оджигали на льду невдалеке от парохода кусочек тюленьего жира. Для белого медведя запах тюленьего жира самый вкусный запах на свете. И вот в один прекрасный день к нам пришлепала большая медведица с двумя маленькими медвежатами в кильватере. Медвежата были такие маленькие, что с трудом косолапили за матерью. Когда медведица подошла поближе, она спрятала медвежат за льдиной, а сама, принюхиваясь, пошла прямо на запах. Мы на это и рассчитывали. Мой товарищ стал пробираться в обход к льдине, за которой сидели медвежата. Я должен был в это время отвлекать внимание медведицы и подкармливать ее кусочками тюленьего жира. Все шло как пописанному. Метрах в тридцати от костра медведица уселась на задние лапы - ну в точности медведь в цирке! - и стала размахивать огромными передними лапами, а сама жадно вдыхала вкусный запах. Когда она начинала вертеть головой и беспокоиться, я бросал ей кусочек жира. Это было все равно что бросать жир в бездонную бочку! Она захлопывала челюсти - и куска как не бывало. Вдруг я увидел своего товарища. Он пробирался обратно и тащил под мышками ружье и обоих медвежат. Но медведица его тоже заметила. Я никогда раньше не знал, что такие неуклюжие существа могут так быстро бегать. Мой товарищ не стал мешкать и изо всех сил помчался к пароходу. Медведица за ним. Она так страшно ревела, что у меня каждый раз душа уходила в пятки. Тут это и случилось. Товарищ поскользнулся и грохнулся затылком об лед, задрав обе ноги к небу. Ружье и оба медвежонка отлетели далеко в сторону. Пришлось и мне взять ноги в руки. Медведица бежала с одной стороны, я - с другой. Цель у нас была одна. Косолапые медвежата беспомощно топтались на месте. В тот самый момент, когда медведица, поднявшись на задние лапы, собиралась опустить передние на упавшего человека, я схватил валявшееся рядом ружье. Но я стоял так неудачно, что не решался выстрелить: мог попасть в товарища. От страха я уже не помнил, что делаю. Не глядя, я налетел на медведицу и всадил приклад прямо в широко раскрытую пасть. От сильного толчка я пошатнулся. Кажется, я попал точно. Медведица сначала замешкалась, но тут же схватила передними лапами ружье, стараясь вырвать его из пасти. К несчастью, она зацепила когтями за спусковой крючок. Спуск оттянулся назад. Грохнули выстрелы. Что-то толкнуло меня в правое плечо, я перекувырнулся и растянулся на льду. Медведица в страхе присела. Ружейное дуло она отломала и отбросила далеко в сторону. Но приклад крепко сидел в пасти, застряв между клыками. Медведица била себя лапами по морде, стараясь таким способом освободиться от застрявшего куска дерева. Точно так поступает кошка, когда от жадности подавится рыбьей костью. Хороша кошечка! Одним ударом косматой лапы она могла мигом избавить нас от всех земных забот! Глаза медведицы сверкали бешенством. Тем временем мой товарищ пришел в себя и вскочил на ноги. Я попробовал последовать его примеру. Но перед глазами пошли черные круги, и я мешком свалился на лед. В этот момент грохнуло два выстрела. На этот раз стрелял сам Норденшельд. Стоя на палубе "Веги", он послал разъяренному зверю две успокоительные пилюли. Пули вошли прямо в сердце, и медведица упала замертво. Так Норденшельд спас нам жизнь. Зато потом разделал нас обоих под орех, обозвав жалкими рохлями. Излив свой гнев, он переменил тон и сочувственно спросил меня: "Ну, тяжело пришлось, Гронберг?" "Да как сказать, - говорю. - Не особенно приятно дожидаться объятий медведицы!" Когда все наши болячки были залеплены пластырем и выяснилось, что этим мы и отделались, Норденшельд принялся хохотать как одержимый: "Сколько нагляделся на своем веку всякой нелепицы, но чтоб медведь держал в пасти ружье и стрелял в охотников - в жизни такого не видел!" Кончилось все-таки тем, что медвежата оказались у нас на борту. Мы их кормили сгущенным молоком. Они были презабавные и игривые, как щенята. Да что там говорить! Если бы я только умел обращаться с пером и бумагой, я бы об этих самых медвежатах написал целую книжку и еще много газет! В тех местах, где мы застряли, далеко за Полярным кругом, зима тянется бесконечно долго. Мы встали на зимовку в сентябре, а в июне - значит, чуть ли не год спустя - лед был еще толщиной полтора метра. Но, как-никак, солнце поднималось все выше, пригревало все сильнее. Прилетели птицы: полярные совы, воробьи, куропатки. Восемнадцатого июля вокруг "Веги" начал трещать лед. Наконец-то! Последний раз он трещал десять месяцев назад. Но тогда это была печальная музыка. Тогда лед спаивался и замерзал. А сейчас? Сейчас лед тронулся - и мы последовали его примеру. Подняли якорь, заработал винт - и в путь. А двадцатого июля мы подняли флаг и салютовали из нашей пушки - "Вега" вошла в Берингов пролив. "Вега" первой в мире прошла Северным морским путем! Самое трудное было позади. Но нам предстояло еще долгое плавание. От Швеции нас отделяла добрая половина земного шара. По пути домой мы побывали в Японии, на Цейлоне, в Суэце и во многих других местах. Целых десять месяцев мы стояли на месте и мерзли у этой чертовой Колючинской губы. Зато теперь все переменилось! Наше плавание стало сплошным праздником. Всюду нас чествовали, как победителей. Вообще, кругосветное плавание - интереснейшая штука. Новый год, например, встречаешь несколько раз. В Китае новый год считается не с первого января, а с двенадцатого февраля. В Персии новый год наступает двадцать первого марта. В Сиаме - первого апреля. Мусульманский новый год отмечается двадцать шестого апреля, а александрийский - двадцать девятого августа. Когда плывешь из Китая в Америку, то на широте ста восьмидесяти градусов, недалеко от острова Мидуэй в Тихом океане, становишься на целые сутки моложе. А если это случится в рождественский вечер - считай, что тебе здорово повезло. Представьте себе: вы уже полакомились рождественским ужином, и вдруг, в тот самый момент, когда корабль пересекает линию дат, время возвращается обратно на целых двадцать четыре часа, и оказывается, что рождественский вечер наступит только завтра. Значит, опять предстоит рождественский ужин с жареной индейкой, сливовым пудингом, печеными яблоками и прочими вкусными вещами. Конечно, вам все это так сразу не объяснишь - очень сложно. Но одно-то, конечно, и вы понимаете, хоть, кроме шхер, ничего и не видали на свете: если бы люди плавали по календарю, а не по морским картам и звездам, они бы совершенно запутались, потеряли всякое представление о времени и никогда бы никуда не доплыли. (Линия дат (или линия передвинутых дат) - условная линия на поверхности земного шара, служащая для разграничения мест, имеющих в один и тот же момент времени календарные даты, разнящиеся на один день. Проходит по Тихому океану в районе меридиана 180o.) Но наша "Вега" доплыла! В десять часов вечера двадцать четвертого апреля, три недели спустя после сиамского нового года и за два дня до мусульманского, "Вега" бросила якорь в Стокгольмской гавани у Большой лестницы королевского дворца. С острова Кастельхольм грянул пушечный салют. Украшенные флагами военные корабли, яхты, шлюпы, парусники, выстроившись в две кильватерные колонны, сопровождали нас через все шхеры, от острова Ваксхольм до самого Стокгольмского порта. Когда стемнело, спустили флаги и зажгли фонари. В воздухе взрывались снопы ракет, вокруг всего города запылали факелы и смоляные бочки. Нас ждали! Нас приветствовали! Это было получше, чем десять месяцев подряд торчать во льдах на самом севере Азии и глотать тюлений жир. Тысячи людей пели, смеялись, кричали: "Привет отважным мореплавателям! Ура! С возвращением домой!.." Вот посмотрите-ка... - сказал Якоб Гронберг, повернув ручку из моржового клыка. Из темноты зеленого ящика появилась перед увеличительным стеклом новая картинка. - Видите, какая масса народу на всей набережной от Стадсгорден до Шепсбрун и потом до самой площади Карла Двенадцатого? Видите, сколько кораблей? А ракеты над военной верфью? Целые каскады! Прожекторы освещают саму "Вегу" и королевский дворец. А на фасаде дворца в тот день сияло имя Норденшельда. И не только Норденшельда, но всех, кто участвовал в далеком плавании "Веги". Даже мое имя сияло и сверкало в тот день всеми огнями. Да, так и было написано: Якоб Юханнес Гронберг! Когда боцман окончил свой удивительный рассказ, в кухне воцарилось почтительное молчание. Наконец раздался чей-то голос: - Ногу ты потерял во время этого плавания, да? - Стыдно признаться, но нет. Это случилось уже здесь, недалеко от Тюленьего Острова. - Как же так? - Однажды я лежал на льду и караулил у лунки выдр. Глупо, конечно, но я до того ушел в это занятие, что даже не заметил, как левая нога вдруг онемела и отнялась. А на следующий день пришлось прямым ходом к доктору - вот и все! Кругосветный мореплаватель Якоб Гронберг провел тыльной стороной руки по черным усам и задумался. - Насмешка судьбы! - усмехнулся он. - Норденшельд провез нас живыми и невредимыми вокруг всего света. А ведь мы бывали в таких местах, где ртуть в термометре замерзала, а пламя свечи превращалось в сосульку - ложишься, бывало, спать и срезаешь ее ножницами. Во какая холодища была! Да, проторчать целую зиму на самом севере Азии, где и не то еще случается, а потом взять да и прохлопать свою драгоценную ногу в двух шагах от теплой кухни! Срамота да и только! Подумать, какая жалость! Боцман отставил в сторону ящик с удивительной ручкой и еще более удивительным содержимым и уселся на лежанку, вытянув перед собой деревянную ногу. - Вообще-то эта деревяшка меня иногда выручает, - сказал он. - Один раз, например, на меня напала бешеная собака. Мне ничего больше не оставалось, как протянуть ей эту благословенную деревяшку. Она бросалась на нее до тех пор, пока не обломала себе все зубы о медные гвозди. - У тебя там медные гвозди? - Да, я взял себе за привычку вбивать в нее гвоздь каждый раз, как побываю где-нибудь со своим ящиком и расскажу всю историю о плавании Норденшельда. - Хороший способ увековечить ее! - И не успокоюсь до тех пор, пока вся нога до колена не заблестит! Тогда, значит, хватит! Хозяйка загремела ножами и вилками, собираясь накрывать к ужину. Она приставила к столу еще один стул. - Просим отужинать с нами, - почтительно обратилась она к боцману. - Может, не откажетесь и переночевать? - Спасибо, хозяюшка! - поблагодарил боцман. - А медвежата? Куда же они потом делись? - осмелился наконец спросить Дундертак. - А, эти косолапики? Их Норденшельд подарил тогдашнему королю Оскару Второму. А король подарил их Стокгольмскому зоопарку. Так что если они еще не умерли, то и по сей день там! ОХОТА НА ТЮЛЕНЕЙ После святого Канута время потянулось бесконечно медленно. Все дни были как две капли воды похожи один на другой - холодные, серые и хмурые. Солнце точно куда-то провалилось. Ну что это за погода для черепахи, приехавшей из теплых солнечных стран? Элиза забилась под лежанку - там она чувствовала себя лучше всего. Иногда Вальтер тихонько стучал ногтем по ее панцирю - и Элиза высовывала на минутку голову, соглашаясь взглянуть одним глазком на окружающий мир. Но вот наступила долгожданная пора большой тюленьей охоты. Мужчины взялись за отливку свинцовых пуль и чистку двустволок. Это занимало у них все вечера. Хозяйка слазила на чердак, вытащила из сундука белые маскировочные халаты и уселась чинить проеденные молью дырки. Заготовив достаточно боеприпасов, занялись снаряжением обеих лодок, которые брали с собой. Прежде всего обильно смазали жиром шпангоут и киль, потому что до свободной воды лодки приходилось тащить волоком по льду километров примерно десять. Чем больше втереть жира, тем легче будет потом дотащить тяжело груженные лодки к морю. Даже дедушку захватило общее приподнятое настроение, и он занялся изучением календаря. Правда, он почти ничего не видел, несмотря на очки с толстыми стеклами, но разве это так важно, когда знаешь календарь почти наизусть! Дедушка торжественно переворачивал дрожащими пальцами тоненькие листки маленькой книжки. Читать предсказания Королевской Академии наук о движении звезд и луны - это вам не шутка. Кое-как