговоры: Лондон, Лебль и Гайду получили пожизненную каторгу, Сланский, Геминдер, Фрейка, Франк, Клементис, Райчин, Шваб, Марголиус, Фишль, Шлинг и Симоне - были приговорены к смертной казни. 3 декабря палач привел приговор в исполнение. Трупы кремировали, пепел собрали в мешки, вывезли на грузовике далеко за ворота Праги и водитель высыпал его на обледенелое шоссе. (см. Kaplan 1978, c. 212). Вынесение приговоров "руководству "антигосударственного заговорщического Центра" еще далеко не завершило процесс Сланского. Главный процесс был только "центром", теперь пришла очередь периферии. Сотни высоких партийных и государственных функционеров и офицеров госбезопасности и армии, десятки свидетелей главного процесса были ликвидированы в последующих процессах за связь с "заговорщическим центром", тысячи "мелких" коммунистов были осуждены за фиктивный "шпионаж" и "саботаж", "буржуазно-националистические" и "сионистские" преступления в тайных ускоренных процессах или изолированы в концентрационных лагерях. Большинству из них пришлось ждать рассмотрения своих дел в тюремных камерах от двух до трех лет. Им приходилось подписывать новые и новые обвинительные протоколы, чтобы они совпадали с актуальной политической линей. Команда "инструкторов" советского генерала Бещанова и офицеры чехословацкой госбезопасности, получившие после процесса Сланского повышения и награды, тщательно готовили новые процессы. Во время этой фазы мук и страданий пришло известие о смерти Сталина. Диктатор умер 5 марта 1953 г., а уже 4 апреля в Москве были освобождены и реабилитированы арестованные "врачи-вредители". Статья в "Правде" разоблачила антисемитский харктер запланированного сфабрикованного процесса. 26 июня Хрущев приказал арестовать Берия и в последующие месяцы террористический аппарат министерства внутренних дел (МВД) и министерства госбезопасности (МГБ) был разрушен, а его руководители арестованы. Была освобождена и реабилитирована первая группа переживших сталинские чистки в лагерях и тюрьмах, авангард тех сотен тысяч, которых еще предстояло освободить из ГУЛАГа в эру Хрущева. 1953 г. закончился в Советском Союзе казнью Берия и шести его помощников, состоявшейся 23 декабря. Вскоре после этого были расстреляны арестованные еще в конце 1952 г. министр госбезопасности Абакумов В. С. и его помощники, среди которых был и генерал Белкин, отличившийся в сфабрикованных процессах в Будапеште. Началась десталинизация. Однако в Чехословакии начавшаяся оттепель не ощущалась. 14 мая 1953 г., через несколько недель после смерти своего учителя, умер Готтвальд, но наследовал ему не Хрущев. Его преемник Антонин Запотоцкий и сплотившаяся вокруг него группа внутреннего руководства: Новотны, Чепичка, Копецкий, Бачилек сохранили курс террора. Они хотели и смогли остановить волну из Москву уже по той простой причине, что лично были глубоко замешаны в подготовке и проведении сфабрикованных процессов. Первый побочный процесс состоялся в мае 1953 г. Группа дипломатов и высоких чиновников министерства иностранных дел были приговорены к длительным срокам каторжных работ. Главными обвиняемыми были профессор Эдуард Гольдштюкер, посол в Израиле и Швеции, Карел Дифек, посланник в Турции и Павел Кавас, советник посольства в Лондоне. За процессом дипломатов с сентября 1953 г. по январь 1954 г. последовали шесть тайных процессов высоких чиновников министерства внутренних дел, в которых испанский ветеран Освальд Заводский, начальник управления безопасности, был приговорен к смертной казни, Йожеф Павел, командир батальона им. Димитрова в интербригаде, ставший заместителем министра внутренних дел - к 25 годам каторжных работ; восемь других обвиняемых были приговорены к длительным срокам тюремного заключения. В январе 1954 г. подошла очередь шести тайных процессов военной группы с генералами Дрнецем, Дргачем, а также испанским ветераном Громадкой и Антонином Свободой во главе. В этом же месяце был вынесен приговор тем высоким партийным функционерам, для которых не нашлось роли в главном процессе, но которые, однако поддерживали связи с уже осужденными. Прокурор потребовал для главной обвиняемой Марии Швермовой смертной казни, однако суд удовлетворился пожизненной каторгой. Разумеется, решение о мягком "приговоре" уже за две недели до этого было принято Политическим Секретариатом ЦК партии (о побочных процессах в отдельности м. Pelikan 1970, c. 131ff). 40 В феврале 1954 г. состоялось слушание дела "Большого Троцкистского Совета". В ход пошел второй эшелон коммунистических функционеров, которые в камерах пыток превратились в троцкистов и которые теперь были приговорены к пожизненной каторге. Один из них, больной Олдржих Черны, вскоре после этого умер в тюрьме, после того, как врач службы безопасности решил, что он не нуждается в лечении. Теперь предстояло провести большой показательный процесс против руководства Словацкой компартии. Подготовка к нему длилась более года, поскольку получение "признаний" затянулось из-за того, что смерть Сталина усилила сопротивление заключенных и снизило жестокость следователей. Процесс против "словацкого буржуазного национализма" удалось организовать только в апреле 1954 г. Прежнюю практику больше нельзя был использовать, ибо руководителям следствия приходилось просить министра госбезопасности Бачилека фабриковать обвинения. Только потом выбивались соответствующие "признания". Бачилек выдвинул против руководителей словацких коммунистов обвинения в том, что по заданию Сланского и империалистов они должны были углубить заговор для того, чтобы оторвать Словакию от Чехии, а также вбить клин между ЧССР и СССР. Однако, главный обвиняемый, Густав Гусак, оставался непреклонен и во время слушания дела отказался признать свою вину. Несмотря на это он уже заранее был приговорен к пожизненной каторге. В июле и в августе перед судом предстали "экономисты": ведущие экономические эксперты партии обвинялись в "саботировании социалистического строительства". Самым известным из них был Йозеф Смрковски, заместитель министра сельского хозяйства. "Экономисты" были последней группой, против которой был организован процесс. В последующие дни перед судом представали только "единицы", а именно те коммунисты, которые не вписывались ни в одну группу. Частично, они как Вилем Новы уже пять лет находились в следственной тюрьме. В десятках отдельных процессов они были быстро осуждены как шпионы, саботажники и враги государства. Заключением этой серии стал процесс против др. Отраты, экономиста, который собственно должен был быть осужден в процессе "экономистов", но из-за болезни смог предстать перед судом только в ноябре. После смерти Сталина и казни Берия часть советских "инструкторов" вернулась в Москву. Оставшиеся в Праге были парализованы поворотом в Кремле и доверили руководство сфабрикованным процессом Каролю Бачилеку. Однако министр госбезопасности видел, что развитие событий в соседних странах от месяца к месяцу осложняет его задачу. В Советском Союзе за самокритикой планов антисемитской травли последовал пересмотр конфликта с Тито. Весной 1954 г. специальная комиссия партии пришла к выводу, что Югославия является не "военно-фашистской диктатурой", а социалистическим государством. В октябре в "Правде" появилась статья, посвященная 10-летию освобождения Югославии, причем в ней подчеркивалось "братство по крови народов социалистической Югославии и Советского Союза". Весной 1954 г. в Польше началась чистка сталинского террористического аппарата. За арестом печально известного садиста полковника Розаньского вскоре последовало расследование деятельности его шефа Анатоля Фейгина, а потом и заместителя министра госбезопасности Ромковского; наконец со своего поста был смещен и министр Радкевич. В сентябре 1954 г. Гомулка был без шума освобожден из тюрьмы и вышли на свободу Герман Фильд и заключенные из его группы. Однако самый сильный удар по чехословацким организаторам сфабрикованных процессов был нанесен из южной братской страны Венгрии [43]. В июле 1954 г. "группа преступников" в составе Яноша Кадара, Гезы Лосончи, Дьюлы Калаи и Ференца Доната было полностью реабилитирована, пересмотр сфабрикованных процессов ускорился. В августе из тюрем устремились пережившие "Процесс Райка". 3 октября ЦК открыто объявил приговор "ошибочно обвиненных товарищей в процессе Райка" не имеющим силу. Наконец в ноябре Ноэль и Герта Фильд были освобождены и полностью реабилитированы. Сталинская концепция "проникновения в ряды коммунистических партий империалистических агентов и титоистских заговорщиков", разработанная для образцового процесса в Будапеште была объявлена лживой, незаконной провокацией. Чехословацкие сфабрикованные процессы начались в Венгрии и там же закончились пять лет спустя. Приговор против др. Оутраты 2 ноября 1954 г. был заключительным актом. Профессор не дожил до своей реабилитации и умер в 1962 г. как последняя смертельная жертва чехословацкого сталинизма. ГЛАВА 9 СФАБРИКОВАННЫЕ ПРОЦЕССЫ В РУМЫНИИ Сталинисткая чистка в Восточной Европе до мельчайших подробностей диктовалась из Москвы. Точно предписывалось место, время, содержание и жертвы. Однако все равно случались отклонения. Видимый монолит русской империи имел трещины, которые не мог замазать даже террористичский аппарат Берия. В Венгрии и Чехословакии все шло в соответствии с предписаниями, в Болгарии неудача с отказом Костова от своих признаний не смогла нарушить общий московский план. Однако в ГДР и Польше действовали раличные факторы, которые будут представлены ниже, в результате действия которых предписанную схему к моменту смерти Сталина пришлось почти полностью уничтожить. Румыния также стала особенным случаем, хотя и по совершенно другим причинам. Фракционная борьба внутри партии позволила хитроумному интригану Георге Георгиу-Дежу манипулировать своим учителем и акции по ликвидации, предписанные из Москвы, использовать для укрепления своей власти. Георгиу-Деж дальше развил сталинскую практику фальсификации признаний и сфальсифицировал сам сфабрикованный процесс. В 1948 г. Сталин и Берия приказали своим сателлитам начать инсценировки сфабрикованных процессов против "титоистских заговорщиков". Гергиу-Деж не стал тянуть с приготовлениями и приказал арестовать Лукрециу Патраскану. Тем самым он ликвидировал своего собственного конкурента в борьбе за власть. В 1953 г. из Москвы пришло указание распространить чистку на "сионистских агентов" и снова Георгиу-Деж не передоверил выполнение приказа московским "советникам", и сам нашел жертву, Василе Луку, и тем самым избавился от последней и самой опасной для него конкурирующей фракции. Ему удалось смысл и цели сталинской концепции сфабрикованных процессов, как инстумента обеспечения единовластия Москвы в Советской империи превратить в инструмент обеспечения собственного единовластия в Румынии. Т. к. обе цели внешне не противоречили друг другу, Сталин и Берия предоставили ему свободу действий. Румыния стала единственным советским вассалом, в котором концепция исходила из Москвы, но сценарий и расределение ролей определял местный сталинистский вождь. Довоеная история каждой восточно-европейской коммунистической партии отмечена фракционной борьбой, однако самая слабая из них, румынская, была расколота сильнее всех. Ее члены рекрутировались преимущественно из угнетаемого венгерского, еврейского, украинского и болгарского меньшинств, обстоятельство, благодаря которому в партийном руководстве наблюдался явный перевес "чужаков" над "румынами"[45]. К этническим разногласиям добавлялись идеологические. Набор вождей один за другим решениями Коминтерна клеймился, как