там порядок потверже. Но обвинять его в таком смертном грехе, в каком, Игорь, обвиняешь его ты, я не склонен, -- не глядя на зятя, проговорил он. -- И напрасно! -- У меня для этого просто нет оснований. -- Вы слишком добры к людям, дорогой Александр Петрович. -- Я много лет знаю Бочкарева как принципиального человека. -- Однако и то неопровержимо, что в Есино при испытаниях датчиков c Бочкарева налицо была, так сказать, его личная заинтересованность в успехе. А сегодня такой заинтересованности нет. Можно взглянуть на факты под таким углом зрения? -- Не хотелось бы: -- откровенно ответил Кулешов. -- А почему ты молчишь? Знаешь лучше нас всю ситуацию и молчишь? -- обратился Игорь к жене. -- Я устала, -- коротко ответила Юля. -- Верно, верно, -- вмешалась в разговор Маргарита Андреевна. -- Неужели вам на работе не хватает времени для этих разговоров? Дома можно было бы поговорить и о чем-нибудь другом. -- Можно, Маргошенька, -- поддержал жену Кулешов. -- К тому же пока у меня на столе не будет ленты с контрольными записями измерителя, всякие разговоры вообще преждевременны. Так что давай- ка, дорогой зятек, сыграем мы с тобой партию в шахматы. -- Вот-вот. А мы с Юленькой посмотрим телевизор, -- обрадовалась такой уступчивости мужа Маргарита Андреевна. Глава 8 Переход Владимира Кольцова на службу летчика-испытателя явился для большинства его однополчан полной неожиданностью. Среди молодых летчиков Владимир быстро выдвинулся в полку в число лучших. Летал он грамотно, смело, со своим особым почерком. Уже в первый год службы после училища заслужил несколько благодарностей командования. Ему досрочно присвоили звание старшего лейтенанта. Потом он стал капитаном. Вот-вот Владимира должны были выдвинуть на новую должность. И вдруг он ушел на испытательскую работу и очутился в Есеино, на аэродроме одного из авиационных заводов. Сергею он, конечно, об этом сообщил. Но в подробности не вдавался. Для Сергея такой неожиданный поворот в службе брата пока тоже оставался не особенно понятным. А Владимир и на новом месте быстро вошел в курс дела. Получил особое задание и уже больше месяца вместе со своим экипажем испытывал новый прибор, который должен был обеспечить пилоту надежную видимость взлетно-посадочной полосы не только ночью, но и в любую погоду. Над областью в эти дни небо еще было голубым, и экипажу Кольцова в поисках ненастья приходилось летать то на север, то на запад, а то и за Волгу -- лишь бы попасть под грозу, встретить туман. На испытания вылетали, как правило, ночью. А до поступления команды "На старт!" смотрели телепередачи или подыскивали для себя какое-нибудь другое занятие по душе в комнате отдыха. А она официально размещалась в каменном здании возле командного пункта. Там было светло, чисто, на полу разостланы ковровые дорожки, стояла красивая мебель и поначалу даже телевизор и радиола. Но летчики и особенно техники эту хорошо обставленную комнату не любили. И предпочитали дожидаться команды на взлет в маленьком полосатом домике, расположенном на отшибе от административных зданий, почти у самой взлетно-посадочной полосы заводского аэродрома. В домике было две комнаты. В одной из них размещался пункт метеослужбы. Другая служила подсобкой до тех пор, пока ее не обжили техники. Поначалу они использовали ее как убежище от дождя, а потом и вовсе приспособили для отдыха. Из комнаты выкинули хранившийся там всякий хлам, занесли в нее стулья, стол, железные солдатские койки, перетащили из основного здания телевизор и обосновались в ней на славу. От штатной, хорошо оборудованной комнаты домик выгодно отличался тем, что в него никогда не заглядывало начальство: В одну из сентябрьских ночей в полосатом домике, на половине метеорологов, слышались настойчивые голоса. -- Псков! Псков! Сообщите метеосводку! -- запрашивал один из дежурных и, получив данные, быстро записывал их на бланке. -- Понял. Пять баллов. Спасибо. -- Великие Луки! Великие Луки! -- вызывал другой. -- Дайте сводку! Дайте сводку! -- Нарьян-Мар! Нарьян-Мар! Сообщите высоту облачности! Направление и скорость ветра! Так. Повторите. Понял, -- терпеливо /`.$.+& + запрашивать первый. А в это время в комнате по соседству тоже шла не менее напряженная "работа". Экипаж Кольцова-младшего азартно забивала "козла". Командир корабля Владимир Кольцов, борттехник, штурман и бортрадист, завладев большим столом, оживленно подбадривали друг друга. -- Володя! Дай "рыбу"! -- командовал штурман. -- Дай отбомбиться! Раз! Два! -- С грохотом выставил сразу два дупля Владимир. Кто-то из соседнего экипажа, устроившись в углу комнаты, негромко напевая, играл на гитаре. Тихий голос певца и мелодичный перезвон струн из-за возгласов играющих почти не были слышны. Но в те короткие секунды затишья, когда доминошники вдруг замолкали, гитара звучала удивительно уютно. -- А мы по хвосту! -- отпарировал после короткого раздумья бортрадист и с таким грохотом опустил на стол костяшку, что жалобно звякнула стоявшая на тумбочке недопитая бутылка боржома. По соседству с доминошниками за маленьким столиком склонились над шахматной доской второй пилот и его партнер. Доминошники явно мешали им. И второй пилот, не выдержав, проворчал: -- И чего орут, как сумасшедшие? Но экипаж Кольцова и не думал снижать накал "боя", и удары по столу следовали один за другим. -- Давай! -- Без меня! -- Не слышу! -- Говорю, без меня! -- Ехали мы, ехали селами, станицами: -- затягивал "прокатившийся", и комната наполнялась веселым хохотом. -- У, жеребцы! -- негодовал второй пилот. -- Ну подождите, козлы проклятые! -- Он проворно подошел к тумбочке, снял с бутылки соску, ловко натянул ее на водопроводный кран и наполнил водой. Как только соска раздулась, он направил ее на играющих и разжал пальцы. Соска, как ракета, устремилась вперед и врезалась в самую гущу играющих. Холодный взрыв разметал доминошников. Компания вскочила со своих мест и бросилась на второго пилота. Тот, недолго думая, юркнул под койку. Бортрадисту, однако, удалось схватить его за ногу. На полу завозилась куча мала. И неизвестно, какая суровая кара постигла бы легкомысленного шахматиста за его откровенно агрессивное намерение, если бы из динамика, висевшего на стене, вдруг не послышалась требовательная команда: -- Первый, на старт! Первый, на старт! Командиру корабля получить задание! Командиру получить задание! Куча мала рассыпалась. Летно-подъемный состав, отряхиваясь на ходу, поспешил к двери. Глава 9 В штаб Кольцов прибыл точно в назначенное командиром полка время. Настроение у него было мрачное. Разговор, как он предполагал, предстоял не из приятных, и капитан хмурился. -- По вашему приказанию прибыл, -- доложил он Фомину. Фомин взглянул на часы, кивнул: -- Проходите. Кольцов подошел к столу. Фомин выдвинул из стола верхний ящик, достал личное дело Кольцова, раскрыл его, поднял на капитана глаза, продолжил: -- Тут два ваших рапорта с просьбой, чтобы вас перевели ближе к технике. Причем оба раза мотивировали свою просьбу тем, что такой переход даст вам возможность полнее использовать свои знания. Мне неизвестно, почему вам до сих пор отказывали. Резолюций на рапортах нет. Но я хочу спросить вас, что думаете о своей просьбе вы теперь? Кольцов не сразу нашел, что ответить. В начале своей службы он действительно подал рапорта Лановому. Работать с людьми оказалось намного сложнее, чем он предполагал. К тому же рота была далеко не (' лучших. Офицеров просто не хватало. Молодые солдаты не ладили со "старичками". И хотя серьезных нарушений дисциплины в подразделении не замечалось, Кольцов почувствовал, что поднять роту на ноги у него не хватит ни опыта, ни знаний. Тогда он только-только освоил обязанности командира взвода -- и вдруг это новое назначение. Так и случилось, что, покомандовав ротой месяц, он написал рапорт. А потом и второй. Но Лановой категорически отказался удовлетворить его просьбу. Он доукомплектовал роту молодыми офицерами, назначил нового зампотеха, поддержал Кольцова добрыми советами, и дело стронулось с мертвой точки. Осенью рота отлично отстрелялась. В ней появились первые мастера вождения: Кольцов увидел в службе еще одну, и, пожалуй, самую интересную, сторону -- конкретные результаты своей работы. -- Но я уже давно сработался с людьми, -- вспоминая сейчас все это, ответил Кольцов Фомину. -- Если я переведу вас, допустим, в ремонтную мастерскую, там вы тоже будете не один, -- заметил Фомин. "Ловко все обернулось", -- с обидой подумал Кольцов. Но возражать командиру полка не стал. Не позволило самолюбие. Вины за собой он не чувствовал никакой. И потому сказал коротко: -- Вам виднее. -- Хорошо. Возможно, мы так и сделаем, -- кивнул Фомин. Он намеревался сказать что-то еще, но дверь бесшумно отворилась, и в кабинет зашел подполковник Лыков. Он подошел к Фомину и протянул ему какую-то бумагу. -- Только что. Из штаба округа. Фомин быстро прочитал текст. Посмотрел на Лыкова, словно видел его впервые, потом на Кольцова. Снова прочитал текст, и на лице у него мелькнуло что-то вроде гримасы. Ник кому не обращаясь, он многозначительно протянул: -- М-да-а: К Фомину подошел Доронин, взял у него телеграмму, прочитал вслух: -- "Встретьте, разместите, обеспечьте все необходимые условия продолжения работы инженера-конструктора Ю.А.Руденко. Заместитель командующего войсками округа генерал-лейтенант Бондарев". "Юлия Александровна? Юля?! -- чуть не вскрикнул Кольцов, забыв сразу обо всем. -- Она снова будет здесь!" -- Значит, решили работу продолжать. Хорошо, -- возвращая телеграмму, проговорил Доронин. -- Очень хорошо. Ну что ж, мы готовы: и встретим, и разместим, и обеспечим. Приборы с танков не снимали? -- Все на местах, -- ответил Кольцов и мысленно улыбнулся: "Господи, Юля! Хорошо-то как!" В том, что продолжать испытания придется именно ему, он не сомневался. Нарушить приказ командующего округом, которым когда-то в качестве испытателей "Совы" назначили его роту, не посмеет никто. Это он знал. И потому, обращаясь к Доронину, спросил безо всяких обиняков, словно и небыло только что тут ни разговора о его рапортах, ни решения командира полка: -- Когда же она приезжает? Доронин снова заглянул в лежащую на столе телеграмму и пожал плечами: -- Конкретно не указано: -- Значит, надо встречать с каждым поездом, -- подсказал Лыков. -- Значит, так, -- согласился Доронин. -- Да, другого выхода у нас нет, -- словно очнувшись, подтвердил Фомин. Все почему-то переглянулись, явно почувствовав облегчение. Фомин заметил это и добавил: -- Естественно, приказ заместителя командующего несколько меняет положение. Вам, товарищ Кольцов, придется продолжить испытания. Но как только эта работа закончится, мы выполним принятое решение. Кольцов ничего не ответил. "Интересно, с чем же она приедет? -- подумал он. -- Неужели они так быстро сумели сделать новый измеритель? А может, он у них уже был?" Он подумал об измерителе, а увидел перед собой Юлю. Сначала b *.), какой она была при их первой встрече ночью у вышки, холодной и строгой, почти сердитой. А потом -- в тот последний вечер, когда они разговаривали на балконе у Борисовых, -- совсем другой, непосредственной, очень домашней и теплой. Он даже вспомнил ее духи -- ландыш с миндалем: -- Вам поручается встретить инженера Руденко, товарищ Кольцов, -- прервал его воспоминания Фомин. -- Разместим мы ее, очевидно, там же, в клубе. А насчет испытаний: Я от вас категорически требую отнестись к ним самым серьезнейшим образом! Можете вы хоть раз обойтись безо всяких ваших рационализаций? -- Могу! -- Вот и потрудитесь! А вы, -- обернулся Фомин к начальнику штаба, -- освободите капитана на время испытаний от всяких других дел. Ни в наряды, ни в какие комиссии, никуда не назначайте. -- Понял, -- слегка поклонился Лыков. -- И последнее, -- понизил голос Фомин. -- Раздобудьте где-нибудь букет цветов поприличней. Все-таки женщину встречать поедете: -- Есть, товарищ подполковник! Обязательно! -- совсем бодро ответил Кольцов и вышел из кабинета. Глава 10 Чем ближе подъезжала Юля к станции назначения, тем