и четыре мили. Успех, неожиданный даже для самого большого оптимиста. Подумать только! Достичь восемьдесят восьмой параллели, да еще при двух больных! Капитан вспомнил, что его предшественники ценой больших жертв достигли значительно меньших результатов, и возблагодарил судьбу. Однако по мере приближения к полюсу все чаще возникали всякого рода препятствия, заставлявшие де Амбрие всерьез задумываться о будущем экспедиции. Нет! Он не заколебался, не усомнился в своем экипаже, но поразмышлять было над чем. Решение оказалось таким: пока не наступил критический момент, идти вперед. До двадцать третьего апреля все шло относительно благополучно. Сила, ловкость и терпение помогали морякам одолевать трудности пути. Но когда до полюса оставалось уже совсем немного, на льду все чаще стали появляться бугры, рытвины, холмы, перемежавшиеся с глубокими впадинами. Прямую ровную дорогу сменили заваленные снегом тропинки, цепи гор, пропасти, крутые подъемы, ущелья. Одолев в этот день ценой неимоверных усилий четырнадцать миль, путешественники приблизились к полюсу всего на семь миль. Люди были в полном изнеможении, у собак вспухли и кровоточили лапы. Возникла проблема с буксированием шлюпки. Верные своему долгу, матросы, разумеется, не отступят, сделают все, на что способны. И здоровые и больные. Но ведь препятствия могут оказаться неодолимыми. Не все человеку подвластно. Вдруг вдали, в беловатом сумраке, показались зигзаги гор. Гористый профиль, судя по всему, имел тяжелую, массивную основу. Быть может, эта таинственная гряда и была последней, самой грозной преградой, воздвигнутой завистливой полярной Изидой для защиты земной оси. ГЛАВА 8 Настороже.-- Смерть тюленя.-- Средство от скорбута. -- Еще двое больных.-- Гипотеза о полярном льде.-- Препятствие.-- Почти нет прохода. Двадцать четвертое апреля. Погода ненастная, пасмурная. Правда, мороз несколько ослаб. Температура не ниже тридцати градусов. Зато снег валит не переставая. Дорога становится все труднее. Шлюпку протащить невозможно. Сани с вельботами застряли. Капитан с двумя матросами и Ужиуком ушли на разведку. Они взяли с собой длинные железные крюки для измерения глубины снега. Прошли с милю и убедились, что саням нигде не пройти. Придется добираться пешком, и то с величайшим риском. Один из матросов едва не угодил в трещину, наполненную водой и прикрытую толстым слоем снега. Это была "тюленья нора". Из таких трещин время от времени появлялись тюлени, чтобы подышать свежим воздухом. -- Это очень хорошо,-- сказал Ужиук на ломаном французском.--Ужиук будет здесь и убьет тюленя. Эскимос сел возле трещины, а вымокший до нитки матрос помчался в лагерь. Капитан со вторым матросом остались помогать туземцу, но через полчаса буквально окоченели. Гренландец же чувствовал себя превосходно, казалось, вообще не замечая этого дьявольского холода. Он пристально следил за прорубью, в его маленьких, косых глазках светилось вожделение. Настоящий взгляд охотника и гурмана. Тюлень все не показывался. Тогда Ужиук принялся медленно и протяжно напевать какую-то жалобу со странными словами, как будто надеялся очаровать тюленя и выманить его, опьяневшего от звуков этой "чудесной мелодии". Как утверждали некоторые полярные путешественники, например, такие, как лейтенант Тизон с "Поляриса", тюлени действительно способны чувствовать музыку. Вот что писал этот исследователь в своих воспоминаниях: "Я утверждаю, что тюлени любят музыку и могут довольно долго оставаться неподвижными, слушая голос или звук, которые им понравились". Не прошло и пяти минут, как чуткое ухо эскимоса уловило еле слышный всплеск. Резким жестом он сделал капитану знак оставаться на месте. Туземец держал крюк наготове в правой руке, застыв в позе гладиатора, готовящегося к атаке, в то же время продолжая петь, все убыстряя темп. Внезапно певец замолчал, как раз в ту минуту, когда вместо плеска раздалось громкое сопение. Резко выбросив вперед руку, Ужиук на три четверти погрузил крюк в прорубь. -- Ко мне!.. На подмогу!..-- крикнул он в следующее мгновенье. Капитан и матрос схватились за крюк, на котором бился тюлень, тщетно стараясь освободиться. С четверть часа продолжалась борьба, после чего огромный щетинистый тюлень был вытащен из норы. Жалобно мыча, он еще сопротивлялся, но слабо -- крюк глубоко засел в его горле. Зверя на веревке потащили к палатке. Больше всех радовались доктор и Ужиук. Один врач, другой дикарь -- оба знали, что поимка тюленя очень важна для больных скорбутом. У эскимоса был здоровый желудок и доброе сердце. Обычно он сразу принимался сосать теплую кровь подранков, но на сей раз великодушно отказался от такого удовольствия и как мог, частично словами, частично знаками, объяснил Фрицу и Нику, что им надо напиться животворящей крови. На том же настаивал и доктор. Фриц попробовал и жалобно простонал: -- Не могу пить кровь. Не могу!.. -- Пей! -- Не могу!.. Лучше смерть!.. Попробуй, Ник, ты... У фламандца не было предрассудков. -- Мне все равно,-- сказал он,-- выпью, пожалуй. Только бы выздороветь! И он принялся пить живительную горячую влагу. -- Дорого бы я дал, чтобы последовать его примеру! -- простонал Фриц и потерял сознание. Слабость и отчаяние всегда крепкого, бодрого эльзасца вызвали у всех недобрые предчувствия. Трудно поверить, но к вечеру Нику стало легче, чего нельзя было сказать о Фрице. Заболели скорбутом еще двое: Констан Гиньяр и лейтенант Вассер. Оба долго не поддавались болезни, но в результате неимоверного напряжения сил в последние дни в конце концов свалились. Теперь в экспедиции было трое больных и один умирающий. Все понимали, что Фриц обречен... Сделали продолжительную остановку, чтобы дать людям отдохнуть. Положение становилось критическим. Никто точно не знал, освобождается ли когда-нибудь полярное море ото льда, хотя были основания думать, что это случается и даже зимой. Скорее всего возле полюса лед не везде сплошной. Но в настоящий момент впереди не было видно никакого водного пространства. Так что приходилось идти на риск: исследовать, сколько льда, а сколько свободного пространства на оставшихся до полюса пятидесяти милях. В среднем это не больше десяти дней пути, туда и обратно. Но идти придется по сплошному нагромождению льдин. Не безумие ли это? Некогда капитан Маркхам при таких же обстоятельствах потратил целый месяц на путь в семьдесят миль а когда вернулся, все члены экипажа умирали от истощения и скорбута. Даже самые крепкие. А ведь у него были на "Алерте" и съестные припасы, и медикаменты, в общем, полный комфорт. Де Амбрие же вообще не имел пристанища. Провизии оставалось на шесть недель. Брезент для палаток и несколько лодок -- вот все, чем он располагал. Матросы были в полном изнеможении, а некоторые -- тяжело больны. Что оставалось делать? Ждать? Надеяться на оттепель? Но громады льда здесь не те, что подтаивают от лучей северного светила. Стало быть, ждать нечего. Не лучше ли взять с собой самых сильных матросов, немного провианта и попытаться преодолеть это препятствие? Но льдина перемещается, хоть и медленно. Что будет, если по возвращении они не найдут своих? Де Амбрие не знал, что предпринять, и решил подождать еще сутки. Близилась катастрофа, и это приводило в отчаяние матросов, прежде не думавших о смерти. ГЛАВА 9 Агония и смерть.-- Похороны.-- Вынужденное решение.-- Надо разлучиться.-- Последняя экспедиция.-- Выбор участников.-- В путь! Несчастный Фриц умирал. Красные пятна на коже расплылись и приобрели фиолетовый оттенок. Спина вся пошла твердыми, как камень, буграми. Многие части тела словно закоченели и потеряли чувствительность. Измученный нестерпимыми болями, эльзасец громко стонал. Он потерял все зубы, изо рта текла слюна. Не помогли ни опыт, ни самоотверженность доктора Желена. Умирал машинист в полном сознании, только не мог говорить -- распухший язык не повиновался. Убитые горем, с заплаканными глазами, возле кровати больного собрались верные друзья. Не хотелось верить, что смерть уже коснулась его своим холодным дыханием. Неужели Фриц Герман, такой сильный и такой добрый, уйдет от них навсегда? Неужели это конец? Матросам стало страшно. Одно дело умереть в борьбе со стихией, совсем другое -- заживо сгнить. Но Фриц был спокоен -- он честно прожил жизнь и выполнил свой долг. Умирающий силился что-то сказать, глядя на капитана, но можно было разобрать лишь отдельные слова: Франция, Эльзас и еще Васелонн -- название деревни, где жили старые родители. Вдруг речь его стала более внятной, видимо от коньяка, который доктор влил ему в рот. -- Капитан,-- произнес Фриц -- прощайте... и вы, друзья... Я сделал все, что мог... -- Да, друг мой,-- дрогнувшим голосом сказал де Амбрие,-- ты выполнил свой долг до конца. Большое тебе спасибо! -- И вам спасибо на добром слове... Простите, друзья, если кого-нибудь из вас я невольно обидел. Не поминайте лихом... Я умираю, верный своему флагу... Покажите его мне, капитан, в последний раз, а ты, парижанин, спой "Песню об Эльзасе". Совершенно обессиленный, Фриц уронил голову на подушку, но при виде французского штандарта, который в эту минуту водрузили в дверях, ценой невероятных усилий одной рукой взял за руку капитана, другой -- Плюмована, едва сдерживающего слезы. Матросов била дрожь. В отворенную дверь врывались слабые солнечные лучи. -- Пой, друг! -- снова попросил умирающий.