защелкали языками, выражая этим свое неодобрение тому, что оба молодых человека выпустили льва, а также тому, что лев отказался принять бой. Я часто замечал, что старые львы с самыми хорошими гривами принимают бой с большей неохотой, чем молодые львы или львицы. То же относится и к слонам. Старые слоны с замечательными клыками дерутся с меньшей охотой, чем молодые слоны - самцы или самки. Полагаю, что с возрастом к ним приходит благоразумие. Мне также кажется, что львы прекрасно распознают молодых неопытных моранов и нападают именно на них. Возможно, что это плод моего воображения, но более молодые люди проявляют колебания и неуверенность в действиях и, мне кажется, что львы это замечают. Сужая кольцо вокруг зарослей, копейщики собирались группами, оттесняя друг друга в своем стремлении быть первым из тех, кто прольет кровь. Оставшихся двух львов уже можно было безошибочно разглядеть в кустах. Они стояли плечом к плечу, издавая отчаянный рев. Подойдя на десять ярдов к львам, мораны стали метать копья. Одно копье попало львице повыше крестца. Она рванулась с криком, выражавшим ярость и боль. На какое-то мгновение львица встала на задние лапы, ударяя по воздуху передними. В тот момент она походила на изображение на гербе. Затем она изогнулась, чтобы зубами перекусить копье, впившееся в бок. В этот миг один из моранов, бросив копье, рванулся вперед и схватил ее за хвост под самый корень. Моран никогда не хватается за кисточку на конце хвоста льва. Лев может напрячь свой хвост и сделать его жестким, как ружейный ствол, и единым ударом смахнуть человека. Сразу же товарищи морана набросились на львицу и пустили в ход свои "сими", нанося ими страшные удары. В такие моменты копейщики доводят себя до исступления. Порой кажется, что они автоматически наносят удары ножами. Их лица теряют всякое выражение. Львица задними лапами врывалась в землю, пытаясь сделать прыжок, а державший ее за хвост моран оттягивал ее назад. Вдруг львица встала на задние лапы и передними стала наносить удары по воинам направо и налево. Хотя я видел, что удары ее попадали в цель, никто из моранов не уклонялся. Позже они сказали мне, что боли они не чувствуют в этот момент, ибо слишком возбуждены. По всей вероятности, и лев не чувствует никакой боля. Обе стороны продолжают борьбу, пока кто-то из них не падет от потери крови. Львица медленно опускалась на землю. После этого я ничего не видел, кроме сверкающих лезвий "сими" в руках исступленных людей. Когда все кончилось, голова зверя была исполосована на мелкие кусочки. В теле львицы было по меньшей мере до десятка копий. Она напоминала залитую кровью подушку для булавок. По шуму, который доносился с другой стороны зарослей кустарника, я определил, что с другим львом расправляется вторая группа копейщиков. Я увидел, как один из воинов встал на колени и небрежным движением уперся в свой щит. Тут же лев набросился на щит, сбив воина на землю. Лежащий воин тщетно пытался проткнуть льва копьем, в то время как зверь терзал его неприкрытое плечо. Я крикнул остальным, чтобы они отступили и дали мне возможность выстрелить. Однако мой голос потонул в диком вое моранов, кричавших фальцетом, и в низком ворчании льва, который рвал распростертого на земле человека. Я видел, как в льва впились два копья, после чего мораны набросились на разъяренного зверя с "сими" в руках. Прежде чем лев был убит, он нанес серьезную рану одному из нападавших, помимо того, что разорвал плечо у воина, лежавшего под щитом. Я сделал все что мог для пострадавших. На телах обоих были глубокие раны от когтей и клыков зверя. Оба потеряли много крови. Когда я зашивал рану одного из пострадавших, он небрежно посмотрел на глубокие надрезы, презрительно пощелкивая языком на манер того, как это делали воины, когда первому льву удалось вырваться из кольца. Казалось, что воин думал: "какая досада!" В подобном положении белый человек буквально сходил бы с ума от боли. Как ни странно, мне ни разу не приходилось слушать, чтобы львы своими зубами кому-нибудь ломали кости. Все раны наносились только в мышечную ткань. По всей вероятности, клыки льва расставлены достаточно широко, чтобы замыкаться вокруг костей. Однако когда лев хватает человека за плечо, нередко случается, что его клыки замыкаются в теле жертвы. Если заливать рану дезинфицирующим средством с одной стороны, то жидкость будет вытекать с другой. Копейщики уверяли меня, что самое опасное оружие льва не его клыки или обычные когти, а рудиментарный коготь, который соответствует большому пальцу на руке человека. Этот коготь длиной в два дюйма, кривой и страшно острый, находится на внутренней стороне передних лап льва. Как правило, рудиментарные когти прижаты к лапе льва и их трудно разглядеть. Однако зверь может их выпустить и они становятся почти под прямым углом по отношению к ноге. По своей остроте эти когти не уступают шипам колючего кустарника. Одним ударом лев может таким когтем распороть живот человека, выпустив его внутренности. Копья масаи изготовляются местными кузнецами из кусков железной руды, обнаруженных в речных потоках. Кузнецы еще не постигли искусства закаливания металла. Поэтому наконечники копий мягкие и легко гнутся о колено. Но надо сказать, что мораны настолько искусно бросают копье, что оно пронзает зверя насквозь. При ударе наконечника о кость он гнется почти под прямым углом. Воин никогда не выпрямляет наконечник, пока не вернется в деревню. Погнутое копье - доказательство его прямого участия в нападении на зверя, а поэтому высоко ценится в глазах масаи. Пока я жил вместе с масаи, мне также приходилось наблюдать, как они с копьями охотились на леопардов. По-моему, это гораздо больший подвиг, чем охота на львов. Хотя леопард весит не более 200 фунтов, он гораздо быстрее и агрессивнее льва. Кроме того, леопард хитрый зверь. Он лежит притаившись, пока охотник чуть ли не наступит на него. Затем зверь внезапно нападает с огромной быстротой и невероятной решительностью. Леопарды отлеживаются в пещерах и других темных углублениях; львы же предпочитают негустой кустарник. Охотник, ползающий среди валунов в поисках леопарда, находится в довольно незавидном положении. Однажды мне пришлось сопровождать трех копейщиков, преследовавших леопарда, который систематически убивал их коз. В отличие от льва леопард убивает из одной страсти к убийству. Леопард, о котором идет речь, оставил несколько убитых коз, после набега даже не попытавшись съесть ни одной. После длительного преследования мораны, наконец, обнаружили леопарда в узкой полосе высокой травы. Если бы этот зверь оказался львом, достаточно было бы швырнуть несколько камней, чтобы заставить его или броситься на охотников, или же издать крики. Леопард же хитрый зверь и, несмотря на то, что мы забросали полосу травы чуть ли не целым бушелем* камней, он никак себя не обнаружил. К несчастью, со мной не было моих собак, и единственное, что оставалось, - выгонять зверя самим. (* Бушель = 36,38 литра.) Поскольку на этот раз было всего-навсего три копейщика, я мог воспользоваться ружьем, не опасаясь попасть в кого-либо из них. Я сказал моранам, чтобы они встали по обе стороны от меня и отступили назад. Я знал, что если леопард бросится, он сделает это почти мгновенно, и был убежден, что воины не успеют воспользоваться своими копьями. Мне самому едва бы удалось произвести выстрел, когда леопард выскочит. Но я недооценивал моранов, поскольку еще не был знаком с их блестящим умением владеть копьем с длинным мягким наконечником. Мы медленно шли по траве, доходившей нам до пояса. Это напоминало охоту на фазанов. Мораны шли в нескольких шагах позади меня, держа щиты перед собой, а копья наготове. Мы медленно продвигались фут за футом, постоянно останавливаясь, ища эту большую коварную кошку. Полоса травы была неширокой, но медленное продвижение начинало сказываться на наших напряженных нервах. Вдруг леопард выскочил из травы в каком-нибудь ярде справа от меня. Он сделал прыжок в моем направлении. Не успел я вскинуть ружье, как моран, шедший справа от меня, уже пронзил зверя своим копьем. Леопард едва успел оторваться от земли, как тонкое лезвие наконечника уже вонзилось в него. Копье попало между шеей и плечом леопарда, пригвоздив его к земле. Там он и остался лежать, извиваясь и рыча, тщетно пытаясь освободиться. В тот же миг моран выхватил свой "сими", чтобы покончить с леопардом. С большим трудом я удержал его, чтобы иметь возможность сделать выстрел в пронзенного зверя и тем спасти прекрасную шкуру от исполосования. Когда моран готовится метнуть свое копье, он занимает положение, похожее на стойку для стрельбы. Для равновесия он выдвигает левую ногу чуть-чуть вперед. В метании копья участвует весь вес его тела. Когда копье летит в воздухе, то кажется, что оно все дрожит. Большинство копий имеет узкое ребро по обе стороны наконечника, и я полагаю, что благодаря этому копье в полете слегка вращается наподобие винтовочной пули. На расстоянии двадцати ярдов даже по движущейся цели моран бросает копье с большой точностью. Через три месяца я отправился в обратный путь в Найроби с двумя воловьими повозками, нагруженными львиными шкурами. За девяносто дней я убил 88 львов и 10 леопардов - такого рекорда, по-моему, еще никому не удалось поставить, и я искренне надеюсь, никогда не придется. Местные жители наполнили целую бочку львиным жиром. С собой я вез коробочку львиных "плавающих" костей. Это кривые кости разной величины, длиной до четырех дюймов. Они извлекаются из ткани последнего плечевого мускула. Эти кости не соединены ни с какими другими костями льва и, по всей вероятности, выполняют функцию регуляторов, предотвращающих вывих плеча, когда лев делает большие прыжки. На них большой спрос в Ост-Индии, где из этих костей изготавливают украшения, заключая их в золотую оправу. Лишь у двадцати убитых мною львов были по-настоящему первоклассные гривы. Остальные звери были или львицами, или же их гривы были испорчены оттого, что их обладатели жили в густом кустарнике. Если бы я охотился с целью добыть трофеи, я мог бы достать побольше первоклассных шкур, но моя основная задача заключалась в том, чтобы просто уничтожить хищников, нападавших на скот. Эти львы часто имеют плохие гривы, так как они или старые, или же больные. Возможно, поэтому они и нападали на домашних коров, а не на свою обычную добычу. Когда масаи услышали о том, что я уезжаю, они очень расстроились. Состоялся совет старейшин племени, который после долгого и шумного обсуждения обратился ко мне с предложением. Они знали, что я мог быть им полезным, и умели это ценить. Они хотели купить меня у Департамента по охране дичи. После соответствующего рассмотрения вопроса они предложили в качестве платы за меня 500 коров. Поскольку выкуп за самую хорошую жену у масаев равен всего-навсего трем коровам, я был чрезвычайно польщен этим предложением, хотя и вынужден был отказаться. Глава восьмая Жизнь и "смерть" профессионального охотника Период, начавшийся после моего знакомства с масаи, был насыщен важными для меня событиями. Найроби находился в центре района, изобиловавшего крупным зверем. Почти все охотники-спортсмены, приезжавшие в Африку поохотиться, приобретали снаряжение в Найроби. Я редко оставался без работы. Я смотрел на территорию племени масаи, как на свой собственный охотничий заповедник. Масаи были моими друзьями, и я знал, что меня радушно встретят в любой масайской деревне. Я мог гарантировать любому клиенту, который пойдет со мной на эту территорию, лучшие возможности для охоты в Африке и, конечно, это служило мне на пользу. Даже сейчас территория масаи с ее огромными стадами диких зверей и прайдами великолепных львов - любимое место туристов. Эта территория сейчас изрезана дорогами, и лучшие места для разбивки лагеря обозначены на карте. В те времена с этим районом были знакомы лишь немногие профессиональные охотники. Мы с Хильдой купили большой старый дом за городской чертой Найроби. Дом носил название "Клермонт" и был окружен прекрасным садом с красивыми старыми деревьями и речкой, которая протекала в южной части. Мы запрудили речку, и у нас получилось настоящее