дом и реабилитировать немецких жертв оставшихся в ГДР. Бауэр и Мюллер оставались "преступниками". К этому времени был освобожден Пауль Меркер и, как гласило официальное объявление: "провинности, лежавшие в основе обвинений, по своей сути имели политический характер, который не оправдывает судебное преследование (цит. по Fricke 1971, c. 238). Франц Далем был полностью реабилитирован и снова вошел в ЦК, но в Политбюро он, конечно, не попал. Положение Ульбрихта оставалось непоколебимым. Эрих Мильке, который еще в 1951 г. по заданию Берия готовил жертв сталинской чистки к их процессам, четыре года спустя входе ульбрихтовской десталинизации был повышен из статс-секретарей в министры госбезопасности, а в 1971 г. избран в Политбюро. К этому времени все обстоятельства дела были забыты. "Партийное руководство СЕПГ, поддержанное представителями советских оккупационных властей, оказало сопротивление усилиям Л. П. Берия провести такие процессы в ГДР" - было сказано в официальной "Gеschichte der deutschen Arbeitersbewegung (1966, т. 7, с. 227). Сталинские чистки были вычеркнуты из истории Восточной Германии. . ГЛАВА 11 ПОЛЬСКИЙ ПУТЬ К СФАБРИКОВАННЫМ ПРОЦЕССАМ "Против польских коммунистов сфабрикованных процессов не было" - писал Збигнев Бжезинский в своем образцовом труде, переведенным на все западные языки "Советский блок".(1962, с. 117). и его высказывание было повторено в большей части политической литературы. Но оно не соответствовало фактам. В Польше проходили многочисленные сфабрикованные процессы, но их кульминация не была большим процессом Гомулки. Польша была не исключением, а вариантом, единственным особым случаем. Польша была единственным государством-сателлитом, в котором чистка началась со свержения Генерального Секретаря ЦК партии. Это было отклонением от общего плана, предписанного Берия: начинать со второстепенного руководящего слоя партии и потом расширять террор вверх и вниз для того, чтобы в сеть арестов попадали все более и более обширные круги. При этом самое высокое руководство оставалось нетронутым, как наместники Советской империи Ракоши, Червенков, Ульбрихт, Готтвальд, Георгиу-Деж и даже Димитров. В случае Владислава Гомулки пришлось изменить основную тактическую линию. В начале лета 1948 г. в зените советско-югославского противостояния Сталин решил, что Гомулка представляет для него непосредственную опасность. Конечно, Гомулка был не Тито и не ставил вопрос о советской гегемонии в Восточной Европе, но у него было свое, особое мнение о месте Польши в империи сателлитов. Его ликвидация стала для Сталина неизбежной необходимостью, но в то же время и источником непредвиденных трудностей. Удар по нему разбередил старые раны, нанесенные историей польской нации, которые не миновали и компартию. Однако разбуженные этим силы не были учтены в Москве. Лидеры польской партии отреагировали на указание Москвы крайне сдержанно. Они осознавали, что последует за этим приказом. Но в то же время, поскольку они хотели сохранить свои жизни, нужно было его смягчить. Проволочки, затяжки и тихий саботаж длились пять кровавых лет, после чего смерть Сталина освободила их от необходимости отдать Гомулку под суд и вынесения смертного приговора. Однако за его спасение пришлось заплатить слишком высокую цену. Сотни коммунистов были пожертвованы чистке, брошены в тюрьмы, замучены до смерти на основании ложных обвинений, в открытых и закрытых сфабрикованных процессах приговорены к смертной казни или тюремному заключению. Польскому руководству удалось избежать главного процесса, но вместо этого пришлось инсценировать эрзац-процессы. На специфический характер польской чистки нанесли свой отпечаток два трагических наследия истории. С момента своего возникновения как нации полякам пришлось постоянно бороться за свою независимость против русских на востоке и немцев на западе. В конце 18-го века она исчезла с карты и была разделена между Россией, Пруссией и Австрией. Ее возрождение после Первой мировой войны было достигнуто в войне с молодым советским государством. Пакт Гитлер-Сталин 1939 г. снова определил ее будущее на шесть кровавых лет. Фашистский геноцид в оккупированных Германией западных областях ни коим образом не смягчил традиционную русофобию. В восточных провинциях, оккупированных Советским Союзом полмиллиона поляков были ликвидированы своими новыми господами, как "шпионы" или "буржуазные эксплуататоры", арестованы и депортированы. Печально известно массовое убийство 4 100 офицеров в Катыни. Поляки не забыли и того, что в августе 1944 г. Сталин остановил продвижение Красной Армии у ворот Варшавы и два месяца смотрел в бездействии, как немцы топили в крови 150 000 поляков, как гражданских лиц, так и бойцов восстания, организованного лондонским правительством. После поражения гитлеровской Германии восточные области Польши были аннексированы Советским Союзом. В качестве компенсации Польше были переданы германские области к востоку от линии Одер-Нейссе. Однако подарок на западе не смог погасить столетнюю ненависть к русскому соседу. Поскольку коммунистический режим, созданный восточным "заклятым врагом", нуждался по меньшей мере в пассивной поддержке масс, он должен был учитывать националистические антирусские настроения народа. Он должен был идти "польским путем". Лозунг "патриотизм и независимость" был выдвинут Коминтерном после немецкого нaпaдения на Советский Союз и в первое время после окончания войны они оставались составной частью обязательной пропаганды всех коммунистических партий. [51]. Германский, венгерский, румынский пути к социализму временно заменили старое требование обязательного повсеместного внедрения советского образца. В Польше положение было особенно тяжелым. Как левые социалисты перед Первой мировой войной, так и коммунисты после 1918 г. настаивали на присоединении к революционной России. Возрождение независимой Польши по словам лидера социал-демократов Розы Люксембург было для них было "буржуазной иллюзией". Еще в 1920 г. польская компартия поддерживала наступление Красной Армии на Варшаву. Под давлением Ленина она, правда, отказалась от "люксембургизма", однако ее отношение к независимости было и дальше двусмысленным. (см. об этом Dziewanowski 1976, c. 33ff). Они выступали за передачу большинства восточных областей, населенных белорусами и украинцами, Советскому Союзу, а когда Коминтерн для усиления КПГ, этого "ближайшего звена на цепи мировой революции", потребовал передачи западных областей Веймарской Республике, польская компартия рабски выполнила это указание Москвы (см. ebd. c. 88ff). Только после прихода к власти Гитлера и также по приказу из Москвы партия попыталась снять антинациональный и просоветский лозунг. Сразу же после окончания Второй мировой войны Гомулка объявил о "польском пути" к социализму. Внешне эти слова никоим образом не отличались от лозунгов других партий, однако за ними скрывалось совершенно другое содержание. В условиях глубоко укоренившихся в Польше антирусских традиций эта максима Гомулки была не просто тактическим лозунгом текущего момента, но долгосрочной политикой, личным убеждением. Он не протестовал, подобно Тито против включения Польши в Советскую Империю, однако в отличие от своих коллег сателлитов (и естественно также от Сталина) он был убежден в том, что советские цели легче всего можно достичь, если не копировать советские методы. Именно эта ересь и стала мишенью для сталинской чистки, время которой совпало с появлением гораздо более опасной ереси Тито. По правилам сталинского механизма террора требовалась быстрая молниеносная акция. Однако на этот раз планы Сталина и Берия были расстроены историческим наследием как нации, так и самой коммунистической партии. Для большевиков польская партия всегда была бельмом в глазу, они рассматривали западную "братскую." партию как ненадежный балласт. Внутри Коминтерна слово "польский" было равнозначно отсутствию дисциплины и отклонениям всякого вида. Уже при основании партии Ленин начал идеологическую борьбу с "люксембургизмом", а при Сталине это привело ко все более угрожающей охоте на ведьм. В 1924 г. Коминтерн приказал сменить все польское партийное руководство за "правый оппортунизм"; два года спустя новый ЦК был объявлен "капитулянтом перед фашизмом Пилсудского". Потом было гибельное обвинение в "троцкизме". Сначала утверждалось, что лидеры польской компартии находятся под влиянием троцкистских преступников, позднее они сами были заклеймены ка троцкисты. В годы Большого Террора было ликвидировано почти все руководство партии: "правые оппортунисты", "центристы" и левоуклонисты следовали друг за другом. За пять лет с 1933 г. по 1938 г. в Москву были вызваны и ликвидированы почти все значительные партийные функционеры, среди которых были двенадцать членов ЦК, большая часть коммунистических интеллектуалов и сотни партийных активистов. Только немногие счастливцы, которые находились в это время в польских тюрьмах или имели особо тесные связи с НКВД смогли уцелеть в этой мясорубке. Польская Коммунистическая партия доживала последние дни. Официальный смертный приговор был вынесен в конце 1938 г. в виде решения Коминтерна о ее роспуске (cм. ebd. 146ff). Немногие выжившие не забыли ни травли, ни массовых убийств. Ужасные воспоминания об этих событиях оказали решающее влияние на ход сталинской чистки и показательные процессы послевоенного времени. Национальная травма выбрала Гомулку на роль жертвы чистки, но партийная травма спасла ему жизнь (см. об этом хорошую биографию Bеthell, 1971). Он был одним из немногих счастливцев отбывавших во время московской кровавой бани наказание в польской тюрьме. В хаосе немецкого вторжения в сентябре 1939 г. он смог бежать и пробраться в советскую оккупационную зону и устроиться служащим на бумажную фабрику во Львове. Ему повезло и на этот раз: НКВД не интересовалось мелким профсоюзным функционером и секретарем незначительной партийной организации. Когда Гитлер захватил всю Польшу, Гомулка остался во Львове. Больше не было польской партии в которую он мог бы вступить, а единственное движение сопротивления, Армия Крайова созданная лондонским правительством, было по меньшей мере таким же антирусским, как и антинемецким. В 1942 г. Сталин решил забросить на территорию Польши на парашютах несколько доверенных агентов НКВД и поручить им организовать новую коммунистическую партию (см. Ulam 1952, c. 149ff; Dziewanowski 1976 c. 161ff; Bethell 1971 c. 65ff). Группой руководили Марцел Новотко, Павел Финдер и Болеслав Молоец. Финдер вспомнил о верном партийном работнике Гомулке, нашел его и назначил секретарем Варшавского Комитета новой Польской Рабочей Партии (ППР). Поскольку почти все старые вожди были казнены в Москве, Гомулке было нетрудно пробиться в верхушку партийной иерархии. Он был избран в ЦК, а в ноябре 1943 г. после убийства Финдера гестапо и казни Новотко и Молойца своими собственными товарищами, назначен Генеральным Секретарем ППР. Гомулка не был выбором Сталина и Берия. Однако, поскольку только Новотко и Финдер знали пароль для связи с Москвой, назначение Гомулки произошло в краткий период отсутствия связи между польской партией, действующей в подполье и их московскими дирижерами. Убийство Новотки - это одно из самых темных пятен в истории подполья, которое и позднее оказывало влияние на ход чистки. [52] НКВД поручил ему установить связь с гестапо и выдавать немцам членов конкурирующей организации Сопротивления - Армии Крайовой - управляемой из Лондона. Молоец, третий член руководства группы, посланной из Москвы, обнаружил эти контакты. Он решил, что Новотко - предатель и приказал своему брату Зигмунду убить его. Партийный суд признал Молойца и его брата виновными и приговорил их к смертной казни. Связь с гестапо была позорной тактикой обеих сторон - не только коммунистов. Армия Крайова тоже выдавала оккупантам своих политических противников. После войны тысячи офицеров АК были ликвидированы, поскольку они мнимо или реально сотрудничали с гитлеровской полицией. Однако, в тайные контактах с гестапо были замешаны многие коммунисты и это сделала их удобной мишенью сталинских чисток, скрывавших роль НКВД в этой "грязной войне". Как противовес АК Гомулка поручил своему другу Мариану Спыхальскому организовать Гвардию Людову. Спыхальский стал коммунистом в 1931 г. После начала войны он сбежал вместе с Гомулкой во Львов и вернулся вместе с ним в Варшаву. Гвардия Людова Спыхальского выросла в Армию Людову и стала военным органом подпольной партии. В конце 1943 г. в Варшаве появился Болеслав Берут, доверенный человек Сталина. Он также пережил время Большого Террора в польской тюрьме. После начала войны он ушел в Советский Союз и благодаря своим хорошим связям с НКВД быстро занял высокий пост в Коминтерне. Для московского партийного руководства это был идеальный преемник Новотки. Он сразу же был избран в ЦК, но прибыл слишком поздно для того, чтобы сместить Гомулку и занять высший партийный пост. Для того, чтобы был понятен ход послевоенной чистки нужно кратко изложить историю польской компартии. Когда в начале 1944 г. Красная Армия приблизилась к границе Польше, в Варшаве была создана Крайова Рада Народова с Берутом в роли президента. Параллельно с варшавской тройкой Берут - Гомулка - Спыхальски в Москве был создан Союз Польских Патриотов под руководством доверенных агентов НКВД Якуба Бермана и Станислава Радкевича. В марте в Москву прибыла делегация КРН во главе со Спыхальским для того, чтобы координировать политику варшавского и московского центров. 