откровеннее испытывала она желание, как можно скорее заполучить повторные данные испытаний "Совы". Причин такого нетерпения было несколько. Главная же крылась в том, что ей самой -- лично для себя и как специалисту - - побыстрее хотелось разобраться во всей этой ситуации с прибором. Она отлично запомнила слова Ачкасова, сказанные им при возвращении в Москву: "Удивительно упрямо не дается нам эта система: Ходим где-то около: а результатов пока нет и нет:" И полностью разделяла его мнение. В работе действительно наступил какой-то затор. Она явно застопорилась, пошла вхолостую. Юля вернулась из командировки, ясно отдавая себе отчет, что все их старания за год практически не принесли почти никаких качественных улучшений прибору. На нее глубокое впечатление произвела беседа с Кольцовым и другими испытателями, знакомство с отчетом капитана, который тот доверил ей. Правда, изучить этот отчет до конца, досконально разобраться во всех сделанных там выводах Юля тогда не смогла. Так уж получилось, что, просмотрев этот отчет, она почти сразу передала его Ачкасову, оставив у себя лишь записи сделанных Кольцовым контрольных замеров. Ачкасов обещал ей вернуть тетрадь. Но так до сих пор и не вернул. Но Юля все же уже тогда поняла: к мнению Кольцова необходимо отнестись самым серьезным образом. Оно во многом созвучно с мнением Бочкарева, Окунева, отчасти с ее собственными, да и некоторых других сотрудников КБ, предлагавших в свое время иное решение принципиальной схемы прибора. Она высказала тогда все это отцу. Но Кулешов отнесся к ее доводам, по меньшей мере, как к незаслуживающим внимания. Больше того, он убедил юлю в том, что она просто не имеет права доверять при решении столь важного вопроса чьим бы то ни было записям. "Да мало ли кто чего и как запишет! А ты всему верь. А если закралась ошибка? Элементарная, в конце концов, описка? Как тогда?" -- гремел его бас. И Юля, припертая, что называется, к стене этими и еще более вескими аргументами ведущего конструктора Вольского, заколебалась. И потому, почувствовав свои позиции уязвимыми, так нетерпеливо хотела теперь поскорее во всем разобраться: А поезд все мчался вперед и вперед. И за окном вагона мелькали то холмы, то поля, то перелески, то деревни, то бурые оползни оврагов. Раза два за утро небо заволакивали жиденькие, серенькие тучки и начинал капать дождь, и Юля пожалела, что не взяла с собой резиновых сапожек. Впрочем, о сапожках она вспомнила так, мимолетно, между раздумьями о предстоящей работе, о том, чем ей предстоит заниматься в эти дни. Неожиданно лес, вплотную примыкавший к дороге, расступился. Вправо и влево от полотна потянулись поля. За поворотом показалась c&% знакомая Юле станция. Юля вернулась в купе, взяла чемодан, перекинула через руку плащ и вышла в тамбур. Юле не хотелось спешить. Она не знала наверняка, встретят ее или нет. Но почему-то надеялась, что встретят, и обвела перрон взглядом. Знакомых не оказалось. Но не успели лязгнуть буфера ее вагона, как словно из-под земли вырос Кольцов с огромным букетом цветов. Капитан, очевидно, опаздывал к встрече и перед самым приходом поезда бежал, потому что тяжело дышал, хотя улыбался и смотрел на Юлю веселым взглядом. -- Наконец-то! -- вместо приветствия проговорил он и, дождавшись, когда Юля сошла с подножки, добавил: -- Третий поезд встречаю! -- Здравствуйте! -- улыбнулась ему как старому знакомому Юля. -- Здравствуйте, Юлия Александровна! Это вам от всех нас, -- протянул ей Кольцов букет. -- Спасибо. На такую пышную встречу, признаться, я и не рассчитывала. -- Кольцов взял у нее чемодан, проводил к машине. Как только газик тронулся, Юля спросила Кольцова: -- Ну как вы тут живете? Что у вас нового? -- Вас ждем, -- не переставая улыбаться, ответил Кольцов. -- Могла ведь и не я приехать, -- заметила Юля. -- Очень было бы плохо. -- Прибор получили? -- Вчера. -- Надеюсь, в дороге не пострадал? -- Целехонек. Уже установили. И опробовали. -- Где же? -- На танкодроме. Там все вымерено-перевымерено. Есть с чем сличать. -- Где меня расположить собираетесь? -- На старом месте. А хотите?.. -- вдруг засветился идеей Кольцов. -- Могу у своей бывшей хозяйки. Я у нее четыре года жил. Домик чистенький. Сад прекрасный. Она одна. Неплохо готовит. И главное -- в шесть ноль-ноль вас никто не будет будить. Юля задумалась. -- Попали в точку. Грешница. Поспать утром люблю: -- И на доброе здоровье. -- А где это? -- спросила Юля. -- Да и сдаст ли она? Я ведь всего на пару дней. -- Если я попрошу, сдаст хоть на один вечер! -- заверил Кольцов. -- Дружно очень жили. А дом ее рядом. -- Давайте попытаем счастья, -- согласилась Юля и, словно извиняясь, добавила: -- Уж очень в этом вашем клубе все же неуютно. -- На Садовую, дом двенадцать, -- скомандовал Кольцов водителю. - - Что вы о себе ничего не рассказываете? Как вас встретили в Москве? Юля, прежде чем ответить, подумала. Посмотрела куда-то вдаль через стекло дверцы кабины. Сказала неторопливо, будто подбирая слова: -- Так ведь, естественно, не поздравляли с победой. -- И очень зря, между прочим, -- в тон ей ответил Кольцов. -- Вы оказали им немалую услугу. Ваш доклад должен был насторожить людей с головой. -- Это было, -- улыбнулась каким-то своим мыслям Юля. -- И не только насторожил, но и рассердил. Особенно шефа. -- На себя надо было сердиться, -- заметил Кольцов. -- Возможно, если бы я чем-то смогла подкрепить этот доклад. -- А наши отчеты? -- Сергей: простите, Дмитриевич? -- не сразу вспомнила отчество капитана Юля. -- В ваш отчет не до конца верю даже я. А вы хотите, чтобы с ним так легко согласилось руководство КБ. Да только из-за престижа никто не захочет принимать их всерьез. -- При чем тут престиж? -- нахмурился Кольцов. -- Решается государственное дело. А вы -- престиж. Это уж скорее узколобость дает о себе знать, а не престиж. -- Не согласна, -- укоризненно покачала головой Юля. -- Перед руководством задача не такая уж простая. В данной ситуации мало /`('- bl, что у вас хорошо. Надо еще честно сказать, что у самих плохо. А это кому же хочется? -- Все равно признaют! -- Может быть: -- Голову даю на отсечение! -- запальчиво бросил Кольцов. -- Не лучший аргумент, -- усмехнулась Юля. -- А вдруг замеры обернутся против вас? -- Исключается! -- Сегодня же выяснится. -- Вы даже не будете отдыхать? -- удивился Кольцов. -- Успею. День длинный, -- ответила Юля и насторожилась: -- А может, у вас не все готово? -- Абсолютно все! -- заверил Кольцов. -- Тогда сегодня, -- подтвердила Юля и попросила: -- Давайте закурим. Кольцов мигом достал сигареты. Щелкнул зажигалкой. Дальше ехали молча до самого дома. Кольцов почему-то подумал: "А отчество мое забыла! -- И почувствовал неприятный осадок досады. -- А я-то: Юлия Александровна! Юля! -- Досада задела самолюбие. Стало еще обидней. - - А почему, собственно, она должна была обо мне думать, да еще помнить мое отчество? -- Кольцов глубоко затянулся. Ответ сформулировался сам собой донельзя четко: -- Ничего она, дорогой, не должна. Так это и запомни!" -- Вот, номер двенадцать, -- объявил неожиданно водитель и затормозил машину. Газик остановился возле резной калитки. Кольцов проворно вылез из кабины, помог сойти Юле. Они зашли во двор. Пока шли к крыльцу, Юля по достоинству оценила новое место. Сад вокруг дома был поистине великолепен. Дом с двумя террасами и светелкой привлекал чистотой. Хозяйка приняла гостей тепло, без всякой лишней суеты. -- Пожалуйста, -- пригласила она Юлю на свободную половину. -- На день, на два -- сколько поживете. Я буду только рада. Все живой человек за стенкой. Минут через десять Кольцов уехал в полк. А с наступлением темноты в полку появилась Юля. Ее, как и полагается, встретили Фомин, Доронин и Семин. Фомин сообщил ей, что техника к испытанию готова. Доронин поинтересовался, как Юля устроилась на новом месте. Юля ответила, что ей все очень нравится. Фомин заметил: -- Кольцов все-таки неисправим: Юля не очень поняла, к чему относятся эти слова, но расспрашивать не стала. В парк боевых машин Юлю проводил Семин. Здесь, на площадке перед воротами, уже стоял танк с бортовым номером "01", возле которого находились Кольцов, Чекан и еще несколько танкистов. Юля узнала Чекана и приветливо поздоровалась с ним. -- Продолжим? -- Она пожала ему руку. -- Можно и снова все начать, -- с теплой улыбкой ответил Чекан. -- У вас все готово? -- спросил Семин Кольцова. -- Так точно, -- сдержанно доложил Кольцов. -- В таком случае приступайте к выполнению задачи! -- скомандовал Семин. -- А знаете, я тоже поеду, -- сказала вдруг Юля. -- Вы? -- удивился Кольцов. -- Зачем? -- Вы же обязательно набьете себе шишек в этой железяке! -- похлопал по броне танка Чекан. -- Ничего! -- успокоила его Юля. Семин тоже не ожидал такого оборота дела и тоже попытался отговорить Юлю. Но она была непреклонна. -- Не обижайтесь, Сергей Дмитриевич, -- сказала она, -- но я вам не доверяю. -- Ну если так, -- нимало не обиделся Кольцов, -- тогда, конечно, другое дело. Тогда пожалуйста. Только обязательно наденьте комбинезон и шлемофон. Иначе и в самом деле вам несдобровать. -- Благодарю за заботу, -- сказала Юля. -- От формы не .b* 'k" nal. Кольцов послал Звягина в роту за комбинезоном. А когда его принесли, он еще раз попытался отговорить Юлю. -- И все же, честное слово, вы напрасно беспокоитесь. Никакого удовольствия от этой поездки не получите. -- Поеду. И непременно! -- категорически ответила Юля. -- Тогда прошу. -- И Кольцов протянул Юле руку. -- Спасибо, я сама, -- отказалась от помощи Юля и решительно подошла к танку. Но забраться на броневую махину оказалось не так-то просто. -- Звягин, покажи, как это делается, -- приказал Кольцов командиру танка. Сержант в считанные секунды оказался на броне. И уже оттуда протянул Юле руку. На этот раз Юля перечить не стала. Кольцов поднялся на борт следом за ней. Помог Юле залезть в люк башни, усадил ее на место командира орудия. -- А вы где разместитесь? -- участливо спросила Юля. -- У меня свое место, -- объяснил Кольцов. -- Осваивайтесь. Он подключил Юлин шлемофон в сеть танкового переговорного устройства и снова поднялся над башней. Теперь ему самому стало интересно узнать, чем кончится вся эта история. -- Дождись моего возвращения, -- предупредил он Чекана. -- Понял! -- коротко ответил Чекан и вздохнул: -- Женщина в танке! Мама родная! Только этого нам еще не хватало. -- Прекратите! -- остановил Чекана Семин. -- А вы, товарищ Кольцов, не теряйте времени. Глава 11 Танк взревел и, окутавшись сизым дымом выхлопа, устремился вперед. Пока он двигался по городку, Юля сидела спокойно, с любопытством разглядывая механизмы наводки орудия. Но как только Ахметдинов свернул с булыжной мостовой на проселок, на выбитую десятками машин дорогу на стрельбище, Юля вспомнила предупреждение Кольцова. Нет, ее не качало. Ее просто бросало от стенки к стенке. И если бы не шлемофон, она уже не раз больно ударилась бы о броню. Кольцов, заметив ее беспомощные движения, скомандовал механику- водителю: -- Полегче, Акрам, полегче! Куда летишь? -- Я и так еле еду, -- проворчал в ответ Ахметдинов. -- Полегче! -- громче повторил Кольцов и нагнулся к Юле: -- За пульт держитесь, Юлия Александровна. А ногами упритесь вот сюда. Сразу обретете устойчивость. Юля послушалась совета. И с благодарностью ответила: -- Верно, так лучше. Спасибо. -- А ведь я только сейчас понял: это в общем-то очень здорово, что вы отважились на поездку! -- явно довольным тоном проговорил Кольцов. Они были уже на стрельбище. Здесь качало еще сильней. Танк все время наезжал на какие-то насыпи, опускался в ямы, что-то объезжал. На экране "Совы" то и дело мелькали выбоины, спуски, подъемы. -- Сейчас появятся цели. Наблюдайте, -- предупредил Кольцов. -- Готова. По-моему, видимость вполне удовлетворительная, -- дала оценку прибору Юля. -- Обзор хороший. Претензий нет, -- согласился Кольцов. -- Только этого нам мало. Видите под деревом орудие? -- Вижу. -- Каково, по-вашему, до него расстояние? -- Метров триста. -- В том-то и дело, что больше двух километров. -- Не может быть! -- Может, Юлия Александровна. Стоп! -- скомандовал Кольцов. Танк замер. -- Как же вы определили дистанцию? -- все еще не верила Юля. -- В данном случае я сам эту цель устанавливал. А чтобы вы c!