озеро. Инспектор по охране рыб дал нам немного икры талапии, которую мы выпустили в наше озеро, чтобы ловить рыбу прямо у самого дома. По обе стороны двери гостиной я повесил пару слоновых клыков весом по 153 фунта каждый, над камином - масайские щиты и копья, а на стене - целую коллекцию голов и рогов диких животных. Не хвастаясь, могу сказать, что моя коллекция одна из лучших в Кении. Я постоянно ее пополняю. В шкафах со стеклянными дверцами хранились мои ружья, и что важнее всего - там хватало места для моей библиотечки книг об Африке и охоте. Торговцы всего мира присылают мне свои каталоги. Часто вечером мы с Хильдой садились у камина. Она вязала, а я брал в руки книгу и читал истории о великих охотниках и исследователях прошлого: Селус, Спик, сэр Самуэль Бейкер, Стенли, Ливингстон и многие другие. Мне приятно было сознавать, что я в меру своих скромных возможностей следовал по стопам великих людей. У нас шестеро детей - четыре мальчика и две девочки. По мере того как наше семейство росло, Хильде все труднее и труднее было сопровождать меня в сафари. Конечно, ей никогда не удавалось пойти вместе со мной, когда я сопровождал клиента. Но иногда я собирал своих помощников и старого Киракангано, и мы отправлялись охотиться в заросли из одной только любви к охоте. Это было самым приятным видом охоты. Не приходилось беспокоиться о том, удастся или не удастся добыть трофеи в ограниченное время, или же заниматься день за днем бессмысленным убийством животных, лишь бы убить разрешенное число. Мы просто путешествовали по неизведанным местам. Иногда мы обнаруживали новые, богатые дичью места, куда можно было водить клиентов. Чаще же мы удовлетворялись тем, что, по всей вероятности, были первыми белыми людьми, увидевшими ту или иную долину или горный хребет. Хильда обычно не очень интересовалась охотой и это меня всегда в какой-то мере удивляло. Моя жена худенькая женщина небольшого роста, и нет сомнения в том, что отдача тяжелого ружья причиняла ей сильную боль. Однако из легкого дробового ружья по летящей птице она стреляла отлично. И все же ей никогда по-настоящему не нравилась охота, а я и не желал, чтобы она была иной. Мне приходилось сопровождать нескольких женщин, увлекающихся охотой. Они были прекрасными стрелками, но я не хотел бы быть женатым ни на одной из них. Я всегда скучал по Хильде. До рождения детей мы очень много времени проводили вместе, строя планы на будущее, детально обсуждая подготовку к следующему сафари. Теперь же Хильда постоянно беспокоилась о детях. Я и не думал, что воспитание детей представляет столь сложную проблему. Мне казалось, что моим родителям не приходилось особенно беспокоиться о моем воспитании. Моя собственная жизнь и жизнь Хильды потекла по двум разным руслам: она работала дома и воспитывала детей, а я участвовал в сафари, сопровождая клиентов. Когда мне надоедало сопровождать сафари, я отправлялся в самостоятельную поездку, обычно промышлять слоновую кость. В те времена в отдаленных районах или вообще не было никаких ограничений на отстрел слонов, или же были очень небольшие. Я полностью использовал это положение. Охота на слонов представляла большие выгоды. В то время слоновая кость продавалась по 24 шиллинга за фунт. В среднем пара хороших клыков приносила полтораста фунтов стерлингов. Опытный охотник мог убить слона почти с одного выстрела, а патрон Э 2 калибра 450* стоил всего лишь один шиллинг и шесть пенсов. Я был в достаточной мере шотландцем, чтобы понять выгоду такого обмена. (* Примерно 11,43 миллиметра.) Вспоминаю, как однажды я возвращался в Найроби после продолжительной охоты на слонов. Охота была удачной, и я привез несколько сотен клыков. Сопровождавшие меня в сафари юноши кое-как погрузили клыки в поезд, и мы попрощались. Когда я прибыл на железнодорожную станцию в Найроби, встала проблема - как доставить всю эту слоновую кость ко мне домой. В те времена такси не было, были только рикши. Я нанял всех до одного рикш на станции, погрузил в коляски слоновые клыки, а сам сел во главе процессии с парой самых крупных клыков, привязанных по бокам коляски. Мы направились по главной улице. В те времена движение было небольшое; автомобили были почти неизвестны. По пути нашего движения по улице люди выходили из домов, чтобы посмотреть на нас. Другие останавливались на тротуаре, подсчитывая количество клыков и вычисляя их вес. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь до этого видел такую выставку слоновой кости. Это был мой настоящий триумф. Тут я увидел Хильду с нашей пятилетней дочерью Дориной. Они ехали навстречу на рикше. У меня отросла борода до пояса, и Хильда меня не узнала. Я сидел, улыбаясь им, и вдруг маленькая Дорина крикнула: - Мама, ведь это папа! Хильда глянула на меня и попыталась успокоить ребенка. - Каждый, кто везет трофеи, не обязательно твой отец. Ты забыла, как он выглядит. У этого мужчины борода, - сказала моя жена. - А мне какое дело! - воскликнула Дорина. - Я точно знаю, что это папа. Я знаю! Тут я рассмеялся. Хильда посмотрела на меня и затем соскочила из коляски крича: - Джон! Джон! Джон! Так или иначе, я преуспевал. Учитывая доходы от продажи слоновой кости, а также подарки, которые я время от времени получал от какого-нибудь богатого клиента - дорогое ружье или же набор лагерного снаряжения, - я зарабатывал столько же, сколько губернатор всей колонии. Когда в Кению приезжало поохотиться какое-нибудь важное лицо, меня часто приглашали в качестве сопровождающего. Однажды, сопровождая молодых американских супругов, я получил срочное сообщение, доставленное посыльным из Найроби. В сообщении говорилось. "Принц Уэльский прибывает на охоту. Вас считают самым подходящим из профессиональных охотников, чтобы сопровождать его. Просьба немедленно вернуться в Найроби". Я показал записку своим клиентам. Молодой американец взорвался. - А кто такой принц Уэльский? - кричал он. - Мои деньги не хуже его. Вы согласились сопровождать нас, так что же вы отказываетесь от своего слова? Я почувствовал, что молодой человек прав, и послал в Найроби ответ с отказом нарушить соглашение. Таким образом, честь сопровождения принца Уэльского пала на другого выдающегося охотника, который прекрасно справился с задачей. Возмущение молодого американского демократа мне показалось очень забавным: "А кто такой принц Уэльский?". Несмотря на то, что я не мог принять это предложение, я все же был польщен тем, что выбор пал на меня. Это означало, что, по мнению людей, хорошо разбиравшихся в охоте на крупного зверя, я достиг вершины своей профессии. Когда мы с Хильдой только что поженились, мы почему-то думали, что если я стану охотником-профессионалом, то все наши беды кончатся. Мы будем материально обеспечены. Я осуществил мечту своей юности, но, несмотря на это, возникали другие проблемы, которых я не мог предвидеть. Наши дети подрастали. Однажды вечером я обнаружил, что передняя дверь закрыта на самозапирающийся замок, а моего старшего сына Гордона не было еще в постели. Вспомнив свою молодость, я не сомневался, что парень сбежал в кустарник с сетью или сачком, Я был несколько разочарован тем, что он не пришел ко мне за советом, но меня утешало то, что он решил познать это искусство самостоятельно. Поздно ночью, услышав, как он вернулся домой, я встретил сына на лестнице, надеясь увидеть его добычу. Представьте себе мои чувства, когда я увидел мальчика, одетого в вечерний костюм! Он, оказывается, был в Найроби на каких-то танцульках. Я выбранил юношу за то, что он понапрасну теряет время за таким никчемным занятием, и продолжал сердиться на него утром за завтраком. К моему удивлению, Хильда приняла сторону мальчика. - В конце концов, Джон, не могут же все быть охотниками, - сказала она. - Ты что же хочешь, чтобы мальчик вырос торговцем или фермером? - возмутился я. - Я хочу, чтобы он следовал своим наклонностям, - ответила Хильда. - Когда ты нападаешь на него за то, что он ведет себя как все нормальные юноши, ты просто несправедлив к нему, и в той же мере, как твои родители были несправедливы к тебе. Хотя я питаю беспредельное уважение к мнениям, высказываемым Хильдой, в данном случае это заявление мне показалось глупым. Я считаю, что желание проводить время в лесу с хорошей собакой и ружьем является естественным и здоровым. Одеваться же, чтобы идти плясать с какой-нибудь молодой девицей, - просто глупо. Однако я не отчаивался, надеясь, что мой мальчик исправится. Ведь пока не побываешь на охоте и не приобретешь опыта, очень трудно оценить это искусство. Гордон проявлял большие способности к охоте, и я проводил часы, рисуя контуры крупных зверей и показывая ему куда бить. Решив, что он уже достаточно подготовлен, я взял его охотиться на слонов. Когда мы подкрались к стаду, перед нами оказался прекрасный слон-самец, занявший идеальную позицию для выстрела в ухо. Вместо того чтобы стрелять, Гордон шепнул мне: - Папа, куда стрелять? Таким образом, долгие часы, потраченные мною на обучение, пропали даром. Я попросту ткнул пальцем в собственное ухо. Гордон выстрелил и свалил слона. Я понял, что один практический урок дал мальчику больше, чем долгие часы теоретических разговоров. Несмотря на высказанное мною мнение о клиентах, я не из тех охотников-профессионалов, которые относятся к ним с презрением. Клиенты дают мне средства к существованию. Некоторые из них были прекрасными охотниками, а некоторые плохими, но я делал все, чтобы удовлетворить запросы тех и других. Среди моих клиентов были американцы, европейцы, англичане, а также представители Востока. И каждый придерживался своих обычаев и стремился удовлетворить свои желания. Взаимоотношения между профессиональным охотником и клиентом особые. Поскольку профессиональный охотник получает от клиентов плату, он должен выполнять их требования. В то же время он несет ответственность за поведение клиентов и их безопасность перед фирмой, снаряжающей сафари, а также перед Департаментом по охране дичи. Если клиент желает сделать что-то неразумное, охотник обязан его остановить. Если клиент не послушается - профессиональный охотник оказывается в весьма трудном положении. Было несколько случаев, когда профессиональные охотники, возмущенные постоянным отказом клиентов придерживаться здравого смысла, отменяли сафари и возвращали его в Найроби. Такие случаи очень неприятны, но, к счастью, бывают редко. Я счастлив тем, что со мной ничего подобного не случалось. Ссоры между профессиональным охотником и клиентом не всегда происходят по вине клиента. Профессиональный охотник тоже человек и он постоянно находится в напряжении. Он совмещает обязанности капитана корабля и мэра небольшого, постоянно передвигающегося города. В его ведении находятся два-три десятка местных юношей - от судомойщика до главного следопыта и заряжающего, который носит запасное ружье. Если случится несчастье, за все отвечает профессиональный охотник. Он не имеет права обвинять кого-либо старшего из обслуживающего персонала, плохо справляющегося со своими обязанностями, или нервного заряжающего. Профессиональный охотник должен знать, на что способен каждый участник сафари еще до выступления. Профессиональный охотник должен следить за установкой и снятием палаток, за правильной погрузкой и разгрузкой тысячи и одного предмета снаряжения. Если один из грузовиков откажет, он должен суметь отремонтировать его. Если кто-либо заболеет, профессиональный охотник должен оказать ему медицинскую помощь. При этом он не должен забывать, что командовать сафари - не основная обязанность. Ему платят жалованье как охотнику, и он должен добывать трофеи для клиентов. Чтобы успешно справляться с этой задачей, профессиональный охотник должен хорошо знать районы страны. Многие клиенты хотят поохотиться на слона, носорога, буйвола, льва, крупную антилопу сразу. Но ведь не все эти животные обитают в одной и той же местности. После того, как клиент убьет льва, профессиональный охотник доставляет его за 200-300 миль в другую местность, где клиент охотится на носорога или буйвола. После этого в совершенно другой местности происходит охота на слона. Охотник должен знать сложную сеть дорог, должен помнить, какие