21 июля, когда немцев выбили из Люблина, туда прибыли обе фракции и создали Польский Комитет Национального Освобождения, который 31 декабря провозгласил себя временным правительством. Берут был избран президентом, Радкевич - министром общественной безопасности, Берман - заместителем премьер-министра. Он отвечал в Политбюро за все вопросы, связанные с безопасностью, и контролировал Urz(d Bezpiecze(stwa (Bezpieki() новосозданную службу госбезопасности. Спыхальски занял пост начальника Генштаба, а позднее заместителя министра обороны в ранге генерала. Центральная власть оставалась в руках Гомулки. Он был не только Генеральным Секретарем ЦК Польской Рабочей Партии (ППР), но и заместителем премьер-министра и министром по делам территорий, возвращенных у Третьего Райха. Из этих руководящих кадров и рекрутировались жертвы и преступники последующих сфабрикованных процессов. 3 июня 1949 г. Гомулка выступил на заседании ЦК по вопросe объединения двух рабочих партий. В докладе (см. Bethell 1971, c. 176ff; Dziewanowski 1976, c. 209; Ulam 1952, c. 164ff) речь шла об ошибках коммунистической партии в довоенный период, ее сектанстве и колеблющемся отношении к национальной независимости. Коммунисты должны учиться патриотизму у Социалистической Партии, подчеркнул он и бескомпромиссно идти по польскому пути к социализму. Патриотизм и польский путь были хорошо известны ЦК; с момента захвата власти они составляли становой хребет политики партии. Когда Гомулка заверял своих земляков в том, что советизация Польши, коллективизация сельского хозяйства, однопартийная диктатура - это только провокационные слухи, распускаемые врагами, он повторял только ходовые лозунги всех народных демократий, санкционированные Сталиным. 3 июня конфликт Сталин-Тито приблизился к своей кульминации. Постоянно обостряющийся тон переписки между советским и югославским ЦК был ясным предупреждением всем "братским партиям", что идти к социализму особым, национальным путем чревато последствиями. После того, как речь Гомулки стала известна в Москве, Берут получил от Сталина и Берия указание ликвидировать Гомулку. То, что во время чтения доклада приветствовалось бурными аплодисментами, уже через несколько дней было Политбюро назвало "сознательной ревизией ленинской оценки истории нашей партии". Недоверие к Гомулке возникло у Сталина еще при основании Коминформа. Гомулка был единственным видным коммунистом, выступившим против создания международного инструмента с доминированием СССР. Только срочно созванное заседание Политбюро убедило его принять московское предложение. На учредительном собрании Коминформа 22 сентября 1947 г. в польском городке Шклярска Поремба Гомулка снова выступил с особым мнением и открыто отклонил резолюцию, требовавшую скорейшего проведения коллективизации сельского хозяйства во всех странах народной демократии. Предложение Гомулки не прошло, но Сталин не забыл единственного сателлита, осмелившегося ему возражать. Гомулка настаивал на своем, "польском" пути. Его отклонение не было ни антисталинским, ни либеральным или националистическим. Он не ставил под сомнение генеральную линию Сталина, но считал, что обескровленное войной польское хозяйство не сможет вынести потрясений коллективизации. Он оставался убежденным в том, что советский образец нужно применять крайне осторожно, что традиционную русофобию нужно преодолевать успокаивающими методами, а не гонениями "на отсталые массы" (об учредительной конференции см. Bethell 1971 с. 170ff). Гомулка слишком долго упорствовал в своей точке зрения и когда весной 1948 г. из-за открытого неповиновения Тито возникла концепция восточно - европейских чисток, Берия не нужно было искать жертву для польского сфабрикованного процесса: мишенью атаки стал Генеральный Секретарь ПОРП. Вскоре после доклада 3 июня Берут созвал особое заседание Политбюро на котором выступил с резкими нападками на Гомулку. Отстранение его от власти шло шаг за шагом, хотя и непонятным для Берия дилетантским образом (см. ebd. c. 178ff; Ulam 1952 c. 165ff). После первой атаки и отказа Гомулки выступить с самокритикой, сталинский сценарий требовал немедленного ареста. Следственные органы располагали хорошо опробованными способами превращения "ошибок" в преступления. Однако польская дeйcтвитeльнoсть отвергла этот путь. Два "москвича" в высшем руководстве, Берман и Радкевич, ответственные в партийно-государственном аппарате за вопросы безопасности, не испытывали большого желания поддерживать Берута против Гомулки, на стороне которого было большинство ЦК. Однако, самым сильным тормозом оказалась партийная травма. Все они, как "гомулкинцы", так и "москвичи" еще помнили массовую резню 30-х годов, физическую ликвидацию почти всего руководящего слоя. Из немногих выживших в этой мясорубке министр безопасности Радкевич потерял в брата, его сестра исчезла в ГУЛАГе и смогла освободиться только после войны. Стефан Станевски, начальник управления печати ЦК, провел 1938 - 1940 гг. в штрафном рабочем лагере на Колыме. Член ЦК Францишек Мазур в течении нескольких лет страдал от последствий жестоких истязаний в московской следственной тюрьме и сибирском ГУЛАГе. Да и сам Берут хотя и уцелел во время террора, видел, как многие его друзья стали жертвами, и часто спрашивал о них у Сталина, пока Берия не посоветовал ему больше не беспокоить товарища Сталина, если его волнует собственная судьба (см. Toranska 1987, c. 146). Именно партийная травма была причиной того, что летом 1948 г. Берут осмелился отклонить советское требование немедленного ареста Гомулки и попробовать путем обещаний примирить Сталина с политическим отстранением Гомулки. И свои обещания он выполнял в типичной сталинской манере. В июле он нейтрализовал фракцию Гомулки угрозами, что дальнейшее упорство в "польском пути" приведет к разрыву с Советским Союзом. В августе Гомулка оказался изолированным и начал осторожную, взвешенную самокритику. Однако для Сталина эти уступки были недостаточны и он дал польскому Политбюро указание подготовить резолюцию о "правооппортунистическом националистическом уклоне". В этой резолюции Гомулка обвинялся в том, что во время войны пытался установить союз с правым крылом социалистов, уклонялся от проведения коллективизации, проводил политику поддержки кулака в ущерб мелкому трудовому крестьянству и недостаточно решительно осудил преступления Тито. 2 сентября Гомулка капитулировал и признал эту резолюцию. Берут не хотел идти дальше и сначала это ему удавалось. В тот же день он триумфально заявил: "Товарищи, что я могу сказать о речи и самокритике товарища Гомулки? Политбюро пришло к выводу, что эта самокритика достаточна и удовлетворительна." (цит. по Bethell 1971, c. 192). Казалось, что на этом дело Гомулки и закончится: 3 сентября он был смещен с поста Генерального Секретаря ЦК партии и выведен из Политбюро. Некоторые его друзья, например Беньковский и Лога-Совиньский также были выведены из руководства и ЦК, "очищенный от гомулкинцев" единогласно избрал Берута новым Генеральным Секретарем. В январе 1949 г. Гомулка лишился поста министра по делам новоприобретенных территорий, ему пришлось отказаться от поста заместителя примьер-министра и занять незначительную должность в государственном управлении страхования. Хотя его и оставили в ЦК, но относились, как к прокаженному - конченному человеку без власти и влияния. После процесса Рака в Венгрии Беруту пришлось сделать еще один шаг. По указанию из Москвы он созвал 11 октября Пленум ЦК. Шпионская истерия придала новым обвинениям против Гомулки зловещий подтекст: отсутствие у него бдительности позволило империалистическим агентам проникнуть в его министерство; его политическая линия имеет выраженный титоистский характер; даже намекали на то, что во войны он был замешан в убийстве Новотки. Гомулка был исключен из ЦК и через несколько месяцев был вынужден отказаться от своей последней, так незначительной государственной должности. Он вернулся на курорт Криница; забытый и покинутый всеми друзьями и врагами, под надзор службы госбезопасности, но все еще на свободе. Одновременно с атакой на Гомулку Берут открыл три фронта чистки. Первый был аналогом дела Фильда, организованного в Венгрии, второй был направлен на окружение главных объектов и охватил жертвы, которые на пути к нему остались на свободе; третий копировал антисемитскую компанию, начатую по приказу Сталина в странах-сателлитах и направленную на ликвидацию коммунистов-евреев. Они должны били слиться в большом польском сфабрикованном процессе. Четыре направления ударов чистки расходились и сходились взаимно усиливая друг друга. Для того, чтобы наглядно представить эту сложную, переплетающуюся картину, нужно отказаться от представления политического свержения Гомулки в хронологическом порядке и отделить переплетенные нити террора друг от друга. Сначала обратимся к линии Фильда. Постепенное отстранение Гомулки от власти находилось еще в самом начале - с поста Генерального Секретаря ЦК он был снят, но еще оставался терпимым членом ЦК, когда в июне 1949 г. генерал МВД Белкин дал венгерским следователям и их московским советникам задание выбить из арестованных кандидатов в жертвы процесса Райка показания о их связях с польскими товарищами. Через месяц Ракоши направил в Варшаву заместителя начальника службы безопасности Эрне Сюча со списком польских членов группы Фильда. Список содержал имена двенадцати коммунистов, которые во время войны находились в эмиграции на западе и прежде всего в Швейцарии и тех, кто по показаниям Соньи, Фильда и других арестованных членов швейцарской группы, полученным под пытками, обвинялись в том, что были завербованы Фильдом на службу американской разведке. Венгры потребовали всех их немедленно арестовать. Берут передал список для изучения в Х, секретный отдел Безпеки, польской службы госбезопасности. Х отделом руководили полковник Анатоль Фейгин и три его заместителя: Юзеф Святло, Хенрик Пясецки и Казимеж Михалак. В их компетенцию входил надзор за руководящими партийными кадрами и борьба с империалистическими шпионами и внедрившимися в партию троцкистами. Политически за Х отдел отвечал заместитель министра безопасности Роман Ромковски, который благодаря давним связям Фейгина и его коллег с НКВД имел прямой выход на Москву, часто даже через голову Берута и Бермана. Однако в сущности контроль находился в руках московских "советников" и прежде всего генерала МВД Лялина и прикомандированного к Х отделу полковника Николашкина. Эта секция была главным инструментом сталинской чистки в Польше. В сентябре 1949 г. Х отдел арестовал коммунистов, указанных венграми, как "империалистических агентов". Самым видным из одиннадцати жертв был полковник др. Леон Гецов. Будучи делегатом Международного