%$(+(al в ошибке прибора, можно проверить дальность шагами. Не хотите? Вот карта. Пожалуйста, измеряйте по карте. И самое для вас веское доказательство: давайте сделаем контрольный замер. -- Давайте. Кольцов поднялся над башней, нажал кнопку измерителя. -- Проверяйте. Я не ошибся. Юля нетерпеливо припала глазом к окуляру. -- Да, две тысячи триста сорок метров: -- механически подтвердила она. -- Но, возможно, это частный случай? -- Пусть будет так, -- не стал спорить Кольцов. -- Продолжим. Вперед! Танк снова двинулся в темноту ночи. Какое-то время ехали молча. -- Я готов сделать двадцать, тридцать таких замеров. Но, честное слово, не порадую вас ничем: -- словно оправдываясь, начал разговор Кольцов. Но Юля не дала ему договорить. -- Давайте так и сделаем. За тем я и приехала, -- сухо сказала она. "А ты, однако, упряма! -- подумал Кольцов. -- Только надолго ли тебя хватит? А как прикажешь испытывать твою "Сову" в тумане? В дыму? В огне?" Очередная проверка также не оправдала Юлин глазомер. Кольцов в качестве мишени выбрал бронетранспортер. На экране приборов он виделся крупным, словно пачка сигарет, прямоугольником. И Юля справедливо решила, что уж теперь-то цель совершенно точно расположена рядом. Но в действительности бронетранспортер оказался далеко за пределами прямого выстрела. И в третий, и в четвертый, и еще много раз за эту ночь ошибалась Юля, наблюдая за местностью по экрану "Совы". Она пыталась как-то сопоставить ошибки, вывести хоть какую-нибудь закономерность их возникновения, хоть как-то попытаться предусмотреть их. Но так и не смогла. И вынуждена была в конце концов признать, что решать с помощью "Совы" такую важную задачу, как определение расстояний, практически невозможно. Впрочем, особой неожиданностью для Юли это не явилось. Уж кто-кто, а она отлично знала, что в свое время, когда "Сову" только еще проектировали, специально этим, как казалось тогда, узким вопросом никто не занимался. В ту пору все думали лишь о том, чтобы максимально увеличить дальность видимости прибора, а также угол его зрения. Не было для Юли это непредвиденной откровенностью также и потому, что об этом существенном недостатке прибора в своем отчете предупредил Кольцов и даже обосновал математическими выкладками. Теоретическую физику он знал так, как, пожалуй, ее не знал в КБ никто. И все же, несмотря на все это, ей не хотелось признавать себя побежденной. Все казалось, что дело вовсе не в приборе. Что надо лишь хорошенько освоить его, научиться как следует им пользоваться. Кольцов терпеливо выводил танк то на одну, то на другую цель. Не пытался давать советы, не подсказывал. Он словно говорил ей всем своим поведением: "Сама, сама во всем разбирайся". И Юля наконец разобралась и сказала с плохо скрытой досадой: -- Пожалуй, хватит. Кольцов, казалось, только этого и ждал. -- В таком случае проверим наши возможности в дыму? -- быстро предложил он перейти ко второй части испытаний. -- Давайте, -- покорно согласилась Юля. Кольцов передал по радио команду и обратился к механику-водителю: -- Акрам! Низину возле вододрома знаешь? Сворачивай туда. Танк развернулся и двинулся почти в обратном направлении. От резкого поворота к горлу Юли подступила тошнота. Но она сделала глубокий вдох и подавила спазму. Однако Кольцов заметил, как Юля на момент полузакрыла глаза, и участливо спросил: -- Может, передохнем, Юлия Александровна? -- Спасибо, -- поблагодарила Юля. -- Давайте лучше скорее заканчивать. Но двигаться до низины, в которой Кольцов, как в наиболее удобном для эксперимента месте, установил дымовые шашки и только что по радио дал приказ поджечь их, не пришлось. Видимость на экране прибора заметно начала ухудшаться. Очертания предметов стали расплывчатыми, дальность наблюдения резко снизилась. Кольцов привычно запросил механика-водителя: -- Как видишь, Акрам? -- Муть пополз: -- Откуда? -- Откуда всегда ползет. -- Значит, туман. А я думал, у меня прибор забарахлил. -- Фару можно включить? -- спросил Ахметдинов. -- Еще чего! Ты уж как-нибудь по прибору ловчи, -- стараясь выдержать серьезный тон, ответил Кольцов. -- Да я ничего не вижу! -- А вы что видите, Юлия Александровна? -- обратился Кольцов к Руденко. -- Да вообще-то тоже почти ничего, -- ответила Юля, как показалось Кольцову, уставшим и безразличным тоном. -- Но это вполне естественно: дым, туман. Нам это известно: -- Вам-то да. А механику-водителю от этого не легче! Включай, Акрам, ближний свет, помогай "Сове". Танк снова рванулся вперед. -- В дыму, Юлия Александровна, еще хуже. А в огне "Сова" совсем слепнет, -- продолжал Кольцов, -- впрочем, сами сейчас во всем убедитесь. Колея в низине была сильно выбита. Танк переваливался с борта на борт и с носа на корму, как челн в штормовую погоду. На экране "Совы" в мареве тумана мелькали то верхушки деревьев, то бесформенные нагромождения вывороченной гусеницами земли. До намеченного рубежа оставалось еще метров триста. И вдруг Юля взмолилась: -- Сергей Дмитриевич, давайте остановимся. Я больше не могу. -- Стоп! -- скомандовал Кольцов. Танк остановился, словно налетел на невидимое препятствие. -- Мне плохо, -- призналась Юля и добавила: -- Странно: А на машине я езжу очень легко. -- Я же предупреждал, что это не "Волга", -- сдержанно улыбнулся Кольцов и открыл люк башни. -- Хотите сойти на землю? -- Хочу. Кольцов вылез на броню первым. Отключил переговорное устройство. Спрыгнул вниз. Под ногами чавкнула болотная жижа. Ночь мягкой темнотой прикрыла низину. Далеко за лесом гудел трактор. И в такт ему басовито рокотал двигатель танка. Тем временем Шульгин помог подняться Юле. Юля вылезла на корму, протянула Кольцову руку. -- Подождите, -- остановил ее Кольцов. -- Шульгин, отдай инженеру свои сапоги. А сам наденешь мои кеды. -- Сапоги? -- явно с удивлением переспросил заряжающий. -- Сапоги! -- повторил Кольцов. -- Да она же в них утонет. -- Шуль-гин! -- Да у меня ж сорок пятый!.. -- Ты все понял? -- Да мне что, жалко? Заряжающий на миг скрылся в башне и, вновь появившись, передал Юле сапоги. -- Надевайте. Здесь сыро. Прямо с туфлями в них залезайте, -- посоветовал Кольцов. Юля не спорила. Теперь она во всем соглашалась с капитаном. Надела сапоги и, снова ища опоры, протянула Кольцову руку. Кольцов помог ее спрыгнуть с борта, помог удержаться на ногах. -- Это пройдет. Подышите -- и пройдет, -- подбодрил он Юлю. -- Запах солярки, да еще горелой, не все переносят: -- А можно назад пешком? -- спросила вдруг Юля. -- Еще больше устанете. -- Я хожу хорошо! -- поспешно заверила Юля. -- Пойдемте, - не стал возражать Кольцов. -- Только зачем же топать всю дорогу? До развилке дойдем, а там сядем на машину. Шульгин, передай дежурному, чтобы к развилке машину прислали. Понял? -- Так точно! -- ответил солдат и скрылся в башне. Танк двинулся вперед. И сразу то место, где стояли Кольцов и Юля, утонуло во мраке. Темнота была настолько густой, что Юля забеспокоилась: -- Как же мы пойдем? -- Не в тайге. Доберемся, -- усмехнулся Кольцов и включил фонарик. Узкий луч выхватил из-под ног мокрую траву с искрящимися на ней капельками росы, кочки, вывороченный гусеницами дерн. Черные, казавшиеся бездонными колеи тянулись в глубь низины. И где-то вдали, в самом конце их, время от времени во мраке вспыхивали и пропадали красные габаритные огни танка. Кольцов проводил их взглядом и сказал: -- А мы пойдем в сторону: Он ступил в широкую колею, но его тотчас же схватила за руку Юля. -- Нет уж, теперь я от вас не отстану, -- сказала она и почти вплотную прижалась к Кольцову. Они шли рядом, стараясь не мешать друг другу. Идти по жидкой грязи было легче. Но там, где земля была тверже и липла к ногам вязким тестом, Юля сразу начинала отставать. Кольцов никуда не спешил. И был бы рад вот так, рука об руку, бродить с инженером по стрельбищу хоть до утра. Но он почувствовал, что Юля очень устала, и ему стало жаль ее. -- Вот не послушались вы меня: -- начал было он почти с укором. -- Я вас великолепно слушаюсь, -- прервала его Юля. -- Неправда. Не доверили нам самим провести испытания. -- Я и не могла этого сделать, -- непреклонно ответила Юля. -- Могли. Вполне могли. А уж отложить замеры на день, отдохнуть после дороги и вовсе могли без всякого ущерба для дела. На это Юля не сказала ни слова. -- Ну да будет вам наука, -- продолжал Кольцов.-- А уж следующий заезд я прямо за полковым забором проведу. -- Следующего не будет, -- сказала Юля. -- То есть? -- Не нужен он. Мне и так все ясно. Ой! -- вскрикнула вдруг Юля. -- Что случилось? -- Сапог потеряла, -- засмеялась Юля. -- Господи, я испугался, думал, ногу подвернули, -- признался Кольцов. -- И сапог жалко: -- Найдем! -- шаркнул лучом по колее Кольцов. -- Не заяц, не убежит. Вот же он! -- Ваш солдат не зря предупреждал. Они мне и правда великоваты, - - снова засмеялась Юля. -- Стой! Кто идет? -- раздался неожиданно в темноте властный окрик. Кольцов и Юля, опешив, остановились. -- Тьфу ты черт! -- вполголоса вдруг выругался Кольцов. -- Я и забыл, что тут сторожевой пост выставили. -- Стой! Кто идет? Стрелять буду! -- снова послышалось в темноте. -- Это я, капитан Кольцов! -- назвал себя Кольцов. И в этот момент, как назло, погас фонарик. -- Чтобы тебя разорвало! -- в сердцах прошипел Кольцов, тряся фонарик. -- Ло-жись! -- скомандовал часовой, и в темноте ночи гулко раскатилась автоматная очередь. Кольцов, не мешкая, схватил Юлю за плечи и свалил на землю. Он не видел, куда она упала. Но, почувствовав, как быстро у него самого на локтях и коленях промок комбинезон, понял: и под ней такая же !.+.b(- . -- Ни в коем случае не поднимайтесь! -- шепотом предупредил он. -- А зачем он стрелял? -- тоже шепотом спросила Юля. -- Порядок такой. -- Ничего себе!.. -- Вы уже промокли? -- До костей. -- Двигайтесь ко мне. Тут вроде посуше, -- предложил Кольцов. Юля проворно подтянулась к нему. -- Сейчас попробую с ним поговорить, -- сказал Кольцов и окликнул солдата: -- Караульный! Это я, капитан Кольцов. Ты что, не узнаешь меня? Часовой молчал. -- Я попробую сейчас зажечь фонарик, -- предложил Кольцов. -- На меня не светить! -- послышался грозный окрик. -- Да я на себя! На себя! -- Что же вы не зажигаете? -- спросила Юля. -- Черт бы его зажег! -- сердито ответил Кольцов, беспомощно повертев фонарь в руках. И снова окликнул часового: -- Вызывай разводящего! Караульный не отвечал. На стрельбище было тихо. Только где-то в стороне по-прежнему гудел трактор. -- Что же он вас не слушается? -- уже с иронией спросила Юля. -- Ему вообще с нами разговаривать не положено: -- И долго мы будем лежать? -- Пока не придет разводящий. -- Это тоже такой порядок? -- Глупость ужасная получилась, -- смутился вдруг Кольцов. -- Я во всем виноват. Забыл, что тут выставили этот дурацкий пост. Хорошо еще, что все так обошлось. Вы не бойтесь, пожалуйста. -- А я и не боюсь, -- поняв смущение капитана, ответила Юля. -- Я с вами: Лежу в грязи. Очень мягко. Даже приятно. Кольцов понял, что Юля успокаивает его, и с благодарностью посмотрел на нее. Но ничего не увидел. Он глубоко вздохнул. И вдруг понял: ему не только нельзя сетовать на судьбу, а надо благодарить ее. Ибо, не окажись на их пути этого, как он выразился, дурацкого поста, никогда, быть может, Юля не была бы с ним так близка. А она лежала почти у него на плече, и ее волосы, одурманивающе пахнущие ландышем и миндалем, касались его лица: Ему захотелось сказать ей что-нибудь ласковое, теплое, значительное. Сказать о том, что таких красивых, обаятельных женщин он еще не знал. Что он ночи не спал от волнения, как бы вместо нее не приехал кто-нибудь другой. -- А вы теплый, -- сказала вдруг Юля. -- Сильный и теплый: "Я -- дубина! Кретин и осел! Еще неизвестно, чем все это кончится", -- с негодованием на самого себя подумал Кольцов и спросил: -- Вы