лагодарить тебя! -- Ты ещё не знаешь, каково моё условие,-- ответила она, высвобождая руку. -- Я на всё согласен! -- Хочу надеяться. Так вот. Ты, разумеется, возглавишь экспедицию, но капитана и команду подберу я. За механика с тобой пойдёт Макферсон, он чуть ли не с детства возится с судовыми машинами. А капитаном буду я. -- Но... Дженни, ты шутишь, правда?-- я был ошеломлён. -- Чтобы идти на "Айлин Мор", нужна команда из четырёх человек, и тебе это известно. Во всяком случае, таково моё условие,-- решительным тоном добавила она. -- Дженни... ты не можешь пуститься в такое плавание. Твой отец... -- С отцом я всё улажу. Серебро принадлежит русским, которые вытащили меня из концлагеря. Да и вообще... Словом, либо я иду с тобой в качестве шкипера, либо ты останешься без судна. Я не шучу. -- Тогда остаётся одно -- сдаться властям в надежде, что они примут мой рассказ на веру. -- Это ничего не изменит. Если ты сдашься, я пойду к Скале Мэддона сама. -- Но почему? -- Почему?-- она пожала плечами. В её глазах вновь появилось то странное, непонятное мне выражение.-- Итак, принимаешь ты моё условие или нет? Я вздохнул. --Ладно, делать нечего... Но только если твой отец даст согласие. Кажется, этот ответ удовлетворил её. Я и мысли не допускал, что отец Дженни разрешит ей отправиться в такой опасный поход, однако поздно вечером, когда она ушла к себе в спальню, он сел у очага, долго смотрел на огонь и наконец, повернувшись ко мне, спросил: -- Вам известно, какое условие поставила Дженни? -- Да. Я ответил, что приму его, если вы согласитесь. -- Ну так вот,-- кивнув, сказал он,-- я согласен. -- Господи!-- вскричал я.-- Вы просто не понимаете, насколько это опасно. -- Ещё как понимаю.-- Он усмехнулся.-- Но если уж Дженни закусит удила, её ничем не удержишь. Она хочет плыть, и дело с концом. Вся в мать, как решила, так и будет... Однажды она тайком прошмыгнула на бот Маклеода и отправилась с ним на рыбалку. Её не было дома больше тридцати часов, и это в семь лет от роду! А потом пошло -- одна выходка за другой, до тех пор, пока мы не махнули рукой и не перестали волноваться за неё. Дело в том, Джим, что можно осторожничать и беречь себя, сколько угодно, а потом -- бац -- погибнуть при переходе улицы. Я лично так на это смотрю. Если постоянно избегать опасностей, жить будет неинтересно.-- Вдруг он положил руку мне на плечо.-- Вы мне очень нравитесь, мальчик мой. Вы не трус и не дурак. Более того, я верю тому, что вы рассказали. Не стану делать вид, будто понимаю, что за человек этот Хэлси, но я приложу все силы, чтобы помочь вам выйти победителем. Я даже готов доверить вам Дженни. Ведь если б не вы, её сейчас не было бы в живых. Наутро Дженни и её отец приступили к приготовлениям. Они были возбуждены, как дети, собравшиеся удрать из дому. Дел было много: предстояло достать припасы на три месяца, второй ком плект парусов, солярку для машины, запасной такелаж, канаты, приборы, рыбацкое снаряжение, дождевики, овчинные тулупы. Субсидировал нас отец Дженни, однако раздобыть всё нужное при карточной и талонной системе в связанной разного рода ограничениями Британии было не так-то просто. Чтобы приобрести самое необходимое, потребовалось почти три недели. От нас с Бертом проку было мало: мы не осмеливались подвергать себя риску, отвечая на досужие расспросы. Большую часть припасов и снаряжения достали Дженни и её отец. Дженни знала, к кому обращаться в Обане и Тобермори. Кое-что из вещей ей удалось лестью выманить у военных моряков. На какое-то время мы очутились в тупике: не было солярки, однако в конце концов мы взяли её с голландского сухогруза, вошедшего в обанский порт переждать шторм. Чуть ли не каждый день я выходил в море на "Айлин Мор", чтобы почувствовать яхту и обучить Берта азам морского дела. "Айлин Мор" легко слушалась руля и хорошо шла по бурному морю. Даже сухопутная крыса Берт зауважал это судёнышко. По вечерам мы вели счёт успехам и неудачам прошедшего дня. Дженни удалось раздобыть тушёнки, её отец выпросил у какой-то фирмы нужную нам одежду. Словом, каждый день приносил какую-нибудь добрую весть. Наконец мы собрали всё, что могли собрать, учитывая обстоятельства. Мне хотелось добыть ещё и радиопередатчик, но это было необязательно, потому что никто из нас всё равно не умел с ним обращаться. В пятницу четырнадцатого апреля мы с Дженни решили пройтись до Коннелского моста. Стояла тишина. Мы смотрели на далёкие холмы Малла, Морвена, Мойдарта и Ская. Завтра поутру мы выскользнем из-под сени этих милых холмов и пойдём через Маллский пролив и Литл-Минч к Гебридам. Потом повернём на север-северо-восток, минуем мыс Рат, Шетлендские острова, Фареры и исчезнем в неведомой дали. Увижу ли я снова эти спокойные узкие заливы? Дженни повернулась ко мне. -- Я чувствую'себя, как счастливый человек, который боится, что скоро его счастью придёт конец,-- сказала она. Я заглянул в её глаза, и меня охватила нежность. -- Значит, ты счастлива, Дженни? -- Да, очень,-- она снова посмотрела на стоявшую в заливе "Айлин Мор".-- Только... -- Тебе страшно? Дженни со смехом покачала головой. -- Просто какое-то странное ощущение там, внутри. Хоть бы и в Баренцевом море было так же тихо и спокойно, как здесь. -- Будь там тихо и спокойно, Хэлси и компания не стали бы выбрасывать "Трикалу" на Скалу Мэддона,-- ответил я.-- Они выбрали этот остров именно потому, что вероятность чьей-либо высадки там очень мала. Уже у Фарер мы попадём на высокую волну. -- Синоптики обещают ясную погоду,-- сказала Дженни.-- А яхта у нас крепкая, ей всё нипочём. В разумных пределах, конечно. -- В разумных пределах,-- согласился я.-- Но мы можем угодить в шторм, который превысит в неистовстве своём любой разумный предел. А когда дойдём до Скалы Мэддона, может статься, что придётся много дней болтаться вокруг неё, пока не удастся пробиться сквозь рифы. К тому времени, возможно, появится Хэлси на своём буксире. А тогда уж всякое может случиться. Воображение нарисовало мне ясную картину -- гигантские волны, барьер из коварных рифов с белой от пены брешью, за которой чернеют промёрзшие скалы. Отправляться туда в одиночку страшно, но ещё страшнее подвергать такой опасности Дженни. -- Если ты останешься дома, то сможешь заставить полицию провести следствие,-- сказал я. -- Об этом позаботится папа. Он знает все обстоятельства дела, да и письмо с отчётом я ему оставила. Если мы не вернёмся через три месяца или если Хэлси возвратится раньше нас, он передаст эту бумагу в полицию. Торговую палату и газеты. Неужели ты не понимаешь, что они заинтересуются этим делом, узнав о моём участии в плавании? Во всяком случае, газетчики клюнут. Но довольно об этом. Давай лучше простимся с Бен-Круаханом, это патриарх наших гор и нечто вроде моего второго отца. У меня примета: если я тепло распрощаюсь с ним, он станет охранять меня в пути и поможет благополучно вернуться домой. Мы простились с далёкой заснеженной горой и пошли домой на прощальный обед. Мак, Берт и отец Дженни потягивали горячий ромовый пунш, стол ломился от лучших яств с фермы, всё было прекрасно. О ждущих нас впереди опасностях мы вспомнили лишь однажды, когда отец Дженни провозгласил тост за "Айлин Мор". Потом он самолично проводил меня в мою комнату и пожал мне руку. От прикосновения его сухих старческих пальцев я почувствовал комок в горле. -- Быть стариком не так уж и плохо,-- сказал он.-- Только вот скука иногда одолевает. Будь я хоть на несколько лет моложе, пошёл бы с вами. Утро выдалось холодное и колючее. Небо было голубым, воды залива искрились на солнце, холмы окутал белый клочковатый туман. Отец Дженни спустился к берегу проводить нас. Его высокая прямая одинокая фигура ясно виднелась на фоне золотистого пляжа. Мы подошли к "Айлин Мор" на вёслах. Мак тут же отправился вниз и запустил машину. Пока мы выбирали якорь, Дженни стояла в рулевой рубке. Винт вгрызся в воду, и я почувствовал, как судёнышко едва ощутимо содрогнулось. Мы скользнули к фарватеру, обошли косу, и Дженни, ненадолго оставив штурвал, вышла на палубу, чтобы посмотреть за корму, на пляж, где стоял её отец. Он казался крошечным и одиноким. Мы помахали, он ответил, потом повернулся и твёрдым шагом пошёл вверх, к дороге. Он ни разу не оглянулся. Мы мельком увидели в просветах меж деревьев дом, потом его заслонила коса, и Дженни вернулась за штурвал. Помоему, она плакала. Я отправился на нос. Мы шли прямиком на белую остроконечную башню маяка Айлин Масдайл. За маяком лежал Маллский пролив, вода была спокойная, будто масло, по её поверхности пробегала мёртвая зыбь. Чуть погодя, я вошёл в рубку. Дженни достала судовой журнал и записала: "Суббота, 15 апреля 1946 года, 6.43. Подняли якорь и снялись с рейда под замком Дунстафнейдж на Скалу Мэддона. Погода ясная". Плавание началось. В заливе Ферт-оф-Лорн мы поймали ровный юго-восточный бриз и поставили паруса. Едва грот наполнился ветром, Дженни дала Маку команду "стоп-машина": каждая капля топлива была на вес золота. В начале девятого мы прошли между полузатопленным островком Скала Леди и Айлин Масдайл. По правому борту на траверзе вскипала рваной пеной быстрина у маяка. К полудню за кормой остался Тобермори, мы шли под полным парусом, дул ровный юго-восточный бриз, и яхта делала шесть узлов на спокойной мягкой волне. К ночи мы вошли в пролив Литл-Минч между Скаем и Гебридами, а когда настало серое дождливое утро, мыс Рат уже был у нас за кормой. Милые сердцу холмы исчезли, во все стороны до горизонта простиралось пустое неугомонное море. Нос судёнышка смотрел градусов на пятнадцать восточнее северного магнитного полюса. На третий день мы шли между Фарерами и Шетлендскими островами, не видя ни тех, ни других. Мелкая изморось, которая прицепилась к нам у мыса Рат, не отставала, и видимость сократилась до нескольких миль. Ветер задул с юго-запада. Прогнозы для королевских ВВС, которые мы ловили на длинных волнах по радиоприёмнику в рубке, по-прежнему обещали ясную погоду. Ветер, дувший почти точно в корму, гнал нас на север по мерно вздымавшимся под килем волнам. Запускать машину не было нужды, мы шли под всеми парусами, и "Айлин Мор" летела, будто птичка. В понедельник стоявшая у штурвала Дженни вдруг позвала меня в рубку. Голос её звучал взволнованно и испуганно. Я вошёл. Дженни слушала по радио беседу двух мужчин. -- Это школьная программа Би-би-си,-- сообщила она.-- Может, узнаешь кого-нибудь. Я прислушался. -- Как вы намерены отыскать её?-- задал вопрос репортёр. тая с Дженни. Она была хорошим шкипером и умела выжать из своего судна всё. За эту первую неделю мы прошли почти тысячу миль, и наше путешествие можно было бы считать самым приятным в моей жизни, знай я наверняка, что ждёт нас впереди. Но в воскресенье задул крепкий северный ветер, барометр упал, а в прогнозах погоды сообщалось исключительно о понижении давления над Исландией, которая была у нас по левому борту. День ото дня становилось холоднее, нас окутала ледяная крупа, сулившая жестокий мороз. -- И всё-таки, похоже, нам сопутствовала удача: в понедельник ветер снова задул с юго-запада, и нас погнало слабым штормом прямо по проложенному курсу. К середине второй недели похода давление опять поднялось, и мы плыли в холодных и ярких лучах солнца. Осталось пройти чуть больше четырёхсот миль. Прогнозы снова были хорошие, и шансы приблизиться к Скале Мзддона в ясную погоду сохранялись. Лишь одно обстоятельство внушало тревогу. Если Хэлси действительно отплыл семнадцатого апреля и взял курс прямо на Скалу, то при средней скорости в десять узлов он не мог отстать от нас больше, чем на двое суток. Правда, он мог и не осмелиться пойти к Скале Мэддона сразу. Для верности он должен был, по крайней мере, сделать вид, будто направляется туда, где "затонула" "Трикала". Впрочем, сомнения свои я держал при себе, хотя видел, что и Дженни думает о том же. В среду стало очень холодно. Мы попали под обильные снегопады, и видимость была плохая, но ветер держался -- юго-западный сменялся северо-западным, и мы продвигались вперёд довольно быстро. В воскресенье, двадцать восьмого апреля, я ухитрился увидеть солнце в просвете между тучами и уточнить таким образом наше местонахождение. Оно почти полностью совпадало с расчётным, поскольку ветер дул главным образом в- корму, и нас не снесло с курса. -- Мы приблизительно в восьмидесяти пяти милях к югу-югозападу от Скалы,-- сообщил я Дженни, стоявшей за штурвалом. -- Когда прибудем на место, по-твоему? Была половина четвёртого вечера. Мы делали чуть больше четырёх узлов при довольно высокой волне. -- Завтра к полудню,-- ответил я.