Красного Креста от польской армии, он постоянно поддерживал контакты с Фильдом, который предложил ему свою помощь в восстановлении разрушенной страны. Вместе с Гецовым была арестована его жена и ряд "фильдистов": др. Ян Лис с женой, др. Ежи Кава, Тоня Лехтман, Ежи Новицки, Януш Соколовски, Шимон Якубович, Паулина Борн и Хенрик Хельд. Группа скоро была дополнена двенадцатым членом: Анной Дурач. После освобождения из концлагеря она прошла с помощью Фильда курс лечения в Швейцарии и, вернувшись в 1946 г. в Варшаву, стала секретаршей начальника службы безопасности Якуба Бермана. В феврале 1949 г. в Варшаве появился Ноэль Фильд и разыскал Анну Дурач. Он хотел обратиться через нее к Берману с просьбой помочь связаться со своей старой знакомой П. Ф. Юдин, которая теперь была советским делегатом в Коминформе, для того, чтобы разрушить стену недоверия с которой он столкнулся в восточно-европейских странах. Берман его не принял и поручил Дурач передать американцу, что он может передать письмо для Юдин и как только придет ответ его уведомят. Венгры потребовали арестовать Дурач, однако Берман попробовал ее защитить, поскольку опасался, что ее судьба станет предвестником его собственной. Но и всемогущий начальник польской безопасности не смог спасти Дурач. вмешался лично Сталин и потребовал у Берута немедленно ее арестовать. Счастливый случай помог Безпеке округлить группу "титоистско-империалисти-ческих шпионов". Летом 1949 г. Герман Фильд написал письмо своим польским знакомым Меле Грановской и Хелене Циркус и попросил помочь ему при оформлении въездной визы. Он хотел заняться поисками своего бесследно исчезнувшего брата Ноэля. Обе женщины передали письма в Безпеку и получили задание заманить Германа Фильда в Варшаву. В середине августа тот прибыл в польскую столицу, однако не смог получить там никакой информации. 22 августа он прибыл в Варшавский аэропорт для того, чтобы вернуться в Прагу и возможно там что-нибудь узнать. Его арестовал прямо в здании аэровокзала Юзеф Святло, заместитель начальника Х отдела (см. Swialo 1955; Lеwis 1965, с. 167). В первую неделю после ареста "группу Фильда" допрашивали день и ночь, однако даже пытки не смогли выбить из них показания о связях с заговором, охватывающим всю империю сателлитов. В начале сентября Святло выехал в Будапешт и допросил там Ноэля Фильда, Соньи, а также двух других членов швейцарской группы Вадьи и Кальмана. К этому времени, незадолго до начала процесса Райка, уже все заключенные были сломлены и поэтому повторили для Святло свои выбитые "признания" в том, что являются шпионами и знают, что их польские товарищи по швейцарской и французской эмиграции также являются американскими агентами. Однако они не смогли привести никаких подробностей и Святло пришлось возвращаться с пустыми руками - советско-венгерские следователи явно не позаботились о подготовке своих подопечных к польскому допрос. Расследование в Варшаве год тянулось безрезультатно. Группу следователей Х отдела возглавляли Фейгин, Святло и их жестокий помощник Каскевич и самый большой среди них садист Юзеф Розаньски, однако над всеми ними возвышался находившийся в тени московский "советник" - полковник Солдатов. Герман Фильд находился в камере Х отдела, предназначенной для особых заключенных в пригороде Варшавы Медзешине, остальные - в мокотовской тюрьме. Полковник Гецов умер под пытками, Анна Дурач попробовала совершить самоубийство, перерезав себе артерии, Тоня Лехтманн была повешена на своих волосах и была близка к тому, чтобы лишиться рассудка. Однако выбитые признания не удовлетворили Безпеку, связей с Фильдом для них было недостаточно, они хотели построить связь между "группой титоистско-империалистических агентов" и Гомулкой - метод прекрасно оправдавший себя в Венгрии и Чехословакии. Однако в Польше они зашли в тупик: ни Герман Фильд, ни другие "фильдисты" не имели никаких контактов с Гомулкой. Просто не было никаких связей, которые под пытками можно было бы превратить в заговор [54]. После трех лет бесплодных допросов Берия решил попробовать другой вариант. В ноябре 1952 г. он дал Берману указание направить в Прагу Святло и его начальника, заместителя министра госбезопасности Ромковского с заданием допросить Сланского и чету Павликов из чехословацкой "швейцарской" группы и установить наличие связей между Фильдом, чехословацкими обвиняемыми и Гомулкой. Однако посланцы Безпеки вернулись из Праги, как и тремя годами ранее из Будапешта с очень небольшим количеством конкретных показаний. После этого польскую группу Фильда прекратили пытать, хотя и оставили в следственной тюрьме, как резерв для возможного использования в будущем. Оставим хронику оказавшейся временно бесплодной линии Фильда и обратимся теперь к следующему направлению террора: маневрам вокруг Гомулки, тесно переплетенных с общей тактикой чистки Берия. До ноября 1949 г. сталинское руководство польской партии надеялось на то, что сможет ограничиться только отстранением Гомулки от власти. Однако к этому времени положение в империи сателлитов резко изменилось: в Софии проходил процесс Костова, в Румынии был арестован Патраскану, а в Чехословакии и Германии службы госбезопасности начали подготовку к расширению "швейцарской группы агентов" Ноэля Фильда, т.е. к крупномасштабной охоте за империалистическими шпионами. Особенно угрожающим был процесс Райка в Венгрии, на котором Гомулку открыто назвали человеком Тито в Польше (см. Laszlо Rajk 1949, c. 128 и 156). [55]. Берут оказался в щекотливой ситуации. С одной стороны, для того, чтобы спасти польское партийное руководство от второго сталинского уничтожения, ему надо было не допустить ареста Гомулки, с другой стороны, он не мог больше препятствовать ликвидации сравнительно малозначительной "группы Фильда", не рискнув вызвать гнев Сталина. Он должен был пожертвовать хотя бы одним второстепенным партийным лидером. На эту роль был выбран Мариан Спыхальски, друг и боевой товарищ Гомулки. Сначала он был одним из выдающихся лидеров вооруженного коммунистического подпольного движения против немецких оккупантов и в послевоенное время сыграл решающую роль в "полонизации" офицерского корпуса, верхушка которого состояла преимущественно из советских офицеров, одетых в польскую форму. Смена караула происходила при полном понимании Сталина, однако то, что в 1945/46 гг. было советской политикой, в 1948 г. клеймилось, как антисоветчина. МВД настаивало на его аресте, но Берут и Берман попытались замедлить неизбежное. Сначала они сместили Спыхальского с поста министра обороны в министры строительства, потом в городское управление Вроцлава и дали Х отделу Безпеки задание провести расследование. Однако сначала было нужно сделать некоторые приготовления (см. Bethell 1971, c. 203ff; Ulam 1952, c. 183ff). В конце осени 1948 г. служба госбезопасности арестовала Альфреда Ярошевича и Влодзимежа Леховича, двух боевых товарищей Спыхальского по движению сопротивления, которые после войны заняли по его рекомендации посты в правительстве. Теперь их обвинили в том, что они находились на службе Второго отдела, контрразведки довоенной армии и по ее заданию внедрились в нелегальную партию для того, чтобы вместе со Спыхальским осуществлять тактику саботажа и шпионажа. В действительности оба они с 20 - х годов были агентами советского НКВД и попали в контрразведку по заданию своего русского начальства. Во время войны НКВД связало их со Спыхальским, который мог использовать их информацию из вражеского лагеря в интересах вооруженного сопротивления (см. Swiatlo 1955). После ареста Ярошевича и Леховича Берут и Берман получили желанное средство давления. Сначала Спыхальского вынудили присоединиться к политическим нападкам на своего друга Гомулку, позднее, на антигомулковском Пленуме в ноябре 1949 г. он сам стал мишенью атаки. Во время войны он занял снисходительную позицию в отношении коллаборационистов и агентов второго отдела, сказал Берут. "Кто несет главную вину за такое положение? Товарищ Спыхальски, ибо он был начальником секретной службы Гвардии Людовой. Товарищ Гомулка, ибо он был секретарем партии и именно с ним согласовывал товарищ Спыхальски свои различные шаги. (Цит по Bеthell 1971, c. 203). Спыхальский оказался под сильным давлением. Против него использовали не только фальшивые обвинения Леховича и Ярошевича, но и членов его семьи. Его брат Юзеф, старший офицер довоенной армии, был направлен в Польшу лондонским правительством и до убийства гестапо командовал краковским сектором АК. Спыхальский поддерживал связь со своим братом и пытался с его помощью координировать действия "реакционной" Армии Крайовой и коммунистической Гвардии Людовой против общего немецкого врага. На Пленуме он сделал попытку спастись, возложив вину на "правооппортунистические отклонения" Гомулки и выступил с униженной самокритикой: "Я допустил ошибки, товарищи. Я виновен, очень виновен." (Цит. по ebd. c. 204). Однако Берия было нужно не смирение Спыхальского, а его голова. Для этого был использован арест двух старших офицеров Армии Людовой Мечислава Вацека и Петра Манкевича, которых обвинили в том, что они были агентами гестапо. И в этом случае правда была перевернута: оба они установили контакт с немцами по прямому приказанию подпольной партии для того, чтобы получать информацию. В следственной тюрьме контрразведки эти факты извратили; их пытали для того, чтобы они "призна-лись" в том, что Спыхальский поручил им выдавать гестапо своих товарищей. Потом в тюрьму попала Гедда Бартошек. Во время войны до ареста гестапо она была адъютантом Спыхальского. После войны она училась в Варшавской Художественной Академии. Теперь ее обвинили в том, что она сотрудничала с нацистами и в концлагере была шпиком гестапо. Пытки поставили ее на грань помешательства: она начала рисовать наброски, на которых она сама в униформе гестапо избивала узников концлагеря. Рисунки были приобщены к делу как "доказательства" ее вины. Ее расстроенная душа охотно соглашалась со всеми предъявленными ей обвинениями. А когда через несколько лет ее освободили, она отказывалась признать свою невиновность и для того, чтобы она начала воспринимать реальность, ее пришлось лечить в психиатрической клинике. ((см. Lewis 1959, c. 33). Cеть вокруг Спыхальского окончательно захлопнулась весной 1950 г. после ареста генерала Станислава Татара. Во время войны он был начальником Генерального Штаба при лондонском правительстве в изгнании, а в 1947 г. решил вместе с другими старшими офицерами вернуться в Польшу. Их приняли в Войско Польско и они честно служили коммунистическому режиму. Теперь Татару и почти трем дюжинам генералов был предъявлен счет. Ох обвинили в том, что они по заданию британской Intеlligence Service организовали заговор против народной Польши. Основная цель их допросов была выжать из них показания, которые бы "разоблачили" Спыхальского, в через него и Гомулку, как участников "заговора". В мае 1950 г. Берия направил Беруту и Берману через генерала Ивана Александровича Серова, уполномоченного МВД по Польше с резиденцией в Киеве "конфиденциальное сообщение" о раскрытии заговора с целью похищения Спыхальского и переброски его на Запад, и посоветовал его немедленно арестовать, дабы этому воспрепятствовать. Спыхальски был арестован в своей квартире полковником Безпеки Святло (см. Swiаtlo 1955; Bethell 1971, c. 217) и подвергнут жестоким пыткам. Через несколько недель, ослабленный побоями, бессонницей и голодом он уже с трудом мог стоять на ногах. Ему приходилось отдавать честь каждому охраннику только для того, чтобы не забывал, что он больше не генерал, а обычный преступник. Однако, для того, чтобы следователи смогли убедить его "признаться" в том, что он "объективно" служил контрреволюционному заговору и был сообщником Татара и Intelligence Service, понадобилось несколько месяцев, после чего Спыхальски подписал требуемое от него признание в том, что был завербован британской разведывательной службой с заданием помогать агентам и саботажникам проникать в коммунистическое движение сопротивления. После разгрома Гитлера он должен был выполнять аналогичное задание в отношении народной армии социалистической