право- или левоуклонисты, националисты, оппортунисты, троцкисты или ревизионисты. Партийный теоретик Александру Доброджану, Черея и заместитель руководителя румынской секции Коминтерна Марцел Паукер, оба еврейского происхождения, в 1937 г. были казнены Сталиным в сфабрикованном троцкистком процессе. С середины 30-х годов в румынской партии можно различить три фракции. "Тюремная группа" во главе с Георгиу-Дежем состояла преимущественно из рабочих, которые в краткий кровавый период движения во время мирового экономического кризиса проявили себя лидерами стачек. Большей частью они недавно примкнули к партии и скоро были арестованы и приговорены к длительным срокам тюремного заклбчения. Партийное руководство из старых коммунистов, назначенное Коминтерном, образовывало вторую группу, которая в свою очередь разделилась на две фракции. Большая нашла спасение от волны арестов в Советском Союзе и образовало заграничное руководство, которое обычно называлось "Бюро". Оно состояло преимущественно из таких "чужаков", как "еврейка" Анна Паукер, "венгр" Василе Лука и "украинец" Эмил Боднарас; "румыны" были представлены Константином Парвулеску и Теогари Джоржеску. Меньшая руководящая фракция осталась в Румынии. В это внутреннее руководство входили Генеральный Секретарь партии Стефан Форис и члены ЦК Ремус Коффлер и Лукрециу Патраскану. Именно эта третья фрация на заключительной стадии войны, когда Красная Армия приблизилась к румынской границе, подготавливала из подполья свержение режима Антонеску [44]. Форис и Коффлер, два "чужака" организовали антифашисткое левое крыло в рядах венгерского меньшинства и мелких крестьян; "румын" Патраскану, уважаемый адвокат, сын известного писателя, сплотил вокруг себя группу университетских профессоров, студентов и интеллектуалов, и ему удалось из распущенных диктатурой Антонеску буржуазных партий, социал-демократов и коммунистов организовать оппозиционый Патриотический фронт, который потребовал немедленного выхода Румынии из войны. Московское "Бюро" могло себе позволить в большей или меньшей степени игнорировать обреченную на бездеятельность "тюремную группу", но к деятельности фракции Коффлера - Патраскану оно относилось с большим недоверием. Два его самых влиятельных члена, Анна Паукер и Василе Лука, считали, что Румынию должны привести к капитуляции только действия Красной Армии, а союзы с "реакционными кругами" неизбежно затормозят социалистические преобразования. "Тюремная группа" не доверяла ни фракции Патраскану, ни фракции Паукер: с одной стороны у них вызывал подозрение демократизм и интеллектуализм, а с другой, они не были готовы слепо принять претензии на руководство московского "Бюро". В марте 1944 г. НКВД поручило московскому "Бюро" отправить Эмила Боднараса, Константина Парвулеску и Иосифа Рангета в Румынию с заданием подготовить коммунистическую партию к вступлению советских войск. Три эмиссара сначала связались с Патраскану и заверили его в поддержке Москвой его усилий по созданию широкого оппозиционного фронта для борьбы с Гитлером. Потом они обратились к третьей фракции и 4 апреля провели в тюрьме Таргу Джиу тайную партийную конференцию с заключенными товарищами. Эта конференция стала началом пути Георгиу-Дежа к единоличной власти (см. Lеndvаi 1968, c. 301ff). Георгиу-Деж рано понял на собственной жизни силу манипуляций. Молодым слесарем он был организатором забастовки железнодорожников в пригороде Бухареста - Гривите в 1933 г. Через две недели после его ареста рабочие захватили здание железнодорожных мастерских. Были вызваны солдаты, которые штурмовали здание и стреляли в забастовщиков. Руководители стачки были арестованы, однако коммунистическая пропаганда сделала легендарным героем Гривиты именно Георгиу-Дежа, несмотря на то, что на заключительной стадии трагедии он находился в тюрьме и не играл никакой роли. Партийное руководство выдвинуло его вперед, поскольку ошибочно сочло податливым его хитрый расчетливый характер. В последующие годы Георгиу-Деж завоевал место в группе вернувшихся руководящих коммунистов. На тайной конференции эмиссаров московского "Бюро" с заключенными тюрьмы Таргу Джиу в апреле 1944 г. он увидел, что подошло время занять место во главе партии и заявил посланцу НКВД Боднарасу, что Форис - агент-провокатор и полицейский шпик. За время своей эмиграции, начавшейся в 1931 г. Боднарас понял достаточно, для того, чтобы всерьез принять это заявление. По его предложению конференция приняла решение снять Фориса с его поста и назначить Генеральным Секретарем коммунистической партии Георгиу-Дежа. После захвата власти в конце 1944 г. Форис был арестован и два года спустя убит без судебного разбирательства. Первый конкурент был вычищен. Его ликвидация не была выполнением приказа Сталина или Берия - это было делом Георгиу-Дежа. После превращения Румынии в страну-сателлит, за фасадом единства в партийном руководстве тлела фракционная борьба. Георгиу-Деж был Генеральным Секретарем партии, его товарищи по заключению входили в состав ЦК и Политбюро, но в кабинете они занимали сравнительно второстепенные хозяйственные позиции. Настоящая власть была в руках бывшего московского "Бюро". Боднарас, Джордеску и Пинтилии Боднаренко занимали под контролем МВД ключевые позиции в армии, полиции безопасности и министерстве внутренних дел. Ана Паукер и Василе Лука контролировали министерства иностранных дел и финансов и диктовали при прямой поддержке Сталина через головы "местных" коммунистов Политбюро важнейшие решения. Третья фракция после убийства Фориса была расколота. Его друг Ремус Коффлер хотя и оставался еще на свободе, но больше не избирался в ЦК и исчез с политической сцены. И Патраскану остался изолированным. Только уважение, испытываемое к нему румынской общественностью, его популярность среди интеллектуалов, студентов и партнеров по демократической коалиции переходного периода помешали Георгиу-Дежу немедленно убрать с дороги и этого конкурента. В конце концов именно Патраскану, как представитель коммунистов в Патриотическом Фронте добился свержения Антонеску, как единственный представитель компартии занял в первом послевоенном кабинете пост министра юстиции, и был единственным коммунистом в румынской делегации по заключению перемирия. В те годы на массовых собраниях самым популярным лозунгом партии был :"Всю власть Патраскану!" Георгиу-Деж с самого начала относился к Патраскану с большим недоверием и нашел в лице Аны Паукер, Луки и их московской фракции добровольных союзников в этой борьбе. Изысканность Патраскану, его не догматический интеллектуализм обе фракции принимали за буржуазную заносчивость, его тесное сотрудничество с лидерами демократических партий в подполье и в рамках коалиционного правительства породили в них подозрения в том, что он заразился идеологией классового врага. На основании этого недоверия, хотя Патраскану и избрали на Первой Национальной партийной конференции в новый ЦК, в Политбюро он больше не попал [45]. В июле 1946 г. Георгиу-Деж в своем письме ЦК критиковал "шовинистическую" позицию Патраскану: накануне, на одном из массовых собраний Союза венгерского меньщинства, он остановил процессию с красно-бело-зеленым знаменем впереди и сказал, что в Румынии на первом месте всегда должно быть румынское знамя и только после него - другие. В нападках Георгиу-Дежа на шовинизм уже слыщались отзвуки обвинения в "антисоветской деятельности". Однако "проблема Патраскану" казалась решенной путем ограничения его влияния в партии. Он сохранил свой ключевой пост министра юстиции и показал себя на нем истинным сталинистким функционером. Инсценированный процесс против лидера оппозиции Маню и восемнадцати других oбвиняeмых из Национальной Крестьянской Партии был только видимой верхущкой террора. Количество арестованных фактических и мнимых врагов режима в течение первых четырех лет оценивается в 75 000. Несомненно, министр юстиции был архитектором кровавого террора, даже в его вспомогательной роли около органов безопасности министра внутренних дел Джорджеску, контролируемых МВД. Румыния приняла непосредственное участие в конфликте Сталин - Тито, который начался с Бухарестской пресс-конференции Димитрова в январе 1948 г., описанной во 2 - ой Главе. Советский Союз резко отреагировал на планы создания федерации под руководством Тито. 10 февраля Сталин отчитал в Москве униженного Димитрова, и одновременно передал через Ану Паукер румынской компартии дружеский совет дистанционироваться от Югославии. Спустя два дня, 12 февраля, румынские власти отовсюду убрать портреты Тито. Вскоре требования Москвы ужесточились: румынская партия должна была очиститься от "националистических и шовинистических" элементов. Георгиу-Деж чрезвычайно быстро сориентировался в сложившейся обстановке. Он точно знал, насколько подозрительно и надменно тройка "москвичей" Паукер - Лука - Джорджеску относится к румынской фракции. Он также знал, что должен немедленно продемонстрировать Москве свою преданность, пока его самого и его группу не обвинили в "титоизме". Патраскану был идеальной жертвой для начинающейся охоты на "антисоветские тенденции". Он был политически изолирован, потерял свою базу, как внутри партии, так и среди интеллектуалов, а после отказа от политики союза с демократическими буржуазными партиями это стало его виной. Он был "румыном" и бельмом в глазу у фракции "москвичей". Поэтому Георгиу-Дежу не составило труда убедить Паукер, а через нее и Сталина в том, что Патраскану нужно ликвидировать. Удар был нанесен 22 февраля 1948 г. на учредительном Когрессе объединенной Румынской Рабочей Партии, образованной путем поглощения социал-демократов. Джорджеску обвинил Патраскану в том, что он находится под влиянием буржуазии и является распространителем буржуазной идеологии, в том, что он переоценил силы реакции и тем самым капитулировал перед классовым врагом и его западными сообщниками. Во время обвинений Патраскану находился на подиуме. По предложению Джорджеску Конгресс вывел Патраскану из ЦК и одновременно снял с поста министра юстиции. Чем сильнее обострялся конфликт Тито-Сталин, тем более важным казалось Георгиу-Дежу отвести от себя подозрения своего московского учителя. Когда в мае 1948 г. Берия дал МВД задание выявить в странах народной демократии "титоистов", положение Георгиу-Дежа облегчилось. В отличие от других стран народной демократии, в Румынии жертва была уже открыто названа и больше не надо было проводить дополнительного расследования. Берия и Сталин позволили себя убедить и дали согласие на арест Патраскану. Вскоре после этого, 10 июня состоялся Пленум ЦК Рабочей партии и для того, чтобы дать политичекое оправдание готовящемуся сфабрикованному процессу, на нем снова выступил "москвич" - на этот раз Василе Лука, за спиной которого стоял Георгиу-Деж. "Позиция Патраскану - это типичный пример отказа от политики классовой борьбы против эксплуататоров и сотрудничества с эксплуатируемыми массами" - звучало в заключительной резолюции ЦК. Сначала Патраскану вопреки линии партии настаивал на сотрудничестве с буржуазией, позднее он выступал за союз со всем крестьянством, включая кулаков. Он пытался сфальсифицировать историю героической борьбы румынского рабочего класса и опубликовать клеветническую статью о недостаточном влиянии партии на рабочий класс. Он приписывал руководящую роль не пролетариату, но буржуазии и проводил политику примирения с реакционерами и крупными землевладельцами, его линия национализма и щовинизма противоречит учению Ленина - Сталина по национальному вопросу. "Тем самым Патраскану стал выразителем идеологии и интересов буржуазии внутри