-- Пой об Эльзасе!.. С трудом овладев собой, Артур запел глухим прерывающимся голосом: Скажи, где Родина твоя? Германия иль Франция? Фриц слушал, не сводя глаз с трехцветного флага. Зазвучал последний куплет: ...Воскликну, гнева не тая: Вот, немцы, Родина моя! Пускай в тисках вы сжали нас, Но верен Франции Эльзас. Тут Герман привстал, воскликнул "есть!" и мертвый упал на постель. -- Конец! -- произнес капитан, даже не пытаясь скрыть слез. -- Бедный Фриц! -- воскликнул парижанин и зарыдал. Моряки сняли шапки, а де Абрие отделил флаг от древка и обернул им, словно саваном, покойника... Времени было мало, еще меньше припасов. Но де Амбрие решил дождаться следующего дня и уже тогда принять окончательное решение. Его долг -- быть на похоронах матроса, бросить на его могилу горсть земли. После того, как доктор удостоверил факт смерти, покойного обрядили в матросскую форму с военной медалью на груди, зажгли все лампы. Шесть часов длилось прощание. Затем умершего завернули в парусину. В нескольких сотнях метров от палатки, среди огромных ледяных глыб, вырыли могилу. Покойника положили на маленькие санки, те самые, на которых тащили плоскодонку, прикрыли национальным флагом и повезли. За санями в глубоком молчании шли матросы с де Амбрие во главе. Капитан прочел погребальную молитву, тело опустили в могилу, засыпали мелкими льдинками, а сверху с огромным трудом поставили плиту, чтобы защитить от волков. На глыбе водрузили скромный деревянный крест с надписью: ФРИЦ ГЕРМАН. Француз из Эльзаса 26 апреля 1888 г. -- Прощай, Фриц Герман! -- глухим голосом проговорил де Амбрие.-- Покойся в мире!.. Ты честно жил, безропотно страдал и умер, как настоящий моряк. Да упокоит Господь твою душу! Печальные, вернулись французы в палатку, и каждый поклялся в душе не допускать больше неосторожности, от которой погиб их товарищ. Тем более что среди членов экипажа было еще трое больных. Ник, правда, уже пошел на поправку после того, как напился свежей тюленьей крови. Но где взять ее снова, чтобы окончательно выздороветь? Капитан долго беседовал с Бершу, доктором и Геником, занявшим место заболевшего Вассера. Состояние команды, ненадежность льдины, бесконечные препятствия на оставшемся отрезке пути -- все это поставило де Амбрие перед необходимостью разбить экспедицию на группы. Быть может, хоть кому-нибудь удастся пробиться к полюсу. Итак, решено было взять четырех матросов, шесть собак, плоскодонку, на двадцать пять дней провизии, два спальных мешка, кое-что из лекарств, секстант, искусственный горизонт, хронометр, подзорную трубу, запас оружия и снарядов, лопаты, топоры, в общем, все самое необходимое. Все это под силу тащить собакам, и люди, таким образом, смогут сберечь силы, насколько им позволят условия. Чтобы никого не обидеть, де Амбрие поначалу хотел бросить жребий -- кому идти. Но потом передумал: надо было отобрать только здоровых. Выбор пал, как ни странно, на южан: Жана Итурриа, Мишеля Элимбери и Дюма. Из северян оказался здоровым один лишь парижанин Фарен. Все было добровольно, не в приказном порядке, кто не хотел, мог не идти. Однако матросы, выбранные капитаном, были счастливы, ни у кого не заронилось даже мысли уклониться. -- Да здравствует капитан! -- крикнули они, полные энтузиазма. В первый раз снял Дюма с себя поварской фартук и передал его матросу Курапье, славившемуся своими кулинарными способностями. Никто не возражал. Маршатера назначили исполняющим должность главного повара, и в тот же день он приготовил завтрак. Назвать его вкусным было нельзя, но не по вине нормандца. На другой день маленький отряд во главе с капитаном смело двинулся в путь, взяв курс на север. ГЛАВА 10 Последние наставления.-- Трудный путь.-- Бесполезная роскошь.-- Кривая линия.-- Парфорсное упражнение.-- Под снегом.-- Чужой след. Перед уходом де Амбрие передал полномочия своему помощнику Бершу, а также вручил пакет, приказав вскрыть его через месяц, если отряд не вернется. Болезнь не заглушила в Гиньяре алчности, он проклинал скорбут, помешавший ему достичь полюса и получить вознаграждение. Капитан утешил его, сказав, что вознаграждение выдано будет всем без исключения. Ужиук пообещал де Амбрие охотиться на зверей, пополняя съестные припасы. Но вот последние рукопожатия, крики: "Да здравствует Франция!..", "Да здравствует капитан!.." -- и сани исчезли в ущелье Ледяной геенны. День выдался ясный, солнечный, но очень холодный. С первых же шагов отряд очутился среди ледяных гор, холмов, пропастей. Пришлось взяться за лопаты и заступы, расчищая дорогу, впрягаться вместе с собаками в сани, втаскивая их на почти отвесные скалы. Но вот пять человек и шесть собак в упряжке, вырубая ступеньки, добрались до гребня ледяной горы. Теперь нужно было спускаться, что оказалось еще труднее: сани напирали на собак, грозя их задавить. Пришлось нести поклажу на себе. Между тем облегченные сани помчались вниз с головокружительной быстротой и остановились у еще более крутого подъема. -- Русские горки! -- пошутил парижанин. Не успели пройти одну цепь холмов, как появилась другая -- еще выше, еще круче, еще неприступнее. За утро сани разгружали и снова нагружали пять раз. В какой-то момент их пришлось нести на руках -- из опасения, что они разобьются. Наконец путники утомились, почувствовали голод и жажду. -- Стой! За неимением палатки привал устроили в ледяной пещере. Под прикрытием брезента Дюма установил свою спиртовую конфорку и прибор для таяния снега. Неустрашимые исследователи находились теперь на склоне холма метров пятидесяти высотой и невольно залюбовались волшебным зрелищем, забыв о холоде, голоде и усталости. Вдали снег искрился и переливался всеми цветами радуги. Лед рассыпался перед глазами бриллиантами, изумрудами, рубинами и сапфирами. Море света и блеска. До чего же жалкими казались среди этого великолепия люди в звериных шкурах и темных очках, с больными глазами и запекшимися губами! Они с виду ничем не отличались от эскимосов. Но восторг перед красотой сразу выдавал в них представителей цивилизации. Быстро справившись со скудным завтраком, состоящим из чая, в котором плавал кусок вяленого мяса, пили грогу, покормили собак, погасили лампу и снова двинулись в путь. Как бы то ни было, наши исследователи, хотя и с величайшим трудом, мало-помалу двигались вперед. Де Амбрие пометил на карте тринадцать миль, пройденных к северу. Это был успех неслыханный, удивительный, неожиданный. Он стал возможен лишь благодаря неисчерпаемой энергии человека, его выносливости. Баски, уроженцы гор, творили чудеса. Для парижанина не было препятствий. У Дюма недостаток опытности восполняла физическая сила. О капитане и говорить не приходится -- он был членом альпийского клуба. Для ночлега путники, по совету Ужиука, устроили "снеговой дом" -- или, попросту, нору, где и улеглись спать. Собак привязали к саням. На следующее утро все проснулись по сигналу Тартарена, спавшего в одном мешке с капитаном. Накануне бросили жребий, кому с кем спать. Кок долго отказывался от такой чести, уверяя, что не уснет, из боязни сопеть и храпеть. Но де Амбрие приказал, а приказ нарушать нельзя. Двадцать восьмого апреля возникли новые препятствия. Погода стояла погожая, сухая, мороз ослабел до двадцати пяти градусов. На льду стали появляться трещины, прикрытые снегом. В них проваливались то люди, то собаки, то сани, а то и все разом. В этот день прошли двадцать пять километров, на следующий -- двадцать девять, а считая с предыдущими -- восемьдесят. Состояние дороги, вероятно, привело бы в ужас человека постороннего, он бы не поверил, что движение по ней вообще возможно. Однако отважные путешественники двигались вперед, стремясь во что бы то ни стало достичь цели. Но несмотря на успехи, капитан, казалось, был чем-то сильно обеспокоен. Причиной такого беспокойства были странные, почти невидимые следы, которые уже несколько раз попадались ему на глаза. Это были глубокие борозды, явно оставленные человеком. Вполне возможно, что до них здесь уже побывала какая-то экспедиция. При этой мысли де Амбрие невольно вздрогнул. Неужели титаническая работа, лишения и людские страдания были напрасны? Неужели напрасно умер несчастный Фриц, а его товарищей, мучимых голодом и болезнями, ждут одни разочарования? Просто не верится, что судьба может так зло подшутить над людьми, которые так близки к цели, ради которой мужественно переносились огромные трудности. А каково было командиру, задумавшему и осуществившему этот грандиозный план, который теперь мог сорваться буквально за несколько дней до конца экспедиции! Да, сомнений не было, здесь кто-то был. Теперь стало ясно, что моряков "Галлии" опередили. Правда, казалось странным, почему же люди раньше не заметили следов, становящихся все более заметными по мере продвижения вперед. Внезапно перед изнуренным отрядом возник крутой снежный склон. -- Ну что ж, придется лезть,-- вздохнул Плюмован. -- Вот черт, опять надо ступени вырубать. -- Ага, и пройдет не меньше двух часов, прежде чем мы сможем спеть: "Мадам, вы можете подняться..." -- пошутил Фарен. -- Эй! Вот так штука! -- Что там еще! -- Да здесь есть лестница, весьма неплохо сработанная. Видно, у ловкачей, которые ее соорудили, руки были на месте. Отряд остановился, и обеспокоенный капитан принялся внимательно рассматривать лестницу. Она была невысокой и довольно покатой, с грубо высеченными широкими ступенями, по которым легко можно было втащить сани. -- Невероятно! -- воскликнул Мишель Элимбери.