насморка не боитесь? -- Я вам уже сказала, что ничего не боюсь, -- спокойно ответила Юля. -- А ведь можете получить, -- продолжал Кольцов, подумав: "Какую околесицу, однако, я несу!" -- Конечно, если этот ваш разводящий не придет до утра, -- согласилась Юля. Кольцов не успел ответить. До слуха его неожиданно донеслось далекое урчание автомашины. А едва он приподнял голову и посмотрел в сторону этого звука, как увидел в темноте прыгающие вверх и вниз лучи автомобильных фар. В направлении поста из городка двигалась машина. Кольцов догадался: к караульному спешила подмога. -- Он будет здесь минут через пять, -- рассчитал он. -- Откуда вы знаете? -- Знаю: -- не стал уточнять Кольцов. Глава 12 Минут через пять к посту подъехала машина. А еще минут через b`($f bl Юля и Кольцов были на Садовой улице. Хозяйка уже спала. Свет в ее окнах давно был потушен. Юлю это несколько озадачило. Но Кольцов мигом успокоил ее: -- Я знаю тут все наизусть. Ключ у вас? -- В тайнике. -- За трубой? Юля кивнула. Кольцов быстро нашел ключ, открыл дверь. -- Вот вы и дома. Располагайтесь, -- жестом пригласил он Юлю в дом. Вы меня не оставляйте, -- попросила Юля. -- Я, признаться, днем и осмотреться-то хорошенько не успела, где тут что: -- Пожалуйста, покажу, -- с готовностью согласился Кольцов. Они зашли в комнату. Кольцов включил электричество. -- Первым делом я хочу вымыться, -- сказала юля, осматривая вымазанный в грязи комбинезон. -- Придется греть воду: -- Не надо. Великолепно обойдусь холодной. -- Где же вы будете мыться? -- В саду -- Да ведь холодно, Юлия Александровна! -- Эх вы, мужчины! -- улыбнулась Юля. -- Берите полотенце и идите в сад. И ждите меня. Я следом за вами. После яркого света комнаты в саду Кольцову показалось особенно темно. Но скоро он пригляделся. Из бокового окна в сад через занавеску падал желтоватый луч. Кольцов разглядел тропу, прошел к сараю, заглянул в бочку. Она была полна воды. Хозяйка собирала ее здесь для того, чтобы она за день могла нагреться, и вечером перед самым заходом солнца поливать цветы. Кольцов сунул в бочку руку . Воду нельзя было назвать теплой. Но она не была и холодной. Тут же, на скамейке, Кольцов нашел и ковш. Он зачерпнул из бочки и услышал за спиной голос Юли: -- Ну вот и прекрасно: Кольцов обернулся. Юля стояла в полосе света в халате и босиком, держа в руке туфли. -- Юлия Александровна, вы простудитесь! -- воскликнул он. -- Вы считаете, что здесь холоднее, чем в вашем болоте? -- усмехнулась Юля. -- Но босиком-то, босиком-то зачем? -- Люблю, -- просто ответила Юля. -- Ну так где вода? -- Вот: -- указал Кольцов на бочку. Юля сняла халат и осталась в комбинации. -- Поливайте, -- сказала она и взяла мыло. У Кольцова на щеках выступил румянец. Он давно уже понял, что Юля очень проста в обращении, но такой бесцеремонности не ожидал. А больше всего не ожидал так близко увидеть перед собой ее полуголое тело. Кровь ударила ему в голову. Он не мог понять, что все это означает: обычная непринужденность или откровенное желание подразнить его: А Юля как ни в чем не бывало поставила на скамейку ногу, густо намылила ее и снова обернулась к нему: -- Что же вы? Воды жалко? Он поспешно вылил ей на ногу ковш. -- Какое блаженство! -- сказала она и начала намыливать другую ногу. Кольцову казалось, что он чувствует исходящее от нее тепло. Кожа у Юли была блестящая, словно мраморная. Ногти на ногах покрыты темным лаком. Смыв пену, Юля ловко вытерла ноги полотенцем. Потом распустила волосы, несколько раз пропустила их сквозь пальцы рук и с облегчением вздохнула: -- Кажется, можно и не мыть. Вымазать не успела. -- Кольцов смотрел на нее как завороженный. А Юля не торопясь вымыла плечи, руки и спросила: -- Сколько времени? Кольцов взглянул на часы. -- Три, -- ответил он и вдруг не сдержался, сказал то, о чем думал все время, пока был с ней в саду: -- Вы необыкновенная &%-i(- ! Вы очаровательная женщина! Вы само очарование!.. -- А вы знаете, -- сказала она, -- я, пожалуй, хочу есть. Хорошо бы после такого купания выпить чаю и съесть бутерброд с ветчиной. -- Я мигом организую! -- обрадовался Кольцов тому, что ему не придется так быстро от нее уходить, хотя совершенно не представлял, где и что он найдет в такой поздний час. -- У меня все есть, -- выручила Юля. -- Идите в дом и приготовьте, пожалуйста. Кольцов проворно взбежал по ступенькам крыльца, зашел в комнату. На столе в прозрачной хлорвиниловой сумочке лежали продукты. Кольцов достал ветчину, колбасу, масло, две московские булки, сыр, нашел коробочку с дорожными пакетиками чая, кипятильник, изящную серебряную ложечку, стакан с подстаканником, соль, сахар и даже тюбик с горчицей. Он выложил все на стол и подумал, что Юля неплохо умеет собираться в дорогу. Он налил в стакан воды, включил кипятильник, нарезал булки, намазал их маслом, положил на масло ветчину, и хотя сам в этот момент испытывал необычайный, просто волчий аппетит, все его мысли были заняты только Юлей. Она стояла у него перед глазами -- стройная, нежная, притягательная. У него руки начинали дрожать, когда он думал о том, как сейчас войдет в дом, сядет за стол напротив него -- и он снова увидит ее малахитовые глаза, распущенные волосы. Юля вошла, мельком взглянула на его приготовления, улыбнулась и остановила на Кольцове долгий, пристальный взгляд. Он смутился под этим взглядом, спросил: -- Что-нибудь не так? -- Вам, кажется, повезло больше, чем мне, -- заметила она. -- А, да, -- понял он, что имела она в виду. -- Я действительно не промок. Сбросил комбинезон, вымыл сапоги -- и чист. -- Что же вы стоите? Вы ведь тоже голодны, ужинайте, -- предложила она и подошла к этажерке, на которой стояли зеркало, флакон духов, еще какие-то баночки и коробочки. Она открыла духи, смочила палец и легонько дотронулась до шеи за ушами. И сейчас же Кольцов уловил запах миндаля и ландыша. Но теперь он показался ему более терпким. Юля вроде бы не замечала его. Она вела себя так, будто была в комнате одна. И в то же время он чувствовал: ей было приятно сознавать, что он любуется ею. Она закрутила волосы в жгут и уложила его на левое плечо. При этом открылась чуть загорелая шея. Кольцов не отрываясь следил за ее неторопливыми движениями и вдруг почувствовал, что его словно толкнули к этой женщине, так спокойно и непринужденно укладывавшей свои волосы. Он попытался бороться с этой неведомой силой, но понял: все старания напрасны. Чувствуя, что теряет над собой контроль, он подошел к Юле и поцеловал ее в шею раз, другой, потом в плечо, потом снова в шею: -- Можно подумать, мы с вами на четырнадцатом этаже, -- негромко сказала она. -- Конечно. То есть кругом только сад, -- прошептал он в ответ что-то несвязное, шагнул к выключателю и выключил свет. А когда обернулся, то скорее почувствовал, чем увидел, что Юли уже нет возле этажерки. Он напряг зрение, пытаясь увидеть ее в темноте. Но не увидел. Лишь услышал мягкие шаги и легкий шелест халата. Потом что- то скрипнуло. И он понял: Юля села на кровать. У него забилось сердце так, что каждый удар отдавался в висках. Он шагнул к ней, сел рядом, робко обнял и стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи: Юля спокойно принимала его ласки, будто ждала их. Потом, позднее, когда он на ощупь нашел сигареты и взял одну, Юля сказала: -- Я тоже хочу. Он протянул пачку, зажег спичку, поднес ей. И пока она прикуривала, не сводил с нее глаз. Выражение лица у Юли было довольным, веки полусмежены. Кольцов жадно выкурил сигарету, потянулся за второй. Но она жестом остановила его и, держа за руку, продолжала лежать молча. Он тоже не говорил ничего, только думал и думал о ней. Он плохо понимал ее. И совершенно не мог объяснить себе ее поступок. Да и не старался понять. Зато свое собственное a.ab.o-(% и настроение он взвешивал до мелочей и прекрасно отдавал себе отчет во всем. В его жизни произошло нечто огромное, ни с чем не сравнимое, ни на что не похожее. Как и подобает цельной натуре, редко принимающей решения, но зато принимающей их раз и навсегда, он понял: отныне может и должен принадлежать только этой женщине, бесконечно влекущей его к себе. Это было для него так очевидно, что он не удержался и сказал ей дрогнувшим от волнения голосом: -- Хотите вы этого или не хотите, но я теперь ваш. Юля молчала. -- И только ваш, -- повторил он. -- Никакой собственности, -- предупредила вдруг она и попросила: -- И пожалуйста, не надо ни о чем говорить. Кольцову показалось: она шутит, хотя голос ее звучал довольно твердо. И он продолжал: -- Но это так: Тогда она просто закрыла ему ладонью рот и повернулась к нему лицом. Теперь он уже не видел его выражения, не видел, улыбается она или серьезна. Однако решительность ее жеста напугала его. Ему стало страшно от мысли, что скоро начнет светать. Им придется расстаться. Днем она может уехать. А он так и не скажет ей ничего и, главное, ни слова не услышит от нее. А как же дальше? Как надо и как сможет он жить дальше? Мысль эта так взволновала его, что он, несколько раз горячо поцеловав ее руку, заговорил снова, быстро, словно боясь, что она не даст ему договорить: -- Не уезжайте так скоро. -- Что же мне тут делать? -- ответила Юля. -- Не знаю, -- признался Кольцов и поправился: -- Пока не знаю. Потом придумаем. Давайте хотя бы повторим все испытания. Юля добродушно засмеялась: -- Теперь уже вроде испытывать нечего. -- Почему? -- не понял он ее шутки. -- Придумаем что-нибудь: -- Юля молчала. Но ему хотелось слышать ее голос. И он продолжал: -- Без вас я тоже работал: И кажется, мне удалось кое-что подметить интересное. Помните длинные темные полосы на экране? --Помню. Я знаю, что это такое. -- А не заметили, что они появляются только в определенные моменты? -- В определенные? -- Именно. -- В какие же? -- даже заинтересовалась Юля. -- Я расскажу. Но не сейчас же, Юлия Александровна! -- боясь переборщить и все испортить, взмолился Кольцов. -- Хорошо, -- ответила она после некоторой паузы. Кольцов встал. -- Я пойду, -- сказал он и стал целовать ее лицо, глаза, волосы. Она не отталкивала его, только сказала: -- Мы расстаемся всего на несколько часов. -- Да, -- сказал он и, быстро собравшись, вышел в сад. В десять часов утра его разбудил Шульгин. Он сильно постучал в дверь квартиры капитана и на вопрос "Кто там?" громко доложил: -- Вас, товарищ капитан, командир полка срочно вызывает. Дремоту, еще смежавшую веки капитана, как ветром сдуло. Кольцов проворно сел на тахте, заменявшей ему в его холостяцкой квартире кровать, и сбросил с себя простыню, но с тахты не слез. Он подумал не о Фомине, а о Юле. И снова, как наяву, совершенно отчетливо увидел ее перед собой, ее стройные, крепкие ноги, тяжелый жгут волос, легкие, проворные и в то же время несуетливые руки. "Я, кажется, сойду с ума", -- подумал он и снова зажмурил глаза. Но Юля от этого не исчезла, а, наоборот, стала видна еще четче. Он услышал ее голос: "Мы расстаемся всего на несколько часов:" "Надо, непременно надо задержать ее здесь: -- подумал он и только теперь вспомнил о Фомине: -- И зачем я ему понадобился так рано?" Он встал, открыл дверь, впустил Шульгина. Поздоровался за руку, a/`.a(+: -- Как вчера добрались? -- Полный порядок, товарищ капитан, -- доложил Шульгин. -- Танк вымыли. Загнали в бокс. -- Когда же успели? -- удивился Кольцов. -- Сразу после подъема. Старшина разрешил, вместо зарядки. -- Молодцы! А тебя кто послал? -- Лейтенант Аверочкин. -- Передай, пусть доложит: сейчас буду, -- сказал Кольцов и взял со стула бриджи. Собрался он быстро. На ходу заглянул в холодильник. Выпил пару сырых яиц, заел круто посоленным куском хлеба и направился в штаб. По дороге представил, как встретит его сейчас Фомин. Большой фантазии для этого не требовалось. О случившемся на стрельбище наверняка знал уже весь полк. И как ни оправдывайся и что ни доказывай, а виноват во всем этом, конечно, был он, Кольцов. Исходя из этого, как говорится, по заслугам полагалась и честь: "В мастерскую так в мастерскую", -- уже почти смирился он, и перед его глазами опять встал