-- Если сохраним теперешнюю скорость. -- Хорошо бы. Можем успеть вовремя. Только что передали метеосводку. Плохи дела, нас догоняет буря. Да и барометр падает. Боюсь, угодим в шторм. -- Пока нам везло,-- сказал я. Дженни тряхнула головой. -- Знаешь, даже если море останется таким, как сейчас, мы можем и не добраться до "Трикалы". Мы не знаем, на что похож этот остров. Рэнкин сказал, что они выбросили её на пляж. Значит, она внутри рифового пояса. --Да, он говорил, что они проходили через брешь. -- А брешь эту, вероятно, можно преодолеть только в тихую погоду. Не забывай, что написано в справочнике: "Известно не более десяти случаев высадки на остров". Может быть, в здешних водах такой день, как сегодня, можно считать тихим, но волны-то большие. Сейчас Скала Мэддона наверняка скрыта водяной пылью, а к бреши не подойдёшь, потому что волны мечутся там как свихнутые. -- Не забывай, что Хэлси смог выбросить "Трикалу" на пляж и уйти через брешь в открытой шлюпке, которая ещё меньше, чем "Айлин Мор". А подобрали Хэлси у Фарер всего через двадцать один день после того, как мы покинули судно. Должно быть, они без задержек провели "Трикалу" через брешь и так же быстро вышли на шлюпке обратно. -- Может, им повезло с погодой. Молю Бога, чтобы повезло и нам. При самом удачном стечении обстоятельств у нас будет дватри дня в запасе, прежде чем появится Хэлси на своём буксире! А если не удастся попасть на рифы раньше, значит, зря мы вообще сюда пришли. Никаких доказательств мы не добудем. Кроме того, Хэлси может заловить нас там, в кольце... -- Пока нам везло,-- повторил я.-- Как-нибудь прорвёмся. Словно отвечая мне, по радио передали ещё одно объявление синоптиков, и сердце у меня упало. Для района Гебрид и Ирландского моря дали штормовое предупреждение. От центра Атлантики до севера Шотландии погода ожидалась ужасная, с сильными, а местами ураганными ветрами. Этой ночью давление стало падать всерьёз. Наутро море было почти такое же, как вчера, но ветер усилился и стал порывистым. "Айлин Мор" начала сильно крениться и глубоко врезаться бушпритом в гребни волн. Всё утро ветер был неустойчивый и по силе, и по направлению. "Айлин Мор" неплохо переносила удары волн, но удержать её на курсе оказалось нелегко. Мокрого снега не было, но из-за низких туч видимость ограничивалась двумя-тремя милями. Давление продолжало падать, прогнозы были единодушными: плохая погода. Я попытался напустить на себя беспечный вид, но в глубине души засел страх. Нас нагонял шторм, а ведь мы подходили к острову, окружённому рифами, которые были нанесены на карты лишь в общих чертах. Мысль о том, что этот остров по носу, а не за кормой, приятной не назовёшь. Больше всего я боялся, что мы не успеем заметить Скалу Мэддона засветло. К ночи шторм обрушится на нас. Наступил полдень. Видимость по-прежнему не превышала трёх миль. Ветер завывал в вантах, его злые порывы сдували гребни волн, превращали их в огромные тучи водяной пыли и обрушивали на яхту. Мы шли под зарифленными парусами, и всё равно маленькое судёнышко то и дело зарывалось носом под напором ветра. Берт, шатаясь, вошёл в рубку с двумя кружками и поставил их на столик для карт. -- Держите,-- сказал он.-- Мы уже почти на месте, да? -- Будем с минуты на минуту,-- ответил я, стараясь сохранить вид уверенного в себе человека. -- Давно пора,-- Берту никак не удавалось спрятать нервное напряжение за улыбкой.-- У меня уже кишки свело от этой качки. А Мак говорит, что близится шторм. Он его носом чует. -- Это он умеет,-- ответила Дженни, потянувшись за кружкой.-- На моей памяти Мак ещё ни разу не ошибся, когда дело касалось погоды. У него так: если нос не учует, ревматизм подскажет. Я выпил свой чай и вышел на качающуюся палубу. Видимость ухудшалась. Напрягая глаза, я вгляделся в свинцовый сумрак, но рассмотрел лишь вздымавшиеся вокруг нас серые волны, изорванные шквальным ветром. Время от времени гребень волны ударял в планшир, и судно окутывала водяная пыль. Берт вышел из рубки и присоединился ко мне. -- Как ты думаешь, мы с ним не разминёмся?-- спросил он. -- Не знаю,-- я взглянул на часы. Время близилось к часу.-- Возможно. Тут трудно рассчитать поправку на дрейф. -- Ну и холодрыга. Господи,-- сказал Берт.-- Если хочешь, у меня есть отличное жаркое. Эй, Мак, старый бедолага!-- восклик- . нул он, когда шотландец выбрался из-под палубы и задрал нос, принюхиваясь к погоде, словно ищейка, вышедшая из своей конуры.-- Он сегодня всё утро скулил насчёт ревматизма. -- Да, буря наседает,-- отозвался Макферсон и засмеялся.-- Погоди, скоро тебе не до жаркого будет. Внезапно Берт схватил меня за руку. -- Джим, гляди, что это там, прямо по курсу? Иди сюда, а то тебе из-за кливера не видать. --Он оттащил меня на несколько шагов в сторону. Прямо перед нами, приблизительно в миле от яхты, море бурлило и дыбилось, как во время быстрого прилива. Я позвал Дженни, но она и сама всё видела. -- Меняю курс!-- закричала она. -- Господи!-- воскликнул Берт.-- Вы только посмотрите на эти буруны! Огромный лоскут белой пены покрывал рваную поверхность моря. Ветер сдувал с неё водяную пыль, которая серой завесой стояла в воздухе. Теперь я понял, что перед нами рифы. -- Полундра!-- крикнул я Берту. В тот же миг "Айлин Мор" свалилась на другой галс, и мы пошли точно на восток. Вода захлестнула планшир левого борта, а ветер ударил в правый. Рифы остались слева, и внезапно позади пенного пятна, за рваным занавесом мятущейся водяной пыли на мгновение показалась зловещая чёрная масса. -- Ты видел?-- спросил Берт. -- Да!-- крикнул я.-- Это Скала Мэддона. -- Исчезла... накрыло брызгами, будто простыней... Нет, вон она, гляди! Я выпрямился и посмотрел в ту сторону, куда указала его простёртая рука. На мгновение ветер отнёс водяную завесу прочь. Огромная скала вздымалась над морем; у подножий отвесных утёсов, достигавших в высоту нескольких сотен футов, бурлила и пенилась вода. Большая волна с курчавым гребнем ударила в скалу, и вверх взметнулся белый водяной столб, как от взрыва глубинной бомбы. Ветер подхватил брызги, окутал ими скалу, и всё исчезло за завесой свинцово-серого тумана. -- Опять скрылась! Видел, как в неё ударила волна? По-моему, нас крепко накололи. Разве тут выбросишь судно на берег? Потрясение, которое я испытал при виде этого зрелища, было сродни удару ниже пояса. Я совершенно обессилел. Тут не уцелеть никакому судну. А ведь сегодняшний день считается относительно спокойным для этих мест. Что же тут творится во время настоящей бури? Я подумал о преследовавшем нас шторме. -- Оставайтесь здесь, оба,-- велел я Маку и Берту,-- и следите за рифами. Пойду сменю Дженни за штурвалом. -- Ладно,-- отозвался Мак,-- и скажите мисс Дженни, что надо выбираться отсюда, пока мы ещё видим, куда плывём. Я вошёл в рубку. Дженни стояла в напряжённой позе, упираясь в палубу широко расставленными ногами и прижимаясь к штурвалу. Её подбородок был чуть вздёрнут. -- Передохни,-- сказал я. Дженни отдала мне штурвал и взяла судовой журнал. -- Пожалуй, это Скала Мэддона?-- с сомнением спросила она. -- Должно быть. Кивнув, она записала: "Понедельник, 29 апреля, 1.26 пополудни. Увидели Скалу Мэддона. Ветер усиливается, ожидается шторм". Я вновь мельком заметил скалу сквозь козырёк. Она была гладкой и чёрной, как тюленья спина, и имела клинообразную форму. На западной оконечности над морем высились отвесные утёсы, а восточные их сколы были пологими. Мы шли вдоль южной оконечности острова. По-моему, до него оставалось мили три. Во всяком случае, до ближайших рифов было больше мили. Может быть, две. -- Что, если подойти ближе?-- спросил я.-- Мак волнуется изза погоды, и он прав. По-моему, надо приблизиться к рифам, насколько возможно, пройти вдоль и убираться на восток, если не сумеем найти эту брешь или она окажется непроходимой. Очутившись в полумиле от кипящего прибоя, мы снова свернули и пошли вдоль рифов на восток. Теперь мы были прямо против острова и могли без труда разглядеть его. Почему его назвали Скалой Мэддона, одному Богу ведомо. Я бы окрестил его остров Кит, потому что он напоминал кита очертаниями. Похожая на молоток голова с обрубленным носом смотрела на запад. Шум ветра не мог заглушить нескончаемый громоподобный рёв прибоя возле рифов. Видимость немного улучшилась, и мы разглядели их. Рифы тянулись параллельно берегу острова и уходили далеко на восток. Никогда прежде не видывал я такого зловещего моря. Камни, которые образовывали эти рифы, казались довольно высокими. Возможно, они возникли здесь в результате какого-то сдвига земной коры. Взяв бинокль, я осмотрел сам остров. Он был совершенно гладкий, как будто его уже миллион лет полировали льды и море. -- Ну и жуть,-- проговорил Берт, входя в рубку.-- Можно, я в бинокль посмотрю? Я протянул ему бинокль. -- Через час-другой стемнеет,-- пробормотал Берт.-- Может, послушаемся Мака? Тут ведь не круглый пруд, на якоре не заночуешь.-- Он поднёс бинокль к глазам и вдруг напрягся:- Эй! Что это там вдалеке? Скала? Какая-то она квадратная, чёрная. Взгляни сам.-- Он передал мне бинокль.-- Вон там, где склон уходит в воду. Я сразу же разглядел её. Она торчала у пологой оконечности острова и была похожа на хвост кита. -- Это не скала,-- сказал я,-- иначе она была бы такая же гладкая, как и всё остальное на острове. Внезапно я понял, что это такое. -- Господи! Труба!-- вскричал я, сунув бинокль в руки Дженни и хватаясь за штурвал.-- Это верхушка трубы "Трикалы". Она с той стороны пологого уступа! На какое-то время мы позабыли и о надвигающемся шторме, и о том, что оставаться здесь опасно. По мере нашего продвижения вдоль рифов чёрный квадрат удлинялся, принимая форму трубы. Мы разволновались. Вскоре показались одна из мачт и краешек надстройки. Невероятно, но факт: "Трикала" здесь, это несомненно. Полоса рифов тянулась к востоку, как длинный указательный палец. Мы добрались до её оконечности за полчаса, потом пошли в крутой бейдевинд на север. Мы были примерно в двух милях от "хвоста" Скалы Мэддона и видели "Трикалу" целиком. Она лежала на маленьком, похожем на полочку пляже, словно выброшенная на берег рыбина. Красная от ржавчины, она накренилась так, что, казалось, вот-вот завалится на борт. Пляжик обрамляли два чёрных лоснящихся уступа, которые защищали "Трикалу" от господствующих ветров. Водяная пыль и пена, поднимаемая волнами, то и дело скрывали его и "Трикалу", будто занавес. Теперь до острова было меньше двух миль. Неполных две мили до якорной стоянки с подветренной стороны, до сухогруза водоизмещением пять тысяч тонн и до полумиллиона фунтов стерлингов в серебряных слитках. И никаких признаков присутствия Хэлси с его буксиром. Вот они, необходимые нам доказательства, до них рукой подать. Однако между нами и этим защищённым пляжем была полоса яростного прибоя. Рифы окружали весь остров, кроме его отвесного западного берега, однако здесь, на восточной стороне, они не тянулись непрерывной линией, а торчали, словно острые почерневшие зубы, между которыми в бесовском неистовстве метались бушующие волны. Очутившись примерно в полумиле от этого дикого хаоса, мы увидели проход или то, что мы приняли за проход. Он был окутан пеной, и мы не могли сказать наверняка. Было начало четвёртого. К востоку от нас море было свободным от рифов, и мы решили держать на север, чтобы проверить, нет ли здесь другой бреши. К четырём часам мы уже шли вдоль полосы рифов на северо-запад, огибая остров. Ничего похожего на брешь мы не заметили, а "Трикала" медленно скрывалась за северным уступом Скалы Мэддона. Тогда мы развернулись и принялись пробиваться в обратную сторону вдоль зловещей линии прибоя. Теперь мы не сомневались, что разрыв в рифах против маленького пляжа и есть та самая брешь. VIII. "ТРИКАЛА" Дженни стояла у штурвала. Она подвела "Айлин Мор" так близко, что мы могли хорошо разглядеть проход. Он был на траверзе справа по борту, в четверти мили. Слева от устья прохода, на уступе, высилась остроконечная скала, она напоминала маяк, но была гораздо выше и толще. Волны разбивались об неё, набирая силу и высоту на подводном уступе, чтобы потом всей мощью обрушиться на этот шпиль и откатиться огромной пенной стеной на противоположный край прохода, достигавшего в ширину ярдов пятидесяти. У внутреннего конца прохода волны опять набирали силу и вновь разбивались об огромную массу изломанных острых скал, после чего откатывались назад, сливаясь со следующей волной, катящейся по проходу, и получалась гигантская рвущаяся вперёд стена воды, которая, казалось, стремится смыть с неба низкие тучи. Лишь иногда на мгновение наступало затишье, и в эти секунды можно было видеть, что в самом проходе рифов нет. А возле пляжа, где лежала "Трикала", вода вела себя относительно спокойно. -- Что же делать?