госпитали, практикующим частникам сообщено, участковые сориентированы: если кто обратится с похожим ранением, звонить нам. - Добро. - Серебровский сел на диван, закурил. - Ну как ты пока обстановку-то оцениваешь? Данилов потянулся к коробке, взял папиросу, задумчиво начал разминать табак. - Как оцениваю? Он помолчал и потом сказал резко: - Плохо дело, Сережа. План-то, продуманный в Москве, сорвался. Алтунин убит. - Так кто же знал, что Никитин "крестника" встретит? Незапланированная случайность. - Так в Москву и доложим? - Ох, Ваня, тяжелый ты человек... - Что есть, то есть. Эти двое - единственная ниточка к Круку. - Твои соображения. - Ждать. Усилить внимание КПП, теперь приметы точные: высокий, ранен в шею. Да пусть здешние ребята начнут чистку всех притонов, всех подозрительных мест. МЛАДШИЙ ПРОВИЗОР СТАСЯ ПАШКЕВИЧ День был сухой и солнечный. Свет с улицы, пробиваясь сквозь крест-накрест забранные металлом стекла, падал на кафель пола замысловатой решеткой. Аптека была старой. Ее построили еще в годы Семилетней войны. Здесь перевязывали гусаров командующего кавалерией Фридриха Великого генерала Зейдлица, мудреным инструментом, больше похожим на пыточный, доставали пули у гренадеров Салтыкова. Окна аптеки видели затянутые копотью пушки Наполеона и польских повстанцев. Немецкий комендант города, приехавший сюда, долго жевал сигарету, разглядывал кованый фонарь, свисающий с высокого потолка, видимо примериваясь, куда бы его можно было приспособить, но его убили партизаны ровно через неделю, и фонарь остался. Война не тронула аптеку так же, как не тронула ни одного дома на этой нарядной старинной улице. Младший провизор Стася Пашкевич пришла на работу ровно в девять. Дежурный провизор Лазарь Моисеевич, поправив очки, сказал ей, вздохнув тяжело: - Милая Стасенька, звонили из органов. - Откуда? - удивилась Стася. - Проще, из милиции. Предупредили, что, если к нам за помощью обратится человек с пулевым ранением шеи и высокий, видимо, в военной форме, немедленно позвонить в милицию, номер телефона лежит на столе управляющего. - Хорошо, Лазарь Моисеевич. - Стася прошла за прилавок, села на высокий крутящийся табурет. С утра посетителей почти не было. Только у рецептурного отдела стояли, что-то горячо обсуждая, две старушки из соседнего переулка. Они говорили быстро по-польски, и Стася ничего не могла разобрать, кроме бесконечных "матка боска". Внезапно ожил репродуктор. Сначала из черного круга послышалось шипение, потом бодрый голос диктора заполнил аптеку: "Говорит Москва, сегодня пятница, 30 марта. Передаем оперативную сводку Советского информбюро за 29 марта. Войска 3-го Белорусского фронта 29 марта завершили ликвидацию окруженной восточнопрусской группы немецких войск юго-западнее Кенигсберга. За время боев с 13 по 29 марта немцы потеряли свыше 50 тысяч убитыми, при этом войска фронта захватили следующие трофеи: самолетов - 128, танков и самоходных орудий - 605, полевых орудий - свыше 3500, минометов - 1440, пулеметов - 6447, бронетранспортеров - 586, радиостанции - 247, автомашин - 35 060, тракторов и тягачей - 474, паровозов - 232, железнодорожных вагонов - 7673, складов с боеприпасами, вооружением, продовольствием и другим военным имуществом - 313". Старший провизор Мария Петровна вышла из подсобки и внимательно выслушала сводку. Потом повернулась к Стасе сразу помолодевшим лицом и, улыбнувшись, сказала: - Скоро войне-то конец, девочка. Стася проводила ее взглядом и подумала о том, что Мария Петровна, видно, очень ждет своего мужа, который воюет где-то в Польше. Взвизгнула пружина входной двери, и в аптеку вошел высокий военный в фуражке с черным околышем и кожаной куртке без погон. Шея его была обмотана грязным бинтом. Сразу же за ним вошел второй с погонами лейтенанта. Повязка была сделана неумело, наскоро, она мешала раненому повернуть голову. - Девушка, милая, - улыбнулся Стасе лейтенант, - у вас бинтика не найдется? Моего шофера зацепило. Бандиты из лесу обстреляли. Он еще раз улыбнулся. Улыбка на его небритом лице была словно приклеена. Улыбались только губы, а глаза оставались пустыми и неподвижными. - Его надо перевязать, - решительно сказала Стася, - куда вы ранены? - В шею, - мрачно ответил "шофер". - Проходите, - Стася показала рукой на дверь в подсобку и вдруг вспомнила разговор с Лазарем Моисеевичем: "Господи, он же предупреждал о высоком человеке с ранением шеи. Господи, что же делать?" А "шофер" уже распахнул дверь подсобки, и Стася увидела удивленные глаза Марии Петровны. - Марь Петровна, - стараясь сдержать волнение, сказала Стася, - вот товарищ военный в шею ранен. Его надо перевязать и сыворотку противостолбнячную ввести. А я пойду, мне медикаменты взять надо. Стася плотно закрыла за собой дверь и встретилась глазами с "лейтенантом". Он стоял посередине зала, похлопывая пальцами по передвинутой на живот кобуре. Стараясь не смотреть на него, Стася пересекла зал и вошла в кабинет. Она накинула на дверь тяжелую щеколду и подошла к телефону. БЕЛОВ Они выскочили из машины, не доезжая аптеки. - Ты заходи, - сказал Токмаков Никитину, - а то меня многие в лицо знают. Впрочем, постой, тебя же тоже вчера срисовали. - Пойду я, - сказал Сергей. - Точно, - обрадовался Токмаков, - иди, у тебя вид вполне штатский, ты больше на студента похож. Сергей улыбнулся и толкнул тяжелую дверь. Отвратительно взвизгнула пружина. Облокотясь на прилавок, лицом к двери стоял небритый человек в мятой офицерской шинели, рука его лежала на кобуре. Из-за прилавка смотрели на Сергея испуганные девичьи глаза. "Это и есть Стася Пашкевич", - подумал Сергей и сказал громко: - Здравствуйте, товарищ Пашкевич, моя фамилия Белов, я из аптекоуправления. - Здравствуйте, - ответила девушка, и по ее тону Сергей понял, что правила игры она приняла. - А где управляющий? - спросил Сергей и краем глаза заметил, что "лейтенант" снял руку с кобуры. - Он будет попозже, - ответила девушка, - а что вы хотите? - Мне надо осмотреть вот этот шкаф, - Сергей показал рукой на огромный, до потолка, шкаф, находившийся за прилавком. "Лейтенант", еще раз мазнув по нему глазами, сделал шаг к двери, и на секунду Сергей оказался у него за спиной. Он толкнул "лейтенанта" стволом пистолета в спину: - Руки! Только тихо, без фокусов. В аптеку ворвались оперативники. - Где второй? - спросил Токмаков. Стася молча указала на дверь. На табуретке сидел человек, голый по пояс, рядом лежала кожаная куртка. Женщина в белом халате аккуратно бинтовала ему шею. Услышав скрип двери, он резко обернулся, лицо исказила гримаса боли. Он потянулся к куртке, но табуретка качнулась, и он упал, потеряв равновесие. Никитин схватил куртку, вынул из кармана парабеллум. - Вы арестованы. ДАНИЛОВ Данилов поднял телефонную трубку, подумал немного, прежде чем назвать номер. Вот уже почти десять часов они допрашивали "старшину", но добиться так ничего и не смогли. Он или молчал, или нес такое заведомое вранье, что даже многоопытные оперативники удивленно разводили руками. А "старшина" сидел на стуле, положив ногу на ногу, улыбался нагловато, курил предложенные ему папиросы. В перерыве к Данилову зашел Серебровский. - Ну знаешь, Иван, я тебя не понимаю. - То есть? - Он явно издевается над нами, а ты сидишь и аккуратно протоколируешь его вранье. - Пусть пока покуражится. - Что значит "пока"? Долго оно будет длиться, это самое "пока"? Ты пойми, он убивал наших товарищей, за его спиной стоит банда Крука! - Ты мне, Сережа, политграмоту не читай. Я и сам все знаю. Придут данные экспертизы, будем оперировать фактами. - Ну смотри, тебе жить. Только время уходит, а банда где? - Серебровский выразительно щелкнул пальцами. - Время идет, понимаешь? - Куда уж яснее. - Смотри, Иван, Москва жмет. Местные-то уже сообщили о наших прекрасных играх. - Это зачем еще? - Торопится кое-кто, ответственность с себя снимает. Мол, поручено дело москвичам... - Погоди, Сережа, - Данилов встал, потянулся. - Так тоже думать нельзя. Ну есть кто-то один. Перестраховщик. Кстати, ты выяснил кто? - А чего выяснять-то? - С ним поговорить надо. Обязательно поговорить. Но это все после. В дверь постучали. Вошел начальник НТО, немолодой сутулый