дороги проходимы в период дождей, где находятся броды, где лучше всего разбить лагерь, места, возле которых имеются источники воды и в какое время года есть в них вода. Кроме этого, он должен знать, какая трава растет в различных частях страны в разное время года. Трава играет большую роль в охоте. Если трава высокая, в ней мало что можно увидеть, поскольку животному там легко скрыться. Кроме того, дикие животные мигрируют из одного района в другой по траве, а хищники следуют за ними. Продовольствие всегда является проблемой. Ни один сафари не может взять с собой достаточно пищи. На профессиональном охотнике лежит обязанность добывать мясо для "котла". В Африке не всегда просто достать животное на мясо; клиент может пожелать охотиться на носорога или слона, а эти животные обитают в кустарнике, где мало антилоп. Если же обслуживающий персонал не кормить мясом в течение нескольких дней, среди людей возникает недовольство, а иногда и ссоры. Иногда клиент может вообще не пожелать тратить день или более на охоту за животным для мяса. В конце концов клиент платит по сорок фунтов или более в день за сафари и может не захотеть тратить время. У него свои соображения. А если посадить юношей, обслуживающих сафари, на одну кукурузу, то они теряют интерес к своим обязанностям. Даже в районах, изобилующих дичью, профессиональный охотник должен по возможности вносить разнообразие в питание всех участников сафари. Клиентам надоедают бифштексы из мяса газелей Томсона, котлеты из конгони, жареное мясо импалы, а также консервы. Охотник должен постараться убить гуся, утку или куропатку. Хорошо если для разнообразия ему удастся поймать форелей. Все эти мелочи внушают клиенту чувство, что понесенные расходы полностью оправданы, а он хорошо проводит время. Есть масса мелочей, которые очень легко упустить из виду, а они существенно отражаются на успехе сафари. Снятие шкур с убитых зверей более сложное дело, чем самый процесс охоты. Стоит скорняку оставить какой-нибудь квадратный дюйм мяса на шкуре, как оно начинает гнить, оставляя на шкуре дырку. Даже опытный набивальщик чучел не сможет устранить этот дефект. С другой стороны, если скорняки слишком сильно скоблят шкуру, они могут ее порезать. Если профессиональный охотник возьмет не ту соль, которая требуется для сохранения шкуры, или если эта соль втирается не по всем правилам, шкура будет испорчена. Тогда клиент, который потратил столько времени и денег на добычу трофея, вполне обоснованно придет в ярость. И в этом случае вся вина падет на профессионального охотника. Кроме всего этого, профессиональный охотник должен владеть несколькими местными языками, уметь вести тяжелый грузовик по труднопроходимой местности, изобилующей рытвинами и пеньками, кое-что понимать в фотографии, уметь играть в полдюжину карточных игр и ни в коем случае не выходить из себя. Последнее обстоятельство чрезвычайно важно, и его труднее всего выполнить. Некоторые клиенты приезжают в Африку в основном не для того, чтобы поохотиться, а для того, чтобы убежать от какого-либо преследующего их страха, от которого они надеются отделаться в зарослях кустарника. Жить с такими людьми в течение нескольких недель довольно тяжело. Мне часто вспоминается один американский миллионер, который большую часть жизни провел на европейских лечебно-водных курортах. Это был единственный сын стариков родителей, и хотя он уже находился в пожилом возрасте, никогда не был женат. Мне еще не приходилось встречаться с таким человеком: он был постоянно погружен в печаль. Он решил заняться охотой на крупного зверя в отчаянной надежде, что сможет убежать от самого себя. Он был невероятно богат. Частный самолет доставлял особые спиртные напитки в наш лагерь, включая вино для приготовления пищи. С собой мы взяли большой запас его собственного пива, которое варилось по его вкусу. Он всегда писал письма знакомым женщинам в Европу. Это в основном были артистки, которым он делал фантастически дорогие подарки. Бесконечные письма всегда посылались телеграфом, поскольку он считал обычную почту слишком медленной. При нас было переносное радио, по которому письма передавались на почту в Найроби. Если дамы не отвечали ему в течение ближайшего дня или двух, он сидел один в палатке и плакал, как ребенок. Я очень удивился, если бы узнал, что в его отношениях с этими женщинами было что-нибудь непорядочное. Мне казалось, что он совершенный импотент. В отчаянии он стремился купить хотя бы дружбу, чтобы как-то скрасить свое жалкое существование. Однажды утром он заявил: - Сегодня охоты не будет, Джои, - мы поедем покататься. Я взял с собой легкое нарезное ружье калибра 275 на тот случай, если пожелаем добыть мяса для обслуживающего персонала. Пока мы ехали, мимо нас пробежал носорог. Мой клиент схватил ружье, и не успел я остановить его, как он выстрелил, ранив зверя в брюхо. Раненый носорог скрылся в кустарнике. Я взял свое ружье и последовал за ним, надеясь добить несчастного зверя выстрелом в сердце. Когда я шел по следу носорога, он неожиданно бросился на меня. Я всадил в него четыре пули, но они не нанесли ему никакого вреда. Зверь наверняка убил бы меня, если бы клиент не свалил животное выстрелом из тяжелого ружья калибра 404*, которое случайно оказалось в машине. Через несколько минут после этого случая он снова плакал от того, что какая-то знакомая по Парижу артистка не написала ему в течение недели. (* Примерно 10,2 миллиметра.) Конечно, такого рода поездки сказываются на нервах. После участия в нескольких подобных сафари всегда будешь рад принять участие в уничтожении каких-либо зверей по просьбе Департамента по охране дичи. Мне запомнилась одна такая охота, думаю, что и Хильде она тоже запомнилась. Меня сопровождал мой старый товарищ, следопыт и заряжающий, Сасита. Когда надо бороться со слонами, я считаю, что Сасита - самый подходящий из всех заряжающих Кении. Сасита и я поездом доехали до Квале, а оттуда пешком отправились к Джомву. Джомву находилось недалеко от моего любимого Маренгского леса. Нет места в Кении, которое было бы ближе моему сердцу, чем этот огромный дикий лес с исполинскими деревьями. В отличие от полупустынных районов, поросших кустарником, в Маренгском лесу буквально кипит жизнь. В ветвях над головой прыгают обезьяны и белки. Тяжелые хорнбили* с двойными клювами со свистом проносятся мимо. Маленькие розовато-лиловые и малиновые турако** прыгают с одной ветки на другую, пока не скроются в густой листве, образующей сплошную крышу леса. Землеройки - странные маленькие зверьки с миниатюрными, поднятыми вверх остренькими хоботками шуршат по земле среди упавших листьев. (* Хорнбиль - крупная птица из семейства Bucerotidae. ** Турако - птица из семейства Musophagidae.) По пути мы увидели, как два дикобраза поедали клык мертвого слона. По-видимому, в слоновой кости были какие-то вещества, которые привлекали этих животных. Они уже почти целиком уничтожили 90-фунтовый клык; когда мы подошли, то увидели кусок не более пяти фунтов весом. Несомненно, это одна из причин того, что в лесу находят так мало слоновой кости. Охотники старых времен, удивляясь ничтожному количеству "найденной" слоновой кости, пытались объяснить это явление вымышленным ими мифом о "слоновых кладбищах", таинственных укрытых местах, куда все слоны уходят умирать. На самом деле таких кладбищ не существует. Я часто находил скелеты мертвых слонов в джунглях, но кости их сохраняются недолго, так как их в очень короткое время уничтожают жучки-костоеды, а также случайные пожары кустарников, которые в короткое время превращают сухую кость в пепел. Когда мы прибыли в деревню, подвергавшуюся набегам стада слонов, все жители вышли приветствовать меня, как своего спасителя. Они показывали мне остатки уничтоженных возделанных клочков земли, отвоеванных у леса при помощи самых примитивных орудий. Один мужчина не выдержал и заплакал, водя меня по кукурузному полю - плоду долгих часов изнурительного труда всей его семьи. Вдвоем с Саситой мы вышли на рассвете следующего утра по следу стада. Стада обезьян метались по веткам над нашими головами. Многие из них принадлежали к породе колиби, шкурки которых отличаются длинным черным мехом с яркими белыми полосами; по красоте узора они не уступали скунсу. Одно время на шкурки этих обезьян был большой спрос, и немало красавиц в Париже гуляло на бульварах в шубах из таких шкурок. К счастью для этих обезьянок, мода на них уже почти прошла. На более высоких ветвях, как белки, прыгали белые обезьяны. Деревья были так высоки, что эти зверьки выглядели небольшими пятнышками. Частенько мне приходилось сожалеть о том, что я не имел возможности просто присесть и понаблюдать животный мир вокруг меня - охотнику дорого время и ему надо двигаться вперед. Вскоре мы увидели слоновый помет, в котором возились две красные белки, выбирая из него непереваренные зерна кукурузы. Сасита пощупал помет рукой; он был еще теплый. Стадо, по-видимому, ушло недалеко. Вскоре мы услышали слонов. Они издавали всякого рода звуки и глубоко вздыхали. Слониха иногда издавала резкий крик. Приблизившись к стаду, я заметил, как вершины кустарников покачиваются от их движений. Сасита был рядом со мной, постоянно проверяя направление ветра при помощи гриба-дождевика. Среди деревьев виднелось несколько глыб коричневато-землистого цвета. Мы подкрались к слонам на тридцать ярдов. Это была большая часть основного стада. Тут были только самки и молодые слонята-самцы. Я не видел возможности для хорошего выстрела. Затем одна из слоних подняла голову и я ее тут же убил. Остальные слоны в течение минуты вертелись в панике. Прежде чем они бросились в бегство, мне удалось свалить еще двух слонов. Как только напуганные слоны бросились бежать, вокруг нас раздался сильный треск ломающихся молодых деревьев и кустарников. Сасита и я пошли по следу двух молодых самцов. Вместе с нами шло несколько местных жителей в качестве следопытов-проводников. Сейчас они больше мешали, чем помогали; они разбрелись по лесу, и я заметил, как эти два слона-самца уклонялись со своего пути, как только чуяли запах человека. У слона столь острое обоняние, что он может, не пересекая след человека, учуять его запах за много футов. Едва мы прошли несколько ярдов, как внезапно услышали треск в кустарнике. Оба самца неслись прямо на нас. Они не имели намерения нападать, а просто стремились убежать. Слоны пронеслись мимо нас один за другим. Я выстрелил из обоих стволов, целясь каждому в плечо. Ни один из них не упал. Они пробивались сквозь тяжелую листву, сгибая и ломая деревья. Мы шли за ними. Заросли были настолько густые, что сквозь них трудно было смотреть. Однако в конце концов я увидел огромный коричневатый предмет, очень похожий на громадный муравейник. Я решил обойти его по кустарнику, чтобы дать хороший выстрел, но густые заросли не давали возможности пробраться. Я вернулся к Сасите. Слон еще не ушел. По тому, что я видел, нельзя было определить, где голова, а где хвост. Однако дальняя часть, казалось, резко спадала, поэтому я решил, что ближняя часть была плечом. Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы сделать выстрел. После выстрела абсолютно ничего не изменилось - слон не издал ни единого звука, хотя я точно знал, что попал в него. Когда я иду охотиться на крупного зверя с двухствольным нарезным ружьем, я предпочитаю сразу же после выстрела перезарядить пустой ствол, чтобы в случае нападения зверя иметь возможность сделать два выстрела подряд. Я придерживаюсь этого правила, если, конечно, у меня есть для этого время. Я открыл замок ружья, чтобы перезарядить его. Для этого мне пришлось опустить глаза вниз. Вдруг я услышал крик Саситы; когда я поднял глаза, слон уже набрасывался на меня. Я ничего не слышал, Слон пробрался сквозь густую заросль, по-видимому, совершенно бесшумно. Времени целиться не оставалось; я закрыл замок и выстрелил, не целясь, в огромного, возвышающегося надо мной зверя и попал ему в глаз. Он опустился на колени, а его клыки впились в землю, всего в восьми футах от меня. Меня это страшно потрясло. Я оглянулся, ища своего заряжающего, а он, как ни в чем не бывало, поднимал стреляную гильзу, чтобы сделать из нее табакерку. Сасита по простоте душевной считал, что я неуязвим, и, поскольку я обладал столь мощным оружием, ничто не может причинить мне вред. Я хотел быть столь же уверенным в себе, сколь Сасита был уверен во мне. Осмотрев местность, мы обнаружили другого слона, который лежал мертвым недалеко от того места, где стоял первый. Сасита рассказал мне, что как только я открыл замок ружья, слон бросился на меня. Оказывается, едва слышный металлический щелчок побудил его к нападению, хотя он совершенно игнорировал звук выстрела и даже удар попавшей в него пули. Мы изучили его следы в кустарнике. Он буквально пронесся над землей и настиг меня в два огромных прыжка. Пока я рассматривал весьма любопытных разноцветных клещей на убитом животном, до меня донесся шум, приближавшийся через кустарник наподобие надвигающейся волны. Какое-то мгновение я не мог сообразить, что это такое. Затем я понял, что стадо слонов повернуло и шло на нас. Слоны не нападали. Я хорошо представлял, что случилось. Кое-кто из местных жителей, вероятно, обошел животных спереди, и до них донесся запах человека. Испуганные животные развернулись и обратились в бегство. Через несколько секунд они наскочили на нас. Бежать от них было бесполезно, у нас не оставалось времени. Кроме того, я с большой неохотой поворачиваюсь спиной к слону. Слоны обладают изумительной способностью подкрадываться к охотнику и хватать его своим хоботом. При мне было нарезное ружье фирмы Гиббс калибра 505*, и я беспредельно верил в убойную силу пули весом в 525 гран. Это очень мощное оружие. Мы остались ждать. Вскоре я увидел группу из пяти слонов, пробивающуюся через заросли. Слоны на миг остановились у трупа первого слона. Увидев своего убитого товарища, они выпустили в воздух целую серию душераздирающих криков. Остальная часть стада ломилась сквозь кустарник, идя прямо на нас. Я вел беглый отчаянный огонь. Выстрелив из левого и правого ствола по двум самкам, шедшим впереди, я увидел, как их головы буквально дернулись от удара тяжелых пуль. Слоны валились в кучу прямо перед нами и с боков. Сасита и я были с ног до головы обрызганы кровью, выброшенной из хоботов слонов, падавших около нас. У меня не хватало времени, чтобы добивать их. Стволы ружья так накалились, что кожа на моей левой руке вздулась от ожогов, но в тот момент я почти не чувствовал боли. (* Приблизительно 13 миллиметров.) Когда стадо, наконец, повернуло обратно, мы увидели перед собой двенадцать убитых слонов. Через некоторое время мы услышали зов местных жителей, кричавших нам из кустарников, в которых они скрылись. Они отказались выйти к нам до тех пор, пока мы не заверили их в том, что опасность полностью миновала. Мне пришлось проследить за тем, чтобы клыки вырезали по всем правилам. Известие о том, что имеется свежее мясо почти в неограниченном количестве, распространилось по кустовому телеграфу с невероятной быстротой. Через несколько часов более шестисот жителей окружили убитых животных. Многие из прибывших пришли за двадцать миль. Здесь были и дети, и дряхлые старухи с высохшими грудями, на чьих усохших животах кожа висела складками. Я не мог себе представить, как эти старые люди могли проделать такой долгий путь сквозь густые кустарники. Вскоре под воздействием жаркого солнца туши слонов начали разлагаться, но местные жители не обращали на это никакого внимания. Они буквально облепили убитых животных. Земля пропиталась кровью и была усеяна нечистотами из кишок, вывалившихся из невероятно больших животов слонов. Но местных жителей зловоние ничуть не беспокоило. Они работали в каком-то исступлении, отрезая огромные куски мяса и убирая драгоценные продукты в мешки. Несколько мужчин забралось внутрь убитых зверей, чтобы взять сердце и почки. Там они стали ссориться. До нас доносились крики и ругань, а также лязг ударяющихся ножей. Дело осложнялось еще тем, что люди снаружи вонзали ножи в туши, отрезая большие куски мяса. Случалось так, что длинные ножи пронзали тушу животного и задевали человека, который ползал внутри слона. Я видел, как несколько человек вылезли из слонов, порезанные до крови. Но, одержимые желанием добыть мяса, они, казалось, не обращали на это внимания. Опасаясь, что кто-нибудь будет убит, я попросил вождя произвести разделку туш организованным порядком. Тогда всех девушек выстроили и усадили на землю, оставив каждую десятую стоять для облегчения счета. Мужчины стали нарезать огромные куски мяса. Каждой женщине доставалось столько мяса, сколько она могла унести. Некоторые девушки прятали мясо в кустарнике, а потом пытались вернуться в очередь, чтобы получить дополнительную порцию. Когда их разоблачали, они нисколько не смущались, а от всей души смеялись и возобновляли свои попытки через несколько минут. Мне казалось, что тут хватит мяса на всю Кению на много недель, но в удивительно короткое время от слонов остались одни кости. Через очищенные ребра я видел, как голые мужчины работали внутри зверей, как будто в клетках, стараясь обрезать мясо со скелетов - все до последнего кусочка. К закату были унесены даже внутренности. К каждой деревне на много миль вокруг через кустарники вел красный след от крови, которая сочилась из огромного количества сырого мяса, унесенного женщинами. Я пустился в обратный путь со своими помощниками, несшими слоновую кость. Мы остались в лагере дня на два, а затем отправились на север к железной дороге. По пути мы встретили торжественно шествующий сафари. Он состоял из вождя племени ливали из местечка Ванга, двух санитаров и почтмейстера индийца. Я спросил их, что случилось? С грустью вождь сказал мне: - Во время бегства стада слонов был убит профессиональный охотник по имени Джон Хантер. Мы прибыли для того, чтобы собрать его останки и отправить их в Найроби. - Может быть, вы предложите рюмочку этим останкам, - сказал я. Было очень приятно увидеть изумление на лицах этих людей. Почтмейстер, казалось, был не только удивлен, но и разочарован. Он проделал долгий путь, чтобы увидеть истерзанные останки охотника на слонов, а я, как оказалось, обманул его ожидания. Я извинился перед ним, и надо сказать, что он принял мои извинения довольно благосклонно. Во всяком случае, я был им признателен за их добрые намерения и, кроме того, был рад узнать, что если со мной что-либо случится, то я могу рассчитывать на подобающие похороны. Приходится удивляться, с какой быстротой распространяются слухи по африканским зарослям. Некоторые из местных жителей, которые поддались панике во время бегства слонов, тут же добежали до ближайшей деревни и сообщили о том, что я погиб. Известие донеслось до маленькой железнодорожной станции и оттуда в Найроби. Я узнал, что женский монастырь Лоретто у Найроби (в котором мои дочери получали образование) официально подтвердил, что это печальное известие достоверно и предложил отслужить по мне панихиду. Я оставил носильщиков со слоновой костью, помчался в Момбазу, чтобы успеть к поезду, в котором прибывала моя жена Хильда. К счастью, она не надела траура. Я часто просил ее не надевать траура, если я погибну на охоте. Она помнила мою просьбу. В течение какой-то секунды мы стояли, глядя друг на друга, а затем она бросилась ко мне. Хотя я любил бродить по кустам в одиночестве вместе со своими помощниками, но мне всегда доставляло большое удовольствие знать, что кто-то обо мне думает и желает моего возвращения. Глава девятая Остров Фумве После возвращения из Джомву мы с Хильдой решили предпринять второе свадебное путешествие. Мы знали идеальное место для проведения отпуска. Как-то капитан Чарльз Питман, начальник Департамента по охране дичи в Уганде, рекомендовал нам набрать коллекцию птиц и млекопитающих, обитающих на острове Фумве, небольшом пятнышке на озере Виктория. Этот остров редко кто посещал. Единственные обитатели его - племя из одиннадцати человек, которое переселилось на остров за несколько лет до этого и, найдя его идеальным, решило там осесть. На острове водится редкая разновидность антилоп, известная под названием ситутунга. Один из музеев очень желал получить несколько экземпляров этого животного. Хильда была достаточно умна, чтобы понять, что через неделю или немногим более мне станет не по себе, если я заброшу охоту. Без охоты меня быстро охватывает беспокойство. Чтобы справиться с ним, я должен заняться коллекционированием различных экземпляров фауны. Кроме того, это будет хорошим предлогом для того, чтобы поохотиться с моим любимым дробовым ружьем Перде, которое я привез из Шотландии и которым в последнее время, к сожалению, пренебрегал. Даже вынуть это ружье из футляра было бы для меня праздником. Мы отправились из Найроби на автомобиле. В Энтеббе пересели на пароход. Поскольку мы предполагали остаться на почти необитаемом острове в течение нескольких недель, то взяли с собой все необходимое - от иголок до нарезных ружей. У Фумве ни один пароход не делает регулярных остановок; таким образом, мы окажемся отрезанными от остального света в течение всего периода нашего пребывания на острове. Мы сели на пароход "Перси Андерсен", который заходил регулярно каждые две недели на основные острова Сесе за грузом земляных орехов и бананов. По специальной договоренности с Угандийским пароходством этот пароход должен был подойти к острову Фумве после своего регулярного рейса, чтобы высадить нас на него. Через два месяца пароход должен был зайти за нами. Наш пароход шел от одного островка к другому, останавливаясь в каждом порту на несколько часов для принятия груза. Большая часть груза, казалось, состояла из разновидностей краснохвостых попугаев с серым оперением. Мне сказали, что это самые лучшие говорящие птицы в мире, и на них большой спрос на рынках Момбасы - по пяти фунтов за штуку. Для местных жителей это весьма выгодный вид торговли. Они десятками ловят этих попугаев, когда птицы прилетают на остров, чтобы устраивать свои гнезда. Я полагаю, что хороший "Африканский серый" попугай продается в Соединенных Штатах за добрых 600 долларов. Существует старое предание о том, что местные жители перед продажей этих птиц кормят их толченым стеклом. Через несколько месяцев попугаи погибают и, таким образом, на них поддерживается высокий спрос. Есть ли в этой легенде какая-то доля правды, я утверждать не берусь. Ехать на пароходе, заходя в прибрежные порты озера Виктория, было очень приятно. Ранее мне не приходилось бывать в этих местах, и они меня просто очаровали. Мы проходили мимо огромных гряд изумрудно-зеленых папирусов, достигавших двадцати футов высоты, которые походили на небольшие леса. Эти огромные гряды перерезались небольшими каналами, уходившими в глубь плавней, столь узких, что по ним можно было пройти только на пирогах. На воде огромными коврами раскинулись водяные лилии с бесподобными пурпурными лепестками. Вокруг нас кишели птицы. Мы видели сотни крупных бакланов и длинношеих руф*, сидевших на низких деревьях или на кустарнике, расправив свои крылья и греясь на солнце. По мелям ходили стаи пугливых ибисов, а пеликаны, медленно хлопая крыльями, летали над гладкой поверхностью воды. Утки, лысухи и чонги были видны повсюду. Время от времени нам встречался орел-рыболов с белой головой и грудью, сидящий на вершине высокого дерева. Там он спокойно отдыхал, пока голод не заставлял его начать рыбную ловлю. (* Руфа - птица, питающаяся рыбой. Имеет красивую длинную шею. Вид Antinga rufa.) Вечерние зори окрашивали небеса самыми фантастичными оттенками цветов, а в наступающей темноте небо, казалось, сливалось со спокойно плещущимися водами озера. В такое время человек особенно остро чувствует цену дружбы и вдруг обнаруживает, что он снова влюблен в свою жену, как много лет назад. Поздно вечером наш капитан зашел на якорную стоянку в Фумве. Гавань здесь охраняют коварные рифы острозубых скал. Я с беспокойством прислушивался к спору нашего капитана с матросом - местным жителем - относительно фарватера. У меня не было никакого желания преодолевать последние полмили вплавь, тем более, что озеро кишело крокодилами. Единственным средством освещения на судне были два керосиновых фонаря. Я достал еще два и при помощи усиленного