это делать нельзя! Тем не менее в тот самый день, как с моря запахло норд-остом, дедушка решительно отложил календарь в сторону. Теперь эта книжка уже ничему не могла его научить. Надо было полагаться только на собственный опыт. И дедушка заявил: - Чуете, дует? Тюлень идет размножаться! Наутро, чуть рассвело, мужчины были готовы в путь. Шли четверо взрослых и Дундертак. Его первый раз брали на настоящее дело. Одну лодку тянул Большой Сундстрем на пару с поляком Вальтером, вторую - двое хуторских рыбаков. Дундертак одел на ноги самодельные лыжи и побежал вперед по искрящемуся снежному покрову прямо навстречу пламенеющему диску восходящего солнца. Малыш Христофор носился кругами вокруг охотников, вдыхая родной воздух безграничных ледяных просторов. Боцман Якоб Гронберг принимал живейшее участие в проводах. Сам он был уже слишком стар, чтобы идти в столь далекий поход. Он стоял возле навеса для лодок и кричал вслед уходящим: - Сначала берите детенышей! Тогда они все у вас в кармане! Самка никогда не бросит детеныша, даже если ей будет угрожать смерть! Излишние наставления! Большой Сундстрем и все остальные знали это не хуже боцмана, а то, может, и лучше. Конечно, сначала надо брать детенышей, только это так же легко сделать, как насыпать трясогузке соли на хвост! Якоб Гронберг стоял и смотрел вслед уходящим охотникам, пока они не превратились в маленькие черные точки, двигающиеся далеко впереди, на краю красного утреннего неба. Потом он уперся деревянной ногой в землю, круто повернулся и зашагал от навеса. Он глубоко втянул носом воздух, принюхиваясь к легкому ветерку. Боцман был озабочен и расстроен. Наверное, вдвойне тяжело чувствовать, что ты уже стар и ни на что не годен, когда другим, здоровым и молодым, мужчинам представляется случай показать свою силу. Боцман заковылял вверх по покрытому снегом береговому склону. Пройдя с полпути, он остановился и стал рыться по карманам, разыскивая табакерку. Но, прежде чем заложить свою порцию, он поднял голову и еще раз потянул носом воздух, как собака, учуявшая что-то неладное. - Все это не предвещает ничего хорошего... - пробормотал он. Мирно светило солнце, и все вокруг было укутано красивым, чистым покрывалом свежевыпавшего снега, но старик почему-то тревожился. Гронберг заложил в обе ноздри большого пористого носа по доброй понюшке табаку и блаженно сморщился. Благодать! Несколько коричневых крошек упало на черные усы и бороду. Боцман стряхнул их пестрым платком. Этот платок он получил в подарок от Норденшельда в тот далекий рождественский вечер, когда "Вега" зимовала во льдах на самом севере Азии. Боцман заковылял дальше, тяжело опираясь на суковатую можжевеловую палку. Да, охота на тюленей уже не про него писана. Опасное, полное приключений плавание Северным морским путем осталось где-то в далеком-далеком прошлом. Старость глубоко запустила свои когти в тело старого моряка. - От восточного ветра хорошего не жди... - бормотал боцман, ковыляя к своему уединенному домику. Отойдя на несколько километров от берега, охотники решили разбиться на две группы. Дундертак захотел остаться с Большим Сундстремом и поляком Вальтером. Они пошли на северо-восток. Вторая пара направилась южнее, по направлению движения солнца по небу. Окажись на льду тюлени, они были бы зажаты между лодками, и тогда, может быть, удалось бы отрезать им путь к открытому морю. Ветер свежел и постепенно, почти незаметно, перешел с норд-оста на ост. Вальтер поплевал на кончики пальцев и поднял руку в воздух. - Очень хорошо! - довольно сказал он. - Просто отлично! Тюлени только нас и дожидаются. Мы подойдем незаметно. Они ничего не почуют. Между тем тащить по льду тяжело груженную лодку становилось все труднее. Пошли вздыбленные ледяные торосы. До свободной воды оставалось уже недалеко. Сундстрем остановился, распрямил спину. Он отер с лица пот и внимательно огляделся вокруг. - Не выпить ли нам по чашке кофе, а? - предложил он. - Да, кофе - это хорошо! - согласился поляк. - Мы его вполне заслужили. Лодка тяжелая. Я устал и хочу пить. - А потом наденем халаты. Мы в любую минуту можем наткнуться на лежбище. Надо быть осторожным. В белом халате человек становится почти незаметен на снегу. В таком халате опытному охотнику нетрудно подобраться вплотную даже к самому пугливому зверю. Мама позаботилась и сшила белый халат даже для Симона. Он натянул его еще тогда, когда они уходили из дому. Интереснее всякого маскарада!.. Пока охотники сидели и пили горячий кофе, солнце спряталось за иссиня-черную тучу, которая шла с севера. Похолодало. Оба охотника тревожно посмотрели вокруг. Небо быстро темнело. Это путало все карты. Тюлени любят вылезать на лед и нежиться на солнышке. Если же станет холодно и пасмурно, они преспокойно могут сняться и всей стаей уйти в открытое море. Тогда уж их не достанешь ни из какого ружья! Темно-рыжие усы Вальтера разочарованно поникли. - Б-р-р-р! Как холодно! Как нехорошо! Солнца нет! Тюленей нет! Наверное, лучше вернуться. Нет, еще не все было потеряно, и Сундстрем знал это. Тюлени рожают своих детенышей прямо на льду. Детеныши рождаются слепыми. Плавать они не умеют. В общем, новорожденный тюлененок совершенно беспомощное существо. Поэтому взрослые тюлени их очень оберегают. Вся стая скорее погибнет, чем бросит детенышей. Большой Сундстрем одним глотком допил кофе и поднялся. - Идем дальше! - уверенно сказал он. - Отступать поздно. Мы потратили целый день, чтобы добраться сюда. Для Сундстрема тюлени были не только дичью. Он смотрел на них, как на своих личных врагов. Дело в том, что тюлень порядочный обжора и разбойник. Он рвет рыбацкие сети и разгоняет всю рыбу. Это настоящий варвар. На балтийском побережье Швеции тюлень такой же бич, как в Египте саранча. Для рыбака тюлень хуже пирата. Поэтому, когда представлялась возможность насолить тюленям, Сундстрем шел на любые трудности. Вдруг Сундстрем замер, прислушиваясь. - Слышите? - прошептал он. - Слышите? Они там! Дундертак и Вальтер тоже прислушались. Где-то очень далеко кричали тюлени. Это был заунывный, первобытный крик - порождение морских туманов и бездонных морских глубин. Дундертак почувствовал, как у него тоскливо сжалось сердце. - Дундертак, - сказал Сундстрем, - посвисти-ка Малыша! Нечего ему носиться повсюду. Придется его запереть. Дундертак свистнул, и Христофор тотчас же прибежал и, встав на задние лапы, прыгнул хозяину на грудь. Малышу хотелось поиграть. Но Дундертак крепко ухватил его за загривок, отнес в лодку и запер в рубке. Не успел Малыш сообразить, в чем дело, как очутился в темнице. Вальтер озабоченно посмотрел на лодку: - Она скребет об лед, много шуму! - Оставим ее здесь, - решил Сундстрем. - Может, тюлени далеко от воды. Тогда она нам не пригодится. - Я тоже так думаю, - сказал Вальтер. Налетавший порывами восточный ветер отчетливо доносил крики тюленьей стаи. Дундертак вдруг почувствовал себя нехорошо. От тоскливого крика тюленей мороз подирал по коже. - Держись от нас подальше, - сказал Сундстрем, не поворачивая головы. - Надо подходить к ним очень осторожно. - Ладно, - произнес дрожащими губами Дундертак. Голос его прозвучал так жалобно и испуганно, что Сундстрем обернулся. В мыслях о тюленях и о том, как незаметнее накрыть их, он совсем позабыл о Дундертаке. Но ему достаточно было одного взгляда, чтобы увидеть, как тот бледен и испуган. Дундертака трясло той нервной дрожью, какая нападает иногда на охотника в момент выстрела. Тюлени лаяли и кричали, и их крик разносился далеко вокруг над пустынными ледяными просторами. Казалось, они чуют приближающуюся опасность и поэтому тревожатся и боятся. - Вот что, Дундертак, - сказал Большой Сундстрем, - оставайся-ка тут! Ты окажешь нам большую услугу. Надо покараулить лодку. - Мальчик хороший, но мальчик еще маленький, - пробурчал поляк. - Если тебе станет плохо, постарайся, чтобы вырвало. Сразу полегчает. И помни: пока нас не будет, как следует смотри за лодкой! . Не успел Дундертак выговорить "ладно", как остался один. Заскрипел снег под сапогами уходивших охотников. Дундертака кинуло в жар. Все казалось бессмысленным и ненужным. Он сам не понимал, как могло случиться, что охота, которой он ждал с таким нетерпением, внезапно потеряла для него всякий интерес. Все пошло насмарку. Дундертак побрел назад к лодке. Его немного удивило, что лед уже не такой твердый и прочный, каким был несколько минут назад. Казалось, он идет по перине. Или, может быть, это ноги стали такими мягкими и непослушными? Вернувшись к лодке, он открыл рубку и выпустил Христофора. Как всегда, когда его выпускали из плена на свободу, Малыш стал дурачиться и выкидывать всякие фокусы. Но на этот раз Дундертак был не в силах схватить его за загривок и повертеть в воздухе - в другое время они оба очень любили позабавиться так, шутки ради. Малыш уселся на толстый хвост и с удивлением уставился на своего друга, не желавшего даже поиграть с ним. Снова закричали тюлени. Они кричали громко и протяжно. Дундертак изо всех сил старался справиться с подступавшей к горлу тошнотой. Все было как в тумане. Лоб стал липким от пота. Дундертак не мог больше сдерживаться. Он нагнулся, и его вырвало. Малыш Христофор повесил уши, свернулся в клубок, закрыл передними лапами глаза и жалобно заскулил. Верный Малыш страдал вместе со своим другом. Когда наконец Дундертак пришел в себя, он почувствовал, что стал настоящим мужчиной. Он обернулся, вглядываясь в ледяную равнину, но охотники давно уже скрылись за высокими торосами. Жалобные крики тюленей слышались теперь гораздо ближе. Но Дундертак не испытывал больше того необъяснимого ужаса, который только что так скрутил его. Все небо покрылось тучами. Становилось холодно. Восточный ветер задувал все сильнее. На какое-то мгновение Дундертака охватило искушение пойти за охотниками. На снегу ясно отпечатались следы их сапог. Но он сдержал себя - ведь Сундстрем велел ему караулить лодку. И Дундертак остался на месте. Он слушал. Теперь он уже прислушивался не к крикам тюленей, нет. Дундертак ждал выстрела. Это означало бы, что охотники добрались до цели. И вдруг один за другим затрещали беспорядочные ружейные залпы. Звуки были какие-то странные - приглушенные и тяжелые. Кругом потемнело, и воздух наполнился треском, скрежетом и стоном. В какой-то момент Дундертаку показалось, что лед зашевелился у него под ногами. Это было медленное, еле заметное покачивание, и то, что он сейчас чувствовал, было совсем не похоже на ощущение ходьбы по перине, которое он испытал, когда ему стало плохо. Малыш Христофор моментально почуял что-то неладное и затрусил к берегу. Но стоило Дундертаку свистнуть - и выдренок вернулся обратно, прижав уши и волоча хвост по льду. По гладкой шерсти от затылка до хвоста ходили электрические волны. Весь вид выдренка говорил о том, что он охвачен ужасом перед надвигающейся страшной и неизвестной опасностью. На востоке, низко над горизонтом, повисла голубовато-серая дымная полоса, похожая на пыль, что поднимается засушливым летом над взрыхленной пашней. Дундертак вскарабкался в лодку. Никогда еще ему не было так страшно. Вдруг произошло что-то странное. На его глазах большущий кусок ледяной равнины с нагроможденными друг на друга торосами беззвучно ушел вглубь, оставив на своем месте темную зияющую дыру. Дымная полоса, крутясь, вихрем мчалась прямо на Дундертака. События развертывались с ужасающей быстротой. Лед трещал. Отовсюду фонтанами била вода. Огромные льдины, высотой в рост человека, громоздились одна на другую и бесследно исчезали в глубине. Ветер дул резкими, злыми рывками. И тут Дундертак увидел далеко на льду одинокую человеческую фигуру. То был Вальтер, польский матрос. Он бежал к лодке. Лед темными молниями раскалывался у него под ногами, и Вальтер с ловкостью ласки перескакивал с одной льдины на другую. Дундертак вскочил на ноги. - Сядь! - закричал Вальтер. - Держи весла! Не перевернись! Последний прыжок - и Вальтер перевалился через борт. После сумасшедшего бега с препятствиями он был потный и мокрый с головы до пят. - Б-болыной Сундстрем... - проговорил, запинаясь, Дундертак. Его