подполковник. - Ну вот, - сказал он, - мои ребята работали как звери. - Долго что-то. - Серебровский достал папиросы. - Наука, - желчно отпарировал подполковник, - это вам не жуликов ловить. - Да уж, - усмехнулся Данилов, - это вы правы. Наука - вещь серьезная. Куда уж нам, дуракам, чай пить. Показывайте. Начальник НТО сердито засопел и начал выкладывать на стол снимки и диаграммы. Ровно через полчаса Данилов приказал привести к нему арестованного. "Старшина" вошел, лениво осмотрел кабинет так, словно попал в него впервые, и сел, развалясь на стуле. - Вы когда-нибудь слышали о такой науке - криминалистике? - Приходилось, - "старшина" потянулся к столу, взял папиросу. - Вот и прекрасно, - сказал Данилов и заметил, как настороженно прикуривал арестованный. - Прекрасно, - продолжал он, - это намного облегчит нашу беседу. Смотрите, вот пуля, извлеченная врачом при операции у нашего сотрудника Фролова, а вот вторая пуля, отстрелянная специально из изъятого у вас пистолета. Читайте заключение экспертизы. Да, вы уже говорили, что нашли пистолет на улице. Кстати, шесть снаряженных обойм тоже? Молчите? Прекрасно! Вы помните, что наш врач делал вам перевязку? Отлично! У вас хорошая память. Так вот, экспертиза сообщает, что ваша группа крови совпадает с группой крови на воротнике шинели, найденной на месте преступления. Данилов встал из-за стола, подошел к шкафу, достал шинель. - Хотите примерить? - Нет. - Что же делать будем? - Я все расскажу, если вы мне запишете явку с повинной! - Голос "старшины" стал хриплым, лицо осунулось. - Значит, вы к нам на перевязку пришли? Так, что ли? - А мне все одно стенка. И ты, начальник, об этом распрекрасно знаешь. Так что скажу - вышка, не скажу - вышка... - Ну давай героем помирай, - Данилов усмехнулся, - ты здесь в благородство будешь играть, а Крук самогонку жрет и консервами закусывает. - Это точно. Он, конечно, падло, жирует там... - Ты, я вижу по разговору, вор-"законник". Так? - Ну? - А связался с кем? С фашистом бывшим связался. - Ты меня, начальник, на голое постановление не бери. Крук не фашист, а блатной. Самый что ни на есть "законник". - Блатной, говоришь? Эх, набито в твоей башке мусора, смотри. - Данилов бросил на стол фотографию Крука в немецкой форме: - На, полюбуйся на своего "законника". Арестованный взял фотографию, долго разглядывал ее. Уголки губ у него задергались, он бросил снимок на стол и сказал хрипло: - Папиросу дай. Данилов толкнул к нему пачку. В кабинете повисла тишина, слышно было только, как трещит пересохший табак. - Ах сука, падло, - "старшина" замотал головой, - сволочь, фашист... Гнида немецкая... Про себя, начальник, потом скажу... Мне все равно вышка... Народу у него двадцать два человека... Люди всякие... Блатные, дезертиры, сынки куркулей местных, два немца. "Старшина" замолчал, подбирая слова, лицо его как-то сразу осунулось и пожелтело. - Мы в лесу в схронах прятались под деревней Коржи. Да не торопись. Ушел он. Послал нас в город и ушел. Сказал: "Доставьте человека на хутор рядом с Коржами. Хозяин Стефанчук, там и ждите, за вами придут". - Хутор от деревни далеко? - Пять километров. - Значит, Крук сменил базу? - Да, он в соседнюю область перебирался, говорил, что там где-то в лесу землянки и схроны есть. За плотно занавешенными окнами умирала ночь. Рассвет, пришедший на смену ей, серой полосой прорвался сквозь щели маскировки. Данилов поднял штору, погасил лампу, распахнул окно. Тяжелый папиросный дым пополз на улицу, свежий весенний воздух словно вымыл стены кабинета. "Старшина" покосился на открытое окно. В глазах его было столько тоски, что Данилову на секунду стало жаль этого человека. На секунду, на один коротенький миг. Сколько таких сидело перед его столом! Нет, все же он не жалел их. Бандитов, запачканных кровью близких ему, Данилову, людей. Говоря с ними, он никак не мог заглушить непонятное чувство недоумения и досады. "Старшина" встал, подошел к окну. - Весна, начальник, - хрипло выдавил он. - В лесу скоро лист пойдет, сок березовый... Иван Александрович молчал. - Ну ладно, полковник, вызывай конвой, пойду в свой терем. - Слушай, - Данилов подошел к нему, стал рядом, - помоги нам со Стефанчуком... - Нет, начальник, я все сказал, а помогать не буду. Прощения от державы все равно не заслужу. Не проси. Когда "старшину" увели, Иван Александрович вновь сел за стол и начал читать показания. Всю ночь говорил он с этим человеком, подошедшим к последней черте. Да, он прав. Пощады ему не ждать. Слишком много крови спрессовалось в листах протокола. Но здесь, среди старых дел и нераскрытых преступлений, было самое главное - численность банды Крука, ее вооружение и характеристики бандитов, удивительно меткие и точные. И опять в душе Ивана Александровича шевельнулось чувство досады. МИШКА КОСТРОВ Он сидел в кабинете, тесно заставленном столами, и обучал Сережу Белова играть в очко. - Ты, Белов, - поучительно говорил Мишка, словно кот щуря нагловатые глаза, - к этому делу никакой склонности не имеешь. Не дай бог в тюрьму попадешь, играть не садись. Ну смотри. Мишка бросал карты, и у него на руках опять был туз с десяткой. Сергей непонимающе глядел на Мишку, потом на хохочущего Никитина. - Может, в банчок по маленькой, а? - повернулся к Никитину Мишка. - Нет уж. С тобой пусть придурки играют. Я лично пас. - Никитин встал, подтянул голенища начищенных сапог. - Ну что начальство-то там? Пойду выясню. Может, дадут хоть полдня отдохнуть? - Как же, - усмехнулся Белов, - дождешься. - А я все же узнаю. Никитин вышел, Мишка собрал карты, сунул их в полевую сумку. Опять жизнь, сделав непонятный зигзаг, вернула его к тому, с чего он начинал в сорок первом. Только нет. Шалишь, другой он, младший лейтенант Костров. Совсем другой. Только что же делать ему придется в этом распрекрасном городе? Блатных он местных не знает, да и они его тоже. Но ведь зачем-то он нужен Данилову и Серебровскому? Только зачем? Но все-таки хорошо, что жизнь опять свела его с этими людьми. В их жизни было то главное, что всегда импонировало Кострову, - риск. Он не видел для себя занятия, в котором бы отсутствовал элемент опасности. Все профессии на земле он делил на мужские и прочие. К одной из мужских он причислял работу в милиции. Он уже для себя решил твердо и окончательно: окончится война, пойду в угрозыск. А тут желанная возможность сама плыла в руки. - Сережа, - Мишка присел рядом с Беловым, - ты меня введи в курс дела. Сергей поднял на Кострова отсутствующие глаза. - Что? - спросил он. - В чем дело-то? Зачем вы сюда приехали? - Бандитов ловить. - Это я понимаю, ты мне суть объясни. - Ты, Миша, у Данилова спроси, - твердо ответил Белов, - он тебе, я думаю, все и объяснит. - Значит, не доверяешь, - Мишка зло ощерился, - как в банду лезть, так Мишка, а как... - Погоди, дождись Данилова, - так же вежливо, но твердо ответил Сергей. Мишка посмотрел на него и отметил, что парень-то явно не в себе. - Слушай, ты, часом, не влюбился? - спросил Мишка и увидел, как лицо Белова пошло красными пятнами. - Точно, - зловеще ахнул Костров, - влип. Ну, теперь жди неприятностей. - Каких? - удивленно спросил Белов. - "Каких", - передразнил его Мишка, - он еще спрашивает! Да ты знаешь, что такое баба, а? Бабы, они... Мишка не успел объяснить Белову, что такое бабы. Дверь отворилась, и вошел Серебровский. - Ты здесь, Костров? Это хорошо. Пошли со мной. СЕРЕБРОВСКИЙ, НИКИТИН, КОСТРОВ И ДРУГИЕ В двух километрах от хутора Стефанчука дорога больше походила на болото. Серебровский представил себе рев двигателей и пронзительный треск шестеренок коробки передач и понял, что добраться до хутора на машинах скрытно просто невозможно. Он вылез из кабины, еще раз с сожалением поглядел на асфальтово блестящую под солнцем грязь и скомандовал: - Слезай! Автоматчики, привычно прыгая через борт полуторки, строились вдоль кювета, из "газика" вылезли оперативники. - Кононов! К Серебровскому, скользя по глине обочины, подбежал командир взвода автоматчиков. - Дальше идешь без машин. Все помнишь? - Так точно, товарищ полковник. - Оставь нам пулеметный расчет и двигай. - Есть. Автоматчики тремя маленькими колоннами ушли в лес. Серебровский посмотрел на