нашей партии. Партия решительно отвергает контрреволюционные теории, инспирированные классовым врагом" (Цит. по Ionescu 1976, с. 9). К моменту открытия Пленума полицейское расследование "вредительской деятельности арестованного Патраскану" службой госбезопасности под руководством советников из МВД уже шло полным ходом. Однако сначала оно не имело конкретного направления, как это было принято в аналогичных случаях в других странах Восточной Европы. Конкретизация пришла позднее. Поспешный арест произошел за два месяца до отлучительной конференции Коминформа (которая состоялась в "вычищенном" Бухарeстe) и обвинeния отражали только состояниe конфликта Сталин - Тито в том видe, в каком он нашел отражение в еще не опубликованной переписке между советским и югославским ЦК. Обвинения Патраскану в том, что он проводит "националистически-шовинистическую линию" и особенно нападки на его мнимую политику союза со всем крестьянством, включая кулаков, уже представляли недвусмысленную связь с "титоизмом". Однако Берия очень скоро исправил эти временные шатания и МВД получило задание координировать "румынский сектор" с обширной сталинской чисткой в других странах-сателлитах и вести расследование в новом направлении, предписанном Москвой. Сценарий, который предстояло создать, точно следовал схеме разработанной для Болгарии и Венгрии. Патраскану больше не мог оставаться простым политическим уклонистом: его нужно было разобласить как полицейского шпика, не одиночкой, но главой банды заговорщиков с югославскими и империалистическими связями. Для "доказательства" предательской роли Патраскану был арестован Ремус Коффлер, друг и товарищ по подполью Стефана Фориса, бывшего Генерального Секретаря партии, которого Георгиу-Деж в 1944 г. объявил "полицеским шпиком" и спустя два года приказал убить. Коффлер вместе с Форисом якобы являлись агентами Сигуранцы, монархо-фашистской полиции, и в 1944 г. якобы завербовали и Патраскану на эту службу. Патраскану с этого времени выдал много товарищей: например Джоржеску и Иона Георге Маурера, защитника Аны Паукер в процессе коммунистов 1936 г. Кроме Коффлера в "банду заговорщиков Патраскану", составленную советско-румынской службой безопасности входили функционеры организации югославского национального меньшинства и политически периферийная группа интелектуалов. В нее входили экономист и философ Белу Зильбер, музыкант и фольклорист Гарри Браунер, художница Лена Константе и архитектор Кольманович. Бывший консул в Париже Торосян якобы обеспечивал связь Патраскану с западными шпионскими службами: сначала с французской Deuxieme Bureau, потом с английской Intelligence Service. Югославские функционеры были превращены в "титоистских агентов" и сделаны ответственными за предполагаемые контакты между Тито и Патраскану. И наконец в "банду заговорщиков" был включен и Ион Мочони-Стирчея, бывший командир дворцовой гвардии, который сыграл выдающуюся роль при аресте Антонеску. Он должен был "доказать" сотрудничество Патраскану с монархо - фашистами. (см. Ionеscu 1976. с. 155). Проведение сфабрикованного процесса Патраскану было запланировано на весну 1950 г., когда Берия неожиданной дал указание отложить его. Причины этого до сих пор не ясны. В Бухаресте ходили слухи, что Патраскану не может предстать перед судом, поскольку после пыток у него произошло психическое расстройство. Но более вероятно, что сразу же после процессов Райка и Костова, в рамках которых, были арестованы сотни ведущих партийных и правительственных функционеров, простая их копия в Бухаресте показалась советским режиссерам явно недостаточной. Вероятнее всего они хотели расширить размах чистки и поймать в свои сети "местных коммунистов", "румынскую фракцию" вокруг Георгиу - Дежа. Одновременно с этим Паукер и Лука начали компанию внутри партийного руководства против примерно 300 румынских волонтеров интербригад во время гражданской войны в Испании. Многие из них заняли ответственные посты, в том числе в ЦК и в Политбюро, так например Петре Борила, начальник политического директората армии; Леонте Рауту, начальник управления агитации и пропаганды и идеологический шеф партии; Вальтер Роман, министр почт и телеграфа. Георге Василичи, железнодорожник, который вместе с Георгеу-Дежем руководил стачкой в Гривите и после захвата власти был избран в ЦК, находился в особенно уязвимом положении. После своего освобождения из тюрьмы он направился Испанию, годы войны провел в Франции и после возвращения стал другом Патраскану. Для Берия и Паукер "испанцы" были "потенциальными шпионами", которых нужно включить в сфабрикованный процесс. Почему их не тронули до сих пор непонятно. Гораздо позднее, в 1961 г., Борила и Роман заявили, что только сопротивление Георгиу-Дежа спасло их от ареста. (см. Протокол заседания ЦК от 28.11.1961 г., цит. по Ionеscu 1976, c.53). Это утверждение выглядит правдоподобным: Георгиу-Деж защищал их для того, чтобы защитить себя и свою фракцию. Расширение "дела Патраскану" можно было предотвратить, если бы ему, большому манипулятору удалось расколоть фракцию московского "Бюро". Не только ставшие мишенью для нападок Борила и Рауту, но и министр обороны Боднарас и шеф службы госбезопасности Боднаренко присоединились к Георгиу-Дежу и тем самым изолировали в партийном руководстве тройку Паукер - Лука - Джорджеску. К тому времени, когда Сталин начал относиться с растущим недоверием к партийным лидерам еврейского происхождения, связь дочери раввина Паукер с советским диктатором, когда-то тесная, заметно ослабла. В мае 1950 г. Берия еще раз потребовал отложить процесс Патраскану для того, чтобы с помощью румынской торйки расширить списко жертв. Однако время для этого оказалось неблагоприятным: московское "бюро" распалось, влияние его ядра сильно ослабло. И когда в мае 1951 г. партия отмечала 30-ую годовщину со дня своего основания, Георгиу-Деж при поддержке Сталина не только номинально, но и фактически обладал всей полнотой власти. Год спустя, в мае 1952 г., началась ликвидации фракции Паукер - Лука - Джорджеску. Теперь стало известно, что арестованный Лука будет включен в большой сфабрикованный процесс как член или даже глава заговора Патраскану, как это произошло несколькими месяцами раннее в Праге со Сланским. Однако этого не произошло и группа Патраскану не была расширена по причинам, которые я сообщу при изложении процесса Луки. С решением ограничиться первоначальным составом группы Патраскану пропадали мысл и цель открытого процесса. По сравнению с венгерским, болгарским и чехословацким процессами румынский был гораздо менее представительным. Он не вносил в сталинскую концепцию терорра новых аспектов и Георгиу-Деж всегда мог сослаться на то, что "титоизм" в Румынии арестом Патраскану был ликвидирован раньше, чем во всех других странах народной демократии. Начало процесса снова задерживалось: на этот раз из-за медленного осторожного отстранения от власти тройки Паукер - Лука - Джорджеску, которое длилось с февраля до сентября 1952 г. Позднее растущие слухи из Москвы о телесном упадке Сталина и идущей за кулисами борьбы за власть заставили Георгиу-Дежа занять выжидательную позицию. Наконец смерть Сталина, казнь Берия, нормализация советско-югославских отношений, ставшая заметной уже летом компания десталинизации Хрущева и его давление на сателлиты с тем, чтобы и они провели ревизию сфабрикованных процессов и реабилитировали их жертв, поставили румынское руководство в совершенно новое положение. Опрометчиво начатое "дело Патраскану" нужно было как можно быстрее закончить. В мае 1948 г. Георгиу-Деж, опережая Берия приказал арестовать Патраскану для того, чтобы отвести от себя подозрения в "титоизме". Теперь, почти шесть лет спустя, опережая Хрущева, убийством Патраскану он спасался от реабилитации коммуниста, который во время десталинизации мог угрожать его власти. В марте 1954 г. обвинительный акт был готов. Теперь в нем не было больше "признаний" обвиняемых в связях с "Тито и его кликой". Секретный процесс против Патраскану и восьми его соучастников проходил с 6 по 14 апреля 1954 г. перед Бухарестским военным судом под председательством полковника Илие Моизеску. По новой детитоизированой версии Патраскану был главой группы шпионов и заговорщиков. При посредничестве Фориса и Коффлера он якобы во время войны поступил на службу фашистской Сигуранцы и выдавал полиции ведущих коммунистов. Его шпионская деятельность, скрытая от партии, позволила империалистической шпионской организации завербовать его в свои агенты, для того, чтобы внутри ЦК национально-шовинистической политикой подорвать единство партии и помочь буржуазии и крупным феодалам землевладельцам вернуть себе власть. Георге Татареску, бывший лидер левых либералов был извлечен из своей тюремной камеры для того, чтобы как "свидетель" произнести свой заранее написанный и тщательно заученный текст: во время парижской мирной конференции в июле 1946 г. Патраскану получил от западной шпионской агентуры задание оторвать Румынию от Советского Союза и перевести ее в империалистический лагерь. Обвиняемый, полностью сломленный после шести лет тюремного заключения и пыток, во время показаний этого "свидетеля" внезапно выбился из своей роли сознавшегося преступника и прервал Татареску. Один из присутствовавших на суде очедцев так изложил в эмигрантском журнале "Vocea Libertati" выступление Патраскану: "Если против меня, коммуниста. для того, чтобы доказать, что я не коммунист, выставляются такие отбросы истории, то это доказывает только то, как глубоко пала румынская партия, если в таком позорном процессе отсутствуют даже малейшие доказательства и приходится обращаться к услугам такого низкого свидетеля". (цит. по Ionescu 1976, с. 156). Гневно-отчаявшееся выступление Патраскану конечно не изменило зараннее предписанного Георгиу-Дежем и его Политбюро хода процесса. Военный суд признал всех обвиняемых виновными и приговорил Лукрециу Патраскану и Ремуса Коффлера к смертной казни. Обвиняемые Белу Зильбер, А. Стефанеску и Е. Кальмановичи - к пожизненным каторжным работам, Иона Мосони-Стирчея и Х. Торосяна к 15 годам, а Гарри Браунера и Лену Константе к 12 годам тюремного заключения. Поспешный арест Патраскану только обострил скрытое напряжение между фракциями Георгиу-Дежа и Паукер[46] Речь шла, несмотря на поздние оправдания и официальные сообщения не о "правильной" политической линии и даже не о первой попытки освободиться от советского влияния, как часто утверждается в западной литературе, давая ретроспективный анализ из совершенно другой ситуации. Между обеими сталинистскими фракциями не было идеологических разногласий - их и не могло быть в государстве-сателлите, где все решения принимались как минимум московскими "советниками" на месте, но в основном в Москве. Георгиу-Деж, если это возможно, был еще большим сталинистом, чем Паукер или Лука. На бухаресткой конференции Коминформа в июле 1948 г. он получил почетное задание составить обличительное заключение против Тито. В ноябре 1949 г. на последнем заседании Коминформа он был самым яростным выступающим против югославской партии, которая, по его словам, "попала в руки убийц и шпионов". В последующие годы он выслал почти все сербское и хорватское нацменьшинства, как "агентов Тито" в отдаленные районы. Он стоял во главе насильственной коллективизации во время которой 80 000 крестьян были повешены или арестованы как "саботажники" и еще больше было без приговора суда брошено в концлагерь. В его интригах речь шла только о том, чтобы вычистить секретариат Политбюро от трех его соперников: Аны Паукер, Василе Луки и Теогари Джорджеску и обеспечить единовластие над партией. Венгерское происхождение Луки и еврейское Паукер несомненно были счастливым случаем, который Георгиу-Деж мог демагогически использовать в свою пользу в борьбе за власть. Однако то, что во время московской эмиграции все трое поддерживали тесные личные связи со Сталиным, Молотовым и Берия было препятствием, которое до процесса Сланского казалось непреодолимым. Только когда в Праге бывшие до сих пор "неприкасаемыми" "москвичи" Сланский, Геминдер и Рейчин были принесены в жертву, этот барьер упал и в Бухаресте. Теперь Георгиу-Деж мог объявить "венгерский национализм" Луки румынским аналогом "словацкого национализма" Клементиса, а Ану Паукер потенциальным агентов сионизма в Румынии. Однако было примечательное различие. В Праге Сталин и Берия заставили Готтвальда арестовать "словацких националистов" и "сионистских агентов"; в Бухаресте Георгиу-Дежу, мастеру манипуляций удалось опредить Сталина и Берия, так же как и в случае Патраскану. Он использовал новую фазу сталинских ликвидаций, как предлог для того, чтобы в Москве провести сфабрикованный процесс против Луки и осуществить свержение Паукер и Джорджеску и т. о. использовать советского господина как орудин для достижения неограниченной власти. Сейчас очень трудно восстановить без легенд и фальсификаций ход событий, приведших к ликвидации московской группы, которым после 1953 г. Георгиу-Деж давал новые объяснения. Сначала он утверждал, что этим он провел десталинизацию румынской партии еще до смерти Сталина, однако позднее он заявил, что восстановил независимость партии и государства от "чужого" т.