освещения нам удалось войти в гавань. Небольшая колония на Фумве увидела наши огни и разложила костер на берегу для ориентировки. К борту судна подгребла пирога с удивленными местными жителями. Они не могли понять, почему в их уединенную гавань зашел пароход. Услышав, что мы предполагаем провести два месяца у них на острове, они еще более удивились. Им никогда не приходилось слышать о том, что белый человек приезжал в места, где не водятся рекордные охотничьи трофеи и где нельзя заработать денег. Им не верилось, что мы прибыли просто для отдыха. В тени деревьев мы установили палатку и разложили свое хозяйство. В течение целой недели мы ничего не делали, а просто наслаждались каждой секундой. Утром нас будили пронзительные крики и свист краснохвостых попугаев, устроивших гнезда на острове. Когда наши слуги слышали, что мы пробуждаемся, они бесшумно входили в палатку с чашками горячего чая. Выкупавшись, мы принимались за завтрак. Утром бродили по острову, наблюдая жизнь птиц и мелких зверюшек. На Фумве, помимо антилоп ситутунга, было мало крупных животных. Правда, встречались стада гиппопотамов, которые резвились и плескались в камышах. Иногда мы наблюдали, как эти огромные водяные звери группами вылезали на песчаную косу и принимали солнечные ванны; они редко отходили далеко от воды. Исключение составляли облачные дни или ночи, когда они вылезали на берег в поисках пищи. Гиппопотамы гораздо сильнее, чем думают многие люди. Крупный гиппопотам-самец - опасный соперник даже для носорога. Однажды на берегу озера я увидел, как встретились гиппопотам с носорогом. Оба были зрелыми самцами. Столкнувшись, они убили друг друга. Гиппопотам, по всей видимости, вышел на берег, чтобы попастись в роскошной траве. Здесь он повстречал носорога, спустившегося попить. Ни один из них не пожелал другому уступить дорогу. Произошло ужасное сражение. Спина носорога была порвана огромными челюстями гиппопотама. Гиппопотам же был в нескольких местах сильно пропорот рогом носорога. Оба зверя лежали в нескольких футах друг от друга, погибнув в результате совершенно бессмысленной дуэли. Несомненно, здесь был затронут вопрос чести. Среди камышей обитали стаи мелких гусей; там они жили тихой, спокойной жизнью и совершенно не боялись нас. Эти изящные ярко окрашенные птички всегда были моими любимцами. Видели мы также большие стаи чирков и гусей с шипами в крыльях. Стаи в несколько тысяч птиц здесь были обычным явлением. В водах вокруг острова Фумве в изобилии водились крокодилы. Головы этих зверей, высунутые из воды, напоминали бесчисленное количество плавающих бревен. Среди них были чудовища длиной в 18 футов и молодые не длиннее барана. Они были разных оттенков - от темно-коричневого до желто-зеленоватого. Я полагаю, что крокодил - единственное дикое животное, которое не делает различия между своей обычной добычей и человеком. Когда я охотился на крокодилов ради их шкур, мне часто приходилось обнаруживать в их внутренностях, помимо копыт диких кабанов, рогов антилоп, набор мелких камешков, которые местные жители носят как украшения. Почему эти пресмыкающиеся глотают камни, я не могу понять. Может быть, они помогают пищеварению в той же мере, как и галька, проглатываемая страусами. Только один раз за время пребывания на острове я покинул Хильду, чтобы добыть два экземпляра антилоп ситутунга. Эти животные когда-то во множестве водились на берегу озера. Однако местные жители почти полностью уничтожили их, расставляя сети в камышах и загоняя в них животных. Некоторое количество этих нежных животных вплавь добралось до острова Фумве, где они сильно размножились. Тут они паслись на открытых прогалинах, куда не достигало копье местного охотника. Однажды утром я вышел на охоту с легким нарезным ружьем. Со мной был заряжающий. Лес был очень густой; нам приходилось для верности оставлять метки на деревьях, чтобы по ним вернуться в лагерь. Мы обнаружили несколько открытых прогалин, на которых паслись антилопы. Однако, поскольку мы пришли туда в разгар дня, животные еще не выходили на пастбище. Около пяти часов на середину одной из прогалин вышли антилопы; самец находился, примерно, в пятидесяти ярдах от нас. Будучи слишком уверенным в себе, как мастер скрадывания*, я попытался подкрасться поближе к животному. Я подполз к тому месту, где паслась антилопа, но ее там не оказалось. Вдруг самец выскочил почти из-под моего носа и рванулся в лес. Я выстрелил в него, но взял слишком высоко. Глупый промах! Мы сделали новую попытку. На другой прогалине мне повезло. Мы заметили в траве молодого самца. Видна была только его спина и беловатые кончики рогов. Я присел и свистнул. Самец привстал, и получилась прекрасная мишень. Он был нашим первым трофеем. (* Скрадывать (охотничье выражение) - подкрадываться, бесшумно приближаться к преследуемому животному.) Добытый нами самец был высотой в 44 дюйма. У него была длинная шелковистая шерсть темно-коричневого цвета. Больше всего меня интересовали его копыта. Несколько поколений назад, когда антилопы ситутунга в основном обитали в болотах, их копыта были чрезвычайно удлиненными и по длине превышали шесть дюймов. Эти длинные копыта давали возможность животному бегать по болотистой почве, не погружаясь в нее, как позволяют человеку специальные лыжи идти по глубокому мягкому снегу, не проваливаясь. Однако эти животные уже в течение многих поколений жили на острове и их копыта оказались не на много больше копыт обыкновенных антилоп. Несомненно, что через несколько поколений удлиненные копыта вообще исчезнут. Вот вам пример того, как животные организмы приспосабливаются к условиям окружающей среды. Я подстрелил только двух представителей этих интересных животных. У меня не было никакого желания без надобности беспокоить их на этом острове, где они нашли убежище. Мне удалось собрать коллекцию из более чем двухсот птиц. Капитан Питман был очень заинтересован в этой коллекции. Среди собранных мною птиц был крупный колибри, самый красивый из всей разновидности этих ярко расцвеченных птиц. Кроме того, удалось добыть несколько разновидностей бекасов, каких мне ранее не приходилось видеть. Я был уверен, что капитан Питман будет доволен. Единственным происшествием за весь период нашего мирного пребывания на этом острове был невероятно грозовой шторм, который разразился однажды ночью. Деревья вокруг нашей палатки страшно раскачивались, ветки обламывались и падали. Одна огромная ветвь упала на нашу палатку, вонзившись, как копье, рядом с ней в землю. Постоянные вспышки молний освещали воды разбушевавшегося озера. Сорванные порывами ветра с качающихся ветвей, попугаи издавали резкие крики. Несмотря на то, что мы не понесли никакого ущерба, должен сказать, что это была страшная ночь. Когда наш отпуск подошел к концу, пароход "Перси Андерсен" зашел за нами. Колония местных жителей очень жалела, что мы уезжаем, и мы сожалели в неменьшей мере. Мне ни разу не приходилось бывать в столь идеальном месте для проведения отдыха, как остров Фумве. На острове почти не было насекомых. Это было приятным сюрпризом по сравнению с другими местами Африки. Мы не наблюдали никаких признаков страшной мухи цеце. Хильда и я покинули этот остров, пообещав друг другу, что когда-нибудь мы вновь вернемся сюда для отдыха. К сожалению, нам так и не удалось побывать там еще раз. А может быть, это к лучшему. Вполне возможно, что еще одна поездка в это идеальнее место привела бы к разочарованию. А так в течение многих лет оно жило в нашей памяти. Глава десятая Охота на буйволов Когда мы с Хильдой вернулись с острова Фумве, меня ожидала записка от капитана Ритчи. Перед департаментом снова стояла задача уничтожения диких зверей, наносивших ущерб местному населению. В районе Томсонс Фоллс - деревушке, расположенной в ста милях к северу от Найроби, появилось стадо диких африканских буйволов. Животные уничтожали посевы на шамбах и даже убили несколько местных жителей. Капитан Ритчи решил, что необходимо принять меры. Вообще капитан Ритчи стремился создать лучшие условия для поголовья буйволов в Кении. Но данное стадо наносило тяжелый ущерб местному населению и, беспокоясь о судьбе земледельцев, он вынужден был принять решение о его уничтожении. Многие охотники считают буйвола самым опасным африканским зверем. Буйвол бросается на противника с неописуемой яростью. Даже выстрел, от которого уклоняются и носороги и слоны, не заставит его свернуть в сторону. Буйвол ни за что не остановится, пока не будет убит или сам не убьет охотника. Это очень хитрый зверь. Уходя от охотника, раненый буйвол нередко делает петлю и устраивает у собственных следив засаду. В отличие от большинства зверей буйвол часто нападает без каких-либо видимых причин. Поэтому охота на него считается трудной и опасной. На этот раз я решил взять с собой тяжелое двуствольное нарезное ружье Джефри калибра 500*. Я убежден, что для охоты на буйволов следует брать самое тяжелое ружье, которое под силу охотнику. Зная, что раненые животные скрываются в кустарниках; я взял с собой собак, чтобы с их помощью выгонять оттуда буйволов. (* Калибр 500 = 12,7 миллиметра.) На собачьем рынке в Найроби продавалось несколько штук ничего не стоящих дворняжек. У меня не было выбора и поэтому я купил их всех. Позже мне удалось добавить к этой своре несколько более крупных и умных собак. Но в этой своре не хватало собаки-вожака, которая отличалась бы мужеством и решительностью и вела за собой остальных. Собаки легко следуют за вожаком, даже одна первоклассная собака может преобразить сборище дворняжек в довольно неплохую свору. Поскольку мне так и не удалось приобрести вожака, я готовился уехать из Найроби, взяв с собой пестрый букет дворняжек. За несколько дней до моего отъезда ко мне обратилось одно довольно высокое должностное лицо с просьбой избавить его от любимой собачки. Этот пес нападал на местных жителей, кусал их и, кроме того, резал скот в пригородах Найроби. Из того что мне сказал хозяин, я решил, что это совершенно никчемная собака, но в тот момент я не мог позволить себе быть разборчивым и пошел за псом. С первого взгляда собака мне понравилась. Это был ширококостный рыжий кобель величиной с немецкую овчарку. У него были мощные челюсти и он, несомненно, умел ими пользоваться. Пес, по-видимому, был смешанной породы с большой примесью бультерьера. Я решил дать ему кличку "Бафф", произнося которую не требовалось ломать язык. Он быстро усвоил это имя, и я почувствовал, что у нас с ним дела пойдут, как надо. Мне показалось, что это умное, смелое животное, которое природа никоим образом не предназначала для роли комнатной собачки. Бафф быстро утвердился в правах вожака своры. Среди собак нашлось мало таких, которые рискнули вступить с ним в драку; им был преподан урок благоразумия. Другие собаки ходили от него на почтительном расстоянии. Даже суки проявляли свое расположение к Баффу. Несмотря на всю свою злость, Бафф был настоящей собакой и часами лежал у моих ног, гляди преданным задумчивым взглядом, как бы пытаясь прочесть мои мысли. Еще не выехав из Найроби, я уже привязался к Баффу. Я надеялся, что он оправдает себя во время охоты на буйволов и научится уклоняться от рогов и острых копыт этих свирепых животных. Близ деревушки Томсонс-Фоллс я впервые понял, почему бывший хозяин Баффа так стремился отделаться от него. Однажды вечером я повел свору собак на прогулку. По дороге мы прошли мимо стада овец, которое гнал местный пастух. Вид овец привел Баффа в ярость. Он бросился на них, выбрал жирнохвостого барана, и не прошло секунды, как Бафф мертвой хваткой вцепился в его горло и забросил себе на спину. Я оторвал его от барана и, сняв ремень, жестоко избил пса, преподав ему урок, который он запомнил навсегда. Бафф принял наказание без жалоб, за что я проникся к нему еще большим уважением. Уплатив пастуху за барана, я вернулся в лагерь, при этом Бафф весело бежал всю дорогу у моих ног. К моему лагерю были прикреплены несколько следопытов из племени ндеборо. Народ этого племени - на одну четверть масаи и на три четверти - бушмены. Это племя достойно всякого уважения. Представители его довольно хорошие охотники, хотя занимаются