часы. Через тридцать минут, ну пусть через сорок автоматчики окружат хутор. Тогда и начнется их работа. Он посмотрел на куривших у машины оперативников. Посмотрел внимательно, стараясь различить хоть малейшую тень беспокойства на их лицах. Но так ничего и не увидел. Лица у офицеров были будничные, как у людей перед привычной и уже надоевшей работой. Над лесом, дорогой, полем висело яркое апрельское солнце. От земли шел пьяноватый резкий дух. Из леса пахло сырой землей и талым снегом. Весна была спорой и ранней. Солнце припекало спину, и хотелось постелить на землю брезент, лечь лицом к солнцу и, закрыв глаза, ощутить на лице доброе и ласковое тепло. Серебровский взглянул на часы. Время тянулось нестерпимо медленно. Он подошел к машине, сел на подножку, закрыл глаза и подставил лицо солнцу. И сразу всего его наполнило чувство покоя. Легкий ветерок, пахнущий свежестью, прилетел из леса, оставляя на губах горьковатый привкус смолы и березового сока. Мысли Серебровского сразу стали спокойными и размеренными. Все нынешнее ушло куда-то, и подступили воспоминания. В них жили люди, которых любил он, Сергей Серебровский, и которые платили ему тем же. Постепенно ушли куда-то голоса товарищей, смолкли щебетание птиц и шум леса. Серебровский задремал. - Товарищ полковник, - сквозь сон прорвался голос Никитина, - товарищ полковник. Серебровский открыл глаза и сразу никак не мог сообразить, где он находится. Так не вязался этот солнечный, чистый, прекрасный мир с тем, чем он занимался этим утром. - Связной от командира взвода. - Товарищ полковник, - к машине подошел сержант, - лейтенант Кононов приказал передать: все в порядке. - Люди в доме есть? - Так точно. - Пойдешь с нами. - Серебровский повернулся к оперативникам: - Тронулись. А утро было таким же, и солнце с каждой минутой припекало все сильнее. Но для Серебровского этого больше не существовало. Все заслонил хутор Стефанчука. И, идя по лесу, Сергей думал о том, как незаметно подойти к хутору, взять хозяина и оставить засаду. Он уже видел дом. Добротный, бревенчатый, покрытый шифером, и коровник он видел под железной крышей, и колодец. Всего ничего оставалось до хутора, как из чердачного окна ударил пулемет и тяжелые пули косой срезали ветки берез. - Ложись! - крикнул Серебровский, срывая с плеча автомат. Лежа за поросшим мхом стволом ели, он оглянулся, пересчитал ребят: вроде бы все в порядке. - Раненые есть? - спросил он. - Нет, - врастяжку ответил Никитин, - бог миловал. Дом стоял на поляне, залитой солнцем. Он был мирным и уютным, этот добротно, на долгие годы сработанный дом. Но вместе с тем в нем жила смерть. И неизвестно, кто сегодня останется лежать на этой поляне. Серебровский еще раз посмотрел на дом. Он знал, что сейчас начинается его работа и что уже никто не сможет помочь ему. Он встал, и сразу же басовито прогрохотал пулемет. Серебровский прижался к дереву, вынул из кармана платок, поднял его над головой и шагнул из-за спасительных деревьев. Теперь он стоял на поляне словно голый, чувствуя телом леденящую бесконечность черного ствола пулемета. - Прекратить огонь! - крикнул он чуть хрипловатым голосом и сделал еще несколько шагов. Дом молчал. И тишина эта ободрила Серебровского, он понял, что люди, сидящие за прочными бревенчатыми стенами, готовы слушать его. - Я, полковник милиции Серебровский, предлагаю вам сдаться. Дом окружен. Сопротивление бессмысленно. Помните, что добровольная сдача поможет вам... Выстрела он не услышал, просто внезапно перевернулось небо, и солнце начало постепенно гаснуть. - Огонь! - крикнул Мишка. - Пулеметчик, пень рязанский, огонь! Он стеганул из автомата очередью в полдиска по чердачному окну. За его спиной, захлебываясь, бил пулемет, оперативники палили из автоматов по дому. Никитин прыжком пересек несколько метров, отделявших его от лежащего полковника, поднял его на руки и тяжело побежал к деревьям. Ему оставалось всего шага два, как из окна закашлял, давясь ненавистью, второй пулемет. Пуля куснула его в ногу, но он все же сделал эти два шага и упал. Оперативники втащили их за спасительные деревья. Серебровский потерял сознание, но был еще жив, только дышал прерывисто и тяжело. Мишка разорвал его набухшую кровью гимнастерку и начал бинтовать простреленную грудь. Никитин сидел на земле, зло матерясь, рассматривал раненую ногу. - Ну, - повернул он к Самохину выцветшее от боли лицо, - ты теперь начальник, что делать будем? - Брать их будем, - жестко ответил Самохин. - Иди бери, - выругался Никитин, - они тебя как раз дожидаются: где этот капитан Самохин, который нас брать будет? Подбежал командир взвода. - Ну что у вас? - А ничего, - так же зло ответил Никитин, - чай пить собираемся. - У них три МГ, капитан, - сказал взводный. - Так просто их не взять. - Значит, так, Самохин. - Костров положил автомат. - Гранаты есть? - повернулся он к взводному. Лейтенант утвердительно кивнул головой. - Прорвусь к дому, а вы меня огнем прикроете. Только патронов не жалейте. - Ты что? - выдавил Никитин. - Жить надоело? - Миша, - начал Самохин. - Все, - сказал Мишка, - среди вас я один фронтовик, у нас такое бывало. Значит, мне и идти... Так где гранаты, лейтенант? - Сидорчук! - крикнул Кононов. - Неси гранаты. Младший сержант, первый номер пулеметного расчета, опасливо косясь в сторону хутора, принес вещевой мешок. Мишка развязал шнурок, стягивающий горловину, сунул руку и вытащил тяжелую противотанковую гранату. - Годится. Он опять сунул руку и вытянул "лимонку". - Куда столько-то? - спросил Сидорчук. - Надо так, понял? Значит, слушай меня, - Мишка взял его за отвороты ватника, - запомни, что я скажу, как "Отче наш". Бей по чердаку, не давай этому, с пулеметом, высунуться. - Я еще один расчет пришлю и пяток автоматчиков, - сказал Кононов. - Дело. Пусть они огонь на окнах сосредоточат. Через полчаса все было готово. Пробившийся сквозь грязь "виллис" забрал Серебровского и Никитина, пришло обещанное подкрепление. - Ну Мишка! - Самохин хлопнул его по плечу. - Моя сдача, - Костров сунул запал в гранату, - давайте. Вот они, проклятые десять метров. Ну чуть больше. Да как же проскочить их? Ничего, он проскочит. Он не умрет в самом конце войны от пули этих гадов. Просто не может умереть. Зря, что ли, прополз он на брюхе бесконечный путь от Москвы до Будапешта? Нет, не умрет. И от мыслей этих пришла к Мишке великая злость. Она овладела всем его существом. И в ней без остатка растворились нерешительность и страх. Теперь в нем жили эти несколько метров, иссеченные пулями наличники окна и тяжесть гранаты. - Давай! - крикнул Мишка. За его спиной загрохотали очереди, посыпались выбитые пулями щепки. - Эх, - он скрипнул зубами и кинул вперед сразу ставшее невесомым тело. Рывок! Земля! Теплая, пахнущая. Опять рывок! Очередь с чердака! Мимо! Еще! Бьет пулемет из окна, смерть прошла над головой, даже волосы опалила. На! Получи, гад! Мишка, падая, метнул гранату в окно. Он не следил за ее полетом, он знал, что попадет. Он не мог не попасть. Тяжелый взрыв качнул дом. Со звоном вылетели стекла. Мишка вскочил, выдернул пистолет и, подтянувшись о подоконник, прыгнул в комнату. Взрыв разворотил печь, и красноватая кирпичная пыль плыла в комнате густой пеленой. На полу валялся искореженный пулемет, рядом с ним безжизненное тело в иссеченной осколками кожаной куртке. Второй бандит лежал посреди комнаты, обхватив руками МГ. Мишка выскочил в сени. Вот и лестница на чердак. Он осторожно поднялся, заглянул в проем люка. Прислонясь к скату крыши, сидел сам старик Стефанчук, из-под прижатых к животу ладоней текла казавшаяся черной кровь. Он с ненавистью посмотрел на Мишку и закрыл глаза. ЗАПАДНАЯ БЕЛОРУССИЯ. Апрель --------------------------- "ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО Оперативная сводка за 3 апреля В течение 3 апреля войска 2-го Белорусского фронта вели бои по уничтожению остаткой окруженной группы немецких войск восточнее Гданьска и заняли населенные пункты Нойемдорф, Клайплеенсдорф, Зигескранц, Хойбуде, Кракауеркемпе, Кракау. За 1 и 2 апреля в этом районе взято в плен более двух тысяч немецких солдат и офицеров". ДАНИЛОВ Москва торопила. Телефон ВЧ раскалился от