Фомин, сердитый, почему-то всклокоченный, хотя в жизни подполковник всегда был причесан самым аккуратным образом. Кольцов решительно открыл дверь кабинета командира полка и, переступив порог, остановился. В кресле возле маленького столика, за которым Фомин обычно принимал своих заместителей, сидела Юля, а рядом с ней стоял Фомин и очень старательно наливал в ее чашку из фарфорового кофейника кофе. Чего-чего, но увидеть это Кольцов не предполагал даже во сне. Почему-то никак не укладывалось в голове, что Юля очутилась здесь раньше его. Ведь ее-то никак не могли вызвать. Значит, пришла сама: И откуда этот кофейник с выгнутым носиком, с синим рисунком на бледно-синему, может быть, даже майсеновскому фарфору? Кольцов доложил о прибытии. А Фомин как ни в чем не бывало гостеприимно предложил: -- С нами чашечку кофе. Наверное, ведь не завтракали? -- Благодарю! -- Кольцов, повесив фуражку на вешалку, подсел за столик. Юля приветливо улыбнулась, молча кивнула головой. Кольцов тоже кивнул. -- Клади сахар, -- предложил Фомин. И, посмотрев за окно, сказал гостье: -- Дождь будет. Не к дороге: -- Ничего. Поеду. Все ясно, -- сказала Юля. -- Дома дел тоже не перечтешь. -- Ну а за эту историю, я думаю, вы нас простите, -- мягко улыбнулся Фомин. -- Я как на фронте побыла, -- засмеялась Юля. -- И не испугалась. Правда? -- взглянула она на Кольцова? -- Правда, -- глухо ответил Кольцов. -- Но вы знаете, -- снова перевела взгляд на Фомина Юля, -- очень может быть, что через неделю я опять к вам нагряну. Так что приборы не демонтируйте. -- Милости просим, -- расплылся в улыбке Фомин. -- Все сохраним как есть. -- И наверняка не одна, -- добавила Юля. -- Тем более будем рады! Места всем хватит. Разместим. -- Вы уезжаете? -- не выдержал Кольцов. -- Да, поговорила сегодня с Москвой и решила: надо ехать. -- Но мы же хотели провести еще ряд экспериментов! -- Не стоит, Сергей Дмитриевич, мне картина ясна, -- просто ответила Юля. -- Напрасно, -- с сожалением проговорил Кольцов. -- Мне казалось, что дополнительные данные не помешали бы вам для доклада. -- Не помешали бы, -- согласилась Юля. -- Но я подумала и пришла к выводу: надо еще кому-то из наших специалистов "Сову" показать в деле. Одного моего мнения, при любых данных, сейчас уже недостаточно. Надо сделать так, как я только что сказала Виктору Qтепановичу: сюда должны приехать два-три наших инженера. Вы меня поняли? -- Я давно вас понял, -- буркнул Кольцов. -- Я тоже думаю, что Юлии Александровне виднее, как следует поступать, -- заметил Фомин. Юля допила кофе, поставила чашку на стол, встала. Сказала, обращаясь к Кольцову: -- А если вы меня проводите, буду очень рада. -- Конечно! Обязательно проводит! Какой может быть разговор?! -- с готовностью ответил за Кольцова Фомин. -- Давай-ка, Сергей Дмитриевич! Берите мою машину. А я сейчас дам команду, чтобы обеспечили билет. Вам, очевидно, в мягком? -- Если удастся. Юля попрощалась с Фоминым, поблагодарила его за заботу и вышла из кабинета. На какое-то время Кольцов остался наедине с Фоминым. Но и этого времени вполне хватило, чтобы Фомин снова стал таким, каким Кольцов знал и видел его всегда. Взгляд командира полка, как и прежде, стал строгим, проницательным. -- Если и на этом, финальном, отрезке вашего совместного пути случится хоть что-нибудь, я вас не в ремонтную мастерскую, а в хозвзвод отправлю. Понятно? -- чеканя слова, предупредил он. -- Так точно, товарищ подполковник, -- вздохнул Кольцов и вышел из кабинета. Когда Кольцов спустился с крыльца, Юля уже стояла возле командирского газика. Она села в кабину, подождала, когда Кольцов усядется рядом, и сказала: -- Поедемте в парк. Надо снять ленту с измерителя. -- Поедемте. В парке Юля тепло поздоровалась с Чеканом. Взяла у него пленку, сама упаковала ее в жестяную коробку, сама обклеила коробку изоляционной лентой. -- Берегите прибор, я скоро вернусь, -- предупредила она зампотеха. -- Я бы снял его от греха подальше, -- честно признался Чекан и вопросительно посмотрел на Юлю. -- А? -- Ни в коем случае! -- вмешался в разговор Кольцов. -- Мы с ним еще поработаем. А за сохранность не беспокойтесь. -- Решайте сами, -- сказала Юля и, пожав Чекану руку, пошла к машине. Из полка до Садовой они ехали молча. Вещи у Юли были уже собраны. Она расплатилась с хозяйкой, попрощалась, и машина повезла их на станцию. Юля со всеми была приветлива, даже ласкова, и только, казалось, не замечала Кольцова. Нет, время от времени она обращалась к нему с каким-нибудь вопросом, что-то говорила ему, но будто не видела его. Кольцов был вне себя от обиды, от уязвленного самолюбия, от неумения объяснить такое, столь непонятное, поведение Юли. Он не знал, как ему надо на все это реагировать, и решил молчать. Они уже подъезжали к станции. И вдруг Юля заговорила с ним мягким, полным участия голосом: -- Спасибо вам, Сергей Дмитриевич, за все. Вы оказали мне поистине неоценимую помощь. -- Пожалуйста: -- буркнул Кольцов. -- Мне не только полезно было с вами работать, но и приятно. "Так я и поверил!" -- чуть не сорвалось у него с языка. Но он сжал губы и насупился еще больше. -- Впрочем, -- продолжала Юля, -- через неделю-две я надеюсь снова быть здесь. О дне приезда я непременно вас предупрежу. -- Могу уехать в командировку, -- неожиданно для себя сказал Кольцов. -- Это исключено, -- улыбнулась обезоруживающей улыбкой Юля. -- Я просила Виктора Степановича никуда вас не отправлять, и он обещал мне это. Если не приеду, тоже сообщу. "Могла и не просить. Меня и так никто никуда не пошлет. А уехать, наверное, было бы надо: -- подумал Кольцов. -- Сирена, вот кто ты. Сирена самая настоящая!" Газик подкатил к платформе станции. И в тот же момент из-за поворота показался поезд. Глава 13 Прошло две, три недели, но Юля не приехала и не прислала письма. Прошел месяц. А Москва все молчала. И Кольцов начал понимать, что ждать некого да и нечего. Он многое за эти дни передумал и решил, что в общем-то, наверное, оно так и должно быть. И хотя на душе у него, несмотря на все эти разумные выводы, легче не стало, удивлялся он совсем другому. Весь полк все это время только и обсуждал случай с часовым, а Фомин до сих пор даже не удосужился отчитать Кольцова. И не только Фомин. Семин тоже словно воды в рот набрал. Забыл, казалось, Фомин и о ремонтной мастерской, что тоже на него было мало похоже. Да и вообще он как будто перестал замечать Кольцова: Обо всем этом и раздумывал сейчас Кольцов, стоя у окна командного пункта вышки. Было темно. Хлестал дождь. Голые ветки деревьев тоскливо бились о стенку вышки при каждом сердитом порыве ветра. Кольцов протер рукой запотевшее стекло, но, убедившись, что виднее через него не стало, открыл окно настежь. Снаружи сразу дохнуло сыростью. Отчетливее стал слышен шум дождя и ровный гул работающих танковых двигателей. Кольцов ждал, когда доложат о готовности мишеней. Вскоре действительно раздался телефонный звонок. Трубку снял сидевший за пультом управления Чекан и, выслушав доклад, сообщил Кольцову: -- Мишени опробованы. -- Будем начинать, -- решил Кольцов. Без комбата? -- Время вышло, -- ответил Кольцов, подошел к пульту управления и коротко скомандовал в микрофон: -- Загрузить боеприпасы! Стоявшие в строю за кормой танков экипажи бросились выполнять команду. Скоро по три снаряда перекочевало в каждый танк. После этого экипажи снова построились за машинами. -- К бою! -- снова скомандовал Кольцов. Натренированные экипажи в считанные секунды заняли свои места в танках. -- Первый! Второй! Третий! -- продолжал командовать Кольцов. -- Вперед! Гул за окном сразу превратился в рев. -- Нам, как всегда, везет, -- глядя в темноту ночи, задумчиво проговорил Чекан. -- Ничего. Я думаю, хуже, чем у других, не будет, -- ответил Кольцов. -- А почему, собственно, мы стреляем последними? -- А ты не знаешь? -- так и вскинулся Кольцов. -- Испытания кто за нас должен был заканчивать, дядя? Замеры кому надо было добирать? Доверия опять же больше: -- Оно и видно, -- кивнул в сторону окна Чекан. К вышке подъехал газик, хлопнула дверь, и на лестнице, ведущей на командный пункт, послышались торопливые шаги. -- Оно и видно, -- повторил Чекан и натянул на плечи плащ-накидку. В комнату вошел майор Семин. -- Уже начали заезд? -- спросил он безо всяких предисловий. Кольцов выключил связь. -- Так точно, товарищ майор. -- Чей взвод стреляет? -- Лейтенанта Борисова. В глубине директрисы ухнул орудийный выстрел. И тотчас на пульте перед Кольцовым зажглась и потухла красная лампочка. "Молодцы!" -- отметил про себя Кольцов. -- Почему не дождались меня? -- не обращая внимания на лампочку, -%$.".+l-k, тоном спросил Семин. -- Время истекло, -- коротко ответил Кольцов. -- Все равно. Надо было дождаться. Вы знали, что я буду обязательно: "Та-та-та-та-та:" -- раскатилась над стрельбищем пулеметная дробь, и, прорезая пелену дождя, в сторону леса понеслась гирлянда трассирующих пуль. На пульте перед Кольцовым снова отрывисто замигала лампочка. -- Прошил, -- довольно отметил Чекан. -- Я сегодня был у вас в подразделении и должен отметить, что мне там многое не понравилось, -- оставил без внимания реплику зампотеха, продолжал Семин. Кольцов внимательно посмотрел на комбата. -- Закончите стрельбы -- и надо будет серьезно взяться за наведение порядка. Это хорошо, что ваши солдаты много читают, но зачем же устраивать в казарме филиал библиотеки? Тут книги, там книги. К чему это? Прочитал книгу -- сдай: -- Они не просто читают, они занимаются, -- объяснил Кольцов. -- И тем не менее в подразделении должен быть порядок, -- назидательно проговорил Семин. -- И неужели вы сами не можете догадаться, что уже давно пора покрасить пирамиду? Да и койки тоже не мешало бы освежить. Вы думаете, проверяющие не обратят внимания на их затрапезный вид? Вы, Сергей Дмитриевич, упрямо не хотите считаться с психикой военного человека. Не замечаете в ней никакой специфики. А она, между прочим, существует и проявляется, я бы сказал, даже очень активно, -- продолжал все в том же спокойном тоне Семин. -- Вот возьмите, к примеру, генерала Ачкасова. Казалось бы, какое дело ему -- ученому человеку, занятому своими идеями, мыслями, испытаниями новой техники, -- до порядка в нашем полку? Не так получается. Как бы Ачкасов о танках ни думал, чем бы голова у него занята ни была, а заметил, что у нас на воротах КПП краска обшарпана. И не только заметил, а так и сказал об этом дежурному. "Что же это, -- говорит, -- у вас звезды на воротах такие блеклые? Да и сами ворота, как на каком-нибудь постоялом дворе, все грязью обрызганы! Неужели, -- говорит, -- в полку краски нет, чтобы освежить их как следует?" Вот как она, эта самая специфичность, проявляется. И будь он хоть семи пядей во лбу, ученый-переученый, занимайся хоть космосом, хоть океанским дном, а если прошел он в свое время настоящую военную выучку, он вам ни при каких обстоятельствах форменную пуговицу к тужурке или шинели вверх ногами не пришьет. А вы считаете нормальным, когда книги, хоть они и в стопке, лежат на тумбочках или -- еще того хуже -- на подоконниках: Философия по поводу пуговицы показалась Кольцову забавной, но насторожило другое: никогда таких длинных речей Семин не произносил. С майором явно что-то случилось. Впрочем, уже в следующий момент мысли Кольцова были заняты совсем другим. Там, в глубине директрисы, творилось что-то неладное. Время шло, а выстрелы слышались все реже и реже. И все с большими промежутками вспыхивали лампочки на пульте управления. Кольцов включил микрофон и запросил командира взвода: -- Я -- "Вышка". Я -- "Вышка". Двадцать второй, отвечайте. Что там у вас происходит? Ответ из темноты последовал незамедлительно: -- Видимости никакой. Почти нулевая видимость, товарищ капитан. "Так я и знал!" -- подумал Кольцов и взглянул в окно. Дождь налетал теперь на стрельбище сплошным потоком воды. Ветер закручивал их в маленькие смерчи и со злобой бросал на вышку, на деревья, заливал до краев танковые колеи. Сквозь дождь с трудом пробивались лучи прожекторов. Кольцов отлично