-- Да уж не во сне ли это нам мерещится? -- Или это добрые феи поработали для нас,-- заметил парижанин, всегда готовый поверить в сверхъестественное. -- А может, среди нас есть сомнамбулы,-- в свою очередь заметил повар Дюма.-- Служа на "Кольбери", я знавал одного повара, который вставал ночью и варил фасоль с салом, а утром просто доходил до белого каления, видя, что кто-то уже постарался и приготовил еду. Он никак не мог догадаться, кто бы это мог быть. Жан Итурриа в свою очередь высказал предположение, услышав которое де Амбрие изменился в лице. -- Карамба! А что, если проклятый немец пробрался в эти края? Может, это его люди высекли ступени... Извините, капитан, что я предположил, будто Прегель мог добраться сюда. -- Все возможно,-- сумрачно заметил де Амбрие.-- Вперед, друзья! Подойдем ближе -- узнаем. ГЛАВА 11 Памятник под восемьдесят девятым градусом северной широты.-- Тревога.-- Немецкий документ.-- След экспедиции капитана Нерса.-- Письмо лейтенанта Маркхама.-- Оттепель Палеокристаллического моря.-- Внезапное повышение температуры. Итак, таинственные ступеньки помогли путникам перебраться через холм за какие-нибудь четверть часа. Не будь их, пришлось бы потратить на это не меньше двух часов. Следы вели все дальше и дальше, прямо к Северному полюсу, до которого оставалось уже совсем немного... Де Амбрие не переставал хмуриться. Неужели Прегель его опередил? Двадцать девятого апреля прошли двадцать шесть километров. Тридцатого апреля достигли восемьдесят девятого градуса северной широты. До полюса оставалось четыре километра. Не будь этих злополучных следов, все ощущали бы особый прилив бодрости и энергии, даже веселья. Но пока причин для радости не было. Вот валяются кости медведя... Кто его съел? Рядом -- два отстрелянных патрона с английским клеймом: "Максвелл. Бирмингем". Что это значит? Трудно сказать. Не исключено, что у кого-нибудь из немцев могла оказаться и английская винтовка. В два часа капитан хотел скомандовать привал, как вдруг Дюма, отличавшийся великолепным зрением, указал на небольшое возвышение впереди, в него было воткнуто что-то длинное и тонкое. -- Как будто ручка метлы,-- заметил повар. Де Амбрие побежал к странному сооружению и действительно увидел деревянную рукоять, не то от лопаты, не то еще от чего-то. Обильно смазанная льняным маслом, рукоять прекрасно сохранилась. Она была воткнута в холмик, высотой с бочку, сложенный из льдинок и консервных банок. Этот керн, или своеобразный памятный знак, оказался сооружен из всего, что попалось под руку. Под ним, вероятно, хранилось послание к тем, кто когда-нибудь сюда придет. В спешке капитан не захватил с собой ни топора, ни лопаты и голыми руками стал раскачивать сооружение, пинал его ногами... Тщетно. Памятник крепко врос в лед. Пришлось вернуться и взять с собой матроса с двумя заступами. Лед раскололи, раскопали холмик и нашли большой холщовый мешок, который с огромным трудом развязали. В мешке оказалась бутылка. Сгорая от нетерпения, де Амбрие чуть было ее не разбил, но сдержался и дрожащими руками стал откупоривать, вытряхивая содержимое -- несколько бумажных листков. Он схватил первый попавшийся и жадно пробежал глазами. Написано было по-немецки. -- Так я и знал! -- с горечью вскричал капитан, но, прочитав снова, развел руками, обратив внимание на дату и градусы широты и долготы: "Маркхам... 12 мая 1876 г... 83 градуса 20 минут 26 секунд сев. шир., 65 градусов 24 минуты 28 секунд зап. долготы". Де Амбрие облегченно вздохнул и рассмеялся. Матрос поглядел на него с удивлением. Это был Мишель Элимбери, баск, лоцман-китобой, очень способный и смекалистый. -- Ты, конечно, уверен, что твой капитан спятил? -- спросил де Амбрие.-- Сознайся, Мишель. -- Но, господин капитан... вы -- командир и можете поступать как вам угодно,-- ответил сконфуженно баск. -- Видишь ли, друг мой. Я испугался. -- Не может быть, господин капитан. Кто угодно, только не вы! -- Испугался, поверь мне. Что не я первый приду туда, куда еще не ступала нога человека. Мы будем там через пять дней. Мишель недоуменно пожал плечами. -- Сейчас переведу тебе, что здесь написано, и ты поймешь... Погоди, погоди, то же самое здесь написано и по-английски, и по-французски. Так что переводить не придется. Можешь прочесть. "Сегодня, 12 мая 1876 года, здесь, у 83 градуса 20 минут 26 секунд северной широты и 65 градусов 24 минуты 12 секунд западной долготы, была полярная экспедиция во главе с Дм. Нерсом, капитаном британского флота. Она состояла из двух кораблей -- "Аллерт" и "Дискавери". С места зимовки "Аллерта" к 82 градусу северной широты отправились двое саней под командованием лейтенанта Маркхама. По льду Палеокристаллического моря он достиг вышеозначенного пункта, где еще не бывал ни один человек. Альберт Маркхам, лейтенант судна "Аллерт". -- Как же так, господин капитан? -- опешил баск, прочитав бумагу.-- Лейтенант Маркхам говорит о широте восемьдесят три градуса двадцать минут двадцать шесть секунд, а мы находимся на широте восемьдесят девять градусов... стало быть. на шесть градусов севернее... может быть, наши вычисления не верны? -- Нет, наши вычисления сделаны точно и у Маркхама -- тоже,-- с улыбкой возразил де Амбрие. -- Черт возьми! Ничего не понимаю. -- Все очень просто,-- сказал капитан, засовывая листки в бутылку.-- Помнишь, что говорил капитан Нерс о Палеокристаллическом море? -- Помню. Он говорил, что море это, покрытое вечным льдом, преграждает дорогу к полюсу. -- Совершенно верно. А шесть лет спустя доктор Пави, из экспедиции Грили, едва не утонул на том месте, где Нерс видел ледяное море. На обратном пути де Амбрие продолжал объяснять: -- Капитан Нерс прав, считая это море древним, но ошибается, полагая, что оно неизменно. Все в природе подвергнуто влиянию ветров и течений. Поэтому в один прекрасный день палеокристаллическая льдина сдвинулась с места и стала перемещаться. -- Но ведь с тех пор прошло одиннадцать лет! -- Ну и что! Разве не могла льдина несколько раз обернуться вокруг земной оси? Или же переместиться между полюсами холода? -- Вы, как всегда, правы, господин капитан. Дюма, Итурриа и парижанин, с нетерпением ожидавшие капитана, были поражены сделанным открытием и не сдержали возгласов восхищения. К найденным документам капитан приложил свои, следующего содержания: "Найдено 30 апреля 1888 года капитаном де Амбрие, начальником французской экспедиции, отправившейся в 1887 году к Северному полюсу. Долгота по парижскому меридиану 9 градусов 12 минут, широта 89 градусов. Жан Итурриа, Дюма, Мишель Элимбери, матросы; Фарен, машинист; де Амбрие, капитан", Бутылку снова запечатали, положили на прежнее место, а холм привели в порядок. ГЛАВА 12 Мороз ослабевает.-- Еще одно препятствие преодолено.-- Воспоминания о солнечной стране.-- Море! Море! -- Сани несут на руках.-- В лодке. Тридцатое апреля оказалось богато событиями. Итак, после сделанного открытия, полярники снова отправились в путь. Приходилось вместе с собаками тащить сани, потому что на каждом шагу встречались препятствия. Напряжение дошло до предела, а трудностям конца не предвиделось. Преодолев множество подъемов и спусков, отряд очутился на довольно просторной ледяной площадке, куда не проникало солнце. Странное дело -- чем выше поднимались путники, тем становилось теплее. Не было теперь по утрам лютого мороза, заставлявшего всех страдать, Вопреки ожиданиям де Амбрие холода не вернулись -- термометр показывал минус семнадцать. Потепление особенно чувствовалось к вечеру на не защищенном от ветра ледяном холме. Больше всех радовался теплу Плюмован. -- Теперь хоть ноги под собой чуешь,-- говорил он. На ночлег устроились без палатки, в спальных мешках, под открытым небом, перед сном с аппетитом поужинали. Лед оказался соленым, и пришлось спускаться вниз за снегом для питьевой воды. Наверху его совсем не было -- сдувало ветром. На горизонте снова появилась цепь гор еще выше и круче прежних, зато до полюса оставалось совсем немного, да и мороз ослабел. Маленький отряд во главе с капитаном начал мужественное восхождение. На него ушло не менее четырех часов. Приходилось делать частые остановки. Капли пота на лицах людей уже не превращались в ледышки. Температура повысилась до четырнадцати градусов. Французы радовались, как дети. -- А что за этой горой? -- то и дело вопрошал Плюмован. -- Может быть, прекрасные сосновые рощи,-- говорили баски, вспоминая свою родину. -- Сосновые! -- вскричал однажды, услыхав их разговор, почтенный кок Дюма.-- Скажите лучше -- оливковые и апельсиновые. Вот тогда мы полакомимся. Увидите, какое вкусное я приготовлю тюленье филе на прованском масле! -- Может, помечтаем еще о бананах и хлебном дереве? -- насмешливо спросил Плюмован. -- Лучше о свободном море,-- откликнулся капитан.