голос потонул в грохоте ломавшегося льда и вое ветра. - Где Большой Сундстрем? - Люди гибнут!.. - выкрикнул Вальтер, простерев руку к морю. Казалось, этот жест наполнил весь мир страхом и отчаянием. Опомнившись, Вальтер проговорил уже обычным, деловым тоном: - Спокойствие, дружище! Лодку надо вывести к воде! - Понятно! - Помогай как можешь. Надо ее вытащить! Сундстрема унесло на льдине в море. - Понятно! Вальтер упрятал понадежнее ружье на дне лодки, вылез на лед и уперся обеими руками в борт, стараясь протолкнуть лодку к воде. Но в этот момент словно гигантская коса прошлась по льду и рассекла его на две половины, открыв темную воду, широким клином уходящую далеко в сторону берега. Вальтер не успел вскочить обратно в лодку и ушел под воду по самые брови. Над черной водой торчала только его старая кожаная зюйдвестка. Дундертак в мгновение ока перегнулся через борт и ухватил поляка за кожаную куртку. Когда лед раскололся, Вальтер не отпустил рук и остался висеть, держась за борт лодки. С помощью Дундертака он подтянулся и перелез в лодку, мокрый с головы до пят. - Уфф! - Вальтер вытер рукавом мокрые, печально повисшие усы. - Никогда в жизни не опускался так низко! Тут он увидел, что лодка оказалась как бы в узком канале, уходившем далеко в сторону открытого моря. - Живо весла! Гребем, пока можно! Дундертак вставил весла в уключины. Каждый взял по веслу и приналег что было силы. Малыш Христофор устроился на корме, с озабоченным видом облизывая лапки. Через некоторое время они нагнали Большого Сундстрема. Он плыл на большой льдине, кружившей на свободной воде. Сундстрем похож был на длинноногого аиста, одиноко торчавшего среди безмолвной водяной пустыни. Вальтер подогнал лодку бортом к медленно плывшей льдине. - Смотри-ка, и Дундертак тут! - воскликнул Сундстрем, перепрыгнув в лодку. - Значит, ты уже в норме? - Ага. - Отлично! Тогда пойдешь с нами на опасное дело. - Ага. - Быстро на корму и ставь руль! - Ага. - Смотри в оба! - Ага. Вальтер с тревогой взглянул на Большого Сундстрема: - Где другие? Большой Сундстрем показал в сторону открытого моря: - Я следил за ними, пока мог. Но потом мою льдину течением стало относить к берегу. - Гребем! - сказал Вальтер, берясь за весла. - Их жизнь на волоске. Как началась эта чертовщина, они сразу очутились в воде. Большой Сундстрем уселся на весла рядом с Вальтером: - Держи руль, Дундертак! Глаза у тебя молодые, смотри хорошенько, пока не увидишь парусник! Проход был почти свободен ото льда. Лишь кое-где течение медленно несло к берегу небольшие льдины. Немного погодя они встретили на пути тюленью стаю. Несколько самцов высунули из воды круглые головы, украшенные длинными, торчащими в разные стороны усами, и с бесцеремонным любопытством рассматривали проходившую мимо лодку. Вдруг Дундертак вскочил на кормовое сиденье и всмотрелся в даль. Он был без шапки, и короткие волосы ежиком торчали кверху. - Прямо по носу вижу у большой льдины парусник! - доложил он. И через несколько секунд: - У них одна мачта. Кажется, они перевернулись. Большой крен в сторону льдины. - Ты не видишь, сколько там человек? Дундертак ответил не сразу. Парусник был слишком далеко. - Трое, - сказал он наконец. - Садись, Дундертак! Держи прямо на парусник! Сундстрем с Вальтером гребли, ни на секунду не сбавляя темпа. Лодка, оставляя за собой пенный след, быстро шла, лавируя между льдами. Дундертак вцепился в руль. Держать прямо на парусник и в то же время избегать столкновений с плавающими вокруг льдинами - не очень это просто! Через семь минут такой гонки они подошли к паруснику. Трое мужчин вскочили: - Ура, мы спасены!.. Дундертак мягко развернулся, и лодка, скользнув к борту парусника, остановилась. У одного из потерпевших крушение из-под обычной брезентовой робы виднелась форменная одежда. Это был почтальон. Большой Сундстрем убрал весло: - Как дела? Пострадавшие есть? - Нету! У почтальона были кустистые брови и черная четырехугольная борода, разделенная на две половины. - Можете взять мои мешки? - спросил он с места в карьер. - Сколько? - Семь. - Сколько весят? - Тридцать, а может, и сорок кило каждый. - Невозможно! Мы и так перегружены, - Это окончательно? - Да. - Хорошо, тогда я остаюсь. - Ни в коем случае! Мы должны доставить вас на берег! - Нет, я остаюсь здесь. Я проделал весь этот путь не для того, чтобы бросить почту на произвол судьбы. - Вы ставите на карту свою жизнь, - заметил спокойно Большой Сундстрем. - Семь мешков, даже если они сделаны из самой лучшей кожи, не стоят человеческой жизни, - сказал Вальтер. - Если их можно спасти только такой ценой, ничего не поделаешь! Я остаюсь! Решительный голос почтальона не допускал возражений. Сундстрем с удивлением посмотрел на рослого человека в робе и зюйдвестке, готового пойти на такой риск. - Может, эти мешки и вправду стоят человеческой жизни? Что в них за сокровища такие? - Почта! - Почта? - Да, - спокойно сказал человек с разделенной надвое бородой. - Почта из Финляндии в Швецию. И я отвечаю за нее! - Ага, - сказал Большой Сундстрем и почесал в затылке. - Это, конечно, меняет дело. Дундертак с почтением посмотрел на смелого почтальона, заставившего Большого Сундстрема изменить свое мнение. Это случалось не каждый день. Большой Сундстрем не знал, что такое нерешительность. - У нас в лодке провиант и снаряжение. Мы перекладываем все это в вашу лодку, а мешки берем к себе. Почтальон просиял: - Замечательно! - Вы, конечно, тоже перейдете к нам? - Да, конечно. - Вашу мачту и парус мы забираем, попробуем приспособить их на нашей лодке. - Ага. - И возьмем парусник на буксир. - Может, он и пойдет, - поддержал его Вальтер. - Поступайте как знаете. Мне главное, чтобы мешки были доставлены в целости. Не откладывая дела в долгий ящик, принялись разгружать лодку и переносить в нее мешки с почтой. Волнение на море очень осложняло дело. Большой Сундстрем вставил мачту в основание, выбрал ванты, закрепил их и поднял парус. Из воды то и дело высовывались круглые головы тюленей, с интересом наблюдавших за всем происходящим. Казалось, хитрые животные прекрасно понимали, что люди им в данный момент не опасны. Наконец все было готово к отплытию. - Ветер, кажется, не собирается меняться. Можно считать, что нам повезло. Не придется крейсировать. Пожалуй, нам удастся доставить парусник целехоньким! - Мне идти туда на руль? - спросил Дундертак, все больше начинавший понимать обязанности мужчины на море. - Даже и говорить нечего! - запротестовал почтальон. - Слишком рискованно. Я пойду. - Нет уж, - сказал Вальтер, - если я вас правильно понял, ваш долг быть там, где мешки. На парусник отправлюсь я. Вид у него, правда, довольно жалкий, да ведь мне не привыкать идти ко дну. Если понадобится, я плаваю как рыба! На том и порешили. Большой Сундстрем осторожно вытравил шкот - парус развернулся и наполнился ветром. - Все по местам! Буксирный трос натянулся, и пострадавший парусник медленно двинулся со льдины. На корме у руля сидел Вальтер и прилагал все старания, чтобы избежать резких толчков и поворотов. Дундертаку Большой Сундстрем приказал: - Бери багор и лезь на нос! Цепляй льдины и отводи их в сторону. Столкнемся со льдиной - пропадем! Необычная процессия медленно продвигалась по направлению к острову. - Вот ведь как бывает, - заметил почтальон, выжимая мокрую бороду. - Никто из нас уже не надеялся остаться в живых. Бац - и мы по горло в воде! А потом увидели, как вы удираете, - решили, что и вам крышка! - Я и пальцем не успел пошевельнуть, как лед стал трещать и проваливаться, - сказал Сундстрем. - Правда, я слышал тревожные крики тюленей. Но, черт меня возьми, не сообразил, чем дело пахнет! ...Ветер понемногу выдохся и утих. Пришлось снова сесть на весла. Метрах в пятистах от берега свободная вода кончалась. Льдины становились все больше, напирали все сильней и вскоре совсем преградили путь. Ничего не оставалось, как вылезти из лодок, вытащить их на лед и волочить до новой воды, а потом опять браться за весла, пока путь не преграждали новые льдины. Так они и продвигались вперед - то волоча лодки по льду, то садясь на весла, то снова вытаскивая лодки на лед, метр за метром преодолевая неустойчивый, подвижный ледяной барьер, отделявший их от берега. К берегу они дотащились, обливаясь потом, смешанным с соленой морской водой: лед то и дело раскалывался, и никому не удалось избежать крещения в ледяной воде. Когда наконец выбрались на сушу, уже стемнело. Все промерзли до костей, даже привычный ко всяким передрягам Большой Сундстрем. - Здесь поблизости должен быть старый сарай для лодок, - сказал он, отирая тыльной стороной руки пот со лба. - Другого выхода нет - придется разобрать часть стены на костер. Без огня мы пропадем! Остальные были того же мнения. - Убытки я, в случае чего, возмещу из своего кармана. - Еще чего не хватало! - возразил почтальон. - Уж это предоставьте нам. Вскоре на берегу запылал большой костер. Почтальон и его спутники осторожно перенесли на берег мешки с почтой. Вальтер подвесил над огнем кофейник. Дундертак от усталости совсем "скапустился". Сундстрем заставил его раздеться догола и встать поближе к костру. Набрав полные пригоршни снега, он начал растирать его с головы до пят. Это было довольно жестокое, но необходимое лечение. Вкусно запахло кофе. Между камнями плясало жаркое пламя. Глухо шумел темный еловый лес. С моря, вселяя тревогу, доносился треск ломающегося льда. - Сама весна-проказница напала на нас из-за угла! - сказал почтальон, отогревая над огнем свою бороду. Вальтер разливал по кружкам дымящийся кофе. Дундертак стоял голый у костра. Он заснул, так и не дождавшись, пока Большой Сундстрем кончит его растирать. Вальтер роздал кружки с кофе промерзшим спутникам. - До чего все неудачно получилось! - огорченно заметил Большой Сундстрем. - Отправиться на охоту за тюленями и так просчитаться! Так прохлопать всем известные приметы ледолома и ничегошеньки не подозревать до той самой минуты, как лед начал крошиться под ногами! Почтальон откусил крепкими зубами кусочек сахару, с наслаждением отхлебнул несколько глотков обжигающе горячего кофе и повернулся к Сундстрему: - Мне думается, самое время задать один важный вопрос. Где мы, собственно говоря, находимся? - В полутора километрах на север от Ландсурта. Почтальон взглянул на своих спутников и заметил: - Ого, далеко же мы забрались! Сундстрем разбудил спавшего стоя Дундертака и велел ему одеться и выпить кружку горячего кофе. - Это Дундертаку мы обязаны жизнью, - серьезно сказал Вальтер. - Он остался у лодки и, когда начался ледолом, сумел удержать ее на воде. Перевернись он, лодку разбило бы в щепы. - Да, Дундертак у нас молодец! - согласился Сундстрем. - Дай срок - из него выйдет настоящий мужчина! Все придвинулись поближе к огню. И вот что рассказал охотникам почтальон, которого они спасли. - Мы вышли из Оланда вчера рано утром. Обычный почтовый рейс в Грисслехамн. Но только мы выбрались из Сигнильдских шхер, как нас застиг норд-ост. Нам бы плыть по свободной воде, а нас вынесло прямехонько в поток льдин. Парусник подхватило и понесло в сторону юга. О Грисслехамне пришлось забыть, потому что управлять парусами в этой ледяной каше было невозможно. Чтобы нас окончательно не затерло, мы вытащили лодку на льдину, которая казалась надежнее других. Но через несколько часов льдина раскололась. Мы, как могли, держались в этой похлебке. Наконец, мы нашли новую льдину, на которую нам удалось втянуть лодку. Так прошел целый день. Нас тащило на юг. Иногда вдалеке на западе мелькал шведский берег. Но туда нам было не добраться - нас разделял барьер из движущихся льдин. Наша льдина, на которую мы так надеялись, дала трещину. Нам удалось перебраться на другую. За это время мы не раз побывали в воде. Не вам рассказывать, на кого мы были похожи - бороды хоть выжимай. Наступила ночь, дела наши были, прямо скажем, скверные. Хорошо еще, что лодка держалась, хоть и трещала по всем швам. Главное, мешки были в целости. Но холодища стояла такая, что ногти ломались. Ближе к утру норд-ост задул сильнее, лед