не только охотой, но и обработкой земли. Я заметил, что один из жителей деревни прихрамывает, и спросил о причинах его хромоты. Оказалось, что его пятка до щиколотки была начисто откушена буйволом. Я с трудом поверил ему, но, когда услышал всю историю, не мог сомневаться в ее правдивости. Однажды, идя через заросли на свою шамбу, человек этот вдруг услышал в кустах фырканье. Повернувшись, он бросился бежать. По сильному стуку копыт было ясно, что его преследует буйвол. Вначале у этого человека было довольно большое преимущество в расстоянии, но вскоре буйвол стал быстро нагонять его. Стук копыт становился все громче и громче. В последний момент преследуемый сделал отчаянный прыжок и ухватился за ветку дерева. Буйвол промчался под ним, затем круто повернулся и остановился под висящим на ветке человеком, ударяя копытами по земле и яростно фыркая. Человек подобрал ноги повыше. В конце концов правую ногу свело судорогой и он, не выдержав напряжения, на какой-то миг опустил ее. Буйвол мгновенно подбежал и откусил ему пятку, словно это была ветка. Вкус крови, по-видимому, успокоил зверя и он ушел, оставив висевшего на ветке человека в полуобморочном состоянии. Обдумав то, что мне рассказал хромой, я понял, что в его повествовании нет ничего невероятного. Почему бы буйволу не пользоваться своими зубами? Позже мне пришлось убедиться в том, что буйвол действительно разрывает свою жертву зубами и зубы его действительно смертоносны. Увечья, которые наносит разъяренный буйвол, бывают просто ужасными. Однажды во второй половине дня в мой лагерь пришел местный житель и предложил мне свои услуги в качестве следопыта. Когда я с ним разговаривал, то обратил внимание на большие гладкие шрамы на внутренней стороне его бедер. Я спросил у него, отчего эти шрамы. Невинным движением ребенка он сбросил свою набедренную повязку. К своему ужасу, я увидел, что он был весь изуродован. Заметив мое удивление, он сказал, что считает себя счастливым, что еще так легко отделался. Если бы мунгу* не заботился о нем, его сейчас не было бы в живых. (* Бог.) Однажды он шел по высокой траве к своей пасеке и чуть не наступил на отдыхавшего буйвола-самца. Буйвол вскочил на ноги и одним из своих кривых рогов поддел его в пах, затем подбросил в воздух. При падении человек упал на загривок бешеного самца. В отчаянии он одной рукой вцепился в ухо зверя, а другой схватил его за плечо. Рычащий разъяренный зверь бросился вскачь, а на спине его все еще держался напуганный человек. Бедняга не смел соскочить, поэтому всеми силами держался за буйвола. Буйвол пронес его 60 ярдов и, придя в исступление от ноши на своей спине, промчался под густым колючим кустарником, в результате чего человек был сбит на землю. Пострадавший был наполовину оглушен ударом о землю. Лежа на спине, он видел, как буйвол развернулся и снова устремился к нему, В нескольких футах от него буйвол остановился и рогом поддел беспомощно лежавшего человека. В момент, когда буйвол рогом распарывал его, несчастный потерял сознание. Когда он пришел в себя, солнце уже садилось. Все его тело онемело и казалось парализованным. Силой воли он заставил себя вспомнить, что случилось. Он увидел, что лежит рядом с ручейком. Ему удалось подползти к берегу. Одна рука оказалась сломанной, но другая была цела, и он мог черпать воду и подносить ее ко рту. Человек лежал на берегу ручейка в течение двух недель. Он поддерживал жизнь тем, что пил воду и питался травой, до которой мог дотянуться. Ночью он слышал, как на водопой приходили носороги. Дважды совсем близко от него раздавались резкие крики слоних. Часто он слышал вой и смех гиен, бродивших вокруг него в кустарниках, но не рискнувших подойти близко. На поверхности воды безмолвно появлялись крокодилы, которые подплывали к нему на несколько футов. Он был слишком слаб, чтобы двигаться и мог только лежать и наблюдать за ними. Посмотрев на него несколько минут, пресмыкающиеся безмолвно погружались в воду. В конце концов несчастный был найден другими пасечниками. Я спросил этого человека, почему же после таких переживаний он хочет заняться охотой на буйволов? Тут его глаза загорелись и он сказал: - Буана, я узнаю этого буйвола по рогам, и я обязательно его убью. Стадо буйволов, за которым мне предстояло охотиться, обитало в лесу Марманет. Здесь были очень густые заросли, что затрудняло охоту и делало ее опасной. На открытой местности я не считаю буйвола опасным зверем, но в зарослях он может быть просто страшен. Я был очень доволен тем, что имел свору собак под предводительством Баффа. В сопровождении следопытов ранним утром я вышел на охоту. По всему лесу были видны следы буйволов, и собаки без труда решительно пошли по ним. Когда я охотился на территории племени масаи, бывшие тогда у меня собаки очень неохотно шли по следам львов, Казалось, их запах наводил на собак страх. Запах же буйволов, по-видимому, не страшит собак. Через несколько минут после выхода на след буйволов мы услышали, как преследуемые собаками буйволы, ломая кусты, пробираются через заросли. Вместе со следопытами я старался не отрываться от собак. Вдруг до нас донесся пронзительный визг, и мы увидели, как одна из собак взлетела над верхушками деревьев, подброшенная рогами буйвола. Место ее падения определить не удалось. Не желая понапрасну жертвовать собаками, я пытался их отозвать, но они так громко лаяли, что я не слышал даже собственного голоса. Когда мы подошли поближе, то увидели, что свора загнала пять буйволов-самцов. Образовав круг хвостами внутрь и рогами наружу, они отбивались от собак. Вдруг Бафф рванулся к буйволам и схватил одного из быков за нос. Разъяренное животное бросилось вперед, стараясь ударить собаку о ствол дерева. Но Баффа не так легко было оглушить: в последний момент он ловко отбросил задние ноги и избежал удара. Выстрелом из ружья я покончил с этим буйволом. С тех пор Бафф неизменно прибегал к этому приему. Стоило своре загнать самца или самку буйвола, как Бафф бросался на зверя и хватал его за нос. Когда на буйвола нападают собаки, он держит голову как можно ниже к земле, чтобы легче было действовать рогами. Это давало храброму Баффу возможность применять свой любимый прием. По всей видимости, у всех крупных копытных нежные носы. Я помню, как в Шотландии фермеры продевали кольцо в нос опасного бугая. Пока человек держался за это кольцо, бугай был относительно беспомощным. Стоило Баффу вцепиться в нос буйвола, как его уже почти невозможно было сбросить. При этом Бафф твердо стоял, широко расставив свои ноги, а буйвол был не в состоянии сделать головой достаточно сильное движение, чтобы сбросить пса. Крупный буйвол-самец - чрезвычайно величественный зверь. Вес его достигает двух тысяч фунтов. У него огромные размашистые черные как смоль рога. У основания они толщиной с ногу человека, а концы заострены, как кинжалы. Когда буйвол бросается с опущенной головой на охотника, он подставляет ему свой крепкий череп, защищенный широкими основаниями рогов. Только из самого крупнокалиберного нарезного ружья охотник может выстрелом в голову свалить его. Охотясь на буйволов, я предпочитаю целиться в грудь, шею, плечо или под глаз. Однако при нападении буйвола выбирать не приходится, и стреляешь куда возможно. Охота с собаками на буйволов более целесообразна, чем на львов, так как собакам увертываться от буйвола гораздо легче, чем от льва. Как и в первой моей своре, некоторые собаки проявляли больше смелости, нежели благоразумия. Вместо того чтобы увернуться от нападающего буйвола, они упрямо стояли на одном месте. Если собака своевременно не сделает хороший прыжок, чтобы уклониться от молниеносных ударов рогов и копыт буйвола, она погибнет. Во время охоты было несколько случаев, когда буйволы поддевали моих собак на рога и подбрасывали их в воздух. Подбросив собаку в воздух, буйвол наблюдает за тем, как она падает. Определив место падения, он подбегает к ней, чтобы окончательно добить, не дав ей прийти в себя. В таких случаях свора почти всегда бросается на выручку потерпевшей, кусая буйвола и стараясь отвлечь его. Если собакам удавалось остановить зверя хоть на мгновение, я приканчивал его выстрелом. Стадо буйволов обычно пасется по краю болот, им сопутствуют зачастую белые цапли, которые летают вокруг крупных серовато-коричневых зверей, подобно листам белой бумаги. Иногда цапли садятся прямо на спины буйволов. Я думаю, что они выбирают у них клещей. Нередко охотник обнаруживает буйволов, спрятавшихся в высокую траву, по белым цаплям, летающим над ними. Ничто не может сравниться со стадом этих замечательных животных, гордо несущих свои огромные, черные как смоль рога, когда они шествуют по тучным зеленым пастбищам с белоснежными птицами, сидящими на их спинах или важно шагающими рядом. Так как эти животные обладают отличным зрением и слухом, на открытой местности очень трудно подобраться к стаду буйволов на расстояние выстрела. В густом кустарнике буйвол стоит до тех пор, пока охотник не подойдет к нему вплотную. Тогда он молниеносно бросается на него. Даже выстрел в непосредственной близости не заставит буйвола пошевельнуться, пока он не убедится, что наверняка сможет уничтожить своего противника. В этих условиях собаки просто незаменимы. Они чуют поджидающего буйвола и заранее предупреждают охотника об опасности. Если даже собаки не учуют зверя, то они почти наверняка натолкнутся на него, когда побегут впереди охотника. Я могу с уверенностью сказать, что собаки десятки раз спасали мою жизнь во время охоты на буйволов. Бафф был незаменим, так как представлял собой сочетание редких качеств, которого почти никогда не встретишь ни у собак, ни у людей: беспредельная отвага с разумной осторожностью. Он был достаточно умен, чтобы уклониться от нападающего буйвола и в то же время совершенно не боялся его. Однажды свора преследовала необычайно крупного буйвола. Чтобы не подпустить собак к себе, он остановился посредине речки. Это обычный прием животных, преследуемых собаками. Собаки выстроились на берегу реки, подняв невероятный лай, но броситься вплавь за буйволом не желали. Мой Бафф был исключением. Подойдя к реке, храбрый пес сделал огромный прыжок в воду и уверенно схватил ошеломленного быка за нос. На какой-то миг старый буйвол опешил от такой дерзости, но, оправившись, сразу же опустил Баффа под воду. Еще несколько минут - и Бафф погиб бы, если бы я не подошел и не прикончил буйвола выстрелом. Когда Бафф приплыл к берегу, кашляя и отфыркиваясь, я обнаружил, что он обломал концы передних зубов о твердый хрящ носа буйвола. Этот буйвол был семнадцатой жертвой Баффа, причем всех он хватал за нос и держал, пока я не прикончу их выстрелом. Из следующей стычки со стадом буйволов Баффу не удалось выйти невредимым. Свора окружила стадо и удерживала его лаем, наскакивая и кусая задние ноги зверей. Бафф бросился на буйволов и схватил крупную самку занос. Он держал ее на месте. Однако ее уже довольно крупный теленок бросился на помощь, боднув собаку в бок своими короткими толстыми рогами. У Баффа захватило дух, но он не выпустил носа своей жертвы. Он наверняка бы погиб, но подоспели следопыты и убили обоих буйволов. После этого несчастного случая я отставил Баффа от охоты до того времени, пока его раны полностью заживут. Я уже уничтожил более двухсот буйволов, и со стадом было почти покончено. Бафф тосковал, оставаясь дома, и с завистью смотрел, как остальные собаки трусили за мной на охоту. Один из моих следопытов ежедневно ходил в ближайший крааль за мясом для собак, и я поручал ему брать с собой Баффа. Я считал, что упражнение не даст Баффу утратить гибкость в период, его выздоровления, а кроме того, это как-то поддерживало его жизнедеятельность. Во время одной из таких прогулок мимо Баффа пробежал дикий кабан. Пес не мог потерпеть такого неуважения к своей особе. Несмотря на крики следопыта, Бафф со всех ног бросился за кабаном. Кабан скрылся в норе. Перед тем как спуститься в нору, он развернулся и вошел в нее пятясь. Это обычный прием диких кабанов, чтобы иметь наготове клыки. Бафф готов был уже спуститься в нору, как кабан вдруг выскочил и набросился на собаку, Я убежден, что если бы