-- Это реальнее. -- О свободном море. Чтобы можно было плыть в нашей лодке... Как раз в этот момент путники достигли ледяной вершины, и парижанин, шедший впереди, громко крикнул: -- Море!.. Море!.. Десять тысяч греков во главе с Ксенофонтом, увидев волны Эвксинского Понта, радовались, видимо, не больше, чем наши путники. -- Море! -- вторили Артуру капитан и трое матросов. И в самом деле, вдали расстилалось необозримое водное пространство, с плавающими на нем небольшими айсбергами, вероятно отколовшимися от большой палеокристаллической льдины. То здесь, то там виднелись голубоватые холмики, присыпанные снегом. Ни островка, ни утеса -- ничего не было среди моря. Не плескались тюлени, не летали птицы. Все вокруг словно замерло, застыло в неподвижности. Ничто не нарушало воцарившейся тишины. Водную гладь не тревожили волны, лишь легкая рябь пробегала у подножия ледяных глыб, походивших на призраков. На ярко-синем куполе неба ослепительно сверкало холодное солнце, Этот полярный пейзаж, спокойный и бесстрастный, не трогал душу, не заставлял чаще биться сердце. Матросы ожидали увидеть совсем другую картину и теперь смущенно молчали. Но, как бы то ни было, перед ними было море, и Дюма сказал: -- Наконец-то мы у воды... настоящей воды, такой же, как в Средиземном море. Льдом мы сыты по горло! Да здравствует море!.. Ура!.. -- Браво! -- отозвались матросы.-- Теперь хоть поплаваем в свое удовольствие... разумеется, если будет приказ капитана. -- Я не против, ребята,-- сказал де Амбрие.-- Но сначала давайте закусим. Получите нынче двойную порцию водки! -- Прекрасно, капитан! Выпьем за ваше здоровье и за успех нашего дела,-- ответили матросы. Спуск к воде оказался нелегким, но воля и мужество и на этот раз помогли преодолеть препятствия. Лодку отделили от саней и несли на руках. -- Развод,-- пошутил парижанин. Но это был скорее не развод, а смена ролей! Теперь уже не сани должны были везти лодку, а лодка сани. Их примостили в носовой части. Покончив с погрузкой, матросы подкрепились и в последний раз устроили ночлег на льду. Так закончилось тридцатое апреля. Усталые и измученные, люди всю ночь не могли уснуть. Нервы были возбуждены до предела грядущим и таким долгожданным событием. На следующий день лодку спустили на воду. Собаки повизгивали, видимо радуясь, что не придется больше бежать по льду -- у них были отморожены лапы. Каждый матрос, взяв по веслу, занял свое место. Капитан сел за руль, сверился с компасом и скомандовал: -- Отчаливай! ГЛАВА 13 Брошенный лот[81].-- Удивление.-- Дно в двадцать пять метров.-- Неожиданное углубление дна до двухсот метров.-- Мысли Мишеля.-- Лодка, лед, море -- все плывет по течению. Было четыре часа утра. Лодка двигалась со скоростью четыре километра в час. "Если и дальше так пойдет,-- думал довольный капитан,-- часов через пятнадцать достигнем полюса". Матросы ушам своим не верили. Неужели цель так близка, они скоро получат обещанную награду и прославятся на весь мир? Совершат подвиг, не знающий себе равных? Освободятся наконец от навязчивой идеи, которая вот уже целый год занимала их головы; смогут покинуть это царство вечных льдов и вернуться в родные края, на землю прекрасной Франции, где сейчас цветут деревья. Полярники вновь увидят великолепные порты, где моряки чувствуют себя королями и куда неизменно возвращаются после долгого плавания уставшие, но разбогатевшие. Как говорят морские волки, "осталось хорошенько затянуть швартовы", в последний раз поднатужиться, чтобы наконец узнать, что же такое Северный полюс, ради которого положили столько сил, взорвали такой великолепный корабль, как "Галлия", и работали так, как не снилось ни одному китобою. Но капитан, которому самому страшно хотелось быстрее закончить экспедицию, постарался умерить пыл подчиненных и сказал, что невозможно сохранять такую скорость все пятнадцать часов. Необходимо почти вдвое удлинить срок, чтобы люди могли отдыхать. Это было совершенно справедливо. Итак, решено было отдохнуть два-три часа, но сначала найти подходящую глубину, чтобы бросить якорь. А пока что продолжали грести с таким усердием, что сдирали кожу с ладоней. Наконец лот, который де Амбрие соорудил с помощью простого кусочка свинца, привязанного к концу каната для измерения глубины, показал двадцать пять метров. Прошли еще двести кабельтовых и снова повторили замеры. Оказалось тридцать пять метров. Пройдя около пятидесяти километров, в одиннадцать часов сделали остановку, позавтракали. Здесь не было ни ветра, ни подводных течений, и путешественники, подняв весла, легли в дрейф. Вода была очень соленой. Хорошо, что Дюма запасся свежим снегом. Из него получилось около тридцати литров пресной воды -- запас достаточный на два дня. Попробовали на вкус льдину, плывущую мимо, она оказалась пресной. Но ведь пресный лед бывает на ледниках, а ледники -- на земле. Стало быть, неподалеку суша. Дюма выловил несколько льдин и погрузил в лодку на случай, если не хватит воды. Глубина с небольшой разницей оказалась везде одинаковая. В полдень наши путешественники поплыли дальше. Неожиданно де Амбрие бросил лот, скомандовал остановку и воскликнул: -- Ничего не понимаю! Лот опускался все ниже и ниже -- а дна не было. Матросы тоже недоумевали. Так и не удалось точно измерить глубину -- больше чем на двести метров лот опуститься не мог. -- Вперед! -- скомандовал капитан. И метров через двадцать снова бросили лот. Теперь глубина была тридцать метров, Баски встревоженно переглянулись. Но Дюма и Плюмован их успокоили. -- Здесь, должно быть, дыра, через которую проходит земная ось! -- вскричал парижанин. -- Что ты мелешь! -- возразил Дюма.-- Ведь это еще не полюс. -- Значит, артезианский колодец[82], вырытый в далекой древности. -- Думаю, ни то и ни другое,-- вмешался в разговор Мишель Элимбери.-- Есть у меня на этот счет кое-какие соображения. Но я их открою вечером. -- Лучше сейчас,-- сказал капитан.-- Ты китобой, моряк опытный. Говори! Не робей! Ручаюсь, никто над тобой смеяться не станет. -- Вы очень добры, господин капитан... В таком случае я скажу. Непонятно, почему здесь нет ни рыб, ни птиц, ни животных... -- Ты прав, Мишель. Мне самому это кажется странным. -- Так вот, я пришел к мысли, что это море вовсе не море, а просто соленое озеро с двойным дном. -- Браво, Мишель! Ты открыл первую часть тайны! -- Образовалось оно в большой льдине во время таяния. А место, где лот упал в глубину на двести метров, не что иное, как яма, через которую озеро сообщается с морем... Это я и хотел сказать, господин капитан. -- Молодец, Мишель! Уверен, что ты прав. Теперь остается узнать, как далеко простирается это озеро. Мы находимся на невысокой точке, и кругозор у нас самый ограниченный. Двойная порция водки взбодрила матросов, и они налегли на весла. Но к шести часам, пройдя сорок километров, выбились из сил и пришлось остановиться. Всего было пройдено девяносто километров, до полюса оставалось двадцать. С разрешения капитана все вышли поразмяться после долгого сидения; выпустили собак. А когда вернулись, привязали лодку, поужинали и легли спать. Каждый час сменялись часовые, следившие, чтобы суденышко не сбило плавающими льдинами. За ночь ничего особенного не случилось. Проснулись в четыре часа утра. Один лишь капитан был встревожен. Во время дежурства он с помощью приборов вычислил широту и долготу и установил, что за время между двумя наблюдениями ледяные горы на юге и само море переместились на три минуты к востоку. ГЛАВА 14 Первого мая 1888 года.-- Мертвый кит.-- Напрасные поиски.-- Как сохранить документы об открытии.-- Какие привезти доказательства? -- Полгода ночь, полгода день.-- Обратный путь. Отклонение на три минуты, замеченное капитаном, не имело первостепенной важности. Компас не дает сбиться с правильного курса. Было достаточно трех часов, чтобы преодолеть расстояние, отделяющее лодку от точки, где проходит земная ось, при условии, конечно, что льды внезапно не придут в движение. Казалось, что препятствий, по мере приближения к цели, становилось все меньше, но сколько трудностей ждет отряд на обратном пути! Нужно будет отыскать прежние следы и добраться до лагеря, в котором осталось четырнадцать больных матросов со скудными запасами продовольствия, которых едва хватит, чтобы не умереть с голоду. Правда, думать о возвращении было еще рано. Прямо не верилось, что здесь, совсем рядом, как говорится, "стоит лишь руку протянуть", находилась эта таинственная точка, на поиски которой отправлялось столько экспедиций и ради достижения которой было отдано столько жизней. Неужели через несколько часов на полюсе, который не удалось покорить ни немцам, ни англичанам, ни русским, ни американцам, будет водружен трехцветный французский флаг в знак взятия этой твердыни, мирно завоеванной горсткой французов. Эта мысль удесятеряла силы моряков, и они мечтали о том, как прославят свое отечество. Стояла ясная погода, ярко светило солнце, даже рябь не пробегала по воде, было двенадцать градусов, Наступило первое мая 1888 года. Обычно спокойный, де Амбрие был чем-то озабочен, и по мере приближения к заветной цели все больше и больше мрачнел. Между тем никаких препятствий впереди заметно не было. Все реже попадались льдины. Лодка легко скользила по гладкой, словно зеркало, воде. Матросы, видя, что капитан чем-то взволнован, хранили молчание и больше не перебрасывались солеными шуточками. скрашивающими однообразие долгого путешествия. Лишь иногда слышались тихие вздохи и плеск весел. Собаки, сбившись в кружок, отдыхали в блаженной лени, "пригревшись" на солнышке при минус двенадцати градусах. Это была настоящая весенняя температура, которая заставляла псов высовывать языки, настолько эти северные животные привыкли к жутким полярным морозам. Прошло часа два. Торжественный момент приближался. Капитан то и дело вставал, всматриваясь в горизонт. Через четверть часа он вздохнул с облегчением. Над зеленоватой водой возвышалась темная масса. -- Наконец-то! -- прошептал он едва слышно.