разогнало, и мы очутились на свободной воде. Мы решили идти на парусах к берегу. Но не успели подойти к твердому льду, как попали в новую дрейфующую полосу. Это уж была верная гибель. Взошло солнце, норд-ост не унимался. Мы были совершенно беспомощны и не могли даже пальцем шевельнуть, чтобы помешать льдинам раздавить нас. Тут-то мы и увидели вас. Как раз в тот самый момент, когда лед раскололся и стал уходить у вас из-под ног. Вы повернули и со всех ног бросились к берегу. Кто мог тогда подумать, что вы останетесь в живых. В это время вода вокруг нас опять очистилась. Нам удалось зацепиться за большую льдину, которую течение медленно несло на запад. Поднять паруса и идти самостоятельно мы не решались, потому что лодка черпнула воды и мы не знали, какие у нее повреждения. Вот мы и висели на этой льдине до тех самых пор, пока вы не выручили нас из беды. - С охотой мы, правда, осрамились, потому что плохо почитали старые верные приметы, - сказал Большой Сундстрем. - Но кой-какую пользу все же принесли - подоспели вовремя! Почтальон, нагнувшись над огнем, отогревал бороду и вытаскивал из нее застрявшие ледышки. - Что и говорить, мы обязаны вам жизнью. Но самое главное - мешки и лодка в целости! Как только рассветет, поеду в Стокгольм докладывать о случившемся. Вальтер снова налил кофе в кружки. - Я много плавал по морям, но то, что вы рассказали, пожалуй, пострашней всего, что мне когда-либо доводилось слышать. - Ну, это только так кажется! - возразил почтальон. - Правда, вместо Грисслехамна мы попали в Ландсурт, вместо севера - на юг. Но все же переплыли Ботнический залив. Верно? Должны были доставить почту в Швецию - в Швецию и попали! Цель достигнута. Весело потрескивал костер. Все жались к огню, пытаясь согреться после пережитых опасностей и тревог. В тишине темной предвесенней ночи далеко вокруг раздавался грохот ломавшегося на море льда. - Что верно, то верно: сама весна-проказница напала на нас из-за угла! - повторил Вальтер слова почтальона" ЧЕТВЕРО МАЛЕНЬКИХ ЛИСЯТ Весна! Снег растаял, уплыли в море льдины, солнце поднималось все выше и выше. Наконец-то кончилась долгая зимняя пора! В шхеры вступала весна, а с ней - тысячи новых приключений. Однажды утром - солнышко еще только-только высунуло из моря свой подбородок - Дундертак бежал вприпрыжку босиком по шершавому лесному мху. Тут и там между кустами барбариса и можжевельника лежали пятна солнечного света. Дундертак очень торопился на берег к лодке. Легко и неслышно, как кролик, бежал он вниз по лесистому склону. И вдруг с разбегу остановился и замер. На самом краю берегового откоса лежала поваленная сосна. Под ее переплетенными, вздыбленными в воздух корнями копошилось что-то живое. Дундертак нагнулся и заглянул под корни. Он не поверил своим глазам: перед ним было целое семейство лисят. Дундертак стоял совсем тихо - боялся даже вздохнуть - и раздумывал, как бы ему накрыть лисят. Как назло, ничего не шло в голову. Оправившись от первого потрясения, он стал медленно, осторожно обходить сосну, держась против ветра. Лисята продолжали играть. Их было четверо. Они были совсем крошки и еще с трудом держались на ногах. Когда один поднимался, другой кувырком летел на землю. У самого большого задние лапы были белые. Он был сильнее и напористее остальных, кусал их за уши и опрокидывал передними лапами на землю. Иногда он и сам падал и, лежа на спине, болтая в воздухе всеми четырьмя лапами - тогда казалось, что на задние лапы у него надеты белые чулочки. Дундертак, соблюдая всяческие предосторожности, подкрался поближе. У него возникла дерзкая мысль: а что если поймать лисят живыми и вырастить их! Четверо малышей превратятся в четырех взрослых лис - этим будет положено начало целой лисьей ферме. Зимой лисий мех ценится дорого. Поймать во что бы то ни стало! Но как это сделать? Дундертак подполз еще ближе. Теперь он был так близко, что видел вход в нору между двумя вросшими в землю камнями. Дундертак старался не дышать. Одно неловкое движение - и лисята вмиг исчезнут в норе под землей. Пока Дундертак лежал, не зная, на что решиться, он сделал удивительное открытие: видел только лисенок с белыми чулками на лапах, остальные трое были еще слепые! Это не мешало им играть и кусаться, сверкая маленькими, словно крупинки риса, зубами. Дундертак увидел, как в этой веселой свалке металась ошалевшая от страха лесная мышь. Белый Чулок - так Дундертак прозвал старшего лисенка - вел себя как самый настоящий тиран. Как только мышь пыталась улизнуть, он бросался вперед и хватал ее за загривок. Лисенок встряхивал свою жертву и победно ворчал. Но у отважного охотника не хватало еще силенок, чтобы загрызть добычу. После каждой такой встряски мышь некоторое время лежала, как мертвая. Но стоило ей подняться, как над ней снова щелкали челюсти Белого Чулка. Что и говорить, в приятную компанию попала бедняга! Глаза Дундертака блестели, мозг напряженно работал: как вытащить лисят из-под корней и завлечь их подальше от норы? Никакого определенного плана он так и не смог придумать. Он действовал совершенно автоматически. Случайно ему под руку попалась длинная камышинка с пушистым султанчиком на конце. Дундертак дотянулся ею до одного из лисят и стал щекотать ему узкий маленький нос и чувствительные ноздри. Лисенок передернул ушами и поднял лапу, собираясь нанести удар. Он, наверное, подумал, что с ним играет один из братьев. Но лисенок был совсем маленький и слепой, и когда он поднял лапу, чтобы ударить братца, осмелившегося пощекотать его, то потерял равновесие, покачнулся и упал. Теперь он был чуть ближе к Дундертаку. С трудом поднявшись на дрожащие лапы, лисенок уселся на хвост, всем своим видом выражая полнейшее недоумение. Дундертак воспользовался завоеванным успехом. Он снова протянул камышинку и ласково провел пушистым султанчиком по незрячим глазам малыша. Лисенок опять поднял лапу и опять потерял равновесие. Когда Дундертак таким способом увел лисенка на два-три шага от норы, он принялся проделывать то же самое со следующим. Это не составило труда. Третьим на очереди был Белый Чулок. Увести его от норы оказалось куда труднее, потому что Белый Чулок твердо решил не спускать глаз с замученной, очумевшей мыши. Но Дундертак не сдавался. Он осторожно помахивал пушистой метелкой около маленького лисьего носа. Такая дерзость разозлила наконец Белого Чулка, и, подняв обе лапы и угрожающе ворча, он перешел в наступление. Его тонкий хвостик и маленькие острые уши встали торчком. Но сколько он ни прыгал, ни рычал и ни бил лапами, ему никак не удавалось поймать пушистую метелку. Она по-прежнему щекотала его ноздри, и это раздражало и возмущало его. Белый Чулок тявкал и огрызался, обнажая белые зубы. Увлекшись битвой со щекочущей метелкой, он очень быстро оказался довольно далеко от входа в нору. Видимо, он совсем забыл про несчастную лесную мышь. А мышь прижалась к земле и притворилась бездыханной. Но прошла еще секунда-другая, и она снова попыталась повторить свой немудреный фокус: подняться на ноги и улизнуть. На этот раз тявкающая лисья пасть не схватила ее за загривок, и, обрадовавшись, мышь кинулась наутек между кустиками черники. Может быть, это была самая счастливая минута в ее короткой жизни! Дундертак между тем привел к трем лисятам последнего, четвертого. Теперь все семейство копошилось в двух-трех шагах от норы. Надо было увести их еще дальше. "Лучше бы всего, - думал Дундертак, - до самого откоса, а там бы они скатились вниз по песчаному обрыву и оказались у меня в руках!" Продолжая эту необычную игру, Дундертак приподнялся на локте и случайно взглянул поверх поваленного соснового ствола. То, что он увидел, заставило его позабыть про лисят. В заливе у берега плавала стайка возбужденно крякавших уток; а чуть выше, на опушке леса, Дундертак увидел мать своих лисят. Дундертак смотрел во все глаза, он никак не мог понять, что с ней такое творится. Что-то странное. Лиса вцепилась в свой собственный хвост и вертелась на месте, как огненное колесо, - не разберешь, где голова, где ноги. Вот ненормальная! Утки, видимо, придерживались тога же мнения. Вообще утки необычайно пугливого нрава, других таких птиц не сыщешь, а уж терпеть поблизости лису - такого с ними никогда не случается. Они хорошо знают коварство лисы. По их мнению, в целом свете нет зверя страшнее. Однако на сей раз они не могли удержаться от искушения посмотреть удивительный танец лисы на лесной опушке. Уток разбирало любопытство. Они подплывали все ближе к берегу. Лиса, казалось, ничего не замечала. Она все кружилась и кружилась, гоняясь за собственным хвостом. Кружилась, кружилась, кружилась, пока у Дундертака не завертелось все перед глазами. Пришлось зажмуриться. И он хорошо сделал. Потому что только он пришел в себя и оглянулся, как увидел, что его лисята успели проделать немалый путь обратно к норе. Нельзя терять ни минуты! Если он хочет заполучить всех четырех лисят, надо действовать быстро! Лисе могла в любой момент наскучить игра - и тогда она тотчас вернется к норе. Дундертак испытывал перед ней невольное почтение. Она не раздумывая ринется в бой, обдав его своей вонючей жидкостью. Именно таким способом лиса спасает своих детенышей от нависшей над ними опасности. Дундертак начал снова щекотать лисятам нос, чтобы сбить их с правильного пути. Они сейчас же, резвясь, последовали за ним. Увлекая их все дальше, Дундертак не переставал ломать себе голову: как их поймать? Не мог же он взять их голыми руками! Сколь они ни малы, все равно они станут кусаться и сопротивляться. Особенно независимый вид был у Белого Чулка. Просто так его не возьмешь! Время от времени Дундертак поглядывал поверх ствола. Лиса все еще продолжала свою странную карусель. С опушки леса, где она начала свой танец, она постепенно спустилась к самой воде. Утки тоже подплыли к самому берегу и, вытянув шеи, словно загипнотизированные, уставились на лису. Наконец Дундертаку удалось увести лисят довольно далеко от поры. С быстротой, которой могла бы позавидовать обезьяна, он выскочил из брюк и стянул через голову рубашку. Брюки он сунул в рубашку - штанинами в рукава - и перевязал штанины рукавами рубашки. Получился отличный мешок. Беспомощно ковыляя на своих слабых лапках, лисята продолжали охотиться за пушистой метелочкой, которая так упорно издевалась над ними, щекоча им нос. Они падали и снова поднимались. Новая игра им явно нравилась. Слепые малыши все ближе и ближе подкатывались к Дундертаку. Быстро протянув вперед руку, он схватил одного из них и сунул в самодельный мешок. Лисенок не успел даже пикнуть. В следующее мгновение он был в плену уже не один. Но вот Дундертаку удалось схватить и Белый Чулок. Этот был буян. Он сопротивлялся изо всех сил и пробовал даже кусаться. Но все напрасно. Хочешь не хочешь, а полезай в мешок к братишкам. Рыжая лиса, меж тем, в погоне за своим хвостом спустилась от опушки леса до самой воды и вдруг неожиданно прыгнула прямо в стайку любопытных уток. Утки закричали, закрякали, захлопали крыльями. Но лиса уже схватила одну птицу за горло. Ничего, что пришлось искупаться и подмокла рыжая шубка, - зато и на этот раз она вышла победительницей. Лиса повернулась и побрела по воде к берегу. В пасти у нее висела загрызенная утка. Завтрак был обеспечен. Делая длинные прыжки, лиса побежала к скрытой под корнями упавшей сосны норе. А Дундертак уже мчался через лес домой, волоча за собой в самодельном мешке четырех крошечных лисят. - Ловко, дружище! - похвалил его Большой Сундстрем, когда увидел, что притащил Дундертак. - Устроим их в пустом сарае для сена, что за моим двором. Первое время корми их молоком - они ведь еще совсем маленькие. А потом будут есть все, что угодно. Больше всего они любят рыбу. Ты поручи это дело Христофору - пусть ловит. И все пойдет как по маслу. Так оно и случилось. Несмотря на заточение в полутемном сарае, лисята росли не по дням, а по часам. Дундертака огорчало лишь одно - лисята никак не желали приручаться. Каждый раз, как он входил в сарай, они забивались в угол. Он подманивал их, ласково разговаривал с ними, но