-- спросила Дженни. Мы были в рубке вдвоём.-- Решать надо немедленно, ветер усиливается, да и темнеет уже. Голос её звучал неуверенно. "Айлин Мор" неистово кренилась. Дженни крепче ухватила штурвал. Я не знал, что ей сказать. Вот она, "Трикала", рукой подать. Но меня пугала мысль о том, что стоит яхте развалиться, и Дженни окажется в кипящем прибое. -- Ты капитан, тебе и решать,-- наконец ответил я. -- Единолично? Нет. Я не знаю, как выглядят эти рифы в хорошую погоду. Если ждать, пока шторм выдохнется, можно проболтаться тут несколько недель, прежде чем удастся опять подойти так близко к острову. А тогда уж и Хэлси будет здесь. Что бы вы сделали, не окажись тут меня? Пошли бы прямо в брешь, верно? Я посмотрел в ту сторону. Громадный курчавый гребень, рассыпая ошмётки пены, откатился по подводному уступу назад, слился со следующей волной, и получился исполинский водяной вал, взмывший к небу, словно взлохмаченная грива гигантского морского конька. Я молчал, и тогда Дженни проговорила тихим сдавленным голосом: -- Вели Маку запускать машину. Потом сверните паруса. И пускай наденут спасательные жилеты. Мой-то здесь. Да, и ещё: нам придётся тащить за собой плавучий якорь, чтобы увеличить остойчивость в прибое. -- Хорошо. Я спущу его на перлине и потравлю сажени четыре,-- ответил я, открывая дверь.-- Длиннее нельзя, слишком много камней. Мак запустил мотор. Ровное подрагивание палуб успокаивало. Мы с Бертом сняли паруса, и Дженни развернула "Айлин Мор" носом к устью прохода. Мы задраили все люки и щели и свесили за корму плавучий якорь. Потом я вернулся в рубку. Прямо по курсу сквозь козырёк виднелся проход, до которого осталось ярдов двести. Дженни выпрямилась за штурвалом и смотрела вперёд. Я испытывал странное смешение чувств: нежность к ней и гордость за неё. Она была очень женственна и в то же время даже не дрогнула перед лицом обезумевшей морской стихии. Я подошёл к ней сзади и взял за локти. -- Дженни... если мы... если мы не прорвёмся, я хочу, чтобы ты знала... Я тебя люблю. -- Джим!-- только и смогла ответить она. -- Значит, и ты...-- начал я. -- Ну конечно, милый! Иначе с чего бы я тут оказалась?-- Она смеялась и плакала одновременно. Потом Дженни взяла себя в руки. -- Пусть Мак покинет машинное отделение,-- сказала она, выпрямляясь.-- А то ещё угодит в ловушку. Как знать, может, мы опрокинемся вверх дном. Вид этих скал приводит меня в ужас.-- Я почувствовал, как она содрогнулась.-- Пусть Мак поставит машину на "полный вперёд" и уходит. Мак вышел на палубу, и я отдал ему линь плавучего якоря. Берта я тоже позвал в рубку. Здесь можно с горем пополам укрыться. Потом я вернулся за штурвал: чтобы провести посудину по этому водному буйству, его надо было держать вдвоём. Мы были совсем рядом с устьем прохода. Шипение прибоя почти заглушало грохот волн. -- Ты когда-нибудь видел нечто похожее?-- крикнул я Маку. -- Видеть-то видел,-- ответил он.-- Но проходить через такое на утлой лодчонке не доводилось. Вы мне движок запорете, мисс Дженни. -- Бог с ним, с движком. Лишь бы яхта не рассыпалась в прибое. В голосе Дженни звучали какие-то безумные нотки. Я оглядел рубку. Все мы надели спасательные жилеты. На наших бледных лицах застыло напряжённое выражение. -- Мак, отпустишь линь плавучего якоря, как только прибой начнёт нас качать,-- сказала Дженни.-- Тогда он нам понадобится. Не думаю, чтобы Мак нуждался в специальных указаниях. Он сжимал линь в своих шишковатых ладонях и смотрел вперёд. Вокруг глаз у него пролегла сеточка из тысячи морщинок. Свет потускнел и стал серым. Козырёк забрасывало ошмётками пены, по стеклу стекала вода. Машина работала на полных оборотах, и "Айлин Мор" шла в самую серёдку бреши со скоростью семи узлов. Скалы по обе стороны устья надвигались на нас. Ярдах в двадцати по курсу в небо взмыл огромный столб воды. Когда он рухнул, я ясно увидел красную от ржавчины "Трикалу", она лежала между двумя гладкими скалистыми уступами. "Айлин Мор" внезапно подхватило отхлынувшей волной, но мгновение спустя она опять пошла вперёд, в брешь. Дженни не могла рассчитать с точностью до секунд, когда лучше войти в устье. Да это и не имело большого значения, всё равно встречи с яростной кипенью прибоя не миновать. -- Держитесь крепче!-- крикнула Дженни.-- Подходим! Подхваченная гребнем бурной волны, "Айлин Мор" стремительно понеслась вперёд. Слева над нами нависал колоссальный каменный шпиль. Волна на мгновение обнажила его гранитный чёрный пьедестал, с которого каскадами стекала вода. Несший нас вал обрушился на башню, мы очутились на гребне, и нос яхты задрался к свинцовому небу. Потом его захлестнула громадная прибойная волна. Штурвал у нас в руках заплясал, нос яхты повернулся. Мы оказались на подошве волны, "Айлин Мор" стояла чуть ли не поперёк прохода. Дженни крутанула штурвал, и яхта стала медленно разворачиваться. Плавучий якорь тащился за кормой, "Айлин Мор" напоминала перепуганную лошадь, -- Полундра!-- вдруг заорал Берт.-- Сзади! У подножия каменного шпиля набирала силу очередная волна, высокая, как гора. С её изломанного гребня, будто растрёпанные на ветру волосы, стекали седые, желтоватые от пены струи воды. Казалось, она разнесёт судёнышко в щепки, но нас защищал каменный пьедестал. Волна с грохотом разбилась об него, превратившись в огромную пенную простыню и накрыв нас, будто лавина. Наши крики потонули в её плеске. Стеклянный козырёк разлетелся, как яичная скорлупа, и пенная вода залила рубку. Яхта накренилась, закачалась и исчезла под водой. Я ничего не видел и не мог дышать. Страшная тяжесть навалилась на грудь, я отчаянно вцепился в штурвал и лишь чудом не сломал руки. Нас несло так стремительно, словно мы мчались вниз с гигантской горы. Потом "Айлин Мор" вздрогнула и выровнялась, волны швырнули яхту к небу, вода хлынула с палубы и из рубки, потащила меня за ноги. Я услышал рёв бешено вращавшегося в воздухе винта. Мы снова с грохотом рухнули на воду. Слава Богу, что нос яхты по-прежнему смотрел прямо на "Трикалу". Линь плавучего якоря оборвался, и яхта оказалась во власти волн. Штурвал плясал у меня в руках, но я удерживал "Айлин Мор" на курсе. Мы снова зарылись в прибойную волну, но на этот раз яхта накренилась не так сильно. Мало-помалу вода стекала с палубы, и я увидел, что море впереди сравнительно спокойное. Вторая волна пронесла нас сквозь брешь, как доску для серфинга. -- Прошли!-- крикнул я Дженни. Она лежала на палубе, мокрые волосы скрывали лицо. Берт растянулся поперёк её ног. Мак сумел устоять на ногах. -- В машинное отделение, Мак!-- крикнул я.-- Сбавь обороты до малого вперёд! Дженни пошевелилась, потом заворочалась и посмотрела на меня диким взглядом. Я думал, она закричит, но Дженни взяла себя в руки, ощупала голову и сказала: -- Должно быть, ударилась, когда падала. Она села, отбросив с лица мокрые волосы. Берт застонал. -- Что с тобой?-- спросила Дженни. -- Рука! Ой, помогите! Кажись, сломал. Движок сбавил обороты. Я направил яхту к пляжу и, когда мы были под ржавой кормой "Трикалы", велел Маку глушить мотор. Потом я пробрался на нос и бросил якорь. Вид у "Айлин Мор" был такой, словно её потрепало тайфуном. Но мачты стояли, и привязанная к корме резиновая лодка оказалась неповреждённой. Серьёзный ущерб понесла только рубка. Стенка, выходившая на левый борт, была продавлена, все стёкла побиты. -- Как твоя рука, Берт?-- спросил я. Он поднялся и привалился к сломанному штурманскому столику. -- Ничего страшного. Дженни улыбнулась. -- По-моему, нам здорово повезло,-- сказала она и чмокнула меня в щёку.-- Ты лучший моряк на свете, дорогой. А теперь пошли вниз, там должна быть сухая одежда. Да и повязки надо наложить, а то мы все порезаны. Только теперь я увидел кровь у неё на шее. Под палубой царил ералаш. Всё, что могло оторваться, оторвалось. Койки слетели с креплений, фонари и посуда побились, ящики открылись. Но здесь было сухо. Люки и прочный рангоут "Айлин Мор" выдержали напор. Мы были на плаву и не нахлебались воды. Пока мы зализывали раны, Мак спустил резиновую лодку. Мы бросили в воду второй якорь, закрепив и нос, и корму "Айлин Мор", потом пошли на вёслах к "Трикале". Её корма едва касалась воды, волны разбивались о нижние лопасти винтов, руль порыжел от ржавчины, да и корпус тоже. Пароход плотно лежал на галечном пляже и имел крен на правый борт около 15 градусов. Невероятно, но он не переломился, и корпус не был повреждён. Два носовых якоря зацеплены за обрамлявшие пляж низкие утёсы. Кормовые тоже закреплены, один -- за невысокий риф, второй лежал на дне, цепь уходила в воду. Мы обогнули корму. С голых бортов не свисало ни одного конца. Пристать к пляжу означало рискнуть резиновой лодкой, и мы вернулись на "Айлин Мор" за тонким линем, по которому я и забрался на "Трикалу" рядом с ржавой трёхдюймовкой. Ржавчина покрывала всё кругом, хлопьями летела из-под ног, но палубный настил казался прочным. Рядом с мостиком у правого борта я нашёл сваленный в кучу и прикреплённый к леерам верёвочный трап. Я отнёс его на корму, и вскоре вся компания уже стояла на палубе. -- Интересно, серебро ещё тут?-- спросил Берт, перебираясь через фальшборт. Мы отправились к кормовой надстройке. -- Вот уж не чаял опять увидеть эту чёртову караулку, где мы дежурили,-- сказал Берт. На двери не было висячего замка. Мы навалились на неё, и она, к нашему удивлению, подалась. Ящики с серебром стояли точно так же, как мы их оставили, между ними всё ещё висели наши койки, вокруг была разбросана наша одежда. -- Похоже, никто сюда не заходил,-- сказала Дженни. -- Эй,-- воскликнул Берт,-- смотри, Джим. Вот с этого ящика сорвана крышка. А мы с Силлзом вскрывали совсем другой. Странное дело, ничего не пропало, все слитки на месте. А ведь на двери даже замка нет. -- На этих широтах не так уж много взломщиков,-- напомнил я ему. Но и меня удивила беспечность Хзлси. Я подошёл к двери и разглядел на краях проступавший сквозь ржавчину чистый металл. Я сковырнул бурые хлопья и увидел отчетливые следы зубила. -- Берт, взгляни-ка. -- Сварка,-- сказал он, подходя ко мне. -- Значит, Хэлси заварил дверь, прежде чем уйти?-- спросила Дженни.-- Кто же тогда её взломал? -- Вот именно,-- подал голос я.-- Взломал и не взял при этом ни одного слитка. Я был сбит с толку. Но серебро здесь, и это главное. -- Ладно, стоит ли теперь голову ломать,-- сказал я.