е. советского, венгерского и еврейского влияния. (см. Ionescu 1976, c. 213ff, Lendvаi 1968, с. 310ff). Вторая фаза чистки в действительно не имела ничего общего ни с десталинизацией, ни с "десоветизацией" . Георгиу-Деж очень тщательно начал борьбу за власть. После того, как ему удалось, как уже говорилось, расколоть московскую группу и тем самым изолировать в партии тройку Паукер - Луку - Джорджеску, он летом 1950 г. осмелился нанести первый удар. 23 июня он опубликовал в газете Коминформа "За прочный мир" статью об ошибках, сделанных при приеме новых членов партии: товарищ, ответственный за массовую агитацию, Паукер не была названа по имени, однако почти каждый знал о ком шла речь, способствовал проникновению в партию почти 200 000 классово чуждых, морально коррумпированных элементов, карьеристов, фашистов, буржуазных националистов и эксплуататоров и тем самым причинил партии большой вред. Вскоре был нанесен новый удар, последовавший за проводимой в Советском Союзе кампанией против космополитизма, национализма и сионизма: чистка и аресты в организациях венгерских и еврейских меньшинств. Василе Лука, трансильванец по имени Ласло Лукач, совсем еще недавно, как Президент Союза венгерского народа открыто обвинял Патраскану в антивенгерском шовинизме теперь сам стал выразителем венгерских националистических тенденций и Георгиу-Деж поручил своему протеже Александру Могиоросу присматривать за Лукой. Охота на сионистов началась еще в 1949 г. и прежде всего затронула Еврейский Демократический Комитет. На следующий год были арестованы десятки еврейских лидеров, включая родственников Аны Паукер, которые еще совсем недавно из-за связи со всемогущим секретарем Политбюро считались неприкасаемыми. Паукер и Лука, вынужденные постепенно перейти к обороне, попытались мобилизовать своих старых друзей по аппарату Коминтерна и НКВД и обвинили Георгиу-Дежа в том, что он скрытый титоист, который пытается за сталинским фасадом проводить антисоветскую линию. Еще год-два тому назад это разоблачение могло привести Генерального Секретаря на скамью подсудимых, но в 1950/1951 гг. Паукер и Лука стали новыми подозрительными и путь к Сталину был для них закрыт. Георгиу-Деж тоже обратился в Москву и обвинил тройку Паукер - Луку - Джорджеску во фракционной деятельности и в саботаже социалистического преобразования румынского хозяйства. Не может быть сомнений в том, что Сталин решил сделать победитедем в этой борьбе Георгиу-Дежа. Без всесторонней поддержки он не оставил бы свою осторожную тактику обессиливания и не перешел бы в прямую атаку. При разоблачении изолированного интеллектуала Патраскану не возникала необходимость разоблачить врага, проникшего в партийную верхушку и Георгиу-Деж во время предложил Москве трех выдающихся кандидатов в жертвы. Однако Молотов пришел на помощь Ане Паукер, а Берия защитил Джорджеску. Хотя их и сняли со всех постов, они спаслись от физической ликвидации. Василе Лука был оставлен на произвол ритуала сфабрикованных процессов. Открытая атака против тройки началась 29 февраля 1952 г. через три месяца после ареста Сланского в Праге. [47] На заседании ЦК Георгиу-Деж обвинил Министерство Финансов и Национальный Банк, которыми руководил Лука, в серьезных ошибках при планировании экономического развития Румынии. Лука не принял во внимание предостережение Центрального Комитета и проводил в контролируемых им организациях политику, подрывавшую диктатуру пролетариата. Паукер и Джорджеску также подверглись резкой критике. Они заняли примирительную позицию в отношении Луки, вследствие чего классовые враги получили возможность занять важные экономические позиции и создались препятствия для своевременного устранения вреда. Лука выступил с самокритикой и признался в том, что проводил правоуклонистскую политику, что он осознал только сегодня и пообещал исправить свои ошибки и строго придерживаться линии партии. Однако ЦК, полностью контролируемый Георгиу-Дежем, этим не удовлетворился. и повторил обвинения в циркулярном письме партийным организациям. Тем самым широкая партийная общественность была поставлена в известность о разрыве с Лукой, Паукер и Джорджеску и психологически готовилась атмосфера для сфабрикованного процесса. Потом ЦК принял решение о создании особой комиссии для расследования деятельности обвиняемых. Когла 13 марта тройку пригласили на заседание комиссии, Лука при поддержке Джорджеску и Паукер отказался от самокритики. Он понял, что компромисс с Георгиу-Дежем больше не возможен и попытался оказать сопротивление. Однако, уже было слишком поздно. Пленум ЦК, созванный 26 мая 1952 г. принял решение снять Луку с поста министра финансов, а Джорджеску - с поста министра внутренних дел. В своем заявлении ЦК обвинил Луку в том, что своим отказом от самокритики, признания своих проступков он поставил себя вне партии; своим ожесточившимся поведением перед комиссией по расследованию он противопоставил себя партийному руководству и пытался его расколоть, поскольку хотел и других членов ЦК перетянуть на свою правооппортунистическую позицию. Комиссия по расследованию констатировала, что он саботировал денежную реформу, подрывает коллективизацию сельского хозяйства и защищает пережитки капиталистической рыночной экономики. ЦК единогласно решил исключить Луку из партии и одновременно передать его "дело" в Центральную Комиссию Партийного Контроля. Решение ЦК также содержало резкую критику двух других членов тройки. Как Паукер, так и Джорджеску отошли от правильной ленинско-сталинской линии партии; этот уклон связан с их аристократичесиким образом жизни и отрывом от масс. Ана Паукер была выведена из секретариата и Политбюро. Однако, учитывая, что она признала некоторые свои ошибки, ее оставили в Оргбюро и во главе Министерства иностранных дел. Джорджеску также обвинялся в том, что его примиренческое отношение к Луке является выражением правооппортунистической идеологии, что его недостаток пролетарской бдительности позволил врагам социализма и спекулянтам безнаказанно проводить свою подрывную работу. В наказание Джорджеску был выведен из Политбюро и ЦК. Когда именно был арестован Василе Лука мы больше не сможем установить. Во всяком случае арест произошел до следующего заседания ЦК, состоявшегося 29 июня, когда Георгиу-Деж расширил список грехов до степени уголовных преступлений и тем самым показал основное направление планируемого сфабрикованного процесса: Лука саботировал развитие тяжелой промышленности, способствовал проникновению в финансовый и банковский аппарат враждебных элементов, десятки тысяч кулаков оформил середняками и тем самым обеспечил для них освобождение от налогов и открыл двери для капиталистической торговли и спекуляции. С арестом Луки Георгиу-Деж наконец пожертвовал видным деятелем и бросил в восточно-европейскую сеть Сталина большую румынскую рыбу. Лука еще молодым столяром в 1919 г. участвовол в Венгерской Советской Республике, потом бежал в Румынию и там стал однним из основателей партии. Он всегда избирался в ЦК, в общей сложности провел десять лет в различных тюрьмах, пока в 1940 г. не сумел эмигрировать в Москву. Там, вместе с Паукер он вошел в заграничное руководство партии. В тюрьме директората госбезопасности жизненный путь Луки получил совершенно другую окраску. Ему пришлось подписать протокол, в соответствии с которым он уже в 1929 г. поступил на службу монархической Сигуранцы и как платный полицейский агент получил задание поддерживать изменническую клику троцкиста Марселя Паукера. С тех пор он никогда не прекращал фракционную борьбу против ленинскойй линии партии, особенно во время войны, когда вместе с изменником и агентом Сигуранцы Стефаном Форисом интеисифицировал свою предательскую и вредительскую деятельность. После освобождения страны он на службе своих империалистических господ саботировал развитие экономики и пытался вернуть капитализм в Румынию. Вместе с Лукой были арестованы его заместитель в министерстве финансов Александру Якоб, а также два высоких партийных функционера: Иван Солимос и Думитру Черничикс (см. Friecke 1974, с. 45). Они должны были вместе с томившейся уже три года в следственной тюрьме "группой Патраскану" стать обвиняемыми для "румынского процесса Сланского". В то время, как в камерах директората госбезопасности шли допросы с пристрастием Луки и членов его группы, продолжался процесс отстранения от власти Аны Паукер. Целенаправлено распространяемые слухи позволяли думать о том, что она переводит свои деньги в швейцарские банки и что она через своих родственников в Израиле связана с западными шпионскими службами. 