ничего не помогало. Дундертак приносил рыбу, делил ее на четыре порции и уходил. Однажды случилось так, что, выходя из сарая, он внезапно обернулся - и тогда он увидел, как Белый Чулок вылез из угла и стал посередине сарая, раскрыв пасть и высунув язык. Дундертаку почудилось, что лисенок показал ему язык. Он совсем расстроился и пошел жаловаться Большому Сундстрему: - Им здесь плохо! Может быть, лучше отпустить их обратно в лес? - Нет, не надо, - сказал Сундстрем. - Они не умеют добывать себе пищу. Если ты их сейчас выпустишь, они в конце концов подохнут с голоду. - Значит, напрасно я их поймал? - Совсем нет! - вступил в разговор Вальтер. - От этих хищниц одни только неприятности. - Одна-две лисицы в каждом лесу - это бы только хорошо, - заметил Сундстрем. - Когда подыхает какое-нибудь больное или изувеченное животное, они тут как тут. Лисы, если можно так выразиться, лесные санитары. Но, когда их разводится слишком много, - это бич для всех других четвероногих... И Дундертак продолжал кормить своих пленников. Но каждый раз, когда он поворачивался и шел к дверям, у него возникало неприятное ощущение, что лисы показывают ему за спиной язык. А однажды утром Дундертак вошел в сарай и увидел, что Белый Чулок исчез. Он как-то ухитрился пролезть между двумя неплотно прилегавшими друг к другу досками. Лисенок убежал в лес, предоставив братьям одним сидеть в темном сарае. - Э, так не пойдет, - сказал Сундстрем. - Он не привык к воле и погибнет в лесу от голода. Надо вернуть его - и чем скорее, тем лучше! - Но как это сделать? - Нет ничего проще. Пустим по следу Фрейю. Стоит лисенку учуять, что за ним по пятам идет собака, как он сразу же повернет обратно к сараю. Это ведь единственное надежное убежище, которое он знает. Фрейя, конечно, немного стара, но такую неопытную лису она без труда загонит домой. Фрейя была испытанная охотничья собака. Бедняга, правда, совсем поседела от старости, но, учуяв свежий лисий след, оживилась и радовалась не хуже молодой. Залившись хриплым лаем, она покружила немного на месте и домчалась прямиком к лесу. - Ну вот, скоро наш беглец будет дома, - сказал Сундстрем. - Нам останется только открыть дверь и впустить его в сарай. Но на этот раз старый охотник ошибся. Фрейя скрылась в лесу. Ее отрывистый лай становился все тише и, наконец, замер в отдалении. Лиса и собака словно провалились в пустоту. Дундертак и Сундстрем прождали без толку несколько часов. - Не может быть, чтобы Фрейя вцепилась ему в горло. Этого за ней не водится. По крайней мере, не водилось. Наступил вечер, стало темнеть. Ничего не оставалось, как разойтись по домам. Наутро, вместо того чтобы идти на работу - возить известь к обжигательным печам на острове Оаксен, - Дундертак отправился прямой дорогой к сараю. За ночь не произошло ничего нового. Все было тихо и спокойно. С безоблачного неба ярко светило солнце. Дундертак улегся на траву и стал ждать. Он думал о Фрейе. Заблудилась она, потеряв след, или же случилось какое-нибудь несчастье? И куда отправился Белый Чулок? Устав ждать, Дундертак незаметно заснул. Когда он проснулся, солнце начало уже клониться на запад, дело шло к вечеру. Ни Фрейи, ни Белого Чулка все еще не было. Через некоторое время к сараю явились Сундстрем и Вальтер. Старый охотник в раздумье расправил свои длинные усы. - Удивительное дело! Будто сквозь землю провалились, - сказал он. - Может, они проголодались и съели друг друга? - предположил Вальтер. - Ничего другого не придумаешь! Но вдруг Дундертак оживился и, схватив Сундстрема за рукав, показал в сторону леса: - Глядите! Вон они! Так оно и было. Из лесу вышел беглец лисенок. Не выбежал, а именно вышел, шаг за шагом продвигаясь вперед. В открытой пасти красной тряпкой болтался язык. Метрах в десяти за ним шла Фрейя. Тоже шла. Оба казались смертельно усталыми. - Видать, не одну милю сделали этой ночью, - сказал Вальтер. Лисенок доплелся все-таки до сарая. И в изнеможении опустился прямо в траву. Дальше он идти не мог. Подошла Фрейя и, увидев лежавшего лисенка, попыталась залаять. Но из горла у нее вырвалось только хриплое бульканье. Тогда она легла на траву рядом с лисенком и положила лапу ему на спину. Когда Сундстрем подошел к Фрейе и почесал у нее между ушами, у бедняги едва хватило сил слабо махнуть в ответ коротким пушистым хвостом. Дундертак взял рыжего беглеца за загривок, положил на мешковину, отнес в сарай и осторожно водворил между братьями. Снаружи послышался голос Сундстрема, ласково разговаривавшего с измученной Фрейей: - Ах ты, маленькая моя! Не могла его поймать, да? Бедняжка, ты стала настоящей старой, седой дворнягой! Но тут вмешался Вальтер: - Это несправедливо. Она ведь пригнала его обратно! Фрейя ни в чем не виновата. Она молодчина! Ее подвели ноги. Видели, до чего она вымоталась? Шла и то с трудом. И все-таки не сдалась. - Пожалуй, твоя правда! - пробурчал Сундстрем, в глубине души очень довольный похвалами, которые поляк расточал старой Фрейе. - У нее все лапы в крови. Бедняга бежала, пока не разодрала всю кожу. Тем временем Дундертак как только мог ублажал вернувшегося беглеца. И лисенок, казалось, понял, что мальчик не хочет ему зла. Во всяком случае, с этого дня Белый Чулок стал совсем другим. Когда Дундертак приносил пищу, Белый Чулок, случалось, даже шел ему навстречу, с любопытством принюхиваясь к еде. Раньше это было не в его привычках. А так как Белый Чулок был самый старший и самый сильный, то остальные очень скоро последовали его примеру. Прежняя враждебность исчезла. Дундертак очень подружился с рыжеволосыми пленниками и целыми днями торчал в сарае, забросив даже свою лодку. Но Христофору эта дружба пришлась не по душе. Он предпочитал быть поближе к морю. Незаметно пронеслись длинные теплые летние дни. Наступил август. Потом сентябрь. По утрам на траве уже лежал иней. В свободное время, когда не надо было идти на работу в известняковый карьер или везти рыбу в Стокгольм, Дундертак бродил с Вальтером по лесам и полям. Вольготная жизнь на природе устраивала их обоих. Вальтер был мастер стрелять ворон. А вороны считались в шхерах не последней едой. Чаще всего они устраивали засаду в маленьком еловом шалаше на одном из островков Уттерхольмарна. Здесь было излюбленное место ворон со всей округи. - Ты на медведя никогда не ходил? - спросил как-то Дундертак своего польского друга. - Дома, в Польше, случалось. Там у нас большие леса и много разного зверья - и медведи, и волки, и лоси. - А на орла охотился? - Нет, орел редкая птица. Его не надо трогать. Неожиданно Вальтер протянул Дундертаку ружье. У Дундертака радостно подпрыгнуло сердце. - Когда у тебя в руках ружье, не пори горячку! - строго сказал Вальтер. - Сохраняй хладнокровие и всегда будь уверен в себе. Никогда не калечь животное. Это позор для охотника. Ты бы посмотрел, какими глазами смотрит раненое животное на своего мучителя! Когда стреляешь, сразу убивай насмерть. Это самое милосердное. Только тогда выстрел, так сказать, съедобен. Мы тут в шхерах не настолько богаты, чтобы швыряться выстрелами направо и налево! - Понимаю, - важно кивнул Дундертак. - Прежде чем выстрелить, ты должен быть на сто процентов уверен, что попадешь. Чтобы птица не улетела с твоей дробью! - Конечно. - Я как-то нашел на взморье одну гагу. Ты ведь знаешь, какие они красавицы! А эта была какая-то чудная, вроде и на гагу не похожа. Я налег на весла и подгреб к ней поближе. Думал, она улетит, а она и с места не сдвинулась. Я подгреб совсем близко. Гага не шевелилась, даже не пыталась улететь. Когда я рассмотрел ее вблизи, то увидел, что у нее не хватает полклюва. Нижней половины. Язык свисал прямо вниз. Она не могла ничего есть с того самого дня, как какой-то бездельник, которых немало бродит здесь по воскресеньям, не целясь выстрелил ей вслед на авось. Бедняга совсем изголодалась, на ней и мяса-то не осталось. Когда я поднял ее и положил в лодку, то не почувствовал в руке никакого веса - одни перья, пух да кости. Удивительно, как она еще жила. Пришлось прикончить ее. Если бы ты видел, как она смотрела на меня своими черными глазами! Такое разве только во сне приснится. В кошмарном сне! Попробуй после этого выстрелить на авось вслед улетающей птице - и тебя вечно будет преследовать этот кошмар. - Понимаю, - сказал Дундертак. - Выстрелил - птица должна упасть и больше не двигаться. Вон видишь, как те. - И Вальтер показал на лесную полянку. Там под большой сосной лежали, согнув лапки, словно приготовившись к битве, шесть ворон. На сосне сидело чучело филина. Филин - заклятый враг ворон. Завидев его, они яростно бросаются в бой, не думая о последствиях. Вальтер и Дундертак уже несколько часов подряд лежали в своем охотничьем шалаше. Они пришли, когда была еще глубокая ночь. Время тянулось медленно. Теперь, сжимая горячими руками ружейный ствол, Дундертак ждал, когда вороны предпримут следующую атаку на чучело. Ночной мрак понемногу рассеивался. Луна скрылась за горизонтом. С моря донеслись призывные крики птиц, шумное хлопанье бесчисленных крыльев. Далеко вокруг разнесся шелестящий свист - начался беспокойный полет утиных стай. В час, когда уходит ночь, тысячи разных птиц снимаются со своих мест и летают над заливами и бухтами шхер, оглашая воздух тревожными, беспокойными криками. Вот на востоке забрезжил тонкий розовый свет. Он усиливался, разливался все шире, с каждой минутой приобретая иной, все более глубокий тон. Медно-красный... Кроваво-красный... До самой середины неба протянулись бледные лучи. А внизу, у самого горизонта, где небо встречается с морем, красный свет разгорался все ярче и ярче. И, хотя солнце даже не высунулось из воды, было уже нестерпимо больно смотреть на раскаленный горизонт. И тут на остров прилетела большая стая ворон. Они тотчас же увидели филина и набросились на него. - Давай! - прошептал Вальтер. Дундертак медленно поднял приклад к плечу и тщательно прицелился. Это была двустволка. Вороны с громким карканьем носились вокруг чучела. Дундертак нажал оба спуска. Две вороны, сложив крылья, камнем упали на землю. Третья упала не сразу. Ей удалось кое-как долететь до моря. Но там силы ее оставили, и она плюхнулась прямо в воду. И как раз в это мгновение из моря вылез огненно-красный шар. Потом шар побледнел, стал похож цветом на желтое сливочное масло и превратился в обыкновенное солнце, которое мы в хорошую погоду каждый день видим у себя над головой. Малыш Христофор лежал у входа в шалаш, уткнув голову в передние лапы и внимательно наблюдая черными блестящими глазами за всем происходящим. Когда подстреленная ворона упала в море, Малыш бросился в воду, чтобы подобрать добычу. Честное слово, по уму выдренок нисколько не уступал собаке! Пожалуй, даже был поумнее. Остальная стая, беспорядочно сбившись в кучку и тревожно каркая, улетела. - Молодчина! - сказал Вальтер, пощипывая длинные усы. - Всегда сохраняй спокойствие. Христофор притащил из моря ворону, перекусив ей горло. - Девять штук, - сказал Вальтер. - На несколько дней обед обеспечен. А ты слышал историю о воронах, которые затмили солнце? - Нет. - Расскажу как-нибудь в другой раз. А сейчас смотри, как надо жарить ворону. Для настоящего охотника лучшего обеда не придумаешь. Я научился этому у индейцев Скалистых гор. Пока Дундертак разводил на берегу костер, Вальтер облепил ворону глиной. Потом он проткнул глиняный комок деревянной палочкой и стал медленно поворачивать его над огнем. - Некоторые говорят, что можно есть только весенних ворон. Это чепуха и предрассудки. Молодая осенняя ворона жирнее и гораздо вкуснее мартовских заморышей. Когда влажный глиняный комок высох и затвердел, Вальтер расколол его пополам. Кожа и перья остались в глине, а между двумя половинками лежала аппетитная, подрумянившаяся тушка. - Пожалуйста! Кушать подано. Голод - лучший повар! Плотно закусив, охотники начали собираться домой. Но, прежде чем уйти, Дундертак вытащил из кармана Вальтера черепаху Элизу и положил ее на берегу. Результат был тот же, что и много раз до этого. Элиза насмешливо щурила маленькие черные глазки и, судя по всему, вовсе не