Бафф не обломал кончики своих зубов, то он наверняка удержал бы зверя. Однако ему не удалось удержать кабана за его пропотевшую шкуру. Освободившись от Баффа, кабан сделал быстрый выпад клыками, схватив Баффа за грудь. Он распорол храброго пса, который погиб в то же мгновение. Следопыт убил кабана выстрелом, но собака уже погибла. Когда я вернулся с охоты, то увидел мертвое тело моего благородного Баффа, убитого в то время, когда, как я думал, ничто не могло с ним случиться. У меня никогда не было другой такой собаки - ни до Баффа, ни после него. Остальное время охоты было отравлено для меня потерей. Я надеялся, что какой-нибудь из его щенят будет похож на Баффа, но никто из них не был достоин бежать в одной своре со своим отцом. К собаке слишком привязываешься. Лишь после смерти пса начинаешь понимать, какое место он занимал в твоем сердце. Я иногда думаю, стоит ли то удовольствие, которое получаешь от собаки, того горя, которое переносишь от ее утраты? Сила и свирепый нрав буйвола всегда привлекали меня в охоте на этого зверя. Это был мой любимый зверь для охоты. Я охотился за буйволами не только в Кении, но и в Уганде, и в Конго. Хотя я далек от того, чтобы недооценивать его силу, все же я думаю, что опасность охоты на буйволов несколько преувеличена. Мне нередко приходилось слышать рассказы о стадах буйволов. Если поверить им, получается, что стадо буйволов всегда набрасывается на человека и топчет его до смерти. Хотя мне пришлось убить более трехсот буйволов, но ни разу не приходилось наблюдать, чтобы буйволы набрасывались на охотника всем стадом, разве что они оказывались в овраге или ущелье, где не могли развернуться. Даже в подобном случае эти животные скорее пытались убежать, чем по-настоящему нападать. Мой опыт показывает, что нападение совершается отдельным животным - чаще всего животным, которое отрезано от остального стада. Одиночный буйвол может быть невероятно агрессивным, но в стаде он не проявляет большей свирепости, чем многие домашние животные. Несколько лет спустя меня вторично послали в район Томсонс Фоллс для уничтожения буйволов, совершавших набеги на посевы. Я провел в районе всего лишь несколько дней, когда местный житель по имени Абейя пришел в мой лагерь с просьбой принять его на работу в качестве следопыта. Он принадлежал к племени туркана. Племя туркана - дикий первобытный народ. На запястье турканы носят своеобразный браслет, изготовленный из лезвия кривого ножа, наточенного до остроты бритвы. Турканы с большим искусством владеют этим браслетом и могут перерезать горло человека одним поворотом запястья. Когда я впервые увидел Абейю, его тело было едва прикрыто. Волосы намазаны коровьим пометом и, если смотреть с затылка, походили на печеный каравай. Большую часть жизни Абейя провел в тюрьме за браконьерство. Охотился он с помощью лука и отравленных стрел. Несмотря на свирепый вид, он показался мне очень приятным, так как безусловно был хорошим охотником. Абейя хотел стать следопытом, потому что он был одержим желанием получить в собственность ружье. Это, конечно, похвальное стремление, однако я знал, что местные жители обожествляют ружье, считая, что оно не может причинить вреда, а является только полезным орудием. Я согласился взять Абейю как следопыта, но настоял на том, чтобы он полностью освоил механизм нарезного ружья, прежде чем будет охотиться с нами на крупного зверя. Опыт Абейи, как браконьера, сделал из него первоклассного следопыта. Он быстро овладел ружьем и стал довольно хорошим стрелком. Но я не мог убедить его в том, что ружье не гарантирует безопасность. Он был одним из лучших следопытов, и я в конце концов отпустил его охотиться на буйволов вместе с двумя другими следопытами. Несколько дней спустя эти следопыты вернулись, доложив, что Абейя отказался охотиться с ними, заявив: "Мы; турканы, всегда охотимся в одиночку". Это было нарушением моих указаний, так как я считаю, что ни один человек не может быть в безопасности, охотясь в одиночку. Всегда нужны двое - один идет по следу, а другой обеспечивает безопасность первого на случай нападения зверя. Я решил сурово отругать Абейю. В течение пяти дней я охотился в зарослях, и, когда вернулся, жена Абейи ожидала меня. Он купил ее лишь недавно; одета она была в основном в массу грязных белых бус. Она сказала, что Абейя не вернулся, и боялась, что произошло самое худшее. Я тут же организовал поисковую группу, и мы приступили к прочесыванию необъятного Марманетского леса, чтобы найти пропавшего. Среди покрытых лесами склонов горы Марманет имеются открытые плато. У большого дерева на одной из этих возвышенностей мы нашли останки Абейи. Тело было объедено гиенами и хищными птицами, но нам удалось опознать его по черепу. Все признаки говорили за то, что Абейя был убит другим местным жителем. У него было сломано несколько ребер, как от ударов дубинкой. Кроме того, мы увидели длинный косой надрез на двух костях, напоминавший след от копья. Ружье и патроны пропали. Естественно, что зверь не мог унести ружье следопыта. Я доложил обстоятельства инспектору Джею из местной полиции. В то время в этом районе скрывалось несколько человек, находившихся вне закона. Эти люди нападали на местные деревни и грабили их. Ружье с патронами, попавшее в их руки, очень осложняло положение. Инспектор прибыл на место, чтобы осмотреть останки Абейи. Охотясь, следопыт вырыл маленькую ямку под деревом, где он лежал, поджидая проходящих буйволов. Однако у места его гибели не было ни признаков борьбы, ни следов буйвола. Можно было почти не сомневаться, что Абейя - жертва нечестной игры. Инспектор Джей решил осмотреть кустарники на много миль вокруг, чтобы проверить, нет ли другого объяснения гибели следопыта. Из Томсонс-Фоллс были вызваны местные констэбли (из полицейских отрядов Аскари). Вместе со своими следопытами в поиски включился и я. Однажды утром большая группа полицейских, следопытов и местных жителей собралась у дерева, где мы нашли тело несчастного Абейи. Разделив людей на небольшие группы, мы стали прочесывать кустарники. Поиски длились около двух часов или немного более, когда один из местных жителей сообщил, что он обнаружил труп крупного буйвола. Я пошел вместе с ним к этому трупу. Вся земля вокруг буквально кишела африканскими муравьями, которые поедали его. Насекомые были очень возбуждены и готовы напасть на любого, кто подойдет на пять ярдов к их добыче. Я сказал местным жителям, чтобы они вырезали длинную палку и перевернули труп буйвола. Когда они это сделали, я заметил дырку в ребре буйвола. Бросившись сквозь строй кусавших меня муравьев, я вытащил ребро и быстро вернулся. Я хотел узнать, не результат ли это попадания восьмимиллиметровой пули? Наши следопыты были вооружены восьмимиллиметровыми нарезными ружьями. Пуля точно вошла в отверстие. Зная, что раненый буйвол обязательно прячется в чаще, а затем поворачивается головой к охотнику, я сказал следопытам, чтобы они развернулись и осмотрели местность в направлении, куда была обращена голова буйвола. В нескольких сотнях ярдов они обнаружили бревно, на котором были следы крови. Осмотрев следы, я уже не сомневался в том, что именно здесь буйвол напал на Абейю. В нескольких футах от бревна в высокой траве я обнаружил пропавшее ружье. В казеннике был невыстреленный патрон, который не был введен до конца. Рядом лежала одиночная стреляная гильза. Затем я осмотрел каждый фут земли между бревном и деревом, под которым мы обнаружили Абейю. По пути я нашел все остальные патроны следопыта, которые лежали в траве на некотором расстоянии друг от друга. Я также обнаружил пятно запекшейся крови, смешанной с водянистой жидкостью, которая текла из раненного в желудок животного. На основании данных, обнаруженных в лесу, я воспроизвел картину. Из своего места под деревом Абейя дал выстрел по проходившему мимо буйволу, попав ему в желудок. Раненый зверь побежал через кустарник, оставляя за собой следы крови, а Абейя пошел за ним. Раненый буйвол, устроив засаду, внезапно напал на следопыта, когда тот смотрел на следы, Абейя дал выстрел, но не убил буйвола. Прежде чем ему удалось перезарядить ружье, буйвол настиг его. Он ударил Абейю о бревно, сломав ему ребра, а затем погиб сам. Смертельно раненный Абейя приполз к своей ямке под дерево и там умер. По пути оставшиеся у него в кармане патроны выпали. Оставалось только объяснить удар копьем на его ребрах. По характеру ранения я определил, что оно не сделано рогами буйвола. Осмотрев внимательно бревно, я обнаружил выступающий крепкий сучок с острым концом. Этот сучок был покрыт спекшейся кровью. Буйвол бросил Абейю на сук, который пронзил его, как короткая шпага. Когда я впервые увидел тело Абейи, я готов был поклясться, что следопыт убит местными жителями. К счастью, благодаря здравому смыслу инспектора Джея вопрос был внимательно изучен и тайна разгадана. Я все еще считаю этот случай самым необычным стечением обстоятельств, с которыми мне приходилось сталкиваться в кустарнике. Я думаю, что африканский буйвол - одно из самых свирепых животных и является достойным противником. Я уверен, что, как правило, гибель охотников - следствие двух причин: или охотник настолько увлекается поиском следов раненого буйвола, что забывает смотреть вперед, или же упорно отказывается пользоваться крупнокалиберным ружьем: ударная сила относительно легкого ружья недостаточна для того, чтобы остановить нападающего зверя. Я уже говорил о своем отрицательном отношении к легким ружьям при охоте на крупного зверя. Боюсь, что читатель сочтет меня в некотором роде фанатиком. Но мне навсегда запомнился случай, когда из-за упорного нежелания охотника-спортсмена пользоваться более тяжелым ружьем при охоте на крупных зверей мне пришлось пережить самую тяжелую личную утрату за всю мою жизнь в Африке. Два человека поплатились своими жизнями только за то, что охотник боялся отдачи тяжелого ружья. Упомянутый охотник был принцем одного из европейских королевских домов. Имени называть не собираюсь. Мне пришлось сопровождать его вместе с моим близким другом и товарищем Киракангано - представителем отважного племени масаи. В этот раз с принцем был еще один местный житель, который держал наготове запасное ружье для него. Этот заряжающий был очень самонадеянным человеком и считал себя величайшим следопытом. В действительности он очень мало смыслил в охоте. Закончив удачную охоту на львов, мы уже собирались покинуть этот район. Вдруг принц увидел несколько буйволов-самцов, пасшихся у опушки зарослей, и загорелся желанием во что бы то ни стало убить хоть одного буйвола. У него было ружье калибра 416 - отличное оружие для охоты на львов. Киракангано, заряжающий принца, его высочество и я подкрались к буйволам. Прячась за небольшим кустарником, мы приблизились к ним на 80 ярдов. Принц не торопясь прицелился и выстрелил по рослому буйволу-самцу. Буйвол упал, но сразу же вслед за выстрелом мимо нас пробежал еще более замечательный буйвол. Принц сделал второй выстрел, и по звуку я понял, что пуля попала в желудок. Раненый зверь бросился в кусты и исчез. Я решил преследовать зверя вместе с Киракангано, чтобы добить его. Однако принц настаивал на том, чтобы идти вместе с нами. Он заявил, что если он не убьет буйвола, то трофей для него не будет представлять никакого интереса. К сожалению, я уступил его желанию, и мы вошли в заросли. Едва мы прошли ярдов пятнадцать, как Киракангано показал нам буйвола, который прятался в группе кустов. Я попытался показать животное принцу, но он не мог разглядеть буйвола. Пока мы шептались и жестикулировали, буйвол, по-видимому, понял, что обнаружен. Он повернулся и побежал глубже в кусты. Теперь зверь уже знал, что его преследуют охотники, и наверняка был настороже. Мы последовали за ним в густые заросли. Киракангано шел по следу, а я рядом с ним, держа ружье наготове. Принц шел за нами, а за ним - сопровождающий его заряжающий с запасным ружьем. При мне было мое нарезное ружье Джефри калибра 500, а у Киракангано, как всегда, лишь копье - единственное оружие отважных моранов. Заросли были настолько густые, что я ничего не видел сквозь плотную верхнюю листву. Несколько раз до нас