указаний и приказов. Крук ушел, но Иван Александрович чувствовал, что скоро он должен появиться. Пока работники районных НКВД проверяли лесные хутора, искали следы банды. После ранения Серебровского руководство операцией было поручено ему, Данилову. Поторопился Сергей со Стефанчуком. Хутор нужно было обложить и ждать. А вместо этого... В общем, что вспоминать. Серебровский лежал в госпитале, врачи говорили, что опасность миновала. Данилов ездил к нему. Сидел у кровати, смотрел на худое, пожелтевшее от боли и потери крови лицо друга, и острая жалость наполняла его. Ночью ему позвонил начальник облОББ Грязновский: - Товарищ полковник, получены данные: Крук собирается объединить все мелкие бандгруппы и прорываться на Запад. - Сведения надежные? - Вполне. Как же невероятно тяжело шло это дело! Разве мог он подумать в Москве в январе, что дело Судина приведет его сюда? Что от московского барыги потянется ниточка к главарю опасной банды? Ему очень не хватало Игоря Муравьева. Не хватало его уверенности, веселья, напора. Нет, не его это дело - гонять по лесам банды. Город Москва - это другое дело. Дни и ночи Данилов мотался по районам, пешком, на лодках добирался до хуторов, пытался разговорить напуганных молчаливых людей. Банда была где-то рядом. Он чувствовал это в односложности ответов, читал на испуганных лицах. Ночью, забываясь коротким тяжелым сном, он просыпался от стука капель и шороха ветвей и сидел, настороженно слушая темноту. Нервное переутомление давало о себе знать, и Данилов с завистью смотрел на безмятежно спящих Белова и Кострова. Он так часто смотрел на его фотографию, что мог бы узнать Крука сразу, во что бы он ни был одет. Закрывая глаза, он видел хрящеватый нос, тонко очерченные губы, глубоко сидящие глаза этого человека. Война заканчивалась. Наши войска освободили почти всю Венгрию. Третий Украинский фронт наступал в Австрии. По утрам, читая газеты, Данилов находил все новые и новые названия незнакомых городов. Они звучали непривычно и таинственно. Сталкиваясь с ними на газетных страницах, он вспоминал старинные рождественские открытки, на которых были выдавлены покрытые серебром готические городки. Все чаще и чаще люди говорили: "Ничего, вот кончится война, тогда заживем". Он тоже ждал конца войны с нетерпением, хотя знал, что его война не кончится никогда. Он воевал уже двадцать семь лет, с 1918 года. Днем, ночью, в любую погоду. Просто после окончания войны он и его коллеги автоматически переходили из четвертого эшелона в первый - вот и вся разница. Об их потерях и победах не писали в газетах. Они жили скромно и умирали так же скромно. Но если бы ему когда-нибудь предложили уйти из угрозыска, он наверняка бы отказался. Они жили прямо в управлении. Их группе выделили три комнаты. Данилову достался маленький квадратный кабинетик. Чтобы разложить раскладушку, нужно было отодвигать шкаф. Но зато окно выходило в парк. Он был через дорогу. Каждое утро Иван Александрович видел изысканную решетку ограды и длинную вереницу деревьев. Весна началась всерьез. На деревьях набухли почки, улицы уже высохли, и в открытое окно залетал пьянящий, пахнущий смолой ветер. По коридорам управления ходил злой Мишка Костров. Вечерами он вваливался к Данилову и читал бесконечные письма от жены. Сережа Белов каждое утро бегал на почту и в окошке до востребования получал очередное послание от Марины. Судя по количеству писем, роман развивался стремительно. Данилов никому не писал и не получал писем. Писать он не любил, Наташе звонил по телефону. Он тосковал по Москве. Сегодняшнее утро началось плохо. Он едва успел умыться, как дежурный вызвал его к аппарату ВЧ. - Москва, - с сочувствием сказал майор. Данилов. Данилов слушает. Королев. Говорит комиссар Королев. Данилов. Слушаю вас, Виктор Кузьмич. Королев. Доложите обстановку. Данилов. Работаем по установлению места расположения банды. Королев. Долго работаешь, Данилов. Данилов. Как могу. Королев. Не прибедняйся, Иван Александрович. Есть результаты? Данилов. Есть. Королев. Конкретнее. Данилов. Нами по оперативным каналам точно установлен район дислокации Крука. Королев. Иван Александрович, нарком торопит, активизируй действия. Через пяток дней жду результатов. Возможно, прилечу сам. Данилов. Хорошо бы. Королев. Как Серебровский? Данилов. Пошел на поправку. Королев. Слава богу. Наталья Константиновна передает тебе привет. Вчера звонил ей. Жалуется, что не пишешь. Данилов. Вот я всегда так. Как дела у Муравьева? Королев. Тяжело ему. Работа серьезная. Так что заканчивай дела и - сюда, в Москву. Данилов. Я здесь по своей охоте сижу? Королев. Ну ладно, ладно, Иван. Так ты помни, я жду результатов. У меня все. Данилов положил трубку, достал папиросы. Майор-дежурный щелкнул зажигалкой. - Значит, через пять дней. - Данилов выпустил толстую струю дыма. - Через пять дней. УЧАСТКОВЫЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ МЛАДШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ЕГОРОВ Теперь войну он видел во сне. Она возвращалась к нему постоянно, и сны эти были однообразны и длинны, как бесконечные товарные составы. Он все время убегал, а за ним, беззвучно лая, неслись собаки, и солдаты без лиц, только плечи и каски, стреляли. И выстрелов он не слышал, только вспышки, огромные, как сполохи грозы, и ожидание чего-то страшного и жестокого. Но на этот раз Егоров услышал звук выстрела и, просыпаясь, еще не сознавал, где кончается сон и начинается реальность. Он лежал в саду под яблоней на жестком топчане. Гимнастерка валялась рядом на земле, а за ней ремень с кобурой. Действуя инстинктивно, еще не придя в себя, он вытащил наган и, как был в одних галифе, нижней рубашке и босиком, выскочил за калитку. Вдоль улицы в клубах пыли неслась тройка. Она приближалась стремительно, и Егоров увидел человека, погонявшего лошадей. Он стоял, широко расставив ноги, словно влитой, хотя бричку немыслимо трясло. В бричке было еще трое. А лошади приближались, и тогда один из троих поднялся на колени и взмахнул рукой: - Прими подарок, участковый! Егоров выстрелил, падая. Сбоку глухо рванула граната. Участковый вскочил и, положив наган на сгиб локтя, выстрелил вслед бричке. Когда осела пыль и стук колес ушел за околицу, Егоров увидел метрах в десяти лежащего человека. Он лежал, неестественно раскинув руки, но все же Егоров полез в карман, где насыпью лежали патроны, и перезарядил наган. Мягко ступая босыми ногами, участковый подошел к убитому, перевернул его и, мельком поглядев в лицо, понял, что этого человека он видит впервые. "Так кто же все-таки кричал с брички?" - Участковый, младший лейтенант! От сельсовета бежал боец истребительного батальона. - Ну что? Что там еще? - Бандиты сельсовет перебили. ДАНИЛОВ И НАЧАЛЬНИК УПРАВЛЕНИЯ За окном лежали развалины города, соединенные темными, без фонарей улицами. - Видишь, Иван Александрович, - сказал начальник управления, - видишь, какой стал город. Темнота, грязь, развалины. А я здесь вырос. Он зеленый был, добрый. - Восстановим, - ответил Данилов, - еще лучше станет. - Может быть, лучше, но не таким. Начальник открыл сейф, достал папку. - Я тебя вот зачем пригласил. В лесах между деревнями Ольховка и Гарь банда объявилась. - Большая? - По нашим данным, стволов двадцать. - Чья банда? - Видимо, Крука. - Точно Крука? В области есть и другие бандгруппы. - Точно. - Откуда данные? - А ты фотографию посмотри. Вот донесение Егорова о нападении на сельсовет. У участкового фотоаппарат трофейный, он сфотографировал убитого и следы. - Так, - сказал Данилов. - Кто это? - Сенька это Мазур, кулак, дезертир, по нашим данным, с прошлого года в банде Крука. Застрелил его Егоров. А вот дальше, видишь ли, послание. Данилов сел удобнее, прочитал прыгающие безграмотные строчки. - Так, значит, в апреле сто работников НКВД и большевиков. Ничего, с размахом начинает действовать. - Егоров мужик умный, хочу забрать его сюда, в аппарат угрозыска, - начальник опять встал, подошел к окну, - видишь, даже следы, типичные для этого налета, дал. Данилов полистал страницы дела, начал читать рапорт участкового: "Также сообщаю, что кроме гильз отечественного и немецкого образца мною обнаружено: 1) На одном из колес брички лопнула металлическая шина, и поэтому колесо оставляет характерный след. 2) В подкове коренника на правой задней ноге не хватает трех гвоздей. 