собиралась класть яйца. - Понимаешь, - сказал Вальтер, которому стыдно было за Элизу, - в Балтийском море никогда не было пиратов. А клад можно найти только в тех местах, где побывали пираты. Попади только Элиза в такое место - она сразу положит свои яйца! Все это было малоутешительно. Дундертак понимал, что для восстановления всеобщего спокойствия нужны какие-то весьма решительные меры. Ибо с каждым днем домашние становились все мрачнее и озабоченнее. И чуть не каждый вечер из комода доставалось злосчастное письмо. Письмо, видимо, обладало какой-то сверхъестественной силой. Дундертак не знал, что в нем написано. Но в первый же день, как только письмо принесли в дом, он понял, что речь шла о чем-то весьма серьезном. Собираясь теперь вечерами за большим кухонным столом, мужчины осторожно вынимали письмо из конверта, клали поближе к свету керосиновой лампы и внимательно читали. А потом долго сидели, думая каждый про себя. Но в один из таких вечеров - это было уже в конце сентября - привычное молчание за столом было нарушено. - Охотничий домик! Ничего лучшего граф не мог придумать! - К чему в шведских шхерах охотничьи домики и прочие господские забавы? - Вот если бы телефон - другое дело. Случись что-нибудь, сразу можно созвать народ. - А еще бы лучше спасательную станцию. Сколько судов напоролось на наши скалы! - Я никогда не забуду, что здесь мне спасли жизнь, - сказал Вальтер. - И в придачу я выучил шведский язык. Он мне всегда пригодится. Я побывал во многих портах и везде видел суда из скандинавских стран. Теперь, куда я ни попаду, везде найду людей, которые поймут меня. - Да, тебе повезло. Но теперь всему конец! Если кто и потерпит крушение, некому больше будет послать весточку на остров и позвать на помощь. Вместе со всеми за столом сидел параличный, полуслепой старик и вязал, как обычно, чулки. Он повернул лицо в сторону говоривших и напряженно слушал. Последние слова не на шутку его испугали. Шелковистая борода, мягко ниспадавшая на грудь, поднялась и встала торчком. Уронив чулки на пол, старик в волнении схватился за костыли. - Не может быть! - возмутился он. - Или в Швецию снова вернулись средние века? Хозяйка поднялась со своего места и, подойдя к старику, положила свою мягкую руку на его трясущиеся, слабые руки. - Дедушка, - сказала она ласково и спокойно, - мы не хотели тревожить вас до времени. Но теперь пора сказать всю правду. Мы не можем больше здесь оставаться. Надо перебираться в другое место. Старик устремил на нее тусклый взгляд. - Я давно чую - что-то случилось. Но чтобы такое, не верю! Я своими руками вспахал эту землю, клочок за клочком. Да ведь все это написано в контракте и в других документах! Один из сидевших за столом сказал тихо, не решаясь поднять на старика глаза: - Контракт истекает в этом месяце. После этого арендная плата будет удвоена. Потому что в мире идет война. Времена такие, что все дорожает. А нам что делать? Не можем же мы добывать деньги из камней! Ну, а раз не можем платить дороже за аренду - значит, дом этот будет снесен. Так решили в замке. Вместо нашего дома здесь построят охотничий домик для графа. Если, конечно, верить слухам. Дом будет снесен... Дундертак забился в угол лежанки и крепко ухватился за спинку. Ему показалось, что весь мир летит куда-то вверх тормашками. Крышу сорвало, стены упали, и все, кто был в доме, очутились под открытым небом. В ушах пел ветер. А из недоступной, холодной Вселенной смотрели на них далекие, загадочные звезды. Дундертак съежился, весь дрожа, и еще крепче вцепился в спинку лежанки. Его знобило. А в мозгу билась одна-единственная мысль: на Элизу надежда плохая, надо пробраться в замок и стащить Меч! В ГРАФСКОМ ЗАМКЕ Дундертак хорошо знал графский замок. Он не раз проплывал мимо него в лодке, направляясь в Стокгольм. Это было огромное здание со множеством башен и башенок. Замок стоял на высокой скале, отвесно обрывавшейся к морю, и был неприступен, как хорошо укрепленная крепость. Оглядев скалу от подножия до верхушки, Дундертак растерянно почесал в затылке. Просто ужас, какая высотища и крутизна! Дундертак сидел в лодке и чувствовал себя мухой, задумавшей взобраться на небо. В прежние времена замок служил защитой от разбойников и странствующих рыцарей. Вот почему его и построили на высокой, неприступной скале. С северной стороны в скалу врезался глубокий залив. Туда и направился Дундертак. Раньше он здесь никогда не бывал. Берег залива позади скалы оказался песчаным. Над самой водой рос большой куст орешника. Дундертак убрал парус, сунул мачту под банки и, вытащив на песок лодку, постарался как следует замаскировать ее в ветвях орешника. Весла он спрятал, а увесистый румпель прихватил с собой. Стояло раннее сентябрьское утро. Круглый диск солнца только-только показался над водой. На земле тонкими белыми штрихами лежала изморозь. Дундертак довольно хорошо знал весь остров, но близлежащие к замку места были ему незнакомы. Тем не менее он храбро полез вверх по береговому откосу. "Со стороны моря замок неприступен - значит, придется штурмовать его с тыла, - думал Дундертак. - Надо попасть в него любым путем. Ведь в замке хранится Меч Закона, тот самый, о котором написано в Библии". Дундертак торопливо карабкался все выше по отвесному склону. Он должен во что бы то ни стало проникнуть в замок и захватить чудодейственный Меч! Стоит только принести его домой, и все будут избавлены от несчастий. Граф лишится своей силы. Дом их будет стоять, как стоял. Дедушке не придется просить милостыню. Тот, кто владеет Мечом Закона, может ничего на свете не бояться! Дундертак вытащит из комода проклятое письмо, разорвет его на мелкие клочки и бросит в печку! И Дундертак решительно продолжал подъем, цепляясь за кусты терновника и боярышника. Когда он, наконец, добрался до вершины, перед ним оказалась глубокая канава, метров пятнадцать шириной. Ничего другого не оставалось, как лезть в воду. Мешал румпель, который он тащил с собой. Перебросить его через канаву Дундертак не решался - а вдруг упадет в воду? Пришлось плыть, держа его в руке, что отнюдь не облегчало переправу. Раздеваться было некогда, и Дундертак полез в воду как был - в брюках и рубашке. Канава была не просто канава, а сохранившийся еще от старых времен крепостной ров, такой глубокий, что в нем могла бы потонуть и лошадь. А если бы на спине лошади сидел всадник, то и для него нашлось бы место в этой зеленоватой, заплесневелой жиже. Когда-то ров опоясывал весь замок. Потом его забросали землей и камнями. Остался в неприкосновенности только небольшой кусок с задней стороны замка. Здесь обычно никто не ходил. Но Дундертака никто не приглашал войти в замок с парадного хода. Он пробирался с черного. Дундертак выбрался на берег, с головы до ног покрытый зеленоватой слизью. Впрочем, о таких пустяках думать было некогда. Время не ждет! Ползком, через кусты, Дундертак добрался до стены замка. Только теперь он по-настоящему увидел, что это за громадина. Больше самого большого дома в Стокгольме. Задрав подбородок, Дундертак оглядел башню. Самые высокие деревья не доходили ей и до половины. А сам Дундертак почувствовал себя жалкой маленькой букашкой. Он со страхом представил себе, сколько ему придется проплутать, прежде чем он разыщет Меч Закона. В таком замке можно спрятать не один, а сто тысяч мечей! "Ну и балбес же я! - подумал он в следующую минуту. - Такую штуку наверняка охраняет целая свора псов. Значит, где собаки - там и Меч!" Дундертак прислушался и осторожно огляделся вокруг. Подняв тяжелый румпель, он занял боевую позицию. Для того он и тащил с собой румпель, чтобы во всеоружии встретить этих самых собак. Уж как было трудно переплывать с ним ров, а он все равно его не бросил. Дундертак скользил взглядом с одного предмета на другой. Впервые в жизни он переживал такое приключение. Он ловил каждый звук, подстерегал каждый шорох. Но ничего не было слышно, кроме тихого шелеста опадающей листвы. Так. Снаружи свирепых псов нет. А внутри? Замок, если смотреть на него издали, имел круглую форму. Но вблизи круг был неправильный - со множеством выступов, углублений, надстроек и углов. Стены густо заросли травой и кустарником. Дундертак стоял в нерешительности, не зная, с чего начать. Окон, окошечек и бойниц было множество, куда ни посмотри. Но все на высоте нескольких метров над его головой. Значит, этот путь отпадал. Дундертак, крадучись, прошелся вдоль всех ниш, выступов и углублений. Но на этой стороне замка все было запущено, двери если и были, то замурованные. Обойти же замок с другой стороны Дундертак, конечно, не решался. Теперь он все чаще поглядывал на те бойницы и окошечки, которые были пониже. Будь здесь хоть одно дерево или же водосточная труба - он бы наверняка забрался. Хуже всего, если придется бросить в траве румпель. С ним Дундертак чувствовал себя гораздо увереннее. Но лезть наверх не пришлось. За буйно разросшимся у стены кустом бузины Дундертак обнаружил в конце концов узкую, обитую железом дверцу. Ура, вход в замок! Он потянул за ручку - дверь поддалась. Путь свободен! Дундертак быстро скользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Громко заскрипели ржавые петли. Дундертак стоял совсем тихо. Сердце билось сильными, глухими толчками. От страха волосы шевелились на голове. В тот самый миг, как за ним со скрипом закрылась дверь, исчезли всякие признаки света. Дундертака обступила непроглядная тьма. Он задыхался от волнения. Вокруг стояла гробовая тишина. Прошла целая вечность, прежде чем Дундертак осмелился пошевелиться. По-прежнему ничего не было видно - хоть глаз выколи. Он протянул вперед руки, пытаясь что-нибудь нащупать. Пустота. Дундертак прислушался. Как будто никого. Слава богу! Дундертак перевел дыхание. Наконец он в замке. Он пришел сюда по собственной воле. Эта мысль придала ему мужества. Дрожь в ногах прекратилась. Теперь он в состоянии был двинуться дальше. Но не успел он пройти и нескольких шагов, как вдруг полетел куда-то вниз, в темноту. Прошли не секунды, а минуты, прежде чем Дундертак опомнился от нового потрясения. Он ведь никогда раньше не бывал в замках и совершенно не представлял, как они устроены. Дундертак протянул руку и ощупал место, на котором лежал. Он понял, что скатился вниз по лестнице. Он поднялся и, облизнув губы, почувствовал вкус чего-то соленого и горячего. Кровь. Провел языком - одного зуба не хватало. Потом потрогал нос - пальцы попали в липкое. Хорошо еще, что не сломал себе шею. Надо же быть таким растяпой! Теперь он стал осторожнее. Лестница вела куда-то глубоко вниз. Потихоньку полегоньку Дундертак добрался до лестничной площадки. Дальше шла еще лестница. Опять площадка. И опять лестница, такая же крутая, как первые. Дундертак слизнул с губ кровь. "Все вниз да вниз, так я никогда не доберусь до башни!" - думал он, ощупью спускаясь по бесконечным ступенькам. Что верно, то верно. Но, если бы Дундертак дал себе труд немножко подумать и посмотреть назад, он сообразил бы, что лестница может вести не только вниз, но и наверх. Даже если она очень крутая. Чем ниже он спускался, тем тяжелее дышалось. Казалось, лестнице не будет конца. И она была такая узкая, что он обеими локтями касался каменных перил. - Снаружи замок большущий, а внутри - уже дымовой трубы! Вдруг Дундертак остановился. Впереди, в кромешной тьме, забрезжило бледное, серо-зеленое пятно света. Дундертак осторожно пошел на свет. В стене было пробито узкое окно, вроде бойницы. Стена была очень толстая, в несколько метров. Дундертак с любопытством заглянул в узкое отверстие и увидел снаружи что-то зеленоватое. Вода. Окно находилось на уровне воды. "Но ведь замок стоит высоко над морем, на скале, - подумал Дундертак, ощупывая распухший нос. - Значит, лестница идет через всю скалу!" Дундертак стал спускаться дальше. Все противнее пахло затхлостью и сыростью. Наконец-то последняя ступенька. Дундертак очутился в подземелье. По влажному земляному полу, попискивая, сновали крысы. Они сразу же бросились к Дундертаку, стараясь укусить его за ноги. В воздухе слышалось хлопанье и шелест чьих-то