5 июня 1952 г. ее сняли с поста министра иностранных дел, 12 сентября она потеряла свой последний пост в государственном аппарате - заместителя председателя Совета Министров, а вскоре была выведена и из Оргбюро партии. Однако в тюрьму она не попала - могучая рука Сталина спасла ее от последнего низвержения. Она исчезла для широкой общественности, стала никем. Ее смерть в 1960 г. прошла незамеченной. Георгиу - Деж никогда не связыывал "дело Паукер" с антиеврейской охотой, бушевавшей в это время в советском блоке: обвинения в "сионизме" ни разу не выдвигались. В отличии от Чехословакии, в которой кровавая чистка партии от евреев достигла своей кульминации, преемником Паукер и новым министром иностранных дел был назначен Симон Бугличи, также еврейского происхождения. Иосиф Кишиневчи, бессарабский еврей, после падения Паукер попал в Политбюро и даже самый могущественный внутренний орган партии, а Леонте Рауту, другой "бессарабец" остался руководителем агитации и пропаганды ЦК и идеологическим вождем партии. (о антисемитском аспекте см. Ionescu 1976, c. 213; Lendvai 1972, c. 289 ff). Допросы с пристрастием Луки и его "группы заговорщиков" еще не закончились, когда в марте 1953 г. умер Сталин. После его смерти Георгиу-Деж отказался от плана проведения большого сфабрикованного процесса. "Группа Патраскану" снова была отделена от "группы Луки" и в марте 1954 г. предстала перед военным судом. Об этом процессе уже сообщалось. Через шесть месяцев, 10 октября подошда очередь Луки. Это было время, когда в Венгрии пережившие сталинскую чистку устремились из тюрем на свободу и появились требования открытой реабилитации. Райка и других казненных. В отличии от венгерского Ракоши в Румынии убийца прочно держал власть. Освобождение и готовая реабилитация Луки означали свержение Георгиу-Дежа. Для того, чтобы политически выжить у него не было пути назад. Процесс должен был состояться, конечно бе сенсаций, в полной тишине, не для того, чтобы приобрести политический капитал, а для того чтобы скрыть проблему Луки. В секретном процессе военный суд вынес Луке смертный приговор, который после прошения о помиловании был заменен на пожизненное заключение. Его соучастники получили до 25 лет каторжных работ. Лука умер в тюрьме в 1960 г. в возрасте 62 лет. "Как только Паукер, Лука и Джорджеску были исключены из партии, Румыния освободилась от свинцовой гири сталинизма,"- сказал Георгиу - Деж в октябре 1961 г. "Мы уже тогда десталинизировали нашу партию, мы больше не совершали больших несправедливостей и никого не реабилитировали посмертно." (Цит. по Scinteia от 07.12.1961). Георгиу- Деж умер в марте 1969 г. Через полгода после его смерти была создана специальная комиссия для расследования сфабрикованных процессов. Казненные Форис, Патраскану, Кофлер, умерший в тюрьме Лука, а также выжившие были полностью реабилитированы партией и Верховным Судом. "Все обвинения, выдвинутые против них, были необоснованы и во время расследования были признаны грубой фальсификацией" - констатировал ЦК в 1969 г. . ГЛАВА 10 ПРЕРВАННЫЕ СФАБРИКОВАННЫЕ ПРОЦЕССЫ В ВОСТОЧНОЙ ГЕРМАНИИ 19 сентября 1949 г. Тибор Соньи на Будапештском процессе Райка заявил, что Фильд и Югославия поддерживали в Швейцарии преступные связи не только с венгерской, но и с другими эмигрантскими группами, в т. ч. и с "немецкой троцкистской группой под руководством Политцер". В конце своих показаний он отвечал на вопросы прокурора о группах, которые американцы перебросили через границу со шпионскими заданиями. "Что касается других стран, то информация о подобной группе у меня есть только в отношении Германии". "Кто входит в эту группу?" "Я знаю только одно имя, Политцер." "Это та самая фройляйн Политцер, о которой Вы уже упоминали?" "Да" (Цит. по Laszlo Rajk, 1949, c. 183 и 202). Это было первое открытое указание на место проведения будущего сфабрикованного процесса - Восточный Берлин. Вместе с тем это показало насколько проблематично положение Восточной Германии в сталинской концепции чистки, поскольку среди руководства групп немецких эмигрантов не было женщины с фамилией Политцер. О том, что Соньи мог ошибиться не могло быть и речи. Каждое слово, которое должно было быть произнесено, каждое имя, которое должен был произнести Соньи, тщательно отбиралось. Соньи поддерживал с немецкими эмигрантами тесные, часто дружеские связи. Длинный список фамилий, составленный Соньи и Фильдом под пытками, в течение нескольких месяцев находился в руках МВД в Будапеште, Москве и Восточном Берлине. То, что Соньи не смог его использовать во время открытых заседаний говорит о том, что Сталин и Берия осенью 1948 г. не были уверены в том, как им вести себя в разделенной на две части Германии. Организация КПГ в Швейцарии в годы войны относилась к числу самых значительных и самых больших эмигрантских групп. Уже в первые годы после прихода Гитлера к власти она насчитывала несколько тысяч членов и это число постоянно росло с разгромом эмигрантских центров в Вене, Праге, Париже и Марселе. Расширение сферы влияния фашисткой власти очень скоро сделало нейтральную Швейцарию самым важным опорным пунктом немецкого коммунистического эмигрантского движения в Западной Европе [49]. Отсюда поддерживались контакты с подпольными коммунистическими организациями на территории третьего Рейха, переправлялись через границу листовки, газеты и пропагандистские материалы, поддерживалась связь с парижским заграничным секретариатом, руководимым Францем Далемом, Пайлем Берцем и Паулем Меркером. После волны арестов в Париже и захвата Марселя в ноябре 1942 г. Паулю Берцу удалось нелегально перейти швейцарскую границу для того, чтобы возглавить группу эмигрантов. Одной из важнейших задач швейцарской группы между 1940 г. и концом 1942 г. было установление связей с руководством эмиграции в еще неокуппированной вишистской Франции. Она использовала для этого супружескую пару Ноэля и Герту Фильдов и их благотворительную организацию Unitarian Service Commitee (USC) в Марселе. Фильд еще в 1940 г. в Цюрихе познакомился с Бруно Гольдхаммером, членом руководства группы коммунистов; год спустя он помог швейцарской партии установить связь с Марией Вайтерер в Марселе. Это знакомство потом привело его к Паулю Меркеру, Паулю Берцу, Лексу Энде и Вилли Крайкаммеру, руководству южнофранцузского иностранного секретариата. Связным между Фильдами и центрами КПГ в Марселе и Цюрихе был Лео Бауэр в Женеве, где USC держала свое бюро. Швейцарское руководство КПГ сообщило Фильду имена немецких коммунистов которые находились в южнофранцузских лагерях и USC снабжала их потом одеждой и продовольствием. Сотни интернированных должны благодарить Фильда за свое здоровье и даже жизнь. Фильды принимали участие и в партийной работе. Его положение американца - руководителя международной благотворительной организации в Женеве и Марселе позволяло ему до оккупации вишистской Франции беспрепятственно пересекать границу и поэтому он мог оказывать необходимые курьерские услуги руководству групп швейцарских и южно-француских эмигрантов. Фильд помогал партии также и потому, что он в рамках USC финансово поддерживал распространение программы помощи беженцам на коммунистов-эмигрантов. Контакты между Фильдами и немецкими эмигрантами, как уже упоминалось, осуществлялись через Лео Бауэра в Женеве. Один эпизод, показавшийся тогда незначительным, позднее получил роковое значение. Осенью 1942 г. Фильд связал Лео Бауэра с Робертом Декстером, директором филиала USC в Лиссабоне. Декстер, одновременно бывший сотрудником американской разведывательной службы УСС, предложил Бауэру передавать УСС политическую и экономическую информацию о нацистской Германии. В качестве ответной услуги он пообещал оказывать немецким антифашистам финансовую помощь. Сотрудничество, как объяснил он Бауэру, послужило бы общим целям ускорить падение Гитлеровской Германии. Однако эта встреча не имела продолжения. Вскоре после второй беседы с Декстером Бауэр был арестован швейцарской полицией и это оборвало его связи с УСС. После оккупации Южной Франции марсельское бюро USC пришлось закрыть, однако Фильд продолжал помогать своим германским друзьям через свое женевское бюро и незадолго до окончания войны сумел оказать им последнюю услугу. Он использовал свое знакомство с Аланом Даллесом, директором отделения УСС в Берне для того, чтобы включить в формируемую УСС группу побольше коммунистов. Эта группа была направлена в Германию для того, чтобы заменить антифашистами распадающуюся нацистскую администрацию. После войны Фильд часто бывал в Германии и навещал своих знакомых по Франции и Швейцарии. Отчасти для того, чтобы выяснить возможность открытия в советской оккупационной зоне филиала своей организации, отчасти для того, чтобы попросить помочь ему устроиться в университет или исследовательский институт. Однако товарищи, в распоряжение которых во время войны Фильд великодушно предоставил все имеющиеся у него средства, не захотели или не смогли ему помочь. Он исчез из Германии и вернулся в Восточный Берлин из Будапешта как угрожающая тень процесса. Когда Тибор Соньи во время процесса Райка давал показания о германской группе, завербованной Фильдом, на службу американской разведки, один из периферийных членов этой группы уже сидел в камере будапештской штаб-квартиры AVH. Речь идет не о загадочной фройляйн Политцер, а о Иболье Штайнбергер, венгерской жене Берндта Штайнбергера. Этот молодой немецкий студент-экономист, входивший в эмигрантскую организацию КПГ в Швейцарии и там через своих венгерских товарищей познакомился с Ибольей. После войны они вдвоем вернулись в Лейпциг, где Штайнбергер закончил свою учебу. Весной 1949 г. его жена вместе с четырехлетним сыном поехала в Венгрию навестить своих родителей. Так получилось, что последнюю ночь перед возвращением она провела в квартире Андраша Кальмана, который именно в эту ночь был арестован службой госбезопасности. Через несколько часов полицейские вернулись , приказали ей одеться и увели ее с собой. Несмотря на длительные допросы фройляйн Штайнбергер не смогла сделать никаких разоблачений. Ее политическая роль была настолько незначительна, что московские "советники" дали венгерским органам госбезопасности указание не включать ее в секретный процесс против венгерской "швейцарской" группы и в конце концов ее в административном порядке без судебного разбирательства бросили в лагерь Кистарча и там интеринировали. Ее дело было передано восточно-берлинскому МВД. 9 июня 1949 г. Берндт Штайнбергер был арестован и доставлен в русскую следственную тюрьму Хохеншонхаузен. Он стал первой жертвой чистки, которая должна была привести к восточно-германскому сфабрикованному процессу. (см. Mitteilungsblatter des Informationsburos West от 9.4 до 3.12.1956). В момент ее ареста еще не было Германской Демократической Республики и, следовательно, никакой службы госбезопасности. Функции политической полиции выполняло управление внутренних дел Советской военной администрации в Германии, заграничная резидентура МВД, под руководством генерал-полковника Серова, принимавшего участие в чистках еще в 30-е годы. Политический комиссариат народной полиции, т.н. К5, руководимый своими советскими коллегами до основания ГДР 7 октября 1949 г. по существу выполнял вспомогательную роль. Параллельно с ним политическое карательной правосудие находилось в руках советского военного трибунала, который, разумеется играл только формальную роль и строго выполнял указания МВД. После основания государства изменилось и вскоре было создано министерство госбезопасности, вышедшее из К5, однако "особые случаи" по-прежнему оставались в ведении МВД и Советского Военного Трибунала, так что SSD и аппарат юстиции ГДР не вышел из роли подручных (о системе юстиции в SBZ и ГДР см. Fricke 1979, kap. 2, c. 109ff). "Заговор титоистских агентов" конечно был таким "особым случаем". Арестованный МВД Штайнбергер дополнил список немецких "шпионских групп", начатый Соньи и Фильдом. Подготовка к проведению "немецкого процесса Райка" началась. В отличие от сфабрикованных процессов в Софии и Будапеште германский вариант в мае 1948 г. еще не планировался. Причины этого очевидны: к этому времени еще функционировал Союзный Контрольный Совет для всей Германии, еще предстояло осуществить валютную реформу и блокаду Берлина, политическое будущее Германии - нейтралитет или участие в блоках - все еще не было определено. Судьба советской оккупационной зоны, а вместе с ней и судьба коммунистических лидеров Социалистической Единой Партии Германии (СЕПГ) могла рассматриваться в Москве только с геополитической, а не полицейской точки зрения. В отличие от стран народной демократии советская оккупационная зона была не сателлитом, управляемым из далекой Москвы, ее правитель сидел в Берлине, в Карлсхорсте. Лидеры СЕПГ напрямую получали приказы от советской военной администрации, их абсолютная покорность была так сказать административно обеспечена, не нужно было добиваться послушания и повиновения путем юридических построений. Однако история