-- Всякое могло случиться, пока эти пятеро мошенников были на борту. Скоро стемнеет. Давайте осмотрим судно, пока ещё видно. Вполне вероятно, что тайну этой двери мы никогда не раскроем. Мы отправились на мостик. Всё здесь оставалось по-прежнему, словно пароход был на плаву. Кроме ржавчины и толстого слоя соли, время не оставило тут никаких отметин. В закутке для карт даже лежал бинокль. Я посмотрел на нос. Там, будто реликвия давно забытой войны, торчала --одинокая трёхдюймовка. Старый брезент, сорванный с деррик-кранов, колыхался на ветру. За высоким носом виднелся склон острова. Я не заметил там никаких следов растительности, ничего, кроме истрескавшегося, но гладкого камня, словно камень этот был отполированным на наждачном круге алмазом. С близкого расстояния он выглядел точно так же, как и издалека,-- чёрный, мокрый, лоснящийся. По спине у меня пробежал холодок. Я ещё никогда не бывал в таком безлюдном и мрачном месте. А вдруг мы не сможем выйти через брешь обратно? Остаться в плену у этого острова -- всё равно что живьём угодить в преисподнюю. Внизу, в каютах, царил полный порядок, никаких следов поспешного бегства. Я вошёл в каюту Хэлси и порылся в ящиках. Бумаги, книги, старые журналы, кипа карт и атласов, циркули, линейки. Две книжные полки были забиты пьесами. Попался на глаза томик Шекспира и "Шекспировские трагедии" Брэдли, но ни писем, ни фотографий я не нашёл. Ничего такого, что помогло бы мне узнать о биографии Хэлси. Дженни позвала меня, и я подошёл к двери. Они с Бертом стояли в офицерской кают-компании. -- Смотри,-- сказала Дженни, когда я переступил порог, и указала на стол. Он был накрыт на одного человека. На подносе лежало всё необходимое для чаепития -- сухари, олеомаргарин, банка паштета. Тут же стояла керосиновая лампа. -- Как будто тут кто-то живёт,-- проговорила Дженни.-- А вот и примус. И фуфайка на спинке стула. По-моему, лазить по заброшенным судам -- занятие не из приятных. Так и кажется, что на борту есть кто-то живой. Помню, как в детстве я бегала по строящемуся сухогрузу на клайдской верфи. Такого страху натерпелась... Я подошёл к столу. В кувшинчике было молоко. Оно казалось свежим, но на этих широтах было так холодно, что продукты могли храниться вечно. Паштет тоже не испортился. И вдруг я замер, увидев часы. -- Джим, что это ты разглядываешь?-- голос Дженни звучал встревоженно, почти испуганно. -- Часы,-- ответил я. -- И что в них такого?-- воскликнул Берт.-- Ты что, никогда прежде не видел карманных часов? -- Таких, в которых завода хватало бы на год,-- никогда,-- ответил я. Тонкая секундная стрелка мелкими ровными толчками бежала по кругу. Мы молча смотрели на неё. Прошла минута. -- Господи, Джим!-- Дженни схватила меня за руку.-- Давай выясним, есть тут кто живой или нет. У меня мурашки по спине бегают. -- Пошли на камбуз,-- сказал я.-- Если на борту люди, они должны питаться. Мы двинулись по длинному коридору тем же путём, которым я ходил к коку поболтать и выпить какао. Сейчас в коридоре этом было холодно и сыро. За распахнутой дверью на камбузе воздух казался теплее, пахло пищей. На койке кока что-то шевельнулось. -- Что это?!-- вскричала Дженни. Нас охватила тревога. Команда этого судна -- двадцать три человека -- пала от рук убийц. Мало ли что... "Не будь ослом",-- выругал я себя. Дженни вцепилась мне в руку. Из темноты на нас уставились два зелёных глаза, и мгновение спустя оттуда вышел принадлежавший коку кот, тот самый, который выпрыгнул из шлюпки в последний миг перед её спуском на воду. Он крадучись двинулся к нам, мягкие лапы ступали бесшумно, хвост плавно покачивался, и волосы зашевелились у меня на голове. Мне вспомнилось, как кот вырывался из рук хозяина и царапал его. Эта тварь инстинктивно чувствовала, что шлюпка утонет! Я взял себя в руки. Кот не мог завести часы, он не стал бы есть сухари. Я подошёл к плитке и ощупал её. Сталь была ещё тёплая. Пошуровав в топке кочергой, я увидел тусклые красные угольки. -- На борту какой-то человек,-- сказал я.-- Он-то и взломал дверь в помещение со слитками. Теперь вам ясно, почему всё серебро цело? Этот человек не смог увезти его, поскольку он до сих пор здесь. -- Невероятно! -- Невероятно, но возможно,-- ответил я.-- Тут есть кров и пища. И вода. Брезент специально сорвали с кранов, чтобы собирать дождевую воду. -- Ты думаешь, Хэлси оставил здесь сторожа?-- спросил Берт и скорчил гримасу.-- Чтоб мне провалиться! Нечего сказать, приятная работёнка! -- Может быть, это какой-нибудь бедолага, потерпевший кораблекрушение,-- сказал я.-- Ему удалось пробраться через рифы, и теперь он сидит тут. Кошка-то жива. Как ещё это объяснить? -- Какой ужас!-- пробормотала Дженни. -- Да, несладко,-- согласился я и взял её за руку.-- Идёмте. Чем скорее отыщем его, тем лучше. Берт, отправляйся на корму, а мы осмотрим нос. Мы с Дженни облазили машинное отделение, кубрик, мостик и форпик. Это было довольно нудное занятие. Мы подсвечивали себе керосиновой лампой. В чёрных нишах машинного отделения, в безлюдных коридорах и углах кают метались странные тени, и это действовало на нас угнетающе. Мы выходили из трюма, когда Берт закричал с кормы: -- Я нашёл его, Джим! Судно уже окутывали сумерки. Ветер быстро крепчал. Он завывал, обдувая надстройку, и вой этот заглушал нескончаемый грохот волн в рифах. Водяная пыль липла к лицу, её несло через весь остров от утёсов на его западной оконечности. Берт спешил к носу. За ним шёл маленький черноволосый человечек в брюках из синей саржи и матросской фуфайке. Шагал он неохотно и, похоже, побаивался нас. Он напоминал испуганного зверька, которого толкает вперёд любопытство. -- Прошу любить и жаловать,-- сказал Берт, приблизившись к нам.-- Пятница собственной персоной, только белый. Нашёл его в рулевом механизме. -- Бедняга,-- проговорила Дженни.-- У него такой напуганный вид. -- Как вы оказались на судне?-- спросил я. Он не ответил.-- Как вас зовут? -- Говори помедленнее,-- сказал Берт.-- Он неплохо понимает по-английски, но говорит не ахти как. По-моему, он иностранец. -- Как вас зовут?-- повторил я, на этот раз более отчётливо. Его губы шевельнулись. У этого человека было усталое и серое лицо страдальца. Он раскрыл рот, тщетно стараясь подавить страх и хоть что-то сказать. Это было ужасное зрелище, особенно сейчас, когда сгущались мрачные сумерки. -- Зелински,-- внезапно произнёс он,-- Зелински -- так моё имя. -- Как вы попали на "Трикалу"? Он вскинул брови. -- Не понимаю. Это трудно. Я слишком долго один. Я забываю родной язык. Я тут уже... Не помню, сколько...-- он лихорадочно захлопал по карманам и достал маленький ежедневник.-- Ах, да, я прибываю сюда десятого марта 1945. Значит, один год и один месяц, да? Вы заберёте меня с собой?-- внезапно с жаром спросил он.-- Пожалуйста, заберите меня с собой, а? -- Разумеется, заберём,-- ответил я, и от улыбки морщины на его измождённом лице обозначились ещё резче, кадык дёрнулся. -- Но как вы сюда попали?-- спросил я. -- Что?-- он нахмурился, но потом его лицо вновь прояснилось.-- Ах, да... как попал? Я поляк, понятно? В Мурманске сказали, этот корабль должен идти в Англию. Я хочу находить невесту, она в Англии. И я иду на этот корабль... -- Вы хотите сказать, что пробрались на борт тайком? -- Как, простите? -- Ладно, не будем об этом,-- сказал я. -- Должно быть, он оставался на борту после того, как все, кроме Хэлси и его шайки, покинули судно,-- проговорила Дженни. -- Да,-- согласился я.-- Так что мы привезём с собой не только серебро, но и живого свидетеля. -- Пожалуйста,-- снова заговорил поляк, указывая на "Айлин Мор".-- Пожалуйста, ваш корабль. Будет большой шторм. Здесь будет плохо. Он с запада, и вода течь через весь остров. Скоро будет темно, и вы должны иметь много якорей, нет? -- Бывает, что ветер дует с востока?-- спросил я его. Он нахмурился, подыскивая слова. -- Нет, только однажды. Тогда было ужасно. Днище почти вдавило в корабль. Каюты все вода. Волны достают там,-- и он указал на мачты. Он, конечно, преувеличивал, однако было очевидно, что при восточном ветре волны будут перехлёстывать через защищавшие остров рифы, а этот укрытый пляж превратится в залитый бушующей водой ад. Слава Богу, что господствующими ветрами тут были западные. -- Тогда давайте укрепим "Айлин Мор" ненадёжнее,-- предложил я. -- Вы не должны спать на ваша маленький корабль. Вы должны приходить сюда, пожалуйста. Будет очень плохо. "Айлин Мор" стояла носом к пляжу, против ветра, который с рёвом обдувал Скалу Мэддона. Среди снаряжения "Трикалы" мы нашли два маленьких шлюпочных якоря. Привязав к ним крепкие перлини, мы надёжно зачалили яхту. Два якоря на носу, два -- на корме. С кормы перлини были длиннее, чтобы в случае перемены ветра яхту не выбросило на пляж. Потом мы перешли на "Трикалу", взяв с собой резиновую лодку. Зелински настоял на том, что кашеварить будет он. Робости как не бывало. Слова лились из него непрерывным потоком, он бегал туда-сюда, стеля нам постель, грея воду, роясь в аптечке, чтобы залатать наши порезы. Он был до безумия рад человеческому обществу. Да и коком Зелински оказался прекрасным, а запас провизии на судне сохранился благодаря холоду. После ужина начался шторм. Мы поднялись на палубу. Стояла кромешная тьма. Ветер .продувал надстройку, бросал нам в лицо брызги, шум прибоя в рифах усилился, но даже он не мог заглушить грома волн, бивших в скалы на западном краю острова. -- Будет ещё хуже,-- пообещал Зелински. Мы ощупью пробрались на корму, чтобы взглянуть на "Айлин Мор", но смогли рассмотреть лишь смутно белевший прибой. -- Как ты думаешь, она уцелеет?-- спросила Дженни. -- Не знаю. Мы уже ничем не можем ей помочь. Четыре якоря должны удержать. Слава Богу, что нам не придётся ночевать на борту. -- Может, будем стоять вахты? -- А что толку? Мы даже не видим её. Что мы сможем поделать, если она потащит по дну якоря? Прежде чем лечь спать, я отыскал скользящую плиту, о которой говорил Рэнкин. Она была укреплена в желобах в трюме номер один, и цепи от неё шли под койку в бывшую каюту Хендрика. Когда размыкали сцепку, плита падала вниз и надёжно закупоривала пробоину в корпусе. А потом они и вовсе заварили эту пробоину. Наутро мы с Бертом поднялись чуть свет. Даже с подветренной стороны острова дуло так, что нам пришлось продвигаться к корме, цепляясь за леера. Прилив почти достиг высшей точки, и "Трикала" мягко тёрлась килем о галечный пляж. Рифы исчезли, куда ни глянь, повсюду бесновалась ревущая пена, а прямо за кормой "Трикалы" дико плясало на волнах маленькое белое судёнышко, которое привезло нас в это жуткое место. К счастью, ветер терял напор и отжимал воду обратно к рифам, поэтому "Трикала" ещё не переломилась пополам. Я огляделся. Дженни, спотыкаясь, брела в нашу сторону. Она не сказала ни слова, просто с тревогой посмотрела на "Айлин Мор" и быстро отвернулась. Шторм продолжался весь день. Повсюду на судне слышался его рёв. Он действовал на нервы, и мы стали раздражительными. Один Зелински сохранял бодрость духа. Он болтал без умолку, военнопленных и освобождении русской армией, о заброшенной войной сначала в Германию, а потом в Англию невесте, которую он мечтал найти. Казалось, слова копились у него так долго, что теперь он просто не мог не выплеснуть их. В этот день я основательно обшарил каюту Хэлси. Я чувствовал, что смогу найти здесь ключик к его прошлому, но так ничего и не нашёл. Хэлси хранил в каюте три подшивки переплетённых номеров "Театрала" за тысяча девятьсот девятнадцатый, двадцатый и двадцать первый годы. Я любил театр и в конце концов, бросив бесполезные поиски, понёс эти три тома на камбуз, чтобы просмотреть их в тепле. Тут-то я и сделал открытие. В подшивке за тысяча девятьсот двадцать первый год была фотография молодого актёра Лео Фудса. Его вздёрнутый подбородок и отведённая назад широким жестом рука показались мне знакомыми. Но фамилию Фудс я никогда не слышал, да и в театр в ту пору ещё не ходил. Я показал фотографию Дженни, и у неё тоже появилось ощущение, что она где-то видела этого человека. Даже Берт, который сроду не видел ни одной пьесы, признался, что человек на фотографии ему знаком. Тогда я взял карандаш и быстро подрисовал бородку клинышком и фуражку. И вот на нас уставился капитан Хэлси. Именно таким он был, когда горланил на мостике "Трикалы" цитаты из Шекспира. Да, это он. Несомненно, он. Я вырвал страницу из журнала и спрятал её в записную книжку. В сумерках мы с Бертом пошли взглянуть на "Айлин Мор" ещё разок. Дженни решила не ходить, это было выше её сил. Поднявшись на палубу, мы сразу же ощутили какую-то перемену. Стало тише, хотя рёв прибоя не смолкал, а от западного берега острова попрежнему доносился грохот волн. Но ветра больше не было. Небо окрасилось в жуткий дымчато-жёлтый цвет. Значит, пойдёт снег. -- Так бывает, когда попадаешь в самую серёдку шторма,-- сказал я Берту. Мне всё это совершенно не нравилось.