3) Кроме того, перед нападением в селе появился велосипедист. След его велосипеда точно такой же, как оставленный на месте преступления в деревне Ложки. Протектор переднего колеса имеет три широкие гладкие заплаты, причем одна из них четко выдавливает цифру девять..." - Молодец, - Данилов закрыл папку, - ведь, кроме этого, ничего нет. Велосипедист, я думаю, наводчик, сначала в деревне появляется он, потом бандиты. И видимо, этого человека знают. Привыкли к нему, иначе чужого да на велосипеде "срисовали" бы сразу же. Вот его и надо устанавливать. - А кто тебе мешает? Устанавливай. Вот поезжай в район и устанавливай на доброе здоровье. Группу я тебе дам, старший ее капитан Токмаков. Шесть оперативников и шофер. Пулемет ручной дам МГ, автоматы. Выезжай этой ночью. В конце концов, - начальник управления полистал календарь, - числу к двадцать девятому Крука нужно обезвредить. - Даже число назначил, - Данилов встал, - планировать легко, а... - Что я, не знаю, Иван Александрович? Прошу очень, выйди ты на него быстрее, сделай все, чтобы подготовить войсковую операцию, понял?.. Ведь тебя из Москвы нам в помощь прислали. Так ты уж того, помоги, брат, а? - Я-то понял. - Ну раз так, помни, - голос у начальника стал жестким, - за кровь людей мы с тобой в ответе. С нас спросят, с милиции. Данилов вышел из кабинета начальника областного УНКВД. Задумчиво постоял в приемной. Дежурный адъютант посмотрел на полковника из Москвы. Полковник улыбнулся. - Что-нибудь надо, товарищ полковник? - спросил с недоумением адъютант. - Что? Ах да, - Данилов провел ладонью по лицу, - у тебя вода горячая есть? - Так точно, в титане. - Организуй, пусть принесут ко мне в кабинет. Побриться надо. - Слушаюсь, - ничего не понимая, ответил адъютант, а про себя подумал, что полковник, видимо, немного не в себе. Видать, выпил втихую. Данилов брился, насвистывая какой-то бойкий мотивчик. Черт его знает, когда он слышал эту песенку про дочь камергера. Видимо, в двадцать первом в Одессе, когда брали они остатки знаменитой банды Мишки Япончика. С самим Мишкой, некоронованным королем Молдаванки, было покончено еще в двадцатом, а дружки его очень мешали нормальной жизни. Вот тогда и полазил Данилов по одесским забегаловкам. В дверь постучали. Данилов отложил бритву. - Да! - крикнул он. На пороге появился капитан Токмаков. - У меня все готово. - Молодец. Сейчас едем. Только вот лицо умою. Через несколько минут свежий, подтянутый, чуть пахнущий одеколоном, Данилов вошел в комнату своей группы. Все спали, только Сергей Белов, загородив свет лампы газетой, писал бесконечное письмо Марине. - Ей? - спросил Данилов, добро усмехнувшись. - Так точно. - Поднимай людей, Сережа. Едем. - Куда? - Крука ловить. - Объявился? - обрадованно спросил Белов. - Вроде. ДАНИЛОВ Все это время его не покидало ощущение странной приподнятости. Даже ночная дорога, по которой с трудом пробиралась машина, не могла испортить его настроения. Сначала они ехали по шоссе, вернее, по тому, что осталось от него. Война разбила полотно, и машины шли медленно, как слепые. Прорези маскировочных колпаков, надетых на фары, высвечивали совсем узкую полосу перед самым радиатором машины. Шофер, нещадно ругаясь, вел "виллис" предельно осторожно. Но все равно они несколько раз проваливались в ямы, и Данилов больно стукнулся головой о металлический кронштейн брезентовой крыши. Несколько часов их трясло и мотало, и наконец к рассвету они свернули на размытый проселок. Ревели двигатели, машины не ехали, а скользили по грязи. Дважды все вылезали и толкали "виллисы". Но все равно Данилов был доволен. Наконец-то появилась чуть заметная ниточка. Она приведет его к Круку. В районный центр приехали к семи утра. Их уже ждали. Начальник райотдела, худощавый капитан с двумя рядами колодок на кителе, доложил Данилову обстановку. - Хорошо, хорошо, - ответил Иван Александрович, - вы бы организовали нам умыться с дороги. Капитан посмотрел на них, улыбнулся и гостеприимно распахнул дверь: - Прошу. Умойтесь, закусите, чем бог послал. Через полчаса они сидели за столом, на котором нестерпимо аппетитно дымилась вареная картошка и лежали куски жареной свинины. Пообедав, вместе с капитаном Токмаковым они посмотрели выборку всех вооруженных нападений за последние два месяца. Их было всего четыре. - Вот эти два, - сказал начальник угрозыска района, - мы второго дня раскрыли. Тут, на хуторах, - он ткнул пальцем в карту, - дезертир притаился. Решил, видно, к дому податься, документы ему были нужны да деньги. Мы его на втором эпизоде и сняли. Нет, нет, товарищ полковник, - он посмотрел на Данилова, - я сам ездил, и из НКГБ ребята с ним в минской тюрьме говорили. Глухо. Он о банде ничего не знает. - А ты сам-то о Круке слышал чего? - Я? - начальник розыска усмехнулся. - Дай-ка папироску, Токмаков, спасибо. Я его, как вас, видел. Допрашивал он меня. Очень он душевно допрашивал. - Ты что-то путаешь, - сказал Данилов, - Крук допрашивал! По нашим данным, он... - Я путаю? - начальник угрозыска улыбнулся. - Вы зубки эти металлические видите, товарищ полковник? Так-то. Так мои собственные мне Крук в сорок третьем ручкой "вальтера" выбил. Я тогда в партизанском отряде был, в разведке. Подорвали мост, а меня взрывной волной оглушило. Они меня и взяли тепленького. Узнал он меня. Я ведь его в тридцать шестом задерживал. - А потом? - Потом история длинная. Оглушили они меня, в камеру бросили. Утром собирались в фельджандармерию передать. А я ушел. - Как ушел? - удивился Токмаков. - Ночью из отхожего места. Да неинтересно это все. Я вот что скажу... - он не успел закончить. Дверь распахнулась, влетел дежурный. - На селекционную станцию налет! - В машину! - скомандовал Данилов. - Быстро. Ты, Токмаков, останешься здесь искать велосипед. Остальные в машину. Сколько километров до станции? - Шесть. - Начальник розыска достал из шкафа автомат. - Людей брать? - Не надо, хватит моих. Пусть лучше Токмакову помогут. - Кто звонил? - Да голос странный, вроде детский, - ответил дежурный, - он только успел сказать: банда, потом выстрел, и связь оборвалась. Не доезжая километров двух, увидели дым. Горела станция. - Давай, - крикнул Данилов шоферу, - слышишь! Шофер буркнул что-то и выжал педаль газа. Стрелка спидометра медленно уходила за цифру сто. Во дворе станции горел сарай. - Зерно подожгли, сволочи, - выругался начальник розыска. Он прислушался и вдруг бросился к сараю. - Стой! - крикнул Данилов. - Сгоришь! - Там люди! Сквозь треск и гул пламени из сарая доносились стоны. Оперативники ломами разбили дверь и вытащили шестерых полузадохнувшихся связанных работников станции. Пока спасали остатки зерна и оказывали помощь людям, Данилов узнал, что часа два назад приезжал на велосипеде новый почтальон, привозил газеты, потом приехали шестеро на бричке, нагрузили зерно на бричку и две телеги, стоявшие в сарае на станции, людей связали, заперли в сарай и подожгли с остатками зерна. Звонила дочка агронома, она спряталась в директорском кабинете. Бандиты о звонке ничего не знали и девочку не нашли. - Где она? - спросил Данилов. - Вон у крыльца, - ответили ему. На крыльце стояла девочка лет тринадцати в выгоревшем на солнце ситцевом платьице. - Как тебя зовут? - спросил Данилов, присев на ступеньки крыльца. - Зина... Голос был тихий, казалось, что девочка не говорит, а выдыхает слова. - Ты очень испугалась? - Очень. Когда они уехали, я поглядела в окно. Они поехали туда, - девочка показала рукой к лесу, - потом увидела огонь и спряталась. - Спасибо, дочка, ты нам очень помогла. - А вы их поймаете? - Наверное. Через двор, придерживая автомат, бежал начальник розыска. - Товарищ полковник, они в сторону хуторов подались через лес. Следы те же, что в Ольховке. ТОКМАКОВ Токмаков медленно шел по улице. Со стороны казалось, что задумался человек, просто гуляет, низко опустив голову. День был теплый. Гимнастерка прилипла к спине, сапоги стали пудовыми от налипшей грязи. "Зачем же я глупостями занимаюсь, - подумал капитан, - пойду в розыск, они