сталинских чисток развивалась по собственной динамике. В октябре 1948 г. картина Германии выглядела уже совершенно иначе: разделение произошло как факт, советско-американское противостояние привело к началу холодной войны. Процесс Райка поставил Ноэля Фильда в центр титоистско-империалистического заговора против Советской империи и волна ликвидаций, связанных с Фильдом, по требованию Берия, хотя и медленно, но неотвратимо приближалась к Берлину. С другой стороны создание двух немецких государств поставило на пути Берия непреодолимое препятствие: разделение наложило на него путы и ему пришлось ограничиться только восточной частью. Это противоречие поневоле привело к компромиссному решению, определявшему характер, охват и глубину первой фазы сталинской чистки в ГДР. После ареста Штайнбергера генерал-полковник Серов направил в сентябре 1949 г. Ульбрихту две директивы. В первой было приказано создать при Центральной Комиссии Партийного Контроля (ЦКПК) подкомиссию, которая должна была расследовать связи немецких коммунистов с Фильдов во время швейцарской эмиграции. Вторая директива предписывала Центральному Управлению Кадрами СЕПГ снять с важных партийных и государственных постов определенные группы лиц. К ним относились товарищи, которые провели долгое время в западном или югославском плену, или эмигрировали в западные страны и поэтому могли быть завербованы империалистами или титоистами (см. Stern/ 1957, c. 113ff). Серов также передал Ульбрихту составленный по протоколам Фильда, Соньи и Штайнбергера. список немецких эмигрантов, вернувшихся с Запада и подозреваемых в шпионаже. Особая подкомиссия ЦКПК под председательством Герты Геффке, доверенного лица МВД, опросила десятки средних и высших функционеров. Всем им пришлось писать длинные отчеты о своих связях с Фильдом - по сравнению с публичными "признаниями" процесса Райка - детская задачка. Большинство пыталось более или менее откровенно найти золотую середину, требуемую партией, выступили с самокритикой, что не сумели вовремя разглядеть истинную сущность Фильда и заверяли в том, что эти контакты служили исключительно интересам партии. Однако было три исключения. Мария Вайтерер осталась стойкой и написала о Ноэле и Герте Фильд: "Я знала их как честных и искренних людей и я не думаю, что их восхищение Советским Союзом было лживым. Я лично всегда чувствовала глубокую благодарность и уважение к обоим этим людям." (Цит. по Вrandt 1983, c. 187f). У Хайнса Бергманна, старого функционера КПГ, политический инстинкт по-видимому был лучше, чем у его интеллектуальных товарищей из бывшей швейцарской эмиграции: после беседы в подкомиссии, похожей на допрос в полиции, он бежал в Западный Берлин. Пауль Берц в конце концов выбрал другой выход. Как старый и опытный коммунист, член ЦК КПГ и заграничного руководства в Париже, он был фактическим руководителем швейцарской партийной группой и поэтому в первую очередь отвечал за контакты с Фильдом. Он не стал ожидать выводов подкомиссии и совершил самоубийство (см. ebd. c 188f). Параллельно и в тесном сотрудничестве с партийной подкомиссией шло тайное расследование советского МВД и его восточно-германских помощников SSD. Протоколы подкомиссии Геффке передавались в МВД; показания редактировались в нужном духе и из почти трех дюжин опрошенных были выбраны жертвы для сфабрикованного процесса. "Группу агентов" тайная полиция формировала более или менее случайно. Эрика Валлах о судьбе которой уже рассказано в Главе 3, в июне 1950 г. решила начать розыски своих приемных родителей, бесследно исчезнувших из Праги. Она позвонила из Парижа своему старому другу Лео Бауэру, который к этому времени стал главным редактором Восточно-германского радио (оправдывающий автопортрет см. в Kruger 1963, c. 73ff). Разговор был прослушан и МВД потребовало от него написать Эрике письмо с приглашением посетить Восточный Берлин. Бауэр под давлением зловещего тона своего допроса в ЦКПК согласился. Он очень хорошо знал, что ожидает Эрику, но решил, что для доказательства своей преданности партии это не слишком высокая цена (см. Brandt 1983, c. 190 ff). Для МВД предстоящий приезд Эрики Валлах был неожиданным подарком судьбы. Она должна была, как ее приемный отец в Будапеште, стать краеугольным камнем немецкого варианта агентурного сценария (см. потрясающее описание ее переживаний в Wallach 1969). Одновременно с этим Москва распорядилась начать политическую подготовку восточно-германского сфабрикованного процесса. На 3-м Съезде СЕПГ, который состоялся 20 - 24 июня 1950 г. президент государства Вильгельм Пик в своем отчетном докладе сказал: "Процесс Райка дал неопровержимые доказательства того, что Аллен Даллес и его помощники доверяли агентам, завербованным Фильдом, политические задания и что Фильд занимался подобной деятельностью и в группе немецких эмигрантов. Задача состоит в том, чтобы повысить бдительность партии и искоренить троцкистскую агентуру в наших рядах". В решениях Съезда партии было сказано: "Процесс Райка в Венгрии и Костова в Болгарии дали неопровержимые доказательства того, что клика Тито по заданию и за деньги англо-американского империализма развернула во всех демократических и миролюбивых странах разветвленную агентурную сеть, которая должна была обеспечить поджигателей войны грязным инструментом" (Neues Deutschland от 21.7.1950). 24 августа 1950 г. ЦК СЕПГ принял обширное постановление о связях бывшей германской политической эмиграции с руководителем Unitarian Service Cоmmitee Ноэлем Фильдом (перепечатано в Fricke 1971, c. 153ff). Оно представляло собой отредактированные в МВД и переведенные на партийный жаргон результаты работы особой подкомиссии ЦКПК: каждый контакт с Фильдом и USC теперь становился доказательством сотрудничества с американской разведывательной службой. Коммунистические функционеры, находившиеся в эмиграции, обвинялись в поддержке классового врага; недостаток у них бдительности позволил американским шпионам внедриться в ряды эмиграции и получать ценную партийную информацию. Одиннадцать допрошенных были названы в постановлении по имени. Четверо из них: Бруно Фурман, Ханс Тойбнер, Вальтер Белинг и Вольфганг Лангхофф были сняты со всех постов, семь остальных - Бруно Гольдхаммер, Вилли Крайкемайер, Пауль Меркер, Лекс Энде, Мария Вайтерер, "умерший к этому времени" Пауль Берц и "разоблаченный теперь, как долголетний американский агент" Лео Бауэр были исключены из партии. Бауэр, Гольдхаммер и Крайкемайер не могли прочитать постановление. Накануне они были арестованы и доставлены в новопостроенную политическую следственную тюрьму SSD на Шуманнштрассе в Берлине, куда теперь был доставлен допрашивавшийся почти год в русской тюрьме Штайнбергер. На следующий день к ним присоединился Фриц Шперлинг. При Гитлере он сначала был в концлагере, потом эмигрировал в Париж и в Швейцарию. В середине 1945 г. он вернулся в Баварию и там стал членом секретариата президиума КПГ и тем самым одним из самых влиятельных людей в партии. Для пополнения восточно-германской группы Фильда МВД потребовался представитель западной зоны. Оно дало Ульбрихту поручение вызвать Шперлинга по предлогом переговоров в ЦК в Восточный Берлин. Шперлинг приехал и 24 август был арестован. Два дня спустя Эрика Валлах приземлилась на западно-берлинском аэродроме Темпельхоф. Она позвонила Лео Бауэру и когда на звонок никто не ответил, она поехала в ЦК СЕПГ в Восточный Берлин в надежде что-нибудь узнать о судьбе своих приемных родителей и была арестована прямо на улице. В тот же день сотрудники SSD арестовали Гитту Бауэр, сестру Лео Бауэра, т. к. ее сестра Хильде Дубро случайно присутствовала при аресте, они и ее забрали с собой (см. Wallach 1969, c. 18ff; Bauer 1956, c. 409; Deutscheland Archiv N3/1971, c. 277ff). Здесь стоит упомянуть, что Курт Мюллер, начальник Шперлинга и второй по влиянию человек в верхушке КПГ уже 22 марта 1950 г. был вызван в ГДР и арестован. Ему была оказана сомнительная честь стать первым узником новой следственной тюрьмы SSD на Шуманнштрассе. В Веймарской Республике он был руководителем коммунистической молодежной организации. В 1931 г. партия направила его в Москву для того, чтобы там в германской секции Коминтерна он закончил свое обучение. Ему повезло: в годы, когда в сталинских чистках погибли или бесследно исчезли десятки функционеров Коминтерна, Мюллера только выслали в Горький. Весной 1934 г. он получил разрешение вернуться в Германию с заданием связаться с коммунистическим подпольем. Однако, его нелегальная деятельность длилась всего несколько месяцев. В сентябре он был арестован гестапо и провел одиннадцать лет в концлагере. В 1950 г. советская служба безопасности раскопала старые тома троцкистского Центра в Коминтерне, встретила там имя Мюллера и выбрала его в жертву "немецкого процесса Райка" (о Мюллере см. Der Spigel от 3.1.1957, с. 30ff). Мюллер и "фильдисты" стали ядром "группы агентов". Их допросы должны были забросить сеть, в которую фигура за фигурой должна была попасть вся "банда заговорщиков". Бауэр, Гольдхаммер, Крайкемайер, Шперлинг и Штайнбергер были сравнительно малозначительными коммунистическими функционерами, однако благодаря своим связям,они были многообещающим исходным материалом для большой охоты на "немецкого Райка". Эрике Валлах была определена центральная роль американского резидента, которая, как и ее приемный отец Ноэль Фильд, находясь на заднем плане, заманивала в империалистическую ловушку своих жертв. Пауль Меркер, самый видный коммунист получил партийный выговор. Это сравнительно мягкое наказание объясняется тем, что МВД еще не добилось от Бауэра и его товарищей достаточно убедительного материала для того, чтобы можно было арестовать члена Секретариата ЦК и Политбюро. МВД оставило его как резерв на следующий раз и его просто выслали в провинциальный городок, где он зарабатывал себе на жизнь, работая кельнером. Почему Мария Вайтерер и Лекс Энде были избавлены от ареста можно будет выяснить только после изучения архивов службы безопасности. Мария Вайтерер, которая после возвращения на Родину из эмиграции стала референтом ЦК по женскому вопросу, а позднее членом руководства Демократического Союза Женщин, после долгих мытарств смогла получить небольшое место бухгалтера. Лекс Энде, ставший после войны главным редактором центрального партийного органа "Neues Deutschland" был выслан в одну из нижнесаксонсих урановых шахт, где уже через несколько месяцев умер от тяжелых условий каторжного труда. Он стал после Берца второй смертельной жертвой чистки. В ближайшие месяцы заключенным пришлось на собственной шкуре узнать стандартные рецепты МВД, опробованные в будапештской и софийской следственных тюрьмах. Почти непрерывные ночные допросы с использованием известных методов физических и психических пыток шаг за шагом вели их к крушению. Теперь и речи не было о недостатке бдительности, о каких-либо хитроумных политическо - идеологических отклонениях; их нужно было заклеймить, как шпионов и преступников. Мюллеру пришлось признаться в том, что он уже с 1931 г. вместе с "троцкистским преступником" пресловутым Федотовым, готовил террористические планы убийства Молотова и других советских вождей. Для удлинения списка его грехов МВД использовало тайную встречу со Львом Седовым, сыном Троцкого, с которым Мюллер якобы обсуждал вопросы координирования антисоветской деятельность в Париже в 1934 г. перед своим возвращением в Германию. Для периода после освобождения его следователи указали новую роль. Они превратили Мюллера в агента британской Intelligence Service, на службе которой он должен был подрывать руководство председателя