-- Наступает затишье, даже небо иногда становится голубым, а потом ветер начинает дуть с другой стороны. -- Поляк говорит, что, пока он тут сидел, восточный ветер был лишь однажды. -- Одного раза нам хватит за глаза,-- ответил я. Мы спустились в каюту. Дженни я ничего говорить не стал. В котором часу началась буря, я не знаю. Я сонно заворочался на своей койке, гадая, что могло меня разбудить. Всё осталось попрежнему, волны продолжали с рёвом биться о рифы. Вдруг я разом проснулся. Каюта ходила ходуном, дрожал даже каркас "Трикалы". Откуда-то снизу, из недр судна, доносился зычный скрежет. Я зажёг лампу. Из-под двери просочилась струйка воды. Судно опять содрогнулось, как от страшного удара, чуть приподнялось и вновь со скрежетом осело на гальку. Теперь я понял, что произошло. Натянув сапоги и дождевик, я поднялся на палубу. Трап выходил на корму, и ветер с рёвом врывался внутрь судна. Я скорее чувствовал, чем видел или слышал, как волны разбиваются о корму. Чтобы приподнять такое судно, они должны были достигать большой высоты. Я подумал об "Айлин Мор", и сердце у меня упало. Рёв моря и вой ветра, слившись воедино, наводили ужас. Я был бессилен что-либо поделать. Я закрыл дверь сходного трапа и пошёл на камбуз, где сварил себе чаю. Через полчаса ко мне присоединилась Дженни. Пришёл Берт, а перед рассветом появились Мак и Зелински. Мы пили чай и смотрели в огонь. Честно говоря, я и мысли не допускал, что яхта может уцелеть. С рассветом начался высокий прилив, и "Трикала" приподнималась уже на каждой волне. Если сухогруз водоизмещением пять тысяч тонн пляшет как сумасшедший, что тогда говорить о крошечной "Айлин Мор", построенной из дерева и имеющей водоизмещение не более двадцати пяти тонн. В начале седьмого мы выбрались на палубу. Бледный серый рассвет сочился сквозь грозовые тучи. Нашим взорам открылась картина хаоса и разора. Волны вздымались над "Трикалой", потом их гребни изгибались, и гигантские валы с дьявольским рёвом обрушивались на корму, рассыпаясь на пенные каскады, которые катились по палубе и с шипением хлестали нас по ногам, доставая до колен. Мы вскарабкались на мостик, который сотрясался, как бамбуковая хижина во время землетрясения, всякий раз, когда "Трикала" падала на пляж. Дженни взяла меня за руку. -- Она погибла... Погибла... Вдруг Берт вскрикнул. Ветер унёс слова, и я ничего не разобрал, но посмотрел в ту сторону, куда указывала его рука, и на мгновение мне почудилось, что я вижу, как какое-то белое пятно пляшет на верхушке катящейся волны. Это была наша яхта. Один длинный перлинь оборвался, но остальные три якоря цепко держали её. Плавучесть у неё была, как у пробки, с каждой новой волной "Айлин Мор" взмывала ввысь, потом перлини натягивались как струны, и гребень волны обрушивался на яхту. Мачты и бушприт бесследно исчезли, смыло и рубку. С палубы сорвало всё, кроме досок настила. -- Джим,-- закричала Дженни,-- перлини не дают ей подняться на волну! Мы ставили её на якоря с большой слабиной, но сейчас был самый разгар прилива, и ветер гнал на пляж громадные волны. Надо было потравить перлини ещё на несколько саженей, тогда она могла бы пропускать эти волны под днищем. -- Это невыносимо!-- крикнула Дженни.-- Надо что-то делать! -- Мы ничего не можем сделать,-- ответил я. Дженни разрыдалась. От рифов покатился огромный вал, он был больше, чем все предыдущие. "Айлин Мор" легко взлетела до половины его высоты, перлини натянулись, и гребень, похожий на голодную разинутую пасть, на миг зависнув над судёнышком, обрушился на него сверху. Перлини лопнули, нос зарылся в воду, корма задралась. "Айлин Мор" перевернулась вверх днищем, и её понесло на пляж. Яхта трепыхалась, как живое существо. Она врезалась кормой в гальку в каких-то двадцати ярдах от "Трикалы", нос взметнулся к небу, и в следующий миг "Айлин Мор" рассыпалась на те доски и балки, из которых была построена, превратившись из судна в груду плавника. Я отвёл Дженни вниз. Зачем смотреть, как море разбивает о пляж останки яхты? Достаточно того, что мы видели её борьбу и её гибель. Дженни рыдала. Мы молчали. Теперь, когда "Айлин Мор" больше не существовало, мы превратились в пленников Скалы Мэддона. IX. В ПЛЕНУ У ОСТРОВА Тем же утром после завтрака Зелински отвёл Мака в сторону, взял его под руку и, прошептав что-то на ухо, решительно потащил с камбуза. Мак обернулся ко мне. -- Похоже, парень хочет, чтобы я взглянул на машину,-- сказал он.-- Я буду внизу. Всё утро Дженни, Зелински и я вели учёт припасам. Берт следил за погодой. С отливом "Трикала" перестала тереться о пляж, но даже сейчас волны бурлили под кормой. К полудню учёт был закончен, и мы с Дженни, сидя в кают-компании, принялись прикидывать, надолго ли хватит судовых припасов. Зелински исчез за дверью камбуза. Около часа Берт сообщил, что ветер стихает. Я показал ему листок. -- Берт, мы только что подбили бабки. Похоже, актив у нас неважнецкий. -- Всё не так уж и плохо, дружище,-- ответил он.-- До острова мы добрались, "Трикалу" отыскали, серебро в целости и сохранности. Нашли этого парня Зелински, теперь у нас и свидетель есть. Для начала совсем даже недурственно. -- Да, только как нам теперь отсюда выбраться? Мы с Дженни подсчитали, что при разумном питании харчей хватит на три месяца с маленьким хвостиком. -- Ну и хорошо. Не придётся таскать яйца у чаек. -- Ты что, не понимаешь? Зелински просидел тут больше года, и за это время к острову не приблизилось ни одно судно. -- Три месяца -- срок не малый. Впятером мы успеем сделать кучу дел. Сможем, к примеру, наладить радио. Построить бот... Он улыбался. До него ещё не дошло, в какую передрягу мы угодили. -- Во-первых,-- сказал я ему,-- никто из нас ни чёрта не смыслит в радио, а что касается бота, то всё дерево на палубе "Трикалы" прогнило и пришло в негодность. В каютах есть шпунтовые доски, но из них не сколотишь бот для здешних вод. О резиновой лодке и вовсе можешь забыть. -- А что говорит поляк? Он сидел тут больше года. Должен же он был что-то придумать. -- Зелински не моряк,-- ответил я.-- В довершение всего нам по-прежнему угрожает опасность со стороны Хэлси. -- Хэлси!-- Берт щёлкнул пальцами.-- Вот тебе и решение. Он и будет нашим обратным билетом. Пока тут лежит серебро, он не откажется от попыток вывезти его. Он приплывёт, и тогда... У нас есть оружие? -- Восемь винтовок и ящик с патронами,-- ответил я.-- Четыре сабли и два пистолета системы Бери. -- Как ты думаешь, мы смогли бы захватить буксир? Я пожал плечами. -- Дай Бог, чтобы они нас не захватили. Не забывай, что у них будет динамит. В темноте они взорвут "Трикалу", и все дела. Они так и так хотят поднять её на воздух, чтобы не оставлять улик. -- Да, это верно,-- согласился Берт.-- Братец Хэлси, должно быть, утопит почти всю свою команду, кроме старой банды. Рэнкина, наверное, тоже в расход... Эй, что это? Палуба у нас под ногами дрожала. -- Неужели Мак запустил машину?-- возбуждённо спросила Дженни. Вошёл Зелински с подносом, заставленным блюдами. -- Кушать подано,-- объявил он.-- Сегодня у нас равиоли. Тут столько муки, что волей-неволей будешь есть, как итальянец, а? В этот миг вспыхнула лампочка. Мы заморгали и лишились дара речи от удивления. Один Зелински, казалось, воспринял это как должное. -- Это Мак,-- сообщил он.-- Мак очень умный с машиной. Он наладит её, и мы поедем в Англию. Я ещё не бывал. Но моя мама была англичанка и говорила, что там хорошее место. -- Что ты хочешь этим сказать, Ян?-- спросила его Дженни.-- Как это поедем? Как мы доберёмся до Англии, если яхты больше нет? Он удивлённо взглянул на неё. -- Так в "Трикале" же! Она будет плыть! Дно у неё пока что не отвалилось. Всё время, пока я тут сижу, я молюсь, чтобы приехал кто-нибудь понимать в моторах. Я их не понимаю. Слишком сложно. И я жду. Я делаю деревянный плот и везу якорь к рифам. Это была большая работа. Но я справляюсь с ней. Сейчас ветер от востока. На высоком приливе пароход может стащить в воду. Извините, пожалуйста, покушайте. Если моторы в порядке, я буду очень осчастливлен. Я их смазывал. С этими словами он отправился вниз к Маку, а мы так и остались сидеть, изумлённо глядя ему вслед. -- Вот тебе и на!-- сказал, наконец, Берт.-- Все вопросы сняты. -- Такие дела,-- сказал Мак, входя.-- На левом двигателе полетело несколько подшипников, но это поправимо, их можно заменить. Парень хорошо следил за смазкой. А вот на правом, похоже, гребной вал не в порядке. У меня такое чувство, что он треснул. Котлы тоже не действуют. Впрочем, пока не разведём пары, ничего сказать нельзя. Может статься, что они в исправности. -- Думаешь, удастся запустить левый двигатель?-- спросил я. -- Да,-- Мак медленно кивнул, набивая рот равиоли.-- Наверное. -- Когда? -- Может, завтра утром, если котёл не проржавел насквозь. -- Грандиозно!-- воскликнул я.-- Высокий прилив будет с половины восьмого до восьми. Поработай ночку, Мак. Мы должны использовать восточный ветер. Может, другого такого случая придётся ждать несколько месяцев. -- Ладно, только как насчёт обшивки? -- Зелински говорит, что всё в порядке. -- Он не может знать наверняка. Разве что его глаза видят сквозь груды железной руды. -- Так или иначе, это наш единственный шанс,-- сказал я.-- На завтрашнем приливе будем сниматься с берега. Когда ты сможешь дать нам пар, чтобы запустить кормовые лебёдки? -- Часа через два или три. Я уже запалил один маленький котёл, чтобы проверить, работает он или нет. -- Хорошо. При первой возможности подашь пар на лебёдки. И пусть динамо-машины тоже работают, нам понадобится свет на палубе. Мы выгрузим руду из кормового трюма, сколько сможем. И смотри, чтобы к утру пара было в достатке, Мак. Придётся включать помпы на всю мощность, потому что корпус наверняка течёт.-- Вдруг я рассмеялся, почувствовав радостное возбуждение.-- Господи, Дженни! Подумать только, ещё полчаса назад мы ломали голову, как добраться до дома, и совсем забыли, что у нас есть судно. Бывает же, а? Парней из Ллойда хватит удар! Ведь считается, что "Трикала" уже год с лишним лежит на дне. И вдруг мы приводим её в порт... -- Да, только мы ещё тут, а не в порту,-- заметил Мак. -- Вот пессимист!-- с усмешкой воскликнул Берт. Я вышел на палубу. Ветер ослаб, но всё равно достигал силы почти семи баллов и по-прежнему дул с востока. Барометр на мостике показывал, что давление растёт. В куче плавника на берегу белели доски. Я надеялся, что Дженни не заметит их. Вместе с Бертом и Зелински мы сняли люки с трюма ? 3 и запустили деррик-краны. В начале четвёртого Дженни сообщила, что пар на лебёдках есть. Их тарахтенье и грохот падавших в трюм цепей деррик-кранов казался нам музыкой. Дженни быстро освоила работу крановщицы, мы втроём загружали бадьи в трюме, и дело спорилось. Руду мы сваливали прямо за борт. Наступили сумерки, и мы включили дуговые лампы. Ни разу в жизни не приходилось мне проводить ночь в таких трудах. Почти пятнадцать часов мы без перерыва махали лопатами в удушливом облаке красной рудной пыли. Казалось, груза не убавляется, однако постепенно его уровень понижался. Мы вспотели, нас покрыла пыльная корка, так что вскоре мы стали такими же ржавыми, как "Трикала". В шесть часов утра я велел кончать работу. Ветер упал, сменившись свежим бризом, и внутри рифового пояса волны заметно присмирели. Они по-прежнему с грохотом обрушивались на маленький пляж, но в них уже не ощущалось былой мощи. Мы с Дженни спустились в машинное отделение. Мак лежал под одним из котлов. Когда он выбрался оттуда, мы не узнали его: он был вымазан в мазуте с ног до головы, как будто выкупался в отстойнике. -- Ну, как наш левый двигатель?-- спросил я. -- Нужны ещё сутки, мистер Варди,-- сказал Мак и покачал головой. -- А в чём дело? -- Система питаний мазутных топок забилась. Придётся разбирать и чистить. Пара- хватит только для помп и лебёдок, а главные котлы запускать нельзя, пока не промоем трубы. -- Ну, делать нечего... Пойди перекуси. Заработает машина или нет, всё равно с приливом будем сниматься. Надеюсь, якоря выдержат. После завтрака все, за исключением Мака, вышли на палубу. Мы прикрепили якорные тросы к барабанам лебёдок. С левого борта трос тянулся к рифам, с правого -- на дно, к якорю. -- Как ты думаешь, этот якорь выдержит?