Польши. Следствие против генерала Татара и офицеров довоенной армии вела Информация, военная контрразведка, в тесном сотрудничестве с Х отделом Безпеки. Методы Информации, если это возможно, были еще более жестокими, чем у ее гражданской родственной организации. Сотни старших офицеров на основании выдуманных обвинений в шпионской деятельности были приговорены к длительным срокам тюремного заключения, почти 50 получили смертные приговоры, неизвестно сколько было расстреляно и замучено до смерти. Информация номинально подчинялась министру обороны Константину Рокоссовскому, советскому маршал, превращенного в поляка, однако ее начальник, советский полковник Дмитрий Вознесенский вместе со своим заместителем Антонием Скулбашевским держали в своих руках все военные аспекты аппарата террора. Сначала они очистили военную контрразведку от сотрудников еврейского происхождения, а потом наводнили всю организацию советскими агентами. Однако советский контроль шел еще выше: над Вознесенским стояла расплывчатая фигура Семена Давыдова начальника всего контингента московских "советников", прикомандированных к польской армии, партийному и государственному аппарату; Давыдов же со своей стороны контролировался советской военной контрразведкой Смерш. Арест Татара открыл путь к организации требуемого Сталиным процесса. Процесс против Татара и его "банды шпионов" начался 31 июня 1951 г. В своих заранее заученных показания девять главных обвиняемых "признались" в том, что по заданию англо- американских империалистов они готовили вооруженный путч для свержения правительства и передавали иностранным шпионам военные секреты. Большинство обвиняемых не были коммунистами, однако главной целью процесса было прежде всего разоблачение преступников в "коммунистической маске". Для того, чтобы обвиняемых можно было использовать для подготовки запланированного процесса Гомулки, режиссеры заставили нескольких арестованных коммунистов выступить свидетелями, которые в соответствии с полученными указаниями обличали в первую очередь не Татара и остальных, но "шпионов и преступников, проникших в армейское и партийное руководство". Характерным было пропагандистское оформление. Процесс состоялся перед общественностью, хотя и тщательно подобранной службой госбезопасности. Та часть процесса, которая была направлена против Гомулки и Спыхальского передавалась по радио, для того, чтобы подготовить народ и членов партии к будущему разоблачению "главарей заговора, стоящих за спиной Татара". После первого дня процесса уже не было сомнений кто является его главной мишенью. Татар "признался" в том, что Спыхальский принял в Гвардию Людову своего брата Юзефа и тем самым хотел внедрить в коммунистическое подполье одного из руководителей реакционной Армии Крайовой. После его, Татара, возвращения в Польшу по указанию империалистов была организована конспиративная встреча Спыхальского с двумя агентами британской Intеlligence Service, полковниками Пикенсом и Перкин-сом, на которой обсуждались подробности военного заговора. Согласно сценарию Спыхальский главным свидетелем процесса. Он признался в том, что во время войны находился в связи с одним из обвиняемых, генералом Франтишеком Херманном и после окончания войны предложил Гомулке предоставить тому командный пост в новой народной армии. На вопрос председателя трибунала, говорил ли он Гомулке, что Херман был начальником контрразведки Армии Крайовой, Спыхальский ответил: "Да, я говорил об этом Гомулке и он с этим согласился" (Цит. по Bethell 1971, c. 178). Позднее Спыхальский "признался" в том, что при посредничестве Хермана он готовил встречу между Гомулкой и Яном Жепецким, командиром ультраправой группы сопротивления, виновным в многочисленных террактах против коммунистического режима. Генерал Херман подтвердил это признание и добавил, что Гомулка заверил главаря этих бандитов в свободе от наказания. В заключении процесса с обвинительной речью выступил государственный обвинитель и указал на истинную мишень сфабрикованного процесса. "Подлая деятельность этих шпионов и саботажников вызвана праворадикальной националистической политикой, орудием которой стал Мариан Спыхальский. Нет никаких сомнений в том, что империалисты и лондонская эмигрантская клика положились на правое крыло Польской Социалистической Партии, на гомулкизм и спыхальскизм в надежде, что Польша также упадет в их руки, как титоистская Югославия" (Цит. по ebd. c. 218). Приговор был вынесен 13 августа 1951 г. Генералы Татар, Херман и Кирхмайер были приговорены к пожизненным каторжным работам, генерал Юзеф Куропеска, военного атташе в Лондоне, к смертной казни через повешение, но после вмешательства Берута, этот приговор также заменили на пожизненные каторжные работы; остальные обвиняемые получили длительные сроки тюремного заключения. Эта "мягкость" приговора была быстро исправлена в последующих закрытых процессах. В "деле девятнадцати", как оно было названо, перед судом предстали 99 обвиняемых, 19 из которых были приговорены к смертной казни. Речь шла о группе генералов и старших офицеров Армии Крайовой, многим из которых пришлось выступить "свидетелями" в процессе Татара, для того, чтобы сделать фальшивые разоблачения своих коллег. Девятнадцать провели в камере смертников три года и были казнены только после смерти Сталина для того, чтобы замести следы сфабрикованного процесса (см. Checinski 1982, c. 56). Спыхальский был одним из немногих свидетелей, которые не предстали перед этим закрытым судом. Его пощадили, поскольку планировали использовать для подготовки процесса против Гомулки. 14 августа, на следующий день после вынесения приговора Татару "Trybuna Ludu", центральный орган партии опубликовала передовую статью, в которой ясно подчеркивались грядущие события. "Группа шпионов в своей подлой деятельности получала поддержку и поощрение от правонационалистической группы Гомулки, который через Спыхальского был непосредственно связан с деятельностью уклонистов" (Цит. по Bethell 1971, c. 222). Генералы, арестованные органами военной безопасности, были не единственными обвиняемыми, готовившимися в камере пыток к процессу Гомулки. Уже в сентябре 1949 г. Безпека арестовала Чеслава Дубеля, заместитель Гомулки в министерстве по делам возвращенных территорий, как "агента гестапо". Выжатые из него признания были использованы для политического отстранения Гомулки от власти, но он остался в тюрьме, как потенциальный свидетель для его физической ликвидации. Следующей жертвой стал Богуслав Грынкевич, многолетний агент НКВД, который во время войны организовал внутри нелегальной коммунистической партии секретную группу, которая имела задание выдавать гестапо бойцов Армии Крайовой. Его группа напала в Варшаве на дом, в котором хранился архив Армии Крайовой . Дел коммунистов были переданы Гомулке и Спыхальскому, которые обменивали их на бойцов АК. Теперь Безпека пытала Грынкевича для того, чтобы он "признался" в том, что сотрудничал с гестапо по заданию Гомулки. Потом был арестован генерал Карчиньски, сторонник Гомулки в руководстве министерства госбезопасности. Он должен был показать, что во время войны отряд Гвардии Людовей, которым он командовал, получил приказ расстрелять группу партизан - евреев. Вскоре за ним последовали старшие армейские офицеры Вилконски и Войнар - оба бывшие командиры подразделений польской армии, направленных в старые районы восточной Германии с приказом Гомулки расстреливать каждого мародера. Безпека хотела добиться от них "признания" в том, что Гомулка использовал их для "анти - советских провокаций". Вскоре после этого московские советники из МВД приказали своим польским коллегам арестовать Александра Ковальского. Перед войной он получил в Москве воeнноe oбразoвание, вo время немецкой оккупации был послан в Польшу и там избран в ЦК партии. В тюрьме Безпеки следователи насильно ему вдалбливали, что Гомулка в 1943 г. был замешан в убийстве Новотки, тогдашнего Генерального Секретаря партии, а также выдал его преемника Финдера гестапо. Когда Ковальский отказался подписать протокол с ложными показаниями, московские "советники" распорядились провести т. н. "усиленный допрос". Пытки свели его с ума: его пришлось перевести в психиатрическую больницу, где он вскоре и умер. Такие же ложные показания планировалось получить от Вацлава Добжиньского, подполковника Безпеки. К его несчастью, Новотко длительное время скрывался в его доме. Теперь коллеги из Х отдела хотели получить от него "показания", что Гомулка допускал прием в партию агентов гестапо и принимал участие в убийстве Новотки. Добжиньски был офицером безопасности старой школы и не хотел верить в политическую целесообразность ложных обвинений. Он отказался дать требуемые показания и был замучен до смерти капитаном Каджором, одним из самых жестоких следователей [56]. На этой стадии сталинская чистка получила третье направление - антисемитское. Теперь стояло в центре террора. Из трех с половиной миллионов евреев, живших в довоенной Польше, только пятьдесят тысяч пережили на своей родине или в немецких лагерях массовое уничтожение, около ста двадцати тысяч вернулись из Советского Союза, где они нашли убежище от Гитлера. После войны евреи занимали непропорционально большое количество руководящих постов в партии и государстве. Иларий Минц отвечал за экономику, Берман и Радкевич за госбезопасность, Роман Замбровский за администрацию, Зигмунт Модзелевски за внешнюю политику. Начальник Безпеки Ромковский также был еврей, как и начальник Х отдела полковник Фейгин и оба его заместителя Святло и Пясецки. Это была не уникальная ситуация. И в Венгрии на руководящих постах преобладали евреи. В обеих странах глубоко укоренившиеся антисемитские предрассудки широких слоев населения поощрялись и разжигались полуфашисткими довоенными режимами. С ростом дискриминации росли симпатии еврейских рабочих и интеллектуалов к коммунистам, как единственной партии, которая (исключая полуторалетний период пакта Гитлер - Сталин) бескомпромиссно боролась против готовящегося окончательного решения еврейского вопроса. И именно Красная Армия в последнюю минуту спасла жизни незначительным остаткам еврейского населения. Антисемитская волна сталинской чистки в послевоенной Польше предвосхитила ликвидацию еврейских кадров в ЧССР и Венгрии. Уже сразу же после войны стали мишенью евреи, занимавшие руководящие посты в армии. Для Сталина это была группа подозрительных в особенно чувствительном месте. Прежде всего под прямое советское руководство перешли органы военной безопасности - Информация, которые были очищены от евреев. Потом пришла очередь и самой армии. Ее чистка от евреев началась в 1950 г. после назначения советского маршала Рокоссовского министром обороны Польши. Первыми жертвами стали коммунисты политработники, потом евреев убрали из военного суда. В заключение московские "советники" стали вызывать в министерство обороны армейских командиров, которым прямо говорили, что их увольняют для того, чтобы освободить место для "национальных кадров". (В категорию "национальных кадров" конечно попали и советские командиры во главе польских армий.) В начале 1952 г. Информация арестовала Леона Фершта, который во время немецкой оккупации находился на связи с "агентом гестапо" Ярошевичем. Фершт был членом ЦК довоенной партии и после освобождения ему доверили высокий пост в военной контрразведке. Его арест стал началом большой волны антисемитских гонений. 