наверняка знают, сколько в городе велосипедов". Он уже совсем собрался повернуть к райотделу, как увидел след. Отчетливый, замечательный след с цифрой девять, выдавленной в грязи улицы. Он пошел по следу, еще не веря в удачу, добрался до площади и потерял его. Здесь узкую полоску протектора затоптали чьи-то сапоги и ботинки, разбили шины полуторок. Токмакову даже холодно стало. Он закрутился по площади, но следа не было. Так он дошел до здания почты и увидел прислоненный к крыльцу велосипед. На колесе передачи висел амбарный замок. Токмаков подошел, на ходу отмечая мельчайшие детали: потертое кожаное седло, облупившуюся краску, проржавевшие ободья, истертые широкие протекторы. Велосипед был трофейный, из тех, что побросали, отступая, немцы. Подойдя ближе, капитан увидел на шине большую заплатку с цифрой девять. Токмаков переложил пистолет из кобуры в карман и, отойдя в сторону, встал, прислонившись спиной к дереву. Минуты тянулись медленно, и ему снова стало невыносимо жарко. Так он стоял и ждал, засунув руки в карманы галифе, перекатывая зубами сорванную веточку. Из здания почты выходили люди. Один, второй, третий... Токмакову хотелось пить, и он сильнее сжал во рту веточку, выдавливая горьковатый сок. Почтальон в черной форменной тужурке с синими петлицами вышел из дверей, поправляя на плече тяжелую сумку. Он постоял немного, потом медленно пошел в сторону площади. Опять не тот. Токмаков вынул из кармана руки, вытер вспотевшие ладони. Во рту стояла сухая хинная горечь. "А что, если зайти на почту, там наверняка есть бачок с водой..." Почтальон возвращался. Он подошел к крыльцу, повесил сумку на руль велосипеда, достал из нее ключ и наклонился к замку. Когда он разогнулся, то увидел рядом молодого парня в синей гимнастерке с серебряными погонами. Он стоял совсем рядом, покачиваясь с каблука на носок, глубоко засунув руки в карманы. - Хорошая машина, - сказал Токмаков. - Ничего, не жалуюсь. - Голос у почтальона оказался неожиданно писклявым для его крупного тела. - Уж больно она мне нравится, - улыбнулся Токмаков. - Мне тоже. - Почтальон еще раз оглядел офицера всего: козырек фуражки, низко надвинутый на глаза, расстегнутый ворот гимнастерки, облепившей крепкое, готовое к броску тело, и потянулся к сумке. - Вот это лишнее, стой тихо. - Токмаков резко выдернул из кармана руку с пистолетом. - Тихо, я сказал. Давай к райотделу. Дернешься - убью. ДАНИЛОВ - А если они поедут другой дорогой? - спросил Данилов. - Тогда как? - Другой дороги для них нет. Только эта. - Начальник райугрозыска лежал на траве, положив тяжелые руки на кожух МГ. - Вы не бойтесь, товарищ полковник, они выйдут именно сюда. - Откуда знаешь? - Ко мне утром сведения поступили, что банда базируется где-то в районе старых схронов, а дорога туда одна. Эта дорога. Другой нет. И словно в подтверждение его слов вдалеке застучали колеса телег. - Ну что я вам говорил, - начальник розыска глубже утопил сошники пулемета, повел стволом, - самое место. Данилов чуть приподнял фуражку, подал сигнал. Через несколько минут телеги выбрались на поляну. Данилов мысленно поблагодарил своего напарника - тот выбрал отличное место, в случае боя солнце било прямо в глаза бандитам. - Ну, - прошептал он, - давай. Пулемет ударил длинно и глухо. И сразу же две лошади, запряженные в бричку, упали. Одна телега перевернулась, мешки с зерном посыпались на поляну. Бандиты ответили нестройными очередями из автоматов. Но снова пророкотал пулемет, звонко застучали автоматы оперативников. Бандиты заметались, но, потеряв двоих, поняли, что окружены. Тогда они начали сбрасывать мешки. - Бросай оружие, выходи по одному! - крикнул, приподнявшись на локти, Данилов. - Получи, сука! Пули прошли совсем рядом, опалили волосы. - Они там как в доте. Пока мы эти мешки расшибем, дня два пройдет, - сказал начальник угрозыска, - они не сдадутся. - Ладно. - Данилов достал гранаты, связал их ремнем и пополз к дороге. - Вы куда, вернитесь! Он слышал, как пули противно визжали над его головой, но он полз, и с каждым движением тело становилось все более послушным и гибким. Пора. Он поднял голову, прикинул расстояние и с силой метнул связку. Тяжелая волна придавила его к земле, но он тут же вскочил и бросился к разбросанным взрывом мешкам. С другой стороны бежали ребята его группы. На дороге, полузасыпанные пшеницей, лежали шесть трупов. - Погрузите их, - приказал Данилов, - и отправьте в город. Он подобрал фуражку и пошел к машине. В лесу было тихо, и пороховая гарь клубилась синевой в лучах солнца. На поляне звонко и жалобно заржала раненая лошадь. Потом щелкнул одиночный выстрел, и вдруг, как никогда раньше, Данилову очень захотелось жить. ДАНИЛОВ И ПОЧТАЛЬОН - Пока у нас есть только косвенные улики против него, - Данилов взял документы арестованного, медленно полистал, - только косвенные, а это все равно, что нет ничего. - Товарищ полковник, - засмеялся начальник райотдела, - а пистолет в сумке? - Всегда может отпереться. Нашел на дороге, не успел сдать. - Да что вы, Иван Александрович? Год-то у нас какой? Война. Сорок пятый. Так что ж, мы с ним церемониться будем?! - Социалистическая законность... - Я знаю, - зло сказал начальник, - все знаю я и о законности, и о презумпции невиновности. Только вы видели, как они наших в сарае хотели сжечь? Видели! Так и мы должны. Кровь за кровь. - Ну ты, Борис Станиславович, уже не в партизанском отряде. - Это точно, тогда дело другое было. Но не об этом разговор. Вас прислали нам в помощь ликвидировать банду. Вы его и "расколите" вашими методами. - Попробую. Капитан угрюмо посмотрел в спину выходящему Данилову. Задержанный сидел у стены. Кисти рук, слишком маленькие для мужчины, были туго перетянуты веревкой... - Развяжите, - скомандовал Иван Александрович, и уже задержанному: - Садитесь к столу. Вы ведь почтальон, правильно? Задержанный молча кивнул. - Вот и хорошо. Значит, читать умеете. Вот ознакомьтесь, статья 59, пункт 3 Уголовного кодекса. Читайте, читайте, там все есть, и пособничество бандитам тоже. Это неважно, что вы сами не убивали... - Что вам от меня надо? "Ну и голос, - удивился Данилов, - прямо как у мальчика из церковного хора". - Нам надо немного. Ответьте, где Крук? Задержанный молчал. - Хорошо, мы найдем его сами. И он начнет давать показания. Тогда уже вас ничто не спасет. - Сначала найдите, - почтальон усмехнулся. - А чего искать, мы его считай что нашли. Не хотите нам помочь, не надо. Кстати, в налете на селекционную станцию участвовало шесть человек. Мы их привезли сюда, сейчас вам покажем, и бричку их привезли. Пойдемте. Задержанный встал. Потом сел снова. - Ну что же вы? Пошли, - Данилов расстегнул кобуру. - Ладно. Скажу. Только запишите, я связник. На мне крови нет. - Запишем. Веди протокол, Токмаков. ВЫДЕРЖКА ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ГР-НА СЕМЕНЦА С.И. "Вопрос. По документам вы Тутык Андрей Гаврилович. Назовите ваше настоящее имя. Ответ. Семенец Стефан Иванович. Вопрос. Год рождения? Ответ. 