доносился резкий запах буйвола. Это означало, что он поджидал нас в засаде. Каждый раз я ложился на живот, надеясь между непокрытыми листвой стволами увидеть ноги животного. Однако буйвол всегда замечал меня и убегал первым, издавая хриплое мычание побежденного, но злого животного. Это преследование начало сказываться на нервах принца. Хотя вначале он буквально горел желанием покончить со зверем, но вдруг заявил: - У меня странное предчувствие, что-то должно случиться. Выведите меня отсюда. Я только пожалел, что предчувствие у его высочества появилось не до, а после того, как он ранил буйвола в живот своим относительно легким ружьем. Однако теперь мне ничего не оставалось, как вывести его из кустарника. Я оставил Киракангано и местного охотника, несшего запасное ружье принца, на месте, предупредив их, чтобы они не предпринимали никаких действий до моего возвращения. Справа я увидел просвет в кустарнике - мы находились вблизи открытой равнины. Выведя принца на открытое место, я пошел обратно, чтобы продолжить преследование буйвола. Пройдя примерно половину расстояния до того места, где я оставил обоих охотников, я услышал выстрел. На какой-то короткий миг все затихло. Затем послышался рев разъяренного буйвола. Мне хорошо известен смысл резкого, громкого и яростного рева: так буйвол ревет только тогда, когда вонзает рога в свою жертву. Буйвол напал на моих товарищей. Как одержимый, я бросился сквозь спутавшиеся ветки дикого шиповника. Ползучие растения, словно арканы, обвивали меня. До меня доносились глухие удары рогов буйвола. Я совершенно обезумел. Пробиваясь сквозь заросли, я вырывал с корнями обвивавшие меня лозы. Когда я, наконец, прорвался через кустарник, перед моими глазами открылась страшная картина: стоя на коленях, буйвол рогами рвал неподвижное тело Киракангано. Зверь настолько увлекся, что заметил меня только тогда, когда я очутился на расстоянии менее пяти ярдов от него. Тут он вскочил на ноги. Пока он поднимался, я всадил ему пулю в плечо. Удар тяжелой пули отбросил его на Киракангано. Вся тяжесть огромной туши лежала на нем. Я попытался стащить размокшую, вспотевшую тушу с тела моего умирающего друга, но едва мог сдвинуть ее. Я лег на спину и, упираясь ногами в туловище мертвого быка, старался столкнуть его, пока не содрал кожу собственных плеч. Ничего не помогло. Тогда я схватил молодое деревцо обеими руками, и обхватив ногами шею буйвола, старался подтянуться вместе с тушей к дереву. Я даже ухватил деревцо зубами, чтобы покрепче зацепиться. И все же мне не удалось освободить тело Киракангано. Мой друг уже пришел в сознание, и мне легко было представить себе, как он страдал. Но он не жаловался и даже не стонал. Я кричал, зовя принца на помощь. Казалось, время шло бесконечно медленно, прежде чем он робко появился в зарослях кустарника. Взявшись вместе за хвост буйвола, мы, наконец, оттащили тушу в сторону. Храбрый масаи был сильно помят рогами и передними копытами буйвола. Он сломал два пальца, пытаясь схватить животное за губы. Чтобы облегчить его страдания, я тут же сделал ему инъекцию морфия в четверть грана*. (* Гран =0,0648 грамма.) Через несколько минут ему, видимо, стало легче. Прежде всего он спросил: - Заряжающий мертв? Если он жив, дай я его убью, пока у меня еще есть силы. Заряжающий был непосредственным виновником трагедии. Киракангано рассказал мне, что после того, как я покинул их, охотник, несший запасное ружье принца, вопреки моим указаниям и протестам Киракангано пошел вперед. Вскоре он наткнулся на лежавшего буйвола и выстрелил в него. Буйвол с ревом вскочил и бросился на охотника. В ужасе он побежал в направлении Киракангано, по-видимому, надеясь, что буйвол бросится на масаи. Едва он успел добежать до Киракангано, как зверь настиг его. Буйвол с такой силой поддел его сзади, что он полетел, как пушечное ядро, и сбил Киракангано с ног. У Киракангано даже не было возможности воспользоваться своим копьем, когда буйвол налетел на него. Я пошел искать заряжающего. Тело охотника я нашел правее в шести ярдах от Киракангано. Он лежал на спине, высунув язык. Я поднял с земли размякшее тело охотника. Голова его моталась, так как шея оказалась сломанной в двух местах от удара, нанесенного буйволом. Буйвол ударил его своим черепом. Охотник был еще жив. - Маджи!2 - выдавил он. (* Воды.) Я взял флягу и попытался влить ему в рот несколько капель, но вода вытекла из уголков его рта. Вскоре я почувствовал, что он перестал дышать. Больше ему не пришлось охотиться. Когда я сказал Киракангано, что он мертв, его лицо озарилось слабой улыбкой. Подойдя к буйволу, я обнаружил, что копье Киракангано глубоко вонзилось в плечо животного. Я подумал, что Киракангано все же удалось нанести буйволу удар. Но он мне сказал, что буйвол сам напоролся на копье, когда опустился на колени, чтобы рвать его рогами. Я вернулся в лагерь и приказал носильщикам подвести автомобиль к опушке кустарника. С их помощью мы вынесли Киракангано и убитого охотника к машине. До ближайшего врача было по меньшей мере сто миль по страшным рытвинам и глубоким колеям дороги. Я сел рядом с Киракангано, а принц вел машину. Полил дождь. Путь стал скользким и еще более трудным. Примерно на полпути машина застряла в глубоком овраге. Принц попытался въехать по крутому раскисшему склону, но машина каждый раз съезжала обратно. Тело мертвого охотника все время ударялось об меня. Я старался держать Киракангано на руках, чтобы как-то уберечь его от толчков. При виде страданий Киракангано каждый толчок больно отзывался на моих нервах. Наконец, нам удалось выбраться из оврага, и мы продолжали путь. Когда наша машина проезжала мимо дикого африканского кабана с необычайно красивыми клыками, умирающий масаи обратил на него мое внимание. Даже умирая он оставался охотником. Он говорил со мной о своей жене, о детях, понимая, что больше их не увидит. Я попытался подбодрить его, уверяя, что мы скоро снова будем охотиться вместе; Киракангано в ответ только улыбнулся: он знал, что умрет. Ночью мой друг скончался. Это был храбрый человек, большой мастер-следопыт, истинный сын Африки. Единственным слабым утешением для меня было то, что Киракангано умер, как мечтают умереть многие масаи: был убит благородным диким зверем во время охоты. Я рад, что копье его было в крови, хотя и в силу случайности. Не думаю, чтобы Киракангано хотел умереть с чистым копьем Глава одиннадцатая Лес Итури Большая часть моей жизни в Африке прошла в негустых зарослях кустарника и в необъятных равнинах высокогорного района, получивших название "Территория белого человека". Однако мне пришлось познакомиться и с джунглями. Я не хотел бы жить в этих темных глубинах, но должен признать, что и они обладают своим очарованием. Истинные джунгли полны таинственности. Это земля вечных сумерек. Здесь живут малорослые лесные жители - пигмеи, обитают странные звери, с которыми не приходится встречаться в открытой местности. Я с радостью сопровождал экспедицию в джунгли, поскольку она таила в себе те же соблазны, что и дом с привидениями. Но еще больше я радовался, когда экспедиция кончалась и я возвращался в Кению. В тридцатые годы меня выбрали проводником экспедиции в великий лес Итури - обширный район, пересекающий всю северо-восточную часть Бельгийского Конго. Экспедиция была послана Лондонским Кенсингтонским музеем во главе с доктором Р. Аккройдом. В то время очень небольшое число экспедиций отправлялось в Итури, а доктор Аккройд желал привести в Лондон коллекцию флоры и фауны этого района. Я встретил доктора Аккройда в городе Кампала, расположенном в Уганде, примерно в 180 милях к востоку от границы Бельгийского Конго. Доктор Аккройд произвел на меня очень благоприятное впечатление. Это был мужчина средних лет с приятными манерами, готовый к любым неожиданностям. Несколько позже он показал себя отличным знатоком природы. Я рассказал ему, что мне уже приходилось бывать в Конго, куда я сопровождал охотников-спортсменов, желавших подстрелить экземпляр небольшого по размерам, но чрезвычайно злобного красного буйвола, обитающего в лесных районах. С самым же лесом Итури я был почти не знаком. Доктор Аккройд слушал меня, кивая головой. Он сказал: - Предвидя эту возможность, я взял в проводники весьма квалифицированного человека; его фамилия Безеденхоут. Вы, вероятно, слышали о нем. Этот человек впервые заснял диких окапи*. Мне удалось связаться с ним, и он согласился провести нас в лес. (* Африканское жирафоподобное жвачное животное, обитающее в Бельгийском Конго.) Я познакомился с Безеденхоутом днем позже. Это был худой жилистый человек с очень светлыми волосами и необычайно острыми голубыми глазами. Безеденхоут был голландцем, как и мой спутник по сафари в Серенгети-Фурье. Насколько я понял, Безеденхоут вел тяжелую и не слишком респектабельную жизнь. Поговорив с ним, я убедился, что он прекрасно знает лес Итури и может провести нас через него. Я спросил его об известных фотографиях окапи (окапи весьма любопытное животное, состоящее в родстве с жирафом, но гораздо меньше его по размерам и с более короткой шеей). Безеденхоут рассказал мне: чтобы снять окапи, ему пришлось ползти на четвереньках по джунглям, накрывшись шкурой дикого кабана. Во время рассказа он улыбался, и я понял, что он что-то не договаривает. Однако я не стал настаивать, чтобы он вдавался в подробности. Мы прошли на восток через Уганду и прибыли в расположенную на реке Семилики деревню Мберемюль - ворота в Бельгийское Конго. Оба берега реки охранялись вооруженными туземными солдатами. Наши паспорта проверял бельгийский префект полиции. Когда дело дошло до проверки паспорта Безеденхоута, префект задержался и стал внимательно проверять документ. Я оглянулся на нашего проводника, надеясь, что он объяснит мне странное поведение префекта. Однако он исчез, как клуб дыма. Бельгиец оторвался от паспорта и заявил: - Этот паспорт поддельный, и я не могу разрешить въезд. Кто этот человек? Доктор Аккройд описал Безеденхоута, и префект чуть не подпрыгнул со своего стула. - Да это же один из самых заядлых браконьеров, промышлявших слоновой костью в Африке! - воскликнул он. - Во время своего последнего пребывания на территории Конго он убедил наших туземных солдат дезертировать и участвовать вместе с ним в браконьерской охоте на слонов с помощью винтовок военного образца. Он составил себе целое состояние из добытой слоновой кости. Он заставил своих носильщиков вплавь переправить добытую кость через реку в Уганду. Мы никогда не допустим его въезд в Конго. Ширина реки Семилики составляет 40 ярдов, глубина ее восемь футов, и она буквально кишит крокодилами, - я никак не мог отнестись с доверием к заявлению префекта. Оба мы - и доктор Аккройд и я - стали просить префекта за Безеденхоута. Мы обещали взять на себя полную ответственность за поведение голландца на бельгийской территории. Доктор Аккройд подчеркнул, что он не сможет собрать коллекцию фауны без помощи Безеденхоута. К счастью, префект не был неблагоразумным человеком и понимал научное значение экспедиции. В конце концов, скрепя сердце, он дал согласие на допуск Безеденхоута на территорию Бельгийского Конго, строго оговорив, что тот будет постоянно находиться под наблюдением доктора Аккройда и покинет территорию страны вместе с нами. Мы перешли реку. Проходя мимо префекта, Безеденхоут вежливо раскланялся с ним. Затем мы направились в Мбогу, расположенную примерно в пятнадцати милях от границы. Я спросил Безеденхоута, насколько правдива история об охоте на слонов. Он заверил меня, что все это правда. - Когда я достиг реки Семилики, полиция буквально преследовала меня по пятам,- сказал он.- Крокодилы представляли большую опасность, но, стреляя по воде, мне удалось в течение некоторого времени не подпускать этих зверей к переправе, дав возможность носильщикам перейти через реку. Безеденхоут, несомненно, был находчивым и решительным человеком. В Мбоге мы наняли 80 носильщиков. Это был очень хороший народ. Мы платили им по франку в сутки (то ecть примерно один пенс английскими деньгами). За эти деньги носильщики должны были нести на голове груз в 40 фунтов от восхода до заката. Разбив лагерь, наиболее