11 ноября были арестованы 14 старших офицеров - коммунистов отдела контрразведки Генерального Штаба, все евреи и почти все ветераны Испании. Во время арестов были осложнения. Полковник Станислав Бельски, когда за ним пришли, совершил самоубийство. Полковник Ян Герхард попробовал оказать сопротивление и был застрелен (см. Checinski 1982, c. 85). Их всех обвинили в организации шпионажа внутри контрразведки в пользу империалистических держав. Роль "главы заговора " была предназначена генералу Вацлаву Комару, начальнику контрразведки. Комар был ветераном коммунистического движения. Он вступил в партию еще в ранней молодости и сражался в Испании в интербригаде. Это был крепкий человек, которого нелегко было сломать. Когда следователь обвинил его в организации шпионской сети, он ответил, что никакая сеть ему не нужна, потому что и так через его руки проходят все военные секреты. После месяца пыток он начал называть в числе своих "агентов" высоких партийных функционеров, в т. ч. Франтишека Мазура и Зигмунта Модзелевского и пригрозил разоблачить их, как своих агентов на открытом процессе. Его фиктивные разоблачения высоких сообщников расстроили планы Информации. Протоколы допросов были направлены Беруту, обвинения должны были расследоваться партийным руководством. Политбюро объявило о случившемся и создало комиссию по проверке заподозренных товарищей. Работа этой комиссии, созданной в результате этих открыто провокационно - фантастических признаний, затянулась до разрушения аппарата террора после смерти Сталина. Комар в 1955 г. был выпущен на свободу без приговора суда и вместе с ним вышли на свободу два испанских ветерана полковники Ледер и Флато (см. ebd. с. 79ff). (Вознесенcкий и Скулбашевский, одиозные руководители Информации, которым были доверены подготовка и проведение процессов, в 1954 г, еще до освобождения Комара, были вызваны в Советский Союз, арестованы и приговорены к длительным срокам тюремного заключения.) Когда в начале 1953 г. полковник Безпеки Святло снова направился в Прагу для сбора доказательств против Гомулки, один старший офицер чехословацкой безопасности спросил его: "Когда Вы покончите со своими евреями?" (Swiatlo 1955). Чехословацкие коллеги были не очень хорошо информированы: чистка партии от евреев к этому времени уже шла полным ходом. Еще в конце 1951 г. все партийные организации получили приказ отказывать в приеме в партию лицам еврейского происхождения и не переводить евреев - коммунистов в номенклатуру. (см. Checinski 1982, c. 41). В течение всего периода с 1952 г. до начала 1953 г. Сталин постоянно усиливал давление на Берута с тем, чтобы он вывел евреев из партийного руководства. Генерал МВД Серов потребовал соорудить в бывших восточно - прусских Мазурах концлагерь для "космополитов", как звучало условное наименование для евреев и московский "советник" при министерстве юстиции поручил Мечиславу Метковскому доверенному человеку НКВД в ЦК задание построить новую тюрьму с особым крылом для партийного руководства. "Мы должны были строить ее для себя и каждый из нас чувствовал, что он строит свою камеру - одиночку" - вспоминал Сташеввски (цит. по Toranska 1987, c. 147). Нет никаких сомнений в том, что Сталин с конца 1952 г. хотел объединить ликвидацию Гомулки с большим антисемитско - антисионистким показательным процессом, с "польским процессом Сланского" с Якубом Берманом в роли главы империалистического заговора. Берман попал под подозрение еще в 1949 г., после встречи в Варшаве с Ноэлем Фильдом. Недоверие к нему возросло после того как Берман попытался спасти свою секретаршу Анну Дурач. Потом добавилось переселение его брата Адольфа в 1950 г. в Израиль. Перед войной он был членом левой сионистской группы, во время немецкой оккупации он был членом руководства еврейского национального комитета и секретарем Зеготы, Совета помощи евреям, связанному с АК. Не помогло и то, что именно Якуб Берман приказал арестовать почти всех членов Зеготы. В Мокотовской следственной тюрьме в 1952 г. были возобновлены прерванные допросы Анны Дурач и других членов группы Фильда. Теперь следователи хотели выбить из них показания, обвиняющие Бермана и других лидеров партии еврейского происхождения в антипартийной деятельности. В 1949 г. Сталин потребовал от Берута только отстранения Бермана, спустя три года он потребовал арестовать. Берут пообещал расследовать это дело, однако не предпринимал никаких мер и держал начальника своей службы безопасности на его месте, пока смерть Сталина не сняла давление и не спасла Бермана от судьбы Сланского. Наконец мы вернемся к первому генеральному направлению террора - к ликвидации Гомулки. К середине 1951 г. все уже было готово: предназначенный в соучастники Спыхальский был сломлен и в распоряжении следователей находились толстые папки с обвинительными материалами. В конце июля генерал Серов передал Беруту конфиденциальное сообщение о том, что живущий в Польши Гомулка готовится к побегу на Запад, Одновременно вмешался Сталин и потребовал немедленно арестовать Гомулку. У Берута не было выбора и 1 августа 1951 г. полковник Безпеки Святло арестовал Гомулку и доставил в Варшаву. Теперь Берия мог с уверенностью перейти следующей главе сценария: сломить и осудить. Польские помощники режиссера однако не могли действовать строго по сценарию. травма московской кровавой бани и постоянно растущий страх за свои собственные жизни оказался сильнее давления МВД. После 1 августа польское партийное руководство начало новый раунд политики проволочек: на этот раз для того, чтобы помешать проведению процесса Гомулки. Берут и Берман изворачивались изо всех сил, искали один предлог за другим в надежде, что чудо спасет их и они не попадут вместе с Гомулкой на скамью подсудимых в "троцкистско-буржуазно-националистически-сионистском" сфабрикованном процессе. Так прошло почти два года и потом свершилось чудо: умер Сталин. Берут, Берман, Минц, Радкевич, Ромковский и Замбровский-сталинское ядро партии пережили своего учителя . Они спасли свои шкуры, потому что Гомулка остался жив. Гомулку не бросили в темное и сырое подземелье, но доставили в Медзешин, на виллу, принадлежавшую Х отделу Безпеки. Конечно, на окнах были решетки, но комната была просторная, его хорошо кормили и он мог даже читать теоретический орган партии Problemy. Полковник Святло, ушедший на запад заместитель начальника Х отдела, говорил позднее по радиостанции Свободная Европа, что в течение первых трех месяцев никто из лидеров партии и офицеров Безпеки не хотел говорить с Гомулкой и никто его не допрашивал. Только в конце октября заместитель министра безопасности Ромковски и начальник Х отдела Фейгин поручили Святло начать допросы. События известны до декабря 1953 г., момента бегства Святло, однако, в течение двух с половиной лет он был свидетелем в высшей степени неортодоксального отхода от обычной сталинской техники. В течение всего этого времени допросы Гомулки заняли в общей сложности всего 15 полных рабочих дней. Он не подвергался никакому физическому давлению и тем более не пытался. Его "признания" не выходили за рамки того, что он был вынужден сказать в своей самокритике перед Пленумом ЦК. Когда его ознакомили с показаниями, выбитыми из Спыхальского и других заключенных, он отвергал фальсифицированные обвинения и в свою очередь обвинял Берута в сотрудничестве с нацистами во время войны. (см. Swiatlo 1955; Bethell 1971, c. 222ff). Много легенд ходило и до сих пор ходит в Польше, много предположений высказывалось в западной литературе по вопросу почему же Гомулка не признался так же как Райк и Сланский? Почему в Польше истерия сфабрикованных процессов не получила своего завершения? Подчеркивали его особую стойкость, указывали на его скромный и безупречный образ жизни, в котором нельзя было найти зацепки для оказания давления со стороны службы безопасности. Предполагали, что он знал много темных пятен в прошлом своих обвинителей, которые боялись, что он их обнародует на открытом процессе. Все эти предположения отходят от сути проблемы. Если бы Гомулку пытали также как Райка, Сланского и других жертв террора, то бы он вел себя точно также как они и признался бы во всех, приписываемых ему преступлениях. Мнимый страх перед отказом от показаний или встречными обвинениями также был невероятен, учитывая опыт процесса Костова в Болгарии. Сталинские режиссеры знали, как им выходить из подобных ситуаций. Бжезинский утверждает в своем капитальном труде Der Sowjetblock (1962, c. 117), что слабость польской партии позволила Беруту избежать процесса Гомулки, убедив Сталина в том, что кровавая чистка подорвет и без того ненадежное положение коммунистов и помешает консолидации власти. Этот аргумент убедителен не более остальных, ибо венгерская и румынская партии были по меньшей мере таким же слабыми, как и польская, однако несмотря на это не пощадили ни Райка и Кадара, ни Патраскану и Луку. Польские сталинцы не сломили Гомулку потому что и не хотели его сломать. Они защищали его жизнь для того, чтобы спасти свои собственные (См. Switlo 1955; Bethell 1971, c. 227; Checinski 1982, c. 74) 57. Берут запретил Безпеке пытать Гомулку, потому что он хорошо знал, что физические мучения были единственным методом для того, чтобы заставить признаться в преступлениях, которые он не совершал. Берман и его аппарат безопасности целиком и полностью поддерживали эту тактику проволочек. До ареста Гомулки они чувствовали себя достаточно уверенно для того, чтобы пожертвовать Спыхальским, Гецовым и группой Фильда, как и всеми теми товарищами, которых они сочли возможным отдать на заклание ненасытному Молоху ярости чистки и доставить подтверждение безумной идеи о партии, наводненной шпионами и предателями, выдвинутой Москвой. Они без всяких колебаний мучили своих жертв до смерти, доводили их до помешательства или самоубийства, долгие годы держали в тюрьмах без приговора суда только для того, чтобы возможно когда-нибудь использовать их против других жертв. Они составляли фальшивые протоколы, инсценировали открытые и закрытые процессы с заранее известным приговором, подписывали приказы о казни невиновных. Берут и его тайная полиция точно знали какие методы нужно использовать для получения "признаний". В большом белом здании Управления Безпеки на улице Кошиковой в Варшаве под камерой пыток находилась комната, которую назвали "дансинг": ее пол электрически разогревался и потом туда бросали босых заключенных. Другая камера была оборудована электрошоком, а в "холодильнике" голых узников обливали ледяной водой. Эти прогрессивные методы чередовались со старомодными: выдергиванием ногтей, отбиванием почек, подвешиванием женщин за волосы и непрерывными побоями и пинками. Также придумывались самые унизительные забавы для того, чтобы потушить в узниках последнюю искру человеческого. Самая излюбленная шутка состояла в том, чтобы заставлять узников вставать на четвереньки и лаять по собачьи (см. Lеwis 1959, c. 32). Все эти методы были опробованы и признаны безошибочными. Гомулка также бы не устоял перед ними, но его пощадили и оставили на вилле. Польские коммунисты охраняли его для того, чтобы самим не пасть жертвами приближающегося второго сталинского уничтожения. Нельзя ответить на вопрос как им удалось так долго и успешно защищать Гомулку. Открытие секретных партийных архивов вряд ли сможет пролить свет, поскольку конспиративные переговоры, которые спасли Гомулке жизнь, наверняка не фиксировались. Несомненно, что Сталин и Берия торопили, неоднократно настаивали и дажее угрожали Беруту, чтобы он наконец закончил подготовку к процессу Гомулки. Известно также, что Берут после каждого вмешательства Сталина послушно обвинял свою службу безопасности в промедлении. После каждого окрика из Москвы из Варшавы приходил смиренно-уклончивый ответ, что нужно заполнить несколько пробелов в доказательствах и потом немедленно состоится процесс. Общественность узнала об аресте Гомулки только через три месяца, когда Trybuna Ludu (от 1.11.1951 г.) сообщила о том, что проводится расследование "в связи с антигосударственной деятельностью, ставшей известной во время процесса Татара и других". Однако на секретной вилле в Медзешине следователи прилагали не слишком много усилий для расследования этой известной деятельности самого Гомулки. Внешне партийные лидеры делали все для того чтобы убедить Советский Союз в том, что дело уже выяснено и закрыто. На партийных семинарах и профсоюзных собраниях, в речах и газетных статьях, на страницах книг о Гомулке и Спыхальском говорилось так, как-будто они совершили самые отвратительные преступления. "Сегодня совершенно ясно, что лицемерие, нелояльность к партии, оппортунизм, враждебность к Советскому Союзу и строительству социализма в Польше связывают Гомулку и Спыхальского с агентами империализма в Белграде и Будапеште" - писал Берут (Цит. по