1890-й. Вопрос. Место рождения? Ответ. Город Ковно. Вопрос. Знаете ли вы Болеслава Крука? Ответ. Да, знаю. Вопрос. При каких обстоятельствах вы с ним познакомились? Ответ. Мы познакомились в тридцатом году в Пинске. У меня была лавка, комиссионная торговля. Крук продавал мне золото и драгоценности. Вопрос. Ворованные? Ответ. Мое дело коммерция. Кроме того, Пинск в те годы находился на территории Польши, так что эти операции неподсудны советским властям. Вопрос. Чем вы занимались во время оккупации? Ответ. Коммерцией. Держал в Барановичах комиссионный магазин. Вопрос. Встречались ли вы с Круком? Ответ. Да. Он привозил ко мне вещи для продажи. Вопрос. Конкретнее. Какие вещи? Ответ. Золото, серебряные вещи, камни, отрезы сукна. Вопрос. Знали вы, откуда он их берет? Ответ. Меня это не интересовало. Мое дело коммерция. Вопрос. Расскажите подробно, как вы попали в бандгруппу Крука? Ответ. Когда ваши войска подошли к Барановичам, я взял ценности и бежал. Но с немцами уйти не смог. Тогда я решил пробираться один в Польшу. Крука я встретил под Пинском. Он предложил мне легализоваться в этой области как почтальону. А потом вместе с ним уйти в Польшу. Вопрос. Когда потом? Ответ. Крук говорил - весной этого года, когда будет собрано достаточное количество денег и ценностей. Вопрос. Кто помог вам легализоваться? Ответ. Один человек, его сейчас здесь нет. Вопрос. Кто конкретно? Вы обещали говорить правду. Ответ. Вуйцик Станислав. Он работает в райфо. Вопрос. Он связан с бандой? Ответ. Да. Вопрос. Где он сейчас? Ответ. В области. Приедет послезавтра. Вопрос. Какие функции выполняет Станислав Вуйцик в банде Крука? Ответ. Вопроса не понимаю. Вопрос. Что он делает в банде? Ответ. Собирает сведения о партийных, советских работниках, служащих НКВД. Выясняет, куда отправляются деньги, ценности, мануфактура. Вопрос. Короче, он наводчик? Ответ. Вроде того. Вопрос. Где хранит Крук ценности? Ответ. Точно не знаю. Где-то около райцентра. Вопрос. Почему вы так считаете? Ответ. Однажды Вуйцик ездил куда-то прятать деньги. Он взял у меня велосипед. Отсутствовал примерно час с небольшим. Вопрос. Вы были связником. Расскажите о том, как вы поддерживали связь с бандой. Ответ. У нас был почтовый ящик. Знаете подбитый танк в роще у развилки дороги? Так вот, под правой гусеницей нужно поднять разбитый трак, там в углублении лежит гильза от крупнокалиберного пулемета. В нее мы и кладем "крипс". Вопрос. Что кладете? Ответ. Если по-русски - сообщение". Теперь он знал о банде много. Почти все знал. Резидент. Количество. Вооружение. Канал связи. Можно было готовить войсковую операцию, то есть брать связника и резидента. Кто-нибудь из них наверняка на допросе покажет место бандитских схронов. Потом окружить их и предложить сдаться. А если не сдадутся... Не сдадутся? Тогда... Он вспомнил свой спор с Серебровским, ехавшим на хутор брать Стефанчука. - Некогда мне думать, - зло крикнул Сергей, - комбинации хороши, когда время есть! У нас нет времени! Понял? Серебровский кричал, сам распаляя себя криком. Он не хотел ждать. Не хотел с наступлением ночи оцепить хутор и постараться взять бандитов живьем. Он пошел в лоб. - Ты меня прости, Ваня, - надсадно дыша, сказал Сергей, когда Данилов пришел к нему в госпиталь, - наломал я дров. Он повернулся на бок и застонал. Совсем тихо. Но Данилов-то знал, чего это стоит Серебровскому. - Лежи, лежи. Поправляйся, - он положил на тумбочку печенье и шоколад, которые с невероятным трудом раздобыл у хозяйственников. И, уйдя, он долго не мог забыть глаза Сергея, подернутые пеленой боли. Банда у Крука небольшая, но вооружена прекрасно. Просто так они не сдадутся. Бой будет серьезным. И неизвестно, сколько придется положить людей. Господи, почему же такая несправедливость? Ведь многие из тех, кого он должен вести против банды, были партизанами, воевали в пехоте. Ведь не для того они гибли и воскресали вновь, чтобы в самом конце войны, когда наши войска дерутся за Берлин, умереть здесь, на освобожденной территории. "Четвертый эшелон" - горячий тыл войны. Вспомнят ли когда-нибудь о тех, кто дрался в этом тылу? О тех, кто погиб, защищая семьи ушедших на фронт солдат?.. - Иван Александрович, вы где? - заглянул в дверь Сережа Белов. - Здесь, Сережа. - Вы что же в темноте сидите? Пойдемте чай пить. - Я потом, ты иди. - А когда потом? - Скоро, дружище, скоро. Сергей ушел, затворив дверь. Данилов нащупал папиросы на столе, взял одну и положил обратно. Сердце билось надсадно и неровно. Ощущение это было непонятным и странным. Ему казалось, что он взлетает и падает на огромных качелях. Данилов достал лекарство, сунул в рот таблетку и замер, прислушиваясь. - Где полковник? - раздался в коридоре голос начальника райотдела. - Не знаю, - ответил кто-то. - Найти! Что вам полковник - иголка? Данилов встал и вышел в коридор. - Я здесь, капитан. - Товарищ полковник, звонили из области. Ребята взяли Вуйцика под наблюдение. - Отлично. - Ваш младший лейтенант... - Костров? - Да, Костров. Он и четверо крепких ребят скрытно наблюдают за "почтовым ящиком". - Добро. - Что же дальше, товарищ полковник? - Дальше... Дальше... Это, кстати, что такое? - Велосипед почтальона. - Почему он здесь? - Хочу передать участковому. Вы же сами знаете, весь мой транспорт - шесть лошадей да старая полуторка. Они вышли на крыльцо. В темноте вспыхивали и гасли огоньки папирос. Привыкшие к темноте глаза различали сидящих на лавочке милиционеров. - ...Так вот, - продолжал рассказ чей-то хрипловатый басок, - он и мне говорит: на нейтралке убитый старшина лежит. А я ему: ну и что? А он - валенки у него хорошие. Ну и что, говорю? Кто же из-за этого жизнью рисковать будет? А он вздыхает. Рассказчик замолчал. - Дальше-то что? - спросил кто-то. - Чего? - Полез он за валенками-то? - А то как же, я же говорил, что он дюже жадный был. - Не побоялся? - спросил тот же голос. - Нет, рискнул. Жадность, брат, страшная вещь. Данилов резко повернулся и вошел в коридор райотдела. - Токмаков! - крикнул он. - Где Токмаков?! Капитана нашли минут через пять. Токмаков, застегивая на ходу гимнастерку, подошел к Данилову. - Извините, товарищ полковник, уснул. - Токмаков, - Данилов внимательно посмотрел на него, - кто видел, как ты брал "почтальона"? - Вроде никто. - Вроде или точно? - По-моему, точно. Да я его и не брал вовсе, просто прошли в милицию. Культурно так прошли, словно гуляли. - Ну ладно. Трус в карты не играет. - А что такое? - Видишь велосипед? - Вижу. - Бери машину и сделай так, чтобы даже ребенку было ясно, что владельца велосипеда сбили. Понял? - Пока нет, - честно признался Токмаков. - Надо, чтобы завтра весь райцентр знал, что некий шофер из воинской части пьяным проезжал по городу и сбил почтальона. Раненого в тяжелом состоянии сначала отправили в больницу, оттуда в область. Теперь понял? - Понял. - Борис Станиславович, - повернулся Данилов к начальнику райотдела, - я уезжаю в область, завтра вернусь. У меня к вам просьба: вы не в курсе, есть ли в городе надежный электрик? - Найдем. А в чем дело? - Пусть наладит освещение на площади. Возможно, нам придется устроить маленькую иллюминацию. - Это как понимать? - с недоумением спросил начальник. - Как приказ? - Именно так. - Слушаюсь. - Значит, вы все поняли? Вот и прекрасно. Я поехал. Позовите Белова и Самохина. Шоферу он сказал только одно слово: "Гони". Тот усмехнулся, и "виллис" помчался по дороге, как по полосе препятствий. Они не сбавляли скорость даже на шоссе. Данилов просто приказал сорвать маскировочные колпаки. Он сидел, глядя в темноту, зажав зубами давно погасшую папиросу, молчал и думал о Круке, пытаясь поставить себя на его место. Весь многолетний опыт работы подсказывал Данилову, что он не может ошибиться. В город они въехали на рассвете. ДАНИЛОВ И НАЧАЛЬНИК ОБЛАСТНОГО УПРАВЛЕНИЯ - Так, - сказал начальник и с уважением посмотрел на Данилова, - хитро придумал. А ведь он клюнет, я тебе точно говорю, клюнет. - Очень рад, что и вы так считаете. Москву будем запрашивать? - А зачем? Это дело наше. Людей я, естественно, выделю. Более того, больше дам, чем ты просишь. А вот с тем делом... - начальник на секунду запнулся, - я в обком доложить обязан. Без их санкции не могу. Ты уж пойми меня правильно. Но, думаю, нам помогут. Первый секретарь обкома - бывший командир нашей партизанской бригады. Он поймет. Секретарь обкома партии принял их через час. - Рад познакомиться, - он пожал руку Данилову, - весьма рад. Слышал, слышал о ваших делах. Жалею очень, что не успел вас принять раньше. Ну рассказывайте. Данилов молча положил рапорт на стол. Секретарь обкома внимательно прочитал его, хитро посмотрел на Данилова. - Неплохо, совсем неплохо. Весьма точный расчет на психологию Крука. Если это удастся, то мы сможем захватить банду почти без потерь. Так? - Да, товарищ секретарь. - Ну зачем же так официально? У меня имя есть. Скажите, Иван Александрович, чем вы руководствовались, составляя этот план? - Сводками Информбюро. - То есть? - Войне конец. Надо беречь людей. - Очень правильно. А мы ведь ничего не теряем, - секретарь посмотрел на начальника управления, улыбнулся. - Ничего не теряем, - опять повторил он и поднял телефонную трубку. МОСКВА. Май ----------- "ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО Оперативная сводка за 21 апреля В течение 21 апреля центральная группа наших войск