западно-германской компартии Макса Реймана, а позднее должен был препятствовать разоблачению и обличению преступной клики Тито в западно-германской коммунистической печати. Эти последние преступления образовали связующее звено между Мюллером и "фильдовскими жертвами". Эрика Валлах, Лео Бауэр и товарищи должны были признаться в том, что во время эмиграции они были завербованы Фильдом в агенты американских шпионских служб с заданием создать в Германии в рамках обширного титоистско-империалистического заговора агентурную сеть, изнутри разлагать КПГ и СЕПГ, способствовать проведению проамериканской политики, направленной против Советского Союза. Время от времени пытки сменялись благожелательными беседами с лицемерным участием к трагической судьбе своих жертв. Следователи обещали им прощение и снисхождение в обмен на полное признание. Для того, чтобы придать этому маневру с обменом больше веса, Эрих Мильх, статс-секретарь министерства госбезопасности, посетил своего старого товарища Лео Бауэра и воззвал к его преданности партии. Эрику Валах, которой, как она позднее писала, определили роль "супер Маты Хари", поскольку она своим искусством любви заманивала коммунистов на службу американцев посетил не только Мильх, но даже сам шеф МВД. После этого был сервирован роскошный ужин во время которого он пообещал ей немедленное освобождение как только она укажет имена агентурной сети (см. Wаllach 1968, c. 115ff). Основная концепция представляла собой копию будапештского образца, приспособленную к местным условиям. Она следовала тексту сценария Берия, на этот раз переведенному не на венгерский, а на немецкий язык. Однако были и отличия, исказившие исходную концепцию, обусловленные специфическим положением Восточной Германии. К моменту арестов ГДР было всего несколько месяцев и она находилась в переходном состоянии от советского военного управления к стране-сателлиту. Это особое положение ГДР в Советской империи в ходе допросов становилось все яснее. В отличие от народных демократий, в которых следствие вели местные органы госбезопасности, а московские "советники" действовали большей частью в тени, роль SSD ограничивалась положением вспомогательной полиции. МВД допрашивало и пытало своих жертв в советской следственной тюрьме в Карлсхорсте, но и в местах заключения SSD часто допросы проводили русские, которые не позволяли своим немецким подчиненным действовать самостоятельно. Однако решающим фактором было существование Федеративной Республики, разделение Германии. Двойная цель сталинского террора: подавление потенциальной оппозиции против советской гегемонии и исключение кадров, "зараженных" западным влиянием путем чистки партии и ареста "группы Фильда" была достигнута, но в Москве царила неуверенность допустим ли открытый сфабрикованный процесс в условиях разделения Германии с внешнеполитической точки зрения. Промедление Сталина и наложенные этим путы на МВД объясняют тот факт, что в отличии от схемы, применявшейся в народных демократиях, за первыми арестами не последовали дальнейшие, концентрически расширяющиеся волны арестов, что были названы по имени только сравнительно второстепенные партийные функционеры. Это также объясняет, почему в заявлении ЦК от 24 августа 1950 г. не было названо имя Франца Далема. Далем превосходно подходил к сталинской категории "подозрительных". Перед вступлением в КПГ он был членом Независимой социалистической партии, объявленной "троцкистской", сражался во время гражданской войны в Испании в Интербригаде, вместе с Меркером руководил заграничной организацией КПГ в Париже, был освобожден из концлагеря Маутхаузен американцами, еще со времени эмиграции он был тесно связан с арестованным Крайкеайером и высланным Лексом Энде; он был знаком и с Эрикой Валлах. Далем был бы для Берия идеальным немецким Райком, главным обвиняемым восточно-германского сфабрикованного процесса Однако его не тронули и даже не назвали, поскольку в Москве еще обсуждали размах и глубину сфабрикованного процесса. "Группа Фильда", арестованная в августе и рассматриваемая только как начало не только не увеличилась, но даже уменьшилась до пяти человек: Вилли Крайкемайер умер в следственной тюрьме при до сих пор не выясненных обстоятельствах - как "жертва холодной войны", как позднее лицемерно-помпезно писал Далем его вдове, однако фактически, как жертва сталинских следователей. Гитта Бауэр сначала была допрошена, но скоро о ней забыли. Политически она не имела значения, у нее не было никаких связей с Фильдом. Она провела в тюрьме почти три с половиной года, после чего была освобождена без приговора суда. Оставшуюся небольшую группу из пяти "фильдистов" готовили к своей роли. Статс-секретарь Мильке заверил в начале 1951 г. Лео Бауэра в том, что процесс состоится, Эрика Валлах так же, еще летом того же года имела в виду "большой немецкий процесс". К этому времени протоколы допросов были готовы. Они содержали признания в сотрудничестве с американской шпионской службой. Летом 1951 г. Сталин внезапно решил отказаться от плана "немецкого процесса Райка". Лео Бауэр (1956, c. 412ff) указывал позднее как причину этого "большую глупость следователей и их неспособность своевременно сломить сопротивление некоторых узников" - разумеется прежде всего он имел в виду себя и выдавить необходимые признания. Другие хронисты предполагали, что известная оппозиция против Ульбрихта внутри СЕПГ препятствовала принятию ясного решения. Оба этих объяснения не убедительны. Физические и психические методы пыток тайной полиции Сталина, как в Москве, так и в Тиране, Софии, Будапеште и Праге, а также в Восточном Берлине в решающей фазе всегда приводили к успеху; если время не ждало, требовалось от 8 до 10 недель, как в Будапеште, если время позволяло, от 6 до 9 месяцев, как в Восточном Берлине. Так же мало убедителен аргумент о некоем внутрипартийном сопротивлении. Этот процесс был запланирован не Ульбрихтом, а Сталиным, и в СЕПГ, как впрочем и в других странах-сателлитах, происходило только то, что планировала Москва. Решение Сталина отказаться от немецкого сфабрикованного процесса, можно объяснить только разделением Германии. Не в последнюю очередь это разделение имело следующие последствия. Большая часть немецких коммунистов, бежавших от гитлеровского террора в Швейцарию или во Францию, после войны вернулись в западные зоны и играли там важную роль в политической и культурной жизни. Можно было конечно заманить одного Франца Шперлинга, но выманить десятки бывших эмигрантов, которые поддерживали связи с Фильдом и получали поддержку от USC было невозможно. В связи с этим можно вспомнить письмо Ракоши, в котором предупреждало о соответствующих трудностях. (см. с. 130). Для Восточного Берлина эти трудности были еще острее, чем за два года до этого в Будапеште. Процесс в ГДР со всеми его сфабрикованными схемами и искажениями фактов привел бы к тому, что друзья и товарищи обвиняемых в Федеративной Республике отчаявшись, выступили бы против обвинения. Они разорвали бы всю паутину лжи и сделали бы это с гораздо большим пропагандистским эффектом, чем это было возможно в Чехословакии. Следовательно такой процесс стал бы бумерангом. Он не мог и должен был состояться. После московского запрещения процесса нужно было выходить быстро и по возможности без лишнего шума из создавшейся неловкой ситуации. Атмосфера внезапно изменилась, давление ослабло. Летом 1952 г. заключенные были переданы советским органам. В сентябре после более, чем двухлетнего пребывания в тюрьме им был предъявлен ордер на арест, а их дела были переданы в советский военный трибунал. О группе Фильда или "шпионской сети" больше не было ни слова. Лео Бауэр и Эрика вместе, а Штейнбергер, Шперлинг, Мюллер и Гольдхаммер по отдельности были осуждены по 58 статье советского уголовного кодекса за шпионаж, пропаганду и агитацию против Советского Союза, организацию контрреволюционных происков и поддержку международной буржуазии. Большинство закрытых процессов прошли в декабре 1952 г. Лео Бауэру и Эрике Валлах трибунал вынес приговор: расстрелять. Шперлинг, Мюллер и Гольдхаммер были приговорены к 25 годам каторжных работ. Штайнбергер еще в ноябре 1950 г. был заочно приговорен в Москве к 15 годам трудовых лагерей. Оба смертных приговора через полгода были заменены на 25 и 15 лет каторжных работ. Осужденные о судьбе и процессах которых общественность ничего не узнала, исчезли в советском ГУЛАГе. Первая фаза преждевременно начатого процесса закончилась в глубокой тишине. (см. Bauer 1956, c. 416, Wallach 1969, c. 227ff; Brandt 1983, c. 202 ff). Летом 1951 г. был составлен план немецкого процесса Райка, но не немецкого сфабрикованного процесса. Центр тяжести сталинских подозрений постепенно переместился с "титоистов" на коммунистов еврейского происхождения. Отъявленными злодеями теперь стали не Даллес и Ранкович, а Моргентау и Бен Гурион, главным врагом стала сионистская агентура американского империализма", которая засылалась в страны молодой народной демократии троцкистов, шпионов и диверсантов. Этот сдвиг, его причины и его влияние на сталинские ликвидации рассматривался в Главе 8. Одновременно с кровавой чисткой в Чехословакии МВД начало работу в Восточной Германии для того, чтобы закончить начатой на новой основе. Первоначальные границы пражской конструкции были разрушены, Тито и Фильд сведены до роли побочных членов всеобъемлющего заговора. МВД получило полную свободу арестовывать любого коммуниста под предлогом "сионизма", "троцкизма" и "буржуазного национализма". В процессе консолидации ФРГ и тем самым закрепления разделения Германии, а также обострения холодной войны возникли сомнения, а нужно ли при ударе по руководству СЕПГ учитывать настроение западной общественности и критически настроенных западно-германских коммунистов. После июльского решения Москвы допросы в восточно-берлинской следственной тюрьме приняли новое направление. От уже сломленных заключенных требовались показания против всех их друзей и соратников по партии и особенно против исключенного из СЕПГ Пауля Меркера и члена Политбюро Франца Далема. Не пощадили даже всемогущего Генерального Секретаря Вальтера Ульбрихта. (см. Bauer 1956, c. 414). Новая серия протоколов должна была стать концом длительного откладывания закрытых процессов Бауэра и других. Берия хотел еще до исчезновения группы Фильда в ГУЛАГе иметь в руках возможно более полный обвинительный материал против германских партийных функционеров. Проект нового сценария был составлен в Москве в середине 1952 г.: теперь Меркеру выпала роль руководителя группы сионистских агентов, которую американская шпионская служба завербовала за десять лет до этого в эмиграции в Мексике, для того, чтобы внедрить в руководящую верхушку германской партии. Связь с группой Фильда осуществлял Фриц Шперлинг, в время как Курт Мюллер составлял "троцкистскую" компоненту заговора. В сентябре 1952 г. по указанию Берия "германский сектор" вымышленного восточно- европейского заговора был включен в протоколы жертв чехословацкой чистки, особенно подробно в показания Андре Симоне, который, как и Меркер часть своей эмиграции провел в Мексике. 21 ноября пришел сигнал из Праги: во время "процесса Сланского" обвиняемый Бедржих Геминдер заявил о "немецком троцкисте Меркере" с которым он и Сланский находились в конспиративной связи с 1948 г., а на следующий день Артур Лондон "разоблачил своего немецкого сообщника Меркера". как "троцкиста" и помощника" Ноэля Фильда. Еще в сентябре чехословацкие органы госбезопасности передали протоколы, обвиняющие Меркера, своим восточно-германским коллегам и Ульбрихт создал особую комиссию ЦК, которая в сотрудничестве с МВД и SSD перевела "преступления" еще находившегося на свободе Меркера на партийный жаргон. 