Bethell 1971, c. 232). На них снова возложили ответственность за убийство Новотки и Финдера во время немецкой оккупации. Их объявили шпионами иностранной державы, которые своей подлой деятельностью готовили свержение народной власти. За кулисами Берут тайком саботировал превращение Гомулки в преступника, однако открыто он заявлял: "Основой враждебного поведения Гомулки и его группы стало его националистическое недоверие к СССР, его попытки вести Польшу по другому пути строительства социализма. Гомулка скатился в лагерь империализма и пошел по стопам Тито и его банды шпионов" (Цит. по ebd. c. 233). После смерти Сталина 5 марта 1953 г. советское давление ослабло, а потом совершенно исчезло. Положение Берута, Бермана и Безпека зеркально изменилось. До сих пор они не могли осудить Гомулку из-за опасности для самих себя; теперь по тем же самым основаниям с него нельзя было снять обвинения. Поэтому они в типично сталинской манере без шума начали связывать еще свободные нити. В мае 1953 г. они приказали расстрелять 19 генералов, приговоренных к смертной казни на закрытом процессе и инсценировали ряд открытых процессов для того, чтобы замести следы. Эта серия началась с осуждения таких партийных функционеров, как Пайор, Ойжиньски и Ненатовски, которых, как "свидетелей" в прошлые годы таскали с одного процесса на другой, для того, чтобы они своими фальшивыми "признаниями" обвиняли других более значительных обвиняемых. Теперь они должны были обвинять самих себя и повторять свои выбитые "признания"; однако с одним исключением: имена Гомулки и Спыхальского больше не упоминались. Цепочка закончилась в 1955 г. процессом против Ярошевича и Леховича; и здесь режиссеры внимательно следили за тем, чтобы Гомулка и Спыхальский, которые уже несколько лет фигурировали в протоколах, как их "заказчики", были вычеркнуты из заученных "признаний". Эти поздние процессы получили большую известность. Их цель была запугать либеральные элементы в партии и показать им, что хотя Сталин и умер, сталинизм - живет. Некоммунистам такого подтверждения не понадобилось. Однако в сентябре 1953 г. состоялся процесс против епископа Качмарека, которого обвинили в том, что он является "американским шпионом" и вскоре после этого были арестованы кардинал Вышински и сотни католических священников. Однако, десталинизацию, начатую Хрущевым, нельзя было остановить у границ Польши. Берут не знал, что ему делать с выжившими жертвами-коммунистами: с Гомулкой и Спыхальским, со старшими офицерами и партийными функционерами, с "фильдистами" и их "американским мастером шпионажа" Херманом Фильдом. Они снова надеялись на чудо из Москвы. Весной 1954 г. польское Политбюро под давлением Хрущева создало комиссию для пересмотра политических процессов против коммунистов. В случае "группы Фильда" решение оказалось поразительно простым - пришло чудо, но не из Москвы, а из Будапешта, где в августе были аннулированы обвинения и приговоры против Ноэля Фильда и его венгерских "агентов". 25 октября был освобожден Херман Фильд. Марковска, член следственной комиссии, извинилась перед ним от имени польского прави тельства за причиненную ему несправедливость, вручила ему 50 000 долларов, как компенсацию и проводила его в Варшавский аэропорт, где его арестовали более пяти лет тому назад. К этому времени были освобождены из тюрьмы и восстановлены в партии Анна Дурач и выжившие одиннадцать "фильдистов". В конце 1954 г. из тюрем были выпущены на свободу оставшиеся в живых жертвы процессов Татара и Комара, осужденные "агенты" и арестованные "свидетели" - сначала поодиночке, потом потоком. Однако судьба Гомулки и Спыхальского все еще оставалась нерешенной. Третий Пленум Польской Рабочей Партии, в январе 1955 г. признал, что "много невиновных было арестовано и брошено в тюрьмы" и что "происходили случаи позорных незаконных методов следствия" (Цит. по Dziewanowski 1976, c. 256). Однако, когда некоторые члены ЦК захотели узнать правду о Гомулке, Берут ответил уклончиво. Партийная комиссия по расследованию злоупотреблений службы безопасности в этом случае еще не пришло ни к какому выводу, сказал он. Однако к этому времени Гомулка уже был на свободе. В декабре 1954 г. его перевели из тюрьмы в госпиталь и после основательного медицинского обследования тихо отпустили. Спыхальскому пришлось ждать своего освобождения дольше. Велись споры о том нужно ли отдавать его под суд. Некоторые члены Политбюро хотели переложить решение этой задачи на Москву. Еще в феврале 1956 г. Берут советовался с Хрущевым, но советский руководитель сказал, что решение должна принимать польская партия. В марте 1956 г. Политбюро окончательно решило выпустить Спыхальского на свободу. Гомулке пришлось ждать своей реабилитации еще полгода. Он уже не был больше "империалистическим агентом", но оставался "националистическим правоуклонистом, который отошел от правильной марксистско-ленинской линии". В июне 1956 г. в Познани произошло восстание. Этот первый вооруженный протест рабочих против своих угнетателей открыл Гомулке путь к политической жизни. 5 августа он был восстановлен в партии. "Польский октябрь" снова привел его спустя два месяца на вершину власти. В Польше были беспорядки и поднявшийся из небытия Гомулка казался надеждой всем и каждому. В глазах народа он был жертвой "польского пути", патриотом, прилагавшим усилия для того, чтобы оказать сопротивление руссификации. Для партии он был единственной альтернативой обанкротившейся руководящей клике. История признала правоту за партией, а не за народом. Гомулка был избран Генеральным Секретарем, Спыхальский стал министром обороны, а Комар получил пост командира частей безопасности. Бывшие "империалистические агенты" спасли партию от ярости масс. Народ тщетно надеялся на новый "польский путь" к свободе. Именно вышедшая из тюрем старая партийная сталинская гвардия предотвратила распад польской КП и под угрозой вооруженной русской интервенции шаг за шагом вернула волнующуюся страну в сферу советского влияния. Круг замкнулся. ГЛАВА 12 ПОСЛЕДСТВИЯ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ Современность всегда является результатом истории, но только одним из возможных результатов. Сталинизм не был неизбежным следствием ленинизма. Развитие большевистской революции имело и другие альтернативы и если бы победила альтернатива Бухарина, то наверняка советский тип социализма, несмотря на его царистско-аристократические полуфеодальные предпосылки, шел бы по совершенно другому пути (об альтернативе Бухарина см. Cohеn 1985). [58 ] И Хрущев своим процессом десталинизации (и ревизии сфабрикованных процессов) открыл перед Восточной Европой новые альтернативы. В начальном периоде страны сателлиты педантично следовали курсу, проложенному Советским Союзом, однако потом они начали искать собственный путь. Польша, Венгрия и Чехословакия при отходе от сталинизму рискнули пойти на решительный разрыв со сталинизмом и вскоре показали осуществление гуманного социализма, в то время как Румыния, Болгария и ГДР начали отступление и пытаясь "преодолеть" свое сталинское прошлое, в сущности его возвращали. Тем не менее под давлением Хрущева тем же самым сталинистам, которые организовывали лживые, выбитые посредством жестокого террора приговоры, пришлось их пересматривать. Это основное противоречие характеризовало процессы пересмотра во всех восточно европейских странах и его можно было решить только новым давлением, раньше или позже, медленным или быстрым. Все вожди сателлиты были вынуждены объявить процессы против коммунистов аннулированными, их казненных жертв невиновными, а выживших - полностью реабилитировать. Начало было положено в Венгрии в сентябре 1954 г. Возмущение, вызванное будапештскими разоблачениями, побудило коллег-сателлитов Ракоши сделать паузу, однако остановить процесс они уже не могли. В апреле 1956 г. своих жертв тихо реабилитировали болгары, в июле за ними последовала ГДР, а в августе Польша. Народное восстание польского и венгерского октября снова прервало этот процесс, который смог продолжиться только через несколько лет. В сентябре 1965 г. Румыния тихо реабилитировала своих жертв. В Чехословакии в августе 1963 г. произошло частичное разоблачение сфабрикованных процессов, однако только устранение руководителей, ответственных за их организацию и попытка построить социализм с человеческим лицом в апреле 1968 г. позволили обнаружить всю правду. Сфабрикованные процессы были не только неразрывной частью сталинизма, но в то же время и самым грубым его выражением, поэтому они стали исходным пунктом кристаллизации борьбы за десталинизацию. Райк, Костов. Сланский, Гомулка, Меркер, Лука и их товарищи все были сталинистами, хотя Учитель и отвел им роль уклонистов, и оппозиционеров. Десталинизация придала им новую роль и превратила их в символы гуманного социализма, освобожденного от террора, подавления и лжи. Ложно обвиненные теперь превратились в обвинителей. Помощники режиссеров сфабрикованных процессов, пережившие смерть Сталина, осознавали опасность, которую нес для них пересмотр приговоров, требуемый Хрущевым. В Румынии, ГДР и Болгарии удалось провести реабилитацию как чисто внутренние дела: за закрытыми дверями и без участия общественности. Они переложили всю вину на Берия и объявили, что после его казни и кратких сообщений о реабилитации жертв, стыдливо появившихся в партийной прессе, "социалистическая законность" восстановлена. Людей во второй раз принесли в жертву. В Румынии Георгиу-Деж снял с себя обвинения в терроре тем, что обвинил в них посмертно освобожденного от уголовных обвинений Луку. В Болгарии прошлое Костова было просто вычеркнуто из истории. В предисловии к его речам и статьям, опубликованным в 1978 г. ни словом не упоминалось, ни о его свержении, ни о его казни. В ГДР сфабрикованные процессы были объявлены лживой пропагандой, как сказал Ульбрихт: "Агенты Берия не смогли причинить нам никакого вреда." Совсем по другому развивались события в Польше. Здесь к власти пришли жертвы чистки, которые свергли организаторов сфабрикованных процессов, и героем антисталинского стремления к справедливому миру оказался Гомулка. Но его возвращение было пассивной победой. Он в бездействии ожидал, пока могучий поток народного восстания в октябре 1956 г. не вынес его во главу нации, как символ человечного, польского социализма, и остался тем, кем и был всегда: авторитарным, прилежным, добросовестным, интеллектуально ограниченным партийным аппаратчиком. Громадное доверие народа он смог использовать только для того, чтобы восстановить репрессивный режим, соответствующий послесталинскому Советскому Союзу. Гомулка, эта жертва сталинского террора не оправдал надежд. Он оказался фальшивым символом лучшего мира. Студенческие волнения мая 1968 г., которые имели своей целью осуществление социалистических идеалов, состоялись уже против него и восстание голодных, эксплуатируемых рабочих верфей в декабре 1970 г. поставило точку на его карьере. Десять лет спустя в 1980 г. в начале движения Солидарности о реальном политике Гомулке забыли, однако легенда о нем, родившаяся в годы антисталинсокй борьбы за его освобождение и реабилитацию стала источником новых призывов. "В известном смысле все мы дети октября 1956 г., когда Гомулка вернулся к власти" - говорил Адам Михник, влиятельный теоретик Солидарности, однажды в интервью газете. "Современность - это часть процесса, начавшегося в 1956 г., процесса антитоталитарного самоуправления общества, который является единственным путем к демократическому будущему". В Венгрии ужасы правды о сфабрикованных процессах послужили самым сильным толчком к революции октября 1956 г.. Десталинизация началась, как и вообще в странах-сателлитах с давления Москвы, когда Хрущев в июне 1953 г. вызвал к себе Ракоши и потребовал от него вернуть в Политбюро Имре Надя, выведенного из руководства во время процесса Райка "за правооппортунизм" и назначить его премьер-министром. В 1954 г. ему пришлось также под давлением Москвы выпустить из тюрьмы и реабилитировать Яноша, Кадара и их товарищей. Два месяца спустя процесс был назван "провокацией Берия". В начале борьба за