знал, что в такие минуты экран "Совы" застилает белесая пленка, сквозь которую бывает чертовски трудно даже различить контуры предметов, не то чтобы точно определить расстояние до них. Мишени появляются и исчезают, появляются и исчезают, а наводчик едва успевает к ним присмотреться. В воображении Кольцова само собой возникло зеленоватое поле экрана, ,%+lb%h i(% на нем сквозь кисею дождя нечеткие очертания плоских, словно вырезанных из жести кустов, рвов, бугров, на вершинах которых время от времени то справа, то слева по ходу движения танка поднимались одиночные и групповые цели. Он тоже мысленно попытался разобраться в этих очертаниях. Но вместо экрана вдруг увидел перед собой внимательные зеленые глаза инженера Руденко и услышал ее голос: "Мы как раз работаем над тем, чтобы увеличить разрешающие возможности прибора". "Разрешающие возможности!.. -- передразнил Кольцов. -- Вы мне обеспечьте возможность точного определения расстояния. Вот что от вас требуется! Избавьте меня от контрольной пристрелки. Дайте всепогодный ночной дальномер". Мысли его прервал голос Семина: -- Да вы меня совсем не слушаете! -- Завтра же, товарищ майор, покрасим и кровати, и подоконники, - - словно очнувшись, ответил Кольцов. -- При чем тут "покрасим"? Я говорю сейчас совсем о другом, -- заметил Семин. -- Раз решили с нами расстаться, что уж о наших делах говорить. Надо думать, на новом месте, в Москве, дела будут поинтересней: -- Я не совсем вас понимаю. О чем вы, товарищ майор? -- в недоумении спросил Кольцов, чувствуя, что теперь уж он окончательно сбит с толку. -- При чем тут Москва? Какие дела? -- Так уж будто ничего и не знаете? -- интригующе посмотрел на него Семин. -- Абсолютно! -- Да мне в общем-то конкретно тоже ничего не известно, -- быстро пошел на попятную Семин. -- Разговор идет: Вас, дескать, в Москву должны перевести. -- Когда? -- Это уж мне неведомо. -- А кто говорил? -- Ну какое это имеет значение? Говорили. И уверен, что не зря. Зря-то кому надо? Так я к чему? На новое место сядете -- старых друзей не забывайте. Кольцов вздохнул так, словно принес тяжеленную ношу. И ничего не ответил. Только подумал: "Что бы там ни было, но с нашим майором не соскучишься". Вдали глухо раскатился орудийный выстрел. Глава 14 Откуда Семину стало известно о Москве, для Кольцова так и осталось тайной. Но теперь значения это уже не имело. Важно было другое: он сказал правду. В начале октября Кольцова вызвал начальник штаба и безо всяких лишних разговоров вручил ему предписание. Кольцов быстро пробежал глазами заполненный бланк: "С получением сего предлагаю Вам отправиться в г. Москву в распоряжение командира в.ч. ..". -- А кто командир этой в.ч.? -- ничего не понимая, спросил Кольцов. -- Вам лучше знать, -- изобразил в ответ какое-то подобие улыбки всегда сдержанный начальник штаба. -- Я, честное слово, ничего не знаю! -- поклялся Кольцов. -- А я тем более. Кольцов снова заглянул в предписание. Срок возвращения в свою часть в нем не был указан. -- Меня что, насовсем переводят? -- снова задал вопрос Кольцов. Лыков поджал губы, внимательно посмотрел на Кольцова, словно собирался уточнить, насколько искренен с ним капитан, и, не говоря ни слова, положил перед ним на стол телеграмму. Кольцов прочитал текст: "Откомандировать в распоряжение командира в.ч. :". И никаких подробностей, никаких разъяснений. "Странно, однако, все это:" -- подумал он. Лыкову словно передались его мысли. -- На месте все станет ясно, -- успокоил он Кольцова. -- А пока передайте роту Аверочкину и не задерживайтесь с отъездом. Кольцов пожал подполковнику руку, вернулся в роту. Собрал офицеров и объявил о скором отъезде. Все его подчиненные сразу заметно сникли. Вопросов ему не задавали. Только Чекан, не обращаясь ни к кому, заметил: -- Все правильно. Хорошо не может быть долго. Так же не бывает! Но поскольку многое в этой ситуации так и осталось неясным, уже накануне самого отъезда Борисов неожиданно посоветовал Кольцову позвонить Юле. Кольцов вначале наотрез отказался. Однако подумал и согласился. Борисов же подсказал ему и номер Юлиного телефона, который Юля в свое время оставила жене Борисова -- Лизе. Кольцов звонил из дому. Москву дали быстро. Трубку на том конце провода сняла какая-то женщина. -- Пожалуйста, Руденко, -- попросил Кольцов. -- Его или ее? -- спросили в ответ. -- Ее, Юлию Александровну, -- смутился Кольцов. -- Пожалуйста. Ю-ля! -- И почти тотчас же несколько измененный, но такой знакомый Юлин голос: -- Я слушаю. Юля не удивилась этому звонку. Она словно его ждала. И сразу перешла на деловой тон: -- Выезжаете сегодня? А где вы остановитесь? Думаете, в гостинице? Хорошо. Я вас встречу. Поезд подходил к Москве. День выдался погожим. Здесь было значительно теплее, чем там, откуда Кольцов приехал. Он стоял в коридоре вагона, смотрел в окно на мелькавшие за дорожными посадками дачные домики и курил. Сердце его билось томительно и взволнованно. Не верилось, что через несколько минут он снова увидит Юлю. И почему- то именно это больше всего волновало душу. Народу на перроне было, как обычно, много. И не столько встречающих, сколько тех, кто спешил на электрички. Кольцов пристально вглядывался в мелькавшую перед его взором толпу и чувствовал, что волнуется еще больше. "Попробуй найти в такой толчее", -- думал он о Юле и вдруг увидел ее. Юля стояла несколько в стороне от движущегося живого потока и смотрела на хвостовые вагоны прибывшего экспресса. Рядом с ней была высокая миловидная девушка. "Это еще кто? Это еще зачем? -- недовольно подумал Кольцов, лишь мельком взглянув на незнакомку. -- Нарочно ведь, наверное, привела. Ну и характерец!" Лязгнули буфера, Кольцов ступил на асфальт. К Юле и ее спутнице подошел размашистым шагом, стараясь не выдать своего волнения. Юля заметила его, тепло улыбнулась и протянула руку. -- Вот и вы, -- сказала она и представила свою спутницу, молоденькую кареглазую девушку с ямочками на щеках: -- А это наша Ирочка. Мы вместе с ней работаем. -- Сергей, -- сдержанно назвался Кольцов. -- Наверное, я с вами разговаривал по телефону? -- Со мной, -- подтвердила девушка. -- В таком случае будем считать, что мы уже давно знакомы, -- предложил Кольцов и снова обратился к Юле: -- Пойдемте к такси. -- Мы на машине, -- ответила Юля. -- Даже так? Тогда прямо в гостиницу. -- В какую? -- А в какую полегче устроиться, где-нибудь в центре. -- Наверное, во все трудно. -- Не на улице же мне оставаться: -- Тогда в ЦДСА. -- Ой! -- как от зубной боли скривился Кольцов. -- Жил я в ней в прошлом году. Удивительный архаизм. Давайте все же попытаем счастья в "России". На автомобильную стоянку пришлось идти к Ленинградскому вокзалу. Здесь Юля открыла дверцу новенькой, цвета "белой ночи", машины марки "Жигули", села за руль. -- И давно водите? -- не без удивления спросил Кольцов. -- Восемь лет, -- с гордостью ответила Юля. -- А как же тогда в танке?.. -- припомнил было Кольцов. -- Сами виноваты. Надо было посадить меня за рычаги. -- Мама родная! -- вспомнил любимую поговорку Чекана Кольцов. -- А вы справились бы с ними? -- Конечно нет, -- засмеялась Юля. -- А вы не знаете, кто меня вызывает? -- спросил Кольцов. -- Я не могла объяснить по телефону. Но мне все ясно. Вас вызвал Ачкасов, -- сказала она. -- Зачем я ему понадобился? -- удивился Кольцов. -- Не знаю. Могу только предполагать: что-нибудь связанное с вашими записями. -- А как ему стало о них известно? -- Я показала. -- С какой стати? -- Вы же отдали их в полное мое распоряжение: Кольцов задумался: "А может, она права? Может, именно так и надо было?" -- и в первые за время, пока они мчались по улицам, с любопытством посмотрел на город. Москва, как всегда, была людной, по-осеннему немного мрачноватой, старательно вымытой частыми дождями. В глубине площади Тургенева Кольцов увидел тополя бульвара. Его поразило обилие на них зеленой листвы. "Наши давно уже все облетели", -- вспомнил он и снова спросил Юлю: -- Долго я тут пробуду? -- Это мне неизвестно. -- Жаль. Дома сейчас дел по горло, -- посетовал Кольцов. -- Кстати, к тем старым записям у меня появилось кое-что дополнительное. Захотите взглянуть -- покажу. -- Даже обязательно, -- оценила предложение Юля. В гостинице "Россия", как и предполагала Юля, свободных мест не оказалось. Не повезло Кольцову и в "Минске", и в "Пекине", и в "Украине". -- А где размещается Ачкасов? -- спросил вдруг Кольцов. -- Отсюда недалеко. -- Тогда забросьте меня на вокзал, попросил Кольцов. -- Махну-ка я к брату Володьке в Есино. Он -- летчик. Живет в городке. -- А может, вас устроит такой вариант: не к вашему брату, а к моему? -- предложила вдруг молчавшая до этой минуты Ира. -- У меня брат -- художник. До нового года будет в отъезде. Квартира его на Арбате пустует. Занимайте. -- На Арбате? -- заинтересовался Кольцов. -- А это удобно? -- Вы будете в ней единственным жильцом. -- Почему бы вам действительно не согласиться? -- поддержала подругу Юля. Кольцов внимательно посмотрел на нее, и ему почему-то показалось, что для Юли это предложение не было неожиданным, что она о нем уже знала. А возможно, даже сама подала эту мысль Ирине и именно поэтому приехала встречать его вместе с ней. -- В общем, это, конечно, очень заманчиво, -- с благодарностью посмотрел на Ирину Кольцов. -- Арбат, ясно, не Есино. По крайней мере вечерами можно будет поболтаться по городу. Ведь мы, бывшие москвичи, у себя там, в глубинке, отчаянно скучаем по московским пейзажам. -- Значит, на Арбат? -- быстро уловила его настроение Юля. -- Если вы согласитесь, чтобы я соответственно за все расплатился: На это Ирина ничего не ответила. -- Хорошо. Она подумает, -- решила за подругу Юля и, круто развернув машину, повела ее по набережной к Бородинскому мосту. Глава 15 Ачкасов тотчас же согласился принять Кольцова, как только то позвонил ему из бюро пропусков. Кольцов поднялся на пятый этаж массивного дома довоенной постройки и, пройдя полсотни метров по *.`($.`c, очутился в небольшой светлой приемной. За столами, расставленными по обе стороны окна, сидели пожилая машинистка и молодой, затянутый в ремни прапорщик. Кольцов поздоровался, назвал себя. -- Раздевайтесь, -- услужливо предложил прапорщик и бесшумно скрылся за темной дубовой дверью генеральского кабинета. Вышел он оттуда, держа в руке два стакана в подстаканниках, и, слегка кивнув, пригласил Кольцова: -- Проходите. Кольцов зашел в кабинет. Почти во всю его длину тянулся длинный, покрытый зеленым сукном стол. В конце его стоял стол поменьше, с красивой лампой, за которым работал Ачкасов. Едва Кольцов появился в кабинете, Ачкасов поднялся со своего места и не торопясь направился прямо ему навстречу. Он приветливо поздоровался с Кольцовым, пожал ему руку, спросил: -- Как, Сергей Дмитриевич, добрались? -- Благодарю. Без всяких осложнений, товарищ генерал-лейтенант. -- Называйте меня, пожалуйста, по имени-отчеству, Владимир Георгиевич, -- попросил Ачкасов. -- Где остановились? -- В общем, у друзей, -- не стал вдаваться в подробности Кольцов. Ачкасов предложил Кольцову место за большим столом, сам сел рядом, сказал: -- Если захотите переехать в гостиницу, вам сейчас же предоставят номер. -- Спасибо. Вероятно, обойдусь. Поговорили о делах в полку. Разговаривать с Ачкасовым было легко. Он отлично знал жизнь частей, вопросы задавал деловые, умел выслушать собеседника. Неожиданно Ачкасов спросил: -- Вы что закончили, Сергей Дмитриевич? -- МГУ. -- И кто у вас читал физику? -- Академик Верховский. -- Владислав Андреевич? -- расплылся в улыбке Ачкасов. -- Он самый. -- Боже мой! Отлично знаю! Мы с вами коллеги. Когда-то я тоже слушал его лекции. Тогда все понятно: Ачкасов помолчал, углубившись в свои мысли. Теплая улыбка долго не сходила с его губ. Глаза щурились, смотрели куда-то сквозь стену кабинета. Он показался Кольцову усталым, но гораздо моложе, чем тогда, ночью, на танкодроме, когда Кольцов докладывал ему о результатах заезда. Но тогда Кольцов и не имел возможности разглядеть его хорошенько. А теперь от его взгляда не