-- Фортуна повернулась ко мне. Быть может, дело всей моей жизни увенчается успехом. Нетерпение де Амбрие росло. Глаза лихорадочно блестели, движения стали резкими. Он не спускал глаз с черной точки, которая быстро увеличивалась. -- Стоп! -- скомандовал он. Лодка остановилась. Матросы удивленно взглянули на капитана. -- Мои отважные друзья! -- произнес он дрогнувшим от волнения голосом.-- Если я не ошибся в расчетах, мы у заветной цели. Все препятствия позади. Там, где мы сейчас находимся, нет ни широты, ни долготы... Это мертвая точка, ось, вокруг нее вращается Земля. Мы на Северном полюсе!.. Да здравствует Франция!.. -- Да здравствует Франция! -- что было силы закричали матросы и подняли весла, капитан трижды взмахнул национальным флагом. -- Мне казалось, тут должен быть хоть маленький островок земли, но я ошибся. Видите впереди скалу? Там мы и оставим письменное доказательство об успешном завершении нашей экспедиции. Вперед, друзья! К скале! Это последнее наше испытание. После него подумаем о возвращении. Справедливости ради следует сказать, что матросы были близки к разочарованию. Ведь ничего особенного они на полюсе не увидели. А сколько потрачено сил, сколько жертв принесено! Зато де Амбрие был счастлив. И, глядя на него, матросы не могли не радоваться. Скала все приближалась, и уже можно было ее рассмотреть. Вытянутая вверх, без выступов и шероховатостей, она имела в длину не более двадцати пяти метров. Когда до скалы осталось метров сто, Мишель Элимбери вскричал: -- Черт побери!.. -- В чем дело? -- спросил капитан. -- Мы ошиблись! Это не скала... -- Что же тогда? -- Кит, самый настоящий, только мертвый. Баск оказался прав. Подойдя ближе, все увидели полуоткрытые неподвижные глаза, громадную пасть, необъятное туловище. Как очутился этот исполин в краю, где не осталось ничего живого? Сколько он вытерпел мук, прежде чем погибнуть? Китолов по привычке ткнул тушу в бок крюком и тотчас же его выдернул. Из пробитого отверстия со свистом вырвалась зловонная струя, к горлу матросов подступила тошнота, и они поспешили отвести лодку подальше. Кит, видимо, погиб еще летом, стал разлагаться, а зимой замерз. Он еще долго оставался бы в таком состоянии, не наткнись на него моряки. Прямо у них на глазах "скала" стала уменьшаться, постепенно погружаясь в воду и вздымая волны, а вскоре совсем исчезла. Матросы ждали приказа, но капитан молчал, не зная, на что решиться. Поблизости не было места, где он мог бы оставить хоть какое-то доказательство своего пребывания на Северном полюсе. Правда, де Амбрие вел корабельный журнал, для серьезных ученых это веское доказательство. Но не для его соперника, большого любителя памятных знаков. И все же французу не могут не поверить, слишком хорошо его знают... После завтрака, состоявшего из двойного рациона по случаю успешного завершения экспедиции, капитан приказал возвращаться к оставленным на льдине товарищам. Лодка развернулась и взяла курс на юг. Вечером, несмотря на усталость, спать никому не хотелось -- даже собакам. Впрочем, вечера в нашем понимании на полюсе не бывает. Полгода темно, полгода светло. Солнце восходит в день весеннего равноденствия, десятого марта, и до десятого сентября не заходит. А потом наступает полярная ночь. Долго бодрствовали путешественники, но усталость взяла свое. Сразу после ужина все легли спать. Кроме капитана. Он размышлял об оставленных на льдине товарищах, о победе, о бесконечных трудностях обратного пути... ГЛАВА 15 Возвращение.-- Радость Констана Гиньяра.-- Хлеб есть, а зубов нет.-- Опасения.-- Буря.-- Похищение провизии.-- Примерное наказание воров.-- Массовое избиение.-- Бегство Помпона.-- Голод. Отряд во главе с капитаном благополучно возвратился на стоянку. Съестных припасов почти не осталось и тащить лодку было нетрудно. До полюса шли пять суток, обратно -- шесть. Итак, седьмого мая моряки из лагеря радостно встретили капитана. Де Амбрие был тронут до глубины души и сказал, что победа эта общая, поскольку от стоянки до полюса всего пятьдесят километров. Радовались не только успеху, но и вознаграждению. Слава славой, а деньги деньгами. Вначале были обещаны две награды: за Северный полярный круг и за Северный полюс. Теперь капитан пообещал объединить их в одну и раздать всем без исключения. Это вызвало новый всплеск радости. Едва оправившись от скорбута, Констан Гиньяр хитро подмигивал и потирал, свои распухшие руки. -- Вот и кусок хлеба на старость! -- говорил он парижанину. -- Чем ты его есть будешь? Ведь зубы все выпали! -- Тебе бы только скалиться, Плюмован! Если хлеб будет слишком твердым, я его размочу в пиве. -- И будешь пить за здоровье Северного полюса, старый пьяница? -- Да, Полюс стал моим приятелем. -- А ты его точно видел? -- Да вот как тебя. -- И какая же у него физиономия? -- Представь себе кита, наполовину высунувшегося из воды, который не шевелит, так сказать, "ни рукой, ни ногой". -- Ух ты, ну и дальше что? -- Ну Мишель как воткнет ему гарпун в бок и пш-ш-ш... Вдруг разнесся такой запах, что можно было отравить все живое на семь саженей вокруг. -- А потом? -- Кит или Полюс, называй как хочешь, наполнился водой и потонул. На том все и кончилось. -- Что ты плетешь? Мишель убил Полюс? -- Да, и ты получишь часть наследства. -- От Полюса? -- Черт, ну конечно! Это твоя пенсия, жалованье, твой хлеб и пиво. Все это, старина, наследство бедняги Полюса, которого мы так бесцеремонно вытащили из его владений и потопили как старый баркас. Тем временем Бершу сдал полномочия капитану и доложил о том, как обстоят дела. Ничего утешительного. Провизии оставалось совсем мало, несмотря на уменьшение рациона. Перед путешественниками встал грозный призрак голода. -- Но разве охота... рыбная ловля...-- начал было де Амбрие. -- Здесь мертвая пустыня! Ледяной ад... Ужиук и то ничего не смог раздобыть, как ни старался. Страшно мне, капитан, очень страшно! Погибнуть после такой победы!.. -- Надеюсь, этого не случится. Нам надо продержаться до оттепели, завтра уже восьмое мая. -- Дай Бог, дай Бог... Надежды капитана не сбылись. На следующий день барометр начал падать. Подул южный ветер, пригнавший тучи, и началась снежная буря. В нескольких шагах ничего не было видно. Палатку ветром снесло, и французы остались без крова. Особенно тяжело приходилось больным, они дрожали в своих спальных мешках. Сани вместе с лодкой, на которой команда плыла к полюсу, разбились о ледяную скалу. Следовало как можно скорее соорудить укрытие из снега, наподобие хижины. Здесь очень помог Ужиук, знавший, как это делается. Входное отверстие являлось до того узким, что в жилище приходилось вползать на четвереньках. Там и укрылись измученные люди вместе с собаками, страдая от жажды и голода. Дюма снова вступил в должность повара, сменив Курапье, заподозренного в поедании чужих порций. В хижине было душно и тесно -- от людей и собак, от зажженной лампы, но никто не жаловался, радуясь, что хоть есть крыша над головой. Стали собирать припасы, засыпанные снегом. Но, к несчастью, оказалось, что больше половины поглотили оголодавшие псы. Ураган по-прежнему бушевал, и казалось, не будет ему конца. Эта снежная буря, самая страшная из всех случившихся за время путешествия, неистовствовала, ни на минуту не утихая, целую неделю, до десятого мая. Годовщину отплытия из Франции предполагалось ознаменовать маленьким пиром, но этот день -- тринадцатое мая -- принес горькое разочарование. Собаки вошли во вкус и пускали в ход всю свою хитрость, чтобы находить еду. И преуспели в этом: растерзали тюки, разгрызли ящики, причем так ловко, что невольно возник вопрос: не помог ли им кто-нибудь? Но кто? Матросы все честные, и каждый из них скорее умрет, чем решится на подобный поступок. А вот Ужиук... Он вряд ли способен на самопожертвование. На глазах жиреет, отличается завидным здоровьем. Однажды даже на предложение поесть ответил, что совершенно не голоден. Сомнений больше не оставалось: это он вместе с собаками рыскал под снегом и поедал припасы. При этом старательно заметал следы, прикрывая брезентом распоротые тюки и взломанные ящики... И вот грянула беда. Надвинулась угроза голода. Собак кормить было нечем, и их осудили на смерть. Дюма собственноручно порешил несчастных животных. Однако не всех -- одной псине чудом удалось избежать резни, вызванной суровой необходимостью. Все спрашивали себя, почему тезка знаменитого Тартарена орудовал поварским ножом, а не взял карабин? Почему он перерезал собакам -- этим верным помощникам человека,-- горло, как баранам или свиньям, вместо того чтобы просто пристрелить. Оказывается, таков был строгий приказ доктора. Так как отсутствовала свежая тюленья кровь, необходимая больным скорбутом, только таким способом можно было получить достаточное количество целебной жидкости, более действенной, чем все лекарства. Нужно сказать, что все больные без исключения, независимо от тяжести заболевания, согласились выпить теплой крови. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, настолько страшный конец несчастного Фрица поразил всех. Тяжелое воспоминание, постоянно преследовавшее матросов, помогало побороть отвращение. Плюмован, "собачий капитан", не мог присутствовать на бойне и смотреть, как убивают его подопечных и друзей, ставших, как мы помним, настоящими учеными псами и развлекавших людей в более счастливые времена. Артур убежал подальше от лагеря, чтобы не слышать ужасного воя несчастных животных и не видеть агонии своих любимцев: Белизара, Кабо, Помпона и Рамона. Вернувшись, парижанин увидел Дюма, красного, как палач после казни. Тот только что схватил бедного Помпона, который, вместо того чтобы сопротивляться, жалобно плакал как ребенок. При виде этой сцены Фарен не смог сдержать слез и закричал срывающимся голосом: -- Господи, я думал, резня уже закончена. Дюма, отпусти его, прошу тебя! -- Э, да я и сам хотел того же. Если бы ты только знал, как мне больно убивать невинных бедняг. Помпон, ускользнув от палача, бросился на руки парижанину, который поспешил уйти подальше от лагеря, унося обезумевшее от страха животное, преследуемое запахом крови товарищей. Отойдя метров на сто, Плюмован остановился среди снежного вихря и, опустив собаку на толстый снежный ковер, заговорил с нею, как будто та могла что-то понять: -- Знаешь, старина, твоих друзей больше нет. Они поплатились за то, что съели лагерные запасы, а это -- преступление, которое карается смертью. Если хочешь избежать их страшной участи, мотай отсюда, и побыстрее! Ты ловкий как обезьяна, шустрый как белка, а льды -- твоя родина, беги же... И даже близко не подходи к нам, если не хочешь, чтобы тебя слопали. Артур поцеловал четвероногого друга в черный, блестящий, похожий на трюфель нос, взмахнул рукой, указывая на безбрежные снежные поля, и громко крикнул: -- Беги, Помпон, беги! Пес убежал, и больше его никто не видел. Убитые собаки пошли в пищу. Вот каков был рацион матросов, скорчившихся в душной, тесной иглу. Утром -- чай или кофе без сахара. Ужиук и собаки съели его, и больше ничего не осталось. Двести граммов собачьего мяса на человека, несколько капель водки или рома, разбавленных горячей водой. Ни сухарей, ни мясного концентрата. Все было проглочено голодными псами. В полдень -- некоторое подобие супа из собачьего мяса и кусочка тюленьего жира, со щепоткой соли. Все это съедалось горячим, чтобы получить побольше "топлива", как шутили в прежние дни. На ужин -- опять крохотный кусочек мяса, для разнообразия -- кофе и несколько капель спиртного. После столь скудной трапезы засыпали голодными. Пищи оставалось в обрез. Собаки, ужасно исхудавшие за последнее время, весили едва ли килограмм двадцать, то есть мяса от каждой получили не более десяти килограммов. Несмотря на строжайшую экономию, оно было очень быстро съедено. Самым изголодавшимся давали дополнительную порцию -- варево, запах которого вызывал тошноту у наиболее щепетильных. Добавьте к этому ужасную тесноту, скученность, затхлый воздух, и вы хотя бы отдаленно сможете представить себе судьбу людей, которые корчились от голода, прислушиваясь к завываниям ветра. Восемнадцатого мая буря наконец утихла, но легче от этого не стало. Всюду, куда ни кинь взгляд, высились огромные сугробы. Положение казалось безвыходным. Но капитан не терял надежды. С наступлением оттепели на север должны были прилететь птицы. Тогда голод отступит... Двадцать третьего мая на термометре все еще было десять градусов. Шел мелкий снег. Двадцать четвертого мая у троих заболел желудок -- с непривычки к собачьему мясу. Совсем ослабели больные скорбутом. Двадцать пятого съели последнюю собаку. Двадцать шестого принялись жевать тряпки, кости, все, что попадалось под руку. Двадцать восьмого температура резко повысилась до нуля градусов. Ни чая, ни кофе не было, и доктор давал каждому по ложке глицерина. Двадцать девятого появилась чайка. Уже съедены шкуры собак. Еще оставалась сбруя из тюленьей кожи. Ослабевшие, бледные, с блуждающими глазами, люди двигались словно тени. Де Амбрие с напряжением вглядывался в горизонт -- не появится ли стая уток или медведь. Оттепель набирала силу. Лед трещал, текли потоки воды... Дюма, Плюмован и Итурриа пошли на разведку, но вернулись ни с чем. В этот день съели половину сбруи и запили глицерином. -- Ба! -- сказал парижанин, который едва держался на ногах.-- Завтра мы придем в себя. Но тридцатого мая, вместо того чтобы "прийти в себя", бедный малый слег от лихорадки, так же как повар Дюма и его товарищи. В отряде не осталось ни одного здорового человека! Доктор, повинуясь профессиональному долгу, все время оставался возле больных. Капитан не щадил себя, стараясь помочь всем. Он распределял последние кусочки пищи, которые и пищей-то назвать было нельзя, их глотали машинально, не думая и ничего не чувствуя. Врач заботился об экипаже, рискуя здоровьем, а может быть и жизнью. Тридцать первого мая даже самые стойкие поняли, что все кончено, и покорились судьбе, ожидая смерти. ГЛАВА 16 Странный шум.-- Промахнулся! -- Помпон.-- Сытая собака и голодные матросы.-- Прекрасное открытие.-- Парижанин рассказывает о мясных залежах.-- Что Помпон делал в отлучке. Тридцать первого мая термометр показал плюс два градуса. В ясном лазурном небе ярко сверкало солнце. Изголодавшиеся матросы -- кожа да кости -- стали есть свои шубы. Больные ловили ртом капельки воды, бежавшие по стенам снегового жилища. Они, казалось, страдали меньше здоровых. Со всех сторон слышались стоны и вздохи. Некоторые агонизировали. Но что это? Воспаленное воображение? Следствие лихорадки? Капитан услышал вдали не то вой, не то лай. Неужели зверь?.. Сомнений не было. Какое-то четвероногое бежало по льду. Де Амбрие с трудом поднялся и крикнул: -- К оружию! Дюма схватил винтовку. За ним лейтенант Вассер, парижанин и баск. Появление зверя придало им силы. Ведь он мог стать добычей. Удивительно, до чего живуч человек. Близкие к смерти матросы бодро выбежали из хижины с винтовками на изготовку. Но увидели не медведя, а какое-то небольшое животное темного цвета. Дюма выстрелил с расстояния в двести метров. Но промахнулся. Впервые в жизни. Сказались болезнь и голод. Пуля упала недалеко от зверя. Промахнулся и лейтенант. Животное взвыло, но продолжало бежать, не обращая внимания на сыпавшиеся со всех сторон пули. Дюма крепко выругался и опять зарядил ружье. Парижанин тоже прицелился, но вдруг опустил винтовку и воскликнул: -- Помпон!.. Мой Помпон!.. Собака в несколько прыжков очутилась возле хозяина с радостным лаем и визгом. -- Помпон!.. Собачка моя хорошая!.. Помпон между тем бегал от одного матроса к другому и наконец снова вернулся к Плюмовану. -- Черт возьми!..-- проворчал Дюма.-- Надо было этому псу возвратиться. Я предпочел бы медведя... У него мяса раз в пятнадцать больше... И потом, как-то нехорошо убивать свою же собаку. -- Не смейте трогать Помпона! -- с гневом вскричал парижанин. -- У нас люди умирают...-- тихо заметил Дюма. -- Неужели не видишь, что Помпон умудрился каким-то образом разжиреть? -- Вижу,-- скрепя сердце отозвался повар.-- Бедненький! Значит, он что-то ел все эти три недели, -- Совершенно верно. Либо он сам нашел еду, либо кто-то его кормил. -- Ты, прав, любезный,-- сказал капитан, подходя к Плюмовану.-- Собаку привел к нам инстинкт, чувство дружбы. Как знать? Быть может, в ней наше спасение? Помпон тем временем залез в хижину, обнюхал всех, огляделся и снова вернулся. -- Проверил, все ли на месте,-- заметил Плюмован. Собака постояла возле хозяина, словно дожидаясь лакомого куска, села на задние лапы, тявкнула раз, другой и побежала вперед, то и дело оглядываясь. -- Лейтенант Вассер! -- распорядился де Амбрие.-- Возьмите с собой Жана Итурриа, Дюма и Фарена и следуйте за собакой. -- Есть, капитан! И дай нам Бог вернуться не с пустыми руками. Вперед, друзья! -- Подождите минутку,-- остановил де Амбрие матросов.-- Возможно, вам пригодятся уцелевшие сани, меховые шкуры, спальный мешок, оружие, топор, пила и нож для резки льда. Наденьте эскимосские сапоги без них не обойтись во время оттепели -- и разделите между собой остатки табака. А теперь пожмите друг другу руки. В путь, друзья! Помните, наша жизнь зависит от вас. Собака, очень довольная; вприпрыжку бежала на северо-запад, не отклоняясь от своих следов, местами отчетливо отпечатавшихся на талом снегу. Тут моряки убедились, что капитан, приказав им взять сани, был, как всегда, прав. Не приходилось, по крайней мере, тащить нехитрые пожитки, казавшиеся ослабевшим людям неимоверно тяжелыми. Полозья легко скользили, и матросы без труда шли за Помпоном, сменяя друг друга в упряжке. Пес вдруг резко повернул к северу и заметно повеселел, уверенно направляясь к холмам на краю палеокристаллической льдины. Матросы шли уже часов шесть, силы были на исходе. Собака ласкалась к ним, словно хотела сказать: "Мужайтесь". -- Куда она нас ведет? -- то и дело спрашивали баск и провансалец. -- Наверняка туда, где есть что пожевать,-- неизменно отвечал парижанин,-- Помпон у меня умный, понимает. Наконец собака взбежала на крутую тропинку, где сани не могли проехать, и скрылась за громоздившимися в беспорядке утесами. Спустя немного Помпон вернулся, неся в зубах что-то черное и твердое. Плюмован с трудом отломил кусок, попробовал на вкус и удивленно воскликнул: -- Черт побери!.. Да ведь это -- мясо! Мороженое мясо! -- Не может быть! -- Отведайте сами, если не верите, лейтенант... и ты, повар... Тогда убедитесь! -- А ведь правда! -- радостно вскричал Вассер.