крыльев. Какое-то маленькое существо с холодными как лед когтями шлепнулось Дундертаку на голову. "Летучие мыши, - сообразил Дундертак. - Господи, какая масса!" Продвигаясь вперед, он вспугивал все новых мышей, и они целыми стаями носились вокруг. Постепенно глаза привыкли к темноте. Дундертак различал очертания большой пещеры. На всякий случай он держался поближе к отвесной стене, ощупывая руками ее холодную, влажную поверхность. Он помнил о первом "полете" и не собирался еще раз разбивать себе нос. Внезапно рука нащупала железную цепь. Один конец цепи был вделан в скалу, другой заканчивался парой кандалов. Замковая темница! Дундертак слышал много рассказов о подземелье графского замка, но никто, даже Большой Сундстрем, не мог бы похвастаться тем, что побывал в нем! Много сотен лет назад здесь, глубоко под землей, томились прикованные к сырой стене узники. Дундертак ощупью пробирался все дальше, от одной цепи к другой. То и дело у самого уха раздавалось хлопанье мягких крыльев, между босыми ногами шмыгали голодные крысы. Вдруг совершенно неожиданно в воздухе с мягким шумом пронеслось какое-то существо с пылающими желтыми глазами и тяжело ударилось о Дундертака. Дундертак от страха шлепнулся на землю, но сразу же вскочил. Ему удалось схватить противника. Это оказалась сова. Дундертак крепко держал ее, а сова кричала и клевала его в руки. Дундертак боялся ее отпустить - он знал, что рассерженная хищница может выклевать ему глаза. Он побежал в ту сторону, откуда в душное подземелье тянула холодная струя свежего воздуха. Мягко шелестя крыльями, из темноты налетела еще одна сова и бросилась на Дундертака. Пришлось отпустить первую. Но, отбрасывая от себя сову, Дундертак выронил румпель. Только не это! Он опустился на колени и стал шарить руками по полу. Прежде чем он нащупал румпель, крысы успели несколько раз укусить его за пальцы. Снова пошли в наступление совы. Наклонив голову, Дундертак побежал наугад в темноту. Одной рукой он защищал лицо. Он боялся за глаза: нападающая сова прежде всего метит в глаза своей жертве. В другой руке он держал румпель и яростно размахивал им в воздухе, вспугивая мириады летучих мышей. Наконец ему посчастливилось наткнуться на лестницу, которая вела наверх. Дундертак бросился по ней, ни капли не заботясь, та ли это лестница, по которой он спустился сюда, или другая. Совы долго преследовали его. Им удалось несколько раз как следует долбануть противника клювами. Дундертак не остановился даже тогда, когда совы с шелестящим свистом устремились обратно в подземелье: наверное, там были птенцы, которых они и защищали. Он мчался, перепрыгивая через две ступеньки. Потом плюхнулся прямо на ступеньки, чтобы немного отдышаться. Он чувствовал себя совершенно разбитым. - Хватает же здесь всякой дряни! Дундертак потер ушибленные места и потрогал разбитый нос. Он еще не нашел того, за чем явился. На обратном пути Дундертак убедился, что та же самая лестница, которая вела вниз в подземелье, может привести его и наверх. Он упорно взбирался все выше и выше, пока не наткнулся на дверь, открывшуюся при первом же толчке. Но что из этого? Дундертак очутился в еще более непроглядной тьме, чем та, которая окружала его на узкой лестнице. Но здесь, по крайней мере, хорошо пахло. До сих пор он вдыхал запах заплесневелой, промозглой сырости. За этой дверью пахло совсем по-иному. Руки его сразу же попали во что-то мягкое и приятное на ощупь. Ткань. Дундертак стал пробираться дальше. В какую бы сторону он ни поворачивался, он всюду натыкался на развешанную одежду. Видимо, он попал в большую гардеробную. Пройдя ее, он увидел дверь, которая вела в большой светлый коридор. Не выпуская из рук румпеля, Дундертак пошел вперед. Кажется, он в самом замке. Вот-вот навстречу выскочит свора кровожадных псов. Надо быть наготове... С замирающим сердцем Дундертак крался по коридору. В горле пересохло, по спине бегали холодные мурашки. Возле следующей двери он долго стоял, приложив ухо к скважине. Потом тихонько приоткрыл ее и просунул голову в щель. Комната была пуста. Никаких собак. Дундертак на цыпочках перестудил порог. Странная комната! Вся мебель белая - и кровать, и стол, и стулья. Как будто ее вынесли в метель на улицу, и мороз на веки вечные побелил ее своей кистью. Впрочем, замороженная мебель не долго занимала Дундертака. Он искал глазами Меч. Но поскольку здесь не было собак, не было, видимо, и Меча. Поэтому Дундертак отправился дальше. Теперь он стал смелее и следующую дверь открыл без долгих колебаний. Собак нет. Мебель на этот раз позолоченная. Ножки у столов и стульев кривые, изогнутые. На стене зеркало. Если Дундертак в своей жизни и видел зеркала, то только совсем маленькие, те, которые стоят две кроны. А это было от пола до самого потолка. Первый раз в жизни Дундертак увидел себя во весь рост - с головы до пят. Увы, отражение не отличалось красотой! Окровавленная, грязная, растерзанная маленькая фигурка двинулась дальше на поиски Меча Закона. Следующая комната была ослепительно голубая. Обои, ковры, картины - все голубое. За ней шла красная комната, потом комната, где не было ничего, кроме книг, потом комната, где висели одни картины, а за ней комната, где были и картины и книги. В одной комнате на полу лежали такие мягкие ковры, что босые ноги Дундертака утопали в них, как во влажном лесном мху. А потом Дундертак увидел комнату, где вообще не было никаких ковров, даже лоскутных или из еловых веток, которые может позволить себе и самый бедный рыбак. И пол не был выскоблен добела, как это полагается, а блестел чем-то коричневым и был твердый, холодный и скользкий как лед. В другой комнате пол был сделан из стекла, а еще в одной - из черных и белых каменных плиток, уложенных в виде звезд. В следующей комнате он увидел две такие огромные кровати, что только они одни были больше самой большой рыбацкой хижины. Потом он попал в комнату, где потолок был в три раза выше, чем во всех остальных. Когда Дундертак посмотрел наверх, он почувствовал себя совсем крошечным. "Ах ты черт! - подумал он. - Сколько они могут понавесить тут сетей для просушки!" Открыв дверь в следующую комнату, Дундертак вздрогнул и отступил назад. Стены были обвешаны щитами и копьями. На полу около стен стояли люди с застывшим выражением лица. Они не шевелились. Подойдя поближе, Дундертак увидел, что это вовсе не люди, а какие-то железные болваны. Он постучал одному по животу. Звук получился гулкий. Ну конечно пустые железные люди. "Наверно, их ставят вместо пугал в графском саду", - подумал Дундертак и пошел дальше. И вот он вступил в комнату, в которой на стенах висели головы разных животных, а между ними - пистолеты с длинными дулами, ружья и дробовики всевозможных фасонов и размеров. Дундертак насторожился. Какого только оружия здесь не было! Он обыскал всю комнату, но Меча, к сожалению, не нашел. Подавленный и разочарованный, Дундертак побрел дальше. Он взбирался по бесконечным лестницам, шел по длинным коридорам, путешествовал из комнаты в комнату. Равнодушно открыл он очередную дверь и, пораженный, отпрянул. В этой комнате совсем недавно были люди. Стоило только войти в нее, чтобы почувствовать это. Значит, в замке живут люди. Этого Дундертак не ожидал. Он приготовился встретить кровожадных псов, охраняющих Меч, но никак не людей. Ведь до сих пор Дундертак не встретил ни души. Замок казался покинутым. Во всех комнатах, через которые он проходил, окна были закрыты и заколочены. А в этой окна стояли распахнутыми настежь. С улицы заглядывало солнце. На письменном столе лежала раскрытая книга. Над столом висело много картинок, и на всех картинках были нарисованы лошади светло-коричневой масти. Дальше Дундертак не стал рассматривать. Быстро и бесшумно притворив дверь, он выскользнул из комнаты. Ему и не снилось, что замок может быть обитаем. Вскоре он вышел в холодный каменный вестибюль. Отсюда широкая лестница вела наверх. Куда он попал? Эта комната была совсем не похожа на все другие. Она была круглая и по крайней мере в четыре этажа высотой. Какой-то гигантский серый каменный цилиндр. Пол выложен шероховатыми каменными плитами. И никакой мебели - ни стола, ни стула, ни даже самой маленькой скамейки. Вместо обычных окон узкие щели в самых разных местах, почти не пропускающие света. Похоже на подслеповатые глаза. Дундертаку стало не по себе. Казалось, огромный каменный великан смотрит на него сверху вниз множеством полуприкрытых глаз. Дундертак находился в главной замковой башне. До потолка было метров пятнадцать. По голой отвесной стене карабкались наверх железные ступеньки двух узких лесенок. Они вели на маленькую дозорную площадку, обегающую башню с внешней стороны. Дундертак стал медленно обходить мрачную комнату, внимательно посматривая по сторонам. Пожалуй, это было самое подходящее место для хранения Меча Закона. Поиски его прервали скрип ржавых петель и стук закрывшейся двери. Он прозвучал для Дундертака громче ружейного залпа. Перед дверью вырос высокий, широкоплечий мужчина в ярко расшитой куртке, черных башмаках, длинных шелковых чулках и пышных штанах до колен. Наверное, сам граф! В ту же секунду сердце Дундертака рванулось, едва не выскочив из груди. Над ним нависла страшная опасность. Отвага и радость первооткрывателя, только что переполнявшие его, мгновенно исчезли, как исчезает из глаз куцый хвост кролика, улепетывающего от лисы. На какую-то долю секунды он застыл в полной растерянности, а потом бросился удирать. Но, поскольку через дверь выскочить было нельзя, Дундертак взял приступом одну из узких железных лесенок и стал быстро-быстро карабкаться наверх. Разодетый графский лакей бросился за ним. Но Дундертак оказался проворнее. Не успел лакей добраться и до половины лестницы, как Дундертак уже шагнул на верхнюю площадку. Он не стал дожидаться своего преследователя и стремительным рывком распахнул выходившую наружу узкую и тяжелую дубовую дверь. Дундертак обомлел. Перед ним разверзлась бездонная пропасть. Дозорная площадка была такая узкая, что ему показалось, будто он шагнул прямо в пустоту. Испуг сжал горло. Никогда прежде Дундертак не знал, что такое страх высоты. Но теперь у него потемнело в глазах и засосало под ложечкой. Неудержимо тянуло броситься вниз. Но в этот момент он услышал позади себя тяжелый топот ног по железной лестнице. Ужас перед преследователем пересилил внезапно охвативший его страх перед разверзшейся под ногами бездной. Дундертак нашел в себе силы отвернуться от пропасти и попытался закрыть узкую тяжелую дверь. Преследователь махал ему рукой и кричал: - Стой! Подожди!.. Но Дундертак не стал ждать. Он снова налег на дверь и закрыл ее. Но запереть ее он не мог, потому что ключ остался торчать изнутри. К счастью, в обе половинки двери были вделаны железные скобы. Дундертак просунул в них румпель. Это было понадежнее любого замка. Лакей дергал и тянул за ручку, но дверь не поддавалась. Переломить румпель было не в его силах. Дозорная площадка опоясывала всю башню и представляла собой нечто вроде узкого балкончика около метра шириной, окруженного каменными перилами. Когда Дундертак, прочно заперев дверь, повернулся в другую сторону, у него снова закружилась голова. Никогда в жизни он не забирался на такую страшную высоту. Он плотно прижался спиной к стене башни, стараясь держаться как можно дальше от пропасти. Стена не только служила ему прочной опорой, но и защищала от гулявшего на площадке ветра. Стук и крики за дверью прекратились. Видимо, преследователь понял, что пытаться открыть дверь бесполезно. До тех пор, пока румпель на месте, можно не волноваться. Дундертак прислушался. Может быть, человеку за дверью надоест дожидаться и он уйдет. Тогда Дундертак мигом спустится вниз и удерет. Дундертак пришел немножко в себя и в первый раз внимательно огляделся вокруг. Бессознательный страх перед высотой постепенно пропадал. Ноги больше не дрожали. Наконец он решился оторваться от спасительной стены и осторожно подошел к низким каменным перилам. С высоты птичьего полета он увидел раскинувшиеся внизу шхеры. Сверкающие на солнце