-- спросил я Зелински. Он развёл руками. -- У меня есть надежда, вот и всё, что я могу сказать. Дно у моря скалистое. Время перевалило за половину восьмого. Как только волна подкатывалась под "Трикалу", её облегчённая корма приподнималась. Я послал Берта и Зелински на бак. Носовые якорные тросы мы уже успели прикрепить к лебёдкам. Их надо было травить по мере того, как будем стаскивать пароход на воду. Когда все заняли свои места и Берт взмахнул рукой, мы с Дженни выбрали слабину. Стук мощных лебёдок наполнил нас надеждой. Если только удастся стащить "Трикалу" на воду! Если только её корпус не повреждён! Если только якоря удержат нас, когда мы будем на плаву! Если только... Если... -- Порядок?-- крикнул я Дженни. Она кивнула. Прошли три вала, каждый из них чуть приподнимал корму. Наконец Дженни махнула рукой, но я уже и сам видел эту огромную курчавую волну, которая была намного выше остальных. Её белый гребень кипел и изгибался. Когда она, подняв тучи брызг, ударила в корму, я кивнул Дженни. Стук лебёдки, похожий на пальбу отбойного молотка, заглушил гром, с которым волна обрушилась на пляж. Я почувствовал, как поднимается корма. Трос с моего борта натянулся как струна. Он убегал к покрытым кипящей пеной рифам. Что же будет? Либо "Трикала" сдвинется с места, либо лопнет трос. Барабан лебёдки медленно крутился, мотор натужно ревел, и я с замиранием сердца ждал, что вот-вот где-то что-то сорвётся. Внезапно барабан пошёл быстрее и легче, под кормой "Трикалы" была новая волна. Я посмотрел на вторую лебёдку, там барабан тоже пошёл свободнее. Судно сползало на воду. Я поднял руку, и мы остановили лебёдки. Волна отхлынула. Насколько "Трикала" продвинулась к воде, сказать было нельзя, но, по-моему, на этой волне мы намотали не меньше тридцати футов троса. Правда, несколько футов составила растяжка. Мы стали ждать следующей большой волны. Теперь даже мелкие легко поднимали корму "Трикалы", и временами я готов был поклясться, что мы на плаву. Я не отважился ждать слишком долго, потому что судно, по-прежнему падавшее со скрежетом на пляж, теперь могло биться кормой о камни. Заметив довольно крупную волну, я кивнул Дженни. Вновь натянулись тросы, и барабаны принялись наматывать их. "Трикала" опять пришла в движение, но внезапно моя лебёдка взревела без нагрузки. Трос выскочил из воды, гигантской змеей взмыл в воздух и ударил по трубе парохода. То ли он проржавел, то ли его перерезало острым камнем в рифах. Пока мой трос, извиваясь, летел по воздуху, я взглянул на лебёдку, которой управляла Дженни. Теперь вся тяжесть судна была на ней, но барабан вращался без натуги, наматывая трос, и мотор не был перегружен. Я знаком велел Дженни не останавливать его. "Трикала" уже довольно легко скользила кормой вперёд. Волна откатилась. Дженни выключила лебёдку. Посмотрев на бак, я увидел, что тросы, прикреплённые к чёрным утёсам, туго натянуты. На этот раз "Трикала" не рухнула с грохотом на гальку. Я крикнул Берту, чтобы он отдал тросы вовсе, и рубанул рукой по воздуху. Мгновение спустя тросы упали с носа в воду. Лебёдка тянула "Трикалу" до тех пор, пока не встали над якорем. Мы запустили помпы и начали выравнивать судно, перекладывая груз. Прошлой ночью так облегчили кормовой трюм, что теперь корма задралась в воздух. Пока Мак бился с машиной, мы принялись вчетвером освобождать носовые трюмы. Время летело быстро. Якоря держали. Помпы, работавшие на полную мощность, справлялись с поступавшей водой. К вечеру ветер сменился на западный, и остров опять защищал нас. Спасность быть выброшенными на берег миновала, уровень моря быстро понижался. К трём часам мы устранили дифферент. Мак вышел из машинного отделения и сообщил, что система питания прочищена. Он пообещал развести пары, как только снова соберёт трубопровод. Теперь было ясно, что мы в безопасности, и я уснул прямо на камбузе перед печкой... После бритья и завтрака Мак повёл нас в машинное отделение. Здесь было жарко, кипела жизнь. Заработал один из главных котлов, по краям стальной заслонки топки виднелось красное пламя. Включился счётчик давления. -- Левую машину запущу ещё до полудня,-- с улыбкой пообещал Мак. По-моему, это был первый и последний раз, когда я видел, как Мак улыбается. Он был похож на школьника, который хвастается новой игрушкой. Над трубой клубились чёрные тучи дыма. Мы с Дженни стояли на мостике, и я прикидывал, как лучше вести судно. Ни я, ни Дженни толком ничего в этом не смыслили. Кроме Мака, никто из нас никогда не плавал на пароходах, да и он разбирался только в машинах. -- Если повезёт, будем дома через две недели,-- сказал я и поцеловал Дженни. Она со смехом пожала мне руку. -- Пока нам везло. Если не считать "Айлин Мор"... Мы пошли в рулевую рубку и стали проверять приборы, переговорные трубы, комплектность карт. Пробыв там час, мы услышали крики Берта и топот его ног по трапу мостика. Я вышел из рубки. -- Смотри!-- выпалил он, указывая рукой в сторону рифов. У южного устья прохода о шпиль разбилась волна, разлетевшись тучей брызг. Когда море чуть успокоилось, я увидел за проходом короткую трубу маленького судёнышка. В следующий миг я разглядел его чёрный нос, с которого стекала пенная вода. Нос был задран кверху, и создавалось впечатление, будто там всплывала подлодка. Форштевень смотрел прямо в проход. Я почувствовал, как нервы мои натянулись. -- Что это?-- спросила подошедшая Дженни и вздрогнула, когда в пене прибоя мелькнула чёрная труба. Судёнышко уже было в проходе. Ударила волна, и труба резко пошатнулась, потом выпрямилась -- точно так же, как мачта "Айлин Мор". На мгновение мы ясно увидели буксир, потом его поглотили брызги. В следующий миг буксир выскочил из прохода и попал на более спокойную воду. Нас разделяло менее полумили. Это был буксир Хэлси. -- Берт, тащи винтовки, живо!-- приказал я.-- И патроны. Через несколько минут мы заняли "огневые позиции", оставив Мака приглядывать за машиной. Если удастся развести пары, прежде чем Хэлси возьмёт нас на абордаж, мы, вероятно, сможем спастись. Дженни и я засели с винтовками на мостике, защищённом бронированными боковинами. Зелински с Бертом расположились на корме. Кроме винтовок у нас было по револьверу. Буксир пошёл прямо на нас. Я отчётливо слышал, как звякнул его машинный телеграф, когда они дали малый вперёд. В бинокль мне был виден стоявший на мостике Хзлси. Его чёрная борода поседела от соли. Он был без фуражки, и длинные чёрные космы свешивались ему на лицо. Рядом с Хэлси стоял прямой и долговязый Хендрик. -- Он попробует сразу взять нас на абордаж?-- спросила Дженни. . -- Нет, сначала окликнет,-- ответил я.-- Он не знает, кто на борту, и попытается это выяснить, прежде чем возьмётся за дело. -- Джим! Помнишь, что сказал Берт? Когда Хэлси завладеет серебром, он бросит свою команду здесь, и Рэнкина, наверное, тоже. Должно быть, кроме тех пятерых, что спаслись с "Трикалы", на борту есть ещё люди. Если удастся настращать их и сыграть на этом...-- Она поднялась на ноги.-- В рубке есть мегафон. Это был шанс. Во всяком случае, шанс выиграть время. Я схватил переговорную трубку, шедшую в машинное отделение, и позвал Мака. -- Это вы, мистер Варди?-- донёсся его далёкий тихий голос. -- Да. Хэлси пожаловал. Скоро ты запустишь левый двигатель? -- Э... через час, раньше не обещаю. -- Хорошо. Я на мостике. Как только будет готово, немедленно сообщи. Появись Хэлси двумя часами позднее, мы смогли бы ускользнуть от него. Похоже, удача изменила нам. Вернулась Дженни и вручила мне мегафон. Вода под винтами буксира вспенилась, когда он дал задний ход и лёг в дрейф на расстоянии полёта брошенного камня. -- Ахой, "Трикала"!-- донёсся из громкоговорителя голос Хэлси.-- Кто на борту? И чуть погодя: -- Ахой, "Трикала", это спасательный буксир "Темпест", выполняющий задание британского адмиралтейства! Он, конечно же, лгал. Но теперь стало ясно, что он не предполагал застать тут нас с Бертом. -- Ахой, "Трикала"!-- в третий раз заорал он.-- Есть кто на борту? Я поднёс микрофон к губам и, не высовываясь из-за укрытия, крикнул: -- Ахой, "Темпест"! "Трикала" вызывает команду "Темпеста"! С вами говорит несостоявшийся офицер британской армии. Именем короля я овладел "Трикалой" и грузом серебра, который находится на борту. Далее. Приказываю выдать мне капитана Хэлси, обвиняемого в убийстве двадцати трёх членов команды "Трикалы", также его сообщников: Хендрика, бывшего первого помощника капитана "Трикалы", и двух матросов, Юкса и Ивэнса. Эти лица должны быть доставлены на борт нашего судна в наручниках. Предупреждаю, что если вы, повинуясь приказаниям обвиняемого, совершите пиратский акт, то вас, вполне возможно, постигнет та же судьба, что и команду "Трикалы". Хэлси -- убийца и... На буксире включили сирену, и мой голос утонул в её г ое. За кормой завертелись винты, вода вскипела, и буксирчик пошёл прочь, развернувшись по широкой дуге. Сирена ревела, над трубой виднелось белое перышко пара. -- Потрясающе, Джим!-- воскликнула Дженни, схватив меня за руку.-- Ты нагнал на него страху. Меня охватило радостное возбуждение, но оно быстро прошло. Хэлси вернётся. Полмиллиона в серебряных слитках -- такая приманка скоро развеет тревожные сомнения его команды. Да и добился я немногого: выиграл толику времени, сообщил Хэлси, с кем он имеет дело, вот и всё. -- Как он теперь поступит, а?-- спросила Дженни. -- Попытается воодушевить свою команду горячей речью и вернётся,-- ответил я. -- Он пойдёт на абордаж? -- Бог знает. Лично я на его месте перерезал бы якорные цепи. Гогда "Трикала" через несколько минут оказалась бы вон на тех скалах, и он мог бы не спеша расправиться с нами. Буксирчик лёг в дрейф примерно в полумиле к северу от нас, внутри рифового пояса. В бинокль мне было видно, как его команда собралась на баке под мостиком. Я насчитал около десяти человек. Стоя на мостике, Хэлси обращался к ним с речью. С кормы едва слышно донёсся голос Берта. Я перешёл на левую сторону мостика, чтобы посмотреть, зачем он меня зовёт. Берт стоял возле трёхдюймовки, кивал мне и указывал на орудие. Потом он открыл один из ящиков, вынул снаряд и сделал движение, как будто загоняет его в казённик. В следующий миг я уже скатился по трапу мостика и бежал на корму. Мне и в голову не приходило, что эти древние проржавевшие орудия можно пустить в дело. Если они ещё способны стрелять, мы спасены. Когда я подошёл, Берт возился с казёнником. Оглядевшись, он ухмыльнулся и сказал: -- Чёрт знает, будет оно работать или нет. Во всяком случае, затвор открыть удалось. Вертикальная наводка в норме, горизонтальная чуть заедает. Может, попробуем, а? Орудие смазывали, хотя и очень давно. Ржавчина на стволе только-только начинает шелушиться. Пятьдесят шансов из ста, что его разорвёт, но если другого выхода нет, надо рискнуть. Я заколебался. С виду орудие казалось проржавевшим насквозь. Его больше года щедро омывало волнами. -- А может, лучше пальнуть из носового?-- предложил я. -- Я его ещё не смотрел. Может, оно и получше, но я сомневаюсь: оно всё время стояло дулом к ветру. Всё равно мы уже не успеем -- вон этот чёртов буксир, опять сюда плывёт. Буксир развернулся и вновь направился к нам. -- Наводи по горизонтали,-- велел мне Берт.-- Вертикаль и выстрел -- моя забота. Он открыл затвор и загнал снаряд в казённик. Тот с лязгом захлопнулся. Я попросил стоявшего рядом Зелински сбегать на мостик за мегафоном. -- Надо их предупредить,-- сказал я.-- Если не остановятся, пустим снаряд у них перед носом. Берт взгромоздился на сиденье наводчика. -- На этом снаряде нулевой запал. Не забывай о тросе,-- предостерёг он, когда я забрался на второе сиденье. Он имел в виду трос, который был прикреплён к якорю, брошенному в воду Зелински. Трос лежал на палубе недалеко от меня и не был натянут. "Трикала" стояла носом к ветру, и я мог не опасаться внезапного натяжения этого троса. Буксир быстро приближался. На палубах не было ни души. Хэлси дал своим людям приказ укрыться. На мостике стояли Юкс, Ивэнс и Хендрик, я видел их в бинокль. У Юкса и Ивэнса были винтовки. Зелински подал мне мегафон. Буксир сбавил ход. Как я и думал, он направлялся к тому месту, где якорный трос уходил под воду. Когда буксир подденет его носом, команда перепилит трос ножовкой, а потом,.