укрылось ничего: ни густые пепельные волосы генерала, ни внимательный взгляд его умных серых глаз, ни тонкий нос с чуть заметной горбинкой, ни гордая посадка головы. Кольцов невольно залюбовался им. -- А вы с Верховским очень похожи друг на друга, -- сказал вдруг Кольцов. -- Если только внешне, -- улыбнулся Ачкасов. -- Характер у будущего лауреата был уже в те годы не приведи господи! А вы, кстати, знаете, что ему присуждена Ленинская премия? -- Так точно. В позапрошлом году ехал в отпуск, специально заезжал в университет, поздравлял его, -- ответил Кольцов. -- Удивительный он все-таки человек. Совершенно не признает никаких компромиссов, необычайно упорен в достижении цели и абсолютно не желает считаться ни с какими условностями. Понадобилось ему что-нибудь -- вынь да подай. Задумал что-нибудь -- свернет гору. Чужих мнений для него не существует: Как только вы сдавали ему экзамены?! -- По три, по четыре раза, -- признался Кольцов. -- Пока не распознали его ахиллесову пяту. -- А она у него есть? -- Во всяком случае, путь к нему мы нашли. На него надо наступать, все время атаковать вопросами. И чем больше вопросов задаешь ему ты, тем меньше потом будет гонять тебя он. А особенно ценил такие вопросы, на которые сам не мог ответить с ходу. -- Вы тоже задавали ему такие вопросы? -- пытливо взглянул на собеседника Ачкасов. -- Бывало, -- усмехнулся Кольцов. -- Правда, готовиться к ним приходилось больше, чем к любому экзамену. -- Похвально! -- встал вдруг со стула Ачкасов. Он подошел к своему шкафу и вернулся, держа в руках объемистую тетрадь Кольцова. -- Похвально. Впрочем, Сергей Дмитриевич, судя по этим записям, другого ответа я от вас и не ожидал. Ну как, догадываетесь, зачем я вас вызвал в Москву? -- В самых общих предположениях. Вероятно, что-нибудь связанное с "Совой". -- Именно. Но вам надо знать не в общих чертах, а точно. И я вам выскажу все, как оно есть, -- сказал Ачкасов и снова сел рядом с Кольцовым. -- Естественно, что нам интересно знать ваше мнение о приборе как испытателя. И не только интересно, но и важно. Но вы не просто высказали свое мнение, не просто дали оценку "Сове", вы разобрали детально и ее качества, и, что наиболее ценно, ее возможности. И, что имеет первостепенное значение, разобрали и как командир, которому предстоит решать с "Совой" практические огневые задачи, и как физик. Видите, сколько поводов было у меня для встречи с вами? Кольцов утвердительно кивнул. -- Но понятно вам еще не все, -- поспешил предупредить его Ачкасов. -- А без этого мы никогда не добьемся взаимопонимания. Вы должны знать нашу точку зрения на эту работу вообще, и на последнюю модернизацию прошлогоднего варианта "Совы-один" в частности. В какой- то степени конструкторское бюро с возложенным на него заданием справилось. Впервые в отечественном приборостроении создан прибор ночного видения с такой высокой чувствительностью. Но выполнить свою задачу до конца конструкторы, к сожалению, не смогли. Мы вынуждены констатировать, что последняя модернизация не принесла тех результатов, которых, не скрою, мы от нее ждали. И этот новый вариант "Совы", если хотите, его можно назвать "Сова-два", мы вынуждены рассматривать лишь как промежуточный. -- Неудача не случайна. Она должна была постигнуть КБ. Я докладывал это в своем отчете, -- заметил Кольцов. -- Возможно, это так, -- не стал возражать Ачкасов и, о чем-то подумав, грустно улыбнулся. -- Одного отчета, как бы доказателен, дорогой Сергей Дмитриевич, он ни был, -- всего лишь бумага. Оппонент довольно бесстрастный. Кроме того, совершенно не способный отвечать на дополнительные вопросы. А люди так уж устроены, что защищаются они, как правило, изворотливо и очень неохотно признают свое поражение. И в этом не всегда можно узреть какую-то корысть. Зачастую ими движет простая инерция. -- Что же вы от меня хотите, Владимир Георгиевич? --начиная кое о чем догадываться, спросил Кольцов. -- Вот я и подумал, -- продолжал Ачкасов, -- отчет отчетом, а не смогли бы вы, Сергей Дмитриевич, лично, как испытатель, высказать все свои замечания по прибору, ну, допустим, руководителю работ? -- Кто такой? -- В данном случае подполковник-инженер Руденко Игорь Николаевич. Супруг уже знакомой вам Юлии Александровны. -- Вполне могу, -- решительно согласился Кольцов. -- Отлично. Достойно учителя, -- довольно улыбнулся Ачкасов. -- А кроме замечаний вы могли бы поконкретнее разобрать возможности "Совы" при действии ее в различных условиях обстановки, при естественных и искусственных помехах и так далее? -- Ну, это для меня несколько труднее, -- признался Кольцов. -- Мне ближе теория вопроса. -- Но вы уже кое-что в этом направлении сделали, -- положил руку на тетрадь Кольцова Ачкасов. -- Там чистая физика. -- Знаю. Кстати, давайте договоримся: во-первых, никаких своих записей вы больше в КБ не передаете. Это только помешает нашей общей ' $ g%. И во-вторых, это не такая уж чистая физика. Я бы назвал ее скорее прикладной физикой. А она гуляет по рукам. Бог с вами, Сергей Дмитриевич! -- Я показал эту тетрадь только Руденко, -- смутился Кольцов. -- Не показали, а передали, -- уточнил Ачкасов. -- А потом, как видите, она попала ко мне: Было бы правильнее, если бы вы переслали ее служебной почтой. Ну да ладно. Теперь об этом позабочусь я сам. А вы скажите мне, какие конкретно испытываете затруднения с предстоящей разборкой? -- Я ни разу не видел полной технической документации прибора, -- признался Кольцов. -- Я шел больше от принципа: -- Понимаю. Вам дадут все чертежи. -- Наверняка понадобиться почитать что-нибудь еще: -- Закономерно. Вас познакомят с каталогом новинок технической литературы. Если надо -- к этой работе подключат переводчика. -- Спасибо. Английским я владею вполне, -- поблагодарил Кольцов. -- Есть очень интересные открытые японские источники. -- Не откажусь. -- Что еще? -- Наверно, понадобится время, чтобы все это обмозговать. -- Вас никто не подгоняет. Но месяца хватит? -- Сейчас мне кажется, что да. -- В таком случае желаю успеха, Сергей Дмитриевич, -- встал со стула Ачкасов и протянул Кольцову руку. -- Завтра даю вам день отдыха. Мы за это время подготовим все необходимое для вашей работы. А послезавтра прошу приступать. Приезжайте сюда. Кольцов пожал Ачкасову руку и вдруг спросил: -- Я, естественно, готов выполнить ваше поручение. Но теперь, когда мне стало ясно все, я подумал вот о чем. Может, было бы лучше поручить доклад какому-нибудь более авторитетному специалисту? Ачкасов отрицательно покачал головой: -- Никакой необходимости в этом нет. -- Я готов подготовить для него все необходимые данные. -- Будет вам выдумывать, -- тихо засмеялся Ачкасов. -- И поверьте, ваша кандидатура меня устраивает вдвойне. Я в вас верю и возлагаю на вас серьезные надежды. И очень прошу вас, Сергей Дмитриевич, отнеситесь к предстоящей работе со всей ответственностью. Помните, мы с вами выполняем большое и очень важное государственное задание. -- Тогда еще вопрос, -- продолжал Кольцов. -- Если вы заметили, то добрая половина записей в этой тетради вовсе не относится к "Сове". Я пытался изложить в них свой принцип создания аналогичного прибора. Я его, естественно, не конструировал, отнюдь нет. Но изложил принцип, на котором он мог бы быть построен. Так вот, как вы считаете, не стоит ли познакомить кого-нибудь в КБ с этим принципом? Вполне возможно, что какие-нибудь мои мысли и окажутся полезными? Ачкасов, внимательно слушавший своего собеседника, едва тот кончил говорить, решительно покачал головой: -- Нет. -- Почему? -- не стоит. Пока не стоит. Кольцов недоуменно пожал плечами. -- Я очень внимательно изучил эту часть ваших записей, Сергей Дмитриевич. И поверьте, оценил их, -- явно стараясь не обидеть Кольцова продолжал Ачкасов. -- Но говорить о них в КБ не надо. Другое дело -- мы с вами. Мы к ним вернемся еще обязательно. А что касается КБ, то, я уверен, ни о разработанном вами принципе, ни о наших разговора, ни о предстоящей вашей работе вам в КБ никого информировать не следует. -- Но о моем приезде они уже знают, -- смутился Кольцов. -- И знают, что сейчас я у вас на приеме. Ачкасов утвердительно кивнул. -- Это -- пожалуйста, -- совершенно спокойно отнесся он к такому сообщению. -- Им даже можно сказать, что вы будете присутствовать на .!ac&$%-(( результатов испытаний. Но не больше. Договорились? -- Так точно. Понял. Послезавтра я сажусь. И сделаю все, что смогу. -- пообещал Кольцов. Они простились. Кольцов вышел из кабинета, отметил пропуск, спустился по лестнице и очутился на улице. День был прохладный, но ясный. По небу стлались легкие облака. Кольцов прошел через проезжую часть набережной и зашагал вдоль парапета. Над рекой кружили чайки. В гребешках холодных волн искрилось солнце. Кольцов пошарил по карманам кителя, достал сигареты, закурил. Только что закончившийся разговор теперь воспроизводился памятью в обратной последовательности. Вспомнилось все -- от "я" до "а". Ачкасов произвел на него сильное впечатление. Умный, доброжелательный, спокойный. Кольцов почему-то сразу же проникся к нему полным доверием. А впрочем, может, и не случайно: генерал оказался учеником его учителя, человека, в котором Кольцов еще со студенческих лет привык видеть высший ученый авторитет: "А друзей у меня, к сожалению, в Москве совсем не осталось, -- подумал Кольцов. -- Разбрелась наша братия по всей стране. Один Тихомиров как-то тут зацепился". Но к Тихомирову Кольцову идти не хотелось. Кольцов решительно направился к ближайшему телефону-автомату. И Юлю он тоже, конечно, не мог считать своим другом. Но если уж отвечать перед совестью и поставить на весы "Сову" и Юлю, то до сегодняшней встречи с Ачкасовым, влекла его в Москву, конечно, только Юля. Кольцов набрал номер. На этот раз ответила Юля, он сразу узнал ее голос, спокойный и мягкий. -- Добрый день, -- приветливо поздоровалась она. -- Вы уже отчитались? Ну и как? -- Похоже, что влип в очередную историю, -- полушутя- полусерьезно, в тон ей, ответил Кольцов. -- Что случилось? --Придется тут сидеть почти месяц. Возможно, придется принять участие в разборе испытаний. А вы, кстати, даже не предупредили меня, что работами над "Совой" руководит ваш муж. -- А какое это имеет значение? -- удивилась Юля. -- А вы подумайте. -- И думать нечего. Абсолютно никакого! Так чем же вы расстроены? -- А что я смогу сказать ему хорошего? -- Скажете то, что думаете. -- Все равно все плохо. Ввязался не в свое дело. Транжирю время. А дома у моих ребят проверка на носу. -- Ну, ваших ребят я видела. За них можете не волноваться, -- успокоила его Юля. -- Расскажите лучше, как устроились на новом месте. -- Спасибо, добрая фея. Это ведь наверняка была ваша идея поселить меня там: -- Ну почему же? -- Ваша. Все прекрасно. У меня к вам тоже есть вопрос. -- Слушаю. -- На Север хотите слетать? Посмотреть белых медведей: -- Куда-куда? -- В Арктику. Обернемся скоро. -- Время устраивает вполне. -- Тогда для начала придется побывать у брата. Подкинете? -- Ах, вот оно что! -- рассмеялась Юля. -- Какой вы, однако, интриган. -- Правда, Юлия Александровна! -- взмолился Кольцов. -- В Есино. -- Знаю, знаю: Бывала я там. -- Тем более. После работы: а? Наступила пауза. -- Хорошо, -- согласилась в конце концов Юля. -- Сидите дома и ждите. Глава 16 Положив трубку, Юля задумалась: встреть: подвези: Кольцов явно искал встреч. Пока деликатно, в полушутливом тоне. Но нужны ли они ей? Ход мыслей ее неожиданно нарушил Заруба. Он работал за соседним столом, оказался невольным свидетелем ее разговора и не удержался от вопроса: -- Ты не со своим танкистом говорила? -- Что значит "со своим"? -- в штыки встретила этот вопрос Юля. -- Не меня же он на танке катал: -- Все равно он такой же мой, как и твой. -- Хай будет так, -- согласился Заруба и подсел на край Юлиного стола. -- Как ты думаешь, зачем его Ачкасов вызвал? -- А почему это тебя интересует? -- Ну, мать, ты как на рынке в Конотопе. Ей вопрос -- а она тебе другой, -- добродушно засмеялся Заруба. -- Чего Ачкасову от него