20 сентября 1952 г. ЦК опубликовал свое Постановление "Об уроках процесса против заговорщического Центра Сланского" (цит. по Fricke 1971, c. 166ff). Там было сказано: "Разоблачение сионизма, как агентуры американского империализма в то же время разоблачило враждебную роль агента Пауля Меркера" (ebd. c. 170). Во время своей эмиграции в Мексике он при помощи преступника Андре Симоне превратил журнал "Freies Deutschland" в сионистский орган, который представлял интересы еврейского монополистического капитала и требовал возмещения евреям. Он отказался от правильной марксистско-ленинской теории национального вопроса в пользу мелкобуржуазных оппортунистических представлений и рассматривал евреев в Германии как национальное меньшинство, а сионизм, как национальное движение и после своего возвращения из Мексики он попытался поставить товарищей еврейского происхождения с помощью подарков американского Joint Distribution Commitee в зависимость от империалистических шпионов. Агент Меркер был субъектом финансовой олигархии США, врагом Советского Союза, находившимся на той же идеологической платформе, что и Тито, этот фашистский палач народов Югославии (об антисемитской охоте на ведьм см также Brandt 1967, c. 160ff). Кроме Меркера в Постановлении ЦК также были заклеймены как его сообщники, его товарищи по мексиканской эмиграции: Александр Абуш, после ставший Генеральным Секретарем Культурного Союза, Эрих Юнгманн, главный редактор органа СЕПГ "Volkswacht" и др. Лео Цукерманн, статс-секретарь и начальник канцелярии президента Вильгельма Пика, позднее ставший директором Института Юридических Наук. В заключение не были забыты имена Фрица Шперлинга и Курта Мюллера, первого, как платного шпиона американцев в Швейцарии, который позднее в Западной Германии предоставил империалистам широкий круг людей для вербовки, последнего, как вредителя, который, как в 30-е годы, так и в послевоенное время занимался троцкистской деятельностью и с 1947 г. был завербован английской секретной службой Intelligence Service. Особенно зловеще звучали строки постановления там, где не было названо ни одного имени. Такие формулировки, как "Меркер и его сообщники" или угрозы раскрыть "капитулянтское поведение" Парижского эмигрантского руководства КПГ во время начала второй мировой войны (цит. по Fricke 1971, c. 172 и 174) оставляли широко открытыми двери для новых "преступников и шпионов". Хотя, например имя Франца Далема и осталось неназванным, однако для того, кто умел читать между строк, нетрудно было узнать намек на друга Меркера и его соратников по руководству эмиграцией. В момент опубликования Постановления ЦК Пауль Меркер уже неделю находился в следственной тюрьме. Он был арестован через несколько дней после оглашения "признаний" на процессе Сланского. Абуш и Юнгманн, конечно были сняты со всех постов, но не арестованы. Лео Цукерманн не стал дожидаться развития событий и в поисках спасения бежал на запад. Допрос Меркера был начат следственной группой МВД/SSD в ноябре 1952 г. Наконец пришло время поставить сфабрикованный процесс на немецкой сцене, поэтому обвинения должны были достигнуть пражского уровня антисемитских гонений. Для подготовки ареста "сионистской группы" Контрольная Комиссия распорядилась произвести проверку кадровых личных дел "товарищей еврейского происхождения" и прежде всего членов руководства Объединения лиц, преследовавшихся нацистским режимом (VVN) и передала партийные документы SSD. Однако и на этот раз раздел Германии и открытая граница с Западным Берлином стали тормозом для сталинского террора. Вслед за др. Цукерманном для того, чтобы избежать ожидавшегося ареста ушли на Запад руководители VVN из Восточного Берлина, Лейпцига, Дрездена и Эрфурта. Их побеги поставили перед МВД такую же проблему, как и за два года до этого: недосягаемость для их власти беженцев. После ареста Меркера Ульбрихт начал настойчиво просить Москву включить в германский сфабрикованный процесс Франца Далема (см. Stеrn 1957, с. 130). Как уже упоминалось, Берия еще в 1950 г. считал, что идеальная жертва - это Далем. Новый толчок к сфабрикованному процессу показался Ульбрихту удобным случаем для того, что бы избавиться от своего соперника в руководстве СЕПГ. Силовая напряженность между ними обоими, различия в характере и истории - холодный аппаратчик Ульбрихт, во время войны находившийся в Москве, и выживший в годы террора только благодаря своим тесным связям с НКВД; Далем - во время гражданской войны в Испании, был посланцем Коминтерна, он чудом избежал смерти в концлагере Маутхаузен, после того, как полиция Петэна передала его гестапо. Все эти обстоятельства в послевоенное время обострились из-за политических разногласий в анализе положения в Западной Германии и в оценке политики КПГ. До сих пор Далема защищала поддержка Сталина, считавшего полезным разжигать напряженность между Далемом и Ульбрихтом. для того, чтобы было удобнее держать последнего в узде. Однако, в начале 1953 г. старый, больной Сталин больше не был надежной опорой и не мог остановить собственную динамику процесса ликвидации и Берия дал Ульбрихту полную свободу сводить счеты. Далем был утвержден на роль "немецкого Сланского". Еще в феврале 1953 г. на заседании ЦК Ульбрихт резко напал на Далема и потребовал от него выступить с самокритикой по поводу мнимых "ошибок в руководстве парижской эмиграции, в частности за ошибочную оценку пакта Гитлер-Сталин". Однако этого Ульбрихту было мало. Он настоял на том, чтобы Политбюро признало объяснения Далема "абсолютно недостаточными" и поручило Центральной Комиссии Партийного Контроля проверить всю политическую деятельность за послевоенный период. Результаты были изложены на новом заседании ЦК 14 мая 1953 г. (цит. по Frickе 1971, c. 192ff). В соответствии с ними Далем проявил полную слепоту в отношении попыток империалистических агентов внедриться в партию, оказал поддержку усилиям агента Меркера создать для Ноэля Фильда место в Чехословакии; долгое время защищал "капитулянта" Лекса Энде от исключения из СЕПГ и создал для югославского агента" Норберта Куглера ответственный пост в экономике ГДР. "В связи с ошибками товарища Далема при начале Второй Мировой Войны, эту слепоту нельзя считать простой случайностью" - было сказано в новом Постановлении ЦК (цит. по ebd. c. 200). Далема сняли с его постов, исключили из ЦК и тем самым из Политбюро. "ЦКПК было поручено продолжить расследование " - так гибельно звучал конец Постановления ЦК (цит. по ebd.) явное указание на то, что теперь было нужно ожидать ареста Далема. Однако уже было слишком поздно. Постановление о Далеме было принято через два месяца после смерти Сталина, после реабилитации в Москве врачей-вредителей и тем самым окончания антисемитской компании, и в начале борьбы в советском руководстве за наследство мертвого диктатора и всего за 43 для до ареста Берия. В Чехословакии работавшая автоматика построила конструкцию о террористических волнах чисток еще за неделю до этого, однако в ГДР подготовка нового сфабрикованного процесса находилась т. с. на эмбриональной стадии. Машина террора внезапно была остановлена. Хотя Пауль Меркер и остался в следственной тюрьме, его следователи из МВД и SSD знали, что они зашли в тупик. Продолжения быть не могло и создание "немецкого Сланского", пришлось прекратить, как и создание "немецкого Райка" за два с половиной года до этого. Второй и последний восточно - германский сфабрикованный процесс не состоялся. Позднее СЕПГ хвалилась, что она приложила все усилия для того, чтобы оказать успешное сопротивление проведению Процесса Райка и Ульбрихт, самый влиятельный агент Берия и наместник Сталина в Восточной Германии лгал на 5-ом съезде партии, что "определенные агенты Берия не смогли причинить вреда, поскольку их не впустили в ГДР" (цит. по Friecke 1971, c. 102). Он сделал все от него зависящее, для того, чтобы следовать чехословацкому и венгерскому образцам и не его вина, в том, что его очередь подошла слишком поздно, в том, что "только" Вилли Крайкемайер был замучен до смерти, что "только" Паулю Берцу и Лексу Энде пришлось умереть, что "только" дюжине немецких коммунистов, которым была предназначена судьба Райка и Сланского, пришлось пройти через шестилетний ад восточногерманских тюрем и рабочих лагерей советского ГУЛАГа, в том, что двухступенчатый план сталинского сфабрикованного процесса рухнул из-за разделения Германии и нехватки времени. Упоминание в этой главе сравнительно небольшого количества имен не означает, что сталинская чистка ограничивалась только кандидатами для возможного сфабрикованного процесса. Сотни коммунистов при малейших подозрениях в "западных связях" арестовывались, исключались из партии и снимались со своих постов. Советские органы не рассматривали их как "особые случаи" и передавали восточно-германским органам госбезопасности. Их допросы не связывались с "титоистско-фильдистским заговором", аресты, допросы с пристрастием и судебные процессы проходили в тайне, имена не назывались. Однако, они также были жертвами сталинской чистки, как и их товарищи, выбранные для большого сфабрикованного процесса. След этих безымянных стал видим только много лет спустя, когда в 1956 г. завуалированные объяснения и скрытые указания в партийной прессе заговорили о "незаконно обвиненных товарищах", о "несправедливых приговорах", о "злоупотреблениях органов безопасности", которые сейчас исправлены. Официально речь шла о 11 896 заключенных, которые при пересмотре их дел были освобождены из каторжных тюрем и рабочих лагерей (см Fricke 1971, c. 100). Сколько из них в прошлом были членами партии не известно. Только количество попавших в сеть чистки в связи с делом Фильда оценивается более, чем в 300 человек (см. Lewis 1965, c. 186). Для многих "несправедливо арестованных" коммунистов исправление ошибок пришло слишком поздно, их карьеры были разбиты, их семейная жизнь была разрушена, часть из них умерла в каторжных тюрьмах. Ульбрихт должен быть чрезвычайно благодарен Берия за то, что он отстранил его от проведения проблематичного процесса "немецкого Райка". По приказу из Москвы он только подготовил и начал сфабрикованный процесс, но вынесение приговоров ему пришлось передать советским органам, следовательно и обязанность их пересмотра лежала не на нем. В пересмотр восточно-европейских сфабрикованных процессов, начатых кампанией десталинизации Хрущева в Венгрии уже в конце осени 1954 г. привел к освобождению и реабилитации Ноэля Фильда и отмене приговоров, вынесенных в процессе Райка. В собственной стране мельницы мололи медленнее. Восточно-германские жертвы Эрика Валлах, Курт Мюллер, Лео Бауэр, Бруно Гольдхаммер, Фриц Шперлинг и Бернд Штейнбергер только год спустя, в середине сентября 1955 г. были доставлены с Москву из ГУЛАГа, где их дела были пересмотрены, а приговоры отменены. В октябре они снова появились, как свободные люди в Восточном Берлине и Ульбрихту пришлось смириться с тем, что Эрика Валлах, Бауэр и Мюллер предпочли жизнь на Западе пребыванию в ГДР. "Ожидать от Ульбрихта проведения десталинизации это то же самое, что поручить Гиммлеру проведение денафикации" - метко писал Альфред Канторович (цит. по Fricke 1971, c. 100). Только в апреле 1956 г. была создана комиссия по пересмотру дел бывших членов партии, для того, чтобы "восстановить их в правах". Только почти через два года после реабилитации Ноэля Фильда Ульбрихт смог решиться отметить постановление ЦК партии августа 1950 г. о связях эмигрантов с Запада с Филь