десталинизация была очень неравной. Клика Ракоши держала в своих руках партийный аппарат и тайную полицию, Надь оставался в руководстве изолированным, несмотря на его огромную популярность у народа, который поддерживал предложенные им реформы. Только реабилитация коммунистов привела к решительному перелому внутри партии. Рассказы выживших о перенесенном ужасе превратились в беглый огонь по партии и требования наказать убийц и возвращения к преданным и коррумпированным идеалам социализма. Восстание вспыхнуло 23 октября 1956 г., но фактически оно началось уже 6 октября с торжественного перезахоронения Райка и его товарищей, на котором 200 000 человек отдали последние почести казненным, но, прежде всего, это был демонстрация за свержение преступной системы. Только единицы еще помнили сталиниста Райка, как тот единственный демонстрант, который прошептал: "Если бы он сейчас жил, то приказал бы стрелять в людей". Казненный Райк стал символом национальной свободы и социальной справедливости. Именно выжившие жертвы сфабрикованных процессов сплотились вокруг Имре Надя и инспирировали или организовали венгерскую революцию, - "троцкисты" Кадар, Каллаи, Донат, Лосончи, Харашти, Уйдели; "райкисты" - Адам, Хелтаи, Мод, Сас и Юлия Райк, вдова казненного. Только на конечной стадии, когда элементарное насилие перехлестнуло руководящую фигуру Имре Надя, их пути разошлись. Одна группа во главе с Кадаром примкнула к русским, другую группу русские отвергли и отдали под суд. Так Лосончи, который смог выжить в сталинском лагере, был убит в послесталинской следственной тюрьме. Третья группа погрязла в беззаконии. Хелтаи и Сасу удалось уйти на Запад. Адам был арестован и во второй раз брошен в тюрьму, как американский агент. Роль жертв сталинских сфабрикованных процессов до сих пор осталась живой в символической фигуре Райка. Режим Кадара знает, почему вместо честного анализа официальная историческая наука отделывается фразами типа "нарушения социалистической законности" и "культ личности". Символ остался живым не только в абстрактном, но и в конкретном смысле: молодой Ласло Райк, сын казненного, является одним из выдающихся представителей новой оппозиции, для которой социализм означает не только много гуляша. В Чехословакии сфабрикованные процессы нанесли на историю страны решающий отпечаток фазы десталинизации через пражскую весну до сегодняшних дней. Сопротивление политике реабилитации, навязываемой Хрущевым, здесь было особенно упорным. Хотя Готвальд и умер уже через две недели после смерти своего кремлевского Учителя, организаторы сфабрикованных процессов Новотны, Запотоцкий, Чепичка, Бачилек, Копецкий сохранили власть и саботировали курс ревизии, исходящий из Москвы. Выжившие жертвы медленно выпускались из тюрем, в которых они оставались еще долгое время после смерти Сталина, а комиссии по пересмотру приговоров находились под постоянным давлением убийц, которые стремились не допустить реабилитации своих жертв. Еще в сентябре 1957 г. казнь Сланского была признана "оправданной" и тем самым цинично сделала его самого ответственным за свою собственную судьбу. В 1963 г. с него и его товарищей правда сняли уголовные обвинения, но оставили "политические и идеологические ошибки". Полная реабилитация произошла только после свержения Новотного и его клики в апреле 1968 г. История "пражской весны" известна довольно хорошо, поэтому можно ограничиться только кратким ее наброском. Возвращение жертв процессов Сланского в политическую жизнь стало своеобразным мостом к свободным демократическим традициям довоенной партии, разрушенным в годы террора. Реабилитированные стали точками кристаллизации движения, подержанного всем народом, в котором слились надежды на десталинизацию. Именно Смрковски, Свобода, Гусак, Павел, Голдштюкер и их товарищи, подготовившие свержение клики Новотного, поддерживаемой Хрущевым и Брежневым, привели на вершину партийной власти Дубчека и его группу, руки которых были не замараны кровью и разделили с ними власть. Вместе с Дубчеком они стали жертвами советской интервенции 20 августа 1968 г. В отличие от Венгрии в Чехословакии единицы перебежали в лагерь русских. Кроме "буржуазного националиста" Гусака и политически незначительного "фильдиста" Вилема Нового все бывшие жертвы выступили против ввода советских войск и остались верными идеалам "пражской весны". В гнетущей атмосфере наших дней они стали никем - осужденными на забвение внутренней эмиграции или (как это было уже однажды перед Гитлером) принуждены к внешней эмиграции. Несмотря на это они остались влиятельным политическим фактором. Сталинист Сланский не мог после своей смерти подняться, как символ свободы, но пережившие показательные процессы не нуждались в политических истолкованиях. Двойные жертвы террористического подавления сталинского времени и "нормализованного" подавления эры Гусака персонифицировали непрерывность второй лжи и сохранили надежду на новую "пражскую весну" Сталинские сфабрикованные процессы никоим образом не относятся только к прошлому: в Албании, Китае и Камбодже они продолжались до наших дней. Однако в Восточной Европе это глава истории партии, закрытая 30 лет назад. Из средства подавления оппозиции в руках Сталина они выродились в средство подавления самой партии. "Коллективное руководство" Советского Союза больше не хотело дрожать за свои собственные жизни и желало допускать произвола нового единоличного вождя. В странах-сателлитах тоже не хотели возвращаться к практике террора против собственных товарищей; неосталинизм, как показывает пример Румынии, возможен и без сфабрикованных процессов. Поэтому значение этих процессов для современности состоит не только в том, что они могут повториться. Напротив: польское восстание, венгерская революция и пражская весна, которые неразрывно связывают сфабрикованные процессы с современностью, как и их бывшие жертвы Кадар и Гусак, уже давно принадлежат истории и это относится не только к Польше, Венгрии и Чехословакии. Однако основания для того, чтобы призрак сфабрикованных процессов, несмотря на все усилия правителей нельзя стереть из сознания народов Восточной Европы, лежит глубже. Жертвы террора остаются важнейшим фактором, поскольку радикальный разрыв со сталинизмом был сделан или под внутренним или под внешним давлением, ибо "реально существующий социализм" вырос из сталинизма и не может избавиться от его наследия. Толчок к десталинизации в Советском Союзе захлебнулся. Как только казнь Берия устранила опасность террора и постоянной угрозы для жизни большая часть выживших работников аппарата, созданного Сталиным, сплотилась вокруг Хрущева. Однако когда он попытался осуществить принципиальные изменения, они его свергли. Казалось, что Горбачев начал с того места, где потерпел крах Хрущев. Преобразование советского общества получило новое измерение, оно вернулось к началу сталинского периода, они хотели отказаться от заглушенного наследия шестидесятилетнего периода ошибочного пути и снова связать жестоко разорванную нить между поздним Лениным и казенным Бухариным. Теперь судьба Восточной Европы зависела от нее самой. ПРИМЕЧАНИЯ 1. Югославия не включена в эту книгу. Чистка партии от "коминформистов" - коммунистов, которые в конфликте с Коминформом встали на сторону Сталина или или просто позволили себе высказать сомнение в правильности разрыва с Советским Союзом относится к другой категории тоталитарного коммунизма. Она подавляла в принципе "честную", а не искуственно созданную оппозицию, преследовала и бросала в тюрьмы настоящих, а не придуманных шпионов, но сфабрикованных процессессов там не было. Это не означает, что чистки Тито были гуманнее или справедливее, чисток Сталина. Обе видные жертвы, члены Политбюро Гебранч и Жуйович, были арестованы вскоре после разрыва. Гебранч совершил самоубийство в следственной тюрьме. Жуйович провел два с половиной года в тюрьме и был особожден только в сентябре 1950 г., после того, как он пересмотрел свои просоветские взгляды. С 1948 г. до ликвидации лагерей для интернированных около 12 000 "коминоформистов" были посланы в Голы Оток (ранее необитаемый остров в северной части Адриатического моря) на принудительные работы. Многие из них были арестованы просто потому, что в частных беседах позволили себе сдедать критические замечания или слушали радиопередачи на коротких волнах из стран Коминформа. В каторжном лагере они были полностью изолированы от внешнего мира и многие из них умерли от жестокого обращения. Тысячи остальных, хотя и избежали интернирования, были уволены или лечились, как больные, их семьи были разбиты, женщин заставляли разводиться со своими "преступными" мужьями, на детей окзывалось давление, чтобы они публично заклеймили своих родителей, как врагов. Несмотря на формальное сходство, содержание и сущность титоисткой чистки отличались от сталинской. Разрыв Тито с Советским Союзом не только закрыл для Сталина путь в Югославию, но и прервал путь Тито в сталинизм и тем самым в сталинскую практику сфабрикованных процессов. 2. Микояна объявили "турецким агентом", а писателей Илью Эренбурга и Алексея Толстого - "международными шпионами" (Medvedev 1949, c. 157). 3. Дословный текст обмена письмами резолюции Коминформа напечатаны в The Soviet - Yugoslav Dispute. Text of the Published Correspondence. London, Royal Institute of International Affairs, 1948. 4. О растущем напряжении в югославско-албанских отношениях см. Pano 1968, c. 68ff; Scеndi 196 c. 313f; Wolff 1970, c. 275ff; Lеndvai 1969, c. 187ff). 5. О несколько односторонней трактовке югославского вклада в албанскую экономику говорится в Белой книге югославского министерства иностранных дел, Белград 1949. См. также Scendi 1956, c. 229ff; Dedier 1979, c. 171ff; Djilas 1985, c. 145f). 6. Процесс Дзодзе документирован только отрывочно. Протоколы процесса до наших дней остались секретными. Следующее изложение составлено по отрывочным указаниям в литературе, сообщениям в албанской и югославской прессе, а также доверительной информации югославских коммунистов. 7. В первой фазе чистки, последовашей за процессом Дзодзе были ликвидированы 14 из 31 члена Центрального Комитета и 32 из 109 депутатов Народного Собрания. В последовавшей вскоре за этим второй фазе ряд армейских командиров, в том числе Абдул Шеху, были обвинены в "антисоветской деятельности" и растреляны. См. Pano 1968, c. 93. Дальше Белая Книга югославского Министерства Иностранных Дел цитирует сообщения албанских газет из Тираны, Дурреса и Кукеса о процессах против "титоистских шпионов". 8. Дзодзе - это единственная видная жертва чисток в Восточной Европе, которая до сих пор еще - не реабилитирована. И после смерти Сталина чистки в Албании продолжались. Каждый поворот политики Ходжи чисто сталинским образом требовал своих жертв. Жертвой долго тлевшего конфликта с Хрущевым стал заместитель премьер-министра Тук Йокова, ликвидированный в 1955 г., как "шпион". Спустя два года состоялась серия сфабрикованных процессов против "советстких агентов" во главе с секретарем Центрального Комитета Лири Белишовой. Вместе с ней были ликвидированы ее муж Машо Комо, вице-адмирал Сейко и Президент Контрольной Комиссии Кочо Ташко. После разрыва с Китаем пришла очередь для другой категории козлов отпущения: "преступной группы путчистов и китайских агентов" с министром обороны и членом Политбюро Бекиром Баллуку в роли главного обвиняемого. Вместе с ним были расстреляны генералы Петрит Дюмэ, Хито Цако, Рахман Пелаку и Халим Рамохита. Сразу же после армии была проведена чистка государственного и партийного аппарата, в ходе которой были ликвидированы заместитель премьер-министра Абдил Келлези, министр промышленности Коцо Теодоси и министр торговли Кицо Нгьела. До сих пор самой видной жертвой был Мехмет Шеху, один из самый ближайших соратников Ходжи и его вероятный наследник. Он был убит в 1982 г. В первых сообщениях говорилось о "несчастном случае", однако скоро он был объявлен опаснейшим преступником, состоявшим в одно и то же время на службе у Америки, Великобритании, Югославии и Советского Союза. После его убийства десятки партийных и государственных лидеров были арестованы и осуждены в сфабрикованных процессах, в т. ч. вдова Шеху Фикре и ряд его родственников, министр оборогы Кадри Хесбю и министр иностранных дел Нести Насе. 9. О планах создания федерации смотри прежде всего Devediev 1962; его книго лучшее исследование этого периода. См. также Wolff 1970. 