-- Мясо! Настоящее мясо! -- Для варки вполне годится! -- со знанием дела заметил Тартарен. -- Сойдет и сырое! -- отозвался баск, набив полный рот. -- Ай да Помпон!.. Привел нас на склад провизии! -- вскричал растроганный Плюмован. Все кинулись за собакой и вскоре достигли огромной ледяной горы с глубоким ущельем. Помпон разгреб снег, под которым оказалось отверстие, шириной с бочку, влез внутрь и вскоре вернулся с увесистым куском мяса. Он еле его тащил. -- Черт возьми! -- весело вскричал парижанин.-- Да тут, я смотрю, мясные залежи!.. Вооружившись один ножом для льда, другой топором, лейтенант и Дюма разрубили край трещины длиной более ста метров, и увидели, что на довольно большую глубину она наполнена мясом. Работали они усердно и жадно уплетали найденную провизию, таявшую прямо во рту. -- Не развести ли огонь, чтобы сварить суп? -- предложил Артур, работая челюстями. -- Нет спирта! -- отозвался Дюма, уминая за обе щеки отличную вырезку. -- Зато полно жира! Можно налить его в лампу, выдернуть несколько волосков из шубы и смастерить фитиль. -- Варите, если хотите,-- сказал лейтенант,-- но прежде погрузите мясо на сани, чтобы скорее отвезти нашим умирающим товарищам, -- Вот что я хочу предложить,-- сказал парижанин.-- Зажжем конфорку, поставим на сани, а мясо пусть варится. Пока доедем, суп будет готов, и все поедят. -- Прекрасная мысль! -- произнес Вассер, продолжая грузить на сани горы мяса и сала. Подкрепившись, матросы почувствовали прилив сил и без труда потащили тяжело груженные сани. ГЛАВА 17 Замурованные во льду.-- Вымерший вид.-- По течению.-- Мыс Челюскин[83].-- Овации.-- Gallia victrix[84]! На обратном пути матросы отламывали куски мяса и с наслаждением сосали, теряясь в догадках, откуда оно взялось. Усталые, но радостные и счастливые, вернулись они в лагерь. И очень вовремя, многие уже впали в беспамятство. Но голод лечится быстро, стоит только поесть. Идея парижанина -- сварить по дороге мясо -- оказалась блестящей. Доктор заявил, что никогда в жизни не пил такого вкусного бульона, хотя он был без соли и приправ. Люди никак не могли насытиться, и плохо им пришлось бы, не займись Желен раздачей пиши. Он следил, чтобы никто не съел на голодный желудок больше положенного. После еды уснули крепким здоровым сном, но через несколько часов всех разбудил лай Помпона, видимо требовавшего к себе внимания за оказанную услугу. Только сейчас тем, кто оставался на привале, пришел в голову вопрос: "Откуда взяли их товарищи столько мяса?" Они поглощали еду с неимоверной жадностью, почти не слушая Плюмована, неисправимого болтуна и выдумщика, который своим рассказом о сказочных мясных залежах сбил всех с толку. Лейтенант Вассер, отличный моряк, совершенно не знал естественной истории и потому передал все, как было, ничего не объясняя. Капитан и доктор были еще слишком слабы, чтобы заняться исследованием трофеев, и только улыбались, слушая матросов. Мяса и сала теперь было хоть отбавляй. Через тридцать шесть часов все, даже больные скорбутом, смогли подняться. Термометр показывал плюс два градуса, для полярников, привыкших к пятидесятиградусным морозам, это была настоящая весна. Путешественники пешком отправились по гладкому льду к тому месту, где Помпон нашел мясо. Снеговую хижину пришлось покинуть, она почти совсем растаяла. Лодку поставили на сани, посадили в нее самых слабых и повезли по лужам и талому снегу. Матросы повеселели. На измученных голодом и болезнью лицах появились улыбки. Пройдя половину пути, сделали стоянку, подкрепились и снова снялись с места. Поход к обнаруженному псом "складу" с провиантом занял десять часов. Там и в самом деле было несметное количество мяса, "залежи", по словам Плюмована. Две трещины, каждая метров в сто тянулись вдоль палеокристаллических холмов, уходя глубоко вниз, подобно жилам какого-нибудь минерала. Этого мяса хватило бы на целое войско, столько было здесь закоченевших туш разных животных. Неизвестно, сколько они пролежали. Никто не смог бы их забальзамировать лучше, чем мороз. Мясо оказалось до того свежим, будто его положили только накануне. А о вкусе и говорить нечего, Палатку еще раньше унесло бурей, и капитан велел выдолбить во льду пещеру, буквально в двух шагах от залежей мяса -- нагнись и бери сколько хочешь. Любопытство доктора день ото дня росло: откуда здесь этот склад? Желен исследовал состав и сделал вывод, что все животные принадлежали к одному виду, и -- что особенно интересно -- вид этот исчез более семидесяти лет назад. Устройство зубов было таким же, как у зверя, исследованного в 1751 году знаменитым немецким натуралистом Стеллером[85]. Это было весьма ценное открытие. Доктор пришел к выводу, что у животных всего четыре зуба -- два сверху, два внизу, и принадлежат они к виду Stellerus borealis или Mamatus Stelleri (травоядное млекопитающее из семейства китовых). Этих животных Стеллер открыл близ Камчатки и утверждал, что они вполне безобидны, мясо у них вкусное и сами они идут в руки. Вот почему доверчивых созданий поголовно истребили. Как же они попали сюда? И не сотни, не тысячи, а десятки тысяч? Как погибли в этой гигантской трещине, а потом замерзли? Сколько лет, или, может быть, столетий пролежали здесь, во льду? На все эти вопросы так же трудно ответить, как определить, например, когда умер мамонт, найденный в 1804 году на реке Лене, чьим мясом целых два года кормились якуты и их собаки. Путешественники жили в ледяной пещере, сытно ели, и самочувствие их с каждым днем улучшалось. Близилось лето, а вместе с ним и оттепель. Но сейчас французов не испугала бы даже зимовка. Однако Изида, заставив их дорогой ценой заплатить за вторжение в ее пределы, на сей раз распорядилась иначе. Льдина, на которой находились полярники, оказалась оторванной от остальной массы льда и поплыла быстрее, прямо к русскому берегу со скоростью пятнадцать километров в сутки. Капитана это обрадовало. Льдина плыла, не останавливаясь, весь июнь, июль, август и сентябрь. И вот наконец французы увидели землю. Это был мыс Челюскин, лежавший на семьдесят седьмом градусе тридцати минутах северной широты и сто втором градусе тридцати минутах западной долготы. Но одно дело увидеть русскую землю, а совсем другое -- высадиться. От Петербурга мыс Челюскин находится в девяноста градусах. От Иркутска -- в двадцати четырех. Зима здесь наступает уже в октябре. Неужели придется зимовать в тундре? Но французы, видимо, родились под счастливой звездой. Неожиданно они увидели в маленькой бухте охотников на тюленей, покинули льдину и на лодке, которую удалось сберечь, поплыли к изумленным тунгусам, делавшим запасы на зиму. Те радушно приняли путников, а потом проводили в Тагайск на полуостров Таймыр. Здесь капитан раздобыл сани и собак. Проводники помогли путешественникам добраться до Туруханска. Туруханск уже можно было считать цивилизованным краем. Там жили чиновники, управлявшие округом, в котором без труда уместились бы три Франции. Население же состояло всего из двух с половиной тысяч, включая тунгусов, самоедов, якутов и остяков. Из Туруханска шла дорога на Красноярск, куда и прибыли наши герои в конце ноября в страшный мороз. Красноярск лежал на большой сибирской дороге и был соединен с Петербургом телеграфной линией. Местное начальство предоставило экспедиции все необходимое для продолжения пути, и пятого января 1889 года экипаж "Галлии" во главе с капитаном был уже в Петербурге. Там храбрецам оказали теплый прием -- в то время как раз завязывалась франко-русская дружба. Читатель, вероятно, забыл, что невольным виновником полярной экспедиции был русский путешественник Серяков. Узнав из газет о приезде французских моряков, он помчался к капитану, бросился ему на шею и от души поздравил. -- Победа, голубчик де Амбрие! -- восклицал он-- Блестящая победа! Я сейчас из Лондона. Там все только и говорят о вашем подвиге. Даже завистливый Джон Булль признал вашу победу... Вы -- настоящий герой! Вас ждут лавры и медаль. Дай Бог, чтобы надпись на ней оказалась пророческой. -- Что же там написано? -- Gallia victrix. Конец Примечания 1 В старом переводе (издание П. Сойкина) роман выходил под названием "На Северном полюсе". 2 Негоциант - купец, ведущий крупные торговые дела с другими странами. 3 Арматор, капер - лицо, занимающееся захватом с ведома своего правительства, торговых неприятельских судов или судов нейтральных стран, с грузами, предназначенными для воюющей страны. 4 Тройственный союз-- военно-политический блок Германии, Австро-Венгрии и Италии, созданный в 1882 г. 5 Бугенвиль Луи Антуан де (1720 -- 181l) - французский мореплаватель, руководитель первой французской кругосветной экспедиции (1766--1769 гг.). 6 Лаплас Кирилл Пьер Теодор (1793 -1875) -- французский путешественник, совершил два кругосветных плавания. Далее в беседе героев романа упоминаются многие организаторы и участники французских, английских и американских морских экспедиций XVII--XIX вв.-- от полярника Уильяма Баффина (1584--1622) до Юлия Никола Крево (1847--1882) и его последователей. 7 Франк-- денежная единица Франции, Бельгии, Швейцарии и ряда других стран. 8 Полярный круг-- здесь: параллель в Северном полушарии с широтой 66°33'. В день зимнего солнцестояния (21--22 декабря) к северу от Полярного круга солнце не восходит, а в день летнего солнцестояния (21--22 июня) не заходит. 9 Су -- разменная монета Франции. 