надо? -- Вполне возможно, что решил подробней ознакомиться с его отчетом, -- высказала свое предположение Юля. -- Ну да! А там, на месте, он этого сделать не мог? Нет, мать, тут что-то другое. Наверняка что-нибудь задумал, бисова душа. Он же хитрый, этот Ачкасов, как черт! Юля пожала плечами. -- Ладно. Как у нас говорят: що було -- то знаем, що буде -- то побачимо, -- задумчиво сказал Заруба и сел за свой стол. "Подвези: -- вернулась к прерванным мыслям Юля. -- Подвезти недолго. Дорога прекрасная. А потом? Какую поездку он придумает еще?" Юля вспомнила: только что обещала Кольцову быть у него вечером -- и вздохнула. Хотела она признаться себе в том, что с Кольцовым ей интересно, или не хотела -- факт оставался фактом. И не только интересно. Кажется, он начинал ей нравиться, этот рослый, крепкий, незаурядный во всех отношениях мужчина. Было в нем много такого, она это чувствовала очень тонко, чего не видела ни в ком из своих сослуживцев. Она была почти его ровесницей. Но сознавала себя по сравнению с ним старшей. А в Кольцове находила еще немало ребяческого, наивного. Но и это в нем нравилось ей: "Раз обещала -- я приеду. Так и будет, -- решила она. -- Посмотрим на тебя рядом с братом. Не может быть, чтобы ты не раскрылся еще как-нибудь по-новому. Только, пожалуй, и на этот раз лучше будет взять с собой Ирину". Не откладывая дело в долгий ящик, Юля тут же пригласила в поездку подругу. И даже несколько удивилась ее реакции: та как будто только этого и ждала. К дому на Арбате они подъехали сразу же после работы. Кольцов ждал у парадного. Увидел машину и быстро пошел ей навстречу. Юля резко затормозила. Кольцов открыл дверцу. Незаметно выехали за город. Начинало смеркаться. Юля включила подфарники. Только теперь Кольцов заметил, что в лесу, обступившем шоссе, полно желтых и даже голых деревьев. Проскочили развилку дороги. -- А вы уверены, что ваш брат дома? -- спросила вдруг Юля. -- Куда же ему деваться? -- задумался Кольцов. -- Сел в самолет и улетел на север. -- А что ему там делать? -- заинтересовалась Ирина. -- Посмотреть на белых медведей: -- Правда? -- загорелись любопытством темные глаза Ирины. -- И он это может? -- Ерунда. Юлия Александровна шутит, -- добродушно улыбнулся Кольцов. -- Некуда ему шастать на ночь глядя. Сидит дома. Смотрит телевизор. Или в шахматы с кем-нибудь из соседей режется. Утром ведь полеты: :Есино вынырнуло из синих сумерек яркими огнями уличных фонарей и окон домов. Летом городок авиаторов утопал в зелени. Но сейчас, когда листва уже изрядно облетела, окна даже нижних этажей отчетливо проглядывались сквозь ветви посадок. -- Где он живет: ближе к заводу или у аэродрома? -- спросила Юля. -- Почти у самого поля. Юля уверенно свернула в проулок. Кольцову это понравилось. -- Вы тут и впрямь как дома, -- похвалил он ее. -- Я же вам говорила, что мы почти год работали на них. Возможно, даже вашему брату знакомы ваши приборы. -- Все может быть, -- охотно согласился Кольцов. Дорога привела их на уютную улочку, по обеим сторонам которой стояли четырехэтажные дома. Возле одного из них машина остановилась. Они поднялись на четвертый этаж. Кольцов нажал кнопку звонка у двери, обитой черным дерматином. И тотчас за дверью раздался оглушительный злобный лай. Обе женщины от неожиданности вздрогнули. Кольцов заметил это и смущенно проговорил: -- Вот тип, собаку завел: Лай продолжался. Но дверь не открывали. -- Я так и предполагала, -- напомнила Юля разговор в машине. -- Да дома он! Разве только вышел куда-нибудь на минутку, -- категорически заверил женщин Кольцов. -- А вы спросите у соседей, может, они в курсе дела, где он, -- посоветовала Ирина и, не дожидаясь согласия, позвонила в соседнюю квартиру. Дверь открылась сразу. На пороге появился невысокий круглолицый мужчина в спортивных брюках и военной рубашке без погон с засученными рукавами. -- Простите, вы не знаете, где Кольцов? -- обратился к нему Сергей. -- Владимир? -- переспросил круглолицый. -- А вы кто будете? -- Я его брат. -- На работе он. Полеты у него сегодня должны быть. А вот поднялся или нет, этого я не знаю, -- объяснил круглолицый и, подумав, освободил проход. -- Заходите ко мне. Сейчас выясним, где он. Кольцов, чувствуя, что опростоволосился, не стал упрямиться и, легонько подхватив спутниц под локти, направил их в открытую дверь. Круглолицый назвал себя: -- Жердев. -- И добавил: -- Майор Жердев. -- И улыбнулся. Гости тоже не сдержали улыбки. Уж очень не соответствовала майору его фамилия. У Жердева не только лицо было круглым, но и весь он был похож на самовар, у которого не только пузо, но и руки, и носик, и ножки -- все было круглое. -- А что там у него за зверь? -- не удержавшись, спросил Кольцов. -- Занда. -- Какая? -- Лайка. Уже год живет. А вы не знали? -- Ни в одном письме не писал. Намылю шею: Майор тем временем уже разговаривал с кем-то по телефону. -- На грозу ушли? Сидят? Да, Жердев. Передай Кольцову -- брат приехал. Пусть мне позвонит на квартиру. -- И, положив трубку, добавил: -- Сейчас объявится. -- А машина у него цела? -- спросил Кольцов. -- Бегает. -- Удивительно. -- Он за ней следит, -- с гордостью, словно говорил о себе, ответил Жердев. -- С правами, правда, неувязка бывает. И все по одной статье: превышение скорости. Пункт первый талона предупреждений. Это у них у всех. Им все кажется, что они в небе. А Жердев потом бегай, выручай: Владимир не позвонил. Он просто приехал. И поднял такой звон у жердевских дверей, что Занда за стенкой залаяла снова. Но Владимир окликнул ее, и лай тотчас сменился радостным визгом. В квартиру соседа он ввалился, в чем был на старте: в противоперегрузочном костюме, в защитном шлеме. Женщины с любопытством уставились на него. А Владимир, никого не замечая, сразу шагнул к брату, крепко обнял его, попытался приподнять от пола. Сергей засмеялся, хлопнул !` b по плечу: -- Каши мало ел! И вести себя еще не научился. С женщинами сначала здороваться надо! Владимир послушно разжал объятия. -- Я почем знал, что они приехали с тобой! -- Не имеет значения. -- Прошу извинить, -- улыбаясь белозубым ртом, слегка поклонился гостьям Владимир. -- На пять минут отпустили. Через минуту Сергей, Юля и Ирочка были уже у Владимира. Кольцов- младший занимал просторную однокомнатную квартиру с балконом- лоджией, на котором стояла искусно отделанная резьбой собачья конура. Квартира была неплохо обставлена. Но не убранство завладело вниманием гостей. Занда оказалась такой красавицей, что от нее нельзя было оторвать глаз. Высокая, статная, со стальными ушками, в виток закрученным хвостом и длинной лисьей мордой. Ее черная шерсть на спине лоснилась. Шея, грудь и надбровья блистали белизной. Но удивительнее всего показалось гостям ее поведение. Она не взглянула на незнакомых ей людей. Бросилась к хозяину, встала на задние лапы, передними почти коснулась его плеч, лизнула в щеку и, дав себя потрепать за загривок, тут же ушла в конуру. Это вызвало целую бурю протестов у Ирины. Но Владимир объяснил, что звать ее оттуда бесполезно, что выйти из лоджии она может только по его команде, а ему сейчас не до нее, так как через минуту может раздаться звонок -- и их встреча закончится. -- Куда ты летишь? -- спросил Сергей. -- Куда-нибудь на север. Короче, в ближайший туман. Отрабатываем одну систему: -- С датчиками Бочкарева? -- спросила Юля. -- Совершенно верно: А откуда вам это известно? -- Работа нашего КБ. -- Правда? -- с недоверием взглянул на брата Владимир. -- Правда, -- подтвердил Сергей. Ирина потребовала: -- Ну вызовите ее! Это нечестно! Я хочу ее погладить! -- Далась она вам! -- засмеялся Владимир и негромко скомандовал: -- Занда! Ко мне, девочка! Ко мне! Собака тут же легким прыжком влетела в комнату. Ирина бросилась к ней, но, неожиданно испугавшись, отдернула руки. -- Не укусит? -- Никогда. Но и гладить не дастся, -- предупредил Владимир и обратился к Сергею: -- Ты-то как тут очутился? В отпуске? -- В командировке. -- В Москву? Надолго? -- С месяц проторчу. -- А где остановился? -- У Ирочки, вернее, на квартире у ее брата. -- Да-а? -- Не надо делать такой рыбий глаз. Все равно ничего не поймешь, -- посоветовал Сергей. -- Где уж: -- согласился Владимир. Юля отошла в сторону и села в кресло. Отсюда удобней было наблюдать за братьями. Кольцовы были почти одного роста и одного склада. У них даже жесты были одинаковы, и манера улыбаться была схожей. Их вообще можно было принять за близнецов, если бы не чувствовалось, что Сергей все же старше. Впрочем, эта разница улавливалась не столько во внешности, сколько при разговоре, в умении держаться. -- Ты совершенно перестал писать о своих академических делах, -- сказал Сергей. -- Отложил я их: -- Почему? -- Не это мне сейчас надо. -- Ничего не понимаю: -- Сразу так, с ходу, и не поймешь, браток. Сам-то ты почему до a(e пор за диссертацию не берешься? -- Ты отвечай толком! -- нахмурился Сергей. -- Почему ушел из полка? Зачем тебе понадобилась эта работа? Почему ни с кем ни о чем не посоветовался? Разве из твоего письма можно было что-нибудь понять? -- Из письма -- нет, -- согласился Владимир. -- Потолкуем, браток. -- Когда? -- Созвонимся. Телефон есть? -- Есть. -- Давай. И адрес. Хочешь, я сам к тебе приеду? Сергей достал записную книжку, написал, как его найти. Вырвал листок. На столе зазвонил телефон. Владимир проворно снял трубку. Кому-то ответил: -- Еду! -- и, виновато улыбнувшись, сказал, обращаясь сразу ко всем: -- Вот и все. -- А с кем же останется Занда? -- удивилась Ирина. -- Сосед накормит. Он и погуляет. Не первый раз: -- Он и права из милиции вернет, -- подсказал Сергей. -- Угу! -- поперхнулся от неожиданности Владимир. -- У него же брат -- начальник ГАИ, а не физик пополам с танкистом, как у меня!.. Глава 17 Книг, схем, справочников Кольцову подобрали столько, что, увидев сложенные на столе книги, он поначалу оторопел. Подумал: "Тут не то что за месяц, и за два все это не перечитаешь". Но, как говорится, глаза страшатся, а руки делают. Робостью Кольцов не отличался никогда. За дело всегда брался решительно. А в эту работу тем более сразу окунулся с головой. Он воскресил выработанный еще в университете метод выписывать нужные формулы и справки по определенной, самим же им разработанной системе, и уже к концу первой недели заложил солидный фундамент для своего будущего доклада. Жаль было лишь одного: не давали работать по вечерам. В восемнадцать часов в его комнату являлся сотрудник книжного фонда и забирал всю документацию. А без нее Кольцов был как без рук, и волей- неволей ему приходилось заканчивать свои занятия. В начале второй недели ему удалось обосновать один из сделанных во время испытаний вывод: "Сова" слепла в огне. Кольцов еще в полку нашел объяснение этому совершенно недопустимому явлению. Теперь же, детально изучив схему прибора, он обосновал математически, что ошибку надо искать не в расчетах, а именно в схеме прибора. Он радовался, когда удавалось продвинуться в деле хоть на шаг вперед, когда, перечитав десятки страниц, мог прибавить к своим записям еще одну формулу, собрать новую толику материала для очередного обоснования. А его с каждым днем накапливалось все больше, больше: И вдруг Кольцов почувствовал, что он теряет над этим материалом контроль и уже не может увязать его в один узел, выстроить в едином, нужном ему направлении. Раскритиковать "Сову" труда по-прежнему для него не составляло. Но обосновать расчетами все ее пороки, объяснить, почему она плоха, было несравненно труднее. А ведь именно этого добивался от него Ачкасов. Выход из создавшегося положения Кольцов нашел довольно простой. "Пойду к шефу. В консультации академик не откажет", -- решил он, хотя знал, что идти к Верховскому с пустыми руками нельзя. Академик не любил отвечать на неподготовленные вопросы. Если кто-нибудь спрашивал у него: "Что делать?", Верховский хмурил брови и очень недовольным тоном отвечал: "Вот именно это, голубчик, вы и должны знать". Консультироваться у него можно было, и очень успешно, по вопросу: "Как сделать лучше?". В та