10. К началу своей московской эмиграции Червенков закончил академию ОГПУ (Bell 1986, c. 42). Во время большого террора Димитров, его шурин, спас его от тюрьмы. В мемуарах Благоя Попова, публикованных на Западе (1981) говорилось о тысячах арестованных и осужденных болгарских эмигрантах. По меньшй мере 600 из них погибли в годы террора, часть была расстреляна, другие умерли в лагерях. Жертвами стало почти все "левосектантское" руководство довоенной партии: Искров, Василев Бойко, Павлов Енчо и Ламбрев (Bell, 1986, c. 49f). 11. Bell (1986, c. 104) описывает рассвирепевшего Сталина, который подбежал к Костову, сорвал с него очки, накричал, пристально глядя ему в глаза, что он лжец, и, ругаясь, выбежал из Конференц-зала. 12. МВД приказало болгарской полиции безопасности для подготовки ареста Костова задержать ведущего коммунистического экономиста Кирилла Славова и выбить из него показания, которые бы послужили "доказательствами", необходимыми для организации процесса Костова. Однако Славов умер в следственной тюрьме под пытками, не подписав никаких протоколов (Bell 1986, c. 104). 13. Обвинения были повторены в статье опубликованной в газете Коминформа "За прочный мир" от 15 мая 1949 г., подписанной Василом Коларовым. 14. По Bеll (1986, c. 106) допросы проводили лично бериевский министр госбезопасности В. С. Абакумов и советский посол М. Бодров. 15. Обвинительный Акт, ход процесса и приговор содержатся в официальных протоколах заседаний суда "Der ProzeЯ gegen Traitscho Kostow und seine Gruppe, (Ost) - Berlin 1951. См. также Devedijev 1962, c. 34ff и Ulam 1971 c. 214f. 16. Тень связи с Фильдом упала и в некоммунистический мир. В Австрии, ФРГ, Франции и Швейцарии коммунисты исключались из партии за то, что во время войны они контактировали с четой Фильдов или с "фильдистами", осужденными в Восточной Европе. В конце 1949 г. испанская партия в изгнании заклеймила как предателя члена ЦК Хесуса Монсона, который позднее был арестован полицией Франко и умер в тюрьме. Эта волна достигла даже Соединенных Штатов. Так Джон Лаутнер, руководитель службы безопасности нью-йоркской организации подвергся жестокому обращению и допросам и был исключен из партии . Во время войны он работал в Италии и Югославии на американскую разведывательную службу УСС. Вождь венгерской компартии Ракоши сообщил руководству американской "братской" партии, что он входит в шпионскую сеть Фильда и был агентом ФБР. Западным "фильдистам" повезло в том отношении, что они жили вне пределов зоны советского влияния. Они лишились только членства в партии, но сохранили свободу и жизни. 17. При этом я опираюсь на превосходную книгу Florа Lewis "Bаuer im rоten Spiele" (1965). 18. После окончания войны Радо был вызван в Москву и арестован. Он вернулся в Венгрию только в конце 50 - х годов. Впрочем такая-же судьба постигла польского коммуниста Леопольда Треппера. Легендарный организатор антигитлеровской группы сопротивления "Красная капелла" в конце 1944 г. вылетел вместе с Шандором Радо на одном самолете в Москву, был арестован и приговорен к 15 годам тюремного заключения. 10 лет спуся он был реабилитирован и освобожден. 19. Несомненно, советские агенты были заинтересованны в том, чтобы установить связь с Фильдом и использовать его положение сначала в американском госдепартаменте, а позднее в Лиге наций в своих целях. Несмотря на то, что его имя часто упоминалось как лже- так и возможно истинными свидетелями перед пресловутой Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, для ареста этого было недостаточно. Установлено, что в 1936 - 1937 гг. советские агенты Игнатий Райсс, Вальтер Кривицкий и Владимир Соколов вступили в контакт с Фильдом, однако, вскоре они прервали эту связь, потому то решили, что он является "романтиком и идеалистом" непригодным для их целей (Lewis 1965, c. 78ff). Историк Карл Каплан, который смог заглянуть в чехословацкие тайны архивы, подтверждает, что советская шпионская служба отказалась от вербовки Фильда: связники охарактеризовали его как "прогрессивнного американского интеллектуала, поклонника Советского Союза, но политически наивного мечтателя" (Kaplan 1978 c. 144). Против вербовки говорят и другие соображения. Советская разведка как правило воздерживалась от вербовки лиц, которые не скрывали, что они коммунисты или сочуствующие, а в симпатия Фильда не было сомнений. Еще более весомым кажется то обстоятельство, что все сотрудники, контактировавшие с Фильдом стали в 30-е годы жертвами сталинского террора. Кривицкий бежал в США и через год был там убит советскими агентами. Райс был застрелен в Швейцарии в 1936 г., как "троцкистский изменник". Соколин тоже ушел к американцам. После 1937 г. новым агентам Берия уже на этом основании приходилось сторониться Фильда. 20. Эта и две последующие главы о венгерской чистке в значительной степени основаны на собственном опыте и сообщениях жертв и коммунистических функционеров. 21. Карл Каплана описывает в своей книге другой вариант предистории. По ней копия письма, которое Ноэль Фильд в конце войны написал Даллесу, в 1948 г. всплыла в Бадене-у-Вены, в штаб-квартире МВД. Генерал Белкин направил их Готвальду в Прагу и Ракоши в Будапешт. В тексте письма не было никаких указаний на шпионскую деятельность и оно только подтверждало давно известный факт сотрудничества обоих людей во время войны. Готвальд положил письмо под сукно, однако Ракоши использовал его как дополнительное "доказательство" для ареста Соньи и "швейцарской группы", как первого этапа процесса Райка. 22. Их связи с советскими органами госбезопасности восходят ко временам московской эмиграции. Роль Фаркаша как доверенного человека НКВД была хорошо известна в эмигрантских кругах. Во время гражданской войны в Испании Гере был советником Коминтерна под именем Педро и имел от НКВД задание организовать массовую ликвидацию троцкистов. См. также Broue/Temine 1968, c. 274, 270 и 474. 23. Очень неполное и осторожное описание кампании содержится в статье, непечатанной в теоретическом органе партии Tarsadalmi Szelme, 5/1983, Будапешт. 24. Райк и его жена Юлия провели воскресенье 29 мая на Балатоне. Утром в понедельник Райк поехал в Бударешт. После обеда Ракоши весь вечер звонил в летний дом, чтобы узнать вернулся ли он. Райк был арестован вскоре особым подразделением AVH. Юлия неделю находилась под домашним арестом, а потом и она была доставлена в Главное управление AVH в Будапеште. Их четырехмесячный сын был отобран у бабушки и под чужим именем отдан в государственный детский дом. 25. Одна и небольших ошибск сфабрикованного процесса произошла во время допроса Соньи. Председатель суда показал ему фотографии. Первую, Фильда, он узнал сразу, а на вопрос о второй ответил: "Я не знаю." Председатель: "Вы не узнаете в мужчине Алена Далеса?" Соньи: "Да, я узнаю его. Тогда у него не было очков". Председатель: "Он не носит очки, это мешает Вам." Соньи: "Да." (Laszlo Rajk... 1949, c. 198). 26. Конечно Кадар отрицал свою роль, но в факте этой беседы нет никаких сомнений. Она потверждается очевидцами, примавшими участие в заседании ЦК. Поручение данное Кадару полностью соответствует общей практике сталинских процессов. Так в Болгарии Червенков, в Чехсловакии Бачилек, а в ГДР Мильке выполняли аналогичное задание. Юлия Райк, вдова казненного, рассказывала Палачи-Хорвату, что в 1954 г., еще до этого заседания ЦК, Кадар пришел к ней и просил у нее прощения за то, что уговорил Райка подписать ложные признания. "Я прощаю тебя", - сказала она, - "но сможешь ли там сам себя простить?" (Palaczy - Horvath 1959, c. 272). 27. Через несколько лет Янко тоже был арестован и забит до смерти следователями AVH. 28. Цинизм режиссеров ясно проявился в случае свидетеля Лайоша Бокора, полковника хортистской полиции, который должен был сказать, что еще в 1932 г. узнал о вербовке Райка в шпики. Утром, перед началом процесса Райка, генерал МВД Белкин спросил у этого свидетеля, нужна ли ему машина, чтобы после показаний доставить его домой. Когда Бокор отказался, Белкин улыбнулся: "Вы предпочитаете идти пешком. Желаю Вам счастью. Передайте мое почтение Вашей жене. После дачи показаний Бокара вернули в камеру и вскоре приговорили к 10 годам тюремного заключения. Домой он так и не вернулся - в 1950 г. он умер в тюрьме Вач от сердечного приступа. 29. Об арестах, допросах и процессе социал-демократов смотри превосходные мемуары социалиста писателя и журналиста Pal Ignotus (1959). Некторые подробности чистки генералов приведены в смелой книге Gyorge Szasz (1984, c. 309) - одном из многих томов, излагающих биографию Пальффи. 30. В Венгрии до сих пор процесс Кадара относится к запретным темам. В авторизованной биографии Gyurko (1982, c. 190ff) имеются только мимолетные указания на его арест и тюремное заключение и ни словом не упоминается об обвинениях и допросах. В книге бывшего премьер-министра Andras Hugedus (1986), вышедшей на Западе приводятся до сих пор неизвестные подробности подоплеке процессов Кадара и Габора. Интересны тaкжe тюремные мемуары Kalai (1997) и не только тем, что в них есть, но и тем, о чем и сегодня нужно молчать. 31. Это похоже на дешевый роман, но происходило на самом деле: в штаб - квартире AVH на улице Андраши была специальная комната в которой тела забитых до смерти растворялись в смеси кислот и спукались в канализацию. Некий сослуживец полковника Сюча присутствовал на его допросе и поспешил к Ракоши с просьбой положить коней жестоким пыткам. Ракоши казался возмущенным и пообещал немедленно вмешаться по телефону. Когда этот офицер вернулся в Управление, его арестовали и так избили, что он долго не мог стоять на ногах, а потом бросили в тюрьму. Растворенные останки полковника Сюча и его брата исчезли в канализации. По частной версии бывшего полковника AVH Дьюлы Дечи, распространяемой также проффесиональными журналами, Эрне Сюч сам виноват в своей судьбе, постигшей его из-за письма Сталину, согласованного с советским генералом Белкиным и подписанным начальником AVH Габором Петером. Также Дечи заявил, что Райк свою последнюю ночь в камере смертников провел вместе с Сючем и советским генералом Белкиным и когда его повели на виселицу, все трое с плачем распрoщались. Эти "позднeйшие" открытия представляют интерес только потому, что они печатаются в серьезных венгерских журналах (ср. Historia, No 5 - 6, Budapеst 1986). Их авторы манипулируют фактами с целью обелить AVH и советские органы госбезопасности и представить инициатором террора Ракоши. Версия AVH, изложенная в Главе 4 о предыстории процесса Райка очевидно преследует ту же цель. 32. В отличие от всех других стран-сателлитов доклады Комисии по расследованию сталинских политических процессов в Чехословакии были переправлены на Запад эмигрировавшим историком Иржи Пеликаном и там опубликованы. Два других произведения с ценными дополнениями к докладу, написанные Капланом вышли на Западе. Историк Каплан был членом внутрипартийной комиссии Пиллера и тем самым получил возможность изучить секретные документы партийного архива и опросить как участников, так и выживших жертв. Эти три работы предлагают глубокий взгляд в основание и механику сфабрикованных процессов. Подробности также можно найти в публикациях свободной чехословацкой прессы во время Пражской весны. Мемуары Lоndon (1970), Loebl (1978), Oren(1960), Slаnskа (1969) и Slingova (1968), а также информация, собранная в доверительных беседах с жертвами явились основным источником для написания двух глав о чистках в Чехословакии. 33. Факт оказания давления на Готвальда со стороны Польши по указанию Сталина был подтвержден в выступлении по радио полковника польской безопасности Юзефа Святло, перешедшего на Запад. 34. Об антисемитском повороте чисток см. Kаplan 1986, c. 202; Lendvai 1972, c. 21ff; Pejto 1972, c. 294; Oren 1960. 35. Характерным для соотношения сил было то, что тескт т.н. "кр