10 Грот-мачта -- вторая от носа, самая высокая мачта на парусном судне. 11 Баронет - наследственный дворянский титул в Англии, средний между титулами высшей знати и низшего дворянства. 12 Галлы - римское название кельтов - древних индоевропейских племен, обитавших во второй половине первого тысячелетия до н. э. на территории современной Франции, Бельгии, Швейцарии и ряда других стран. 13 Франко-германская война - здесь и далее идет речь о событиях войны 1870-1871 гг., участником которой был Л. А. Буссенар. 14 Мичман-- воинское звание или чин на флоте. 15 Шкипер -- устарелое название капитана морскою судна. 16 Такелаж - все снасти на морском корабле, служащие для укрепления рангоута и управления парусами, а также совокупность приспособлений (тросов, цепей и т. п.) для подъема и перемещения грузов. Рангоут - совокупность круглых деревянных или стальных частей оснащения судна (мачты, стеньги, бушприт и т. д.). 17 Форштевень - массивная часть корпуса, являющаяся продолжением киля и образующая носовую оконечность судна. Киль -- основная продольная балка, идущая от носовой до кормовой оконечностей судна. 18 Ростры - решетчатый (а иногда и сплошной) настил, расположенный выше верхней палубы судна, предназначенный для размещения шлюпок и хранения запасного рангоута (см. выше). 19 Вельбот-- длинная быстроходная гребная или парусная шлюпка с острым носом и острой кормой. 20 Калорифер -- устройство для нагревания воздуха в системах отопления и вентиляции. 21 Скорбут, цинга-- заболевание, вызванное недостаточным поступлением в организм витамина С. 22 Бретонцы-- народ на северо-западе Франции (полуостров Бретань). 23 Эльзасец-- житель Эльзаса -- исторической провинции на востоке Франции, в бассейне Рейна. В 1871 г. большая часть Эльзаса была отторгнута Германией; возвращена Франции в 1919 г. 24 Баски (самоназвание -- эускалдунак) -- народ, проживающий преимущественно на севере Испании (страна басков, Баскония). Баски живут также во Франции и Латинской Америке. 25 Гасконец-- житель Гаскони-- исторической области на юго-западе Франции. 26 Нормандец-- житель Нормандии-- исторической области на севере Франции. 27 Провансалец - житель Прованса -- исторической области на юго-востоке Франции, в Альпах, у Средиземного моря. 28 Фламандцы-- народ на севере Бельгии. 29 Тартарен из Тараскона-- герой романов французского писателя Альфонса Доде "Необычайные приключения Тартарена из Тараскона" (1872), "Тартарен в Альпах" (1885) и "Порт Тараскон" (1890). 30 Ньюфаунленд-- провинция на востоке Канады, на острове Ньюфаундленд (у восточных берегов Северной Америки; и северо-восточной части полуострова Лабрадор. 31 Гренландия-- остров в Северном Ледовитом океане, крупнейший в мире. Территория Дании. 32 Фок-мачта-- передняя мачта на морском судне. 33 Штандарт-- здесь: флаг, поднятый на корабле. 34 Бугшприт, бушприт -- горизонтальный или наклонный брус, выставленный вперед с носа парусного судна; служит главным образом для вынесения вперед носовых парусов, для улучшения маневренных качеств судна. 35 Фарвель -- мыс на юге Гренландии. 36 Камбуз-- кухня на судне. 37 Юлианехоб-- город на юге Гренландии (в конце XIX в. поселок). Юлианехоб означает "Юлия -- надежда". Это богом забытое местечко, основанное примерно 125 лет назад, получило свое название в честь королевы Дании, очень благоволящей к колонистам. (Примеч. авт.) 38 Узел-- здесь: единица скорости, применяемая для определения скорости судов. Один узел соответствует одной морской миле в час, или 1,852 км/час. 39 Колонибастирере-- это название обозначает примерно следующее: начальник колонии, губернатор округа. На территории от Юлианехоба до Упернавика -- последней точки, где еще была цивилизация, насчитывалось десять округов, во главе каждого из которых стоял губернатор, назначенный правительством метрополии. (Примеч. авт.) 40 Фальстарт-- в спорте-- неправильно взятый старт, когда кто-либо из участников состязания начал движение раньше поданной команды. 41 Лье-- единица длины во Франции; морское лье равно 5,556 км; сухопутное лье -- 4,444 км. 42 Фредерикехоб и Готхоб-- ныне -- наиболее крупные города на юго-западе Гренландии, у Девисова пролива. 43 Инспекторат-- провинция в датской Гренландии, разделенной на южный и северный инспектораты. 44 Пакетбот-- устарелое название небольшого морского почтово-пассажирского судна. 45 Карабин-- винтовка, укороченная для уменьшения веса и удобства обращения; нарезное охотничье ружье для стрельбы пулями или дробью. 46 Рефракция-- здесь: оптическая иллюзия. 47 Залив Мелвилл--- у северо-западных берегов Гренландии, море Баффина. 48 Крюйт-камера - помещение на корабле, в котором хранятся взрывчатые вещества. 49 Абориген-- коренной житель страны, острова, какой-либо местности. 50 Упернавик - поселок на небольшом острове у западных берегов Гренландии. 51 Гаргантюа-- герой романа французского писателя Франсуа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль" (кн. 1--4, 1533--1552; кн. 5 опубликована в 1564 г.). 52 Лукуллов пир-- роскошный пир (по имени древнеримского полководца Лукулла, прославившегося необычайным богатством и роскошными пирами). 53 Мыс Йорк-- на северо-западе Гренландии. "Галлия" идет вдоль северных берегов острова. 54 Доктор Хейс-- участник американской полярной экспедиции Э. К. Кана; самостоятельно организовал экспедицию в 1860--1861 гг. 55 Гомерический-- необычайный по силе, размерам, количеству и т.п. Выражение происходит от описания смеха богов в поэме древнегреческого поэта Гомера "Илиада". 56 Грили Адольф Вашингтон (1844--1935)-- американский полярный путешественник, исследователь Арктики. Был одним из шести полярников, оставшихся в живых. Остальные тринадцать членов экспедиции погибли. 57 Гиперборейские страны-- страны гипербореев -- сказочного народа, по преданиям древних греков, жившего на Крайнем Севере. 58 Галль Чарльз Франц (1821--1871)-- американский полярный путешественник, исследователь Арктики. 59 Нерс Джордж Стронг (1831-- ?) -- английский полярный путешественник, исследователь Арктики. 60 Лейтенант Локвуд-- помощник А. В. Грили, участник полярных экспедиций. 61 14 июля-- национальный праздник Франции-- День взятия Бастилии (14 июля 1789 г.). 62 ...роль герцога, который поет "...плюм о ван..." -- во французском варианте куплет начинается словами: "Come le plume an vent...", которые произносятся как "плюм о ван", отсюда и произошло прозвище "Плюмован". (Примеч. перев.) 63 Депре Марсель (1843--1918) -- французский физик и электротехник. Обосновал (в 1881 г.) возможность передачи электроэнергии по проводам на большие расстояния. 64 Динамо-машина-- устаревшее название генератора постоянного тока. 65 Мускус-- сильно пахучее вещество, выделяемое особыми железами некоторых животных, а также рядом растений. Используется в парфюмерии. 66 Рея, рей -- деревянный или металлический поперечный брус, прикрепленный к мачте судна; предназначена для крепления прямых парусов и поднятия сигналов. 67 Миля-- единица длины, имевшая распространение в национальных неметрических системах единиц. Миля морская международная = 1,852 км. 68 Марсовой-- матрос-дежурный на марсе (площадка в верхней части мачты для наблюдения, установки прожекторов, навигационных и других приборов; на парусных судах -- для управления парусами. 69 Поликрат (?-- ок. 522 до н. э.) -- тира (правитель) на о. Самос. Проводил политику в интересах торгово-ремесленных слоев. Ему были присущи страсть к завоеваниям, пристрастие к роскоши, а также любовь к искусству и науке. История правления Поликрата, а также легенда о его перстне -- в "Изложении событий" древнегреческого историка Геродота. См. также балладу Шиллера "Перстень "Поликрата". (Перев. В. А. Жуковского.) 70 Коллодиум, коллодий-- спиртово-эфирный раствор, применяемый в медицине для закрепления хирургических повязок, покрытия небольших ран и др. 71 Мулине-- здесь: прием в фехтовании. 72 Док-- портовое сооружение для осмотра и ремонта, а иногда для постройки судов. 73 Кабельтов -- здесь: единица длины, применяемая в мореходной практике, равна 0,1 морской мили (см. выше), или 185,2 м. 74 "Тегетгоф"-- судно австрийской полярной экспедиции 1872--1874 гг. Вайпрехта и Ю. Пайера открывшей Землю Франца-Иосифа (1873 г.). 75 Кэн (Кейн) Элиша Кент (1820--1857) -- американский полярный путешественник, исследователь Арктики. 76 Мак-Клюр Роберт Джон (?--1873)-- английский полярный исследователь. 77 Гудзон (Хадсон) Генри (ок. 1550--1611) -- английский мореплаватель, совершил 4 плавания в арктических морях. Пропал без вести. 78 Мак-Клинток Френсис Леопольд (1819--1907) -- английский полярный исследователь, адмирал. 79 Пайер Юлиус (1842--1915) -- австрийский полярный исследователь. 80 Лишнее (лат.). 81 Лот-- прибор для определения глубины моря. 82 Артезианский колодец-- буровой трубчатый колодец, использующий подземные воды, находящиеся под давлением, иногда бьющие из колодца фонтаном. 83 Мыс Челюскин-- северная оконечность полуострова Таймыр и самая северная точка материка Евразии и материковой суши (77°43' с.ш. и 104° 18' в. д.). Достигнут русским полярным исследователем С. И. Челюскиным. 84 Галлия -- победительница (лат.). 85 Стеллер Георг Вильгельм (1709--1746) -- русский путешественник и натуралист немецкого происхождения, адъюнкт Петербургской Академии наук; описал морское млекопитающее, названное его именем (Стеллерова корова).