сделает то же самое с носовой якорной цепью. Я поднёс рупор к губам и заорал: -- Ахой, "Темпест"! Если вы не отвернёте, я открываю огонь! -- Идут прежним курсом,-- сказал Берт.-- Влепим им? Мы навели орудие, и я с замиранием сердца приказал: -- Огонь! Вспыхнуло пламя, раздался взрыв, от которого у меня зазвенело в ушах, и в тот же миг огромный водяной столб взметнулся перед самым форштевнем буксира. -- Хар-рош!-- гаркнул Берт.-- Это приведет их в чувство. Он уже спрыгнул с сиденья и загонял в казённик второй снаряд. Я сидел, слегка ошеломлённый тем, что орудие выстрелило и мы всё ещё живы. По палубам "Темпеста" метались люди. Мы сидели прямо над ними и могли стрелять в упор. Они это знали. Я увидел, как кто-то на мостике отчаянно крутит штурвал. Лязгнул машинный телеграф, винты вспороли белую воду за кормой. -- Гляди. Они хотят обрубить наш якорный трос! Лихорадочно пытаясь отвернуть, они, похоже, напрочь забыли об этом тросе. Я думал, он сорвёт им мостик, трубу и всё остальное, что торчит над палубой. Но буксир врезался в трос форштевнем и потащил его. Получилась громадная петля. Вдруг я услышал голос Дженни: -- Джим, берегись троса! В тот же миг трос выскочил из воды и хлестнул по воздуху, как тетива лука. Что-то взлетело с палубы и с треском ударилось о моё сиденье. Меня пронзила жгучая боль, потом я почувствовал, что падаю вниз, и стал терять сознание. Наступила темнота. Я пришёл в себя на дне шлюпки, рядом с моей головой -- нога, обутая в морской сапог. Одежда промокла, я дрожал от холода. Шлюпка неистово плясала, мерно поскрипывали вёсла. Я посмотрел вверх и увидел на фоне серого неба чьи-то колени, заслонявшие от меня лицо этого человека. Он опустил голову и поглядел на меня. Это был Хендрик. Теперь я понял, что меня сбросило с кормы "Трикалы" ударом троса. Ветром и течением повлекло к буксиру. Хэлси спустил шлюпку. Берт, наверное, испугался открывать огонь. Или они пригрозили застрелить меня, если он это сделает. Я шевельнулся на жёстких досках, но мой бок пронзила такая боль, что я, кажется, снова потерял сознание. Когда очнулся, меня вытаскивали из шлюпки. -- Он в сознании, мистер Хендрик?-- услышал я голос Хэлси. -- Да, всё в порядке. На ногах и на спине изрядные кровоподтёки, но это пустяки. Меня снесли по трапу, втащили в крохотную каюту и швырнули на койку. Хендрик и Хзлси остались со мной. Халси пододвинул стул и сел. -- Ну-с, милый мальчик, может быть, теперь вы расскажете мне, как очутились на борту "Трикалы"?-- голос его звучал мягко и вкрадчиво, как у женщины, но был холодным и бесцветным. -- Что вы со мной сделаете?-- спросил я, стараясь говорить ровным, спокойным тоном. -- Это зависит от вас и ваших друзей,-- отвечал он.-- Ну, рассказывайте. Вы с Куком явились на борт "Темпеста" в Ньюкасле и узнали от Рэнкина, где находится "Трикала". Что было потом? -- Мы достали яхту и пошли к Скале Мзддона,-- ответил я. -- Как достали? Сколько вас тут? -- Несколько человек,-- уклончиво ответил я. Хэлси прищёлкнул языком. -- Пожалуйста, поточнее, Варди. Сколько вас? -- А вы сами узнайте,-- предложил я. Я был напуган, но уже владел собой. Он засмеялся злым невесёлым смехом. -- У нас есть способ заставить вас говорить. О, погодите-ка, я видел на борту женщину. Она очень похожа на мисс Соррел, которая села с вами на плот, когда мы покидали "Трикалу". Это мисс Соррел?-- внезапно его голос зазвучал резко. Хэлси склонился ко мне.-- Ну, Варди? Я приготовился к удару, но вспышка ярости быстро прошла, и Хэлси откинулся на спинку стула. -- Понятно,-- продолжал он.-- Это мисс Соррел, и она влюблена в вас, иначе ни за что не потащилась бы сюда. Что ж, это упрощает дело,-- он снова хихикнул.-- Я дам вам шанс, Варди. Посоветуйте своим друзьям сдаться. Вы -- беглые заключённые, закон против вас. Но если мне позволят без помех подняться на борт "Трикалы", то по возвращении в Англию... -- Я не дурак,-- перебил я его.-- Вы не намерены возвращаться в Англию вместе со своей командой, не говоря уж о нас. Вы бросите их точно так же, как бросили команду "Трикалы", и возьмёте с собой только свою старую шайку. Он вздохнул. -- Ну-ну, мой мальчик. У вас просто разыгралось нездоровое воображение. Что ж, я вас покидаю. Поразмыслите о вашем положении. В суде захват "Трикалы" и стрельбу по нашему буксиру расценят как акт пиратства. -- А как расценят ваши действия? Например, то, что выбросили судно на этот пляж?-- парировал я. Хэлси рассмеялся. -- Да,-- сказал он,-- вынужден признать, что мне не хотелось бы доводить дело до суда. Я вношу предложение. Если после моего возвращения в порт власти недосчитаются какого-то количества серебра, я смогу заявить, что мне не удалось поднять со дна всё до последней крошки. Что, если я высажу вас и ваших друзей... ну, скажем, в Тромсё, в Норвегии? Человек с деньгами всегда может скрыться. Подумайте об этом, друг мой, а я пока пойду и надавлю на ваших приятелей.-- Он с улыбочкой покачал головой.-- Ах, Ромео, Ромео... Идёмте, мистер Хендрик. Думается, пора кликнуть Джульетту. Его зловещий смех ещё долго звенел у меня в ушах. Вскоре на палубе ожил громкоговоритель: -- "Темпест" вызывает "Трикалу",-- голос Хэлси звучал слабо и глухо.-- Если вы не сдадите судно и серебро в течение часа, я повешу Варди за пиратство. Он повторил своё заявление ещё раз и отключил громкоговоритель. Я вспомнил команду "Трикалы" и историю с "Пинангом". Хзлси не блефовал. Либо через час я буду болтаться на верёвке, '. либо Дженни и Берт сдадут судно. В любом случае конец один -- смерть. Хэлси не станет убивать нас, а просто бросит на Скале Мэддона и предоставит умирать естественной смертью. Это поможет ему зализать муки совести. На миг я потерял рассудок, но в конце концов заставил себя успокоиться и сесть на койке. Я должен найти путь к спасению. Я должен удрать с буксира. X. ДИНАМИТ Я мало-помалу успокоился. Должен же найтись какой-то выход. Переборки в каюте были деревянные, но прочные. Топот резиновых сапог раздавался над самой моей головой. Я посмотрел вверх. В палубе был люк, а в стене -- крохотный иллюминатор дюймов шести в диаметре. Я встал на стул и, открыв заслонку, увидел чьи-то расставленные ноги, а в полумиле от буксира -- ржавую "Трикалу". Даже будь иллюминатор пошире, всё равно полмили мне в такой холодной воде не проплыть. Вдруг я услышал чей-то разговор: -- Ты когда-нибудь видывал такое, Вилл? Я двадцать три года хожу по морям и не припомню, чтобы людей вешали за пиратство. Даже' если он и пират, всё равно вешать без суда нельзя, это убийство. Ноги переступили по палубе, заслонив от меня "Трикалу". -- Убийство?-- послышался второй голос.-- Не знаю, может, и так. В любом случае мне это совсем не нравится. Капитан, должно быть, сдурел. Да и может ли Хэлси судить, что пиратство, а что не пиратство? Ты можешь мне сказать, почему погибла вся команда "Трикалы"? -- Не оглядывайтесь,-- тихо проговорил я в иллюминатор.-- Стойте, как стоите. Я могу дать вам ответ. Шлюпки "Трикалы" были испорчены специально, чтобы погубить команду. В ту ночь было убито двадцать три человека. Главные виновники -- Хэлси и Хендрик. -- Откуда ты знаешь?-- спросил голос с ирландским акцентом. -- Я спасся на плоту,-- ответил я.-- Это -- правда, и от неё может зависит ваша жизнь. Хэлси возьмёт с собой в Англию только людей из своей старой команды. Остальных бросят на Скале Мэддона, как только серебро будет перегружено на буксир, а "Трикала" уничтожена. Вы меня понимаете? Они не ответили. -- Хэлси выдал команде оружие?-- спросил я. -- Нет, вооружены только он сам, помощник и двое из старой команды, Юкс и Иване. -- Значит, вы в его руках. А как там Рэнкин? -- Он чего-то боится. Оружие есть только у четверых. -- Попросите Рэнкина прийти сюда. Скажите, что с ним будет говорить Варди. Дело жизни и смерти, так ему и передайте. И расскажите всем остальным то, что услышали от меня. И учтите, если вы не поторопитесь, ваши кости будут валяться на Скале Мэддона. -- Это правда, что ты осуждённый? -- Да. Я пытался предостеречь команду "Трикалы", и меня упекли за бунт на корабле. Довольно вопросов. Если вам дорога жизнь, захватите судно. Несколько секунд они стояли без движения, потом ирландец сказал: -- Пошли, Вилл, я хочу поговорить с Джессопом. Это был лишь слабый лучик надежды, но я воспрянул духом. Минуты тянулись медленно. Кто такой этот Джессоп? Поверили они мне или нет? Успеют ли что-нибудь предпринять, прежде чем Хэлси осуществит свою угрозу? Я принялся осматривать каюту, скорее, чтобы занять себя, чем из любопытства. Сидеть и ничего не делать было слишком мучительно. На полочке возле койки стояли книги по морскому делу, сочинения Шекспира, полный Бернард Шоу, кое-что из Юджина 0'Нила. С внезапным любопытством я вытащил из ящика стола кипу писем. Вскоре я уже вовсю рылся в вещах капитана Хэлси, забыв, что мне осталось жить меньше часа. Я хотел отыскать какой-нибудь ключик к прошлому этого человека. И я нашёл его. В отдельном конверте, помимо писем от жены, адвокатов и деловых партнёров из Шанхая и Кантона, лежали газетные вырезки. Там я обнаружил фотографию, точно такую же, как в "Театрале", а под ней подпись: "Исчезновение Лео Фудса, подозреваемого в поджоге". Ниже шёл текст: "Молодой актёр Шекспировского театра Лео Фудс разыскивается в связи с пожаром в айлингтонском театре, случившимся 25 января и унесшим десять жизней. Фудс, бывший владельцем этого театра, бесследно исчез. Полагают, что он влез в долги, а театр был застрахован на крупную сумму. Пожар начался в оркестровой яме. Один из рабочих сцены видел, как незадолго до этого оттуда выходил Лео Фудс. Полиции выдан ордер на его арест. Подразумевается, что наряду с обвинением в поджоге Фудсу будет предъявлено обвинение в убийстве". В остальных вырезках сообщалось примерно то же. Все они были вырезаны из газет за февраль 1922 года. Запихнув их обратно в конверт, я сунул его в карман. В этот миг кто-то тихо позвал меня по имени. Напротив иллюминатора, привалившись спиной к леерам, стоял Рэнкин. Лицо у него было бледное и рыхлое. Наши взгляды встретились, потом он отвернулся. -- Говорят, ты хотел меня видеть,-- тихонько сказал он, нервно теребя дрожащей рукой золочёную пуговицу на кителе. -- Да,-- ответил я.-- Тебя бросят на Скале Мэддона вместе с остальной командой. -- Откуда ты знаешь?-- Его глаза безумно сверкнули. -- Я обвинил Хэлси в намерении оставить тут команду. Он сказал, что я прав и что вместе с командой бросят и эту "трусливую свинью Рэнкина", чтобы составил им компанию. Это была ложь, но он поверил мне. Поверил потому, что и сам этого боялся. -- Что я могу поделать?-- спросил он.-- Чего ты хочешь? Я знал, что так оно и будет, знал с той самой ночи в Ньюкасле... -- Ты мог бы послать радиограмму? -- Нет. На вторые сутки плавания Хэлси разбил аппаратуру под тем предлогом, что необходимо блюсти полную секретность. Но я понял, почему он не хочет, чтобы радио работало. -- Расскажи команде про свои опасения. -- Они мне не доверяют. Их обуяла жажда денег. Да и вообще, это тёртый народ. -- Но теперь они напуганы,-- сказал я.-- Тут есть какой-то Джессоп, да? -- Да, американец. Самый матёрый из всех. -- Иди и переговори с ним. У тебя есть оружие? -- Револьвер. Я припрятал его в каюте. Слушай, Варди, если я помогу тебе выкрутиться, ты дашь на суде показания в мою пользу? -- Дам,-- пообещал я.