длинные рукава воды огибали бесчисленные островки и острова. Пароход казался отсюда не больше куриного перышка, а рыбачьи лодки можно было рассмотреть только с большим трудом. Далеко на юге виднелась маленькая белая точка лоцманской станции в Ландсурте, а дальше открывался голубой простор Балтийского моря. Прямо внизу еле виднелись хижины рыбаков и арендаторов - маленькие и жалкие. Над крышами поднимались деревья, над деревьями - колокольня церкви. Еще выше в воздухе кругами носились черные стрижи. А совсем высоко стоял Дундертак и смотрел вниз на стрижей, церковь, хижины, парусники и длинные голубые полосы воды. "Ох, сюда бы бинокль! - подумал Дундертак. - Графу хорошо: стой себе сколько угодно и смотри на все, что творится у нас внизу!" Только он успел это подумать, как прозрачный сентябрьский воздух наполнился адским гулом, от которого, казалось, задрожал весь замок. Четыре самолета, шедшие со стороны моря, пронеслись над самой башней, обдав Дундертака волной воздуха. Только самолеты скрылись из виду, послышались шаги. На площадке появился лакей в яркой куртке. Убедившись, что дверь закрыта наглухо, он спустился вниз и поднялся на площадку по второй лестнице. Лакей тяжело дышал. Он был одновременно рассержен и испуган. Вдруг мальчишка что-нибудь стащил! Да еще, чего доброго, свалится вниз, тогда и костей не соберешь! Слава богу, хоть этого не случилось! Грязный, оборванный, белобрысый шалопай стоял целый и невредимый, свесившись через перила. Услышав позади себя тяжелые шаги, Дундертак подскочил, как рыба на сковородке. К нему мгновенно вернулся пережитый недавно ужас. - Эй! - закричал лакей. - Стой! Мне надо с тобой поговорить! Лакей никак не мог отдышаться - он кашлял и стонал. Он совсем не привык к таким гонкам. Вряд ли Дундертак способен был в этот момент что-нибудь соображать. Как только он увидел невесть откуда объявившегося врага, все мысли разбежались, как стая испуганных кур. И меньше всего он думал о том, чтобы стоять на месте. Куда там! Дундертак припустил во все лопатки вокруг башни. Лакей кинулся за ним по пятам. Так они обежали башню три раза. Только на четвертый Дундертак увидел дверь, через которую его преследователь взобрался на площадку, и шмыгнул в нее. Однако на этот раз у него не оставалось времени закрыть и забаррикадировать дверь. Сломя голову он кинулся вниз по отвесным ступенькам. Лестница была высотой в четыре этажа. Чтобы ускорить дело, Дундертак бросился животом на крепкие деревянные перила и с головокружительной быстротой заскользил вниз. Если бы он случайно выпустил перила, то полетел бы головой вниз и разбился о каменный пол. Лакей остановился на верхней площадке и только стонал от ужаса. - Господи боже мой! Мальчишка тронулся! Тебе что, жизни не жалко? Но Дундертаку было не до размышлений о жизни и смерти. Он спешил, спешил, как никогда в жизни, - за ним, подняв кулаки к небу, мчится граф собственной персоной! Дундертак несся через комнаты - мелькало голубое, красное, зеленое, позолоченное и белое. Если бы он хоть на минутку остановился и взглянул в большое зеркало, то испугался бы самого себя. Но ему некогда было смотреться в зеркало. Он вихрем мчался мимо спален, библиотек и гостиных. Вниз по лестницам, из одной двери в другую - прямо на кухню! И не успели поварихи в ужасе всплеснуть руками, как он пронесся мимо и скрылся. Вылетев пулей из огромных ворот, Дундертак обежал вокруг замка, чтобы по знакомому откосу спуститься к воде, где под кустом орешника была запрятана лодка. Но он был в такой панике, что совсем забыл про крепостной ров, который отделял замок от остального мира, и с разбегу плюхнулся прямо в зеленую воду, кишевшую пиявками и лягушками. Чепуха! Все равно через него пришлось бы как-то перебираться. Несколько сильных гребков - и Дундертак вылез на другую сторону. Присев в зарослях боярышника, он обернулся и посмотрел на замок. Замок поднимался к самому небу, все такой же величественный и недоступный. Людей совсем не видно. Но что это? Дундертак подскочил как ужаленный, снова охваченный паническим ужасом. Издалека до него донесся собачий лай. "Граф пустил за мной собак!" - Дундертак не мешкал. Он повернулся и бросился вниз по откосу, пробираясь сквозь кусты боярышника и терновника. От штанов и рубашки ничего не осталось. На теле болтались, трепыхаясь, как флажки на ветру, какие-то лохмотья. Не прошло и нескольких минут, как Дундертак был у лодки. Вытащив из-под орешника весла, он перебросил их через борт. Собаки были все ближе. Они громко лаяли, подвывая и взвизгивая от нетерпения. Дундертак ухватился за штевень и, напрягая все силы, стал толкать лодку в воду. Отрывистый, низкий лай собак послышался где-то совсем рядом. Легкая лодка вошла килем в воду. Прыгая в лодку, Дундертак увидел торчавший из воды заячий носишко. Заяц сидел в воде, плотно прижавшись к борту, так что наружу торчали одни усы. Хотя времени было в обрез, Дундертак на ходу подхватил зайца за уши и втащил в лодку. Потом он бросился к веслу и стал изо всех сил отталкиваться. Только усевшись на весла, Дундертак обернулся и взглянул на собак. Их было две. Они выскочили из леса и, опустив носы к земле, повесив уши, помчались прямо к воде. Тут они остановились в полной растерянности. Куда вдруг пропал след? Дундертак злорадно ухмыльнулся: - Что, провели вас? Опоздали! Собаки метались по берегу, ревностно разыскивая след. Потом скрылись в лесу и снова вернулись назад. "Но я-то ведь шел не лесом, - мелькнуло у Дундертака, пока он ставил парус. - Выследили, называется! Все шиворот-навыворот. Ну и дурацкие псы! Одно слово, сторожевики!" Дундертак внимательно пригляделся к рыскавшим у воды собакам. Нет, они не похожи на бестолковых и кровожадных сторожевых псов. Скорее наоборот... Да, пожалуй, это пара чистопородных гончих. "Но разве можно пускать гончих по следу человека? Для этого нужны сторожевики!" И тут Дундертака осенило. Да ведь они вовсе не его выслеживали, а зайца! Когда у зайца не оставалось другого выхода, он прыгнул в воду, пытаясь укрыться за лодкой от своих преследователей. Это заяц, а не он обманул собак, и не было никакой причины трястись от страха, заслышав в лесу обыкновенный заячий гон. Дундертак состроил кислую мину. Мало того, что он не сумел добыть Меч, так еще до смерти перепугался двух гончих. Что бы с ним было, если бы он столкнулся в замке с настоящими свирепыми сторожевыми псами? Но, когда Дундертак поглядел на съежившегося, до костей промокшего зайца, он немного успокоился. Кое-что он все-таки сделал - выхватил бедного зайца из-под самого носа у гончих! Но Дундертак недолго умилялся на самого себя. Поставив парус, он вдруг обнаружил, что румпеля-то и нет. Он совершенно о нем забыл. Румпель так и остался торчать вместо замка в узкой двери, выходящей на дозорную площадку замковой башни. Пришлось вытащить из уключины весло и приладить его вместо руля. Освещенный последними лучами заходящего солнца маленький, грязный, оборванный мальчик медленно плыл к себе домой в рыбачью хижину, которую скоро сровняют с землей, потому что так приказал граф из замка. ПРОЩАЙТЕ, ШХЕРЫ! Прошла еще неделя - и наступил последний день жизни в рыбачьей хижине. День после распродажи с молотка. Кнут легонько прошелся между ушами быков. Возчик дернул вожжи. Быки налегли широкой грудью на оглобли. Воз тронулся. До пароходной пристани было три километра. Там они сядут на пароход, который отвезет их в Стокгольм. Дундертак попробовал на язык тяжеловесное, чужое слово и попытался выговорить его про себя "Стокгольм". Но слово разрасталось во рту, становилось больше головы Дундертака, больше воздушного шара, больше всего самого большого на свете. У него закружилась голова, он почувствовал стеснение в груди и легкую дурноту. Воз тихонько покачивался. Колеса скрипели и визжали. Коротко щелкал кнут возчика. Быки с силой налегали мускулистой грудью на оглобли. Копыта тяжело шлепали по подмерзшей дороге. С каждым шагом Дундертак был все дальше от родного дома и все ближе к Стокгольму. "Стокгольм!" Слово было огромно. Дундертак тонул в нем, исчезал, перемалывался в порошок, и на свете больше не было и никогда не будет прежнего Дундертака. Щелканье кнута, поскрипывание колес, неторопливые шаги быков - все это было эхом лишь одного и того же слова: "Стокгольм - Стокгольм - Стокгольм". Стокгольм - это гигантский водоворот людей, высоченные дома, лошади с повозками и повозки без лошадей. А в домах окна над окнами, окна над окнами. И даже в самых верхних окнах люди. Люди везде - на улицах, на площадях, в лодках, теснящихся у причала вокруг лодки Дундертака. Люди подходят и трогают рыбу, которую он продает на рынке, и спрашивают, сколько она стоит. Потом еще раз трогают, сжимают двумя пальцами спину и брюхо и открывают ей рот, чтобы убедиться, что рыба свежая и не подкрашена анилином. Потом осторожно приоткрывают кошелек и длинным жадным указательным пальцем перебирают мелочь. Но вот продан последний килограмм - и Дундертак, выскоблив ящики, чистит и моет лодку, складывает снасть, прочищает фонари и наливает керосин. Он берет весла, отчаливает от пристани, выгребает на свободную воду и там вытаскивает из-под банок мачту со свернутым парусом. Придерживая мачту плечом, он ставит ее вертикально, всовывает в основание и закрепляет ванты. Но, прежде чем поставить парус, он выпускает из рубки Малыша. Потом пьет из термоса горячий кофе, закусывая бутербродами, а Малыш хрустит морковкой. В городе зажигаются фонари, а в море почти совсем темно, и лодка тихонько покачивается на волнах от проходящих мимо буксиров. И, пока Дундертак пьет кофе и ест бутерброды, в городе зажигаются все новые фонари, и темную бухту опоясывает цепь ярких огней. Но вот все выпито и съедено, и Дундертак поднимает передний парус и ставит шпринтов под большим углом, потому что хочет поскорее добраться домой и привезти в кошельке деньги, вырученные за рыбу, которую он продал тем самым людям, что толпятся на улицах и площадях и живут друг у друга над головами в высоченных домах в огромном городе Стокгольме... Медленно покачиваясь на ходу, тащится по дороге воз. Вдруг где-то вдалеке залаяла собака. Отрывистый, резкий лай вдребезги разбил стеклянно-прозрачную тишину раннего сентябрьского утра. Вальтер обнял Дундертака за плечи и притянул к себе, словно защищая от опасности. Собака лаяла надрывно, не останавливаясь. И вдруг со стороны сарая за домом Большого Сундстрема раздался выстрел. Потом еще один. Дундертак зажмурился. Он ясно представил себе Большого Сундстрема, облокотившегося на мшистую изгородь около сарая для сена. Вот он скинул двустволку, вытряхнул пустые гильзы и быстра засунул две новые. Снова залаяла собака. И один за другим хлопнули еще два выстрела. После этого наступила тишина. И снова тишина. Тишина. Вальтер все еще держал руку на плече Дундертака, а Дундертак уткнулся носом в его бок. Он не смотрел, куда идет, и, не поворачивая головы, напряженно прислушивался. Но кругом было тихо. Совершенно тихо. Ни лая, ни выстрелов. Большой Сундстрем всегда действовал наверняка. В сарае было четыре лисицы. Сундстрем стрелял четыре раза. Один выстрел - одна лиса. Еще некоторое время Дундертак шел, прижавшись к матросу и вслушиваясь в тишину. Тихо. Все произошло с быстротой молнии. Как только лиса выбегала из открытой двери сарая, она тут же падала замертво. Четыре лисицы - четыре выстрела. Первым выскочил, конечно, Белый Чулок. Фрейя узнала старого знакомого, это слышно было по ее возбужденному лаю. У Большого Сундстрема рука не дрогнула. Не в его привычках было ранить или увечить зверя. Если Большой Сундстрем брался за что-нибудь, он делал это как полагается. Они прошли еще немного, и Вальтер убрал руку с плеча Дундертака. - Ну вот и все, - сказал он. - Ты должен только радоваться. Теперь конец их заточению! Пока Дундертак шел, прижавшись головой к Вальтеру, он не слышал ничего, кроме ружейной пальбы у пустого сарая. И он ничего не видел, потому что шел все время зажмурившись. Теперь он снова открыл глаза и уши. Впереди все так же равномерно покачивался воз с вещами. Дорога б