продолжала вести наступательные бои западнее реки Одер и реки Нейсе. В результате этих боев наши войска на Дрезденском направлении заняли города Калау, Люккау, Ной-Вельцов, Зенфтенберг, Лутаверк, Каменц, Бацен и вели бои за Кенигсбрюк. Западнее Одера наши войска заняли города Бернау, Вернохен, Штраусберг, Альт-Ландсберг, Буков, Мюнхеберг, Херцфельде, Эркнер и завязали бои в пригородах Берлина..." Старенький фордовский автобус, купленный еще во времена панской Польши, надрывно ревя мотором, с трудом полз по размытому проселку. Четыре рейса в день делал он между областным центром и районом. И каждый раз пассажиры считали, что это его последний рейс. Но вопреки здравому смыслу, в нарушение всех технических инструкций автобус, отдохнув на маленькой площади городка, вновь уходил и вновь возвращался. Но все же пассажиры с облегчением вздыхали, выходя на конечной остановке. Бог его знает, что могло случиться с этим старым рыдваном? Вуйцик приехал в городок первым утренним рейсом. По дороге им встретились три полуторки, битком набитые бойцами истребительного батальона и милиционерами. Тут же на площади он узнал две новости: все наличные силы охраны выехали в соседний район кончать какую-то банду, и этой ночью пьяный шофер сбил почтальона. Шофер арестован, почтальон увезен на "скорой помощи" в область. В чайной, куда он зашел позавтракать, Вуйцик услышал и живописные подробности происшествия: скрип тормозов в ночи, крик, вой сирены "скорой помощи". Там же он встретил хирурга из местной больницы, который разъяснил ему кое-какие медицинские подробности... Остальные подробности он узнал, придя на работу в райфо. Главными темами утренней беседы были автокатастрофа и налет на селекционную станцию. Вуйцик работал. Разговаривал по телефону, подписывал какие-то бумажки, составлял месячную ведомость. В двенадцать часов из случайного разговора он выяснил, что в районном отделении Госбанка находится около 300 тысяч рублей. Он сопоставил два эти факта. Триста тысяч и отъезд работников милиции в соседний район. Было о чем задуматься. Главное случилось за полчаса до обеденного перерыва. В комнату, где помещалось райфо, вошел молоденький младший лейтенант в мятой шинели, запачканной грязью. - Товарищи, - спросил он, - кто у вас здесь начфин? - Начфин в армии, а здесь заведующий райфо, - ответил Вуйцик, - а в чем дело? - Я командир саперного взвода. Мы работаем у вас по восстановлению. - Вы садитесь. Так в чем же дело? - Свиридов! - крикнул лейтенант. - Неси. Два сержанта внесли в комнату полусгнивший, запачканный землей ящик. - Мы копали траншею для телефонного кабеля, - пояснил лейтенант, - ну вот и наткнулись. Думали, мина. Смотрим, - сержанты поставили ящик на стол, и Вуйцик увидел золотые монеты - десятки царской чеканки. Через несколько минут в райфо началось столпотворение. Пришли секретарь райкома, председатель райисполкома, начальник милиции. Монеты быстро пересчитали. Их оказалось тысяча сто двадцать три. Составили акт, копию которого и передали лейтенанту. Заведующий райфо позвонил в область. Инкассаторов и охрану обещали прислать только утром. Золото унесли в помещение рай-банка. Выходя из райфо, начальник милиции мрачно сказал: - Такие ценности по нынешним временам батальон охранять должен, а у меня людей раз-два и обчелся. Как бы эту ночь-то пережить? В два часа Вуйцик вышел из райфо, свернул в переулок, потом на огороды. Он шел на развилку дорог. МИШКА КОСТРОВ Подбитый танк стоял на поляне, уронив на броню ствол пушки. Мишка Костров лежал метрах в сорока от него. Из засады поляна просматривалась прекрасно. Никто не смог бы подойти к танку незамеченным. Они лежали всю ночь, все утро. Хотелось курить, и Мишка то и дело поглядывал на часы, дожидаясь смены. Человек появился около трех. Он осмотрелся, потом быстро подбежал к танку, достал из-под гусеницы гильзу и положил ее на место. - Инспектор райфо, - прошептал над Мишкиным ухом его напарник, сержант из райотдела. Мишка поднес палец к губам. Человек уходил в сторону города. Минут через сорок к развилке дорог подлетела бричка, запряженная лоснящимися, сытыми конями. В ней сидели трое в военной форме. Один соскочил на землю, разминаясь, посмотрел по сторонам, потом побежал к танку. ДАНИЛОВ Он ждал Крука и не сомневался, что тот придет сегодня. Весь прошедший день и всю прошедшую ночь Данилов готовил операцию. Ругался с прижимистыми финансистами, подписывал бесконечные акты на золото. Ночью в город скрытно был переправлен батальон войск НКВД. Вместе с комбатом Данилов рассчитал мельчайшие детали операции. Крук должен появиться на площади перед райбанком, уйти отсюда ему уже не удастся. С наступлением сумерек Данилов с начальником райугрозыска и людьми своей группы укрылся в помещении банка. Теперь оставалось одно - ждать. В полночь звякнул телефон. Начальник угрозыска взял трубку. - Угу... Так. Понял... Угу... Доложу. Товарищ полковник, Вуйцик вышел из дома, прошелся по улицам и быстрым шагом направился к развилке дорог. - Значит, скоро прибудет сам Крук. - Данилов передернул затвор маузера. - Приготовились. Стук копыт и грохот колес ворвались на улочки спящего городка. Они стремительно приближались, заполнили площадь и стихли у здания банка. Только лошади храпели в темноте. - Свет! - скомандовал Данилов. - Давай, - прошептал в трубку начальник угрозыска. Над площадью вспыхнули фонари и осветили три повозки, набитые вооруженными людьми. Данилов рассчитал верно. Свет ошеломил бандитов, и они заметались, не находя себе места. Данилов шагнул к окну. - Внимание! - крикнул он. - Площадь окружена! Вы находитесь под прицелом пулеметов. Сопротивление бессмысленно. И в подтверждение его слов густая цепь автоматчиков, смыкаясь, появилась из тени домов. Солдаты медленно стягивали кольцо. - Внимание! Я полковник милиции Данилов. На крышах пулеметы. Город оцеплен вторым кольцом автоматчиков. Мы не хотим кровопролития. Предлагаю добровольно сдать оружие. Считаю до трех, потом открываем огонь. Раз! С брички соскочили двое и, бросив автоматы, с поднятыми руками пошли к солдатам. Потом еще трое... Еще. Еще. В желтоватом мертвенном свете ламп Данилов искал знакомое лицо и наконец нашел его. Крук стоял, прислонясь спиной к бричке. - Вот он, - сказал Данилов Самохину, - пошли, а то, не дай бог, застрелится. Он вышел из дверей банка и увидел, как Крук вскинул пистолет. Данилов выстрелил. Рука бандита повисла как плеть, и он начал медленно оседать. Крук сидел на земле, раскачиваясь, придерживая раненую руку. Иван Александрович подошел, наклонился к нему: - Ну как дела, Болек? Крук, прищурившись, молча смотрел на Данилова спокойно и настороженно. - Привет тебе от Илюши Судина и Бурковского. Крук молчал, только правая щека чуть подергивалась. - Берите его, - скомандовал Данилов. - Все. На площади автоматчики обыскивали сдавшихся бандитов. ДАНИЛОВ (окончание) Поезд подходил к Москве утром. Четверо суток тащился он от Минска. Четверо суток Данилов спал, просыпался на несколько минут и засыпал снова. Перед Москвой он побрился, почистил сапоги и вышел на площадку. Он уехал раньше. Сотрудники его группы остались в Белоруссии готовить документацию, а его срочно вызвали в Москву. Данилов стоял в тамбуре и неотрывно глядел в окно. Поезд, протяжно гудя, летел мимо заколоченных дач. С минуты на минуту должна была начаться Москва. И она началась с закопченных кирпичных домов, потом потянулись бесконечные пакгаузы и железнодорожные мастерские. Наконец побежала мимо платформа Беговая, и поезд, тяжело отдуваясь, начал тормозить у перрона. Данилов спрыгнул и пошел к выходу. Над вокзалом репродукторы разносили голос Левитана: "Передаем приказ Верховного Главнокомандующего по войскам Советской Армии и Военно-Морского Флота. Войска 1-го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Жукова, при содействии войск 1-го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза Конева после упорных уличных боев завершили разгром берлинской группы немецких войск и сегодня, 2 мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлином - центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии". "Конец! - подумал Данилов. - Вот он, конец войны".