-- К убийству команды "Трикалы" ты причастен лишь косвенно. В худшем случае тебе грозит какой-нибудь мягкий приговор. А может, мы сумеем и вовсе тебя вытащить. Во всяком случае, я сделаю всё, что в моих силах. Послышался топот ног по трапу, я прикрыл иллюминатор. В замке повернулся ключ. Я сел и закрыл лицо руками. В дверях стоял Хендрик. Он оглядел каюту, заметил иллюминатор и вышел, ничего не сказав. Но вскоре явился Юкс, чтобы исполнять обязанности тюремщика. Хендрик видел Рэнкина на палубе против иллюминатора и всё понял. Вновь потянулись минуты ожидания. У меня больше не было возможности снестись с командой буксира, но чувствовал себя спокойнее, хотя лоб мой покрывала испарина, как при лихорадке. Наконец с мостика донёсся слабый звон машинного телеграфа, и судёнышко мелко задрожало. Закрутились винты, я слышал, как под бортом буксира плещутся водовороты. Через несколько минут снова звякнул телеграф, и дрожь прекратилась. Потом я услышал голос Хендрика, он приказывал всем матросам собраться на баке. У меня над головой затопали ноги, ключ в замке повернулся, и вошёл Хендрик с куском плетёной верёвки в руках. Он связал мне руки за спиной и потащил на палубу. Буксир стоял примерно в четырёх кабельтовых от кормы "Трикалы". На палубе ржавого заброшенного парохода не было видно никаких признаков жизни. Меня втолкнули на мостик, по которому вышагивал Хэлси. Ивэнс стоял за штурвалом, на плече у него болталась винтовка, из кармана торчала рукоять пистолета. Матросы сгрудились под мостиком. У них был суровый вид. С прикреплённого к мачте блока свисала верёвка с петлёй на конце. Хэлси остановился и повернулся ко мне. -- Если вы велите вашим друзьям сдать "Трикалу" и серебро, я высажу вас на какой-нибудь берег в целости и сохранности,-- сказал он. -- Уж конечно,-- громко ответил я.-- На берег Скалы Мэддона, где вы намерены оставить этих несчастных парней. Я кивнул на команду. Из толпы стоявших с задранными головами матросов послышался тихий ропот. -- Заткните ему глотку!-- резко приказал Хэлси. Юкс запихнул мне в рот грязный платок и закрепил его верёвкой. -- Он у нас запоёт по-другому, когда почувствует, как петля кусает его за шейку,-- сказал Хэлси и вновь принялся расхаживать туда-сюда по мостику. К матросам присоединились ещё несколько человек, теперь их было около десятка. -- Приглядывайте за ними,-- шепнул Хэлси Хендрику.-- Они напуганы, и я им не доверяю. И следите за Рэнкиным. Тот появился откуда-то с кормы и взошёл по трапу на мостик. Лицо его искажали гримасы, глаза лихорадочно блестели. -- Мистер Рэнкин,-- сказал ему Хэлси.-- Если вас не затруднит, оставайтесь внизу с матросами. Рэнкин остановился и разинул рот. Он постоял, словно заворожённый взглядом Хэлси, потом спустился на бак и смешался толпой матросов. Хэлси подошёл к козырьку мостика. -- Матросы!-- театрально вскричал он и воздел руку к небу, будто Антоний, призывающий к молчанию римскую чернь.-- Матросы! Я созвал вас, чтобы вы присутствовали при казни человека, виновного в морском разбое. Этот человек, осуждённый за бунт на корабле, совершил побег из Дартмура и... -- Капитан Хэлси,-- перебил его долговязый тощий матрос,-- когда мы отправлялись с вами в плавание, нам и в голову не приходило, что мы станем соучастниками убийства. -- Кто тут говорит про убийство?-- бородка Хэлси дёрнулась.-- Это казнь, а не убийство. -- Международное морское право запрещает вешать людей без суда. -- Когда мне понадобится ваше мнение, я спрошу его, Джессоп,-- голос Хэлси звучал почти как рык. Но американец не уступал, и я вдруг начал надеяться. -- Вот что, капитан. Мы считаем, что парень имеет право на судебное разбирательство его дела. Хэлси ударил кулаком по поручням мостика. -- Заткнись, собака бунтарская!-- заорал он.-- Иначе я закую тебя в кандалы! Держите оружие наготове,-- быстро шепнул Хэлси Хендрику.-- И следите за Рэнкиным. Он что-то нервничает. Хэлси снова повернулся к команде. -- Матросы!-- воскликнул он, прерывая поднявшийся ропот.-- На карте полмиллиона фунтов стерлингов, и сейчас не время вдаваться во все тонкости международного морского права. Нам надо подняться на борт "Трикалы", и если для достижения этой цели придётся удушить беглого бунтовщика, значит, давайте удушим его, как бы это ни было нам неприятно. Либо он велит своим людям сдать судно, либо мы вздёрнем его. Ну-с, Варди?-- спросил он, оборачиваясь ко мне. Я закивал головой и принялся мычать с таким видом, будто прошу слова. -- Пусть говорит,-- негромко потребовали несколько человек из команды, и Хэлси отвязал мой кляп. -- Вот микрофон громкоговорителя,-- сказал он, резким движением протягивая мне чёрную бакелитовую коробочку. -- Сначала я вас кое о чём спрошу,-- громко произнёс я, чтобы меня слышала команда.-- Как вы намерены обойтись с этими людьми, когда завладеете серебром? Вы бросите их точно так же, как бросили... Он ударил меня кулаком в лицо, и я повалился на стоявшего за моей спиной Юкса. В тот же миг Хендрик крикнул: -- Берегитесь, сэр! Толпа на баке раздалась в стороны, и я увидел Рэнкина с пистолетом в руках. -- Бросьте оружие, Рэнкин,-- приказал Хэлси. Но Рэнкин, дрожа словно в лихорадке, навёл пистолет на капитана. Совсем рядом со мной сверкнула вспышка, и раздался оглушительный гром. Рэнкин разинул рот, по лицу его пробежала гримаса удивления, в уголке рта показалась струйка крови. Он глухо закашлялся и осел на палубу. Хэлси шагнул вперёд. Пистолет у него в руке дымился. Капитан посмотрел вниз на свою ошеломлённую команду. -- Бунт, да? Что ж, я застрелю первого, кто сделает шаг вперёд. Оробевшие матросы в страхе примолкли, Хендрик дёрнул свихнувшегося Хэлси за рукав и указал на "Трикалу". -- Они навели на нас орудие, капитан. Может, благоразумнее было бы не рисковать? -- Пока Варди жив, они не осмелятся выстрелить. -- А что, если дождаться ночи и взять их на абордаж в темноте? Хэлси ядовито засмеялся. -- Команда напугана и бунтует. У нас нет другого выхода, мистер Хендрик. Юкс, накиньте ему на шею петлю и поставьте его на верхнюю ступеньку трапа. Пенька была шершавая и мокрая. Я провёл языком по разбитым губам, во рту стоял солёный привкус крови. Теперь команда уже ничем мне не поможет. Она безоружна, и Хэлси держит её в руках. Осталось только одно. -- Капитан,-- сказал я,-- давайте микрофон. Ваша взяла. Он заколебался, буравя меня своими чёрными глазами и пытаясь угадать, что я задумал. Похоже, у меня был достаточно убитый вид, потому что Хэлси поднёс микрофон к моему лицу. -- Берт!-- крикнул я. Он сидел на месте наводчика. Второе сиденье занимала Дженни. Дуло орудия было нацелено на буксир. -- Берт, слушай мою команду! Огонь! Кто-то снова ударил меня кулаком по лицу, потом я услышал доносившийся из громкоговорителя голос Хэлси: -- Остановитесь! Как только вы выстрелите, я убью Варди. Слушайте внимательно. Сейчас мы отойдём от вас подальше. Даю вам четверть часа, чтобы покинуть "Трикалу". Если по истечении этого срока вы останетесь на борту, Варди будет повешен. В ответ донёсся усиленный рупором голос Берта: -- Вот что, капитан Хэлси. Как только ноги Варди оторвутся от палубы, я подниму вас всех на воздух. И не пытайтесь отплыть, иначе я открою огонь. Матросы "Темпеста", человек, стоящий на мостике,-- убийца-маньяк. Если у вас не хватит духу схватить его, он прикончит вас так же, как прикончил... -- Оба двигателя -- полный вперёд!-- приказал Хэлси. Хендрик подскочил к ручке машинного телеграфа и дважды резко дёрнул её. -- Есть полный вперёд, сэр!-- доложил он. Винты вгрызлись в воду, и мостик задрожал. Увидев, как за кормой буксира вскипает пена, Берт крикнул: -- Глушите моторы! Команда возроптала, и я услышал крик американца Джессопа. -- Остановитесь, капитан, ради Бога! -- Приготовьте револьвер, мистер Хендрик,-- приказал Хэлси.-- Назад, вы!-- рявкнул он на матросов. В тот же миг прогремел взрыв, и всё вокруг потонуло в огромном столбе воды. Меня швырнуло на поручни мостика, я поскользнулся и упал. Я увидел на фоне неба трубу. Она валилась вперёд. Хендрик, спина которого была прижата к штурвалу, тоже заметил её. Я помню, как он разинул рот, но у меня заложило уши, и я ничего не слышал. Труба снесла ограждение мостика и рухнула на Хендрика. Паровой гудок впился ему в живот. Потом мостик медленно обвалился, и мы упали в толпу матросов. Поднявшись на ноги, я обнаружил, что на шее у меня больше нет верёвки. В борту буксира, в самой серёдке, зияла огромная пробоина, из которой вырывались сполохи огня. Я услышал приглушённые крики и рёв пара. Кто-то перерезал мои путы. Я увидел, как американец разоружает пытавшегося встать Хэлси. Тело Хендрика лежало в луже крови. Юкс метался по палубе, спотыкаясь и прижав ладони к глазам. Обезоруженный и ошалевший Ивэнс стоял рядом. Кажется, Джессопу удалось призвать матросов к порядку. Они бросились на корму и спустили две шлюпки. Кто-то схватил меня за руку и спихнул в одну из них. Когда мы отвалили от борта буксира, я увидел рвущееся из пробоины пламя и чёрный дым, который клубился над тем местом, где была труба. Я поднял голову и увидел бегущего на корму Хэлси. Он умолял пустить его в шлюпку, но Джессоп только рассмеялся в ответ, -- Иди расскажи о своей беде команде "Трикалы"!-- крикнул он и, повернувшись к сидевшим на вёслах матросам, приказал:- Навались. Вы что, ребята, с ума посходили? Огонь вот-вот доберётся до динамита. Навали-ись! Юкс и Ивэнс изо всех сил налегли на вёсла. Хэлси на палубе буксира лихорадочно резал канаты, крепившие плот. Освободив плот, он обнаружил, что не в силах поднять его в одиночку. Казалось, он сошёл с ума от страха. Дико озираясь, он схватил какуюто корзину и принялся тушить ею огонь. Я повернулся к Джессопу. -- Сколько там динамита? -- Похоже, старик Хэлси хотел, чтобы от "Трикалы" и следа не осталось. -- Вы знали об этом, когда отказали Хэлси в праве сойти в шлюпку? -- Слушайте, мистер, я вас спас или нет? А ему в шлюпке не хватило места, вот и весь сказ. И забудьте о Хэлси. Пусть теперь хлебнёт микстурки собственного изготовления. Над нами навис ржавый борт "Трикалы", и я услышал крик Берта: -- Ты цел, Джим? -- Всё в порядке,-- ответил я. Рядом со шлюпкой в воду плюхнулся верёвочный трап, и я взобрался по нему на палубу. Я чувствовал слабость в ногах, моё разбитое лицо опухло. Шелушащаяся от ржавчины палуба показалась мне родным домом. Дженни повисла у меня на шее, смеясь и плача одновременно. Я погладил её по голове. Мне не верилось, что я провёл на борту "Темпеста" лишь час с небольшим. Я повернулся к Берту. -- Построй матросов на палубе, Я должен кое-что им сказать. Один за другим они взобрались на борт. Кое у кого было оружие, изъятое у Хэлси и его сообщников. Берт разоружил матросов и выстроил у леерного ограждения. Потом он посмотрел за корму и воскликнул: -- Эй, гляньте-ка на буксир! Вон как огонь раздуло! Мы столпились у фальшборта. Буксир был похож на брандер, на пылающий факел. Ветер отнёс огонь на корму. И в самой середине этого пекла обезумевший Хэлси бился с плотом, стараясь спихнуть его за борт. Ему удалось поднять один край плота на планшир. Фигура Хэлси чётко выделялась на фоне пламени. Каким-то нечеловеческим усилием он сумел взять второй конец плота на плечо и выпрямиться. Плот с плеском упал в воду, и в этот миг в чреве буксира прогремело несколько коротких сухих взрывов, а потом всё судно разлетелось на куски, пламя и обломки .взмыли высоко в воздух, послышался оглушительный рёв. От "Темпеста" остались только нос и корма, они медленно задрались кверху и ушли под воду. Облако тёмного пара зависло над местом гибели буксира, оно имело форму дымного колечка. Потом ветер разорвал его на длинные космы. -- Вот как кончил наш Хэлси,-- пожав плечами, проговорил Берт.-- Не могу сказать, что буду тосковать по нему. Так, ребята, а ну, построились! Эй, ты!-- крикнул он перепуганному Юксу.-- Хватит бормотать молитвы за упокой его души! Я подошёл к американцу. -- Надеюсь, вы понимаете моё положение. На борту огромные ценности, и у меня не хватает людей. Вас отведут в кают-компанию и посадят под замок до тех пор, пока мы не попадём на морские пути. Если вы не станете причинять нам беспокойств, то по возвращении в порт я дам вам сойти на берег и скрыться. В любом случае я помогу вам доказать вашу невиновность на дознании. Юкс и Ивэнс, на вас наденут наручники. Есть среди вас радист? Джессоп указал на низкорослого матроса с хитрющими глазками и курчавыми светлыми волосами. -- Вы пойдёте в радиорубку и немедленно приступите к ремонту аппаратуры. Мне нужна связь с береговыми станциями, и как можно скорее.-- Я повернулся к Берту.-- Отведи их в кубрик. Дженни, что слышно из машинного отделения? -- Не знаю. Мы так волновались за тебя, что нам было не до машинного отделения. -- Ладно, пошли на мостик, поговорим с Маком. Должно быть, он уже развёл пары. Надо убираться отсюда, пока море спокойное. Мак сообщил, что можно отправляться в путь, и пообещал к завтрашнему утру запустить машину, если всё будет хорошо. Через пять